«Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря»

Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря (fb2) - Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря 6805K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Иванович Мельтюхов

Михаил Иванович Мельтюхов Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря

© Мельтюхов М.И., 2014

© ООО «Издательство Алгоритм», 2014

Предисловие

В ходе Первой мировой войны, а затем Революции и Гражданской войны в России вновь возник вопрос о политическом переделе Восточной Европы. Одним из важных аспектов этого вопроса была проблема статуса Прибалтики, на территории которой возродилось Литовское, и впервые возникли Латвийское и Эстонское государства. В результате Советская Россия утратила стратегически важный прибалтийский регион, в борьбе за овладение которым в предыдущие века были принесены неисчислимые жертвы. В стратегическом плане особенностью Прибалтийского плацдарма является его неравноценность для Российского государства и его потенциальных противников из числа западных великих держав. Обладание этим плацдармом дает западным державам исключительные возможности для вторжения в центральные районы России. Тогда как контроль над этим регионом со стороны России необходим, прежде всего, для обеспечения безопасности страны, но не давал ей возможности создать серьезную угрозу западным державам, за исключением восточно-прусской провинции Германии. Понятно, что интересы национальной безопасности Советского Союза требовали, чтобы Прибалтийский плацдарм не мог использоваться враждебно настроенными державами. В зависимости от своих возможностей и общего развития международных отношений советское руководство пыталось решить эту проблему.

В советской политике нейтрализации Прибалтийского плацдарма в межвоенный период можно выделить два этапа: 1920–1932 гг., когда главными потенциальными противниками, которые могли использовать этот плацдарм, были Англия и Франция, и 1933–1939 гг., когда наибольшая угроза исходила от Германии и Польши. Начавшаяся Вторая мировая война кардинально изменила международную обстановку в Европе. В этих условиях советская политика в отношении Прибалтийского плацдарма вступила в третий этап (1939–1940 гг.), завершившийся вхождением республик Прибалтики в состав СССР. Анализу политики Кремля на этом этапе и посвящена предлагаемая вниманию читателей книга, которая является заключительной частью проекта «Прибалтийский плацдарм в международной политике Москвы (1918–1940 гг.)», направленного на изучение сложных советско-прибалтийских отношений соответствующего периода в контексте борьбы Советского государства за обеспечение собственной безопасности и возвращение статуса «великой державы».

Необходимость реализации подобного проекта связана с заметной неравномерностью в исследовании советско-прибалтийских отношений. Если по проблемам Гражданской войны 1918–1920 гг. на северо-западе бывшей Российской империи имеется довольно обширная отечественная историография, то обобщающего исследования взаимоотношений Советского Союза и стран Прибалтики в 1920-е – начале 1940-х гг. в российской историографии нет до сих пор, поскольку лишь отдельные сюжеты этого периода стали объектами исторических исследований. К сожалению, в советской историографии второй половины ХХ века эти события изучались с учетом политической конъюнктуры и все наиболее сложные темы упоминались вскользь, а то и просто замалчивались. Политические изменения конца 1980-х – начала 1990-х гг. в СССР придали этим слабоизученным темам чисто политическое звучание, что сделало их скорее элементом политической борьбы, нежели объектом научного исследования. Затем в постсоветской историографии превалировал резко критический подход к описанию отдельных сюжетов этой темы. Однако по мере расширения доступа к документам того периода появилась возможность более объективно исследовать советско-прибалтийские отношения в их динамике.

На взгляд автора, наибольшей проблемой при изучении данной темы является ее чрезмерная политизированность и мифологизация. Особенно это относится к анализу проблем 1939–1940 гг., когда в условиях начавшейся Второй мировой войны в Прибалтике была восстановлена Советская власть и произошло ее вступление в состав СССР. Связано это с тем, что современная государственная политическая пропаганда в Эстонии, Латвии и Литве базируется на идее о советской «оккупации» и «аннексии» этих стран в период Второй мировой войны и послевоенное время. Естественно, что в силу юридически узаконенного антисоветизма и русофобии историки стран Прибалтики очень осторожны в своих выводах по данному сюжету. Следует также отметить, что и часть российских исследователей придерживается подобной политической позиции. Конечно, все эти политические игры вовсе не способствуют непредвзятому исследованию советско-прибалтийских отношений в первой половине ХХ века.

Среди критиков советской внешней политики в отношении стран Прибалтики очень популярны разговоры о неких сверхсекретных советских документах, скрытых в архивах Российской Федерации. Оборотной стороной подобных фантазий является фактический отказ от изучения уже доступного массива архивных документов по этой проблематике. И это притом, что в последние десятилетия как в Российской Федерации, так и в странах Прибалтики было опубликовано несколько довольно объемных сборников документов, посвященных событиям 1939–1940 гг. Еще больший объем советских документов доступен в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), Российском государственном архиве экономики (РГАЭ), Российском государственном военном архиве (РГВА) и Российском государственном архиве Военно-Морского флота (РГАВМФ). Если же учесть, что советско-прибалтийские отношения также отражены в ряде публикаций дипломатических документов Германии, Италии, Англии и США, то можно утверждать, что имеющиеся документальные источники вполне позволяют обстоятельно исследовать развитие советско-прибалтийских отношений в условиях начала Второй мировой войны.

Представляется, что изучение военно-политических аспектов внешней политики Советского Союза в отношении стран Прибалтики является актуальным как в силу состояния историографии данной темы, так и ее политического значения в современном информационном пространстве. В последние годы в российской литературе идет переоценка многих событий межвоенной истории XX века. В том числе этот процесс затронул и изучение советско-прибалтийских отношений. Однако, к сожалению, нередко здесь основным мотивом служит не желание углубить наши знания о том периоде истории, а лишь стремление к огульному очернению советской внешней политики. Для этого, как правило, используются абстрактные моральные оценки, без учета конкретных исторических реалий и менталитета эпохи. Учитывая значительную политизированность данной темы, автор посчитал необходимым пойти на широкое цитирование архивных документов, большинство которых впервые водится в научный оборот. В результате непредвзятый читатель получает возможность самостоятельно ознакомиться с соответствующими документами и составить свое собственное мнение о событиях 1939–1940 гг. Думается, что каждый, прочитавший эту книгу, убедится, что реальные исторические события намного более интересны, нежели любые пропагандистские клише.

P.S. Одной из проблем изучения событий в Прибалтике в ХХ веке является довольно частое переименование местных населенных пунктов. Поэтому, как правило, в авторском тексте приводятся географические названия на момент описываемых событий, а в круглых скобках указываются современные названия населенных пунктов. При цитировании документов, в которых используются более ранние названия, автором при их первом упоминании приводятся в квадратных скобках современные названия в том случае, если их удалось установить. В ряде случаев автор исправлял ошибочные варианты написания географических названий, встречающиеся в документах, что также показано квадратными скобками. В остальном написание географических названий, в том числе и в круглых скобках, полностью соответствуют оригиналам цитируемых документов.

Москва

Июнь 2005 – ноябрь 2013 гг.

Новая военно-политическая обстановка

В Москве внимательно следили за развитием событий в Европе, рассчитывая использовать их в своих интересах. Учитывая нарастание международной напряженности, советское военное руководство начало с мая 1939 г. разработку новой системы мобилизационного развертывания Красной армии. Основная идея реорганизации сухопутных войск сводилась к тому, чтобы создать постоянную армию, готовую к использованию при минимальном мобилизационном развертывании. Для этого все скрытые, то есть предназначенные к развертыванию в случае мобилизации дивизии, предлагалось перевести в открытые.

Вероятно, все эти планы обсуждались на состоявшемся 13 июля с 14 до 18 часов в кабинете И.В. Сталина совещании с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) председателя СНК СССР В.М. Молотова, его заместителя наркома путей сообщения и топливной промышленности Л.М. Кагановича, наркома обороны маршала К.Е. Ворошилова, кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) наркома внутренних дел Л.П. Берия, а также заместителей наркома обороны начальника Политуправления РККА армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса, начальника Управления по командному и начальствующему составу РККА армейского комиссара 1-го ранга Е.А. Щаденко и командующего войсками МВО маршала С.М. Буденного, начальника Генштаба командарма 1-го ранга Б.М. Шапошникова, его заместителя комкора И.В. Смородинова и его помощника комкора В.М. Захарова, начальника Разведуправления Наркомата обороны комдива И.И. Проскурова[1].

Военные предлагали уже в мирное время развернуть все дивизии тройного развертывания в самостоятельные дивизии, из которых 94 дивизии должны были содержаться по штату в 4 тыс. человек, а 17 дивизий – по штату в 2 тыс. человек. Это увеличение кадров давало возможность иметь в 4-тыс. дивизиях 95 % комполитсостава, 55 % начсостава, 65 % младшего комсостава и 11 % рядового состава, а в 2-тыс. дивизиях 75 % комполитсостава, 45 % начсостава, 50 % младшего комсостава и 7 % рядового состава от потребности штатов военного времени. Кроме того, следовало развернуть 20 управлений стрелковых корпусов. Предлагаемые меры требовали увеличения армии на 225 000 человек, в том числе 7 400 на корпусные управления. Кроме того, предлагалось усилить войска на Дальнем Востоке, что требовало еще 38 900 человек, и сформировать 20 отдельных автомобильных полков общей численностью 32 000 человек. Таким образом, «по всем испрашиваемым мероприятиям потребуется дополнительного увеличения РККА на 295 900 человек. Численность РККА, утвержденная Главным Военным Советом на 1.1.1940 года, составляет 1 767 440 человек. С проведением предлагаемых мероприятий численность РККА будет 2 063 340 человек»[2].

В результате обсуждения этого предложения Комитет обороны при СНК СССР 13 июля издал постановление № 199сс «Об усилении кадрового состава РККА существующих стрелковых дивизий тройного развертывания», согласно которому следовало:

«1. Все дивизии тройного развертывания уже в мирное время, в целях наилучшей их боевой подготовки, развернуть в самостоятельные дивизии:

94 стр[елковые] дивизии, численностью каждая в 4 000 чел.

14 стр[елковых] дивизий, численностью каждая в 2 000 чел.

20 управлений стрелковых корпусов.

2. Для усиления ЗабВО, 2 ОКА и 57 ОК произвести следующие мероприятия:

По ЗабВО

57[-ю] стр[елковую] дивизию с 6 500 чел. довести до 14 000 чел.

Развернуть еще одну стр[елковую] дивизию численностью 14 000 чел.

По 2 ОКА

Развернуть одну стр[елковую] дивизию численностью – 14 000 чел.

По 57 ОК

36[-ю] стр[елковую] дивизию усилить с 9 900 до 12 000 чел.

В трех мото-бронебригадах создать вторые стрелково-пулеметные батальоны, общее увеличение – 1 300 чел.

3. В целях создания еще в мирное время сильных автомобильных средств для использования их по оперативным переброскам войск, сформировать 20 отдельных автомобильных полков. Каждый полк должен поднять полностью стрелковый полк и один артиллерийский дивизион артиллерийского полка.

Численность полка:

Людей – 1 600 чел.

Машин грузовых – 1 016 шт.

Машин специальных – 110 шт.

Машин легковых – 39 шт.

Общая потребность в людях – 32 000 чел.

в грузовых машинах – 20 320 шт.

в специальных машинах – 2 200 шт.

в легковых машинах – 780 шт.»[3].

14 июля с 16.35 до 19.15 в кабинете И.В. Сталина состоялось новое совещание с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) председателя СНК СССР В.М. Молотова, его заместителей наркома путей сообщения и топливной промышленности Л.М. Кагановича и наркома внешней торговли А.И. Микояна, наркома обороны маршала К.Е. Ворошилова, кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) наркома внутренних дел Л.П. Берия, начальника Генштаба командарма 1-го ранга Б.М. Шапошникова и его помощника комкора В.М. Захарова[4]. В итоге в тот же день Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило вышеупомянутое постановление Комитета обороны с небольшим уточнением: вместо 14 стрелковых дивизий по 2 тыс. человек следовало развернуть 12 стрелковых дивизий по 3 тыс. человек каждая[5]. 15 июля Главный военный совет РККА (ГВС) решил «принять к срочному выполнению утвержденные Правительством мероприятия по реорганизации стрелковых войск, имеющих целью укрепление и повышение боевой готовности стрелковых дивизий, а также выращивание кадров для мобилизационного развертывания РККА»[6]. 16 июля у наркома обороны состоялось совещание, обсудившее реализацию утвержденных правительством мероприятий по изменению существующей системы мобилизационного развертывания стрелковых войск, которая требовала размещения 69 вновь формируемых дивизий и привлечения дополнительно 297 тыс. человек, что увеличивало численность армии до более чем 2 млн человек[7].

21–22 июля ГВС принял решение «образовать комиссию, на которую возложить разработку всех вопросов, связанных с реорганизацией и осуществлением перехода на новую организацию стрелковых войск РККА». Комиссия под председательством заместителя наркома обороны командарма 1-го ранга Г.И. Кулика должна была в десятидневный срок «представить подробно разработанный календарный план перевода стрелковых дивизий тройного развертывания на новые ординарные дивизии численностью в 4 100 чел. каждая». На состоявшемся 27 июля заседании комиссии был сделан вывод о том, что на укомплектование развертываемых стрелковых дивизий, управлений стрелковых корпусов и автомобильных полков требуется 289 061 человек, все военные округа могут разместить новые дивизии, материальных запасов также хватает. Поэтому следовало к 1 ноября 1939 г. перейти на новую организацию стрелковых войск и к 1 мая 1940 г. подготовить новые мобилизационные планы[8]. Кроме того, обсуждался вопрос о сохранении существовавших танковых корпусов. Б.М. Шапошников, Г.И. Кулик и К.Е. Ворошилов высказывались за их ликвидацию, а С.К. Тимошенко, С.М. Буденный и М.В. Захаров – за сохранение, но с пересмотром штатной структуры. В итоге было принято компромиссное решение о расформировании стрелково-пулеметных бригад, но при сохранении танковых корпусов для совместных действий с пехотой и кавалерией[9].

1, 10 и 25 августа 1939 г. вопросы осуществления всех этих организационных мероприятий, вероятно, вновь обсуждались высшим военно-политическим руководством в кабинете И.В. Сталина[10]. В соответствии с принятым решением, 15 августа нарком обороны направил Военным советам Ленинградского (ЛВО), Московского (МВО), Калининского (КалВО), Белорусского (БОВО) и Киевского особых (КОВО), Харьковского (ХВО), Орловского (ОрВО), Приволжского (ПриВО), Северо-Кавказского (СКВО), Уральского (УрВО) и Сибирского (СибВО) военных округов директивы №№ 4/2/48601–4/2/48611/сс/ов соответственно, согласно которым им следовало с 25 августа по 1 декабря 1939 г. сформировать 18 управлений стрелковых корпусов, перевести кадровые дивизии на новый штат по 8 900 человек и развернуть 36 дивизий тройного развертывания в 92 дивизии по 6 000 человек[11]. В тот же день нарком обороны направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 80817/сс, в которой указал, что срочность проводимых оргмероприятий и отсутствие резервов НКО по обозно-вещевому, медико-санитарному и ветеринарному имуществу не позволяет обеспечить потребности войск. Так как дополнительный заказ от промышленности будет поставлен не ранее 4-го квартала года, требуется позаимствовать имущество из неприкосновенных запасов. По обозно-вещевому имуществу изымается до 528,8 тыс. комплектов обмундирования и других вещей, для покрытия которых необходимо произвести дополнительный заказ. По медико-санитарному и ветеринарному имуществу запасов текущего довольствия нет, поэтому следует сделать дополнительный заказ, а до его поступления изъять необходимое из неприкосновенных запасов. Стоимость всех дополнительных заказов (без боевой техники) и расходов на содержание армии составляет 1 886 512,1 тыс. руб. Для покрытия этих расходов маршал К.Е. Ворошилов просил разрешения перераспределить кредиты Наркомата обороны на 1939 г.[12].

22 августа нарком обороны направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 80870/сс с информацией об обеспеченности вооружением проводимых в стрелковых войсках Красной армии организационных мероприятий. С учетом наличия вооружения в неприкосновенном запасе проводимые мероприятия были в целом обеспечены по винтовкам, пулеметам, 82-мм минометам и 76-мм пушкам. По самозарядным винтовкам, 45-мм противотанковым пушкам, 122-мм гаубицам и 76-мм зенитным пушкам покрытие некомплекта ожидалось в течение 1939 г. на основании получения их от промышленности, а потребность по противотанковым ружьям, 12,7-мм станковым пулеметам, 50-мм, 107-мм и 120-мм минометам, 152-мм гаубицам, 37-мм и 45-мм зенитным пушкам и автомобилям удовлетворялась поступлением от промышленности в 1939–1940 гг. Нарком обороны просил разрешить использовать неприкосновенный запас, обязать промышленность выполнить план военных заказов на 1939 г. и произвести дополнительный заказ на автомобили[13]. 27 августа было принято постановление СНК СССР № 38сс «Об обеспечении оргмероприятий, проводимых в Рабоче-Крестьянской Красной Армии», которое разрешало Наркомату обороны израсходовать на капитальное строительство жилых и складских помещений и кухонь-столовых облегченного типа 188 млн руб. за счет неиспользованных кредитов 1939 г. по плану заказов. Строительство следовало вести хозяйственным способом силами воинских частей. Для рассмотрения вопроса о передаче Наркомату обороны зданий и сооружений создавалась комиссия в составе А.Я. Вышинского (председатель), Г.И. Кулика и Я.Е. Чадаева, которая должна была принять соответствующее решение в 15-дневный срок. Экономическому совету при СНК СССР поручалось в 5-дневный срок рассмотреть заявки НКО на стройматериалы и оборудование, а СНК союзных и автономных республик и исполкомам краев и областей следовало выделить в 3-м квартале 1939 г. по заявкам военных округов необходимые стройматериалы и обеспечить помощь рабочей силой[14].

В конце августа 1939 г. Управление по командному и начальствующему составу РККА завершило начатую еще в конце июля работу по подбору кандидатов на укомплектование создаваемых должностей[15]. Кроме того, еще 3 августа заместитель начальника Политического управления РККА корпусной комиссар Ф.Ф. Кузнецов направил секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову докладную записку № 1063/сс, в которой указал, что «предполагаемые мероприятия по РККА увеличивают численный состав политработников в армии на 10 005 человек. Полностью покрыть эту потребность внутренними ресурсами Политуправление РККА не имеет возможности. Встает вопрос о необходимости призыва в кадры РККА политсостава запаса. Политуправление РККА просит ЦК ВКП(б) разрешить призвать в кадр политработников запаса: среднего 3 000 человек, старшего 1 696 человек и высшего 98 человек. Всего 4 794 человека»[16]. Вероятно, этот вопрос обсуждался на проходившем 29 августа с 20.05 до 22.20 в кабинете И.В. Сталина совещании с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) председателя СНК СССР В.М. Молотова и наркома обороны маршала К.Е. Ворошилова, а также его заместителей начальника Политуправления РККА армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса и начальника Управления по командному и начальствующему составу РККА армейского комиссара 1-го ранга Е.А. Щаденко[17]. В любом случае, в этот день Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение разрешить Политуправлению РККА призвать из запаса 2 700 человек среднего, 1 200 человек старшего и 100 человек высшего политсостава. Призыв следовало провести с 1 сентября по 1 ноября 1939 г., а отбор кандидатов производить совместными комиссиями Политуправления РККА и местных партийных органов[18].

Кроме того, в 23.40 29 августа начальник Генштаба РККА командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников, видимо, по распоряжению вернувшегося из Кремля маршала Ворошилова написал записку с проектом решения правительства о реорганизации армии[19]. Вероятно, этот документ обсуждался на проходившем 1 сентября с 19.15 до 20.45 в кабинете И.В. Сталина совещании с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) председателя СНК СССР В.М. Молотова, его заместителя наркома внешней торговли А.И. Микояна, наркома обороны К.Е. Ворошилова, кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) наркома внутренних дел Л.П. Берия, командующего КОВО командарма 1-го ранга С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба командарма 1-го ранга Б.М. Шапошникова[20]. Как бы то ни было, в этот день Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное 2 сентября постановление СНК СССР № 1355-279сс «О составе Рабоче-Крестьянской Красной Армии», согласно которому предусматривалось «кроме усиленных ординарных стрелковых дивизий в количестве 51 стр[елковой] дивизии (33 стр[елковые] дивизии по 8 900 каждая, 17 стр[елковых] дивизий по 14 000 каждая и 1 стр[елковая] дивизия – 12 000 человек), иметь в составе армии: 76 стр[елковых] дивизий ординарных по 6 000 чел. каждая, 13 стр[елковых] дивизий горных или типа горных и 33 стр[елковые] дивизии ординарных по 3 000 чел. каждая»[21].

Таким образом, в соответствии с «Планом реорганизации сухопутных сил Красной Армии на 1939–1940 гг.» было решено иметь 173 стрелковые дивизии, переведя дивизии тройного развертывания в ординарные (см. таблицу 1; цифры в скобках – план дислокации от 5 сентября). Предлагалось увеличить количество корпусной артиллерии и артиллерии РГК, переведя ее с тройного на двойное развертывание. Следовало расформировать 4 кавалерийские дивизии и 2 отдельные кавалерийские бригады, а также сократить численность тыловых частей и учреждений. В танковых войсках расформировывались стрелково-пулеметные бригады в танковых корпусах и стрелково-пулеметные батальоны в танковых бригадах, Штатная численность Красной армии была установлена в 2 265 тыс. человек[22].

Кроме того, еще 7 июня ГВС принял решение «предусмотреть одни объединенные маневры на территории Ленинградского и Калининского военных округов с участием пяти – шести стрелковых дивизий, одной – двух кавалерийских дивизий и трех – четырех танковых бригад, с участием крупных авиачастей. Включить в состав войск этих маневров, кроме частей Ленинградского и Калининского военных округов, ближайшие соединения Белорусского Особого военного округа. На маневры привлечь военные советы ближайших округов и арм[ейских] групп и отдельных лиц высшего начсостава»[23]. Соответственно, 13 августа нарком обороны направил председателю СНК СССР докладную записку № 80801/сс, которой сообщал, что согласно постановлению ГВС в период с 15 по 23 сентября 1939 г. в районе Псков, Дно, Новосокольники, Опочка, Остров будут проводиться маневры войск ЛВО, КалВО и БОВО. Для их обслуживания требуется привлечь с 1 по 30 сентября – 1 100 лошадей, с 5 по 30 сентября – 300 легковых машин и 95 тракторов, выделить 8 165 тонн горючего и 749 тонн масел и смазок, а также обязать НКПС выделить 28 500 вагонов. 31 августа было издано постановление Комитета обороны № 306сс «Об обеспечении войсковых маневров Ленинградского, Калининского и Белорусского Особого военных округов в 1939 г.», согласно которому разрешалось изъять сверх установленных лимитов с 1 по 30 сентября по ЛВО 500 лошадей и с 5 по 30 сентября 200 легковых автомашин и 25 тракторов, по КалВО – 600 лошадей, 60 легковых автомашин и 20 тракторов, по БОВО – 40 легковых автомашин и 20 тракторов. Наркомат топливной промышленности должен был выделить 8 857 тонн ГСМ (в том числе, бензина – 7 612, лигроина – 361, дизельного топлива – 166, керосина – 36,2, продукта Р-9–23,4, авиамасел – 456, авиакасторки – 66, смазки НК-50–3, автола – 51,4, дизельной смазки – 14, солидола – 68 тонн), а НКПС – 28 500 вагонов[24]. Правда, уже в ближайшие дни командованию РККА стало не до маневров.

Таблица 1. Дислокация стрелковых войск 15 августа и 5 сентября 1939 г.[25]

Тем временем, учитывая вероятность скорого использования Красной армии, советское военное командование решило проверить готовность приграничной полосы на Западе к сосредоточению и развертыванию войск. 4 августа начальники штабов ЛВО, КалВО, БОВО и КОВО получили директиву Генштаба за № 16454/сс/ов, согласно которой «в период с 15 августа по 1 сентября 1939 г. необходимо произвести рекогносцировки по следующей программе:

1. Проверить станции выгрузки (выгрузочное устройство станций, число путей, тупиков, наличие запаса рельс и шпал для выгрузочных работ, пропускная способность станции).

2. Произвести рекогносцировку маршрутов от станции выгрузки до района сбора (выходные пути, мосты и дефиле, условия маскировки). В районе сбора: проверить наличие питьевой воды, возможности размещения, средства связи и наличие дорог.

3. Обрекогносцировать маршруты от районов сбора до районов сосредоточения и развертывания, уделив особое внимание частям, выдвигаемым к Госгранице походным порядком.

В районе сосредоточения: проверить наличие питьевой воды, возможности размещения, условия маскировки, возможность использования постоянных телеграфных проводов Наркомсвязи, наличие дорог и их качество.

4. Произвести рекогносцировку пунктов размещения штабов армий и штабов корпусов (условия размещения, обеспеченность постоянными средствами связи, возможность подвода полевых средств связи, наличие путей, условия маскировки и противотанковой обороны). Составить схему размещения.

5. Проверить узлы связи в пунктах расположения штабов и в районах сбора и сосредоточения (оборудованность, наличие проводов, обеспеченность специалистами, время, необходимое для установления связи с отдельными пунктами, меры по усилению существующих средств связи).

6. Проверить аэродромы, базы и их состояние и возможность перебазирования.

7. Произвести рекогносцировку станций снабжения (наличие подъездных путей и средств связи, наличие складских помещений и их емкость, возможность дополнительного расширения станций снабжения, условия размещения тыловых учреждений). Составить схемы станций снабжения и проект расположения санитарных и ветеринарных учреждений на станциях снабжения и в госпитальных базах.

8. Обрекогносцировать грунтовые участки путей подвоза и эвакуации.

9. Проверить наличие и условия хранения запасов продфуража, боеприпасов и горюче-смазочных материалов на складах округа (мобготовность и возможность складов, наличие подъездных путей, противовоздушной обороны).

10. Проверить производственную мощность местных хлебозаводов и хлебопекарен.

Общее руководство рекогносцировкой возлагаю на Вас.

Для производства рекогносцировки привлечь только командный состав, принимавший участие в разработке плана.

В исключительных случаях, в качестве консультантов, разрешается привлечь необходимое количество специалистов.

Рекогносцировки провести под видом рекогносцировок к учениям, ни в коем случае не раскрывая действительного их назначения… Материалы рекогносцировок с Вашими выводами выслать в Генеральный штаб РККА к 20 сентября 1939 г.»[26]. Однако оказалось, что эти материалы понадобились раньше.

1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу, а 3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии. Развитие международной обстановки в Европе подтолкнуло советское руководство на проведение конкретных военных приготовлений. 3 сентября нарком обороны направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 80936/сс с просьбой разрешить задержать на 1 месяц увольнение 310 632 красноармейцев и младших командиров в войсках ЛВО, МВО, КалВО, БОВО, КОВО и ХВО и призвать на 1 месяц на учебные сборы 26 014 человек приписного состава частей ПВО в ЛВО, КалВО, БОВО и КОВО[27]. В тот же день Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 1374-287сс о задержании в войсках ЛВО 65 665, в МВО – 31 997, в КалВО – 13 610, в БОВО – 86 103, в КОВО – 94 171, а в ХВО – 19 086 военнослужащих. Было разрешено призвать на учебные сборы на 1 месяц 8 524 человека приписного состава частей ВНОС (из них в ЛВО – 2 118, в КалВО – 658, в БОВО – 3 579 и в КОВО – 2 196). Кроме того, призывалось 50 % приписного состава, 50 % лошадей, 10 % автомашин и 25 % тракторов в зенитные и прожекторные части пунктов ПВО, что составляло 17 490 человек, 186 лошадей, 157 автомашин и 41 трактор. Призыв следовало производить в Ленинграде (8 тыс. человек, 81 автомашина и 10 тракторов), Великих Луках (1 050 человек, 56 лошадей и 10 автомашин), Минске (2 247 человек, 130 лошадей и 20 автомашин) и Киеве (6 193 человека, 46 автомашин и 31 трактор)[28]. На основании этих решений правительства, нарком обороны отдал 4 сентября соответствующую директиву № 14496/14502[29].

Около 23–24 часов 6 сентября Военные советы ЛВО, КалВО, БОВО, КОВО, МВО, ОрВО, и ХВО получили директиву наркома обороны № 14650, которая требовала с 7 сентября «поднять на большие учебные сборы по литеру «А», согласно моей директивы № 2/1/50698 от 20 мая 1939 г. все войсковые части и учреждения округа по мобилизационному плану № 22. Одновременно должны быть подняты и запасные части. Подтверждается, что поднятие на большие сборы по литеру «А» производить только рассылкой персональных повесток, но отнюдь не опубликовывать. Воспрещается оповещение расклейкой приказов»[30]. Название «Большие учебные сборы» (БУС) являлось шифрованным обозначением скрытой мобилизации. Проведение БУС по литеру «А» означало, что происходило развертывание отдельных частей, имевших срок готовности до 10 суток, с тылами по штатам военного времени. Формирования гражданских ведомств на БУС не поднимались[31]. БУС начались с утра 7 сентября и проходили не совсем организованно, с опозданием на 2–3 дня[32]. В тот же день решениями СНК СССР №№ 8560/ко, 8564/ко и 8566/ко вводился в действие мобилизационный план по продфуражному довольствию РККА по ЛВО, МВО, КалВО, БОВО, КОВО, ХВО и ОрВО, утвержденный постановлением Комитета обороны № 210сс от 21 июля 1939 г., и план доснабжения РККА вещевым довольствием, утвержденный постановлением Комитета обороны № 50сс от 3 марта 1939 г. Также в округах предлагалось разбронировать мобилизационные запасы продовольствия и хлебофуража. Кроме того, 7 сентября председатель СНК СССР В.М. Молотов направил председателям СНК ССР, АССР и облисполкомов телеграмму № 8578/ко, в которой сообщал, что «войсковые части ЛВО, МВО, КалВО, ОрВО, БОВО, КОВО, ХВО привлекают на учебные сборы приписной состав, автотранспорт, лошадей и обоз. Вызов производится строго по повесткам без опубликования. Окажите всемерное содействие»[33]. Помимо чисто военных приготовлений соответствующие меры были приняты и по линии политорганов РККА. 9 сентября было решено увеличить тиражи красноармейских газет в округах, проводивших БУС, и центральных газет для распространения в армии[34].

Таблица 2. Количество войск, принявших участие в БУС

Всего в БУС приняли участие управления 22 стрелковых, 5 кавалерийских и 3 танковых корпусов, 98 стрелковых и 14 кавалерийских дивизий, 28 танковых, 3 моторизованные стрелково-пулеметные и 3 авиадесантные бригады (см. таблицу 2)[35]. Было призвано из запаса 2 610 136 человек (см. таблицу 3), которые 22 сентября 1939 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР и приказом наркома обороны № 177 от 23 сентября были объявлены мобилизованными «до особого распоряжения»[36]. Войска также получили 634 тыс. лошадей, 117 439 автомашин и 18 974 трактора[37].

Таблица 3. Численность резервистов, призванных на БУС[38]

Кроме того, еще 1 сентября нарком обороны направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 117841/сс с предложениями по организации очередного призыва на действительную военную службу. Всего предполагалось призвать 1 361 926 человек (из них в Красную армию – 1 127 886, в ВМФ – 41 349, в войска НКВД – 101 708, в особый железнодорожный корпус, эксплуатационные полки НКПС и строительные части – 90 983). Соответственно 2 сентября было издано постановление СНК СССР № 1348-268сс «Об очередном призыве в 1939 г. в РККА, РКВМФ и войска НКВД», согласно которому следовало с 5 сентября начать очередной призыв на действительную военную службу для войск Дальнего Востока и по 1 тыс. человек для каждой вновь формируемой дивизии, а с 15 сентября и для всех остальных округов, о чем было сообщено в газетах[39]. Всего в Красную армию до 31 декабря 1939 г. было призвано 1 076 тыс. человек[40]. Кроме того, согласно новому Закону о всеобщей воинской обязанности от 1 сентября 1939 г. на 1 год был продлен срок службы 190 тыс. призывников 1937 г. В результате списочная численность Красной армии возросла с 1 910 477 человек на 21 февраля до 5 289 400 человек (из них 659 тыс. новобранцев) на 20 сентября 1939 г.[41]. Нормализация ситуации на западных границах СССР позволила 29 сентября начать сокращение численности Красной армии, и к 25 ноября было уволено 1 412 978 человек, в том числе 22 407 человек из войск ЛВО и 45 903 – КалВО[42]. Соответственно, из РККА в народное хозяйство было возвращено к 19 ноября 38 780 автомашин и 5 727 тракторов[43].

8 сентября Военные советы БОВО и КОВО получили директиву наркома обороны № 14726 с приказанием начать предварительные оперативные перевозки войск по коммерческому графику[44]. 10 сентября нарком обороны своей докладной запиской № 80977/сс просил СНК СССР разбронировать в военных округах, проводивших БУС, 50 % резервов резины (около 8 тыс. комплектов – камера и покрышка) для обеспечения автомашин, поступающих из народного хозяйства[45]. Соответствующее разрешение было утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) 18 сентября и оформлено 19 сентября постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1500-342сс[46]. Кроме того, еще 15 сентября было издано постановление Экономического совета при СНК СССР № 1023-224с «Об отгрузке авторезины в сентябре месяце 1939 года», согласно которому НКХП был обязан отгрузить с 8 сентября по 1 октября для НКО 126 тыс., а для НКВМФ 6 тыс. комплектов авторезины, что составляло 38,2 % плана их производства[47]. Тем временем 11 сентября Военным советам КОВО, БОВО, ХВО, ОрВО, МВО и КалВО было приказано приступить под видом учений к сосредоточению войск на границе с Польшей[48]. В частности, шифротелеграмма начальника Генштаба РККА № ш1/0706 требовала от командующего КалВО погрузить и отправить в другой округ 48-ю и 138-ю стрелковые дивизии 13 сентября и управление 47-го стрелкового корпуса 16 сентября[49]. В тот же день Военный совет ЛВО получил директиву наркома обороны № 16659/сс/ов, предусматривавшую усиление войск в районе Мурманска и Архангельска для прикрытия их от «высадки десанта противника»[50].

Соответственно в 10.00 12 сентября Военному совету ЛВО за подписью начальника Генштаба командарма 1-го ранга Б.М. Шапошникова и военного комиссара Генштаба полковника Н.И. Гусева была направлена шифротелеграмма № ш1/0728:

«1. 14 сентября начинаются оперативные перевозки по сосредоточению. Подвижной состав будет представлен по имеющимся в частях расчетам.

2. Четырнадцатого сентября начинают погрузку и отправляются: 14 сд станция погрузки – Вологда, выгрузки – Мурманск. Темп перевозки девять поездов в сутки, прибытие головы 13 сентября, окончание перевозки 22 сентября. 142 сд станция погрузки Боровичи, Старая Русса, Новгород, выгрузка Ленинград, темп – 10 поездов в сутки, прибытие головы 15 сентября, окончание перевозки 19 сентября. Танк[овый] бат[альон] 35[-й] танковой бригады погрузка Петергоф, выгрузка Архангельск, окончание перевозки 17 сентября. А[рт]П[олк] и танк[овый] бат[альон] 88 сд погрузка Вологда, выгрузка Архангельск, прибытие головы 16 сентября, окончание перевозки 17 сентября.

3. 15 сентября грузятся и отправляются: 310 АП РГК, станция погрузки Пушкин, выгрузки Архангельск, темп перевозки 4 поезда в сутки, прибытие головы 18 сентября, окончание перевозки 20 сентября. 7[-я] резервная авиабаза погрузка Новгород, выгрузка Архангельск, темп 3 поезда в сутки, прибытие головы 18 сентября, окончание перевозки 20 сентября.

4. 16 сентября грузятся и отправляются: два танковых батальона 35[-й] танк[овой] бригады погрузка Петергоф, выгрузка Мурманск, прибытие головы 19 сентября, окончание 20 сентября.

5. 19 сентября грузятся и отправляются: управление 33 ск с батальоном связи, саперным батальоном (без 24 кап), погрузка Ленинград, выгрузка Мурманск, темп 6 поездов в сутки, прибытие головы 22 сентября, окончание 26 сентября. 6 резервная авиабаза станция погрузки Пушкин, выгрузка Мурманск, прибытие головы 22 сентября, окончание перевозки 24 сентября.

6. Сроки отправления для 168 сд в район Видлица, 309 АП РГК – Архангельск, а также для всех остальных частей и тылов будут даны дополнительно.

7. 49 сд в район Псков, 16 сд и 40[-ю] танк[овую] бригаду в район Красногвардейск вывести походом.

8. Авиацию округа лётом рассредоточить на полевые аэродромы в полной боевой готовности.

9. Народный Комиссар требует организованности и четкости в проведении перевозок по желдороге и при совершении маршей в районе сосредоточения, которые производить с тактическими занятиями.

10. О ходе перевозок и сосредоточения доносить шифром [в] Генштаб РККА ежедневно к 21 часу»[51].

12 сентября было издано постановление Комитета обороны № 334сс/ов, согласно которому с 18 часов 13 сентября по 24 сентября для выполнения воинских перевозок для БУС на железных дорогах европейской части страны вводился в действие воинский график перевозок. Сокращался план гражданских перевозок, железные дороги получали 500 тыс. т мобзапаса угля, на ряд железных дорог назначались уполномоченные СНК СССР по выгрузке грузов. Тем не менее, воинский график был сорван, и железные дороги работали неудовлетворительно[52]. 13 сентября нарком обороны направил в СНК СССР докладную записку № 16653/сс с просьбой о переводе на военное положение железнодорожной охраны НКВД в 7 военных округах[53]. 14 сентября Военным советам ЛВО, КалВО, КОВО, БОВО и начальникам Ленинградского, Белорусского и Киевского пограничных округов НКВД была отправлена совместная директива № 16662/сс/ов наркомов обороны и внутренних дел о порядке взаимодействия пограничных войск и Красной армии. Согласно директиве «с момента выступления полевых войск из районов сосредоточения с целью перехода государственной границы для действий на территории противника» и до перехода войсками «государственной границы на глубину, равную расположению войскового тыла (30–50 км)», пограничные войска, «оставаясь на своих местах, переходят в оперативное подчинение Военным советам соответствующих фронтов и армий» до их особого распоряжения[54]. 16 сентября нарком обороны докладной запиской № 81025/сс просил правительство разбронировать мобилизационные запасы на 7 базах железнодорожного имущества для обеспечения работ по восстановлению железных дорог на ТВД[55]. В тот же день Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение, оформленное постановлением Комитета обороны № 339/сс от 17 сентября, согласно которому железнодорожная охрана НКВД в 7 военных округах была переведена на положение военного времени «для обеспечения бесперебойной работы железных дорог»[56]. 18 сентября Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданные 19 сентября постановления Комитета обороны №№ 347сс, 350сс и 351сс и постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1500-342сс, которыми разрешалось разбронировать из мобрезерва 1 830 тыс. противогазов, 4 560 тонн хлорной извести, 8 тыс. комплектов авторезины, средства связи и железнодорожное имущество на 7 базах НКПС[57].

Еще 15 июля 1939 г. Главный военный совет РККА признал «целесообразным для объединения руководства войсками, расположенными на псковском направлении, образовать в системе ЛВО управление армейской группы, с размещением этого управления в г. Новгород»[58]. Соответственно, 13 августа нарком обороны подписал приказ № 0129 о сформировании в ЛВО Новгородской армейской группы, преобразованной 14 сентября в 8-ю армию, управление которой дислоцировалось в Пскове. В КалВО по мобилизации была развернута 7-я армия (управление – Калинин), которая согласно изданным 14 сентября директивам наркома обороны № 16664/сс/ов и № 16668/сс/ов была с 15 сентября передана в оперативное подчинение Военного Совета ЛВО. Переброски войск из КалВО в БОВО были отменены, так как их следовало развернуть в приграничной с Латвией полосе. «Войска армии сосредотачиваются: управление 2-го и 47-го стрелковых корпусов с корпусными частями, 48-я и 138-я стр[елковые] дивизии в районе Ново-Сокольники, Великие Луки, Невель; 155-я стр[елковая] дивизия в районе Пригорода Красного, 67-я стр[елковая] дивизия в районе Себежа»[59]. 14 сентября нарком обороны издал директиву № 16669/сс/ов, которой определил состав войск прикрытия территории ЛВО на границе с Финляндией и Эстонией. В частности, требовалось «на кингисеппском направлении иметь 11-ю стр[елковую] дивизию и 447-й артполк 29-го стр[елкового] корпуса… На псковском направлении иметь: управление 1-го стр. корпуса; 56, 75 и 49-ю стр[елковые] дивизии, 25-ю кавдивизию, 10-й танковый корпус… Авиацию округа лётом рассредоточить на полевые аэродромы в полной боевой готовности»[60].

В тот же день в развитие этой директивы наркома командующий ЛВО командарм 2-го ранга К.А. Мерецков, член Военного совета корпусной комиссар А.Н. Мельников и начальник штаба комбриг Н.Е. Чибисов направили командующему 1-го стрелкового корпуса комдиву В.А. Фролову приказ № 4323/сс:

«1. Немедля усилить охрану границы, подчинив сторожевым батальонам по одному дивизиону артиллерии. Построенные оборонительные сооружения Псковского и Островского укрепленных районов занять и вооружить в ночь с 17 на 18.9.39. Занятие и вооружение сооружений произвести с соблюдением абсолютной тишины и максимальной маскировкой.

2. Пулеметным батальонам 56 сд занять Псковскую тыловую укрепленную позицию.

3. С занятием оборонительных сооружений немедленно приступить к приведению их в полную боевую готовность.

4. На участке 56 сд:

одним стрелковым полком с двумя дивизионами артиллерии занять район Харлапково, вторым стрелковым полком с двумя дивизионами артиллерии и танковым батальоном занять район Палкино.

На участке 75 сд:

одним стрелковым полком с двумя дивизионами артиллерии занять район Грибули, Усадище, вторым стрелковым полком с двумя дивизионами артиллерии и танковым батальоном занять район Песцова Гора.

5. Войска привести в полную боевую готовность и держать их в местах, не наблюдаемых со стороны границы, артиллерию тщательно замаскировать.

6. Народный Комиссар Обороны СССР требует произвести эти мероприятия без всякой суетни и ненужных передвижений частей вблизи границы, приняв все меры к тому, чтобы у соседей не возникало никаких сомнений относительно наших миролюбивых намерений.

7. Получение настоящей директивы и исполнение донести со схемой расположения частей и ведомости боевого состава к 20.00 18.9.39»[61].

В 19.40 15 сентября Военным советам ЛВО, КБФ и Северного военного флота была отправлена шифротелеграмма наркома обороны и начальника Генштаба № ШI/0240: «На основании постановления Комитета Обороны при СНК СССР от 21 апреля 1938 года № 67/сс/ов приказываю: Краснознаменный Балтийский флот и Северный военный флот подчинить в оперативном отношении Военному Совету ЛВО с 00 часов 16 сентября 1939 года»[62]. В тот же день нарком обороны докладной запиской № 81015/сс сообщил об этом приказе в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР[63].

16 сентября командование ЛВО направило командиру 11-й стрелковой дивизии полковнику П.П. Борисову приказ № 4331/сс:

«1. Немедля усилить передовые части на границе для чего, полностью занять оборонительные сооружения укрепленного района в ночь с 16 на 17.9.39. Занятие сооружений произвести с соблюдением абсолютной тишины и максимальной маскировкой.

2. С занятием оборонительных сооружений немедленно приступить к приведению их в полную боевую готовность.

3. Дивизионную артиллерию установить на позиции и тщательно замаскировать ее. Усилить одним дивизионом стрелковый полк в Никольщина.

4. Войска привести в полную боевую готовность и держать их в местах, не наблюдаемых со стороны границы.

5. Народный Комиссар Обороны СССР требует провести эти мероприятия без всякой суетни и ненужных передвижений частей вблизи границы, приняв все меры к тому, чтобы у соседей не возникло никаких сомнений относительно наших миролюбивых намерений.

О получении настоящей директивы и исполнение донести со схемой расположения частей и ведомости боевого состава к 20.00 17.9.39»[64].

В результате проведения всех этих мер на границах Эстонии и Латвии была создана прикрывающая основные оперативные направления группировка Красной армии.

Выход Красной армии на границу с Литвой

Заключение договора о ненападении между СССР и Германией вызвало появление слухов о разделе Прибалтики. Уже 22 августа эстонский посланник в Англии сообщил в Таллин о распространении слухов, что «Германия согласилась признать включение Финляндии, Эстонии и Латвии в зону особого влияния Советского Союза»[65]. Получив официальное сообщение о заключении советско-германского договора о ненападении, Таллин попытался для прояснения ситуации использовать неофициальные связи с Берлином по линии разведки, что позволило 26 августа получить информацию об отнесении стран Прибалтики к советской «сфере интересов». Затем 20–24 октября 1939 г. Эстонию посетил офицер Абвера В. Клее, который заверил, что война с СССР лишь отложена[66]. Тем временем 25 августа из Парижа эстонские дипломаты сообщали о слухах относительно существования секретного советско-германского протокола, который «будто бы развязал руки России в отношении прибалтийских государств»[67].

Естественно, руководство Эстонии постаралось выяснить, насколько эти слухи обоснованы. Вызвав в 13 часов 28 августа германского посланника в Таллине Г. Фровейна, эстонский министр иностранных дел поздравил его с заключением советско-германского договора о ненападении, который вместе с аналогичным эстонско-германским договором дает гарантию Эстонии. Пропаганду восточноевропейской прессы о предполагаемых опасностях пакта для прибалтийских государств министр охарактеризовал как полностью необоснованную. Со своей стороны германский дипломат опроверг «слухи о том, что будто бы при заключении пакта о ненападении между правительствами Германии и Советской России велись в какой-либо форме переговоры или заключались сделки в ущерб или за счет Эстонии и других государств Балтийского моря»[68]. 31 августа в Таллин поступило письмо эстонского посланника в Москве А. Рея, который считал, что ни о каком разделе прибалтийских государств между Германией и СССР не было и речи, так как и Москва, и Берлин заинтересованы в сохранении их независимости[69]. 5 сентября Эстония сообщила США, что министерство иностранных дел и начальник генштаба эстонской армии «считают необоснованными слухи о секретном германо-советском соглашении, предусматривающем оккупацию Эстонии; они не верят, что нынешние перемещения советских войск на западной границе указывают на это»[70].

Хотя латвийское правительство «официально выразило свое удовлетворение заключенным пактом между двумя большими странами Европы», в котором оно усматривало «улучшение равновесия в Прибалтике» и укрепление позиции нейтралитета Латвии, Рига также пыталась выяснить закулисные мотивы советско-германского договора. 30 августа латвийский посланник в Берлине интересовался в беседе с руководителем политического департамента германского МИДа Э. Вёрманом, согласовывались ли в германо-советских переговорах какие-либо вопросы, касающиеся государств Прибалтики. Естественно, германский дипломат отрицал это[71]. Тогда 31 августа латвийский министр иностранных дел В. Мунтерс обратился к германскому посланнику в Риге Г. фон Котце с просьбой об официальном заявлении по этому вопросу. Однако 1 сентября Берлин запретил своему дипломату выступать с какими-либо официальными заявлениями до получения соответствующих директив[72]. 2 сентября Германия сообщила СССР, что в ответ на латвийский запрос о том, заключались ли во время германо-советских переговоров какие-либо соглашения, касающиеся Латвии, будет сообщено, что «основой наших отношений с Латвией является подписанный пакт о ненападении и, разумеется, мы не свяжем себя никаким договором, который противоречил бы его содержанию». Берлин запрашивал, «дало ли советское правительство на представленный ему вопрос аналогичный ответ». В 15 часов советская сторона заявила о своем согласии с содержанием подобного ответа Латвии и сообщила, что «советским представителям даны инструкции выступать в том же духе и вообще исходить из позиций, изложенных в речи Молотова» на IV внеочередной сессии Верховного Совета СССР 31 августа[73].

2 сентября латвийский министр иностранных дел заявил советскому полпреду И.С. Зотову, что в Латвии циркулируют слухи о разделе Прибалтики между СССР и Германией и просил об официальном опровержении этих слухов советской стороной. Советский дипломат «сослался на речь тов. Молотова, которая по существу уничтожает подобного рода слухи, и рекомендовал соответствующее место опубликовать в прессе. Однако Мунтерс не удовлетворился этим и просил сделать это особо в любой из предложенных форм. Германия это сделала, латыши хотят разъяснения и с нашей стороны»[74]. Получив 4 сентября соответствующую директиву из Берлина, германский посланник в Риге опубликовал официальное заявление по этому вопросу[75]. 15 сентября в беседе с советским полпредом В. Мунтерс вновь просил «сделать не юридическое, но политическое заявление с указанием на имеющиеся договоры, которые СССР не собирается нарушать. Это, как он выразился, необходимо для успокоения масс». На это Зотов ответил, что «успокаивать массы ваше внутреннее дело»[76].

Обобщая сведения о настроениях эстонского и латвийского населения, разведка пограничных войск НКВД СССР 3–12 сентября отмечала, что многие эстонские рабочие и крестьяне высказывают мнение: «Договор устраняет опасность войны между СССР и Германией, а в силу этого обеспечивает мирное существование Эстонии и Латвии»[77]. При этом «жители пограничных сел Эстонии и Латвии одобряют договор о ненападении между СССР и Германией и считают желательным присоединение Эстонии и Латвии в границах 1914 г. к Советскому Союзу»[78]. По мнению рабочего эстонской льнопрядильной фабрики Егорова, «советско-германский договор уменьшает опасность войны. Теперь Эстония должна присоединиться к СССР. Вот тогда мы буржуазию перебьем, и будем свободно жить». Житель деревни Ян Лупанов говорил: «Может быть, в результате договора Эстония будет присоединена к СССР. Вот тогда мы бы свободно зажили и стали работать в колхозе»[79].

24 и 26 августа в беседах с советскими дипломатами в Каунасе их литовские коллеги пытались выяснить, что стоит за советско-германским договором[80]. 26 августа литовский посланник в Москве Л. Наткевичус сообщил в Каунас о произошедшей накануне беседе с германскими дипломатами, из которой он «понял, что Советы ценят по крайней мере Балтийские буферные государства, и что никакого раздела сфер влияния в настоящее время не существует». Как сообщал литовский дипломат, его латвийский и эстонский коллеги считали, что «Балтийские страны даже в случае войны сохранят все шансы остаться нейтральными, так как Германия не может допустить, чтобы в Прибалтике появились бы Советы, а последние еще меньше заинтересованы в укоренении немцев в Балтийских странах»[81]. 4–8 сентября Литву, Латвию и Эстонию посетил бывший комиссар Лиги Наций в Данциге К. Буркхарт, который в беседах с местными дипломатами сообщил, что А. Гитлер еще до заключения советско-германского договора проговорился ему о цене соглашения с СССР, который должен был получить в свое распоряжение доступ к Балтийскому морю, прибалтийские государства и часть Польши[82]. 11 сентября Департамент государственной безопасности Литвы информировал правительство, что по сведениям, полученным руководством литовской компартии из Москвы, «прибалтийские государства застрахованы от нападения Германии, ибо Германия подписанием пакта обещала не нападать на эти государства»[83].

Начало войны в Европе усилило в прибалтийских государствах опасения быть втянутыми в события и побудило их ввести в действие законы о нейтралитете[84]. 3 сентября временный поверенный в делах СССР в Каунасе Н.Г. Поздняков сообщил в Москву, что хотя в некоторых литовских кругах обсуждается идея похода на Вильно, но правительство не поддерживает подобные настроения[85]. 4 сентября литовское правительство разрешило командующему вооруженными силами провести частичную мобилизацию для усиления армии и начать сосредоточение войск на границе с Польшей[86]. Правда, 5 сентября на заседании правительства было решено в связи с объявлением войны Германии со стороны Англии и Франции отказаться от использования вооруженных сил для возвращения Вильно[87]. 9 сентября после консультации с А. Гитлером министр иностранных дел И. фон Риббентроп приказал германским дипломатам в Каунасе обратить внимание литовского правительства на возможность решения Виленского вопроса. Со своей стороны литовский посланник в Берлине К. Шкирпа также зондировал этот вопрос[88]. 12 сентября литовский посланник в Берлине в беседе с советским полпредом в Германии зондировал отношение Москвы к присоединению Виленской области к Литве[89]. В тот же день в Берлине состоялась беседа корреспондента литовского телеграфного агентства «Эльта» В. Каупаса с секретарем советского полпредства, который заявил, что «прибалтийские государства для Советской России являются лебенсраумом [жизненным пространством]. Советская Россия ни в коем случае не может допустить того, чтобы там укоренилась какая бы то ни была чужая сила, к примеру немцы». При этом, само собой разумеется, страны Прибалтики должны остаться независимыми, а «в скором времени Литва будет иметь общую границу с Советской Россией». Намекая, таким образом, на возможность возврата Вильно Литве, советский дипломат заметил, что «не следует слишком спешить, принимая решения. Надо, якобы, подождать прояснения всей ситуации, это не займет много времени»[90].

13 сентября советские дипломаты в Каунасе сообщали в Москву о стремлении Германии подтолкнуть Литву к занятию Вильно, указывая, что хотя официальные литовские власти открещиваются от подобных мер, «они не против были бы использовать их для разрешения своего исторического спора с Польшей, но их удерживает от этого уверенность, что на западном фронте будет бита Германия, а не Англия с Францией. А раз так, то они считают большим риском для себя пользоваться плодами германских побед в Польше, так как будущие победители, в том числе и восстановленная Польша, неизбежно вспомнили бы тогда измену Литвы и постарались бы ее раздавить. Некоторые же, даже независимо от исхода войны, не хотят получать Вильно из рук немцев, говоря, что Берлин потребует за этот подарок беспрекословного подчинения его указаниям». Таким образом, литовские власти не собирались вмешиваться в германо-польский конфликт, опасаясь как бы «немцы насильно не предложили им Вильно, и спрашивают, как будет смотреть на это Советский Союз, если мы не будем поддаваться на провокацию немцев». Сообщая об экономических проблемах Литвы, советский временный поверенный в делах в Каунасе запрашивал, как следует реагировать на возможное обращение литовской стороны относительно расширения экономических контактов с СССР[91]. 13 сентября исполняющий обязанности министра иностранных дел Литвы К. Бизаускас направил своим посланникам за границей памятную записку, в которой напоминал о необходимости продолжать сбор информации с целью выяснения скрытых аспектов советско-германского соглашения и политики Москвы в Прибалтике. В беседах с советскими дипломатами следовало напоминать о традиционно хороших отношениях двух стран, о роли СССР в деле сохранения мира в Прибалтике и «просить о наибольшем благоприятствовании при получении у них жизненно важного для нас сырья и товаров»[92].

Оценивая настроения литовского населения, советский военный атташе в Литве майор И.М. Коротких 13 сентября в своем докладе в Москву отмечал, что «рабочие круги оценивают положение так: если Сталин пошел на заключение пакта с Гитлером, то это не простое дело, а это есть какая-то дальняя политика, где интересы рабочих, наверное, учтены. Далее они заявляют, что Сталин обманул и Гитлера, и Чемберлена. Если Сталин договорился с Гитлером о присоединении Прибалтики, то мы от этого выигрываем, т. к. станем советскими людьми. Если СССР будет драться с Польшей, то он не обойдется без Прибалтики, он должен будет оккупировать, и мы снова выигрываем бу[де]м в СССР. Среди рабочего класса вера в могущество Советского Союза, вера в мудрость нашего правительства и тов. Сталина очень и очень велика. По признанию интеллигентной среды писателей, профессуры и др., которые говорят, что настроение крестьянства очень просоветское и, во всяком случае, не пролитовское с существующим строем. Это положение объясняется безвыходным положением, в котором находится крестьянство. Однажды я был в одном имении, и, когда садился в машину, подошел управляющий имения, вернее, человек, присматривающий за имением за кусок хлеба, и заявляет, видно было, от души, когда же придет сюда советская власть? Тогда бы мы показали нашим Сметонам и другим, как надо жить. С этими просоветскими настроениями ведет усиленную борьбу мин[истр] внутр[енних] дел Скучас (бывший ВАТ Литвы в СССР)»[93].

13 сентября германский посланник в Каунасе Э. Цехлин доложил в Берлин о беседе с командующим литовской армией генералом С. Раштикисом, которая показала, что хотя Литва и заинтересована в возвращении Вильно, но в настоящее время не может ни при каких обстоятельствах нарушить свой нейтралитет, поскольку находится под серьезным давлением Англии и Франции. Кроме того, по мнению германского дипломата, Советский Союз влияет на Литву в том же направлении[94]. На следующий день Цехлин сообщил о беседе с литовским премьер-министром, который также заявил, что Литва не может нарушить свой нейтралитет, какие-либо вооруженные действия с ее стороны исключаются, поскольку она надеется на то, что Виленский вопрос будет решен в положительном для нее смысле на будущей мирной конференции[95]. 14 сентября в беседе с советским полпредом в Берлине литовский посланник поддержал идею о необходимости налаживания более тесных литовско-советских экономических отношений и вновь заявил о необходимости присоединить к Литве Виленскую область для создания общей границы с СССР[96]. 15 сентября Литва обратилась к СССР с просьбой об экономической помощи[97].

Учитывая позицию Литвы, И. фон Риббентроп в 14 часов 16 сентября дал указание Э. Цехлину более не затрагивать в беседах с литовцами Виленскую проблему[98]. В тот же день в 18 часов В.М. Молотов сообщил германскому послу в Москве Ф. фон дер Шуленбургу о скором вступлении Красной армии в Западную Белоруссию и Западную Украину и просил «срочно запросить разъяснения, что станет с Вильно. Советское правительство очень хочет избежать столкновения с Литвой и поэтому хотело бы знать, достигнута ли какая-либо договоренность с Литвой относительно района Вильно и кто, в частности, должен оккупировать город»[99]. 17 сентября литовский посланник в Берлине был вызван к главе политического департамента германского МИДа Э. Вёрману, который выразил недоумение по поводу распространения литовскими дипломатами на Западе слухах о якобы давлении Германии на Литву с целью принудить ее к захвату Вильно[100].

17 сентября Советский Союз вручил всем государствам, состоявшим с ним в дипломатических отношениях, в том числе и прибалтийским, ноту, в которой подчеркивалось, что «в отношениях с ними СССР будет проводить политику нейтралитета»[101]. В ответ на эту советскую ноту Литва сообщила, что «в связи с переходом польской границы Красной Армией, литовское правительство приняло решение о проведении частичной мобилизации», которая необходима «в целях охраны границы от возможного нарушения ее польскими войсками и беженцами. Граница уже закрыта, и охрана ее передана военным властям»[102]. В 13 часов 17 сентября литовский посланник в Москве сообщил заместителю наркома внешней торговли СССР о желании Каунаса расширить закупки таких советских товаров как ГСМ, уголь, антрацит, хлопок, железо, чугун и цемент. Его советский собеседник в целом одобрил эту идею, но указал, что этот вопрос следует обдумать и обсуждать после того, как будут сделаны более конкретные литовские предложения[103]. 18 сентября советское полпредство в Каунасе посетили профессор В. Креве-Мицкявичус и журналист Ю. Палецкис, являвшиеся соответственно председателем и членом Правления Общества по ознакомлению с культурой народов СССР, и выразили свое сочувствие «не только приближению советского влияния, но и прямому вторжению его в Литву. Им хотелось бы оказать этому свою посильную помощь. Поэтому они просят ориентировать их в смысле поведения. Прежде всего им нужно знать – пойдут ли части Красной Армии на Вильно и дальше – в Литву. Им это необходимо знать для того, чтобы начать встречную работу (подготовка почвы для вступления Красной Армии и т. д.)». Естественно, Н.Г. Поздняков «ответил, что планы нашего командования в отношении Вильно мне не известны, а что касается Литвы, то мне кажется, что сделанное т. Молотовым заявление о нейтралитете в отношении ее отвечает на их вопрос со всей ясностью и определенностью»[104].

Тем временем 17 сентября Красная армия перешла советско-польскую границу. Единственным районом Прибалтики, затронутым действиями советских войск, была Виленская область. На правом фланге Белорусского фронта Красной армии от латвийской границы до Бегомля была развернута 3-я армия (командующий – комкор В.И. Кузнецов), имевшая задачу наступать на фронт Свенцяны, Михалишки и далее продвигаться на Вильно. Главный удар наносился левым крылом армии, где были сосредоточены войска 4-го стрелкового корпуса и подвижной группы в составе 24-й кавдивизии и 22-й танковой бригады под командованием комдива-24 комбрига П.Н. Ахлюстина. К 18 часам 17 сентября подвижная группа заняла Дуниловичи, где танковые части остановились по причине отсутствия горючего, поскольку тыловая колонна бригады не была пропущена вперед командиром кавдивизии. Вечером командование 3-й армии издало боевой приказ № 3/оп, содержавший задачу войскам на следующий день:

«1. Погранчасти противника частью плененные, остальные рассеяны.

2. Сосед слева выполняет поставленную задачу.

Граница слева – прежняя.

3. Части 3[-й] армии с 7.00 18.9.39 г. продолжают дальнейшее наступление в общем направлении Свенцяны.

а) Подвижной группе в составе 24 кд, 22 и 25 тбр наступать в общем направлении Поставы, Годуцишки, Свенцяны, имея задачей овладеть районом Поставы, оз. Мядель, к исходу 18.9.39 г. выйти в район Свенцяны, Клюцяны, Лынтупы.

б) 4 ск в составе 50 и 27 сд наступать в общем направлении Комаи, Лынтупы, имея задачей к исходу 18.9 выйти в район Омильгины, оз. Швакшта, Комаи, имея передовые части на рубеже Лынтупы, Константинов.

Граница слева – Дуниловичи, Поставы, Свенцяны.

в) 5 сд наступать в общем направлении Годуцишки, обеспечивая правый фланг армии, к исходу 18.9.39 г. выйти в район Русаки, Поставы, Сивцы.

г) Командиру 25 тбр войти в подчинение командира 24 кд.

д) ВВС 3[-й] армии продолжать выполнение задач, поставленных приказом № 1/оп.

1. Уничтожать ВВС противника на его аэродромах восточнее Вильно, Свенцяны.

2. Содействовать продвижению войск 3[-й] армии.

3. Воспретить подход резервов противника со стороны Вильно.

4. Вести усиленную разведку в полосе наступления армии, обратив особое внимание на левый фланг.

4. Штарм 3 – Полоцк, [в] последующем – Глубокое. Военный совет с опер[ативной] группой со штабом 4 ск»[105].

Однако в 1 час 48 минут 18 сентября нарком обороны и начальник Генштаба направили командующему войсками Белорусского фронта распоряжение № 3375: «18 сентября необходимо развить механизированными войсками более быстрые темпы продвижения и овладеть Вильно, для чего направить на Вильно две танковых бригады группы тов. Кузнецова, и одн[у] танков[ую] бригад[у] группы тов. Черевиченко. Эти танковые бригады должны быть поддержаны выделенными на кадровом конском составе кавалерийскими частями, отсеяв мобилизованных лошадей, а также пехотой, посаженной на автомашины»[106]. В 3.55 18 сентября штаб 3-й армии получил приказ Белорусского фронта к исходу дня занять Вильно. Проанализировав обстановку, командование 3-й армии в 9 утра поставило эту задачу группе комбрига П.Н. Ахлюстина, передвинув срок ее исполнения на утро 19 сентября. Правда, реальное выполнение этого приказа началось лишь вечером 18 сентября, когда он наконец-то был передан Ахлюстину. Дело в том, что войска подвижной группы с утра начали действовать по первоначальному плану. В 14 часов разведгруппа 22-й танковой достигла Свенцян, куда в 15.30 подошли разведгруппы 25-й танковой бригады и 24-й кавдивизии. Основные силы подвижной группы еще только продвигались к Свенцянам. Причем комдив-24 вновь отказался пропустить вперед строевых частей кавалерии тылы 22-й танковой бригады, которая, прибыв в Свенцяны, опять оказалась без горючего.

Получив в 22 часа в Свенцянах приказ о взятии Вильно, комбриг П.Н. Ахлюстин создал подвижную группу из 10-го танкового полка 24-й кавдивизии и разведбатальона 27-й стрелковой дивизии под командованием полковника К.И. Ломако, которая, получив все наличное горючее, в 0.30 19 сентября выступила из Свенцян. За ними несколько позднее двинулась мотогруппа в составе 700 спешенных и посаженных на автомашины кавалеристов 24-й кавдивизии. Тем временем группа Ломако в 2.30 достигла Подбродзе, где разоружила 40 польских солдат, спавших на вокзале, а в 3.30 у Неменчина захватила мост через реку Вилию, арестовав 15 полицейских, собиравшихся взорвать его. В 4.30 группа достигла северной окраины Вильно. Остальные части 3-й армии к вечеру 18 сентября продолжали продвижение по северо-восточным районам Западной Белоруссии. 24-я кавдивизия сосредоточивалась у Свенцян, а на крайнем правом фланге армии 10-я стрелковая дивизия продвигалась по южному берегу р. Западная Двина в сторону Дриссы[107]. Южнее 3-й армии с фронта от Бегомля до Ивенец 17 сентября начали наступление войска 11-й армии (командующий – комдив Н.В. Медведев), продвигавшиеся через Молодечно, Воложин, Ошмяны, Ивье на Гродно. К 10 часам утра 18 сентября соединения 3-го кавалерийского корпуса, которым командовал комдив Я.Т. Черевиченко, вышли на фронт Рыновиче, Постоянцы, Войштовиче. В это время корпусу и 6-й танковой бригаде была поставлена задача наступать на Вильно, который приказывалось занять 19 сентября. В 11.30 кавалерия двинулась к Ошмянам, которые были без боя заняты в 14 часов, а к исходу 18 сентября достигла района Ошмяны – Курмеляны. Будучи вынужденным дать отдых лошадям, командир 3-го кавкорпуса создал из 7-го и 8-го танковых полков кавдивизий сводную танковую бригаду под командованием полковника С.З. Мирошникова, которая продолжила наступление на Вильно.

В это время в Вильно находились лишь незначительные польские части: около 16 батальонов пехоты (примерно 7 тыс. солдат и 14 тыс. ополченцев) с 14 легкими орудиями. Однако общего отношения к вторжению Красной армии у польского командования в Вильно не было. В 9 часов 18 сентября командующий гарнизона полковник Я. Окулич-Козарин отдал приказ: «Мы не находимся с большевиками в состоянии войны, части по дополнительному приказу оставят Вильно и перейдут литовскую границу; небоевые части могут начать оставление города, боевые – остаются на позициях, но не могут стрелять без приказа». Однако, поскольку часть офицеров восприняла этот приказ как измену, а в городе распространились слухи о перевороте в Германии и объявлении ей войны Румынией и Венгрией, полковник Окулич-Козарин около 16.30 решил воздержаться от отдачи приказа на отступление до 20 часов. Около 19.10 командир 2-го батальона, развернутого на южной и юго-западной окраине города, подполковник С. Шилейко доложил о появлении советских танков и запросил, может ли он открыть огонь. Пока Окулич-Козарин отдал приказ об открытии огня, пока этот приказ был передан войскам, 8 танков уже миновали первую линию обороны и для борьбы с ними были направлены резервные части. Около 20 часов Окулич-Козарин отдал приказ на отход войск из города и выслал подполковника Т. Подвысоцкого в расположение советских войск с тем, чтобы уведомить их, что польская сторона не хочет с ними сражаться и потребовать их ухода из города. После этого сам Окулич-Козарин уехал из Вильно, а вернувшийся в штаб около 21 часа Подвысоцкий решил защищать город и около 21.45 издал приказ о приостановке отхода войск. В это время в городе шли некоординированные бои, в которых большую роль играла виленская польская молодежь. Учитель Г. Осиньский организовал из учащихся гимназий добровольческие команды, занявшие позиции на возвышенностях. Стреляли самые старшие, остальные доставляли боеприпасы, организовывали связь и т. п.

Подойдя около 19.30 18 сентября к Вильно, 8-й и 7-й танковые полки 3-го кавкорпуса завязали бой за южную часть города. 8-й танковый полк в 20.30 ворвался в южную часть города. 7-й танковый полк, натолкнувшийся на упорную оборону, только с рассветом смог войти в юго-западную часть города. Тем временем 6-я танковая бригада, форсировав р. Березина, прошла Гольшаны и в 20 часов 18 сентября достигла южной окраины Вильно, установив связь с подразделениями 8-го танкового полка. Используя орудия, расположенные на горе Трех Крестов, польская молодежь артиллерийским огнем обстреляла наступающие танки. Для поражения танков в городе широко использовались бутылки со смесью бензина и нефти. Один советский танк был сожжен на Завальней улице. В танке погибли механик-водитель Шенкунос и башенный стрелок Кульков, а командир эскадрона старший лейтенант Бодыль был ранен, но сумел отползти от танка и, сняв фуражку, с наганом в руке стал пробираться к своим. Позднее его, потерявшего сознание, случайно подобрали танкисты экипажа младшего командира Куликова. Выяснив, что значительная часть регулярных войск и штабов уже покинула город, подполковник Т. Подвысоцкий был вынужден около 22.30 принять решения об оставлении Вильно и отходе к литовской границе. Ночью польские войска стали отходить за р. Вилия.

В 5 часов передовой отряд группы полковника К.И. Ломако достиг Зеленого моста, где завязалась перестрелка. В 5.45 туда же подошли танки 8-го танкового полка. В течение двух часов возле Зеленого моста шел бой, завершившийся его захватом в 8.50. В ходе боя было уничтожено 3 противотанковых орудия и 5 станковых пулеметов. Стремясь сжечь Зеленый мост, поляки поставили на нем и подожгли машину с бочкой бензина, но танк под командованием Дьячека сбил машину с моста, пожар был потушен, и войска переправились в северную часть города. Тем временем полковник Ломако решил основными силами 10-го танкового полка обойти город с севера и отрезать его от литовской границы. К 8 часам 19 сентября подошли части 3-го кавкорпуса. 102-й кавполк повел наступление на юго-восточную окраину, а 42-й кавполк двинулся в обход города с востока и сосредоточился на северо-восточной окраине. Тем временем 7-я кавдивизия обходила город с запада. В 10 часов была захвачена товарная станция, где находилось 3 эшелона с боеприпасами и военным снаряжением. В 11.30 в город вступила мотогруппа 3-й армии, сформированная из частей 24-й кавдивизии, и полковник Ломако был назначен комендантом города. В 12.45 было захвачено жандармское управление, к которому подъехал танк под командованием Щечка. Направив пушку и пулемет в окно, командир танка вместе с рабочими направился в здание. Часть полицейских, увидев танк, разбежалась, а остальные сдались и даже помогали выносить из здания оружие.

В 13 часов был занят вокзал. В 16 часов вновь возникла перестрелка у Зеленого моста, в ходе которой были подбиты одна бронемашина и танк. К 18 часам сопротивление противника было сломлено и к вечеру 19 сентября обстановка в городе нормализовалась, но отдельные перестрелки возникали вплоть до 2 часов ночи 20 сентября. В боях за Вильно части 11-й армии потеряли 13 человек убитыми и 24 человека ранеными, было подбито 5 танков и 4 бронемашины. 20–23 сентября советские войска подтягивались к Вильно, занимаясь очисткой города и прилегающих районов от польских частей. Стоит отметить, что около 100 солдат польской армии с оружием примкнули к передовому отряду 24-й кавдивизии РККА и помогали разыскивать скрывшихся офицеров и разоружать еще не сдавшиеся польские части. Всего было взято в плен около 10 тыс. человек, трофеями советских войск стали 97 паровозов, 473 пассажирских и 960 товарных вагонов (из них 83 с продовольствием, 172 с овсом, 6 с боеприпасами, 9 цистерн с бензином и 2 со спиртом). В 15.40 19 сентября 20 самолетов 43-го легкобомбардировочного полка ВВС 3-й армии совершили налет на железнодорожный перегон Игналино – Дукшты, где воздушная разведка обнаружила эшелон. Имея задачу воспрепятствовать подвозу войск в Вильно и к Литве, самолеты сбросили 160 бомб, которые разрушили в 6 местах перегон и повредили железнодорожное полотно на станциях Рымшаны и Дукшты[108].

Тем временем в 3.10 19 сентября начальник Генштаба РККА своим распоряжением № 03 передал командующему Белорусского фронта приказ наркома обороны о развертывании войск на бывшей польско-латвийской границе. «Задачей этим войскам ставятся обеспечение правого фланга группы т. Кузнецова и прикрытие со стороны Латвийской границы. Для чего вдоль границы с Латвией должны быть выставлены заставы, имея главные силы стрелковых полков в резерве сзади. Если от 5 сд был выделен полк к Латвийской границе, то он до смены остается на Латвийской границе, а затем переходит на Литовскую границу», причем «ни Латвийская, ни Литовская границы отнюдь не должны быть нарушены. Поэтому взять с этими частями несколько пограничников для инструктажа поведения на границе»[109]. Соответственно, в 3.40 штаб Белорусского фронта направил в штаб 3-й армии приказ, требовавший организовать охрану латвийской и литовской границ. Со своей стороны командующий 3-й армией своим распоряжением № 0210 приказал 10-й стрелковой дивизии к 24.00 20 сентября выдвинуться на польско-латвийскую границу и уничтожить польские пограничные посты, но границу не нарушать[110]. 19 сентября советскому военному атташе в Литве было сообщено, что литовские войска получили приказ «встречать части Красной Армии в дружественном духе и помогать им в установлении литовской границы»[111]. В 20.15 20 сентября советский военный атташе в Литве доложил в Москву, что командующий литовской армией просил сообщить командованию Красной армии, «чтобы, в случае отступления поляков из-под Гродно на литовскую территорию, наши части не преследовали их. Командующий обещал разоружить их своими силами, даже если бы поляки вошли в Литву с боем»[112]. В тот же день командующий 3-й армии приказал командиру 4-го стрелкового корпуса не позднее 12.00 21 сентября выставить сторожевые заставы на литовской границе от оз. Дрисвяты до Новых Трок, а главные силы корпуса иметь в районе Свенцяны, Повевиорка, Лынтупы[113].

В 23.50 20 сентября начальник Генштаба РККА направил командующему войсками Белорусского фронта директиву № 16695, в которой указывалось, что «народный комиссар приказал занять передовыми частями 21.9 район Августов, Сувалки, Сейны, не нарушая литовской и германской границ»[114]. В 9 часов утра 21 сентября командующий 3-й армией издал боевой приказ № 6/оп:

«1. На основании приказа Военсовета Белфронта от 20.9.39 г. за № 04 3[-й] армия в составе 10, 5, 126 сд, упр[авления] 4 ск, 24 кд, 25 тбр и 108 гап РГК имеет задачей обеспечить правый фланг войск Белорусского фронта по границам с Литвой и Латвией, не нарушая границ этих государств.

ПРИКАЗЫВАЮ:

2. 4 ск в составе 5, 10, 126 сд выставить сторожевые заставы по Латвийской и Литовской границе на участке Придруйск, Олькеники (40 км ю[го]-зап[аднее] Вильно), обеспечив их поддержку из глубины надлежащей расстановкой ударных групп полков и дивизий.

а) 10 сд на участке Придруйск – Дукшты.

б) 126 сд на участке (иск.) Дукшты – Жиндулы.

в) 5 сд на участке (иск.) Жиндулы – Олькеники.

Главные силы 5 сд не менее двух полков сосредоточить в Вильно.

Граница с соседней слева 11[-й] армией прежняя и далее по Литовской границе до Сейны.

Охрану границы на участке Жиндулы, Олькеники до прибытия частей 5 сд возлагаю на командира 24 кд.

Командиру 5 сд выставленные сторожевые заставы на участке западнее и северо-западнее Свенцяны снять только по смене их частями 126 сд». Управление 3-го стрелкового корпуса, 27-я, 50-я, 115-я стрелковые дивизии и 22-я танковая бригада передавались в состав 11-й армии[115], войска которой продолжали продвигаться вдоль литовской границы в сторону Гродно. В ходе этих маршей соединения 16-го стрелкового корпуса 21 сентября заняли Эйшишки, а к 24 сентября развернулись на литовской и германской границах севернее и северо-западнее Гродно. Тем временем войска 3-й армии стали выдвигаться к границе с Литвой. Однако до подхода стрелковых частей для охраны границ пришлось использовать разъезды и моторизованные группы из состава 36-й и 24-й кавдивизий, 6-й, 22-й и 25-й танковых бригад. В 22.30 21 сентября 144-й кавполк 36-й кавдивизии, вышедший в районе Мейшагола к литовской границе, рассеял мелкие группки поляков. При приближении разъездов кавдивизии к границе литовские пограничники выбросили белый флаг и заявили: «Мы с вами воевать не хотим, мы держим нейтралитет». 21 сентября литовская сторона уведомила советского поверенного в делах в Литве о том, что «части Красной Армии уже вступили в соприкосновение с охраняющей границу литовской армией и что соприкосновения эти проходят в весьма дружественном духе». Хотя были случаи, «когда в отдельных местах части Красной Армии задевали литовскую границу, но достаточно было указать на это, как командиры Красной Армии, попросив указать линию границы, извиняясь, немедленно отходили». По мнению литовской стороны, советские «части ведут себя исключительно корректно и дружелюбно»[116].

21–23 сентября к границе стали подходить стрелковые дивизии 3-й армии, которые смогли реально организовать заставы для охраны латвийской и литовской границ от Дриссы до Друскининкая. В это время в 3-й армии насчитывалось 66 292 человека, 2 017 пулеметов, 440 орудий, 384 танка, 49 бронемашин, 94 самолета и 2 932 автомашины[117]. 22 сентября командующий 3-й армией приказал со следующего дня начать в частях боевую и политическую учебу, чтобы занять личный состав, а увольнения в Вильно запретить[118]. В 4 часа утра 25 сентября командующий 3-й армией издал боевой приказ № 13/оп:

«1. На основании приказа Военсовета Белфронта от 25.9.39 г. за № 06 3[-я] Армия в составе: 10, 126, 5 сд и одной сд, прибывающей в район Полоцк, 24 кд, 25 тбр, 8 дивизиона БЕПО, имеет задачей обеспечить правый фланг войск Белорусского фронта с выдвижением передовых частей (застав) по Литовско-Латвийской границе на участке Дрисса, Друскеники [Друскининкай].

ПРИКАЗЫВАЮ:

2. 4 ск в составе 10, 126 и 5 сд выставить сторожевые заставы на участке Дрисса, Друскеники:

а) 10 сд на участке Дрисса – Казачизна, имея не менее одного стрелкового полка в ударной группе дивизии в районе Опса.

б) 126 сд на участке (иск.) Казачизна – Сурманцы (на р. Вилия), имея не менее одного СП в ударной группе дивизии в районе Новосвенцяны.

в) 5 сд на участке (иск.) Сурманцы – Друскеники, два стрелковых полка 5 сд сосредоточить в Вильно.

Граница с соседней слева 11[-й] армией Бегомль, Вилейка, Друскеники.

3. Вновь прибывающей стрелковой дивизии сосредоточиться [в] районе Н[овый] Погост, Иоды, Шарковщизна. Штадив – Шарковщизна.

4. 24 кд и 25 тбр по-прежнему оставаться в Вильно.

5. 108 гап сосредоточиться к исходу 28.9.39 г. в Глубокое. Маршрут движения Полоцк, Ореховно, Плисса, Глубокое.

6. 8 БЕПО задачи прежние – охранять и перекрывать жел[езно]дор[ожный] участок Зябки, Крулевщизна.

7. 209[-му] зен[итному] арт[иллерийскому] дивизиону к 30.9 сосредоточиться в Вильно с задачей совместно с ротой 8[-го] батальона ВНОС организовать ПВО Вильно.

Маршрут движения – Крулевщизна, Глубокое, Дуниловичи, Константинов, Вильно.

208[-му] зен[итному] арт[иллерийскому] див[изион]у к исходу 28.9 сосредоточиться [в] Крулевщизна с задачей организовать ПВО ст[анции] снабжения.

Маршрут движения – Фариново, Прозорки, Плисса, Крулевщизна.

8. На марше соединения должны подтянуть тыловые части и двигаться сосредоточенными силами. Передовые части выбрасывать вперед с таким расчетом, чтобы всегда иметь возможность быстро подвести главные силы.

Вести тщательную разведку впереди и на флангах и обеспечивать последние соответствующим заслоном»[119].

В течение 26–28 сентября войска 3-й и 11-й армий закрепились на границах с Латвией, Литвой и Восточной Пруссией от р. Западная Двина до Щучина. Тем временем, обсудив 24 сентября «международное, политическое и военное положение Литвы» и учитывая финансовые трудности, литовское руководство решило с 25 сентября начать демобилизацию армии, которая сокращалась с почти 60 тыс. до 25 тыс. человек[120].

28 сентября в Москве был подписан советско-германский договор о дружбе и границе, установивший демаркационную линию на территории Польши. 1 октября Политбюро ЦК ВКП(б) приняло программу советизации Западной Украины и Западной Белоруссии, которая стала неукоснительно осуществляться[121]. Проведенные выборы «показали, что подавляющее большинство населения этих регионов согласилось с установлением советской власти и присоединением к Советскому Союзу»[122]. Избранные 22 октября Народные собрания Западной Белоруссии и Западной Украины 27–29 октября провозгласили Советскую власть и обратились с просьбой о включении их в состав СССР. 1–2 ноября V сессия Верховного Совета СССР приняла Законы о включении Западной Украины и Западной Белоруссии в состав УССР и БССР. В результате всех этих событий советские границы продвинулись на запад, возникла советско-литовская граница и была продемонстрирована невозможность англо-французского вмешательства в дела Восточной Европы. Военно-политическое положение Прибалтики изменилось, что побудило Германию и СССР приступить к реализации своих договоренностей.

Договор о взаимопомощи с Эстонией

В 12.30 2 сентября советский полпред в Таллине К.Н. Никитин был приглашен к эстонскому министру иностранных дел К. Сельтеру, который заявил, что «правительство Эстонии хотело бы переключить свой торговый рынок на СССР, так как Балтийское море, вероятно, будет закрыто». Уже на следующий день советская сторона сообщила о своем согласии «серьезно увеличить размеры товарооборота между СССР и Эстонией» и о готовности приступить к переговорам об этом в Таллине или Москве по выбору эстонской стороны[123]. 6 сентября Эстония выразила удовлетворение по поводу советского ответа и предложила вести переговоры в Москве конфиденциально[124]. 12 сентября эстонская сторона передала советскому полпреду памятную записку, в которой сообщалось о желании Эстонии выяснить возможность замены эстонско-советского торгового протокола от 9 января 1939 г. новым соглашением. Таллин был готов предоставить Москве годичные контингенты на ввоз в Эстонию товаров на сумму 18 млн эстонских крон, при экспорте в СССР товаров на сумму 14 млн эстонских крон. Кроме того, эстонская сторона была заинтересована в транзите через территорию СССР[125]. Советско-эстонские экономические переговоры начались в Москве 14 сентября, а уже 19 сентября выработанный торговый договор был парафирован и его подписание было назначено на 22 сентября[126].

Тем временем советское руководство тщательно готовилось к решению политических проблем в связи с предстоящей операцией против Польши. Еще 15 сентября нарком Военно-морского флота направил Военному совету КБФ шифротелеграммы №№ 2984 и 2988 с приказанием с 16 сентября линкоры, крейсера, минные заградители и подводные лодки до особого указания не выводить западнее большого Кронштадтского рейда, а находящиеся в море вернуть в базы, где следовало установить боны и брандвахту. Флоту было приказано к рассвету 17 сентября подготовиться к противолодочной операции, которая должна была занять ориентировочно 3 суток. Поднять систему охраны водного района по военному времени, иметь в готовности торпедные катера, тральщики и миноносцы с глубинными бомбами. Организовать систематический поиск подводных лодок самолетами в районе восточный Гогландский плес, выходы из шхер, островной район, Капорский залив, Сескарский плес, Красногорский рейд. «Все подлодки, обнаруженные [в] территориальных водах [в] погруженном состоянии, – уничтожать всеми средствами. Обнаруженные в нейтральных водах, заставлять всплыть, применяя оружие». 1 сторожевой корабль и 1 миноносец следовало иметь в готовности для высылки в район обнаружения подводных лодок. Кораблям предписывалось осуществлять в плавании противолодочные маневры. Флоту следовало быть готовым к угрозе атак торпедных катеров и скрытой постановки мин противником. Кроме того, следовало начать подготовку расчетов минной постановки в районе Шепелев – Стирсуден, приказание о чем последует днем 16 сентября[127].

Соответственно 16 сентября Военный совет КБФ издал приказ № 1/оп: «Возможно ожидать появление подводных лодок иностранных государств с провокационными целями в восточной части Финского залива и в тер[риториальных] водах СССР. Для обнаружения и уничтожения подводных лодок в тер[риториальных] водах СССР с 6.00 17.09 начать систематический поиск подводных лодок в районе от Кронштадта до меридиана 27°, обеспечив особенно надежно Сескарский плес и Красногорский рейд. Все подводные лодки, обнаруженные в тер[риториальных] водах СССР, подлежат немедленному уничтожению, всеми боевыми средствами»[128].

Также Военный совет КБФ получил от наркома ВМФ шифротелеграмму № 3072: «Для обнаружения морских и воздушных сил иностранных государств и предупреждения флота о появлении их для обеспечения своевременного развертывания – ПРИКАЗЫВАЮ:» установить дальний дозор подводных лодок на меридиане Ханко, при выходе из Моонзунда, в районе Таллин – Хельсинки и дальний дозор самолетами до меридиана Таллин – Хельсинки. Ближний дозор подлодок следовало установить на опушке шхер, к востоку от меридиана Гогланд и при входе в Нарвский залив с запада и просматривать эти же районы авиаразведкой не более 2 раз в сутки. «Категорически запрещается нарушение территориальных вод кораблями и самолетами дозора. Оружие применять только в случае непосредственной угрозы нападения»[129]. 17 сентября КБФ (так же как Северный и Черноморский флоты) был приведен в боевую готовность № 1[130]. В составе КБФ имелось 2 линкора, 1 крейсер, 2 лидера, 9 больших эсминцев, 38 подводных лодок, 1 надводный минный заградитель, 16 сторожевых кораблей и тральщиков, 29 сторожевых и 62 торпедных катера. Кроме того, 2 больших миноносца, 8 подводных лодок, 4 тральщика и 1 канонерская лодка заканчивали приемные испытания перед включением в состав флота[131]. В сентябре 1939 г. в результате скрытой мобилизации корабельный состав КБФ пополнился 27 тральщиками и 56 буксирами и другими судами, а численность личного состава к 15 октября возросла до 61 105 человек[132].

Тем временем 14 сентября в Таллин зашла польская подводная лодка «Ожел», которая 15 сентября была интернирована эстонскими властями: у экипажа было отобрано личное оружие, изъяты морские карты, сняты замки орудий и выгружены 14 из 20 торпед. Однако в ночь на 18 сентября польские моряки, оставленные временно на судне под стражей, вероятно, по совету военно-морского атташе Англии, разоружили 2 эстонских часовых и в 3.30 утра самовольно вывели лодку в море. Эстонские береговые батареи обстреляли ее, а сторожевые суда пытались преследовать, но, погрузившись под воду, лодка ушла. С рассветом эстонские ВМС приступили к поиску польской подлодки[133]. В 9.15 18 сентября об этом инциденте было доложено в Москву, которая опасалась действий польских подводников против советского судоходства[134]. Вероятно, поступившая информация обсуждалась в 0.30–0.45 19 сентября в кабинете И.В. Сталина, где присутствовали члены Политбюро ЦК ВКП(б) председатель СНК СССР В.М. Молотов, секретарь ЦК и Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А.А. Жданов, а также нарком Военно-морского флота флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов и его заместитель флагман флота 2-го ранга И.С. Исаков[135]. Уже в 3.24 19 сентября командующий КБФ получил от наркома Военно-морского флота шифротелеграмму № 3091/ш/сс:

«Ближний дозор П[одводных] Л[одок] типа «Малюток» установить [на] опушке финских шхер, [в] Нарвском заливе и дальний дозор подлодок не высылать.

Воздушная разведка и дозор до устья Финского залива.

Операцию постановки заграждения выполнить.

Подготовить с утра 19 сентября поиск легкими силами подлодок до Ирбенского пролива включительно, о чем дается специальное приказание»[136].

В 6.40 19 сентября командующий КБФ получил от наркома ВМФ шифротелеграммы №№ 3092/ш/сс и 3093/ш/сс:

«Легкие силы в составе 2 Л[идеров], 4-х новых М[иноносцев], 3 старых М[иноносцев] с утра 19 сентября, разбив на 2 группы, произвести поиск подлодок противника [в] водах Финского залива и подходах Моон[зунд]ского архипелага включительно Ирбенский пролив. Искать преимущественно на кромке эстонских территориальных вод.

Всякую замеченную подлодку топить. При преследовании разрешается заходить [в] эстонские воды.

Ввиду реальной угрозы ходить большими ходами, зигзагом.

Продолжительность операции ориентировочно 2 суток.

В случае протеста Эстонии отвечать, что [ведется] поиск польских подлодок, угрожающих интересам СССР.

Поддержку иметь [в] готовности за заграждением или в базе.

Аналогичный поиск [в] районе эстонских островов, бухте Кунда, Виках произвести С[торожевыми] К[о]Р[аблями], [в] ближайших районах М[орскими] О[хотниками].

Т[раль]Щ[ики] оставить [в] непосредственное прикрытие минной постановки и дозоре снаружи заграждения.

До меридиана Кальбоден-грунда ходить параванами.

При маневрировании учитывать эстонские батареи»[137].

Кроме того, как доложил флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов в ЦК ВКП(б) и СНК СССР, «личный инструктаж и дополнительные разъяснения будут даны Военному Совету КБФ на месте моим заместителем флагманом флота 2 ранга т. Исаковым И.С., вылетевшим для этой цели в Кронштадт утром 19.9.39 г.»[138]. В 13 часов 19 сентября В.М. Молотов заявил эстонскому посланнику в Москве А. Рею, что СССР возлагает ответственность за происшествие с польской подлодкой на Эстонию и советский флот будет искать ее по всему Финскому заливу, в том числе и в ближайших окрестностях Таллина[139]. В тот же день нарком Военно-морского флота направил И.В. Сталину, В.М. Молотову и А.А. Жданову докладную записку № 10043/сс:

«Представляю решение Военного Совета Краснознаменного Балтийского Флота по выполнению операции поиска подводных лодок в Финском заливе и прилегающей к нему части Балтийского моря до Ирбенского пролива (вход в Рижский залив) включительно.

Поиск производится четырьмя группами кораблей: лидерами, новыми эсминцами, старыми эсминцами, сторожевыми кораблями и катерами охотниками за подводными лодками.

Весь район поиска разбит на следующие зоны:

1. Зона южных Финских островов (включая о. Гогланд).

2. Зона Нарвского залива от нашей Госграницы до губы Кунда.

3. Зона от губы Кунда до меридиана Таллин (24°).

4. Зона от меридиана Таллин до южного входа в Рижский залив включительно.

Для общего руководства всей операцией мною разрешено выйти в море на лидере “Минск” моему Заместителю Флагману Флота 2 ранга тов. Исакову.

От 12 до 14 час. состоялся выход кораблей в следующем составе:

Малые охотники – 6 ед.

Сторожевые корабли – 4 ед. (“Буря”, “Пурга”, “Туча” и “Циклон”).

Дивизион старые эсминцы – 3 ед. (“Артем”, “Володарский” и “Энгельс”).

Группа лидеров – 2 ед. (“Минск” и “Ленинград”).

Дивизион новых эсминцев – 4 ед. (“Гневный”, “Гордый”, “Сметливый” и “Стремительный”)»[140].

19 сентября в беседе с германским посланником в Таллине Г. Фровейном министр иностранных дел Эстонии высказал «тревогу в связи с вторжением России в Польшу. Учитывая непредсказуемость поведения русских, невозможно предвидеть, не будет ли экспансия этого государства в Европе направлена также против прибалтийских государств. Возникает важный вопрос, захочет ли и сможет ли Германия в этих условиях оказать им помощь». Эстонскую сторону также интересовало, предоставила ли Германия СССР свободу рук в отношении Прибалтики. Естественно, германский дипломат отрицал подобные фантазии, распространяемые английскими агентами[141]. 20 сентября эстонский посланник в Москве вручил заместителю наркома иностранных дел В.П. Потемкину памятную записку, в которой сообщалось о мерах, принятых военно-морским командованием Эстонии при интернировании польской подводной лодки «Ожел» и обстоятельствах ее побега из Таллина. Не имея возможности вручить польскому правительству соответствующий протест, «эстонское правительство считает своим правом применить все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы ликвидировать лишенное твердого контроля правительственной власти судно, нарушившее грубым образом признанный всеми великими державами, в том числе и Советским Союзом, нейтралитет Эстонии и представляющее собой опасность для судоходства Эстонии. Поэтому эстонское правительство с удовлетворением принимает к сведению, что и правительство СССР, во ограждение безопасности своего судоходства, решило предпринять розыск названной подводной лодки» и желает быть в контакте с соответствующими советскими органами[142].

20 и 21 сентября Эстония сообщала Германии о действиях СССР в связи с инцидентом с польской подводной лодкой[143]. 21 сентября эстонская пресса опровергла советские упреки в попустительстве польским подводникам, а также слухи о том, что в территориальных водах Эстонии скрываются и другие подводные лодки, а советский Балтийский флот «якобы блокировал эстонские гавани»[144]. 22 сентября Таллин уведомил Лондон о своей озабоченности советской активностью на эстонской границе[145]. В ходе поисков польской подводной лодки в южной части Финского залива в 12.30 22 сентября в районе маяка Пакри кораблями КБФ был задержан и запрошен о подводных лодках эстонский пароход «Вайтилсав». В открытом море советские корабли применяли зенитную артиллерию для того, чтобы отогнать чрезмерно любопытные самолеты-разведчики финских и эстонских ВВС. 23 сентября сторожевой корабль «Снег» трижды заходил в эстонские воды, не вызвав какой-либо реакции эстонской стороны, кроме заявления главнокомандующего эстонской армией генерала Й. Лайдонера, что «если кто-нибудь нападет на нас, то мы окажем вооруженное сопротивление»[146]. В тот же день в НКВМФ была передана информация, поступившая 22 сентября в НКИД от германского посла в Москве, о высадке подлодкой «Ожел» 2 эстонских военнослужащих на острове Готланд[147]. Поэтому с 24 сентября район поисков был расширен до Лиепаи, куда в 8.20 25 сентября подошли лидер «Ленинград» и эсминец «Стремительный». 25 сентября 3 самолета ДБ-3 ВВС КБФ пролетели на высоте 400–600 м по маршруту остров Найссаар, остров Хийумаа, остров Сааремаа, Вентспилс, Лиепая и обратно, не вызвав какой-либо реакции эстонской и латвийской сторон[148]. Таким образом, советская сторона получила прекрасную возможность для демонстрации своего военно-морского флота, которая сопровождалась вторжением кораблей КБФ в территориальные воды Эстонии[149].

Кроме того, была активизирована разведка ситуации в Эстонии. 23 сентября Разведотдел ЛВО издал разведывательный бюллетень № 54, в котором отмечалось:

«1. По заслуживающим доверия данным в районе Изборска сосредоточено до полка пехоты с артиллерией. В районе Петсери [Печоры] наблюдается скопление до полка пехоты и до дивизиона артиллерии (3-я артгруппа). Орудия погружены на автомашины и находятся в готовности к отбытию на эстоно-советскую границу.

7[-й] п[ехотный] п[олк] из Верро [Выру] переброшен в район Изборск и располагается по селениям Житковичи, Кошельки, Мала, Конечки, Третьяково.

15.9 в Печеры прибыл кавполк, дислоцируемый в Тарту. Туда же ожидается прибытие тяжелой артиллерии из Таллина (очевидно, отмобилизованной, т. к. по дислокации мирного времени в Таллине тяжелой артиллерии нет), которая должна занять огневые позиции на рубеже р. Пимжа. По западному берегу р. Пимжа производится отрывка окопов полной профили. Окопные работы ведутся также и на Верровском [Выруском] направлении.

2. По данным У[правления] П[ограничных] В[ойск] НКВД Л[енинградского] О[круга], командованием эстонской армии отдано распоряжение, по которому часть членов военно-фашистской организации кайтселийт в случае наступления Красной армии, должны остаться в тылу и вести партизанские и диверсионные действия. Каждому кайтселийтчику ставится задача уничтожить не менее 4-х кр[асноармей]цев.

3. По данным УПВ, до ввода советских войск в Польшу в Эстонии ожидалось прибытие английских войск в качестве помощи Польше. Войска должны были прибыть, якобы через территорию Латвии. Кроме того, английским войскам должна была быть поставлена задача оказать помощь Эстонии в случае войны последней с СССР.

По тем же данным, нуждающимся в проверке, в Таллине находятся английская и французская военные миссии.

Эстонское командование, обеспокоенное быстрым продвижением Красной армии в Польше, заявляет, что скоро Эстонии придется воевать с СССР.

4. По данным требующим проверки, русское население Петсерского уезда в случае мобилизации готовится к восстанию, среди населения ходят также разговоры: “СССР помог украинцам и белорусам в Польше, поможет и нам”.

Правительство в целях предупреждения дезертирства русских из армии, намерено перебросить их на морскую границу.

Бедняцко-середняцкая часть крестьянства придерживается мнения, что Эстония воевать не сможет, т. к. большинство населения симпатизирует СССР. Кулачество, наоборот, высказывается за войну, считает, что Эстония будет отстаивать свою независимость»[150].

24 сентября для подписания договора о торговле эстонский министр иностранных дел К. Сельтер прибыл в Москву, где в 21 час начались его переговоры с В.М. Молотовым. От обсуждения экономических проблем Молотов перешел к проблемам взаимной безопасности. Сославшись на ситуацию с побегом интернированной польской подводной лодки, нарком иностранных дел СССР заявил, что «правительство Эстонии или не хочет, или не может поддерживать порядок в своей стране и тем самым ставит под угрозу безопасность Советского Союза. […] Выход из Финского залива находится в руках других государств, и Советский Союз вынужден мириться с тем, что они делают в устье этого залива. Так дальше не может продолжаться. Необходимо дать Советскому Союзу действенные гарантии для укрепления его безопасности. Политбюро партии и правительство Советского Союза решили потребовать от правительства Эстонии таких гарантий и для этого предложить заключить военный союз или договор о взаимной помощи, который вместе с тем обеспечивал бы Советскому Союзу права иметь на территории Эстонии опорные пункты или базы для флота и авиации».

К. Сельтер постарался ответить на упреки относительно случая с подводной лодкой, из которого «никак нельзя делать вывод о том, что правительство Эстонии не в состоянии само защищать свой нейтралитет или, как Вы сказали, – поддержать порядок в своей стране. Еще менее следует делать из этого случая какие-либо далеко идущие выводы об отношениях между Эстонией и Советским Союзом». Относительно предложенного советской стороной пакта о взаимопомощи и базах министр иностранных дел Эстонии заявил, что у него «нет полномочий обсуждать его. Могу лишь сказать, что эти предложения идут вразрез с политикой равных отношений, нейтралитета со всеми государствами, которую Эстония, особенно в последние годы, так безупречно проводила. Эта политика настолько укоренилась в нашей стране, что Эстония не хочет, я в этом уверен, отказаться от этой политики и не хочет заключения военного союза, хотя бы и под названием пакта о взаимопомощи с великой державой, в данным случае с Советским Союзом». На это В.М. Молотов задал вполне резонный вопрос: «Кто не хочет? Вы не хотите, правящая группа не хочет, но широкие круги в Эстонии и народ хочет». Тогда Сельтер и поддержавший его А. Рей стали говорить о традиционном нейтралитете своей страны. Кроме того, «взаимоотношения военного союза с великой державой затронули бы право свободного осуществления суверенитета Эстонии и сковало бы мирное развитие нашей страны и народа. Эти нежелательные последствия были бы особенно очевидны именно в данном случае, когда Советский Союз как союзник создал бы на территории Эстонии свои опорные пункты для флота и военно-воздушных сил». Более четко эту мысль сформулировал Рей: «Договор о союзе с великой державой легко сможет поставить малое государство в зависимость от великой державы и парализовать ее независимость».

На это Молотов ответил: «Не бойтесь, договор о помощи с Советским Союзом не представляет никакой угрозы. Мы не намереваемся затрагивать ни Ваш суверенитет, ни государственное устройство. Мы не собираемся навязывать Эстонии коммунизм. Мы не хотим затрагивать экономическую систему Эстонии. Эстония сохранит свою независимость, свое правительство, парламент, внешнюю и внутреннюю политику, армию и экономический строй. Мы не затронем всего этого». Естественно, что Сельтер заявил о том, что «несмотря на эти заверения, я остаюсь при своем мнении. Отношения между Эстонией и Советским Союзом определяют мирный договор и договор о ненападении». Поэтому новый договор вряд ли необходим. Поняв, что собеседники и далее будут возражать, Молотов решил несколько ужесточить свою позицию. Он указал на то, что «нынешнее положение совершенно неестественно. Советский Союз должен ограничиться малой частью Финского залива, 20 лет тому назад нас посадили в эту финскую «лужу». Не думаете ли Вы, что это может оставаться навечно? Тогда Советский Союз был бессильным, к настоящему же времени значительно вырос в экономическом, военном и культурном отношениях. Советский Союз теперь великая держава, с интересами которой необходимо считаться. Скажу Вам – Советскому Союзу требуется расширение системы своей безопасности, для чего ему необходим выход в Балтийское море. Если Вы не пожелаете заключить с нами пакт о взаимопомощи, то нам придется использовать для гарантирования своей безопасности другие пути, может быть, более крутые, может быть, более сложные. Прошу Вас, не принуждайте нас применять силу в отношении Эстонии. Требования Советского Союза не противоречат принятым им ранее обязательствам, а развивают их, укрепляя безопасность, которую существующие соглашения должны были обеспечить, но не сделали этого».

В ответ К. Сельтер заметил, что, если «заключим союзный договор с одной великой державой, например, с Советским Союзом, то навлечем на себя тяжелые подозрения со стороны других стран», и возможно недовольство Германии. Со своей стороны В.М. Молотов заявил, что «если Вы опасаетесь противоречий между эстонско-германским договором о ненападении и требованиями Советского Союза, то могу Вас заверить, что Германия даст свое согласие на заключение договора о взаимной помощи между Эстонией и Советским Союзом. Если желаете, возьму на себя получение этого согласия». Тогда Сельтер напомнил о том, что он должен информировать правительство о содержании сегодняшнего разговора. В ответ его советский собеседник предложил организовать прямую связь с Таллином, что позволит сразу же продолжить переговоры. Однако эстонский министр заявил, что «как парламентский министр я обязан проинформировать, кроме президента и правительства, также и парламент, а этого нельзя сделать по телефону, причем так быстро. Для этого завтра же возвращусь в Таллин». В ответ Молотов заявил: «Подчеркиваю еще раз – это дело срочное. Обстановка требует безотлагательного решения. Мы не можем ждать долго. Советую Вам пойти навстречу пожеланиям Советского Союза, чтобы избежать худшего. Не принуждайте Советский Союз применять силу для того, чтобы достичь своих целей. Рассматривая наши предложения, не возлагайте надежд на Англию и Германию. Англия не в состоянии что-либо предпринять на Балтийском море, а Германия связана войной на Западе. Сейчас все надежды на внешнюю помощь были бы иллюзиями. Так что Вы можете быть уверены, что Советский Союз так или иначе обеспечит свою безопасность. Если бы Вы и не согласились с нашим предложением, то Советский Союз осуществил бы меры по своей безопасности другим способом, по своему желанию и без согласия Эстонии». После некоторого перерыва эстонской делегации в 24 часа был вручен проект договора о взаимопомощи, а подписание договора о торговле было отложено до следующего визита Сельтера в Москву с ответом на советское предложение[151].

Вернувшись 25 сентября в Таллин, К. Сельтер информировал о советских предложениях германского посланника. Первый помощник начальника штаба вооруженных сил Эстонии полковник Р. Маазинг 26–28 сентября посетил Кенигсберг для переговоров с германскими военными, в ходе которых Германия посоветовала удовлетворить советские требования[152]. За помощью к Латвии и Финляндии на случай возникновения войны с СССР Эстония не обращалась[153]. Что, впрочем, не помешало генералу Й. Лайдонеру заявить позднее в своем выступлении в Государственной думе, что «если бы была надежда, что откуда-то, в такое-то время придет к нам помощь, мы бы воевали»[154]. В 17.30–21.52 26 сентября эстонское руководство обсудило создавшуюся ситуацию, которую оно воспринимало как дилемму: договор или война. Учитывая международную ситуацию в Европе, эстонское руководство в итоге высказалось «за согласие приступить к переговорам на основе предложения, сделанного Советским Союзом, и при возможности заключить договор»[155].

Тем временем на границе Эстонии и Латвии создавалась советская военная группировка. 22 сентября командующий ЛВО приказал 35-й танковой бригаде и 16-й стрелковой дивизии сосредоточиться в течение 23 сентября в районе Кингисеппа[156]. В 1.15 23 сентября Военный совет МВО получил директиву начальника Генштаба № 16700 от 22 сентября, которая требовала начать с 24 сентября перевозку в состав ЛВО, КалВО и Белорусского фронта 163-й, 136-й, 84-й стрелковых дивизий, 34-й и 39-й танковых бригад[157]. 24 сентября командующий ЛВО приказал 467-му корпусному артполку сосредоточиться к 12.00 27 сентября в районе Кингисеппа[158]. В тот же день Разведотдел ЛВО в очередном разведывательном бюллетене № 55 констатировал:

«1. По показаниям перебежчика, 24.9 в Эстонии без объявления мобилизации призываются резервисты до 45 летнего возраста включительно. Каждому подлежащему призыву вручается индивидуальная повестка с указанием срока и места явки. В газетах опубликована статья главкома ген. Лайдонера, в которой все население страны призывается встать на защиту страны. Однако рабочие и беднейшие слои крестьянства на призыв Лайдонера “откликаются” … ожиданием прихода Красной армии.

2. В течение последних дней заметно усилилось передвижение частей в районе Нарвы. Нарвский гарнизон значительно усилен. Производятся спешные оборонительные работы в предместном секторе и по левому берегу р. Нарова.

3. Объявлено постановление правительства, всех перебежчиков, направляющихся в СССР, расстреливать на границе»[159].

С 25 сентября начались разведывательные полеты советских самолетов над Эстонией, а Разведотдел ЛВО зафиксировал, что «главнокомандующий эстонской армии генерал Лайдонер вчера выступил по радио с обращением к населению. В своей речи Лайдонер призывал к готовности эстонского народа в связи с угрожающей военной обстановкой»[160]. Командующий ЛВО издал приказы о сосредоточении 26–27 сентября 1-й танковой бригады, 311-го пушечного артполка, 301-го артполка РГК и 317-го артдивизиона большой мощности в районе Пскова, а 315-го артдивизиона большой мощности и 17-го понтонного батальона в районе Кингисеппа[161]. В тот же день Военному совету Белорусского фронта было приказано с утра 27 сентября передать в оперативное подчинение ЛВО 1-ю авиационную армию особого назначения (АОН) в полном составе[162]. 25 сентября в очередном бюллетене № 58 Разведотдел ЛВО докладывал:

«1. [В] последнее время усиление Нарвского гарнизона производится непрерывно. В Нарву из различных гарнизонов направляются группы солдат и офицеров и даже целые подразделения различных родов войск. Наряду с пополнением людского состава производится пополнение боеприпасов и вооружения.

Исходя из учета переброшенных на Нарвское и Печерское направления, следует считать состав частей на этих направлениях примерно следующим:

а) целиком обмобилизованы полки прикрытия (1[-й] и 7[-й]) и доведены до штатов военного времени артгруппы этих направлений,

б) произведено, предположительно, развертывание пехбригад из состава Нарвского, Виру-Ярвского (Везенберг) и Выру-Печерского военных округов.

в) На Нарвское направление переброшено часть кавполка из Тарту, а на Печерское направление – 3-я артгруппа, также из Тарту. […]

3. Среди личного состава эстпогранохраны существует мнение, что Эстонии не избежать участи Польши. Один из пограничников в присутствии других говорил: “над нашим кордоном скоро будет развиваться красный флаг”; присутствующие отвечали, что это вполне возможно.

4. Население принаровья [п]о получени[и] сведений о вступлении частей Красной армии в Польшу, обсуждает этот факт с удовлетворением. Некоторые из кр[естья]н заявляют: “Через неделю Красная армия будет на территории Эстонии, чего мы ожидаем с радостью”. Присутствовавший при этом полицейский возразил лишь, что не может быть, чтобы Красная армия заняла польскую территорию.

Жители приграничного селения Кондуши, обсуждая события, высказывали мнение, что СССР никогда не уступит Эстонию Германии, т. к. с занятием последней для СССР будет закрыт выход в Балтийское море»[163].

С 16.35 по 19.45 25 сентября в кабинете И.В. Сталина в Кремле состоялось совещание с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) председателя СНК СССР В.М. Молотова, его заместителей наркома топливной промышленности и наркома путей сообщения Л.М. Кагановича и наркома внешней торговли А.И. Микояна, секретаря ЦК и Ленинградского обкома ВКП(б) А.А. Жданова, наркома обороны маршала К.Е. Ворошилова, кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) наркома внутренних дел Л.П. Берия, а также наркома Военно-морского флота флагмана флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецова, начальника Генштаба командарма 1-го ранга Б.М. Шапошникова, его заместителя комкора И.В. Смородинова, на котором, видимо, обсуждалась ситуация в Прибалтике[164]. Во всяком случае, в 20 часов Сталин и Молотов приняли германского посла и передали ему предложение обсудить вопрос об изменении границы обоюдных сфер интересов на территории Польши и в Прибалтике. Если Германия согласна, то «Советский Союз немедленно приступит к решению проблем прибалтийских государств, согласно протоколу от 23 августа, и ожидает при этом полной поддержки германского правительства». Говоря о Прибалтике, Сталин имел в виду Эстонию, Латвию и Литву. Шуленбург обещал сообщить все это в Берлин[165].

В 20.25 25 сентября командующий ЛВО получил подписанную маршалом К.Е. Ворошиловым и командармом 1-го ранга Б.М. Шапошниковым директиву № 030, которая требовала:

«1) Управление 47[-го] стр[елкового] корпуса, 48[-ю] и 138[-ю] стр[елковые] дивизии 7[-й] армии выдвинуть к 29 сентября походом в районы: 48 сд – Юхновичи, Упр[авление] 47 ск и 138 сд – Клястицы и расположить их укрыто в узлах дорог;

2) Прибывающую в состав ЛВО 34[-ю] танк[овую] бригаду (БТ) из Наро-Фоминска (МВО) расположить укрыто в районе Михалово, Комары, Кокорино (все 15 км юго-зап[аднее] Себеж).

Перевозка бригады началась 24.9.39.

3) Прибывающую в состав ЛВО 136[-ю] стр[елковую] дивизию сосредоточить в районе Псков, Череха.

Перевозка дивизии начинается с 24 сентября.

4) Развернуть в Великие Луки узел связи 7[-й] армии и установить прочную связь из Великих Лук с частями этой армии.

Штаб 7[-й] армии до особого распоряжения оставить в Калинине»[166]. Правда, несколько часов спустя штабу 7-й армии было приказано перейти из Калинина в Идрицу[167]. Соответственно, в 4.56 26 сентября Военный совет ЛВО отправил командующему 7-й армии шифротелеграмму № 1/140, в которой, продублировав вышеуказанное распоряжение Москвы, изменил место сосредоточения 34-й танковой бригады, приказав «после выгрузки сосредоточить укрыто в районе Рудня, Рыб[о]ловка, озеро Областницы (все пункты 10 км юго-вост[очнее] Себежа). 3) Штабу 7 армии перейти в Идрицу, развернуть там узел связи и установить связь с частями»[168].

В 20.15 26 сентября командующему войсками ЛВО была направлена директива наркома обороны № 043/оп, согласно которой следовало:

«1. Немедленно приступить к сосредоточению сил на эстоно-латвийской границе и закончить таковое 29.9.39 года.

2. При сосредоточении сил иметь следующую группировку:

а) Сводный стрелковый корпус[169] в составе 11[-й] и 16[-й] стрелковых дивизий, 35[-й] танковой бригады и одного корпусного артполка – в районе Кингисепп;

б) 8-я армия в составе 56[-й], 75[-й], 49[-й] и 136[-й] стрелковых дивизий, 25[-й] кав[алерийской] дивизии, 10-го танкового корпуса, двух артполков РГК и корпусных полков – в районе Псков, Бенево, Остров.

в) 7-я армия в составе 2[-го] и 47[-го] стр[елковых] корпусов (67[-я], 155[-я], 48[-я] и 138[-я] стр[елковые] дивизии), с корпусными артполками, 34[-й] танковой бригады – в районе Себеж, Юхновичи, Клястицы.

3. К вечеру 28 сентября комвойсками БОВО будет сосредоточен в районе Друя, Дрисвяты, Опса 4[-й] стр[елковый] корпус в составе 10[-й], 126[-й] и 163[-й] стрелковых дивизий с корпусными артполками, 39[-й] танковой бригады и 24[-й] кав[алерийской] дивизии.

Этот корпус с утра 28 сентября перейдет в подчинение командующего 7-й армии.

4. Распоряжением комвойсками БОВО 28.9 перебазируются на аэродромные узлы Витебск, Полоцк, Орша один истр[ебительный] полк и два полка СБ, которые поступают в распоряжение комвойсками ЛВО.

5. АОН-1 с 27 сентября переходит в оперативное подчинение комвойсками ЛВО.

6. Задача Ленинградского военного округа – нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам для чего:

а) Кингисеппской группой быстро наступать на Везенберг [Раквере], Тапс [Тапа], Таллин;

б) 8-й армии разбить войска противника и наступать на Юрьев [Тарту] и в дальнейшем – совместно с Кингисеппской группой на Таллин, Пернов [Пярну], выделив для обеспечения своего фланга одну танковую бригаду и 25[-ю] кав[алерийскую] дивизию в направлении на Валк [Валга].

В случае выступления латвийских воинских частей на помощь эстонской армии, частью сил содействовать 7-й армии в направлении от Валка на Ригу.

в) 7-й армии – прикрыть операции ЛВО со стороны латвийской границы. В случае выступления или помощи латвийской армии эстонским частям, 7-й армии быстрым и решительным ударом по обоим берегам р. Двины наступать в общем направлении на Ригу.

7. Задачи авиации – удар по аэродромам, по жел[езным] дорогам и жел[езно]дор[ожным] узлам, совместные действия с войсками, удар по живой силе, прикрытие сосредоточения своих войск.

Принять меры к прочному прикрытию Ленинграда и его окрестностей с воздуха.

Избегать бомбардировки открытых городов и местечек, не занятых крупными силами противника.

8. Разграничительная линия между ЛВО и БОВО: Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты (все для ЛВО включительно, кроме Полоцка, который остается для совместного пользования).

9. Задачи Краснознаменного Балтийского флота:

а) уничтожить эстонский флот;

б) удар по морским базам;

в) содействие наступлению сухопутных войск ЛВО.

10. Действия армий должны быть быстры и решительны, поэтому они не должны ввязываться во фронтальные бои на укрепленных позициях противника, а, оставляя заслоны с фронта, обходить фланги и заходить в тыл, продолжая выполнять поставленную задачу.

11. Организовать бесперебойное снабжение войск всеми видами довольствия, подтянуть тыловые учреждения, развернуть и пополнить головные склады, обеспечить войска продовольствием, горючим и боеприпасами.

12. Подготовить узел связи для полевого управления штаба округа в Порхов и заранее организовать надежную связь с частями.

13. О времени перехода в наступление будет дана особая директива, до получения которой с настоящей директивой должны быть ознакомлены лишь Военные Советы Армий, командиры, комиссары, начштабов корпусов.

14. Получение директивы подтвердить и план действий представить 27 сентября самолетом»[170].

Этот документ был получен в штабе ЛВО в 0.30 27 сентября, а в 1.30 с его содержанием были ознакомлены А.А. Жданов, нарком ВМФ флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов, начальник Политуправления ВМФ армейский комиссар 2-го ранга И.В. Рогов, командующий КБФ флагман флота 2-го ранга В.Ф. Трибуц и члены Военного совета КБФ дивизионный комиссар С.Д. Морозов и А.А. Кузнецов. В 12.35 в известность был поставлен командующий 8-й армией комдив И.Н. Хабаров, а около 13.00 – временно исполняющий должность командующего войсками КалВО комбриг В.Н. Гордов[171]. 27 сентября Разведотдел ЛВО отметил факт усиления эстонских войск в районе Нарвы и доложил о том, что в районе Печоры сосредоточены кавалерийский полк из Тарту, 3-я батарея 3-й артиллерийской группы из Выру, отдельный «Куприяновский» батальон из Тарту и 1 бронепоезд. «В Эстонии расклеены объявления, извещающие население о якобы предстоящих маневрах эстонской армии с 3.10.39 г. Там же указывается о мобилизации резервистов и население призывается к спокойствию»[172]. Так же в 14.15 27 сентября 3 неизвестных двухмоторных самолета со стороны Эстонии на высоте 600 метров в районе Кингисеппа нарушили госграницу. Самолеты были безрезультатно обстреляны пулеметным огнем погранотряда, углубились на 2 км на территорию СССР и улетели обратно в направлении Нарвы[173].

Выполняя полученную директиву наркома обороны, командование ЛВО подготовило соответствующие приказы подчиненным войскам и флоту. В 9.30 28 сентября командующему КБФ флагману флота 2-го ранга В.Ф. Трибуцу был направлен приказ № 4411/сс/ов:

«1. Краснознаменному Балтийскому Флоту в составе всех своих сил быть в полной боевой готовности к утру 29.9.39.

2. Задача флота: прикрывшись от Латвийского и Финского флотов захватить Эстонский флот и не допустить его ухода в нейтральные воды Финляндии и Швеции;

б) Нанести сокрушительны удар по морским базам Эстонии;

в) Огнем судовой и береговой артиллерии содействовать наступлению отдельного Кингисеппского стрелкового корпуса на Нарва, Везенберг [Раквере], Таллин;

г) Прикрыть базу флота и не допустить прорыва воздушных сил противника на Ленинград вдоль Финского залива;

д) Подготовить морской десант в составе 4 000 бойцов для высадки на побережье Финского залива. Применение морского десанта, время и место высадки его будут даны только по особому моему приказу.

3. В случае выступления или помощи Латвийских войск Эстонской армии и флоту, Краснознаменному Балтийскому Флоту захватить флот Латвии и не допустить ухода его в нейтральные воды соседних стран.

4. Действия Краснознаменного Балтийского Флота должны быть энергичными и решительными, направленными на выполнение поставленных задач в кратчайший срок.

5. На военно-воздушные силы КБФ, помимо возложенных задач по обеспечению операции флота, возлагаю следующие задачи: сборный полк МБР-2 бомбить войска и укрепления на Нарвском перешейке к северу от жел[езной] дороги до Финского залива на глубину не далее 30 км от войск, полком СБ уничтожить матчасть самолетов и разрушить сооружения на аэродромах Раквере и Кунда, разрушать и поддерживать разрушение жел[езно]дор[ожного] узла Сонда и аэродрома Равкере; полком ДБ уничтожить береговые и островные оборонительные сооружения [на] побережье Эстонии в районе Таллин и западнее; истребительной авиации прикрывать одним полком Кронштадт и авиабазу Петергоф, остальными силами полеты 68 лбб и МБР-2, и не допускать прорыва самолетов противника в направлении Кингисепп, Торма и вдоль Финского залива на Ленинград.

6. О времени перехода в наступление будет дана особая директива, до получения которой с настоящей директивой должны быть ознакомлены Военный Совет, нач[альни]к штаба и начальник 1[-го] отдела.

7. Всю подготовку и занятие исходного положения провести скрытно, соблюдая все меры маскировки.

8. Подготовить бесперебойное управление и связь с войсками. Иметь прочную связь с командиром Кингисеппского стрелкового корпуса и обменяться делегатами. Обеспечить связь корпуса с береговыми батареями и штабом З[ападного] УР.

9. Левее Вас Отдельный Кингисеппский стрелковый корпус в готовности по особому приказу разгромить Нарвскую группировку противника и наступать на Везенберг [Раквере], Таллин.

10. Штаб округа Ленинград. Командный пункт на время операции Псков. Связь со штабом КБФ телеграф, телефон и радио»[174].

На основании этого документа Военный совет КБФ 29 сентября утвердил текст приказа № 4/оп командующего КБФ флагмана флота 2-го ранга В.Ф. Трибуца «Операция по участию КБФ в войне с Эстонией»:

«1. Флот Эстонии в базах. Финляндия и Латвия нейтралитета не нарушают, остаются нейтральны.

2. … [Так в тексте. – М.М.] армия переходит в наступление с задачей форсирования Нарвского укрепленного района.

3. Краснознаменному Балтийскому флоту: уничтожением флота Эстонии, разрушением морских баз Таллин и Кунда и недопущением военных кораблей в Финский залив обеспечивает непосредственное содействие продвижению фланга Красной Армии и подготавливает овладение укрепленным районом Таллина.

4. ВВС КБФ – с началом военных действий найти и уничтожить корабли Эстонии, бомбить войска и укрепления на Нарвском перешейке и к северу от железной дороги до Финского залива на глубину не далее 30 км от войск, уничтожить материальную часть самолетов и разрушить сооружения на аэродромах Раквере и Кунда, разрушить и поддерживать разрушения железнодорожного узла Сонде и аэродрома Раквере, уничтожить береговые и островные оборонительные сооружения побережья Эстонии в районе Таллина и западнее, не допускать дневных постановок заграждений в районе Таллина; прикрывать базирование флота от нападения воздушного противника в направлении Кингисепп, Торма и вдоль Финского залива на Ленинград.

Быть готовым:

а) Поддержать высадку десанта на южном побережье.

б) Нанести удар по кораблям противника в Финском заливе.

в) Оказать поддержку катерам ОВРа.

5. О[тряду] Л[егких] С[ил] – с приданным на время одной задачи Д[ивизионом] С[торожевых] К[о]Р[аблей], с началом военных действий обстрелять и разрушить военные объекты порта и оборонительные сооружения базы Кунда; по требованию 11-й сд огнем артиллерии поддержать фланги сухопутных войск; прикрыть корабли, действующие у побережья, от помех со стороны подводных лодок противника, а также не допускать постановки заграждений противником в районе Таллина.

6. Командиру высаживающегося десанта – с началом военных действий быть готовым высадить десант в составе 3 батальонов О[тдельной] С[пециальной] С[трелковой] Б[ригады] в район р. Нарова, губа Кунда и иметь наготове резервный десант из 42-го М[орского] С[трелкового] П[олка] и батальона Учебного отряда КБФ.

7. З[ападному] У[крепленному] Р[айону] – иметь развернутыми: 17-ю железнодорожную батарею на позиции 200 и 12-ю железнодорожную батарею в Усть-Луге, для поддержки огнем наступления 11-й сд и обеспечить в Маневренной базе от помех противника подготовку, посадку и выход в море десантов.

8. О[хране] В[одного] Р[айона] – с выделенным от Б[ригады] Т[орпедных] К[атеров] одним дивизионом Т[орпедных] К[атеров], с началом военных действий организовать непрерывные ПЛО, ПМО и ПТО в Нарвском заливе и островном районе до параллели 60°.

9. 3-й Б[ригаде] П[одводных] Л[одок] – с рассветом 29.09.39 занять позиции для прикрытия действий КБФ со стороны финских шхер; с получением сигнала «Вулкан» уничтожать все появляющиеся в Финском заливе корабли противника.

10. 2-й БПЛ – с рассветом 29.09.39 вести наблюдение за движениями и действиями противника в районе Таллина, Хельсинки, Палдиски, с получением сигнала «Вулкан» не допускать днем постановки заграждений в районе Таллина, уничтожать все появляющиеся в Финском заливе корабли противника.

11. 1-й БПЛ – с рассветом 29.09.39 занять позиции на входах в Финский залив и Рижский залив со стороны Балтийского моря и с получением сигнала «Вулкан» уничтожать все корабли противника, входящие с моря в заливы Финский и Рижский.

12. Эскадре КБФ – иметь линейные корабли и крейсер в часовой готовности к выходу из Главной базы.

13. Ф[лагманский] К[омандный] П[ункт] – Кронштадт, штаб флота. З[апасной] К[омандный] П[ункт] – Ораниенбаум»[175].

Из состава ВВС КБФ намечалось использовать 18 бомбардировщиков ДБ-3 для ударов по эстонским кораблям и береговым батареям, 27 бомбардировщиков СБ – по кораблям, а также 27 гидросамолетов МБР-2 для ночных действий против флота и базы в Таллине[176]. Тем временем в преддверии операции с утра 28 сентября в море для разведки и в дозор вышли подводные лодки «Щ-323», «Щ-320», «Щ-319», «Щ-317», «Щ-324», «С-1», «С-2» и «С-3». К 19.30 30 сентября в районе Лужской губы был сосредоточен Отряд особого назначения КБФ в составе транспортов «Чапаев», «Аммерман», «ЛК-1», «ЛК-2», учебных кораблей «Курсант», «Ленинградсовет», одного дивизиона быстроходных тральщиков, сторожевого корабля «Туча», 29 катеров «Морской охотник» и 7 катеров Охраны водного района[177].

28 сентября командир Отдельного Кингисеппского стрелкового корпуса комбриг М.С. Шмыров получил приказ Военного совета ЛВО № 4413/сс/ов:

«1. Сосредоточение частей корпуса к границе закончить к утру 29.9.39, имея их в следующей группировке: 11 сд – на западном берегу р. Луга на фронте Арсия, Дубровка; стрелковый полк [из] района Сланцы перевести в район Кингисепп, оставив его в составе 11[-й] дивизии; 16 сд – на фронте Кривая Лука, Демешкин Перевоз.

2. По получении особого приказа корпусу перейти в наступление с задачей во взаимодействии с КБФ захватить переправы через р. Нарова, уничтожив Нарвскую группу противника, овладеть Везенберг [Раквере], имея конечной целью занять Таллин.

3. Краснознаменный Балтийский флот огнем судовой и батареями береговой артиллерии содействует наступлению корпуса, уничтожая живую силу противника и его артиллерию в районе Нарва.

4. Для организации взаимодействия и отработки плана огневой поддержки КБФ, выслать представителей Штаба корпуса, или Штаба дивизии, в Штаб Краснознаменного Балтийского Флота.

5. Авиационная группа корпуса:

Командует группой Зам[еститель] Командующего ВВС комбриг Копец.

Состав: 68 лбб, 35[-й] полк СБ, сводный полк МБР-2, 38[-й] истребительный полк.

Задача: Уничтожение живой силы противника во взаимодействии со своей пехотой и прикрытие войск на фронте.

6. Соседи: Справа КБФ.

Слева 8[-я] Армия (штаб Псков), имеет задачей разбить Изборско-Печерскую группу противника и наступать на Юрьев (Тарту) совместно с Кингисеппским стрелковым корпусом овладеть Таллин, Пернов [Пярну].

Граница с ней ст. Мшинская, оз. Самро, сев[ерный] берег оз. Чудское.

7. Для корпуса открывается станция снабжения Веймарн.

На операцию Вам отпускается 4 боекомплекта огнеприпасов, 5 заправок горючего для боевых машин и 6 заправок транспортных машин.

В войсках иметь 1 1/2 боекомплекта огнеприпасов, 2 заправки горючего, 4 суточных дачи продовольствия. На станции снабжения к исходу 29.9.39 будет подано 2,5 боекомплекта огнеприпасов, 2 заправки горючего и две суточные дачи продовольствия.

8. О времени перехода в наступление будет дана особая директива, до получения которой с настоящей директивой должны быть ознакомлены Командир и Комиссар корпуса, начальник штаба и начальник 1[-го] отдела.

9. Всю группировку и занятие исходного положения провести скрытно, в исходном положении войска должны быть тщательно замаскированы.

10. С выходом частей в исходное положение надежно организовать связь с войсками.

11. Штаб округа Ленинград.

Командный пункт Псков.

Связь со штабом корпуса телеграф, телефон и радио.

12. Получение подтвердить. План операции корпуса представить к 14.00 29.9.39 в Штаб ЛВО нарочным»[178].

В итоге, на границе Эстонии была развернута группировка войск ЛВО (см. схему 1), боевой состав и численность которой показаны в таблицах 4 и 5. К сожалению, не удалось точно установить группировку ВВС ЛВО, выделенную для операции против Эстонии. Известно лишь, что на территории ЛВО южнее Ленинграда дислоцировалось порядка 1 100 самолетов, в составе 1-й АОН насчитывалось порядка 320 самолетов, а в составе ВВС КБФ – 484 боевых самолета[179].

Таблица 4. Советская группировка на границе Эстонии к 28 сентября 1939 г.[180]

Таблица 5. Численность и вооружение войск на 28 сентября 1939 г.

В 17.45 28 сентября командующий ЛВО получил шифротелеграмму № ш1/01019 наркома обороны и начальника Генштаба о том, что представленный «план операции в основном утверждается. Начало операции по особому моему указанию. Продолжать срочным порядком сосредоточение войск, подвоз горючего, боеприпасов и организацию связи и управления войсками. При постановке задач частям избегать разрушения железнодорожных мостов, стремиться захватывать их целыми. Балтфлоту поставить задачей не уничтожение флота противника, а захват его, приняв меры к недопущению ухода его в нейтральные воды Финляндии или Швеции»[181]. 29 сентября Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1595-377сс, согласно которому было решено отпустить политуправлению ЛВО по 50 тонн газетной и печатной бумаги[182]. В тот же день Разведотдел ЛВО сообщил, что «15.9.39 г. на Кренгольмских мануфактурных фабриках в Нарва было уволено 350 человек. Рабочие настроены против правительства и заявили, что если им не будет предоставлена работа, то они уйдут в СССР»[183].

Со своей стороны эстонская армия также провела ряд мероприятий на случай войны, завершив к 27 сентября все предмобилизационные приготовления. Под видом проведения осенних маневров полевые части эстонской армии стали сосредотачиваться у советской границы, охрана которой эстонскими пограничниками была усилена[184]. Эстонское военное командование в своих оперативных планах, утвержденных еще 14 сентября 1938 г. директивой главнокомандующего № 1, предусматривало следующее развертывание армии в случае войны. В районе Нарвы сосредотачивалась 1-я пехотная дивизия, которая по плану от 14 апреля 1939 г. должна была насчитывать 6 160 активных винтовок, 260 легких и 152 тяжелых пулеметов, 46 легких и 20 тяжелых орудий, 9 бронемашин, 6 самолетов и 2 бронепоезда. В районе Изборск, Печоры – 2-я пехотная дивизия в составе 10 040 активных винтовок, 446 легких и 308 тяжелых пулеметов, 18 легких и 61 тяжелое орудие, 9 бронемашин, 4 самолета и 4 бронепоезда. В районе Таллина развертывалась 3-я пехотная дивизия, которой следовало иметь 3 400 активных винтовок, 148 легких и 96 тяжелых пулеметов, 9 легких орудий, 5 бронемашин, 16 танков и 6 танкеток[185]. Согласно оперативным планам сосредоточение войск в предназначенных районах должно было полностью завершиться к вечеру пятого дня мобилизации. В мирное время в эстонской армии насчитывалось 16 тыс. человек, 100 орудий, 30 танков и 60 самолетов[186], тогда как общая численность армии военного времени должна была составлять 104 тыс. человек. По мнению главного командования армии, в силу географических особенностей ТВД Эстонии следовало применить принцип активной обороны. Согласно плану обороны границ 1939 г. лучшей стратегией обороны считалось наступление и активное продвижение эстонских войск, поэтому при первой же возможности военные действия следовало перенести на территорию противника.

Схема 1. Группировка советских войск на границе с Эстонией. 29 сентября 1939 г.

Естественно, современные эстонские исследователи отмечают нереальность данного плана в силу общей отсталости тогдашней эстонской армии, которая располагала ограниченным количеством в основном устаревшей военной техники и в сентябре 1939 г. была совершенно не готова к войне. Конечно, Эстония старалась закупать отдельные образцы современных вооружений в Англии и Германии. Так, еще летом 1938 г. было заключено соглашение о покупке в Англии 12 истребителей «Спитфайр» и 10 разведывательных самолетов, поставка которых должна была состояться во второй половине 1939 г. и в первой половине 1940 г. В Германии в 1937 г. было закуплено 4 зенитных орудия, в ноябре и декабре 1938 г. подписан договор на поставку зенитных орудий в мае – июне 1940 г. (за 2,43 млн крон), а в 1939 г. подписан договор на поставку 34 автоматических зенитных орудий. Правда, к сентябрю 1939 г. в Эстонии имелось всего 5 современных противотанковых орудий. Для укрепления восточной границы в 1939 г. планировалось построить 748 огневых точек и блиндажей из железобетона. Однако до 21 сентября этот план был выполнен всего на 1,3 %, то есть было построено 10 пулеметных точек из железобетона[187].

В сложившейся ситуации эстонский главнокомандующий генерал Й. Лайдонер 28 сентября приказал войскам в случае советского нападения «действовать в общих чертах в соответствии с планом прикрытия «Восточный вариант»… выполняя всем известную задачу – каждому на своем фронте защищать свою землю, государство и народ… Напоминаю еще раз, мы войны не начнем, но если противник вторгнется на нашу территорию, тогда – смело навстречу ему. Мобилизация и начало военных действий – только лишь по моему приказу». Войскам следовало избегать провокаций, поэтому эстонское командование запретило открывать огонь «по случайным иностранным самолетам»[188]. По данным эстонской разведки, советская группировка на границах Эстонии оценивалась на Нарвском направлении в 2 пехотные и 1 моторизованную дивизии, 3 танковые бригады, 1 артиллерийский дивизион и 1 артиллерийский полк. На Изборском направлении предполагалось сосредоточение 3 пехотных, 2 танковых дивизий, 1 танковой бригады, 2 артиллерийских полков, 3 авиабригад и 6 авиаполков. Общая численность группировки Красной армии оценивалась эстонским генштабом в 160 тысяч человек, 700 орудий, 600 танков и 600 самолетов[189].

Естественно, эстонское руководство продолжало информировать Германию о развитии политической ситуации. 26 сентября германский посланник в Таллине сообщал в Берлин о том, что генерал Й. Лайдонер информировал его «о требовании Советского Союза заключить договор, при этом было заявлено, что Советскому Союзу необходимы морская база в Палдиски и военно-воздушная база на эстонских островах. Генеральный штаб рекомендовал принять требования, поскольку германская помощь исключена, так как она еще больше осложнила бы ситуацию. 25 и 26 сентября советские самолеты совершали обширные облеты территории Эстонии. Генеральный штаб распорядился не стрелять по самолетам, чтобы не ухудшать обстановку»[190]. 27 сентября в Германию было передано сообщение К. Сельтера о том, что «эстонское правительство, видя перед собой сильнейшую угрозу немедленного нападения, вынуждено согласиться на военный союз с СССР». На переговорах в Москве Эстония будет стремиться «сохранить суверенитет и внутреннюю безопасность страны, оставив в силе советско-эстонский пакт о ненападении» и вообще «удовлетворять требования лишь постольку, поскольку это необходимо для того, чтобы предотвратить нападение и сохранить существующие хорошие отношения с Германией»[191].

Помимо чисто военных приготовлений, советская сторона продолжала и пропагандистскую подготовку будущих переговоров. 27 сентября было опубликовано сообщение ТАСС, в котором отмечалось, что ввиду неудовлетворительных объяснений Эстонии относительно обстоятельств исчезновения польской подводной лодки из Таллина, начались советско-эстонские переговоры «о мерах обеспечения безопасности советских вод от диверсионных действий со стороны скрывающихся в балтийских водах иностранных подлодок». В сообщении выдвигалось предположение о том, что «лодку отремонтировали в Таллине, вероятно, снабдили ее горючим и, таким образом, дали ей возможность бежать. Если иметь в виду, что, по сообщениям из Ленинграда, сегодня в двух местах видели перископы неизвестных подводных лодок в районе Лужской губы, то можно прийти к выводу, что где-то недалеко от эстонских берегов какие-то неизвестные подлодки имеют свою скрытую базу. В связи с этим обстоятельствами вопрос об обеспечении безопасности советских вод от диверсионных действий скрывающихся подлодок приобретает важное значение»[192].

Согласно оперативной сводке Главного морского штаба за 20.00 27 сентября, в Нарвском заливе неизвестной подводной лодкой около 18.00 был потоплен пароход «Металлист»[193]. Соответственно, в 20 часов 27 сентября по радио было передано сообщение ТАСС о потоплении в Нарвском заливе неизвестной подводной лодкой советского судна «Металлист». Однако, как ныне известно, это судно действительно простояло вторую половину дня 27 сентября в Нарвском заливе, где его наблюдали до 19.40 эстонские пограничники. Затем под покровом темноты судно снялось с якоря и ушло в Ленинград[194]. Оперативная сводка Главного морского штаба за 20.00 28 сентября сообщала, что в результате атак неизвестной подводной лодки транспорт «Пионер» выбросился на берег в районе башни Вигрунд. В Нарвском заливе сторожевой корабль «Снег» отразил атаку подводной лодки на транспорт «Горняк»[195]. Однако эти сведения не были использованы для давления на Эстонию.

Тем временем в 18 часов 27 сентября в Москву прибыла эстонская делегация во главе с К. Сельтером. В ходе начавшихся в 20.30 переговоров выяснилось, что «правительство Эстонии не возражает против» предложения советского правительства «и согласно продолжать переговоры по этому вопросу на основе представленного проекта». Эстонская делегация также потребовала прекратить «нарушения территориальных прав Эстонии со стороны военных советских кораблей и самолетов». Со своей стороны В.М. Молотов обещал выяснить эти факты и, ссылаясь на потопление «Металлиста» и замеченные в Лужской губе перископы двух подводных лодок, заявил, что «советское правительство не может больше ограничиваться теми предложениями, которые я представил Вам в прошлый раз, и поручило мне сделать дополнения к ним, а именно Эстония должна предоставить Советскому Союзу право в течение нынешней войны в Европе держать в разных ее местах 35 000 человек пехоты, кавалерии и авиации с тем, чтобы предотвратить втягивание Эстонии или Советского Союза в войну, а также для защиты внутреннего порядка Эстонии». Эстонская делегация отказалась принять это предложение, поскольку оно «означало бы военную оккупацию». Тогда в переговорах принял участие И.В. Сталин, которому Сельтер повторил свои аргументы, добавив, что бежавшая из Таллина подводная лодка шла на запад, а не к Ленинграду. «Из всего вышесказанного следует, что новое предложение г-на Молотова ничем не обосновано». Тем более что никаких фактов, подтверждающих участие Эстонии в возникших у СССР проблемах в Финском заливе, не существует.

Ответив, что советское правительство верит, что «правительство Эстонии не виновато» в побеге польской подводной лодки, И.В. Сталин заявил, что «ввод частей Красной Армии в Эстонию в соответствии со сделанным сегодня предложением, безусловно, необходим. Заверяю Вас, без этого заключение договора невозможно, и мы были бы вынуждены искать другие пути для укрепления безопасности Советского Союза, это необходимо. Без этого дальше нельзя. Учтите, что это лишь мера военного времени. После того, как минует война, мы вернем те части, о которых говорится в сегодняшнем предложении». В ответ К. Сельтер выразил готовность обсудить вопрос о размещении гарнизонов морских баз и заявил, что «размеры этих гарнизонов следовало бы зафиксировать отдельно на время нынешней войны в Европе. Только на этой основе может продолжаться разговор». Он также предложил снизить общее количество вводимых советских войск. Тогда Сталин назвал цифру в 25 тысяч человек минимально необходимой. Поскольку споры по этому вопросу зашли в тупик, в 22 часа было решено сделать перерыв до 16 часов 28 сентября[196].

Обсудив сложившуюся ситуацию в своем дипломатическом представительстве, эстонская делегация решила продолжить переговоры, но при этом постараться сократить количество советских войск и не допускать формулировок, позволяющих им вмешиваться во внутренние дела Эстонии. В договоре следовало точно указать, в каких именно случаях вступали в действия обязательства об оказании помощи, которая оказывалась бы лишь по требованию подвергшейся нападению стороны. Пока шло обсуждение проекта договора, из Таллина поступила директива правительства о необходимости «продолжать переговоры, сделать все, что возможно для смягчения нового предложения Советского правительства (ввод войск), однако соглашение все же подписать»[197].

В 13 часов 28 сентября в Кремле начался второй тур советско-эстонских переговоров. Эстонская делегация предложила обсудить выработанный ею проект соглашения. Оживленную дискуссию вызвал вопрос о размещении советской военно-морской базы в Таллине, чего эстонская сторона, естественно, пыталась избежать. В качестве возможного компромисса И.В. Сталин предложил Палдиски. Эстонская сторона ухватилась за эту возможность, поскольку «Палдиски, как и Таллин, располагает всем тем, что необходимо». Сталин согласился, «однако с условием, что до тех пор, пока подготавливается Палдиски, мы сможем заходить в Таллин для того, чтобы брать продукты, топливо и временно находиться на Таллинском рейде и гавани у какого-либо выделенного причала. У Вас в Таллине есть т. н. Новая гавань. Там найдется место. Это право может быть ограничено коротким сроком, но без этого нельзя. Это наше окончательное решение». К. Сельтер обещал уточнить позицию своей делегации к следующему совещанию и настаивал на сохранении эстонско-латвийского договора о союзе. Советская сторона заявила, что «мы не против этого. Этот пакт не затрагивает эстонско-латвийского договора о союзе. Этот договор может остаться». Однако основная дискуссия развернулась по вопросу о количестве вводимых в Эстонию советских войск. Сельтер отстаивал цифру в 15 тысяч человек, а Сталин продолжал настаивать на 25 тысячах, используя в качестве аргумента следующее соображение: «Не должно быть слишком мало войск – окружите и уничтожите». В ответ Сельтер заявил: «Это оскорбительно. Мы заключаем союзный договор, а Вы говорите так, будто мы злейшие враги, которые все время должны опасаться нападения друг друга». Тем не менее, стороны не пришли к соглашению и решили в 15 часов сделать перерыв.

В 21 час началось последнее заседание советско-эстонских переговоров, в ходе которого продолжалась дискуссия о местах базирования советского флота в Эстонии и количестве вводимых советских войск. К. Сельтер предложил сократить советский контингент до 10 000 человек, но советская сторона заявила, что «считаем максимальную численность в 25 000 человек безусловно необходимой для обеспечения безопасности Советского Союза. Мы решили обеспечить так или иначе безопасность Советского Союза. Эти меры включают также гарнизоны общей численностью до 25 000 человек. Не принуждайте нас к поиску других возможностей для безопасности своей страны. Не бойтесь наших гарнизонов. Заверяем Вас, что СССР не намерен касаться ни суверенитета Эстонии, ни ее государственного и экономического устройства, ни ее внутренней жизни и внешней политики. Мы не хотим действовать так, как Германия в Чехословакии. Следовательно, военные части Советского Союза будут избегать всего, что не соответствует этим обещаниям. Поддерживайте численность своей армии в нужных Вам размерах. Кроме того, меры, предусмотренные настоящей статьей, – временные, т. е. действуют до тех пор, пока в Европе идет война». В итоге эстонская делегация согласилась с советским предложением. Собственно после этого вопрос о содержании договора был практически решен. Когда тексты договора и дополнительного протокола отдали на перепечатку, И.В. Сталин добродушно «поздравил» Сельтера: «Могу Вам сказать, что правительство Эстонии действовало мудро и на пользу эстонскому народу, заключив соглашение с Советским Союзом. С Вами могло бы получиться как с Польшей». В ответ эстонский министр иностранных дел обратил внимание советского руководства на то, что «в последние дни Ваши самолеты постоянно нарушают границы Эстонии, летают над нашей территорией… Эти нарушения особенно неуместны сейчас, во время переговоров». На это Сталин ответил: «Это были молодые неопытные летчики. Но мы это устраним. Это больше не повторится»[198].

В 24 часа 28 сентября был подписан советско-эстонский договор о взаимопомощи сроком на 10 лет, предусматривавший ввод 25-тысячного контингента советских войск. Советские базы должны были разместиться на островах Сааремаа, Хийумаа, в Палдиски и других местах, которые будут определены по взаимному соглашению. Стороны взяли на себя обязательство не заключать каких-либо союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой стороны. Советский Союз брал на себя обязательство оказывать помощь эстонской армии вооружением и военными материалами на льготных условиях. В договоре специально оговаривалось, что его выполнение не должно затрагивать суверенные права сторон, в частности их экономической системы и государственного устройства. Для проведения договора в жизнь создавалась Смешанная комиссия на паритетных началах. Договор был ратифицирован СССР 29 сентября, Эстонией – 2 октября и вступил в силу 4 октября после обмена ратификационными грамотами в Таллине. Одновременно 28 сентября было подписано Соглашение о торговом обороте между СССР и Эстонией на период с 1 октября 1939 г. до 31 декабря 1940 г., согласно которому эстонская сторона намеревалась закупить товаров на сумму в 21 млн крон, а советская сторона – на сумму в 18 млн крон. Кроме того, советская сторона брала на себя обязательства по льготному железнодорожному транзиту в Мурманск или черноморские порты, а также по Беломорско-Балтийскому каналу[199].

Договор о взаимопомощи с Латвией

Начало войны в Европе заставило Латвию более внимательно отнестись к возможности расширения экономических контактов с Советским Союзом. 2 сентября советский полпред в Риге И.С. Зотов сообщил в Москву, что находящейся там латвийской хозяйственной делегации «дано указание вести переговоры с нашими ведомствами о расширении торговых связей»[200]. 3–4 сентября латвийская сторона продолжала зондировать вопрос о расширении товарооборота с СССР, а также «возможность транзита их экспортных товаров через Мурманск для Англии» или через черноморские порты в Европу. Советская сторона в принципе одобрила эту идею и заявила о готовности к переговорам, вести которые было бы удобнее в Москве[201]. 12 сентября в Латвии была объявлена мобилизация трех возрастов резервистов, что привело к увеличению армии почти на 16 тыс. человек. Одновременно советской стороне было заявлено, что эти меры не направлены против нее[202]. 14 сентября советский полпред в Риге обращал внимание Москвы на то, что «экономические затруднения Латвии и поднятое антиправительственное настроение масс, выражающих свою симпатию СССР, заставляют Латвию сделать некоторое смягчение своей позиции к нам. Заставляют их повернуться, пока что хозяйственно к Советскому Союзу. В этот момент возможен и политический поворот, при условии некоторого давления на них, с расчетом, чтобы они не использовали его как маневр для собственного упрочения. […] В силу невозможности выхода из экономического бедствия, кроме обращения за помощью в Советский Союз, нам кажется, необходимо перед удовлетворением их широкой просьбы попытаться сделать гласное политическое давление, обеспечивающее нашу заинтересованность. Добиться признания нашей заинтересованности, заключить пакт экономической и военной взаимопомощи, добиться искоренения всякой пропаганды против СССР, упрочения широкой культурной связи и свободного допуска нашей прессы и литературы»[203].

15 сентября Латвия официально предложила СССР переговоры о расширении экономических связей[204]. 16 сентября советский полпред в Риге сообщил в Москву, что латвийская сторона просит помощи «в ликвидации экономической трудности», но не желает связывать себя «прочно экономически и политически с Советским Союзом». Мобилизация в СССР и заявления советской прессы расцениваются правящими кругами Латвии «как подтверждение возможности прихода Красной армии»[205]. 17 сентября заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов сообщил латвийскому посланнику в Москве Ф. Коциньшу, что НКВТ «относится благоприятно к расширению товарооборота между СССР и Латвией, а также и к вопросу транзита латвийских товаров через СССР» на север и готов «приступить к практическим переговорам». Относительно переданного 3 сентября латвийского меморандума с перечнем интересующих их советских товаров было заявлено о готовности продать эти товары, но не для реэкспорта. Латвийский дипломат также выразил пожелание «как можно быстрее перейти к практическим переговорам и заключить дополнительное соглашение» и поинтересовался о месте будущих переговоров. Степанов ответил, что переговоры лучше вести в Москве[206]. Понятно, что действия советских войск на территории Польши оказали существенное влияние на общественные настроения в Прибалтике. 18 сентября Латвия запросила мнение германского правительства относительно действий Советского Союза в Польше[207]. 20 сентября советский полпред в Латвии сообщил в Москву, что «среди широких масс трудящихся города и деревни преобладает сочувственное настроение в ожидании Красной армии». Русское и белорусское население выражает «желание применения к ним, с нашей стороны, такого же принципа, как к белорусам и украинцам в бывшей Польше». Согласно сообщению советского дипломата, латвийские войска продолжали перебрасываться на юго-восток не только для охраны границы, но и для поддержания порядка в районах с преобладанием русского и белорусского населения[208].

Естественно, советская сторона получала сведения о ситуации в Латвии не только от своих дипломатов. В изданном 23 сентября Разведотделом ЛВО бюллетене № 54 отмечалось:

«1. По данным, требующим проверки, части 7[-го] п[ехотного] п[олка], дислоцируемые в Алуксне, Гулбене и Вилака, переброшены на польскую границу.

2. Бедняцкая часть населения одобряет мероприятия советского правительства по освобождению Западной Белоруссии и Западной Украины.

Среди населения злободневной темой для разговоров является решение советского правительства в отношении Польши и действия Красной армии. Причем при обсуждении этого вопроса мнения почти не разделяются. Все одобряют указанные мероприятия. В разговорах можно слышать такие замечания: «латвийский народ настроен против Германии и воевать не хочет, лучше пусть Латвия снова отойдет к России; мы с покон-веков были с русскими». Или «население войны не хочет, она несет еще большую нищету крестьянам и делает калек. Лучше бы Латвия сдалась без боя русским, чем воевать. Все равно мы не победим».

Некоторые подлежащие призыву резервисты уклоняются от явки на сборные пункты, предпочитая скрываться в лесах. Нередко можно наблюдать, как вооруженный конвой сопровождает подлежащих явке на сборный пункт. Даже явившимся на сборный пункт не доверяют. Их под конвоем сопровождают в казармы.

На рынке не стало продуктов. Сахар, соль, керосин и ряд других продуктов в одни руки отпускается не более 400 гр.

Население, убежденное в неизбежности смены в Латвии порядка, старается на последние гроши приобрести продуктов, т. к. все равно-де деньги не будут иметь хождения.

Настроение в пользу СССР высказывают не только рядовые жители, но и чиновничество и даже некоторые айзсарги. Так, рядовой погранкордона Губари Давьялов среди населения говорил: “Латвия не просуществует и месяца, как будет Советская власть”. Другой пограничник Стурит заявил, что он получил распоряжение усилить наблюдение за СССР, т. к. ожидается наступление Красной армии.

Айзсарг дер[евни] Зеленки Жиг: “русским сопротивляться не буду”. И т. д.»[209]. 24 сентября разведка ЛВО докладывала, что «по сведениям, заслуживающим доверия, в Риге дополнительно призваны три возраста резервистов. Все айзсарги получили распоряжение быть в полной готовности»[210].

25 сентября Разведотдел ЛВО издал очередной бюллетень № 58, в котором отмечалось:

«1. По данным в/ч 4146, требующим проверки, в Риге происходит всеобщая мобилизация. На 30 сентября ожидается всеобщая мобилизация по всей стране.

По тем же данным, за последние дни в погранзоне Латвии наблюдается оживленное движение крестьянских подвод с лошадьми на привязи. Причем кр[естья]не возвращаются домой без лошадей. По всей вероятности происходит мобилизация конского состава.

2. Артполк Латгальской дивизии, дислоцируемый в Крустпилс, на днях вышел из этого пункта. Его новое местопребывание не установлено.

3. В ночь с 16 на 17.9 с началом наступления Красной армии в Польшу, латвийская погранохрана, перепугавшись, бросила границу и бежала вглубь своей территории.

4. 17.9 пограничниками 1[-го] погранотряда была найдена на нашей территории брошенная латышами бутылка, в которой вложена записка следующего содержания: “Русские, если вы хотите, чтобы мы вам помогли и действовали с Вами, то в субботу поднимите красный флаг; мы к наступлению готовы”.

5. На территории Латгалии опубликован приказ о том, что проживающие в погранполосе и не имеющие в собственности до 15 га земли подлежат выселению вглубь страны. В 15-км полосе появились агенты власти, составляющие списки таких жителей на предмет выселения. В связи с этим мероприятием среди населения большое недовольство.

6. По данным в/ч 4156, полученным в погранотряде, дислоцируемый в Карсаве батальон 9[-го] п[ехотного] п[олка] развернут в полк. 3-й батальон этого полка, дислоцируемый в Лудза, также развернут в полк.

Один из батальонов полка развернувшегося в Карсава, якобы, переброшен в Голышево (1 км вост[очнее] Карсава).

Развернутые полки до полных штатов не укомплектованы, т. к. призванные резервисты 1913–15 г[одов] р[ождения] идут на укомплектование частей на литовско-польскую границу, и только резервисты 1916 г[ода] р[ождения] направляются на пополнение частей, расположенных на латвийско-советской границе»[211].

Тем временем на границе с Латвией, где развертывалась 7-я армия, продолжалось усиление группировки советских войск. Еще ранним утром 26 сентября начальник Генштаба РККА направил командующему войсками Белорусского фронта телеграмму № ш1/01007 с приказом наркома обороны:

«1) Для обеспечения правого фланга армий округа сосредоточить к 28 сентября 1939 г. в район Друя, Дрисвяты, Опса 4 СК в составе 10, 126 и 163 сд, с 39[-й] танковой бригадой и 24[-ю] кавдивизию.

2) Перебазировать немедленно в район Полоцк, Витебск, Орша два авиаполка СБ.

3) Одним истребительным авиаполком прикрыть район сосредоточения 4 СК.

4) В район Голодаево перебазировать к 28 сентября истребительный авиаполк, включая в это число две истр[ебительные] эскадрильи, дислоцированные [в] Голодаеве.

5) С утра 29 сентября все указанные части переходят в подчинение Военного Совета ЛВО.

6) Разгранлинии между БОВО и ЛВО Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты [Дукштас] все для ЛВО включительно, кроме Полоцка, который остается для совместного пользования»[212].

Соответственно в 8.45 26 сентября командование 3-й армии получило приказание Военного совета Белорусского фронта № 07:

«1. Для обеспечения правого фланга армий округа, сосредоточить к 28.9.39 в район Друя, Дрисвяты, Опса 4 ск в составе: 10, 126 и 163 (вновь прибывающая) сд с 39 тбр (вновь прибывающая) и 24 кд. С утра 29.9 все указанные части переходят в подчинение Военного Совета ЛВО.

2. Ставлю Вас в известность, что в район Полоцк, Витебск, Орша перебазируются два авиаполка, и что прикрытие района сосредоточения корпуса будет производиться одним истребительным авиаполком.

3. Разграничительная линия между БОВО и ЛВО – Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты – все для ЛВО включительно, кроме Полоцк, который остается для совместного пользования.

4. До прибытия новой сд из района Полоцк в Ваше распоряжение, прикрытие госграницы с Литвой возложить на 5 сд.

5. 13[-й] понтонный батальон сосредоточить в Дисна и подготовить для передачи ЛВО.

6. Об исполнении донести»[213].

Получив соответствующий приказ командующего 3-й армией, командир 4-го стрелкового корпуса комбриг И.Е. Давидовский в 5 часов утра 27 сентября издал приказ № 06/оп:

«1. На основании приказа Командующего войсками Белорусского фронта № 07 4 ск в составе 10, 126, 163 сд, 24 кд, 39 тбр к исходу дня 28.9.39 сосредотачивается [в] р[айо]не Друя, Дрисвяты, Опса для обеспечения правого фланга армии округа.

С утра 29.9.39 корпус переходит в подчинение ЛВО. Граница с Белфронтом – Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты – все для ЛВО за исключением Полоцка, который остается в совместном пользовании.

2. а) 10 сд, продолжая охрану границ и оставив заставы для охраны границы на участке Стражница, Пляушкеты, Дукшты до смены их частями 126 сд, к исходу 28.9.39 сосредоточиться в районе Струсто (5 км с[еверо]-з[ападнее] Браслав), Михалишки, Усяны, Красносельце.

62 сп оставив в ранее занимаемом районе.

Штадив – Браслав.

б) 126 сд, продолжая охрану границы, к исходу 28.9.39 сосредоточиться в районе: Завесишки, Г. Дв. Стацюны, Закальвишки, Вигутаны.

Маршрут движения – Свенцяны, м. Стар[ые] Давгелишки, Рымшаны.

Сменить заставы 10 сд на участке: Г.Дв. Скирно – Дукшты к исходу 27.9 и сдать охрану границы на участке Дукшты – Жиндулы 5 сд к исходу 28.9.

Штадив 126 – Рымшаны.

в) 163 сд по мере выгрузки частей сосредоточиться в районе Раткуны (10 км западнее Браслав), Подзишки, Илгайце, Побержа, Эйдымянишки.

Штадив – Купчеле.

3. 24 кд к исходу дня 28.9.39 сосредоточиться в районе Рычаны, Карасино, Мялка, м. Дрисвяты, Едегале.

Штадив – м. Дрисвяты.

Маршрут – Вильно, Свенцяны, м. Мелегяны, Видзы, Дрисвяты.

4. 39 тбр после разгрузки выйти в район сосредоточения – Г.Дв. Нов[ый] Двур, Межаны, Сюлки, Лушнево, Гирчаны.

Штабриг – Гирчаны.

5. 267 ап к исходу дня 28.9.39 сосредоточиться в районе Кякшты, Лукьяны, оз. Секлы.

Маршрут движения: Свенцяны, Мелегяны, Видзы. М. Видзы хвостом колонны пройти не позднее 12.00 28.9.39.

6. 205 ап – к исходу дня 28.9 сосредоточиться в районе Анджеевка, Шульги, Мелегяны.

7. 16 зад к 14.00 28.9.39 перейти в район Усяны, Дрисвяты, Опса и прикрыть сосредоточение частей корпуса.

8. Штакор – с 12.00 28.9 – Опса»[214]. В связи с передислокацией войск 4-го стрелкового корпуса между 13 и 22 часами 27 сентября командиры 5-й, 10-й и 126-й стрелковых и 24-й кавалерийской дивизий издали соответствующие приказы[215].

Тем временем в 20.54 26 сентября Военный совет ЛВО направил командующему 7-й армии шифротелеграмму № 1/149: «Распоряжением Командующего войсками БОВО в районе – Друя, Дрисвяты, Опса к 28.9.39 сосредоточатся: 4 ск в составе 10 сд, 126 сд и 163 сд, 39 тб и 24 кд, этот корпус в полном составе с утра 29.9.39 переходит в Ваше подчинение.

С 26.9 в район ст. Свольна, Борковичи начнет прибывать 84 сд, которая имеет задачу сосредоточиться распоряжением Командующего войсками БОВО в районе Свольна, где и останется в моем резерве.

4 ск распоряжением Командующего войсками БОВО прикрывается одним истребительным полком.

В районе Голодаево к 28.9.39 будет перебазирован истребительный полк, включая в это число две эскадрильи, уже дислоцированные в районе Голодаево. Район – Полоцк, Орша, Витебск перебазируется два авиаполка скоростных бомбардировщиков. Вся перечисленная авиация выше, с утра 29.9.39 входит в Ваше подчинение. Разграничительная линия между БОВО и 7[-й] Армией Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты все для 7[-й] Армии, кроме Полоцка, который остается для совместного пользования.

Необходимо принять меры организации связи с указанными частями. Представьте соображения по организации устройства тыла. Получение и принятие мер донести»[216].

26 сентября в район Полоцк – Свольна стали прибывать по железной дороге 163-я, 84-я стрелковые дивизии и 39-я танковая бригада из МВО[217]. Согласно изданному в тот же день приказу Военного совета Белорусского фронта № 07 39-я танковая бригада с 11.00 29 сентября подчинялась 4-му стрелковому корпусу и должна была сосредоточиться севернее Опсы. 28 сентября начальник штаба Белорусского фронта своей телеграммой № 00075/ш приказал сосредоточить севернее Опсы 84-ю стрелковую дивизию и с 11.00 29 сентября включить ее в состав 4-го стрелкового корпуса, а 163-ю стрелковую дивизию сосредоточить в районе Свольны и передать в подчинение Военного совета ЛВО[218]. Соответственно, в 3.33 28 сентября начальник штаба ЛВО направил командующему 7-й армии шифротелеграмму № оп/12:

«1) 4 ск переходит в Ваше подчинение не 29.9.1939, а с утра 28.9.39 г.

2) В состав 4 ск взамен 163 сд, включается 84 сд, которая разгружается в сборном пункте 4 ск маршами, отдельными полками, не ожидая всей дивизии.

3) 163 сд сосредоточиться в районе Свольна [в] мой резерв.

4) 13[-й] танковый батальон, прибывающий из Старицы, [и] 14[-й] танковый батальон сосредоточить в районе 4 ск.

Об исполнении донести»[219].

27 сентября Разведотдел ЛВО сообщал о военных приготовлениях в Латвии, что «21.9.39 5[-й] и 6[-й] пех[отные] полки и один дивизион артполка 2-й Видземской дивизии были отправлены из Риги в Даугавпилс (Двинск)», а 7-й пехотный полк переброшен в район Карсава[220]. 29 сентября разведка доложила, что «установлено выдвижение передовых частей 9[-го] п[ехотного] п[олка] на линию Зилупе, м. Посина». Правда, основные силы 9-го пехотного полка оставались в пункте постоянной дислокации – Резекне[221].

На основании директивы наркома обороны № 043/оп от 26 сентября Военный совет ЛВО в 1.00 29 сентября направил командующему 7-й армии комкору В.И. Болдину приказ № 4414/сс/ов:

«1. Сосредоточение войск 7[-й] Армии к Латвийской границе на фронте Красный, Себеж, оз. Освейское, Придруйск закончить к исходу 29.9.39, имея их в полной боевой готовности и следующей группировке:

2 ск – 155 сд в районе Габаны [Гобаня], Нивки, Посадница [Посадницы]; 67, 48 сд, 34[-я] танковая бригада – Меженцы, Грошево, Себеж;

47 ск – 138, 163 сд – Воронина [Воронино], Жуково, Медведева [Медведево]; 4 ск – 10, 126, 84 сд, 24 кд, 39[-я] танковая бригада – Придруйск, Дрисвяты, Иказнь.

2. Задача 7[-й] Армии [ – ] прикрыть операции ЛВО против Эстонии со стороны Латвийской границы.

В случае выступления или помощи Латвийской армии Эстонским частям, 7[-й] Армии, по особому приказу быстрым и решительным ударом по обоим берегам р. Западная Двина, наступать в общем направлении на Рига.

3. Действия армии должны быть решительными, поэтому войска не должны ввязываться в фронтальный бой на укрепленных позициях противника, а оставляя заслоны с фронта, обходить фланги и заходить в тыл, продолжая выполнять поставленную задачу.

4. Авиационная группа армии:

Командует авиацией 7[-й] Армии командующий ВВС Калининского военного округа комбриг [С.К.] Горюнов.

Состав: два полка истребительных и два полка СБ. Граница для действий авиации армии Верро [Выру], оз. Лубань, Двинск [Даугавпилс].

Задача: непосредственная поддержка и прикрытие войск армии. Не допускать авиацию противника на направление Опочка, Идрица, Полоцк. В случае выступления Латвии, по особому приказу уничтожить авиацию противника на аэродроме Реезекне и ж[елезно]д[орожный] узел Реезекне.

5. Соседи: справа 8[-я] Армия (штарм Псков), по получении особого приказа переходит в наступление с задачей разбить Изборско-Печерскую группировку противника и, наступая на Юрьев (Тарту), совместно с отдельным Кингисеппским стрелковым корпусом овладеть Таллин, Пернов [Пярну].

Левый фланг 8[-й] Армии в сторону Валк [Валга] обеспечивается 1[-й] танковой бригадой и 25 кд, усиленных двумя с[трелковыми] п[олками] на автомашинах, которые в случае выступления или помощи Латвийских воинских частей Эстонской армии, действуют [в] направлении Рига.

Граница с ней (все пункты для 8[-й] Армии): Новоржев, Лагунина (40 км южнее Остров). Слева части БОВО.

Граница с ними Невель, Полоцк (пункт общего пользования), Друя.

6. Устройство тыла и материальное обеспечение организует Штаб 7[-й] Армии. На проведение операции Вам отпускается 5 боекомплектов огнеприпасов, 5 заправок горючего для боевых машин и 6 заправок для транспортных машин.

В войсках иметь: огнеприпасов 1 1/2 боекомплекта, 3 заправки горючего и 4 суточных дачи продфуража. Кроме того, на головные склады к исходу 29.9.39 завести 2 боекомплекта огнеприпасов, 2 заправки горючего и 2 суточные дачи продфуража.

7. О времени перехода в наступление будет дана особая директива, до получения которой с настоящей директивой должен быть ознакомлены лишь Военный Совет армии, начальник штаба, НО-1, командиры, комиссары и начальники штабов корпусов.

8. Всю подготовку и занятие исходного положения провести скрытно, в исходном положении войска должны быть замаскированы.

9. Иметь надежную связь с войсками.

10. Штаб округа [ – ] Ленинград. Командный пункт [ – ] Псков. Связь со штармом непосредственная, телеграф и радио.

11. Получение подтвердить. План операции представить [в] 20.00 час[ов] 29.09.39 нарочным»[222].

29 сентября управление 7-й армии прибыло в Идрицу, а соединения армии к исходу дня завершили сосредоточение в предназначенных районах[223]. Соответственно, войска 4-го стрелкового корпуса, сосредоточение которых несколько задержалось, были переданы в оперативное подчинение Военного совета 7-й армии с утра 30 сентября, а командование корпуса было «вызвано в Идрицу [в] штаб армии Болдина для получения задач»[224]. Передислоцированные войска на литовской границе были сменены заставами от частей 5-й стрелковой дивизии. 30 сентября командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников и полковник Н.И. Гусев направили командующему войсками БОВО, а также Военным советам 7-й армии и ЛВО директиву № 065 с приказом наркома обороны: «Перебазирование авиационных полков в район 7[-й] Армии до особого распоряжения не производить»[225]. В 23.10 того же дня начальник Генштаба РККА направил командованию ЛВО сообщение: «Народный Комиссар Обороны приказал 1 октября, не затрагивая эстонской территории, произвести разведку латвийской территории. Разведку вести на глубину Люцын [Лудза] – Режица [Резекне]. Вести так, чтобы не попасть под огонь, лучше всего истребителями 9-ми или эскадрильями, можно и СБ, но с больших высот». После выполнения этой задачи 1 октября было приказано в дальнейшем разведывательные полеты производить только по особому указанию Генштаба[226]. С 20 часов 1 октября 4-му стрелковому корпусу был подчинен 14-й понтонный батальон[227].

После достижения договоренности с Эстонией советское руководство решило уточнить группировку войск на границе с Латвией, и в 23.15 30 сентября начальник Генштаба Красной армии направил командующему войсками ЛВО приказ № 074: «В связи с изменившейся обстановкой во изменение директивы от 26.9.39 г. за № 043/оп Народный Комиссар приказал:

1. 8[-й] армии в составе 56[-й], 75[-й], 49[-й], 136[-й] стрелковых дивизий, бригады 25[-й] кавдивизии, 10[-го] танкового корпуса (без 18[-й] танковой бригады), 1[-й] танковой бригады и 2 полков артиллерии, оставив одну стрелковую дивизию на эстонской границе, иметь главную группировку южнее реки Кудеб в районе Заполье, Остров, Черская.

2. Продолжать сосредоточение частей 7[-й] армии и 4[-го] стрелкового корпуса согласно директивы № 043/оп»[228].

2 октября штабу 7-й армии было сообщено, что по распоряжению наркома обороны должны прибыть 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Ржева в Великие Луки, 39-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Быхова в Уллу, 15-й истребительный авиаполк из Уллы в Полоцк, 20-й истребительный авиаполк из Смоленска в Голодаево и управление 18-й авиабригады из Орши в Полоцк[229].

Развернувшиеся со 2 октября в 7-й армии учебные занятия по боевой и политической подготовке привели к возникновению в войсках армии мощного боевого порыва. Так, механик-водитель танкового батальона 48-го стрелковой дивизии говорил: «Скорей бы пойти в бой, где мы покажем латвийским помещикам силу и мощь СССР». «Давали бы приказ о наступлении поскорей, – считал красноармеец 56-го стрелкового полка Чупкин, – получить надо первое боевое крещение». Младший командир 179-го мотострелкового батальона 34-й танковой бригады Лавренюк заявил: «Я жду с нетерпением, когда командование прикажет выступить, я готов отдать жизнь за родину, если это потребуется». Красноармеец 2-й пулеметной роты 281-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии Юраш на митинге обещал, что «если придется воевать с “айсаргами” – мой пулемет всегда будет работать безотказно». Однако недостаточная организованность привела к тому, что «в 328[-м] с[трелковом] п[олку] 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] красноармеец Хренов в ночь с 29 на 30 сентября, заблудившись, перешел латвийскую границу. С латвийской стороны Хренов вернулся сам через 20 минут. В настоящее время он находится на погранзаставе, где ведется расследование. В 14[-м] г[аубичном] а[рт]п[олку] 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] в ту же ночь несколько красноармейцев-разведчиков, потеряв ориентировку, перешли латвийскую границу, но, узнав об этом, немедленно вернулись обратно». Чтобы не допускать самовольного перехода бойцами границы, политработники организовали беседы с личным составом частей, была также усилена служба наблюдения и охранения[230].

Вместе с тем, проводимая политработа породила среди военнослужащих 7-й армии и ряд «нездоровых» высказываний. Например, по мнению красноармейца 3-й роты 281-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии члена ВКП(б) М.И. Иванова, «если мы будем занимать Латвию, то это будет неверно. Политика Советской власти и нашей партии – не занимать чужой территории». В 295-м артполку 138-й стрелковой дивизии красноармейцы 3-го батальона А.И. Иванов и П.Н. Мигачев заявили: «Зачем мы хотим напасть на Латвию, ведь она нас не трогает. Говорим, что чужой земли не хотим, а готовимся убивать рабочий класс, да и дети наши пропадут»[231]. Как полагал заместитель политрука 2-го танкового батальона 1-й танковой бригады Крючков: «Мне никак непонятно, почему Советское правительство перед народом демонстрирует нейтралитет, а само концентрирует свои войска к границе мирных государств. Что из себя представляют Эстония и Латвия, если имеют 100 тыс. войск, – два дня и это будет значить захват чужих границ». По мнению младшего командира 18-й танковой бригады Романовского, «теперь ясно, что Советский Союз сосредотачивает свои войска у границы для того, чтобы разгромить прибалтийские государства и поживиться за их счет»[232].

2 октября Разведотдел ЛВО издал очередной бюллетень № 69, в котором относительно Латвии отмечалось, что «в Зилупе и Пасине солдаты [7-й роты 9-го пехотного полка] заявляют, что драться против Красной армии не будут и в случае военных действий они перейдут на сторону красных»[233]. По данным разведывательного бюллетеня № 73 от 4 октября, Латвия переживала экономические трудности, связанные с нехваткой сырья, ростом безработицы, проблемами с продовольствием и горючим. «Большая часть рабочих и бедняцкая часть сельского населения по отношению к Советскому Союзу настроена положительно. Многие говорят, что неплохо было бы, если СССР взял бы под свою защиту и Латвию»[234].

В итоге на границе Латвии была развернута группировка войск Красной армии (см. схему 2), боевой состав и численность которой показаны в таблицах 6 и 7. Внушительной была и группировка ВВС. Как уже указывалось, в южной части ЛВО дислоцировалось порядка 1 420 самолетов, а ВВС 7-й армии состояли из управления 18-й авиабригады, 15-го, 20-го истребительных, 16-го, 31-го, 39-го скоростных бомбардировочных полков и 10-й истребительной эскадрильи, в которых насчитывалось 310 самолетов[235].

Таблица 6. Советская группировка на границе Латвии к 3 октября 1939 г.[236]

Таблица 7. Численность и вооружение войск на 3 октября 1939 г.

Схема 2. Группировка советских войск на границе с Латвией. 4 октября 1939 г.

Тем временем латвийское руководство, заинтересованное в расширении экономических отношений с СССР, внимательно изучало эстонский опыт и, учитывая рост советского влияния в Восточной Европе, было согласно договориться на условиях, аналогичных эстонским. 30 сентября министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс и военный министр генерал Я. Балодис заявили советскому полпреду в Риге о готовности начать 8–9 октября торговые переговоры и о том, что «дальнейшее развитие политической линии Латвии должно идти в направлении большого политического и экономического сотрудничества с СССР». При этом латвийская сторона отметила, что «считает совершенно приемлемыми основу и форму договора с Эстонией для Латвии. Одобряют ведущуюся политику СССР, и на условиях с Эстонией латыши согласны разговаривать». Сообщая об этом, полпред предлагал «поставить, в духе их пожеланий и нашей заинтересованности, наряду с экономическими вопросами и политические»[237]. 1 октября Москва сообщила Риге о готовности к экономическим переговорам, и правительство Латвии приняло решение о визите министра иностранных дел в СССР[238]. В тот же день латвийская сторона уведомила германского посланника в Риге о том, что в ночь на 1 октября латвийскому посланнику в Москве было заявлено, что советское правительство желает немедленно начать переговоры с латвийским правительством, правда, тема предстоящих переговоров названа не была. Являясь партнером Германии по договору о ненападении, латвийское правительство информировало, что 2 октября Мунтерс вылетает в Москву. Сообщение об этом было передано по радио, а завтра будет напечатано в утренней прессе[239].

2 октября Латвийское телеграфное агентство сообщило, что «Латвия должна приступить к пересмотру своих внешних отношений, в первую очередь с СССР. Правительство поручило министру иностранных дел Мунтерсу немедленно направиться в Москву, чтобы войти в прямой контакт с правительством СССР». В тот же день в 21.30 в Кремле началась первая беседа В. Мунтерса с советским руководством, от имени которого В.М. Молотов предложил упорядочить советско-латвийские отношения, поскольку «нам нужны базы у незамерзающего моря». Его поддержал И.В. Сталин, заявивший, что «прошло 20 лет, мы стали сильнее и вы тоже. Мы хотим говорить о тех же аэродромах и о военной защите. Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем. Наши требования возникли в связи с войной Германии с Англией и Францией. Кроме того, если мы достигнем согласия, то для торгово-экономических дел имеются очень хорошие предпосылки». Обосновывая необходимость усиления безопасности СССР, Молотов указал, что «то, что было решено в 1920 г., не может оставаться на вечные времена. Еще Петр Великий заботился о выходе к морю. В настоящее время мы не имеем выхода и находимся в том нынешнем положении, в каком больше оставаться нельзя. Поэтому хотим гарантировать себе использование портов, путей к этим портам и их защиту».

Попытки В. Мунтерса отклонить советские претензии ссылками на нормализацию советско-германских отношений вызвали довольно откровенную реплику И.В. Сталина: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся… если не мы, то немцы могут вас оккупировать. Но мы не желаем злоупотреблять… Нам нужны Лиепая и Вентспилс…» Советская сторона настаивала на получении права на размещение военных баз и ввод 50-тысячного контингента войск. Естественно, латвийская сторона настаивала на сокращении численности войск и отказалась от размещения советских частей в Риге. В ходе дискуссии Сталин пообещал, что «гарнизоны останутся только на время нынешней войны, а когда она окончится – выведем», и снизил численность войск до 30 тысяч. В 24 часа стороны решили сделать перерыв до следующего дня. В ходе следующего раунда переговоров, начавшегося в 18 часов 3 октября, латвийская сторона предложила ограничиться советской базой в Вентспилсе и настаивала на сокращении численности вводимых гарнизонов до 20 тысяч человек. В.М. Молотов постарался добиться уступок в духе советского предложения, но Мунтерс стоял на своем. Тогда слово взял Сталин: «Вы нам не доверяете, и мы вам тоже немного не доверяем. Вы полагаете, что мы хотим вас захватить. Мы могли бы это сделать прямо сейчас, но мы этого не делаем». Советский руководитель настаивал на получении баз в Вентспилсе и Лиепае, а также на сооружении береговой батареи на мысе Питрагс. Когда Мунтерс вновь попытался отстоять свои предложения, Сталин прямо указал, что «немцы могут напасть. В течение 6 лет немецкие фашисты и коммунисты ругали друг друга. Сейчас произошел неожиданный поворот вопреки истории, но уповать на него нельзя. Нам загодя надо готовиться. Другие, кто не был готов, за это поплатились»[240]. Выработка условий договора проходила при настойчивом давлении советской стороны и медленных уступках латвийской делегации.

3 и 4 октября Латвия сообщала Германии о ходе советско-латвийский переговоров и содержании выдвинутых советской стороной предложений[241]. Однако выяснилось, что Берлин занял позицию стороннего наблюдателя, и 3 октября в Риге было решено, что «правительство одобряет действия Мунтерса и поручает ему достичь соглашения с Москвой на основе принципов эстонского соглашения, пытаясь достичь, насколько это возможно позитивных результатов». Министру иностранных дел было поручено «делать все необходимое, чтобы улучшить текст уже подписанного советско-эстонского соглашения, пытаясь достичь более благоприятных условий для соглашения с Латвией»[242]. В итоге советско-латвийских переговоров 5 октября был подписан договор о взаимопомощи сроком на 10 лет, предусматривавший ввод в Латвию 25-тысячного контингента советских войск. Советские базы должны были разместиться в Лиепае, Вентспилсе и других местах, которые будут определены по взаимному соглашению. Для охраны Ирбенского пролива СССР получал право соорудить базу береговой артиллерии на побережье. Стороны взяли на себя обязательство не заключать каких-либо союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой стороны. Советский Союз брал на себя обязательство оказывать помощь латвийской армии вооружением и военными материалами на льготных условиях. В договоре специально оговаривалось, что его выполнение не должно затрагивать суверенные права сторон, в частности их экономической системы и государственного устройства. Для проведения договора в жизнь создавалась Смешанная комиссия на паритетных началах. Договор был ратифицирован СССР 8 октября, Латвией – 10 октября и вступил в силу 11 октября после обмена ратификационными грамотами в Риге. 12 октября в Москву прибыла латвийская торговая делегация во главе с председателем Латвийской торгово-промышленной камеры А. Берзиньшем, в результате переговоров с которой 18 октября было подписано советско-латвийское торговое соглашение на период с 1 ноября 1939 г. по 31 декабря 1940 г., установившее торговый оборот в 60 млн латов[243].

Договор о взаимопомощи с Литвой

Если в отношении Эстонии и Латвии, отнесенных к его сфере интересов, Советский Союз мог действовать более уверенно, то в отношении Литвы Москва занимала осторожную позицию. Зная о занятии Вильно Красной армией, литовское руководство было заинтересовано в выяснении вопроса о будущем города. Уже в 13.30 19 сентября литовский посланник в Москве Л. Наткевичус, выполняя задание своего правительства, попытался выяснить у В.М. Молотова «как советское правительство очерчивает границы Западной Белоруссии, учитывая, что коренная литовская столица и некоторые населенные литовские районы находятся вне современной Литвы». На осторожный вопрос был получен столь же осторожный ответ. Молотов заявил, что «ему известны все проблемы, и он хорошо помнит и виленскую. Однако он считает, что недостаточная выясненность общего положения не дает возможности подойти к этой теме конкретно и поэтому следует набраться терпения и повременить»[244].

Учитывая, что Литва была отнесена к сфере интересов Германии, германское руководство рассматривало разные варианты реализации новых возможностей. 20 сентября в Берлине был составлен проект германо-литовского «договора об обороне», согласно которому Литва отдавала себя под опеку Германского Рейха, стороны должны были заключить военную конвенцию и начать переговоры по экономическим вопросам[245]. В ходе подготовки к этим переговорам И. фон Риббентроп, учитывая занятие Вильно советскими войсками, дал 21 сентября задание Ф. фон дер Шуленбургу в дружественной форме напомнить В.М. Молотову и И.В. Сталину о том, что Германия и СССР признали права Литвы на Виленскую область[246]. В ответ Молотов заявил 22 сентября, что в Виленском вопросе советское правительство придерживается заключенного соглашения, но не думает, что настал момент для уточнения деталей. Примерно в этом смысле он проинформировал и литовского посланника, добавив, что Советский Союз не забудет Литву. Молотов намекнул, что Виленский вопрос относится ко всему комплексу прибалтийских вопросов и это должно приниматься во внимание при окончательном урегулировании[247]. В итоге запланированные на 23 сентября германо-литовские переговоры были вечером 22 сентября по инициативе германской стороны отложены на неопределенное время[248]. 25 сентября А. Гитлер подписал директиву ОКВ № 4, согласно которой следовало «держать в Восточной Пруссии наготове силы, достаточные для того, чтобы быстро захватить Литву, даже в случае ее вооруженного сопротивления»[249]. В тот же день в ходе начавшихся советско-германских контактов об урегулировании польской проблемы СССР предложил обменять территорию Варшавского и Люблинского воеводств на Литву и сообщил о желании заняться решением проблем Прибалтики[250].

27 сентября в Москве параллельно с советско-эстонскими переговорами в 22 часа начались переговоры с Германией, на которых затрагивались и прибалтийские проблемы. Министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп, зная от германского посланника в Таллине о советских предложениях Эстонии и полагая, что «это, очевидно, следует понимать как первый шаг для реализации прибалтийского вопроса», просил советское правительство сообщить, «как и когда оно собирается решить весь комплекс этих вопросов». Выслушав заявление И.В. Сталина о намерении СССР создать военные базы в Эстонии «под прикрытием договора о взаимной помощи», Риббентроп спросил, «предполагает ли тем самым Советское правительство осуществить медленное проникновение в Эстонию, а возможно и в Латвию, Сталин ответил положительно, добавив, что, тем не менее, временно будут оставлены нынешняя правительственная система в Эстонии, министерства и так далее. Что касается Латвии, Сталин заявил, что Советское правительство предполагает сделать ей аналогичные предложения. Если же Латвия будет противодействовать предложению пакта о взаимопомощи на таких же условиях, как и Эстония, то Советская Армия в кратчайший срок «разнесет» Латвию. Что касается Литвы, то Сталин заявил, что Советский Союз включит в свой состав Литву в том случае, если будет достигнуто соответствующее соглашение с Германией об «обмене» территориями». Оценивая позицию стран Прибалтики, Сталин полагал, что «с их стороны в настоящее время не предвидятся никакие эскапады, потому что все они изрядно напуганы»[251].

В итоге переговоров польская и литовская проблемы были решены на основе взаимных уступок сторон. Согласно подписанному 28 сентября советско-германскому договору о дружбе и границе устанавливалась «граница между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства». Кроме того, в соответствии с секретным дополнительным протоколом к советско-германскому договору Литва была передана в сферу интересов СССР. Правда, предусматривалось, что «как только Правительство СССР предпримет на литовской территории особые меры для охраны своих интересов, то с целью естественного и простого проведения границы настоящая германо-литовская граница исправляется так, что литовская территория, которая лежит к юго-западу от линии, указанной на карте, отходит к Германии. Далее констатируется, что находящиеся в силе хозяйственные соглашения между Германией и Литвой не должны быть нарушены вышеуказанными мероприятиями Советского Союза»[252]. Проведенная на приложенной к протоколу карте линия проходила через Науместис, Вилкавишкис, Мариамполь, Людвинавас, Симнас, Сейрияй, Лейпалингис, Капчяместис (см. схему 3). В тот же день литовский посланник в Берлине попытался выяснить в беседе с Э. Вёрманом, велись ли в Москве переговоры о Литве и, вообще, о прибалтийских государствах. Конечно, литовского дипломата, прежде всего, интересовал Виленский вопрос, относительно которого, как мы видели, германская сторона делала Литве обнадеживающие намеки. Он также напомнил о готовности литовского министра иностранных дел в скором времени прибыть по приглашению в Берлин. Однако германский дипломат ответил, что ему не известно, говорилось ли в Москве о Литве. Тем более что Германия не вмешивалась в советско-эстонские переговоры[253].

Схема 3. «Кусочек» территории Литвы, оставшийся в сфере интересов Германии по советско-германскому протоколу от 28 сентября 1939 г.

Как только СССР и Германия договорились о передаче Литвы в сферу советских интересов, В.М. Молотов в 21 час 29 сентября вызвал литовского посланника в Москве и заявил ему, что следовало бы начать прямые переговоры о внешнеполитической ориентации Литвы, тем более что «Литва политически почти на 100 процентов зависит от Советского Союза и Германия не будет возражать против того, о чем Советский Союз договориться с Литвой». Л. Наткевичус напомнил о Виленской проблеме и постарался выяснить, какие именно вопросы интересуют советское правительство. Молотов ответил, что «территориальные вопросы могли бы быть решены благоприятно для Литвы, но сначала надо знать» насколько Литва расположена в отношении СССР. При этом он «несколько раз подчеркнул, что они не собираются советизировать Литву, что не будут создавать на занятых территориях второй Советской Литвы». Как отметил в своем донесении в Каунас литовский посланник, «советские представители склонны отдать нам литовские области, а возвращение Вильнюса обусловят некоторыми условиями», как минимум придется «заранее связать себя определенными узами с Советами не в пользу теперешнего абсолютного нейтралитета. […] Тон разговора и вся обстановка не носили характера какого-либо давления, были сделаны лишь многозначительные намеки»[254]. Уже 1 октября литовское правительство согласилось делегировать в Москву министра иностранных дел Ю. Урбшиса[255].

Тем временем 30 сентября А. Гитлер подписал директиву ОКВ № 5, которая отменяла предыдущее распоряжение о развертывании в Восточной Пруссии группировки войск для захвата Литвы[256]. В 14 часов 3 октября В.М. Молотов вызвал германского посла в Москве и сообщил ему о том, что советская сторона намеревается заявить литовскому министру иностранных дел, с которым сегодня должны начаться переговоры, что СССР готов передать Литве город Вильно с окрестностями, но она должна будет передать хорошо известную часть своей территории Германии. Молотов предлагал одновременно подписать советско-литовский протокол о Вильно и германо-литовский протокол о передаче Германии полосы литовской территории. В ответ Ф. фон дер Шуленбург предложил, чтобы советская сторона обменяла Вильно на юго-западную полосу литовской территории и передала бы ее Германии. Советская сторона просила сообщить ей мнение Берлина по этому вопросу к 12 часам следующего дня[257].

На начавшихся в 22.30 3 октября переговорах В.М. Молотов заявил Ю. Урбшису, что в условиях начавшейся войны «Советскому Союзу приходится обеспечивать свою полную безопасность». Поскольку Германия согласилась с вхождением Литвы «в зону влияния СССР», то Москва «стремится заключить и с Литвой пакт о взаимопомощи». Далее слово взял И.В. Сталин, который сообщил, что СССР пришлось договориться с Германией о передаче ей Сувалкского выступа и части прилегающей литовской территории. Естественно, Урбшис попытался отказаться от выработки договора о ненападении, ссылаясь на строгий нейтралитет Литвы и возможное укрепление ее армии. Обосновывая необходимость заключения договора о взаимопомощи, Молотов отметил, что сейчас, «когда происходят значительные события в Европе, может случиться так, что Советский Союз, будучи вынужденным вмешаться в них, будет принужден не считаться с провозглашенным сейчас Литвой нейтралитетом». При этом советская сторона подчеркивала отсутствие у нее посягательств на внутренний строй Литвы, а также указала, какие именно территории могут быть возвращены Литве. По поводу территориальных проблем литовская делегация постаралась уточнить, остается ли в силе граница, установленная Московским договором 1920 г., а также выразила озабоченность германскими притязаниями. В конце концов, Урбшис заявил, что должен проконсультироваться со своим правительством.

В 2 часа ночи 4 октября в ходе нового раунда переговоров литовской делегации были переданы советские проекты договоров о передаче Литве Вильно и Виленского края и о взаимопомощи между СССР и Литвой, который предусматривал ввод 50-тысячного советского контингента. Узнав, что предполагается создание военных баз Красной армии, Ю. Урбшис заявил, «но ведь это оккупация Литвы». Советские руководители усмехнулись и сказали, что вначале похоже рассуждала и Эстония. Советский Союз не намерен угрожать независимости Литвы. Наоборот, вводимые советские войска будут подлинной гарантией для Литвы, что Советский Союз защитит ее в случае нападения, так что войска послужат безопасности самой Литвы. Кроме того, советская сторона ссылалась на то, что подобный договор уже подписан Эстонией, а вскоре будет подписан и Латвией. Неужели Литва хотела бы нарушить всю советскую оборонительную систему? И.В. Сталин согласился сократить численность войск до 35 тысяч и не размещать их в Каунасе и Вильно. Кроме того, было заявлено, что этот вопрос можно будет обсудить подробнее. Протест Урбшиса приглушался желанием получить Вильно, который советская сторона предложила как приманку в обмен на договор о взаимопомощи. Беседа завершилась в 4.30 утра и Урбшис в тот же день вылетел в Каунас[258].

Получив соответствующее указание из Берлина, Ф. фон дер Шуленбург до полудня 4 октября передал в НКИД СССР письмо, в котором сообщалось, что И. фон Риббентроп просит в переговорах с Литвой «не упоминать секретного соглашения между Германией и СССР от 28 сентября 1939 года относительно уступки Германии части литовской территории». Кроме того, германский посол должен был добиться, чтобы советское правительство взяло на себя обязательство в случае вероятного размещения в Литве советских войск оставить эту полосу литовской территории не занятой войсками и предоставить Германии право самой назначить срок, когда будет формально произведена передача этой территории. Соответствующую договоренность следовало оформить секретным обменом письмами между Шуленбургом и Молотовым. Однако в ходе состоявшейся в 17 часов беседы с германским послом В.М. Молотов заявил, что, «к сожалению, ему вчера пришлось информировать министра иностранных дел Литвы об этой договоренности, поскольку, несмотря на свою лояльность по отношению к нам, он не мог поступить иначе». Чтобы «подсластить пилюлю» Молотов, напомнив высказанное в ходе последнего визита в Москву Риббентропом пожелание устроить в Мурманске ремонтную базу для немецких кораблей и подводных лодок, заявил, что «Мурманск недостаточно изолирован для этой цели», и предложил взамен бухту Териберка, расположенную восточнее Мурманска. В 18 часов Молотов сообщил Шуленбургу, что «Сталин обратился к германскому правительству с настоятельной личной просьбой пока не настаивать на передаче полосы литовской территории». В ответ германский дипломат заявил, что этот вопрос является не актуальным[259].

В конце сентября 1939 г. на границе с Литвой находились войска 3-й армии Белорусского фронта, в состав которой входили 5-я стрелковая дивизия, 25-я танковая бригада, 108-й гаубичный артполк РГК, 21-й, 208-й и 209-й зенитные артдивизионы, 8-й дивизион бронепоездов, 13-й понтонный батальон, 70-я легкая бомбардировочная бригада и 15-й истребительный авиаполк, а также тыловые и вспомогательные части. На 1 октября в этих войсках насчитывалось 41 209 человек, 6 445 лошадей, 26 651 винтовка, 1 312 пулеметов, 211 орудий, 301 танк, 35 бронемашин, 3 350 автомашин, 364 трактора и 215 самолетов[260]. В 20.30 30 сентября нарком обороны и начальник Генштаба направили командующему Белорусского фронта директиву № 072:

«В связи с установлением окончательной границы между СССР и Германией приказываю:

1. Во изменение указаний моей директивы № 011, войска Белорусского фронта после отхода иметь в следующей группировке – 3[-я] армия – (без 4[-го] стр[елкового] корпуса – 10, 126 сд, 24 кд) в составе 5 стр[елковых] дивизий, 3-го кав[алерийского] корпуса (2 кавдивизии), танкового корпуса, одной танкбригады – в районе Рымшаны, Марцинканцы, Вилейка.

3-й кавкорпус и танк[овый] корпус иметь в районе Ораны, Лида.

Сосредоточение войск 3[-й] армии и особенно 3[-го] кавалерийского и танкового корпусов провести срочным порядком и закончить к 5 октября 1939 г., поэтому 3-й кавкорпус сменить на фронте другими частями и направить его в новый район сосредоточения.

[…]

3. Надежно прикрыть с воздуха войска в новых районах, расположив их укрыто.

4. С выходом войск в новые районы сосредоточения, выбрать и возвести на границе полевые оборонительные позиции, установить охранение и наблюдение на границе.

5. Обеспечить прочную связь со всеми частями и особенно конницей, танковыми частями и авиацией.

6. В связи с наступлением холодов, сохраняя полную боевую готовность, принять меры к устройству войск в теплых помещениях, используя для этого имеющиеся казармы, помещичьи усадьбы и населенные пункты.

Привести в порядок всю материальную часть и вооружение и приступить к учебным занятиям»[261].

Соответственно, в 7.00 2 октября командующий 3-й армии получил оперативный приказ Военного совета Белорусского фронта № 08 от 1 октября, согласно которому изменялся состав 3-й и 11-й армий:

«1. 3[-я] армия. Состав: упр[авления] 10 ск и 3 ск; 5, 50, 115, 139 и 150 сд; упр[авление] 3 кк, 7 и 36 кд; 15 тк и 25 тбр; 108 ап РГК.

Задача – к 7.10.39 закончить развертывание армии в следующей группировке:

а) на границе с Литвой иметь три дивизии (139, 115 и 50 сд), в резерве армии две сд (одну в районе Вильно и одну – в районе Солы, Слободка, Ошмяна). 139 сд перебросить из района Лида, Неман по ж[елезной] д[ороге] в район Свенцяны; 115 сд – направить из района Лида в Вильно и 50 сд – из района Гродно в Олькеники.

б) к 5.10 сосредоточить: 3 кк в районе Олькеники, Орана, (иск.) Нача; 15 тк – в районе Эйшишки, Радунь, Вороново.

Штаб армии иметь в Вильно.

Граница слева: Вилейка, Жирмуны, (иск.) Друскеники [Друскининкай].

2. 11[-я] армия. Состав: упр[авление] 16 ск; 100, 2, 164 и 27 сд; 22 тбр, 376 и 402 ап РГК.

Задача – закрепиться на границе с Литвой и Германией, имея основную группировку сил в районе Гродно, Августов, Соколка. К исходу 1.10 сменить передовые части 3 кк на рубеже Сейны, Сувалки и к исходу 2.10 3 кк вывести в район Гродно для передачи в состав 3[-й] армии. 50 сд 1.10 отправить походом на Олькеники. Полки РГК сосредоточить в районе Лида»[262]. Получив этот приказ, командующий 3-й армией комкор В.И. Кузнецов в тот же день отдал всем этим частям частные распоряжения о сосредоточении[263], а 3 октября на основе этих распоряжений он подписал боевой приказ № 15/оп:

«Во исполнение приказа Белфронта от 1-го октября [19]39 г. № 08, 3[-я] армия имеет задачей к 7.10.39 г. закончить полностью развертывание в следующей группировке:

1. 3 ск в составе:

а) 139 сд сосредоточиться в районе Нов[ые] Свенцяны, Свенцяны.

Штадив – Свенцяны.

б) 150 сд к исходу 5.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе Слободка, Ошмяны, Солы, составляя армейский резерв.

Штадив – Ошмяны.

в) Штакору-3 к исходу 5.10.39 г. сосредоточиться Подбродзе.

2. 10 ск в составе:

а) 115 сд к 5.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе: Подберезье, Мейшагола, Корве.

Штадив – Мейшагола.

б) 50 сд к исходу 3.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе Олькеники, Варишки, Бутвиданцы, оз. Мижаны.

Штадив – Олькеники.

в) 5 сд не позднее 6.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе Вильно. Охрану и наблюдение на Литовской границе передать 84 и 85 погранотрядам.

Штадив – Вильно.

Штакор – Вильно.

3. 15 тк к исходу 4.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе (иск.) Эйшишки, Радунь, Вороново.

Штакор – Бол[ьшие] Солечники.

4. 3 кк к 5.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе: Юргишки (12 км юго-зап[аднее] Олькеники) иск., Ораны, Нача, Эйшишки.

Штакор – Эйшишки.

5. 108 ап РГК исходу 4.10.39 г. сосредоточиться [в] районе Вильно.

6. 84[-му] и 85[-му] погранотрядами принять охрану и наблюдение на Литовской границе от частей 5 сд.

а) 84 ПО – на участке Дукшты, Данилишки.

Штаб [ – ] Нов. Свенцяны.

б) 85 ПО – на участке Данилишки, Друскеники.

Штаб [ – ] ст. Ораны.

7. 25 тбр по-прежнему оставаться Вильно.

8. Разграничительные линии для 3[-й] армии:

Справа [с] 4 ск [ – ] Полоцк (совместного пользования), Видзы, Дукшты.

Слева с 11[-й] армией – Вилейка, Друскеники.

9. С выходом частей в район сосредоточения, район расположения привести в оборонительное состояние. Установить охрану и наблюдение. Схему полевых оборонительных позиций, охранения и наблюдения представить в штарм-3.

10. В связи с наступлением холодов, сохраняя полную боевую готовность, устроить войска в теплых помещениях, используя для этого казармы, помещичьи усадьбы и населенные пункты. Привести в порядок всю материальную часть, вооружение и приступить к учебным занятиям»[264].

Не зная точного расположения всех этих частей, штаб 3-й армии не смог наметить для них маршруты движения, что привело к перекрещиванию колонн и создании пробок на дорогах. Тем не менее, 3–6 октября сосредоточение всех этих войск завершилось. Кроме того, в состав 3-й армии с 12.00 6 октября был вновь включен и 4-й стрелковый корпус[265]. В новых районах (см. схему 4) «части приводили в порядок имущество, материальную часть. И приступили к боевой и политической подготовке. Основная забота командиров соединений в этот период сводилась к наиболее удобному размещению войск для перехода к нормальной жизни и учебе». На 6 октября в составе 3-й армии (см. таблицу 8) насчитывалось 193 859 человек, 54 863 лошади, 4 672 ручных и 1 984 станковых и зенитных пулемета, 1 387 орудий, 1 078 танков, 197 бронемашин, 827 тракторов, 9 011 автомашин и 76 самолетов. Однако никаких оперативных задач армии так и не было поставлено.

Таблица 8. Советская группировка на границе Литвы к 6 октября 1939 г.[266]

Схема 4. Группировка советских войск на границе с Литвой. 8 октября 1939 г.

Тем временем еще 4 октября нарком обороны направил в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 81122/сс с просьбой «утвердить сокращение войск, находящихся на Белорусском и Украинском фронтах, и частичное увольнение призванных из запаса красноармейцев». Предлагалось сократить численность стрелковых дивизий и рассредоточить войска по всей территории округов. Кавалерийские дивизии и танковые бригады следовало оставить в штатах военного времени и вместе с 14-тыс. стрелковыми дивизиями дислоцировать в приграничной полосе. Стрелковые дивизии 9-тыс. штата перевести «в казармы передовых кадровых дивизий» округов по линии Полоцк, Минск, Слуцк, Бобруйск, Овруч, Коростень, Новоград-Волынск, Шепетовка, Старо-Константинов и Проскуров, а 6-тыс. дивизии передислоцировать в более глубокий тыл. В результате должна была возникнуть следующая группировка войск Белорусского и Украинского фронтов:

«а) непосредственно на фронте – 26 стрелковых дивизий по 14 000 человек, 11 кав[алерийских] дивизий, 2 танковых корпуса, 12 отдельных танковых бригад, 8 арт[иллерийских] полков РГК.

Авиация фронта будет перебазирована – истребительные полки на передовые аэродромы и полки СБ на освобождающиеся аэродромы истребительных частей.

б) 15 стр[елковых] дивизий по 9 000 человек и 10 арт[иллерийских] полков РГК – в казармах передовых дивизий Белорусского и Киевского военных округов.

в) 15 стр[елковых] дивизий по 6 000 человек, расположенных в тыловых казармах округов». Кроме того, Ворошилов предлагал уволить из стрелковых дивизий, артиллерийских полков РГК, укрепленных районов, запасных частей авиации и тыловых учреждений 560 тыс. человек, призванных из запаса. Поскольку Политбюро ЦК ВКП(б) в тот же день приняло решение «утвердить предложения тов. Ворошилова о сокращении войск, находящихся на Белорусском и Украинском фронтах и о частичном увольнении призванных из запаса красноармейцев»[267], нарком обороны и начальник Генерального штаба сразу же направили командующим войсками фронтов соответствующие директивы №№ 098 и 097[268].

Так, направленная командующему войсками Белорусского фронта директива № 098 устанавливала новую дислокацию войск и требовала «немедленно приступить к сокращению войск, находящихся на фронте, и к частичному увольнению призванных из запаса красноармейцев». В частности, в состав 3-й армии включались «управления 4 ск и 3 кк, 5[-я], 10[-я], 50[-я] и 115[-я] стрелковые дивизии, 15[-й] танковый корпус, 7[-я] и 24[-я] кав[алерийские] дивизии, 25 тбр и 108 ап РГК, разместив 5[-ю] и 50[-ю] стрелковые дивизии по 14 000 человек, 7[-ю] кав[алерийскую] дивизию, 15[-й] танковый корпус и 108 ап РГК в районе Вильно, Нов[ые] Троки, Ошмяны; 24[-ю] кав[алерийскую] дивизию, 25 тбр в районе Свенцяны, Поставы; 10 сд в составе 14 000 человек в районе Рымшаны, Видзы, Опса; 115 сд в составе 14 000 человек в районе Вилейка, Молодечно, Городок. Штарм – Вильно»[269]. 6 октября Военный совет Белорусского фронта направил в штаб 3-й армии соответствующую директиву № 43/оп, согласно которой следовало с 9 октября начать рассредоточение войск по зимним квартирам[270].

Выполняя полученное распоряжение, командующий 3-й армии в 6.00 8 октября издал приказ № 16/оп: «На основании директивы Военного совета Белфронта от 6.10.39 г. за № 43/оп войскам 3[-й] армии приступить к размещению на зимние квартиры, перейти на новую штатную организацию и частичному увольнению призванных из запаса красноармейцев.

1. Состав 3[-й] армии: управление 4 ск, управление 3 кк, 5, 10, 50, 115 сд (каждая по 14 000 чел.), 7 и 24 кд, 25 тбр, 108 гап РГК, 15[-й] танковый корпус.

2. Район дислоцирования частей армии с севера и северо-запада определяется границами с Латвией и Литвой и на юге – Гродек (южнее Молодечно), Олькеники.

Тыловая граница – бывш[ая] госграница.

3. Частям сосредоточиться для расквартирования в районах:

а) управление 4 ск с корпусными частями (в штатах военного времени) к исходу 12.10.39 г. в Вильно и районе Вильно.

Основной маршрут движения: Опса, Видзы, Свенцяны, Подбродзе, Вильно.

б) 10 сд (численностью 14 000 чел.) к исходу 9.10 – Рымшаны, Видзы, Опса.

в) 50 сд к исходу 10.10 – Василюны, Нов[ые] Троки, Стар[ые] Троки, Гурали.

Маршрут движения: Олькеники, Гопшта, Ландворово.

г) 5 сд оставаться в районе Вильно.

д) 115 сд к исходу 12.10 сосредоточиться в районе Куренец, Молодечно, Гродек.

Маршрут движения: Мейшагола, Неменчин, Буйвидзы, Ворняны, Вилейка.

е) управление 3 кк (штат военного времени) к исходу 12.10 – Свенцяны.

Маршрут движения: Эйшишки, Бол[ьшие] Солечники, Медники, Островец, Михалишки, Свенцяны.

Начало движения 12.00 9.10.39 г.

ж) 7[-й] кав[алерийской] дивизи[и] (штат военного времени) к исходу 12.10 сосредоточиться – Островец, Медники, иск. Таборишки, Ошмяны.

Основной маршрут движения: Нача, Эйшишки, Бол[ьшие] Солечники, Таборишки.

Начало движения [с] утра 11.10.39 г. по прохождении управления 3 кк.

з) 24 кд (штат военного времени) к исходу 10.10 сосредоточиться – Н[овые] Свенцяны, Свенцяны.

Основной маршрут движения: Рымшаны, Стар[ые] Давгелишки, Свенцяны.

и) 15 тк:

1. Штаб корпуса (штат военного времени) к исходу 9.10 – Вильно.

Основной маршрут движения: Бол[ьшие] Солечники, Вильно. Дорогу Бол[ьшие] Солечники – Яшуны освободить к 9.00 9.10.39 г.

2. 27 и 2 тбр (штат военного времени) к исходу 9.10 – Вильно, Рудомино, ст. Кена.

Маршрут движения: Вороново, Яшуны, Вильно.

Дорогу Бол[ьшие] Солечники – Яшуны освободить к 18.00 9.10.39 г.

3. 20 мбр (штат военного времени) к исходу 12.10 сосредоточиться в районе: Яшуны, Бол[ьшие] Солечники, Каменка.

Основной маршрут движения – Вороново, Бол[ьшие] Солечники.

Начало движения с утра 12.10.39 г.

к) 25 тбр (штат военного времени) к 12.00 9.10 сосредоточиться в районе Поставы.

Основной маршрут движения: Вильно, Михалишки, Кабыльники, Поставы.

л) 108 гап РГК оставаться в районе Н[овая] Вилейка.

м) 208 и 209 зад – оставаться в занимаемых районах.

4. Указание о сроках и порядке роспуска излишков личного состава запаса, приписного конского состава, гужевого и автотранспорта призванного из народного хозяйства будут даны отдельной директивой.

5. Армейские инж[енерные] части и части связи сосредотачиваются в районах и в сроки, указанные отдельными распоряжениями.

6. 139, 126, 84 и 150 сд, управления 3 ск и 10 ск выходят из подчинения 3[-й] армии и сосредотачиваются в районах и в сроки, указанные в отдельных распоряжениях.

7. Приказ по тылу – дополнительно»[271].

С утра 8 октября войска армии начали перегруппировку к местам новой дислокации. Одновременно заставы 10-й, 126-й, 5-й и 115-й стрелковых дивизий на латвийской и литовской границах были сменены подразделениями 83-го, 84-го и 85-го пограничных отрядов[272]. Военная разведка продолжала собирать сведения о настроениях литовского населения. Так, утренняя разведсводка № 45 штаба 3-й армии от 8 октября сообщала, что «население и солдаты Литвы ждут прихода Красной Армии, заявляя: “Лучше пусть Красная Армия, чем немцы в Литве. Воевать с Красной Армией не будем, скажите, когда будете переходить границу, стрелять не будем”»[273]. В утренней сводке от 10 октября указывалось, что литовское население заявляет: «Пусть лучше приходит Красная Армия, чем немцы. Мы знаем, в каком тяжелом положении оказались наши граждане в захваченной Германией Клайпедской области»[274].

Тем временем 5 октября И. фон Риббентроп поручил германскому посланнику в Каунасе конфиденциально уведомить литовскую сторону о следующем. «Уже при подписании советско-германского договора о ненападении от 23 августа, во избежание осложнений в Восточной Европе между нами и советским правительством состоялись переговоры о разграничении германской и советской сфер интересов. При этом я выступал за то, чтобы возвратить Литве Виленскую область, на что советское правительство дало мне свое согласие. На переговорах о договоре о дружбе и границе от 28 сентября, как видно из опубликованного проведения советско-германской границы, вдающийся между Германией и Литвой уголок территории вокруг Сувалок, отошел к Германии. Поскольку в этом месте возникла сложная и непрактичная граница, я зарезервировал за Германией право на исправление границы, в соответствии с которым узкая полоса литовской территории отходит к Германии. Передача Литве Вильно также было обеспечено на этих переговорах. Вы уполномочены теперь проинформировать литовское правительство, что имперское правительство не считает в данный момент актуальным вопрос о таком изменении границы. При этом, однако, мы ставим условием, что литовское правительство будет рассматривать этот вопрос как строго секретный». Кроме того, германскому послу в Москве напоминалось о необходимости достичь договоренности с СССР относительно полосы литовской территории[275].

Выполняя полученную директиву, германский посланник в Каунасе 5 октября явился к заместителю министра иностранных дел К. Бизаускасу, который сообщил, что Ю. Урбшис был в Москве проинформирован о том, что Германия претендует на полосу литовской территории на юго-западе страны, что произвело в Литве глубокое и мучительное впечатление. В ответ Э. Цехлин изложил поручение Берлина, подчеркнув, что германское правительство «не считает актуальным вопрос» об изменении германо-литовской границы. Бизаускас воспринял это заявление «с заметным облегчением и просил его передать имперскому правительству благодарность литовского правительства за это». Сообщая об этой беседе в Берлин, Цехлин отметил, что «после ставшего известным прохождения германо-советской границы здешние политические круги лелеют сильные надежды на получение от Германии территории с центром в Сувалки»[276]. В тот же день литовский посланник в Берлине сообщил германскому МИДу о советских требованиях к Литве и попытался выяснить возможную реакцию Германии. Однако в ответ германские дипломаты сослались на договоренность с Москвой, подтвердив неактуальность для Третьего рейха вопроса о границе с Литвой[277]. В тот же день в Москве Ф. фон дер Шуленбург передал В.М. Молотову новое германское предложение по вопросу о полосе литовской территории, который обещал доложить его советскому правительству. В итоге 8 октября германский посол и нарком иностранных дел СССР обменялись секретными письмами, в которых подтверждалось, что «упомянутая в протоколе и обозначенная на приложенной к нему карте литовская территория в случае ввода войск РККА в Литву не будет ими занята» и «за Германией остается право определить момент осуществления договоренности относительно перехода вышеупомянутой литовской территории Германии»[278].

В этой ситуации, обсудив советское предложение, литовское правительство решило продолжать переговоры с СССР, на которых следовало отказаться от размещения советских войск, но выразить готовность иметь тесное сотрудничество с Москвой в военной области. 7 октября в Москву прибыла литовская делегация в составе министра иностранных дел Ю. Урбшиса, заместителя председателя Совета министров К. Бизаускаса и командующего литовской армией генерала С. Раштикиса. В ходе начавшихся в 22 часа советско-литовских переговоров литовская делегация постаралась добиться согласия Москвы на обмен военными миссиями и трехкратное увеличение литовской армии, которая сама могла бы решать те задачи, которые предполагалось возложить на советские гарнизоны. Однако В.М. Молотов подчеркнул, что «для Советского Союза Литва важнее, чем латыши и эстонцы», поскольку она имеет протяженную границу с Германией, которая, «сжав зубы, согласилась отдать Литву в сферу влияния Советского Союза, однако настойчиво просила более чем 1/3 Литвы уступить Германии и, в конце концов, согласилась только на тот южный угол, о котором и шла речь еще в прошлый раз. Кроме того, Литве не следует забывать, что она получает Вильнюс и Вильнюсскую область». Литовские представители обратили внимание Молотова на то, что, по заявлениям германских дипломатов, проблема юго-западной территории не актуальна. В ходе второго раунда переговоров, начавшегося в 17.30 8 октября, выяснилось, что советская сторона настаивает на размещении войск, хотя готова сократить этот контингент до 20 тыс. человек. Когда стало ясно, что попытки литовской делегации уклониться от размещения советских гарнизонов не удались, Урбшис заявил, что «она не имеет полномочий принять предложение Советского Союза и обязана снестись с правительством». Перед литовским правительством встал вопрос: подписать требуемый СССР договор с размещением гарнизонов и получить Вильно и Виленскую область или не подписывать договор, не получить Вильно и вступить в конфликт с СССР[279].

Тем временем, начиная с 18 сентября, Литва зондировала позицию Англии и Франции по Виленскому вопросу, однако какого-либо однозначного ответа со стороны западных союзников получено так и не было[280]. Максимум чего удалось добиться литовскому посланнику в Англии, так это получить 10 октября в неофициальной беседе указание на то, что «может случиться так, что Британское правительство позже сделает заявление, что оно не признает никаких осуществленных или будущих изменений территории Польши», но если Москва принудит Каунас принять от нее территорию Виленского края, Лондон будет вынужден лишь констатировать происшедшее. Если же и будет сделан протест, то лишь для проформы[281]. В этой обстановке, обсудив ситуацию с прибывшими из Москвы К. Бизаускасом и С. Раштикисом и убедившись в невмешательстве Германии, которой было сообщено о советских требованиях[282], и пассивной позиции Англии и Франции, литовское руководство решило принять советское предложение.

После возвращения обоих членов литовской делегации в Москву 10 октября в 19.30 начался третий раунд советско-литовских переговоров, в ходе которого был еще раз обсужден проект единого договора, выработанный на базе двух советских и литовского проектов. В конце концов, в 2 часа ночи 11 октября был подписан датированный 10 октября «Договор о передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой» сроком на 15 лет, предусматривавший ввод 20-тысячный контингента советских войск. Советские базы должны были разместиться в местах, которые будут определены по взаимному соглашению. Стороны взяли на себя обязательство не заключать каких-либо союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой стороны. Советский Союз брал на себя обязательство оказывать помощь литовской армии вооружением и военными материалами на льготных условиях. В договоре специально оговаривалось, что его выполнение не должно затрагивать суверенные права сторон, в частности их экономической системы и государственного устройства. Для проведения договора в жизнь создавалась Смешанная комиссия на паритетных началах. Договор был ратифицирован СССР 12 октября, Литвой – 14 октября и вступил в силу 16 октября после обмена ратификационными грамотами в Каунасе. Тем временем начавшиеся 8 октября советско-литовские экономические переговоры завершились подписанием 15 октября торгового соглашения на период с 1 ноября 1939 г. по 31 декабря 1940 г., которым был установлен двусторонний торговый оборот в 40 млн литов[283].

27 октября был подписан дополнительный советско-литовский протокол, которым в изменение статьи 2 договора от 12 июля 1920 г. устанавливалась новая линия границы между СССР и Литвой, которая получила Виленский край общей площадью 6 909 кв. км с населением около 482,5 тыс. человек[284]. 31 октября заместитель наркома иностранных дел В.П. Потемкин направил В.М. Молотову докладную записку, в которой указал, что 1 ноября должна начаться работа по демаркации советско-литовской границы, для чего было предусмотрено создание смешанной комиссии в составе 4 человек от каждой стороны и 2 подкомиссий по 3 человека. Соответственно 3 ноября Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное 4 ноября постановление СНК СССР № 1824-472сс, согласно которому в Москве создавалась Центральная смешанная советско-литовская комиссия. Председателем советской делегации был назначен заведующий правовым отделом НКИД Л.М. Куроптев, а ее членами – комбриг А.М. Василевский и полковник А.А. Смирнов от Генштаба и майор П.В. Теплов от пограничных войск НКВД. Литовскими представителями в комиссии стали директор политического департамента МИД Э. Тураускас, полковник А. Крикшчунас, капитан Лесис и Левицкас. Непосредственная работа по демаркации возлагалась на две советско-литовские подкомиссии. «Полевые работы должны быть закончены к 1 февраля 1940 г. Оформление материалов демаркации должно быть закончено в кратчайший срок и, во всяком случае, не позднее 15 апреля 1940 г.»[285]. 28 ноября постановлением СНК СССР № 1975-549сс была утверждена Инструкция для советской делегации в Центральной смешанной советско-литовской пограничной комиссии[286]. 5 декабря был подписан советско-литовский протокол об обмене ратификационными грамотами по Дополнительному протоколу о границе от 27 октября[287].

Советско-прибалтийские договоры в восприятии современников

Начавшаяся война в Европе и действия Красной армии в Польше после 17 сентября 1939 г. не улучшили советско-английских и советско-французских отношений, ухудшившихся после подписания договора о ненападении с Германией, который был воспринят английским и французским руководством как поражение их внешнеполитической стратегии. Вместе с тем, не желая подтолкнуть Светский Союз к дальнейшему сближению с Германией, Англия и Франция не стали обострять проблему советского вмешательства в германо-польскую войну, а стремились уточнить советскую позицию относительно войны в Европе. В Лондоне и Париже обозначилось два внешнеполитических курса в отношении Москвы. Один из них рассматривал СССР как главного противника западных союзников, для нанесения ущерба которому были хороши все средства, а второй исходил из необходимости первоначального разгрома Германии, что требовало привлечения Москвы к антигерманскому фронту любыми возможными способами. В любом случае западные союзники были заинтересованы в провоцировании напряженности в советско-германских отношениях. Кроме того, англо-французская пропаганда активно использовала тезис о «красной опасности» для Европы[288].

При этом реакция западных союзников на действия Советского Союза в Прибалтике была достаточно спокойной. Так, 30 сентября советский полпред во Франции сообщил в Москву, что «советско-эстонское соглашение не вызывает критики. Признается, что законное ограждение наших интересов в Балтийском море проведено в рамках соблюдения суверенитета Эстонии и что у СССР нет намерения изменять статус-кво балтийских стран»[289]. Вместе с тем во Франции начали разрабатываться различные планы действий против Советского Союза, в которых определенное место отводилось и государствам Прибалтики. Уже 5 октября председатель комиссии по иностранным делам палаты депутатов французского парламента Ж. Мистлер заявил латвийскому посланнику в Париже О. Гросвальдсу, что прибалтийские государства должны быть готовы к совместному выступлению против СССР, для чего им необходимо заключить между собой военный союз. 12 октября исполняющий обязанности заведующего разведывательным бюро генштаба французской армии Дж. Мьерри говорил Гросвальдсу о подготовке англо-французских операций против Советского Союза и подчеркнул, что одновременно «должны будут выступить прибалтийские государства, Финляндия и скандинавские страны»[290].

Тем временем французская пресса активно обсуждала действия Москвы в Прибалтике, особенно подчеркивая их антигерманскую направленность. Так, 9 октября газета «Тан» отмечала, что «Германия проиграла войну на Востоке, так как она должна отказаться от всех намеченных ранее планов своей экспансии в этой области». Соответственно констатировался «плачевный конец великой мечты о германской гегемонии в Центральной и Восточной Европе, против которой Советская Россия воздвигает сейчас гигантскую стену, простирающуюся от Балтийского моря до Черного». 13 октября та же газета отмечала, что договоры СССР со странами Прибалтики «определенно направлены против германской державы», которая не решается на борьбу против большевистской России[291]. 11 октября советский полпред в Париже сообщил в Москву: «Вообще надо отметить, что французы и ранее относились гораздо спокойнее к нашему укреплению на Балтике, чем англичане. Объясняю это сравнительно слабой заинтересованностью французов в Балтике. Наша балтийская акция все время расценивалась в двух разрезах – в разрезе бесспорных и никем не оспариваемых наших интересов и в плане оттеснения немцев от Балтики. Последний момент особенно оттеняется и подводит к выводам Черчилля о совпадении конечных интересов»[292]. 19 октября советский полпред в Париже сообщил в Москву о том, что относительно прибалтийской акции здесь «возобладало мнение, что СССР не выйдет из нейтралитета и что его балтийская политика, ослабляя германизм и преграждая ему дорогу на Восток, объективно и в перспективе выгодна Франции»[293]. 28 октября французское посольство в Москве сообщало в Париж, что «для Франции выгодно получение Россией обратно территорий, которыми она владела в 1914 г. и которые позволяют ей сохранять равновесие с Германией»[294].

Схожую позицию заняла и Англия. 6 октября в беседе с советским полпредом И.М. Майским военно-морской министр У. Черчилль заявил, что «Англия не имеет оснований возражать против действий СССР в Прибалтике. Конечно, кое-кто из сентиментальных либералов и лейбористов может пускать слезы по поводу «русского протектората» над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьезно». Английский министр прекрасно понимал, что «СССР должен быть хозяином на восточном берегу Балтийского моря, и он очень рад, что балтийские страны включаются в нашу, а не в германскую государственную систему. Это исторически нормально и вместе с тем сокращает возможный «лебенсраум» для Гитлера. Здесь опять-таки интересы Англии и СССР не сталкиваются, а скорее совпадают»[295]. 8 октября английский посол в Москве доложил в Лондон, что благодаря договорам с Эстонией и Латвией Советский Союз, несомненно, получает «важные стратегические выгоды в виде незамерзающих портов, которые будут служить передовыми постами для защиты Кронштадта и Ленинграда». Столь же очевидно, что все эти предосторожности направлены против Германии[296]. 10 октября в беседе с латвийским посланником в Лондоне министр иностранных дел Англии констатировал, что в создавшихся условиях Латвия поступила разумно, подписав договор с СССР[297].

12 октября начальники штабов английских вооруженных сил в своей оценке обстановки указали, что этими договорами «Советы установили эффективный контроль над морским побережьем от Литвы до Ленинграда, в частности заняв господствующие позиции у входа в Рижский залив. Стратегические позиции СССР в Балтике, таким образом, очень серьезно упрочены»[298]. 16 октября в беседе с советским полпредом в Лондоне английский министр иностранных дел признал, что «наши пакты с Эстонией, Латвией и Литвой стабилизировали отношения и явились вкладом в дело укрепления мира в Восточной Европе»[299]. Выступая 21 октября по радио, английский военный министр А. Хор-Белиша заявил, что «Германия всегда требовала себе свободные руки на Востоке, что означало для нее контроль над прибалтийскими странами, на Украине и в Румынии, куда она легко могла бы вторгнуться через Польшу; теперь Россия уничтожила все эти германские планы и намерения»[300]. Конечно, английское руководство было недовольно тем, что произошло укрепление советских позиций в Прибалтике, однако на заседании военного кабинета 27 октября констатировалось, что «с чисто стратегической точки зрения усиление военной мощи СССР на Балтийском море получением новых портов и т. д. выгодно для Великобритании, так как Германия неизбежно будет вынуждена принимать на Балтике более крупные меры предосторожности по линии военно-морских сил, тем самым ослабляя свои ресурсы западнее Кильского канала»[301].

25 ноября литовский посланник в СССР доложил в Каунас о беседах с английским и французским послами в Москве, которые отметили, что «им непонятно одно, почему эстонцы и латыши так упирались из-за гарантий, предлагаемых им в свое время, которые не простирались дальше, чем будут простираться сейчас». Западные дипломаты были уверены, что «Советы, демонстрируя свое миролюбие, ни в коем случае не прибегнут к агрессии против стран Балтии, пока будет идти война. Они захотят сохранить незапятнанной свою “репутацию” и удовлетворятся тем, чем сейчас располагают в странах Балтии»[302].

По мнению начальника канцелярии министерства иностранных дел Италии Ф. Анфузо, высказанному им 1 октября в письме послу в Москве А. Россо, действия СССР в Прибалтике «не могут в строгом смысле расцениваться как истинные проявления настоящей экспансионистской политики, так как это по существу восстановление ранее существовавшего российского единства. Следует также признать, что требования о морских базах в Латвии, Эстонии и Финляндии частично оправданы реальными требованиями военной безопасности и географическими соображениями»[303].

3 октября посланник США в Эстонии и Латвии Дж. Уайли сообщил в Вашингтон содержание советско-эстонского пакта и отметил, что «несмотря на далеко идущие уступки, к которым грубо принудили Эстонию, она все-таки ощутила реальное облегчение», поскольку «получила неопределенный срок для передышки». При этом американский дипломат отмечал, что договор направлен «в первую очередь против Германии. […] Отказ от Версальского договора вместе с германской кампанией по созданию нового порядка в Восточной Европе оказался настолько удачным предлогом для восстановления русских позиций, что Советский Союз может в ближайшем будущем успешно бросить вызов Германии по поводу Восточной Прибалтики. Обращаю внимание государственного департамента и на то, что порт Палдиски, а также острова Сааремаа и Хийумаа стратегически доминируют в Рижском и Финском заливах, а также угрожают Ботническому»[304].

17 октября американский дипломат сообщал в Вашингтон, что «в Прибалтике советская политика также может рассматриваться как позитивная. Позиция Германии в Балтийских странах создавалась в течение более семи веков. А сейчас в один миг она была утрачена. В Восточной Прибалтике Советский Союз будет главенствовать над Рижским, Финским, а, возможно, и Ботническим заливами. Оборонительного назначения военно-воздушные базы, созданные по всей Прибалтике вплоть до Мемельской области, дают возможность совершать “оборонительные” налеты на Берлин. Ясно, что Советский Союз ловко пытается занять такую позицию по отношению к Германии, используя которую он сможет либо оказывать помощь, либо создавать трудности в зависимости от того, что диктует ему понимание собственных интересов». По его мнению, «советская оборонительная тактика» нацелена на то, чтобы «не дать рейху воспользоваться плодами возможной победы в Восточной и Юго-Восточной Европе». Американский дипломат констатировал, что стратегические позиции СССР в этом регионе на случай войны серьезно упрочились[305]. 1 ноября Уайли докладывал в Госдепартамент США, что советские представители последовательно придерживаются установки на невмешательство во внутренние дела прибалтийских государств, воздерживаются от какой-либо поддержки в них левых организаций, в связи с чем правительства этих стран испытывают чувство облегчения. «Сталин, кажется, сконцентрировал все внимание на создании своих военно-морских и военно-воздушных баз и береговой обороны, и, конечно же, всякие политические действия на этой территории могли бы скорее затормозить, чем содействовать достижению поставленных им непосредственных целей. Я должен сказать, будучи полностью еще недавно убежденным в том, что Кремль населен только человекообразными существами, а Наркоминдел – их последышами, что поражен и восхищен великолепным маневрированием, которое проделала на моих глазах советская дипломатия»[306].

Понятно, что бурные события сентября – октября 1939 г. нашли заметный отклик среди личного состава Красной армии. Военнослужащие обсуждали между собой новое стратегическое положение СССР и высказывали разные мнения. Уже 18 сентября преподаватель военно-воздушной академии РККА полковник Плешаков полагал, что «теперь мы, освободив Белоруссию и Украину, должны будем подумать о выходе к Балтийскому морю, тем более что в Литве тоже есть бывшие белорусские территории, теперь можно нажимать и на Румынию, она быстро отдаст Бессарабию»[307]. По мнению преподавателя Академии Генштаба комбрига С.Н. Красильникова, высказанному 20 сентября, «город Вильно возвращать Литве не стоит, надо на этой территории создать Литовско-Советскую Республику, а потом присоединять всю Литву»[308]. Профессор Академии Генштаба комдив Д.М. Карбышев тогда же полагал, что «сейчас наше положение такое, что можем делать, что захотим, такие государства, как Эстония, Латвия и Литва – должны быть включены в состав какого-либо большого государства. Давно доказано, что маленькие страны самостоятельно существовать не могут и являются только причиной раздора»[309]. В тот же день сотрудник Химического управления РККА капитан Ревельский задавался вопросом: «Интересно, как будет теперь решаться вопрос с Литвой. Видимо, Литва здорово боится и, вероятно, Англии и Франции служить больше не будет. Не мешало бы теперь ликвидировать Эстонию, Литву, Латвию, чтобы они не мешали всякими интригами СССР и вместе с тем мы имели бы порты на Балтийском море»[310]. По мнению сотрудника Генштаба Светлова, «нужно занять территории Эстонии, Латвии и Литвы, так как это территория наша»[311].

Сообщая о настроениях военнослужащих, политуправление 7-й армии 9 октября докладывало, что «заключение советско-латвийского пакта о взаимопомощи в частях армии встречено с величайшим одобрением». Однако отдельные военнослужащие высказывали «неправильные» мысли. Так, красноармеец 10-го батальона связи 2-го стрелкового корпуса Титов заявил: «Теперь нам делать здесь нечего, раз с Латвией заключен договор о взаимопомощи, а жаль, что на нашу долю не выпало счастья быть освободителями, как частям Белорусского и Киевского округов». По мнению командира роты 659-го стрелкового полка 155-й стрелковой дивизии лейтенанта Гордиенко, «напрасно мы долго ждали, и стояли здесь пока Латвия одумается. Надо было бы без промедления идти и установить там Советскую власть»[312].

Заключение советско-литовского договора о взаимопомощи также вызвало среди военнослужащих 3-й армии Белорусского фронта ряд «неправильных» высказываний. Так, в 27-й танковой бригаде 15-го танкового корпуса «много бойцов и командиров задают вопросы о том “Как будет в Вильно и Виленской области с лицами, принимавшими участие в рабочей гвардии, коммунистами, революционно-настроенными товарищами, с крестьянами, разделившими землю, т. е. не будут ли литовские власти применять к ним репрессии после нашего ухода”»[313]. По мнению члена ВКП(б) старшего лейтенанта Абрамова, «раз решило правительство о передаче Вильно и области – это правильно и выгодно СССР, но все же жаль местных крестьян и рабочих, выходит, что мы их обманули»[314]. Беспартийный красноармеец Крючков тоже говорил: «Я согласен, что передача Вильно и области Литве – это правильно, но я не согласен никогда с тем, что мы бросили на разгром рабочих и крестьян, опять помещики начнут издеваться над крестьянами»[315]. Младший лейтенант батальона связи Дубинин считал, что «воевали, воевали, многие головы сложили за Вильно, а сейчас передаем его Литве»[316]. 19 ноября младший командир 208-й авиабазы Сиванко высказал мнение, что «правительство сделало неверно, отдало город Вильно Литве. Бойцы и командиры свою кровь проливали, а теперь все отдали». Красноармеец стрелкового батальона 58-й авиабазы Черкасов заявил: «Я не согласен с тем, что Советское правительство отдало Виленскую область Литве. Наши войска воевали, несли потери, а правительство отдало завоеванное фашистам»[317].

19 сентября мастер завода «Компрессор» Петров направил письмо Молотову, в котором писал: «Мнение всех, Прибалтика должна быть наша, пусть прибалтийские государства войдут в качестве равноправных республик в нашу семью. Не надо забывать, что много крови пролито русской за прорубание окна в Европу. […] Ждать нечего, если надо – все пойдут в большой бой»[318]. Интересно отметить, что сведения о советском военном нажиме на Эстонию были известны уже в то время. Так, преподаватель Военно-медицинского училища батальонный комиссар Г.М. Иконников, читая в начале 1940 г. лекции студентам 5 курса Ленинградского автодорожного института, излагал эти события следующим образом: «На Эстонию с нашей стороны был оказан военный нажим с предоставлением несколькочасового ультиматума, что если не примет предложение Советского правительства, то по истечении установленного срока наша Красная Армия оккупирует эстонскую территорию. После такого ультиматума министр иностранных дел Эстонии Сельтер прилетел на самолете в Москву для подписания пакта. Ввод наших частей Красной Армии в прибалтийские государства аналогичен такому примеру, как пустить приятеля в свою квартиру, который, сначала заняв одну комнату, затем захватит всю квартиру и выживет из нее самого хозяина». За подобную «информацию» Иконников был 24 марта 1940 г. исключен из членов ВКП(б), а его делом занялся Особый отдел ГУГБ НКВД[319].

Довольно точную оценку дипломатических достижений Советского Союза в Прибалтике по горячим следам событий дала советская пресса. Так, в опубликованной в газете «Правда» 3 октября статье отмечалось, что «советско-эстонский пакт о взаимопомощи, предоставляющий Советскому Союзу право иметь базы военно-морского флота и несколько аэродромов для авиации на островах Эзель и Даго и в городе Балтийский порт, исключает возможность использования Эстонии в качестве плацдарма против СССР. Советско-эстонский пакт резко изменяет соотношение сил на Балтийском море и дает Краснознаменному Балтийскому флоту широкую возможность обеспечить безопасность советских берегов. В то же время советско-эстонский пакт обеспечивает безопасность и самой Эстонии»[320]. По мнению газеты «Правда», «советско-латвийский пакт о взаимопомощи является подлинным вкладом в дело мира на Балтийском побережье, коренным образом изменяя стратегическое положение СССР на всем Балтийском морском театре. Советско-эстонский и советско-латвийский пакты о взаимопомощи предоставляют СССР важные стратегические позиции, дают широкую возможность обеспечить не только оборону подступов к Финскому и Рижскому заливам, но и возможности активных действий на Балтике против всякой агрессии, в защиту независимости и суверенных прав Прибалтийских государств, в защиту СССР»[321]. После подписания советско-литовского пакта о взаимопомощи, в передовой статье газеты «Правда» отмечалось, что «этим договором с Литвой, как и заключенными ранее договорами с Эстонией и Латвией, Советский Союз обеспечивает безопасность своих границ и укрепляет еще больше свою оборону. Советский Союз устраняет угрозу, существовавшую для слабо защищенных соседних с СССР государств со стороны империалистических держав. Так складывается железный пояс советской обороны во всей Прибалтике. Так создается прочный мир на востоке Европы»[322]. Помимо того, что все эти публикации вполне адекватно отражали реальные процессы в Прибалтике, они также задавали «правильную линию» в пропаганде этих внешнеполитических вопросов.

Оценивая заключенные договоры со странами Прибалтики, Сталин в беседе с секретарем ИККИ Г. Димитровым 25 октября заявил: «Мы думаем, что в пактах о взаимопомощи (Эстония, Латвия и Литва) нашли ту форму, которая позволит нам поставить в орбиту влияния Советского Союза ряд стран. Но для этого нам надо выдержать – строго соблюдать их внутренний режим и самостоятельность. Мы не будем добиваться их советизации. Придет время, когда они сами это сделают!»[323]. В этой связи представляется вполне справедливым мнение Е.Ю. Зубковой, которая отметила, что «вместе с тем, очевидно, что в сентябре – октябре 1939 г. никакого детального «плана» советизации стран Балтии у Сталина еще не было. Его заявления на этот счет – скорее декларация о намерениях, тогда как вопрос о формах и сроках их осуществления оставался пока до конца неясным»[324].

Настроения в Прибалтике в связи с заключением договоров с СССР были противоречивыми. Тогда как простые люди в основном либо поддерживали политику союза с Москвой, либо относились к ней индифферентно, правящие круги Эстонии, Латвии и Литвы относились к заключенным договорам отрицательно, но старались в публичных выступлениях не афишировать это. Так, в ночь на 29 сентября 1939 г. эстонские дипломаты сообщили американскому посланнику в Эстонии и Латвии содержание советско-эстонского договора, указав при этом, что «эстонское правительство испытывает удовлетворение от того, что условия не столь тяжелы»[325].

29 сентября германский посланник в Таллине сообщал в Берлин содержание эстонско-советского военного соглашения, которое вызвало в правительственных кругах огромное облегчение, так как «существование эстонской государственности, как полагали, находилось под серьезной угрозой. В правительственных кругах связывают происшедшее вчера неожиданное смягчение советских требований с влиянием министра иностранных дел Германии на Молотова и Сталина. Это вызвало чувства глубокой благодарности к Германии, которое, в частности, выразилось в том, что заместитель министра иностранных дел посетил меня сегодня утром в миссии для того, чтобы высказать слова признательности. Беседа с ним, а также с другими лицами из правительства и вооруженных сил, показала, что Эстония подписала договор о военном союзе лишь в результате сильного давления и во избежание грозящего уничтожения. Несмотря на вытекающую из этого одностороннюю привязанность к Советскому Союзу, огромное значение придается хорошим отношениям с Германией. Она рассматривается посвященными – общественности не известно о позавчерашних требованиях Советского Союза – как единственная держава, чье влияние спасло страну от советского нажима и которая одна в будущем также может защитить от этого. Однако частично дает себя знать страх, что русские могут в скором времени силой добиваться новых требований особенно, если Германия окажется связанной на Западе или ослабнет»[326].

29 сентября по радио выступил эстонский президент К. Пятс, который заявил, что в ходе переговоров с Советским Союзом выяснилось, что «наш великий восточный сосед полностью уважает те договоры, которые он подписал с нами после Освободительной войны для подтверждения нашей независимости, что он уважает и вновь подтверждает все договоры, и не только о ненападении и мирном разрешении споров. Выяснилось также, что единственное его желание – это получить на нашей территории известные участки, где он мог бы расположить свои военно-воздушные и военно-морские базы и где для их обороны могли бы находиться определенные гарнизоны в размере, оговоренном специальным соглашением. Заключенный договор не затрагивает наших суверенных прав, наше государство останется независимым, останется таким, каким оно было прежде. Мы лишь установили с нашим великим соседом определенные отношения, которые ему крайне необходимы, и за которые он из своего доброжелательства обещал нам в будущем предоставить как военную, так и экономическую помощь. Я думаю, подобное решение в обстановке, которая сложилась сейчас в Европе, дает подтверждение тому, что руководители обоих государств, положившие начало этому делу, и по желанию которых этот договор принял настоящий вид, намеревались показать, что есть возможность решать острые вопросы таким образом, чтобы не пролилось ни капли ничьей драгоценной крови. В этих требованиях не было ничего исключительного и, учитывая нашу историю и географическое положение, было очевидно, что мы должны достичь договоренности с нашим великим восточным соседом. Как морское государство, Эстония всегда была посредником между Востоком и Западом, и эта роль наложила особый отпечаток на всю нашу культурную и национальную самобытность. Переговоры, которые закончились подписанием договора, были в действительности переговорами, на которых прислушивались также к соображениям и предложениям другой стороны»[327].

29 сентября эстонская пресса отмечала, что мощный флот Советского Союза практически лишен баз на Балтийском море. «Кронштадт, который стиснут в дальнем конце Финского залива, зимой полностью закрыт из-за льда. Опасность для России заключается и в том, что любые враждебные силы могут воспрепятствовать ее выходу из Финского залива». В этих условиях, «принимая во внимание с одной стороны настоятельную необходимость Советской России иметь базы для своего флота, а с другой – те доверительные отношения, которые существуют у нас с Советской Россией, правительство Эстонии приняло решение пойти навстречу пожеланию Советской России и предоставить ей базы на побережье Эстонии, заключив в этих целях договор о взаимной помощи. Само собой разумеющимся предварительным условием этому является уважение со стороны Советской России нашей независимости. Подписанное соглашение не должно оказывать влияния на нашу внутреннюю и внешнюю политику. […] Необходимость подобного решения вытекает из общего международного положения, обстановки в Восточной Европе и на Балтийском море и, конечно, ограничено во времени»[328].

4 октября профсоюзы Эстонии направили президенту страны письмо, в котором заявляли, что «эстонские трудящиеся приветствуют с радостью заключение пакта о взаимопомощи между Эстонией и Советским Союзом и выражают надежду, что результатом этого будет еще большее сближение обеих стран и народов. Мы надеемся, что пакт устранит опасность агрессивных действий в направлении побережья Эстонии и тем самым обеспечит как народу Эстонии, так и народам Советского Союза возможность спокойного развития. Учитывая то обстоятельство, что в случае осуществления пакта Советский Союз предусматривает провести на территории Эстонии крупные работы по строительству военных портов и аэродромов, эстонские рабочие желают, чтобы эти работы были осуществлены с как можно более большим применением труда эстонских рабочих»[329].

9 октября общегородское собрание старост рабочих и представителей профсоюзов г. Таллина приняло переданную властям резолюцию, в которой констатировалось, что «таллинские рабочие восприняли с большой радостью сообщения о заключении обширного торгового соглашения и пакта о взаимопомощи между Эстонией и Советским Союзом. Рабочие уверены, что эти соглашения обеспечат эстонских рабочих постоянной работой, что в связи с этим будет ликвидирована безработица и улучшится экономическое положение трудящихся. Рабочие желают, чтобы в духе пакта о взаимопомощи, заключенного между Эстонией и Советским Союзом, в будущем происходило бы еще большее сближение трудящихся обеих стран. Эстонские трудящиеся всегда симпатизировали трудящимся Советского Союза, но, ввиду давления на них, они доселе не имели возможности огласить свою точку зрения по этому вопросу. Трудящиеся надеются, что в связи с заключением пакта это давление будет устранено, и приветствуют президента республики К. Пятса по случаю заключения пакта о взаимопомощи между Эстонией и Советским Союзом, также шлют наилучшие пожелания трудящимся Советского Союза и вождю народов Советского Союза Сталину»[330].

Выступая в Таллине 12 октября, главнокомандующий эстонской армией генерал Й. Лайдонер заявил, что завершившаяся в результате переговоров военных делегаций выработка мер по вопросам размещения в Эстонии войск Красной армии «проводилась в атмосфере взаимного доверия и понимания». В связи с развернувшейся в Европе войной «мы связали судьбу своего государства и народа в некотором смысле с пактом о взаимопомощи с Советским Союзом, который в связи с этим вновь подчеркнул неизменность своей мирной политики и желание продолжать ее. Это большой положительный фактор для будущего нашего государства, нашего народа. За последние время многие опасались, не вызовет ли пакт о взаимопомощи с Советским Союзом изменения в нашем государственном строе и в экономической жизни. По этому поводу мы можем сослаться на статью 5 пакта о взаимопомощи, которая гласит, что проведение пакта в жизнь не должно ни в какой степени затрагивать суверенных прав сторон пакта, в особенности их экономической системы и государственного строя. Мы хотим прямо и откровенно выполнять этот пакт и уверены, что его также выполнит и Советский Союз»[331].

21 октября министр иностранных дел Эстонии разослал своим дипломатическим представителям за границей послание, которым обязывал их разъяснять, что «этот пакт создает основательный и практический базис для внешней политики Эстонии. Пактом не затрагивается суверенитет Эстонии, так как советское правительство не имеет такой тенденции». В договоре имеется обязательство «не затрагивать политический и экономический порядок нашего государства. При этом территории, арендованные под военные базы Советского Союза, будут и в дальнейшем оставаться территориями Эстонии и находиться под ее юрисдикцией». Целью эстонско-советского пакта о взаимопомощи «является только организация более тесного сотрудничества между двумя суверенными государствами, а при необходимости и военного сотрудничества, чтобы парировать и избегать военной угрозы». При этом сохраняются «культурные и расовые различия» между Эстонией и Советским Союзом, а «внешнеполитическое и военное сближение с Россией не означает ухода Эстонии из Западной Европы», поскольку «исторически прибалтийские государства, в первую очередь Эстония, всегда относились к Западной Европе». Кроме того, эстонские дипломаты должны были подчеркивать «и то обстоятельство, что до сих пор ввод войск Советского Союза и их поведение соответствовало международным обычаям и правилам и было вежливым и корректным во всех отношениях»[332].

27 октября по радио выступил министр иностранных дел Эстонии А. Пийп, который напомнил, что прошел месяц с момента подписания советско-эстонского договора о взаимопомощи. «Этот пакт углубляет существовавшие уже 20 лет между Эстонией и Советским Союзом отношения доверия и дружбы». Тартуский мирный договор был подписан Эстонией независимо от внешнего влияния. Точно также и нынешний договор, являющийся большим исторически шагом, «находит со стороны внешнего мира различные толкования. Как тогда, так и теперь преподносятся миру ложные сообщения о том, что будто с пактом прекратила свое существование независимая Эстония и началась советизация внутренней жизни нашего государства. В настоящее время московский пакт уже осуществлен в том размере, в каком он был предусмотрен по соглашению. Советские войска прибыли в установленные соглашением районы и базы. Однако жизнь эстонского государства идет по-прежнему своим нормальным путем, и эстонский народ продолжает развивать свободно и независимо свою государственную жизнь на началах дружбы и доверчивых отношений со своим большим восточным соседом». Подписанный с СССР договор «имеет ограниченный и чисто оборонительный характер. Он дополняет и уточняет систему мира и нейтралитета на Балтийском море и является также сильной защитой и гарантией мира и нейтралитета всех государств на берегах Балтийского моря». Эстония продолжает сохранять нейтралитет в идущей войне в Европе и хочет поддерживать тесный и дружественный контакт со всеми государствами Балтийского моря[333].

В Латвии 9 октября перед представителями печати выступил министр иностранных дел В. Мунтерс, который заявил, что в подписанном договоре о взаимопомощи «находят себе выражение желания обоих государств сохранить мир и статус-кво на Балтийском море. Это подкрепляется ссылкой на латвийско-советский мирный договор, на договор о ненападении и на статью 5-ю самого пакта, который недвусмысленным образом определяет, что суверенные права обоих государств не затрагиваются. Следует снова напомнить о том, что пакт заключен в военных условиях, когда возможны всякие неожиданности и когда события следуют с чрезвычайной стремительностью. Нежелание Латвии быть вовлеченной в войну было основной задачей нашей внешней политики… Одновременно мы должны признать, что вовлечение Латвии в войну означало бы угрозу СССР, с которым у нас имеется общая граница. Нынешнее положение на Балтийском море и на восточно-балтийском побережье не дает никакого основания для опасений подобного рода. […] В заключение мне хотелось бы подчеркнуть, что пакт укрепляет мир и безопасность»[334].

Оценивая реакцию латвийского общества на заключение договора о взаимопомощи с СССР, советские дипломаты в Риге 10 октября отмечали в докладе в Москву, что «правящие классы вместе со своим правительством не верят в прочность и долговечность создавшегося положения после заключения пакта. Страх перед возможностью большевизации Латвии связывается с предстоящим вводом сюда наших военных частей для охраны военно-морских баз, аэродромов. Господствующие классы боятся также выступления революционных сил внутри страны. Основанием для этого служит настроение широких масс трудящихся, открыто выражающих симпатии к Сов[етскому] Союзу. Среди этой части населения существует убеждение, что дни фашистской диктатуры в Латвии сочтены и что в недалеком будущем Латвия будет советской. По слухам, в Латгалии уже начинается движение за создание пока подпольных комитетов революционного действия». В выступлениях официальных лиц делаются намеки на вынужденность соглашения с СССР, «неофициально же ведутся более откровенные разговоры, изображающие заключение пакта как отступление перед угрозой применения силы». Схожую позицию заняли и некоторые лидеры латвийской социал-демократии, распространяющие «гнусные пасквили “о наступлении русской реакции”, “империалистических замыслах СССР” и т. п. Но значительная часть влиятельных кругов (Минфин Вальдман, пред[седатель] кред[итного] банка А. Берзиньш и др.) восприняла пакт как “наименьшее зло” – лучше, мол, быть под влиянием русских, чем немцев, ибо при русских латыши все же сохранят свою национальность, а немцы уничтожат не только нац[иональную] культуру, но и самих латышей». При этом в Латвии «почти открыто говорят, что перед заключением пакта правительство Ульманиса усиленно добивалось поддержки своей позиции в Берлине. Оно решилось на заключение пакта только после того, когда получило ответ, что Германия никаких интересов, кроме экономических, в Прибалтике не имеет. Видимо, привычка согласовывать свои действия с западноевропейскими державами продолжает тяготеть над правительством до сих пор.

В отличие от позиции правящей верхушки, широкие слои латвийского народа – рабочие, неимущее крестьянство, особенно русское, и передовая интеллигенция – приняли пакт о взаимопомощи с нескрываемой радостью. Нам звонят по телефону, присылают письма, заходят лично для того, чтобы выразить свое удовлетворение возросшим влиянием СССР в Прибалтике. Сожалеют только об одном, а именно: слишком мало Сов[етский] Союз выговорил себе уступок от латвийского правительства. Нашим друзьям хотелось бы видеть Латвию если не советской, то, по крайней мере, освобожденной от диктатуры правительства Ульманиса»[335]. Естественно, что латвийская пропаганда получила задачу осторожно, но настойчиво бороться с просоветскими симпатиями населения[336].

12 октября президент Латвии К. Ульманис в публичном выступлении заявил, что «пакт о взаимопомощи подписан в военное время, поэтому он необычен по своим условиям. Зато пакт создает основу для ясных и хороших отношений между нами и нашим великим соседом на востоке. Этот пакт с великим народом, заключенный в духе взаимного доверия и доброй воли, дает нам гарантию устранения опасности войны или даже ее предотвращения. Пакт увеличивает также еще больше безопасность Советского Союза. То же самое относится к нашим соседям на севере и на юге, к Эстонии и Литве. […] Кроме того, в специальном официальном коммюнике указано, что различие государственных систем Латвии и Советского Союза не служило и не может служить препятствием к плодотворному сотрудничеству между обоими государствами. Поэтому в обоюдном договоре отражена решимость, не задевать строй другого государства, не затрагивать нашей внутренней и внешней политики. Наше государство независимо, самостоятельно и свободно во внешней и внутренней политике, таким оно и остается. […] Никто, как известно, не навязывает нам нового государственного строя, но если у нас найдутся некоторые, которые так думают, то мы сами соответствующим образом им ответим»[337].

21 октября латвийская газета «Ритс» отмечала, что «возобновленные и расширенные торговые договора Советского Союза с Балтийскими государствами создают резкий перелом в развитии и структуре внешней торговли Латвии, Эстонии и Литвы. Они дают возможность Балтийским государствам заполнить ту брешь, которая создалась из-за нарушения товарооборота с Англией, Францией и США, из-за чрезвычайно тяжелых условий пароходного сообщения. До сих пор транзит составлял от 200 до 300 тысяч тонн в год, так что пропускная возможность наших железных дорог, рек и гаваней далеко не использовалась. Соглашение о расширении транзита следует приветствовать, это оживит деятельность наших железных дорог и портов»[338].

23 октября на общем заседании хозяйственных камер выступил министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс, который отметил, что «Советский Союз подошел к своим новым задачам на основе политики взаимопонимания. Он старается укрепить свои интересы не путем одностороннего действия, а на основе взаимных договоров». Отвечая на вопрос, «не последует ли за принципом взаимопомощи господство более сильного партнера над слабым», латвийский министр подчеркнул, что «всем известно, что ни переговоры перед заключением договора, ни содержание самого договора не говорят о стремлении к господству. Как раз наоборот. Текст договора говорит о наших суверенных правах совершенно недвусмысленным языком. Говорят, что с прибытием советских войск произойдет советизация нашей земли. На самом деле войска прибудут для укрепления безопасности Советского Союза, как это указано в пакте. Советский Союз не может стремиться к созданию осложнений с государством, на территории которого находятся его войска. Чтобы дать этой мысли более ясное выражение, пакт также указывает, что аэродромы в Латвии будут устроены не только для укрепления безопасности Советского Союза, но и для охраны нашей независимости. Советский Союз не стремится советизировать Латвию, так как в результате этого исчезло бы всякое доверие между обоими государствами и возникли бы осложнения, которые никоем образом не могли бы содействовать укреплению безопасности Советского Союза. Эту точку зрения в полной мере разделяет Советское правительство, это с полной ясностью вытекает из официального коммюнике, опубликованного по поводу заключения пакта. В этом сообщении сказано, что каждая сторона будет относиться с уважением к хозяйственному и политическому строю другой стороны. Если глубже проанализировать эту мысль, станет ясно, что у каждого из государств, заключивших пакт, на первом месте стояла всеобщая польза»[339].

11 октября население Каунаса восторженно встретило известие о заключении литовско-советского договора о взаимопомощи и передаче Вильно Литве. В городе прошли митинги и демонстрации, которые литовские власти постарались использовать для укрепления престижа президента А. Сметоны. Выступая перед демонстрантами в Каунасе, литовский президент заявил, что «в результате договоренности с дружественным нам великим Советским Союзом мы поучили Вильно и Виленскую область». Подчеркнув, что отношения Литвы с Советским Союзом были всегда дружественными и что эта дружба в дальнейшем еще больше укрепится, Сметона подчеркнул, что «порукой тому являются общие границы с великим соседом, которые в случае необходимости мы будем вместе защищать»[340]. В своем донесении в Вашингтон американский посланник в Литве О. Норем сообщал, что «демонстрации происходили в течение всего дня. В полдень, вслед за речами, зазвонил колокол Свободы. Возвращение Вильны встречено с огромным воодушевлением, и какие-то демонстрации ожидаются вечером»[341].

В тот же день представители Правления Литовского общества по изучению культуры народов СССР И. Ионинас, А. Шмулкштис и Ю. Палецкис передали в советское полпредство в Каунасе Обращение, в котором выразили «глубокую признательность и благодарность Правительству Великой Советской Республики, его главе В.М. Молотову, искреннему другу, защитнику и вождю народов И.В. Сталину за глубокое, бескорыстное понимание и уважение интересов литовского народа при заключении договора о возвращении Литве Вильно и Виленской области и взаимопомощи. Этим договором исполняются долголетние чаяния литовского народа, который на Вильно смотрит, как на колыбель своей свободы и новой возрожденной жизни. Когда в нашем обществе возникли сомнения о судьбе Вильно, то эта часть общества, которая всегда с доверием и надеждой взирала на Советский Союз, непоколебимо верила, что этот вопрос будет решен, согласно условиям правдивости и блага народов. Это доверие в полной степени оправдалось, и Советский Союз, мирными средствами завоевывающий сердца народов, глубоко укрепляет чувство дружбы литовского народа к Советскому Союзу. Вильно становится ценным мостом между литовским народом и народами СССР». Так же выражалась глубокая «благодарность доблестной Рабоче-Крестьянской Красной Армии и ее славному вождю маршалу Ворошилову за освобождение Вильно и Виленского края от долголетнего чужого ига и хаоса, в который толкнула свой народ и порабощенные ею народы развалившаяся Польша». Литва второй раз получает Вильно из рук Советского Союза, что «налагает на литовский народ обязанность лояльно и искренне исполнять условия договора о взаимопомощи, по которому за нынешнее разрешение Виленского вопроса теперь стоит не только литовский народ, но рядом с ним и народы Великого Советского Союза, который решил вопрос, так долго не дождавшийся правильного разрешения ни в Лиге наций, ни в международных инстанциях, правда, платонически признававших правильность литовских претензий»[342]. 11–12 октября в полпредство приходили и другие делегации от рабочих, ученых и интеллигенции Каунаса, которые так же выражали признательность советскому правительству за передачу Вильно Литве. Понятно, что полиция 12 октября постаралась как можно быстрее разогнать просоветские митинги, арестовав 163 человека[343].

Выступая 14 октября в Сейме при обсуждении вопроса о ратификации советско-литовского договора, министр иностранных дел Литвы напомнил депутатам, что «основой подписанного договора являются советско-литовский мирный договор 1920 года и договор о ненападении и мирном разрешении конфликтов, заключенный в 1926 году. Идеи, заложенные в этих договорах, являются основой дальнейших отношений между обеими странами. Мирным договором 1920 года Советский Союз признал права народов на самоопределение и нашу независимость. В продолжение 19 лет наши отношения с Советским Союзом развивались в духе заключенных договоров, и за все это время между обеими странами не было никаких споров. СССР всегда уважал интересы Литвы и всегда поддерживал ее справедливые требования. По виленскому вопросу мы всегда имели крепкую поддержку СССР. Заключением договора от 10 октября 1939 г. наши отношения с Советским Союзом вступают в новую фазу»[344].

14 октября в беседе с германским посланником в Каунасе литовский министр иностранных дел довольно подробно проинформировал его о переговорах в Москве, которые «проходили в целом в дружественной атмосфере. Он упорно защищал литовскую точку зрения и смог высказать все аргументы. Лишь в конце русские стали нетерпеливыми». По словам Урбшиса, «Сталин и Молотов неоднократно заявляли, что Советский Союз не стремится советизировать Литву. Особенно приятно ему упомянуть, что Сталин повторил это на прощальном банкете в присутствии многих членов советского правительства», что было расценено литовским министром «как указание различным народным комиссарам». Конечно, министр был недоволен той линией границы, которая была предложена Москвой. Однако литовская сторона опасалась обострять дискуссию по этому вопросу, так как «Советский Союз вовсе не нуждается в передаче Виленской области Литве». В результате «литовский центр Свенцяны… по стратегическим причинам, остался на советской стороне, так как Советский Союз, очевидно, придает большое значение тому, чтобы провести границу как можно ближе к железнодорожной линии Вильно – Двинск [Даугавпилс]». Зато советская сторона была готова быстро передать остальную территорию Литве.

«Намного более важным вопросом было желание русских разместить войска. Численность советских войск установлена в 20 000 человек. Советский гарнизон останется в Вильно до тех пор, пока он не станет действительно литовской столицей. Затем город будет освобожден от советских войск. Кроме того, крупные города и промышленные центры не должны быть заняты советскими войсками. Литовская делегация пыталась определить дальнейшие подробности о гарнизонах сразу в Москве, так как эстонский опыт показал, что с военной комиссией вести переговоры труднее. Но это по техническим причинам было отклонено» и обсуждение вопросов о размещении частей Красной армии отложено на будущее. «Географически эти пункты еще не определены; однако на переговорах указывалось на район между Палангой и Кретингой и на шоссе между Тильзитом и Ригой». В беседе Урбшис не скрывал своего беспокойства о дальнейшем развитии событий, но подчеркнул, что Литва будет изо всех сил отстаивать свою независимость, и просил о сохранении полной конфиденциальности его сообщения. При этом он отметил, что заметил в Москве определенное недоверие относительно предполагаемых германских намерений в Литве. Например, все литовские возражения против желания русских разместить свои войска воспринимались как германские наущения. Германский дипломат заверил министра, что его правительство собирается и дальше поддерживать отношения с Литвой и оказать сдерживающее влияние на СССР[345].

16 октября директор департамента государственной безопасности МВД Литвы А. Повилайтис отмечал в очередном бюллетене, что «события этих дней показали, что среди наших рабочих коммунистическая агитация находит себе неплохую почву. Влиянию коммунистов поддается немало и тех рабочих, которые раньше с коммунистической деятельностью ничего общего не имели. Один из более заметных коммунистических деятелей, говоря о теперешнем настроении рабочих, проговорился, что сейчас рабочие так настроены, что сами рвутся на демонстрации. Дескать, если бы только Коммунистическая партия имела лучше организованную сеть агитаторов, то ежедневно могла бы проводить по несколько демонстраций. Следует отметить, что такая оценка не слишком преувеличена. Как стало сейчас известно, Коммунистическая партия не намерена часто проводить небольшие демонстрации. Уже и прошедшие убедительно показали решимость рабочих. […] Однако партия, не отказываясь и от небольших демонстраций, намерена разжечь всеобщую забастовку рабочих. Для разжигания забастовки имеются достаточно веские основания, ибо в настоящее время экономическое положение рабочих значительно ухудшилось: повышены цены, не отпускают в кредит, сужается производство, сокращается число рабочих дней, а нормы оплаты остались прежними. Забастовке, начатой с экономических требований, позже будет придан политический характер: будет выдвинуто требование освободить политических заключенных, избрать демократический сейм, создать демократическое правительство и т. д.»[346].

Любопытные сведения о восприятии различными слоями эстонского и латвийского населения переговоров с Москвой и заключенных договоров зафиксированы в ежедневных бюллетенях Разведывательного отдела штаба ЛВО. Так, в бюллетене № 73 от 4 октября 1939 г. отмечалось, что «по поводу заключения договора о взаимопомощи между СССР и Эстонией эстонские служащие говорят: «Население Эстонии весьма довольно договором. Эстония теперь будет в безопасности. На железных дорогах увеличится грузооборот». Рабочие говорят: “Плохо, что заключен договор, наше положение теперь не изменится и жить будет также плохо”». В Латвии разведка отмечала нарастание экономических трудностей, связанных с нехваткой сырья и продовольствия и ростом безработицы. «Большая часть рабочих и бедняцкая часть сельского населения по отношению к Советскому Союзу настроена положительно. Многие говорят, что не плохо было бы, если бы СССР взял бы под свою защиту и Латвию»[347]. В бюллетене № 79 от 8 октября указывалось, что «русское население Эстонии выражает недовольство заключенным пактом о взаимопомощи между СССР и Эстонией. По их мнению, «СССР надо было присоединить Эстонию к себе, а то опять будем жить в кабале». Эстонская буржуазия осуждает внешнюю политику президента Пятса. Они говорят, что “Пятс продал Советскому Союзу острова, а потом продаст и всю Эстонию”». Разведка отмечала резкое сокращение оборонительных работ на границе с СССР. «По данным УПВ НКВД БССР, русское пограничное население Латвии просит оружия для организации восстания против своего правительства и совместного действия с частями Красной армии»[348].

Изданный 10 октября бюллетень № 82 Разведотдела ЛВО информировал о практически полном свертывании эстонцами оборонительных работ и изъятии оружия и боеприпасов, которые ранее были выданы кайтселийтчикам. «4. Русское население Печерского уезда сожалеет, что между СССР и Эстонией заключен договор о ненападении. Житель хут[ора] Волково крестьянин-бедняк заявляет: “Лучше бы пришла к нам Красная армия и присоединила к СССР, чем оставлять русский народ под ярмом капиталистов Эстонии”.

Другой житель того же хутора крестьянин-бедняк говорит: “Напрасно СССР заключил договор о взаимопомощи, было бы лучше жить нам беднякам при советской власти, а теперь придется еще несколько лет находиться под гнетом эстонских капиталистов”.

5. Ожидая прихода советских войск в Эстонию, население Печерского уезда группами по ночам выходило к линии границы для встречи частей РККА. Население Нарвской волости высказывало готовность оказать содействие Красной армии в задержании агентов политической полиции и т. д., готовившихся бежать в тыл Эстонии.

Рабочие фабрик г. Нарва организовали группы для охраны фабрик, чтобы не дать уничтожить оборудование»[349].

В бюллетене № 87 от 14 октября констатировалось, что «по донесению заслуживающего доверия источника, договор между СССР и Латвией произвел удручающее впечатление на руководящие военные круги, которые расценивают его, как начало своего конца. Среди широкой общественности договор встречен с большим подъемом; высказывается даже некоторое неудовлетворение незначительностью компенсации со стороны Латвии». Кроме того, разведка отмечала, что 5-й и 6-й пехотные полки латвийской армии из Даугавпилса вернулись в Ригу[350].

В разведывательном бюллетене № 89 от 15 октября сообщалось следующее: «1. В отношении советско-эстонского договора о взаимопомощи среди солдат эстонской армии идут разговоры: “Теперь уже кроме Советского Союза помощь подать не откуда. Это и хорошо, так как в случае войны лучше попасть под власть Советского Союза, чем под власть немцев. Правительство правильно поступило, заключив договор о взаимной помощи с Советским Союзом”.

Рабочие же говорят: “хорошо, что заключен договор и все обошлось без кровопролития, а Эстония все равно будет Советской”.

2. После заключения договора между СССР и Эстонией о взаимной помощи в стране произошли следующие изменения:

а) все учреждения и предприятия в районах с русским населением ввели в употребление русский язык,

б) населению разрешается писать прошения и заявления на русском языке;

в) разрешено употреблять русские наименования государственных учреждений, предприятий и населенных пунктов.

Как видно, после указанного договора, эстонское правительство отказалось от политики эстонизации русского населения, усиленно проводимого ранее.

3. В г. Нарва в спешном порядке производится ремонт моста на шоссе для пропуска частей Красной армии. Население с нетерпением ожидает вступления частей Красной армии в Эстонию».

Относительно Латвии в этом бюллетене указывалось следующее: «1. Беднейшие слои населения Латвии, особенно русское население, высказывают недовольство заключением договора СССР с Латвией. Они заявляют: “Теперь нам надо еще несколько лет ждать пока Советская власть освободит нас”.

2. Во время происходивших переговоров в Москве с латвийским министром русское население в Латгалии было празднично настроено, и везде пели русские народные песни. Зажиточная часть латышского населения говорила: “Пока вопрос с переговорами не ясный, песни пойте только по-латышски”.

3. Один преподаватель из Алуксне в разговоре заявил: “Если бы не был заключен договор, то Латвия не существовала бы через 2 дня, и я тогда снова преподавал бы русский язык”»[351].

20 октября Разведотдел ЛВО в бюллетене № 94, отметив экономические трудности в Латвии и радость населения в связи с отъездом немцев в Германию, сообщал:

«4. Население Латвии высоко ценит боевые качества Красной армии. Имеются высказывания: “Эта сила способна покорить весь мир. Приходится завидовать людям, проживающим в СССР, так как о них заботится правительство”. […]

6. Абсолютное большинство русского населения, латгальцы и латыши ждали прихода Красной армии. В связи с заключением договора имеются высказывания: “Придется прозябать под игом латвийского буржуазного правительства”. Еврейское население исключительно дружески относится к русским. При отсутствии полиции и айзсаргов даже в общественных местах переключают приемники на московское радио.

Солдаты латвийской армии весьма довольны заключением договора между СССР и Латвией и заявляют, что “не следовало проводить мобилизации”. […]

9. До заключения договора с СССР разговаривать в волостном правлении разрешалось только на латышском языке. В противном случае чиновники делали вид, что не понимают, а писарь бил сердито кулаком по столу и выгонял посетителя из помещения. В последнее время русский язык не преследуется.

10. В школах вместо английского языка вводится русский язык, на который отводится по программе один час. Закрытые ранее русские школы открываются вновь»[352].

25 октября разведка ЛВО сообщала, что «после заключения договора о взаимопомощи между СССР и Эстонией изменилось отношение к русским солдатам. С ними начали разговаривать офицеры, чего ранее не было, прекратилось проведение мероприятий по эстонизации их, разрешен разговор на русском языке и т. д.». По Латвии в бюллетене приводились следующие сведения: «1. Старик крестьянин д. Кишки заявил: “Если бы пришла Красная армия, мы бы с вечными долгами разделались, а то мой дом заложен еще в прошлом году, а в этом году у меня неурожай. Что теперь заложу, я сам не знаю”.

2. После заключения договора между СССР и Латвией среди русского населения говорят: “Теперь, может быть, и мы кое-какие права получим, а то нам в учреждениях нет места, там везде латыши, а нам предлагают свиней пасти”»[353].

Изданный 31 октября разведывательный бюллетень № 108 сообщал: «1. Население довольно тем, что не было военного столкновения между СССР и Латвией, но в то же время абсолютное большинство населения недовольно тем, что СССР не занял Латвию и не установил там Советскую власть. Например, часто можно слышать разговор среди русских и латгальцев о том, что “Наши надежды на освобождение из-под гнета Латвии не осуществились, и придется, очевидно, долго еще терпеть гнет латвийской буржуазии”.

2. В период напряженной обстановки один русский житель гор. Режица, споря с латышами в столовой, заявил: “Довольно нам русским быть батраками у латышей, скоро придет конец вашему издевательству над русскими”. Такие случаи были не единичны.

Рабочий гор. Двинска в разговоре заявил, что: “СССР сейчас взял пока Либаву и Виндаву, мы уверены, что он в скором времени заберет всю Латвию и освободит нас русских”.

3. После заключения договора Латвии с СССР в латвийских школах введен обратно русский язык, который был выброшен как предмет. Поэтому преподаватели русского языка (кроме белогвардейцев) выражают большую благодарность. […]

9. Крестьянин-бедняк Аугшпилской волости в г. Абрене среди присутствующих крикнул: “Долой кровопийцев, да здравствует Советская власть”. Затем присутствующие запели Интернационал. Полиции инициаторов разыскать не удалось. Другой крестьянин в этом городе провозгласил: “Да здравствует т. Сталин и Ворошилов”. Крестьянин сразу был арестован и получил 3 мес[яца] тюремного заключения. Один из крестьян высказался, что “Если придет к нам Красная армия, то мы поможем перестрелять всех латышей и капиталистов”»[354].

Схожие настроения фиксировались политуправлением 3-й армии Белорусского фронта в Вильно. Так, служащий городской бани заявил советским военнослужащим: «Мы вас ждали 20 лет, наконец, дождались, не уходите, и не хотим никого кроме вас». Рабочий поляк говорил старшему политруку Данченко по поводу передачи города Литве: «От одних эксплуататоров избавились, другие придут, хорошо бы, если здесь осталась Советская власть» и тут же добавил: «Мы здесь все равно выступим и устроим Советскую власть»[355]. 11 октября начальник политотдела 126-й стрелковой дивизии батальонный комиссар Кривошеев докладывал, что в этот день, «узнав о заключении договора между СССР и Литвой и о передаче Виленской области Литве, местное население м. Козяны собиралось большими группами на улицах со слезами на глазах, а многие из них плакали, говоря – на кого вы нас оставляете, мы все равно не пойдем к Литве, что нам теперь делать. Если бы нам дали оружие, мы бы стали защищать свою независимость. Как можно сделать, чтобы присоединиться к БССР? По всем вопросам были даны индивидуальные разъяснения, проведено совещание местного актива, где разъяснена сущность советско-литовского договора (в Козянах)»[356].

Таким образом, заключение договоров с Советским Союзом и подготовка к вводу частей Красной армии в Прибалтику породили у некоторых слоев местного населения радикальные «советизаторские» настроения, которые в определенной степени нашли отклик у советских дипломатов в Таллине, Риге и Каунасе. Советское руководство, всеми силами стремившееся избежать нежелательного впечатления от договоров, прореагировало достаточно быстро и жестко. 14 октября Молотов указал временному поверенному в делах СССР в Каунасе Н.Г. Позднякову: «Всякие заигрывания и общения с левыми кругами прекратите». 21 октября нарком иностранных дел еще раз напомнил советским дипломатам, что «малейшая попытка кого-либо из вас вмешаться во внутренние дела Литвы повлечет строжайшую кару на виновного… Следует отбросить как провокационную и вредную болтовню о “советизации” Литвы». 20 октября недовольство Москвы вызвала корреспонденция ТАСС из Таллина, и полпред К.Н. Никитин получил указание давать твердый отпор любым действиям, которые можно истолковать как намерение “советизировать” Эстонию. 23 октября Молотов обязал Никитина «пресекать всякие разговоры о “советизации” Эстонии, как выгодные и угодные в данный момент лишь провокаторам и врагам СССР» и не вмешиваться во внутренние дела Эстонии[357]. Командование 65-го, 2-го и 16-го особых стрелковых корпусов получило 25 октября приказы наркома обороны №№ 0162, 0163, 0164 соответственно, согласно которым войска не имели права вмешиваться во внутренние дела Эстонии, Латвии и Литвы, а «настроения и разговоры о “советизации”, если бы они имели место среди военнослужащих, нужно в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза» и прибалтийских стран[358].

Выступая 31 октября на V сессии Верховного Совета СССР, Молотов заявил, что «в основе отношений Советского Союза с Эстонией, Латвией и Литвой лежат соответствующие мирные договоры, заключенные в 1920 году. По этим договорам Эстония, Латвия и Литва получили самостоятельное государственное существование, причем за весь истекший период Советский Союз неизменно проводил дружественную политику в отношении этих вновь созданных малых государств». Все это создало предпосылки для заключения договоров о взаимопомощи. «Ввиду особого географического положения этих стран, являющихся своего рода подступами к СССР, особенно со стороны Балтийского моря, эти пакты предоставляют Советскому Союзу возможность иметь» военные базы «в определенных пунктах» Эстонии, Латвии и Литвы. «Особый характер указанных пактов взаимопомощи отнюдь не означает какого-либо вмешательства Советского Союза в дела Эстонии, Латвии и Литвы, как это пытаются изобразить некоторые органы заграничной печати. Напротив, все эти пакты взаимопомощи твердо оговаривают неприкосновенность суверенитета подписавших его государств и принцип невмешательства в дела другого государства. Эти пакты исходят из взаимного уважения государственной, социальной и экономической структуры другой стороны и должны укрепить основу мирного, добрососедского сотрудничества между нашими народами. Мы стоим за честное и пунктуальное проведение в жизнь заключенных пактов на условиях полной взаимности и заявляем, что болтовня о «советизации» Прибалтийских стран выгодна только нашим общим врагам и всяким антисоветским провокаторам»[359]. В итоге первоначальные опасения части общественности прибалтийских государств в отношении намерений СССР постепенно отступали на задний план. Как справедливо отмечают А.Г. Донгаров и Г.Н. Пескова, политика полного невмешательства СССР во внутренние дела прибалтийских стран объяснялась нежеланием обострять отношения с Англией и Францией и неясностью перспектив войны в Европе[360]. Строго придерживаясь своей линии на полное невмешательство во внутренние дела Эстонии, Латвии и Литвы, советское руководство внимательно следило за ситуацией в Европе и Прибалтике.

Ввод советских гарнизонов в Прибалтику

После подписания договоров о взаимопомощи Москве следовало реализовать полученное право на ввод войск в Прибалтику. 30 сентября нарком обороны издал директиву № 071 об образовании военной комиссии под председательством командующего войсками ЛВО командарма 2-го ранга К.А. Мерецкова, целью которой было «совместно с представителями Правительства Эстонии установить пункты размещения и обсудить вопросы устройства частей Красной Армии, подлежащих размещению на территории Эстонской Республики, примерно в следующих районах:

а) Стрелковые войска – управление стрелкового корпуса, управление стрелковой дивизии, один стрелковый полк, гаубичный артполк, танковый батальон и спец[иальные] части дивизии в районе Балтийский порт [Палдиски] – Таллин; один стрелковый полк с одним артиллерийским дивизионом артполка дивизии на островах Эзель [Сааремаа], Даго [Хийумаа], имея на острове Даго один стрелковый батальон; один стрелковый полк и артиллерийский полк без одного дивизиона в районах Хапсола [Хаапсалу] – Таллин.

б) Конница – отдельная кавбригада в составе двух кав[алерийских] полков, танкового полка и артдивизиона в районе Вильянди и Валк;

в) Мотомехвойска – танковая бригада в составе четырех танковых батальонов и стрелково-пулеметного батальона в районе Тюри и северо-западнее от этого пункта;

г) Авиация – один истребительный полк на островах Эзель, Даго, один истребительный полк в районе Вильянди, Валк, один полк СБ в районе Пайде.

Комиссия обязана осмотреть выделяемые Эстонским Правительством казармы и здания для размещения войск, отвести строго необходимые земельные участки под аэродромы и танкодромы и выяснить, какое строительство необходимо провести, составить план этого строительства». Комиссии следовало вылететь из Ленинграда 1 октября и завершить работу не позднее 8 октября[361].

Одновременно начальник Генштаба РККА направил Военному совету ЛВО директиву № 4/2/49287/сс с конкретными указаниями по подготовке войск для ввода на территорию Эстонии:

«В дополнение директивы № 071 от 30.9.39 г. организационный состав войск устанавливается следующий:

1. 65[-е] Управление корпуса, численностью 56 человек. Управление формируется распоряжением Военного Совета ЛВО по штату № 4/1.

2. 123[-й] батальон связи по штату № 04/801, с исключением:

а) двух телеграфно-кабельных рот на конной тяге – 160 человек;

б) двух взводов на конной тяге из телеграфно-шестовой роты – 96 человек;

в) ветфельдшерского пункта – 4 чел.

Общая численность батальона, после исключения, определяется в 516 чел.

Батальон выделяется из батальона связи 19[-го] с[трелкового] к[орпуса]. Последний восстановить распоряжением Военного Совета ЛВО за счет войск связи округа.

3. 11[-й] отд[ельный] зенитный арт[иллерийский] дивизион 33[-го] с[трелкового] к[орпуса] реорганизовать по штату № 50/838 с добавлением 8 тракторов ЧТЗ, 15 автомашин ЗИС-5 и с доведением штатных должностей, по усмотрению Военного Совета ЛВО, до общей численности 300 человек.

4. 16[-ю] стрелковую дивизию реорганизовать по прилагаемому штату, имея общей численностью в 13 790 человек.

5. 18[-ю] легко-танковую бригаду БТ-7 реорганизовать по прилагаемому штату, имея общей численностью в 3 400 человек.

6. 25[-ю] кавалерийскую дивизию реорганизовать по прилагаемым штатам в две отдельные кав[алерийские] бригады:

а) 5[-я] отд[ельная] кав[алерийская] бригада с 50-м танковым полком;

б) 7[-я] отд[ельная] кав[алерийская] бригада без танкового полка.

Последняя остается в пункте дислокации 25[-й] кав[алерийской] дивизии.

7. Распоряжением Военного Совета ЛВО из состава военно-воздушных сил округа выделить:

а) управление авиабригады по штату № 15/965 с добавлением штата № 15/829 общей численностью 52 чел.;

б) два истребительных полка 4-х эскадрилий каждый, по штату № 15/828 литер Д и 15/806 литер Д, общей численностью по 285 человек полк;

в) два полка скоростных бомбардировщиков (СБ) 5-ти эскадрилий каждый, по штату № 15/828 лит[ер] Б и 15/807 лит[ер] В, общей численностью по 500 человек полк;

г) две авиабазы для обслуживания истребительных полков, по штату № 15/819 литер В с усилением стрелковой роты до 112 человек, общей численностью каждая 310 человек;

д) две авиабазы для обслуживания полков СБ, по штату № 15/819 лит[ер] Б, общей численностью каждая 509 человек.

8. 417[-й] и 418[-й] отд[ельные] авто-батальоны реорганизовать, согласно прилагаемого перечня изменений к штату № 032/703 лит[ер] Б, имея каждый батальон численностью в 400 человек.

9. Весь личный состав должен быть тщательно отобран и политически проверен. В числе мобилизованных не должно быть старше рождения 1909 г.

10. Все выделяемые части обеспечить только первосрочным обмундированием, снаряжением и амуницией.

Вся материальная часть должна быть в полной исправности и просмотрена специальными комиссиями Военного Совета округа. Все негодное должно быть не медля заменено на первосрочное.

11. Весь личный состав обеспечить постельной принадлежностью.

12. Подробный боевой состав выделяемых частей донести в Генеральный Штаб особым нарочным 4-го октября 1939 года»[362].

Получив эти приказы, Военный совет ЛВО в тот же день принял решение «наметить следующие мероприятия:

1. Пересмотреть: а) весь начальствующий и рядовой состав выделяемых соединений, частей и управлений с целью отбора личн[ого] состава по политико-моральным качествам, по семейно-имущественному положению и возрасту;

б) все обмундирование и амуницию, санитарно-ветеринарное имущество;

в) все боевое вооружение, инженерное, химическое, автобронетанковое имущество;

г) весь конский состав, обоз, автомобильный и тракторный парк.

2. Замену и пополнение личного состава, имущества, транспорта и конского состава командируемых частей произвести по следующему плану:

Смешанную авиабригаду сформировать – два истребительных полка за счет 25[-го], 38[-го] и 49[-го] а[виа]п[олков] и один полк СБ – на базе 35[-го] и 44[-го] полков СБ.

Начальствующий и рядовой состав 16 сд – за счет замены и подбора из 11 сд; отдельную кавбригаду сформировать на базе 97[-го] и 98[-го] кавполков, танкового полка, двух батарей артдивизиона, специальных эскадронов и управления 25 кд; 18[-ю] танк[овую] бр[игаду] за счет частей 10 ТК». Так же следовало создать комиссии, которые должны были 1–3 октября проверить подготовку отправляемых в Эстонию войск[363].

В связи с подписанием советско-эстонского договора о взаимопомощи соответствующие решения были приняты и по линии военно-морского командования. Так, уже в 8.30 30 сентября начальник Главного морского штаба флагман флота 2-го ранга Л.М. Галлер направил Военному совету КБФ телеграмму № 1/244: «Нарком приказал передать находящимся в море подлодкам: Эстонией заключен договор. Поставленные Вам задачи отменяются. В соответствии с этим оставить в устье Финского залива две подводные лодки подальше от берегов с задачей только разведки, остальные подлодки вернуть в базу. Места оставленных подлодок [в] море установить Вашим распоряжением»[364]. Соответственно подводные лодки «Щ-323», «Щ-320», «Щ-319», «Щ-317», «Щ-324» и «С-2» были отозваны в Кронштадт, а «С-1» и «С-3» остались на позиции в устье Финского залива для ведения разведки[365]. Затем в 13.46 30 сентября начальник Главного морского штаба флагман флота 2-го ранга Л.М. Галлер направил Военным советам КБФ и ЛВО телеграмму № 1/245: «Нарком приказал готовность флота оставить в силе, обратить особое внимание на охрану линкоров. Десантную операцию полностью готовить. Если не потребуется действительная операция, будет проведено учение с тем, чтобы после роспуска организации иметь возможность при необходимости собрать ее вновь»[366]. С 22 часов 3 октября корабли Отряда особого назначения КБФ начали возвращаться в Кронштадт и 4 октября уже находились в местах постоянной дислокации[367].

Тем временем 1 октября нарком Военно-морского флота флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 3011/сс: «При сем представляю на утверждение директиву, данную мной Председателю Комиссии в Эстонию от НКВМФ Заместителю Народного Комиссара Военно-Морского Флота Союза ССР флагману флота 2-го ранга тов. Исакову И.С. Директива согласована с Народным Комиссаром Обороны Союза ССР Маршалом Советского Союза тов. Ворошиловым К.Е.»[368]. Соответственно 2 октября Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение утвердить директиву наркома Военно-морского флота № 3010/сс от 1 октября о переговорах с Эстонией:

«Для разрешения всех вопросов, связанных с определением точных мест базирования Рабоче-Крестьянского Военно-Морского Флота и определения границ территорий их, в соответствии с договором между СССР и Эстонской Республикой, назначается комиссия под Вашим председательством, при членах:

Командующий Краснознаменным Балтийским флотом флагман 2[-го] ранга тов. Трибуц В.Ф.

Зам[еститель] Начальника Главного Морского Штаба капитан 1[-го] ранга тов. Алафузов В.А.

Командующий Военно-Воздушными Силами КБФ комбриг тов. Кузнецов А.А.

Зам[еститель] Начальника Технического Управления НКВМФ военинженер 2[-го] ранга тов. Гулим И.С.

Вам надлежит, согласовывая свои действия с Командармом 2[-го] ранга тов. Мерецковым, совместно с представителями Эстонского правительства определить места базирования кораблей флота, места установки береговых батарей, места позиций жел[езно]дор[ожной] артиллерии, аэродромы и территории, необходимые для расквартирования и обеспечения частей РКВМФ, переводимых в Эстонию.

Основными пунктами базирования и размещения считать Таллин, порт Палдиски и Рогекюль.

Состав сил

I. Флот

Линкор «Марат»

Крейсер «Киров»

Два лидера эсминцев

Четыре новых эсминца

Смешанная бригада подлодок (3 «С», 8 «Щ», 6 «М») вместе с плавучими базами.

Шесть дизельных тральщиков

Один минный заградитель

Один дивизион торпедных катеров РУ

Охрана водного района баз флота.

II. Береговая оборона

Выбрать районы для установки следующих береговых батарей:

1–180 мм башенная батарея на полуострове Церель

1–180 мм башенная батарея на полуострове Симпернес

2–130 мм открытые батареи в районе порт Палдиски

1–130 мм на острове [Хийумаа] (район о. Вормс – п/о Симпернес)

1–130 мм на острове [Сааремаа] (полуострове Кюбасар).

Выбрать районы позиций для 180 мм железнодорожной батареи, в районе порта Палдиски.

Выбрать места позиций для зенитной артиллерии.

III. Авиация

Выбрать места для размещения: по одной морской развед[ывательной] эскадрилье в Таллине, порт Палдиски и Аренсбурге;

Наметить возможность в перспективе разместить части Морской авиации в составе одного полка СБ и одного истребительного полка в районе Таллин – порт Палдиски.

IV. Сухопутные силы

Один железнодорожный батальон для обеспечения железнодорожной артиллерии и караульные части для обеспечения мест стоянок флота, аэродромов и складов.

V. Комиссии определить на месте:

а) потребность в необходимом количестве средств охраны водного района в портах Таллин, Палдиски и Рогекюль;

б) ремонтные возможности;

в) возможность получения складских помещений.

Осмотреть на месте казармы и здания, предоставляемые для размещения частей Рабоче-Крестьянского Военно-Морского Флота, а так же определить размеры первоочередного строительства.

Выехать из Москвы к месту работы 1.10.1939 г.

Работу закончить 10 октября 1939 года»[369].

4 октября Главный морской штаб издал директиву № 17723сс о порядке подготовки перевода отряда кораблей и частей береговой обороны КБФ на острова Моонзундского архипелага и в Палдиски. От начальников центральных управлений НКВМФ требовалось до 7 октября «разработать и дать предложения по организации питания указанного отряда КБФ в соответствии с его дислокацией», а также «потребность в материальном обеспечении перебазируемых кораблей и частей». При этом все предложения должны были быть «точно обоснованы действительной потребностью». Следовало принять «все меры к своевременному и бесперебойному обеспечению […] всем необходимым и положенным ему боевым имуществом и снабжением по плану подачи 1939 г.»[370].

Тем временем утром 2 октября в Таллин прибыла советская военно-техническая комиссия, а утром 3 октября – военно-морская комиссия[371]. Основываясь на этом факте, современные эстонские авторы привычно критикуют позицию Москвы, утверждая, что «заявить договаривающейся стороне об осуществлении предусмотренных договором мер до ратификации этого договора означало с самого начала нарушить договорные процедуры»[372]. Однако, во-первых, договор уже был ратифицирован эстонской стороной, а, во-вторых, сроки проведения переговоров военных представителей сторон в подписанных в Москве документах вообще не оговаривались, так что никаких «нарушений договорных процедур» не было.

В ходе начавшихся переговоров выяснилось, что эстонская сторона возражает против размещения советских войск в центральных районах страны. В 19 часов 4 октября эстонский посланник в Москве посетил наркома иностранных дел СССР и передал ему ноту, в которой указывалось на невозможность расширительного толкования ст. 3 пакта о взаимопомощи относительно мест размещения военных баз Красной армии. Поначалу В.М. Молотов хотел подискутировать по этому вопросу, но, посоветовавшись со И.В. Сталиным, решил пойти навстречу просьбе Эстонии. В результате в тот же день Москва предложила своей делегации отказаться «от размещения наших войск и аэродромов в Валге и центральных районах Эстонии… Советуем ограничиться, как местами размещения наших войск, прибрежными районами, островами и р[айо]ном Балтийского порта [Палдиски]»[373]. Со своей стороны эстонская делегация согласилась предоставить под базы Красной армии район Хаапсалу. Переговоры военных делегаций сторон завершились 10–11 октября подписанием соглашений о размещении войск и базировании флота в районах Палдиски, Хаапсалу, на островах Сааремаа и Хийумаа. В Хаапсалу советские войска размещались на время войны в Европе, но не более чем на 2 года, а КБФ на период сооружения баз получил право в течение 2 лет базироваться в Рогекюле (Рохукюле) и Таллине. Был оговорен порядок снабжения и посещения судами третьих стран районов базирования флота, причем полностью сохранялся суверенитет Эстонии, но учитывались и интересы советского флота[374]. 11 октября Эстонское телеграфное агентство сообщило, что генерал Й. Лайдонер «принял официальное приглашение посетить Москву. Дата визита будет установлена позже»[375].

11 октября нарком ВМФ издал приказы №№ 00141 и 00144 о передислокации кораблей и судов КБФ в порты Эстонии, согласно которым в Таллин должны были отправиться для постоянного базирования лидер «Минск» и эсминцы «Гордый» и «Сметливый», а на транспорте «Луга» в Палдиски следовало перебросить личный состав и материальную часть береговых батарей №№ 11 и 12. В тот же день после 16 часов в Таллин прибыл первый отряд советских кораблей под командованием капитана 1-го ранга Б.П. Птохова в составе лидера «Минск» и эсминцев «Гордый» и «Сметливый». 13 октября в Таллин прибыла плавбаза «Полярная Звезда», а в Палдиски – плавбаза «Кронштадт»[376]. 14 октября нарком ВМФ издал приказ № 3208, которым были установлены нормы поведения личного состава КБФ на территории Эстонии и Латвии. В приказе напоминалось, что советским морякам не следует «представлять себя в роли победителя и завоевателя и тем самым задевать самолюбие граждан иностранных республик». От личного состава требовалось соблюдение вежливости, высокой морской и военной выучки и «советской культуры», чтобы тем самым завоевать «авторитет военного моряка Великой Советской морской державы». Особое внимание было обращено на нравственную сторону поведения моряков: «…Ни под какими предлогами не дать вовлечь себя в участие во всякого рода аморальных поступках (пьянство, хулиганство, драки, дебоши, проституция). Всякий случай недостойного поведения командира или бойца должен считаться тягчайшим преступлением перед Родиной»[377].

15 октября нарком ВМФ приказом № 00146 утвердил «базирование кораблей КБФ на порты Эстонии и Латвии на 1939–40 гг.». Согласно предложенной им дислокации основные силы флота надлежало сосредоточить в Таллине, куда следовало направить линкор «Марат», 2-й дивизион эсминцев (лидер «Минск», эсминцы «Гневный», «Гордый» и «Грозящий»), 1-й дивизион сторожевых кораблей (сторожевики «Туча», «Пурга», «Буря», «Вихрь» и «Снег»), тральщики «Заряд» и «Верп», 17-й (подлодки «Щ-317», «Щ-318», «Щ-319» и «Щ-320») и 22-й дивизионы подводных лодок («Щ-322», «Щ-323» и «Щ-324»), плавбазу «Полярная Звезда» и гидрографические суда «Норд» и «Вест». В Палдиски должны были базироваться 24-й дивизион подводных лодок («М-71», «М-76», «М-78», «М-79», «М-80» и «М-81»), тральщики «Фугас» и «Гафель» и плавбаза «Кронштадт». В Вентспилсе – 13-й дивизион подлодок («С-1», «С-2» и «С-3») и плавбаза «Смольный». В наиболее оборудованном латвийском порту г. Лиепаи следовало дислоцировать крейсер «Киров», 1-й дивизион эсминцев (лидер «Ленинград», эсминцы «Сметливый», «Стремительный» и «Стерегущий») и 11-й дивизион подлодок («П-1», «П-2» и «П-3»). Выполняя приказ наркома, 15 октября в Палдиски прибыли подводные лодки 24-го дивизиона («М-71», «М-76», «М-78», «М-79», «М-80» и «М-81»). В 16 часов 15 октября в Таллин пришла эскадра КБФ в составе линкора «Октябрьская революция», крейсера «Киров», миноносцев «Гневный», «Грозящий», «Стремительный», «Энгельс», сторожевых кораблей «Снег», «Пурга», «Туча», «Буря», «Вихрь» и двух базовых тральщиков. 16 октября туда прибыли 3 сторожевых катера типа «МО-4», 18 октября – 17-й дивизион подводных лодок в составе «Щ-318», «Щ-319» и «Щ-320», а 24 октября – 22-й дивизион подводных лодок («Щ-322», «Щ-323» и «Щ-324»). 22 октября корабли Отряда легких сил флота (крейсер «Киров» и эсминцы «Сметливый» и «Стремительный») совершили переход из Таллина в Лиепаю[378].

Тем временем в соответствии с достигнутыми договоренностями в 8 часов утра 18 октября начался ввод в Эстонию сухопутных советских частей. «В пунктах перехода войск собрались представители командования Красной Армии: на Нарвском шоссе командир 16-й сд комбриг [И.М.] Любовцев, на Рижском шоссе – командующий 8-й армией комдив [И.Н.] Хабаров и начальник автобронетанковых войск комбриг [Б.Г.] Вершинин; с эстонской стороны: на Нарвском шоссе командир 1-й пехотной дивизии генерал-майор [А.] Пулк в сопровождении офицеров, на Рижском шоссе – командир 2-й пехотной дивизии генерал-майор [Я.] Круус и командующий Печорским военным округом полковник Стриг в сопровождении офицеров. После взаимных приветствий оркестры исполнили: с нашей стороны – «Интернационал», с эстонской стороны – эстонский национальный гимн, одновременно с этим с обеих сторон были произведены орудийные салюты (по 21 выстрелу), после этого войскам, стоявшим в готовности у границы, была подана команда к движению. На Кингисеппском направлении наши войска провожал Военный совет округа, а на Псковском направлении – Военный совет 8-й армии». В Эстонию был введен 65-й особый стрелковый корпус (ОСК) в составе 123-го отдельного батальона связи, 11-го корпусного зенитного артдивизиона, 16-й стрелковой дивизии, 18-й легкой танковой бригады, 5-го механизированного отряда, 414-го и 415-го автотранспортных батальонов общей численностью 18 178 человек, 283 танка, 54 бронемашины и 1 950 автомашин. Однако «отправка авиации временно задерживается из-за неготовности аэродромов в районах расквартирования наших войск на территории Эстонии»[379].

19 октября нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия подписал директиву № 4/59594, в которой отмечалось, что «нахождение частей Красной Армии и Военно-Морского Флота на территории дружественных нам иностранных государств, с которыми заключены договоры о взаимопомощи (Эстония, Латвия, Литва), создает особые условия их оперативно-чекистского обслуживания», поскольку вызовет активизацию иностранных разведок и потребует тщательного наблюдения за поведением личного состава в повседневном общении с местным населением. Поэтому следовало усилить агентурно-осведомительную сеть в частях, равномерно охватив ею весь контингент военнослужащих. Особые отделы должны были систематически информировать командование о нездоровых настроениях, случаях недостойного поведения военнослужащих, политико-моральном состоянии, боеготовности частей и иных аспектах их жизни[380].

Естественно, советская разведка отслеживала реакцию местного населения на ввод Красной армии в Эстонию. 22 октября Разведотдел ЛВО издал очередной бюллетень № 96, в котором отмечалось:

«1. 18.10.39 г. в районе пригорода ст. Изборск для встречи частей Красной армии к дороге собралось местное население 15-ти окружающих деревень. Прибывшие солдаты эстонской армии и полиция пытались оттеснить собравшееся население на 100–120 метров от дороги. С появлением первых эшелонов частей РККА население прорвало цепь солдат, полицейских и волною двинулось к дороге с криками: «Наша армия приехала»; приветствуя проходившие части.

Полиция и солдаты эстонской армии вынуждены были уступить напору населения и допустить его к дороге на 50 метров. Настроение населения погранполосы приподнятое.

2. По всему маршруту движения частей Красной армии в Эстонии для охраны дорог были привлечены воинские части, полиция и кайтселийт. Местное население к дорогам не допускалось.

3. В связи с появление частей Красной армии в Эстонии отмечены следующие высказывания:

а) реакционные элементы говорят: “Эстония потеряла свою свободу, начинается ее оккупация”,

б) начальник жел[езно]дор[ожной] полиции ст. Нарва Кирш и начальник этой станции Кивик заявили: “надо подложить бомбу под эшелоны, чтобы взорвать их. Красная армия пришла жить на нашей шее”.

в) Трудящиеся массы Эстонии приветствуют Красную армию, заявляя: “Теперь Эстонии будет лучше”.

4. Для обслуживания пунктов дислокации наших частей в Эстонии эстонским правительством увеличивается численность наружной полиции на 235 человек. Увеличивается также штат полиции»[381].

31 октября разведотдел ЛВО сообщал, что «начальник Васк-Нарвского района погранстражи кап[итан] Казе, принимавший участие во встрече частей РККА, в разговоре с начальниками кордонов заявил о частях: “Все части шли так хорошо, как работает механизм хороших часов. Я еще не видел такой армии. Всюду чувствовалась дисциплина и готовность идти в бой. У такой армии есть чему поучиться и с такой армией можно воевать и охранять границу”. […] В Нарва 18.10.39 г. арестовано 20 чел. рабочих за встречу прибывших частей РККА криком “Ура” и за вывешивание красных флагов»[382]. Стремясь оправдать жесткие меры, принятые против тех, кто стремился выразить свое положительное отношение к советским войскам, эстонские власти привычно ссылались на «коммунистическую угрозу». Так, 31 октября берлинское радио сообщило, что по имеющимся сведениям «эстонское правительство приняло суровые меры против эстонских коммунистов, пытавшихся якобы использовать настоящую ситуацию для реализации своих планов. Произведено большое количество арестов»[383].

Тем временем 28 октября нарком ВМФ СССР дополнил свой приказ о перебазировании кораблей КБФ, потребовав «числить базирующимися на 1939/40 гг. на базу Таллин» минный заградитель «Марти» и 3-й дивизион эсминцев («Карл Маркс», «Володарский» и «Энгельс»). Правда, вскоре линкор «Октябрьская революция» вместе со сторожевыми кораблями покинул Таллин. 16 ноября в Таллин пришли 13-й («С-1», «С-2» и «С-3») и 12-й дивизионы подводных лодок («Л-1» и «Л-2»), но был отозван в Кронштадт лидер «Минск». 18 ноября в Таллин прибыл сторожевой корабль «Буй», а 19 ноября была перебазирована плавучая мастерская «Серп и Молот». 29 ноября в Таллин прибыла плавбаза «Ока», 6 декабря зашла подводная лодка «Щ-309», а 7 декабря – «Щ-310», которые затем оправились в Лиепаю. 26 декабря в Таллин прибыли эсминцы «Володарский», «Артем» и «Карл Маркс», сторожевой корабль «Буря», базовые тральщики «Верп», «Патрон», «Шпиль» и «Гафель», а также 6 сторожевых катеров «МО-4». 3 января 1940 г. в порт прибыл эсминец «Ленин» и сторожевой корабль «Циклон», а 20 января – эсминец «Энгельс». Береговая оборона Таллина, а также наблюдение и контроль за входом в порт находились в руках эстонского командования. С 29 ноября 1939 г., согласно договоренности с командованием эстонского ВМФ, для несения службы базового дозора привлекались миноносец «Сулев», канонерская лодка «Лайне» и другие корабли эстонского флота. Для усиления ПВО Таллина и прикрытия военной гавани эстонцы выделили одну 76-мм зенитную артиллерийскую батарею и 18 37-мм и 47-мм орудий. Эстонские батареи береговой обороны, размещенные на островах Найссаар и Аэгна, взяли на себя защиту рейда от проникновения туда неприятельских кораблей. Всем советским кораблям было строго приказано предупреждать за 2 часа до приближения к островам о своем входе в базу, иначе они будут обстреляны. Однако в полном объеме противоминная, противолодочная и противоторпедная обороны Таллина так и не были созданы зимой 1939–1940 г.

5 декабря в Палдиски прибыл 23-й дивизион подлодок («М-72», «М-74», «М-75» и «М-77»), затем туда приходили подлодки 26-го дивизиона: 21 декабря прибыла «М-90», 23 декабря – «М-95» и «М-96», а 24 декабря – «М-97». В Палдиски также разместилась и 10-я авиабригада ВВС КБФ, созданная приказом командующего флотом от 25 октября 1939 г. После завершения начавшейся 31 октября подготовки мест базирования, 12 ноября 24 самолета МБР-2 44-й и 15-й авиаэскадрилий были лётом переброшены в Палдиски и в Кихельконну на острове Сааремаа. Одновременно создавалась и береговая оборона базы. Береговые батареи разместились на острове Малый Рооге, на мысе Серош и полуострове Симпернес. ПВО базы обеспечивали 83-й и 202-й зенитные артиллерийские дивизионы. Несмотря на свое выгодное стратегическое положение, военно-морская база Палдиски не была защищена на подступах с моря системой островных укреплений, имела всего один вход и малую гавань с небольшой длиной причальной линии, совершенно не имела складских помещений и цистерн для хранения жидкого топлива, судоремонтных мастерских, доков и других производственных предприятий, на которых можно было бы ремонтировать корабли и технику береговых частей[384].

Сходным порядком началась реализация договора о взаимопомощи с Латвией. Нарком обороны направил Военному совету 7-й армии директиву, в которой в частности отмечалось, что «для проведения в жизнь заключенного между СССР и Латвийской Республикой договора о взаимопомощи, в части, касающейся ввода частей Красной Армии на территорию Латвийской Республики, образована Комиссия под председательством Командующего 7-й армией комкора тов. Болдина. Задачи Комиссии – совместно с представителями Латвийской Республики установить пункты размещения и обсудить вопросы устройства частей Красной Армии, подлежащих размещению на территории Латвийской Республики…»[385].

В 3.55 10 октября начальник Генштаба РККА направил Военному совету КалВО шифротелеграмму № 1615 о реорганизации к 13 октября управления 2-го стрелкового корпуса, 10-го отдельного батальона связи, 67-й стрелковой дивизии, 649-го отдельного автобатальона. В ней, в частности указывалось: «Весь личный состав, идущий на укомплектование этих частей, должен тщательно быть отобран и политически проверен. Части разрешается укомплектовывать из числа в возрасте до 26 лет включительно не только из самих частей, но и из других частей округа.

Реорганизуемые и формируемые части обеспечить двумя комплектами обмундирования: один парадный и один первосрочный, а также снаряжением и амуницией. Парадное обмундирование будет отпущено распоряжением Начальника обозно-вещевого управления РККА.

Обратите особое внимание [на] пригонку обмундирования и снаряжения. Вся материальная часть должна быть в полной исправности и просмотреть специальными комиссиями Военного Совета округа.

Все негодное должно быть заменено на первосрочное. Весь личный состав полностью обеспечить постельной принадлежностью.

Подробный боевой состав выделяемых частей донести в Генштаб РККА особым нарочным 13 октября 1939 г.

Штат реорганизуемых и формируемых частей высылается нарочным 10 октября 1939 г.»[386].

В 8.45 13 октября в Ригу прибыла советская военно-морская комиссия во главе с заместителем наркома Военно-морского флота флагманом флота 2-го ранга И.С. Исаковым, а вечером того же дня – комиссия Красной армии под председательством командующего войсками КалВО комкора В.И. Болдина. В ходе начавшихся в 16 часов 14 октября переговоров латышская сторона стремилась всячески «ограничить устройство баз внутри страны и для размещения предоставить узкую полосу побережья Балтийского моря». Советская сторона «пошла на ряд уступок, ограничив район размещения полосой от 5 до 25 км по западному побережью». В конце концов, военные комиссии сторон к 23 октября выработали ряд соглашений по размещению советских войск, пунктами базирования которых становились Лиепая, Вентспилс, Приекуле и Питрагс. Ввод морских сил должен был начаться немедленно, а сухопутных войск в район Вентспилс – Питрагс – 29 октября, в район Лиепая – 30 октября. В 11 часов 22 октября в Лиепаю прибыл крейсер «Киров» в сопровождении эсминцев «Сметливый» и «Стремительный». В 11 часов утра 29 октября на станцию Зилупе прибыл первый эшелон советских войск. «Для встречи был назначен почетный караул с военным оркестром. Командир Латгальской дивизии приветствовал командование воинских частей СССР. Войска СССР выставили почетный караул. Оркестр исполнил гимны СССР и Латвии. А 30 октября пошли эшелоны и через станцию Индра. […] Генерал Клинсон обратился с речью к командованию и почетной роте красноармейцев, в которой заявил, что желает, чтобы красноармейцы разместились в Латвии так же, как и в Советском Союзе, и пожелал успехов». Правда, при этом «латвийские власти постарались изолировать на всем пути продвижения части от населения. В близлежащих к станциям и ж.-д. путям селах и хуторах специально выставлялись караулы. Жителям запрещено было посещать станции или приближаться к полотну. Айзсарги и полиция ходили по домам и предупреждали население, как надо себя вести». Согласно договоренности, в Латвию прибыл 2-й ОСК в составе 10-го отдельного батальона связи, 86-го корпусного зенитного артдивизиона, 67-й стрелковой дивизии, 6-й легкой танковой бригады, 10-го танкового полка и 640-го автотранспортного батальона. В этих частях на 22 ноября насчитывалось 21 559 человек, 1 031 пулемет, 148 орудий, 369 танков, 59 бронемашин и 1 686 автомашин[387].

Самой западной базой КБФ стала Лиепая, куда поначалу прибыли надводные корабли флота. 24 ноября в порт были переброшены 6 торпедных катеров 3-го отряда 3-го дивизиона бригады торпедных катеров. 30 ноября в Лиепаю прибыл 16-й дивизион подводных лодок («С-4», «С-5» и «С-6»). 11 декабря пришла плавбаза «Смольный». 2 декабря в порт вошли подлодки «Щ-311» и «Щ-309», 14 декабря – «Л-1», а 17 декабря – «Щ-310». 24 декабря в порт прибыл эсминец «Стерегущий». 28 декабря прибыли эсминец «Грозящий», базовые тральщики «Шкив», «Крамбол» и спасательное судно «Коммуна». Вскоре в связи с усилившимся ледоставом в Финском заливе туда из Таллина по очереди прибыли 3, 11 и 16 января 1940 г. эсминцы «Гневный», «Гордый» и «Грозящий». 4 января в Лиепаю пришли лидеры «Ленинград» и «Минск». 8 января туда прибыла канонерская лодка «Красное Знамя». Затем 21 и 23 января в Лиепаю прибыли подводные лодки «Щ-324» и «Щ-320», базировавшиеся на Таллин, но в силу тяжелой ледовой обстановки не имевшие возможности вернуться туда. Кроме того, еще 15–16 декабря 1939 г. в Лиепаю была переброшена 43-я морская ближнеразведывательная эскадрилья 10-й авиабригады ВВС КБФ в составе 13 гидросамолетов МБР-2. На мысе Михайловский была развернута береговая батарея. Военно-морская база в Лиепае оказалась самой удаленной базой КБФ. Кроме того, она не имела какого-либо природного прикрытия со стороны моря и располагала всего одним входом. Практически рейд и внешняя гавань были совершенно открыты для наблюдения как с моря, так и с воздуха. Зимой 1939–1940 гг. база не имела полноценной противолодочной обороны (не было даже бонов с противоторпедными сетями)[388].

Переговоры с Литвой относительно размещения советских войск были связаны с реализацией договоренности о передаче ей Виленского края. 13 октября помощник начальника 1-го отдела Генштаба комбриг Н.И. Четвериков запросил начальника штаба Белорусского фронта: «В связи с передачей Литве Вильно начгенштаба просит 14.10 дать Ваши соображения по передислоцированию 50 сд, 7, 24 и 36 кд, 108 ап РГК, одной танк[овой] бригады из состава тан[кового] корпуса и штаба 3[-й] армии»[389]. Отправившийся на следующий день в Москву командующий Белорусского фронта должен был представить соответствующие предложения в Наркомат обороны[390]. 15 октября Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о создании военной комиссии для переговоров с Литвой[391], на основании которого нарком обороны и начальник Генштаба Красной армии в тот же день направили Военному совету Белорусского фронта директиву № 3427/сс:

«Для проведения в жизнь заключенного между СССР и Литовской Республикой договора о взаимопомощи, в части касающейся ввода частей Красной Армии на территорию Литовской Республики, образована комиссия под председательством комвойск Белорусского фронта командарма 2 ранга тов. Ковалева и членов: комкора тов. Пуркаева, Героя Советского Союза комкора тов. Павлова, комдива тов. Алексеева, комдива тов. Коробкова и бригадного комиссара тов. Николаева.

Задача комиссии: совместно с представителями Правительства Литовской Республики установить пункты размещения и обсудить вопросы устройства частей Красной Армии, подлежащих размещению на территории Литвы, примерно в следующих районах:

а) в районе Вильно [Вильнюс] – Управление 16[-го] стр[елкового] корпуса; один стрелковый полк и один дивизион артполка 5[-й] стрелковой дивизии; один авиаполк СБ с авиабазой;

б) в районе Ковно [Каунас] – Управление 5[-й] стр[елковой] дивизии; один стрелковый полк, гаубичный артполк, танковый батальон и один дивизион артполка 5[-й] стр[елковой] дивизии; зенитный артдивизион; один истребительный авиаполк с авиабазой и один автотранспортный батальон;

в) в районе Олита [Алитус] – один стрелковый полк и один дивизион артполка 5[-й] стр[елковой] дивизии;

г) в районе Укмерге (Вилькомир) – 2[-ю] танковую бригаду «БТ» без одного танкового батальона;

д) в районе Шавли [Шауляй] – танковый батальон из состава 2[-й] танковой бригады.

Комиссия обязана осмотреть выделяемые Литовским Правительством казармы и здания для размещения войск, отвести строго необходимые земельные участки под аэродромы и танкодромы, выяснить какое строительство необходимо провести и составить план этого строительства.

Военному Совету Белорусского фронта немедля подготовить войсковые части для быстрейшего ввода на территорию Литвы.

Личный состав вводимых в Литву войск тщательно проверить, выделить для этого лучший рядовой состав, обеспечить самым подготовленным начальствующим составом, особенно комиссарским и политическим, снабдить части табельным вооружением и имуществом. Войска хорошо обмундировать, обратив должное внимание на качество и пригонку.

Комиссии отправиться … октября [Здесь и далее пропуск в документе. – М.М.] и приступить к работе немедленно, закончив ее к … октября 1939 года.

Подготовку войск для ввода на территорию Литвы закончить к … октября 1939 года.

Исполнение донести»[392].

Тем временем ряд литовских газет опубликовали сообщения о том, что литовское правительство решило в ближайшие дни ввести войска в Вильно. Соответственно 17 октября в беседе с литовским посланником в Москве заместитель наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкин, убедившись, что это всего лишь газетная утка, напомнил, что «в Вильно находится значительное количество советских войск и военных складов. Вывод этих войск и вывоз военного имущества потребуют известного времени. Передача города будет произведена вполне организованно и, как правильно заметил сам посланник, в порядке, согласованном между сторонами». Далее Л. Наткевичус поинтересовался, «нельзя ли при составлении точного описания границы внести в начертание последней известные коррективы, чтобы присоединить к Литве те части территории, которые заселены литовцами» или «обсудить вопрос о переселении литовцев, остающихся на советской территории». Советский представитель отклонил оба эти предложения, но обещал учесть просьбу литовского дипломата относительно «сохранения за Вильно и областью части подвижного состава». На вопрос посланника о сроках передаче Литве архивных материалов, находящихся в СССР, Потемкин ответил, что «данный вопрос не требует столь спешного разрешения»[393]. 19 и 21 октября литовская сторона вновь пыталась уточнить сроки ввода своих войск в Виленский край и интересовалась, «когда по этому вопросу будет получено официальное согласие со стороны советского правительства»[394]. 22 октября В.М. Молотов заявил посетившему его Наткевичусу, что советская сторона не возражает «против того, чтобы литовские войска хоть сегодня вступили в Вильно». Все эти вопросы следует обсуждать с прибывающей 23 октября в Литву советской военной комиссией. Однако никаких изменений в линии границы, установленной в договоре от 10 октября не будет, хотя литовцы из Западной Белоруссии могут выехать в Литву, но этот вопрос следует предварительно согласовать[395].

Тем временем советское командование продолжало вырабатывать меры по сокращению войск в Виленском крае. 17 октября Военный совет Белорусского фронта направил в Генштаб «для доклада Народному Комиссару Обороны» новые «соображения по передислоцированию частей фронта, вследствие передачи Литве г. Вильно и Виленской области»[396]. 18 октября Военный совет 3-й армии получил из штаба Белорусского фронта предварительную шифротелеграмму № 67/оп от 17 октября:

«Для личного сведения сообщаю, что [для] ввода на территорию Литовской Республики предназначены:

а) Управление 16 ск без корпусных частей с 19 зенартдивом;

б) 5[-я] стрелковая дивизия;

в) Истребительный авиационный полк с базой;

г) 641[-й] автотранспортный батальон.

2. Вводимые части будут расположены примерно в следующих районах:

а) В районе Вильно – управление 16 ск; один стрелковый полк и один дивизион артполка 5 сд; один авиаполк СБ с авиабазой;

б) В районе Ковно – управление 5 сд; один стрелковый полк, гаубичный артполк, танковый батальон и один дивизион артполка 5 сд; зенартдивизион; один истребительный авиаполк с авиабазой и один автотранспортный батальон;

в) В районе Олита [Алитус] – один стрелковый полк и один дивизион артполка 5 сд;

г) В районе Укмерге – 2 тбр без одного танкбата;

д) В районе Шавли [Шауляй] – танковый батальон из состава 2 тбр.

3. Остальные соединения, части и управления армии предложено дислоцировать в следующем порядке:

а) Штаб 3[-й] армии с армейскими частями передислоцировать из Вильно в Полоцк на казарменный фонд управления 4 ск.

б) Управление 3 ск с батальоном связи перевести в Витебск на казарменный фонд Витебской Армейской группы, оставив корпусные части [в] Полоцк.

в) 139 сд полностью разместить [в] Витебске на казарменном фонде 27 сд.

г) 126 сд дислоцировать [в] Полоцк на казарменном фонде 5 сд и в Ветрино.

д) 7 кд дислоцировать в районе Свенцяны, Барышки, Мураво, Ошмяны, Таборишки, Штакор 3 кк в районе 7 кд – Свенцяны.

е) 24 кд разместить в Лепель на своем казарменном фонде.

ж) 10 сд дислоцировать [в] районе Дрисвяты, Видзы, Козяны, Браслав.

з) Управление 4 ск корпусными частями дислоцировать [в] Поставы.

и) Управление [15-го] ТК, 27 тбр и 20 мотострелковую бригаду перевести [в] Борисов на казарменный фонд корпуса.

На перевозку боевых машин немедленно представить [в] штаб Белорусского фронта заявку.

к) 25 тбр перевести [в] Полоцк на свой казарменный фонд.

л) 108 гап РГК дислоцировать [в] Плещеницы.

м) 108[-й] инж[енерный] батальон передислоцировать [в] Полоцк (Березовка).

н) 50 сд передать в состав 10[-й] армии и перевести по ж[елезной] дор[оге] [в] район Белосток, Соколка по согласованию с командованием 10[-й] армии.

Заявку на перевозку дивизии подать немедленно»[397]. Соответственно, войскам были отданы предварительные приказы о заблаговременной подготовке к передислокации. В 20.40 22 октября временно исполняющий должность начальника штаба Белорусского фронта комдив В.Е. Климовских направил командующему 3-й армии и командиру 3-го ск распоряжение № 91/оп:

«1. Штаб армии и части армии, которые находятся в Вильно и Вильненской области, выводить в намеченные пункты будет разрешено только после утверждения проекта передислокации Наркомом.

До утверждения передислокации командующий войсками фронта разрешил перевести:

а) 108 ап из Ново-Вилейка в Плещеницы в казармы 39 сп;

б) 108[-й] инж[енерный] бат[альо]н из Вильно в Полоцк;

в) 267 кап из Вильно в район Поставы, причем размещение производить с учетом того, что в этом районе будет дислоцирован[о] управлени[е] 4 ск с остальными корпчастями;

г) 209 зад РГК из Вильно в район Молодечно, не занимая последнего.

2. На размещение в населенных пунктах Свенцяны, Лынтупы, Константинов, Свирь, Солы, Кобыльник, Комаи и Годуцишки – управления 3 кк и 7 кд командующий фронтом не возражает.

Район Поставы, как указано ранее, предназначается для управления 4 ск и поэтому 3 кк этот район занимать воспретить.

3. 50 сд надлежит иметь в полной готовности к перевозке по жел[езной] дороге в Белосток.

4. Оставленную для окарауливания г. Вилейка роту 364 сп 139 сд отправить [в] свой полк [в] Витебск, а охрану Вилейка возложить на части 115 сд»[398].

Несколько позднее в тот же день комдив В.Е. Климовских направил командующим 3-й и 11-й армий распоряжение № 92/оп: «Командующий фронтом приказал штаб и зенартив 16 ск, произведя отсев личного состава, который не должен быть в Литве, направить 23.10 в Вильно. Исполнение донесите»[399]. Тем временем 21 октября находящиеся в тыловых районах части 3-й армии начали передислокацию, а в 6 часов утра 23 октября советские войска стали выводиться из Вильно[400]. В тот же день командующий 3-й армии получил из штаба Белорусского фронта распоряжение № 96/оп:

«1. В связи с прибытием в Вильно штакора и зенартдива 16 ск, управление 4 ск с корпусными частями перевести в Поставы.

2. 25[-ю] танк[овую] бригаду передислоцировать из Поставы в Полоцк и разместить на своем казарменном фонде»[401].

В 17.00 24 октября начальник Генштаба направил Военному совету Белорусского фронта приказ № 0153:

«Во изменение директивы № 098 в связи с передачей г. Вильно и Виленской области Литве – Народный Комиссар приказал:

1. Штаб 3[-й] Армии перевести в г. Полоцк, передислоцировав Управление 3 ск с батальоном связи в г. Витебск.

2. Управление 4 ск с корпусными частями перевести в м. Поставы.

3. 25[-ю] танковую бригаду перевести в г. Полоцк на свой казарменный фонд.

4. Управление 15[-го] танкового корпуса и входящие в состав корпуса 27[-ю] танковую и 20[-ю] стр[елково-]пулеметную бригады перевести в г. Борисов на свой казарменный фонд.

5. 24[-ю] кав[алерийскую] дивизию перевести в г. Лепель на свой казарменный фонд.

6. 7[-ю] кав[алерийскую] дивизию дислоцировать в районе Свенцяны, Константиново, Поставы.

7. Штаб 3[-го] кав[алерийского] корпуса – Свенцяны.

8. 10[-ю] стр[елковую] дивизию дислоцировать в районе Дрисвяты, Видзы, Козяны, Браслав.

9. 50[-ю] стр[елковую] дивизию перевести по жел[езной] дороге в район Белосток – Соколка.

10. 108 ап РГК перевести в район Плещеницы.

11. 5[-ю] стр[елковую] дивизию и 2[-ю] танковую бригаду 15[-го] танкорпуса переформировать согласно имеющихся у Вас указаний и оставить в г. Вильно для размещения на территории Литвы согласно особых указаний по соглашению [с] представителями Литовской Республик[и]. Весь имеющийся в сверхкомплекте личный состав 5 сд и 2 тбр теперь же уволить и ненужное имущество вернуть с частями, уходящими из Вильно.

12. В связи с указанными перемещениями разрешается 64 сд дислоцировать полностью в г. Смоленск; 164 сд – Лепель, Орша; 139 сд полностью – Витебск и перевод 32 тбр в г. Белосток.

13. Перевод частей в новые пункты дислокации начать по получении на то особого разрешения Народного Комиссара. Порядок передачи Вильно и Виленской области Литве будет указан дополнительно»[402]. 24 октября в Вильно из Гродно прибыло управление 16-го стрелкового корпуса, которому в тот же день была подчинена 5-я стрелковая дивизия, а с 18.00 27 октября – 2-я танковая бригада, 10-й истребительный авиаполк и 206-я авиабаза[403].

Тем временем вечером 22 октября в Каунас прибыла советская военная делегация. Однако на начавшихся 23 октября переговорах литовская сторона категорически отказалась обсуждать предложенную Москвой дислокацию советских войск в Литве, предлагая разместить гарнизоны ближе к германской границе. Как отмечал в своем донесении в НКИД советский полпред в Литве, «переговоры протекали в спокойной и ровной атмосфере. Командарм тов. Ковалев проявил в переговорах большой такт и гибкость, чем оставил среди литовских офицеров весьма благоприятное о себе впечатление. Конечно, в отдельных случаях тов. Ковалеву приходилось прибегать к некоторым маневрам, но вместе с тем он строго воздерживался от применения какого-либо грубого нажима. Сопротивление литовцев размещению частей Красной Армии в Каунасе было вполне понятно, а потому его нельзя квалифицировать как проявление недружелюбия. Понятно также и наблюдавшееся у литовцев стремление к размещению наших войск вблизи германской границы и подальше от Каунаса. В конечном счете, после того как наша делегация отказалась от Каунаса, литовцы стали уступчивее и в основном приняли остальные наши предложения»[404]. 25 октября литовский посланник в Москве вновь настаивал на необходимости договориться «о скорейшей передаче Вильно в руки литовских властей». В.П. Потемкин ответил Л. Наткевичусу, что «прибывшая в Каунас советская военная делегация должна условиться с литовским командованием о порядке эвакуации из Вильно частей Советских войск и о вступлении туда литовского гарнизона», но, тем не менее, обещал еще раз переговорить с «командованием, чтобы внести ясность в этот вопрос»[405].

26 октября в Каунасе был подписан и, после утверждения в 19.00 командующим Белорусским фронтом командармом 2-го ранга М.П. Ковалевым, направлен в штаб 3-й армии «План отвода частей Красной армии из Вильно и Виленской области и ввода в нее частей Литовской армии»:

«1. Первым днем начала отвода частей Красной армии из Виленской области устанавливается 27 октября 1939 года в 8.00.

Начало ввода частей Литовской армии устанавливается 27 октября 1939 г. с 11.00.

2. Интервал между арьергардными частями Красной армии и головными частями Литовской армии устанавливается минимально 4 км и максимально 20 км. Для урегулирования могущих возникнуть спорных вопросов, в колонны (на направления) выделяются командиры связи от обеих сторон, которые и разрешают их на месте.

3. Рубежи отвода частей Красной армии и ввода частей Литовской армии устанавливаются следующие:

а) Первый день 27 октября 1939 г.

Части Красной армии отводятся на рубеж: оз. Дрисвяты, оз. Опиварда, оз. Кретоны, Ново-Свенцяны, р. Жеймяна до Неменчин, Реша, Русаки, Бялуны, Пилолувка, оз. Тетянцы, Голодзишки.

Части Литовской армии к 18.00 (по московскому времени) занимают рубеж: установленная госграница до Бецяны, Колтыняны, Шашкушки, Кроятли, Кабишки, Шалтонишки, Мельки, Судерва, Кемелишки, Нов[ые] Троки, Огородники, Севканцы.

б) Второй день 28 октября 1939 г.

Части Красной армии отводятся на рубеж: Боровцы, Мицкуны, Огородники, Рудники, Подворанцы, Вельканцы.

Части Литовской армии к 18.00 занимают рубеж: Буйвидзы, оз. Шукецишки (иск[лючая]), Нов[ая] Вилейка, Порубанок, Жигарино, Эйшишки.

в) Третий день 29 октября 1939 г.

Части Красная армия отводятся на рубеж: Таболино, Жемлы, Новоселки, Кужи.

Части Литовской армии к 18.00 занимают рубеж: Язово, Кули, Яшуны, Рудня, Бутриманцы.

г) Четвертый день 30 октября 1939 г.

Части Красной армии и части Литовской армии выходят на установленную госграницу.

4. В гор. Вильно части Литовской армии входят головными частями [в] 13.00 и главными силами [в] 15.00 (по московскому времени) 28 октября 1939 года.

Части Красной армии в районе Вильно временно (до окончательного решения этого вопроса главным командованием) занимают: военный городок Ново-Вилейка, аэродром Порубанок, городок бывш[их] 1[-го] и 5[-го] п[ехотных] п[олков] поляков.

Штаб располагается в гор. Вильно.

5. Отвод охраняющих частей Красной армии с участка Латвийской границы в пределах передаваемой территории производится только после смены их частями Литовской армии.

Смену частей начать 27 октября 1939 г. с 8.00»[406].

28 октября советско-литовские переговоры военных представителей в Каунасе завершились. Командарм 2-го ранга М.П. Ковалев и генерал С. Раштикис подписали Соглашение о размещении советских войск на территории Литвы в районах Новая Вилейка, Алитус, Приенай и Гайжунай. ВВС должны были разместиться в Алитусе и Гайжунай и получить 8 оперативных аэродромов на линии Скуодас – Юрбаркас – Алитус и Шяуляй – Ионава – Вильнюс. «Ввод советских войск на территорию Литвы начинается с 3 ноября 1939 г., а в г. Нов[ая] Вилейка и Порубанек – немедленно. Временно расположенные советские войска в г. Вильнюс выводятся не позже 15 декабря 1939 г.». Соглашение вступало в силу с 30 октября[407].

Расположенные на литовской и латвийской границах 83-й, 84-й и 85-й пограничные отряды общей численностью 5 тыс. человек с 17 октября начали организацию охраны и на новой советско-литовской границе. К 8 часам утра 27 октября большая часть личного состава советских пограничников уже отошла на новую линию границы, а в 11.20 «согласно плана литовские войска перешли бывшую литовско-польскую границу»[408]. В соответствии с изданным в тот же день приказом командующего 3-й армии № 082 от 3-го кавкорпуса выделялся один представитель для сопровождения колонны литовских войск[409]. В тот же день временно исполняющий должность начальника штаба Белорусского фронта направил Военному совету 3-й армии распоряжение № 107/оп: «Командующий фронтом приказал:

1. Штаб 3[-й] армии [с] армейскими частями перевести 28.10 в Полоцк;

2. При уходе из Вильно телеграфную связь не снимать, а передать ее к[оманди]ру 16 ск; последний остается в подчинении командующего войсками фронта и снабжается всеми видами довольствия через соответствующие довольствующие отделы фронта;

3. Ваши соображения о порядке: а) передачи Вильно литовцам; б) довольствия особого 16 ск всеми видами снабжения представить немедленно в штаб фронта;

4. Об отданных приказаниях соединениям и частям армии по передислокации из Вильно и передаваемой Виленской области донести с указанием: сроков выступления, маршрутов, районов ночевок, сроков прибытия в новые районы, какие части следуют по ж[елезной] д[ороге], станции погрузки и сроки погрузки»[410].

В 4.50 28 октября штаб Белорусского фронта доложил в Генштаб «План передачи города Вильно:

1) Литовские войска вступают в г. Вильно между 13–14 часами 28.10.39;

2) по прибытии командира литовской дивизии в г. Вильно – начальник гарнизона г. Вильно комбриг Давидовский и командир литовской дивизии отдают совместный приказ о сдаче и приеме гарнизона;

3) после приказа войска литовской армии сменяют посты частей РККА у всех государственных объектов: электростанции, почты, телеграфа, водопровода;

4) передачу дел города будет производить председатель врем[енного] городского управления, а управления жел[езной] дороги и узла – зам[еститель] начальника дороги – чиновникам Литовской республики;

5) все объекты к сдаче подготовлены»[411].

В 16.20 28 октября штаб Белорусского фронта направил в Генштаб РККА донесение № 110/оп: «[В] 13.20 28.10 литовские войска вступили на западную окраину Вильно и в 14.00, расквартировавшись, приступили к смене караулов. Военный Совет и опергруппа штаба 3[-й] армии в 13.00 28.10 из Вильно выехала в Полоцк»[412]. Из состава литовской армии в город вступили 1-й и 7-й пехотный полки, кавалерийский полк с артиллерией, артиллерийский полк и мотодивизион, на 90 % состоявший из велосипедистов[413]. Соответственно, главы литовского и советского правительств обменялись благодарственными телеграммами в связи с вступлением литовский войск в Вильно[414]. В 0.45 29 октября нарком обороны направил Военному совету Белорусского фронта приказ № 207/ш: «В связи с передачей г. Вильно и Виленской области Литовскому Правительству приказываю:

1. Оставить в г. Вильно и на территории Виленской области, переданной Литве, только части, подлежащие вводу на территорию Литвы, а именно: 5[-ю] стр[елковую] дивизию, 2[-ю] танковую бригаду и ист[ребительный] полк.

2. Все остальные части, ныне находящиеся в г. Вильно, отвести в указанные ранее постоянные пункты расквартирования»[415].

29 октября командир 4-го стрелкового корпуса Красной армии комбриг И.Е. Давидовский передал г. Вильно в полном порядке бригадному генералу В. Виткаускасу. На Замковой горе (горе Гедимина) прошла церемония поднятия литовского флага, сопровождаемая 21 орудийным выстрелом. Как сообщал в штаб 3-й армии комбриг Давидовский, «полиция запрудила улицы, ходит не меньше, чем по 3 человека. Очень крикливая и даже можно сказать красивая для обывателя форма. […] Последняя ночь прошла спокойно, исключая группу около 30 гимназистов. Бросали лозунги – “Бей жидов”, “Долой литовскую армию”, “Долой коммунистов”. Все это было разогнано немедленно, но все-таки гимназисты порезали одного гимназиста еврея»[416]. В тот же день «в беседе с корреспондентом ТАСС генерал Виткаускас благодарил Красную армию, которая освободила древнюю литовскую столицу Вильно от польских оккупантов, а также поддерживала в городе образцовый порядок и охраняла городское хозяйство»[417]. В 16.00 штаб Белорусского фронта направил в Генштаб донесение № 111/оп: «В 14.00 29.10.39 части 15 тк ([за] исключением 2 тбр) из Вильно и района Яшуны выступили [в] Борисов. В Вильно и Виленской области, передаваемой Литве, остаются лишь части, которые по договору дислоцируются на литовской территории»[418]. В 21.30 29 октября заместитель начальника Генштаба направил начальнику штаба Белорусского фронта телеграмму № 0160 с текстом дополнительного протокола с описанием линии советско-литовской границы[419].

Вскоре находившиеся в Вильно советские войска столкнулись с неожиданными проблемами. В городе возникли затруднения с покупкой хлеба, раздражение жителей вызвало известие об изменении обменного курса валют, согласно которому 1 злотый был приравнен к 20 центам, а сумма возможного обмена ограничивалась. В результате польскими активистами «ночью 31 октября был учинен еврейский погром. На Конской улице со второго этажа дома сбросили целую еврейскую семью. Литовская полиция к еврейским погромам относится примиренчески. В 8 часов утра 1-го ноября у могилы (плита) Пилсудского собралось много поляков, принесших цветы, и уходили с патриотическими песнями. Демонстранты срывали литовские флаги с криками: “Долой литовское правительство”, “Долой незваных гостей в Литву и СССР”. В толпах избивали евреев. Демонстранты обвиняли торговцев-евреев в поднятии цен на продукты и товары. Демонстрация была рассеяна вмешательством [советских] войсковых частей (10 танков, 2 бронемашины и сильного конного наряда). В стычке с демонстрантами имелись раненые. 7-го ноября польские националисты произвели налет на казармы по ул. Костюшки и сожгли 10 танков литовской армии. В этой схватке убит один поляк»[420].

12 ноября командир 16-го ОСК обратился к командующему войсками Виленской войсковой группы генералу В. Виткаускасу с сообщением о том, что «11-го ноября 1939 года в 1 час ночи по местному времени дозорные артиллерийского полка советских войск, расположенных в казармах быв[шего] уланского полка польской армии, попали под перестрелку, завязавшейся между неизвестными группами лиц. По показанию бойцов советских войск, бывших в дозоре, перестрелка произошла при следующих обстоятельствах: в 1 час ночи 11 ноября со стороны тюрьмы и военного городка, расположенных на юго-западном берегу р. Вилия, произошел одиночный выстрел. В ответ на этот выстрел последовали ряд выстрелов с городка литовских войск, расположенного на северном берегу р. Вилия. Причем, стрельба с ю[го]-з[ападного] берега р. Вилия была залповая. Перестрелка длилась в течение 10 минут, значительная часть пуль с обеих сторон залетали в военный городок артиллерийского полка советских войск, что подтверждается пулей, найденной в стене артиллерийской мастерской артиллерийского полка. Дозорные полка советских войск ни одного выстрела не произвели. Прошу, господин дивизионный генерал, принять соответствующие меры к ограждению казарм советских войск от обстрела»[421].

Поскольку вводившиеся в военные базы в Литве советские войска уже находились в Вильно, т. е. на литовской территории, официальная церемония ввода войск была приурочена к моменту их передвижения в пункты постоянной дислокации и состоялась лишь в 10 часов 15 ноября. Согласно донесению командования 16-го ОСК, направленному в тот же день командующему Белорусского фронта, накануне литовцы неожиданно заявили, что по маршруту № 1, указанному в Соглашении, войска можно двигать не 15, а 17 ноября. Начальник штаба корпуса комбриг И.И. Семенов пытался выяснить причину подобного изменения через военного министра, но не смог до него дозвониться. Однако его настойчивость и действия военного атташе майора И.М. Коротких и полпреда Н.Г. Позднякова привели к тому, что в 23.35 литовские военные дали свое согласие на выполнение Соглашения. «В 9.30 15.11 все войска заняли свои места. Ровно в 10 часов начался церемониал ввода войск, а в 10.30 был дан сигнал для движения. От литовского командования прибыл дивизионный генерал Адамкявичус и один полковник, от гражданских властей и командования литовской армией не было никого. Вся советская колония в Литве во главе с товарищем Поздняковым присутствовала на параде и церемониале. Ввод войск превратился в своеобразный парад и смотр могущества и силы Красной Армии. Выход частей был детально продуман, составили план и график движения с исходного положения, которые были выдержаны целиком и полностью. В течение четырех часов перед трибуной мощным потоком шли броневики, автомашины с людьми, танки всех систем, артиллерия конная и механизированная всех калибров, вызывая восторг у присутствующих и законную гордость за силу и мощь нашей Красной Армии. Генерал Адамкявичус заявил: “Да, с такой техникой можно воевать”. А один из офицеров связи заявил: “Теперь, с приходом Красной Армии к нам, нашу армию можно распустить, она не нужна”. Сосредоточение в исходное положение и прохождение войск перед трибуной прошло без всяких чрезвычайных происшествий и аварий. Войска и техника имели прекрасный вид. Население города Вильно с улиц было изъято на 100 процентов и загнано в дома, даже запретили глядеть в окна. Тоже было и в деревнях по пути движения наших войск. При нашем возвращении после пропуска войск в 15 часов город был так же мертв, на улицах патрулировали офицеры, жандармы, полиция и солдаты литовской армии»[422].

В 17.20 15 ноября Н.Г. Поздняков направил командарму 2-го ранга М.П. Ковалеву телеграмму из Ново-Вилейки, в которой сообщал: «На мой взгляд, командование советских войск в Литве справилось с сегодняшней задачей отлично. Наблюдая прохождение частей, был восхищен мощностью техники и образцовым порядком. Уверен, что представители литовской армии чувствовали тоже самое. Само собой разумеется, внешне они этого не проявляли, так как, в конечном счете, вся картина действовала на них подавляюще. Литовские власти сделали все возможное, чтобы скрыть от населения действительное лицо Красной Армии. Представителей официальной печати не было. Население Вильно было загнано по домам, улицы пустовали. То же самое можно наблюдать и по маршрутам. Бледность представителей литовской армии и отсутствие гражданских властей нам нужно, конечно, расценивать политически»[423]. В течение 15–17 ноября большая часть советских войск была выведена из Вильно в места постоянной дислокации. В Литве разместились 16-й ОСК в составе 46-й отдельной роты связи, 19-го корпусного зенитного артдивизиона, 5-й стрелковой дивизии, 2-й легкой танковой бригады, 641-го автотранспортного батальона и 10-й отдельный истребительный авиаполк. В этих войсках на 25 ноября насчитывалось 17 355 человек, 855 пулеметов, 190 орудия и миномета, 310 танков, 38 бронемашин, 1 390 автомашин и 63 самолета[424]. 12 декабря в беседе с министром иностранных дел Литвы советский полпред поднял вопрос о том, что по соглашению от 28 октября оставшиеся в Вильно советские части должны до 15 декабря быть выведены в Гайжунай, но строительство бараков там не завершено и выводить войска некуда. Поэтому советская сторона просила разрешить временно разместить эти части в Укмерге. Однако 13 декабря литовская сторона согласилась перенести срок вывода советских частей из Вильно с 15 декабря 1939 г. на 15 мая 1940 г.[425].

Создание советских военных баз в Прибалтике потребовало от командования вооруженных сил уточнения командных структур на театре военных действий. Согласно изданному 17 ноября Военным советом КБФ приказу № 1930-35 все надводные, подводные и военно-воздушные силы, а также части береговой обороны флота, находившиеся в базах Таллин, Палдиски и Лиепая, были в оперативном отношении подчинены назначенному заместителем командующего КБФ капитану 1-го ранга В.А. Алафузову, штаб которого разместился в Таллине. Правда, 31 января 1940 г. нарком ВМФ издал приказ № 0025 о создании Балтийской и Либавской военно-морских баз, а 4 февраля – приказ № 0026, упразднивший должность заместителя командующего КБФ[426]. 27 ноября 1939 г. нарком обороны издал приказ № 0187, согласно которому общее руководство всеми войсками Красной армии в Прибалтике было возложено на его заместителя командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова[427].

Наряду с размещением на базах в Прибалтике сухопутных войск Красной армии и Военно-морского флота советское командование готовилось к переброске туда довольно внушительной группировки Военно-воздушных сил. Так, 4 октября начальник Управления ВВС РККА командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов, член Военного совета ВВС дивизионный комиссар Ф.А. Агальцов и начальник штаба ВВС комдив Ф.К. Арженухин направили начальнику Генштаба доклад № 325713/сс, в котором изложили «соображения о дислокации частей Военных Воздушных Сил РККА на территории Эстонии, Латвии и Литвы:

По Эстонии – двух истребительных полков,

двух полков СБ,

По Латвии – двух истребительных полков,

двух полков СБ,

По Литве – трех истребительных полков,

одного полка СБ.

Всего намечено передислоцировать семь истребительных полков и пять полков СБ.

Для обслуживания каждый авиаполк будет иметь одну авиабазу.

Кроме того, намечено перебросить:

– Четыре аэродромно-инженерных батальона по одному в Эстонию и Латвию и два в Литву,

– Три Управления авиационных районов,

– Три гарнизонных узла связи,

– Три железнодорожных кислородных станции,

– Две автоавиамастерских.

Для руководства полками перебрасывается три Управления Авиационных бригад – по одному в Эстонию, Латвию и Литву.

Эти мероприятия не требуют увеличения штатной численности ВВС»[428]. К документу прилагался перечень частей, предназначенных для переброски в Прибалтику (см. таблицу 9).

Таблица 9. План дислокации ВВС Красной армии в Прибалтике[429]

Правда, ход и результаты переговоров советских военных комиссий в Эстонии, Латвии и Литве, а также проработка этого вопроса с командующими ВВС ЛВО и Белорусского фронта привели к сокращению запланированной авиационной группировки. Так, из состава авиации ЛВО в «особую командировку» в Прибалтику намечалось выделить управление 55-й авиабригады, 44-й, 35-й скоростные бомбардировочные, 25-й и 38-й истребительные авиаполки, а из состава ВВС Белорусского фронта – управление 18-й авиабригады, 39-й, 31-й скоростные бомбардировочные, 15-й, 21-й и 10-й истребительные авиаполки. Таким образом, к концу октября 1939 г. намечалось развернуть в прибалтийских базах уже не 12, а 9 авиаполков[430]. Однако в действительности даже к середине ноября 1939 г. там только в Литве был дислоцирован 10-й истребительный авиаполк, прибывший в Вильно 20 октября[431].

В Эстонии и Латвии следовало предварительно подготовить аэродромы для размещения авиации. Одновременно с вводом в Эстонию наземных войск группа специалистов ВВС ЛВО 16–30 октября обследовала 33 участка на предмет их пригодности для строительства аэродромов. Поездки проводились совместно с представителями военного министерства Эстонии, которые зачастую предлагали совершенно непригодные для строительства места. Поэтому командованию Авиабригадного района пришлось самостоятельно изучать местность по карте, а затем вместе с представителями эстонского военного министерства выезжать на место. С выбором участков под аэродромы следовало уложиться до 1 ноября, так как к этому времени прибывал аэродромно-инженерный батальон, и можно было использовать стоявшую еще осеннюю погоду. В результате было выбрано 8 участков, на которых можно было уже осенью 1939 г. соорудить аэродромы 1-й очереди, и 5 участков для строительства аэродромов в 1940 г. Однако переданные в Военное министерство Эстонии заявки советских войск рассматривались эстонскими властями довольно медленно. Лишь через 8 дней командованию советского корпуса было сообщено об отводе 2 участков. Задержка с отводом участков привела к тому, что командующий 65-го ОСК комдив А.А. Тюрин и представители советских ВВС 31 октября посетили в Таллине генерал-майора А. Траксмаа, который пообещал, что к 2 ноября решение по этому вопросу будет принято. 1 ноября эстонская сторона сообщила об отводе участков в районе Лаокюля, Клоога, Куусику, Кехтна, Унгру, Синалепа, а участок около Курессааре передавался временно до момента точного размещения военно-морских баз на острове Сааремаа. В начале ноября 1939 г. все эти участки были переданы советской стороне.

Тем временем к 31 октября в Эстонию прибыли управление 55-й скоростной бомбардировочной авиабригады, 25-я, 35-я, 38-я и 44-я авиабазы, а также передовые наземные команды 35-го, 44-го скоростных бомбардировочных, 25-го и 38-го истребительных авиаполков (1 962 человека, 1 254 винтовки, 38 пулеметов, 283 автомашины и 52 трактора). Наряду с медленным отводом земельных участков сооружение аэродромов задерживала нехватка строительных материалов, горючего и то, что прибывший 2-й отдельный инженерно-аэродромный батальон вместо положенных по штату 662 человек насчитывал всего 167 военнослужащих и не был полностью укомплектован необходимой техникой. Поэтому к начавшемуся 6–7 ноября строительству пришлось привлекать военнослужащих частей 65-го ОСК и прибывших авиабаз. 38-я авиабаза приступила к сооружению аэродрома Клоога (10 км западнее Кейлы), но начавшиеся с 15 декабря сильные морозы заставили сосредоточить все силы на строительстве одной взлетно-посадочной полосы длинной в 850 м и шириной в 150 м. Одновременно 44-я авиабаза начала сооружение аэродрома Синалепа (14 км южнее Хаапсалу), где к 17 декабря была построена взлетно-посадочная полоса длинной в 850 м и шириной в 300 м. 35-я авиабаза к 15 декабря построила аэродромное поле в Куусику (8 км юго-западнее Раплы) общей площадью 84 га, а 25-я авиабаза к 29 декабря завершила строительство взлетно-посадочной полосы на аэродроме Курессааре (500 м южнее Курессааре на острове Сааремаа). Таким образом, во второй половине декабря 1939 г. советские ВВС получили возможность перебазироваться на территорию Эстонии[432].

Тем временем начавшаяся 30 ноября 1939 г. советско-финляндская война вопреки первоначальным планам Красной армии все более явно становилась затяжной. Это потребовало ускорить размещение советских ВВС в Эстонии, откуда они могли действовать по тыловым районам и портам противника. Однако разработанный командованием ВВС Красной армии план размещения частей был нарушен следующими событиями. В 3.42 15 декабря заместитель наркома ВМФ флагман флота 2-го ранга И.С. Исаков и командующий КБФ флагман флота 2-го ранга В.Ф. Трибуц направили в Ставку Главкома и наркому ВМФ шифротелеграмму № 3858:

«Перед бомбардировочной авиацией КБФ поставлены задачи[: ] уничтожение морских баз, морских аэродромов, борьба на коммуникациях с разрушением портов.

Самолетов СБ на сегодня [в] составе КБФ 40. Шесть перебазируется в Палдиски.

Сравнительно лучшие летные условия и наличие аэродромов КБФ позволяет сейчас разместить большое количество самолетов СБ. Считал бы необходимым подчинить оперативным перебазированием на аэродром КБФ полк СБ за счет фронта или другого округа». На документе имеется резолюция наркома обороны К.Е. Ворошилова: «Сообщить, что туда направляется 1 п[олк] СБ и 3 эскадр[ильи] истреб[ителей]»[433].

Вероятно, этот вопрос был поднят в ходе очередного обсуждения советским военно-политическим руководством ситуации на фронте в Финляндии, проходившего с 21.00 до 21.40 15 декабря в кабинете И.В. Сталина с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) председателя СНК СССР В.М. Молотова и наркома обороны маршала К.Е. Ворошилова, а так же начальника Генштаба командарма 1-го ранга Б.М. Шапошникова, его заместителя командарма 2-го ранга И.В. Смородинова, наркома Военно-Морского флота флагмана флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецова, члена Военного совета ВВС РККА дивизионного комиссара Ф.А. Агальцова, начальника Главного управления авиационного снабжения РККА комдива П.А. Алексеева и начальника штаба ВВС РККА комдива Ф.К. Арженухина[434]. В результате обсуждения этой проблемы в 21.30 15 декабря нарком обороны, член ГВС Сталин и начальник Генштаба подписали директиву № 0473, оправленную в 22.46 начальнику Главного управления ВВС РККА, командующим 7-й армии и КБФ, а также наркому ВМФ:

«1. Немедленно перебросить на аэродромы [в] районе Гапсаль [Хаапсалу] 35-й полк СБ и один полк истребителей И-153.

2. Первым эшелоном 16-го декабря [19]39 года перебросить по 2 эскадрильи истребителей и СБ.

3. Немедленно забронир[овать] необходимое для полетов горючее.

4. Оба полка свести в бригаду и назначить командиром бригады майора тов. Кравченко, который должен подчиняться непосредственно начальнику ВВС РККА.

5. Немедленно приступить и в кратчайший срок оборудовать посадочные площадки для истребителей и СБ на острове Даго [Хийумаа].

6. Даются указания командиру 65[-го] с[трелкового] к[орпу]са дать рабочую силу для устройства полевых аэродромов на остр[ове] Даго.

7. Исполнение донести»[435].

Скорее всего, именно И.В. Сталин предложил назначить командиром советской авиабригады в Эстонии дважды Героя Советского Союза Г.П. Кравченко, который был представлен ему в 19.35–20.35 14 сентября 1939 г.[436]. Правда, никто из присутствовавших в сталинском кабинете военных не вспомнил, что приказом наркома обороны № 04782 от 29 ноября 1939 г. «за особые заслуги в деле укрепления оборонной мощи Советского Союза» Кравченко было присвоено воинское звание «полковник»[437]. В этот момент полковник Кравченко с группой Героев Советского Союза находился в частях ВВС ЛВО, где выполнял функции советника при командире 59-й истребительной авиабригады[438]. Кроме того, в 22.10 15 декабря начальник Генштаба РККА направил командиру 65-го ОСК директиву № 0475: «Народный Комиссар приказал – немедленно выделить красноармейцев для сооружения оперативных аэродромов на острове Даго по заявке нач[альника] ВВС РККА»[439].

Как бы то ни было, 16 декабря нарком обороны издал приказ № 0228 «О сформировании Особой авиационной бригады», согласно которому следовало:

«1. Для выполнения специального задания сформировать Особую авиационную бригаду в составе 35[-го] бомбардировочного полка (Сиверская) и 38[-го] истребительного полка (Пушкин), подчинив ее непосредственно начальнику Военных Воздушных Сил Красной Армии.

2. Для руководства боевыми действиями частей Особой Авиационной бригады назначаю:

Командиром бригады – Героя Советского Союза полковника Кравченко Г.П.

Комиссаром бригады – полкового комиссара Богатырева Ф.И.

Начальником штаба бригады – майора Рассказова А.Я.

Командиром 35 сбп – майора Сухоребрикова Г.А.

Комиссаром 35 сбп – батальонного комиссара Керенышева И.А.

Начальником штаба 35 сбп – майора Богатырева И.А.

Командиром 38 иап – майора Леденева Т.В.

Комиссаром 38 иап – старшего политрука Федорова Н.К.

Начальником штаба 38 иап – майора Соколовского А.Л.

3. На формирование Управления Особой Авиационной бригады обратить Управление 71[-й] авиационной бригады в полном составе.

35 сбп и 38 иап выделить со своими Управлениями полков»[440].

Получив вышеприведенные распоряжения, командующий ВВС ЛВО комкор Е.С. Птухин в тот же день издал соответствующий приказ № 016/оп для полковника Г.П. Кравченко:

«1. Директивой Наркома от 15.12.39 г. за № 0473 Вы назначены командиром смешанной авиабригады, отправляемой в Эстонию.

2. Состав бригады – 35 сбп, штаб 71 сбб, 38 ип в составе 4 эскадрилий И-153 и штаба полка.

3. Переброску бригады в Эстонию произвести в течение 16 и 17 декабря.

Первый эшелон – две эскадрильи СБ и две эскадрильи И-153 перебросить лётом 16.12 при наличии погоды на аэродром Синалепа (в Эстонии).

4. Бригада с переходом в Эстонию будет подчиняться непосредственно Начальнику ВВС Красной Армии, задачи бригады будут даны шифром в Ваш адрес через шифрорган штаба ЛВО.

5. Для устройства аэродромов на острове Даго [Хийумаа] все аэродромно-строительные роты, находящиеся на материке Эстонии, перебрасываются на остров Даго. Распоряжение об этом дано в Ха[а]псалу начальнику авиарайона полковому комиссару Гуркину.

6. О Вашем убытии в Эстонию донесите [в] Москву Начальнику ВВС Красной Армии»[441].

В 00.10 17 декабря начальник штаба ВВС ЛВО комбриг А.А. Новиков направил командиру 71-й авиабригады телеграмму № 276, которой предлагал сообщить «для сведения перелетающей группы», что «самолетам на случай вынужденной посадки можно сесть на аэродромах Куусико (ю[го-]з[ападнее] Рапла), Курессааре (ост[ров] Эзель [Сааремаа])»[442]. В 6.20 того же дня начальник Главного управления ВВС Красной армии комкор Я.В. Смушкевич направил командиру Особой авиабригады шифротелеграмму № 8ш/10, которой поставил следующую задачу:

«Боевые действия Особой бригады начать с момента сосредоточения первых самолетов на аэродроме Синалепа.

Район боевых действий: Ловиса, Лахти, Тампере, Пори.

Боевые действия организовать последовательными бомбардировочными налетами групп 3–6 самолетов, имея задачей:

1. Не допустить жел[езно]дорожного движения от линии Гельсинки, Тампере на восток, для чего:

а) разрушить жел[езно]дорожные узлы Рихимяки, Тампере и

б) прекратить жел[езно]дорожное движение на участке Рихимяки, Тампере, действуя по станциям.

2. Разрушить желдорузел Хаапамяки и последующими налетами поддерживать разрушения. Действия по узлу Хаапамяки производить с высот не ниже 4000 метров.

3. Нарушить нормальную работу портов: Гельсинки, Ганге, Турку (Або), Раума, Пори во взаимодействии с нашей морской авиацией.

4. Уничтожить радиостанцию в Лахти с одновременным ударом по аэродрому Лахти.

5. Бомбардировать штаб Главного Командования Финской Армии в Нурмиярви.

По всем целям за исключением Хаапамяки действовать согласно указаний Народного Комиссара с высот не ниже 2000 метров.

При вылетах на боевые задачи и возвращении на свой аэродром избегать полетов над сухопутной территорией Эстонии. Таллин является запретной зоной.

Иметь тесное взаимодействие по времени и целям с командованием авиации КБФ на территории Эстонии.

Сводки о боевых действиях и решение на следующий день доносить мне ежедневно к 22.00»[443]. Направив соответствующую шифровку полковнику Г.П. Кравченко, командующий ВВС ЛВО добавил еще один пункт: «По прибытии в Эстонию свяжитесь в Палдиску с командующим ВВС КБФ в Эстонии товарищем Петрухиным и согласуйте на месте вопросы взаимодействия»[444].

В 16.32 17 декабря начальник штаба ВВС ЛВО комбриг А.А. Новиков направил командирам 38-го истребительного авиаполка и 71-й авиабригады телеграмму № 283: «Сообщаю маршруты полетов частям, убывающим в специальную командировку по приказу № 016 от 16.12.39.

Первый – Кингисепп, юж[ный] берег Финского залива, ст. Разик, Нисси, Синалепа.

Второй – Оз. Самро, сев[ерный] берег Чудского озера, Кейно, Райля, Синалепа.

Третий – Псков, Бригиты, Райля, Синалепа.

(Синалепа на карте нет, смотри южнее Гапсаль [Хаапсалу] 15 км).

Над городами Эстонии (Таллин, Траксма и т. д.) не ходить.

Доведите немедленно до сведения всех экипажей, убывающих в спецкомандировку»[445]. В 18.45 того же дня начальник штаба ВВС Красной армии направил начальнику штаба ВВС ЛВО шифротелеграмму № Аэро/5, в которой указал, что оба авиаполка Особой авиабригады должны дислоцироваться на аэродроме Синалепа[446].

Тем временем в 2.35 17 декабря штаб 71-й авиабригады и наземный персонал авиаполков по железной дороге был отправлен со станции Сиверская в Эстонию[447]. Управление 71-й авиабригады прибыло в Хаапсалу в 23 часа 18 декабря. В тот же день полковник Г.П. Кравченко издал приказ № 01 по Особой авиабригаде:

«Сего числа я и военный комиссар в составе Штаба 71 ЛБАБ прибыли на территорию Эстонии и вступили в командование бригадой.

Впредь бригаду именовать – «Особая авиационная бригада».

Командование и штаб 55 ЛББ полагать находящимися в СССР.

Из оставшегося личного состава 55 ЛББ зачислить в списки авиабригады на штатные должности следующий комначсостав:

1. Капитана т. Липилина – начальником транспортно-десантной службы авиабригады.

2. Старшего лейтенанта Брюханского – начальником химслужбы авиабригады.

3. Техника-интенданта 1 ранга Степанова И.А. – начальником строевого отдела бригады.

4. Начальника тыла капитана тов. Сазонова Н.И. считать прикомандированным к авиабригаде по той же должности.

5. 16 человек авиамотористов 44 СБП откомандировать в распоряжение 35 СБП.

Остальной состав 55 ЛББ и передовую команду 44 СБП откомандировать по месту дислокации своих частей»[448]. 18 декабря в Эстонию на аэродром Синалепа перебазировались 35 самолетов 35-го скоростного бомбардировочного авиаполка. 19–20 декабря на аэродромы Синалепа и Клоога в Эстонии перелетели 32 самолета 38-го истребительного авиаполка, а 19 декабря в Хаапсалу прибыл наземный эшелон полка. 21 декабря полки Особой авиабригады в составе 68 самолетов начали вылеты на боевые задания[449].

Одновременно командование ВМФ решило усилить состав базировавшейся в районе Палдиски и Кихельконны 10-й смешанной авиабригады ВВС КБФ под командованием комбрига Н.Т. Петрухина. 14–16 декабря в состав авиабригады прибыло 9 истребителей из состава 12-й отдельной истребительной эскадрильи. 16 декабря нарком ВМФ своей директивой приказал командующему КБФ немедленно перебросить на сухопутный аэродром в Палдиски 18 бомбардировщиков СБ и 15 истребителей (9 И-15 и 6 И-153), а сам аэродром приготовить к «дальнейшему срочному расширению». Уже 18–19 декабря в состав 10-й авиабригады прибыло 17 бомбардировщиков и 6 истребителей, а к 22 декабря в ней насчитывалось 76 самолетов. В дальнейшем командование ВВС КБФ продолжало пополнять эту авиабригаду самолетами, которые с 19 декабря начали вылеты на боевые задания против Финляндии. Взаимодействие 10-й авиабригады ВВС КБФ и Особой авиабригады ВВС Красной армии основывалось на взаимном информировании «для согласования действий по времени и месту выполнения»[450]. Все вышесказанное опровергает распространенное в эстонской литературе мнение о том, что советские военные базы в Эстонии с первых дней советско-финляндской войны использовались для авиационных ударов по городам Финляндии[451].

Тем временем командование Красной армии постаралось ускорить сооружение аэродромов на острове Хийумаа. В 2.40 17 декабря начальник штаба ВВС РККА комдив Ф.К. Арженухин направил командиру 65-го ОСК шифротелеграмму № Аэро/3: «[По] приказанию Наркома на острове Даго [Хийумаа] должны быть подготовлены два аэродрома в кратчайший срок. К строительству приказано приступить немедленно.

Район строительства Кертель (Кердла) – Пихла – Мецаперед.

Аэродромно-инженерный батальон, находящийся [в] Эстонии, перебрасывается туда для производства работ.

Согласно распоряжения Начгенштаба от 15.12 за № 0475 прошу выделить на усиление батальона красноармейцев стрелковых частей по заявке командира аэродромно-строительного батальона.

Для помощи в руководстве строительством аэродромов в Эстонию выезжает комиссар Аэродромного Управления ГУВВС т. Андриенко»[452]. В 19.30 того же дня комдив Ф.К. Арженухин направил командиру 65-го ОСК шифротелеграмму № Аэро/04, в которой требовал ускорить переброску на остров Хийумаа аэродромно-инженерного батальона и выделить в помощь ему красноармейцев[453]. В 19.10 18 декабря начальнику штаба ВВС ЛВО была направлена шифротелеграмма № Аэро/6, требовавшая ускорить сооружение аэродромов на острове Хийумаа[454].

28 декабря для строительства аэродрома Валли на остров Хийумаа на пароходе «Луга» было переброшено 105 человек и 7 автомашин из состава саперного батальона. 30 декабря этот отряд начал вручную сооружение взлетно-посадочной полосы. 3 января 1940 г. нарком ВМФ приказал Военному совету КБФ поручить капитану 1-го ранга В.А. Алафузову договориться с полковником Г.П. Кравченко о плане перевозок людей и грузов на остров Хийумаа[455]. Однако сложная ледовая обстановка задержала второй рейс «Луги» до 11 января 1940 г., когда на остров было отправлено еще 104 человека, 36 автомашин, 2 трактора, 1 каток и 1 грейдер. Кроме того, для строительства был выделен саперный батальон 16-й стрелковой дивизии. В этих условиях строительство аэродрома Валли затянулось до 23 февраля[456].

Тем временем в 2 часа 22 декабря 1939 г. начальник Главного управления ВВС направил командиру Особой авиабригады шифротелеграмму № нш/6, в которой указал, что бригада должна дислоцироваться на аэродроме Синалепа, а после сооружения аэродромов на острове Хийумаа оба ее авиаполка следовало перебросить туда. От полковника Г.П. Кравченко также требовалось организовать тесное взаимодействие с морской авиацией[457]. В тот же день начальник штаба КБФ капитан 1-го ранга Ю.А. Пантелеев утвердил «Распределение целей для боевых действий ВВС», согласно которому целями для 10-й смешанной авиабригады стали транспорты в море и в базах, броненосцы береговой обороны, порты Ханко, Турку, Усикаупунки, Кристинанкаупунки, Каскинен, Пори, Васа. Тогда как авиабригада полковника Г.П. Кравченко должна была действовать по железнодорожным узлам Хельсинки, Сейняйоки, Перяля, Карис, Ханко – Таммисари (мост), Конемяки и аэродромы Сало, Турку, Раумо, Нюстадт, Мариенхамн, Пумала, Сантахамина[458]. 22 декабря самолеты Особой авиабригады при возвращении с боевого задания попали над Финским заливом в снегопад с градом и нарушили запретную зону над Таллином[459]. В 13.39 23 декабря командующий КБФ флагман флота 2-го ранга В.Ф. Трибуц и начальник политуправления флота бригадный комиссар П.И. Бельский направили Главкому и наркому ВМФ шифротелеграмму № 4227:

«22.12 с/г самолеты авиабригады тов. Кравченко без предупреждения летали над Таллинским рейдом.

[Своим] вмешательством Зам[еститель] Командующего КБФ предупредил открытие огня эстонцами.

Прошу Ваших указаний Кравченко соблюдать коридоры во избежание катастрофы». На документе имеется резолюция маршала К.Е. Ворошилова от 23 декабря: «Т. Шапошникову Б.М. Почему же т. Кравченко не предупрежден, а моряки не поставлены в известность о поручениях т. Кравченко, ведь они же друг друга перестреляют, не говоря уже об эстонцах и неприятностях диппорядка. Составьте приказание и дайте мне на подпись»[460].

23 декабря заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД майор госбезопасности Н.А. Осетров направил начальнику Главного управления ВВС Красной армии спецсообщение № 4/71602/сс: «Самолеты авиабригады, которой командует дважды Герой Советского Союза полковник Кравченко, систематически нарушают правила полета через установленные коридоры. Тов. Кравченко не ставит в известность соседнюю авиачасть и корабли группы Алафузова о готовящихся полетах. Это может привести к столкновению самолетов и обстрелу зенитными батареями»[461]. В 21.55 того же дня начальник штаба ВВС Красной армии направил командиру Особой авиабригады шифротелеграмму № 8ш/15, еще раз указав на необходимость связаться с представителем морского командования в Эстонии, а в 23.00 комдив Ф.К. Арженухин направил полковнику Г.П. Кравченко шифротелеграмму № нш/7, в которой требовал сосредоточить все самолеты на аэродроме Синалепа и без разрешения Москвы запретил менять дислокацию авиаполков[462].

В 15.10 24 декабря начальник Генерального штаба РККА подписал телеграмму № 8ш/17 командиру Особой авиабригады полковнику Г.П. Кравченко: «Вашими самолетами СБ неоднократно нарушались правила полетов над территорией Эстонии.

Получено донесение, что ваши самолеты летали над Таллин[ом], который является запретной зоной.

Народный Комиссар приказал: следует избегать полетов над сухопутной территорией Эстонии. Несмотря на это Вы без разрешения перебазировали на аэродром Куусику (у Раппель) почти всю бригаду.

Немедленно сосредоточьте все ваши самолеты на одном аэродроме Синалепа (Хаапсалу). Все вылеты на боевые задания и возвращение на свой аэродром производить главным образом только со стороны моря. В Таллин не залетать.

Нарком приказал указать, что Вы обязаны держать непрерывную и тесную связь с зам[естителем] ком[андующего] Балтфлота т. Алафузовым в Таллине и с командиром морской авиабригады в Палдиски. Ставить их каждый раз заблаговременно в известность о всех своих полетах с указанием маршрута и времени полетов.

Об исполнении донесите»[463].

В 5.30 27 декабря полковник Г.П. Кравченко направил И.В. Сталину, маршалу К.Е. Ворошилову и командарму 1-го ранга Б.М. Шапошникову шифротелеграмму № 132, в которой просил срочно выслать дополнительно теплое белье для летного состава. Докладывая о готовности сосредоточить все самолеты на аэродроме Синалепа, командир Особой авиабригады указывал, что в этом случае негде будет размещать летный состав, а аэродром будет забит самолетами, что при угрозе внезапного налета противника нежелательно. Поэтому 2 эскадрильи находятся на аэродроме Куусику. Кроме того, Кравченко просил выделить 3 тыс. эстонских крон на текущие нужды бригады[464]. Тем не менее, в 1.15 29 декабря начальник Генштаба РККА направил командиру 65-го ОСК и полковнику Кравченко директиву № 0770: «Предлагаю имеющимися в Вашем распоряжении зенитными средствами прикрыть аэродром Синалепа, занятый самолетами бригады Кравченко»[465]. Правда, 4 января 1940 г. заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР майор госбезопасности Н.А. Осетров доложил командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову, что сосредоточение всей авиации на аэродроме Синалепа «создаст угрозу в случае налета авиации противника»[466]. Соответственно, больше этот вопрос Москвой не поднимался.

Тем временем 27 декабря 1939 г. нарком обороны направил в СНК СССР докладную записку № 3544сс: «Для Особой авиационной бригады под командой Героя Светского Союза полковника т. Кравченко, выполняющей боевые задания с аэродромов, находящихся в Эстонии, необходимы валютные средства на расходы, связанные с боевой работой (аэродромное строительство, хозобслуживание, усиление питания раненых и больных летчиков, оплата услуг при вынужденных посадках и т. д.). Прошу об ассигновании в распоряжение тов. Кравченко аванса – под отчет в размере 10 000 эстонских крон»[467]. 28 декабря Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение, оформленное в тот же день распоряжением СНК СССР № Со-11350, об ассигновании просимых средств[468]. Еще в 22.05 27 декабря начальник штаба ВВС РККА своей шифротелеграммой № нш/9 сообщил полковнику Г.П. Кравченко о том, что нарком обороны решил срочно перебросить в бригаду 1 дальнебомбардировочный авиаполк и запросил, куда и когда его можно перебазировать и что необходимо для снабжения[469].

В 4.30 29 декабря комдив Ф.К. Арженухин направил полковнику Г.П. Кравченко шифротелеграмму № нш/10, в которой сообщал об отправке Особой авиабригаде меховых вещей, о приказе заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова командиру 65-го ОСК выдать на нужды бригады 3 тыс. крон из выделенного правительством аванса в 10 тыс. крон, а также о данном КБФ указании «обеспечить переброску Ваших людей и грузов на Даго [Хийумаа]». Начальник штаба ВВС Красной армии напоминал командиру бригады, что «есть приказ срочно перебросить Вам один полк ДБ-3. Вторично предлагаю немедленно донести – где его думаете базировать»[470]. Получив соответствующие сведения, начальник штаба ВВС в 3.10 31 декабря направил командующему 7-й армии и Военному совету 1-й АОН шифротелеграмму № нш/14: «Дайте предварительные указания о подготовке 53[-го] полка ДБ-3 к переброске в Эстонию на аэродром Куусику (около Раппель) в распоряжение командира Особой авиабригады Кравченко. По донесению последнего аэродром готов к приему. Высылка передовой команды не нужна, потому что там расположена авиабаза для полка СБ. Экипажам захватить для себя в самолетах постельные принадлежности». Далее в телеграмме давались указания о снабжении полка, и подчеркивалось, что «приказ о переброске будет дан дополнительно начальником Генерального Штаба»[471].

Согласно приказу командира 1-й АОН № 160/сс от 31 декабря 53-й дальнебомбардировочный авиаполк в течение 6, 7 и 9 января 1940 г. тремя группами самолетов перебазировался с аэродрома Кречевицы на аэродром Куусику в Эстонии. 6 января совершили перелет 17 самолетов. 7 января из 24 вылетевших самолетов 17 прибыли на Куусику, 4 вернулось, 1 совершил вынужденную посадку у Гдова, 1 самолет потерпел аварию северо-западнее Гдова и 1 самолет у озера Самро потерпел катастрофу, в результате чего погибло 5 членов экипажа. 9 и 12 января на Куусику прибыли 6 отставших самолетов, общее количество которых составило 40. Последние 3 самолета прибыли на аэродром Куусику 20 января[472]. Кроме того, в это же время пополнялся состав и остальных авиаполков Особой авиабригады. Так, еще 29 декабря 1939 г. в Синалепу прибыло 28 самолетов 35-го скоростного бомбардировочного авиаполка, основные силы которого дислоцировались на аэродроме Синалепа, а одна эскадрилья – на аэродроме Куусику. 4 января 1940 г. в состав 38-го истребительного авиаполка прибыли 15 самолетов И-153 4-й эскадрильи 2-го истребительного авиаполка из КОВО, 12 января – 17 самолетов И-153 4-й эскадрильи 43-го истребительного авиаполка из КОВО, а 20 февраля – 4-я эскадрилья 56-го истребительного авиаполка из МНР без материальной части. Летные части 38-го истребительного авиаполка дислоцировались рассредоточено: одна эскадрилья на аэродроме Куусику, две эскадрильи на аэродроме Клоога и одна эскадрилья на аэродроме Синалепа[473].

Схожим образом происходило размещение советских ВВС в Латвии. 5 ноября 1939 г. командир 2-го ОСК комкор В.И. Морозов телеграфировал из Латвии своему начальнику штаба, что «аэродром в Виндава [Вентспилс] готов к приему, остальные требуют работ. В Вайноде будет готов к 15.11.39, в Либаве [Лиепае] ориентировочно до 20.11.39. Добейтесь немедленной присылки 116[-й] Авиабазы и штаба 18[-й] Авиабригады в Вайноде»[474]. К 13 ноября к переброске в Латвию из состава войск БОВО были подготовлены управление 18-й авиабригады, 15-й истребительный и 39-й скоростной бомбардировочный авиаполки в составе 1 147 человек и 92 самолетов[475]. Однако прежде всего следовало подготовить аэродромы, чем и занимались отправленные в Латвию управление 18-й авиабригады, 116-я, 119-я и 208-я авиабазы. В конце концов, подготовка аэродромов завершилась, но к этому времени внимание советского военного командования было приковано к событиям в Финляндии. Соответственно, 21 декабря 39-й скоростной бомбардировочный авиаполк начал перелет из Великих Лук в Сольцы[476], а 29 декабря одна эскадрилья полка вылетела в состав ВВС Северного флота[477].

В 24.00 26 декабря начальник штаба КалВО комбриг В.Н. Гордов направил командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову шифротелеграмму № 6: «По донесению командира 2 ск докладываю: Аэродромы Виндава для 15 ип, Либава для 2-х эскадрилий 21 ип «Чаек», Вайноде для 2-х эскадрилий 39 сб готовы и могут авиацию принять в любое время. Полковник Федоров вторично облет[е]л и осмотрел аэродромы и по его докладу авиация может быть принята. Прошу дать распоряжение о перелете 15 ип к 1-му января [19]40 года, 2-х эскадрилий 21 ип к 5-му января [19]40 года. 2-х эскадрилий 39 сб полка в первую летную погоду». Однако в это время Москва была занята проблемой наращивания авиационной группировки на финском фронте, поэтому 28 декабря начальник Генштаба РККА наложил на этом документе резолюцию: «Подобрать новые части»[478].

В 5.30 29 декабря начальник Генштаба РККА направил Военному совету БОВО директиву № 0776 с требованием немедленно отправить пассажирским поездом управление 18-й авиабригады из Смоленска в распоряжение 7-й армии[479]. Однако в 14.00 29 декабря из Минска в адрес начальников Генштаба и штаба ВВС РККА была направлена шифротелеграмма № 2912 о том, что «управление 18[-й] а[виа]б[ригады] убыло в Латвию еще в ноябре месяце, о чем Вам было донесено, на территории СССР остались только командир и комиссар бригады»[480]. Тем не менее, Москва потребовала неукоснительного выполнения приказа. Соответственно, в 19.15 30 декабря из Минска начальникам Генштаба и штаба ВВС РККА была направлена шифротелеграмма № 3317: «Во исполнение шифрдирективы Генштаба № 0776 командир и комиссар 18 сбб убыли из Смоленска 31 декабря в распоряжение командующего 7[-й] армии [в] Сиверская. Помощник начштаба ВВС Красной Армии комбриг [В.Н.] Мальчиков меня известил, что управление 18[-й] а[виа]б[ригады] из Латвии распоряжением Заместителя наркома обороны тов. Локтионова направляется в распоряжение командующего ВВС 7[-й] армии»[481].

В 23.15 3 января 1940 г. командир 2-го ОСК комкор В.И. Морозов и бригадный комиссар М.П. Мареев доложили командарму 1-го ранга Б.М. Шапошникову: «Штаб 18[-й] аб отправлен 1 января. Технический состав 15[-го] истребительного полка и 39 сбп будет двумя эшелонами отправлен 5 января»[482]. Однако в 18.10 4 января начальник штаба КалВО комбриг В.Н. Гордов направил начальнику Генштаба шифротелеграмму № 4/19: «Большие снежные заносы не дают возможности перебросить из Вайноде в Либава технический состав и грузы 39 сбп для погрузки эшелонов. [В] связи с этим [по] донесению наштакора-2 отправка эшелонов с техническим составом 15[-го] истребительного полка и 39 сбп задерживается. При благоприятных условиях оба эти эшелона будут отправлены 5 января»[483]. 3 и 5 января эшелоны с управлением 18-й авиабригады прибыли на станцию Сиверская и 10 января оно было включено в состав ВВС Северо-Западного фронта, туда же к 17 января прибыли вышеупомянутые эшелоны с техническим составом авиаполков из Латвии[484]. 3 февраля 1940 г. 39-й скоростной бомбардировочный авиаполк прибыл в состав ВВС 8-й армии[485].

Тем временем в 20.30 29 декабря 1939 г. комдив Ф.К. Арженухин направил Военному совету КалВО шифротелеграмму № ш5/24: «Начальник Генштаба дал указания Военному Совету БОВО о переброске при первой летной погоде 21[-го] истрополк[а] в полном составе [на] аэродром Виндава. Что же касается 15[-го] истрополка и 39[-го] полка СБ, то отправка их временно задержана. Дозаправка 21[-го] истрополка Даугавпилс. Прошу сделать распоряжение о приеме полка для заправки»[486].

31 декабря временный начальник штаба ВВС КалВО капитан Гринштейн запросил по прямому проводу Оперативного дежурного Генштаба по ВВС капитана Анкудинова:

«Гринштейн: – Дело в следующем. Командующий войсками КВО получил такую телеграмму. Передаю текст. “На шифртелеграмму № 1796 сообщаю. Аэродром Виндава [к] приему самолетов готов. Аэродром дозарядки известен командиру бригады полковнику Федорову. Он лично облетывал их и находит в порядке. Целесообразный маршрут Орша, Голодаево, Иелгава, Виндава. Аэродром дозарядки Иелгава. [От] вашего решения зависит подготовка аэродрома дозарядки. Морозов. Мареев”. Вот все. Получив такую телеграмму, командующий просит сообщить ему, долетят ли самолеты до Иелгава и как они летят, на лыжах или на колесах. Это ему нужно для того, чтобы принять решение. Все.

Анкудинов: – С этим вопросом я незнаком. Постараюсь выяснить. По выяснении сообщу. Есть у Вас какие-нибудь еще вопросы?

Гринштейн: – Я попрошу по этим вопросам связаться с комбригом Беляковым и вызвать меня потом к проводу. Командующий ждет ответа. Все.

Анкудинов: – Хорошо».

Переговорив с заместителем начальника штаба ВВС Красной армии, Анкудинов в 17.45 вновь связался с Гринштейном и передал: «Тов. Гринштейн, я доложил Ваш вопрос комбригу [А.З.] Устинову. Он ответил, что сейчас этот вопрос находится в стадии разрешения. Занимается этим вопросом командарм Локтионов. Кроме того, добавил, что не исключена возможность отправки матчасти по железной дороге. У меня все»[487].

8 января 1940 г. началась отправка из Орши в Латвию железнодорожных эшелонов с подразделениями 21-го истребительного авиаполка. Однако в связи с тем, что за границу без соответствующего разрешения было отправлено несколько жен комначсостава, работавших в части, эшелоны 12 января были задержаны советскими пограничниками. В конце концов, эта проблема была урегулирована, женщин вернули обратно, и к 16 января 21-й истребительный авиаполк, имевший на вооружении 60 самолетов, полностью сосредоточился в пунктах новой дислокации в Лиепае и Вентспилсе[488].

Таким образом, к 20 января 1940 г. на территории Прибалтики дислоцировалось 5 авиаполков Красной армии (в Эстонии – 1 дальнебомбардировочный, 1 скоростной бомбардировочный и 1 истребительный; в Латвии – 1 истребительный; в Литве – 1 истребительный).

Советские базы в Прибалтике: хозяйственные проблемы

Создание советских военных баз в Прибалтике существенно изменило стратегическую ситуацию на северо-востоке Восточной Европы. Как верно отметил командующий КБФ флагман флота 2-го ранга В.Ф. Трибуц, «нетрудно понять, что с выходом Балтфлота в новые морские базы в соответствии с пактами о взаимопомощи с Эстонией и Латвией стратегическое положение нашей страны на Западе сильно изменилось в нашу пользу. Балтийский флот встал перед новыми колоссальными возможностями. Мы обязаны стать настоящими хозяевами Балтийского моря, накрепко оградить спокойное коммунистическое строительство в нашей стране и поэтому мы были обязаны ликвидировать белофинский плацдарм войны против нашей великой морской Советской державы»[489]. Новые возможности советского флота на море подкреплялись с воздуха развернутыми в Прибалтике ВВС. Однако до полноценной подготовки мест базирования было еще далеко. Небольшие вооруженные силы Эстонии, Латвии и Литвы не нуждались, да и не могли себе позволить иметь развитую военную инфраструктуру. Поэтому перед советским руководством встала масштабная задача организовать сооружение необходимых объектов для полноценного базирования частей Красной армии и флота. Это требовало разрешения целого ряда хозяйственно-правовых вопросов.

21 октября 1939 г. советский полпред в Эстонии сообщил о желании эстонской стороны «организовать смешанную комиссию на предмет разрешения могущих возникнуть инцидентов в связи с прибытием на эстонскую территорию советской Красной Армии и Флота. Они полагают сделать это, согласно эстонско-советскому пакту, на паритетных началах по четыре человека с каждой стороны». 22 октября Москва приняла это предложение, но высказалась за сокращение советского состава комиссии до 3 человек. 24 октября эстонская сторона согласилась с этим предложением[490]. 30 ноября смешанная советско-эстонская комиссия, в которую входило по 3 представителя с каждой стороны, начала свою работу в Таллине[491]. Тем временем 12 ноября были подписаны советско-латвийские соглашения о передвижениях советских войск и отдельных военнослужащих по территории Латвии и об использовании латвийского телеграфа, телефона и почты частями Красной армии[492]. 5 ноября Литва просила СССР урегулировать вопрос о порядке прохождения воинских эшелонов снабжения в Вильно[493]. 17 ноября советский полпред в Каунасе поставил перед НКИД СССР вопрос о необходимости «оформить различного рода соглашениями вопросы, вытекающие из пребывания наших войск в Литве»[494]. 21 ноября советская сторона предложила литовскому правительству назначить представителей для подготовки соглашений относительно пользования телефоном, телеграфом и организации регулярного движения почтовых вагонов по линии Минск – Вильно[495]. Соответствующее предложение было сделано и эстонской стороне[496]. Однако начавшиеся переговоры по этим вопросам продвигались довольно медленно[497].

26 ноября в результате прошедшего в Москве межведомственного совещания было решено на основании заявок НКО и НКВМФ подготовиться к началу переговоров с Эстонией, Латвией и Литвой по вопросам аренды средств телеграфно-телефонной связи и земельных участков, коммунального обслуживания советских гарнизонов, движения поездов по прибалтийским железным дорогам, а также развертывании там сети Военторга. Переговоры должны были вестись через советские торгпредства в этих странах[498]. Однако оказалось, что НКО и НКВМФ не торопились с предоставлением необходимых сведений об арендованных земельных участках и помещениях. Поэтому 8 декабря заместитель наркома иностранных дел потребовал от полпредов в Прибалтике ускорить выполнение этого задания[499]. В конце концов, выяснилось, что к 10 декабря советские гарнизоны в Прибалтике занимали земельные участки площадью в 4 555,07 га, помещения площадью в 246 131 кв. м и 7 домов, имеющих 65 комнат. На все эти участки и помещения были заключены арендные договора и продолжалась дальнейшая работа по подготовке подобных соглашений[500].

4 января 1940 г. было издано постановление СНК СССР № 22-8с «О заключении соглашений на аренду недвижимых имуществ в Эстонии, Латвии и Литве», согласно которому НКВТ был уполномочен на заключение соглашений с правительствами прибалтийских стран и внесение аванса за аренду земельных участков, жилых домов и хозяйственных построек. В Эстонии общая сумма годовой аренды оценивалась в 460 633 эстонских крон (562 тыс. руб.) и выделялся аванс в 248 тыс. руб. в кронах. По Латвии общая сумма составляла 2 млн латов (1 944 тыс. руб.) и выделялся аванс в 198 тыс. руб. в латах. В Литве общая сумма составляла 3 млн литов (2 607 тыс. руб.) и выделялся аванс в 159 тыс. руб. в литах[501].

Тем временем в конце 1939 г. Наркомат обороны разработал план войскового строительства в Прибалтике на 1940 г. Предполагалось, что там будет размещено 62 300 советских военнослужащих и 9 765 лошадей (см. таблицу 10). Общая оценка размеров необходимых капитальных вложений выражалась в сумме 222 129 тыс. руб. (из которых на 65-й ОСК приходилось 90 540 тыс.; на 2-й ОСК – 74 823 тыс. и на 16-й ОСК – 56 766 тыс.). В течение 1940 г. требовалось выделить 135 306 тыс. руб. (из них 65-му ОСК – 48 643 тыс.; 2-му ОСК – 48 112 тыс. и 16-му ОСК – 38 551 тыс.). Кроме того, для строительства 19 аэродромов (8 в Эстонии, 6 в Латвии и 5 в Литве) следовало выделить 10 107 тыс. руб. (из них 65-му ОСК – 3 090 тыс.; 2-му ОСК – 4 774 тыс. и 16-му ОСК – 2 243 тыс.)[502].

Таблица 10. Плановая численность советских войск в Прибалтике

После некоторого уточнения плана нарком обороны 7 января 1940 г. направил председателю СНК СССР докладную записку № 16032/сс о потребности финансирования строительства в Прибалтике. В ней отмечалось, что обеспеченность казармами и квартирами стрелковых корпусов в Прибалтике составляет 40–50 %, и, кроме того, они сильно рассредоточены. Имеющиеся аэродромы не удовлетворяют тактико-техническим требованиям авиации, поэтому нужно построить новые и расширить уже имеющиеся. В 1940 г. планировалось построить 54 казармы на 25 732 человека при двухъярусном размещении кроватей, 184 дома с 4 305 комнатами для комначсостава, 36 кухонь-столовых на 25 450 обедов, 34 конюшни на 4 692 станка, 8 ангаров для 362 самолетов, 19 оперативных аэродромов, 15 бань, 12 прачечных и 10 хлебопекарен. В случае выполнения этого строительства к осени 1940 г. комначсостав будет размещен в домах по 1 комнате на семью, все лошади будут находиться под крышей, а истребительная авиация в ангарах. Предполагалось все строительство провести подрядным способом, заключив соответствующие договоры с правительствами Эстонии, Латвии и Литвы. Нарком обороны считал необходимым выделение примерно 90 млн руб. в инвалюте. Эту сумму предлагалось компенсировать продажей прибалтийским странам вооружения, стройматериалов, механизмов, оборудования и транспорта для строек и других товаров из СССР. Общие затраты на капитальное строительство оценивались в 231 482 тыс. руб., из которых на 1940 г. следовало выделить 144 659 тыс. руб. (Эстония – 52 185 тыс. руб., Латвия – 52 047 тыс. руб., Литва – 40 427 тыс. руб.), из них на строительство оперативных аэродромов – 9 353 тыс. руб. (Эстония – 3 542 тыс. руб., Латвия – 3 935 тыс. руб., Литва – 1 876 тыс. руб.). Нарком обороны просил утвердить план войскового сверхлимитного строительства, отпустить НКО в инвалюте 90 млн руб. (Эстония – 36 млн, Латвия – 29 млн, Литва – 25 млн) и обязать НКВТ совместно с НКО заключить договоры с правительствами Эстонии, Латвии и Литвы на производство всех строительных работ подрядным способом[503].

Согласно принятому 14 января решению Политбюро ЦК ВКП(б), оформленному в тот же день постановлением Комитета обороны при СНК СССР № 29сс «О капитальном строительстве НКО в Эстонии, Латвии и Литве в 1940 году», были утверждены план и титульные списки на строительство сверх установленного лимита на сумму 144 659 тыс. рублей. Разрешалось через правительства этих стран привлекать для строительных работ местных подрядчиков, для чего НКО получал в 1 квартале 1940 г. аванс в сумме 5 млн эстонских крон, 5 млн латвийских латов и 4,5 млн литовских литов. НКО совместно с НКВТ следовало заключить до 1 марта 1940 г. договоры о строительстве с правительствами и об экспорте стройматериалов и оборудования, которых не было на прибалтийском рынке. До 1 апреля НКО и НКВТ следовало уточнить полную стоимость строительства в местной валюте, а к 1 июля 1940 г. обеспечить строительство всей технической документацией. План строительства был рассчитан на реализацию к концу 1941 г. и оценивался в 222 129 тыс. рублей (из них строительство для 2-го ОСК – 74 823 тыс. руб., 16-го ОСК – 56 766 тыс. руб., 65-го ОСК – 90 540 тыс. руб.). На 1940 г. выделялось 144 659 тыс. рублей (из них для 65-го ОСК 48 643 тыс. руб., 2-го ОСК 48 112 тыс. руб., 16-го ОСК 38 551 тыс. руб.). Кроме того, на строительство 8 оперативных аэродромов в Эстонии выделялось 3 542 тыс. руб., 6 аэродромов в Латвии 3 935 тыс. руб. и 5 аэродромов в Литве 1 876 тыс. руб.[504].

27 января заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил в Комитет обороны докладную записку № 606894/сс, в которой сообщал, что предварительные подсчеты стоимости строительства для 65-го ОСК составляют 27 477 тыс. крон, для 2-го ОСК – 30 308 тыс. латов и для 16-го ОСК – 28 400 тыс. литов. Кроме того, необходимо в советской валюте для проектирования и содержания контрольного аппарата 5 млн руб. (по Эстонии – 1,8 млн руб., по Латвии – 1,8 млн руб., по Литве – 1,4 млн руб.)[505].

В отличие от сухопутных войск у флота возникло больше проблем с размещением в новых местах базирования. Как мы видели, первоначально командование советского Военно-морского флота намеревалось разместить в новых прибалтийских базах большую часть КБФ. Однако выяснилось, что порты Эстонии и Латвии просто не могли вместить такого количества кораблей, поскольку в них отсутствовали оборудованные необходимыми техническими средствами места для стоянок кораблей, не хватало емкостей для хранения топлива и систем для его быстрой подачи на корабли с берега. Также флот не имел на берегу складов и кладовых для хранения предметов довольствия, не нужных ему при выходах в море. Зачастую не было электроэнергии, смазочного масла, котельной и питьевой воды и пара. Даже наиболее развитые порты Таллина и Лиепаи были не в полной мере обеспечены необходимыми техническими средствами. В остальных портах следовало содержать плавучие базы флота. Все это потребовало резко сократить планы базирования кораблей КБФ в Прибалтике.

28 декабря 1939 г. нарком Военно-морского флота (ВМФ) флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов направил председателю Комитета обороны докладную записку № 4465/сс, которой сообщал, что базирующиеся в Таллине и Лиепае корабли не обеспечены электроэнергией и пресной водой с берега. Докладывая о предпринятых мерах, нарком ВМФ сообщал о заключении в Таллине договора на частичное обеспечение кораблей электроэнергией и разработке плана подведения воды к причальной линии. В Лиепае заключен договор о производстве ремонта кораблей вне очереди и предоставлении КБФ сухого дока с 36 часовой готовностью, а также произведен осмотр законсервированной электростанции на территории военного городка, для введения в строй которой были необходимы материалы и электрооборудование. Для навигационного и мелкого аварийного ремонта следует перебросить в Лиепаю несамоходную плавучую мастерскую. Указывая, что порты Таллин и Лиепая в условиях зимы являются главными опорными пунктами КБФ, нарком просил срочно решить этот вопрос[506]. Соответственно уже 5 января 1940 г. было издано постановление Комитета обороны № 15сс «Об обеспечении электроэнергией и пресной водой кораблей Краснознаменного Балтийского Флота, базирующихся на порты Таллин и Либава [Лиепая]», которым НКВТ обязывался заказать монтаж и установку трансформаторов для электропитания кораблей в Лиепае и Таллине, заказать укладку водопровода к причальной линии КБФ в Таллине, а также приступить к переговорам по передаче НКВМФ электростанции и водокачки, расположенных на территории военного городка в Лиепае. Для проведения этих мер НКФ следовало выделить валютный контингент в 300 тыс. руб.[507]. 10 января это постановление было утверждено Политбюро ЦК ВКП(б)[508].

Еще одной проблемой КБФ стал вопрос о текущем ремонте базирующихся в Прибалтике кораблей. 18 ноября 1939 г. нарком ВМФ направил председателю Экономического совета при СНК СССР А.И. Микояну доклад № 3757/с, в котором указывал, что для обеспечения осенне-зимнего судоремонта в Лиепае учебного корабля «Ленинградсовет», 3 подводных лодок «П» и тральщиков «Буй» и «Патрон» необходимо 450 тыс. руб. Для ремонта в Таллине эсминцев «Карл Маркс», «Володарский», «Энгельс», 7 подводных лодок «Щ» (докование) и плавбазы «Полярная Звезда» требуется 1 600 тыс. руб. Для ремонта в Вентспилсе плавбазы «Смольный» и 3 подводных лодок «С» (докование) нужно 190 тыс. руб. Кроме того, необходимо выделить резерв в сумме 1 400 тыс. руб. Выявлена возможность и существует предварительная договоренность о проведении части ремонтных работ на заводах Эстонии и Латвии. Остальные корабли будут ремонтироваться плавучей мастерской «Серп и молот» на сумму 3 600 тыс. руб. Нарком просил выделить необходимые фонды и сообщал, что цены будут уточнены при заключении договоров[509]. Однако в ходе согласования этого предложения сначала был сокращен резерв до 1 млн руб., а затем 20 декабря НКВТ предложил сократить общие расходы по ремонту судов до 2 млн руб.[510]. В итоге, 30 декабря Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное 31 декабря постановление Комитета обороны № 460сс «О ремонте в 1940 году кораблей РКВМФ, базирующихся в портах Эстонии и Латвии», согласно которому на эти нужды выделялось 1 200 000 рублей в эстонских кронах и 800 000 рублей в латвийских латах. НКВТ и НКВМФ должны были обеспечить сдачу заказов[511].

В целом КБФ встретился с большими сложностями при проведении перебазирования в новые прибалтийские базы, находившиеся на территориях иностранных государств, которые взяли на себя определенные обязательства по их охране. Однако полностью доверять военному командованию этих стран тоже было нельзя. Поэтому все корабли и части флота были вынуждены постоянно находиться в состоянии повышенной боевой готовности, чтобы обезопасить себя на случай внезапного нападения с моря или воздуха. Подавляющее большинство необходимого для флота горючего, продовольствия и имущества приходилось либо иметь на кораблях, либо перевозить по морской коммуникации Кронштадт – Таллин – Лиепая. Исходя из этого, нарком Военно-морского флота еще 4 октября 1939 г. направил в ЦК ВКП(б) докладную записку № 3074/сс: «В связи с тем, что часть кораблей Краснознаменного Балтийского флота в ближайшие дни должна быть перебазирована на эстонские порты, необходимо установить систематические перевозки из Кронштадта в новые места стоянки и размещения частей и обратно для доставки личного состава, всех видов снабжения, строительных материалов и т. п. Все эти перевозки наиболее целесообразно проводить на специальных транспортах, с военной командой и под флагом вспомогательных судов Военно-Морского флота. Балтийский флот таких судов не имеет, поэтому необходима передача судов из Наркомморфлота. Предлагаемый способ сообщения является наиболее целесообразным и потому, что он не будет подлежать какому бы то ни было контролю и таможенным формальностям и транспорта смогут беспрепятственно проходить любыми фарватерами и в любые районы. Прошу распоряжения о передаче Наркомвоенморфлоту от Наркомморфлота СССР из числа пароходов, находящихся в Балтийском бассейне, пароходов «Луга» и “Балхаш”»[512].

17 октября Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «в целях полного обеспечения частей Краснознаменного Балтийского флота, находящихся в Эстонии, боеприпасами и материалами» передать из НКМФ в ведение НКВМФ пароходы «Луга» и «Балхаш»[513]. 4 декабря Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «разрешить Наркомвнешторгу СССР: 1. Приобрести в Латвии для Наркомвоенморфлота для обслуживания Либавского и Виндавского военных портов один буксир 160 л.с. стоимостью 37 000 латов. 2. Арендовать у эстонцев для обслуживания Военно-Морского Флота в Прибалтийских базах ледорезный пароход «Тасуйя» на срок с 1/XII-39 г. по 15/IV-40 г.»[514]. Бытовое обслуживание личного состава флота в самые первые месяцы после перебазирования также находилось в неблагоприятных условиях, так как военные и гражданские власти Эстонии и Латвии затягивали оформление арендных договоров на необходимые помещения. Тем не менее, уже к весне 1940 г. КБФ в достаточной степени освоился в новых местах базирования. Снабжение кораблей и частей, вначале поступавшее с перебоями стало более или менее удовлетворительным[515].

Таблица 11. Поставки топлива на базы КБФ в декабре 1939 – феврале 1940 г. (т)[516]

Другой серьезной проблемой советского военно-морского командования стало создание береговой обороны в Прибалтике. Созданная по приказу наркома ВМФ от 1 октября 1939 г. специальная комиссия под председательством флагмана флота 1-го ранга С.П. Ставицкого представила 19 октября доклад с предложениями об организации береговой обороны в Прибалтике. По мнению комиссии, следовало создать 3 укрепленных района – у входа в Финский залив, на Моонзундских островах и у входа в Рижский залив, а также укрепленные районы для обороны баз в Палдиски и Лиепае. Соответственно, предлагалось соорудить батареи, вооруженные 152 орудиями крупного и среднего калибров, а силы, необходимые для сухопутной обороны батарей, определялись в 7 батальонов, 5 рот и 4 взвода морской пехоты. 1 ноября нарком ВМФ издал приказ № 00162, которым назначил комиссию под председательством флагмана флота 2-го ранга И.И. Грена «для выбора мест строительства батарей на КБФ» и разработки планов сухопутной, противодесантной и противовоздушной обороны. Комиссии было поручено выбрать места для батарей с целью их установки в 1939 г. на временных основаниях: шести 130-мм трехорудийных батарей на острове Малый Рооге, в районе Люзерорт, на полуостровах Пакри, Симпернес, Кюбасар, в районе Лиепаи; двух 152-мм батарей на острове Большой Рооге и в районе Серош – Кертель; шести 45-мм батарей в районе Палдиски и на островах Большой и Малый Рооге; двух 180-мм железнодорожных батарей на полуострове Пакри и в районе Вентспилса. В 1940 г. следовало перевести с временных на постоянные бетонные основания пять 130-мм батарей, установить на временных основаниях три 130-мм трехорудийные батареи на полуостровах Дагерорт, Хундсорт и в районе Кихельконны и одну 100-мм трехорудийную батарею, построить на бетонных основаниях две 180-мм башенные батареи на полуостровах Сворбе и Симпернес, одну 180-мм открытую батарею в районе бухты Кейгуст, одну 130-мм трехорудийную батарею в порту Лиепаи, две 130-мм четырехорудийные батареи в районе Тоффри и Вентспилса, а также четыре железнодорожные позиции для 180–305-мм батарей на полуострове Пакри, в районе Вентспилса, маяков Люзерорт и Михайловский. Вся работа по выбору мест расположения батарей должна была быть завершена к 1 декабря 1939 г.[517]

19 ноября 1939 г. нарком ВМФ издал приказ № 0040/пр, которым определил состав и очередность строительства береговых батарей в Эстонии и Латвии. Было предусмотрено проведение следующих работ: 1) в течение 1939 г. построить на временных основаниях, с последующим переводом их в 1940 г. на бетон, шесть 130-мм батарей; 2) построить в течение 1939 г. две 152-мм и одну 130-мм батареи; 3) в течение 1939 г. установить шесть 45-мм батарей; 4) построить в течение 1939 г. временные позиции для 180-мм железнодорожных батарей; 5) построить и установить в течение 1940 г. три 180-мм башенные батареи; 6) установить в течение 1940 г. на временных основаниях, с последующей заменой в 1941–1942 гг. на 152-мм батареи на постоянных основаниях, три 130-мм батареи; 7) установить в течение 1940 г. на постоянных основаниях три 130-мм и одну 100-мм батареи; 8) установить в течение 1940 г. четырнадцать 76-мм зенитных батарей. Кроме того, начальнику Инженерного управления НКВМФ было поручено произвести до 1 мая 1940 г. изыскания и выбор места позиций для установки в 1941–1942 гг. одной 406-мм, трех 305-мм и трех 180-мм башенных батарей и трех 152-мм открытых батарей[518]. 23 ноября нарком ВМФ издал приказ № 0042/пр «О формировании частей КБФ в 1939–1940 гг.», которым определялись сроки и перечень формируемых береговых батарей[519].

2 января 1940 г. было издано постановление Комитета обороны при СНК СССР № 3сс «Об утверждении титульных списков строительства и плана проектно-изыскательских работ НКВМФ на 1940 год», которым, в частности, утверждалось выделение дополнительно 180 млн руб. для капитальных работ по береговым укреплениям баз КБФ, согласно постановлению Комитета обороны № 417сс от 15 ноября 1939 г. Речь шла о строительстве 40 береговых батарей на островах Большой и Малый Рооге, Оденсхольм, на полуостровах Симпернес, Дагерорт, Хундсорт, Сворбе, Кюбасар, в районах м. Пакри, д. Лоакюля, Палдиски, Рогекюль, Тоффри, Кейгуст, Кихельконны, Вентспилса, Михайловского, Лиепаи, (на это выделялось 140 708 тыс. руб.), гидроаэродромы в районе Кагул, Кихельконна, Лиепаи (на это выделялось 7 млн руб.) и прочее. Общие ассигнования на строительство в Эстонии составляли 141,25 млн руб., в Латвии – 38,75 млн руб.[520]. Для реализации этих планов в Эстонии был создан 1-й особый строительный отдел (начальник А.И. Евстигнеев, главный инженер А.Н. Кузьмин) в составе особых линейных строительств № 01 (Палдиски, начальник Н.Н. Загвоздкин), № 02 (Большой и Малый Рооге, начальник Н.И. Патрикеев), № 03 (Осмуссар, начальник П.И. Сошников), № 04 (Хийумаа, начальник Е.С. Соколов), № 05 (Сааремаа, начальник Ф.Н. Усков). В Латвии был создан 2-й особый строительный отдел (начальник А.Ф. Лобайдин, главный инженер Я.З. Кронрод) в составе особых линейных строительств № 011 (Вентспилс, начальник Н.В. Кваша) и № 012 (Лиепая, начальник Н.Н. Загвоздкин)[521].

Наряду с береговой обороной началась подготовка к строительству военно-морской базы в Палдиски. 14 ноября 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное 15 ноября постановление Комитета обороны № 417сс «О строительстве базы и береговой обороны на Балтийском море», которое предусматривало:

«а) Установить следующий порядок работ по проектированию и строительству базы в Палдиски:

1) Разрешить Наркомфину СССР производить в 1939 и 1940 гг. финансирование работ Наркомстроя по строительству базы Палдиски без утверждения проектов и смет, по единичным расценкам, составленным Наркомстроем и согласованным с НКВМФ’ом.

2) Выделить Наркомстрою в 1939 году из резервного фонда СНК СССР для производства подготовительных и проектно-изыскательских работ по строительству базы в Палдиски – 25 млн рублей, из них:

на оборотные средства – 20 млн рублей

на производство подготовительных работ – 5 млн рублей.

б) Предложить НКВТ закупить для НКВМФ’а на строительство береговой обороны два плавучих крана:

1) Один грузоподъемностью 350 тонн, со сроком поставки в 1-м квартале 1942 года и

2) Один грузоподъемностью 175 тонн, со сроком поставки в 1-м квартале 1941 года»[522]. Соответственно, 18 ноября нарком ВМФ издал приказ № 0039/пр, в котором был утвержден порядок проектирования и строительства военно-морской базы в Палдиски. Срок окончания ее сооружения был определен на конец 1942 г. Оперативно-тактическое задание на строительство базы следовало выдать НКСтрою к 15 декабря 1939 г.[523].

20 декабря 1939 г. нарком ВМФ направил председателю СНК СССР докладную записку № 4280/сс, в которой указал, что 15 декабря в соответствии с постановлением Комитета обороны № 417сс от 15 ноября было утверждено и выдано НКСтрою тактико-техническое задание на строительство военно-морской базы в Палдиски. Предполагалось, что полностью база будет готова к 1 января 1943 г., а ориентировочная стоимость ее сооружения оценивалась в 502 млн руб. Нарком просил выделить на 1940 г. кредиты НКСтрою в 120 млн руб. для подготовки фронта работ и проведения подготовительного строительства, чтобы к концу года можно было бы принять 13 тыс. рабочих и ИТР[524]. После ряда согласований[525] Политбюро ЦК ВКП(б) 25 февраля 1940 г. утвердило изданное в тот же день постановление Комитета обороны № 90сс «О строительстве военно-морской базы в Палдиски», согласно которому для этого из резервного фонда СНК СССР выделялось дополнительно 120 млн руб., НКВМФ следовало сформировать сверх штата и в период с 1 апреля по 1 июня 1940 г. передать НКСтрою 6 строительных батальонов по 1 200 человек каждый. НКСтрою разрешалось в месячный срок привлечь 3 000 вольнонаемных строителей и ИТР, организовать завоз из СССР отсутствующих в Эстонии стройматериалов и обеспечить снабжение советских строителей питанием и товарами широкого потребления. Через НКВТ следовало привлекать местных подрядчиков на подготовительные и жилищно-строительные работы, организовать аренду помещений, оборудования, транспорта и плавучих средств, приобретать местные стройматериалы, а также передавать мелкие ремонтные работы и заказы на местные заводы. К 1 апреля 1940 г. НКСтрою следовало представить на утверждение смету валютных расходов, а до ее утверждения выделялось 2 млн эстонских крон[526].

Кроме того, еще 20 декабря 1939 г. нарком ВМФ направил председателю Экономического совета при СНК СССР А.И. Микояну докладную записку № 4325/сс, в которой со ссылкой на постановление Комитета обороны № 417сс от 15 ноября 1939 г. предлагал привлечь эстонских подрядчиков для строительства не военных объектов и заготовки стройматериалов, а также просил выделить 7 795 тыс. крон[527]. 4 января 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР № 25-11сс «О передаче части работ Народным Комиссариатом Военно-Морского Флота в Эстонии местным подрядчикам», согласно которому их разрешалось привлекать на необоронительное строительство и заготовку стройматериалов, для чего наркомату ВМФ выделялось 7,5 млн. крон[528]. 16 января нарком ВМФ направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 175/сс, в которой со ссылкой на постановление Комитета обороны № 417сс от 15 ноября 1939 г. просил об утверждении базирования КБФ в портах Латвии и использовании местных рабочих для строительных работ и заготовки стройматериалов, для чего следовало выделить 7,2 млн латов[529]. 7 февраля 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное 8 февраля постановление Комитета обороны № 175сс «О передаче НКВМФ части строительных работ в Латвии местным подрядчикам», согласно которому их разрешалось привлекать на необоронительное строительство и заготовку стройматериалов, для чего наркомату ВМФ выделялось 7,2 млн латов[530].

9–10 февраля в ходе заседания смешанной советско-эстонской комиссии советская сторона поставила вопрос об ускорении эвакуации местного населения из районов намеченного оборонительного строительства для КБФ в Палдиски и на полуострове Пакри. Эстонская сторона выразила готовность эвакуировать до 40 % населения из Палдиски к 1 июня и с Пакри к 1 августа 1940 г., но предложила, чтобы «по мере выстройки базы в Палдиски и других баз на островах туда будут оттянуты части вооруженных сил СССР из районов временного их расположения»[531]. 19 февраля совещание заместителей наркома иностранных дел СССР приняло решение поручить советским полпредам в Эстонии, Латвии и Литве оказать необходимое содействие торгпредам в заключении договоров на аренду земельных участков и строений и проследить за подписанием их в установленные СНК СССР сроки. Следовало добиться от латвийского и литовского правительств сходных, льготных цен на арендуемые участки и строения, а также разрешения на расквартирование семей начальствующего состава в прилегающих к военным городкам поселениям. В Эстонии следовало добиться отмены монопольных цен, фактически устанавливаемых министерством хозяйства при заключении сделок на снабжение расквартированных там советских войск. Кроме того, советские полпреды в Прибалтике должны были форсировать подписание соглашений о порядке перехода границы воинскими частями, командами и отдельными военнослужащими[532]. Тем временем 6 февраля командир 65-го ОСК передал эстонской стороне «официальный запрос на предмет отчуждения земельных участков, на которых должно производиться строительство военных объектов в 1940 году». В ответ 22 февраля военное министерство Эстонии заявило о желательности начинать строительство в районе Палдиски и на островах Сааремаа и Хийумаа, а не в районах временного расквартирования корпуса (Хаапсалу, Клоога, Лихула, Куузику и Кехтна). 26 февраля эти разногласия стали предметом обсуждения в смешанной советско-эстонской комиссии, которая приняла решение «передать вопрос об отчуждении земельных участков под строительство военных городков в районе Гапсаль [Хаапсалу] на разрешение дипломатическим путем между обоими правительствами»[533].

28 февраля было издано постановление СНК СССР № 277-119сс «О мероприятиях, связанных с размещением советских вооруженных сил на территории Эстонии, Латвии и Литвы», согласно которому НКВТ следовало заключить договоры на аренду земельных участков и строений с Эстонией не позднее 20 марта, а с Латвией и Литвой не позднее 5 апреля с предварительным рассмотрением этих соглашений в советском правительстве. НКИД поручалось договориться о пребывании и деятельности в Эстонии Строительного отдела НКВМФ по строительству оборонных объектов и Управления НКСтроя по строительству военно-морской базы в Палдиски, а в Латвии Строительного отдела НКВМФ по строительству оборонных объектов. Заключить соглашение с эстонским правительством о пропуске на строительство военно-морской базы в Палдиски 6 стройбатов по 1 200 человек каждый, 3 000 вольнонаемных рабочих и 600 ИТР для НКСтроя и 3 стройбатов по 1 200 человек каждый, 5 000 вольнонаемных рабочих и 500 ИТР для НКВМФ. Договориться о вводе в Латвию 1 стройбата численностью 1 200 человек, 1 500 вольнонаемных рабочих и 150 ИТР. Экономсовету при СНК СССР следовало до 15 марта определить, какие стройматериалы необходимо будет завозить из СССР, а какие закупать на месте. НКВТ было разрешено создать специальную группу для заключения договоров, продажи стройматериалов из СССР местным подрядчикам, финансирования и контроля за осуществлением работ. На НКО, НКВМФ и НКСтрой возлагалась организация обеспечения и контроль за выполнением подрядных работ. Кроме того, НКО и НКВМФ было запрещено направлять в прибалтийские гарнизоны семьи командно-начальствующего состава без согласия правительства[534].

4 марта в беседе с В.М. Молотовым эстонский посланник обратил внимание советской стороны на то, что, по мнению Таллина, в установленное договором количество советских войск входят и расположенные на суше части ВМФ. «Кроме того, в настоящее время поднимается вопрос о дополнительном вводе в Эстонию 2 тыс. бойцов и двух инженерно-строительных батальонов. Между тем Эстония сама может предоставить для советского строительства 10 тыс. рабочих». Молотов ответил, что согласно договору речь шла об установлении численности «наземных и воздушных сил, то есть количество морских сил в данном случае не ограничено. Советский Союз даже не использует предоставленного для него соглашением лимита и содержит в Эстонии только около 22 тыс. человек. Что же касается строительных батальонов, то это не войска, а организованные по-военному рабочие, которые будут находиться в Эстонии только на время строительства, и никак не могут войти в контингент» советских войск, как и другой обслуживающий персонал. Как заявил нарком иностранных дел, советское правительство «не принимало решения о посылке в Эстонию новых 2 тыс. бойцов. С другой стороны, советское правительство заинтересовано в том, чтобы максимально использовать эстонских рабочих, и будет дано указание, чтобы советских рабочих посылали возможно меньше. У советского правительства есть намерение производить выплату денег войскам в эстонской валюте, чтобы в большей мере перевести их на местное бытовое обслуживание и тем самым сократить ввоз обслуживающего персонала. Как отнесется к этому эстонское правительство?» А. Рей уклонился от ясного ответа на этот вопрос, но отметил, что «частое общение советских военных с населением может явиться не совсем желательным». В заключение эстонский посланник просил «не использовать полностью лимит, установленный для количества советских войск в Эстонии». В ответ Молотов заметил, что «советское правительство сейчас не намерено увеличивать свои войска в Эстонии, но без ввоза в Эстонию рабочих обойтись нельзя, так как строительство нельзя затягивать, а Эстония не сможет покрыть всей потребности в рабочей силе, в особенности по линии квалифицированных рабочих, нужных для гидростроительства»[535].

7 марта эстонская сторона заявила, что не возражает против ввода на территорию страны для строительства военно-морской базы в Палдиски 9 батальонов военизированных рабочих по 1 200 человек в каждом, 5 тыс. рабочих для специальных работ, 1 200 инженерно-технических работников, разрешает организацию в Таллине строительного управления и готово оказать помощь торгпредству в аренде необходимых помещений. Таллин согласился организовать эвакуацию населения из района строительства, но просил авансировать и по возможности полностью возместить расходы и убытки, связанные с переселением. Так же эстонская сторона была готова помочь с наймом необходимых эстонских рабочих. Сообщая об этом заявлении эстонских властей, советский полпред К.Н. Никитин также просил выделить аванс порядка 200 тыс. крон[536]. Потребность строительства военно-морской базы в рабочих руках оценивалась советской стороной в 6 800 человек[537]. 26 марта эстонский посланник в Москве просил В.М. Молотова не настаивать на строительстве капитальных казарм в районе Лигулы, Клооги и Хаапсалу, так как это районы временного пребывания частей РККА. Со своей стороны нарком иностранных дел СССР поставил вопрос об аренде острова Оденсхольм (Осмуссааре)[538]. Указав «на задержку разрешения ряда практических вопросов по реализации пактов», советская сторона 7 апреля предложила Эстонии провести новые консультации по накопившимся проблемам. Вскоре в Москву прибыл специальный эстонский уполномоченный генерал А. Траксмаа. На начавшихся 15 апреля переговорах эстонская сторона согласилась передать в аренду остров Оденсхольм, вновь просила переместить советские войска в менее людные районы и предложила СССР возместить все расходы с эвакуацией населения вплоть до утраты возможного дохода граждан. Советская сторона выразила готовность к обсуждению всех этих проблем по существу[539].

16 апреля нарком обороны направил в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку, в которой указал, что «существующую дислокацию наших наземных и воздушных частей в Эстонии нахожу целесообразным изменить в сторону усиления островов Даго [Хийумаа], Эзель [Сааремаа] и района порт Балтийский [Палдиски]». По мнению наркома обороны, «прочное удержание вместе с Военно-Морским Флотом островов Даго, Эзель, порта Балтийский и прилегающих к нему островов Пакри и Оденсгольм, является для нас основной задачей – обороны подступов к Финскому заливу и ко всему побережью Эстонии. Имея же главные силы, как сейчас, в районе Гапсаль [Хаапсалу], мы не сможем обеспечить наземными войсками быструю помощь нашим частям, расположенным на островах и в районе порта Балтийский». Маршал К.Е. Ворошилов предлагал новую дислокацию войск (см. таблицу 12) и представил график ежегодной замены частей в Прибалтике[540]. В тот же день заместитель наркома обороны командарм 1-го ранга Г.И. Кулик и нарком ВМФ флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов направили в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР «проект постановления по дислокации» и решения «других вопросов, связанных с требованием наших вооруженных сил на территории Эстонии» и список отводимых земельных участков общей площадью 29 157 га (из них 13 352 для НКВМФ)[541].

Таблица 12

Обсудив это предложение военных, Политбюро ЦК ВКП(б) в тот же день приняло решение:

«1. Утвердить предлагаемые Народным Комиссариатом Обороны и Народным Комиссариатом Военно-Морского Флота дислокации частей Красной армии и Военно-Морского Флота в Эстонии, изложенные в записке народного комиссара обороны и народного комиссара Военно-Морского Флота от 16 апреля с.г.

2. Поручить Народному Комиссариату Иностранных Дел в соответствии с пактом о взаимопомощи между СССР и Эстонской Республикой заключить соглашение с Правительством Эстонии об отводе земельных участков в районе полуострова Пакри, островов Большой и Малой Рооге, Даго [Хийумаа] и Эзель [Сааремаа] для строительства береговых батарей, авиационных баз, военных городков, оперативных аэродромов, полигонов, танкодромов, стрельбищ, учебных полей.

3. Считать возможным удовлетворить просьбу Правительства Эстонской Республики и освободить от размещения советских войск районы: Гапсаль [Хаапсалу], Куусику, Кехтна, Лигула.

4. Поручить Народному Комиссариату Иностранных Дел заключить соглашение с Правительством Эстонской Республики взамен освобождаемых участков согласно пункта 3-го об отводе земельных участков в районе железнодорожной станции и оз. Клоога, местечка Сууркюль для строительства береговых батарей, авиационных баз и военных городков.

Заключить соглашение об отводе земельного участка для строительства перевалочной базы около железнодорожной станции и пристани Рохукюля для снабжения наших войск, находящихся на островах.

Закончить отчуждение земельных участков для строительства оборонительных пунктов, военных городков и авиабаз к 10 мая с.г., а отчуждение участков под оперативные аэродромы, полигоны и прочие поля – к 25 мая с.г.

5. Заключить соглашение о передаче в аренду маяков в пунктах: Сворбе-Церель, Дагерорт-Ристна (верхней и нижней), Тахкуна, п/о Пакри, Оденсгольм.

6. При заключении соглашения предусмотреть обязательное выселение местных жителей с отводимых для нас территорий, оборонных объектов, военных городков, авиабаз, оперативных аэродромов, стрельбищ, полигонов, танкодромов и учебных полей и запрещение вырубки леса с территории оборонных объектов.

7. Поручить Наркомвнешторгу СССР:

а) закончить заключение договоров с эстонскими подрядчиками на производство строительных работ к 5 мая с.г. и на поставку местных строительных материалов к 10 мая с.г.;

б) подписать Соглашение с Эстонией о порядке аренды и строительства, согласившись на возмещение до одной четверти установленных совместно советскими и эстонскими представителями фактических расходов эстонского правительства по перемещению жителей, хозяйств, учреждений и предприятий и по перевозке их имуществ с арендуемых участков.

8. Добиться от Правительства Эстонской Республики, что в контингент вооруженных сил СССР, находящихся в Эстонии, согласно конфиденциального протокола, не входят части Военно-Морского Флота (базы, береговые батареи, морская авиация, зенитная оборона баз), а также временно привлекаемые для строительства в Эстонии – строительные батальоны и вольнонаемная рабочая сила»[542].

28 апреля в ходе беседы В.М. Молотова с эстонским посланником А. Реем и генералом А. Траксмаа продолжалась дискуссия относительно мест размещения советских военных баз, передачи в аренду маяков и по вопросу о возмещении ущерба при эвакуации населения из мест сооружения военных баз. Эстонская сторона предлагала, чтобы СССР покрыл 75 % расходов на эвакуацию, тогда как Москва была согласна на возмещение 25 % этих расходов. Кроме того, эстонцы попытались «договориться о включении моряков, находящихся на береговых укреплениях, в состав контингента». На это Молотов ответил, что «контингент советских войск определен в Эстонии для охраны морских баз и аэродромов. Поэтому будет неправильно и противоречащим прямому назначению Пакта о взаимопомощи, если персонал аэродромов и баз с их береговыми укреплениями включить в контингент наземных войск. Тем более диким представляется вопрос о включении в контингент войск обслуживающего персонала, как-то: парикмахеров, продавцов и т. п. Мы сообщим примерное количество обслуживающего персонала, но он должен выйти за пределы контингента войск». В итоге эстонская сторона сняла этот вопрос[543]. 11 мая состоялась новая встреча Молотова с эстонскими представителями, которым было предложено ускорить выработку соглашения[544]. Эстонская сторона попыталась исключить из будущего договора положение о его ратификации правительствами сторон, но ей это не удалось[545].

15 мая было подписано советско-эстонское соглашение об отводе земельных участков для советских баз и по другим вопросам, связанным с пребыванием частей Красной армии в Эстонии. Согласно этому документу советской стороне под военно-морские базы предоставлялись 42 земельных участка «в районе Палдиски – оз. Клоога и на островах Сааремаа (Эзель), Хийумаа (Даго), а также Вяйке Пакри, Суур Пакри (Малый и Большой Рооге) и Осмуссааре (Оденсгольм)» общей площадью 30 029 га. Соответственно, эстонская сторона брала на себя обязанность в двухнедельный срок с момента отвода земельных участков (но в пунктах, где не предусматривалось ведения строительства, не позднее 1 октября 1940 г.) эвакуировать из этих районов местное население. Советские части по мере завершения строительства должны были быть эвакуированы в места подготовленной дислокации не позже 1 января 1941 г. на материке и не позже 1 декабря 1941 г. – на островах. Советское командование получало право создавать на отводимых для базирования войск участках неограниченную систему ПВО. В районах базирования советского ВМФ ограничивались зоны рыбной ловли. Системы ВНОС обеих сторон должны были обмениваться информацией о появлении самолетов, не принадлежащих Эстонии или СССР. Подписанное соглашение заменило собой часть соглашений, подписанных 10–11 октября 1939 г., и вступало в силу с момента подписания, но подлежало дальнейшему утверждению правительствами сторон в пятидневный срок[546]. 18 мая 1940 г. этот документ был утвержден эстонской стороной, а 20 мая его утвердил СНК СССР своим постановлением № 815-295сс[547].

Оценивая заключенный договор, генерал А. Траксмаа писал 15 мая министру иностранных дел Эстонии, что «это первое соглашение, которое территориально точно фиксирует отношения наших вооруженных сил и войск Советской России. До сих пор все было неясно и запутано. Что такое военно-морская база, сколько и какой величины их хотят получить, какой режим на этих территориях, далее, – как намерены разместить сухопутные и воздушные силы, сколько и где потребуется территорий для строительства и для учебных полигонов – все эти вопросы оставались открытыми. Неясная ситуация давала нам возможность лелеять надежды на лучшее, истолковывая в своих интересах многие содержащиеся в пакте положения, которые можно было трактовать по-разному. Например, мы надеялись, что корпус, согласно конфиденциальному протоколу, предусмотрен только на время войны и что после войны он покинет территорию Эстонии, вследствие чего все районы его дислокации, постройки и аэродромы должны были быть временными». Однако придется «смириться с положением, что корпус и воздушные силы начнут теперь строить на постоянно – в соответствии с пактом. Надежда, которую мы лелеяли ранее, – заставить корпус переместиться в район дислокации баз военно-морских сил – не оправдалась, но все же места его дислокации перенесены определенно в окрестности баз, причем удалось все же установить точные сроки эвакуации сухопутных и воздушных сил из районов временной дислокации. […] Материально нас больше всего затрагивает массовая эвакуация, которую мы должны теперь провести. Мы постарались уменьшить размеры эвакуации настолько, насколько это было возможно, но и в этом вопросе русские были, в общем, непоколебимы. Главной причиной больших масштабов эвакуации является то, что надо разместить на этой территории крупное воинское соединение и многочисленные морские укрепления, а также воздушные силы вместе с новейшими учебными полигонами, авиаполигонами и танкодромами. Требования об учебных полигонах были представлены еще осенью 1939 года, но они еще не дошли до правительства. Теперь пришлось удовлетворить эти требования»[548].

Тем временем начавшиеся переговоры о привлечении к строительству местных подрядчиков показали, что страны Прибалтики всячески затягивали их, стремясь нажиться на выгодных советских заказах. В этих условиях в установленный срок достичь соглашений не удалось. Так, 8 апреля советское полпредство в Литве доложило в Москву о том, что «переговоры по поводу заключения с литовцами Соглашения об аренде и строительстве еще не закончены, и, таким образом, преподанный нам срок не выдержан из-за бесконечных проволочек со стороны литовцев». С литовской стороны были предложены почти вдвое большие цены на аренду, хотя они постепенно снижали свои требования. Литовцы согласились на подрядный способ работ и создали специальный «Союз подрядчиков», который должен был держать монопольные цены. Даже 27 апреля продолжались дискуссии по вопросу об арендной плате и оплате ремонта арендованных строений. Однако удалось расколоть «Союз подрядчиков» и заключить 2 договора[549]. Кроме того, 16 мая выяснилось, что не был урегулирован вопрос о поставке в Литву стройматериалов из СССР и полпред просил ускорить его решение[550]. Тем не менее, переговоры об аренде так и не привели к подписанию соответствующего соглашения[551]. Схожая ситуация сложилась и в Латвии, где советским представителям следовало договариваться с подрядчиками через Государственный Комитет по снабжению советских гарнизонов[552]. 23 апреля советский военный атташе в Риге полковник А. Завьялов в беседе с генералами Г. Розенштейном и М. Гартманисом просил об ускорении решения вопросов со строительством[553]. Однако только 12 мая было заключено «Соглашение об условиях производства строительных работ для вооруженных сил СССР в Латвии», но арендного соглашения, несмотря на значительное сближение позиций сторон на переговорах, заключено так и не было[554].

Тем не менее, советской стороне удалось заключить целый ряд договоров на строительство на приемлемых для себя условиях. Так, в Эстонии представители НКО заключили договоры 6 мая, 1 и 8 июня на общую сумму 10 883 314 крон. Представители НКВМФ заключили договоры 18 марта, 13, 16, 20, 22 апреля, 6, 23 мая, 1 и 8 июня на общую сумму в 2 087 996 крон, а представители НКСтроя – 6, 11, 18, 30 марта, 15, 19, 22, 30 апреля, 24, 30 мая и 10 июня на общую сумму в 3 299 348 крон. В целом это составляло 53,98 % от общей стоимости подряда. В Латвии представители НКО заключили договоры 14 и 31 мая на общую сумму в 9 400 617 латов, а представители НКВМФ заключили договоры 6, 11, 17 и 24 мая на общую сумму в 1 586 921 латов. В целом это составляло 39,79 % от общей стоимости подряда. В Литве представители НКО заключили договоры 26, 28 апреля, 7, 15 мая, 5 и 13 июня на общую сумму в 11 942 573 литов, что составляло 81,36 % от стоимости подряда (см. таблицу 13)[555].

Таблица 13. Заключение договоров на 15 июня 1940 г.

После ввода в страны Прибалтики в июне 1940 г. дополнительных контингентов Красной армии заключение договоров на строительство продолжалось. Так, в Эстонии представители НКО заключили договоры 17, 18 и 22 июня на общую сумму 2 032 100 крон. Представители НКВМФ заключили договоры 26 июня, 3, 4, 6, 8 и 9 июля на общую сумму в 1 148 230 крон, а представители НКСтроя – 29 июня, 5, 9 и 12 июля на общую сумму в 3 299 348 крон. В целом это составляло 28,8 % от общей суммы заключенных договоров. В Латвии представители НКВМФ заключили договоры 21 и 22 июня на общую сумму в 1 715 548 латов, а представители НКО заключили договоры 18, 19 и 20 июня на общую сумму в 4 469 695 латов. В целом это составляло 36 % от общей суммы заключенных договоров. В Литве представители НКО заключили договоры 6 июля на общую сумму в 78 000 литов, что составляло 0,65 % от общей суммы заключенных договоров[556].

Итог всей этой договорной кампании подвел заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов, который 31 июля 1940 г. направил председателю Комитета обороны отчет о результатах подрядного строительства в Эстонии, Латвии и Литве за первое полугодие 1940 г. Как указывалось в отчете, постановлением Комитета обороны № 29сс от 14 января 1940 г. был утвержден титульный список НКО на 144 659 тыс. руб. (из них по Эстонии – 52 185 тыс. руб., по Латвии – 52 045 тыс. руб., по Литве – 40 427 тыс. руб.). НКО и НКВТ должны были к 1 апреля 1940 г. уточнить полную стоимость строительных работ. Ведомость объектов строительства НКО в Прибалтике была передана 19 мая 1940 г. за № 608473/сс. На основе заключенных договоров с подрядчиками и определившихся цен, общая стоимость строительства для НКО была определена в 17 146 тыс. эстонских крон, 20 413 тыс. латов и 14 677 тыс. литов. На 12 июля 1940 г. заключено договоров по Эстонии на 13 893 тыс. крон (81,03 % от общей стоимости), по Латвии – на 13 870 тыс. латов (67,95 %) и по Литве – на 12 020 тыс. литов (81,9 %). Не заключены договора на 3 253 тыс. крон, 6 543 тыс. латов и 2 657 тыс. литов. На 1 июля 1940 г. выполнено работ по Эстонии – на 122 891 крону (0,7 %), по Латвии – на 335 615 латов (1,64 %) и по Литве – на 960 326 литов (6,55 %). Договора заключались на первоочередное строительство. Не оформлены договорами следующие виды работ: в Эстонии – наружные водопроводы и канализация, оборудование электростанций, высоковольтные сети и бензохранилища; в Латвии – дороги, наружные водопровод и канализация, отдельные сооружения по индивидуальным проектам. В Литве – наружные электросети, водопровод, канализация и оборудование. Заключение договоров затянулось из-за медленной организации изыскательских работ.

По НКВМФ постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР № 25-11сс от 4 января 1940 г. было выделено 7,5 млн крон, в счет которых к 12 июля 1940 г. заключено договоров на общую сумму в 4 268 972 кроны, из них на строительство – на 3 236 226 крон (43,15 %) и на заготовку стройматериалов – 1 032 746 крон. Кроме того, подготовлены к подписанию договора на строительство трех городков и двух пристаней на сумму 1 570 тыс. крон. Задержка с заключением договоров вызвана несвоевременным предоставлением материалов со стороны НКВМФ. Постановление Комитета обороны № 65сс от 8 февраля 1940 г. разрешало привлекать подрядчиков по Латвии с использованием 7,2 млн латов. На 12 июля 1940 г. заключено договоров на общую сумму в 3 478 179 латов, из них на строительство – 3 302 469 латов (45,87 %) и на заготовку стройматериалов – 175 710 латов. На 1 июля 1940 г. выполнено строительных работ по Эстонии на 106 911 крон (1,4 %), Латвии – 155 843 латов (2,17 %). По Латвии не сданы подряды на ремонт интендантского городка, на железную дорогу в Вентспилс, 3 причала и работы по водоснабжению и электросети. НКВМФ представил смету валютных расходов на 1940 г. в Комитет обороны 27 июня 1940 г.

По НКСтрою постановлением Комитета обороны № 261сс от 14 июня 1940 г. была утверждена смета валютных расходов по строительству военно-морской базы в Палдиски на 1940 г. в сумме 8 285 тыс. крон, в том числе на оплату местным подрядчикам 5 495 тыс. крон и на оплату эстонских стройматериалов 1 533 тыс. крон[557]. На 12 июля 1940 г. заключено договоров на 5 331 448 крон (97,02 %), к 1 июля 1940 г. выполнено строительных работ на 562 526 крон (10,2 %). Всего на 1 июля 1940 г. выполнено строительства по отношению к договорам по Эстонии на 3,53 %, по Латвии на 2,86 %, и по Литве на 8 %. В целом договора заключались медленно в основном в мае – июне 1940 г. Фонды стройматериалов и оборудования на 2 квартал для подрядного строительства в Прибалтике были выделены постановлением СНК СССР № 630-252с от 29 апреля 1940 г. Стройматериалов не хватает, что приводит к задержке работ, которые и так в основном начались в мае – июне. В отличие от НКВМФ и НКСтроя, которые всю техническую документацию передали подрядчикам полностью к 1 июля 1940 г., НКО осуществил это мероприятие по Эстонии на 86 %, по Латвии на 85 % и по Литве на 98 % (в целом на 90 %)[558].

Таблица 14. Сводка по договорам в Прибалтике на 1 июля 1940 г.[559]

Таблица 15. Заключение договоров на 12 июля 1940 г.[560]

Еще одной серьезной проблемой был вопрос о выплате денежного содержания военнослужащим размещенных в Прибалтике частей. 3 ноября 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное 5 ноября постановление Экономического совета при СНК СССР № 1264-301сс «О порядке финансирования и снабжения частей РККА и Военно-Морского Флота на территории Эстонии, Литвы и Латвии». Было решено «финансирование затрат по капиталовложениям и расходам по содержанию» советских войск «производить на основании смет, представляемых НКО и НКВМФ и утверждаемых Экономсоветом при СНК СССР: по затратам в СССР – в советских рублях, по затратам за границей – в валюте соответствующей страны». Кроме того, устанавливался следующий порядок оплаты личного состава советских воинских частей. Рядовому и младшему начальствующему составу срочной службы штатно-должностные оклады выплачивались полностью в советских рублях. Сверхсрочникам, среднему, старшему и высшему командному составу 25 % оклада выплачивалось в местной валюте, а остальное, как и все дополнительные выплаты сверх оклада в советских рублях. Вольнонаемному персоналу из советских граждан 25 % зарплаты выдавалось в местной валюте, а нанятым на работу местным гражданам все выплаты шли только в местной валюте. Сверхсрочники и комначсостав обеспечивался квартирами за счет смет НКО и НКВМФ, а также могли получать часть зарплаты в советских рублях на руки или перечислять ее семьям. При командировках на территории прибалтийских стран «суточные выплачивать в размере 1/25 ежемесячно получаемой части оклада в инвалюте, в Эстонии – не ниже 2 крон и не выше 12 крон, в Латвии – не ниже 2,5 латы и не выше 15 латов и в Литве – не ниже 3 литов и не выше 18 литов. Оплату квартир при командировках производить по фактической стоимости, но не выше 70 % суточной нормы командировочных. Рядовой и младший начальствующий состав срочной службы при командировках иностранной валюты на руки не получает и обеспечивается продпайком в натуре или деньгами в инвалюте, выдаваемой начальнику команды из расчета: в Эстонии 2 кроны, Латвии 2,5 латы и Литве 3 литы в сутки». Для снабжения частей различными товарами создавались торговые точки Военторга. «Впредь до утверждения смет НКО и НКВМФ разрешить Наркомфину СССР выдать авансы в счет инвалютной сметы Наркомату обороны по 1 млн рублей и Наркомату Военно-Морского Флота по 500 тыс. рублей для каждой страны» и на расходы Военторга выделялось по 50 тыс. руб. для каждой страны[561].

В соответствии с этим решением нарком обороны 11 ноября издал приказ № 0173, который устанавливал вышеуказанный порядок выплат окладов содержания военнослужащим Красной армии в Прибалтике. Кроме того, военнослужащим запрещалось покупать на советские деньги товары за пределами торговых точек военторга[562]. Однако 30 декабря 1939 г. нарком Военно-морского флота направил в ЦК ВКП(б) докладную записку № 4487/сс, в которой указал, что рядовой и младший начальствующий состав кораблей, базирующихся в Эстонии и Латвии, тоже нуждается в иностранной валюте при увольнении в город или для покупок в торговых точках Военторга, где товары отпускаются как за рубли, так и за валюту. Нарком просил разрешить с 1 января 1940 г. выплату всему личному составу флота 20 % оклада в инвалюте[563]. 4 января 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР № 26-12сс, которое в изменение постановления Экономсовета от 5 ноября 1939 г. разрешало выплачивать комначсоставу и сверхсрочникам частей КБФ, базирующихся в Эстонии и Латвии, 18 %, а срочнослужащим 25 % оклада в инвалюте от штатно-должностных окладов[564].

Тем временем выяснилось, что еще в ноябре 1939 г. возникли проблемы в связи с тем, что красноармейцы не получали на руки иностранной валюты. Как отметил 25 ноября в своем дневнике советский полпред в Эстонии, «наличие разнообразных товаров в магазинах Таллина и невысокие цены на предметы ширпотреба (ботинки, костюмы и пр.) разжигают аппетиты рядового состава Красной Армии и Флота. Бывший здесь комкор Воробьев рассказывал, что ему на собрании уже (это было в начале ноября) задавали вопросы вроде: “Почему командному составу выдают часть жалованья в валюте, а нам нет?” Причем вопросы эти предлагаются со стороны краснофлотцев пятого года службы. Желание получить на руки валюту имеется и у красноармейцев. Между прочим, у них у многих валюта уже появилась на руках. Как это получается? В военторге имеется ряд товаров, которых в Эстонии сейчас в свободной продаже не имеется, как, например, сахар. Эстония сидит на сахарном пайке в 800 г на человека. В военторге продается паюсная и кетовая икра по цене 15 и 8 крон за кг. Эстонская розничная цена паюсной икры 40 крон и кетовой – 15 крон. Все это создает предпосылки к перепродаже. Получаемые таким образом кроны несутся в магазины, где совершается та или иная покупка. В большинстве случаев стоимость покупки превышает наличие имеющихся крон, и покупатель (красноармеец или краснофлотец) спокойно предлагает в магазине взять у него недостающую сумму советскими дензнаками. Магазины эти дензнаки принимают, надеясь, очевидно, в дальнейшем их обменять на кроны по соответствующему курсу. Был случай, что один владелец совзнаков уже явился в торгпредство и просил произвести акт обмена.

Так как красноармейцам и краснофлотцам здесь выдается жалованье в соввалюте, а эстонских крон не дается вовсе, а работа военторгов пока еще не налажена должным образом, то факты самовольного обмена соввалюты в магазинах, а то и просто на черной бирже вполне возможны и имеют место, и в дальнейшем будут учащаться. Считая утечку совзнаков за границу явлением довольно нежелательным, необходимо этот самовольный обмен взять под свой контроль путем ряда соответствующих мероприятий, а именно:

Прекратить всякую выдачу совзнаков за границей. Установить выдачу денежного пайка красноармейцам и краснофлотцам исключительно в кронах в известной пропорции. Остальную же часть в соввалюте держать в совзнаках на его текущем счету и выдавать при возвращении его на советскую территорию. За самовольную передачу совзнаков налагать взыскания»[565].

Естественно, в Москве продолжалось уточнение «правильной» финансовой политики в отношении Прибалтики, что было одной из функций межведомственной комиссии по Балтийским делам под председательством заместителя председателя СНК СССР Н.А. Вознесенского[566]. Выполняя решение комиссии по Балтийским делам, принятое 26 января 1940 г., заместитель председателя Правления Госбанка СССР в своей докладной записке № 312/с от 28 января сообщал А.И. Микояну, Н.А. Булганину и Н.А. Вознесенскому, что за период с 26 декабря 1939 до 27 января 1940 г. на зарплату и закупки продовольствия для войск и флота в Прибалтике были выделены значительные средства, однако возвращена через систему Особторга лишь незначительная часть этих сумм. Например, по Эстонии было выделено 1 690 тыс. крон и 6 000 тыс. рублей, а вернулось через созданную систему торговли лишь 20 тыс. крон и 777 тыс. рублей. По Латвии было выделено 2 040 тыс. латов и 4,7 млн руб., а вернулось только 31 тыс. латов и 847 тыс. руб. По Литве же из выделенных 1 036,2 тыс. литов и 5 млн руб. не вернулось ничего[567]. В этих условиях Наркомат финансов (НКФ) СССР предлагал различные способы сокращения расходов на военные базы в Прибалтике. 13 февраля нарком финансов А.Г. Зверев направил в СНК СССР докладную записку № 4-32/2сс с предложением изменить оплату военнослужащим НКО и НКВМФ, что позволит сэкономить 25 млн руб. в инвалюте. Торговлю и услуги в Особторге следовало перевести на рубли. Для сокращения затрат по капитальному строительству предлагалось вести его хозяйственным способом силами войск и привлекать местных подрядчиков. Следовало сократить импорт вагонов из Эстонии и Латвии, расширить продажу дефицитов в Особторге за валюту и увеличить поставки вооружения для этих стран из Советского Союза. По мнению наркома финансов, все это позволит сократить расходы с 320,3 млн руб. до 239,5 млн руб. и увеличить доходы с 190,1 млн руб. до 194,9 млн руб., что приведет к снижению пассивного сальдо с 130 млн руб. до 62,6 млн руб.[568].

14 марта нарком финансов СССР представил в Комитет обороны более обстоятельную докладную записку № 4-58/2сс «О расходах в Эстонии, Латвии и Литве» с подробными конкретными предложениями. Как указывалось в записке, расходы по заявкам НКО, НКВМФ и НКСтроя на 1940 г. составляют 200 860 тыс. руб. (см. таблицу 16). Кроме того, по оценкам НКВТ, в 1940 г. в Прибалтике расходы по импорту составят 97,6 млн руб., по транзиту – 1,3 млн руб., по фрахту судов – 11 млн руб., по закупкам для Особторга – 6 650 тыс. руб., а на содержание торгпредств и полпредств – 2 млн руб. Итого валютные расходы выразятся в сумме около 320 млн руб., доход же по этим странам составит около 190,1 млн руб., что даст пассивное сальдо в 130 млн руб.

Таблица 16. Заявки НКО, НКВМФ и НКСтроя на 1940 г. (тыс. руб.)

Для сокращения валютных расходов Наркомат финансов предлагал провести следующие мероприятия. 1. Изменить с 1 апреля 1940 г. существующую систему выплаты зарплаты в иностранной и советской валютах и установить для комначсостава, сверхсрочников, вольнонаемных рабочих и служащих, а так же строительных рабочих и ИТР твердые оклады в инвалюте, прекратив хождение рублей в торговой сети и предприятиях Особторга и в частях Красной армии и ВМФ на территории Эстонии, Латвии и Литвы. Оклады содержания военнослужащим следовало установить несколько выше существующих в эстонской, латвийской и литовской армиях. Учитывая, что большинство военнослужащих находятся на прибалтийских базах без семей, предлагалось выплачивать в валюте 50 % инвалютного оклада и в рублях в СССР 75 % оклада. Для срочнослужащих предлагалось установить твердые оклады в инвалюте и рублях. В этом случае сумма зарплаты в инвалюте составила бы 58 598 тыс. руб., из них по НКО – 35 491 тыс. руб., по НКВМФ – 17 668 тыс. руб. и по НКСтрою – 5 439 тыс. руб. При существующих в сети Особторга двойных ценах (в валюте и рублях) военнослужащие приобретают товары за рубли, что ведет к утечке инвалюты. В то время как при переходе на инвалюту до 70 % зарплаты будет возвращаться через систему Особторга. Для этого НКВТ должен развернуть сеть Особторга для полного удовлетворения частей РККА и РКВМФ товарами и услугами. Наряду с этим в целях экономии в расходовании валюты необходимо ввести систему безналичных расчетов.

2. Для сокращения затрат по строительству необходимо наряду с подрядными работами увеличить работы, производимые хозяйственным способом. По НКО из общей сметы 144,7 млн руб. хозяйственным способом могут быть выполнены работы на 49,2 млн руб. (сборка 180 стандартных домов комначсостава, строительство постоянных и оперативных аэродромов, посадочных площадок, навесов, проволочных заграждений и других мелких сооружений). Остальные работы на сумму 95,5 млн руб. должны быть сданы местным подрядчикам. Средняя стоимость кубометра строительства в Прибалтике в 2,3 раза ниже, чем в СССР, поэтому инвалютные расходы составят 41 450 тыс. руб. На расходы по строительству, производимому хозяйственным способом, потребуется 14,3 млн руб. В итоге расходы по НКО снизятся с 64 млн до 55 750 тыс. руб. Тем более, сам НКО запросил на нужды строительства 88 млн руб. По НКВМФ из общей суммы 180 млн руб. хозяйственным способом могут быть выполнены работы на 120 млн руб. и местными подрядчиками на 60 млн руб. Для расчетов с подрядчиками потребуется 25 млн руб. и на строительство хозяйственным способом 13,7 млн руб. (вместо 38,7 млн руб.). Таким образом, все капитальные затраты по НКО и НКВМФ на 1940 г. составят 94 450 тыс. руб. Правда, нарком финансов оговаривался, что все эти расчеты носят ориентировочный характер, поскольку до сих пор не имелось смет и договоров с подрядчиками.

3. Для сокращения расходов инвалюты следовало договориться с местными подрядчиками о поставке стройматериалов на сумму до 23 млн руб., исходя из условного расчета, что подрядчики выполнят работ на 66 450 тыс. руб. (в том числе материалы из СССР составят около 38 % этой суммы).

4. Следовало сократить импорт вагонов из Эстонии и Латвии на 9 млн руб., тем более, что, по данным НКВТ, такая возможность есть.

5. Предлагалось увеличить спецпоставки вооружения в эти страны с 41 млн руб. до 60 млн руб.

6. В случае проведения этих мер валютные расходы составят 288 488 тыс. руб., доходы – 217 740 тыс. руб., пассивное сальдо – 70,7 млн руб. Для его покрытия следует увеличить сумму экспорта, включив в него закупки Особторга и частей РККА и РККВМФ на местном рынке – 22 млн руб., перенести часть платежей подрядчикам на 1941 г. (до 10 млн руб.) и пересмотреть объем строительных работ с целью его сокращения[569].

29 марта нарком финансов направил заместителю председателя СНК СССР Н.А. Вознесенскому проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР, которым предлагалось еще большее сокращение расходов по Прибалтике до 263 098 тыс. руб., увеличение доходов до 249,2 млн руб. и сокращение пассивного сальдо до 13 898 тыс. руб. Именно в этом документе предлагалось ввести с 15 апреля 1940 г. новую систему зарплаты военнослужащим и перейти на инвалюту в торговле Особторга[570]. Этот проект был разослан во все заинтересованные ведомства для заключения. Уже 3 апреля НКСтрой своей докладной запиской № 885-5с довел до сведения Комитета обороны возражения против сокращения зарплат рабочим и ИТР на стройках в Эстонии[571]. 4 апреля заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил заместителю председателя Комитета обороны Вознесенскому записку № 006673/сс с заключением по проекту Наркомата финансов. В целом командование Красной армии одобрило представленный проект с уточнением, что с 1 января 1940 г. войск в Эстонии стало больше на 2 авиаполка, но это не учтено НКФ. Однако Наркомат обороны предлагал переход на новую систему оплаты военнослужащих отстрочить до смены войск и высказался против резкого сокращения средств на капитальное строительство и коммунальные расходы[572].

В тот же день Н.А. Вознесенскому была направлена и докладная записка № 1355/сс из Наркомата Военно-морского флота. В ней содержалось довольно большое количество замечаний по заплате военнослужащим и оспаривалась необходимость резкого сокращения ассигнований на капитальное строительство, которых, например, в Эстонии требовалось на 5 млн руб. больше, чем предлагалось по проекту. Правда, моряки считали возможным сократить строительство второстепенных сооружений в пределах 20 млн руб.[573]. 5 апреля из НКВТ поступила докладная записка № 6878/сс, в которой выражалось согласие с предложениями НКФ, но с некоторыми уточнениями[574]. После обсуждения вопроса 19 апреля нарком финансов 23 апреля направил заместителю председателя СНК СССР Вознесенскому докладную записку № 4-100/2с с новым проектом постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О зарплате личному составу НКО, НКВМФ, рабочим и служащим Особторга, НКСтроя в Эстонии, Латвии и Литве». В ней признавалось, что придется увеличить расходы инвалюты по НКО на 4 423 тыс. руб. и по НКВМФ на 796 тыс. руб., но новая система оплаты позволит упорядочить выплаты и устранить обращение советских рублей в прибалтийских гарнизонах[575].

В итоге 4 мая Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 658-215сс «О заработной плате личному составу Наркомобороны, Наркомвоенморфлота, рабочим и служащим Особторга и Наркомстроя в Эстонии, Латвии и Литве», согласно которому с 1 мая 1940 г. в советских воинских частях и учреждениях в Прибалтике прекращалось обращение советских рублей и вводился новый порядок оплаты личного состава РККА и РККВМФ. В сухопутных войсках и ВВС рядовой и младший начальствующий состав с окладом до 100 руб. получал денежное содержание в валюте, а с окладом свыше 100 руб. – 15 % в валюте, остальное в рублях. Сверхсрочники и комначсостав – 25 % в валюте и 75 % в рублях. Во флоте рядовой и младший начальствующий состав должен был получать 15 % оклада в валюте, сверхсрочники – 20 % оклада в валюте, а комначсостав – 25 % оклада в валюте. Вольнонаемные служащие НКО и НКВМФ, а также работники Особторга и Наркомстроя получали по 30 % оклада в валюте. Командно-начальствующий состав и сверхсрочников следовало обеспечить жильем в натуре за счет смет НКО и НКВМФ. Дополнительные виды денежного довольствия, начисляемые на штатно-должностные оклады, выплачивались в советских рублях. Все рублевые выплаты выплачивались на территории СССР. Выплата в иностранной валюте производилась только за время нахождения в Прибалтике и за время командировок в СССР до 10 суток. За время командировок по Прибалтике выплачивались суточные в размере 1/35 получаемого содержания в валюте, квартирные оплачивались по фактическим расходам, но не свыше размера суточных. Временно командируемым из СССР в эти страны суточные выплачивались в размере 1/100 должностного оклада в валюте, но не выше 12 крон в Эстонии, 15 латов в Латвии и 18 литов в Литве. Квартирные оплачивались по фактическим расходам, но не выше 70 % размера суточных. Рядовому и младшему начсоставу в случае командировки на руки выдавался продпаек или начальнику команды выдавалась валюта из расчета 2 кроны в сутки в Эстонии, 2,5 лата в Латвии и 3 лита в Литве на человека[576].

В тот же день было издано постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР № 662-219сс, согласно которому отменялось постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР № 26-12сс от 4 января 1940 г. и пункт 2 постановления Экономического совета № 1264-301сс от 5 ноября 1939 г.[577]. Соответственно 7 мая нарком обороны издал приказ № 087, которым была установлена вышеуказанная новая система оплаты личного состава войск в Прибалтике и отменялся приказ № 0173 от 11 ноября 1939 г.[578].

Еще одной проблемой, связанной с советскими гарнизонами в Прибалтике, был вопрос о затратах на их содержание. 4 декабря 1939 г. заместитель наркома ВМФ флагман флота 1-го ранга Г.И. Левченко направил заместителю председателя СНК СССР А.И. Микояну докладную записку № 161735/сс со сметой валютных расходов на содержание частей КБФ в Прибалтике, согласно которой предлагалось выделить для частей в Эстонии 1 224 150 крон, а для частей в Латвии – 661 600 латов[579]. Отвечая на запрос об обоснованности этих сумм, Наркомат финансов 15 декабря подготовил докладную записку № 2-313/1сс, согласно которой следовало сократить смету до 971 890 крон и 446 115 латов. Поскольку к 14 декабря уже было отпущено 522 тыс. крон и 349 тыс. латов, то можно выделить 449 890 крон и 97 115 латов. Кроме того, НКФ предлагал обязать НКВМФ сокращать расходы за счет самообеспечения[580]. Однако, проработав этот вопрос с обоими наркоматами, аппарат Комитета обороны предложил выделить 990 591 крону и 497 875 латов[581]. 2 января 1940 г. председатель СНК СССР В.М. Молотов направил в Политбюро ЦК ВКП(б) докладную записку № 31/ко с просьбой утвердить это предложение[582]. 4 января Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 30-16сс «О смете валютных расходов Наркомата Военно-Морского Флота на IV квартал 1939 года», которое разрешало НКФ выделить для НКВМФ в счет его сметы на 1939 г. и с зачетом аванса, отпущенного постановлением Экономсовета № 1264-301сс от 5 ноября 1939 г., на содержание частей флота на территории Эстонии 990 951 крону, а на территории Латвии 497 875 латов[583].

5 января нарком ВМФ флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов направил заместителю председателя СНК СССР А.И. Микояну докладную записку № 38/сс со сметой валютных расходов на I квартал 1940 г. по Эстонии и Латвии, для чего следовало выделить 4 541 тыс. крон и 2 822 тыс. латов. 9 января аппарат Комитета обороны предложил отпустить аванс в 3 млн крон и 2 млн латов. 11 января председатель СНК СССР просил об утверждении этого решения Политбюро ЦК ВКП(б)[584]. 14 января Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 74-35сс «Об отпуске аванса на содержание кораблей и частей РКВМФ в Эстонии и Латвии в I квартале 1940 г.», которым было предусмотрено выделение 3 млн крон и 2 млн латов. НКВМФ должен был не позднее 10 февраля представить смету валютных расходов на 1940 г.[585].

Еще 8 января нарком обороны направил председателю СНК СССР докладную записку № 13541/сс с просьбой до утверждения валютной сметы выделить в I квартале 1940 г. на содержание частей в Эстонии, Латвии и Литве аванс в 5 млн руб. в валюте (из них для Эстонии – 2 млн руб., для Латвии и Литвы по 1,5 млн руб.)[586]. 14 января Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 75-36сс «Об отпуске аванса для НКО на содержание частей РККА в Эстонии, Латвии и Литве в I квартале 1940 г.», выделявшее на эти нужды 5 млн руб. в местной валюте, в том числе 2 млн руб. для войск в Эстонии, 1,5 млн руб. для войск в Латвии и 1,5 млн руб. для войск в Литве. НКО должен был к 20 января представить смету валютных расходов на 1940 г.[587]. 1 февраля нарком обороны направил заместителю председателя СНК СССР Н.А. Булганину докладную записку № 13685/с с просьбой до утверждения валютной сметы отпустить авансом на февраль по Прибалтике 3,5 млн руб. в валюте (из них для Эстонии – 1,5 млн, для Латвии и Литвы – по 1 млн руб.). 5 февраля НКФ подготовил докладную записку № 4-28/2с, в которой выразил согласие с этим предложением НКО. 9 февраля было издано распоряжение СНК СССР № 1490/12ко о выделении этих средств[588]. 23 февраля нарком обороны направил заместителю председателя СНК СССР Н.А. Булганину докладную записку № 13840/с с просьбой отпустить на март для войск в Прибалтике авансом 2 млн руб. в валюте (из них для Эстонии – 1,4 млн руб. и Латвии – 600 тыс. руб.). В ответ на запрос об адекватности запрашиваемых средств, НКФ 26 февраля сократил эту заявку по Эстонии до 1 120 тыс. руб. Однако аппарат Комитета обороны в тот же день согласовал с НКО сокращение его запроса по Эстонии до 1,2 млн руб. В итоге 4 марта распоряжением СНК СССР № 2379/ко было разрешено отпустить НКО 1,2 млн руб. для войск в Эстонии и 600 тыс. руб. в Латвии[589].

25 марта нарком ВМФ направил председателю СНК СССР докладную записку № 1127/с с просьбой в связи с задержкой утверждения годовой сметы отпустить на апрель – май 1940 г. для Эстонии 900 тыс. крон и для Латвии 1 млн латов. 28 марта НКФ своей докладной запиской № 54/1с и аппарат Комитета обороны поддержали эту просьбу, указав, что из аванса 1 квартала израсходовано 2,61 млн крон и 1,85 млн латов. 3 апреля 1940 г. было издано распоряжение СНК СССР № 3419/12ко о выделении 900 тыс. крон и 1 млн латов[590]. 23 мая нарком ВМФ направил заместителю председателя СНК СССР А.И. Микояну докладную записку № 2193/с с просьбой отпустить в июне 1940 г. на содержание войск в Эстонии 1,2 млн крон и в Латвии 950 тыс. латов. 28 мая аппарат Комитета обороны сократил заявку до 1 млн крон и 800 тыс. латов, так как уже было ассигновано 3,9 млн крон и 3 млн латов (не получено 65 тыс. крон и 155 тыс. латов, а остаток составляет 160 тыс. крон и 50 тыс. латов). 2 июня было издано распоряжение СНК СССР № 5191/12ко о выделении НКВМФ 1 млн крон и 800 тыс. латов[591].

Тем временем продолжалась выработка сметы валютных расходов на содержание советских войск и флота в Прибалтике в 1940 г. Еще 11 января 1940 г. нарком обороны направил председателю Комитета обороны докладную записку № 16050/сс, в которой расходы на содержание войск в Прибалтике в 1940 г. оценивались в 52 475 тыс. руб. (из них по Эстонии – 19 918 тыс. руб., по Латвии – 17 168 тыс. руб. и по Литве – 15 389 тыс. руб.)[592]. Правда, в дальнейшем Наркомат обороны увеличил смету до 56 223 тыс. руб. (из них по Эстонии – 21 834 тыс. руб., по Латвии – 17 975 тыс. руб., по Литве – 16 414 тыс. руб.). Запросы НКВМФ претерпели обратную метаморфозу. 11 февраля заместитель наркома ВМФ флагман флота 2-го ранга И.С. Исаков отправил председателю СНК СССР докладную записку № 567/сс с оценкой валютных расходов в 1940 г. по Эстонии (содержание – 145 513 тыс. руб., капитальное строительство – 141 246 тыс. руб., ремонт судов и сооружений – 5 606 тыс. руб.) и по Латвии (содержание – 75 987 тыс. руб., строительство – 38 754 тыс. руб., ремонт – 2 619 тыс. руб.)[593]. Однако 11 мая начальник Финансового отдела НКВМФ капитан 2-го ранга Курехин направил в Комитет обороны уточненную на совещании у заместителя наркома внешней торговли М.С. Степанова 7 мая смету валютных расходов на 1940 г. по Эстонии (18 248 тыс. руб.) и Латвии (10 400 тыс. руб.)[594].

Проработав направленные из Комитета обороны проекты валютных смет, Наркомфин 8 июня своей докладной запиской № 101/1сс сообщил о сокращении сметы расходов НКО по Прибалтике на 1940 г. на содержание частей до 50 802,3 тыс. руб. (из них по Эстонии – 19 924,4 тыс. руб., по Латвии – 15 613,2 тыс. руб., по Литве – 15 264,7 тыс. руб.). Запросы НКВМФ также были сокращены до 24 900,5 тыс. руб. (из них по Эстонии до 14 858 тыс., по Латвии до 10 042,5 тыс. руб.)[595]. Аппарат Комитета обороны предлагал сократить валютные расходы еще больше. Так, к 15 июня была подготовлена новая смета, согласно которой предлагалось выделить НКО 49 268 тыс. руб. (из них по Эстонии 19 394 тыс. руб., по Латвии 15 310 тыс. руб. и по Литве 14 564 тыс. руб.), а НКВМФ 24 006,5 тыс. руб. (из них по Эстонии 14 158 тыс. руб., а по Латвии 9 848,5 тыс. руб.)[596]. Однако изменение политической ситуации в Прибалтике в июне 1940 г. сделало все эти дискуссии не актуальными.

Прибалтика в международных отношениях осени 1939 – весны 1940 г

Начавшаяся война в Европе изменила международное положение стран Прибалтики. Уже 2 сентября 1939 г. Латвия приняла закон о территориальных водах, ширина которых устанавливалась в 4 мили от берега, а также о воздушном пространстве над ними. 27 октября и 1 ноября Англия заявляла по этому поводу протесты. Однако 3 января 1940 г. в ответной ноте Лондону Рига заявила, что будет придерживаться провозглашенной четырехмильной зоны. В условиях начавшейся войны в Европе внешняя торговля стран Прибалтики существенно сократилась, что привело к значительным экономическим затруднениям (сокращение производства, закрытие ряда предприятий, рост безработицы и дороговизны) и снижению жизненного уровня населения. Так, например, в Латвии с ноября 1939 г. по март 1940 г. производство промышленной продукции сократилось в 1,5 раза, а численность зарегистрированных безработных возросла с 4 тыс. до 16,6 тыс. человек. Весной 1940 г. в Эстонии насчитывалось около 20 тыс., а в Литве около 76 тыс. безработных. Так же местным правительствам пришлось заявить о контроле над ростом цен и ограничивать продажу наиболее дефицитных товаров (бензина, керосина, спирта, сахара и т. п.). Например, с 1 сентября 1939 г. в Эстонии были введены карточки на сахар, который должен был выдаваться в сентябре и октябре по 1,2 кг на человека. Затем эта норма была уменьшена до 800 грамм на человека в месяц. С 1 октября в Риге были введены карточки на 400 грамм сахар и на 1 литр керосина на человека[597].

В связи с тем, что английское казначейство с 25 августа 1939 г. перестало поддерживать курс фунта стерлингов, произошла его девальвация примерно на 15 %. 28 августа Швеция и Финляндия, 29 августа Норвегия, а 31 августа Дания заявили о выходе из стерлингового блока и привязке своих валют к американскому доллару. Введение Англией 3 сентября валютных ограничений в стране привело к прекращению деятельности лондонского свободного валютного и золотого рынка. В этих условиях страны Прибалтики так же решили уточнить свою валютную политику. Уже 6 сентября Эстония приняла решение отказаться от привязки своей валюты к фунту стерлингов. Отныне эстонская крона была привязана к шведской кроне в соотношении 1 к 1, а, значит, также стала частью долларового блока. В результате по сравнению с курсом американского доллара на 24 августа эстонская крона оказалась девальвированной на 7,5 %. Соответственно, если до девальвации 1 золотой франк был равен 1,2 эстонской кроны, то теперь он был равен 1,4 эстонской кроны. 12 сентября Латвия также заявила о выходе из стерлингового блока и о привязке своей валюты к американскому доллару[598].

Уже 9 сентября Англия предложила прибалтийским государствам в условиях блокады Балтийского моря на период военных действий направлять свою торговлю с ней через Швецию и Норвегию. Однако страны Прибалтики не имели финансовых возможностей для реализации подобных предложений, сам же Лондон никакой поддержки оказывать им не собирался. В октябре 1939 г. Англия заявила Эстонии и Латвии, что не сможет выполнить свои обязательства по поставкам им заказанных и уже оплаченных вооружений в связи с изменившимися международными условиями. В этой ситуации в конце 1939 г. Латвия отказалась послать в Англию торговую делегацию для обсуждения накопившихся проблем. Правда, начавшиеся 26 февраля 1940 г. англо-латвийские торговые переговоры показали, что реальные возможности для сохранения привычных объемов торговли между двумя странами отсутствуют и в конце апреля 1940 г. переговоры были прерваны. В этих условиях заключенные с СССР торговые соглашения, предусматривавшие расширение двусторонней торговли и поставки сырья, горючего и материалов, облегчали хозяйственное положение прибалтийских стран, помогали им смягчить последствия нарушения экономических связей со странами Западной Европы. Так же Эстония, Латвия и Литва получили возможность расширить транзит своих товаров через территорию СССР в Мурманск или Одессу для сохранения торговли с западными странами. В результате, например, Литве удалось зимой 1939/40 г. сохранить 3-е место в английском импорте бекона, вызвав определенное неудовольствие Германии[599].

Для Германии Прибалтика являлась традиционным поставщиком сельскохозяйственной продукции[600]. Так, во второй половине 1930-х гг. поставки сливочного масла из Эстонии, Латвии и Литвы покрывали от 13,3 до 17,2 %, а поставки живых животных (за исключением лошадей) – от 4,4 до 16,4 % их общего германского импорта (см. таблицы 17 и 18)[601]. Естественно, что в условиях англо-французской экономической блокады заинтересованность Германии в расширении торговли со странами Прибалтики резко возросла. Стремясь увеличить свои закупки в регионе, Берлин предложил этим странам заявить о разрыве торговых отношений с Англией, избегая разговоров о какой-либо компенсации этого их шага с его стороны. Естественно, страны Прибалтики не спешили делать столь однозначные заявления, решив выяснить позицию Москвы. 5 декабря 1939 г. Литва сообщила СССР, что Германия требует от нее прекратить экспорт в Англию. В ответ Москва 6 декабря посоветовала Каунасу «пойти немцам навстречу»[602]. На X конференции Балтийской Антанты 7 декабря было решено отказаться от каких-либо деклараций по этому вопросу, но продолжать добиваться от Германии компенсации и если таковая будет получена, то сокращать торговлю с Англией. В частности, страны Прибалтики рассчитывали получить право транзита через Германию в Нидерланды и Бельгию[603].

Таблица 17. Доля стран Прибалтики в германском импорте масла в 1935–1940 гг.

Таблица 18. Доля стран Прибалтики в германском импорте живых животных в 1935–1940 гг.

Понятно, что, заняв осторожную позицию в отношении германских требований о торговле с западными союзниками, страны Прибалтики не отказывались от предложений Германии о расширении двусторонней торговли. Уже 7 октября был подписан Третий дополнительный протокол к германо-эстонскому торговому договору, который предусматривал почти двукратное увеличение эстонских поставок в Третий рейх и сокращение германских поставок из-за войны. Начавшиеся в декабре 1939 г. переговоры привели к подписанию 6 марта 1940 г. нового германо-эстонского торгового соглашения, увеличившего эстонский экспорт с 60 до 65 млн крон. При этом эстонский экспорт в Германию подешевел на 17,3 %, а германский импорт в Эстонию подорожал на 22,6 %[604].

Одновременно Эстония попыталась расширить товарооборот и с СССР. 14 марта в беседе с наркомом внешней торговли СССР А.И. Микояном эстонский посланник в Москве сообщил, что «эстонское правительство желало бы купить следующие дополнительные товары: бензин – 5 тыс. тонн, авиабензин – 700 тонн, керосин – 5 тыс. тонн, калийные соли – 2 тыс. тонн, железо профильное – 5 тыс. тонн, железо-заготовок – 5 тыс. тонн, сахар – 3 тыс. тонн, хлопок – 1 тыс. тонн, аммонит – 300 тонн, чугун – 5 тыс. тонн». Со своей стороны Эстония хотела бы дополнительно продать СССР 1 тыс. тонн яиц. Микоян «ответил, что он благожелательно отнесется к этому предложению Эстонии, изучит список и даст ответ в ближайшее время». 21 марта эстонская сторона передала проект соглашения и просила ускорить рассмотрение ее списка. На вопрос советской стороны, зачем Эстонии столько железо-заготовок и чугуна, был получен ответ, что это необходимо для их реэкспорта в Германию. В беседе с эстонским посланником в Москве 17 апреля Микоян заявил, что СССР готов продать 5 тыс. тонн керосина, 400 тонн авиабензина, 2 тыс. тонн бензина, но железо-заготовка продана быть не может. На просьбу А. Рея об увеличении контингента по сахару Микоян заметил, что это возможно из нового урожая. Советская сторона хотела увеличить закупки в Эстонии кожевенного сырья и масла, но эстонская сторона сослалась на засуху, которая ограничивает заготовку кормов, а это не дает увеличить выработку масла. Также было отклонено советское предложение о продаже Эстонии тракторов. Правда, 25 апреля эстонская сторона предложила дополнительно продать СССР 12 тыс. тонн сульфитной целлюлозы, 3 тыс. тонн сульфатной целлюлозы и бумаги на 1 млн крон.

28 апреля заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов вручил эстонскому посланнику в Москве проект ноты об изменении 2-й и 3-й статей советско-эстонского соглашения о торговом обороте от 28 сентября 1939 г. 14 и 15 мая 1940 г. проходило обсуждение этого проекта, в ходе которого основные разногласия возникли по вопросу о включении в перечень расходов и платежей советской стороны расходов вооруженных сил СССР, размещенных на базах в Эстонии. Эстонская сторона не хотела признавать подобную формулировку, ссылалась на то, что денежное довольствие советских военных не полностью остается в Эстонии. Кроме того, советские военные закупают импортные товары, на что эстонская сторона вынуждена расходовать валюту. Советская сторона возражала на это, указывая, что все денежное содержание военнослужащих РККА, выдающееся в кронах, оседает в Эстонии. Также СССР экспортирует в Эстонию товары, имеющие валютное значение по оптовым ценам, а личный состав советских воинских частей покупает их по розничным ценам. 26 мая эстонская сторона представила свой проект ноты, который в целом принимал советское предложение, но включал вопросы о расчетах по платежам. В ходе заседаний 29 мая и 2 июня советская сторона предложила изложить вопросы о расчетах по платежам и о дополнительных контингентах в двух разных нотах. Эстония заявила о желании купить марганцевую руду и серный колчедан (без указания объемов), но Москва отказала, опасаясь их реэкспорта в Германию. В связи с изменением политической ситуации А.И. Микоян 5 июня заявил А. Рею, что СССР не намерен расширять товарооборот с Эстонией, а 10 июня переговоры по этому вопросу были прерваны[605].

Тем временем 21 декабря 1939 г. был подписан Четвертый дополнительный протокол к германо-латвийскому торговому соглашению от 4 декабря 1935 г. Согласно этому протоколу Латвия существенно увеличивала свой экспорт в Германию, обязавшись поставить в 1940 г. сырья, продовольствия и других товаров на сумму не менее 140 млн латов, тогда как ее импорт должен был составить 108 млн латов. Разницу предполагалось покрыть за счет военных поставок из Германии на 7 млн латов, из средств специального счета переселенцев (20 млн латов) и со счета Германской расчетной кассы в Банке Латвии (5 млн латов). Однако весной 1940 г. Германия практически не делала даже попыток ликвидировать пассивное сальдо в клиринговых расчетах с Латвией. В итоге к июню 1940 г. долг Германии составил 5,9 млн латов[606].

В ходе проходивших весной 1940 г. германо-литовских торговых переговоров Берлин настаивал на резком увеличении доли Германии в литовском экспорте. Со своей стороны Каунас постарался уклониться от этого, поскольку торговля с Германией в 1939 г. на основе клирингового расчета окончилась для Литвы с пассивом в 8,6 млн литов, а с Англией – с активом в 37,3 млн литов. 30 марта 1940 г. советский полпред в Литве передал в Москву просьбу литовской стороны об увеличении оборота советско-литовской торговли. В ответ 4 апреля Москва сообщила, что она согласна на увеличение оборота двусторонней торговли и после получения пожеланий Каунаса сможет дать конкретный ответ о товарах и общей сумме товарооборота. 5 апреля в беседе с наркомом внешней торговли СССР А.И. Микояном литовский посланник в Москве сообщил о желании своего правительства для компенсации предполагаемого строительства СССР в Литве закупить дополнительно советских товаров на сумму в 28 817 750 литов. Так же литовская сторона просила производить расчет за транзит в Германию в литах и снизить цены на перевалку грузов в Одессе. Советская сторона обещала изучить переданный литовцами список товаров и их просьбы, указав, что по транзиту через СССР Литве уже предоставлена тарифная скидка до 30 %. 7 апреля специалисты НКВТ подготовили предложения по дополнительным контингентам для торговли с Литвой на 15 300 тыс. литов.

В ходе состоявшегося 11 апреля совещания у наркома внешней торговли СССР констатировалось, что советско-литовское торговое соглашение от 15 октября 1939 г. уже перевыполнено. Так, по данным на 25 марта 1940 г., было запродано советских товаров на 22 968,4 тыс. руб. вместо предусмотренных соглашением 17 440 тыс. руб., а закуплено, по данным на 1 марта, литовских товаров на 19 181,2 тыс. руб. вместо предусмотренных 17 440 тыс. руб. В итоге, учитывая, что в связи с прекращением экспорта в Литву леса, каменного угля, антрацита и хлопчатобумажных тканей в 1939 г. пассивное сальдо в советско-литовской торговле составило 3 862 тыс. руб., а содержание советских военных баз требовало дополнительных расходов, было решено согласиться на дополнительное увеличение советского экспорта примерно на 13 млн литов с соответствующим расширением советского импорта. СССР готов был дополнительно закупить живых свиней, мяса и кожевенное сырье. К предстоящим переговорам было решено подготовить два варианта дополнительных закупок на 13 и 17,5 млн литов. По расчетам специалистов НКВТ реализация даже первого варианта расширения советско-литовской торговли позволила бы СССР в 1940 г. увеличить свой удельный вес в литовском экспорте до 22 %, а в литовском импорте до 26 %. К сожалению, доступные документы не позволяют установить, было ли заключено новое советско-литовское торговое соглашение. Известно лишь, что увеличение советской заявки на литовские товары позволило Литве добиться некоторых уступок со стороны Германии в торговых переговорах. Тем не менее, подписанный 17 апреля новый германо-литовский торговый договор предусматривал увеличение литовского экспорта до 140 млн литов при импорте в 120 млн литов[607].

Заключенные германо-прибалтийские торговые соглашения привели к тому, что до 70 % экспорта прибалтийских стран должно было приходиться на Германию. Как отмечали в июне 1940 г. германские дипломаты, благодаря заключенным экономическим соглашениям с Эстонией, Латвией и Литвой значение этих «стран для нашего снабжения продовольствием и сырьем военного назначения значительно возросло»[608]. В результате было обеспечено «решающее экономическое господство» Германии в Прибалтике, которая оказалась фактически включена в «большую экономическую зону» Третьего рейха[609]. Всего за период с 1 сентября 1939 г. по 1 июля 1940 г. удельный вес Германии во внешнеторговом обороте Эстонии составлял 46,5 % (49 % импорта и 44 % экспорта), Латвии – 40,5 % (44 % импорта и 37 % экспорта) и Литве – 39,65 % (42,3 % импорта и 37 % экспорта)[610]. Большое значение Прибалтика имела и для транзитных поставок в торговле Германии с СССР и азиатскими странами[611].

Начало войны в Европе и ввод Красной армии на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, переведший в практическую плоскость советско-германскую договоренность от 23 августа 1939 г. относительно сферы интересов Советского Союза в Восточной Европе, привели к тому, что германское руководство 27 сентября решило срочно организовать переселение в Германию этнических немцев, проживающих на этих территориях. Находившемуся в Москве И. фон Риббентропу было дано поручение договориться с советской стороной по этому вопросу[612]. В результате советско-германских переговоров 28 сентября был подписан Доверительный протокол к договору о дружбе и границе, согласно которому «Правительство СССР не будет препятствовать немецким гражданам и другим лицам германского происхождения, проживающим в сферах его интересов, если они будут иметь желание переселиться в Германию или в сферы германских интересов. Оно согласно, что это переселение будет проводиться уполномоченными Германского Правительства в согласии с компетентными местными властями и что при этом не будут затронуты имущественные права переселенцев. Соответствующее обязательство принимает на себя Германское Правительство относительно лиц украинского или белорусского происхождения, проживающих в сферах его интересов»[613]. Совершенно очевидно, что германская сторона специально предложила столь расплывчатую формулировку, чтобы иметь возможность обеспечить невмешательство СССР в вопрос о переселении немцев не только с территории Западной Украины и Западной Белоруссии, но и из Эстонии и Латвии.

Таблица 19. Доля Германии, Англии и СССР во внешней торговле стран Прибалтики в 1939 г. и в январе – июне 1940 г. (%)[614]

* За 1940 г. по внешней торговле Латвии даны сведения за январь – май.

Выступая 6 октября в рейхстаге, Гитлер изложил программу установления «нового порядка» в области национальных отношений в Европе, составной частью которой было переселение этнических немцев в Германию и на аннексированные ею территории. Уже 7 октября был создан Рейхскомиссариат по укреплению немецкой нации во главе с рейхсфюрером СС Г. Гиммлером, а практическое осуществление переселения было возложено на Центральное иммиграционное ведомство, находившееся в Познани. Одновременно 7 октября Германия предложила Эстонии и Латвии договориться о переселении остзейских немцев. Начавшиеся 9 октября германо-эстонские переговоры привели к подписанию 15 октября в Таллине протокола о переселении немецкого национального меньшинства Эстонии в Германию. Собственность уехавших из Эстонии немцев была объединена в руках «Германского доверенного управления». Схожим образом решался вопрос и на начавшихся 10 октября переговорах о переселении немцев из Латвии. В данном случае германо-латвийский договор о переселении латвийских граждан немецкой национальности в Германию был подписан в Риге 30 октября. Согласно этому документу, все немцы, которые хотели покинуть страну, до 15 декабря должны были подтвердить добровольное желание «навсегда отказаться от латвийского подданства». Соответственно, Германия принимала их и предоставляла им свое подданство. Вся оставлявшаяся переселенцами недвижимость переходила в управление специально созданного 7 декабря Акционерного общества по управлению имуществом переселенцев, с которым Латвия и должна была вести дела по вопросу о взаимных расчетах. В итоге Латвия обязалась выплатить Германии 91 594 тыс. латов, из которых 30 млн было выплачено в первой половине 1940 г. Всего до конца 1939 г. из Эстонии в Германию переселилось 13 352 немца, а из Латвии – 52 583 немца[615].

Тем временем передача Советским Союзом Виленского края Литве резко ухудшила отношения Каунаса с польским правительством в эмиграции. Политика Литвы на присоединенных территориях определялась националистической литовской идеологией и ставила своей целью литовизацию края. Во всех государственных учреждениях с посетителями разговаривали только на литовском языке. Полиция следила за тем, чтобы на улицах Вильно не разговаривали по-польски, те, кто не владел литовским языком, увольнялись с работы. Из края выселялись не только беженцы периода германо-польской войны, но и те, кто не был коренным жителем или не мог получить литовского гражданства, правила предоставления которого были сложны и неопределенны. В итоге из 250 тыс. человек, живших в городе, гражданство получило лишь 30 тыс. жителей. 13 октября 1939 г. польский посол в Каунасе передал в МИД Литвы ноту, в которой литовская сторона обвинялась в нарушении нейтралитета и противоправном присвоении польской территории. В ответной литовской ноте, врученной на следующий день, отрицалось нарушение Литвой каких-либо обязательств по отношению к Польше, и излагались права Литвы на Вильно. В итоге польско-литовские дипломатические отношения были прерваны. 23 октября польское правительство в эмиграции направило ноту протеста относительно присоединения Вильно к Литве генеральному секретарю Лиги Наций. Однако 31 октября польская сторона постаралась несколько сгладить эту проблему, и обе стороны стали воздерживаться от публичных взаимных обвинений. Польское правительство в эмиграции стремилось к тому, чтобы Виленский вопрос оставался открытым, что позволило бы в будущем вернуть эту территорию в состав Польши.

7 декабря советская военная разведка сообщала, что в г. Вильно «оживили свою деятельность религиозные и фашистские организации, состоящие из быв[ших] офицеров, полицейских и чиновников разных польских учреждений. Фашистская организация именует себя «Белый орел». В программу этой фашистской организации входит: свержение литовской и советской власти на территории быв[шего] польского государства и восстановление «несгинелой» Польши. Эта организация уже успела выпустить ряд прокламаций против Литвы и Советского Союза. Листовки призывают всех поляков вступить в организацию «Белый орел». Фашистская организация «Белый орел» явилась организатором демонстраций против Литвы и СССР и организатором еврейских погромов в Вильно с 31 октября по 1-е ноября. На Конской улице со второго этажа дома сбросили целую еврейскую семью. Литовская полиция к еврейским погромам относится примиренчески. В 8 часов утра 1-го ноября у могилы (плита) Пилсудского собралось много поляков, принесших цветы, и уходили с патриотическими песнями. Демонстранты срывали литовские флаги с криками: «Долой литовское правительство», «Долой незваных гостей в Литву и СССР». В толпах избивали евреев. Демонстранты обвиняли торговцев-евреев в поднятии цен на продукты и товары. Демонстрация была рассеяна вмешательством войсковых частей (10 танков, 2 бронемашины и сильного конного наряда). В стычке с демонстрантами имелись раненые. 7-го ноября польские националисты произвели налет на казармы по ул. Костюшки и сожгли 10 танков литовской армии. В этой схватке убит один поляк». Всего в ходе погрома было ранено 35 человек. В Виленской области крестьяне были недовольны возвращением помещиков и отъемом земли, полученной от временных управлений. Кроме того, советскую сторону беспокоил тот факт, что литовские пограничники пропускали в СССР всех желающих без какой-либо проверки[616].

В середине декабря 1939 г. польское эмигрантское правительство запретило создавать в Виленском крае подпольные организации, борющиеся за восстановление польской государственности. Тогда же полякам удалось добиться разрешения Литвы на приезд неофициального представителя польского правительства А. Жолтовского. Однако эта поездка, состоявшаяся в конце марта – начале апреля 1940 г., привела к новому ухудшению польско-литовских отношений. 17 апреля польское правительство в эмиграции приняло решение «об эвакуации из Виленского края и Литвы польских политических деятелей». 27 апреля глава польского правительства В. Сикорский выступил с заявлением, в котором отметил «трагическое» положение поляков в Виленском крае, обвинил Литву в действиях, направленных против польского населения, и обещал, что польское руководство будет и впредь бороться за объединение всех «ягелонских» земель в составе воссозданной Польши. В последовавшем в начале мая 1940 г. выступлении по радио Сикорский охарактеризовал действия Литвы как оккупацию Виленского края, приравняв ее к действиям Германии и СССР. Поначалу литовское правительство 5 мая решило «еще энергичнее заняться защитой литовских дел в Париже и Лондоне… для нейтрализации польской деятельности против нас и подготовкой сторонников Литвы на предстоящей Мирной конференции». Однако уже на следующий день литовским дипломатам было приказано не предпринимать активных действий против этого польского заявления, так как «мы не хотим, чтобы Англия и Франция высказались по этому вопросу в пользу Сикорского»[617].

Кроме того, с передачей Виленского края Литве был связан и ряд вопросов в советско-литовских отношениях. Так, уже 17 октября 1939 г. литовский посланник в Москве Л. Наткевичус в беседе с заместителем наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкиным упомянул о сообщениях о вывозе из Виленского края советскими войсками оборудования некоторых фабрик и товарных запасов, а также заявил о желательности сохранения части подвижного состава железных дорог. Советский дипломат ответил, что «не следует придавать значения подобным слухам»[618]. 19 октября литовский министр иностранных дел Ю. Урбшис в беседе с советским полпредом Н.Г. Поздняковым сообщил о вывозе из Вильно советскими войсками имущества и ценностей. Поинтересовавшись, насколько точны эти сведения, советский полпред обещал передать эту информацию в Москву[619]. 22 октября в беседе с В.М. Молотовым Наткевичус настаивал на ускорении передачи Вильно, попытался несколько изменить границу, установленную по договору от 10 октября, и интересовался возможностью переселения литовцев, живущих в Западной Белоруссии, в Литву. Его советский собеседник ответил, что «мы не возражаем против того, чтобы литовские войска хоть сегодня вступили в Вильно», однако «против каких-либо изменений границы, но не возражаем против того, чтобы литовцы, желающие (повторяю: желающие) из Западной Белоруссии выехать в Литву, воспользовались этим правом и выехали в Литву. Для осуществления этого Литовское правительство может послать в Москву комиссию»[620].

25 октября литовский посланник в беседе с Потемкиным вновь указал на то, что «в самом центре Вильно вырубаются деревья бульваров и парков. Происходит расхищение имущества, принадлежащего бежавшим из Вильно владельцам фирм и предприятий» и настаивал на скорейшей передаче города Литве[621]. 26 октября Литва передала Советскому Союзу ноту, в которой выражалась озабоченность вывозом из Вильно и Виленской области железнодорожного подвижного состава и просила оставить его на месте. 1 ноября советская сторона ответила, что «по поводу оставления на месте в городе Вильно и Виленской области государственного имущества, в том числе и железнодорожного подвижного состава, своевременно были даны надлежащие указания местным властям, в соответствии с заверениями Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, сделанными в беседе с Литовским посланником 22 октября 1939 г.»[622].

22 декабря Л. Наткевичус вновь обратил внимание В.П. Потемкина на проблему возвращения подвижного состава железных дорог Виленской области, которую литовская сторона старалась поднять на проходящей в это время в Москве советско-литовской железнодорожной конференции. Литовский дипломат высказал идею аренды подвижного состава у СССР. Его советский собеседник обещал передать эти пожелания НКПС[623]. Однако этот вопрос так и остался нерешенным. Тогда 16 марта 1940 г. литовская сторона передала СССР вербальную ноту, в которой вновь просила о возвращении в Виленскую область подвижного состава железных дорог. Принимая этот документ, Молотов ответил, что «он не находит возможным удовлетворить эту просьбу литовского правительства, и высказывает пожелание покончить с этим вопросом». Тем не менее, литовский посланник просил дать письменный ответ на переданную им ноту[624]. Выполняя эту просьбу, 29 марта советская сторона передала литовской миссии в Москве ответную ноту, в которой отмечалось, что она не усматривает в договоре от 10 октября 1939 г. оснований для удовлетворения просьбы Литвы о передаче ей части подвижного состава бывших польских железных дорог[625]. Тогда 10 апреля 1940 г. Литва просила «дать в аренду некоторое количество паровозов и вагонов». В ответ заместитель наркома иностранных дел СССР В.Г. Деканозов обещал выяснить этот вопрос в НКПС[626]. Тем временем 24 февраля литовская сторона предложила СССР создать специальную смешанную комиссию для рассмотрения ряда имущественных претензий, относящихся к г. Вильно и Виленской области. Однако в ответ советская сторона 19 мая заявил, что договор от 10 октября 1939 г. не налагает на нее обязательства возвратить имущество и ценности, даже если бы они и были вывезены из Виленской области[627].

Кроме того, еще 3 декабря 1939 г. Л. Наткевичус поставил перед советской стороной вопрос о возвращении в Вильно вывезенных в Минск книг из библиотеки Т. Врублевского[628]. 17 декабря Молотову была передана литовская нота от 13 декабря о возврате вывезенных из Вильно архивных документов, в том числе и «Литовской метрики», и книг из библиотеки Врублевского[629]. 16 марта 1940 г. в беседе с В.М. Молотовым Л. Наткевичус еще раз поднял вопрос о части не переданных Литве архивных материалов и библиотеке Врублевских[630]. 27 марта заведующий отделом Прибалтийских стран НКИД А.К. Лысяк направил В.М. Молотову и его заместителю В.Г. Деканозову докладную записку № 152/пб, в которой указал, что литовский посланник 13 декабря 1939 г. просил о возвращении Литве вывезенных из Вильно в Минск архивов и библиотеки Врублевских. СНК БССР считает, что все эти материалы имеют отношение к истории Белоруссии и должны оставаться в архиве АН БССР. Однако АН СССР предлагает вернуть библиотеку, так как все эти книги есть в библиотеках СССР, кроме «Устава богослужения православной церкви», но все журналы 1919–1939 гг. на белорусском языке следовало оставить в БССР. Относительно архивных документов предлагалось передать Литве те материалы, которые не имеют значения для истории белорусского народа[631].

17 апреля в беседе с заместителем наркома иностранных дел Деканозовым Наткевичус вновь коснулся вопроса «о возвращении Литве библиотеки Врублевских и исторических архивов г. Вильно и Виленской области». Его собеседник ответил, что вопрос находится в стадии изучения для определения того, какие материалы могли бы быть переданы Литве[632]. 26 апреля Деканозов направил в СНК СССР проект решения по этому вопросу, в котором полагал целесообразным вернуть то, что не имеет историко-революционного значения, но «Литовскую метрику» не отдавать[633]. 10 мая Наткевичус вновь напомнил Деканозову о том, что до сих пор не получил разрешения вопрос о возвращении Литве архивных материалов и библиотеки Врублевских[634]. В итоге, 28 мая своим распоряжением № Со-5473 СНК СССР разрешил передать Литве все материалы, не имеющее историко-революционного значения. Для их отбора следовало создать комиссию в составе И.И. Никитинского (Главное архивное управление НКВД), И.К. Зябкина (политический архив НКИД) и академика Б.Д. Грекова, которой следовало провести работу по согласованию с председателем СНК БССР[635].

Тем временем 7 ноября 1939 г. латвийское правительство учредило Комитет по снабжению советских гарнизонов, председателем которого был назначен Г. Штольц, а 28 ноября издало закон о запрещении снабжения советских гарнизонов в обход Комитета и утвердило Правила его работы. За поставку латвийскими фирмами советским гарнизонам товаров помимо Комитета устанавливался штраф в 10 тыс. латов. Официально Комитет должен был содействовать снабжению, но фактически он устанавливал монопольные цены, примерно на треть более высокие, чем на латвийском рынке[636]. Понято, что советские дипломаты в Латвии сообщили в Москву о том, что «настроение “заработать” зашло настолько далеко, что лат[вийское] пра[вительство] потеряло чувство меры и стало на путь ограничения и связывания коммерческой деятельности торгпредства. Обычно принятые формы связи с фирмами и частными лицами, которые для нас были выгодны, ныне нарушаются вмешательством государства. У торгпредства нет обязательства вести торговлю через комитет, чего нет и в других странах, нет этого и в торговом договоре, а поэтому правильнее было бы заявить латышам, что мы считаем себя свободными в выборе организаций для заключения сделок. С комитетом, на равных началах с другими фирмами мы будем иметь дело при том условии, если это госконтора, – комитет будет продавать дешевле и лучше». Кроме того, в беседе с министром иностранных дел Латвии советский полпред в Риге «выразил неудовольств[ие] по поводу чинимых препятствий комитетом». На следующий день министр земледелия пригласил советского полпреда и «дал обещание, что никаких препятствий комитет чинить не будет и стремление продать подороже также будет им караться»[637]. С 1 декабря председателем Комитета был назначен старший агроном Министерства земледелия И. Кризбергс, а 2 декабря был опубликован список из 11 организаций, которые получили право заключать торговые сделки по снабжению советских гарнизонов в Латвии[638].

1 декабря советский полпред в Латвии получил указание Москвы заявить протест против запрещения латвийским фирмам заключать с торгпредством торговые сделки на товары для советский войск помимо вновь созданного Государственного комитета по снабжению советских гарнизонов. Эти меры являются дискриминацией СССР и противоречат торговому договору от 4 декабря 1933 г. Советская сторона заявляла, что сохраняет за собой право закупать у латвийских фирм товары как для экспорта в СССР, так и для снабжения советских войск. Через Комитет товары будут закупаться в том случае, если его цены будут соответствовать ценам на латвийском рынке[639]. 3 декабря 1939 г. соответствующий протест был передан латвийской стороне, которая обещала устранить всякие недоразумения. Правда, 7 декабря в ответной ноте латвийская сторона указала, что закупка продуктов в Латвии для советских гарнизонов торгпредством не подпадает под действие договора о внешней торговле и не предусмотрена торговым договором. Поэтому советскому торгпредству не следует смешивать закупки товаров на экспорт и для гарнизонов в Латвии. Также сообщалось, что задачей Комитета является облегчение снабжения советских войск, предотвращение спекуляции и учет снабжения латвийского населения. Тем не менее, 18 декабря министр земледелия издал распоряжение о выделении 25 фирм, которым разрешалось заключать сделки с советским торгпредством[640].

Определенные политико-экономические вопросы возникли и в советско-литовских отношениях. Так, 11 декабря СССР направил Литве меморандум, в котором указывалось, что в соответствии с заключенным договором советское правительство полагает, что «пропуск грузов, направляемых из СССР в адреса советских воинских частей, расположенных на территории Литовского государства, будет проводиться свободно, без взимания таможенных пошлин и всяких других сборов, а также без каких-либо таможенных формальностей». В ответной ноте от 17 февраля 1940 г. литовская сторона согласилась с предложением о не взимании таможенных сборов, но настаивала на определенном соблюдении таможенных формальностей, предусмотренных литовским законодательством. В частности, ввозимые в страну животные и продукты питания подлежали ветеринарному и санитарному контролю[641].

Тем временем 25 октября 1939 г. литовская сторона поставила вопрос о возможности пропуска на территорию Западной Белоруссии и Западной Украины уроженцев этих мест из состава 14 тыс. интернированных в Литве бывших польских военнослужащих. Согласовав этот вопрос с НКВД, заместитель наркома иностранных дел В.П. Потемкин направил 5 ноября в правительство докладную записку с предложением о реализации этого мероприятия. Соответственно, 9 ноября Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1851-484сс, согласно которому следовало принять «военнопленных бывшей польской армии, интернированных в Литве, жителей Западной Украины и Белоруссии, изъявивших желание вернуться на родину». Принимавшийся рядовой и младший командный состав следовало распустить по домам, а офицеры, военные чиновники и полицейские направлялись в Юхновский и Южский лагеря, где проходили фильтрацию. Причем следовало «считать этот пункт в отношении офицеров и полицейских чиновников строго секретным». Пропуск этих лиц через границу следовало осуществлять через контрольно-пропускные пункты в Гудогае и Марцинканцах по 250 человек в день. Для отбора и приемки интернированных в Литву направлялась правительственная комиссия в составе комбрига Г.А. Петрова (председатель), капитанов М.М. Удачина, В.А. Соловьева, Г.Я. Злочевского, капитана госбезопасности С.А. Родителева, лейтенанта госбезопасности И.Г. Варьяша, старших лейтенантов госбезопасности Б.И. Кутъина и А.А. Пчелкина[642].

Тем временем, выполняя утвержденное 2 октября Политбюро ЦК ВКП(б) и изданное в то же день постановление СНК СССР № 1626-390сс о роспуске по домам рядового и младшего комсостава военнопленных из Западной Украины и Западной Белоруссии[643], наркомы обороны и внутренних дел издали соответствующие приказы[644]. При этом 13–14 октября заместитель наркома внутренних дел В.В. Чернышев приказал из состава отправляемых по месту жительства военнопленных из Западной Белоруссии и Западной Украины направить 5 100 человек для работы на предприятиях Наркомата черной металлургии[645]. Однако уже 15 октября начальник Управления по делам о военнопленных НКВД СССР майор П.К. Сопруненко направил начальникам Козельского, Юхновского и Осташковского лагерей телеграфное распоряжение № 2066106-07-08: «Жителей Виленского воеводства на работы не направлять. Отправьте их домой [на] общих основаниях. Если до установленной нормы не хватает военнопленных, соответственно уменьшите число отправляемых. Количество отправленных телеграфте»[646].

Пока вопрос о приеме интернированных в Литве польских военнослужащих решался в правительстве, П.К. Сопруненко 4 ноября направил подчиненным ему лагерям и приемным пунктам распоряжение № 2066953/сс: «Немедленно телеграфте, сколько содержится [в] лагере [пункте] военнопленных рядовых, младшего комсостава и беженцев жителей Вильно и территории, отошедшей [к] Литве»[647]. В итоге к 19 ноября выяснилось, что всего в Козельском, Путивльском, Юхновском, Криворожском, Запорожском, Елено-Каракубском и Ровненском лагерях имеется 1 394 военнопленных и беженца с переданной Литве территории. В других лагерях жителей этой территории не имелось[648]. Видимо, получив соответствующее указание наркома внутренних дел, П.К. Сопруненко 14 ноября направил начальникам Козельского, Путивльского, Осташковского и Юхновского лагерей распоряжение № 2067292/сс: «Солдат и младший комсостав жителей города Вильно и территории, отошедшей [к] Литве, отправьте на станцию Марц[и]нканцы [Марцинконис] через пункт Р[а]д[о]шковичи БССР. Конвой усиленный. [Об] отправке донесите»[649]. К сожалению, не удалось найти донесения об отправке этой категории лиц из лагерей для военнопленных. В итоге остается неизвестным, когда и сколько именно военнопленных было передано литовской стороне.

Однако у этой проблемы имелся и другой аспект. Так, в 23.58 19 ноября штаб БОВО направил в Генштаб комкору И.В. Смородинову телеграмму начальника штаба 11-й армии: «[В] Гродно имеется около 200 военнопленных, прибывших из Германии 16.11 через Брест-Литовск, местожительство которых отошло к Литве. Органа, который бы занимался отправкой их на территорию Литвы, нет. НКВД по этому вопросу также ничего не известно. Прошу Ваших указаний». Штаб БОВО просил Москву сообщить о решении, которое будет принято[650]. Пока же военное командование попыталось решить этот вопрос самостоятельно. В результате в 19.35 21 ноября начальник штаба БОВО комдив Климовских сообщил начальнику Генштаба, что «по донесению командира Особого 16 СК представитель литовских войск 20.11.39 передал протест командующего литовскими войсками в Вильно по поводу пропуска погранотрядом Ошмяны 11 человек военнопленных бывшей польской армии в Литву и готовящейся переброске в Литву еще 300 человек. Литовцы, ссылаясь на договор между СССР и Литвой, категорически возражают против одностороннего решения советскими погранчастями вопроса о переброске в Литву военнопленных. Начальник Пограничных войск БССР предупрежден о недопущении подобных случаев»[651].

Тем временем 13 ноября советский полпред в Литве сообщал в Москву, что литовские власти не препятствуют беженцам из Западной Белоруссии возвращаться домой, и спрашивал, достигнута ли договоренность об интернированных и какую функцию в данном вопросе должно выполнять полпредство[652]. 18 ноября советская комиссия по делам эвакуации из Литвы интернированных жителей Западной Украины и Западной Белоруссии прибыла в Каунас[653]. 22 ноября заместитель наркома иностранных дел Потемкин направил в ЦК ВКП(б), СНК СССР и НКВД докладную записку № 5570/сс, в которой сообщал, что «литовская миссия в Москве сообщает Наркоминделу, что в Литве, преимущественно в районе Вильно, сосредоточилось значительное количество беженцев из Западной Украины и Западной Белоруссии. Литовское правительство ставит перед нами вопрос о пропуске этих беженцев на места их прежнего жительства.

НКВД не возражает против возвращения в Белоруссию и на Украину беженцев, оказавшихся в Литве. Работу по приему беженцев НКВД соглашается поручить Комиссии, уже командированной в Литву для приема интернированных военных бывшей польской армии.

НКИД просит: 1) разрешить ему сообщить литовскому правительству о нашем согласии на пропуск в СССР беженцев; 2) работу по приему последних поручить Комиссии, командированной в Литву для приема интернированных из бывшей польской армии»[654]. 24 ноября Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило эти предложения НКИД, который 28 ноября сообщил о положительном решении этого вопроса литовской стороне[655]. По данным польских и литовских исследователей, в декабре 1939 г. литовская сторона передала Советскому Союзу 780 беженцев и 1 687 интернированных польских военнослужащих, из которых 75 человек (21 офицер, 54 полицейских и жандарма) по данным на 4 января 1940 г. содержались в Юхновском лагере, а остальные рядовые и унтер-офицеры были распущены по домам[656].

К сожалению, доступные документы не дают ответа на вопрос о том, как именно проходил обмен военнопленными и возвращение беженцев. Исходя из политики Литвы в Виленской области, можно предположить, что литовская сторона вряд ли согласилась бы принимать поляков – уроженцев края. Во всяком случае, 17 декабря литовский посланник в Москве сообщил Молотову о признательности своего правительства «за работу советской комиссии по возвращению беженцев и интернированных из Литвы». Одновременно литовская сторона просила «предоставить вышеуказанной комиссии право принимать также лиц, тесно связанных с территорией, отошедшей к СССР, не ограничиваясь категорией лиц, появившихся в Литве после 1 сентября 1939 г.», а также поставила вопрос «об освобождении и возвращении в Литву 28 человек, задержанных во время занятия советскими властями Виленской области». Молотов «обещал рассмотреть поднятые вопросы»[657]. Как видим, литовская сторона попыталась выселить в СССР часть нелитовского населения переданных ей территорий. Однако доступные документы не позволяют проследить завершение обмена мнениями по этому вопросу.

Схожие проблемы имелись и в советско-латвийских отношениях. Так, 13 ноября советский полпред в Латвии сообщил в Москву, что согласно новому латвийскому закону иностранцам запрещено проживать в крупных городах и 15-километровой приграничной зоне. Латвийские власти стараются удержать сезонных батраков из Западной Белоруссии и Западной Украины под видом того, что им неизвестно, где проходит граница. Полпред предлагал проявить активность в возвращении этих батраков на родину[658]. В результате проведенной работы зимой 1939/40 г. в Западную Украину и Западную Белоруссию вернулось 11 тыс. батраков[659].

Кроме того, 22 декабря 1939 г. заместитель наркома иностранных дел В.П. Потемкин направил в ЦК ВКП(б), СНК СССР и НКВД докладную записку № 5620/с: «Латвийская Миссия в Москве сообщила Наркоминделу, что в Латвии интернировано около 300 человек бывших польских военных, а также находится несколько десятков гражданских беженцев из западных областей Белоруссии и Украины. Латвийское правительство ставит перед нами вопрос о пропуске указанных лиц на места их прежнего жительства.

НКВД, запрошенный по этому поводу, не возражает против возвращения в Белоруссию и Украину интернированных лиц и гражданских беженцев, находящихся в Латвии. Работу по проверке указанных лиц для пропуска на территорию СССР НКВД предлагает возложить на начальника пограничного отряда майора Андрианенко.

НКИД просит:

1. Разрешить НКИД сообщить Латвийскому правительству о согласии Правительства СССР пропустить на территорию Украины и Белоруссии интернированных и беженцев.

2. Пропуск интернированных и беженцев организовать в пограничном пункте Друя на реке Западная Двина. Работу по проверке указанных лиц для пропуска на территорию СССР возложить на начальника пограничного отряда майора Андрианенко»[660]. Однако какого-либо решения по этой записке принято так и не было.

8 января 1940 г. латвийский посланник в Москве Ф. Коциньш просил В.М. Молотова «обсудить вопрос о возможности приема на территорию СССР около 300 человек интернированных и несколько десятков беженцев, место жительство которых в районах Западной Белоруссии»[661]. 20 января Молотов сообщил Коциньшу, что «вопрос этот будет рассмотрен и, если будет возможность, он будет решен положительно»[662]. 26 января Молотов направил в Политбюро ЦК ВКП(б) докладную записку № 18: «По сообщению латвийского посланника в Москве, в Латвии интернировано около 200 человек бывших польских военных, а также находится несколько десятков гражданских беженцев из западных областей Белоруссии и Украины. Латвийское правительство уже несколько раз ставило перед нами вопрос о пропуске указанных лиц в СССР на места их прежнего жительства.

Считая возможным удовлетворить эту просьбу латвийского правительства, прошу принять следующее решение:

1. Разрешить НКИД сообщить латвийскому правительству о согласии правительства СССР пропустить на территорию Украины и Белоруссии находящихся в Латвии интернированных и беженцев, ранее проживавших в указанных областях (до 200 человек).

2. Пропуск интернированных и беженцев организовать в пограничном пункте Друя на реке Западная Двина.

Работу по проверке указанных лиц для пропуска на территорию СССР возложить на НКВД»[663]. 29 января Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило это предложение[664]. 7 февраля о положительном решении этого вопроса была уведомлена латвийская сторона. Однако доступные документы не дают возможности установить, когда и как было реализовано это решение. Во всяком случае, известно, что в декабре 1939 г. 422 интернированных в Латвии польских военнослужащих изъявили желание выехать в СССР. Однако в феврале 1940 г. это количество сократилось до 220 интернированных и 20 беженцев. В конце концов, советской стороне было передано 111 интернированных и 3 беженцев, остальные отказались ехать в СССР[665].

Тем временем заметным фактором в отношениях между СССР и странами Прибалтики стала начавшаяся 30 ноября 1939 г. советско-финляндская война, которая привлекла внимание великих держав к северо-восточной Европе. В западной прессе была развернута мощная антисоветская кампания, которая активно использовала идею опасности «мировой коммунистической революции». 2 декабря США ввели «моральное эмбарго» на поставки в СССР авиационной техники и технологии. 3 декабря Финляндия обратилась в Лигу Наций с жалобой на советское нападение. Однако Москва отказалась от участия в соответствующем заседании Совета Лиги Наций. Тем временем созванная Ассамблея Лиги Наций создала Комитет по финляндскому вопросу, который 12 декабря призвал СССР и Финляндию «прекратить военные действия и начать при посредничестве Ассамблеи немедленные переговоры для восстановления мира». В отличие от финского правительства, советское правительство в тот же день отклонило это предложение. В итоге 14 декабря под давлением США и Франции СССР был исключен из Лиги Наций. Естественно, Москва осудила это решение Лиги Наций, которое к тому же было принято с нарушением процедуры голосования в Совете Лиги, и заявила, что СССР «избавлен теперь от обязанностей нести моральную ответственность за бесславные дела Лиги Наций», «не связан с пактом Лиги Наций и будет иметь отныне свободные руки»[666]. 16 декабря Лига Наций приняла резолюцию, призывавшую членов этой организации оказать помощь Финляндии, что позволило западным союзникам развернуть подготовку военных действий против СССР. Правда, в Лондоне и Париже сомневались, что они успеют оказать реальную помощь, поскольку считалось, что СССР быстро оккупирует Финляндию. Однако упорное сопротивление финских войск и трудности ТВД привели к тому, что война затянулась, и Англия и Франция получили возможность снабжать финнов вооружением и развернуть подготовку к вторжению в Скандинавию[667].

Прибалтийские страны воздержались при голосовании в Лиге Наций вопроса об исключении из ее состава Советского Союза. Правда, как отмечали советские дипломаты в Литве, в правящих кругах прибалтийских стран оживились надежды относительно прямого столкновения СССР с западными союзниками, что позволило бы «освободиться» от договора с Москвой[668]. Естественно, что Англия и Франция стали зондировать прибалтийские страны на предмет подготовки совместного удара по СССР. Однако Эстония, Латвия и Литва не спешили давать на эти зондажи какие-либо однозначные ответы, поскольку в случае утечки подобной информации могло последовать ухудшение отношений с Советским Союзом, чего страны Прибалтики стремились избежать. Так, 22 декабря 1939 г. в беседе с английским поверенным в делах в Каунасе Ю. Урбшис отметил, что «Советский Союз выполняет обещания, данные Литве, и жаловаться пока нет оснований. Даже можно говорить о том, что сейчас, когда идет война между Финляндией и Советским Союзом, отношения Литвы с Советским Союзом улучшились в том смысле, что СССР проявляет лояльность по отношению к нам»[669].

Естественно, страны Прибалтики активизировали свои военные связи в рамках Балтийской Антанты. В архиве литовского МИД сохранился написанный посланником в Берлине К. Шкирпой проект «Договора о защите нейтралитета», предусматривавший заключение военного союза Эстонии, Латвии и Литвы, в рамках которого предполагалось создать в Риге общее командование армиями трех стран, оказывать взаимную помощь вооруженными силами, выработать общий план военных действий, обмениваться информацией о состоянии вооруженных сил и т. п. Видимо, эта идея обсуждалась странами Прибалтики зимой 1939/40 г., но были ли это официальные переговоры или всего лишь общие зондажи, остается неизвестным. В любом случае прибалтийские государства опасались подписывать подобные документы. В итоге, было решено развивать военное сотрудничество с Литвой без специального договора. Анализируя эти факты, В.Я. Сиполс поставил вполне справедливый вопрос: если все эти меры были направлены против Германии, то почему они проводились втайне от СССР[670]. Совершенно очевидно, что все эти действия стран Прибалтики имели антисоветскую направленность. Как отмечалось в аналитическом обзоре, направленном в Берлин 24 февраля 1940 г. германским посольством в Риге, «в рамках стремления частично сохранить суверенитет находится и стремление Латвии укрепить отношения и со своими балтийскими соседями, оживить уже частично забытую Балтийскую Антанту. Этому, очевидно, служили и встречи министров иностранных дел в январе 1940 г., а также обмен визитами руководителей генеральных штабов трех балтийских стран. Очевидно для согласования и укрепления своих позиций против своего восточного соседа»[671].

Кроме того, в Прибалтике довольно активно действовали разведки великих европейских держав. Да и сами прибалтийские государства, естественно, продолжали ведение разведки против Советского Союза. Правда, в новых условиях эстонские спецслужбы стали проводить более дифференцированную политику в отношении спецслужб Германии. Например, были в значительной степени свернуты контакты с СД. Так, 10 января 1940 г. Главное управление имперской безопасности (РСХА) отмечало, что «отношения Германии и Эстонии существенно улучшились именно за последние годы. …Причем эстонские представители неоднократно передавали в наше распоряжение материалы о военном положении в СССР, полученные ими в ходе деятельности эстонской разведки. Положение дел в этой стране полностью изменилось в результате заключения пакта между Германией и Советским Союзом, договора между СССР и Эстонией и ввода советских войск в эту страну. В настоящее время возникло серьезное подозрение, что эстонская военная разведка работает лишь в интересах Советского Союза»[672]. Однако связи с Абвером в основном были сохранены. Как признавал после войны один из его руководителей генерал-лейтенант Г. Пикенброк, «в период вступления в Прибалтику в 1939 году советских гарнизонов, с помощью эстонской военной разведки и полиции были подготовлены и расставлены в районе расположения частей Красной Армии агенты, которые подробно информировали нас о вооружении и боеготовности советских частей. […] В Литве и Латвии мы проводили такую же работу, но местные разведывательные органы сотрудничали с нами менее плодотворно». Эстонские спецслужбы и сами вели разведку советских частей и передавали полученные сведения Германии[673].

Так, в ноябре 1939 г. эстонская военная разведка направила капитана Леппа в Финляндию для получения и анализа разведывательной информации о Красной армии. Результаты этой работы передавались затем через Таллин в Абвер[674]. 8/9 декабря разведка эстонской армии принимала офицера Абвера В. Клее[675]. При содействии эстонской разведки в 1939 и 1940 гг. Абвер забросил в СССР несколько шпионско-диверсионных групп[676]. В ноябре 1939 г. состоялась встреча командующего латвийской армией генерала К. Беркиса и начальника штаба генерала Г. Розенштейна с руководителем финского и эстонского отдела Абвера фрегатен-капитаном А. Целлариусом. Как отмечает финский историк К.-Ф. Геуст, «в период советско-финляндской войны сухопутные войска Финляндии получили от вооруженных сил Эстонии и Латвии ценные разведывательные сведения, в частности данные радиоперехвата, которые в значительной степени облегчили задачу разгрома нескольких советских дивизий»[677]. Дело в том, что радиоотделу Информационной службы латвийской армии удалось раскрыть шифр, который применялся при радиосвязи в Красной армии с разными ключами. Поскольку советские войска на финляндском фронте применяли в радиосвязи этот же шифр, то латвийская радиоразведка получила возможность отслеживать действия советского командования, особенно севернее Ладожского озера. По инициативе командующего латвийской армией эти сведения передавались финнам, что помогло им нанести поражение ряду советских соединений из состава 9-й и 8-й армий[678].

Во время советско-финляндской войны эстонские газеты на первых полосах публиковали перепечатанные из финской прессы сообщения о поражениях Красной армии в Финляндии[679]. Согласно официальным данным, в «Зимней войне» участвовало только 58 эстонских добровольцев, которые, очевидно, находились в Финляндии еще до ее начала. Однако 5 октября английский консул в Таллине сообщил в Лондон о том, что сотни эстонцев на рыболовных судах нелегально отправились в Финляндию для борьбы с Красной армией. В январе 1940 г. в передаче Би-Би-Си было сообщено о наличии в Финляндии 2 тыс. добровольцев из Эстонии, но эстонские власти опровергли это сообщение. Искренность подобного опровержения вызывает серьезные сомнения, поскольку известно, что 3 февраля эстонский посланник в Хельсинки в разговоре с финляндским дипломатом заявил о том, что, по его сведениям, в Финляндии находится около 1 тыс. эстонских добровольцев, из которых 300 прибыло в декабре 1939 г. на эстонском пароходе «Кассари», который 10 декабря на обратном пути из Финляндии был потоплен советской подводной лодкой[680].

Естественно, советская разведка также старалась отслеживать это вопрос. Так, 3 января 1940 г. Разведывательное управление РККА сообщало, что «по сведениям заслуживающего внимания источника, переброска добровольцев из Эстонии в Финляндию производится через порт Кунда. По данным, требующим проверки, в Эстонии формируются банды из кайтселитовцев для диверсии против находящихся там частей РККА (сведения проверяются)»[681]. 14 января было получено новое сообщение от источника в Эстонии о вербовке добровольцев для войны в Финляндии и подготовке совместного с финнами нападения на советские гарнизоны. Кроме того, сообщалось и о настроениях среди местных рабочих, которые были недовольны слишком либеральной, по их мнению, политикой СССР в отношении эстонской буржуазии. «Когда сюда пришли долгожданные Красные войска, они думали: Вот теперь у нас имеется опора, открывается возможность получить у них работу, а вместе с этим и легальная возможность объединения и т. п. Но когда этого всего не оказалось (о существовании их даже виду не подают, с военными не разрешают даже разговор завести, а вместо этого якшаются с нашими буржуями, основывая какие-то культурные общества, куда “низшему сословию” “вход строго воспрещается”), то даже самые убежденные коммунисты плюнули и отвернулись, превратившись через день в противников прежних товарищей и единомышленников. Вы бы только послушали, какими словами вас закидывают: “головотяпы”, “обманщики”, “мягкорукие слюнтяи” и т. п. Виною всего этого, по моему пониманию, является слишком деликатная политика. Над этим у нас только смеются, говоря, что, где нет смелости, там должна быть деликатность и постоянное утверждение, что мы де строго придерживаемся заключенного договора. А кто этому верит? Никто»[682]. 29 января разведка сообщала, что «вербовка и отправка добровольцев из Эстонии в Финляндию подтверждается рядом новых данных. В Эстонии и Литве отмечается антисоветская деятельность отдельных кругов, не встречающая должного отпора со стороны правительств указанных государств»[683].

Понятно, что советское руководство постаралось выяснить этот вопрос и официальным путем. 10 февраля В.М. Молотов задал соответствующий вопрос эстонскому посланнику в Москве, который ответил, что в Финляндии нет эстонских добровольцев. 4 марта А. Рей сообщил Молотову, что, «как он выяснил у Лайдонера, эстонских добровольцев в Финляндии нет». На это Молотов ответил, что «он в этом отношении не имеет никаких претензий»[684]. Правда, 5 марта Разведывательное управление РККА вновь сообщало об отправке добровольцев из Эстонии в Финляндию[685]. В условиях отсутствия точных сведений по этому вопросу, представляется вполне вероятным, что заявление эстонского посла в Литве Я. Латтика в беседе с послом Латвии 29 марта о том, что в Финляндию прибыло 2–3 тыс. добровольцев, соответствует действительности[686].

Еще одной проблемой стран Прибалтики были военнослужащие польской армии, оказавшиеся на их территории в сентябре 1939 г. Осенью 1939 г. в Литве было интернировано не менее 13 599, а в Латвии – 1 563 польских военнослужащих[687]. Понятно, что обе страны пытались потихоньку избавиться от большей части интернированных, не слишком препятствуя их выезду за границу. Конечно, вскоре слухи о готовящейся или уже ведущейся переброске этих интернированных в Финляндию просочились в печать. 30 декабря 1939 г. заместитель наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкин вызвал литовского поверенного в делах Л. Багдонаса и просил его проверить сообщения о том, что предполагается организовать переброску в Финляндию интернированных в Литве поляков. При этом было заявлено, что советская сторона не допускает и мысли, чтобы «литовское правительство, связанное с нами договором о дружбе и взаимопомощи, могло разрешить переброску на помощь Маннергейму – Таннеру поляков, находящихся на территории Литвы»[688]. Естественно, что литовская сторона отрицала вероятность подобных фактов. Тем не менее, 9 января 1940 г. советская военная разведка сообщала о вербовке в Литве интернированных польских военных в финскую армию[689]. Видимо, эта информация была неточна, но известно, что немало интернированных поляков выехало из Литвы и поступило на службу в Польский легион во Франции[690].

Тем временем 13 декабря 1939 г. Германия заявила Латвии протест против выезда интернированных поляков, что рассматривалось Берлином как нарушение ее нейтралитета. 30 декабря Советский Союз просил Латвию проверить сведения о якобы имевшей место переброске на шведских самолетах из Риги в Стокгольм интернированных поляков, направляющихся в Финляндию. В беседе с В.М. Молотовым 8 января 1940 г. Ф. Коциньш заявил, что «это является недоразумением, так как латвийское правительство строго соблюдает советско-латвийский пакт о взаимопомощи и никакой отправки поляков в Швецию для финской армии из Латвии не производилось». Проведенная латвийскими властями проверка показала, что «случаев отправки военных поляков в Финляндию не было, так как всего-навсего из Латвии уехали 48 польских граждан, в том числе женщины и дети». Приняв к сведению этот ответ, Молотов заявил, что имевшиеся слухи надо было проверить[691]. Правда, как позднее выяснило советское полпредство в Риге, с 12 ноября 1939 г. по 10 марта 1940 г. из Латвии в Швецию выехал 441 поляк[692]. Со своей стороны Германия 15 января заявила Латвии, что если, как планируется, 18 высших польских офицеров 17 января на шведском самолете вылетят в Стокгольм, это будет недружественным шагом Риги в отношении Берлина. В итоге эту переброску пришлось отложить, но до 15 января из Латвии уже выехало около 300 польских военнослужащих[693]. Кроме того, Латвия через Швецию поставляла в Финляндию рожь, белое полотно для маскхалатов и другие товары[694].

10 февраля в радиовыступлении латвийского президента К. Ульманиса прозвучала мысль, что латвийское государство должно быть готово в ближайшем будущем к большим жертвам. При этом каждый должен быть готов к выступлению в любой момент. «Если трудное роковое испытание настанет, то в среднем одному мужчине из каждого хутора придется надеть форменную одежду; теперь посчитайте и прикиньте, что в Риге нет складов, полных белья и сапог. И знайте, что следует позаботиться о наличии двух рубашек и другого белья, да пары хороших сапог. Начинайте об этом заботиться и держите это наготове». Ситуация нешуточная, и пришло время стране задуматься о чрезвычайных мерах. «Не будь это серьезным делом, я бы не стал об этом говорить в данный момент». Это выступление вызвало оживленную волну слухов в англо-французской прессе, предполагавшей, что СССР выдвинет или уже выдвинул новые требования к государствам Прибалтики, которые готовы сражаться и запросили вооружение и другую помощь от западных союзников. Определенную роль в столь большом внимании к этому выступлению Ульманиса в западной прессе сыграло и то, что в это время в Риге находилась делегация английских бизнесменов[695]. Понятно, что советский военный атташе в Риге полковник А. Завьялов 20 февраля доложил в Москву, что речь президента была «воспринята населением как призыв к подготовке Латвии к мобилизации и войне, причем войне против СССР»[696]. В этой обстановке 24 февраля ТАСС опровергло слухи, будто «Советский Союз предъявил требования к Эстонии, Латвии и Литве о предоставлении СССР новых морских баз, об увеличении количества “военных баз” и т. п.»[697].

Естественно, что советская сторона тщательно отслеживала позицию стран Прибалтики в отношении советско-финляндской войны. Так, еще 17 декабря 1939 г. в беседе с литовским посланником в Москве В.М. Молотов обратил его внимание «на нехорошее поведение литовской печати при освещении финляндского вопроса, допускающей явные нотки недоброжелательности к СССР»[698]. 22 декабря Л. Наткевичус сообщил В.П. Потемкину, что «неприязненные выпады против СССР имели место лишь со стороны газет, руководимых группами национальных меньшинств – поляков и евреев». Советский дипломат обратил внимание своего собеседника на то, что имеющие в Вильно польские группы, питающие одинаковую ненависть к СССР и Литве, вероятно, могут создать проблемы для литовских властей. Поэтому «простейшим способом нейтрализовать провокационную работу указанных врагов могло бы быть их изъятие с последующей передачей советским властям. Такое мероприятие было бы актом законной самообороны Литовского правительства и осуществлением той взаимопомощи, которую СССР и Литовская Республика должны оказывать друг другу не только в чисто военной области». Поддержав в целом эту идею, Наткевичус просил решить вопрос обмена находящихся в литовских тюрьмах коммунистов на отбывающих заключение в СССР литовских граждан. Со своей стороны Потемкин согласился обсудить этот вариант[699].

7 февраля 1940 г. литовский МИД сообщил Наткевичусу, что советский полпред в беседе с литовскими журналистами и деятелями культуры критиковал политику литовского правительства в Виленском крае как слишком мягкую. Он высказал предположение, что весной польские диверсанты могут уйти в леса и возникнет угроза беспорядков, что может потребовать вмешательства советских войск. Литовскому посланнику следовало добиться приема у Молотова и обратить его внимание «на вред от подобных заявлений и просить, чтобы были даны ясные и строгие инструкции воздержаться от них». Также следовало, учитывая имевшее место 1 ноября 1939 г. привлечение по инициативе командира советской танковой бригады ее частей для прекращения организованной поляками демонстрации и беспорядков в Вильно, добиться «ясного заверения, что ни одному советскому должностному лицу в Литве, включая и самых высокопоставленных, не будет дано право принимать решение о подобной помощи» частями Красной армии, поскольку это прерогатива правительств[700]. 9 февраля литовские власти сообщили о проведение арестов участников подрывных польских организаций в Виленском крае[701]. Проведенные к середине марта 1940 г. литовскими властями аресты польских подпольных и оппозиционных групп вполне удовлетворили Москву[702].

В наибольшей степени война между СССР и Финляндией затронула Эстонию, поскольку размещенные на ее территории советские войска принимали участие в военных действиях. Прежде всего, это касалось кораблей КБФ, которые участвовали в объявленной с 9 декабря 1939 г. советской стороной военно-морской блокаде Финляндии[703]. Кроме того, эстонская территория стала объектом случайных атак советских самолетов. Так, 1 декабря «советский самолет сбросил 5 бомб весом 50–60 кг на позиции 5-й батареи эстонских морских крепостей на о. Найссаар. Одна бомба сильно повредила жилой дом младшего комсостава, вторая – основание и механизмы орудия»[704]. В данном случае речь явно шла о потерявшем ориентировку самолете, участвовавшем в авиационном налете на побережье Финляндии.

Объясняя позицию Эстонии в этой ситуации, ее министр иностранных дел А. Пийп 5 декабря в письме своему посланнику в Хельсинки А. Варма указывал: «Что касается нашего отношения к финско-русским событиям, то оно остается неизменным. Как и прежде, мы не считаем это формальной войной, но расцениваем как репрессалии. То же самое говорил Молотов Авенолу. […] Мы проанализировали юридический статус наших баз и их соответствие нашему нейтралитету. Нормы и прецеденты международного права говорят о том, что арендаторы имеют право осуществлять на арендованных землях суверенные действия, с целью проведения которых и были арендованы эти земли. Так, на территориях, арендованных у Китая в Порт-Артуре, Вейхайвее и т. д., были выстроены фортификации, которые использовались в военных действиях, как в целях агрессии, так и для обороны баз, не нарушая при этом нейтралитета Китая. Я не владею информацией о том, в какой степени базы нашей страны используются по такому же назначению, но вышеупомянутые соображения подсказывают, что даже если дело обстоит и так, наш нейтралитет нельзя считать нарушаемым. Я сообщаю Вам это, чтобы Вы могли объяснять наше понимание происходящего в случае необходимости, тем более что в юридическом смысле войны у наших соседей не происходит»[705].

7–14 декабря главнокомандующий эстонской армией генерал Й. Лайдонер посетил Москву, где был принят К.Е. Ворошиловым, В.М. Молотовым и И.В. Сталиным. Во время беседы с советским вождем в ночь на 12 декабря Лайдонер предложил свое посредничество для урегулирования конфликта с Финляндией. «Но Сталин не принял этого предложения, отметив, что было бы возможно вести переговоры с правительством Паасикиви, но ни в коем случае не с правительством Таннера»[706]. Вернувшись в Таллин, Лайдонер в 19.45 16 декабря выступил по радио и опроверг слухи о неких новых «требованиях Москвы» к Эстонии[707]. 25 декабря Финляндия вручила Эстонии ноту, в которой протестовала против стоянки советского флота в Таллине, Хаапсалу и Палдиски и оставляла «за собой право предпринимать необходимые контрмеры в эстонских территориальных водах». Однако Таллин отклонил эту ноту, заявив, что «поскольку ни Финляндия, ни СССР не являются воюющими сторонами, у Эстонии нет оснований для обращения к правилам нейтралитета в отношении обеих стран»[708]. В тот же день об этом было сообщено советской стороне[709]. В конце концов, Финляндия решила не ограничиваться дипломатическими протестами и 27 декабря финские ВВС сбросили 9 бомб на маяк на острове Вайндло, что дало Таллину повод со своей стороны заявить протест[710].

Кроме того, эстонская сторона была недовольна тем, что советские самолеты появляются «в одиночку и группами в запретных зонах Эстонии, в частности в районе г. Таллина». Эта проблема обсуждалась 3 января 1940 г. в ходе заседания смешанной советско-эстонской комиссии, которая приняла решение, что «командование советских сухопутных и морских войск в Эстонии сделает распоряжение своим военно-воздушным силам о категорическом запрещении полетов вне зон, указанных эстонским командованием»[711]. В результате принятых мер удалось добиться повышения дисциплины летных экипажей. Однако отдельные нарушения зон полета все же имели место и позднее. Так, по сведениям эстонских властей, «в течение 2 марта и 10–11 марта 1940 г. советские военные самолеты совершили всего 15 одиночных и групповых полетов над запрещенным для полетов районом Эстонских морских крепостей (в основном над островами Аэгна и Найссаар). Всего в этих полетах участвовало 93 самолета. Восемь раз зенитные орудия Эстонии открывали огонь по пролетавшим там советским военным самолетам»[712].

На территории Эстонии происходили и отдельные инциденты с советскими ВВС. Так, по сведениям эстонских властей, «29 января 1940 г. 8 самолетов сбросили на деревню Коновере 34 фугасных и зажигательных бомбы весом 15–100 кг. Пострадал один жилой дом и хозпостройки, часть бомб не взорвалась»[713]. Эти события отразились в подписанной в 22 часа 29 января оперативной сводке № 39 штаба расквартированной в Эстонии Особой авиабригады Красной армии, в которой отмечалось, что «1 СБ летчик ст[арший] лейтенант Круглов, штурман ст[арший] лейтенант Лебедев, стр[елок]-радист Вильчинский – потеряли ориентировку, сбросили бомбы на территории Эстонии (34 км южнее ст. Рисипере – поле у Конофер) и прошли над своим аэродромом с курсом на Латвию. На сигналы о посадке с земли и заход с[амоле]та вперед их с покачиванием крыльями внимания не обратил и в 14.05 передал сигнал, что с[амоле]т идет на вынужденную посадку, без указания района. Самолет не найден»[714].

3 февраля посланник Эстонии в Москве А. Рей передал в НКИД СССР ноту протеста в связи с тем, что «2 февраля, в 10 час. 55 мин. одним из стоящих в Таллинской гавани военных судов Союза ССР был открыт огонь по эстонскому самолету, производящему учебный полет, несмотря на то, что о предстоящем полете был заблаговременно извещен штаб Вооруженных Сил СССР в Эстонии. Обстрел продолжался две минуты. Из числа выпущенных снарядов некоторое количество упало в ближайших окрестностях города Таллина, а четыре даже в пределах самого города, причем взрывом одного из снарядов ранена одна эстонская гражданка, а взрывом другого произведены разрушения в одном жилом доме»[715].

3 февраля эстонский военный атташе полковник-лейтенант А. Синка сообщил начальнику Отдела внешних сношений НКО, что «2 февраля зенитная артиллерия, обороняющая Таллин, производила практические занятия по наводке. Для показа целей в воздух был поднят самолет. О времени появления этого самолета над г. Таллин и о его опознавательных знаках заблаговременно было сообщено командованию частей РККА. Несмотря на это, в силу какого-то недоразумения, один из Ваших кораблей обстрелял этот самолет из артиллерии и пулеметов.

Самолет и его экипаж остались невредимы. Несколько снарядов упали в городе. Тяжело ранена одна женщина и поврежден дом.

Этот несчастный случай, по сообщению Синка, произошел в тот момент, когда происходило правительственное заседание, посвященное 22 годовщине Тартуского мирного договора»[716].

3 февраля нарком Военно-Морского флота флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов направил И.В. Сталину, А.А. Жданову, В.М. Молотову и К.Е. Ворошилову докладную записку № 15893/сс, в которой сообщал, что «днем 2.02.40 г. в Таллине над стоящими в гавани кораблями Краснознаменного Балтийского флота на высоте около 600 метров появился самолет типа “Бристоль Бульдог”, оказавшийся эстонским. Самолеты этого типа находятся на вооружении Финляндии.

Согласно донесения командования КБФ, было получено извещение о полете эстонского самолета по договоренному маршруту. Однако, в нарушение своего маршрута и вопреки договоренности с эстонским командованием о том, что эстонские самолеты над портом и стоящими в нем кораблями Краснознаменного Балтийского флота вообще летать не будут, самолет над кораблями пролетел несколько раз и был обстрелян огнем зенитной артиллерии кораблей. Приказания об открытии огня по самолету со стороны старшего на рейде командира не было, корабли открывали огонь самостоятельно.

В районе города упало три снаряда, причем два из них вреда не причинили, третьим был поврежден дом и ранена одна женщина. Самолет повреждений не имеет.

Огонь по самолету был прекращен немедленно, как только самолет вышел из зоны над кораблями и перешел в район над городом.

Перед появлением самолета, в районе гавани была слышна пулеметная стрельба, о которой наше командование оповещено не было.

Появление самолета и пулеметная стрельба создали впечатление у наших командиров, будто эстонцы отражают самолет пулеметным огнем, такая обстановка укрепила в них уверенность, что самолет неприятельский. Мной приказано немедленно произвести тщательное расследование происшедшего в отношении порядка оповещения о полетах и обстоятельств открытия зенитного огня»[717].

4 февраля НКИД СССР передал Эстонии ноту, в которой сообщал, что, по донесению командования КБФ, обстрелянный над портом Таллина самолет «вопреки договоренности с эстонским командованием, что эстонские самолеты над портом Таллина и стоящими в нем кораблями Краснознаменного Балтийского флота летать не будут, уклонился от своего маршрута и несколько раз пролетел над советскими военными кораблями, которые, приняв его за иностранный, подвергли его обстрелу. Констатируя, что в данном случае имело место недоразумение, советское правительство выражает по этому поводу свое сожаление»[718]. 5 февраля Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 205-90сс «Об обстреле эстонского самолета в Таллине с советских морских кораблей», согласно которому следовало:

«1. Обязать Наркомвоенморфлота тов. Кузнецова наложить взыскание на виновных в необоснованном по обстоятельствам дела обстреле эстонского самолета в Таллине с советских морских кораблей.

2. За непредставление информации в СНК и ЦК со стороны Наркомвоенморфлота до вечера 3 февраля об имевшем 2 февраля случае обстрела эстонского самолета советскими военными судами в г. Таллине и проявленную слабость руководства Наркомвоенморфлота в отношении флота Таллинской гавани тов. Кузнецову поставить на вид»[719].

Информируя своих дипломатических представителей за рубежом, министр иностранных дел Эстонии А. Пийп писал 7 февраля, что «советское представительство объяснило, что 2 февраля светило солнце и опознавательные знаки самолетов не были видны, что самолеты летали над местом расположения кораблей, один корабль дал предупредительный выстрел, другой разгорячился и открыл стрельбу. Командир последнего будет отдан под трибунал. Материальный ущерб обещали оценить»[720].

10 февраля начальник ВВС комкор Я.В. Смушкевич, комиссар ВВС дивизионный комиссар Ф.А. Агальцов, начальник штаба ВВС комдив Ф.К. Арженухин направили заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 68063сс:

«Командиром 65 ск комдивом Тюриным получено предупреждение эстонского командования, что, начиная со 2.2.40, над всей территорией Эстонии будут производиться полеты самолетов эстонской военной авиации.

Состоящие на вооружении эстонской авиации самолеты в основной своей массе принадлежат к тем же типам, что и самолеты финских ВВС. Поэтому при появлении эстонских самолетов в районе расположения аэродромов Особой Авиабригады возможны крупные недоразумения, так как они могут быть сбиты нашими истребителями.

В силу этого полагаю необходимым поставить вопрос о том, чтобы во избежание возможных недоразумений самолеты эстонской авиации не летали в районах расположения наших аэродромов». 11 февраля Локтионов наложил на этом документе резолюцию: «Телеграммой тов. Тюрина запросить, что он предпринял по этому вопросу»[721].

Тем временем 7 февраля эстонский посланник в Москве А. Рей передал заместителю наркома иностранных дел В.П. Потемкину следующую памятную записку: «В течение последних недель в ряде мест на территории Эстонии сброшены бомбы с аэропланов, летавших либо на большой высоте, либо после захода солнца, почему национальность самолетов не могла быть с полной определенностью установлена по опознавательным знакам. В некоторых случаях, однако, исследованием осколков удалось выяснить, что на сброшенных бомбах имелись надписи на русском языке или условные знаки в виде отдельных букв русского алфавита. Так, например, установлено, что эскадрильей состоявшей из 8 самолетов, 29-го января с.г. в 12 час. 20 мин. близ деревни Коновере в уезде Лянема сброшено 7 разрывных и 27 зажигательных бомб, на осколках которых обнаружены надписи на русском языке “Детонатор вложен” и буквы “П.Г.Л.Д.Ю.”. Буквы русского алфавита были также обнаружены на осколках девяти бомб, сброшенных несколько ранее на острове Хийумаа близ дер[евни] Лейгре. 2-го февраля с.г. в 23 час. 30 мин. сброшено четыре бомбы над островом Вормс, и 3-го февраля в 4 час. 20 мин. близ маяка Тахкуна сброшены в море четыре бомбы.

Эстонское Правительство ничуть, конечно, не сомневается, что если в вышеприведенных случаях бомбы сброшены были с самолетов СССР, то произведено это летчиками, потерявшими по той или иной причине способность ориентироваться, в ошибочном предположении, что они находятся не над территорией дружественной и союзной Эстонии. Нельзя, однако, не признать, что эти происшествия являются в высшей степени нежелательными, поскольку они порождают всевозможные нежелательные слухи, являясь вместе с тем благодарным материалом для фабрикации провокационных измышлений во враждебных как для Эстонии, так и для СССР целях.

Эстонское Правительство, далее, озабочено тем обстоятельством, что, начиная с 19-го декабря м.г., на территории Эстонии стали происходить аварийные посадки самолетов СССР, принявшие в последнее время характер массового явления. Достаточно сказать, что за сорок дней таких посадок насчитывается 38, причем на один день, 29 января их приходится 11. Не говоря о том, что каждая такая посадка самолета СССР на территории Эстонии вне участков, отведенных для пользования военно-воздушных сил СССР в Эстонии, является нарушением неприкосновенности территории Эстонской Республики, эти посадки, равно как и сбрасывание бомб, порождают нежелательные толки и слухи, являясь, вместе с тем, благодарным материалом для распространения провокационных измышлений заграницей.

Эстонское Правительство поэтому надеется, что Правительство СССР не откажется принять все меры к тому, чтобы сбрасывание авиабомб с самолетов СССР на территорию Эстонии впредь не имело места и чтобы аварийные посадки самолетов Союза ССР в Эстонии, поскольку нет возможности их полностью избегнуть, происходили в виде исключительного явления только в пределах участков, отведенных для пользования военно-воздушных сил СССР в Эстонии.

Внимания заслуживает еще следующий вопрос. Численность вооруженных сил СССР на территории Эстонии в настоящее время достигла 27 300 человек. Эстонское Правительство, не сомневаясь, что установленная статьей 1 Конфиденциального Протокола к Пакту о взаимопомощи максимальная численность в 25 000 человек превышена отнюдь не намерено, а единственно по недосмотру, надеется, что Советское Правительство не преминет дать соответствующим властям надлежащее предписание об устранении этого недосмотра и о недопущении его в будущем.

В связи с этим нельзя не коснуться и поднятого Народным Комиссариатом Иностранных Дел вопроса о разрешении въезда в Эстонию членов семейств лиц командного состава вооруженных сил СССР. Размещением 25 000 бойцов Красной Армии в участках баз и аэродромов создана столь крайняя теснота в отношении жилплощади, что идти дальше в этом отношении нет никакой возможности. Достаточно указать, что в городе Палдиски около 1 000 бойцов принуждены были жить в палатках во время самых жестоких морозов. Один этот факт наглядно и бесспорно доказывает, что не имеется абсолютно никаких резервов жилплощади, которые могли бы быть использованы для размещения семей лиц командного состава. Поэтому вопрос об их въезде волей-неволей должен быть оставлен открытым до поры до времени. Он может быть поднят вновь, когда будет построено некоторое количество казарм и жилых домов, в результате чего освободится часть жилплощади, занятой ныне частями Красной Армии»[722].

Устно Рей «пояснил, что эстонское правительство просило бы, по возможности, освобождать наши самолеты от неизрасходованного груза бомб где-нибудь над морем». Лично Рей считал, что «упомянутый лимит не относится к морякам, находящимся на советских военных кораблях. Однако, моряки, высаженные на сушу и несущие службу на базах и в укрепленных районах, должны быть включены в тот контингент 25-ти тысяч человек, который установлен конфиденциальным протоколом для советских войск, расположенных в Эстонии»[723]. Пообещав передать этот документ правительству, Потемкин сразу же оспорил приведенную аргументацию по вопросу о численном составе советских войск в Эстонии, заявив, что «береговые батареи военно-морских сил не входят, к примеру, в состав сухопутных войск и тем самым в состав 25 000 контингента»[724]. В тот же день в ответ на запрос НКИД заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов сообщил, что по состоянию на 1 февраля в 65-м ОСК насчитывается 21 582 человека и предусматривается прибытие корпусного госпиталя, рабочей роты и полковых школ. В 2-м ОСК насчитывается 19 316 человек и ожидается прибытие истребительного и бомбардировочного авиаполков, корпусного госпиталя, рабочей роты и полковых школ, а в 16-м ОСК – 19 762 человека и прибудут бомбардировочный авиаполк, корпусной госпиталь, рабочая рота и полковые школы[725].

Получив 11 февраля соответствующее распоряжение из Москвы, командир дислоцированной в Эстонии Особой авиабригады 12 февраля издал приказание № 04, в котором указывалось, что «эстонский посланник обратился к Правительству СССР по поводу большого количества аварийных посадок и частого сбрасывания бомб на территории Эстонии.

Начальник ВВС Красной Армии обращает наше внимание на этот факт и приказывает:

1. Принять все меры к тому, чтобы неиспользованные бомбы сбрасывались в море, вдали от населенных пунктов, маяков, если по каким-либо причинам нельзя произвести посадку на свой аэродром с бомбами.

2. Разъяснить всему летному составу, что посадки вне аэродрома ведут к дипломатическим осложнениям.

3. В каждом отдельном случае вынужденной посадки вне аэродрома, производить тщательное расследование и о результатах через Штаб Особой авиабригады докладывать Начальнику ВВС Красной Армии»[726].

20 февраля в дислоцировавшийся на территории Эстонии 35-й скоростной бомбардировочный авиаполк вернулся из Минска пропавший 29 января самолет СБ[727]. Проведя расследование этого происшествия, командир Особой авиабригады издал 22 февраля 1940 г. приказ № 018, в котором отмечалось, что «пом[ощник] командира 3[-й] эск[адрильи] 35 АП ст[арший] лейтенант Круглов, штурман ст[арший] лейтенант Лебедев, будучи ведущими группы самолетов СБ при боевом полете 29.1.40 г. к полученному заданию отнеслись преступно-халатно, в результате чего, выйдя из общего строя полка, потеряли общую и детальную ориентировку и всякое представление о своем местонахождении.

Действуя в панике и спешке, потеряв вместе с ориентировкой чувство ответственности за порученное задание, забыв все правила поведения ведущего при потере ориентировки, Круглов и Лебедев вывели свою группу на ж.д. ст. Паэкюля (территория Эстонии 40 км вост[очнее] своего аэродрома) и произвели бомбометание по указанной ж.д. станции.

Только благодаря тому, что данные на бомбометание Лебедев не рассчитывал, а бомбил с целью скорей освободиться от бомб (по этому принципу он работал, наверное, и при других боевых полетах), и тому, что ведомые экипажи, зная, что они находятся на территории Эстонии, по сигналу ведущего бомб не сбросили – это безобразное бомбометание не повлекло за собой ни человеческих жертв, ни материальных потерь дружественному нам государству.

Вместо серьезных и продуманных действий в целях восстановления утерянной ориентировки, Круглов и Лебедев прошли на большой скорости свой аэродром и продолжали полет с курсом на юг.

Над аэродромом ведомые вышли из строя, заходили вперед ведущего, делали ему знаки, что проходят свой аэродром, однако Круглов и Лебедев, упорные в своем нежелании восстанавливать ориентировку, ушли в р[айо]н Риги, уведя с собой ведомого ст[аршего] лейтенанта Сапогова.

Не восстановившись и в р[айо]не Риги, Круглов и Лебедев продолжали дальше полет на юг. Видя это, ведомый Сапогов ушел от ведущих, пришел на свой аэродром и произвел посадку.

Экипаж Круглова в 14.05 передал по радио, что идет на вынужденную посадку без указания места.

Как выяснилось впоследствии, экипаж Круглова, пролетев Эстонию, Латвию и Литву, произвел посадку в Минске (БССР).

Этот безобразно-позорный случай мог произойти только потому, что Круглов и Лебедев, забыв свое высокое звание командиров ВВС Красной Армии, на протяжении всего полета действовали необдуманно, в панике и не вели никаких даже самых элементарных навигационных расчетов в воздухе.

Только забвением чувства ответственности, трусостью и паникой, недостойной командира РККА, можно объяснить тот факт, что Круглов и Лебедев, будучи ведущими группы, бросили свою группу на неизвестной для них территории (по их убеждению – территории пр[отивни]ка), и ушли от [н]ее в южном направлении без всяких встречающихся в бою реальных опасностей.

Даже оставшийся в строю один ведомый Сапогов, не мог догнать ведущего до Риги в их поспешном бегстве от своей группы».

Командир Особой авиабригады приказал Круглова снять с должности пом[ощника] командира эскадрильи и определить в рядовые летчики, а Лебедева отстранить от должности штурмана, к полетам не допускать и отправить в Москву с последующей передачей дела в Военный трибунал[728].

Советская сторона старалась оперативно реагировать на протесты Эстонии по поводу сбрасывания бомб на ее территории. Так, 19 февраля 1940 г. заместитель наркома внутренних дел комдив И.И. Масленников направил начальнику Главного управления ВВС Красной армии комкору Я.В. Смушкевичу спецсообщение № 19/4770/сс, в котором сообщал, что 13 февраля, возвращаясь с боевого задания, самолет дислоцировавшейся в Гдове 16-й авиабригады в 15.45 сбросил 4 бомбы над Чудским озером. Бомбы упали в эстонских территориальных водах в 3 км от границы. Эстония через пограничного представителя заявила протест[729]. Всего, по данным эстонской стороны, с декабря 1939 г. по 11 марта 1940 г. на территории Эстонии с советских самолетов была сброшена 71 бомба[730]. Даже после завершения советско-финляндской войны эта проблема продолжала некоторое время существовать в советско-эстонских отношениях. Так, 27 апреля заместитель наркома иностранных дел В.Г. Деканозов направил Смушкевичу отношение № 284/пб, в котором сообщал, что «начальник погранвойск тов. Соколов сообщает, что эстонские пограничные власти обратились с просьбой убрать 8 неразорвавшихся авиабомб, найденных ими на льду Чудского озера вблизи места, где в феврале мес[яце] разгружались советские самолеты. Чтобы предупредить возможность обращения эстонцев по этому вопросу в дипломатическом порядке, прошу Вас срочно распорядиться об уборке авиабомб»[731]. 8 мая командование ВВС своим отношением № 486204/с сообщило Деканозову, что «авиабомбы АО-2,5 в количестве 17 штук эвакуированы с территории Эстонии 25 апреля с/г на территорию СССР, где и уничтожены подрывом на месте, совместно с представителями Гдовского погранотряда»[732].

Тем временем страны Прибалтики продолжали поднимать вопрос о численности личного состава советских военных баз на их территориях. Так, 4 марта 1940 г. эстонский посланник А. Рей в беседе с В.М. Молотовым вновь затронул вопрос о 25-тыс. контингенте «войск, которое СССР имеет право содержать в Эстонии». По мнению эстонского правительства, советские «морские части, расположенные на суше (в базах, береговая оборона и т. п.), входят в это количество». Молотов ответил, что «советско-эстонским пактом от 28 сентября 1939 г. обусловлено право СССР держать в Эстонии в целях охраны баз и аэродромов определенное количество наземных и воздушных сил, то есть количество морских сил в данном случае не ограничено. Советский Союз даже не использует предоставленного для него соглашением лимита и содержит в Эстонии только около 22 тыс. человек»[733]. 9 марта министр иностранных дел Эстонии А. Пийп сообщил своим дипломатическим представителям за рубежом: «Что касается максимального числа советских войск, пребывающих на территории Эстонии, то советское правительство трактует его широко в том смысле, что обозначенное в приложенном к пакту протоколе максимальное число относится только к сухопутным и военно-воздушным силам, но не к военно-морским, находящимся на базах. Мы продолжаем дебатировать эту трактовку»[734]. Однако 11 марта Эстония согласилась с тем, что численность личного состава ВМФ не входит в численность контингента[735].

Затем этот же вопрос подняла и Латвия. Так, 15 марта латвийский посланник Ф. Коциньш передал советской стороне памятную записку, в которой указывалось, что следует уточнить вопрос о количестве советских войск, расположенных в Латвии. Латвийская сторона ссылалась на то, что в тексте договора употреблено слово «наземные» (а не «сухопутные») вооруженные силы, а значит пребывающие на берегу морские части также должны включаться в общую численность советского контингента. «В противном случае надо считать, что Советский Союз вообще не имеет права держать на берегу морских частей»[736]. К сожалению, доступные документы не позволяют выяснить, чем именно закончилось обсуждение этого вопроса. Во всяком случае, никаких уточняющих двусторонних документов не заключалось. Правда, насколько известно, эстонская и латвийская стороны преувеличивали численность советских гарнизонов на своих территориях[737].

Естественно, страны Прибалтики продолжали политические контакты с Германией. Так, 11–19 ноября 1939 г. доверенный представитель эстонского президента И. Мюллерсон вел в Берлине переговоры о вводе в Эстонию германских войск, ему была обещана помощь в нужный момент[738]. Еще в мае – июне 1939 г. директор департамента государственной безопасности («Жвальгиба») МВД Литвы А. Повилайтис установил личный контакт с начальником отделения гестапо Тильзита Х. Грефе, который приезжал в Каунас октябре – ноябре 1939 г. для получения информации о размещении частей Красной армии в Литве[739]. В феврале 1940 г. литовский президент А. Сметона вновь попытался прозондировать перспективы сближения с Германией. Как позднее рассказал на допросах в НКВД СССР бывший директор департамента государственной безопасности МВД Повилайтис, незадолго до его запланированной поездки в Германию с целью осмотра криминалистических лабораторий адъютант президента Литвы полковник С. Жукайтис сообщил ему, что по личному поручению президента следует выяснить возможность переориентации на Берлин, поскольку надежды на Англию и Францию нет, и перед Каунасом стоит выбор: СССР или Германия. «Принять социалистическую систему государства, продолжал Жукайтис, это означало бы закопать себя своими собственными руками в могилу, поэтому остается единственный выход – это ориентация на Германию, а для этого необходимо сейчас же начать поиски способов сближения и улучшения взаимоотношений с последней».

В ходе поездки А. Повилайтис должен был сообщить об этом германской стороне и выяснить: «1. Согласна ли Германия взять Литву под свой протекторат? 2. В случае если Литва подвергнется со стороны Советского Союза “аннексии” или Советский Союз будет вмешиваться во внутреннюю жизнь страны и тем самым нарушать суверенитет литовского государства, то как на это будет реагировать Германия. Окажет ли она в случае необходимости соответствующую вооруженную помощь. 3. Информировать правящие круги Германии о том, что президент Сметона решил переориентироваться на Германию и надеется получить от последней необходимую помощь». Об этом поручении никто не должен был знать, чтобы сведения не дошли до Москвы. В Германии Повилайтис вел переговоры с помощником начальника гестапо доктором В. Бестом, который сообщил, что «протекторат над Литвой Германия, возможно, осуществит даже до сентября 1940 года и во всяком случае не позднее окончания войны на Западе. По существу остальных затронутых мною вопросов Бест ответил, что в ближайшем будущем Германия в связи с событиями на Западе не в силах вмешиваться в ход событий в Прибалтике». Вернувшись в Каунас, Повилайтис все это передал лично Сметоне, который, повеселев, заявил, что «если политическая конъюнктура этого потребует, то он не против осуществить в Литве национал-социалистические принципы, то есть, осуществить фашистский переворот», а также дал указание «отныне изменить существующее отношение к немцам в лучшую сторону. Оказывать им необходимую помощь, если таковая им в чем-либо от литовского государства потребуется». В марте 1940 г. возник вопрос о содействии Литвы в переброске на территорию СССР германских разведчиков. Была достигнута договоренность о заброске через Виленскую область 2 немецких и 1 литовского агента[740].

Как отмечает изучавший этот вопрос финский историк С. Мюллюниеми, 19 февраля 1940 г. в Берлине на завтраке в отеле «Кайзерхоф» А. Повилайтис и сопровождавший его доктор П. Мешкаускас действительно встретились с В. Бестом, начальником восточно-прусского управления германской полиции безопасности доктором Х. Грефе и П. фон Фиттингхоф-Шеелом из Службы безопасности. На следующее утро на завтраке в Главном управлении имперской безопасности (РСХА) кроме вышеназванных участников присутствовали начальник РСХА Р. Гейдрих, начальник IV (гестапо) управления РСХА Г. Мюллер и начальник VI (разведка) управления РСХА Х. Йост. Отвечая на вопросы финского историка, Бест уже не мог вспомнить подробности, но утверждал, что главной темой разговоров, безусловно, было высказанное литовцами пожелание быть лучше в сфере влияния Германии, нежели Советского Союза. Учитывая должность Повилайтиса, Бест предполагал, что высказанные гостем идеи соответствовали точке зрения литовского правительства. Бест сообщил, что познакомил Повилайтиса с ведущими германскими должностными лицами, прежде всего из министерства иностранных дел. Конечно, на этой стадии переговоров начальник литовской полиции безопасности едва ли мог получить на свои вопросы от германской стороны что-либо другое, нежели уклончивые ответы. Известно, что Повилайтис очень тесно сотрудничал с германской полицией безопасности, особенно в борьбе с польскими подпольными организациями в Виленской области. Таким образом, представляется вполне доказанным, что президент А. Сметона уже в феврале 1940 г. добивался такого же положения в германской сфере влияния, как Словакия[741].

Как отмечает германский исследователь Г. фон Раух, в апреле 1940 г. президент Эстонии К. Пятс ожидал начала военных действий Германии против СССР в сентябре 1940 г. Во всяком случае, вероятно, что в Таллине и, пожалуй, в Риге и Каунасе в этом видели шанс сохранить независимость и при изменении политического положения добиться устранения временного бремени советских баз[742]. То есть уже весной 1940 г. руководство стран Прибалтики стало склоняться к мысли о необходимости переориентации своей внешней политики на Германию, поскольку Англия и Франция фактически не имели возможности оказать им какую-либо серьезную поддержку. Правда, следует отметить, что в тот момент для Таллина, Риги и Каунаса было далеко не очевидно, чем именно закончиться война в Европе. С одной стороны, англо-французские союзники все никак не атаковали Германию, что вело к неуклонному снижению их влияния в Восточной Европе. С другой стороны, и Германия не нанесла Англии и Франции какого-либо значительного поражения. Фактически война в Европе пребывала в неком неустойчивом равновесии. 9 марта советский военный атташе в Литве майор И.М. Коротких направил в Москву донесение № 246/сс, в котором сообщал о настроениях в литовских правящих кругах, выявленных в результате беседы через третьих лиц с дочерью президента А. Сметоны. В литовской элите преобладают проанглийские настроения, ожидается, что после разгрома Германии Англия поможет прибалтийским странам избавиться от СССР. По мнению близких к президенту кругов, в Советском Союзе происходит быстрое нарастание кризисных явлений и вскоре произойдет полный развал, надо только выждать. Среди литовского населения ведется антисоветская пропаганда, которая объясняет любые трудности в Литве приходом Красной армии, и продолжается осторожный саботаж литовскими властями всех вопросов о нуждах наших войск[743].

Кроме того, властям стран Прибалтики приходилось учитывать постепенный рост недовольства собственного населения сложившейся экономической и политической ситуацией и активизацию левых политических движений, ориентирующихся на СССР. Так, 3 марта ЦК Коммунистической партии Латвии принял резолюцию «О едином фронте рабочего класса», в которой, в частности указывалось:

«8) В Латвии ближайшей задачей рабочего движения является объединение всех антифашистских сил и свержение фашистской диктатуры, установление после этого подлинно демократического строя и предоставление всему народу возможности самому решить, как он желает в дальнейшем строить политическую и хозяйственную жизнь Латвии.

9) Движущей силой антифашистского движения являются рабочий класс и трудовое крестьянство. Поэтому чем более единой и организованной будет эта сила, тем быстрее будет достигнуто свержение фашистской диктатуры. Для этого в первую очередь нужно добиться эффективного единого фронта в самом рабочем классе, в трудовом крестьянстве. Такого эффективного единого фронта рабочего класса можно добиться только при условии, если удастся достигнуть договоренности по некоторым важным вопросам между отдельными направлениями рабочего движения». КПЛ выражала готовность создать единый фронт рабочего класса со всеми организациями и группами в рабочем движении и народный фронт с демократическими группами, которые готовы «бороться за прекращение этой войны, обратив ее против самой буржуазии, нанеся поражение буржуазии в революционной борьбе и свергнув капиталистический строй»[744].

23 марта Секретариат ИККИ принял резолюцию «О задачах КП Литвы», согласно которой главной задачей компартии являлась необходимость «развернуть массовую борьбу против всех антисоветских элементов в стране, бороться с любым саботажем советско-литовского договора, энергично выступать против скрытой антисоветской пропаганды реакционных элементов и добиваться осознания самыми широкими массами того, что только теснейшая дружба с Советским Союзом может обеспечить независимость страны и счастливое будущее литовского народа». Следовало бороться за легализацию профсоюзов, равноправие граждан всех национальностей и созыв Национального собрания, избранного на основе всеобщего и тайного избирательного права. Все это следовало осуществлять на базе широкого движения Народного фронта, привлекая к нему те политические силы и элементы, которые выступают за тесное сотрудничество с СССР[745].

Несколько позднее в специальном номере нелегальной газеты Коммунистической партии Эстонии «Коммунист» было опубликовано воззвание «Ко всему эстонскому народу», в котором излагались основные решения состоявшейся в Таллине в ночь на 1 апреля нелегальной Апрельской конференции КПЭ[746]. В нем в частности отмечалось: «Нашей ближайшей политической задачей является завоевание политических свобод, то есть свободы слова, печати, собраний, союзов, выборов. Народ должен завоевать право свободно обсуждать вопросы, касающиеся его жизни как устно, так и в печати, свободно создавать свои организации и свободно выбирать своих представителей как в государственные, так и в органы местного самоуправления. […]

Демократия не должна быть такой, при которой махинаторы и грабители народа господствуют над народом, а такой, при которой трудовой народ сам, по своей воле, создает для себя лучшие условия жизни. Это должна быть Эстонская демократическая народная республика. Осуществимо ли это? Да. Вторая империалистическая война расколола крупнейшие империалистические государства на два лагеря, и в борьбе против своих трудящихся на помощь диктатуре Пятса – Лайдонера – Улуотса не прибудут больше ни английские танки, ни немецкие штыки, ни финские ножи, как 20 лет назад. В силу этого обстоятельства настроение нашей буржуазии резко упало. С точки зрения внутриполитического положения, экономические трудности, сопутствующие империалистической войне, невиданно обостряют классовые противоречия и вызывают все растущий протест народных масс против правительства грабителей и спекулянтов.

Задача нашей партии – своей разъяснительной работой углублять этот протест и придавать ему организованную политическую форму. Для этого мы должны организовывать трудовой народ на борьбу за свои ближайшие экономические и политические требования, что неизбежно приведет их к борьбе против диктатуры Пятса – Лайдонера – Улуотса»[747].

В этих условиях руководство стран Прибалтики было вынуждено выжидать дальнейшего развития событий в Европе, не отказываясь заранее от использования любой возможности для получения поддержки против Москвы. Естественно, подобные настроения приходилось держать в строгой тайне от Советского Союза. Видимо, в немалой степени подобный поворот в настроениях правящих прибалтийских элит был связан с итогами советско-финляндской войны, завершившейся установлением новой границы между СССР и Финляндией в соответствии с подписанным 12 марта мирным договором. Естественно, советские дипломаты в Прибалтике отслеживали реакцию стран аккредитации на заключение советско-финляндского мирного договора. Так, 19 марта советское полпредство в Литве отмечало, что хотя официально литовские власти поздравили советских дипломатов с мирным договором, «но укрепление позиций СССР, в частности, в Прибалтике, и очередной провал англо-французских авантюристов, являющихся козырной картой лит[овского] пра[вительства] в закулисной игре против СССР, переживаются буржуазными кругами Литвы очень болезненно. «Радоваться нечему. Советско-финский договор усиливает СССР и Германию, но наше положение ухудшает», – так заявил ГИРЕ личный секретарь СМЕТОНЫ – МЕРКЯЛИС. Расчеты на «освобождение» Литвы от сов[етских] войск в связи с возможными осложнениями для СССР на Севере и Юге провалились и им приходится лишь мечтать о примирении на Западе под знаком сохранения англо-французского господства, чтобы этого добиться»[748].

Впрочем, подобные доклады советских дипломатов не сказывались на нормальном развитии отношений Москвы и Каунаса. 20 марта Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «разрешить ВОКС открыть 27 марта 1940 г. в Москве выставку литовской книги»[749]. Соответственно, 27 марта в Государственном музее нового западного искусства открылась выставка, на которой было представлено около 1 тыс. экспонатов, отражавших все основные направления книгоиздания в Литве от художественной до научной литературы. На открытии выставки присутствовали дипломаты Литвы, Латвии и Эстонии, сотрудники НКИД, ВОКС и НКПроса РСФСР[750]. Выставка литовской книги в Москве привлекла большое внимание советской общественности и «получила положительную и высокую оценку». По мнению литовской прессы, это свидетельствовало о том, что выставка была воспринята как очередная «демонстрация литовско-советского культурного сотрудничества»[751].

Тем временем 23 марта первый секретарь советского полпредства в Латвии М.С. Ветров сообщил в НКИД о прошедшей в Риге 14–16 марта XI конференции Балтийской Антанты. В частности, он отметил, что «из отдельных комментариев и бесед с журналистами можно установить, что там рассматривался вопрос о распространении военного оборонительного союза, который Латвия имеет с Эстонией, и на Литву. […] Создание тройственного военного оборонительного союза Латвии, Эстонии и Литвы мотивируется фиксацией фактического положения, созданного заключением пактов о взаимопомощи этими странами с СССР». Таким образом, конференция завершила «фактическое создание тайного военного союза между тремя Балтстранами» и «этот тайный оборонительный союз направлен против СССР»[752]. 26 марта полпред СССР в Риге И.С. Зотов также доложил в Москву, что «есть все основания считать, что на конференции Литва заявила о своем фактическом присоединении к военному союзу, существующему между Латвией и Эстонией. Мунтерс уклонялся и отрицал это. Желательно выяснить у Позднякова в Литве. Видимо, они скрывают это после нашего заявления об оборонительном союзе Скандинавии»[753].

Соответственно, 28 марта заместитель наркома иностранных дел В.Г. Деканозов направил полпреду в Каунасе телеграмму с задачей проверить сведения о том, что «Литва заявила о своем присоединении де-факто к существующему военному союзу между Латвией и Эстонией»[754]. Выполняя это поручение, советское полпредство в Литве в подготовленном 30 марта политическом отчете указало, что еще на декабрьской (1939 г.) конференции Балтийской Антанты «литовская делегация сделала заявление о том, что оговорка 1934 года насчет “специфических интересов” теперь смысла не имеет и Литва не видит особенности своего положения в Антанте. Можно предположить, что разговор клонился в сторону военного союза. Во всяком случае, подобное заявление литовской делегации, совпавшее с приездом в Каунас нач[альника] генштаба Латвии и с ответным визитом в Ригу 15 декабря 1939 г. нач[альника] генштаба Литвы, основание для такого предположения дает»[755]. Эту же информацию Н.Г. Поздняков сообщил в Москву 2 апреля[756]. Сообщая 23 апреля в Москву о назначении эстонского военного атташе в Каунас, Поздняков отметил, что «этот зигзаг явно указывает на то, что у Литвы появились какие-то военные обязательства в отношении Латвии и Эстонии. […] Если взвесить действительное отношение Эстонии, Латвии и Литвы к пактам о взаимопомощи с СССР, то получается, что они не могут и не должны обойтись без военного сотрудничества»[757].

Тем временем, выступая 29 марта на вечернем заседании VI сессии Верховного Совета СССР, В.М. Молотов отметил, что «на основании полугодового опыта, прошедшего со времени заключения этих договоров о взаимопомощи, можно сделать вполне определенные положительные выводы о договорах с Прибалтами. Следует признать, что договоры Советского Союза с Эстонией, Латвией и Литвой способствовали упрочению международных позиций как Советского Союза, так и Эстонии, Латвии и Литвы. Вопреки запугиваниям, которыми занимались враждебные Советскому Союзу империалистические круги, государственная независимость и самостоятельность политики Эстонии, Латвии и Литвы ни в чем не пострадали, а хозяйственные отношения этих стран с Советским Союзом стали заметно расширяться. Исполнение договоров с Эстонией, Латвией и Литвой проходит удовлетворительно и создает предпосылки для дальнейшего улучшения отношений между Советским Союзом и этими государствами»[758].

Своеобразным ответом на это выступление главы советского правительства, стало выступление в Государственной думе Эстонии 17 апреля министра иностранных дел А. Пийпа, заявившего, что «правительство республики намерено по-прежнему твердо придерживаться политики нейтралитета» в европейской войне. Задачей внешней политики Эстонии является сохранение независимости и политического суверенитета страны на основе развития дружественных взаимоотношений со всеми народами. Особое место во внешней политике занимает урегулирование отношений с Советским Союзом, «с которым полгода назад мы создали новый базис для прочных отношений, заключив московский пакт о взаимопомощи. Неоднократно наше правительство пользовалось возможностью заявить, что оно намерено выполнять этот пакт лояльно и четко, то же самое мы слышали и в заявлениях правительства нашего партнера по договору, которое так же подчеркивает свою готовность к доверительному выполнению пакта, уважая, независимость Эстонского государства и существующий государственный и социально-экономический строй. Мы можем теперь, на основе полугодового опыта, сказать, что проведение в жизнь и дальнейшее развитие московского пакта проходило абсолютно корректно и в духе взаимного доверия и честности». Эстонский министр благожелательно отозвался о выступлении Молотова 29 марта относительно состояния советско-прибалтийских отношений и сообщил о ведущихся с СССР переговорах с целью решения и урегулирования ряда практических вопросов[759].

17 и 28 апреля советские дипломаты в Литве сообщали в Москву о том, что литовская пресса осторожными намеками продолжает критику внешней политики СССР в отношении Прибалтики[760]. 26 апреля Литва решила ускорить репатриацию литовцев из приграничных районов БССР и 29 апреля Л. Наткевичус обратился по этому вопросу к В.Г. Деканозову, напомнив ему обещание Молотова, прозвучавшее в беседе 22 октября 1939 г.[761] Утром 1 мая 1940 г. на улицах Риги появились автобусы, задние стенки которых были обклеены плакатами: «Да здравствует Советская Латвия! Долой Ульманиса!». Это была акция Союза трудовой молодежи Латвии в честь Дня международной солидарности трудящихся[762]. В тот же день в Лиепае в присутствии советских дипломатов и латвийских частей прошел парад войск 2-го ОСК и частей КБФ, в котором также участвовала 1 эскадрилья истребителей[763]. Больше ни в каких советских гарнизонах в Прибалтике парадов не проводилось. 8 мая назначенный 7 апреля полпредом в Латвии В.К. Деревянский вручил К. Ульманису свои верительные грамоты. В речах полпреда и президента, произнесенных во время церемонии, констатировалось строгое соблюдение принципа невмешательства обеих стран во внутренние дела друг друга. В состоявшейся беседе латвийский президент отметил, что каких-либо вопросов и претензий, связанных с пребыванием советских войск на территории страны, правительство Латвии не имеет[764]. В тот же день полпред доложил в Москву о том, что, по имеющимся сведениям, в Латвии проводится мобилизации пятнадцати возрастов, высказав мнение, что, несмотря на целый ряд фактов, указывающих на недоброжелательное отношение латвийского правительства к договору о взаимопомощи, «тем не менее, ожидание предпринятия каких-то шагов, прямо направленных против нас, кажется маловероятным. Я склонен считать, что распространение подобных слухов является инспирацией наших врагов»[765].

Тем временем начались переговоры о «Соглашении между СССР и Эстонской Республикой относительно таможенных вопросов, возникающих в связи с пребыванием на территории Эстонии, на основании пакта о взаимопомощи от 28 сентября 1939 года, вооруженных сил Союза ССР», проект которого был передан эстонской стороной 17 апреля 1940 г. Советская сторона вручила эстонцам свой проект 28 апреля, и в ходе переговоров к 5 мая стороны в основном согласовали этот документ. Остались не согласованными вопросы о сроке его действия и времени вступления в силу, но 10 июня переговоры по этому вопросу были прерваны[766]. Еще 4 мая в Таллине в Доме искусств открылась двухнедельная выставка «Охрана материнства и младенчества в СССР», в ходе которой для посетителей читались лекции соответствующей тематики[767]. Выступая в тот же день на собрании по случаю 20-летия Тартуского общества городских служащих, министр иностранных дел А. Пийп отметил, что нарушенные войной экономические связи поставили Эстонию в трудные условия. Однако страну удалось обеспечить сырьем и другими товарами. «В этом большую роль сыграло то обстоятельство, что нам удалось реорганизовать экономическую деятельность страны применительно к требованиям времени и развернуть в невиданных масштабах торговлю с Советским Союзом и Германией. Будем надеяться, что у нас хватит умения продолжать эту линию хозяйственной жизни и в дальнейшем»[768]. 8–10 мая разведка эстонской армии вновь принимала офицера Абвера В. Клее, который на встрече с министром внутренних дел Эстонии А. Юримаа «заявил, что Германия скоро начнет войну с Советским Союзом, о чем Гитлер неоднократно заявляет в партийных и военных кругах»[769].

10 мая литовский посланник в Москве передал советской стороне «памятную записку о порядке эвакуации в Литву литовцев, проживающих на территории БССР», а также сообщил, что «литовской авиации поручено сделать с самолетов фотосъемку возвращенной Литве Виленской области. Полеты с этой целью будут производиться вдоль новой границы СССР от начала мая до 1 августа 1940 г. и просит информировать соответствующие органы и лиц пограничной охраны СССР во избежание возможных недоразумений»[770]. В тот же день информация литовского дипломата через Наркомат обороны была передана командованию БОВО, штаб которого издал распоряжение № 3743, уведомив командование ВВС округа и расположенные в приграничных районах с Литвой войска о предстоящей аэрофотосъемке литовской авиацией Виленской области. От советских войск требовалось принять меру к тому, чтобы не обстреливать литовские самолеты, которые будут вести аэрофотосъемку вдоль границы на высоте 3 тыс. м[771]. 16 мая произошел обмен нотами по вопросу о мерах по урегулированию инцидентов на советско-литовской границе, возникающих вследствие ее случайного перехода людьми и домашними животными. Было решено, что эти вопросы должны разрешаться представителями местных пограничных властей, а если они не договорятся, тогда по дипломатическим каналам[772].

Тем временем 6 мая советский полпред в Каунасе вновь сообщил в Москву об антисоветских намеках литовской прессы и высказал мнение, что «хотя бы и слегка, но пора одернуть литовскую верхушку. Не следует допускать, чтобы в своем распоясовании внутри страны она политически спекулировала именем Советского Союза, его внутренней жизнью и т. п.» 19 мая заместитель наркома иностранных дел В.Г. Деканозов наложил на этом документе резолюцию с указанием заведующему Прибалтийским отделом НКИД А.К. Лысяку: «Надо подобрать эти факты и доложить наркому, наметив н[ашу] позицию дня»[773]. Пока в НКИД обсуждали этот вопрос, Политбюро ЦК ВКП(б) 23 мая утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 856-310сс «Об эвакуации литовцев из пограничных с Литвой районов БССР», которое предусматривало, что до 1 июля 1940 г. жители этих районов литовской национальности по своему желанию могли выехать в Литву. Для проведения работ по эвакуации создавалась комиссия в составе председателя С.А. Сухарева (НКВД) и членов П.М. Осадчего (СНК БССР) и А.М. Вахрушева (НКИД), на организацию работы которой отпускалось 30 тыс. рублей[774]. 26 мая советская сторона сообщила Литве о своем согласии на эвакуацию литовского населения с территории Западной Белоруссии[775].

Тем временем стратегическая обстановка в Западной Европе резко изменилась. Начавшееся 10 мая наступление германских войск в Нидерландах, Бельгии и Франции привело к прорыву фронта англо-французских союзников. К 20 мая германские войска вышли на побережье Ла-Манша, отрезав во Фландрии значительную группировку англо-франко-бельгийских войск. К 30 мая западные союзники еще удерживали небольшой плацдарм около Дюнкерка, одновременно эвакуируя личный состав блокированных войск в Англию. Столь успешные действия вермахта привели к тому, что в европейском общественном мнении возникла и стала укрепляться уверенность в том, что в ближайшее время Германия, вероятно, сумеет нанести поражение Англии и Франции и победно завершит войну в Европе. Понятно, что эти события оказали серьезное влияние на позицию всех нейтральных европейских стран, в том числе и Советского Союза. Опасаясь скорого прекращения европейской войны, советское руководство решило оказать давление на страны Прибалтики с целью увеличения там гарнизонов Красной армии и создания просоветских правительств.

Советско-прибалтийские переговоры о поставках вооружения

Одним из многих слабоизученных вопросов советско-прибалтийских отношений является проблема переговоров о закупках странами Прибалтики вооружений в Советском Союзе в соответствии с заключенными договорами о взаимопомощи. В отечественной историографии данный вопрос совершенно не исследован, имеется лишь упоминание о начале советско-латвийских переговоров по этому вопросу[776]. В зарубежной историографии сам факт подобных переговоров упомянут в работе финского историка С. Мюллюниеми[777]. В книге эстонского историка М. Ильмярва говорится только о попытке Эстонии приобрести вооружение в СССР. По его мнению, во время визита в декабре 1939 г. в Москву генерал Й. Лайдонер заявил И.В. Сталину и маршалу К.Е. Ворошилову, что Эстония хочет приобрести винтовки, самолеты, зенитные и противотанковые орудия и танки. Однако советское правительство ограничилось только обещаниями, поскольку не хотело вооружать Эстонию[778]. Каких-либо иных сведений по этой проблеме в историографии обнаружить не удалось. Однако рассекреченные ныне советские документы дают возможность достаточно подробно рассмотреть этот вопрос.

Эстония

Незадолго до рождества 1939 г. в Москву прибыла эстонская военная делегация во главе с командующим ВВС полковником Р. Томбергом, который 23 декабря был уполномочен вести переговоры о приобретении в СССР вооружения и материалов с правом заключения соответствующих договоров, а также производить технический осмотр и приемку приобретаемого имущества[779]. 27 декабря глава эстонской делегации направил заместителю наркома обороны СССР командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову предварительный список вооружения, которое Эстония хотела бы приобрести в СССР на основании статьи 2 пакта о взаимопомощи от 28 сентября 1939 г. Это список включал 12 истребителей; 2 вывозных (учебных) самолета к истребителям, 36 самолетов-разведчиков; 12 зенитных 76-мм пушек с боеприпасами и приборами управления огнем; 6 звукоулавливающих аппаратов; 12 150-мм прожекторов, соответствующее количество тягачей, автоцистерн и мастерских для всего этого имущества; 12 37-мм зенитных орудий с боеприпасами и системами управления огнем; 20 45-мм противотанковых орудий с соответствующим количеством боеприпасов, тягачей, автоцистерн и мастерских; 10 млн 7,92-мм винтовочных патронов (из них 50 % в обоймах); 20 тыс. 7, 62-мм винтовок и 20 млн патронов к ним (из них 50 % в обоймах); 500 легких пулеметов ДП; 10 тыс. револьверов «Наган» и 1 млн патронов к ним; 1 тыс. оптических прицелов для снайперских винтовок; 12 10-тонных танков; 400 тонн авиабензина; 50 тонн тротила; 200 тонн красной меди в болванках; 100 тонн латуни; 50 тонн красной меди в трубах для изготовления ведущих поясков снарядов. Эстонская делегация просила ознакомить ее с тактико-техническими характеристиками этих систем вооружения и их образцами[780].

Таблица 20. Стоимость эстонской заявки на военное имущество[781]

Естественно, что в различных управлениях Наркомата обороны началась подготовительная работа по этому списку. Уже 28 декабря начальник Артиллерийского управления Красной армии комдив Г.К. Савченко направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 607552с с расчетом стоимости артиллерийского вооружения (см. таблицу 20). Сообщалось, что отправка вооружения возможна через 3 месяца, а по револьверам через 4 месяца после принятия решения о продаже. 7,92-мм винтовочные патроны могут быть отпущены из числа трофейных, которые рассортировываются и приводятся в порядок. 37-мм зенитные орудия проданы быть не могут, так как не установлено их валовое производство. В целом заявка Эстонии на артиллерийское имущество оценивалась в 14 595 290 рублей[782]. 29 декабря временно исполняющий должность начальника Автобронетанкового управления (АБТУ) Красной армии комбриг В.П. Пуганов представил Локтионову докладную записку № 212979с, согласно которой 12 танков Т-26 и 12 автомашин ЗИС-6 с соответствующими запасными частями, боекомплектом и инструментом для ремонтной летучки «А» оценивались в 1 452 243 рубля[783]. В тот же день заместитель начальника Главного управления авиационного снабжения (ГУАС) Красной армии бригинженер А.И. Репин направил Локтионову справку № 367855сс о стоимости 12 самолетов с боекомплектом, которая составляла 2 559 859 рублей[784].

3 января 1940 г. исполняющий должность начальника отдела спецзаданий Генштаба РККА полковой комиссар Соркин направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову ведомость цен на вооружение, предназначенное к продаже в Эстонию (см. таблицу 20), и проект постановления: «Утвердить продажу эстонскому правительству вооружения, согласно прилагаемого списка, на общую сумму 24 471 345 эстонских крон и поручить Наркомвнешторгу СССР заключить договор с эстонским правительством на поставку этого вооружения»[785]. В тот же день Локтионов направил заместителю наркома внешней торговли М.С. Степанову записку № 6503сс с перечнем предметов, намечаемых к продаже Эстонии, на общую сумму 23 749 178 эстонских крон. В отличие от приведенного в 4 и 5 столбцах таблицы 20 количества имущества предлагалось продать 5 тыс. револьверов и 500 тыс. патронов к ним, 150 тыс. патронов к авиационным пулеметам, но не предусматривалась продажа бронебойных патронов. Кроме того, сообщилось, что ориентировочно артиллерийское имущество может быть отправлено через полтора месяца, после подписания договора, автобронетанковое – в мае 1940 г., а авиационное – в июне 1940 г.[786]. Однако после переговоров с эстонской делегацией 4 января заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов в тот же день направил заместителю наркома внешней торговли М.С. Степанову записку № 006505, сообщив новый перечень предметов вооружения (см. таблицу 20) на сумму 24 473 930 эстонских крон[787].

10 января заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову записку № 53/сс: «Представитель военного министерства Эстонии полковник Томберг настаивает на включении в договор о поставке специального имущества отдельного пункта, предусматривающего передачу военному министерству вместе с имуществом нижеследующих технических данных:

1. Краткое описание и тактико-технические данные материальной части и боеприпасов (за исключением 7,62[-мм] и 7,92[-мм] патрон).

2. Таблицы стрельб.

3. Руководства службы, необходимые для эксплуатации всей поставляемой матер[иальной] части.

4. Чертежи и инструкции, необходимые для ремонта.

5. Спецификации всех ЗИПов, принадлежностей и инструментов.

6. Краткие программы испытания поставляемой мат[ериальной] части (в присутствии представителя заказчика).

7. Формуляры на поставляемое имущество.

Прошу Вашего заключения о возможности передачи эстонцам этого материала.

В положительном случае, прошу сделать распоряжение АУ, АБТУ и УВВС Красной Армии о срочной передаче этого материала МОТОКОНТОРЕ В/О “Техноэкспорт”, которая готовит договор по поручению НКВТ.

Материалы, касающиеся АУ РККА, необходимо доставить в Мотоконтору не позже 11-го января с.г., т. к. договор на арт[иллерийское] имущество заключается в первую очередь.

О Ваших распоряжениях не откажите меня известить»[788].

27 января нарком внешней торговли направил в Комитет обороны при СНК СССР докладную записку № 0125/сс, в которой сообщал, что предварительная стоимость военного имущества, намечаемого к поставке в Эстонию, составляет 24 473 930 крон. В ходе ведущихся переговоров стоимость заказа, скорее всего, будет снижаться[789]. 28 января глава эстонской делегации полковник Р. Томберг передал заместителю наркома внешней торговли М.С. Степанову список военных материалов, которые Эстония хотела бы приобрести в СССР – 400 тонн авиабензина; 500 тонн красной меди в болванках с минимальной чистотой 99–99,6 %; 200 тонн цинка с минимальной чистотой 99,7 %; 6 000 метров (около 400 тонн) углеродистой стали в брусках с сечением 75х75 мм, сопротивлением разрыву в 50–60 кг/мм2 и минимальным удлинением 20 %; 5 000 метров (около 400 тонн) углеродистой стали в брусках с сечением 104х104 мм, сопротивлением разрыву в 80 кг/мм2 и минимальным удлинением 9 %[790].

Тем временем стороны достигли соглашения по вопросу о взаимообразном предоставлении Эстонии 12 76-мм зенитных пушек образца 1931 г. с оптической прицельной трубой, 3 дальномеров 4-метровой базы, 3 приборов управления артиллерийским зенитным огнем с телефонизацией и освещением и 6 000 выстрелов для зенитных пушек. Еще 19 января нарком обороны отдал распоряжение начальнику Генштаба «дайте указания занарядить и отправить в Эстонию в счет намеченных к продаже для эстонской армии 3 зенитных батарей 76-мм пушек с приборами управления артиллерийским зенитным огнем»[791]. Одновременно советской стороной велась выработка проекта соответствующего договора. 21 января заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил проект этого документа в Инженерный отдел НКВТ СССР. Предполагалось передать вооружение на 3 месяца, эстонская сторона должна была оплатить все транспортные расходы и стоимость амортизации в размере 2 % от стоимости имущества за каждый месяц его эксплуатации, которая составляла за 76-мм зенитную пушку 2 995 эстонских крон, за дальномер – 936 эстонских крон, за прибор управления зенитным огнем – 1 540 эстонских крон в месяц. Кроме того, Эстония должна была возместить стоимость израсходованных зенитных гранатных выстрелов по 154 кроны и шрапнельных выстрелов по 140 крон за каждый, а также возместить ремонт возвращенного вооружения. Передача вооружения должна была состояться немедленно после подписания договора[792].

Однако начальник Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштаков настаивал на том, чтобы военные не затягивали передачу Эстонии вооружения. В 12.50 21 января он направил наркому внешней торговли А.И. Микояну записку:

«Анастас Иванович.

НКО требует немедленного предписания отправить в Эстонию зенитные пушки.

Я просил их отправить пушки до получения предписания, а предписание дать после, они на это не согласны, отправлять не хотят.

Согласно Вашего указания, я вел переговоры с Томбергом.

Томберг дал телеграмму в Таллин и до получения ответа не дает согласия на наши условия.

Прошу дать указание НКО немедленно отправить орудия. Договор можно будет оформить, пока эти орудия будут находиться в пути».

На этом документе имеется резолюция Микояна: «Согласен»[793].

Вероятно, этот вопрос был согласован на уровне СНК СССР, и 23 января зенитный дивизион был отправлен из Ленинграда в Таллин, где 31 января – 8 февраля работала смешанная комиссия по передаче Эстонии прибывших 12 76-мм зенитных пушек образца 1931 г. с лейнерованными стволами, необходимыми инструментами и запасными частями, 3 приборов управления артиллерийским зенитным огнем, 3 дальномеров 4-метровой базы, 9 командирских зенитных труб, по 15 экземпляров «Правил стрельбы зенитной артиллерии», «Курса стрельбы зенитной артиллерии», «Наставления по инженерному делу зенитной артиллерии» и 13 экземпляров «Боевого устава зенитной артиллерии» (часть 1-я, книга 11-я). Эстонскую сторону, согласно предписанию военного министра № 304-s от 29 января, представляли полковник А. Ратисте (из инспекции артиллерии), капитан А. Леетсар (из Военного министерства), лейтенант Г. Тикк (из зенитной артиллерии) и представитель госконтроля старший контролер Г. Тохвер, а советскую – капитан П. Любимов. 6–7 февраля в г. Нымме те же представители эстонской стороны приняли у советского представителя военного техника 2-го ранга Н. Тимофеева отправленные из СССР 27 января 2 999 выстрелов с дистанционной гранатой, 3 000 выстрелов со шрапнелью и 3 000 дистанционных трубок[794].

Тем временем 1 февраля начальник Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштаков сопроводительной запиской № 0158сс направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову переработанный проект «договора с Военным министерством Эстонии на представление эстонской армии артимущества и прошу подписание договора произвести в кратчайший срок». Согласно этому документу эстонская сторона должна была возместить только транспортные расходы, стоимость израсходованных на учебные стрельбы выстрелов, которая составляла 140 крон за шрапнель и 154 кроны за гранату, и ремонт возвращенного вооружения[795].

3 февраля эстонский военный атташе в Москве полковник-лейтенант А. Синка посетил Отдел внешних сношений НКО и передал на имя заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова «проект соглашения о дивизионе зенитной артиллерии, отправленной в Таллин», для обсуждения которого просил принять его и полковника Р. Томберга 4 февраля[796]. Вероятно, предложенные эстонской стороной переговоры по этому вопросу состоялись. Во всяком случае, 4 февраля заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил заместителю Председателя СНК СССР и наркому внешней торговли А.И. Микояну отношением № 13735сс «на Ваше заключение проект соглашения между эстонским военным командованием и Наркоматом Обороны на переданный взаимообразно зенитный дивизион для прикрытия г. Таллин»[797]. В этом документе стоимость выстрелов, израсходованных в учебных целях, составляла 133 кроны за шрапнель и 146 крон за гранату. 10 февраля начальник секретариата НКВТ Юнаков по указанию А.И. Микояна направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову отношение № 228/с с приложенным к нему проектом договора с поправками[798].

В итоге 11 февраля полковник Р. Томберг от имени Военного министерства Эстонии и командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов от имени Наркомата обороны СССР подписали соглашение о передаче советской стороной в безвозмездное пользование Эстонии уже поставленного ей вышеуказанного артиллерийского имущества. Эта зенитная артиллерия должна была устанавливаться в районе Таллина для отражения возможных воздушных налетов. Расходы по перевозке грузов по железной дороге из Ленинграда в Таллин и обратно, а также по текущим ремонтам брала на себя эстонская сторона, которая также оплачивала выстрелы, израсходованные за период практических стрельб (по 133 кроны за шрапнель и 146 крон за гранату). Стоимость израсходованных выстрелов при отражении воздушного налета брала на себя советская сторона. «Платеж производится один раз каждые три месяца». Повреждения материальной части по желанию эстонской стороны за ее счет могли исправляться на советских заводах. Все имущество передавалось на 1 год с момента подписания приемо-сдаточных актов. Если за 1 месяц до истечения срока ни одна из сторон не выразит желания о прекращении соглашения, то оно автоматически продлевалось еще на год. По истечении срока соглашения, имущество должно было быть возвращено Эстонией в исправном состоянии с учетом нормального снашивания при эксплуатации. Утеря или порча предметов должна была покрываться Эстонией по полной стоимости. Возможные споры между сторонами следовало решать в смешанной паритетной комиссии. «Содержание соглашения сохраняется обеими сторонами в строгой тайне»[799].

Тем временем 28 января в НКВТ СССР была подготовлена записка для памяти о советско-эстонских переговорах относительно военных закупок, в которой отмечалось, что достигнуто соглашение о 3 зенитных батареях, уже отправленных в Эстонию. «Принципиальное соглашение достигнуто также относительно покупки двадцати противотанковых орудий с комплектами запасных частей и снарядов. Назначенные за это имущество цены для Эстонии приемлемы». По остальным пунктам переговоров эстонскую сторону не устраивали цены на системы вооружения, поэтому следовало обдумать вопрос об их снижении. Также существуют разногласия относительно порядка оплаты заказов. Советская сторона предполагает 7-дневный срок оплаты после приема-сдачи заказа, тогда как эстонская сторона хотела бы выплатить одну треть стоимости в 14-дневный срок, две трети до 1 июля 1941 г. и оставшуюся треть 1 июля 1942 г. В тот же день А.И. Микоян наложил на этой записке резолюцию: «т. Степанову. Обсудим по Вашем выздоровлении»[800].

3 февраля эстонский военный атташе в Москве полковник-лейтенант А. Синка посетил Отдел внешних сношений НКО и передал на имя заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова просьбу эстонской делегации об увеличении количества закупаемых 45-мм противотанковых орудий с 20 до 30 с 13,5 тыс. бронебойных и 4,5 тыс. осколочных выстрелов[801].

8 февраля в ходе переговоров в НКВТ эстонской делегации сообщили, что сроки поставок будут увеличены с 45 дней до 12 месяцев со дня подписания договора. Поэтому проект договора, врученный им ранее, подлежал переработке. Посетив в тот же день Отдел внешних сношений НКО, эстонский военный атташе заявил, что эстонской делегации «непонятно, чем вызвано такое резкое изменение. Из наших переговоров с командармом Локтионовым и Степановым мы считали, что все принципиальные вопросы, в том числе и о сроках поставки были решены, и нам казалось, что дело только за техникой подготовки договора к подписанию. Так мы информировали и Таллин. В результате последних переговоров в Наркомвнешторге выяснилось, что месячная работа нашей комиссии идет насмарку, и мы поставлены в такие условия, которые вынуждают нас отказаться от дальнейших переговоров и делать эти закупки в другом месте. Мы не хотели бы этого». В связи с выездом эстонской делегации 12 февраля в Таллин военный атташе просил о новой встрече с Локтионовым 9 февраля[802].

9 февраля заместитель начальника ГУАС Красной армии бригинженер А.И. Репин направил в Инженерный отдел НКВТ при сопроводительной записке № 501058с списки одиночного комплекта мотора «М-62», монтажного инструмента и приспособления для сборки и разборки мотора «М-62» и инструмента, находящегося в бортовой сумке мотора «М-62», для передачи эстонской делегации[803]. 10 февраля в НКО был подготовлен перечень предметов, намеченных к продаже Эстонии, копия которого была 11 февраля передана начальнику Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштакову (см. таблицу 21).

Таблица 21. Заявка Эстонии и ее возможное удовлетворение[804]

21 февраля полковник Р. Томберг просил советскую сторону сообщить сроки поставки 500 штук 7,62-мм автоматических винтовок, 300 тыс. трассирующих патронов, 350 тыс. патронов ЗБ-46 и 350 тыс. пристрелочных (разрывных) патронов. На этом документе имеется резолюция Локтионова от 22 февраля: «Надо уточнить отд[ельные] позиции. Поручил т. Осетрову»[805]. Пока шло согласование всех этих сроков, из ГУАС Красной армии в Инженерный отдел 2 марта были направлены материалы по мотору «М-25В» для передачи эстонской делегации[806].

В конце концов, 3 марта В.Г. Маштаков и В.И. Рябченко от имени Инженерного отдела НКВТ СССР, а генерал-майор Р. Томберг от имени Военного министерства Эстонии подписали договор на поставку вооружения и военного имущества общей стоимостью 5 220 592 эстонских кроны, включая стоимость годной для железнодорожной перевозки упаковки, а также стоимость перевозки грузов до станции Кингисепп, где должна была происходить его сдача-приемка. Кроме того, эстонская сторона возмещала советской стороне затраты на транспортировку грузов от ст. Кингисепп до ст. Таллин по существующим железнодорожным тарифам после предъявления соответствующего счета. На все поставляемое имущество советская сторона передавала также составленные на русском языке руководства службы, необходимые для эксплуатации и ухода за поставляемым имуществом, формуляры и таблицы стрельбы для 45-мм противотанковых пушек. Поставки должны были быть осуществлены в течение 1940 г. «В случае непреодолимой силы обе стороны имеют право, без возмещения убытков, отдалить выполнение настоящего договора или, если препятствия длятся более 2 месяцев, свободно расторгнуть настоящий договор». Платежи за поставки должны были производиться наличными в эстонских кронах в течение 14 дней после прибытия имущества на советско-эстонскую границу и по получении счета с советской стороны. Правда, деньги, уплаченные за поставляемое имущество, можно было расходовать только в пределах Эстонии. Могущие возникнуть споры должны были разрешаться смешанной паритетной комиссией. Эстония обязалась не производить перепродажу приобретаемого в СССР вооружения и военного имущества в другие страны. Договор вступал в силу со дня подписания и сохранялся «обеими сторонами в строгой тайне»[807]. К договору прилагались ведомость на количество, цены и сроки поставки вооружения и военного имущества (см. таблицу 22) и описания его технических свойств[808].

Таблица 22. Количество, цены и сроки поставки вооружения и военного имущества в Эстонию[809]

3 апреля эстонский военный атташе в Москве полковник-лейтенант А. Синка посетил Отдел внешних сношений НКО и передал для заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова следующую просьбу:

«Господин Командарм!

По поручению Главнокомандующего Эстонской армией имею честь просить Вашего любезного содействия для получения разрешения прикомандировать к соответствующим частям РККА следующих командиров Эстонской армии:

1. Для изучения материальной части и полетных свойств приобретаемых у СССР самолетов И-16 [с мотором] М-63 и УТИ [с мотором] М-25, сроком не свыше 60 дней.

– командира авиадивизиона полковник-лейт[енанта] Е.Г. Рейссаара,

– командира авиаотряда майора Е. Адофа,

– авиамеханика А. Силла и

– авиамеханика А.Т. Сааре.

2. Для изучения материальной части приобретаемых у СССР прожзвуков и прожекторов, сроком не свыше 30 дней,

– капитана Х. Тикка.

Пользуясь случаем, прошу Вас, господин Командарм, принять уверение в совершенном к Вам уважении».

5 апреля эта просьбы была доложена Локтионовым наркому обороны маршалу К.Е. Ворошилову, который предложил передать эстонцам, чтобы они подняли этот вопрос по дипломатическим каналам[810].

Соответственно 17 апреля эстонская сторона передала в НКИД ноту, копия которой была в тот же день направлена заместителем наркома иностранных дел В.Г. Деканозовым с сопроводительной запиской № 202-д наркому обороны с просьбой «сообщить Ваше заключение»:

«По поручению своего Правительства Эстонская Дипломатическая Миссия имеет честь просить разрешения прикомандировать к соответствующим частям РККА нижеследующих командиров Эстонской армии:

1. двух командиров-летчиков и двух авиамехаников для изучения материальной части и полетных свойств приобретаемых Эстонией у Союза ССР самолетов И-16 [с мотором] М-63 и УТИ [с мотором] М-25, сроком не свыше 60 дней, и

2. одного командира из частей воздушной обороны для изучения материальной части приобретаемых Эстонией у Союза ССР прожзвуков и прожекторов, сроком не свыше 30 дней.

Надеясь, что Правительство Союза ССР не откажет в благожелательном разрешении этого вопроса, Миссия имеет честь добавить, что приобретаемые прожзвуки и прожектора, согласно условиям договора, передаются Военному Министерству Эстонии не позже 1-го мая с.г., и первая партия самолетов не позже 1-го июня с.г. Поэтому было бы весьма желательно осуществить прикомандирование вышеназванных командиров к частям РККА в возможно ближайшее время».

20 апреля маршал К.Е. Ворошилов наложил на этом документе резолюцию: «Деканозову. Нужно решение пр[авительст]ва», о содержании которой заместителю наркома иностранных дел сообщил по телефону адъютант наркома обороны комкор Р.П. Хмельницкий[811]. Однако, были ли приняты какие-либо меры по этой просьбе эстонской стороны, из доступных документов остается неизвестным.

Тем временем Инженерный отдел НКВТ с конца марта 1940 г. начал подготовку к организации поставок специального имущества в Эстонию по линии Главного таможенного управления НКВТ[812], всесоюзного объединения «Союзнефтеэкспорт»[813], НКО[814], Главного управления пограничных войск НКВД[815] и консульского отдела НКИД[816]. Правда, в ходе этих согласований выяснилось, что советская промышленность не производила авиабензин с октановым числом 94–95. Самое высокое октановое число производимого авиабензина составляло 78, а уже в частях ВВС этот бензин путем смешивания с тетроэтиловой жидкостью доводился до октанового числа 94–95. Соответственно «Союзнефтеэкспорту» было не ясно, кто, где и как будет производить подобную операцию в данном случае. Кроме того, следовало урегулировать вопрос о ценах на нефтепродукты, которые поставлялись в Кингисепп, что требовало от «Главнефтесбыта» использования внутрисоюзных цен, более высоких по сравнению с экспортными ценами[817].

Тем не менее, 6–7 мая на ст. Кингисепп инженер И.С. Захарченко и инспектор таможни К.М. Богданов от Инженерного отдела НКВТ СССР сдали, а капитан Г. Тикк, капитан Р. Веллинг и младший вебель К.-Ю. Туру от Военного министерства Эстонии приняли следующее специальное имущество (см. таблицу 23) на общую сумму 462 688 эстонских крон. Соответственно 11 мая Инженерный отдел НКВТ СССР направил Военному министерству Эстонии счет на поставленное имущество[818]. К сожалению, доступные документы не позволяют установить, была ли осуществлена поставка 2 самолетов УТИ-4, 100 тонн авиабензина и 20 тонн авиамасла, запланированная на 1 июня, или советская сторона воспользовалась своим правом на отсрочку поставок.

Таблица 23. Вооружение и военное имущество, поставленное Эстонии

Латвия

13 ноября 1939 г. латвийский посланник в Москве Ф. Коциньш посетил заместителя наркома иностранных дел В.П. Потемкина и напомнил, что еще в ходе переговоров с советской военно-морской делегацией в октябре 1939 г. ей была передана заявка на закупки вооружения. Теперь латвийская сторона хотела бы выяснить, реакцию советской стороны на эту заявку, тем более что в Латвии уже сформирована особая комиссия под руководством начальника снабжения армии полковника А. Далбергса для переговоров «по вопросу о характере, сроках и финансовых условиях предполагаемых советских поставок вооружения». Советский дипломат обещал выяснить этот вопрос. В ходе переписки с Наркоматом обороны выяснилось, что латвийская заявка находится у маршала К.Е. Ворошилова, но никаких решений по продаже Латвии вооружения правительство еще не принимало, поскольку, по мнению военных, именно НКИД должен был поставить этот вопрос в правительстве[819].

17 декабря латвийский военный атташе в Москве полковник-лейтенант Я. Залитис посетил Отдел внешних сношений НКО и просил ответа на следующие вопросы:

«1. Когда командарм Локтионов сможет возобновить переговоры с латвийской комиссией по закупке вооружения. Если эти переговоры не могут быть возобновлены в ближайшие два-три дня, то Залитис считает целесообразным отправить комиссию в Ригу и снова ее вызвать по нашему указанию.

2. Сможет ли латвийская комиссия посмотреть технику и стрельбу из противотанковой пушки. Если это возможно, то Залитис просит организовать показ до выезда комиссии, с тем, чтобы вторично мог приехать для продолжения переговоров только один полковник Далберг[с].

3. Может ли латвийская комиссия начинать переговоры с Наркомвнешторгом по закупке горючих материалов».

В ответ по указанию наркома обороны ему было «сообщено, что т. Локтионов вернется на днях», а «45-мм пушка будет показана»[820].

По мнению С. Мюллюниеми, в конце декабря 1939 г. латвийская делегация заказала в Советском Союзе танки, а также полевую и зенитную артиллерию[821]. Однако доступные документы не подтверждают эту версию. Собственно, не ясно даже, когда именно латвийская делегация прибыла в СССР. Видимо, это произошло в конце ноября или в начале декабря 1939 г. Точно также не известно, выезжала ли латвийская комиссия в Ригу на рождественские праздники, и если да, то когда и в каком составе она вернулась в Москву. Известно лишь, что 10 января 1940 г. военный министр Латвии генерал Я. Балодис подписал следующий документ: «Согласно решению Совета министров Латвии от 9 января 1940 года, уполномочиваю сим начальника снабжения Латвийской армии, полковника Артурс Далбергс, заключить договор с учреждениями Союза Советских Социалистических Республик о поставке предметов военного снабжения, горючего и железа для Латвийской армии, на общую сумму до 30 000 000 (тридцати миллионов) лат[ов]»[822].

Как бы то ни было, 28 декабря 1939 г. заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов передал заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову ведомости с ориентировочными ценами на продажу имущества для латвийской армии (см. таблицу 24), в основном превосходившими те, по которым советское вооружение поставлялось в Испанию и Китай. При этом предусматривалась скидка на 5 % по каждому виду военного имущества[823].

Таблица 24. Ориентировочные цены на военное имущество для Латвии (латы)

В результате переговоров с заместителем наркома внешней торговли М.С. Степановым 15 января 1940 г. латвийская делегация передала советской стороне «окончательный список потребного имущества»[824]. 27 января заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил начальнику Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштакову отношение № 006550 с уточненным списком предметов вооружения, намеченного к продаже Латвии (см. таблицу 25), отметив, что «желательно выявить мнение латвийской делегации, по какой цене они хотели бы приобрести 107– и 152-мм пушки, так как предложенную нами цену они считают очень высокой и отказываются покупать»[825].

Тем временем 20 января в беседе с наркомом иностранных дел В.М. Молотовым латвийский посланник Ф. Коциньш «заявил о просьбе латвийского правительства о рассрочке на два года платежей за военные поставки, так как оплата 30 млн латов в один год, как того требует Наркомвнешторг, будет для Латвии обременительной». В ответ Молотов «заметил, что в этой просьбе речь идет о кредите. Советское правительство нашло возможным снизить цены на приобретаемые Латвией у нас военные материалы, кредит же не предполагался». Тогда латвийский посланник стал настаивать, добившись обещания Молотова проконсультироваться по этому вопросу с финансистами[826]. 27 января нарком внешней торговли направил в Комитет обороны при СНК СССР докладную записку № 0125/сс, в которой сообщал, что предварительная стоимость военного имущества, намечаемого к поставке в Латвию, составляет 23 106 932 лата. В ходе ведущихся переговоров стоимость заказа, скорее всего, будет снижаться[827].

Таблица 25. Перечень имущества, намеченного к продаже Латвии[828]

* – В зависимости от цены.

** – Окончательное количество зависит от позиции по 107-мм пушкам.

29 января заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил начальнику Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштакову отношение № 006555, которым сообщал, что в ходе состоявшихся в этот день переговоров с латвийской делегацией НКО согласился на увеличение количества продаваемых 45-мм выстрелов до 13 500 осколочных и 25 000 бронебойных[829]. Как бы то ни было, 10 февраля в НКО был подготовлен перечень предметов, намеченных к продаже Латвии, копия которого 11 февраля была передана В.Г. Маштакову (см. таблицу 26).

Таблица 26. Заявка Латвии и ее возможное удовлетворение[830]

* – 10 заказанных танков Т-26 с зенитной установкой и 3 с радиоустановкой могут быть проданы в счет линейных.

** – по желанию делегации.

10 февраля заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил наркому внешней торговли А.И. Микояну записку № 13776с:

«В связи с тем, что латыши отказываются покупать по предложенной нами цене 107-мм пушку – за 222 904 лат[а] и 152-мм гаубицу за 223 926 лат, – считаю возможным при переговорах с ними согласиться на снижение установленных нами первоначально цен:

1. 107-мм пушка с передком и комплектом запчастей – до 164 000 лат[ов], что на 35 % выше цены, по которой эта пушка продавалась китайцам.

2. 152-мм гаубица с передком и комплектом запчастей – до 165 000 лат[ов], что будет соответствовать цене, по которой эта гаубица продавалась китайцам»[831].

12 февраля в беседе с советским военным атташе полковником А. Завьяловым начальник штаба латвийской армии генерал Г. Розенштейн заявил: «Мы рассчитывали получить заказанное вооружение к весне, а теперь это растягивается на целый год, да и с платежами туго. Мы думали выплату произвести не менее как в 2 года, но пока и этот вопрос еще не разрешен»[832].

13 февраля начальник Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштаков подготовил записку № 14сс:

«1. Текст контракта с латвийской делегацией согласован, за исключением пункта о гарантиях.

2. Цены согласованы. Латыши считают слишком высокой цену на гусеницы и приводные колеса к трактору СТЗ-5.

3. Делегация выразила желание быть принятой Союзнефтеэкспортом по вопросам покупки нефтепродуктов. Председателю Союзнефтеэкспорта т. Шевелеву об этом сообщено.

4. Сроки поставки, указанные в прилагаемой ведомости, латышам не сообщены. Латышам лишь сообщено, что будем поставлять вооружение в течение 1940 года.

5. О сокращении количества поставляемого имущества латышам не сообщено.

P.S. С нашей стороны было дано согласие на рассрочку платежей в течение 1940 г. После сообщения, что вооружение мы будем поставлять до осени 1940 г., мы заявили, что вопрос о рассрочке отпадает»[833]. К записке прилагалась ведомость по количеству, стоимости и срокам поставки вооружения и военного имущества для латвийской армии (см. таблицу 27).

Затем, пойдя навстречу просьбам латвийской стороны о рассрочке платежей, Москва предложила осуществлять свои поставки в течение 18 месяцев (см. таблицу 28), однако оказалась, что латвийская делегация старается ускорить выполнение всей программы поставок. В дальнейшем переговоры пошли по пути согласования текста договора и уточнения цен и сроков поставки. При этом общая сумма заказа возросла до 24 531 913 латов. Наиболее затяжными были споры о ценах на 45-мм противотанковые и 107-мм пушки. По вопросу о ценах на нефтепродукты советская сторона исходила из цены на соответствующие поставки в Германию, что было примерно на 55 % выше привычных цен, применявшихся в торговле со странами Прибалтики. Вопрос о поставках железа для строительства ДОТов в ходе переговоров практически не затрагивался, однако по мере завершения согласования договора о поставках вооружения латвийский военный атташе стал настаивать на ускорении решения этого вопроса и о необходимости включения железа в договор. В целом советская сторона пошла на уступки латвийской делегации, согласившись осуществить практически все поставки в течение года, за исключением 45-мм противотанковых орудий, хотя и в этом пункте большая часть поставок была отнесена на первые 12 месяцев действия договора[834].

Таблица 27. Заявка Латвии и ее возможное удовлетворение[835]

* – 10 заказанных танков Т-26 с зенитной установкой (по 222 188 латов) и 3 радиофицированных танка Т-26 (по 215 000 латов) могут быть проданы в счет линейных.

Таблица 28. Справка на специмущество, намеченное к продаже латвийской армии[836]

В итоге 23 марта В.Г. Маштаков и В.И. Рябченко от имени Инженерного отдела НКВТ СССР, а полковник А. Далбергс от имени Военного министерства Латвии подписали договор на поставку артиллерийского и автобронетанкового имущества общей стоимостью 25 933 577 латвийских латов, включая стоимость годной для железнодорожных перевозок упаковки, а также стоимость перевозки грузов до границы. Советская сторона делала скидку в 5 % на вооружение, но не делала скидку на поставляемые нефтепродукты. Кроме того, латвийская сторона возмещала советской стороне затраты на транспортировку грузов от ст. Бигосово до пункта назначения на территории Латвии. В течение года со дня поставки советская сторона должна была в течение 2 месяцев бесплатно исправлять или обменивать дефектные предметы или отдельные части предметов, но латвийская сторона должна была доказать, что дефекты не возникли по ее вине. Материальная часть артиллерии и бронетанкового имущества сдавалась представителями сторон на ст. Бигосово в собранном виде, а упакованные в ящики запчасти, боеприпасы и приборы управления огнем проверялись на складах в Латвии. Забракованные при приемке предметы заменялись на новые в течение 20 дней. На все поставляемое имущество советская сторона передавала также составленные на русском языке руководства службы, необходимые при эксплуатации и уходе за ним, формуляры и таблицы стрельбы для материальной части артиллерии. Нефтепродукты на советско-латвийской границе передавались латвийской железнодорожной администрации на основании соответствующих документов советской стороны. Платежи за поставки должны были производиться наличными в латвийских латах в течение 14 дней после переотправки через советско-латвийскую границу принятого латвийской стороной имущества. Правда, эти средства советская сторона могла «использовать только в Латвии на возмещение расходов по возведению и ремонту зданий и других сооружений для нужд размещенных на территории Латвии гарнизонов СССР, а также на уплату расходов по содержанию этих гарнизонов». Могущие возникнуть споры должны были разрешаться смешанной паритетной комиссией. Латвия обязалась не производить передачу или перепродажу приобретаемого в СССР вооружения и военного имущества в другие страны. Договор вступал в силу со дня подписания и сохранялся «обеими сторонами в строгой тайне»[837]. К договору прилагались ведомость на количество, цены и сроки поставки вооружения и военного имущества (см. таблицу 29) и описания его технических свойств[838].

Таблица 29. Ведомость военного имущества, поставляемого Военному министерству Латвии[839]

* – цена на 107-мм пушки указана за новые, но поставляться будут пушки, уже бывшие в эксплуатации. При приемке паритетная комиссия определит процент амортизации, и цена будет соответственно снижена.

23 марта глава латвийской делегации полковник А. Далбергс направил начальнику Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштакову записку № 22981:

«В переговорах о заключении договора на поставку Латвийской армии военных материалов, на основании ст. II Пакта о взаимопомощи между СССР и Латвийской Республикой, Латвийское Военное Министерство просило Народный Комиссариат Внешней Торговли СССР продать

4 000 тонн бетонного железа 5/8”

2 000 тонн бетонного железа 1/2”

120 тонн котельного железа, толщиной в 8-мм.

К моменту заключения договора, вопрос о продаже железа не успели окончательно уточнить, вследствие чего железо в договор не было включено.

В связи с первоначальной заявкой Латвийского Военного Министерства от 29-го октября 1939 г. за № 250/А, насчет поставки военных материалов, покорнейше прошу Народный Комиссариат Внешней Торговли СССР продать Управлению Снабжения Латвийской армии вышеупомянутое количество железа, на условиях договора от 23-го марта 1940 г.»[840]. К сожалению, доступные документы не позволяют установить, были ли приняты какие-либо меры по этой просьбе латвийской стороны.

Кроме того, еще 11, 12 и 16 марта начальника снабжения латвийской армии полковник А. Далбергс направил во всесоюзное объединение «Техноэкспорт» письма с запросом на поставки ряда химических материалов (см. таблицу 30), а также 25 000 патронных гильз для 3,3-дюймовой скорострельной пушки. 20 марта «Техноэкспорт» переслал эти письма в Инженерный отдел НКВТ, указав, что поставкой этих материалов он не занимается[841]. Кроме того, 2 апреля А. Далбергс направил в Инженерный отдел НКВТ запрос № 234/Brt о возможности продажи 185 автомобильных шин 6,00х18 со специальным протектором для вездеходных автомобилей[842].

Таблица 30. Заявка Латвии на химические материалы

5 апреля начальник Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштаков своим отношением № 06096с запросил Наркомат боеприпасов (НКБ) о возможности продажи 1 000 кг пироксилинового пороха Латвии. 22 апреля заместитель наркома боеприпасов А.К. Ходяков направил ему ответную записку № 11/1458/с, которой сообщил, что поставка с точки зрения производственных возможностей НКБ выполнима при уточнении требуемых технических условий. По вопросу же о целесообразности выполнения заказа следует обратиться в Генштаб Красной армии[843]. Затем 26 апреля Маштаков направил в НКБ отношение № 0736с с чертежами и техническими условиями производства орудийных гильз. Ответным отношением № 11/1631с от 9 мая Ходяков сообщал, что НКБ может изготовить эти гильзы в течение 4–5 месяцев со дня получения заказа. Ориентировочная стоимость 10 000 гильз составит 40 руб. за штуку. Высокая цена и длительное исполнение связаны с незначительностью заказа и с тем, что это новое изделие для НКБ[844]. К сожалению, доступные документы не позволяют уточнить, чем завершилось обсуждение этого вопроса.

Тем временем Инженерный отдел НКВТ с конца марта 1940 г. начал подготовку к организации поставок специального имущества в Латвию по линии Главного таможенного управления НКВТ[845], всесоюзного объединения «Союзнефтеэкспорт»[846], НКО[847], Главного управления пограничных войск НКВД[848] и консульского отдела НКИД[849]. В ходе этих согласований выяснилось, что хотя распоряжение об отгрузке авиабензина с октановым числом 70 уже дано, но НКХП требует выделения специальных фондов для его отгрузки. Поскольку в распоряжениях заместителя наркома внешней торговли и начальника Инженерного отдела фигурировало авиамасло «14ДС», «Союзнефтеэкспорт» сообщал, что такого авиамасла не существует, а есть «Д17С» с температурой застывания минус 29 °C и «СС» с температурой застывания минус 11 °C. Автомоторные масла по ОСТу 17869-39 имеются «Автол-10» с вязкостью не менее 1,8 при 100 °C и «Автол-18» с вязкостью не менее 2,3, но марок № 6 и 8 не производится. Тетроэтиловой жидкости у НКНП нет, так как это химический продукт, который имеется у НКХП и находится в ведении «Промэкспорта». Председатель «Союзнефтеэкспорта» К.В. Шевелев просил сообщить, подходят ли эти сорта масел, и сообщал, что НКНП требует выделения специальных фондов для их отгрузки. Кроме того, следовало урегулировать вопрос о ценах на нефтепродукты, которые поставлялись в Бигосово, что требовало от «Главнефтесбыта» использования внутрисоюзных цен, более высоких по сравнению с экспортными ценами[850].

Как бы то ни было, 7 мая из Одессы на ст. Бигосово было отправлено 2 цистерны с авиабензином с октановым числом 70 общим весом 73 752 кг для передачи Военному министерству Латвии[851]. 28 мая – 3 июня на ст. Бигосово инженер И.С. Захарченко, начальник Бигосовской таможни Потеряшин и начальник контрольно-пропускного пункта ст. Бигосово Шкурко от имени Инженерного отдела НКВТ сдали, а полковник А. Скродеренс, подполковник К. Калнин-Виндедзкалн, подполковник Лепин, подполковник Лепа и представитель госконтроля П. Тивумнек от имени Военного министерства Латвии приняли следующее специальное имущество (см. таблицу 31) на общую сумму 3 788 677,90 латвийских латов[852]. Кроме того, 26 мая советско-латвийская паритетная комиссия осмотрела 4 107-мм пушки и, определив их амортизацию в 10 %, договорилась сделать соответствующую скидку[853]. Соответственно 7 июня Инженерный отдел НКВТ СССР направил Военному министерству Латвии счет на поставленное имущество на общую сумму в 3 736 522,90 латвийских латов[854].

14 июня начальник снабжения латвийской армии полковник А. Далбергс направил начальнику Инженерного отдела НКВТ СССР В.Г. Маштакову отношение № 474/Brt, которым сообщал, что 3 июня на счет Госбанка СССР в Латвийском госбанке в пользу Инженерного отдела было внесено 37 097,26 латов за поставленный авиабензин, а 11 июня вся сумма по выставленному счету за вооружение и военное имущество. При этом указывалось, что «при приемке означенного имущества отсутствовали некоторые формуляры, таблицы и описания», то есть с советской «стороны поставка не исполнена полностью, как следовало по договору». Кроме того, «далее обращаем Ваше внимание на то, что из первой партии еще не доставлено следующее имущество:

Таблица 31. Вооружение и военное имущество, поставленное Латвии

107-мм пушки – 1 шт.

Панорамы орудийные – 9 шт.

Тракторы СТЗ-5–6 шт.

Комплект цепей и приводных зубчатых колес к трактору СТЗ-5–5 компл[ектов].

Надеемся, что таковое будет поставлено в ближайшем будущем, а в особенности просим немедленно прислать нам в прилагаемой справке упомянутые таблицы стрельбы, описания и пр[очее].

В заключение доводим до Вашего сведения следующее обстоятельство:

1) 76-мм зенитные пушки доставлены образца [19]30 г., а дистанционные трубки к снарядам этих пушек доставлены – марки Т-5,

2) приборы управления артиллерийским огнем («ПУАЗО» Вест IV) доставлены для пушек образца [19]31 г. и для трубок Т-3 и Т-3УГ.

Является вопрос, соответствуют ли системы «ПУАЗО» к системе пушек и трубок. Предполагаем, что графики шкалы «ПУАЗО» придется переменить соответственно доставленным маркам орудий и трубок. Просим дело разъяснить и в случае надобности сделать надлежащие распоряжения переменить шкалы и графики». К документу был приложен список недостающих формуляров, таблиц и описаний[855]. Однако развитие событий в советско-прибалтийских отношениях сделало все эти вопросы не актуальными.

Литва

22 ноября 1939 г. начальник Управления вооружения литовской армии передал в советское торгпредство в Каунасе список материалов, которые они хотели бы закупить в СССР. В нем речь шла о поставках различных металлов, труб и пороха, но не упоминалась ни одна система вооружения[856]. Отправив 1 декабря данный список в Экспортное управление НКВТ СССР, торгпредство просило «передать список соответствующему Объединению, которое будет выполнять эти поставки. Одновременно просим Вас сообщить нам, как поступать с аналогичными заказами, которые исходят из закупочного управления Литовской армии, хотя, как Вы сами видите, заказы не чисто военные и притом весьма незначительного количества по некоторым позициям.

Ваши указания по этому вопросу нам необходимы, на основании которых мы могли бы переговорить и уведомить их, каким способом и по каким товарам куда им обращаться.

Получив подобного рода запрос, мы находимся в затруднительном положении, так как простой почтой послать считаем неправильным, а ожидать диппочты слишком большой срок для ответа, что явно не удовлетворит потребителя.

Данные вопросы необходимо уточнить и дать на соответствующие указания»[857]. К сожалению, содержание переданных торгпредству в Литве указаний в доступных материалах не приводится. Можно лишь предположить, что ему было рекомендовано не заниматься подобными вопросами.

Как бы то ни было, 3 декабря в беседе с заместителем наркома иностранных дел В.П. Потемкиным литовский посланник в Москве Л. Наткевичус предложил в рамках реализации статьи 3 договора о взаимопомощи начать переговоры относительно продажи Советским Союзом вооружения и других военных материалов. «Для ведения переговоров по этому вопросу Литовское правительство уполномочило начальника артиллерийского снабжения Литовской армии генерала [П.] Лисаускаса и начальника авиации [А.] Густайтиса». Советский дипломат ответил, что прежде чем начинать переговоры, следует передать список хотя бы приблизительного количества и видов «того вооружения, которое литовское правительство желает получить от СССР»[858]. 17 декабря в ходе встречи с наркомом иностранных дел В.М. Молотовым литовский посланник «сообщил, что Литовское правительство хотело бы реализовать ст. 3 Пакта о взаимопомощи и получить из СССР на льготных условиях вооружение для Литовской армии» и передал подготовленный 12 декабря список необходимого вооружения и военных материалов, который советская сторона обещала рассмотреть[859]. Кроме указанного в таблице 32 имущества, литовская сторона собиралась приобрести запасные части к самолетам и различное военное сырье, а также предлагала обменять 19 русских 76-мм пушек образца 1902 г. со снарядами и 12 английских 84-мм пушек со снарядами на соответствующее количество 75-мм французских пушек образца 1897 г. со снарядами[860].

19 декабря адъютант наркома обороны комкор Р.П. Хмельницкий получил от исполняющего обязанности генерального секретаря НКИД А.А. Соболева отношение № 4580/с: «Направляется Вам материал (перечень вооружения и другого военного имущества) для тов. Ворошилова, переданный литовским посланником Народному Комиссару Иностранных Дел тов. В.М. Молотову»[861]. 3 января 1940 г. этот перечень был получен секретариатом заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова, который 5 января направил начальникам Артиллерийского управления и ГУАС РККА распоряжение № 06506: «Направляю перечень на предметы вооружения, представленный литовским военным командованием. Необходимо по своему разделу произвести оценку себестоимости и данные представить по прилагаемой форме к 9.1.1940 г. Одновременно доложите Ваши соображения, к какому сроку в случае продажи эти предметы могут быть поставлены»[862].

Таблица 32. Заявка Литвы на военное имущество, переданная 17 декабря 1939 г.

19 января начальник ГУАС РККА комдив П.А. Алексеев направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 505638/сс, которой сообщал, что до второго квартала 1940 г. продажа истребителей нежелательна, а штурмовиков на снабжении ВВС РККА нет. 30 истребителей И-153 с запасными частями и необходимыми принадлежностями будут стоить 7 575 857 рублей. Согласно имеющейся на этом документе пометке, 20 января начальнику 1-го управления ГУАС бригинженеру Федорову было сообщено, «что необходимо прислать материал на И-16 с [мотором] М-62»[863], что свидетельствует об уточнении литовской делегацией своей заявки по самолетам-истребителям.

27 января литовская сторона несколько уточнила свою заявку (см. таблицу 33) и вновь предлагала обменять 19 русских 76-мм пушек образца 1902 г. со снарядами и 12 английских 84-мм пушек со снарядами на соответствующее количество 75-мм французских пушек образца 1897 г. со снарядами[864].

Таблица 33. Заявка Литвы на военное имущество, переданная 27 января 1940 г.

27 января нарком внешней торговли направил в Комитет обороны при СНК СССР докладную записку № 0125/сс, в которой сообщал, что предварительная стоимость военного имущества, намечаемого к поставке в Литву, составляет 34 300 000 литов. В ходе ведущихся переговоров стоимость заказа, скорее всего, будет снижаться[865].

28 января нарком обороны направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 006562/сс:

«Литовское правительство представило перечень вооружения, которое предполагает закупить у нас, причем часть имущества иностранного образца.

Удовлетворить полностью заявку, по-моему, не представляется возможным.

Стоимость имущества иностранного образца (трофейное) полагаю надо приравнять к ценам подобного типа нашего вооружения.

Представляю перечень заявки и мое предложение о возможности продажи вооружения, прошу рассмотреть и утвердить».

Помимо списка вооружения (см. таблицу 34), к записке был приложен проект постановления:

«1. Утвердить продажу за наличный расчет Литовскому правительству вооружения, указанного в прилагаемом списке.

Поручить Наркомвнешторгу СССР заключить договор с Литовским правительством на продажу этого вооружения».

Кроме того, нарком обороны был готов обменять 19 русских 76-мм пушек образца 1902 г. со снарядами на соответствующее количество 75-мм французских пушек образца 1897 г. со снарядами из трофейного имущества, однако указал, что английские пушки РККА не нужны[866]. К сожалению, доступные документы не позволяют выявить реакцию советского руководства на эту записку. Известно лишь, что уточнение списка продолжалось и в феврале 1940 г., а на первом экземпляре проекта постановления имеется резолюция Ворошилова от 31 января: «Т. Локтионову. Договориться с т. Куликом, что мы можем отпустить, при этом руководствоваться моими указаниями»[867].

Таблица 34. Список вооружения, намеченного к продаже Литве

31 января начальник Отдела внешних сношений НКО полковник Г.И. Осетров направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 270074/с, к которой был приложен переданный в этот же день литовским военным атташе список на сырье и военные материалы, которые Литва желала закупить в СССР. Такой же список литовская сторона передала и в НКВТ. Список включал заявку на 2 172 350 кг различных металлов (латунь, медь, свинец, сурьма, цинк, олово, алюминий, дюралюминий, нержавеющая сталь, белая жесть, бронза, мартеновская сталь, обычная сталь, полированная сталь, круглая сталь, сварочная сталь, ферросплавы, железо) и бесшовных стальных труб, 100 тыс. кг тротила, 150 тыс. кг подков, 97 600,5 кг различных химических веществ, 4 тыс. м авиационного полотна шириной 1,4 м, 400 тыс. м хлопчатобумажной ткани бязь, 100 тыс. катушек хлопчатобумажной нити по 1 км на катушке, 4 000 кг льняной нити и 50 м3 авиастроительной сосны[868].

По мнению С. Мюллюниеми, в феврале 1940 г. в Москву прибыла литовская военная делегация и заказала боевые самолеты и полевую артиллерию[869]. К сожалению, доступные документы не позволяют подтвердить или опровергнуть информацию о времени прибытия в СССР литовской военной делегации, однако из них видно, что переговоры относительно литовского заказа продолжались. Так, 9 февраля литовская миссия в Москве передала советской стороне записку:

«1. Желательно узнать, все ли предметы вооружения можно приобрести по нашей заявке от 27 января 1940 г.

2. Желательно получить технические данные, цены и сроки доставки предметов вооружения, перечисленных в этой заявке.

3. Желательно произвести осмотр всех вышеупомянутых предметов.

Осмотр самолетов И-16 и СБ, моторов воздушного охлаждения, противотанковых орудий и их снарядов желательно произвести на соответствующих заводах, чтобы иметь возможность детально ознакомиться с конструкцией этих предметов.

4. Какие существуют возможности рассрочки выплаты за приобретаемое военное имущество»[870].

Как бы то ни было, 10 февраля в НКО был подготовлен перечень предметов, намеченных к продаже Литве, копия которого была 11 февраля передана начальнику Инженерного отдела НКВТ В.Г. Маштакову (см. таблицу 35). Кроме того, предусматривалось обменять 19 русских 76-мм пушек образца 1902 г. со снарядами на соответствующее количество 75-мм французских пушек образца 1897 г. со снарядами через 3 месяца после заключения договора.

13 февраля заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил начальнику Главного управления ВВС комкору Я.В. Смушкевичу распоряжение № 006582:

«По указанию Народного Комиссара Обороны для Начальника Воздушных Сил Литвы организуется показ техники, намеченной к продаже им.

Вам надлежит организовать к 12.00 14 февраля 1940 года показ на Центральном аэродроме самолетов И-16, СБ и мотора М-62.

Кроме того, туда же будут доставлены танк Т-26 и 37-мм противотанковая пушка»[871].

Таблица 35. Заявка Литвы и ее возможное удовлетворение[872]

17 февраля литовский военный атташе в Москве полковник С. Заскевичус в 14 часов посетил Отдел внешних сношений НКО, передал благодарность генерала А. Густайтиса за показ вооружения и просил к 20 февраля предоставить литовской стороне по 2 экземпляра описания 37-мм польского и 45-мм советского противотанковых орудий, танка Т-26, самолетов И-16 и СБ. Кроме того, литовская сторона просила ускорить ответ на свой уточненный список закупок польского и советского вооружения с указанием стоимости и сроков поставки, а также сообщить о возможности покупки вооружения в кредит[873].

5 апреля литовский посланник в Москве Л. Наткевичус в беседе с наркомом внешней торговли А.И. Микояном сообщил, что «в ближайшее время в СССР приедет литовская делегация для закупки военного снаряжения и что в отношении цен на снаряжение они ожидают получить некоторые льготы. Тов. Микоян ответил, что в этом вопросе он пойдет литовцам навстречу»[874]. 30 апреля литовская делегация передала советской стороне новую заявку на военное имущество. Помимо указанного в таблице 36 военного имущества, литовцы предлагали обменять 19 русских пушек образца 1902 г. на такое же количество 75-мм французских пушек образца 1897 г. с 36 116 снарядами (20 449 гранат и 15 667 шрапнелей), а так же хотели приобрести 70 45-мм противотанковых орудий с 32 тыс. бронебойных и 4 тыс. осколочных выстрелов к ним, 13 самолетов И-16 с мотором М-63, 2 пулеметами и 2 автоматическими пушками, запасными частями и боеприпасами и 28 тягачей СТЗ-5. По этим предметам вооружения литовская делегация просила предоставить сведения о тактико-технических характеристиках, цене и сроках поставки[875].

Таблица 36. Количество и стоимость военного имущества, которое Литва готова купить

4 мая адъютант заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова полковник Кузнецов направил начальнику Артиллерийского управления РККА комдиву Г.К. Савченко записку № 6704с со справкой (см. таблицу 37) «по заявке на вооружение Литовского командования и запись беседы с генералом Густайтисом». Глава литовской делегации в беседе 3 мая просил, чтобы все имущество было поставлено в течение 1940 г., вновь ставил вопросы о закупке противотанковых мин и о 5–10 тыс. револьверов и впервые просил выяснить возможность покупки 100 тягачей к 45-мм противотанковым орудиям, 100 артиллерийских панорам для французских пушек, 50 1-метровых дальномеров, 2 тыс. компасов и 1 комплект аэродромно-строительного имущества[876].

Таблица 37. Справка по заявке литовского командования[877]

4 мая заместитель начальника Артиллерийского управления РККА дивинженер М.М. Каюков направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 370150с, которой сообщал, что артиллерийское имущество может быть отгружено по литовской заявке (см. таблицу 38) в течение трех месяцев с момента принятия решения о продаже[878].

Таблица 38. Перечень артиллерийского имущества по заявке Литвы[879]

5 мая адъютант заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова полковник Кузнецов направил начальнику ГУАС Красной армии комдиву П.А. Алексееву распоряжение № 6707с с выпиской из заявки литовцев на 12 самолетов И-16, указав, что сначала они просили пулеметные истребители, а теперь хотят получить пушечные. Ответ требовалось сообщить к 10 часам утра 7 мая[880].

5 мая начальник Управления стрелкового вооружения РККА бригинженер С.О. Склизков направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 687129сс, которой сообщал, что 250 7,92-мм станковых пулеметов «Браунинг» или «Максим» могут быть отпущены Литве по приведении их в порядок не ранее июля 1940 г. Отпуск револьверов «Наган» в количестве 5–10 тыс. будет производиться в ущерб текущему снабжению Красной армии, поэтому их отправку желательно отложить на 4-й квартал 1940 г.[881]

7 мая начальник ГУАС комдив П.А. Алексеев направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 510907с, которой сообщал, что 13 истребителей И-16 с мотором М-63, вооруженные 2 пулеметами ШКАС и 2 пушками ШВАК, могут быть поставлены Литве в конце мая 1940 г. из текущего заказа НКО. Запчасти могут быть отпущены из запасов ВВС РККА в мае – июне 1940 г. или следует дать дополнительный заказ промышленности. Однако литовской стороне придется отказать в получении каталогов запасных частей самолета, мотора, пулеметов и пушек, счетчиков выстрелов (на самолет не ставится), набора инструментов для капитального ремонта и инструкции по ремонту авиамотора М-63, которая будет издана только через 6 месяцев[882].

7 мая помощник начальника АБТУ РККА комбриг А.П. Панфилов направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 72719с, которой сообщал, что 28 тракторов СТЗ-5 могут быть поставлены Литве до 20 мая 1940 г. по цене 12 тыс. руб. за штуку, однако трехосные автомобили ЗИС-6 продать невозможно, так как их не хватает самой Красной армии[883].

7 мая начальник Управления минометно-минного вооружения Красной армии полковник Ф.Т. Борисов направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 670798с, которой сообщал, что трофейное минометное имущество может быть подготовлено к отправке «в следующие сроки:

81-мм минометы 30 шт. – 1 июля

35 шт. – 15 июля.

81-мм мин к минометам 30 000 шт. – 1 июля.

23 000 шт. – 15 июля»[884].

8 мая заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову записку № 0814сс, которой сообщал, что бригадный генерал А. Густайтис просил продать следующее специальное имущество: 10 000 противотанковых мин, 100 тягачей для противотанковых орудий, 10 000 револьверов «Наган» или пистолетов и по 100–200 патронов на каждую единицу, 100 орудийных панорам, 60 1-метровых артиллерийских дальномеров, 50 артиллерийских буссолей, 2 000 артиллерийских компасов и 70 45-мм противотанковых орудий. Степанов просил сообщить, «можно ли будет продать вышеуказанное имущество»[885]. В тот же день Степанов направил Локтионову записку № 0815сс с просьбой литовской делегации о продаже 74 тыс. снарядов к французским 75-мм пушкам и просил заключения, «может ли быть продано такое количество снарядов»[886].

9 мая заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов направил командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову записку № 0825с, в которой сообщал, что представитель литовского военного министерства бригадный генерал А. Густайтис просил показать ему образцы продаваемого трофейного вооружения (75-мм французскую пушку, 37-мм противотанковое орудие, 81-мм миномет и станковый пулемет). НКВТ предлагал организовать показ трофейной польской техники 10–11 мая. Кроме того, сообщалось, что в случае, если советская сторона готова продать вооружение по литовской заявке от 8 мая, глава литовской делегации просил показать и его тоже[887]. 14 мая Степанов направил Локтионову отношение № 0861с: «Направляем на Ваше заключение окончательную заявку литовцев на запасные части и принадлежности для самолета И-16 и моторов М-63. Просим сообщить, что из просимого литовцами имущества может быть им предложено»[888].

14 мая нарком обороны направил в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 331/сс:

«Литовское правительство представило перечень вооружения, которое предполагает закупить у нас, причем часть имущества иностранного образца.

Представляю перечень заявки и предложение о возможности продажи вооружения, прошу рассмотреть и утвердить».

К записке прилагался соответствующий перечень (см. таблицу 39) и проект постановления:

«1. Утвердить продажу за наличный расчет Литовскому правительству вооружения, указанного в прилагаемом перечне.

2. Поручить Наркомвнешторгу СССР заключить договор с Литовским правительством на продажу этого вооружения»[889]. К сожалению, доступные документы не позволяют выявить реакцию советского руководства на эту записку.

Таблица 39. Перечень предметов, намечаемых к продаже Литве[890]

23 мая советский военный атташе в Литве майор И.М. Коротких направил в Москву доклад № 250, в котором сообщал, что агентурным путем удалось выявить настроения в военных кругах по вопросу о закупке оружия. В беседе с доверенным человеком «майор в запасе Дульки, который является агентом при Отделе вооружения штаба армии по закупке оружия, т. е. через его руки происходят все закупки, […] заявил, что литовская миссия во главе с бр[игадным] генералом Густайтисом, находящаяся сейчас в СССР по закупке оружия, такового у них покупать не будет, а если и купят, то незначительное количество. Переговоры ведутся чисто по политическим соображениям, а оружие в СССР никуда не годное. Мы ориентируемся на германское оружие.

Прошу довести до сведения соответствующих лиц. Пусть взвесят все оттенки хода переговоров и примут во внимание это заявление. Может быть, придется прекратить с ними переговоры. Тем более, по последним данным, есть основание предполагать, что Густайтис, если не служит у французов, то близко находится к ним и такое длинное его пребывание в СССР, может быть, является излишним».

Кроме того, удалось выяснить, что Германия будет поставлять вооружение, заказанное литовцами в 1938 г. на чехословацких заводах «Шкода». «В скором времени прибудут тяжелые орудия на вооружение 6 батарей. Это около 24 орудий, вероятно, 155-мм пушки», еще «заказано в Германии 1 500 пулеметов и будут вести переговоры о закупке самолетов предпоследних образцов». Так же советский военный атташе сообщал, что «на каунасских фабриках заказано обмундирование на 2 млн лит»[891].

3 июня начальник Управления минометно-минного вооружения Красной армии полковник Ф.Т. Борисов направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 692495с, которой сообщал, что к 1 июля может быть подготовлено к отправке в Литву из трофейных фондов польской армии 145 46-мм гранатометов и 40 81-мм минометов, но намеченная на 15 июля отправка произведена быть не может, ввиду отсутствия комплектных 81-мм минометов[892].

14 июня адъютант заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова полковник Кузнецов направил начальнику Артиллерийского управления генерал-майору артиллерии Г.К. Савченко распоряжение № 6739/с с составленным накануне проектом договора об обмене вооружением с Литвой.

«На основании словесного согласия со стороны Советского Военного Командования относительно обмена 19 пушек русского образца 3 дюймовые, 1902 г., с имеющимися к ним снарядами на равное количество 75-мм пушек французского образца 1897 г. и снарядов, сим предлагается порядок производства этого обмена.

Статья 1-я.

Литовское Военное Командование передает Советскому Военному Командованию 19 пушек русского образца 1902 г., калибра 3” с передками, панорамами, принадлежностями, имеющимися к ним снарядами в общем количестве 36 100 снарядов, из коих 20 440 гранат и 15 660 шрапнелей.

Советское Военное Командование взамен получаемого имущества передает Литовскому Военному Командованию 19 пушек французского образа 1897 года, калибра 75-мм с передками и панорамами к ним, принадлежностями и 36 100 снарядов к ним, из коих 20 440 гранат и 15 660 шрапнелей».

Тактико-технические характеристики передаваемых пушек должны соответствовать приведенным в приложении, обмен производится на складах, где все эти предметы осматриваются двусторонними комиссиями, которые подписывают соответствующие протоколы. Орудия передаются в собранном виде, остальное имущество упаковывается и опечатывается в присутствии приемщиков сторон. В течение 14 дней после приемки грузы прибывают на советско-литовскую границу. Каждая сторона оплачивает движение транспортов по своей территории. На станции Гудогай стороны взаимно проверяют эшелоны и производят обмен военного имущества. Любые возникающие споры передаются на рассмотрение смешанной комиссии[893]. Однако начавшиеся в этот же день события в советско-литовских отношениях сделали все эти переговоры не актуальными.

Таким образом, доступные сегодня советские документы показывают, что в соответствии с заключенными договорами о взаимопомощи СССР в конце 1939 г. вступил в переговоры со странами Прибалтики о закупках ими вооружений и военных материалов. Переговоры носили довольно продолжительный характер, прежде всего потому, что прибалтийские военные комиссии далеко не сразу точно сформулировали свои заказы. Не имея широкого опыта продажи вооружений, советская сторона опасалась, что страны Прибалтики станут дополнительным каналом разведывательных сведений о советской военной технике, и также не спешила с ведением переговоров. Однако доступные документы не подтверждают версию о неком злонамеренном затягивании переговоров Москвой. Шел достаточно напряженный процесс выработки приемлемых для обеих сторон количества, цен и сроков поставки военного имущества. Уже в феврале 1940 г. было реализовано достигнутое советско-эстонское соглашение о поставках артиллерийского имущества. Подписав в марте 1940 г. соответствующие договоры с Эстонией и Латвией, Советский Союз в мае 1940 г. начал выполнять свои обязательства по поставкам вооружений и военного имущества. Однако произошедшее в это же время изменение военно-политической обстановки в Западной Европе сделало эти договоренности не актуальными для СССР.

Советские гарнизоны в Прибалтике в первой половине 1940 г

С октября 1939 г. для стран Прибалтики актуальной проблемой стало нахождение на их территории советских военных баз. Довольно быстро выяснилось, что первоначальные апокалипсические ожидания в связи с вводом советских гарнизонов не подтвердились. Уже 18 ноября Латвийское телеграфное агентство опровергло сообщения финских и скандинавских газет об оккупации Красной армией Даугавпилса, Кулдиги, Айзпуте и других городов Латвии[894]. 28 ноября в ходе совещания послов прибалтийских стран в Париже эстонские дипломаты сообщили, что «русские гарнизоны не вызвали никаких недоразумений и не создали каких-либо затруднений. Кроме того, советские войска в Эстонии платят за товары английскими фунтами и долларами, а это положительно сказывается на финансах в то время, когда в стране не хватает валюты. У латыша также нет никаких неблагоприятных известий о русских»[895].

В этих условиях главной задачей местных властей стало недопущение широкого общения местного населения с советскими военнослужащими и наблюдение за войсками Красной армии. Так, 21 ноября Департамент безопасности Латвии издал директиву, в которой отмечалось, что «в последнее время имели место некоторые случаи, когда наши граждане обращались с разными вопросами к военнослужащим СССР… Такое поведение местных жителей, безусловно, содержит в себе элементы нарушения спокойствия и порядка в стране и может вызвать далеко идущие нежелательные последствия и поэтому категорически недопустимо». Соответственно, начальники районных отделений были обязаны «в будущем строго следить, чтобы нигде и ни при каких обстоятельствах местные граждане… не тревожили и не беспокоили советских воинов различными ненужными вопросами, разговорами или иным образом. В отношении лиц, повинных в указанных действиях, обязываю вас начать строгое следствие, не исключая ареста виновных, причем арестовывать следует тогда, когда советские воины не присутствуют, то есть не видят»[896]. В Литве перед полицией 18 ноября была поставлена задача непрерывно следить за советскими гарнизонами[897]. 4 декабря департамент литовской полиции требовал от каунасского уездного начальника: «Кроме доклада о движении грузовых автомашин и других средств советской армии, по поручению господина министра, прошу следить и сообщать о всей жизни советской армии…»[898].

29 декабря в генеральном штабе латвийской армии военные представители Эстонии, Латвии и Литвы обсудили вопрос о взаимоотношениях с советскими гарнизонами. «Выяснилось, что в целом подразделения СССР пока ведут себя вполне прилично, не проявляют особых тенденций вмешиваться во внутренние дела стран Прибалтики и избегают общения с их гражданами». Все три страны вели переговоры с СССР о регулировании текущих вопросов, связанных с советскими военными базами. При этом Эстония и Латвия отклонили просьбу Москвы о пропуске семей командного состава, сославшись на нехватку жилья, тогда как Литва кое-где уже дала обещание не препятствовать въезду семей. «Стороны признали необходимость немедленно информировать друг друга обо всех новых требованиях СССР, о заключенных договорах и подготовленных проектах соглашений, а также по возможности держаться одинаковой тактики и общей линии»[899].

Выступая 5 января 1940 г. на съезде правящей партии таутининков, министр иностранных дел Литвы Ю. Урбшис заявил, что «войска Советского Союза никак не вмешиваются в наши внутренние дела… Мы распоряжаемся в своей стране так, как распоряжались до договора от 10 октября; правдой является также то, что со стороны войск Советского Союза мы до сих пор не испытали никакой обиды, никакого расхождения с положениями договоров и гостеприимства»[900]. 7 февраля эстонский министр иностранных дел А. Пийп в письме своим дипломатическим представителям за границей отметил, что «свои отношения с Советским Союзом и находящимися здесь войсками считаем удовлетворительными и строящимися на упорядоченной основе… Особо теплых отношений между войсками и населением не желает ни одна из сторон. Не заметно также вмешательства в наши внутренние дела»[901]. Конечно, наряду с официальной позицией правительств, в странах Прибалтики существовали различные настроения как просоветского, так и антисоветского характера. Естественно, советские дипломаты старались отслеживать их и информировали об этом Москву.

Так, 4 декабря 1939 г. советский полпред в Литве докладывал в Москву о настроениях литовского общества в связи со вступлением и нахождением советских войск. «Отрицательные господствуют в официальных кругах, в правящей верхушке, в партиях националистов (таутининков), христианских демократов (хадеков) и ляудининков (народников). Литовская буржуазия и люди, являющиеся ее прислужниками, смотрят на наличие частей Красной Армии в Литве как на явление, которое им нежелательно, но против которого они ничего сделать не могут. Отсюда всевозможного рода слухи и сплетни о красноармейцах, о командирах, об их женах, о технике и т. п. Отсюда внутренние лозунги указанных выше реакционных партий. Совсем недавно в городе стали говорить о циркуляре, якобы изданном Правлением партии таутининков по поводу отношения таутининков к советским войскам. В нем якобы указывалось, что пребывание Красной Армии в Литве явление временное. Поскольку нет сил, которые могли бы противостоять Советскому Союзу в Прибалтике, литовцы должны терпеть и внешне выражать свое уважение. Но вот, мол, Англия и Франция разобьют Германию, тогда неизбежна война их с СССР. Вот тогда-то все, что Красная Армия привезла в Литву, останется литовцам, а части советских войск будут истреблены». В этих условиях в стране методично распространяются всевозможные слухи, порочащие советских военнослужащих. «По-иному оцениваются факты в прогрессивных кругах. Люди прямо заявляют, что с приходом советских войск стало спокойнее за судьбу Литвы, за судьбу ее независимости и трудящегося населения. Создалась уверенность в том, что никакой враг, а главным образом Германия, в Литву уже не сунется»[902].

Для оперативного урегулирования всевозможных вопросов, связанных с размещением в Прибалтике советских военных баз, создавались двусторонние смешанные комиссии. Как уже отмечалось, 30 ноября 1939 г. начала свою работу советско-эстонская комиссия. 17 декабря в беседе с В.М. Молотовым литовский посланник в Москве поставил вопрос о скорейшем создании «смешанной советско-литовской комиссии, которая должна разбирать все спорные вопросы, возникающие в процессе реализации Пакта о взаимопомощи». Его советский собеседник согласился с этим предложением[903]. Созданная в январе 1940 г. советско-литовская комиссия 13 февраля приступила к работе[904]. Со своей стороны Москва сделали такое же предложение Риге. В итоге, 8 января 1940 г. Латвия согласилась с советским предложением образовать смешанную комиссию для решения неурегулированных вопросов, связанных с нахождением на ее территории советских войск[905]. Тем временем 3 января состоялось очередное заседание советско-эстонской смешанной комиссии по наблюдению за выполнением пакта о взаимопомощи. «По заявлению эстонской стороны, приезжающие в Таллин команды с песнями разъезжают по улицам, останавливаются на площадях и тем самым привлекают к себе внимание эстонских граждан, ходят по базарам, что эстонскими властями признается нежелательным». Поэтому «во избежание недоразумений с эстонскими властями» было решено «езду в Таллин и другие города, расположенные за границей наших районов расквартирования, прекратить». Разрешались лишь поездки в прачечную, но так, чтобы «в Таллине машины следовали без остановок к месту назначения, песен не петь, по базарам не гулять». В результате, 8 января командир 65-го ОСК издал соответствующий приказ № 02[906].

Каких-либо особых трений или тем более конфликтов в связи с нахождением в Прибалтике советских войск не возникло. При этом советское командование строго реагировало на малейшие жалобы относительно поведения своих военнослужащих. Например, 26 ноября 1939 г. литовский посланник Л. Наткевичус посетил заведующего Отделом Прибалтийских стран НКИД А.П. Васюкова и «просил сообщить военному командованию РККА о необходимости дать указания командованию Советских войск в Литве, чтобы автомобили, принадлежащие советским войскам, во избежание несчастных случаев и недоразумений, придерживались правил движения и имели номера». На направленном наркому обороны в тот же день сообщении об этом визите литовского посланника имеется резолюция В.М. Молотова: «т. Ворошилову. Неужели таких простых вещей не понимают наши люди?» 27 ноября маршал К.Е. Ворошилов наложил на этом документе резолюцию: «т. Локтионову. Дайте указание, если действительно наши люди не придерживаются этих правил езды»[907]. В ответ на соответствующий запрос командир 16-го ОСК 27 ноября доложил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову: «Никаких нарушений правил уличного движения военнослужащих советских войск в Литве за это время не было. Жалоб и заявлений по этому вопросу со стороны военного командования и гражданских властей Литовской республики нет. Часть автомашин особенно новые, полученные с заводов, действительно ходили без номеров. [В] настоящее время на автомашины легковые и грузовые, находящиеся в эксплуатации, номера заказаны, и движения автомашин без номеров не будет»[908].

Эта же проблема имела место и в Латвии. Во всяком случае, 2 февраля 1940 г. Министерство внутренних дел Латвии констатировало, что «многие автомобили, принадлежащие армии Советского Союза, все еще разъезжают без номеров. Из-за неумелого и безответственного вождения русские часто попадают в аварии, в которых материально и физически потерпевшими оказываются наши жители»[909]. Тем не менее, даже в аналитическом обзоре германского посольства в Латвии от 24 февраля 1940 г. отмечалось, что «поскольку русские до сих пор соблюдали условия договора, никаких серьезных трений между сторонами не было»[910]. 16 марта в беседе с В.М. Молотовым литовский посланник Л. Наткевичус сообщил, что «литовское правительство довольно поведением советских войск», оно «не имеет никаких замечаний и довольно, что войска ведут себя корректно, за исключением кое-каких мелочей вроде, например, того, что в гор. Вильно красноармейцы поют песни»[911]. Вероятно, прибалтийские власти воспринимали советские песни как форму пропаганды и опасались их «негативного» влияния на местное население.

Как уже было показано, большая часть сухопутных войск РККА, предназначенная к базированию в странах Прибалтики, прибыла туда осенью 1939 г. Всего в этих советских гарнизонах на 1 января 1940 г. насчитывалось 58 599 человек, 591 орудие и миномет, 1 063 танка, 150 бронемашин, 5 215 автомашин и 154 самолета (см. таблицу 40). По мере завершения сооружения аэродромов в Прибалтику планировалось перебросить все предназначенные для дислокации там авиационные полки. Однако суровая зима 1939/40 г. и затянувшаяся война с Финляндией внесла определенные коррективы в эти планы.

Таблица 40. Численность советских гарнизонов в Прибалтике на 1 января 1940 г.[912]

В ходе советско-финляндской войны советское командование намеревалось и далее наращивать свою авиационную группировку в Эстонии. Соответственно, 31 декабря 1939 г. комдив Ф.К. Арженухин сообщил начальнику Главного управления авиационного снабжения Красной армии комдиву П.А. Алексееву о том, что по решению Главного командования намечено усилить действующую армию авиаполками. В частности, в Особую авиабригаду предполагалось перебросить 1 января 1940 г. 7-й дальнебомбардировочный авиаполк из Воронежа (ОрВО) в составе 62 самолетов; 18–19 января 15-й истребительный авиаполк из Уллы (БОВО) в составе 63 самолетов; 1–2 февраля 42-й дальнебомбардировочный авиаполк из Воронежа (ОрВО) в составе 62 самолетов и 17–18 февраля 52-й скоростной бомбардировочный полк из Овруча (КОВО) в составе 62 самолетов[913]. Однако обсуждение этого плана командованием ВВС привело к его уточнению. В результате 2 января 1940 г. начальник штаба ВВС комдив Арженухин представил наркому обороны и начальнику Генштаба план оперативных полетов для усиления действующей армии, согласно которому предполагалось направить в Особую авиабригаду 4–9 января 7-й дальнебомбардировочный авиаполк; 4–9 февраля 42-й дальнебомбардировочный авиаполк, а 20–28 февраля 52-й скоростной бомбардировочный авиаполк[914].

Правда, переброска новых авиаполков лимитировалась готовностью аэродромов. Поэтому в течение января 1940 г. в Особую авиабригаду прибывали лишь отдельные самолеты. Более того, 8 января начальник штаба и член Военного совета ВВС Красной армии предложили наркому обороны перебросить 15-й истребительный авиаполк не в Особую авиабригаду, а в состав ВВС 13-й армии. В случае необходимости усиления Особой авиабригады этот полк можно было заменить полком из состава ВВС 7-й или 13-й армий[915]. Однако это предложение было отклонено, и 18 января начальник Генштаба РККА направил Военному совету БОВО директиву № 01190, согласно которому требовалось перебросить по железной дороге из г. Улла в Эстонию 15-й истребительный авиаполк без авиабазы. 35 самолетов летному составу полка следовало получить в Ленинграде, откуда перелететь в Эстонию, остальные 28 самолетов И-153 будут поданы с заводов на аэродром Клоога[916].

19 января командование ВВС Красной армии направило наркому обороны докладную записку № 468023/сс, в которой сообщалось, что «командир Особой Авиабригады полковник Кравченко донес, что он закончит подготовку аэродромов и готов принять к 21.1 один полк СБ на острове Эзель [Сааремаа] на аэродром Куресааре и один полк ДБ к 26.1 на острове Даго [Хийумаа] на аэродром Валли.

Прошу Вашего разрешения перебросить намеченные к отправке в Эстонию на аэродром Курессааре 52[-й] полк СБ из Овруча и на аэродром Валли 7[-й] полк ДБ из Воронежа.

Для обеспечения 7[-го] полка ДБ полковник Кравченко просит предназначенную к отправке в Эстонию 112[-ю] Авиабазу (Воронеж) выслать с расчетом прибытия ее на 5 дней раньше полка.

Для прикрытия полков СБ и ДБ на островах Эзель и Даго тов. Кравченко намечает выделить по одной истребительной эскадрильи из состава отправляемого к нему 15[-го] полка И-153. Кроме того, необходимо выделить и отправить на острова по одному зенитному артдивизиону.

Одновременно получено донесение тов. Кравченко, что переброска личного состава и имущества на остров Даго происходит медленно. Транспорт “Луга”, отправленный 9.1 на остров Даго, к 19.1 обратно не вернулся – затерт льдами. Переброска на остров стоит под угрозой срыва.

Прошу Ваших указаний Наркомфлоту о более решительных мероприятиях нашего Морского Командования в Эстонии по проводке пароходов на острова Даго и Эзель, где сейчас нет горючего и боеприпасов для обеспечения боевых действий бомбардировочных частей». Ознакомившись 20 января с этим документом, нарком обороны сразу же распорядился направить соответствующее ходатайство в Наркомат Военно-Морского флота. Кроме того, было приказано «рассчитать – сколько людей будет после переброски в Эстонию и согласовать с [майором] т. Кузнецовым (адъютантом т. Локтионова) – ск[олько] разрешено иметь по договору с Эстонией», а также «заготовить письмо на имя Наркомфина от имени Нач[альника] ВВС»[917]. Однако отправка 112-й авиабазы была 29 января задержана в связи с неясностью вопроса о способе ее переброски на о. Хийумаа[918].

28 января командование ВВС направило командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову докладную записку № 485838/сс, которой сообщало об отправке в Эстонию 15-го истребительного авиаполка из БОВО. Кроме перелетающих на самолетах из Ленинграда летчиков, остальной «личный состав по желдороге направляется из Улла (ст. Ловша) одним эшелоном: классных – 6, крытых – 6, платформ – 3, всего 15 единиц и из Ленинграда отдельными вагонами. Прошу Вас дать разрешение на проезд через границу»[919]. 3 февраля из Ленинграда на ледовый аэродром на озере Клоога перелетело 12 самолетов И-153 из состава 15-го истребительного авиаполка. 10 февраля в Эстонию прибыл наземный эшелон полка. 14 февраля из Ленинграда на аэродром Куусику перелетело 10 самолетов И-153, а 19 февраля на аэродром Клоога перелетело еще 4 самолета И-153. Прибывший в состав Особой авиабригады 15-й истребительный авиаполк базировался также и на аэродроме Синалепа[920]. Таким образом, к середине февраля 1940 г. в состав Особой авиабригады входили 35-й скоростной бомбардировочный, 38-й, 15-й истребительные и 53-й дальнебомбардировочный авиаполки общей численностью 2 879 человек, 252 автомашины, 16 тракторов, 1 297 винтовок, 17 ручных, 11 станковых и 12 зенитных пулеметов и 174 самолета[921]. Кроме того, в Прибалтике базировалась 10-я авиабригада КБФ, в составе которой на 20 февраля насчитывался 101 самолет, из которых 13 находилось в Лиепае[922]. Попытки командования ВВС флота получить возможность построить еще несколько аэродромов в Эстонии не удались, так как все подходящие места уже были зарезервированы под аэродромы ВВС Красной армии. В итоге 2 марта начальник Главного морского штаба указал, что «сухопутные аэродромы для флота договором с Эстонией не предусмотрены» и вопрос о них пока ставить не следует[923].

Тем временем 3 февраля командование ВВС Красной армии сообщило комбригу Г.П. Кравченко о том, что в ближайшие дни в состав его бригады направляется 7-й дальнебомбардировочный авиаполк, а скоростной бомбардировочный авиаполк пока не направляется. От командования Особой авиабригады требовалось еще раз обследовать аэродром в Курессааре и подтвердить его готовность к приему самолетов[924]. Выполняя директиву начальника Генштаба РККА № 1179 от 3 февраля, 14 февраля из Воронежа вылетело 52 самолета ДБ-3 7-го дальнебомбардировочного авиаполка из состава бывшей 2-й АОН. Совершив промежуточную посадку на аэродроме Кречевицы, полк 18–19 февраля начал перелет на аэродром Куусику, куда прибыло 38 самолетов. Оставшиеся 14 самолетов из состава полка прибыли на аэродром Куусику 1 марта[925]. Кроме того, еще 8 февраля начальника Генштаба РККА направил Военному совету КОВО директиву № 01622, согласно которой следовало перебросить 52-й скоростной авиаполк и 120-ю авиабазу из Овруча в Эстонию. Полку следовало быть готовым к вылету 11 февраля, а авиабаза должна была иметь с собой 6 боекомплектов бомб и 3 боекомплекта патронов[926]. Соответственно, 14 февраля 52-й скоростной бомбардировочный авиаполк в составе 55 самолетов СБ начал перелет из Овруча в Эстонию. Во время перелета 1 самолет потерпел катастрофу, 1 попал в аварию и 1 вернулся в Овруч. 19–21 февраля самолеты авиаполка начали прибывать на эстонские аэродромы, 25–26 февраля 52 самолета сосредоточились на аэродроме Курессааре, а 5 марта прибыл наземный эшелон авиаполка и 120-я авиабаза, которые после выгрузки на ст. Хаапсалу переправились своим ходом по льду на о. Сааремаа[927].

Кроме того, Особая авиабригада пополнялась и за счет переброски самолетов из других авиаполков и с заводов. Так, из состава дислоцированного в Орле 45-го дальнебомбардировочного авиаполка 29 января вылетело 12 самолетов ДБ-3, которые 13 февраля прибыли на аэродром Куусику. 20 февраля с московского завода № 22 на аэродром Синалепа прибыло 13 самолетов СБ. 27 февраля из Орла на аэродром Кречевицы прибыло 6 самолетов ДБ-3, которые 1 марта перелетели на аэродром Куусику[928]. Таким образом, на 1 марта в состав Особой авиабригада входили 35-й, 52-й скоростные бомбардировочные, 15-й, 38-й истребительные, 7-й и 53-й дальнебомбардировочные авиаполки, 35-я, 38-я, 25-я авиабазы и 2-й аэродромный батальон общей численностью 3 872 человека, 1 591 винтовка, 29 пулеметов, 291 автомашина, 55 тракторов и 334 самолета[929]. Учитывая возросшую численность Особой авиабригады, нарком обороны 3 марта издал приказ № 028, согласно которому она была переименована в Особую авиагруппу[930]. Всего в ходе советско-финляндской войны части Особой авиагруппы выполнили 2 515 самолетовылетов (2,9 % от общего количества всех самолетовылетов на фронте), потеряв 36 самолетов (из них 8 самолетов являются не боевыми потерями)[931].

Понятно, что доклады советских дипломатов в Прибалтике об имевшихся там настроениях «сбросить в море» гарнизоны Красной армии, настораживали Москву. В этих условиях нарком обороны 7 февраля направил командованию всех трех корпусов телеграмму № 32/III с приказом подготовить планы обороны на случай чрезвычайной ситуации (провокационных выступлений и налетов диверсионных групп). В основном подготовленные 22–23 февраля штабами 65-го и 16-го ОСК планы предусматривали оборону войсками своего расположения до подхода помощи из СССР[932]. Вместе с тем, предусматривались и отдельные активные операции. Так, например, 3 марта 1940 г. заместитель народного комиссара обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов утвердил подготовленный 24 февраля план боевой готовности 2-го ОСК. По всем гарнизонам были разработаны планы обороны от мелких диверсионных групп. В случае угрозы нападения крупных сил в составе до 3–4 пехотных дивизий предполагалось проведение следующих мероприятий. 67-я стрелковая дивизия «выделяет отряд в составе двух стр[елковых] батальонов от 281 сп, танкового батальона, бронероты ОРБ, двух батарей ПА, двух батарей ПТО – с задачей захвата Либавы [Лиепаи]. Этот отряд будет поддержан артиллерией боевых кораблей. Противник, очевидно, окажет упорное сопротивление, а поэтому не придется считаться с жертвами, которые может понести гражданское население. Руководство операцией по овладению Либава беру на себя».

Остальные силы дивизии занимают оборону по рубежу Мазскатри, река Отанка, Видусмуйжа, мыза Ролавас, мыза Ташу и Дрика. «Намеченный рубеж обороны является тем рубежом, на котором в случае превосходных сил противника корпус, безусловно, должен удержаться до оказания ему реальной помощи главным командованием РККА». 6-я танковая бригада и 10-й танковый полк должны были действовать по линиям Дурбе – Айзпуте – Кулдига; Дурбе – Скрунда – Салдус и Вайноден – Скрунда с целью «разгромить сосредоточивающегося противника и обеспечить 67[-й] стр[елковой] дивизии занятие обороны». Затем, в случае действия превосходящих сил противника, танковые части следовало отвести за рубеж обороны и в дальнейшем использовать их при проведении контрударов. 21-й истребительный авиаполк и эскадрилья гидроавиации должны были вести разведку и наносить удары по колоннам противника, поддерживая свои танковые части. «114 сп с 3/94 ап дежурными подразделениями захватывает мост через р. Вента, уничтожает противника в Виндава [Вентспилс] и занимает оборону по зап[адному] берегу р. Вента на участке Посиексте, сев[ерная] окраина Виндава, обеспечивая боевую работу авиации. Выход полка на западный берег р. Вента диктуется и тем, что в случае надобности под ее прикрытием полк сможет отойти в район Либава»[933].

Вновь вопрос об увеличении авиационной группировки в Прибалтике возник после окончания советско-финляндской войны. 23 марта нарком обороны и начальник Генштаба направили в ЦК ВКП(б) докладную записку № 16294/сс/ов, в которой сообщали о том, что «в Эстонии полностью остается Особая Авиагруппа в составе шести авиаполков (по два – ДБ-3, СБ и истребительных)», а всего авиационная группировка в Прибалтике должна была составлять 11 авиаполков[934]. Соответственно, было решено усилить советскую авиацию в Латвии и Литве.

27 марта начальник штаба ВВС Красной армии комдив Ф.К. Арженухин направил начальнику Управления военных сообщений и заместителю начальника Оперативного управления Генштаба докладную записку № 486087/сс: «Согласно указания Зам[естителя] Наркома Обороны СССР командарма 2 ранга т. Локтионова подлежат перебазированию в Латвию 18 сбб, 148 иап и 15 аэродромно-инженерный батальон, прошу представить подвижной состав:

1. Для 18 сбб ст. погрузки Сиверская, ст. выгрузки Вайноден – людских 1, крытых под грузы 1, платформ 3, всего 5 единиц.

2. Для 148 иап ст. погрузки Левашево, ст. выгрузки Вайноден, классных 4, людских 3, крытых под кухню 1, крытых под грузы 8, платформ 65, всего 81 единица.

3. Для 15[-го] аэродромно-инженерн[ого] батальон[а] ст. погрузки Райвола, ст. выгрузки Вайноден, классных 2, людских 18, крытых под кухни 5, конских крытых 8, крытых под грузы 12, платформ 81, всего 126 единиц.

Срок отправки желательно произвести между 1 и 5 апреля с/г»[935].

Однако только 11 апреля с вышеуказанных станций началась перевозка одного эшелона с управлением 18-й авиабригады и 2 эшелонов 148-го истребительного авиаполка, а 13 апреля отправились в путь и 2 эшелона 15-го инженерно-аэродромного батальона. 15 апреля эшелон с управлением 18-й авиабригады прибыл на станцию Зилупе и был передан на латвийскую железную дорогу. 18 апреля в Себеже были переданы на латвийскую железную дорогу 2 эшелона 15-го инженерно-аэродромного батальона, а 20 апреля и 2 эшелона 148-го истребительного авиаполка. Однако вопреки первоначальному плану управление 18-й авиабригады и 148-й истребительный авиаполк в составе 63 самолетов И-153 разместились в Лиепае, поскольку аэродромы в Вайнодене все еще не были полностью оборудованы для размещения личного состава[936]. 21-й истребительный авиаполк, в котором на 25 апреля насчитывался 61 самолет, с 26 апреля полностью базировался в Вентспилсе[937].

Тем временем 26 марта командование ВВС Красной армии направило наркому обороны докладную записку № 487898/сс, которой сообщало, что в Особой авиагруппе на территории Эстонии после войны с Финляндией остались 53-й дальнебомбардировочный авиаполк из Монино (МВО), 7-й дальнебомбардировочный авиаполк из Воронежа (ОрВО), 35-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Сиверской (ЛВО), 52-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Овруча (КОВО), 38-й истребительный авиаполк из Пушкина (ЛВО) и 15-й истребительный авиаполк из Уллы (БОВО). В связи с началом весны аэродромы примерно с 1 апреля на 1,5 месяца выйдут из строя. «Считаю целесообразным 53 и 7 ДБ полки немедленно перебросить в СССР на свои прежние аэродромы, привлечь их для участия в Первомайском параде в Москве и с 15 мая 1940 г., по готовности аэродромов, обратно вернуть на территорию Эстонии». Начальник ГУ ВВС просил решения наркома. Однако, поскольку речь шла о дислоцированных за границей частях Красной армии, нарком обороны 31 марта своей докладной запиской № 16318/сс переадресовал этот запрос в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Насколько можно судить, 4 апреля советское руководство отклонило это предложение[938].

25 апреля начальник Главного управления Красной армии (ГУКА) направил Военным советам КалВО и БОВО директивы №№ 1/5/178405/сс и 1/5/178426/сс соответственно, согласно которым следовало к 15 июня перевести части ВВС на новые штаты и подготовить 31-й скоростной бомбардировочный авиаполк к передислокации в Латвию, а 54-й скоростной бомбардировочный авиаполк к передислокации в Литву[939]. В течение мая 1940 г. к приему авиации был подготовлен аэродром Вайноден и 2 июня на него из Смоленска совершил перелет 31-й скоростной бомбардировочной авиаполк в составе 67 самолетов[940]. Однако усилить группировку ВВС в Литве из-за неготовности мест дислокации не удалось. 20 мая нарком обороны направил в СНК СССР докладную № 16478/сс, в которой отметил, что в соответствии с постановлением Комитета обороны № 29сс от 14 января 1940 г. в текущем году в Прибалтике предусмотрено построить 9 постоянных аэродромов (в Эстонии – 4, в Латвии – 3, в Литве – 2). Однако поскольку местные подрядчики не имеют соответствующей техники, это задание следует передать Главвоенстрою СССР, который просил выделить дополнительную технику из Наркомата обороны. После обсуждения этой проблемы, председатель Комитета обороны 5 июня направил наркому обороны отношение № 5265/10КО, которым сообщил, что передать сооружение аэродромов Главвоенстрою нет возможности, поэтому Наркомату обороны следует выполнить эти работы самостоятельно[941].

Тем временем еще в феврале 1940 г. советское военное командование начало разрабатывать планы смены размещенных в Прибалтике войск. 20 февраля в ГУКА была подготовлена докладная записка № 176309/сс, в которой предлагалось заменить части из БОВО и КалВО другими войсками из этих же округов, а вместо частей ЛВО направить войска из МВО. Предусматривалось произвести замену только боевых частей, а управления корпусов и тыловые части оставить в прибалтийских гарнизонах. При этом заменять следовало только личный состав, а материальная часть войск оставалась на месте. Предлагалось направить в Эстонию управление 57-го стрелкового корпуса, 239-й отдельный батальон связи, 21-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион, 137-ю стрелковую дивизию, 55-ю танковую бригаду и специально сформированные автотранспортные батальоны из МВО. В Латвию следовало направить управление 21-го стрелкового корпуса, 264-й отдельный батальон связи из МВО, 283-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион из БОВО, 48-ю стрелковую дивизию из КалВО, 5-ю танковую бригаду из КОВО, 8-й танковый полк из БОВО и специально сформированный в КалВО автотранспортный батальон. В Литву предлагалось направить управление 4-го стрелкового корпуса, 30-й отдельный батальон связи, 16-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион, 10-ю стрелковую дивизию, 27-ю танковую бригаду и специально сформированный автотранспортный батальон из БОВО[942]. В тот же день начальник ГУКА комдив М.Г. Снегов направил в Управление боевой подготовки и Автобронетанковое управление просьбу сообщить для доклада заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову характеристику боевой подготовки управления 57-го, 21-го и 4-го стрелковых корпусов, 239-го, 264-го и 30-го отдельных батальонов связи, 21-го и 16-го отдельных зенитных артиллерийских дивизионов, 137-й, 10-й и 48-й стрелковых дивизий, 55-й, 5-й, 27-й танковых бригад и 8-го танкового полка[943]. Однако выяснилось, что никаких точных данных по этому вопросу нет, так как не было соответствующих проверок.

7 марта комдив М.Г. Снегов направил наркому обороны перечень находящихся в Прибалтике соединений и предложения по их смене. Однако маршал К.Е. Ворошилов не поддержал столь сложный план перемещений войск. Тогда 13 марта Снегов приказал подчиненным переработать перечень с целью использования войск тех же округов, что и осенью 1939 г. Теперь предлагалось направить в Эстонию управление 1-го стрелкового корпуса, 23-й отдельный батальон связи, 38-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион, 37-ю стрелковую дивизию, 13-ю танковую бригаду и специально сформированные автомобильные батальоны из ЛВО. Вместо управления 71-й авиабригады, 35-го скоростного бомбардировочного, 38-го, 15-го истребительных и 53-го дальнебомбардировочного авиаполков предлагалось направить управление 14-й авиабригады, 50-й, 52-й скоростные бомбардировочные и 25-й, 49-й истребительные авиаполки. В Латвию планировалось направить управление 34-го стрелкового корпуса с отдельным батальоном связи (КалВО), 283-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион (БОВО), 48-я стрелковая дивизия (КалВО), 27-я танковая бригада (БОВО), 8-й танковый полк (БОВО) и специально сформированный в КалВО автомобильный батальон. Вместо 21-го истребительного направлялся 42-й истребительный авиаполк, и дополнительно направлялись управление 17-й авиабригады, 67-й истребительный и 54-й скоростной бомбардировочный авиаполки. В Литву следовало направить управление 4-го стрелкового корпуса, 30-й отдельный батальон связи, 16-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион, 10-ю стрелковую дивизию, 22-ю танковую бригаду и специально сформированный автомобильный батальон из БОВО. Вместо 10-го истребительного полка предусматривалось направить 31-й истребительный и дополнительно 31-й скоростной бомбардировочный авиаполки[944].

После некоторого уточнения предлагаемых к отправке в Прибалтику частей этот план был утвержден наркомом обороны, и 16 апреля представлен советскому правительству. Получив согласие правительства, нарком обороны 23 апреля направил Военным советам КалВО, ЛВО и БОВО директивы №№ 177122–177124/сс соответственно, согласно которым требовалось в период с 1 по 15 июня произвести смену войск, находящихся в Прибалтике с осени 1939 г. В связи с этим командованию КалВО было приказано «к 15.5.40 года реорганизовать и подготовить к отправке 48[-ю] стр[елковую] дивизию по прилагаемому перечню штатов, общей численностью 14 000 человек.

2. Кроме того, в состав частей 2 ск, предназначаемых в Латвию на смену, будут включены: 54[-й] отдельный батальон связи стр[елкового] корпуса, 283[-й] корпусной зенитный дивизион, 27[-я] легкая танковая бригада, 8[-й] танковый полк и 633[-й] автотранспортный батальон, которые будут подготовлены в Белорусском Особом Военном Округе.

3. Распоряжением Военного Совета округа подготовить замену всего личного состава тыловых учреждений, находящихся в Латвии».

Командованию ЛВО следовало «к 15.5.40 года провести следующие мероприятия:

1. Реорганизовать по новым штатам и подготовить к отправке:

а) 90[-ю] стр[елковую] дивизию по прилагаемому перечню штатов, общей численностью 14 000 человек;

б) 13[-ю] отд[ельную] танковую бригаду по штату № 010/920, общей численностью 2 887 человек;

в) 23[-й] отдельный батальон связи 1 СК по штату № 04/801 численностью 516 человек…

г) 38[-й] отдельный зенитный арт[иллерийский] дивизион 1 СК по штату № 50/21, численностью 340 человек;

д) 420[-й] и 470[-й] автотранспортные батальоны по штату № 032/703 лит[ер] «В», численностью каждый по 400 человек…

2. К этому же сроку сформировать и подготовить к отправке 77[-й] отд[ельный] мех[анизированный] отряд по тому же штату и в той же численности, как и 5[-й] мех[анизированный] отряд, находящийся в настоящее время в Эстонии.

3. Распоряжением Военного Совета округа подготовить замену всего личного состава тыловых учреждений, находящихся в Эстонии».

Командованию БОВО приказывалось «к 15.5 провести следующие мероприятия:

1. Реорганизовать по новым штатам и подготовить к отправке:

а) 27[-ю] стр[елковую] дивизию по прилагаемому перечню штатов, численностью 14 000 человек.

б) 22[-ю] легко-танковую бригаду по штату № 010/940 численностью 2 459 чел.

в) 30[-й] отд[ельный] б[атальо]н связи стр[елкового] корпуса по штату № 04/801 численностью 516 чел. […]

г) 16[-й] отд[ельный] зенитный дивизион по штату № 50/21 с дополнением к штату численностью 340 чел.

д) 616[-й] автотранспортный батальон по штату № 032-703-В численностью 400 чел. […]

2. К этому же сроку реорганизовать и подготовить к отправке в Латвию в состав 2 стр[елкового] корпуса:

а) 54[-й] отд[ельный] б[атальо]н связи 1 °CК по штату № 04/801 численностью 516 человек…

б) 283[-й] отд[ельный] зенитный арт[иллерийский] дивизион по штату № 50/21 с дополнением 52 чел., общей численностью 340 чел.

в) 27[-ю] легко-танковую бригаду по штату № 010/920 численностью 2 887 чел.

г) 8[-й] танковый полк по штату № 06/14 численностью 553 человека.

д) 633[-й] автотранспортный батальон по штату № 032/703-В, численностью 400 чел. […]

3. Распоряжением Военного Совета округа подготовить замену всего личного состава тыловых учреждений, находящихся в Литве».

Кроме того, при подготовке войск всем трем округам следовало иметь в виду:

«4. Указания о подготовке к смене авиачастей будут даны дополнительно.

5. Все части, намеченные к отправке в [Прибалтику], должны оставить в пределах округа: конский состав, матчасть артиллерии, танки, бронемашины и автотранспорт, а взамен этого на месте новой дислокации принять от частей, прибывающих в округ и обратить на укомплектование: конский состав, матчасть артиллерии, трактора, бронемашины и автотранспорт.

В связи с этим, распоряжением Военного Совета округа необходимо привести в порядок вооружение и транспорт и подготовить к приему и передаче специально назначенными для этой цели комиссиями.

Работу по приему и передаче планировать с расчетом закончить ее к прибытию частей на смену.

6. Укомплектование частей, подготовляемых к отправке, произвести за счет наиболее подготовленных и политически проверенных лиц начальствующего и рядового состава кадра, в том числе не более 7 % националов, хорошо владеющих русским языком.

7. Весь личный состав обеспечить первосортным вооружением и снаряжением.

Всем бойцам и мл[адшему] начсоставу срочной службы выдать по два комплекта обмундирования, в том числе один комплект парадный. У всего начсостава проверить состояние обмундирования и экипировки и принять меры к обеспечению недостающими предметами за наличный расчет.

8. Военному Совету округа план смены частей представить мне на утверждение к 5.5.40 г.

9. О ходе реорганизации и укомплектования частей, доносить мне через ГУКА к 10, 20 и 30 числу каждого месяца, первое донесение представить к 5 мая 1940 года.

10. Подробные указания о времени и порядке смены частей в [Прибалтике] будут даны дополнительно»[945]. Правда, 28 апреля начальник снабжения Красной армии корпусной комиссар А.В. Хрулев доложил наркому обороны, что ресурсов на выдачу 53 тыс. комплектов парадного обмундирования не имеется. На этом докладе имеется резолюция Ворошилова: «Можно не давать второго комплекта обмундирования, но одеть всех возможно лучше с подгонкой обмундирования»[946].

Тем временем продолжалось обсуждение вопроса о необходимости смены авиационных частей в Прибалтике. 29 апреля помощник начальника штаба ВВС Красной армии комбриг В.Н. Мальчиков направил начальнику ГУКА комдиву М.Г. Снегову копию доклада командования ВВС Красной армии наркому обороны:

«По указанию Вашего Заместителя Командарма 2 ранга тов. Локтионова, Начальник ГУКА разрабатывает план замены частей Красной Армии, находящихся на территории Эстонии, Латвии и Литвы.

Вместе с наземными войсками предполагается заменить и авиационные части – полки, базы (личный состав без материальной части).

Докладываю, что производить замену авиаполков и баз сейчас явно нецелесообразно.

1. На территории Прибалтов находятся восемь полков и девять авиабаз.

Все эти полки (кроме одного в Литве) прибыли в Эстонию и Латвию в период декабрь – февраль, т. е. находятся там не более трех – трех с половиной месяцев.

Базы прибыли немного раньше, находятся там 5–6 месяцев; срок тоже небольшой.

2. Полки и базы особенно в Эстонии еще неустроены на постоянное место расквартирования, в частности, необходимо подготовить базирование 3–4 полков на островах Эзель [Сааремаа] и Даго [Хийумаа].

Смена частей вызовет задержку в подготовке аэродромов и баз на этих островах.

3. Смена людей выведет из строя на продолжительное время 8 авиаполков и 9 авиабаз (переезды, передача и прием матчасти), что по условиям международной обстановки нежелательно.

Ввиду этого прошу Вашего разрешения смену авиаполков и авиабаз, находящихся в Эстонии, Латвии и Литве, отложить до осени 1940 года (октябрь – ноябрь)»[947].

Вместе с тем, выполняя приказ, начальник ВВС предлагал заменить находившиеся в Эстонии 35-й, 52-й скоростные бомбардировочные, 38-й, 15-й истребительные, 7-й и 53-й дальнебомбардировочные авиаполки соответственно 10-м, 33-м скоростными бомбардировочными, 7-м, 41-м истребительными, 51-м и 11-м дальнебомбардировочными авиаполками. В Латвию вместо дислоцированного там 21-го истребительного авиаполка следовало направить 33-й истребительный авиаполк и дополнительно направить управление 18-й авиабригады, 31-й скоростной бомбардировочный авиаполк из КалВО и 148-й истребительный авиаполк из ЛВО. В Литву вместо 10-го истребительного авиаполка предлагалось направить 31-й истребительный и дополнительно 54-й скоростной бомбардировочный авиаполки из БОВО[948].

Однако, видимо, единого мнения по вопросу о смене авиационных частей в Прибалтике в советском военном руководстве не было. 4 мая был отпечатан доклад наркома обороны в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР: «В прибалтийских государствах с осени 1939 года находятся следующие войсковые части Ленинградского, Калининского и Белорусского военных округов:

1. В Эстонии – Управление 65[-го] стр[елкового] корпуса, 123[-й] отд[ельный] батальон связи стр[елкового] корпуса, 11[-й] корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион, 16[-я] стр[елковая] дивизия, 18[-я] легко-танковая бригада, 5[-й] мото-мех[анизированный] отряд, 35[-й], 52[-й] авиаполки СБ, 7[-й] и 53[-й] авиаполк[и] ДБ, 15[-й] и 38[-й] истреб[ительные] авиаполки и 414[-й] и 415[-й] авто-батальоны;

2. В Латвии – Управление 2[-го] стр[елкового] корпуса, 10[-й] отд[ельный] батальон связи стр[елкового] корпуса, 86[-й] корп[усной] зенит[ный] арт[иллерийский] дивизион, 67[-я] стр[елковая] дивизия, 6[-я] легко-танковая бригада, 10[-й] танк[овый] полк, 21[-й] истреб[ительный] авиаполк, 640[-й] авто-батальон;

3. В Литве – Управление 16[-го] стр[елкового] корпуса, 46[-я] отд[ельная] рота связи стр[елкового] корпуса, 19[-й] корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион, 5[-я] стр[елковая] дивизия, 2[-я] легко-танковая бригада, 10[-й] истребительный авиаполк, 641[-й] авто-батальон.

Для обслуживания перечисленных войсковых частей в этих государствах имеются также необходимые тыловые учреждения.

В связи с особыми условиями размещения представляется необходимым все эти части, кроме Управлений корпусов и авиации, вернуть в СССР, а на смену им послать другие, из тех же округов.

Управления корпусов в связи с тем, что командование и штаб должны изучить театр, следует оставить в этих странах, произведя постепенно замену отдельных командиров.

Что касается авиационных частей, то их сменять сейчас не следует, т. к. из 8 авиационных полков только один 10 ип прибыл в Литву осенью прошлого года, остальные 7 прибыли в Эстонию и Латвию в период декабрь – февраль 1940 г. и пробыли в этих странах не более 3–3 1/2 месяцев.

Авиационные полки и базы, особенно на островах Эзель и Даго в Эстонии, еще не устроены на постоянное место расквартирования и смена частей вызовет задержку в подготовке аэродромов и баз на этих островах.

К посылке в Прибалтику намечены следующие части:

1. В Эстонию – 90[-я] стр[елковая] дивизия, 13[-я] отд[ельная] танковая бригада, 77[-й] отд[ельный] мех[анизированный] отряд, 23[-й] отд[ельный] батальон связи корпуса, 38[-й] отд[ельный] корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион, 420[-й] и 470[-й] авто-батальоны;

2. В Латвию – 48[-я] стр[елковая] дивизия, 5[-я] легко-танковая бригада (КОВО), 8[-й] танковый полк, 54[-й] отд[ельный] батальон связи корпуса, 283[-й] корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион и 633[-й] авто-батальон;

3. В Литву – 27[-я] стр[елковая] дивизия, 27[-я] легко-танковая бригада, 30[-й] отд[ельный] батальон связи корпуса, корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион и авто-батальон.

Смену сухопутных частей намечено провести в период с 1 по 15 июня 1940 года.

Одновременно со сменой войсковых частей распоряжением Военных Советов округов будет произведена смена личного состава тыловых учреждений, находящихся за границей.

Все части, выделяемые на смену, будут направлены в таком же организационном составе и численности, как и части, находящиеся в настоящее время в прибалтийских государствах.

Для удешевления перевозок, отправляемые части оставляют в пределах округов конский состав, матчасть артиллерии, танки и автотранспорт, а для своего укомплектования все это получают на месте новой дислокации от частей, прибывающих из-за границы»[949]. Видимо, этот доклад так и остался не отосланным адресатам, поскольку в связи со сменой руководства Наркомата обороны началось уточнение мер по смене войск в Прибалтике. Численный состав гарнизонов Красной армии в Эстонии, Латвии и Литве по состоянию на 10 мая 1940 г. указан в таблице 41. С учетом прибывшего 2 июня в Латвию 31-го скоростного бомбардировочного авиаполка общее количество самолетов увеличилось до 593.

Таблица 41. Численность советских гарнизонов в Прибалтике на 10 мая 1940 г.[950]

5 мая начальник Политуправления Красной армии армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис направил начальникам политуправлений ЛВО, КалВО и БОВО «План политзанятий с красноармейцами и младшими командирами в частях, предназначенных для отправки в Прибалтийские страны», к выполнению которого следовало приступить немедленно. 7 мая начальник штаба ЛВО комкор Н.Е. Чибисов издал директивы № 1/10368/сс – 1/10371/сс, а 10 мая – директиву № 1/10442/сс о реорганизации к 15 мая 90-й стрелковой дивизии, 13-й танковой бригады, 77-го отдельного механизированного отряда, 23-го отдельного батальона связи, 38-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона и 420-го автотранспортного батальона и подготовке их к смене войск в Эстонии. В докладе начальника политуправления ЛВО дивизионного комиссара П.И. Горохова от 27 мая сообщалось о ходе подготовки войск, которая в основном должна была завершиться к 1 июня[951].

Тем временем 15 мая заместитель наркома иностранных дел В.Г. Деканозов направил наркому обороны копию записки № 167/сс советского полпреда в Литве от 7 мая, в которой тот сообщал, что, узнав о предстоящей смене личного состава в июне, командиры, чьи семьи не будут отправлены за границу (а это все), увлеклись «чемоданными» настроениями – «какое нам дело до строительства, говорят одни, пусть им интересуются те, кто будет зимовать». Другие озабочены устройством своих личных дел – что купить жене, детям и т. п. Среди военных руководителей нарастает безразличие к начинающемуся строительству. Желательно, чтобы наркомат обороны ликвидировал подобные настроения. Следует также оставить до осени высших командиров ОСК и разрешить приехать к ним семьям. «Причем объявить им, что они остаются не до осени, а вообще», а ближе к осени отозвать их в индивидуальном порядке. Вообще же, отмечал советский дипломат, не целесообразно менять весь личный состав сразу. Необходимо сохранить определенную преемственность, особенно по связи с литовскими военными[952]. Соответственно, 17 мая заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил командованию 16-го ОСК приказ № 6721/сс: «По имеющимся сведениям, в последнее время, в связи с предстоящей заменой частей в Прибалтах, у руководящего состава 16[-го] корпуса появились нездоровые настроения “чемоданного” характера, что сказывается на качестве боевой и политической подготовки, в частности наблюдается несколько безразличное отношение к вопросам развертывания строительства. Предупреждаю, что подобного рода настроениям не должно быть места. Развертыванию строительства должно быть уделено максимальное внимание. Одновременно сообщаю, что управление корпуса сменено не будет»[953].

Тем временем 16 мая нарком обороны маршал Советского Союза С.К. Тимошенко издал приказ № 095:

«1. В связи с особыми условиями размещения стрелковых дивизий, находящихся в Эстонии, Латвии и Литве, в период с 1.7 по 1.9.40 года произвести в этих дивизиях замену 4 042 лошадей соответствующим количеством автотранспорта.

2. Начальнику Главного Управления Красной Армии совместно с Начальником Военно-технического снабжения Красной Армии к 1.7.40 года дать подробные указания о порядке замены и внести необходимые изменения в штаты стр[елковых] дивизий.

3. Военным Советам Ленинградского, Калининского и Белорусского военных округов освобожденный после замены личный состав обратить на укомплектование частей округов.

Начальнику Главного Управления Красной Армии своим распоряжением распределить сверхштатных лошадей»[954].

В тот же день заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил Военным советам БОВО, КалВО и ЛВО директивы №№ 178585–178587/сс соответственно, которые уточняли директивы наркома обороны от 23 апреля. Прежде всего, всем округам приказывалось «во изменение пункта 7 директивы [№№ 177122–177124/сс] вместо двух комплектов обмундирования для красноармейцев и младшего начсостава срочной службы иметь один новый и хорошо подогнанный комплект». Кроме того, частично изменялся состав войск, предназначенных для смены частей в Прибалтике. Так, командованию БОВО было приказано:

«1. 22[-ю] танковую бригаду для отправки в Литву не готовить, вместо ее в Литву на смену 2 легко-танковой бригады будет направлена 27[-я] легко-танковая бригада. На смену 6 легко-танковой бригады в Латвию будет направлена бригада из другого округа.

2. В составе 8[-го] танкового полка, подготовляемого к отправке в Латвию, иметь мото-стрелковую роту по штату № 10/821.

3. 283[-й] отд[ельный] зенит[ный] арт[иллерийский] дивизион, намечаемый к отправке в Латвию, разрешается заменить 12[-м] отд[ельным] зенит[ным] арт[иллерийским] дивизионом».

Командование КалВО уведомлялось, что «вместо 27[-й] легко-танковой бригады из БОВО на смену 6[-й] легко-танковой бригады, находящейся в Латвии, будет направлена 1[-я] легко-танковая бригада из ЛВО и вместо 283[-го] отд[ельного] зенитн[ого] арт[иллерийского] дивизиона на смену 86[-го] отд[ельного] зенит[ного] дивизиона будет направлен 12[-й] отд[ельный] зенит[ный] арт[иллерийский] дивизион из БОВО».

Командованию ЛВО было приказано:

«1. 1[-ю] легко-танковую бригаду реорганизовать по штатам, согласно прилагаемого перечня, и к 15.6.40 г. подготовить к отправке в Латвию, в состав 2[-го] стр[елкового] корпуса, на смену 6 легко-танковой бригады.

Отбор личного состава и подготовку матчасти провести в полном соответствии с директивой НКО № 177123. […]

3. 77[-й] отд[ельный] мех[анизированный] отряд формировать по прилагаемому штату № 10/5.

Табеля к штату будут высланы дополнительно»[955].

Также было решено сменить некоторые части ВВС. 17 мая нарком обороны направил Военным советам ЛВО, БОВО, КалВО и ОдВО директиву № 14220/сс: «В конце июня 1940 года по особому распоряжению будет производиться смена авиационных частей, находящихся в Прибалтах.

Заменяется только личный состав. Вся материальная часть и имущество, в том числе самолеты, средства механизации и автотранспорт остается на местах.

В связи с этим произвести следующие мероприятия:

По БОВО. 1. Подготовить к отправке:

31[-й] истребительный полк из Лиды в Литву.

5[-ю] авиабазу из Ст[арого] Быхова – в Латвию.

213[-ю] авиабазу из Лиды в Латвию.

10[-ю] подвижную авиамастерскую (ПАРМ-35) из Ст[арого] Быхова в Эстонию.

По КалВО. Подготовить к отправке 204[-ю] авиационную базу из Великие Луки в Литву.

По ОдВО. Подготовить к отправке 11[-й] полк ДБ из Запорожья в Эстонию.

По ЛВО. Подготовить к отправке в Эстонию:

10[-й] полк СБ из Красногвардейска.

123[-ю] авиационную базу из Красногвардейска.

7[-й] истребительный полк из Пушкин.

132[-ю] авиационную базу из Гривочки.

8[-ю] авиационную базу из Ст[арая] Русса.

2. Все отправляемые части укомплектовать полностью личным составом по новым штатам, отобрав наиболее подготовленных и проверенных во всех отношениях людей.

3. Весь личный состав обеспечить хорошим вооружением и снаряжением.

У всего начальствующего состава, в том числе, младшего начсостава сверхсрочной службы проверить состояние обмундирования и экипировки и принять меры к обеспечению недостающим по плану.

4. Семьи личного состава в Прибалты не отправлять.

5. Военному Совету Округа создать комиссию по приему и передаче частей.

Работу комиссий закончить к 1 июля 1940 года.

6. Срок готовности к отправке частей в Прибалты 15.6.40 г.

7. Начальнику ВВС Красной армии в развитие этой директивы дать конкретные указания о порядке замены частей.

8. О ходе подготовки частей к отправке донести мне через Начальника ВВС Красной армии 10 и 20 июня 1940 года»[956].

К 23 мая были подготовлены планы перевозок частей 2-го и 16-го особых стрелковых корпусов, а конкретные сроки перевозок следовало уточнить у заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова[957]. Однако созданные к 14 мая согласно директивы начальника ГУКА № 177191/сс от 26 апреля комиссии по проверке подготовки частей, выделенных для смены войск в Прибалтике, после соответствующих инспекций сделали вывод, что до полной готовности нужно еще не менее месяца[958]. Соответственно, 2 июня Локтионов сообщил заместителю наркома обороны армейскому комиссару 1-го ранга Е.А. Щаденко о переносе срока начала смены войск в Прибалтике на 1 июля и просил ускорить укомплектование начсоставом 27-й, 48-й и 90-й стрелковых дивизий, чтобы эти меры были завершены не позднее 20 июня[959].

Тем временем 15–25 мая подразделения временно размещенной в Вильно 2-й танковой бригады Красной армии были переброшены в Гайжунай, где завершалось строительство казарм и гаражей. Иностранные наблюдатели отметили передислокацию около 100 танков и 250 орудий на гусеничном ходу[960]. Как отмечал 24 мая в своем докладе в Москву Н.Г. Поздняков, «произведенное на днях подтягивание из Вильно зимовавшей там части в Гайжуны (НКИД известно) вызвало среди наблюдателей третьих стран (литовцы были предупреждены) довольно сильный отзвук. По Литве прошла полоса слухов, что Советское командование производит большую перегруппировку и что наши войска подтягиваются прямо к германской границе. Эти слухи и были толчком, который заставил прийти ко мне представителя Рейтера (Полесский, литовский гражданин). По тому же поводу неоднократно звонили и корреспонденту ТАСС. Мы постарались разбить эти слухи. Еще большая волна слухов распространится, когда будет производиться массовая смена расположенных здесь частей. Не исключено, что некоторые из них могут проскочить и в мировую печать»[961].

2 июня нарком обороны маршал Советского Союза С.К. Тимошенко направил в ЦК ВКП(б) и Комитет обороны при СНК СССР доклад № 362/сс, в котором сообщал перечень находящихся «в прибалтийских государствах с осени 1939 года» войск ЛВО, КалВО и БОВО и просил утвердить следующие мероприятия. «В связи с особыми условиями размещения представляется необходимым все эти части, кроме Управлений корпусов и 4-х полков авиации, вернуть в СССР, а на смену им послать другие, из тех же округов.

Управления корпусов в связи с тем, что командование и штаб должны изучить театр, следует оставить в этих странах, произведя постепенную замену отдельных командиров.

Из авиационных частей необходимо сейчас сменить: в Эстонии – 35 СБП, 53 ДБП, 38 ип и в Литве – 10 ип, остальные 4 авиаполка прибыли в Эстонию и Латвию в начале 1940 г. и находятся там не более 3–3 1/2 месяцев и поэтому сменять их следует осенью.

К посылке в Прибалтику намечены следующие части:

1. В Эстонию – 90[-я] стр[елковая] дивизия, 13[-я] отд[ельная] танковая бригада, 77[-й] отд[ельный] мех[анизированный] отряд, 23[-й] отд[ельный] батальон связи корпуса, 38[-й] отд[ельный] корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион, 11[-й] полк ДБ, 10[-й] полк СБ, 7[-й] истр[ебительный] авиаполк, 420[-й] и 470[-й] авто-батальоны;

2. В Латвию – 48[-я] стр[елковая] дивизия, 1[-я] легко-танковая бригада (ЛВО), 8[-й] танковый полк, 54[-й] отд[ельный] батальон связи корпуса, 12[-й] корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион и один авто-батальон;

3. В Литву – 27[-я] стр[елковая] дивизия, 27[-я] легко-танковая бригада, 30[-й] отд[ельный] батальон связи корпуса, корпусной зенитный арт[иллерийский] дивизион, 31[-й] истр[ебительный] авиаполк и автотранспортный батальон.

Смену частей намечено провести в период с 1 по 15 июля 1940 года.

Одновременно со сменой войсковых частей распоряжениями Военных Советов округов будет произведена смена личного состава тыловых учреждений, находящихся за границей.

Все части, выделяемые на смену, будут направлены в таком же организационном составе и численности, как и части, находящиеся в настоящее время в прибалтийских государствах.

Для удешевления перевозок, отправляемые части оставляют в пределах округов конский состав, матчасть артиллерии, танки и автотранспорт, а для своего укомплектования все это получают на месте новой дислокации от частей, прибывающих из-за границы»[962].

Получив соответствующее распоряжение командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова, начальник ГУКА приказал 1 июня Военному совету КалВО, а 3 июня Военным советам БОВО и ЛВО к 25 июня устранить отмеченные комиссиями недоработки и снабдить всем необходимым войска, оправка которых переносилась на период с 1 по 15 июля[963]. 7 июня генерал-майор М.Г. Снегов доложил заместителю наркома обороны о целесообразности новой проверки подготовки отправляемых в Прибалтику войск в период с 15 июня по 1 июля теми же комиссиями, которые работали в мае 1940 г. Правда, к этому моменту все эти приготовления явно утратили свою актуальность, и генерал-полковник Локтионов наложил на этом документе резолюцию: «Так я и наметил. Распоряжения дам дополнительно»[964].

«Похищения» красноармейцев в Литве в 1940 г

24 мая советский полпред в Литве Н.Г. Поздняков сообщил в Москву о том, что «красноармеец-танкист Носов 24 апреля сбежал с поста с винтовкой. 18 мая сбежал красноармеец-танкист Шмавгонец. Надеясь на свой розыск, командование за содействием к нам пока не обращалось. Литовские власти молчат, делая вид, что им эти случаи неизвестны. На самом же деле они занимались укрывательством, что в корне противоречит характеру советско-литовских отношений. Разрешите обратиться за содействием и одновременно указать литовцам, что они обязаны каждого беглеца возвращать немедленно, не дожидаясь нашей просьбы»[965].

Вызвав 25 мая литовского посланника, В.М. Молотов сообщил ему о двух новых случаях исчезновения советских военнослужащих и заявил, что советскому правительству «достоверно известно, что исчезновение этих военнослужащих организуется некоторыми лицами, пользующимися покровительством органов Литовского правительства, которые спаивают красноармейцев, впутывают их в преступления и устраивают потом их побег, либо уничтожают их. Советское правительство считает подобное поведение литовских органов провокационным в отношении СССР, чреватым тяжелыми последствиями. Советское правительство предлагает Литовскому правительству прекратить эти провокационные действия отдельных агентов известных органов Литовского правительства и принять немедленные меры к розыску исчезнувших советских военнослужащих и доставить их в расположение командования советских войск в Литве. Советскому правительство надеется, что Литовское правительство пойдет навстречу его предложениям и не вынудит его к другим мероприятиям»[966].

В 21 час 26 мая советской стороне был вручен ответ литовского правительства, которое выразило «готовность немедленно произвести самое подробное расследование по названному обвинению» и просило советское правительство «сообщить ему имеющиеся в его распоряжении данные, могущие облегчить и ускорить упомянутое расследование, в особенности, назвать те литовские органы и те лица, которые имеет в виду заявление господина председателя Молотова». Так же сообщалось, что отданы распоряжения «начать энергичный розыск двух военнослужащих, упомянутых в том же заявлении»[967].

27 мая в Каунас прибыл заместитель наркома обороны СССР командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов, который в ходе протокольного визита к министру иностранных дел «в общих чертах познакомил Урбшиса с обстоятельствами возвращения красноармейцев Шмавгонца и Писарева и прямо заметил, что он удивлен, что такие вещи могут случаться в государстве, которое связано с Советским союзом традиционной дружбой и договором о взаимопомощи. Урбшис растерялся, стал оправдывать литовские власти и попросил для их разрешения допросить вернувшихся красноармейцев. Тов. Локтионов ответил, что не в его компетенции обсуждать вопрос по существу и давать просимое разрешение». 28 мая литовская сторона сообщила Позднякову о создании специальной комиссии «для расследования возводимых обвинений по адресу некоторых его органов и их агентов» и вновь просила «сообщить ему все необходимые данные для проведения по этому делу точного расследования». Кроме того, было обращено внимание на определенные расхождения между заявлением Молотова и сообщением Локтионова относительно фамилий исчезнувших красноармейцев. Литовская сторона вновь просила предоставить ей возможность допросить Шмавгонца и Писарева. Со своей стороны Поздняков отклонил эту просьбу, сославшись на то, что он не имеет поручения заниматься этим вопросом[968].

Как бы то ни было, 30 мая в газете «Известия» было опубликовано «Сообщение НКИД о провокационных действиях литовских властей», в котором перечислялись случаи исчезновения красноармейцев из расположенных в Литве частей и указывалось, что «имеющиеся в распоряжении НКИД данные показывают, что эти «исчезновения» были организованы некоторыми лицами, пользующимися покровительством органов Литовского правительства». Поэтому «Правительство СССР считает подобное поведение литовских органов провокационным в отношении Советского Союза и чреватым тяжелыми последствиями. Советское правительство потребовало то Правительства Литвы принятия немедленных мер к прекращению этих провокационных действий и к розыску исчезнувших советских военнослужащих. Советское правительство выразило надежду, что Литовское правительство пойдет навстречу его предложениям и не вынудит его к другим мероприятиям»[969].

Как известно, в Заявлении советского правительства, врученном 14 июня министру иностранных дел Литвы Ю. Урбшису, было официально заявлено о похищении 4 солдат: Бутаева, Шутова, Шмавгонца и Писарева[970]. К сожалению, в историографии вопрос о «похищениях» советских военнослужащих из частей, дислоцированных в 1939–1940 гг. в Литве, остается практически не изученным. Это дало повод ряду авторов совершенно справедливо указать на недоказанность официальной советской версии[971]. Доступные ныне советские документы позволяют более подробно исследовать этот вопрос. Расследованием случаев пропажи этих 4 красноармейцев занимались органы НКВД и Главной военной прокуратуры, которые информировали о результатах следствия командование Красной армии. Именно к этим документам, позволяющим установить, что же именно случилось с красноармейцами, и следует обратиться.

Дело Бутаева. 17 февраля 1940 г. начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР старший майор госбезопасности В.М. Бочков направил на имя начальника Политуправления РККА армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса спецсообщение № 4/10215/сс: «3-го февраля 1940 года мл[адший] командир 336-го стрелкового полка 16-го Особого стрелкового корпуса (Литва) Бутаев Гаджибал явился в полк в пьяном виде, за что командованием полка был отстранен от должности.

4 февраля с.г. Бутаев явился к Военному прокурору с просьбой не отдавать его под суд. Уйдя от прокурора, Бутаев в часть не возвратился.

Принятыми мерами розыска 12-го февраля с.г. Бутаев был обнаружен в деревне Патуло, в 10 км севернее Вилейки в доме брата Пильшто – агента литовской полиции. При попытке задержания, Бутаев успел скрыться вместе с хозяином дома.

Дальнейшим розыском установлено, что Бутаев скрывался в деревне Пупан, в 4-х км севернее Вилейки у некоего Покошто Болеслава, который переправил Бутаева в гор. Вильно.

Бутаев Гаджибал, 1917 года рождения, член ВЛКСМ, по национальности лезгин, уроженец села Курах, Курахского района Дагестанской АССР.

Приняты меры к розыску и задержанию Бутаева»[972].

21 февраля 1940 г. заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР майор госбезопасности Н.А. Осетров направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову спецсообщение № 4/11142/сс:

«3 февраля 1940 года младший командир 336 стрелкового полка 16 особого стрелкового корпуса (Литва), выполняющий должность помощника коменданта гарнизона – Бутаев Гаджибалла явился в расположение полка в пьяном виде, за что командованием полка был отстранен от должности.

Того же числа Бутаев явился к военному прокурору корпуса с просьбой не отдавать его под суд, так как командование полка хочет предать его суду Военного трибунала.

Утром 4-го февраля с.г. Бутаев, под предлогом пойти в ларек кое-что купить, ушел в г. Н[ово]-Вилейки и до сего времени в часть не возвратился.

Принятыми мерами розыска было установлено, что Бутаев скрывается в г. Н[ово]-Вилейки и находится под опекой местной полиции.

12 февраля Бутаев был обнаружен в деревни Застонок-Пупан, в 4-х километрах севернее Н[ово]-Вилейки у некоего Покошто[973] Болеслава, который скрывал его. При попытке задержания, Бутаев успел скрыться вместе с хозяином дома.

Дальнейшим розыском установлено, что Бутаев скрывается в г. Вильно у некоего Пашкевича – владельца одного из магазинов в г. Н[ово]-Вилейки и что Покошто Болеслав и Пашкевич за укрытие Бутаева якобы от литовской полиции получили 350 лит.

Бутаев Гаджибалла, 1917 года рождения, член ВЛКСМ, по национальности лезгин, уроженец села Курах, Курахского района Дагестанской АССР.

В 16 особый стр[елковой] корпус Бутаев прибыл из 62 стр[елкового] полка 10 стр[елковой] дивизии 22 октября 1939 года в числе 300 человек красноармейцев.

27 октября 1939 года Бутаев подал докладную записку на имя помощника командира полка, чтобы он назначил его комендантом, так как он хорошо знает это дело. Комендантом он назначен не был, но был назначен командиром отделения взвода ПТО, а спустя месяц начальником штаба полка майором Нартовым Бутаев был назначен помощником коменданта гарнизона.

Приняты меры к розыску и задержанию Бутаева». На этом документе Локтионов наложил резолюцию: «Запросить комкора 16, задержан ли Бутаев. Его надо судить как дезертира. Донести»[974].

Однако поймать дезертира так и не удалось.

2 марта 1940 г. заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов направил заместителю наркома иностранных дел В.Г. Деканозову отношение № 006616:

«4 февраля с.г. младший командир 336 стр. полка 16 ОСК (Литва) Бутаев Гаджибалла ушел в г. Ново-Вилейка и до сего времени в часть не возвратился.

12 февраля Бутаев был обнаружен в дер. Застонок Пупан (4 км сев[ернее] Н[ово]-Вилейки) у некоего Покошто Болеслава, который скрывал его. При попытке задержания, Бутаев скрылся вместе с хозяином дома. В дальнейшем установлено, что Бутаев скрывается в г. Вильно у Пашкевича – владельца одного из магазинов в г. Н[ово]-Вилейка и что Покошто Болеслав и Пашкевич за укрытие Бутаева якобы от литовской полиции получили 350 лит.

Бутаев Гаджибалла, 1917 г. рождения, член ВЛКСМ, по национальности лезгин, уроженец села Курах, Курахского района Дагестанской АССР.

В полку Бутаев выполнял должность помощника коменданта гарнизона. 3 февраля явился в полк пьяным за что был отстранен от должности. В тот же день Бутаев явился к прокурору с просьбой не отдавать его под суд, так как, по его словам, командование полка собиралось отдать его под суд.

Прошу оказать содействие в задержании дезертира Бутаева и возвращении его в СССР»[975].

7 апреля 1940 г. советник советского полпредства в Литве В.С. Семенов направил заместителю наркома иностранных дел В.Г. Деканозову письмо № 125/сс:

«Как мы сообщали ранее, в начале февраля с.г. из расположения частей РККА в Ново-Вилейке дезертировал младший командир Бутаев, который завязал связи с иностранной разведкой. Попытка изловить его на близлежащем хуторе, где он первоначально скрывался, была безуспешной, вследствие недостаточно быстрых действий наших соотв[етствующих] органов. Бутаев скрылся в Вильнюс, откуда взять его своими силами было очень трудно.

Командование обратилось поэтому с просьбой к лит[овским] властям о содействии, указав дом, в котором скрывался предатель. Произведенный литовцами обыск «оказался безрезультатным», но были произведены аресты среди жителей дома, причем арестованными оказались также люди нам сочувствующие.

Бутаев перебрался на другую квартиру и до командования сов[етских] войск дошли сведения о предполагающейся переброске Бутаева за границу. Тогда командование вновь обратилось к лит[овским] властям, требуя принять срочные меры к его поимке. Лит[овские] власти, придравшись к некоторым неосторожным выражениям сов[етского] пом[ощника] командира связи т. Никифорова и стараясь замазать самое дело, учинили нам по этому поводу полуофициальное представление. После соответствующих разъяснений т. Позднякова Тураускасу инцидент был признан исчерпанным.

Затем лит[овские] власти сообщили командованию, что ими разослано всем отделениям полиции предписание задержать Бутаева, если он появиться в их районе. Подозрительным было то, что не только полицейские чины, но и вице-министр инодел Тураускас высказывали убеждения в том, что Бутаев наверное окажет сопротивление и взять его живым не удастся.

В ночь на 25-е марта с.г. Бутаев был задержан лит[овской] ж[елезно]д[орожной] полицией на вокзале ст. Вильнюс в штатском платье и при нем было обнаружено удостоверение РККА, выданное на его имя. Тем не менее, полиция, спустя несколько часов, выпустила его на свободу. Литовцы объяснили это тем, что, по случившейся оплошности, вильнюсская ж[елезно]д[орожная] полиция якобы не получила упомянутого выше предписания и поверила Бутаеву, заявившему, что он выполняет особое поручение сов[етского] командования и поэтому не имеет формы. После этого Бутаев продолжает скрываться в Вильнюс[е].

Все поведение лит[овских] властей обличает их, как непосредственно причастных к этому делу. По мнению командования, они заняты теперь изысканием способов избавиться от Бутаева, как от неприятного против них свидетеля в случае, если он попадет живым в наши руки.

Сообщаем об этом Вам по материалам командования для сведения, на случай, если Вы найдете нужным какое-либо дипломатическое вмешательство со стороны Полпредства»[976].

Естественно, что советская сторона поставила вопрос о помощи в розыске и аресте дезертира перед литовским посланником в Москве. В ответ литовская сторона 10 мая сообщила, что «дезертир Бутаев энергично разыскивается и по обнаружении будет выдан»[977]. 16 мая советский полпред в Литве Н.Г. Поздняков сообщил в Москву, что розыск Бутаева не удался, поэтому пришлось «обратиться за содействием литовских властей, в смысле его поимки. Еще тогда же представители литовских властей спрашивали нас – а можно ли будет «стрелять в этого человека, если при задержании он окажет сопротивление»? Им было отвечено, что при аресте применение оружия всегда допустимо, но мы их просим избежать смертельного ранения. 12 мая наш Штаб получил от литовских властей извещение, что по имеющимся у них признакам они захватили Бутаева, но что он мертв, так как в критический момент «он сам пристрелил себя». В конечном счете, они просили произвести опознание. Опознание подтвердило, что это Бутаев. Труп Бутаева был передан нашим военным органам. Командование и мы не сомневаемся, что литовские власти сами пристрелили Б[утаева]. Этим самым они лишний раз проявили свои «дружеские» чувства в отношении Сов[етского] Союза и косвенно доказали, что в истории с Бутаевым (медлительность в розыске и поимке) их «рыльце оказалось в пушку». Видимо, они настолько далеко зашли в работе над Б[утаевым], что не рискнули передать его нам живым»[978].

17 мая В.Г. Деканозов направил наркому обороны сообщение № 393/пб: «Как Вам известно, в течение февраля месяца с.г. из расположения частей РККА в Ново-Вилейке (Литва) дезертировал младший командир Бутаев. После того, как попытки задержать и вернуть его своими силами не дали результатов, командование советских войск в Литве обратилось с просьбой к литовским властям о содействии в задержании и выдаче Бутаева. Однако поведение литовских властей, формально обещавших принять все меры к удовлетворению просьбы советского командования, изобличало их как непосредственно причастных к этому делу и не желающих выдать Бутаева (см. [вышеприведенную] прилагаемую копию письма советника Полпредства т. Семенова). Тогда мною от имени НКИД была передана официальная просьба литовскому посланнику в Москве Наткевичиусу оказать содействие в задержании и выдаче Бутаева.

Однако 14 мая Наткевичиус сообщил, в ответ на мою просьбу, что благодаря принятым литовскими властями мерам Бутаев был обнаружен, но при попытке арестовать его оказал сопротивление и затем застрелился.

В ответ на это сообщение Наткевичиусу 16-го мая с.г. было передано требование советских властей выдать труп застрелившегося Бутаева командованию советских войск в Литве.

Сообщаю Вам об этом для сведения.

Об ответе литовцев на наше требование сообщим дополнительно»[979].

26 мая 1940 г. заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД майор государственной безопасности Н.А. Осетров направил в Политуправление РККА спецсообщение № 4/28284/сс:

«В дополнение к нашему № 4/10215 от 17.02.40 г. о дезертирстве из Красной армии и измене родине младшего командира 336-го стр[елкового] полка 16-го особого стрелкового корпуса (Литва) Бутаева Г.А. сообщаем.

С 12 февраля 1940 года Бутаев скрывался в гор. Вильно у некоего Пашкевича – владельца одного из магазинов.

На требование командования корпуса перед литовскими властями о выдаче дезертировавшего Бутаева, последние ответили, что они его могут задержать с условием разрешить им в него стрелять, если он будет оказывать сопротивление. Командование корпуса на предложение литовских властей согласия не дало.

12-го мая 1940 года из штаба литовских войск сообщили, что в 13 часов дня, при попытке задержать агентами полиции Бутаева, последний выстрелом из браунинга в рот покончил жизнь самоубийством.

Для опознания трупа Бутаева к месту происшествия выехали работники прокуратуры корпуса и представители литовских войск, которыми было обнаружено, что Бутаев лежал мертвым в овраге недалеко от жилых помещений. На расстоянии одного метра сзади трупа валялся бельгийский браунинг № 1.

При осмотре в карманах Бутаева было обнаружено: три старых удостоверения, выданных 336-м стр[елковым] полком 16-го особого стрелкового корпуса о том, что Бутаев является помощником коменданта Н[ово]-Вилейского гарнизона советских войск, письмо к брату, в котором он пишет, что он стал фашистом и просит об этом не говорить родным, и несколько заявлений от граждан Литвы с просьбой устроить на службу в НКВД, помочь разыскать родственников в СССР и т. д.

На вопрос военного прокурора 16-го особого стрелкового корпуса инспектору полиции – можно ли поговорить с теми агентами, на глазах которых застрелился Бутаев, литовский прокурор ответил, что этих агентов сейчас нет, и сообщил, что Бутаев работал на французскую разведку и обещал об этом дать более широкую информацию. Это же подтвердил и литовский офицер – полковник Скурулис.

15 мая 1940 года на вопрос работника штаба 16-го ОСК – можно ли получить более широкую информацию относительно связей Бутаева с французской разведкой, полковник Скурулис уклонился от ответа, заявив, что он сказал тогда об этом необдуманно.

13 мая труп Бутаева был вскрыт, и при вскрытии оказалось, что Бутаев стрелял не в рот, как об этом заявила литовская полиция, а в сердце.

Есть основания предполагать, что Бутаев был убит литовской полицией»[980].

29 мая 1940 г. исполняющий должность Главного военного прокурора диввоенюрист Гаврилов направил начальнику Политуправления РККА спецсообщение № 23802/с, которым сообщал:

«4 февраля с.г. в Литве дезертировал помощник коменданта Ново-Вилейского гарнизона мл[адший] командир срочной службы 336-го с[трелкового] п[олка] Бутаев Гаджибал Алеевич.

К розыску его были привлечены литовские полицейские власти.

12 мая военному прокурору 16-го Особого стрелкового корпуса сообщили о том, что при попытке агентов литовской тайной полиции задержать Бутаева, последний застрелился.

По донесению военного прокурора 16-го ОСК, имеются основания полагать, что литовские полицейские застрелили Бутаева и инсценировали самоубийство.

Этим вопросом в настоящее время занимается заместитель Народного комиссара по иностранным делам тов. Деканозов»[981].

В приложении приводилось донесение военного прокурора 16-го ОСК военного юриста 1-го ранга Дроздова Главному военному прокурору Красной армии от 26 мая 1940 г. за № 00300:

«В дополнение к № 00286 от 14.05.40 года доношу, что все зависящие от В[оенной] П[рокуратуры] следственные действия по делу Бутаева закончены и никаких перепоручений ведения следствия по данному делу литовским властям с моей стороны не было.

Факт измены родине Бутаевым подтверждается его же письмом, адресованным брату, которое было обнаружено при осмотре трупа, где он пишет: “Я удрал из Красной армии и нахожусь в буржуазном государстве и что ты мне больше не брат, т. к. я фашист, а ты большевик”.

По предложению находившегося в то время в ВП 16 ОСК Военного прокурора округа тов. Румянцева дело Бутаева мною направлено в ВП БОВО для установления, имеются ли у него родственники, проживающие с ним вместе или жившие на его иждивении, на предмет привлечения последних к ответственности по закону об измене Родине. Вместе с делом направлен пистолет, обнаруженный на месте происшествия возле трупа Бутаева и извлеченная при вскрытии из трупа пуля для исследования и установления идентичности с оставшимися патронами в обойме данного пистолета.

[…]

Как только мы прибыли к офицеру связи полковнику Скурулис, нас сразу же интересовал вопрос – где находится труп, место происшествия, при каких обстоятельствах было самоубийство и откуда им известно, что это действительно есть Бутаев, а не кто-нибудь другой.

На заданные нами вопросы офицер связи ответил: что точно, где находится место происшествия, он не знает, и сейчас же вызвал к себе прокурора Виленского облсуда и инспектора полиции, которые знают место происшествия и подробности его. После этого этот же офицер связи заявил, что Бутаева пытались задержать агенты тайной полиции, и при попытке к задержанию по нему было произведено три выстрела в ноги, но выстрелы оказались безрезультатны, т. е. не было ни одного попадания. После этого Бутаев был окружен и, видя свое безвыходное положение, покончил жизнь самоубийством.

По имеющимся у них данным и признакам, сообщенным командованием советских войск еще ранее, есть основание полагать, что это есть действительно Бутаев. Во время ожидания прокурора и инспектора полиции этот же офицер связи сообщил нам, что у него имеются сведения, что Бутаев работал в пользу французской разведки. На мой вопрос, может ли он это подтвердить документально, а также и ознакомить нас с имеющимися у них по этому вопросу материалами, последний это еще раз подтвердил и пообещал просьбу выполнить. Причем добавил, что более подробные данные по этому вопросу имеет полиция.

По прибытию прокурора и инспектора полиции, последние подтвердили заявление офицера связи, как в части связи Бутаева с французской разведкой, так и в части обстоятельств убийства Бутаева, но при этом вилинский прокурор добавил, что Бутаев, будучи окружен, покончил жизнь самоубийством путем выстрела в рот.

По пути следования к месту происшествия прокурор мне заявил, что на место происшествия он уже выезжал, организовал там охрану, но осмотра трупа никто не производил. Прибывши на место происшествия, труп действительно охранялся полицейскими. На месте нами был произведен осмотр места происшествия. Как по наружному осмотру, а также и по найденным в карманах убитого документам (письмо, удостоверение, справки и др.) нами установлено, что это есть действительно Бутаев Гаджибал Алеевич, дезертировавший из 336 с.п. 4-го февраля с.г. Труп Бутаева лежал на левом боку, держа левую руку под себя, а правую протянутой вверх около лица. Пистолет лежал позади трупа на расстоянии 1,5 метра. Одет Бутаев был в гражданский костюм темно-зеленого цвета. Осмотрев место происшествия, труп Бутаева нами был отправлен в морг для вскрытия. Все обнаруженные документы и пистолет мною были изъяты. После этого, здесь же, на месте, имея в виду, что сам случай произошел днем (примерно в 13 часов по московскому времени), а также и то, что недалеко от места нахождения трупа Бутаева имеется несколько жилых домов, я обратил на это внимание прокурора и инспектора полиции, высказал предположение, что не исключена возможность, что всю эту картину, как преследование Бутаева, так и сам факт самоубийства (выстрел) могли видеть и слышать проживающие здесь граждане. Последний мне на это ответил, что кроме полицейских агентов очевидцами являются еще два свидетеля, которых они допросят и если нас интересуют их показания, то они могут их дать в переводе на русском языке. Кроме этого я тогда же поставил вопрос через командира связи советских войск майора Никифорова перед литовскими следственными органами, чтобы они разрешили присутствовать нашему представителю от командования при допросе вышеуказанных свидетелей и производстве обыска на квартире, где жил Бутаев, на это они дали свое согласие.

Одновременно литовские следственные органы от себя выставили просьбу, чтобы мы им дали обнаруженный возле трупа Бутаева пистолет для производства экспертизы, мотивируя тем, что за два дня перед случаем с Бутаевым в этом же районе были убиты с аналогичного оружия двое полицейских и не исключена возможность, что полицейские были убиты с данного пистолета. Поэтому им хотелось бы проверить, нет ли здесь идентичности в пулях. Я им ответил, что этот вопрос им следует разрешить через командование советских войск. С их стороны возражений не было.

В этот же день военный следователь Зубарев присутствовал при производстве обыска литовским судебным следователем на квартире, где жил Бутаев. Во время обыска, как вещей, так и записей, принадлежащих Бутаеву, обнаружено не было. Хозяйка данной квартиры в беседе с ней заявила, что Бутаев жил у нее с 8 мая с.г., говорил, что он приехал из Каунаса, устроился работать в Вильно на ж[елезную] д[орогу], работает в две смены и получает 250 литов в месяц. Дальше она сообщила, что 12 мая Бутаев ушел из квартиры в 7.00, а в 9.00 к нему приходил какой-то агент полиции и т. к. Бутаева не было дома, последний оставил ему записку следующего содержания: “Явитесь в полицию по такому-то адресу, Вам будет предоставлена хорошая работа”, после чего агент ушел. Бутаев же больше в квартиру не возвращался.

13 мая с.г. военный следователь присутствовал при допросе ряда других свидетелей из знакомых Бутаева. При вскрытии трупа Бутаева, произведенного в нашем присутствии, насильственных действий и признаков борьбы на теле обнаружено не было, но было установлено, что смерть наступила в результате огнестрельного пулевого ранения сердца и левого легкого, таким образом, опровергается информация литовских следственных органов в той части, что Бутаев стрелял в рот. Спустя 2–3 дня литовские власти вторично через командование затребовали пистолет и извлеченную из трупа Бутаева пулю по мотивам, указанным выше. Имея в виду, что в данном случае не исключена возможность всякого рода провокаций, я высказал командованию свои соображения, что револьвер и пулю литовским властям давать пока не следует, последнее со мной согласилось, литовским же властям командование сообщило, что пистолет и пуля направлены в СССР для экспертизы и могут быть даны им только лишь после их возвращения.

22 мая с.г. при запросе нашим командованием литовского следователя, когда можно получить обещаемый литовским прокурором материал допроса свидетелей, последний ответил, что пока они от нас не получат пистолет и пулю, никаких материалов мы не получим, а офицер связи полковник Скурулис по поводу обещанного им ознакомления нас с данными о работе Бутаева в пользу французской разведки сообщил, что у него никаких материалов нет, а сказанное им в этой части, т. е. что Бутаев связан с французской разведкой, это было его предположение и сказал он это необдуманно, за что принес извинение. В отношении же получения протоколов допроса свидетелей он сообщил, что таковые могут быть нами получены с разрешения министерства иностранных дел Литвы. После такого заявления полковника Скурулис наше командование по этим вопросам к прокурору виленского облсуда не обращалось.

Поведение литовских властей и их ответы на наши просьбы, а также все обстоятельства по делу дают основание предполагать, что в данном случае литовские власти сами убили Бутаева после его использования, инсценировав обстановку самоубийства.

ВП через командование обо всем этом довело до сведения полпреда СССР в Литве тов. Позднякова, кроме того, мною лично в беседе с зам. полпреда тов. Семеновым были изложены подробно все обстоятельства данного дела. Тов. Семенов мне и командованию предложил, чтобы мы больше вышеуказанных материалов от литовских властей не требовали, т. к. Полпредство само запросит все указанные документы через Наркоминдел Москву. Одновременно тов. Семенов сообщил, что результат разрешения данного вопроса нам будет сообщен, после чего я в свою очередь донесу Вам»[982].

29 мая 1940 г. начальник Особого отдела НКВД 16-го ОСК майор госбезопасности Кириллов составил совершенно секретную справку, которую 30 мая доложил Локтионову:

«БУТАЕВ Гаджибалла дезертировал из части 4-го февраля 1940 г. в 10 часов утра. Первоначальные действия Бутаева говорят за то, что изменить Родине по ранее задуманному плану Бутаев не хотел.

После того, как комиссар полка предупредил Бутаева, что он, Бутаев, будет посажен на гауптвахту и разжалован в красноармейцы за то, что 3-го февраля явился в часть выпивши, Бутаев обратился к прокурору корпуса и просил не предавать его суду Военного Трибунала. Однако, будучи мнительным и боясь ответственности, в 10 часов утра 4-го февраля с.г. Бутаев вышел из пределов городка и больше не вернулся.

Вскоре удалось установить, что Бутаев скрывается по очереди в двух квартирах: 1) у братьев Пукшто в дер. Застонок Пупан, в 4 км от гор. Вильно и 2) у торговца Н[ово]-Вилейки некоего Пашкевича, проживающего в доме № 10 по ул. Виленской.

В доме Пукшто нам Бутаева не удалось взять в связи с предупреждением о движении в деревню оперативной группы, после чего его стали укрывать у торговца Пашкевича в гор. Н[ово]-Вилейке и у сестры Пашкевича в гор. Вильно по ул. Рыдз-Смиглы, 29.

Об этом было доведено до сведения Полпреда тов. Позднякова, который рекомендовал официально поставить этот вопрос перед командованием литовских войск в гор. Вильно, что и было сделано.

3-го марта 1940 года командование 16 ОСК написало и отправило представление командующему виленской группой войск – бригадному генералу Черниус:

“В феврале месяце 1940 года военнослужащий Ново-Вилейского гарнизона – младший командир Бутаев совершил воинский проступок, и боясь ответственности – ушел самовольно в гор. Ново-Вилейка.

Я не принимал мер к его возвращению, считая, что он вернется сам. Но до меня дошли сведения, что враждебные нашей и литовской армии элементы – поляки, скрывают его, видимо имея какую-то политическую цель, возможно создание конфликта.

Нам точно известно, что Бутаева скрывали или скрывают поляки Пашкевич и Покошто Болеслав, проживающие в Ново-Вилейке – Виленская улица, дом № 10, переодев Бутаева в гражданское платье.

Не считая возможным на территории дружественного нам Литовского государства принимать какие-либо меры к его изъятию, честь имею просить Вас, Господин Бригадный Генерал, арестовать Бутаева через посредство полиции и передать его в мое распоряжение.

Для сведения сообщаю его приметы: ниже-среднего роста, худощавый, лицо смуглое, национальности – кавказской, говорит с акцентом”.

14-го марта от командования литовских войск в гор. Вильно был получен ответ: “В ответ на отношение от марта 3 с.г. за № 32, привожу Вас, Господин Комдив, в известность, что в указанном месте Бутаев не найден и, очевидно, больше там не бывает”.

25-го марта в поезде, идущем из Каунаса в Вильно, железнодорожная полиция задержала Бутаева, но последний предъявил документы, выданные ему командованием 336 СП (Бутаев был в гражданском платье). Полиция, якобы, не осмелилась его задержать, несмотря на то, что о Бутаеве полиция знала от командования литовских войск, что он разыскивается.

Позднее представители литовских войск не двусмысленно просили разрешения убить Бутаева и выдать его труп, на что наше командование не соглашалось.

В этот же период агентурно было точно установлено, что Бутаев находится под надзором полиции и последняя явно его [ис]пользует в предательских целях. У Пашкевича формально обыск был, но об этом обыске он заранее был предупрежден той же полицией. Пашкевич имел связь с Бутаевым до момента убийства Бутаева, что не могла не знать полиция и разведка.

Пашкевич нашей агентуре рассказал, что около двух недель он скрывал у себя в доме Бутаева, а когда Бутаев связался с комендантом вилейковской полиции Мешканец (или Мешканиус), то Бутаев сам решил уйти в Вильно, так как здесь его разыскивала советская разведка. Пашкевич также рассказал, что Бутаева охраняет полиция, и он посещает начальника полиции Петрушкаускас.

18-го апреля Бутаев под охраной полицейского посетил Пашкевича, но боялся войти в квартиру, и, переговорив несколько минут, скрылся вместе с полицейским.

29-го апреля была точно установлена квартира, где скрывали Бутаева, это за городом Вильно, откуда того же числа наш агент выманил Бутаева, но последний по дороге бежал и скрылся, использовав сильно пересеченную местность (овраги, бугры и т. д.). Однако этот район был окружен агентурными возможностями, и как видно литовской разведке оставался один выход: или выдать его и тем самым разоблачить себя в своих связях с Бутаевым, или убить, так как укрывать дальше они боялись во избежание политического скандала.

12-го мая они, якобы, проследили Бутаева и пытались задержать, но он “покончил жизнь самоубийством”. Версия о том, что Бутаев покончил жизнь самоубийством – мало убедительна. Бутаева убили переодетые агенты, а из дома был выгнан полицейским, так как нужно было создать обстановку, что он бежал. Убит Бутаев из пистолета прямо в сердце, полиция же первоначально говорила, что Бутаев стрелялся в рот.

Прокурор Вильно и офицер связи в момент осмотра трупа Бутаева заявили нашим представителям, что они имеют данные о том, что Бутаев работал на французскую разведку. Впоследствии отказались от своих заявлений, ссылаясь на неточность сказанного ими.

К выводу, что Бутаев убит литовцами – приводит и такой факт: 10-го мая с.г., т. е. за сутки до убийства Бутаева в город Вильно прибыл заведующий Западным отделом 2 отдела литовского штаба – подполковник Прансконис. Последний прибыл в гражданском платье, вел себя нервозно.

Факт убийства Бутаева дает основание связывать с экстренным приездом Пранскониса»[983].

Кроме того, дополнительные данные по делу Бутаева содержатся в докладе старшего инспектора Отдела работы политорганов Политуправления РККА полкового комиссара Мамонова, осуществлявшего проверку партийно-политической работы в частях 16-го ОСК с 27 по 30 мая 1940 г. В докладе за № 560/с, представленном начальнику Политуправления РККА 9 июня 1940 г., по этому вопросу сказано следующее: «В феврале месяце 1940 года дезертировал младший командир 336-го стр. полка Бутаев при следующих обстоятельствах: Бутаев прибыл в полк в октябре месяце 1939 года и рекомендовался младшим командиром, хотя документов, подтверждающих о том, что он младший командир, не было. Командование полка утвердило Бутаева младшим командиром. После этого Бутаев стал просить командира, комиссара полка и начальника штаба, чтобы его назначили помощником коменданта полка, приказа по полку о назначении его пом[ощником] коменданта нет, но с ноября месяца по февраль 1940 г. Бутаев работал пом[ощником] коменданта полка. Получив беспрепятственный выход с территории полка, Бутаев ежедневно находился в гор. Вильно и окрестностях, посещал притоны, пьянствовал у литовских граждан, рекомендовал себя работником НКВД. После его дезертирства найдены письма от литовских граждан, в которых они просили Бутаева принять их на работу в НКВД в качестве агентов. Для того чтобы сгладить свои поступки, Бутаев часто информировал военкома полка т. Яблокова о поведении комсостава в городе, кто с кем пьянствует и в какие притоны ходит. Этим самым завоевал себе доверие и только после неоднократного появления в пьяном виде в расположении полка с должности пом[ощника] коменданта был снят, а на другой день, т. е. 4-го февраля дезертировал. Через некоторое время органами НКВД место пребывания Бутаева было установлено, но так как он охранялся агентами тайной полиции его взять не удалось.

Тайная полиция, заметив, что за Бутаевым следят и поимка его может разоблачить их, убили Бутаева. Труп его найден 12 мая 1940 года в 5 км от военного городка. […] О пьянстве и разложении Бутаева сигналы в полку были, Яблоков, вместо принятия мер пресечь пьянство, часто пользовался информацией Бутаева о пьянстве и посещении притонов отдельными командирами»[984].

Как указывают в своей монографии М.Ю. Литвинов и А.В. Седунов, работавшие с материалами Центрального архива ФСБ Российской Федерации, Г.А. Бутаев «был привлечен к сотрудничеству на основе зависимости от литовских разведорганов. Сотрудники 2 отдела Генштаба дали ему задание на сбор информации о частях Красной Армии, их вооружении, о военных грузах, прибывающих из СССР в Литву, о настроениях среди красноармейцев. За предоставленную информацию Бутаеву выплачивались деньги»[985]. Факт вербовки Бутаева литовской военной разведкой и его убийство подтверждает и эстонский историк М. Ильмярв[986]. Сведения о контактах литовской госбезопасности и военной разведки с Бутаевым имеются и в показаниях бывшего начальника Департамента государственной безопасности МВД Литвы А. Повилайтиса[987]. Однако многие аспекты этой запутанной истории все еще не известны.

Дело Шутова. 3 мая 1940 г. НКВД направил в Политуправление РККА спецсообщение за № 4/24335/сс: «В ночь с 24-го на 25-е апреля 1940 года сбежал с поста красноармеец танковой бригады 16-го особого стрелкового корпуса – Шутов Петр Иванович.

Расследованием установлено:

24 апреля 1940 года в 20.00 часов Шутов заступил на подвижной пост патрулем с красноармейцем Поповым П.П. по охране северо-восточной части военного городка танковой бригады в гор. Вильно. В 21.45 красноармеец Попов ушел на ужин, а Шутов остался на посту один. Когда Попов в 22.10 возвратился с ужина, то Шутова на посту не обнаружил. В 24.00 при очередной смене Попов доложил разводящему Козлову об отсутствии Шутова. Около часа ночи был вызван дежурный взвод для поисков Шутова, но розыск результатов не дал.

Во время розыска было обнаружено, что под воротами забора Шутов подкопал яму и ушел в полном обмундировании с винтовкой, 15-тью патронами и противогазом.

В 500–600 метрах в старом окопчике был обнаружен его противогаз, присыпанный песком.

Узнав о побеге Шутова еще в 4 часа утра 25.04 с.г., командование бригады организовало розыск только в 14 часов того же дня, выслав в погоню за Шутовым 3 машины по трем дорогам. Одновременно было сообщено на заставу в погранотряд г. Ошмян[ы].

Вскоре примерно в двух километрах от городка в поле была найдена шинель Шутова и его след, который вел в сторону СССР, но вскоре был потерян.

Шутов П.И., 1917 года рождения, уроженец бывшей Симбирской губернии, беспартийный, образование 7 групп, бывший беспризорник, неуравновешенный и недисциплинированный.

Недавно Шутов получил из СССР письмо с фотографией девушки, о которой он много рассказывал своим товарищам, что он ее очень любит. Последние дни Шутов был замкнут, настойчиво изучал, куда течет речка Вилейка и как можно ночью определить, где восток и север и можно ли определить север по Большой Медведице.

24 апреля в 18.30 Шутов надел под военное обмундирование штатскую одежду. Есть предположение, что Шутов сбежал в СССР.

Ведется розыск»[988].

Временно исполняющий должность начальника политотдела 2-й легко-танковой бригады старший политрук Подкоринов сообщал начальникам политуправлений РККА, БОВО и политотдела 16-го ОСК, что 30 апреля 1940 г. красноармеец Трофименко Александр Григорьевич «явился к комиссару батальона старшему политруку тов. Марчукову и сообщил ему по делу о побеге красноармейца Шутова следующее:

Трофименко будучи на гауптвахте с 7 по 11 апреля, где в это время был Шутов, и красноармейцы 259-го отдельного ремонтно-восстановительного батальона Аникеев и Кондратьев, слышали разговор между Шутовым и Аникеевым о планах побега в Германию. Работая на дровяном складе (Трофименко числа не помнит), Шутов и Аникеев искали литовского солдата, который знал бы Клайпеду. По заявлению Трофименко беседовал с литовским солдатом и после этого отошел в сторону и разговаривал с Шутовым.

Причинами о несвоевременном докладе о готовящемся побеге Трофименко объяснил: “Я сам имел отрицательные настроения и проявлял недовольство в том, что нам часто на политзанятиях говорили, что в капиталистических странах живут плохо, тогда как здесь всего много, а в СССР стоят очереди и трудно достать хотя бы мануфактуры, поэтому я колебался”. Кроме того, в беседе с секретарем партбюро политруком тов. Дружининым Трофименко сказал: “Я до сих пор не знаю, за что расстреляли Тухачевского и Чернова (бывший Наркомзем), а полпред в Румынии Бутенко не похищен, а сбежал”.

Трофименко заявил комиссару батальона, что он является пособником побега Шутова, [в] чем считает себя виноватым. Для исправления своей вины предложил организовать поиски Шутова в направлении литовско-германской границы – Клайпеды, для этого просит дать ему гражданский костюм и одного командира, и заявил, что найдет Шутова в течение 2–3 дней. Кроме того, сказал: “Если вы мне не доверяете и боитесь, что я убью командира, то оружия мне не давайте”.

Трофименко и Кондратьев утром 1 мая 1940 года арестованы ОО УГБ НКВД при 2-й легкой танковой бригаде, арестован и красноармеец Сончев из ремонтно-восстановительного батальона за то, что он вместе с Аникеевым совершил самовольную отлучку и пытались организовать пьянку и по предположению знал о готовящемся побеге.

Красноармеец Аникеев отчислен из 2-й ЛТБр и откомандирован 28 апреля с.г. в 143-ю сд гор. Могилев, БССР»[989].

Кроме того, из доступных документов известно, что «Шутов Петр Иванович, красноармеец, шофер 29-го АТБ, 1917 года рождения, рабочий, б/п, русский, образование 7 классов, в РККА с 1938 г., родился в Тушинской волости, село Кривуши. В 1929 году от родителей бежал, беспризорничал, не знал, где живут родители, перед призывам работал машинистом на дизеле в гор. Челкарь. С осени 1939 г. на него наложено 10 дисциплинарных взысканий»[990].

В докладе Мамонова отмечалось, что «18 апреля кр[асноармее]ц 2 роты 29-го автотранспортного батальона 2-й лтб Шутов, будучи патрулем во дворе казармы, в 11 часов вечера бесследно исчез, только на другой день была обнаружена в 500 метрах от казармы его шинель и противогаз.

В прошлом Шутов недисциплинированный, имел самовольную отлучку, несколько случаев драки и пререканий с командиром.

Будучи на гауптвахте, среди группы кр[асноармей]цев высказывал настроение о дезертирстве. Настроения Шутова никто не изучал и решительных мер к его недисциплинированности не принимал»[991]. Как уже отмечалось, Шутов до 14 июня так и не был найден.

Дело Шмавгонца. 19 мая 1940 г. начальник политотдела 2-й легко-танковой бригады батальонный комиссар Титоров направил начальникам политуправлений РККА, БОВО и политотдела 16-го ОСК внеочередное политдонесение за № 00274: «Доношу, что 18 мая с.г. в 23.00 из 41-й отдельной саперной роты (где командир роты старший лейтенант тов. Грязнов, комиссар роты – ст[арший] политрук тов. Кравченко) красноармеец 2-го года службы Шмавгонец Н.З. сбежал в неизвестном направлении, поиски продолжаются.

Шмавгонец Николай Захарович, красноармеец, рождения 1917 года, белорус, член ВЛКСМ с 1940 года, рабочий, образование 5 групп, в Красной армии с мая 1938 года. До призыва в РККА работал шофером в Плещенской пожарной охране НКВД БССР, призван в мае 1938 г. Борисовским райвоенкоматом, БССР.

Родился в дер. Дубовое, Мошковского сельсовета, Оршанского района БССР. Женат, имеет одного ребенка 3-х лет. Жена Барейка Мария Адольфовна (девичья фамилия).

Отец и жена работают на заводе “Красный Октябрь” Оршанского р[айо]на БССР.

Шмавгонец имел 20 суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте в августе месяце 1939 года за самовольную отлучку. 13 мая 1940 года за недисциплинированность – самовольную отлучку в гор. Вильно командиром роты снят с шофера машины.

18 мая красноармеец Шмавгонец работал в красноармейской столовой в качестве заготовщика, вечером из рассказа красноармейцев саперной роты тов. Земского он был на стадионе, смотрел футбольную игру. Но во время вечерней поверки не оказалось, сбежал в красноармейском обмундировании. Командиром и комиссаром 41-й отдельной саперной роты тут же были организованы поиски его в военном городке, а так же по городу Вильно. Мною в эту же ночь были даны комиссару роты тов. Кравченко 3 легковые машины и приказано было, прежде всего, поехать по дороге в направлении границы СССР – Литва и другим направлениям.

Расследованием также установлено, что Шмавгонец познакомился с литовской девушкой и неоднократно ходил в самовольную отлучку в гор. Вильно, как уже известно, 12 мая был в самовольной отлучке, за что снят с должности шофера с автомашины. 17 мая вечером в период демонстрирования кинокартины для бойцов, с красноармейцем Ахметовым этой же роты был в самовольной отлучке у этой девушки.

19 мая днем были организованы поиски его как в городе, а так и вне города. Во время беседы с литовской девушкой, которая была знакома с Шмавгонец, она сообщила, что он был у нее вечером 17 мая с другим бойцом, распростился с ней и сказал, что он уезжает, по ее заявлению 18 мая он к ней не заходил.

Выводы:

Измена Родине – побег красноармейца Шмавгонец, организация этого побега, видимо, было подготовлено им раньше, т. к. он уже имел еще в СССР в 1939 году самовольную отлучку из части до 7 суток и, будучи здесь, неоднократно ходил в самовольную отлучку в г. Вильно, о чем не всегда было известно комиссару части – старшему политруку тов. Кравченко, это говорит о том, что в саперной роте слабо поставлена среди бойцов политико-воспитательная работа и индивидуальная работа с каждым.

Мною, особенно после тяжелого случая для бригады – измены Родины со стороны Шутова предупреждались комиссары частей и давались конкретные указания с тем, чтобы за малоустойчивыми красноармейцами необходимо установить особый индивидуальный контроль за полное его поведение, этого указания комиссаром 41-й саперной роты старшим политруком т. Кравченко не было выполнено, вследствие чего красноармеец Шмавгонец был в самовольной отлучке 17 мая вечером, но командование роты не знало, а так же и сам факт его побега, тогда как при тщательном бы контроле и наблюдении за ним, он был бы пойман». Было проведено совещание комсостава, поиски продолжаются[992].

28 мая 1940 г. исполняющий должность Главного военного прокурора диввоенюрист Гаврилов направил наркому обороны СССР и начальнику Политуправления РККА донесение за № 23089 о том, что «18 мая с.г. из 41-й отдельной саперной роты 2-й танковой бригады исчез красноармеец Шмавгонец Николай Захарович, 1917 года рождения, член ВЛКСМ, белорус, в РККА с 1938 г.

17 мая Шмавгонец был в самовольной отлучке и встречался с литовскими женщинами.

26 мая в 22 часа в г. Вильно Шмавгонец задержан и при опросе показал, что 18 мая он был задержан в г. Вильно гражданами, посажен в машину и отвезен в неизвестный дом, где его продержали около 7 суток в подвале. Интересовались сведениями о количестве вооружения, запаса артснарядов, причине передвижения бригады. По сообщению Шмавгонец в ночь на 25 мая с завязанными глазами и руками был вывезен за город, по дороге угрожали расстрелять, потом отпустили.

По этому делу производится следствие»[993].

Эта же версия попала в доклад Мамонова: «18-го мая кр[асноармее]ц 41 саперной роты 2 лтб Шмавгонец, член ВЛКСМ, ушел в самовольную отлучку в г. Вильно к знакомой женщине (польке). Пьянствовал у нее, в результате попал в лапы разведки, которая держала его в течение 5 дней, неоднократно допрашивала о состоянии танковой бригады.

В прошлом Шмавгонец недисциплинированный, систематически ходил в самовольные отлучки к литовским женщинам. В СССР имеет трех жен»[994].

Действительно, на допросе, проведенном 28 мая заместителем Народного Комиссара Обороны Союза ССР командармом 2-го ранга Локтионовым, Шмавгонец показал:

«Шмавгонец Николай Захарович 1917 года рождения, крестьянин колхозник, белорусс, член ВЛКСМ, женат. Уроженец колхоза Червоный Кубы, Роска-Селецкого сельсовета, Оршанского района БССР, в армии с мая месяца 1938 года.

Семья состоит: жена, двое детей, сестра, брат и отец. Образование 5 классов.

Шмавгонец предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний.

ВОПРОС: Шмавгонец, расскажите последовательно и правдиво, где вы были и что делали в период между 18 и 27 мая?

ОТВЕТ: 18 числа в 22 часа я решил пойти к одной девушке погулять.

ВОПРОС: Вы получили разрешение своего командира на увольнение?

ОТВЕТ: Нет, я решил пойти сам, зная, что отпуска не получу, и совершил самовольную отлучку. С моим отъездом из Вильно хотел попрощаться с девушкой.

ВОПРОС: Через какие ворота прошли?

ОТВЕТ: Я прошел через ворота, охраняемые литовскими солдатами, зная, что через наши ворота не пропустили бы.

ВОПРОС: И часто вы этими воротами пользовались?

ОТВЕТ: Два раза.

ВОПРОС: Последний раз 18 мая был второй или третий?

ОТВЕТ: Второй раз.

ВОПРОС: Вас остановил литовский часовой?

ОТВЕТ: Нет, никто меня не останавливал.

ВОПРОС: Продолжайте рассказывать дальше.

ОТВЕТ: Когда я вышел из ворот, то сразу направился к знакомой девушке Юлии Савицкой, проживающей по Кальварийской улице дом № 103. До Кальварийской улицы я шел одним из переулков (не помню названия), где увидел легковую машину иностранного типа, стоявшую на дороге. Машина маленького размера, черного цвета, на четырех человек. Возле нее возились два человека. Проходя мимо машины, я был остановлен одним из этих людей. Он попросил меня помочь починить машину, потому что они, видимо, сами не могли исправить. Я стал отказываться, так как машин таких не знаю, и исправить повреждение не могу, но они очень упрашивали, и я решил посмотреть зажигание. Контакты наковальни и молоточки в распределительном механизме были разрегулированы, и я это повреждение устранил. Машина завелась, и незнакомые мне люди попросили меня поехать с ними и посмотреть их машину на ходу. Я согласился. Шофер был без фуражки с прической, одет был в темно-синий костюм. Лицо его для меня было незаметно ввиду темноты.

Второй пассажир был выше среднего роста, одет в костюм желтого цвета, в шляпе, волосы черные с сединой, под носом маленькие усики, на вид ему лет 40, кругловатое лицо, плотноватый с небольшим брюшком. Дорогой этот пассажир начал расспрашивать меня о жизни в Советском Союзе. Он приводил примеры с наших красноармейцев, которые говорят по-разному: одни говорят, что в СССР жить хорошо, другие жалуются на плохую жизнь. На его вопросы и замечания я ничего не ответил, а только сказал ему, что лучше всего самому съездить и посмотреть. Мы ехали по Кальварийской улице по направлению в город. Проехали “Зеленый мост” через р. Вилию и шофер вскоре повернул направо, и через некоторое время остановился у магазина. Пассажир зашел в магазин за покупками, а я хотел уйти, но шофер опять уговорил меня остаться. Пассажир возвратился с покупками, и мы поехали дальше.

ВОПРОС: Что вас побудило поехать с незнакомыми лицами после того, как они закупили в магазине какие-то продукты и пригласили вас поехать дальше?

ОТВЕТ: Они сказали так: мы поедем к квартире, оставим продукты, и вы вернетесь назад, отвезем вас к казарме.

Так как к девушке, к которой я собирался, не дошел, они сказали – можем подвести к казарме или к девушке – я поехал.

Я не знаю улиц, где мы ездили, но поворачивали несколько раз и в одном из переулков остановились, затем заехали во двор какого-то дома. Ворота за собой они закрыли. Меня стали приглашать в квартиру. Я сначала отказывался, но потом согласился войти и попить воды и покурить. Шофер остался во дворе, а мы с незнакомым пассажиром вошли в комнату. Он за мной закрыл дверь на ключ. Я удивился, но думал, что у них так заведено – после входа в комнату закрывать дверь на ключ. В комнате сидела женщина лет 22, которая быстро ушла. Через минут 10 после ее ухода, в комнату постучались и вошли два гражданина. Оба были легко одеты – брюки на выпуск и в рубахах, с виду лет 30 и 35. Один из них задал мне вопрос: “Расскажите, как у вас в Советском Союзе с колхозами: насильно тянут людей или они сами идут в колхозы; говорят, что у вас очень тяжело живется?” Я ответил, что у нас в колхозы идут добровольно, и никто никого силой не тянет. Дальше они повели разговор о жизни рабочих в Советском Союзе. Спрашивая меня, они одновременно высказывались, что в Советском Союзе нет товаров, что рабочий мало зарабатывает и живет плохо. Спрашивали о стахановцах – сколько они зарабатывают. Я ответил, что стахановцы много зарабатывают.

Они недоверчиво слушали мои ответы и продолжали убеждать меня, что в СССР жить очень плохо. После этого разговор перешел о жизни Красной армии. Они задавали разные вопросы: “когда я вступил в армию? Добровольно или нет?” “Чем я занимаюсь – моя работа”, “не взят ли я силой в Красную Армию?” или “может быть, пошел добровольно?” Я ответил, что работаю шофером на машине. Они продолжали вопросы о количестве людей у нас в части, и какого я рода войск. На первый вопрос я ответил уклончиво, а на второй ответил, что я красноармеец танковой части. В это время пришла снова женщина, и ей предложили приготовить покушать. Я стал собираться домой, но они упрашивали меня остаться с ними ужинать и убеждали, чтобы я не боялся ничего, потому что никто не будет, кроме их, знать, какие вопросы мне задавали.

Меня пригласили ужинать и предложили водку и пиво. Водку я отказался пить, а пива бокал выпил. Затем мы вошли в другую комнату, где эти же лица продолжали задавать мне вопросы: как охраняется оружие в казарме, сколько патронов на бойца, и находятся ли они в казарме, где находятся склады боеприпасов, какое оружие дается командному составу, берут ли командиры оружие с собой, когда идут в город или оставляют в казарме и сколько берут с собой патрон. Я ответил, что командный состав всегда носит с собой оружие, но сколько патрон берет с собой – сказать не могу и где хранятся боеприпасы – не знаю. После моего ответа они стали говорить между собой на каком-то языке, но не на польском. Точно сказать на каком языке шел между ними разговор не могу, потому что не знаю языков. Поговорив между собой, они задали мне вопрос – «знаю ли я хорошо танк». Я ответил, что я шофер и танк не знаю. Они завели разговор о толщине брони на танках, о калибре пушки, о длине танка, об устройстве работы для прислуги в танке. На эти вопросы я точно не мог ответить и не хотел, – отвечал уклончиво. Еще был задан вопрос: “какой системы пулемет устанавливается на танке?” В это время другой подсказывает – “не Дегтярев ли?” Я ответил “Дегтярев”. Потом пошли вопросы и ответы такого порядка: – сколько машин у вас в части? я ответил – не знаю; они спросили, а какие типы имеются у вас машин? я ответил – не знаю; они – “ну ничего, вы отдохнете у нас, тогда нам все и расскажете”.

Я сказал, что мне надо идти домой, я и так опоздал, и меня будут ругать. Они – “не беспокойтесь, никто не видел, куда вы уехали. Вы лучше скажите, кто ли у вас самый главный командир в г. Вильно и в Н-Вилейке?” Я ответил – фамилии не знаю. Они – “ну как хочешь, а о машинах ты нам должен сказать. Вот поспишь у нас, а завтра все скажешь”. Потом задали вопрос: “куда это ваши части уезжают, не на границу ли?” “Вам разве в Финляндии мало дали?” Я ответил – “Мы своего добились”. Они – “скажи все-таки, как называется ваша часть?” Я ответил – “просто называется танковая часть”.

Затем вопросы начала задавать женщина, которая вошла под конец нашего разговора. Она интересовалась, почему наши командиры набрасываются на товары и много увозят отсюда. Я сказал, что у нашего комсостава много денег, поэтому наш командир много покупает, но она со мной не согласилась. Я стал собираться домой, но меня не пустили и начали угрожать пистолетом. Мне предложили лечь спать на диван. Ночью я не спал и хотел через окно убежать, но ставни были очень крепкие, и я не решился их ломать. У меня был комсомольский билет, два пропуска на выезд из ворот, путевка и шоферские права. Все я изорвал, за исключением комсомольского билета и шоферских прав, которые я спрятал в сапог, а изорванные документы спрятал в старый мягкий порванный стул.

На второй день меня обыскали по карманам, но ничего не нашли. Искали мою фотокарточку и комсомольский или партийный билет. Предлагали деньги и принесли гражданский костюм, приглашали работать с ними, но я от всего отказался. Потом снова задавали вчерашние вопросы: как называется часть, куда уезжает, какие знаете машины – танки. И когда я отказался отвечать, то они угрожали, что заставят меня говорить голодовкой. Мне предлагали водку, но я всегда отказывался и не пил.

В этой квартире меня продержали до вечера 20 мая. Вечером собрались все трое и стали угрожать оружием. Тот, который привез меня в машине, вынул пистолет и говорит: “Вот я тебя сейчас подстрелю, тогда все скажешь”. Я испугался и начал плакать, говоря, что я ничего не знаю и не могу им говорить. После этого меня вывели из комнаты и посадили в подвал со входом внутри квартиры.

21 и 22 мая мне давали только хлеба не более 100 грамм, затем 23 и 24 мая мне не давали вовсе кушать и пить. Все это время ко мне приходили и спрашивали, желаю ли я отвечать на их вопросы. Я ничего им не отвечал.

25 мая около 2-х часов ночи они вывезли меня за город и вытолкнули из машины в лесу, развязав руки и глаза, которые были у меня закрыты полотенцем еще в подвале. Здесь последний раз они мне пригрозили расстрелом, если я ничего не скажу. Я отказался говорить. Я заметил, что шофер был другой, и номеров у машины не было. Они уехали, а я остался в лесу. Я пошел дальше по лесу. Когда я вышел на окраину леса, я увидел, что есть какая-то деревня и хутора, собаки залаяли. Я пошел к той деревне поближе к домам. Все еще спали. Потом я пошел по полю, шел пока не попал на шоссе. Этим шоссе пошел до города. В городе я шел переулками, а по улицам не пошел. В городе я пошел в свою бригаду. Я не знал, все ли уехали, и пошел к литовским воротам, чтобы спросить у часовых. Часовые мне ничего не сказали. Я прошел по городку несколько раз. Там, где были наши казармы и склады – стояли уже литовские часовые и патрули. Я долго ходил, потом ушел в город. Не найдя в городе свою часть, я пошел к знакомой девушке Юлии. Она и мать ее сообщили мне, что приходил кто-то из наших командиров и предъявил требование сказать, где я, иначе они заявят в полицию. Поэтому девушка и мать сказали: уходи в свою часть, это будет лучше тебе и лучше будет нам.

Я привел себя в порядок, почистил сапоги, позавтракал у них и ушел в город – в Вильно, чтобы увидеть военную нашу машину и уехать в свою часть. Я хотел уехать в Ново-Вилейку на автобусе, но не было денег, поэтому и пошел в гор. Вильно. Долго ходил по городу, до вечера и нигде машины не мог найти. Наконец около моста я встретил машину из хлебопекарни. Я подошел к машине, и командир спросил у меня: “Куда идете? Увольнительная есть?” Я ответил, что нет. “А чего вы шляетесь по городу?” Я сказал, что поеду с вами и командир забрал меня. Когда я приехал, меня позвали в комнату. Говорил со мной комиссар, а минут через 10 позвонили в штаб и вызвали машину. Приехала машина полуторатонная, меня посадили и привезли в Ново-Вилейку в штаб корпуса.

ВОПРОС: Что бросилось вам в глаза, точнее какая была обстановка в квартире диверсантов? Что это квартира жилая была или служебное здание?

ОТВЕТ: Эта квартира мало походила на жилую. В квартире было чисто, стоял стол, несколько мягких стульев, простой стол.

ВОПРОС: В других комнатах были?

ОТВЕТ: Был во второй комнате. Эта комната напоминает столовую, т. к. там был буфет.

ВОПРОС: Находясь в этой комнате два дня, вы не слышали никакого разговора, шума или детского плача – по соседству с квартирой?

ОТВЕТ: В квартире было тихо, ничего не было слышно. Если бы были голоса, я бы поднял крик.

ВОПРОС: Почему вы не пытались взломать ставню?

ОТВЕТ: Я постучался в первый день, но было крепко закрыто.

ВОПРОС: Как у вас случилось, что вы, имея намерение пойти к девушке, не дошли, а попали в руки диверсантов?

ОТВЕТ: Я решил, что сначала исправлю машину, а потом пойду к девушке, но не пошел сразу, а согласился поехать с ними.

ВОПРОС: Деньги вам предлагали?

ОТВЕТ: Предлагали и предложили переодеться в гражданское платье.

ВОПРОС: Когда предлагали?

ОТВЕТ: На второй день. Я сказал, что денег не возьму, и одежду одевать не стал.

ВОПРОС: Когда вам предлагали деньги и одежду, вы поняли, для чего это делается?

ОТВЕТ: Я понял – чтобы я выполнял их задания.

ВОПРОС: Перейти на их сторону и стать шпионом?

ОТВЕТ: Так и я понял.

ВОПРОС: Какие еще предложения вам делали?

ОТВЕТ: Говорили, побудьте у нас, посмотрим, что получится. Потом отпустим домой, и в Москве побудете. Они же – “вы были в Москве?” Я ответил, что нет. Они – побываете.

ВОПРОС: Вы сказали, что два дня находились в комнате. Была охрана в квартире?

ОТВЕТ: В коридоре кто-то был. Дверь была закрыта, но ключа не было. Когда я стал пробовать открыть дверь – кто-то подходил.

ВОПРОС: Вам завтрак и обед приносили в комнату, в которой вы сидели или приглашали в другую комнату?

ОТВЕТ: Приносил высокий человек в комнату, где я сидел. Человек, который задавал мне вопросы.

ВОПРОС: Вы оказывали сопротивление, когда вам стали завязывать руки и глаза?

ОТВЕТ: Я не сопротивлялся.

ВОПРОС: Что вы могли наблюдать из окна подвала?

ОТВЕТ: Ничего не было видно, сбоку была стена следующего дома.

ВОПРОС: Не помните ли вы дом, где вы сидели шесть суток, точнее – его внешний вид.

ОТВЕТ: Припоминаю, что дом одноэтажный, деревянный, ворота деревянные. Дом, кажется, угловой, по какой улице – не знаю. Слева дома – деревянный большой забор. Слева же этого дома рядом стоит большой кирпичный дом этажа два или три, точно не приметил.

ВОПРОС: Какие еще особенности вы запомнили внешней стороны дома?

ОТВЕТ: Ворота простые, деревянные, других особенностей не приметил.

ВОПРОС: Что еще можете сказать?

ОТВЕТ: Когда я отказывался от всех предложений, мне сказали: “вы боитесь остаться в Вильно, чтобы вас знающие командиры не схватили. Тогда мы переведем вас в другое место, где вас никто не будет знать, и вам нечего будет бояться”. Но я знаю, что это будет изменой родине, к тому же у меня есть семья и это предложение я категорически отверг.

ВОПРОС: Что еще можете добавить к вышесказанному?

ОТВЕТ: Больше добавить нечего. Я сказал все»[995].

Эту же версию Шмавгонец изложил на допросе, проведенном 28 мая 1940 г. начальником Особого отдела НКВД 16-го ОСК майором госбезопасности Кирилловым:

«ВОПРОС: Расскажите, при каких обстоятельствах вы познакомились с девушкой Юлией?

ОТВЕТ: С Юлией я познакомился в апреле месяце с.г. совсем случайно. Я мыл машину грузовую за городком, в небольшом болоте, где мы постоянно мыли. Юлия куда-то шла в это время, остановилась, заговорила с нами, и мы с ней познакомились.

ВОПРОС: Почему вы говорите мы, если вы были один?

ОТВЕТ: Потому, что я в это время был не один, а рядом со мной мыл машину красноармеец Ахметов и в это время он тоже с ней познакомился.

ВОПРОС: Кто еще тогда был с Юлией из ее подруг?

ОТВЕТ: С ней в это время была ее подруга Галя.

ВОПРОС: Знаете ли вы фамилию Юлии?

ОТВЕТ: Ее фамилия – Савицкая.

ВОПРОС: А как фамилия Елены, которую вы называли Гелия?

ОТВЕТ: Мне известно, что Елена или Гэли – тоже Савицкая, так как они мне отрекомендовались.

ВОПРОС: Сколько раз вы у контрольных ворот встречались с Савицкой Юлией?

ОТВЕТ: У контрольных ворот с Савицкой Юлией я встречался один раз и то случайно. Юлия со своей подругой шла из леса, а я в это время выезжал из городка не на своей машине, и в это время встретились и постояли 2–3 минуты.

ВОПРОС: Как вы узнали адрес Савицкой Юлии?

ОТВЕТ: При первом нашем знакомстве Ахметов спросил их адрес, и они сказали.

ВОПРОС: Сколько всего раз вы встречались с Савицкой Юлией?

ОТВЕТ: Всего с ней встречался 4 раза.

ВОПРОС: Где встречались?

ОТВЕТ: Первый раз я с ней встретился и познакомился, как я уже сказал выше, около болота за городком, где я мыл машину. Вторично я встретился там же и при тех же обстоятельствах, т. е. у болота, где мыл чужую машину. При второй моей встрече присутствовал красноармеец Ахметов и красноармеец Головенко – оба шофера. Третий раз я с ней встретился уже у нее на квартире, куда я ходил с красноармейцем Ахметовым. Поправляюсь, я ошибся: в третий раз я ее видел, когда самовольно ездил в город на автомашине за фотобумагой для красноармейца Кривенцова, который занимается фотолюбительским делом, которому комиссар роты старший политрук Кравченко дает фотоаппарат для фотографирования красноармейцев. Возвращаясь из города Вильно, я, проезжая мимо ее дома, остановился, она вышла, и я с ней переговорил. Это было 11-го числа мая месяца. Четвертый раз я виделся с Юлией 17 дня мая месяца, когда я вместе с красноармейцем Ахметовым ушли в самовольную отлучку и пробыли у Юлии до 1 часу ночи, а Ахметов в это время ушел немного раньше, так как он был с девушкой – с Савицкой Еленой. Пятый раз я ушел к ней 18-го дня мая месяца, но не дошел до нее. О причинах – почему я не дошел до нее, я говорил на предыдущем допросе.

ВОПРОС: Где вы шестой раз с ней встретились?

ОТВЕТ: Я забыл, что я с ней еще встречался за контрольными воротами, когда я ехал на чужой машине мыть ее.

ВОПРОС: А кто шофер этой машины был?

ОТВЕТ: Шофер этой машины был красноармеец Головенко, он на ней ехал, а я – с ним, и еще был красноармеец Ахметов.

ВОПРОС: Сколько еще раз вы были у нее?

ОТВЕТ: Седьмой раз я был у Юлии с ночи 25 на 26 мая и день 26-го.

ВОПРОС: Теперь подытожим: сколько же раз вы виделись с Юлией и из этого количества встреч бывали у нее на квартире?

ОТВЕТ: Всего я с Юлией имел 7 встреч, а из этого количества три раза был у нее на квартире.

ВОПРОС: Кто с вами еще ходил на эту квартиру?

ОТВЕТ: Всего один раз со мной на этой квартире был красноармеец Ахметов.

ВОПРОС: Юлия и Елена, что, родные сестры и вместе живут?

ОТВЕТ: Нет, не родные сестры и не вместе живут, но кажется у них одна фамилия – Савицкие.

ВОПРОС: Следствию точно известно, что фамилия Савицкая принадлежит Елене. Елена действительно Савицкая, а Юлия имеет другую фамилию. Не помните ли вы – не называл кто Юлию по фамилии?

ОТВЕТ: Я их знаю как Савицких, других фамилий я не знаю.

ВОПРОС: Вы никогда на машине не подвозили Юлию?

ОТВЕТ: Такого случая не было, чтобы я подвозил Юлию на машине или катал ее.

ВОПРОС: А сколько раз вы были на квартире у Елены?

ОТВЕТ: В квартире Елены ни разу не был.

ВОПРОС: По какой улице Юлия живет, дом № и кто с ней живет?

ОТВЕТ: Проживает она в доме № 103 по Кальварийской улице. Живет она с отцом и матерью и ее братишка. Занимают они одну комнату. Отец безработный, мать безработная, Юлия тоже не работает.

ВОПРОС: Вы не интересовались – на какие средства они живут?

ОТВЕТ: Я спрашивал – Юлия ответила, что отец работал, но сейчас не работает.

ВОПРОС: А вы ни разу не поинтересовались, на какие средства они водку покупают?

ОТВЕТ: Я не видел, чтобы была у них водка – или они покупали.

ВОПРОС: Когда вы бывали в квартире Юлии, кто из посторонних граждан приходили к ней в дом: подруги, знакомые, родственники и другие?

ОТВЕТ: Приходила только Лена, а последний раз была еще соседка, ни имени, ни фамилии ее я не знаю.

ВОПРОС: Юлия не рассказывала вам, что к ней еще красноармейцы ходят?

ОТВЕТ: Нет, не говорила и я не знаю.

ВОПРОС: Кто из гражданских лиц посещал квартиру Юлии?

ОТВЕТ: В момент моего посещения этой квартиры туда из гражданских лиц никто не заходил, но 17-го дня мая месяца, т. е. при первом моем посещении этой квартиры, мать Юлии говорила мне, что Юлия имеет жениха-литовца, он сватает ее, но Юлия за него не хочет идти. С Юлией я на эту тему не говорил.

ВОПРОС: Каким вы себя представляли Юлии?

ОТВЕТ: Я говорил ей, что я холост; а в действительности я женат и имею двух детей; жена мая работает на проволочно-гвоздильном заводе г. Орша, БССР. Письма я от жены получал регулярно, и бросать ее не собирался.

ВОПРОС: А вы не обещали Юлии жениться на ней?

ОТВЕТ: Нет, не обещал.

ВОПРОС: Следствию точно известно, что вы обещали жениться на ней, и фактически с ней жили. Почему вы следствию все время говорите неправду?

ОТВЕТ: Признаюсь, что я обещал жениться на ней, но в интимной связи с ней не состоял, несмотря на то, что ночевал у нее.

ВОПРОС: Бывали ли вы с Юлией у ее знакомых? Если бывали, то назовите у кого, и их адреса.

ОТВЕТ: Нет, с ней я никуда не ходил.

ВОПРОС: 17-го числа мая месяца, когда вы были у Юлии с Ахметовым, вы договорились с ней, что вы придете к ней 18-го?

ОТВЕТ: О встрече с ней на 18-е мы не договаривались.

ВОПРОС: Как реагировала Юлия, когда вы обещали жениться на ней: согласилась ли она на это предложение и какие при этом выставила требования?

ОТВЕТ: После нескольких встреч с Юлией, в частности 17 числа, когда я был у нее на квартире, я с ней договорился, что я на ней женюсь, но запишемся в СССР, но она говорила мне, что можно было бы здесь повенчаться, но у тебя нет времени, а я ответил, что здесь нельзя и нет времени.

ВОПРОС: Куда вы ходили 26-го вместе с Юлией?

ОТВЕТ: Никуда не ходили.

ВОПРОС: Следствию точно известно, что вы с Юлией ходили в парикмахерскую.

ОТВЕТ: Нет, не ходили.

ВОПРОС: Где вы были 23-го дня мая месяца?

ОТВЕТ: 23-го я сидел в городе в подвале в неизвестном мне доме.

ВОПРОС: При каком посещении квартиры Юлии вы там видели литовского солдата?

ОТВЕТ: В момент моего посещения квартиры Юлии я там литовского солдата не видел, но Юлия мне рассказывала, что у нее был литовский солдат, случайно заходил попить воды.

ВОПРОС: Из каких же источников литовский солдат вас хорошо знает, знает ваше имя, знает, что вы подарили фотокарточку Юлии и т. д.?

ОТВЕТ: Фотокарточку Юлии я действительно подарил, а литовский солдат, возможно, ходил к ней и от нее узнал про меня, но я его не знаю.

ВОПРОС: Фотокарточку подарили только Юлии или еще кому, и сколько дали Юлии фотокарточек?

ОТВЕТ: Фотокарточку дал только Юлии и только одну фотокарточку. На этой карточке мы были сфотографированы вдвоем с Ахметовым. Больше никому не давал своей фотокарточки.

ВОПРОС: Но Елена Савицкая тоже имеет вашу карточку, где вы сфотографированы вместе с Ахметовым. Кто ей подарил?

ОТВЕТ: Елене Савицкой подарил фотокарточку Ахметов, о чем он мне рассказывал 18-го в 12 часов дня.

ВОПРОС: Но 18-го числа Ахметова не было в бригаде, он выехал в Гайжуны?

ОТВЕТ: 18-го числа он мне рассказывал до обеда.

ВОПРОС: Имелись ли случаи выпивки у Юлии на квартире?

ОТВЕТ: Нет, выпивок не было. Только один раз 26-го я кушал у нее на квартире.

ВОПРОС: Был ли у вас разговор с Юлией, когда вы говорили с ней, что когда вы демобилизуетесь, тогда останетесь здесь в Литве?

ОТВЕТ: Нет, такого разговора не было. Я только ей говорил, что когда я демобилизуюсь из РККА, тогда потребую документы, чтобы ее забрать в СССР.

ВОПРОС: С кем вы имели разговор относительно приобретения гражданского платья и для чего?

ОТВЕТ: Разговор на эту тему я имел с Юлией, дело было так: когда вопрос зашел у нас с ней о женитьбе, и она высказала пожелание венчаться здесь, то я ей сказал: «а как же мне венчаться в военной форме». Юлия ответила мне, что можно переодеться в гражданское платье, и никто не будет знать, что ты русский или поляк, а как будто бы ты литовец.

ВОПРОС: Где Юлия думала достать костюм для вас?

ОТВЕТ: Я думаю, что если я серьезно решился бы жениться здесь, то гражданский костюм попросил бы у командиров.

ВОПРОС: Вы окончательно запутались в ваших показаниях: с каких это пор красноармейцам разрешают жениться в Литве, и не лучше ли вам говорить правду?

ОТВЕТ: Я уверяю, что такой разговор у нас был, но для других целей я гражданский костюм не просил.

ВОПРОС: Через какие ворота вы проходили 18-го, уходя в самовольную отлучку?

ОТВЕТ: 18-го я проходил через литовские ворота.

ВОПРОС: Когда вы вышли из ворот, куда вы пошли, какими местами, пока дошли до машины?

ОТВЕТ: Когда я вышел из ворот, я пошел напрямую параллельной улицы Варковской и вышел на Кальварийскую, свернул влево на ту сторону, где проживает Юлия. Но до Юлии я не дошел, т. к. ее дом, где она квартирует, № 103, а я остановился у машины против дома № 123, т. е. это было ближе ко мне.

ВОПРОС: Что это за машина, возле которой вы остановились, и кому она принадлежала?

ОТВЕТ: Машина была легковая – малолитражная, кому она принадлежала, не знаю, в ней было два человека – гражданских. О причинах – почему я остановился возле этой машины, я уже указал в предыдущем допросе.

ВОПРОС: Когда у вас состоялась последняя встреча с Юлией?

ОТВЕТ: Последний раз я имел с ней встречу с ночи 25 и целый день 26 дня мая месяца.

ВОПРОС: Юлия не интересовалась у вас, почему вы не пришли 18-го, а почему пришли в ночь 25-го?

ОТВЕТ: Да, Юлия у меня интересовалась и спрашивала, почему я не приходил эти дни и где я был до 26-го. Юлия также говорила, что к ней приходили мои командиры и спрашивали меня, и что она, якобы, знает, где я находился, но т. к. она не знала, она ничего сказать не могла. Сам я объяснил Юлии, что я все это время находился в городе в самовольной отлучке. В начале я хотел ей рассказать правду, что со мной произошло, но посчитал, что это будет неудобно, и решил ей солгать.

ВОПРОС: Вы говорите неправду. Следствию известно, что Юлии вы рассказали другое. Расскажите, что вы ей сказали о вашем отсутствии.

ОТВЕТ: Признаюсь, что Юлии я рассказал, когда 18-го я направился к ней, меня захватили два неизвестных гражданских человека и держали меня в подвале до 25-го, а 25 вечером вывезли за город и выбросили.

ВОПРОС: Когда вы 26-го явились к Юлии, что она вам говорила?

ОТВЕТ: Она мне сказала, чтобы я пошел в казарму, где, возможно, я еще найду своих командиров, т. к. все почти уехали, и я должен к ним явиться, так как они меня ищут.

ВОПРОС: Почему вы не хотели вообще возвращаться в РККА?

ОТВЕТ: Остаться я здесь не думал и никому об этом не говорил и намерений не высказывал. А Юлия действительно поторапливала меня скорей явиться в часть, т. к. она боялась ответственности, ибо у нее меня искали.

ВОПРОС: Вы можете пополнить свои показания, данные вами ранее и в данный момент?

ОТВЕТ: Больше добавить ничего не имею»[996].

Однако следствие продолжалось. 22 июня начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга В.М. Бочков направил начальнику Политуправления РККА за № 4/34111/сс «протоколы допросов от 2 и 3 июня 1940 г. по делу дезертировавшего красноармейца 41-й отдельной саперной роты 2-й легко-танковой бригады 16-го особого стрелкового корпуса (Литва) – Шмавгонца Николая Захаровича».

На первом допросе, проведенном с 15 до 24 часов 2 июня старшим следователем Особого отдела НКВД БОВО младшим лейтенантом госбезопасности Голубевым, подследственный показал следующее:

«Шмавгонец Николай Захарович, 1917 г.р., урож[енец] д. Дубовое, Мошковского с/с, Оршанского р[айо]на БССР, белорус, гр[аждани]н СССР, из крестьян-середняков, член ВЛКСМ с марта 1940 г., грамотный – окончил 5 классов сельской школы, 1 курс вечернего Рабфака и 8-месячные шоферские курсы. В РККА с мая 1938 г. Женат.

ВОПРОС – Расскажите, чем Вы занимались до призыва в РККА?

ОТВЕТ – После окончания учебы в 1935 г. я ушел в г. Оршу и устроился на работу в столярную мастерскую Лесдревхимсоюза, где работал до начал 1936 г., одновременно учился на первом курсе вечернего Рабфака. В начале 1936 г. я устроился на завод “Красный Октябрь” в пос. Барань в качестве инструментальщика-слесаря, где проработал 6 месяцев, после чего уехал в г. Борисов, где поступил на курсы шоферов, по окончании которых был послан на стажировку в Плещеницкий район и по окончании полутора месяцев стажировки, поступил на работу в качестве шофера в Плещеницкий леспромхоз, где проработал 1 год и 6 месяцев и уехал на работу на завод “Кр[асный] Октябрь”, там я работал шофером до призыва в РККА.

ВОПРОС – Откуда происходит Ваша жена, и чем занимаются ее родители?

ОТВЕТ – Моя жена – Борейко Мария Адольфовна с момента моего знакомства с ней, т. е. с 1936 г. проживает в рабочем поселке Барань, Оршанского р[айо]на и работает на проволочно-гвоздильном заводе “Красный Октябрь”, по национальности полька. Отец ее уроженец м. Копысь, Оршанского р[айо]на, некоторое время проживал в Харькове, продолжительное время работает на заводе “Кр[асный] Октябрь”. В 1936 г. Борейко Адольф Викентьевич судим на 1 год и 6 мес. лишения свободы за вредительство на заводе и незаконное хранение оружия, сейчас работает слесарем на заводе “Кр[асный] Октябрь”.

ВОПРОС – Кто еще репрессировался органами Советской власти из Ваших родственников?

ОТВЕТ – Больше никто из моих родственников и родственников моей жены органами Советской власти не репрессировался.

ВОПРОС – Кто из Ваших родственников и родственников Вашей жены, проживает за границей?

ОТВЕТ – Из моих родственников никто за границей не проживает. Из родственников моей жены проживала какая-то родственница на территории быв[шей] Польши. Раньше родители жены имели с ней переписку, но в последнее время, т. е. с того момента как я женился, никакой переписки с заграницей родственники моей жены не имели.

ВОПРОС – Расскажите, сколько времени Вы в последний раз были в отлучке из своей части?

ОТВЕТ – Последний раз в отлучке я был с 22 ч. 18 мая по 18 ч. 26 мая 1940 г.

ВОПРОС – Расскажите подробно о причинах Вашего отсутствия из части с 18 по 26 мая 1940 г.

ОТВЕТ – Решив стать на путь чистосердечного признания, я хочу рассказать следствию правду. На допросах 26 и 28 мая 1940 г. я врал, боясь ответственности за совершенные мною преступления и по указанию лиц, о которых я расскажу ниже. Я рассказал следствию легенду о причинах моей отлучки из части с 18 по 26 мая 1940 года.

В апреле месяце 1940 г. я познакомился с жительницей г. Вильно Савицкой Юлией, проживающей по Кальварийской улице дом № 103 кв.3. С этого времени я неоднократно встречался с ней и проводил время. 17.5.1940 г., находясь в карауле, я по предложению своего друга – Ахметова Шарифа, совершил самовольную отлучку из части и вместе с последним пошел на квартиру к Савицкой Юлии. Шариф Ахметов ухаживал за подругой Юлии, по имени Геля и договорился с ней встретиться на квартире Юлии. Встретившись с Гелей, Ахметов ушел с ней гулять, а я остался вдвоем с Юлией. Оставшись наедине, Юлия мне начала говорить, что она слышала от населения о том, что наша часть уходит из военного городка на немецкую границу для участия в войне с Германией. Я ответил, что наши войска уходят не на границу, а в лагеря. На вопрос Юлии, в какие лагеря уходит наша часть, я ответил, что часть уходит в лагеря Гайжуны и осенью обратно возвратиться в казармы. Юлия начала мне говорить, что она за время нашего с ней знакомства привыкла ко мне и когда я уеду в лагеря, то она будет скучать. Я ответил, что мы будем с ней встречаться. Пробыв с Юлией примерно с 10 ч. вечера 17.5 до 1 часу 18.5.40 г. я обещал придти 18.5 вечером к ней. Придя в караульное помещение, примерно около 2-х часов ночи 18.5.40 г. я встретился с Ахметовым, который предупредил, что меня разыскивал командир отделения Перепечин, которым я впоследствии не был допущен к несению караульной службы и предупрежден, что буду наказан за совершение самовольной отлучки из караула, я ушел спать.

В 22 часа 18 мая 1940 г. я, согласно договоренности с Юлией Савицкой, ушел к ней на свидание, совершив очередную самовольную отлучку из части. Встретившись с ней, у нее на квартире, я сказал ей, что наша часть или 19, или 20 мая уезжает в лагеря. Это произвело на Юлию удручающее впечатление, она начала говорить, что меня любит, и будет скучать без меня. Уверяла, что наша часть едет не в лагеря, а на немецкую границу для войны с Германией, что меня могут убить и она не перенесет этого. Здесь же она стала меня уговаривать, чтобы я остался у нее на квартире ночевать, на что я согласился. Находясь вместе с Юлией, она опять говорила мне о своей любви ко мне и предложила мне дезертировать из рядов Красной армии и остаться у нее. Уверяла, что переодевшись в гражданский костюм, я буду незаметен и меня никто не узнает. После некоторых колебаний, я согласился на предложение Юлии и остался у нее на квартире. Ночь я проводил у нее на квартире, а днем вместе с ней уходил в лес.

21 мая, придя в 19 вечера из лесу, я остался в квартире Юлии отдыхать, а Юлия ушла в город под предлогом произвести некоторые покупки. Часов в 20 с минутами Юлия возвратилась домой с каким-то неизвестным для меня человеком, который при знакомстве со мной назвал себя Гарлин. Юлия называла его “пан Гарлин”. После знакомства, Гарлин в беседе со мной стал интересоваться моими биографическими данными, соцпроисхождением, партийностью, как давно служу в Красной армии, добровольно или по призыву, в какой части служу. Получив от меня исчерпывающие ответы о том, что я происхожу из крестьянской семьи, работал в Оршанском районе на проволочно-гвоздильном заводе, по партийности комсомолец, призван в армию в 1938 г., служу в 41 отдельной саперной роте 2 легко-танковой бригады в качестве шофера, по призыву, Гарлин предложил показать ему комсомольский билет, он забрал все находившиеся у меня документы.

Разговаривая о хозяйственном положении в Советском Союзе и получив от меня отрицательные отзывы о положении колхозов и колхозников, Гарлин предложил мне присоединиться к их организации. Когда я спросил, что это за организация, то Гарлин ответил, что их организация проводит борьбу с Советской властью, и если я окажу услугу этой организации, то эта услуга ими не будет забыта, и я не буду ни в чем нуждаться. Я согласился на предложение Гарлина – оказывать помощь ему в борьбе с Советской властью, после чего Гарлин начал меня всесторонне расспрашивать о состоянии советских войск в Ново-Вилейском гарнизоне. На поставленные Гарлиным вопросы, я ответил, что советские войска уходят на летний период в лагерь Гельжуны и осенью возвратятся снова в свои казармы, что рота, в которой я нахожусь, насчитывает 200 чел., вооружены винтовками и при тревоге вооружаются и 60 партонами, в наряд выдается по 30 патрон. Что командиры проживают в общем городке в домах комсостава, которые охраняются нарядом красноармейцев. Что склад с оружием находится недалеко от общих складов военного городка, указал месторасположение. Об общем бензохранилище я не сказал потому, что сам не знал, где оно находится, а в отношении снабжения своей роты, то ответил, что машины снабжаются во дворе гаража, где стоит бензоцистерна.

Далее Гарлин интересовался такими вопросами – всегда ли командиры носят при себе оружие, сколько патрон имеют при себе. Я ответил, что всегда носят оружие и в складе револьвера в неслужебное время не оставляют.

На вопросы – сколько имеют советские войска Ново-Вилейского гарнизона танков, их размеры и вооружение. Я ответил, что этого я не знаю, т. к. сам танкистом не был. Сколько всего советских войск в Ново-Вилейском гарнизоне, я ответил, что в военном городке Н[ово]-Вилейки стоит 16 ОСК, 2 легко-танковая бригада, которая входит в корпус, а также пехотные и кавалерийские части. Гарлин записал все полученные от меня сведения и, не добившись от меня конкретных данных о состоянии советских войск в Ново-Вилейке, т. к. я сам не знал этих сведений, он мне поручил добыть подробные данные о количестве советских войск в Литве, нумерации частей, их вооружении, расположении огнескладов, бензохранилищ, количество танков, их размеры, вооружение, фамилии командиров частей. Я согласился на выполнение этих заданий. После этого Гарлин ушел с квартиры Юлии, предложив мне переночевать у нее, так как он должен был встретиться со мной на другой день. Мои документы, т. е. комсомольский билет, шоферские права, пропуск на въезд и выезд в военный городок и несколько путевок, Гарлин забрал с собой. В течение всех этих разговоров и моей вербовки при этом присутствовала Юлия. На второй день, т. е. 22 мая, часов в 16, Гарлин приехал на квартиру Юлии на автомашине – малолитражке, черного цвета. Поздоровавшись со мной, он возвратил мне взятые у меня документы, при чем среди документов не оказалось пропуска на въезд в военный городок и путевок. На мой вопрос, где эти документы, Гарлин ответил, что эти документы ему нужны, и он взял себе, а я должен буду заявить, что уничтожил эти документы.

Далее Гарлин мне сказал, чтобы я через пару дней, т. е. когда уже наши части уйдут в лагеря, ушел в свою часть и принялся за выполнение своего задания. На мое заявление, что мне придется отвечать перед командованием за длительную самовольную отлучку, Гарлин ответил, что отвечать я за это не буду, и предложил мне рассказать командованию легенду о моем похищении, о которой я и рассказал на допросах 26 и 28 мая 1940 г.

Для детализации легенды Гарлин предложил мне поехать с ним и посмотреть тот дом, в котором, якобы, меня держали в подвале. Приехали на улицу Ясинского к дому № 24, на который он сказал указать. Далее мы поехали за город, к месту моей мнимой выброски из машины. Так как время было уже позднее и малолитражная машина внутри хорошо укрывает сидящих, то я не переодевался, а ездил в военном костюме, хотя мне было предложено одеть серый костюм с широкими напускными брюками и желтые туфли.

Осмотрев эти места, я был Гарлиным привезен обратно на квартиру Юлии, где мы и расстались.

ВОПРОС – Сколько времени после этого Вы были в квартире Юлии?

ОТВЕТ – После этого случая я на квартире Юлии был до 11 часов утра 26.5.40 г. и ходил по городу до 18 часов вечера, искал машину, чтобы уехать в лагерь Гайжуны или в Ново-Вилейку. Встретив машину с военнослужащими, я уехал на хлебозавод, а затем в Ново-Вилейку, где явился в штаб корпуса и рассказал там легенду о моем похищении.

ВОПРОС – Почему Вы сразу же, распрощавшись с Гарлиным, не ушли в свою часть, а еще трое суток до утра 26 мая, были на квартире Юлии?

ОТВЕТ – 23 мая я узнал, что нашей роты в городе нет, она ушла в лагеря. 24 и 25 мая я ходил по городу и пытался встретить машину, чтобы уехать в Ново-Вилейку или Гайжуны, но безрезультатно, машины я не встретил. Только 26.5 я встретил военную машину, с которой и поехал в Ново-Вилейку.

ВОПРОС – Расскажите, как Вы должны были осуществлять связь с Вашим вербовщиком Гарлиным?

ОТВЕТ – В момент вербовки и на другой день вербовщик Гарлин сказал, чтобы все добытые мной материалы я передавал моей знакомой Юлии на ее квартиру. Гарлин сказал, что мне, как шоферу, часто придется быть в городе Вильно и в момент моих приездов в Вильно, чтобы я заходил к Юлии, а также, что я еще буду встречаться с Гарлиным, от которого буду получать дальнейшие указания.

Гарлин меня успокаивал, чтобы я не боялся работать в их пользу, т. к. в ближайшее время они меня заберут из части и устроят в надежном месте.

ВОПРОС – Обрисуйте приметы Вашего вербовщика Гарлина.

ОТВЕТ – Гарлин в возрасте 39–40 лет, кто по национальности, я не знаю, говорит на русском языке с иностранным акцентом, схожим на немецкий, среднего роста, немного выше меня, плотного телосложения, волосы черные с проседью, усы маленькие, бороду не носит, одет был в костюме песочного цвета, второй раз был без пиджака и шляпы»[997].

Во время второго допроса, проведенного с 19 часов 3 июня до 1.30 4 июня старшим следователем Особого отдела НКВД БОВО младшим лейтенантом госбезопасности Голубевым и помощником военного прокурора БОВО Элькиндом, Шмавгонец отвечал на уточняющие вопросы.

«ВОПРОС – Уточните Ваши показания, в какой степени интересовался вербовщик Гарлин бензохранилищем и огнебазами советских войск в Литве?

ОТВЕТ – Гарлин в беседе со мной спрашивал, где находится бензохранилище, как оно охраняется. Я ответил, что местонахождение бензохранилища я не знаю, т. к. автомашины нашей саперной роты получают бензин с автоцистерны, которая находится во дворе гаража роты, при чем автоцистерна получает бензин со станции. Я обещал через шофера автоцистерны узнать местонахождение бензохранилища и передать об этом Гарлину.

По вопросу огнебаз, Гарлин спрашивал их местонахождение, как они охраняются, сколько человек идет в суточный наряд, по сколько постов имеется около каждого склада, когда смениваются посты, порядок смены, сменивают ли посты караульный начальник, или иногда часовые сменивают друг друга, разрешается ли спать в караульном помещении часовым, после смены с поста, по сколько патрон выдается каждому красноармейцу, идущему в караул к огнебазе.

Я ответил, что огнесклад находится в военном городке, недалеко от других складов, указал точное местонахождение, что склад охраняется усиленным караулом, но о количественном составе суточного наряда я не мог сказать. Так же не сказал о количестве постов у склада, потому что сам в наряде я ни разу у склада не был. Гарлин мне дал задание собрать самые подробные сведения о складах и о порядке их охраны.

ВОПРОС – Вы спрашивали у Гарлина, зачем ему нужны такие сведения?

ОТВЕТ – Да, я спрашивал об этом, на что мне Гарлин ответил, что эти сведения нужны для организации, представителем которой он является.

ВОПРОС – Вы интересовались, что из себя представляет Гарлин?

ОТВЕТ – Да, интересовался у Савицкой Юлии. Она ответила, что это ее хороший знакомый. На мой вопрос, где он проживает, Юлия ответила, что в городе Вильно, подробного адреса не сообщила. Заявила, что Гарлин сам скоро скажет мне свой адрес и пригласит меня к себе на квартиру. Так же Юлия мне не сказала, членом какой организации является Гарлин, заявила только, что эта организация ведет борьбу против Советской власти.

ВОПРОС – Следствию не понятно, как мог Гарлин, не зная Вас, при первой встрече с Вами, приступить к вербовке Вас? Поясните это следствию.

ОТВЕТ – Как я указал на прошлом допросе, с Гарлиным меня познакомила Савицкая Юлия, которая знала мои антисоветские настроения. В момент моего пребывания на квартире Юлии, мы с ней неоднократно беседовали о жизни в Советском Союзе, при чем я отрицательно отзывался о жизни в Советском Союзе и клеветал на Советскую власть. Я говорил, что в быв[шей] Польше и Литве лучше живет народ, чем в Советском Союзе. Таким образом, Гарлин, встретившись со мной, уже знал обо мне и моих настроениях и поэтому так смело чувствовал себя в разговорах со мной. Гарлин не сразу приступил к моей вербовке, а предварительно беседовал со мной о моих биографических данных, как мне нравится г. Вильно, привык ли я к жизни на чужой территории. Затем разговор перешел о жизни в Советском Союзе, как живет народ, т. е. рабочие и колхозники, насильно ли заставляют в колхоз идти, или идут добровольно. Я сказал, что в колхозы втянуты все крестьяне, имущество забирается в колхоз. На производстве живут хорошо только стахановцы. Кроме того, Гарлин знал, что я уже несколько дней дезертирую из своей части. После этого он начал расспрашивать меня о советских войсках Ново-Вилейского гарнизона, а затем, получив от меня необходимые ему сведения, приступил к моей вербовке и инструктажу о дальнейшей работе по сбору шпионских сведений о состоянии советских войск, находящихся в Литве.

ВОПРОС – Значит, Вы сознательно пошли на путь измены Родине, дав свое согласие на вербовку для шпионской работы в пользу иностранной разведки?

ОТВЕТ – Да, я сознательно пошел на путь измены Родине, дав свое согласие на вербовку для работы в пользу иностранной разведки.

ВОПРОС – Что Вас заставило стать на путь измены Родине?

ОТВЕТ – Стал я на путь измены Родине из-за любви к девушке Савицкой Юлии, кроме этого вербовщик Гарлин обещал за мою работу по сбору шпионских сведений хорошо оплачивать и впоследствии забрать из воинской части и устроить в надежном месте, где я ни в чем не буду нуждаться. Это и явилось причиной моего предательства Родины.

ВОПРОС – Почему же Вы после вербовки 21–22 мая 1940 г. сразу же не явились в свою часть, а еще блудили где-то до 26 мая?

ОТВЕТ – Когда я ездил с Гарлиным в автомашине, то я оставил в машине свою шинель, забыв ее второпях. Без шинели я в часть не хотел возвращаться и ожидал, что Гарлин привезет мою шинель на квартиру Савицкой Юлии. Не дождавшись Гарлина, я 26 мая ушел с квартиры Юлии и направился в свою часть.

ВОПРОС – Расскажите, кто кроме Юлии проживает в квартире?

ОТВЕТ – Кроме Савицкой Юлии, в квартире проживают: мать, отец и братишка 5-ти лет. Занимают они одну комнату. В комнате есть две кровати, одну занимают мать с отцом, одну Юлия и братишка ее спит на стульях.

ВОПРОС – Где Вы спали в момент нахождения в квартире Юлии Савицкой?

ОТВЕТ – Я спал на кровати Юлии.

ВОПРОС – Кто присутствовал при Вашей вербовке?

ОТВЕТ – При вербовке присутствовали Савицкая Юлия и Гарлин, но Юлия несколько раз, в момент наших разговоров с Гарлиным, выходила из квартиры.

ВОПРОС – Где в этот момент находились остальные члены семьи Савицких?

ОТВЕТ – Мать и отец Савицкой Юлии в этот момент ходили в город, а братишка гулял во дворе.

ВОПРОС – Где Вы были в тот момент, когда в квартиру Савицкой Юлии приходил разыскивать Вас представитель части?

ОТВЕТ – В момент прихода в квартиру Савицкой Юлии представителя части для моего розыска, меня в квартире не было. Один раз я вместе с Юлией ходил в лес, и дома были родители. Второй раз я был в городе, и мне рассказывала Юлия о том, что приходил командир и спрашивал меня. В третий раз, когда на квартире Юлии был командир, я находился в квартире ее подруги Гели и когда возвратился на квартиру Юлии, то квартира была заперта на крючок и вышедшая в коридор Юлия, предупредила меня, что на квартире находится командир, разыскивает меня. Я быстро ушел обратно на квартиру Гели и возвратился в квартиру Юлии примерно через полчаса. Это было 21 мая под вечер, часов в 22–23»[998].

Дело Писарева. 26 мая 1940 г. военком 29-го автотранспортного батальона старший политрук Марчуков направил донесение № 00171 на имя начальников политотделов 2-й танковой бригады, 16-го ОСК, политуправления БОВО и Политуправления РККА: «Доношу, что 24 мая с.г. после вечерней поверки дезертировал красноармеец-шофер 29-го АТБ Писарев Борис Иванович, 1915 г. рождения, русский, рабочий, член ВЛКСМ с 1939 года, образование 5 групп, женат, в РККА с 1937 г., призван Октябрьским РВК гор. Москвы, уроженец Орловской области, Хвастовический район, поселок Катуновка. С его слов, отец и мать умерли. Имеет брата – служит в погранвойсках ДВК, в военном звании капитан. Сестра живет в поселке Катуновка. Место жительства до РККА – Москва, Шелепиха, 1-я улица, дом № 1, Красногвардейского района, там же проживает его жена.

В Автотранспортный батальон прибыл в октябре 1939 г. из 27-й легко-танковой бригады, стрелково-пулеметного батальона.

При расследовании установлено: Писарев дезертировал после вечерней поверки с 23 на 24 мая между 24.00–1.00 24 мая 1940 г.

Командир роты старший лейтенант т. Жуков и политический руководитель роты политрук т. Жданов, лично проводя вечернюю поверку, доложили командиру батальона капитану тов. Булыгину, что все люди налицо, тогда как 1 красноармеец находился на складе на погрузке имущества, им было вторично приказано проверить наличие людей, о чем и доложили в 24.00, что все люди налицо.

Обстоятельства побега.

1. Личный состав батальона в период с 17 по 23 мая был занят погрузкой и перевозкой имущества батальона и штаба 2-й танковой бригады на новое место расквартирования из города Вильно в Гайжуны, большинство водителей к 23 мая совершили по 3 марша. 23 мая в ночь на 24 мая было погружено остальное имущество, в том числе и койки, людей разместили на одних матрацах в общежитии на полу, а командир и политрук роты не проявили должной заботы в размещении людей. Кроме того, учитывая напряженность работы водительского состава, я и капитан Булыгин приказали наряд организовать из людей, не связанных с машиной, дежурных по ротам не назначать, выставить общего дневального 3-х сменного поста на все подразделения и 4 человека патрулей вокруг общежития из младших командиров. Писарев, пользуясь отсутствием дежурного по роте, дезертировал.

2. Накануне побега 23 мая Писарев после погрузки имущества, приготовив машину к 4 маршу, принялся за поверку своих личных вещей и стал рвать письма, газеты и конспекты, чтобы пожечь. Вместе с этим начал раздавать бойцам табак и курительную бумагу и даже отдал бойцу Бирюкову “Краткий курс истории ВКП(б)” и когда он у него спросил, почему же отдаешь табак и “Краткий курс истории ВКП(б)”, Писарев ответил, мне этого больше не нужно. Об этом никому не доложили, и никто не заинтересовался, ни командир, ни политрук роты, подозрительным поведением Писарева.

3. Начальник караула младший командир той же роты Минадорин и дежурный по части младший воентехник Горшенин в 00.30 мне доложили, что все люди на лицо, а капитану тов. Булыгину в 2.00 тоже доложили, что люди на лицо. Кроме того, старшина роты младший командир т. Архипенко, сменившись с наряда, будучи патрулем, также заявил, что он проверял людей в 3.00 и люди все на лицо. Ложь и обман этих людей также способствовали дезертирству Писарева.

4. Неправильная постановка вопроса об изучении людей, больше всего обращали внимание на недисциплинированных, а таких людей, как Писарев, не нарушавших дисциплину, упустили из под своего влияния, а Писарев воспользовался этим случаем и сбежал.

5. 24 мая с.г. подъем произведен в 6.00, но утреннего осмотра личного состава не производилось, при построении на завтрак также людей не поверили. Поэтому командир отделения тов. Боев, командир взвода младший лейтенант т. Тимошко и старшина роты Архипенко не знали, что отсутствует Писарев. Хуже того, командир взвода т. Тимошко, видя оставшуюся винтовку, отдал приказание младшему командиру Рахно снести ее в парк и передать бойцу Писареву. Рахно, прибыв в парк с винтовкой и не найдя Писарева, обратился к младшему командиру т. Боеву с вопросом – Где боец Писарев? Боев ответил, что где то здесь в парке и, не найдя его приказал положить винтовку в кабину машины водителя Писарева. Это было в 8.00 24 мая с.г. и этот вопрос также никого не заинтересовал, где же находится Писарев, и не было доложено об этом ни командиру, ни политруку роты. И только в 9.30 по моему приказанию, отданному командиру роты старшему лейтенанту т. Жукову, проверить состояние материальной части и личный состав и еще раз разъяснить людям задачи марша, только после этого приказания было выяснено и доложено мне об отсутствии Писарева.

После доклада об отсутствии Писарева мной были приняты меры по розыску Писарева на территории городка северных казарм гор. Вильно и хуторах, прилегающих к казармам, задержав колонну на 2 часа 30 минут.

Вывод:

Из материалов расследования видно, что дезертирство – измена Родине Писаревым подготовлена была, видимо, раньше, пользуясь слабой постановкой учета людей, отсутствием контроля и плохой организованности со стороны командира роты старшего лейтенанта тов. Жукова и политического руководителя роты политрука тов. Жданова, которые не знали об отсутствии Писарева до 9.30 утра 24 мая, то есть до тех пор, когда нужно было вести машину в Гайжуны.

Партийная и комсомольская организации батальона, командный и политический состав до конца не извлекли урока и не все сделали для предупреждения в дальнейшем из тяжелого урока для батальона и бригады, как измена Родине Шутовым 25 апреля с.г.»[999]

28 мая 1940 г. вернувшегося в часть Писарева допросил заместитель наркома обороны СССР командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов:

«Писарев Борис Иванович 1915 года рождения, уроженец Орловской области, Хвостовического района, Колодяжского сельсовета, дер. Колодяж, по национальности русский, член ВЛКСМ. Женат, по происхождению из крестьян. В Красной армии с 1937 года. До Красной армии работал г. Москва, 1-й Государственный художественный театр им. Горького в качестве баллонщика-вулканизатора. Несудимый (со слов). Образование 5 групп.

Об ответственности за дачу ложных показаний предупрежден (Писарев).

ВОПРОС: Расскажите последовательно и правдиво, где вы были и что делали между 23 и по вечер 26 мая.

ОТВЕТ: 23 мая мы погружались для отправки в Гайжуны. В 19 час. закончили погрузку и погруженные машины стояли в парке. В 22 часа произошел ужин. В 22.30 происходила вечерняя поверка, на поверке политрук роты объяснил, что завтра отправляемся в Гайжуны и все должны следовать в фуражках. Моя фуражка и вещевой мешок находились в кабине машины, которая стояла в парке. Я решил после поверки пойти в парк, забрать свою фуражку и вещевой мешок, что я и сделал. Примерно в 22 часа 45 мин. я направился в парк. Дойдя до складов, расположенных между казармами и парком, меня окликнули два неизвестных человека: “товарищ, подойдите сюда”. Не обращая никакого внимания, думая, что это наши патрули, подошел к ним. Передо мной стояли два человека: один в гражданском костюме, т. е. в пиджаке, зеленые военные брюки, а под пиджаком была одета зеленая одежда; второй в зеленом военном костюме и по моему предположению – в форме бывшей польской армии, но без военных знаков. Когда я подошел к ним, один из них спрашивает: “куда отправляется из склада одежда?” (для ясности поясняю, что в складе хранилось трофейное имущество бывшей польской армии, и это погрузили на машины для отправки в Гайжуны). Я им ответил: “а вам какое дело?” Тогда один из них берет меня сзади за голову и платком с ватой затыкает мне рот, после чего я уже кричать не мог. Второй взял меня за руки и связал руки какой-то мягкой тряпкой вроде полотенца и повел за склад. За складом было еще их четыре человека, которые начали помогать первым, чтобы я без сопротивления шел вперед. Здесь же мне голову замотали мешком. Сопротивляться я не стал, так как против шести человек сделать ничего не мог бы. Приведя меня на восточную сторону городка к воротам, где нашего патруля, видимо, уже не было, вывели меня за городок и продолжали вести в неизвестном для меня направлении, т. к. на голове была намотана тряпка, и куда меня вели, я не мог видеть. Вели меня, примерно, часа два с половиной, куда – не знаю. Вели лесами, гористой местностью и полями. Втащили меня в какое-то подвальное помещение под домом. В подвале со мной остались два человека, те же которые первые в городке позвали меня, а остальные четыре человека, куда ушли – я не знаю, только слышал, что наверху ходят люди. Оставшиеся в подвале два человека сняли с моей головы тряпку, развязали руки, приказали открыть рот и изо рта выбросить платок и вату. Этот платок и вату я взял в карман себе после того, когда они ушли. Здесь же они начали со мной разговаривать. Первый вопрос мне был задан: “Куда переезжает ваша часть?” Я им ответил, что мне не сказали, и я не знаю, куда она переезжает. Второй вопрос – “участвовал ли я в войне с Польшей?” Я ответил, что не участвовал.

Сначала, когда они привели меня в подвал, они спросили у меня документы. Я вынул все свои документы, а именно: комсомольский билет, старые и новые шоферские права. Документы они не читали, заставляли меня читать под светом электрического фонаря, но я им сказал, что здесь нечего читать и читать я не буду. Они увидели обложку для комсомольского билета, на которой золотыми буквами написано “ВЛКСМ”. Они сразу обратили внимание, взяли и начали с фонариком рассматривать, в это время комсомольский билет и шоферские права я спрятал в сапог, обложку, по-видимому, они приняли за комсомольский билет, и один из них порезал ее финским ножом; здесь же на чурбане лежала моя пилотка, один из них подошел и спросил: “а что это за форма?” и также прорезал финским ножом. На этом они меня закрыли и ушли. В подвале я остался ночевать один. Днем 24 они не появлялись. Да, когда они уходили 23-го, они предупредили меня: “смотри, не кричи, мы будем охранять, а если будешь кричать, то в тебя будем стрелять”.

В ночь с 24 на 25 они опять пришли вдвоем и сразу сказали мне, что пойдешь с нами на аэродром, укажешь, где он находится, и проведешь нас туда. Я им ответил, что я сам не с аэродрома и этого места не знаю. Они вторично сказали, что сегодня или завтра пойдем, и будем проделывать работу, какую работу – они мне не сказали. На этом они меня опять оставили и ушли. 25 ночью они не приходили.

В подвале было совершенно темно, окон не было, меня абсолютно ничем не кормили. Находясь в такой обстановке, я начал искать себе выход и стал ко всему прислушиваться, щупать стены и мне послышалась вода – водосток, я стал еще больше искать и нашел люк водосточной трубы. Откручивал барашки люка с помощью каблука сапога. Открывши люк и нащупав отверстие, стал спускаться по железным скобам в эту трубу. По трубе я полз минут 15–20, полз осторожно, т. к. сам не знал, куда попаду. Вдруг я заметил слабый свет, идущий сверху, оказалось отверстие, и я вылез по этому отверстию, пользуясь скобами, на землю. Осмотрелся кругом, ничего не видел, освещения не было, и бегом побежал в неизвестном мне направлении. Это было 26-го примерно между 23–24 часами. Минут через 10 я подошел к мосту через большую реку и вышел на широкую улицу, которая оказалась, как теперь знаю, улица Мицкевича. На улице Мицкевича у женщины я спросил дорогу на вокзал, она мне указала. На вокзал решил идти потому, что от него мог ориентироваться – куда идти. Подойдя к вокзалу – его узнал, т. к. один раз проезжал мимо его на склад за хлебом. Здесь я спросил, как мне пройти в Порубанок, имея цель попасть в военный городок истребительного полка и предупредить, что к ним собираются неизвестные люди с какими-то неизвестным для меня целям. Один мужчина указал мне дорогу, по дороге я встретил посыльного красноармейца в авиационной форме, у которого я спросил, где мне увидеть какого-нибудь командира. Он меня повел к дежурному, а дежурный к начальнику штаба, которому я все рассказал.

ВОПРОС: Вы не уловили, на каком языке они разговаривали между собой?

ОТВЕТ: На иностранном языке, которого [я] не знаю.

ВОПРОС: Как вы могли пойти в парк, когда парк охраняется часовыми, а время было позднее, и вас не могли допустить к машине?

ОТВЕТ: Я знал, что еще в парке выводили последние машины, но окончательно допуск еще не был закрыт. Я слышал, как воентехник сказал, что еще одну машину нужно вывести.

ВОПРОС: Имелись ли у вас в прошлом проступки дисциплинарного порядка?

ОТВЕТ: Нет, не имелись. За два года 8 мес. ни одного взыскания.

ВОПРОС: Поощрения были?

ОТВЕТ: Семь поощрений – благодарности и премии получал.

ВОПРОС: Не забыли ли еще чего-нибудь сказать? Вспомните.

ОТВЕТ: Я все сказал, что я помнил.

Протокол с моих слов записан верно, в чем и расписываюсь»[1000].

Позднее эта версия была изложена в докладе Мамонова, в котором указывалось, что «24 мая во дворе казармы в 24 часа ночи был похищен красноармеец 1-й роты 29-го автотранспортного батальона 2-й легкой танковой бригады т. Писарев – член ВЛКСМ, с заткнутым ртом и мешком на голове уведен в город и был посажен в подвал, где дважды его допрашивали. При допросе предлагали с ним пойти на аэродром 10-го авиаполка и выполнить одно задание, какое не сказали. Через двое суток Писарев из подвала по водосточной трубе сбежал и явился в часть, где рассказал обо всем, что произошло с ним.

В прошлом Писарев был дисциплинированным красноармейцем»[1001].

Никаких других материалов по делу Писарева обнаружить не удалось.

В прибалтийских гарнизонах советские военнослужащие столкнулись с реальностью «буржуазного общества», которая произвела на них определенное впечатление. Как показала перлюстрация писем военнослужащих из советских гарнизонов родным осенью 1939 г., больше всего их поразили магазины. «В настоящий момент нахожусь в Эстонии. В магазинах всего много, а покупателей нет, если зайдешь в магазин посмотреть, то набрасывают целую гору, и глаза разбегаются во все стороны, простая мануфактура стоит не рубли, а копейки», – писал красноармеец Рудаков. «Когда приехали, нам выдали по 30 крон. Продукты здесь дешевле. На одну крону можно прожить сутки. Хороший бостоновый костюм стоит 60 крон, золотые часы можно купить за 80 крон, ботинки стоят 15–16 крон, очень дешевая мануфактура. Если бы платили, сколько получал я у нас, то за год можно сделаться капиталистом», – полагал красноармеец Овсянников. «Много здесь есть в магазинах хороших вещей, – расписывал красноармеец Максимов. – Можно просто зайти в магазин и взять, т. е. купить, что только вам понадобится, начиная от иголки и кончая хорошим костюмом и хозяйской посудой различной формы. Я как зашел первый раз в магазин, так у меня глаза и разбежались. Ничего не могу понять. Полный магазин мануфактуры всевозможной, какой только душа желает, и нет ни одного человека, не говоря уже об очереди. Кому чего надо, зайдет, купит и уходит». «Нахожусь в Эстонии. Сапоги хромовые стоят здесь 20 крон, простые 11 крон, часы золотые 25 крон, пальто кожаное 60 крон, костюм у нас стоит 1 000 р., а здесь 80 крон. Так что, если бы нам разрешили брать в их магазинах, то я за свою получку весь магазин закупил бы за один месяц, но только не разрешают покупать», – сообщал красноармеец Антаков[1002].

29 мая 1940 г. заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД майор госбезопасности Н.А. Осетров направил заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову спецсообщение № 4/28802/сс, в котором отмечал рост в мае 1940 г. отрицательных настроений среди военнослужащих 16-го ОСК. Так, например, красноармеец отдельного зенитного артиллерийского дивизиона Чеховский полагал, что «трудящимся в Советском Союзе живется хуже, чем трудящимся в Литве. Здесь население живет хорошо, многие граждане имеют мотоциклы, велосипеды, а у нас это для рабочего невозможно». По мнению красноармейца 174-го гаубичного артполка Родионова, «лучше бы не было у нас советской власти. Мы здесь живем и видим, что в капиталистической стране люди живут лучше, чем у нас в Советском Союзе, у них все есть и все дешево, а у нас ничего нет». Красноармеец штабной роты 90-го отдельного батальона связи Шнеткин заявил: «Я, живя здесь, убедился, что у них в Литве хозяйство поставлено лучше, чем у нас. Здесь, куда ни пойдешь, все есть. За хлебом нет никакой очереди, а вот в СССР за всем большие очереди, да и ничего не достанешь». Командир отделения 142-го стрелкового полка А.В. Кобегин считал, что «в Советском Союзе очень много накладывают налогов, люди у нас ходят оборванные, все заработки идут на налоги. Здесь же в Литве налогов столько не накладывают. Вырабатываемые у нас товары отсылаются в другие страны, а своему населению не продают и вообще у нас в Советском Союзе товаров не хватает». По мнению красноармейца того же полка А.И. Петрова, «у нас в Советском Союзе нет никаких товаров: ни сахара, ни табаку, а здесь в Литве столько всякой всячины. Наши советские деньги не ценятся. Денег много, а товаров нет». Красноармеец парковой роты 310-го отдельного батальона Крутилов говорил: «Приехали защищать литовцев, а они сейчас смеются над нами. У нас в СССР две картофелины стоят 4 рубля, люди едят одну траву, от чего опухли и начали вымирать, лошади в колхозах давно подохли без корма, в общем – полная голодовка». По мнению красноармейца автороты Сергеева, «Гитлер воюет уже сколько времени и у него все в порядке, рабочие и крестьяне живут хорошо, он весь хлеб забирает от нас и обеспечивает свою армию». Вернувшийся из отпуска, младший командир взвода автороты Потапенко заявил: «Наши семьи дома живут очень плохо, все дорого и ничего нельзя купить: ни продовольствия, ни промтоваров, сидят голодные»[1003].

Понятно, что в таком состоянии ни о каком критическом восприятии действительности советские военнослужащие и не думали. В этих условиях Политическое управление РККА должно было заняться разъяснениями общей экономической ситуации в капиталистических странах. Помимо усиления политико-воспитательной работы для борьбы с «нездоровыми настроениями», советское командование постаралось свести к минимуму контакты красноармейцев с окружающим миром. Однако эти меры породили, во-первых, определенную озлобленность. Типично, например, мнение, высказанное 3 февраля 1940 г. лейтенантом кавалерийского эскадрона 5-й стрелковой дивизии 16-го ОСК Урбановичем: «Вот это создали нам особые условия, в город не пускают, сидишь здесь как в тюрьме, и остается только ходить в самовольную отлучку и пить водку». Во-вторых, возникла «черная» торговля, когда лица комначсостава, имевшие возможность купить товары на местную валюту, перепродавали их своим сослуживцам за рубли (например, часы за 50 литов перепродавались за 250–300 рублей)[1004]. Правда, красноармейцы быстро нашли возможность получить местную валюту. Как уже отмечалось, самым простым вариантом стала перепродажа на «черном» рынке закупаемых в военторге по низким советским ценам продовольственных товаров[1005]. Понятно, что военнослужащие РККА довольно быстро включились в этот нехитрый бизнес. При этом командование прекрасно знало о том, что «среди красноармейцев не хорошие настроения идут в основном по линии недовольства замкнутым образом жизни. Появляются желания достать каким угодно путем литы и что-нибудь купить, отсюда и торговля махоркой. Среди бойцов ходят разговоры, что махорка стала слишком дешевой, потому что сейчас торгует много красноармейцев»[1006].

Кроме того, как отмечал в своем докладе от 3 июня 1940 г. временный поверенный в делах СССР в Литве В.С. Семенов, «с момента прихода советских войск в Литву вокруг советских гарнизонов появилось бесчисленное множество всяких притонов, кабачков и проституток, финансируемых из какого-то солидного источника. Командиров и красноармейцев уговаривают изменить Родине и остаться в Литве, обещая им всяческие блага, проститутки (в их числе имеется много жен бывших польских офицеров) готовы отдаваться красноармейцам безвозмездно, организуются бесплатные угощения и т. д. На неоднократные пожелания полпредства об очистке мест пребывания советских войск от этого элемента (хотя бы от пришлого) литовцы не обращали внимания… Имеются все основания полагать, что тайные польские организации, действующие против СССР, а равно и разведорганы третьих стран, действуют в полном контакте с литовской охранкой… Приблизительно в марте полпредство по поручению НКИД сделало литовскому МИД представление относительно трех диверсий против частей советских войск в Литве. До сих пор о двух никакого ответа не получено, а относительно третьей получено издевательское “разъяснение” МИД, что это была вовсе не диверсия, а простая случайность и, к сожалению, вполне благонамеренные участники этого “случая” являются руководителями невинного союза поляков в Алитах. Между тем, по сведениям командования советской дивизии в Алитах, литовский рабочий Лазаревич, который сообщил командованию о готовящейся другой диверсии (взрыв казарм) и который был сочувственно настроен к СССР, после увольнения диверсантов был схвачен литовской полицией, затем расстрелян, причем его сестре объяснили, что он готовил какую-то “диверсию”… Напомним также, что виновники катастрофы с воинским эшелоном РККА в Шиштоках остались безнаказанными»[1007].

Очевидно, что, сообщая о возникших вокруг советских гарнизонов кабачках, притонах и проститутках, советский дипломат совершенно искренне не понимал, что «такие “происки империализма” – неизбежный спутник баз иностранных государств в отсталых станах»[1008], а «солидным источником» их финансирования были не в последнюю очередь зарплаты советских военнослужащих и их теневые доходы от «черного» рынка. Таким путем нищее в большинстве население Литвы пыталось заработать хоть какие-то гроши. Кстати, именно общей бедностью населения стран Прибалтики и объясняется минимум покупателей в магазинах, что так поразило красноармейцев. Местные жители предпочитали тратить свои небольшие заработки на более насущные товары. Вместе с тем, невозможно отрицать, что местные спецслужбы также активно собирали разведывательные сведения о советских войсках через своих агентов в этих «злачных местах», внося свой вклад в их возникновение[1009]. Побывавший 4 марта 1940 г. в штабе 16-го ОСК советник полпредства в Литве В.С. Семенов, 21 марта доложил в Москву о том, что, по сведениям начальника особого отдела корпуса, все местные жители, работающие в советских гарнизонах, вызываются в полицию и их вербуют для разведки, о чем многие из них сами рассказывали нашим командирам. Кроме того, разведку советских гарнизонов ведут Англия, Франция, Германия и Италия. Около гарнизонов имеется много притонов и проституток, а агенты уговаривают младший начальствующий и рядовой состав РККА остаться в Литве. Призванный из запаса личный состав менее устойчив в моральном отношении, чем кадровый. По мнению советского дипломата, следовало более тщательно отбирать военнослужащих для заграничных гарнизонов[1010].

Материалы уже упоминавшегося доклада Мамонова свидетельствуют, что дисциплина во вспомогательных частях 16-го ОСК находилась на низком уровне. «Всего по 2-й танковой бригаде замечено в неоднократных пьянках 15 чел[овек] старшего и среднего начальствующего состава. Большинство из них коммунисты и комсомольцы. […] Учет людей в ротах был организован плохо, в 29-м автотранспортном батальоне и 41-й саперной роте на значительную часть личного состава отсутствовали списки учета. Средний и старший командный состав в поверках людей не участвовал, передоверили это дело младшим командирам». Командование БОВО не поощряло предложения командования корпуса о переводе разложившихся людей в СССР, заявляя: «Нужно воспитывать, а то вы весь корпус разгоните». По 336-му стрелковому полку за 5 месяцев 1940 г. было зарегистрировано 44 самовольных отлучки, 25 пьянок, из них 4 с дебошем. Пьянки, основными участниками которых были лица среднего и старшего комначсостава, проводились в основном у литовских граждан и в притонах. «Когда факт дезертирства Бутаева был установлен, в частях дивизии по этому происшествию не проведено соответствующей партийно-политической работы, не были приняты меры к изучению людей и организации учета их в ротах». В 54-м отдельном саперном батальоне «учет людей… организован плохо, один из красноармейцев был отправлен на излечение в литовский госпиталь, в течение двух месяцев находился в этом госпитале, а командир и комиссар батальона не знали, куда пропал их боец». В 29-м автотранспортном батальоне и 41-й саперной роте «изучение людей не организовано. Элементарный списочный учет людей в ротах отсутствовал. Командный состав в поверках людей не участвовал». Учетом личного состава занялись лишь 25 мая[1011].

На основе этих материалов вернувшийся из поездки в прибалтийские гарнизоны заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов представил наркому обороны доклад о результатах проверки войск 16-го ОСК, который 2 июня 1940 г. был маршалом С.К. Тимошенко лично доложен И.В. Сталину и В.М. Молотову. В докладе отмечалось, что о низком политико-моральном состоянии во вспомогательных частях 16-го ОСК свидетельствует дезертирство Бутаева (336-й стрелковый полк), похищения агентурой иностранной разведки Писарева, Шутова (29-й автотранспортный батальон) и Шмавгонца (44-я саперная рота), а также самовольные отлучки, пьянки и связи с литовскими женщинами. Так же указывалось, что 27 мая застрелился лейтенант Исаев, неоднократно совершавший самовольные отлучки, участвовавший в пьянках и заразившийся венерическим заболеванием. Нарком предлагал снять с должности ряд командиров – 29 назначить с понижением, а 10 уволить из РККА и наложить дисциплинарные взыскания на других командиров 2-й танковой бригады, 5-й стрелковой дивизии и 16-го ОСК[1012]. Видимо, не последнюю роль в ослаблении воинской дисциплины в дислоцированных в Литве частях РККА сыграло, как отмечалось в направленном Локтионову 29 мая заместителем начальника Особого отдела ГУГБ НКВД майором госбезопасности Н.А. Осетровым спецсообщении № 4/28802/сс, то, что военнослужащие узнали о предстоящей смене личного состава частей. Только за период с 10 по 20 мая в частях 16-го ОСК было выявлено 13 человек, которые высказывали намерение остаться в Литве, все они были откомандированы в СССР[1013].

Помимо вышеприведенных дисциплинарных нарушений, в частях 16-го ОСК имели место и другие самовольные отлучки. Например, 5 января 1940 г. младший лейтенант 336-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии П.Я. Гришин, находясь в самовольной отлучке в Вильно, напился пьяным, оказался с неизвестной женщиной в номере гостиницы, где тяжело ее ранил выстрелом из пистолета, за что был предан суду Военного трибунала[1014]. Начальник продовольственного снабжения 641-го автобатальона техник-интендант 1-го ранга Мармылев Мефодий Ермолаевич с 5 по 8 февраля 1940 г. находился в самовольной отлучке на территории Литвы и пьянствовал[1015]. «15 февраля с.г. дезертировали из расположения части красноармейцы 3-й роты Кузьмадемьянов и Щукин. Дезертирство совершено при следующих обстоятельствах: указанные красноармейцы были прикомандированы к штабу дивизии и работали в столовой комначсостава. После того, как были замечены в воровстве в столовой и личных вещей у начсостава, они с работы были сняты и прокуратурой было возбуждено уголовное дело. 15 февраля Кузьмадемьянов и Щукин были откомандированы обратно в 190-й с[трелковый] п[олк], но так как приказа об откомандировании не было, в полку их не приняли и указанные красноармейцы до 3 марта неизвестно где находились и вспомнили о них лишь после того, когда красноармейцы, видевшие Кузьмадемьянова и Щукина в м. Алитус, доложили об этом. 3-го марта Кузьмадемьянов и Щукин допрашивались прокуратурой, после чего сбежали из расположения части и явились только 5 марта, после чего были арестованы. Дело передано в прокуратуру для отдачи под суд»[1016]. 11–12 мая красноармеец 336-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии Хабибулин скрывался на хуторе в 9 км от военного городка и пьянствовал с хозяином. В пьяном виде пытался оказать сопротивление пришедшим за ним сотрудникам Особого отдела[1017].

Но были и еще более экзотические случаи. Так, например, в ночь на 31 мая 1940 г. в Вильнюсе был задержан Петр Демьянович Брыкин (1916 года рождения, уроженец хутора Рогатов, Устлабинского района, Краснодарского края, беспартийный, холостой, родные – мать, 4 сестры и брат, все живут на хуторе), дезертировавший из 80-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии еще в октябре 1939 г. В ходе допроса Брыкин рассказал следующее. Во время похода в направлении Гродно в сентябре 1939 г. он натер ногу. По распоряжению командования у него и других натерших ноги военнослужащих забрали винтовки и отправили на автомашине в Вильно, где передали в распоряжение коменданта города. Там он ждал свой полк, но так и не дождался. Перед передачей города Литве он познакомился с Волоткович Марией Адамовной, проживающей по тракту Икшиш № 13 с родителями и 2 братишками. Она уговорила его остаться в Литве. Когда их караульную команду сменяла авиачасть, он с винтовкой дезертировал. Сначала находился у девушки, но через месяц его оттуда попросил уйти ее отец, который сказал, что если он вернется в часть, то его расстреляют. Затем Брыкин познакомился с Демским из деревни Черный Бор, у которого оставил винтовку. Обмундирование обменял на гражданский костюм у железнодорожного рабочего в Вильно. Подрабатывал наймом у хуторян-кулаков, которые убеждали его, что если он вернется в СССР, то его расстреляют. «Вы видите, что я больной, то есть у меня по телу много чирей, так как я не имел возможности ни помыться, ни сменить белья, которого у меня нет. Вот до чего довели меня литовские кулаки». На допросе Брыкин признал, что совершил измену родине, но заявил, что боялся вернуться[1018].

Даже после нашумевших происшествий со Шмавгонцом и Писаревым имели место случаи дезертирства из частей Красной армии. Так, «5 июня 1940 г. сбежал красноармеец 38-го отдельного танкового батальона 2-й легкой танковой бригады Шпитальник Ефим Исакович – рождения 1916 г., член ВЛКСМ с 1931 г., образование среднее, по национальности еврей, до РККА судим за перекупку и хищение вещей, место рождения и жительства гор. Кременчуг УССР, ул. Ленина, 43/48. Холост. Призван в РККА в 1938 году». Будучи застигнутым спящим на посту и «имея ряд проступков по караульной службе и боясь ответственности, решил дезертировать». Рано утром 6 июня Шпитальник был задержан[1019]. 12 июня из 5-й стрелковой дивизии исчез младший командир В.Т. Головин. Он обменял обмундирование на гражданский костюм и стремился остаться в Литве, всячески скрываясь от розыска. 17 июня он был задержан литовской полицией, передан советским властям и 21 июня осужден к высшей мере наказания за измену Родине[1020].

К сожалению, советские гарнизоны в Литве не были исключением. Так, например, в Латвии 25 ноября 1939 г. помощник командира 114-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии 2-го ОСК капитан Атаманов и начальник финансовой части Пожилых, будучи по хозяйственным делам в Вентспилсе, пили в ресторане водку и связались с проститутками. 5 декабря начальник технической части 114-го стрелкового полка Букин, начальник финансовой части Пожилых и начальник мастерских Кишеня самовольно ушли в Вентспилс, где сняли ресторанный номер с женщинами. 5–7 декабря в самовольной отлучке в Лиепае находился красноармеец 242-го артполка Завадский, который пьянствовал в ресторане с женщинами. В декабре 1939 г. – январе 1940 г. группа командиров 94-го легко-артиллерийского полка той же дивизии неоднократно совершала самовольные отлучки в Лиепаю, где посещала рестораны и публичные дома, участвовала в пьянках с латвийскими офицерами и женщинами, покупала водку и презервативы, устраивала вечеринки на квартире с женщинами[1021]. 15 февраля красноармеец 56-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии В.Ф. Воробьев самовольно ушел из части в Лиепаю и пытался устроиться там на завод, чтобы остаться жить в Латвии. Но на работу его не взяли, и он был вынужден 16 февраля вернуться в часть[1022]. В войсках корпуса отмечались факты появления порнографических открыток, покупавшихся военнослужащими в Лиепае, а также неоднократные случаи самовольных отлучек и пьянства военнослужащих, которые вступали в связь с местными женщинами. При этом политорганы отмечали, что количество дисциплинарных проступков со стороны красноармейцев меньше, нежели со стороны командно-начальствующего состава[1023]. По итогам расследований 9 военнослужащих были по решению Военного совета КалВО откомандированы в СССР[1024].

Ту же картину мы видим и в советских войсках, расположенных в Эстонии. Так, 16 декабря 1939 г. исчез красноармеец 54-й отдельной роты связи 18-й танковой бригады В.Н. Лысенко, который решил самовольно вернуться в СССР, но по дороге передумал и пришел в Таллин к советскому военному атташе[1025]. 30 декабря красноармеец 47-го стрелкового полка 16-й стрелковой дивизии В.И. Корнев под предлогом сходить за сапожными колодками в штаб батальона обратился за разрешением к командиру взвода лейтенанту Дробужеву, который, несмотря на то, что еще до поездки в Эстонию он уже был обманут Корневым и вопреки приказу НКО № 0162, все же разрешил ему отпуск без ведома командира и политрука роты. В течение 6 суток Корнев дезертировал, ходил по хуторам, вступил в сожительство с эстонской женщиной и занимался попрошайничеством у местных жителей водки, пива и папирос. Командир взвода лейтенант Дробужев и командование роты не заинтересовались отсутствием из части Корнева и не приняли надлежащих мер к его розыску. Только 5 января 1940 г. по приказанию командира и комиссара батальона был организован розыск Корнева, для чего был направлен целый взвод, который задержал его и доставил в часть. 17 февраля Корнев был приговорен к 3 годам лишения свободы[1026].

Насколько можно судить, различные дисциплинарные нарушения в войсках 65-го ОСК были распространены довольно широко. Во всяком случае, им было посвящено несколько приказов командира корпуса. Так, например, 7 апреля 1940 г. был издан приказ № 0035, который требовал более активно расследовать и пресекать факты хищения продовольствия, его продажу на «черном» рынке, а также пьянство и общение с местным населением[1027]. 22 апреля был издан приказ № 0037 о пресечении практики катания на машинах эстонских женщин[1028]. 3 мая был издан приказ № 044, в котором вновь констатировались случаи самовольных отлучек, связей с эстонскими женщинами и пьянок. «Все эти случаи являются результатом отсутствия в частях должной воинской дисциплины, внутреннего распорядка и воспитательной работы со стороны командного и начальствующего состава. Отдельные лица начсостава часто и сами являются примером недисциплинированности, расхлябанности, личное поведение которых просто не совместимо с высоким званием командира Красной Армии»[1029]. 25 мая командир 65-го ОСК издал приказ № 047, обращавший внимание на недопустимость самовольных поездок в Таллин и Пярну[1030].

11 мая начальник Особого отдела ГУГБ НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга В.М. Бочков направил наркому обороны спецсообщение № 25346/сс о том, что Особым отделом 65-го ОСК арестованы шоферы 18-й легкой танковой бригады Кузнецов и Артемьев, которые имели связь с эстонскими девушками и другими местными жителями, продавали им краденые папиросы и консервированное молоко. Опасаясь наказания, красноармейцы решили похитить оружие и 23 апреля совершить побег в Швецию на лодке, которую хотели достать в Пярну[1031]. Кроме того, 28 апреля и 13 мая начальник Особого отдела ГУГБ НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга В.М. Бочков сообщал начальнику Главного управления ВВС Красной армии командарму 2-го ранга Я.В. Смушкевичу о случаях пьянства с дебошем и драками и с участием местных жителей, морально-бытовом разложении и половой распущенности среди командно-начальствующего и младшего командного состава Особой авиагруппы в Эстонии. «Причинами того, что среди военнослужащих Особой авиабригады развивается пьянство, является в основном то, что начсостав слабо загружен работой, так как на занятия в день уходит 3–4 часа, остальное время остается свободным, не организована культурно-просветительная работа и отсутствует контроль со стороны командования за поведением военнослужащих, уезжающих за пределы гарнизонов»[1032].

Завершая рассмотрение вопроса о «похищениях» советских военнослужащих в Литве, можно констатировать следующее. Вышеприведенные документы свидетельствуют, что Бутаев, Шутов и Шмавгонец не являлись жертвами «похищений». Во всех трех случаях речь шла о самовольных отлучках и дезертирстве советских военнослужащих. Насколько можно судить, побудительными мотивами было недовольство службой в РККА и собственным положением в армии. Кроме того, в глаза бросается и «несознательность» военнослужащих. Пока Бутаев пользовался значительной свободой, его все устраивало, но как только возникла угроза службы на общих основаниях, он дезертировал. Даже из приведенных документов видно, что Бутаев имел определенный круг общения среди местного населения, что, вероятно, могло быть дополнительным мотивом, подтолкнувшим его к дезертирству. Более того, «дело Бутаева» дает пример любопытного феномена «самозванства» и доверия со стороны как военного командования, так и литовских граждан, которые стремились работать на НКВД СССР. Показательна и реакция на смерть Бутаева сотрудников НКВД и Главной военной прокуратуры – не имея никаких данных, подтверждающих его убийство, ими не только было выдвинуто подобное предположение, но и именно эта версия постепенно стала непреложным фактом.

Дело Шутова является классическим вариантом судьбы недисциплинированного и, видимо, неуравновешенного солдата. В условиях практически полного отсутствия работы с личным составом, Шутов не только был направлен в заграничный гарнизон, но и, не слишком скрывая свои дезертирские настроения, получил возможность бежать. Но наиболее показательно дело Шмавгонца. Перед нами типичный «простой парень», который ничего не знает, ничего не хочет, лишь бы его оставили в покое. Он готов работать на кого угодно и за просто так. Его собственные объяснения своего поступка довольно противоречивы: то он влюблен в Юлию, то хочет подзаработать, то недоволен как в СССР живут люди, хотя в Литве на его глазах они живут точно также. Он готов предоставить любые сведения, но ничего не знает. Поначалу Шмавгонец старается придерживаться разработанной легенды, но затем рассказал все, как было. Безусловно, его трудно принять за «матерого шпиона».

Вышеприведенные документы свидетельствуют, что состояние дисциплины в войсках 16-го ОСК (особенно его вспомогательных частях) находилось на низком уровне. Это позволяло военнослужащим безнаказанно совершать самовольные отлучки. Документы НКВД не подтверждают версию о «похищениях» советских солдат (остается не проясненным до конца лишь дело Писарева), как, впрочем, и о советской провокации. Что же касается связи дезертировавших красноармейцев с литовскими или иными спецслужбами, то на основании приведенных документов однозначно решить этот вопрос не представляется возможным. Естественно, литовские спецслужбы вели разведку советских гарнизонов, но их участие в «похищениях» абсолютно не доказано. Скорее всего, они просто воспользовались самовольными отлучками и дезертирством советских военнослужащих. Хотя, как признал в своих показаниях А. Повилайтис, именно сотрудники литовской госбезопасности разработали легенду, согласно которой «советские военнослужащие по своей инициативе дезертировали из армии, имея интимные связи с некоторыми женщинами»[1033]. Собственно, такая версия была выгодна и советским военнослужащим, поскольку позволяла избежать обвинения в работе на иностранную разведку. Как бы то ни было, эти «похищения» красноармейцев не были причиной действий Советского Союза в отношении стран Прибалтики летом 1940 г.

Советское военное планирование

Как и другие граничившие с Советским Союзом государства, страны Прибалтики считались в Москве потенциальными противниками, и советское военное командование периодически готовило планы на случай войны на Северо-Западном направлении. Изменение международной ситуации в Европе в мае 1940 г. потребовало от советского руководства проведения конкретных приготовлений с целью решения прибалтийского вопроса. Уже 6 июня заместитель начальника Оперативного управления Генштаба генерал-майор А.М. Василевский подготовил вариант стратегического развертывания войск для Прибалтийской операции.

У восточных границ Эстонии и Латвии планировалось развернуть войска ЛВО и КалВО. Между Финским заливом и Чудским озером предлагалось сосредоточить войска 28-го отдельного стрелкового корпуса в составе 11-й, 90-й стрелковых дивизий, 35-й танковой бригады и двух артполков РГК. Южнее Псковского озера развертывались войска 8-й армии. В районе Псков, Палкино следовало сосредоточить 1-й стрелковый корпус в составе 49-й, 56-й, 163-й стрелковых, 25-й кавалерийской дивизий, 20-й, 13-й и 40-й танковых бригад. В районе южнее Острова следовало развернуть войска 19-го стрелкового корпуса в составе 17-й, 70-й и 75-й стрелковых дивизий и 1-й танковой бригады. В районе Порхова сосредотачивалась 128-я стрелковая дивизия. В районе западнее Опочки, Себеж, Освея, Дрисса следовало развернуть войска Особого стрелкового корпуса (ОСК) в составе 48-й, 85-й, 86-й стрелковых дивизий, 1-й особой кавалерийской и 39-й танковой бригад.

На юго-восточных и южных границах Литвы предполагалось развернуть войска БОВО. В районе Видзы, Свенцяны, Михалишки, Поставы должны были сосредоточиться войска 3-й армии в составе 4-го (1-я мотострелковая, 121-я, 126-я стрелковые дивизии, 25-я танковая бригада) и 24-го стрелковых (10-я, 55-я, 113-я стрелковые дивизии, 55-я танковая бригада) и 3-го кавалерийского (7-я, 36-я кавалерийские дивизии, 27-я танковая бригада) корпусов. В резерве армии в районе Шарковщизна, Германовичи предполагалось сосредоточить 23-ю стрелковую дивизию. В районе Островец, Ошмяны, Гродно, Августов, Сопоцкин, Марцинканцы должна была развертываться 11-я армия в составе 10-го (84-я, 185-я стрелковые дивизии, 21-я танковая бригада) и 11-го стрелковых (29-я, 115-я, 125-я стрелковые, 6-я кавалерийская дивизии, 29-я, 32-я танковые бригады) и 6-го кавалерийского (4-я кавалерийская, 33-я стрелковая дивизии, 22-я танковая бригада) корпусов. В резерве армии в районе Молодечно сосредотачивалась 143-я, в районе Августов, Гродно – 27-я, а в районе Бельск – 50-я стрелковые дивизии. Разграничительная линия между войсками ЛВО и БОВО проходила по рубежу Городок – Дрисса – Даугавпилс – р. Западная Двина.

Вероятно, основные идеи плана Прибалтийской операции обсуждались с 18.25 до 20.25 8 июня в кабинете И.В. Сталина с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) председателя СНК СССР В.М. Молотова, его заместителя наркома нефтяной промышленности и путей сообщения Л.М. Кагановича, председателя Комитета обороны маршала К.Е. Ворошилова, секретаря ЦК ВКП(б) А.А. Жданова, кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) наркома внутренних дел Л.П. Берия, а также наркома обороны маршала С.К. Тимошенко, его заместителей генерал-полковника А.Д. Локтионова и начальника Политуправления РККА армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса, начальника Генштаба РККА маршала Б.М. Шапошникова, его заместителя генерал-лейтенанта И.В. Смородинова, наркома ВМФ адмирала Н.Г. Кузнецова и начальника Главного морского штаба адмирала Л.М. Галлера[1034]. Как бы то ни было, на основе этих предложений Оперативным управлением Генштаба в ночь на 9 июня были разработаны и в 5 часов утра подписаны наркомом обороны и начальником Генштаба совершенно секретные особой важности директивы №№ 02622, 02623 и 02624 командующим КБФ, БОВО и ЛВО соответственно. На основании этих директив в штабах округов и армий началось более детальное планирование операции. К сожалению, соответствующие документы в полном объеме все еще недоступны для исследования. Поэтому далее нам придется ограничиться только имеющимися в нашем распоряжении источниками, далеко не равномерно отражающими подготовку операции.

В 11.05 9 июня командующему КБФ вице-адмиралу В.Ф. Трибуцу была вручена директива № 02622сс/ов:

«Приказываю:

1. Краснознаменному Балтийскому флоту с 05 минут 10 июня перейти в оперативное подчинение Командующему войсками Ленинградского военного округа и к 12 июня быть в готовности к выполнению боевых задач по указанию последнего:

а) обеспечить постоянную готовность военно-морских баз и судов военно-морского флота, находящихся в портах Таллин, Палдиски и Либава [Лиепая];

б) по указанию командующего войсками ЛВО захватить суда эстонского и латвийского военных флотов, находящихся в базах и в плавании; захватить морской флот Литвы (Поланген);

в) захватить торговый флот и плавучие средства Эстонии, Латвии, прервав связь морем этих стран между собой;

г) подготовить и организовать высадку десанта в Палдиски и Таллине; по заданию Комвойсками ЛВО захватить гавани Таллина и батареи на островах Наргье [Найссар] и Вульф [Аэгна] и быть готовым к захвату Суропской батареи с суши;

д) закрыть Рижский залив и блокировать берега Эстонии и Латвии по Финскому заливу и Балтийскому морю, чтобы не дать эвакуироваться правительствам этих стран и не допустить вывоза войск и имущества из них;

е) организовать несение постоянной и надежной дозорной службы в Финском заливе со стороны Финляндии и в Балтийском море со стороны Швеции и с юга;

ж) в тесном взаимодействии с сухопутными войсками содействовать наступлению частей ЛВО на Везенберг [Раквере];

з) действиями истребительной авиации не допустить перелетов эстонской и латвийской авиации в Финляндию и в Швецию.

2. Точное время начала боевых действий будет указано Командующим войсками ЛВО.

3. В развитие настоящей директивы разработать план действий Балтийского флота и представить его на утверждение к 11 июня»[1035].

Получив соответствующий приказ, начальник 1-го отдела штаба КБФ капитан 2-го ранга Н.Г. Пилиповский уже 9 июня подготовил рукописный проект «Плана действий Краснознаменного Балтийского флота». После перечисления поставленных флоту задач и указания состава сил, предназначенных для операции против стран Прибалтики, в нем был изложен общий оперативный замысел:

«1) подводными лодками и легкими силами нести дозор в Балтийском море и Финском заливе с задачей недопущения ухода флотов Эстонии, Латвии и Литвы, и наблюдение за флотами Швеции и Финляндии;

2) 4-мя батальонами О[тдельной] С[трелковой] Б[ригады морской пехоты] одновременной высадкой десанта на быстроходных тральщиках, катерах типа “МО” и Т[орпедных] К[атерах] захватить батареи о[строва]ва Нарген [Найссаар], Вульф [Аэгна]. Силами мосто-восстановительного батальона при поддержке 12[-й] ж[елезно]д[орожной] батареи захватить Суропскую батарею;

3) для содействия флангу армии в Нарвском заливе высадить ДЕС[ант] в составе 1 С[трелкового] Б[атальона] из гарнизона Гогланд. Средства высадки – 3[-й] и 5[-й] Д[ивизионы] Т[раль]Щ[иков]. Артподдержка – К[анонерская] Л[одка] “Красное Знамя”;

4) перевозку ДЕС[анта] (1 с[трелковый] п[олк]) в Палдиски произвести на турбо-электроходе “Молотов” и п/х “Папанин”;

5) Эскадру иметь в готовности в западной части Финского залива для оказания поддержки нашим частям по захвату батарей». Далее указывались задачи различных соединений и баз флота.

Пока штаб КБФ разрабатывал оперативный план, командующий флотом 10 июня издал приказ № 0096, которым поставил флоту следующие задачи:

«Для обеспечения действий частей Красной армии на территории Эстонии, Латвии и Литвы – КБФ поставлены задачи: установив наблюдение за шведскими базами и входом в Балтийское море – не допустить ухода из Эстонии, Латвии и Литвы каких-либо кораблей этих государств, как военного, так и торгового флота, захватив их в базах или в море; содействовать частям Красной армии, действующим по берегу Нарвского залива и Финского залива». Для оказания поддержки наступлению сухопутных войск командиру Балтийской военно-морской базы контр-адмиралу С.Г. Кучерову было приказано:

«а) главной своей задачей считать захват батареи Суроп и острова Нарген [Найссаар] с последующим переходом к захвату острова и батарей Вульф [Аэгна], для чего – командиру мосто-восстановительного батальона с приданной 12[-й] ж[елезно]д[орожной] батареей, следуя за с[трелковой] д[ивизией] 65[-го] с[трелкового] к[орпуса], внезапно захватить батарею Суроп, имея дальнейшей задачей действия в Таллине по захвату арсенала и штаба эстонского флота;

б) командиру Бригады торпедных катеров капитану 2[-го] ранга Черокову и командиру О[тдельной] С[трелковой] Б[ригады] полковнику Костикову, сосредоточив к исходу дня 12.06 два стрелковых батальона [в] гавань Таллин, 11 Т[отпедных] К[атеров] и 11 катеров “МО” при непосредственной поддержке артиллерии с М[иноносца] “Карл Маркс” и артиллерийской поддержке по заявке с 3[-го] Д[ивизиона] ММ [миноносцев], находящемся к западу от Наргена, захватить остров Нарген и расположенные на нем батареи. Последующую задачу захвата острова Вульф возложить на капитана 2[-го] ранга Черокова, имея для решения этой задачи 2 стрелковых батальона в Палдиски к исходу дня 12.06.40;

в) для подготовки плацдарма высадки, двум А[виа]Э[скадрильям] “СБ” 57 СБАП произвести бомбометание по батареям и гавани Наргена. Высадку начать в ___ часов [Пропуск в тексте документа. – М.М.] после бомбардировки самолетами;

г) командиру Учебного отряда капитану 2[-го] ранга Лежава, сосредоточив батальон краснофлотцев к исходу дня 12.06 [в] гавани Таллин, с началом боевых действий захватить транспорта, корабли и территорию порта, удерживая ее до прихода частей Красной армии;

д) Н[ачальнику] Ш[таба] 2[-й] Б[ригады] П[одводных] Л[одок] капитану 3[-го] ранга Орел, сосредоточив роту О[тдельного] М[орского] С[трелкового] Б[атальона] к исходу дня 12.06 в Минной гавани Таллин, оборонять территорию гавани, содействовать операции по захвату Наргена, удерживать ее до прихода частей Красной армии. Ответственность за все действия в Таллине возложить на командира Б[ригады] Т[орпедных] К[атеров] Черокова, К[омандный] П[ункт] которого на М[иноносце] “К. Маркс”…».

Командующий ВВС КБФ генерал-майор В.В. Ермаченков получил задачи: не допустить налетов противника на Главную базу флота; по особому приказанию двумя авиаэскадрильями бомбардировщиков нанести удар по батареям и месту высадки десанта флота на острове Найссаар, имея в готовности остальную бомбардировочную авиацию для совместных действий по захвату островов; не допустить ухода самолетов противника через Финский залив в Финляндию; вести систематическую разведку Финского залива и Балтийского моря, имея задачей – наблюдение за передвижением флотов Швеции, Финляндии и третьих государств.

11 июня Военный совет КБФ рассмотрел и утвердил подготовленный оперативным отделом штаба флота проект, который стал директивой № 1оп/302сс/ов и был представлен на утверждение Военному совету ЛВО. Поздно вечером 11 июня командование ЛВО также утвердило «План действий КБФ», дополнив его следующими поправками:

«а) исходное положение соединениям и частям флота занять к 22.00 14.06.40 г. в готовности начать боевые действия;

б) все действия по овладению Нарген [Найссаар], Вульф [Аэгна], Таллин должны начаться одновременно;

в) срок открытия боевых действий будет указан особо».

Подготовку флота к операции требовалось проводить скрытно, замаскировать сосредоточение в исходное положение и нахождение частей на исходном рубеже. К 18 часам 14 июня командованию КБФ предписывалось доложить Военному совету ЛВО о положении своих частей по состоянию на 15 часов[1036].

12 июня начальник Главного морского штаба адмирал Л.М. Галлер направил в Генштаб РККА копию приказа командующего КБФ № 0098 от 10 июня:

«1. Для обеспечения действий частей Красной армии на территории Эстонии, Латвии и Литвы – КБФ поставлена задача:

Установив наблюдение за шведскими базами и входом в Балтийское море – не допустить ухода из Эстонии, Латвии и Литвы каких-либо кораблей этих государств, как военного, так и торгового флота, захватив их в базах или в море.

Приказываю:

2. Командиру В[оенно-]М[орской] Б[азы] Гангэ [Ханко]:

а) с приданной 3[-й] Б[ригадой] П[одводных] Л[одок] и катерами погранотряда не допустить прорыва в Финляндию на участке побережья Утэ – Ловиза как военных, так и торговых кораблей Эстонии, Латвии и Литвы.

При обнаружении указанных кораблей, направлять их в советские базы.

В случае сопротивления и невыполнения требования – уничтожать.

Лодкам занять позиции в районе Бенгшер, Поркалауд, Кальбодагрунд, Ловиза.

Катерам “М[алым] О[хотникам]” обеспечить непрерывность базового дозора.

б) Силами базы и 8-й спец[иальной отдельной стрелковой] бригады подготовиться к обороне и оборонять территорию базы.

3. Командиру Либавской В[оенно-]М[орской] Б[азы] – не допустить ухода судов военного и торгового флотов Эстонии, Латвии и Литвы из портов Либава [Лиепая], Виндава [Вентспилс], Павловская гавань [Павилоста].

4. Командиру Балтийской В[оенно-]М[орской] Б[азы] —

а) не допустить ухода судов военного и торгового флота Эстонии, Латвии и Литвы их портов Таллин, Палдиски.

б) Силами мосто-восстановительного батальона и 4-х батальонов морской пехоты и одной роты Кронштадтского стрелкового полка с приданными Т[орпедными] К[атерами] и “МО” захватить в первом этапе батареи Суроп и остров Нарген [Найссаар], а также гавани Таллин.

Высадку на Нарген произвести двумя группами из гавани Таллин и из Палдиски.

Артподдержку высадки осуществить одним С[торожевым] К[о]Р[аблем] [типа] “Циклон” и одним Б[азовым] Т[раль]Щ[иком].

Во втором этапе захватить остров Вульф [Аэгна] и город Таллин по обстановке.

Авиации и в первом и во втором этапах подавлять батареи только в случае открытия ими огня.

Свои действия согласовать с командиром 65 ск.

5. Командиру эскадры:

а) С приданными С[торожевыми] К[о]Р[аблями] и 3[-м] Д[ивизионом] ММ [миноносцев] занять позицию в районе к западу от острова Нарген с задачей поддержки по указанию командира Балтийской базы десанта на Нарген и Вульф.

б) Не допустить прорыва кораблей Эстонии, Латвии и Литвы из Моонзунда и из Таллинской гавани как военных, так и торговых кораблей указанных государств, установив соответственно дозорные миноносцы.

В случае невыполнения задержанными кораблями указаний дозорных миноносцев – уничтожать.

6. Командиру О[отряда] Л[егких] С[ил]:

С приданными ПЛ ПЛ [подводными лодками] 1[-й] Б[ригады] П[одводных] Л[одок], одной П[одводной] Л[одкой] 2[-й] Б[ригады] П[одводных] Л[одок] и М[иноносцем] “Ленин” не допустить ухода военных и торговых кораблей из баз Литвы (Паланген), Латвии, Эстонии в районе от Палангена включительно до параллели 58 градусов 30 минут, для чего установить дозор[: ] в районе Виндава М[иноносец] “Ленин”, две подлодки типа “С” на подходах к Рига, одна ПЛ типа “Щ” – [в] Ирбенском проливе и одна “М” в средней части Рижского залива, так же на подходе к Паланген.

КР[ейсеру] “Киров” быть на ходу в районе к западу от Либава.

7. Командиру 2[-й] Б[ригады] П[одводных] Л[одок]:

Установить наблюдение подводными лодками у баз Швеции, [в] районе Стокгольм, Вестервик, к югу от Эланд – 15 миль, а также в проливе Соэлозунд с задачей – не допустить прорыва в шведские порты кораблей Эстонии, Латвии и Литвы.

В случае невыполнения кораблями приказания о возвращении в советские порты – уничтожать.

П[лавучей] Б[азе] “Полярная Звезда” базироваться на рейд Палдиски.

Одну П[одводную] Л[одку] передать в оперативное подчинение командира 1[-й] Б[ригады] П[одводных] Л[одок] для Ирбенской позиции.

8. Командиру 4[-й] Б[ригады] П[одводных] Л[одок]:

Не допустить ухода из портов и бухт эстонского побережья на участке Нарва включительно до меридиана Кэри включительно кораблей военного и торгового флота Эстонии, Латвии и Литвы.

В случае невыполнения указаний о возвращении в советские порты – уничтожать.

Иметь в виду возможность встречи с ДЕС[антным] отрядом: К[анонерская] Л[одка] «Красное Знамя», 3[-й] и 5[-й] Д[ивизионы] Т[раль]Щ[иков] по курсу Гогланд – Кунда.

Лодкам занять районы Нарва, Пурциоки, Гофт, меридиан 26 градуса, бухта Хаскулахт, район восточнее о. Кэри.

9. Командиру ДЕС[антного] отряда:

Быть готовым к исходу дня 12.06.40 по особому приказанию высадить десант на Т[раль]Щ[иках] 3[-го] и 5[-го] Див[изионов], катерах “Р” при поддержке К[анонерской] Л[одки] “Красное Знамя” в Губа Кунда с задачей – овладеть городом и прекратить движение по шоссейной дороге в район Кунда.

10. Коменданту О[стровного] У[крепленного] Р[айона]:

а) Огнем береговых батарей и З[енитной] А[ртиллерии] прикрыть посадку 51[-го] С[трелкового] Б[атальона] на десантные корабли.

б) Не допустить огнем Б[ереговой] О[бороны] ухода в Аспэ кораблей и катеров Эстонии, Латвии и Литвы.

11. Коменданту З[ападного] У[крепленного] Р[айона]:

По согласованию с командиром 11 сд оказать огневое содействие 11[-й] ж[елезно]д[орожной] батареей флангу армии в наступлении на Нарвском направлении.

12. Командиру О[храны] В[одного] Р[айона] Г[лавной] Б[азы]:

а) ТЩ ТЩ [тральщиками] №№ 101, 102, 103, 104 продолжать траление Выборгского направления.

б) Катера “Р” иметь в 6-ти часовой готовности к выходу на Гогланд.

13. Командиру У[чебного] О[тряда] КБФ:

К исходу дня 11.6.40 погрузить батальон на п/х “Папанин” для следования по сигналу в Таллин с задачей захвата порта и стоящих в нем кораблей.

14. Командующему ВВС:

а) Не допустить налетов противника на Г[лавную] Б[азу].

б) По сигналу командира Балтийской ВМБ или Командира ДЕС[анта] быть готовым к бомбовым и штурмовым ударам по Наргену [Найссаар], Вульф [Аэгна], Кунда и Локса.

в) Не допустить ухода самолетов противника через Финский залив в Финляндию.

г) Вести систематическую разведку Финского залива и Балтийского моря, имея задачей – наблюдение за передвижением флотов Швеции, Финляндии и третьих государств.

д) Иметь в резерве бомбардировочную авиацию для действий по указанию Военного Совета КБФ.

15. Начальнику тыла КБФ:

1. Обеспечить 4 батальона О[тдельной] Б[ригады] М[орской] П[ехоты] и 51[-й] батальон (Гогланд) двумя комплектами боеприпасов, носимым продовольствием на 2-ое суток и дальнейшим питанием 1 батальона [в] губа Кунда, 4-х батальонов [в] Таллин.

2. Обеспечить полным запасом топлива, воды и продовольствия танкера “Железнодорожник”, № 11 и к исходу 12.6.40 перебазировать: “Железнодорожник” – Гогланд, танкер № 11 [ – ] рейд Палдиски.

16. Лодкам быть в надводном положении, кроме позиций у берегов Швеции.

17. Начало действий и развертывания – по приказанию.

18. Связь – действующая.

19. Ф[лагманский] К[омандный] П[ункт] – Кронштадт»[1037].

12 июня Военный совет КБФ направил командующему ВВС флота директиву № 1оп/305сс/ов, которой поставил задачи по авиационной поддержке десантной операции и овладению эстонскими береговыми батареями. В частности, требовалось произвести 30-минутную бомбардировку островов Найссаар и Аэгна с целью нейтрализации тяжелых артиллерийских батарей Береговой обороны Эстонии. При этом главным объектом ударов являлись южная батарея на острове Найссаар и 6-дюймовая батарея в северо-западной части острова Аэгна. Перед авиацией была также поставлена задача по разведке объектов и Балтийского моря с целью обнаружения военных флотов государств Прибалтики. На основании этой директивы генерал-майор В.В. Ермаченков в 20 часов того же дня утвердил боевой приказ № 01 с грифом «особой важности, только лично», которым распределил задачи между задействованными в операции авиационными соединениями. В частности, 8-й авиабригаде следовало:

«а) тремя эскадрилиями нанести бомбардировочный удар по береговым батареям южной части острова Нарген [Найссаар] (цель № 1)…;

б) одной эскадрилье нанести бомбардировочный удар по береговой батарее в северной части острова Нарген (цель № 2);

в) двумя эскадрилиями нанести бомбардировочный удар по береговой батарее острова Вульф [Аэгна] (цель № 3);

г) одной эскадрилье нанести бомбардировочный удар по башенной батарее острова Вульф (цель № 4)».

10-я авиационная бригада должна была вести разведку береговой полосы противника шириной 30–40 миль от меридиана 25° на юго-восток, в Рижском заливе до параллели 58°, от острова Сааремаа до Лиепаи, с задачей «не допускать ухода в Финляндию или другие западные государства судов, катеров и шлюпок противника, уничтожая их огнем и осколочными бомбами», вести разведку Балтийского моря, осуществлять патрулирование истребителей в районе Балтийской военно-морской базы с задачей уничтожения авиации противника «в воздухе при ее вылете и уходе от ударов на территорию других государств», а также содействовать высадке десанта. 61-я авиабригада также должна была проводить патрулирование в воздухе, с целью уничтожения авиации противника «при попытке уйти из-под удара и перелететь в Финляндию»[1038].

Тем временем в 10.20 9 июня[1039] заместителю наркома обороны генералу армии К.А. Мерецкову, продолжавшему исполнять обязанности командующего ЛВО, была вручена директива № 02624сс/ов:

«ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Сосредоточение войск на эстонско-латвийской границе провести двумя эшелонами и быть готовым к решительному наступлению войсками первого эшелона к вечеру 12 июня.

2. При сосредоточении войск округа иметь следующую группировку:

а) 11[-я] стр[елковая] дивизия – Командир дивизии комбриг [генерал-майор] Соколов.

Состав войск: 11[-я] стр[елковая] дивизия, 101[-й] и 402[-й] арт[иллерийские] полки РГК, 7[-й] истребительный полк, 3[-й], 10[-й] и 50[-й] полки СБ.

Район сосредоточения – Великина, Кингисепп, Ложголово.

Сосредоточение закончить к вечеру 12 июня.

б) 8[-я] Армия – Командующий армией генерал-лейтенант тов. Пядышев.

Штаб армии с 10 июня г. Псков.

Войска развернуть в районе Псков, Остров в составе:

Первый эшелон – управления 1[-го], 19[-го] и 28[-го] стр[елковых] корпусов, 56[-я], 163[-я], 24[-я], 42[-я] и 90[-я] стр[елковые] дивизии, 25[-я] кав[алерийская] дивизия, 15[-я] стр[елково-]пулеметная бригада, 35[-я], 40[-я], 13[-я], 20[-я] и 1[-я] танковые бригады, 301[-й], 311[-й] арт[иллерийские] полки РГК, 49[-й] истребительный полк, 9[-й] штурмовой полк, 2[-й], 24[-й], 44[-й], 58[-й] полки СБ.

Второй эшелон – 49[-я], 75[-я] и 17[-я] стр[елковые] дивизии и резерв армии в районе Порхов – 128[-я] стр[елковая] дивизия.

в) Особый корпус – Командующий корпусом генерал-лейтенант тов. Яковлев.

Штаб корпуса с 10 июня – Идрица.

Корпус сосредоточить в районе Лидино, Себеж, Бигосово.

Первый эшелон – 48[-я] стр[елковая] дивизия, Особая кав[алерийская] бригада, 42[-й] и 153[-й] истребительные полки, 4[-й] легко-бомбардировочный полк;

Второй эшелон – 86[-я] и 85[-я] стр[елковые] дивизии, 39[-я] танк[овая] бригада и 51[-й] корпусный арт[иллерийсикй] полк.

г) 65[-й] стр[елковый] корпус в составе 16[-й] стр[елковой] дивизии, 18[-й] танк[овой] бригады, отдельного мотоотряда, 15[-го] и 38[-го] истребительных полков, 35[-го] и 52[-го] полков СБ, 7[-го] и 53[-го] полков ДБ, находящихся в Эстонии, с 2 часов 9 июня переходит в полное Ваше подчинение.

д) 2[-й] стр[елковый] корпус – Командир корпуса генерал-лейтенант т. Морозов – в составе 67[-й] стр[елковой] дивизии, танковой бригады, двух истребительных полков, одного полка СБ и мотоотряда, с 00 час. 05 мин. 10 июня переходит в Ваше подчинение, оставаясь в составе войск ЛВО до установления связи 2 стр[елковым] корпусом с частями БОВО;

е) Балтийский Краснознаменный Флот с 00 час. 05 мин. 10 июня переходит в Ваше оперативное подчинение.

ж) В распоряжение Командующего войсками округа иметь 201[-ю] авиадесантную бригаду и 3[-й] и 7[-й] тяжелые авиаполки.

3. Разграничительная линия с Белорусским военным округом: Городок, Дрисса, Двинск [Даугавпилс], р. Западная Двина все для ЛВО вкл[ючительно].

4. По данным разведки вооруженные силы Эстонии в мирное время имеют четыре пех[отные] дивизии, один кав[алерийский] полк, пять арт[иллерийских] групп. На военное время Эстония может иметь до десяти пех[отных] бригад, двух кав[алерийских] полков, десяти арт[иллерийских] полков, до 50 танков и 150–200 самолетов. Вооруженные силы Латвии в мирное время имеют четыре пех[отные] дивизии, один кав[алерийский] полк; на военное время могут иметь до восьми пех[отных] дивизий, двух кав[алерийских] полков, одиннадцати арт[иллерийских] полков и до 40 танков и 150 самолетов.

5. Задача войск Ленинградского военного округа – совместными действиями с войсками БОВО и Краснознаменным Балтийским Флотом быстрыми и решительными действиями разгромить эстонскую и латвийскую армии.

6. Войска Белорусского Особого военного округа имеют задачей:

После разгрома литовской армии установить связь с частями 2[-го] стр[елкового] корпуса в районе Либава [Лиепая] и сосредоточив главные силы в районе Скопишки [Скапишкис], Поневеж [Паневежис], Шавли [Шяуляй] одновременно с переходом в наступление частей ЛВО развивать наступление в направлениях Якобштадт [Екабпилс], Фридрихштадт [Яунелгава], Митава [Елгава], Рига.

7. Частям Ленинградского военного округа поставить задачей:

а) 65[-му] стр[елковому] корпусу – Командир корпуса генерал-лейтенант т. Тюрин – быть в постоянной готовности к отражению нападения эстонской армии, с переходом войск округа в наступление удерживать занимаемые районы; очистить районы расположения войск и острова Эзель [Сааремаа] и Даго [Хийумаа] от мелких групп и банд противника, разоружить местное население, овладеть островами Вормс[и] и Моон [Муху]; в первый же день выбросить отдельный мотоотряд на аэродром Куусику и подготовить его к приему посадочного десанта; частями расположенными в районе Палдиски, Ха[а]псалу внезапным ударом в первый же день захватить Таллин, привлекая для содействия всю авиацию т. Кравченко и дезорганизовать управление страной.

б) 2[-му] стр[елковому] корпусу – Командир корпуса генерал-лейтенант т. Морозов – быть в постоянной боевой готовности, с переходом в наступление войск Ленинградского военного округа разоружить в Либаве части латвийской армии и дезорганизовать связь и управление частями латвийской армии. Танковой бригаде совместно с пехотными частями 67[-й] стр[елковой] дивизии, при самой тесной поддержке авиации корпуса, внезапным ударом захватить переправу через р. Виндава в районе Шрунден [Скрунда] и удерживать его в своих руках, обеспечивая аэродром в районе Вайноде; до установления связи с наступающими частями БОВО удерживать занимаемые районы, очистить их о войск противника и банд, разоружить местное население. С установлением непосредственной связи с частями БОВО, 2[-й] стр[елковый] корпус переходит в подчинение Командующего 3[-й] армией БОВО и в дальнейшем совместно с частями БОВО наступает на Ригу, очищая западную часть от латвийских войск и банд.

в) 11[-я] стр[елковая] дивизия – во взаимодействии с Балтийским Флотом захватить переправы через р. Нарову и развивать наступление на Везенберг [Раквере].

г) 8[-я] армия – разбить войска противника в районе Изборск, Печеры и нанося удар в направлении Верро [Выру], Валк [Валга] отрезать эстонскую армию от латвийской. Механизированными частями и конницей к исходу первого дня выйти на фронт Юрьев [Тарту], Валк и развивать дальнейшее наступление главными силами на Тапс [Тапа], П[а]йде, Таллин и стр[елковым] корпусом и не менее двух танковых бригад наносить удар через Валк, Вольмиар [Вольмар] на Ригу.

д) Особый корпус – разбить противника против наших частей и развивая наступление на фронт Режица [Резекне], Двинск и далее в направлении на Крейцбург [Крустпилс], к исходу первого дня подвижными частями занять район Двинск, Режица.

е) Распоряжением Командующего войсками ЛВО одновременно в первый же день с переходом в наступление организовать выброску посадочного десанта на аэродроме Куусику.

ж) Вторым эшелонам 8[-й] армии и Особого корпуса следовать за головными частями.

6 [Так в тексте. – М.М.]. Краснознаменному Балтийскому Флоту задачи поставлены директивой № 2622, сообщенной Вам в копии.

7. Основными задачами авиации Ленинградского военного округа иметь:

– Взаимодействие с наземными войсками на поле боя;

– Удар по группировкам противника;

– Содействие штурмовыми действиями продвижению механизированных частей и конницы;

– Уничтожение авиации противника на аэродромах;

– Действиями истребительной авиации не допустить перелета эстонской и латвийской авиации в Финляндию и Швецию;

– Атака подходящих колонн противника и их штабов;

– Выброска авиадесанта;

– Прикрытие районов сосредоточения.

8. Действия войск должны быть смелыми, быстрыми и решительными. При встрече с противником стремиться охватывать его с флангов, окружать и захватывать в плен. При сопротивлении противника уничтожать его. Смелыми и решительными действиями подвижных частей захватывать штабы, разрушать связь и дезорганизовать тыл. Заранее проработать организацию охраны захватываемых городов, назначить Начальников гарнизонов и не допускать расхищения оставляемого противником имущества.

9. Для обеспечения от возможных воздушных налетов противника под видом учебных сборов поднять посты ВНОС округа и части ПВО Ленинграда (без частей местной ПВО) и организовать противовоздушную оборону важнейших пунктов, складов, аэродромов и районов сосредоточения войск.

10. Точное время перехода в наступление будет указано дополнительно. В развитие настоящей директивы составить подробный план действий и проработать этот план с Командирами корпусов, приняв надлежащие меры соблюдения в строжайшей тайне проводимых мероприятий.

11. О получении приказа подтвердить.

План действий округа представить мне на утверждение к 11 июня»[1040].

Получив соответствующие приказы Военного совета ЛВО, привлекаемые к Прибалтийской операции войска разработали свои оперативные приказы. Так, в 5.00 12 июня командир 11-й стрелковой дивизии генерал-майор Н.А. Соколов издал боевой приказ № 2:

«1. Противник занимает оборону по зап[адному] берегу р. Нарова, имея [в] районах: Нарва – до одного П[ехотного] П[олка], Омут [Отрадное], Овсово, Сырынец [Васкнарва] – до б[атальо]на, мз. Куртна – до батальона, Иевве – до одного ПП.

Погранкордоны непосредственно у границы.

Предмостное укрепление – Поповка, Заречье, Долгая Нива.

Оборонительные сооружения противника отдельные ДОТ, ДЗОТ с окопами установлены по зап[адному] берегу р. Нарова на участках Малебург – юго-зап[адная] окраина Нарва; Устье – Жердянка – пмз. Уздна; Омут – мз. Верхнее Село. [В] районе Овсово узел сопротивления на батальон. Перед фронтом обороны проволока в 2–3 кола.

2. Справа КБФ огнем судовой артиллерии обеспечивает наступление 11 сд на Раквере.

Слева 8[-я] армия уничтожает противника [в] районе Изборск, Печеры и механизированными частями развивает успех [в] направлении Тапс [Тапа], Пайде, Таллин. Граница с ней: оз. Самро, сев[ерный] берег оз. Чудское (все для 11 сд).

3. 11 сд с 101 и 402 гап АРГК, 6[-м] понтонным батальоном, 210[-м] химбатом во взаимодействии с КБФ, нанося главный удар двумя усиленными С[трелковыми] П[олками] [в] направлении Кобыляки – Нарва и одним усиленным СП [в] направлении Никольщина, мз. Куртна, захватывает переправы через р. Нарова и развивает наступление на Раквере. Дивизию поддерживает А[виа]Г[руппа] в составе 3[-го], 10[-го], 50[-го] авиаполков СБ, 7 иап. Начало наступления дополнительно.

4. 163 СП форсировать р. Нарова на участке Т[ы]рвала, сев[ерная] часть Нарва, имея основную переправу [в] р[айо]не моста на шоссе и демонстрируя на остальном фронте; в дальнейшем овладеть рубежом Ови, Водова и, взаимодействуя с КБФ, развивать наступление по шоссе на Вайвара.

П[олевая] П[оддержка] 163 СП – 72 АП. Н[ачальни]к командир 72 АП.

Левая граница: Новопятницкое, (иск[лючительно]) раз[ъезд] Ветрино, (иск.) Комаровка, Заречье, Ванакюля, Вайвара.

5. 219 СП форсировать р. Нарова на участке южн[ая] часть Нарва, Юала, имея основной переправой ж[елезно]д[орожный] мост, на остальном участке вести демонстрацию переправы; [в] дальнейшем овладеть рубежом Ванакюля, Узари, и развивать наступление вдоль ж[елезной] д[ороги] на ст. Вайвар[а].

П[олевая] П[оддержка] 219–101 гап АРГК. Н[ачальни]к командир 101 гап.

Левая граница: Монастырек, Усть-Черново, Кярегонд, Кахила.

6. 32 °CП с 26[-м] САП[ерным] Б[атальоном] форсировать р. Нарова на участке (иск.) Засека, Скорятина Гора, имея основную переправу сев[ернее] Омут и демонстрируя на остальном участке; [в] дальнейшем, уничтожая противостоящего противника, одним б[атальо]ном овладеть р[айо]ном Дв. Д. Дровое, отм[етка] 32; двумя б[атальо]нами овладеть районом Соотага [Сотагузе], отм[етка] 55, Пуххото [Пухату], продолжая наступление на Аро.

Обеспечение левого фланга дивизии возлагаю на командира 32 °CП.

П[олевая] П[оддержка] 320–539 гап. Н[ачальни]к командир 539 гап.

Граница слева – левая граница дивизии.

7. 8[-му] и 3[-му] П[улеметным] Б[атальонам] не допустить прорыва пр[отивни]ка в направлениях Б[ольшое] Куземкино, Косколово, Нарва – Кингисепп.

Для активных наступательных действий иметь по одной усиленной роте: 8 ПБ [в] р[айо]не Дома Рыбаков [с] задачей овладеть Венкюля [Венекюла], 3 ПБ [в] районе Ст[арая] Мельница – задача дополнительно.

8. 210[-й] химбат наступать совместно с 163 и 219 СП и огнеметанием в предмостном Нарвском районе и на западном берегу р. Нарова в прилегающих районах Нарва уничтожить живую силу пр[отивни]ка, имея ввиду дальнейшее действие по шоссе на Вайвар[а].

9. 6[-й] понт[онный] б[атальо]н быть [в] готовности навести понтонный мост для пропуска артиллерии на участке Юала, устье р. Плюса.

10. 325 озад [в] составе 11[-й] и 72[-й] батарей, н[ачальни]к командир 11[-й] бат[ареи], прикрыть район Пулково, Анненское, Кингисепп.

С началом перепр[авы] через р. Нарова одной батареей прикрыть район мостов у Нарва; [в] дальнейшем эшелонируя по батарейно, прикрыть наступление дивизии на Иевве.

11. АГ – 3[-й], 10[-й] и 50[-й] авиаполки СБ, 7 иап. Готовность 12.00 12.6.

Задачи: 1. Прикрыть сосредоточение дивизии в исходном положении для наступления.

2. Прикрыть переправу пехоты и артиллерии через р. Нарова на участках: Т[ы]рвала – устье р. Плюса; Засека – мз. Верхнее Село.

3. Не допустить передвижения пр[отивни]ка по шоссе и жел[елезной] дороге на участке Нарва, Раквере.

12. Артиллерия Гр[уппы] Д[альнего] Д[ействия] – 402 ап АРГК. Н[ачальни]к командир 402 ап. Готовность 10.00 12.6.

Задачи: Для всей артиллерии: а) Подавить пехоту и О[гневые] Т[очки] [на] южн[ой] окр[аине] Нарва Исэсу [Нарва-Йыэсуу], вост[очной] окр[аине] Нарва, Устье, Жердянка, пмз. Уздна, Омут, Скорятина Гора, Сырынец.

б) Не допустить контратак пр[отивни]ка со стороны Ови, Узари, Черная.

в) Подготовить огонь на подавление узлов сопротивления Вайвара, Овсово, лагерь Кутно.

г) Прикрыть переправу [в] р[айо]не Нарва – 6 д[ивизио]нов; районе пмз. Уздна, Омут – 2 д[ивизио]на.

Переподчинение распоряжением Н[ачальника] А[ртиллерии] Д[ивизии] после форсирования р. Нарова.

[13]. К[омандный] П[ункт] с 12.00 12.6 – лес 1 км сев[еро-]зап[аднее] Дубровка, ось перемещения Захонье, Эккекюль; З[апасной] К[омандный] П[ункт] – Дубровка.

[14]. Д[ивизионный] О[беспечивающий] П[ункт] арт[иллерийский] и В[оенно-]Х[озяйственное] С[набжение] – Кингисепп; для 32 °CП и 539 ап – Сланцы»[1041].

В 23.00 13 июня командующий войсками 8-й армии генерал-лейтенант К.П. Пядышев, член Военного совета бригадный комиссар С.И. Шабалов и начальник штаба генерал-майор П.Г. Понеделин подписали боевой приказ № 001:

«1. 8-я армия в день, назначенный особым приказом, переходит госграницу Эстонии и наступает в общем направлении Выру, Валга, имея главной задачей отрезать эстонскую армию от латвийской и уничтожить ее.

2. Справа – 11 сд во взаимодействии с КБФ наступает на Везенберг [Раквере]. Граница с ней – оз. Самро, северный берег оз. Чудское. Слева – особый корпус наступает в общем направлении на Режицы [Резекне], Двинск [Даугавпилс]. Граница с ним – Салтаново, (искл.) Яунлатгале [Пыталово], (искл.) Заходы, оз. Лаздога, (иск.) оз. Ушури.

3. Подвижная группа войск:

а) Мех[анизированный] корпус – состав: 1 тбр, 13 тбр, 35 тбр и 15 стрелково-пулеметная бригада, 128 сд (на автотранспорте). Исходный рубеж для наступления – Станки, Заречье, Любять, Васильево.

Задача – к исходу первого дня группой войск в составе 35 тбр и 15 стрелково-пулеметной бригады овладеть районом и г. Тарту и всеми переправами через р. Эмайыги (Эмбах), имея ввиду действия этой группы в дальнейшем на Тапа.

Главными силами (все остальные части корпуса и 128 сд) к исходу первого дня овладеть р[айо]ном Терва [Тырва], Валк [Валга], имея ввиду последующее наступление на Вильянди, Пайдэ, Таллин и частью сил для овладения Пернов [Пярну].

Госграницу корпусу пройти на участке ж[елезная] д[орога] Псков, Петсери [Печоры], Михайлова.

Корпусу придается 55[-я] авиабригада (44[-й] и 58[-й] п[олки] СБ).

б) 25 кд – исходное положение для наступления в р[айо]не оз. Могильное, Лысая Муха [Лисьи Мухи], Симонова.

Задача – к исходу первого дня овладеть р[айо]ном мз. Виитина [Вийтина], Келломяэ, мз. Лутснику. В дальнейшем наступать на Валга. Госграницу перейти на участке оз. Могильное, р. Кудеб.

Для выхода в район м. Лаура [Лавры] разрешается использовать дороги Рая, Бабина (3 км с[еверо]-з[ападнее] оз. Могильное), Локно, Шилова, Лучи; Бабина, Кыргесилла.

4. Войска первого эшелона:

а) 1 ск – в составе 24 сд, 56 сд, 311 пап РГК. Исходный рубеж для наступления Корлы, Мурзино, Шахницы; штакор – Дубяги.

Задача – разбить войска пр[отивни]ка в р[айо]не р. Пиуза (Пимжа), Петсери, Ирбоска [Изборск] и к исходу первого дня выйти главными силами на рубеж Верска [Вярска], ст. Орава, Тахна, Игназе, Иокси [Йыкси] и передовыми частями на р. Выханду. В дальнейшем иметь ввиду наступление на Тарту.

Граница справа с 8-м погранотрядом южн[ный] и зап[адный] берег оз. Псковское, оз. Чудское.

Граница слева – Соловьи, Бабьякова, (иск.) Вязьмова, (иск.) Алаотса, Капера, ст. Выру.

б) 19 ск – в составе 90 и 49 сд, 40 тбр, 301 гап РГК; исходный рубеж для наступления – Мылово, Кувакино, (иск.) оз. Могильное. Штакор – Запрудье.

Задача – разбить пр[отивни]ка в лесах юго-зап[аднее] Ирбоска и выйти к исходу первого дня главными силами на рубеж Мэльдри [Мелдре], оз. Киркомя [Кирикумяэ], оз. Хиноярв [Хино] и передовыми частями на рубеж мз. Ус-Салузе, мз. Лутснику; в дальнейшем иметь ввиду наступление на Валга.

Граница слева – эстонско-латвийская госграница.

в) 28 ск – в составе 75 и 42 сд; исходное положение 75 сд по госгранице от р. Кудеб до р. Кухва; 42 сд – по госгранице от р. Кухва до Гилева. Штакор – Грибули.

Задача – прочно обеспечивать действия ударной группировки войск армии со стороны Латвии.

Граница слева – граница с особым корпусом.

г) Гдовский десант – 274[-й] стр[елковый] полк (без одного б[атальо]на) на плавучих средствах 8[-го] и 9[-го] погранотрядов пройти оз. Чудское из района Гдов, произвести высадку десанта в р[айо]не Крундикюла и овладеть этим р[айо]ном. В дальнейшем, наступая на Тарту, отвлечь на себя части гарнизона Тарту, чем обеспечить овладение г. Тарту мехгруппой.

5. Авиация – в составе 15[-й] авиабригады (2[-й], 24[-й] п[олки] СБ), 55[-й] авиабригады (44[-й], 58[-й] п[олки] СБ), 14[-й] авиабригады (49 иап, 9 шап) с задачей:

а) Взаимодействие с наземными войсками (вкл[ючая] Гдовский десант) на поле боя по разгрому пр[отивни]ка в р[айо]не Ирбоска, Петсери, Тарту, Валга.

б) Уничтожить авиацию пр[отивни]ка на аэродромах в р[айо]нах Тарту, Выру, Петсери, Ирбоска и флотилию Псковского и Чудского озер.

в) Разбить гарнизоны пр[отивни]ка в Ирбоска, Петсери, Выру, Тарту и лагеря Воробьевка, Тростянка и его колонны, а также штабы, узлы связи и скопления войск.

г) Прикрыть с воздуха действия наземных войск Псковского направления, а также посадку и высадку Гдовского десанта.

6. Войска второго эшелона:

а) 163 сд – сосредоточиться к исходу 14.6 в р[айо]не Алабошево, Снигирево, Сорокино, Боровичи в готовности начать наступление в полосе 1 ск в общем направлении Сенно, Петсери, Выру.

б) 17 сд – сосредоточиться к исходу 14.6 в р[айо]не Бараново, Щербова, Рычково, Палкино в готовности начать наступление в общем направлении оз. Могильное, м. Лаура, оз. Пулли.

7. Пограничные войска:

а) 8-й погранотряд – обеспечить восточное побережье оз. Чудское и недопустить высадки десанта пр[отивни]ка и проникновения мелких групп на нашу территорию. Перебросить Гдовский десант на территорию пр[отивни]ка на судах Чудской и Псковской флотилии и обеспечить связь десанта со штармом через Гдов и доставку продовольствия, боеприпасов, горючего для десанта и частей мех[анизированного] корпуса направления Тарту.

б) 9-й погранотряд – обеспечить юго-вост[очное] и вост[очное] побережье оз. Псковское от проникновения мелких групп пр[отивни]ка на нашу территорию. Частям, расположенным от оз. Псковское до Латвийской границы, получить задачи от командиров 1 и 19 ск.

в) 10-й погранотряд – получить задачи от командира 28 ск.

8. Время перехода госграницы – по особому приказу.

9. Командный пункт штарма с началом наступления – Арестова Гора»[1042].

В тот же день командующий 8-й армией утвердил «Плановую таблицу по операции войск Псковского направления», согласно которой ВВС армии должны были 14 июня завершить полное сосредоточение на своих аэродромах и поверку боевой готовности. Артиллерия армии должны была в ночь с 13 на 14 июня занять огневые позиции и оборудовать командные и наблюдательные пункты. Сухопутные войска армии с 23.00 14 до 1.00 15 июня должны были своими главными силами выйти на исходный рубеж для наступления в непосредственной близости от госграницы. За час до начала операции боевые части авиации должны были произвести взлет самолетов с аэродромов в зависимости от их дальности от границы для ее перелета в час «Ч». В случае сопротивления противника артиллерии следовало произвести огневой налет по ранее обнаруженным и выявленным во время налета погранчастей целям. Командиры батальонов и полков имели право отдать приказ об открытии огня прямой наводкой, а командиры корпусов и дивизий давали сигнал на открытие огня с закрытых позиций. Правда, при отсутствии сопротивления со стороны противника открывать огонь запрещалось. Мехкорпус и 25-я кавдивизия должны были находиться в исходном положении для перехода в наступление. Стрелковые корпуса выделяли отряды для участия в налете пограничников на погранпосты, заставы и комендатуры противника для их ликвидации и нарушения связи. Десантный полк из района Гдов должен был двинуться в район Красные Горы.

В момент начала операции сухопутных войск 8-й армии (время «Ч») ВВС должны были нанести бомбардировочно-штурмовые удары по аэродромам Тарту, Вильянди, Печоры, Выру, по наземным войскам противника и по его флотилии на Чудском озере. Истребительной авиации следовало прикрывать наступление своих частей, подход и высадку десанта. В случае организованного сопротивления противника, артиллерии следовало сопровождать огнем наступление своих войск. Через 1 час 30 минут после начала операции ВВС следовало продолжать выполнение поставленных задач. Танковые бригады мехкорпуса должны были головными батальонами выйти на рубеж р. Обдех, Дубровка. 128-й стрелковой дивизии следовало начать движение из исходного положения к границе. Предполагалось, что за это время войска 1-го стрелкового корпуса выйдут на рубеж Усадище, Новый Изборск, Сенно, а 19-го стрелкового корпуса – на рубеже Сихнова, Локно. Спустя 6 часов 30 минут с начала наступления главные силы мехкорпуса должны были овладеть районом Выру, Рыуге, а 35-я танковая и 15-я стрелково-пулеметная бригады – развивать наступление на Тарту. 25-й кавдивизии следовало достичь района Лавры, войскам 1-го стрелкового корпуса выйти на рубеж Песок, р. Обдех, Мотовилово, 19-го стрелкового корпуса – на рубеж Вруда, Пылгино, а 28-го стрелкового корпуса – на рубеж Марково, Озерчины, Пальцово, Понырева. Во втором эшелоне наступающих войск должны были продвигаться 128-я и 17-я стрелковые дивизии[1043]. 14 июня командующий 8-й армии установил для своих войск условный сигнал для передачи приказа о времени перехода в наступление: «Выезжай в … часов … числа»[1044].

Тем временем 12–14 июня командиры 1-го механизированного, 1-го, 19-го и 28-го стрелковых корпусов 8-й армии издали собственные боевые приказы, которыми поставили подчиненным войскам задачи на наступление. Как правило, в этих приказах были детально распланированы задачи на первый день операции и указаны общие направления дальнейшего наступления. Так, 1-й мехкорпус имел «задачу вторгнуться на территорию пр[отивни]ка и к исходу дня овладеть Тарту и переправами на р. Эмбах [Эмайыги], вост[очнее] и зап[аднее] Тарту, Валк [Валга], переправами на р. Эмбах [Вяйке-Эмайыги], сев[ернее] Валк, и уничтожить подходящие резервы пр[отивни]ка». Соединения корпуса должны были наступать в трех направлениях: на Тарту, через Выру на Вильянди и через Валгу и Тырву на Пярну[1045]. Войскам 1-го стрелкового корпуса следовало наступать в направлении Тарту и к исходу первого дня операции выйти на рубеж Слободка, станция Орава, Тахна, Игназе, Йыкси, а передовыми частями на р. Выханду[1046]. 19-й стрелковый корпус должен был наступать в направлении на Валгу и к исходу первого дня операции выйти на рубеж Мелдре, оз. Кирикумяэ, оз. Хино[1047]. 28-й стрелковый корпус, «прочно обеспечивая действия ударной группы войск армии, опираясь на своем левом фланге на УР, по особому приказу переходит госграницу с Латвией и наступает с задачей [к] исходу 1-го дня наступления овладеть рубежом – Зайцево [Зайцева], Лыэпно [Лиепна], ст. Куправа[, Лодини]»[1048]. Выход в исходное положение соединений 8-й армии был запланирован в ночь на 15 июня. Однако о времени начала наступления должно было последовать особое распоряжение.

Соответствующие приказы были изданы и в частях ВВС. Так, командующий ВВС ЛВО генерал-лейтенант авиации Е.С. Птухин утвердил плановую таблицу действий ВВС против Эстонии, в которой были указаны задачи на 1-й и 2-й день всех задействованных в операции авиационных частей. 11 июня были утверждены «Правила полетов самолетов через западную границу с начала боевых действий», что должно было исключить пролет авиации противника на территорию СССР. Тыловой границей для боевых полетов ВВС ЛВО стала линия Ораниенбаум, Волосово, Сиверская, Чудово. Наземные войска получили указания о применении сигнальных полотнищ для обозначения своего переднего края. Кроме того, 13 июня был разработан план переброски 201-й авиадесантной бригады (3 659 человек) на 72 самолетах 3-го и 7-го тяжелых бомбардировочных полков с аэродрома Реблицы на аэродром Куусику в Эстонии. Предполагалось, что, следуя эшелонами по 9 самолетов с 20-минутным интервалом, удастся совершить посадку на аэродроме, за 18 минут высадить десантников и взлететь, освобождая место для следующей девятки самолетов. Вся операция по переброске посадочного десанта должна была уложиться в 4 часа 36 минут. После взлета с аэродрома Куусику самолеты должны были следовать на Палдиски и возвращаться в воздушное пространство СССР над Финским заливом[1049].

14 июня командующий ВВС 8-й армии генерал-майор авиации А.А. Новиков утвердил план использования авиации в предстоящей операции[1050]. На основании этого документа командир 55-й авиабригады полковник Н.Ф. Науменко издал боевой приказ № 01: «1. Части Красной Армии имеют задачу молниеносным ударом разбить эстонскую армию и ликвидировать существующий буржуазный строй, установить Советскую власть, тем самым обеспечить господство в Прибалтике СССР.

2. 1 мк имеет задачу в период … [Здесь и далее пропуски в документе. – М.М.] нанести удар в общем направлении Печеры, Тарту, Изборск – Валк и к исходу дня овладеть переправами на р. Эмбах и Мал[ый] Эмбах. […]

3. 55 сббр обеспечивает наступление 1 мк, имеет задачу в период… Ч + 3.00 уничтожить ВВС пр[отивни]ка на его аэродромах: Верро [Выру], Терва [Тырва], Кюльма, Антола, Фелин [Вильянди]. Уничтожает казармы [в] Печеры и Верро; уничтожает военные лагеря Воробьевка, Тростянка. Обеспечивает наступление МК на переправах…». Далее в приказе ставились конкретные задачи авиаполкам бригады на удары по аэродромам, разведку и действия по сухопутным войскам противника[1051].

К сожалению, практически никаких документов по планированию операции в штабах ОСК и подчиненных ему войск обнаружить не удалось. Единственным исключением является подготовленный командующим ВВС корпуса генерал-майором авиации С.К. Горюновым между 10 и 14 июня боевой приказ № 01:

«1. Перед фронтом Особого корпуса на рубеже: государственная граница, Резекне (Режица), Даугавпилс (Двинск) можно ожидать сопротивления до двух ПД, до одного кавполка и трех – пяти эскадрилий боевой авиации противника. […]

2. Особый корпус, сосредоточившись в районе: Лидино, Себеж, оз. Освейское, имеет в первом эшелоне 48 и 86 сд, отд[ельную] кавбригаду, 39 танковую бригаду, 40 авиабригаду, 153 иап и 4 драэ; во втором эшелоне 85 сд и 51 кап, с задачей: разбить пр[отивни]ка перед фронтом частей корпуса, развивать наступление на рубеж: Резекне (Режица), Антонополь и далее в направлении Крустпилс (Крейцбург) и к исходу первого дня подвижными частями захватить Резекне (Режица), Антонополь, ст. Рушони». При этом главный удар части корпуса должны были наносить в направлении Зилупе, Резекне, а вспомогательный – вдоль р. Западная Двина на Краславу, Даугавпилс. Далее в документе были подробно расписаны задачи ВВС корпуса на 1-й день операции, которые включали удары по аэродромам и наземным войскам противника, прикрытие и содействие своим войскам на поле боя, а также ведение воздушной разведки[1052].

Гораздо больше документов оперативного планирования сохранилось по войскам БОВО. Вечером 8 июня в городе Лида состоялось секретное совещание командного состава поднятых по тревоге войск БОВО, на котором заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов информировал собравшихся о «возможных действиях против Литвы»[1053]. 9 июня командующий войсками БОВО генерал-полковник Д.Г. Павлов получил директиву наркома обороны № 02623сс/ов:

«ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Сосредоточение войск Белорусского Особого Военного Округа провести двумя эшелонами и быть готовым к решительному наступлению частями первого эшелона к вечеру 12 июня, с целью разгромить литовскую армию.

2. При сосредоточении войск округа, вместе с прибывающими частями, иметь следующую группировку:

а) 3[-я] Армия – Командующий армией генерал-лейтенант тов. Черевиченко.

Штаб Армии с 9 июня с.г. – г. Поставы.

Войскам армии развернуть на фронте Видзы, Свенцяны, р. Вилия, в составе:

Первый эшелон – Управление 4[-го] стр[елкового] корпуса, 126[-я] и 10[-я] стр[елковые] дивизии, 25[-я] и 27[-я] танковые бригады, Управление 3[-го] кав[алерийского] корпуса, 7[-я] и 36[-я] кав[алерийские] дивизии, 318[-й] арт[иллерийский] полк РГК, 31[-й] понтон[ный] батальон, 17[-й] истребительный полк, 13[-й] и 16[-й] полки СБ, 6[-й] и 43[-й] легко-бомбардировочные полки.

Второй эшелон – управление 24[-го] стр[елкового] корпуса, 121[-я], 113[-я], 55[-я] стр[елковые] дивизии, 1[-я] моторизованная дивизия, 55[-я] танковая бригада; в резерве армии в районе Германовичи 23[-я] стр[елковая] дивизия.

б) 11[-я] Армия – Командующий армией – Зам[еститель] Комвойсками БОВО генерал-лейтенант тов. Кузнецов.

Штаб армии с 10 июня г. Лида.

Войска армии развернуть:

Первый эшелон – управление 10[-го] стр[елкового] корпуса, 185[-я] стр[елковая] дивизия, 21[-я] танковая бригада – в районе Ворняны, Ошмяны; управление 11[-го] стр[елкового] корпуса, 29[-я], 115[-я] стр[елковые] дивизии, 6[-я] кав[алерийская] дивизия, 29[-я] и 32[-я] танковые бригады – в районе Вороново, Ратница, Нов[ый] Двор; управление 6[-го] кав[алерийского] корпуса, 33[-я] стр[елковая] дивизия, 4[-я] кав[алерийская] дивизия и 22[-я] танковая бригада в районе к сев[еро-]зап[аду] от Гродно, между р. Неман и германской границей.

Второй эшелон —: 10[-го] стр[елкового] корпуса – 84[-я] стр[елковая] дивизия; 11[-го] стр[елкового] корпуса – 125[-я] стр[елковая] дивизия, 403[-й] арт[иллерийский] полк РГК; в резерв армии в район Молодечно – 143[-я] стр[елковая] дивизия.

Авиация армии – 31[-й], 41[-й], 20[-й] и 149[-й] истребительные полки, 60[-й], 40[-й], 39[-й], 54[-й], 9[-й] и 46[-й] полки СБ, 51[-й] ДБ полк.

в) 16[-й] стр[елковый] корпус, в составе 5[-й] стр[елковой] дивизии, 2[-й] танк[овой] бригады и истребительного полка с 12 часов 9 июня переходит в Ваше подчинение.

г) Для обеспечения левого фланга в районе Гродно, Августов иметь 27[-ю] стр[елковую] дивизию.

г) [Так в тексте. – М.М.] В распоряжении Командующего Войсками Округа – 204[-я] и 214[-я] авиа-десантные бригады, 1[-й] и 14[-й] тяжелые авиаполки.

3. Разграничительная линия с Ленинградским военным округом: Городок, Дрисса, Двинск [Даугавпилс], р. Зап[адная] Двина все для ЛВО включительно.

4. По данным разведки, вооруженные силы Литвы в мирное время имеют – три пех[отных] дивизии, три кав[алерийских] полка, один тяжелый арт[иллерийский] полк, один бронеотряд и один авиаполк. На военное время может быть развернуто до семи пех[отных] дивизий, шести кав[алерийских] полков, семи легких и двух – трех тяжелых артполков, до 50 танков и 200 самолетов.

5. Задача войск Белорусского Особого Военного Округа – быстрым, решительным наступлением от Свенцяны на Поневеж [Паневежис], Шавли [Шяуляй] и с фронта Лида, Гродно на Янов [Ионава], Ковно [Каунас], окружить и уничтожить литовскую армию, в дальнейшем во взаимодействии с войсками ЛВО продолжать наступление против латвийской армии.

6. Войска Ленинградского военного округа имеют задачей с развитием успеха войск БОВО, по особому указанию, перейти в решительное наступление против латвийской армии через Валк, Вальмиар [Валмиера] на Ригу и из Себежского района в направлении Режица [Резекне], Двинск и далее на Якобштадт [Екабпилс].

7. Армиям войск БОВО поставить задачей:

а) 16[-му] стр[елковому] корпусу – Командир корпуса генерал-майор тов. Коробков – быть в постоянной боевой готовности к отражению возможности нападения литовской армии; с переходом войск округа в наступление удерживать занимаемые районы – Нов[ая] Вилейка, Порубанок, Гайжуны [Гайжунай], Олита [Алитус], Прены [Пренай], склады продовольствия в районе г. Вильно [Вильнюс] и мосты через р. Неман у Олита, Прены; очистить районы своего расположения от войск противника и мелких банд; к первому дню наступления подготовить прием воздушного десанта в районе Гайжуны. Одновременно с наступлением войск округа, частями корпуса, расположенными в районе Прены, Олита и 2[-й] танк[овой] бригадой, внезапным ударом в первый же день занять город Ковно и аэродром около Ковно. Разрушением средств связи дезорганизовать управление страной и армией.

С установлением связи с войсками округа перейти в подчинение Командующего 11[-й] армией.

б) 2[-му] стр[елковому] корпусу – Командир корпуса генерал-[лейтенант] тов. Морозов – быть в постоянной боевой готовности, с переходом в наступление войск Ленинградского военного округа разоружить в Либаве [Лиепае] части латвийской армии и дезорганизовать связь и управление латвийской армии. Танковой бригаде совместно с пехотными частями 67[-й] стр[елковой] дивизии, при самой тесной поддержке авиации корпуса, внезапным ударом захватить переправу через р. Виндава в районе Шрунден [Скрунда] и удерживать ее в своих руках, обеспечивая аэродром в районе Вайнаде; до установления связи с наступающими частями БОВО удерживать занимаемые районы, очистить их от банд, разоружить местное население. С установлением непосредственной связи с частями БОВО, 2-й стр[елковый] корпус переходит в подчинение Командующего 3[-й] армией БОВО и в дальнейшем совместно с частями БОВО наступает на Ригу, очищая западную часть от латвийских войск и банд.

в) 3[-я] армия – быстрым и решительным наступлением в направлении Поневеж и Шавли к исходу первого дня выйти механизированными частями и конницей в район Свядосце [Сведасай], Андронишки [Андрёнишкис], Вельковесь и к исходу второго дня выйти на фронт Поневеж, Койданы [Кедайняй], заняв на 3 день Шавли и установив непосредственную связь со 2[-м] стр[елковым] корпусом в Латвии в районе Либава. Для обеспечения правого фланга оставить в районе Ново-Александровск [Зарасай] один стрелковый батальон, усиленный арт[иллерийским] дивизионом и танковым батальоном, поставив ему задачей – с переходом войск ЛВО в наступление, быстрым ударом захватить переправу через р. Западная Двина у г. Двинска.

С выходом в район Шавли, главными силами сосредоточиться на фронте Клаваны [Кловайняй], Шавли для удара по латвийской армии в направлении на Митава [Елгава], Рига.

2-му эшелону армии – быстро продвинуться на фронт Скопишки [Скапишкис], Помпяны [Пумпенай], имея задачей наступление на фронт Якобштадт, Фридрихштадт.

г) 11[-я] армия – решительным и быстрым наступлением частями 10[-го] и 11[-го] стр[елковых] корпусов по вост[очному] бер[егу] р. Неман, установить связь с частями 16[-го] стр[елкового] корпуса и к исходу первого дня выйти подвижными частями в район Мейшагола [Майшягала], Ковно, к исходу второго дня занять фронт Яново, Кейданы, Велюны; в дальнейшем главными силами наступать на фронт Шавли, Россиены [Расейняй] и вдоль германской границы до берегов Балтийского моря, заняв германскую границу и литовское побережье Балтийского моря не менее, как двумя стр[елковыми] дивизиями с кав[алерийской] дивизией на фронте от Палангена и до Юрбурга [Юрбаркас].

6[-му] кав[алерийскому] корпусу (4[-я] кав[алерийская] дивизия, 33[-я] стр[елковая] дивизия и 22[-я] танк[овая] бригада) решительным наступлением по зап[адному] бер[егу] р. Неман в направлении на Мариамполь, Вильковишки, отбрасывать литовские части от германской границы; к исходу первого дня овладеть механизированными частями и конницей районами Мариамполь, Вильковишки, прочно заняв границу с Германией на участке от стыка ее с нашей границей до Юрбурга включительно, имея здесь не менее двух стр[елковых] дивизий и кав[алерийскую] дивизию.

После выхода войск 11[-й] армии в район Россиены оставить одну стр[елковую] дивизию в Ковно.

д) Распоряжением Командующего войсками БОВО, с переходом в наступление, к утру первого дня наступления, в районе Гайжуны в расположение 2[-й] танковой бригады, выбросить десантную бригаду для усиления частей 16[-го] стр[елкового] корпуса.

7 [Так в тексте. – М.М.]. Основными задачами авиации иметь:

а) тесное взаимодействие с наземными войсками на поле боя;

б) удар по группировкам противника, стоящим перед нашими частями;

в) содействие штурмовыми действиями продвижению наших частей и в первую очередь механизированных частей и конницы;

г) уничтожение авиации противника на аэродромах;

д) не допускать перелетов самолетов противника в Германию или Латвию;

е) атака подходящих колонн противника и их штабов;

ж) выброска авиадесанта;

з) прикрытие районов сосредоточения войск.

8. Действия войск должны быть смелыми, быстрыми и решительными. При встрече с противником стремиться охватывать его фланги, окружать и захватывать в плен. При сопротивлении противника уничтожать его смелыми и быстрыми действиями подвижных частей, захватывать штабы, разрушать связь и дезорганизовать тыл. Заранее проработать организацию охраны захватываемых городов, назначать Начальников гарнизонов и не допускать расхищения оставляемого противником имущества.

9. Для обеспечения настоящей операции поднять посты ВНОС БОВО и части ПВО без частей местных ПВО в порядке учебных сборов без всякого шума персональным вызовом на один месяц и организовать противовоздушную оборону важнейших пунктов, складов, аэродромов и районов сосредоточения войск.

10. Точное время перехода в наступление будет указано дополнительно. В развитие настоящей директивы составить по округу подробный план действий войск округа и проработать этот план с Командирами корпусов, приняв надлежащие меры соблюдения в строжайшей тайне проводимых мероприятий.

11. О получении директивы – подтвердите.

План действий округа выслать нарочным к 11 июня»[1054].

11 июня с 13 до 16 часов в Лиде проходило новое совещание с участием вступившего накануне в командование войсками БОВО генерал-полковника Д.Г. Павлова[1055], изложившего подписанный командованием округа в 1.35 ночи совершенно секретный особой важности документ – «План операции войск БОВО по выполнению директивы НКО № 02623»:

«Задача войск БОВО. Быстрым и решительным наступлением от Свенцяны на Поневеж [Паневежис], Шавли [Шяуляй] [и] с фронта Лида – Гродно на Янов [Ионава] окружить и уничтожить Литовскую армию; в дальнейшем во взаимодействии с войсками ЛВО продолжать наступление против Латвийской армии с целью очищения западной части [Латвии] от Латвийских войск и банд, нанося удары в направлениях Якобштадт [Екабпилс], Фридрихштадт [Яунелгава], Митава [Елгава], Рига.

Сроки выполнения ближайшей задачи. Овладение передовыми подвижными частями рубежом Шавли, Тоуроген [Таураге] – может быть достигнуто через три дня. Перегруппировка фронта с поворотом 3[-й] армии на север против Латвии потребует еще не менее двух дней.

Разграничительные линии. Разграничительные линии с ЛВО: Городок, Дрисса, Двинск [Даугавпилс], р. Зап[адная] Двина – все для ЛВО».

Всего для проведения операции выделялось 2 армии в составе 4 стрелковых и 2 кавалерийских корпусов, 15 стрелковых и 4 кавалерийских дивизий, 7 танковых бригад и 16 авиаполков (см. таблицу 42).

Таблица 42

Соединения обеих армий, уже находившиеся в местах сосредоточения или прибывавшие туда к исходу 11 июня, составляли 1-й эшелон, поскольку уже были готовы к наступлению. Прибывавшие с 12 по 17 июня соединения считались войсками 2-го эшелона и должны были усилить боевой состав армий в ходе операции. Соответственно был запланирован и боевой состав войск (см. таблицу 43). В документе указывалось месторасположение тыловых учреждений и отмечалось, что на 10 июня на станциях снабжения для всех войск имеется 3/4 боекомплекта боеприпасов, 1,5 заправки горючего и 2 сутодачи продовольствия. Организован подвоз материальных запасов для того, чтобы довести их к началу операции до 1 боекомплекта боеприпасов, 2 заправок горючего и 6 сутодач продовольствия. Для восстановления железных дорог на ТВД к 12 июня завершали сосредоточение 8-й узкоколейный батальон, 3-й, 5-й железнодорожные полки, 5-й, 8-й и 14-й восстановительные батальоны.

Таблица 43. Запланированная группировка войск БОВО

* Соединения 2-го эшелона.

«Г. Занятие войсками исходного положения.

Части скрытно занимают исходное положение накануне дня наступления в ночное время, выходят на рубеж, отстоящий [на] 2–3 километра от госграницы, на направлении предстоящего своего наступления.

II. Действия по дням.

1-й день

3[-я] армия. 1) Задача 1[-го] эшелона окружить и уничтожить группу пр[отивни]ка в районе Ушполь [Ужпаляй], Уцяны [Утена], Давгели [Даугайляй] и к исходу дня выйти механизированными частями и конницей в район Свядосце [Сведасай], Андронишки [Андрёнишкис], Велькавесь.

Левая граница – оз. Свирь, Вилькомир [Укмерге], иск[лючительно] Россиены [Расейняй], Тельше [Тельшяй].

2) Вероятный противник. В районе Ново-Александровск [Зарасай], Уцяны, ст. Ново-Свенцяны [Швенчёнеляй] до полка пехоты (7[-й] п[ехотный] п[олк]), до дивиз[иона] артиллер[ии], два эскадрона. При отмобилизовании до начала действий возможно появление еще одного пех[отного] полка и дивизиона арт[иллерии]. Надлежит учитывать также вероятность выдвижения к этому району частей 2[-й] п[ехотной] д[ивизии] (4[-й] п[ехотный] п[олк]) из Поневеж [Паневежис] с дивиз[ионной] артиллерией. До 2-х полков пехоты с 10–11.00 ежедневно выходят на учения в район Ново-Свенцяны.

Вывод: Общее количество противника в данном районе надлежит учитывать до 4-х полков пехоты и до полка артиллерии и отряд местных войск.

3) Состав и задачи соединений 1 эшелона.

а) 4 ск (126 сд, 25 танковая бригада) при поддержке 16 сбб действует в направлении Рымшаны [Римше], Дукшты [Дукштас], Давгели, Ушполь, Свядосце;

задача – к исходу дня подвижными частями овладеть район[ом] Комай [Камаяй], Свядосце, Ушполь.

С выходом в район Солоки [Салакас] высылает для обеспечения правого фланга один стрел[ковый] батальон, усиленный артдивизионом и танковым батальоном, этот отряд захватывает Ново-Александровск с готовностью, по особому распоряжению (с переходом войск ЛВО в наступление), быстрым ударом захватить переправу через [р.] Западная Двина у г. Двинск [Даугавпилс].

Взаимодействие:

1) На земле первой атакует и в дальнейшем наступает 25 танковая бригада с посаженной на танки пехотой. Направление – Рымшаны, ст. Дукшты, Солоки. В воздухе, упреждая танки, но не теряя передовых частей, непрерывными последовательными вылетами действует 16 сбб (100 сам[олетов]), уничтожая скопление противника и его технических средств борьбы в районе – оз. Дрисвяты, оз. Овиле [Авилис], Комай, Скопишки [Скапишкис], Свядосце, Уцяны, оз. Дисна[й].

2) За танками (25 танкбригада) наступает пехота 126 сд.

3) Район действия 4 ск истребительной авиацией прикрывается по общему плану командующего 3 А.

б) 3 кк в составе 7, 36 кд, 27 тбр (БТ) при поддержке 70 сбб (три полка – 150 сам[олетов]) действует в направлении С[е]нишки, Казачизна [Казитишкис], Уцяны, Оникшты [Аникщяй] с задачей [к] исходу дня овладеть районом Андронишки, Трошкуны [Трошкунай], Куркли [Куркляй].

Взаимодействие: в первом эшелоне 3 кк действует 27 тбр и танковые полки дивизий, 70 лбб непрерывными последовательными вылетами, упреждая танки, но не теряя из вида передовых частей, действует в полосе – оз. Дисна[й], Антолешты [Анталепте], Свядосце, Куркли, Маляты [Молетай], ст. Ново-Свенцяны.

Прикрытие истребительной авиаци[ей] осуществляется по общему плану командующего ВВС 3 А.

в) 10 сд наступает в общем направлении вдоль ж[елезной] д[ороги] с задачей [к] исходу дня выйти [в] район Уцяны, Скудуцишки [Скудутишкис], Кук[т]ишки [Куктишкес].

Взаимодействие с авиацией – упреждая наступление дивизии, в полосе ее наступления действует 70 лбб.

11[-я] армия. 1) Задача: Решительным и быстрым наступлением частям 10 и 11 СК по восточному берегу р. Неман, установить связь с частями 16 СК, уничтожив группировку противника в районе Ковно [Каунас], и [к] исходу первого дня выйти подвижными частями в район Мейшагола [Майшягала], Ковно.

6 кк (4 кд, 33 сд, 22 тбр) решительным наступлением по зап[адному] берегу р. Неман в направлении Мариамполь, Волковышки [Вилкавишкис], отбрасывая литовские части от германской границы, к исходу первого дня овладеть механизированными частями и конницей район[ом] Мариамполь, Волковышки, прочно заняв границу с Германией.

2. Вероятный противник – части 1[-й] пд, 2-я пд и возможно части 3[-й] пд; при отмобилизовании до начала действия возможно ожидать еще до 2-х пех[отных] дивиз[ий]. Всего 3–4 пех[отные] дивизии.

3. Задача и действия соединений армии.

а) 10 ск в составе 185 сд, 21 танкбригада с корпусными частями, действуя в направлении Цюдзенишки [Цуденишки], Рукойни [Рукайняй], Вильно, Мейшагола, совместно с 336[-м] полком 5 сд овладеть Вильно и [к] исходу дня передовыми частями выйти в район Мейшагола. Поддерживает один полк 65 сбб.

Взаимодействие:

21 танкбригада, упреждаемая самолетами 65 сбб, ускоренным маршем выходит к Вильно (аэродром Порубанок), где входит в связь с 336 сп 5 сд и, оставив часть танков для усиления 336 сп, бригада вместе с посаженной пехотой переправляется через р. Вилия на участке Вильно – Шиляны [Шиленай], выходит [в] район Судерва [Судерве] для действий по обстановке – или на Вилькомир, или на Вильно с сев[еро]-запада.

При подходе пехоты и 21 тбр к Вильно с самолетов (41 сбб) сбрасывается в Вильно ультиматум Командующего округа о сдаче.

При добровольной сдаче командир 336 сп организует захват переправ и устанавливает порядок сдачи оружия, требуя выхода войсковых литовских частей из города.

При сопротивлении Виленского гарнизона части в бой не ввязываются, а блокируют и обходят [город] для выполнения задачи дня. В последующем литовскому гарнизону предъявляется требование сдаться с предупреждением, если сдача не последует, то ответственность за уничтожение города ложится на командование литовских войск гарнизона.

Если сдача не последует, город распоряжением Командующего войсками округа бомбится сначала самолетами (41 сбб, 5 сбп и одним полком 30 сбб) – порядком последовательного налета девяток в промежуток 10–12 минут, а затем по обстановке всей авиацией. Продолжительность бомбежки [ – ] до сдачи.

Действия частей 10 ск с истреб[ительным] обеспечен[ием] по общему плану командующего ВВС 11 А.

б) 11 ск в составе 29 сд, 125 сд, 115 сд, 6 кд, 29 и 32 тбр переходит госграницу на участке Эйшишки [Эйшишкес], Утеха [Уцеха] (на р. Неман) [и] наступает быстрыми темпами в общем направлении Ораны [Варена], Жижморы [Жежмаряй], Скорули [Скаруляй] с задачей уничтожить все части пр[отивни]ка, находящегося в районе между р. Вилия и р. Неман, войти в связь с частями 16 ск.

Для обеспечения правого фланга посылаются отдельные разведывательные отряды в направлении на Вильно. 115 сд по достижении р. Неман используется по обстановке, или переправившись у Олита [Алитус] для усиления 6 кк и охране госграницы с Германией на участке Вержболово [Вирбалис], Кальвария, или для развития успеха в направлении Ковно, Россиены.

Взаимодействие: В 1[-м] эшелоне корпуса наступают танки усиления (32, 29 тбр) с пехотой, посаженной на танки, и танк[овый] полк 6 кд; упреждая танки и ведя пехоту за собой в полосе справа Эйшишки, Нов[ые] Троки [Тракай], р. Вилия, слева р. Неман – действует один полк 65 сбб (непрерывными последовательными вылетами), наблюдая за продвижением передовых частей.

За танками форсированными темпами наступает конница с задачей [к] исходу дня выйти на рубеж Нов[ые] Троки, Барштаны (Бирштаны) [Бирштонас] и войти в связь с нашими частями 2 тбр. Действи[я] корпуса прикрываются истребительной авиацией по общему плану команд[ующего] ВВС Армии.

27 сд остается в подчинении Командующего БОВО, остается [в] занимаемом районе [с] задачей обеспечения левого фланга действующих армий фронта с северо-запада.

в) 6 кк в составе: 4 кд, 33 сд и 22 тбр и в последующем возможно 115 сд, решительным наступлением в полосе между р. Неман и границей с Германией наступает в общем направлении на Мариамполь, Волковышки, с задачей [к] исходу дня подвижными частями овладеть районом Волковышки, ст. Грозишки, Кальвария, Мариамполь, прикрыв пехотой границу с Германией на участке Лодзее [Лаздияй], Ковале, р. Неман.

Взаимодействие: В 1[-м] эшелоне корпуса наступает 22 тбр и ТП – 4 кд с посаженной на танки пехотой. За ними кавалерия и далее пехота. Атаку танков обеспечивает 5 шап порядком непрерывных последовательных вылетов для штурма и бомбежки частей противника, пытающихся оказывать сопротивление.

Истребительной авиацией корпус прикрывается по общему плану командующего ВВС армии.

16[-й] стр[елковый] корпус.

Удерживает занимаемые районы Нов[ая] Вилейка, Порубанок, Гайжуны [Гайжунай], Олита, Прены [Пренай], склады продовольствия в гор. Вильно и мосты через р. Неман у Олита и Прены; очистить районы своего расположения от войск противника и мелких банд. Прочно удержать за собой переправы через р. Вилия в районе Гайжуны.

Подготовить и принять в районе Гайжуны воздушный десант (204, 214 адбр).

Частям корпуса, расположенным в районе Прены, Олита, и 2-й тбр внезапным ударом занять гор. Ковно и аэродром около Ковно. Создав небольшие подвижные группы, прерывать связь идущую [в] Ковно, в первую очередь с направлений Вильно, Вилькомир, Кейданы [Кедайняй], Россиены, Юрбург [Юрбаркас], Мариамполь.

Подорвать жел[езную] дорогу Ковно, Вильно в районе ст. Кошедоры [Кайшядорис] и жел[езную] дорогу Вильно, Кейданы в районе ст. Жеймы [Жеймяй] и дорогу Ковно, Волковышки в районе Бельвиче [Белевичяй] (20 км с[еверо-]з[ападнее] Прены).

Воздушный десант (204 и 214 адбр, 1 и 14 тбп).

Парашютный десант сбрасывается в 6.00 первого дня в район Гайжуны и действует по плану командира 16 ск, участвуя в очищении Ковно и захвате аэродрома. После захвата Ковно и аэродрома организовать переброску войск на аэродром Ковно.

Для посадочного эшелона в 214 адбр имеется 400 человек, неподготовленных [к] парашютным действиям.

После соединения с частями 11[-й] Армии – 16 ск переходит в подчинение командующего 11[-й] Армии.

Переброска авиадесанта осуществляется [с] помощью самолетов 1 и 14 тбп. Парашютный десант сбросить [в] районе Гайжуны.

Сбрасывание листовок и ультиматумов возлагается на самолеты 41 сбб. Первый бросок листовок и ультиматума гарнизону Ковно [ – ] с началом действий наземных войск. Предъявления ультиматума гор. Вильно [ – ] после осуществления блокады Вильно 336 сп, 21 тбр.

С началом предъявления ультиматума, до сдачи или воздействия по гарнизону в воздухе над объектом барражируют бомбардировщики.

Прикрытие района сосредоточения войск осуществляется готовностью истребительной авиации на аэродромах.

Общие указания по действиям войск. При встрече с упорной обороной, противника обходить, блокировав его небольшими силами, а основной массой продвигаться вперед. Блокированный противник в последующем уничтожается авиацией и блокирующими частями.

Для опознавания войск с самолетов – в батальоны, эскадроны и танкроты выданы белые полотнища. Для опознавания наземных войск одна другую – выданы красные флажки на древках.

Вторые эшелоны.

13 июня

3[-я] армия. Управление 24 ск, 1, 55, 113, 121 и 23 сд и 55 тбр.

Упр[авление] СК к исходу 12.6 сосредотачивается [в] Годуцишки.

1 мсд заканчивает 13.6 выгрузку и выдвигает последние части в район сосредоточения, а из последнего в район С[е]нишки, Давгелишки, Меленгяны.

121 сд 12.6 закончила выгрузку и следует из Полоцк[а] в район Опса (150 км).

55 сд продолжает выгрузку последних шести эшелонов, головной полк может быть сосредоточен в районе Комаи [Комайск].

23 сд продолжает сосредоточение в Германовичи; 13.6 до 16 эшелонов на подходе к ст[анции] разгрузки Полоцк.

113 сд закончила выгрузку, продолжает сосредоточение в лесах южнее Лынтупы (не прибыл один полк).

55 тбр на подходе по ж[елезной] д[ороге] в Полоцк (выгружается с 14.6).

11[-я] армия. 84 сд продолжает выгружаться в Молодечно (больше половины эшелонов выгружено), и сосредотачивается Солы, Ошмяна [Ошмяны]. Два полка могут быть выведены в Солы.

143 сд заканчивает выгрузку [в] Минск[е]; выгружено 28 эшелонов, до двух полков уже сосредоточено [в] Заскевиче.

14 июня

3[-я] армия. Управление ск готово к выступлению вслед за первым эшелоном.

1 мсд закончила сосредоточение в районе С[е]нишки, Давгелишки, Меленгяны с готовностью с вечера 14.6 следовать в направлении Солоки, Дусяты [Дусетос], Комаи [Камаяй], Скопишки.

121 сд заканчивает сосредоточение в районе Опса (1 полк на марше), в готовности на 15.6 следовать по маршруту 126 сд на Давгели.

55 сд закончила выгрузку последних эшелонов, больше двух полков может быть в районе сосредоточения – Комаи [Комайск].

16.6 дивизия сможет следовать по маршруту 10 сд.

23 сд заканчивает сосредоточение в Германовичи. 14.6 до 10 эшелонов на подходе к ст[анции] разгрузки Полоцк.

113 сд закончила сосредоточение в лесах южнее Лынтупы [в] готовности следовать через Повевиорка на северо-запад.

55 тбр выгрузила [в] Полоцк[е] первые шесть эшелонов.

11[-я] армия. 84 сд заканчивает выгрузку. До 2-х полков может быть в районе Солы.

143 сд разгружено свыше 30 эшелонов. Выступила через Молодечно в Заскевиче.

2-й день

3[-я] армия. 1 эшелон усиливается 1 мсд.

Задача: овладеть подвижными частями рубежом Помпяны [Пумпенай], Поневеж, Кракинов [Крякянава]. Главными силами эшелона выйти в районы Скопишки, Трашкуны, Аникшты, Свядосце.

2 эшелон вывести на линию Ново-Александровск, Давгели, Кук[т]ишки, Маляты.

11[-я] армия. Подвижными частями 1[-го] эшелона овладеть [рубежом] Кейданы, Велиона [Вялюона]. Главные силы вывести на линию Скорули, Ковно, а 6 кк кавалерией занять участок вдоль германской границы от р. Неман до Вержболово.

115 сд вывести [в] Мариамполь или по обстановке.

Передовыми частями 84 и 143 сд выйти к Вильно, иметь в виду выброску из района Ковно – второй тбр (БТ) в район Плунены [Плунге] с задачей перерезать ж[елезно]д[орожное] сообщения Шавли, Мемель; при обнаружении крупных войск противника в Шавли – на Шавли с задачей разгрома противника.

3-й день

3[-я] армия. 1[-й] эшелон, в состав которого включается 2 тбр – подвижными частями овладеть Шавли и Клованы [Кловайняй], откуда войти в связь с частями 2 ск (Виндава [Вентспилс]).

Задача 2 ск с наступлением войск ЛВО разоружить в Либаве [Лиепае] части латвийской армии и дезорганизовать связь и управление латвийской армии.

Танковой бригаде совместно с частями 67 сд внезапным ударом захватить переправы через р. Виндава [Вента] [в] р[айоне] Ш[р]у[н]ден [Скрунда] и удерживать ее в своих руках, обеспечивая аэродром в районе Вайноде.

С установлением непрерывной связи [с] частями БОВО корпус переходит в подчинение командующего 3[-й] армии.

Главные силы 1[-го] эшелона вывести в район Помпяны [Пумпенай], Клованы, Поневеж.

2[-й] эшелон головными частями вывести на рубеж Комаи [Камаяй], Оникшты [Аникщяй], Куркли.

11[-я] армия. Подвижными частями 1[-го] эшелона овладеть районом Цитовяны [Титувенай], Россиены, Василишки [Восилишкис]. 6 кд овладеть Юрбург, имея в дальнейшем задачу выдвижения вдоль германской границы для занятия участка обороны границы от моря до Александровск (новое место) [Жемайчю-Науместис].

Главные силы головными частями выходят на линию Кейданы, Велиона.

В Ковно оставить одну стрел[ковую] дивизию, имея в виду в дальнейшем направление двух стрел[ковых] дивизий для обеспечения границы с Германией на участке Александровск, Юрбург.

6 кк и 115 сд развертыва[ются] для обеспечения границы с Германией на участке (иск[лючительно]) Вержболово, (иск[лючительно]) Лодзее. Штаб 6 кк [ – ] Мариамполь.

2[-й] эшелон (84 и 143 сд) передовыми частями выйти на линию Мейшагола, ст. Анастасиевская [Вевис].

III. Действия авиации.

Распределение авиации. Состав ВВС 3[-й] армии: 17 иап, 16 сбб (13 и 16 сбп), 70 лбб (6 и 43 лбп).

Состав ВВС 11[-й] армии: 56 иб (31 и 149 ип), 60 иб (20 и 41 ип), 65 сбб (49 и 9 сбп), 30 сбб (40 и 60 сбп), 41 сбб (39 и 54 сбп), 51 дбп.

Фронт[овая] авиация: 1 и 14 тбп.

Основные задачи авиации. а) Тесное взаимодействие с войсками на поле боя.

б) Удар по группировке противника, стоящего перед нашими войсками.

в) Содействие штурмовыми и бомбардировочными действиями продвижению наших частей и в первую очередь механизированных и конницы.

г) Уничтожение авиации противника на аэродромах.

д) Не допустить перелета самолетов противника в Германию или Латвию.

е) Атака подходящих колонн противника и их штабов.

ж) Выгрузка авиадесанта.

з) Прикрытие района сосредоточения войск.

и) Сбрасывание листовок к солдатам литовской армии и населению и осуществление предъявления ультиматумов на сдачу блокированных гарнизонов Вильно, Ковно.

к) Переброска пехоты и горючего.

Выполнение задачи. 1. Взаимодействие на поле боя осуществляется согласно указанного выше.

2. Уничтожение авиации противника на аэродромах Шавли, Поневеж выполняется ВВС 11[-й] армии (один полк 30 сбб).

3. Атака подходящих колонн противника и их штабов и удар по группировкам противника осуществляется авиацией армии распоряжением командующих армий.

Командующий ВВС фронта для этой цели будет иметь в своих руках один вылет 41 сбб и 51 дбп.

4. Запрещение перелета авиации пр[отивни]ка в Германию осуществляется ВВС 11[-й] армии: а) до перебазирования на аэродром Ковно непрерывным барражированием истребителей по линии Серея [Сейрияй], Мариамполь, Шавли до Юрбург; б) с перебазированием [в] Ковно – по линии Юрбург, Ботоки [Батакяй], Константинов [Кведарна], Корчаны [Картяна].

[К] перебазированию на аэродром Ковно готовится 56 иб (31 и 149 ип).

IV. Управление.

Штаб БОВО – Минск, на 3-й день [ – ] Нов[ая] Вилейка.

Штаб 3[-й] армии – Поставы, на 2-й день [ – ] Уцяны, [к] исходу 3[-го] дня – Поневеж.

Штаб 11[-й] армии – Лида, на 2[-й] день [ – ] Ковно.

V. Перенос с[танций]/с[набжения].

Жел[езная] дор[ога] Свенцяны, Поневеж узкой колеи, развертывание на ней с/с не возможно, так как при этом армия вынуждена была [бы] производить две перевалки.

Из захваченного подвижного состава и состава, который собирается на участке Свенцяны, Кобыльник формировать вертушки для подачи горючего.

С/с для 3[-й] армии, начиная с 3[-го] дня, готовить на линии Вильно, Кейданы, Шавли при незначительном разрушении жел[езных] дорог, возможно перенос с/с на 4–5[-й] день на эту дорогу.

Восстановительные батальоны вести непосредственно за подвижными частями 1[-го] эшелона.

Для 11 А перенос с/с на участок Вильно, Ораны, Олита с готовностью к открытию на 3[-й] день.

В связи с большими затруднениями орг[анизации] подвоза как по линии жел[езно]д[орожного] транспорта, так и автомобильного транспорта – использовать местные продовольственные ресурсы»[1056].

Видимо, после утверждения предложенного плана операции наркомом обороны командующий БОВО генерал-полковник Д.Г. Павлов, член Военного совета округа дивизионный комиссар П.Е. Смокачев и начальник штаба генерал-лейтенант М.А. Пуркаев в 23.45 12 июня подписали боевой приказ № 1/сс/ов:

«1. Вооруженные силы Литвы в мирное время имеют три пд, три кп, один тяжелый арт[иллерийский] полк, один бронеотряд и один авиаполк.

На военное время может быть развернуто до семи пд, шести кп, семи легких и двух – трех тяжелых артполков, до 50-ти танков и 200 самолетов.

В центральной части Литвы на 12.6 под видом на учебные сборы призвано 5 возрастов. Члены “Шаулис” вызваны на призывные пункты для прохождения специального сбора.

На отдельных участках границы с СССР (район Н[овые] Свенцяны [Швенчёнеляй], участок Эйшишки [Эйшишкес], Друскеники [Друскининкай]) ведутся окопные работы.

2. Войска Ленинградского Военного Округа имеют задачу с развитием успеха войск БОВО перейти в решительное наступление против Латвийской армии через Валк [Валга], Вольмар [Валмиера] на Рига и из Себеж[ского] района в направлении Режица [Резекне], Двинск [Даугавпилс] и далее на Якобштадт [Екабпилс].

Разграничительная линия с ЛВО: Городок, Дрисса, Двинск, р. Зап[адная] Двина – все для ЛВО включительно.

3. Войскам Белорусского Особого Военного Округа решительным и быстрым наступлением от Свенцяны на Поневеж [Паневежис], Шавли [Шяуляй] и с фронта Лида, Гродно на фронт Янов [Ионава], Каунас (Ковно) – окружить и уничтожить Литовскую армию и к исходу 3-го дня наступления овладеть подвижными частями Шавли, Россиены [Расейняй].

В дальнейшем, во взаимодействии с войсками ЛВО, завершить уничтожение Латвийской армии ударом в направлении Митава [Елгава], Рига и на фронт Якобштадт, Фридрихштадт [Яунелгава].

4. 2-й отдельный стрелковый корпус – к[оманди]р корпуса генерал-[лейтенант] Морозов.

С переходом в наступление войск Ленинградского Военного округа разоружить в Либава [Лиепая] части Латвийской армии и дезорганизовать связь и управление Латвийской армией.

Танковой бригаде совместно с пехотными частями 67[-й] стр[елковой] дивизии, при самой тесной поддержке авиации корпуса, внезапным ударом захватить переправу через р. Виндава [Вента] в районе Шрунден [Скрунда] и удерживать ее в своих руках, обеспечивая аэродром в районе Вайноден.

До установления связи с наступающими частями БОВО удерживать занимаемые районы, очистив их от банд, разоружить местное население.

С установлением непосредственной связи с частями БОВО – 2[-й] стр[елковый] корпус переходит в подчинение командующего 3-й армией БОВО и в дальнейшем наступает на Рига, очищая западную часть Латвии от Латвийских войск и банд.

5. 3[-я] армия – командующий армией – генерал-лейтенант Черевиченко.

Состав 1-го эшелона: 4 ск (126 сд, 25 тбр); 3 кк (7 и 36 кд, 27 тбр); 10 сд; 1 мсд; 31 понтб., 17 иап, 16 сбб (13, 16 сбп), 70 лбб (6 и 43 лбп); в последующем 2 ск.

Состав 2-го эшелона: 24 ск (121, 55 и 113 сд), 55 тбр, 318 ап РГК; в резерве армии 23 сд.

Быстрым и решительным наступлением в направлении Поневеж, Шавли – уничтожить противостоящего противника и к исходу первого дня выйти механизированными частями и конницей в район Свядосце [Сведасай], Андронишки [Андрёнишкис], Куркли [Куркляй], и к исходу второго дня выйти на фронт Поневеж, Кейданы [Кедайняй]; на 3-й день занять Шавли и установить непосредственную связь со 2-м стр[елковым] корпусом в Латвии (штакор в районе Либава).

Для обеспечения правого фланга оставить в районе Ново-Александровск [Зарасай] один стр[елковый] б[атальо]н, усиленный арт[иллерийским] д[ивизио]ном и танковым б[атальо]ном, поставив ему задачу: с переходом войск ЛВО в наступление быстрым ударом захватить переправы через р. Зап[адная] Двина у г. Двинск.

С выходом в район Шавли главными силами сосредоточиться на фронте Клованы [Кловайняй], Шавли для удара по Латвийской армии в направлении на Митава, Рига.

2-му эшелону армии быстро выдвинуться на фронт Скопишки [Скапишкис], Помпяны [Пумпенай], имея задачей наступление на фронт Якобштадт, Фридрихштадт.

Левая граница: оз. Свирь, Вилькомир [Укмерге], (иск[лючительно]) Россиены, Тельше [Тельшяй].

6. 16-й стр[елковый] корпус (5 сд, 2 танк. бр., 1[0] иап) – командир генерал-майор Коробков.

Удерживая занимаемые районы (Нов[ая] Вилейка, Порубанок, Гайжуны [Гайжунай], Прены [Пренай], Олита [Алитус]), склады продовольствия в районе г. Вильно и мосты через р. Неман у Прены и Олита и через р. Вилия в районе Янов, – очистить районы расположения от войск противника и мелких банд.

Одновременно с наступлением войск округа – частям корпуса, расположенным в районе Прены, Олита, и 2 тбр – внезапным ударом занять город Ковно и аэродром около Ковно.

В 6 часов 1-го дня действий принять в районе Гайжуны воздушный десант, высадку которого надежно обеспечить и который войдет в подчинение к[оманди]ра 16[-го] стр[елкового] корпуса. Разрушением средств связи дезорганизовать управление страной и армией.

С установлением связи с войсками округа перейти в подчинение командующего 11[-й] армией.

7. 11[-я] армия – командующий армией – генерал-лейтенант Кузнецов Ф.И.

Состав 1-го эшелона: 10 ск (185 сд, 21 тбр); 11 ск (29, 125, 115 сд, 6 кд, 29 и 32 тбр, 360 гап); 6 кк (33 сд, 4 кд, 22 тбр); 56 иб (31 и 49 ип); 60 иб (20 и 41 ип); 65 сбб (46 и 9 сбп); 30 сбб (40 и 60 сбп); 41 сбб (39 и 54 сбп); 51 дбп; в последующем 16 ск.

Состав 2-го эшелона: 84 сд – 10 ск; в резерве армии 143 сд и 403 ап РГК.

Решительным и быстрым наступлением, уничтожая противостоящего противника – частями 10 и 11 ск по восточному берегу р. Неман, установив связь с частями 16 ск, к исходу 1-го дня выйти подвижными частями в район Мейшагола [Мяйшягала], Ковно; к исходу 2-го дня занять фронт Янов, Кейданы, Велиона [Вялюона].

В дальнейшем главными силами наступать на фронт Шавли, Россиены и вдоль германской границы до берегов Балтийского моря, заняв германскую границу и литовское побережье Балтийского моря не менее двумя стр[елковыми] дивизиями с кавдивизией на фронте от Поланген [Паланга] до Юрбург [Юрбаркас].

6[-й] кав[алерийский] корпус решительным наступлением по западному берегу р. Неман в направлении на Мариамполь, Волковышки отбрасывать литовские части от германской границы; к исходу 1-го дня овладеть механизированными частями и конницей корпуса районами – Мариамполь, Волковышки.

Прочно занять границу с Германией на участке от стыка ее с нашей границей до Юрбург, имея здесь не менее двух стр[елковых] дивизий и кав[алерийскую] дивизию. После выхода войск 11[-й] армии в район Россиены оставить одну стр[елковую] дивизию в Ковно.

8. 27 сд – командир – генерал-майор Степанов.

Оставаясь в полной боевой готовности в районе Гродно, Сопоцкин, Августов – обеспечить левый фланг действующих армий округа.

9. ВВС Округа – командующий генерал-лейтенант Гусев.

Состав ВВС: ВВС 3[-й] армии, 11[-й] армии, 16 ск и 1 и 14 тб полки.

а) Содействовать штурмовыми и бомбардировочными действиями продвижению наших частей и в первую очередь механизированных частей и конницы;

б) нанести удар по группировкам противника, стоящим перед нашими войсками, и атаковать подходящие колонны противника и их штабы;

в) уничтожить авиацию противника на аэродромах, в первую очередь [в] Шавли, Поневеж;

г) не допустить перелетов самолетов противника в Германию или Латвию;

д) выбросить авиадесант (парашютный и посадочный);

е) прикрыть районы сосредоточения;

ж) быть готовым к переброске горючего для авиации и механизированных войск;

з) Командующему ВВС Округа в первый день боевых действий быть готовым по моему требованию нанести сокрушительный удар силами всей бомбардировочной авиации по городам: Вильно и Ковно.

10. Авиадесантные соединения: 204[-я] и 214[-я] авиадесантные бригады под общим командованием к[оманди]ра 214 адбр полковника Левашева.

В 6.00 первого дня действий сбросить парашютный десант в районе Гайжуны, где войти в подчинение командира 16[-го] стр[елкового] корпуса с готовностью действовать по очищению Ковно от частей и банд противника.

Посадочный эшелон высадить на аэродроме Ковно после его захвата. Переброску авиадесанта осуществляют 1 и 14 тб полки.

11. Начальнику ПВО Округа полковнику Чекмасову – прикрыть зенитными средствами важнейшие пункты (по плану), склады и аэродромы округа и с первого дня боевых действий затемнить всю территорию БОВО.

12. Перевалочные – они же распорядительные станции армий: 3 А – Крулевщизна, 11 А – Молодечно, Барановичи.

13. Войскам действовать смело, быстро и решительно, стремиться окружить противника и захватывать его в плен.

При встрече с упорной обороной, противника обходить, блокировав его небольшими силами, а главными силами продвигаться вперед. Блокированного противника уничтожать авиацией и блокирующими частями.

14. Командующим армиями в пределах разгранлиний назначить начальников гарнизонов захватываемых городов и выделить им подразделения (части) для организации охраны и порядка «Военного положения» в городах и прилегающих к ним районах.

Не допускать расхищения оставляемого противником имущества.

15. Точное время наступления будет указано дополнительно.

16. Штаб округа [ – ] Минск, на 3-й день – Ново-Вилейка»[1057].

На основании этого документа в 11 часов 13 июня командующий 3-й армии генерал-лейтенант Я.Т. Черевиченко, член Военного совета армии дивизионный комиссар М.П. Маланин и начальник штаба генерал-майор А.К. Кондратьев подписали боевой приказ № 1/оп:

«1. В районе Ново-Александровск [Зарасай], Утена – Ново-Свенцяны [Швенчёнеляй] до полка пехоты (7 пп), арт[иллерийского] дивизиона и двух эскадронов.

При отмобилизовании до начала действий возможно появление еще одного пехотного полка и арт[иллерийского] дивизиона.

Возможно выдвижение из Поневежис 4 пп – 2 пд с арт[иллерийским] дивизионом. В районе Ново-Свенцяны с 10.00 ежедневно выходят на учение до двух полков пехоты.

Общее количество противника в данном районе надлежит учитывать до 4-х полков пехоты, до полка артиллерии и отряды местных войск (Шаулис).

2. Справа части ЛВО. Граница с ними [ – ] Городок, Дрисса, Двинск [Даугавпилс] и далее по р. Зап[адная] Двина (все пункты иск[лючительно] для 3[-й] армии).

Слева части 11[-й] армии наступают с фронта Лида – Гродно в общем направлении на Ионава. К исходу дня подвижными частями выходят на рубеж Мейшагола [Мяйшягала], Каунас, Волковышки.

Граница с 11[-й] армией – оз. Свирь, Укмерге, иск[лючительно] Расейняй, Тельшай.

3. Части 1-го эшелона 3[-й] армии быстрым и решительным наступлением отсекают пути отхода противника на север к латвийской границе, уничтожают его в районе Ушпалей [Ужпаляй], Утена, Даугалей [Даугайляй] и к исходу дня механизированными частями и конницей выходят на рубеж Сведаса[й], Андронишки [Андрёнишкис], Укмерге.

4. 4 СК в составе 126 СД, 25 тбр и 448 КАП при поддержке 16 сбб, обеспечивая себя справа, наступать в общем направлении Рымшаны [Римше], Дукшты [Дукштас], Даугалей, Ушпалей, Сведаса[й]. Во взаимодействии с частями 3 КК уничтожить противостоящего противника и к исходу дня подвижными частями овладеть районом Камая[й], Сведаса[й], Ушпалей. Главными силами выйти в район Норвейше [Нарвайшяй], Ушпалей, Бикуны [Бикунай]. Исходное положение для наступления район Мацеляны, Карделишки, Сестренцы занять к 2.00 14.6.

С выходом в район Солоки [Салакас] для обеспечения правого фланга выслать усиленный отряд в составе одного стрелкового батальона, артдивизиона и танковой роты О[тдельного] Р[азведывательного] Б[атальона] с задачей занять Ново-Александровск с готовностью по особому распоряжению быстрым ударом захватить мосты через р. Зап[адная] Двина у города Двинск.

5. 3[-й] конный корпус в составе: 7 и 36 КД, 27 тбр при поддержке 70 лбб наступать в общем направлении Сенишки, Казачизна [Казатишкис], Утена, Аникшей [Аникщяй]. Во взаимодействии с частями 4 СК уничтожить противостоящего противника и к исходу дня овладеть районом Андронишки, Трашкунай, Курклей. Главными силами выйти в район Аникшей, оз. Невяжа [Нявежа], оз. Рубики [Рубикю], прочно удерживая за собой переправы на р. Свента [Швянтойи].

Исходное положение для наступления – район Ожаны, Васюли, Изабелин занять к 2.00 14.6.40 г.

6. 1 °CД, ведя усиленную разведку на своем левом фланге, наступать в общем направлении вдоль жел[езной] дор[оги] Ново-Свенцяны – Утена с задачей уничтожить противника и к исходу дня выйти в район Утена, Скудуцишкис [Скудутишкис], Куктишкес.

Исходное положение для наступления район – Гайдуки, Чинчуки, Кульнишки занять к 2.00 14.6.40 г.

7. 1 мсд, оставаясь в занимаемом районе, быть готовой для действия за 3 КК и в направлении Свенцяны, Подбродзе [Пабраде].

8. Взаимодействие наземных частей в корпусах осуществлять – первоначально атакуют и в последующем наступают танки, с посаженной на танки пехотой. За танками наступает пехота (конница).

В воздухе, упреждая танки, но не теряя передовых частей, непрерывными последовательными вылетами действует авиация, уничтожая скопление противника и его технические средства борьбы, согласно плана взаимодействия.

9. 24 СК в составе МСД, 23, 55, 113, 121 СД, 51 и 56 КАП, 55 тбр форсированным маршем, не ожидая полной выгрузки дивизий, полковыми колоннами, артдивизионами сосредотачиваться по маршрутам в районах, согласно моего приказания за №№ 00635, 00645 от 9 и 10.6.40 г.

23 СД по сосредоточении [в] район западнее Германовичи составляет мой резерв.

10. ВВС 3[-й] армии:

1) Систематическими атаками противника содействовать наступлению 4 СК, 3 КК и 1 °CД;

2) Прикрыть с воздуха 3 КК;

3) Уничтожить подходящие колонны противника из глубины;

4) Вести разведку, согласно плана.

11. Готовность артиллерии к 2.00 14.6.40 г.

Подавление арт[иллерийским] огнем огневых средств и живой силы противника, вести распоряжением командиров соединений и частей в зависимости от наличия выявленных целей 10–15 минутным налетом или подавлением отдельных выявленных целей. Расход боеприпасов учитывать с возможностью доставки их с тыла.

12. Начало наступления [ – ] особым распоряжением.

13. Штарм 3 [ – ] м. Поставы, в последующем [ – ] Утена.

14. Станции снабжения:

а) Лынтупы для 3 КК, 27 тбр, 113 СД, 1 °CД с гол[овными] складами горючего и продфуража, боеприпасы со ст[анции] снабжения Поставы.

б) Поставы – для 126 СД, 25 тбр и корпусных частей 4 СК.

в) Крулевщизна – для 55 СД, 1 МСД и корпусных частей 24 СК.

г) 23 и 121 СД, 55 тбр и 51 КАП базируются на прод[овольственные] склады, склады горючего Полоцк, по боеприпасам ст. Крулевщизна.

15. Связь со штармом и между частями осуществлять по телеграфу, с переходом в наступление максимально использовать радио, самолеты связи и автомашины.

Ось движения для штаба 4 СК – Рымшаны, Солоки, Ушпалей; для 3 КК – Казачизна, Утена, Аникшей; для 1 °CД – Пошемень, Колтыняны, Лынгмяны, Куктишкес.

Донесения доставлять в штарм 3 по достижении рубежей:

а) О переходе госграницы;

б) линии ж[елезной] дор[оги] Н[ово-]Свенцяны – Дукшты;

в) Солока – Лынгмяны;

г) Даугалей – Куктишкес;

д) Ушпалей – оз. Рубики;

е) Камая[й] – Сведаса[й] – Трошкунай»[1058].

Соответственно 13–14 июня командиры корпусов 3-й армии также издали боевые приказы подчиненным им войскам. Так, соединениям 3-го кавалерийского корпуса было приказано наступать в «общем направлении – Казачизна [Казатишкис], Утена, м. Оникшты [Аникщяй]», заняв передовыми частями 27-й танковой бригады к исходу первого дня операции район Трошкунай[1059]. Расположенные правее войска 4-го стрелкового корпуса имели задачу наступать «[в] общем направлении Рымшаны, Дукшты, Даугалей, Ушпалей, Сведас[ай] и во взаимодействии с 3 КК уничтожает противостоящего противника с задачей к исходу дня подвижными частями овладеть р[айо]ном Камаяй, Сведаса[й], Ушпалей. Главными силами выйти в район Норвейше [Нарвайшяй], Ушпалей, Бикуны [Бикунай]». В ходе операции следовало «обеспечить правый фланг корпуса, имея неподвижные заставы [в] дефиле оз. Висагин [Висагинас], оз. Смолвы [Смолвас], оз. Дукшты [Дукштас], оз. Лоджай [Луодис]». Кроме того, с выходом авангарда 126-й стрелковой дивизии в район Салакас предусматривалось выделить группу в составе 1 батальона, 1 дивизиона артполка, 1 роты танков отдельного разведбатальона и взвода сапер дивизии для наступления в «направлении Биржуны [Биржунай], Зарасай с задачей захватить Зарасай и уничтожить находящиеся в этом районе части противника и быть готовым по особому распоряжению быстрым ударом захватить мосты через р. Зап[адная] Двина у гор. Двинск»[1060]. Входившие во второй эшелон армии соединения 24-го стрелкового корпуса должны были завершить сосредоточение в предназначенных районах к исходу 14 июня. При этом 1-й мотострелковой дивизии было приказано оставаться в районе сосредоточения в готовности для действий за 3-м кавкорпусом, а 23-й стрелковой дивизии – по сосредоточении в Германовичах следовало перейти в резерв командующего 3-й армии[1061]. Все эти войска должны были находиться в готовности к наступлению к 2 часам ночи 14 июня, но переход границы следовало осуществить только по особому распоряжению.

Тем временем, вероятно, во второй половине 13 июня вышеуказанный боевой приказ № 1/сс/ов командующего БОВО был доложен в Генеральный штаб. Учитывая развитие советско-литовских переговоров, командование РККА имело возможность скорректировать первоначальный план с учетом того, что для подготовки к операции есть еще не менее суток. Вероятно, рано утром 14 июня соответствующие распоряжения поступили из Москвы в Минск. Во всяком случае, в доступных материалах имеется вторая редакция этого боевого приказа командующего БОВО, в котором уже отсутствует разделение войск 3-й и 11-й армий на 1-й и 2-й эшелоны. Соответственно, теперь начало 5-го пункта приказа стало выглядеть следующим образом:

«5. 3[-я] армия – командующий армией – генерал-лейтенант Черевиченко.

Состав: 4 ск (126 сд, 121 сд, 25 тбр); 3 кк (7 и 36 кд, 27 тбр, 1 мсд);

24 ск (10, 55 и 113 сд, 55 тбр).

В резерве армии 23 сд, 318 ап РГК и 31 понтб.

ВВС: 17 иап, 16 сбб (13, 16 сбп), 70 лбб (6 и 43 лбп).

В последующем – 2 ск».

Два предпоследних абзаца этого пункта были объединены в один, который теперь был изложен в следующей редакции: «С выходом в район Шавли [Шяуляй] главными силами сосредоточиться на фронте Клованы [Кловайняй], Шавли для удара по Латвийской армии в направлении на Митава [Елгава], Рига, выделив часть сил по обстановке на фронт Скопишки [Скапишкис], Помпяны [Пумпенай] с задачей наступления на фронт Якобштадт [Екабпилс], Фридрихштадт [Яунелгава]».

Соответственно и начало 7-го пункта приказа тоже было отредактировано:

«7. 11[-я] армия – командующий армией – генерал-лейтенант Кузнецов Ф.И.

Состав: 10 ск (185 и 84 сд, 21 тбр); 11 ск (29, 125, 115 сд, 6 кд, 29 и 32 тбр, 360 гап); 6 кк (33 сд, 4 кд, 22 тбр); 56 иб (31 и 49 ип); 60 иб (20 и 41 ип); 65 сбб (46 и 9 сбп); 30 сбб (40 и 60 сбп); 41 сбб (39 и 54 сбп); 51 дбп; в последующем 16 ск. В резерве армии 143 сд и 403 ап РГК». В остальном текст приказа не изменился[1062]. К сожалению, новая редакция приказа имела ту же дату, что и предыдущая, поэтому неизвестно, когда именно она была подготовлена. Можно лишь предположить, что это произошло в утренние часы 14 июня. Дело в том, что в 4 часа утра начальник штаба 3-й армии направил командиру 113-й стрелковой дивизии распоряжение № 00668, которым сообщал, что «командующий 3[-й] армии приказал:

1. Включить 113 сд в состав первого эшелона армии.

2. Быть готовым к переходу в наступление с исходного рубежа Роговщизна (5 км с[еверо-]з[ападнее] Свенцяны), Куничишки в общем направлении Интруки [Интурке], Малетай [Молетай].

3. До особого распоряжения дивизия остается в районе сосредоточения.

Подготовить огневые позиции и наблюдательные пункты для артиллерии.

4. Особое внимание обратить на маскировку и сбережение тайны»[1063].

Однако уже в 12.20–12.40 все соединения 2-го эшелона 3-й армии получили распоряжения начальника штаба армии №№ 00669–00675, согласно которым им было приказано влиться в состав 1-го эшелона. Так, 113-я стрелковая дивизия должна была «к 20.00 14.6.40 г. сосредоточиться и занять исходное положение в районе Мадзюны, Костюки, Струнойцы (малые) – все пункты 3–8 км юго-зап[аднее] Свенцяны». Управлению 24-го стрелкового корпуса следовало перейти в Свенцяны и подчинить себе 10-ю стрелковую дивизию. Входившим в состав корпуса 55-й стрелковой дивизии было приказано «к 20.00 14.6.40 г. сосредоточиться и занять исходное положение в районе Журсины[1064], Янчуны (5 км вост[очнее] Свенцяны), Кавтаруны», а 55-й танковой бригаде следовало выгрузившимися частями «к 20.00 14.6.40 г. сосредоточиться и занять исходное положение севернее Свенцяны (южнее 1 °CД), в районе Велцукрицкие[1065]. В дальнейшем по мере выгрузки батальонами форсированным маршем выйти в указанный выше район». 1-й мотострелковой дивизии было приказано войти в состав 3-го кавалерийского корпуса и «к 20.00 14.6.40 г. сосредоточиться и занять исходное положение в районе Новики, Кочергишки, Дворище». 121-я стрелковая дивизия переходила в состав 4-го стрелкового корпуса и должна была «к 20.00 14.6.40 г. сосредоточиться и занять исходное положение в районе Гервялы, фл. зап[аднее] Пупины, Боровка (8–15 км с[еверо]-зап[аднее] Видзы)». Остававшейся в резерве 3-й армии 23-й стрелковой дивизии следовало «к 20.00 14.6.40 г. сосредоточиться и занять исходное положение в районе оз. Дривято, Жвирине (5 км зап[аднее] оз. Дривято), Эйдемяны». При этом всем соединениям предписывалось «исходное положение занимать не ближе 5–6 км от госграницы, открытые места не занимать. Замаскировать так, чтобы ни одного человека не было видно. Все части на исходном положении проверить лично командиру дивизии [или бригады] и результаты проверки выслать в штаб 3 армии к 4.00 15.6.40 г. Приказ на действие с исходного положения – дополнительно»[1066].

Таким образом, можно предположить, что новая редакция боевого приказа № 1/сс/ов командующего БОВО появилась между 4 и 12 часами 14 июня, однако более точный срок появления этого документа по имеющимся материалам установить невозможно. Во всяком случае, в 14 часов 14 июня командующий 3-й армии издал боевой приказ № 2/оп, в котором также было устранено разделение подчиненных ему войск на 1-й и 2-й эшелоны:

«1. В районе Ново-Александровск [Зарасай], Утена – Ново-Свенцяны [Швенчёнеляй] до полка пехоты (7 пп), артдивизиона и двух эскадронов.

При отмобилизовании до начала действий возможно появление еще одного пехотного полка и артдивизиона.

Возможно выдвижение из Поневежис 4 пп – 2 пд с артдивизионом. В районе Ново-Свенцяны с 10.00 ежедневно выходят на учение до двух полков пехоты.

Общее количество противника в данном районе надлежит учитывать до 4-х полков пехоты, до полка артиллерии и отряды местных войск (Шаулис).

2. Справа части ЛВО. Граница с ними [ – ] Городок, Дрисса, Двинск [Даугавпилс] и далее по р. Зап[адная] Двина (все пункты иск[лючительно] для 3[-й] армии).

Слева части 11[-й] армии наступают с фронта Лида – Гродно в общем направлении на Ионава. К исходу дня подвижными частями выходят на рубеж Мейшагола [Майшягала], Каунас, Волковышки.

Граница с 11[-й] армией – оз. Свирь, Укмерге, иск[лючительно] Расейняй, Тельшай.

3. Части 3[-й] армии быстрым и решительным наступлением отсекают пути отхода противника на север к латвийской границе, уничтожают его в районе Ушпалей [Ужпаляй], Утена, Даугалей [Даугайляй] и к исходу дня механизированными частями и конницей выходят на рубеж Сведаса[й], Андронишки [Андрёнишкис], Укмерге.

4. 4 СК в составе 126 и 121 СД, 25 тбр, 448 и 51 КАП при поддержке 16 сбб, обеспечивая себя справа, наступать в общем направлении Рымшаны [Римше], Дукшты [Дукштас], Даугалей, Ушпалей, Сведаса[й]. Во взаимодействии с частями 3 КК уничтожить противостоящего противника и к исходу дня подвижными частями овладеть районом Камаия [Камаяй], Сведаса[й], Ушпалей. Главными силами выйти в р[айо]н Билейши [Белейше], Норвейше [Нарвайшяй], Ушпалей, Бикуны [Бикунай].

Исходное положение для наступления занять район:

а) 126 СД – Мацеляны, Карделишки, Сестренцы;

б) 121 СД – Гервялы, Пупины, Боровка.

С выходом [в] район Солоки [Салакас] для обеспечения правого фланга выслать усиленный отряд [в] составе одного стрелкового батальона, артдивизиона и танковой роты О[тдельного] Р[азведывательного] Б[атальона] [с] задачей занять Ново-Александровск с готовностью по особому распоряжению быстрым ударом захватить мосты через р. Зап[адная] Двина у гор[ода] Двинск.

Граница слева – Романово – Никольское, иск[лючительно] оз. Дрингис, Сведаса[й].

5. 3 КК в составе: 7 и 36 КД, 1 МСД, 27 тбр при поддержке 70 лбб наступать в общем направлении Сенишки, Казачизна [Казитишкис], Утена, Аникшей, проходя госграницу на левом фланге 4 СК на участке Новики, Стар[ые] Давгелишки. Во взаимодействии с частями 4 СК уничтожить противостоящего противника и к исходу дня овладеть районом Андронишки, Трашкунай, Курклей. Главными силами выйти в р[айо]н Аникшей, оз. Невяжа [Нявежа], оз. Рубики [Рубикю], прочно удерживая за собой переправы на р. Свента [Швянтойи].

Исходное положение для наступления занять:

а) 7 и 36 КД – Ожаны, Васюли, Изабелин;

б) 1 МСД – Новики, Кочергишки, Дворище.

6. 24 СК в составе 10, 113 и 55 СД, 55 тбр, 444 и 56 КАП, действуя в обход лесисто-озерного района, окружить и уничтожить Свенцянскую группу противника и к исходу дня выйти: 1 °CД [в] район Утена, Скудуцишкис [Скудутишкис], Куктишкес, 113 СД Малетай [Молетай], Виденишкис [Видянишкяй], Гайлюны, 55 СД наступать во втором эшелоне корпуса.

Исходное положение для наступления занять:

а) 1 °CД – Гайдуки, Чинчуки, Кульнишки;

б) 113 СД – Мадзюны, Костюки, Струнойцы;

в) 55 СД – Журсины, Янчуны, Кавтаруны;

г) 55 тбр – севернее Свенцяны [в] районе Велцукрицкие.

Граница справа – граница с 4 СК,

слева – граница армии.

7. Взаимодействие наземных частей в корпусах осуществляется – первоначально атакуют и в последующем наступают танки, с посаженной на танки пехотой. За танками наступает пехота (конница).

В воздухе, упреждая танки, но не теряя передовых частей, непрерывными последовательными вылетами действует авиация, уничтожая скопление противника и его технические средства борьбы, согласно плана взаимодействия.

8. 23 СД к 10.00 15.6.40 г. сосредоточиться [в] районе оз. Дривято, Жвирине, Эйдемяны и составляет мой резерв.

9. ВВС 3[-й] армии:

1) Систематическими атаками противника содействовать наступлению 4 СК, 3 КК и 24 СК;

2) Прикрыть с воздуха 3 КК;

3) Уничтожить подходящие колонны противника из глубины;

4) Вести разведку, согласно плана.

10. Готовность артиллерии к 2.00 15.6.40 г.

Подавление артогнем огневых средств и живой силы противника вести распоряжением командиров соединений и частей в зависимости от наличия выявленных целей 10–15 минутным налетом или подавлением отдельных выявленных целей.

Расход боеприпасов учитывать с возможностью доставки их с тыла.

11. Начало наступления [ – ] особым распоряжением.

12. Штарм 3 [ – ] м. Поставы, в последующем [ – ] Утена.

13. Станции снабжения:

а) 4 СК и 3 КК [ – ] Поставы, овес для 3 КК – Лынтупы.

б) 24 СК – Лынтупы.

в) 23 СД – Крулевщизна.

14. Связь со штармом и между частями осуществлять по телеграфу, с переходом в наступление максимально использовать радио, самолеты связи и автомашины.

Ось движения для штаба 4 СК – Рымшаны, Солоки, Ушпалей; для 3 КК – Казачизна, Утена, Аникшей; для 24 СК – Пошемень, Колтыняны, Лынгмяны, Куктишкес.

Донесения доставлять в штарм 3 по достижении рубежей:

а) О переходе госграницы;

б) линии ж[елезной] дор[оги] Н[ово-]Свенцяны, Дукшты;

в) Солока – Лынгмяны;

г) Даугалей – Куктишкес;

д) Ушпалей – оз. Рубики;

е) Камая[й] – Сведаса[й] – Трошкунай.

15. О готовности частей для наступления командирам корпусов донести мне к 22.00 14.6.40 г.»[1067].

Соответственно между 23.50 14 июня и 1.45 15 июня командиры 4-го, 24-го стрелковых и 3-го кавалерийского корпусов издали боевые приказы, которые устанавливали новый состав корпусов и несколько уточняли задачи на наступление. Поскольку операция против Литвы была отложена, войскам следовало быть в готовности к наступлению к 2.00 15 июня. Однако о начале наступления должно было последовать особое распоряжение[1068].

Тем временем на основании боевого приказа командующего БОВО № 1/сс/ов командующий 11-й армии генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов, член Военного совета армии дивизионный комиссар С.Ф. Николаев и начальник штаба генерал-майор В.Е. Климовских в 16.45 13 июня подписали боевой приказ № 02/оп:

«ПЕРВОЕ: Вооруженные силы Литвы, состоящие в мирное время: три пд, три кп, один тап, один бронеотряд и один авиаполк, в военное время могут быть развернуты в составе семи пд, шести кд, семи лап и трех тап, 50 танков, 200 самолетов.

В центральной части Литвы на 12.6 мобилизовано пять возрастов. Члены фашистской организации «Шаулис» проходят военную подготовку на сборах.

В районах Ново-Свенцяны [Швенчёнеляй] и на участке Эйшишки [Эйшишкес], Друскеники [Друскининкай] ведутся окопные работы.

ВТОРОЕ: Правее поведут наступление части 3 А (3 КК).

Граница с нею: оз. Свирь, Подбродзе [Пабраде], Укмерге (Вилькомир), Расейняй (Россиены), Тельшай (Тельше), все, кроме Расейняй, включительно для 3 А.

ТРЕТЬЕ: Войскам 11[-й] армии решительным, быстрым наступлением уничтожить противника на Виленском, Ковенском и Мариампольском направлениях. К исходу первого дня выйти подвижными частями на фронт: Мейшагола [Мяйшягала], Каунас (Ковно), Казлу-Руда, Волковышки, и главными силами на фронт: Вильно, Ландворово [Лентварис], Сорок-Татары, Онушкис, Аукштадварис, Стаклишкес, Пуня, Кальвария.

ЧЕТВЕРТОЕ: 1 °CК (185 СД, 21 тбр, 84 СД): а) 21 тбр с пехотой, транспортируемой на танках и автомашинах, решительным наступлением в направлении Шумск [Шумскас], ст. Порубанок, Ландворово уничтожить части противника и, переправившись через р. Вилия зап[аднее] Вильно, к исходу первого дня выйти в район Корве [Карвис], Мейшагола в готовности ударить на Вильно или развить наступление на Укмерге;

б) Главными силами 185 СД в первый день, уничтожив погранчасти Литвы, наступать в направлении г. Вильно и, блокировав Вильно с востока и юга, переправиться через р. Вилия на участке Вильно, Валы и завершить окружение противника [в] Вильно;

в) 84 СД иметь во втором эшелоне. Штакор – [в] 1[-й] день перейти [в] Н[овая] Вилейка.

Граница слева: Бол[ьшие] Солечники [Шальчининкай], Нов[ые] Троки [Тракай], Буйвидзы, (иск[лючительно]) Ионава.

ПЯТОЕ: Группа генерала Макарова (6 КД и 29 тбр), двигаясь в полосе справа: ст. Марцинканце [Марцинконис], Даугай, Стаклишкес, Кайшадорис, Ионава, слева: р. Неман и уничтожая на пути части противника, к исходу первого дня главными силами выйти в район Померже, ст. Палемонас [Палямонас], Румшишки [Румшишкес] и, войдя в связь с частями 16 СК в районе ст. Гайжуны [Гайжунай], Каунас, во взаимодействии с ними овладеть Каунас.

При переходе госграницы иметь связь с частями 11 СК, а по достижении Алитус, Прены [Пренай] – с частями 5 СД (16 СК).

ШЕСТОЕ: 11 СК (29, 125, 115 СД, 32 тбр, 360 гап), наступая главными силами в направлениях: а) Олькеники [Валькининкай], Самелишкес [Сямялишкес]; б) Варена, Стаклишки [Стаклишкес]; в) Меркине [Мяркине], Алитус, уничтожить противостоящего противника и к исходу первого дня выйти на фронт: ст. Рудзишки [Рудишкес], Онушкис, Аукштадварис, Стаклишкес.

115 СД по достижении Алитус, и установив связь с частями 5 СД, переправиться на зап[адный] берег р. Неман, занять район Алитус, Бальвержишки [Бальберишкис], ст. Пошня, выдвинув отряды силою в батальон [в] Ознас [Езнас], Прены. Штакор – Даугай.

Граница слева: Друскеники, Бальвержишки, р. Неман.

СЕДЬМОЕ: 6 КК (4 КД, 22 тбр, 33 СД) перейти госграницу между р. Неман и стыком трех госграниц и быстрым решительным наступлением уничтожить погранчасти и гарнизоны противника в районе Лодзее [Лаздияй], Симно [Симнас], Кальвария, Мариамполь, к исходу первого дня занять танками и конницей район: Мариамполь, Казлу-Руда, Волковышки; главные силы 33 СД сосредоточить в районе Кальвария, Лодзее.

Недопустить ухода противника на запад в Германию и быть готовым оказать содействие 16 СК в овладении Каунас. [В] дальнейшем быть готовым форсировать р. Неман и действовать в направлении Юрбаркас (Юрбург), ст. Либшикяй [Либишкяй], Кведарна.

С продвижением занимать пехотой госграницу с Германией.

Ось движения штакора Копциово, Сбрея, Симно, к исходу дня штакор [ – ] Мариамполь.

ВОСЬМОЕ: 16 СК (5 СД, 2 тбр, 1[0 и]ап) удерживают район[ы] Ново-Вилейка, Порубанок, Гайжуны, Прены, Алитус и переправы через р. Неман у Прены и Алитус и через [р.] Вилия у Ионава.

Одновременно с наступлением войск армии внезапным ударом занимает Каунас и аэродром у Каунас[а].

В 6.00 первого дня действий принимает воздушный десант в Гайжуны.

По занятию Каунас 115 СД перейдет в состав 16 СК.

16 СК по вхождению в связь с частями армии переходит в состав 11[-й] армии.

ДЕВЯТОЕ: ВВС армии (56 и 66 иаб, 65, 30 и 41 сбб, 51 дбп, 5 шап, в последующем 10 иап): а) Штурмовыми и бомбардировочными действиями содействовать продвижению наземных войск армии, в первую очередь 21 и 29 тбр, 6 КД, нанося удары по группировкам противника на Виленском, Ковенском и Мариампольском направлениях, уничтожая колонны, штабы и тылы войск противника;

б) уничтожить авиацию противника на аэродромах и подготовиться к нанесению удара по Вильно и Ковно по плану командующего ВВС округа, недопустить перелета самолетов противника в Германию.

в) Прикрыть с воздуха районы сосредоточения наземных войск и авиации и наступление главных сил армии.

г) С началом действий вести разведку в направлениях: Вильно, Ионава, Каунас, Расиены [Расейняй], Шауляй (Шавли) с целью установить районы сосредоточения, передвижения, группировку и состав войск противника.

ДЕСЯТОЕ: Командирам соединений:

а) Прикрыть ПВО войска на марше и биваках.

б) организовать охрану путей подвоза и эвакуации.

ОДИННАДЦАТОЕ: Войскам действовать смело, быстро и решительно, окружая и захватывая противника в плен. При встрече с упорной обороной, противника обходить, блокируя его небольшими силами, а главными силами продвигаться вперед. Блокированного противника уничтожать авиацией и блокирующими частями.

ДВЕНАДЦАТОЕ: Час начала наступления по сигналу «АТАКА», который будет передан шифром по проволочной связи и радио.

ТРИНАДЦАТОЕ: Штарм – Лида, по занятии Каунас – Каунас. Ось движения штарма: Гродно, Утеха, Алитус, Каунас.

ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ: С/с: а) 1 °CК – Гудогай, в дальнейшем [ – ] Ново-Вилейка.

б) 11 СК – Лида, с началом наступления – Марцинканце, в дальнейшем [ – ] Алькеники [Валькининкай].

в) 6 КК – Гродно, в последующем [ – ] Алитус.

г) 6 КД и 29 тбр – Марцинканце, в последующем [ – ] база 16 СК в районе Ковно»[1069].

Тем временем в 11.40 12 июня командующий ВВС БОВО генерал-лейтенант К.М. Гусев направил командующим ВВС 3-й и 11-й армий, командирам 39-й тяжелобомбардировочной и 214-й авиадесантной бригад совершенно секретный особой важности боевой приказ № 002/оп:

«Первое: На фронте Болинградск, Кианы, Таборишки, Мал[ые] Солечники [Шальчиненкеляй], Эйшишки [Эйшишкес], Меречь [Мяркине] и в глубине перед частями 11 А развернуто до двух п[ехотных] д[ивизий] противника с частями усиления. Основная группировка частей противника в районе Ковно [Каунас] и Вильно [Вильнюс]. Отмечено наличие З[енитной] А[ртиллерии] в районе Ковно, Кейданы [Кедайняй], Шавли [Шяуляй], Вильно средних калибров; в районе Ковно – З[енитные] П[улеметы] и М[алокалиберная] З[енитная] А[ртиллерия]. На аэродромах Ковно до 20 истребителей Девуатин-500 и Фиат.

Второе: Части 11 А имеют задачу – совместно с частями 16 ск окружить и уничтожить группировку противника в районе Ковно. 16 ск удерживает занимаемые [им] районы (с мирного времени) Ново-Вилейка, Порубанок, Гайжуны [Гайжунай], Олита [Алитус], Прены [Пренай]. Очищает районы своего расположения от войск и мелких банд противника, прочно удерживая за собою переправы через р. Вилия в районе Гайжуны и мосты через р. Неман у Олита и Прены. Обеспечивает выброску десанта в районе Гайжуны (5 км южн[ее] Янов [Ионава] и 30 км с[еверо-]в[осточнее-]в[восточнее] Ковно). Овладевает г. Ковно и аэродромом.

Третье: ВВС 11 А с рассвета уничтожает авиацию противника на аэродромах Ковно, Шавли, Поневеж [Паневежис], содействует наступлению частей 11 А.

Четвертое: ВВС фронта (39 ТББ) в 6.00 выбрасывает десант в расположении 16 ск на площадку 5 км южнее Гайжуны, следуя в район по маршруту Имп, Глинпишки, Гайжуны и обратно с правым разворотом на Жеймы [Жеймяй], Вепры [Вяпряй], оз. Оляны [Алис], Болинградск.

Для обозначения пункта сбрасывания будет выложено “Т” в районе сбрасывания.

По выполнении задачи, быть в готовности к погрузке и переброске десанта посадочного на аэродром Ковно. Время вылета – дополнительным распоряжением.

Пятое: Десант 214 адбр после выброски поступает в распоряжение командира 16 ск, участвует в захвате города и аэродрома Ковно.

Шестое: Командующему ВВС 3 А для сопровождения колонны ТБ-3 39 ТББ выделить две эскадрильи 17 иап, которым по достижении в общем боевом порядке района Егужин, Чабишки – возвратиться на свой аэродром.

Кроме того, обеспечить встречу колонны в районе Побойск [Пабайскас], Богуславишки [Багаславишкис] 12 истребителями. Время встречи и высота – по договоренности командиров 39 ТББ и 17 иап с подвесными баками.

Седьмое: Командующему ВВС 11 А к 5.50 выслать в район Гайжуны 9 И-16 для прикрытия 39 ТББ в момент подхода к району выброски, при производстве выброски, во время разворота на обратный маршрут до района По[б]ойск, после чего возвращаться на свой аэродром самостоятельно.

Восьмое: На истребителей сопровождения и прикрытия возложить задачу одновременного подавления обнаруженных огневых средств ПВО, для чего истребители при сопровождении и прикрытии должны частью сил идти в боевом порядке ниже бомбардировщиков. Атаковывать только те огневые точки, которые ведут огонь по [воздушным] кораблям»[1070].

Первоначально предполагалось осуществить высадку воздушного десанта в 7 часов утра первого дня операции, но затем срок высадки был перенесен на 6 часов утра. Всего в районе железнодорожной станции Гайжунай предполагалось десантировать 935 человек, еще 475 военнослужащих 214-й авиадесантной бригады планировалось высадить посадочным десантом на аэродром Каунаса. 13 июня для подготовки места десантирования около Гайжунай была выброшена парашютная группа в 7 человек[1071].

Кроме того, были подготовлены планы действий войск Красной армии, дислоцировавшихся на территориях Эстонии, Латвии и Литвы. К сожалению, они также в полном объеме не доступны для исследования, однако отдельные документы все же имеются. Так, 7 июня командир 65-го ОСК генерал-лейтенант А.А. Тюрин издал приказ № 00561/сс:

«В соответствии с полученными указаниями ЗНКО генерал-полковника Локтионова от 6.6.40 г. № 168 приказываю:

1. В период 7 и 8.6 на основе существующих инструкций проверить все гарнизоны в отношении их боеготовности, а также правильности и соответственной организации дежурных частей.

2. Усилить наблюдение за районами, прилегающими к расположению гарнизонов.

3. Отпуск красноармейцев и начсостава за установленную черту гарнизонов прекратить, а где последняя не установлена установить.

4. Тщательно проверить наличие боекомплектов (винтпатрон и артснарядов), а также запасы горюче-смазочного; на недостающее представить заявку в органы снабжения с донесением мне к 14.00 7.6 об исполнении и представлении сведений по форме: “положено, состоит”.

5. Обратить внимание на содержание и охрану запасов всех видов довольствия, особенно боепирпасов и горюче-смазочных.

6. Для усиления авиагарнизонов и островов (Эзель [Сааремаа] и Даго [Хийумаа]), мехбронесредствами командирам 16 сд, 18 лтбр и 5 омо к 8.6 подготовить:

1) 16 ОРБ в Куузику;

2) 65 ОТБ в район Клоога;

3) 3/58 ОТБ в Синалепа;

4) Танкполк 5 омо на Эзель;

5) 16 ОТБ на Даго.

О времени и порядке перехода в новые места распоряжение последует дополнительно.

Начальникам гарнизонов Куузику, Клоога, Синалепа, Эзель и Даго дать указание о размещении этих частей.

7. Командирам соединений, командиру 5 омо, а за корпусные наштакору подработать вопрос сведения разбросанных подразделений в батальонные гарнизоны с учетом того, чтобы выбранные места позволяли обеспечить лучшую боеготовность, были удобны в смысле взаимодействия с соседними гарнизонами и обеспечивались местами для ведения занятий. Соображения мне письменно доложить 8.6 в 10.00.

8. При укрупнении гарнизонов (на что решение последует дополнительно) обратить внимание на оставление помещений, дворовых площадей в полном порядке, а сами помещения запирать, опломбировать и сдавать под наблюдение эстонской администрации на местах.

9. В корне пресекать всякие разговоры в связи с выполнением настоящего распоряжения»[1072].

7 июня начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников, военком Генштаба полковник Н.И. Гусев и начальник Главного управления ВВС генерал-лейтенант Я.В. Смушкевич подготовили совершенно секретную записку «заместителю Народного Комиссара обороны Союза ССР генерал-полковнику т. Локтионову.

Прошу при Вашем пребывании в Эстонии и Латвии отдать следующие указания:

1. Авиация, расположенная на территории Прибалтийских государств, имеет следующие основные задачи:

а) обеспечение наземных войск, расположенных на территории этих государств, от нападений воздушного противника и поддержка их действий атаками с воздуха войск и боевых средств противника;

б) действия по аэродромам противника.

2. Исключительно важную задачу представляет наземная оборона наших аэродромов, как основных баз для действий нашей авиации и высадки наземных войск.

Ответственность за наземную оборону должна быть целиком и полностью возложена на общевойсковое командование. Части, охраняющие аэродромы должны быть соответственно усилены личным составом и техническими средствами.

На каждом аэродроме должен быть разработан план наземной обороны, подготовлены все материалы и средства для немедленного возведения инженерных оборонительных сооружений и назначен начальник обороны аэродрома из числа командиров наземных войск.

3. Все аэродромы, а в частности Куусику, должны быть готовы к приему посадочного десанта.

4. В отношении дислокации наших частей в Эстонии:

38[-й] истреб[ительный] полк остается на аэродроме Клоога.

15[-й] истреб[ительный] полк остается на аэродроме Вале (остров Даго [Хийумаа]).

52[-й] полк СБ остается на аэродроме Куресааре (остров Эзель [Сааремаа]).

35[-й] полк СБ, расположенный в Хапсалу, после выполнения первого боевого задания, садится в Куусику; если там сесть будет невозможно (для чего должен быть установлен соответствующий сигнал), полк уходит на посадку в Пушкино (ЛВО).

7[-й] и 53[-й] полки ДБ, расположенные в Куусику, после выполнения первого боевого задания, уходят на посадку:

7[-й] полк ДБ – в Пушкино.

53[-й] полк ДБ – в Кречевицы.

В дальнейшем полки проводят работу с этих аэродромов.

5. По Латвии: 31 полк СБ, расположенный [в] Вайноден, после выполнения первого боевого задания, уходит на посадку на аэродром Порубанок (5 км южн[ее] Вильно) и поступает в распоряжение Ком[андующего] ВВС Белфронта т. Гусева.

148[-й] истр[ебительный] полк из Виндава [Вентспилс] перелетает в Либава [Лиепая] и располагается там совместно с 21[-м] истр[ебительным] полком»[1073].

Видимо, посетивший прибалтийские гарнизоны генерал-полковник А.Д. Локтионов поставил перед их командирами соответствующие задачи. Во всяком случае, командование дислоцированной на территории Эстонии Особой авиагруппы подготовило совершенно секретные «Указание по проведению боевых действий на территории Эстонии»:

«1. Основной задачей всех родов авиации ОАГ является беспрерывное воздействие по всем группировкам пр[отивни]ка, нанесение удара по живой силе и уничтожение авиации на земле и в воздухе.

Все боевые действия должны быть построены на полном взаимодействии с наземными войсками. Для опознавания своих войск устанавливаются специальные сигналы полотнищем. Для опознавания своей авиации наземными войсками, ведущий покачивает с крыла на крыло.

2. Действующим подразделениям по войскам находится над пр[отивни]ком возможно более продолжительное время, изматывая его своими непрерывными атаками, подрывая его моральную устойчивость.

Для воздействия авиацией на пр[отивни]ка ночью, всем полкам на каждом аэродроме иметь по одному дежурному звену истребителей и на аэродромах, где базируются бомбардировщики – быть готовыми для ночных действий ночными эскадрильями.

Полеты ночью производить одиночными самолетами и группами не больше звена, летать преимущественно вдоль надежных ориентиров с применением осветительных средств.

3. Для обеспечения надежности поражения малых и рассредоточенных целей, с которыми в большинстве случаев придется иметь дело, бомбардировочная авиация действует с высот: ДБ = 1100–1150 м, СБ = 1000 м. Истребители и штурмовики атакуют пр[отивни]ка, действуя на бреющем полете, с малых высот и с пикирования. При каждом бомбометании обращать особое внимание на тщательность прицеливания и точность попадания в цель. Как общее правило – бомбометание производить по звеньям, а полет на цель группой не больше одной эскадрильи.

4. а) Авиация, взаимодействующая с наземными войсками (в особенности с танковыми частями), непрерывно сопровождает свои войска, наводя их на противника и помогая в преодолении его сопротивления бомбометанием, пулеметным огнем.

б) Особое внимание следует обратить на непрерывность воздушной разведки. Специально выделенные авиационные подразделения ведут боевую разведку впереди движения своих наземных войск вдоль основных грунтовых, шоссейных и железных дорог, атакуя бомбами и пулеметным огнем все замеченные цели. Особо тщательно разведывать те дороги, по которым передвигаются наши наземные войска.

в) Для непосредственной поддержки своих войск, авиация действует в непосредственной близости от их передовой линии (200–300 м), атакуя противника с малых высот и с пикирования. В силу этого, исключительно важную роль приобретает обозначение наземными войсками своего расположения с указанием направления на противника.

Весь летный состав должен твердо знать сигналы, подаваемые с земли наземными войсками. Командиры эскадрилий и полков должны тщательнейшим образом поверять знание летным составом этих сигналов.

Категорически воспрещается бомбометание и обстрел в тех случаях, когда нет твердой уверенности, что исключена возможность воздействия по своим войскам. Не следует спешить сбросить бомбы с хода. Ведущий группы обязан надежно убедиться – свои ли это войска или пр[отивни]ка, и только опознав их принадлежность – производить атаку.

5. Авиация пр[отивни]ка должна быть парализована и уничтожена действиями наших ВВС немедленно с началом боевых действий.

При нападении на аэродромы пр[отивни]ка – бомбардировщики поражают материальную часть и аэродромные сооружения бомбами, истребители расстреливают материальную часть и личный состав пулеметным огнем и подавляют зенитные средства пр[отивни]ка.

После удара по аэродромам первых эшелонов, действия по авиации пр[отивни]ка продолжаются мелкими группами, разыскивающими остатки авиации и уничтожающими их.

6. Ввиду особых условий действий авиации, необходимости повторных заходов и атак, производство маневра в районе целей, боевые порядки всех видов авиации должны быть наиболее гибкими. Наиболее удобными порядками при действиях по войскам и тыловым объектам будут являться пеленг или змейка девятки звенья в строю клина.

7. Начальникам авиагарнизонов особое внимание обратить на оборону своих аэродромов. С 13.6.40 в каждом гарнизоне иметь дежурную часть не менее 25 % всего состава (исключая летный состав) и назначать специальных начальников дежурной части, которым с вечера всей дежурной частью производить точный расчет действия по тревоге. Дежурную часть держать всегда в полной боевой готовности, ночью спать в полном обмундировании, оружие наготове.

Оборону аэродрома строить так, чтобы летное поле не было под ружейным и пулеметным огнем пр[отивни]ка, для чего активными действиями отбрасывать пр[отивни]ка от аэродрома на расстояние 2–3 км.

Проверить готовность зен[итных] пулеметов и установить в районе аэродрома наблюдательные посты.

8. На каждом аэродроме иметь по одной истребительной эскадрилье для прикрытия аэродромов, имея следующую задачу:

а) Прикрыть аэродромы с воздуха Н = 1000 м путем беспрерывного патрулирования по 2–3 самолета, имея на аэродроме остальные самолеты в боеготовности № 2;

б) Прикрыть район аэродрома в радиусе 12–18 км от наземного нападения, расстреливать все группировки и скопления (не считаясь – военные или гражданские) – пулеметным огнем.

9. Командирам полков провести подготовительную работу и организовать работу так, чтобы на повторные вылеты (заправка горючего, подвеска бомб, питание летного состава) было затрачено самое минимальное время, имея в виду, что первый день войны должен быть особенно напряженным, а поэтому не жалеть ни боеприпасов, ни горючего, делая как можно больше вылетов.

Одновременно продумать вопрос быстрого выпуска в воздух всех самолетов, находящихся на аэродроме, заранее установить самолеты для взлета, для уменьшения пыли летное поле полить водой, подготовка бомб и т. д.

10. При ночных полетах, во избежание перепутывания с авиацией пр[отивни]ка, полеты над чужими аэродромами не допускать. При необходимости произвести вынужденную посадку на чужом аэродроме, самолет делает 3 раза мигание сигнальными огнями»[1074].

Соответственно 14 июня командующий ОАГ генерал-лейтенант Г.П. Кравченко утвердил план боевых действий на первый день операции, согласно которому 35-й скоростной бомбардировочный авиаполк должен был в 3.30 нанести удар по железнодорожному мосту на р. Ягала у ст. Кехра, вести разведку в радиусе 30 км и сопровождать части 18-й танковой бригады. 38-му истребительному авиаполку следовало в 3.00–3.50 нанести удар по аэродромам у Таллина, вести воздушную разведку, прикрывать свой аэродром и сопровождать войска 65-го ОСК, выдвигающиеся из Хаапсалу. Перед 53-м дальнебомбардировочным авиаполком была поставлена задача в 3.30 нанести удар по аэродромам у Таллина, а в 3.40 – по военным складам восточнее Нымме и казармам в Таллине. После выполнения задачи полк идет на посадку в Кречевицы и выходит из распоряжения ОАГ. 52-му скоростному бомбардировочному авиаполку следовало в 3.30 нанести удар по аэродрому в Пярну, действовать по войскам противника и поддерживать Клоогскую группу 65-го ОСК. 7-й дальнебомбардировочный авиаполк должен был по данным разведки нанести в 4.15 удар по войскам противника на южной и юго-западной окраине Таллина, затем перелететь в Пушкин и выйти из состава ОАГ. 15-й истребительный авиаполк должен был встретить в районе Пайде и прикрыть высадку посадочного десанта частей 201-й авиадесантной бригады на аэродром Куусику, с 3.30 вести подавление и уничтожение ПВО на южной, юго-восточной и юго-западной окраинах Таллина и прикрывать свой аэродром[1075].

Соответствующие задачи получила и 10-я авиабригада КБФ генерал-майора Н.Т. Петрухина, которой в первый день операции следовало вылететь в 2.55 и в 3.20 нанести удар по восточной береговой батарее на мысе Сууроп. В 3.00 следовало нанести удар по острову Найссаар, а в 3.10 – удар по западной батарее на мысе Сууроп. В течение дня бригада должна была наносить повторные удары по береговой артиллерии, барражировать над Таллином и вдоль эстонского берега до залива Хара-Лахт с целью блокады воздушного пространства и разведки моря[1076].

Однако 15 июня в план боевых действий ОАГ были внесены изменения, согласно которым 35-му скоростному бомбардировочному авиаполку в 3.00, а 38-му истребительному авиаполку в 2.55–3.05 следовало нанести удар по береговой артиллерии на острове Аэгна. 52-й скоростной бомбардировочный авиаполк теперь должен был вместо удара по аэродрому в Пярну в 3.10 атаковать береговую артиллерию на острове Аэгна. 53-й дальнебомбардировочный авиаполк должен был в 3.30 нанести удар по береговым батареям на мысе Сууроп. Задачи остальных авиасоединений оставались прежними[1077]. Так же был уточнен и план боевых действий 10-й авиабригады КБФ, которой теперь следовало в 1.30–1.40 нанести удар по береговым батареям на мысе Сууроп, а в 6.00 – по батарее на острове Вимси и одновременно поддержать высадку морского десанта на остров Найссаар. В 12.00 бригада должна была поддержать высадку морского десанта на остров Аэгна[1078].

Тем временем штаб 65-го ОСК подготовил совершенно секретный план действий войск корпуса и Палдиской базы КБФ при объявлении боевой тревоги. Согласно этому документу перед войсками ставилась «общая боевая задача: 1) При оказании вооруженного сопротивления уничтожить части Таллинского гарнизона эстонской армии и вооруженных организаций “Кайтселит”.

2) Захватить гор. Таллин и обеспечить установление порядка в таковом.

3) Захватить и удерживать острова Эзель [Сааремаа], Даго [Хийумаа], Найссар, Аэгна-сар и Моон [Муху]».

5-му отдельному мото-механизированному отряду и 35-й авиабазе следовало занять район вокруг Раплы, обеспечить высадку десанта на аэродроме Куусику, вести разведку на Таллин, Пярну, Вильянди и быть готовым к действиям в северо-восточном, южном и северном направлении. 18-й танковой бригаде (без 65-го отдельного танкового батальона) ставилась задача занять Таллин и подавить встреченное сопротивление. 65-й отдельный танковый батальон подчинялся 16-й стрелковой дивизии и сосредоточивался в Клооге, откуда через Кейлу должен был продвигаться на Таллин. 16-й стрелковой дивизии ставилась задача занять Таллин, а 3-му батальону 46-го стрелкового полка следовало занять Хаапсалу и прикрыть аэродром Синалепа.

Задачи морской базы в Палдиски сводились к следующему:

«1. Блокирует эстонское побережье. Не допускает входа и выхода из портов военных и торговых судов.

2. Высадкой десанта в Таллине одного с[трелкового] б[атальона] (Минная гавань) захватывает и удерживает портовые учреждения и сооружения.

3. Подавляет береговую оборону на полуос[трове] Сурупи-аль [Сууроп], ос[тровах] Найссар и Аэгна-сар. Высаживает десанты и захватывает острова.

4. Огнем судовой артиллерии содействует сухопутным войскам по захвату Таллин и ос[тровов] Даго и Эзель.

1. С Ч + 01 м флот блокирует побережье и порты Эстонии и Финляндии.

2. Береговая и судовая артиллерия подавляет батареи береговой артиллерии на ос[тровах] Найссар, Аэгна-сар и полуос[трове] Сурупи-аль.

3. Один стр[елковый] б[атальо]н из Палдиски переходит в Тулина и поступает в подчинение к[оманди]ра 47 сп для захвата батареи на полуос[трове] Сурупи-аль». Кроме того, 2 стрелковых батальона следовало подготовить к высадке на острова Найссар и Аэгна.

Особая авиагруппа должна была наносить удар по военным объектам в районе Таллина, прервать железную дорогу Раквере – Таллин, не допускать сосредоточения противника, содействовать своим войскам и прикрывать их с воздуха. Если приказ на введение плана в действие поступит в 00 часов, то действия авиации следовало начать с 3.30. 11-му отдельному зенитному артдивизиону следовало прикрывать штабы и аэродромы в Синалепа и Клоога. Развернутый на острове Хийумаа 3-й батальон 47-го стрелкового полка должен был занять остров, а гарнизону на острове Сааремаа в составе 48-го стрелкового полка, 16-го артполка и роты танков следовало занять его и соседний остров Муху для связи с материком. «Штаб корпуса к утру 13.6 первым эшелоном располагается в Палдиски, в дальнейшем переходит в Клоога. Штаб 16 сд, штаб авиагруппы к вечеру 12.6 переходит в Клоога». Боевую тревогу следовало объявлять по сигналу «Гудок» или передачи по радио в течение 2 минут позывного «33333». Для сообщения о приеме данного сигнала по радио устанавливался ответный позывной «11111»[1079]. С 21.30 14 июня радиостанции дислоцированных в Прибалтике советских войск должны были работать только на прием, ожидая условного сигнала о начале операции. В любом случае действия по плану операции должны были быть начаты «только по получении сигнала и в указанное время»[1080].

Сосредоточение и группировка Красной армии

Пока продолжалась детальная разработка плана операции, начались конкретные советские военные приготовления на границах Эстонии, Латвии и Литвы. Вероятно, впервые эти мероприятия обсуждались с 21.05 до 22.35 1 июня в кабинете И.В. Сталина с участием члена Политбюро ЦК ВКП(б) председателя Комитета обороны при СНК СССР маршала К.Е. Ворошилова, наркома обороны маршала С.К. Тимошенко, его заместителей начальника Политуправления РККА армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса, начальника Управления по командному и начальствующему составу РККА армейского комиссара 1-го ранга Е.А. Щаденко и начальника Артиллерийского управления маршала Г.И. Кулика, а также начальника Генштаба маршала Б.М. Шапошникова, начальника Автобронетанкового управления командарма 2-го ранга Д.Г. Павлова и начальника Управления ВВС командарма 2-го ранга Я.В. Смушкевича[1081]. 3 июня нарком обороны издал приказ № 0028, согласно которому следовало «в целях объединения руководства войсками все войсковые части Красной Армии, размещенные на территории Эстонской, Латвийской и Литовской Республик, с 5 июня 1940 г. из состава Ленинградского, Калининского и Белорусского военных округов исключить. Все эти части переходят в мое непосредственное подчинение, через Зам[естителя] Народного Комиссара Обороны Командарма 2 ранга тов. Локтионова А.Д.»[1082]. В тот же день был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому «в связи со сложной международной обстановкой» предписывалось «задержать в рядах Красной Армии красноармейцев 3-го года службы до 1 января 1941 г.» и «до особого распоряжения призванный… командный и начальствующий состав запаса»[1083].

В 23.15–23.20 3 июня состоялся разговор по прямому проводу помощника начальника Оперативного управления Генштаба Красной армии комдива А.Ф. Анисова и заместителя начальника штаба БОВО комдива В.Е. Климовских:

«Анисов: – В адрес Военного Совета началась передача спецленты большой срочности и важности. Телеграмма будет передана пятью спецлентами. Если в штабе нет начальника Оперативного отдела и врид Комвойсками, прошу немедленно их вызвать с тем, чтобы теперь же отдать необходимые распоряжения, организовать контроль за их выполнением и систематически о каждом Вашем мероприятии и действиях частей доносить Начальнику Генерального штаба. Все.

Климовских: – Спецлента уже принимается Начальником 8 отдела. Штаб налицо и обеспечена вся обстановка для работы. Все.

Анисов: – Хорошо. О времени отдачи распоряжения по директиве Начальника Генерального штаба и о начале выполнения его частями прошу донести. Все.

Климовских: – Будет сделано. Все»[1084].

Военному совету БОВО передавалась подписанная в 22.27 начальником Генштаба директива № 02606:

«Народный Комиссар Обороны приказал:

1. Немедленно с получением настоящей телеграммы поднять по боевой тревоге следующие части: 10[-ю] стрелковую дивизию сосредоточить в район Лынтупы, 7[-ю] кав[алерийскую] дивизию – в район Ошмяны, Журпаны, Солы; 36-ю кав[алерийскую] дивизию – в район Лида, Липнишки, Трокеле; 115[-ю] стрелковую дивизию – в район Новый Двор, Озеры (15 км к востоку [от] Гродно); 185[-ю] стр[елковую] дивизию – в район Молодечно; части 27[-й] стр[елковой] дивизии, расположенные в Гродно, [и] 22[-ю] танковую бригаду привести в боевую готовность, оставив в местах своего расквартирования.

В районах сосредоточения дивизиям иметь боевое охранение.

2. Кроме положенных возимых огнеприпасов иметь с собой и холостые патроны. Боеприпасы на руки не выдавать, а держать в запечатанных ящиках.

3. Оперативной группе 3[-й] армии с командующим армией срочно выехать в Молодечно, установив связь с указанными в пункте 1 частями.

4. Дальнейшие указания последуют дополнительно.

5. Время получения настоящей телеграммы подтвердить и донести о времени начала исполнения приказа.

6. Ежедневно к 20 часам доносить о положении указанных частей»[1085].

Выполняя эту директиву, командование БОВО в 4.00–7.10 4 июня направило соответствующие приказы Военным советам 3-й и 11-й армий и вышеуказанным войскам[1086].

5 июня в 17.27–17.47 Военным советам ХВО, АрхВО, БОВО, ЛВО, УрВО, КалВО, ОрВО, МВО и ПриВО были направлены шифротелеграммы начальника Генерального штаба Красной армии №№ 101305–101313 соответственно с приказами задержать «до особого распоряжения» увольнение приписного состава моложе 30 лет и расформирование частей, подлежащих сокращению. Следовало укомплектовать до штатов военного времени 23-ю стрелковую дивизию ХВО, 128-ю стрелковую дивизию АрхВО, 115-ю, 10-ю, 143-ю, 27-ю, 125-ю, 113-ю, 121-ю, 33-ю, 185-ю, 126-ю и 29-ю стрелковые дивизии, управления 4-го, 10-го, 24-го и 11-го стрелковых, 3-го и 6-го кавалерийских корпусов с корпусными частями и артполками, а также танковые бригады и артиллерийские полки РГК БОВО, 49-ю, 42-ю, 90-ю, 11-ю, 24-ю, 75-ю, 155-ю и 163-ю стрелковые дивизии, управления 1-го, 19-го и 28-го стрелковых корпусов с корпусными частями и артполками, а также артиллерийские полки РГК ЛВО, 85-ю стрелковую дивизию УрВО, 48-ю стрелковую дивизию КалВО, 55-ю стрелковую дивизию ОрВО, 1-ю мотострелковую, 84-ю и 17-ю стрелковые дивизии, 55-ю и 39-ю танковые бригады МВО и 86-ю стрелковую дивизию ПриВО. При этом особо оговаривалось, что никакого призыва людей из запаса производить не следует. Кроме того, 64-ю стрелковую дивизию КалВО следовало подготовить к привлечению на учебные сборы приписного состава. Указанные соединения ХВО, АрхВО, УрВО, ОрВО, МВО и ПриВО следовало подготовить к переброске в другой округ[1087].

С 22.40 5 июня до 1.00 6 июня в кабинете И.В. Сталина члены Политбюро ЦК ВКП(б) председатель СНК СССР В.М. Молотов, председатель Комитета обороны маршал К.Е. Ворошилов и секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов, а также нарком обороны маршал С.К. Тимошенко, его заместитель начальник Артиллерийского управления маршал Г.И. Кулик, начальник Генштаба РККА маршал Б.М. Шапошников, его заместитель генерал-лейтенант И.В. Смородинов, начальник Автобронетанкового управления генерал-полковник Д.Г. Павлов, командующий войсками ЛВО генерал армии К.А. Мерецков, видимо, вновь обсуждали необходимые военные мероприятия в отношении Прибалтики[1088]. Как бы то ни было, 6 июня Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило следующие назначения по НКО:

«1. Командующего войсками Ленинградского военного округа Героя Советского Союза – генерала армии Мерецкова К.А. освободить от занимаемой должности и назначить заместителем Народного Комиссара Обороны Союза ССР…

3. Начальника Авто-Бронетанкового Управления Красной Армии Героя Советского Союза – генерал-полковника танковых войск Павлова Д.Г. освободить от занимаемой должности и назначить командующим войсками Белорусского Особого военного округа.

4. Командира 49[-го] стрелкового корпуса Героя Советского Союза – генерал-лейтенанта Кирпонос М.П. освободить от занимаемой должности и назначить командующим войсками Ленинградского военного округа.

5. Начальника Авто-Бронетанковыми войсками Киевского Особого военного округа – генерал-лейтенанта танковых войск Федоренко Я.Н. освободить от занимаемой должности и назначить начальником Авто-Бронетанкового Управления Красной Армии»[1089]. На основании этого решения нарком обороны 7 июня издал соответствующий приказ № 02469[1090], правда, передача дел новому командующему ЛВО была отложена до выяснения ситуации в Прибалтике.

6 июня в 15.10–17.20 Военным советам ПриВО, ОрВО, АрхВО, УрВО, КалВО, ЛВО, ХВО и БОВО были направлены директивы начальника Генштаба №№ ОМ/825–832 соответственно, которые требовали в изменение и дополнение шифротелеграмм от 5 июня указанные в них соединения укомплектовать по существующему 12-тысячному штату без танковых батальонов. Количество лошадей в дивизиях должно было соответствовать штату, роты подвоза требовалось развернуть в автобатальоны без подъема машин из народного хозяйства. Медсанбаты и полевые хлебозаводы следовало укомплектовать по штатам военного времени за счет округа. Войска должны были брать с собой лишь то, что необходимо для действий в полевых условиях и 1,25 боекомплекта. Перебрасываемые из состава ПриВО, ОрВО, АрхВО, УрВО и ХВО стрелковые дивизии должны были начать погрузку с 7 июня[1091].

7 июня в 16.50–19.20 военным советам ОрВО, ХВО, КОВО, СКВО, БОВО и ЛВО были направлены шифротелеграммы начальника Генштаба №№ ОУ/283–286, 288–290 соответственно о переброске авиационных частей. Следовало перебросить в БОВО управления 16-й, 30-й и 65-й авиабригад, 13-й, 46-й скоростные и 51-й дальний бомбардировочные авиаполки с 106-й, 115-й и 127-й авиабазами из ОрВО; 60-й скоростной бомбардировочный авиаполк с 134-й авиабазой из ХВО; управление 56-й авиабригады, 14-й тяжелый бомбардировочный, 17-й, 20-й и 149-я истребительные авиаполки с 14-й, 109-й и 212-й авиабазами из КОВО; 1-й тяжелый бомбардировочный авиаполк с 2-й авиабазой из СКВО; 9-й скоростной бомбардировочный авиаполк из ЛВО; управление 39-й авиабригады, 16-й и 40-й скоростные бомбардировочные авиаполки из КалВО. В КалВО перебрасывался 153-й истребительный авиаполк из ЛВО и 4-й легкий бомбардировочный полк с 113-й авиабазой из ХВО. В ЛВО следовало передислоцировать 3-й тяжелый бомбардировочный авиаполк. Кроме того, было приказано сосредоточить ВВС БОВО и ЛВО на аэродромах вблизи границ государств Прибалтики. Полки следовало перебросить лётом, а авиабазы, которым предписывалось взять 3 боекомплекта и 2 заправки горючего, – по железной дороге. Готовность авиабаз к отправке устанавливалась на 9 июня. Требовалось «особое внимание обратить на особую секретность переброски»[1092]. Так же 7 июня Военному совету ОрВО было приказано сформировать маршевый батальон в составе 600 человек для МВО и подготовить его к отправке 8 июня[1093].

В 17.20 7 июня маршал Б.М. Шапошников подписал шифротелеграмму № ОУ/287, отправленную в 18.23 командующему ЛВО:

«Народный Комиссар Обороны приказал:

1. Походным порядком сосредоточить в новые районы следующие части:

а) Упр[авление] 28 ск с корпусными частями – Гурлева к утру 13 июня; 90[-ю] стр[елковую] дивизию – Ложлолово, Доложка, Волна – к утру 13 июня; 101 гап РГК – Поречье, Юрка к утру 12 июня; 35 тбр, 402 гап РГК – Велькоты, Черковицы к утру 10 июня.

б) 13 тбр – Псков к утру 9 июня; 15[-ю] стр[елково-]пул[еметную] бригаду – Псков к утру 9 июня.

в) Управление 8[-й] армии – Псков к утру 10 июня.

2. Марши совершать только ночью, захватывая по полтора – два часа вечернего и утреннего времени, с мерами боевого обеспечения.

3. Личный состав выступающих частей обеспечить стальными шлемами, исправным обмундированием, обувью и плащами-палатками. Лагерные палатки не брать. Частям взять полностью положенные по табели запасы боеприпасов один с четвертью боекомплекта, не выдавая их на руки, кроме суточного наряда; продфуража пять суточных дач; прочего имущества по табели.

4. Топографическими картами обеспечить все части по нормам мобкомплектов в новых районах. На марш использовать карты текущего довольствия.

5. Примите все меры к сохранению передвижения войск в тайне, для чего:

а) Всем частям ставить задачу только на один переход;

б) Запретить какую бы то ни было переписку, связанную с передвижением войск, с начальниками родов войск и служб, ведя ее только через штаб и шифром.

в) До особого распоряжения все войсковые радиостанции, сменившие дислокацию, работают только на прием.

6. Марш всем частям начать 7 июня 1940 г.

7. Донесения о передвижении частей присылать мне ежедневно к 10 и 22 часам (шифром).

8. О получении настоящей директивы и отданных распоряжениях донести»[1094].

В 17.30 7 июня начальник Генштаба РККА подписал шифротелеграмму № ОУ/291, отправленную в 19.00 командующему КалВО:

«Народный Комиссар Обороны приказал:

1. Сосредоточить походом 48 сд в район Лидино, Себеж, Барсуки к утру 9 июня; опергруппу штаба КалВО в Идрица к утру 10 июня.

2. Марши совершать с мерами боевого обеспечения и только ночью, захватывая по полтора – два часа вечернего и утреннего времени.

3. Материальное обеспечение 48 сд согласно моей директивы № ОМ/829.

4. Дивизии и опергруппе штаокра выдать мобкомплекты топографических карт.

5. Примите все меры к сохранению передвижения войск в тайне, для чего:

а) Всем частям ставить задачу только на один переход;

б) Запретить всякую переписку, связанную с передвижением войск, с начальниками родов войск и служб, ведя ее только через штаб и шифром.

в) Всем войсковым радиостанциям, сменившим дислокацию, работать только на прием.

6. Марш начать вечером 8 июня.

7. Донесения о передвижении частей присылать ежедневно к 10 и 22 часам шифром.

8. О получении настоящей директивы и отданных распоряжениях донести»[1095].

В 18.20 7 июня маршал Б.М. Шапошников подписал шифротелеграмму № ОУ/292, отправленную в 20.10 командующему БОВО:

«Народный Комиссар Обороны приказал:

1. Походным порядком сосредоточить в новые районы следующие части:

а) Управление 3[-й] армии – Поставы к утру 9 июня;

б) Упр[авление] 4 ск с корпусными частями – Видзы к утру 9 июня, а корпусные части 11 июня; 126 сд – район Видзы к утру 14 июня; 25 тбр – Козяны к утру 9 июня;

в) 360 ап РГК район Свенцяны к утру 12 июня; упр[авление] 3 кк – Свенцяны к утру 13 июня; 7 кд – район Свенцяны к утру 10 июня; 36 кд – район Свенцяны к утру 13 июня; 27 тбр – Лыптуны к утру 10 июня;

г) Управление 11[-й] армии – Лида к утру 9 июня;

д) Упр[авление] 10 ск с корпусными частями – Солы к утру 8, а корпусные части к утру 11 июня; 185 сд – Ворняны, Слободка, Солы к утру 9 июня; 21 тбр – район Солы к утру 9 июня;

е) Упр[авление] 11 ск – Мыто, корпусные части район Мыто к утру 9 июня; 29 сд – район Вороново к утру 12 июня; 115 сд – район Друскеники к утру 8 июня; 32 тбр – район Мыто к утру 10 июня;

ж) Упр[авление] 6 кк – Гродно к утру 9, а корпусные части к утру 10 июня; 6 кд – район Сопоцкин к утру 12 июня; 33 сд – район Конюхи, Липск к утру 9 июня; 4 понтонбат – Гродно к утру 9 июня; 10 мотоинжбат – Гродно к утру 9 июня; 23 инжбат – Зоболотье к утру 10 июня.

2. Марши совершать с мерами боевого обеспечения и только ночью, захватывая по полтора – два часа вечернего и утреннего времени.

3. Материальное обеспечение выступающих частей согласно моей директивы № ОМ/832.

4. Топографические карты по нормам мобкомплектов выдать в новых районах. На период марша обеспечить картами текущего довольствия.

5. Примите все меры к сохранению передвижения войск в тайне, для чего:

а) всем частям ставить задачу только на один переход;

б) запретить всякую переписку, связанную с передвижением войск, с начальниками родов войск и служб, ведя ее только через штаб и шифром;

в) всем войсковым радиостанциям, сменившим дислокацию, работать только на прием.

6. Марш начать 7 июня.

7. Донесения о передвижении частей присылать ежедневно к 10 и 22 часам шифром.

8. О получении настоящей директивы и отданных распоряжениях донести»[1096].

Пока эти директивы передавались в штабы округов, с 19.20 до 20.20 7 июня в кабинете И.В. Сталина члены Политбюро ЦК ВКП(б) председатель СНК СССР В.М. Молотов и председатель Комитета обороны маршал К.Е. Ворошилов, а также нарком обороны маршал С.К. Тимошенко, его заместитель генерал-полковник А.Д. Локтионов, начальник Генштаба РККА маршал Б.М. Шапошников, его заместитель генерал-лейтенант И.В. Смородинов, командующий войсками БОВО генерал-полковник Д.Г. Павлов и заместитель наркома обороны генерал армии К.А. Мерецков, вероятно, опять обсуждали подготовку Прибалтийской операции[1097].

Тем временем, получив приказы наркома обороны, войска ЛВО, КалВО и БОВО 4–7 июня 1940 г. были подняты по тревоге и начали под видом учений сосредоточение к границам прибалтийских государств. Одновременно в состояние боевой готовности были приведены советские гарнизоны в Прибалтике. Кроме готовившихся к переформированию на штаты мирного времени соединений ЛВО, большинство частей Красной армии находилось в штатах мирного времени. Войска имели значительный некомплект личного состава, лошадей, автомашин, боеприпасов, обмундирования и горючего. Оказалось, что в частях нет планов подъема войск по тревоге или эти планы не соответствуют реальной ситуации. Стрелковые войска Красной армии сосредотачивались преимущественно пешим порядком. Эти марши показали, что войска слабо подготовлены к их проведению, а отсутствие необходимого транспорта не позволяло сразу взять с собой все необходимое. Даже имевшийся автотранспорт примерно на 25 % нуждался в ремонте, но мощностей ремонтных подразделений не хватало. Как докладывал Военному совету БОВО командующий 3-й армии, в ходе маршей отрабатывались вопросы их организации, разведки, управления и охранения, по возможности велась боевая подготовка. «Политико-моральное состояние частей 3-й армии здоровое. Весь личный состав в полной решимости готов выполнять любые задания партии и правительства»[1098]. 42-я, 24-я и 90-я стрелковые дивизии ЛВО в ходе сосредоточения перевозили личный состав на автомашинах, а имущество и материальную часть – по железной дороге. Для этого потребовалось привлечь 1 640 автомашин из состава 48-й автотранспортной бригады, 420-го, 295-го, 415-го автотранспортных батальонов и не участвовавших в сосредоточении 123-й, 155-й и 70-й стрелковых дивизий. Движение на марше проводилось в вечернее и ночное время, а на дневки автомашины и люди отводились с дороги в лес. По мнению штаба ЛВО, в целом перевозка была осуществлена организовано.

Для переброски управления 24-го стрелкового корпуса, 125-й, 126-й и 143-й стрелковых дивизий, 29-й танковой бригады и 360-го гаубичного артполка БОВО было использовано 112 железнодорожных эшелонов. Кроме того, в округ 160 эшелонами из МВО были переброшены 1-я мотострелковая, 84-я стрелковая дивизии и 55-я танковая бригада, из ХВО – 23-я, а из ОрВО – 55-я стрелковые дивизии. По мнению штаба БОВО, железнодорожные перевозки выявили недостаточную подготовку войск к их проведению, что приводило к затягиванию погрузки. Столь же критично оценивал перевозки по железным дорогам и штаб ЛВО. Планы перевозок составлялись по типовым расчетам с последующим уточнением наполняемости железнодорожных составов в процессе погрузки, что создавало сложности и увеличивало простои эшелонов. Не имея отработанной системы, НКПС не сразу сумел перестроиться на быструю подачу поездов, однако вскоре этот вопрос был урегулирован. Для перевозки войск ЛВО за 8–18 июня было подано 313 эшелонов. На участке Дно – Псков было установлено одностороннее движение, с отправлением порожняка на Ленинград. Рассчитанный на 48 пар поездов в сутки Псковский железнодорожный узел был вынужден в отдельные дни принимать 66 пар эшелонов, что вело к задержкам с разгрузкой и тормозило подход остальных поездов. В районе сосредоточения войск 8-й армии было оборудовано 15 выгрузочных станций: Псков, Березки, Черская, Остров, Череха, Красные Пруды, Сошихино, Тригорская, Ващагино, Кебь, Карамышево, Подсевы, Порхов, Торошино, Плюсса. Правда, отсутствие налаженной связи не всегда позволяло получать точную информацию о движении поездов, что затрудняло регулирование перевозок. Еще одной проблемой для службы ВОСО стала низкая дисциплина среди железнодорожников, которые неожиданно для себя без каких-либо объяснений оказались в условиях ненормированного рабочего дня и зачастую отказывались вести поезда или производить маневровые работы на станциях.

К 9 часам 9 июня в Идрицу прибыла оперативная группа штаба КалВО, затем в 10 часов 12 июня туда прибыл 1-й эшелон штаба Особого стрелкового корпуса, сформированного на базе управления КалВО. Все соединения, подчиненные корпусу, кроме 48-й стрелковой дивизии, сосредоточивались по железной дороге. Для их приема была выделена комиссия под руководством начальника отдела боевой подготовки округа генерал-майора П.М. Козлова. На станциях Идрица, Яловка и Себеж периодически находились представители комиссии, которые ставили прибывающим войскам задачи на сосредоточение. Проверяющие из Генштаба отметили согласованную работу ВОСО и железнодорожной администрации. Войска прибывали в штатах мирного времени и были недостаточно обеспечены транспортными средствами. В результате на станции Себеж в непосредственной близости от железнодорожного полотна скопилось большое количество военного имущества и боеприпасов. К вечеру 15 июня практически все соединения ОСК вышли в районы сосредоточения, лишь некоторые подразделения 86-й стрелковой дивизии все еще продолжали перевозку по железной дороге[1099].

В ЛВО, КалВО и БОВО развертывались тыловые части и учреждения, необходимые для обеспечения полноценной боевой деятельности войск. В случае необходимости на пополнение прибывали военнослужащие из других округов. Так, 9 июня Военному совету ОрВО было приказано подготовить к отправке 10 июня личный состав для укомплектования 16-го дорожно-эксплуатационного полка в Великих Луках (КалВО) и 21-го дорожно-эксплуатационного полка в Гомеле (БОВО)[1100]. В 17.45 9 июня начальник Генерального штаба направил начальникам штабов ЛВО и БОВО шифротелеграмму № 0145:

«Организацию тыла и материального обеспечения провести, руководствуясь следующими указаниями:

1. Тщательно проверить представителями округа все прибывающие части как своего округа, так и поступающие из других округов на местах сосредоточения и выгрузки. В случае недостатка в проверяемых частях предметов вооружения, военно-технического и военно-хозяйственного снабжения немедленно пополнять ими из ресурсов округа и на отсутствующие предметы доносить в Генштаб.

2. Открыть станции снабжения на каждый корпус в районах сосредоточения войск с отделениями от окружных складов: продовольственного, артиллерийского и горючего.

3. Подготовить для открытия новых станций снабжения отделения складов: артиллерийского, продовольственного и горючего с укомплектованием их за счет частей округа, остающихся на месте.

4. Для организации подвоза создать резерв транспортных машин за счет частей и учреждений округа, остающихся на месте и не предназначенных к передвижению.

5. В войсковых частях иметь полностью возимые и носимые неснижаемые запасы – продовольствия четыре суточных дачи, боеприпасов один комплект с четвертью и горючего на боевые машины три заправки и транспортные две заправки.

Кроме того, строевому составу выдать на руки концентраты на одни сутки и иметь их в обозе две суточные дачи. Механизированным частям и коннице выдать на руки три суточных дачи концентратов. Для конницы по усмотрению Военного совета округа выдать комбикорм.

6. На станциях снабжения в отделениях окружных складов иметь: боеприпасов два боевых комплекта, продовольствия от 3 до 5 суток и горючего две заправки на все части, базирующиеся на эти станции.

7. Ввиду недостатка автоцистерн широко использовать для подвоза горючего контейнера и бочки. В случае необходимости быть всегда готовым подать мехчастям горючее по воздуху.

8. Развернуть на каждой станции снабжения за счет имеющихся войсковых госпиталей округа – эвакогоспиталя, обеспечив их медикаментами и имуществом. О дополнительном развертывании госпиталей последуют особые указания. Разработать план эвакуации из развертываемых эвакогоспиталей в стационарные госпиталя округа.

9. Организовать дорожно-этапную службу, обратив особое внимание на организацию движения по дорогам, учитывая имеющиеся в прошлом недостатки в этом деле. Теперь же организовать службу регулирования на дорогах войсковых районов, применяя жесткие меры взыскания с нарушителей движения по грунтовым дорогам.

10. Организовать обеспечение авиации горючим и боеприпасами на полевых аэродромах.

11. Доставку писем и газет организовать до особого указания через экспедицию войсковых частей.

12. Для пополнения убыли в округ будут поступать маршевые батальоны из расчета по одному батальону на каждую дивизию.

13. Ежедневно к 20 часам представлять в Генеральный штаб тыловую сводку с указанием обеспеченности войсковых частей и наличия запасов на станциях снабжения.

14. О получении подтвердить и 11.6.40 к 20 часам представить план организации тыла»[1101].

9 июня с 20.05 до 21.55 И.В. Сталин принял наркома обороны маршала С.К. Тимошенко, начальника Генштаба РККА маршала Б.М. Шапошникова, его заместителя генерал-лейтенанта И.В. Смородинова, начальника Управления ВВС генерал-лейтенанта Я.В. Смушкевича и его заместителя генерал-лейтенанта П.В. Рычагова, которые, вероятно, доложили о подготовке Прибалтийской операции[1102]. 10 июня командующий КБФ издал приказ № 0095 об оперативном развертывании флота перед операцией. Согласно приказу наркома ВМФ адмирала Н.Г. Кузнецова № 00148 «в целях повышения оперативной готовности флотов» Военному совету КБФ следовало «перевести все соединения и части с 11.6.40 на оперативную готовность № 2». Соответственно в 11 часов 35 минут 11 июня КБФ был переведен в оперативную готовность № 2, а в 19 часов 30 минут 16 июня по флоту была объявлена оперативная готовность № 1[1103].

11 июня начальник штаба ВВС Красной армии генерал-лейтенант Ф.К. Арженухин доложил маршалу Б.М. Шапошникову о том, что 15 авиаполков завершили перелеты на новые аэродромы. Для усиления ВВС БОВО прибыли 17-й, 20-й, 149-й истребительные и 14-й тяжелый бомбардировочный авиаполки из КОВО, 60-й скоростной бомбардировочный авиаполк из ХВО, 16-й и 40-й скоростные бомбардировочные авиаполки из КалВО, 13-й, 46-й скоростные бомбардировочные и 51-й дальний бомбардировочный авиаполки из ОрВО, 9-й скоростной бомбардировочный авиаполк из ЛВО и 1-й тяжелый бомбардировочный авиаполк из СКВО, в составе которых насчитывалось 582 самолета. Для усиления ВВС КалВО прибыли 153-й истребительный авиаполк из ЛВО и 4-й легкий бомбардировочный авиаполк из ХВО, в которых имелся 121 самолет. В состав ВВС ЛВО был переброшен 3-й тяжелый бомбардировочный авиаполк из КалВО в составе 34 самолетов. Таким образом, всего совершили перелет 737 самолетов, из которых 1 потерпел катастрофу и 1 попал в аварию. До прибытия своих авиабаз авиаполки были размещены на постоянных аэродромах[1104].

11 июня с 14.40 до 17.40 в кабинете И.В. Сталина члены Политбюро ЦК ВКП(б) председатель СНК СССР В.М. Молотов, его заместитель нарком нефтяной промышленности и путей сообщения Л.М. Каганович и секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов, а также нарком обороны маршал С.К. Тимошенко, начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников, его заместитель генерал-лейтенант И.В. Смородинов и нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, видимо, вновь обсуждали проблемы подготовки Прибалтийской кампании[1105]. Во всяком случае, изданное в этот день постановление СНК СССР № 1009-367сс разрешало Управлению государственных резервов разбронировать для обеспечения развертываемых на границах Эстонии, Латвии и Литвы войск ЛВО, БОВО и КалВО 13 650 тонн муки, 4 157 тонн крупы, 3 412 тонн мяса и мясных консервов, 1 462 тонны рыбы и рыбных консервов, 975 тонн жиров, 1 427 тонн макарон, 682 тонны сахара, 32 тонны чая, 870 тонн соли, 64 тонны сухих овощей, 13 тыс. ящиков махорки, 1 950 ящиков спичек, 455 тыс. книжек курительной бумаги, 30 тыс. тонн овса. Кроме того, следовало разбронировать 35 тыс. тонн сена (из них в ЛВО 4 тыс. тонн, в КалВО 13 тыс. тонн, в БОВО 6 тыс. тонн, в ОрВО 10 тыс. тонн и в МВО 2 тыс. тонн)[1106]. В тот же день было издано постановление СНК СССР № 1010-384сс «О разбронировании мобзапасов горюче-смазочных материалов, хранящихся на складах НКО», которое предусматривало выделение 74 873 тонн ГСМ (см. таблицу 44). Кроме того, Наркомат нефтяной промышленности должен был выдать НКО по БССР, Калининской, Смоленской и Ленинградской областям 3 000 тонн лигроина, 260 тонн дизельной смазки и 2 800 тонн дизельного топлива[1107].

Таблица 44. Разбронированное количество ГСМ (т)

11 июня нарком обороны направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 16643сс: «Прошу разрешить зачислить на котловое довольствие начальствующий состав войсковых частей Ленинградского, Калининского, Белорусского […] Военных Округов, с удержанием за выдаваемый продовольственный паек его стоимости, как выполняющий работу в полевых условиях. Общая потребность пайков составляет» по ЛВО 25 000, по КалВО 5 000, а по БОВО 25 000 пайков[1108]. Соответственно 13 июня Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК № 1024-395сс, согласно которому следовало «разрешить НКО зачислить на котловое довольствие начальствующий состав тех войсковых частей Ленинградского, Калининского, Белорусского […] военных округов, которые имеют фронтовые задания, с удержанием за выдаваемый продовольственный паек его стоимости, как выполняющий работу в полевых условиях»[1109].

Советское руководство не исключало вероятности ведения полномасштабных военных действий, поэтому ЛВО, КалВО и БОВО было приказано развернуть сеть военно-санитарных учреждений. Согласно телеграмме начальника Генерального штаба № 16284/III от 8 июня предписывалось «свертывание эвакопунктов и госпиталей и перевода их на штаты мирного времени до особого распоряжения не проводить. Госпиталя содержать в состоянии готовности»[1110]. В 8.00 12 июня Военному совету СКВО была отправлена шифротелеграмма начальника Генштаба № ОМ/673 с приказом сохранить помещения эвакогоспиталей №№ 1600, 1620, 1605, 1611, 1615, 1582, 1583 и не передавать их гражданским организациям. Силами оставшегося личного состава следовало привести их имущество в полный порядок, но уволенный личный состав до особого распоряжения не вызывать[1111]. 13 июня Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1015-387сс, согласно которому НКО и НКЗдраву «для обеспечения эвакуации и лечения больных и раненых, связанных с особыми мероприятиями», следовало на территории ЛВО, КалВО, БОВО, МВО и ОрВО сформировать по штатам военного времени 60 эвакогоспиталей, 3 управления эвакопунктов и 10 военно-санитарных поездов. НКО разрешалось «для укомплектования формирующихся санитарных учреждений призвать из запаса приписной состав военнообязанных и поставить из народного хозяйства конский состав и автотранспорт». Призванный приписной состав подпадал под действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 сентября 1939 г.[1112]. На основании принятых правительством решений начальник Генерального штаба 14 июня 1940 г. телеграммой № ОМ/952 распорядился к 24.00 16 июня призвать весь личный состав и автомашины для укомплектования эвакогоспиталей и военно-санитарных поездов, отмобилизование которых требовалось закончить 17 и 20 июня соответственно. Всем мобилизуемым следовало объявлять, что это обычный учебный сбор[1113].

15 июня начальник Генштаба РККА направил в СНК СССР докладную записку № 144837/сс с рядом проектов постановлений Экономического совета при СНК СССР. В частности, предлагалось ввести на довольствие войск ЛВО, КалВО и БОВО махорку, курительную бумагу и спички и разбронировать на территории этих округов мобилизационные фонды противостолбнячной и противогангренозной сыворотки. «Прошу Ваших указаний о срочном проведении намеченных мероприятий»[1114]. 19 июня Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданные в тот же день постановления СНК СССР № 1053-407сс, согласно которому следовало выдавать находящимся в полевых условиях войскам ЛВО, КалВО и БОВО в месяц на человека 600 грамм махорки, 3 коробка спичек и 7 книжек курительной бумаги по 50 листов, и № 1054-408сс, разрешавшее разбронировать 200 тыс. доз противостолбнячной сыворотки и 100 тыс. доз противогангренозной сыворотки[1115].

Однако в процессе развертывания тыловых частей на местах возникли определенные организационные сложности, поэтому в 2.10 15 июня начальник Генштаба направил начальникам штабов ЛВО и БОВО шифротелеграмму № ОУ/790:

«Директивой Генштаба Красной Армии № 0145 от 9 июня с.г. требовалось:

1) создать запасы в войсках в размере четырех суточных дач продовольствия, одного комплекта с четвертью боеприпасов и горючего для боевых машин три заправки, для транспортных машин две заправки;

2) выдать на руки строевому составу концентраты на одни сутки и иметь их в обозе две суточных дачи, а механизированным частям и коннице выдать на руки три суточных дачи концентратов;

3) создать запасы на станциях снабжения боеприпасов два боекомплекта, продовольствия от 3 до 5 суточных дач и горючего две заправки на все части, базирующиеся на эти станции;

4) директивой также требовалось ежедневно к 20 часам представлять тыловые сводки по форме, преподанной Вам № 0147.

Из представляемых Вами тыловых сводок (БОВО) и по донесениям с мест видно, что создание запасов, установленных директивой, идет крайне медленно, а в отдельных случаях запасы совершенно отсутствуют или же крайне низки, особенно по боеприпасам и горючему.

Тыловые сводки представляются с большим опозданием и не за все войсковые соединения и станции снабжения, а по ЛВО до сих пор сводки не получены.

Категорически требую:

1) форсировать создание установленных запасов до полной нормы, как это указано в директиве № 0145.

2. Тыловые сводки представлять своевременно за все войсковые соединения и станции снабжения с полным освещением всех вопросов тыловой сводки и с выводами по обеспечению войск.

3. О всех причинах, задерживающих выполнение моей директивы, доносить немедленно особым донесением.

4. Первое донесение об обеспеченности подвижными запасами и запасами на станциях снабжения ожидается к 20.00 15.6»[1116].

Конечно, к 15 июня актуальность всех этих мероприятий значительно снизилась, но выработка практических навыков тыловыми службами и штабами, а так же повышение личной ответственности командно-начальствующего состава при выполнении приказов Главного командования было необходимо.

Тем временем к исходу 11 июня 78,6 % выделенных для операции войск БОВО находилось в районах сосредоточения, где проводились совместные учения танковых бригад с пехотой, которая обучалась посадке на танки. К началу операции в каждой бригаде были подготовлены десантные отряды в составе стрелкового батальона и противотанковых орудий. На каждом танке размещалось от 4 до 7 бойцов с пулеметами, орудия буксировались танками или автомашинами. Тем самым предполагалось повысить автономность действий танковых бригад. В 20.00 11 июня командующим войсками ЛВО и БОВО была отправлена шифротелеграмма № ОУ/201 за подписью наркома обороны и начальника Генштаба:

«Приказываю всемерно ускорить переброску и выгрузку войск сосредотачиваемых по директиве [№ 02623 для БОВО и № 02624 для ЛВО].

Все части по мере выгрузки немедленно направлять в районы сосредоточения, не ожидая прибытия всех эшелонов.

Войскам первого и второго эшелонов быть на исходном положении в полной боевой готовности начать боевые действия к 22 часам 14 июня. Срок открытия боевых действий будет указан особо.

К 12 часам 13 июня донести шифром о мерах к ускорению сосредоточения, а также, какое положение занимают войска на исходном положении к 22 часам 14 июня»[1117].

В 12.25 13 июня находившийся в Ленинграде и продолжавший выполнять обязанности командующего ЛВО заместитель наркома обороны генерал армии К.А. Мерецков и член Военного совета ЛВО корпусной комиссар Н.Н. Вашугин докладывали наркому обороны о ходе сосредоточения войск:

«1. 24, 42 и 90 сд смешанной перевозкой на автотранспорте и по железной дороге отправлены полностью в районы выгрузки. 163 сд отправлена 12.6.40 22.00 полностью по железной дороге.

2. 1[-я] танковая бригада, за исключением одного тылового эшелона, отгружена и отправлена. 40[-я] танковая бригада отгружена и отправлена за исключением одного тылового эшелона. 35[-я] танковая бригада отгружена и отправлена полностью. 13[-я] танковая бригада находится в районе сосредоточения.

3. Все авиационные базы прибыли на место, кроме одного эшелона.

4. 301[-й] и 311[-й] артполки РГК отгружены и отправлены. 402 гап и 101 гап прибыли в район сосредоточения походом полностью.

5. Идут с запозданием: 49[-я] стр[елковая] дивизия, всего отправлено 13 эшелонов, будет отправлено сегодня 10 эшелонов. Это количество обеспечивает переброску боевого состава дивизии.

75 сд – отправлено 14 эшелонов, сегодня будет отправлено 6 эшелонов.

6. Корпусные артполки 19 ск – кроме одного дивизиона к погрузке не приступали, придут в район сосредоточения с запозданием, так как пропускная способность дороги загружена полностью.

7. Управление 28 ск с корпусными частями будет отгружено и отправлено полностью сегодня.

8. 86, 85, 100, 17, 8 и 128 сд идут по графику Генштаба»[1118].

В 1 час ночи 14 июня маршал Б.М. Шапошников подписал шифротелеграмму № ОУ/215, отправленную в 1.25 командующему БОВО:

«Народный Комиссар приказал:

1. Резервную 23 сд с утра 14 июня направить в район Жвири[н]е, Злотье юго-западнее оз. Дривяты.

2. Резервную 143 сд с утра 14 июня направить в район ст. Солы»[1119].

14 июня Военные советы ЛВО и БОВО, а также заместитель наркома внутренних дел генерал-лейтенант И.И. Масленников получили следующее распоряжение начальника Генштаба: «В целях планомерной эвакуации военнопленных и учитывая недочеты, имевшие место в процессе передачи военнопленных б[ывшей] польской армии частями Красной Армии приемным пунктам НКВД, руководствоваться следующими указаниями:

1. Эвакуацию военнопленных до границы и далее до приемных пунктов НКВД производить распоряжением Военных Советов округов.

2. Для движения военнопленных выделить специальные маршруты – пути, не допуская движения военнопленных по основным маршрутам движения наших войск.

3. На выделенных маршрутах для движения военнопленных организовать временные питательные пункты, используя для этой цели пищевые котлы.

4. Довольствие военнопленных производить по нормам, установленным постановлением Экономсовета при СНК СССР № 27 от 20.9.39 г.

5. Для конвоирования военнопленных создать особые команды за счет выделения стрелковых рот – стрелковых дивизий и кав[алерийских] эскадронов – кав[алерийских] дивизий.

6. Сдачу военнопленных органам НКВД производить в пунктах передач:

Для ЛВО в районе: – Кингисепп, Псков, Остров, Себеж.

Для БОВО в районе: – Бигосово, Свенцяны, ст. Солы, Марцинканцы.

7. Дальнейшая эвакуация с пунктов передачи НКВД производится обратным порожняком нач[альником] ВОСО РККА в пункты по заявкам НКВД.

8. Категорически запрещается изъятие у военнопленных личных вещей (помимо оружия), а за изъятые ценности выдавать установленные квитанции непосредственно владельцам»[1120]. На основании этого распоряжения командующие округами издали свои приказы об обращении с военнопленными, которыми были также установлены нормы их довольствия: хлеба – 800 г, макарон – 10 г, масла растительного – 30 г, мяса – 50 г, рыбы – 75 г, крупы – 100 г, муки подболточной – 20 г, овощей – 500 г, сахара – 20 г, соли – 30 г, перца – 4 г, лаврового листа – 6 г, томата-пюре – 10 г в день, уксуса – 90 г, чая – 45 г, табаку – 5 пачек, спичек – 5 коробок, мыла – 200 г в месяц[1121].

Органы НКВД готовили лагеря для приема 50–70 тыс. пленных[1122], а погранвойскам НКВД было приказано обеспечить переход границы частями Красной армии, для чего предусматривалось создание ударных и истребительных групп. В их задачу входило ведение разведки и рекогносцировки, выбор места перехода границы, подготовка переправ и плавсредств, а после начала боевых действий – уничтожение штабов и подразделений пограничной службы противника, средств связи, заграждений, минных полей и т. д. Так, например, еще 8 июня командующий ЛВО отдал приказ начальнику погранвойск НКВД Ленинградского округа: «Перед общим переходом частями Красной Армии госграницы с Эстонией и Латвией погранчастям НКВД, расположенным на границе, совместно с подразделениями Красной Армии внезапным и смелым налетом захватить и уничтожить эстонские и латвийские погранкордоны…»[1123].

В результате принятых мер сосредоточение войск у границ стран Прибалтики к 15–16 июня в основном завершилось. Выделенные для операции войска ЛВО и КалВО развертывались у восточных границ Эстонии и Латвии. Между Финским заливом и Чудским озером сосредоточились части 11-й стрелковой дивизии. Южнее Псковского озера были развернуты войска 8-й армии (командующий – генерал-лейтенант К.П. Пядышев), управление которой находилось в Пскове. В распоряжение армии из МВО прибыли 17-я стрелковая, а из АрхВО – 128-я стрелковая дивизии. Кроме того, в распоряжение командующего ЛВО прибывали из СКВО 8-я и 100-я стрелковые дивизии. В районе Себеж, Идрица был развернут Особый стрелковый корпус (командующий – генерал-лейтенант В.Ф. Яковлев), в состав которого прибыли из МВО 39-я танковая и 1-я особая кавалерийская бригады, из УрВО – 85-я, а из ПриВО – 86-я стрелковые дивизии. У юго-восточных границ Литвы и Латвии была развернута 3-я армия (командующий на время операции – генерал-лейтенант Я.Т. Черевиченко), управление которой из Молодечно 10 июня передислоцировалось в Поставы. На южной границе Литвы сосредоточилась 11-я армия (командующий – генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов), управление которой находилось в Лиде (см. таблицу 45).

Таблица 45. Советская группировка на 15–16 июня 1940 г.[1124]

Всего для проведения Прибалтийской кампании было выделено 3 армии, 8 стрелковых, 2 кавалерийских и 1 механизированный корпус, 28 стрелковых, 2 мотострелковые, 5 кавалерийских дивизий, 12 танковых, 1 стрелково-пулеметная, 1 кавалерийская и 3 авиадесантных бригады. Кроме того, из Белостока, Бреста и Ростова-на-Дону в Гродно, Псков и Бигосово были переброшены 1-й, 3-й и 5-й мотострелковые полки внутренних войск НКВД двухбатальонного состава, а также в Гродно были сформированы 105-й, 106-й, 107-й погранотряды[1125]. Советская военная группировка на границах Прибалтики (с учетом дислоцировавшихся в Литве, Латвии и Эстонии корпусов, но без учета войск НКВД) насчитывала, по неполным данным, не менее 541 722 человек, 7 158 орудий и минометов, 3 938 танков, 720 бронемашин и 26 816 автомашин. Группировка выделенных для операции ВВС включала 5 тяжелобомбардировочных, 3 дальнебомбардировочных, 18 скоростных бомбардировочных, 3 легкобомбардировочных, 2 штурмовых и 15 истребительных авиаполков и насчитывала 2 516 самолетов[1126].

Таблица 46. Численность и вооружение войск на 15–16 июня 1940 г.[1127]

Для обеспечения политической работы в период подготовки операции начальник Политуправления РККА армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис 13 июня утвердил план рассылки книг об Эстонии, Латвии и Литве в ЛВО (соответственно 20 тыс., 20 тыс., 2 тыс.), БОВО (2 тыс., 2 тыс., 20 тыс.) и КалВО (4 тыс., 4 тыс., 4 тыс.). 13–14 июня Военные Советы и начальники политуправлений ЛВО и БОВО получили директиву начальника Политуправления Красной армии № 5258/cc от 10 июня о политработе во время похода в Прибалтику, в которой следующим образом истолковывалась необходимость советских действий: «Незадачливые правители Прибалтийских государств, не желая добросовестно выполнять договора с Советским Союзом, встали на путь провокаций в отношении нашей Родины и частей Красной Армии, расположенных в Эстонии, Латвии и Литве.

Советское Правительство, идя навстречу литовскому народу, передало Литовскому государству г. Вильнюс и Виленскую область. Несмотря на это, в силу антисоветской ориентации литовского правительства, за последнее время в Литве имел место целый ряд случаев похищения красноармейцев и их истязаний с целью добыть “языка” о наших частях. После протеста Советского Правительства, литовские власти, под видом расследования и принятия мер в отношении виновных расправляются с друзьями СССР.

Таблица 47. Группировка ВВС ЛВО, КалВО и БОВО на 14–15 июня 1940 г.[1128]

В период войны с белофиннами правительства Эстонии, Латвии и Литвы, подстрекаемые Англией и Францией, вели между собой переговоры о нападении на советские корпуса, дислоцированные в Прибалтике. Они мечтали сбросить части Красной Армии в море. В районах расположения советских войск насаждаются шпионские гнезда. Под флагом свободы печати, в газетах и по радио ведется разнузданная антисоветская пропаганда, в то же самое время преследуются граждане за чтение газеты “Известия”. […]

Вся провокационная деятельность эстонского, латвийского и литовского правительств преследует цель срыва договоров о взаимопомощи, заключенных с Советским Союзом. Тем самым они подчеркивают свою готовность превратить Прибалтику в плацдарм войны против нашей Родины.

Наша задача ясна. Мы хотим обеспечить безопасность СССР, закрыть с моря на крепкий замок подступы к Ленинграду, нашим северо-западным границам. Через головы правящей в Эстонии, Латвии и Литве антинародной клики мы выполним наши исторические задачи и заодно поможем трудовому народу этих стран освободиться от эксплуататорской шайки капиталистов и помещиков».

От политорганов требовалось «всей партийно-политической работой создать в частях боевой подъем, наступательный порыв, обеспечивающий быстрый разгром врага… Задача Красной Армии, как указано выше, – защита границ Советского Союза, захват плацдарма, который империалисты хотят использовать против СССР. На своих знаменах Красная Армия несет свободу трудовому народу от эксплуатации и гнета. Рабочие будут освобождены от капиталистического рабства, безработице будет положен конец, батраки, безземельные и малоземельные крестьяне получат помещичьи земли. Налоги будут облегчены и временно совсем сняты. Литва, Эстония и Латвия станут советским форпостом на наших морских и сухопутных границах. Подготовка наступления должна проводиться в строжайшей тайне. Решительно бороться с болтливостью. Каждый должен знать лишь ему положенное и в установленный срок».

Следовало «проинструктировать личный состав об отношении к мирному населению. В корне пресекать самоуправство и самосуд с чьей бы то ни было стороны. Дела гражданских лиц или военнослужащих литовской, эстонской и латвийской армий, виновных в контрреволюционных действиях против Красной Армии, передавать следственным органам. Строго следить, чтобы не было ни одного случая грабежа и насилия и присвоения трофейного имущества. В корне пресекать эти явления, не останавливаясь перед преданием виновных суду. Начальнику Политического Управления БОВО и начпуарму 11 тщательно разъяснить личному составу, чтобы с выходом на германскую границу не было допущено провокаций, самосудов и других аморальных явлений».

Были предусмотрены меры по работе среди войск противника, основная цель которой «сводится к тому, чтобы быстро разложить его армию, деморализовать тыл и, таким образом, помочь командованию Красной Армии в кратчайший срок и с наименьшими жертвами добиться полной победы». Требовалось «на конкретных фактах показывать тяжелое положение трудящихся масс воюющей против нас страны, террор и насилие, царящие в тылу. Разъяснить солдатам армии противника несправедливость и безнадежность войны против социалистического государства рабочих и крестьян и задачи Красной Армии… Показывать счастливую и радостную жизнь рабочих и крестьян в СССР. Разъяснять, как рабочие и крестьяне СССР управляют государством без капиталистов и помещиков. Противопоставлять этому бесправное положение рабочих и крестьян в капиталистических странах. Показать принципиальную разницу между царской Россией – тюрьмой народов и Советским Союзом – братским союзом освобожденных народов… Политработники держат серьезный экзамен. Они должны оправдать огромное доверие, которое оказала им партия, правительство, товарищ Сталин»[1129].

Для пропагандистского воздействия на военнослужащих и население противника были разработаны листовки, которые предполагалось разбросать над территорией Прибалтики в первый день военных действий. В них в духе вышеприведенной директивы излагались нарушения прибалтийскими правительствами договоров о взаимопомощи, благодаря которым СССР спас Эстонию, Латвию и Литву от втягивания в войну, а «части Красной Армии, расположенные … в отдельных пунктах» этих стран, являлись «надежной защитой и лучшей гарантией свободы и независимости» их народов. Нарушения договоров вынуждает Красную армию «положить конец антисоветским провокациям». «Советский Союз не допустит, чтобы была сорвана вековая дружба советского и [прибалтийских]) народов, чтобы [Прибалтика] была превращена империалистами в плацдарм для нападения на Советский Союз, а [прибалтийские народы] ввергнуты в горнило кровавой империалистической бойни». «Красная Армия берет под свою могучую и верную защиту независимость и свободу» народов Прибалтики, «освободит вас от капиталистов и помещиков»[1130]. В силу мирного решения конфликта эти листовки так и не были использованы.

Имеющиеся данные показывают, что вооруженные силы прибалтийских стран были невелики[1131]. Так, вооруженные силы Эстонии состояли из трех родов войск: сухопутных сил, ВВС и военно-морского флота. Главнокомандующим был генерал Й. Лайдонер, подчинявшийся военному министру генерал-лейтенанту Н. Реэку (начальник штаба – генерал-майор А. Янсон), который ведал вопросами снабжения, и премьер-министру Ю. Улуотсу, осуществлявшему общее руководство. Войска комплектовались на основе всеобщей воинской повинности. Сухопутные войска имели территориально-кадровую структуру: территория Эстонии была разделена на 8 военных округов, которые были попарно подчинены 4 пехотным дивизиям и занимались мобилизационно-снабженческой деятельностью и работой среди населения. 1-я пехотная дивизия дислоцировалась в районе Раквере – Нарва между Чудским озером и Финским заливом. 2-я пехотная дивизия дислоцировалась в районе Тарту – Выру – Печоры на юго-востоке страны. 3-я пехотная дивизия дислоцировалась в районе Таллина и островов Моонзундского архипелага. 4-я пехотная дивизия дислоцировалась в районе Пярну – Валга – Вильянди. Кроме того, в состав сухопутных войск входили полк бронепоездов, автотанковый полк, караульный и саперный батальоны, батальон связи и химическая рота. ВВС (командующий генерал-майор Р. Томберг) состояли из 3 отдельных авиационных дивизионов, авиабазы и прожекторной команды (из 3 рот). В каждый авиадивизион входило три отряда и аэродромная команда. В стране было построено 12 аэродромов (еще 5 строились) и 8 посадочных площадок. Военно-морские силы (командующий – капитан-майор Й. Сантпанк) включали гидроавиаотряд, морской дивизион, Чудскую флотилию, учебную роту и морские крепости «Сууропи», «Аэгна» и «Найссаар». В составе морского дивизиона находились миноносец «Сулев», подводные лодки «Лембит» и «Калев», 2 канонерские лодки, 2 минных заградителя, 3 тральщика, 4 сторожевых катера, 7 вспомогательных судов и 5 ледоколов. Чудская флотилия состояла из 3 вооруженных буксиров и 5 моторных катеров. Кроме того, в Эстонии существовала военизированная организация «Кайтселийт», состоящая из 15 дружин.

Главнокомандующим вооруженными силами Латвии являлся президент К. Ульманис. Непосредственное руководство армией осуществлял военный министр генерал К. Беркис (начальник штаба – генерал Г. Розенштейн), которому подчинялись сухопутные войска (в их состав входили ВВС) и военно-морские силы. Армия состояла из 4 пехотных и технической дивизий. 1-я Курземская пехотная дивизия дислоцировалась в районе Елгава, Салдус, Талсы, 2-я Видземская пехотная дивизия – в районе Риги, 3-я Латгальская пехотная дивизия – в районе Цесис, Резекне, а 4-я Земгальская пехотная дивизия – в районе Даугавпилса. Как и дивизии, носившие названия провинций, их полки носили названия уездов. Техническая дивизия объединяла автотанковую бригаду, тяжелый артполк, саперный, зенитно-артиллерийский полки, полк бронепоездов, батальон связи и авиаполк и дислоцировалась в Риге. Авиаполк (командир – полковник Р. Кандис) состоял из 6 отрядов: 4 разведывательных и 2 истребительных. Латвия располагала 16 аэродромами и 10 посадочными площадками. Военно-Морской флот (командующий – адмирал Т. Спаде) состоял из дивизиона подводных лодок «Спидола» и «Ронис», дивизиона тральщиков «Вирсайтис», «Иманта», «Виестурс» и гидроавиадивизиона из 5 самолетов. Основными базами флота являлись Рига, Вентспилс и Лиепая, на которую базировалась и морская авиация. Кроме того, в Латвии существовала военизированная организация «Айзсарги», подразделявшаяся на 19 уездных, 1 железнодорожный и 1 авиационный полки.

Вооруженные силы Литвы состояли из сухопутной армии и авиации. Командование армией осуществлял генерал дивизии В. Виткаускас (начальник штаба – генерал С. Пундзявичус), подчинявшийся военному министру – бригадному генералу К. Мустейкису. Призыв в армию осуществлялся на основе всеобщей воинской повинности. Сухопутная армия состояла из 3 пехотных дивизий, 1 кавалерийской бригады и технических частей. 1-я пехотная дивизия дислоцировалась в районах Вильнюс, Расейняй, Паневежис, Купишкис, 2-я пехотная дивизия – в районах Каунас, Ионава, Шяуляй, Мариамполь, а 3-я пехотная дивизия – в районах Шяуляй, Плунге, Таураге. Отдельные части кавбригады располагались в Каунасе, Вильнюсе, Таураге и Вилькавишкис. В составе армии имелись инженерный батальон, батальон связи, бронеотряд, автоотряд, а также военно-учебное судно «Президентас Сметона» и пограничное судно «Партизанас». ВВС Литвы (командующий – бригадный генерал А. Густайтис) включали 4 авиагруппы, зенитный дивизион, прожекторную роту, 5 рот ПВО, роту звукоулавливания, батальон охраны аэродромов и роту постов наблюдения. В республике имелось 7 аэродромов (еще 5 строилось) и 4 посадочные площадки. Кроме того, в Литве существовала военизированная организация «Шаулю Саюнга», подразделявшаяся на 20 отрядов (полков или батальонов).

Располагая столь незначительными вооруженными силами, отрезанные от любой помощи извне, государства Прибалтики, естественно, старались по возможности не обострять отношений с СССР. Экономические трудности, вызванные войной, вели к росту недовольства населения, особенно в городах, все более сужая социальную базу правящих авторитарных режимов. Надежды на политические перемены все глубже проникали в прибалтийские общества. Так, например, латвийская полиция 1 июня 1940 г. докладывала, что «в целом настроение рабочих неважное, среди них царит большое недовольство и они открыто стали презирать существующий государственный строй Латвии… В мае 1940 г. настроение рабочих стало еще левее», они симпатизируют компартии и СССР и уверены в неизбежности скорой революции[1132]. Успешное наступление Германии на Западном фронте в мае 1940 г. значительно изменило стратегическую обстановку в Европе. Среди некоторых слоев населения Прибалтики вновь оживились опасения, что после победы на Западе Германия возобновит экспансию на Восток, что сделает эти страны театром военных действий. Часть правящих кругов Эстонии, Латвии и Литвы стремилась ценой переориентации на Германию избавиться от советской опеки. В этой ситуации события мая – июня 1940 г. оказались для них полной неожиданностью.

Таблица 48. Вооруженные силы Прибалтийских государств[1133]

12–13 июня штаб 8-й армии приказал командиру 19-го стрелкового корпуса, начальнику ВВС армии и начальникам штабов 1-го стрелкового и 1-го механизированного корпусов разведать наличие в приграничной полосе Эстонии минных полей и завалов, оборонительных районов, дорог и их проходимость. Следовало выяснить систему обороны и огня, состав и размещение войск противника и установить, нет ли подхода частей из глубины, не сосредоточиваются ли латвийские части к эстонской границе, нет ли танков и бронепоездов противника[1134]. Для ведения воздушной разведки до линии Тарту – Валга использовались прежде всего учебные полеты ВВС. Согласно разведсводкам штаба 8-й армии от 13 июня, был выявлен ремонт дорог и мостов, ожидался выезд в лагеря частей 7-го пехотного полка в Печорах. «Среди жителей приграничной деревни Волково распространены слухи, что якобы ожидается прибытие частей Красной Армии в Эстонию 15 июня 1940 года в субботу. Подобные разговоры можно слышать и от зажиточных слоев м. Старо-Изборска… Население отказывается идти на работу к эстонцам, мотивируя приходом Красной Армии»[1135]. В разведсводках от 14 июня отмечалось, что эстонская сторона усилила офицерское наблюдение за советской территорией. Южнее железной дороги Псков – ст. Изборск в 200 м от границы имеются окопы и 2 орудия[1136]. Изданная в тот же день вечерняя разведсводка штаба ЛВО № 162 сообщала, что «Эстония продолжает усиливать оборону пограничной полосы и, предположительно, эвакуирует часть местного населения»[1137].

14 июня нарком внутренних дел направил И.В. Сталину, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову и С.К. Тимошенко сообщение № 2427/б/сс о том, что Эстония на днях получила большое количество оружия из Германии (орудия и снаряды), 2 тяжелых и 5 легких бомбардировщиков. Штаб эстонской армии наметил проведение сборов 700–800 офицеров запаса и пробной мобилизации транспорта. В армию призваны резервисты для ПВО, саперных и мотомеханизированных частей. На 15 июня в Ягала назначены сборы частей «Кайтселийта» для инспекторских стрельб, а так же проходят сборы пехотных групп «Кайтселийта»[1138].

В тот же день заместитель наркома внутренних дел генерал-лейтенант И.И. Масленников направил наркому оборону сообщение № 2432/б/сс:

«По данным закордонной агентуры 7[-го] Кингисеппского отряда пограничных войск НКВД Ленинградского округа, гарнизон эстонских войск в гор. Нарва (140 км юго-западнее гор. Ленинград) приводится в боевую готовность. 12 июня с/г на северной окраине города, расположенной на левом берегу р. Нарва, производилась расчистка обстрела вокруг огневых точек и отрывка окопов на фронте до 150 метров. В огневых точках на левом берегу реки Нарва орудия и пулеметы еще не установлены и личный состав не размещен.

В трех км северо-восточнее гор. Нарва на шоссе Нарва – Кейкино (20 км сев[еро]-вост[очнее] гор. Нарва у линии границы) отмечена работа по минированию отдельных участков дороги.

По данным из других источников, из гор. Таллин поступило предупреждение всем кордонам эстонской пограничной стражи и восточным авангардным частям об особой бдительности в связи с возможным нападением частей Красной Армии.

Среди населения пограничной полосы Эстонии распространены упорные слухи о переходе частями Красной Армии границы 15 июня с.г.

Эстонская железнодорожная полиция станции Нарва усиленно интересуется группировкой наших войск в районе Кингисепп (120 км юго-западнее гор. Ленинград) и тщательно опрашивает с этой целью бригады поездов, возвращающиеся с советской территории.

Среди населения нашей пограничной полосы в районах Кингисепп и Псков ведутся разговоры о военных действиях Эстонии, в связи с чем к эстонской границе сосредотачиваются части Красной Армии»[1139].

Утренняя разведсводка штаба ЛВО № 163 от 15 июня содержала следующие выводы: «а) По всей эстонской границе усилилось офицерское наблюдение за нашей территорией; одновременно увеличилось автотранспортное движение в приграничных населенных пунктах.

б) “Кайцелит” и местный гарнизон Ха[а]псалу подготовились к обороне города с материка и моря. Буржуазия, напуганная слухами о предстоящей войне, покидает город.

в) По характеру обмена радиограммами Сакальского батальона можно предположить, что указанный батальон развернулся в более крупную часть (полк), а по направлениям связи – не исключена возможность дислокации в Вильянди армейского полевого управления»[1140]. Изданные в тот же день вечерние разведсводки №№ 5, 6, 7 штаба 8-й армии также фиксировали усиление офицерского наблюдения с эстонской и латвийской территории. В Эстонии ведутся окопные работы с постройкой блиндажей, усилена охрана военных объектов. Проводится скрытая мобилизация. «13.6.40 врид нач[альника] Режицкого пункта разведки вирс-лейтенант Круминьш [говорил], что в Литве убивают и производят ранения советских командиров и красноармейцев, что раненых и убитых увозят на машинах большими партиями. Такое же явление скоро будет в Латвии и Эстонии»[1141]. Вечерняя разведсводка штаба ЛВО № 164 отмечала, что в Эстонии издан закон об эвакуации населения. Восстанавливаются старые немецкие окопы в 23 км западнее Таллина, минируются мосты на р. Вазалемма в 8 км юго-восточнее Палдиски. В Таллин прибыло 6 немецких самолетов. На 15 июня назначен сбор молодежи в количестве 3 500 человек. Объявлено о сборе мотоциклистов и шоферов «Кайтселийта» для обучения. Разведотдел штаба ЛВО делал вывод, что «эстонцы продолжают проводить скрыто мобилизацию своей армии и в то же время проводятся оборонительные мероприятия»[1142].

16 июня утренняя разведсводка штаба ЛВО № 165 указывала, что из Таллина в Нарву 14 июня прибыло 250 человек, вооруженных винтовками, в том числе и с оптическими прицелами. Под видом временных студенческих сборов проводится частичная мобилизация. В устье р. Нарова прибыла из Нарвы рота пехотного полка. Эстонские военные наблюдают за советской территорией, ведут оборонительное строительство и оборудуют огневые позиции. В итоге делался следующий вывод:

«а) По всей эстонской границе ведется непрерывное офицерское наблюдение за нашей территорией;

б) Эстония продолжает производить скрыто частичную мобилизацию под видом разных временных сборов;

в) Эстонцы продолжают проводить оборонительные мероприятия на границе»[1143].

Вечерняя разведсводка штаба ЛВО № 166 отмечала, что эстонские пограничники повысили бдительность на охране границы и «продолжается усиление границы и строительство объектов оборонного значения», а так же эвакуация населения вглубь Эстонии. В приграничной полосе Латвии ведется оборонительное строительство. 13 июня временно исполняющий должность нач[альника] Режецкого пункта разведки лейтенант Круминьш говорил: «В Литве убивают и ранят советских командиров и красноармейцев, и что такое явление скоро будет в Латвии и Эстонии. Все же скоро придется воевать с Советским Союзом, и Латвия рассчитывает на помощь союзников»[1144].

Наряду с развертыванием сухопутных войск РККА проводилось и оперативное развертывание соединений и частей КБФ, которое началось в 10 часов 40 минут 13 июня, а завершилось в 22 часа 14 июня. Подводные лодки 1-й, 2-й, 3-й и 4-й бригад подлодок и Отряд легких сил КБФ заняли исходные позиции в Балтийском море, Рижском и Финском заливах. Эскадра КБФ в составе линкора «Октябрьская революция», 3-го дивизиона эсминцев и дивизиона сторожевых кораблей – к западу от острова Найссаар. 21-й мосто-восстановительный батальон, находившийся в Палдиски, занял исходные позиции к северу от Клоога для занятия батарей на полуострове Сууроп при поддержке развернутой на позиции 12-й железнодорожной батареи и частей 65-го стрелкового корпуса. 1-я отдельная бригада морской пехоты (ОБМП) в составе 1-го, 3-го, 5-го и 6-го батальонов, переброшенная на транспортах «Сибирь», «2-я Пятилетка» и «Эльтон» из Койвисто в Палдиски, сосредоточилась в готовности для высадки десанта на островах Найссаар и Аэгна. Сводный батальон Учебного отряда КБФ, сводная стрелковая рота Отдельного морского стрелкового полка и пулеметная рота Северного укрепрайона, переброшенные на транспорте «Днестр», эсминцах «Сторожевой» и «Сильный» из Кронштадта в Палдиски, сосредоточились в готовности для высадки десанта в Таллине. В бухте Сууркюля на острове Гогланд находились 50-й стрелковый батальон на тральщиках 3-го дивизиона тральщиков и сторожевых катерах типа «Рыбинский», а также канонерская лодка «Красное знамя» в полной готовности для высадки десанта в губе Кунда. ВВС КБФ проводили разведку, дежурство в воздухе и находились в готовности на аэродромах для нанесения удара[1145].

Соответственно 15 июня утренняя оперативная сводка штаба ЛВО № 271 отмечала, что транспорты «Папанин» и «Молотов» с 255-м стрелковым полком находятся на переходе из Кронштадта в Палдиски. Транспорт «Железнодорожник» идет туда же, находясь в районе западнее острова Гогланд. Транспорт «Балхаш» идет из Кронштадта в Лиепаю с заходом в Палдиски. Подводные лодки «Щ-302», «П-1», «П-2», «П-3» находятся на своих позициях по плану. 13 июня транспорты «Сибирь» и «Эльтон» с 3-м и 6-м батальонами, школой младших командиров, управлением 1-й ОБМП и со сводным батальоном Учебного отряда КБФ прибыли в Таллин, туда же на миноносце «Сторожевой» прибыл начальник штаба КБФ. Транспорт «2-я пятилетка» с 1-м и 5-м батальонами ОБМП прибыл в Палдиски. Подводные лодки «Щ-317», «Щ-318», «Щ-319», «Щ-320», «Щ-323» и «Щ-324» находятся на переходе в свой район[1146].

С 20 часов 15 минут 15 июня была установлена воздушная и морская блокада побережья стран Прибалтики, которую осуществляли 1 линкор, 1 крейсер, 2 лидера, 7 эсминцев, 1 канонерская лодка, 5 сторожевых кораблей, 7 быстроходных и 18 тихоходных тральщиков, 18 сторожевых катеров типа «МО-4», 20 сторожевых катеров типа «Рыбинский», 10 торпедных катеров и 17 подводных лодок. Из состава ВВС КБФ были задействованы 84 самолета СБ и ДБ-3 из 8-й авиабригады, 62 самолета 10-й авиабригады, 64 самолета 15-го авиаполка и 9 самолетов МБР-2 73-го авиаполка. Для осуществления блокады вся акватория ТВД была разбита на ряд районов: 1) Северное побережье Финского залива от Бенгшера до Тикс-кери (командир – командир ВМБ Ханко контр-адмирал С.Ф. Белоусов); 2) Южное побережье Финского залива от Нарвского залива до Кери (командир – командир 4-й бригады подводных лодок капитан 2-го ранга А.И. Матвеев); 3) Район от Кери до Соэлозунда включительно (командир – командир Балтийской ВМБ контр-адмирал С.Г. Кучеров); 4) Район средней части Балтийского моря от 58 параллели до параллели Паланги (командир – командир Отряда легких сил контр-адмирал Ф.И. Челпанов); 5) ВМБ Либава (командир – командир ВМБ Либава контр-адмирал П.А. Трайнин); 6) Район восточного побережья Швеции (командир – командир 2-й бригады подводных лодок капитан 2-го ранга В.Г. Якушкин); 7) Западная часть Финского залива (командир – командир эскадры КБФ контр-адмирал Н.Н. Несвицкий)[1147]. Соответственно вечерняя оперсводка штаба ЛВО № 274 от 16 июня сообщала, что миноносец «Гордый», подводные лодки «С-1» и «С-2» задержали 4 латвийских транспорта и буксир с баржей, груженой лесом. Лидер «Минск» задержал и возвратил обратно в порт латвийский транспорт «Либава». Миноносец «Энгельс» задержал шхуну и катер эстонского президента. Миноносец «Артем» задержал и отвел в Кунду эстонский транспорт «Палдиски». Корабли и подводные лодки КБФ находятся в своих районах[1148].

Кроме того, с 14 июня связана одна довольно темная история с финским пассажирским самолетом, потерпевшим крушение над Финским заливом[1149]. В 13.54 с таллинского аэродрома Ласнамяки вылетел самолет «Юнкерс Ю-52», носивший собственное название «Калева», (регистрационный номер OH-ALL) финской авиакомпании «Аэро Ою», выполнявший рейс № 1631 из Таллина в Хельсинки. На борту самолета находились пилот Б. фон Виллебранд и радист Т. Лаунис, а также 7 пассажиров, у которых имелось 269 кг груза: сотрудники французского посольства в Таллине П. Лонге (154 кг) и Ф. Марти (38 кг), немецкие бизнесмены Р. Кёллен (15 кг) и Ф. Офферман (18 кг), сотрудник американского посольства в Таллине Г. Энтейл (35 кг), шведский предприниматель М. Хеттингер и эстонка У. Лутс (9 кг). Что еще мог везти этот самолет, до сих пор неизвестно, но, видимо, не случайно за штурвалом находился не простой пилот, а внезапно заменивший его шеф-пилот авиакомпании. Через 12 минут после взлета радиосвязь с самолетом неожиданно прервалась, а еще через несколько минут на диспетчерский пункт хельсинкского аэродрома Мальми поступило сообщение о том, что наблюдательные посты на островке Сантахамина, где находилась база гидросамолетов, видели горящий самолет, рухнувший в воды Финского залива. В 14.51 к месту падения самолета с аэродрома Мальми вылетел дежурный истребитель финских ВВС «Брюстер» B-239 старшины И. Юутилайнена.

Катастрофа произошла в 6 км севернее островка Кери и в 33 км к северо-востоку от Таллина. Первыми на месте катастрофы оказались 5 эстонских рыболовецких судов, которые подняли 10 обломков самолета, 1 опломбированный мешок с дипломатической почтой, несколько портфелей и пачек денег, записные книжки пилотов, немецкий паспорт, какие-то бухгалтерские книги, спасательный жилет и кусок кожи с волосами, видимо, сорванный с головы кого-то из находившихся на борту. Затем рыбаки сдали все эти находки в Главное управление полиции в Таллине. По имеющемуся в Финляндии свидетельству неназванного эстонского рыбака, сделанному им много лет спустя, «в тот день мы вышли на промысел. Мне было тогда 14 лет. Остановились в 3–4 километрах от острова Кери. В два или три часа дня со стороны Таллина показался аэроплан. Это был пассажирский самолет, выкрашенный в белый цвет. Я увидел, что следом летели два советских самолета и стреляли короткими очередями. Выстрелы слышались совсем близко. Потом пассажирский самолет упал в воду километрах в двух от нашего баркаса, раздался взрыв. Русские развернулись и улетели»[1150].

В 5,8 милях (или примерно в 10,7 км) от места падения самолета находилась на позиции советская подводная лодка «Щ-301», подошедшая к месту аварии в 14.47, о чем подробнее будет сказано ниже. «Вскоре после того как самолет упал, – вспоминал неназванный эстонский рыбак, – всплыла подводная лодка. Она прошла рядом с нами. Моряки на ходу разбили наш иллюминатор, заглянули вовнутрь. Убедившись, что мы не успели ничего подобрать из воды, проследовали дальше. Позже я узнал от рыбачивших поблизости, что в море было разбросано много банкнотов, разных бумаг, плавали обломки самолета, трупы. Подлодка пробыла на поверхности довольно долго. Вскоре со стороны Финляндии на большой скорости прилетел самолет, покружился над нами и исчез»[1151]. В 14.58 в район катастрофы прилетел финский истребитель, пилот которого Юутилайнен позднее вспоминал, что «похоже, лодка стояла на одном месте, и я подумал, что она заметила катастрофу и подошла к месту происшествия. Я увидел рядом с подлодкой примерно метровые куски фанеры и масляное пятно диаметром примерно 75 м. На корме подлодки был красный флаг. Я кружил на дистанции 50 м вокруг нее и видел вокруг подлодки много плавающих предметов. Затем я пролетел над лодкой, пытаясь рассмотреть, что именно уже находится на палубе. Когда я был уже над субмариной, несколько советских моряков встали к зенитной установке»[1152].

Позднее, сдавшийся 21 мая 1943 г. в немецкий плен трюмный старшина Б. Галкин, заявил, что он служил летом 1940 г. на подводной лодке «Щ-301» и рассказал, что «экипаж «Щ-301» наблюдал, как русские истребители сбили пассажирский самолет, летевший из Эстонии на север. Самолет упал в районе маяка Кери. «Щ-301» подошла к месту падения, опередив рыболовные суда. На воде плавали обломки самолета. Вализы, в которых находилась американская дипломатическая почта, и чемодан с французской дипломатической почтой были подняты на борт подводной лодки. Также были найдены личные документы финского летчика. Только из них экипаж подводной лодки узнал о национальной принадлежности сбитого самолета. В то время, когда подводная лодка находилась на месте гибели самолета, показался финский самолет – истребитель или легкий бомбардировщик. Сделав несколько кругов, самолет скрылся. Была дана команда открыть по нему огонь, но из-за отказа пулемета огонь открыть не смогли»[1153].

В 1941 г. в официальном издании правительства Финляндии был опубликован рассказ остзейского немца капитана Абвера Г. Бушмана, который сообщил, что был летом 1940 г. руководителем аэроклуба в Таллине. По его словам, один из пилотов этого аэроклуба Харальд Манг служил в то время в армии на маяке Кери, откуда вел наблюдение за морем и воздухом, и следил за произошедшими событиями через сильную подзорную трубу, а затем рассказал ему следующее: «14 июня я видел приближение “Калевы” со стороны эстонского берега и двух советских СБ-2, которые подошли с двух сторон к финскому самолету на дистанцию не более 50 м. Их совместный полет продолжался до острова Прангли, где один СБ опустился немного ниже, и сразу после этого на другом бомбардировщике стрелок поднялся в башню и открыл огонь из пулемета по “Калеве”. “Юнкерс” пролетел две или три мили, после чего огонь был открыт снова, но “Калева” продолжала лететь на высоте 400–500 м. СБ-2, который стрелял, спустился ниже, а другой зашел с другой стороны и, находясь приблизительно над островом Кери, открыл огонь. Через короткое время на “Юнкерсе” остановился левый двигатель, появился дым, а затем и пламя. Накренившись влево, “Калева” упала в море. Вблизи от места катастрофы на расстоянии около 3–4 морских миль находились эстонские рыбаки, которые быстро подплыли на своих баркасах и начали собирать плавающие предметы. Но вскоре подошла русская подводная лодка забрала спасенные ими предметы, прогнала рыбаков и самостоятельно продолжала поиски. Один рыбак спрятал кожаную папку немецкого пассажира, которую люди с подводной лодки не нашли, и передал ее потом эстонским органам пограничной охраны на Кери. Я сохранил на память визитную карточку, которая находилась в папке. (Господин Бушман не помнил имени на визитной карточке). Тот же рыбак также спрятал кусок самолета, который я не мог определить, но в нем можно было четко видеть расположенные близко друг к другу отверстия от пуль»[1154].

Согласно воспоминаниям штурмана дальней авиации генерал-лейтенанта П.И. Хохлова, который служил в то время в 1-м минно-торпедном авиаполку ВВС КБФ, утром «23 июня 1940 года два наших экипажа во главе с командиром авиаполка полковником Ш.Б. Бедзинашвили вылетели в разведку в северо-западную часть Балтийского моря. Ведомый экипаж возглавлял командир звена капитан М.А. Бабушкин (штурман лейтенант Константин Виноградов, стрелок-радист сержант В.А. Лучников). Ведущий состоял из командира полка, меня, штурмана, и стрелка-радиста сержанта Казунова. […]

Километрах в трех – четырех от города [Таллина] я заметил, как с аэродрома Лагсберг взлетел самолет. Он берет курс в сторону Хельсинки.

– Наперехват! – отдает распоряжение полковник Бедзинашвили. – Наверняка бесконтрольный, надо завернуть его обратно.

Сближаемся с самолетом Ю-52 без каких-либо опознавательных знаков. Я открыл астролюк своей кабины, приподнялся и рукой показал пилоту, чтобы разворачивал машину в сторону аэродрома. Но “юнкерс” летит прежним курсом, да еще увеличивает скорость. Мы дважды пересекли ему курс, подали знаки: “Требуем возвращения!” Неизвестный экипаж игнорировал наши требования.

– Предупредить огнем, – передает командир.

Несколько трассирующих очередей проходят впереди кабины “юнкерса”, но и это не меняет дела. Мы так близко от преследуемого самолета, что видим через его иллюминаторы пассажиров в переполненном салоне, их самодовольные физиономии. Нам показывают кулаки, грозят пистолетами. После этого самолет-нарушитель был сбит.

Мы сделали все по правилам, по инструкции. И все же возвращались на аэродром с сожалением о случившемся. В рапортах подробно изложили все обстоятельства, однако были нам упреки: дескать, не сумели принудить “юнкерс” к приземлению. Все встало на свои места, когда в поднятом со дна залива фюзеляже обнаружили не только множество материальных ценностей, но и большое количество документов, составляющих государственную тайну. Теперь нас уже одобряли за решительные действия. А мы к тому же поняли, почему экипаж Ю-52 отказался подчиниться требованию о возвращении на аэродром: ему пришлось бы расплачиваться за шпионаж»[1155]. Вместе с тем, стоит отметить, что по каким-то причинам мемуарист назвал вместо 14 июня иную дату произошедших событий.

Кроме того, бывший в то время подростком эстонский рыбак Хейно Каупкюла сделал позднее по памяти рисунки последних минут финского самолета, на которых изображены два советских самолета МБР-2. Один из них ушел влево от курса «Калевы» южнее острова Кери, а другой зашел в хвост и сбил Ю-52 и затем ушел влево уже севернее острова Кери[1156].

К сожалению, вышеприведенные свидетельства появились в разное время и не всегда принадлежат непосредственным очевидцам событий. Во многих деталях эти свидетельства не совпадают друг с другом. В принципе это довольно распространенная ситуация, когда речь идет о рассказах очевидцев или о пересказах этих рассказов (в том числе и в мемуарах). В результате, если не учитывать сомнительные сами по себе рисунки Х. Каупкюла, имеется три версии относительно виновников катастрофы: советские истребители неназванной конструкции, скоростные бомбардировщики СБ (СБ-бис 2) или дальние бомбардировщики ДБ-3ф (Ил-4). В обоих типах советских бомбардировщиков имелась верхняя пулеметная турель в башне. Если же учесть, что, вопреки своему заявлению в плену, Б. Галкин тогда не служил на «Щ-301», то версию о неизвестных «советских истребителях» вообще можно исключить из рассмотрения.

Как верно отметил М.В. Зефиров, «вероятно, окончательно прояснить вопрос о том, кто же именно сбил финский пассажирский “Юнкерс”, может только исследование и сравнение документов (журналы полетов, донесения пилотов и экипажей и т. п.) всех советских авиационных подразделений, чьи самолеты 14 июня 1940 г. выполняли полеты над Финским заливом и эстонским побережьем»[1157]. Однако проблема заключается в том, что соответствующие документы в доступных архивных фондах отсутствуют. Так, работавший с документами РГАВМФ К.Б. Стрельбицкий выяснил, что в журналах боевых действий подводных лодок и операций ВВС КБФ за период с 10 по 17 июня 1940 г. вообще нет никаких записей, относящихся к «Калеве». Однако этот случай упоминается в ряде других документов.

Так, 14 июня нарком ВМФ направил секретарям ЦК ВКП(б) И.В. Сталину и А.А. Жданову, председателю СНК СССР В.М. Молотову и наркому обороны маршалу С.К. Тимошенко записку № 2582/сс:

«Докладываю:

Командующий Краснознаменным Балтийским флотом доносит: в 15 ч. 07 м. 14-го июня с кораблей, стоящих в Таллине, был усмотрен самолет, загоревшийся и упавший в районе полуострова Вимси к востоку от Таллинской бухты. Самолет шел курсом на северо-запад в паре с другим самолетом.

Кроме того, с подводной лодки Щ-301, находящейся в дозоре в 20 милях к северо-востоку от Таллина, получено донесение, принятое с искажениями и не полностью из-за атмосферных разрядов. Из донесения явствует, что подводная лодка сбила самолет, кружившийся над ней на высоте 50 метров, и что она подобрала почту, предположительно дипломатическую. Запрошены подробности, подлодке приказано оставаться на назначенной ей позиции. Согласно донесению тип самолета – финский истребитель»[1158].

В тот же день в журнале боевых действий Балтийской военно-морской базы появилась запись: «14.06 в 15.15 О[перативный] Д[ежурный] Ш[таба] Б[алтийской] ВМБ доложил, что над полуостровом Виимси в воздухе загорелся самолет и упал. Тип не опознан»[1159]. В вечерней разведсводке штаба ЛВО № 172 от 19 июня по этому вопросу указывалось, что 14 июня «один финский самолет забрал ценный груз с аэродрома Таллин для перевозки в Финляндию, но, предположительно, загорелся и упал в море»[1160].

17 июня германский посланник в Таллине сообщил в Берлин, что «доверенное лицо подтвердило советский обстрел обоих пассажирских самолетов и, кроме того, еще сообщило, что находившийся в разбившемся самолете курьерский мешок содержал французскую дипломатическую почту из Москвы. Мешок был выловлен из воды русской подводной лодкой»[1161].

Вернувшись из похода, командир «Щ-301» старший лейтенант Г.А. Гольдберг и военный комиссар корабля политрук П.С. Кобликов 21 июня в Ораниенбауме подготовили итоговый рапорт, направленный командиру 14-го дивизиона подводных лодок капитану 3-го ранга Е.В. Шевцову. В документе указывалось, что «14.06.1940 … 15 h. 05 m. Обнаружили финский транспортный самолет, идущий из Таллина по направлению в Хельсинки, а также 2 советских самолета типа “С.Б”, которые следовали за финским самолетом. Самолеты типа “С.Б” быстро нагнали финский самолет, рассосредоточились по сторонам его.

15 h. 06 m. Обнаружили, что финский самолет загорелся и упал в воду в расстоянии 5,8 мили от подводной лодки.

15 h. 08 m. Дали самый полный ход дизелями, легли на истинный курс 327° и пошли к месту падения самолета.

15 h. 47 m. Прибыли к месту аварии и обнаружили 3 эстонских рыболовных бота и массу обломков на воде. Было приказано, немедленно рыболовным ботам подойти к борту подводной лодки, на них были посланы для производства обыска: флагманский штурман старший лейтенант Георгий Елисеевич Аладжанов, лейтенант Крайнов и краснофлотец электрик Владимир Кузьмич Шевченко. Остальной личный состав подводной лодки, назначенный на вахту, вылавливал из воды плавающие на воде вещи. Людей, находившихся на самолете, на воде не обнаружено.

15 h. 51 m. Спущена шлюпка, на которой пошли помощник командира корабля капитан-лейтенант Федор Александрович Мочалов и боцман Крылов для подбора с воды плавающих вещей. Подняты на борт подводной лодки с воды и с рыбацких ботов вещи с погибшего самолета.

15 h. 58 m. Появился финский самолет (истребитель), который шел курсом прямо на нас. Объявлена артиллерийская тревога.

16 h. 02 m. Самолет сделал 3 круга по носу и по корме подводной лодки на высоте 40–50 метров и лег курсом на Хельсинки. Во время налета самолета дан малый ход дизелями для маневрирования против возможной атаки самолетом.

16 h. 06 m. Остановлен дизель. Поднята на борт лодочная шлюпка.

16 h. 10 m. Дан ход обеими дизелями. Легли на курс South и пошли в свой район. Широта – 59°47’1” Nord, долгота 25°01’6” Оst – позиция места гибели финского самолета, взята точка. Поднятые вещи оказались: дипломатической почтой общим весом около 100 kg. Обнаружены также ценности и иностранная валюта: а именно

1. 2 ордена (золотых)

2. 2 000 финских марок

3. 10 000 румынских лей

4. 13 500 французских франков

5. 100 югославских динар

6. 90 итальянских лир

7. 10 эстонских крон

8. 3 английских фунта стерлингов

9. 75 американских долларов

10. 521 рубль советскими знаками.

Обыском и отбором у рыбаков документов, выловленных ими, а также поднятых с воды, исключена возможность их возвращения в Эстонию. Получили приказание командующего флотом почту, ценности в валюте с подводной лодки доставить на сторожевой корабль “Снег” в Штаб флота.

15.06.1940 в 8 h. 05 m. военный комиссар подводной лодки политрук Петр Семенович Кобликов с дипломатической почтой отбыл на сторожевом корабле “Снег” в Кронштадт.

16.06.1940 в 9 h. 06 m. военный комиссар прибыл обратно на подводную лодку»[1162].

На основании вышеуказанного документа командир 4-й бригады подводных лодок КБФ капитан 2-го ранга А.И. Матвеев, военный комиссар бригады полковой комиссар Волков и временно исполняющий обязанности начальника штаба бригады капитан-лейтенант Фридман направили 23 июня начальнику штаба флота контр-адмиралу Ю.А. Пантелееву донесение № 301сс:

«В 15.06 14.06.1940, при пребывании подводной лодки “Щ-301” на позиции согласно приказа, обнаружено падение в воду финского самолета в 5,8 мили к норд-весту от подводной лодки. У места аварии обнаружено три эстонских рыболовных бота и обломки на воде. Ботам было приказано подойти к борту подводной лодки. На боты направлен флагманский штурман старший лейтенант Георгий Елисеевич Аладжанов с командой для производства обыска. Одновременно производилось вылавливание плавающих предметов с палубы подводной лодки и со шлюпки. В 15.58 14.06.1940 финский самолет-истребитель приблизился к подводной лодке, сделал три круга на высоте 40–50 метров вокруг подводной лодки и лег курсом на Хельсинки. Подводная лодка была изготовлена к бою, но огня не открывала.

В 16.10 14.06.1940 подняты и изъяты от рыбаков все плававшие предметы из груза самолета – около 100 килограмм дипломатической почты, ценности – иностранная валюта:

1) 2 золотых ордена

2) 2 000 финских марок

3) 10 000 румынских лей

4) 13 500 французских франков

5) 100 югославских динар

6) 90 итальянских лир

7) 10 эстонских крон

8) 3 английских фунта стерлингов

9) 75 американских долларов

10) 521 советский рубль.

В 08.25 15.06.1940 почта и ценности отправлены в Штаб КБФ с военным комиссаром подводной лодки политруком товарищем Петром Семеновичем Кобликовым в Кронштадт на сторожевом корабле “Снег”»[1163].

Кроме того, командование 4-й бригады подводных лодок подготовило список личного состава, «представленных к поощрению за выполнение специального задания в походе», в котором упоминаются, в частности, 8 членов экипажа «Щ-301» со следующими формулировками:

№ 37 – командир корабля капитан-лейтенант Гольдберг Григорий Алексеевич – «При аварии финского самолета принял решение и добился спасения документов, ценностей и дипломатической почты с погибшего самолета. […] Доставил документы, дипломатическую почту в полном порядке»;

№ 38 – военный комиссар корабля политрук Кобликов Петр Семенович – «Руководил личным составом по спасению ценностей, документов и дипломатической почты с погибшего финского самолета… Им проведены охранение и доставка их командованию Краснознаменного Балтийского флота в полном порядке»;

№ 39 – помощник командира корабля капитан-лейтенант Мочалов Федор Александрович – «Проявил большую смелость и инициативу, находясь на шлюпке при вылавливании документов и ценностей»;

№ 40 – командир электромеханической боевой части военинженер 3-го ранга Амкович Михаил Александрович – «Четко обеспечивал безаварийную работу всех механизмов, дачу самых полных ходов при маневрировании у места аварии финского самолета… Принимал активное участие в добывании из воды документов и ценностей»;

№ 43 – флагманский штурман лейтенант Аладжанов Георгий Елисеевич – «Активно участвовал в добывании из воды документов и ценностей»;

№ 44 – старшина группы рулевых Могилевич Павел Григорьевич – «Участвовал в добывании из воды документов и ценностей, находясь в это время на шлюпке»;

№ 45 – командир отделения торпедистов Башмаков Григорий Герасимович – «Участвовал в добывании из воды документов и ценностей»;

№ 48 – краснофлотец электрик Шевченко Владимир Кузьмич – «Проявил смелость и решительность при добывании из воды документов и ценностей»[1164].

В августе 1940 г. всем названным морякам приказом командующего КБФ была объявлена благодарность «за хорошую работу, настойчивость и энергию»[1165].

Как было показано выше, документы с «Калевы», в частности, дипломатическая почта были доставлены военным комиссаром подводной лодки «Щ-301» политруком П.С. Кобликовым на сторожевой корабль «Снег», который затем отправился в Кронштадт. Доступные документы позволяют довольно подробно проследить путь корабля. Так, в 11.10 15 июня он прошел траверз острова Родшер (Кери), в 12 часов находился в точке с координатами 60°01’8” северной широты и 07°13’6” восточной долготы, курс – 65°, ход – 19 узлов, в 15.10 «сторожевой корабль “Снег” появился в видимости поста наблюдения и связи Кронштадтского района Службы наблюдения и связи Краснознаменного Балтийского флота № 24», а в 16.55 «сторожевой корабль “Снег” на Малом рейде Кронштадта застопорил машины»[1166].

Вероятно, доставленные сторожевым кораблем «Снег» в Кронштадт документы с «Калевы» были отправлены далее в Ленинград. Скорее всего, для этого было использовано посыльное судно «Якорь», которое вышло из Средней гавани Кронштадта в Ленинград в 16.40 16 июня 1940 г.[1167].

Никаких иных документов по этому вопросу, к сожалению, обнаружить не удалось. При этом время гибели самолета практически точно совпадает в разных источниках (с учетом того, что советские документы используют московское время), что говорит в пользу того, что речь идет об одном и том же самолете. Стоит отметить, что в доступных документах нет указаний на то, что «неизвестный самолет» был сбит советскими ВВС. Поэтому совершенно не ясно, на каком основании П.В. Петров назвал процитированный им документ из журнала боевых действий Балтийской ВМБ «важным документом, который подтверждает факт уничтожения самолета “Kaleva”»[1168]. Ведь в нем всего лишь констатируется факт гибели самолета, но о его причинах не сказано ни слова. Кроме того, сам же П.В. Петров указал, что блокада Прибалтики была введена с 20 часов 15 минут 15 июня 1940 г.[1169]. Но тогда совершенно непонятно на основании каких распоряжений советские ВВС могли бы сбить иностранный пассажирский самолет над Финским заливом в середине дня 14 июня. Ведь это произошло почти за 9 часов до предъявления советских требований Литве. Как бы то ни было, без привлечения новых все еще неизвестных советских документов однозначно решить этот вопрос невозможно.

Реакция стран, представителями которых являлись погибшие дипломаты, была довольно осторожной. Финским властям были направлены тщательно выверенные в формулировках запросы о проведении расследования. Со своей стороны созданная финская комиссия также воздержалась от каких-либо политических заявлений и 19 июня опубликовала официальное сообщение о том, что «пассажирский самолет «Калева» потерпел катастрофу, причиной которой послужил внешний взрыв, не связанный с какими-либо установленными техническими неполадками. Все, кто был на борту самолета, погибли»[1170]. Насколько известно, советские власти не получали никаких протестов или запросов относительно данного инцидента. Только 19 июля в беседе с заместителем наркома иностранных дел С.А. Лозовским временный поверенный в делах США в СССР У. Торстон официально запросил советскую сторону относительно того, что «около месяца тому назад, приблизительно 16-го июня с.г., самолет, направлявшийся из Таллина в Хельсинки и имевший на борту дипкурьеров США, потерпел крушение. Так как имеются предположения, что советские суда подобрали обломки самолета, то посольство просит выяснить, не сохранилась ли среди них диппочта». Его советский собеседник «пообещал поручить соответствующему отделу навести справки об этом, и, если удастся что-либо выяснить по интересующему посольство вопросу, оно будет своевременно осведомлено»[1171]. Однако опубликованные документы не позволяют установить, имел ли этот запрос какой-либо результат.

Советские ультиматумы и реакция великих держав

Наряду с проблемой, возникшей в советско-литовских отношениях в связи с исчезновениями красноармейцев, Москва решила оказать некоторый нажим и на Эстонию. 28 мая в газете «Правда» была опубликована статья «Политические настроения в Эстонии», в которой указывалось, что «последние события в Европе привлекли большое внимание различных слоев населения Эстонии. В противоположность большей части эстонских газет определенная часть эстонской интеллигенции расценивает оккупацию немцами Дании и Норвегии, вторжение их в Голландию и Бельгию как агрессию, как порабощение малых народов. Эта часть интеллигенции проповедует лояльное отношение к Англии и высказывает ненависть к Германии и ко всему германскому. […] Та часть эстонской интеллигенции, которая враждебно настроена к Германии, распространяет слухи о том, что дружба между Германией и СССР непрочна и кратковременна, что неизбежна война между обеими странами, которая принесет страдания эстонскому народу. Некоторые из лиц, проповедующих подобные настроения, различными нитями связаны с английским и американским посольствами. […] Правящие круги Эстонии стараются быть нейтральными в отношении событий на западе. Государственные деятели в своих речах не осуждают и не одобряют действия Германии. О Советском Союзе они стараются вообще не говорить. Они считают, что пакт о взаимопомощи спас Эстонию от войны, но говорить об этом не нужно. Торговля с СССР помогает Эстонии вести нормальную хозяйственную жизнь, но об этом надо говорить меньше и говорить только тем, кому это положено по долгу государственной службы. Данные о внешней торговле между Эстонией и СССР, например, не публикуются. Во всех этих предосторожностях сквозит стремление затушевать и скрыть от общественного мнения роль СССР для Эстонии, боязнь перед Англией за свои отношения с СССР»[1172].

Естественно, эстонская пресса постаралась опровергнуть прозвучавшие упреки. 31 мая газета «Пяэвалехт» опубликовала статью, в которой отмечалось, что эстонское руководство всегда подчеркивало «большое значение эстонско-советского пакта о взаимопомощи и особенно то обстоятельство, что с его помощью удалось сохранить мир в Балтийских государствах. Эта точка зрения была и остается неизменной». С эстонской стороны никто не пытается скрывать, что «эстонско-советский товарообмен помогает Эстонии продолжать нормальное развитие экономической жизни. […] Отношения Эстонии с Советским Союзом и Германией по-прежнему остаются благополучными и благоприятствующими дальнейшему развитию». Это общее мнение всего эстонского народа. «Если в некоторых слоях общества могут встречаться другие взгляды, то здесь речь идет, по-видимому, о безответственных и недооценивающих существующее положение лицах, чье мнение не заслуживает ни упоминания, ни тем более обобщения»[1173].

Одновременно 28 мая по поручению В.М. Молотова из секретариата НКИД наркому обороны маршалу С.К. Тимошенко было переслано письмо полпреда в Латвии В.К. Деревянского от 25 мая, в котором высказывалось предложение использовать приезд в Москву латвийского военного министра генерала К. Беркиса для того, чтобы поставить перед правительством Латвии следующие вопросы. Предлагалось изменить редакцию 1-го пункта конфиденциального протокола к советско-латвийскому пакту о взаимопомощи, указав вместо словосочетания «на время этой войны» – «на срок действия Пакта». Подготовить специальное соглашение об установлении взаимодействия на случай военного нападения. Помогая латвийской армии на льготных условиях вооружением, следовало заключить Соглашение о прикомандировании к латвийским частям советских военных инструкторов для освоения новой боевой техники[1174]. 2–9 июня Москву посетил военный министр и командующий латвийской армии генерал Беркис, который был принят наркомом обороны маршалом Тимошенко и председателем СНК СССР Молотовым. Для латвийского гостя была подготовлена обширная культурная программа, но, насколько можно судить, каких-либо политических переговоров не велось[1175]. Однако среди иностранных дипломатов возникли различные слухи о новых советских требованиях в отношении Латвии[1176].

Тем временем в 10 часов 30 мая литовское правительство через советского полпреда в Каунасе предложило направить в Москву для переговоров министра иностранных дел[1177]. В тот же день Литва сообщила Германии о проблемах в советско-литовских отношениях в связи с пропажей красноармейцев[1178]. 31 мая германский посол в Москве Ф. фон дер Шуленбург просил В.М. Молотова «проинформировать его о том, каковы взаимоотношения СССР с Литвой и возможно ли разрешение тех вопросов, которые сейчас поставлены Советским Союзом перед Литвой». Молотов «ответил, что линия поведения Литвы является нехорошей и что вопрос, понятно, может быть разрешен»[1179].

1 июня литовский посланник в Москве заверил заместителя наркома иностранных дел В.Г. Деканозова в том, что у литовского правительства имеется горячее желание «пойти навстречу всем требованиям Правительства Советского Союза в деле выяснения обстоятельств исчезновения советских военнослужащих, выявления виновников и строжайшего их наказания». Для успешного хода следствия посланник просил «сообщить литовским органам дополнительные факты, добытые следствием, проводимым советским военным командованием на месте», например, «разрешить литовским органам произвести совместно с советским военным командованием в Литве допрос потерпевших, возвратившихся в свои части военнослужащих Шмавгонца и Писарева». Однако Деканозов уклонился от какого-либо конкретного ответа[1180]. 2–3 июня советское полпредство в Литве обращало внимание Москвы на стремление литовского правительства «предаться в руки Германии», активизацию «деятельности пятой германской колонны и вооружение членов союза стрелков», подготовку к мобилизации. Все это, по мнению советских дипломатов, разоблачает «подлинные намерения литовских правящих кругов», которые в случае урегулирования конфликта лишь усилят «свою линию против договора, перейдя к «деловому» сговору с Германией, выжидая только удобный момент для прямого удара по советским гарнизонам»[1181]. 2 июня нарком внутренних дел Л.П. Берия направил наркому обороны сообщение № 2246/б/сс о том, что в Литве оживилась деятельность местных немцев и шаулистов, распускающих слухи о неизбежной войне Германии против Советского Союза, в которой СССР будет разбит, и о проведении тайного призыва офицеров запаса[1182].

2 июня ответственный руководитель ТАСС Я.С. Хавинсон направил В.М. Молотову письмо, в котором предлагал «обратить самое серьезное внимание на деятельность так называемой Балтийской Антанты», ориентирующейся на Англию и Францию. Автор письма, ссылаясь на слухи, обвинял Эстонию, Латвию и Литву в создании тройственного военного союза, в стремлении к хозяйственному и государственному объединению. «Для каких иных целей, кроме как не для целей антисоветской возни, существует в настоящее время Балтийская Антанта? […] Не может быть никаких сомнений в том, что Балтийская Антанта является легальной формой англо-французского влияния в Прибалтике, что и в настоящее время Балтийская Антанта занята закулисной антисоветской возней. Не исключено, что, учитывая происшедшие изменения в международной обстановке, Балтийская Антанта может попытаться (если уже не пытается) «переориентироваться» на Германию». Констатировав наличие специального журнала «Revue Baltique» и нелояльную к СССР позицию прибалтийской прессы, Хавинсон ставил вопрос: «Не назрело ли время принять с нашей стороны реальные меры для ликвидации Балтийской Антанты»? Это письмо интересно тем, что многие его положения позднее были использованы в заявлениях советского правительства и в пропаганде[1183].

2 июня литовскому посольству в Лондоне было сообщено частное мнение начальника Восточноевропейского департамента МИД Англии У. Стрэнга, который считал, что «русские, кажется, дрожа от страха вследствие неожиданного для них успеха немцев, уже исподволь, видимо, начинают придираться к прибалтийским государствам, на этот раз начиная с Литвы, чтобы при необходимости свойственными большевикам методами можно было бы оправдать эвентуальную оккупацию Прибалтики, исходя из параллели – если бы англичане раньше оккупировали Голландию и Бельгию, а также Норвегию и Данию, им легче было бы бороться с Германией, будучи ближе к ее границам, чем теперь. Вести из Эстонии по поводу эвентуальных намерений русских также, если не тревожные, то уже и не хорошие»[1184]. 5 июня Департамент политической разведки МИД Англии в своем еженедельном обзоре № 35 предсказывал попытку Советского Союза усилить свои стратегические позиции в Прибалтике, поскольку он недоволен столь быстрыми успехами Германии[1185]. Тем временем 2–5 июня в ходе проверок населения вокруг советских баз литовская полиция провела в Вильнюсе, Ионаве, Алитусе, Приенае и Ново-Вилейке обыски и арестовала 265 человек. Для подавления возникшей в Гайжунай забастовки было арестовано 163 человека, а 11 человек были заключены в концентрационные лагеря[1186].

4 июня Л. Наткевичус сообщил В.М. Молотову о том, что литовское правительство произвело аресты 64 подозреваемых, начало очищение от подозрительного элемента районов расположения советских воинских частей, с 1 июня там учреждены специальные полицейские участки для контроля жителей, были высланы женщины подозрительного поведения и введен строгий надзор за трактирами, а некоторые из них были закрыты. Для расследования вопроса об исчезновении советских военнослужащих создана особая следственная комиссия, которая заинтересована в помощи советского командования. С советской стороны было выражено пожелание, чтобы для переговоров в Москву прибыл литовский премьер-министр[1187]. В тот же день по случаю приезда в Москву латвийского военного министра генерала К. Беркиса в посольстве Латвии прошел обед, в ходе которого литовский посланник Л. Наткевичус имел возможность переговорить с наркомом обороны СССР маршалом С.К. Тимошенко относительно некоторой «напряженности», возникшей между Литвой и СССР. Как сообщил в Каунас литовский посланник, «маршал имеет весьма трезвый взгляд и никакого трагизма в ней не усматривает. Он даже обмолвился, что тут, наверно, есть вина и самих красноармейцев и их руководства, потому что, по-видимому, не были приведены в порядок ворота, вход через них. Бутаев же был просто-напросто “сволочь”»[1188].

4 июня нарком внутренних дел направил И.В. Сталину, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову и С.К. Тимошенко сообщение № 2282/б/сс о допросе красноармейца Н.З. Шмавгонца от 2 июня, в ходе которого он сознался в дезертирстве, и вышеприведенный протокол допроса[1189]. 5 июня нарком внутренних дел направил И.В. Сталину, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову и С.К. Тимошенко сообщение № 2300/б/сс о том, что в Литве шаулистам выдано оружие, проводится в небольших масштабах мобилизация запасных 1906 года рождения, а также распространяются слухи о том, что «советское правительство удовлетворено объяснениями литовцев по поводу ноты Народного Комиссара Иностранных дел и, признав всю неправоту свою, извинилось перед литовским правительством». Так же разведка фиксировала и оживление контактов с Германией[1190]. Обсудив советское предложение, литовское правительство 5 июня приняло решение послать премьер-министра в Москву для достижения договоренности по поводу ликвидации инцидента с советскими военнослужащим. В случае договоренности в рамках советско-литовского договора о взаимопомощи, литовский премьер-министр уполномочивался подписать новый договор, но в ином случае он должен был обратиться с запросом к правительству[1191].

7 июня премьер-министр Литвы А. Меркис прибыл в Москву, где начались советско-литовские переговоры. В.М. Молотов обвинил литовское правительство в нелояльном отношении к СССР, что выражалось, по его мнению, в похищении красноармейцев и других провокациях, затягивании расследования, арестах литовского обслуживающего персонала в советских гарнизонах, чрезмерно частых сборах шаулистов. Любые оправдания Меркиса без рассмотрения отметались Молотовым, считавшим, что во всем виновата литовская политическая полиция. Тем более что переданные литовской стороной материалы расследования дела Бутаева свидетельствовали о его связях с агентами литовской спецслужбы. Предложение Меркиса создать режим полной изоляции советских войск от местного населения во избежание новых проблем было отвергнуто Молотовым, который заявил, что «Советское правительство не может удовлетвориться ни их формальными ничего не значащими заявлениями от 26 и 28 мая и ни сегодняшним его ответом, так как враждебное поведение Литовского правительства по отношению к Советскому Союзу и Договору о взаимопомощи налицо. А раз так, то надо делать какие-то серьезные выводы». В заключение беседы литовскому премьер-министру было предложено «основательно подумать над ответом на этот поставленный перед Литовским правительством коренной вопрос»[1192].

8 июня 5-е Управление РККА издало спецсообщение № 251807/сс, в котором сообщалось, что военный атташе в Литве майор И.М. Коротких доложил о задержке в литовской армии запасных 1906 года рождения, призванных в апреле 1940 г., и усилении боевой подготовки шаулистов, которым роздано оружие. Вместо очищения районов вокруг советских гарнизонов, арестовываются работающие в них литовские граждане, в результате население боится идти на работу в советские гарнизоны. Кроме того, полиция угрожает арестом поставщикам продовольствия для советских гарнизонов[1193]. В то же время советское руководство подчеркнуто лояльно вело себя по отношению к Латвии и Эстонии. 8 июня было подписано советско-эстонское соглашение об общих административных условиях пребывания на территории Эстонии вооруженных сил СССР, переговоры о котором начались еще в начале декабря 1939 г.[1194].

Со своей стороны Таллин также решил напомнить Москве о своей лояльности и 11 июня 1940 г. эстонский военный атташе полковник-лейтенант А. Синка посетил Отдел внешних сношений НКО, сообщив, что выделение участков под строительство для советских гарнизонов завершилось. Некоторые участки, намеченные по карте, на местности оказались не пригодными, и их пришлось заменить. Сославшись на пример германских военных успехов на Западе, Синка отметил, что «мы имеем пакт о взаимопомощи, но мы не имеем еще оперативной договоренности между нашими Генеральными штабами. Наша армия небольшая по численности, может быть еще недостаточно оснащена техническим вооружением, но драться она будет крепко. Если вы поможете нам своим вооружением, то наша армия будет достойной помощницей Красной Армии при попытке кого-либо затронуть наши общие интересы. Я Вам говорю совершенно откровенно, что наше командование и правительство не имеет никаких других намерений, кроме честного выполнения заключенного с вами пакта о взаимопомощи. По части взаимного обмена разведывательными данными полковник Цуканов и полковник Саарсен установили кое-какой контакт, но я не был еще представлен генералу Проскурову. Это дело надо закрепить и расширить в наших общих интересах»[1195]. 12 июня эстонский посланник в Москве сообщил в НКИД о том, что 10 июня правительство Эстонии утвердило подписанное 8 июня соглашение[1196].

Тем временем в ходе советско-литовских переговоров 9 июня В.М. Молотов поинтересовался успехами в расследовании литовской стороны и спросил, «признает ли Литовское правительство правильным точку зрения советского правительства на случай исчезновения в Литве советских военнослужащих». Убедившись, что никаких новых данных у литовской стороны нет, глава НКИД зачитал показания красноармейца Писарева и вновь повторил свои претензии. Новая просьба А. Меркиса о совместном расследовании инцидента была отвергнута Молотовым, который перешел к теме Балтийской Антанты, охарактеризовав ее как антисоветский военный союз, скрываемый от СССР. «Советское правительство не могло не обратить внимания на происходящую за его спиной подозрительную возню. Что-то там делают и даже не информируют об этом своего союзника – Советское правительство. А раз не информируют и прячут, значит что-то делают враждебное в отношении Советского Союза. В самом деле, говорит тов. Молотов, смотрите, что получается – Советское правительство передало Литве г. Вильно и Виленскую область, оно подписало со всеми тремя странами договоры взаимопомощи, то есть взяло на себя обязательство защищать их, а тут оказывается, за его же спиной Литва вступает в военный союз. Спрашивается, против кого он может быть направлен? Только против Советского Союза. Таким образом, в ответ на пролитовскую политику Советского Союза Литва встает на путь военного блока 3 стран, направленного против Советского Союза. Советское правительство не наивно, оно видит и понимает, куда все это направляется. Неужели Литва, идя на военное объединение с Эстонией и Латвией, думает этим путем укрепить свое положение. Наивные расчеты и к этому же не просоветские, а антисоветские». Возражения Меркиса, основанные на отсутствии каких-либо доказательств, и его предложение о привлечение к переговорам по этому вопросу представителей Латвии и Эстонии, были отведены Молотовым, считавшим, что это не юридический, а политический вопрос, требующий ответа[1197].

10 июня нарком внутренних дел направил И.В. Сталину, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову и С.К. Тимошенко сообщение № 2365/б/сс о том, что после двух первых дней растерянности после советской ноты литовские власти воспряли духом и успокаивают население, заявляя, что опасность со стороны Советского Союза миновала, так как «советское правительство доводами литовского правительства осталось довольно и даже извинилось перед Литвой». Националисты считают советскую ноту провокацией для того, чтобы под шумок войны на Западе захватить Литву и всю Прибалтику, заявляют, что Бутаев и другие красноармейцы были обычными дезертирами, которые выдумали «похищения», и выражают надежды на защиту со стороны Германии. По вопросу о переселении литовцев из БССР, А. Сметона предпочитает не торопиться, а хочет дождаться конца войны и при помощи Запада получить эти территории. В Литве распространяются слухи о том, что после победы на Западе, Германия собирается покончить с СССР. Местные немцы заявляют, что Германия позаботиться о них и о Литве[1198].

Тем временем советское руководство разрабатывало варианты требований, которые должны были быть предъявлены Литве. Так, в архиве В.М. Молотова сохранился первоначальный вариант этого документа, составленный, вероятно, между 11 и 14 июня:

«1. Вернуть командованию сов[етских] войск красноармейца Шутова.

2. Нач[альника] политич[еской] полиции Повилайтиса арестовать и предать суду.

3. Министра вну[тренних] дел Скучаса, по меньшей мере, сместить с занимаемого им поста.

4. Полностью и немедленно прекратить антисоветскую деятельность в стране, как пропагандистскую, так и всякую иную (в администрации, цензуре и т. д.).

5. Немедленно обеспечить: свободный доступ и свободную продажу в стране советской периодической печати и литературы; свободную демонстрацию советских кинофильмов; выпуск и продажу просоветской газеты на русском языке и все остальное, вытекающее из критики прошлого.

6. Теперешнему кабинету уйти в отставку.

7. Формирование нового кабинета поручить ген[ералу] Раштикису.

8. Ген[ералу] Раштикису предварительно согласовать новый состав кабинета с советским правительством.

9. Новому кабинету назначить на пост начальника политич[еской] полиции лояльного Советскому Союзу человека.

10. Новому кабинету поставить во главе руководства армией лиц, способных обеспечить дружественные отношения и деловой контакт с командованием сов[етских] войск.

11. Новому кабинету – очистить от врагов советско-литовской дружбы весь государственный аппарат, особенно, военные учреждения, полицию и м[инистерст]во иностранных дел.

12. Новому кабинету – согласовывать в дальнейшем с командованием РККА все военные планы и текущие мероприятия.

13. Новому кабинету – согласовывать в дальнейшем с советским правительством все имеющие серьезное значение внешнеполитические действия.

14. Новому кабинету – расквартировать часть советских войск в Каунасе.

15. Новому кабинету – принять четырех представителей советского правительства, в качестве советников, при: кабинете министров (с правом участия в заседаниях кабинета), м[инистерст]ве иностранных дел, м[инистерст]ве обороны и м[инистерст]ве внутренних дел»[1199]. Однако пока советское руководство выжидало развития событий в Западной Европе и данный документ так и остался черновым наброском.

Впрочем, советско-литовские политические переговоры не помешали А. Меркису 10 июня посетить Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. В тот же день в Москву прибыл министр иностранных дел Литвы Ю. Урбшис, 11 июня вместе с Меркисом принявший участие в переговорах, в ходе которых было заявлено о готовности произвести изменения в составе литовского правительства. Советской стороне было передано письмо президента Литвы председателю Верховного Совета СССР, в котором Москва заверялось в том, что литовское руководство «о каких-либо явных договорах или о принятии Литвой тайных обязательств в отношении какого-либо другого государства отнюдь не думали, ибо это могло быть несовместимо с существующими договорами и многолетними традициями искренней дружбы между нашими странами». Соответственно, литовская сторона продолжала настаивать на том, что у нее «нет военного союза с Эстонией и Латвией». Урбшис даже высказал «пожелание, чтобы в будущем Советское правительство было более откровенно, чтобы оно прямо излагало Литве свои пожелания, касающиеся ее внешней и внутренней политики». Литовская сторона желала бы «ликвидировать создавшееся напряженное положение как можно скорее». На это В.М. Молотов ответил, что пока литовское правительство по претензиям СССР ничего конкретного не сделало, не были даже уволены министр внутренних дел К. Скучас и начальник департамента политической полиции А. Повилайтис. Кроме того, переданное письмо на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР вынуждает советское правительство ожидать ответа от высшего органа Советского Союза[1200].

11 июня Литва сообщила Германии о ходе переговоров в Москве[1201]. На следующий день А. Меркис выехал в Каунас, а в Москве остался Ю. Урбшис, который совмещал свое положение высокопоставленного представителя литовского правительства с широкой культурной программой, организованной советской стороной. Сообщая в Каунас свои впечатления о пребывании в Москве, Урбшис 12 июня отметил, что «решения нас взорвать пока что нет, однако если напряженность затянется и дальше, то может вызреть». Он предлагал срочно полностью переформировать правительство, включив в его состав генерала С. Раштикиса[1202]. 12 июня назначенный посланником Англии в Литве (до этого он занимал должность поверенного в делах) Т. Престон вручил свои верительные грамоты А. Сметоне, который в состоявшейся беседе довольно откровенно признал, что для него главное различие между Германией и СССР заключается в том, что Берлин сохраняет частную собственность, а Москва ее ликвидирует. «В таких условиях у нас нет другой возможности, как доверить нашу судьбу Германии»[1203]. Посетивший в этот день Каунас начальник восточно-прусского управления германской полиции безопасности Х. Грефе внимательно выслушал своих литовских собеседников и сообщил, что «немцы ничего предпринять не могут, но порекомендовал заявить официальный протест против действий Советского правительства, апеллируя к мировому общественному мнению». По мнению германского гостя, в этом году аннексии Литвы Советским Союзом не произойдет, и, «скорее всего конфликт закончится тем, что СССР лишь потребует ввести больше армейских частей в Литву». Тем не менее, он посоветовал, чтобы в случае необходимости «литовская армия оказала советским войскам вооруженное сопротивление», а «немцы предоставят возможность литовской армии и литовскому правительству укрыться на их территории»[1204].

12 июня Департамент политической разведки английского МИД в своем еженедельном обзоре № 36 ссылался на факты советского давления на Литву, и, возможно, на Латвию и Эстонию для подтверждения стремления Москвы усилить свои позиции в Прибалтике[1205]. В тот же день советское полпредство в Литве сообщило в Москву о действиях литовской комиссии, которая «вместо расследования вопроса об «исчезновениях» красноармейцев и причастности к этим преступлениям литовских органов (прежде всего тайной полиции) занялась широковещательной работой по созданию исключительного режима вокруг советских гарнизонов, стремясь полностью изолировать советские войска от местного населения. Районы расквартирования наших войск наводнены тайными и явными агентами полиции. Созданы особые полицейские участки». Правительство дало установку «взять на специальный полицейский учет всех лиц, которые когда-нибудь имели или теперь имеют какое-либо отношение к советским войскам, а также всех проживающих в городах и местечках, прилегающих к советским гарнизонам. На этом основании проводится весьма грубая «перерегистрация» вольнонаемных литовских рабочих и служащих советских гарнизонов и на советских строительствах, сопровождающаяся отнятием паспортов, арестами, странными допросами и избиениями (Гайжуны), отобранием подписок, которых не дают читать, требованиями прекратить работу в советских гарнизонах (Алиты) и прочее. Массовые облавы и аресты среди населения своим острием обращены против сочувственно настроенного к СССР трудового населения и левых элементов»[1206].

13 июня литовская сторона сообщила германскому посланнику о ходе переговоров в Москве и решении литовского правительства отправить в отставку министра внутренних дел и начальника департамента политической полиции. В своем донесении в Берлин германский дипломат отметил, что «настроение здесь очень пессимистическое»[1207]. 14 июня В.М. Молотов уведомил советских полпредов в Финляндии, Эстонии, Латвии и Литве об отношении к Балтийской Антанте, которая «носит на деле антисоветский характер» и является «нарушением пактов, которыми запрещено участие во враждебных Договаривающимся сторонам коалициях»[1208]. В тот же день в 14 часов заместитель наркома иностранных дел СССР В.Г. Деканозов принял Ю. Урбшиса, который, сообщив об отставке К. Скучаса и А. Повилайтиса, «выразил надежду, что Литве удастся вернуть доверие Советского правительства, и искренние и дружеские отношения между двумя странами будут восстановлены». Вместе с тем, литовский министр вновь отрицал причастность литовских органов к исчезновениям советских солдат и антисоветский характер Балтийской Антанты. В заключение Урбшис высказал просьбу «об отсрочке до 1 августа эвакуации литовцев из пограничных с Литвой районов БССР и внесения некоторых коррективов в порядок эвакуации». В частности, речь шла о подтверждении права литовской комиссии отказать в приеме некоторым эвакуируемым, о предоставлении литовской комиссии возможности производить прием эвакуируемых на советской территории, а также о скорейшем установлении контакта между советской и литовской комиссиями для решения организационных вопросов[1209].

Казалось, ничто не предвещало резких изменений хода переговоров, но в 23.50 14 июня Ю. Урбшиса вызвал В.М. Молотов и вручил ему заявление советского правительства, в котором констатировалось похищение 4 советских военнослужащих из расположенных в Литве гарнизонов РККА и вступление Литвы в военный союз с Латвией и Эстонией, направленный против Советского Союза. Эти факты свидетельствуют о нарушении литовской стороной советско-литовского договора о взаимопомощи. «Советское правительство считает, что подобное положение дальше продолжаться не может. Советское правительство считает абсолютно необходимым и неотложным:

1. Чтобы немедленно были преданы суду министр внутренних дел г. Скучас и начальник департамента политической полиции г. Повилайтис как прямые виновники провокационных действий против советского гарнизона в Литве.

2. Чтобы немедленно было сформировано в Литве такое правительство, которое было бы способно и готово обеспечить честное проведение в жизнь советско-литовского Договора о взаимопомощи и решительно обуздание врагов Договора.

3. Чтобы немедленно был обеспечен свободный пропуск на территорию Литвы советских воинских частей для размещения их в важнейших центрах Литвы в количестве, достаточном для того, чтобы обеспечить возможность осуществления советско-литовского Договора о взаимопомощи и предотвратить провокационные действия, направленные против советского гарнизона в Литве.

Советское правительство считает выполнение этих требований тем элементарным условием, без которого невозможно добиться того, чтобы советско-литовский Договор о взаимопомощи выполнялся честно и добросовестно.

Советское правительство ожидает ответа Литовского правительства до 10 часов утра 15 июня. Непоступление ответа Литовского правительства к этому сроку будет рассматриваться как отказ от выполнения указанных выше требований Советского Союза».

Получив это советское заявление, Урбшис просил отсрочить время ответа на него и поинтересовался количеством войск, которое предполагается ввести в Литву. Молотов ответил, что срок поступления ответа изменен быть не может, и предупредил, что, если «ответ задержится, то Советское правительство немедленно осуществит свои меры и безоговорочно». Относительно численности войск было заявлено, что предполагается дополнительно ввести 3–4 корпуса (9–12 дивизий) во все важные пункты Литвы, в том числе и в Каунас. Молотов обещал, что войска не будут вмешиваться во внутренние дела Литвы, но новое правительство должно быть просоветским. Чтобы успокоить литовцев, им было заявлено, что это временные меры, хотя это «будет зависеть от будущего литовского правительства». Урбшис попытался уточнить возможный состав будущего правительства, но Молотов уклонился от конкретного ответа, заметив, что его состав будет позднее согласован с Москвой[1210].

Получив заявление советского правительства, президент Литвы А. Сметона настаивал на сопротивлении Красной армии и отводе литовских войск в Восточную Пруссию, но командующий литовской армии дивизионный генерал В. Виткаускас, выражавший интересы антигермански настроенных офицеров, отказался. В итоге было решено принять советские требования[1211]. Получив ответ своего правительства, Ю. Урбшис и Л. Наткевичус сообщили в Каунас, что «при передаче ответа правительства будем пытаться дело ввести в договорную колею, снимая его ультимативную остроту». Соответственно, от литовского министерства иностранных дел требовалось проявлять сдержанность в информировании дипломатов, при этом следовало говорить «не о требованиях, но об определенных пожеланиях, связанных с безопасностью»[1212]. В итоге в 9.45 утра 15 июня Урбшис сообщил В.М. Молотову об удовлетворении советских требований и о формировании нового правительства во главе с генералом С. Раштикисом. В ответ Молотов заявил, что вопрос о главе правительства и его составе будет решаться в Каунасе, куда прибудет советский представитель. Советская сторона приняла литовское предложение об обсуждении военных вопросов с командующим литовской армией генералом Виткаускасом[1213]. Вновь вызвав в 12.30 Урбшиса, Молотов сообщил ему, что «переход литовской границы советскими войсками начинается в 3 часа дня 15 июня на следующих участках:

а) Эйшишки [Эйшишкес] – Друскеники [Друскининкай],

б) ст[анция] Гудогай – Мал[ые] Солечники [Шальчиненкеляй],

в) Дукшты [Дукштас] – Подбродзе [Пабраде].

2. Отдельные части перешедших литовскую границу советских войск вступят в г.г. Вильно, Каунас, Россиены [Расейняй], Поневеж [Паневежис], Шауляй.

3. Остальные пункты размещения советских войск устанавливаются по согласованию между генералом Павловым – с советской стороны, и генералом Виткаускасом – с литовской стороны.

4. Встреча генерала Павлова с генералом Виткаускасом состоится на ст[анции] Гудогай в 8 час[ов] вечера 15 июня.

5. Во избежание нежелательных недоразумений и конфликтов литовские власти немедленно дают приказ по войскам и населению не препятствовать продвижению советских войск на территории Литвы». Кроме того, литовскому министру иностранных дел было сообщено, что в Каунас для решения вопроса об организации нового литовского правительства отправился заместитель наркома иностранных дел В.Г. Деканозов. Молотов попросил Урбшиса задержаться в Москве еще на некоторое время[1214].

В тот же день президент Литвы А. Сметона и военный министр генерал К. Мустейкис сообщили германскому посланнику Э. Цехлину о советских требованиях, которые были приняты правительством после 8-часового совещания и просили выдать им визы для отъезда в Германию. Германский дипломат выдал им визы, но сообщил, что делает это, еще не получив согласия своего правительства, которое определит свою позицию по этому вопросу позднее. Соответственно, в 3 часа ночи 16 июня литовский президент и военный министр перешли германо-литовскую границу. К. Скучас и А. Повилайтис также собирались выехать в Германию, но были арестованы литовскими властями, которые не желали создавать себе лишних проблем в отношениях с СССР[1215]. Тем временем в 16.25 15 июня Цехлин сообщил в Берлин, что в 15 часов советские войска перешли литовскую границу, однако пока не известно, как именно протекает вступление войск, которые по предварительным данным должны занять лишь определенные населенные пункты, а именно Каунас, Расейняй, Тельшяй. Линия восточнее Мемеля, по-видимому, не занимается. Литовские войска имеют указание не оказывать никакого сопротивления[1216]. В тот же день литовский посланник в Берлине К. Шкирпа сообщил германской стороне о прибытии в Литву Деканозова и пытался выяснить, каково отношение германского правительства к этим событиям. Беседовавший с ним начальник политического департамента МИД Э. Вёрман ответил, что не может сообщить по этому вопросу ничего определенного[1217]. Тем временем германское руководство приняло решение, что если литовские войска будут переходить через границу в Германию, то они будут разоружены и интернированы[1218].

Процесс ввода советских войск на территорию Литвы будет подробно рассмотрен далее.

Конечно, происходившие в советско-литовских отношениях события обеспокоили эстонское и латвийское руководство. В 7.30 15 июня в Москву поступила телеграмма советского полпреда в Таллине с информацией о положении в Эстонии на 14 июня:

«1) Эстонцы проводят усиленную военную подготовку. Проведена тайная мобилизация офицеров запаса и рядовых. Ежедневно обмундировывается по несколько десятков вновь прибывших офицеров запаса. На вокзале по ночам жены и семьи призванных с плачем провожают отъезжающих. Мобилизовано большинство такси. Шоферы мужчины на оставшихся автомашинах частично заменены женщинами.

2) Призванный офицерский и рядовой состав направляется на нарвскую и изборскую границу, другая часть идет на пополнение дивизий в Вильянди и Тарту. В районе Выхма, что недалеко от Вильянди, местному населению раздается оружие. Таллинская дивизия переброшена в казармы, что недалеко от Балтийского порта. Таллинская и Вильяндинская эстонские дивизии имеют своей задачей отрезать две наши группы войск, расположенные в Гапсале [Хаапсалу] и Палдиски.

3) По обе стороны Минной гавани, где расположен наш военно-морской флот, эстонцы расположили две морские батареи, которые в случае надобности смогут расстреливать наш военно-морской флот. Кроме того, эстонцы в своем арсенале спрятали третью морскую батарею, которая в случае надобности может расстреливать наш военно-морской флот прямой наводкой.

4) Дополнили наряды полиции. Полиция вооружена карабинами.

5) В Таллин прибыли 250 польских офицеров, которые содержатся на французские деньги.

6) На остров Малый Роге [Вяйки Пакри], что расположен около Балтийского порта, эстонцы перебросили несколько ящиков оружия.

7) О мобилизации офицеров и рядовых запаса – сегодня начальник штаба Балтийского флота спросил эстонского командующего морскими силами Сантпанка, последний, захваченный этим вопросом врасплох, вынужден был в этом сознаться. Также подтвердил наличие польских офицеров в Таллине и действительность содержания их на французские деньги.

8) Объявлен сбор Кайцелита. 40 тыс. его членов поставлены в такое положение, что могут быть собраны в течение одних суток.

9) Все перечисленные мероприятия направлены, безусловно, против СССР: из отдельных разговоров можно вывести заключение, что создания единой армии численностью до 1 млн человек, требуют от Балтийской Антанты Англия и Франция»[1219].

15 июня МИД Эстонии сообщил своему посланнику в Москве, что никакого эстонско-литовского военного соглашения «не было и не предполагалось. В случае необходимости можно опровергать»[1220]. В тот же день в Таллине открылись продолжавшиеся до 17 июня VI конгресс сотрудничества народов Прибалтики и Балтийская неделя экономического и культурного сближения[1221]. В 19.57 15 июня советский полпред в Таллине прислал в Москву телеграмму, в которой указал, что «1) В городе Тарту и его уезде населению раздается в массовом масштабе оружие. Кайцелит необычайно оживлен. Войсковые части концентрируются в районах Нарвы и Изборска.

2) Распоряжением эстонского правительства снимается с боя скот, предназначенный к поставке СССР, и отправляется для использования на консервных заводах в спешном порядке»[1222].

15 июня министр иностранных дел Латвии сообщил германскому посланнику в Риге о произошедшем прошедшей ночью нападении на заставу пограничной охраны на советско-латвийской границе. В. Мунтерс опасался, что русские используют этот инцидент, представив его как латвийскую провокацию, и выдвинут какие-либо новые требования[1223]. Поэтому латвийская сторона провела тщательное расследование инцидента, установив следующее: «В ночь на 15 июня с.г. совершено нападение на 2-й и 3-й охранные посты III Абренского батальона, на 2-м посту в Масленках возникла перестрелка между нападавшими и пограничниками, в ход пошли также ручные гранаты. В схватке убиты 4 человека. […] Перерезаны телефонные провода от 2-го поста в тыл. В окрестностях 2-го поста найдено несколько обойм для патронов, не использующихся в латвийской армии, а также стреляные гильзы, 7 ручных гранат, противогаз с надписями на русском языке. В излучине пограничной реки видны многочисленные следы, указывающие, что пограничную реку перешли в двух направлениях. Напавшие увели пограничников, находившихся на 2-м посту, и других пограничников, пришедших им на помощь, а также гражданских лиц – членов семей пограничников и жителей окрестных домов. […] Всего со 2-го поста и его окрестностей были уведены 5 пограничников и 11 гражданских лиц. […] Выяснилось, что с 3-го поста и его окрестностей уведены 5 пограничников и 16 гражданских лиц. Всего со 2-го и 3-го поста и их окрестностей уведены 10 пограничников и 27 гражданских лиц»[1224]. В 13 часов 16 июня латвийский посланник в Москве сделал заявление советской стороне об этих событиях и предложил организовать их совместное расследование[1225].

Тем временем в 21.15 15 июня в Москву поступила телеграмма советского полпреда в Риге, в которой сообщалось о том, что «14 июня по сообщению нашего командования отмечено два случая вызывающего поведения латвийских частей при тактических занятиях. С 02 до 04 час[ов] две роты проводили занятия в 200 м от южной стройки в Либаве, около 19 час[ов] взвод наступал по южному берегу канала Каравоста [Караоста] на дом, занятый нашим пулеметным взводом, и остановился в 20 м. В обоих случаях стреляли холостыми патронами. Эти факты, как и ранее сообщенные мной, в свете существующей общей подозрительной деятельности и антисоветской обстановки, расцениваю как подготовку нападения на наши воинские части, а поэтому считал бы необходимым сделать резкое представление-протест и с нашей стороны соответствующие военно-практические выводы»[1226].

16 июня советский полпред в Латвии направил в Москву письмо, в котором отмечал, что появились слухи о том, «что правительство Ульманиса взяло курс на Германию и выступит на стороне последней в предстоящей войне против СССР. Проведенная негласная мобилизация в армию является подготовкой к этой войне. […] Как показывают наблюдения, Латвийское правительство с некоторых пор развивает подозрительную деятельность, направленную против Советского союза. Секретные переговоры и взаимные визиты военных руководящих лиц трех стран Прибалтики, активизация деятельности Балтантанты и возведение военных объектов на советско-латвийской границе, все это факты – звенья одной и той же цепи. […] Неприязненное отношение правящих латвийских кругов к СССР выражается далее в создании антисоветской атмосферы вокруг находящихся в Латвии советских гарнизонов, путем потворствования ведущейся среди населения агитации за то, чтобы сбросить наши войска в море, за освобождение от большевизма и т. п. […] Всюду видно стремление правящих кругов изолировать население от всего советского»[1227].

В 14 часов 16 июня нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов пригласил латвийского посланника Ф. Коциньша и вручил ему заявление советского правительства, в котором отмечалось, что латвийское правительство «не только не ликвидировало созданный еще до заключения советско-латвийского Пакта о взаимопомощи военный союз с Эстонией, направленный против СССР, но и расширило его, привлекши в этот союз Литву, и старается вовлечь в него также Финляндию», что является грубым нарушением советско-латвийского договора. «Советское правительство считает, что подобное положение не может быть дальше терпимо.

Правительство СССР считает совершенно необходимым и неотложным:

1. Чтобы немедленно было сформировано в Латвии такое правительство, которое было бы способно и готово обеспечить честное проведение в жизнь советско-латвийского Пакта о взаимопомощи;

2. Чтобы немедленно был обеспечен свободный пропуск на территорию Латвии советских воинских частей для размещения их в важнейших центрах Латвии в количестве достаточном для того, чтобы обеспечить возможность осуществления советско-латвийского Пакта о взаимопомощи и предотвратить возможные провокационные действия против советского гарнизона в Латвии.

Советское правительство считает выполнение этих требований тем элементарным условием, без которого невозможно добиться того, чтобы советско-латвийский Пакт о взаимопомощи выполнялся честно и добросовестно.

Советское правительство ожидает ответа Латвийского правительства до 11 час[ов] ночи 16 июня. Непоступление ответа Латвийского правительства к этому сроку будет рассматриваться как отказ от выполнения указанных выше требований Советского Союза».

Естественно, латвийский посланник попытался опровергнуть упрек относительно Балтийской Антанты, но Молотов отвел его аргументы. Затем Коциньш попытался продлить срок ответа своего правительства, но это не удалось. В ответ на вопрос о количестве вводимых войск ему было сообщено о том, что будет введено «примерно 2 корпуса». Молотов заявил, что «мера эта является временной. В дальнейшем же, когда будет создано новое правительство, можно будет договориться». Причем правительство будет создано при участии советского представителя, который будет направлен в Ригу. «Перед уходом Коциньш заявил, что вчера вооруженная группа людей, перешедших с советской территории латвийско-советскую границу, произвела нападение на два пограничных поста. В результате несколько латвийских пограничников убито, часть увезена на советскую территорию, сожжено здание латвийской пограничной стражи» и просил дать указание о расследовании этого случая. Молотов обещал разобраться[1228].

Сразу же после ухода Ф. Коциньша, в 14.30 В.М. Молотов принял эстонского посланника А. Рея и вручил ему заявления советского правительства, в котором отмечалось, что эстонское правительство «не только не ликвидировало созданный еще до заключения советско-латвийского Пакта о взаимопомощи военный союз с Латвией, направленный против СССР, но и расширило его, привлекши в этот союз Литву, и старается вовлечь в него также Финляндию», что является грубым нарушением советско-эстонского договора. «Советское правительство считает, что подобное положение не может быть дальше терпимо.

Правительство СССР считает совершенно необходимым и неотложным:

1. Чтобы немедленно было сформировано в Эстонии такое правительство, которое было бы способно и готово обеспечить честное проведение в жизнь советско-эстонского Пакта о взаимопомощи;

2. Чтобы немедленно был обеспечен свободный пропуск на территорию Эстонии советских воинских частей для размещения их в важнейших центрах Эстонии в количестве достаточном для того, чтобы обеспечить возможность осуществления советско-эстонского Пакта о взаимопомощи и предотвратить возможные провокационные действия против советского гарнизона в Эстонии.

Советское правительство считает выполнение этих требований тем элементарным условием, без которого невозможно добиться того, чтобы советско-эстонский Пакт о взаимопомощи выполнялся честно и добросовестно.

Советское правительство ожидает ответа Эстонского правительства до 12 часов ночи 16 июня. Непоступление ответа Эстонского правительства к этому сроку будет рассматриваться как отказ от выполнения указанных выше требований Советского Союза».

Естественно, эстонский посланник попытался отклонить упрек относительно Балтийской Антанты, но Молотов отвел его аргументы. Рей обратил внимание собеседника на то, что осенью 1939 г. Балтийская Антанта не вызвала возражений СССР, и пытался смягчить условия ультиматума, поскольку никаких провокаций не было, но Молотов не стал обсуждать эти вопросы. Посланник безуспешно попытался продлить срок ответа своего правительства на советское заявление. В ответ на вопрос о количестве вводимых войск и пунктах, которые будут заняты Красной армией, ему было сообщено о том, что будет введено «примерно 2–3 корпуса» в «основные города Эстонии, в том числе и Таллин», причем «мера эта временная». Советская сторона не настаивала на немедленном создании нового правительства, поскольку «сейчас важно решить этот вопрос в принципе. Обо всем остальном договоримся потом с президентом» в Таллине[1229].

Получив 16 июня в 15 часов по местному времени текст заявления советского правительства, президент Латвии К. Ульманис обратился к германскому посланнику Г. фон Котце с просьбой разрешить правительству и армии эвакуироваться в Восточную Пруссию, но получил отказ[1230]. В этих условиях в 17 часов в радиообращении к участникам певческого праздника Латгалии Ульманис объявил о принятии советских требований и отметил, что «Латгалия непосредственно граничит с нашим великим восточным соседом, с которым нас связывают чрезвычайно важные общие интересы. Это относится к нашей и Советского Союза безопасности и требует прежде всего взаимного доверия»[1231]. 17 июня по поручению правительства командование латвийской армии разослало секретный циркуляр № 1979, которым сообщило офицерскому составу содержание принятых латвийской стороной советских требований, поскольку «под влиянием развития военных событий в Европе Советский Союз признал необходимым расширить пакт о взаимной помощи с целью сохранения мира на восточном берегу Балтийского моря и в Восточной Европе вообще». Командному составу предписывалось оказать содействие организованному размещению в Латвии новых советских частей, корректно относиться к советским военнослужащим, не допуская, однако, тесного общения с ними по внеслужебным вопросам[1232]. Правда, от советского резидента 18 июня стало известно, что «после принятия правительством Латвии ультиматума Советского Союза, в Риге было созвано совещание командиров айсаргов», на котором было решено спрятать автоматическое оружие и патроны, уничтожить компрометирующие документы, избегать всяких инцидентов с советскими войсками и спрятать коротковолновые радиоприемники на заводе. «Армии предложено держаться спокойно. Штаб армии всю ночь сжигал какие-то документы»[1233].

Тем временем в 19.45 16 июня Ф. Коциньш посетил В.М. Молотова и сообщил ему о согласии своего правительства «обеспечить свободный пропуск советских войск в Латвию». Однако Рига просила отсрочить ввод войск до утра 17 июня, поскольку «в связи с большим праздником в районе Лонкаши собралось большое количество граждан, которые там задержатся до поздней ночи. Лат[вийское] пра[вительство] боится как бы, ввиду большого скопления людей, не произошло каких-либо нежелательных инцидентов между советскими частями, которые будут вступать в Латвию, и участниками празднества». Латвийская сторона просила указать, по каким дорогам в Латвии будут двигаться советские войска. Коциньш сообщил, что в связи с отсутствием кворума латвийское правительство не может принять решения о своей отставке этот вопрос будет решен не ранее 20 часов. Кроме того, латвийский президент интересовался, «с кем ему сноситься по вопросу формирования нового правительства». Так же латвийская сторона предлагала не публиковать в печати советский ультиматум. Молотов обещал передать эту просьбу советскому правительству и указал, что вступление советских войск в Латвию можно начать в 3–4 часа утра 17 июня. Стороны договорились о назначении для переговоров по военным вопросам специальных уполномоченных, а по остальным вопросам технического характера условились снестись через 1–2 часа[1234].

В 20.38 16 июня в Генеральном штабе РККА было расшифровано направленное в 19.30 из Минска старшим генерал-адъютантом наркома обороны генерал-лейтенантом В.М. Злобиным сообщение № 001 для доклада И.В. Сталину о том, что «Народный Комиссар Обороны СССР тов. Тимошенко приказал передать следующее:

1. К исходу 15.6.40 передовыми частями Белорусского округа заняты Уцяны [Утена], Поневеж [Паневежис], Шавли [Шяуляй], остальные части продолжали выдвижение в указанные районы.

2. На случай действий против Латвии Народный Комиссар Обороны приказал подвижными частями к исходу дня 16.6.40 принять следующую группировку: 55 тбр [в] районе Понедель [Панделис], 25 тбр [в] районе Вобольники [Вабальнинкас] (обе бригады усиливаются пехотными поддержками от 4 ск), 1 мсд, 21, 27 тбр [в] районе Кубилюны [Кубилюнай], Линков [Линкува], Посволь [Пасвалис], 2 тбр, 29 тбр, АДБР [в] районе севернее Шавли.

Второй эшелон – 3 кк, 22 тбр к исходу 17.6.40 [в] районе Поневеж, 4 ск – Скопишки [Скапишкис], остальные части [к] исходу 16.6.40 сосредотачиваются в районах, указанных в приказе комвойсками БОВО.

3. На случай мирного ответа Латвии на наши требования, разрабатываются указания по вводу частей, о которых донесу дополнительно»[1235].

В 21.10 в Генштабе была расшифрована направленная в 20.45 из Минска телеграмма маршала С.К. Тимошенко № 02/ш:

«На случай мирного разрешения наших требований с Эстонией и Латвией считаю необходимым ввести до окончательного разрешения конфликта следующий состав войск:

Эстония:

11 сд [ – ] Кингисепп, Нарва, Везенберг [Раквере]; 16 сд, 18 тбр [ – ] Таллин, Ха[а]псалу; 90 сд, 1 тбр [ – ] Вильянди, П[я]рну, Куркунд; 56 сд [ – ] Тарту; 49 сд [ – ] Валк [Валга], Выру;

Латвия:

48 сд [ – ] Мариенбург [Алуксне], Боловск [Балвы]; 39 тбр [ – ] Вольмар [Валмиера], Венден [Цесис]; 6 тбр [ – ] Тальсин [Талсы], Тукум[с]; 67 сд [ – ] Виндава [Вентспилс], Либава [Лиепая], Гольдинген [Кулдига]; 121 сд [ – ] Рига, Иелгава [Елгава]; 126 сд [ – ] Фридрихштадт [Яунелгава], Якобштадт [Екабпилс]; 86 сд [ – ] Резекне, Люцин [Лудза], Домополе; 23 сд [ – ] Даугавпилс, Иллукст [Илуксте];

Литва:

Управление 6 кк, 2 тбр – Шавли [Шяуляй]; 6 кд [ – ] Тельши [Тельшяй]; 4 кд [ – ] Кельмы [Кельме], Колтыняны [Кальтиненай], Немокшты [Немакщяй]; 125 сд [ – ] Россиены [Расейняй], Тауроген [Таураге], Бордзе [Барздай]; управление 11 ск, 115 сд [ – ] Каунас, Шаки [Шакяй], Вильковишки, Мариамполь; 5 сд [ – ] Олита [Алитус], Ораны [Варена], Меречь [Мяркине]; 21 тбр [ – ] Яново [Ионава]; 185 сд [ – ] Поневеж [Паневежис]; управление 16 ск, 84 сд, 25 тбр [ – ] Вильно [Вильнюс]; 143 сд [ – ] Вилькомир [Укмерге]; 25 кд [ – ] Арравет [Аравете], Пайде, Едро (Эстония).

Авиация:

Эстония – остаются имеющиеся 6 полков (2 дбп, 2 сбп, 2 иа), Латвия – к имеющимся трем полкам (2 ип, 1 сбп) посадить два полка СБ: 1 – Либава и 1 в районе Фридрихштадт.

Литва – к имеющемуся одному ИАП посадить 2 полка СБ (Вильно и Поневеж) и 2 истребительных полка (Шавли, Каунас). Остальные части задержать в районах их сосредоточения или в пунктах, где застанет извещение о разрешении конфликта мирным путем»[1236].

Видимо, это предложение наркома обороны было доложено начальником Генштаба советскому руководству во время совещания, проходившего в кабинете И.В. Сталина с 21.50 16 июня до 1.35 17 июня, на котором присутствовали члены Политбюро ЦК ВКП(б) председатель СНК СССР В.М. Молотов, секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов, кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) нарком внутренних дел Л.П. Берия, а так же секретарь ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков, начальник Генштаба РККА маршал Б.М. Шапошников, его заместитель генерал-лейтенант И.В. Смородинов, нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов и начальник Главного морского штаба адмирал Л.М. Галлер[1237]. Вероятно, у Тимошенко потребовали конкретизации его предложений, поэтому в 23 часа из Минска в Москву были направлены новые соображения наркома обороны: «Для немедленного доклада Правительству предлагаю:

1. Встреча тов. Павлова с представителем латвийского командования [в] 8.00 17.6 [в] Ионишкис.

2. Войска ЛВО переходят границу Эстонии и Латвии в 5.00 17.6.

11 сд – в районе Нарва и следует в район Везенберг [Раквере];

24 сд – на участке оз. Псковское, ст. Изборск [Новый Изборск] и следует для занятия района Пайде;

56 сд – на участке ст. Изборск [Новый Изборск], Изборск и следует для занятия района Тарту;

90 сд – на участке искл[ючительно] Изборск, [оз.] Велье и следует для занятия района Пернов [Пярну];

49 сд – на участке оз. Велье, оз. Могильно и следует для занятия района Валк [Валга], Верро [Выру];

35[-я] танковая бригада – переходит границу в голове 56 сд и следует через Изборск, Печеры, Верро [Выру], Бокенгоф [Пука] для занятия района Бокенгоф;

16 сд и 18 тбр – остаются в районе Таллин, Ха[а]псал[у];

42 сд – переходит границу на участке Соприхино, Сергин[о] и следует для занятия района м. Алуксне, Гулбен[е], ст. Литене;

48 сд – переходит границу на участке Петрученки, ст. Зилупе и следует [в] район Реезекне, ст. Домополе;

39 тбр – переходит границу у ст. Зилупе и следует через Люцен [Лудза] в район Валмиера, Цесис;

3. Войска БОВО переходят границу Латвии в 8.00 17.6.

23 сд – переходит границу в районе оз. Дрисвяты, Ново-Александровск [Зарасай] и следует для занятия района Даугавпилс, Иллукст [Илуксте];

25[-я] танковая бригада – усиленная передовым отрядом 126 сд, выходит в район Якобштадт [Екабпилс] и занимает его до подхода 126 сд;

2[-я] танковая бригада – с 214 адбр следует по шоссе Шавли [Шяуляй], Рига и занимает район Рига до подхода 121 сд;

27[-я] танковая бригада – выходит за 2[-й] танковой бригадой в район Рига;

67 сд – остается в районе Виндава [Вентспилс], Голдинген [Кулдига], Либава [Лиепая];

6[-я] танковая бригада, усиленная батальоном 67 сд – занимает район Иелгава, Тукум[с]»[1238]. Эти предложения наркома обороны были с некоторыми уточнениями одобрены советским руководством и использовались в дальнейших переговорах с Эстонией и Латвией.

Тем временем в 22.40 16 июня Ф. Коциньш вновь посетил В.М. Молотова и сообщил, что латвийское правительство официально подало в отставку, и вновь подтвердил решение Риги «о свободном пропуске советских войск в Латвию», но просил отложить переход границы до 9 часов утра. Уполномоченным с латвийской стороны для переговоров о решении технических военных вопросов был назначен помощник начальника генштаба полковник О. Удентыньш. В ответ Молотов сообщил, что 17 июня в Ригу прибудет заместитель председателя СНК СССР А.Я. Вышинский, который вместе с советским полпредом В.К. Деревянским «будет вести с президентом переговоры относительно нового правительства». Уполномоченным для решения военных вопросов с советской стороны назначен командующий БОВО генерал-полковник Д.Г. Павлов. Советская сторона также согласилась не публиковать в прессе заключительную ультимативную часть заявления СНК СССР правительству Латвии. «В конце беседы условились, что для сообщения мероприятий Советского правительства, связанных с переходом советских войск латвийской границы, Коциньш будет вызван дополнительно»[1239]. В 0 часов 10 минут 17 июня в Москву поступила телефонограмма советского полпреда в Риге, который сообщил о просьбах латвийской стороны отсрочить ввод войск до 10 часов утра и вместо предъявленной СССР ноты опубликовать «лишь коммюнике о том, что Советское правительство сочло необходимым увеличить количество советских войск и что Латвийское правительство изъявило на это согласие»[1240].

В 23 часа 16 июня В.М. Молотова посетил А. Рей и сообщил о согласии своего правительства удовлетворить советские требования. На вопрос посланника об организации перехода границы Красной армией Молотов ответил, что сообщит ему об этом позже. Советским представителем для контактов с эстонским командованием был назначен заместитель наркома обороны генерал армии К.А. Мерецков[1241]. В 1 час 15 минут 17 июня в Москву поступила телеграмма советского полпреда в Таллине, который сообщал о том, что эстонская сторона приняла все требования Советского Союза и готова к переговорам о составе правительства[1242].

Тем временем в 1.00 17 июня Молотов «вызвал эстонского посланника Рея и зачитал ему следующие мероприятия Советского правительства, связанные с переходом советскими войсками границы Эстонии:

«1. Переход эстонской границы советскими войсками начинается в 5 час[ов] 17 июня в следующих пунктах:

а) Орлы, Нарва, Низы, Поле;

б) Корлы, Изборск, р. Кудеб у госграницы.

2. Отдельные части перешедших эстонскую границу советских войск вступят в гг. Таллин, Юрьев [Тарту], Валк [Валга], Пернов [Пярну], острова Вульф [Аэгна], Наргье [Найссаар], Вормс[и], Моон [Муху], полуостров Суро[п].

3. Остальные пункты размещения советских частей устанавливаются по согласованию генералом армии Мерецковым с советской стороны и генералом Лайдонером с эстонской стороны.

Встреча генерала армии Мерецкова с представителем эстонского командования генералом Лайдонером состоится в г. Нарва в 9 час[ов] 17 июня.

4. Во избежание нежелательных недоразумений и конфликтов эстонские власти немедленно отдают приказ по войскам и населению не препятствовать продвижению советских войск на территорию Эстонии».

Означенные мероприятия тов. Молотов вручил Рею в виде памятной записки.

Рей поинтересовался, с кем Президент Эстонской республики будет сноситься по вопросу формирования нового правительства.

Тов. Молотов ответил, что для переговоров с Президентом в Таллин будет командирован тов. Жданов»[1243].

Спустя 10 минут Молотов принял вызванного «латвийского посланника Коциньша и зачитал ему следующие мероприятия Советского правительства, связанные с переходом советскими войсками границы Латвии:

«Переход латвийской границы советскими войсками начинается в 5 час[ов] утра 17 июня, за исключением районов Ново-Александровск [Зарасай], Янишки [Ионишкис], в которых переход границы начинается в 8 час[ов] утра 17 июня.

Советские войска переходят границы в следующих пунктах:

1. На эстонско-латвийской границе – на участке Валк – Рамескальн.

2. На советско-латвийской границе – на участках:

а) Вышгородок, д. Бланты;

б) ст. Двор, Юрина;

в) Полишино, Росица, Друя;

г) озеро Дрисвяты, Ново-Александровск [Зарасай];

д) Риттенгоф, Суссей;

е) Бауск[а], Янишки [Ионишкис], Гренцгоф.

3. Отдельные части перешедших границу советских войск вступят в г.г. Рига, Митава [Елгава], Даугавпилс, Резекне, Крейцбург [Крустпилс].

4. Остальные пункты размещения советских частей устанавливаются по согласованию с генерал-полковником Павловым – с советской стороны и полковником Удентыньш – с латвийской стороны.

Встреча генерала Павлова с полковником Удентыньш состоится в 9 час[ов] 17 июня на ст[анции] Янишки.

5. Во избежание нежелательных недоразумений и конфликтов латвийские власти немедленно дают приказ войскам и населению не препятствовать продвижению советских войск на территорию Латвии».

Тов. Молотов вручил Коциньшу означенные мероприятия в виде памятной записки. Вручая Коциньшу эту записку, тов. Молотов заявил, что указанные мероприятия аналогичны тем мероприятиям, которые были проведены в связи с приходом советских войск в Литву.

После ознакомления с переданной тов. Молотовым запиской Коциньш попросил уточнить название ряда пунктов по латвийской карте.

Тов. Молотов ответил, что он поручит тов. Козыреву уточнить эти пункты по латвийской карте и просит Коциньша связаться по этому вопросу с ним.

После этого Коциньш просит тов. Молотова дать указания командованию советских войск не брать под свою охрану латвийские правительственные здания, как они это сделали в Литве. Коциньш просит от имени Президента предоставить право охраны латвийских государственных зданий латвийской полиции.

Тов. Молотов уклончиво ответил посланнику, что, видимо, меры, проводимые в [Литве] вызваны. Если вступление войск будет проходить спокойно и нормально, то эти меры в Латвии могут не потребоваться.

В конце беседы Коциньш делает заявление о том, что будто бы советскими военно-морскими властями в Балтийском море задержаны латвийские пароходы. Он просит тов. Молотова дать указания об их освобождении.

Тов. Молотов ответил, что он поручит разобраться с этим вопросом»[1244]. Латвийский дипломат сообщил эти сведения в Ригу около 3 часов ночи[1245].

Процесс ввода советских войск на территорию Латвии и Эстонии будет подробно рассмотрен далее.

Понятно, что согласие Эстонии и Латвии с советскими требованиями поставило перед Москвой задачу выработки программы соответствующих политических действий для закрепления нового положения в регионе. Уже 17 июня заместитель наркома иностранных дел С.А. Лозовский направил В.М. Молотову докладную записку № 161/л:

«Создание новых просоветских правительств в Литве, Латвии и Эстонии является очень важным моментом во взаимоотношениях СССР с этими странами, но эти новые правительства встретятся с огромными трудностями, поскольку государственный аппарат в этих странах подбирался на протяжении многих лет из кулацко-фашистских, антисоветских элементов. Надо дальше иметь в виду, что в каждой из этих стран имеется свой шюцкор, который в Литве называется Союз Таутинников, в Латвии – Айзсарги, в Эстонии – Кайтселийт. Надо создать в каждой из этих стран серьезную общественную опору для нового правительства и новой политики. Мне кажется, что в каждой из этих трех стран следует провести через новые правительства следующие мероприятия:

1. Немедленно освободить всех политических заключенных.

2. Помочь коммунистической партии, комсомолу и профсоюзам развернуть свою деятельность (пресса и др.).

3. Распустить все кулацко-антисоветские организации.

4. Провести чистку государственного аппарата и, особенно, полиции от антисоветских элементов.

5. Провести в ближайшие недели выборы в городские самоуправления на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права с тайной подачей голосов.

6. Начать подготовку к перевыборам должностных лиц в деревнях и провести эти перевыборы (по существу – выборы) через 2–3 месяца.

7. Объявить о выборах в Парламент на основе всеобщего, равного, прямого избирательного права при тайной подаче голосов.

8. Установить контроль за вывозом капиталов за границу.

Эти первые мероприятия покажут широким массам действительно демократический характер нового правительства, развяжут энергию и инициативу масс, и мы сможем уже в ближайшее время опереться на рабочие и крестьянские организации Литвы, Латвии и Эстонии.

Мне кажется, что без этих мероприятий нельзя будет довести до конца начатое дело, нельзя будет обеспечить честное проведение наших директив новыми правительствами Литвы, Латвии и Эстонии»[1246]. Хотя данный документ, вероятно, не был единственным предложением, он интересен тем, что большинство предложенных в нем мероприятий было в дальнейшем в той или иной степени осуществлено.

Тем временем 16 июня в 18.30 германский посланник в Риге, а в 18.45 и германский посланник в Таллине сообщили в Берлин о советских ультиматумах, переданных Латвии и Эстонии[1247]. Позднее в 23.35 того же дня, сообщая о принятии Латвией советского ультиматума, германский посланник в Риге отметил в своем донесении, что хотя действия Москвы и «направлены против Германии, но они вызваны растущими опасениями относительно германского превосходства и носят оборонительный характер. СССР хочет использовать территорию прибрежных государств для размещения возможно большего количества войск и иметь в своем распоряжении оборудованные оборонительные сооружения»[1248]. В 2.55 17 июня германский посланник в Таллине сообщил, что около 23 часов 16 июня по эстонскому радио было сообщено о том, что президент принял советские требования[1249]. Все еще надеясь получить помощь со стороны Берлина, эстонский президент К. Пятс 17 июня сообщил германскому посланнику в Таллине Г. Фровейну о содержании советских требований, прибытии штаба КБФ из Кронштадта в Таллин, разоружении «Кайтселийта» и предстоящем прибытии Жданова для формирования нового правительства. Президент опасался, что Советский Союз, если этому не помешает Германия, полностью присоединит и большевизирует прибалтийские государства, хотя, по его мнению, сохранение независимости Эстонии и других прибалтийских государств отвечало интересам Берлина. Германский посланник внимательно выслушал своего собеседника и обещал передать его информацию своему правительству[1250].

17 июня статс-секретарь германского МИД разослал всем дипломатическим миссиям циркулярную телеграмму: «Беспрепятственно осуществляемое усиление русских войск в Литве, Латвии и Эстонии и стремление советского правительства реорганизовать правительства прибалтийских государств с целью более доверительного сотрудничества с Советским Союзом, является делом только России и прибалтийских государств. Ввиду наших неизменно дружественных отношений с Советским Союзом, у нас нет никаких причин для волнения, которое нам откровенно старается приписать часть иностранной прессы. Пожалуйста, воздерживайтесь во всех беседах от какого-либо высказывания, которое может быть расценено как ангажированность»[1251]. Поэтому, когда в тот же день румынский, финский и японский дипломаты в Берлине, как представители стран, являющихся соседями Советского Союза, обратились в германский МИД с просьбой о выяснении отношения Германии к событиям в Прибалтике, им было сообщено, что германская сторона не была заранее уведомлена об этих событиях, а также не получала никаких официальных сообщений о ходе советской акции и рассматривает события в регионе как вопрос, в котором она не участвует[1252].

В тот же день около 17 часов германский военным атташе в Москве генерал-лейтенант Э. Кёстринг посетил начальника Отдела внешних сношений НКО полковника Г.И. Осетрова:

«Кестринг, подавая мне руку и улыбаясь, говорит – «Теперь мы можем взаимно поздравить друг друга. Злые языки говорят, что ваши мероприятия в Прибалтике направлены против нас, а мы тоже против вас сосредотачиваем войска в Восточной Пруссии». Да, заметил я, есть сведения, что вы сосредотачиваете крупные силы в районе Ейдкунен [Эйдкунен].

Кестринг – «Пусть мировая пресса потешится, но в этом она сама скоро разочаруется. Ваши мероприятия в Прибалтах для нас не являются неожиданностью и у нас отлично понимают, что эти мероприятия необходимы для безопасности 183 миллионного народа. Сведения о том, что мы перебросили кое-какие части в район Ейдкунен верны. Мы это сделали для того, чтобы кто-либо мог заниматься интернированием перебежчиков с литовской территории. Сейчас у нас войска освобождаются – пусть отдохнут».

На мой вопрос – какие последние данные Вы имеете из Франции, Кестринг ответил – «Наши войска подошли уже в Дижон и скоро выйдут к швейцарской границе». А почему вы, заметил я, не используете швейцарскую территорию для удара по путям отхода французских войск от линии «Мажино».

Кестринг – «Нам известно, что французы давно начали выводить свои войска с линии «Мажино» и там их осталось очень мало, поэтому нет нужды нарушать нейтралитет Швейцарии».

Верны ли слухи, что, якобы, некоторые французские круги склонны к сепаратному миру, спросил я.

Кестринг – «Да, такие слухи есть и инициаторы этого движения, якобы, Петен и Вейган». А как Вы думаете г. генерал, спросил я, на каких условиях может быть заключен этот мир.

Кестринг – «Я знаю одно, что Гитлер не пойдет на то, чтобы сделать второй более сильный Версаль, который не обеспечит спокойную жизнь народам. Наши требования, видимо, будут большими, чем могли бы быть при первом нашем предложении, но, во всяком случае, они будут исходить из условий, обеспечивающих нормальное существование немецкого народа и длительный мир в Европе».

Беседа с Кестрингом закончилась в 17 часов, в 18 час[ов] Кестринг по телефону сообщил, что «новый французский министр-президент Петен объявил – Франция должна низложить оружие. Поставил об этом в известность германское правительство и запросил условия, на которых Германия согласна заключить мир. Гитлер совещается с Муссолини об условиях мира с Францией»[1253].

Вызвав вечером 17 июня германского посла и поздравив его с «победами германской армии», В.М. Молотов «сообщил Шуленбургу, что он хочет его проинформировать о балтийских делах, основные сведения о которых ему, вероятно, известны из газетных сообщений. Советский Союз договорился с Латвией, Литвой и Эстонией о смене правительств этих стран и о вводе советских войск на их территорию. Основной причиной мероприятий Советского правительства явилось то, что Советский Союз не хочет оставлять в прибалтийских странах почву для французских и английских интриг. С другой стороны, Советский Союз не хочет, чтобы из-за прибалтийских стран его поссорили с Германией. В прибалтийских странах имелись элементы, которые могли быть использованы для этого, что было бы крайне нежелательно. Советский Союз вел переговоры, и они успешно закончились. Литовский президент Сметона бежал. Его замещает сейчас, согласно литовской конституции, Меркис. Советский Союз посылает полпредов в прибалтийские страны, чтобы договориться о составе правительств этих стран. В Литву послан тов. Деканозов, в Латвию – тов. Вышинский и в Эстонию – тов. Жданов. Политика Советского Союза была всегда пролатвийской, пролитовской и проэстонской. Теперь Советский Союз хочет обеспечить со стороны балтийских стран просоветскую политику. Советские войска уже вошли в прибалтийские страны, причем никаких инцидентов не было. Литовское правительство уже сформировано, и состав его уже опубликован. В основном в него вошли просоветски настроенные элементы. Все эти мероприятия должны обеспечить полное уничтожение какой-либо почвы в прибалтийских странах для проведения антисоветской политики.

Закончив свою информацию, тов. Молотов предложил Шуленбургу задать, если он их имеет, вопросы.

Шуленбург ответил, что он не имеет вопросов и что это дело исключительно только Советского Союза и прибалтийских стран. Пользуясь случаем, он сообщил тов. Молотову, что бывший президент Сметона интернирован, но что от германского министерства иностранных дел не получен еще ответ на его запрос, сделанный по просьбе НКИД о том, какие именно члены литовского правительства перешли германскую границу. Как только ответ на этот вопрос будет получен из Берлина, он немедленно сообщит его в Наркоминдел.

Шуленбург задал вопрос, каково мнение Советского правительства относительно дальнейших мероприятий германского правительства в отношении Сметоны. Германское правительство считает целесообразным держать его интернированным. Кроме того, германское министерство иностранных дел сообщило Шуленбургу о том, что есть признаки возможности перехода целых литовских частей через германскую границу.

Тов. Молотов ответил, что в отношении Сметоны он считает вполне целесообразным мероприятия Германского правительства и что, как сделано германскими властями, так пусть и останется. В отношении литовской границы он считает, что, видимо, она очень плохо содержится. Литовское правительство обратилось к Советскому правительству с просьбой предоставить пограничников для охраны этой границы, и, если оно будет в дальнейшем настаивать на этой просьбе, Советское правительство ее выполнит. Если может идти речь о переходе границы целыми частями, то ясно, что у Литвы дело с охраной границы обстоит очень неблагополучно»[1254].

Естественно, советская разведка продолжала отслеживать реакцию Германии. Так, 19 июня 5-е Управление РККА сообщало, что «по агентурным данным, в Восточной Пруссии на границе с Литвой в течение 16 и 17 июня происходило быстрыми темпами усиление германских войск. Войска перебрасывались к границе, главным образом в районы Эйдткунен, Тильзит и Клайпеда, по грунтовым и железным дорогам.

На границе с Литвой отмечены части в следующих пунктах:

– В Доленен (10 км ю[го]-в[осточнее] Сталлюпенен [Шталлупенен]) – 26 пп;

– в Ширвиндт (25 км вост[очнее] Пилькаллен) – пехотный б[атальо]н;

– в Билдервайчен (10 км с[еверо]-в[осточнее] Сталлюпенен) – две роты бронемашин;

– в Сталлюпенен – штаб пехотного полка и две роты бронемашин;

– в Эйдткунен [Эйдкунен] – пехотный батальон. […] По тем же данным, в Кенигсберг прибыло два транспорта с войсками. Гарнизон Кенигсберга приведен в боевую готовность. В В[осточной] Пруссии объявлена дополнительная мобилизация»[1255].

21 июня в сводке 5-го Управления РККА отмечалось, что, «по агентурным сведениям, на границу с Литвой в район между Хейдекруг и Пагегиай (10 км с[еверо]-в[осточнее] Тильзит) 18 июня по железной дороге переброшен 61 пех[отный] полк, моточасть и артиллерия неустановленной численности. Все части сразу же по прибытии на место приступили к отрывке окопов.

В Эйдткунен [Эйдкунен], в Сталупеннен [Шталлупенен] и в Пиллюпенен отмечено по батальону 22-го запасного пех[отного] полка. Восточнее Сталупеннен отмечен 1 кавполк, прибывший из Инстербурга.

По мнению резидента, немцы намерено поднимают шум вокруг передвижений войск к литовской границе, чтобы создать впечатление крупного сосредоточения. […] По тем же данным, 19 июня через Берлин в восточном направлении прошли два эшелона с пехотой и артиллерией. […] По данным РО БОВО, в приграничные пункты бывшей Клайпедской области с Литвой прибыли германские офицеры для производства рекогносцировки; численность их не установлена». Общий вывод Разведуправления РККА сводился к тому, что «Германия продолжает усиление своих частей в приграничной полосе с Литвой. Сосредоточение, по-видимому, не носит крупных масштабов»[1256].

Со своей стороны Германия также тщательно отслеживала продвижение советских войск в Литве. Так, 20 июня ОКВ сообщало германскому министерству иностранных дел, что подтверждаются сведения о том, что русские войска почти повсеместно придвигаются к германской границе на востоке. В этих донесениях речь идет о таких населенных пунктах как Вилкавишкис, Кретинга и Паланга, которые заняты смешанными моторизованными подразделениями неустановленной численности[1257]. Кроме того, эстонское руководство продолжало информировать Берлин, надеясь на его поддержку. Так, 19 июня эстонский президент К. Пятс сообщил германскому посланнику в Таллине Г. Фровейну о своей беседе со А.А. Ждановым, а также о поступившем из Москвы сообщение о том, что В.М. Молотов имел долгий разговор с английским послом С. Криппсом, который расценивает советскую оккупацию Прибалтики как направленную против Германии. Германский посланник доложил в Берлин о том, что Й. Лайнонер и русский командующий заключили соглашение о дислокации и размещении советских войск, и отметил, что, несмотря на то, что ночью в районе Выру советский часовой застрелил 1 эстонца, никаких инцидентов при продвижении войск Красной армии не отмечено[1258].

Понятно, что англо-французские союзники, переживавшие в тот момент поражение во Франции, никак официально не отреагировали на действия СССР в отношении стран Прибалтики. Французскому руководству было явно не до этого. Хотя французские дипломаты в Каунасе, Риге, Таллине и Москве информировали свое руководство о советских действиях, склоняясь к идее об их антигерманской направленности, но каких-либо официальных указаний не получали[1259]. Естественно, Англия также продолжала получать информацию в связи с событиями в Прибалтике. Так, 17 июня английский посланник в Каунасе Т. Престон сообщил о занятии Литвы советскими войсками, что, по его мнению, стало сюрпризом для Германии и не являлось результатом советско-германского соглашения. 19 июня он доложил о беседе с советским военным атташе, заявившем, что целью Красной армии является продвижение как можно ближе к Восточной Пруссии. Естественно, Лондон был заинтересован в проверке этой информации и просил своего посла в Риге сообщать об оценке численности Красной армии в Прибалтике[1260]. В этой ситуации английское руководство решило не делать каких-либо официальных заявлений по этому вопросу, что, впрочем, не мешало различным политикам высказывать свои частные мнения. Так, например, 16 июня в беседе с советским полпредом И.М. Майским депутат английского парламента Д. Ллойд Джордж заявил, что «я вполне понимаю и одобряю ваши действия в Литве»[1261]. 17 июня в «Нью-Йорк Таймс» была опубликована положительная оценка премьер-министром Англии У. Черчиллем действий СССР в Прибалтике, в результате чего, по его мнению, «союзники получили еще одну козырную карту в игре»[1262]. 18 июня в беседе с советским полпредом министр экономический войны Х. Долтон заявил, что «вполне одобряет наши действия в Прибалтике»[1263].

Схожими были и внутренние оценки ситуации в Прибалтике английским руководством. Так, 18 июня в еженедельном обзоре № 37 Департамент политической разведки МИД Англии рассматривал советские требования к странам Прибалтики как подтверждение стремления СССР усилить стратегические позиции против Германии. Позиция Москвы остается оборонительной, она не желает ссориться с Берлином, но с недоверием относится к его возможным действиям в будущем[1264]. В тот же день министр иностранных дел Э. Галифакс сообщил своему послу в США, что Сталин, поступая весьма разумно, создает в Прибалтике «прочную стратегическую границу как на суше, так и на море, на тот случай, если ему придется защищаться против германской агрессии»[1265]. 22 июня на заседании Кабинета министров Англии «министр иностранных дел сказал, что, насколько он может судить, сосредоточение русских войск в Прибалтийских странах является мерой оборонительной. Он не поддержал теорию о том, что русские намереваются напасть на Восточную Пруссию. Однако нет сомнения в том, что Москва озабочена быстрым военным успехом Германии на западе»[1266]. 24 июня Галифакс коснулся этого вопроса в телеграмме английскому послу в Москве С. Криппсу в связи с предстоящей его беседой с И.В. Сталиным. Если бы встал вопрос о Прибалтике, писал министр иностранных дел, то вы можете выразить согласие с тем, что недавняя акция советского правительства «была продиктована непосредственной весьма серьезной опасностью, угрожающей теперь России со стороны Германии», в связи с чем «вполне оправданны» принятые СССР меры самообороны[1267]. Однако в ходе беседы Криппса со Сталиным 1 июля 1940 г. этот вопрос не затрагивался.

Вместе с тем, надеясь повлиять на Берлин с целью отсрочить германское вторжение в Англию, пресса западных стран активно распространяла слухи о том, что СССР усиленно готовиться к нападению на Германию. В результате 22 июня было передано по радио, а 23 июня опубликовано в прессе Сообщение ТАСС: «В последнее время в связи с вступлением советских войск в пределы прибалтийских стран усиленно распространяются слухи о том, что на литовско-германской границе сконцентрировано не то 100, не то 150 советских дивизий; что это сосредоточение советских войск вызвано недовольством Советского Союза успехами Германии на Западе; что оно отражает ухудшение советско-германских отношений и имеет целью произвести давление на Германию. Различные вариации этих слухов повторяются в последнее время чуть ли не каждый день в американской, японской, английской, французской, турецкой, шведской печати.

ТАСС уполномочен заявить, что все эти слухи, нелепость которых и так очевидна, совершенно не соответствуют действительности. В прибалтийских странах фактически находится не 100 и не 150 советских дивизий, а всего не более 18–20 дивизий, причем эти дивизии сосредоточены не на литовско-германской границе, а в различных районах трех прибалтийских республик и имеют своей целью не «давление» на Германию, а создание гарантий для проведения в жизнь пакта о взаимопомощи СССР с этими странами.

В ответственных советских кругах считают, что распространители этих нелепых слухов преследуют специальную цель – набросить тень на советско-германские отношения. Но эти господа выдают свои затаенные желания за действительность. Они, видимо, не способны понять тот очевидный факт, что добрососедские отношения, сложившиеся между СССР и Германией в результате заключения пакта о ненападении, нельзя поколебать какими-либо слухами и мелкотравчатой пропагандой, ибо эти отношения основаны не на преходящих мотивах конъюнктурного характера, а на коренных государственных интересах СССР и Германии»[1268].

23 июня в ходе беседы «Молотов спросил Шуленбурга, читал ли он сообщение ТАСС, опровергающее концентрацию советских войск на литовско-германской границе, и добавил, что все эти выдумки иностранной прессы, но поскольку циркулируют такие слухи, то Советское правительство решило дать опровержение, подтвердив в нем еще раз неизменность советско-германских отношений. Шуленбург ответил, что он читал это опровержение и вполне с ним согласен»[1269]. Сообщая об этом 24 июня в Берлин, германский посол отметил: «Судя по формулировкам сообщения, я полагаю, что его автором является сам Сталин. Опровержение многочисленных циркулирующих слухов о разногласиях между Германией и Советским Союзом, а также о концентрации войск в связи с советской акцией в Прибалтике, равно как однозначное разъяснение германо-советских связей, должно было полностью соответствовать нашим интересам именно в настоящий важный момент. Точно так же ясна, однако, и вторичная цель сообщения – подчеркнуть германо-советскую солидарность в качестве подготовки к разрешению бессарабского вопроса»[1270].

Таким образом, в результате военных действий в Западной Европе в июне 1940 г. сложилась ситуация, благоприятная с точки зрения советского руководства для окончательного решения Прибалтийского вопроса. Дипломатический конфликт, созданный СССР, и угроза военного вторжения поставили правительства прибалтийских стран перед выбором – борьба или капитуляция. Учитывая бесперспективность военного сопротивления и незаинтересованность великих держав Европы в делах Прибалтики, в Каунасе, Риге и Таллине было решено принять требования советского руководства, которое получило возможность ввести на территорию Литвы, Латвии и Эстонии дополнительные контингенты Красной армии и создать благоприятные условия для возвращения Прибалтики в состав Советского Союза.

Прибалтийская операция

Пока шли дипломатические переговоры, советские войска завершали сосредоточение и развертывание у границ стран Прибалтики и вели наблюдение за сопредельной территорией. По мере приближения срока начала операции начался вывод войск в исходные районы для наступления. Понятно, что эти мероприятия проводились с мерами маскировки. В частности, 12 июня начальник штаба 8-й армии ЛВО генерал-майор П.Г. Понеделин приказал командирам 1-го, 19-го и 28-го стрелковых корпусов «с 14.00 12.6 до 5.00 13.6, днем 13 и 14.6 и в ночь с 13 на 14 и с 14 на 15.6 силами и средствами саперных частей организовать имитацию работ в укрепленном районе, в полосе корпуса, для чего необходимо тракторами подвозить хворост, жерди и другой строительный материал к ж/б сооружениям и производить замену маскировки (забора) вокруг сооружений, а также маскировку самих сооружений и дорожные машинные работы. Движение тракторов должно быть особенно интенсивное в ночь с 12 на 13 июня, с 13 на 14 и с 14 на 15.6»[1271]. Собственно, ночь на 15 июня и была тем сроком, к которому войска должны были завершить развертывание для операции[1272]. Как докладывал в штаб 8-й армии командир 1-го стрелкового корпуса в 5 часов утра 15 июня, «части корпуса – главными силами закончили сосредоточение»[1273]. В ночь на 15 июня 42-я стрелковая дивизия 28-го стрелкового корпуса также выходила в исходное положение и к 3.00 заняла его[1274].

Войска БОВО точно также завершали сосредоточение на границе с Литвой и выходили в исходные районы для наступления. Например, 126-я и 10-я стрелковые, 7-я и 36-я кавалерийские дивизии, 25-я и 27-я танковые бригады 3-й армии вышли в исходные районы в ночь на 14 июня, а остальные соединения сосредоточились в указанных им районах к вечеру 14 июня[1275]. Соответственно между 23.50 14 июня и 1.45 15 июня командиры 4-го, 24-го стрелковых и 3-го кавалерийского корпусов издали боевые приказы на наступление. Войскам следовало быть в готовности к наступлению к 2.00 15 июня, однако о начале наступления последует особое распоряжение[1276]. Тем временем штаб 10-го стрелкового корпуса 11-й армии в 14.50 13 июня издал приказ № 1, которым поставил подчиненным войскам задачи на занятие исходного положения для наступления к 2.00 14 июня. Соответственно 13 и 14 июня 84-я, 143-я, 185-я стрелковые дивизии и 21-я танковая бригада выходили в исходные районы для наступления. В 6.30 14 июня штаб корпуса своим приказом № 02/оп поставил подчиненным дивизиям задачи на наступление[1277]. Получив соответствующее распоряжение командующего войсками БОВО, командующий 3-й армии между 3.10 и 4.05 15 июня приказал командирам подчиненных корпусов «быть готовым к 9 часам 15.6.40 года согласно приказа № 2/оп. О начале движения будет дано особое приказание. Поставьте об этом немедленно в известность командиров дивизий и бригады особыми делегатами на машинах. Никаких собраний и митингов по директиве товарища Мехлиса не производить, а ограничиться только тем, что разъяснить комначсоставу. Границу с Латвией до особого распоряжения не переходить»[1278]. Аналогичный приказ был отдан и штабом 11-й армии. В итоге, к утру 15 июня выделенные для операции войска БОВО «заняли исходные позиции, ожидали сигнала» на начало наступления[1279].

Выход советских войск в исходные районы для наступления, где они должны были ожидать приказа на начало операции, и повышенная нервозность на границе привели к возникновению отдельных инцидентов, ставших следствием самовольных действий ряда командиров подразделений пограничных войск и РККА. Так, «14 июня начальником 10-го пограничного отряда тов. Инечкиным был получен приказ командира 28[-го] стрелкового корпуса, в оперативном подчинении которого с 12 июня с.г. находится данный пограничный отряд, – о занятии к 3 часам 15 июня исходного положения частями корпуса и пограничным отрядом. На основании этого приказа начальник пограничного отряда тов. Инечкин приказал вывести истребительные группы пограничников на заданное направление вблизи границы, одновременно указав о том, чтобы все командиры ожидали особого приказа о начале действий. В 3 часа 30 минут 15 июня начальник истребительной группы от 14 заставы 10[-го] погранотряда лейтенант Комиссаров самовольно перешел советско-латвийскую границу, разгромил и сжег латвийский кордон Масленки и, захватив пять погранстражников, 6 мужчин, 5 женщин и одного ребенка, вернулся на нашу территорию. На участке этой же заставы начальник 2-й истребительной группы политрук Бейко, услышав стрельбу и взрывы гранат, [решил, что действия начались, но он опоздал – ] также перешел границу в Латвию и произвел нападение на латвийский кордон Бланты и, захватив [без применения оружия] одного сержанта, четырех погранстражников[, 5 мужчин, 8 женщин, 4] детей, вернулся на нашу территорию. [Младший лейтенант Бусленко с помощником нач[альни]ка заставы № 11 так же перешли самовольно границу, но, не слыша действий соседей, возвратились незамеченными. Предварительным расследованием установлено, что все они знали, что без особого приказа госграницу переходить нельзя.] Лейтенант Комиссаров и политрук Бейко с границы сняты и конвоируются, по распоряжению начальника штаба войск округа т. Ракутина, – в штаб погранотряда. Расследование ведет начальник штаба войск округа тов. Ракутин. Захваченные на латвийских кордонах находятся на нашей территории»[1280].

Схожие инциденты имели место и на советско-литовской границе. Так, командир 5-й роты 657-го стрелкового полка 185-й стрелковой дивизии Арзамасов, не дождавшись сигнала о переходе границы, самовольно перешел с ротой границу и взял в плен 2 литовских пограничников, которые были сданы начальнику погранотряда. Вероятно, в ходе этого рейда в 3.40 утра 15 июня была захвачена литовская застава около деревни Ута и убит ее начальник старший полицейский А. Бараускас. Начальник отдела разведки штаба 185-й стрелковой дивизии старший лейтенант Кондаков направил 40 человек разведчиков на погранзаставу, не предупредив их о сигналах. В результате команда разведчиков во главе с лейтенантом Козловым также самовольно перешла границу и взяла в плен одного литовского солдата. Скорее всего, в данном случае речь идет о событиях, произошедших около 4 часов утра в районе Эйшишкес у деревни Милвидай, где красноармейцы арестовали и увели с собой литовского полицейского Й. Алекнавичуса[1281]. Кроме того, в ночь на 15 июня красноармеец 358-го артполка Солошко перешел границу, но был задержан литовской погранохраной и передан советской стороне. Естественно, Солошко был арестован, началось следствие[1282]. Со своей стороны отдельные литовские военнослужащие тоже проявили нервозность. Например, как сообщалось в подписанной в 20.47 15 июня разведсводке № 9 штаба БОВО, «в 5.00 15.6.40 при подходе охранения к границе из д. Кошеты [Кашетос] (южнее Ораны) литовские солдаты дали две пулеметные очереди – пули ложились в расположении нашего охранения и пограничной заставы. Жертв нет»[1283].

Однако в итоге развернутые у границ прибалтийских стран советские войска так и не получили приказ на проведение наступательной операции. В 8 часов утра 15 июня приказом командующего БОВО проведение операции против Литвы было приостановлено[1284]. Дело в том, что в течение ночи на 15 июня командование РККА, ожидавшее окончательного решения политического руководства о разрешении советско-литовского конфликта, стремилось ориентировать командование войск, развернутых на границах со странами Прибалтики, относительно возможного изменения ситуации. В 1.25–1.45 15 июня состоялся разговор по прямому проводу между начальником Генштаба Красной армии маршалом Б.М. Шапошниковым и командующим БОВО генерал-полковником Д.Г. Павловым:

«Шапошников – т. Павлов приказ Вы написали?

Павлов – Приказ был отдан раньше.

Шапошников – Все знают куда двигаться, и все ли проверено?

Павлов – Все проверено и все знают.

Шапошников – Запишите указания: Народный Комиссар приказал: 1. Приказ на движение с рубежами по дням срочно довести до войск.

Павлов – Это выполнено.

Шапошников – 2. Может быть случай, что придется двигаться без боя. В этом случае быть готовым к движению к 9 часам 15 июня. Приказ о начале движения последует от Народного Комиссара.

В этом случае все рубежи достижения остаются прежние, согласно Вашего приказа.

3. Если придется идти с боем, то все происходит согласно утвержденного плана. Срок начала движения будет определен Народным Комиссаром. Все. Ясно? Понятно Вам? Все поняли? Прочтите. Нужно, чтобы особенности движения без боя уяснили войска.

Павлов – Я не понял, а как же так, стоит противник, а я пойду без боя.

Шапошников – Может быть сегодня противник, а завтра не противник, нужно понять эту тонкость. Но в обоих случаях движение начинать только по приказу Народного Комиссара.

Павлов – Понял».

На всякий случай начальник Генштаба попросил подойти к аппарату находившегося в Минске заместителя наркома обороны генерал-полковника А.Д. Локтионова:

«Шапошников – Вы прочли, что я говорил, и поняли, что требуется?

Локтионов – Понял.

Шапошников – Прошу проследить»[1285].

Закончив разговор с Минском, начальник Генштаба позвонил в Ленинград заместителю наркома обороны генералу армии К.А. Мерецкову, продолжавшему исполнять обязанности командующего ЛВО. В 1.50–2.10 15 июня между ними состоялся следующий разговор:

«Шапошников – Запишите указания Народного Комиссара, буду говорить иносказательно. Народный Комиссар приказал:

1. Три транспорта вице-адмирала, находящиеся в букве «Т» большое, отвести в базу «П» большое (Петр). Находящиеся сейчас в Терентий [Таллин] отвести к Петру [Палдиски], где мы живем постоянно. В букве П большое (Петр) они присоединяются к части Тюрина и действуют совместно с ней, выполняя задачу которую имеет Тюрин.

2. В целях содействия Солянкину вице-адмирал должен открыть огонь из больших игрушек по букве «Т» (Терентий).

3. Одновременно вице-адмирал получает указание от адмирала об этой задаче. Прошу проверить.

4. Энергично продолжать сбор Вашего хозяйства, о применение которого последуют дополнительные указания.

Мерецков – Две трети от трех судов предназначены для островов «Н» [Нарген] и «В» [Вульф].

Шапошников – Эти задачи остаются полностью в силе».

Попросив собеседника подождать у телефона, начальник Генштаба РККА позвонил наркому ВМФ адмиралу Н.Г. Кузнецову, который подтвердил, что задача по занятию островов остается в силе. Снова взяв трубку, Шапошников еще раз указал Мерецкову, что эти задачи никто не отменял[1286].

Получив от правительства окончательные сведения о разрешении конфликта с Литвой, маршал Б.М. Шапошников в 12.10 сообщил генерал-полковнику Д.Г. Павлову:

«Сейчас достигнуто следующее соглашение:

1. Переход литовской границы советскими войсками начинается в 3 часа дня 15 июня в следующих пунктах:

а) Эйшишки [Эйшишкес] – Друскеники [Друскининкай].

б) Ст[анция] Гудогай – Мал[ые] Солечники [Шальчиненкеляй].

в) Дукшты [Дукштас] – Подбродзе [Пабраде].

2. Отдельные части перешедших литовскую границу советских войск вступят в г.г. Вильна [Вильнюс], Каунас, Россиены [Расейняй], Поневеж [Паневежис], Шауляй.

3. Остальные пункты размещения советских частей устанавливаются по согласованию между ген[ералом] Павловым с советской стороны и генералом Виткаускасом с литовской стороны.

Встреча генерала Павлова с генералом Виткаускасом состоится на ст. Гудогай в 8 час[ов] вечера 15 июня.

Во избежание нежелательных недоразумений и конфликтов литовские власти немедленно дают приказ по войскам и населению не препятствовать продвижению советских войск на территорию Литвы». Кроме того, нарком обороны приказал двигать 6-й кавалерийский корпус за 11-м стрелковым корпусом по восточному берегу р. Неман.

В 14.15 Молотов просил передать Павлову просьбу литовского посольства, чтобы при переходе границы советские части информировали литовские власти о достигнутом соглашении. Получив это сообщений, Павлов в 14.30 ответил, что соответствующие меры уже приняты[1287].

Мирное решение советско-литовского конфликта потребовало переориентации развернутых у границ Литвы советских войск с подготовки боевых действий на беспрепятственное продвижение по ее территории. Сразу же после получения указаний от начальника Генштаба, командующий БОВО сообщил о них командующим 3-й и 11-й армий. Так, известив генерал-лейтенанта Я.Т. Черевиченко о согласии литовской стороны пропустить на свою территорию войска Красной армии, генерал-полковник Д.Г. Павлов устно приказал на участке Дукштас – Пабраде «в соответствии с соглашением построить колонны войск по ранее данному плану: танкисты, кавалеристы и подвести головой колонны на один километр к госгранице к 15.00 15.6.40 г.

В 15.00 15.6.40 г. перейти госграницу и двигаться маршрутами, определяемыми командованием 3-й армии, достигнув танковыми частями Шавли [Шяуляй] и заняв танковыми частями прочно Шавли к 12 часам 16.6.40 г.

Коннице занять Поневеж [Паневежис]. Остальные пехотные части переходят госграницу и двигаются по ранее данному плану. Ни в какие провокации не ввязываться, сохранить порядок, особенно обратить [внимание] на правильную переброску тылов. Имейте в виду[, что] сегодня танковая бригада из Ковно [Каунас], Гайжуны войдет в Шавли. Встретить и подчинить себе.

21[-я] танковая бригада выходит в район Яново [Ионава] и перейдет в мое подчинение по особому распоряжению. В 14.30 доложить о выполнении Вашего приказа. Самолетом приказы прислать к 15.00 15.6.40 г. [и] все маршруты движения армии»[1288]. На основании этого распоряжения командующего БОВО командующий 3-й армии по телеграфу сообщил командирам подчиненных корпусов, что «Литва пускает Рабоче-Крестьянскую Армию на свою территорию без боя», и отдал предварительное распоряжение: свернуть войска в колонны и к 15.00 выйти на линию границы с белыми флагами. При этом требовалось «провокаций избегать, боя не вести». Следовало «подготовить [к] выступлению согласно приказа № 1 и № 2 движение частей в колоннах с мерами охранения. Иметь впереди командиров, выделенных для переговоров с литовскими властями и офицерами. В бой не вступать, а если литовские части откроют огонь, окружить и уничтожить. На марше иметь в виду, что наши самолеты в воздухе не будут. Особо обращаю внимание [на обеспечение] дисциплины марша и дисциплины военнослужащих. Закупки местных средств, то есть продфуража и расплата с местными властями будет производиться по особому указанию. Дальше. Мотодивизия, танковая бригада сегодня должны войти [в] Поневеж. Кавалерийский корпус [в] район, указанный приказом № 1 и № 2. Время выступления ориентировочно через час. Будет дано точное время выступления дополнительно»[1289].

В 14.30 командующий БОВО отдал своим войскам боевой приказ № 2:

«1. По достигнутому соглашению переход литовской границы советским войскам начать в 15 часов 15.6.40 г. на участках границы:

а) Дукшты [Дукштас], Подбродзе [Пабраде];

б) Ст[анция] Гудогай, Мал[ые] Солечники [Шальчининкеляй];

в) Эйшишки [Эйшишкес], Друскеники [Друскининкай].

2. Войскам БОВО в 15 часов 15.6 приступить к выполнению задач на выдвижение по рубежам, согласно приказа № 1 войскам БОВО.

3. 3[-я] Армия – мотомех[анизированными], 1 мсд и танковыми частями занять Шавли [Шяуляй] к 12 часам 16.6.40.

23 сд остается на месте, одним полком дивизии занять Ново-Александровск [Зарасай].

4. 11[-я] Армия – 185 сд выводить в район Поневеж [Паневежис];

143 сд – в район Укмерге;

84 сд – выйти в Вильно [Вильнюс] и стать гарнизоном, заняв все выгодные пункты вокруг города;

21[-й] танковой бригаде к утру 16.6 выйти в район Янов [Ионава];

11 ск танковыми бригадами и конницей к утру 16.6 занять район Кейданы [Кедайняй], Янов [Ионава] (искл[ючительно]), ст. Жеймы [Жеймяй], Ковно [Каунас], заняв вокруг Ковно все выгодные пункты;

6 кк вести по восточному берегу р. Неман с задачей – к исходу 18.6 сосредоточиться одной дивизией [в] Россиены [Расейняй] и одной дивизией [в] Тельши [Тельшяй].

5. 16 ск, оставив незначительные гарнизоны в Олита [Алитус], Прены [Пренай], занять гарнизоном Ковно.

Частями 2[-й] танковой бригады занять мосты у Ковно и до подхода 21[-й] танковой бригады мосты у Янов, к утру 16.6 перейти и стать гарнизоном в Шавли, обеспечив посадку нашей авиации на аэродромах у Шавли.

6. Всем мотомех[анизированным] и танковым частям и соединениям иметь с собой один боекомплект и взять максимально возможное количество горючего.

7. Войска армии вести стройным походным порядком с мерами непосредственного охранения; впереди каждой колонны выделить бронеотряд во главе с расторопным ответственным командиром, который обязан предупреждать литовские власти о немедленном пропуске наших войск.

8. Во избежание нежелательных недоразумений и конфликтов, литовские власти немедленно дают приказ своим войскам и населению о пропуске наших войск»[1290].

На основании этого приказа командующие 3-й и 11-й армиями поставили своим войскам соответствующие задачи. Например, командующий 3-й армии в 14.30 лично поставил командирам корпусов задачу свернуть части в колонны и подвести их на 1 км к границе и в 15.15 15 июня перейти ее и двигаться по маршрутам, указанных в приказах № 1/оп и 2/оп[1291]. Соответственно соединениям 4-го стрелкового корпуса следовало двигаться по маршрутам: а) Римше, Салакас, Дусетос, Камаяй и б) Дукштас, Даугайляй, Ужпаляй, Сведасай, сделав большой привал в районе Анталепте, Даугайляй, Данейкяй. Подвижная группа 3-го кавалерийского корпуса в составе 1-й мотострелковой дивизии и 27-й танковой бригады должна была, следуя по маршруту Кочергишки, Шейматис, Утена, Нуранцы, Вешинтос, Вильконьеве (Вилкакивяй) (в 10 км северо-восточнее Паневежис), Мешкуйчяй, к 12 часам 16 июня занять и удерживать Шяуляй. Конной группе корпуса в составе 7-й и 36-й кавдивизий следовало, двигаясь по маршруту Старые Давгелишки (Санасис-Даугелишкис), Гинутаны, Паневежис, к 20 часам 16 июня выйти в район Паневежиса. Большой привал для подвижной группы предусматривался в районе Паневежиса до 6 часов утра 16 июня, а для кавалерийских дивизий – в районе Аникщяй, Трошкунай до 11 часов 16 июня. Соединениям 24-го стрелкового корпуса было приказано, двигаясь по маршрутам: а) Шакарево, Минейшкемис, Таурагнай, Утена; б) Швенчёнеляй, Кальтиненай, Куктишкес, Скудутишкис и в) Швенчёнеляй, Мозуришке, Молетай, к 10 часам 16 июня сосредоточиться в районе Утена, Скудутишкис, Римшишки (в 6 км южнее Утена). Для связи с соседом слева следовало направить в район Стреканце (в 6 км севернее Молетай), Мигишкяй, Молетай отряд силой до батальона[1292].

В 17 часов 15 июня начальник штаба 3-й армии направил командиру 23-й стрелковой дивизии приказание № 00682:

«1. Литовское правительство пропускает на территорию Литвы Рабоче-Крестьянскую Красную Армию без боя. Во избежание конфликтов и недоразумений литовские власти немедленно дают приказ войскам и населению не препятствовать движению РККА.

2. В 15.00 15.6.40 г. части армии перешли гос[ударственную] границу, согласно приказа армии № 2/оп.

Командующий 3[-й] армии приказал:

1. Один стрелковый полк с танковой ротой ОРБ и одним арт[иллерийским] дивизионом направить в Ново-Александровск [Зарасай] по маршруту: Жвирине, Тильжа [Тильже] (сев[ернее] оз. Дрисвяты), Паужелишки, Ново-Александровск с задачей прочно занять и удерживать [его] и быть готовым по особому приказу овладеть переправами у Двинск [Даугавпилс].

До особого приказа латвийскую границу не переходить.

2. Движение совершать образцово с мерами охранения и разведки и навести полный порядок в тылу. Ни в какие провокации не вступать.

3. Остальные части 23 СД до особого распоряжения остаются в районе оз. Дривяты и составляют по-прежнему резерв командующего армией.

4. Штарм 3 16.6.40 г. переходит в Утена. Командиру полка, прибывающему в Ново-Александровск, войти в связь по телефону со штармом в Утена.

5. О выступлении полка и сосредоточении донести в штарм.

Получение подтвердите»[1293].

Одновременно командиру 113-й стрелковой дивизии было направлено приказание начальника штаба 3-й армии № 0683:

«1. 113 СД выходит из подчинения 24 СК и остается в непосредственном подчинении Командующего армией.

2. Завтра 16.6.40 г. Вам и комиссару прибыть в штарм 3 [в] м. Поставы»[1294].

Тем временем начальник штаба 3-го кавкорпуса генерал-майор Е.П. Журавлев направил подчиненным войскам боевой приказ № 06/оп:

«Согласно приказания, отданного Вам устно командиром корпуса генерал-майором Никитиным о переходе советско-литовской границы, командир корпуса приказал:

1. 27 тбр к 12.00 16.6.40 г. быстрым продвижением вперед занять и прочно удерживать район: Мешкуци [Мешкуйчяй], Бриды [Бридай], Серейкя[й] (все пункты 20–30 км сев[ернее] Шауляй), со штабригом [ – ] Дамонты. Большой привал [в] районе – Тракас, Новосяды, Николаево до 6.00 16.6.40 г. Штабриг – Николаево.

2. 1 МСД к 12.00 16.6.40 г. быстрым выдвижением вперед занять и прочно удерживать район: Кузовиняй [Кузавинес], Талючяй [Толечяй], Минкшнай (все пункты 10–15 км с[еверо-]в[осточнее] Шауляй), со штадивом [ – ] Талючяй. Большой привал [в] районе Наваршаны, Новое Место [Науяместис], Малуны [Молайняй], штадив [ – ] Малуны.

Граница справа – (иск.) Видзы, (иск.) Таурагнай, (иск.) Оникшей [Аникщяй], ст. Рагувеле, (иск.) Паневежис, Наврады [Наураду], (иск.) Дервелян [Дярвяляй], Винкшненай.

3. 7 КД – к 20.00 16.6 занять и прочно удерживать район: Поневежис, указанный для 27 тбр, со штадивом [ – ] Николаево. Большой привал [в] районе – Стаки, Семенишки, Ельменики, со штадивом [ – ] Семенишки.

Граница слева – правая граница для 1 МСД.

4. 36 КД – к 20.00 16.6 занять и прочно удерживать район: Наваршаны, Новое Место, Малуны, со штадивом – Малуны. Большой привал до 11.00 16.6.40 г. [в] районе: Шловяны, Киркилишки, Нагуркишки [Нагуркишкяй], со штадивом [ – ] Нагуркишки.

5. Частям корпуса иметь ввиду[, что] из Ковно [Каунас], Гальшуны [Гайжунай] [в] Шаули [Шяуляй] прибывает танковая бригада, расположенная ранее на территории Литвы, с которой необходимо установить связь.

Марш совершать образцово с мерами охранения и разведки.

Ни в какие провокации не вступать.

Особое внимание соблюдению полного порядка в тылу»[1295].

В 18.30 15 июня командир 24-го стрелкового корпуса генерал-майор П.А. Корочкин издал боевой приказ № 3:

«1. Литовское правительство пропускает РККА на территорию Литвы без боя. Во избежание конфликтов и недоразумений литовские власти немедленно отдают приказ войскам и населению не препятствовать движению РККА.

2. В соответствии с приказом корпусу № 2 в 15.00 15.6.40 построить в одном км от границы, согласно данных командирам СД предварительных указаний, колонны войск в следующем порядке: в голове танковые части, за ними кавалеристы, стрелковые войска с приданными средствами усиления, тылы.

В 15.15 15.6.40 головным частям перейти госграницу.

3. Правая колонна: 55 тбр, 10 сд, 3/56 кап, 261 осб.

Основной маршрут движения: Пошумень [Пашамине], Колтыняны [Кальтиненай], Куктишкес.

Левая колонна: 55 сд.

Основной маршрут движения: Новые Свенцяны [Швенчёнеляй], Лабанорас, Подумбле, Мельники, Скодуцишки [Скудутишкис].

4. К 12.00 16.6.40 частям корпуса выйти в районы:

10 стр[елковая] дивизия – м. Утена, Возгеле, Салеле;

55 стр[елковая] дивизия – иск[лючительно] Возгеле, м. Скодуцишки, Видзюны [Виджюнай];

55 тбр – рощи в 4 км сев[ернее] Куктишкес.

Корпусные части – Варколишки, Нарадышки.

5. Командиру 55 сд выделить отряд силой в один стр[елковый] б[атальо]н с артиллерией, кон[ной] разведкой и направить по маршруту Свенцяны, Еганполь, Гучай, м. Интурке, м. Маляты [Молетай].

Отряду к 12.00 16.6.40 занять район м. Маляты, м. Виденишки [Видянишкяй], Лукеса, установив связь с частями 11[-й] армии в районе м. Гедройце [Гедрайчяй], Ширвинтос.

Для связи выделить одну радиост[анцию] 5 АК и две автомашины.

6. Уравнительные рубежи:

а) Лынгмяны, оз. Балта, Малиново;

б) Куктишкес, Поэйсяты, оз. Ишнара,

в) Утена, Скодуцишки, Маляты.

7. Большие привалы на линии Шишкиняй, оз. Балта до 24.00 15.6.40.

Отдых на линии Гимжашкес, оз. Бодакшне – до 10.00 16.6.40.

Выход в район сосредоточения – 12.00–13.00 16.6.40.

8. Донесения присылать:

1. О переходе госграницы.

2. По достижении первого уравнительного рубежа.

3. По прибытию в районы отдыха (второй уравн[ительный] рубеж).

4. О выступлении с ночлега.

5. По достижении районов сосредоточения.

6. Срочные донесения присылать через каждые два часа по радио.

9. Штакор 24 до 19.00 15.6.40 [ – ] Свенцяны, в дальнейшем [ – ] Колтыняны, Лынгмяны, Куктишкес»[1296].

Соответственно и командующий 11-й армией в 14.25 издал боевой приказ № 3/оп:

«1. По достигнутому соглашению с литовским правительством приказано советским войскам перейти литовскую границу в 15 часов 15.6 на участках:

а) Дукшты [Дукштас], Подбродзе [Пабраде];

б) станция Гудогай, Мал[ые] Солечники [Шальчиненкеляй];

в) Эйшишки [Эйшишкес], Друскеники [Друскининкай].

Во избежание нежелательных недоразумений и конфликтов, литовские власти немедленно дают приказ по войскам и населению о пропуске наших войск на территорию Литвы.

2. Войскам армии в 15.00 начать марш через литовскую границу и к утру 16.6 выйти на фронт ст. Кедайняй, Янова [Ионава], Каунас. Боевой порядок строить в последовательности: танки, конница и пехота.

3. 10 ск, перейдя госграницу на фронте Шумск [Шумскас], Таборишки [Табаришкес], двигаться по маршрутам:

а) 185 сд – 1) Шумск, Садутишки [Садунишки], Вильно; 2) Медники [Мядининкая], Рукойники [Рукайняй], Вильно и к утру 16.6 дивизию расположить в районе Вильно, заняв все выгодные пункты [к] северо-востоку и югу от Вильно. В дальнейшем дивизию двигать вдоль шоссе через Укмерге [на] П[а]невежис [и] к исходу 19.6 сосредоточить в районе П[а]невежис;

б) 84 сд двигать полковыми колоннами по мере сосредоточения дивизии по маршруту Мурована-Ошмяны [Муровано-Ошмянка], Таборишки, Рудомино [Рудамина], Лесники (8 км з[ападнее] Рудомино), Хазбиевичи и к утру 16.6 сосредоточить в гор. Вильно и западнее. С началом маршрута 185 сд на П[а]невежис занять также все выгодные пункты вокруг города.

в) 21 тбр, двигаясь впереди пехоты по маршрутам 185 сд до Вильно и далее Ятеляны, Евье [Вевис], Жижморы [Жежмаряй], Кайшадорис, к утру 16.6 сосредоточить в районе Ионава;

г) 143 сд сосредоточить в районе ст. Гудогай по готовности. По приказу командира 10 ск перевести в район Укмерге. Штакор к утру 16.6 – Ново-Вилейка. Ст[анция] снабжения – Ново-Вилейка. Граница слева прежняя.

4. Группа генерала Макарова, двигаясь в полосе, указанной в приказе № 02/оп, к утру 16.6 сосредоточиться Померн [Памерис], Каунас, Румшишки [Румшишкес] и далее 29 тбр, двигаясь по маршруту Каунас, Чекишке [Чякишке], Арногала [Арёгала], к утру 17.6 сосредоточиться в районе Расейняй. 6 кд, следуя по маршруту 29 тбр и далее Немакиняй [Нямакщяй], Калетененай [Кальтиненай], Варняй, 19.6 сосредоточиться в районе Тельшай. Порядок снабжения дополнительно.

5. 11 ск – 29 сд двигаться по шоссе Радунь, Эйшишки [Эйшишкес], Полукни [Палукнис], к утру 16.6 сосредоточиться в районе Нов[ые] Троки [Тракай], Шкляры [Шклеряй] и далее тремя переходами, следуя по маршруту Нов[ые] Троки, Ятеляны, Евье. Жижморы, Кайшадорис, Ион[а]в[а], сосредоточиться в районе Ион[а]в[а] 18.6. 125 сд двигаться по маршрутам: а) Наята, Будишки, Новый Двор [Науядварис], Олькеники [Валькининкай]; б) Нача, Романка [Романовка], Юргишки, Кукли, Онушкис и к утру 16.6 сосредоточиться в районе Прибанцы. Онушкис, Лейпуны [Лепонис]. 115 сд – двигаться по маршрутам: а) Мончагиры [Манчягире], Варено (Ораны), Бобришкис [Бабришкес], Юревичи, Онушкис, Аукштадварис; б) Пугачи [Пувочяй], Пурпли [Пярлоя], Недзинге [Нядинге], Даугай, Бутримонис и сосредоточиться к утру 16.6 в районе Аукштадварис, Штаклискес [Стаклишкес], Павашунай [Пивашюнай] и далее, двигаясь по маршруту Штаклискес, Кайшадорис, Ионава, Кедайняй, к исходу 18.6 сосредоточиться в районе Кедайняй. 32 тбр двигаться впереди пехоты по маршрутам 29 и 125 сд и 16.6 сосредоточиться в районе Кедайняй. Штакор – Онушкис. Станция снабжения ст. Рудзишки [Рудишкес].

6. 6 кк (4 кд, 22 тбр, 33 сд), переправившись через реку Неман на восточный берег на участке Хоза [Гожа], Дмисевезе [Дмисевичи], к утру 16.6 сосредоточиться в районе Пурпли, Меркине, Утеха и далее, двигаясь по шоссе Меркине – Румшишки – Каунас – Чекишкес – Расейняй, сосредоточить 33 сд в районе Алитус, Пуня, 22 тбр – Каунас, 4 кд – в районе Расейняй. Штакор – Расейняй. С выходом штакора [в] Расейняй подчинить 6 кд и 29 тбр. План марша корпуса донести в штарм к 10.00 16.6.

7. 16 ск, оставив незначительный гарнизон в Олита [Алитус] и Прены [Пренай], занимает гарнизоном Ковно [Каунас]. 2 тбр занимает мосты у Ионава и после этого переходит в Шавли [Шяуляй]. 16 ск с момента вхождения в связь с ним частей 11[-й] армии входит в мое подчинение. Командиру 16 ск подготовить запасы продовольствия, горючего на ст. Ново-Вилейка для двух сд и одной тбр и возможно большие запасы [на] ст. Кайшадорис для двух сд; Каунас – для двух кд и двух тбр.

8. ВВС подготовить перебазирование на аэродромы Вильно, Каунас, П[а]невежис, Шауляй. Вылет по особому приказу.

9. Войскам двигаться с мерами боевого охранения. Для быстрейшего пропуска войск подготовить проводников впереди каждой колонны и выделить бронеотряд во главе с расторопным ответственным командиром, который обязан предупредить литовские власти о немедленном пропуске наших войск и освобождении дорог.

10. Всем соединениям и частям иметь с собой один боекомплект и максимально возможное количество горючего.

11. Штарм 11 – Лида. С 16.6 переходит в Каунас. Время перехода дополнительно»[1297].

Соответствующие приказы были изданы и в соединениях 11-й армии. Так, например, в приказе командира 29-й танковой бригады № 2/оп, в частности, отмечалось: «1. Литовское правительство капитулировало. Части Рабоче-Крестьянской Красной Армии триумфальным маршем вступают в Литву. 2. 29 тбр совершает марш одной дорогой колоннами частей, с задачей к утру 16.6.40 выйти и сосредоточиться в г. Каунас»[1298]. Получив приказ командующего 11-й армией № 03/оп, командир 10-го стрелкового корпуса издал в 16.00 приказ № 4/оп о построении походных колонн и подведении их на 1 км к границе, где следовало ожидать сигнала на начало движения[1299].

Поступившая 13–14 июня в войска директива Политуправления РККА № 5258/сс была отменена, и находившийся в Минске армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис подготовил новую директиву политорганам БОВО и ЛВО. 15 июня эта директива № 0483 была за подписью командования БОВО направлена Военным советам 3-й и 11-й армий. Теперь основой политработы должно было стать сообщение ТАСС с Заявлением советского правительства. В директиве констатировалось, что «литовское правительство приняло в установленный срок выдвинутые советским правительством условия ликвидации конфликта. Войска округа на основе приказа Главного Командования вступили в Литву, выполняя оперативный приказ. Военный Совет и Политуправление округа обязывают вас положить Сообщение ТАСС в основу всей разъяснительной работы. Проведите на привалах, при безусловном отсутствии местного населения, короткие митинги по-батальонно, на которых зачитайте текст Сообщения ТАСС и разъясните личному составу, какую подлую провокацию готовило нашим частям литовское правительство. Особое внимание обратите на разъяснение произведенных в Литве убийств и истязаний красноармейцев с целью разведать наши части, сделать невозможным их пребывание в Литве и подготовить на них нападение. Военный союз, заключенный между Литвой, Латвией и Эстонией, после подписания Литвой договора о взаимопомощи с Советским Союзом, противоречит договору о взаимопомощи, свидетельствует о двурушнической политике литовского правительства и целиком направлен против нашей Родины. В период войны с белофиннами правительства Литвы, Латвии и Эстонии, подстрекаемые англо-французскими империалистами, договаривались напасть на советские войска, расположенные в Прибалтике, и сбросить их в море. Именно этим объясняется связь между Генеральными штабами литовской, латвийской и эстонской арми[й], осуществляющ[ая]ся втайне от советского правительства. Литовское правительство не только не выполняло договора о взаимопомощи, но также подготавливало, вкупе с другими подстрекателями войны, антисоветский плацдарм в Прибалтике. Мудрая сталинская внешняя политика вовремя разоблачила происки наших врагов и дала возможность вдребезги разбить их козни.

На основе разъяснения Сообщения ТАСС создайте в частях большой политический подъем, организуйте на митингах выступления красноармейцев и командиров с одобрением внешней политики советского правительства и всех его мероприятий, направленных к обеспечению наших западных и северо-западных границ. Принятые резолюции можете печатать в дивизионных и армейских газетах, строго следя за тем, чтобы ни один экземпляр этих газет не попал в руки противника. Всему личному составу частей и подразделений разъяснить, что принятие литовским правительством наших условий не означает, что все стоящие перед нами задачи разрешены, и мы можем чувствовать себя в нормальной обстановке. Наоборот, враг коварен, маневрирует, антисоветские элементы, которым по указке вражеских кругов роздано оружие, могут активизироваться, пойти на провокации и малейшая потеря бдительности приведет к серьезным последствиям. Разъясните красноармейцам и командирам, что наши части находятся на марше в боевой обстановке выполнения специального задания правительства Советского Союза и Главного Командования. Всякое нарушение дисциплины и воинских порядков будет рассматриваться и караться по законам военного времени.

Главная задача политработников, партийных и комсомольских организаций, всех коммунистов решительно повысить революционную бдительность, не давать захватить себя врасплох и спровоцировать, немедленно выловить каждого, кто попытается учинить провокацию в отношении наших частей. Строго соблюдать воинскую дисциплину на марше, привалах и ночлегах. Охранять расположение частей и штабов так, как полагается в боевой обстановке. Не давать проникнуть в ряды наших частей как на марше, так и на привалах и ночлегах ни одному постороннему лицу. Помнить, что во время финских событий отдельным белогвардейцам, переодетым в красноармейские шинели, удалось из-за потери нашими товарищами бдительности проникать в части и сеять провокации. Не должно быть ни одного отставшего от своей части, ни одного самовольно отлучившегося как днем, так и ночью. Категорически запретите под каким бы то ни было предлогом оставлять часть. Запретите совершать какие бы то ни было личные покупки [в] магазинах всем военнослужащим, не взирая на лица. Всякое самовольное оставление части рассматривайте как нарушение воинской дисциплины и присяги в военное время со всеми вытекающими отсюда последствиями. На всех больших привалах и приостановках частей на ночлег обязательно проводите проверку всего личного состава подразделения, сурово расправляйтесь со всякими попытками мародерства и барахольства.

Советский Союз всегда вел пролитовскую политику и исторически связан узами дружбы с литовским народом. Непристойное поведение позволит антисоветским элементам усилить пропаганду против нашей Родины, против политики советского правительства. В лице каждого красноармейца, командира и политработника подавляющая часть литовского населения впервые знакомиться с Красной Армией, ее организованность[ю] и дисциплиной. По поведению даже отдельных лиц часто и судят о всей Красной Армии, о Советском Союзе. Всякое антиобщественное действие играет на руку нашим врагам, ведет к дискредитации Красной Армии и должно пресекать самым решительным образом. Проходящие по городу части должны строго соблюдать строй и дисциплину. Никто не должен курить и самовольно выходить из рядов. На приветствия населения отвечать организованно, учитывая, что подавляющая часть литовского населения относится сочувственно к Советскому Союзу. Внешний вид личного состава должен быть опрятным и подтянутым. Коммунисты и комсомольцы должны во всем показывать пример организованности и дисциплины.

Нельзя забывать, что в Литве мы имеем не только литовское население, но также иностранцев, их дипломатические миссии, в отношении которых нельзя допускать ни одного непристойного поступка. Политработникам всех степеней и рангов находиться непрерывно с личным составом, отвечать на все интересующие красноармейцев вопросы. Разъясните красноармейцам и всему начсоставу, что части Красной Армии, вступая в Литву, выполняют исторические задачи нашей социалистической Родины. Мы обеспечиваем безопасность советских северо-западных границ, выходим на выгодный стратегический рубеж, который позволит народам Советского Союза продолжать свой мирный труд, охраняя первое в мире социалистическое государство рабочих и крестьян от всяких любителей чужого добра.

Весь период боевого марша ведите беседы с личным составом на темы:

1) Всегда и везде выполнять военную присягу и долг перед Родиной, высоко держать честь воина Красной Армии.

2) Советская воинская дисциплина – основа мощи армии. Приказ командира – закон. Береги и помогай командиру в бою.

3) Измена Родине – самое тягчайшее преступление. Строго хранить военную тайну. Трус и паникер [ – ] худшие враги в бою. Бегство с поля боя, сдача в плен – это предательство.

4) Взаимоотношения между СССР и Прибалтийскими странами. Провокационные действия правительства Литвы в отношении СССР и мероприятия Советского Союза.

5) Войны справедливые и несправедливые. Всякая война, которую ведет государство рабочих и крестьян, является войной справедливой, войной освободительной.

О положении в частях, проделанной вами работе, политических настроениях точно и правдиво информируйте Политическое управление округа. Настоящую директиву довести до политорганов, командиров и комиссаров отдельных частей»[1300].

Развернувшаяся на основании этой директивы политработа в войсках и Сообщение ТАСС о ликвидации советско-литовского конфликта было воспринято военнослужащими с воодушевлением. В частях были проведены митинги. На одном из них капитан 43-го авиаполка Ерасов заявил, что «принятие Литвой требований Советского правительства является поучительным уроком для других прибалтийских стран. Пусть нас уважают, как следует уважать Великую страну». По мнению заместителя политрука 11-го стрелкового корпуса Денисенко, «соглашение литовского правительства о неограниченном количестве введения войск на территорию Литвы, еще раз подтверждает мощь наших вооруженных сил и мудрость внешней политики нашего правительства». Выступивший на митинге красноармеец 6-го кавкорпуса Царик заявил: «Спасибо товарищу Сталину и его соратнику товарищу Молотову за мудрую внешнюю политику, за укрепление могущества нашей родины». Младший командир 22-й танковой бригады Брагин полагал, что «благодаря мудрой политике нашего правительства и товарища Сталина мы обеспечиваем неприкосновенность наших границ». Как считал красноармеец 54-го отдельного батальона связи 10-го стрелкового корпуса Укружинский, «мудрая сталинская политика дает нам возможность на крепкий замок закрыть наши границы. Наше правительство совершенно правильно поступило, предъявив требования Литве, Латвии и Эстонии». По мнению младшего командира 16-го кавполка Заренко, «мое подразделение было готово пойти в наступление, сегодняшняя победа нашего правительства есть победа Красной Армии». Как заявили красноармейцы 55-й танковой бригады Коваленко и Смирнов: «Мы ехали проучить наших врагов, а теперь, видимо, дело обойдется только маршем»[1301].

Однако политорганы фиксировали и «неправильные» высказывания. Так, красноармеец 185-й стрелковой дивизии Прохоров говорил: «Понапрасну мы с Литвой связываемся, как будто и плохого она нам не сделала, как видно, теперь она потеряет самостоятельность». По мнению младшего командира 11-го стрелкового корпуса Сухалева, «видимо, наше правительство ранее предусмотрело, чтобы покончить существование Литвы и прибалтийских государств, а поэтому и требование нашего правительства направлены на полное уничтожение Литвы». Призванный в сентябре 1939 г. из запаса младший командир 30-го артполка 10-й стрелковой дивизии Львицин в присутствии бойцов заявил: «В прошлом году Литва заключила договор, когда пушки к горлу приставили, теперь снова мы затеваем, а еще говорят, что мы не желаем чужой земли, сами лезем, как собаки». Командир отделения 140-го гаубичного артполка Виноградский задал вопрос: «Правильно ли будет назвать наш приход сюда как оккупация Литвы?» По мнению красноармейца 2-й батареи артдивизиона 15-й моторизованной стрелково-пулеметной бригады 1-го мехкорпуса ЛВО Михайлова, «говорят, что политика других стран захватническая, какова же наша политика, если мы сюда приехали и делаем, что хотим с малой и слабой Эстонией». Красноармеец той же части Терханов заявил, что «неверно говорили, что наша политика мирная, ибо в прошлом году заставили Эстонию силой подписать договор и сейчас берем силой». Красноармеец 125-й стрелковой дивизии Арзамазов полагал, что «для нас самый опасный сосед Германия. Нужно было бы нам воспользоваться случаем войны Германии с англо-французским блоком [и] нанести удар помещикам, а не беспокоить мелкие государства, с которыми мы всегда можем справиться». Младший командир 32-й танковой бригады Воронин говорил: «Что СССР смотрит, как только Германия закончит войну с Францией и Англией, то СССР не устоит перед Германией». По всем этим случаям Особые отделы начали следствие[1302].

Со своей стороны, командующий литовской армией дивизионный генерал В.И. Виткаускас издал приказ: «Согласно принятым Правительством Литвы требованиям правительства СССР о размещении в Литве новых гарнизонов советских войск в 15 час. 15 июня с.г. воинские части Советского Союза начали передвижение через границу вглубь страны.

Приказываю:

1. По отношению к продвигающимся советским войскам соблюдать все правила вежливости и выражать дружественные отношения подобно тому, как они выражались к ранее введенным войскам.

2. Командирам дивизий организовать в пределах своих территорий встречу колонн этой армии, высылая для встречи и представления командиров частей, а на более важных направлениях отправлять и встречать их самим командирам дивизий.

Проинформировать о более удобных для продвижения дорогах, местах постоя, отдавая приказы местной администрации подготовить помещения и т. п. Если командиры продвигающихся колонн выразили бы согласие, выделить для их сопровождения постоянных офицеров высшего чина, знающих русский язык»[1303].

Однако, несмотря на соглашение сторон и соответствующие приказы войскам, при переходе границы советскими войсками имели место отдельные случаи нарушения соглашения со стороны ряда бойцов и командиров, которые самочинно задерживали и разоружали отдельные группы литовских солдат и офицеров. Так, во время перехода госграницы врач медико-санитарного батальона 10-й стрелковой дивизии член ВКП(б) Иванов разоружил 7 солдат литовской пограничной охраны. Отобранное оружие было сдано в Особый отдел 10-й стрелковой дивизии. Красноармейцы отдельного разведывательного батальона 126-й стрелковой дивизии при переходе госграницы задержали и разоружили 5 унтер-офицеров, а разведкой 690-го стрелкового полка дивизии были задержаны и разоружены 10 литовских солдат и офицеров. Получив 15 июня приказание организовать разведку в сторону границы, старший лейтенант отдельного разведывательного батальона 113-й стрелковой дивизии Конотоп послал в разведку 9 человек красноармейцев во главе с лейтенантом Лошкиным с задачей перейти границу, разведать деревню Бурбы и, если там будет небольшая группа пограничной охраны, разоружить ее. Действуя в соответствии с приказом, лейтенант Лошкин разоружил 9 литовских пограничников, забрав у них 9 винтовок, гранаты и телефонный аппарат. Естественно, по приказу командования все задержанные были освобождены, и отобранное оружие было им возвращено.

Также имелись случаи попыток мародерства. Так, капитан 80-го кавалерийского полка 7-й кавдивизии Бондаренко при переходе границы, встретив литовского жандарма, скомандовал: «Руки вверх». После чего отобрал у него револьвер и по непроверенным данным велосипед. Один лейтенант 126-й стрелковой дивизии зашел на литовскую стражницу, обыскал стражника погранохраны, забрал у него оружие, часы и деньги. По приказу командования все отнятое было возвращено. По всем этим случаям нарушения приказов и превышения полномочий велось расследование, и виновные привлекались к ответственности. «В связи с этими фактами среди личного состава проведена разъяснительная работа о строжайшем выполнении заключенного соглашения, о недопущении никаких незаконных действий по отношению литовских солдат и граждан»[1304]. Кроме того, имели место и отдельные провокационные действия со стороны литовских войск. В 14.30 15 июня разведбатальон 27-й танковой бригады в районе Сянишкис с белым флагом подошел к линии границы, но попытки вызвать представителя литовской погранохраны не удались, так как единственный пограничник убежал и не показывался. В итоге было решено выполнять задачу, не вступив в контакт с литовскими властями. Однако после того как 27-я танковая бригада перешла госграницу, она была обстреляна двумя пулеметными очередями. Когда танки развернулись в боевой порядок и повернули на огневые точки, литовские солдаты разбежались. Литовские офицеры и солдаты объясняли стрельбу тем, что они, якобы, не знали о заключенном соглашении о беспрепятственном прохождении войск[1305]. Правда, следует отметить, что задержка перехода границы советскими войсками была вызвана тем, что советские и литовские пограничники не имели соответствующих указаний. К тому же литовские пограничники старались не появляться на вызовы советских пограничников[1306].

В 15 часов 15 июня войска БОВО из исходных районов двинулись к границе Литвы[1307]. На фронте 3-й армии в 16 часов 25-я танковая бригада перешла границу у Римше, в 16.10 достигла линии железной дороги у Дукштас, а к 24 часам расположилась на ночлег около Ужпаляй. 126-я стрелковая дивизия в 15.25 перешла границу у Римше, в 18 часов вступила в Дукштас, а в 19.30 подошла к Салакас. 121-я стрелковая дивизия к 16 часам подошла к госгранице, а к 24 часам достигла Гяджюнай, расположенного южнее озера Дисникштис. Южнее войска 3-го кавалерийского корпуса в 15.15 также перешли границу. Вступив на территорию Литвы в 15.40 в 7 км южнее озера Диснай, 27-я танковая бригада в 18.15 преодолевала линию железной дороги у Дудос, в 21.20 проходила Утену и в 23 часа достигла Аникщяй. 7-я кавдивизия в 18.15 передовыми частями достигла Закаменки (Антакмяне) (в 1 км северо-восточнее Дудос), а к 24 часам находилась в районе Таурагнай. 36-я кавдивизия в 17.30 перешла границу около Даугелишкис и в 23 час расположилась на привале у Куктишкес в 12 км юго-восточнее Утены. В 17 часов около Новых Давгелишек (Науясис-Даугелишкис) границу перешли части 1-й мотострелковой дивизии, которая своими передовыми частями к 21 часу достигла Утены, тогда как арьергардные части в 23 часа прошли Казитишкис. На левом фланге армии действовали соединения 24-го стрелкового корпуса. 10-я стрелковая дивизия в 17.40 перешла границу и к 24 часам двумя колоннами вышла в район Линкмянис, Кирдейкяй. 55-я стрелковая дивизия перешла границу в 21.35 и в 24 часа находилась около Буйвиды в 5 км северо-западнее Швенчёнеляй. 113-я стрелковая дивизия продолжала оставаться в районе сосредоточения южнее Свенцяны (ныне – Швенчёнис), а 55-я танковая бригада завершала сосредоточение в исходном районе у границы.

На правом фланге 11-й армии вперед двинулись соединения 10-го стрелкового корпуса. Перейдя границу в 17.30 у Сироцишки (Сирутишки), 21-я танковая бригада с посаженными на броню и автомашины 2 батальонами 415-го и 607-го стрелковых полков 185-й стрелковой дивизии к 18.30 достигла района Поцигрин (Поцигринь) в 20 км юго-восточнее Вильнюса, к 20.55 находилась в районе Долины, Огородники и затем, пройдя после 21 часа Вильнюс, продолжала марш на Ионаву. Бойцы стрелковых батальонов были высажены на северо-западной окраине Вильнюса. 185-я стрелковая дивизия в 19.30 перешла границу и к 22 часам достигла Блавещенска. С юго-востока к Вильнюсу подходила 84-я стрелковая дивизия, которая в 18.30 своим 41-м стрелковым полком перешла границу у Табаришкес, в 20.20 ее передовые части заняли Рукайняй, хотя арьергард в 22 часа еще находился в Тургяляй. Юго-западнее продвигались соединения 11-го стрелкового корпуса. 29-я стрелковая дивизия к 19.15 перешла границу и после затянувшейся переправы у Эйшишкес через р. Версока, которую пришлось частично преодолевать в брод, прошла в 21.30 Ново-Мацели, а ее арьергард к 22.10 находился в районе Пабаре. 115-я стрелковая дивизия к 21.30 перешла границу у Пугачи (Пувочяй), однако здесь у р. Мяркис возник затор, так как на одну переправу были направлены танковые части и конница. Поэтому переправа стрелковой дивизии началась лишь в 23.30 и продолжалась до утра. 125-я стрелковая дивизия в 17 часов перешла границу, в 21.30 прошла Юркянцы (Уркенис) в 8 км юго-западнее Валькининкай, а ее арьергард к 22 часам подходил к Колесникам (Каляснинкай). Продвигавшаяся перед 29-й и 125-й стрелковыми дивизиями 32-я танковая бригада достигла в 22 часа Валькининкай. Западнее в 15.15 перешли границу соединения группы генерал-майора П.Г. Макарова. Через Варену на Каунас продвигалась 29-я танковая бригада, достигшая в 20 часов Алитуса, а в 21 час передовой отряд бригады прошел Пуня. За ней совершала марш 6-я кавалерийская дивизия, достигшая Алитуса в 1.30 16 июня. Тем временем войска 6-го кавалерийского корпуса были вынуждены форсировать Неман. 4-я кавдивизия переправлялась вплавь, а 22-я танковая бригада – по легкому сборному мосту. Для переправы тяжелой техники и 33-й стрелковой дивизии пришлось строить 2 тяжелых понтонных моста.

Тем временем в 16.15 в штаб дислоцировавшегося в Литве 16-го ОСК было передано приказание командующего БОВО:

«1) Задача приступить немедленно, сегодня стать гарнизоном в городе Ковно [Каунас].

2) Сохранить за собой наши гарнизоны и мосты через реки.

3) Занять, точнее взять под охрану, аэродром Ковно и обеспечить, если нужно будет, на нем посадку самолетов.

4) Действовать на основе достигнутого соглашения, не допускать никаких эксцессов, сохранить полный порядок в гарнизонах и в городах».

Следовало «на провокации не поддаваться, в случае нужды действовать по военному решительно. Приказано через каждый час доносить по аппарату о положении наших частей. […] В отношении Вильно приказано сохранить гарнизоны, занять мосты, не допускать беспорядков на улице. Повторяю, действовать на основе достигнутого соглашения, ставить в известность литовское командование»[1308].

Соответственно в 16.35 командир 16-го ОСК приказал 5-й стрелковой дивизии «занять мосты [в] Алита [Алитус], Прены [Пренай], оставив [там] предусмотренные гарнизоны», и «немедленно выступить в направлении Ковно [Каунас] по обеим сторонам р. Неман. Первыми эшелонами направить бронемашины, танки и максимальное количество пехоты на автомашинах. Задача к исходу дня вступить в Ковно с запада, не допуская беспорядков на улицах. Литовским войскам приказано части К[расной] А[рмии] пропускать беспрепятственно. В случае нарушения этого договора действовать решительно по правилам военного времени». В 17.25 2-й танковой бригаде было приказано занять к 19 часам Каунас и, взяв под охрану все мосты, аэродромы и советское полпредство в Литве, расположиться в выгодных пунктах вокруг города. До подхода 21-й танковой бригады одной танковой ротой удерживать мост у Ионавы. С занятием Каунаса частями 5-й стрелковой дивизии бригаде следовало выступить через Кедайняй на Шяуляй, к утру 16 июня занять его и обеспечить посадку советской авиации на аэродромах[1309]. Выполняя эти распоряжения, к 17.40 части 2-й танковой бригады с 3-м батальоном 142-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии вступили в Каунас, где взяли под охрану мосты, а также переправы у Ионавы. В 20.30 танковые части выступили в направлении Шяуляя. Главные силы 5-й стрелковой дивизии с 18.30 выступили в направлении Каунаса, и к 20 часам прошли Пренай. 336-й стрелковый полк дивизии занял мосты и переправы в Вильнюсе и организовал охрану аэродрома Порубанок.

Тем временем в 20 часов на станции Гудогай начались переговоры министра обороны Литвы дивизионного генерала В.И. Виткаускаса и командующего БОВО генерал-полковника Д.Г. Павлова, завершившиеся в 23.10 подписанием «Соглашения о дополнительном размещении войск Красной Армии», которым предусматривалось:

«I

Допустить размещение советских войск на литовской территории в нижеследующих районах:

1) Ново-Александровск [Зарасай];

2) Понемунек [Панямунелис], Скопишки [Скапишкис], Бупишки;

3) Саланты [Салочяй], Подвышки, Биржи [Биржай];

4) Шавли [Шяуляй], Линково [Линкува], Янишки [Ионишкис], Куршаны [Куршенай];

5) Тельши [Тельшяй];

6) Россиены [Расейняй], Видукли, Неманшты [Нямакщяй], Гердишки [Гирдишке];

7) Вилькомир [Укмерге], Уцяны [Утена], Ширвинты [Ширвинтос], Коварск [Каварскас];

8) Поневеж [Паневежис], Ракишки [Рокишкис], Посваль [Пасвалис];

9) Ковно [Каунас], Александровск [Ужусаляй], Яново [Ионава], Кейданы [Кедайняй];

10) Район Вильно [Вильнюс];

11) Мариамполь и все пункты, занимаемые советскими войсками по основному договору.

II

Представители литовского командования согласились удовлетворить следующие просьбы командования советских войск:

1) Литовской авиации воздержаться от полетов в течение 10–15 дней.

2) Предоставить советскому командованию возможности перевозок горючего и других грузов с перевалочных пунктов до пунктов дислокации советских войск в продолжение трех суток, в количестве тысячи тонн; для чего литовское правительство предоставит отдельные оборудованные поезда с постоянным обслуживающим персоналом и предоставит возможность и право советскому командованию пропускать советские эшелоны поездов с грузами в районы размещения советских войск с полным обеспечением обслуживания литовским железнодорожным персоналом. Взаимные расчеты за пользование дорогой производить по представлению счетов через торгпредство СССР в Литве. Заявки на подачу подвижного состава советским командованием адресуются на имя коменданта железных дорог (в Каунас).

3) Предоставить право советскому командованию найма рабочей силы из литовского населения для строительства и оборудования аэродромов и площадок через соответствующие литовские административные власти.

4) Начальникам снабжения советских войск (не ниже нач[альника] снабжения дивизии) предоставить возможность и оказать активное содействие в закупке потребных видов продовольствия и фуража из свободных ресурсов Литвы.

5) Настоящая дислокация советских войск, перечисленная в настоящем протоколе, является временной. Окончательная дислокация советских войск определится особым соглашением»[1310].

Соответственно в 24.00 15 июня командование БОВО направило своим войскам боевой приказ № 3:

«1. Войска БОВО продолжают выходить в районы, намеченные для сосредоточения на Литовской территории.

2. 3[-я] Армия: усиливается 2, 22, 29, 21 тбр, Упр[авлением] 10 ск, 143, 185 сд и выходит в районы сосредоточения вдоль латвийской границы.

4 ск с 55 тбр сосредоточиться к исходу 16.6 в районе: Понемунок [Панямунелис], Понемуни [Панямунис], Алезов [Ализава], Скопишки [Скапишкис]. Штакор – Скопишки. Рубежи для радиосигналов по достижении их головами соединений:

1) Овиле [Авиляй], Ушполь [Ужпаляй];

2) Антузово [Антазаве], Южинты [Южинтай], Свядосце [Сведасай];

3) Кревно [Кряунос], Кемай [Камаяй], Шиманцы [Шимонис];

4) Понемунок, Скопишки.

25 тбр в районе Вобольники [Вабальнинкас] передать в подчинение командира 24 ск.

24 ск с 25 тбр к исходу 17.6 сосредоточиться в районе Вобольники, Биржи [Биржай], Посволь [Пасвалис]. Штакор – Биржи.

Рубежи для радиосигналов о достижении их головами соединений на 16.6:

1) Кукнишки [Куктишкес], Маляты [Молетай];

2) Скудуцишки [Скудутишкис], Аванта [Аланта], Видзенишки [Видянишкяй];

3) Оз. Рубики [Рубикю], Куркли [Куркляй], Нидоки [Лидуокяй];

4) Оникшты [Аникщяй], Коварск [Каварскас], Укмерге;

5) Вишинты [Вешинтос], Рогов [Рагува];

На 17.6:

1) Субочь [Субачюс], Межишки [Межишкяй];

2) Огинцы [Уогиняй], Гегужин [Гягужине];

3) Вобольники, Помпяны [Пумпенай];

4) Биржи, Посволь.

3 кк с 27 тбр и 1 мсд к исходу 17.6 сосредоточиться в районе Мешкуци [Мешкуйчяй], Шавли [Шяуляй], Лигумы [Лигумай], имея 27 тбр в районе Мешкуци. Штакор – Шавли. Рубежи для радиосигналов о достижении их головами соединений на 16.6:

1) Шиманцы [Шимонис], Вишинты [Вешинтос], Трашкуны [Трошкунай];

2) Купишки [Купишкис], Субочь [Субачюс], Межишки [Межишкяй];

3) Поневеж [Паневежис];

4) Пушолаты [Пушалотас], Смильги [Смильгяй], Паланы [Палонай].

На 17.6:

1) Клованы [Кловайняй], Розалин [Розалимас], Шадов [Шедува];

2) Лигумы, ст. Шиляны [Шилянай];

3) Мешкуцы.

21 тбр к исходу 16.6 сосредоточить в районе Кужи [Кужяй], ст. Омолье.

23 сд, оставаясь на месте главными силами в прежнем р[айо]не, одни полком с арт[иллерийским] дивизионом и танковым батальоном занять Ново-Александровск [Зарасай].

Штарм 3 к исходу 16.6 – Уцяны [Утена], к исходу 17.6 – Поневеж.

Левая граница: оз. Свирь, (иск.) Укмерге, Россиены [Расейняй], Тельше [Тельшяй].

3. 11[-я] Армия – закончить сосредоточение на территории Литвы.

22, 29 тбр к исходу 16.6 вывести в район Пошвитынь [Пашвитинис], Янишки [Ионишкис], ст. Меки, где их передать в подчинение командующего 3-й Армией. Рубежи для радиосигналов о достижении их головами бригад:

1) Кейданы [Кедайняй];

2) Поланы [Палонай], Бейсагола [Байсогала];

3) Лигумы [Лигумай];

4) Янишки.

32 тбр оставить в районе Же[н]яны [Жиненай], Преображенская [Преображенскас], Роже [Ряжай] (все пункты 10–20 км сев[еро]-восточнее Ковно).

10 ск, оставив 84 сд гарнизоном [в] Вильно, 185 сд вывести к исходу 19.6 в Поневеж [Паневежис]. 143 сд к исходу 17.6 сосредоточить в Укмерге. Штакор 10 – к исходу 19.6 – Поневеж. Рубежи для радиосигналов по достижении их головами дивизий:

1) Неменчин [Неменчине], Судерва [Судерве];

2) Глинцишки [Глитишкес], Керново [Кярнава];

3) Ширвинты [Ширвинтос];

4) Шешоли [Шяшуоляй], Побойск [Пабайскас];

5) Жмундки [Жямайткемис], Укмерге;

6) Товяны [Тауенай];

7) Троуце [Траупис], Келюгилы;

8) Рогов [Рагува];

9) Межишки [Межишкяй], Поневеж.

Корпус в составе Упр[авления] 10 ск, 185 сд, 143 сд с выходом в районы сосредоточения передать в подчинение командующего 3-й Армией.

11 ск: 125 сд к исходу 20.6 сосредоточить в районе Стульги [Стульгяй], Немокшты [Нямакщяй].

29 сд к исходу 20.6 сосредоточить в Россиены [Расейняй].

115 сд к исходу 17.6 сосредоточить в Ковно. Штакор – Россиены.

33 сд к исходу 16.6 поставить в районы сосредоточения 16 ск, подчинить командиру 16 ск. С выходом в Ковно 115-й сд, 5-ю сд к исходу 20.6 сосредоточить в районе Шавли, где включить ее в состав 3-й Армии.

Рубежи для радиосигналов о достижении их головами соединений:

1) Ст. Рудзишки [Рудишкес], Пуне [Пуня];

2) Сумилишки [Сямялишкес], Езно [Езнас];

3) Кейто[в]ишки, Ковали [Кальвяй];

4) Румшишк[ес];

5) Янов [Ионава], Ковно;

6) Жеймы [Жеймяй], Бобты [Бабтай];

7) Кейданы, Чекишки [Чякишке].

6 кк сосредоточиться: 6 кд к исходу 18.6 в Тельше [Тельшяй] и 4 кд к исходу 18.6 в Видукл[е], Немокшты [Немакщяй]. Штакор 6 кк – Россиены. Рубежи для радиосигналов [о] достижении их головами соединений те же, что и для 11 ск.

16 ск – 115, 33 сд – Штакор – Ковно. Штарм 11 [с] 16.6 [ – ] Ковно.

4. Опергруппа штаба БОВО с утра 18.6 – Ковно»[1311].

На основании приказа командующего БОВО командующий 3-й армии в 8 часов 16 июня издал боевой приказ № 3/оп:

«1. Части 3[-й] армии продолжают выходить в районы, намеченные для сосредоточения на литовской территории.

2. 4 СК в составе 126, 121 СД, 25 тбр, 448 и 51 КАП к исходу 16.6.40 г. сосредоточиться [в] районе Понэмуна [Панямунис], м. Алаизово [Ализава], Скапишкис, Панемунелис.

Штакор – Скапишкис.

Усиленный отряд, высланный в Ново-Александровск [Зарасай], по смене его полком от 23 СД сосредоточить в районе расположения своей дивизии.

Граница между 4 и 24 СК Таурагнай, Сведаса[й], Милюны, все пункты иск[лючительно] для 4 СК.

3. 24 СК в составе 10 и 55 СД, 55 тбр, 444 и 56 КАП к исходу 17.6 сосредоточиться [в] районе Биржай, Пасвалис, Вабальнинкас.

Штакор – Пасвалис.

Ночлег с 16 на 17.6 в районе Купишкис – Вешинты [Вешинтос] – Шимонис. Основные маршруты движения:

а) Утена – Сведаса[й], Шимонис, Купишкис, Вабальнинкас, Биржай;

б) Скудуцишкис [Скудутишкис], Аникшей [Аникщяй], Вешинты, Окмяны [Акмяняй], Вабальнинкас.

4. 3 КК в составе 7 и 36 КД, 1 МСД, 27 тбр сосредоточиться [в] районе Мешкуцы [Мешкуйчяй] – Шауляй, Лигумы [Лигумай], имея 27 тбр [в] районе Мешкуцы:

27 тбр и 1 МСД к 12.00 16.6.40.

7 и 36 КД к исходу дня 17.6.40.

Штакор – Шауляй.

Встретить и подчинить себе прибывающую к утру 16.6 в Шауляй 2 тбр из состава 11[-й] армии. Маршруты движения прежние.

5. 23 СД, главными силами оставаясь на месте в армейском резерве в районе оз. Дривято, Жвирине, Эйдемяны, одним полком с артдивизионом и танкротой ОРБ занять Ново-Александровск.

6. 113 СД оставаться в занимаемом районе до особого распоряжения.

7. Марш совершать образцово с мерами охранения и разведки. Ни в какие провокации не вступать. Особенно обратить внимание на порядок в тылу.

8. Рубежи для радио-сигналов по достижении их головами соединений:

а) для 4 СК – Южинтай – Сведаса[й], Креунай [Кряунос] – Камайя, Панемунелис – Скапишкис, Понемуна – Алоизово;

б) для 24 СК на 16.6.40 г. – Утена, Скудуцишкис, Вижуонис – Скемонис, Сведаса[й] – Аникшей, Шимонис – Вешинты; на 17.6.40 г. Купишкис – Окмяны, Бокшаны [Бакшенай] – Прусели [Пруселяй], Вабальнинкас – Барклойне [Берклайняй], Биржай – Пасвалис;

в) для 3 КК на 16.6 – Поезерцы – Пуцелово, Субачус – Медишке [Межишкяй], Вилькольеве [Вилкакивяй] – Поневежис.

На 17.6 Пушелотос [Пушалотос] – Смильги [Смильгяй], Кловайняй – Шедула [Шедува], Лигумы – Шиленай.

9. Штарм 3 к исходу 16.6. – Утена.

10. Станции снабжения:

4 СК – Поставы

3 КК и 24 СК – Лынтупы

Предположительно подвоз грузов:

4 СК – ст. Дукшты

24 СК – ст. Поневежис

3 КК – ст. Шауляй.

В первую очередь по ж[елезным] д[орогам] Литвы будут подавать грузы 3 КК на ст. Шауляй или Поневежис»[1312].

С раннего утра 16 июня войска БОВО продолжали продвижение по территории Литвы[1313]. На фронте 3-й армии более быстрым темпом продвигались соединения 3-го кавалерийского корпуса. 27-я танковая бригада в 3 часа утра выступила с ночлега в районе Аникщяй, в 8.15 вступила в Паневежис, в 12 часов достигла Шяуляя, а в 23 часа сосредоточилась в районе Плебанцы между Бридай и Мешкуйчяй. 1-я мотострелковая дивизия в 15.45 остановилась в Антальге в 8 км западнее Утены из-за отсутствия бензина и смогла продолжить движение лишь в 18 часов и в 22 часа расположилась на привале в районе Таурагнай, Утена. 7-я кавдивизия к 13 часам достигла района Малые Судейки, Котляры, а в 22 часа расположилась на ночлег в районе Аникщяй, Андрёнишкис, Чепанце. 36-я кавдивизия в 12.30 подходила к Скемонису, а к 22 часам расположилась на привале в районе Каварскас. Южнее продвигались соединения 24-го стрелкового корпуса. 10-я стрелковая дивизия выступила с привала в районе Кирдейкяй, Линкмянис и в 17 часов находилась в районе Утена, Куктишкес. 55-я стрелковая дивизия в 11.20 вступила в Лабанорас. 55-я танковая бригада выступила из района Свенцян (ныне – Швенчёнис) и к 18 часам находилась западнее Лабанораса. На правом крыле армии продвигались соединения 4-го стрелкового корпуса. 25-я танковая бригада до 17 часов находилась на отдыхе в районе Ужпаляй, а затем выступила в направлении Твирай (5 км северо-восточнее Скапишкис), куда прибыла к исходу дня. Продолжая ночной марш, 126-я стрелковая дивизия в 2.30 16 июня достигла района Салакас, в 12 часов подходила к Авинуоста, а к 16 часам достигла района Анталепте, Даугайляй. В 10.30 121-я стрелковая дивизия находилась в 8 км юго-западнее Салакас, а в 15.20 достигла района Гатяляй, Бренклишкес. Являясь резервом 3-й армии, 23-я стрелковая дивизия своими главными силами оставалась в прежнем районе Мизеришки, Запруды (западнее оз. Дривяты), направив в 1.30 ночи в направлении Зарасая 117-й стрелковый полк с артдивизионом и ротой танков разведывательного батальона, которые вступили в город в 17 часов. 113-я стрелковая дивизия продолжала оставаться в районе Мадзюны, Межаны юго-западнее Свенцяны.

На правом фланге 11-й армии продолжалось продвижение соединений 10-го стрелкового корпуса, управление которого в 16 часов прибыло в Ново-Вилейку. В 10.30 185-я стрелковая дивизия вступила в Вильнюс. 84-я стрелковая дивизия в 11.00 находилась в 8 км южнее Вильнюса, а в 18 часов ее передовые отряды достигли района Тракай, Лентварис. 21-я танковая бригада в 6 часов утра находилась в Минчишках, а к 15 часам сосредоточилась в Ионаве. Западнее продвигались соединения 11-го стрелкового корпуса. В 11 часов 32-я танковая бригада вступила в Онушкис, а к исходу дня сосредоточилась в Кедайняй. 29-я стрелковая дивизия из района в 11 км северо-восточнее Валькининкая к 18 часам сосредоточилась в Сянейи-Тракай. 125-я стрелковая дивизия в 11 часов достигла района Рудишкес, Онушкис. К исходу дня 115-я стрелковая дивизия вышла в район Стаклишкес, Агрипишки, Бутримонис в 25 км северо-западнее Варены. Войска 6-го кавалерийского корпуса также продолжали продвижение. К 11 часам 29-я танковая бригада находилась в 6 км восточнее Каунаса, где в 16 часов получила приказ двигаться через Ионаву и Шяуляй на Ионишкис. В 20 часов бригада выступила по указанному маршруту. 6-я кавдивизия в 13.30 находилась на привале у Алитуса, а передовые кавалерийский и танковый полки подходили к Бальберишкис. В 18 часов дивизия сосредоточилась в районе Каунаса. 22-я танковая бригада и 4-я кавалерийская дивизия в 5.30 заканчивали переправу через Неман у Гожа (15 км восточнее Сопоцкин), а их передовые части подходили к Плебанишкам. К 11 часам танковая бригада находилась в 5 км севернее Алитуса, а в 18 часов достигла Езнаса. 4-я кавдивизия в 18 часов сосредоточилась в Алитусе. 33-я стрелковая дивизия в 11 часов вышла в район Уцеха, где оставалась до вечера. Резерв 11-й армии 143-я стрелковая дивизия находилась на марше из Молодечно в район Солы, Гудогай.

Тем временем в 3.10 16 июня штаб 16-го стрелкового корпуса получил выписку из боевого приказа БОВО № 3/оп: «16 СК – 5 сд по смене ее частями 115 сд в Ковно к исходу 20.6 сосредоточить в районе Шавли [Шяуляй], где она включается [в] состав 3[-й] армии. Вторую тан[ковую] бр[игаду] направить в Шавли к утру 16.6, где она 17.6 включается в состав 3[-й] армии. 115 сд с приходом в Ковно включается в состав 16 СК. 33 сд к исходу 16.6 гарнизонами занять Прены [Пренай], Олита [Алитус], где она поступает в состав 16 СК»[1314]. Соответственно в 7.30 командир 16-го стрелкового корпуса приказал 5-й стрелковой дивизии по смене ее 115-й и 33-й стрелковыми дивизиями выступить в Шяуляй, где сосредоточиться к исходу 20 июня[1315]. Тем временем в 5.30 утра передовые части 2-й танковой бригады вступили в Шяуляй. 5-я стрелковая дивизия своими частями занимала Каунас, Алитус, Ново-Вилейку и Порубанок. В 17 часов штаб БОВО приказал к утру 17 июня сосредоточить один полк 5-й стрелковой дивизии в Шяуляе и стать там гарнизоном. Соответственно в 18.27 штаб 16-го стрелкового корпуса приказал командиру дивизии «142 сп выбросить на автомашинах автобата и автороты СД в Шауляй. Выступление главных сил в 20.00 16.6.40. […] Время сосредоточения главными силами [в] Шауляй к утру 17.6.40»[1316].

Во второй половине дня 16 июня командующий БОВО получил распоряжение наркома обороны о создании на литовско-латвийской границе группировки на случай действий против Латвии. Выполняя это распоряжение, генерал Павлов в 16 часов направил командующему 11-й армии приказ № 84:

«1. 2-ю танковую бригаду сосредоточить к рассвету 17.6 в районе Скайзгиры [Скайстгирис], лес 5 км юго-западнее.

2. 29 тбр [к] тому [же] времени сосредоточить в районе: исключительно Янишки [Ионишкис], Буйвизи [Буйвиджяй], Слепени [Слепеняй].

3. Общее командование бригадами возложить на командира 29 тбр тов. Кривошеина, ему же подчиняется 214[-я] авиадесантная бригада, которая по высадке 16.6 на аэродроме Шавли – сосредоточится в лесах, 10–15 км южн[ее] Скайзгиры.

4. Командиру 1 МТГ тов. Кривошеину поставить задачу, группе быть готовой к утру 17.6, по особому распоряжению, нанести удар на Митава [Елгава], действуя западнее ж[елезно]д[орожной] линии. По овладении Митава, взаимодействуя со 2 ск, очистить район Туккум [Тукумс], Тальсен [Талсы], Гольдинген [Кулдига].

5. 21 тбр к рассвету 17.6 сосредоточить в районе Посволь [Пасвалис], где войти в подчинение командира 1 мотострелковой дивизии т. Лелюшенко (командир 2 МТГ).

6. 1 и 2 МТГ подчиняются командующему 3-й Армии. Штарм 3 – Уцяны [Утена] – распоряжение до бригад довести самолетами, дублировать делегатами и радио шифром»[1317].

В 16.45 штаб БОВО направил командующему 3-й армии приказ № 85: «К рассвету 17.6.40 г. сосредоточиться [с] задачами:

1) Первая МТГ в составе 2 тбр, 29 тбр, 214 адбр в районе Янишки [Ионишкис], Скайзгиры [Скайстгирис], Шакиново [Шаркяй], в готовности по особому распоряжению нанести удар на Митава [Елгава], западнее ж[елезной] д[ороги] – по овладении Митава [во] взаимодействии с 2 ск очистить район Туккум [Тукумс], Тальсен [Талсы], Гольдинген [Кулдига], командует группой командир 29 тбр – тов. Кривошеин. Штаб – Гурки (3 км западнее Янишки).

2) Вторая МТГ в составе 1 мсд, 27 тбр, 21 тбр, сосредоточить Посволь [Пасвалис], Салаты [Салочяй], Линково [Линкува], с задачей, по особому распоряжению, с утра 17.6 нанести удар через Бауск[а] на Рига, Митава, овладеть этими пунктами во взаимодействии с первой МТГ. Командует группой командир первой МСД – тов. Лелюшенко.

3) 25 тбр сосредоточить [в] районе Биржи [Биржай], усилив ее пехотой от 4 ск. С утра 17.6 бригаде быть готовой, по особому распоряжению овладеть переправами у Фридрихштадт [Яунелгава].

4) 55 тбр, к тому же сроку, сосредоточиться [в] Понемуни [Панямунис], усилив ее пехотой 4 ск. Бригаде с утра 17.6, по особому распоряжению, быть готовой занять переправы у Якобштадт [Екабпилс].

5) 4 ск – к утру 17.6 закончить сосредоточение в районе Понемунок [Панямунелис], Понемуни, Алезов [Ализава], Скопишки [Скапишкис]. Быть готовым после привала, по особому распоряжению, развивать наступление на фронт: Якобштадт, Фридрихштадт.

6) 24 ск и 10 ск продолжать выдвижение в указанные им районы, приказом № 3.

7) 3 кк к рассвету 17.6 сосредоточить в районе Помпяны [Пумпенай], Пушлаты [Пушалотас], в готовности наступать во втором эшелоне за второй МТГ.

8) Задача 2 ск прежняя.

9) Штаб 3[-й] армии [к] исходу 16.6 – Уцяны [Утена], к утру 18.6 – Поневеж [Паневежис].

10) Распоряжение на выдвижение в район сосредоточения – 2 тбр, 29 тбр, 21 тбр даны через штарм 11. 214 адбр высаживается на аэродром Шавли 16.6»[1318].

Соответственно в 18 часов 16 июня командующий 3-й армии издал боевой приказ № 4/оп:

«1. Части 3[-й] армии продолжают выходить в районы, намеченные для сосредоточения на литовской территории.

2. Первая мотогруппа в составе 2 и 29 тбр, 214 адбр под командованием командира 29 тбр тов. Кривошеина к рассвету 17.6.40 г. сосредоточиться [в] районе Янишки [Ионишкис], Скайзгиры [Скайстгирис], Станюли (все пункты 30–40 км с[еверо-]в[осточнее] Шауляй) и быть готовой по особому распоряжению нанести удар на Митава [Елгава], западнее ж[елезной] д[ороги] и по овладению Митава, взаимодействуя со вторым стрелковым корпусом, очистить район Тукумс, Тальсен [Талсы], Гольдинген [Кулдига].

Штаб группы – Буйвидзи [Буйвиджяй].

3. 2[-я] мотогруппа в составе 1 МСД, 21 и 27 тбр под командованием командира 1[-й] МСД тов. Лелюшенко к рассвету 17.6.40 г. сосредоточиться [в] районе Салаты [Салочяй], Бердышки [Бардишкяй], Краушишки [Кряушишкяй] (все пункты 40–45 км с[еверо-]з[ападнее] Поневежис) с задачей по особому распоряжению с утра 17.6.40 г. нанести удар через Бауск[а] на Рига – Митава, овладеть этими пунктами во взаимодействии с первой МТГ.

Штаб МТГ – Константинув [Вашкай].

4. 25 тбр со стрелковым батальоном от 126 СД к рассвету 17.6.40 г. сосредоточиться [в] районе Биржай с задачей по особому распоряжению овладеть переправами у Фридрихштадт [Яунелгава]. Командиру 126 СД перебросить стрелковый батальон без пулеметов и БА в район Биржай на машинах к 3.00 17.6.40 г.

5. 55 тбр со стрелковым батальоном от 121 СД к рассвету 17.6.40 г. сосредоточиться [в] районе Понэмуна [Панямунис] с задачей по особому распоряжению занять переправы у Якобштадт [Екабпилс].

Командиру 121 СД перебросить стрелковый батальон без пулеметов и БА в район Понэмуна на машинах к 3.00 17.6.40 г.

6. 4 СК в составе 126 и 121 СД с 448 и 51 КАП к 10.00 17.6.40 г. форсированным маршем сосредоточиться [в] районе Понэмуна, Алезово [Ализава], Скопишкис [Скапишкис], Панемунь [Панямунелис] и быть готовым по особому распоряжению развивать наступление на фронт Якобштадт, Фридрихштадт.

Штакор – Скопишкис.

7. 3 КК в составе 7 и 36 КД к рассвету 17.6.40 г. сосредоточиться [в] районе П[у]мпенай, Пушалотас (все пункты 20–25 км с[еверо-]з[ападнее] Поневежис) в готовности наступать во втором эшелоне за второй МТГ.

Штакор – П[у]мпенай.

8. 24 СК в составе 10 и 55 СД с 444 и 56 КАП к 10.00 18.6.40 г. сосредоточиться [в] районе Биржай, Посволеци [Пасвалечай], Боярышки [Содяляй].

Штакор – Боярышки.

9. Задача 2 СК – прежняя.

10. 23 СД без одного полка к рассвету 17.6.40 г. занять исходное положение в районе Пучкенишки, Игнатовка, Бужаны – все пункты 5–10 км с[еверо-]з[ападнее] Браслав и быть готовой по особому распоряжению ударом на Скруделино [Скрудалиена] во взаимодействии с полком, занимающим Ново-Александровск [Зарасай], захватить переправы у Двинск [Даугавпилс].

11. 113 СД мой резерв – оставаться до особого распоряжения в районе Свенцяны.

12. Штарм 3 – Поставы – в дальнейшем Поневежис.

13. Станции снабжения до 24.00 18.6.40 г. прежние»[1319].

Выполняя приказ наркома обороны, войска БОВО начали развертывание для ввода на территорию Латвии. Во второй половине дня 16 июня на аэродром Шяуляя с аэродрома Палестина на 63 самолетах 39-й тяжелой бомбардировочной авиабригады было переброшено 720 десантников 214-й авиадесантной бригады, имевших на вооружении 160 пулеметов и 36 минометов. В тот же день в районе Риги с парашютом был высажен начальник парашютно-десантной службы ВВС БОВО капитан И.Г. Старчак[1320]. В 18 часов командующий войсками БОВО поставил командиру 2-й танковой бригады генерал-майору А.В. Куркину задачу сосредоточить 2-ю, 27-ю танковые и 214-ю авиадесантную бригады в районе Ионишкис. После дозаправки 2-я танковая бригада с десантниками на броне в 24 часа выступила из Шяуляя в Ионишкис, где и сосредоточилась к 6 часам утра 17 июня. Не имея возможности быстро получить горючее, 27-я танковая бригада была вынуждена остаться в Шяуляе.

В 24 часа 16 июня начальник штаба БОВО генерал-лейтенант М.А. Пуркаев направил в штаб 3-й армии предварительное распоряжение № 71:

«Сегодня 16 июня с Латвией достигнуто соглашение аналогичное с соглашением, заключенным с Литвой. По этому соглашению войска БОВО переходят границу Латвии в 8.00 17.6 и следуют:

1) 23 СД переходит границу в районе оз. Дривяты, Ново-Александровск и следует для занятия районов Двинск [Даугавпилс] и Илукст[е].

2) 25 тбр, усиленная передовым отрядом 126 СД, выходит [в] район Якобштадт [Екабпилс] и занимает его до прихода 126 СД.

3) 2 тбр с 214 адбр следует по шоссе Шавли [Шяуляй], Рига и занимает район Рига до подхода 121 СД.

4) 27 тбр выходит за 2 тбр в район Рига.

5) 67 СД 2 СК остается в районе Виндава [Вентспилс], Гольдинген [Кулдига], Шрунден [Скрунда], Либава [Лиепая].

6) 6 тбр 2 СК, усиленная б[атальо]ном 67 СД, занимает район Митава [Елгава], Туккумс.

Немедленно подготовить перечисленные подчиненные Вам части, установить с ними тесную связь. Приказание последует дополнительно»[1321].

Тем временем войска ЛВО и КалВО завершили сосредоточение и развертывание на восточных границах Эстонии и Латвии. Так, к 17.30 15 июня в Гдов прибыл 274-й стрелковый полк 24-й стрелковой дивизии, который при поддержке 8-го погранотряда готовился к десанту через Чудское озеро. В полку насчитывалось 2 337 человек, 422 лошади, 1 594 винтовки, 105 ручных и 57 станковых пулеметов, 219 пистолетов, 28 орудий и минометов, 5 танков Т-37 и 18 автомашин[1322]. В 5.00 16 июня штаб 1-го стрелкового корпуса доложил в штаб 8-й армии, что «части корпуса главными силами заняли исходное положение для наступления»[1323]. Согласно утренней оперативной сводке штаба ЛВО № 273, войска округа заняли исходное положение, в резерве находились 8-я и 100-я стрелковые дивизии. ВВС находятся в боевой готовности. В Палдиски прибыл 255-й стрелковый полк 123-й стрелковой дивизии, а части 65-го ОСК с 22.00 14 июня находятся в боевой готовности[1324]. В 19.20 16 июня начальник штаба 65-го ОСК полковник В.Н. Ничушкин доложил в штаб ЛВО вечернюю оперсводку № 2: «1) 65 оск дислоцируется согласно оперсводки № 1 в готовности к боевым действиям. Части с утра 16.6 приступили к занятиям без ослабления боевой готовности. 2) 16 сд, 255 сп сосредоточился с[еверо-]з[ападнее] оз. Клоога в готовности к боевым действиям в общем направлении дивизии. Зен[итная] батарея 16 сд на ОП аэродром Клоога. 3) 18 лтбр (без 65 отб) в прежнем районе дислокации в готовности к боевым действиям. 4) Части ОАГ в течение суток изменений не имеют в готовности к боевым действиям. Охрану районов сосредоточения и аэродромов усилили выставлением полевых караулов»[1325].

В 0.30 17 июня начальник штаба БОВО сообщил в штаб 3-й армии, что «предварительное распоряжение № 71» следует «принять к исполнению. 23 сд переходит границу в 5 часов, остальные в 8 часов. Командующий приказал двигаться механизированными частями 100 км в сутки, пехоте 40 км в сутки. Частям иметь походное охранение, колонны вести в строгом порядке»[1326]. В 1.40 нарком обороны и начальник Генерального штаба подписали директиву № 02631 командующим ЛВО и БОВО: «В связи с согласием Латвийского правительства на ввод частей Красной Армии на территорию Латвии приказываю перейти границу Латвии:

а) В 5 часов утра 17.6.40 года 23[-й] стрелковой дивизией на участке озеро Дрисвяты и Ново-Александровск [Зарасай] и разместиться в городах Двинск [Даугавпилс] и Илукст[е].

б) В 8 часов утра 17.6.40 года 25[-й] танковой бригадой, усиленной пехотой 126[-й] стрелковой дивизии, [которая] выходит в район Якобштадта [Екабпилса] и размещается в нем до подхода 126[-й] стрелковой дивизии.

в) 2[-я] и 27[-я] танковые бригады с авиадесантной бригадой переходят границу у Янишки [Ионишкис] и двигаются через Митаву [Елгаву] на Ригу для размещения в Риге.

г) 6[-я] танковая бригада 2[-го] стрелкового корпуса с батальоном 67[-й] стрелковой дивизии выступает для занятия Митавы и Туккума [Тукумс]. Остальные части 2[-го] стрелкового корпуса остаются в прежних районах, занимая с 8 часов утра Гольдинген [Кулдигу].

д) В 5 часов утра 17.6.40 года 128[-я] мотострелковая дивизия переходит границу к западу от Пскова и двигается через Панковичи [Паниковичи], Мергоф [Мери] на Ригу для размещения в этом городе.

е) Балтийский Флот отрядом легких судов к 8 часам утра 17.6.40 года станет на Усть-Двинском [Даугавгривском] рейде.

ж) Обратить внимание на скорость движения, делая механизированными соединениями по сто километров в сутки и стрелковыми частями сорок километров в сутки.

Приказываю своевременно обеспечить подвоз горючего для выдвигаемых частей, как по грунту, так и по железной дороге.

Походное движение совершать в строгом порядке и с мерами походного охранения.

Ежедневно к 10, 16 и 22 часам представлять оперативные сводки»[1327].

В 2.45 и 2.55 17 июня заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант И.В. Смородинов и военком Генштаба комбриг Н.И. Гусев направили командующим ЛВО и БОВО соответственно директиву № 02632, в которой сообщалось содержание советско-латвийского соглашения о вводе советских войск в Латвию и уточнялось, что «переход латвийской границы советскими войсками начинается в 5 часов утра 17 июня, за исключением районов Ново-Александровск [Зарасай], Янишки [Ионишкис], в которых переход границы начинается в 8 часов утра 17 июня», а «встреча генерала Павлова с полковником Удентыньш состоится в 9 часов 17 июня на ст. Янишки»[1328]. Соответственно в 3 часа ночи командующий 3-й армии издал боевой приказ № 5/оп:

«1. Сегодня 16 июня с Латвией достигнуто соглашение аналогичное с соглашением, заключенным с Литвой. По этому соглашению войска БОВО переходят границу Латвии в 8.00 17.6.40 г.

2. 23 СД перейти границу в 8.00 с задачей движения на Двинск [Даугавпилс] и занять Двинск, прочно удерживать за собой мосты через [р.] Западная Двина. Маршрут движения главных сил дивизии оз. Дривято, Горова, Скруделино [Скрудалиена], Двинск. Маршрут движения для полка из Ново-Александровск [Зарасай] – Ново-Александровск, Двинск. Движение совершать с мерами охранения и разведкой, выбросив последн[юю] на машинах.

Для поддержания порядка в Ново-Александровске остается один батальон.

3. 25 тбр, усиленная передовым отрядом 126 СД, выходит в район Якобштадт [Екабпилс] и занимает Якобштадт до прихода частей 126 СД. Границу перейти в 8.00 17.6 на участке им[ение] Эллерн и двигаться по маршруту Понэмуна [Панямунис], Дабеснек, ст. Виезите [Виесите], Якобштадт. Занять город и прочно удерживать мосты.

4. Командиру 126 СД выделить отряд не менее стрелковой роты, посаженной на машины, и подчинить командиру 25 тбр.

5. 126 СД к исходу дня 17.6.40 г. сосредоточиться в районе согласно приказа армии № 4/оп (район Понэмуна, Понэдыэле [Панделис], Машкари [Машкенай], имея в виду в дальнейшем движение за 25 тбр на Якобштадт).

6. 2 и 27 тбр, 214 адбр перейти границу в 8.00 и двигаться по маршруту Шауляй, Митава [Елгава], Рига с задачей не позднее исхода 17.6 занять Рига и прочно удерживать. Командование объединенной группой 2 и 27 тбр и 214 адбр возлагаю на командира 2 тбр т. Куркина.

7. При совершении марша соблюдать образцовый порядок и особенно в тылу. Ни на какие провокации не поддаваться. Закупки известных средств производить, согласно ранее данных указаний.

8. О времени выступления донести по радио немедленно. В последующем доносить по радио о точном местонахождении через каждые два часа.

9. Штарм 3 – Поставы, к исходу дня 17.6.40 г. – Поневеж»[1329].

В 3.15 и 3.30 командующим войсками ЛВО и БОВО соответственно была направлена директива начальника Генштаба № 02637: «2[-й] стр[елковый] корпус имеет задачей 6[-й] танковой бригадой с батальоном 67[-й] стр[елковой] дивизии в 8 час[ов] 17.6.40 г. выступить для занятия Митавы [Елгавы] и Тукум[с]а. Остальные части 67[-й] стр[елковой] дивизии остаются в районах Виндава [Вентспилс] – Либава [Лиепая] и занимают Гольдинген [Кулдигу]. С выходом 6[-й] танковой бригады в Митава 2[-й] стр[елковый] корпус переходит в подчинение Командующего войсками БОВО»[1330].

В 3.15 и 3.40 нарком обороны маршал С.К. Тимошенко и начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников направили командующим ЛВО и БОВО соответственно директиву № 02634: «В связи с согласием Эстонского и Латвийского правительства на ввод частей Красной армии на территорию этих республик приказываю в 5 часов утра 17 июня 1940 года перейти границы этих республик нижеуказанными частями:

а) 11[-я] стр[елковая] дивизия с 2 танковыми батальонами у Нарвы и занять район и город Нарву.

б) 24[-я] стр[елковая] дивизия на участке оз. Псковское – южная оконечность ст. Изборск [Новый Изборск] и следует в район Пайде.

в) 56[-я] стр[елковая] дивизия на участке ст. Изборск [Новый Изборск] и г. Изборск и следует для занятия района и города Тарту.

г) 90[-я] стр[елковая] дивизия на участке Изборск исключительно, оз. Велье и следует для занятия района Пернова [Пярну] и города Пернов.

д) 49[-я] стр[елковая] дивизия [на участке] оз. Велье, оз. Могильно[е] и следует для занятия городов Валк [Валга] и Верро [Выру].

е) 35[-я] танковая бригада переходит границу в голове 56[-й] стр[елковой] дивизии и следует через Изборск, Печеры, Верро для занятия района (Патенгоф) Бокенгоф [Пука].

ж) 16[-я] стр[елковая] дивизия и 18[-я] танковая бригада занять Таллин и расположиться в районе Таллина и Ха[а]псалу, заняв также острова Вормс[и] и Моон [Муху].

з) 42[-я] стр[елковая] дивизия переходит [границу] на участке Соприхино – Сергин[о] и следует для занятия района Алуксне, Гулбене.

и) 48[-я] стр[елковая] дивизия переходит границу на участке ст. Двор, ст. Зилупе и следует в район Режица [Резекне].

к) 39[-я] танковая бригада переходит границу у ст. Зилупе и следует через Люцен [Лудза] в район Вальмиера – Ве[н]ден [Цесис].

л) 128[-ю] стрелковую мотодивизию [направить] от Пскова на Пашковичи [Паниковичи], Ромесканы [Ромешкалнс] и далее через Весельсгоф [Веселава] на Ригу для размещения в городе Рига. Обеспечить запасами горючего на путь следования и подвести горючее по железной дороге для питания в пути дивизии. 6[-й] танковой бригаде 2[-го] стрелкового корпуса с батальоном 67[-й] стр[елковой] дивизии в 8 часов 17.6.40 года выступить для занятия Митавы [Елгавы] и Туккума [Тукумса]. Остальные части 67[-й] стрелковой дивизии остаются в районе Ви[нда]ва [Вентспилс] – Либава [Лиепая] и занимают Голь[ди]нген [Кулдига].

м) Обратите внимание на быстрое движение, строгую маршевую дисциплину и меры походного охранения, делая стрелковыми частями переходы не менее сорока километров и механизированными частями не менее ста километров в сутки.

н) Балтийскому флоту в 6 часов утра 17.6 занять острова Вульф [Аэгна], Нарген [Найссаар] и полуостров Суроп [Сууроп], после чего войти с эскадрой в Таллин, оставив наблюдение за бухтой Поп[о]нвик [Хара-Лахт]. Блокаду берегов Эстонии и Латвии продолжать до распоряжения.

о) Ежедневно представлять оперативные сводки к 10, 16 и 22 часам»[1331].

В 4 часа утра 17 июня в штабе 3-й армии было получено распоряжение начальника штаба БОВО: «Командование 2[-й], 27[-й] танковыми бригадами, авиадесантной бригадой объединить генералу Куркину. Пехоту посадить на танки»[1332].

В 5.05 17 июня начальник штаба БОВО направил командующему 3-й армии распоряжение № 87:

«В связи с согласием латвийского правительства на ввод частей Красной Армии на территорию Латвии командующий войсками БОВО приказал:

1) 25 тбр, 2 тбр, 27 тбр, 214 адбр в 8.00 17.6, а 23 СД в 5.00 17.6 перейти границу Латвии, выполняя задачи, поставленные приказанием за № 71 от 16.6.

2) 126 СД выйти к исходу 17.6 в район Рокишки[с], Понемунек [Панямунелис], где привести себя в порядок и подготовиться к выдвижению для занятия гарнизонами Якобштадт [Екабпилс] и Фридрихштадт [Яунелгава].

3) 121 СД выйти к исходу 17.6 в район Скопишки [Скапишкис], где привести себя в порядок и подготовиться к выдвижению для занятия гарнизонами Рига, Митава [Елгава] и смены там 2, 27 тбр и 214 адбр.

4) 185 СД выйти к исходу 20.6 в Поневеж [Паневежис], где стать гарнизоном.

5) 143 СД выйти к исходу 20.6 [в] Вилькомир (Укмерге). Штакор 10 так же [в] Вилькомир (Укмерге).

6) Все остальные соединения и части остановить на месте и привести их в порядок.

7) К 16.00 17.6 в штаб округа в Минск представить делегатами на самолетах карты в масштабе 200.000 с нанесенными на них положением войск к 12.00 17.6 до полка включительно»[1333].

Тем временем соответствующие приказы на ввод в Эстонию и Латвию стали получать и войска ЛВО и КалВО. Так, командующий ЛВО направил командиру 11-й стрелковой дивизии приказ № 4676: «В связи с согласием Эстонского правительства на ввод частей Красной Армии на территорию этой республики, приказываю:

Перейти границу эстонской республики у Нарва и занять город Нарва и район города Нарва, быстро.

К выполнению задачи приступить в 5.00 17.6.40 г. Обратить внимание на быстрое движение, строгую маршевую дисциплину и меры походного охранения, делая стрелковыми частями не менее 40 км и механизированными частями не менее 100 км в сутки.

Оперсводки представлять 7.00, 9.00, 13.00 и 19.00 ежедневно»[1334].

В 2 часа ночи 17 июня для похода в Эстонию была поднята по тревоге 35-я танковая бригада, однако командующий 8-й армией остался недоволен недостаточной оперативностью приготовлений и полагал, что вооруженная танками Т-26 бригада не будет являться достойным представителем Красной армии. В результате, получив соответствующее указание, командир 1-го мехкорпуса генерал-лейтенант П.Л. Романенко направил командиру 13-й танковой бригады генерал-майору В.И. Баранову приказ № 0010: «На основании личного распоряжения командующего 8-й армией генерал-лейтенанта Пядышева – ПРИКАЗЫВАЮ:

К исходу дня 17.6.40 г. бригаду сосредоточить на эстонской территории [в] г. Бокенгоф [Пука].

Государственную границу [в] районе Ржевки перейти в 5.00 17.6.40 г. и двигаться по маршруту: Изборск, Печеры, Выру, Бокенгоф с мерами охранения; в охранение включить сапер с целью разведки и разминирования дороги. В случае обнаружения на пути движения минных полей, обходить их, не задерживаясь.

Основа передвижения – быстрота и высокая дисциплина марша. Во время движения по эстонской территории с населением в разговоры не вступать и ни за чем к нему не обращаться, чувствовать себя победителями.

Запасы горючего, боеприпасов и продовольствия взять полностью.

Донесения передавать по радио по прохождении головой Изборск, Печеры, Выру, мз. Онора, Бокенгоф.

Кроме того, передавать донесения по радио в 5.00, 7.00, 9.00, 11.00, 14.00, 17.00, 19.00 и в 21.00»[1335].

В 6 часов утра 17 июня командующий войсками БОВО генерал-полковник Д.Г. Павлов вылетел на самолете в Ионишкис для встречи с представителем латвийского командования – помощником начальника штаба латвийской армии полковником О. Удентыньшем. В ходе переговоров был выработан и в 13 часов подписан следующий протокол:

«I

Допустить размещение советских войск на латвийской территории в нижеследующих районах:

1) Цесис (Венден) – Валмиера;

2) Рига – Иелгава – Бауск[а];

3) Тукум[с] – Талси;

4) Вентспилс (Виндава) – Кулдига (Гольдинген) – государственная граница от Пикели до моря;

5) Яуниелгава (Фридрихштадт) – Мадлиэна (на русской карте «к Литве»);

6) Биржи (Бушгоф) – Екабпилс (Якобштадт) – ст. Яункалснава (ст. Ново-Кальценау);

7) Вышки (Дубны) – Иллукст [Илуксте] – государственная граница с Литвой от района Ново-Александровск (Зарасай) – Иозефово;

8) Дрицены – Баравая [Малта] – Лудза (Люцин) – Резекнэ;

9) Апе (Хоппенгоф) – ст. Гулбенэ (Альт-Гульбен[с]) – Балви (Боловск) исключительно – Алукснэ (Мариенбург) с озером включительно.

II

Размещение войск, кроме районов, указанных в основном и дополнительном соглашениях, заключенных правительствами СССР и Латвии, является временным и подлежит рассмотрению особой комиссии.

III

Перевозки по железной дороге грузов для советских войск производятся как из Советского Союза, так и из Литвы без осмотров и задержек, по мнению латвийского представителя, не нарушая нормального графика движения.

IV

Предоставить советским частям и командирам право пользования телефоном и телеграфом на сети латвийской территории на общих основаниях. Для связи между важнейшими гарнизонами советских войск в Латвии представляется по возможности прямой провод.

V

Предоставить право советскому командованию найма рабочей силы из латвийского населения для строительства и оборудования аэродромов и площадок через соответствующие латвийские административные власти.

VI

Начальникам снабжения советских войск (не ниже начальника снабжения дивизии) предоставить возможность и оказать активное содействие в закупке потребных видов продовольствия и фуража из свободных ресурсов в Латвии через соответствующие административные власти.

VII

О военно-морских силах СССР вопрос не обсуждался; будет рассмотрен в особом соглашении»[1336].

Одновременно в Нарве состоялись переговоры заместителя наркома обороны СССР генерала армии К.А. Мерецкова и главнокомандующего вооруженными силами Эстонии генерала Й. Лайдонера. завершившиеся в 15 часов подписанием следующего протокола:

«1. Допустить размещение войск Красной Армии на территории Эстонской республики в нижеследующих районах:

1. Западного приморского побережья до линии Таллин, Раппель [Рапла], Виртсу;

2. Нурме, Пернов [Пярну], Мойзекюля, Ула, Кабли, Цинтенгоф [Синди];

3. Ристикюля, Карукюля, Мыйзакюля;

4. Раквере, Тапа, Клейн;

5. Пайде, Арокюля, Сооливере, Тамси;

6. Мз. Старо-Вайдома, Пяйдре, Немме и в городе Вильянди;

7. Оз. Вейс-Ярвь [Вейсъярв], Вейкеворокюля, Коркюль, Мз. Бенгоф и в городе Терва;

8. Валк [Валга], П. Гаука, Верро [Выру], Мз. Каролен [Карула];

9. Мз. Куккулин, ст. Вапрамяе, Мора, Вягвере и в городе Тарту;

10. Иевве, Кренгольм, Нарва, Нарва-Иоэсу, Силламяги, рзд. Орро.

11. Острова Вормс[и], Моон [Муху] и полуострова Суроп, а также и все пункты, занимаемые войсками Красной Армии по основному договору;

12. Острова Вульф [Аэгна] и Нарген [Найссаар].

2. Представители Эстонского командования согласились:

1. Всей Эстонской авиацией воздержаться от полетов над Республикой в течение 14 дней от подписания настоящего соглашения.

2. Предоставить Советскому командованию в Эстонии возможность наиболее полного использования железнодорожного и других видов транспорта для перевозок войск и всяких грузов, в том числе и горючего, до пунктов дислокации советских войск и пропускать советские эшелоны поездов с грузами в районе размещения войск Красной Армии в Эстонии. Взаимные расчеты за пользование железной дорогой производить по предъявлении счетов через торгпредство Союза ССР в Эстонии.

3. В связи с ростом масштаба перевозок по железной дороге для частей Красной Армии в Эстонии предоставить возможность Советскому командованию иметь военных комендантов с аппаратами на основных железнодорожных узлах: Таллин, Пернов [Пярну], Валк [Валга], Тарту, Тапс [Тапа], Нарва.

4. Обеспечить возможность беспрепятственно отводить годные участки земли под аэродромы и посадочные площадки в местах по указанию командования советских войск в Эстонии.

5. Для постановки службы управления советскими войсками в Эстонии и службы ВНОС иметь советских представителей командования на телефонно-телеграфных узлах: Таллин, Хаапсалю, Пернов, Валк, Вильянди, Верро [Выру], Тапа, Раквере, Нарва, Тарту, Печора, Изборск.

6. Предоставить Советскому командованию в Эстонии право найма рабочей силы из местного населения для строительства и оборудования аэродромов и площадок.

7. Предоставить возможность начальникам снабжения советских войск (не ниже начальника снабжения дивизии) закупки отдельных видов продовольствия и фуража из свободных ресурсов Эстонии.

8. Для освещения гарнизонов и аэродромов советских войск в Эстонии предоставить им возможность пользоваться электроэнергией.

9. Во избежание недоразумений и провокаций в течение 48 часов от подписания соглашения изъять оружие у всего гражданского населения Эстонии и хранить его на эстонских военных складах.

10. В случаях необходимости по требованию советского командования, настоящая дислокация советских войск может быть пересмотрена»[1337].

Пока шли переговоры военных представителей сторон, войска ЛВО, КалВО и БОВО начали операцию по вводу войск на территорию Эстонии и Латвии, а также продолжали продвижение по территории Литвы[1338]. Авангард 11-й стрелковой дивизии в 5 часов утра перешел границу Эстонии, в 7 часов вступил в Нарву, а в 8.30 занял Йыхви, куда в 14 часов прибыл бронепоезд № 60. Главные силы дивизии вошли в Нарву в 8.40. К 19 часам части дивизии сосредоточились в районах Удриа, Яамакюля, Ластенколоний, Аувере, р. Плюсса, Нарва. Одновременно в соответствии с полученным в 6 часов утра приказом начали действовать и соединения дислоцированного в западной части Эстонии 65-го ОСК. В 11.40 47-й стрелковый полк 16-й стрелковой дивизии вошел в Таллин. Остальные подразделения дивизии в течение дня подтягивались к городу и организовывали в нем службу боевого обеспечения. 18-я танковая бригада с приданными подразделениями 16-й стрелковой дивизии в 8 часов выступила в направлении Таллина и в 14.40 вступила в город. Ранним утром десанты КБФ высадились на островах Аэгна и Найссаар и заняли полуостров Сууропи. На рейде Таллина стали на якорь линкор «Октябрьская революция», 4 сторожевых корабля и 2 эскадренных миноносца. Уже «в 10 час[ов] ген[ерал] Траксмаа и его помощники были приглашены в полпредство для совместного разрешения вопроса о местах расквартирования частей Красной Армии. Были намечены в качестве пунктов расположения наших частей в Таллине такие его районы – Копли, ипподром, военная школа и центр г. Таллина для размещения штаба. Красноармейцы расположились временно под открытым небом, пока закончится освобождение жилых помещений»[1339].

Войска 8-й армии в 5 часов утра начали переход границы Эстонии. 24-я стрелковая дивизия около 7 часов утра вошла в Новый Изборск, в 10.30 находилась на переправе через р. Обдех, а к 14 часам достигла р. Пиуза. К исходу дня дивизия сосредоточилась в районе Микитамяэ, Ярвепяа, Кяхква, имея передовой отряд на линии Подсосонье, Лепику. Перейдя границу у Ржевок в 6.20 утра, 56-я стрелковая дивизия в 7.30 подошла к Изборску, в 14 часов прошла Печоры, а к исходу дня вышла в район Ала-Ханикасе, Тамме, Кивесту, имея передовой отряд на рубеже Мадала, Тири. 49-я стрелковая дивизия в 6 часов утра прошла границу в районе озер Велье и Могильное, в 10.30 прошла Луги и Шилово, в 16.30 подходила к Лаврам и расположилась на ночлег в районе Миссо. 90-я стрелковая дивизия начала переход границы с опозданием, так как ожидала, что эстонцы проделают проходы в проволочных заграждениях. Однако, в конце концов, проходы пришлось делать саперам дивизии, которая в 13 часов проходила Дубровку, к 16 часам находилась в районе Кирова, Радая, Митроски, а на ночлег расположилась в районе мыза Вастселийна, Раудоя. В 5.30 128-я стрелковая дивизия прошла Изборск, а в 16.30 подошла к Рижскому шоссе на эстоно-латвийской границе в районе Мяэмурати, откуда двинулась в сторону Риги и в 18 часов находилась в 6 км юго-восточнее Смилтене. 13-я танковая бригада в 7 часов перешла границу, в 8.08 вошла в Изборск, в 12.05 прошла Тахну и в 18.30 вступила в Пука (Бокенгоф). Однако из-за поломок техники и перебоев с горючим колонна бригады растянулась на 50 км. 42-я стрелковая дивизия в 12 часов все еще находилась на границе. Задержка была вызвана заменой зимнего обмундирования на летнее. В 16.30 дивизия достигла района Черный Ручей, Странники, Горки, а к исходу дня вышла в район Лиепна.

Южнее войска Особого стрелкового корпуса вступили в Латвию. Перейдя в 7.30 границу, 39-я танковая бригада к 9 часам достигла района Бобиши, в 12 часов вступила в Резекне, а к 18 часам достигла района Варакляны, Виляны. В 5.20 48-я стрелковая дивизия начала переход границы южнее оз. Синее, в 11 часов ее главные силы находились в районе Бриги, а к 18 часам дивизия достигла района озеро Цирмас, Лудза, Шелекова.

В 7.30 утра 17 июня командующий 3-й армии издал боевой приказ № 6/оп:

«В связи с согласием Латвийского правительства на ввод частей Красной Армии на территорию Латвии – ПРИКАЗЫВАЮ:

1. 25, 2 и 27 тбр, 214 адбр, 23 СД переходят латвийскую границу в 8.00 17.6.40 г., выполняя задачи, согласно приказа по войскам армии № 5/оп от 17.6.40 г.

2. 126 СД к исходу 17.6 выйти в район Понэмуна [Панямунис], Понэдыэле [Панделис], Машкари [Машкенай], где привести себя в порядок и подготовиться к выдвижению для занятия гарнизонами Якобштадт [Екабпилс] и Фридрихштадт [Яунелгава].

3. 121 СД к исходу 17.6.40 г. выйти в район Купишкис (40 км с[еверо-]в[осточнее] Поневеж [Паневежис]), где привести себя в порядок и подготовиться к выдвижению для занятия гарнизонами Рига и Митава [Елгава] и смены там 2 и 27 тбр и 214 адбр.

4. К исходу 20.6 в Поневеж прибывает 185 СД, к этому же сроку в Вилькомир (Укмерге) прибывает 143 СД и штакор 10.

5. Все остальные части и соединения остановить на месте и привести их в порядок.

6. Точно в 15.00 17.6.40 г. представить в штаб армии делегатами на самолетах карты масштаба 200.000 с нанесенными на них положением войск к 12.00 17.6.40 г. до полка и отдельной части включительно»[1340].

Правда, несколько позднее в тот же день начальник штаба 3-й армии направил командирам 4-го стрелкового корпуса и 121-й стрелковой дивизии приказание № 0662 об отмене пункта 3 вышеприведенного приказа. Вместо этого дивизии следовало оставаться на месте расположения и привести себя в порядок[1341].

Выполняя приказ командования, войска БОВО также двинулись в Латвию. В 11.20 границу перешла 23-я стрелковая дивизия, которая в 15.30 заняла Даугавпилс. В 9.30 генерал-полковник Д.Г. Павлов лично посетил сосредоточенную у Ионишкис 2-ю танковую бригаду с 617 бойцами 214-й авиадесантной бригады на броне и поставил ей задачу в 12 часов выступить на Ригу. Выполняя этот приказ, передовой отряд бригады в 11.30 перешел границу, в 12.20 вступил в Елгаву, а в 13.45 прибыл в Ригу. Главные силы бригады перешли границу в 13 часов, прибыли в Елгаву в 14.20, а в 15.30 сосредоточились в Риге. 27-й танковой бригаде с 450 бойцами 214-й авиадесантной бригады на броне пришлось взять горючее у самолетов на шяуляйском аэродроме, поэтому на южную окраину Риги она прибыла только к 23 часам. Одновременно начали действовать и войска дислоцировавшегося в Латвии 2-го ОСК. Отряд 10-го танкового полка к 13 часам занял Скрунду. Отряд, высланный 6-й танковой бригадой, в 15.30 находился в 25 км южнее Талсы. Основные силы бригады с 20 часов занимали Елгаву и Тукумс. Один отряд 67-й стрелковой дивизии к 12 часам занял Кулдигу, а другой в 23.30 вступил в Тукумс. Остальные части дивизии находились в Лиепае и Вентспилсе.

В 16.15 начальник Генштаба РККА направил командующему войсками БОВО директиву № 02638:

«1. Штаб 2 ск [с] получением сего перевести в Ригу. В состав 2 ск включить 67[-ю] и 128[-ю] стр[елковые] дивизии, 6[-ю], 2[-ю], 27[-ю] и 39[-ю] танковые бригады. 128 сд прибывает из Пскова на авто в Ригу и 39[-я] т[анковая] бригада из Режицы [Резекне] в район Венден [Цесис] – Вольмар [Валмиера].

2. Штаб 4[-го] стр[елкового] корпуса – Двинск [Даугавпилс], в состав корпуса включить 48[-ю] стр[елковую] дивизию (Режица), 121[-ю] и 23[-ю] стр[елковые] дивизии и 25[-ю] танк[овую] бригаду.

3. Генерал-лейтенанту Морозову самому срочно выехать в Ригу»[1342].

Однако в 22.30 в штабе 3-й армии было получено распоряжение № 00176 начальника штаба БОВО генерал-лейтенанта М.А. Пуркаева с уточнением состава 4-го стрелкового корпуса: «Начальник Генерального штаба приказал: штаб 4 ск дислоцировать в Двинск. В состав корпуса включить 48 сд (Режица), 126 и 23 сд и 25 тбр. Об исполнении донесите»[1343].

Тем временем войска БОВО продолжали продвижение по территории Литвы. На фронте 3-й армии вдоль границы Латвии совершали марши соединения 4-го стрелкового корпуса, управление которого в 16 часов прибыло в Скапишкис. 126-я стрелковая дивизия продвигалась из района Дусетос через Камаяй на Панемунелис и к вечеру достигла района Нявяряй, Аукштакальни, Калбутишкес. 121-я стрелковая дивизия к 12 часам вышла в район Вайнейкяй, Шядуйкяй, Вилучяй, Ужпаляй. Выполняя приказ, 25-я танковая бригада из района Станкунай в 5 км северо-восточнее Скапишкис двинулась к Биржай, но в 16.25 была остановлена в 10 км от города и с 17 часов направилась на Екабпилс, перейдя в 23 часа границу Латвии. Войска 3-го кавалерийского корпуса завершали сосредоточение в указанном районе. Испытывавшая постоянные перебои с горючим, 1-я мотострелковая дивизия с 11.30 медленно продвигалась в направлении Паневежиса и к исходу дня ее отдельные подразделения располагались в районах Машинкяй, Аникщяй, Утена, Таурагнай. 7-я кавдивизия в 5 часов утра выступила из района Аникщяй, Андрёнишкис и к 20 часам достигла Паневежиса, расположившись в 1,5 км северо-восточнее города. 36-я кавдивизия в 2.30 выступила с привала в районе Каварскаса и к 16 часам сосредоточилась в 5 км юго-западнее Паневежиса. Туда же в 19.30 прибыло и управление 3-го кавалерийского корпуса. Южнее продвигались соединения 24-го стрелкового корпуса. В 3 часа ночи 10-я стрелковая дивизия находилась в районе Утена, Вижуонос, а к исходу дня вышла в район между Шимонис и Сведасай. 55-я стрелковая дивизия из района Жички, Лабанорас продвинулась в район между Скемонис, Скудутишкис, занимая одним батальоном 107-го стрелкового полка Молетай. Главные силы 55-й танковой бригады оставались в районе Гимжишкес, Качюнай севернее Куктишкес, а 3-й и 4-й батальоны в 5 часов и 8.30 соответственно выступили в направлении Панямуниса, в 10 часов прошли Камаяй и в 15 часов сосредоточились в Панямунисе. 113-я стрелковая дивизия оставалась в районе Мадзюны, Межаны.

Войска 11-й армии, оперативная группа штаба которой прибыла в Каунас, также продолжали продвижение. На правом крыле армии двигались соединения 10-го стрелкового корпуса. 185-я стрелковая дивизия с 5 часов утра выступила из Вильнюса в Паневежис, к 13 часам достигла Майшягалы и к исходу дня сосредоточилась в районе Друбляны, Бреданцы, Келе. Оставшаяся в Вильнюсе 84-я стрелковая дивизия в течение дня заняла своими подразделениями Кемелишки, Тракай, Лентварис и Пагиряй. 21-я танковая бригада с утра выступила из Ионавы в Пасвалис, где должна была перейти в подчинение 3-й армии, но в 16 часов в Кедайняй бригада получила приказ о возвращении в Ионаву. Войска 6-го кавалерийского корпуса двинулись в западные районы Литвы. 6-я кавдивизия в 8 часов выступила из Каунаса в Тельшяй и в 14 часов вступила в Вилькию. 4-я кавдивизия в 9 часов выступила из Алитуса в Каунас и в 13 часов достигла Езнаса, а в 19 часов вступила в Румшишкес. Совершив ночной марш, 29-я танковая бригада к 9 часам утра подошла к Шяуляю, где остановилась на отдых по распоряжению инспектора кавалерии РККА генерал-полковника О.И. Городовикова. 22-я танковая бригада к 11.30 передислоцировалась в район Шедувы, откуда вечером выступила в направлении Ионавы. Вдоль р. Неман на север продвигались и войска 11-го стрелкового корпуса. 125-я стрелковая дивизия продолжала марш в район Расейняй, Таураге и к исходу дня достигла района Пренай, Бирштонас, Неманюнай. 29-я стрелковая дивизия с утра находилась в районе Дайнава, Пустакемяй, Вевис, а затем выступила в Шяуляй. 115-я стрелковая дивизия медленно продвигалась на север по восточному берегу р. Неман. 32-я танковая бригада, двигаясь из Круонис в Жиненай, к 18 часам находилась около Каунаса. 33-я стрелковая дивизия в 6 часов утра выступила из района Уцеха, в 13 часов находилась в 15 км севернее Мяркине, а в 19 часов подходила к Алитусу. 143-я стрелковая дивизия с 5 часов утра выступила из Гудогая в Вильнюс, к 13 часам достигла Шумскаса, а к исходу дня сосредоточилась в районе Колобаришки, Новосяды, Ошмянка. Подразделения 5-й стрелковой дивизии занимали Каунас, Пренай, Алитус и Порубанок, а 142-й стрелковый полк дивизии с 2.10 17 июня на автомашинах начал перебрасываться в Шяуляй, куда передовые части полка прибыли в 11.20.

КБФ продолжал морскую блокаду стран Прибалтики. Отряд легких сил задержал 7 латвийских судов, которые были отведены в Аренсбург. Миноносец «Ленин» задержал и отвел в Лиепаю латвийские суда «Гайда», «Гайдруне» и «Консул Францине». Дозорные корабли Балтийской ВМБ задержали парусно-моторные суда «Хильдана», «Миналайд», «Салимда», «Нериланд», «Тритон» и латвийские пароходы «Гайсма» и «Оскар», которые были приведены в Палдиски. Подводная лодка «Щ-301» осмотрела 2 финских парусно-моторные шхуны и 2 транспорта, направив их в Котку. Подводная лодка «С-3» конвоировала транспорт «Оренсбург» в Аренсбург. В результате проведения всех этих мер выход судов из Риги прекратился. 10 торпедных катеров и 10 катеров «МО» прибыли на острова Аэгна и Найссаар. Подводные лодки «П-1», «П-2», «П-3», «Щ-301», «Щ-302», «Щ-322», «Щ-323», «Щ-317» и Отряд легких сил находились в своих районах и продолжали вести блокаду. Подводные лодки «Щ-318», «Щ-319», «Щ-320» и «Щ-324» находились на переходе в Таллин, плавучая база «Полярная звезда» – на переходе из бухты Тагалахт в Таллин, миноносец «Володарский» – в дозоре в районе маяка Мохни – Кери, а базовый тральщик «Шкив» – в районе острова Осмуссаар. Транспорт «Казахстан» находился на переходе из Кронштадта в Палдиски, куда уже прибыли из Ханко транспорты «2-я Пятилетка» и «Пионер». С 8 часов утра на рейде Даугавгривы в устье р. Даугава находились миноносец «Гордый» и подводная лодка «С-1».

Подводя итог действий КБФ, нарком Военно-морского флота 17 июня направил И.В. Сталину, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову, А.А. Жданову и С.К. Тимошенко докладную записку № 16765/с:

«Докладываю:

Согласно разработанного плана части Краснознаменного Балтийского Флота выполнили следующие задачи в течение 17.06.40 г.

1. В 06 час. 00 мин. 21[-й] жел[езно]дор[ожный] батальон КБФ вступил на территорию батареи Сууропи.

2. В 06 час. 30 мин. батальон морской пехоты высадился на остров Аэгна (Вульф).

3. В 07 час. 05 мин. батальон морской пехоты высадился на остров Найссаар (Нарген).

4. В 07 час. 40 мин. батальон моряков высадился на территорию порта Таллин.

5. В 07 час. 50 мин. линкор “Октябрьская Революция” с четырьмя сторожевыми кораблями и двумя миноносцами стали на якорь на рейде Таллин.

6. Лодкам, находящимся у берегов Швеции и Финляндии, приказано вернуться в свои базы.

7. Отрядом легких сил в составе: кр[ейсер] “Киров” с двумя лидерами и тремя миноносцами, десятью подводными лодками, двумя тральщиками и канлодкой “Красное Знамя” продолжается блокада побережья Литвы, Латвии и Эстонии.

8. Задержанные транспорта находятся под охраной наших кораблей в местах досмотра.

9. Всем кораблям блокады дано приказание беспрепятственно пропускать транспорта, принадлежащие государствам неблокированных стран»[1344].

События 17 июня показали, что каких-либо крупномасштабных боевых столкновений не будет, и советское командование стало уточнять задачи войскам. Так, командующий 11-й армии в 11 часов издал боевой приказ № 05/оп:

«Первое: В связи с мирным разрешением наших требований Эстонией и Латвией, до окончательного разрешения конфликта Народным Комиссаром Обороны – приказано войскам армии дислоцировать[ся] на территории Литвы гарнизонами.

Второе: 1 °CК – продолжать сосредоточение 185 и 143 СД в указанных приказом № 3/оп районах. Штакор – Укмерге (Вилькомир).

Третье: 11 СК – а) 125 СД, следуя по указанному ранее ей маршруту, к исходу 20.6 сосредоточиться в районах: Расейняй, Таураге, Панемунис. Управление дивизии – Расейняй.

б) Остальные соединения впредь до особого приказа остановить в районах большого привала и расположить: 1) 29 СД – Евье [Вевис], Дайново [Дайнава], Пустемя [Пустакемяй], 2) 115 СД в районе Прены [Пренай], Бирштонос, Неманюняй, 3) Управление 11 СК с корпусными частями 17.6 – Крони [Круонис], 18.6 – Каунас.

в) 32 тбр сосредоточиться в районе Женяны [Жиненай], Преображенскас, Ряжай. 22 тбр оставаться в районе Румшишки.

Четвертое: 6 КК [ – ] а) Управление 6 КК с корпусными частями к исходу 18.6 перейти в Шауляй.

б) 4 КД – 18.6 сосредоточиться в районе Кел[ь]ме, Кал[ь]т[и]ненай, Немакшняй [Нямакщяй].

в) 6 КД – к исходу 19.6 сосредоточиться [в] Тельш[я]й.

Пятое: 21 тбр к исходу 18.6 сосредоточиться в районе Ионава.

Шестое: Управление 16 СК к исходу 18.6 перейти в Вильно и объединить руководство 84 (Вильно), 115 и 33 СД.

а) 5 СД оставить в Каунас, переброску в Шавли [Шяуляй] отменить.

Седьмое: 33 СД к исходу 17.6 сосредоточиться в районе Алитус, Варена.

Восьмое: дислокация отдельных частей и соединений – дополнительно»[1345].

В 17.08 и 17.40 заместитель начальника Генштаба направил командующим БОВО и ЛВО соответственно директиву № 02639: «Немедленно все полки АРГК остановить там, где они находятся и далее не продвигать. Немедленно сообщите, где они будут задержаны»[1346]. В 19 часов начальник Генштаба направил командующему БОВО директиву № 02642: «Мотоотряд 2-го стрелкового корпуса, расположенный в Эзерн [Эзере], срочно передвинуть и занять Тельши [Тельшяй]. Об исполнении донести»[1347].

В 23.40 начальник Генерального штаба направил Павлову директиву № 02645: «Народный Комиссар Обороны приказал не позднее 18 июня занять отрядами не менее стр[елкового] батальона каждый следующие пункты: Поланген [Паланга], Кретинген [Кретинга], Константиново [Кведарна], Скавдвиле [Скаудвиле], Шаки [Шакяй], Вильковишки, Мариамполь, Лодзее [Лаздияй]. В пунктах Мариамполь, Вильковишки и Поланген отряды усилить танками. По занятии указанных пунктов организовать охранение и разведку. На границу войск и разведывательных частей не выводить ближе 10 километров от границы. От отряда в Скавдвиле охраняющие части держать в 10 километрах к северу от Тауроген [Таураге].

С подходом 6[-й] кавдивизии – занять ею Россиены [Расейняй] и Тельши [Тельшяй]»[1348].

Соответственно в 1.30 18 июня командующий 11-й армии приказал командиру 16-го ОСК: «Немедленно подготовьте из состава 5 сд четыре отряда каждый силою в стрелковый батальон и на машинах отправьте 1 отряд в Паланга (на берегу моря), 2 – Кретинга, 3 – лес сев[ернее] Таураге, 4 – Скаудвиле.

Отряд в Паланга усилить танковой ротой и рацией 11АК.

Отрядам придать по 1 легковой машине с делегатом и сопровождать самолетами с тем, чтобы знать о их движении через каждые два часа.

Отряды должны прибыть в пункты назначения к исходу 18.6 и подготовить позиции для обороны.

Отрядам иметь охранение и разведку, но не ближе 10 км от границы.

Отряды остаются в подчинении командира 5 сд.

В Паланга иметь штаб полка, выделивший батальоны, для объединения отрядов в Паланга и Кретинга.

Обратите внимание на организацию снабжения и связи.

Доносить в штарм 11 (Каунас) о движении каждого отряда в каждый четный час и особо о времени выступления и прибытия в указанные пункты»[1349].

Правда, уже в 7.00 заместитель начальника штаба 11-й армии генерал-майор А.А. Павлович передал в штаб 16-го ОСК:

«Командующий 11[-й] армией – приказал:

Во изменение и дополнение к ранее отданному приказанию от 18.6.40 г. вместо высылки отрядов [в] лес сев[ернее] Таураге, выслать [отряд] такого же состава – [в] Константинове [Кведарна] к тому же времени.

[В] лес[у] сев[ернее] Таураге держать охранчасти из отряда Скавдвили [Скаудвиле].

О времени высылки отряда и маршрутов движения – немедленно донести в штаб армии для доклада наркому»[1350].

Тем временем в 1.10 18 июня начальник Генерального штаба направил начальникам штабов БОВО и ЛВО шифротелеграмму № ОУ/802, которой приказывалось «в целях организации бесперебойного снабжения войск, находящихся на территории Эстонии, Латвии и Литвы, горючим, боеприпасами и продфуражом» организовать на станциях Бигосово, Крулевщизна, Молодечно, Лида, Себеж, Псков и Кингисепп промежуточные базы снабжения. Создать на базах неприкосновенный запас в размере 1 комплекта боеприпасов, 3 заправок горючего и 15 суточных дач продфуража на все базирующиеся части. В гарнизонах на территории Эстонии, Латвии и Литве следовало иметь полностью возимые и носимые запасы в размере 1 1/4 боекомплекта. 3 заправок горючего на все машины и 10 суточных дач продфуража. Требовалось в местах размещения войск организовать хлебопечение и санитарное обслуживание. Для сопровождения снабженческих поездов на территорию Эстонии, Латвии и Литвы до пунктов назначения назначить комендантов поездов. Для недопущения простоя вагонов было приказано снабдить погрузочно-разгрузочной техникой те станции, где эшелоны будут перегружаться с широкой железнодорожной колеи на узкую. От штабов округов требовалось 19 июня представить план организации промежуточных баз и доложить о готовности всех мероприятий[1351].

В 3.58 18 июня в штабе 3-й армии было получено распоряжение начальника штаба БОВО № 94: «Командующий войсками округа приказал установить следующую разграничительную линию между армиями: Столбцы включительно для 3[-й] армии, Вильно включительно для 11[-й] армии, Укмерге включительно для 3[-й] армии, Шауляй включительно для 11[-й] армии, р. Вента до Лецкава [Ляцкава] и далее по границе Латвии с Литвой до моря»[1352].

18 июня части Красной армии продолжали движение по территории Эстонии, Латвии и Литвы[1353]. Соединения 65-го стрелкового корпуса (16-я стрелковая дивизия и 18-я танковая бригада) располагались в районе Таллин, Нымме. В первой половине дня 11-я стрелковая дивизия находилась в районе Йыхви, Нарва. На станции в Нарве находился бронепоезд № 52. В 14.05 командир дивизии получил приказ занять в тот же день стрелковым батальоном на автомашинах и ротой танков БТ Раквере, где следовало организовать охранение, патрулирование и дозорную службу. Высланный в 17 часов отряд в составе 3-го стрелкового батальона 219-го стрелкового полка и 2-й танковой роты 202-го отдельного разведывательного батальона в 20.30 вошел в Раквере, куда со станции Йыхви прибыл и бронепоезд № 60.

Южнее продолжали продвижение войска 8-й армии. 13-я танковая бригада в течение дня оставалась в 4 км западнее ст. Пука, а высланный ею 15-й танковый батальон в 19.45 вошел в Валгу. Основные силы бригады занимались подтягиванием и ремонтом отставших 32 танков, 2 бронемашин и 54 автомашин. В 5.45 из Гдова 274-й стрелковый полк 24-й стрелковой дивизии начал сосредоточение около Устья на берегу Чудского озера с задачей к исходу дня войти в Тарту. В распоряжении 8-го погранотряда имелось 14 пограничных сторожевых катеров, 16 мотоботов и 6 барж, которые были на скорую руку переоборудованы для перевозки людей, лошадей и грузов. В 11 часов первый эшелон полка на катерах начал переправу через озеро. Однако выяснилось, что в районе Калласте западный берег озера слишком пологий и ближе чем на 200–300 метров суда подойти к нему не могут. Поэтому пришлось высаживать личный состав с пулеметами прямо в воду, которая местами была людям по грудь. За 6 рейсов к 17 часам полк завершил переправу и двинулся к Тарту. Артиллерия полка и обозы были направлены на баржах по реке Эмайыги до Тарту.

Тем временем соединения 1-го стрелкового корпуса продолжали движение в направлении Тарту. 24-я стрелковая дивизия с утра выступила с ночлега в районе Микитамяэ, Ярвепяа, Кяхква, Кито в сторону Тарту и в 11 часов находилась в районе Ряпина. К 16 часам ее передовой отряд находился в 4 км, а основные силы – в 10 км южнее Тарту в районе р. Ахья, Рабандику, Моосте, Разина. Выступив с места ночлега, 56-я стрелковая дивизия в 11 часов находилась в районе Левекюля, Лахва, Оржуо, к 16 часам подходила к Пайдра в 17 км юго-восточнее Пылва, а к 24 часам достигла района Пылва, Кильзи, Сууркюла, Алакюла. Передовой отряд дивизии в ночь на 19 июня вступил в Тарту. Соединения 19-го стрелкового корпуса также продолжали марши. 90-я стрелковая дивизия после ночлега в районе мызы Вастселийна, Раудоя с 8.45 выступила в направлении Выру, Антсла. В 11 часов стрелковый батальон дивизии на автомашинах был отправлен в Валгу. К 16 часам основные силы дивизии находились западнее Выру. 49-я стрелковая дивизия с 9 часов утра выступила из района мызы Миссо и к 15 часам заняла одним стрелковым полком Выру, а главными силами находилась южнее в районе Рыуге, Райметса, Раудсеппа, Варсту. 42-я стрелковая дивизия к 9 часам утра находилась на южном берегу озера Алуксне, а передовой отряд дивизии в 18 часов вошел в Гулбене.

Соединения 2-го стрелкового корпуса занимали Ригу и западные районы Латвии. 67-я стрелковая дивизия оставалась в районах Лиепаи и Вентспилса, занимая отдельными отрядами Тукумс и Кулдигу. Отряд 6-й танковой бригады в 4 часа утра занял Талсы, а мотомеханизированный отряд 10-го танкового полка из Эзере вместо Тельшяя прибыл в 22 часа в Палангу. Кроме того, отряды полка занимали переправы через р. Вента в Нигранде и Скрунде. Продолжая марш в сторону Риги, 128-я стрелковая дивизия в 14.20 достигла района Сигулды, а в 17 часов передовыми частями вышла на восточную окраину Риги. По восточным районам Латвии продолжали продвижение войска Особого стрелкового корпуса. 39-я танковая бригада с 5 часов утра двинулась в направлении Баркава, Мадона, в 13 часов прошла Велти, а к 17 часам достигла района озера Алауксте. 48-я стрелковая дивизия с 6 часов утра выступила с ночлега и в 13 часов вступила в Резекне. 85-я, 86-я стрелковая дивизии и 1-я особая кавбригада находились в прежних районах сосредоточения на территории КалВО. В 15.45 штаб корпуса просил Генштаб разрешить отвести 85-ю стрелковую дивизию и 1-ю особую кавалерийскую бригаду в район Идрицы, где поставить лагерем и развернуть боевую подготовку. Кроме того, запрашивалось мнение командования о пропуске задержанных на границе грузов для 2-го стрелкового корпуса. В 17.33 поступил ответ из Москвы, согласно которому следовало отправлять грузы по месту назначения, а «указанные Вами части держать в боевой готовности и ждать распоряжений»[1354].

Войска 3-й армии, управление которой с 14 часов начало передислокацию в Паневежис, продолжали продвижение по северо-восточным районам Литвы и юго-восточным районам Латвии. Войска 4-го стрелкового корпуса продолжали занятие указанных им районов в Латвии. 23-я стрелковая дивизия сосредоточилась в Даугавпилсе, занимая одним батальоном Зарасай. 126-я стрелковая дивизия к исходу дня находилась в 7–12 км юго-западнее Рокишкис. 121-я стрелковая дивизия была остановлена для отдыха в районе между Шимонис и Сведасай. Передовой отряд 25-й танковой бригады в 8.30 вступил в Екабпилс, а главные силы сосредоточились в городе к 10 часам. 7-я, 36-я кавалерийские дивизии 3-го кавалерийского корпуса продолжали оставаться в районе Паневежиса. 1-я мотострелковая дивизия к исходу дня стала выходить передовыми частями на юго-восточные подступы к Паневежису, тогда как остальные части растянулись до Трошкунай. Соединения 24-го стрелкового корпуса продолжали продвижение. 55-я танковая бригада главными силами находилась в районе севернее Куктишкес, имея два батальона в Панямунисе. 10-я стрелковая дивизия прошла Ужпаляй и Сведасай и к исходу дня находилась в 20 км юго-западнее Камаяй. 55-я стрелковая дивизия в середине дня находилась западнее Лабанораса, а к вечеру вышла в район Скемонис, Аланта.

В 11.45 18 июня начальник штаба 3-й армии направил командиру 4-го стрелкового корпуса приказание № 00698:

«На основании телеграфного распоряжения штаба БОВО от 17.6.40 г. № 00176 в состав 4 СК включаются 23 СД, 126 СД, 48 СД и 25 тбр.

Командующий армии приказал:

1. Штабу 4 СК немедленно выступить из занимаемого района и сосредоточиться в Двинск [Даугавпилс].

2. Частям 126 СД немедленно выступить из занимаемого района и сосредоточиться:

а) 690 и 336 СП, 358 АП – в Якобштадт [Екабпилс];

б) 55 °CП, 501 ГАП – в Фридрихштадт [Яунелгава].

Штадив – Якобштадт.

3. 23 СД заканчивает сосредоточение в Двинск.

4. 48 СД сосредоточилась в Режица [Резекне], установите с ней связь и представьте сведения о численном и боевом составе.

5. 25 тбр – сосредотачивается в Якобштадт.

6. 448 КАП немедленно поставьте задачей выступить из занимаемого района и сосредоточиться в Двинск.

О времени выступления немедленно донести в Опер[ативную] группу штарм в Поневеж [Паневежис]. В последующем доносить по радио через каждые 2 часа.

На марше соблюдать образцовый порядок и особенно в тылу. Ни в какие провокации не вступать.

По прибытии в Двинск немедленно установить связь со штармом в Поневеж.

Штарм 3 к исходу 18.6.40 г. прибудет в Поневеж»[1355]. Соответствующее приказание № 00699 было также направлено и командиру 126-й стрелковой дивизии[1356].

На фронте 11-й армии продолжалось движение советских войск в центральные районы Литвы. На правом крыле армии продвигались соединения 10-го стрелкового корпуса. 185-я стрелковая дивизия с утра совершала марш в Паневежис и к исходу дня достигла Укмерге. 143-я стрелковая дивизия продолжала движение в направлении Укмерге и к 20 часам вышла в район Лайдогола, Шведы, Бондары (Бендоряй). 21-я танковая бригада сосредоточилась в Ионаве. Войска 11-го стрелкового корпуса также продолжали продвижение. 29-я стрелковая дивизия из района Дайнава, Пустакемяй, Вевис переместилась в Кайшадорис. 115-я стрелковая дивизия к исходу дня вышла в район Пренай, Бирштонас, Неманюняй. 3-й батальон 708-го стрелкового полка дивизии под командованием старшего лейтенанта Протасова в 5 часов утра выступил на автомашинах в Калварию. В 14 часов 1-й и 2-й батальоны 708-го полка под командованием капитана Седых и старшего лейтенанта Полуянка соответственно были отправлены на автомашинах в Мариамполь и Вилкавишкис, а в 15 часов 1-й батальон 638-го стрелкового полка под командованием старшего лейтенанта Шпакова – в Шакяй. 125-я стрелковая дивизия в 4.30 утра выступила в направлении Таураге, Расейняй и к исходу дня подходила к Кулаутува. 5-я стрелковая дивизия оставалась в Каунасе, выслав в 10.00–10.15 1-й батальон 142-го стрелкового полка с танковой ротой 310-го отдельного танкового батальона и штабом полка в Палангу, а 3-й батальон полка в Кретингу. 2-й батальон 142-го полка был направлен сначала в Скаудвиле, но затем получил приказ занять Кведарну, а батальон 190-го полка, выступивший в район севернее Таураге, был направлен в Скаудвиле. В 16.30 эти отряды заняли Скаудвиле, а в 22 часа – Палангу и Кретингу. 84-я стрелковая дивизия находилась в Вильнюсе.

Соединения 6-го кавалерийского корпуса были направлены для занятия северо-западной части Литвы. 4-я кавалерийская дивизия в 5 часов утра выступила из Румшишкес и в течение дня совершала марш в направлении Кельме, Кальтиненай. 6-я кавдивизия двинулась к Тельшяй и в 12 часов достигла Нямакщяй. 33-я стрелковая дивизия была остановлена в Алитусе и в 13 часов выслала на автомашинах 1-й батальон 164-го стрелкового полка под командованием капитана И.Д. Глонтия в Лаздияй, который был занят в 18 часов. К 1 часу ночи 18 июня 22-я танковая бригада сосредоточилась в Ионаве и в 8 часов выслала по танковой роте для усиления отрядов в Вилкавишкис, Мариамполь и Лаздияй. К 17 часам бригада расположилась в Румшишкес в 6 км юго-восточнее Каунаса. 29-я танковая бригада продолжала оставаться в Шяуляе. 32-я танковая бригада в течение дня сосредотачивалась в районе Преображенскас, Ражяй в 10 км северо-восточнее Каунаса.

Корабли КБФ продолжали находиться в своих районах по плану блокады Прибалтики. Например, в дозоре в Ирбенском проливе находился тральщик «Буй», в районе мыс Тахкуна – остров Осмуссаар – тральщик «Шпиль», в районе остров Осмуссаар – мыс Пакри – тральщик «Патрон», в районе остров Найссаар – мыс Суурупи – тральщик «Гафель», в районе бухты Хара-Лахт – миноносец «Энгельс». Миноносец «Володарский» и тральщики «Гак» и «Шкив» вернулись в Палдиски. 10 торпедных катеров и 10 катеров «МО» вернулись с островов Аэгна и Найссаар в Таллин, куда также прибыли плавучие базы «Полярная Звезда» и «Ока», надводный заградитель «9 января», спасательный буксир «Сигнал» и подводная лодка «Щ-318». Сторожевые корабли «Вихрь» и «Пурга» и транспорты «Сибирь» и «Днестр» отправились из Таллина в Кронштадт. Из Палдиски в Кронштадт вышли госпитальные суда «Вест» и «Восток». Подводные лодки «Щ-319», «Щ-320» и «Щ-324» двигались в сторону Таллина, а «М-90» и «М-97» вернулись на Ханко. Лидер «Минск» находился на переходе из Лиепаи в Ригу, эскадренный миноносец «Сторожевой» возвращался из Лиепаи в Кронштадт, а сторожевые корабли «Вихрь» и «Пурга» – из Таллина в Кронштадт.

Таблица 49. Численность высланных к границе отрядов 115-й и 33-й стрелковых дивизий[1357]

В 23.30 18 июня начальник штаба БОВО направил командующему 11-й армией приказ № 96: «В частичное изменение директивы № 89 Комвойск приказал:

1) 5 сд оставить в Каунас, передислоцировав находящийся ныне в Каунас стрелковый полк – в Кейданы [Кедайняй], 336[-й] стрелковый полк из Вильно перевести в Каунас, стрелковый полк расположенный в Шавли [Шяуляй], по прибытии туда упр[авления] 6 кк, перебросить также в Каунас.

2) 115 сд оставить в Каунас, передислоцировав один стр[елковый] полк с арт[иллерийским] дивизионом в Мариамполь.

3) 33 сд дислоцировать в Олита [Алитус] и Прены [Пренай].

4) 6 кд сосредоточить не позже первой половины 20 июня в Тельши [Тельшяй] и Плунгяны [Плунге], по прибытии 20 июня 4 кд в район Колтыняны [Кальтиненай], Немокшты [Нямакщяй], Кельм[е] и 125 сд в район Россиены [Расейняй], Тауроген [Таураге], Бардзе [Барздай], оставленные в районах этих дивизий кав[алерийские] полки 6 кд возвратить не позже 21 июня в дивизию.

5) 125 сд сосредоточить в своем районе к исходу 20.6 – главными силами и [к] утру 21.6 – полностью»[1358].

Около 23 часов командующему войсками БОВО и командующему 11-й армии была направлена директива начальника Генштаба № 02648:

«В дополнение к телеграмме от 17 июня с.г. № 02645 выслать отряд не менее стр[елкового] батальона усиленный ротой танков в Кальвария.

От отрядов, высланных в Поланген [Паланга], Кретинген [Кретинга], Константиновка [Кведарна], Скавдвиле [Скаудвиле], Шаки [Шакяй], Вильковишки, Мариамполь, Лодзее [Лаздияй], Кальвария выделить поближе к границе примерно до пяти километров от границы постоянную разведку для наблюдения. В составе каждого отряда иметь представителей от погранвойск, чтобы не нарушать режима погранзоны.

Указанным отрядам организовать охранение, разведку и надежную связь со штабами соединений»[1359].

В течение 19 июня войска ЛВО, КалВО и БОВО продолжали движение по территории Эстонии, Латвии и Литвы[1360]. 11-я стрелковая дивизия оставалась в районе Раквере, Нарва. 13-я танковая бригада, продолжая оставаться главными силами в районе Пука, своим мотомехотрядом занимала Валгу. 42-я стрелковая дивизия оставалась в районе Алуксне, Гулбене. Соединения 65-го ОСК продолжали оставаться в районе Таллина. По приказу штаба ЛВО из состава 5-го отдельного мотомеханизированного отряда, находившегося в Лихуле, был выделен смешанный отряд под командой старшего лейтенанта Гудкова в составе 2-й танковой роты мехполка и полутора мотоэскадронов на автомашинах. В 14 часов отряд выступил в Пярну, который занял в 16.30. Кроме того, был сформирован сводный отряд в составе одной танковой роты, одной стрелковой роты на автомашинах и одного пулеметного взвода пулеметной роты 47-го стрелкового полка 16-й стрелковой дивизии для занятия Пайде.

Остальные войска 8-й армии завершали выход в районы расквартирования. В ночь на 19 июня в Тарту вступил разведывательный батальон 56-й стрелковой дивизии. Главные силы дивизии в 15 часов находилась в 10 км южнее Тарту, а к исходу дня вышли в район Тыырасте, мыза Реола, Игназе, мыза Камбья, Лалаи, мыза Суркембья, Майдна. 24-я стрелковая дивизия из района ночлега в 4 км южнее Тарту в течение дня вышла в район Кастре, Каагвере, Пяйва, Карли восточнее города на р. Эмайыги, где расположилась на ночлег. Передовой отряд дивизии находился на линии мыза Пилка, Савакюля, Вяйке, Лохква. Тем временем в 14.10 в Тарту вошли передовые подразделения 274-го стрелкового полка дивизии, тогда как его основные силы находились на привале в районе Карли. 49-я стрелковая дивизия из района южнее Выру продолжала движение на запад и в 14.20 передовым отрядом вошла в Валгу. Подразделения 90-й стрелковой дивизии начали комбинированным маршем перебрасываться в район Пярну. К 21 часу колонна автомашин с передовым отрядом дивизии достигла района Тырва.

Южнее действовали соединения Особого стрелкового корпуса. 39-я танковая бригада с 5 часов утра выступила из района озера Алауксте и к исходу дня вступила в Цесис и Валмиеру. 48-я стрелковая дивизия к 20 часам полностью сосредоточилась в Резекне и была передана в состав 4-го стрелкового корпуса 3-й армии БОВО. 85-я стрелковая дивизия и 1-я особая кавбригада оставались в прежних районах сосредоточения на территории СССР, а 86-я стрелковая дивизия с 19 часов начала перевозку по железной дороге в КОВО. Штабу корпуса было приказано с 20 июня организовать на станциях Цесис, Екабпилс, Рига и Елгава комендатуры для приема железнодорожных грузов для советских войск. Соединения 2-го ОСК продолжали занимать западные и центральные районы Латвии.

Войска 3-й армии БОВО в основном завершили сосредоточение в указанных им районах. Управление 4-го стрелкового корпуса расположилось в Даугавпилсе, где также сосредоточилась 23-я стрелковая дивизия. 126-я стрелковая дивизия двумя колоннами продолжала марш в Яунелгаву и Екабпилс, где уже находились 25-я танковая бригада. 55-я танковая бригада оставалась в районах Панямунис и Куктишкес. 121-я стрелковая дивизия находилась на дневке. 7-я кавалерийская и 1-я мотострелковая дивизии 3-го кавалерийского корпуса продолжали оставаться в районах северо-восточнее и юго-восточнее Паневежиса, а 36-я кавдивизия к 23 часам сосредоточилась в районе Радвилишкис, Шедува. Управление 24-го стрелкового корпуса прибыло в Сведасай. 10-я стрелковая дивизия находилась в районе Друскяй, Баёрай северо-западнее Сведасай, а 55-я стрелковая дивизия – в 15 км юго-западнее Аникщяй. Выступив с привала в районе Траупис, 185-я стрелковая дивизия в 16 часов достигла района Межишкяй, а к 24 часам сосредоточилась в районе Паневежиса. Управление 10-го стрелкового корпуса к 15 часам сосредоточилось в Укмерге. 143-я стрелковая дивизия в связи с усталостью личного состава и лошадей в течение дня находилась на дневке в районе Реша, Лайдогола, Шведы, Бендоряй.

Войска 11-й армии также продолжали движение. Соединения 11-го стрелкового корпуса в основном отдыхали после напряженных маршей. 125-я стрелковая дивизия с 7 часов утра находилась в Кулаутуве на привале. 29-я стрелковая дивизия расположилась в районе Кайшядорис, Милейганы. Основные силы 115-й стрелковой дивизии находились на дневке в районе Пренай, Бирштонас, Неманюняй. 5-я стрелковая дивизия оставалась в Каунасе, имея один стрелковый полк в Шяуляе. Войска 16-го ОСК располагались в занятых ими районах. 84-я стрелковая дивизия находилась в Вильнюсе, а 33-я стрелковая дивизия – в районе Варена, Алитус. В 15.30 начальник штаба 16-го стрелкового корпуса направил командирам 115-й и 33-й стрелковых дивизий боевое приказание № 1: «Командир корпуса приказал:

1. Ранее отданное распоряжение о расстоянии действий разведки высланных отрядов до 10 км от границы отменить, от отрядов, высланных в Шаки [Шакяй], Волковышки [Вилкавишкис], Мариамполь [Мариямполе], Лодзее [Лаздияй] и Кальвария [Калвария], выслать постоянную разведку на удаление до 5 км от границы, работа которой должна проходить круглые сутки.

2. В состав каждого отряда будет выделен представитель от наших погранвойск, с тем чтобы не нарушать режима погран[ичной] зоны.

3. Подтвердить немедленное представление сведений о боевом и численном составе каждого отряда и фамилии начальников и комиссаров отрядов непосредственно в штаб армии и в штаб корпуса.

4. Установить с отрядами бесперебойную связь по телефону, дублировать ее по радио и автомашинами.

5. Начальникам отрядов иметь свои отряды в постоянной боевой готовности, подготовить оборонительные позиции в районе расположения своих отрядов фронтом к границе»[1361].

Соединения 6-го кавалерийского корпуса продолжали продвижение в западные районы Литвы. 4-я кавдивизия до 9 часов находилась в районе Вилькия, а к 19 часам достигла района Милашайчай в 10 км северо-западнее Арёгала. 6-я кавдивизия после ночного марша с 4 часов расположилась на привале в районе Кальтиненай, а к 24 часам достигла района Каркленай в 10 км восточнее озера Лукштас. 22-я, 29-я и 32-я танковые бригады продолжали оставаться в занимаемых районах, а 21-я танковая бригада выступила из Ионавы и в 10 часов прибыла в Молодечно для переброски по железной дороге в КОВО.

В течение дня на территорию Латвии и Литвы были перебазированы дополнительные части ВВС. Так, на аэродром Риги прибыл 9-й, на аэродром Вентспилса – 40-й, а на аэродром Шяуляя – 46-й скоростные бомбардировочные авиаполки, на аэродром Паневежиса – 5-й штурмовой авиаполк, на аэродром Каунаса – 31-й истребительный авиаполк, а на аэродром Вильнюса – 39-й и 54-й скоростные бомбардировочные авиаполки. В 16 часов начальник Управления ВВС Красной армии направил начальникам ВВС 8-й, 3-й и 11-й армий шифротелеграмму № 1/71 с требованием начать работу по поиску подходящих мест для размещения 180 аэродромов в Прибалтике (по 60 в каждой республике) и их строительству[1362].

Таблица 50. Группировка ВВС Красной армии в Прибалтике на 19 июня 1940 г.[1363]

Корабли КБФ продолжали блокаду берегов Эстонии и Латвии и несли дозорную службу в Ирбенском проливе. На переходе из Кронштадта в Таллин находился линкор «Марат» в сопровождении сторожевых кораблей «Вихрь» и «Снег». Подводные лодки «Щ-318», «Щ-319», «Щ-320», сторожевые корабли «Пурга» и «Туча» двигались из Таллина в район острова Осмуссаар, а учебный корабль «Ленинградсовет» – из Таллина в Палдиски.

Окончательно убедившись, что каких-либо серьезных конфликтов в Прибалтике не будет советское руководство решило прекратить развертывание тыловых учреждений. 19 июня было издано постановление СНК СССР № 1046-405сс «О прекращении формирования санитарных учреждений на территории Ленинградского, Калининского и Белорусского военных округов», согласно которому следовало прекратить формирования в соответствии с постановлением СНК СССР № 1015-387сс от 13 июня, а призванные из запаса специалисты подлежали увольнению. Вместе с тем, требовалось продолжать формирование 13 эвакогоспиталей и 1 управления эвакопункта на территории ОрВО, 6 военно-санитарных поездов на территории КалВО и 4 военно-санитарных поездов на территории МВО[1364], которые предназначались для обеспечения действий КОВО и ОдВО.

В 22.15 нарком обороны и начальник Генштаба подписали директиву № 02656 командующему войсками ЛВО генералу армии К.А. Мерецкову:

«Приказываю размещение войск, введенных на территорию Эстонии и управление этими войсками организовать, руководствуясь следующими указаниями:

1. Все войска, введенные на территорию Эстонии, включая 42 сд, введенную в Латвию, передать в подчинение командующего 8[-й] Армией. Штаб 8[-й] Армии к 21.6 Юрьев [Тарту].

2. В составе 8[-й] Армии, кроме войск оставшихся на нашей территории, иметь:

а) 65[-й] стр[елковый] корпус – 16 сд, 18 тбр и отдельный мотоотряд г.г. Таллин, Ха[а]псалу и острова Эзель [Саарема], Даго [Хийумаа], Вормс[и] и Моон [Муху]. 90 сд – Пернов [Пярну]. Штаб корпуса – Таллин.

б) 19 ск – штаб корпуса Верро [Выру], 49 сд – Верро, Валк [Валга] и 42 сд – Мариенбург [Алуксне], Гулб[е]не, 13 тбр – Боккенгоф [Пука].

в) 1[-й] стр[елковый] корпус – штаб корпуса Юрьев, 24 сд – Пайде и 56 сд – Юрьев.

г) В непосредственном подчинении командующего 8[-й] Армии иметь 11 сд Нарва, Везенберг [Раквере], 163 сд и 75 сд в ныне занимаемых районах, 25 кд, мехкорпус в составе 1, 40, 35 и 20 тбр в ныне занимаемых районах.

3. 85 сд оставить в ныне занимаемом ею районе – Себеж, Идрица и включить ее в состав войск КалВО.

4. Управление особого корпуса вернуть в Калинин, последнему обратиться к исполнению прямых своих обязанностей по управлению войсками КалВО.

5. Организовать управление войсками, установив связь со всеми частями по проводам и радио.

6. Войска разместить в казармах, где таковые имеются, помещениях, отводимых для этой цели, во временных лагерях в пределах районов своего расположения.

7. Организовать бесперебойное питание войск и снабжение всеми видами довольствия, обеспечив подвоз всех видов снабжения по желдороге или автотранспортом.

8. Войска в районах размещения держать в полной боевой готовности, имея постоянные дежурные части, организовать охранение своего расположения и проводить усиленные занятия. Отпусков в город не разрешать, за исключением отдельных командировок по служебным надобностям.

9. Разграничительная линия с войсками Белорусского военного округа – ст. Кирсавка [Карсава], ст. Тирза, Вольмар [Валмиера], Гайнаш [Айнажи] – все пункты включительно для БОВО.

10. Точную дислокацию войск, до полков включительно, к 21 июня донести в Генеральный штаб.

О получении настоящей директивы и отданных распоряжениях донести»[1365].

Одновременно нарком обороны маршал С.К. Тимошенко и начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников подписали директиву № 02657 командующему войсками БОВО генерал-полковнику Д.Г. Павлову.

«Приказываю размещение войск на территории Латвии и Литвы и управление этими войсками произвести, руководствуясь следующими указаниями:

1. Штаб 3[-й] Армии перевести к 21 июня в г. Рига.

В составе 3[-й] Армии иметь:

а) 2[-й] стр[елковый] корпус – управление корпуса Рига; 67 сд – Либава [Лиепая], Виндава [Вентспилс], Гольдинген [Кулдига]; 6 тбр – Митава [Елгава], Тукум[с]; 128 сд – Рига, 2 и 27 тбр – Рига и 39 тбр – Вольмар [Валмиера], Венден [Цесис].

б) 4[-й] стр[елковый] корпус – управление корпуса Двинск [Даугавпилс]; 48 сд – Режица [Резекне]; 23 сд – Двинск; 126 сд и 25 тбр – Якобштадт [Екабпилс], Фридрихштадт [Яунелгава].

в) 24[-й] стр[елковый] корпус – управление корпуса – Рокишки[с]; 10 сд – Биржи [Биржай], 121 сд – Скопишки [Скапишкис], Понедель [Панделис], Рокишки[с], 55 тбр – Рокишки[с].

2. Штаб 11[-й] Армии – дислокация Ковно [Каунас].

В составе 11[-й] Армии иметь:

а) 11[-й] стр[елковый] корпус – управление корпуса – Ковно; 5 сд – Ковно; 33 сд – Прены [Пренай], Алита [Алитус]; 185 сд – Янов [Ионава]; 22 и 32 тбр задерживаются на достигнутых рубежах.

б) 10[-й] стр[елковый] корпус – управление корпуса – Шавли [Шяуляй]; 115 сд – Тельши [Тельшяй]; 125 сд – Россиены [Расейняй], Тоуроген [Таураге]; 29 тбр – Шавли.

в) 16[-й] стр[елковый] корпус – штаб корпуса – Вильно [Вильнюс]; 84 сд – Вильно; 55 сд – Вилькомир [Укмерге]; 143 и 29 сд на достигнутых ими рубежах, где их и задержать.

г) 6[-й] кав[алерийский] корпус в составе 4[-й] и 6[-й] кав[алерийских] дивизий в районе Поланген [Паланга], Тельши, Хвейданы [Кведарна].

д) Для прикрытия границы от войск 11[-й] Армии иметь отряды силою до одного стр[елкового] батальона каждый в следующих пунктах – Поланген [Паланга], Кретинген [Кретинга], Хвейданы, Скавдвиле [Скаудвиле], Шаки [Шакяй], Вильковишки [Вилкавишкис], Мариамполь [Мариямполе], Лодзее [Лаздияй], Кальвария [Калвария].

Указанные отряды [в] Поланген, Скавдвиле, Вильковишки и Мариамполь усилить танковыми ротами. От этих отрядов выслать разведывательные и охраняющие части поближе к границе, примерно, 5 км от границы.

е) 3[-й] кав[алерийский] корпус в составе 7[-й] и 36[-й] кав[алериских] дивизий и 1[-й] моторизованной дивизии иметь в районе Поневеж [Паневежис].

3. 113[-ю] стр[елковую] дивизию перевести в район Молодечно.

4. Организовать управление войсками, установив связь со всеми частями по проводам и радио.

5. Войска разместить в казармах, где таковые имеются, помещениях, отводимых для этой цели, во временных лагерях в пределах районов своего расположения.

6. Организовать бесперебойное питание войск и снабжение всеми видами довольствия, обеспечив подвоз всех видов снабжения по желдороге или автотранспортом.

7. Войска в районах размещения держать в полной боевой готовности, имея постоянные дежурные части, организовать охранение своего расположения и проводить усиленные занятия. Отпусков в город не разрешать, за исключением отдельных командировок по служебным надобностям.

8. Разграничительная линия с войсками Ленинградского военного округа – ст. Кирсавка [Карсава], ст. Тирза, Вольмар [Валмиера], Гайнаш [Айнажи] – все пункты включительно для БОВО.

9. Точную дислокацию войск, до полков включительно, к 21 июня донести в Генеральный штаб.

О получении настоящей директивы и отданных распоряжениях донести»[1366].

На основании полученной директивы наркома обороны, начальник штаба БОВО в 2.35 20 июня передал в штаб 3-й армии предварительное распоряжение командующего округом: «Штаб 3[-й] армии к 12.00 21.6 перевести [в] Ригу. Состав армии: 2 ск остается на месте, 4 ск остается на месте и 24 ск, соединения которого перевести: 10[-ю] стрелковую дивизию к утру 21.6 в Бирже [Биржай]. 121[-ю] стрелковую дивизию к исходу 20.6 перевести [в] район Скопишки [Скапишкис], Понедель [Панделис], Рокишки[с]. 55[-ю] танковую бригаду перевести [в] Рокишки[с]. Приказ дополнительно»[1367]. В 2.55 начальник штаба БОВО направил в штаб 3-й армии новое предварительное распоряжение генерал-полковника Д.Г. Павлова: «185[-й] стрелковой дивизии перейти [в] Янов [Ионава]. 143 сд оставить на месте. 55 сд к исходу 20.6 перевести [в] Укмерге. Все эти дивизии с выходом в указанные районы переходят в подчинение командующего 11[-й] армии. Управление 10 ск перевести [в] Шавли [Шяуляй], где ему будут подчинены 115, 125 сд и 29[-я] танковая бригада. Корпус после перехода войдет в состав 11[-й] армии»[1368].

В 5 часов 20 июня командующий БОВО издал приказ № 99: «Приказываю: размещение войск округа на территории Латвии, Литвы произвести в следующих пунктах:

1) Штаб 3[-й] армии к 12.00 21.6 – Рига, в составе 3[-й] армии иметь: а) 2 ск – управление корпуса – Рига; 67 сд – Либава [Лиепая], Виндава [Вентспилс], Гольдинген [Кулдига]; 6 тбр – Митава [Елгава], Тукум[с]; 128 сд – Рига; 39 тбр – Вольмар [Валмиера], Венден [Цесис]; 2 и 27 тбр – Рига;

б) 4 ск – управление корпуса – Двинск [Даугавпилс]; 48 сд – Режица [Резекне]; 23 сд – Двинск; 126 сд и 25 тбр – Якобштадт [Екабпилс], Фридрихштадт [Яунелгава],

в) 24 ск – управление корпуса – Рокишки[с]; 10 сд – к утру 21.6 – Биржи [Биржай]; 121 сд – к исходу 20.6 – Скопишки [Скапишкис], Понедель [Панделис], Рокишки[с]; 55 тбр – Рокишки[с],

2) Штаб 11[-й] армии – Ковно [Каунас], в составе 11[-й] армии иметь:

а) 11 ск – управление корпуса – Ковно; 5 сд – Ковно; 33 сд – Прены [Пренай], Алита [Алитус]; 185 сд – к исходу 21.6 – Янов [Ионава]; 22 и 32 тбр – задерживаются на достигнутых рубежах (Ковно, Гайжуны),

б) 10 ск – управление корпуса – Шавли [Шяуляй]; 115 сд – к исходу 24.6 – Тельши [Тельшяй]; 125 сд – Россиены [Расейняй], Тоуроген [Таураге]; 29 тбр – Шавли,

в) 16 ск – штакор – Вильно [Вильнюс]; 84 сд – Вильно; 55 сд – к исходу 20.6 – Укмерге; 143 сд – на достигнутых рубежах [в районе] – [Ш]ирвинты; 29 сд – в районе Кайшадоров [Кайшядорис],

г) 6 кк – управление корпуса – к исходу 20.6 – Тельши [Тельшяй]; 4 кд – к утру 21.6 – Р[е]тавас, Кведарна; 6 кд – к исходу 20.6 – Тельши, Плунге,

д) Для прикрытия границы от войск 11[-й] армии иметь отряды силой до одного стрелкового батальона каждый в следующих пунктах: Поланген [Паланга], Кретинген [Кретинга], Хвейданы [Кведарна], Скавдвиле [Скаудвиле], Шаки [Шакяй], Вильковишки [Вилкавишкис], Мариамполь [Мариямполе], Лодзее [Лаздияй], Кальвария [Калвария]. Указанные отряды [в] Поланген, Скавдвиле, Вильковишки и Мариамполь усилить танковыми ротами. От этих отрядов выслать разведывательные и охраняющие части поближе к границе, примерно 5 км от границы.

е) 3 кк – управление корпуса – Поневеж [Паневежис]; 7 и 36 кд и 1 мд – [в] районе Поневеж, Радзивилишки [Радвилишкис],

3) 113 сд перевести [в] район Молодечно.

4) Организовать управление войсками, установив связь со всеми частями по проводам и радио.

5) Войска разместить в казармах, где таковые имеются, в помещениях, отводимых для этой цели, во временных лагерях в пределах районов своего расположения.

6) Организовать бесперебойное питание войск и снабжение всеми видами довольствия, обеспечив подвоз всех видов снабжения по железной дороге или автотранспортом.

7) Войска в районах размещения держать в полной боевой готовности, имея постоянные дежурные части, организовать охранение своего расположения и проводить усиленные занятия. Отпуска в город не разрешать, за исключением отдельных командировок по служебным надобностям.

8) Разграничительная линия с войсками ЛВО – станция Корсавка [Карсава], станция Тирза, Вольмар [Валмиера], Гайнеш [Айнажи] – все пункты включительно для БОВО. Разграничительная линия между армиями: Будслав для 3[-й] армии, станция Подбродзе [Пабраде] для 3[-й] армии, Уцяны [Утена] для 11[-й] армии, Купишки[с] для 11[-й] армии, Кубелюны [Кубилюнай] для 11[-й] армии и далее по латвийско-литовской границе до моря.

9) Командующим армиями точную дислокацию войск до полков включительно с нанесенн[ыми] на ней границами районов по директиве № 98 на карте 5 км в 1 см с командирами на самолете выслать [в] штаб округа не позднее 18.00 20.6.40.

О получении настоящей директивы и отданных распоряжениях донести»[1369].

Соответственно в 10.30 20 июня командующий 3-й армии генерал-лейтенант В.И. Кузнецов издал боевой приказ № 7/оп:

«Командирам 4 СК, 24 СК, 1 °CД, 1 °CК, 55 тбр, 121 СД, 3 КК.

На основании директивы Командующего войсками БОВО от 20.6.40 г. № 99 ПРИКАЗЫВАЮ:

1. 24 СК в составе: Управление корпуса – Рокишкис.

1 °CД к утру 21.6 выйти [в] р[айо]н Биржай. Штадив – Биржай.

121 СД к исходу 20.6 перейти [в] р[айо]н Ск[а]пишкис, Понедель [Панделис]. Рокишкис.

55 тбр к 21.00 20.6 сосредоточиться [в] Рокишкис.

Очередность движ[ения: ] 1 °CД, за ней 121 СД, управ[ление] 24 СК.

2. 2 СК управление корпуса [ – ] Рига;

67 СД – Либава [Лиепая], Виндава [Вентспилс], Гольдинген [Кулдига];

6 тбр – Митава [Елгава], Тукум [с];

128 СД – Рига;

39 тбр – Венден [Цесис];

2 и 27 тбр – Рига.

3. 4 СК – управление корпуса – Двинск [Даугавпилс];

48 СД – Режица [Резекне];

23 СД – Двинск;

126 СД и 25 тбр – Якобштадт [Екабпилс], Фридрихштадт [Яунелгава].

4. 185 СД к исходу 21.6 перейти [в] Янов [Ионава] (30 км с[еверо-]в[осточнее] Ковно) и перейти в подчинение командующего 11[-й] армией.

5. 1 °CК – управление перейти в Шавли [Шяуляй].

115 СД к исходу 24.6 переходит в Тельши [Тельшяй], а 125 СД [ – ] в Россиены [Расейняй], Тоуроген [Таураге], 29 тбр – Шавли, где и поступают в подчинение командира 1 °CК.

6. 3 КК – управление корпуса [ – ] Поневеж [Паневежис];

7 и 36 КД и 1 МСД – район Поневеж, Радзивилишки [Радвилишкис].

7. 113 СД перейти в район Молодечно.

8. Войска разместить в казармах, где таковые имеются, в помещениях, отводимых для этих целей, во временных лагерях в пределах района своего расположения.

9. Войска в районах размещения держать в полной боевой готовности, имея постоянные дежурные части, организовать охранения своего расположения и проводить усиленные занятия.

Отпусков в город не разрешать, за исключением отдельных командировок по служебным надобностям.

10. Командирам корпусов и дивизий организовать бесперебойное питание войск и снабжение всеми видами довольствия, обеспечив подвоз всех видов снабжения по железной дороге или автотранспортом.

11. Командирам корпусов и дивизий точную дислокацию войск до полков включительно выслать в штаб армии к 16.30 сего числа.

12. Штарм 3 [ – ] Поневеж, с 12.00 21.6 – Рига.

13. Указания по тылу – дополнительно»[1370].

На основе полученного приказа командующего войсками БОВО командующий 11-й армией издал боевой приказ № 06/оп, который уточнял состав и дислокацию войск:

«Приказываю для размещения войск армии на территории Литвы занять районы: ПЕРВОЕ: 16 СК с получением сего включить в свой состав – 29, 84, 143 и 33 СД и дислоцировать:

а) 84 СД – Вильно [Вильнюс],

б) 143 СД на достигнутых рубежах в районе [Ш]ирвинты,

в) 33 СД к исходу 21.6 занять район Прены [Пренай], Алитус,

г) 29 СД к исходу 20.6 сосредоточиться [в] районе Кайшадорис,

д) 115 СД переходит в состав 1 °CК.

Штакор 16 – Нов[ая] Вилейка.

ВТОРОЕ: 11 СК – с получением сего включить в состав корпуса 5, 55 и 185 СД, 22, 32 тбр, 29 СД передать в состав 16 СК и 125 СД – 1 °CК. Соединения дислоцировать:

а) 5 СД – Каунас,

б) 55 СД к исходу 20.6 сосредоточить в Укмерге,

в) 185 СД из состава 1 °CК к исходу 21.6 сосредоточиться [в] Ионава,

г) 22 тбр к утру 21.6 сосредоточиться [в] районе ст. Гайжуны,

д) 32 тбр Лентанай, Ланкяй.

Штакор 11 – Каунас.

ТРЕТЬЕ: 1 °CК, с получением сего Управление 1 °CК переходит в мое подчинение и дислоцируется к утру 21.6 в Шауляй. В состав 1 °CК включить:

а) 115 СД к исходу 24.6 сосредоточиться в р[айо]не Тел[ь]шяй. Приказ о порядке перемещения Вам сообщен,

б) 125 СД к исходу 21.6 сосредотачивается [в] районе Расейняй, Таураге,

в) 29 тбр, сосредоточенную [в] Шауляй.

ЧЕТВЕРТОЕ: 6 КК – а) 6 КД к исходу 20.6 сосредоточить в р[айо]не Тел[ь]шяй, Плунге,

б) 4 КД к утру 21.6 в р[айо]не Р[е]тавас, Кведарна,

в) Управлени[ю] 6 КК к исходу 20.6 перейти в Тел[ь]шяй.

ПЯТОЕ: 3 КК с получением сего переходит в состав 11[-й] Армии. Командиру 3 КК донести расположение соединений для уточнения их дислокации. Штакор – П[а]невежис.

ШЕСТОЕ: Отрядам, выдвинутым для прикрытия границы от 5, 115 и 33 СД, оставаться в занимаемых районах и продолжать нести охранение и разведку. Смена отрядов по особому приказу.

СЕДЬМОЕ: Штабам корпусов установить связь с подчиненными соединениями по проводам и радио и дублировать делегатами.

Связь со Штармом поддерживать по проводам и радио.

ВОСЬМОЕ: Войска разместить в казармах, где они имеются, в помещениях, отводимых для этой цели, во временных лагерях в пределах своего расположения.

ДЕВЯТОЕ: Войскам по занятии своего расположения проводить усиленные занятия. Отпуск в город не разрешать.

ДЕСЯТОЕ: На командиров корпусов возлагаю ответственность за весь порядок, сохранность военных объектов, взаимоотношения с частями Литовской армии, в районах, определяемых следующими границами:

а) 1 °CК справа – латвийско-литовская граница; с востока – Янишки [Ионишкис], Шиленай, Расейняй, Скир[с]немуне, р. Неман, до границы с Германией, по ней до Мишпетеры, (иск[лючительно]) Кведарна, (иск[лючительно]) Тел[ь]шяй, Кретинга, Паланга.

б) 6 КК (иск[лючительно]) Кретинга, Тел[ь]шяй, Кведарна, Мишпетеры, граница с Германией до моря.

в) 3 КК – Янишки [Ионишкис], литовско-латвийская граница – Кубилюны [Кубилюнай], Вабальнинкас, П[а]невежис, Дотнува, Середжюс [Сяряджюс].

г) 11 СК – (иск[лючительно]) Вабальнинкас, Крининкис, Бутяны [Бутенай], Аник[щя]й, Укмерге, Румшишк[ес], Волковышки [Вилкавишкис], Вирбалис (Вержболово), литовско-германская граница до Судоргас [Сударгас], р. Неман до Середжюс, (иск[лючительно]) Дотнува, (иск[лючительно]) П[а]невежис, (иск[лючительно]) Вабальнинкас.

д) 16 СК – вся оставшаяся южнее и восточнее границ 11 СК территория Литвы.

ОДИННАДЦАТОЕ: Ст[анции] снабжения:

а) Тел[ь]шяй – 6 КК и 115 СД с подачей летучки [до] ст. Плунге,

б) Шалаукис – для 125 СД с подачей летучек до ст. Любишкяй [Либишкяй] для частей 125 СД,

в) Ст. Шауляй – для управления 1 °CК, 29 тбр с подачей летучками для частей 3 КК, расположенных [в] Радвилишки[с] и Шедува до ст. Радвилишки[с] и Шедува,

г) Ст. П[а]невежис [ – ] для частей 3 КК, расположенных в Укмерге, [и] для 55 СД,

д) Ст. Вильно – для 84 и 143 СД и Управления 16 СК,

е) Ст. Кайшадорис [ – ] для 29 СД,

ж) Ст. Ковно – для 5 СД, 32, 22 тбр, Управления 11 СК,

з) Ст. Алитус [ – ] для 33 СД.

Командирам корпусов, дивизий и бригад личным контролем обеспечить быстрейшую организацию и планомерную работу ст[анций] снабжения.

ДВЕНАДЦАТОЕ: Получение приказа – подтвердить, план перемещений и контроля и дислокации до отдельных частей представить к 24.00 20.6.40 в Штарм – Каунас (у аэродрома)»[1371].

Получив в 5 часов утра соответствующую директиву, командующий 8-й армии издал приказ № 00976/ов: «На основании директивы командующего ЛВО от 20.6.40 г. № 14/Ш в состав войск 8[-й] армии входят:

а) 65 ск – командир генерал-лейтенант тов. Тюрин – 16 сд, 18 тбр, отдельный мото-отряд, расположенные в Таллин, Гапсалю [Хаапсалу] и островах Эзель [Сааремаа], Даго [Хийумаа], Ворм[си], Моон [Муху]; 90 сд – Пернов [Пярну]. Штаб корпуса – Таллин.

б) 1 ск – командир генерал-майор тов. Рубцов – 24 сд – Пайде, 56 сд – Юрьев [Тарту], штаб корпуса – Юрьев.

в) 19 ск – командир генерал-лейтенант тов. Терехин – 49 сд – Верро [Выру], Валк [Валга]; 42 сд Мариенбург (Алуксне), Гульбине; 13 тбр Боккенгоф [Пука], штакор – Верро.

г) 28 ск – командир генерал-майор тов. Попов – 163 сд [ – ] штадив Белохвостово, 75 сд – Остров, штакор – Псков.

д) 1 мк – командир генерал-лейтенант Романенко – 1, 40, 35 тбр и 15 мсбр район Станки, Гнилино, свх. Ударник, штакор – Олохово.

е) В моем непосредственном подчинении 11 сд – Нарва, Везенберг [Раквере]; 25 кд – Псков.

2. Разграничительная линия с войсками Белорусского военного округа – ст. К[а]рсава, ст. Т[и]рза, Вальмиера, Гайнаш (Айнажи), все пункты включительно для БВО.

3. Войскам, находящимся в Эстонии и Латвии, разместиться в казармах, где таковые имеются, и в других помещениях, отводимых для этой цели; во временных лагерях в пределах своего расположения.

4. Командирам частей и соединений по прибытии в пункты дислокации держать войска в полной боевой готовности, имея постоянно дежурные части и организовать надежное охранение места своего расположения. Для вывода войск по боевой тревоге немедленно разработать подробный план обороны и все вытекающие из плана инструкции.

5. По прибытии в пункты дислокации немедленно приступить к усиленным занятиям по боевой и политико-воспитательной подготовке войск. Особое внимание обратить на укрепление дисциплины среди бойцов и комполитсостава. Ни одного случая нарушения дисциплины или антиморального проступка не должно проходить без взыскания. Отпусков в город не разрешать, кроме отдельных командировок по служебным надобностям.

6. Штарм 8 21.6.40 г. первым эшелоном переходит в Тарту.

7. 2 эшелон под командованием Зам[естителя] Начальника Штаба по тылу полковника Котова и комиссара Зам[естителя] Начальника ПУАРМа Басовского остается в Пскове до особого распоряжения.

На полковника Котова и Полкового Комиссара Басовского возлагаю обеспечение организации подвоза всех видов снабжения войск и выдачу разрешений на право перехода через границу»[1372].

Кроме того, еще в 0.15 20 июня начальник Генштаба РККА направил начальникам штабов БОВО и ЛВО директиву № 02654: «В связи с частыми повреждениями линий связи на территориях Литвы, Латвии и Эстонии необходимо наблюдение и техническое восстановление поврежденных линий и прежде всего на Каунас, Ригу и Таллин взять на себя, для чего:

1) организовать на участках подвижные технические посты, возложив на них наблюдение за линиями и немедленное восстановление повреждений;

2) на узловых телеграфно-телефонных станциях иметь своих командиров с целью наблюдения и контроля;

3) со всеми соединениями кроме проволочной связи установить прочную и постоянную связь по радио;

4) назначить ответственных лиц за каждое из основных направлений связи.

Об исполнении донести»[1373].

В 13.00–13.20 20 июня состоялись переговоры по прямому проводу между находившимся в Таллине генералом армии К.А. Мерецковым и заместителем начальника Генштаба генерал-лейтенантом И.В. Смородиновым:

«Мерецков: – Дислокацию войск Вы знаете из оперативных сводок, поэтому я Вам и не докладываю. Сегодня заканчиваю все организационные вопросы, и сегодня же выезжаю [в] Ленинград. На сегодня разрешены следующие вопросы:

1) вопросы размещения частей,

2) заключаем договора на поставку мяса, рыбы, овощей и молочнокислые продукты.

Все договора по этим видам питания будут сегодня заключены и подписаны.

3) Военные комендатуры на большинстве станций, установленные протоколом, приступили к работам;

4) организация связи за счет местных линий еще не закончена;

5) получил официальное сообщение Лайдонера, а тов. Цуханов – по линии Генерального штаба о том, что оружие у населения, а значит у Кайтцелитов, отобрано в установленный протоколом срок.

Частям потребовалась на разные мелкие расходы местная валюта. Своим распоряжением из кредитов Тюрина выдаю 19 000 крон авансом по следующему расчету: каждой стрелковой дивизии по 3 000 крон, танковой бригаде по 2 000 и управления стрелковых корпусов по 1 000 крон.

Вопрос с кредитами в местных условиях сложен, требуются Ваши указания. Расплата по поставкам за аренду, бани, прачечные и другие хозяйственные расходы будут нами производиться через Торгпредство, и в этом отношении никаких недоразумений нет.

Снабжение начальствующего состава папиросами и прочим бытовым обслуживанием требует некоторого отпуска местных денег. До разрешения этого вопроса приказал начальствующий состав обеспечивать бесплатно за счет наших внутренних резервов. Папиросы будут доставляться из Ленинграда.

Пока все идет нормально, и никаких недоразумений нет. После того, как было сдано оружие Кайтцелитами, население местное стало относиться лучше к нашим частям, смелее ведет себя.

Прошу указаний по следующим вопросам:

1) Стрелковый полк 123[-й] стр[елковой] дивизии, перевезенный морем, необходимо вернуть в состав 123 сд.

2) Кто будет заниматься организационными вопросами в Латвии? Нужно ли туда выезжать или же это будет возложено на товарища Павлова?

Смородинов: – Отвечаю:

1) Все то, что Вы мне передали, мною будет доложено Народному Комиссару.

2) Организационными вопросами в Латвии будет заниматься Павлов, куда переезжает сегодня штаб Черевиченко.

По всем этим вопросам вчера штабу округа даны все необходимые указания, и как сообщил Кирпонос, для него все вопросы ясны.

3) Стрелковый полк 123 сд можно вернуть, но при этом гарнизон Таллина ослаблять нельзя. Нужно его усилить за счет второстепенных гарнизонов. Все.

Мерецков: – Все ясно. Сегодня выезжаю в 23.30 в Ленинград»[1374].

Тем временем в течение 20 июня войска ЛВО и БОВО продолжали движение по территории Прибалтики[1375]. Войска 8-й армии, оперативная группа штаба которой с 17 часов находилась в Тарту, в основном завершили сосредоточение в указанных им районах. 11-я стрелковая дивизия находилась в районе Раквере, Нарва. Соединения 65-го стрелкового корпуса находились в районе Таллин, Хаапсалу, Лихула. Сводный отряд 16-й стрелковой дивизии в 1.07 выступил для занятия Пайде и в 12.35 вошел в город. Войска 1-го стрелкового корпуса завершали сосредоточение в указанных им районах. 56-я стрелковая дивизия располагалась в занимаемом районе в 10 км южнее Тарту на дневке. С утра 24-я стрелковая дивизия находилась на р. Эмайыги севернее и северо-западнее Тарту. Передовой отряд дивизии в 6 часов на автомашинах двинулся в направлении Пайде и в 12.50 вошел в город. Помимо собственного автотранспорта, дивизии были приданы 200 автомашин 662-го автотранспортного батальона, на которых главные силы дивизии начали комбинированным маршем перебрасываться в район Пайде. К исходу дня дивизия находилась в районе Нурмси, Лаево, Кунинга, Мяо. Передовой отряд 90-й стрелковой дивизии в 9 часов вступил в Пярну, а главные силы дивизии находились юго-западнее города. В 10 часов из Пярну в обратный путь двинулся смешанный отряд 5-го отдельного мотомеханизированного отряда.

Соединения 19-го стрелкового корпуса завершили сосредоточение в указанных им районах. 49-я стрелковая дивизия находилась в районе Валга, Выру. 42-я стрелковая дивизия сосредоточилась в районе Алускне, Гулбене, а 13-я танковая бригада располагалась в 3 км западнее Пука. Введенные на территорию Латвии соединения Особого стрелкового корпуса выводились из его подчинения. Расположенная в районе Валмиера, Цесис 39-я танковая бригада была по распоряжению заместителя наркома обороны генерал-полковника А.Д. Локтионова передана в состав 2-го стрелкового корпуса. Сосредоточившаяся в Резекне 48-я стрелковая дивизия была передана в состав 4-го стрелкового корпуса 3-й армии БОВО. 86-я стрелковая дивизия продолжала перевозиться в КОВО. Остальные соединения Особого стрелкового корпуса (85-я стрелковая дивизия и 1-я особая кавбригада) находились в местах сосредоточения на территории СССР.

Войска 3-й армии в основном оставались в занимаемых районах. Штаб армии готовился к переходу в Ригу. 214-я авиадесантная бригада готовилась к отправке в другой округ. Часть соединений 4-го стрелкового корпуса уже находилась в указанных районах (23-я и 48-я стрелковые дивизии и 25-я танковая бригада), остальные продолжали движение. 126-я стрелковая дивизия перешла литовско-латвийскую границу и к 21 часу заняла Екабпилс и подходила к Яунелгаве. 121-я стрелковая дивизия находилась в районе дневки между Шимонис и Сведасай, откуда в 19 часов выступила в район Скапишкис, Рокишкис. 55-я танковая бригада готовилась к переходу в район Рокишкис. Южнее находились соединения 24-го стрелкового корпуса. Расположенная в 20 км северо-западнее Камаяй 10-я стрелковая дивизия в 14.20 выступила в направлении Биржай. 55-я стрелковая дивизия находилась в районе Заковесцы (Ужунвежяй), Бояры, Скемонис и готовилась к переходу в Укмерге. Соединения 3-го кавалерийского корпуса (7-я, 36-я кавалерийские и 1-я мотострелковая дивизии) продолжали находиться в районе Паневежис, Радвилишкис, Шедува.

Войска 11-й армии также завершали сосредоточение в указанных им районах. Соединения 11-го стрелкового корпуса в основном завершили сосредоточение. 5-я стрелковая дивизия находилась в Каунасе, имея один полк в Шяуляе и отдельные отряды в Паланге, Кретинге, Кведарне и Скаудвиле. Один батальон дивизии готовился к передислокации в Тельшяй. 33-я стрелковая дивизия находилась в районе Алитус, Варена и готовилась к переходу в Пренай. Один батальон 164-го стрелкового полка дивизии занимал Лаздияй. После привала в течение 20 июня в 5 км восточнее Паневежиса 185-я стрелковая дивизия в 19.30 выступила в район Ионавы. 115-я стрелковая дивизия продолжала продвижение в направлении Тельшяй и вышла в район северо-западнее Каунаса, занимая отдельными отрядами Шакяй, Вилкавишкис, Мариямполе и Калварию. 125-я стрелковая дивизия из района Кулаутува выступила на Расейняй и к 7 часам находилась в районе Вилькия, Яучякяй. где была остановлена на дневку. Соединения 16-го и 10-го стрелковых корпусов занимали прежние районы дислокации. Лишь 143-я стрелковая дивизия 10-го стрелкового корпуса с 5 часов продолжила марш в направлении Укмерге и к исходу дня сосредоточилась в районе Ширвинтос. Соединения 6-го кавалерийского корпуса продолжали движение в район Плунге, Тельшяй, Кведарна. 4-я кавдивизия после ночевки в районе Милашайчай в 10 км северо-западнее Арёгала достигла района Видукле. 6-я кавдивизия из района Каркленай в 10 км восточнее озера Лукштас продвинулась до района Вяртининкай. 22-я, 29-я и 32-я танковые бригады оставались в занимаемых районах. В течение дня войска, расположившиеся в пунктах постоянной дислокации согласно приказу командующего БОВО № 99, приводили в порядок материальную часть и приступили к плановым занятиям.

КБФ с 12 часов завершил блокаду берегов Эстонии и Латвии. 2 эскадренных миноносца несли дозор в Ирбенском проливе и в районе залива Хара-Лахт. Остальные корабли с линии дозора возвратились в базы: в Таллин – 17-й дивизион подводных лодок, миноносцы «Артём», «Володарский» и транспорт «Водолей № 2», в Палдиски – тральщик «Буй». Линкоры «Октябрьская Революция» и «Марат» с дивизионом сторожевых кораблей стояли на якоре на таллинском рейде. Подводная лодка «Л-1» находилась на переходе из Кронштадта в Лиепаю, а подводные лодки «М-74» и «М-76» – из Палдиски в Ханко. Миноносец «Гордый» и подводная лодка «С-3» из Даугавгривы прибыли в Лиепаю. Тем не менее, в последующие дни корабли флота продолжали нести охрану побережья Эстонии и Латвии и дозорную службу.

21 июня войска ЛВО и БОВО завершали выход в указанные им директивами наркома обороны районы[1376]. Войска 8-й армии, 1-й эшелон штаба которой в 17 часов прибыл в Тарту, в основном завершили сосредоточение на территории Эстонии и Латвии. Штаб 1-го стрелкового корпуса в 22 часа прибыл в Тарту. С 17 часов 56-я стрелковая дивизия начала марш к месту лагерного расквартирования в окрестностях этого города. 24-я стрелковая дивизия 168-м стрелковым полком заняла Пайде, а главные силы дивизии продолжали марш к городу. Сводный отряд 16-й стрелковой дивизии в составе танковой роты и 2 стрелковых рот 1-го батальона 47-го стрелкового полка в 14 часов выступил из Пайде обратно в Таллин. 90-я стрелковая дивизия двумя стрелковыми батальонами занимала Пярну, а остальные подразделения дивизии подтягивались к городу. Управление Особого стрелкового корпуса убыло в Калинин.

С 4 часов утра управление 3-й армии выступило из Паневежиса в Ригу, откуда по железной дороге в распоряжение КОВО была отправлена 214-я авиадесантная бригада. Подразделения 126-й стрелковой дивизии в 5 часов утра вступили в Яунелгаву. Соединения 24-го стрелкового корпуса завершали сосредоточение. 10-я стрелковая дивизия в 5 часов утра находилась в 25 км юго-восточнее Биржай и к 13 часам вступила в город. 121-я стрелковая дивизия в 7 часов утра достигла района Рокишкис, Скапишкис, Панделис, Панямунелис. 25-я танковая бригада была сосредоточена в 3 км юго-восточнее Екабпилса. 55-я танковая бригада с 12 часов находилась на марше из Куктишкис в Рокишкис, куда прибыла к исходу дня, сосредоточившись в районе Милюнай, Ицюнай северо-восточнее города. Остальные войска армии уже находились в предназначенных для них районах.

Большая часть войск 11-й армии также уже находилась в указанных им районах. 185-я стрелковая дивизия продолжала марш к Ионаве, а 55-я стрелковая дивизия продвигалась к Укмерге. 143-я стрелковая дивизия сосредоточилась в Ширвинтосе, а разведывательный батальон и противотанковый дивизион дивизии находились в Укмерге. Управление 10-го стрелкового корпуса к 18 часам прибыло в Шяуляй. 125-я стрелковая дивизия из района Вилькии продолжала движение в район Расейняй, Таураге, куда передовые подразделения дивизии стали прибывать с 23 часов. 115-я стрелковая дивизия с 14 часов выступила в направлении Тельшяй и к исходу дня находилась северо-западнее Каунаса в районе Антвеяй. Соединения 6-го кавалерийского корпуса продолжали движение в район Паланга, Тельшяй, Кведарна. 4-я кавдивизия в 0.30 вышла в район Скаудвиле и с 11 часов двинулась на Кведарну, куда прибыла в 24 часа. 6-я кавдивизия с 3 часов ночи находилась на отдыхе в районе озер Гельжи и Германту в 5–8 км западнее Тельшяй, а к 16 часам вступила в город.

Тем временем в 1.05 21 июня заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант И.В. Смородинов направил командующему БОВО директиву № 02662 о дислокации пограничных отрядов и комендатур в Литве, в которой, в частности, указывалось, что управление 105-го погранотряда должно дислоцироваться в Эндреявас, 106-го отряда – в Шакяй, а 107-го отряда – в Калварии. Командованию округа следовало оказать содействие пограничникам в обеспечении отрядов необходимыми помещениями[1377].

С 21 июня управление 8-й армии разместилось в Тарту, 3-й армии – в Риге, а 11-й армии – в Каунасе. Соответственно было проведено переформирование армий (см. таблицу 51). На командиров корпусов возлагалась ответственность за порядок, сохранность военных объектов, взаимоотношения с вооруженными силами республик, но им запрещалось вмешиваться в политику. Например, войскам 11-й армии было приказано «в разговорах с населением и местными властями – полицией и другими уважать самостоятельность литовского государства и объяснять, что Красная Армия выполняет лишь мирный договор о взаимопомощи»[1378]. Началось свертывание тыловых частей, сформированных для Прибалтийской операции. 21 июня был отдан приказ о расформировании к 26 июня эвакогоспиталей и санитарных поездов[1379].

Таблица 51. Группировка войск в Прибалтике на 21 июня 1940 г.[1380]

В 22.40 21 июня начальник Генштаба РККА маршал Б.М. Шапошников и заместитель наркома внутренних дел генерал-лейтенант И.И. Масленников направили Военным советам ЛВО, БОВО, КалВО и погранотрядам директиву № 19/46986 о порядке пропуска через границу с Эстонией, Латвией и Литвой воинских частей, подразделений, транспортов, эшелонов и отдельных военнослужащих Красной армии[1381]. Соответственно, в 3.20 23 июня начальник штаба БОВО направил командующим 3-й и 11-й армий распоряжение № 018518 о создании контрольно-пропускных пунктов на границе с Латвией на станции Бигосово и в Тильже, а на границе с Литвой на станциях Гелядня, Гудогай, Бинякони и в Свенцянах, Медниках, Больших Солечниках и Ротнице[1382]. 24 июня аналогичный приказ № 043 был издан начальником штаба 3-й армии[1383]. В тот же день штаб ЛВО издал приказ № 00674087/04687/с, которым был установлен порядок пропуска войск Красной армии через границу. С 26 июня следовало создать контрольно-пропускные пункты в Кингисеппе, Пскове, Острове, Асташеве и Артюхине. Переход границы должен был осуществляться по утвержденным пропускам, которые будут выдаваться начальниками грунтовых участков и военными комендантами железнодорожных станций на основании пропусков, выданных командирами и комиссарами частей от командира стрелкового или артиллерийского полка и выше. Воинские эшелоны следовало пропускать безостановочно, прочее движение военнослужащих по железной дороге должно было вестись по документам НКПС и предписаниям. Требовалось установить строгий учет и контроль за передвижением военнослужащих через границу и более никого не пропускать[1384].

В 1.10 22 июня заместитель начальника Генштаба направил начальникам штабов БОВО и ЛВО директиву № 02666: «В связи с выходом частей в предназначенные им районы с 22.6 оперативные и разведывательные сводки представлять к 8 и 22 часам ежедневно»[1385]. 22 июня войска ЛВО и БОВО в основном завершили перегруппировку и приступили к казарменному и лагерному размещению частей, плановой учебе и приведению в порядок материальной части[1386]. Войска 8-й армии заканчивали сосредоточение в предназначенных им районах. К 3 часам ночи 56-я стрелковая дивизия сосредоточилась в Тарту и его окрестностях. 24-я стрелковая дивизия продолжала комбинированным маршем сосредотачиваться в Пайде. Ее 168-й стрелковый полк к 17 часам находился в 2 км восточнее Нурмси, 7-й стрелковый полк в 13 часов находился в пути из Кострэ, а 274-й стрелковый полк в районе Кобрату ожидал погрузки на автомашины. К исходу дня основные силы дивизии сосредоточились в районе Тюри, Выхма, Пайде, Пылтсамаа. В течение дня 90-я стрелковая дивизия продолжала сосредоточение в Пярну. Ее 286-й стрелковый полк находился в Кодаре (юго-восточном пригороде Пярну), 19-й стрелковый полк – в Тагула, а 173-й стрелковый полк в Антсла ожидал погрузки на автомашины. К исходу дня основные силы дивизии завершили сосредоточение в районе Пярну.

22 июня командующий 8-й армии издал приказ № 002:

«В связи с развитием политических событий и революционного движения рабочего класса в Эстонии (Таллин и др. городах), а также активизации всех враждебных сил против этого движения и даже частей Красной Армии,

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Все войска привести в полную боевую готовность.

2. В пунктах расположения частей организовать круговое боевое охранение. Путем систематической проверки несения службы охранения добиться высокой бдительности караулов и большой настороженности дежурных частей и подразделений.

3. Наряжаемые дежурные части должны быть обеспечены одним боекомплектом боеприпасов и одной суточной дачей продовольствия. В состав дежурной части должны быть включены, кроме стрелковых подразделений, артбатарея, взвод танков, саперы, связисты, санитарная часть и необходимые тыловые подразделения.

4. Командирам частей и соединений произвести разбивку пунктов расквартирования на сектора обороны, произвести рекогносцировку, расчет сил и средств по секторам и составить план обороны, заблаговременно разработать управление на случай боевых действий.

5. Командиру 1 ск генерал-майору Рубцову разработать план обороны г. Тарту как по внешнему кольцу города с учетом круговой обороны на подступах к городу, так и внутри города, для чего большую часть дивизии расположить за пределами города.

6. Командирам частей и соединений организовать негласное систематическое наблюдение за действиями эстонских и латвийских войск, расположенных в районах расквартирования частей армии и вести строгий учет их передвижений.

7. Командирам и комиссарам частей совместно с органами О[собых] О[тделов] по всем населенным пунктам в районе расположения частей армии взять на учет все важнейшие объекты (почта, телеграф, телефон, полиция, банки, местные самоуправления, клубы “Кайтселит” и др.).

9 [Так в тексте. – М.М.]. В оперативных и разведывательных сводках указывать кроме положения и действия своих войск, поведение войск данных государств, а также населения.

10. Перемещение войск закончить не позднее утра 23.6.40 г., разработанные планы обороны и схему дислокации на карте 100.000 с указанием всех частей и подразделений соединения выслать нарочным 23.6.40 г. 20.00»[1387].

Войска 3-й армии полностью завершили сосредоточение в своих районах. Кроме того, в Крустпилс прибыл 4-й дивизион БЕПО в составе 2 бронепоездов и 14 железнодорожных бронемашин. В 14 часов 22 июня командующий 3-й армии издал боевой приказ № 08/оп:

«На основании директивы Командующего войсками БОВО от 20.6.40 г. № 99 и в дополнение приказа армии от 20.6.40 г. за № 07/оп – УСТАНАВЛИВАЕТСЯ:

1. Правая разграничительная линия 3[-й] армии с войсками ЛВО – ст. Корсавка [Карсава], ст. Тирза, Вольмар [Валмиера], Гайнаш [Айнажи], все пункты включительно для 3[-й] армии.

Разграничительная линия слева с 11[-й] армией – Будслав, ст. Подбродзе [Пабраде], иск[лючительно] Утена, иск[лючительно] Купишкис, иск[лючительно] Кубилюны [Кубилюнай] и далее по латвийско-литовской границе.

2. Граница районов для корпусов, согласно директивы Командующего БОВО № 98, объявленной мною лично командирам и комиссарам корпусов – установить:

а) Район № 1 —

4 СК – с севера граница армии, с юга – латвийская граница, с запада Гарауши, оз. Алауксте, ст. Диэлвардэ, Радвилишкис;

б) Район № 2 —

24 СК с севера и северо-запада – латвийско-литовская граница, с юга и юго-запада – граница армии;

в) Район № 3 —

2 СК – с севера – граница армии, с юга – латвийско-литовская граница, с востока Гарауши, оз. Алауксте, ст. Диэлвардэ, Радвилишкис.

Командирам корпусов в пределах своих районов представить мне лично 23.6.40 г. свои соображения по выполнению директивы Командующего БОВО за № 98.

3. Выходят из состава 3[-й] армии и переходят в подчинение командующего 11[-й] армией:

а) 1 °CК в составе – управления 1 °CК, 115 и 125 СД и 29 тбр;

б) 3 КК в составе – управления 3 КК, 7 и 36 КД и 1 МСД»[1388].

Кроме того, в тот же день командующий 3-й армии издал приказ № 9:

«Войска армии полностью закончили сосредоточение в районах, согласно плана. ПРИКАЗЫВАЮ:

1. С 25.6.40 г. приступить во всех частях армии к планомерным занятиям с рядовым, младшим, средним и старшим начсоставом в соответствии приказа НКО № 120.

2. В районе расположения частей выбрать учебные поля и стрельбища, предварительно согласовав этот вопрос с местными властями. Схему учебных полей и стрельбищ с кратким описанием представить в штарм нарочным к 18.00 26.6.40 г.

3. Особое внимание обратить на строевую подготовку и подтянутость красноармейцев и комсостава. Взаимное приветствие военнослужащих (младший приветствует старшего) сделать обязательным.

4. Совершенно прекратить увольнение из расположения частей красноармейцев, младшего комсостава до особого распоряжения. Увольнение среднего и старшего комсостава из расположения частей разрешаю производить только в выходные дни в количестве не более 10 %.

Каждый уволенный командир должен получить увольнительную записку. Лица грязно и небрежно одетые увольнению не подлежат.

5. Начальникам гарнизонов и комендантам, [в] пунктах расположения частей установить строгое наблюдение за поведением военнослужащих, находящихся в отпусках.

Всех военнослужащих, появившихся вне района части в рабочие дни, не зависимо от того, имеется ли увольнительная записка, немедленно возвращать в часть.

6. Командирам корпусов, дивизий и бригад принять все зависящие от них меры по приведению в образцовое состояние места расположения частей и несение внутренней и караульной службы, согласно устава полевой службы.

7. Во всех без исключения частях иметь в постоянной боевой готовности дежурную часть на каждый полк, отдельный б[атальо]н – одну стрелковую роту с пулеметами, роту танков в танковых частях, батарею в арт[иллерийском] полку с готовностью для сбора не более 5 минут.

8. Всем командирам частей выслать ответственных командиров на машинах по маршруту движения части для сопровождения отдельных отставших красноармейцев и транспортировки машин, повозок в свою часть.

9. Привести части в надлежащий порядок, немедленно организовать и произвести починку обуви, обмундирования и снаряжения.

10. Начальнику штаба армии проверить выполнение настоящего приказа и результаты доложить 26.6.40 г.»[1389].

22 июня большинство соединений 11-й армии также уже завершили сосредоточение в указанных им районах. 22-я танковая бригада передислоцировалась в Гайжунай. 55-я стрелковая дивизия с утра выступила из Скемониса в Укмерге, к исходу дня находилась в 15 км юго-западнее Аникщяй и в 10 часов 23 июня сосредоточилась в 4 км севернее Укмерге. 185-я стрелковая дивизия продолжала марш к Ионаве и в 13 часов находилась в 8 км севернее города. 125-я стрелковая дивизия в 6 часов утра завершила сосредоточение в районе Расейняй, Таураге. 115-я стрелковая дивизия продолжала движение в Тельшяй и к 3 часам утра вступила в Арёгалу. К 11 часам 23 июня главные силы дивизии находились в районе Видукле, Расейняй. С 18 часов из района Антрингяи дивизия перебрасывалась комбинированным маршем и к 15 часам 25 июня прибыла в район Тельшяй, сосредоточившись севернее города у озера Таусалас.

Таким образом, на основании советско-литовского, советско-латвийского и советско-эстонского соглашений на территорию стран Прибалтики были введены дополнительные контингенты войск Красной армии, которые завершили сосредоточение в оговоренных районах в течение 9 дней, расположившись лагерными стоянками в окрестностях крупных населенных пунктов. Несмотря на мирное продвижение, советские войска имели потери, которые, по неполным данным, составили 58 человек погибшими (самоубийств – 15, погибло в результате несчастных случаев – 28, утонуло – 15) и 158 человек ранеными[1390].

Поющие революции

Литва

Вступление Красной армии на территорию Литвы, а затем Латвии и Эстонии вызвало неоднозначную реакцию населения этих стран. Согласно данным Паневежского окружного отделения государственной безопасности и криминальной полиции Литвы от 15 июня 1940 г., настроения населения были достаточно дифференцированы. «Настроение коммунистов очень приподнятое из-за последних событий и происходящих между Литвой и Советским Союзом переговоров. Многие из них говорят, что рано или поздно Советский Союз должен был оккупировать Литву, чтобы укрепить свои позиции перед Германией. Наиболее влиятельные из них проговариваются, что, хотя в настоящее время взаимоотношения между Советским Союзом и Германией хорошие, однако, когда окончится эта война, Германия будет пытаться вторгнуться в Советскую Россию, чтобы захватить некоторые ее области. Все это Советский Союз предвидит и поэтому укрепляет свои военные базы, расположенные в Литве.

В связи с отставкой министра внутренних дел и увольнением со службы директора Департамента государственной безопасности эти же коммунисты говорят, что и в Литве уже началась чистка. Мол, уже сняты два видных должностных лица и подобные увольнения не последние. Они якобы и являются проявлениями влияния Советского Союза в Литве.

Русские и мелкие хозяева из окрестностей Рокишкиса и Обяляй говорят, что скоро придет Молотов, их освободит и они этого освобождения точно дождутся.

Однако литовская часть общества, особенно чиновничество и богатые хозяева, из-за последних событий и происходящих между Литвой и Советским Союзом переговоров находятся в полном отчаянии. Большинство чиновников в разговорах между собой выражают мнение, что на худой конец лучше быть под гнетом немцев, чем коммунистов. Кроме того, некоторые из названных чиновников проговариваются, что Правительство Литвы не должно добровольно уступать Советскому Союзу. Напротив, оно обязано обратиться к Германии и просить, чтобы она оказала на Советский Союз такое воздействие, чтобы он не навязывал Литве тяжелые требования. А если мол и это не поможет, тогда все прибалтийские государства должны договориться и с оружием в руках оказать сопротивление Советскому Союзу, потому что все равно, если мы будем оккупированы, жизни не будет. Особенно на названную часть общества подействовала отставка министра внутренних дел и увольнение со службы директора Департамента государственной безопасности. В связи с этими событиями большинство чиновников буквально ошалели, большинство из них причитают и спрашивают, что же будет дальше, если уже сейчас Советский Союз начал вмешиваться во внутренние дела Литвы»[1391].

Командование РККА также фиксировало различную реакцию населения стран Прибалтики. Как отмечалось в докладе о действиях 2-й танковой бригады, «население с восторгом и большим подъемом встречало части бригады, особенно в Каунасе, где жители города буквально запруживали улицы, по которым должны двигаться танки, забрасывая бойцов и машины цветами и восклицая восторженные возгласы о Советской власти, о Сталине и Красной Армии»[1392]. По свидетельству редактора газеты «Тиеса» Г.О. Зиманаса, о приходе в Литву новых частей РККА жители Каунаса узнали в 13 часов 15 июня из передачи московского радио. «В 3 часа литовское радио подтвердило это сообщение, а к 7 часам Красная Армия уже была на улицах. Люди сначала стояли молча, с трудом понимая, что означает происходящее. Затем некоторые начали аплодировать, петь и приветствовать Красную Армию. В толпе пели песни о Красной Армии, которые были известны по передачам из Москвы. Красноармейцы тоже запели. Вскоре люди поняли, что Красная Армия пришла как союзник, готовый защищать нас от войны. Приветствия ширились по мере того, как подходили войска – танки, кавалерия, пехота на машинах – сильный и бесконечный поток»[1393].

17 июня в вечерней оперсводке № 6 штаба БОВО отмечалось, что «беднейшая часть населения городов и деревень приветствует приход Красной Армии. В Меркине, Алитус население встречало части Красной Армии с лозунгами и портретами Ленина, Сталина. При входе наших частей в Каунас были вывешены лозунги: “Да здравствует Советская власть”. Кулачество с приходом частей Красной Армии в Ландворово [Лентварис] начало эвакуироваться вглубь страны. Инцидентов не отмечено»[1394]. В изданной в 24.15 17 июня разведывательной сводке № 10 штаба БОВО указывалось, что «местные жители толпами собираются смотреть на проходимые части Красной армии. Были слышны выкрики: “Да здравствует тов. Сталин”»[1395]. 17 июня начальник политуправления БОВО бригадный комиссар Ф.Н. Воронин направил Л.З. Мехлису докладную записку № 567/с, в которой отмечал, что «при прохождении частей Красной Армии по территории Литвы население городов и деревень радостно встречает наши войска. Многие стараются заговорить с бойцами. В населенном пункте Веикш Пянц к колонне бойцов подошел старик-крестьянин и с большой радостью заявил: “Вот теперь мы вздохнем свободно, только вы, товарищи, не уходите от нас, нас здесь бедноту очень притесняют”. Крестьянин села Тетянц, белорус, говорил: “Надо, чтобы советы нас скорее освободили. Литовцы замучили нас, не дают разговаривать на родном языке”. Во время прохождения наших частей через город Ковно [Каунас] население встречало с лозунгами: “Да здравствует советская Литва”. В ряде населенных пунктов население бойцам и командирам преподносило цветы. Во всех городах, занятых нашими войсками, спокойно. Идет нормальная торговля. Местами образуется очередь за продуктами. Литовская армия, отойдя от границы, не оказывает никакого сопротивления. Литовские части изолированы в казармах и находятся под усиленной охраной и наблюдением офицеров и жандармерии. На улицах усиленные наряды полиции»[1396].

Согласно донесению начальника штаба 11-й армии генерал-майора В.Е. Климовских, 18 июня в Каунасе кавалеристов 6-го кавалерийского корпуса встретили лозунгами «Да здравствуют наши освободители»[1397]. Изданная в 10 часов утра 18 июня разведсводка № 12 штаба БОВО отмечала, что литовские «солдаты проявляют удовлетворение мирным разрешением конфликта СССР с Литвой, заявляя, “Не хотим воевать против Красной армии”. […] Широкие круги трудящихся (рабоче-крестьянские) проявляют большие симпатии к СССР»[1398]. Как указывалось в направленном в 4 часа утра 18 июня в ПУРККА донесении № 575/с политуправления БОВО, «в большинстве населенных пунктов литовское население встречает наши части с большой радостью. При прохождении наших частей вдоль шоссе от советско-литовской границы до города Ковно целый день стояли толпы народа, радушно встречавшие наши части. Остановившиеся красноармейцы и командиры моментально окружались толпой народа и засыпались вопросами о жизни в Советском Союзе. Среди населения были заявления, что приход Красной Армии они ждут давно. Во время прохождения частей через город Алитус население встречало части Красной Армии с лозунгами и портретами товарищей Ленина и Сталина. В городе Каунас были вывешены лозунги “Да здравствует Советская власть”. В м. Эйшишки [Эйшишкес] к красноармейцу 29[-й] с[трелковой] д[ивизии] Мищенко подошли три парня и задали вопрос: “Литвы не будет, можно вывешивать красные флаги”. Среди населения есть разговоры, что “началась советизация Литвы”, “раз Красная Армия пришла, значит, будет новая власть”.

Население пограничных районов проявляет большой интерес к Красной Армии и ее вооружению, но встречают сдержанно, натянуто. Было несколько случаев, когда в деревнях Акимнушки и Рекуцы отдельные женщины плакали. В отдельных селениях население молча встречает наши части, не приветствует. Очевидно, боятся быть заподозренными в сочувствии к Советской власти. Местные литовские власти проявляют боязнь и растерянность, не знают как им себя вести и по существу не управляют. Так, к инструктору политотдела 11[-го] с[трелкового] к[орпуса] подошли два полицейских и спросили “кому сдать власть”. При прохождении частей 32[-й] т[анковой] бр[игады] через границу к полковнику Гризунову подошли литовские солдаты и спросили: “Что будет с нами? ”, на что получили ответ: “Выполняйте свои обязанности”. Среди населения имеют место провокационные разговоры: “Красные войска идут для оказания помощи Литве в отвоевании у немцев Мемеля и Мемельской области», «идут войска для того, чтобы потом воевать с немцами”. […] В Литве спокойно, инцидентов нет»[1399].

Представитель ПУРККА старший политрук Павлов сообщил в 18.00 18 июня в Москву, что «в пограничных районах Литвы население встретило сдержанно проход частей Кр[асной] Армии, в центральных районах Литвы население радушно встречает проход частей Красной Армии. Кричат: “Здравствуйте, товарищи! ”, “Мы вас давно ждем” и т. д. При проходе местечка Сведосы [Сведасай], где наши части проходили четким строем и с песнями, на улицах стояли большие толпы народа и приветствовали Красную Армию»[1400]. Изданная в 12 часов 19 июня разведсводка № 14 штаба БОВО констатировала, что «население радушно встречает прибывающие части Красной армии. В Алитус, Меркине жители города встретили части Красной армии с лозунгами и портретами Ленина – Сталина. Деревенская беднота спрашивает: “Можно ли делить землю панов”». Среди шаулистов распространяются слухи о том, что Германия позднее им поможет изгнать Красную армию из Литвы[1401].

19 июня нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия направил наркому обороны сообщение № 2508/б/сс о том, что 18 июня в Каунасе «население встречает армию гораздо сдержаннее, чем в первые два дня, что объясняется наличием чрезвычайного положения, запрещающего всякого рода демонстрации. Как установлено, чрезвычайное положение в городе было введено литовскими властями по согласованию с командующим БОВО тов. Павловым. Оно еще не отменено, хотя вопрос об этом поставлен перед премьером Палецкисом. […]

В переговорах т.т. Деканозова и Позднякова с Палецкисом имело место следующее:

Когда перед Палецкисом был поставлен вопрос о том, что литовское правительство должно просить СССР помочь Литве усилить охрану границы с Германией, Палецкис заявил, что “это может поссорить Литву с немцами”. При этом спросил тов. Позднякова: “А как у вас на самом деле обстоят отношения с немцами? ” Тов. Поздняков ответил, что этот вопрос не имеет серьезного значения»[1402].

20 июня в донесении политуправления БОВО № 583/сс отмечалось, что «население Литвы и Латвии радостно встречает наши части, каждый стремится поговорить с бойцом и командиром, узнать о жизни в СССР. Во многих селениях наших бойцов и командиров встречали большие группы населения, они преподносили цветы, угощали бойцов молоком и стараются сделать услугу. Среди населения много вопросов о том, когда будет установлена Советская власть в Литве, что теперь будет с Литвой, многие открыто заявляют о своем желании присоединиться к Советскому Союзу.

При прохождении частей 36[-й] к[авалерийской] д[ивизии] один крестьянин провозгласил лозунг: “Да здравствует революция”. Два гражданина подошли к капитану 32[-й] т[анковой] бр[игады] Самолук и спросили: “Какая у нас будет власть”. Получив ответ, сказали: “Возьмите лучше нас под свою власть, а то наше правительство не умеет руководить народом, оно идет за помещиков, а у вас за рабочих”. В м. Аношкис один крестьянин подошел к полицейскому и сказал: “Ваше кончилось, пришли наши”. В расположение 80[-го] о[тдельного] б[атальона] с[вязи] забежал поросенок, один крестьянин крикнул: “Они его в котел положат”. Присутствующий при этом второй крестьянин сказал: “Нет, Красная Армия этого никогда не делает”. Многие жители интересуются нашей техникой, они с восхищением о ней говорят: “Вот это техника, у Литвы такой нет”. Много задается вопросов, когда можно будет начинать делить помещичьи земли.

Среди зажиточного населения имеются разговоры: “Чего вы сюда пришли, и кто вас просил”. Об этом были выкрики в г. Ново-Александровске [Зарасае].

Местные литовские власти принимают меры репрессий против населения, приветствующего части Красной Армии. В м. Барташишки население, вышедшее встречать части Красной Армии, было рассеяно полицией, в ряде селений, когда население готовилось к встрече частей Красной Армии, полиция запрещала вступать в разговоры с красноармейцами, угрожая арестом.

Несмотря на это население к частям Красной Армии относится дружелюбно, особенно еврейское население, высказывают настроение, чтобы Красная Армия осталась в Литве»[1403].

Само поведение советских войск также оказывало сильное впечатление на местное население. По свидетельству американской журналистки А.Л. Стронг, крестьянка с которой она встретилась по дороге в Каунас, сказала ей, что «богачи пугали нас Красной Армией. Они говорили, что Красная Армия отнимет у нас землю и продукты. Но она не берет у нас продукты даже тогда, когда мы сами ей предлагаем. У нее, наверное, много своих, может быть, больше, чем у нас». По рассказу одного крестьянина, «танки Красной Армии шли через нашу деревню, а на дороге оказалась курица с цыплятами. Танки остановились, выпрыгнул красноармеец и отогнал цыплят. Такой армии мы никогда не видели. Даже наша литовская армия во время маневров не относится так бережно к собственности крестьян, как эта». По мнению другой крестьянки, «даже когда они просят у вас глоток воды, они делают это так вежливо, что просто с удовольствием даешь им напиться»[1404].

Вполне понятно, что политуправление БОВО отмечало, что «отношение местного трудящегося населения к частям Красной Армии хорошее. На протяжении всего пути движения по литовской территории население дружелюбно встречало проходящие части. Почти в каждом населенном пункте трудящееся население празднично одетое встречало и приветствовало проходящие части. Во многих деревнях население преподносило проходящим бойцам и командирам букеты цветов. Население с восторгом отзывалось о мощи, организованности и дисциплинированности Красной Армии. Многие в беседах заявляли о том, что литовские заправилы обманывали их, рисуя Красную Армию оборванной, немощной, голодной, носящей свои винтовки на веревках.

Рабочий города Поневежис заявил: “Нам говорили, что в Красной Армии нет белья, все красноармейцы ходят в лаптях, что танки в Красной Армии из фанеры. Теперь мы убедились, что это была все ложь”.

Нередки случаи, когда население оказывало большую помощь в починке дорог и мостов, где проходили части Красной Армии. Во время прохода частей дивизии гор. Поневежис, встреча трудящегося населения вылилась в стихийную демонстрацию. Демонстранты горячо приветствовали части Красной Армии с возгласами: “Да здравствует родная Красная Армия, наша освободительница”, “Да здравствует великий Сталин”. Трудящееся население спрашивает, когда будет установлена Советская власть, когда будет разоружена армия и полиция?

Буржуазия встречает части Красной Армии растерянно и часто враждебно. В гор. Поневежис сбежал только мэр города, родственник Сметоны. Остальные все реакционные руководители остались на своих постах»[1405].

20 июня нарком внутренних дел СССР направил наркому обороны сообщение № 2515/б/сс, в котором отмечалось, что 19 июня в Литве «среди рабочих, а также русского населения настроение приподнятое. Комсостав наших частей приглашают домой, дарят цветы. Предлагают свои услуги по организации рабочих дружин, указывают по своей инициативе адреса полицейских, стражников. […] 19-го вечером по радио объявлено о введении в городе чрезвычайного положения, запрещено хождение по улицам с 23 до 4 часов, виновные в нарушении будут привлекаться к годичному заключению в концлагери или к 3 месяцам тюрьмы и штрафу до 5 тысяч лит.

О введении чрезвычайного положения запрашивалось мнение нашего полпредства и, несмотря на отрицательный ответ тов. Позднякова, чрезвычайное положение было введено»[1406].

Тем временем во второй половине дня 15 июня в Литву прибыл заместитель наркома иностранных дел СССР В.Г. Деканозов, который был уполномочен советской стороной на ведение переговоров по всем вопросам двусторонних отношений. Однако в связи с бегством литовского президента за границу в Каунасе возникла некоторая неразбериха относительно того, с кем советский представитель должен был вести переговоры. 16 июня в 10.40 в советское полпредство в Каунасе позвонил исполняющий обязанности министра иностранных дел Литвы и сообщил, что «сегодня утром президент Сметона выехал за границу. Добавил, что, несмотря на то, что к нему были посланы специальные люди уговорить его не покидать страну, Сметона отказался от поста президента и выехал». По разъяснению литовского дипломата, «полномочия президента, согласно Конституции, перешли к премьер-министру, то есть Меркису. Важно отметить, что Меркис подал в отставку еще утром, 15 июня, то есть за день до бегства президента, и отставка Меркиса была Сметоной принята. Т. о., на сегодня Литва не имеет президента и имеет правительство, находящееся в отставке»[1407]. В тот же день в Литве было официально объявлено, что «вчера, 15 июня, президент Республики Антанас Сметона отбыл за границу. Его отъезд при создавшихся обстоятельствах правительство считает отставкой с поста президента Республики. Обязанности президента Республики в соответствии со ст. 72 Конституции Литвы исполняет премьер-министр Антанас Меркис»[1408].

15–16 июня по всей Литве было распространено воззвание ЦК Компартии Литвы, в котором констатировалось, что действия СССР пресекли происки литовских реакционных сил и их империалистических покровителей и обеспечили защиту независимости Литвы. Были сформулированы требования к новому правительству, которое «должно будет не на словах, а на деле выполнять договор с СССР и отстаивать интересы народа. С этой целью народу должны быть возвращены демократические права; немедленно должны быть освобождены из тюрем и концлагерей все политзаключенные»; должны быть легализованы Коммунистическая партия и профсоюзы, арестованы агенты империалистических держав и запрещена партия таутининков[1409]. Уже 16 июня в Каунасе, Вильнюсе, Паневежисе и других городах прошли демонстрации и митинги населения, на которых выдвигались требования создания нового, народного правительства и освобождения политзаключенных[1410]. В тот же день в ходе контактов между советским полпредством и ЦК КПЛ о главе нового правительства была согласована кандидатура Ю. Палецкиса.

17 июня исполняющий обязанности президента Литвы А. Меркис утвердил новое правительство во главе с Ю. Палецкисом[1411]. В тот же день Меркис ушел в отставку и обязанности президента стал исполнять Палецкис, а с 24 июня исполняющим обязанности премьер-министра стал В. Креве-Мицкявичус[1412]. Правительство объявило амнистию политических заключенных. В результате, как доложил в Москву в 23.45 18 июня сотрудник советского полпредства в Литве Ф.Ф. Молочков, в 18 часов из тюрьмы в Каунасе было освобождено 104 политзаключенных. «Политзаключенные были восторженно встречены огромной толпой, заполнившей улицы города. Под приветственные возгласы, осыпаемые цветами, освобожденные прошли в специально отведенный для них особняк. Создан комитет помощи освобожденным под председательством Палецкой и Гиры. Из толпы выкрикивали приветственные лозунги по адресу Советского Союза, а также Литовского правительства. Были лозунги: “Да здравствует Советское правительство Литвы во главе с Палецкисом”. Завтра в Каунас прибывают освобожденные политзаключенные из тюрем и концлагерей»[1413]. Всего в Литве в июне – августе 1940 г. по амнистии было освобождено 516 политзаключенных[1414].

17–18 июня во всех крупных населенных пунктах Литвы состоялись массовые митинги и демонстрации в поддержку нового правительства. С 18 июня началась замена высшего звена чиновников в государственном аппарате, стала создаваться народная милиция[1415]. В тот же день было опубликовано заявление Ю. Палецкиса о политике нового правительства, в котором, в частности отмечалось, что «во внешней политике новое правительство будет поддерживать нормальные отношения со всеми государствами. Первостепенной задачей правительства будет установление подлинно сердечных и дружественных отношений с Советским Союзом, с которым у Литвы существует тесный союз на основе пакта о взаимопомощи»[1416]. 19 июня новое правительство Литвы издало закон о роспуске партии таутининков[1417].

По данным подписанной в 10 часов 21 июня разведсводки № 18 штаба БОВО, литовское «население собирается толпами, полицейские пытаются разгонять, но это не удается. Полицейским заявляют: “К нам пришла Красная армия, ваши функции окончились”»[1418]. Подписанная в 10 часов 23 июня разведсводка № 22 штаба БОВО сообщала, что «крестьянство Литвы проявляет большой интерес к Красной армии и жизни СССР. Удивляясь военной мощи Красной армии, заявляют: “Нам говорили, что Красная армия боса, неодета, голодна, с фанерными танками, а мы сейчас видим как раз наоборот”. “Нам говорили, что Красная армия будет отбирать все, а на самом деле ничего подобного”»[1419]. В 18.20 23 июня заместитель начальника политуправления 3-й армии бригадный комиссар Б.И. Максимцев подписал сводку № 1 об отношении литовского населения к Красной Армии, в которой отмечалось, что «части Красной Армии население города К[уп]ишки[с] встретило аплодисментами и криками “Ура”. При подходе частей Красной Армии к городу Биржи [Биржай] среди встречавшего населения был молодой парень, державший в руках портрет т. Сталина. К командиру войсковой части подошел молодой рабочий и заявил: “Мы вас ждали 20 с лишним лет и, наконец, дождались этого счастья. Сейчас наша жизнь в дружбе с Советским Союзом пойдет по-новому, счастливо”. Другие, подходя к командирам, говорили: “Здравствуйте, наши дорогие товарищи. Мы рады вас встретить”. Красноармейцы на месте расположения части организовали пение революционных песен. Собралась большая толпа народа и слушала красноармейские песни, высказывая свое одобрение аплодисментами и криками “Ура”. Слушавшие просили повторить некоторые песни, как, например, песню о Сталине, “Тачанку”, “Если завтра война”. Затем молодежь начала петь вместе с красноармейцами»[1420].

23 июня политуправление БОВО направило в Политуправление РККА донесение № 611/с о настроениях местного населения:

«С большим воодушевлением встретило трудящееся население Латвии и Литвы вступление в города и села частей Красной Армии. Восторженную встречу частям 10 ск оказали в Укмерге, где женщины бросали бойцам цветы. В Укмерге один крестьянин заявил: “С вашим приходом нам стало лучше, изменилось отношение полиции. Они даже попрятали дубинки”. Были и такие заявления: “Красная Армия пришла, теперь мы будем учиться. До сих пор учиться не было возможности – не было денег”.

19.6.40 г. к работнику политотдела 11[-го] с[трелкового] к[орпуса] подошла молодая еврейка-ученица и заявила: “Мы, евреи, от всей души приветствуем вас и рады, что пришла Красная Армия. Мы сейчас чувствуем большую радость, чувствуем себя вольно”.

Особенно горячие чувства к РККА питает беднейшее еврейское население, как наиболее угнетаемая и преследуемая нация. Евреи с жадностью расспрашивают о жизни евреев в СССР, окружают наших бойцов и командиров группами. Весьма характерен следующий случай, показывающий насколько развит антисемитизм в Литве. 19-го июня 1940 г. к военнослужащим 11[-го] с[трелкового] к[орпуса] подошла группа евреев и стала расспрашивать о жизни еврейской части населения в СССР. Во время беседы подошел один литовец и сказал: “Прекратите вы с этими «жидами» разговаривать, мы их ненавидим”. Очевидно, антисемитизм, насажденный в свое время царским правительством, всячески поддерживался литовским.

Трудящееся население горячо одобряет приход Красной Армии. В м. Ивы при встрече бойцов О[тдельного] Б[атальона] С[вязи] 29[-й] с[трелковой] д[ивизии] рабочие, стоявшие на шоссе, заявили: “Если бы Красная Армия не вступила, то вступили бы немцы, так как правительство Литвы уже с ними договорилось. Хорошо, что Красная Армия опередила немцев”. Когда проходил 73[-й] с[трелковый] п[олк] 33[-й] с[трелковой] д[ивизии], стоявший у дороги крестьянин, видимо, бедняк со слезами радости на глазах, говорил: “Привет, товарищи, привет Красной Армии”. При прохождении частей 6[-й] к[авалерийской] д[ивизии] в дер[евнях] Горнодишки, Золотушко бойцов 48[-го] к[ав]п[олка] население встретило с цветами и заявляло: “Давно мы ждали Красную Армию. Давно нужно было прогнать этих пузатых чертей”.

В м. Аванти [Аланта] при вхождении бойцов 55[-й] с[трелковой] д[ивизии] население выкрикивало лозунги: “Ура, Красной Армии”, “Да здравствует Красная Армия”. При вхождении частей 6[-й] кавалерийской дивизии в город Каунас встречавшее население приветствовало бойцов и командиров, а одна женщина из буржуазной среды сказала: “Ой, какая грязная Красная Армия”. Стоявший рядом с ней рабочий ответил: “Это есть единственная в мире армия рабочих и крестьян, которая существует не для парадов, а для освобождения трудящихся от эксплуатации и паразитов, таких как ты”. Когда части 143[-й] с[трелковой] д[ивизии] входили в Вильно все улицы были заполнены народом. Всюду радостные лица, приветствия. Неподдельная радость охватила трудовое население, встречавшее части Красной Армии. В м. Олиты [Алитус] несколько литовских граждан подошли к походному полковому клубу, украшенному портретами и лозунгами: “Да здравствует мудрая сталинская внешняя политика мира”. Прочитав вслух этот лозунг, литовцы высказались, что это действительно правильный лозунг.

Солдаты Литвы также стремятся побеседовать с нашими бойцами. В местечке Кейданы [Кедайняй] во время остановки 22[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады] к красноармейцам подходили литовские солдаты и высказывали свое недовольство казарменным режимом, офицерством. В этом же местечке, по рассказам жителей, днем 18.6 была организована рабочая демонстрация приветствия Красной Армии и Советскому Союзу. Демонстранты пели советские песни. Местные власти решили разогнать демонстрантов, вызвали роту солдат, которые произвели несколько выстрелов. Организаторы-руководители демонстрации арестованы. Избито два рабочих и один ранен штыком.

Несмотря на провокационное поведение местных властей, трудящиеся повсюду высказываются за установление Советской власти, осуждают действия полиции, которая ведет себя нагло и пытается зажать рты тем литовским гражданам, которые приветствуют Красную Армию и Советский Союз»[1421].

В 1.10 25 июня начальник политуправления 11-й армии бригадный комиссар М.В. Рудаков направил Л.З. Мехлису телеграмму: «Сегодня, 24 июня проходит невиданная еще в Каунасе демонстрация трудящихся, организованная литовской компартией. Колонны трудящихся с портретами товарищей Сталина, Молотова, Ворошилова, Димитрова, Тимошенко, плакатами, лозунгами и красными флагами непрерывным потоком начали стекаться на площадь задолго до назначенного срока начала демонстрации восемнадцати часов. На демонстрацию прибыли рабочие за 40 километров с окружающих Каунас строек на автомашинах. Митинг, проведенный до начала демонстрации, прошел с исключительным подъемом, слова оратора, представителей фабрик и заводов и литовской компартии “Да здравствует Великий Сталин”, “Да здравствует непобедимая Красная Армия” покрывались громкими аплодисментами и криками “Ура”. Митинг закончился единодушным пением “Интернационала” всех присутствовавших. Демонстрация продолжалась до половины первого 25 июня. Демонстранты исключительно восторженно приветствовали Красную Армию и советское посольство, мимо которого прошла демонстрация, беспрерывно провозглашаются лозунги в честь вождя народов т. Сталина, т.т. Молотова, Ворошилова, Калинина, в честь Красной Армии – восторженные крики “Ура”. Впечатление такое, что это происходит не в буржуазной стране, а в советской. Демонстрация проходит организованно, без всяких инцидентов, на знаменах и транспарантах лозунги, выдвинутые литовской компартией: требуем легализации компартии и профсоюзов, конфисковать состояния бежавших реакционеров, врагов народа вон из госаппарата и армии, безземельным и малоземельным землю помещиков, работу и помощь безработным, усилить борьбу со спекуляцией, поздравляем политзаключенных – борцов за освобождение народа, да здравствует СССР – отечество трудящихся всего мира, да здравствует 13-я союзная литовская социалистическая республика, да здравствует Красная Армия освободительница нашего народа, да здравствует товарищ Сталин, вождь народов. Карикатуры на Сметона вызывают взрывы смеха и веселое оживление демонстрантов. Полиция сняла погоны и не носила дубинок. По адресу красноармейцев и командиров слышатся бесчисленные благодарности за избавление от гнета реакции. В колоннах демонстрантов пели советские песни “Москва моя”, “Если завтра война”, “Песня о Родине”, “Катюша” и другие. Общий отзыв трудящихся, что день 24 июня был праздником для них. В демонстрации участвовало около 40–50 тысяч»[1422].

25 июня были легализованы Коммунистическая партия и Комсомол Литвы[1423]. В тот же день в газете «Ляудес балсас» была опубликована статья «Советская Литва», в которой разъяснялась необходимость вступления Литвы в состав Советского Союза и подчеркивалось, что никто не может требовать от коммунистов отказаться от пропаганды идей социализма, от стремления превратить свою страну в социалистическое государство. Статья заканчивалась словами: «Тот, кто не ослеп от ненависти к социализму, не может не видеть, что народ идет именно по такому пути». 26 июня было опубликовано воззвание ЦК КПЛ, в котором содержался лозунг «Да здравствует Советская Литва – 13-я Советская социалистическая республика!»[1424]. 27 июня литовское правительство приняло решение о роспуске сейма[1425].

В 16.10 27 июня начальник политуправления 3-й армии бригадный комиссар Ф.И. Шулин направил в Политическое управление РККА сводку № 5 «Об отношении населения к Красной Армии», в которой о положении в северо-восточных районах Литвы сообщалось следующее:

«Отношение населения г. Рокишки[с] и окружающих деревень к частям Красной Армии с каждым днем улучшается. Выход 24.06 бойцов 287[-го] О[тдельного] С[аперного] Б[атальона] и 261[-го] О[тдельного] С[аперного] Б[атальона] в строю на прогулку в сопровождении оркестра привлек большое количество трудящихся. В течение 2 часов трудящиеся сопровождали части и на остановках (на площадях) присоединялись к красноармейцам, пели вместе революционные песни. В том же городе после обеда для бойцов и начсостава был организован культурный отдых, состоявший в показе художественной самодеятельности, организации игр в футбол, волейбол и т. д. Вечером на стадионе был организован концерт, показ красноармейской художественной самодеятельности, кинокартины “Юность Максима”, привлекшие значительное количество зрителей от местного населения. Крестьянин-середняк, проживающий в окрестностях г. Рокишки[с], в беседе с красноармейцами заявил: “Хорошо, если Красная Армия останется здесь, если же уйдет, то тут опять будут старые порядки. Купцы и политические чиновники угрожают нам расправой после ухода Красной Армии с территории Литвы, если мы будем сейчас приветливо относиться к Красной Армии. Я сам русский, моя фамилия Ершов. Ксендзы и купцы все время сеяли рознь между русскими и литовцами и разжигали ненависть к русским, поэтому я уверен, что богачи будут мстить нам, если отсюда уйдет Красная Армия”. Во время демонстрации кинофильма для бойцов и командиров на стадионе г. Рокишки[с] среди литовских граждан, присутствующих здесь, появился полицейский, быстро удаленный со стадиона литовской молодежью со свистом и криками. В г. Биржай 25.06 в штадив 10[-й] С[трелковой] Д[ивизии] пришел гражданин, назвавший себя Авериным Дмитрием (рабочий, маляр, по его заявлению – русский), и принес письмо с указанием своего адреса, в письме он благодарит Красную Армию за приход, так как с ее приходом гнет реакции ослабел»[1426].

По данным подписанной в 17 часов 28 июня оперативной сводки № 44 штаба 16-го стрелкового корпуса, «отношение населения к Красной Армии хорошее, высказывают недовольство тем, что части Красной Армии с ними не общаются»[1427]. В подписанной в 22 часа 27 июня оперсводке № 30 штаба БОВО отмечалось, что «по донесению наштарма 11, на кино, устроенном для красноармейцев 32[-й] т[анковой] бр[игады], присутствовало население и были возгласы: «Думать больше нечего, “Да здравствует Советская Литва”»[1428]. Как отмечалось в подписанной в 22 часа 28 июня оперсводке № 32 штаба БОВО, «26.6 в Кретинга после митинга демонстранты организованным порядком подошли к штабу 142[-го] с[трелкового] п[олка] 5[-й] с[трелковой] д[ивизии] и зачитывали приветствие и при этом все время раздавались здравицы в честь т.т. Сталина, Молотова, Ворошилова, покрываемые единодушным “Ура!”»[1429]. Подписанная в 23 часа 28 июня разведсводка № 13 штаба 16-го стрелкового корпуса сообщала, что «крестьянское население районов Мариамполь, Кальвария в основном зажиточное (от 50 до 100 га земли) настроено к нам враждебно. Имеющаяся среди них большая прослойка немцев ждала прихода германских войск и приготовила плакаты с приветственными лозунгами и фашистской эмблемой. Бедняки настроены к нам радушно, часто говорят «устанавливайте скорее Советскую власть». Безработные рабочие бум[ажной] фабрики (Ставишки [в] 6 км сев[ернее] Вильно) по национальности поляки и русские высказывают недоверие литовскому правительству, ждут прихода Советской власти»[1430]. Как отмечалось в подписанной в 10 часов 29 июня оперсводке № 33 штаба БОВО, «27.6 в Шауляй происходила демонстрация. Демонстранты, проходя мимо штаба корпуса, горячо приветствовали части Красной армии, выкрикивали лозунги: “Да здравствует СССР”, “Да здравствует Красная армия”»[1431].

29 июня Мариампольское окружное отделение государственной безопасности и криминальной полиции Литвы докладывало о настроениях жителей Варенского района:

«Образование Народного правительства в широких слоях жителей этого района создало довольно приподнятое настроение, потому что предшествующий режим не имел здесь поддержки широких масс. Считалось, что предшествующий режим не хотел понять широкие слои населения, не хотел допустить их к управлению – ведению своих дел и сам режим держался только на узкой группе покровительствуемых лиц и его поддерживали только потакатели. В связи с образованием нового Правительства здесь особенно был заметен энтузиазм рабочего класса. Несколько иное настроение преобладало в рядах хозяев, занимающихся сельским хозяйством и интеллигентов. Поскольку смена правительства произошла при таких обстоятельствах, в их среде держались осторожно, потому что многим было не ясно, к чему стремится Советская Россия в отношении Литвы. Многие выражали опасение, как бы СССР не стал пытаться присоединить Литву или ввести в Литве коммунистический строй. Побег бывшего президента республики Сметоны всех, в том числе его сторонников и националистов, настроил здесь отрицательно. Этот побег большинство считает эгоистическим, безосновательным страхом и недостатком преданности родине. То, что во главе Правительства встал г-н Палецкис, общественностью было встречено достаточно благосклонно, потому что г-н Палецкис здесь широко известен как журналист и человек, смело выражающий свое мнение. Общественность окрестностей Варены считает, что г-н Палецкис вполне подходит для проведения широких реформ.

Образование нового Правительства жителями этого района встречено благосклонно, особенно большое удовлетворение чувствовалось среди бедноты и евреев. Но слышно и недовольство тем, что лица еврейской национальности допускаются в народное Правительство. Такое недовольство чувствуется среди литовцев разных профессий, даже среди рабочих. Мол, евреи никакой не пролетариат, а только эксплуататоры. Хозяева, занимающиеся сельским хозяйством, говорят, что евреи корыстолюбивы, всегда приспосабливаются к правящим кругам и не имеют никакого патриотизма в отношении Литвы. Среди хозяев и интеллигенции чувствуется озабоченность по поводу того, удастся ли теперешнему Правительству сохранить свободу и независимость Литвы, и чувствуется страх, как бы в Литве не ввели коммунистический строй и не присоединили к СССР.

О произнесенных членами Правительства речах отзывы положительные и с удовлетворением акцентируются высказывания о том, что не будет посягательств на имущество, приобретенное своим трудом, что не будет твориться никакого произвола, что будут стремиться сохранить независимость Литвы и тому под[обное]. Большинство жителей понимает, что в теперешних условиях надо продемонстрировать необходимое уважение в отношении СССР, однако большинство опасаются коммунистического строя и присоединения к СССР. Отрицательное настроение у интеллигенции и жителей, имеющих какую-либо собственность, породили лозунги, которые провозглашаются по радио во время торжеств по случаю освобождения заключенных или на митингах общественности: “Да здравствует свободная Советская Литва”, особое чествование Советской России, забегая вперед и пока еще забыв почтить свое собственное новообразованное народное Правительство. Особое впечатление произвело на жителей выдвижение предложения просить Советское правительство о том, чтобы оно присоединило Литву к СССР. В связи с этим здесь многие часто говорят, что якобы получается, что Правительство говорит красивые речи, обещает беречь независимость, а в то же самое время предоставляется свобода для всяких безответственных лиц провозглашать такие лозунги и выражать упомянутые пожелания. Особенно все это устрашает хозяев, занимающихся сельским хозяйством, которые в коммунизме видят какого-то буку. Частое акцентирование коммунистических тенденций, кажется, остужает настроение хозяйствующих на земле и делает их равнодушными к новой власти. Особенно это заметно здесь, в окрестностях Варены, где хозяева видели много всяких перемен. Наконец, на настроение хозяев земельных участков оказывают действие и получаемые в последнее время извещения об уплате земельных налогов, которые остались такой же величины, как и раньше. Большинство хозяев ждали, что новое Правительство уменьшит налоги. Рабочие, беднота и малоземельные ждут земельной реформы и надеются даром получить лес на дрова, пасти скот в лесу и тому под[обное]»[1432].

В 14.35 29 июня политуправление 3-й армии издало сводку № 7 «Об отношении населения к Красной Армии», в которой о положении в северо-восточных районах Литвы было сказано следующее:

«М. Рокишкис. Отношение местного населения к частям Красной Армии весьма хорошее. Жители м. Рокишкис и почти вся молодежь своим излюбленным местом считает сейчас местный стадион, где по вечерам демонстрируются советские кинофильмы и организуется показ красноармейской художественной самодеятельности. С первых дней прихода частей Красной Армии в район м. Рокишкис молодежь с большим интересом разучивала революционные песни. Сейчас революционные песни поются литовской молодежью самостоятельно. Советские революционные песни стали почетными в быту литовской молодежи. Их с удовольствием слушают и старики. Крестьяне из окружающих деревень приезжают иногда с семьями послушать пение советских революционных песен и посмотреть советские кинофильмы, которые почти каждый день демонстрируются на стадионе м. Рокишкис частями Красной Армии.

В м. Рокишкис были пущены провокационные вражеские слухи о том, что Германия, якобы, предъявила СССР ультиматум об очищении территории прибалтийских государств в течение 7-ми суток. В связи с этими провокационными слухами некоторые жители м. Рокишкис неуверенно заявляли: “Так как Красная Армия может уйти с нашей территории, не лучше ли обождать с демонстрацией населения до тех пор, пока окончательно не выяснится вопрос, остается или не остается Красная Армия”. Одна работница Максимова – русская, проживающая в м. Рокишкис, в беседе с группой местных жителей заявила: “Теперь мы должны быть хозяевами своего положения, чтобы показать свою организованность и силу, надо обязательно прибыть 30 июня на демонстрацию и потребовать, чтобы разогнали всех старых правителей. Когда пришла к нам Красная Армия, то мы увидели свет”»[1433].

29 июня политуправление БОВО направило в Москву донесение № 633/с:

«Взаимоотношение с населением и армиями Литвы и Латвии.

Население Литвы и Латвии восторженно встречало части Красной Армии. В городе Биржа[й] в Литве было организована демонстрация населения, тысячи людей с цветами, красными флагами приветствовали приход частей Красной Армии. На здании местного самоуправления и многих домах местных жителей были вывешены красные флаги, приветственные лозунги: “Да здравствует великий Советский Союз”, “Да здравствует наша освободительница Красная Армия” и др. Многие жители приходили за десятки километров для того, чтобы увидеть и приветствовать Красную Армию. Население восхищается могуществом, богатством новейшей техники и дисциплинированностью Красной Армии.

Крестьяне деревни Вышкуйна рассказывали: “Нам говорили, что Красная Армия оборвана, подпоясана веревками, ружья на веревках, танки фанерные, оказывается совсем наоборот. Одеты вы лучше нашей армии, танков у вас больше и они лучше, чем у немцев. Нам говорили, что немец хорошо вооружен, а оказывается, что мы видим, это будет почище немцев”.

В местечке Круснис крестьяне спрашивали: “А будет ли у нас Советская власть? ” Когда им отвечали, что установление власти – их дело, то многие говорили: “Хотим советскую власть”.

Местные власти по-прежнему применяют репрессии к населению, сочувственно относящемуся к приходу Красной Армии. […]

22.6.40 г. в г. Мариамполе, ночью, полицией был организован еврейский погром. Имеются данные о подготовке погрома в м. Кретинге. Там же в Мариамполе, во время трансляции речи нового премьер-министра Литвы большая толпа населения была разогнана по распоряжению начальника полиции, который заявил: “Верить этой речи нельзя, это правительство долго существовать не будет”. Радиопередача была выключена. На следующий день этот же начальник полиции оштрафовал всех местных жителей евреев, якобы за неуборку мусора в дворах.

В городе Якобштадте [Екабпилсе] местными властями дано строгое распоряжение не приветствовать Красную Армию. Граждан, выходивших на улицу для приветствия частей, полиция разгоняла в дома. Несмотря на это, народ приветствовал из окон, со двора, а некоторые жители, избрав момент, когда не видят полицейские, вручали цветы бойцам и командирам. Части литовской армии продолжают находиться под строгим наблюдением офицеров и полиции, им категорически запрещается приветствовать Красную Армию. Не взирая на это, среди солдат растут симпатии к Красной Армии и усиливается неповиновение офицерам.

При прохождении 29[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады] через г. Ра[д]вил[ишкис], группа солдат саперного батальона литовской армии в отсутствие офицера в знак приветствия махала руками»[1434].

Несколько позднее в тот же день политуправление БОВО направило в ПУРККА доклад № 637с об отношении населения к частям и соединениям округа, в котором отмечалось:

«Один гражданин, видно, из привилегированного общества, приветствующим проходящие через Каунас части 6[-й] к[авалерийской] д[ивизии] заявил: “Мы вам за это голову сорвем, а с Советами мы еще воевать будем”.

Среди немецкой части населения имеют место такие разговоры: “Наша Германия сейчас кончит войну с союзниками, а тогда, хотя мы и имеем договор с СССР, но воевать с русскими будем. Гитлер сказал – немцы должны завоевать весь мир. Очень плохо, что советские войска пришли раньше, чем немецкие”.

[…] По гор. Шауляю 21.6.40 г. шла с бойцами-танкистами грузовая машина. На кабине был портрет товарища Сталина. Население, увидев портрет, начало кричать «ура» и аплодировать. По мере проезда машины овации гремели и перекатывались по всей улице. Там же к нашему командиру подошла группа литовских солдат, которые выразили свои симпатии к Красной Армии, заявив: “Как стало хорошо, наши офицеры перестали нас бить, обращение стало лучше”. […]

В районе Мицкуны жители жаловались, что местные органы власти не разрешают им разговаривать с красноармейцами. Одна гражданка подошла к бойцам, набиравшим воду, и сказала: “18-го июня нас собрал старшина и приказал – если будете разговаривать с красноармейцами, то будете избиты и посажены в тюрьму”.

Многие задают вопросы: “Какая власть будет в Литве? ”, “когда будут Советы”, “мы хотим Советскую власть”.

При прохождении через Вильно [Вильнюс] колонны 116[-го] арт[иллерийского] паркового дивизиона 185[-й] с[трелковой] д[ивизии] 18.6.40 г. в центре города 4 мужчин выбросили красный флаг. Полиция, увидев это, избила и захватила двух, остальные участники разбежались. При прохождении 167[-го] О[тдельного] С[аперного] Б[атальона] там же рабочие встретили бойцов с красным флагом, на котором было написано: “Да здравствует Красная Армия”. В момент преследования рабочих полицией этот флаг был оставлен на одной из машин 167[-го] О[тдельного] С[аперного] Б[атальона]. […]

24.6.40 г. в Ковно состоялась демонстрация, в которой приняло участие до 50 тыс. человек. Трудящиеся и интеллигенция шли с лозунгами приветствия Красной Армии, Великому Сталину, Молотову, Ворошилову. Были лозунги: “Да здравствует Советская свободная Литва”, “Да здравствует 13-я Советская Республика”. Демонстрация длилась 6 часов. Прошла с большим подъемом.

Полиция всячески преследует тех, кто приветствует Красную Армию. […] Население горит желанием установить в стране Советскую власть»[1435].

Согласно подписанной в 22 часа 29 июня оперсводке № 34 штаба БОВО, «в Литве коммунистической партией Литвы проводится подготовка к демонстрациям 30.6 по всей Литве – выпущены листовки и объявления»[1436].

29 июня начальник штаба 11-го стрелкового корпуса направил командованию 5-й, 55-й, 185-й стрелковых дивизий, 22-й и 32-й танковых бригад приказание № 70:

«На 29–30.6.40 г. во многих районах Литвы готовятся массовые демонстрации в честь Красной Армии.

Категорически воспретить прямое или косвенное участие в демонстрациях частей и отдельных военнослужащих.

Тщательно продумайте охрану частей, штабов и место демонстрации специально выделенными и хорошо проинструктированными командирами.

Не вмешиваться в порядок проведения демонстраций, не допуская вооруженного выступления частей Литовской армии, шаулистов, полиции.

Обратить серьезное внимание на решительное повышение бдительности.

Организовать так работу, чтобы никого [из] наших бойцов и командиров нельзя было застать врасплох и спровоцировать»[1437].

Утренняя оперсводка 3-й армии от 30 июня сообщала, что в Рокишкис «среди населения провокаторы распространяют слухи, что якобы Германия предъявила ноту СССР об очищении территории прибалтийских государств в 7-мидневный срок. Контрреволюционно настроенные шаулисты проводят работу по срыву намеченной демонстрации путем угроз населению, заявляя: “Скоро красные уйдут, тогда мы из тех, которые симпатизируют Красной Армии, общаются с ней и аплодируют ей, будем резать ремни и гноить в тюрьмах”»[1438]. Как сообщала подписанная в 10 часов 30 июня разведсводка № 36 штаба БОВО, в литовских газетах было напечатано сообщение из Лондона «о передаче Варшавского генерал-губернаторства Советскому Союзу. В связи с этим среди поляков замечается оживление, они заявляют: “Лучше Советская власть, чем фашизм”»[1439]. По данным подписанной в 11 часов 30 июня разведсводки № 16 штаба 16-го стрелкового корпуса, «жители Вильно [Вильнюса] высказывают недовольство замкнутостью наших гарнизонов»[1440].

Подписанная в 22 часа 30 июня оперсводка № 36 штаба БОВО отмечала, что «в демонстрации 29.6 в Укмерге участвовало около 3 000 человек. Основными лозунгами были: “Да здравствует Советская Литва”. Демонстранты пели советские песни»[1441]. По данным подписанной в 10 часов 1 июля оперсводки № 37 штаба БОВО, «в районе Расейняй трудящиеся заявляют, что до прихода Красной армии их обманывали, говоря, что придет Красная армия [и] все разорит. На самом деле они видят честность и вежливость бойцов Красной армии»[1442]. Подписанная в 22 часа 1 июля оперсводка № 38 штаба БОВО констатировала, что «по донесению штаба 3[-й] армии – 30.6.40 в 14.00 население города Рокишкис и его окрестностей в радиусе до 50 км – приняло участие в демонстрации до 6 000 человек демонстрантов, шли с красными знаменами, флагами и портретами Ленина, Сталина, Молотова, Ворошилова и с лозунгами: “Да здравствует 13-я Литовская ССР”, “Да здравствует компартия Литвы”, “Да здравствует тов. Сталин – освободитель трудящихся всех наций”. Выступавшие на митинге ораторы выражали приветствие Красной армии как освободительнице и защитнице трудящихся. После митинга колонны демонстрантов прошли мимо здания штаба корпуса с приветственными лозунгами. Выступавшего на митинге литовского коменданта города Рокишкис демонстранты встретили свистом и криком: “Долой фашиста”. Никаких эксцессов во время демонстрации не было. […]

По донесению штарма 11, происходившие 29 и 30.6 митинги, почти во всех городах и местечках Литвы показали, что трудящиеся массы города и деревни начинают видеть в компартии Литвы своего вождя и руководителя. В демонстрациях, организованных компартией Литвы, 30.6.40 участвовало: Алитус – 15 000 человек, Мариамполь – 10 000 человек. Кроме того, демонстрации и митинги происходили в городах Даугай, Меркине, Шедува, Укмерге и многих других. Основными лозунгами были: “Да здравствует тов. Сталин”, “Да здравствует СССР и его Красная армия”, “Да здравствует компартия Литвы”. Увеличился спрос на газеты – тираж газет увеличен. Советские газеты расхватываются в несколько минут. В демонстрации в гор. Шауляй 30.6 принимали участие некоторые офицеры и много солдат, при этом последние заявили, что они готовы хоть завтра служить в Красной армии.

Митинг в Каунас проходил под лозунгами: демократизация государственного аппарата; конфискация земли и передача ее безземельным крестьянам; введение прогрессивного налога; обеспечение работой безработных; отделение церкви от государства; борьба с врагами литовского народа; очищение армии от остатков сметоновщины»[1443].

Новые подробности прошедших 30 июня демонстраций в северо-восточных районах Литвы приведены в подписанной в 15.20 3 июля начальником политуправления 3-й армии бригадным комиссаром Ф.И. Шулиным сводке № 10 «Об отношении населения к Красной Армии».

«30.6 в г. Рокишкис состоялась народная демонстрация, на которой участвовало около 10 000 человек трудящихся, из них около 50 % крестьян окружающих деревень. Колонна демонстрантов организованно с красными знаменами и революционными песнями двинулась на площадь, где была поставлена трибуна с микрофоном и репродукторы. Митинг открыл председатель уездного комитета коммунистической партии Литвы, недавно освобожденный из заключения. Колонны трудящихся с гордостью несли портреты т.т. Сталина, Молотова и Ворошилова. Имелись также 2 портрета главы литовского правительства Палецкис[а]. Демонстрация проходила под лозунгами: “Да здравствует 13-я Советская Социалистическая Республика – Литва”, “Да здравствует вождь всех трудящихся тов. Сталин”, “Да здравствует Красная Армия – освободительница трудящихся от гнета капитализма”, “Долой фашистский режим поджигателей империалистической войны”, “Да здравствует союз трудящихся Литвы с народами СССР” и др[угие]. Все выступавшие на митинге ораторы (от уездного комитета коммунистической партии Литвы, молодежи, профсоюзов, батрачества и др.), выражая свое презрение и ненависть сметоновскому режиму, горячо приветствовали Красную Армию и высказывались за установление в Литве социалистических порядков. По требованиям демонстрантов руководители митинга обратились с просьбой к бойцам и командирам рокишского гарнизона, чтобы на трибуну пришли в качестве гостей представители от Красной Армии. Эта просьба была встречена демонстрантами громкими аплодисментами и криками “Ура”, “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует тов. Сталин”. От имени частей Красной Армии рокишского гарнизона начальником политотдела 24[-го] с[трелкового] к[орпуса] полковым комиссаром тов. Египцовым было сделано краткое приветствие трудящимся и выражена благодарность за эту теплую встречу, которая была оказана трудящимися Литвы частям Красной Армии и крепко установленную дружбу народов Литвы с Советским Союзом. Это приветствие было встречено с особой теплотой и восторгом, демонстранты неоднократно прерывали выступление громкими криками “Ура”, “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует тов. Сталин”.

По окончании митинга демонстранты направились организованными колоннами к лагерям частей Красной Армии, расположенным в местечке Рокишкис. Демонстранты остановились около штаба корпуса и горячо приветствовали Красную Армию, заявляя, что установившаяся крепкая дружба литовского народа с СССР с каждым днем будет крепнуть и никогда не нарушится. Приветствия закончились лозунгами “Да здравствует тов. Сталин”, “Да здравствует Коммунистический Интернационал”, “Да здравствует Красная Армия”.

Вечером 30.6 для участников демонстрации частями рокишского гарнизона был организован показ красноармейской художественной самодеятельности и кинофильм «Истребители». На стадионе присутствовало около 3 000 демонстрантов. Многие крестьяне впервые смотрели красноармейскую самодеятельность и буквально восторгались способностями наших бойцов. Некоторые крестьяне заявили: “Смотрите, какие люди, мастера на все руки, вот, что значит Советская власть. А нас все обманывали и говорили, что красноармейцы голые и голодные”. Высмеивая эту клевету, жители заявили: “Вот так голодные. Откуда же у них такие голоса, откуда же такая физическая сила и ловкость. Смотрите, какие сильные, жизнерадостные и культурные. Разве можно сравнить красноармейцев хотя бы с нашими литовскими солдатами”.

Один старик из крестьян заявил: “Такой армии я еще не видел. Я знал русских солдат, и сам был солдатом, но красноармейцы это совсем другие люди. Теперь мне понятно, почему клеветали на Красную Армию, потому что она несет свободу всем нам и защищает нас. Теперь мы уже не поверим никаким наговорам. Кто клевещет на Красную Армию, тот идет против народа”.

30.6 на митинг и демонстрацию в гор. Биржай прибыло большое количество жителей из окрестных деревень и местечек. Так из местечка Вополье, расположенного в 25 км, приехала демонстрация около 150 чел[овек]. Рабочие с этого местечка в разговоре с командирами заявили: “Такую демонстрацию мы видим впервые. В следующее воскресенье мы у себя в местечке проведем такую же демонстрацию”. Один из рабочих заявил, что “мы будем делать так, как делает рабочий класс в СССР, только просим Красную Армию не оставить нас”. Второй рабочий тут же добавил: “Красная Армия никогда не изменит рабочему классу”»[1444].

В 15.05 1 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 8 «Об отношении населения к Красной Армии», в которой о положении в северо-восточных районах Литвы было сказано следующее:

«М. Скопишкис. Тщательное наблюдение за жизнью населения показывает, что основная масса населения – бедняки, батраки с радостью встречает Красную Армию, горячо приветствуют показ красноармейской самодеятельности и [с] жадностью впитывают каждое слово правды об СССР. После красноармейской самодеятельности был продемонстрирован кинофильм “Советские песни”, здесь была выражена любовь литовского народа к СССР и товарищу Сталину. Один из присутствующих старик лет 55 заявил: “У нас в церкви не всегда бывало столько народу”. При исполнении советских песен “Тачанка”, “Катюша” и другие присутствующие горячо аплодировали выступающим. После просмотра части фильма “Песня о Ворошилове”, где проходили могучие и грозные силы Красной Армии, старик 75 лет сказал: “Я прошел русско-японскую войну, войну 1914 года, но такой могучей армии не видел. Это очень сильная армия”. Группа в 3 человека, обращаясь к командиру, сказали: “Мы долго ждали Красную Армию и вот дождались”. Каждый командир и красноармеец в такие вечера становятся большевистскими агитаторами.

В расположении 169[-го] о[тдельного] т[анкового] б[атальона] в селении Мелинцы 82 двора, население русские и несколько семей литовцев. Эти семьи литовцев настроены против Красной Армии. Литовец Вредис состоит в партии “Шаулей”, разгонял и угрожал населению, которое смотрело прохождение частей Красной Армии. Его угроза: “Когда пройдут красные войска, то мы с вас кожу посдираем”»[1445].

Как отмечалось в подписанной в 22.00 3 июля разведсводке № 22 штаба 16-го стрелкового корпуса, «среди беднейшего населения и рабочих усиливается революционное настроение, полиция не признается рабочими. Рабочие помогают выявлять оружие, еще не сданное “Шаулистами”. Демонстрации, прошедшие 30.6 в Кайшадорис, 29.6 в Укмерге, Мариамполе и м. Олита [Алитус], прошли под революционными лозунгами. Враждебные элементы продолжают открыто выражать свое недовольство приходом Красной Армии. Учитель из Жосли [Жасляй] заявил: “сначала убью 10 красноармейцев, а потом погибну сам”»[1446].

Латвия

Схожими были настроения населения и в Латвии. В 12.30 18 июня командир 2-й танковой бригады генерал-майор А.В. Куркин доложил командующему БОВО о том, что «население Митава [Елгава] и Рига восторженно встретило советские войска особенно в Рига, где с начала приезда сов[етских] войск до ночи происходили неорганизованные демонстрации, сопровождаемые большими стычками с полицией, которая применяет оружие против демонстрантов, в результате которой имеются с обеих сторон жертвы»[1447]. Позднее в докладе о действиях 2-й танковой бригады отмечалось, что «население городов, особенно Риги, с большим подъемом встречало части Красной Армии. Рабочие города большими массами собирались на улицах города. Полиция города Рига 17.6.40, наводя порядок, грубо обращалась с рабочими, в результате чего между полицией и рабочими произошла вооруженная стычка. Полиция открыла стрельбу по рабочим в р[айо]не вокзала, а затем у телеграфа гор. Рига. Стрельба была приостановлена частями бригады, и общий порядок по охране города в важных пунктах был возложен на части 2[-й] лтбр»[1448].

Как вспоминала позднее жительница Елгавы А. Клекере, «17 июня 1940 года около 10 часов утра среди жителей Елгавы с быстротой молнии распространилась весть о появлении танков Красной Армии. Тотчас же у Литовского шоссе и Елгавского воздушного моста, а также на улице Академияс собрались радостно возбужденные елгавчане. У многих в руках были цветы. Мелькали красные косынки, которые в честь такого случая повязали девушки. Когда появились первые танки, их буквально засыпали цветами. Раздались восторженные возгласы: “Да здравствует Красная Армия! ”, “Да здравствует СССР! ”, “Долой фашизм!”. Люди обнимались от радости. У многих на глазах были слезы. Под вечер, концу рабочего дня, все улицы, по которым ехали танки, были запружены народом. Один танк остановился у рыночной площади. Сразу же вокруг него собрались люди. Они приветствовали танкистов. Из толпы на руках подняли юношу. Обращаясь к красноармейцам, он закончил свою краткую речь словами: “Призываю всех бороться за свободу и демократию! Долой фашизм!”»[1449]. 17 июня в Даугавпилсе население по призыву Латгальского областного комитета компартии Латвии радостно приветствовало советские войска, около моста через р. Даугаву состоялся многолюдный митинг, разогнать который полиция не решилась[1450].

Согласно изданной в 16 часов 18 июня оперативной сводке № 8 штаба БОВО, «отношение населения к частям Красной Армии хорошее. При вступлении войск в Ригу и Митаву проходили демонстрации в честь Красной Армии, особенно в Риге, где полиция разгоняла демонстрантов с применением оружия. Имеются жертвы как со стороны полиции, так и населения»[1451]. Дело было в том, что еще 16 июня полиция Риги получила приказ не допускать демонстраций, которые препятствовали бы «поддержанию порядка», однако 17 июня на привокзальной площади собралось несколько тысяч человек, которые ожидали прихода советских войск. Естественно, полиция получила приказ разогнать толпу под предлогом необходимости дать свободный проход советским воинским частям. В результате столкновения с толпой полицейские применили оружие, и 29 человек было ранено, из них 2 скончались (П. Криш и И. Тихомиров). Также было ранено 16 полицейских. Вечером 17 июня латвийские власти ввели в Риге и других городах комендантский час с 22.00 до 4.00 и запретили собираться на улицах вместе более 4 человек[1452].

В 22.15 по радио выступил К. Ульманис и сообщил, что «начиная с сегодняшнего утра, в нашу страну входят советские войска. Это имеет место с ведома и согласия правительства, что в свою очередь вытекает из существующих дружественных отношений между Латвией и Советским Союзом». Президент Латвии заявил об отставке правительства и призвал население дружески воспринимать входящие в страну армейские части и не создавать препятствий их продвижению. «Я убежден, что вы поймете распоряжения, которые отдало и будет отдавать правительство, хотя они в ряде случаев будут строгими и даже суровыми»[1453]. Докладывая о событиях этого дня, английский посланник в Латвии 18 июня сообщил в Лондон, что «вчера вечером в Риге имели место серьезные беспорядки, когда население, значительная часть которого встречала советские войска приветственными возгласами и цветами, вступило в столкновение с полицией. Сегодня утром все спокойно»[1454].

18 июня советский полпред в Латвии В.К. Деревянский докладывал в Москву, что 17 июня «около одного часа дня в Ригу начали прибывать передовые танковые части, быстро занявшие город и его важнейшие пункты. Такого скорого прихода и быстрого действия с нашей стороны власти не ожидали, так как в 12 час. 30 мин. Ульманис еще спокойно разъезжал по улицам города. […] Население тепло встречало наши войска. Раздавались возгласы: “Спасибо за освобождение от режима собак, долой поджигателей войны” и так далее, а также крики “ура” в честь СССР, Красной Армии и товарища Сталина. Танки обступали толпы народа. Красноармейцев обнимали и целовали, подносили цветы. В отдельных местах были попытки устройства демонстраций. Из толпы народа выбрасывались красные знамена. Имели место столкновения с полицией. В результате имевших место столкновений насчитывается 30 человек раненых полицейских и такое же количество раненых среди населения. Сведения эти проверяю. Особенно большое скопление демонстрантов было после работы в 20 час[ов] вечера. Движение носило стихийный характер. Латвийские власти пытались вывести на улицу против демонстрантов войска и танки, но по нашему требованию они были убраны. Наше командование приняло меры к установлению порядка в городе. Оказалось достаточно призыва наших командиров к населению – соблюдать спокойствие и порядок, как в течение 30 мин. установился полный порядок, и в 11 час. вечера в городе уже было спокойно. Ночь прошла спокойно. […] По сведениям из города Режицы [Резекне] в Латгалии, части Красной Армии были встречены особенно восторженно, с криками приветствий и красными флагами. В начале власти не препятствовали этому, но спустя некоторое время полиция начала подавлять выражение восторгов и задерживать отдельных лиц. В Режице на этой почве имели место столкновения с полицией и айзсаргами, однако выстрелов не было»[1455].

19 июня нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия направил наркому обороны сообщение № 2507/б/сс о том, что «в связи с приходом частей Красной Армии в Латвию в Риге, Двинске и Режице произошли демонстрации. В Риге демонстранты разгромили оружейный магазин. […] Советское командование содействовало восстановлению порядка путем убеждения демонстрантов. […] В Двинске демонстрации проходили колоннами с красными флагами. Инциденты были незначительные. Демонстранты пытались проникнуть в тюрьму с целью освобождения арестованных. В Режице столкновения полиции с демонстрантами имели место, но стрельбы не было. […] Начальником пограничной службы [Б.] Болштейном отдано распоряжение уничтожить все документы об антисоветской деятельности. Полиция усилена вооруженными айсаргами. Особенно большое количество полиции и айсаргов расставлено в рабочих районах. Айсарги распускают слухи о том, что стрельба в народ, якобы, произошла с согласия советского командования и что советские части сами стреляли из пулеметов»[1456].

В связи с появившимися в латвийской прессе публикациями[1457], советское полпредство 19 июня опубликовало в рижских газетах следующую информацию:

«Во вчерашних газетах было опубликовано сообщение, озаглавленное «Меры по поддержанию порядка в Риге при вступлении советских войск». В нем было сказано, что поведение жителей города произвело очень неблагоприятное впечатление на советские войска, командование которых будто бы обратилось к латвийским властям с просьбой устранить помехи на пути движения войск.

Полпредство СССР сообщает, что с просьбами подобного рода командование советских войск к учреждениям Латвии не обращалось и что это сообщение совершенно не соответствует действительности.

Жители движения войск не мешали, и командование советских войск полностью удовлетворено проявленными населением сердечностью и поздравлениями»[1458].

Представители ПУРККА в 126-й стрелковой дивизии слушатели Военно-политической академии им. В.И. Ленина старший политрук Малухин и старший политрук Бармотин отмечали в своем донесении, что «во время марша по Литве и Латвии части и подразделения дивизии встречались с местным населением. В большинстве своем местное население Литвы и Латвии встречало Красную Армию с радостью, говоря, что «мы вас ждали 20 лет и, наконец, дождались, просим только больше не уходить от нас». Были частые случаи, когда население забрасывало бойцов и командиров Красной Армии цветами, выражая свою радость. С приходом Красной Армии местные жители помогали нашей армии ремонтировать дороги и особенно мосты для проезда машин, предлагали приют и приглашали бойцов и командиров зайти и отдохнуть в помещении. Часто можно было встретить в населенных пунктах у домов поставленные ведра с водой для бойцов и командиров. В своих беседах с бойцами Красной Армии население интересовалось жизнью в Советском Союзе, международным положением и в свою очередь рассказывало как трудно жилось им, когда управляли ими представители литовской плутократии. Часто можно было слышать вопрос: “Когда же установится Советская власть в нашей стране. Мы хотели бы, чтобы Красная Армия от нас больше не уходила”. Во время прохождения частей нашей армии через населенные пункты с песнями местное население иногда громко, а иногда боязливо пело советские песни вместе с проходящими бойцами. Так, например, при прохождении города Якобштадт [Екабпилс] в одном из домов девушка пела песню “Москва моя”, которую исполняли бойцы 336[-го] с[трелкового] п[олка].

Более открыто приветствовали и выражали свою радость с приходом красных частей жители Литвы. Население Латвии было запугано местными властями и полицией, и приветствовало наши части, прячась от полиции в середины комнат, с дворов, из-за деревьев. Так, например, проходя через Якобштадт (Латвия), наши части приветствовались боязливо, ибо в городе патрулировали латвийские солдаты и полиция, которые, видимо, не выпускали население встречать Красную Армию. И только на другой стороне города за р. Зап[адной] Двиной [в Крустпилсе], где появление наших частей было для полиции неожиданно, большинство населения этой части города вышло встречать наши войска.

Неоднократно население Литвы и Латвии обращалось к нашим командирам с жалобами на действия полиции. Так, например, в с. Манеевка Рокишского уезда (Литва) полиция забрала в тюрьму Олейникова Степана Кирилловича 18 июня 1940 года за то, что он встречал наши войска с красным флагом. С этой жалобой обратилась к нам его сестра. В местечке Весить обратилась к нам женщина с вопросом: “Что мне будет? Я дала вашим бойцам цветов и мне уже полиция угрожает, что составит на меня протокол”.

Таким образом, взаимоотношение наших войск и населения были дружественные и мы ощущали теплую встречу населения»[1459].

19 июня советский полпред в Риге доложил в Москву: «С красными флагами вышли на демонстрацию рабочие Либавы [Лиепаи]. Министерство внутренних дел и командование Латвийской Армии отдали распоряжение полиции не допускать демонстрации и вызвали гарнизон. Я потребовал от латвийских властей не препятствовать мирной демонстрации и никоим образом не применять оружия. Не допускать полицейскими мерами раздражения народа. Обеспечить мирную обстановку прохождения демонстрации даны указания нашему командования в Либаве»[1460]. Инициаторами демонстрации, прошедшей под лозунгами «Да здравствует демократическое народное правительство!», «Долой диктатуру фашизма!», «Да здравствует компартия Латвии!», были рабочие завода «Тосмаре». Власти не решились применить против демонстрантов оружие, но по всей Латвии было введено осадное положение[1461], что служило юридическим основанием для пресечения контактов населения с военнослужащими Красной армии.

Например, политуправление БОВО 23 июня направило в Политуправление РККА донесение № 611/с, в котором сообщалось:

«Штаб и управление 4[-го] с[трелкового] к[орпуса] прибыли в гор. Двинск [Даугавпилс] 19.6.40 г. и расположились в 4 км от города на берегу озера. Отношение местного населения к Красной Армии настороженное, так как местные власти подвергают репрессиям всех тех, кто хоть в малейшей степени проявляет симпатии к РККА.

Полиция и гарнизон Двинска в боевой готовности. По улицам усиленное патрулирование полицейских. На каждом перекрестке улиц выставлены усиленные посты. Аресты продолжаются беспрерывно. По неточным данным, с 17 на 18.6.40 г. арестовано 300 человек, а на 19.6.40 г. 400 латвийских граждан. Когда граждане обращаются к бойцам и командирам с каким-нибудь вопросом, то полиция схватывает граждан на виду у наших бойцов и ведет их в свои участки»[1462].

Как отмечалось 20 июня в донесении № 0011 штаба ОСК, «население Латвии радушно встречало части Красной Армии. В городе Лудзи части проходили под возгласы “Да здравствует РККА”, “Да здравствует тов. Сталин”, “Да здравствует свобода”. Соприкасаясь с бойцами, местное население передавало бойцам записки с одобрением внешней политики СССР. Например, в 48[-ю] с[трелковую] д[ивизию] было передано письмо, содержание которого привожу полностью.

“Привет вам, наши дорогие товарищи!

Вы принимали латвийского генерала Беркиса, возили его по чудной вашей Родине, которая по праву должна быть и нашей, и мы себе говорили: ах, товарищи, не знаете, что на них наши латышские тузы смотрят зверем, ждут только момента, чтобы порвать союз о ненападении и наброситься на них вместе с Гитлером.

У нас разговоры происходили вплоть до отчаяния.

Но вот вы почувствовали сами и пришли, только, дорогие, не бросайте вы нас на съедение Ульман[ис]у. У нас нельзя проявить свою симпатию к вам – запрещено.

Так осенью из нашей деревни одного бедняка посадили на три месяца за то, что он пел “с нами Сталин родной и железной рукой нас к победе ведет Ворошилов”.

Меня объявили коммунисткой только за то, что я восторгалась вашими победами над финляндской белогвардейщиной и начались истории, из которых чуть выбралась. Еще вчера, 17-го июня 1940 года, издали закон, запрещающий ходить по улицам города от 22 часов до 4 часов и не останавливаться нигде, чтоб группа не была, и наша бычья голова вчера в 10.15 вечера сказал: “Я остаюсь на своем месте, а вы на своем”. Это пойми так, что его единомышленники все бодрствуйте, будут продолжать свои репрессии.

Когда я услышала по радио, что войска наши русские перешли границу Латвии, сердце как-то сладко и в то же время с болью забилось. Долго лелеянная мечта-надежда осуществилась.

Товарищи, поймите, нет слов, чтоб высказать вам всю полноту чувств. Рассказывали, что мы вам не нужны, кто вам высказывает свое мнение, вы того сами указываете нашим церберам и настаиваете, чтобы посадили за решетку.

Много небылиц было говорено, но товарищ Молотов ясно сказал Литве – не смей трогать прачек, рабочих и т. д. Нам хочется думать, что это ровно относится и к Латвии.

Все осталось позади, теперь только берите нас скорей, дайте возможность работать и жить полнокровной жизнью вместе с вами.

И что за географические новости – горсточка тунеядцев живет, а ты как червяк ползай, не смей поднять головы, давай только налоги, а Ульман[ис] уже позаботится о твоем благополучии, он в лучшем случае разделит семью: одни живи в одном месте, а другой иди ищи себе работу у тузов, серых баронов, поилием коров. А они сидят в верхах, по 400 лат получают, в городе дома, на уезде поместье: вот такие-то заправилы у нас. Они вас съели бы живьем, но бедняк и середняк с вами и тоскуют по вашей жизни, песни. Ценят и любят умных мировых вождей товарищей Сталина, Ворошилова, Молотова.

Вчера, когда проходили вы по г. Режеце, мужички наши не выдержали и помяли бока айсаргам и паре полицейских.

Жмем дружески ваши руки. Ура!

Товарищи, у меня три сынка, они еще маленькие – два года, три года и семь лет, но они уже поют “Мы танкисты, три родные браты”. Повернись счастье к моим детям и дай возможность исполниться их желанию.

Прощайте пока. Одна из многих тоскующих и любящих Советскую Россию”. 18 июня 1940 г.

Бойцам 39[-й] т[анковой] бр[игады] были переданы стихи:

“1940 год. 18 июня

День добрый, товарищи милые, Давно ожидали мы вас и рабство гнетуще-унылое навеки вы снимите с нас. Ведь сколько по тюрьмам томились, духовно жаждали мы Под красное знамя плотились, какое выводит из тюрьмы. И наши по тюрьмам не будут томиться Борцы за свободу, за честь И в душе их огонь загорится, Услыша про радостную весть. Так вот она Красная Армия льется как бурный поток, Бойцы, командиры как ястребы славные, Каждый дела своего знаток. Вы гордость Великого края, Свое показавший в борьбе, заданье свое выполняя, В счастливейшей на свете стране. Так скоро счастливы мы станем”»[1463].

Тем временем вечером 18 июня в Ригу прибыл заместитель председателя СНК СССР А.Я. Вышинский, уполномоченный на ведение переговоров с президентом Латвии[1464]. 19–20 июня представители прекративших после переворота 1934 г. свою политическую деятельность различных буржуазных партий вели переговоры о создании коалиционного правительства во главе с бывшим председателем Сейма П. Калнынем. Эта идея была доведена до сведения Вышинского, который принял ее к сведению[1465]. Однако по мере того, как представитель Москвы знакомился с политическим положением в Латвии, стало очевидно, что население занимает значительно более радикальные позиции. В итоге вечером 20 июня в Латвии было объявлено о создании нового правительства во главе с А. Кирхенштейном[1466].

20 июня на собрании представителей компартии Латвии, Социалистической рабоче-крестьянской партии Латвии, латвийской секции Международной организации помощи борцам революции и Союза трудовой молодежи Латвии было решено провести на следующий день массовую демонстрацию в поддержку нового правительства. Вечером того же дня активист Рижской организации компартии Э. Бриедис, назначенный ответственным руководителем предстоящей демонстрации, согласовал ее плана с министром внутренних дел В. Лацисом, который приказал 21 июня убрать с улиц полицию и айзсаргов. Информация о предстоящей демонстрации, которая готовилась в течение ночи на 21 июня, была через профсоюзные организации распространена на предприятиях города[1467].

Тем временем в 21.57–22.42 20 июня состоялись переговоры по прямому проводу начальника Западного отдела Оперативного управления Генштаба генерал-майора П.И. Кокорева с начальником Оперативного отдела штаба 2-го стрелкового корпуса майором Почема и командиром 2-го стрелкового корпуса генерал-лейтенантом В.И. Морозовым:

«Кокорев: – Начальник Генерального штаба приказал дать ответ на следующие вопросы:

1) Как устроились войска, прибыл ли штаб 3[-й] армии?

2) Какое отношение к Красной армии в Риге и других пунктах? Не было ли инцидентов?

3) Имеется ли связь с частями корпуса и какие сведения имеются от частей о их расположении?

4) У нас имеются сведения, что в Виндаве [Вентспилс] и Либаве [Лиепая] население разоружает полицию.

Почема: – Докладываю.

Начальник штаба полковник Озеров находится в частях, будет через полтора – два часа.

1) Войска расположены вне населенных пунктов, биваком, вполне удовлетворительно. Штаб армии в Ригу еще не прибыл, ожидается к 12.00 21.6.

2) Отношение населения к Красной армии хорошее, как в Риге, так и во всех районах пребывания наших частей. Инцидентов никаких не было.

3) Связь с частями корпуса имеется по радио, телефонная по городской линии, а [с] гарнизоном Либава и телеграфом. Связь работает хорошо. Имеются случаи перерыва связи по аппарату СТ-35 со штабами БВО и ЛВО, но она компенсируется по радио. Кроме того, используются подвижные средства – автомобили, мотоциклы и иногда бронемашины.

4) В Либаве происходит демонстрация рабочих. Случаев столкновения с полицией я не знаю. По указанию командира корпуса, данному командиру 67[-й] стр[елковой] дивизии, нашими частями в Либаве охраняются почта и телеграф, мосты и другие учреждения. О Виндаве сведений не имею, в Риге сейчас подготавливается демонстрация рабочих. Командованием корпуса приняты все меры для безопасности.

Кокорев: – Полностью ли обеспечивается секретность разговоров по телефону, нет ли случаев диверсии со связью. Поточнее объясните, в чем выразилась демонстрация рабочих в Либаве, а также о демонстрации, подготавливаемой рабочими в Риге.

Почема: – Отвечаю – к аппарату подошел генерал-лейтенант Морозов.

Кокорев: – Прошу дать ответы на заданные мною вопросы начальнику Оперативного отдела, так ли он их осветил.

Морозов: – В городе Рига пока крупных демонстраций сегодня не было. На окраинах мелкие группы собирались, но в общую демонстрацию не вылились. В Либаве около 19 часов началась демонстрация рабочих. Были отдельные выстрелы со стороны полиции, стрелявший жандарм нами разоружен. Сейчас вооруженные отряды рабочих разоружают айсаргов. В городе беспорядочная стрельба, нами заняты почта, телеграф и другие городские важные пункты. Командование 67[-й] стр[елковой] дивизии сейчас лично находится в городе и принимает меры к сохранению важных коммунальных учреждений. С нашей стороны по непроверенным данным ранен был красноармеец в руку. На судоремонтном заводе около нашего военного городка находился караул Латвийской армии, нашими моряками этот караул обезоружен. Сейчас запрашиваю командира военно-морской базы информировать меня о подробностях этого дела.

Возвращаюсь к Риге: в Риге сегодня к нам поступил целый ряд данных о готовящемся вооруженном вмешательстве местных айсаргов, против готовящейся демонстрации. Местное военное командование латвийской армии и руководители полиции в городе нами предупреждены о недопустимости таких выступлений.

Части корпуса, расположенные в Риге, находятся в полной боевой готовности и получили задачу, если полиция, айсарги или какие-либо другие вооруженные организации вооруженным вмешательством будут препятствовать демонстрации и ее расстреливать, то наши части такие группы или лиц должны уничтожать. Это решение принято и так задача сформулирована по указанию тов. Вышинского.

Части в такой обстановке находятся в районах города, как правило, на открытом воздухе, в помещениях размещаются только некоторые штабы.

Погода стоит теплая, сухая.

Завтра, после выхода частей латвийской армии, мы принимаем их казармы для размещения своих частей. Как только обстановка разрядится, принятые казармы будут заняты частями. Штаб 3[-й] армии прибывает завтра к 12 часам.

В Виндаве все спокойно. Вообще широкие массы очень сочувственно относятся к нашим частям. Все.

Кокорев: – Нет ли случаев диверсии в нарушении связи? Куда выходят части латвийской армии из казарм в Риге?

Морозов: – Части латвийской армии в окрестностях Риги имеют лагерные стоянки. В лагерях до начала событий они стояли, но затем были возвращены. Мы предложили латышам свои части вновь вывести в лагерь, они дали согласие. Где именно они расположатся, за этим будем следить.

Кокорев: – Начальник Генерального штаба приказал за частями латвийской армии и их передвижением неослабно вести наблюдение.

Морозов: – Сейчас последние данные из Либавы – айсарги разоружены, ночью распускаются по домам.

Кокорев: – Кем разоружены айсарги?

Морозов: – Айсарги разоружены рабочими. С нашей стороны применения оружия не было. В городе прекратилась стрельба, порядок восстанавливается. Сейчас прервалась связь с Виндавой, очевидно, по тем данным, которые мы имели до сих пор, там все спокойно. Все.

Кокорев: – Вы не ответили на вопрос, были ли диверсии в порыве связи в районе Рига и других местах. Соблюдается ли полностью секретность переговоров по телефону? О всех вопросах расположения частей вверенного Вам корпуса, а также о настроениях и поведении населения доносить в оперативных сводках.

Морозов: – Отвечаю – диверсий по отношению связи в районе Рига и других пунктах – не было. 18 июня был случай включения латвийской радиостанции в нашу радио-сеть с целью нарушения ее работы. Секретность переговоров по телефону соблюдается, разговоры ведутся по позывным и переговорным таблицам.

О жизни и быте частей, настроении населения будем доносить»[1468].

В подписанной в 23.50 20 июня оперсводке № 12 штаба 2-го стрелкового корпуса отмечалось:

«1. В гарнизоне г. Либава [Лиепая], где расположена 67[-я] с[трелковая] д[ивизия], около 19.00 20.6 началась демонстрация рабочих под лозунгами “Да здравствует СССР и Советское правительство”, “Да здравствует т. Сталин”, “Да здравствует Красная армия”. Демонстрирующие рабочие, которые вышли с оружием, начали разоружать полицейских и фашистские отряды айсаргов.

2. Командование дивизии еще с утра 20.6 предупредило местные и военные власти о недопустимости применения оружия против демонстрантов и беспорядка в городе. Несмотря на это, отдельные полицейские и айсарги при их разоружении оказали вооруженное сопротивление.

3. Командиром корпуса, в связи с такой обстановкой было приказано командиру 67[-й] с[трелковой] д[ивизии], разоружить всех, кто попытается применить оружие и занять под охрану почту, телеграф, водопровод, электростанцию, банк, жел[езно]дор[ожную] станцию и др[угие] жизненные центры города, что и было выполнено. Рабочие нами не разоружались.

4. При разоружении караула завода “Тосмаре”, где расположены электростанция и водопровод, был легко ранен один краснофлотец и при разоружении айсаргов ранен один красноармеец.

5. Принятыми мерами порядок в гор. Либава восстановлен. Все население города извещено о том, что организовано новое демократическое правительство, и призвано не нарушать общественного порядка.

6. По имеющимся данным утром 21.6 рабочие гор. Риги организуют демонстрацию. Местные военные власти и полиция нами предупреждены о том, чтобы не чинились препятствия организованному прохождению демонстрации и ни в коем случае не применять против демонстрантов оружия. Командованию частей и коменданту гор. Рига (советских войск) отдан командиром корпуса приказ[: ] В случае применения полицией оружия, разоружить таковую и не допустить беспорядков в городе. В гор. Рига под охрану наших войск взяты мосты через р. Зап[адную] Двину и другие жизненные центры города.

7. В других районах, где расположены наши войска, никаких эксцессов не возникало»[1469].

В 2.10 21 июня А.Я. Вышинский сообщил В.М. Молотову из Риги: «По полученным сведениям из Либавы [Лиепаи] выясняется, что во время прохождения демонстрантов по улицам города с чердаков домов были произведены провокационные выстрелы. Легко ранен один краснофлотец. После этих провокационных выстрелов был разоружен полицейский батальон, остальное все в порядке»[1470]. Подписанная в 10 часов 21 июня оперсводка Генштаба № 6 сообщала, что в Лиепае прошли демонстрации рабочих под лозунгами: «Да здравствует СССР и Советское Правительство», «Да здравствует тов. Сталин», «Да здравствует Красная Армия» и рабочие начали разоружать айсаргов. Войска охраняют важные объекты и разоружают всех, пытающихся применить оружие[1471]. 21 июня английский посланник в Риге докладывал в Лондон, что «братание между населением и советскими войсками достигло значительных размеров»[1472].

В 10.30 21 июня (по латвийскому времени) А.Я. Вышинский из Риги сообщил В.М. Молотову: «Ночь прошла спокойно. Ожидавшегося выступления айсаргов не было. Все эти ночи город патрулировался нашими частями. Сегодня с утра рабочие и население вышли на улицы, организованно демонстрируя под лозунгами дружбы с СССР, в честь товарища Сталина, Советского правительства. Сейчас мимо посольства проходят группы демонстрантов. О последующем сообщу». В данный момент «происходит заседание кабинета министров, обсуждающего декларацию нового правительства, текст проекта которой я сейчас передам. Прошу дать по нему указания»[1473].

Подписанная в 10 часов 21 июня оперсводка № 16 штаба БОВО сообщала, что «взаимоотношения населения Литвы и Латвии с бойцами и начсоставом Красной армии хорошее. Население городов и деревень проникается все большим уважением к Красной армии»[1474]. Согласно подписанной в 16 часов оперсводке № 17 штаба БОВО, «население Латвии и Литвы дружелюбно встречает проходящие части Красной армии. При движении 23[-й] с[трелковой] д[ивизии] в район Двинск [Даугавпилс] население на всем пути выходило встречать с красными флажками и флагами, некоторые граждане пели “Интернационал”, были слышны лозунги: “Да здравствует товарищ Сталин, Молотов, Ворошилов, Красная армия, СССР” и “Да здравствует Советская власть”. Проходящие наши автомашины забрасывали цветами, многие из населения целовали наших командиров и красноармейцев, заявляя: “Вот они, наши избавители”, “Долой фашистов, долой полицию”»[1475].

Тем временем 21 июня Вышинский сообщил из Риги в Москву о публикации декларации Народного правительства и об издании им закона об амнистии лиц (коммунистов и сочувствующих), осужденных за политические правонарушения до 20 июня 1940 г. по статьям 71, 74, 102, 111, 116, 179 Уголовного уложения 1903 г., согласно которому из тюрем Риги, Даугавпилса, Елгавы и с Калнциемской каторги было освобождено 253 человека. «С утра в г. Риге грандиозная манифестация, проходившая мимо полпредства в течение 3 1/2 часов, прошла в образцовом порядке. Полиция и айсарги с улиц были сняты. Лозунги: в честь тов. Сталина, Красной Армии и правительства. Требования: присоединить к Советскому Союзу. Да здравствует Советская Латвия. Предать суду старое правительство. Устранить Ульманиса и предать его суду. С нашей стороны была выражена благодарность. Призывали к порядку. Крепить союз. Обеспечить честное проведение договора». Кроме того, «сегодня утром в здании военного министерства застрелился генерал [Б.] Болштейн – начальник погранохраны»[1476]. В тот же день был отправлен в отставку главнокомандующий латвийской армией генерал К. Беркис[1477].

В 13 часов была издана оперсводка № 14 штаба 2-го стрелкового корпуса, в которой отмечалось:

«1) В 10.00 21.6 с/г в Риге начались собираться демонстрации рабочих. Основные места сбора демонстрантов – у тюрем с политзаключенными, на площадях. Демонстрация проходит под лозунгами: “Да здравствует Советское правительство”, “Да здравствует т. Сталин”, “Да здравствует Красная армия”, “Да здравствует Военно-морской флот”, требование демонстрантов освободить политзаключенных. В центральную тюрьму прибыл министр юстиции для освобождения заключенных.

Из мест сбора демонстранты вольются в единую колонну и пойдут по городу.

2) Командиром корпуса приняты все меры к тому, чтобы не допустить провокационных выступлений со стороны айзсаргов и полиции. У Дома айзсаргов выставлены 5 бронемашин с задачей не допустить выхода айзсаргов на улицу с оружием. Выставлены так же посты у всех важных центральных учреждений, у мост[ов] через р. Западная Двина.

3) До момента отправления оперсводки, никаких эксцессов не было; демонстрация протекает организованно.

4) В других районах расположения частей корпуса все спокойно»[1478].

Изданная в 22 часа 21 июня оперсводка № 15 штаба 2-го стрелкового корпуса сообщала о результатах демонстрации в городе Риге:

«Начиная с 10 часов утра 21.6, рабочие и трудящиеся всех предприятий города Рига организованно собрались на сборные пункты районов, откуда мощной лавиной демонстранты пошли по городу. На знаменах демонстрантов основными лозунгами были “Да здравствует Советский Союз”, “Да здравствует Красная армия, освободившая латышских рабочих из-под фашистского гнета Ульманиса”, “Да здравствует товарищ Сталин, Молотов, Вышинский”. Особенно настойчиво в лозунгах демонстранты требовали суда над Ульманисом и его шайкой. “Присоединить Латвию к Советскому Союзу”. “Да здравствует Советская Латвия”. “Да здравствует мирная политика Советского Союза”. Требовали демонстранты так же действительного обеспечения политических свобод, разоружения айзсаргов и отдачи под суд расстрелявших демонстрацию 17 июня, когда наши войска вступили в Ригу. Организовать рабочую милицию вместо полиции. В выступлениях и приветствиях демонстранты выражали свою благодарность Советскому правительству, товарищу Сталину, Молотову, Красной армии.

Особенно трогательно и с большим подъемом были встречены политические заключенные около ворот тюрем, которые вместе с демонстрантами пошли через весь город к зданию Советского полпредства, где демонстрантов приветствовали зам[еститель] пред[седателя] Совнаркома т. Вышинский, полпред тов. Деревянский, командование корпуса. Демонстранты с особым теплым чувством и подъемом единодушно выкрикивали лозунги приветствия Советскому Союзу и его вождям Сталину, Молотову, Ворошилову, Калинину. Единодушно выражали чувство благодарности Красной армии и настойчиво требовали суда над Ульманисом и его кликою.

Всего в демонстрации участвовало около 70 000 человек. Демонстрация прошла организованно с массой знамен и с портретами тов. Сталина. Представителей Красной армии, бойцов и командиров и политработников особенно тепло встречали, качали, обнимали, целовали.

После прохождения здания полпредства демонстрация с пением «Интернационала» и революционных песен направилась к Дворцу президента Ульманиса, где единодушно потребовала сложить ему свои полномочия и отдачи его под суд.

Антиреволюционных и провокационных выпадов не было, за исключением двух выстрелов вверх, произведенных из Дворца Ульманиса, которые были прекращены немедленным приведением к бою наших броневиков, стоявших у Дворца Ульманиса. Жертв нет.

Из тюрем города Рига выпущено 158 человек политзаключенных по амнистии нового правительства. Отдельные заключенные просидели в тюрьмах 12–18 лет.

Демонстрация показала небывалое единение, симпатию и дружбу латвийского народа к народам Советского Союза и революционный подъем, а также и рост политического сознания рабочих и трудящихся города Рига и Латвии.

В остальных районах расположения советских войск в течение дня все было спокойно»[1479].

Позднее, 23 июня нарком внутренних дел СССР направил наркому обороны сообщение № 2564/б/сс, в котором указывалось, что во время демонстрации в Риге 21 июня «на случай возможной провокации в некоторых местах были расставлены наши бронеавтомобили и военные политические работники. Небольшое осложнение было у замка президента, где собравшиеся демонстранты требовали снятия флага президента и пытались взорвать его замок, но принятыми мерами нашего командования все это улажено»[1480].

В ходе демонстрации на состоявшемся у Дома правительства митинге 21 июня Лацис зачитал декларацию Народного правительства, которая на следующий день была опубликована в газетах. В ней в частности указывалось, что «своей первейшей задачей новое правительство ставит обеспечение добросовестного выполнения пакта о взаимопомощи между Латвией и Советским Союзом от 5 октября 1939 г., последовательное осуществление на основе этого пакта прочного союза между Латвией и Советским Союзом и решительное пресечение любых попыток помешать выполнению этой важной государственной задачи»[1481]. Там же представители вышедшей из подполья Компартии Латвии вручили правительству свои требования, содержавшие развернутую программу социально-экономических и политических преобразований. Содержание этого документы было зачитано на митинге. В ответ глава правительства заявил, что требования КПЛ соответствуют принципам декларации Народного правительства и обещал выполнять их[1482].

В тот же день митинги и демонстрации прошли также в Даугавпилсе, Елгаве и Цесисе. Подписанная в 10 часов 22 июня оперсводка № 19 штаба БОВО в частности сообщала, что «по г. Даугавпилс также проходила демонстрация. Командир 4 ск усилил посты и патрули, прочно занял переправы. Местные власти предупреждались о невмешательстве в ход демонстрации. В результате этих мер, демонстрация в г. Даугавпилс прошла организованно, без конфликтов»[1483]. 22 июня латвийское правительство отменило введенное в стране осадное положение[1484]. В тот же день демонстрации населения прошли в Вентспилсе, Лиепае, Валмиере, Мадоне, Кегуме, Айзпуте и Кулдиге. В 23 часа 22 июня штаб БОВО направил в Генштаб дополнение к оперсводке № 23, согласно которому, «по донесению штарма 3, в городе Виндава [Вентспилс] демонстрация продолжалась до позднего вечера 22.6. В период времени между 24.00 22.6 и 1.00 23.6 по группе рабочих был сделан выстрел из полицейского управления. Рабочие разбежались, потом собрались вновь и стали бросать камнями в стрелявших. Из полицейского управления были сделаны еще 7–8 выстрелов и был ранен один рабочий. Стрелявшие 7 человек полицейских были разоружены нашим патрулем. Один полицейский покончил жизнь самоубийством. Для наведения порядка были высланы два взвода пехоты и две бронемашины. В данное время в городе спокойно»[1485].

Одновременно население стало создавать новые органы местного самоуправления. Так, 23 июня в Вентспилсе собрание рабочих избрало возглавляемый коммунистами распорядительный комитет, который сосредоточил в своих руках всю власть в городе. Такие же распорядительные комитеты были созданы в Талсах и в волостях Вентспилского уезда. В других местах схожие органы назывались рабочими революционными комитетами или комитетами рабочих депутатов[1486]. 23 июня массовые митинги и демонстрации прошли в Риге, Даугавпилсе, Резекне, Тукумсе, Талсах, Салдусе, Ливанах, Ауце и других населенных пунктах[1487].

В 18.20 23 июня заместитель начальника политуправления 3-й армии бригадный комиссар Б.И. Максимцев подписал сводку № 1 об отношении населения к Красной Армии:

«Латвия. Властями города Якобштадта [Екабпилс] было отдано распоряжение населению не приветствовать Красную Армию и считать ее завоевательницей. Но население приветствовало Красную Армию из окон, из дворов, вручали цветы. В местечке Висте жители предлагали красноармейцам еду, стремились вступить в разговор. В городах Лудзи и Режица [Резекне] население радостно встречало проходившие части Красной Армии. Жители стеной стояли по сторонам дороги. Непрерывно неслись возгласы: “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует Сталин”, “Да здравствует свобода”. Колонны войск забрасывались цветами. Вместе с цветами жители бросали записки с приветствиями. Молодежь Риги часто заявляет о своей готовности служить в рядах Красной Армии. В Риге многие просят, чтобы Красная Армия не ушла из Латвии.

22 июня при прохождении красных частей мимо Двинской крепости на вал крепости вышло до 350 солдат. Солдаты выкрикивали «Да здравствует Красная Армия», “Красной Армии ура”. Два латвийских солдата в городе Якобштадте, встретив наших командиров, сказали “пламенный привет! – козырять не имеем права”.

23 июня в Риге во время прохождения воинского подразделения по улице с песнями это подразделение сопровождало по сторонам и сзади значительное количество местного населения, которое радостно аплодировало красноармейцам за их песни и бодрое, стройное движение. Один солдат в Риге заявил, что имеется приказ о переводе их воинской части в другие казармы подальше от красных войск»[1488].

23 июня политотдел 42-й стрелковой дивизии докладывал о демонстрации жителей города Гулбене:

«22 июня 1940 г. в расположение управления штаба 42[-й] с[трелковой] д[ивизии] явилась делегация жителей г. Гульбенэ в составе трех рабочих-железнодорожников. Делегация, встретившись с комиссаром дивизии и мною, сообщила, что проводит демонстрацию в честь Советского Союза в лице его представителя на территории Латвии – Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В организации и подготовке демонстрации мы участия не принимали.

23 июня 1940 г. в 18 часов по московскому времени у железнодорожной станции собрались рабочие-железнодорожники со своими семьями. Построившись в ряды, железнодорожники двинулись к городу. Во время шествия колонны демонстрантов непрерывно увеличивались за счет трудящихся города. Демонстранты несли два красных знамени, на груди у многих были красные банты, ряд демонстрантов нашили красные повязки на рукава.

На одном из лозунгов было написано по-русски “Да здравствует Красная Армия”, на втором лозунге по-латышски было написано “Да здравствует Советский Союз”. Во время шествия демонстранты выкрикивали по-русски: “Да здравствует товарищ Сталин”, “Да здравствует товарищ Молотов”, “Да здравствует Советская власть”, “Да здравствует Красная Армия”, “Долой капиталистов”.

Подойдя к расположению 459[-го] с[трелкового] п[олка], демонстранты открыли митинг. На митинге с горячими речами выступали на русском языке рабочие-железнодорожники т.т. Кузьминов, Ясин, Курситис. Взволнованную речь произнес на латышском языке тов. Линдберг (политзаключенный, выпущенный на днях из тюрьмы, где он пробыл около 6 лет).

После речи каждого оратора демонстранты провозглашали «ура» и поднимали руки со сжатыми кулаками – знаком пролетарской солидарности. Оркестр исполнял “Интернационал”.

После демонстрации трудящиеся г. Гульбенэ преподнесли букеты цветов командирам, присутствовавшим на митинге. После митинга трудящиеся вели дружеские беседы с командирами, политработниками и красноармейцами.

Из речей на митинге и в беседах выявилось, что население г. Гульбенэ не осведомлено о целях прихода Красной Армии в Латвию»[1489].

В 12 часов 24 июня штаб 3-й армии направил в Генштаб РККА донесение № 10:

«1. 22.6.40 г. в Валмиер[е] проводилась демонстрация, в которой принимало участие около 1 600 чел[овек] рабочих и служащих и до роты солдат. Солдаты снимали с пилоток свои кокарды, бросали их в грязь и просили у красноармейцев красноармейские звездочки.

[В] г. Вентспилс 22.6.40 во время демонстрации по нашим патрулям со стороны полицейских была открыта стрельба одной очередью из автомата. Жертв нет.

2. 23.6.40 г. в г. Рига в демонстрации участвовали около 40 чел[овек] латвийских солдат и один капрал, которые сорвали с себя погоны и выступали с речью.

3. [В] г. Лиепая вечером проходили рабочие митинги. […] В г. Тукумс проходила демонстрация, участвовало около 1 200 человек. На площади города был проведен митинг. Приветствовали Красную армию и проходили с лозунгами на красных флагах “Да здравствует Сталин”, “Долой Ульманиса”, “Разоружить айзсаргов”. Полиция передала охрану города на время демонстрации частям Красной армии. Демонстрация прошла организованно и спокойно. В остальных районах расположения войск спокойно»[1490].

Как отмечалось в подписанной в 16.05 24 июня сводке штаба 19-го стрелкового корпуса, «при переходе 22.6.40 464[-го] с[трелкового] п[олка] через город Алуксне была попытка жандармерии разогнать население, приветствовавшее Раб[оче-]Кр[естьянскую] Кр[асную] Ар[мию]. Командованием были приняты меры, после чего жандармерия свои действия прекратила. Население свободно приветствовало РККА. 23.6.40 в 464[-й] с[трелковый] п[олк] приходила делегация в кол[ичестве] 15 чел[овек] с пивоваренного завода с подарками (пивом) и спрашивали, когда части Кр[асной] Армии войдут в город. […] 23.6.40 вблизи расположения 459[-го] с[трелкового] п[олка] в Гулбинэ [Гулбене] происходил митинг (100–120 чел[овек]) населения, которое приветствовало Раб[оче-]Кр[естьянскую] Кр[асную] Армию и Советский Союз»[1491].

В 17 часов 24 июня заместитель начальника политуправления 3-й армии бригадный комиссар Б.И. Максимцев направил в Политуправление РККА сводку № 2 об отношении населения к Красной Армии:

«Двинск [Даугавпилс]. С 21 июня командование местного гарнизона латвийской армии разрешило солдатам вести разговоры с командирами и красноармейцами. По заявлению солдат, “абсолютное большинство солдат стоит за Красную Армию”, солдаты довольны приходом частей Красной Армии, часть из них заявляет о готовности расправиться с офицерами и присоединиться к нашим частям. По словам солдат-резервистов, местный кавалерийский полк является надежной опорой властей; сформирован[ый] из зажиточных слоев младший комсостав [и] комсостав пехотных полков настроен реакционно, но и среди него имеются лица, говорящие, что, “если нам скажут, мы всех офицеров перевяжем”.

Рига. 23.6.40 г. проходили похороны Криша, убитого полицией во время демонстрации 17.6.40 г. Похоронная процессия превратилась в политическую демонстрацию. По словам участников, в демонстрации участвовало не менее 70 т[ысяч] человек. Несли портреты товарищей Ленина, Сталина, Молотова, лозунги требовали суровой кары Ульманису и его клике, присоединения Латвии к СССР и т. д. Несколько лозунгов приветствовало Красную Армию. Во время проезда красноармейцев на машинах вблизи похоронной процессии демонстранты приветствовали поднятием рук и криками «Наши освободители». К похоронной процессии постепенно присоединилось до 25 солдат латвийской армии. На митинге у гроба выступил солдат с лозунгом “Да здравствует латвийская Красная Армия”. Основные лозунги на митинге: “Да здравствует т. Сталин”, “Да здравствует т. Молотов”, “Да здравствует тов. Ворошилов”, “Да здравствует 13-я Советская Республика – Латвия” и т. д. Оркестр исполнял “Интернационал”, вместе с оркестром присутствовавшие пели.

На берегу Двины [Даугавы] против Замка стоит наш миноносец. Краснофлотцы организованно пели песни “Тачанку”, “Если завтра война” и др. Свыше 3-х тысяч населения Риги слушали песни. После каждой песни раздавались рукоплескания и приветственные возгласы.

В ПУАРМ[1492] обратился солдат-артиллерист, просивший принять его в Красную Армию и выразивший готовность сорвать погоны. Один из солдат, подвыпив, пел на улице “Если завтра война”. Обнаружил хорошее знание текста песни. На улице в присутствии полицейских из среды населения были преподнесены цветы красноармейцам и начсоставу со словами «мы все вас очень любим», другие говорили: “Если Красная Армия от нас будет уходить, мы пойдем за ней”. Отмечен случай попытки латвийской охранки разведать от красноармейца сведения военного порядка; полицейский сержант предлагал красноармейцу пистолет и часы.

Во время похорон Криша латвийские офицеры и полицейские пытались фотографировать отдельных военнослужащих Красной Армии, проходивших мимо похоронной процессии»[1493].

Митинги и демонстрации населения происходили не только в городах, но и в сельской местности. Так, 24 июня в донесении пограничных частей НКВД Ленинградского округа сообщалось, что «в 18.00 23 июня 1940 г. в дер[евне] Бароусы (Латвия) собралось около 2 000 местных жителей с красными флагами, красными бантами на груди и с лозунгами: “Пролетарии всех стран, соединяйтесь! ”, “Долой Ульманиса!”, “Да здравствует временное правительство!”, “Да здравствует Красная Армия!” Из одного дома был вынесен стол, послуживший трибуной для стихийно возникшего митинга. Через некоторое время к границе подошла делегация из пяти человек и просила начальника заставы прийти к ним на митинг. Начальник заставы ответил, что он не имеет указаний для перехода границы. Тогда делегация просила его передать Советскому правительству большое спасибо за освобождение пролетариата Латвии»[1494].

В 14.45 25 июня заместитель начальника политуправления 3-й армии бригадный комиссар Б.И. Максимцев подписал сводку № 3 об отношении населения к Красной армии:

«Двинск [Даугавпилс]. До прибытия частей Красной Армии латвийские офицеры на политчасе выступали против СССР и Красной Армии. В данное время политчас не проводится; офицеры притихли. Настроение солдат по отношению к Красной Армии хорошее, за исключением некоторого количества мл[адшего] комсостава, совершающего даже выпады против Красной Армии.

Рига. В 5[-м] пехотном полку сильно развит национализм. В полку имеется около 300 русских солдат. Даже после прихода частей Красной Армии в Латвию офицеры и солдаты издевались над русскими, говоря им: “Что же русская армия не помогает вам”. В то же время среди солдат полка имеются настроения к переходу в Красную Армию. В момент перехода Красной Армией границы, по словам солдат того же 5[-го] пехотного полка, этот полк готовился оказать сопротивление. В районе лагеря было накоплено большое количество боеприпасов, офицерство призывало солдат к боевым действиям.

Интерес к разным сторонам жизни Красной Армии у трудящихся гор. Риги все увеличивается. Они особенно удивляются тому, как изменились наши люди, какими образованными и культурными стали они. Подчеркивают тот факт, что каждый красноармеец читает газету, что на каждый вопрос красноармеец дает деловой ответ. Многие задают вопрос: почему красноармейцы не посещают пивных. В беседе с группой рабочих (металлурги, строительные рабочие, столяры и др.) и мелких служащих выявлено любовное отношение к Красной Армии, радость по поводу ее прихода и особенно полное отсутствие боязни Красной Армии. Неизменно повторяется просьба, чтобы Красная Армия не уходила. С большой похвалой собеседники отзываются о военной технике Красной Армии в особенности о танках и самолетах. С восхищением присутствовавшие говорили о замечательном единстве красноармейцев и командиров Красной Армии.

Была выявлена также довольно хорошая осведомленность рабочих и служащих по вопросам стахановского движения, состояния колхозов, национальному вопросу, состоянию образования в СССР. Знают имена крупных писателей, музыкантов СССР. Этому главным образом способствовало слушание московских радио-передач. Один из латвийских граждан заявил, что он не пропускал ни одной радио-передачи из Советского Союза, радовался победам мужественной Красной Армии над финнами. Одна гражданка заявила, что «теперь мы вас отсюда никуда не отпустим, а если вздумаете уходить от нас, то мы пойдем вслед за вашими танками». Один рабочий в беседе заявил: “Нет слов, чтобы выразить вам нашу благодарность за помощь, оказанную нам”.

К месту расположения подразделений Красной Армии каждый вечер приходит до 300 человек трудящихся. Они принимают активное участие в красноармейской самодеятельности, поют революционные песни, просят красноармейцев и командиров дать им текст песен. Преподносят цветы. Но есть и такие заявления со стороны отдельных граждан: “Мы вас считаем серьезными людьми, поэтому нас удивляет, когда ваши красноармейцы с первой встречной женщиной заводят знакомство, обнимаются”.

В городе появилось много солдат, видимо, в связи с отпуском по случаю праздника. Большинство солдат приветствует. Некоторые солдаты при приветствии говорят “здравствуйте, товарищи”, но встречаются солдаты упрямо не приветствующие»[1495].

25 июня был отправлекн в отставку начальник штаба латвийской армии генерал Г. Розенштейн[1496]. Тем временем ширилось начавшееся 20 июня в Лиепае разоружение рабочими айзсаргов, которое резко ускорилось после того, как 25 июня латвийское правительство опубликовало закон о разоружении айзсаргов в течение трех дней[1497]. В целом реализация этого закона продолжалась в течение недели. Одновременно создавались рабочие отряды, вооруженные отобранным у айзсаргов оружием. 26 июня в Риге, а затем и по всей стране, были созданы группы вспомогательной полицейской службы, которые приняли в свое ведение полицейские участки и префектуры. В тот же день был издан закон о рабочих комитетах, которые создавались на предприятиях и в учреждениях и должны были защищать экономические интересы трудящихся, заботиться об удовлетворении их культурных нужд, содействовать поддержанию трудовой дисциплины и представлять интересы рабочих и служащих перед администрацией и владельцами предприятий[1498].

26 июня политотдел 42-й стрелковой дивизии докладывал, что «в 472[-м] а[ртиллерийском] п[олку] 25 июня был выходной день, так как 24 июня весь личный состав части работал по устройству своего лагеря. На опушке леса, невдалеке от расположения части, днем начался показ красноармейской художественной самодеятельности. Была сооружена сцена, на которой выступали: красноармейский хор, певцы, декламаторы и плясуны. В 472[-й] а[ртиллерийский п[олк] был приглашен духовой оркестр 459[-го] с[трелкового] п[олка], через усилитель передавались патефонные пластинки. К месту отдыха красноармейцев собралось большое количество жителей г. Гульбенэ – русские, латыши, евреи, цыгане всех возрастов. Они с большим вниманием и интересом наблюдали за отдыхом красноармейцев. Сами принимали участие в танцах. Во время перерывов жители, особенно рабочие-железнодорожники, подолгу беседовали с красноармейцами, командирами и политработниками.

Задавали следующие вопросы:

1. Что такое Советы?

2. Кому принадлежат фабрики и заводы, и кто ими управляет?

3. Сколько в СССР национальностей? и т. д.

Присутствующие рассказали, что в Латвии была объявлена мобилизация 12 возрастов, но не успели собраться мобилизованные, как пришла Красная Армия. На гулянье были также и солдаты латвийской армии. Они жаловались на плохое отношение к ним со стороны офицеров, говорили, что солдатам приходится стоять по 15 часов под ружьем по команде “смирно”, сообщили, что среди солдат есть много желающих перейти на сторону Красной Армии. […] При переезде разведбатальона на новое место жительства население встречало бойцов, ехавших на бронемашинах и танках, криками “Ура”, “Да здравствует свободная Советская Латвия”, а в местечке Отте бойцов встречали с угощением.

В одном из местечек солдаты доложили, что офицеры ушли на бал, а они в это время организовали слушание радиопередач из Москвы, что ранее им строго воспрещалось. Солдаты латыши мешали русским солдатам слушать эти радиопередачи, дело доходило до драк. Антагонизм между национальностями в Латвии развит очень сильно. Большинство населения занятого нами района относится к Красной Армии очень приветливо. В беседе с красноармейцами 17[-го] г[аубичного] а[рт]п[олка] один 70-летний старик, работающий у помещика исполу, заявил: “Я ждал вас 20 лет и, наконец, дождался. Живем мы очень плохо, работаем с утра до поздней ночи. Помещик ходит с палочкой да поглядывает за нами, а чуть что полиция бьет нас, штрафует, арестовывает”. Рабочий, приехавший из Риги, рассказал крестьянам и красноармейцам о событиях, происходящих в Риге, о демонстрации любви рижских трудящихся к Советскому Союзу и его Красной Армии. Он рассказал, что в демонстрации участвовало 70 тысяч человек, и что полиция стреляла в демонстрантов, что при этом были жертвы. Рабочие захватили оружейные магазины и вооружились, были освобождены политзаключенные. Крестьянин рассказал о том, [что] солдатам латвийской армии не разрешалось общаться с населением.

Во время занятий по строевой подготовке в район расположения 1[-го] батальона 459[-го] с[трелкового] п[олка] явилось четыре солдата. Они сообщили, что ушли самовольно и при этом заявили: “Бояться нам теперь офицеров нечего, они нас больше боятся. Латвийская армия готовилась дать отпор РККА, но многие из нас готовились стрелять в своих офицеров”. Солдаты очень хорошо отзывались о советских кинофильмах, одного из солдат оштрафовали на 10 лат за то, что он разучил и пел песню из кинофильма “Цирк”. […] Офицеры латвийской армии пытаются разжечь среди солдат злобу к Красной Армии, но это им не удается»[1499].

По сведениям подписанной в 10 часов 27 июня оперсводки № 29 штаба БОВО, в 19 часов «25.6.40 в Двинске [Даугавпилс] состоялась демонстрация железнодорожников, прибывших приветствовать латгальский областной Комитет партии большевиков, провозглашались лозунги в честь Красной армии и тов. Сталина»[1500].

В подписанной в 22 часа 27 июня оперсводке № 30 штаба БОВО отмечалось, что «По донесению начальника штаба 4[-го] с[трелкового] к[орпуса], в гор. Виляны (25 км сев[еро]-зап[аднее] Режица [Резекне]) проходила демонстрация с требованием разоружения полиции и выборов представителей трудящихся в городское управление.

В Двинске [Даугавпилсе] два солдата жаловались на избиение их офицерами и просили передать, что большинство за Советскую власть. Там же группа солдат заявила, что оружие направят против офицеров и в русских стрелять не будут. В селе Эйсаки (40 км юго-зап[аднее] Режица [Резекне]) айзсарги заявляли: “Мы еще постоим за Ульманиса”.

В 18.00 26.6 группа солдат велороты 11[-го] п[ехотного] п[олка], разъезжая по городу, требовала у граждан снять красные повязки, невыполнивших принуждали силой, но рабочие дали отпор и захватили несколько солдат и капралов, которые заявили, что действовали по приказу. Солдат 8[-й] роты 10[-го] п[ехотного] п[олка] Болдырев заявил, что 26.6.40 в 7.00 командир роты Мартисон заявил перед ротой, что всякий, кто будет помогать Советской власти, будет расстрелян, Советской власти в Латвии никогда не будет. Командование 4[-го] с[трелкового] к[орпуса] указало командиру 4[-й] п[ехотной] д[ивизии] на недопустимость подобных явлений и потребовало расследования и уведомления о принятых мерах.

[В] 15.00 26.6 командованием 4[-го] с[трелкового] к[орпуса] были приняты голова гор. Двинска, префект полиции и начальник уездной полиции и по их же настоянию обсуждались вопросы размещения и обслуживания частей Красной армии, разоружения айзсаргов, освобождения политзаключенных и взаимоотношениях Красной армии с местными властями. На все вопросы получены положительные ответы»[1501].

27 июня начальник политуправления 3-й армии бригадный комиссар Ф.И. Шулин направил в Москву сводку № 5 «Об отношении населения к Красной Армии», в которой отмечалось:

«Латвия. 24.06 в гор. Крустпилс состоялась демонстрация и митинг рабочих, служащих и интеллигенции, организованные компартией Латвии в честь дружбы латвийского народа с Советским Союзом, дружбы с частями Красной Армии и освобождения из тюрем политзаключенных. В демонстрации участвовали около 1000 чел. трудящихся. Демонстранты несли портреты тов. Сталина, красные знамена, имелись плакаты с надписью: “Да здравствует Красная Армия – освободительница угнетенного латвийского народа”.

В гор. Тукумс латвийские солдаты в беседе с ними заявили: “В случае военных действий мы перешли бы на сторону Красной Армии”. 24.06 в роще близ расположения 533[-го] М[ото]С[трелкового] П[олка] (Рига) собралось много латвийских граждан. В этой роще 533[-й] М[ото]С[трелковый] П[олк] организовал художественную самодеятельность; играл духовой оркестр, была дана граммофонная музыка и песни. Бойцы организовали игру в волейбол. Латвийские граждане увлеклись советской музыкой, организовали танцы. В заключение был продемонстрирован для бойцов, начсостава и присутствующих латвийских граждан советский фильм “Патриот”. Аналогичные формы общения и агитации имели место в 741[-м] М[ото]С[трелковом] П[олку] (Рига). Каждая исполненная бойцами советская песня сопровождалась бурной овацией, приветствиями со стороны латвийских граждан. С таким же успехом проходили танцы, игры, музыка, песни и в других частях Красной Армии гарнизона гор. Рига. Из бесед бойцов и командиров с гражданами, присутствовавшими на красноармейской самодеятельности, красной нитью проходит мысль о том, когда же трудящимся Латвии удастся расправиться со своими господами, поможет ли Красная Армия и т. д. Между прочим, один из пожилых рабочих при прохождении групп вооруженных красноармейцев заметил, что у одного бойца винтовка была без штыка. Обратившись к стоящему с ним рядом политруку тов. Шишову, рабочий заявил: “Видимо, на марше боец утерял штык. Берегите, товарищи, оружие, оно еще вам пригодится. Мы смотрим на вас, как на наших освободителей от палача Ульманиса”. Среди трудящихся гор. Рига имеются также высказывания: “Нам буржуазия говорила, что ваша армия голодная; теперь мы видим, что Россия стала не такой, какой она была раньше. С такими танками Красная Армия может справиться с любой армией”.

26.06 в гор. Рига в 4[-х] пунктах (сад, “Аркадия” и др.) проходили митинги трудящейся молодежи, на которых присутствовали по несколько тысяч человек. На митингах присутствовали также и пожилые граждане. Митинги прошли в общем организованно. Сцена была украшена портретами тт. Ленина, Сталина, революционными лозунгами. Упоминание о Красной Армии сопровождалось аплодисментами и криками: “Да здравствует т. Сталин! ”, “Да здравствует Красная Армия – наша освободительница от гнета фашизма”. Мрачной данно[стью] является широко разожженный антисемитизм, прорывающийся иногда даже в отношении отдельных работников Красной Армии»[1502].

27 июня Народное правительство Латвии издало распоряжение о свободном распространении в стране советских печатных материалов. 28 июня латвийское правительство изменило закон об обществах и союзах, и Компартия Латвии, Социалистическая рабоче-крестьянская партия Латвии, Союз трудовой молодежи Латвии и латвийская секция Международной организации помощи борцам революции (МОПР) были легализованы[1503].

В 13 часов 28 июня начальник политуправления 3-й армии бригадный комиссар Ф.И. Шулин подписал сводку № 6 об отношении населения к Красной армии:

«Латвия. В гор. Крейцбург [Крустпилс] 25.6.40 года ансамбль красноармейской песни и пляски дал концерт для бойцов и начсостава 690[-го] с[трелкового] п[олка]. На концерте присутствовало, кроме того, около 700 человек латвийских граждан. Джаз-оркестр ансамбля исполнил несколько популярных советских песен: Дунаевского “Выходной марш”, Блантера “Девушки” и др. Затем были исполнены индивидуальные номера: ритмический танец, цыганская пляска, партерная гимнастика. В заключение ансамбль исполнил литературно-художественный монтаж, посвященный освобождению трудящихся Западной Белоруссии и Западной Украины. Каждый исполненный номер сопровождался бурной овацией и криками “Ура” в честь Красной Армии. Многие из присутствующих латвийских граждан преподносили исполнителям большие букеты цветов. По окончании концерта многие из латвийских граждан заявили: “Нам кажется это сном. Кто бы мог подумать хотя бы 10 дней тому назад, что мы услышим и увидим такое замечательное зрелище”.

24.6 возле расположения 366[-го] с[трелкового] п[олка] демонстрировался кинофильм “Учитель”. На просмотре этой картины присутствовало около 200 человек латвийских трудящихся – женщин, молодежи и некоторое количество солдат. Трудящиеся с восторгом встретили показ кинофильма. Горячо благодарили и просили продолжать эту работу.

25.6 в Двинске [Даугавпилсе] на улице возле расположения подразделений штаба 4 ск для бойцов и командиров демонстрировалась кинокартина “Великое зарево” и “Союзкинохроника”. На просмотр кинокартины с удивительной быстротой, вообще характерной для сбора местных граждан на подобные зрелища, собралось около 1 500 человек трудящихся и местного населения. Демонстрация картины сопровождалась приветствиями со стороны латвийских трудящихся и возгласами: “Да здравствует т. Сталин”, “Да здравствует Красная Армия”. Появление на экране т. Ленина и Сталина вызвало бурю оваций.

25.6 в г. Режица [Резекне] было большое оживление. На отдельных домах были вывешены лозунги на красном полотнище, приветствовавшие Красную Армию. В гор. Якобштадте [Екабпилсе], судя по беседам с местным населением, полиция и айзсарги, напуганные первоначально демонстрациями и дружественным отношением населения к Красной Армии, начинают пугать население уходом Красной Армии и восстановлением старых порядков. Во время набора воды в том же Якобштадте к[расноармей]цами 138[-го] О[тдельного] [Саперного] Б[атальона] к автокухне подошла женщина 50 [лет] и с оглядкой завязала разговор. Прежде всего, она задала вопрос: “Когда вы уедите из Латвии?” Красноармейцы ответили ей: “А мы и не собираемся уезжать”. Тогда женщина заявила: “Нам вчера айзсарговцы говорили, что они знают из Риги от правительства, что Красная Армия скоро очистит Латвию полностью, потому что она пришла только для временного пребывания. Поэтому, продолжали айзсарги, вы смотрите и пеняйте затем на себя, если сейчас будете содействовать Красной Армии”.

25.6 из 4[-го] пех[отного] полка в г. Риге убежали 2 латвийских солдата, заявивших в присутствии офицера: “Мы не будем больше служить Ульманису, а будем служить Красной Армии”»[1504].

По сведениям подписанной в 22 часа 28 июня оперсводки № 32 штаба БОВО, «по донесению штаба 2[-го] с[трелкового] к[орпуса], в 20.00 27.6.40 вблизи расположения 27[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады] (Рига – сад Кукушкина гора) состоялся рабочий митинг, посвященный выборам фабрично-заводских комитетов. На митинге присутствовало до 900 человек и 3 солдата неустановленной части. Рабочие интересуются жизнью Советского Союза и положительно отзываются о мощи Красной армии. Одна работница стекольного завода сказала: “Теперь сплю спокойно, знаю, что рабочих защищает Красная армия”»[1505].

Как отмечалось в донесении пограничных частей НКВД Ленинградского округа, «с 12.00 до 14.00 28 июня 1940 г. состоялась демонстрация в районе Горбунова Гора. Принимало участие в демонстрации около 2 000 человек. На столбах расклеивались воззвания ЦК Коммунистической партии Латвии с призывом повторить демонстрацию 30 июня 1940 г. Препятствий со стороны полиции не было»[1506]. В тот же день проходили демонстрации и в других местах. «В 12.00 28 июня 1940 г. на латвийской стороне началось движение демонстрантов группами вдоль границы от дер[евень] Кочаново, Линово. Прошло 300 человек с красными флагами. Выступление белолатышей еще не зафиксировано. Латвийская пограничная стража движению демонстрантов не противодействовала. В 20.20 28 июня 1940 г. демонстранты стали расходится. Никаких происшествий и эксцессов не было»[1507].

29 июня латвийское правительство приняло решение об увеличении зарплаты рабочих всех отраслей промышленности на 15–20 %[1508], что, естественно, содействовало росту популярности правительства. В тот же день в целях всестороннего выполнения договора о взаимопомощи с Советским Союзом правительство Латвии по согласованию с правительствами Эстонии и Литвы аннулировало с 1 июля эстонско-латвийские договоры о военном союзе от 1 ноября 1923 г. и 17 февраля 1934 г., а с 3 июля – договор о Балтийской Антанте[1509].

В 14.35 29 июня политуправление 3-й армии издало сводку № 7 «Об отношении населения к Красной Армии»:

«26 июня в расположении 126[-й] с[трелковой] д[ивизии] красноармейский ансамбль песни и пляски выступил в сквере [в] г. Якобштадте [Екабпилсе] для бойцов и комначсостава. Кроме бойцов и командиров, присутствовало около двух тысяч местного населения, несмотря на то, что в начале концерта пошел сильный дождь, никто не уходил до конца концерта. После каждого исполненного номера устраивалась восторженная овация. Присутствующие на концерте из местного населения заявляют: “Такой концерт дает свет, как ясное солнце”. Многие с удивлением говорят: “Неужели все это можно смотреть бесплатно”. Среди присутствующих много было солдат.

27 июня в расположении 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] заместитель политрука 2-й батареи сообщает, что солдаты 9-го п[ехотного] п[олка] проявляют огромную симпатию к Красной Армии. Один заявил: “Я с удовольствием бы всю жизнь служил в частях у красных”. На вопрос, что вы знаете о Красной Армии, солдат ответил: “Нам офицеры говорили, что Красная Армия ходит босая. Придут, будут вас разувать, но большинство солдат этому не верили”.

28 июня в г. Двинске [Даугавпилсе] к нашему командиру подошли две женщины лет по 55 [и] заявили: “Мы много слышали о Красной Армии, но, что Красная Армия является такой культурной, как это мы сейчас видим, мы не знали. Спасибо, что пришли”.

27 июня в г. Рига в Верманском саду на показе красноармейской самодеятельности присутствовало большое количество рижского населения. С большим интересом беседовали с красноармейцами, задавая вопросы: “Где вы научились так замечательно играть, танцевать и петь. Присутствуя на вашей красноармейской самодеятельности, нам так радостно и весело, что не хочется уходить домой”. Рабочий кирпичного завода, расположенного в 12 км от г. Режица [Резекне] (направление Двинск), в разговоре с командиром заявил: «Что все жители окружающих населенных пунктов (в основном русские) говорят: “Очень рады приходу Красной Армии как избавительницы нас от национального гнета”. Мы обратились к управляющему государственного имения с вопросом: “Что будет дальше в связи с приходом Красной Армии?” Он ответил: “Будет все по-старому, ибо Красная Армия скоро уйдет, вам советую не проявлять особой радости приходу Красной Армии”.

Солдаты 1-го батальона того же 9-го пехотного полка, в числе 6 человек тайком пробравшиеся к стрельбищу, где проводились стрельбы 328[-го] с[трелкового] п[олка], нашему командиру заявили, что они по национальности русские и что раньше и даже теперь с приходом Красной Армии их наказывают за разговор на русском языке. “Что нам нужно делать, чтобы служить в Красной Армии?”»[1510].

29 июня политуправление БОВО направило в Москву доклад № 637 об отношении населения к частям и соединениям округа, в котором о положении в Латвии было сказано следующее:

«В связи с тем, что растет мощное революционное движение, латвийские власти принимают целый ряд мероприятий. Так, в Двинске [Даугавпилсе] готовилась демонстрация, и готовились войска. 21-го июня ночью из форта выступил батальон латвийской армии с 21 орудием. На крышах домов были установлены пулеметы с тем, чтобы можно было обстрелять улицу, ведущую на площадь, и саму площадь. Предложение нашего командования убрать войска и снять пулеметы, было выполнено местными властями.

21-го июня в Риге за колоннами демонстрантов показался вооруженный конно-фашистский взвод. Цель его – разогнать демонстрантов. Командование Красной Армии им предложило удалиться, что и было сделано. Демонстрации в обоих случаях прошли мирно. […]

23.6.40 г. в гор. Якобштадте [Екабпилсе] и м. Лиль состоялись многолюдные демонстрации, посвященные дружбе литовского и советского народов, а также освобождению из тюрем политических заключенных. Демонстрацию возглавил бывший политзаключенный Мурник, просидевший в якобштадтской тюрьме 3 года и выпущенный 21.6.40 г. Он принес на демонстрацию красное знамя, которое скрывал 6 лет. В 1934 г. Мурник убежал с этим красным знаменем и спрятал его. Знамя разыскивала полиция 3 года, но не нашла и арестовала Мурника. С тех пор демонстрации в этом городе не было. Несмотря на пытки и истязания, Мурник не сказал, где находится знамя.

На красном знамени, которое принес Мурник, золотыми буквами написано: “Пролетарии всех стран, соединяйтесь”, “Без борьбы нет победы”.

Сбор начался в 11 час[ов] в сквере в центре города. Сначала появились группы в 20–30 чел[овек] во главе с Мурник, им навстречу пришла такая же группа во главе с Рутман. Затем робко начали собираться по 2–3 чел[овека], приходили и одиночки. В 12 час[ов] собралось до 300-х чел. Был открыт митинг, на котором выступил Рутман и Мурник, которые пригласили присутствующих принять участие в демонстрации.

После митинга все выстроились в колонну, и пошли по городу с оркестром.

К колонне стали присоединяться все новые и новые группы рабочих, интеллигенции, мелких торговцев и отдельные солдаты. Колонна была украшена красными знаменами и лозунгами: “Да здравствует товарищ Сталин”, “Да здравствует тов. Молотов”, “Да здравствует тов. Вышинский”, “Да здравствует Советская Латвия”, “Да здравствует Красная Армия – освободительница трудящихся”, “Долой айзсаргов”.

Участники демонстрации были в исключительно приподнятом настроении. У всех был праздничный вид. На груди и на руках у большинства красные ленточки. Женщины шли в красных косынках, у многих цветы.

Из колонны демонстрантов неслись лозунги приветствия вождю прогрессивного человечества – товарищу Сталину, Красной Армии, советскому правительству.

Кроме того, демонстранты выкрикивали: “Долой реакционную латвийскую плутократию”, “Долой банду айзсаргов”, “Долой Ульманиса и его банду”, “Долой фашистов”, “Да здравствует Советская власть”. В ответ на эти лозунги колонны демонстрантов провозглашали громкое “ура”.

По окончании демонстрации состоялся второй митинг, на котором выступили ораторы на латышском, еврейском, русском языках. Все они призывали к созданию Советской Латвийской Республики.

Выступивший на митинге тов. Борщ сказал: “Мы знали, что за нашей жизнью следит товарищ Сталин, знали, что в нужный час он придет на помощь, и он пришел. Да здравствует свободная Советская Латвия”.

Во время митинга многих политработников и командиров окружали группы рабочих и интеллигенции, заявляя о том, что они только сейчас почувствовали свободу. […]

Организованно прошла демонстрация в м. Лиль. Участвовало до 2-х тыс. человек. Демонстранты организованно посетили братские могилы. У могил, на состоявшемся митинге выступали выпущенные из тюрем рабочие. Все ораторы выражали ненависть к гнусным палачам – белогвардейцам и проклинали ненавистный режим Ульманиса. Они поклялись бороться с врагами латвийского народа. На втором митинге в городе политзаключенный Орлов и другие в своих речах требовали выбора Народного правительства, создания народной милиции. “Земля, – говорили они, – должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает”»[1511].

Согласно подписанной в 22 часа 29 июня оперсводке № 34 штаба БОВО, «по донесению штаба 4[-го] с[трелкового] к[орпуса], [в] 18.00 28.6.40 в Двинске [Даугавпилсе] состоялась демонстрация 200 человек резервистов, отпущенных из 4[-го] п[ехотного] п[олка] латвийской армии. Колонна прошла по городу до здания областного комитета партии с красными знаменами и пением советских песен. На митинге ораторы призывали к борьбе за свободную советскую Латвию. Митинг закончился пением Интернационала»[1512].

В донесениях пограничных частей НКВД Ленинградского округа от 30 июня отмечалось, что «с приходом частей Красной Армии в Латвию жители погранполосы открыто выражают симпатию к СССР на многочисленных демонстрациях и митингах, зачастую проводящихся в непосредственной близости к границе. Установлено, что после прихода частей Красной Армии латвийская погранстража охрану границы против участка погранотряда ослабила. Одновременно с этим латвийская погранстража к населению стала относиться нетребовательно, часто отдельные погранстражники вступают с гражданами в разговор, чего ранее не наблюдалось. Отмечаются случаи побегов должностных лиц местных управлений латышского правительства. Члены фашистской организации “Айзсарги” установленную для них форму не носят, резко изменили отношение к населению, не членам организации»[1513].

В 15.05 1 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 8 «Об отношении населения к Красной Армии»:

«Рига. Подив 128[-й] м[ото]с[трелковой] д[ивзии]. Красноармейцу Кляхтину заявляет девушка: “Я служу у господ кухаркой, мои родители всю жизнь батрачили. Поэтому я не видела счастливой жизни. С приходом Красной Армии я чувствую себя счастливой. Красная Армия поможет нам освободиться от кабалы”.

Г. Рига. Население в абсолютном своем большинстве относится к Красной Армии очень хорошо. Когда был дан концерт красноармейской песни и пляски 29 и 30.6, на стадионе и в районе Чекурканс собралось рижского населения около 5 тысяч. Каждый номер выступления ансамбля сопровождался дружескими аплодисментами, которые переходили в овации, и кричали “ура” в честь командиров и бойцов РККА. Зрители из гражданского населения удивлены были тем, что армия другой страны общается с народом, совместно с ним проводит время развлечения и отдыха. А еще больше они удивляются, что Красная Армия умеет так культурно и весело развлекаться и отдыхать. Некоторые из местного населения заявляют: “Красная Армия дает разумный и культурный отдых не только красноармейцам и командирам, а и всем трудящимся”. Некоторые задают вопросы: “Неужели это поют красноармейцы. Нам кажется, что это поют актеры-профессионалы”.

30.6 на предместье ипподрома состоялся показ кинофильма “Ленин в 1918 году”. При появлении на экране В.И. Ленина вызвало бурные аплодисменты более 2 тысяч рижского населения. Некоторые из присутствующих заявляют: “Вот, когда мы имеем право просматривать полностью любимые нам картины. Это благодаря приходу Красной Армии”.

Вопреки заявлению латвийской печати, рабочие города Рига заявляют, что командир бригады пограничных войск Больштейн умер не естественной смертью, а застрелился в связи с приходом Красной армии»[1514].

Как отмечалось 1 июля в политдонесении № 029 начальника политотдела 42-й стрелковой дивизии батальонного комиссара Стебловцева, «30 июня в городе Алукснэ состоялась демонстрация жителей и солдат латвийских частей в честь укрепления дружбы между СССР и Латвией. В демонстрации приняло участие 1500 жителей и 160 солдат. Демонстранты шествовали под лозунгами “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует Сталин”, “Да здравствует товарищ Молотов”. Перед открытием митинга демонстранты пели “Интернационал”. Выступавшие на митинге горячо приветствовали Советский Союз и его героическую Красную Армию, обеспечивших мир и гражданскую свободу трудящимся Латвии. На митинге выступили, кроме рабочих, член ЦК латвийской компартии и комиссар 464[-го] с[трелкового] п[олка] бригадный комиссар тов. Артамонов.

29 и 30 июня вечером в 459[-м] с[трелковом] п[олку], 464[-м] с[трелковом] п[олку], 455[-м] с[трелковом] п[олку], 17[-м] г[аубичном] а[рт]п[олку], 262[-м] о[тдельном] с[аперном] б[атальоне] и др[угих] частях состоялись красноармейские гуляния, на которых присутствовало большое количество гражданского населения. Демонстрировались кинофильмы “Чапаев”, “Родина”, “Медведь”, “Подруги”.

Солдат 7 латвийского артполка сообщил замполитруку тов. Зынину: “До прихода Красной Армии в Латвию нам не разрешали читать газет, радио совсем не слушали, русских насильно заставляли изучать латвийский язык, офицеры издевались над русскими солдатами. Когда пришла Красная Армия, то положение совершенно изменилось. Мы теперь каждый день читаем газеты на русском языке, слушаем радиопередачи из Москвы, офицеры стали лучше относиться к солдатам. Командование издало приказ, чтобы мы приветствовали командиров и бойцов Красной Армии, за что нас раньше ругали”.

Установлено, что в латвийском стрелковом полку проводились занятия по изучению знаков различия РККА.

Симпатию солдат к Красной Армии показывает и тот факт, что солдаты носят в карманах звездочки, вырезанные из красной материи, на этих звездах нарисованы серп и молот.

Наши красноармейцы, командиры и политработники вежливо и культурно относятся к местным жителям, уступают им во время киносеансов лучшие места. Жители этим отношением весьма дольны.

Во время демонстрации в г. Алукснэ из бесед с солдатами установлено: 29 июня в 7[-м] латвийском полку во время вечерней поверки офицеры запретили участвовать в демонстрации, угрожая солдатам арестом. Однако утром 30 июня на демонстрацию было отпущено 30, а затем 50 % личного состава подразделения, находящегося в Алускнэ. Командующий полком приказал перед демонстрацией снять нашивки “7”, указывающие № части. Русские и революционно настроенные солдаты были оставлены в наряде, который был увеличен. 29 июня часть солдат, оставшихся в казармах во время исполнения “Интернационала” по радио из Москвы приняли положение “смирно”, а один солдат приложил руку к головному убору, за что был избит офицером Омалхитсом. Во время демонстрации 30 июня офицеры, переодетые в штатское, угрожали солдатам-демонстрантам. В г. Алукснэ нет пока что коммунистической организации, есть сочувствующие, преимущественно из бывших социал-демократов. Намечается создание коммунистической организации.

Имею сведения, что в м. Вилака не все айзсарги сдали оружие, особенно оружие, купленное ими самими. […] Один из батраков, зная о демонстрациях в городах, попросил, чтобы помещики улучшили положение батраков. На это помещик ответил: “Погоди, вот придут немцы, я тебе помогу”. Считаю, что среди бедняцкого и батрацкого населения деревни не проводится необходимая агитационная работа»[1515].

Подписанная в 22 часа 1 июля оперсводка № 38 штаба БОВО констатировала, что 30 июня, «по донесению штакора 4, в Режица [Резекне] происходила демонстрация молодежи. На митинге присутствовало около 15 000 человек»[1516]. 2 июля политуправление 8-й армии доложило в Москву, что «29.6 в мест[ечке] Вилака (Латвия) состоялась демонстрация трудящихся. Демонстранты заняли два здания, водрузили на них красные флаги. Избрано временное управление. Население Вилака и других районов с нетерпением ждет земельной реформы о передаче земли бедноте и батрачеству»[1517].

В 14.25 2 июля начальник политуправления 3-й армии бригадный комиссар Ф.И. Шулин подписал сводку № 9 «Об отношении населения к Красной Армии»:

«Гор. Рига. Вечером 30.6 на площадке около расположения военного городка был организован просмотр красноармейской художественной самодеятельности. Кроме военнослужащих бригады, присутствовало большое количество местного населения. Концерт прошел исключительно хорошо и культурно, все присутствующие остались довольны. Из местного населения с восторгом заявляют: “С большим удовлетворением мы уходим с вашего концерта, только Красная Армия может показывать такой концерт”.

Г. Рига. Вечером 1.7.40 г. в расположении авиагарнизона был дан концерт ансамбля красноармейской песни и пляски. Кроме военнослужащих, присутствовало около 1 500 чел. местного населения. После того, как хор исполнил песню о Сталине, и когда подняли стяг с барельефом Ленина – Сталина, то присутствующие приветствовали громкими аплодисментами и криками “ура”. Присутствующие горячо воспринимали все номера программы, особенно монтаж [об] освобождении Западной Белоруссии [и] Западной Украины. При разговоре с отдельными лицами, некоторые заявляют: “Мы такой концерт еще никогда не видели”. Один из жителей местного населения сказал: “В костеле меньше народу бывает, чем у вас на концерте”. Один молодой человек, поднявши кулак кверху, сказал: “Бодрость и силу вливаете вы нам, товарищи, своими песнями”.

30.6 солдаты латышского 9-го полка, расположенного в гор. Режица [Резекне], возмущенные поведением реакционного офицерства, которое запрещало разговаривать с красноармейцами, отказывали [в] отпуска[х], запрещали слушать передачи советского радиоконцерта, посвященного балтийским государствам, устроили демонстрацию, вышли на улицу с красным знаменем. После чего выбрали солдатский комитет и делегацию для поездки в Центральный комитет компартии Латвии за получением указаний о их дальнейшей работе. На этом собрании выступающие приветствовали новое правительство, его мероприятия, латвийскую армию, латвийскую компартию. Выступающие на собрании подчеркивали, что дружба с могучим Советским Союзом и тесное сотрудничество всех живущих в Латвии народов делает латвийскую армию сильной и готовой к борьбе со всеми врагами. Присутствовавшие ответили на это заявление громким “ура” в честь Красной Армии, Советского Союза и тов. Сталина. Офицеры в этот день сидели закрывшись.

Вечером 29.6.40 г. демобилизованных солдат 1[-го батальона] 8[-го] п[ехотного] п[олка] в количестве 50 человек провожали лица в гражданской форме, по-видимому, айзсарги, которые на станции Вальмиера перед отправлением поезда угощали их пивом. На перроне был проведен митинг, на котором один из солдат выступил с речью, направленной против Красной Армии. В заключение солдат сказал: “Да здравствует латвийская национальная армия и наш Ульманис”. После митинга пели латвийский гимн. Офицерство ряда частей латвийской армии среди солдат плохо отзывается о нашем командном составе. Враждебно настроенных офицеров в армии возглавляет командир 3[-й] п[ехотной] д[ивизии] генерал Крустинш и капитан Анхенбау. Наши танки офицеры расценивают как сырье. В ряде частей латвийской армии увольняемым резервистам предлагают по 1 000 патрон и оружие, предлагают уйти в лес и стрелять большевиков. Желающих не оказалось.

30.6 в гор. Режица (Резекне) на демонстрации присутствовало около 1 500 чел., в том числе до 140 солдат 9[-го] п[ехотного] п[олка], которые на демонстрацию пришли организованно строем с красными флагами и с красными бантами на груди. Выступавший на митинге солдат 9[-го] п[ехотного] п[олка] рассказал об издевательствах офицеров над солдатами до прихода Красной Армии, особенно русской и еврейской национальности. Солдаты воспитывались в духе ненависти к Красной Армии и Советскому Союзу»[1518].

Эстония

Схожие настроения фиксировались советским командованием и в Эстонии. Так, изданная в 14 часов 17 июня оперативная сводка № 276 штаба ЛВО отмечала, что «население в Изборске и Печоры встречало наши части с цветами, криками “Ура” и были возгласы: “Спасибо тов. Сталину”»[1519]. Как отмечалось в подписанном в 23.25 17 июня докладе начальника политуправления ЛВО дивизионного комиссара П.И. Горохова, в Эстонии «трудящееся местное население встречает наши войска дружелюбно. В направлении движения 24[-й], 56[-й] с[трелковых] д[ивизий], 19[-го] с[трелкового] к[орпуса] и других жители группами стоят по обочинам дорог с цветами в руках, приветствуют бойцов, некоторые закапывают ямы на дорогах. В районе Изборска население выходило для встречи за 6–8 километров вперед. Встречающие задают вопросы: “Можно ли послать детей учиться в советскую школу, как будет с землей” и т. п. В самом Изборске магазины и рестораны закрыты. Солдат, жандармов, деревенских старшин не видно»[1520]. По данным утренней сводки № 278 штаба ЛВО от 18 июня, «части повсюду встречались цветами. Население проявляло большой интерес к быту и жизни Советского Союза, работе колхозов и производства»[1521].

18 июня военком 65-го ОСК направил в Москву донесение № 07, в котором отмечал, что «со стороны большинства эстонского населения наблюдались случаи доброжелательного к нам отношения. Например, при проходе одной из колонн населенного пункта Кейла, группа эстонских жителей заявляла: “Спасибо вам, что вы пришли сюда, мы вас давно ожидали”. […] Во время прохода танковых частей в предместье Таллина демонстративно был избит полицейскими на глазах наших красноармейцев старик-эстонец за то, что крикнул “Да здравствует Красная Армия”. […] Части корпуса вошли в Таллин организованно. Большие толпы людей на тротуарах следили за движением наших войск. Никаких выкриков со стороны населения не наблюдалось. Чувство переживания было видно на лицах многих людей, которые хотели что-то сказать нашим бойцам и командирам, но ввиду запуганности населения, не решились это сделать. Имел место один случай, когда при подходе наших машин к зданию торгпредства, из окна строящегося напротив дома был брошен кирпич в одну из наших машин»[1522].

В изданной в 10 часов 19 июня оперативной сводке № 281 штаба ЛВО указывалось, что «рабочее население относится дружественно, есть случаи передачи писем и цветов. Поведение мелкой буржуазии сдержанное. Распоряжением местных властей населению приказано сдать находящиеся на руках оружие, последнее сдается полиции»[1523]. В 12.00 19 июня политуправление ЛВО докладывало в Москву, что «перед переходом госграницы нашими войсками, кулаки, крупные торговцы и в ряде селений и местечек полиция выехали вглубь страны. Помещик Дерюгин выехал из своей деревни в 3 часа ночи. В направлении 49[-й] с[трелковой] д[ивизии] эстонские пограничники отошли еще ночью, оставив одного унтер-офицера для наблюдения за переходом. В ряде случаев наши части встречались невооруженными эстонскими офицерами. Население дружелюбно встречало наши части, начиная от самой границы, приветствовало руками, просило петь боевые песни. К 5 часам утра к проволочному заграждению (эстонская граница) собралось до 100 человек местных советских граждан, одетых по праздничному, и до 70 чел[овек] эстонских граждан, в большинстве босых, которые через проволоку на расстоянии 3 метров переговаривались друг с другом. Русские, оставшиеся в свое время в Эстонии, рассказывали, что их притесняли, им трудно там устроиться на работу. В Изборске жители рассказывали, что после договора о взаимопомощи Эстонии с СССР улучшилось снабжение сахаром и керосином, но все же еще сахар выдают по карточкам по 2 фунта в месяц на семью, да и то не всегда.

При прохождении частей 128[-й] м[ото]с[трелковой] д[ивизии] рабочие цементного завода вышли навстречу с портретом т. Сталина, провозглашали лозунги “Да здравствует Красная Армия”. У деревни Шахничий, ввиду плохой дороги, крестьяне лопатами исправляли дорогу для прохождения 13[-й] танковой бригады. Собравшихся к границе на участке 42[-й] с[трелковой] д[ивизии] латвийских жителей для встречи Красной Армии до 80 человек латвийские пограничники отвели вглубь территории от границы. […] Марш частей 65[-го] о[собого] с[трелкового] к[орпуса] из Хаапсаля и других пунктов в Таллин прошел хорошо, в город вошли организованно. Шли на машинах, пеших колонн не было. Движение огромного количества машин производило на эстонское население большое впечатление. Большинство эстонцев относится к Красной Армии доброжелательно, но запугано и поэтому не всегда решается высказать это открыто. В Таллине один старик крикнул: “Да здравствует Красная Армия”, за что был избит полицейскими»[1524].

19 июня военком 65-го ОСК бригадный комиссар Н.М. Жмакин направил начальнику Политуправления РККА и начальнику политуправления ЛВО донесение об отношении эстонского населения к советским частям:

«[В] первый день при прохождении частей по городу Таллин наблюдалась сдержанность и настороженность, толпы людей стояли и наблюдали издали, боясь полиции и местных властей. При прохождении частей имелось два случая выкриков “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует Советская Эстония”, причем, как сообщалось ранее, один из выкрикивавших рабочих был избит полицейскими.

На второй день пребывания наших частей отношение изменилось, население стало смелее. Днем и особенно вечером части окружены буквально толпами людей. Приносят букеты цветов, просят бойцов спеть советские песни. Полиция, пытающаяся разогнать собравшихся, никак не может справиться, и отступилась. За вчерашний день было передано две резолюции рабочих заводов. В резолюциях рабочие приветствуют Красную Армию и осуждают поджигателей войны. Особенно большое количество рабочих приходят к району расположения танковой бригады, которая расположена близко к рабочим кварталам. По несколько сот человек собиралось вблизи расположения батальонов и всякие попытки полиции удалить публику ни к чему не привели.

17 июня вечером духовой оркестр 255[-го] с[трелкового] п[олка] исполнял ряд песен для бойцов. Вблизи расположения полка находилось много эстонских граждан. Одна женщина вышла из толпы с букетом цветов и передала его капельмейстеру. Вручая цветы, женщина сказала: “букет цветов преподносится от рабочих Эстонии” и провозгласила лозунг “Да здравствует советская Эстония”. В ответ на это бойцы ответили криком “Ура!” и бурными аплодисментами.

Среди эстонских детей ведется контрреволюционная работа по отношению к Красной Армии. 17 июня с/г девочка эстонка лет 14–15 подошла к одному из наших красноармейцев 255[-го] с[трелкового] п[олка] т. Мекер с вопросом, “что вы приехали сюда закрывать школы?”, тов. Мекер объяснил, что мы школы не закрываем.

18 числа командующий эстонской армии издал приказ о сдаче гражданским населением оружия. Большое количество людей оружие сдают»[1525].

Как отмечалось в изданной в 22 часа 19 июня разведсводке № 172 штаба ЛВО, «в течение 17 и 18.6 с приходом наших частей буржуазия изымает деньги из банка и закупает обувь, мануфактуру и другие товары. По данным требующим проверки, офицеры уходят в лес. Большинство населения района Нарвы, Раквере приветливо встречает части Красной армии и разоружает организации “Кайцелит”. Полиция с прибытием частей в Ракевере оказывала услуги нашим частям, приходящим в г. Раквере»[1526].

В 22.15 19 июня начальник политуправления ЛВО доложил в ПУРККА, что эстонское «население восторженно с цветами встречает бойцов Красной Армии. Буквально осаждают их, забрасывая вопросами, расспрашивая о жизни в Советском союзе, о работе в колхозе, на производстве. Во время прохождения танкового бат[альо]на 11[-й] с[трелковой] д[ивизии] население Нарвы криками “Ура” приветствовало бойцов. На попытку полицейского разогнать собравшихся несколько человек показали ему кулак и при этом кричали: “Теперь ваша власть отошла”, и, указывая на красноармейцев, говорили: “Вот наши защитники”. 17 июня при прохождении частей 11[-й] с[трелковой] д[ивизии] по Нарве несколько рабочих избили двух полицейских. По неофициальным данным полиция Нарвы арестовала 4-х эстонских граждан за лозунги и приветствия, которые они выкрикивали при прохождении наших частей. На станции Каристаа население встречало части с криками: “Да здравствует Советская Родина”, “Да здравствует товарищ Сталин”. В районе Изборска, Печеры местные жители несли портрет тов. Сталина, окаймленный красной материей. В местечке Вашова Гора на привал к бойцам пришли местные парни и девушки и начали танцевать под баян с красноармейцами, просили играть русские народные танцы. Когда сельский полицейский подошел к танцующим девушкам, последние жаловались, что он их избивает ежедневно за пение советских песен. Здесь же они запели “Катюшу”, “Три танкиста”.

На мызе Валдино к начальнику политотдела 24[-й] с[трелковой] д[ивизии] явилось два пожилых крестьянина и сообщили, что помещица их сбежала, спросив при этом, можно ли начинать делить помещичьи земли. Население задает вопросы, будет ли установлена Советская власть. В направлении 56[-й] с[трелковой] д[ивизии] население также радушно встречало части Красной Армии. В пригороде Тарту передовой бат[альо]н вышли встречать 200 местных жителей. Они под гармонь до поздней ночи пели советские песни “Родина” и гимн “Интернационал”. Полицейский пытался отобрать гармонь, но баянист оттолкнул его, заявив, что полицейский сам не стоит его гармони. Некоторые встречающие пришли за 30 и более километров, при этом заявляя: “Мы 22 года ждали Красную Армию”.

Полицейские власти принимают меры к недопущению встречи населения с бойцами Красной Армии. В первый период движения наших частей большинство населения, встречавшее Красную Армию, по национальности русские. По мере углубления в Эстонию, отношение население делается более сдержанным. В районе Тарту частный владелец парка и озера просил командование не делать остановки и не допускать расположения частей в парке. Среди некоторых эстонцев имеются такие настроения: “Вы идете в Эстонию, потому что боитесь немцев”, “Вы сюда пришли все, у вас войск не осталось, хотите воевать на нашей территории?”»[1527].

Согласно донесению политотдела 1-го стрелкового корпуса, «взаимоотношения с местным населением в основном нормальные и здоровые на протяжении всего марша. Население встречало колонны восторженно и приветливо, криками “ура”, приветствиями и цветами. Встречать проходящие части выходило население целых деревень. Толпы крестьян стояли по обочинам дорог, приветственно махали платками, шляпами, руками, кричали приветствия. Слышались крики: “Спасибо, товарищи бойцы, что пришли, двадцать лет вас ждали”. “Наконец-то пришли наши избавители”. “Конец издевательствам эстонцев”. Особенная теплота и радушие наблюдалось у местного населения в районах Изборск – Печеры, преимущественного русского. Большинство населения 17.6 не работало, и крестьяне настроены по-праздничному говорили: “У нас сегодня самый торжественный праздник”.

Прибывший в г. Тарту 38[-й] О[тдельный] Р[азведывательный] Б[атальон] население встретило восторженными криками “ура”, забрасывало кр[асноармей]цев цветами и пело советские песни. Полиция не допускала население к месту расположения бат[альо]на на 150–200 метров.

Население проявляет большой интерес к Советскому Союзу, к жизни трудящихся, к Красной Армии. Крестьяне спрашивают у кр[асноармей]цев: “Неужели у вас земля, фабрики и заводы принадлежат народу? Нам эстонцы рассказывали, что у вас нет самолетов. Верно ли это? А у вас еще дома остались танки и пушки, или вы их все взяли с собою?” Крестьяне говорят: “Мы теперь будем открыто говорить о жизни в Советском Союзе, нам запрещали об этом говорить и даже избивали”. Один престарелый крестьянин вел беседу с бойцами, в это время неожиданно подошел полицейский и шепотом на ухо заявил старику: “Вам не нужно вести беседу с бойцами, идите домой”. Старик ответил: “Довольно, теперь пришла Красная Армия, танки, не будем молчать”.

Русское население в Эстонии, по словам крестьян, плохо живет. “Нас, – говорят крестьяне, – во всем притесняют, мы на последнем счету, вы пришли, и мы теперь свободно можем говорить на русском языке с вами”.

Одна из крестьянок, русская, стоя на улице и глядя на проходившие части, сказала инструктору политотдела 56[-й] с[трелковой] д[ивизии] ст[аршему] политруку т. Томилову: “Эстонцы, которые стоят на улице, сейчас говорят по-своему, что ваша армия плохо одета, а ведь у вас такое большое и богатое государство”. Богатая часть населения пускает различные провокационные слухи, например: “Правительство Эстонии пропустило Красную Армию потому, что она идет воевать против Германии”. Или еще: “Автомашины, которые мы видим в Эстонии, большевики собрали со всей России, и теперь им ничего не осталось”»[1528].

20 июня политотдел 65-го стрелкового корпуса направил в ПУРККА следующее донесение: «Доношу, что 20 июня 1940 г. в основном части корпуса приступили к нормальной учебе, за исключением автотранспортных батальонов, которые обеспечивают части транспортом и занимаются перевозкой огнеприпасов. В частях проведены политинформации на тему: “Борьба русского народа с ливонцами”.

В большинстве частей вечером проводилась демонстрация кино, красноармейская художественная самодеятельность.

Политико-моральное состояние личного состава здоровое. Бойцы и командиры правильно оценивают международную обстановку и одобряют решения Советского правительства в отношении Прибалтийских стран. Беседы рабочих о положении грудящихся в Эстонии, о их бесправии еще выше поднимают боеготовность у личного состава и ненависть к врагам рабочего класса.

Эстонские трудящиеся при малейшей возможности стараются рассказать бойцам о своем бесправном положении и капиталистическом гнете, который они переживают.

В течение 20-го июня было передано в наши части 3 резолюции рабочих собраний. Несмотря на запрет командующего эстонской армией генерала Лайдонера проводить рабочие собрания, рабочие все же эту резолюцию обсуждают и принимают маленькими группами.

Помимо резолюций было за сегодняшний день получено 2 письма от рабочих, поздравляющих Красную Армию (подлинник одного письма прилагаю). В другом письме рабочие текстильной фабрики приветствуют Красную Армию и выражают надежду на нее как на защитницу трудового народа. Дальше рабочие в своем письме пишут, что рабочий класс Эстонии начинает дышать полной грудью.

Отношение большинства эстонского населения к частям Красной Армии хорошее. Население собирается около частей не только вечером, но и днем. Во время перерывов между занятиями подходят к бойцам и заводят разговор. В разговорах рабочие восхищаются мощью Красной Армии и проявляют большой интерес к жизни трудящихся Советского Союза. Стараются передать нашим бойцам и командирам все наболевшие у них вопросы. Так, например:

1. Один эстонский гражданин рассказал бойцам танковой бригады, что он работает в больничной кассе и за организацию культурной группы, которую обвиняло эстонское правительство в коммунистической пропаганде, он был арестован. В 1938 году по амнистии после 2-х месячного тюремного заключения был освобожден. По выходе из тюрьмы он с группой в количестве 8 человек уехал в Испанию и был в 13[-й] интернациональной бригаде. После перехода французско-испанской границы 6 месяцев находился в концентрационных лагерях. “Мы стремимся создать такое же правительство, как в Литве, это нам облегчит проводить дальнейшую демократизацию”.

2. Один эстонский рабочий бойцам первого танкового батальона 18[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады] рассказал, что он встречался с товарищем Папаниным и Отто Юльевичем Шмидтом. Тов. Шмидт написал ему на портсигаре свою фамилию. Тут же при всех эстонских гражданах восхищался мощностью Красной Армии и заявил: “Теперь и мы вздохнем свободно”.

3. Из группы эстонских граждан был задан красноармейцам 2-го танкового батальона вопрос: “Правду ли у нас говорят, что в России нечего есть, живут очень бедно и даже в воинских частях нет столовых?” На этот вопрос из группы эстонских граждан начали раздаваться голоса: “Нам все время говорили неправду о Красной Армии и о положении в СССР. Когда была война с Финляндией, то у нас говорили, что танкистов приковывают на цепи в танки и посылают на финнов, а финны закладывали палки в колеса и брали экипажи в плен. Мы теперь видим, что это тоже неправда”.

4. Группа эстонских граждан в беседе с красноармейцами танковой бригады рассказала: “Когда рабочие узнали о приходе Красной Армии в Таллин, хотели организовать встречу. Полиция, узнав об этом, нескольких человек из собравшихся арестовала, а остальных разогнала”.

5. Вечером 19 июня 1940 года в 3-м дивизионе 16-го арт[иллерийского] полка для красноармейцев демонстрировалась кинокартина “Неустрашимые”. На просмотре кино присутствовало около 450 человек эстонского населения. При просмотре кинохроники Первомайск[ого] парад[а], где показаны члены правительства, т.т. Сталин, Молотов и другие, эстонское население встречало [их появление на экране] аплодисментами, переходящими в овацию. Большинство эстонских граждан обращалось с просьбой чаще показывать советские кинокартины.

6. В районе расположения 16[-го] г[аубичного] а[ртиллерийского] п[олка] к красноармейцу тов. Сутулову подошел эстонский мальчик школьного возраста и сказал: “Теперь моего отца, наверное, скоро освободят, его посадили в тюрьму на 5 лет за то, что он коммунист. Я школу бросил и не учусь, потому что много нужно платить, а у мамы нет денег. Мама работает на заводе и зарабатывает мало”.

7. На станции Рахекюля [Рохукюла] при погрузке оружия, отобранного у кайцелитов, присутствующие там рыбаки смеялись и выражали удовлетворение: «Навоевались, довольно».

8. 17 июня один из рабочих, выражая симпатию к Красной Армии на площади Копли, был прерван выкриком, видимо, кайцелита: “Не радуйся, недолго они здесь пробудут, улетят так же, как улетели в 1920 году под Нарвой”. Рабочий не вытерпел этого оскорбления и налетел на кайцелита с кулаками, но был забран полицейским, отведен за избу и избит. После чего был направлен в полицию. Фамилия рабочего – Клоков»[1529].

К донесению было приложено письмо жителя Таллина Э. Сукка, который писал:

«Красноармейцы-братья!

Эстонский трудящийся народ годами носит на своих плечах иго капитализма. Верные псы капитализма тысячами убили наших лучших борцов. Тысячи из нас сгнили в тюрьмах и подвалах. Но, несмотря на это, мы остались верны рабочему делу и боролись за Советскую Эстонию.

Долгие годы мы ждали и боролись, чтобы настал день, когда мы можем идти с вами плечо о плечо с народами СССР в строительстве нового мира.

И теперь, когда настал этот день, благодаря коммунистической партии и нашему великому вождю Сталину, буржуазная Эстония со всеми силами старается отвлечь нас от этого дела, угрожая нам опять тюрьмою и высылками.

В дни вашего прибытия рабочие многих заводов и фабрик хотели собираться, чтобы праздновать день вашего прибытия и посылать вам наши пламенные приветствия и поблагодарить вас – наших освободителей, нам самым сквернейшим образом запретили эти собрания.

Главнокомандующий эстонской армией генерал Лайдонер строго запретил нам все эти собрания и не дает нам действовать в духе пакта, угрожая каждому, кто не подчиниться этому приказу, тюрьмою.

Полиция узнала, что вчера, 19-го июня, состоится собрание в одной нашей большой металлической фабрике имени “Франц Крулль”, в духе дружеского пакта между СССР и Эстонией, чтобы посылать вам приветствия.

Полиция приехала на место в трех автомобилях в полном вооружении и собрание не состоялось.

Вчера, 19-го июня, несмотря на запрет, собрались рабочие в народном доме, чтобы посылать вам приветствия и принимать соответствующие резолюции. Полиция разогнала людей и часть из них, человек 15 таскала в охранку, откуда их освободили только на утро следующего дня. Два из них, тов. Сепре и Прике отправили в тюрьму, откуда они недавно вышли в 1938 г.

Такие мероприятия и запреты от нашего правительства явно показывают противодействие дружескому пакту между СССР и Эстонией.

Двадцать лет воспитывали эстонский народ в духе шовинизма и антисоветском направлении и это все еще продолжается, хотя теперь уже скрытно»[1530].

Изданная в 16 часов 20 июня оперативная сводка № 285 штаба ЛВО сообщала, что «вечером 20.6.40 в г. Таллин было много случаев приветствия со стороны эстонского населения наших частей, отдельные аплодисменты и крики “Ура”»[1531].

Тем временем утром 19 июня в Таллин прибыл член Политбюро ЦК ВКП(б) А.А. Жданов, уполномоченный советским правительством на переговоры с президентом Пятсом относительно состава будущего правительства[1532]. Эстонский президент попытался добиться назначения главой правительства посланника в Москве А. Рея, однако Жданов уклонился от обсуждения этого вопроса «под предлогом необходимости изучить обстановку, сказав вскользь, что Рей чересчур тесно связан со старым правительством». Сообщая в тот же день об этих событиях в Москву, Жданов отметил, что «под видом «помощи» нашим войскам в стране до первого июля Й. Лайдонер запретил все собрания, на этом основании сегодня разгоняются рабочие митинги в Таллине и арестовываются ораторы, выступающие с приветствиями Красной Армии. Не следует ли вмешаться в это дело или оставить до нового правительства?»[1533]. В ответ 20 июня В.М. Молотов указал, что «надо твердо сказать эстонцам, чтобы они не мешали населению демонстрировать свои хорошие чувства к СССР и Красной Армии. При этом намекнуть, что в случае стрельбы в демонстрантов советские войска возьмут демонстрантов под свою защиту»[1534].

Тем временем, начиная с 17 июня, на предприятиях Таллина рабочие принимали резолюции с требованиями создания нового «правительства, которое было бы дружно с Советским Союзом» и пользовалось бы доверием трудящихся, роспуска «Кайтселийта» и устранения из государственного аппарата противников дружеских отношений между Эстонией и СССР, отмены ограничений деятельности рабочего движения и решительной борьбы со спекулянтами[1535]. Пытаясь воспрепятствовать самодеятельности населения, главнокомандующий эстонской армией издал 18 июня постановление, запрещающее до 1 июля «любые публичные и закрытые собрания, скопления народа, сходки, шествия и манифестации, а также обсуждение и принятие на них различных резолюций». Все граждане обязывались «выполнять распоряжения полиции», а нарушители подлежали наказанию «заключением в тюрьму или арестом на срок не свыше трех месяцев или штрафом в размере не более 3 000 крон»[1536]. Тем не менее, вечером 19 июня по инициативе членов Нелегального бюро КПЭ состоялось совещание руководства профсоюзов, на котором было решено 20 июня провести расширенное собрание представителей рабочих предприятий[1537]. В 20 часов в Рабочем гимнастическом зале состоялось собрание рабочих, которое приняло резолюцию с требованием создания нового «дружественного по отношению к Советскому Союзу правительства», решительного устранения всех врагов СССР из государственного аппарата, роспуска «Кайтселийта», ликвидации ограничений свободы собраний, печати, союзов, амнистии политическим заключенным, работы безработным, повышения зарплаты соответственно росту дороговизны и действенной борьбы против взяточников и спекулянтов[1538].

Вечером 20 июня левый социалист, депутат Государственной думы М. Унт в очередной раз встретился с А.А. Ждановым, который поручил ему организовать в течение ночи митинг и демонстрацию на утро 21 июня и провести ее в мирных рамках. При этом советский представитель гарантировал, что «полиция и войска не помешают»[1539]. Совершенно очевидно, что готовящаяся демонстрация была бы дополнительным аргументом на переговорах Жданова с К. Пятсом, который все еще не хотел утверждать предлагаемый ему состав нового правительства. 21 июня было опубликовано воззвание депутатов Единого блока трудового народа Госдумы и руководителей профсоюзов о проведении в Таллине рабочей демонстрации с требованиями отставки нынешнего правительства, формирования правительства, которое будет честно выполнять пакт, заключенный с Советским Союзом и предоставления трудящимся работы, хлеба и свободы[1540].

В результате, как отмечалось 21 июня в донесении штаба 65-го особого стрелкового корпуса № 017, «в городе Таллин с утра рабочие вышли на демонстрацию и собрались на площади Свободы (как они ее называли). После проведенного короткого митинга рабочие двинулись организованно к дворцу президента Эстонской республики, где предъявили ряд требований, в том числе было требование немедленно освободить политзаключенных. Президентом требование рабочих о немедленном освобождении политзаключенных было отклонено, а также отказано в удовлетворении всех выставленных требований рабочими. После чего, рабочая демонстрация организованно двинулась к тюрьме. Там же была выделена рабочая делегация, которая освободила 27 человек политзаключенных, некоторые из них просидели в тюрьме по 17 лет. От тюрьмы колонна демонстрантов двинулась к зданию правительства. Правительства в здании уже не оказалось, а находилась только охрана, которая тут же была разоружена рабочими. Рабочие, заняв здание правительства, на здании водрузили красный флаг и организовали митинг. На митинге выступили ряд освобожденных из тюрьмы товарищей, которые рассказали о тех ужасах капиталистического режима, которые применялись к ним. Рабочие приветствовали Красную Армию, тов. Сталина, Жданова, Молотова, Ворошилова и других руководителей советского правительства. Призывали участников демонстрации к активной борьбе против буржуазного продажного правительства Эстонии. Один из политических заключенных выступил на митинге и рассказал, что он работал 12–14 часов в день и получал 10 центов. Давали 1 фунт хлеба. “Во время ареста избивали и пытали меня, но я им ничего не сказал. Они сфабриковали подложный приговор и осудили меня на 10 лет, из которых я отсидел до сегодняшнего дня 6,5 лет и только благодаря вам, тов. рабочие, и Рабоче-Крестьянской Красной Армии я снова на свободе”. В заключении призвал рабочий класс Эстонии к решительной борьбе с буржуазным предательским правительством. Приветствовал тов. Сталина, Молотова, Ворошилова, Жданова и советское правительство.

Рабочие заняли помещение полиции и арестовали ряд полицейских. Захватили арсенал и вооружили рабочие дружины. Часть оружия и боеприпасов из арсенала вывезли и разгрузили рабочие в здании бывшего правительства.

Тысячи демонстрантов рабочих и трудовой интеллигенции гор. Таллин в разговорах выражали свою симпатию и любовь к Красной Армии и к советскому правительству.

При встрече наших патрулей и машин демонстранты все время приветствовали криками “ура” и выбрасывали лозунги: “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует тов. Сталин”, “Да здравствует тов. Ворошилов”, “Да здравствует тов. Молотов”, “Да здравствует тов. Жданов”.

Ряд солдат перешел с оружием на сторону рабочих, и влились в рабочие дружины.

Настроение у большинства эстонского населения к Красной Армии очень хорошее.

Патрулирование по городу во время демонстрации комендантом города полковником тов. Кондрашовым было усилено и организовано хорошо. Поведение наших войск было хорошее. Никаких самовольных действий и вмешательства в руководство демонстрации со стороны наших людей не было. За весь день никаких вооруженных столкновений так же не было, и все проходило организованно.

Среди руководителей демонстрации наблюдалось разногласие между социалистами и коммунистами»[1541].

В 24 часа 21 июня штаб ЛВО доложил в Генштаб о том, что «по донесению штаба 65[-го] с[трелкового] к[орпуса], эстонское население организует демонстрации по улице г. Таллин с лозунгами: “Да здравствует Красная армия”, “Да здравствует т. Сталин” и т. д. Демонстранты подошли и освободили 27 человек политзаключенных, после чего собрались в Вышгороде и выставили требование – снять эстонский национальный флаг на башне Пик-армен. Эстонское военное командование просит содействия о прекращении демонстрации»[1542].

Как позднее докладывал в Москву об этих событиях советский полпред в Эстонии, 21 июня «в 12 часов дня началась демонстрация. Рабочие шли дружно в ногу с пением революционных и советских песен: “Широка страна моя родная”, “Катюша” и пр., несли свои старые профессиональные знамена. Из колонн, проходивших мимо советского полпредства, все время раздавались крики “ура”, “Да здравствует тов. Сталин!”. С балкона их приветствовал тов. Жданов. […] Колонны остановились перед дворцом президента. Из толпы выделились ораторы, обратившиеся к президенту с петицией и требованиями: 1) убрать правительство Лайдонера – Юрима[а]; 2) дать свободу политическим заключенным; 3) дать свободу профессиональным союзам.

К. Пятс, выйдя на балкон, заявил демонстрантам, что он удовлетворить их требования не может, так как это дело будущего правительства. В это время из толпы выделился человек и, обращаясь к народу, говорит: “Вы меня знаете, товарищи?”. Хор голосов ему ответил: “Знаем, знаем!”. “А раз вы меня знаете, – продолжал оратор, – то не верьте этому хитрецу. Разделяйтесь на три части: одна часть пусть идет к арсеналу и захватывает оружие; другая часть идет к тюрьме и освобождает политических заключенных; третья часть захватывает почту, телеграф, полицейское управление и пр.”. Демонстранты, выслушав этот приказ, моментально приступили к его исполнению.

Пятс, услышав это, перепугался, и, когда [в 13 часов мы со Ждановым] к нему вошли, он едва успел прийти в себя и рассеяно повторял: “Чудной наш народ, неорганизованный”. Предложенную нами кандидатуру в премьер-министры Иоганнеса Варес (Барбарус) принял без возражений и испуганно повторял: “Только, пожалуйста, поскорее организуйте правительство и приведите все в порядок”. Визит наш окончился не более чем в 8 минут. […] Вечером 21 июня тов. Жданов вызвал М. Унт[а] и дал ему приказание прекратить революционные действия и разоружить рабочие дружины. В ночь на 22 июня были приняты меры, и наутро уже все было спокойно»[1543]. Тем временем в 22.10–22.15 21 июня эстонское радио сообщило о создании нового правительства во главе с И. Варесом[1544], который обратился к согражданам с краткой речью[1545].

В 3.00–3.45 22 июня состоялись переговоры по прямому проводу помощника начальника Оперативного управления Генштаба генерал-майора А.М. Василевского с начальником штаба 65-го стрелкового корпуса полковником В.Н. Ничушкиным:

«Василевский: – Прошу подробно доложить о демонстрации и происшедших в связи с ней событиях и обстановку, сейчас сложившуюся в городе Таллин.

Ничушкин: – Демонстрация началась в 10 часов 21.6 и продолжалась весь день. Рабочие вышли на демонстрацию с красными знаменами и лозунгами. На площади был митинг. Рабочие выбрасывали лозунги в честь Рабоче-Крестьянской Красной Армии, вождя партии и трудящегося человечества тов. Сталина и главы Советского правительства тов. Молотова.

Рабочие после митинга направились к дворцу президента Пятс с требованиями освободить политзаключенных и другими. Президент Пятс выполнить требования рабочих отказался. Рабочие, возмущенные этим, пошли к тюрьме и освободили 27 человек политзаключенных, после чего частично разоружили полицию.

Сейчас в городе Таллине охрану улиц и важнейших объектов несут вооруженные рабочие.

Части корпуса боеготовы. По городу организовано усиленное патрулирование от стрелковых и бронетанковых частей.

В 1 час 30 минут в гор. Таллине была провокационная вылазка у юнкерского училища, где в течение 10 минут завязалась перестрелка между рабочими и военнослужащими эстонской армии.

В 1 час 05 минут 22.6.40 так же была провокационная вылазка – из ручного пулемета обстреляли выход из штаба корпуса. Меры по ликвидации провокационной вылазки приняты.

В данное время в городе Таллине спокойно.

Василевский: – Какие части эстонской армии и в каком количестве принимали участие в разгоне демонстрации. Имеются ли жертвы. Какие меры приняты в отношении этих частей. Какое количество оружия растащено рабочими. Приняты ли меры к сбору этого оружия. Каково поведение и отношение к этим событиям правительства. Прошу отвечать.

Ничушкин: – Части эстонской армии участия в разгоне демонстрации не принимали. Днем жертв не было. Что касается ночью была перестрелка, то по этому вопросу сведений не имею. Точных данных в отношении оружия, растащенного рабочими, не имею, но рабочие вооружены. Мер к отбору оружия не принималось и указаний по этому вопросу не имею.

Правительства как такового нет. Новое правительство на 21 число не было создано; что касается членов старого правительства – мне об их поведении ничего не известно.

Василевский: – Какие указания Вам даны замнаркома тов. Мерецковым?

Ничушкин: – Указания замнаркома тов. Мерецковым даны следующие: участие в рабочих демонстрациях не принимать; но избивать рабочих полицейскими также не допускать. Усилить боевую готовность частей корпуса. Организовать и нести четкую службу дежурных подразделений и усилить патрулирование стрелковых и бронетанковых подразделений по городу Таллин.

Василевский: – Каково отношение к этим событиям со стороны офицерства армии и интеллигенции города. Была ли попытка со стороны пехотных частей эстонской армии, расположенных в районе Таллин, принять участие в разгоне демонстрации?

Ничушкин: – Офицерство и интеллигенция гор. Таллина в событиях участия не принимали. Предположительно, попыток пехотных частей эстонской армии, расположенных в районе Таллин, в разгоне демонстрации не было. Интеллигенция и мелкая буржуазия наблюдали за ходом демонстрации со стороны.

Василевский: – Что еще имеется добавить, у меня вопросов нет.

Ничушкин: – Больше добавить ничего не могу»[1546].

Тем временем в 3.15 22 июня член Военного совета ЛВО корпусной комиссар Н.Н. Вашугин направил наркому обороны специальное донесение:

«Части округа занимают назначенные им по плану районы. Дислокацию сейчас не докладываю, так как она докладывается в оперативных сводках штаба ЛВО через Генеральный штаб.

Политико-моральное состояние красноармейцев и начсостава здоровое.

С утра 21 июня в городе Таллине началась демонстрация рабочих, организованная руководителями профессиональных союзов. На площади Свободы был большой митинг. С площади демонстранты прошли по улицам мимо нашего полпредства и направились к Дворцу президента. Произносились лозунги за честное выполнение пакта о взаимопомощи и здравицы товарищу Сталину, Молотову, Ворошилову, Жданову. Пели революционные и советские песни на эстонском и русском языках. К остановившимся рабочим вышел президент Пятс и с ним генерал Лайдонер. Президент пытался произнести речь, но рабочие слушать его не захотели. Раздавались возгласы: “Мы вам не верим”. Пятс и Лайдонер ушли. После этого демонстранты, разделившись на три группы, отправились обратно в город. Одна группа направилась к тюрьме, где и освободила 27 политических заключенных, которые, как рассказывают эстонцы, были известны рабочим организациям. Некоторые сидели в тюрьме свыше 10 лет. Для охраны рабочие выставили свои вооруженные дружины.

Другая группа отправилась к министерству внутренних дел, обезоружила караул и заняла здание министерства. Над зданиями правительства рабочие вывесили красный флаг, сняв эстонский флаг. На площади собрались около тысячи человек и с балкона министерства произносились речи с приветствиями Красной армии и руководителям партии и правительства СССР. В речах требовали создания нового правительства Эстонии, способного обеспечить честное выполнение пакта о взаимопомощи. Особое возмущение рабочие выражали по адресу бывшего в старом правительстве министра внутренних дел Юримаа и против полицейских. На балконе министерства находился оркестр из эстонских рабочих.

Для того, чтобы выяснить обстановку к зданию министерства был послан начальник особого отдела ЛВО, который посоветовал руководителям демонстрации объяснить собравшимся, что как только будет утверждено новое правительство, оно объявит по радио свою декларацию всему населению, и предложил собравшимся разойтись по домам. Руководитель демонстрации – рабочий разъяснил это собравшимся, после чего оркестр заиграл Интернационал и демонстранты его дружно пели. По окончании Интернационала все разошлись. В здании министерства рабочими оставлена вооруженная рабочая охрана. Тут же этой же охране рабочие, имевшие оружие, сдали его.

Третья группа направилась к арсеналу, захватила его и взяла часть винтовок. Командир 18[-й] танковой бригады Солянкин в связи с этим принял на себя охрану арсенала и этим предотвратил растаскивание оружия. В настоящее время тов. Солянкин передал охрану арсенала морякам КБФ. Рабочими были частично разоружены две военные школы и зенитный дивизион, который был изготовлен и лежал цепью с оружием для стрельбы по рабочим, шедшим к тюрьме. В дивизионе рабочие обезоружили оказавшегося там начальника ПВО эстонской армии генерал-майора Томберга.

Отдельные рабочие дружины ходили и ездили на машинах по городу и разоружали полицейских. До 16 часов по эстонскому времени полиция на улицах Таллина находилась на своих местах. Разоружение полицейских рабочими дружинами началось приблизительно в это время, и необезоруженные полицейские разошлись по домам. Примерно с 24 часов внешняя полиция опять находилась на своих местах. Распоряжением нового министра внутренних дел полицейские начали возвращаться на работу.

Кроме того, рабочими заняты были почта, телеграф, банк и в этих местах выставлена своя вооруженная охрана. Было также окружено и блокировано здание военного министерства. По получении об этом сведений, был послан полковник Цуканов. На вопрос, что здесь происходит, рабочие ответили тов. Цуканову: “Боимся, чтобы эстонские военные не уничтожили документов и поэтому мы хотим здание министерства занять”. По совету тов. Цуканова рабочие разошлись.

Ночью в районе улицы Рау [Рауа] около школы, в которой расположен эстонский пехотный батальон, произошла стычка между патрулем рабочей дружины и эстонскими солдатами. Пока известно, что убиты 1 дружинник и 1 солдат, ранен 1 дружинник. На этом стычки закончились. В здание, в котором помещается штаб 65[-го] о[собого] с[трелкового] к[орпуса], было произведено неизвестными несколько пистолетных выстрелов. Из здания эстонского военного госпиталя по нашему первому танковому батальону, расположенному рядом, было дано несколько очередей из автомата. Начальнику госпиталя предложено сдать все оружие. По третьему танковому батальону из прилегающих домов также были произведены выстрелы. Из здания юнкерского училища обстреливались наши патрулирующие броневики. Находящиеся в здании училища солдаты до 400 человек обезоружены.

Мною усилены патрули броневиков по городу и усилена охрана полпредства и нашего морского штаба. После высылки патрулей, в городе все успокоилось.

В других городах были рабочие забастовки и демонстрации, которые прошли спокойно.

В связи с некоторым обострением обстановки в Таллине решили задержаться здесь на 22 июня. К исходу 22 июня доложим дальнейший ход событий, после чего и решим, следует ли дальше оставаться в Таллине, если не будет от Вас особых указаний. По имеющимся сведениям 22-го предполагается митинг»[1547].

Подробности ночных событий в Таллине были изложены 22 июня в донесении штаба 65-го ОСК № 018:

«В 24.00 21 июня 1940 года в районе расположения 58[-го] танкового батальона (казармы эстонского танкового полка) гор. Таллин была открыта автоматическая и одиночная стрельба по району расположения батальона. Одновременно стрельба началась из эстонского военного госпиталя. В результате стрельбы из госпиталя в казарме 58[-го] танкового батальона выбиты стекла, пробита коробка пулемета, пробит у бойца противогаз и один сапог.

Командиром 18[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады] генерал-майором тов. Солянкиным было приказано произвести обыск военного госпиталя. В результате обыска обнаружено 5 винтовок, 2 револьвера, 250 патрон и 17 штыков. При проезде командира 18[-й] лтбр из госпиталя была обстреляна его бронемашина.

Бронемашины 18[-й] лтбр, патрулирующие в Номме, были обстреляны из револьвера с проходящей легковой машины.

В 1.00 22 июня 1940 года на Нарвской улице завязалась перестрелка между рабочими дружинниками и батальоном связи эстонской армии. С прибытием к месту перестрелки наших бронемашин из батальона связи эстонской армии был открыт огонь по нашим бронемашинам. После открытия ответного огня с наших бронемашин, стрельба была прекращена.

В результате стрельбы из рабочей дружины убит один, раненых два. Со стороны батальона связи эстонской армии убитых один, раненых трое.

В 2.30 к месту перестрелки прибыл вновь назначенный военный министр генерал-майор Ротберг и немедленно сдал батальон командиру роты бронемашин 206[-го] о[тдельного] р[азведывательного] б[атальона] 18[-й] лтбр тов. Чибирову.

Во время стрельбы по расположению 58[-го] о[тдельного] т[анкового] б[атальона] жертв никаких не было.

Патрулирование по городу на ночь было усилено. В 1.15 минут 22 июня 1940 года был обстрелян из винтовок и автоматов штаб 65[-го] Особого стрелкового корпуса из района прилегающих домов. Район этих домов был оцеплен дежурной ротой. После чего была вызвана полиция и проведен обыск, но так как, по-видимому, стрельба велась жителями этих домов в провокационных целях, произведенный поверхностный обыск положительных результатов не дал.

На ночь охрана штаба после этого была усилена ротой танков. Последняя половина ночи прошла спокойно»[1548].

22 июня была опубликована декларация Народного правительства Эстонии, которое обещало направить «все свои силы на полное обеспечение прав народа, на подъем его материального благосостояния, на развитие национальной культуры и процветание Родины» на базе «тесных экономических взаимоотношений с нашим великим соседом и другом – Советским Союзом». «В области внешней политики правительство, поддерживая нормальные отношения со всеми государствами, обеспечит в первую очередь честное и добросовестное выполнение Пакта о взаимопомощи с СССР и дальнейшее развитие действительно искренних и дружественных отношений с СССР на основе тесного союза»[1549]. В тот же день был уволен со службы главнокомандующий эстонской армии генерал Й. Лайдонер[1550]. В результате объявленной новым правительством амнистии было освобождено 340 политзаключенных[1551]. В Эстонию начали возвращаться политэмигранты из Швеции[1552]. Одновременно рабочие стали создавать вооруженную организацию «Народная самозащита».

В 13 часов 22 июня генерал армии К.А. Мерецков и корпусной комиссар Н.Н. Вашугин доложили наркому обороны из Таллина, что «новое правительство Эстонии приступило к исполнению своих обязанностей в ночь на 22 июня. Сегодня с утра все учреждения работают нормально. В Таллине спокойно. Патрулирование Красной армии в городе снято, оставлена усиленная охрана только у полпредства и нашего морского штаба. Охраняется нашими моряками также и арсенал»[1553].

В 1.40 23 июня генерал армии К.А. Мерецков и корпусной комиссар Н.Н. Вашугин доложили наркому обороны, что «22 июня весь день в Таллине прошел спокойно. Учреждения работали нормально. Днем в Тарту происходила демонстрация, организованная буржуазными элементами, с возгласами против Красной армии и против нового эстонского правительства.

Рабочие Тарту выступили со своей демонстрацией, с лозунгами приветствия Красной армии и Советскому Союзу, на ратуше вывесили красный флаг. Вечером новое эстонское правительство опубликовало по радио декларацию…

В Эстонии ежегодно 23 июня праздновали как день освобождения от немцев. Новое правительство Эстонии решило проводить его под другим лозунгом, а именно, как праздник свободы, в связи с образованием нового правительства.

По предложению тов. Жданова задерживаемся в Таллине на 23 июня»[1554].

Как отмечалось в подписанной в 10 часов 23 июня оперсводке № 292 штаба ЛВО, «в Таллине восстановлен полный порядок. Дружинники организованно сдают оружие, город живет нормальной и мирной жизнью. В Тарту происходили политические демонстрации. Большая часть населения выражает свое доброжелательное отношение к новому правительству»[1555].

23 июня политотдел 65-го стрелкового корпуса докладывал, что «за последние дни со стороны трудового эстонского населения все больше увеличивается симпатия к Красной Армии. Рабочие целыми группами приходят к нашим бойцам и командирам и выражают свое удовлетворение пребыванием наших частей в промышленных центрах Эстонии. Например:

1. 22 июня 1940 года группа рабочих-железнодорожников на станции Лихула подошла к нашим бойцам и заявила: “Рабочие гор. Таллина сегодня и завтра будут устанавливать Советскую власть, мы просим передать в Москву тов. Сталину и всей Красной Армии большое спасибо”.

2. К бойцам 5-го ОМО в районе Лигуля [Лихула] подошла пожилая женщина и стала расспрашивать бойцов о жизни нашего советского народа. После того, как ей ответили на заданные вопросы, она сказала: “Буржуи у нас трещат по всем швам, а рабочие наши сейчас ожили – это все благодаря вашему приходу. Спасибо вам, дорогие товарищи”.

3. Две женщины по национальности русские в группе бойцов танковой бригады высказали по вопросу взаимоотношения командиров и бойцов Красной Армии следующее: “Советские офицеры очень хорошо и дружески обращаются с бойцами”.

4. Один эстонский гражданин рассказал бойцам и командирам 1-го батальона 18 ЛТБ, что до прибытия частей Красной Армии в гор. Таллин буржуазия вела пропаганду среди населения: “Придут красные, отберут все квартиры от рабочих и поселят в них своих солдат. Старики 60 лет и выше должны из города немедленно выехать, а то красные всех перережут, у них нечего кушать, они ходят все голодные. Никакого договора наше правительство с русскими не заключало, они оккупировали Эстонию. Но мы, старые рабочие, читаем ваши газеты, знаем о жизни в СССР, и нас не спровоцируешь. Мы очень довольны вашим приездом, и при помощи вас мы свернем буржуазии голову”.

Бойцы и командиры предупреждаются ежедневно, чтобы при разговорах с эстонским населением помнили о сохранении военной тайны, не забывали о революционной классовой бдительности, старались грамотно и культурно отвечать на заданные вопросы»[1556].

Как отмечалось в подписанной в 22 часа 21 июня разведсводке штаба ЛВО № 176, «в Пярну у солдат гарнизона отобрано оружие. Оружие не отбирается только у офицеров и полиции. Члены “Кайтцелит” сдают неохотно, очевидно, часть из них оружие утаивает. Местные власти Пярну подготовили к приходу наших войск помещение. Подразделения мехотряда были встречены с цветами. При движении 16[-го] отдельного танкового батальона из толпы местного населения были отдельные случаи выкриков: “Да здравствует эстонско-советская республика”. В Хапсалу 18–19 июня наблюдалось большие количество населения в магазинах, покупающее исключительно обувь, ткани и продукты»[1557].

Схожие с Таллином события 21 июня происходили и в других городах Эстонии (Тарту, Нарве, Пярну, Вильянди, Раквере и Тюри)[1558]. Так, согласно подписанной в 12 часов 22 июня разведсводке № 178 штаба ЛВО, «21.6.40 в гор. Нарва происходила демонстрация рабочих Кренгольской мануфактурной фабрики, к которой примкнули рабочие других предприятий города. В демонстрации участвовало свыше 3 000 человек. Демонстранты несли плакаты с лозунгами: “Да здравствует Сталин!”, “Да здравствует Красная армия”, “Да здравствует новое правительство Эстонии”. Лозунги были на русском и эстонском языках. При встречах с группами военнослужащих Красной армии демонстранты провозглашали лозунги: “Да здравствует Красная армия”, сопровождая громкими криками “Ура”. Со стороны эстонской полиции препятствий демонстрантам не чинилось. По словам рабочих, на демонстрацию вышли до окончания рабочего дня, причем хозяин фабрики обещал уплатить как за полный рабочий день». Однако имелись случаи перерезанных проводов связи[1559]. В тот же день временно исполняющий обязанности начальника пограничных войск НКВД Ленинградского округа генерал-майор Ракутин доложил, что «21 июня 1940 г. с 16.00 до 19.00 в Нарве состоялась демонстрация рабочих. Колонны демонстрантов более 500 человек с портретом т. Сталина и лозунгами “Долой фашистское правительство!”, “Да здравствует Советская власть в Эстонии!” организованно проходили по улицам города. Столкновений демонстрантов с полицией не отмечено»[1560].

Как указывалось в подписанной в 22 часа 22 июня разведсводке № 179 штаба ЛВО, «21.6.40 в Тарту в районе расположения нашего штаба прибыла рабочая демонстрация с лозунгами на русском и эстонском языках; демонстрация приветствовала Красную Армию и Советский Союз и в честь Красной Армии кричали “Ура” и пели “Интернационал”. 22.6 рабочие демонстрации в г. Тарту продолжались; где во время демонстрации группа “Кайтселит” в числе 15–20 чел., проникнув в ряды рабочих, старалась сорвать демонстрацию выкриками, направленными против рабочих, и как показывают рабочие, против Советского Союза; в ответ на это рабочие разогнали группу “Кайтселит” и одного из них избили; последний был сразу же взят полицией; политические заключенные по требованию рабочих освобождаются»[1561].

В 18.06 23 июня начальник политуправления ЛВО дивизионный комиссар П.И. Горохов доложил начальнику Политического управления РККА, что «большинство населения Эстонии по прежнему выражает чувства симпатии к СССР и Красной Армии. 22 июня в гор. Тарту рабочие и служащие, несмотря на указ командующего эстонской армией генерала Лайдонера о запрещении демонстраций и сборищ, была устроена демонстрация в честь Красной Армии. В демонстрации участвовало до 2-х тысяч человек. Демонстранты шли с красными знаменами, на которых были написаны лозунги: “Да здравствует Советский Союз”, “Да здравствует могучий свободный советский народ”, “Да здравствует товарищ Молотов”, “Да здравствует вождь мирового пролетариата товарищ Сталин”. Демонстрацию возглавляли два бывших политзаключенных. Рабочие несли их на руках. Во время демонстрации рабочие восторженно приветствовали встречавшихся бойцов и командиров. Некоторых из них качали. Имелся случай, когда на митинге демонстрантов выступил нач[альник] штаба 1 СК майор Иванов. Он был прямо вытащен из машины и по настоянию рабочих произнес речь. Об этом факте в частях 1 СК сделано предупреждение. Когда группа кайтселитов в количестве 15–20 человек пыталась сорвать демонстрацию, выкрикивая на эстонском языке антисоветские лозунги, рабочие разогнали эту группу, одного из кайтселитов избили. После демонстрации на улицах появилось много людей с национальными эстонскими знаками, усилилось движение полиции. Военным Советом и политуправлением 8[-й] армии даны указания военкомам соединений довести до каждого красноармейца и командира приказ командующего войсками ЛВО, который требует полицейских, препятствующих эстонскому населению приветствовать Красную Армию и выражать благожелательное отношение к ней, немедленно арестовывать силами красноармейцев, разоружать и доносить по команде. Эстонские рабочие приступили к разгрому полиции и захвату оружия в арсенале и полицейской префектуре. Вооружившись, они захватили банк, почту, телеграф и др[угие] важные объекты.

В эстонской армии начинается разложение. Эстонский солдат оружейный мастер Соловьев сказал: “Наши офицеры носы повесили, зато солдаты головы подняли. Дней десять тому назад мы еще готовили орудия, чтобы воевать с вами, а теперь разбежались наши офицеры”. Другой солдат заявил, что если бы пришлось воевать, то они перебили бы своих офицеров и перешли бы на сторону Красной Армии. Третий солдат рассказывал, что в караульной роте Партизанского батальона большинство русских. В батальоне начинается разложение, солдаты не слушают офицеров, курят в строю, поют советские песни. Днем 22 июня в 56[-ю] с[трелковую] д[ивизию] пришел солдат кавалерийского полка из лагеря. Солдат заявил, что он убежал из полка, ночью сегодня убегут еще 100 человек солдат русских по национальности и сдадутся Красной Армии. Военком дивизии Ковальский предложил солдату покинуть расположение наших частей»[1562].

Новые подробности этих событий были приведены в докладе политуправления 8-й армии от 2 июля, согласно которому «21.6 с.г. в г. Тарту и окрестностях рабочие и служащие устроили демонстрацию во время прибытия штаба армии. С разных заводов был собран духовой оркестр. Демонстранты восклицали лозунги: “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует товарищ Сталин”, “Да здравствует товарищ Молотов”. Под оркестр пели “Интернационал”. В колонне демонстрантов было до 10 знамен с лозунгами на эстонском языке: “Да здравствует Советский Союз” и требованием свободы, работы и хлеба. В беседах рабочие заявляли, что они будут праздновать три дня. 21.6 работу окончили раньше срока. Одна женщина пожилых лет сказала, что они демонстрируют для того, чтобы показать свою солидарность с Советским Союзом и хотят, чтобы вы взяли власть в свои руки, границу между СССР и Эстонией надо ликвидировать. Демонстрацию возглавлял гражданин Кердо, 15 лет сидевший в тюрьме, как политический заключенный и 21.6 был освобожден из Ревельской [Таллинской] тюрьмы»[1563].

Согласно подписанной в 10 часов 23 июня разведсводке № 180 штаба ЛВО, «22.6.40 в г. Валк [Валга] рабочая демонстрация до 200 чел., подойдя к тюрьме с красными флагами, потребовала освобождение политических заключенных; после освобождения администрацией заключенных демонстрация направилась к могиле убитых рабочих в 1918 году, где на митинге было принято решение установить памятник этим рабочим»[1564]. 23 июня комиссар 49-й стрелковой дивизии полковой комиссар Зимогляд доложил, что «местное население, где размещены части дивизии, относится исключительно дружелюбно. Ежедневно собирается народ вокруг нашего командно-начальствующего состава и красноармейского состава и живо интересуется жизнью и бытом Советского Союза, организуют совместное пение советских песен, танцы, игры и т. д. 22.6.40 года рабочие и интеллигенция гор. Валга организовали демонстрацию в знак прихода Красной Армии и за создание народного правительства. Митинги состоялись на площади города, и колонна демонстрантов прибыла в расположение частей, где был проведен второй митинг. Митинги прошли организованно и без всяких инцидентов. В своих выступлениях и резолюциях рабочие и интеллигенция гор. Валга приветствуют Красную Армию и мирную политику Советского правительства»[1565].

Подписанная в 22 часа 23 июня разведсводка № 181 штаба ЛВО отмечала, что «в мз. Пука члены организации “Кайтселийт” и торговцы усиленно распространяют среди населения слухи, что в скором времени придет немецкая армия и прогонит Красную армию, что немцы уже сейчас сосредоточили свои войска у границы Литвы, что Красная армия воевать не умеет и тому подобного рода вымыслы. Трудящиеся мз. Пука и ее окрестностей готовятся к демонстрации с целью выставить свои требования»[1566].

Согласно подписанной в 19 часов 24 июня разведсводке № 15 штаба 8-й армии, «в г. Раквере 22.6 происходила демонстрация под лозунгами: “Да здравствует товарищ Сталин”, “Да здравствует Красная армия”, “Да здравствует трудовой народ и Советский Союз”, “Долой капиталистов-эксплуататоров”, “За хлеб, работу и свободу”, “Час свободы настал” и мы имеем возможность собраться под красными знаменами, этим мы обязаны своему восточному другу великому Советскому Союзу и другу трудящихся всего мира т. Сталину. На митинге принята резолюция с приветствием т. Сталину, Красной Армии и рабочему правительству в городе и призывом, скорее покончить с капитализмом, разрушить вековую стену розни между народами, установить бесплатное высшее обучение и бесплатное лечение»[1567]. Подписанная в 22 часа 24 июня разведсводка № 183 штаба ЛВО сообщала, что «21.6 на предприятиях гор. Пярну проходили митинги и демонстрации, а 22.6 на башне текстильной фабрики рабочие вывесили красный флаг, владелец фабрики не возражал. Из рассказов рабочих им впервые за 4 года дали 2-х недельный отпуск с сохранением зарплаты. […] 23.6 в Выру две эстонские девушки преподносили нашим бойцам цветы, девушки были арестованы эстонскими солдатами и освобождены после вмешательства командования 19[-го] с[трелкового] к[орпуса]»[1568].

24 июня начальник политотдела 65-го стрелкового корпуса полковой комиссар Иванов направил в Политуправление РККА донесение № 0533, что «со стороны трудового эстонского населения все больше увеличивается симпатия к Красной Армии. Рабочие целыми группами приходят к нашим бойцам и командирам и выражают свое удовлетворение пребыванием наших частей в Эстонии. Например, 23.6.40 г. рабочие главных железнодорожных мастерских вручили командованию 18[-й] л[егкой] т[анковой] б[ригады] письменное приветствие.

23.6.40 г. в вечернее время в 415[-м] автобатальоне было организовано радиослушание и коллективные пляски, на которых присутствовало эстонское население, они удивлялись простоте общения командира с бойцом.

23.6 вечером в районе расположения частей 18[-й] л[егкой] т[анковой] б[ригады], 47[-го] с[трелкового] п[олка] и 3-го дивизиона 16[-го] а[рт]п[олка] было большое скопление народа, присутствовавшего на красноармейской художественной самодеятельности и на просмотре кинофильма “Богатая невеста”. Присутствовавшие очень одобрительно отзываются о самодеятельности наших бойцов и советских кинофильмах, заявляя, что им очень мало показывали советских кинокартин до прихода сюда Красной Армии.

При встречах наших командиров с эстонскими рабочими последние рассказывают, как их до прихода Красной Армии в промышленные центра Эстонии запугивали: “придут красные, у них кушать нечего, будут грабить и т. д.”, но теперь мы убедились, что это была полная клевета на Советский Союз.

В 15.00 24.6.40 г. к командиру 47[-го] с[трелкового] п[олка] полковнику Бородкину в моем присутствии пришли два эстонских гражданина и выражали недовольство тем, что, якобы, их коммунистическую организацию новое эстонское правительство не регистрирует и не дает им легально работать. Они выражали также недовольство тем, что их “обвиняют в троцкизме и, якобы, передали список в советское полпредство, как троцкистов за то, что они высказывали требование свержения старого правительства”. Проявляли также недовольство тем, что сняли красные флаги. Им было разъяснено, что мы не вмешиваемся во внутренние дела эстонских рабочих, что они решают сами свои дела. Декларацию нового эстонского правительства надо проводить в жизнь»[1569].

Митинги и демонстрации проходили не только в городах, но и в сельской местности. Например, как отмечалось 26 июня в донесении пограничных частей НКВД Ленинградского округа, «23 июня с.г. в 16.00 против участка 4-й заставы Гдовского пограничного отряда к линии советско-эстонской границы от дер[евни] Радовель подошло 50 эстонских граждан, в том числе 3 эстонских пограничника, которые стали кричать: “Давайте вашего комиссара, хотим разговаривать!”. К 18.00 эта толпа увеличилась до 1 000 человек, прибывших из пограничных деревень Эстонии: Кондуши, Большая и Малая Мокредь, Заборовье, Скорятина Гора и др. с красными флагами и лозунгами: “Привет Советскому Союзу от рабочих и крестьян!”, “Примите нас к себе, быстрее открывайте границу!”, “Да здравствует мирная политика Советского Союза!”, “Да здравствует Красная Армия!”, “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”. Собравшиеся выработали резолюцию с просьбой о присоединении к СССР населенных пунктов Эстонии – Сыренец, Кондуши, Радовель, Омут, Скорятина Гора. К прибывшим на участок 4-й заставы к месту сбора военкому комендатуры политруку Ситникову и заместителю коменданта капитану Галактионову демонстранты обратились с просьбой принять их резолюцию и открыть митинг на границе. Когда в этом было отказано, демонстранты подошли к проволочному заграждению на линии границы и стали протягивать руки для пожатий. На предложение границу не нарушать демонстранты отошли, построились в колонну и в 18.50 организованным порядком с советскими песнями ушли в направлении дер[евень] Радовель – Кондуши»[1570].

Как докладывали пограничные части НКВД Ленинградского округа, «в 13.00 24 июня 1940 г. на участке 3-й заставы к линии государственной границы со стороны Эстонии собрались около 100 эстонских граждан с красными флагами, которые передвигались вдоль границы в сторону эстонского кладбища. Один эстонский гражданин нарушил границу, углубившись на нашу территорию на 25 м, затем возвратился обратно. Демонстранты удалились в тыл Эстонии. В 15.00 24 июня 1940 г. в пограничных деревнях Эстонии, в районе Нарвы происходили демонстрации, митинги с красными флагами и лозунгом: «Да здравствует СССР!» Часть демонстрантов по 50–100 человек подходила к линии границы, затем возвратилась в тыл Эстонии»[1571].

24 июня в расположение 320-го стрелкового полка 11-й стрелковой дивизии в Нарве молодой ткач Кренгольмской мануфактуры Николай Иванович Бем передал свои стихи:

«Привет

Привет бойцам и командирам, За мир боровшимся всегда. Оружью слава их, мундирам, Могучей Армии труда. Освобождающей народы, Дающей право беднякам, Уничтожая их невзгоды, И страх несущей кулакам. Привет Советскому Союзу! Его народам и вождю, Стряхнувшим царскую обузу, Дав путь свободному труду. С каким восторгом все встречали Великой армии поход. И слезы радости блистали, И шли за армией вперед. И вдруг волною раскатило: Товарищу Сталину “ура”!!! Непобедимое явилось, — Пришла свободная пора. Так будьте ж здравы наши братья Еще на многие лета. Нам не страшны теперь проклятья, Велика сила батрака»[1572].

Согласно донесению штаба 49-й стрелковой дивизии от 25 июня, «24.6.40 года как выходной день был проведен весело и культурно. На площадке близ частей, расположенных у гор. Валга состоялось большое народное гулянье местного населения с командно-начальствующим и красноармейским составом. Играли два духовых оркестра. Были организованы танцы, массовые игры, показывались физкультурные номера. Во время народного гуляния наши командиры и политработники проводили беседы и давали ответы по различным интересующим население вопросам. Многие заявляли, что в гор. Валга это впервые так весело и каждый чувствует себя свободным. Имеет право говорить, с кем он хочет. Гуляние закончилось в 23.00, и молодежь все еще не хотела покидать площадку. Гуляние и показ художественной самодеятельности были организованы и в 222[-м] с[трелковом] п[олку] с населением гор. Выру»[1573].

25 июня политотдел 49-й стрелковой дивизии направил в Москву донесение № 0023 «Отношение местного населения и властей к войскам Красной Армии.

При вступлении частей нашего соединения на эстонскую территорию население встречало Красную Армию исключительно радостно, особенно радостно встречало русское население. Это доказывает такое обстоятельство, что за все время марша нашего соединения по территории Эстонии до места расквартирования, а так же и на месте, не было ни одного случая попыток к провокационным действиям. С самого начала перехода границы нас встречали большие группы крестьян, рабочих и служащих. При прохождении частей Красной Армии мы были свидетелями того, что население не только утром, днем и вечером собиралось и встречало, но даже ночью стояли около дороги группы людей и радостно приветствовали проходящие части.

В первые два дня прохождения наших войск по территории Эстонии нам было известно от населения, что им (населению) полиция препятствовала встречать и приветствовать Красную Армию, был установлен такой порядок, что тот, кто будет вступать в разговоры с красноармейцами, командирами Красной Армии, тот будет подвергнут 90 дням тюремного заключения или штрафу в размере 3 тысяч крон, но, несмотря на это, население вступало в разговор и встречало радостно. Впоследствии эти препятствия были устранены.

В беседах с населением задавались такие вопросы: “Можно ли сейчас отбирать землю у помещиков?” Жаловались на существующий политический строй. Главными вопросами у населения Эстонии были вопросы – узнать истинную правду о Советском Союзе, так как их пугали: “Вот придут красные войска, и будут отбирать, если есть дом – отберут, если есть две коровы – одну отберут” и т. д. и т. п. Поэтому население расспрашивало как у нас в СССР живут рабочие, колхозники и у населения вызывало непреодолимую радость, когда они узнавали как живут рабочие, колхозники, что в СССР нет безработицы, каждый может получить работу такую, какую бы он хотел избрать по своему желанию. Когда они это услышали, один рабочий-железнодорожник с горечью в голосе сказал: “А вот я уже 20 лет работаю на железнодорожном транспорте чернорабочим поденщиком, когда есть работа, и когда ее нет, получаю 2 кроны, на которую могу купить только 4 кг хлеба. Жил я эти 20 лет и не был уверен, будет ли мне завтра работа. Но сейчас мы видим вашу помощь и с вашей помощью мы сделаем так, как нужно будет нам рабочим”.

Или вот такие случаи рассказывали женщины. Они стирали белье для офицеров и солдат гарнизона гор. Валги и им отказали выплатить деньги за стирку белья, тогда они заявили, что они пойдут жаловаться к Красной Армии и пошли. Отошли [на] 200–300 м, их нагнал офицер и сказал, чтобы они вернулись и, когда они вернулись, им выплатили деньги.

По городу Валга, когда проходил 166[-й] г[аубичный] а[рт]п[олк], то население, еще напуганное полицией, боялось выйти на улицу, но хотело, как бы то ни было, выразить свою радость. В одном из окон дома гражданин держал в руках портрет тов. Сталина.

Молодежь обступает целыми группами красноармейцев, командиров и политработников, перебивая друг друга, расспрашивают: “Какие у вас школы? Как и чему учат? Кто может учиться? Сколько платят учащиеся за учебу? Как принимают на работу? Сколько можно заработать?” и т. д. Когда им объясняют, что у нас учащиеся не платят за учебу, а платят учащимся стипендии, то они приходят в восторг и ни как не могут понять, откуда же берет государство деньги, и им снова разъясняют сущность социалистического государства.

Следует отметить, [что] русские, проживающие на территории Эстонии, всячески притеснялись. Между русским и эстонцами разжигалась национальная вражда. Русским крестьянам давалась худшая земля, заставляли учиться на эстонском языке, переменять русские фамилии на эстонские.

С приходом Красной Армии в Эстонию трудящиеся эстонцы и русские воочию убедились в силе Советского государства, в мощи Красной Армии. В беседах они узнавали правду о стране Советов, и все это вызвало политическую активность у трудящихся Эстонии. Об этом говорит хотя бы такой факт. 23 июня в гор. Валга рабочие и интеллигенция устроили демонстрацию. С красными флагами, красными повязками на рукавах они прошли по городу, после чего пошли к тюрьме и потребовали освободить политзаключенных и их освободили. Вместе с ними они двинулись к расположенным частям Красной Армии и устроили митинг, на котором благодарили Красную Армию за помощь, а при упоминании имени тов. Сталина неслось громкое «ура» и приветствия на эстонском языке.

Постоянное общение командно-политического и красноармейского состава с населением, устройство увеселительных мероприятий на специально устроенных площадках, танцев под гармошку и духовой оркестр, организацией проката кинофильмов, радио, игры в волейбол, проведение групповых и индивидуальных бесед, в которых население все больше узнает о действительной жизни народа Советского Союза, о политическом строе, наконец, дисциплинированность и культурное и вежливое обращение Красной Армии с населением, товарищеская общительность еще выше поднимают политическую активность трудящихся Эстонии.

За весь период марша по эстонской территории и на месте расквартирования, провокационных действий со стороны эстонских властей и отдельных лиц не наблюдалось»[1574].

Как отмечалось в подписанной в 2 часа ночи 25 июня оперсводке № 29 штаба 1-го стрелкового корпуса, эстонское «население, рабочие и мелкие служащие проявляют большой интерес к жизни и быту Советского Союза, его государственному устройству. Местная же буржуазия ждет прихода немцев, распуская среди рабочих слухи, что Красная Армия скоро уйдет из Эстонии. Солдаты оставшегося гарнизона г. Тарту содержатся в боевой готовности, распевают национальные эстонские песни, повторяя “Мы еще живем, мы не сдались и не сдадимся”»[1575]. Согласно подписанной в 16 часов 25 июня оперсводке № 30 штаба 1-го стрелкового корпуса, «население г. Тарту находится в состоянии брожения, раскололось на два лагеря. Местная буржуазия и фермеры – с одной стороны и рабочие – с другой стороны. Местная буржуазия стремится повлиять на все растущую политическую активность рабочих, стараясь отвлечь их от революционных действий и от растущих симпатий к СССР и Красной Армии. Эстонская армия (гарнизон Тарту) находится в боевой готовности. Русские солдаты эстонской армии держатся в притеснении и разоружены (со слов перебежчика). Ночью в штабную батарею 1 ск перешел русский солдат эстонской армии с вооружением, с просьбой принять его в РККА»[1576]. Как отмечалось в подписанной в 10 часов 26 июня разведсводке № 186 штаба ЛВО, «25.6 солдат Куприяновского батальона с оружием пришел в нашу часть и заявил, что он отсюда не уйдет и хочет служить в Красной Армии. Если ему откажут, то он покончит жизнь самоубийством»[1577].

26 июня новое эстонское правительство распустило «Изамаалийт»[1578] и отправило в отставку военного министра генерал-лейтенанта Н. Реека[1579]. В тот же день начальник политотдела 65-го стрелкового корпуса направил в Москву доклад № 0552, в котором отмечалось, что «отношение большинства эстонского населения к частям Красной Армии хорошее.

24 июня с/г вечером в большинстве частей демонстрировались кинофильмы, где большое количество присутствовало эстонского населения. Ряд моментов во время демонстрации кинофильма сопровождались аплодисментами.

В разговорах с бойцами и командирами 46[-го], 47[-го] с[трелковых] п[олков], 16[-го] г[аубичного] а[рт]п[олка], 18[-й] л[егкой] т[анковой] б[ригады] эстонские граждане выражали исключительное удовлетворение нашими кинокартинами и при этом заявляли: “Только в СССР правильно отражается жизнь и быт рабочего и крестьянина”.

Со стороны эстонской молодежи, особенно русской национальности, проявляется большой интерес к нашим революционным и народным песням.

Две молодые эстонские девушки, живущие против общежития начсостава корпуса г. Таллин, 24.6 с.г. весь вечер пели советские революционные песни. В ряде других мест молодежь распевала народные советские песни – “Катюша”, “Каховка” и др.

Эстонские рабочие в разговорах с бойцами танковой бригады рассказывают, что буржуазия ведет запугивание рабочих по поводу декларации нового эстонского правительства и пребывания частей Красной Армии: “Это продлится месяцев 6, а там мы с немцами наведем прежний порядок”»[1580].

26 июня политотдел 65-го стрелкового корпуса в своем докладе № 0554 сообщал, что «отношение большинства эстонского населения к Красной Армии хорошее, за последние дни большое количество эстонских граждан приходит к гарнизонам расположения наших частей и вместе с бойцами поют революционные песни и устраивают пляски.

На вечере красноармейской художественной самодеятельности 23.6.40 г. в 47[-м] с[трелковом] п[олку] присутствовало около 500 чел[овек] эстонских граждан. По окончании самодеятельности жители Эстонии вручали цветы участникам самодеятельности. Одна пожилая женщина подошла к начальнику клуба полка т. Моцный, поблагодарила за выступление и высказала: “О вас говорили, что вы дикари, а мы теперь убедились, что вы культурный и образованный народ, которого мы до сегодняшнего дня еще никогда не видали. Желаю вам еще больших успехов, защищать свою Родину и не забывать нас”. Говоря с любовью эти слова, женщина заплакала.

25 июня в 47[-м] с[трелковом] п[олку] была организована самодеятельность, где присутствовало до 400 чел[овек] эстонского населения. […]

Ряд эстонских рабочих при встрече наших командиров и красноармейцев благодарят Красную Армию, тов. Сталина, Молотова и др[угих] руководителей партии и правительства, что им помогли освободиться от кабалы.

Большинство эстонского населения выражает исключительную радость нашим пребыванием и благодарит Советское правительство и тов. Сталина за проявленную заботу к угнетенным народам Прибалтики»[1581].

По данным подписанной в 22 часа 26 июня разведсводке № 187 штаба ЛВО, «буржуазия ждет прихода немцев, уговаривает рабочих не верить Красной Армии, говорят, что скоро хозяевами страны будут немцы»[1582].

27 июня собрание рабочих Таллинского порта выразило поддержку Народному правительству и выдвинуло требование об очищении государственного аппарата. Такие же решения принимались на собраниях трудящихся в Выру 27 июня и в Кунде 29 июня[1583]. 27 июня эстонское правительство издало распоряжение о роспуске «Кайтселийта»[1584]. Как отмечалось в подписанной в 16 часов 27 июня оперсводке № 34 штаба 1-го стрелкового корпуса, «местное население интересуется жизнью и бытом СССР, работой женщин на производстве, обеспеченности детей и нетрудоспособных, крестьяне интересуются жизнью колхозов, жалуются на эксплуатацию помещиков. Перемещений воинских частей эстонской армии – нет. Командиром корпуса отдан приказ не принимать эстонских перебежчиков в части корпуса»[1585]. Подписанная в 22 часа 27 июня разведсводка № 189 штаба ЛВО отмечала, что «члены кайтцелит посещающим наши части эстонским гражданам заявляют, что нечего ходить и смотреть вонючую и замазанную Красную Армию, рабочие отвечали, что Красная Армия вонючая для кайтцелит, для нас же самая дорогая, т. к. после ее прибытия в Эстонию нам стало жить легче»[1586].

Согласно подписанному в 21.20 28 июня докладу начальника политуправления ЛВО дивизионного комиссара П.И. Горохова, «в частях 65[-го] с[трелкового] к[орпуса], размещенных в Таллине, предусмотрены меры обороны, вырыты окопы. Ночью по городу усиливается патрулирование. В стрелковых частях в свободных от несения боевой службы подразделениях организована учеба. Танковая бригада и автотранспортные батальоны приводят в порядок технику и материальную часть оружия, приступили к учебе и в других соединениях.

Трудящиеся массы Эстонии продолжают выражать чувства симпатии к Красной Армии. Об этом говорят многолюдные митинги, которые происходят по всей стране, многочисленные письма, которые вручаются бойцам и командирам наших частей. Вот, что пишут рабочие бумажной фабрики “Целлюлоза”: “Выражая искреннюю радость по поводу того, что Красной Армии сделала своей задачей укрепление безопасности Эстонии, мы [решительным] образом осуждаем деятельность всех провокаторов войны и особенно тех, которые организуют антисоветский военный союз. Рабочий класс и подавляющее большинство эстонского народа выражают свое глубокое презрение подобным проявлениям и требуют безоговорочной ликвидации враждебных отношений к СССР. Мы уверены, что пребывание Красной Армии в Эстонии гарантирует эстонскому трудовому народу лучшее будущее и глубокие дружеские отношения между Советским Союзом и Эстонией”.

Рабочие главных железнодорожных мастерских Таллина 23 июня вручили командованию 18[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады] приветствие, в котором выражают благодарность героической Красной Армии, защищающей Эстонию от нападения и обеспечивающей эстонскому народу возможность спокойно жить и работать. Когда в г. Раквере прибыли из Таллина политзаключенные, был организован митинг. Во время митинга один из его участников выбросил красный флаг, на котором было написано: “Пролетарии всех стран, соединяйтесь”. По окончании митинга началась демонстрация. Красный флаг был водружен в центре города на здании городской управы. На вечерах художественной самодеятельности, где демонстрируются советские кинофильмы, присутствуют многочисленные группы местного населения. После киносеансов организуются танцы, игры.

В эстонской армии начинается разложение. 19 июня в расположение 16 гаубичного артполка зашла группа эстонских солдат, для уборки оставшегося сена. В отсутствии офицеров они рассказали: “10–11 июня наша армия готовилась к войне с Вами, нам были выданы патроны и оружие, но у солдат не было никакого желания воевать с русскими. Мы бы прежде всего перекололи своих офицеров”. Отмечен ряд случаев, когда эстонские солдаты, русские по национальности, жалуются на притеснение. На имя начальника штаба 56[-й] с[трелковой] д[ивизии] 23 июня поступило заявление от солдата Куприяновской компании 2-й роты 2-й пехотной дивизии Блинова Владимира Яковлевича. В этом заявлении он пишет: “Я эстонский солдат, имею большие притеснения со стороны начальства за сочувствие Советскому Союзу. Я сам русской национальности. В ночь на 23 июня нас всех русских разоружили и заставили лечь вниз лицом на пол, а сами зарядили пулеметы и ружья, поставили часовых над нами и указали не шевелиться. И сегодня ночью тоже самое опять повторится. Пулеметы все высушены и наготове. Я решил убежать из эстонской армии. Хочу быть верным стражем Советского Союза. Мои товарищи по национальности все русские, их около 100 человек тоже хотят уйти из эстонской армии и служить верно Советскому Союзу. Просим Красную Армию оказать нам помощь”. На следующий день Блинов и еще два солдата Кохов и Шлепов явились в штаб 56[-й] с[трелковой] д[ивизии] и категорически отказались вернуться в свою часть. Они выразили желание служить в Красной Армии. Дано указание начпуарма-8 не принимать перебежчиков, рекомендовать им обращаться за помощью к своему правительству.

Среди эстонских трудящихся возрастает стремление скорее установить Советскую власть в стране. 22 июня группа железнодорожников на станции Лихула заявила бойцам, что рабочие Таллина будут устанавливать Советскую власть. В связи с этим некоторая часть населения отрицательно относится к новому правительству. Два эстонских гражданина, назвавшись представителями рабочих, заявили командиру батальона 18[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады]: “В Таллине образовано новое правительство, но не такое, как мы требовали. Ранее вывешенный красный флаг снят и вместо него вновь вывешен национальный”. Рабочий Григорьев сообщил, что рабочие Таллина вторично выйдут на демонстрацию с требованием дать полную свободу деятельности рабочим организациям и передать власть в руки рабочих и крестьян. Другие рабочие выражали недовольство тем, что их коммунистическую организацию новое эстонское правительство не регистрирует. Установлено, что настроения против правительства проявляются среди рабочих и других районов. Рабочие заявляют, что большинство нового состава правительства плохие защитники интересов рабочего класса. Такие же настроения зарегистрированы, кроме Таллина, и в гор. Тарту. Некоторые рабочие в районе Нарвы заявляют, что в коммунистической организации идет борьба между одной частью, которая считает необходимым сейчас поднимать народ на вооруженное восстание, и другой, которая считает, что для вооруженного восстания не созрели еще условия. Командиры и политработники на все вопросы отвечают так, что Красная Армия не вмешивается во внутренние дела Эстонии, а выполняет обязательства по договору о взаимопомощи.

Провокационные элементы, в частности фашистская организация “Кайцелиты”, в последнее время значительно активизировали свою деятельность. Распространяются всевозможные провокационные слухи. В районе расположения 247[-го] г[аубичного] а[рт]п[олка] 56[-й] с[трелковой] д[ивизии] отец эстонского офицера заявил красноармейцу Сергееву, что Гитлер предъявил советскому правительству ультиматум о выводе советских войск из Эстонии. “Если этого не сделаете, – сказал он, – Гитлер начнет говорить с вами языком пушек”. Кайцелиты распространяют слухи, будто советские командиры и красноармейцы пользуются привезенными из СССР женщинами по карточной системе. Распространяется много слухов, что вскоре не станет продуктов, промтоваров. В связи с этим часть населения забирает деньги из банков и усиленно закупает товары, продукты. Из разговоров с рабочими и солдатами установлено, что среди присутствующих на вечерах красноармейской самодеятельности имеются белогвардейцы, ранее служившие у Колчака и в других белых армиях.

Отмечены случаи, когда отдельные командиры нарушают приказы и вмешиваются во внутренние дела Эстонии. Командование 320[-го] с[трелкового] п[олка] 11[-й] с[трелковой] д[ивизии] выделило вооруженную команду во главе со старшим лейтенантом Угловым для освобождения четырех руководителей демонстрации, организованной 21 июня в Нарве. Явившись к комиссару полиции, Углов потребовал немедленного освобождения руководителей демонстрации, что и было выполнено. Бойцы и командиры в ряде случаев ведут кустарную агитацию по вопросам международного положения. Это дает повод враждебным элементам клеветать на Красную Армию, обвинять ее в стремлении искусственно вызвать в Эстонии революцию, силой насаждать Советскую власть. Для предотвращения подобных случаев в дальнейшем, политуправление 8[-й] армии обязало политорганы запретить военнослужащим собирать местное население и организо[вы]вать митинги. Предложено принять меры против бесконтрольного общения красноармейцев с населением, разъяснить всему личному составу о вреде, могущем быть причиненным практикой бесконтрольной агитации. В связи с особенностями, в которых находятся части 8[-й] армии, политуправление округа направляет в эти части группу лекторов по международному положению»[1587].

По данным подписанной в 16 часов 29 июня оперсводки № 38 штаба 1-го стрелкового корпуса, «со стороны эстонских офицеров и подставных лиц ведется усиленное наблюдение за действиями наших караулов и патрулей. В г. Пайде эстонец в военной форме расспрашивал у патрулей, когда они меняются и какие у красноармейцев имеются документы. Патрулями замечено, что за ними наблюдают полицейские и военные. Охрана складов эстонскими частями несется халатно, самовольно оставляют посты»[1588].

Согласно подписанной в 7 часов 30 июня разведсводке № 27 штаба 8-й армии, «в 19.00 27.6 в г. Нарва состоялся митинг с присутствием рабочих 1 000 человек и с выступлением освобожденного политзаключенного Пауль, просидевшего в тюрьме 14 лет. В ответ на его выступление рабочие провозглашали лозунги “Да здравствует Сов[етская] Эстония”. От имени интеллигенции г. Нарва выступил старый член правительства, но народ кричал: “долой провокаторов” и говорить ему не дали. […] Население Таллина усиленно изучает русский язык, так как пущен провокационный слух буржуазией, что скоро Эстония перейдет на русский язык и кто его не будет знать, тот не получит работы»[1589].

Относительно настроения населения в подписанной в 9 часов 30 июня разведсводке № 28 штаба 8-й армии отмечалось следующее:

«С приходом Красной Армии, население Эстонии и Латвии резко разделилось на два враждебных класса и классовая борьба резко обострилась.

1. Зажиточные слои населения (буржуазия, кулаки, офицерство и жандармерия) во всех городах в начале прихода Красной армии растерялись, боясь дальнейшего революционного роста рабочих и солдат, в последние дни резко повысили свою активность против Красной Армии и Советского Союза, распространяя контрреволюционные слухи среди населения, как, например:

а) В скором времени придет Немецкая армия и прогонит Красную Армию, что Гитлер предложил Советскому Союзу очистить всю Прибалтику.

б) Красная Армия воевать не умеет, это, мол, показала война в Финляндии.

в) Что с приходом Красной Армии будут создаваться коммуны, от матерей отнимут детей.

г) Красная Армия будет грабить запасы продовольствия и у кого несколько коров, будут оставлять только одну. Призывали запасаться продовольствием.

д) Что эстонское население, находившееся ранее под гнетом русских, снова попало под этот гнет.

2. Фашистские организации “Кайтселийт” и айзсарги, по заявлению населения, разоружаются формально и угрожают населению, говоря: это оружие пригодится нам для расправы с Вами, за Вашу симпатию к Красной Армии.

3. Офицерство, жандармерия, полиция и фашистские организации с целью шпионажа переодеваются в гражданскую одежду, усиленно ведут разведку наших частей и ведут наблюдение за работой наших частей, подсылая девушек (легкого поведения). Преследуют выпущенных политзаключенных.

4. Рабочий класс и основная масса трудящихся Эстонии и Латвии с большой симпатией относится к Красной Армии и Советскому Союзу. Во всех городах проходят демонстрации и большие митинги, где принимаются приветствия вождей партии и правительства Советского Союза.

5. Среди населения идут разговоры, что солдаты Красной Армии очень культурные люди, у них играет музыка, радио, патефон, поют песни, смотрят кино, хорошо танцуют. Солдаты и офицеры Красной Армии к нам относятся хорошо, с нами играют в волейбол и т. д., чего наши офицеры и солдаты не делают. Вот только у них плохо одеты солдаты и офицеры, но это у них рабочая форма, они ведь не дома и парадную форму с собой не взяли.

6. Среди солдат большое количество (особенно русские) имеется большое желание служить в Красной Армии, имеется дезертирство, уход с постов, неподчинение офицерству, принятие в частях резолюций за присоединение к Красной Армии (Латвия 5 пп).

Продолжается роспуск резервистов в гор. Гульбинэ [Гулбене], Алуксне и м. Вилака»[1590].

Согласно донесению пограничных частей НКВД Ленинградского округа от 29 июня, «в 14.00 30 июня 1940 г. в Эстонии в дер. Сыренец Везенбергского уезда в связи с предполагаемым прибытием представителя эстонского правительства состоится митинг населения Сыренецкой и Скорятинской волостей. Бывшие члены левого профсоюзного движения (разгромленного в 1937 г.) Тамм И.Т., Тумалевич Н.Е., учителя местных школ Рандин, Васильев 27 июня 1940 г. на собрании населения Скорятинской волости выработали следующие требования:

1) присоединение Эстонии к СССР;

2) в противном случае включение в состав правительства представителей от русского населения;

3) исключить в школах преподавание религии;

4) бесплатное обучение детей и т. д.

Население решило 30 июня 1940 г. организовать шествие к госгранице и приветствовать СССР»[1591].

30 июня пограничные части НКВД Ленинградского округа докладывали, что «в связи с объявлением декларации нового правительства Эстонии население организует и проводит демонстрации и митинги. Жители пограничной полосы с многочисленными призывными лозунгами и портретами вождей партии и правительства СССР, ярко отображающими общее политическое настроение масс – воссоединиться с СССР, проводят демонстрации и митинги непосредственно у линии границы. Среди местного населения эстонской приграничной и пограничной полос, зажиточной частью населения распространяются провокационные слухи о Красной Армии»[1592].

2 июля политуправление 8-й армии докладывало в Москву: «В соответствии с указаниями Военного Совета и Политуправления ЛВО вблизи расположения частей и соединений устраиваются с участием местного населения просмотры советских кинофильмов, организуются песни, танцы, на которые приходят сотни местных жителей, среди них имеются солдаты и незначительное число офицеров.

Демонстрации и митинги в городах Эстонии, посвященные приходу Красной Армии, не прекращаются.

27.6 в г. Выру организована демонстрация и митинг населения, в которых участвовало около 1 500 человек. Колонны шли с красными знаменами. С приветствием нового эстонского правительства и Красной Армии выступило три человека. Демонстранты неоднократно прерывали выступления приветствиями в честь товарища Сталина, Молотова, Ворошилова, Тимошенко. Имел место случай, когда митинг и демонстрация, организованные руководителями профсоюзов в знак солидарности с новым правительством, превратились по существу против правительства.

27.6 в г. Нарва состоялся митинг трудящихся. Кроме рабочих и служащих, присутствовало около 1 000 крестьян, окружающих деревень и сел. Площадь была украшена советскими флагами и лозунгами. Во время выступления представителя профсоюзной организации Кадакаш, который призывал население к поддержке нового правительства, присутствующие крестьяне и рабочие неоднократно прерывали оратора возгласами: “Долой правительство”, “Да здравствует объединение с Советским Союзом”. После этого запели “Интернационал” и организовали демонстрацию.

Отмечено, что в окрестностях г. Печеры проводятся собрания трудящихся, на которых они требуют присоединения к СССР. На одном из собраний избрали временное управление из 12 человек.

В политотдел 11[-й] с[трелковой] д[ивизии] доставлена резолюция собрания от 26.6.40 г. граждан дер[евни] Большая Жердянка, Пирийской волости, в которой они просят Красную Армию помочь в освобождении крестьян и батраков от власти буржуазии. […]

Со стороны незначительной части рабочих отмечено недовольство новым составом эстонского правительства. 7 рабочих лесопильного з[аво]да г. Тарту рассказывали, что новое правительство согласовано с товарищем Ждановым и его нельзя компрометировать, но двум в этом правительстве (один из них военный министр) доверять нельзя, он воевал с большевиками, по его приказу было расстреляно 26 человек революционеров из группы 102, которые переправлялись в СССР. Рабочие заявляли – хотим самостоятельности под вашим контролем. Наши командиры и политработники на эти заявления отвечали, что Красная Армия не вмешивается во внутренние дела Эстонии, а выполняет обязательство по договору о взаимопомощи. […]

В части поступает много стихов и писем от рабочих, в которых они искренне благодарят Красную Армию, советское правительство. Незабываемое впечатление произвело продвижение наших войск, особенно моторизованных и танковых частей».

Несмотря на запрет, на митинге населения в Нарве выступил представитель Политуправления РККА батальонный комиссар Завьялов, который подчеркнул, что «Красная Армия пришла не оккупировать Эстонию, а обеспечить мир и безопасность ее. Он призывал народ к общей работе и взаимному пониманию»[1593].

В Советский Союз

Литва

1 июля было опубликовано принятое 27 июня решение литовского правительства о роспуске сейма[1594]. Изданная в тот же день в 11 часов разведсводка № 18 штаба 16-го стрелкового корпуса отмечала, что «беднейшее население ждет с надеждой, зажиточные с тревогой установления советской власти, о которой говорят как о чем-то твердо определенном, считая, что решение этого вопроса только во времени»[1595]. По данным подписанной в 23.00 2 июля разведсводки № 20 штаба 16-го стрелкового корпуса, «поляки особо интересуются вопросом, когда они получат работу. Кустари интересуются вопросом, смогут ли они заниматься своим производством, если Литва будет советской. Торговцы прячут лучшие товары, цены, особенно на ткани и кожевенные изделия, поднялись»[1596].

2 июля на стадионе в Каунасе состоялся грандиозный митинг-концерт с участием почти 30 тыс. человек, на котором присутствовало новое литовское правительство и командование советских войск в Литве. Перед концертом несколько тысяч литовских солдат и десятки молодых офицеров маршировали с красными знаменами и транспарантами: «Прочь реакционных руководителей армии», «Да здравствует Сталин и 13-я Советская Социалистическая Республика». По мнению германского посла Э. Цехлина, «это событие показало, что советской пропаганде удалось искренне воодушевить широкие массы, во всяком случае столичного населения, и настроение народа здесь показывает, что он уже сегодня готов к присоединению к Советскому Союзу, которое сейчас, кажется, пока еще не входит в намерения московской политики»[1597]. В тот же день литовское правительство приняло закон «О реорганизации литовской армии», в соответствии с которым она была переименована в Народную армию, началась ее демократизация и были назначены политические руководители[1598].

Как доложил в ПУРККА начальник политуправления 11-й армии бригадный комиссар М.В. Рудаков: «Сегодня, 2 июля на стадионе Каунаса состоялось выступление ансамбля песни и пляски БОВО для населения и солдат Каунаса. Ансамбль вынужден был выступить второй раз вследствие огромного желания собравшихся в огромном количестве населения послушать выступление ансамбля. На обоих выступлениях присутствовало около 30 000 населения и 2 000 солдат. Присутствовали и офицеры литовской армии. Выступление ансамбля встречалось с огромным подъемом, криками “Ура”. Выступление ансамбля произвело огромное впечатление, в городе чувствовалось праздничное настроение. Солдаты 2[-го] пехотного полка на концерт пришли с портретами товарищей Сталина, Молотова, Тимошенко и лозунгами: “Да здравствует 13[-я] Литовская социалистическая республика”, “Да здравствует вождь и учитель товарищ Сталин”, “Вон из армии реакционеров”. После концерта солдаты, несмотря на упорное противодействие офицеров, доходящее до конфликтов, организовали при поддержке трудящихся Каунаса шествие с портретами и лозунгами по город, превратившееся в мощную демонстрацию. Большинство офицеров ушло от своих частей»[1599].

3 июля правительство Литвы расторгло договор о Балтийской Антанте[1600]. 5 июля литовское правительство опубликовало декларацию, в которой заявлялось о проведении 14 июля выборов в сейм[1601]. 6 июля в Литве был опубликован новый закон о выборах и избирательная платформа «Союза трудового народа»[1602], который был объединением левых политических и общественных организаций. Как доложили 7 июля в 13.30 по телефону в Москву В.Г. Деканозов и Н.Г. Поздняков, «6 июля в Каунасе состоялся многочисленный митинг, положивший начало предвыборной кампании. Ряд руководящих работников выступили с политическими мобилизующими речами. Затем была оглашена платформа группы трудового союза и единодушно приняты названные упомянутой группой кандидаты в депутаты сейма от Каунасского округа. Были приняты приветственные телеграммы товарищам Сталину и Молотову.

Митинг прошел с большим подъемом. Он начался речью президента Палецкиса, впервые после болезни выступившего на большом собрании. Участники митинга собирались организованно – колоннами, оформленными плакатами. После митинга мимо Полпредства проследовала колонна рабочих спортивных организаций. Она была встречена с балкона Полпредства соответствующими лозунгами»[1603].

7 июля в Вильнюсе «состоялся большой митинг и демонстрация. Присутствовало до 80 000 человек. Основными лозунгами были: “Да здравствует 13-я Советская республика”, “Пролетарии всех стран, соединяйтесь”, “Да здравствует тов. Сталин” и т. д. На митинге и в демонстрации организованно участвовали около 3 000 солдат. На митинге была принята резолюция с приветствием Советскому Союзу и Красной Армии. Затем были предложены и приняты кандидаты в сейм, выставленные группой “Трудового союза”. После митинга участники его организованными колоннами проследовали по улицам Вильно. Состоялся обмен приветствиями между демонстрантами и представителями Советского Консульства и командования. После демонстрации были некоторые инциденты. Например, из толпы, сгруппировавшейся около церкви, проходящим солдатам предложили спеть церковные псалмы. Солдаты отказались. Тогда из толпы запели молитву и одновременно бросили несколько камней в солдат. Ночью произошло несколько драк между представителями партии старого польского правительства и левонастроенными рабочими. Серьезных ранений не было. 7 июля в ответ на выступление красноармейского ансамбля Белорусского [особого] военного округа состоялся концерт самодеятельности литовской армии. Литовские солдаты проследовали на концерт организованными колоннами, с красными знаменами и флагами, политическими лозунгами и портретами товарища Сталина, Молотова и Димитрова. По пути своего следования солдатские колонны тепло приветствовались. Начавшийся концерт самодеятельности литовской армии по существу превратился в митинг с участием советских и литовских военнослужащих и местного населения»[1604].

Демонстрации происходили и в других городах. Как сообщалось в подписанной в 22.00 8 июля оперсводке № 48 штаба БОВО:

«а) По данным 24[-го] с[трелкового] к[орпуса], 7.7 в Обелей (15 км вост[очнее] Рокишкис) состоялся митинг, на котором принимало участие свыше 10 000 человек. Митинг прошел с большим подъемом под лозунгом “Да здравствует СССР”, “Да здравствует т. Сталин”.

б) 7.7 в г. Вильно состоялась грандиозная демонстрация трудящихся, организованная компартией Литвы, в которой принимали участие и солдаты литовской народной армии. Отряды литовской народной армии несли красные знамена и плакаты, изображающие дружбу молодой литовской народной армии с Красной армией.

Народная демонстрация проходила под знаком нерушимой дружбы народа Литвы с народами Советского Союза.

У советского консульства в Вильно демонстранты выразили глубокую любовь и чувство благодарности Советскому Союзу, Красной армии и вождю народов товарищу Сталину. Заявление на митинге гр[ажданина] Прашкевича, что Литва находится на пути к присоединению к СССР встречено восторженными овациями демонстрантов. Народный митинг послал приветственную телеграмму товарищу Сталину»[1605].

Подписанная в 23.00 8 июля разведсводка № 28 штаба 16-го стрелкового корпуса сообщала следующие подробности о событиях в Вильнюсе: «В ожидании демонстрации 7.7 администраци[ей] г. Вильно был отдан приказ охранять тюрьму двумя броневиками, боясь якобы возможного нападения на тюрьму. Броневики имели приказ стрелять, если демонстранты перейдут условную черту. Этот приказ не был согласован с комендантом Сов[етских] войск г. Вильно. Броневики были сняты лишь по настоянию коменданта Сов[етских] войск г. Вильно. […]

После демонстрации на различных улицах произошло избиение комсомольцев, в котором принимали участие: Розег Юозас – агент тайной полиции, Жемайтис Адольф – агент жел[езно]дор[ожной] полиции, Валайскас Антанас – студент шаулист. Вмешавшаяся полиция арестовала как комсомольцев, так и перечисленных выше. Последние выкрикивали: “Смерть Сталину”, “Долой компартию”, “Пусть живет Сметона”, “Смерть евреям”. Несколько позже на улице Гедимина избивали девушек комсомолок. Как результат одна девушка ранена ножом в шею. В избиениях принимали участие солдаты комендантского бат[альо]на и частично первого п[ехотного] п[олка].

Полиция старалась не замечать происходившего и вмешивалась в самый последний момент. Комендант города полковник Каунас самоустранился от обязанностей по наведению порядка в городе»[1606].

В ходе развернувшейся предвыборной кампании перед новым правительством Литвы встала задача добиться максимального участия избирателей в выборах. Для этого их не только приглашали и убеждали прийти на выборы, но и запугивали. Так, например, 9 июля в публикации одной из вильнюсских газет в частности указывалось, что «кто не участвует в голосовании, тот враг народа. Таким нет места в Литве»[1607]. В тот же день, докладывая о ходе предвыборной кампании, В.Г. Деканозов и Н.Г. Поздняков предложили, что «общий подъем настроения в массах в предвыборные дни было бы хорошо использовать для демонстрации советского искусства. В этих целях приезд в Литву советских артистов был бы очень кстати. Просьба дать указание – срочно направить в Литву Михайлова, Лемешева, Норцова, Шпиллер, Давыдову, Русланову, Козолупову и балетную группу с участием Лепешинской». Это предложение было поддержано Молотовым, который наложил на документе резолюцию: «Микояну. Предложения считаю правильными. (Артистов послать по возможности)»[1608]. Соответственно уже 11 июля Оргбюро ЦК ВКП(б), а 12 июля Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1246 «О посылке концертных бригад в Литву, Латвию и Эстонию», согласно которому создавалось 3 бригады по 10 человек, среди которых были О.В. Лепешинская, П.М. Норцов, Н.Д. Шпиллер, В.А. Давыдова, С.Я. Лемешев, А.М. Мессерер (ГАБТ), Г.С. Уланова (Ленинградский театр им. Кирова), Л.П. Александровская (Белорусский оперный театр), М.С. Козолупова, Э.Г. Гилельс, Е.Г. Гилельс, И.В. Ильинский (Государственный МХАТ)[1609].

Тем временем 9 июля командование 11-й армии передало советскому полпредству в Литве 17 военнослужащих в большинстве литовцев по национальности, из которых 3 были направлены в литовскую армию (1 стал политическим руководителем армии), 5 – в ЦК КПЛ для работы в газетах, 5 – в ЦК ЛКСМ на руководящую работу, 1 человек – в распоряжение правительственного уполномоченного в Вильно, а 3 – в финансово-экономические учреждения[1610].

В 15.10 9 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 15 об отношении населения к Красной армии, в которой о положении в северо-восточных районах Литвы отмечалось следующее:

«Литва. Подавляющее большинство литовского населения части Красной Армии встречают с большим одобрением. Проведенные местными властями митинги и демонстрации в честь установления дружбы между литовским народом и народом Союза ССР показали, что литовский народ хочет истинной и неразрывной дружбы с Советским Союзом. Упоминание на митингах имя товарища Сталина покрывалось бурными аплодисментами и криками “ура”. Демонстрируемые советские кинофильмы, местным населением просматриваются с большим интересом. Зрители заявляют, что “только теперь мы видим всю правду об СССР”.

Наиболее реакционная часть литовского населения ведет себя замкнуто, не проявляя, однако, открытых отрицательных действий по отношению к частям Красной Армии. […] После проведенного митинга в Ново-Александровске [Зарасае] (20 км ю[го-]з[ападнее] г. Двинска [Даугавпилса]) два студента заявили: “Скоро придет Сметона, и вас вместе с большевиками выгоним”. Имеются сведения, что в Ново-Александровске есть контрреволюционная организация в количестве 13 человек»[1611].

В подписанной в 17.00 9 июля оперсводке № 70 штаба 16-го стрелкового корпуса отмечалось: «Население гор. Вильно [Вильнюс] относится к нам радушно. “Шаулисты” и зажиточные слои населения все шире развертывают враждебную РККА и СССР агитацию. Военные и гражданские администрации гор. Вильно относится к этой агитации сочувственно. В Виленском гарнизоне солдаты выбрали временные солдатские комитеты и, несмотря на сопротивление значительной части офицеров, начинают принимать участие в общественной жизни (митинги, демонстрации)»[1612].

В 9.45 10 июля в Москву поступила телефонограмма из Каунаса от заместителя наркома иностранных дел В.Г. Деканозова и полпреда Н.Г. Позднякова, в которой указывалось:

«По всей провинции в Литве 8–9 июля проходили многолюдные собрания по утверждению списка кандидатов “Трудового союза” в Литве. По всем избирательным округам выдвинутые кандидаты совпали с намеченным списком.

По Паневежисскому округу на собрании в г. Паневежис при обсуждении списка “Трудового союза” группа агрономов числом в пять человек хотела выставить своих кандидатов, но после происшедшей дискуссии агрономы отказались от своего предложения и присоединились к платформе “Трудового союза”, изъявив желание поехать на агитационную работу за платформу.

На крестьянских собраниях в этом округе крестьяне выражали удовлетворение тем, что в списке мало чиновников. Кулачество настроено враждебно.

В Марьямпольском избирательном округе 9 июля был митинг с участием 13 тыс. человек, в том числе из окрестных местечек и деревень (из Кальварии приехало около 3 тыс. человек).

Все выставленные “Трудовым союзом” Литвы кандидаты утверждены единогласно (раздельным голосованием “за” и “против”). Когда кто-то из присутствующих попытался выставить своих кандидатов, собрание, поставив их на голосование в том же порядке, единогласно провалило этих кандидатов.

В том же округе после многолюдного собрания в Вильковишках, одобрившего список кандидатов “Трудового союза” делегацией рабочих, пришедших в Комитет партии, была отведена кандидатура агронома Мицкуса. Рабочие указывали, что он помогал сметонникам в их забастовке 1935 года, дружил со всеми врагами народа и шел против крестьян. Взамен его была выдвинута кандидатура одного рабочего. Собрания прошли также в Кальварии, Кросно и Рассейнах [Рассейняй].

В Вильно [Вильнюсе], вследствие нечеткой работы местной организации, произошло, помимо нашего внимания, собрание солдат первого пехотного полка. Выступил некий Барзанайтис. Раздавались крики “долой евреев”. К списку кандидатов “Трудового союза” Литвы была устроена обструкция и выдвинута новая кандидатура.

На всех остальных собраниях Виленского округа кандидатуры “Трудового союза” были приняты.

В Укмер[г]ском избирательном округе 9 июля состоялось собрание с участием большого количества крестьян со всех окрестностей.

Платформа и списки “Трудового союза” были одобрены единодушно. Выяснилось, однако, что местные волостные старшины посылали крестьян на этот митинг, применяя угрозы.

В Алит[ус]ском избирательном округе проведено 18 массовых собраний-митингов. Выступал наряду с другими министр юстиции Пакарклис.

В ночь на 9 июля в Алитах [Алитусе] были расклеены нелегальные листовки антисемитского характера с подписью “Противоеврейский комитет”. В листовках говорится, что у литовцев землю теперь отняли, а дома у евреев остаются. Листовки отпечатаны на гектографе. Ведется расследование.

В дополнение к работающей там бригаде посланы еще три ответственных работника из министерства юстиции. В районы, где обнаружены слабости, дополнительно выслана группа агитаторов из Каунаса.

Утром 9 июля опубликованы от имени “Трудового союза” Литвы тезисы, популяризирующие основные положения платформы “Трудового союза” Литвы»[1613].

10 июля группа «Союз трудового народа Литвы» опубликовала воззвание к избирателям с призывом обязательно прийти на выборы и голосовать за ее кандидатов, в котором в частности указывалось, что «неразрывная и тесная дружба с народами СССР и прочный союз с великим Советским Союзом будет основой и ведущей идеей всей политической жизни Литвы. Только в этой дружбе и тесном союзе – будущее нашей родины, ее благосостояние и счастье»[1614].

В 15.10 10 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 16 об отношении населения к Красной армии, в которой о положении в северо-восточных районах Литвы отмечалось следующее:

«Литва. При следовании наших частей для размещения в казармах Танты (Каунас) жители преподносили массу цветов красноармейцам.

Гор. Поневежис. В коммерческом банке работает Герлот – немка. Собирает сведения о частях Красной Армии и ведет агитацию против СССР. Там же приехал под видом портного Добружеус, который собирает немцев, среди них ведет агитацию против СССР (шпион). Отмечается усиление агитации против СССР и Красной Армии со стороны враждебного нам элемента – ксендзов, шаулистов, шпионов и реакционной части офицерского состава литовской армии»[1615].

10 июля литовское телеграфное агентство «Эльта» распространило следующее сообщение: «Собравшиеся в Вилкавишкисе около 7 000 крестьян и рабочих избрали кандидатов “Трудового союза” Литвы в Народный сейм.

В Шакяй митинг, в котором участвовало 2 000 трудящихся, единогласно высказался за кандидатов “Трудового союза” Литвы. Митинг закончился «Интернационалом» и гимном Литвы. В дневное время в Шакяй состоялся митинг-концерт, в котором участвовал ряд артистов. В Вейверяй митинг с участием 3 000 крестьян принял резолюцию, одобряющую избирательную платформу «Трудового союза» Литвы.

Митинги состоялись еще в Варнякай (70 человек), в Калварии (2 000 человек), в дер. Руденай (75 крестьян), в Пренай (700 человек); в Игляуке состоялся митинг 5 округов старост с участием около 500 человек, в деревне Смилгяй – 250 человек. Повсюду рабочие и крестьяне выражали свое доверие “Трудовому союзу” Литвы и предложенным им кандидатам.

В Утенском уезде: в Аникщяй, Вайтелишкисе, Андрёнишкисе, в Славенай состоялись многочисленные митинги, где собравшиеся выражали свое одобрение и желание избирать в сейм кандидатов “Трудового союза” Литвы.

В Семелишкес состоялся митинг, собравший 4 000 кандидатов, рабочих и крестьян. Все собравшиеся единогласно решили голосовать за кандидатов, выставленных “Трудовым союзом” Литвы. На митинге был избран крестьянин кандидатом на сельскохозяйственную выставку СССР.

Во всех волостях уездов Паневежиса, Рокишкиса и Биржай 9 июля состоялись избирательные митинги. Собрания ежедневно по утрам происходят в молочных.

В Зарасай состоялся предвыборный в сейм митинг, на котором участвовало около 2 000 человек. Митинг проходил аккуратно, играл оркестр пограничной полиции. Составлены списки крестьян для отправления 11 июля на митинг в Каунасе. Избираются кандидаты на экскурсию на сельскохозяйственную выставку СССР.

Биржайский уезд: в Вабальнинкасе, Куприялишкисе, в Кветкай, Папилисе, в Пеланишкяй, в Ужушиляй и в других местах люди на собраниях выражали свою решимость избрать в Народный сейм кандидатов “Трудового союза” Литвы»[1616].

Подписанная в 10.00 11 июля разведсводка № 31 штаба 16-го стрелкового корпуса отмечала, что «10.7.40 на площади Наполеона г. Вильно [Вильнюса] происходил митинг с участием солдат. Во время митинга были попытки к срыву митинга, как из гражданских, а так же из офицеров, зачинщики арестованы. Шаулист – патрулем коменданта города, а унтер-офицер лит[овскими] военными властями.

9.7 шаулистами была побита комсомолка Мирон, полиция, видя это, мер не приняла. Во время демонстрации 7.7 полиция, [как] якобы нарушителей порядка арестовала членов рабочей полиции и держала их в тюрьме до 10.7 (Файнберг, Аздут, последний и сейчас содержится в тюрьме)»[1617].

В 1.50 12 июля начальник политуправления 11-й армии бригадный комиссар М.В. Рудаков сообщал: «Частями армии в порядке помощи по подготовке выборов в сейм проведена следующая работа среди населения: по Каунасу демонстрировано 12 советских фильмов на площадях, показано 2 концерта художественной самодеятельности; в Вильно [Вильнюсе] демонстрировалось 5 фильмов для населения и 2 фильма для солдат литовской армии, в остальных пунктах Литвы демонстрировалось 11 кинофильмов и показано 6 концертов художественной самодеятельности. Перед картинами и концертами были организованы выступления подготовленных товарищей по темам фильмов [и] концертов. Одновременно по разъяснению задач и порядка выборов на основе платформы Трудового союза Литвы. В Каунасе сегодня состоялся предвыборный митинг и затем демонстрация с участием рабочих, интеллигенции, крестьян и солдат литовской армии. Митинг и демонстрация прошли с огромным подъемом. Лозунги на демонстрации почти исключительно с приветствием т. Сталина, Советского Союза, Красной Армии, за поддержку кандидатов Трудового союза Литвы. Много было лозунгов – “Да здравствует Великая националистическая Литва”. Демонстрация прошла перед советским посольством. Митинг и затем демонстрация, начавшись в 18 часов 11 июля не закончился еще и к часу ночи 12 июля. На митинге и демонстрации участвовало более 100 тысяч человек. Никаких инцидентов не было. Имеют место случаи активизации враждебных элементов»[1618].

Следует отметить, что схожие сообщения из Литвы поступали и в Берлин. Так, согласно донесению РСХА, «в Литве исключительно большая часть населения не только добровольно идет вместе с новым течением, но и действительно искренне восхищается новой системой. В Каунасе громадные демонстрации, в которых почти всегда участвовала половина населения столицы, в течение первых трех недель после 15 июня приобрели характер народных торжеств; некоторые из них продолжались даже за полночь»[1619].

В 1.03 13 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 18 об отношении населения к Красной армии, в которой о положении в северо-восточных районах Литвы отмечалось следующее:

«Сегодня партийным комитетом Рокишкис получена агитлитература по выборам. Нами оказано содействие транспортом. Разослали ее по периферии уезда в 5 пунктах: Панделис, Понемуна [Панямунис], Сувайнишкис, Кветки, [Св]едасай. Сегодня проводят митинги по выборам, куда посланы для оказания помощи политработники политотдела и частей. Местным комитетам партии оказана помощь в организационных вопросах по подготовке к выборам. В разговоре с одним из бывших офицеров польской армии, ныне проживающим в Рокишкис, видно, что офицерство бывшей польской армии интересуется, будет ли в Красной Армии формироваться Польские легионы для борьбы с немцами. По его же словам, немцами в Польше проводятся большие притеснения местного населения, фабрики и заводы, кроме военной промышленности, не работают, оборудование вывозится»[1620].

Как доложил 13 июля в Москву В.Г. Деканозов, «немецкая организация в Литве “Культурфербанд” (2 000 членов) ведет усиленную против выборов работу, не только в среде литовских граждан немецкой национальности (35–40 тысяч), но и вообще в населении. Например, распространяется угроза, что когда прибудут в Литву немцы, то всем, кто будет иметь на паспорте отметку об участии в выборах, не посчастливится»[1621]. 13 июля литовское правительство издало закон о роспуске «Шаулю Саюнга»[1622].

Ход выборов в Литве отражен в оперативных донесениях начальника политуправления 11-й армии. Так, в 17.00 14 июля бригадный комиссар М.В. Рудаков доложил в Москву, что «выборы в сейм проходят организованно. Города и местечки приняли праздничный вид, повсюду красные и национальные флаги, портреты товарищей Сталина, Молотова, большое количество расклеенных плакатов, листовок, лозунгов, посвященных выборам. Трудящиеся городов и местечек приходят к избирательным участкам с красными знаменами, портретами руководителей партии и советского правительства. Избиратели г. Шауляй с красными знаменами начали прибывать к избирательным участкам с 6 часов утра. Полк литовских солдат прибыл для голосования с оркестром. Город украшен, у населения высоко приподнятое праздничное настроение. [По] избирательным участкам г. Тельшая к 12 часам дня приняло участие в голосовании 50 процентов избирателей. В г. Вильно [Вильнюсе] и Виленской области трудящиеся горячо поддерживают кандидатов “Союза трудовой Литвы”. В ряде мест задают вопросы, не уйдут ли обратно советские войска, как это было в октябре 1939 года.

Повсеместно на лицо высокая активность и организованная явка на выборы солдат литовской армии. Среди солдат части, расположенной в г. Паневежис, имеются, например, такие высказывания: “Кто будет мешать выборам, тому сорвем голову”. Солдаты приветствуют Красную Армию и требуют установления в Литве Советской власти. Организованная прогулка частей Красной Армии с оркестром и песнями по улицам городов и местечек вызывает высокие чувства привета и благодарности советским войскам со стороны трудящихся Литвы. Так, в г. Паневежис колонна демонстрантов явилась к коменданту в/части полковнику Хедакурову и выразила приветствие Красной Армии. Накануне дня выборов в пунктах расположения частей 11[-й] армии население обслужено кинофильмами и красноармейской художественной самодеятельности. Такое же обслуживание местного населения продолжается и сегодня. 13 июля в Ковно концертом красноармейской художественной самодеятельности обслужено более пяти тысяч человек. Участники самодеятельности и исполнение номеров сопровождалось радушным приветствием присутствовавших. В городе Плунге сегодня проводится конно-спортивное состязание, организуемое командованием 6[-го] к[авалерийского] к[орпуса].

Имеют место ряд случаев враждебной агитации, попыток срыва выборов. В Ковно, Шауляе, других городах и местечках отдельные лица выступают против кандидатов еврейской национальности. На одном избирательном участке в г. Ковно полицейский вел такую агитацию: “Отрывайте один бюллетень сверху, один снизу и бросайте в урну, а остальное забирайте домой”. Такая вражеская агитация направлена к срыву подачи голосов за кандидатов еврейской национальности. Один ксендз г. Тельшай дабы отвлечь внимание населения от участия в выборах организовал трансляцию службы из костела. По имеющимся данным в городах и местечках спокойно, эксцессов не наблюдается»[1623].

В 19.45 14 июля бригадный комиссар М.В. Рудаков доложил о том, что «голосование в Литовский сейм продолжается. На 16 часов по Каунасу проголосовало 60–75 процентов избирателей. Голосование проходит с неослабным подъемом и организованно. Рабочие говорят: “В присутствии Красной Армии можно голосовать смело”. Первым голосовать на первый избирательный участок еще до 6 часов пришел президент Палецкис. Но не спят и враждебные элементы. На 12[-м] участке Каунаса сорван плакат, призывавший голосовать за кандидата-еврея. Отмечено, что большое количество избирательных бюллетеней не опущено, а брошено на пол. Особенно на пятом участке Каунаса. Это отчасти объясняется тем, что на избирательных участках враждебные элементы ведут активную работу и указывают избирателям за кого не надо голосовать. А компартия и комсомол недостаточно организовали отпор этим лицам. На участках развернута сильная антисемитская работа и поэтому за кандидатов-евреев много не голосуют. По Каунасу задержано и отправлено в полицию 11 человек, агитировавших против голосования и, в частности, против голосования за евреев. По Каунасу политработники посильно и в пределах возможности помогают компартии. Работает 3 группы художественной самодеятельности, причем, несмотря на дождь, смотрят тысячные толпы народа. Продолжались прогулки с оркестром наших частей. Город имеет праздничный вид, несмотря на дождливую погоду.

По городу Шауляй враждебные элементы открыто себя не проявляют и голосование идет хорошо. Литовский комсомол выделил бригады, которые обходят дома и напоминают о необходимости голосования. В важнейшие пункты уезда компартия выслала бригады для агитации. Причем с одной машиной получилась авария и тяжело ранено 6 человек. Гарнизон Шауляя под командой офицеров до 10 часов пришел на избирательные участки и проголосовал. Причем большинство солдат опустило бюллетени в урны, за исключением примерно 50 человек, которые бюллетени порвали. В Шауляе показывается красноармейская самодеятельность. Город выглядит празднично. Рабочие говорят: “Выберем сейм и попросим его о присоединении Литвы к Советскому Союзу”. Части Красной Армии, совершающие прогулки по городу восторженно встречаются населением. Девушки преподносят цветы»[1624].

В 22 часов 14 июля бригадный комиссар М.В. Рудаков доложил, что «на 20 часов голосование в Литовский сейм проходит следующим образом: по городу Алитус приняло участие в голосовании около 40 процентов избирателей. В городе Можейкяй 80 процентов, по Каунасу около 80 процентов. Медленные темпы голосования в Вильно [Вильнюсе], где из 180 тысяч избирателей проголосовало только около 80 тысяч. По сельским местностям голосование идет удовлетворительно, но точных сведений еще нет. Многочисленные высказывания рабочих, что они будут требовать от сейма установления такой же конституции, как и в СССР, созданной под руководством т. Сталина. Выражается благодарность Красной Армии, что она обеспечила столь демократические выборы. В Литве части Красной Армии развернули большую работу среди населения: демонстрируются кинокартины, показывается красноармейская художественная самодеятельность, которую смотрят, несмотря на дождь в Каунасе. 2 000 масса народа под сильным дождем смотрела самодеятельность, не расходясь. Наши политработники помогают советами организациям литовской компартии и избирательным комиссиям. В различных пунктах Литвы действуют враждебные элементы. Выступило трое, называя себя коммунистами. Призывали не голосовать за выставленных кандидатов. На участки Каунаса явившиеся учителя вели агитацию против голосования. По Вильно литовцы не голосуют за не литовцев и наоборот. Там же озоновцы[1625] распространяют слухи, что скоро придет армия другого государства и восстановит старые порядки. Голосование по армии проходит в основном удовлетворительно. Солдаты виленского и каунасского гарнизонов проголосовали к 12 часам. В ряде частей солдаты приводились для голосования под руководством. Отмечаются факты противодействия [со] стороны отдельных офицеров за что в Кейданах [Кедайняй] арестовано 2 офицера политическим руководителем за задержание солдат. В Военной школе [в] Каунасе офицеры сожгли документы военного характера. Есть основание полагать, что это сделано в связи с успехами голосования за кандидатов в сейм. В Военную школу выделен политический руководитель»[1626].

По свидетельству американской журналистки А.Л. Стронг, 14 июля «в день выборов шел дождь. Это был продолжительный ливень, который начался еще прошлой ночью, превративший к утру сельские районы в море грязи. В городе последствия дождя были менее заметны. Дворник нашей гостиницы ушел на избирательный участок с первым проблеском зари, “чтобы быть первым”. Там он нашел сотни людей, пришедших с тем же намерением. Избирательные участки начинали работу в 6 часов утра, но так много людей пришло раньше него, что он проголосовал только к 7 часам». Затем журналистка на автомашине поехала в направлении Кудиркос-Науместиса. «Мы приехали на первый избирательный участок в маленькой деревушке. Он помещался в зале крестьянского кооператива. Снаружи здание было украшено еловыми ветками, внутри полно народу. Человек за первым столом брал паспорт каждого вновь прибывшего и давал ему список кандидатов, напечатанный на длинном бланке с промежутками между фамилиями, чтобы избиратель мог легко вычеркнуть любого, кто ему не нравился. Каждый избиратель еще получал конверт с официальной печатью. Многие крестьяне, а особенно крестьянки, не имели паспортов; для них был особый стол, где регистрировались их фамилии и где им давали временное регистрационное удостоверение, действительное только на время этих выборов.

Несмотря на простоту, во всей процедуре чувствовалась определенная торжественность. Избиратели не вкладывали бюллетень в конверт на глазах у официальных лиц. Они шли в другую комнату. Здесь они внимательно читали список, вычеркивали фамилии тех кандидатов, с которыми не были согласны, клали список в конверт и заклеивали его. Затем они возвращались в первую комнату, здесь член избирательной комиссии бросал конверт в ящик и отмечал в паспорте избирателя, что он проголосовал.

Хотя шел дождь и была грязь, крестьяне повсюду шли на выборы. Одни ехали километры в повозках, украшенных флагами. Другие брели по дорогам пешком. Многие люди, которым было около тридцати, говорили мне: “Это наши первые выборы. Мы отказывались голосовать при Сметоне, несмотря на угрозы полиции. А теперь мы с радостью идем голосовать за народных кандидатов”. […]

В комнате одного избирательного участка я увидела группу людей, которые обсуждали и показывали друг другу, какие фамилии вычеркнуть из бюллетеня. По их злобным улыбкам я поняла, что это маленькая организованная группа, которая намеревается голосовать против. Позднее я узнала, что в некоторых местах шовинистические группы вычеркивали еврейские и польские фамилии. Но таких было мало. […]

В некоторых местах был небольшой беспорядок, вызванный оппозицией. Христианские демократы, например, говорили в церквах, что можно голосовать только за одного кандидата, в то время как на самом деле один человек мог голосовать за 8 или 10 кандидатов. Кое-где было организовано слабое сопротивление против отдельных кандидатов, в основном на почве национализма.

Это особенно отмечалось в районе Вильнюса. Среди поляков распространялись слухи, что они не имеют права голосовать на литовских выборах, и многие поверили этому, потому что при Сметоне им не разрешали не только голосовать, но даже регистрироваться как гражданам. В других местах распускались слухи, что поляки должны голосовать только за поляков, а не за евреев.

Из-за дождя правительство продлило сроки выборов до следующего дня. В эту ночь в сельские районы были посланы 250 уполномоченных с целью проверить все слабые места. Двадцать два уполномоченных, говорящие по-польски, были направлены в польские деревни в районе Вильнюса. Они должны были объяснить избирателям, что в бюллетене есть четыре кандидата-поляка и что все совершеннолетние жители, независимо от национальности, имеют право голосовать. Вскоре положение в тех местах выправилось, и польские деревни включились в выборы наравне с другими»[1627].

В 2.05 15 июля начальник политуправления 11-й армии сообщил, что «в целом ряде городов и местечек Литвы голосование близится к концу. В г. Тельшай приняло участие в голосовании 90 процентов избирателей. Однако в целом по Литве темпы голосования несколько задерживаются, в связи с чем правительство продлило срок выборов до 22 часов 15 июля. Продолжают поступать данные о положительных настроениях среди трудящихся городов и сельской местности. В г. Тельшай проходившие по улицам танки встречались криками “ура” и аплодисментами. Многие жители надели на грудь красноармейские звезды. Приехавшие в город крестьяне высказывают большую надежду на новый сейм, который должен будет переделить землю и обеспечить ею бедноту и безземельных. Говоря о своих нуждах, крестьяне проклинают сметоновскую клику.

Организованно приняли участие в выборах солдаты и офицеры Расейняйского гарнизона. По заявлению солдат, офицеры разъяснили им порядок голосования и призывали голосовать за выставленных кандидатов. В то же время в отдельных местах есть случаи, когда до последнего времени солдаты не были информированы об избирательном законе и выдвинутых кандидатах. Такое положение имелось в частности во 2[-м] пехотном полку. На двух участках г. Вильно [Вильнюса] велась агитация против кандидатов в депутаты сейма и за бойкот выборов. 20 чел[овек] таких “агитаторов” местными органами власти арестованы. Там же в Вильно одна женщина призывала голосовать за Рыдз-Смиглы, за что избирателями было изгнана из помещения избирательного участка. Из состава Виленского гарнизона крайне задерживаются с голосованием солдаты жандармской роты, много солдат драгунского полка голосовало только за литовцев. В Каунасе, Тельшай, Расейняй и других городах и местечках реакционные и зажиточные элементы большинство бюллетеней отрывают и выбрасывают в урну. Имеет место и такое явление, когда избиратели, не знающие литовского языка, бросают в мусорные ящики целые бюллетени. Политорганам наших частей дано указание о более широком обслуживании избирателей красноармейской самодеятельностью. Предложено связаться с окружными избирательными комиссиями и в порядке совета оказывать помощь в деле организованного проведения выборов»[1628].

В 14 часов 15 июля в Москву поступило новое донесение начальника политуправления 11-й армии: «Сегодня продолжаются выборы в Литовский сейм. Организации литовской компартии и комсомола приняли ряд мер к полному охвату голосованием избирателей. Ответственные работники политорганов наших частей направлены для помощи в организации голосования, особенно в сельские местности. Приняты меры к более широкому показу населению советских кинофильмов и красноармейской самодеятельности. В ряде мест, например, Кретингском уезде голосование полностью закончено к 23.00 14 июля. В Тельшайском уезде 85 процентов. В целом по Тельшайскому избирательному округу 90 процентов. По-прежнему наблюдается приподнятое настроение местного населения. Высказывается желание о скорейшем превращении Литвы в социалистическую республику. [В] г. Тельшае после окончания концерта красноармейской самодеятельности один из зрителей вскочил на сцену и заявил: “Большевики победят Европу не винтовкой, а вот этой жизнерадостностью”. Большой интерес проявили жители г. Плунге к состоявшемуся там вчера конно-спортивному состязанию казачьей части. Присутствовало до 5 тысяч человек населения. Имеются данные, что солдаты виленского гарнизона голосовали против кандидатуры секретаря виленского обкома компартии, мотивируя тем, что он еврей. В Тельшае по тем же мотивам один из избирателей открыто заявил об отказе голосовать за министра внутренних дел Гедвилас. На избирательном участке в дер. Ретавас сын помещика студент Будрис выступил с призывом не голосовать за выдвинутых кандидатов, так как они все равно продадут свободную Литву. Будрис арестован»[1629].

В 19.55 15 июля начальник политуправления 11-й армии бригадный комиссар М.В. Рудаков докладывал, что «голосование по выборам в литовский сейм продолжается. Имеются места, где голосованием не охвачено до 20–30 процентов избирателей. Так, в Можейкейском уезде приняли участие в голосовании пока 80 процентов, в Шауляйском уезде – 70 процентов. Установлено, что в этих и других населенных пунктах некоторые избиратели не знали о продлении выборов на 15 июля, другие совершенно сознательно не являются на избирательные участки. Наиболее организованно прошли выборы на 9[-м] избирательном участке г. Каунас, где к концу 14 июля все избиратели приняли участие в голосовании. Этот избирательный участок единственный в Каунасе, в котором избиратели лично опускали бюллетени в урну. Местными партийными комитетами и органами власти идет выявление лиц, не принявших участие в голосовании. Организован подвоз на избирательные участки престарелых [и] лиц с физическими недостатками.

Некоторые участковые избирательные комиссии (в Каунасе, Шауляе) приступили к подсчету голосов. В результате оказалось, что на первом избирательном участке гор. Шауляя из 2 556 принявших участие в голосовании 1 550 человек голосовали полностью за всех выставленных кандидатов. Более 100 конвертов оказались пустыми или с вложенными в них клочками бумаги. Местные служители религиозных культов с одной стороны совершенно не являются для участия в голосовании, другие наоборот, демонстративно на глазах избирателей и членов избирательной комиссии вкладывают в конверт полный список кандидатов. На многих избирательных участках Каунаса отмечено много случаев, когда избиратели не предъявляли паспортов и в ответ на требование о предъявлении паспорта, совершенно сознательно вступали в пререкания с расчетом отвлечь внимание членов избирательной комиссии от их прямых обязанностей.

После окончания службы в костеле богомольцы группами направлялись к избирательным участкам. Получая бюллетени, отрывали талон с фамилией кандидата-еврея Виницкиса, и чтобы все слышали, громко совещались между собой, за кого голосовать. На одном избирательном участке группа в 30 чел[овек] говорили между собой о том, что не следует голосовать за евреев. Было и такие случаи, когда вражеские элементы выхватывали у отдельных избирателей бюллетени и отрывали талон с фамилией кандидата-еврея»[1630].

В 2.15 16 июля начальник политуправления 11-й армии докладывал о том, что «выборы депутатов Литовского сейма закончены. Избирательные комиссии приступили к подсчету поданных голосов. По предварительным, требующим уточнения данным в крупных городах Литвы [ – ] Каунас, Вильно, Укмерге, Шауляй, Паневежис [ – ] приняли участие в голосовании 95 процентов избирателей. В целом ряде избирательных участков кандидаты Союза трудового народа Литвы получили большинство голосов. В Тельшай только по одному избирательному участку за кандидатуру министра внутренних дел Гедвиласа из 2556 избирателей голосовало 2257. Так же успешно прошла кандидатура Гедвиласа и на остальных участках Тельшая. На 4[-м] избирательном участке г. Каунас 9 кандидатов из 10-ти получили абсолютное большинство. По предварительным данным в г. Каунас наименьшее количество голосов получил кандидат Виницкис (по национальности еврей). В местечке Кеша Виленской области 6 кандидатов из 10-ти получили 85 процентов. Наименьшее число голосов получили кандидаты евреи и литовцы.

При подсчете голосов на ряде бюллетеней обнаружили подписи, выражающие приветствие компартии Литвы за разгром сметоновской клики, благодарность Красной Армии, товарищу Сталину, правительству Советского Союза за помощь трудящимся Литвы. Наряду с этим имеют место надписи ярко выраженного враждебного характера. Так, на 4[-м] участке г. Каунас в конвертах обнаружили записки: “А где польские кандидаты? Раз нет кандидатов-поляков, нет и наших голосов”. В Виленской области обнаружены записки с провозглашением Сметоны, Гитлера. Имеется также целый ряд записок и надписей на бюллетенях явно антисемитского характера»[1631].

В 15.15 16 июля бригадный комиссар М.В. Рудаков доложил, что «точных и окончательных данных о результатов выборов в сейм еще нет. Однако данные по целому ряду избирательных округов говорят о высокой активности трудящихся. В Тельшайском избирательном округе участвовало в голосовании 93,6 процентов. Все выдвинутые кандидаты избраны абсолютным большинством голосов. Наибольшее количество голосов подано за министра внутренних дел Гедвилас. В Виленском уезде из 65 тысяч избирателей приняли участие в голосовании 40 тысяч. В г. Вильно – 135 тысяч, из которых 75 процентов голосовало за кандидатов “Союза трудового народа Литвы”. В Кедайняйском уезде Каунасского избирательного округа приняли участие в выборах 98 процентов. На большинстве участков Каунаса от 75 до 98 процентов. Характерно, что многие избирательные комиссии не располагают точными данными о количестве избирателей. Например, в местечке Петрушаны избирком исходил из наличия 1 600 избирателей, а фактически приняли участие в выборах 2 300. На 1[-м] участке г. Каунас вместо предполагавшихся 7 тысяч явилось более 9 тысяч избирателей. Отсутствие точных данных о количестве избирателей привело к тому, что в Виленской области несколько хуторян из-за незнания совсем не участвовали в выборах.

Требования трудящихся об установлении на территории Литвы Советской власти принимают все более широкий и настойчивый характер. Промышленные рабочие Каунаса на своих собраниях приступили к выборам представителей в Советы рабочих депутатов. От 50 рабочих избирается один представитель. В г. Шауляй во время выборов имели место такие высказывания: “Хотим голосовать за Сталина, Молотова и Ворошилова”. Там же был задан такой вопрос: “Почему выбирают только литовцев? Мы должны выбирать и русских граждан из СССР, ибо только они могут навести порядок. К немцам мы никогда не пойдем, а одним куда деваться. Закончим выборы, соберем сейм и потребуем от него присоединения Литвы к Советскому Союзу. Нам нужна Сталинская конституция”. 65-летний избиратель, опуская бюллетень, заявил: “Я впервые голосую с радостью. Каждый раз нас обманывали, но теперь наступила новая жизнь. Никому не позволим больше обманывать”. Большую активность проявили солдаты гарнизона г. Шауляй. Многие из них хорошо работали в агитбригадах, посылаемых партийным комитетом.

Как накануне, так и в день выборов повсеместно отмечались факты провокационных вылазок врагов народа, направлявших свою агитацию к срыву выборов и провалу кандидатов еврейской национальности. В Шауляйском избирательном округе вражеские элементы заявляли: “Не голосуйте за евреев, все они богачи, сметоновцы и троцкисты”. Фабриканты, заводчики и ксендзы занимались подкупом неустойчивых элементов за 5 лит, чтобы отвлечь их от участия в выборах. Для антивыборной кампании широко использовались рестораны, костелы, площади и даже избирательные участки. В отдельных местах антисемитская агитация доходила до прямых угроз. Так, в г. Грузджай шаулисты угрожали убийством секретарю партийного комитета. Распространялись и такие провокационные слухи: “Сегодня проголосуют, а завтра закроют костелы”; “Сметона обратился по радио к населению Литвы и заявил, что придет с германскими войсками и наведет порядок”; “Не надо голосовать за жену президента Палецкис, если в правительстве будут муж и жена больно жирно будет”. На 6-м избирательном участке в Каунасе член рабочей милиции Федоров открыто призывал не голосовать за евреев. На 7[-м] избирательном участке одна крупная торговка подняла панику, якобы немцы окружают Литву и если не сегодня, то завтра вторгнутся к нам, поэтому не следует идти на выборы. На 10-м участке 2 капитана литовской армии, указывая на экран, где демонстрировался советский кинофильм, заявили: “Вывесили какую-то тряпку и показывают свое кино для хулиганов”.

Трудящиеся разоблачают провокационные вылазки и организованно дают отпор врагам народа. Одна женщина-работница рассказывала: “Нам до вашего прихода все время говорили, что Красная Армия все забирает бесплатно. Когда я стала возражать, мне пригрозили концлагерем. Нам также говорили, что красноармейцы не имеют нижнего белья. Мы не поверили такой клевете, пошли на Неман, где купались ваши бойцы и убедились, что на вас нахально лгут”. Один избиратель, восхищаясь красноармейской самодеятельностью, заявил: “Ваши красноармейцы и командиры очень грамотные люди. Я и многие другие раньше этого и представить не могли”.

На протяжении 14 и 15 июля десятки тысяч трудящихся Литвы обслужены показом красноармейской художественной самодеятельности и советских кинофильмов. Несмотря на дождь, каждый хотел видеть на экране правду о Советском Союзе, слушать песни бойцов Красной Армии»[1632].

Кроме вышеприведенных донесений 16 июля политуправление 11-й армии направило в Москву доклад № 0512 «О настроениях населения Литвы и об отношении к СССР и Красной Армии»:

«1. Подавляющая часть населения Литвы относится к СССР и Красной Армии хорошо. Можно сказать, что авторитет СССР и Красной Армии в глазах большинства трудящихся растет с каждым днем, чему не в малой степени способствует развернутая, особенно в последние дни работа среди населения, а так же и внимательное отношение к населению со стороны бойцов и командиров. Многочисленные демонстрации, проходившие по всей Литве, были проникнуты чувством благодарности к великому СССР и Красной Армии за принесенное освобождение. Им[ена] товарища Сталина, руководителей Советского правительства стали дорогими и близкими литовскому народу. Выступление красноармейской художественной самодеятельности неизменно встречались восторженно, причем воспринимается это как показатель высокой культуры Красной Армии и советского народа. Можно было бы привести огромное количество фактов высказывания за присоединение Литвы к Советскому Союзу, за установление Советской власти.

Но одновременно с ростом симпатий к Советскому Союзу активизируются и враждебные элементы, пытающиеся путем распространения вымышленных слухов, а порой и открытой враждебной агитации посеять панику, недоверие к Советскому Союзу и Красной Армии. В этой враждебной агитации на первый план выдвигается запугивание Германией. Вот несколько фактов:

а) Волостной писарь в районе Ретавас распространяет такие слухи: “Немецкая армия вооружена более мощной техникой, нежели Красная Армия, и если будет война, то немцы в два счета разобьют Красную Армию”.

б) В м. Вабальнинкас некто Короблис рассказывает, что “скоро высадится немецкий десант, тогда мы дело сделаем”. Усиленно распространяются слухи, что скоро Красная Армия уйдет из Литвы, как ушла из Виленской области в свое время.

в) Распространяются слухи, что немцы после заключения мира с Францией обязательно будут воевать с Советским Союзом, в частности директор гимназии Братжукас из м. Линково [Линкува] распространяет такие слухи, что якобы Сметона говорил по радио, что литовский народ не погиб, за его спиной стоит Германия, которая в скором времени освободит литовский народ.

Не малую враждебную работу проводят ксендзы. Так, в м. Ретавас ксендзы при всяком удобном случае рассказывают, что в СССР ничего нет, народ там голодает, ходят разутыми и т. д.

Ксендзы гор. Ионава рассказывают своим прихожанам, что “Красная Армия пришла, чтобы воевать с Германией на чужой территории, а это приведет к полному уничтожению страны”.

В гор. Поневежис ксендзы помимо враждебной агитации проводили сбор средств на организацию шаулистов.

Отмечены факты распространения контрреволюционных листовок. В м. Пасвалис 6.7.40 распространялась листовка с рисунком, на котором стоит красноармеец с гранатой в руках, а вокруг него куча человеческих голов и надпись: “Так будет”. Листовка распространялась шаулистом.

Участились поджоги лесов и торфяников. Только за период с 1 по 9.7 было 9 больших пожаров леса и торфа.

2. Состояние литовской армии характеризуется дальнейшим революционизированием ее. Сейчас почти везде избраны солдатские комитеты, назначены полковые и выше политические руководители, хотя их влияние еще чувствуется недостаточно.

Если основная солдатская масса произошедшие перемены в армии встретила с удовлетворением, то среди офицерства произошедшие перемены и в частности назначение политических руководителей, породило растерянность у одной части и усиление враждебности у другой. Так, например, в 8[-м] п[ехотном] п[олку] вновь назначенный командир полка полковник-лейтенант Иполитас запрещал солдатам вывешивать в казармах флаг и плакаты. Там же часть старших офицеров пытается терроризировать солдат.

Во 2[-м] п[ехотном] п[олку], когда солдаты собрались идти на демонстрацию, лейтенант Базус выступил и произнес такую речь: “Что вы, хлопцы, делаете. Нам наша земля дороже и мы ее коммунистам не отдадим. Мы все равно будем воевать с коммунистами. Сметона в Германии, он нам поможет”.

В 4[-м] п[ехотном] п[олку] часть офицеров во главе с командиром полка полковником Сидзиковским пытаются всячески противодействовать втягиванию солдат в активную политическую жизнь, в частности участию в политических демонстрациях.

В 1[-м] п[ехотном] п[олку] лейтенант Странкаускас пытался помешать солдатам выйти на демонстрацию 7.7.40, а когда те стали протестовать, пытался силой удержать, хватаясь за кобур.

Среди солдат, также как и среди населения распространяются слухи о скорой войне Германии с СССР. Например, часть офицеров гусарского полка (в Мариамполе) говорят солдатам, что “Германия сильна, у нее большая техника, она уже много завоевала, скоро и коммунистов прогонят из Литвы. Лучше быть с немцами, чем с красными, которые не могли взять даже Финляндии”. Примерно такие же разговоры имеют место и в 6[-м] п[ехотном] п[олку].

По вопросу об отношении к самим политическим руководителям интересно высказывание одного вершилы (старшины) 5[-го] п[ехотного] п[олка] Ташаланыс: “Политические комиссары в прошлом тюремщики, люди не образованные, а сейчас хотят командовать литовской армией”.

Лояльная часть офицерства хотя и проявляет желание работать, но до сих пор не может расстаться с мыслью, что армия вне политики.

Среди солдат, особенно старослужащих, распространено настроение – по домам. Сейчас проходит увольнение старослужащих, причем спешно, т. к. эта часть солдат является наиболее активной в политическом отношении и от нее офицерский состав старается поскорее избавиться.

3. Крестьянство, не считая кулачества, в подавляющей части относится к Советскому Союзу и Красной Армии положительно. В м. Лиеплацки один из крестьян в разговоре сказал: “Нужно поддерживать новое правительство, т. к. оно уже много сделало”, а присутствовавший второй крестьянин заявил: “Нужно голосовать за Сталина. Он сделал больше, чем кто-либо для трудящихся”. И это заявление характерно не как единичное и случайное, а выражающее мнение большого количества крестьян.

Бедняцкая и середняцкая часть крестьян ждет момента, когда можно будет приступить к разделу помещичьих имений. Так, в районе Ионава группа крестьян обратилась к нашему политработнику с вопросом: “Скажите, когда у нас будет Советская власть. Помещики из усадеб уже уехали, и мы теперь пасем скот на их пастбищах”.

На митинге в м. Жосли [Жасляй] выступавший крестьянин сказал: “К старому возврата больше не будет. Никакие провокации сметоновцев больше не возьмут. Да здравствует 13[-я] Литовская Советская республика”.

Желание крестьян присоединиться к СССР, ярко выражено и в следующих высказываниях. В районе Каунаса крестьянин Мелескуис сказал: “Хорошо было бы присоединить нашу республику к Сов[етскому] Союзу, а иначе у нас в деревне все равно хорошей жизни не будет”.

Группа крестьян дер. Августово, Соннского уезда говорила: “Мы очень рады приходу Красной Армии, рады, что вспомнил о нас тов. Сталин, наш отец родной. Мы хотим просить его, чтобы он нас взял к себе”.

Кулацкая часть населения активно ведет агитацию среди крестьян в духе того, что Советская власть отберет землю, сгонит всех крестьян в одно место, где будет все общее. Пользуясь религиозностью населения, ведут разговоры, что костелы будут разрушены, ксендзов перебьют, а верующих посадят в тюрьмы. Часть кулачества занимается прямым вредительством, убивая скот лучшей породы, несмотря на издание правительственного распоряжения.

4. Среди буржуазии и в частности торговцев отмечено много случаев припрятывания товаров, сокращение производства. Несмотря на ряд мероприятий правительства повышают цены на товары. Отмечена усиленная покупка товаров за последнее время в связи со слухами и предположениями, что с установлением Советской власти лит приниматься не будет.

Помещики ведут агитацию за убой скота, порчу посевов, чтобы не досталось Красной Армии, и сами в первую очередь некоторые убивают поголовно весь скот.

5. В организации шаулистов, ныне распущенной, производилось разоружение, но недостаточно энергично и поэтому часть оружия у них осталась. Не сдали полностью оружия шаулисты в м. Биржай, м. Ратенэ, а в м. Утена шаулисты оказали даже вооруженное сопротивление. Помимо этого отмечено, что в значительном количестве пунктов шаулисты оружия не сдали. Сейчас издано распоряжение о сдаче всего оружия в течение 48 часов.

Некоторая часть шаулистов ведет враждебную агитацию. Например, в м. Пушкалотос шаулисты ведут большую агитацию против нового правительства и Красной Армии. В м. Ратенэ шаулисты угрожают крестьянам: “Скоро придут немцы и за сочувствие большевикам отплатят”.

6. За последние дни более резко проявляется национальная рознь и особенно антисемитизм, причем подогревается это враждебными элементами и частью офицерства. В м. Пренай один из шаулистов с 15 человеками с криками “перерезать вас всех польские и жидовские народы”, напали на купающихся и избили несколько человек. В г. Ионава офицерами была спровоцирована драка между солдатами литовцами и евреями, в результате один солдат-еврей избит до полусмерти. 10.7 на одной из станций в уезде Расейняй между пассажирами евреями и литовцами произошла драка, в результате один еврей легко ранен. Среди некоторой части евреев есть такие заявления: “Раз пришла Красная Армия, то мы теперь прижмем вас”.

Особенно сильной национальной рознью выделяется Вильно [Вильнюс], что отчасти объясняется тем, что новое правительство не провело сразу мероприятий уравнивающих в правах поляков и евреев. До сих пор посты чиновников были заняты почти исключительно литовцами. Теперь в последнее время заместителями уполномоченного правительства по Вильно назначены [Далее текст обрезан – М.М.]. Поляки Виленщины помимо недовольства своим положением, выражают ненависть к немцам, считая их виновниками своего тяжелого положения. Договор между Германией и СССР они считают маневром Гитлера и удивляются, почему СССР не хочет напасть на Германию, говоря, что они первыми пойдут против Германии.

Выводы: 1. Симпатии у населения к СССР и Красной Армии растут с каждым днем. Все громче слышны голоса о присоединении Литвы к СССР. Одновременно активизируются и враждебные элементы, используя клевету, сея панику и разжигая национальную рознь.

2. Литовская армия все более становится революционной. Часть офицерства растерялась, часть же проявляет себя враждебно. Политические руководители уже сыграли в значительной степени роль по освобождению армии из-под влияния реакционного офицерства, хотя не везде еще политические руководители полностью справляются со своими задачами, им требуется некоторая помощь.

3. В деревне резче происходит классовое расслоение, причем основная масса крестьянства желает скорейшего раздела помещичьей земли. Но одновременно под влиянием враждебной агитации имеется некоторая боязнь за свою собственность. Кулачество определенно настроено враждебно.

4. Требуется большая разъяснительная работа по изживанию национальной розни и особенно антисемитизма.

5. Командирам и комиссарам частей даны указания об усилении бдительности и политической и другой разведки по изучению районов частей»[1633].

В 11.05 17 июля начальник политуправления 11-й армии доложил в Москву: «Сообщаю окончательные данные результатов выборов в Литовский сейм: приняло участие в голосовании 1 386 569 человек или 95,51 процентов. Голосовало за кандидатов «Союза трудового народа Литвы» 1 375 349 или 99,11 %. Выдвинутые кандидаты полностью избраны. 15 и 16 июля на всех предприятиях Каунаса состоялись многолюдные собрания рабочих, посвященные выборам Советов рабочих депутатов. Советы создаются и в районах города. Избрано 126 депутатов, среди них 21 женщина. Избрав депутатов в районный Совет, одно из таких собраний в своей резолюции требует принятия Сталинской конституции и присоединения Литвы к Советскому Союзу. Созыв сейма ориентировочно назначен на 20–21 июля»[1634]. В тот же день эти результаты выборов были официально опубликованы с небольшим уточнением, согласно которому количество голосов, поданных за кандидатов «Союза трудового народа», составило 99,19 %[1635].

В 18.40 18 июля советский полпред Н.Г. Поздняков доложил из Каунаса в Москву: «После выборов в Сейм, т. е. начиная с 16 июля, на собраниях, митингах и в печати ведется систематическая подготовка к будущему решению Сейма.

На ряде рабочих собраний принимаются резолюции с требованием ввести в Литве Сталинскую Конституцию и присоединиться к своему освободителю – Советскому Союзу. Эти решения широко публикуются в печати. Кроме того, они сопровождаются соответствующими руководящими статьями.

За истекшие два дня компартией и профсоюзами проведена большая работа по созданию в Каунасе советов рабочих депутатов. В рабочих пригородах Каунаса создаются 4 совета. Выборы производятся на общих собраниях по предприятиям по норме 1 депутат на 50 рабочих. Выборы заканчиваются сегодня.

20 июля, накануне заседания Сейма, состоится первое объединенное заседание всех четырех советов, на котором будет принята резолюция с требованием введения Советской власти, Сталинской Конституции и присоединения к Советскому Союзу.

Будет избрана делегация для оглашения резолюции на заседании Сейма»[1636].

20 июля в газете «Дарбо Лиетува» была опубликована корреспонденция о прошедших в стране митингах трудящихся с требованием о вступлении Литвы в состав СССР: «В городах, местечках к селах Литвы прозвучали новые восторженные лозунги: быстрее присоединиться к Советскому Союзу, национализировать поместья, церковные земли, фабрики, предприятия и частный капитал.

Ежедневно в провинции проходят тысячи собраний, митингов, на которых все трудящиеся единодушно требуют осуществления, их долголетней мечты.

Вчера только в Шяуляе и широких окрестностях этого города состоялись несколько десятков больших митингов с участием тысяч крестьян и рабочих.

На состоявшемся в гор. Расейняй митинге воинов приняло участие несколько сот воинов, которые особенно радовались долгожданной свободе, приветствовали тех, которые эту свободу принесли. Воины единодушно требовали ввести Конституцию СССР и присоединившись к Советскому Союзу, пойти вместе с ним к счастливой жизни.

В дер. Юстинава Расейняйской волости на крестьянском праздничном митинге участвовали около 100 рабочих села…

На состоявшемся митинге в местечке Альвитас Вилкавишкского уезда участвовали 1 500 крестьян.

На митинге крестьян Ионишкиса участвовали около 1 500 человек. В Пагиряйской волости состоялись несколько многочисленных митингов.

На Вилкавишкском митинге с большой восторженностью высказаны требования, чтобы немедленно просить Советский Союз принять Литву в свою семью советских социалистических республик, а находящиеся в Литве богатства буржуев национализировать.

На состоявшемся митинге в Паэржерельской волости Шакяйского уезда участвовали около 2 000 крестьян, рабочих и трудовой интеллигенции.

На Мариямпольском митинге, где собрались около 10 000 человек, было единодушное требование присоединиться к Советскому Союзу и отменить сметоновскую конституцию.

На состоявшемся митинге в местечке Тауйенай Укмергского уезда собрались много крестьян. Многочисленные митинги были также в местечке Шилале Таурагского уезда, в гор. Рокишкис, в Вишакио Руда (участвовали 1 500 крестьян), в Пильвишкяй (участвовали 1 500 трудящихся), в Иглишкелисе, в Плунге, Тельшяй; в Вирбалисе, Алитусе, в Гражишкяй, в Бартининкай, в Сейрияй, в местечке Шешуоляй, в Гедрайчяй Укмергского уезда, в Симне (здесь участвовали 2 000 крестьян, требовавших огосударствить промышленные и торговые предприятия, уничтожить алкоголь, расширить книжные магазины, читальни и другие средства образования, облегчить медицинское лечение и т. д.).

В местечке Шяуленай участвовали 200 лиц, в Радвилишкской волости в имении Даугелайчяй, в дер. Лигумос, в дер. Суконяй, в Шакяйской волости в дер. Кидуляй, в Сведасай – 200 крестьян, в дер. Лукштай Рокишкского уезда, в дер. Кветкай Панемунской волости, в местечке Сувайнишкис, в Панделисе – 300, в Казлишкисе – около 100 человек, в Онушской вол[ости] – около 500 рабочих, в Паломене, в Кайтядорской вол[ости], в Жвиргждайчяй 300 человек, в вол[ости] Жалёйи – около 1 000 человек, в Любаве, в Пилвишкской волости в различных местностях, в Плокшяй, в местечке Бабтай – около 300 человек, в городе Ширвинтос – около 400 человек, в волостях Мариямпольского уезда: в Людвинаве – 500 человек, в Казлу Руде, Ажуолу Руде и др., в дер. Кедоняй, в Бутримонской вол[ости] – 150 крестьян, в Бабтай около 300 крестьян.

В Кудиркос-Науместисе участвовали около 1 500 человек. В принятой резолюции жители Кудиркос-Неуместисе требовали немедленно войти в состав республик Советского Союза, ввести Конституцию СССР.

Собравшиеся в Кретинге 800 рабочих шоссейных дорог приняли резолюцию, требуя осуществить в Литве социалистический строй, полностью войти в Советский Союз, устранить спекуляцию и др.

В Тверай (Тельшяйский уезд) на спортивной площади собрались больше 2 000 крестьян, рабочих и батраков имений. Тверайские крестьяне пожелали Народному сейму успешной работы, требовали внести Конституцию СССР, как можно быстрее присоединить Литву к Советскому Союзу, огосударствить промышленность, “Пеноцентрас”, “Летукис” и др.

На других многочисленных митингах крестьян требовалось, чтобы на первом заседании Народного сейма [было выполнено] пожелание трудящихся масс присоединить Литву к Советскому Союзу»[1637].

Как доложил в Москву в 19.05 21 июля начальник политуправления 11-й армии, «сегодня в 13 часов открылся Литовский сейм, который при неописуемом воодушевлении депутатов и присутствующих в 16 часов 30 минут провозгласил Советскую власть в Литве, а в 18 часов 20 минут вынес решение о присоединении к Советскому Союзу. Многие присутствующие плачут от радости, целуют друг друга и поздравляют. Сейм будет решать вопросы о земле и национализации банков и промышленности. Народному правительству поручено впредь выполнять свои обязанности. Демонстрации трудящихся помешал сильный дождь»[1638]. В своей телефонограмме в Москву заместитель наркома иностранных дел В.Г. Деканозов и советский полпред в Каунасе Н.Г. Поздняков также сообщили о том, что «подготовленную на сегодня демонстрацию трудящихся Каунаса и встречу ее с членами Сейма пришлось из-за непрекращающегося дождя отложить. Так что сообщение о первых решениях Сейма будет сделано пока по радио»[1639]. 22 июля Народный сейм принял декларацию об объявлении земли государственной собственностью, а 23 июля – декларацию о национализации банков и крупной промышленности[1640].

В 23.30 22 июля начальник политуправления 11-й армии бригадный комиссар М.В. Рудаков сообщил: «Повсеместно проходят многотысячные митинги и праздничные гуляния населения, посвященные провозглашению на территории Литвы Советской власти. Весть о сегодняшнем решении сейма – конфисковать помещичью землю и передать ее в пользование безземельных и малоземельных крестьян быстро облетела отдаленные окраины и вызвала всеобщее ликование трудящихся масс деревни. В большом количестве они съезжаются в уездные города и местечки, чтобы принять участие в проводимых митингах и выразить свою благодарность товарищу Сталину, правительству Советского Союза и Красной Армии. Трудящиеся городов и сельской местности обращаются к бойцам и командирам [Красной Армии] с многочисленными вопросами о правовом, материальном и культурном положении трудящихся города и деревни Советского Союза. Крестьяне особенно интересуются такими вопросами: “Как распределяются в колхозах продукты, может ли колхозник иметь собственную корову, дают ли колхозникам транспорт для личных нужд, как живут и работают в колхозе женщины”. Общий вопрос, который особенно интересует рабочих и крестьян, это о сроке принятия Литвы в состав Советского Союза. Для ответов на волнующие население вопросы политорганами наших частей выделены подготовленные политработники во всех местах расположения советских войск. В широкой форме проводится показ населению советских кинофильмов и красноармейской художественной самодеятельности. Все это проходит [при] исключительно большом интересе и выражении большой любви и уважения к Красной Армии со стороны трудящихся Литвы.

В ряде мест, особенно [в] Каунасе, Вильно, Тельшай, Шауляй и других антисоветские элементы пускают провокационные слухи о якобы ближайшей ликвидации обращения литовских денежных знаков, в результате чего происходит усиленная закупка промтоваров. Наблюдается стремление продавать свои товары только на советские дензнаки. Крупные торговцы прячут ценные товары»[1641].

Заместитель начальника политуправления 11-й армии батальонный комиссар Журавлев в 0.50 24 июля докладывал: «Вчерашней декларацией сейма земля и леса объявлены государственной собственностью. Установлена предельная норма на одно крестьянское хозяйство в 30 гектаров, а излишняя площадь обращена в государственный фонд для наделения безземельных и малоземельных крестьян. Сегодня днем обсуждался вопрос о национализации крупной промышленности и банков. С каждым днем растет всеобщее ликование трудящихся Литвы. Повсюду высказывают радостные чувства и полное удовлетворение установлением Советской власти, декларациями сейма.

Сегодня в Каунасе у здания заседаний сейма состоялся грандиозный митинг солидарности с решениями сейма. Несмотря на сильный дождь, митинг прошел с исключительным подъемом. Здравиц[ы] товарищу Сталина, правительству Советского Союза, Красной Армии, Советской Литве встречал[и]сь бурей аплодисментов, мощными криками “ура”. Демонстранты исключительно горячо приветствовали депутатов сейма. На улицах и площадях у репродукторов большие толпы народа. В своей большой массе солдаты литовской армии горячо приветствуют декларации сейма и Красную Армию. Шауляйский гарнизон литовской армии со знаменами, цветами и оркестром строем явился к штабу 10[-го] с[трелкового] к[орпуса] и приветствовал Красную Армию. На 3-х тысячном митинге в г. Тельшай выступавшие рабочие, учащиеся, учитель и уездный начальник горячо благодарили товарища Сталина, советское правительство и Красную Армию. На митингах в г.г. Плунге и Карт[я]на работницы заявляют: “Мы счастливы, что наконец наступило время, когда мы вливаемся в дружную семью народов СССР. Для нас наступили самые радостные дни, и мы переживаем большой праздник”.

Приветствуя декларацию сейма о земле, крестьяне заявляют: “Наконец-то мы отмучились, спасибо товарищу Сталину, что он не забыл нас. Если бы нам разрешили, то мы разделались бы со своими помещиками”. Один батрак рассказывает: “Помещик нагло эксплуатировал меня и мою жену. 20 дней заставлял отрабатывать на его земле за воз сена, взятый у него зимой. 30 дней – за пастьбу коровы в его лесу. 25 дней – за покос одного воза сена. Всему этому наступил конец, и я теперь счастлив за себя и за свою семью”. Крестьянин-бедняк из м. Кведарна говорит: “Теперь, когда установлена Советская власть, я получаю долгожданную землю”. Сезонный рабочий Клевайтис рассказывает в своей беседе с командирами Красной Армии: “При сметоновском режиме я мог работать только 10–12 дней в месяц, получал за это ничтожную плату. Только теперь, когда установлена долгожданная Советская власть, я буду иметь постоянную работу, и полностью уверен в завтрашнем дне”. Среди портных г. Шауляй высказывается желание организовать артель. При встречах с бойцами и командирами наших частей обращаются за помощью. Среди молодежи, особенно призывного возраста, большой интерес к Красной Армии и многочисленные вопросы: “Когда нас будут призывать в ряды РККА”.

Во всех частях 1[-й] литовской дивизии избраны солдатские комитеты. В роте связи дивизии, зенитной роте и во 2[-м] эскадроне драгунского полка издаются стенные газеты, в которых популяризируется Красная Армия, критикуется бывший сметоновский режим. Солдаты одобряют решения сейма. Среди целого ряда офицерского состава проявляется скрытное отношение к современному положению в стране и беспокойство за свое служебное положение. 2 июля лейтенант Кемяклис не повел взвод на митинг, а поручил другому лейтенанту. Сам, переодевшись в гражданскую форму, ушел гулять в город. Юнкер 1[-го] полка после митинга сказал: “Всякая власть хвалит себя, а других чернит”. В 1[-м] драгунском полку юнкер Петрайтис объявил солдатам: “Все, кто пойдет в костел молиться, получит увольнительную в город на целый день”. Записалось 30 чел[овек]. После того, как политрук предупредил юнкера, в костел пошло только 10 чел[овек]. Подписывая увольнительные записки, лейтенант Кетпеклис заявлял солдатам: “Пускай коммунисты радуются сегодня. Они нас не расстреливают, а мы, придет время, будем их расстреливать”. Также адъютант капитан Гасейнас во время митинга подошел к политруководителю и грубо потребовал: “Почему нет национального флага? ” В ряде частей литовской армии при провозглашении Советской власти офицеры задавали политруководителям неоднократные вопросы: “Как будет с ними? ” Унтер-офицер Расейняйского гарнизона Еунакис призывал солдат взяться за оружие и выступить против проходивших частей Красной Армии. Охрану артскладов в районе Каунаса Верхние Шанцы взяли на себя офицеры. Имеются данные, что офицеры готовятся взорвать эти склады. В окружных мастерских главным инженером работает майор Жемайтис. Из разговоров установлено, что он грубо относится к рабочим. Рабочие по его адресу высказывают недоверие.

Активизируются и другие враждебные элементы. В г. Шауляй распространяют слухи вплоть до расклеивания листовок, что скоро будут закрыты костелы, призывают верующих спасать католическую Литву. Что те крестьяне, которые будут получать помещичью землю, не будут допускать[ся] в костел. Там же широко распространен антисемитизм. Пускают такие провокационные слухи: “Красная Армия стоит на стороне евреев, евреи эксплуатируют, спекулируют, в компартии только евреи”. Другие контрреволюционные элементы заявляют: “Радуйтесь, радуйтесь, скоро придут сметоновцы, и мы вам тогда покажем. Большевики все отберут – имущество, дома, землю и ничего не оставят”, или “Все равно Советской власти скоро не будет. Придут Гитлер и Сметона. Тем, кто стоит за Советскую власть, будет плохо”. Запугивают население, особенно крестьян, что “Красная Армия скоро выезжает, поэтому землю брать не нужно. Кто будет брать землю, будет подвергаться расправе. Кто перестал ходить в костел, у того будет отнята земля”. В некоторых местах Виленской области кулаки напиваются пьяными и угрожают бедноте. Имеют место случаи проявления саботажа. Так, в Шауляйском уезде некоторые владельцы прекращают ремонт и оборудование предприятий, прикрываясь якобы отсутствием строительных материалов»[1642].

В 24 часа 24 июля начальник политуправления 11-й армии доложил в Москву: «Вчера Народный сейм закончил свою работу. На последнем заседании принята декларация о национализации крупной промышленности и банков. Избраны делегация на 7[-ю] сессию Верховного Совета СССР и конституционная комиссия. По всей Литве проходят грандиозные митинги. Народ демонстрирует свою сплоченность вокруг товарища Сталина и Советского Союза, глубокую удовлетворенность своей исторической победой. Повсюду исключительно большой спрос на местные и московские газеты, покупаемые нарасхват. Военнослужащих наших частей осыпают вопросами: “Скоро ли будут выборы депутатов в Верховный Совет СССР и местные органы Советской власти? Как будет организована торговля? Скоро ли получат работу безработные?” Среди солдат общий вопрос, когда распустят или сольют их с Красной Армией, когда будут арестовывать реакционно настроенных офицеров.

В 9[-м] пехотном полку литовской армии, расположенном в местечке Ново-Свенцяны [Швенчёнеляй], контрреволюционная группа офицеров и солдат спровоцировала полк на открытое выступление против требований народа и решений сейма. 20 июля они сорвали митинг солдат. Солдаты 21 июля готовили еврейский погром в местечке. 22 июля вторично сорвали митинг, открыто высказывая контрреволюционные настроения следующего содержания: “Наша свобода пропадет, все литовское будет уничтожено, будет господствовать русский язык. Пребывание Красной Армии в Литве – это оккупация. Если мы согласимся с решениями сейма, то опозорим себя в глазах братьев, сражавшихся за свободу Литвы и наших отцов. Если будем копать яму своим командирам – сами попадем в нее. Бельгия и Голландия со славой потеряли свою независимость, а нас обделали. Мы должны иметь свою литовскую армию, а не служить где-то на Кавказе или в Сибири. Лучше погибнуть сразу, чем потом страдать. Мы не хотим присоединяться к Советскому Союзу”. Под влиянием этой контрреволюционной группы солдаты, молча выслушав декларацию сейма, свистом и оскорблениями встретили представителей политотдела литовской армии и ЦК компартии Литвы, сопровождая все это различными угрозами: “Если еще раз покажитесь, то будете сброшены в озеро. Уезжайте обратно, иначе мы с вами расправимся”.

Принятыми командованием Народной армии мерами положение в 9[-м] полку исправляется. Для предупреждения возможного вооруженного выступления туда из других частей были посланы 200 проверенных хорошо вооруженных солдат. Произведен арест 8 офицеров и 25 солдат. Отстранены от работы командир и политруководитель полка, производится выявление других активных участников контрреволюционного выступления. Обновляется личный состав полка путем перевода двух батальонов в Каунас, в Вильно и замены их солдатами и командирами из других частей. Среди солдат проводится соответствующая политическая работа. После принятых мер эксцессов не наблюдается. В остальных частях литовской армии, в частности в Виленском и Каунасском гарнизонах политико-моральное состояние удовлетворительное. Наибольшая масса солдат и честных офицеров единодушно и с полным удовлетворением встретили решения сейма.

Во всех частях советских войск проводятся политинформации, беседы и митинги, посвященные установлению Советской власти [в] прибалтах. Бойцы, командиры и политработники приветствуют освобожденный народ Литвы, Латвии и Эстонии, приветствуют мудрую сталинскую внешнюю политику Советского правительства и вождя народов товарища Сталина. В своих выступлениях и резолюциях они заявляют: “Мы просим Верховный Совет СССР включить в счастливую семью народов Советского Союза литовский, латвийский и эстонский народы. Мы приложим все силы, чтобы обеспечить народам новых республик мирное строительство новой жизни. Отныне мы будем защищать землю этих трех Советских республик как свою священную, родную и никому никогда ни одного вершка ее не отдадим”»[1643].

30 июля из Каунаса в Москву на VII сессию Верховного Совета СССР выехала Полномочная делегация Народного сейма Литвы. В тот же день делегация прибыла в Минск, а 31 июля в Москву. В ходе открывшегося в 18 часов 3 августа совместного заседания Совета Союза и Совета Национальностей Верховного Совета СССР председатель литовской делегации Ю. Палецкис в своем обращении заявил: «Мы, полномочные делегаты Литовского народного сейма, от имени всех трудящихся Литовской Советской Социалистической Республики просим о принятии в состав Союза Советских Социалистических Республик на правах союзной республики. Вся Литва с нетерпением ожидает этого исторического решения Верховного Совета. Со своей стороны, мы обещаем быть достойными этой чести и со всей энергией включиться в великую работу социалистического строительства, идти рука об руку с народами СССР в деле укрепления мощи и обороноспособности нашей великой родины».

Затем выступили члены Полномочной комиссии сейма крестьянин П. Петраускас, министр земледелия М. Мицкис и рабочий П. Зибертас, которые также просили Верховный Совет СССР принять Литву в состав Советского Союза, а поэтесса С. Нерис прочла свое стихотворение с благодарностью Сталину от освобожденного литовского народа. В тот же день Верховный Совет СССР принял закон о принятии Литовской ССР в состав Советского Союза. При этом предусматривалось передать в состав Литовской ССР Свенцянский район и «части территории с преобладающим литовским население Видзовского, Годутишковского, Островецкого, Вороновского, Радунского районов Белорусской ССР»[1644]. После завершения работы соответствующей комиссии к Литовской ССР согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 6 ноября 1940 г. было присоединено еще 2 627 кв. км с населением в 82 921 человек из состава Белорусской ССР[1645].

Тем временем 4 августа в различных городах Литвы прошли массовые демонстрации и митинги, посвященные вступлению республики в состав СССР[1646]. 24–26 августа в Каунасе состоялась 2-я Чрезвычайная сессия Народного сейма, который был преобразован во Временный Верховный Совет Литовской ССР. 25 августа была утверждена Конституция Литовской ССР, председателем Президиума Временного Верховного Совета был избран Ю. Палецкис, а председателем СНК Литовской ССР – М. Гедвилас[1647].

Латвия

С 30 июня по 8 июля в Латвии были проведены выборы в местные органы власти ряда городов и волостей, в ходе которых по инициативе населения происходила замена назначенных правительством Ульманиса чиновников[1648]. 2 июля в Латвии была создана Рабочая гвардия, а из Швеции вернулись политэмигранты – члены СРКПЛ[1649]. Согласно подписанной в 14 часов 2 июля оперативной сводке № 75 штаба 3-й армии, «участились запугивания рабочих: “Вы особенно не радуйтесь, Гитлер кончит войну с Францией и Англией, пойдет на СССР и восстановятся старые порядки”. Соответственно рабочие, готовясь к выборам, открыто заявляют, что будут требовать присоединения Латвии к СССР»[1650]. Подписанная в 22 часа 2 июля оперсводка № 40 штаба БОВО сообщала, что «по данным штарма 3, население с недоверием относится к новому латвийскому правительству. Рабочие открыто заявляют, что будут требовать присоединения Латвии к СССР. Хорошее отношение населения к Красной Армии с каждым днем возрастает»[1651]. Подписанная в 8 часов 4 июля оперативная сводка № 80 штаба 3-й армии сообщала, что «в населенных пунктах в районе расположения 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] проходили митинги под лозунгами: “Да здравствует Советская власть”, “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует товарищ Сталин”»[1652].

4 июля латвийское правительство приняло закон об учреждении в армии института политических руководителей[1653], а также решило провести выборы в Народный сейм на основе статьи 6-й Конституции 1922 г. и закона о выборах от 9 июня 1922 г. с изменениями[1654]. Поскольку сейм в Латвии был разогнан в ходе государственного переворота 1934 г., было решено созвать новый сейм на правах Учредительного собрания для решения вопроса о будущем государственном устройстве страны. Был так же утвержден текст приветственной телеграммы в Москву:

«Правительство Латвийской демократической Республики сегодня приняло закон о выборах Сейма. Этот закон после 6 лет бесправия и гнета вновь отдает народу Латвии его свободу, право самому решать свою судьбу и возможность на основе истинной дружбы сотрудничать с великим Союзом Советских Социалистических Республик и его народами. В этот великий исторический момент правительство Латвийской Республики от имени латвийского народа посылает Вам, гениальному Вождю трудящихся всех стран, благодарность за возвращенную свободу и справедливость.

Да здравствует дружба Латвии и СССР, да здравствует тесный и нерушимый союз Латвийской Республики и СССР, да здравствует вождь и лучший друг трудового народа Иосиф Виссарионович Сталин!»[1655].

Как указывалось в подписанной в 14 часов 4 июля оперативной сводке № 81 штаба 3-й армии, 3 июля латвийские солдаты 1-го батальона 1-го пехотного полка в Лиепае «в 18.00 вышли на улицу с портретами т.т. Сталина, Молотова, Ворошилова и с лозунгами “Да здравствует Красная Армия”, “Спасибо тов. Сталину и Красной Армии за наше освобождение”. Демонстрация закончилась в 20.00 без инцидентов»[1656]. В 14.30 4 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 11 об отношении населения к Красной армии:

«По данным местных жителей района г. Резекне, во время перехода латвийской границы частями Красной Армии под полотно ж[елезной] д[ороги] в р[айо]не г. Резекне были заложены мины, но ввиду того, что Красная Армия жел[езной] дор[огой] при переходе границы не пользовалась эти мины были вынуты (данные требуют проверки). 1.7.40 г. один солдат в м. Тилша (44 км севернее г. Резекне) сообщил лейтенанту 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] тов. Кравчику, что в Тилша расположены до 2-х рот солдат, вооруженных автоматами. По ранее имеющимся данным там дислоцировалась 7-я рота 9-го п[ехотного] п[олка]. В середине дня 30.6 при прохождении через м. Тилша автомашин частей Красной Армии офицеры приказали солдатам обстрелять автомашины из автоматов, солдаты отказались. После отказа солдаты были построены и предупреждены офицерами: “Завтра мы вам покажем”.

Гор. Рига. Командир 12[-го] п[ехотного] п[олка] полковник Зененга сообщил капитану 126[-й] с[трелковой] д[ивизии] тов. Шабратко, что латвийская армия продолжает разлагаться. Офицеры и солдаты не занимаются. Пойти, кроме ресторана и трактира, некуда. Был один клуб, и тот занят частями Красной Армии. 3.7.40 г. на станции г. Рига разгрузились кадеты в количестве 400–500 человек, прибывшие из лагеря Даугавпилс. Кадеты и офицеры военнослужащих Красной Армии не приветствуют. Объясняют это незнанием наших знаков различия. [В] м. Екабпилс (Якобштадт) 3.7 батальонному комиссару тов. Шегеря солдаты 12[-го] п[ехотного] п[олка] заявили: “Когда офицеры узнали, что красноармейцы устраивают концерт для населения, тогда объявили, что все солдаты и офицеры назавтра пойдут в поход, кто пойдет на концерт, выходи из строя. Все солдаты вышли”. На солдатском собрании 9-го Режецкого пехотного полка была принята резолюция со следующими требованиями к командованию: “Выборы солдатского комитета. Комитет служит посредником между солдатами и командованием, а также контролирует снабжение и отпуска. Для этой цели члены комитета освобождаются от несения службы. Им предоставляется соответствующее помещение. Свобода собраний, слова и родного языка. Одинаковые права всем народностям. Установить дружественную связь между находящимися здесь войсковыми частями Красной Армии. Организация в полку ячейки компартии Латвии”. Находящийся в отпуску инструктор гражданской авиации полковник Индан распространяет между населением разные нелепые слухи, как то: “Все латвийские дети будут отправлены в Советский Союз для прививки коммунистических идей”. Он также ведет агитацию против нового латвийского правительства и Красной Армии. Командир 9-го Режецкого пехотного полка отправляет революционно настроенных солдат в принудительном порядке в отпуск. Так из полка были отправлены в отпуск на 15 дней солдаты Лисовский и Крестьянцев, несмотря на их протесты. Реакционные офицеры авто-танковой бригады в Риге рассказывают солдатам бригады о том, что из Латвии Красную Армию скоро выгонят немцы и тогда все танки Красной Армии, находящиеся в Латвии, останутся им. Солдаты 11-й роты в г. Смилтенэ, участвовавшие 23 июня в Риге в шествии похорон убитого полицейскими Криша, арестованы с 2 июля. Должен был состояться суд. По рассказам солдат 5-го и 6-го пехотных полков, расположенных в Риге, им до сего времени еще запрещено слушать радиопередачи из Советского Союза, несмотря на решение, принятое по этому вопросу правительством. Большинство солдат названных полков настроено против офицерского и унтер-офицерского состава и в казармах открыто высказываются за организацию Народной армии по типу литовской. 1 июля в 5-м полку имел место случай возвращения солдата из городского отпуска без погон. Этот же солдат открыто в казармах возмущался поведением офицерского состава, запрещающего солдатам городские отпуска и общение с военнослужащими Красной Армии. В результате вопреки запрещению самовольно ушли в город более 50 человек»[1657].

5 июля в Латвии было опубликовано решение правительства о выборах в сейм 14–15 июля и закон о выборах[1658]. «В связи с этим, – докладывал в Москву советский полпред в Латвии В.К. Деревянский, – вечером этого числа в Риге состоялась мощная демонстрация, превосходящая по числу участников все до сих пор бывшие. Демонстрация началась в 5 час. вечера и кончилась в 10 час. 40 мин. вечера о рижскому времени. В ней участвовали рабочие, интеллигенция г. Риги, солдаты латвийской армии и дети. Демонстранты несли красные знамена, портреты товарищей Сталина, Молотова и Ворошилова, а также многочисленные лозунги и плакаты. Наряду с лозунгами: “Да здравствует Советский Союз! Да здравствует Красная Армия! Да здравствует товарищ Сталин! Все на выборы в народный сейм!” – было большое количество лозунгов с требованием присоединения Латвии к Советскому Союзу, установления в Латвии советской власти. Были и такие не совсем политически грамотные лозунги, как, например: “Предоставить власть Сталину и Молотову”.

Демонстранты шли мимо здания правительства, советского полпредства и ЦК Латвийской компартии. От правительства к демонстрации обратился с речью министр-президент профессор Кирхенштейн.

В своей речи министр-президент остановился на мероприятиях, проведенных новым правительством за время его существования. В заключение своей речи он заявил о том, что началась новая эпоха в отношениях Латвии с Советским Союзом и его Красной Армией, о том, что дружественные отношения между Латвией и Советским Союзом будут укрепляться и дальше. Большой митинг состоялся у здания полпредства, на котором выступил с речью тов. Вышинский. В тот момент, когда тов. Вышинский обратился к присутствовавшим с призывом принять активное участие в выборах в новый сейм, раздались протестующие крики всех участников митинга – “Долой сейм!”, “Нам не надо никаких выборов!”, “Мы требуем установления Советской власти!”. Прерывая тов. Вышинского, выступило несколько ораторов, которые говорили в своих речах о том, что трудящиеся Латвии не могут верить сейму, который обманывал их в прошлом, что они верят только одному тов. Сталину, и поэтому, говорили они, мы просим немедленно присоединить нас к Советскому Союзу.

Вслед за ораторами участники митинга хором заявили: “Мы не уйдем отсюда, пока нас не присоединят к Советскому Союзу”.

Тов. Вышинскому с трудом удалось овладеть стихией возбужденно настроенной массы народа.

Продолжая свою речь, тов. Вышинский призвал участников митинга и демонстрации к организованности и дисциплине, к тому, чтобы не поддаваться влиянию всякого рода провокаторов, стремящихся разъединить латвийский народ. Сейм будет избран, заявил тов. Вышинский, свободно самим народом, тайным голосованием, на основе Конституции. Каков будет сейм, который решит вопрос о государственном устройстве Латвии, – это будет зависеть от вас, от народа. Из успокоившейся после этих слов тов. Вышинского массы народа раздались крики: “Первым нашим депутатом в сейм выберем тов. Сталина”.

Вплоть до конца демонстрации у здания полпредства толпилась масса людей, уступавшая лишь небольшое узкое пространство на улице для проходивших мимо демонстрантов»[1659].

Как лаконично сообщил в Москву о том же событии А.Я. Вышинский, «в связи с предстоящими выборами в Латвийский сейм сегодня, 5 июля, в Риге состоялась громадная демонстрация. Шествие демонстрантов продолжалось свыше 4 часов. Перед полпредством выступали многочисленные ораторы, требуя присоединения Латвии к Советскому Союзу. Демонстрация прошла благополучно»[1660].

Согласно оперативной сводке штаба 3-й армии, 5 июля в Риге более 100 тысяч демонстрантов пришли к советскому полпредству, где их приветствовали А.Я. Вышинский, В.К. Деревянский и командующий 3-й армии генерал-лейтенант В.И. Кузнецов. «Демонстранты горячо приветствовали Советское правительство, Красную Армию и вождя народов тов. Сталина. Колонны демонстрантов оттуда направились к зданию Латвийского правительства, где участники шествий чествовали членов правительства.

От имени правительства к демонстрантам обратился министр-президент Кирхенштейн со следующими словами: “Трудящиеся Латвии, трудовая интеллигенция Латвии, от имени правительства я приветствую вас, радуюсь и благодарю, что вы на 100 % выполнили свое обещание, данное на демонстрации 21 июня с.г., оказать поддержку новому временному правительству». Свою речь закончил следующими словами: «Да здравствует Латвийский трудовой народ, да здравствует Великий сосед Союз Советских Социалистических республик”.

Демонстранты вышли с лозунгами: “Да здравствует латвийская коммунистическая партия”, “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует Советский Союз”, “Да здравствует тов. Молотов”, “Да здравствует тов. Сталин”»[1661].

В 13.30 5 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 12 об отношении населения к Красной армии:

«В 4-м Вольмарском латвийском полку сержант Калныньш до сего времени под угрозой репрессии запрещает солдатам разговаривать на русском языке. Разговаривающих на политические темы называет коммунистами и угрожает расстрелом. Офицеры того же полка Варленс и Левферт систематически ведут среди солдат антисоветскую агитацию. Красную Армию называют разными оскорбительными словами. В связи с повседневной агитацией офицерского состава, сопровождаемой угрозами в отношении лиц, рассказывающих о достижениях Советского Союза и мощи Красной Армии, в полку многие из-за боязни быть наказанным избегают разговаривать о Советском Союзе и Красной Армии. Солдат 5-го Венденского полка Романовский, осужденный 22 июня за пение “Интернационала” на шесть месяцев, до сих пор еще не освобожден.

В Риге реакционные элементы распространяют слухи о скором уходе из пределов Латвии частей Красной Армии. В связи с этим многие рабочие обращаются к военнослужащим Красной Армии по этому вопросу, говоря: “Неужели вы на самом деле из Латвии уйдете, ведь с вашим приходом нам сократили рабочий день и увеличили заработную плату, а если уйдете вы, останется все по-старому и еще больше будет свирепствовать реакция”.

4-го июля, по заявлению комиссара 741[-го] с[трелкового] п[олка], к нему явился один гражданин и заявил о том, что какой-то полковник латвийской армии организует на 6-е июля в городе Риге демонстрацию с лозунгами недоверия новому латвийскому правительству и коммунистической партии. По заявлению того же гражданина, разъехавшиеся из Риги айзсарги отбирают у крестьян оружие, не выдавая последним никаких документов. 4-го июля рабочие Рижской кондитерской фабрики старшему политруку тов. Волкову заявили, что они собираются устроить демонстрацию к резиденции президента с требованием немедленного отстранения Ульманиса как незаконно пришедшего к власти и издевавшегося над трудящимися.

Либава [Лиепая]. 6-я рота 1[-го] п[ехотного] п[олка], недавно прибывшая в город Салдус, пыталась выйти на занятия, но была задержана солдатами 1-го батальона того же полка. Начальник гарнизона города Либава генерал Дузе пытался безрезультатно уговорить солдат выйти на занятия. В 18 часов 5-го июля 100–150 солдат 1-го батальона с портретами т.т. Сталина, Молотова, Ворошилова и красными знаменами вышли на демонстрацию, на которой провозглашали лозунги: “Да здравствует Красная Армия”, “Спасибо товарищу Сталину и Красной Армии за освобождение”. Среди участников демонстрации были офицеры, унтер-офицеры и рабочие. Портреты Ульманиса из казарм были выброшены и заменены портретами товарищей Сталина, Молотова и Ворошилова»[1662].

В изданной в 20 часов 5 июля оперсводке № 85 штаба 3-й армии отмечалось, что «по данным 4[-го] с[трелкового] к[орпуса]:

а) командиры 4[-й] п[ехотной] д[ивизии] латвийской армии подполковник Русман, начальник штаба 11[-го] п[ехотного] п[олка] и еще один полковник в пьяной кампании заявили: “Мы до гроба должны постоять за Латвию, надо уничтожить евреев, они лижут ноги Красной армии”.

б) 3.7.40 г. в Крустпилс состоялся митинг гражданского населения и солдат. Один из выступавших солдат в своей речи рассказал об офицере Ренес из 2-го б[атальо]на 12[-го] п[ехотного] п[олка], требовавшего от солдат стрелять точно в Сталина. Эти слова вызвали глубокое возмущение всех, присутствовавших на митинге. Унтер-офицер Эглит пытался поднять дебош, сорвать выступление и избить выступавшего с рассказом солдата 12[-го] п[ехотного] п[олка]. По требованию присутствовавших на митинге нашими патрулями унтер-офицер Эглит был отправлен в комендатуру. После чего на митинге был водворен полный порядок. […]

3. На собрании солдат 9[-го] п[ехотного] п[олка] была принята резолюция, включающая следующие пункты: а) выбирать солдатские комитеты; б) свобода собраний, слова и родного языка; в) одинаковые права всем народностям и т. п.»[1663].

В 15.25 6 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 13 об отношении населения к Красной армии:

«Либава. 3.7 солдаты гарнизона не выполнили приказ своего командования не вышли на занятия и отказались нести службу. Одна рота хотела идти заниматься, но восставшие солдаты не выпустили [ее] за ворота. Приехавшему начальнику гарнизона не удалось уговорить солдат. Солдаты выставили следующие требования: а) организовать читальню, где солдаты могли бы в свободное время читать газеты, журналы, книги как на латвийском, так и на русском языках; б) вежливого отношения офицерского состава к солдатам; в) улучшения питания солдат; г) разрешение выборов представителей в общественные организации; д) очистить армию от фашистских элементов; е) посещение в свободное время кино, театров и общественных организаций. В подтверждение выставленных требований солдаты вышли на улицу с красными флагами и портретами т.т. Сталина, Молотова и Ворошилова. На демонстрации было несколько офицеров и принимали участие рабочие и трудовая интеллигенция. В казармах были сняты портреты Ульманиса и его ставленников и выброшены через окна.

5.7 представитель ЦК компартии Латвии солдат 6[-го] пехотного полка, расположенного в городе Рига, Экштейн обратился к командиру названного полка по вопросу организации коммунистической ячейки. Командиром полка был направлен к командиру батальона Авотиню, который угрожал Экштейну расстрелом. В тот же день у офицерского состава полка была выпивка, где обсуждался вопрос как убрать Экштейна.

В расположении частей 126[-й] с[трелковой] д[ивизии] ансамбль красноармейской самодеятельности выступал по 2 раза. Кроме бойцов и командиров присутствовало местного населения по 5–6 тысяч. Присутствовавшие из местного населения на концертах дают самые восторженные отзывы. После концерта один мужчина выступил со слезами на глазах и искренне благодарил ансамбль за выступление и сказал: “Мы никогда не видели подобного, мы видели и знаем только избиение рабочих, гнет и нищету, а на концерты ходить нам нельзя. Я буду всю жизнь помнить, что вы мне дали, а дали вы мне любовь, почтение и бодрость”. В книге отзывов записаны самые лестные отзывы о работе ансамбля. Один латвийский учитель и художник написал: “Все, что до сих пор приходилось слушать по радио и представлять себе о выступлении красноармейских ансамблей, наконец, пришлось увидеть и услышать непосредственно на зеленом лугу, близ Лубанского шоссе. Красная Армия воочию показала нам свою любовь и преданность народу. Выявившая в своих выступлениях, будь это песня о Сталине или стихотворение о злосчастной шляхте и просто пляска, сколько радости доставили они жаждущему народу, просветили его своим правдивым и жизненным искусством”.

Гор. Рига. 5.7 после окончания работы на предприятиях и учреждениях рабочие, служащие и трудовая интеллигенция вышли на демонстрацию по поводу объявления о выборах Латвийского сейма. В демонстрации принимали участие свыше 100 тысяч человек, которые, собравшись в разных частях города и окружающих местностей, направились в центр города к полпредству СССР и зданию компартии Латвии. Демонстранты все время пели революционные песни, несли портреты т. Ленина, Сталина, Молотова. Ворошилова. Множество плакатов и лозунгов “Да здравствует Советская Латвия”, “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует компартия Латвии”, “Долой Ульманиса”, “Землю безземельным и малоземельным”, “Право голоса молодежи от 18 лет”, “Да здравствует т. Сталин”. Колонны демонстрантов сопровождали 4 оркестра.

5.7 в г. Рига в зале Национальной оперы командованием Красной Армии в Латвии был дан концерт ансамбля красноармейской художественной самодеятельности. На концерте присутствовало около 1 500 человек. Среди присутствующих были члены латвийского правительства, командование и командиры Красной Армии, высшие чины и офицеры Латвийской армии, представители компартии Латвии, профсоюзов и молодежи. Появление на сцене красноармейцев-участников ансамбля было встречено бурными аплодисментами. Особенно были бурные аплодисменты с появлением барельефа Ленина – Сталина с криками “ура” и лозунгами: “Да здравствует Сталин”, “Да здравствует Красная Армия”, “Спасибо”, “Да здравствует Ворошилов”. Зал был украшен лозунгами “Да здравствует и крепнет дружба народов СССР и латвийского народа”, “Дружба Латвии и СССР мощна и реальна”. Одна из гражданок, присутствующих на концерте, нашим командирам заявила: “Я от восторга не могу с вами спокойно говорить. Я поражена, что простые красноармейцы могут показывать такие прекрасные вещи. Я никогда не представляла себе, что буду сидеть рядом с вами, красными офицерами в театре, в котором раньше для трудящихся ход был закрыт”.

2.7 в г. Якобштадте [Екабпилсе] была распространена литовка на латышском языке следующего содержания: “Просьба распространить воззвание народу. Родина в опасности. Национал-социалисты к работе. Извещаю мою программу:

1. С честностью сознательным выполнением долга, как человек и гражданин Латвии работать в полку Латвии.

2. Мой рабочий день 10 часов с оплатой или бесплатно, но только полагаясь на самоконтроль.

3. Я никому ничего не обещаю, а требую жить по моей программе, ибо я ничего не имею, что обещать.

Солдат рабочий армии Салынш”.

Компартией с помощью народной милиции эта листовка изъята. Автор листовки – помещик Вильднер»[1664].

6 июля «Блок трудового народа Латвии», объединявший более 30 общественных организаций, опубликовал декларацию «За мир, за хлеб, за свободу народов!» с изложением своей избирательной платформы[1665].

Согласно изданной в 18 часов 6 июля оперативной сводке № 22 штаба 28-го стрелкового корпуса, «по донесению начальника пропускного пункта на латвийской границе (квадрат 6237), 4.7.40 полиция в Кочановской волости разогнала происходившие там выборы в местные комитеты. Полиция угрожала руководителям выборов смертью. Разгоном демонстрации руководил офицер командир 3[-й] роты погранотряда и местный урядник. 5.7.40 в Липовской волости кулачество распространяет лживые провокационные слухи о насильственной коллективизации всего хозяйства, о расстрелах не желающих идти в колхоз. Кулачество поддерживает офицерство, которое устраивает засады с пулеметами для разгона демонстрации. Старшина местной управы скрыл от масс приказ министра внутренних дел Латвии о назначении на 6.7.40 выборов в местные комитеты. Местком им. Жданова Липовской волости просит помощи и содействия от Красной Армии»[1666].

8 июля латвийское правительство издало закон о роспуске организации айзсаргов[1667].

В 15 часов 8 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 14 об отношении населения к Красной армии:

«6.7.40 года в г. Двинске [Даугавпилсе] состоялась демонстрация солдат двинского гарнизона и крепости, в которой участвовали солдаты 10[-го], 11[-го] п[ехотных] п[олков] и 1-го кав[алерийского] полка. Демонстрация проходила с красными знаменами, латвийским флагом и лозунгами: “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует демократическая латвийская республика”. Офицерский состав в демонстрации участия не принимал. Во главе колонны солдат демонстрантов шел военный оркестр гарнизона.

Демонстрацию возглавляли солдатские комитеты. В итоге солдатская демонстрация вылилась во всеобщую рабочую демонстрацию, в которой принимали участие тысячи рабочих г. Двинска. Выступающие на митинге приветствовали т.т. Сталина, Молотова, Ворошилова, Тимошенко, Красную Армию, латвийскую компартию и призывали к борьбе за демократическую Латвию. В окрестностях города Цесис проходили выборы народной милиции. Айзсарги вели активную агитацию против Советской власти, распространяя слухи, что германские войска перешли границу и что красные отступают и скоро освободят Латвию. Некоторые офицеры 5[-го] п[ехотного] п[олка] латвийской армии, высказывая свое настроение, заявили: “В Литве создана народная армия и началась чистка офицеров. Мы находимся в полной неизвестности, возможно, и нам скоро скажут, что мы не нужны. Если прикажут, мы уйдем, но к разрешению этого вопроса следует подходить осторожно, чтобы нас не оттолкнуть, а сделать вашими союзниками, так как в латышах сильный дух и мы вместе с вами (нашими могучими союзниками) будем творить чудеса. Среди нас нет контрреволюционеров, мы все вышли из народа”. Подавляющее большинство солдат, в особенности нацменьшинства активно поддерживают все мероприятия нового латвийского правительства, открыто выражают симпатию к Красной Армии и к компартии.

Гор. Рига. 7.7.40 г. утром в Национальной опере был дан концерт ансамбля красноармейской песни и пляски. На концертах в лесном парке присутствовало свыше 10 тысяч рижского населения, установлены был микрофон, появление на сцене красноармейцев-участников ансамбля было встречено бурными аплодисментами с криками “ура”. Присутствующие горячо воспринимали все номера программы, особенно литературно-музыкальный монтаж “Нас ведет товарищ Сталин по ленинскому пути” и монтаж, посвященный освобождению Западной Белоруссии и Западной Украины с криками “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует товарищ Сталин”. Некоторые заявляют: “Они выступают как самые настоящие артисты. Эти песни и пляски нам дают жизнь и радость. Они нас воодушевляют”. Выступление нашего ансамбля записано на пленку и транслируется по городу»[1668].

Согласно подписанной в 12 часов 9 июля разведсводке № 51 штаба БОВО, «местное население, главным образом трудящиеся, ждут присоединения Латвии к Советскому Союзу»[1669]. В изданной в 15.10 9 июля политуправлением 3-й армии сводке № 15 «Об отношении населения к Красной Армии» отмечалось, что «по сообщению граждан, в районе Полищено (30 км Дагда) группа айзсаргов и пограничников терроризирует местное население, спаивает его самогоном, разгоняет революционные собрания. […] Гор[од] Рига. В арсенале, который расположен за Двиной по улице Лейгрлаукун, работает 800 рабочих. Во главе арсенала стоит полковник Адомсон. Избранный комитет в арсенале является ставленниками Адомсона. Сейчас на этом заводе за симпатии к Красной Армии и проявление активности в политической жизни страны со стороны рабочих производится немедленное увольнение, а принимают надежных лиц.

7.7.40 г. в гор. Двинске [Дагавпилсе] в Дубровинском саду для участников демонстрации был показан кинофильм “Трактористы”. Сильно заметно с каждым днем увеличивается интерес народа г. Двинска к Советскому Союзу. Отношение к Красной Армии со стороны населения и со стороны солдат двинского гарнизона хорошее. Не отмечено ни одного случая, чтобы солдаты не приветствовали бойцов и командиров Красной Армии. Солдаты стремятся к общению с красноармейцами, интересуются жизнью Красной Армии, рассказывают об условиях жизни в латвийской армии. Большинство солдат интересуются о роли политруководителя, правами и [организацией] культурного обслуживания бойцов. По заявлению рабочих, бывший министр Латвии Берзиньш готовит свою платформу и список кандидатов для выборов в сейм. В целях агитации за платформу и кандидатов в сейм готовит для посылки в районы около 100 автомашин»[1670].

В 15.10 10 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 16 об отношении населения к Красной армии:

«Латвия. В деревнях Митавского уезда, где частей Красной Армии нет, ведется сильная контрреволюционная агитация. В разговоре председатель участковой избирательной комиссии Пткайлишской волости (Высокая гора) заявил: “У нас сейчас ведут усиленную агитацию кулаки и айзсарги среди населения говорят: Красная Армия ходит голодная. Вообще это оборванцы. Вот вы хотите Советской власти. Они у вас все съедят, у них жрать нечего”. Люди этой волости вообще никогда не видели частей Красной Армии и просят показать им бойцов. В этой волости председатель участковой избирательной комиссии (кузнец у помещика) Зушевич рассказал: “Кулаки голосовать не пойдут и говорят об этом народу. Что нас будут теперь насильно тянуть в колхозы. В стране настанет настоящий голод. Не ходите голосовать за обманщиков”. В м. Ливаны в ресторане молодежь выкрикивала лозунги: “Да здравствует Сталин”, “Да здравствует Красная Армия”. В ответ сын полицейского (Тивец) сказал: “Красная Армия это пастухи. Красные повязки в народной милиции это тряпки, их надо сбросить”. Другой по фамилии Стамер ударил рабочего и кричал: “Даешь Ульманиса”. Со стороны полиции и вспомогательной милиции мер принято не было. Полиция отстранена, а вспомогательная милиция не получила оружия.

Гор. Рига. Начальник политотдела 27[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады] выделил из числа лучших пропагандистов, комиссаров частей и инструкторов политотдела для работы по подготовке к выборам в сейм. Работникам РК посоветовали как надо практически готовить избирательные участки к выборам. С населением избирательного участка проведен митинг, посвященный подготовке к выборам. На митинге выступавшие рассказывали воззвание ЛКП к предстоящим выборам. Присутствовало около 1 500 человек. Во время выступления и после выступления присутствующие на митинге устраивали овации с криками “ура” в честь вождя трудящихся народов товарища Сталина и Красной Армии. Колонны демонстрантов несли лозунги на латвийском и русском языках: “Да здравствует вождь мирового пролетариата товарищ Сталин”, “Все как один отдадим свои голоса за представителей ЛКП и Трудового блока Латвии”»[1671].

В 14.30 11 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 17 об отношении населения к Красной армии:

«С 8–9.7.40 года нач[альники] политотделов частей Красной Армии, расположенных на территории Латвии, выделили из числа лучших политработников агитбригады для работы в подготовке к выборам в сейм. Выделенным агитбригадам дано задание: установить дежурство в райкоме партии и консультировать работников райкома и коммунистов, выделенных для проведения агитмассовой работы, по всем вопросам закона о выборах в сейм. Составить совместно с секретарями райкомов партии конкретные планы работы с учетом всех организационных и массово-культурных мероприятий включительно по 13 июля, раскрепив по участкам коммунистов. Помочь секретарям райкомов составить план оргмероприятий, связанных с организационным оформлением райкомов и партячеек на предприятиях. Одновременно дано задание установить общее количество избирателей в районе и отдельно в каждом участке, так как этими данными райком не располагает. Обращено внимание агитбригад и секретарей райкомов на повышение бдительности и тщательную проверку людей, коим дано задание по проведению мероприятий райкома. Широко развернута сеть демонстраций советских кинофильмов и показ красноармейской художественной самодеятельности для населения. Перед началом демонстрации кинокартин рассказывается содержание картины. Особенно большим успехом среди местного населения пользовались кинокартины “Ленин в октябре”, “Человек с ружьем”. Появление [на экране] Ленина и Сталина со стороны присутствовавших встречалось бурными аплодисментами. Выделенные агитаторы, политработники среди присутствовавших ведут беседы о жизни рабочих и крестьян в СССР. Разъясняют местным жителям интересующие их вопросы. Жители в свою очередь рассказывают о своей тяжелой жизни. [В] гор. Двинске [Даугавпилсе] из среды населения заявляют, что айзсарги угрожают населению, заявляя, что голосующие за коммунистов будут посажены в тюрьму, а также, что после выборов Красная Армия уйдет из Латвии. В гор. Крустпилс учитель Кокстан Вилли (“орденоносец” – имеет орден за успешное участие в борьбе против Красной Армии и освобождении Латвии) собирает подписи для своего реакционного кандидата. В м. Витиш местный священник Шининг собирает подписи кандидатов. Другой, у которого фамилия Скуйпикс, на собрании заявил: “Пришла Красная Армия безбожников, религию запретят”»[1672].

11 июля итальянский посланник в Латвии Д. Роджери сообщил в Рим, что национальные силы решили принять участие в выборах. Опасаясь, что их могут не допустить к выборам, представители «Буржуазного блока» обратились к А.Я. Вышинскому за разъяснением этого вопроса. Вышинский заявил, что «советское правительство не намеревается вмешиваться во внутренние дела Латвии», и он не видит никаких препятствий к участию их в выборах, а вопрос о присоединении к Советскому Союзу должен решать сейм. «Буржуазный блок» обнародовал свою программу на афишах, но 10 июля во время проведения заседания, на котором уточнялся список кандидатов в депутаты, появились агенты вспомогательной полиции из коммунистов и рабочих и изъяли все материалы. Естественно, итальянский дипломат полагал, что это было сделано по указанию Москвы[1673]. Однако, как справедливо отметил В. Гущин, «любая новая власть стремится защитить себя от элементов, ассоциируемых с прежним режимом»[1674]. Поэтому вряд ли Народное правительство Латвии нуждалось в каких-либо указаниях Москвы по этому вопросу. К тому же ни одно предвыборное собрание не высказалось в поддержку кандидатов «Буржуазного блока», а многие требовали, чтобы списки с деятелями свергнутого фашистского режима не регистрировались. Некоторые списки кандидатов разоблачались на предвыборных собраниях и в прессе. Все это позволило Центральной избирательной комиссии Латвии из полученных 17 списков кандидатов зарегистрировать только 5, поданных «Союзом трудового народа»[1675].

12 июля группа «Союз трудового народа Латвии» опубликовала обращение к избирателям, в котором, объясняя важность участия в выборах, отмечалось, что «новый сейм должен прежде всего закрепить дружбу и упрочить нерушимый союз с великим Советским Союзом, обеспечить на основе договора Латвии и СССР от 5 октября 1939 года мир и дальнейшее процветание нашей родины»[1676]. В тот же день президент Латвии К. Ульманис пожертвовал 5 тыс. латов ЦК компартии Латвии для Международной организации помощи борцам революции (МОПР)[1677].

В 1.03 13 июля политуправление 3-й армии издало сводку № 18 об отношении населения к Красной армии:

«Либава [Лиепая]. В расположении 67[-й] с[трелковой] д[ивизии] на предприятиях работают выделенные политработники, составлены планы работы, подбирают агитаторов. Разъяснительная работа на предприятиях развернута еще слабо. Многие не знают призыва [к] народ[у] Трудового блока Латвии, не имеют представления о порядке голосования. Отдельные комитеты занимаются разбором разных конфликтных дел на предприятии, вместо подготовки к выборам. На ряде предприятий проведены совещания. 9 и 10.7 для рабочих проволочно-гвоздильного завода, железнодорожных мастерских и в Руцаве давали красноармейскую самодеятельность. За последние 2 дня подготовка к выборам заметно оживилась, расклеены плакаты, в ряде предприятий вывешены списки кандидатов, проводится читка и разъяснение печатного материала по выборам. Торговцы в городе говорят, что дело идет к установлению Советской власти. Солдаты говорят, офицерство оживилось, требует снять солдатам звезды, хотят разогнать комитет и актив, членов комитетов переводят в другие части с целью дезорганизовать работу комитета.

Якобштадт [Екабпилс]. 25[-й] т[анковой] бр[игадой] выделены для работы среди населения политработники, которые прибыли на свои места назначения. Во многих пунктах проведены митинги. С выделенными на местах товарищами установлена связь. Создан актив агитаторов, с агитаторами проведены инструктажи.

Рига. В расположении 27[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады] на избирательных участках №№ 2, 4, 7 выделенными политработниками для работы среди населения по выборам в Сейм проведена следующая работа: проведено совещание коммунистов райкомом ЛКП по вопросу прикрепления их на участки, прикрепление по кварталам. Райкомом ЛКП проведено совещание с агитаторами по вопросу агитации за выдвинутых кандидатов и как надо разъяснять избирателям “Положение о выборах в сейм”. В 12 предприятиях проведены митинги, посвященные опубликованию кандидатов в сейм. Митинги прошли на высоком идейно-политическом уровне, фактов выкрикивания провокационных лозунгов и заявлений не было. В парке “Аркадия” проведен массовый митинг молодежи на тему: “За кого голосует молодежь”, после чего был продемонстрирован кинофильм “Волочаевские дни”. Работают 3 агитмашины, агитгруппа велосипедистов 20 человек, которые по улицам разбрасывали листовки, агитирующие за выставленных кандидатов. На проведенном митинге у ж.д. станции “Болдарья” присутствовало много солдат из саперного полка, а солдат артполка не пустило на митинг их командование. До начала митинга среди собравшихся шел разговор о создавшейся обстановке в Прибалтике. В этот разговор вмешался айзсарг, который пытался доказать, что это все временное явление, но рабочие ему доказали, что пришел конец мучениям рабочего класса и что Советский Союз ведет правильную политику по отношению к прибалтийским государствам, после чего айзсарг стал уходить из толпы, а рабочие вслед ему бросали возгласы: “Вот он, сукин сын, хотел сорвать митинг”. К присутствовавшему на митинге старшему политруку Теложбитко подошел человек, который назвался рабочим, и заявил, что якобы солдаты артполка приведены в боевую готовность, как бы чего не вышло. При уточнении этого факта оказалось, что солдаты в боевую готовность не приводились, а этот “рабочий” бывший колчаковец. Фамилия его Фадеев. Во 2[-м] участке имелся случай расклеивания литовок с платформой с[оциал-]д[емократов], а также контрреволюционными лозунгами, написанные на ученических тетрадях. Есть частичные случаи срыва агитационного материала, вывешиваемого РК ЛКП.

Двинск [Даугавпилс]. 11.7 в расположении 4[-го] с[трелкового] к[орпуса] посланными бригадами проведена следующая работа: в большинстве хуторов и деревень проведены беседы с крестьянами. Приступили к организации и оборудованию избирательных участков. Проведены по волостям собрания молодежи для усиления работы. В район Яунелгава направлен представитель ПОКОРА[1678] батальонный комиссар Кромчаткин с группой политработников в количестве 10 человек. Находящийся кавэскадрон в м. Креславка настроен явно враждебно против проводимых мероприятий по выборам. Подтверждением этого свидетельствует следующий факт. 9.7 во время беседы с гражданами прибывший группой комначсостава РККА подошел капрал кавэскадрона и к одному из командиров обратился с вопросом: “Зачем вы сюда приехали. Вы знаете, что вас здесь ждет? ” И на вопрос командира Токаренко: “Что именно ожидает? ” Капрал ответил, “что вас могут убить с велосипеда или из-за угла”.

В 3 часа ночи около помещения, где размещена группа красноармейцев 3[-го] П[ротиво-]Т[анкового] Д[ивизиона], подъезжали 3 вооруженных солдата кавэскадрона, постояли у дверей и уехали обратно. Со стороны кавэскадрона этим явно нарушено решение правительства в части взаимного отношения с РККА, а также невыполнение указаний правительства по организации подготовительной работы к выборам. Аналогичное положение и в Кр[ас]лаве. Кроме этого, [в] Кр[ас]лаве командир эскадрона капитан во время демонстрации кинофильма выслал патруль 15 человек, чтобы не допустить солдат в кино, хотя фильм демонстрировался вблизи казарм кавэскадрона. Чтобы помещать демонстрации кинофильма капитан заставил эскадрон петь национальные походные песни.

По имеющимся в обкоме данным по улице, где расположен 1-й кавполк (Двинск) были расклеены плакаты Блока трудового народа Латвии. Эти плакаты неоднократно срывались специально выделенными солдатами. Вообще командование [и] офицерство этого кавполка ведет себя крайне реакционно.

Валмиера. 10.7 секр[етарям] обкома и райкома ЛКП оказана консультация в составлении плана работы по подготовке к выборам. Проведена консультация с агитаторами об избирательном законе и по обращению Блока трудового народа Латвии. В беседе задавались вопросы: как устроены колхозы у нас, будут ли отбирать землю у кого ее много, как живут красноармейцы в Красной Армии, как проходили выборы в СССР.

Валка. Представитель из бригады, выделенной для оказания помощи, связался с парторганизациями. Установлено[: ] состав парторг[анизции – ] 7 человек членов партии, одна профсоюзная организация в составе 200 человек. Проведено одно предвыборное собрание. В 39 волостях подобраны участковые комиссии. Подготовлено помещение и урны. Посоветовано установить дежурство.

Цесис. В районе имеется больше 21 малых предприятий с общим количеством рабочих и служащих 750 человек. Точных сведений райком не имеет. Коммунисты, работающие на отд[ельных] предприятиях не имеют задания и перед РК не отчитываются. Посоветовано давать задания коммунистам и об отчетности РК партии. 10.7 состоится совещание уч[астковых] избирательных комиссий, где будут даны указания РК партии. Нашим представителем будет проведена консультация по выборам. 9.7 состоялось собрание трудовой молодежи. Собрание открыл секр[етарь] цесиского комитета молодежи Луц. На собрании с докладом выступил представитель отдела пропаганды Союза трудовой молодежи Крауклис. Всего присутствовало на собрании около 400 человек молодежи. Охрану [и] порядок поддерживала народная милиция. На собрании выступили 7 человек и 3 человека из солдатского комитета. В своих выступлениях призывали молодежь голосовать в сейм за кандидатов Трудового блока. Собрание закончилось возгласами “Да здравствует т. Сталин – друг латвийской трудовой молодежи”, “Да здравствует Красная Армия” и пением “Интернационала” на латвийском языке.

Приезд наших консультантов по выборам в сейм 10.7 в Бикерниекскую волость был встречен населением с приветствиями к нашему правительству, партии, т. Сталину. […]

11.7 в г. Рига состоялось совещание представителей полковых солдатских комитетов. Совещание проводил исп[олняющий] долж[ность] политического руководителя лат[вийской] армии [Б.] Кал[нынш]. В своих выступлениях солдаты требовали принятия соответствующих мер против инструкторских рот, укомплектованных кулацкими и айзсарговскими элементами. Инструкторские роты, не принимая участия в солдатских митингах и собраниях, ведут агитацию против последних (особенно в Вальмиерском полку). Представители солдатских комитетов требовали запретить появляться этим элементам в линейных ротах как реакционно настроенных. На совещании выяснилось, что в некоторых ротах до сих пор солдат заставляют петь молитвы. Делегаты требовали отменить их в частях, а некоторые высказывались за отмену латвийского национального гимна. В заключение совещания по предложению представителей Латгальской дивизии делегаты послали приветственную телеграмму тов. Ворошилову.

[К] 11.7 во всех соединениях латвийской армии назначены политические руководители, за исключением Курземской дивизии [и] погран[ичной] бригады. В артиллерийские части лат[вийской] армии назначен политруководителем член ЛКП. 11.7 в 5[-м] п[ехотном] п[олку] Видземской дивизии на полковом собрании, посвященным выборам в сейм, выступил капрал инструкторской роты Звайгздне с агитацией против Трудового блока. Заявил, что в списках блока фигурируют только «жиды и уличные женщины». Такую же агитацию проводит среди солдат капрал срочной службы той же инструкторской роты Туоне. Через политического руководителя дивизии принимаются меры к изъятию из армии этих лиц»[1679].

Согласно изданной в 19.45 13 июля политуправлением 3-й армии сводке № 19 об отношении населения к Красной армии:

«Двинск [Даугавпилс]. 10.7.40 наши агитаторы в районах инструктировали местных активистов [о] приведении в порядок помещения избирательных участков. 10.7 в Прейлах проведен митинг и демонстрация, на которых присутствовали избиратели трех волостей и города Прейле всего около 6 000 человек. После митинга демонстрировался кинофильм “Ленин в октябре”. Проведены митинги на участках: Колупы, Стуврушки, Арендоль, Вердин, население принимает активное участие в проводимых митингах. Айзсарги в большинстве случаев стараются сменить шкуру. Так, например, в Прейльской области в селе Приекуор Шкялы айзсарг до 17.6 терроризировал прогрессивно настроенных учителей, избивал русских детей. Сейчас он заискивает, старается сделаться своим человеком. Но есть немало случаев открытых выступлений против нового правительства. Особенно усиленную реакционную агитацию ведут ксендзы. В районе избирательных участков Чиспуки и Смильтер Прейской волости агитация ксендзов в этих районах может создать некоторые трудности во время выборов. На эти участки обращено особенное внимание со стороны райпарткомитета и наших агитаторов.

В городе с утра 11.7 вся работа на участках была направлена на оформление помещений, отведенных под избирательные участки и приобретение соответствующего оборудования. Хорошо оформлен избирательный участок № 2. К 18 часам наши агитаторы и агитаторы местного населения разошлись по два человека по домам для ознакомления граждан со списками кандидатов в сейм и избирательным законом. Председатель избирательной комиссии по участку № 2 хотел создать агитколлектив, в который бы входили рабочие, торговцы, сионисты, дети буржуев и т. п. Мотивирует тем, что при агитации богач богачу скорее поверит. Прикрепленному к этому участку политруку дано указание ни одного агитатора без проверки обкома партии на участок не посылать. В городе распространялись такие слухи, что в списках кандидатов в сейм надо министров вычеркивать и дописывать фамилии товарищей Сталина, Молотова и других членов советского правительства. Наши агитаторы разъясняют, что в списках голосования могут быть только граждане Латвийской республики. На территории избирательного участка Старого Форштада находится латвийский полк кавалерии. Командный состав этого полка, состоящий в основном из фашистов, при помощи своих подчиненных старается всячески помешать работе избирательного участка. Так, в ночь с 10 на 11.7 по их указанию были сорваны все плакаты и объявления о выборах. Секретарь обкома партии предупредил по этому случаю латвийского коменданта города.

Подготовка к выборам в большинстве районов проходит удовлетворительно. Основная масса населения с радостью готовится принять участие в выборах. Проведенные митинги и собрания высоко подняли активность народных масс. Исключительное большинство трудящихся становится под лозунги блока “Трудовой народ Латвии”. Многие крестьяне в своих высказываниях говорят, что они не узнают своей страны после того, как рухнуло ульмановское правительство. Созданы из местного актива сотни агитаторов и под руководством наших представителей проводят большую работу. Молодежь начинает принимать активное участие в массовой работе. Особенно это отмечается участие в оборудовании избирательных участков. На отдельных избирательных участках организована консультация для избирателей. В Рудненской волости кулаки и помещики отбирали паспорта у батраков с целью не дать возможности участвовать в выборах. Старшина Продесской волости давал указание десятским, чтобы они говорили крестьянам не приходить на выборы. Ст[арший] полицейский Продесской волости приказал десятским записывать фамилии [тех], кто хорошо относится к Советской власти. Хозяин кирпичного завода Вялкманиншс в Акнинской волости пытался собрать 100 подписей, чтобы его выдвинули в кандидаты сейма. Затея его провалилась. В Бебрецкой волости солдат в одной из деревушек в районе избирательного участка срывал лозунги и плакаты.

11.7.40 года в Двинске состоялось гарнизонное собрание офицерства, где выступили представители КПЛ и блока “Трудовой народ Латвии”. Как ни странно, но собрание тепло и дружно встретило представителей компартии, и весьма одобрительно отнеслись к изложенным им вопросам. В своих выступлениях они объяснили свое неучастие в общественной жизни тем, что они опасались появляться на улице, боясь расправы над ними, и не сорвали бы с них погоны. Они обещали приложить все силы на то, чтобы служить народу и укреплять дружбу с Красной Армией. Начальник уезда Фниднихсон передал командиру латвийской дивизии протест против бесчинства и реакционных выходок кавполка. Был вызван командир кавполка, которого генерал Бахч предупредил, что если такие безобразия будут продолжаться, он его отстранит от должности, и приказал получить в обкоме всю избирательную литературу и расклеить сегодня же.

Рига. В связи с проведенной работой РК ЛКП значительно растет и увеличивается количество агитаторов. Например, в районе № 2 агитколлектив из 30 чел[овек] вырос до 150 человек, главным образом за счет рабочих. В начале избирательной кампании было 3 агитационных машины, а сейчас 7. РК ЛКП районов № 2, 4, 7 сейчас усиленно готовят агитматериал и проводят большую агитационную работу по улицам по обеспечению явки населения на выборы и отдачи своих голосов за блок «Трудовой народ Латвии». 11.7 все проводимые митинги по 2[-му], 4[-му] и 7[-му] районам обеспечивались красноармейской самодеятельностью, организация песен и плясок красноармейцами 27[-й] л[егкой] т[анковой] бр[игады]. Присутствующие исключительно тепло встречают появление красноармейской самодеятельности. Вечером демонстрировались кинофильмы “Петр 1-й”, “Выборгская сторона” и “Трактористы”. У присутствующих на кино остается самое хорошее настроение о советских кинофильмах. В 7[-м] районе среди избирателей айзсарги распускают провокационные слухи о том, что “вы коммунистам не верьте, они продадут латвийский народ. Кто будет голосовать за список трудового блока, тому после будет плохо”. Вместе с этим распространяют слухи о том, что через шесть месяцев будет война между СССР и Германией, скоро придут немцы и восстановят фашистскую власть. Все эти контрреволюционные слухи ораторы от РК ЛКП разоблачают в своих выступлениях на митингах. В районе № 3 на фабрике Гегинер проведено совещание рабочего комитета. Для работы в деревню выделено 10 человек агитаторов. Проведен митинг с охватом не организованного населения. На митинге выступило 8 ораторов. Все призывали голосовать за блок “Трудовой народ Латвии”, благодарили партию, советское правительство и Красную Армию за освобождение латвийского народа. После митинга демонстрировался кинофильм “На морских рубежах”. Здесь впервые трудящиеся Латвии увидели мощный флот Советского Союза, равного которому нет в мире.

В одном из полков проведен митинг солдат. Митинг проводил уполномоченный райкома ЛКП. Солдаты-танкисты пришли на митинг самовольно, чтобы посмотреть кинокартины. 11.7 в этом районе все части, которые расположены в этом районе, приглашены на кино. Командование этих частей дало согласие, в одном из полков будет проведен митинг. По заявлению секретаря РК ЛКП тов. Скутельской, в деревнях сильно развит антисемитизм. Враждебные элементы пускают слух следующего содержания: “После выборов придет Гитлер, и кто голосовал за коммунистов, того уничтожит”. Гражданин Янис Абелитис, проживающий Заметина пл., № 11 кв. № 15 заявил, что “каждого красного, который станет на моем пути, застрелю”. Он имеет револьвер, до сих пор его не сдал, носит при себе. Об этом заявил председатель фабкома ф[абри]ки Воронэ.

В районе № 5 работники райкома и работники политотдела непосредственно работают на предприятиях по вопросу работы с месткомами, партячейками и дирекцией об участии в организованном порядке фабрик и заводов по голосованию. Ежедневно с 16.00 по району объезжают оборудованные агитмашины, создано 13 агитационных пунктов, включая армейские части. Каждый участок имеет свой агитколлектив. Среди женщин-домохозяек, дворников и в целом среди неорганизованного населения проводится систематическая агитационная работа. Агитаторы ходят по квартирам, пропагандируют за кандидатов блока “Трудовой народ Латвии”. В ночь с 11 на 12 июля в этом районе по улице Адольора Краснодвинского района были разбросаны прокламации фашистского характера (ульмановские). Прокламации, написанные от руки детским почерком на латышском языке. В переводе текст прокламации следующий: “Да здравствует Ульманис, долой коммунистов, смерть жидам”. Эти прокламации принес в райком ЛКП рабочий тов. Егоров, работающий при бирже труда сторожем. Его адрес: ул. Твайсо, № 18 кв. 6.

В районе № 6 на большинстве фабрик администрация отпускает средства для оформления колонны. Осмотрены избирательные участки, составлены планы их оборудования. Выделена группа агитаторов в составе 10 человек для работы на избирательных участках Изготовлены плакаты, портреты для избирательного участка. 6 человек подали заявление о приеме в партию. В районе проведено собрание учителей. По информации одной из медицинских работниц Волошюнок, на собрании было настроение враждебного порядка, что выборы предстоящие являются не демократическими. На этом собрании выдвигали кандидатуру учителя Булабиса-Дубень руководителя ортодоксального еврейства. Он имеет капитал вместе с Ульманисом, имел спиртоводочную монополию, пользующийся в значительной части евреев авторитетом. Сейчас ведет антигосударственную работу против демократического правительства.

На конфетной ф[абри]ке Лаймала враждебные элементы ведут агитацию, чтобы не шли на голосование, а за это обещают по 10 лат и по ящику шоколада. В районе № 1 (Портовый) на заводе Экспортхлеб созданы рабочие дружины из 5 человек для охраны завода. Выделен 1 человек для работы в избирательном участке и 4 чел[овек] агитаторами по разъяснению порядка голосования. Проведен митинг с молодежью. Присутствовало около 300 чел[овек]. Из молодежи выделена группа в составе 10 чел[овек] агитаторов для работы среди населения. После митинга была кинокартина “Балтийцы”. 6 человек рабочих подали заявления в партию. На заводе Новомильграбень во время кино неизвестным расклеивались враждебные листовки на заборах. Рабочие эти листовки срывали и уничтожали. Есть предположение, что развешивает враждебные листовки Миллер (мастер суперных пограбов), установлена слежка.

Цесис. В 9 волостях проведены предвыборные собрания, на которых выступали агитаторы из ЦК ЛКП. В волостях Лизумс, Тауренс, Ямпибланка избраны волостные правления, в которые вошли представители от батраков (абсолютное большинство) и по нескольку человек бедняков. В Лизумской волости в состав волостного управления избрана 1 женщина.

М. Смилтенэ. Настроение основной массы населения города и района хорошее. Батраки, ремесленники и часть трудовой интеллигенции стоят на платформе блока “Трудовой народ Латвии”. Представители компартии добились разрешения у командования гарнизона на проведение собрания среди солдат. Собрание проведено. Настроение солдат хорошее. Солдаты заявили, что все пойдут голосовать за блок “Трудовой народ Латвии”. Проведены беседы с рабочими в 2-х кузнечных мастерских, в аптеке и в портняжных мастерских. Настроение масс хорошее. В Цесисском пехотном полку реакционный капрал Грикис еще не успокоился. Он продолжает распространять перед солдатами слухи о Красной Армии. Он рассказывал: “Один красноармеец выбросил[ся] из поезда, идущего в Двинск – Рига. Начальник гарнизона советских войск в Двинске обратился в полицию разыскать его. На второй день полиция его нашла, и красноармеец рассказывал, что ему 3 дня не давали есть. Он сам сорвал с себя одежду и был без сапог. Он все время кричал: “Расстреляйте меня, а я не вернусь обратно служить рабом”. Полиция его передала начальнику гарнизона советских войск в Двинске, где его в присутствии Грикиса расстреляли”.

Другой воспитатель Ульманиса – заместитель командира Вечен рассказывает: один красноармеец в Двинске у одной бедной женщины стащил курицу, за что его перед строем расстреляли.

11.7.40 г. в Краснодвинском районе города Рига проводилось собрание бронеотряда. Присутствовало 20 человек (офицеры и мл[адшие] офицеры сверхсрочники). На собрании была зачитана платформа “Трудовой народ Латвии”. После зачтения платформы был провозглашен лозунг: «Да здравствует блок “Трудовой народ Латвии”». На лозунг присутствующие отреагировали молчанием. Офицер лейтенант задал следующий вопрос: “Что значит демократическая латвийская армия? Значит ли ваша свобода, что мои сбережения будут взяты пьяницами?” Рядовых на собрании не было. Настроение офицерства и сверхсрочников к событиям враждебное, особенно к Красной Армии. Солдатский комитет в пехотном полку не выбран, а назначен командованием полка. В состав комитета входят: капрал Калетов, старший лейтенант Брылкалнс и капитан Меденс (временно исполняющий обязанности начальника штаба полка). Все 3 противники событий, происходящих в стране, выборов в сейм, и ведут агитацию против настоящего положения в стране, ненавидят русских.

9.7.40 года инструкторская рота не присутствовала на собрании полка и старалась сорвать собрание выкриками “долой краснобандников”. Рабочий грузчик гор. Риги сообщил разговор айзсаргов следующего содержания: “Мы все равно отомстим, так как нам все равно погибать и сделаем попытку уничтожить самолеты Красной Армии на аэродроме. У нас есть еще спрятанный самолет, машины и вооружение” (данные требуют проверки). В 23.00 12.7.40 г. в цирке Соломонского гор. Рига демонстрировался советский кинофильм “Ошибка инженера Кочина”. [К] просмотру этого фильма, как ко всем советским фильмам был большой интерес. Помещение цирка было переполнено трудящимися гор. Рига (многие сидели на полу). 1-я часть была встречена бурей аплодисментов, таким же подъемом сопровождалась 2-я часть, но просмотр кинофильма был прерван варварским провокационным актом – в зал был пущен нейтральный дым. Это вызвало панику среди зрителей, демонстрация фильма была сорвана. Выйдя из цирка, масса была сильно возбуждена. Слышались выкрики – “это ульмановцы хватаются как утопающий за соломинку. Это их последнее издыхание. Мы хотим смотреть советские фильмы, и будем смотреть”.

11 июля приблизительно в 23 часа солдаты инструкторской роты полка береговой артиллерии в составе 4 человек на улице Болярас, будучи в нетрезвом виде, остановили курсирующий автобус и сорвали с него красный флаг. Эти же солдаты срывали со стен домов плакаты, призывающие голосовать в сейм за кандидатов блока “Трудовой народ Латвии”. 12.7.40 года солдаты инструкторской роты саперного полка собирались после занятий устроить демонстрацию с призывом не голосовать за кандидатов блока “Трудовой народ Латвии”. Эти же солдаты названной роты обращались с призывом к солдатам других рот присоединиться к их демонстрации. Причем приглашали только латвийской национальности. Своевременно были приняты меры через политического руководителя латвийской армии о недопущении подобной демонстрации»[1680].

Согласно подписанной в 16 часов 14 июля разведсводке № 75 штаба 3-й армии, 12 июля в 7-м районе Риги при проведении предвыборного митинга присутствовали айзсарги, которые выкрикивали провокационные лозунги: «Коммунисты продают народ», «Не верьте коммунистам, они вас обманывают», «Кто будет голосовать за списки Трудового блока, тому после будет плохо». Одновременно распространяют слухи, что через 6 месяцев будет война СССР с Германии, скоро придут немцы и установят фашистскую власть. Расклеенные афиши по выборам в сейм срывали и рвали[1681]. Как отмечалось в подписанной в 16 часов 15 июля разведсводке № 59 штаба БОВО, «на предвыборном собрании 12.7 рабочий Асис, по окончании концерта красноармейской самодеятельности сказал: “Вы только одним весельем, песнями и смехом завоюете всю Европу. Мы на выборах в сейм 14.7 отдадим голоса представителям народа”»[1682].

Как сообщил в 13.40 15 июля в Москву А.Я. Вышинский, «вчера, 14 июля, прошел при громадном подъеме день выборов в Латвийский сейм. По предварительным данным, за вчерашний день проголосовало 60–70 % избирателей. Считаем это крупным успехом. Выборы сегодня продолжаются. Итоги будут известны утром 16 июня. Немедленно сообщу»[1683].

По данным подписанной в 16 часов 15 июля разведсводки № 76 штаба 3-й армии, «первый день выборов превратился во всенародный праздник городов и деревень трудовой Латвии. С раннего утра по улицам городов проходят шествия рабочих и служащих предприятий и общественных организаций с красными флагами, транспарантами, портретами тов. Сталина, руководителей нашей партии и правительства и веселыми песнями, направляющиеся к избирательным участкам. Избиратели шли к избирательным участкам со следующими лозунгами: “Слава великому Сталину, нашему родному отцу и учителю”, «Мы квадратские рабочие все как один голосуем за блок “Трудового народа Латвии”», “Спасибо любимой Красной Армии, обеспечившей нам свободу, защищающей нашу безопасность и мирный труд”, “Да здравствует крепкая и нерушимая дружба великих народов СССР и латвийским народом” и т. д.

В первый день голосования по выборам в сейм приняли активное участие воинские части, которые приходили к избирательным участкам организованно и с песнями». В первый день выборов в Риге проголосовало 60 % избирателей, в Лиепае – 59,6 %, в Даугавпилсе – 68,6 %, в Берзесской волости – 77,2 %, в Дунгавской волости – 61,7 %, в Деманской волости – 84,2 %, а в Силенской волости – 90,8 % избирателей[1684].

В 17.10 15 июля политуправление 3-й армии направило в Москву сводку № 20 об отношении населения к Красной армии:

«Все выделенные политработники для работы на избирательных участках начальниками политотделов проинструктированы и разосланы на участки. На участках работали коллективы красноармейской художественной самодеятельности, радиотелефоны и духовые оркестры. Выборы на всех участках начались ровно в 8 часов по местному времени. По городу Рига основная масса населения на выборы приходила организованно. Рабочие, работницы предприятий на участки пришли в колоннах с красными знаменами, с пением революционных песен и с оркестрами. Колонны украшены портретами тов. Ленина и Сталина, членов Политбюро и ЦК ВКП(б). Чувствуется большой подъем масс.

На 21 час 14.7 по восьми районам города Рига приняло участие в голосовании 79 385 избирателей. По Портовому району проголосовало 9 000 человек, по 6[-му] району проголосовало 12 000 человек, в 1-м районе к 10.00 час[ам] опустили бюллетени 6 950 человек. В 3-м районе на участок для голосования организованно прибыл 1-й полк латвийских войск. В 10[-м] районе караульные роты латвийских войск пришли строем со знаменами на избирательный участок. Офицеров среди них не было. Из беседы с солдатами выясняется, что большинство солдат голосует за кандидатов блока “Трудовой народ Латвии”, но есть среди них [те], которые голосуют против. Имеются данные, что капралы латвийских войск тайно раздают солдатам другой список. В 3-м районе пришедший на участок офицер (лейтенант) отказался голосовать. Многие рабочие и работницы пишут на бюллетенях надписи и лозунги: “Да здравствует Советская власть”, “Да здравствует Красная Армия” и др. В 10[-м] районе ответственный руководитель за техническое оформление председатель управы пытался установить отметку на паспорте о голосовании при получении бюллетеня, а не в момент голосования. Избирательной комиссией это исправлено и о действиях представителя управы по 19[-му] избирательному участку сообщено окружной комиссии. В том же районе при выдаче бюллетеней обнаружено несколько бюллетеней порванные, которые рабочие требовали заменить. Наблюдаются случаи, когда на улицах ведется агитация против голосования за блок “Трудовой народ Латвии” и избирателям даются другие бюллетени. В связи с этим даны указания рабочим дружинам и членам комиссий повысить бдительность. В ночь на 14-е в 10[-м] районе рабочие дружины задержали 5 человек, срывающих плакаты и лозунги, все направлены в полицию. Приток избирателей на участки в течение дня проходил организованно. Для подвозки к избирательным участкам больных и инвалидов выделены автомашины. Избиратели голосуют с желанием и радостью, чтобы обеспечить победу блока “Трудовой народ Латвии”.

По городу Двинск [Даугавпилс] и районам голосование началось в установленное время. Голосование проходит активно. В гор. Двинск первыми на избирательный участок в организованном порядке с красными флагами прибыли части гарнизона. Сотни, тысячи избирателей собираются на избирательные участки. В городах, местечках и селах вывешены красные и национальные латвийские флаги. На 22 часа 14.7 приняло [участие] в голосовании по Двинскому уезду 90 000 избирателей, по Абренскому уезду [ – ] 46 000 избирателей, по Люцинскому уезду [ – ] 42 101 избирателей, по Режицкому [ – ] 55 400 избирателей, по Илуцкому уезду [ – ] 25 410 избирателей. Всего по Двинску и уездам проголосовало 259 911 человек, что составляет по приблизительным данным 70 % избирателей (точного учета числа избирателей в уездах не имеется). В ряде волостей [процент] избирателей, принявших [участие в] голосовани[и] значительно выше. Так, например, по Соминской волости избирателей имеется 1 300, из них приняли [участие] в голосовании в течение дня 14.7 1 135 чел. Отрицательных фактов при голосовании не отмечено. В Алонской волости в одном из местечек 14.7 возник пожар, который в скором [времени] был ликвидирован. Причины пожара расследуются местными властями.

По городу Митава [Елгава] и уездам голосование проходило также организованно и в гор. Митава все участки в течение дня были переполнены избирателями. Солдаты латвийской армии прибыли на голосование строем. На 18 часов по гор. Митава проголосовало 12 000 избирателей, что составляет 75 % всего количества избирателей. По волостям Митавского уезда к 17 часам проголосовало 60 % избирателей. По гор. Тукумс к этому же времени проголосовало более 3 000 человек из общего количества 5 000 избирателей. По гор. Фридрихштадт [Яунелгава] и уезду приняло [участие] в голосовании 75 % избирателей. По гор. Кру[ст]пилс – 70 %, Эргли – Ирмы – Ларьино – Содо – Аташения – Видз [ – ] 70 %, Якобпилс – 85 %, Якобштадский уезд – 60 %. По всей Земгальской области по имеющимся данным числиться 143 422 избирателя. 14.7 из них приняло участие в голосовании 140 543, что составляет 97,9 %. По Латгальской области числится избирателей 250 755 человек, приняло [участие] в голосовании 235 052, что составляет 93,3 %. По Рижской области избирателей числится 214 000, из них проголосовало 181 378 чел., что составляет 80 %.

В отдельных районах отмечена активность враждебных элементов. В районе Якобштадт айзсарги ведут работу по срыву выборов в сейм. Причем в своей агитации они призывают народ голосовать только за пролетариат, за товарища Сталина, за коммунистов, а остальных кандидатов предлагают вычеркивать. В том же районе ведется агитация вычеркивать кандидатов, служивших в учреждениях при Ульманисе, а также имеется агитация на сокращение списка выдвинутых кандидатов, мотивируя это тем, что государству не под силу будет содержать большое количество депутатов в сейм. В Баймском районе в ряде волостей враждебные элементы продолжают распространять слухи о скорой войне СССР с Германией. Старшина уезда Друзинс мер не принимает. В волости Илвирцево проживающие там бывший министр пропаганды он же начальник айзсаргов Березин, бывший секретарь Ульманиса Лавкраст используют различные враждебные элементы в агитации против выборов.

[В] гор. Рига при беседе с группой рабочих фабрики “Дауцингер” выясняется, что хозяин фабрики часто собирает тайные совещания и собирается бежать. По дополнительным данным, социал-демократ Курмис (о котором сообщалось) в настоящее время работает в Военном министерстве вместе с социал-демократом Бруно Калнынш помогает охранке вылавливать активных коммунистов. Замечено, что Калнынш и Курмис проводили совещание узкого круга людей на острове Кундинсаво. Политработники частей Красной Армии сегодня продолжают проводить свою работу на избирательных участках»[1685].

В 15.20 16 июля политуправление 3-й армии докладывало «о ходе голосования по выборам депутатов в сейм. 15 июля ход голосования на избирательных участках проходил с неослабным подъемом. По гор. Рига в голосовании участвовало главным образом не организованное население – дворники, кустари, домашняя прислуга и др. По состоянию на 19 часов по Портовому району проголосовало 5 954 избирателя, по 3[-му] району 1 801, по 6[-му] району 14 999 человек, по 5[-му] району на 15 часов приняло участие в голосовании 10 889 чел[овек]. Голосование проходило живо и организованно. Трудящиеся голосуют за блок “Трудового народа Латвии” с торжеством. Большинство при голосовании не заходит в кабины. В 20[-м] избирательном участке из 9 000 голосовавших в кабины заходило не более 5 чел. Некоторые заявляют: “Зачем заходить в кабины, таких выборов мы ждали 20 лет”. На 6[-й] избирательный участок 9[-го] района рабочий доставил свою 81-летнюю мать. Она проголосовала и со слезами сказала: “Вот дожили до тех дней, что могу голосовать”. В 5[-м] районе приняло в голосовании 17 полицейских, 16 солдат и унтер-офицеров и 2 офицера. Солдаты и офицеры авиаполка, танковой бригады, артполка и моряки голосовать приходили под строем во главе с офицерским составом. Стараясь показать себя не чуждым, один священник при получении бюллетеня на 21[-м] избирательном участке громко спросил: “Этот ли список № 1” и после ответа члена комиссии заявил: «Голосую за блок “Трудовой народ Латвии”» и, [не] заходя в кабину, опустил бюллетень в урну. За ним проголосовал фабрикант Кузнецов. А на 19[-м] избирательном участке 9[-го] района имелся случай нарушения избирательного закона. Один гражданин в кабине карандашом зачеркивал список. Это заметил представитель рабочей организации, подошел к нему и сказал: “Что вы делаете?” и записал его фамилию. Представителю рабочей организации было разъяснено неправильность его действий.

На 19[-м] избирательном участке по вине технических работников допустили опускание бюллетеней в урну без штампа о голосовании. Количество опущенных бюллетеней без штампа не установлено. Для усиления контроля за постановкой штампов выделено 8 чел[овек] из числа беспартийного [актива]. В 7[-м] районе был изъят один фальшивый список кандидатов в сейм от социал-демократов. Эти списки распространяла неизвестная женщина. Задержать ее не удалось. В этом же районе айзсарг Гинзбург пытался проводить агитацию против Красной Армии. Гинзбург был разоблачен рабочими и ими же доставлен. На избирательном участке “Болдырьява” айзсаргами снят плакат, написанный на материи, который найден под мостом в воде. Виновники не установлены.

По гор. Митава [Елгава] на 18 часов 15.7.40 проголосовало 21 568 чел., что составляет по приблизительным подсчетам 90 % всего числа избирателей. По Митавскому уезду, включая город, проголосовало 56 417 чел. или 82 % избирателей. По городу Тукумс проголосовало 5 300 чел. [ – ] 93 % и по уезду 25 700 избирателей или 83 %. Крупные торговцы и кулаки голосовать не приходят. На 15 часов 15.7.40 года по всему Видземскому избирательному округу приняло участие в голосовании 115 815 чел., что составляет приблизительно 75 %.

Имелись отдельные отрицательные факты: в Люцинской волости с частного дома неизвестными лицами был сорван красный флаг. Полицейский Грунтал (шкауновский избирательный участок) при голосовании порвал бюллетень. Поп Пушменовский (Мердинская волость), приодевшись в крестьянское платье, агитировал население не ходить голосовать и вычеркивать кандидатов в сейм. Начальником уезда приняты меры. В гор. Двинске [Даугавпилсе] в обком партии доставлена контрреволюционная листовка, направленная против Красной Армии, Советского Союза и компартии Латвии. Листовка отпечатана на машинке. Три солдата кавполка при голосовании демонстративно разорвали бюллетени и только после разъяснения им, что этим поступком они лишили себя права голосовать, они вторично получили бюллетени и проголосовали. Офицер артполка Шрейбер, инструктируя солдат как голосовать, говорил солдатам, что можно голосовать и можно не голосовать. А если голосовать, то можно вычеркивать кандидатов, можно опустить в урну пустой конверт. Городская жандармерия пришла на участок голосовать с красными флагами и оркестром. Перед голосованием оркестр исполнил “Интернационал”.

Внимание граждан на избирательном участке привлекало хорошее оформление участка, массовые формы работы и выпущенная стенная газета. В одной из заметок этой газеты избиратель пишет: “Мне 76 лет. Я в своей жизни принимал участие во многих выборах. Участвовал в выборах сейма и в 1931 году. Но теперешние выборы являются самыми демократическими. Теперь я уверен, что наш народ придет к счастливой жизни”. На 23.00 часа 15.7.40 года по имеющимся данным в гор. Рига приняло участие в голосовании 124 293 чел. или 80 % избирателей. В 1[-м] районе приняло участие в голосовании 6 324 чел. В 3[-м] районе приняло участие в голосовании 19 019 чел. В 5[-м] районе 11 871 чел. В 6[-м] районе голосовало 16 210 чел. Избирательные комиссии по окончании голосования приступили к подсчету голосов.

По городу Двинску на 20.00 15.7 приняло [участие] в голосовании 23 830 человек. Избирательные комиссии по уездам закончили свою работу. По Абренскому уезду опущено 63 136 бюллетеней, из которых признано участковыми комиссиями не действительными 517 бюллетеней. По Люцинскому уезду опущено 50 887 бюллетеней, признано не действительными 267 бюллетеней. По Илуцкому уезду опущено 31 754 бюллетеня, из которых признано не действительными 910. По городу Либава [Лиепая] на 20.00 проголосовало 94 % избирателей. По Сямской местности 80–93 % избирателей. Данных по подсчету голосов не имеется. По Якобштадтскому уезду приняло [участие] в голосовании 93 % избирателей, признаны не действительными бюллетени менее одного проц. В отдельных волостях количество принявших [участие] в голосовании 95–97 % (Фридрихштадт [Яунелгава], Висетас, Зас, Залье). Меньший процент избирателей принял [участие] в голосовании по гор. Крустпилс [ – ] 76 %.

Предварительные итоги подсчета голосов, поданных за блок “Трудовой народ Латвии”, показывают возросшую политическую активность рабочего класса, трудящихся Латвии и тесную дружбу латвийского народа с народами Советского Союза и Красной Армии. Победа блока “Трудовой народ Латвии” показывает также, что политорганы, партийно-политический аппарат, парторганизации частей РККА за короткий период предвыборной кампании справились со своими задачами и помогли компартии Латвии обеспечить победу блока «Трудовой народ Латвии» при выборах депутатов в сейм»[1686].

По данным подписанной в 16 часов 17 июля разведсводки № 78 штаба 3-й армии, в Валмиере в ночь на 15 июля была найдена контрреволюционная листовка, написанная от руки по-латышски: «Долой сброд и банду, назначенных русскими! Избиратели, вычеркивайте кандидатов! Да здравствует свободная Латвия! Немецкая армия готова вступить в бой, чтобы разогнать проклятых коммунистов». В избирательных районах №№ 2, 4 и 7 г. Риги из 46 997 голосовавших 987 зачеркнули бюллетени, а 19 не опустили бюллетени в урну. На некоторых бюллетенях имелись контрреволюционные надписи: «Да здравствует национальная независимая Латвия! Выгоним коммунистов», «Бей жидов», «Пусть будет воля божья». Ульманис, Гитлер и Муссолини были подписаны в бюллетени как кандидаты[1687].

Всего в выборах в Латвии приняло участие 1 181 323 избирателя (94,8 % от имеющих право голоса), из которых 1 155 807 (97,8 %) проголосовало за кандидатов блока «Трудового народа»[1688]. После объявления официальных результатов выборов в Риге 18 июля состоялась более чем 100-тысячная демонстрация под лозунгами «Да здравствует Советская Латвия!», «Да здравствует Советская Латвия – 14-я республика СССР!», «Мы требуем присоединения Латвии к СССР!»[1689].

В 15.00 19 июля начальник политуправления 3-й армии направил в Москву сводку № 22 об отношении населения к Красной армии:

«Двинск [Даугавпилс]. По данным делегата связи при 10[-м] п[ехотном] п[олку] в связи с переменой некоторыми частями РККА дислокации, враждебные элементы Советской власти распространяют слухи: “Немцы требуют от СССР вывести части РККА из Латвии, Литвы, Эстонии. На сегодня мотомехчасти выведены, а с остальными при первом немецком выстреле расправимся за два часа”. Разговоры были 16.7.40 г. в парикмахерской 10[-го] п[ехотного] п[олка] между лейтенантом Спандерпес, инструктором Леонкикс и еще некоторыми. В ответ на это один солдат по национальности еврей сказал: “Пока светит солнце и существует жизнь в природе Красная Армия не уйдет. Красная Армия освобождает народы навечно”. По заявлению солдата 5[-го] п[ехотного] п[олка], 127 солдат полка, по национальности русские, желают принять советское гражданство и требуют смены офицерского состава полка. В противном случае самовольно их выгонят.

Гор. Рига. 18.7.40 года в честь победы блока “Трудовой народ Латвии” на выборах в сейм состоялась 100-тысячная манифестация трудящихся. Манифестация проходила организованно с большим политическим подъемом и активностью, пением советских революционных песен. Колонны несли красные знамена и лозунги: “Требуем присоединения Латвии к Советскому Союзу как 14-й союзной республики”, “Требуем предать суду Ульманиса”, “Требуем установления Советской власти в Латвии”, “Да здравствует Красная Армия”, “Да здравствует Сталин”.

В демонстрации участвовало около 200 солдат, среди них были и офицеры. Колонны солдат несли красные знамена и портреты т.т. Сталина, Молотова и Ворошилова. При встречах красноармейцев, командиров и политработников колонны сердечно и бурно приветствовали [их] с криками “Да здравствует Красная Армия”. Одна из колонн организовала на улице массовые танцы под струнный оркестр. Присутствовавшие заявляют, что “такое веселье и танцы на улицах города Риги происходят впервые. Это благодаря приходу Красной Армии”»[1690].

19 июля английский дипломат Маккиллоп сообщал из Риги в Лондон: «Массовые демонстрации, насчитывающие многие тысячи участников, прошли вчера вечером, чтобы отпраздновать успех трудящихся Латвии. Избирательный блок трудового народа требует создания Советов в Латвии как в 14-й советской республике или союза с СССР…»[1691].

20 июля латвийское правительство внесло изменение в закон об исполнении должности президента государства, согласно которому с 12 часов 21 июля обязанности президента будет исполнять министр-президент А. Кирхенштейнс[1692].

21 июля в Риге открылся Народный сейм, принявший в тот же день декларации об установлении Советской власти и о вхождении Латвийской ССР в состав Советского Союза. Вечером того же дня в Риге состоялась новая массовая демонстрация, поддержавшая решения Народного сейма. 22 июля были приняты декларации об объявлении земли всенародной собственностью и о национализации банков и крупных промышленных предприятий[1693]. В 15.10 30 июля из Риги в Москву на VII сессию Верховного Совета СССР выехала Полномочная делегация Народного сейма Латвийской ССР в составе 20 человек, которая 31 июля прибыла в столицу СССР[1694].

В ходе открывшегося в 18 часов 5 августа совместного заседания Совета Союза и Совета Национальностей Верховного Совета СССР глава Полномочной делегации Народного сейма А. Кирхенштейнс просил «Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик принять Латвийскую Советскую Социалистическую Республику в состав Советского Союза в качестве союзной республики». Затем выступили члены Полномочной делегации П. Плесумс, Е. Русис-Палдыня, Ю. Паберзе и Ю. Лацис, которые также просили Верховный Совет СССР принять в Латвийскую ССР в состав СССР. В тот же день Верховный Совет СССР принял закон о принятии Латвийской ССР в состав Советский Союз[1695].

6 августа в городах Латвии прошли массовые демонстрации и митинги по поводу вступления в состав СССР[1696]. 24–26 августа состоялась 2-я Чрезвычайная сессия Народного сейма, который был преобразован во Временный Верховный Совет Латвийской ССР. Была утверждена Конституция Латвийской ССР, председателем Президиума Временного Верховного Совета был избран А. Кирхенштейнс, а председателем СНК Латвийской ССР – В. Лацис[1697].

Эстония

Согласно подписанной в 10 часов 2 июля разведсводке № 198 штаба ЛВО, «по сведениям местных жителей, в г.г. Нарва и Печоры проходят массовые митинги населения, которые требует присоединения этих городов к СССР»[1698]. Подписанная в 16 часов 2 июля оперсводка № 34 штаба 65-го ОСК отмечала, что «со стороны эстонских властей и местного населения отрицательных моментов не наблюдалось. Рабочие, служащие и большинство интеллигенции относятся к частям Красной Армии доброжелательно, под всякими предлогами стараются обменяться мнениями с бойцами и командирами РККА. Рабочий ж.д. транспорта в беседе заявил, что “все события в Эстонии еще не удовлетворяют рабочий класс, мы будем добиваться Советской власти”. По заявлению этого рабочего, в Печорах идет большое движение за создание Советской власти в Эстонии и присоединения ее к СССР. Многие интересуются данными наших самолетов и танков. Жители, выселяемые из жилых домов, предназначенных для расквартирования частей корпуса, проявляют большое недовольство. Юнкера военных школ и полицейские, как правило, наш командный состав не приветствуют. Основная масса солдат настроена доброжелательно к Красной Армии, но многие из них еще не совсем уверены в моще нашей армии, под влиянием офицерской пропаганды. Среди населения распространяются слухи, что Красная Армия прибыла в Эстонию для войны с Германией»[1699].

4 июля в Эстонии была легализована коммунистическая партия и разрешено издание ее газеты «Коммунист»[1700]. 5 июля эстонское правительство ввело в армии институт политических руководителей и приняло закон о создании добровольной «Народной самозащиты». Одновременно в воинских частях началось создание солдатских комитетов[1701]. В тот же день президент Эстонии издал распоряжение о роспуске Государственной думы и организации новых выборов, а правительство упразднило вторую палату Государственного собрания – Государственный совет[1702]. Соответственно, 6 июля глава эстонского правительства объявил о проведении 14–15 июля выборов[1703], которые следовало проводить на основании существующего Закона о выборах, в который 5 и 9 июля были внесены изменения[1704]. В тот же день, 6 июля, была опубликована избирательная платформа «Союза трудового народа Эстонии», в состав которого входили 22 общественные организации[1705]. Одновременно в Таллине прошла 20-тысячная демонстрация в поддержку этого избирательного блока под лозунгами «Да здравствует тесный и нерушимый союз Эстонской республики и СССР!», «Объединимся вокруг группы «Союз трудового народа»!»[1706].

В изданной в 22 час 7 июля разведсводке № 207 штаба ЛВО указывалось, что «русский помещик, проживающий в м. Удриа, в беседе с капитаном Ромащенко заявил: “Почему СССР не займется по серьезному Эстонией, эта такая зловредная страна ненавидящая русских и все время готовящая провокации против СССР. Надо крепкой рукой СССР свернуть ей голову, чтобы она не кичилась и уважала другие народы”». Этот факт был расценен как провокационная попытка, вероятно, иностранного агента обострить советско-эстонские отношения[1707]. Как отмечалось в изданной в 22 часа 7 июля оперативной сводке № 318 штаба ЛВО, «6.7.40 в Тарту проходила демонстрация и митинг, посвященные предстоящим выборам в Государственный сейм. Напротив городской ратуши на автомашине была устроена радиофицированная трибуна. Лозунги и знамена у демонстрантов были исключительно красные. Текст лозунгов: “Да здравствует дружба народов Эстонии и СССР”, “Да здравствует Эстонская компартия”, “Да здравствует вождь мирового пролетариата т. Сталин”. В демонстрации принимали участие эстонские воинские части (около 2 рот под командой средних офицеров), которые несли лозунг “Да здравствует демократизация армии”. В демонстрации приняло участие до 5 тыс. местного населения, у многих на груди имелись красные банты, красные звезды и на рукавах красные повязки. В начале и конце митинга демонстранты пели Интернационал на эстонском языке»[1708].

9 июля начальник политуправления ЛВО дивизионный комиссар П.И. Горохов направил в ПУРККА доклад № 008346 о том, что «по данным Особого отдела НКВД активные члены Кайцелита интенсивно продолжают свою вражескую деятельность, организовывая банды для подготовки вооруженного выступления против рабочего класса Эстонии и наших частей. Создаваемые отряды продолжают оставаться вооруженными, несмотря на приказ о сдаче оружия. Работа по созданию вооруженных отрядов проводится тайно». В документе приводились конкретные примеры создания складов оружия и создания отрядов, а также отмечалось, что бывший палач армии Юденича Семен Перетряхин, проживающий в Тарту, заявил: «Эх, бывало в 18–20-х годах я ловко разделывался с комиссарами, порученными мне для пытки, выжимая из них военные тайны. Надеюсь, что немного времени пройдет, как придется опять поработать над комиссарчиками». Его было решено арестовать и отправить в Ленинград, также было решено арестовать организаторов и активных участников банд.

«Со стороны враждебных элементов Эстонии отмечены факты открытых антисоветских выступлений.

Жена б[ывшего] майора эстонской армии Сузи в беседе заявила: “Все, что сейчас происходит в Эстонии – это очень кратковременно. Придут немцы и нас освободят”.

Сын торговца Мендера в беседе заявил: “Мне бы дали винтовку. Я бы один застрелил человек полтораста коммунистов. Ну, да придет то время, когда я осуществлю свои замыслы”».

«Торговцы братья Антер систематически проводят среди эстонского населения враждебную нам агитацию, заявляя: “Нужно вести борьбу по предотвращению восстановления Советской власти в Эстонии, так как от коммунистов ожидать хорошего нельзя, они способны только грабить”». Предлагалось Мендера и братьев Антер арестовать и направить в Ленинград для продолжения следствия[1709]. Как отмечалось в изданной в 18 часов 12 июля разведсводке № 46 штаба 8-й армии, «руководители распущенной организации “Кайтселийт” составили обращение к Гитлеру об освобождении Эстонии от частей Красной Армии и ведут сбор подписей под это обращение»[1710].

Несмотря на наличие подобных настроений, каких-либо ограничений в избирательных правах Народным правительством Эстонии не вводилось. В результате различные буржуазные группы выдвинули 78 кандидатов в 66 избирательных округах. Однако у них возникли проблемы с регистрацией кандидатов в избирательных комиссиях. Так, в Таллине было отклонено 11 представлений о выдвижении кандидатов, а часть кандидатов сняла свои кандидатуры. В итоге только 1 буржуазный кандидат принял участие в выборах, но, естественно, не собрал необходимого числа голосов[1711]. В немалой степени это было связано, в том числе и с тем, что, по данным изданной в 13 часов 13 июля сводки № 64 штаба 1-го стрелкового корпуса, «женщины работницы с благодарностью относятся к частям Красной Армии за то, что с приходом частей Красной Армии сократился рабочий день и увеличилась зарплата с 18 до 38 сентов за день»[1712].

14 июля командование дислоцированной в Эстонии Особой авиагруппы издало приказ № 00531:

«В связи с выборами Государственной думы Эстонии возможны контрреволюционные выступления, направленные против Красной Армии и срыву проведения выборов. Приказываю:

1. Все части немедленно привести в полную боевую готовность и быть в этой готовности до особого распоряжения.

2. Всему личному составу выдать дополнительный боекомплект патрон и раздать по подразделениям ручные гранаты.

3. На аэродромах Таллин, Курессааре и Валли иметь дежурными по одной эскадрилье, а на остальных аэродромах, где базируются истребительные эскадрильи, иметь по одному звену.

Кроме того, каждому гарнизону иметь дежурную часть усиленного состава не менее роты с пулеметами и держать круглые сутки в полной боевой готовности.

4. Усилить караульную службу, дежурных по гарнизону и начальников караулов назначать и[з] хорошо грамотных средних командиров. В районах сборных пунктов и расположении эстонских войск высылать патрулей, которым наблюдать за их действиями.

5. Всегда иметь готовый автотранспорт для переброски летно-технического состава и дежурной части.

6. Во всех гарнизонах немедленно подыскать помещение для размещения арестованных.

7. В случае контрреволюционного выступления эстонские войска и вооруженные группы разоружать, последних, главарей и зачинщиков арестовывать. При вооруженном сопротивлении подавлять самым решительным образом.

8. В случае порыва проволочной связи немедленно переходить на радио, дублируя самолетами, принимая все меры к восстановлению телефонно-телеграфных линий.

9. В течение всего выборного периода запретить отпуска всего личного состава из гарнизонов как отдельных лиц, так и организованным порядком.

10. Командиру 52 полка 25 % личного состава держать в боевой готовности на аэродроме, а для остальных, находящихся в городе, иметь всегда готовые автомашины.

11. Переговоры открытым текстом по боевой готовности и выборам в Гос[ударственную] думу категорически запрещаю.

12. Оперсводки представлять 3 раза в сутки в 5.00, 12.00 и 21.00 без опозданий.

13. Установить связь с наземными войсками, расположенными вблизи аэродрома, и возможно оказать помощь»[1713].

Однако никаких нежелательных инцидентов во время выборов не было. В прошедших 14–15 июля выборах в Эстонии приняло участие 591 030 избирателей (84,1 % от имевших право голоса), из которых за кандидатов «Союза трудового народа» проголосовало 548 631 человек (92,8 %)[1714]. 17 июля в Таллине состоялась 50-тысячная демонстрация под лозунгами «Да здравствует Советская Эстония!», «Требуем вступления Эстонии в состав Советского Союза!». На следующий день такие же демонстрации прошли и в других населенных пунктах[1715].

Изданная в 18 часов 17 июля разведсводка № 51 штаба 8-й армии констатировала, что «реакционные элементы Эстонии (купцы, попы, активные члены “кайтселийт”) проводят контрреволюционную агитацию против Советского Союза, особенно усиленно агитация проводилась в день выборов в думу. В районе кладбища в мз. Кейла 14.7 пастор проводил собрание, на котором присутствовало 500 человек, он призывал не голосовать за кандидатов “союза трудового народа”, в результате на 14.7 проголосовало 25–30 чел. В поселке Копли в ночь с 14 на 15 предвыборные плакаты были сорваны. 14.7 в г. Таллине и Тарту хозяева собрали рабочих, предоставили им транспорт (машины и моторные лодки) бесплатно для поездки за город “отдохнуть” – лишь бы не участвовали в голосовании. В 3[-й] артгруппе г. Тарту проводилась агитация среди солдат (сверхсрочников), чтобы те не голосовали, т. к. выбирают только коммунистов, ставленников Советского Союза. В 4.30 14.7 в г. Нарва три велосипедиста срывали предвыборные плакаты»[1716].

19 июля части пограничных войск НКВД СССР докладывали: «В 19.00 17 июля 1940 г. с эстонской стороны от дер. Видовичи к ж[елезной] д[ороге] Псков – Изборск, на участке 15-й заставы и участке 16-й заставы, вдоль линии границы проходила демонстрация с красными знаменами в количестве 500 человек.

В 20.00 17 июля 1940 г. с эстонской стороны в направлении Рижского шоссе на участке 18-й заставы подходила к границе демонстрация с красными флагами в количестве 40 человек.

В 21.00 17 июля 1940 г. в направлении ж[елезной] д[ороги] Псков – Изборск вновь проходила демонстрация около 5–6 тыс. человек. При подходе к границе демонстрация разделилась на две колонны, одна из них направилась к Рижскому шоссе, а вторая – в сторону дер. Видовичи.

Демонстрация двигалась с лозунгами: “Да здравствует победа союза трудового народа!”, “Да здравствует Компартия!”, “Да здравствует Красная Армия!”

Демонстранты нашему составу КПП задавали вопросы, почему их не встречают на советской стороне. Требовали открыть границу, считали, что им будет разрешено ведение переговоров.

На месте происшествия (на нашей стороне) находились начальник отряда полковник Деревянко и начальник штаба отряда капитан Васильев.

В 22.00 17 июля 1940 г. демонстранты удалились в глубь территории Эстонии»[1717].

20 июля начальник политуправления 8-й армии дивизионный комиссар Д.А. Лестев направил в ПУРККА доклад № 0200 «О работе политорганов по оказанию помощи партийным комитетам и профсоюзным организациям в период подготовки и проведения выборов в Государственную Думу Эстонии»:

«В период подготовки к выборам в Государственную Думу Эстонии Военный Совет и Политуправление армии дали указания военкомам и политорганам соединений об организации в районах их расквартирования активной помощи местным избирательным комиссиям и партийным комитетам. Для установления непосредственной связи с руководителями избирательной кампании на местах фамилии и адреса последних были сообщены военкомам корпусов и дивизий. Предложено оказывать избирательным органам в дни выборов содействие предоставлением им транспортных средств, оркестров, красноармейской художественной самодеятельности. ПУАРМОМ установлена была связь с Центральным избирательным комитетом и Центральным Комитетом компартии Эстонии.

Политорганами из лучших проверенных политработников, коммунистов и комсомольцев было подобрано строго ограниченное количество агитаторов по работе среди населения. Перед агитаторами были поставлены задачи: 1) Разъяснять, с какой целью пришла Красная Армия в Эстонию и разоблачать провокационные клеветнические слухи, 2) Популяризировать широко [сведения] о кандидатах в депутаты, выдвинутых “Союзом трудового народа Эстонии”, 3) Разъяснять платформу “Союза трудового народа”.

В городах и населенных пунктах политорганы принимали участие в проводимых митингах и демонстрациях. Для выступления на митингах были выделены наиболее подготовленные политработники и красноармейцы.

В период подготовки к выборам с 10 по 13 июля в районе 49[-й] С[трелковой] Д[ивизии] в городах Валга, Тырва и окрестностях было проведено 17 митингов. Выступления наших представителей, прерывались аплодисментами, криками “ура”, приветственными возгласами в честь Красной Армии, Советского Союза, товарища Сталина. Выступающим бойцам, командирам и политработникам преподносили цветы. На митингах выступали представители компартии Эстонии, представители профсоюзов, [в] последние дни и представители солдат и офицеров. Их выступления были направлены на укрепление дружбы с Советским Союзом и призыву голосовать за кандидатов “Союза трудового народа Эстонии”.

В городах Выру, Тарту, Таллин были организованы вечера встречи красноармейцев и командиров с солдатами и офицерами эстонской армии. Вечера прошли организованно и оказали сильное влияние на солдат, которые впервые имели возможность участвовать в политической жизни страны. На вечерах были выступления представителей Красной Армии и эстонской армии. Выступления были подготовлены в духе демократизации эстонской армии и установления такого государственного строя в Эстонии, который отвечал бы требованиям народных масс. После окончания вечеров для участников были организованы большие концерты, в которых принимали участие артисты ленинградских театров, армейский джаз-оркестр, ансамбль красноармейской песни и пляски ЛВО и красноармейская художественная самодеятельность частей.

Для обслуживания избирателей в дни выборов максимально были использованы все имеющиеся художественные силы.

В городе Тарту было дано 2 специальных концерта ленинградских артистов для местного населения. Зал городского театра был переполнен. Концерты имели большой успех. Армейских джаз-оркестр во время выборов дал для избирателей 16 концертных выступлений.

В городе Таллине было дано для населения 2 концерта артистов Академических театров, ежедневно выступал ансамбль красноармейской песни и пляски ЛВО, встречаемый особенно приветливо жителями.

Кроме того, в частях ежедневно для избирателей было организовано выступление красноармейской художественной самодеятельности, духовой оркестр, просмотр кинокартин.

Политотделом 49[-й] С[трелковой] Д[ивизии] было организовано в населенных пунктах 5 выступлений красноармейской художественной самодеятельности и 58 кино-сеансов. Демонстрировались кинокартины: “Ленин в 1918 году”, “Человек с ружьем”, “Богатая невеста”, “Цирк”, “Друзья встречаются вновь”, “Учитель”, “Линия Маннергейма”, “Девушка с характером” и другие.

14 и 15.7 оркестры частей играли советские песни вблизи избирательных участков. Организована через усилитель передача советских грампластинок.

Частями были выделены машины для подвоза избирателей в избирательные участки.

На второй день выборов в населенные пункты были посланы агитаторы из местного актива рабочих, которые напоминали избирателям о необходимости принять участие в голосовании. Особенно это практиковалось в местах, где был низкий процент голосования в первый день выборов.

Проведенные мероприятия политорганами по оказанию помощи партийным комитетам и избирательным комиссиям, несомненно, оказали большое влияние на население и увеличили процент явки для голосования.

Выборы прошли активно и организованно.

В выборах принимало участие в целом по стране 84,1 % к общему числу избирателей. По всем 80 округам избраны депутатами кандидаты, выдвинутые “Союзом трудового народа”. За кандидатов “Союза трудового народа” голосовало 92,8 % из числа принявших участие в голосовании. Во многих местах процент принимавших участие в голосовании превышает 90 %. Так, например, в целом по Валгскому уезду число участвовавших в голосовании составляет 91,4 %, а по отдельным волостям: город Тырва 98,6 %, волость Хельме 94,5 %, Куйгацы 95,6 %, Тахева 97,2 %. В избирательном участке Красная Гора принимало участие в голосовании 97 % избирателей и только 4 человека подали голоса против кандидатов Трудового фронта.

В избирательных участках Тирза, Цесвийне, Дзелгава, Лубана, Адулихне (Мадонский уезд Латвия) принимали участие в голосовании 100 % избирателей. В целом в Нарвском краю приняло участие в голосовании 98 %.

В период выборной кампании в Эстонии неизмеримо выросла политическая активность трудящегося населения. Авторитет Советского Союза и Красной Армии в глазах трудящихся масс растет с каждым днем. Те, кто раньше верил в клевету на Советский Союз и Красную Армию, теперь убедился на деле в том, что Советский Союз и Красная Армия являются истинными друзьями трудящихся и защищают их интересы. В дни выборов отмечено много примеров, когда трудящиеся проявляли исключительную любовь и уважение к Советскому Союзу и Красной Армии.

Из местечка “Красная Гора” к начальнику политотдела 56[-й] С[трелковой] Д[ивизии] 13.7 были посланы представители с просьбой прислать им оркестр и представителей. Многотысячная толпа ожидала бойцов и командиров целый день. Появление машин с красноармейцами вызвало большой восторг собравшихся. Долго не прекращались крики “ура”, приветственные возгласы в честь т. Сталина, Советского Союза и Красной Армии. Явка к избирательным урнам в этом участке была почти стопроцентной.

В Цыргумене учитель начальной школы бывший прапорщик царской армии говорил: “О русских нам рассказывали как о самых зверских людях, а мы увидели наоборот. Красная Армия самая культурная армия. За время как пришла Красная Армия мы не слышали ругани, мата, похабных анекдотов, тогда как в царской армии культивировались мат, пьянство, игра в карты”.

Учительница на участке Игоста говорила: “Такой армии, культурной и хорошей, я еще не видела. Я помню зверства немецкой армии, но теперь с приходом Красной Армии мы заживем так, как живет народ Советского Союза”.

Требования преобразования буржуазной Эстонии в советскую и присоединения ее к Советскому Союзу становятся популярными среди трудящихся масс.

17 июля в г. Таллине на площади Свободы состоялся грандиозный митинг трудящихся, посвященный итогам выборов в Государственную Думу. У демонстрантов значительное число лозунгов было с требованием присоединения Эстонии к Советскому Союзу.

17.7 состоялся митинг в Хаапсалу, в котором принимало участие 2 000 человек. На митинге принята резолюция, в которой участники приветствуют коммунистическую партию, Советский Союз, Красную Армию и требуют присоединения Эстонии к Советскому Союзу.

19.7 политуправление армии получило письмо от Тартуского профсоюза работников кино, в котором они приветствуют Красную Армию и ее вождей.

В эстонской армии процесс демократизации в последние дни значительно расширился. В Тартуском гарнизоне во всех частях 2[-й] дивизии избраны Солдатские комитеты. Офицеры внешне выражают свою солидарность происходящим событиям и изъявляют готовность служить новому правительству. Награды, полученные от буржуазных правительства за борьбу против Красной Армии в годы гражданской войны, сняли, не носят. Перед политическими руководителями, назначенными в эстонскую армию, офицеры заискивают, любезничают. Среди солдат, главным образом маломощных слоев и батраков, отмечается желание к вступлению в Красную Армию.

Повышение политической активности трудящихся масс и победа блока “Союза трудового народа” на выборах еще больше усилили злобу врагов по отношению к Советскому Союзу, Красной Армии и коммунистической партии Эстонии. Со стороны буржуазии и провокационных элементов во время выборов были попытки провалить кандидатов “Союза трудового народа”.

Отмечены следующие факты:

1. 13.7.40 г. на площади Свободы гор. Таллина после общегородского митинга группа эстонцев в количестве 9 человек вела агитацию в пользу Лайдонера и других бывших правителей Эстонии. Все 9 человек были арестованы рабочей дружиной.

2. В местечке Кей[л]а на кладбище один неизвестный, приехавший из города Таллина, собрал около 100 человек и вел агитацию о том, что выборы ведутся неправильно, так как выдвинут один кандидат. Тут же он для голосования в Государственную думу выдвинул одного помещика.

3. Отмечены случаи, когда в урны опускали пустые конверты без бюллетеней. Некоторым русским гражданам бюллетени были не выданы вовсе.

4. Во время посещения агитаторов из рабочих избирателей с целью выяснить причины неявки для голосования имели место факты отказа от голосования и резких враждебных высказываний против кандидатов.

5. В 44[-м] избирательном округе города Тарту некоторые избиратели получили от представителей местного самоуправления бюллетени не с той кандидатурой, которая баллотировалась в округе.

6. Учитель Коростеньского училища Отс призывал не голосовать за кандидатов Трудового народа Эстонии, при этом заявлял, что “Красная Армия пришла в Эстонию для того, чтобы обирать эстонцев, так как у себя в Советской России они ничего не имеют”.

7. На кирпичном заводе Розенкронца в гор. Валка хозяин вместе с профсоюзом организовал собрание, на котором приняли решение голосовать только пустыми бумажками.

8. В местечке Уникюла некий Ханс Мельдер в группе населения заявил, что он имеет ордер от полиции на арест людей, которые будут поддерживать выставленных кандидатов в Государственную думу.

9. Много бюллетеней, из числа признанных недействительными, имели провокационные клеветнические надписи в отношении к Советскому Союзу, коммунистической партии Эстонии, кандидатам “Союза трудового народа”. В некоторых надписях идеализировались бывшие правители Эстонии и были сделаны угрозы коммунистам.

10. За 3 дня до выборов в избирательных округах 59–64 на каких-то собраниях от буржуазии были выдвинуты свои кандидаты, почти все помещики, капиталисты – всего 11 человек. Секретарю парткома т. Аборн был дан совет вызвать всех этих кандидатов и добиться, чтобы они сняли свои кандидатуры. После беседы все 11 человек отказались от баллотирования.

11. 17.7 во время демонстрации в г. Таллине при подходе к советскому полпредству одна, видимо, заранее подготовленная группа, стала устраивать большой крик, приветствуя национальное знамя. В этот же момент кто-то из толпы это знамя сорвал. Воспользовавшись этим, группа реакционных элементов подняла шум, и из толпы было произведено три выстрела. Рабочая охрана при помощи наших бойцов всю толпу рассеяла. Часть организаторов задержана.

В сложившейся обстановке, когда трудящиеся массы под руководством компартии одержали блестящую победу на выборах, в политической и экономической жизни страны будут коренные изменения, возможно усиление провокации и диверсий со стороны буржуазии, помещиков и других врагов народа. Уже отмечен факт подготовки взрыва одного завода у Нарвы.

Учитывая это, политуправлением армии дано указание всем военкомам и нач[альникам] политорганов об усилении бдительности и охраны общественного порядка»[1718].

События около советского полпредства 17 июля отразились в направленном 20 июля в Рим донесении итальянского посланника в Таллине В. Чикконарди: «Политические выборы дали почти плебисцитарный результат в пользу кандидатов-коммунистов. Оппозиционные кандидатуры были аннулированы. Избиратель мог голосовать лишь за кандидата-коммуниста, либо опустить в ящик пустой бюллетень, либо вообще воздержаться от голосования.

Судя по некоторым утверждениям, тайна голосования не была обеспечена, так что опустить незаполненный бланк было исключительно опасно. С другой стороны, воздержание от участия в выборах квалифицировалось как преступление против государства.

После выборов народ собрался, чтобы отпраздновать их результаты. Были сформированы колонны рабочих, которые несли красные знамена с призывами к объединению с Советским Союзом. Эстонский флаг был сорван. Возникали короткие схватки между людьми. Русские солдаты открыли огонь по толпе. Было произведено множество арестов. По окончании спортивного представления опять стали вспыхивать перепалки, так как зрители пели эстонский гимн в знак протеста против того, что оркестр играл только гимн большевиков. Повторились массовые аресты демонстрантов и вооруженное вмешательство русских войск для восстановления порядка»[1719].

Как позднее вспоминал советник советского полпредства в Литве В.С. Семенов, 17 июля «в Таллине мы были свидетелями антисоветской демонстрации и перестрелки у здания посольства. Во время перестрелки Жданов упорно не хотел уходить с балкона посольства, подставляя себя под пули как живую мишень. Мы с Вышинским старались утащить его с балкона или, по крайней мере, прикрыть собою»[1720].

21 июля в эстонских газетах были опубликованы выдвинутые на собраниях рабочих требования к избранным депутатам Государственной думы, сводившиеся к установлению Советской власти и вхождению Эстонии в состав СССР[1721]. Открывшееся в тот же день сессия Государственной думы приняла декларацию об установлении Советской власти, 22 июля – декларацию о вступлении Эстонской ССР в Советский Союз, а 23 июля – декларации о национализации банков и крупной промышленности и об объявлении земли народным достоянием[1722]. В 19 часов 23 июля Государственная дума Эстонии удовлетворила просьбу К. Пятса об освобождении его от должности президента и возложила обязанности президента Эстонии на премьер-министра И. Вареса[1723]. 29 июля из Таллина в Москву на VII сессию Верховного Совета СССР выехала Полномочная делегация Государственной думы Эстонской ССР. 30 июля делегация провела в Ленинграде, а 31 июля прибыла в Москву[1724].

В ходе открывшегося в 18 часов 6 августа совместного заседания Совета Союза и Совета Национальностей Верховного Совета СССР глава Полномочной делегации Государственной думы И. Лауристин заявил: «Мы, члены Полномочной комиссии Эстонской Государственной думы, надеемся, что просьба Государственной думы о вхождении Эстонской Советской Социалистической Республики в состав Союза Советских Социалистических Республик в качестве союзной республики будет удовлетворена Верховным Советом». Затем выступили члены Полномочной делегации Ю. Тельман, Г. Абульс, М. Юрна и Н. Руус, которые также просили Верховный Совет СССР принять Эстонскую ССР в состав Советского Союза. В тот же день Верховный Совет СССР принял закон о принятии Эстонской ССР в состав Советского Союза[1725].

7 августа в городах Эстонской ССР прошли массовые демонстрации и митинги в ознаменование вступления республики в состав СССР[1726]. 24–25 августа состоялась 2-я Чрезвычайная сессия Государственной думы Эстонской ССР, которая была преобразована во Временный Верховный Совет. Была утверждена Конституция Эстонской ССР, председателем Президиума Временного Верховного Совета был избран И. Варес, а председателем СНК Эстонской ССР – И. Лауристин[1727].

Организационные изменения в советских вооруженных силах в связи с вступлением Прибалтики в СССР

Войска Красной армии еще продолжали марши по дорогам Прибалтики, а нарком обороны маршал Советского Союза С.К. Тимошенко 17 июня 1940 г. направил И.В. Сталину и В.М. Молотову докладную записку № 390/сс: «В целях обеспечения скорейшей подготовки Прибалтийского ТВД считаю необходимым немедленно приступить, на территории занятых республик, к осуществлению следующих мероприятий:

1. Границу с Восточной Пруссией и Прибалтийское побережье немедленно занять нашими погранвойсками для предотвращения шпионской и диверсионной деятельности со стороны западного соседа.

2. В каждую из занятых республик ввести по одному (в первую очередь) полку войск НКВД для охраны внутреннего порядка.

3. Возможно скорее решить вопрос «с правительством» занятых республик.

4. Приступить к разоружению и расформированию армий занятых республик. Разоружить население, полицию и имеющиеся военизированные организации.

5. Охрану объектов, караульную и гарнизонную службу возложить на наши войска.

6. Решительно приступить к советизации занятых республик.

7. На территории занятых республик образовать Прибалтийский Военный округ со штабом в Риге.

Командующим войсками округа назначить командующего САВО генерал-полковника т. Апанасенко.

Штаб округа сформировать из штаба 8-й армии.

8. На территории округа приступить к работам по подготовке ее как театра военных действий (строительство укреплений, перешивка жел[езных] дорог, дорожное и автодорожное строительство, склады, создание запасов и пр.).

План подготовки ТВД представлю дополнительно»[1728].

Более радикальное предложение сделал командующий БОВО, направивший в 12.15 21 июня наркому обороны записку: «Существование на одном месте частей литовской, латвийской и эстонской армий считаю невозможным.

Высказываю следующие предложения:

Первое. Армии всех 3-х государств разоружить и оружие вывести в Советский Союз.

Второе. или После чистки офицерского состава и укрепления частей нашим комсоставом – допускаю возможность на первых порах – в ближайшее время использовать для войны части литовской и эстонской армий – вне БОВО, примерно – против румын, авганцев [Так в тексте. – М.М.] и японцев.

Во всех случаях латышей считаю необходимым разоружить полностью.

Третье. После того, как с армиями будет покончено, немедля (48 часов) разоружить все население всех 3-х стран.

За несдачу оружия расстреливать.

К выше перечисленным мероприятиям необходимо приступить в ближайшие дни, чтобы иметь свободу рук, – для основной моборганизационной подготовки округа. Для проведения вышеуказанных мероприятий БОВО готов, лишь прошу приказ по мероприятиям дать за 36 часов до начала действий»[1729]. Правда, столь грубые меры не нашли поддержки в Москве и советское руководство решило реализовать предложение наркома обороны. В ходе начавшегося по решению Народных правительств стран Прибалтики разоружения населения и военизированных организаций к 15 июля только в Латвии и Литве было изъято 36 214 винтовок и карабинов, 21 250 пистолетов, 433 легких и 17 станковых пулеметов, 4 654 единицы холодного оружия, 2 835 гранат, 608 толовых шашек, 1 танк и 5 510 013 патронов[1730].

Тем временем, в связи с завершением ввода войск Красной армии в Прибалтику было решено вывести оттуда лишние соединения. Так, уже 24 июня начальник штаба БОВО издал распоряжение № 018519 о переброске в другой округ 29-й, 113-й и 143-й стрелковых дивизий, которые должны были быть готовы к погрузке в эшелоны соответственно 27, 26 июня и 1 июля[1731]. В тот же день в 16.45 и 17.18 командир 16-го стрелкового корпуса издал приказы №№ 03 и 04 соответственно, согласно которым 143-й стрелковой дивизии следовало в 24 часа выступить из Ширвинтоса и к исходу 29 июня сосредоточиться в Молодечно, а 29-ю стрелковую дивизию было приказано к исходу 26 июня сосредоточить в районе Кайшядорис, Вильнюс для погрузки в железнодорожные эшелоны и переброски в район Белосток, Слоним[1732].

В 14.30 30 июня начальник Генштаба направил наркому обороны докладную записку № 104541/сс с проектом дислокации войск Красной армии в западных приграничных округах:

«1. Представляю на Ваше рассмотрение проект дислокации стрелковых дивизий, конницы и танковых войск.

Представляемая дислокация учитывает намечаемый к организации Прибалтийский военный округ с включением в его состав Латвии, Литвы и западной части Калининского военного округа. Калининский военный округ намечен к расформированию с включением его территории Московскому и Западному военным округам. Территория Эстонии включается в состав Ленинградского военного округа; отходящая к СССР северная часть Буковины к Киевскому Особому военному округу, а Бессарабия к Одесскому военному округу.

2. На территории Ленинградского военного округа намечается дислоцировать, включая и территорию Эстонии:

а) 14 стрелковых дивизий, из них 3 стр[елковых] дивизии и один стр[елковый] полк на территории Эстонии;

б) механизированный корпус в составе 2-х танковых и одной моторизованной дивизии;

в) четыре танковых бригады.

3. На территории намечаемого к формированию Прибалтийского военного округа:

а) 10 стрелковых дивизий;

б) механизированный корпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизии;

в) две кав[алерийских] дивизии;

г) одну танковую бригаду.

4. На территории Западного военного округа:

а) 23 стрелковых дивизий,

б) механизированный корпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизии,

в) одну кав[алерийскую] дивизию,

г) три танковых бригады.

5. На территории Киевского Особого военного округа:

а) 21 стрелковую дивизию,

б) 2 механизированных корпуса в составе 4-х танковых и двух моторизованных дивизий,

в) 3 танковых бригады,

г) 4 кав[алерийских] дивизии.

6. На территории Одесского военного округа:

а) 9 стрелковых дивизий,

б) механизированный корпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизии,

в) одну кав[алерийскую] дивизию,

г) одну танковую бригаду.

7. В остальных военных округах размещение войсковых соединений остается без изменений.

Состав и распределение стрелковых дивизий в этих округах указан в прилагаемой ведомости.

8. В предлагаемой дислокации учтены и уже не значатся подлежащие переформированию в механизированные корпуса:

а) 146 сд – КОВО и 173 сд – ОдВО;

б) 25 кд – ЛВО; 7 и 11 кд – БОВО; 14 и 32 кд – КОВО;

в) 1[-я], 13[-я], 20[-я], 34[-я] танковые бригады и 15[-я] стр[елково-]пул[еметная] бр[игада] – ЛВО; 21 и 2 тбр – БОВО; 24[-я], 10[-я], 23[-я], 14[-я] и 5[-я] танковые бригады – КОВО; 4[-я] т[анковая] бр[игада] – ОдВО; 39[-я] и 55[-я] танковые бригады – МВО.

9. Перемещение дивизий из внутренних округов на усиление приграничных следующее:

1) В Западный военный округ:

а) из Ленинградского военного округа: 49, 70, 37 сд, 42 сд, 56 сд;

б) из Северо-Кавказского военного округа: 8[-я] и 100[-я] стр[елковые] дивизии;

в) из Московского военного округа: 17 сд;

г) из Приволжского военного округа 86 сд;

д) из Уральского военного округа 85 сд;

е) из Орловского военного округа 55 сд;

ж) территориально отошла 48 сд из Калининского военного округа.

2) В Прибалтийский военный округ:

а) из Белорусского военного округа – 67, 5, 33, 125, 185, 126 сд, 4 и 6 кд;

б) из Архангельского военного округа – 128 сд;

в) из Харьковского военного округа – 23 сд;

г) из Московского военного округа 84 сд;

д) территориально отошла 64 сд из Калининского военного округа.

3) В Одесский военный округ:

а) из Харьковского военного округа – 116 сд;

б) из Киевского Особого военного округа – 9 кд и 49[-я] танковая бригада.

10. Освободившиеся казарменные и складские помещения во внутренних округах вследствие ухода из них стрелковых дивизий (МВО, АрхВО, ПриВО, УрВО, ХВО, ОрВО, СКВО) будут использованы для размещения намеченных согласно Ваших указаний 23 стрелковых дивизий 3 000 организации.

11. При одобрении предлагаемого Вам проекта дислокации прошу указаний для доклада Правительству СССР»[1733].

Обсудив поднятые в докладной записке вопросы, нарком обороны и начальник Генштаба 4 июля направили в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 0/1/104574/сс/ов, в которой указывали, что «в целях обеспечения руководства войсками, находящимися в Прибалтийских странах, и приближения органов управления к войскам, необходимо пересмотреть существующую организацию военных округов.

Для этого считаю целесообразным:

а) территорию Эстонии и войска, расположенные на этой территории, включить в состав Ленинградского военного округа. Для непосредственного руководства этими войсками управление 8[-й] армии перевести в Таллин. Управление 8[-й] армии постоянно дислоцировалось в г. Новгород, а в настоящее время находится в г. Юрьев [Тарту];

б) на территории Латвии и Литвы с добавлением районов Себеж, Идрица, Великие Луки, Ново-Сокольники и Невель, ныне входящих в состав Калининского военного округа, образовать новый Прибалтийский военный округ с дислокацией управления округа в г. Рига;

в) с образованием Прибалтийского военного округа значение Калининского военного округа теряется и дальнейшее существование его является нецелесообразным. Поэтому Калининский военный округ необходимо упразднить, использовав управление округа на формирование нового Прибалтийского военного округа. Территорию, войсковые части и учреждения, входящие в состав Калининского военного округа, передать: Смоленскую область и войска в ней расположенные – в состав Белорусского особого военного округа, а восточную часть Калининской области с расположенными в ней войсками – в состав Московского военного округа;

г) в связи с тем, что Белорусский особый военный округ в этом случае будет включать не только территорию Белорусской, но и Смоленской области, Белорусский особый военный округ переименовать в Западный особый военный округ».

Кроме того, предлагалось усилить Прибалтийский и Западный военные округа и «утвердить следующее распределение сухопутных войск:

а) В Ленинградском военном округе иметь:

13 стрелковых дивизий двенадцатитысячного состава, одну стрелковую дивизию шеститысячного состава, один механизированный корпус, три танковых бригады, шесть корпусных арт[иллерийских] полков и три арт[иллерийских] полка РГК; из указанного количества на территории Эстонии будут находиться три стрелковые дивизии и одна танковая бригада.

По сравнению с существующей дислокацией, войска ЛВО сокращаются на 8 стр[елковых] дивизий, 4 корпусных арт[иллерийских] полка и три полка РГК. Из числа сокращаемых 8 дивизий – 7 дивизий перебрасываются в Западный особый военный округ и одна дивизия превращается в моторизованную дивизию.

Всего в ЛВО будет 17 дивизий, из них 14 стрелковых, 2 танковых и 1 моторизованная дивизия.

Для обеспечения островов Эзель [Сааремаа] и Даго [Хийумаа] предлагается сформировать из существующего Ижорского стрелкового полка Кингисеппского укрепленного района отдельную стрелковую бригаду численность 8 000 человек, за счет численности Военно-Морского флота, включив эту бригаду в состав войск береговой обороны Военно-Морского флота.

б) В Прибалтийском военном округе иметь:

одиннадцать стрелковых дивизий двенадцатитысячного состава, один механизированный корпус, две танковые бригады, пять корпусных арт[иллерийских] полков и четыре арт[иллерийских] полка РГК.

Всего в Прибалтийском военном округе будет 14 дивизий, из них 11 стрелковых, 2 танковых и 1 моторизованная дивизия.

В состав Прибалтийского военного округа передаются:

7 стрелковых дивизий БОВО, 2 стр[елковые] дивизии КалВО, 1 мотодивизия МВО, 1 стр[елковая] дивизия – ХВО, 1 стр[елковая] дивизия – АрхВО и 2 танковых дивизии формируются за счет БОВО.

в) В Западном особом военном округе иметь:

двадцать дивизий двенадцатитысячного состава, две дивизии шеститысячного состава, один танковый корпус, четыре танковых бригады, три кав[алерийских] дивизии, десять корпусных арт[иллерийских] полков и десять полков АРГК.

Состав войск увеличивается против ранее принятого решения на 4 дивизии двенадцатитысячного состава, две дивизии шеститысячного состава, два корпусных арт[иллерийских] полка, восемь арт[иллерийских] полков РГК.

Западный особый военный округ, в связи с передачей 7 своих дивизий в Прибалтийский военный округ, усиливается 7 стр[елковыми] дивизиями из ЛВО, 2 стр[елковыми] дивизиями из СКВО, 1 стр[елковой] дивизией – МВО, 1 стр[елковой] дивизией – ОрВО, 1 стр[елковой] дивизией – ПриВО, 1 стр[елковой] дивизией – УрВО и 1 стр[елковой] дивизией из КалВО.

Всего в составе Западного военного округа, включая подлежащие формированию 2 стр[елковые] дивизии трехтысячного состава, будет 27 дивизий, из них: 24 стрелковых, 2 танковых и 1 моторизованная дивизия». Кроме того, в состав ВВС ПрибВО предлагалось выделить 14 авиаполков, из них 1 дальнебомбардировочный, 5 скоростных бомбардировочных, 1 легкоштурмовой и 7 истребительных. Военные просили утвердить предлагаемые организационные мероприятия[1734].

6 июля эти предложения были утверждены Политбюро ЦК ВКП(б) и оформлены постановлением СНК СССР № 1193-464сс[1735]. Соответственно в тот же день нарком обороны направил Военному совету ЛВО директиву № 0/1/104582/сс, которой приказывалось управления 8-й армии и 65-го стрелкового корпуса дислоцировать в Таллине, 11-ю стрелковую дивизию – в районе Кингисепп, Нарва, Раквере; 16-ю стрелковую дивизию – в районе Таллин, Палдиски, Хаапсалу; 90-ю стрелковую дивизию – в Пярну; 5-й отдельный мотоотряд – в Тарту и сформировать 3-ю стрелковую бригаду для обороны островов Сааремаа и Хийумаа. Из состава округа следовало исключить управления 1-го и 28-го стрелковых корпусов, 49-ю, 24-ю, 37-ю, 56-ю, 155-ю, 75-ю и 42-ю стрелковые дивизии, а также 311-й, 301-й и 402-й артполки РГК.

«1. К переброске частей в пункты постоянной дислокации приступить немедленно.

В первую очередь передислоцировать части не введенные на территорию Эстонии (управление 28 ск, 75 сд, мехкорпус, артиллерийские и специальные части).

Части, расположенные в Эстонии, а также 155[-ю] и 35[-ю] стр[елковые] дивизии передислоцировать во вторую очередь.

2. Заявку на подвижной состав по каждому соединению и отдельной части, с указанием района погрузки сообщить по телеграфу в Управление Военных Сообщений к 9 июля 1940 г.»[1736].

В тот же день Военному совету БОВО была направлена директива № 0/1/104583/сс, согласно которой следовало дислоцировать управления 3-й армии в Риге, а 11-й армии в Каунасе.

«11. Стрелковые дивизии, расположенные на территории Литвы и Латвии, содержать в составе и численности 12 000 человек с дислокацией:

а) Управление 2[-го] стрелкового корпуса – Рига

Управление 11[-го] стрелкового корпуса – Ковно [Каунас]

Управление 16[-го] стрелкового корпуса – Вильно [Вильнюс]

Управление 10[-го] стрелкового корпуса – Шавли [Шяуляй];

б) 128[-я] стр[елковая] дивизия – Рига, 67[-я] стр[елковая] дивизия – Виндава [Вентспилс], Либава [Лиепая], Митава [Елгава], 126[-я] стр[елковая] дивизия – Фридрихштадт [Яунелгава] – Якобштадт [Екабпилс], 23[-я] стр[елковая] дивизия – Двинск [Даугавпилс], 48[-я] стр[елковая] дивизия – Режица [Резекне], Себеж, 115[-я] стр[елковая] дивизия – Тельшей, 185[-я] стр[елковая] дивизия – Шавли, 10[-я] стр[елковая] дивизия – Карцяны [Картяна], Хесиданы [Кведарна], 125[-я] стр[елковая] дивизия – Россиены [Расейняй], 5[-я] стр[елковая] дивизия – Ковно, 33[-я] стр[елковая] дивизия – Вольковишки [Вилкавишкис] – Мариамполь, Кальвария;

в) 6[-ю], 22[-ю] и 27[-ю] танковые бригады содержать в штатах мирного времени с дислокацией 27[-й] танковой бригады – Рига, 6[-й] танковой бригады – Митава, 22[-й] танковой бригады – Ковно;

г) корпусные артполки содержать в существующем составе 80 % штата военного времени…

Дислокацию корпусных артполков установить Военному Совету округа, исходя из дислокации стрелковых корпусов;

д) артиллерийские полки РГК содержать в существующем составе…

Артиллерийские полки РГК дислоцировать:

429[-й] гаубичный артполк – Ковно

302[-й] гаубичный артполк – Рига

402[-й] гаубичный артполк б/м – Шавли

110[-й] гаубичный артполк б/м – Вильно.

12. К переброске частей в пункты постоянной дислокации приступить немедленно.

В первую очередь вывести стр[елковые] дивизии (113[-ю], 143[-ю]), артиллерийские и специальные части, не введенные на территорию Литвы и Латвии, за исключением 29[-й] стр[елковой] дивизии, которую вывести немедленно, при этом 143[-ю], 113[-ю] и 29[-ю] стр[елковые] дивизии – походным порядком, предоставив последней железнодорожный подвижной состав лишь под материальную часть артиллерии. 403[-й] артполк РГК вернуть в МВО к месту постоянной дислокации (Коломна).

Части, расположенные на территории Латвии и Литвы, передислоцировать – во вторую очередь, из них:

1[-ю] мото-стр[елковую] дивизию, 55[-ю] танковую бригаду по железной дороге вернуть в МВО в пункты постоянной дислокации;

39[-ю] танковую бригаду временно оставить в занимаемом ныне районе. О времени переброски ее будут даны дополнительные указания.

42[-ю], 55[-ю] и 121[-ю] стр[елковые] дивизии, 2[-ю] и 29[-ю] танковые бригады перебросить по железной дороге, 6[-й] кав[алерийский] корпус – походным порядком.

Заявку на подвижной состав и план перевозки с указанием последовательности отправления, районов погрузки, а по внутриокружным перевозкам и районов выгрузки за все перевозимые по железной дороге части представить в Управление Военных Сообщений Красной Армии к 10 июля 1940 года»[1737].

8 июля нарком обороны направил Военному совету КалВО директиву № 0/1/104590/сс, согласно которой следовало «исключить из состава войск округа: а) Управление 2[-го] стрелкового корпуса с корпусными частями; б) 48[-ю] и 67[-ю] стрелковые дивизии; в) 64[-ю] стрелковую дивизию и 89[-й] запасной стрелковый полк подготовить к передаче в состав Белорусского особого военного округа, о чем указания последуют дополнительно». В Вязьме следовало сформировать 108-ю стрелковую дивизию, Смоленская область будет передана в состав БОВО. К 15 августа следовало сформировать 73-ю стрелковую дивизию по штату в 3 тыс. человек. Разрешалось расформировать части связи, поднятые по схеме развертывания, и начать увольнение приписного состава в соответствии с данными ранее указаниями[1738].

11 июля нарком обороны издал приказ № 0141, согласно которому следовало к 31 июля сформировать на территории Литвы, Латвии и западных районов Калининской области Прибалтийский военный округ (ПрибВО). КалВО расформировывался, а его управление обращалось на формирование управления ПрибВО в Риге. Территория Эстонии включалась в состав ЛВО, восточные районы Калининской области – в МВО, а Смоленская область – в БОВО, который переименовывался в Западный ОВО. Командующим войсками ПрибВО был назначен генерал-полковник А.Д. Локтионов, начальником штаба – генерал-лейтенант П.С. Кленов, командующим ВВС округа – генерал-лейтенант Г.П. Кравченко, а командующим 8-й армией ЛВО – бывший командир 65-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант А.А. Тюрин[1739]. Следует отметить, что все эти организационные меры проводились до формального включения республик Прибалтики в состав Советского Союза.

13 июля в развитие приказа наркома обороны № 0141 начальник Генштаба направил Военным советам КалВО, МВО, ПрибВО и БОВО директивы №№ 0/5/104638–0/5/104641/сс соответственно о передаче войск, тыловых и местных военных учреждений. В состав ПрибВО из БОВО передавались управления 11-й (дислокация – Каунас) и временно 3-й (Рига) армий, управления 10-го (Шяуляй), 11-го (Каунас) и 16-го (Вильнюс) стрелковых корпусов, 5-я (Каунас), 10-я (Картяна, Кведарна), 33-я (Вилкавишкис, Мариамполь, Калвария), 115-я (Тельшяй), 125-я (Расейняй), 126-я (Екабпилс, Яунелгава) и 185-я (Шяуляй) стрелковые дивизии, а так же 22-я (Каунас) и 27-я (Рига) танковые бригады. На командование БОВО возлагалась задача сформировать 3-й мехкорпус (Вильнюс) в составе 2-й (Ионава), 5-й (Пренай, Алитус) танковых и 84-й (Вильнюс) моторизованной дивизий, который затем также следовало передать в состав ПрибВО. Так же во вновь создаваемый округ передавались управление 2-го (Рига) стрелкового корпуса, 48-я (Резекне, Себеж) и 67-я (Лиепая, Вентспилс, Елгава) стрелковые дивизии и 6-я танковая бригада (Елгава) из КалВО, 23-я (Даугавпилс) стрелковая дивизия из ХВО и 128-я (Рига) стрелковая дивизия из АрхВО. Кроме того, в состав ПрибВО включались 429-й (Каунас), 110-й (Вильнюс), 402-й (Шауляй) и 302-й (Рига) гаубичные артполки. Кроме того, из КалВО в МВО передавалась 73-я стрелковая дивизия. Одновременно следовало начать формирование различных тыловых и местных военных учреждений для ПрибВО. Все эти мероприятия были в основном завершены к 3 сентября 1940 г.[1740].

Схема 5. Дислокация советских войск в Прибалтике к исходу 22 июля 1940 г.

На основании решения правительства СССР от 14 августа нарком обороны 17 августа издал приказ № 0190, согласно которому в состав ПрибВО передавалась территория Эстонии и округ переименовывался в Прибалтийский особый (ПрибОВО), а западные районы Калининской области отходили в состав МВО[1741]. Соответственно в состав войск ПрибОВО включались управления 8-й армии и 65-го стрелкового корпуса, 11-я, 16-я, 90-я стрелковые дивизии, 18-я танковая бригада, 4-я смешанная авиадивизия, тыловые части и местные военные учреждения[1742]. Для усиления обороны Моонзундских островов в ЛВО в июле 1940 г. была сформирована 3-я отдельная стрелковая бригада. 22 июля нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов просил наркома обороны выделить для решения этой задачи 16-ю или 90-ю стрелковую дивизию, но это предложение было отклонено. Правда, для того, чтобы сосредоточить оборону архипелага в одних руках, было решено передать 3-ю отдельную стрелковую бригаду штатной численностью 7 679 человек в состав НКВМФ. 23 августа началась переброска бригады на острова Сааремаа и Хийумаа, а 6 сентября нарком военно-морского флота издал приказ № 00228 о ее включении в состав КБФ. Однако в октябре 1940 г. нарком военно-морского флота направил в СНК СССР докладную записку с предложением передать ее обратно в состав Наркомата обороны. 6 ноября было издано постановление Комитета обороны при СНК СССР № 419сс, согласно которому с 1 декабря бригаду следовало передать в состав ПрибОВО с оперативным подчинением флоту. 6 ноября нарком обороны подписал соответствующий приказ № 0307[1743]. На 20 ноября 1940 г. в бригаде насчитывалось 10 202 человека, 5 846 винтовок, 1 982 пистолета, 378 ручных, 201 станковых и 9 зенитных пулеметов, 156 минометов, 114 орудий, 484 автомашин, 159 тракторов, 17 мотоциклов[1744].

Таблица 52. Наращивание сил ПрибОВО[1745]

Тем временем продолжалась инженерная подготовка Прибалтийского ТВД. 20 июля начальник Генштаба направил в штаб ПрибВО директиву № 101691/сс о проведении в период с 10 августа по 10 сентября 1940 г. рекогносцировки литовско-германской приграничной полосы от Паланги до стыка советско-германской границы и к востоку от нее до линии Тукумс, Шяуляй, Ионава, Вильнюс, а также побережья Балтийского моря от мыса Колкасрагс до Паланги. Следовало уделить особое внимание железнодорожному транспорту, выявить возможные районы сбора войск после их выгрузки, обследовать узлы связи, реки и водные преграды, мосты и переправы, лесные массивы, естественные рубежи, склады и их емкость, мощность хлебозаводов, грунтовые дороги и аэродромы. План рекогносцировки следовало представить в Генштаб к 5 августа, а после ее проведения приступить к составлению военно-географического описания и маршрутов и завершить эту работу к 1 октября 1940 г.[1746].

Затем 21 июля 1940 г. начальник Генштаба РККА направил командующему ПрибВО директиву № 02902 о строительстве полевых оборонительных сооружений на наиболее выгодных рубежах. Следовало всемерно использовать имеющиеся укрепления на литовской границе с Восточной Пруссией. Полевые позиции требовалось сооружать с расчетом будущего строительства укрепленных районов. Было приказано строить окопы полной профили, ДЗОТы, командные и наблюдательные пункты, артиллерийские позиции, проволочные и противотанковые препятствия. Естественно, все сооружения следовало тщательно маскировать, а «план оборонительных работ представить в Генштаб к 5 августа 1940 года»[1747].

В связи с вступлением Эстонской, Латвийской и Литовской ССР в состав Советского Союза СНК СССР 27 сентября издал постановление № 1803-743сс «Об освобождении Наркомвнешторга от ведения операций, связанных со строительством НКО, НКВМФ и НКСтроя в Эстонии, Латвии и Литве», согласно которому предусматривалось с 15 октября 1940 г. освободить Наркомат внешней торговли (НКВТ) от операций по заключению договоров с местными подрядчиками на производство строительных работ для НКО, НКВМФ и НКСтроя. НКВТ должен был к 1 ноября передать НКВМФ и НКСтрою все договора, заключенные торгпредствами с местными подрядчиками. НКВМФ и НКСтрою разрешалось не сданные НКВТ местным подрядчикам строительные работы по плану 1940 г. осуществить хозяйственным способом и путем передачи работ непосредственно местным подрядным организациям на договорных началах. Производство работ по необоронительному строительству НКО в 1940 г. и последующие годы следовало возложить на Главное военно-строительное управление при СНК СССР, для чего оно было обязано к 20 октября организовать Прибалтийское окружное военно-строительное управление. НКО и НКВТ должны были к 1 ноября передать Главвоенстрою все договора и всю техническую документацию по строящимся объектам. Главвоенстрой был обязан произвести в 4-м квартале 1940 г. подготовительные работы для строительства НКО на 1941 г., а также принять работы, договора на которые не были сданы местным подрядчикам НКВТ. Наркомат финансов должен был выделить Главвоенстрою на организационные расходы по созданию Прибалтийского военно-строительного управления 2 млн руб. за счет неосвоенных ассигнований по плану капитального строительства НКО на 1940 г. НКВТ был обязан до 1 января 1941 г. реализовывать фонды на материалы и оборудование, выделенные Экономическим советом при СНК СССР на 1940 г. для строительства, сданного местным подрядчикам, а к 1 ноября 1940 г. передать НКСтрою, НКВМФ и Главвоенстрою фонды на материалы и оборудование для строительства, не оформленного договорами до 15 октября 1940 г.[1748].

Соответственно на основании этого постановления нарком внешней торговли А.И. Микоян 15 октября издал приказ № 165/23с «Об освобождении Наркомвнешторга от ведения операций, связанных со строительством НКО, НКВМФ и НКСтроя в Прибалтике», согласно которому уполномоченным НКВТ в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР следовало:

«а) Прекратить заключение договоров с местными подрядчиками на производство строительных работ для НКО, НКВМФ и НКСтроя – с 15 октября 1940 г.

б) Передать договора и финансовые расчеты с местными подрядчиками на строительные работы, расчеты по материально-техническому обеспечению подрядного строительства, а также всю техническую документацию – по строительству НКВМФ и НКСтроя – уполномоченным этих наркоматов по принадлежности к 1 ноября 1940 г.

в) Совместно с представителями НКО передать договора и финансовые расчеты с местными подрядчиками на строительные работы, расчеты по материально-техническому обеспечению подрядного строительства, а также всю техническую документацию – по строительству НКО – Главвоенстрою при СНК Союза ССР к 1 ноября 1940 г.

Передачу договоров, финансовых расчетов и технической документации оформить актами». Кроме того, они должны были «представить Наркомвнешторгу к 10 ноября с.г. полные отчеты о проведенных работах по заключению договоров с местными подрядчиками на строительные работы для НКО, НКВМФ и НКСтроя, а также о выполнении настоящего приказа».

Председатели всесоюзных объединений «Техноэкспорт», «Разноэкспорт» и «Экспортлес» должны были «производить до 1 января 1941 г. реализацию материалов и оборудования по фондам, выделенным Экономсоветом при СНК Союза ССР для строительства НКО, НКВМФ и НКСтроя в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР, выполняемого местными подрядчиками по договорам, заключенным Наркомвнешторгом до 15 октября 1940 г.». Кроме того, им следовало «представить к 5 ноября отчеты о реализации на 1 ноября с.г. выделенных Экономсоветом фондов на материалы и оборудование для подрядного строительства».

Руководителю Группы Строительства в Прибалтике предписывалось «передать Наркомстрою, НКВМФ и Главвоенстрою к 1 ноября 1940 г. фонды на материалы и оборудование для строительств, подлежащих выполнению местными подрядчиками, но не оформленных Нарковнешторгом договорами до 15-го октября 1940 г.». Кроме того, он должен был представить «к 20 ноября сводный отчет о выполнении Наркомвнешторгом постановлений Правительства Союза ССР, связанных с подрядным строительством в 1940 году для НКО, НКВМФ и НКСтроя в Прибалтике»[1749].

Тем временем в сентябре 1940 г. в Прибалтике работали комиссии Главвоенстроя по предварительному ознакомлению с условиями производства работ, а 24 октября было сформировано Прибалтийское окружное военно-строительное управление[1750]. Учитывая местную специфику и ряд организационных проблем, исполняющий обязанности начальника Главвоенстроя при СНК СССР В.А. Вильвовский 30 октября направил председателю Комитета обороны записку № 33/1с с просьбой отсрочить прием работ НКО от НКВТ в Прибалтике до 15 ноября 1940 г.[1751]. После обсуждения этого вопроса СНК СССР издал 11 ноября распоряжение № 9640/ко, которое разрешало Главвоенстрою отодвинуть срок приема работ НКО от НКВТ в Прибалтике на 15 ноября с условием, чтобы к этому сроку он полностью обеспечил разворот и бесперебойность строительных работ[1752]. 27 декабря заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов издал приказ № 212/30с «О ликвидации группы строительства в Прибалтике при НКВТ», согласно которому она прекращала свою деятельность «с 28-го декабря 1940 г.» и следовало «дальнейшее наблюдение за ходом отгрузок материалов и оборудования для подрядного строительства НКО, НКВМФ и НКСтроя в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР возложить на Экспортное Управление»[1753].

Прием работ Прибалтийским ОВСУ от местных подрядчиков показал, что строительные фирмы совершали различные махинации с денежными суммами и материальными ценностями. В результате даже возник спор между Прибалтийским ОВСУ и НКТоргом Литовской ССР о том, что должен оплачивать убытки, возникшие в результате махинаций местных строительных фирм до их национализации. Годовой объем работ, согласно договорам Торгпредств, составлял 41 881,5 тыс. рублей. К 1 ноября было выполнено работ на сумму в 26 514,1 тыс. рублей (63,3 %), а в ноябре – декабре 1940 г. Прибалтийское ОВСУ выполнило работ на сумму в 10 112,8 тыс. рублей (24,1 %). В итоге годовой план был выполнен на 87,4 %. Построенные местными строительными фирмами военные городки представляли собой коробки зданий без водопровода, канализации и электроснабжения, поэтому Прибалтийскому ОВСУ в основном пришлось заниматься их отделкой и установкой необходимого оборудования. Из годового плана, предусматривавшего сдачу 463 готовых объектов (38 567,3 тыс. руб.), к 1 ноября было сдано 78 объектов (6 560,1 тыс. руб.), а в ноябре – декабре 1940 г. 171 объект (12 083,2 тыс. руб.). Таким образом, годовой план был выполнен на 53,8 % по объектам и на 48,3 % по капвложениям[1754].

Также изменялась и система снабжения советских войск, дислоцировавшихся в Прибалтике. 7 сентября нарком торговли А.В. Любимов и заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов издали приказ № 13/2589/138/16с «О передаче сети Особторга Наркомвнешторга, расположенной в Латвийской, Литовской, Эстонской ССР»:

«В соответствии с распоряжением Совнаркома Союза ССР от 22-го августа 1940 года № 008403, ПРИКАЗЫВАЕМ:

1) Особторгу Наркомвнешторга СССР сдать, а Главвоенторгу Наркомторга СССР принять спецвоенторги Латвийской, Литовской, Эстонской ССР со всеми материально-техническими ценностями, имуществом и личным составом.

2) Балтийское Отделение спецвоенторга в Эстонской ССР принять Главвоенфлотторгу Наркомторга СССР.

3) Прием-сдачу спецвоенторгов произвести на ходу по балансу на 1-ое августа 1940 года, а передачу управления спецвоенторгами – к 1-му октября 1940 года.

4) Особторгу Наркомвнешторга СССР передать Главвоенторгу Наркомторга СССР все дела и документы (планы, сметы, товарные фонды, бюджетные ассигнования, кредиты, обязательства и проч.), относящиеся к работе передаваемых спецвоенторгов.

Передачу и прием произвести особой комиссией, организуемой совместным распоряжением Главвоенторга и Особторга, в полном соответствии с инструкцией Наркомфина СССР от 1-го декабря 1932 года № 456»[1755].

Поскольку в Прибалтике сохранялась местная финансовая система, советское военное командование было вынуждено запрашивать у правительства новые средства на содержание находящихся там войск. Так, уже 6 июля нарком обороны направил заместителю председателя СНК СССР Н.А. Булганину докладную записку № 14649сс о дополнительном выделении иностранной валюты на июль 1940 г. Всего на содержание войск Красной армии в Прибалтике в июле 1940 г. требовалось 9 135 100 руб. (из них 2 392 600 руб. по Эстонии, 2 476 500 руб. по Латвии и 4 266 тыс. руб. по Литве). Так как авансом было выделено по Эстонии – 2 250 тыс. руб., по Латвии – 1 800 тыс. руб. и по Литве – 1 700 тыс. руб., то маршал С.К. Тимошенко просил выделить дополнительно по Эстонии 142 600 руб., по Латвии – 676 500 руб. и Литве – 2 566 тыс. руб. (203 тыс. крон, 1 353 тыс. латов и 6 415 тыс. литов). Оценив по просьбе СНК СССР обоснованность запроса, нарком финансов 13 июля своей докладной запиской № 2-138/1сс согласился выделить Наркомату обороны дополнительно 200 тыс. крон, 1 350 тыс. латов и 6 400 тыс. литов. Соответственно 17 июля было издано распоряжение СНК № 6547/ко о выделении НКО дополнительно этих сумм[1756].

24 августа нарком обороны направил председателю СНК СССР докладную записку № 14925сс, которой просил, в связи с исчерпанием выданного согласно постановлению Комитета обороны при СНК СССР № 29сс от 14 января 1940 г. аванса, выделить на август – сентябрь 1940 г. 7 300 тыс. крон, 14 800 тыс. латов и 8 100 тыс. литов для ведения войскового строительства в прибалтийских республиках. 30 августа аппарат Комитета обороны сообщил, что из аванса по постановлению Комитета обороны № 29сс израсходовано по Эстонии – из 5 млн крон 3 938 тыс. крон, осталось 1 062 тыс. крон, по Латвии – из 5 млн латов 4 804 тыс. латов, осталось 196 тыс. латов, а по Литве – из 4,5 млн литов израсходована вся сумма. Поэтому предлагалось отпустить по Эстонской ССР 5,5 млн крон, по Латвийской ССР – 10 млн латов и по Литовской ССР – 6,5 млн литов. 7 сентября было издано распоряжение СНК № 8099/ко об отпуске Наркомату обороны этих сумм для ведения войскового строительства по постановлению Комитета обороны № 29сс[1757].

27 августа нарком обороны направил в СНК СССР докладную записку № 474/сс с просьбой об отпуске 2 726 тыс. крон, 7 755 тыс. латов и 5 428 тыс. литов в качестве аванса на содержание частей Красной армии в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР в сентябре 1940 г. Однако, оценив по запросу СНК СССР эту просьбу, нарком финансов 4 сентября сообщил о возможности сократить расходы за счет уменьшения заготовок овощей и отказа от приобретения картографической бумаги, а так же с учетом остатков уже выделенных средств. В итоге 7 сентября было издано распоряжение СНК СССР № Со-8925сс о выделении Наркомату обороны 2 335 тыс. крон, 5 536 984 латов и 3 694 524 литов[1758].

28 сентября заместитель наркома обороны маршал Г.И. Кулик направил заместителю председателя СНК СССР маршалу К.Е. Ворошилову докладную записку № 15111сс с просьбой выделить на октябрь 1940 г. на содержание войск Красной армии в Прибалтике 2 665 тыс. крон, 9 727 тыс. латов и 12 518 тыс. литов. Оценив по просьбе СНК СССР эту заявку, нарком финансов 5 октября своей докладной запиской № 180/1-сс сократил ее до 2 645 тыс. крон, 9 187 тыс. латов и 12 241 тыс. литов. Однако 7 октября аппарат Комитета обороны решил добавить к названным НКФ суммам 230 тыс. крон, 900 тыс. латов и 1 млн литов. В итоге 10 октября было издано распоряжение СНК СССР № 8849/ко о выделении НКО аванса в 2 875 тыс. крон, 10 087 тыс. латов и 13 241 тыс. литов[1759].

23 октября нарком обороны направил заместителю председателя СНК СССР маршалу К.Е. Ворошилову докладную записку № 17640/сс с просьбой отпустить авансом до 16 ноября 1940 г. на содержание войск Красной армии в Прибалтике 1 238 тыс. крон, 4 188 тыс. латов и 5 251 тыс. литов. 28 октября нарком финансов своей докладной запиской № 191/1сс поддержал эту просьбу. В итоге 5 ноября было издано распоряжение СНК СССР № 9559/ко об отпуске просимых средств и Наркомат обороны был обязан представить к 15 декабря 1940 г. отчет об израсходовании валюты в Прибалтике в 1940 г.[1760].

Тем временем было решено реорганизовать Народные армии республик Прибалтики (см. таблицу 53). 14 августа 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 1462-570сс «О преобразовании армий в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР», на основании которого нарком обороны 17 августа издал приказ № 0191 и директиву № 0/2/105022/сс о реорганизации Народных армий Эстонской, Латвийской и Литовской ССР соответственно в 22-й, 24-й и 29-й территориальные стрелковые корпуса Красной армии, согласно которому правительства этих стран впервые ставились «в известность об образовании» военного округа на их территориях[1761]. 30 сентября начальник Генштаба доложил наркому обороны о состоянии 22-го, 24-го и 29-го стрелковых корпусов (см. таблицу 54). 22-й корпус включал 180-ю стрелковую дивизию, дислоцировавшаяся в Таллине, Тюри, Пайде, Тапа, и 182-ю стрелковую дивизию – в Тарту, Выру, Печорах и Отепя. В состав 24-го корпуса входили 181-я стрелковая дивизия, дислоцировавшаяся в Тукумсе, Добеле, Кулдиге, Талсы и Кандаве, 183-я стрелковая дивизия, располагавшаяся в Цесисе, Валмиере, Валке, Апе, Руене, Лимбажи, и 20-й кавалерийский полк – в Елгаве. В состав 29-го корпуса, развернутого в районе Вильнюса, входили 179-я и 184-я стрелковые дивизии и 26-й кавалерийский полк[1762].

Таблица 53. Численность Народных армий республик Прибалтики[1763]

Таблица 54. Численность территориальных стрелковых корпусов на 19 сентября 1940 г.[1764]

11 сентября нарком обороны направил в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № орг/2/105556 о необходимости разрешить вопрос о содержании 22-го, 24-го и 29-го стрелковых корпусов. В августе они содержались за счет бюджетов Эстонской, Латвийской и Литовской ССР, но с 1 сентября предлагалось перевести их на общесоюзный бюджет, что требовало выделения в 4-м квартале 1940 г. 75 096,3 тыс. рублей (23 788,1 тыс. рублей на 22-й корпус, 25 654,1 тыс. рублей на 24-й корпус и 25 654,1 тыс. рублей на 29-й корпус)[1765]. Всесторонне изучив это предложение Наркомата обороны, председатель СНК СССР В.М. Молотов 25 октября направил в Политбюро ЦК ВКП(б) докладную записку № Со-10726, в которой поддержал идею об отнесении расходов на содержание территориальных корпусов РККА в Прибалтике с 16 ноября 1940 г. на общесоюзный бюджет и рекомендовал дополнительно выделить НКО 28 265 тыс. рублей (по 9 651 тыс. руб. для 29-го и 24-го корпусов и 8 963 тыс. руб. для 22-го корпуса). При этом Совнаркомы Эстонской, Латвийской и Литовской ССР должны были возместить эти расходы до 1 января 1941 г.[1766]. 28 октября 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило это предложение, оформленное в тот же день постановлением СНК СССР № 2175-931сс[1767].

29 декабря постановлением СНК СССР высшему командному составу территориальных корпусов ПрибОВО были присвоены воинские звания РККА. В 22-м стрелковом корпусе их получили генерал-лейтенант Г.Ю. Ионсон, генерал-майоры А.А. Казекамп, Я.Я. Круус, Р.И. Томберг, генерал-майоры артиллерии Г.Ф. Бреде, Х.Я. Каулер и генерал-майор интендантской службы Т.Ю. Ротберг. В 24-м стрелковом корпусе – генерал-лейтенант Р.Ю. Клявиньш, генерал-майоры А.Н. Крустыньш, Я.П. Лиепиньш, О.Я. Удентыньш, генерал-майор артиллерии А.Я. Даннебергс, генерал-майор инженерных войск О.Г. Гроссбартс и генерал-майор интендантской службы А.И. Дальбергс. В 29-м стрелковом корпусе – генерал-лейтенант В.И. Виткаускас, генерал-майоры В.А. Карвялис, А.С. Чяпаускас-Чяпас, И.К. Чернюс, генерал-майоры артиллерии В.И. Жилис, И.В. Иодишус[1768].

* * *

Соответствующие организационные меры были проведены и в Военно-морском флоте. Еще 20 апреля 1940 г. нарком ВМФ флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов направил И.В. Сталину, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову и А.А. Жданову докладную записку № 1591/сс:

«Принципиально изменившаяся на Балтийском море обстановка требует пересмотра организации Краснознаменного Балтийского флота, который должен быть проведен под углом зрения смещения центра тяжести оперативных задач на запад, к устью Финского залива в Балтийское море. Это смещение уже нашло свое выражение в создании военно-морских баз Балтийской, Либавской и Ханко с причислением к ним кораблей и частей флота, авиации и береговой обороны, имеющих задачи обороны самих баз и действий в районах, непосредственно к этим базам прилегающих.

Одновременно оформлено ядро флота в виде эскадры, бригад больших и средних подводных лодок и основной массы бомбардировочной авиации, призванное к решению самостоятельных оперативных задач в масштабе театра, в отрыве от баз.

Эти мероприятия необходимо дополнить созданием в восточной части Финского залива такой организации, которая смогла бы выполнить задачи охраны и обороны Финского залива от Ленинграда до Гогланда, без привязывания к этим задачам ядра флота и которая одновременно служила бы тылом для частей флота и баз, находящихся на западе.

Самый характер этой организации, имеющей наряду с боевыми, частично тыловые функции, в особенности по отношению к выдвигаемым на запад базам и частям флота, не позволяет оформить ее, как обособленную и самостоятельную в виде, например, не входящих в состав Краснознаменного Балтийского флота, флота или флотилии.

Наиболее удобной и приемлемой формой этой организации явится уже проверенная и оправдавшая себя форма Военно-Морской базы.

Создание такой базы позволит Военному Совету КБФ сосредоточить свое внимание преимущественно на боевом ядре, на западных базах, на их создании и укреплении и на разрешении оперативных проблем, выдвигаемых новой обстановкой на Балтийском море. При этом новые задачи выдвигают необходимость, а создание базы в восточной части Финского залива обеспечивает возможность перехода в перспективе Военного Совета КБФ с Штабом флота и Политуправлением на запад, где наиболее удобным местом его базирования явится Палдиски. Этот переход возможно и целесообразно произвести в течение ближайших трех месяцев по крайней мере с частью Штаба флота и Политуправления. Дальнейший перевод в Палдиски органов управления флота можно производить по мере завершения в Палдиски соответствующего строительства. Переход управления флотом в Палдиски потребует ускорения мероприятий по прокладке подводных кабелей из Палдиски в Ханко и из Палдиски в Кронштадт, испрошенных в докладе Председателю Комитета Обороны Союза ССР от 23 марта № 1108/с.

На основании вышеизложенного прошу:

1. Разрешить сформировать Кронштадтскую Военно-Морскую базу, включающую в себя весь восточный район Финского залива от острова Гогланд включительно.

В состав Кронштадтской Военно-Морской базы включить:

а) Охрану Водного района;

б) 2-ую Бригаду Торпедных катеров;

в) Шхерный отряд;

г) Базовую авиацию, в составе 15-го полка самолетов ближних разведчиков;

д) Береговую оборону в составе секторов: Кронштадтского, Лужского, Выборгского и Гогландского;

е) Противовоздушную оборону в составе: 61 авиабригады и трех зенитных артиллерийских полков;

ж) Отдельную специальную стрелковую бригаду;

з) Учебный отряд КБФ;

и) Кронштадтский флотский экипаж.

Командиру Кронштадтской Военно-Морской базы подчинить во всех отношениях Ленинградскую Военно-Морскую базу с входящими в ее состав отрядами строящихся кораблей и Балтийским флотским экипажем.

2. Разрешить перевод Военного Совета КБФ в течение ближайших трех месяцев в Палдиски с размещением в подготавливаемых помещениях и на теплоходе «Сибирь» с перспективой перевода в Палдиски всех органов управления флота по мере завершения строительства соответствующих помещений в Палдиски.

3. Передать из Народного Комиссариата Морского Флота СССР в Народный Комиссариат Военно-Морского Флота СССР теплоход “Сибирь”.

4. Ускорить закупку Наркомвнешторгом кабеля для обеспечения связи между Палдиски и Ханко и Палдиски и Кронштадтом»[1769].

Однако весной 1940 г. советское правительство не приняло никакого решения по этому вопросу. Лишь 20 июня в связи с изменением ситуации в Прибалтике Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление Комитета обороны при СНК СССР № 267/сс/ов «Об утверждении организации КБФ и мероприятиях по усилению обороны западных районов Финского залива», которым устанавливалось «место постоянного пребывания Военного Совета КБФ порт Палдиски. Перевод Военного совета КБФ из Кронштадта в Палдиски вместе с частью штаба Флота и Политического управления осуществить в течение ближайших 3-х месяцев. Перевод всех органов управления флотом полностью в Палдиски осуществить в течение 1940 г.», а для «обеспечения строительства береговой обороны на островах Эзель [Сааремаа], Даго [Хийумаа] и южном побережье Ирбенского пролива» Наркомат обороны должен был передать Наркомату ВМФ «к 25.06.40 г. на время строительства железной дороги на южном побережье Ирбенского пролива для артиллерийских транспортеров – один железнодорожный строительный батальон». Так же Наркомату ВМФ разрешалось «сформировать для производства оборонительных работ на островах Эзель и Даго один инженерно-строительный батальон в составе 1 200 человек». Штатная численность ВМФ увеличивалась на 4 532 человек, и следовало «временно переданный от НКО железнодорожный батальон содержать за счет численности НКО».

Кроме того, «а) Для обеспечения связи Ханко – Палдиски – Гогланд – Кронштадт обязать Наркомвнешторг закупить за границей НКВМФу по его спецификации 570 км подводного кабеля, для чего выделить импортный контингент в сумме 4 000 000 рублей.

б) Для обеспечения средствами связи КБФ обязать Наркомсвязи заключить договор с Эстонским почтовым ведомством на постройку с последующей передачей НКВМФ следующих телеграфно-телефонных линий:

1) Палдиски – Сур-Садан [в Таллине] (одной телеграфной и двух телефонных линий);

2) Палдиски – [В]иртсу (одной телеграфной и двух телефонных линий);

3) Палдиски – Нарва (одной телеграфной и двух телефонных линий).

Наркомфину из резерва СНК СССР выделить Наркомсвязи соответствующие средства для указанной цели». Также было решено «обязать Наркомвнешторг в декадный срок заключить договор с Латвийским Правительством на фрахтовку 2-х пароходов для перевозки грузов НКВМФ»[1770]. В тот же день Комитет обороны издал постановление № 266сс «О мероприятиях по обеспечению строительства объектов береговой обороны Балтийского моря», согласно которому было решено выделить различные материалы для строительства береговых батарей в Эстонии, Латвии и на Ханко. В данном случае речь шла о строительстве башенных батарей на Цереле, Тахкуне и Оденсхольме, открытых 130-мм батарей на Пакри, Тоффри, Тахкуне, в Вентспилсе и Лиепае и открытой 180-мм батареи на полуострове Ниннаст. Соответственно, постановление определяло сроки поставок необходимых материалов[1771].

20 июня нарком ВМФ издал приказ № 00159, которым довел до сведения Военного совета КБФ разрешение на передислокацию в Палдиски. В тот же день командование КБФ прибыло в Таллин, который стал согласно приказам наркома ВМФ № 00168 от 5 июля и № 00113 от 24 июля Главной базой КБФ. 6 сентября нарком ВМФ издал приказ № 00227 о расформировании Балтийской военно-морской базы и создании вместо нее Береговой обороны Главной базы КБФ[1772]. Тем временем еще 26 июня заместитель наркома ВМФ адмирал И.С. Исаков направил заместителю председателя СНК СССР А.И. Микояну докладную записку № 2724/с с просьбой о выделении на июль 1940 г. для частей КБФ в Прибалтике 800 тыс. крон и 650 тыс. латов. 6 июля было издано распоряжение СНК СССР № 6227/ко о выделении просимых средств[1773].

Кроме того, еще 22 июня нарком ВМФ направил председателю Комитета обороны при СНК СССР докладную записку № 2668/сс, в которой указывал, что поскольку военно-морская база в Палдиски будет готова только в 1943 г. следует договориться с Эстонией и Латвией об аренде территории в Таллине и Лиепае. В Таллине предлагалось арендовать всю Военную и Петровскую гавани, судоремонтные мастерские, острова Найссаар и Аэгна, на которых находились части морской пехоты КБФ, и полуостров Сууропи. В Лиепае предлагалось арендовать завод «Тосмаре» и базу подводных лодок латвийского флота[1774]. В результате соответствующих переговоров 29 июня 1940 г. было заключено советско-латвийское соглашение о создании военно-морской базы КБФ в Риге, а 2 июля было заключено советско-латвийское соглашение о расширении территории военно-морской базы КБФ в Лиепае[1775]. 5 июля была достигнута договоренность, а 6 июля было подписано советско-эстонское соглашение о передаче в аренду СССР на 10 лет островов Найссаар и Аэгна, береговых батарей на полуостровах Сууропи и Виимси, Военной, Петровской и гидроавиционной гаваней, судоремонтных мастерских в Таллине и гавани бывших заводов Беккера и Русско-Балтийского на полуострове Копли. Для передачи этих территорий создавались двусторонние комиссии, а советская сторона в качестве аванса выделяла Эстонии 800 тыс. эстонских крон[1776].

Одновременно представители КБФ вели изучение объектов береговой обороны Эстонии и Латвии. Так, 19 июня был подготовлен доклад «Состояние Б[ереговой] О[бороны] Эстонии на островах Аэгна, Найсари, Вимси и Сууропи», в котором содержалось детальное описание имеющихся там береговых батарей и оценивалась возможность их использования в случае передачи КБФ[1777]. 12 июля нарком ВМФ направил председателю Комитета обороны при СНК СССР докладную записку № 2939/сс, которой сообщал о принятии от эстонского командования береговых батарей, прикрывающих подходы к Таллину. На острове Аэгна имелись 4-х орудийная 305-мм башенная батарея, орудия которой могли вести огонь на дальность в 208 кабельтовых, но были расстреляны до 60 %, 4-х орудийная 152-мм открытая и 4-х орудийная 130-мм открытая (имелось только 2 орудия) батареи. На острове Найссаар находились 4-х орудийная 152-мм с дальностью стрельбы в 108 кабельтовых и 4-х орудийная 152-мм батареи. На полуострове Виимси располагались 4-х орудийная 120-мм открытая и 4-х орудийная 152-мм батареи с дальностью стрельбы до 108 кабельтовых батареи. На полуострове Сууропи имелись 3-х орудийная 234-мм открытая батарея с дальностью стрельбы в 99–140 кабельтовых и 4-х орудийная 120-мм открытая батареи[1778]. 17 июля эти эстонские батареи были приняты в состав Береговой обороны Балтийской ВМБ КБФ, однако 120-мм батарея на полуострове Виимси и 234-мм батарея на полуострове Сууропи в строй вновь не вводились. Затем, 6 сентября приказом наркома ВМФ № 00228 было предписано к 15 сентября сформировать для управления вышеуказанными батареями на острове Аэгна и полуострове Виимси 94-й, а батареями на острове Найссаар и полуострове Сууропи 96-й отдельные береговые артиллерийские дивизионы. В дальнейшем велась модернизация всей системы береговой обороны в Прибалтике[1779].

9 августа нарком военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов направил в Комитет обороны при СНК СССР докладную записку № 3393/с:

«Докладываю:

По указанию Советского правительства Эстонии и Латвии подняли военно-морские флаги Союза ССР и были приняты Командованием Краснознаменного Балтийского Флота следующие корабли Эстонского и Латвийского военного флота:

Эстонский флот:

Миноносец “Сулев”;

подводные лодки: “Калев” и “Лембит”;

сторожевые корабли: “Пиккер”, “Лайне”, “Мартус”;

минные заградители: “Ристна”, “Суроп”, “Кери”, “Вайндло”;

гидрографические корабли: “Секстант”, “Мерепоэк”, “Лоод”;

ледокол “Ян Поска”;

катера связи в числе 11-ти единиц;

вспомогательные суда: “Сакала”, “Тахкона”, “Компас”;

сторожевые катера бывших “Кайселит” в числе 16 единиц и канонерские лодки Чудской флотилии: “Тарту”, “Ахти”, “Ильматар” и “Ванемуйне”.

Латвийский флот:

Подводные лодки: “Ронис” и “Спидола”;

тральщики-заградители: “Вирсайтис”, “Виестурс”, “Иманта”;

посыльное судно “Артиллерист”;

парусная яхта “Аусеклис”;

буксирный корабль “Варонис”;

моторные катера береговой обороны: “Граната” и “Шрапнель”.

одно гидрографическое судно и посыльное судно морской авиации “Лидека”.

Кроме того, были приняты катера Штаба Латвийского флота, все плавсредства морских дивизионов бывших “Айзсаргов”, а также катера, строящиеся для военного флота на заводе Тосмари.

Все перечисленные корабли, кроме двух эстонских и двух латвийских подводных лодок, представляют собой вспомогательные корабли, не имеющие особого боевого значения.

Корабли Эстонского и Латвийского флота с моего согласия допущены к обеспечению боевой подготовки Краснознаменного Балтийского Флота, кроме подводных лодок, которые впредь до разрешения вопроса о порядке комплектования эстонских кораблей, находятся под контролем в гаванях Таллина и Либавы.

Докладывая изложенное, прошу о включении принятых кораблей в состав Краснознаменного Балтийского Флота.

Кроме того, прошу закрепить за военным портом Таллин следующие вспомогательные плавсредства Эстонии: ледокол “Тасуя” (бывший ледокол Ревельской крепости до 1918 г.), ледокольные буксиры “Мерикару” и “Юривильмс”, рефрижираторное судно “Пеару”, товаро-пассажирское судно “Вирония”, транспорт “Вайндло”, один 50-ти тонный кран, баржу “Пидула” и нефтеналивной танкер без названия 400 тонн водоизмещением.

Прошу о передаче всей службы ограждения Эстонской, Латвийской и Литовской Союзных Республик, со всеми средствами обеспечения навигационного оборудования, в том числе и гидрографическими кораблями, в общую систему Гидрографической службы Военно-Морского Флота на Балтийском театре, т. к. вопросы обеспечения безопасности мореплавания должны быть сосредоточены в одном органе и разделение их между двумя Наркоматами нецелесообразно»[1780].

Соответственно 13 августа Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1427-560сс, согласно которому следовало «включить в состав Краснознаменного Балтийского флота» вышеуказанные «корабли военных флотов Эстонской и Латвийской Советских Социалистических Республик», «за военным портом Таллин» закреплялись вышеназванные «вспомогательные плавсредства» и НКВМФ передавалась служба «ограждения и навигационное оборудование со всеми средствами их обеспечения, в том числе и гидрографическими судами, Эстонской, Латвийской и Литовской Союзных Республик»[1781]. На основании этого постановления правительства нарком ВМФ 19 августа издал приказ № 00208, согласно которому корабли и суда эстонского и латвийского флотов были включены в состав КБФ[1782].

Кроме того, еще 10 августа нарком ВМФ направил в ЦК ВКП(б) докладную записку № 3392/сс:

«Докладываю:

1. Береговая оборона Усть-Двинска [Даугавгривы] состоит из: одной смешанной 76–120-мм открытой батареи, одной 152-мм “Канэ” открытой батареи, двух 152-мм жел[езно]дор[ожной] батарей, одной 102-мм жел[езно]дор[ожной] батареи, одной зенитной батареи.

Прошу указаний о приемке и включении указанных батарей в состав Краснознаменного Балтийского Флота, со всем оборудованием и казарменными городками.

2. Оборона Ирбенского пролива, расположенного на фланге главного оборонительного рубежа и являющегося одним из основных звеньев оборонительной системы устья Финского залива и Моонзундского архипелага, вызывает необходимость выделения на это направление специальных сил КБФлота и организации в связи с этим их базирования.

Местом, наиболее удовлетворяющим требованиям базирования сил обороны Ирбенского пролива и не требующим капитальных затрат на специальное строительство базы, является – гавань Новая Мильграва и Зимняя гавань, расположенные в Усть-Двинске (мористее г. Рига), которые ранее использовались русским военным флотом.

На Усть-Двинске, кроме Ирбенского отряда, должна будет базироваться также и часть подводных лодок, предназначенных для действий в районе подходов к Ирбенскому проливу.

Поэтому уже теперь следует подготовить условия базирования (иметь причальный фронт, запасы топлива, боезапаса, мин, ремонтные мастерские и жилой фонд), по крайней мере для: одной канлодки, одного дивизиона средних подводных лодок, одного дивизиона эскадренных миноносцев, дивизиона тральщиков и группы охотников за подлодками.

В настоящее время представителями местных органов Советской власти в Риге и Командования КБФ заактировано и фактически передано Краснознаменному Балтийскому Флоту следующее:

а) гавань Новая Мильграва (на карте № 1), с причальным фронтом около 750 метров, от суперфосфатной фабрики до завода Оилриха (исключительно), с прилегающей портовой территорией, 11-ю портовыми складами, площадью около 6 000 кв. метров, 7-ю баками для горючего общей емкостью около 6 500 т, портовой конторой и двумя жилыми домами: один № 4 по ул. Атазу-Иела на 19 комнат и один № 10/3 по ул. Эзерап-Иела на 10 комнат;

б) Зимняя гавань целиком (на схеме № 2) с судоремонтными мастерскими и слипом для подъема кораблей до 200 тонн;

в) Усть-Двинская крепость (на схеме № 3) с минным складом на 1 000–1 500 мин;

г) казарма в предместье Больдерея по ул. Тилла-Иела № 32.

Кроме того, для обеспечения непрерывной разведки средней части Балтийского района, вызывается необходимость создания в районе юго-восточного побережья Рижского залива морского аэродрома для базирования эскадрильи морских дальних разведчиков (МДР-6). Такой аэродром выбран на озере Киш (8 км северо-восточнее г. Рига) и уже сейчас подготавляется для приемки самолетов.

Все переданные сооружения находятся значительно северо-западнее и северо-восточнее от основных городских районов и торгового порта Риги и полностью удовлетворяют потребность КБФ.

Прошу закрепить перечисленные сооружения и предприятия за НКВМФ.

3. В военной гавани г. Либава расположен завод “Тосмаре”, представляющий собой бывшие русские судоремонтные мастерские Либавского Военного порта. Завод имеет два сухих дока длинной по 190 метров каждый и один плавучий док, грузоподъемностью 800 тонн, а также корпусной, механический цех, кузницу, литейную, имеющие полностью оборудование, как цеха судоремонтного завода.

В настоящее время завод имеет следующую загрузку:

а) судоремонт 25–30 %;

б) сельскохозяйственное машиностроение, изготовление машин молочного хозяйства, посуды и др. мелкое массовое производство 25–30 %;

в) прочие индивидуальные заказы (мины, железнодорожные артиллерийские платформы, железные конструкции, торфяные машины, корпуса для гранат и авиационных бомб и т. п.) – 40–50 %.

Валовый выпуск продукции на 1940 г. запланирован в сумме 7 580 т[ыс]. лат[ов].

Завод, работая в одну смену, имеет рабочих и служащих в настоящее время до 1 500 человек.

Комиссия, назначенная мною, осмотрела завод и обследовала его производство в конце июля м[еся]ца с.г. и нашла завод вполне пригодным для организации на нем судоремонта КБФ, т. к. завод, находясь на территории военной гавани, имея причальный фронт в этой гавани до 1,5 км и фактически по своему оборудованию и корпусам, представляющий собой судоремонтный завод (доки, мощная кузница, большие корпусные и механические цеха), может быть использован более эффективно, чем сейчас, если будет загружен судоремонтом в полной мере. Производство посуды, молочных и сельскохозяйственных машин должно быть снято с завода, как не имеющее никакого отношения к судоремонту и как не требующее того крупного универсального оборудования, которое имеется на заводе, а также тех высоких, дорогостоящих корпусов, в которых оно частично размещается в настоящее время.

Загрузка завода “Тосмаре” судоремонтом КБФ позволит разместить там значительную часть среднего и текущего ремонта боевых кораблей и вспомогательных судов Краснознаменного Балтийского Флота, а также и обеспечить другие потребности КБФ (постройка катеров, шлюпок, бонов, щитов и пр.), что даст возможность освободить от этих заказов судоремонтную промышленность Ленинграда.

На основании вышеизложенного прошу признать завод “Тосмаре” в Либаве имеющим всесоюзное значение и передать его в систему НКВМФ СССР, назначив для передачи завода смешанную комиссию из представителей НКВМФ и ЛССР.

Докладывая изложенное, ПРОШУ:

1. Указаний о приеме и включении в состав Краснознаменного Балтийского Флота береговых и зенитных батарей Усть-Двинска, со всем оборудованием и казарменными городками.

2. Закрепить за НКВМФ в Усть-Двинске заактированные и переданные КБФлоту: гавань Новая Мильграва; Зимнюю гавань; Усть-Двинскую крепость, с указанными в докладе портовым оборудованием и жилыми домами; казарму в предместье Больдерея, а также выбранный и подготовленный для приема морских самолетов разведчиков, гидроаэродром на озере Киш.

3. Передать НКВМФ’у судоремонтный завод бывший “Тосмаре” в военном порту г. Либава, назначив для передачи Правительственную комиссию с представителями от НКВМФ, возложив на нее также размещение на других предприятиях часть квалифицированных рабочих, занятых на несвойственных судоремонту работах»[1783].

14 августа Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1464-572сс «О закреплении за НКВМФ причального фронта, портовых, складских и жилых сооружений в Усть-Двинске и передаче НКВМФ судоремонтного завода бывшего Тосмаре в Либаве», согласно которому следовало:

«1. НКВМФ’у принять и включить в состав Краснознаменного Балтийского Флота береговые и зенитные батареи, расположенные в районе Усть-Двинска [Даугавгривы] (одну 76–120-мм, одну 152-мм, две 152-мм железнодорожные, одну 102-мм железнодорожную и одну зенитную батарею) со всем оборудованием и казарменными городками.

2. Закрепить за НКВМФ в г. Усть-Двинске:

а) гавань Новая Мильграва (Яун-Мильгравие), с причальным фронтом около 750 м, от суперфосфатной фабрики до завода Оилриха (исключительно) с прилегающей портовой территорией, 11-ю портовыми складами, площадью около 6 000 кв. метр[ов], 7-ю баками для горючего общей емкостью 4 500 тонн, портовой конторой и двумя жилыми домами: № 4 по ул. Атазу-Иела и один № 10/3 по ул. Эзерап-Иела;

б) зимнюю гавань целиком (Зиемас) с судоремонтными мастерскими и слипом на 200 тонн;

в) Усть-Двинская крепость, с минным складом на 1 000–1 500 мин;

г) казарму в предместье Больдерея № 32 по ул. Тилла-Иела.

3. Закрепить за НКВФМ выбранный гидроаэродром на озере Киш (в районе г. Рига).

4. Судоремонтный завод бывший “Тосмаре” в Либаве отнести к предприятиям общесоюзного значения и передать его НКВМФу, назначив для этого Правительственную комиссию, с включением в нее представителей НКВМФ»[1784]. Все эти мероприятия стали осуществляться после издания наркомом военно-морского флота приказов № 00209 от 19 августа и № 3536/сс от 23 августа[1785].

Затем 30 сентября Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1827-761сс «О переводе частей Военно-Морского Флота на штаты мирного времени», согласно которому штат военного времени ВМФ СССР сокращался на 42 539 единиц, но штат мирного времени увеличивался на 11 449 единиц. В частности, по КБФ на штаты мирного времени переводились береговая оборона, ПВО, служба наблюдению и связи, охрана водного района Кронштадтской военно-морской базы и тылы авиации. Следовало также возвратить прежним владельцам призванные в состав флота 4 тральщика и 4 буксира. Однако оставались в штатах военного времени 1-я особая бригада морской пехоты, части ВНОС Кронштадтской ВМБ, 4 зенитных дивизиона, 41-й отдельный пулеметный батальон, инженерно-аэродромный батальон и до окончания тральных работ 8 тральщиков, призванных в состав флота от гражданских наркоматов[1786].

* * *

Свои проблемы имелись и у пограничных войск НКВД СССР. 22 июня 1940 г. нарком внутренних дел Л.П. Берия направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР совершенно секретную докладную записку: «При приеме под охрану нашими пограничными войсками литовско-германской границы выяснилось, что между Литвой и Германией действует соглашение, заключенное 20 мая 1939 года.

В силу этого соглашения, на литовско-германской границе установлена десятикилометровая пограничная зона. Граждане, прожившие в этой зоне не менее 6-ти месяцев, могут получить постоянную пограничную карточку (пропуск), которая дает право беспрепятственно переходить германо-литовскую границу в обе стороны, в установленных для этого пограничных пунктах в течение 6-ти месяцев. Право передвижения перешедшим границу по эти пропускам внутрь страны ограничивается десятикилометровой пограничной зоной.

Такой упрощенный порядок перехода границы не обеспечивает надежность охраны и облегчает как нелегальный переход границы (злоупотребление пропусками), так и проникновение вглубь страны нежелательных элементов.

НКВД СССР считает необходимым отменить указанный выше порядок и на принимаемом нами под охрану участке литовско-германской границы установить порядок охраны, существующий на советско-германской границе, исключающий разрешение упрощенного перехода государственной границы как в ту, так и в другую сторону.

Прошу Ваших указаний»[1787].

Обсудив этот документ, Политбюро ЦК ВКП(б) в тот же день приняло решение «предложить литовскому правительству договориться с Германией о временной отмене существующего на литовско-германской границе порядка упрощенного перехода границы и об установлении на принимаемой советскими пограничными частями под охрану литовско-германской границе порядка охраны, существующего на советско-германской границе, исключающего разрешение упрощенного перехода государственной границы как в ту, так и в другую сторону»[1788]. В тот же день нарком внутренних дел издал приказ № 00758, согласно которому охрана литовско-германской границы возлагалась на пограничные войска НКВД СССР. Для этой цели были сформированы 105-й, 106-й и 107-й пограничные отряды, которые 22 июня приняли границу под охрану[1789]. В тот же день начальник Пограничных войск НКВД СССР генерал-лейтенант Г.Г. Соколов утвердил временную инструкцию по охране литовско-германской границы[1790].

По совету Москвы литовская сторона 23 июня поставила этот вопрос перед Германией. 24 июня германский поверенный в делах интересовался в МИД Литвы, чьи власти (советские или литовские) контролируют переход через границу, и высказал мнение, что «Берлину будет трудно приостановить действие договора полностью, так как от этого пострадало бы значительное количество германских граждан». В итоге Германия попросила Литву как-либо обосновать ее просьбу. В 7.45 5 июля советские представители в Каунасе сообщили в Москву, что по неполным данным имеют пропуска для облегченного перехода границы свыше 2 тыс. граждан Германии и 3 700 граждан Литвы. Поскольку Берлин не спешит принять литовское предложение, «считаем необходимым, чтобы вопрос об отмене соглашения был бы поставлен перед германским посольством в Москве по линии Наркоминдела СССР»[1791].

В 17 часов 15 минут 9 августа Н.Г. Поздняков по телефону из Каунаса доложил в Москву, что «8 августа литовский МИД получил от германской миссии в Литве вербальную ноту в ответ на предложение МИД от 6 июля с.г. внести ряд изменений в литовско-германский договор о малом пограничном сообщении, заключенный 20 мая 1939 года. В ноте говорится, что германское правительство готово приступить к переговорам и что изменение договора оно согласно оформить простым обменом нот. Далее в ноте выдвигается ряд поправок и изменений к предложениям, сделанным литовским МИДом. Содержание их мы изучаем и дадим Вам дополнительно. Хотим рекомендовать МИДу сказать посланнику, что нота отправлена им в НКИД и что переговоры по этому вопросу в дальнейшем будет вести НКИД.

Просим Вашего согласия»[1792].

14 августа Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «передать вопрос об изменениях литовско-германского договора о малом погрансообщении в НКИД СССР»[1793]. 16 августа нарком внутренних дел СССР направил в Политбюро ЦК ВКП(б) докладную записку, в которой вновь предложил в связи с вхождением Литовской ССР в состав Советского Союза «распространить существующий порядок охраны советско-германской границы и действующие на этой границе соглашения между СССР и Германией на участок бывшей границы Литвы с Германией»[1794]. На этот раз советское руководство согласилось с этим предложением и 17 августа Молотов передал германскому послу памятную записку, в которой сообщалось, что «на бывшей германо-литовской границе с 20 августа 1940 г. с Советской стороны будет введен порядок, существующий на всем протяжении советско-германской границы». Советская сторона ожидает, что Германия сделает тоже со своей стороны[1795]. Соответственно с 20 августа был «прекращен пропуск через границу в обе стороны лиц, имеющих документы на право упрощенного перехода границы по договору от 20 мая 1939 г.» между Литвой и Германией[1796]. Затем 18 марта 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об охране государственной границы СССР в пределах Литовской ССР», согласно которому следовало установить 7,5-км пограничную зону, въезд в которую, за исключением местных жителей, должен был осуществляться только по пропускам, и 800-метровую пограничную зону, из которой следовало отселить местных жителей[1797].

Тем временем 20 июля 1940 г. нарком внутренних дел Л.П. Берия направил в СНК СССР докладную записку, в которой указывалось, что «границы Эстонии и Латвии на побережье Балтийского моря в настоящее время пограничными войсками НКВД не охраняются. НКВД Союза ССР считает необходимым поставить вопрос об охране границ Эстонии и Латвии на побережье Балтийского моря пограничными отрядами НКВД и просит решения: для охраны участка от Вяйне Ропсу (Нарвский залив) до Турса (стык латвийско-литовской морской границы) протяжением 1150 км, а также для охраны островов Эзель [Сааремаа] и Даго [Хийумаа] сформировать 4 береговых сухопутных пограничных отряда в составе 20 комендатур – 112 береговых застав, 1 отряд пограничных кораблей и катеров в составе 68 единиц численностью 1 330 человек и 1 авиаэскадрилью… В портах Ревель [Таллин], Рига, Виндава [Вентспилс] и Либава [Лиепая] выставить контрольно-пропускные пункты численностью каждый в 106 человек… Для руководства вновь формируемыми пограничными отрядами сформировать Управление пограничных войск в г. Таллин, подчинив его начальнику пограничных войск НКВД Союза ССР»[1798].

Видимо, получив согласие советского руководства, нарком внутренних дел 21 июля издал приказ № 00867, согласно которому охрана побережья Балтийского моря была возложена на пограничные войска НКВД СССР. Для этого следовало сформировать Прибалтийское управление пограничных войск НКВД во главе с генерал-майором К.И. Ракутиным, реорганизовать 6-й, 8-й, 10-й и 12-й пограничные отряды, сформировать отряд пограничных судов, отдельную авиаэскадрилью и 4 отдельных контрольно-пропускных пункта. Соответственно расформировывались 84-й, 31-й и 104-й пограничные отряды. Кроме того, на линии старой границы между СССР и республиками Прибалтики сохранялась зона заграждения, на которой должны были нести службу 7-й, 9-й, 11-й, 83-й, 85-й и 103-й пограничные отряды[1799]. Соответственно 27 июля нарком внутренних дел доложил правительству, что «государственная граница Эстонии, Латвии и Литвы по побережью Балтийского моря и Финского залива (включая острова Даго и Эзель) с 26 июля 1940 г. принята под охрану пограничными войсками НКВД. Граница охраняется четырьмя пограничными отрядами и отрядом пограничных судов… Для руководства этими частями и организации охраны в г. Таллин сформировано управление пограничных войск Прибалтийского округа. На старой границе с Эстонией, Латвией и Литвой оставлено для наблюдения пять пограничных отрядов»[1800]. Следует отметить, что эти организационные меры проводились после провозглашения Советской власти в республиках Прибалтики, но до их формального включения в состав Советского Союза.

Тем временем 23 июля нарком внутренних дел направил в СНК СССР докладную записку № 2964/б/сс: «В соответствии с полученным заданием, НКВД СССР в июне с.г. подготовил за счет передислоцирования из Ростова, Белостока и Брест-Литовска, 3 полка внутренних войск двухбатальонного состава, для обеспечения оперативных задач НКВД на территории Литвы, Латвии и Эстонии.

В настоящее время эти полки находятся в Пскове, Бигосово и Гродно – до получения указаний.

НКВД СССР просит разрешить НКВД полки внутренних войск дислоцировать: 1 полк – г. Каунас, 3 полк – г. Таллин и 5 полк – г. Рига»[1801]. 26 июля Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило это предложение о дислокации полков внутренних войск НКВД в Прибалтике[1802]. В тот же день нарком внутренних дел издал приказ № 00894 о передислокации этих полков в Прибалтику к 29 июля[1803].

12 августа нарком внутренних дел направил в ЦК ВКП(б) докладную записку № 3203/б/сс: «В целях улучшения и приближения руководства пограничными и внутренними войсками НКВД, расположенными на территории Украинской, Белорусской, Эстонской, Латвийской, Литовской, Молдавской Советских Социалистических Республик и Крымской АССР, НКВД СССР считает необходимым произвести некоторые изменения в организационной структуре Управлений войск этих округов». Л.П. Берия просил утвердить прилагавшийся к этой записке проект постановления СНК СССР[1804]. 14 августа Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 1466-574сс «Об изменениях в организационной структуре Управлений погранвойск НКВД», согласно которому в частности следовало Управление пограничных войск НКВД Северо-Западного округа, расположенное в г. Белосток, переименовать в Управление пограничных войск НКВД БССР и возложить на него охрану границы от Балтийского моря до Украинской ССР. На вновь сформированное в Таллине Управление пограничных войск НКВД Прибалтийского округа следовало возложить охрану побережья Эстонской, Латвийской и Литовской ССР до стыка с бывшей литовско-германской сухопутной границей[1805].

20 сентября было издано постановление СНК СССР № 1747-713сс «Об увеличении численности конвойных войск НКВД», согласно которому в связи с принятием под охрану объектов в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР Наркомату внутренних дел разрешалось сформировать 1 полк и 2 отдельных батальона, увеличив общую численность на 2 тыс. человек. Наркомат обороны должен был призвать 1 952 человека и выделить соответствующее материально-техническое имущество[1806]. На основании этого постановления нарком внутренних дел 23 сентября издал приказ № 001189 о формировании в составе 15-й бригады конвойных войск 251-го полка с дислокацией в Каунасе, а в составе 12-й бригады – 153-го и 155-го отдельных батальонов с дислокацией в Таллине и Риге соответственно[1807]. 9 октября наркомы путей сообщения и внутренних дел направили на имя председателя СНК СССР докладную записку № 1-506с, в которой предлагалось для организации охраны 102 особо важных железнодорожных объектов в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР сформировать в счет существующих штатов 2 полка войск НКВД (общей численностью в 3 147 чел.) и выделить «дополнительные ассигнования на устройство и размещение войсковой охраны, оборудование на объектах оборонительных сооружений, связи и сигнализации». Поддержав это предложение, В.М. Молотов переадресовал его в Политбюро ЦК ВКП(б), которое 11 октября утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 2002-844сс «Об организации войсковой охраны на жел[езно]дор[ожных] объектах Эстонской, Латвийской и Литовской ССР» о проведении всех этих мероприятий к 1 января 1941 г.[1808]. На основании этого постановления нарком внутренних дел 15 октября 1940 г. издал приказ № 001302 о формировании в составе 9-й дивизии охраны железнодорожных сооружений 83-го и 84-го полков с дислокацией в Риге и Вильнюсе соответственно, а в составе 51-го полка 2-й дивизии – двух стрелковых рот для охраны железнодорожных сооружений в Эстонской ССР[1809].

Заключение

Проблема Прибалтийского плацдарма, возникшая в результате Гражданской войны в России, весь межвоенный период была одной из важных составляющих внешней политики Советского Союза, направленной на обеспечение безопасности страны. При этом в советской политике нейтрализации Прибалтийского плацдарма в межвоенный период можно выделить два этапа. В 1920–1932 гг. главными потенциальными противниками, которые могли использовать этот плацдарм, были Англия и Франция. Для минимизации подобной опасности Советский Союз с одной стороны проводил политику сближения с Германией и Литвой, что позволило блокировать создание единого блока стран Прибалтики и Польши, которые ориентировались на Лондон и Париж, а с другой стороны старался нормализовать отношения с Англией и Францией. В 1933–1939 гг. произошло обострение германо-советских отношений, а сближение Германии и Польши создавало угрозу использования ими Прибалтийского плацдарма для войны с СССР. В этой ситуации советское руководство старалось использовать концепцию «коллективной безопасности» как для сближения с Англией и Францией, так и для расширения влияния в Восточной Европе, позиционируя себя как защитника политического статус-кво.

Рассматривая Прибалтику как стратегически важный регион на своих северо-западных границах и учитывая постепенное усиление там влияния Германии, Москва в ходе англо-франко-советских переговоров весны – лета 1939 г. постоянно настаивала на том, чтобы договаривающиеся стороны дали тройственные гарантии безопасности Эстонии и Латвии. Конечно, это существенно снизило бы угрозу германского проникновения в эти страны. При этом следует отметить, что многочисленные документы англо-франко-советских переговоров прямо опровергают нынешние фантазии прибалтийских и некоторых российских авторов, полагающих, что таким путем Советский Союз намеревался получить легальную возможность оккупации Прибалтики. Например, в начале сентября 1939 г. английский посланник в Каунасе Т. Престон, выполняя инструкции Лондона, сообщил исполняющему обязанности министра иностранных дел Литвы К. Бизаускасу, что «во время этих [англо-франко-советских] переговоров, русские требовали как условие для ведения дальнейших переговоров, чтобы англичане и французы создали бы военно-морские базы в прибалтийских портах, на островах Эзель [Сааремаа], Даго [Хийумаа] и на Аландских островах»[1810]. Таким образом, можно считать твердо установленным, что в ходе тройственных переговоров советская сторона не стремилась получить какие-либо односторонние привилегии в Прибалтике, а старалась добиться выработки механизма обеспечения тройственных гарантий странам региона. Однако позиция Англии, Франции, да и самих стран Прибалтики не позволила реализовать эту идею.

Естественно, что, не добившись согласия Англии и Франции на это свое предложение, СССР был вынужден поставить его в несколько модернизированном виде в ходе контактов с Германией. Использовав заинтересованность Берлина в нейтралитете Москвы в случае обострения кризиса в Европе, советскому руководству поначалу удалось добиться согласия Германии на признание Эстонии и Латвии сферой советских интересов. Затем уже в ходе начавшейся войны в Европе Советский Союз добился согласия Германии на передачу в советскую сферу интересов и Литвы. При этом следует отметить, что передача Прибалтики в сферу интересов СССР вовсе не означала какого-либо изменения юридического статуса стран региона. В принципе, эта советско-германская договоренность имела очень опосредованное отношение к двусторонним отношениям Москвы с Таллином, Ригой и Каунасом. Советское руководство добилось всего лишь обязательства Германии не вмешиваться в эти двусторонние отношения, что, впрочем, не мешало Берлину поддерживать с Эстонией, Латвией и Литвой нормальные дипломатические и довольно тесные экономические отношения. Так, 26 августа латвийский посланник в Берлине доложил в Ригу, что «Германия и Россия согласились уважать балтийские страны и будут стараться уравновесить свои интересы следующим образом: 1. Пока Германия и Россия не будут предъявлять этим странам территориальные претензии; 2. Россия признаёт право Германии рассматривать балтийские государства в качестве экономической базы; 3. Германия оставляет за Россией право на защиту своих жизненных интересов в балтийских портах; 4. Не планируется ограничивать суверенитет стран Балтии»[1811].

Понятно, что появившиеся слухи о советско-германском разделе Прибалтики вызвали озабоченность у руководства этих стран, которое обратилось за разъяснениями в дипломатические представительства Германии и СССР. Дипломаты обеих стран сделали ряд общих заявлений, более или менее уверенно отрицая наличие такой договоренности. В частности, советские полпреды ссылались «на выступления руководства и печати Советского Союза, на мирные традиции нашей внешней политики, на постоянное стремление Советского Союза помочь малым странам сохранить свое самостоятельное и независимое существование»[1812]. Конечно, по неофициальным каналам правящие круги Эстонии и Латвии, а затем и Литвы узнали о том, что Германия взяла на себя определенные обязательства в отношении Прибалтики, что сделало Таллин и Ригу, а затем и Каунас более сговорчивыми в отношении Москвы. В связи с начавшейся в сентябре 1939 г. войной в Европе страны Прибалтики стали рассматривать возможность экономического сближения с СССР, предложив, со своей стороны, переговоры о расширении товарооборота, что было положительно воспринято Москвой. В прибалтийских странах наблюдались противоречивые настроения: часть правящих и состоятельных кругов была согласна продолжать сближение с Германией, значительная часть населения придерживалась антигерманской ориентации и видела реальную возможность для сохранения национального существования в опоре на СССР, а часть левых кругов не исключала возможности присоединения к Советскому Союзу.

Для новейшей отечественной историографии характерна дискуссия о заключении договоров о взаимопомощи между Советским Союзом и странами Прибалтики. Сторонники официальной советской версии продолжали утверждать, что с началом Второй мировой войны в этих странах обострилась классовая борьба, возросла угроза их захвата Германией, а следовательно, им не оставалось другого выхода, кроме заключения договоров о взаимопомощи с СССР, на которые их правительства пошли под давлением населения[1813]. Как правило, отвергается всякая связь этих договоров с советско-германской договоренностью о разделе сфер интересов в Восточной Европе[1814]. Лишь А.С. Орлов отмечает, что по договору от 28 сентября 1939 г. СССР получил свободу рук в отношении Прибалтики и, для того чтобы создать предполье, обезопасить себя от вторжения Германии и задержать вермахт вдали от своих границ, заключил с прибалтийскими государствами договоры о взаимопомощи[1815]. Сами договоры оцениваются как вполне законные (что это означает, похоже, не ясно самим авторам подобных утверждений) и выгодные обеим сторонам[1816]. Но есть и более критические оценки, согласно которым советско-германские договоренности предопределили судьбу стран Прибалтики и положили конец их независимости; переговоры велись советской стороной с позиции силы под угрозой военного вторжения, что и привело к подписанию договоров о взаимопомощи[1817].

Как было показано выше, договоренности с Германией о разделе сфер интересов и война в Европе стали теми необходимыми условиями, при которых советское руководство могло достаточно свободно действовать в отношении Прибалтики. Советский Союз приступил к расширению своего влияния в регионе с заключения договоров о взаимопомощи, пользуясь традиционной практикой военно-политического давления и посулов в зависимости от конкретной обстановки применительно к каждой прибалтийской стране. Лишенные поддержки великих держав Европы, страны Прибалтики оказались один на один с требованиями советского руководства. Поэтому трудно не согласиться с мнением С.В. Волкова и Ю.В. Емельянова, полагающих, что «разумеется, эти договоры не были бы подписаны правительствами Эстонии, Латвии и Литвы, если бы они не знали, что Германия отказалась от своей гегемонии в Прибалтике». Однако мнение авторов о том, что «в реальной обстановке 1939 г. другой альтернативой договорам, заключенным в Москве с 28 сентября по 10 октября, могла стать лишь оккупация прибалтийских республик германскими войсками»[1818], представляется надуманным и противоречит реальным фактам. Как мы видели, реальной альтернативой этим договорам могла стать оккупация Прибалтики Красной армией, и именно эта угроза вынудила правительства Эстонии, Латвии и Литвы подписать договоры о взаимопомощи, которые расценивались ими как меньшее из зол. С 10 октября 1939 г. советско-германская договоренность по Прибалтике была подкреплена соответствующими советско-прибалтийскими договорами. В этих условиях руководящие круги государств Прибалтики старались не обострять отношения с СССР, надеясь в будущем избавиться от нежелательной советской опеки.

Причины уступчивости стран Прибалтики в отношении предложений СССР осенью 1939 г. крылись в отсутствии поддержки Таллина, Риги и Каунаса со стороны великих европейских держав. Англия и Франция были заняты начавшейся войной с Германией, которая в свою очередь была связана договоренностями с Советским Союзом. В этих условиях не менее важным фактором было отсутствие поддержки традиционной для правящих кругов стран Прибалтики политики конфронтации с СССР со стороны значительных масс местного населения. Наряду с небольшим количеством запасов вооружения, это существенно снижало военные возможности этих стран, а, главное, создавало угрозу внутреннего социального взрыва в случае открытого столкновения с Красной армией. Если в мирное время местным националистическим диктатурам удавалось подавлять подобные настроения, то столкновение один на один с Советским Союзом без какой-либо поддержки Запада обрекало прибалтийские националистические профашистские режимы на гибель. В этих условиях договоренность с Москвой была для диктаторских режимов Прибалтики единственным способом продлить свое существование.

Естественно, оправдывая свою политику уступок требованиям Москвы, прибалтийские националисты делали упор на несколько иные причины их согласия на подписание договоров о взаимопомощи. Так, например, бывший эстонский посланник в Москве А. Рей в своих воспоминаниях отмечал: «Что касается способности эстонской армии противостоять нападению Красной Армии, не приходилось спорить, что даже если бы был обеспечен бесперебойный приток оружия и боеприпасов из производящих их стран, для Красной Армии при ее огромном превосходстве в численности и вооружении было бы вопросом нескольких недель, если не дней, сломить сопротивление эстонской армии. Прежде всего и главным образом именно проблема снабжения полностью исключала возможность длительного сопротивления. Принимая во внимание огромные размеры, в которых современные сражения требуют оружия и боеприпасов, приходилось считаться с непреложным фактом, что имеющиеся запасы были бы исчерпаны за пару недель. После этого ружьям и пулеметам пришлось бы умолкнуть, ведь ни в Эстонии, ни в соседних небольших государствах не было сколь-нибудь значительного промышленного производства боеприпасов, не было и возможности достать оружие и боеприпасы за границей. Все страны, снабжавшие Балтийские государства оружием в мирное время, сами лихорадочно вооружались, так как или уже воевали, или же видели в этом единственную возможность не оказаться вовлеченными в войну. Даже морское сообщение было практически перерезано. Ко всему этому следует прибавить, что партия современных истребителей, заказанная в Англии и подготовленная к отправке летом 1939 г., в последний момент была реквизирована британскими властями, которые сами остро нуждались в этих самолетах. В результате эстонская армия была бы вынуждена сражаться без прикрытия истребителей, так как эстонская авиация, неудовлетворительная ни по численности, ни по качеству, была бы за несколько дней сметена советской.

В таких обстоятельствах единственными результатами сопротивления оказались бы истребление элиты нации, т. е. самых бесстрашных и стойких ее представителей, и массовая депортация остального населения, развеявшая бы его по всей Сибири и другим глухим углам России. Это было бы равносильно добровольному самоубийству нации. Какие бы горькие страдания и жестокие испытания ни ожидали эстонский народ, если бы он уступил угрозам советского правительства, было все же основание надеяться, что пока сохраняется его физическое существование, сохраняется возможность того, что настанут лучшие времена и принесут возрождение национальной свободы. Народу же, который подвергнется уничтожению, будущее не сулит ничего. Надлежало следовать высшей заповеди – сохранить физическое существование нации. Другими словами, альтернативу национального самоубийства необходимо было исключить. Поэтому не было иного выхода, как только уступить неумолимой судьбе и подчиниться требованиям советского правительства»[1819].

Конечно, все эти самовнушенные «страшилки» относительно «физического существования» эстонского народа являются всего лишь красивой фразой, скрывающей страх утраты своего господства в Эстонии в случае, если эстонскому народу действительно будет дана возможность выбирать свою судьбу. Как известно, в советской национальной политике не было ничего даже отдаленно похожего на эти бредни, которые являются своеобразной оговоркой «по Фрейду». Именно такой судьбы желали прибалтийские националисты советскому народу и активно воплощали свои мечты в жизнь в сотрудничестве с Германией в 1941–1945 гг.

При этом следует подчеркнуть, что никаких действий со стороны СССР, которые можно было бы признать «оккупацией» Прибалтики осенью 1939 г. допущено не было. Действительно, командование Красной армии предприняло подготовительные меры для операции по захвату Эстонии и Латвии, но дальше этого дело не пошло. В отношении же Литвы все военные меры советской стороны ограничились лишь сосредоточением войск у ее границ, причем эти войска даже не получили никаких боевых задач и начали рассредоточение еще до подписания советско-литовского договора о взаимопомощи. Как верно отметил А.Г. Донгаров, «грубый нажим с использованием угрозы применения силы был характерен только для стадии принуждения партнеров к переговорам», тогда как сами договоры о взаимопомощи «стали результатом именно переговоров, а не ультиматума; в ходе их прибалтийским делегациям удалось отстоять целый ряд важных для них положений и принципов»[1820]. Совершенно очевидно, что заключенные с Эстонией, Латвией и Литвой договоры просто невозможно охарактеризовать как «оккупацию» этих стран, оставаясь при этом на почве твердо установленных исторических фактов. Иными словами всякий, утверждающий обратное, просто нагло лжет. Как мы видели, страны Прибалтики не могут быть даже названы советскими протекторатами, поскольку влияние Москвы на их внешнюю политику было минимальным и не выходило за рамки союзных отношений, а уж вмешательство во внутренние дела вообще не имело места.

Строго придерживаясь своей линии на полное невмешательство во внутренние дела Эстонии, Латвии и Литвы, что объяснялось нежеланием обострять отношения с Англией и Францией и неясностью перспектив войны в Европе, советское руководство внимательно следило за ситуацией в Европе и Прибалтике. Более того, как верно отметила Е.Ю. Зубкова, «очевидно, что в сентябре – октябре 1939 г. никакого детального “плана” советизации стран Балтии у Сталина еще не было. Его заявления на этот счет – скорее декларация о намерениях, тогда как вопрос о формах и сроках их осуществления оставался пока до конца неясным»[1821]. Со своей стороны германское руководство решило организовать эвакуацию местных остзейских немцев из Прибалтики, что было положительно воспринято как правящими кругами, так и населением этих стран. Это теперешние латвийские историки в условиях вступления Латвии в НАТО следующим образом комментируют отъезд немцев в 1939 г.: «Так наше государство лишилось древнего, богатого традициями национального меньшинства»[1822]. Или, как довольно самокритично написал в 1999 г. коллектив прибалтийских авторов, «отъезд остзейцев повлиял на снижение местного интеллектуального потенциала, особенно в Латвии»[1823]. Совершенно очевидно, что в 1939–1940 гг. подобные комментарии в принципе не могли появиться из-под пера прибалтийских авторов[1824].

По мере выполнения советско-прибалтийских договоров о взаимопомощи перед сторонами возникали все новые и новые проблемы, для решения которых с ноября 1939 г. по май 1940 г. неоднократно велись переговоры разного уровня и были заключены соглашения, конкретизирующие отдельные стороны взаимоотношений. Ими регулировались вопросы аренды, железнодорожных перевозок, организации строительства, связи, санитарного обеспечения и юридического положения военнослужащих, о военторгах, о порядке въезда и выезда комсостава и их семей и т. п. Для контроля за реализацией условий договоров и разрешения спорных вопросов были созданы смешанные комиссии. С Эстонией и Латвией были заключены договоры о поставках советского вооружения, выполнение которых началось в феврале и мае 1940 г., и продолжались советско-литовские переговоры по этому вопросу. Постепенно советские войска обживались в прибалтийских гарнизонах. Кроме того, советские войска в Прибалтике вели довольно масштабное строительство как оборонительных сооружений, так и различных хозяйственных построек военной инфраструктуры. Так, например, общая сумма ассигнований НКВМФ на строительство береговых батарей и оборонных объектов на 1939–1940 гг. на прибалтийском побережье Балтийского моря, утвержденная Комитетом обороны при СНК СССР, составила свыше 219 млн руб.

Следует отметить, что даже эти строительные работы на фоне общей нищеты прибалтийского населения являлись своеобразной формой советской пропаганды. Как вспоминала много лет спустя одна из жительниц хутора Капас в Латвии, «русские солдаты приехали в 1939 году. Зима была холодная, и мы говорили, что русские привезли нам Сибирь. Прибыло много техники, автомашины, трактора. Построили бетонный завод. Наш хутор Капас, на Лужне, был очень бедный. Рыбаки ловили рыбу. Земля на берегу скудная, один песок, поэтому на работу к русским все пошли с радостью. Бункера для пушек строили солдаты, местные жители возводили военный городок и железную дорогу для бронепоезда. Платили хорошо. Мы тогда впервые увидели кино. Это были фильмы “Чапаев”, “Валерий Чкалов”. Мой отец иногда просил у русских трактор, чтобы вспахать тяжелые, болотистые луга на своей земле. Трактор давали бесплатно, все равно на хуторе никто не смог бы заплатить за использование техники. По субботам в военном городке были танцы, многие девушки ходили туда»[1825]. Очевидно, что подобное вполне естественное для советских людей хозяйственное поведение производило сильное впечатление на прибалтийское население. Однако, как было показано выше, среди рабочего населения стран Прибалтики имелось и негативное отношение к политике Советского Союза, поскольку вместо ожидаемого ими свержения местных буржуазных правительств Москва пошла на соглашение с ними.

Конечно, руководство Эстонии, Латвии и Литвы прекрасно понимало, что большинство простого населения их стран симпатизирует СССР. Не случайно были приняты различные меры, направленные на ограничение контактов местных жителей с советскими военнослужащими. Велась разведка советских гарнизонов, в чем были заинтересованы не только местные власти, но и спецслужбы Англии, Франции и Германии, а в Литве еще и местные польские подпольные организации. Вполне вероятно, что существовали определенные контакты между прибалтийскими разведками и разведками великих европейских держав, однако наверняка об этом известно только в отношении Германии. При этом следует отметить, что 20 июня 1940 г. Абвер помог ряду сотрудников 2-го (разведывательного) отдела эстонского генштаба скрыться и уехать из Таллина на корабле в Штеттин[1826]. Естественно, что прибалтийские военные имели соответствующие оперативные разработки на случай обострения отношений с СССР. Однако представляется невероятным, чтобы Эстония, Латвия или Литва в одиночку или даже все вместе решились бы на военное выступление против СССР. Конечно, при этом существовала потенциальная угроза того, что эти страны могут стать плацдармом для антисоветских действий какой-либо великой державы.

Как справедливо отмечает ряд отечественных авторов, исследователи до сих пор не располагают конкретными фактами об антисоветской деятельности Балтийской Антанты, что связано с уничтожением большинства соответствующих документов накануне ввода дополнительных контингентов войск Красной армии в июне 1940 г. Кроме того, следует помнить, что руководство стран Прибалтики старалось не фиксировать на бумаге подобные вопросы. В этих условиях оценки советской стороны основывались лишь на предположениях дипломатических работников СССР в Прибалтике. Вместе с тем, нельзя не отметить, что советское руководство и не нуждалось в каких-либо точных данных, поскольку создались благоприятные условия для изменения состава прибалтийских правительств. Если в период «странной войны» независимая Прибалтика вполне соответствовала советским намерениям, то победы Германии на Западе позволяли окончательно решить Прибалтийскую проблему. Для вмешательства во внутренние дела прибалтийских стран были нужны предлоги, в качестве которых использовались «похищения» красноармейцев и вопрос о Балтийской Антанте[1827].

С другой стороны, оценка советским руководством настроений правящих кругов Прибалтики была в целом верна. Недовольные навязанными Советским Союзом договорами, они делали ставку на Англию и Францию, надеясь после войны освободиться от советской опеки. В условиях разгрома Франции и ослабления влияния Англии в Европе руководство прибалтийских государств, учитывая вероятность советско-германской войны, стало склоняться к расширению тайных контактов с Германией, что было зафиксировано советской разведкой. Как справедливо отмечают Р. Мисиунас и Р. Таагепера, «Советы, очевидно, понимали, что в случае любого военного конфликта они не могут полагаться на балтийские государства как на своих союзников»[1828]. Со своей стороны советское руководство, готовясь к войне с Германией, стремилось окончательно укрепиться в стратегически важном регионе на границе Восточной Пруссии, устранить малейшую возможность антисоветских действий прибалтийских стран, а заодно и расширить зону социализма, освободив трудящихся Прибалтики от капиталистического гнета. Таким образом, общая обстановка в Европе и собственные цели советского руководства диктовали необходимость присоединения Прибалтики к СССР.

Как верно отметил В.Л. Мальков, «события лета 1940 г. и вхождение прибалтийских республик в состав СССР не были изначально предопределены советско-германским пактом о ненападении. Думать так – значит исходить из представления о некой предуготованности развития международного конфликта. Судьба Прибалтики решалась в ходе непрерывно меняющейся военно-стратегической ситуации, включая и итог войны Советского Союза с Финляндией, и нападение Германии на Бельгию и Голландию, и поражение Франции, и ряд других событий»[1829]. Опасаясь скорого прекращения войны в Европе в связи с успехами вермахта, что, естественно, вело бы к утрате заинтересованности Германии в сохранении нормальных отношений с СССР, советское руководство решило активизировать свою политику в Прибалтике с целью создания глубоко эшелонированной системы безопасности северо-западного региона. При этом Москва так спешила, что даже не поставила в известность о своих намерениях Берлин, который узнал о развернувшихся событиях от своих дипломатов в Эстонии, Латвии и Литве, а затем и из советских газет.

К сожалению, доступные документы не позволяют точно установить, когда именно в Москве было решено приступить к изменению ситуации в Прибалтике. Как полагает Н.С. Лебедева, «представляется, что именно 24–25 мая сталинское руководство приняло решение начать нажим на Литву, а затем и другие страны Балтии, с целью введения в них новых крупных контингентов советских войск и присоединения этих республик к СССР»[1830]. Собственно, это мнение основано на реальных дипломатических шагах Москвы в отношении Каунаса, поэтому, скорее всего, само решение о них было принято ранее. Однако в любом случае это, вероятно, произошло между 21 и 25 мая 1940 г.

Понятно, что современные прибалтийские авторы оценивают события лета 1940 г. как «оккупацию» и «аннексию» Прибалтики Советским Союзом. Ныне эта политическая позиция законодательно закреплена в Эстонии, Латвии и Литве и никаких иных оценок фактически не допускается. В российской историографии такого принудительного единства нет, и высказываются разные точки зрения по этой проблеме. Правда, следует отметить, что авторы, поддерживающие версию прибалтийских исследователей[1831], так же как и те, не спешат изложить свои аргументы в пользу этой смелой гипотезы. Как правило, в ход идут уже порядком надоевшие антисталинские или антисоветские фантазии. Такие авторы делают вид, что не знают о том, что слова «оккупация» и «аннексия» являются международно-правовыми терминами, описывающими довольно конкретные ситуации.

Как известно, «военная оккупация – это временное занятие в ходе войны вооруженными силами государства части или всей территории противника и установление власти военной администрации на оккупированной территории, но без перехода суверенитета над занятой территорией к оккупирующему государству». Точно так же известно, что «между Советским Союзом и Латвией, Литвой и Эстонией в 1940 году не существовало состояния войны. Между ними не велись какие-либо военные действия без объявления состояния войны. Советские войска не нападали на эти государства и не занимали их территорию без их согласия. Таким образом, их нельзя относить к неприятельским войскам, а их ввод на территорию Прибалтийских государств не может быть расценен как оккупация»[1832]. Прекрасно зная об этом, «историки стран Балтии, анализируя произошедшие летом 1940 г. события, в основном подводят их под такой тип оккупации как “occupation pacifica” (дословно, что-то вроде мирной оккупации)»[1833]. Правда, как отмечает вице-президент Российской Ассоциации международного права С.В. Черниченко, «разговоры об “оккупации в мирное время” (occupation pacifica) не имеют под собой никакой почвы, поскольку такого института в международном праве не было и нет»[1834].

Пытаясь оспорить это мнение, А.Г. Ложкин, полностью разделяющий позицию прибалтийских исследователей, утверждает, что определение «мирной оккупации» (или «оккупации в мирное время») якобы закреплено в Женевских конвенциях 1949 г.[1835]. Однако это не соответствует действительности. Во 2-е статьи всех четырех конвенций 1949 г. включена одна и та же фраза: «Конвенция будет применяться также во всех случаях оккупации всей или части территории Высокой Договаривающейся Стороны, даже если эта оккупация не встретит никакого вооруженного сопротивления»[1836]. Совершенно очевидно, что ни о какой «мирной оккупации» или «оккупации в мирное время» здесь и речи нет. Ведь вопрос заключается не в характере «оккупации», а в том, была ли она вообще. Иными словами, все рассуждения прибалтийских авторов и их российских последователей на эту тему являются лишь их личными фантазиями и применяются исключительно для пропаганды.

К сожалению, иногда некоторые российские исследователи в своих рассуждениях пытаются совместить несовместимые взгляды. Так, например, Е.Ю. Зубкова пишет, что «действия Советского Союза в Прибалтике с момента вторжения до решения сессии Верховного Совета СССР о вхождении Латвии, Литвы и Эстонии в состав Советского Союза, т. е. с 15–17 июня до 3–5 августа 1940 г., могут быть, хотя и с большой долей условности, расценены как «военная оккупация» – если не по «букве», то по сути. Вместе с тем термин «оккупация» совершенно не соответствует ни долговременным планам Советского Союза относительно Прибалтики, ни реальному развитию событий в этом регионе»[1837]. Но если этот термин не «соответствует реальному развитию событий», то, совершенно очевидно, что он не адекватен ситуации, и применять его, оставаясь в рамках научного изучения проблемы, просто невозможно! Не говоря уже о том, что именно термин «военная оккупация», как мы видели, совершенно не соответствует событиям лета 1940 г., как, впрочем, и использованный Е.Ю. Зубковой термин «вторжение».

Действительно, советское руководство провело подготовительные военные меры для того, чтобы иметь возможность оккупировать страны Прибалтики, но между планированием и подготовкой военной операции и ее фактическим проведением есть большая разница. Дело в том, что руководство стран Прибалтики согласилось с советскими требованиями об изменении состава правительств в Каунасе, Риге и Таллине и вводе дополнительных контингентов войск Красной армии на их территорию. Вопрос же о том, в силу каких причин страны Прибалтики согласились с советскими требованиями, для данной проблемы вообще не имеет никакого значения. Конечно, прибалтийские авторы стараются всячески демонизировать ситуацию с советскими требованиями, предъявленными Литве, Латвии и Эстонии в июне 1940 г., для того, чтобы показать, что только угроза применения силы заставила эти страны принять их. Однако они тщательно умалчивают о том, что «принцип, запрещающий прибегать к силе или угрозе ее применения, ставший одним из основных принципов современного международного права, впервые был закреплен в 1945 году в Уставе ООН»[1838]. Таким образом, советские ультиматумы ни коем образом не противоречили тогдашнему международному праву.

К тому же войска Красной армии уже находились на территории государств Прибалтики в силу договоров о взаимопомощи, и увеличение их количества было связано с резким изменением ситуации в ходе Второй мировой войны в Европе. Соответственно, помимо дипломатических договоренностей между СССР и странами Прибалтики, были подписаны соглашения между военными командованиями сторон о местах размещения дополнительных контингентов советских войск. Именно в эти районы советские войска и проследовали. Кроме того, следует помнить, что согласно ст. 42 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, подписанной 18 октября 1907 г., «территория признается занятою, если она действительно находится во власти неприятельской армии. Занятие распространяется лишь на те области, где эта власть установлена и в состоянии проявлять свою деятельность»[1839]. Как известно, никакой советской военной власти в странах Прибалтики не создавалось, там продолжали действовать свои собственные правительства. Таким образом, никакой «оккупации» государств Прибалтики Советским Союзом никогда не было.

Даже в годы «Холодной войны» в своих разъяснениях о внешней политике СССР, данных в 1958 г. по просьбе аппарата Белого дома, американский дипломат Дж. Кеннан верно заметил: «В конце концов, прибалтийские государства фактически не подверглись вторжению. Они согласились (как я полагаю, неблагоразумно) с советскими требованиями, которые им были предъявлены. Это верно, что давление, оказанное на них, было грубым и нахальным, но и сложившаяся ситуация была чрезвычайно необычной и опасной; в качестве оправдания своих действий в этом случае советское правительство опиралось на соглашение с единственной великой державой Запада – Германией, которая пользовалась влиянием в этом районе, а ведь только она и могла рассматривать это как casus belli»[1840]. Кроме того, стоит отметить, что о советской «оккупации» стран Прибалтики местные националисты заговорили только после провозглашения там Советской власти 21 июля 1940 г.

Что касается вопроса об «аннексии», то так называется «насильственное присоединение (захват) одним государством всей или части территории другого государства». Собственно, вся история международных отношений полна различными примерами аннексий, являвшихся результатом многочисленных войн. Однако после Первой мировой войны термин «аннексия» стал постепенно приобретать негативный оттенок, и в международное право стали вноситься различные ограничения на подобные действия. «До Второй мировой войны недействительной считалась аннексия, явившаяся результатом агрессивной войны или же договора, заключенного под принуждением». Поскольку вступление стран Прибалтики в состав Советского Союза «не было результатом ни агрессивной войны, ни договора, навязанного силой», то оно не может считаться аннексией и «не противоречило действовавшему в 1940 году общему международному праву»[1841]. Пытаясь поддержать мнение прибалтийских авторов, А.Г. Ложкин указывает, что «всякой аннексии должна предшествовать хотя бы кратковременная оккупации территории державой, ее аннексирующей, иначе об аннексии, т. е. незаконном присоединении, речи быть не может»[1842]. Однако, исходя из логики этой фразы, очевидно, что поскольку Советский Союз не оккупировал Прибалтику, то и о ее аннексии Москвой не может быть и речи.

Были ли действия СССР в отношении стран Прибалтики агрессией? Согласно конвенции об определении агрессии 1933 года, предложенной именно советской стороной, агрессором признавался тот, кто совершит «объявление войны другому государству; вторжение своих вооруженных сил, хотя бы без объявления войны, на территорию другого государства; нападение своими сухопутными, морскими или воздушными силами, хотя бы без объявления войны, на территорию, суда или воздушные суда другого государства; морскую блокаду берегов или портов другого государства; поддержку, оказанную вооруженным бандам, которые, будучи образованными на его территории, вторгнутся на территорию другого государства, или отказ, несмотря на требование государства, подвергшегося вторжению, принять, на своей собственной территории, все зависящие от него меры для лишения названных банд всякой помощи или покровительства». Причем в конвенции специально оговаривалось, что «никакое соображение политического, военного, экономического или иного порядка не может служить оправданием агрессии» (в том числе внутренний строй и его недостатки; беспорядки, вызванные забастовками, революциями, контрреволюциями или гражданской войной; нарушение интересов другого государства; разрыв дипломатических и экономических отношений; экономическая или финансовая блокада; споры, в том числе и территориальные, и пограничные инциденты)[1843].

Исходя из содержания конвенции, получается, что единственным действием Москвы в отношении стран Прибалтики, которое подпадало под действие этой конвенции, было введение военно-морской блокады региона. Однако на самом деле эта ситуация с точки зрения международного права является еще более запутанной. Дело в том, что конвенция 1933 г. в 1940 г. не являлась действующим документом международного права, так как изначально планировалось, что она будет дополнением к Конвенции о сокращении и ограничении вооружений, которая должна была быть выработана международной Конференцией по разоружению. Однако работа конференции завершилась безрезультатно, а, согласно базовым принципам права, в силу недействительности основного договора не вступает в силу и акцессорный. Более того, поскольку конвенция об определении агрессии совершенно не применялась ни в международном праве, ни в международных отношениях, она имела для всех ее участников ту же международно-правовую силу, что и односторонняя декларация. Соответственно, соблюдение условий данной конвенции являлось для СССР всего лишь актом доброй воли, которая в свою очередь определялась конкретной международной ситуацией. В силу действовавшего до 1945 г. международного права каждое государство имело право на так называемую самопомощь. То есть государство, считавшее, что действия другого государства содержат угрозу для его жизненно важных интересов, могло в соответствии с действующим международным правом прибегнуть к силовым действиям с целью устранения этой угрозы[1844]. Таким образом, летом 1940 г. СССР не совершил никаких агрессивных действий в отношении стран Прибалтики, а всего лишь добился честного выполнения ими договоров о взаимопомощи и создал гарантии от сближения Эстонии, Латвии и Литвы с Германией.

Безусловно, ввод дополнительных контингентов Красной армии в страны Прибалтики оказал, прежде всего, моральное воздействие на местные общества, блокировав активность антисоветских элементов и, наоборот, стимулировав активность просоветских элементов. Уже самая первая непосредственная реакция простых людей на приход советских войск показывает широкое распространение просоветских настроений. Так, далекий от всякой политической жизни латгальский православный священник отец Никанор отметил в своем дневнике, что «в июне месяце Россия ввела свои войска в Латвию в большом количестве. […] Войска эти встречены населением с большими почестями и восторгом. Прежнее – правительство К. Ульманиса ушло в отставку. Избрано новое правительство во главе с А. Кирхенштейном»[1845]. При этом невозможно рассматривать всех людей, выразивших положительное отношение к этим событиям, сознательными сторонниками местных коммунистических партий, численность которых к лету 1940 г. была невелика. Так, в компартии Эстонии состояло около 150 членов, в компартии Латвии – около 1 тыс. членов, а в компартии Литвы – 2 тыс. членов[1846]. За годы диктаторских режимов в Прибалтике накопилось довольно значительное социальное недовольство, а экономические трудности в связи с войной в Европе и попытки местных властей усилить административное регулирование рынка труда только активизировали его. В этой ситуации значительная часть политически активного местного населения с радостью встретила приход Красной армии, что воспринималось ею как реализация надежд на лучшее социальное будущее. При этом надо отметить, что советские войска никак не вмешивались в политические процессы в Прибалтике, что в ряде случаев вызывало недовольство со стороны местных жителей такой пассивностью.

Оказалось, что местные левые активисты различных политических оттенков были вполне в состоянии аккумулировать политическую активность прибалтийского населения и направить ее по пути социального переустройства общества. Кроме того, следует отметить заметное возрастание политической самоорганизации, прежде всего, городских жителей Прибалтики, которые в условиях прекращения традиционного правительственного давления все шире заявляли о своих интересах. Именно эти организованные и политически активные граждане и стали опорой быстро сложившегося блока левых политических организаций, провозгласившего своей целью социальное переустройство по советскому примеру. Этому способствовало и широкое распространение советской пропаганды. Так, например, только за вторую половину июня 1940 г. количество распространяемых в странах Прибалтике советских газет возросло с 1 657 до 39 397 экземпляров (см. таблицу 55). Кроме того, 28 июня Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «разрешить Комитету по радиовещанию организацию ежедневных радиопередач на литовском, латышском и эстонском языках»[1847].

Таблица 55. Распространение советских газет в Прибалтике (экземпляров)[1848]

Созданные в результате советско-прибалтийских переговоров Народные правительства Литвы, Латвии и Эстонии заявили о своем новом социальном курсе, включавшем основные чаяния местного населения. Одновременно в Прибалтике развертывалась широкая кампания непосредственного участия населения в политической жизни. «По всей стране беспрерывно проходили многочисленные митинги, собрания и демонстрации, которые позволили, с одной стороны, мобилизовать трудящихся на широкие политические действия, а с другой – демонстрировать волю масс не останавливаться на полпути, не ограничиваться только свержением фашистского режима»[1849]. Совершенно очевидно, что заставить местное население участвовать во всех этих массовых мероприятиях было совершенно невозможно. Поэтому мы вынуждены констатировать, что жители стран Прибалтики искренне и добровольно участвовали в них. Это является важным свидетельством того, что Народные правительства получили заметную поддержку большинства политически активного населения. При этом следует отметить, что опубликованные программы деятельности Народных правительств были довольно расплывчатыми, что позволяло объединяться в их поддержке различным социальным группам. Естественно, определенная часть прибалтийских обществ занимала явно антисоветскую позицию. Однако, насколько можно судить по доступным для историков документам, это было меньшинство политически активного населения. К тому же, кроме националистических лозунгов ему нечего было предложить своим согражданам, которые уже и так были сыты этими лозунгами по горло. Лишившись государственной поддержки, прибалтийские националисты оказались не в состоянии самоорганизоваться и вступить в открытую политическую борьбу. Более же привычные для них репрессивные методы подавления несогласных оказались невозможными. В итоге националисты заняли выжидательную позицию, ограничившись лишь устной агитацией и распусканием различных антисоветских слухов.

На этом политическом фоне Народными правительствами была проведена широкая предвыборная кампания в местные законодательные органы власти. В данном случае вновь широко использовалась идея обновления, объединявшая разные политические и общественные организации в рамках «Блоков (Союза) трудового народа». Фактически впервые после 1917 г. в Прибалтике прошли выборы, в ходе которых население имело возможность свободно выразить свое отношение к выставленным кандидатам левого толка. Понятно, что эти выборы также уже тогда стали и до сих пор остаются важным полем политического противостояния. Прежде всего, Народные правительства упрекали в том, что они заставляли население голосовать так, как это надо было для победы выставленных кандидатов. Однако известные документы 1940 г. показывают, что единственной формой принуждения в ходе выборов было принуждение местных граждан прийти на выборы. Сама организация выборного процесса просто исключала возможность принудить избирателей голосовать в соответствии с чьими-то интересами, поскольку в ходе тайного голосования они вполне могли проголосовать против выставленных кандидатов или опустить в урну пустой конверт. Казалось бы, что почти полное исключение из избирательного процесса кандидатов, выдвинутых не «Блоками (Союзом) трудового народа», ограничивало право выбора граждан. Однако это была обычная практика в Литве, Латвии и Эстонии, где на протяжении всего межвоенного периода к участию в выборах не допускались нежелательные левые элементы, что, впрочем, ни у кого не вызывает каких-либо критических замечаний. К тому же следует отметить, что в ходе предвыборной кампании 1940 г. вопросы о допуске к выборам различных кандидатов обсуждались фактически публично на соответствующих предвыборных собраниях и решения Центральных избирательных комиссий полностью соответствовали настроениям подавляющего большинства политически активного населения. Таким образом, все разговоры о принудительном голосовании в Прибалтике являются всего лишь политической пропагандой.

Конечно, националистическая прибалтийская эмиграция всегда заявляла о подтасовке результатов голосования, но никаких серьезных аргументов в пользу этой версии никогда не приводилось[1850]. И это притом, что в процессе подсчета голосов участвовало большое количество людей, многие из которых затем оказались на оккупированной Германией территории или в эмиграции. Иностранные дипломаты, журналисты и разведчики, наблюдавшие выборный процесс 1940 г. воочию, в целом дружно описывают настроения местного населения так же, как это делала и советская историография. Даже резко критически настроенный к действиям СССР в Прибалтике М.И. Семиряга признавал, что «высокий процент участия в выборах и абсолютная победа “Блоков (Союза) трудового народа” во всех республиках свидетельствовали о том, что избиратели выразили поддержку принципам социальной справедливости, которые содержались в предвыборных платформах левых сил»[1851]. Все это лишний раз подтверждает, что результаты выборов в Прибалтике (см. таблицу 56) вполне адекватно отражают политические предпочтения избирателей. Особенно, если учесть также факты разложения «президентских» политических режимов, растерянности антисоветских сил и отсутствие устоявшихся демократических традиций в регионе.

Таблица 56. Результаты выборов в Прибалтике

* Данные расчетные.

Еще одной забойной темой антисоветской пропаганды прибалтийских националистов является тезис о том, что «перед выборами и во время выборов во всех Прибалтийских республиках стремление инкорпорировать их в состав СССР скрывалось от избирателей», а «требования об установлении советской власти, о вхождении республик в состав Советского Союза, о ликвидации частной собственности и ее национализации появились в коммунистической печати уже после объявления результатов голосования»[1852]. Как уже было показано, все эти тезисы являются откровенной ложью. Любопытно отметить, что широко использующий эти пропагандистские бредни М.И. Семиряга на той же самой странице, прямо в следующем абзаце пишет о демонстрации в Вильнюсе 7 июля 1940 г. под лозунгами «Да здравствует 13-я Советская Республика!». То же самое, как мы видели, происходило в Риге и Таллине. Интересно, как могли хитрые Народные правительства скрывать от избирателей идею установления Советской власти и одновременно устраивать демонстрации под столь однозначными лозунгами? О каком сокрытии от населения всех этих лозунгов можно говорить, если именно они широко обсуждались на различных массовых политических мероприятиях? Так, 10 июля итальянский посланник в Литве А. Кассинис сообщил в Рим, что «сейчас вполне очевидно для всех и особенно ясно каждому литовцу, что первостепенной задачей нового “сейма” будет просьба о присоединении Литвы к Советскому Союзу»[1853]. Более того, как мы уже видели, местная коммунистическая пресса стала популяризировать лозунг установления Советской власти как минимум с 25 июня 1940 г. Хотя уже 21/22 июня германский посланник в Каунасе Э. Цехлин сообщал в Берлин: «Здесь нет никого, кто сегодня верит, что полное поглощение прибалтийских государств (даже в форме автономных Советских республик, которые наряду со своей культурной автономией сохранят, может быть, на некоторое время определенную экономическую самостоятельность) заставит себя долго ждать. Но, по всей видимости, необходимо некоторое время, чтобы дать этим вещам созреть»[1854].

5 июля английский посланник в Риге К. Орд сообщил в Лондон: «Новое правительство является по существу временным, и его задачи (многие из которых уже выполнены) состоят: в восстановлении и видоизменении конституции, приостановленной после переворота Ульманиса в 1934 г.; в отмене шести сословных палат – тех, что были учреждены бывшим диктатором, чтобы создать видимость широкого народного представительства; в чистке государственного организма от элементов, ассоциируемых с прежним режимом; в амнистии политических заключенных; в обеспечении свободы печати, слова и организаций; в организации выборов, в которых латвийский народ свободно бы избрал своих представителей…

Это всецело политическая революция – и ничто иное – осуществлена со сравнительно небольшими издержками и жертвами, исключительно ограниченными первыми ее днями…

В нынешних обстоятельствах существует весьма реальная возможность, что в новом законодательном органе… будет создано значительное большинство, которое проголосует за немедленное вступление Латвии в Советский Союз на правах одной из его республик…»[1855]. В тот же день английские послы в Таллине и Каунасе также сообщили в Лондон, что в результате выборов Эстония и Литва войдут в состав СССР[1856].

Конечно, в избирательных платформах «Блоков (Союза) трудового народа» действительно не было прямо сформулировано требование установления Советской власти, но предложенные меры в области внутренней политики как раз и могли быть реализованы только в результате ее установления. Что же касается умолчания вопроса о вступлении стран Прибалтики в СССР, то во всех избирательных платформах говорилось о «прочном и нерушимом» или «тесном союзе» между той или иной республикой и Советским Союзом. Учитывая, что одновременно велась широкая пропаганда лозунгов создания 13-й, 14-й и 15-й советских республик, говорить об умолчании данного вопроса не представляется возможным. Хотя конечно, в избирательной платформе он был сформулирован в максимально общем виде. При этом следует помнить, что вообще-то избирательные платформы обычно так и формулируются, поскольку их задачей является привлечение максимально возможного числа избирателей.

Опыт различных революционных событий хотя бы только ХХ в. показывает, что сформированный в ходе политического процесса идейно-психологический настрой является достаточно устойчивым феноменом, позволяющим довольно легко привлекать большие массы населения на различные публичные мероприятия. Так, в середине июля 1940 г. американский посланник в Каунасе О. Норем сообщал в Вашингтон, что «одним из наиболее интересных и беспокоящих черт нового порядка вещей является последовательное вовлечение в ряды красных групп католических рабочих и крестьян. Хотя многие заняты бесплодными разговорами, что все должно быть как раз наоборот, и передачей разных слухов, что людям заплатили за участие в митингах и т. д., однако подтверждается факт, что основную часть коммунистической партии составляет старое и преданное большинство. Католический священнослужитель с печалью сказал мне, что прихожане показывают тревожащий его интерес к новому порядку вещей…»[1857]. Поэтому совершенно очевидно, что массовые демонстрации накануне начала работы избранных законодательных органов стран Прибалтики, в ходе их работы и в связи с отъездом уполномоченных делегаций в Москву невозможно приписать некоему тайному давлению на местных граждан. Именно такие настроения и преобладали тогда в Прибалтике.

Националистическая прибалтийская эмиграция и нынешние прибалтийские авторы продолжают заявлять о незаконном характере решений, принятых законодательными собраниями Эстонии, Латвии и Литвы 21–23 июля 1940 г. Так, например, современные латвийские авторы полагают, что провозглашение Народным сеймом Советской власти и решение о вступлении в Советский Союз являлось незаконным, «грубейшим образом нарушив Конституцию Латвийской Республики, согласно которой вопросы, касающиеся суверенитета государства, государственного строя и территориальных изменений могли быть решены только путем всенародного голосования (референдума)»[1858]. Правда, эти же авторы сами признают, что в результате переворота 15 мая 1934 г. действие Конституции было приостановлено, сейм распущен, а политические партии запрещены. Но хотя это и явилось нарушением действующего законодательства, 1934–1940 гг. – это «ярчайший период хозяйственного и духовного подъема» латышского народа. Так же высказывается предположение, что, вроде бы, К. Ульманис хотел создать новую конституцию, но не успел[1859].

Таким образом, мы видим, что позиция латвийских авторов, прежде всего, внутренне противоречива. Невозможно упрекать Народное правительство в нарушении конституции, поскольку именно оно и восстановило действие этой самой конституции. К тому же сами выборы фактически и стали референдумом, подтвердившим настроения населения, склонного к тесному сближению с Советским Союзом. Сами же разговоры о незаконности тех или иных решений властей различных государств имеют значение только для пропагандистской борьбы. Совершенно очевидно, что Народные правительства, получившие поддержку депутатов законодательных органов своих стран, и не собирались сохранять то политическое устройство, которое возникло в результате авторитарных переворотов и вызывало ненависть, неприятие или безразличие большинства местного населения. И никакие писаные законы не могли остановить этот процесс политической трансформации. Кстати, точно так же никакие действующие законы СССР и советских республик Прибалтики не помешали ренегатам от местных компартий осуществить антисоветский переворот в конце 1980-х – начале 1990-х гг. Поэтому все эти тезисы как были, так и остаются исключительно политической антисоветской пропагандой. Любопытно отметить, что в пылу полемики вышеупомянутые латвийские авторы объявили незаконным даже решение Верховного Совета СССР от 5 августа 1940 г. о принятии Латвийской ССР в состав Советского Союза. Хотя, пользуясь их же методом и обратившись к Конституции СССР 1936 г., мы убедимся в том, что Верховный Совет СССР имел право принимать в состав Союза Советских Социалистических Республик новые республики. Так что в данном вопросе все было сделано абсолютно законно.

После того как Верховный Совет СССР принял Литовскую, Латвийскую и Эстонскую ССР в состав Советского Союза, в соответствии с Конституцией СССР были приняты решения о прекращении деятельности дипломатических представительств Литвы, Латвии и Эстонии за границей[1860]. Затем 11 августа СССР предложил всем государствам, имевшим дипломатические отношения с Эстонией, Латвией и Литвой, закрыть до 25 августа свои дипломатические представительства в Прибалтике[1861]. 7 сентября Президиум Верховного Совета СССР издал указ «О порядке приобретения гражданства СССР гражданами Литовской, Латвийской и Эстонской Советских Социалистических Республик»[1862].

Начавшиеся социально-экономические преобразования в Прибалтике были направлены на решение наиболее важных проблем жизни местного населения. Поначалу для сокращения безработицы использовалась организация общественных работ, затем эта проблема решалась путем расширения промышленного производства и строительства. В итоге безработица была либо ликвидирована (Эстония и Латвия), либо резко сокращена (Литва). Так, например, из имевшихся к лету 1940 г. около 75 тыс. безработных в Литовской ССР к 9 мая 1941 г. 55,8 тыс. человек получили работу[1863]. Одновременно вводились советские социальные стандарты: 8-часовой рабочий день, оплачиваемые ежегодные отпуска и отпуска по беременности, социальное страхование и пенсионное обеспечение трудящихся. Были снижены коммунальные платежи, введено бесплатное медицинское обслуживание, отменена плата за обучение, введены стипендии студентам вузов и техникумов. Более того, вопреки мерам, принятым на остальной территории Советского Союза[1864], Политбюро ЦК ВКП(б) 9 октября 1940 г. утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1936, разрешавшее сохранить на 1940/41 и 1941/42 учебные годы бесплатное обучение детей трудящихся в старших классах и вузах Литовской, Латвийской и Эстонской ССР[1865].

Таблица 57. Итоги земельной реформы 1940 г. в Прибалтике[1866]

В деревне началась аграрная реформа, которая установила максимальный предел крестьянского хозяйства в 30 га, а вновь создаваемые хозяйства должны были иметь 10 га. В результате реформы удалось наделить землей значительное количество безземельных хозяйств и увеличить наделы многим малоземельным крестьянским хозяйствам (см. таблицу 57). Таким образом, в республиках Прибалтики было улучшено экономическое положение более 900 тыс. человек. Одновременно были отменены долги крестьянских хозяйств, которые в Эстонии составляли 150 млн крон, в Латвии – более 350 млн латов, а в Литве (в 1938 г.) – 405 млн литов[1867]. Одновременно крестьянские хозяйства получили существенные кредиты на развитие, которые в Латвийской ССР составляли 10,5 млн латов, а в Литовской ССР – 20 млн литов. Для облегчения крестьянского труда создавались государственные машинно-тракторные станции и машинно-коннопрокатные пункты. Совершенно очевидно, что все эти реформы отвечали интересам подавляющего большинства населения республик Прибалтики. Естественно, что прошедшие 12 января 1941 г. выборы депутатов в Верховный Совет СССР показали высокую активность избирателей, которые в целом одобрили проводимую политику (см. таблицу 58).

Таблица 58. Результаты выборов в Прибалтике 12 января 1941 г.[1868]

Вместе с тем, столь же очевидно, что широкие социально-экономические преобразования в Прибалтике проводились за счет интересов ранее социально привилегированных кругов, составлявших там незначительное меньшинство. Однако именно это меньшинство обладало определенным управленческим и организационным опытом и если во второй половине лета – начале осени 1940 г. оно еще пребывало в состоянии определенного «социального шока», то уже с октября 1940 г. начинается активное формирование различных антисоветских подпольных групп и организаций, делавших ставку на Германию. При этом наряду с ущемлением привычного социального статуса в создании таких подпольных организаций немалую роль играли и националистические установки определенной части местного населения. Не случайно социальной базой антисоветского подполья стали в основном бывшие члены существовавших в Эстонии, Латвии и Литве военизированных организаций, выполнявших в межвоенный период функции политико-силового националистического контроля над местным населением, различного этнического происхождения.

Например, в Литовской ССР в конце 1940 г. возникли такие подпольные организации как «Шаулистский батальон смерти», «Комитет спасения Литвы», «Пенктон колонна» («Пятая колонна») и «Гвардия обороны Литвы». В Латвийской ССР единственной организацией, которая уже в июле 1940 г. начала создавать подпольные ячейки, был «Перконкрустс». Затем в августе 1940 г. возникло подпольное «Латвийское народное объединение». Осенью 1940 г. возникли такие подпольные организации как «Тевияс саргс» («Страж отечества»), разгромленная советскими органами госбезопасности в марте 1941 г., «Боевая организация освобождения Латвии» («Кола»), «Латышский национальный легион», «Младолатыши». В мае 1941 г. при активной поддержке германской разведки была создана организация «Латвияс саргс» («Страж Латвии»). В Эстонской ССР в основном создавались небольшие группки из бывших членов «Кайтселийта» и военных, такие как «рота Талпака», «батальон Хирвелаана», «группа майора Ф. Курга» в Тарту и «группа полковника В. Кёрна» в Пярну.

Естественно, что готовясь к войне с СССР, Германия была заинтересована в использовании подобных настроений, как для разведки, так и для организации подрывных акций в тылу Красной армии. Поэтому хотя 24 июля 1940 г. германское министерство иностранных дел отказалось принять протесты литовского, латвийского и эстонского посланников в Берлине относительно событий в Прибалтике[1869], оно фактически содействовало бывшему литовскому посланнику полковнику К. Шкирпе в создании организации антисоветски настроенных литовских эмигрантов. 17 ноября в Берлине был официально создан «Фронт литовских активистов» («Летувю активисту фронтас») во главе с К. Шкирпой. Вскоре эта организация была передана под крыло Абвера, который создал на советско-германской границе в Восточной Пруссии 4 специальных поста для связи и контактов с антисоветским подпольем в Литовской ССР, насчитывавшим к лету 1941 г. около 36 тыс. человек[1870].

Поначалу в деятельности антисоветского подполья в Прибалтике, установившего связи с Германией, преобладала антисоветская пропаганда, распространение всяческих слухов, ведение разведки в отношении войск Красной армии и органов Советской власти. Соответственно, главной задачей всех этих организаций было подготовиться к выступлению в момент германского нападения на СССР. Однако по мере завершения организационного периода и наступления весны 1941 г. произошла определенная активизация антисоветского подполья. Довольно распространенными мерами борьбы стали поджоги леса и общественных зданий, террористические акты против представителей властей и местных активистов, а также запугивания крестьян, которых вынуждали отказываться от земельных наделов. Вероятно, это было ответом на усиление социалистических преобразований в деревне, где стали создаваться совхозы, сельскохозяйственные артели и товарищества по совместной обработке земли. Соответственно 21 мая 1941 г. Восточно-прусское управление Абвера констатировало: «Восстания в странах Прибалтики подготовлены, и на них можно надежно положиться. Подпольное повстанческое движение в своем развитии прогрессировало настолько, что доставляет известные трудности удерживать его участников от преждевременных акций. Им направлено распоряжение начать действия только тогда, когда немецкие войска, продвигаясь вперед, приблизятся к соответствующей местности с тем, чтобы русские войска не могли участников восстания обезвредить»[1871].

Следует отметить, что поначалу советские власти Эстонской, Латвийской и Литовской ССР в целом вполне лояльно относились к деятелям бывших диктаторских режимов. Это, кстати, вызывало определенное недовольство среди простого населения, не понимавшего причин подобной лояльности. Однако по мере складывания и активизации антисоветского подполья органы внутренних дел и государственной безопасности СССР усилили меры по борьбе с ним. Например, в Литовской ССР с июля 1940 г. по май 1941 г. было ликвидировано 75 нелегальных антисоветских организаций и групп. В Латвийской ССР удалось ликвидировать 4 резидентуры германской разведки, тесно связанные с местными антисоветскими организациями и группами, а также около 90 агентов-одиночек. В Эстонской ССР был разоблачен подпольный «Комитет спасения», состоявший из бывших членов различных националистических организаций[1872]. Однако всего этого оказалось недостаточно. В итоге обострившаяся подпольная борьба и нарастание угрозы военного столкновения с Германией привели к решению о массовых арестах и выселении «неблагонадежных элементов».

При этом следует отметить, что в историографии, посвященной репрессивной политике советских властей в Прибалтике в 1940–1941 гг., нередко встречаются различные фальсификации документов, на «основании» которых некоторые авторы выдвигают самые фантастические гипотезы. Так, Е.Ю. Зубкова пишет, что «11 октября 1939 года был издан приказ НКВД № 001223 «Об оперативных мерах против антисоветских и социально враждебных элементов», на основании которого готовились меры по выявлению и нейтрализации сил, способных оказать сопротивление политике советизации балтийских стран»[1873]. При этом она ссылается на американского советолога литовского происхождения А. Штромаса, который упомянул об этом приказе в своей статье 1986 г., предположив, что «единственное назначение этого приказа могла быть подготовка к “прочистке” прибалтийских стран от всех, кто мог организовать и осуществлять сопротивление советскому господству»[1874]. К сожалению, с момента первой англоязычной публикации в 1951 г. «Инструкции о порядке проведения операции по выселению антисоветского элемента из Литвы, Латвии и Эстонии», которая была представлена как приказ наркома внутренних дел СССР № 001223 от 11 октября 1939 г., этот фальсифицированный документ обычно используется в историографии для характеристики советских намерений в отношении Прибалтики осенью 1939 г.[1875]. Однако следует отметить, что все эти измышления основаны на изначально неверном основании, которое уже было опровергнуто в историографии.

Еще в 1977 г. финский исследователь С. Мюллюниеми тщательно изучил эту проблему и показал, что вышеприведенные утверждения явились результатом недобросовестных выводов в условиях «Холодной войны». В западной литературе убедительным доказательством целенаправленных действий Советского Союза против националистического подполья в июне 1941 г. считается «Инструкция о порядке проведения операции по выселению антисоветского элемента из Литвы, Латвии и Эстонии», которая, как утверждают, была подписана заместителем наркома государственной безопасности СССР комиссаром государственной безопасности 3-го ранга И.А. Серовым 11 октября 1939 г. Однако совершенно очевидна ошибка в датировке. Когда немцы летом 1941 г. заняли Прибалтику, они захватили много русских документов о массовых депортациях. Вышеупомянутая инструкция Серова была опубликована в своей первоначальной форме на русском языке уже в 1942 г. Прежде всего, бросается в глаза, что сам документ не датирован, так что приходится датировать его на основе других документов.

Ошибочная датировка восходит к заявлениям созданного Палатой представителей Конгресса США Специального комитета по расследованию коммунистической агрессии и насильственного включения государств Прибалтики в СССР, который в 1954 г. в своем исследовательском отчете опубликовал инструкцию Серова и другие документы и сделал вывод о том, что речь идет о приказе наркома внутренних дел СССР № 001223 от 11 октября 1939 г. Затем эта датировка Комитета без всякой критики была принята исследователями. При этом не было принято во внимание, что датировка находится в противоречии с известными фактами. Например, комиссар государственной безопасности 3-го ранга И.А. Серов стал первым заместителем наркома государственной безопасности СССР лишь в связи с проведенной в 1941 г. организационной реформой. Анализ содержания инструкции в первоначальной русскоязычной форме показал, что в ее тексте употребляются сокращения как НКВД, так и НКГБ. Это ясно указывает на то, что подписанная комиссаром государственной безопасности 3-го ранга И.А. Серовым инструкция могла появиться лишь после 3 февраля 1941 г., так как с этого момента НКВД был разделен на два наркомата. Приказ наркома внутренних дел № 001223 от 11 октября 1939 г. является совершенно другим документом, который, правда, относится к обращению с антисоветскими элементами на принадлежавших в то время Советскому Союзу территориях (возможно, бывших польских территориях), но чье содержание остается точно не известным[1876].

Теперь, спустя еще 30 лет, можно более точно установить многие даты этой запутанной истории. Публикация приказа НКВД СССР № 001223 «О введении единой системы оперативного учета антисоветских элементов, выявляемых агентурной разработкой» от 11 октября 1939 г. показала, что все связанные с ним фантазии совершенно безосновательны[1877]. Вопрос о разделении НКВД СССР на два наркомата прорабатывался на уровне правительства с конца января 1941 г. и 3 февраля Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день соответствующее постановление СНК СССР[1878]. Комиссар государственной безопасности 3-го ранга И.А. Серов был назначен первым заместителем наркома государственной безопасности СССР 25 февраля 1941 г. и в начале лета 1941 г. занимался операцией по выселению антисоветских и социально опасных элементов из Прибалтики[1879]. Подготовка этой операции началась с того, что 12 мая 1941 г. нарком государственной безопасности Литовской ССР направил в Москву докладную записку с предложением выселить из республики активный антисоветский элемент, уголовников и проституток[1880]. 16 мая наркомы внутренних дел и государственной безопасности СССР направили в ЦК ВКП(б) докладную записку № 1394/б, в которой поддержали это предложение. Однако, видимо, в ходе обсуждения этого вопроса было решено распространить подобную меру на все республики Прибалтики. Внеся в текст документа соответствующую рукописную правку, И.В. Сталин наложил резолюцию: «т. Меркулову. На подготовку»[1881]. Соответственно в тот же день нарком государственной безопасности СССР направил в ЦК ВКП(б) докладную записку № 1687/м, содержавшую проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О мероприятиях по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента», которым как раз и предусматривалась разработка специальной инструкции «о порядке проведения арестов и ссылки»[1882].

Хотя до сих пор остается неизвестной точная дата утверждения советским руководством этого предложения, 19 мая нарком государственной безопасности СССР направил НКГБ Литовской ССР указание № 77 «О подготовке и проведении операций по очистке территории республики от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента»[1883]. В немецкой публикации, на которую ссылается С. Мюллюниеми, опубликован еще один документ, позволяющий установить время введения этой инструкции в действие. Это указания наркома государственной безопасности Литовской ССР старшего майора государственной безопасности П.А. Гладкова о подготовке операции по выселению, которые вместе с подписанной Серовым инструкцией были направлены 6 июня 1941 г. всем оперативным тройкам уездных отделов и отделений НКГБ республики[1884]. Таким образом, совершенно очевидно, что вышеупомянутая инструкция была подготовлена и подписана И.А. Серовым в конце мая – начале июня 1941 г. Вместе с тем, в литературе высказаны сомнения в подлинности этого документа, выявить который в Центральном архиве ФСБ РФ не удалось[1885].

Таблица 59. План этапирования спецконтингента из Прибалтики (человек)

Как бы то ни было, с конца мая 1941 г. началось уточнение количества антисоветского и социально чуждого элемента в республиках Прибалтики, который следовало арестовать и выселить. Эти цифры постепенно возрастали и, согласно эшелонной разнарядке заместителя наркома внутренних дел В.В. Чернышева № 30/5698/016 от 13 июня, там следовало изъять 48 421 человека (11 102 в Эстонской ССР, 16 205 в Латвийской ССР и 21 114 в Литовской ССР)[1886]. Однако утвержденный наркомом внутренних дел СССР Л.П. Берия 14 июня «План мероприятий по этапированию, расселению и трудоустройству спецконтингентов, высылаемых из Литовской, Латвийской, Эстонской и Молдавской ССР», предусматривал этапировать из республик Прибалтики 39 403 человека (см. таблицу 59)[1887]. В итоге, количество подлежащих аресту и выселению было определено в 42 027 человек (9 596 в Эстонской ССР, 15 952 в Латвийской ССР и 16 479 в Литовской ССР)[1888]. Как указывалось в более поздней документации НКВД, «выселение произведено по распоряжению тов. Берия от 14 июня 1941 г., данного им в соответствии с указанием правительства»[1889]. Соответственно в ночь с 13 на 14 июня 1941 г. НКГБ и НКВД СССР начали в Прибалтике операцию по изъятию и выселению активного антисоветского и социально опасного элемента (см. таблицу 60). В ходе операции было убито 7 и ранено 4 человека, оказавших сопротивление взятию под стражу. Также было убито 4 и ранено 4 сотрудников советских спецслужб. По данным германских спецслужб, только в Латвийской ССР в ходе проведенной советской стороной операции было арестовано и выслано около 5 тыс. человек, прямо или косвенно связанных с германской агентурой, что стало серьезным ударом по организационному центру антисоветского подполья[1890]. Вместе с тем, стремление властей Советских республик Прибалтики сохранить в тайне операцию по аресту и высылке антисоветских и социально опасных элементов было использовано сохранившимся антисоветским подпольем для распространения различных слухов, оживлявших ряд антисоветских стереотипов 1920-х – 1930-х гг. среди местного населения.

Таблица 60. Изъятие антисоветского элемента в Прибалтике по данным на 17 июня 1941 г.[1891]

* * *

Важным фактором событий в Прибалтике 1940 г. была реакция на них великих держав. Как мы видели, позиция Англии в отношении действий СССР в Литве, Латвии и Эстонии была поначалу довольно спокойной. Однако итоги выборов и подготовка к созыву вновь избранных законодательных собраний в Таллине, Риге и Каунасе, которые, как ожидалось, провозгласят Советскую власть, привело к ужесточению позиции Лондона. 13 и 15 июля центральные банки Эстонии, Латвии и Литвы передали телеграфные инструкции Британскому банку о переводе принадлежащего им золота на счет Госбанка СССР. Однако по согласованию с министерством иностранных дел английское казначейство 20 июля блокировало эти прибалтийские счета. Фактически счета стран Прибалтики в английских банках на общую сумму в 459 475 ф. ст. (154 755 ф. ст. Эстонии, 210 720 ф. ст. Латвии и 94 тыс. ф. ст. Литвы) были заморожены для покрытия ущерба английских граждан от ожидавшейся национализации собственности в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР. Соответствующий ущерб оценивался английской стороной в 3 768 тыс. ф.ст., из которых 1 460 тыс. приходилось на Эстонию, 1 708 тыс. на Латвию и 600 тыс. ф.ст. на Литву. В дальнейшем эти оценки возросли до 5 млн ф. ст., о чем было сообщено советской стороне. Кроме того, английские власти задержали 39 эстонских и латвийских пароходов, находившихся в портах Британской империи[1892].

23 июля СССР обратил внимание Англии на невыполнение английскими банками перечисления на депозит Госбанка СССР приобретенного им у Центральных банков Литвы, Латвии и Эстонии золота. Советское правительство заявило решительный протест и потребовало отмены распоряжений английских властей, препятствующих совершению данной сделки[1893]. 25 июля соответствующий протест был передан советским полпредом в Лондоне английскому министру иностранных дел. В это время английская пресса высказывала различные мнения в отношении событий в Прибалтике. Так, английская газета «Таймс» полагала, что «единодушное решение о присоединении к Советской России отражает… не давление со стороны Москвы, а искреннее признание того, что такой выход является лучшей альтернативой, чем включение в новую нацистскую Европу»[1894]. Тем не менее, выступая 31 июля на закрытом заседании Палаты общин английского парламента, заместитель министра иностранных дел Р. Батлер заявил, что английское правительство не сможет «признать совершившихся в Прибалтике перемен. Кроме того, ввиду опыта, имевшегося в связи с Польшей в прошлом году, брит[анское] пра[вительство] отказалось выдать сов[етскому] пра[вительству] балтийское золото, хранившееся в Англии, поскольку брит[анские] граждане имеют претензии к СССР по странам Прибалтики. Впрочем, брит[анское] пра[вительство] продолжает хотеть улучшения англо-советских отношений и надеется, что торговые переговоры между обеими странами скоро возобновятся»[1895].

Со своей стороны Москва попыталась воздействовать на Лондон, учитывая его заинтересованность в расширении советско-английской торговли. Так, 7 августа в беседе с английским послом в СССР В.М. Молотов указал, что советская сторона не отказывается от улучшения торговых отношений с Англией, но «такие факты, как задержание золота… ущемляют наши интересы, что, конечно, не благоприятствует развитию отношений между странами в лучшую сторону». Однако экономические отношения могут «получить соответствующее развитие, если на деле будет доказано благожелание со стороны Англии»[1896]. 15 августа советский полпред в Англии обратил внимание английского министра иностранных дел на необходимость закрытия посольств стран Прибалтике в Лондоне и протестовал против задержания британскими властями прибалтийских пароходов. В ответ ему было заявлено, что задержание пароходов связано с необходимостью компенсировать британским гражданам убытки от национализации в Прибалтике, а также высказана просьба о продлении срока ликвидации английских миссий в Таллине, Риге и Каунасе[1897].

22 августа нарком внешней торговли А.И. Микоян сообщил английскому послу, что серьезным препятствием для расширения советско-английской торговли является захват Англией прибалтийского золота и пароходов[1898]. Однако это не повлияло на официальную позицию Лондона по вопросу о событиях в Прибалтике, окончательно сложившуюся к началу сентября 1940 г. Собственно, еще в середине июля 1940 г. английское министерство иностранных дел полагало, что «нам не следует спешить ни с признанием, ни с осуждением советских действий в Балтике; чем сильнее будет наша позиция, тем больше вероятность того, что политика СССР изменится в выгодном нам направлении». После рассмотрения ряда альтернатив, английское правительство решило молчаливо придерживаться стратегии признания совершившихся в Прибалтике событий де-факто, провести консультации с правительством США о судьбе прибалтийского золота и по проблемам компенсации, а также продолжать задерживать прибалтийские суда в британских портах, но не реквизировать их. 5 сентября, выступая в парламенте, английский премьер-министр заявил, что «правительство не собирается признавать какие-либо территориальные изменения, которые могут произойти во время войны, если только они не являются результатом свободных и мирных переговоров и соглашений». В остальных случаях обсуждение всех подобных вопросов должно быть отложено до решения послевоенной мирной конференции[1899].

6 сентября в частном разговоре с советским полпредом в Лондоне английский министр экономической войны Х. Долтон сообщил, что позиция Англии по Прибалтике связана с позицией США, которые Лондон надеется втянуть в войну с Германией. «Позиция брит[анского] пра[вительства] здесь зависит целиком от позиции ам[ериканского] пра[вительства]. Между тем ам[ериканское] пра[вительство] (англичане недавно производили зондаж в Вашингтоне) не собирается признавать перемен, происшедших в Прибалтике и отдавать нам балтийское золото. Наоборот, ам[ериканское] пра[вительство] “замораживание” балтийского золота связывает с “замораживанием” французского, голландского, норвежского и т. д. золота. При таких условиях брит[анскому] пра[вительству] трудно пойти на “размораживание” балтийского золота и ликвидацию балтийских миссий в Лондоне. К тому же брит[анские] подданные имеют известные претензии к СССР в связи с событиями в Прибалтике». В этой ситуации английский министр советовал Москве пойти на улучшение отношений с Вашингтоном[1900].

14 сентября в беседе с первым заместителем наркома иностранных дел СССР английский посол в Москве зондировал советскую сторону на предмет начала переговоров о расширении торговых отношений вне зависимости от взаимных претензий по Прибалтике, которые Лондон хотел бы заморозить до конца войны или хотя бы на 9, на 6 или даже на 3 месяца[1901]. 9 октября советская сторона заявила Англии протест против ее действий в отношении прибалтийских судов и возложила на Лондон «ответственность за причиненные этим действием убытки». Москва требовала «устранения препятствий к немедленному выходу балтийских судов в СССР, а также разблокирования золотых запасов балтийских республик в Лондоне, по крайней мере, для покрытия текущих расходов названных судов». В ответ английский посол в Москве вновь предложил заморозить весь прибалтийский вопрос на 6 месяцев, а тем временем приступить к торговым переговорам. Советская сторона не отрицала возможности торговых переговоров[1902].

14 октября английское правительство реквизировало находящиеся в Англии прибалтийские пароходы, что, естественно, вызвало протест с советской стороны[1903]. 17 октября Лондон предложил Москве заключить «соглашение об оплате прибалтийских пароходов, временно реквизированных английским правительством», которое «принимает на себя все могущие произойти убытки»[1904]. 22 октября английский посол в Москве в беседе с первым заместителем наркома иностранных дел А.Я. Вышинским подтвердил это предложение и заметил, что если оно «приемлемо для Советского правительства, необходимо создать комиссию и договориться о конкретной сумме в возмещение убытков». В ответ его советский собеседник от себя заметил, что «было бы проще пойти другим путем – вернуть принадлежащие СССР пароходы». Одновременно, стремясь ухудшить советско-германские отношения, Лондон предложил Москве договориться о тайном сотрудничестве, обещая со своей стороны консультироваться с СССР по вопросам послевоенного устройства, «по окончании войны не организовывать или не вступать в какой-либо союз, направленный против» него, признать де-факто советскую власть на территориях, вошедших в состав СССР в 1939–1940 гг., развивать англо-советскую торговлю и оказать содействие экспертами для усиления обороноспособности СССР и гарантировать безопасность советских границ с Турцией и Ираном[1905].

2 ноября в беседе с английским послом в Москве первый заместитель наркома иностранных дел А.Я. Вышинский напомнил, что до сих пор нет ответа на советскую ноту от 9 октября и не решен вопрос о возвращении на родину эстонских и латвийских моряков. Пообещав послать в Лондон новую телеграмму по этому вопросу, С. Криппс заявил, что «британское правительство весьма заинтересовано в скорейшем разрешении вопроса о реквизиции пароходов, и спросил, где и когда начнутся переговоры и сколько советское правительство потребует за чартер». Вышинский ответил, что «предложение британского правительства о чартере за реквизированные пароходы неприемлемо для СССР, т. к. мы не можем признать право британского правительства на реквизицию наших пароходов. Если же британское правительство действительно хочет решить этот вопрос, то оно должно устранить все препятствия, мешающие судам возвратиться в порты СССР»[1906]. В новой беседе 11 ноября «по поводу всех вопросов о прибалтийских пароходах Криппс сказал, что едва ли возможно их решить до заключения общего соглашения между Англией и СССР». В ответ Вышинский настаивал на удовлетворении советских требований, изложенных в ноте от 9 октября[1907].

19 ноября английский посол в Москве сообщил первому заместителю наркома иностранных дел СССР, что, не получив ответа на свое предложение о прибалтийских пароходах, «британское правительство… решило использовать пароходы по своему усмотрению, причем суммы за использование этих пароходов британское правительство будет заносить на специальный счет с тем, чтобы в будущем окончательно решить этот вопрос». В ответ Вышинский подтвердил позицию советского правительства и настаивал на ускорении отправки эстонских и латвийских советских моряков в СССР на одном из этих пароходов[1908]. 11 декабря английская сторона предложила отправить советских моряков в один из черноморских портов на английском или нейтральном пароходе. Однако советская сторона настаивала на своем предложении об отправке моряков из Англии на пароходах, находящихся в портах Эйре (Ирландии)[1909]. 6 и 26 декабря СССР вновь заявлял протесты против реквизиции эстонских и латвийских пароходов[1910], однако никаких изменений в позиции Лондона не последовало.

При этом внутренние оценки ситуации в Прибалтике английским руководством оставались вполне трезвыми. Так, в изданном еще 16 июля 1940 г. обзоре департамента политической разведки английского министерства иностранных дел № 41 отмечалось, что произошедшие в Прибалтике выборы гарантировали, что выбранные кандидаты будут следовать советским намерениям. «Мирная абсорбция (поглощение) стала значительным успехом для советской дипломатии, а Германии, благодаря ее занятости другими делами, ничего другого не оставалось, как быть заинтересованным свидетелем»[1911]. 16 ноября на заседании правительства У. Черчилль заявил, что, «бесспорно, для Советского Союза было бы вполне разумным воспользоваться нынешним положением дел, которое очень благоприятно для него, для того, чтобы возвратить те территории, которые Россия потеряла в результате последней войны, в начале которой она была союзницей Франции и Англии. Это относится не только к балтийским территориям, но и к Финляндии. Это соответствует и нашим интересам, если бы Советский Союз усилился на Балтике и таким путем ограничил риск германского доминирования в этом районе»[1912].

Даже в своих мемуарах, написанных в годы «Холодной войны», У. Черчилль пишет, что «в пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. […] Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной»[1913] – то есть соответствовала реальному положению вещей. Из этого утверждения, между прочим, следует, что будь Черчилль на месте Сталина, он поступил бы точно так же. Однако внутренние оценки английским руководством произошедших в Прибалтике событий – это одно, а официальная позиция английского правительства – это совершенно другое. В итоге вопросы взаимных финансовых и имущественных претензий между Англией и СССР по Прибалтике фактически были отложены на будущее[1914].

Схожую с английской позицию в отношении событий в Прибалтике заняли и Соединенные Штаты Америки. 13 июля 1940 г. банки стран Прибалтики направили в Федеральный резервный банк США распоряжения о перечислении на депозит Госбанка СССР купленного у них золота. Однако 14 июля американский посланник в Эстонии и Латвии в своей телеграмме в Вашингтон предложил «с учетом туманности настоящего и будущего балтийских стран заблокировать их активы»[1915]. Соответственно 15 июля американский президент своим приказом № 8484 запретил операции, затрагивающие собственность прибалтийских государств и их граждан[1916]. Очевидно, что это распоряжение было порождено опасениями в связи с итогами прошедших в Прибалтике выборов относительно возможной национализации там американской собственности, как это имело место в Западной Украине и Западной Белоруссии в 1939 г. 20 июля 1940 г. советская сторона заявила США протест против нарушения законных прав СССР и настаивала на возвращении купленного золота[1917].

Исходя из так называемой «доктрины непризнания», правительство США 23 июля 1940 г. опубликовало официальное заявление: «В последние дни подошел к концу тот извилистый процесс, в ходе которого политическая независимость и территориальная целостность трех небольших Прибалтийских республик – Эстонии, Латвии и Литвы – были преднамеренно ликвидированы одним из более могущественных их соседей.

С того самого дня, когда народы этих республик впервые добились своей независимости и демократической формы управления, народ Соединенных Штатов с глубоким интересом и симпатией следил за удивительным прогрессом их в области самоуправления.

Политика нашего правительства всем известна. Народ Соединенных Штатов против разбойничьих действий, независимо от того, осуществляются ли они с помощью силы или в виде угрозы силой. Они также против любого вмешательства какого-либо государства, сколь бы могущественно оно ни было, во внутренние дела любого другого самостоятельного государства, сколь бы слабым оно ни было.

Эти принципы образуют основу, на которой базируются отношения между 21 независимой республикой Нового Света.

Соединенные Штаты будут и впредь исходить из этих принципов, ибо народ Америки убежден, что если в отношениях между народами не будет господствовать доктрина, в которой содержатся эти принципы, то не смогут дальше существовать законы разума, справедливости и законности – иными словами, основы современной цивилизации»[1918]. 24 июля газета «Нью-Йорк таймс» квалифицировала заявление госдепартамента как «один из тех дипломатических документов, которые являются крайним исключением и которые изобилуют явно неверными утверждениями и враждебными актами против Советского Союза». По мнению газеты, это заявление «довело дипломатические отношения между США и СССР до новой, самой низкой точки за все время установления дипломатических отношений между ними в 1933 г.»[1919].

Естественно, советская сторона 27 июля выразила недовольство подобным заявлением[1920]. 30 июля нарком внешней торговли А.И. Микоян заявил временному поверенному в делах США в СССР, что советское правительство истолковало действия американского правительства по блокированию прибалтийского золота как незаинтересованность США в улучшении отношений с СССР и в развитии торговых отношений и решило не выдвигать своих предложений по вопросу о торговом соглашении[1921]. Выступая 1 августа на VII сессии Верховного Совета СССР, В.М. Молотов заявил: «На наших отношениях с Соединенными Штатами Америки я останавливаться не буду, хотя бы уже потому, что о них нельзя сказать ничего хорошего. Нам стало известно, что кое-кому в Соединенных Штатах Америки не нравятся успехи советской внешней политики в Прибалтике. Но, признаться, нас мало интересует это обстоятельство, поскольку со своими задачами мы справляемся и без помощи этих недовольных господ. Однако, то обстоятельство, что в Соединенных Штатах Америки власти незаконно задержали золото, недавно купленное нашим Государственным банком у банков Литвы, Латвии и Эстонии, вызывает с нашей стороны самый энергичный протест. В данном случае мы можем только напомнить, как правительству Соединенных Штатов, так и правительству Англии, ставшему на тот же путь, об их ответственности за эти незаконные действия»[1922].

12 августа советской стороне был передан ответный меморандум США относительно прибалтийского золота, в котором отмечалось, что подобные операции нельзя проводить без лицензии Министерства финансов США. Кроме того, «попытка перечислить золото, принадлежащее Банкам Литвы, Латвии и Эстонии была сделана в момент, когда стало очевидно, что правительства и народы этих стран лишались свободы действия иностранными войсками, которые вступили на их территорию силой или с угрозами применения силы. Позиция правительства и народа США в отношении употребления силы или угроз применения силы в международных отношениях хорошо известна. При такой позиции является правильным, что органы Американского Правительства, издавая вышеуказанные приказы и правила, должны принять во внимание особое положение, существующее в 3-х балтийских странах». Так же в документе указывалось на необходимость возмещения убытков американским гражданам, имевшим собственность в странах Прибалтики[1923].

14 августа Вашингтон сообщил Москве о готовности закрыть свои дипломатические представительства в Таллине, Риге и Каунасе, но указал на непризнание «законности актов, в результате которых последовала эта просьба»[1924]. В ответ советская сторона 22 августа заявила, что «не считает возможным делать предметом дискуссии с Правительством США вопрос о законности этих актов, явившихся суверенным волеизъявлением народов Литвы, Латвии и Эстонии». Эта позиция США была охарактеризована как непонятная, поскольку, «как известно, Правительство США неоднократно через своих официальных представителей заявляло свои возражения против отделения указанных прибалтийских стран от России, несомненно предполагая, что такое отделение не отвечает интересам как народов России – ныне СССР, так и народов Эстонии, Латвии и Литвы». Напомнив ряд заявлений американского правительства в 1920–1922 гг., Москва отмечала, что «в связи с этим вызывает недоумение то обстоятельство, что в противоречии с указанными заявлениями Правительства США в настоящее время Правительство США считает возможным возражать против воссоединения народов Эстонии, Латвии и Литвы с народами Советского Союза, осуществившегося в результате единодушных решений законодательных органов Эстонской, Латвийской и Литовской ССР, избранных на самых широких демократических началах»[1925].

26 августа советская сторона передала временному поверенному в делах США в СССР ответ на американский меморандум от 12 августа, в котором подчеркивалось, что «попытки Правительства США обосновать свои мероприятия, направленные против законных прав и интересов СССР, утверждениями, что Правительства и народы стран Прибалтики якобы лишены были возможности законно распорядиться принадлежащим им имуществом, находятся в полном противоречии с фактами, лишены, таким образом, основания и поэтому не могут служить оправданием указанных действий американских властей». Соответственно Москва настаивала на своем заявлении «о возвращении Советскому Союзу купленного им золота у центральных банков Эстонии, Латвии и Литвы»[1926].

26 сентября в беседе с В.М. Молотовым американский посол в Москве «заявил, что задержка золота не имеет под собой какой-либо политической подоплеки и является лишь делом финансового расчета, ибо банки Прибалтов имеют большую задолженность США, не считая американских капиталовложений в Прибалтах и задолженности частных граждан Прибалтийских стран»[1927]. В итоге, СССР и США по этому вопросу так и остались каждый при своем мнении[1928]. Как справедливо отметил А. Тэйлор, «права России на балтийские государства и восточную часть Польши были гораздо более обоснованными по сравнению с правами Соединенных Штатов на Нью-Мексико. Фактически англичане и американцы применяли к русским нормы, которые они не применяли к себе»[1929].

Схожую позицию заняло и польское эмигрантское правительство в Лондоне. 25 июля 1940 г. оно заявило протест в связи с «новым включением Вильны и Виленского края в СССР», а 30 июля сформулировало линию своей внешней политики, согласно которой оно не признавало «уничтожения независимости» стран Прибалтики и намеревалось строить польско-литовские отношения на «основе вековой дружбы и общности целей», но Виленский край должен был быть частью Польши[1930].

Иную позицию заняла Швеция, которая 15 июля 1940 г. передала СССР эстонское (14 млн шведских крон) и литовское (6 млн шведских крон) золото, а также несколько прибалтийских пароходов[1931]. 10 августа Стокгольм поставил перед советской стороной вопрос о шведской собственности в Эстонии, Латвии и Литве и выразил готовность начать соответствующие переговоры. В ответ Москва заявила о готовности внимательно отнестись к этому вопросу и обсудить его[1932]. Со своей стороны Швеция по просьбе Москвы приняла имущество бывших миссий и консульств Эстонии, Латвии и Литвы в странах, не имевших дипломатических отношений с СССР. 11 октября советская сторона согласилась договориться со Швецией по вопросу о компенсации за национализированное в Прибалтике имущество[1933]. В феврале 1941 г. в Москву прибыла шведская делегация во главе с заведующим правовым отделом МИД Ё. Энгцеллем. Советскую делегацию на начавшихся переговорах возглавлял заведующий договорно-правовым отделом НКИД А.П. Павлов. Советско-шведские переговоры по вопросу об урегулировании взаимных имущественных претензий в Прибалтике завершились 30 мая 1941 г. подписанием соответствующего соглашения, согласно которому Советский Союз выплачивал Швеции 20 млн шведских крон. Кроме того, признавались и погашались путем клиринга взаимные шведско-прибалтийские обязательства по торговым издержкам, по фрахту и страховым премиям за морские суда, по расчетам между банками и страховым обязательствам[1934].

24 июля 1940 г. в беседе с советским полпредом в Риме Б. Муссолини заявил, что Италия занимает благожелательную для СССР позицию по вопросу о Прибалтике, поскольку «к Советскому Союзу возвращается то, что ему принадлежало раньше, и что Итальянское правительство считает это вполне справедливым». Сама же Италия не заинтересована в вопросе Прибалтики[1935]. В тот же день в советской прессе было опубликовано сообщение берлинского радио: «Берлинские политические круги заявляют, что вступление трех балтийских стран в Советский Союз не затрагивает интересы Германии. Итальянские политические круги заявляют, что эти события происходят в районе, в котором Италия не заинтересована»[1936]. 3 сентября Япония уведомила СССР, что она «доброжелательно относится к факту присоединения к СССР трех прибалтийских государств, а также к тем мероприятиям Советского правительства, которые вытекают из факта присоединения этих республик к СССР». Также японская сторона просила продлить срок ликвидации посольства в Риге и зондировала вопрос о возможности открытия консульства в Риге. Однако советская сторона отклонила эти просьбы[1937].

Естественно, что вопросы Прибалтики заняли заметное место в советско-германских отношениях. Получив сведения о подготовке включения государств Прибалтики в состав СССР, рейхсфюрер СС Г. Гиммлер 3 июля направил министру иностранных дел И. фон Риббентропу записку, в которой поднимался вопрос об ускорении переселения в Германию немцев из Прибалтики. По германским данным, в Литве проживало свыше 36 тыс. немцев и 400 тыс. членов смешанных семейств[1938]. Соответственно 9 июля Риббентроп просил своего посла в Москве Ф. фон дер Шуленбурга сообщить Молотову, что германское правительство намеревается заняться переселением немцев из Литвы после завершения переселения из Эстонии и Латвии. Эта переселенческая акция «исключает полосу территории, которая будет присоединена к Германии при изменении германо-литовской границы по Московским соглашениям от сентября 1939 г.». Берлин, как это было оговорено ранее, оставил «за собой определение момента присоединения этой территории к Германии» и рассчитывал, что военные меры СССР не распространятся на эту территорию. Одновременно внимание Москвы было обращено на важность для Германии экономических связей с Прибалтикой и необходимость учета интересов проживающих там немцев. Относительно вопроса об имуществе переселенцев в Германию, германская сторона предлагала оставить его в Прибалтике, а возмещение получить поставками товаров из СССР[1939].

12 июля Шуленбург сообщил Молотову, что «Германия намерена репатриировать немцев из Литвы, о чем собирается сделать предложение Литве в случае принципиального согласия на это СССР. Однако германское правительство не намерено эвакуировать немцев из той области Литвы, относительно которой сделана оговорка в протоколе от 28 сентября 1939 года, и напоминает нам о своем праве предъявить требование на нее и определить время ее занятия Германией». Его советский собеседник «отметил, что Германия еще осенью сама заявила, что вопрос об этой области Литвы «брошен под стол», то есть можно было тогда понять Шуленбурга, что этот вопрос не интересует больше Германию. Шуленбург, однако, настаивал на своем, и мы договорились вернуться к этому вопросу»[1940]. В тот же день советский полпред в Берлине А.А. Шкварцев беседовал с руководителем бюро Риббентропа П. Клейстом, который заявил, что в разговоре с ним министр иностранных дел затронул вопросы о Прибалтике, отметив, что «эти дела совершенно не касаются Германии, так как они протекают в сфере советских интересов, установленной Германией в согласии с СССР». Однако, вероятно, экономические вопросы, связанные с Прибалтикой, «будут поставлены Германией перед СССР»[1941].

13 июля Молотов заявил Шуленбургу, что притязания Германии на полосу литовской территории и обязательство СССР уступить ее остаются в силе, но, учитывая теперешнюю ситуацию, это было бы затруднительно. Поэтому Сталин и Молотов «просят германское правительство обсудить, не может ли оно найти возможность отказаться от этого небольшого куска территории Литвы»[1942]. Передавая в Берлин эту просьбу, Шуленбург предлагал использовать ее для реализации германских экономических и финансовых требований к государствам Прибалтики[1943]. 17 июля в беседе с германским послом Молотов вновь повторил свою просьбу, аргументировав ее сведениями о национальном составе населения этой литовской территории и отметив, что «разрешение этого вопроса в территориальном смысле является более важным для Литвы, чем для Советского Союза». Со своей стороны Шуленбург передал советской стороне меморандум германского правительства, в котором отмечалось, что «Германия не имеет намерения вмешиваться в политические дела прибалтийских государств», но уверена, что «правительство СССР учтет и обеспечит германские экономические интересы в этих государствах». Свои имущественные интересы в Прибалтике германская сторона определяла в 160–180 млн марок и, кроме того, надеялась до конца текущего года получить оттуда товаров на сумму в 180–200 млн марок. Берлин предлагал «найти способ для более быстрого разрешения вопроса» об имущественных претензиях переселенцев, которые могли бы покрываться товарными поставками из СССР, и выражал готовность к переговорам по этим вопросам. Молотов обещал рассмотреть поднятые Германией вопросы[1944].

19 июля, выступая в рейхстаге, А. Гитлер заявил, что после того, как четкое разграничение обоюдных сфер интересов позволило по-новому урегулировать германо-советские отношения, «ни Германия, ни СССР не сделали ни одного шага, который бы выходил за пределы их сфер интересов»[1945]. В тот же день советская сторона подготовила проект заявлений от имени Эстонии, Латвии и Литвы о сохранении торговых отношений с Германией[1946]. 27 июля Германия потребовала от Литвы не применять законы о национализации к местным немцам. В тот же день в 22.30 советский полпред в Каунасе Н.Г. Поздняков получил из Москвы указание посоветовать литовскому МИД дать ответ, что ввиду предстоящего переселения немцев из Литвы в Германию решено сделать исключение для немцев и приостановить действие законов о национализации с тем, чтобы все вопросы, касающиеся переселяющихся в Германию немцев были урегулированы между Москвой и Берлином[1947]. Соответственно 29 июля Молотов заверил Шуленбурга, что будут учтены интересы проживающих в Прибалтике немцев, к их собственности не будет применяться закон о национализации. Кроме того, Молотов сообщил, что «Советский Союз в общем берет на себя ответственность за Прибалтийские страны, поскольку они в недалеком будущем войдут в СССР», и просил все вопросы, интересующие Германию в Прибалтике, обсуждать в Москве[1948].

31 июля Шуленбург в беседе с Молотовым «поставил вопрос о возможности для советского правительства взять на себя обязательство по охране германских торговых интересов в прибалтийских странах и вручил памятную записку по этому вопросу», в которой еще раз подчеркивалась важность для Берлина его экономических связей с государствами Прибалтики, поскольку получение прибалтийских товаров на основе заключенных Германией экономических договоров с ними представляет «в настоящее время жизненную необходимость. Германское правительство считало бы наилучшим выходом из положения признание Правительством СССР вышеупомянутых экономических договоров, а также дополнительных к ним соглашений и взятие на себя обязательств к их выполнению». Согласно этим договорам, предусматривающим только контингенты-минимум, были установлены торговые обороты с Литвой на 60 млн, с Латвией на 78 млн, а с Эстонией на 40 млн германских марок. С учетом же торговли между странами Прибалтики и протекторатом Богемия и Моравия «общая стоимость германского ввоза из прибалтийских стран по ценам и в течение 1940 года составит по крайней мере 200 милл[ионов] герм[анских] марок». Германская сторона выражала готовность начать переговоры по этим вопросам. На это «Молотов ответил, что советское правительство берет на себя ответственность и в этом вопросе, о чем он уже сказал в предыдущей беседе. Соответственно этому возникшие вопросы будут рассмотрены в ближайшее время и разрешены по возможности в благоприятном для Германии смысле»[1949].

Со своей стороны СССР 5 августа просил Германию дать возможность 12 эстонским и 1 латвийскому пароходам, задержанным немцами в контролируемых ими портах, вернуться в Эстонскую и Латвийскую ССР. Однако Берлин ссылался на то, что эти пароходы задержаны в связи с перевозкой контрабанды для Англии[1950]. 6 августа германская сторона указала на неприемлемую для нее антифашистскую по содержанию статью в латвийской газете. На поступившем из Берлина сообщении об этом Молотов наложил резолюцию: «Тов. Вышинскому: Скажите латышам (ЦК), что нельзя этого допускать впредь. Держаться надо по “Правде”»[1951]. 14 августа Германии было сообщено, что данная статья появилась в прессе в результате «недоразумения»[1952].

7 августа в ответ на представления Германии об обеспечении имущественных интересов германских граждан в Прибалтике германскому послу в Москве было вручено предложение советского правительства «образовать смешанную комиссию по урегулированию имущественных вопросов немецких граждан и лиц немецкой национальности в Эстонии и Латвии и отдельную смешанную комиссию по переселению германских граждан и лиц немецкой национальности из Литвы и их имущественным вопросам». Со своей стороны Шуленбург информировал Молотова, что «германское правительство приняло к сведению желание советского правительства о том, чтобы Германия оставила за Советским Союзом часть Литвы, закрепленную за Германией московскими соглашениями. Это представляет собой существенное изменение московского договора в невыгодную для Германии сторону. Поэтому перед тем, как германское правительство детально рассмотрит этот вопрос, нам было бы интересно узнать, что предложит советское правительство взамен». Молотов заявил, что «Советское правительство не отказывается обсудить вопрос о компенсации» и вскоре сообщит свои предложения[1953].

12 августа в беседе с Шуленбургом Молотов заявил, что «территориальная компенсация для СССР неприемлема, но выразил готовность выплатить за удержание Советским Союзом этой территории 3 860 000 золотых долларов в течение двух лет, золотом или товарами по выбору Германии»[1954]. 17 августа Молотов заявил германскому послу, что «советское правительство учло особые отношения Германии с прибалтийскими странами и пошло навстречу в вопросе о компенсации имущества лицам немецкой национальности, которые будут переселяться из Литвы». Со своей стороны Шуленбург передал советской стороне просьбу Берлина об организации консульств вместо закрывающихся в Каунасе, Риге и Таллине посольств. Молотов обещал изучить эту просьбу и дать ответ на нее позже[1955]. 23 августа в ходе новой встречи с Молотовым Шуленбург передал ему контрпредложение Берлина об организации двух комиссий, «одну – специально по переселению лиц немецкой национальности из Литвы и оставшихся лиц немецкой национальности из Эстонии и Латвии, и вторую – по всем имущественным вопросам лиц немецкой национальности во всех трех прибалтийских странах». Обе комиссии, по мнению Берлина, могли бы работать в Риге. Кроме того, германский посол вновь просил разрешения «оставить германское консульство в Дерпте [Тарту] до окончания переселения оставшихся немцев из Эстонии». Однако Молотов отклонил это предложение и передал германской стороне меморандум о необходимости возвращения задержанных немцами 13 эстонских и 1 латвийского судна[1956].

Еще 17 августа в аппарате НКИД была подготовлена докладная записка о необходимости демаркации советско-германской границы от реки Игорка до Балтийского моря, а 23 августа Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1530-596сс «О демаркации государственной границы между СССР и Германией на участке бывшей литовско-германской границы», согласно которому НКИД должен был предложить Германии переговоры о демаркации границы[1957]. Соответственно 28 августа германскому посольству в Москве была вручена вербальная нота по этому вопросу[1958]. Кроме того, возникла проблема Литовской свободной зоны Мемельского порта, которая была создана на 99 лет по германо-литовскому соглашению от 20 мая 1939 г. Германия рассчитывала, что с вхождением Литвы в состав СССР деятельность зоны будет свернута, и 27 августа 1940 г. ввела в нее войска, прекратила деятельность таможни и предложила вывезти все литовские грузы. Все это затрагивало интересы Литовской ССР и вызвало негативную реакцию в Москве. 29 августа Молотов вручил германскому послу вербальную ноту, в которой указал, что «за Литовской ССР сохраняются все те права и льготы, которые обусловлены указанным выше германо-литовским договором с обменом письмами между г-ном Шнурре и г-ном Норкаитисом от того же числа и которые не могут прекратить свое действие на основании одностороннего акта». От положительного решения этого вопроса, по мнению советского правительства, зависели нормальные экономические отношения Германии с Прибалтикой[1959]. 6 сентября Риббентроп указал Шуленбургу, что германское правительство «не может уступить зону свободного порта в Мемеле советскому правительству. Этот вопрос будут обсуждаться с советским правительством отдельно»[1960].

2 сентября советский полпред в Берлине просил министра иностранных дел Германии И. фон Риббентропа ускорить ответ на предложение СССР о компенсации за известный кусочек Литвы. Однако германский министр иностранных дел ответил, что это предложение еще изучается, но пока оно не выглядит приемлемым для Германии[1961]. Лишь 9 сентября Шуленбург передал Молотову ответ германского правительства по этому вопросу. В принципе германское правительство выразило готовность за соответствующую компенсацию отказаться от полосы литовской территории, но предложенная компенсация его не устраивала, и в Берлине начали разрабатывать контрпредложения. Кроме того, германская сторона согласилась с высказанным 4 сентября советским предложением «об организации смешанных комиссий по эвакуации немцев из прибалтийских стран и урегулированию имущественных претензий» и просила «оставить германские представительства в Риге и Таллине до окончания переселения немцев»[1962].

18 сентября начались советско-германские переговоры в Таллине, Риге и Каунасе по урегулированию имущественных претензий переселяемых в Германию прибалтийских немцев, на которых сразу же выявились серьезные разногласия между позициями обеих сторон. Германская сторона рассчитывала получить полную компенсацию всего оставляемого имущества, тогда как советская сторона предлагала компенсировать стоимость собственности не более чем на 1 тыс. крон, латов или литов в каждом конкретном случае. Советская сторона была готова выплачивать компенсацию немецким переселенцам в течение 10 лет, а германская сторона настаивала на получении всей суммы в течение 1 года[1963]. 17 октября Германия выдвинула претензии о несоблюдении СССР германских интересов в Прибалтике, что выразилось в отказе Москвы от «полного возмещения стоимости за оставляемое эвакуированными имущество», а так же от обещания, что «в Прибалтике не будет проведена национализация имущества германских граждан». Естественно, Молотов указал на неадекватность подобных претензий, напомнив, что советская сторона и так пошла на значительные уступки Германии в этих вопросах[1964]. 21 октября германский посол вновь поднял вопрос о компенсации за имущество германским гражданам и лицам немецкой национальности в Прибалтике. На это 26 октября он получил ответ, что в виде исключения советская сторона пошла на предложение 50 % компенсации за национализированное имущество, поскольку обычно в этом случае ни о какой компенсации и речи не идет[1965]. Кроме того, в тот же день в Москве стало известно, что в Восточной Пруссии представители германских властей оказывают воздействие на советских граждан, препятствуя их желанию возвратиться на родину в Литовскую ССР. Советская сторона потребовала расследования данного случая, наказания виновных и недопущения подобных случаев впредь[1966].

В ходе начавшихся в конце октября 1940 г. советско-германских торговых переговоров советская сторона указала на то, что значительные денежные суммы, принадлежащие республикам Прибалтики, находятся на клиринговых счетах в немецких банках и остаются не отоваренными Германией, а германские фирмы отказываются вернуть полученные авансы. Только по военным заказам немецкие фирмы получили от стран Прибалтики авансов на сумму в 8,208 млн марок. Всего же общие претензии стран Прибалтики составляли 84,2 млн марок (Эстония – 10,194 млн, Латвия – 15,714 млн, Литва – 58,3 млн). Со своей стороны Германия заявляла, что республики Прибалтики сами являются должниками, а общие германские претензии к этим странам составляют 174,003 млн марок (Эстония – 73,361 млн, Латвия – 63,242 млн, Литва – 37,4 млн)[1967]. В итоге переговоры зашли в тупик и стороны были вынуждены вернуться к согласованию своих позиций по дипломатическим каналам.

5 и 20 ноября германская сторона вновь настаивала на полной компенсации за имущество немецких переселенцев из Прибалтики, а советская сторона опять указала на то, что она пошла на уступку самим фактом переговоров о компенсации. Кроме того, германская сторона просила продлить до 15 января 1941 г. деятельность германских консульств в Таллине, Риге и Каунасе[1968]. 25 ноября 1940 г. германская сторона настаивала на выплате советской стороной компенсации по имущественным претензиям в Прибалтике в течение 12–18 месяцев. Всего Германия рассчитывала получить около 315 млн марок (без учета советских претензий). В ответ советская сторона согласилась обсудить вопрос о паушальной сумме. Вновь напомнив о том, что для Германии СССР сделал исключение из принципа не компенсировать национализированное имущество, Молотов предложил на выбор два варианта решения этого вопроса. В случае выплаты компенсации в течение 1 года увеличить ее размер с 10 до 15 % для лиц немецкой национальности и с 20 до 25 % для германских граждан. Соответственно при рассрочке выплат до 3, 6 или 10 лет сумма компенсации возрастала для лиц немецкой национальности до 25, 35 или 40 %, а для германских граждан до 35, 45 или 50 %. Естественно, германская сторона настаивала на предложенной ею паушальной сумме, а советская – старалась снизить ее размер, напоминая, что на территории Германии также остается имущество переселенцев в СССР, что требует его учета при определении паушальной суммы[1969]. 28 ноября советская сторона заявила о готовности принять германские претензии по всем странам Прибалтики в размере 200 млн, но с учетом советских контрпретензий в размере 50 млн марок, готова заплатить Германии 150 млн марок в течение 2 лет равными частями[1970]. В донесении в Берлин германские дипломаты охарактеризовали этот шаг Москвы «как неожиданное доказательство доброй воли Советского Союза. Предложение Молотова по возмещению имущественных претензий в Прибалтике значительно превосходит наши ожидания»[1971].

12 декабря Германия согласилась с этим советским предложением, но просила разрешение учитывать эти платежи в расчетах по торговому соглашению и передала советской стороне проект соответствующего соглашения[1972]. В ходе новой встречи с Шуленбургом 18 декабря Молотов вручил ему советский проект соглашения по имущественным претензиям, отметив, что в него не включены требования о возврате судов Эстонии и Латвии, задержанных немцами в контролируемых ими портах. Этот вопрос Москва оставила открытым и высказалась против включения выплат по имущественным претензиям в счет экономического соглашения. 19 декабря Молотов сообщил германским дипломатам пожелание советской стороны подписать соглашение по имущественным претензиям одновременно с торговым договором[1973]. 21 декабря германская сторона уведомила Москву о принятии советского проекта соглашения о паушальной сумме и просила подписать его до Рождества. Кроме того, германская сторона просила увеличить срок переселения немцев из Прибалтики. Советская сторона не возражала против этого и предложила подписать одновременно 4 соглашения: торговое, о паушальной сумме, о переселении и о пограничных взаимоотношениях на бывшей литовско-германской границе. Германские дипломаты попытались отклонить необходимость быстрого подписания двух последних соглашений, но Молотов настаивал на своем предложении[1974]. Одновременно 21 декабря советский полпред в Берлине В.Г. Деканозов в беседе с И. фон Риббентропом поставил вопрос о демаркации литовского участка советско-германской границы, но германский министр иностранных дел сослался на нерешенность вопроса о «кусочке» Литвы, до разрешения которого не имеет смысла демаркировать границу[1975].

29 декабря германская сторона заявила СССР, что желает получить в качестве компенсации за «кусочек» литовской территории товаров на сумму в 13 млн долларов. Однако советская сторона заявила о неприемлемости для нее данной суммы[1976]. 2 января 1941 г. советская сторона заявила Германии о готовности увеличить сумму компенсации за «кусочек» Литвы до 31,5 млн марок и выплатить ее в течение 2 лет[1977]. Со своей стороны Берлин в качестве компенсации настаивал на дополнительных советских поставках цветных металлов, но Москва заявила, что «уже обещанные в экономическом соглашении цветные металлы должны будут браться из национальных резервов, а поставка еще большего числа будет затруднительна». Тем не менее, германское правительство старалось добиться единовременной поставки цветных металлов или было согласно принять половину этой суммы в золоте, а вторую – поставками цветных металлов. 8 января советская сторона предложила два варианта решения вопроса о компенсации. Первый вариант предусматривал уплату всей суммы в золоте, путем взаимных расчетов с вычетом из суммы германских платежей. Второй вариант предусматривал поставки цветных металлов на 1/8 суммы в течение 3 месяцев и плату 7/8 суммы золотом путем вычета из германских платежей СССР. В итоге Берлин согласился на второе решение, и 10 января Шуленбург и Молотов подписали в Москве договор о советско-германской границе от р. Игорка до Балтийского моря, который подтверждал передачу Мемеля Германии и ее отказ от каких-либо новых притязаний на территорию Литовской ССР[1978].

Одновременно были подписаны советско-германские соглашения об урегулировании взаимных имущественных претензий относительно Прибалтики и о переселении германских граждан и лиц немецкой национальности из Эстонской, Латвийской и Литовской ССР, а литовских граждан и лиц литовской, русской и белорусской национальности в Литовскую ССР[1979]. Всего со 2 февраля по 23 марта 1941 г. из Литовской ССР переселилось 50 129 человек, а в Литовскую ССР прибыло 20 695 человек (6 167 из Мемельской области, а 14 528 из Сувалкского округа)[1980]. Кроме того, с 11 февраля по 7 апреля 1941 г. в Германию из Эстонской ССР выехало 7 101 человек, а из Латвийской ССР – 10 954 человека[1981]. Что касается вопроса о выплате паушальной суммы для урегулирования взаимных имущественных претензий по Прибалтике, то предполагались поквартальные транши по 18 750 тыс. марок. Однако продолжавшееся затягивание Германией решения вопроса о возвращении прибалтийских судов вызвало ответное затягивание перечисления средств советской стороной. 18 января Москва сообщила Берлину о готовности вступить в переговоры по вопросу о «прибалтийских судах, задержанных в германских портах и в портах, находящихся под контролем Германии»[1982]. 17 февраля Германия заявила СССР о готовности вернуть 8 из 14 задержанных эстонских и латвийских пароходов без какой-либо гарантии относительно возможности их дальнейшей эксплуатации. 28 февраля на новый запрос советской стороны о прибалтийских пароходах был получен ответ, что «пока ничего по этому поводу нет»[1983]. Затем 22 апреля германская сторона дезавуировала свое заявление о готовности передать СССР 8 пароходов. В этой ситуации СССР только 15 мая перечислил первый квартальный взнос[1984].

Кроме того, при подписании советско-германского торгового договора 10 января 1941 г. был подписан специальный протокол, регулировавший торговлю между Германией и республиками Прибалтики. Стороны условились, что до 11 февраля она будет вестись по соглашению между НКВТ СССР и экономическим отделом германского посольства. Сделки, по которым не будет достигнута договоренность, стороны будут считать утратившими силу. До 2 марта германская сторона обязалась вернуть все выданные правительствами стран Прибалтики авансы, аккредитивы, задатки, гарантийные и тому подобные суммы. К тому же сроку было решено сверить остатки германских счетов в банках прибалтийских республик, а счета последних в германских банках по состоянию на 11 февраля 1941 г. с целью ликвидировать дисбаланс в суммах счетов[1985].

Тем временем еще 18 января 1941 г. советская сторона напомнила Берлину о необходимости определить сроки проведения демаркации и редемаркации пограничной линии на бывшей германо-литовской границе[1986]. 10 февраля Шуленбург сообщил Молотову, что «герм[анское] пра[вительство] намерено ратифицировать договор о советско-германской границе от реки Игорка до Балтийского моря в середине февраля и готово точно условиться о дне ратификации с нами. Германская делегация в смешанной советско-германской комиссии по демаркации и редемаркации советско-германской границы выезжает из Берлина и прибудет в Москву 12 или 13 февраля»[1987]. 28 февраля заместитель наркома иностранных дел А.Я. Вышинский в беседе с Шуленбургом «заявил, что германское правительство обещало ратифицировать Договор о советско-германской границе от реки Игорка до Балтийского моря в середине февраля, но это еще не сделано, хотя Пограничная Комиссия уже находится в Москве и работает». Германский посол выразил удивление и обещал вновь запросить Берлин[1988]. 6 марта было издано постановление СНК СССР № 458-191с о составе советской делегации в Смешанной советско-германской комиссии по демаркации границы в Прибалтике[1989].

6 марта Шуленбург заявил Молотову, что в ходе работы смешанной советско-германской комиссии по демаркации и редемаркации границы от реки Игорка до Балтийского моря выяснилось, что фактическое прохождение бывшей польско-литовской границы отличается от ее описания в решении конференции послов от 15 марта 1923 г. «Советская делегация в центральной пограничной комиссии настаивает на проведении линии границы на этом участке в соответствии с решением конференции послов. В этом случае Германия будет вынуждена уступить СССР в трех местах – всего около 45 кв. километров занимаемой ею теперь территории. Германское правительство просит поэтому демаркировать участок бывшей польско-литовской границы по линии границы, фактически существующей в настоящее время». В ответ Молотов заявил, что «поляки в свое время незаконно оттеснили литовцев, и поэтому, чтобы не задевать законное национальное чувство литовцев, можно решить этот вопрос в пользу Германии компромиссом, а именно – путем передачи Советскому Союзу кусочка германской территории в выступающем слишком углу между реками Игорка и Марыха». Германский посол обещал передать это предложение в Берлин[1990]. 10 марта в ходе новой встречи Молотова с Шуленбургом выяснилось, что ответа из Берлина на советское предложение еще нет. В ответ на указание Молотова, что договор о советско-германской границы от реки Игорка до Балтийского моря все еще не ратифицирован Германией, Шуленбург вновь обещал запросить Берлин[1991].

14 марта заместитель наркома иностранных дел А.Я. Вышинский передал германскому послу в Москве памятную записку, в которой советская сторона вновь настаивала на необходимости компромисса при демаркации границы на участке бывшей польско-литовской границы[1992]. Однако в преддверии войны с СССР Германия стремилась оттянуть работы по демаркации границы. Не в последнюю очередь это было связано с позицией германского военного командования, которое настаивало на необходимости устранения любых советских представителей из приграничной зоны Германии до начала сосредоточения вермахта для операции против СССР[1993]. 4 апреля германская сторона отклонила советское компромиссное предложение по демаркации границы, и выдвинуло контрпредложение[1994]. 15 апреля советская сторона уведомила Берлин, что, «желая обеспечить быстрое разрешение вопроса о демаркации советско-германской границы и идя навстречу пожеланиям германской стороны, согласна произвести демаркацию границы, приняв за основу фактически охраняемую линию границы», сняв с обсуждения все компромиссные варианты[1995]. 24 апреля германская сторона заявила о согласии с советским предложением, но настаивала на обсуждении в смешанной комиссии ряда вопросов о проведении линии границы в пользу Германии в нескольких местах[1996]. 25 апреля советская сторона отклонила подобный подход Берлина и вновь напомнила о все еще не проведенной ратификации договора о советско-германской границе между р. Игорка и Балтийским морем[1997]. Однако и месяц спустя германская сторона продолжала затягивать решение вопросов о демаркации границы и ратификации договора[1998].

В итоге вплоть до 22 июня 1941 г. эти вопросы так и оставались не урегулированными[1999]. После же нападения на СССР германское правительство заявило, что вопреки московским договорам 1939 г. и без всякого уведомления Берлина советское правительство оккупировало и аннексировало Литву, Латвию и Эстонию, а также односторонне нарушило экономические соглашения Германии с этими государствами[2000].

* * *

Таким образом, события 1939–1940 гг. стали третьим этапом в советской политике нейтрализации Прибалтийского плацдарма, когда в условиях начавшейся Второй мировой войны Советскому Союзу удалось постепенно вернуть контроль над стратегически важным регионом на своих северо-западных границах, усилить позиции на Балтийском море и создать плацдарм против Восточной Пруссии. Оценивая эти события, В.М. Молотов в своем выступлении 1 августа 1940 г. на вечернем заседании VII сессии Верховного Совета СССР довольно откровенно заявил, что вхождение «в Советский Союз Литвы, Латвии и Эстонии в качестве Союзных советских социалистических республик… обеспечит им быстрый хозяйственный подъем и всесторонний расцвет национальной культуры, что вхождением в Советский Союз их силы будут во много раз умножены, их безопасность будет укреплена и, вместе с тем, еще больше вырастет мощь великого Советского Союза». Территория СССР увеличится на 175 тыс. кв. км, а население на 5 950 тыс. человек. Глава советского правительства не преминул напомнить, что это население «входило раньше в состав СССР, но было силой отторгнуто от СССР в момент его военной слабости империалистическими державами Запада. Теперь это население воссоединено с Советским Союзом. […] Первостепенное значение для нашей страны имеет тот факт, что отныне границы Советского Союза будут перенесены на побережье Балтийского моря. Вместе с этим, у нашей страны появляются свои незамерзающие порты в Балтийском море, в которых у нас такая большая нужда. Успехи внешней политики Советского Союза тем более значительны, что всего этого мы добились мирным путем, что мирное разрешение вопросов… в прибалтийских странах… прошло при активном участии и поддержке широких народных масс этих стран»[2001]. Очевидно, что вхождение Советских республик Прибалтики в состав Советского Союза улучшило его стратегическое положение и укрепило обороноспособность.

Примечания

1

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 44; На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924–1953 гг.). Справочник. М., 2008. С. 265–266. Здесь и далее государственные должности членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК ВКП(б) указаны по: Совет Народных Комиссаров СССР. Совет Министров СССР. Кабинет Министров СССР. 1923–1991. Энциклопедический справочник. М., 1999. С. 33, 37, 46, 48, 49, 56, 70, 78, 93, 98, 189–190, 219, 255–256, 279–280, 360–361, 366.

(обратно)

2

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 611. Л. 129–131.

(обратно)

3

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 69. Л. 261–262.

(обратно)

4

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 44; На приеме у Сталина. С. 266.

(обратно)

5

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 25. Л. 106–107.

(обратно)

6

Главный военный совет РККА. 13 марта 1938 г. – 20 июня 1940 г.: Документы и материалы. М., 2004. С. 261.

(обратно)

7

РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 2385. Л. 1–24.

(обратно)

8

Там же. Ф. 40442. Оп. 2. Д. 125. Л. 272–276; Ф. 7. Оп. 15. Д. 138. Л. 126; Главный военный совет РККА. С. 266, 268; Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. М., 2005. С. 149–150.

(обратно)

9

История танковых войск Советской Армии. М., 1975. Т. 1. С. 209; Захаров М.В. Указ. соч. С. 288–291.

(обратно)

10

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 46, 47, 49; На приеме у Сталина. С. 268, 269, 271.

(обратно)

11

РГВА. Ф. 40442. Оп. 2. Д. 125. Л. 299–417; Ф. 37837. Оп. 22. Д. 59. Л. 1–72; Д. 60. Л. 271–300.

(обратно)

12

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 1–34; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 23. Д. 27. Л. 5–13. Лишь 11 сентября было издано постановление СНК СССР № 1426–309сс «О дополнительной смете НКО на 1939 год», согласно которому на зарплату, транспортные, ремонтные, коммунально-эксплуатационные и хозяйственные расходы было выделено дополнительно 515 360 тыс. рублей. Выделение средств на прочие расходы было отложено до решения вопроса о фондах (ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 506. Л. 103–105).

(обратно)

13

РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 37–50; Красная Армия за год до фашистской агрессии // Военно-исторический журнал. 1996. № 3. С. 19–21. Только 26 октября Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 1765–448сс «О разрешении НКО использования неприкосновенных запасов вооружения и боевой техники», согласно которому следовало «обеспечение вооружением и боевой техникой проводимых оргмероприятий в 1939 году произвести из неприкосновенных запасов и резерва центральных складов РККА». Всего выделялось 327 200 винтовок, 22 740 автоматических винтовок, 36 736 ручных, 10 258 станковых и 458 12,7-мм пулеметов, 114 комплексных зенитных пулеметных установок, 6 000 50-мм минометов, 231 82-мм миномет, 1 300 107-мм и 120-мм минометов, 4 092 45-мм противотанковых орудия, 783 76-мм полковые пушки, 1 314 76-мм дивизионных пушек, 1 773 122-мм гаубиц, 589 152-мм гаубиц, 204 76-мм зенитных орудий, химическое вооружение, имущество связи и инженерное имущество (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 78–79, 95–98; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 510. Л. 104–108; Военно-исторический журнал. 1996. № 3. С. 28).

(обратно)

14

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 21. Л. 221–222.

(обратно)

15

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1178. Л. 18–25.

(обратно)

16

Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 394. Л. 57.

(обратно)

17

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 49; На приеме у Сталина. С. 271.

(обратно)

18

Известия ЦК КПСС. 1990. № 1. С. 174–175.

(обратно)

19

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 613. Л. 98.

(обратно)

20

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 49–50; На приеме у Сталина. С. 271.

(обратно)

21

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 25. Л. 164; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 3ас. Д. 1. Л. 240.

(обратно)

22

РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 126–147; Ф. 40442. Оп. 2. Д. 128. Л. 162–190.

(обратно)

23

Главный военный совет РККА. С. 255.

(обратно)

24

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 72. Л. 80–81, 89.

(обратно)

25

Там же. Ф. 40442. Оп. 2. Д. 180. Л. 92; Д. 126. Л. 1–2.

(обратно)

26

РГВА. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 458. Л. 70–72.

(обратно)

27

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 51–54; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 613. Л. 136–137; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 23. Д. 963. Л. 1–2.

(обратно)

28

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 25. Л. 166–167; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 505. Л. 228–229.

(обратно)

29

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 161. Л. 1–2.

(обратно)

30

На земле Беларуси: канун и начало войны. Документы и материалы. М., 2006. С. 215–216. Эта директива была подписана наркомом обороны в 19.30 6 сентября 1939 г. (РГВА. Ф. 40443. Оп. 3. Д. 176. Л. 13).

(обратно)

31

РГВА. Ф. 25887. Оп. 2. Д. 69. Л. 2–7; Ф. 40443. Оп. 3. Д. 176. Л. 1–4.

(обратно)

32

РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 25. Д. 4566. Л. 1–2; РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 482. Л. 81–101, 107–110; Д. 496. Л. 168–216.

(обратно)

33

РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 63–65, 69.

(обратно)

34

Невежин В.А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939–1941 гг. М., 1997. С. 72. Приказы Политуправления РККА № 352/сс и № 339/сс от 10 сентября 1939 г. см.: РГВА. Ф. 9. Оп. 40. Д. 65. Л. 64, 96. Постановление СНК СССР № 1487–340сс «Об отпуске газетной и печатной бумаги Политуправлениям Киевского и Белорусского особых военных округов» от 19 сентября 1939 г. см.: ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 506. Л. 151.

(обратно)

35

РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 2338. Л. 8–9, 12–20, 23, 45, 87, 93–96, 98, 103; Ф. 9. Оп. 29. Д. 496. Л. 1–291.

(обратно)

36

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы Народного комиссара обороны СССР. 1937 г. – 21 июня 1941 г. Сборник документов. Т. 13 (2–1). М., 1994. С. 116–117.

(обратно)

37

РГВА. Ф. 40443. Оп. 3. Д. 297. Л. 128; Д. 298. Л. 142, 144об. – 145об.; Ф. 31811. Оп. 2. Д. 853. Л. 275–277.

(обратно)

38

Там же. Ф. 40443. Оп. 3. Д. 298. Л. 142.

(обратно)

39

Там же. Ф. 4. Оп. 14. Д. 2318. Л. 22–24; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 3ас. Д. 1. Л. 223–232; Правда. 1939. 15 сентября.

(обратно)

40

РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 547. Л. 365–366.

(обратно)

41

Там же. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 14. Л. 63, 148; Д. 10. Л. 392–396; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 1–2.

(обратно)

42

Там же. Ф. 4. Оп. 14. Д. 2338. Л. 124. Подробнее о динамике численности Красной армии в 1939–1941 гг. см.: Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939–1941 (Документы, факты, суждения). 3-е изд., исправ. и доп. М., 2008. С. 273–276.

(обратно)

43

РГВА. Ф. 32099. Оп. 1. Д. 4. Л. 107, 161.

(обратно)

44

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 218. Л. 2.

(обратно)

45

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 76; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 23. Д. 287. Л. 2–3. 10 сентября нарком обороны просил СНК СССР разбронировать мобзапас ГСМ в Европейской части страны и ускорить поставки Красной армии бензина, лигроина и дизельного топлива, а 14 сентября – ускорить поставки авиационного бензина. Согласно изданному 15 сентября постановлению Экономического совета при СНК СССР № 1026–226сс было решено ускорить поставки НКО бензина, лигроина, дизельного топлива и керосина в 7 проводящих учебный сбор военных округах (ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 23а. Д. 1737. Л. 1–34).

(обратно)

46

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 11; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 23. Д. 287. Л. 1.

(обратно)

47

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 23. Д. 522. Л. 1, 2–3.

(обратно)

48

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 1–9, 17–19, 65–66.

(обратно)

49

Там же. Л. 7.

(обратно)

50

Тайны и уроки зимней войны. 1939–1940. СПб., 2000. С. 37–38.

(обратно)

51

РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 14. Л. 1–1об.

(обратно)

52

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 23. Д. 214. Л. 1–3; Оп. 28. Д. 73. Л. 32–44; РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 94–100.

(обратно)

53

РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 79.

(обратно)

54

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 2. Л. 95–97.

(обратно)

55

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 89–91; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 614. Л. 84–85.

(обратно)

56

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 79; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 7; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 73. Л. 95.

(обратно)

57

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 11, 12–13; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 73. Л. 118, 121, 129, 130; Д. 284. Л. 1; Оп. 23. Д. 287. Л. 1. Решения о разбронировании противогазов и хлорной извести приняты по докладным запискам наркома обороны №№ 81020/сс и 81024/сс от 16 сентября (РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 82–88).

(обратно)

58

Главный военный совет РККА. С. 261.

(обратно)

59

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 232. Л. 6, 8; Тайны и уроки зимней войны. С. 39–40.

(обратно)

60

Тайны и уроки зимней войны. С. 40–41.

(обратно)

61

РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 1–1об.

(обратно)

62

Там же. Д. 14. Л. 3.

(обратно)

63

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 62. Л. 81; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 246. Л. 2.

(обратно)

64

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 2–2об.

(обратно)

65

От пакта Молотова – Риббентропа до договора о базах (далее – От пакта…). Документы и материалы. Таллин, 1990. С. 101–102; Прибалтика и геополитика. 1935–1945 гг. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации. М., 2009. С. 104–106.

(обратно)

66

Барков Л.И. В дебрях Абвера. Таллин, 1971. С. 50; Ilmjärv M. Silent Submission. Formation of foreign policy of Estonia, Latvia and Lithuania. Period from mid-1920-s to annexation in 1940. Stockholm, 2004. P. 372.

(обратно)

67

От пакта… С. 107–108.

(обратно)

68

Akten zur deutschen auswärtigen Politik (далее – ADAP). Serie D: 1937–1945. Bd. 7: 9. August bis 3. September 1939. Baden-Baden, 1956. S. 312; От пакта… С. 108.

(обратно)

69

От пакта… С. 109–111.

(обратно)

70

Там же. С. 125; Варес П., Осипова О. Похищение Европы, или Балтийский вопрос в международных отношениях ХХ века. Таллин, 1992. С. 122–123.

(обратно)

71

РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 1–1об.

(обратно)

72

Ibid. S. 386–387; Полпреды сообщают…: Сборник документов об отношениях СССР с Латвией, Литвой и Эстонией: Август 1939 г. – август 1940 г. (далее – Полпреды сообщают…). М., 1990. С. 25.

(обратно)

73

ADAP. Serie D. Bd. 7. S. 409, 434–435; От пакта… С. 114.

(обратно)

74

Полпреды сообщают… С. 21, 23.

(обратно)

75

ADAP. Serie D. Bd. 7. S. 452.

(обратно)

76

Полпреды сообщают… С. 37–38; Донгаров А.Г. СССР и Прибалтика (1939–1940 гг.). М., 2010. С. 14–17.

(обратно)

77

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. Сборник документов и материалов. М., 1970. С. 41–42.

(обратно)

78

Там же. С. 42.

(обратно)

79

Там же. С. 43.

(обратно)

80

Документы внешней политики СССР (далее – ДВП). Т. 22. В 2 кн. М.,1992. Кн. 1: 1 января – 31 августа 1939 г. С. 647–648; СССР и Литва в годы Второй мировой войны (далее – СССР и Литва…). Сборник документов. В 2 т. Т. 1: СССР и Литовская Республика (март 1939 – август 1940 гг.). Vilnius, 2006. С. 143–145, 150–152.

(обратно)

81

СССР и Литва… Т. 1. С. 139–141.

(обратно)

82

Ильмярв М. Балтийские страны в 1939–1940 гг.: замыслы и возможности // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. М., 2006. С. 270; Ильмярв М. Безмолвная капитуляция: Внешняя политика Эстонии, Латвии и Литвы между двумя войнами и утрата независимости (с середины 1920-х годов до аннексии в 1940). Пер. с эст. М., 2012. С. 415–430.

(обратно)

83

Советские архивы. 1990. № 2. С. 27.

(обратно)

84

ADAP. Serie D. Bd. 7. S. 421, 433; Полпреды сообщают… С. 19–20, 22, 25; На чаше весов. Эстония и СССР, 1940 год и его последствия. Таллин, 1999. С. 14; СССР и Литва… Т. 1. С. 146.

(обратно)

85

СССР и Литва… Т. 1. С. 152–155.

(обратно)

86

Гущин В.В. Борьба рабочего класса Литвы против антинародной внешней политики буржуазного правительства (1939–1940 гг.) // Вопросы современного международного коммунистического и рабочего движения. М., 1961. С. 212–213; СССР и Литва… Т. 1. С. 148–149. Всего было призвано из запаса около 18 тыс. человек (Ильмярв М. Безмолвная капитуляция. С. 431).

(обратно)

87

Myllyniemi S. Die baltische Krise 1938–1941. Stuttgart, 1979. S. 52.

(обратно)

88

ADAP. Serie D. Bd. 8: 4. September 1939 bis 18. März 1940. Baden-Baden/Frankfurt am Main, 1961. S. 27, 30–31; Ильмярв М. Указ. соч. С. 473–475.

(обратно)

89

ДВП. Т. 22 Кн. 2. С. 69.

(обратно)

90

СССР и Литва… Т. 1. С. 171–172.

(обратно)

91

Полпреды сообщают… С. 27–33; СССР и Литва… Т. 1. С. 153, 156–160.

(обратно)

92

СССР и Литва… Т. 1. С. 163–165.

(обратно)

93

Полпреды сообщают… С. 32.

(обратно)

94

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 43; СССР и Литва… Т. 1. С. 170–172; Жепкайте Р.С. Литовско-польские отношения в 1919–1939 гг. и их место в политической констелляции северо-восточной Европы. Автореферат диссертации … д.и.н. Вильнюс, 1983. С. 32.

(обратно)

95

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 48–49.

(обратно)

96

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 81–82; СССР и Литва… Т. 1. С. 165–166.

(обратно)

97

СССР и Литва… Т. 1. С. 270–271.

(обратно)

98

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 58.

(обратно)

99

Ibid. S. 60; СССР – Германия. 1939–1941. Документы и материалы о советско-германских отношениях. В 2 т. Вильнюс, 1989. Т. 1. С. 94–95.

(обратно)

100

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 65–66; Полпреды сообщают… С. 48; СССР и Литва… Т. 1. С. 175–176, 272–273, 275.

(обратно)

101

Внешняя политика СССР. 1917–1944 гг. Сборник документов. В 6 т. Т. 4 (1935 – июнь 1941 г.). М., 1946. С. 448–449.

(обратно)

102

СССР и Литва… Т. 1. С. 166–167, 272.

(обратно)

103

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 1310. Л. 28–32; Д. 2407. Л. 146–150.

(обратно)

104

СССР и Литва… Т. 1. С. 272.

(обратно)

105

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 163. Л. 27.

(обратно)

106

Там же. Д. 168. Л. 12.

(обратно)

107

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 212. Л. 12–27; Д. 235. Л. 44–47; Д. 486. Л. 1–129; Д. 487. Л. 14–47; Д. 495. Л. 3–4; Д. 521. Л. 27; Д. 526. Л. 15–260; Grzelak C.K. Kresy w czerwieni. Agresja Zwiazku Sowjeckiego na Polske w 1939 roku. Warszawa, 1998. S. 251–271.

(обратно)

108

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 527. Л. 189.

(обратно)

109

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 15–16.

(обратно)

110

Там же. Д. 163. Л. 31.

(обратно)

111

Полпреды сообщают… С. 49–50; СССР и Литва… Т. 1. С. 273.

(обратно)

112

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1226. Л. 30; СССР и Литва… Т. 1. С. 275.

(обратно)

113

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 163. Л. 34.

(обратно)

114

Там же. Д. 168. Л. 24.

(обратно)

115

Там же. Д. 163. Л. 40–41. Приказ Военного совета Белорусского фронта № 04 от 20 сентября 1939 г. см.: РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 13–15.

(обратно)

116

СССР и Литва… Т. 1. С. 277.

(обратно)

117

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 391. Л. 26–28.

(обратно)

118

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 163. Л. 49.

(обратно)

119

Там же. Л. 52–53; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 42. Л. 33–34. Приказ Военного совета Белорусского фронта № 06 от 25 сентября 1939 г. см.: РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 48–52.

(обратно)

120

СССР и Литва… Т. 1. С. 149; Каспаравичюс А. Дипломатическая реакция Литвы на пакт Риббентропа – Молотова // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 99.

(обратно)

121

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 19–22.

(обратно)

122

Семиряга М.И. Тайны сталинской дипломатии 1939–1941 гг. М., 1992. С. 102.

(обратно)

123

Полпреды сообщают… С. 22, 41.

(обратно)

124

Там же. С. 24.

(обратно)

125

Там же. С. 26, 44.

(обратно)

126

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2408. Л. 71–75; Ильмярв М. Указ. соч. С. 443–445.

(обратно)

127

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 246. Л. 4.

(обратно)

128

Петров П.В. Краснознаменный Балтийский флот и Эстония в сентябре 1939 г. и инцидент с пароходом «Металлист» // Akadeemia: Eesti Kirjanike Liidu kuukiri Tartus. 18. Aastakaik. 2006. Number 6 (207) (URL: . С. 2–3).

(обратно)

129

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 246. Л. 6.

(обратно)

130

Петров П. Балтийский флот. Финский гамбит. М., 2005. С. 171.

(обратно)

131

Советско-финляндская война 1939–1940 гг. на море. Ч. 1. М. – Л., 1945. С. 47–48.

(обратно)

132

Петров П.В. Скрытая мобилизация на Балтийском флоте осенью 1939 г. // Вопросы истории. 2010. № 12. С. 131–134.

(обратно)

133

От пакта… С. 128–129; Морозов М. Повод к несостоявшейся войне // Флотомастер. 2002. № 6. С. 27–28, 30; Ильмярв М. Указ. соч. С. 434–435. Следует отметить, что польские подводные лодки «Сэмп», «Рысь» и «Жбик» были интернированы в Швеции соответственно 16, 17 и 27 сентября (Стрельбицкий К.Б. Подводные лодки малых флотов во Второй мировой войне 1939–1945 гг. // Тайны подводной войны. Вып. 2. Львов, 1996. С. 79). Подводная лодка «Ожел» 14 октября 1939 г. прибыла в Англию, однако лишь 8 декабря Лондон официально заявил об этом.

(обратно)

134

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 204. Л. 41–42.

(обратно)

135

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 52; На приеме у Сталина. С. 274.

(обратно)

136

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 246. Л. 13.

(обратно)

137

Там же. Л. 12.

(обратно)

138

Там же. Л. 11.

(обратно)

139

От пакта… С. 130.

(обратно)

140

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 246. Л. 14–15; Д. 309. Л. 1.

(обратно)

141

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 79; От пакта… С. 126.

(обратно)

142

Полпреды сообщают… С. 50–51.

(обратно)

143

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 84, 92–93.

(обратно)

144

На чаше весов. С. 19–20.

(обратно)

145

Чубарьян А.О. Канун трагедии: Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 – июнь 1941 года. М., 2008. С. 82.

(обратно)

146

Правда. 1939. 16 октября.

(обратно)

147

Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Сборник документов в 3 т. Т. 3: 1933–1941. М., 2011. С. 297.

(обратно)

148

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 204. Л. 1–3, 7; Д. 246. Л. 18; Д. 302. Л. 49, 53; Д. 309. Л. 2–10, 13–14.

(обратно)

149

1940 год в Эстонии. Документы и материалы. Таллин, 1989. С. 52–53; От пакта… С. 133–134.

(обратно)

150

РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 1–2.

(обратно)

151

От пакта… С. 134–143; Ильмярв М. Указ. соч. С. 447–448.

(обратно)

152

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 100–101; От пакта… С. 144, 146–147; Ильмярв М. Указ. соч. С. 448, 452–460.

(обратно)

153

От пакта… С. 129–130, 147–148; Myllyniemi S. Op. cit. S. 56; Ильмярв М. Указ. соч. С. 463–468.

(обратно)

154

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. Восстановление Советской власти. М., 1978. С. 220.

(обратно)

155

От пакта… С. 151–160.

(обратно)

156

РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 8–9.

(обратно)

157

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 27.

(обратно)

158

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 10.

(обратно)

159

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 4.

(обратно)

160

Там же. Л. 7.

(обратно)

161

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 11, 13–16, 45, 46.

(обратно)

162

Там же. Д. 22. Л. 21; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 637. Л. 17.

(обратно)

163

РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 11–12.

(обратно)

164

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 53; На приеме у Сталина. С. 275.

(обратно)

165

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 101; От пакта… С. 117.

(обратно)

166

РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 14. Л. 5–5об.; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 232. Л. 16.

(обратно)

167

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 21; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 637. Л. 17.

(обратно)

168

Там же. Ф. 34980. Оп. 3. Д. 118. Л. 5.

(обратно)

169

28 сентября 1939 г. на основании директивы Генштаба корпусу было присвоено наименование «Отдельный Кингисеппский стрелковый корпус» (РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 75).

(обратно)

170

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 232. Л. 79–81; Ф. 25888. Оп. 11. Д. 14. Л. 6–7; Донгаров А.Г., Пескова Г.Н. СССР и страны Прибалтики (август 1939 – август 1940) // Вопросы истории. 1991. № 1. С. 34–35.

(обратно)

171

РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 14. Л. 7об.; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 284. Л. 41. Нарком ВМФ СССР флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов прибыл в Ленинград 26 сентября 1939 г. (Петров П.В. Краснознаменный Балтийский флот и Эстония в сентябре 1939 г. и инцидент с пароходом «Металлист». (URL: . С. 8).

(обратно)

172

РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 19, 22.

(обратно)

173

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 261. Л. 58.

(обратно)

174

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 123–125; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 284. Л. 49–52.

(обратно)

175

Петров П.В. Указ. соч. (URL: . С. 7–8); Морозов М. Указ. соч. С. 31–32.

(обратно)

176

Морозов М. Указ. соч. С. 38; Петров П. Балтийский флот. Финский гамбит. С. 336.

(обратно)

177

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 204. Л. 22; Д. 309. Л. 21, 27, 29–30.

(обратно)

178

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 154–156.

(обратно)

179

Там же. Д. 22. Л. 266–269; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 639. Л. 34–37; Степанов А.С. Развитие советской авиации в предвоенный период (1938 год – первая половина 1941 года). М., 2009. С. 521–522.

(обратно)

180

Таблицы 4 и 5 составлены по: РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 19. Л. 433, 436–437, Д. 23. Л. 63–69. 123-я стрелковая дивизия и 40-я танковая бригада только начали сосредоточение, которое было прекращено 29 сентября (Там же. Д. 22. Л. 120; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 302. Л. 87, 103). В численности 8-й армии не учтена 75-я стрелковая дивизия, которая была развернута на границе с Латвией, и большая часть тыловых частей.

(обратно)

181

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 232. Л. 17; Петров Б.Н. Вооруженные формирования Прибалтики накануне и в начале Великой Отечественной войны // Военно-исторический архив. 2000. № 10. С. 270.

(обратно)

182

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1014. Л. 51; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 507. Л. 54.

(обратно)

183

РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 28.

(обратно)

184

Полпреды сообщают… С. 59; От пакта… С. 148–150.

(обратно)

185

РГВА. Ф. 37977. Оп. 2. Д. 324. Л. 198–212.

(обратно)

186

Myllyniemi S. Op. cit. S. 59.

(обратно)

187

Forschungen zur baltischen Geschichte. Bd. 1. Tartu, 2006. S. 268–269, 270–271.

(обратно)

188

От пакта… С. 160–161.

(обратно)

189

1940 год в Эстонии. С. 55–56; От пакта… С. 126–127.

(обратно)

190

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 114; 1940 год в Эстонии. С. 53, 54; СССР – Германия. Т. 2. С. 7; На чаше весов. С. 36.

(обратно)

191

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 114; На чаше весов. С. 36–37.

(обратно)

192

Полпреды сообщают… С. 60.

(обратно)

193

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 204. Л. 14.

(обратно)

194

1940 год в Эстонии. С. 56–57; От пакта… С. 164–165; Петров П.В. Краснознаменный Балтийский флот и Эстония в сентябре 1939 г. и инцидент с пароходом «Металлист». (URL: . С. 10–14); Морозов М. Указ. соч. С. 32–38.

(обратно)

195

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 204. Л. 16; Д. 309. Л. 21. Все эти сведения попали и в оперативную сводку штаба ЛВО № 25 на 20.00 28 сентября (Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 86).

(обратно)

196

От пакта… С. 167–173.

(обратно)

197

Там же. С. 173–180, 181.

(обратно)

198

Там же. С. 181–189.

(обратно)

199

Советские архивы. 1990. № 2. С. 30–31; Полпреды сообщают… С. 62–71; От пакта… С. 184, 188–189; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 138–141. Решение о ратификации договора о взаимопомощи было принято Политбюро ЦК ВКП(б) 29 сентября 1939 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1014. Л. 52).

(обратно)

200

Полпреды сообщают… С. 21.

(обратно)

201

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 1772. Л. 133–134; Д. 2407. Л. 110–112; Д. 2414. Л. 26; Полпреды сообщают… С. 23, 26.

(обратно)

202

Myllyniemi S. Op. cit. S. 55; От пакта… С. 125; Ильмярв М. Указ. соч. С. 431, 469.

(обратно)

203

Полпреды сообщают… С. 34–37.

(обратно)

204

Там же. С. 38.

(обратно)

205

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 91–92.

(обратно)

206

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2407. Л. 107–108.

(обратно)

207

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 71–72.

(обратно)

208

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 110.

(обратно)

209

РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 2–3.

(обратно)

210

Там же. Л. 6.

(обратно)

211

Там же. Л. 11–12.

(обратно)

212

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 14. Л. 8–8об.; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 251. Л. 38.

(обратно)

213

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 54; Д. 527. Л. 269–272. В оригинале документа 39-я танковая бригада ошибочно названа 36-й танковой бригадой.

(обратно)

214

Там же. Д. 105. Л. 42–44, 48. В оригинале приказа 39-я танковая бригада ошибочно названа 36-й танковой бригадой.

(обратно)

215

Там же. Д. 104. Л. 30–34.

(обратно)

216

Там же. Ф. 34980. Оп. 3. Д. 118. Л. 12–13.

(обратно)

217

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 527. Л. 174; Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 36.

(обратно)

218

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 163. Л. 60–62.

(обратно)

219

Там же. Ф. 34980. Оп. 3. Д. 118. Л. 14; Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 60.

(обратно)

220

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 19–20.

(обратно)

221

Там же. Л. 28.

(обратно)

222

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 92–94; Ф. 34980. Оп. 3. Д. 118. Л. 15–17.

(обратно)

223

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 3558. Л. 28–34.

(обратно)

224

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 97; Д. 38. Л. 27–28, 30–32, 36; Д. 42. Л. 46; Д. 104. Л. 36; Д. 105. Л. 51; Д. 248. Л. 1–52; Д. 293. Л. 19; Д. 527. Л. 269–272.

(обратно)

225

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 14. Л. 9; Ф. 34980. Оп. 3. Д. 118. Л. 20.

(обратно)

226

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 15. Л. 36.

(обратно)

227

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 163. Л. 64.

(обратно)

228

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 14. Л. 11; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 251. Л. 43. В штабе ЛВО этот документ был получен в 2.40 1 октября.

(обратно)

229

Там же. Ф. 34980. Оп. 3. Д. 159. Л. 42.

(обратно)

230

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 3558. Л. 35–43, 42, 45, 51–52, 75, 80, 81.

(обратно)

231

Там же. Л. 49.

(обратно)

232

Там же. Ф. 34980. Оп. 4. Д. 19. Л. 10, 14.

(обратно)

233

Там же. Оп. 1. Д. 337. Л. 36.

(обратно)

234

Там же. Л. 45–46.

(обратно)

235

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 268–269.

(обратно)

236

Таблицы 6 и 7 составлены по: РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 272–274; Д. 19. Л. 132–134; Д. 23. Л. 105–113, Д. 24. Л. 65–66; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1201. Л. 85–88; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 527. Л. 314; Ф. 34980. Оп. 4. Д. 19. Л. 1–1об.; Д. 23. Л. 8. В составе 8-й армии не указана 136-я стрелковая дивизия, находившаяся на советско-эстонской границе. В численности армий учтены только сухопутные войска без большей части армейских тылов.

(обратно)

237

Полпреды сообщают… С. 73.

(обратно)

238

Там же. С. 74; Ильмярв М. Указ. соч. С. 470.

(обратно)

239

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 142.

(обратно)

240

Полпреды сообщают… С. 75–82.

(обратно)

241

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 154, 161.

(обратно)

242

Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 88.

(обратно)

243

РГАЭ. Ф.413. Оп. 13. Д. 2407. Л. 87–94; Д. 2493. Л. 105; Правда. 1939. 13, 19 октября; Полпреды сообщают… С. 84–87, 90, 133–134; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 161–164. Решение о ратификации договора о взаимопомощи было принято Политбюро ЦК ВКП(б) 8 октября 1939 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1015. Л. 8).

(обратно)

244

Полпреды сообщают… С. 56; СССР и Литва… Т. 1. С. 180, 183–186.

(обратно)

245

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 87; Полпреды сообщают… С. 52; СССР и Литва… Т. 1. С. 193.

(обратно)

246

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 88.

(обратно)

247

Ibid. S. 96.

(обратно)

248

Ibid. S. 94–95; Полпреды сообщают… С. 54–57; СССР и Литва… Т. 1. С. 175–176, 277–280; Жюгжда Р. Рука помощи в грозный час // Коммунист (Вильнюс). 1972. № 10. С. 20; Очерки истории Коммунистической партии Литвы. В 2 т. Т. 2: 1920–1940. Вильнюс, 1980. С. 586.

(обратно)

249

Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы. В 2 т. Т. 1: Подготовка и развертывание нацистской агрессии в Европе 1933–1941. М., 1973. С. 389.

(обратно)

250

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 101; СССР – Германия. Т. 1. С. 105–106.

(обратно)

251

Фляйшхауэр И. Пакт Молотова – Риббентропа: германская версия // Международная жизнь. 1991. № 7. С. 131, 133, 135–136; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 608–609, 611. Перевод уточнен по немецкому оригиналу: Случ С.З. Внешняя политика СССР накануне и в начале Второй мировой войны. Обзор советской историографии (1985–1991) // СССР, Восточная Европа и Вторая мировая война, 1939–1941: дискуссии, комментарии, размышления. М., 2007. С. 168.

(обратно)

252

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 134–136.

(обратно)

253

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 131–132.

(обратно)

254

Полпреды сообщают… С. 71; СССР и Литва… Т. 1. С. 224–227. Еще в 11.30 29 сентября литовское посольство в Москве интересовалось советским ответом на литовские предложения о расширении товарооборота, сообщило о готовности литовской торговой делегации выехать для переговоров в Москву и запрашивало удобное для этого время. Также сообщалось о дополнительных пожеланиях Литвы закупить в СССР 1 тыс. тонн хлопка, хлопчатобумажных тканей на 1 млн литов, льняных тканей на 40 тыс. литов, 5 тыс. тонн железа, 2,5 тыс. тонн чугуна, 9 тыс. тонн цемента и другие товары. Кроме того, литовская сторона просила ускорить советские экспортные поставки по контингентам 1939 г. и ответ по вопросу о будущих торговых переговорах (РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2407. Л. 145).

(обратно)

255

Полпреды сообщают… С. 73.

(обратно)

256

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 137–138.

(обратно)

257

Ibid. S. 154–155; СССР – Германия. Т. 2. С. 9–10.

(обратно)

258

Полпреды сообщают… С. 84; СССР и Литва… Т. 1. С. 227–237.

(обратно)

259

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 161, 165–166; СССР – Германия. Т. 2. С. 10–11; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 617; Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 309–310.

(обратно)

260

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 527. Л. 319.

(обратно)

261

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 55–56; Д. 217. Л. 67.

(обратно)

262

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 71–73.

(обратно)

263

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 163. Л. 72–73.

(обратно)

264

Там же. Л. 77–78.

(обратно)

265

Там же. Л. 72–73; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 38. Л. 56, 58–59; Д. 293. Л. 27; Д. 527. Л. 274–292.

(обратно)

266

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 527. Л. 280, 314–315.

(обратно)

267

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 615. Л. 4–11; Оп. 162. Д. 26. Л. 67.

(обратно)

268

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 84–86; Д. 177. Л. 42–46; Ф. 35084. Оп. 1. Д. 8. Л. 115–120.

(обратно)

269

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 84–86; Д. 217. Л. 83–84.

(обратно)

270

Там же. Д. 163. Л. 83, 85–94; Д. 217. Л. 83–84.

(обратно)

271

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 12. Л. 51–53; Д. 527. Л. 281–284.

(обратно)

272

Там же. Ф. 39026. Оп. 1. Д. 466. Л. 1; Д. 2240. Л. 1–1об. Эти пограничные отряды были сформированы приказом наркома внутренних дел № 001121 от 20 сентября 1939 г. и 2–7 октября приняли под охрану советско-литовскую и новый участок советско-латвийской границы (Там же. Ф. 40925. Оп. 1. Д. 86. Л. 1–12; Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. В 5 т. Т. 1: Накануне. Кн. 2 (1 января – 21 июня 1941 г.). М., 1995. С. 271–272).

(обратно)

273

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 17. Л. 52–53, 65, 72, 77–78, 81–82, 85–86, 127–129; Д. 168. Л. 77; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 206. Л. 104; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1201. Л. 115; На земле Беларуси: канун и начало войны. С. 250.

(обратно)

274

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 350. Л. 61.

(обратно)

275

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 166–167; СССР – Германия. Т. 2. С. 11–12.

(обратно)

276

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 168.

(обратно)

277

Ibid. S. 171.

(обратно)

278

Ibid. S. 191; СССР – Германия. Т. 2. С. 14; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 617; Горлов С.А. СССР и территориальные проблемы Литвы // Военно-исторический журнал. 1990. № 7. С. 25–26.

(обратно)

279

Полпреды сообщают… С. 90; СССР и Литва… Т. 1. С. 243–252; Урбшис Ю. Литва в годы суровых испытаний 1939–1940. Вильнюс, 1989. С. 25–45.

(обратно)

280

СССР и Литва… Т. 1. С. 195–196, 215–217, 240–242, 258–260.

(обратно)

281

Там же. С. 301–304.

(обратно)

282

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 171.

(обратно)

283

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2407. Л. 140–141; Правда. 1939. 17 октября; Полпреды сообщают… С. 92–94, 123, 124–128; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 173–176; СССР и Литва… Т. 1. С. 262–264. Решение о ратификации договора о взаимопомощи было принято Политбюро ЦК ВКП(б) 12 октября 1939 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1015. Л. 12).

(обратно)

284

Очерки истории Коммунистической партии Литвы. Т. 2. С. 503; Полпреды сообщают… С. 95–98; СССР и Литва… Т. 1. С. 292–295.

(обратно)

285

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 249–250; СССР и Литва… Т. 1. С. 348–349; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 510. Л. 114–115.

(обратно)

286

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 509. Л. 39–44.

(обратно)

287

Правда. 1939. 7 декабря; Полпреды сообщают… С. 190; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 368–371; СССР и Литва… Т. 1. С. 388–390.

(обратно)

288

Севостьянов П.П. Перед великим испытанием. Внешняя политика СССР накануне Великой Отечественной войны. Сентябрь 1939 г. – июнь 1941 г. М., 1981. С. 125–127.

(обратно)

289

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 143.

(обратно)

290

Сиполс В.Я. Тайная дипломатия. Буржуазная Латвия в антисоветских планах империалистических держав. 1919–1940 гг. Рига, 1968. С. 320–321; Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. Канун Великой Отечественной войны. 1939–1941. М., 1997. С. 145.

(обратно)

291

Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. С. 145.

(обратно)

292

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 177–178.

(обратно)

293

Там же. С. 202–203.

(обратно)

294

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 144.

(обратно)

295

Полпреды сообщают… С. 88–89; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 167–168. Согласно дневнику И.М. Майского, У. Черчилль заявил следующее: «Если балтийские страны должны потерять свою самостоятельность, то лучше, чтобы они включались в советскую, а не в германскую государственную систему. К тому же включение этих стран в орбиту СССР соответствует тенденции истории и географии, а, стало быть, стабилизации и миру в Восточной Европе» (ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 619; Майский И.М. Дневник дипломата. Лондон. 1934–1943: в 2 кн. Кн. 2. Ч. 1: 4 сентября 1939–21 июня 1941 года. М., 2009. С. 30).

(обратно)

296

Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. С. 144.

(обратно)

297

Там же. С. 143.

(обратно)

298

Там же. С. 144.

(обратно)

299

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 190–191.

(обратно)

300

Бамбитис П. Советско-латвийский пакт взаимопомощи 5 октября 1939 г. // Вопросы новой и новейшей истории. М., 1958. С. 387.

(обратно)

301

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 144.

(обратно)

302

СССР и Литва… Т. 1. С. 361–362. О позиции Англии и Франции см. также: Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 93–95; Ильмярв М. Указ. соч. С. 481–490.

(обратно)

303

На чаше весов. С. 66.

(обратно)

304

Там же. С. 74–75.

(обратно)

305

Мальков В.Л. Прибалтика глазами американских дипломатов. 1939–1940 гг. (Из архивов США) // Новая и новейшая история. 1990. № 5. С. 44–46; Мальков В.Л. Прибалтийский узел. 1939–1940 гг. По материалам американских архивов // Россия XXI. 2006. № 3. С. 136–137.

(обратно)

306

Новая и новейшая история. 1990. № 5. С. 47; Россия XXI. 2006. № 3. С. 138–139.

(обратно)

307

РГВА. Ф. 9. Оп. 39. Д. 74. Л. 149.

(обратно)

308

Там же. Оп. 36. Д. 3772. Л. 354.

(обратно)

309

Там же. Л. 333.

(обратно)

310

Там же. Л. 441.

(обратно)

311

Там же. Д. 3773. Л. 352.

(обратно)

312

Там же. Д. 3558. Л. 66–67.

(обратно)

313

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 264. Л. 14.

(обратно)

314

Там же. Л. 14–15.

(обратно)

315

Там же. Л. 15.

(обратно)

316

Там же. Л. 19.

(обратно)

317

Там же. Ф. 9. Оп. 39. Д. 74. Л. 243.

(обратно)

318

Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 240.

(обратно)

319

РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 544. Л. 156, 165.

(обратно)

320

Глушаков Н. Эстония // Правда. 1939. 3 октября.

(обратно)

321

Ефимов М. Латвия // Правда. 1939. 6 октября.

(обратно)

322

Правда. 1939. 11 октября.

(обратно)

323

Наринский М.М. Кремль и Коминтерн 1939–1941 гг. // Свободная мысль. 1995. № 2. С. 16–17; 1941 год. Документы. В 2 кн. М., 1998. Кн. 2. С. 596.

(обратно)

324

Зубкова Е.Ю. Прибалтика и Кремль. 1940–1953. М., 2008. С. 59.

(обратно)

325

На чаше весов. С. 60–61.

(обратно)

326

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 135–136; От пакта… С. 202.

(обратно)

327

От пакта… С. 198–199.

(обратно)

328

Там же. С. 199–201.

(обратно)

329

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. 1917–1940. Документы и материалы (далее – Социалистические революции в Эстонии…). Таллин, 1987. С. 102.

(обратно)

330

Там же. С. 102–103; Полпреды сообщают… С. 91.

(обратно)

331

Правда. 1939. 16 октября; Полпреды сообщают… С. 128–129.

(обратно)

332

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 223; Социалистические революции в Эстонии… С. 108.

(обратно)

333

Правда. 1939. 28 октября.

(обратно)

334

Правда. 1939. 10 октября; Полпреды сообщают… С. 90–91; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Черновики будущего. Латвия 1934–1941. Рига, 2011. С. 188–192.

(обратно)

335

Полпреды сообщают… С. 99–100.

(обратно)

336

Сиполс В.Я. Тайная дипломатия. С. 324–325.

(обратно)

337

Правда. 1939. 16 октября; Полпреды сообщают… С. 129–131; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 192–200.

(обратно)

338

Дризул А.А. Латвия под игом фашизма. Рига, 1960. С. 88.

(обратно)

339

Правда. 1939. 24 октября; Полпреды сообщают… С. 143.

(обратно)

340

Полпреды сообщают… С. 114–115.

(обратно)

341

Фоменко А.В. Прибалтийский вопрос во внешней политике США в 1918–1940 гг. // «Завтра может быть уже поздно…» Вестник МГИМО – Университета специальный выпуск к 70-летию начала Второй мировой войны. М., 2009. С. 321; Фоменко А.В. Прибалтийский вопрос в отношениях США с Советской Россией: 1918–1940. От появления независимых прибалтийских режимов до включения их в состав СССР. М., 2009. С. 71.

(обратно)

342

СССР и Литва… Т. 1. С. 260–261.

(обратно)

343

Полпреды сообщают… С. 113–114, 120–123; Гущин В.В. Указ. соч. С. 218. В том числе, был арестован и Ю. Палецкис, который до декабря 1939 г. находился в концлагере, затем был выслан в Латвию, но с января 1940 г. был возвращен в Литву и находился в сельской местности под надзором полиции. Лишь в середине мая 1940 г. ему было разрешено вернуться в Каунас (Палецкис Ю. В двух мирах. М., 1974. С. 287–308).

(обратно)

344

Правда. 1939. 15 октября; Полпреды сообщают… С. 123–124.

(обратно)

345

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 223–224.

(обратно)

346

Полпреды сообщают… С. 131.

(обратно)

347

РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 45–46.

(обратно)

348

Там же. Л. 53.

(обратно)

349

Там же. Л. 59.

(обратно)

350

Там же. Л. 68.

(обратно)

351

Там же. Л. 75.

(обратно)

352

Там же. Л. 85.

(обратно)

353

Там же. Л. 99–100.

(обратно)

354

Там же. Л. 121–122.

(обратно)

355

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 264. Л. 23.

(обратно)

356

Там же. Д. 261. Л. 203–204. О настроениях местного населения также см.: Петровская О.В. Формирование границ Западной Белоруссии в 1939–1940 гг. // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2012. № 1. С. 30–33.

(обратно)

357

Полпреды сообщают… С. 123, 138–139, 140.

(обратно)

358

Там же. С. 147–152.

(обратно)

359

Там же. С. 157–159.

(обратно)

360

Донгаров А.Г., Пескова Г.Н. Указ. соч. С. 39–40; Донгаров А.Г. СССР и Прибалтика (1939–1940 гг.). С. 59–66.

(обратно)

361

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 391. Л. 77–79; Полпреды сообщают… С. 72; Венков И.Н. «Допустить размещение войск…» // Военно-исторический журнал. 1990. № 4. С. 35–36.

(обратно)

362

РГВА. Ф. 37837. Оп. 22. Д. 60. Л. 301–303.

(обратно)

363

Там же. Ф. 25888. Оп. 1. Д. 367. Л. 5–6, 7–9, 10–14.

(обратно)

364

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 246. Л. 22.

(обратно)

365

Там же. Д. 390. Л. 28.

(обратно)

366

Там же. Д. 246. Л. 23; Ф. 25888. Оп. 11. Д. 14. Л. 10.

(обратно)

367

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 309. Л. 39–41.

(обратно)

368

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 614. Л. 225–226.

(обратно)

369

Там же. Оп. 162. Д. 26. Л. 19, 65–66; Ковалев С.Н. Советские войска на территории Эстонии. 1939–1940 гг. СПб., 2005. С. 53–54.

(обратно)

370

Ковалев С.Н. Советские войска на территории стран Балтии (1939–1940 г.). СПб., 2008. С. 85.

(обратно)

371

Правда. 1939. 5 октября; На чаше весов. С. 73; Корсунский М.А. У берегов Эстонии. Страницы истории эскадренного миноносца «Карл Маркс». Таллин, 1978. С. 173.

(обратно)

372

Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 137.

(обратно)

373

Полпреды сообщают… С. 84; На чаше весов. С. 76.

(обратно)

374

Полпреды сообщают… С. 101–104, 105–113; Myllyniemi S. Op. cit. S. 62–64; Ковалев С.Н. Указ. соч. С. 83–89; Ильмярв М. Указ. соч. С. 498–500.

(обратно)

375

Правда. 1939. 12 октября. Впервые советская сторона пригласила генерала Й. Лайдонера посетить Москву в связи с открытием Всесоюзной сельскохозяйственной выставки еще 17 августа 1939 г., но сославшись на сложное международное положение он отклонил это приглашение (Ильмярв М. Указ. соч. С.558).

(обратно)

376

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 309. Л. 61, 68; Ананьин И.А. Корабли нашей юности. М., 1974. С. 180–182; Петров П. Балтийский флот. Финский гамбит. С. 188.

(обратно)

377

Петров П. Указ. соч. С. 189.

(обратно)

378

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 309. Л. 74; Ф. 25888. Оп. 11. Д. 22. Л. 388, 403; Петров П. Указ. соч. С. 189–190, 201, 204, 206.

(обратно)

379

Правда. 1939. 19 октября; Полпреды сообщают… С. 135; Венков И.Н. Указ. соч. С. 36. Войска Красной армии двигались двумя маршрутами: 1. Кингисепп, Нарва, Раквере, Раазику, Арувала, Кохила, откуда 1 стрелковый полк с частями усиления направлялся в Палдиски, а остальные части через Рийзипере в Хаапсалу и 2. Псков, Изборск, Выру, Пука, Тырва, Килинги-Нымме, Пярну, Алакюла, Хаапсалу (РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 261. Л. 130–132, 135).

(обратно)

380

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 1. С. 110–111.

(обратно)

381

РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 337. Л. 90.

(обратно)

382

Там же. Л. 120–121.

(обратно)

383

Там же. Л. 117.

(обратно)

384

Петров П. Указ. соч. С. 190, 201, 207–208, 215–216; Ильмярв М. Указ. соч. С. 547–548.

(обратно)

385

Прибалтика, год 1939-й: зачем вводились советские войска // Красная звезда. 1989. 26 ноября.

(обратно)

386

РГВА. Ф. 34980. Оп. 3. Д. 118. Л. 36–37.

(обратно)

387

Правда. 1939. 14, 15, 23, 31 октября; Полпреды сообщают… С. 141–142, 220–223; РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 301–304; Ф. 40442. Оп. 2. Д. 117. Л. 257–258; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 316; Ф. 34980. Оп. 3. Д. 118. Л. 100; Д. 119. Л. 43–44; Дризул А.А. Указ. соч. С. 257–261; Петров П. Указ. соч. С. 192; Ильмярв М. Указ. соч. С. 500–501.

(обратно)

388

Петров П. Указ. соч. С. 200–229. Наземный эшелон 43-й авиаэскадрильи и самолеты в разобранном виде прибыли в Лиепаю на транспорте «Луга» 1 ноября, а летный состав – 15 декабря 1939 г. (Советско-финляндская война 1939–1940 гг. на море. Ч. 1. С. 54).

(обратно)

389

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 69; Д. 217. Л. 101; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 169. Л. 207.

(обратно)

390

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 169. Л. 205.

(обратно)

391

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 73.

(обратно)

392

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 193. Л. 128–129; Венков И.Н. Указ соч. С. 34–35.

(обратно)

393

Правда. 1939. 17 октября; Полпреды сообщают… С. 132; СССР и Литва… Т. 1. С. 292–93.

(обратно)

394

СССР и Литва… Т. 1. С. 296–297; 319–321.

(обратно)

395

Полпреды сообщают… С. 140; СССР и Литва… Т. 1. С. 298.

(обратно)

396

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 169. Л. 212.

(обратно)

397

Там же. Д. 527. Л. 295–297.

(обратно)

398

Там же. Д. 21. Л. 260, 261–263, 264, 278.

(обратно)

399

Там же. Л. 270.

(обратно)

400

Там же. Д. 294. Л. 231, 234–237, 239, 243, 250–251, 253–258, 261–262, 269–273.

(обратно)

401

Там же. Д. 21. Л. 239.

(обратно)

402

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 114–115.

(обратно)

403

Там же. Д. 163. Л. 107, 110.

(обратно)

404

Правда. 1939. 23 октября; Полпреды сообщают… С. 160.

(обратно)

405

Полпреды сообщают… С. 145–146; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 203–204.

(обратно)

406

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1226. Л. 104–105; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 163. Л. 112–113; Д. 178. Л. 305–308; Д. 217. Л. 107–108; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 193. Л. 5–8.

(обратно)

407

Полпреды сообщают… С. 154–156; РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 356–360.

(обратно)

408

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 294. Л. 259–259об., 282; Ф. 39026. Оп. 1. Д. 466. Л. 2; Д. 2240. Л. 1об. Формально принятие под охрану новой линии советско-литовской границы произошло 31 октября на основании приказа наркома внутренних дел № 001295 от 27 октября 1939 г. (Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 272).

(обратно)

409

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 163. Л. 114.

(обратно)

410

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 335.

(обратно)

411

Там же. Д. 169. Л. 287–288об.

(обратно)

412

Там же. Л. 292.

(обратно)

413

Там же. Д. 248. Л. 162–162об.

(обратно)

414

Правда. 1939. 29 октября.

(обратно)

415

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 104, 116.

(обратно)

416

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 248. Л. 163об.

(обратно)

417

Там же. Д. 193. Л. 66; Правда. 1939. 30, 31 октября; Известия. 1939. 30 октября. Поскольку Англия, Франция и США не признали присоединение Виленского края к Литве литовское правительство продолжало оставаться в Каунасе, хотя официальной столицей считался Вильнюс (Навицкас К. Роль Советского Союза в деле защиты жизненных национальных интересов литовского народа в 1917–1940 гг. Автореферат диссертации … д.и.н. Вильнюс, 1965. С. 44).

(обратно)

418

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 169. Л. 289–290.

(обратно)

419

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 168. Л. 96–100.

(обратно)

420

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 168. Л. 188–189; Д. 349. Л. 107–108; Д. 352. Л. 28–29; Лауринавичюс Ч. Вильнюс во власти Литвы 1939–1940 гг.: внутренние и внешние аспекты // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 233–234.

(обратно)

421

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 178. Л. 284–285; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 435–436. В документе В. Виткаускас назван «дивизионным генералом», хотя до 13 июня 1940 г. имел звание «бригадного генерала».

(обратно)

422

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 193. Л. 29–32об.; Д. 245. Л. 76–78.

(обратно)

423

Там же. Д. 193. Л. 28–28об.

(обратно)

424

Там же. Ф. 25874. Оп. 9. Д. 4. Л. 121; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 245. Л. 9–81; Ф. 40442. Оп. 2. Д. 117. Л. 257–258.

(обратно)

425

СССР и Литва… Т. 1. С. 400–403, 406–409.

(обратно)

426

Петров П. Указ. соч. С. 198–199.

(обратно)

427

РГВА. Ф. 4. Оп. 15. Д. 22. Л. 287.

(обратно)

428

Там же. Ф. 29. Оп. 46. Д. 298. Л. 1366–1366об.

(обратно)

429

Там же. Л. 1367–1369.

(обратно)

430

Там же. Л. 1335–1336, 1373–1375, 1384–1385.

(обратно)

431

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 333.

(обратно)

432

Там же. Ф. 29. Оп. 41. Д. 195. Л. 12–17; Д. 204. Л. 6; Оп. 63. Д. 33. Л. 5–10, 15–20; Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1408. Л. 1–27, 55; Д. 1425. Л. 1, 10–10об., 36; Д. 1429. Л. 1–9, 15–16, 19, 27–28.

(обратно)

433

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 282. Л. 77.

(обратно)

434

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 62; На приеме у Сталина. С. 285.

(обратно)

435

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 232. Л. 71.

(обратно)

436

Исторический архив. 1995. № 5–6. С. 52; На приеме у Сталина. С. 273–274.

(обратно)

437

РГВА. Ф. 37837. Оп. 5. Д. 362. Л. 127.

(обратно)

438

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 282. Л. 29–30.

(обратно)

439

Там же. Д. 251. Л. 154.

(обратно)

440

Там же. Ф. 4. Оп. 15. Д. 22. Л. 343.

(обратно)

441

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1432. Л. 1.

(обратно)

442

Там же. Д. 795. Л. 83; Оп. 11. Д. 563. Л. 3.

(обратно)

443

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 371. Л. 21–22; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 282. Л. 83–83об.

(обратно)

444

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 795. Л. 85–85об.

(обратно)

445

Там же. Л. 82; Оп. 11. Д. 563. Л. 2.

(обратно)

446

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 371. Л. 25.

(обратно)

447

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 307. Л. 311; Ф. 34980. Оп. 11. Д. 568. Л. 65.

(обратно)

448

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1402. Л. 12.

(обратно)

449

Там же. Д. 1401. Л. 2; Д. 1403. Л. 60; Д. 1416. Л. 1; Д. 1425. Л. 60; Оп. 12. Д. 1948. Л. 2–3; Ф. 29. Оп. 34. Д. 345. Л. 1–12; Д. 371. Л. 39–40; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 282. Л. 96–99, 112; Д. 307. Л. 328; Д. 449. Л. 22. О боевых действиях Особой авиабригады в советско-финляндской войне см.: Яковлев В.П., Боброва К.В. Рожденный летать и сражаться. Документальная повесть. М., 2012. С. 249–276.

(обратно)

450

Петров П. Указ. соч. С. 217–218; Петров П.В. «Зимняя война». Балтика 1939–1940. Хельсинки, 2008. С. 143, 161–162, 163, 164, 165–167.

(обратно)

451

Ильмярв М. Указ. соч. С. 544, 545.

(обратно)

452

РГВА. Ф. 29. Оп. 34. Д. 371. Л. 19.

(обратно)

453

Там же. Л. 24.

(обратно)

454

Там же. Л. 28.

(обратно)

455

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 282. Л. 233.

(обратно)

456

Там же. Ф. 29. Оп. 63. Д. 33. Л. 7–9, 18–20; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 87, 136–137.

(обратно)

457

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 371. Л. 39–40.

(обратно)

458

Петров П.В. «Зимняя война». Балтика 1939–1940. С. 163–164.

(обратно)

459

РГВА. Ф. 29. Оп. 34. Д. 411. Л. 7.

(обратно)

460

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 282. Л. 120.

(обратно)

461

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 411. Л. 33.

(обратно)

462

Там же. Д. 371. Л. 50, 49.

(обратно)

463

Там же. Л. 53. Подготовленный 23 декабря 1939 г. проект телеграммы см.: Там же. Д. 411. Л. 31.

(обратно)

464

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 282. Л. 209–210; Д. 283. Л. 33–36.

(обратно)

465

Там же. Д. 251. Л. 217.

(обратно)

466

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 31.

(обратно)

467

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 618. Л. 47.

(обратно)

468

Там же. Оп. 162. Д. 26. Л. 156; ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 3ас. Д. 1. Л. 271.

(обратно)

469

РГВА. Ф. 29. Оп. 34. Д. 371. Л. 71.

(обратно)

470

Там же. Л. 76–77.

(обратно)

471

Там же. Л. 91–92.

(обратно)

472

Там же. Д. 415. Л. 11; Ф. 34980. Оп. 12. Д. 2120. Л. 1, 29; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 449. Л. 22; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1383. Л. 21–22.

(обратно)

473

Там же. Ф. 34980. Оп. 12. Д. 1948. Л. 2–3; Ф. 29. Оп. 34. Д. 415. Л. 9; Д. 500. Л. 4; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 449. Л. 22; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1383. Л. 19; Ф. 34912. Оп. 1. Д. 1793. Л. 3–3об.

(обратно)

474

Там же. Ф. 34980. Оп. 3. Д. 159. Л. 131.

(обратно)

475

Там же. Ф. 40442. Оп. 1. Д. 1815. Л. 237.

(обратно)

476

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 307. Л. 367.

(обратно)

477

Там же. Д. 282. Л. 215.

(обратно)

478

Там же. Л. 259.

(обратно)

479

Там же. Ф. 34980. Оп. 3. Д. 118. Л. 228.

(обратно)

480

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 282. Л. 256.

(обратно)

481

Там же. Л. 268.

(обратно)

482

Там же. Л. 262.

(обратно)

483

Там же. Д. 283. Л. 131.

(обратно)

484

Там же. Д. 283. Л. 111; Ф. 34980. Оп. 11. Д. 565. Л. 45, 56; Д. 568. Л. 145а, 152а.

(обратно)

485

Там же. Ф. 34980. Оп. 11. Д. 570. Л. 3–4.

(обратно)

486

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 371. Л. 83.

(обратно)

487

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 275. Л. 593–595.

(обратно)

488

Там же. Д. 283. Л. 150; Д. 457. Л. 49, 58; Ф. 29. Оп. 34. Д. 510. Л. 17–18; Оп. 57. Д. 1. Л. 103–109; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 61, 121; Ф. 34912. Оп. 1. Д. 1785. Л. 2.

(обратно)

489

Петров П. Балтийский флот. Финский гамбит. С. 231.

(обратно)

490

Полпреды сообщают… С. 139, 140–141, 144; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 618.

(обратно)

491

Полпреды сообщают… С. 176–177.

(обратно)

492

Там же. С. 162–165.

(обратно)

493

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 306.

(обратно)

494

Полпреды сообщают… С. 165–167; СССР и Литва… Т. 1. С. 355–357.

(обратно)

495

Полпреды сообщают… С. 169–170.

(обратно)

496

Там же. С. 175–176.

(обратно)

497

Там же. С. 223–227, 245, 286; СССР и Литва… Т. 1. С. 383–384, 392–394, 400–403, 408–409, 414–416; Дризул А.А. Указ. соч. С. 261–264.

(обратно)

498

Полпреды сообщают… С. 173–174.

(обратно)

499

Там же. С. 198; Ковалев С.Н. Особенность организации и обеспечения размещения контингентов советских войск (сил) в пунктах дислокации (базирования) на территории Эстонии, Латвии и Литвы (1939–1940 гг.) // Военно-исторический журнал. 2008. № 10. С. 20. Соответствующие приказы заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов 10 декабря 1939 г. направил Военным советам ЛВО, КалВО и БОВО (РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 359. Л. 38–39, 41).

(обратно)

500

Полпреды сообщают… С. 200–203.

(обратно)

501

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 511. Л. 116–117.

(обратно)

502

Там же. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1259. Л. 3–9.

(обратно)

503

Там же. Д. 1258. Л. 2–6.

(обратно)

504

СССР и Литва… Т. 1. С. 433; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 619. Л. 80–81; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 95. Л. 64–79.

(обратно)

505

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 23.

(обратно)

506

Там же. Д. 1113. Л. 4–6.

(обратно)

507

Там же. Оп. 28. Д. 94. Л. 209.

(обратно)

508

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 169. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) принято по записке секретаря Комитета обороны Н. Ерёмина № 400/ко: «По указанию Председателя Комитета Обороны при СНК СССР тов. Молотова В.М., вторично препровождаю на утверждение ПБ ЦК ВКП(б) выписку из проекта Постановления КО «Об обеспечении электроэнергией и пресной водой кораблей Краснознаменного Балтийского флота, базирующихся на порты Таллин и Либава» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 619. Л. 36–37).

(обратно)

509

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 23. Д. 577. Л. 4–5.

(обратно)

510

Там же. Оп. 28. Д. 92. Л. 265, 268; Оп. 23. Д. 577. Л. 2–3.

(обратно)

511

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 160; Оп. 166. Д. 618. Л. 104; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 92. Л. 264.

(обратно)

512

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 615. Л. 95.

(обратно)

513

Там же. Оп. 162. Д. 26. Л. 74; Оп. 166. Д. 615. Л. 94.

(обратно)

514

Там же. Оп. 162. Д. 26. Л. 120; Оп. 166. Д. 616. Л. 119.

(обратно)

515

Петров П. Указ. соч. С. 229–231; Ковалев С.Н. Советские войска на территории стран Балтии (1939–1940 г.). С. 214–219.

(обратно)

516

Советско-финляндская война 1939–1940 гг. на море. Ч. 1. Кн. 3. М., 1946. С. 133.

(обратно)

517

Курмышов В.М. Базирование Балтийского флота в межвоенный период 1921–1941 гг. СПб., 2003. С. 169; Петров П. Указ. соч. С. 193–194.

(обратно)

518

Петров П. Указ. соч. С. 195–196.

(обратно)

519

Ковалев С.Н. Указ. соч. С. 228–229.

(обратно)

520

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 94. Л. 14–69.

(обратно)

521

Курмышов В.М. Указ. соч. С. 169–170; Курмышов В.М. Развертывание военно-морских баз и береговой обороны в Прибалтике в феврале 1940 – июне 1941 года // Военно-исторический журнал. 2005. № 2. С. 17–18, 20; Петров П.В. Расширение системы базирования и береговой обороны КБФ в Прибалтике весной 1940 – весной 1941 гг. // Цитадель. Вып. 17. СПб., 2010. С. 136–138.

(обратно)

522

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 109; Оп. 166. Д. 616. Л. 17. Проект постановления Комитета обороны был направлен на утверждение Политбюро ЦК ВКП(б) 13 ноября 1939 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 616. Л. 18).

(обратно)

523

Петров П. Балтийский флот. Финский гамбит. С. 195.

(обратно)

524

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1276. Л. 57–63, 224–237.

(обратно)

525

Там же. Л. 13–56, 64–69, 74.

(обратно)

526

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 27. Л. 45–46; Оп. 166. Д. 621. Л. 35; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 98. Л. 173–186. Проект постановления Комитета обороны был направлен на утверждение Политбюро ЦК ВКП(б) 25 февраля 1940 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 621. Л. 36).

(обратно)

527

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1256. Л. 7–8.

(обратно)

528

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 166; Оп. 166. Д. 619. Л. 22; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1256. Л. 1; Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 511. Л. 125.

(обратно)

529

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1275. Л. 6–7.

(обратно)

530

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 27. Л. 8; Оп. 166. Д. 620. Л. 143–145; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1275. Л. 1; Ковалев С.Н. Развитие военной инфраструктуры советских войск (сил) на территории Прибалтийских стран. 1939–1940 гг. // Военно-исторический журнал. 2008. № 8. С. 19–21. Проект постановления Комитета обороны был направлен на утверждение Политбюро ЦК ВКП(б) 6 февраля 1940 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 620. Л. 146).

(обратно)

531

Полпреды сообщают… С. 231–234.

(обратно)

532

Там же. С. 235.

(обратно)

533

Там же. С. 236–239.

(обратно)

534

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 512. Л. 197–199.

(обратно)

535

Полпреды сообщают… С. 240–241.

(обратно)

536

Там же. С. 241–244.

(обратно)

537

Там же. С. 249–250.

(обратно)

538

Там же. С. 266–267.

(обратно)

539

Там же. С. 290–294.

(обратно)

540

Ковалев С.Н. Советские войска на территории Эстонии. 1939–1940 гг. С. 92–94; Военно-исторический журнал. 2008. № 8. С. 22, 24; Ковалев С.Н. Советские войска на территории стран Балтии (1939–1940 г.). С. 232–233.

(обратно)

541

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 623. Л. 12–19.

(обратно)

542

Там же. Оп. 162. Д. 27. Л. 87–88; Оп. 166. Д. 623. Л. 9–11.

(обратно)

543

Полпреды сообщают… С. 307–310.

(обратно)

544

Там же. С. 317–318.

(обратно)

545

1940 год в Эстонии. С. 78–80; На чаше весов. С. 158–159, 160–161.

(обратно)

546

Полпреды сообщают… С. 319–325; 1940 год в Эстонии. С. 81–85.

(обратно)

547

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 514. Л. 142–159; Полпреды сообщают… С. 326.

(обратно)

548

1940 год в Эстонии. С. 85–88; На чаше весов. С. 166–167.

(обратно)

549

СССР и Литва… Т. 1. С. 488–489, 493–494, 505–506.

(обратно)

550

Там же. С. 514–515.

(обратно)

551

Донгаров А.Г. Указ. соч. С. 90.

(обратно)

552

Полпреды сообщают… С. 297–301, 305–307; Дризул А.А. Указ. соч. С. 275–276.

(обратно)

553

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 237–238.

(обратно)

554

Донгаров А.Г. Указ. соч. С.81–82.

(обратно)

555

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1301. Л. 17, 19–20.

(обратно)

556

Там же. Л. 17, 19–20.

(обратно)

557

Это постановление Комитета обороны было 13 июня 1940 г. утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 27. Л. 155–156, 206).

(обратно)

558

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1301. Л. 3, 5–26.

(обратно)

559

Сведения о выполнении работ по Латвии на 15 июля, по Эстонии на 10 июля. ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1301. Л. 12.

(обратно)

560

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1301. Л. 13.

(обратно)

561

СССР и Литва… Т. 1. С. 345–348.

(обратно)

562

РГВА. Ф. 4. Оп. 15. Д. 22. Л. 273–274.

(обратно)

563

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1458. Л. 3–4.

(обратно)

564

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 166; Оп. 166. Д. 619. Л. 23; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1458. Л. 1; Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 511. Л. 127.

(обратно)

565

Полпреды сообщают… С. 196–197.

(обратно)

566

В состав комиссии входили председатель Государственной плановой комиссии при СНК СССР и заместитель председателя СНК СССР Н.А. Вознесенский, нарком Военно-морского флота флагман флота 2-го ранга Н.Г. Кузнецов, нарком финансов А.Г. Зверев, нарком по строительству С.З. Гинзбург, заместитель наркома обороны командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов, заместитель председателя Госбанка А.Г. Самуленко, генеральный секретарь НКИД А.А. Соболев, заместитель наркома внешней торговли М.С. Степанов, Белоусов (?) и Горбатов (?) (ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1276. Л. 74–75; Совет Народных Комиссаров СССР. Совет Министров СССР. Кабинет Министров СССР. 1923–1991. Энциклопедический справочник. М., 1999. С. 49, 99, 109, 213, 225, 270, 318).

(обратно)

567

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1464. Л. 134–135.

(обратно)

568

Там же. Л. 124–126.

(обратно)

569

Там же. Л. 73–76.

(обратно)

570

Там же. Л. 115–122.

(обратно)

571

Там же. Л. 164–165.

(обратно)

572

Там же. Л. 137–141.

(обратно)

573

Там же. Л. 144–149.

(обратно)

574

Там же. Л. 166–167.

(обратно)

575

Там же. Л. 8–14.

(обратно)

576

СССР и Литва… Т. 1. С. 507–509; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1464. Л. 1–3; Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 523. Л. 118–120.

(обратно)

577

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1458. Л. 9.

(обратно)

578

Там же. Д. 1464. Л. 16–17.

(обратно)

579

Там же. Д. 1459. Л. 9–25.

(обратно)

580

Там же. Л. 26–35.

(обратно)

581

Там же. Л. 5.

(обратно)

582

Там же. Л. 4; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 619. Л. 20.

(обратно)

583

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 166, 204–205; Оп. 166. Д. 619. Л. 17–19; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 523. Л. 5.

(обратно)

584

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1460. Л. 2–35.

(обратно)

585

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 170; Оп. 166. Д. 619. Л. 76; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 511. Л. 198.

(обратно)

586

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 5.

(обратно)

587

СССР и Литва… Т. 1. С. 432–433; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 619. Л. 75; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 1; Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 511. Л. 199.

(обратно)

588

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 11, 14–15.

(обратно)

589

Там же. Л. 16–18, 21.

(обратно)

590

Там же. Д. 1460. Л. 37–41.

(обратно)

591

Там же. Л. 63–66.

(обратно)

592

Там же. Д. 1461. Л. 76–84.

(обратно)

593

Там же. Л. 96–121.

(обратно)

594

Там же. Л. 41–62.

(обратно)

595

Там же. Л. 68–75.

(обратно)

596

Там же. Л. 86.

(обратно)

597

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2112. Л. 50–51; Д. 2493. Л. 16; Внешняя торговля. 1939. № 10. С. 33; История Латвийской ССР. В 3 т. Т. 3: С 1917 г. по 1950 г. Рига, 1958. С. 405–406; Очерки истории Коммунистической партии Эстонии. Ч. 2 (1920–1940 годы). Таллин, 1963. С. 372–375; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2: 1920–1940. Рига, 1966. С. 406–407; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 228–229, 232; Очерки истории Коммунистической партии Литвы. Т. 2. С. 597–598; Полпреды сообщают… С. 46–47; Ковалев С.Н. О мерах латвийского правительства по преодолению экономических проблем, вызванных началом Второй мировой войны // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. 2010. № 12. С. 43–50; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 115–132.

(обратно)

598

Внешняя торговля. 1939. № 9. С. 12, 39; № 10. С. 12–15, 33–34; № 11. С. 33–39.

(обратно)

599

Внешняя торговля. 1940. № 6. С. 30; Полпреды сообщают… С. 207; Зунда А. Страны Балтии и Соединенное Королевство в начале Второй мировой войны (1939–1941 гг.) // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 442–447; Жюгжда Р. Политика Великобритании по отношению к Литве в 1937–1940 гг. // Западный империализм и Прибалтика. Рига, 1986. С. 111.

(обратно)

600

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2499. Л. 25; Д. 2820. Л. 33.

(обратно)

601

Statistisches Jahrbuch für das Deutsche Reich. 1936. Berlin, 1936. S. 232, 234; 1937. Berlin, 1937. S. 250; 1938. Berlin, 1938. S. 266; 1939/40. Berlin, 1940. S. 278; 1941/42. Berlin, 1942. S. 294.

(обратно)

602

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 369–370; Полпреды сообщают… С. 191; СССР и Литва… Т. 1. С. 388–390.

(обратно)

603

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 399.

(обратно)

604

Пести М. Об антинародной внешней политике эстонской буржуазии накануне и в начале второй мировой войны // Коммунист Эстонии. 1956. № 7. С. 32; История Эстонской ССР. В 3 т. Т. 3 (С марта 1917 года до начала 50-х годов). Таллин, 1974. С. 430; Rauch G. von. Geschichte der baltischen Staaten. Stuttgart, 1970. S. 183; Myllyniemi S. Op. cit. S. 108–110; Ильмярв М. Указ. соч. С. 505–517.

(обратно)

605

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2886. Л. 3–4; Д. 2889. Л. 1, 5–9, Д. 2890. Л. 1–2, 20–27; Д. 2892. Л. 12–14.

(обратно)

606

Фелдманис И. Пакт Молотова – Риббентропа и отношения между Латвией и Германией (1939–1940) // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 116–117.

(обратно)

607

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 1310. Л. 1–12; Д. 2119. Л. 1–13; Д. 2773. Л. 1–2; Rauch G. von. Op. cit. S. 183; Полпреды сообщают… С. 268–269, 287–288; СССР и Литва… Т. 1. С. 516–519; Атамукас С.А. Компартия Литвы в борьбе за Советскую власть (1935–1940 гг.). М., 1961. С. 240; Советские архивы. 1990. № 2. С. 34.

(обратно)

608

ADAP. Serie D. Bd. 9: 19. März bis 22. Juni 1940. Frankfurt am Main, 1962. S. 490–491; На чаше весов. С. 188–189; Фелдманис И. Указ. соч. С. 116.

(обратно)

609

Анатомия агрессии. Новые документы о военных целях фашистского германского империализма во второй мировой войне. Пер. с нем. М., 1975. С. 65–66.

(обратно)

610

Залепеев В.Н. Латвия, Эстония и Литва в торгово-политических отношениях Германии и СССР в 1939–1941 годах // Всеобщая история: современные исследования. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 16. Брянск, 2007. С. 218.

(обратно)

611

Ильмярв М. Балтийские страны в 1939–1940 гг.: замыслы и возможности // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 274–275.

(обратно)

612

ADAP. Serie D. Bd. 8. S. 125–126.

(обратно)

613

От пакта… С. 120; ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 135; 1941 год. Документы. Кн. 2. С. 586.

(обратно)

614

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2114. Л. 1; Д. 2119. Л. 138, 171; Д. 2529. Л. 106; Д. 2498. Л. 37; Д. 2499. Л. 32; Советские архивы. 1990. № 2. С. 33; Невозможно молчать. Сборник документов и материалов. В 4 кн. Кн. 3: Инвентаризация Эстонии. Tallinn, 1998. С. 439.

(обратно)

615

Полпреды сообщают… С. 115–118; История Латвийской ССР. Т. 3. С. 404; Крупников П.Я. Полвека истории Латвии глазами немцев (конец XIX – 1945). Рига, 1989. С. 245–247; Семиряга М.И. Тюремная империя нацизма и ее крах. М., 1991. С. 244–246; Фелдманис И. Указ. соч. С. 114–116; Пести М. Указ. соч. С. 32–33; История Эстонской ССР. Т. 3. С. 558; Руусманн А. Эстонская республика в 1920–1939 годы. Таллин, 1991. С. 5; Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 142–143; Diktierte Option. Die Umsiedlung der Deutsch-Balten aus Estland und Lettland 1939–1941. Neumünster, 1972. S. 1–245, 255–263, 335–351, 438–446, 471–545, 591–623; Schmidt A. Geschichte des Baltikums. Von den alten Göttern bis zur Gegenwart. München, Zürich, 1992. S. 298; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 219–276.

(обратно)

616

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 168. Л. 188–189; Д. 144. Л. 85–86; Д. 349. Л. 107–108; Д. 352. Л. 28–29 (для удобства восприятия текст разведсводки № 2 штаба 3-й армии был частично отредактирован путем перестановки предложений); Очерки истории Коммунистической партии Литвы. Т. 2. С. 600.

(обратно)

617

Жепкайте Р.С. Указ. соч. С. 32; Стронг А.Л. Новый путь Литвы. Пер. с англ. М., 1990. С. 34–35; Лауринавичюс Ч. Вильнюс во власти Литвы 1939–1940 гг.: внутренние и внешние аспекты // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 228–245.

(обратно)

618

СССР и Литва… Т. 1. С. 292–293.

(обратно)

619

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 203–204; СССР и Литва… Т. 1. С. 319.

(обратно)

620

Полпреды сообщают… С. 140.

(обратно)

621

Там же. С. 145–146.

(обратно)

622

СССР и Литва… Т. 1. С. 309–310.

(обратно)

623

Там же. С. 421–422.

(обратно)

624

ДВП. Т. 23. Кн. 1: 1 января 1940–31 октября 1940. М., 1995. С. 150–151.

(обратно)

625

СССР и Литва… Т. 1. С. 424.

(обратно)

626

Там же. С. 490.

(обратно)

627

Там же. С. 520.

(обратно)

628

Там же. С. 379–380.

(обратно)

629

Полпреды сообщают… С. 205; СССР и Литва… Т. 1. С. 395–397, 405.

(обратно)

630

СССР и Литва… Т. 1. С. 446.

(обратно)

631

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 24а. Д. 418. Л. 1–2.

(обратно)

632

СССР и Литва… Т. 1. С. 491.

(обратно)

633

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 24а. Д. 418. Л. 3–4.

(обратно)

634

СССР и Литва… Т. 1. С. 511–512.

(обратно)

635

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 24а. Д. 418. Л. 6.

(обратно)

636

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2407. Л. 54–55; Д. 2493. Л. 53–55; Д. 2495. Л. 110; Дризул А.А. Указ. соч. С. 265–266; Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 323–324.

(обратно)

637

Полпреды сообщают… С. 183–184.

(обратно)

638

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2407. Л. 53, 56; Д. 2493. Л. 51, 56.

(обратно)

639

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 354–355.

(обратно)

640

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2493. Л. 62; Полпреды сообщают… С. 224–225.

(обратно)

641

СССР и Литва… Т. 1. С. 394–395.

(обратно)

642

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 83; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 510. Л. 118–119; Полпреды сообщают… С. 146; Катынь. Пленники необъявленной войны. Документы и материалы. М., 1997. С. 183–184, 187–188; СССР и Литва… Т. 1. С. 351–353. 7 ноября 1939 г. нарком внутренних дел СССР направил в Политбюро ЦК ВКП(б) соответствующую докладную записку № 4982/б/сс (Лубянка. Сталин и НКВД – НКГБ – ГУКР «Смерш». 1939 – март 1946. М., 2006. С. 128–129).

(обратно)

643

Катынь. С. 112–119; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 510. Л. 84–85.

(обратно)

644

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 161. Л. 163; Ф. 9. Оп. 29. Д. 502. Л. 201–202; На земле Беларуси: канун и начало войны. С. 248; Катынь. С. 120–123; Лебедева Н.С. Катынь: Преступление против человечества. М., 1994. С. 68–69.

(обратно)

645

Катынь. С. 145, 409.

(обратно)

646

РГВА. Ф. 1/п. Оп. 1е. Д. 1. Л. 79.

(обратно)

647

Там же. Л. 117. Данное распоряжение было направлено в Юхновский, Путивльский, Южский, Криворожский, Осташковский, Запорожский, Старобельский, Елено-Каракубский, Ровненский, Грязовецкий лагеря и приемные пункты в Олевске, Стобцах, Шепетовке и Житковичах.

(обратно)

648

РГВА. Ф. 1/п. Оп. 01е. Д. 2. Л. 180, 205, 213, 222.

(обратно)

649

Там же. Оп. 1е. Д. 1. Л. 136.

(обратно)

650

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 401; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 178. Л. 301. Телеграмма начальника штаба 11-й армии была отправлена в штаб БОВО в 11 часов 19 ноября 1939 г.

(обратно)

651

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 21. Л. 402–403, 406; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 178. Л. 335.

(обратно)

652

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 292–293.

(обратно)

653

Правда. 1939. 19 ноября.

(обратно)

654

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 616. Л. 97–98.

(обратно)

655

СССР и Литва… Т. 1. С. 359, 384.

(обратно)

656

Катынь. С. 24, 291–292, 304; Лебедева Н.С. Указ. соч. С. 75–76. В Германию из Литвы было передано 1 613 интернированных польских военнослужащих и 2 584 беженца (подробнее см.: Surgailis G. Antrojo pasaulinio karo paběgěliai ir internuotieji Lenkijos kariai Lietuvoje (1939 09–1940). Vilnius, 2005).

(обратно)

657

Полпреды сообщают… С. 205.

(обратно)

658

ДВП. Т. 22. Кн. 2. С. 293–294.

(обратно)

659

Полпреды сообщают… С. 247. Для этой цели был создан временный контрольно-пропускной пункт Друя, через который с 5 ноября 1939 г. по 22 февраля 1940 г. было пропущено из Латвии 12 174 человека сезонных батраков и интернированных (РГВА. Ф. 39026. Оп. 1. Д. 466. Л. 51).

(обратно)

660

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 620. Л. 72–73.

(обратно)

661

Полпреды сообщают… С. 219.

(обратно)

662

Там же. С. 228.

(обратно)

663

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 620. Л. 71. Общее количество интернированных с первоначальных «около 300 человек» было исправлено Молотовым на «около 200 человек».

(обратно)

664

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 27. Л. 4.

(обратно)

665

Краевска Б., Ласманис У. «Польское дело»: отголоски Катыни // Даугава. 1990. № 9. С. 98; Jēkabsons Ē. Uchodźcy wojskowi i cywilni z Polski na Łotwie 1939–1940 // Studia z dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej. Т. XXX. Warszawa, 1995. S. 129–148; Materiały o internowanych polskich żołnierzach na Łotwie 1939–1940 w Państwowym Archiwum Historycznym Łotwy // Białostocczyzna. 1999. № 2. S. 77–82; Szczurowski M. Przyczynek do internowania żołnierzy polskich na Łotwie (1939–1940) // Łambinowicki Rocznik Muzealny. 1998. T. 21. S. 31–47; Głowacki A. Przejęcie przez NKWD polskich internowanych na Łotwie // Dzieje Najnowsze. 1992. Roczn. XXIV. № 4 (URL: ).

(обратно)

666

Внешняя политика СССР. Т. 4. С. 472–473, 475–477; Кан А.С. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М., 1967. С. 56–59; Барышников Н.И., Барышников В.Н., Федоров В.Г. Финляндия во второй мировой войне. Л., 1989. С. 104–110; Зимняя война 1939–1940. В 2 кн. Кн. 1. Политическая история. М., 1998. С. 236–239; Семиряга М.И. Тайны сталинской дипломатии 1939–1941 гг. С. 176–178.

(обратно)

667

Кан А.С. Указ. соч. С. 62–66; Носков А.М. Скандинавский плацдарм во второй мировой войне. М., 1977. С. 45–47; Зимняя война. Кн. 1. С. 192–200, 242–244, 260–268; Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. С. 168–177; Родина. 1995. № 12. С. 107–108; Батлер Дж. Большая стратегия. Сентябрь 1939 – июнь 1941. Пер. с англ. М., 1959. С. 109–113.

(обратно)

668

СССР и Литва… Т. 1. С. 412, 434–435.

(обратно)

669

Там же. С. 419.

(обратно)

670

Гущин В.В. Указ. соч. С. 221–222; Сиполс В.Я. Тайная дипломатия. С. 328–330.

(обратно)

671

Вульфсон М. 100 дней, которые разрушили мир. Из истории тайной дипломатии 1939–1940. Рига, 2001. С. 78–83.

(обратно)

672

Органы Государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 1. С. 352–360.

(обратно)

673

Барков Л.И. Указ. соч. С. 59–60, 61–62; Дюков А.Р. Протекторат «Литва». Тайное сотрудничество с нацистами и нереализованный сценарий утраты литовской независимости, 1939–1940 гг. М., 2013. С. 168–171.

(обратно)

674

Mader J. Hitlers Spionagegenerale sagen aus. 5. Aufl. Berlin, 1973. S. 321.

(обратно)

675

Ibid. S. 322.

(обратно)

676

Барков Л.И. Указ. соч. С. 42–43; Сергеев Ф. Тайные операции нацистской разведки, 1933–1945. М., 1991. С. 171.

(обратно)

677

Геуст К.-Ф. Международная помощь военно-воздушным силам Финляндии в период «зимней» войны 1939–1940 гг. // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 218; Ильмярв М. Безмолвная капитуляция. С. 550–552.

(обратно)

678

Странга А. Гибель государства // Даугава. 1990. № 5. С. 86–87; Симиндей В.В. «Антисоветский флирт» авторитарной Латвии (1934–1940): между Лондоном, Парижем, Римом и Берлином // Нарочницкая Н.А. Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? М., 2009. С. 261.

(обратно)

679

Myllyniemi S. Op. cit. S. 91–93.

(обратно)

680

Ibid. S. 94–95; Игнатьев Э.П. Подводные лодки Краснознаменного Балтийского флота в советско-финляндской войне // Тайны подводной войны. Малоизвестные страницы Второй мировой войны на море 1939–1945 гг. Вып. 4. Львов, 1996. С. 27–37.

(обратно)

681

РГВА. Ф. 33988. Оп. 4. Д. 35. Л. 2.

(обратно)

682

Там же. Оп. 3. Д. 374. Л. 95–97; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 51–53.

(обратно)

683

Там же. Ф. 33988. Оп. 4. Д. 35. Л. 56; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 58; Ковалев С.Н. Советские войска на территории стран Балтии (1939–1940 г.). С. 111–112.

(обратно)

684

Полпреды сообщают… С. 241.

(обратно)

685

РГВА. Ф. 33988. Оп. 4. Д. 35. Л. 170–171.

(обратно)

686

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 326; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 225.

(обратно)

687

Летом 1940 г. органами НКВД СССР из Литвы было вывезено 4 376, а из Латвии 810 интернированных польских военнослужащих (Grzelak C.K. Kresy w czerwieni. Agresja Zwiazku Sowjeckiego na Polske w 1939 roku. S. 486; Roman W.K., Szczurowski M. Uwagi dotyczące prag nad lista polakow internowanych na Litwie w latach 1939–1940 // (URL: ). По сведениям Н.С. Лебедевой, из Латвии было вывезено 811 интернированных (Лебедева Н.С. Указ. соч. С. 254.).

(обратно)

688

СССР и Литва… Т. 1. С. 425.

(обратно)

689

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 374. Л. 98–101; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 54–57.

(обратно)

690

СССР и Литва… Т. 1. С. 46.

(обратно)

691

Полпреды сообщают… С. 218–219.

(обратно)

692

Там же. С. 246.

(обратно)

693

Myllyniemi S. Op. cit. S. 97. Вероятно, этот вопрос неоднократно обсуждался в германо-латвийских отношениях. Во всяком случае в мае 1940 г. было заключено секретное соглашение, согласно которому на период до 1 июля 1940 г. Берлин обязался не препятствовать выезду из Латвии поляков, а Рига – возвращать германские самолеты с экипажами, совершившими вынужденную посадку на латвийской территории (Дризул А.А. Указ. соч. С. 290).

(обратно)

694

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 325–326; Странга А. Указ. соч. С. 86.

(обратно)

695

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 326–327; Восстановление Советской власти в Латвии и вхождение Латвийской ССР в состав СССР. Документы и материалы (далее – Восстановление Советской власти в Латвии…). Рига, 1986. С. 103–104; Зунда А. Указ. соч. С. 449–451; Ильмярв М. Указ. соч. С. 562–563.

(обратно)

696

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 62–70; Ковалев С.Н. Указ. соч. С. 125.

(обратно)

697

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 107.

(обратно)

698

Полпреды сообщают… С. 205; СССР и Литва… Т. 1. С. 406.

(обратно)

699

СССР и Литва… Т. 1. С. 421–424.

(обратно)

700

Там же. С. 435–436.

(обратно)

701

Правда. 1940. 10 февраля.

(обратно)

702

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 149–150.

(обратно)

703

Там же. Т. 22. Кн. 2. С. 372–373; Зимняя война. Кн. 1. С. 152.

(обратно)

704

1940 год в Эстонии. С. 75.

(обратно)

705

На чаше весов. С. 111.

(обратно)

706

Полпреды сообщают… С. 203–204; СССР и Литва… Т. 1. С. 431. 28 ноября 1939 г. эстонский посланник в Москве сообщил советской стороне о желании Й. Лайдонера воспользоваться приглашением и посетить СССР (РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 367–368, 373; Полпреды сообщают… С.175).

(обратно)

707

Правда. 1939. 8, 10, 11, 12, 13, 15, 17 декабря; На чаше весов. С. 112–113; Ильмярв М. Указ. соч. С. 558–560.

(обратно)

708

На чаше весов. С. 117–118.

(обратно)

709

Полпреды сообщают… С. 211.

(обратно)

710

Странга А. Указ. соч. С. 84; СССР и Литва… Т. 1. С. 431.

(обратно)

711

Полпреды сообщают… С. 216–217.

(обратно)

712

1940 год в Эстонии. С. 75.

(обратно)

713

Там же. С. 75.

(обратно)

714

РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1409. Л. 80.

(обратно)

715

Полпреды сообщают… С. 229–230; 1940 год в Эстонии. С. 75.

(обратно)

716

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 119–120; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 40.

(обратно)

717

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1288. Л. 5–6; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1247. Л. 35–36; На чаше весов. С. 125–126.

(обратно)

718

Полпреды сообщают… С. 230.

(обратно)

719

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1247. Л. 34; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 523. Л. 58; На чаше весов. С. 126–127.

(обратно)

720

На чаше весов. С. 127–128.

(обратно)

721

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 144.

(обратно)

722

Там же. Л. 148–150.

(обратно)

723

Там же. Л. 146–147.

(обратно)

724

1940 год в Эстонии. С. 78.

(обратно)

725

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 374. Л. 150.

(обратно)

726

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1402. Л. 51; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 145.

(обратно)

727

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1409. Л. 113.

(обратно)

728

Там же. Д. 1402. Л. 56–57.

(обратно)

729

Там же. Ф. 29. Оп. 35. Д. 105. Л. 39.

(обратно)

730

1940 год в Эстонии. С. 75.

(обратно)

731

РГВА. Ф. 29. Оп. 34. Д. 510. Л. 107.

(обратно)

732

Там же. Л. 108.

(обратно)

733

Полпреды сообщают… С. 240–241.

(обратно)

734

На чаше весов. С. 141.

(обратно)

735

Ильмярв М. Указ. соч. С. 503.

(обратно)

736

Полпреды сообщают… С. 250–252.

(обратно)

737

Донгаров А.Г. Указ. соч. С. 82–83.

(обратно)

738

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 227–228.

(обратно)

739

Дюков А.Р. Указ. соч. С. 83–84, 94–95, 117–119, 145–146, 154–156.

(обратно)

740

Документы исторических дней. Из показаний бывшего директора департамента государственной безопасности министерства внутренних дел буржуазной Литвы А. Повилайтиса от 13 марта 1941 года // Коммунист (Вильнюс). 1960. № 6. С. 36–37; Гущин В.В. Указ. соч. С. 226; Дюков А.Р. Указ. соч. С. 84–86, 95–101, 119–129, 156–161, 173–188, 190–191, 202–216, 218–222.

(обратно)

741

Myllyniemi S. Op. cit. S. 107–108; Ильмярв М. Указ. соч. С. 615–617; Дюков А.Р. Указ. соч. С. 86–88, 129–131, 143–144, 161–164.

(обратно)

742

Rauch G. von. Op. cit. S. 183.

(обратно)

743

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 76–77.

(обратно)

744

Восстановление Советской власти в Латвии… С. 104–105; Полпреды сообщают… С. 239–240.

(обратно)

745

Коминтерн и Вторая мировая война. Ч. 1: До 22 июня 1941 г. М., 1994. С. 310–319; СССР и Литва… Т. 1. С. 453–459.

(обратно)

746

Очерки истории коммунистической партии Эстонии. Ч. 2. С. 386–394.

(обратно)

747

Социалистические революции в Эстонии… С. 113–115; Полпреды сообщают… С. 312–314.

(обратно)

748

СССР и Литва… Т. 1. С. 451–452.

(обратно)

749

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1251. Л. 5.

(обратно)

750

Правда. 1940. 28 марта.

(обратно)

751

Правда. 1940. 8 мая.

(обратно)

752

Полпреды сообщают… С. 261–265; Ильмярв М. Указ. соч. С. 581–582.

(обратно)

753

Полпреды сообщают… С. 265–266. 20 и 29 марта Москва заявила о несовместимости возможного норвежско-шведско-финского оборонительного союза с советско-финляндским договором от 12 марта 1940 г. (ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 163).

(обратно)

754

Полпреды сообщают… С. 267–268.

(обратно)

755

Там же. С. 285.

(обратно)

756

Там же. С. 287.

(обратно)

757

Там же. С. 303–304.

(обратно)

758

Там же. С. 268.

(обратно)

759

На чаше весов. С. 148–149.

(обратно)

760

СССР и Литва… Т. 1. С. 495–497; Полпреды сообщают… С. 310–312.

(обратно)

761

СССР и Литва… Т. 1. С. 503.

(обратно)

762

Гущин В. К вопросу о взаимосвязи «пакта Молотова – Риббентропа» и событий 1940 года в Латвии // «Пакт Молотова – Риббентропа» в контексте геополитических процессов ХХ века. Материалы международной конференции. Вильнюс, сентябрь 2009 г. Vilnius, 2010. С. 120.

(обратно)

763

РГВА. Ф. 9. Оп. 32. Д. 95. Л. 101.

(обратно)

764

Правда. 1940. 9 мая; Донгаров А.Г. Указ. соч. С. 84; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 344–348.

(обратно)

765

Полпреды сообщают… С. 316–317.

(обратно)

766

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2891. Л. 1–3.

(обратно)

767

Правда. 1940. 5 мая.

(обратно)

768

Правда. 1940. 7 мая.

(обратно)

769

Mader J. Op. cit. S. 329; Крысин М.Ю. Прибалтика между Сталиным и Гитлером. М., 2004. С. 62–63; Емельянов Ю.В. Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? М., 2007. С. 256; Ильмярв М. Указ. соч. С. 622.

(обратно)

770

СССР и Литва… Т. 1. С. 511–512.

(обратно)

771

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 10. Л. 87. Эту же информацию литовская сторона сообщила командованию 16-го ОСК, которое доложило ее в штаб БОВО, уведомивший об этом подчиненные войска, Генштаб РККА и пограничников (РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 327).

(обратно)

772

Полпреды сообщают… С. 325; СССР и Литва… Т. 1. С. 513–514.

(обратно)

773

СССР и Литва… Т. 1. С. 509–510.

(обратно)

774

Там же. С. 521–522; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 523. Л. 137–138. В связи с изменением политической ситуации в Прибалтике, Политбюро ЦК ВКП(б) 29 июля 1940 г. утвердило изданное в тот же день постановление СНК СССР № 1382–538сс «Об отмене постановления СНК № 856–310сс от 23 мая 1940 г. “Об эвакуации литовцев из пограничных с Литвой районов БССР”» (СССР и Литва… Т. 1. С. 703–704; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 516. Л. 237).

(обратно)

775

СССР и Литва… Т. 1. С. 591.

(обратно)

776

Донгаров А.Г. Указ. соч. С. 83.

(обратно)

777

Myllyniemi S. Op. cit. S. 112–113.

(обратно)

778

Ильмярв М. Указ. соч. С. 625. Следует отметить, что на той же странице своей книги эстонский историк сообщает о покупке Эстонией в СССР 200 снайперских винтовок. Кроме того, М. Ильмярв работал с рядом документов РГВА, которые приводятся в данном разделе, но по какой-то причине не упомянул о них в своем исследовании.

(обратно)

779

Myllyniemi S. Op. cit. S. 112; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 59. Л. 3. В состав комиссии входили также инспектор пехоты полковник Сиир, начальник отдела вооружений капитан-инженер Тивель, майор авиации Рейсор, представитель госконтроля Терос (РГВА. Ф. 33987. Оп. 3 Д. 1236. Л. 408).

(обратно)

780

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 1–4, 8–9.

(обратно)

781

Там же. Л. 6–7, 10, 12–13, 22–23, 29–30.

(обратно)

782

Там же. Л. 5–7.

(обратно)

783

Там же. Л. 10.

(обратно)

784

Там же. Л. 11–13.

(обратно)

785

Там же. Л. 17–23.

(обратно)

786

Там же. Л. 24–27.

(обратно)

787

Там же. Л. 28–30. В данном документе допущена опечатка, и общая сумма указана в 24 473 922 эстонские кроны.

(обратно)

788

Там же. Л. 104–104об.

(обратно)

789

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 22.

(обратно)

790

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 34. Л. 103.

(обратно)

791

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 85.

(обратно)

792

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 34. Л. 1–4.

(обратно)

793

Там же. Д. 35. Л. 9.

(обратно)

794

РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 87. Л. 5–46.

(обратно)

795

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 126–129; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 34. Л. 5–8.

(обратно)

796

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 119.

(обратно)

797

Там же. Л. 133.

(обратно)

798

Там же. Л. 256–260.

(обратно)

799

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 87. Л. 1–3.

(обратно)

800

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2768. Л. 267–268.

(обратно)

801

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 119, 255.

(обратно)

802

Там же. Л. 261–262.

(обратно)

803

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 34. Л. 10–18.

(обратно)

804

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 264–265, 267.

(обратно)

805

Там же. Л. 263.

(обратно)

806

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 34. Л. 19–26.

(обратно)

807

Там же. Л. 28–31; Д. 59. Л. 69–72.

(обратно)

808

Там же. Д. 34. Л. 35–86; Д. 59. Л. 4–65.

(обратно)

809

Там же. Д. 34. Л. 32–34; Д. 59. Л. 66–68.

(обратно)

810

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 308.

(обратно)

811

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 116–117.

(обратно)

812

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 34. Л. 87, 89.

(обратно)

813

Там же. Л. 91–92, 94.

(обратно)

814

Там же. Л. 88; Д. 35. Л. 168–170, 279–281; РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 374. Л. 367–370.

(обратно)

815

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 34. Л. 90, 93.

(обратно)

816

Там же. Л. 95.

(обратно)

817

Там же. Л. 101–101об.

(обратно)

818

Там же. Л. 96–99.

(обратно)

819

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 321–322.

(обратно)

820

Там же. Л. 382.

(обратно)

821

Myllyniemi S. Op. cit. S. 113.

(обратно)

822

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 60. Л. 6–6об.

(обратно)

823

Там же. Д. 35. Л. 1–5.

(обратно)

824

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 77–78; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 12–13.

(обратно)

825

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 75; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 6.

(обратно)

826

Полпреды сообщают… С. 228.

(обратно)

827

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 22.

(обратно)

828

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 76; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 7.

(обратно)

829

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 91; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 10.

(обратно)

830

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 190–191, 193; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 22–23.

(обратно)

831

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 11.

(обратно)

832

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 124.

(обратно)

833

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 18, 29.

(обратно)

834

Там же. Л. 24–27, 34–40, 56–58, 60–67, 70–71.

(обратно)

835

Там же. Л. 19–21.

(обратно)

836

Там же. Л. 68–69.

(обратно)

837

Там же. Л. 176–181; Д. 60. Л. 80–85.

(обратно)

838

Там же. Д. 35. Л. 186–259; Д. 60. Л. 8–75.

(обратно)

839

Там же. Д. 35. Л. 182–185; Д. 60. Л. 76–79.

(обратно)

840

Там же. Д. 35. Л. 296.

(обратно)

841

Там же. Л. 260–266.

(обратно)

842

Там же. Л. 295.

(обратно)

843

Там же. Л. 283.

(обратно)

844

Там же. Л. 293.

(обратно)

845

Там же. Д. 34. Л. 87; Д. 35. Л. 289.

(обратно)

846

Там же. Д. 34. Л. 91–92, 94.

(обратно)

847

Там же. Д. 35. Л. 171–175, 274–278; РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 374. Л. 367, 371–375.

(обратно)

848

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 34. Л. 90.

(обратно)

849

Там же. Д. 35. Л. 292, 294.

(обратно)

850

Там же. Д. 34. Л. 101–101об.

(обратно)

851

Там же. Л. 100; Д. 35. Л. 278об.

(обратно)

852

Там же. Д. 35. Л. 300–312; Д. 60. Л. 1, 2–2об., 7.

(обратно)

853

Там же. Д. 60. Л. 3.

(обратно)

854

Там же. Л. 4–5.

(обратно)

855

Там же. Д. 35. Л. 297–299.

(обратно)

856

Там же. Оп. 13. Д. 2663. Л. 51–57.

(обратно)

857

Там же. Л. 50.

(обратно)

858

СССР и Литва… Т. 1. С. 378–379.

(обратно)

859

Полпреды сообщают… С. 204–205.

(обратно)

860

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 5–6.

(обратно)

861

Там же. Л. 4.

(обратно)

862

Там же. Л. 3.

(обратно)

863

Там же. Л. 29–31.

(обратно)

864

Там же. Л. 186–187.

(обратно)

865

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 22.

(обратно)

866

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 48–51, 169–185.

(обратно)

867

Там же. Л. 179.

(обратно)

868

Там же. Л. 68–79.

(обратно)

869

Myllyniemi S. Op. cit. S. 113.

(обратно)

870

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 190.

(обратно)

871

Там же. Л. 86а.

(обратно)

872

Там же. Л. 191–192.

(обратно)

873

Там же. Л. 103.

(обратно)

874

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 1310. Л. 2–3.

(обратно)

875

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 364. Л. 5–7.

(обратно)

876

Там же. Л. 1, 3.

(обратно)

877

Там же. Л. 2.

(обратно)

878

Там же. Л. 67.

(обратно)

879

Там же. Л. 68.

(обратно)

880

Там же. Л. 4.

(обратно)

881

Там же. Л. 72.

(обратно)

882

Там же. Л. 69.

(обратно)

883

Там же. Л. 73.

(обратно)

884

Там же. Л. 74.

(обратно)

885

Там же. Л. 77; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 286.

(обратно)

886

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 364. Л. 78; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 287.

(обратно)

887

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 364. Л. 75; РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 288.

(обратно)

888

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 35. Л. 290.

(обратно)

889

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 364. Л. 11–12. Кратко упомянув этот документ, М. Ильмярв посчитал его автором командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова и указал неправильную архивную сигнатуру (Ильмярв М. Указ. соч. С. 596).

(обратно)

890

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 364. Л. 13–16. Помимо приведенного в таблице, в перечне было указано большое количество запасных частей к самолетам. 25 мая этот перечень предметов, намечаемых к продаже Литве, был направлен адъютантом заместителя наркома обороны командарма 2-го ранга А.Д. Локтионова полковником Кузнецовым заместителю наркома внешней торговли М.С. Степанову (Там же. Л. 10).

(обратно)

891

Там же. Д. 377. Л. 346–347.

(обратно)

892

Там же. Д. 364. Л. 76.

(обратно)

893

Там же. Л. 143–153.

(обратно)

894

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 207. Л. 81.

(обратно)

895

СССР и Литва… Т.1. С. 363–364.

(обратно)

896

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 322–323; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 224; Алантс О., Гапоненко А. Латгалия: в поисках иного бытия. Рига, 2012. С. 190–191.

(обратно)

897

Полпреды сообщают… С. 168–169; Дюков А.Р. Указ. соч. С. 133–136, 153–154.

(обратно)

898

Атамукас С.А. Указ. соч. С. 239.

(обратно)

899

СССР и Литва… Т.1. С. 426–427; Дризул А.А. Указ. соч. С. 270–274. В Эстонию предполагалось отправить 2 591 семью военнослужащих РККА в составе 5 704 человек, а в Литву – 2 003 семьи в составе почти 6 тыс. человек (РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 70; Д. 377. Л. 62).

(обратно)

900

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 231.

(обратно)

901

На чаше весов. С. 128.

(обратно)

902

Полпреды сообщают… С. 189–190.

(обратно)

903

Там же. С. 205.

(обратно)

904

Донгаров А.Г. Указ. соч. С. 88.

(обратно)

905

Полпреды сообщают… С. 218.

(обратно)

906

Там же. С. 217–218; РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 76. Л. 77.

(обратно)

907

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 323.

(обратно)

908

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 359. Л. 52.

(обратно)

909

Странга А. Указ. соч. С. 83.

(обратно)

910

Вульфсон М. Указ. соч. С. 81.

(обратно)

911

СССР и Литва… Т.1. С. 444–445.

(обратно)

912

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 50–56; Д. 376. Л. 107; Д. 377. Л. 23.

(обратно)

913

Там же. Ф. 29. Оп. 64. Д. 384. Л. 169–172.

(обратно)

914

Там же. Оп. 34. Д. 415. Л. 5–7.

(обратно)

915

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 454. Л. 1.

(обратно)

916

Там же. Д. 403. Л. 101.

(обратно)

917

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 510. Л. 25–25об.; Д. 411. Л. 36–36об.; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 57.

(обратно)

918

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 510. Л. 39.

(обратно)

919

Там же. Л. 41.

(обратно)

920

Там же. Д. 501. Л. 50, 70; Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1403. Л. 103; Оп. 12. Д. 1843. Л. 1; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1383. Л. 69; Ф. 34912. Оп. 1. Д. 1782. Л. 2–4.

(обратно)

921

Там же. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 41. Л. 92.

(обратно)

922

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 569. Л. 104.

(обратно)

923

Петров П.В. «Зимняя война». Балтика 1939–1940. С. 190–191.

(обратно)

924

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 454. Л. 27–28.

(обратно)

925

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 415. Л. 24; Д. 501. Л. 66, 89; Д. 510. Л. 53, 67, 84; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 158.

(обратно)

926

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 403. Л. 196–197; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 375. Л. 154–155; Ф. 29. Оп. 34. Д. 510. Л. 61–62.

(обратно)

927

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 415. Л. 24; Д. 501. Л. 82; Д. 510. Л. 61, 86; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 308. Л. 294; Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1402. Л. 60; Д. 1403. Л. 75; Оп. 12. Д. 2119. Л. 2; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1383. Л. 80.

(обратно)

928

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 415. Л. 24; Д. 501. Л. 85, 89.

(обратно)

929

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1425. Л. 94.

(обратно)

930

Там же. Д. 1402. Л. 94.

(обратно)

931

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 569. Л. 204.

(обратно)

932

Там же. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 45. Л. 129–146, 148–230; Д. 41. Л. 1–8, 10–16, 22–27, 31–38, 46–53, 61–62, 68–92; Ф.33988. Оп.3. Д.375. Л.190–191.

(обратно)

933

Там же. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 45. Л. 231–269, 271.

(обратно)

934

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 85. Л. 1–2.

(обратно)

935

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 583. Л. 21.

(обратно)

936

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 220–226, 249; Ф. 29. Оп. 57. Д. 2. Л. 251.

(обратно)

937

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 510. Л. 17–18, 99–104; Оп. 57. Д. 1. Л. 103–109; Ф. 34912. Оп. 1. Д. 1785. Л. 2; Д. 1790. Л. 1–2об.

(обратно)

938

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 85. Л. 4–5; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 894. Л. 5.

(обратно)

939

РГВА. Ф. 29. Оп. 76. Д. 29. Л. 57–63, 97–107.

(обратно)

940

Там же. Оп. 34. Д. 415. Л. 67–68; Д. 501. Л. 174.

(обратно)

941

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1260. Л. 1, 5, 8–11.

(обратно)

942

РГВА. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 50. Л. 10–12, 21–24.

(обратно)

943

Там же. Л. 13, 19.

(обратно)

944

Там же. Л. 1–6.

(обратно)

945

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 228–230; Д. 377. Л. 311–317об.; Оп. 4. Д. 25. Л. 197–215об.; Ф. 7. Оп. 15. Д. 118. Л. 16–18, 22–24, 28–31; Ф. 39415. Оп. 1. Д. 50. Л. 25–27, 40–43, 57–59; Ф. 37837. Оп. 22. Д. 73. Л. 65–84.

(обратно)

946

Там же. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 50. Л. 158.

(обратно)

947

Там же. Л. 160–161об.

(обратно)

948

Там же. Л. 162–164.

(обратно)

949

Там же. Л. 153–155.

(обратно)

950

Там же. Ф. 29. Оп. 73. Д. 29. Л. 137–141; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 368. Л. 2–12; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 595. Л. 198–205.

(обратно)

951

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4024. Л. 53–57; Д. 4042. Л. 77–80; Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 20–38, 53–55.

(обратно)

952

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 330–332.

(обратно)

953

Там же. Л. 329.

(обратно)

954

Там же. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 50. Л. 112.

(обратно)

955

Там же. Л. 36–37, 52–53, 66; Ф. 37837. Оп. 22. Д. 73. Л. 14–19; Ф. 33988. Оп. 4. Д. 25. Л. 458–463. 21 мая командующий войсками ЛВО командарм 2-го ранга К.А. Мерецков издал директиву № 1/10652/сс о мероприятиях по 1-й легко-танковой бригаде, которые следовало завершить к 30 мая (Там же. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 68–72).

(обратно)

956

Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 547. Л. 237–238; Ф. 29. Оп. 34. Д. 344. Л. 154–155; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 708. Л. 25–26; Ф. 39415. Оп. 1. Д. 50. Л. 98–99; Ф. 37837. Оп. 22. Д. 73. Л. 9–10.

(обратно)

957

Там же. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 50. Л. 89.

(обратно)

958

Там же. Л. 67–68, 78–79, 100–109, 121–127, 130–137, 140–146; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 340–344. В ЛВО соответствующая комиссия была создана директивой начальника штаба № 1/10443/сс от 10 мая 1940 г. (Там же. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 56–59).

(обратно)

959

Там же. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 50. Л. 165.

(обратно)

960

Myllyniemi S. Op. cit. S. 121. Сам финский историк ошибочно считает эту передислокацию подготовкой к операции против стран Прибалтики.

(обратно)

961

Полпреды сообщают… С. 330.

(обратно)

962

РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 71. Л. 236–237. Доклад был отпечатан 25 мая и датируется по содержанию и делопроизводственному номеру, тогда как на сохранившемся в деле третьем экземпляре документа, видимо, ошибочно указано 2 мая 1940 г.

(обратно)

963

Там же. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 50. Л. 138–139, 165–167.

(обратно)

964

Там же. Л. 171.

(обратно)

965

Полпреды сообщают… С. 330–331.

(обратно)

966

Там же. С. 331–332. В тот же день копия этого заявления Молотова литовскому посланнику была направлена заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову (Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 353).

(обратно)

967

Полпреды сообщают… С. 332; СССР и Литва… Т. 1. С. 525–526, 531.

(обратно)

968

Полпреды сообщают… С. 333–334; СССР и Литва… Т. 1. С. 531–535.

(обратно)

969

Полпреды сообщают… С. 334–335.

(обратно)

970

Там же. С. 374–376.

(обратно)

971

Донгаров А.Г., Пескова Г.Н. Указ. соч. С. 42; Семиряга М.И. Указ. соч. С. 224–225.

(обратно)

972

РГВА. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 5.

(обратно)

973

Здесь и далее – так в документе. Правильно – Пукшта (Дюков А.Р. Указ. соч. С. 73).

(обратно)

974

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 114–114об.

(обратно)

975

Там же. Л. 139.

(обратно)

976

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 160.

(обратно)

977

СССР и Литва… Т. 1. С. 512.

(обратно)

978

Там же. С. 515–516.

(обратно)

979

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 159–159об.

(обратно)

980

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 6–7. Аналогичное сообщение было в тот же день направлено заместителю наркома обороны командарму 2-го ранга А.Д. Локтионову (Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 354–355).

(обратно)

981

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 278.

(обратно)

982

Там же. Л. 279–282.

(обратно)

983

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 374–378.

(обратно)

984

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 297–298, 305.

(обратно)

985

Литвинов М.Ю., Седунов А.В. Шпионы и диверсанты: Борьба с прибалтийским шпионажем и националистическими бандформированиями на Северо-Западе России. Псков, 2005. С. 95.

(обратно)

986

Ильмярв М. Указ. соч. С. 588.

(обратно)

987

Дюков А.Р. Указ соч. С. 71–73, 136–138, 154.

(обратно)

988

РГВА. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 21.

(обратно)

989

Там же. Л. 238–239.

(обратно)

990

Там же. Л. 274.

(обратно)

991

Там же. Л. 299–300.

(обратно)

992

Там же. Л. 283–284.

(обратно)

993

Там же. Л. 277.

(обратно)

994

Там же. Л. 299–300.

(обратно)

995

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 387–394.

(обратно)

996

Там же. Л. 379–386.

(обратно)

997

Там же. Ф. 9. Оп. 39. Д. 87. Л. 181–188; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 186–195.

(обратно)

998

Там же. Ф. 9. Оп. 39. Д. 87. Л. 140–143.

(обратно)

999

Там же. Оп. 36. Д. 4059. Л. 348–350.

(обратно)

1000

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 370–373.

(обратно)

1001

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 300.

(обратно)

1002

Там же. Оп. 39. Д. 87. Л. 340–344.

(обратно)

1003

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 351–352.

(обратно)

1004

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 3–4.

(обратно)

1005

Полпреды сообщают… С. 196–197.

(обратно)

1006

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 135.

(обратно)

1007

Полпреды сообщают… С. 351.

(обратно)

1008

Шубин А.В. Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929–1941 годы. М., 2004. С. 415.

(обратно)

1009

Ковалев С.Н. Указ. соч. С. 115–118.

(обратно)

1010

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 92–94.

(обратно)

1011

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 292–314; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 128–137; Ф. 4. Оп. 19. Д. 76. Л. 63.

(обратно)

1012

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 364. Л. 106–111.

(обратно)

1013

Там же. Д. 377. Л. 351–352.

(обратно)

1014

Там же. Ф. 4. Оп. 14. Д. 2621. Л. 2–4.

(обратно)

1015

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 96. Л. 143.

(обратно)

1016

Там же. Л. 242.

(обратно)

1017

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 377. Л. 149–150.

(обратно)

1018

Там же. Д. 364. Л. 79–83; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 176–180.

(обратно)

1019

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4059. Л. 456–457.

(обратно)

1020

Там же. Оп. 32. Д. 96. Л. 23; Оп. 36. Д. 4066. Л. 273–274; Оп. 39. Д. 87. Л. 166.

(обратно)

1021

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 38–42, 145; Ф. 4. Оп. 14. Д. 2621. Л. 2–4.

(обратно)

1022

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 95. Л. 5–6, 61–64.

(обратно)

1023

Там же. Л. 8–19, 21–33, 49.

(обратно)

1024

Там же. Ф. 4. Оп. 14. Д. 2621. Л. 14.

(обратно)

1025

Там же. Ф. 9. Оп. 32. Д. 97. Л. 130.

(обратно)

1026

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 76. Л. 107; Ф. 9. Оп. 32. Д. 97. Л. 86.

(обратно)

1027

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 76. Л. 128–129.

(обратно)

1028

Там же. Л. 131.

(обратно)

1029

Там же. Л. 140–141.

(обратно)

1030

Там же. Л. 146.

(обратно)

1031

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 147.

(обратно)

1032

Там же. Ф. 29. Оп. 35. Д. 105. Л. 95–96; Д. 106. Л. 12–13; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 144–145.

(обратно)

1033

Дюков А.Р. Указ соч. С. 171–172.

(обратно)

1034

1941 год. Документы. Кн. 1. С. 13; На приеме у Сталина. С. 301–302.

(обратно)

1035

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 65–66; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 545. Л. 31; Петров П.В. Советский Балтийский флот и события в Прибалтике в июне 1940 г. // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2006. С. 232–233; Петров П.В. Балтийский флот и блокада побережья Эстонии в июне 1940 г. // Вопросы истории. 2011. № 5. С. 156–157.

(обратно)

1036

Санкт-Петербург и страны Северной Европы. С. 233–235; Вопросы истории. 2011. № 5. С. 157–158.

(обратно)

1037

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 67–72.

(обратно)

1038

Санкт-Петербург и страны Северной Европы. С. 235–236; Вопросы истории. 2011. № 5. С. 158–159.

(обратно)

1039

РГВА. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 545. Л. 31.

(обратно)

1040

Центральный архив Министерства обороны (далее – ЦАМО). Ф. 148а. Оп. 3763. Д. 69. Л. 26–29. Все документы из ЦАМО любезно предоставлены С.Л. Чекуновым, готовящим многотомную документальную публикацию по оперативному планированию Генштаба РККА в 1921–1941 гг.

(обратно)

1041

РГВА. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 563. Л. 42–44.

(обратно)

1042

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 24. Л. 9–11.

(обратно)

1043

Там же. Л. 1–4.

(обратно)

1044

Там же. Л. 20.

(обратно)

1045

Там же. Д. 23. Л. 29–30; Ф. 34980. Оп. 11. Д. 86. Л. 42–43. Боевой приказ № 01 от 15 июня 1940 г. командира 128-й стрелковой дивизии генерал-майора А.С. Зотова см.: Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 90. Л. 60–61.

(обратно)

1046

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 23. Л. 3–4, 8–11, 12.

(обратно)

1047

Там же. Л. 15–16, 20–21.

(обратно)

1048

Там же. Л. 1–2, 25.

(обратно)

1049

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 142. Л. 1–6, 11–15, 56–63.

(обратно)

1050

Там же. Л. 51–52.

(обратно)

1051

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 91. Л. 34–34об., 35–37.

(обратно)

1052

Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 142. Л. 44–46.

(обратно)

1053

Еременко А.И. Год 1940-й: Каунас встретил цветами // Военно-исторический журнал. 1994. № 3. С. 38.

(обратно)

1054

ЦАМО. Ф. 148а. Оп. 3763. Д. 69. Л. 21–25.

(обратно)

1055

Еременко А.И. Указ. соч. С. 39.

(обратно)

1056

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 11. Л. 33–51.

(обратно)

1057

Там же. Л. 21–26.

(обратно)

1058

Там же. Д. 13. Л. 23–30.

(обратно)

1059

Там же. Д. 14. Л. 28, 39–40; Ф. 35150. Оп. 1. Д. 8. Л. 56, 102.

(обратно)

1060

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 14. Л. 31–32.

(обратно)

1061

Там же. Л. 34–35. Боевой приказ командира 10-й стрелковой дивизии № 3/оп от 14 июня см.: Там же. Л. 37–38.

(обратно)

1062

Там же. Д. 11. Л. 27–32.

(обратно)

1063

Там же. Д. 13. Л. 32.

(обратно)

1064

Здесь и далее – так в документе, на топографической карте этот населенный пункт назывался Жусины.

(обратно)

1065

Здесь и далее – так в документе, на топографической карте этот населенный пункт назывался Велескрицкие.

(обратно)

1066

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 13. Л. 33–39. Соответствующий боевой приказ № 01/оп командира 23-й стрелковой дивизии был подписан в 16.00 14 июня (см.: Там же. Д. 14. Л. 41).

(обратно)

1067

Там же. Д. 13. Л. 42–45.

(обратно)

1068

Там же. Д. 14. Л. 42–43, 46–48, 54–55.

(обратно)

1069

Там же. Д. 15. Л. 14–16.

(обратно)

1070

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 552. Л. 17–18.

(обратно)

1071

Там же. Л. 1–2.

(обратно)

1072

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1403. Л. 58–59.

(обратно)

1073

Там же. Ф. 29. Оп. 34. Д. 578. Л. 20–22.

(обратно)

1074

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1440. Л. 2–4.

(обратно)

1075

Там же. Л. 5–6, 25–26.

(обратно)

1076

Там же. Л. 34–35.

(обратно)

1077

Там же. Л. 27–33.

(обратно)

1078

Там же. Л. 36.

(обратно)

1079

Там же. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 561. Л. 35–40.

(обратно)

1080

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1440. Л. 1, 24–35.

(обратно)

1081

1941 год. Документы. Кн. 1. С. 12; На приеме у Сталина. С. 300.

(обратно)

1082

Полпреды сообщают… С. 339–340.

(обратно)

1083

РГВА. Ф. 7. Оп. 15. Д. 160. Л. 172.

(обратно)

1084

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 646. Л. 1.

(обратно)

1085

Там же. Д. 641. Л. 108.

(обратно)

1086

Там же. Д. 647. Л. 30.

(обратно)

1087

Там же. Д. 641. Л. 1–9; Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 13–14. Соответственно 5 июня начальник штаба ЛВО генерал-лейтенант Н.Е. Чибисов издал директиву № 1/10897/сс о доукомплектовании к 8 июня по штатам военного времени 101-го, 108-го, 301-го, 402-го гаубичных, 104-го и 311-го пушечных артполков РГК, 7 июня – директивы № 1/10922/сс об укомплектовании к 12 июня по штатам военного времени управлений 1-го, 19-го и 28-го стрелковых корпусов, № 1/10924/сс об укомплектовании к 8 июня по штатам мирного времени 12-тыс. состава 24-й, 42-й, 49-й и 75-й стрелковых дивизий, № 1/10926/сс об укомплектовании к 12 июня по штатам мирного времени 12-тыс. состава без танковых батальонов 11-й, 90-й и 155-й стрелковых дивизий, № 1/10928/сс о переводе 163-й стрелковой дивизии на штаты мотострелковой дивизии и № 1/10933/сс об укомплектовании по штатам военного времени 1-й, 20-й и 40-й танковых бригад (Там же. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 77–92).

(обратно)

1088

1941 год. Документы. Кн. 1. С. 12; На приеме у Сталина. С. 301.

(обратно)

1089

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1024. Л. 32–33. Это решение было принято по докладной записке наркома обороны № 366/сс, направленной в ЦК ВКП(б) и СНК СССР 3 июня (РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 71. Л. 188).

(обратно)

1090

Командный и начальствующий состав Красной Армии в 1940–1941 гг.: Структура и кадры центрального аппарата НКО СССР, военных округов и общевойсковых армий. Документы и материалы. М. – СПб., 2005. С. 73, 82, 93, 94.

(обратно)

1091

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 10–25.

(обратно)

1092

Там же. Л. 27–29, 33–38, 56–56об. 11 июня 1940 г. начальник тыла Управления ВВС ЛВО генерал-майор Ф.Г. Федоров издал приказ № нт/0082399сс, согласно которому все передислоцируемые авиабазы к исходу 13 июня должны были быть на месте в готовности к полному обеспечению летных частей (Там же. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 142. Л. 16–21).

(обратно)

1093

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 26.

(обратно)

1094

Там же. Л. 30–32.

(обратно)

1095

Там же. Л. 39–40.

(обратно)

1096

Там же. Л. 41–43.

(обратно)

1097

1941 год. Документы. Кн. 1. С. 13; На приеме у Сталина. С. 301.

(обратно)

1098

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 22. Л. 2–5; Д. 28. Л. 1–44.

(обратно)

1099

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 681. Л. 84–87; Д. 682. Л. 1, 7, 10, 12, 14, 19, 26–29.

(обратно)

1100

Там же. Ф. 31779. Оп. 1. Д. 260. Л. 37, 40, 48–51, 56, 58–59, 63–63об.; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 64. Так, например, в ЛВО были сформированы 41 маршевая танковая рота, 11 полевых почтовых станций и восстановлен 1 военно-почтовый транспорт (Там же. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 292, 295–299).

(обратно)

1101

Там же. Ф. 37977. Оп. 6. Д. 72. Л. 4–6.

(обратно)

1102

1941 год. Документы. Кн. 1. С. 13; На приеме у Сталина. С. 302.

(обратно)

1103

Санкт-Петербург и страны Северной Европы. С. 236; Вопросы истории. 2011. № 5. С.158, 159.

(обратно)

1104

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 675. Л. 1–2, 6–7; Ф. 29. Оп. 34. Д. 415. Л. 67–68.

(обратно)

1105

1941 год. Документы. Кн. 1. С. 14; На приеме у Сталина. С. 302.

(обратно)

1106

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 515. Л. 28.

(обратно)

1107

Там же. Л. 121–122.

(обратно)

1108

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 625. Л. 111.

(обратно)

1109

Там же. Оп. 162. Д. 27. Л. 153–154; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 523. Л. 242.

(обратно)

1110

РГВА. Ф. 31779. Оп. 1. Д. 260. Л. 41.

(обратно)

1111

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 83.

(обратно)

1112

СССР и Литва… Т.1. С. 586–589; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 523. Л. 232–235.

(обратно)

1113

РГВА. Ф. 31779. Оп. 1. Д. 260. Л. 62, 73–74об. Соответственно начальник штаба ЛВО генерал-лейтенант Н.Е. Чибисов 15 июня издал директивы №№ 1/11056–1/11061 и 1/11063–1/11065/сс о формировании 11 эвакогоспиталей в Ленинграде, Стрельне, Пушкине, Кингисеппе, Острове и Старой Руссе, а также 3 полевых подвижных госпиталей, 243 санитарных отделений, 27 отделений санитарных носильщиков, 3 автосанитарных взводов, 2 автосанитарных рот и 1 эвакоприемника, которые следовало передислоцировать в район Пскова (Там же. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 282–284, 286–290, 293).

(обратно)

1114

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 625. Л. 151–152.

(обратно)

1115

Там же. Оп. 162. Д. 27. Л. 160; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 523. Л. 247, 248.

(обратно)

1116

РГВА. Ф. 37977. Оп. 6. Д. 71. Л. 130–131.

(обратно)

1117

Там же. Оп. 1. Д. 641. Л. 62–63.

(обратно)

1118

Там же. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 523. Л. 55–56.

(обратно)

1119

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 84.

(обратно)

1120

Там же. Оп. 6. Д. 71. Л. 123–124.

(обратно)

1121

Там же. Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 142–144; СССР и Литва… Т.1. С. 600–601.

(обратно)

1122

СССР и Литва… Т.1. С. 578–579.

(обратно)

1123

Петров Б.Н. Вооруженные формирования Прибалтики накануне и в начале Великой Отечественной войны // Военно-исторический архив. 2000. № 10. С. 277.

(обратно)

1124

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 13–14; Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 26–28; Ф. 25887. Оп. 2. Д. 74. Л. 31–33; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 552. Л. 1–110, Д. 523. Л. 80–100; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 1–139; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 486. Л. 89–90, Д. 487. Л. 82, Д. 653. Л. 2–3, 7–9.

(обратно)

1125

Приказ о переброске мотострелковых полков НКВД был издан 9 июня 1940 г. 1-й мотострелковый полк прибыл из Белостока в Гродно 10 июня, 3-й мотострелковый полк – из Бреста в Псков 13 июня (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 627. Л. 53; РГВА. Ф. 39026. Оп. 1. Д. 181. Л. 4об.; Ф. 16059. Оп. 1. Д. 53. Л. 13об.). Сроки переброски 5-го мотострелкового полка из Ростова-на-Дону в Бигосово выявить не удалось. Формирование 105-го, 106-го и 107-го пограничных отрядов началось на основании телеграмм начальника пограничных войск НКВД БССР №№ 293561/6, 292599/6 и 293599/6 от 10 июня 1940 г. (РГВА. Ф. 39026. Оп. 1. Д. 2240. Л. 3). Видимо, соответствующее распоряжение поступило из Москвы еще раньше.

(обратно)

1126

РГВА. Ф. 29. Оп. 46. Д. 346. Л. 289–300, 355–360; Ф. 7. Оп. 15. Д. 151. Л. 12–16.

(обратно)

1127

Там же. Ф. 7. Оп. 15. Д. 151. Л. 12–15; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 523. Л. 95; Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 30–40; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 22. Л. 18; Д. 43. Л. 40–41, 45, 51, 103–104, 107, 113–114; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 675. Л. 64, 71–72; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 474. Л. 76; Ф. 31811. Оп. 4. Д. 23. Л. 140–142; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 105. Л. 17. Не обнаружено сведений по численности 8-й стрелковой дивизии и 40-й танковой бригады и пограничных отрядов, а также полных данных по личному составу ВВС и тыловых частей. По 201-й, 204-й и 214-й авиадесантным бригадам даны сведения только по личному составу, а по 40-й танковой бригаде – только по танкам.

(обратно)

1128

РГВА. Ф. 29. Оп. 46. Д. 346. Л. 357–360; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 709. Л. 2–9; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 23. Л. 35, 58.

(обратно)

1129

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 326. Л. 414; Д. 4023. Л. 92–93; Оп. 29. Д. 540. Л. 51–61; Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1463. Л. 174–185.

(обратно)

1130

Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 540. Л. 79–120. Эстонский историк М. Ильмярв выдает эти неиспользовавшиеся листовки за некое обращение, опубликованное командованием Красной армии (Ильмярв М. Указ. соч. С. 690).

(обратно)

1131

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 54. Л. 1–75.

(обратно)

1132

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 276.

(обратно)

1133

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 54. Л. 22–23; РГВА. Ф. 37848. Оп. 1. Д. 8. Л. 148–151, 155–157, 162–164. В литературе приводятся и другие данные. Так, в 1940 г. в армии Латвии насчитывалось 30 943 человека (2 013 офицеров, 27 655 солдат и 1 275 гражданских служащих). На вооружении имелось 129 951 винтовка, 11 241 пистолет и револьвер, 1 196 станковых и 2 611 ручных пулеметов, 194 орудия, 28 танков, 1 танкетка, 7 бронеавтомобилей, 80 самолетов. В организации «Айзсаргов» на 1 января 1940 г. числилось 60 684 человека (31 874 мужчин, 14 810 женщин и 14 000 подростков), на вооружении которых находились 30 831 винтовка, 33 станковых и 290 ручных пулеметов (Bērziņš V., Bambals A. Latvijas armija. Rīga, 1991). В армии Литвы насчитывалось 28 005 человек (1 728 офицеров, 2 091 унтер-офицеров, 22 265 солдат и 2 031 гражданских служащих). На вооружении имелось 147 500 винтовок, 90 станковых и 3 755 ручных пулеметов, около 576 орудий и много польских противотанковых пушек, 44 танка, 6 бронеавтомобилей и 127 самолетов (в том числе интернированные в 1939 г. 1 польский бомбардировщик и 2 немецких истребителя). В составе организации «Шаулю Саюнга» насчитывалось 68 107 человек, имевших на вооружении 27 478 винтовок, 3 160 пистолетов, 378 ручных пулеметов (Кудряшов И.Ю. Последняя армия республики // Сержант. 1996. № 1. С. 27–32; Rutkiewicz J., Kulikow W. Wojsko litewskie, 1918–1940. Warszawa, 2002; Йокубаускас В. Концепция партизанской войны в Литве в 1920–1930-е годы // Балтийский регион. 2012. № 2. С. 47, 48, 49). На 15 июня 1940 г. в составе ВВС Литвы насчитывалось 90 боевых и около 30 учебных самолетов (Степанов А.С. Развитие советской авиации в предвоенный период (1938 год – первая половина 1941 года). М., 2009. С. 412, 528). Всего же советскими трофеями в Прибалтике стало 339 самолетов (в Эстонии – 54, в Латвии – 168, в Литве – 117) (Степанов А.С. Указ. соч. С. 414, 529).

(обратно)

1134

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 39. Л. 18–25.

(обратно)

1135

Там же. Л. 26–27.

(обратно)

1136

Там же. Л. 28–29.

(обратно)

1137

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 107–109; Д. 549. Л. 21–22.

(обратно)

1138

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 216.

(обратно)

1139

Там же. Л. 217–218.

(обратно)

1140

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 110–111; Д. 549. Л. 25–26.

(обратно)

1141

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 39. Л. 30–33.

(обратно)

1142

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 112–113; Д. 549. Л. 29.

(обратно)

1143

Там же. Д. 548. Л. 116–117; Д. 549. Л. 39.

(обратно)

1144

Там же. Д. 548. Л. 120–122, 124–126; Д. 549. Л. 43–44.

(обратно)

1145

Санкт-Петербург и страны Северной Европы. С. 236–237; Вопросы истории. 2011. № 5. С. 159.

(обратно)

1146

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 486. Л. 78–80.

(обратно)

1147

Санкт-Петербург и страны Северной Европы. С. 237–238; Вопросы истории. 2011. № 5. С. 159–160.

(обратно)

1148

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 486. Л. 89–92.

(обратно)

1149

Присяжный А. Последний полет «Калевы» // Эхо планеты. 1991. № 43. С. 20–23; Копилофф И. Последний рейс «Калевы» // История авиации. 2001. № 3. С. 11–15; Зефиров М.В. Асы Второй мировой войны. Союзники Люфтваффе: Эстония. Латвия. Финляндия. М., 2003. С. 230–235; Геуст К.-Ф. Международная помощь военно-воздушным силам Финляндии в период «Зимней» войны 1939–1940 гг. // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. М., 2006. С. 217–219.

(обратно)

1150

Присяжный А. Указ. соч. С. 20.

(обратно)

1151

Там же. С. 22.

(обратно)

1152

Зефиров М.В. Указ. соч. С. 232. Возможно, М.В. Зефиров использовал перевод с финского, поскольку в переведенной с английского языка книге Э. Юутилайнена сказано следующее: «Я подлетел к кораблю на 100 ярдов и сделал круг вокруг него. Я заметил, что лодка стоит посреди множества плавающих обломков разбившегося самолета. На поверхности также можно было видеть большие пятна масла. Я сделал еще один круг над субмариной, теперь на расстоянии 50 ярдов от нее, чтобы постараться разглядеть, есть ли на палубе спасшиеся. На рубке я увидел троих человек, машущих белыми фуражками, а на палубе возле рубки стоял матрос, которого я заметил ранее. Подводная лодка находилась примерно в трех милях от маяка Кери. […] Когда я начал свой заход, то увидел, что люк на палубе открылся и трое матросов бросились к орудию, поспешно сдирая с него чехол. Они так спешили, что один даже упал в море. Подводная лодка дала ход и начала маневр уклонения. В 15 ярдах от нее виделась маленькая шлюпка, а третья находилась чуть дальше. Примерно в полумиле проходил какой-то парусник, а на горизонте виднелся пароход» (Ютилайнен И. Я бил «сталинских соколов». Лучший финский ас Второй мировой. Пер. с англ. М., 2013. С. 45–47).

(обратно)

1153

«Выловленный из воды трюмный старшина показал…»-2 // Тайны подводной войны. Малоизвестные страницы подводной войны 1914–1945 годов. Вып. 7. Львов, 2000. С. 72; Зефиров М.В. Указ. соч. С. 233.

(обратно)

1154

Blauweiss-Buch der finnischen Regierung. Bd. 2. Die Einstellung der Sowjetunion zu Finnland nach dem Moskauer Frieden. Helsinki, 1941. S. 54, 78–79. В несколько сокращенном виде этот рассказ был опубликован в финском журнале «Илламайлу» (№ 7–8 за 1941 г.), правда, в нем наблюдатель на маяке Кери был назван Орадом Мангом (Копилофф И. Указ. соч. С. 14; Зефиров М.В. Указ. соч. С. 233–234).

(обратно)

1155

Хохлов П.И. Над тремя морями. 2-е изд., доп. Л., 1988. С. 12–13.

(обратно)

1156

Присяжный А. Указ. соч. С. 21.

(обратно)

1157

Зефиров М.В. Указ. соч. С. 235.

(обратно)

1158

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1288. Л. 38; Вопросы истории. 2011. № 5. С. 160.

(обратно)

1159

Вопросы истории. 2011. № 5. С. 160.

(обратно)

1160

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 139–140; Д. 549. Л. 59.

(обратно)

1161

ADAP. Serie D. Bd. 9: 19. März bis 22. Juni 1940. Frankfurt am Main, 1962. S. 486.

(обратно)

1162

Российский государственный архив Военно-морского флота (далее – РГАВМФ). Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 672. Л. 136–136об. Все документы из РГАВМФ любезно предоставлены К.Б. Стрельбицким.

(обратно)

1163

Там же. Л. 129–130.

(обратно)

1164

Там же. Л. 275–277.

(обратно)

1165

Там же. Л. 280–281.

(обратно)

1166

Там же. Л. 84–84об., Д. 1015. Л. 60–60об.

(обратно)

1167

Там же. Д. 1015. Л. 62.

(обратно)

1168

Вопросы истории. 2011. № 5. С. 160.

(обратно)

1169

Санкт-Петербург и страны Северной Европы. С. 237; Вопросы истории. 2011. № 5. С. 159.

(обратно)

1170

Геуст К.-Ф. Указ. соч. С. 218–219.

(обратно)

1171

Советско-американские отношения. 1939–1945. М., 2004. С. 76.

(обратно)

1172

Правда. 1940. 28 мая.

(обратно)

1173

На чаше весов. С. 171–172.

(обратно)

1174

РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 274–276; Ковалев С.Н. СССР и Прибалтика: реализация договоров о взаимопомощи в 1939–1940 гг. // Военно-исторический журнал. 2011. № 11. С. 10.

(обратно)

1175

Правда. 1940. 3, 5, 9, 10 июня.

(обратно)

1176

На чаше весов. С. 174–175, 180.

(обратно)

1177

Полпреды сообщают… С. 334; Урбшис Ю. Указ. соч. С. 52.

(обратно)

1178

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 389–390.

(обратно)

1179

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С.298–299; ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 390.

(обратно)

1180

Полпреды сообщают… С. 336–337.

(обратно)

1181

Там же. С. 337–338, 340–341, 352.

(обратно)

1182

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 173–175.

(обратно)

1183

Полпреды сообщают… С. 338–339.

(обратно)

1184

СССР и Литва… Т. 1. С. 538–539.

(обратно)

1185

Чубарьян А.О. Канун трагедии: Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 – июнь 1941 года. С. 274.

(обратно)

1186

Гущин В.В. Указ. соч. С. 227.

(обратно)

1187

СССР и Литва… Т. 1. С. 556–557, 558–560.

(обратно)

1188

Там же. С. 561.

(обратно)

1189

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 184–195.

(обратно)

1190

Там же. Л. 181–183.

(обратно)

1191

СССР и Литва… Т. 1. С. 557–558.

(обратно)

1192

Правда. 1940. 8 июня; Полпреды сообщают… С. 353–355; СССР и Литва… Т. 1. С. 572–573.

(обратно)

1193

РГВА. Ф. 33988. Оп. 4. Д. 35. Л. 353–354.

(обратно)

1194

Полпреды сообщают… С. 198–200, 212–216, 219–220, 254–261, 288–290, 294–297, 314–316, 327–329, 355–360.

(обратно)

1195

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 213–215.

(обратно)

1196

Полпреды сообщают… С. 369.

(обратно)

1197

Там же. С. 361–364.

(обратно)

1198

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1306. Л. 204–210.

(обратно)

1199

РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1276. Л. 45–46. Частично опубликовано с неправильным указанием сигнатуры документа в: Зубкова Е.Ю. Прибалтика и Кремль. 1940–1953. М., 2008. С. 74.

(обратно)

1200

Правда. 1940. 11 июня; Полпреды сообщают… С. 364–368.

(обратно)

1201

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 451–452.

(обратно)

1202

СССР и Литва… Т. 1. С. 586.

(обратно)

1203

Жюгжда Р.Ю. Указ. соч. С. 30; Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 238.

(обратно)

1204

Ильмярв М. Указ. соч. С. 628; Дюков А.Р. Протекторат «Литва». С.101–102, 131–132, 164–165, 188.

(обратно)

1205

Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 274.

(обратно)

1206

Полпреды сообщают… С. 369–370.

(обратно)

1207

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 461–462.

(обратно)

1208

Полпреды сообщают… С. 353–355, 361–364, 369–371.

(обратно)

1209

Там же. С. 371–372; СССР и Литва… Т. 1. С. 591–592; Урбшис Ю. Указ. соч. С. 53–54.

(обратно)

1210

Полпреды сообщают… С. 372–376.

(обратно)

1211

Очерки истории Коммунистической партии Литвы. Т. 2. С. 655; Ильмярв М. Указ. соч. С. 601; Дюков А.Р. Указ. соч. С. 80–81, 91.

(обратно)

1212

СССР и Литва… Т. 1. С. 601.

(обратно)

1213

Полпреды сообщают… С. 371–372, 377; СССР и Литва… Т. 1. С. 603, 618; История Литовской ССР. Вильнюс, 1978. С. 403–404.

(обратно)

1214

СССР и Литва… Т. 1. С. 604–605, 618–619.

(обратно)

1215

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 472, 476–477; Myllyniemi S. Die baltische Krise 1938–1941. S. 123; Очерки истории Коммунистической партии Литвы. Т. 2. С. 656; СССР и Литва… Т. 1. С. 622, прим. 1; Дюков А.Р. Указ. соч. С. 75–82, 88, 89–93, 102, 138–140.

(обратно)

1216

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 473.

(обратно)

1217

Ibid. S. 474.

(обратно)

1218

Ibid. S. 477–478.

(обратно)

1219

Полпреды сообщают… С. 376–377.

(обратно)

1220

На чаше весов. С. 182.

(обратно)

1221

Ильмярв М. Указ. соч. С. 605.

(обратно)

1222

Полпреды сообщают… С. 378.

(обратно)

1223

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 473–474.

(обратно)

1224

Политика оккупационных властей в Латвии 1939–1991. Сборник документов. Рига, 1999. С. 80.

(обратно)

1225

Донгаров А.Г. СССР и Прибалтика (1939–1940 гг.). С. 134; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 374; Ильмярв М. Указ. соч. С. 603.

(обратно)

1226

Полпреды сообщают… С. 379.

(обратно)

1227

Там же. С. 380–384.

(обратно)

1228

Там же. С. 384–387; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 374–375.

(обратно)

1229

Полпреды сообщают… С. 387–390.

(обратно)

1230

Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 375. М. Ильмярв оспаривает факт обращения К. Ульманиса к Г. фон Котце с подобной просьбой (Ильмярв М. Указ. соч. С. 604).

(обратно)

1231

Ниедре О., Вирсис М. Штрихи к политическому портрету Карла Ульманиса // Латвия на грани эпох. В 4 кн. Кн. 3. Рига, 1988. С. 87–88.

(обратно)

1232

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 339; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 382–386; Ильмярв М. Указ. соч. С. 603.

(обратно)

1233

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1366. Л. 6.

(обратно)

1234

Полпреды сообщают… С. 390–391; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 375–376.

(обратно)

1235

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 85–86.

(обратно)

1236

Там же. Л. 87–89.

(обратно)

1237

1941 год. Документы. Кн. 1. С. 15; На приеме у Сталина. С. 303.

(обратно)

1238

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 90–91; Д. 644. Л. 30–35.

(обратно)

1239

Полпреды сообщают… С. 391–392; Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 376–378.

(обратно)

1240

Полпреды сообщают… С. 393–394.

(обратно)

1241

Там же. С. 392–393. В течение дня эстонский посланник торопил Таллин с принятием решения о формировании нового правительства, чтобы уже вечером он мог сообщить о подобных планах Молотову (На чаше весов. С. 184).

(обратно)

1242

Полпреды сообщают… С. 394.

(обратно)

1243

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 351–352; 1940 год в Эстонии. С. 103.

(обратно)

1244

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 350–351; Борьба латышского народа в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945. Рига, 1970. С. 37.

(обратно)

1245

Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 378.

(обратно)

1246

Шамберг В.М. Лозовский. М., 2012. С. 471–472; Донгаров А.Г. Указ. соч. С. 146–147.

(обратно)

1247

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 479.

(обратно)

1248

Ibid. S. 481.

(обратно)

1249

Ibid. S. 486.

(обратно)

1250

Ibid. S. 496–497.

(обратно)

1251

Ibid. S. 492; СССР – Германия. Т. 2. С. 55.

(обратно)

1252

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 493–494.

(обратно)

1253

РГВА. Ф. 37977. Оп. 5. Д. 535. Л. 195–196; Ф. 33988. Оп. 4. Д. 36. Л. 56–57. Частично опубликовано в: Полпреды сообщают… С. 399–400.

(обратно)

1254

РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1276. Л. 48; ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 353–354; ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 495–496; СССР – Германия. Т. 2. С. 55–56; СССР и Литва… Т. 1. С. 627–628.

(обратно)

1255

Полпреды сообщают… С. 406–407.

(обратно)

1256

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 693. Л. 32; Полпреды сообщают… С. 412–413.

(обратно)

1257

ADAP. Serie D. Bd. 9. S. 527.

(обратно)

1258

Ibid. S. 518–519.

(обратно)

1259

Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 272, 284–285.

(обратно)

1260

Там же. С. 273.

(обратно)

1261

Майский И.М. Дневник дипломата. Лондон. 1934–1943. В 2 кн. Кн. 2. Ч. 1: 4 сентября 1939 г. – 21 июня 1941 года. М., 2009. С. 199.

(обратно)

1262

Мальков В.Л. Прибалтийский узел. 1939–1940 гг. По материалам американских архивов // Россия ХХI. 2006. № 3. С. 143; Мальков В.Л. Россия и США в ХХ веке. Очерки истории международных отношений и дипломатии в социокультурном контексте. М., 2009. С. 242.

(обратно)

1263

Майский И.М. Указ. соч. С. 200.

(обратно)

1264

Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 274.

(обратно)

1265

Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. С. 241.

(обратно)

1266

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. 1917–1940. Документы и материалы. Таллин, 1987. С. 125.

(обратно)

1267

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 242.

(обратно)

1268

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 363.

(обратно)

1269

Там же. С. 367–368.

(обратно)

1270

ADAP. Serie D. Bd. 10: 23. Juni bis 31. August 1940. Frankfurt am Main, 1963. S. 10–11.

(обратно)

1271

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 146. Л. 1.

(обратно)

1272

Там же. Д. 23. Л. 3–4, 8–11, 12; Донгаров А.Г. Указ. соч. С.133.

(обратно)

1273

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 99. Л. 10.

(обратно)

1274

Там же. Д. 105. Л. 10.

(обратно)

1275

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 43–44.

(обратно)

1276

Там же. Д. 14. Л. 42–43, 46–48, 54–55.

(обратно)

1277

Там же. Ф. 892. Оп. 3. Д. 25. Л. 7–10.

(обратно)

1278

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 47. Л. 23–24, 26–26об., 27, 30, 31–32, 34.

(обратно)

1279

Еременко А.И. Указ. соч. С. 40.

(обратно)

1280

РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 76. Л. 86–87; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 93. Л. 25; Д. 105. Л. 37; Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 206; Донгаров А.Г., Пескова Г.И. СССР и страны Прибалтики (август 1939 – август 1940) // Вопросы истории. 1991. № 1. С. 44; Feldmanis A.E. Masļenku traģēdija – Latvijas traģēdija. Rīga, 2002.

(обратно)

1281

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 34, 116; СССР и Литва… Т. 1. С. 610–611.

(обратно)

1282

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 129.

(обратно)

1283

Там же Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 4–5; Д. 651. Л 5; Д. 681. Л. 8–9.

(обратно)

1284

Еременко А.И. Указ. соч. С. 40.

(обратно)

1285

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 28–29.

(обратно)

1286

Там же. Л. 26–27. В данном документе имеются в виду следующие командиры ВМФ и РККА: «вице-адмирал» – командующий КБФ В.Ф. Трибуц, генерал-лейтенант А.А. Тюрин – командир 65-го ОСК, генерал-майор Е.Н. Солянкин – командир 18-й танковой бригады.

(обратно)

1287

Там же. Л. 44–45.

(обратно)

1288

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 16. Л. 18–19, 22–27.

(обратно)

1289

Там же. Л. 28–32об.; Д. 47. Л. 21, 58.

(обратно)

1290

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 642. Л. 1–2; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 11. Л. 52–53. Переданная в штаб 16-го ОСК телеграфная лента с приказом (РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 53, 60) опубликована с неправильной атрибутацией документа в: СССР и Литва… Т. 1. С. 605–606, 617.

(обратно)

1291

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 15. Л. 25.

(обратно)

1292

Там же. Д. 28. Л. 47–48; Д. 47. Л 446, 448.

(обратно)

1293

Там же. Д. 13. Л. 47. В 24.00 15 июня командир 23-й стрелковой дивизии издал приказ № 3/оп о занятии Зарасая 117-м стрелковым полком и 1 дивизионом 211-го артполка к 15.00 16 июня (Там же. Д. 14. Л. 70).

(обратно)

1294

Там же. Д. 13. Л. 48.

(обратно)

1295

Там же. Д. 14. Л. 65–66.

(обратно)

1296

Там же. Д. 29. Л. 207.

(обратно)

1297

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 54–59. Опубликовано с рядом опечаток в: СССР и Литва… Т. 1. С. 606–608.

(обратно)

1298

РГВА. Ф. 31811. Оп. 4. Д. 23. Л. 193.

(обратно)

1299

Там же. Ф. 892. Оп. 3. Д. 25. Л. 7–10.

(обратно)

1300

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4299. Л. 120–141.

(обратно)

1301

Там же. Д. 4188. Л. 84–93, 111, 124–125, 138, 152; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 4. Л. 97, 99.

(обратно)

1302

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 87, 113, 140, 195; Оп. 39. Д. 90. Л. 115; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 4. Л. 99.

(обратно)

1303

Полпреды сообщают… С. 378.

(обратно)

1304

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 34–35, 115–117, 127–128, 144.

(обратно)

1305

Там же. Ф. 35150. Оп. 1. Д. 8. Л. 6, 44–48; Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 35, 128.

(обратно)

1306

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 31. Л. 7, 14; Д. 4. Л. 97; Д. 15. Л. 25.

(обратно)

1307

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 1–5, 10, 12–14; Д. 681. Л. 1–2, 6, 8–9, 15–17; Ф. 31811. Оп. 4. Д. 23. Л. 166–188; Ф. 35150. Оп. 1. Д. 8. Л. 32–41; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 49–51; Еременко А.И. Указ. соч. С. 40.

(обратно)

1308

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 61–65.

(обратно)

1309

Там же. Л. 75–76; СССР и Литва… Т. 1. С. 609.

(обратно)

1310

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 39–43; Д. 648. Л. 96–98; Д. 681. Л. 93–95; Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 68–74; СССР и Литва… Т. 1. С. 615–616.

(обратно)

1311

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 642. Л. 11–14; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 16. Л. 62–66. Выписка из приказа получена в штабе 3-й армии в 0.55 16 июня (РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 11. Л. 60–62).

(обратно)

1312

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 13. Л. 49–51.

(обратно)

1313

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 13–21; Д. 681. Л. 15–17, 22, 24–25; Д. 676. Л. 1–3; Ф. 31811. Оп. 4. Д. 23. Л. 140–154, 166–188; Ф. 35150. Оп. 1. Д. 8. Л. 43–48; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 52–55; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 118–120; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 29. Л. 210, 216, 221, 236.

(обратно)

1314

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 52.

(обратно)

1315

Там же. Л. 74.

(обратно)

1316

Там же. Л. 43.

(обратно)

1317

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 642. Л. 5; Д. 643. Л. 8–9.

(обратно)

1318

Там же. Д. 642. Л. 7–8; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 16. Л. 60–61об.

(обратно)

1319

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 13. Л. 53–54.

(обратно)

1320

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 675. Л. 71–74; Ф. 29. Оп. 34. Д. 552. Л. 13–16.

(обратно)

1321

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 16. Л. 67.

(обратно)

1322

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 99. Л. 22–23.

(обратно)

1323

Там же. Л. 13.

(обратно)

1324

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 486. Л. 83–88.

(обратно)

1325

Там же. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 561. Л. 5–6.

(обратно)

1326

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 11. Л. 73.

(обратно)

1327

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 302–303; Ф. 25888. Оп. 13. Д. 36. Л. 1–2.

(обратно)

1328

Там же. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 301; Ф. 25888. Оп. 13. Д. 36. Л. 5–6; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 148. Л. 41; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 16. Л. 70–71; ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 350; Петров Б.Н. Вооруженные формирования Прибалтики накануне и в начале Великой Отечественной войны // Военно-исторический архив. 2000. № 10. С. 278. В штабе 8-й армии эта директива была получена в 4.47 17 июня (РГВА. Ф. 25888. Оп. 13. Д. 36. Л. 3).

(обратно)

1329

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 13. Л. 59–60.

(обратно)

1330

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 14; Ф. 25888. Оп. 13. Д. 36. Л. 9.

(обратно)

1331

Там же. Ф. 25888. Оп. 13. Д. 36. Л. 7–8; Ф. 33988. Оп. 3. Д. 376. Л. 304–305. Директива была подписана наркомом обороны и начальником Генштаба в 1.00 17 июня 1940 г.

(обратно)

1332

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 16. Л. 160.

(обратно)

1333

Там же. Л. 68–69.

(обратно)

1334

Там же. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 523. Л. 64.

(обратно)

1335

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 105. Л. 13.

(обратно)

1336

Там же. Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 65–67; Полпреды сообщают… С. 395–397.

(обратно)

1337

Полпреды сообщают… С. 397–398; Венков И.Н. «Допустить размещение войск…» // Военно-исторический журнал. 1990. № 4. С. 37–38; 1940 год в Эстонии. С. 104–106.

(обратно)

1338

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 24–26, 31–37; Д. 681. Л. 28–30, 34–36, 40–42; Д. 676. Л. 7–10; Д. 650. Л. 1–3; Д. 649. Л. 1, 4–10; Д. 683. Л. 1–3; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 93. Л. 7–8, 13, 16–18; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 87, 113–117; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 552. Л. 1–10; Д. 561. Л. 4; Д. 563. Л. 2, 5–6, 8; Ф. 35150. Оп. 1. Д. 8. Л. 50–55; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 15. Л. 33; Д. 16. Л. 51–52; Д. 28. Л. 56–61, 65; Д. 29. Л. 232, 252, 301; Петров П.В. Советский Балтийский флот и события в Прибалтике в июне 1940 г. // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2006. С. 238–239; Петров П.В. Балтийский флот и блокада побережья Эстонии в июне 1940 г. // Вопросы истории. 2011. № 5. С. 161.

(обратно)

1339

Полпреды сообщают… С. 435.

(обратно)

1340

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 13. Л. 61.

(обратно)

1341

Там же. Л. 56–58.

(обратно)

1342

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 15.

(обратно)

1343

Там же. Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 23; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 16. Л. 80.

(обратно)

1344

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1288. Л. 39–40; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 677. Л. 52–53. Опубликовано с рядом неточностей в: Петров Б.Н. Указ. соч. С. 280–281.

(обратно)

1345

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 51, 72. Одна из копий приказа опубликована с рядом опечаток в: СССР и Литва… Т. 1. С. 628–629.

(обратно)

1346

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 16; Ф. 25888. Оп. 13. Д. 36. Л. 12.

(обратно)

1347

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 17.

(обратно)

1348

Там же. Л. 18.

(обратно)

1349

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 50.

(обратно)

1350

Там же. Л. 66.

(обратно)

1351

Там же. Ф. 37977. Оп. 6. Д. 72. Л. 1–3.

(обратно)

1352

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 11. Л. 80; Д. 16. Л. 102, 115.

(обратно)

1353

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 46–53, 59–63, 65; Д. 681. Л. 48–50, 54–57, 62–65; Д. 649. Л. 10–13, 17–18, 20–24; Д. 676. Л. 15; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 24. Л. 27; Д. 93. Л. 17–22; Д. 99. Л. 20, 22, 28; Д. 101. Л. 30; Д. 105. Л. 15, 23–25; Д. 147. Л. 5; Д. 148. Л. 8; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 552. Л. 13–20; Д. 563. Л. 12, 14, 16; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 63–65, 90; Д. 29. Л. 226, 242; Д. 32. Л. 1–8; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 50; Д. 663. Л. 110–112; Д. 666. Л. 56.

(обратно)

1354

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 649. Л. 15–16.

(обратно)

1355

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 13. Л. 65.

(обратно)

1356

Там же. Л. 66.

(обратно)

1357

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 666. Л. 100–102.

(обратно)

1358

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 642. Л. 23.

(обратно)

1359

Там же. Д. 644. Л. 21.

(обратно)

1360

Там же. Д. 648. Л. 66–67, 72–73; Д. 681. Л. 70–71, 74, 76; Д. 649. Л. 19–23, 26–29, 32–39, 52–53; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 93. Л. 23–41об.; Д. 99. Л. 30; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 552. Л. 18–32; Д. 561. Л. 9–12об.; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 66–74; Д. 29. Л. 249–250; Д. 32. Л. 9–13; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 274. Л. 274–279; Д. 663. Л. 109.

(обратно)

1361

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 67. Опубликовано с неправильным указанием сигнатуры документа в: СССР и Литва… Т. 1. С. 633–634.

(обратно)

1362

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 94.

(обратно)

1363

Там же. Ф. 29. Оп. 46. Д. 346. Л. 323–324; Степанов А.С. Развитие советской авиации в предвоенный период (1938 год – первая половина 1941 года). М., 2009. С. 528.

(обратно)

1364

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 515. Л. 173; РГВА. Ф. 54. Оп. 12. Д. 6. Л. 27.

(обратно)

1365

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 95–96.

(обратно)

1366

Там же. Л. 99–101.

(обратно)

1367

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 16. Л. 117.

(обратно)

1368

Там же. Л. 118.

(обратно)

1369

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 642. Л. 27–29; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 11. Л. 83–85.

(обратно)

1370

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 13. Л. 71–72.

(обратно)

1371

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 47–49. Соответствующий приказ № 02/оп командир 16-го стрелкового корпуса издал в 16.45 21 июня (Там же. Л. 44–45).

(обратно)

1372

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 24. Л. 51–52; Д. 32. Л. 5–6.

(обратно)

1373

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 52.

(обратно)

1374

Там же. Д. 646. Л. 3–5.

(обратно)

1375

Там же. Д. 648. Л. 148–156; Д. 681. Л. 81–83, 99–101, 106; Д. 649. Л. 41–47, 67–70; Д. 676. Л. 30–33; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 23. Л. 70; Д. 93. Л. 49; Д. 99. Л. 33–34; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 552. Л. 33–41, 59, 94; Д. 561. Л. 9–12об., 14–15, 18; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 74–77; Д. 29. Л. 473; Д. 32. Л. 14–15; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 274. Л. 267–271; Д. 663. Л. 94–99, 104–106; Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2006. С. 237; Вопросы истории. 2011. № 5. С. 159.

(обратно)

1376

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 157–160, 162–164, 177–178, 180–183; Д. 681. Л. 117–119, 123–125, 135–136; Д. 649. Л. 72, 74–77; Д. 676. Л. 39–41; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 99. Л. 36; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 552. Л. 42–48; Д. 561. Л. 23–24; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 78–84; Д. 29. Л. 473; Д. 32. Л. 16–23; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 274. Л. 265–266, 280; Д. 662. Л. 44–45; Д. 663. Л. 86, 91–93, 100–103.

(обратно)

1377

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 641. Л. 93.

(обратно)

1378

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 40.

(обратно)

1379

Там же. Ф. 31779. Оп. 1. Д. 260. Л. 76.

(обратно)

1380

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 32. Л. 5–6; Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 27–28; Ф. 35079. Оп. 1. Д. 17. Л. 310–312.

(обратно)

1381

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 63–65; Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 53–55.

(обратно)

1382

Там же. Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 176–178.

(обратно)

1383

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 34. Л. 75–76.

(обратно)

1384

Там же. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 523. Л. 25–28.

(обратно)

1385

Там же. Оп. 13. Д. 36. Л. 23.

(обратно)

1386

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 187–191; Д. 681. Л. 141–144; Д. 676. Л. 47–48; Д. 649. Л. 79, 89–90, 105; Ф. 32578. Оп. 1. Д. 93. Л. 73; Д. 99. Л. 37; Ф. 892. Оп. 3. Д. 25. Л. 34–37; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 552. Л. 48–51; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 85–93; Д. 32. Л. 24–32; Ф. 35086. Оп. 1. Д. 274. Л. 137–145, 218–225, 249–253; Д. 662. Л. 37–38, 41.

(обратно)

1387

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 24. Л. 55–56.

(обратно)

1388

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 13. Л. 74–75.

(обратно)

1389

Там же. Д. 47. Л. 189–190, 425–426.

(обратно)

1390

Там же. Ф. 25888. Оп. 15. Д. 523. Л. 80–100; Д. 552. Л. 18–49; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 474. Л. 202–208; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 1–139; Ф. 9. Оп. 36. Д. 4045. Л. 25а – 245; Ф. 29. Оп. 34. Д. 552. Л. 1–2, 13–16; Петров Б.Н. Указ. соч. С. 280–281.

(обратно)

1391

СССР и Литва… Т. 1. С. 612–613.

(обратно)

1392

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 43. Л. 4.

(обратно)

1393

Стронг А.Л. Новый путь Литвы. Пер. с англ. М., 1990. С. 26.

(обратно)

1394

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 34–37; Д. 681. Л. 40–42.

(обратно)

1395

Там же. Д. 651. Л. 6.

(обратно)

1396

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 127.

(обратно)

1397

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 87–88.

(обратно)

1398

Там же. Д. 651. Л. 8–10; Д. 694. Л. 6–7.

(обратно)

1399

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 113–115, 142–143.

(обратно)

1400

Там же. Л. 172–175.

(обратно)

1401

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 651. Л. 14–15; Д. 694. Л. 12–13.

(обратно)

1402

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1366. Л. 3–5.

(обратно)

1403

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 152–158.

(обратно)

1404

Стронг А.Л. Указ. соч. С. 24–25, 28, 29.

(обратно)

1405

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 368.

(обратно)

1406

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1366. Л. 7–8.

(обратно)

1407

СССР и Литва… Т. 1. С. 622.

(обратно)

1408

Полпреды сообщают… С. 395.

(обратно)

1409

Там же. С. 379–380; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 278. Позиция литовской компартии были подержана Исполкомом Коминтерна, который 17 июня направил ЦК партии шифровку: «Главная задача на данном этапе – организация под нашим руководством масс в городе и деревне. Издание легальных газет. Организуйте на предприятиях легальные профсоюзы и заводские советы, в деревне – крестьянские комитеты. Добивайтесь немедленного освобождения политических заключенных. Очищение армии и государственного аппарата от антисоветских элементов. Конфискация имущества бежавших реакционеров. Выдвигайте программу действия, которая пока не выходит за народно-демократические рамки. Демократическое народное правительство следует составить из честных представителей народа. Прямое участие коммунистов пока нецелесообразно» (Фирсов Ф.И. Секреты Коммунистического Интернационала. Шифропереписка. М., 2011. С. 312–313.).

(обратно)

1410

Атамукас С. Компартия Литвы в борьбе за Советскую власть (1935–1940 гг.). М., 1961. С. 252.

(обратно)

1411

Полпреды сообщают… С. 400; СССР и Литва… Т. 1. С. 625.

(обратно)

1412

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 277–279.

(обратно)

1413

РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1276. Л. 47.

(обратно)

1414

Атамукас С. Указ. соч. С. 254; Очерки истории Коммунистической партии Литвы. Т. 2. С. 660.

(обратно)

1415

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 295.

(обратно)

1416

Полпреды сообщают… С. 402.

(обратно)

1417

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 326.

(обратно)

1418

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 694. Л. 26.

(обратно)

1419

Там же. Д. 651. Л. 71; Д. 694. Л. 36.

(обратно)

1420

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 47–48; Полпреды сообщают… С. 430.

(обратно)

1421

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 28–30, 33, 220–222.

(обратно)

1422

Там же. Л. 40–42; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 218–219; Д. 651. Л. 96; Советские архивы. 1990. № 2. С. 38–39; Полпреды сообщают… С. 430–431.

(обратно)

1423

Атамукас С. Указ. соч. С. 254.

(обратно)

1424

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 299–300.

(обратно)

1425

Там же. С. 303.

(обратно)

1426

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 257–260; Полпреды сообщают… С. 444–445; частично опубликовано: Советские архивы. 1990. №. 2. С. 40–41.

(обратно)

1427

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 50.

(обратно)

1428

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 238.

(обратно)

1429

Там же. Л. 245–246.

(обратно)

1430

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 44.

(обратно)

1431

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 251–252.

(обратно)

1432

СССР и Литва… Т. 1. С. 656–657.

(обратно)

1433

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 287–288.

(обратно)

1434

Там же. Л. 346–348.

(обратно)

1435

Там же. Л. 379–387.

(обратно)

1436

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 253–254.

(обратно)

1437

Там же. Ф. 35446. Оп. 1. Д. 19. Л. 55.

(обратно)

1438

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 121.

(обратно)

1439

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 651. Л. 261; Д. 694. Л. 90.

(обратно)

1440

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 633. Л. 35.

(обратно)

1441

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 261–262.

(обратно)

1442

Там же. Л. 263.

(обратно)

1443

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 110, 124–126; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 264–266.

(обратно)

1444

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 355–358; Советские архивы. 1990. № 2. С. 41–42.

(обратно)

1445

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 403–404.

(обратно)

1446

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 20.

(обратно)

1447

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 15. Л. 33; Д. 16. Л. 51–52.

(обратно)

1448

Там же. Д. 43. Л. 5.

(обратно)

1449

Гущин В. К вопросу о взаимосвязи «пакта Молотова – Риббентропа» и событий 1940 года в Латвии // «Пакт Молотова – Риббентропа» в контексте геополитических процессов ХХ века. Материалы международной конференции. Вильнюс, сентябрь 2009 г. Vilnius, 2010. С. 121.

(обратно)

1450

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 280.

(обратно)

1451

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 49–53; Д. 681. Л. 54–57.

(обратно)

1452

Там же. Д. 651. Л. 76; Д. 694. Л. 40–42; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 430; История Латвийской ССР. Т. 2. С. 464; Дризул А.А. Указ. соч. С. 332; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 279; Латвия на грани эпох. Кн. 2. Рига, 1988. С. 35–36; Кн. 3. Рига, 1988. С. 88, 154–155. В литературе есть данные, что в Риге 17 июня 1940 г. было ранено 60 полицейских, 57 из них получили удары камнями, а 3 – ножевые раны (Воробьева Л.М. История Латвии от Российской империи к СССР. М., 2011. С. 301).

(обратно)

1453

Хроника революционных событий в Латвии, 1939–1940 гг. Рига, 1988. С. 18; Латвия на грани эпох. Кн. 3. С. 88; Урбанович Я., Юргенс Ю., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 397–398; Алантс О., Гапоненко А. Латгалия: в поисках иного бытия. Рига, 2012. С. 195–197.

(обратно)

1454

Кузнецов С., Нетребский Б. Под маской независимости. Документы о вооруженном националистическом подполье в Латвии в 40–50-х гг. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 113; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 280.

(обратно)

1455

Полпреды сообщают… С. 400–401.

(обратно)

1456

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1366. Л. 1–2.

(обратно)

1457

Полпреды сообщают… С. 446; Дризул А.А. Указ. соч. С. 333.

(обратно)

1458

Восстановление Советской власти в Латвии и вхождение Латвийской ССР в состав СССР. Документы и материалы. Рига, 1986. С. 110–111.

(обратно)

1459

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 198–199.

(обратно)

1460

Полпреды сообщают… С. 405.

(обратно)

1461

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 280.

(обратно)

1462

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 222–223.

(обратно)

1463

Там же. Л. 169–171.

(обратно)

1464

Полпреды сообщают… С. 399, 446.

(обратно)

1465

Дризул А.А. Указ. соч. С. 335; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 304, 317–318; Емельянов Ю. Большая игра: Ставки сепаратистов и судьбы народов. М., 1991. С. 139–140.

(обратно)

1466

Полпреды сообщают… С. 410.

(обратно)

1467

Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 433–434.

(обратно)

1468

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 646. Л. 9–13.

(обратно)

1469

Там же. Д. 648. Л. 131–133.

(обратно)

1470

РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1276. Л. 6.

(обратно)

1471

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 676. Л. 39–41.

(обратно)

1472

Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 113.

(обратно)

1473

РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1276. Л. 5.

(обратно)

1474

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 157–160.

(обратно)

1475

Там же. Л. 162–164.

(обратно)

1476

РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1276. Л. 4; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 434; Советские архивы. 1990. № 2. С. 41. Закон и декларация приняты правительством Латвии в 10.45–11.30 21 июня 1940 г. Закон об амнистии вступал в силу с 13.00 21 июня (Хроника революционных событий в Латвии, 1939–1940 гг. С. 20).

(обратно)

1477

Чапенко А.А. Характеристика высшего командного состава Латвийской Народной армии по материалам Российского государственного военного архива // Россия и Балтия. Вып. 5. М., 2008. С. 264.

(обратно)

1478

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 168.

(обратно)

1479

Там же. Л. 173–175.

(обратно)

1480

Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1366. Л. 12–14.

(обратно)

1481

Восстановление Советской власти в Латвии и вхождение Латвийской ССР в состав СССР. С. 119–121; Полпреды сообщают… С. 415–416; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 434–437.

(обратно)

1482

Восстановление Советской власти в Латвии и вхождение Латвийской ССР в состав СССР. С. 123–124; Полпреды сообщают… С. 416–418; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 437–438.

(обратно)

1483

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 187–191.

(обратно)

1484

История Латвийской ССР. Т. 3. С. 474.

(обратно)

1485

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 212.

(обратно)

1486

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 306–307.

(обратно)

1487

Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 440.

(обратно)

1488

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 46–47; Полпреды сообщают… С. 429–430.

(обратно)

1489

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 308.

(обратно)

1490

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 213.

(обратно)

1491

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 103. Л. 5; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 650. Л. 119–121.

(обратно)

1492

ПУАРМ – Политическое управление армии.

(обратно)

1493

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 43–45; Советские архивы. 1990. № 2. С. 38; Полпреды сообщают… С. 443–444.

(обратно)

1494

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. Сборник документов и материалов. М., 1970. С. 190–191.

(обратно)

1495

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 214–216; Советские архивы. 1990. № 2. С. 39–40.

(обратно)

1496

Чапенко А.А. Указ. соч. С. 264.

(обратно)

1497

Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 453.

(обратно)

1498

Там же. С. 453–454; История Латвийской ССР. Т. 3. С. 474.

(обратно)

1499

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 309–310.

(обратно)

1500

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 105; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 229–230.

(обратно)

1501

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 107–108; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 236–237.

(обратно)

1502

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 257–260; Полпреды сообщают… С. 444–445; частично опубликовано: Советские архивы. 1990. №. 2. С. 40–41.

(обратно)

1503

Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 439; Хроника революционных событий в Латвии, 1939–1940 гг. С. 25.

(обратно)

1504

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 261–263.

(обратно)

1505

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 245–246.

(обратно)

1506

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. С. 192.

(обратно)

1507

Там же. С. 192.

(обратно)

1508

История Латвийской ССР. Т. 3. С. 474.

(обратно)

1509

Там же. С. 476; Миллер В.О. Победа Советской власти в Прибалтике в 1940 году. Рига, 1974. С. 23; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 145; Ильмярв М. Указ. соч. С. 689.

(обратно)

1510

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 288–290.

(обратно)

1511

Там же. Л. 379–387.

(обратно)

1512

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 253–254.

(обратно)

1513

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. С. 194.

(обратно)

1514

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 404–405.

(обратно)

1515

Там же. Д. 4189. Л. 223–225.

(обратно)

1516

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 265.

(обратно)

1517

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 446.

(обратно)

1518

Там же. Л. 406–408.

(обратно)

1519

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 649. Л. 4–6, 8.

(обратно)

1520

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 81–83.

(обратно)

1521

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 649. Л. 11–13.

(обратно)

1522

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 186–187.

(обратно)

1523

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 649. Л. 30–31.

(обратно)

1524

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 121–123.

(обратно)

1525

Там же. Оп. 32. Д. 97. Л. 327–328.

(обратно)

1526

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 139–140; Д. 549. Л. 59.

(обратно)

1527

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 162–165.

(обратно)

1528

Там же. Л. 422–429.

(обратно)

1529

Там же. Л. 234–236; Полпреды сообщают… С. 410–412.

(обратно)

1530

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 237–238.

(обратно)

1531

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 649. Л. 56–57.

(обратно)

1532

Полпреды сообщают… С. 399.

(обратно)

1533

Там же. С. 405–406.

(обратно)

1534

Там же. С. 409.

(обратно)

1535

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. 1917–1940. Таллин, 1987. С. 121–122; Полпреды сообщают… С. 404–405.

(обратно)

1536

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. С. 123; Полпреды сообщают… С. 403–404.

(обратно)

1537

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 282–284.

(обратно)

1538

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. С. 123–125.

(обратно)

1539

1940 год в Эстонии. С. 112, 116.

(обратно)

1540

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. С. 127; Полпреды сообщают… С. 418–419.

(обратно)

1541

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 242–243.

(обратно)

1542

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 650. Л. 82.

(обратно)

1543

Полпреды сообщают… С. 432–434.

(обратно)

1544

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. С. 131; Полпреды сообщают… С. 413.

(обратно)

1545

История Эстонской ССР. Т. 3. С. 570; Очерки истории Коммунистической партии Эстонии. Ч. 2. С. 411.

(обратно)

1546

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 647. Л. 25–28.

(обратно)

1547

Там же. Д. 650. Л. 95–100.

(обратно)

1548

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 238–239; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 650. Л. 101–103.

(обратно)

1549

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. С. 135–137; Полпреды сообщают… С. 421–422.

(обратно)

1550

Очерки истории Коммунистической партии Эстонии. Ч. 2. С. 418.

(обратно)

1551

Правда. 1940. 25 июня.

(обратно)

1552

Правда. 1940. 28 июня.

(обратно)

1553

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 650. Л. 85.

(обратно)

1554

Там же. Л. 109.

(обратно)

1555

Там же. Л. 107–108.

(обратно)

1556

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 231–233; Советские архивы. 1990. № 2. С. 37; Полпреды сообщают… С. 424–426.

(обратно)

1557

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 149; Д. 549. Л. 73–74.

(обратно)

1558

История Эстонской ССР. Т. 3. С. 568–570.

(обратно)

1559

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 152–154; Д. 549. Л. 77–78.

(обратно)

1560

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. С. 190.

(обратно)

1561

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 111. Л. 35; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 549. Л. 81–83.

(обратно)

1562

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 51а – 53.

(обратно)

1563

Там же. Л. 444–445.

(обратно)

1564

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 103. Л. 1; Д. 111. Л. 38; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 167; Д. 549. Л. 88.

(обратно)

1565

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 268.

(обратно)

1566

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 548. Л. 170–171; Д. 549. Л. 91.

(обратно)

1567

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 112. Л. 1.

(обратно)

1568

Там же. Д. 111. Л. 48–49.

(обратно)

1569

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 264–265.

(обратно)

1570

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. С. 191–192. Русское население пограничных районов Эстонии и в последующие недели высказывало желание присоединиться к СССР (Прибалтика и геополитика. 1935–1945 гг. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации. М., 2009. С. 119–121).

(обратно)

1571

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. С. 191.

(обратно)

1572

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 461.

(обратно)

1573

Там же. Л. 291.

(обратно)

1574

Там же. Л. 297–298.

(обратно)

1575

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 99. Л. 60.

(обратно)

1576

Там же. Л. 61–62.

(обратно)

1577

Там же. Д. 111. Л. 54.

(обратно)

1578

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. С. 139.

(обратно)

1579

Правда. 1940. 27 июня.

(обратно)

1580

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 301–302.

(обратно)

1581

Там же. Л. 303–304.

(обратно)

1582

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 111. Л. 56.

(обратно)

1583

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 308.

(обратно)

1584

Социалистические революции в Эстонии и ее вхождение в состав СССР. С. 140–141.

(обратно)

1585

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 100. Л. 4.

(обратно)

1586

Там же. Д. 111. Л. 150.

(обратно)

1587

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 56–63.

(обратно)

1588

Там же. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 100. Л. 12.

(обратно)

1589

Там же. Д. 112. Л. 34–35.

(обратно)

1590

Там же. Л. 39–40.

(обратно)

1591

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. С. 193.

(обратно)

1592

Там же. С. 193.

(обратно)

1593

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 445–447.

(обратно)

1594

Правда. 1940. 1 июля; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 303.

(обратно)

1595

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 33.

(обратно)

1596

Там же. Л. 28.

(обратно)

1597

СССР и Литва… Т. 1. С. 632.

(обратно)

1598

Правда. 1940. 3 июля; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 327.

(обратно)

1599

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4188. Л. 49–50; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 270, 276–277; Правда. 1940. 4 июля; Полпреды сообщают… С. 449.

(обратно)

1600

Правда. 1940. 4 июля.

(обратно)

1601

Полпреды сообщают… С. 450–451; Атамукас С. Указ. соч. С. 256.

(обратно)

1602

Правда. 1940. 8 июля; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 333; Полпреды сообщают… С. 453–455.

(обратно)

1603

Правда. 1940. 7 июля; СССР и Литва… Т. 1. С. 666.

(обратно)

1604

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1366. Л. 27–29; Полпреды сообщают… С. 459–460; СССР и Литва… Т. 1. С. 667–668.

(обратно)

1605

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 282–283.

(обратно)

1606

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 18–19.

(обратно)

1607

Myllyniemi S. Die baltische Krise 1938–1941. S. 135. 13 июля 1940 г. германский посланник в Каунасе Э. Цехлин в беседе с В. Креве-Мицкявичусом «спросил, обязаны ли участвовать в выборах все литовские граждане. Свой вопрос он мотивировал тем, что литовские граждане из немцев боятся применения к ним репрессий за неучастие в выборах, т. к. всюду заявляют, что тот, кто не будет участвовать в выборах, будет рассматриваться врагом народа. Креве-Мицкявичус ответил, что никто за неучастие в выборах наказан не будет. Тогда Цехлин выразил пожелание, чтобы это разъяснение было бы доведено до сведения населения через уездных начальников. Креве отвел это пожелание, сказав, что это и без того ясно» (СССР и Литва… Т. 1. С. 678–679).

(обратно)

1608

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1366. Л. 29; Полпреды сообщают… С. 460.

(обратно)

1609

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4249. Л. 63–64; СССР и Литва… Т. 1. С. 672–674.

(обратно)

1610

СССР и Литва… Т. 1. С. 671.

(обратно)

1611

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 204–205.

(обратно)

1612

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 6.

(обратно)

1613

Полпреды сообщают… С. 460–461.

(обратно)

1614

Правда. 1940. 11 июля.

(обратно)

1615

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 220.

(обратно)

1616

Полпреды сообщают… С. 461–462.

(обратно)

1617

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 663. Л. 8.

(обратно)

1618

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 230–231; Правда. 1940. 12 июля.

(обратно)

1619

Очерки истории Коммунистической партии Литвы. Т. 2. С. 667.

(обратно)

1620

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 239, 247–248.

(обратно)

1621

СССР и Литва… Т. 1. С. 679.

(обратно)

1622

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 325.

(обратно)

1623

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 291–293.

(обратно)

1624

Там же. Л. 281–283.

(обратно)

1625

Имеются в виду члены польской организации Лагерь национального единства – Oboz Zjednoczenia Narodowego (OZN, OZON).

(обратно)

1626

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 289–290.

(обратно)

1627

Стронг А.Л. Указ. соч. С. 42–47.

(обратно)

1628

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 284–286.

(обратно)

1629

Там же. Л. 304–305.

(обратно)

1630

Там же. Л. 1–3.

(обратно)

1631

Там же. Л. 6–7.

(обратно)

1632

Там же. Л. 327–330.

(обратно)

1633

Там же. Л. 386–390.

(обратно)

1634

Там же. Л. 343.

(обратно)

1635

Правда. 1940. 17 июля; Полпреды сообщают… С. 473.

(обратно)

1636

СССР и Литва… Т.1. С. 688.

(обратно)

1637

Советские архивы. 1990. № 2. С. 42–43.

(обратно)

1638

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 11. Декларации Народного сейма Литвы о государственной власти и о вхождении Литвы в состав СССР см.: Полпреды сообщают… С. 478–481.

(обратно)

1639

Полпреды сообщают… С. 474–475.

(обратно)

1640

Там же. С. 487–489.

(обратно)

1641

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 361–362.

(обратно)

1642

Там же. Л. 376–381.

(обратно)

1643

Там же. Л. 395–399. О ситуации с 9-м пехотным полком литовской армии см. также сообщение наркома внутренних дел наркому обороны № 2995/б/сс от 26 июля (РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1366. Л. 33–34) и донесение В.Г. Деканозова в Москву от 28 июля 1940 г. (СССР и Литва… Т. 1. С. 710).

(обратно)

1644

Правда. 1940. 4, 9 августа; Седьмая сессия Верховного Совета СССР. 1 августа – 7 августа 1940 г. Стенографический отчет. М., 1940. С. 63–92, 186; Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938–1967. В 2 т. Т. 1. М., 1968. С. 130; Полпреды сообщают… С. 494–497; ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 472; СССР и Литва… Т. 1. С. 705–708, 711–712, 716–717.

(обратно)

1645

Очерки истории Коммунистической партии Литвы. Т. 2. С. 504; СССР и Литва… Т. 2: Литва в политике СССР и в международных отношениях (август 1940 – сентябрь 1945 г.). Vilnius. 2012. С. 290–292.

(обратно)

1646

Правда. 1940. 5 августа.

(обратно)

1647

Правда. 1940. 25, 26, 27 августа; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 367–377.

(обратно)

1648

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 295–296.

(обратно)

1649

Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 453; Хроника революционных событий в Латвии, 1939–1940. С. 27.

(обратно)

1650

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 129–130.

(обратно)

1651

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 268.

(обратно)

1652

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 141; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 274.

(обратно)

1653

Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 455; История Латвийской ССР. Т. 3. С. 475.

(обратно)

1654

Правда. 1940. 6 июля; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 459–469; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 333; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 132–133. Секретариат ЦК Компартии Латвии 2 июля 1940 г. принял решение о проведении выборов в Народный сейм.

(обратно)

1655

Политика оккупационных властей в Латвии 1939–1991. Сборник документов. Рига, 1999. С. 88.

(обратно)

1656

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 142.

(обратно)

1657

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 216–219.

(обратно)

1658

Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 459–460.

(обратно)

1659

Полпреды сообщают… С. 457–458.

(обратно)

1660

Там же. С. 451.

(обратно)

1661

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 28. Л. 149–150.

(обратно)

1662

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 154–156.

(обратно)

1663

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 280–281.

(обратно)

1664

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 189–193; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 648. Л. 278. О демонстрации 5 июля в Риге см.: Правда. 1940. 7 июля.

(обратно)

1665

Правда. 1940. 7 июля; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 336; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 134–137; Полпреды сообщают… С. 458.

(обратно)

1666

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 106. Л. 3; Ф. 25888. Оп. 15. Д. 552. Л. 90.

(обратно)

1667

Правда. 1940. 10 июля; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч.2. С. 453; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 326; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 143.

(обратно)

1668

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 202–203.

(обратно)

1669

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 651. Л. 228; Д. 694. Л. 146–147.

(обратно)

1670

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 204–206.

(обратно)

1671

Там же. Л. 220–222.

(обратно)

1672

Там же. Л. 227–229.

(обратно)

1673

I documenti diplomatici italiani. Nona serie: 1939–1943. Volume V (11 giugno – 28 ottobre 1940). Roma, 1965. P. 210–211; Варес П., Осипова О. Похищение Европы, или Балтийский вопрос в международных отношениях ХХ века. Таллин, 1992. С. 194–195. Под «Буржуазным блоком» имеется в виду «Комитет демократических латышских избирателей по выборам в сейм».

(обратно)

1674

Гущин В. Указ. соч. С. 117.

(обратно)

1675

Восстановление Советской власти в Латвии… С. 171; Миллер В.О. Указ. соч. С. 41–46.

(обратно)

1676

Правда. 1940. 13 июля.

(обратно)

1677

Урбанович Я., Юргенс И., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 353–354.

(обратно)

1678

ПОКОР – Политический отдел корпуса.

(обратно)

1679

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 234–240, 241–249.

(обратно)

1680

Там же. Л. 269–280.

(обратно)

1681

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 34. Л. 144.

(обратно)

1682

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 651. Л. 260.

(обратно)

1683

Полпреды сообщают… С. 468.

(обратно)

1684

РГВА. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 34. Л. 146–147.

(обратно)

1685

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 308–312.

(обратно)

1686

Там же. Л. 321–326.

(обратно)

1687

Там же. Ф. 35074. Оп. 1. Д. 34. Л. 150–151.

(обратно)

1688

Правда. 1940. 19 июля; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 138, 172.

(обратно)

1689

Правда. 1940. 19 июля; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 462; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 138–139.

(обратно)

1690

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 357–358.

(обратно)

1691

Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 113.

(обратно)

1692

Правда. 1940. 21 июля; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 140–141.

(обратно)

1693

Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 462–467; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 141–169; Полпреды сообщают… С. 475–478, 485–487.

(обратно)

1694

Правда. 1940. 31 июля, 1 августа; Очерки истории Коммунистической партии Латвии. Ч. 2. С. 467; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 179.

(обратно)

1695

Правда. 1940. 6, 9 августа; Седьмая сессия Верховного Совета СССР. 1 августа – 7 августа 1940 г. Стенографический отчет. С. 93–121, 187; Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938–1967. Т. 1. С. 130–131; Восстановление Советской власти в Латвии… С. 180–182; Полпреды сообщают… С. 497–498.

(обратно)

1696

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 362.

(обратно)

1697

Правда. 1940. 25, 26, 27 августа; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 367–377.

(обратно)

1698

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 111. Л. 78.

(обратно)

1699

Там же. Д. 107. Л. 14.

(обратно)

1700

Полпреды сообщают… С. 450.

(обратно)

1701

История Эстонской ССР. Т. 3. С. 572; Очерки истории Коммунистической партии Эстонии. Ч. 2. С. 418; Социалистические революции в Эстонии… С. 145–147.

(обратно)

1702

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 333; Социалистические революции в Эстонии… С. 147; 1940 год в Эстонии. С. 133.

(обратно)

1703

Правда. 1940. 7 июля; Социалистические революции в Эстонии… С. 147–148; 1940 год в Эстонии. С. 134–138, 139–141.

(обратно)

1704

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 332–333; На чаше весов. С. 206–208, 210.

(обратно)

1705

Социалистические революции в Эстонии… С. 148–149; Кахк Ю., Сийливаск К. История Эстонской ССР. Таллин, 1987. С. 160.

(обратно)

1706

Правда. 1940. 8 июля; Прибалтика и геополитика. 1935–1945 гг. С. 122–124.

(обратно)

1707

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 111. Л. 90.

(обратно)

1708

Там же. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 650. Л. 157–160.

(обратно)

1709

Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 403–406.

(обратно)

1710

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 112. Л. 93.

(обратно)

1711

Миллер В.О. Указ. соч. С. 41, 46–47.

(обратно)

1712

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 100. Л. 65.

(обратно)

1713

Там же. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1403. Л. 118–119.

(обратно)

1714

Правда. 1940. 18 июля; Социалистические революции в Эстонии… С. 153–154; Полпреды сообщают… С. 474.

(обратно)

1715

Правда. 1940. 18 июля; История Эстонской ССР. Т. 3. С. 547; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 344.

(обратно)

1716

РГВА. Ф. 32578. Оп. 1. Д. 112. Л. 109–110.

(обратно)

1717

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941 г. С. 196–197.

(обратно)

1718

РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4189. Л. 369–374.

(обратно)

1719

I documenti diplomatici italiani. Nona serie: 1939–1943. Vol. V. P. 257–259. Немного иной перевод см.: На чаше весов. С. 214.

(обратно)

1720

От Хрущева до Горбачева. Из дневника Чрезвычайного и Полномочного посла, заместителя министра иностранных дел СССР В.В. Семенова // Новая и новейшая история. 2004. № 3. С. 108.

(обратно)

1721

Полпреды сообщают… С. 481–482.

(обратно)

1722

Социалистические революции в Эстонии… С. 155–158, 160–164; Полпреды сообщают… С. 482–485, 489–490.

(обратно)

1723

На чаше весов. С. 217.

(обратно)

1724

Правда. 1940. 30, 31 июля, 1 августа; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 357–358.

(обратно)

1725

Правда. 1940. 7, 9 августа; Седьмая сессия Верховного Совета СССР. 1 августа – 7 августа 1940 г. Стенографический отчет. С. 122–152, 188; Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938–1967. Т. 1. С. 131; Социалистические революции в Эстонии… С. 165–166; Полпреды сообщают… С. 498–500.

(обратно)

1726

Правда. 1940. 8 августа; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 362.

(обратно)

1727

Правда. 1940. 25, 26 августа; История Эстонской ССР. Т. 3. С. 580; Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 367–377.

(обратно)

1728

РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 71. Л. 238–238об. Опубликовано с рядом ошибок и неправильным указанием сигнатуры документа в: СССР и Литва… Т. 1. С. 624.

(обратно)

1729

РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1279. Л. 60–60об.; 1941 год. Документы. Кн. 1. С. 44–45; Петров Б.Н. Вооруженные формирования Прибалтики накануне и в начале Великой Отечественной войны // Военно-исторический архив. 2000. № 10. С. 283.

(обратно)

1730

РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 274. Л. 118; Ф. 35074. Оп. 1. Д. 34. Л. 152.

(обратно)

1731

Там же. Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 181.

(обратно)

1732

Там же. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 662. Л. 29–33.

(обратно)

1733

Там же. Ф. 40442. Оп. 2. Д. 118. Л. 56–59; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1316. Л. 44а – 49.

(обратно)

1734

Там же. Ф. 40442. Оп. 2. Д. 169. Л. 267–277; Красная Армия за год до фашистской агрессии // Военно-исторический журнал. 1996. № 4. С. 19–22; 1941 год. Документы. Кн. 1. С. 83–89.

(обратно)

1735

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 28. Л. 5, 28–34; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 3ас. Д. 2. Л. 118–126; Военно-исторический журнал. 1996. № 4. С. 22–23.

(обратно)

1736

РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 572. Л. 11–16; Ф. 37837. Оп. 22. Д. 76. Л. 116–127.

(обратно)

1737

Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 572. Л. 23–30; Ф. 37837. Оп. 22. Д. 76. Л. 59–98; Накануне: Западный особый военный округ (конец 1939 г. – 1941 г.). Документы и материалы. Минск, 2007. С. 104–107.

(обратно)

1738

РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 572. Л. 93–95; Ф. 37837. Оп. 22. Д. 76. Л. 111–115.

(обратно)

1739

Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 71. Л. 278–280; Военно-исторический журнал. 1989. № 11. С. 18; Полпреды сообщают… С. 462–463. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило назначения А.Д. Локтионова, П.С. Кленова и А.А. Тюрина 10 июля, а Г.П. Кравченко – 16 июля 1940 г. по докладным запискам наркома обороны № 428/сс от 10 июля и № 430/сс от 11 июля соответственно (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1025. Л. 39, 55; СССР и Литва… Т. 1. С. 669–670).

(обратно)

1740

РГВА. Ф. 31811. Оп. 2. Д. 1028. Л. 130–187; Ф. 37837. Оп. 22. Д. 73. Л. 268–298; Ф. 7. Оп. 15. Д. 139. Л. 153–156; Ф. 9. Оп. 29. Д. 503. Л. 277–290.

(обратно)

1741

Там же. Ф. 4. Оп. 15. Д. 27. Л. 209; 1941 год. Документы. Кн. 1. С. 177–180; Командный и начальствующий состав Красной Армии в 1940–1941 гг. С. 25–26.

(обратно)

1742

РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 448–454.

(обратно)

1743

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 30. Л. 4–5; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 28. Д. 122. Л. 213; РГВА. Ф. 7. Оп. 15. Д. 127. Л. 86; Д. 138. Л. 194–195, 223, 236; Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 224–232, 253–256, 264–266, 461–463; Петров П.В. К вопросу о безопасности Ленинграда с моря в 1939–1941 гг. // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2009. С. 211–212; Петров П.В. Расширение системы базирования и береговой обороны КБФ в Прибалтике весной 1940 – весной 1941 гг. // Цитадель. Вып. 17. СПб., 2010. С. 157.

(обратно)

1744

РГВА. Ф. 7. Оп. 15. Д. 138. Л. 168, 182, 189, 192.

(обратно)

1745

Там же. Ф. 40442. Оп. 2. Д. 174. Л. 42; Д. 179. Л. 11–26; Ф. 37848. Оп. 1. Д. 10. Л. 126–170; Ф. 29. Оп. 46. Д. 346. Л. 410–419; 1941 год – уроки и выводы. М., 1992. С. 224–225; Боевой и численный состав Вооруженных Сил СССР в период Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). Статистический сборник № 1 (22 июня 1941 г.). М., 1994. С. 16–18.

(обратно)

1746

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 644. Л. 81–83.

(обратно)

1747

Там же. Л. 102–103.

(обратно)

1748

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1301. Л. 1–2.

(обратно)

1749

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 20. Л. 73–74.

(обратно)

1750

Там же. Ф. 8516. Оп. 4. Д. 12. Л. 19, 21; Д. 16. Л. 135.

(обратно)

1751

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1301. Л. 60.

(обратно)

1752

Там же. Л. 59.

(обратно)

1753

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 9. Д. 20. Л. 89.

(обратно)

1754

Там же. Ф. 8516. Оп. 1. Д. 75. Л. 2–15.

(обратно)

1755

Там же. Ф. 413. Оп. 9. Д. 20. Л. 37.

(обратно)

1756

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 24–25, 27–29.

(обратно)

1757

Там же. Л. 36, 38–39.

(обратно)

1758

Там же. Ф. р-5446. Оп. 24а. Д. 3040. Л. 1–8.

(обратно)

1759

Там же. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1461. Л. 122, 123, 126–130, 131, 132–134.

(обратно)

1760

Там же. Л. 136, 140, 141–144.

(обратно)

1761

РГВА. Ф. 25888. Оп. 3. Д. 473. Л. 448–454, 461; Ф. 37848. Оп. 1. Д. 8. Л. 2–15, 17–22, 25–35; Ф. 25874. Оп. 6. Д. 85. Л. 206–207; Ф. 4. Оп. 15. Д. 27. Л. 209; Ф. 7. Оп. 15. Д. 138. Л. 9–45; Д. 139. Л. 132–150; Ф. 31811. Оп. 2. Д. 1028. Л. 130–187; Ф. 9. Оп. 29. Д. 503. Л. 277–290; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 28. Л. 66–67; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 3ас. Д. 2. Л. 156–159; Полпреды сообщают… С. 505–508; Командующий и начальствующий состав Красной армии в 1940–1941 гг. С. 25–26; СССР и Литва… Т. 2. С. 138–140.

(обратно)

1762

Чапенко А.А. История создания, организации, вооружения и боевого пути 29-го Литовского территориального стрелкового корпуса Красной Армии. 1940–1941 гг. // Ученые записки МГПУ. Исторические науки. Вып. 8. Мурманск, 2008. С. 72–88; Pajur A. Die Auflösung der estnischen Armee im Sommer 1940 // Forschungen zur baltischen Geschichte. Bd. 3. Tartu, 2008. S. 219; Чапенко А.А. Преобразование эстонской Народной армии в 22-й территориальный стрелковый корпус РККА (по материалам Российского Государственного военного архива) // Ученые записки МГПУ. Исторические науки. Вып. 10. Мурманск, 2009. С. 160–176; Булдыгин С.Б. История прибалтийских территориальных стрелковых корпусов (август 1940 – июнь 1941) // BALTFORT. Балтийский военно-исторический журнал. 2010. № 3. С. 63–68; № 4. С. 26–33; 2011. № 2. С. 29–35; 2012. № 1. С. 30–36; Булдыгин С.Б. История прибалтийских территориальных стрелковых корпусов. СПб., 2013.

(обратно)

1763

РГВА. Ф. 7. Оп. 15. Д. 138. Л. 45–58, 103.

(обратно)

1764

Там же. Л. 78–101.

(обратно)

1765

Там же. Л. 199–200.

(обратно)

1766

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1283. Л. 120–121.

(обратно)

1767

Там же. Оп. 3. Д. 1028. Л. 99; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 520. Л. 185.

(обратно)

1768

РГВА. Ф. 37848. Оп. 1. Д. 1. Л. 1–4, 5а; Правда. 1940. 30 декабря; Известия. 1940. 30 декабря.

(обратно)

1769

РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 427. Л. 24–27. Впервые нарком ВМФ поднял этот вопрос 5 апреля 1940 г. в своей докладной записке № 1374/сс (Петров П.В. Расширение системы базирования и береговой обороны Краснознаменного Балтийского флота летом 1940 г. // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2007. С. 366–367; Цитадель. Вып. 17. С. 135–136), затем еще раз 13 апреля в докладной записке № 1466/сс в ЦК ВКП(б) (Невозможно молчать. Кн. 3. Tallinn, 1998. С. 487–490).

(обратно)

1770

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 27. Л. 164; РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 544. Л. 211–212. Эти документы были 19 июня 1940 г. направлены Комитетом обороны на утверждение в Политбюро ЦК ВКП(б) (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 625. Л. 164).

(обратно)

1771

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1217. Л. 1–13.

(обратно)

1772

Курмышов В.М. Базирование Балтийского флота в межвоенный период 1921–1941 гг. С. 171–172; Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2007. С. 368–369; Цитадель. Вып. 17. С. 138–156.

(обратно)

1773

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1460. Л. 74, 76, 77.

(обратно)

1774

Там же. Д. 1177. Л. 4–6. Частично опубликовано в: На чаше весов. С. 196.

(обратно)

1775

Дризул А.А. Указ. соч. С.254, 345.

(обратно)

1776

Полпреды сообщают… С. 451–452, 455–457.

(обратно)

1777

Петров П.В. Расширение системы базирования и береговой обороны КБФ в Прибалтике весной 1940 – весной 1941 гг. // Цитадель. Вып. 16. СПб., 2009. С. 155–160.

(обратно)

1778

ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1177. Л. 1–3.

(обратно)

1779

Цитадель. Вып. 16. С. 162–167.

(обратно)

1780

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 628. Л. 3–4; ГАРФ. Ф. р-8418. Оп. 24. Д. 1180. Л. 7–9. Частично и с ошибками опубликовано в: На чаше весов. С. 230–231. В документе даны неточные названия эстонских и латвийских кораблей, которые следует читать: «Мардус», «Секстан», «Мерепоэг», «Яан Поска», «Тахкуна», «Артиллеристс», «Лидака», «Мерикарху» и «Юри Вильмс».

(обратно)

1781

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 28. Л. 64–65; Оп. 166. Д. 628. Л. 1–2; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 3ас. Д. 2. Л. 154–155.

(обратно)

1782

Курмышов В.М. Указ. соч. С. 171.

(обратно)

1783

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 628. Л. 30–35.

(обратно)

1784

Там же. Оп. 162. Д. 28. Л. 70; Оп. 166. Д. 628. Л. 28–29; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 524. Л. 67–68.

(обратно)

1785

Цитадель. Вып. 16. С. 167–173.

(обратно)

1786

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 29. Л. 122–123; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 3ас. Д. 2. Л. 194–197.

(обратно)

1787

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 625. Л. 227–228. Данная записка наркома внутренних дел СССР не имеет ни даты, ни делопроизводственного номера и датируется по упоминанию в докладной записке от 16 августа 1940 г. (Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. С. 326).

(обратно)

1788

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 27. Л. 166; СССР и Литва… Т. 1. С. 639–640.

(обратно)

1789

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 274–275.

(обратно)

1790

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. С. 311–312.

(обратно)

1791

СССР и Литва… Т. 1. С. 641–642, 660–661.

(обратно)

1792

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 628. Л. 37.

(обратно)

1793

Там же. Л. 36; СССР и Литва… Т. 2. С. 141.

(обратно)

1794

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. С. 326. Вероятно, эта докладная записка была передана Л.П. Берия И.В. Сталину во время посещения его кабинета, где также присутствовал и В.М. Молотов, между 19.50 и 20.00 16 августа 1940 г. (На приеме у Сталина. С. 309).

(обратно)

1795

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 520; СССР и Литва… Т. 2. С. 159–160.

(обратно)

1796

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. С. 327.

(обратно)

1797

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 33. Л. 2–3; СССР и Литва… Т. 2. С. 406–407.

(обратно)

1798

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. С. 197. Вероятно, эта докладная записка была передана Л.П. Берия И.В. Сталину во время посещения его кабинета между 23.30 и 24.00 20 июля 1940 г. (На приеме у Сталина. С. 307).

(обратно)

1799

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 275. 85-й пограничный отряд был расформирован приказом наркома внутренних дел № 001517 от 6 декабря 1940 г. в связи с упразднением зоны заграждения на границе между Литовской и Белорусской ССР (Там же. С. 277; РГВА. Ф. 39026. Оп. 1. Д. 466. Л. 4об., 51об.).

(обратно)

1800

Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. С. 198. 10-й пограничный отряд прибыл на остров Сааремаа 27 июля, а 12-й пограничный отряд взял под охрану побережье Латвийской ССР от мыса Колкасрагс до Паланги 26 июля 1940 г. (РГВА. Ф. 39026. Оп. 1. Д. 1025. Л. 6; Д. 2440. Л. 5).

(обратно)

1801

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 627. Л. 53.

(обратно)

1802

Там же. Оп. 162. Д. 28. Л. 58; СССР и Литва… Т. 1. С. 703. Вероятно, это решение было принято во время пребывания Л.П. Берия в кабинете И.В. Сталина между 17.05 и 19.10 26 июля 1940 г. (На приеме у Сталина. С. 308).

(обратно)

1803

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 275. 1-й мотострелковый полк был передислоцирован из Гродно в Каунас и Вильнюс 23–26 июля (РГВА. Ф. 39026. Оп. 1. Д. 181. Л. 4об., 7об.), а 3-й мотострелковый полк – из Пскова в Таллин и Тарту 26–29 июля 1940 г. (РГВА. Ф. 16059. Оп. 1. Д. 53. Л. 12). Сведений о времени передислокации 5-го мотострелкового полка из Бигосово в Ригу выявить не удалось.

(обратно)

1804

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 628. Л. 24–26.

(обратно)

1805

Там же. Оп. 162. Д. 28. Л. 69; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 3ас. Д. 2. Л. 160–161; Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 1. С. 242–243.

(обратно)

1806

ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 518. Л. 156.

(обратно)

1807

Там же. Ф. р-9401. Оп. 1а. Д. 59. Л. 71–72 (Информация предоставлена С.Л. Чекуновым).

(обратно)

1808

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1281. Л. 131; Оп. 162. Д. 29. Л. 130; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 525. Л. 57.

(обратно)

1809

ГАРФ. Ф. р-9401. Оп. 1а. Д. 59. Л. 170–171 (Информация предоставлена С.Л. Чекуновым).

(обратно)

1810

СССР и Литва… Т. 1. С. 165. Соответствующее указание Лондон направил своим дипломатам в Эстонии, Латвии и Литве 7 сентября (Ильмярв М. Указ. соч. С. 427).

(обратно)

1811

Ильмярв М. Указ. соч. С. 459.

(обратно)

1812

Полпреды сообщают… С. 27.

(обратно)

1813

Фальсификаторы истории. М., 1948. С. 63; История Великой Отечественной войны. М., 1960. Т. 1. С. 250–258; История второй мировой войны. М., 1974. Т. 3. С. 365–369; Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: Политический портрет И.В. Сталина. М., 1989. В 2 кн. Кн. 2. Ч. 1. С. 40–41; Венков Н.Н. «Допустить размещение войск…» // Военно-исторический журнал. 1990. № 4. С. 31–32; Волков С.В., Емельянов Ю.В. До и после секретных протоколов. М., 1990. С. 164–168.

(обратно)

1814

Волков С.В., Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 165.

(обратно)

1815

Орлов А.С. СССР – Германия: август 1939 г. – июнь 1941 г. М., 1991. С. 15.

(обратно)

1816

Волков С.В., Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 166–168; Орлов А.С. СССР и Прибалтика. 1939–1940 // История СССР. 1990. № 4. С. 46–47; Венков Н.Н. Указ. соч. С. 32–34.

(обратно)

1817

Донгаров А.Г., Пескова Г.Н. СССР и страны Прибалтики (август 1939 – август 1940) // Вопросы истории. 1991. № 1. С. 33–39; Семиряга М.И. Тайны сталинской дипломатии. 1939–1941. С. 209–214; Дризулис А. Памятная записка министра иностранных дел Латвии В. Мунтерса о советско-латвийских переговорах 1939 г. по поводу заключения пакта о взаимопомощи // Отечественная история. 1992. № 2. С. 176–183; Шуранов Н.П. Политика кануна Великой Отечественной войны. Кемерово, 1992. С. 87–99.

(обратно)

1818

Волков С.В., Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 170.

(обратно)

1819

На чаше весов. С. 255–256.

(обратно)

1820

Донгаров А.Г. СССР и Прибалтика (1939–1940 гг.). С. 51. К такому же выводу пришел и эстонский исследователь М. Ильмярв, отметивший, что в сентябре – октябре 1939 г. советское правительство не предъявляло ультиматумов ни Эстонии, ни Латвии, ни Литве. Имели место лишь устные угрожающие намеки общего характера (Ильмярв М. Указ. соч. С. 446).

(обратно)

1821

Зубкова Е.Ю. Указ. соч. С. 59.

(обратно)

1822

Политика оккупационных властей в Латвии 1939–1991. Сборник документов. Рига, 1999. С. 67.

(обратно)

1823

История Балтийских стран. Таллин, 1999. С. 166.

(обратно)

1824

Статьи из латвийских газет осени 1939 г. см.: Урбанович Я., Юргенс Ю., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 229–264.

(обратно)

1825

Мелконов Ю.Ю. Пушки Курляндского берега. Рига, 2005. С. 121–122.

(обратно)

1826

Mader J. Hitlers Spionagegenerale sagen aus. S. 334.

(обратно)

1827

Донгаров А.Г., Пескова Г.Н. Указ. соч. С. 42–43; Семиряга М.И. Указ. соч. С. 225–226; Медведев Р.А. Дипломатические и военные просчеты Сталина в 1939–1941 гг. // Новая и новейшая история. 1989. № 4. С. 152–154.

(обратно)

1828

Цит. по: Емельянов Ю.В. Большая игра: Ставки сепаратистов и судьбы народов. М., 1991. С. 133.

(обратно)

1829

Мальков В.Л. Прибалтика глазами американских дипломатов. 1939–1940 гг. (из архивов США) // Новая и новейшая история. 1990. № 5. С. 51; Мальков В.Л. Россия и США в ХХ веке. Очерки истории международных отношений и дипломатии в социокультурном контексте. С. 246–247.

(обратно)

1830

СССР и Литва… Т. 1. С. 49.

(обратно)

1831

Так, например, по мнению Д.Г. Наджафова, присоединение Прибалтики к СССР произошло в соответствии с секретным соглашением с Германией в условиях фактической оккупации (Наджафов Д.Г. Советско-германский пакт 1939 года: переосмысление подходов к его оценке // Вопросы истории. 1999. № 1. С. 154), а, по мнению Н.С. Лебедевой, «15–16 июня большая часть территории Литвы была занята советскими войсками. Тем самым было положено начало процессу оккупации и последующей аннексии Литвы и других стран Балтии Советским Союзом» (СССР и Литва… Т. 1. С. 54). Это же мнение полностью разделяет А.Г. Ложкин, который демонстрирует в своей работе полное незнание положений международного права и исключительно политизированный подход к выборочному анализу историографии проблемы (Ложкин А.Г. Интервенция, аннексия и советизация во внешней политике СССР: историко-правовые аспекты новейших исследований. М., 2012. С. 183–208).

(обратно)

1832

Черниченко С.В. Об «оккупации» Прибалтики и нарушении прав русскоязычного населения // Международная жизнь. 2004. № 7–8. С. 213.

(обратно)

1833

Чапенко А.А. История стран Балтии (Эстония, Латвия, Литва) в первый период независимости и годы Второй мировой войны: Очерки. Мурманск, 2008. С. 106. Как иронично, но верно отметил Ю. Пайдерс, «вообще в Латвии в этом вопросе [об оккупации] нет никакой логики. В независимую страну, в которой не находится войск других государств, вдруг вступают тысячи чужеземных солдат (осень 1939 года). Это не оккупация. Затем вдруг (в июне 1940 года) чужеземный военный контингент увеличивается и меняются его места дислокации. Все. Теперь это оккупация и пусть Россия платит за последствия оккупации» (Урбанович Я., Юргенс Ю., Пайдерс Ю. Указ. соч. С. 173–174).

(обратно)

1834

Черниченко С.В. Указ. соч. С. 213. Так, Л. Мялксоо приводит 5 характеристик советских действий в отношении стран Прибалтики летом 1940 г., высказанных разными юристами-международниками, но ни одна из них не является определением, принятом в международном праве, о чем эстонский автор, естественно, умалчивает (Мялксоо Л. Советская аннексия и государственный континуитет: международно-правовой статус Эстонии, Латвии и Литвы в 1940–1991 гг. и после 1991 г. Исследование конфликта между нормативностью и силой в международном праве. Тарту, 2005. С. 217).

(обратно)

1835

Ложкин А.Г. Указ. соч. С. 24–25, 35. Любопытно отметить, что в интервью, размещенном на сайте Государственной общественно-политической библиотеки 12 марта 2013 г., А.Г. Ложкин заявил: «И когда сегодня Прибалтика считает, что ее оккупировали – в юридическом смысле это неверно» (URL: ), что полностью противоречит содержанию главы в его собственной книге.

(обратно)

1836

Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. 16. Действующие договоры, соглашения и конвенции, вступившие в силу между 1 января и 31 декабря 1954 года. М., 1957. С. 72, 101, 125, 205.

(обратно)

1837

Зубкова Е.Ю. Указ. соч. С. 100.

(обратно)

1838

Черниченко С.В. Указ. соч. С. 214. Впрочем, Л. Мялксоо признает, что до 1945 г. угроза применения силы не была прямо запрещена в международном праве. Правда, он пытается обойти это признание ссылкой на то, что договоры о ненападении, заключенные между СССР и странами Прибалтики в 1926–1932 гг., содержали запрет на агрессию или иное насильственное действие, направленное «против целости и неприкосновенности территории или политической независимости» договаривающихся сторон. Естественно, без каких-либо доказательств Мялксоо утверждает, что действия СССР летом 1940 г. как раз и были направлены «против целости и неприкосновенности территории или политической независимости» стран Прибалтики. То, что Эстонская, Латвийская и Литовская ССР продолжали оставаться суверенными государствами и субъектами международного права в рамках законов СССР, он просто отрицает, не приводя никакой аргументации (Мялксоо Л. Указ. соч. С. 165–169). Впрочем, это общая позиция всего прибалтийского националистического лагеря, который считает независимыми только те государства, где он играет роль правящей элиты.

(обратно)

1839

Международное право. Ведение военных действий. Сборник Гаагских конвенций и иных соглашений. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1999. С. 31. Любопытно отметить, что, по мнению Л. Мялксоо, хотя нормы оккупационного права, изложенные в Гаагской конвенции 1907 г., не применялись в Германии и Японии после 1945 г., где оккупация явно была, они должны применяться при анализе действий СССР в Прибалтике (Мялксоо Л. Указ. соч. С. 218, 220), где оккупации не было.

(обратно)

1840

Новая и новейшая история. 1990. № 5. С. 51; Мальков В.Л. Россия и США в ХХ веке. С. 246.

(обратно)

1841

Черниченко С.В. Указ. соч. С. 214, 216.

(обратно)

1842

Ложкин А.Г. Указ. соч. С. 207.

(обратно)

1843

ДВП. Т. 16. М., 1970. С. 388–392, 403–406, 408–411.

(обратно)

1844

Макарчук В.С. Государственно-территориальный статус западно-украинских земель в период Второй мировой войны: Историко-правовое исследование. Пер. с укр. М., 2010. С. 172–173, 175. Стараясь все-таки доказать факт советской агрессии, Л. Мялксоо идет на прямую ложь и пишет о захвате Красной армией острова Найссаар еще до советского ультиматума (Мялксоо Л. Указ. соч. С. 112). Как уже было показано выше, ничего подобного не было. Однако подобная фальсифицированная аргументация постоянно встречается в работах прибалтийских авторов.

(обратно)

1845

Гаврилин А.В. Латвийская республика в 1918–1940 гг. глазами латгальского православного священника // Россия и Балтия. Вып. 5: Войны, революции и общество. М., 2008. С. 249.

(обратно)

1846

Социалистические революции 1940 г. в Литве, Латвии и Эстонии. С. 308.

(обратно)

1847

СССР и Литва… Т. 1. С. 655.

(обратно)

1848

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2499. Л. 7.

(обратно)

1849

Атамукас С.А. Компартия Литвы в борьбе за Советскую власть (1935–1940 гг.). М., 1961. С. 255–256.

(обратно)

1850

Гущин В. Указ. соч. С. 117.

(обратно)

1851

Семиряга М.И. Указ. соч. С. 240–241.

(обратно)

1852

Там же. С. 235, 237.

(обратно)

1853

I documenti diplomatici italiani. Nona serie: 1939–1943. Volume V (11 giugno – 28 ottobre 1940). Roma, 1965. P. 204–206; Варес П., Осипова О. Похищение Европы, или Балтийский вопрос в международных отношениях ХХ века. Таллин, 1992. С. 190–191.

(обратно)

1854

СССР и Литва… Т. 1. С. 626, прим. 1.

(обратно)

1855

Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 112–113.

(обратно)

1856

Чубарьян А.О. Канун трагедии: Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 – июнь 1941 года. С. 273.

(обратно)

1857

Мальков В.Л. Россия и США в ХХ веке. С. 243.

(обратно)

1858

Политика оккупационных властей в Латвии 1939–1991. С. 68–69.

(обратно)

1859

Там же. С. 10.

(обратно)

1860

Полпреды сообщают… С. 501.

(обратно)

1861

Там же. С. 502; Советско-американские отношения. 1939–1945. М., 2004. С. 79–80; СССР и Литва… Т. 2. С. 98; Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 221–222. В ответ на просьбы о продлении срока ликвидации дипломатических представительств в Прибалтике советское правительство разрешило отложить его для Англии, США, Франции и Японии до 5 сентября, а для всех остальных стран (кроме Германии) до 1 сентября 1940 г. (СССР и Литва… Т. 2. С. 182; Шамберг В.М. Лозовский. М., 2012. С. 474).

(обратно)

1862

Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938–1967. В 2 т. Т. 1. М., 1968. С. 201–202; ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 579. Это решение было утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) 6 сентября 1940 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1027. Л. 27; СССР и Литва… Т. 2. С. 205).

(обратно)

1863

История Литовской ССР (с древнейших времен до наших дней). Вильнюс, 1978. С. 435.

(обратно)

1864

2 октября 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление СНК СССР № 1860 «Об установлении платности обучения в старших классах средних школ и в высших учебных заведениях СССР и об изменении порядка назначения стипендии» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1028. Л. 13, 147–147; Известия. 1940. 3 октября).

(обратно)

1865

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1028. Л. 29; Оп. 163. Д. 1279. Л. 167–169; Д. 1280. Л. 1; РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4249. Л. 101; СССР и Литва… Т. 2. С. 252. Аналогичные меры были приняты по Молдавской ССР и западным областям Белорусской и Украинской ССР.

(обратно)

1866

История Эстонской ССР. Т. 3. С. 592; История Латвийской ССР. Т. 3. С. 505; История Литовской ССР. С. 437.

(обратно)

1867

История Эстонской ССР (с древнейших времен до наших дней). Таллин, 1952. С. 432; История Латвийской ССР. Т. 3. С. 501; Атамукас С.А. Указ. соч. С. 23.

(обратно)

1868

Известия. 1941. 16 января.

(обратно)

1869

ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 217–221, 235; СССР – Германия. 1939–1941. Т. 2. С. 68–73.

(обратно)

1870

История Литовской ССР. С. 446–447; Штромас А. Прибалтийские государства // Проблемы национальных отношений в СССР (По материалам западной печати). М., 1989. С. 100–101; История Латвии. ХХ век. Рига, 2005. С. 246–247; Накануне Холокоста: Фронт литовских активистов и советские репрессии в Литве, 1940–1941 гг.: Сборник документов. М., 2012.

(обратно)

1871

Каралюн В. О перемещении противников Советской власти, капиталистических и деклассированных элементов 14 июня 1941 года // Латвия на грани эпох. Кн. 2. Рига, 1988. С. 86–87.

(обратно)

1872

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 79–81, 133–134, 140–141, 162–163, 215–217, 218–219, 230–231; Литвинов М.Ю. Националистические организации в Прибалтике в довоенный период // Исторический чтения на Лубянке: 15 лет. М., 2012. С. 173–186.

(обратно)

1873

Зубкова Е.Ю. Указ. соч. С. 126; Зубкова Е.Ю. Советская власть в Прибалтике: опыт 1940 года // Проблемы российской истории. Вып. 8. М. – Магнитогорск, 2007. С. 416.

(обратно)

1874

Штромас А. Указ. соч. С. 99.

(обратно)

1875

Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 148–149; Сталинские депортации. 1928–1953. М., 2005. С. 780.

(обратно)

1876

Myllyniemi S. Die baltische Krise 1938–1941. S. 80–81; Ильмярв М. Указ. соч. С. 452. Мнение о том, что приказ НКВД № 001223 был посвящен мерам по борьбе с антисоветскими элементами на территории Западной Белоруссии и Западной Украины, поддерживают и составители сборника документов: Сталинские депортации. 1928–1953. С. 780.

(обратно)

1877

Накануне Холокоста: Фронт литовских активистов и советские репрессии в Литве, 1940–1941 гг. С. 469–498.

(обратно)

1878

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 24–25; 1941 год. Документы. Кн. 1. С. 593; Лубянка. Сталин и НКВД – НКГБ – ГУКР «Смерш». 1939 – март 1946. М., 2006. С. 224–226, 233–234.

(обратно)

1879

Петров Н.В. Первый председатель КГБ генерал Иван Серов // Отечественная история. 1997. № 5. С. 25.

(обратно)

1880

Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 132–133; Накануне Холокоста: Фронт литовских активистов и советские репрессии в Литве, 1940–1941 гг. С. 296–304.

(обратно)

1881

Лубянка. Сталин и НКВД – НКГБ – ГУКР «Смерш». 1939 – март 1946. С. 277–279. Есть публикация, в которой показана рукописная правка, сделанная в тексте проекта постановления при сопроводительной записке № 1394/б, но документ не имеет завершающей части текста (История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: Собрание документов в 7 томах. Т. 1: Массовые репрессии в СССР. М., 2004. С. 394–395).

(обратно)

1882

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 144–146; 1941 год. Документы. Кн. 2. С. 221–223. Впрочем, есть публикация, где сопроводительная записка наркомов внутренних дел и государственной безопасности № 1394/б соединена с проектом постановления по всем трем республикам Прибалтики (Сталинские депортации. 1928–1953. С. 215–217). Кроме того, в разных публикациях этих документов имеется ряд стилистических и текстуальных несовпадений. Все это особенно любопытно, так как во всех публикациях дается ссылка на один и тот же архивный источник. Имеется даже прямая фальсификация, в которой этот документ выдается за постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 14 мая 1941 г., принятое по записке Л.П. Берия и В.Н. Меркулова от 10 мая, и неправильно указана сигнатура документа (Советская этнополитика, 1930–1940-е годы. Сборник документов. М., 2012. С. 269–272).

(обратно)

1883

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 149–150.

(обратно)

1884

Die Sowjetunion und die Baltischen Staaten. Б.м. Б.д. S. 49–52; Сталинские депортации. 1928–1953. С. 218–220.

(обратно)

1885

Сталинские депортации. 1928–1953. С. 779–780, 782–786.

(обратно)

1886

Дюков А.Р. Миф о геноциде: Репрессии советских властей в Эстонии (1940–1953). М., 2007. С. 45; Сталинские депортации. 1928–1953. С. 220–222.

(обратно)

1887

Невозможно молчать. Сборник документов и материалов. В 4 кн. Кн. 1. Tallinn, 1996. С. 762–768; История сталинского Гулага. Т. 1. С. 402–403; Сталинские депортации. 1928–1953. С. 238–240. Насколько можно судить, этот документ был подготовлен не позднее 11 июня, а численность спецконтингента для этого плана с небольшим округлением в 8 человек была взята из сведений о количестве учтенного антисоветского и социально-чуждого элемента по НКГБ Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от 5 июня 1941 г. (Невозможно молчать. Кн. 1. С. 761; Сталинские депортации. 1928–1953. С. 217–218).

(обратно)

1888

Дюков А.Р. Указ. соч. С. 117.

(обратно)

1889

Земсков В.Н. Принудительные миграции из Прибалтики в 1940–1950-х годах // Отечественные архивы. 1993. № 1. С. 4. Н.Ф. Бугай приводит эту цитату в другой стилистике, как приказ (см.: Народы стран Балтии в условиях сталинизма (1940-е – 1950-е годы). Документированная история. Штутгарт, 2005. С. 57, 105).

(обратно)

1890

Каралюн В. Указ. соч. С. 90. Лидеры Фронта литовских активистов также признавали, что «14 и 15 июня очень много активистов было увезено большевиками» (Накануне Холокоста: Фронт литовских активистов и советские репрессии в Литве, 1940–1941 гг. С. 462).

(обратно)

1891

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Кн. 2. С. 247–248; Невозможно молчать. Кн. 1. С. 818–819 (в данном сборнике имеются опечатки в цифровых данных документа); История сталинского Гулага. Т. 1. С. 404–405; Сталинские депортации. 1928–1953. С. 222–224 (в двух последних сборниках имеются опечатки в делопроизводственном номере документа); Лубянка. Сталин и НКВД – НКГБ – ГУКР «Смерш». 1939 – март 1946. С. 279–281 (в данном сборнике имеется опечатка в датировке документа). Однако в литературе имеются различные сведения о количестве высланных из Прибалтики. Так, по сведениям, приводимым В.Н. Земсковым, из Эстонии было выселено 3 668 человек, из Латвии – 9 236 человек и из Литвы – 12 682 человека (Земсков В.Н. Указ. соч. С. 4). А.Э. Гурьянов, исследовавший отчеты эшелонов с высланными, указывает, что из Эстонии было вывезено 10 016 человек, из Латвии – 17 501 человек, из Литвы – 16 924 человек (Гурьянов А.Э. Масштабы депортации населения в глубь СССР в мае – июне 1941 г. // Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997. С. 137–175). В данном случае превышение цифр эшелонной статистики над сведениями НКГБ от 17 июня 1941 г. можно объяснить тем, что в ряде случаев операция в Прибалтике продолжалась до 19 июня (Сталинские депортации. 1928–1953. С. 224–228) и, например, в Литве на эту дату количество арестованных сократилось до 4 923, а количество высланных увеличилось до 12 562 человека (Накануне Холокоста: Фронт литовских активистов и советские репрессии в Литве, 1940–1941 гг. С. 432–434). Кроме того, в этих же эшелонах вывозились в ИТЛ осужденные ранее преступники (Дюков А.Р. Указ. соч. С. 45, прим. 74). Н.Ф. Бугай приводит сведения о выселении из Эстонии 6 700 человек, из Латвии 16 563 человек и из Литвы 12 569 человек (Народы стран Балтии в условиях сталинизма (1940-е – 1950-е годы). С. 268). Литовские исследователи пишут о выселении 12 526 человек (Литва. Краткая энциклопедия. Вильнюс, 1989. С. 670). В. Каралюн указывает, что в Латвии было арестовано 4 550 и выслано 9 926 человек (Каралюн В. Указ. соч. С. 88). По данным современных латвийских исследователей, из Латвии было выслано 15 424 человека (История Латвии. ХХ век. С. 245). Как указывают О. Алантс и А. Гапоненко, в Латвии было арестовано 5 263 и выслано 10 161 человек, но тут же пишут о депортации с 15 по 27 июня 1941 г. 15 081 человека (Алантс О., Гапоненко А. Указ. соч. С. 204). К сожалению, в историографии при указании этих цифр далеко не всегда объясняется, идет ли речь только о высланных или же учитываются и вывезенные за пределы республик Прибалтики арестованные.

(обратно)

1892

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 229–230; Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 214; Зунда А. Страны Балтии и Соединенное Королевство в начале Второй мировой войны (1939–1941 гг.) // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. М., 2006. С. 452–453. В литературе встречаются и иные оценки количества задержанных английскими властями прибалтийских пароходов: 24 (Севостьянов П.П. Перед великим испытанием. Внешняя политика СССР накануне Великой Отечественной войны. Сентябрь 1939 г. – июнь 1941 г. М., 1981. С. 160) или 29 (Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 276).

(обратно)

1893

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 452–453.

(обратно)

1894

Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 113; Ильмярв М. Указ. соч. С. 709.

(обратно)

1895

Майский И.М. Дневник дипломата. Лондон. 1934–1943: в 2 кн. Кн. 2. Ч. 1: 4 сентября 1939–21 июня 1941 года. М., 2009. С. 238. Опубликовано с указанием неправильной даты в: СССР и Литва… Т. 1. С. 693.

(обратно)

1896

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 485–488.

(обратно)

1897

СССР и Литва… Т. 2. С. 146–148.

(обратно)

1898

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 528–530.

(обратно)

1899

Зунда А. Указ. соч. С. 452, 454; Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 278–282.

(обратно)

1900

Майский И.М. Указ. соч. С. 253. Об этом же 5 ноября говорил И.М. Майскому и министр внутренних дел Г. Моррисон (Там же. С. 292–293).

(обратно)

1901

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 598–600.

(обратно)

1902

Майский И.М. Указ. соч. С. 282–283; СССР и Литва… Т. 2. С. 255–258.

(обратно)

1903

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 682–685.

(обратно)

1904

Там же. С. 674–675.

(обратно)

1905

Там же. С. 701–705. Советская сторона не спешила давать какой-либо ответ на это предложение, ограничившись намеком на недостаточность предложенных английской стороной уступок. Тем временем известия о предстоящей поездке В.М. Молотова в Берлин вызвали в Лондоне серьезную критику позиции министра иностранных дел в отношении СССР. Для того чтобы представить именно Москву ответственной за «замороженное» состояние англо-советских отношений и в очередной раз попытаться ухудшить советско-германские отношения, английское министерство иностранных дел 12 ноября организовало утечку информации о своих предложениях Советскому Союзу в прессу, что фактически дезавуировало их (ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 51–53, 93–94; Майский И.М. Указ. соч. С. 298–300; Севостьянов П.П. Указ. соч. С. 162).

(обратно)

1906

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 12–16, 26–28.

(обратно)

1907

Там же. С. 52.

(обратно)

1908

Там же. С. 106–108.

(обратно)

1909

Там же. С. 230.

(обратно)

1910

Там же. С. 250–251; Севостьянов П.П. Указ. соч. С. 163.

(обратно)

1911

Чубарьян А.О. Указ. соч. С. 275.

(обратно)

1912

Мальков В.Л. Прибалтийский узел. 1939–1940 гг. По материалам американских архивов // Россия XXI. 2006. № 3. С. 143; Мальков В.Л. Россия и США в ХХ веке. С. 242.

(обратно)

1913

Черчилль У. Вторая мировая война. М., 1991. Кн. 1. С. 180.

(обратно)

1914

Ильмярв М. Указ. соч. С. 706–715. Только в результате состоявшихся в 1959–1967 гг. переговоров 5 января 1968 г. было подписано англо-советское соглашение об урегулировании взаимных финансовых и имущественных претензий, согласно которому Англия передала СССР 0,5 млн ф. ст. из прибалтийского золота, которые должны были быть использованы им для закупки английских товаров. Остальная сумма в 12 млн ф. ст. осталась в распоряжении Англии для возмещения ущерба английских граждан (Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. 25. Действующие договоры, соглашения и конвенции, вступившие в силу между 1 января 1967 года и 31 декабря 1968 года. М., 1972. С. 129–132; Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 299–300).

(обратно)

1915

Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 212.

(обратно)

1916

На чаше весов. С. 211–212.

(обратно)

1917

Семиряга М.И. Указ. соч. С. 245–246; Советско-американские отношения. 1939–1945. С. 77–79.

(обратно)

1918

Documents on American Foreign Relations. Vol. 3: July 1940 – june 1941. Boston, 1941. P. 429–430; Foreign relations of the United States. Diplomatic Papers. 1940. Vol. 1. General. Washington, 1959. P. 401–402; 1940 год в Эстонии. С. 160–161. Немного иной перевод документа см.: На чаше весов. С. 220.

(обратно)

1919

Севостьянов П.П. Указ. соч. С. 175.

(обратно)

1920

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 457–458.

(обратно)

1921

Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 211–212.

(обратно)

1922

Седьмая сессия Верховного Совета СССР. 1 августа – 7 августа 1940 г. Стенографический отчет. М., 1940. С. 30–31.

(обратно)

1923

Советско-американские отношения. 1939–1945. С. 80–83; СССР и Литва… Т. 2. С. 114.

(обратно)

1924

Советско-американские отношения. 1939–1945. С. 84. 15 августа США просили продлить срок ликвидации посольств в Прибалтике до 1 октября 1940 г. и разрешение учредить представительство в Риге (СССР и Литва… Т.2. С.148–150).

(обратно)

1925

Советско-американские отношения. 1939–1945. С. 85–86; Foreign relations of the United States. Diplomatic Papers. 1940. Vol. 1. P. 427–428.

(обратно)

1926

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 538–539.

(обратно)

1927

Там же. С. 633–634; Советско-американские отношения. 1939–1945. С. 93–98.

(обратно)

1928

Ильмярв М. Указ. соч. С. 725–732.

(обратно)

1929

Вторая мировая война: Два взгляда. М., 1995. С. 457.

(обратно)

1930

Лауринавичус Ч. Вильнюс во власти Литвы 1939–1940 гг.: внутренние и внешние аспекты // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 242.

(обратно)

1931

Еще до Второй мировой войны Эстония депонировала в Банке Швеции 2 908 кг, а Литва – 1 250 кг золота. На чаше весов. С. 356; Вальбек К. Шведская политика безопасности и пакт Молотова – Риббентропа // Международный кризис 1939–1941 гг.: от советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. С. 435.

(обратно)

1932

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 498–500.

(обратно)

1933

Там же. С. 663. Это предложение Швеции было утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) 9 октября 1940 г. (СССР и Литва… Т. 2. С. 258–260).

(обратно)

1934

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 34. Л. 4; ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. С. 706; СССР и Литва… Т. 2. С. 433–434; Кан А.С. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М., 1967. С. 168–169; Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 212, 229–230; Ильмярв М. Указ. соч. С. 719–722. Состав советской делегации был утвержден Политбюро ЦК ВКП(б) 31 декабря 1940 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 31. Л. 40; СССР и Литва… Т. 2. С. 343).

(обратно)

1935

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 453–454; Ильмярв М. Указ. соч. С. 702–703.

(обратно)

1936

Правда. 1940. 24 июля.

(обратно)

1937

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 507–508; Ильмярв М. Указ. соч. С. 705–706.

(обратно)

1938

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. С. 807.

(обратно)

1939

ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 138–139, 156–158.

(обратно)

1940

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 437.

(обратно)

1941

Там же. С. 433.

(обратно)

1942

Там же. С. 434.

(обратно)

1943

ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 166.

(обратно)

1944

Полпреды сообщают… С. 471–473; ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 438–439; Залепеев В.Н. Латвия, Эстония и Литва в торгово-политических отношениях Германии и СССР в 1939–1941 годах // Всеобщая история: современные исследования. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 16. Брянск, 2007. С. 219.

(обратно)

1945

Ursachen und Folgen. Von deutschen Zusammenbruch 1918 und 1945 bis zur staatlichen Neuordnung Deutschlands in der Gegenwart. Bd. 15. Berlin, 1975. S. 381; Ильмярв М. Указ. соч. С. 701.

(обратно)

1946

Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 468–471.

(обратно)

1947

СССР и Литва… Т. 1. С. 708–709.

(обратно)

1948

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 461–462; ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 287.

(обратно)

1949

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 468; СССР и Литва… Т. 1. С. 712–713.

(обратно)

1950

Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 474–475; Залепеев В.Н. Указ. соч. С. 226.

(обратно)

1951

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 482–483; ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 349.

(обратно)

1952

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. С. 809; ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 393.

(обратно)

1953

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 488–489; СССР и Литва… Т. 2. С. 68–70; ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 324, 353, 358. Предложение советской стороны о комиссиях по переселению было утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) 6 августа 1940 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 28. Л. 64, 112–114; СССР и Литва… Т. 2. С. 64–66).

(обратно)

1954

ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 387; СССР и Литва… Т. 2. С. 112–114.

(обратно)

1955

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 521.

(обратно)

1956

Там же. С. 531–533; СССР и Литва… Т. 2. С. 180–181.

(обратно)

1957

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1026. Л. 99; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 517. Л. 123; Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 496–498; СССР и Литва… Т. 2. С. 176. Вероятно, записка НКИД СССР была подготовлена на основании записки МИД Литовской ССР № 330/п.з. от 6 августа, сообщавшей о том, что германо-литовская граница никогда не демаркировалась (СССР и Литва… Т. 2. С. 66–67).

(обратно)

1958

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 222.

(обратно)

1959

Там же. Кн. 1. С. 540–541, 551; СССР и Литва… Т. 2. С. 186–187, 188; ADAP. Serie D. Bd. 10. S. 370, 485.

(обратно)

1960

ADAP. Serie D. Bd. 11. Bonn, 1964. Hbd. 1: 1. September bis 13. November 1940. S. 28.

(обратно)

1961

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 553.

(обратно)

1962

Там же. С. 585; Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 509–512; СССР и Литва… Т. 2. С. 211; ADAP. Serie D. Bd. 11. S. 48–49.

(обратно)

1963

Залепеев В.Н. Указ. соч. С. 220–221. Позиция Москвы на этих переговорах была определена 24 сентября 1940 г., когда Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданные в тот же день постановления СНК СССР № 1772–728с и 1783–732сс, согласно которым предусматривались следующие размеры компенсации: 20 % в течение года, 30 % в течение 3 лет, 40 % в течение 6 лет и 50 % в течение 10 лет (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 29. Л. 13, 105–119; ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 1 в. Д. 524. Л. 167–170; СССР и Литва… Т. 2. С. 233–241; частично опубликовано в: Лубянка. Сталин и НКВД – НКГБ – ГУКР «Смерш». 1939 – март 1946. С. 185–186).

(обратно)

1964

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 681–682.

(обратно)

1965

Там же. С. 700, 713–714. Директивы советской делегации на переговорах см.: СССР и Литва… Т. 2. С. 248–251, 267–270.

(обратно)

1966

ДВП. Т. 23. Кн. 1. С. 715.

(обратно)

1967

Залепеев В.Н. Указ. соч. С. 221–222.

(обратно)

1968

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 29–30, 113–114.

(обратно)

1969

Там же. С. 128–133; ADAP. Serie D. Bd. 11. Hbd. 2: 13. November 1940 bis 31. Januar 1941. S. 599–600.

(обратно)

1970

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 152–153; ADAP. Serie D. Bd. 11. S. 605.

(обратно)

1971

ADAP. Serie D. Bd. 11. S. 605.

(обратно)

1972

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 187–189.

(обратно)

1973

ADAP. Serie D. Bd. 11. S. 763; Залепеев В.Н. Указ. соч. С. 223.

(обратно)

1974

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 216–218; ADAP. Serie D. Bd. 11. S. 774–775.

(обратно)

1975

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 222–223.

(обратно)

1976

Там же. С. 270–271.

(обратно)

1977

Там же. С. 272–274.

(обратно)

1978

Там же. С. 270–274, 280–287, 289–292, 302–303; Ч. 2. С. 820–821; СССР – Германия. Т. 2. С. 141; ADAP. Serie D. Bd. 11. S. 646–647, 786–787, 833–834, 841, 855, 867, 889–890; Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 574. Стороны договорились, что выплата СССР 27,57 млн марок за «кусочек» литовской территории будет осуществлена следующим образом: 22 млн списывались из суммы дефицита торгового баланса Германии к 11 февраля 1941 г., а 5,57 млн списывались из германских платежей (23 млн марок) за зерновые поставки СССР из Бессарабии (Горлов С.А. СССР и территориальные проблемы Литвы // Военно-исторический журнал. 1990. № 7. С. 27).

(обратно)

1979

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 303–327; Diktierte Option. Die Umsiedlung der Deutsch-Balten aus Estland und Lettland 1939–1941. Neumünster, 1972. S.245–254, 263–324, 352–438, 545–591, 624–656; Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 526–527; СССР и Литва… Т. 2. С. 260–261, 308–309, 344–345, 346–350, 375–378, 402–403, 407–409, 424; Залепеев В.Н. Указ. соч. С. 223–224.

(обратно)

1980

Lossowski P. The Resettlements of Germans from Lithuania During World War II // Acta Poloniae Historica. Vol. 93. Warszawa, 2006. S. 121–142; Arbušauskaite A. Anšliusas ir Klaipedos krašto gyventojai (1939–1944). Klaipeda, 2010. Р. 194–195. В литературе есть и иные данные, согласно которым с 3 февраля по 25 марта 1941 г. из Литовской ССР в Германию выехало 50 260 человек (Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 133). По предварительным данным на 25 марта 1941 г. в Литовскую ССР прибыло 20 889 человек, а выехало 49 019 человек (СССР и Литва… Т. 2. С. 419–420).

(обратно)

1981

Lossowski P. The Resettlements of Germans from Baltic States in 1939/1941 // Acta Poloniae Historica. Vol. 92. Warszawa, 2005. S. 79–98.

(обратно)

1982

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 346. В данном случае советский полпред в Берлине выполнял решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 16 января (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 31. Л. 106; СССР и Литва… Т. 2. С. 372).

(обратно)

1983

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 431.

(обратно)

1984

Залепеев В.Н. Указ. соч. С. 224, 226.

(обратно)

1985

РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 2845. Л. 24–25; Залепеев В.Н. Указ. соч. С. 224–225. На 20 мая 1941 г. из общей суммы в 5 415 066 марок 88 пфеннигов авансов, выданных Германии бывшими Военными министерствами Эстонии, Латвии и Литвы и подлежащих возврату по советско-германскому протоколу от 10 января 1941 г., на счет Госбанка СССР было переведено 3 622 268 марок 66 пфеннигов, претензий на сумму в 398 544 марки 83 пфеннига германская сторона не признала, а по остальной сумме в 1 394 924 марки 94 пфеннига продолжалась работа экспертов сторон (РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 3828. Л. 23–26, 41–43. Общая сумма не сходится, так как Германия выплатила больше на 671 марку 55 пфеннигов).

(обратно)

1986

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 1. С. 345–346.

(обратно)

1987

Там же. С. 389.

(обратно)

1988

Там же. С. 433.

(обратно)

1989

Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 604–605.

(обратно)

1990

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. С. 458–459; Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 605–607.

(обратно)

1991

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. С. 469.

(обратно)

1992

Там же. С. 476, 478–479; ADAP. Serie D. Bd. 12. Göttingen, 1969. Hbd. 1: 1. Februar bis 5. April 1941. S. 252–253.

(обратно)

1993

ADAP. Serie D. Bd. 12. S. 239, 261, 333.

(обратно)

1994

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. С. 520–521; Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т.3. С.610–611.

(обратно)

1995

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. С. 572; ADAP. Serie D. Bd. 12. Hbd. 2: 6. April bis 22. Juni 1941. S. 467.

(обратно)

1996

ДВП. Т. 23. Кн. 2. Ч. 2. С. 611–613.

(обратно)

1997

Там же. С. 622–624.

(обратно)

1998

Москва – Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Т. 3. С. 613–614; ADAP. Serie D. Bd. 12. S. 725.

(обратно)

1999

Варес П., Осипова О. Указ. соч. С. 229.

(обратно)

2000

Völkischer Beobachter. 1941. 23 Juni.

(обратно)

2001

Седьмая сессия Верховного Совета СССР. 1 августа – 7 августа 1940 г. Стенографический отчет. С. 26–28.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Новая военно-политическая обстановка

Выход Красной армии на границу с Литвой

Договор о взаимопомощи с Эстонией

Договор о взаимопомощи с Латвией

Договор о взаимопомощи с Литвой

Советско-прибалтийские договоры в восприятии современников

Ввод советских гарнизонов в Прибалтику

Советские базы в Прибалтике: хозяйственные проблемы

Прибалтика в международных отношениях осени 1939 – весны 1940 г

Советско-прибалтийские переговоры о поставках вооружения

  Эстония

  Латвия

  Литва

Советские гарнизоны в Прибалтике в первой половине 1940 г

«Похищения» красноармейцев в Литве в 1940 г

Советское военное планирование

Сосредоточение и группировка Красной армии

Советские ультиматумы и реакция великих держав

Прибалтийская операция

Поющие революции

  Литва

  Латвия

  “1940 год. 18 июня

  Эстония

  «Привет

В Советский Союз

  Литва

  Латвия

  Эстония

Организационные изменения в советских вооруженных силах в связи с вступлением Прибалтики в СССР

Заключение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg