«Миссис Кеннеди и я»

Миссис Кеннеди и я (fb2) - Миссис Кеннеди и я (пер. Д. В. Землякова) (Антироман) 1278K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Клинт Хилл - Лиза Мак-Каббин

Клинт Хилл, Лиза Мак-Каббин Миссис Кеннеди и я

Посвящается всем тем мужчинам и женщинам прошлого и настоящего, что по долгу службы неустанно защищали и защищают лидеров нашей великой страны и ее экономические интересы. Своей беззаветной преданностью Родине вы подаете лучший из возможных примеров. Для меня было огромной честью служить вместе с вами.

Посвящается также Кэролайн Кеннеди[1], которую мы – агенты – знали как Кантату, а отец называл Кнопочкой. Всей душой я надеюсь, что эта книга даст тебе возможность вспоминать жизнь в Белом доме с теплотой. Твой отец обожал вас с Джоном, а твоя мать, как ты, наверное, знаешь, была самой выдающейся леди из всех, кого я когда-либо встречал.

Глава 1 Первая встреча

11 ноября 1960 года я с тревогой в сердце ступил на порог дома номер 3307 по Эн-стрит в Джорджтауне[2]. Мне предстояло впервые увидеть жену нового президента Соединенных Штатов, которую я по долгу службы обязан был защищать, и нельзя было сказать, чтобы эту новость я воспринял с энтузиазмом. Напротив, я с радостью бы согласился служить где угодно, но только не в личной охране первой леди. Сейчас я понимаю, что, скорее всего, Жаклин Бувье-Кеннеди перед этой встречей волновалась даже больше, чем я сам. У нас обоих не было другого выбора, однако жена президента хотя бы могла отклонить неугодную кандидатуру, что и сделала с первым предложенным агентом. Если бы отказаться решил я, это означало бы конец моей карьеры.

Еще вчера я сопровождал уходящего на покой президента Эйзенхауэра во время поствыборной игры в гольф на поле в Огасте. Республиканцы проиграли – правящим кругам еще только предстояло переварить этот факт, но, несмотря на все предстоящие изменения в администрации президента, агенты секретной службы оставались на страже. Для меня было большой честью служить в спецгруппе личной охраны Эйзенхауэра, и я искренне сожалел о том, что ему придется покинуть свой пост, однако в самом ближайшем будущем меня ждали новые заботы. Я был полон надежд и планов насчет своей работы с президентом Кеннеди, мне и в голову не приходила мысль, что что-то может пойти не так.

Штат секретной службы Белого дома в то время состоял из сорока человек. Единственной задачей этой команды лучших из лучших было обеспечение безопасности президента в любое время дня и ночи. Мы не состояли ни в одной из партий, а единственной политической группой, которой мы хранили верность, была спецгруппа «Белый дом». У этой системы были и минусы: всем работникам приходилось перестраиваться под стиль правления нового президента, и пусть даже я еще ни разу не видел Джона Ф. Кеннеди вживую, было понятно, что нам предстоит большая работа. Семидесятилетний отставной генерал все еще жил по законам военного времени и требовал от персонала Белого дома того же. Сорокатрехлетний католик-демократ с ирландскими корнями из Массачусетса обещал стать тем самым ветром перемен, которого вся Америка так ждала на пороге шестидесятых.

Президента обычно сопровождали три агента, и, едва закончился раунд, нас всех вызвал к себе Джим Роули – руководящий агент спецгруппы «Белый дом». У меня было предчувствие, что эта игра в гольф с Эйзенхауэром станет для меня последней. Впрочем, я был абсолютно уверен в том, что Роули собирается назначить нашу малую группу в охрану будущего президента Кеннеди без изменений.

В офисе Роули объяснил нам, что сейчас приходится работать на два фронта: до момента официальной инаугурации, которая должна была состояться в январе, секретные службы все еще охраняют действующего президента Эйзенхауэра, но и для новоизбранного Кеннеди уже требовалось сформировать опергруппы.

Другим агентам, Джерри Блейну и Биллу Скайлзу, Роули сказал следующее:

– Джерри и Билл, вы будете работать с новоизбранным президентом. Мистер Кеннеди вскоре отправляется в поместье своего отца в Палм-Бич, штат Флорида, где пробудет весь следующий месяц. Он останется там и на праздники. Сегодня вечером вы вылетаете туда.

Будущий президент собирался провести во Флориде все оставшееся до инаугурации время. Это означало, что агенты не смогут встретить Рождество и Новый год с семьей. Роули предупредил их, что нужно взять с собой достаточное количество летней одежды. Я слушал эти вполне обычные инструкции с нарастающим волнением: почему Роули ничего не говорит мне? Наконец шеф обратил внимание и на меня:

– Клинт. Секретарь по безопасности Том Гейтс сейчас вводит президента в курс дела, а затем возвращается в Вашингтон. Вы летите с ним. По прибытии отправляйтесь в главный офис секретной службы. Директор Боуман хочет с вами переговорить.

– Есть, сэр, – лаконично кивнул я в ответ. В моей голове роилось множество вопросов: зачем я понадобился Боуману? Почему меня не отправили в Палм-Бич вместе со Скайлзом и Блейном? Я никогда бы не осмелился задать их вслух: Роули был безусловным лидером нашей группы, его авторитет был непререкаем. Тем не менее я уже начинал понимать, что впереди меня ждут не самые приятные новости.

Главный офис секретной службы располагался в здании Казначейства на Пенсильвания-авеню, совсем рядом с Белым домом. Директор Боуман руководил организацией с 1948 года, но лично мне до этого момента ни разу не представилось шанса не то что увидеться с ним с глазу на глаз, но даже побывать в главном здании. Когда я вошел, мне чуть не стало дурно, но я справился с волнением и со всей уверенностью, на которую был способен, представился секретарю:

– Спецагент Клинт Хилл прибыл по приказу директора Боумана.

– Мистер Хилл! Шеф ждет вас, – кивнула она, – можете войти.

Первое, что я увидел, заглянув в просторный кабинет директора, была табличка с изречением: «Не болтай в учении, иначе не выучишь ни слова». Хороший совет, подумал я и огляделся: помимо самого Боумана, в комнате также оказалось двое его заместителей и двое инспекторов. По спине пробежал панический холодок: вся верхушка секретной службы собралась здесь специально ради меня, и это не сулило ничего хорошего.

– Входите, Клинт, входите. – Боуман сделал шаг вперед и пожал мне руку. – Присаживайтесь, устраивайтесь поудобнее.

Он вел себя дружелюбно, явно пытаясь помочь мне расслабиться, но его попытки были тщетны. Директор представил меня присутствующим и, наконец, спросил:

– Сколько вы уже служите, Клинт?

– Я поступил на службу в денверский оперативный штаб 22 сентября 1958 года, сэр.

– А когда вас перевели в спецгруппу «Белый дом»? – добавил Боуман.

– Чуть больше года назад, 1 ноября 1959 года.

Всю эту информацию можно было с легкостью найти в моем досье, но Боуман продолжал задавать совершенно безобидные на вид вопросы. Затем к разговору подключились и другие: каждый из присутствующих хотел узнать что-нибудь о моем прошлом как с личной, так и с профессиональной точки зрения. Не обошли стороной и различные аспекты работы телохранителем.

Чем вы занимались до поступления в секретную службу? Где вы родились? В каком колледже учились? У вас есть жена? А дети? Умеете плавать? Умеете играть в теннис? Занимались ли когда-нибудь верховой ездой? Я отвечал так прямо и честно, как только мог, но каждый новый вопрос лишь поддерживал растущую внутри тревогу и заставлял сердце биться быстрее. Я совершенно не понимал, что происходит, под конец я начал перебирать в уме события последних двух недель, пытаясь понять, что могло пойти не так, но не выдал своего волнения ни единым словом или жестом.

Порой они отходили в угол и перебрасывались несколькими фразами на самой грани слышимости, так что я ничего не мог разобрать. Эта таинственность все больше уверяла меня, что все закончится объявлением. «Сожалеем, мистер Хилл, но вы уволены». В любом другом случае меня бы послали в Палм-Бич вместе с остальными.

Допрос продолжался около полутора часов. Как и говорилось в пословице на стене, за эти полтора часа я не узнал ничего нового, потому что занимался пустой болтовней. В конце концов Боуман повернулся ко мне и произнес:

– Решение принято, Клинт. Мы назначаем вас личным телохранителем миссис Кеннеди. Главный в группе первой леди – Джим Джеффрис; вы будете подчиняться ему.

Я будто язык проглотил. Группа первой леди? Меня? Туда? За что?

– Есть, сэр, – наконец выдавил я. Больше сказать было нечего. Конечно, меня не уволили, и это было прекрасно, но неужели я недостаточно хорош, чтобы попасть в охрану президента?

Боуман приказал мне отправляться в особняк Кеннеди в Джорджтауне: дом 3307 по Эн-стрит. Именно туда должна была прибыть миссис Кеннеди из города Гианнис-Порт, что в штате Массачусетс.

Когда я вышел из кабинета директора, у меня закружилась голова. Почему для этой задачи выбрали именно меня? Какие поступки или события прошлого заставили их принять такое решение? Меня как будто пересадили на скамейку запасных. Всю жизнь, с самой начальной школы и до сегодняшнего дня, я был игроком первой линии во всем, чем занимался, – от футбола до бейсбола, а теперь, перед одним из самых важных матчей в жизни, меня выкинули из обоймы. Я был раздавлен, и чем дольше я об этом размышлял, тем хуже себя чувствовал.

Я служил в группе «Белый дом» уже более года и сопровождал президента Эйзенхауэра в поездках по всему миру. В свои двадцать восемь лет я уже побывал в Европе, Азии и Южной Америке, но ни разу не летал на реактивном самолете. Мое детство прошло в степях Северной Дакоты, и я даже представить не мог, что когда-нибудь своими глазами увижу города, о которых читал в книгах по истории: Рим, Анкару, Карачи, Кабул, Нью-Дели, Тегеран, Афины, Тунис, Тулон, Париж, Лиссабон, Касабланку… Более того, я сам стал официальным лицом со всеми причитающимися привилегиями и дипломатическим паспортом. О такой работе абсолютное большинство моих ровесников могло только мечтать, и я всегда старался выполнять ее как подобает.

Мне очень нравилась дружелюбная атмосфера, царящая в секретной службе; я чувствовал себя частью слаженной команды. Это ощущение моментально испарилось, как только я представил себе ближайшее будущее. Пока мои друзья будут защищать президента, находясь в самой гуще событий, я превращусь в завсегдатая показов мод, дамских чаепитий и новых постановок балета. Мою карьеру в таких условиях явно ждал быстрый и бесславный конец.

Я вынул из кармана пиджака удостоверение секретного агента и уставился на него так, будто видел в первый раз. Внушительную обложку из темно-синей кожи в рубчик венчала золотая пятиконечная звезда с гравировкой «Секретная служба Соединенных Штатов».

Анализируя произошедшее, я не мог найти ни одной достойной причины назначить именно меня в охрану первой леди. Единственным объяснением мог послужить тот факт, что мы с миссис Кеннеди были практически ровесниками: мне было двадцать восемь лет, ей – тридцать один. Еще у меня был ребенок примерно одного возраста с Кэролайн, дочерью президента. Больше нас ничего не связывало.

В конце концов я осознал, что выхода нет. Я – спецагент на службе Белого дома; она – первая леди, которую нужно защищать. Если не я, то кто? Я встряхнулся, забрал ключи от казенного седана и отправился покорять старинные улочки Джорджтауна.

Дом 3307 по Эн-стрит оказался небольшим трехэтажным особняком из красного кирпича. Парадная дверь выходила прямо на дорогу, и любой желающий мог заглянуть в окна – два на первом этаже и по три на втором и третьем.

Агента на входе уже предупредили о моем прибытии, так что он впустил меня внутрь без проволочек. Джим Джеффрис уже спустился к двери, чтобы лично приветствовать меня. Ростом примерно с меня, коренастый, чуть старше, но не сильно – тридцать два – тридцать три года. «Такой румяный рыжеватый блондин наверняка моментально сгорает на солнце», – подумал я, пытаясь сбросить нарастающее напряжение; впрочем, донельзя серьезное выражение лица Джеффриса совершенно этому не способствовало.

– Идемте, Клинт, – отрывисто приказал он. – Я – Джим Джеффрис. Приятно познакомиться. Сейчас я представлю вас миссис Кеннеди.

– Хорошо. Это большая честь для меня, – ответил я со всей честностью в голосе, на которую был способен.

Джеффрис вышел, а я начал разглядывать гостиную в надежде узнать что-нибудь о вкусах первой леди. Комната была обставлена элегантно и продуманно, и каждый предмет здесь нес невесомый отпечаток чисто женской заботы. Темное дерево антикварной мебели хорошо сочеталось со светлой обивкой. Обилие текстиля наводило на мысль о долгих и уютных вечерах у камина, которые хотелось проводить именно здесь. На полках встроенных шкафов книги и безделушки – наверняка привезенные из Европы – располагались в идеально продуманном порядке, любое изменение которого наверняка будет моментально замечено и исправлено. Для чинного чаепития с дамами лучше места нельзя было и придумать. Одна мысль о том, чтобы провести четыре года в такой атмосфере, вызвала во мне волну внезапного отвращения и разочарования.

Через несколько минут в комнату вошла Жаклин Бувье-Кеннеди собственной персоной. Агент Джеффрис не отставал от нее ни на шаг.

Конечно, я видел ее фотографии в газетах и знал, чего ожидать, но вживую первая леди оказалась еще красивее, чем я мог себе представить. Она двигалась с легкостью и грацией танцовщицы, будто источая тихое спокойствие. Могло показаться, что она смотрела на окружающих несколько свысока, но дело было не в высоком для женщины росте – около 175 см, – а в ауре уверенности, которая сопровождала каждое ее движение. Миссис Кеннеди практически не пользовалась макияжем и лишь слегка подводила темно-карие глаза и пухлые розовые губы, оттеняя свою естественную красоту. Идеально уложенные темные волосы длиной до подбородка дополняли картину: первая леди была прекрасна, царственна и беременна.

– Миссис Кеннеди, – спокойно сказал Джеффрис, – позвольте представить вам Клинта Хилла. Он будет вашим вторым телохранителем.

Миссис Кеннеди подошла ко мне, тепло улыбаясь, и подала руку для приветствия.

– Приятно познакомиться, мистер Хилл, – мягко и певуче произнесла она.

– Взаимно, миссис Кеннеди, – смотря прямо в глаза, я с улыбкой сжал ее ладонь. Она посмотрела на меня, моргнула и отвела взгляд. Я подумал, что при всей своей внешней неприступности первая леди тоже имеет право чувствовать себя неуверенно при первом знакомстве.

Мы сели в гостиной втроем, и Джеффрис начал объяснять наши обязанности и порядок работы с миссис Кеннеди и ее ближайшим окружением.

– Несколько агентов всегда будут охранять периметр вашего места проживания, будь то этот особняк, Белый дом, Палм-Бич или Гианнис-Порт. Если вы решите выйти в свет, вас буду сопровождать либо я, либо мистер Хилл, а при выезде за пределы Вашингтона мы оба присоединимся к вам.

С лица первой леди постепенно сползла улыбка. Она поняла, что с этого момента больше не сможет остаться в одиночестве. Тихо, почти шепотом, но все еще совершенно спокойно она заметила:

– В следующие несколько недель вам не придется об этом волноваться. Мне рожать через месяц, и до этого момента я не планирую покидать Вашингтон. Меня намного больше беспокоит необходимость сохранять личное пространство – и не только для себя, но и для Кэролайн и малыша. Я не хочу, чтобы нас разглядывали, как зверей в зоопарке. Не хочу, чтобы за мной постоянно следовали ищейки.

Она перевела взгляд с Джеффриса на меня, удостоверилась, что мы осознали ее слова, и продолжила:

– Как только родится ребенок, пресса не даст нам покоя. Они куда угодно проникнут. – Тут она вдруг улыбнулась и прищурилась: – Я и сама из таких, я знаю их методы.

Тут я понял, что миссис Кеннеди проявляла на публике лишь малую часть своих способностей – ситуацией сейчас владела именно она.

– Я понял, миссис Кеннеди, – сказал я. – В наши обязанности входит защита вас от папарацци. Мы постараемся сделать так, чтобы у вас и ваших детей была как можно более нормальная жизнь. Поверьте, мы не любим журналистов не меньше вашего.

Первая леди растянула губы в вежливой улыбке и встала.

– Было приятно познакомиться, джентльмены. Теперь, если позволите, у меня есть и другие дела.

Мы с Джеффрисом встали и проводили миссис Кеннеди до выхода. Она дала нам понять, что встреча окончена. Было очевидно, что первая леди не в восторге от перспективы постоянно видеть рядом двух секретных агентов. Чтобы выполнять работу эффективно, нам придется сначала завоевать ее доверие.

– Давайте выйдем. Нужно обсудить график работы, – нарушил молчание Джеффрис.

– Если нас будет только двое, то без переработок точно не обойтись.

Периметр любой резиденции первой леди охраняли полевые агенты из тех филиалов службы, которые отвечали за общую безопасность этого места. Когда миссис Кеннеди бодрствовала, один из нас обязан был неотлучно присутствовать рядом, любой ценой обеспечивая жене президента Соединенных Штатов безопасность в работе и личной жизни. Что бы она ни захотела сделать и куда бы ни отправилась, мы давали ей возможность не беспокоиться о любых возможных опасностях. Если кому-то из нас нужно было взять отгул, второму приходилось работать полный день. Чтобы обеспечить полную безопасность миссис Кеннеди во время путешествий, мы оба дежурили сутками. Это означало, что мы просыпались одновременно с ней, бодрствовали, когда бодрствовала она, и ложились спать вместе с ней.

Так началась моя новая миссия.

Я не получил полноценного досье на миссис Кеннеди и не знал практически ничего о том, что она любит и не любит, чем увлекается и чем занималась в прошлом. Такая неопределенность мне совершенно не нравилась, так что первым делом мне следовало узнать как можно больше об этой женщине. Первые несколько дней я только и делал, что изучал газеты и журналы, собирая все упоминания о Жаклин Бувье-Кеннеди, которые мог найти. Чем больше я читал, тем отчетливее понимал, насколько разительно отличались наши жизненные пути.

Жаклин Ли Бувье выросла в плавильном котле восточного побережья. С самых юных лет в ней воспитывали вкус к хорошей литературе и искусству, как и подобало молодой леди из высшего общества. Она родилась 28 июля 1929 года в Саутгемптоне, в семье Джека и Джанет Бувье. Отец привил ей любовь к лошадям и верховой езде, мать же занималась духовным развитием, приобщая дочь к живописи, чтению и иностранным языкам. В 1933 году в семье вновь произошло пополнение: на свет появилась еще одна девочка, которую назвали Ли. Когда девочкам было по семь и одиннадцать лет, их родители развелись, а еще через два года Джанет Бувье вышла замуж за весьма обеспеченного мужчину по имени Хью Очинклосс.

Будущая первая леди окончила с отличием частную школу Мисс Портер в Фармингтоне, штат Коннектикут, а затем поступила в Вассар-Колледж, расположенный в Пукипси, Нью-Йорк. В 1948 году ее назвали «Дебютанткой года».

Летние каникулы она проводила в поместье отчима: особняке Хаммерсмит-Фарм в двадцать восемь комнат с видом на море, который находился в Ньюпорте, Род-Айленд.

В свой первый год в колледже она отправилась во Францию, где с блеском училась в Сорбонне и университете Гренобля, а также отточила знание французского языка до совершенства. По возвращении в Америку Джеки поступила в Вашингтонский университет, где и получила в 1951 году степень бакалавра по французской литературе.

Два года спустя она вышла замуж за Джона Фитцджеральда Кеннеди, молодого сенатора из Массачусетса. Свадьба состоялась в Ньюпорте, получив широкое освещение в прессе и титул «светского события года». Пышная регистрация брака с участием тысячи двухсот гостей прошла в Хаммерсмит-Фарм.

Я сам вырос в крохотном городке в Северной Дакоте под названием Уошберн. В основном там жили фермеры, многие были родом из Норвегии, а мой отец, Крис Хилл, служил финансовым инспектором. Его жена, Дженни, была домохозяйкой, которая посвящала все свое время детям: мне и моей старшей сестре Дженис. Мама плохо слышала, так что вся семья старалась как-то облегчить ее положение: мы говорили громче и старались всегда поворачиваться к ней лицом, чтобы она могла прочитать смысл сказанного по губам. Она прекрасно справлялась и так, но с самого раннего возраста я научился уважать ее потребности.

У матери были длинные каштановые прямые волосы до пояса. Мои вороные кудри на ее фоне выглядели довольно странно, но я совершенно об этом не задумывался до шести лет, пока соседская девочка не обмолвилась, что я – приемный.

Я еще не знал такого слова, так что сразу же прибежал к маме с вопросом. Она попыталась объяснить это так, чтобы понял и ребенок: рассказала, как они с отцом проехали двести сорок миль на нашей старой машине в детский дом Северной Дакоты и из всех тамошних детей выбрали именно меня, потому что мои ярко-голубые глаза покорили их с первого взгляда. Впрочем, было очевидно, что они не планировали рассказывать мне об этом так рано. Оказалось, что моя сестра – тоже приемная, и они с отцом боялись, что, узнав правду, мы почувствуем себя изгоями в семье. На самом же деле я был только счастлив расти в этом доме, полном любви и спокойствия.

Только много лет спустя, когда мой мир рухнул в одночасье и я хватался за все, что сулило хоть какую-то надежду, я вернулся в Северную Дакоту, чтобы встретиться с биологической матерью. Только на смертном одре она рассказала, как я попал в детский дом.

Я учился в муниципальной школе города Уошберн и с радостью участвовал в любых развлечениях: играл на трубе в школьном оркестре, пел в музыкальном кружке, ставил пьесы в молодежном театре, не забывая уделять время футболу, баскетболу и бегу. Я также играл в бейсбол в местной команде, а в старших классах однажды удостоился права защищать честь города в программе развития лидерских качеств. Закончив школу в 1950 году, я в тот же год поступил в колледж Конкордия в городе Мурхед, штат Миннесота. Когда я покидал город, то зацепил взглядом табличку на границе:

«Уошберн; население – 912 чел.»

Прошло десять лет, меня только что выбрали защищать жизнь жены новоизбранного президента США, и, наверное, мне было не на что жаловаться. Привыкнуть можно ко всему, – думал я тогда, еще не зная, что годы с миссис Кеннеди можно будет назвать какими угодно, но не скучными.

Глава 2 Семейство

Избрание нового президента – это не только переезд новой семьи в Белый дом. Меняется все: администрация, политические круги, личный персонал. Первая забота нового руководства – установить контакт с агентами секретной службы. Именно тогда обе стороны выбирают для себя тон общения на следующие четыре года. С самого начала стало ясно, что ближний круг Кеннеди сильно отличается от администрации Эйзенхауэра: эти люди оказались намного более открытыми – и намного более непредсказуемыми. Кто-то из них мог облегчить мою работу в несколько раз, а кто-то мог и превратить ее в сплошную головную боль. Мне еще не приходилось переживать смену власти в этой должности, но тем не менее я быстро понял, что все зависело от того, как сложатся отношения с конкретными личностями. Нужно было с самого начала правильно себя поставить.

Первым делом миссис Кеннеди представила мне свою личную помощницу, доминиканку по имени Провиденсия Паредес, для краткости – Прови. В основном Прови занималась гардеробом первой леди: следила за чистотой одежды, гладила белье, собирала вещи в поездки и распаковывала чемоданы по возвращении… Она появлялась по первому требованию миссис Кеннеди и всегда была готова помочь той в повседневных делах. Прови говорила по-английски с заметным испанским акцентом и множеством ошибок, но ее легкий характер и веселый нрав сразу же располагали к себе. Мы были почти ровесниками и быстро подружились.

Для секретной службы эти выборы ознаменовались еще одной важной переменой: в Белом доме появились маленькие дети. Малышке Кэролайн не исполнилось еще и трех лет, но и ей по закону уже полагалась личная охрана. В спецгруппу «Детки» назначили двух агентов. Так как дочь президента проводила большую часть времени с матерью, нам с ними часто выпадало работать вместе.

Сама Кэролайн не имела ни малейшего понятия о своей крайне весомой роли в предвыборной кампании отца и о том, что о них с мамой теперь говорит весь мир. Мой сын Крис был всего на полтора года старше Кэролайн, так что девочка пробуждала во мне отцовские чувства. Я старался проводить с ней больше времени, даже несмотря на то, что технически такой обязанности у меня не было. Прелестная, активная и невероятно любопытная малышка с волнистыми рыжевато-русыми волосами унаследовала от отца большие голубые глаза, а от матери – идеальные манеры, которые проявлялись даже в столь юном возрасте. Миссис Кеннеди уделяла огромное внимание воспитанию детей, и это было заметно с первого взгляда.

– Кэролайн будет обращаться к вам «мистер Хилл», – предупредила меня первая леди, – и вести себя при этом она должна вежливо и почтительно. Если с ней возникнут проблемы, я хочу знать об этом немедленно.

Несмотря на растущую занятость в новой для себя роли, миссис Кеннеди настаивала на том, чтобы каждый день включать в свое плотное расписание время для общения с дочерью. Она была очень заботливой матерью, и общение с Кэролайн всегда зажигало в ее глазах особый огонек незамутненного восхищения. Только во время игр с Кэролайн Жаклин Кеннеди показывала другую сторону своего характера, из спокойной и собранной первой леди превращаясь в веселую и озорную молодую маму. Тем не менее миссис Кеннеди предпочитала проводить с малышкой часы отдыха, передавая повседневные заботы няне семейства по имени Мод Шоу. Именно она купала, переодевала, кормила и развлекала ребенка в отсутствие матери.

Мисс Шоу была полной противоположностью Прови, но это не помешало ей стать моей подругой и союзницей. У нее было великолепное британское произношение и мягкий певучий голос. Годы оставили на ней свой отпечаток в виде седых прядей в светло-рыжих волосах, которые всегда выглядели слегка взъерошенными, как будто она начала причесываться, отвлеклась и так и не закончила туалет.

Возможно, со своим небольшим ростом мисс Шоу и не казалась большим человеком, даже когда надевала каблуки, но ее чисто материнская манера общения и спокойная уверенность, которая не изменяла ей даже при общении с сильными мира сего, делали ее более похожей на добрую бабушку, нежели на наемную няню. Ее платья целомудренной длины ниже колена всегда были прекрасно выглажены, но она никогда не отказывалась поиграть с Кэролайн и даже специально выбирала для этого удобную обувь.

Даже при том, что мисс Шоу служила семье Кеннеди с самого рождения малышки, она прекрасно понимала свой статус помощницы, а не суррогатной матери. Миссис Кеннеди очень тепло к ней относилась, но не было никаких сомнений в том, кто здесь главный.

Роль будущей первой леди обернулась для миссис Кеннеди целым валом новых обязанностей, первой из которых была подготовка к инаугурации. Пусть даже восьмой месяц беременности несколько ограничивал ее физическую активность, умственной энергии этой женщине было не занимать. Ее твердая рука чувствовалась во всем – от списков гостей и дизайна приглашений до организации выступлений на гала-вечере перед официальной церемонией. Она прекрасно понимала, что результат ее стараний увидит весь мир, и не собиралась разочаровывать такую аудиторию.

Меня несколько удивляло то, сколько внимания пресса уделяла президентскому семейству уже сейчас. Новости о жене Эйзенхауэра Мэйми практически никогда не появлялись в газетах, а вот о Жаклин Кеннеди публика жаждала знать все вплоть до мельчайших деталей. Новая первая леди оказалась самой молодой женой президента за последние 75 лет – ей был всего тридцать один год, и женщины Америки всех возрастов и сословий активно интересовались ее стилем, любимыми брендами и интересами.

Столь живой народный интерес оборачивался дополнительной головной болью для нас с Джеффрисом. Куда бы ни отправилась миссис Кеннеди, ее моментально узнавали, на возглас «Это же Джеки!» тут же слеталась толпа обожателей, и хорошо, если они просто восхищенно пялились, а не пытались подойти и пожать ей руку.

Она никогда не теряла лицо и принимала знаки внимания с вежливой улыбкой, но, оказавшись в одиночестве, едко замечала:

– Кто бы мог подумать, насколько важной птицей я стану.

Ей определенно не нравились такие ситуации, и вскоре я понял, что самой лучшей защитой для нее и возможностью проявить себя для меня был поиск возможностей исполнять ее желания, не привлекая лишнего внимания. Например, физические упражнения были для нее очень важной частью жизни. Каждый день она выходила на долгие прогулки по улицам и паркам Джорджтауна. Специального расписания она не придерживалась, но неизменно уделяла некоторое время моциону, который предпочитала совершать на улице.

Я знал, что у нее ранее были выкидыши, а однажды ребенок родился мертвым. Она тоже помнила об этом и старалась не перетруждать себя. Первое время я сопровождал ее молча, оставаясь рядом, но оберегая ее право на личное пространство. Если она первой заводила разговор, я отвечал, однако если ей хотелось помолчать, я не докучал ей болтовней. Меня наняли, чтобы защищать ее, а не для того, чтобы играть в лучшего друга, не будучи таковым.

Однажды мы спускались по Тридцать четвертой улице к реке Потомак, чтобы выйти к каналу Чизпик-и-Огайо. Дорожка из гравия вывела нас к крутой лестнице на набережную канала, который повторял течение реки. Это было тихое и спокойное место – островок нетронутой природы под сенью деревьев среди городского шума и сутолоки, которое вскоре стало ее любимым местом отдыха. Чаще всего мы приходили туда вдвоем, если только Мод Шоу не решала вывести Кэролайн на прогулку вместе с мамой. Именно там мы с первой леди постепенно узнавали друг друга и учились обоюдному доверию.

Темп ходьбы задавала она и, несмотря на беременность, проявляла прекрасную выносливость. Она всегда держала спину идеально прямой и ступала уверенно, но осторожно.

– Понимаете, мистер Хилл, – объясняла она, – мне, конечно, нужно беречься, я ведь беременна, и доктор сказал, что не стоит перенапрягаться. Но забрасывать упражнения нельзя, иначе у меня совсем не останется сил, да и немного свежего воздуха еще никому не вредило.

Дорога на большей части пути была достаточно широкой, чтобы мы могли идти бок о бок, но порой тропа сужалась настолько, что мне приходилось пропускать ее вперед, а самому держаться позади, настороженно оглядываясь. Так я мог видеть, что происходит впереди, а в случае опасности – прикрыть спину первой леди. Я никогда не начинал разговор первым, предоставляя ей это право. Иногда мы несколько минут шли в молчании, а затем она вдруг произносила что-нибудь вроде «Как хороша сегодня река! Удивительно умиротворяющие звуки, правда?»

Она всегда тонко подмечала красоту природы вокруг нас: пение птиц, яркость осенних листьев, шум реки… Я и сам люблю прогулки, но именно она научила меня ценить эстетику окружающего мира. Миссис Кеннеди воспринимала мир как живую картину кисти великого живописца и различала в ней все до единого сочетания оттенков и текстур.

Первая леди живо интересовалась механизмами работы секретной службы и тем, как именно эта работа влияет на ее жизнь. Она засыпала нас вопросами о протоколе охраны, я понимал, что для нее это – совершенно новый опыт и она явно не в восторге от того, что больше не может никуда выйти в одиночестве. Впрочем, моя компания, кажется, была для нее меньшим злом из возможных.

В те дни у агентов было много работы и помимо обычных обязанностей телохранителя: в резиденцию постоянно приходили кандидаты на самые разные вакансии в Белом доме, и каждый из них вначале проходил проверку секретной службы. Для меня это была первая смена администрации, и меня откровенно смешило то, как самые разные люди распушали перья в борьбе за руководящие должности.

Первые две недели пролетели как один день. Я постепенно привыкал к особенностям новой миссии, работа превращалась в рутину, а наши отношения с миссис Кеннеди крепли. Чувствовалось, что она начинает доверять мне. Эта первая леди не собиралась тихо стоять в тени своего мужа, и ей нужны были верные союзники.

Новоизбранный президент Кеннеди вылетел в Палм-Бич на следующий же день после объявления результатов выборов. Фамильное поместье с видом на океан как нельзя лучше подходило, чтобы сосредоточиться на административных делах. В это же время миссис Кеннеди устраивала множество мелких дел и осваивалась в новой для себя и явно тяжелой роли. Беременность добавляла проблем, однако она выносила все тяготы с впечатляющей стойкостью. Весь мир с жадностью наблюдал за ней, и она не боялась предъявить ему результаты своей работы.

Двадцать третьего ноября, в среду, президент вернулся в Вашингтон, чтобы отпраздновать День благодарения вместе с женой и дочерью. Именно тогда я впервые увидел Джона Ф. Кеннеди вживую. Меня представила миссис Кеннеди:

– Джек, познакомься с мистером Хиллом.

Президент оказался стройным и жилистым человеком чуть выше меня ростом. Его кожа была смуглой, но не от природы, а от здорового загара. Его ярко-голубые глаза сразу же обращали на себя внимание: он умел смотреть прямо в душу собеседнику, создавая ощущение, что в данный момент его не интересует ничего, кроме человека напротив. Он улыбнулся и протянул мне руку – рукопожатие у него было крепкое и энергичное.

– Наслышан о вас, Клинт, – одобрительно сказал он, – Джеки упоминала, что вы весьма расположены к долгим прогулкам и очень внимательно заботитесь о ней в последние пару недель. Я очень ценю вашу помощь.

Он говорил гладко, четко и настолько быстро, что вкупе с его фирменным бостонским акцентом речь становилась слегка неразборчивой, так что приходилось внимательно вслушиваться в каждое слово.

– Очень приятно, господин президент, – ответил я.

Двадцать седьмого ноября Кэролайн исполнялось три года, и отец привез несколько запечатанных подарков, чтобы отпраздновать ее день рождения чуть раньше. Среди простых детских даров был один весьма необычный: девятилетняя дочь члена совета города Уэст-Палм-Бич передала президенту клетку с двумя живыми белыми утками в качестве подарка для дочери. Он привез их в Вашингтон, чтобы увидеть реакцию Кэролайн. Эти утки стали первыми вестниками нескончаемого потока подарочных животных, который вскоре хлынул в резиденцию семейства Кеннеди.

Несмотря на то что встреча была весьма краткой, я успел составить впечатление о Джоне Ф. Кеннеди, и это впечатление мне понравилось. Понятно, почему он легко нашел общий язык с избирателями: такой энергичный, дружелюбный, человек дела, любимец народа и просто удивительно харизматичный мужчина. Власть не сделала его черствым или грубым, и мистер Кеннеди со всем тщанием заботился о своей семье и окружающих их людях. Президент показался мне очень хорошим человеком, и первое знакомство только убедило меня в том, что работа с ним обещает быть весьма интересной.

На следующий день семейство собралось за праздничным столом в честь Дня благодарения во время обеда. Перл Нельсон – семейная кухарка – приготовила традиционные блюда: фаршированную индейку, хлебную запеканку, луковки в сливочном соусе со стручковой фасолью, а также тыквенный и яблочный пироги на десерт. Не забыла она и про любимое блюдо семейства – суп-чаудер из моллюсков. Запахи из кухни неслись умопомрачительные, но, к сожалению, это именно та часть работы агента, которую приходится принимать как должное. Возможно, тебе придется надеть смокинг и стоять за спиной президента во время официального ужина, но все сопутствующие радости еды, выпивки и социализации пройдут мимо тебя: ты будешь на работе. В тот день я охранял периметр резиденции вместе с другими агентами из личной охраны, чтобы дать семейству Кеннеди возможность справить праздник в мире и покое.

Я полагал, что президент останется в Вашингтоне, чтобы провести ряд встреч касательно смены администрации и поддержать миссис Кеннеди в последние недели беременности, и тем большим сюрпризом для меня стала новость о том, что он возвращается в Палм-Бич еще на неделю-другую. Он должен был вернуться в середине декабря, за несколько дней до предполагаемой даты родов; миссис Кеннеди должна была разрешиться от бремени путем запланированного заранее кесарева сечения. Такое решение показалось мне довольно странным, так как большинство кандидатов на административные должности проживало в Вашингтоне. Конечно, это было не мое дело, но мне стало немного жаль первую леди.

Вечером Дня благодарения в 20:45 президент отбыл во Флориду на «Кэролайн» – семейном самолете Кеннеди. Это был двухмоторный «Конвэр-240», который раньше совершал коммерческие полеты и мог вместить около 45 пассажиров. В 1959 году самолет приобрел посол Джозеф Кеннеди и переоборудовал для личного использования: в салоне появился интерьер, похожий на обычную гостиную, настоящая кровать и места для 15–20 пассажиров. «Кэролайн» стала первым личным самолетом, который принял участие в избирательной кампании. С ее помощью Джек Кеннеди мог быстро перемещаться по всей стране и эффективно агитировать избирателей в свою пользу. Конечно, она была далеко не так молниеносна, как суперсовременные реактивные лайнеры, но и после избрания этот самолет оставался быстрым и удобным способом добраться из Вашингтона в Палм-Бич и обратно.

Проводив своего мужа, миссис Кеннеди сообщила мне, что не собирается выходить из дома. Снаружи резиденцию охраняли другие полевые агенты, так что я отправился домой в свою просторную квартиру в Арлингтоне. Я мог только надеяться, что жена оставила для меня немного индейки, запеканки и соуса от праздничного ужина.

Пару часов спустя, едва я забрался под одеяло, зазвонил телефон.

– Клинт, у миссис Кеннеди начались схватки. «Скорая» отвезла ее в госпиталь Джорджтауна. Приезжай сейчас же, – не здороваясь, рявкнул в трубку Джеффрис.

Господи, помилуй.

Миссис Кеннеди не должна была рожать раньше пятнадцатого декабря. У нее уже было две неудачных беременности. Президент сейчас летел во Флориду. Я запрыгнул в машину и помчался в госпиталь.

По прибытии Джеффрис сообщил мне, что миссис Кеннеди увезли в операционную на четвертом этаже, где ее личный доктор Джон Уолш готовился сделать кесарево сечение. Операцию предстояло провести на три недели раньше положенного.

– Президент уже летит обратно, – добавил он. – Ему рассказали, как только он приземлился, так что он решил вылететь домой на газетном чартере.

Пресс-служба заказала четырехмоторный «DC-6», чтобы не упустить деталей перелета президента. Этот самолет мог вернуться в Вашингтон как минимум на полчаса быстрее, чем «Кэролайн».

Джеффрис отошел к телефону и принялся обзванивать ответственных за организацию прибытия президента, координируя логистические вопросы. Я ждал у двери операционной, чувствуя себя так, будто это я был молодым отцом.

Я пропустил появление на свет своего первенца Криса. Когда у моей жены Гвен начались роды, я привез ее в больницу, где мне сказали, что процесс займет еще несколько часов. В итоге посреди ночи меня подняли с постели звонком: у меня родился мальчик, но во время родов возникли осложнения, и ему требуется переливание крови. В общем, я мог представить себе, с каким напряжением президент всматривался в окно, мысленно поторапливая самолет на пути в Вашингтон. Учитывая сложности с прошлыми беременностями миссис Кеннеди, здесь действительно было о чем волноваться, но я мог лишь молиться о том, чтобы с ней и ребенком все было хорошо.

Через некоторое время из операционной вышла медсестра.

– Я – старшая сестра Робинсон. С радостью сообщаю вам, что роды прошли успешно. В двадцать две минуты пополуночи миссис Кеннеди произвела на свет здорового мальчика весом два килограмма восемьсот граммов. Мать и ребенок чувствуют себя хорошо, но малыш недоношен, поэтому его нужно поместить в инкубатор.

Я с облегчением выдохнул и повернулся к Джеффрису.

– Это мальчик. Сестра Робинсон сказала, что с миссис Кеннеди и ребенком все нормально, – сообщил я ему с улыбкой. В ту же минуту из операционной вышла вторая сестра с ребенком на руках и сказала:

– Я отнесу его в инкубатор.

Джеффрис последовал за ней. Прежде чем они скрылись за дверью, я успел мельком увидеть нового члена семьи Кеннеди: мне запомнилось маленькое личико с фамильными чертами, которые не оставляли сомнений в том, что это действительно сын будущего президента США.

Я вдруг понял, что это радостное событие означает новый виток забот для секретной службы. Чем больше людей в семье, тем больше агентов нужно, чтобы защищать их. Этот малыш стал первым ребенком, рожденным в семье новоизбранного президента. Младенец в Белом доме… Вот это вызов!

Мистер Кеннеди прибыл в 4:30 утра и первым делом отправился в палату к жене, которая все еще находилась под наркозом. Затем он решил взглянуть на малыша, и его радость при виде новорожденного сына невозможно было описать. Президент снова стал отцом, и это случилось всего за пару дней до третьего дня рождения его дочери.

Всего через несколько часов радостная весть разнеслась по всей стране: каждая уважающая себя газета поместила на первой полосе утреннего выпуска новость с говорящим заголовком:

ДЖОН КЕННЕДИ СТАЛ ОТЦОМ НАСЛЕДНИКА!

АИСТ ОКАЗАЛСЯ БЫСТРЕЕ ПРЕЗИДЕНТСКОГО САМОЛЕТА

А ВОТ И СЫН

В течение следующей недели мы с Джеффрисом поочередно дежурили у дверей палаты миссис Кеннеди, осматривая гостей и проверяя бесчисленные поздравительные букеты. Большая часть даров была вполне разумных размеров, так что при виде особенно пышного подарка я невольно напрягся.

Необычной была не только изящная и объемная икебана, но и контейнер, в котором ее доставили. Цветы будто росли из двух корзин на спине крайне реалистично выполненного керамического осла размером со среднюю собаку. Осел – символ демократической партии, так что такой дар показался мне довольно остроумным. Я нашел бирку с именем отправителя и буквально остолбенел. Композицию прислал Фрэнк Синатра.

Малыш получил имя Джона Фитцджеральда Кеннеди-младшего. Несмотря на недостаток веса, он прекрасно себя чувствовал и рос не по дням, а по часам. Каждый день президент находил время между встречами по поводу инаугурации, чтобы навестить жену и сына. Во время своих визитов он вел себя крайне сердечно и всегда называл меня по имени.

– Как дела, Клинт? – спрашивал он.

– Все хорошо, мистер президент. Спасибо.

– А как дела у моей жены? Она хорошо спала?

Если у нее что-то случалось ночью, я рассказывал об этом мистеру Кеннеди. Ему хотелось знать как можно больше о ее состоянии до того, как он войдет в комнату. Было очевидно, что он действительно волнуется и ставит благополучие жены и сына превыше всего, несмотря на весь шквал административных забот. Чем больше я его узнавал, тем больше он начинал мне нравиться. Увы, работать с ним на постоянной основе выпало не мне, и разочарование продолжало поедать меня изнутри.

Второго декабря, неделю спустя после рождения сына, президент вновь вылетел в Палм-Бич, взяв с собой Кэролайн с няней. Миссис Кеннеди с новорожденным Джоном пока еще оставались в госпитале. Они оба чувствовали себя нормально, но пока что им не разрешалось никакой активности, кроме приема гостей. Впрочем, первая леди не теряла времени зря и изучала материалы о Белом доме, лежа в больничной кровати. Иногда она просила меня зайти и задавала вопросы, проясняя для себя непонятные места. Агент Джеффрис ранее не работал в группе «Белый дом», так что он не мог предоставить ей нужную информацию в полном объеме. Я отдувался за двоих.

Когда я входил, она обычно лежала в постели, обложившись подушками. Без макияжа и в пижаме она казалась моложе, чем я запомнил ее до рождения Джона. Хрупкие черты обострились, лицо выражало непреходящую усталость, но на фоне бледной кожи ее большие карие глаза и темные брови только выделялись еще ярче. В любой момент и в любой обстановке эта удивительная женщина светилась мягкой естественной красотой, которую лишь оттеняла скудость больничных интерьеров. Со мной она вела себя естественно: производить на меня впечатление смысла не было, потому что я постоянно был рядом и уже успел увидеть ее разбитой и беспомощной. Ей нужно было собрать как можно больше информации о Белом доме, прежде чем объявлять это место своим домом. История, интерьер, повседневная жизнь – ее интересовало все до мельчайших деталей. Кто поставлял продукты на кухню? Кто занимался уборкой? Где семейство будет обедать? А где будут давать официальные обеды и ужины? Смогут ли члены семьи остаться в одиночестве? Для чего обычно использовались цветные залы – Красный, Зеленый, Голубой?

Свои вопросы она выписывала в разлинованный блокнот из желтой бумаги. Внимательно выслушав ответы, она делала в списке пометки, что-то вычеркивала, а иногда просила меня рассказать о чем-нибудь поподробнее. Она подходила к любому делу с большим тщанием и умом. Ее желание произвести самое лучшее впечатление в новой для себя роли и, по возможности, избежать подводных камней было очевидным.

Я чувствовал ее неуверенность и старался отвечать как можно более детально и информативно. Мы общались довольно легко и свободно, но все-таки я порой скучал по дружбе с другими агентами. Мне казалось, что эти дни в госпитале никогда не закончатся, и я немного завидовал своим товарищам, которым повезло служить рядом с самим президентом.

Однажды миссис Кеннеди позвала меня и спросила:

– Мистер Хилл, вы когда-нибудь ездили на лошадях?

– В детстве было дело, – ответил я. – Я тогда жил в Уошберне, Северная Дакота, и у нашего соседа был шетлендский пони.

Она чуть улыбнулась, будто пытаясь понять, серьезно ли я говорю. Я поспешно добавил:

– Еще у меня были друзья на ранчо, и мы часто с ними катались. Меня учил местный ковбой, мастер по родео.

– Я спросила, потому что мы сняли коттедж в Миддлбурге. Мы хотим проводить там выходные, и там обязательно будут лошади. Обожаю верховую езду! – помедлив, наконец сказала она.

Интересно, почему именно Миддлбург в Виргинии, подумал я. У семьи Кеннеди будет полный доступ к прекрасному участку в Кэмп-Дэвид, который предназначался для воскресного отдыха действующего президента и его семьи. Президент Эйзенхауэр очень любил это место, и я часто бывал там вместе с ним. Конечно, у меня не было никакого права давать советы первой леди, но я был весьма удивлен выбором Кеннеди. Вероятно, я оказался первым работником секретной службы, которому рассказали о новом загородном доме семейства, так что стоило попробовать узнать об этом решении побольше и передать информацию начальству.

– Миддлбург – прекрасное место, – ответил я. – Откуда вы о нем узнали?

– Его нашел для нас Билл Уолтон, наш хороший друг. Особняк называется Глен-Ора. Я пока что не видела это место своими глазами, но Билл плохого не посоветует. На фотографиях выглядит просто чудесно. Колониальный дом с бассейном, рядом есть раздевалка. Четыре сотни акров охотничьих угодий и своя конюшня. Только представьте: четыре сотни акров личного пространства для детей! Мы сможем жить нормальной жизнью, а президенту будет удобно нас навещать.

– Звучит отлично.

– Земли выглядят хорошо, но интерьер дома придется полностью переделывать. К счастью, владелица участка госпожа Рэймонд Тартье разрешила мне кое-что изменить под наши нужды.

Новость о доме в Миддлбурге взволновала меня. Сможем ли мы достойно защитить первую леди во время верховой езды, при этом не выходя за границы ее личного пространства? Я знал, что она была опытной наездницей, мой собственный полудетский опыт не шел с ее навыками ни в какое сравнение. Более того, нам нужно было удостовериться, что возле дома есть подходящее место для посадки и взлета вертолетов, и перебросить в Миддлбург дополнительный персонал, чтобы обеспечить полную безопасность семейства.

Восьмого декабря мистер Кеннеди вернулся в Вашингтон, чтобы проследить за церемонией крещения сына. Миссис Кеннеди с малышом все еще находились в больнице, поэтому служба прошла в часовне джорджтаунского госпиталя. Первая леди еще не до конца восстановила силы, но она настояла на том, что сможет простоять несколько самых важных минут. Папарацци сходили с ума в попытках сделать фотографию четы Кеннеди с сыном, одетым в традиционные белые крестильные одежды, но миссис Кеннеди жестко потребовала не разглашать подробности о жизни своих детей. На торжество были допущены только некоторые доверенные журналисты, но и тех сильно ограничили в возможностях. Даже короткая фотосессия и быстрое интервью сильно вымотали первую леди. На следующий день, в полдень девятого числа, расписание предусматривало посещение Белого дома: действующая первая леди Мэйми Эйзенхауэр должна была провести экскурсию по зданию для своей сменщицы и показать ей жилые помещения на втором и третьем этажах.

Доктор Уолш согласился выписать миссис Кеннеди и малыша из госпиталя, однако он сомневался, что первая леди выдержит полуторачасовую прогулку по огромному зданию; она ведь едва смогла выстоять несколько минут во время короткой церемонии крещения. Сама миссис Кеннеди тоже не была уверена в своих физических возможностях, но упустить шанс увидеть новое жилье до официальной инаугурации она не могла. Ей нужно было знать, какие изменения предстоит внести в интерьер, и успеть отдать соответствующие распоряжения до двадцатого января. Видя ее замешательство, я предложил:

– Миссис Кеннеди, может быть, я позвоню Дж. Б. Уэсту, главному капельдинеру Белого дома, и попрошу его предоставить вам кресло-коляску? Он мой хороший знакомый и наверняка сделает все, чтобы вы чувствовали себя комфортно во время визита.

Едва до нее дошел смысл сказанного, она просияла и воскликнула:

– Отличная идея, мистер Хилл! Хорошо бы я не упала в обморок прямо там. Газетчикам только это и нужно.

– Хорошо. Я позвоню мистеру Уэсту и скажу, чтобы он занялся этим.

Главный капельдинер – очень важная административная должность. Он отвечает за все внутренние дела Белого дома. На нем лежит ответственность за своевременную передачу информации между секретной службой и обслуживающим персоналом, с его помощью официальные встречи проходят без происшествий, а личные апартаменты президента и историческая часть здания содержатся в безупречном порядке. Мистер Уэст служил в Белом доме с 1957 года, но, так как сотрудников на руководящие должности назначал президент, никто не знал, останется ли он на своем месте при новой администрации.

На следующий день миссис Кеннеди и Джона выписали из госпиталя, и мы отвезли их в джорджтаунскую резиденцию. Ей едва хватило времени, чтобы переодеться и освежить макияж перед отбытием в Белый дом.

Я подъехал на новеньком синем микроавтобусе Кеннеди прямо к крыльцу дома и вылез, чтобы помочь миссис Кеннеди подняться в машину. Когда я открыл для нее заднюю дверь, она спросила:

– С нами поедет кто-нибудь еще?

– Нет, мы будем вдвоем, – ответил я.

– Тогда я сяду спереди, – сказала первая леди.

– Как пожелаете, миссис Кеннеди. – Я закрыл заднюю дверь, открыл переднюю пассажирскую и придержал ее за локоть, помогая подняться в машину. Она присела, разгладила складки платья и с улыбкой поблагодарила меня.

Дж. Б. Уэст уже ждал нас на пороге Белого дома. Он провел нас в зал дипломатических приемов. Миссис Кеннеди не проронила ни слова, но ее глаза так и впивались в каждую деталь оформления: цвет стен, ковра, цветы, украшения…

Мы остановились у лифта, ведущего на второй этаж, в личные апартаменты. Мистер Уэст покосился на меня и произнес:

– Миссис Эйзенхауэр ожидает наверху. Первая леди хотела бы лично показать миссис Кеннеди убранство дома.

Я кивнул; двери лифта открылись, и миссис Кеннеди вошла внутрь в сопровождении мистера Уэста. Ждать ее возвращения я решил в кабинете капельдинера; я не хотел мешать дамам, а там я мог узнать обо всем, что произошло в мое отсутствие. Через несколько минут ко мне присоединился сам капельдинер, и мы принялись обмениваться новостями.

Ровно в полвторого в кабинете дважды прозвенел звонок. Мистер Уэст вскочил с кресла и почти бегом направился к лифту.

Система звонков в Белом доме была придумана для того, чтобы информировать капельдинера, охрану и секретную службу о перемещениях президентского семейства. Два звонка означали, что первая леди собирается покинуть свои апартаменты. Я последовал за мистером Уэстом и подошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как миссис Кеннеди и миссис Эйзенхауэр выходят из лифта. Миссис Кеннеди была очень бледна; мне показалось, что она сейчас упадет в обморок. Я взглянул ей в глаза и приподнял бровь, безмолвно спрашивая, все ли хорошо. Она не стала отводить взгляд и едва заметно кивнула.

Женщины пошли к южному выходу, мы с капельдинером следовали за ними. Штатный фотограф Белого дома сфотографировал прощание бывшей и будущей первых леди. Они улыбались друг другу и рассыпались в любезностях, но миссис Кеннеди вела себя прямо-таки излишне вежливо.

Что-то между ними произошло там, наверху.

Я помог миссис Кеннеди устроиться на переднем сиденье, а сам сел за руль и направил микроавтобус к юго-западным воротам. Как только мы выехали с территории Белого дома на И-стрит, она повернулась ко мне и спросила:

– Мистер Хилл, вы ведь позвонили мистеру Уэсту и попросили его предоставить кресло?

– Да. Я звонил сегодня утром, и он сказал, что никаких проблем быть не должно. Меня заверили, что все будет готово к вашему приезду. Я думал, кресло было наверху, – ответил я.

– Хм. Я вышла из лифта на втором этаже и увидела только миссис Эйзенхауэр. Кресла нигде не было, первая леди о нем не упоминала, так что я подумала, что об этом забыли.

Я потерял дар речи. Никакие отговорки здесь не помогли бы, но я ведь действительно разговаривал с Уэстом не далее как сегодня утром.

– Я сожалею, миссис Кеннеди. Не знаю, что могло пойти не так, – наконец выдавил я. Кажется, я где-то ошибся, и эта ошибка стоила первой леди таких ужасных неудобств.

Позднее Дж. Б. Уэст, который сохранил за собой должность главного капельдинера Белого дома, подтвердил, что коляску действительно доставили. Проблема была в том, что миссис Эйзенхауэр не хотела, чтобы их с миссис Кеннеди кто-либо сопровождал. При этом она, естественно, не собиралась лично возить свою политическую соперницу по государственным коридорам. Миссис Эйзенхауэр сказала Уэсту, чтобы кресло присутствовало поблизости, но не на виду; его следовало выкатить только по личной просьбе миссис Кеннеди. Первая леди никого не обвинила в случившемся напрямую. Доверившись своей прекрасной интуиции, она догадалась, что миссис Эйзенхауэр просто проигнорировала состояние гостьи.

Гораздо больше жену президента волновало состояние самого Белого дома. Я спросил ее:

– Как вам ваш новый дом, миссис Кеннеди?

– Работа предстоит большая и трудная, мистер Хилл, – обтекаемо ответила она. Щелканье шестеренок в ее голове можно было буквально услышать – первая леди уже планировала первые из множества изменений, которые должны были произойти в резиденции президента в ее присутствии.

Полуторачасовая экскурсия по обширному зданию истощила силы миссис Кеннеди, и стало очевидно, что ей нужен отдых. К сожалению, пока что это было невозможно: план предусматривал, что сразу после визита в Белый дом президентская чета вместе с новорожденным сыном отправится в Палм-Бич на самолете.

Задержки в расписании не допускались, так что мы без промедления вернулись на Эн-стрит, чтобы забрать мистера Кеннеди, Джона-младшего, Прови, Элзи Филипс (подругу Мод Шоу, которую наняли в качестве няни для малыша), Луэллу Хеннесси (семейную медсестру Кеннеди, которая отслеживала состояние миссис Кеннеди после родов), целую гору багажа первой леди и наши с Джеффрисом чемоданы, а затем отправились на авиабазу «Эндрюс», где нас уже ждала готовая к полету «Кэролайн».

Я проследовал за миссис Кеннеди по трапу внутрь самолета, ежась от порывов холодного ветра. На борту президент помог жене снять пальто и заметил:

– В Палм-Бич прекрасная погода, дорогая. Тебе пойдет на пользу немного тепла и солнца. Я уверен, что ты быстро восстановишься, Джеки.

– Жду не дождусь, – ответила миссис Кеннеди и бессильно опустилась на диванчик. Она была очень бледна и выглядела совершенно вымотанной сегодняшней суетой.

Я никогда раньше не летал на частных самолетах, и, когда я устроился на сиденье у окна, до меня вдруг дошло, насколько стиль жизни, привычный для семейства Кеннеди, отличался от доступного мне и моему пониманию. Раньше я и подумать не мог о том, что смогу сесть в самолет с той же легкостью, что и в междугородный автобус.

Это путешествие стало для меня первым из многих и многих полетов на «Кэролайн» вместе с миссис Кеннеди. Постепенно такие перелеты стали для меня нормой жизни.

Глава 3 Рождество в Палм-Бич

Полет из Вашингтона в Палм-Бич прошел не лучшим образом: самолет постоянно трясло. Говард Бэйрд, капитан «Кэролайн», – прекрасный пилот, но высотные ограничения «Конвэра-240» не позволяли пройти над некоторыми зонами турбулентности. Как следствие, миссис Кеннеди так и не смогла отдохнуть. Она не жаловалась, но я видел, что экскурсия по Белому дому выжала из нее все силы до последней капли.

Мы приземлились вечером, но температура за бортом составила плюс двадцать два градуса, что на двадцать градусов выше, чем была в Вашингтоне на момент вылета. В аэропорту Палм-Бич нас встречала целая толпа. Как только миссис Кеннеди заметила вспышки фотоаппаратов, она повернулась к мужу и сказала:

– Я не собираюсь контактировать с прессой и не хочу, чтобы они фотографировали малыша. Я надеялась, что хотя бы здесь смогу вздохнуть свободно.

Президент понимающе кивнул. Агенты из его личной охраны уже оцепили самолет и приготовили для нас трансфер.

Мистер Кеннеди покинул самолет первым, улыбаясь и делая приветственные жесты небольшой, но восторженной толпе встречающих. Он прошел по живому коридору, пожимая руки поклонникам, за ним по пятам следовали агенты.

Как только на трапе появилась миссис Кеннеди, из толпы раздались крики: «Джеки! Джеки, посмотри сюда!» Она обвела взглядом толпу и улыбнулась, но я заметил, как сжались ее руки на перилах трапа. К сожалению, ей было суждено до конца жизни оставаться под перекрестным огнем всеобщего обожания. Народ восхищался Джеки, и скрыться от поклонников ей удавалось крайне редко. В Палм-Бич сделать это оказалось попросту невозможно.

Вообще Палм-Бич – не совсем город в прямом смысле этого слова. Это узкий и вытянутый остров у юго-восточных берегов Флориды, который разительно отличался от всех мест, где я бывал ранее. Уэст-Палм-Бич и Лэйк-Уорт – обычные континентальные города, но стоит пересечь один из нескольких мостов через Береговой канал, то как будто попадаешь в другой мир – мир богатых и знаменитых. Восточная сторона острова – это шестнадцать миль великолепных пляжей с чистейшим белым песком, и почти все они поделены между шикарными виллами с видом на Атлантику.

С внутренней стороны участки прикрывали от любопытных взоров стройные ряды живых изгородей. Если кому-нибудь вздумалось бы окинуть взглядом остров целиком, ему пришлось бы подняться для этого в воздух или выйти в море. Повсюду можно было увидеть высокие и тонкие силуэты старых пальм и бугенвиллей. Только самые богатые люди страны могли позволить себе содержать здесь поместье лишь для того, чтобы спасаться от зимних холодов. Мужчины из высшего света играли в гольф и завязывали полезные знакомства в закрытом загородном клубе Палм-Бич, в то время как дамы наслаждались шопингом в роскошных бутиках Ворт-авеню.

Посол Джозеф Кеннеди купил дом по адресу Северный океанский бульвар, 1095, в 1933 году. В шести спальнях этого огромного особняка в средиземноморском стиле могло с удобством разместиться все немаленькое семейство Кеннеди, что они и делали зимой, когда на мысе становилось слишком холодно. Прекрасный вид на Атлантику и восемь квадратных километров идеально ухоженных садов и газонов дополняли картину. Мистер Кеннеди не собирался изменять семейной традиции: дом в Палм-Бич стал для него зимней версией Белого дома, и именно здесь он провел последние несколько недель до инаугурации.

Семья президента проводила здесь достаточно много времени, и секретной службе пришлось обеспечивать тот же уровень безопасности, что и в Вашингтоне. Необходимо было проверить и учесть все особенности конструкции самого дома, количество входов и выходов, опробовать нетривиальные способы попасть внутрь и многое другое. По периметру участок охраняли агенты, однако секретная служба физически не могла предоставить достаточно людей для полного покрытия огромной территории поместья. К счастью, местное отделение полиции любезно выделило нам оперативников и предоставило полный доступ ко всей необходимой информации. Безопасность семьи Кеннеди стала задачей первостепенного значения и для них.

По прибытии в резиденцию миссис Кеннеди сразу же ушла отдыхать в свою спальню и практически не выходила оттуда всю следующую неделю.

Для агентов секретной службы кто-то из руководства президентской группы забронировал номера в мотеле «Вуди». Эта одноэтажная гостиница с маленьким прямоугольным бассейном располагалась буквально через канал от Палм-Бич в гораздо менее роскошном районе города. Здание было довольно старое и потрепанное жизнью, но два главных преимущества затмевали все недостатки: кондиционеры и низкая стоимость номера. Всем агентам выдавали командировочные в размере 20 долларов в день. В эту сумму включалось проживание, питание, химчистка и все прочие расходы в путешествии, так что номер за 12 долларов в сутки был вполне терпимым вариантом. Моя зарплата составляла 6995 долларов в год, и, естественно, я старался сократить лишние расходы.

Каждое утро к восьми часам я приезжал по адресу Северный океанский бульвар, 1095, стараясь успеть до того, как миссис Кеннеди проснется. Напротив входа в особняк Кеннеди, у ограды, находился гараж, который стал временным управлением секретной службы в Палм-Бич. Его соединили прямой телефонной линией с домом, так что при необходимости нас могли вызвать в любой момент. Еще в импровизированном офисе была кофеварка, стол и пара стульев, но, по сути, мы просто занимали один из углов просторного гаража.

Миссис Кеннеди постепенно выздоравливала и набиралась сил, но все еще отказывалась покидать резиденцию, закономерно опасаясь за свое личное пространство. Увидев в аэропорту толпу почитателей, она лишь укрепилась в своем решении.

Через несколько дней она позвонила мне в офис посреди дня.

– Это мистер Хилл? – почти шепотом спросила она.

– Да, миссис Кеннеди. Что я могу для вас сделать?

– Мне нужно кое-что купить в «Элизабет Арден», но я боюсь, что на Ворт-авеню меня сметет толпа. Скажите, не могли бы вы позвонить туда и попросить прислать кого-нибудь? У меня есть список одежды и косметики, пусть они привезут все, что указано.

До этого момента я даже не подозревал о существовании такого бутика. Президенту Эйзенхауэру никогда не требовалось делать покупки в дамских магазинах, но желание первой леди было законом, и я организовал все, как она просила. Через некоторое время в резиденцию приехал курьер.

В то время мысли миссис Кеннеди занимал не только гардероб и макияж, но и предстоящий переезд в Белый дом. Она хотела превратить резиденцию президента из застывшего во времени музея в настоящий дом для себя и своих детей, где малыши смогут расти в нормальной здоровой атмосфере. В конце концов ей это удалось, несмотря на снующую вокруг прислугу, швейцаров, капельдинеров у каждой двери и агентов секретной службы на каждом шагу.

В другой раз я точно так же сидел в своем офисе, когда услышал звонок.

– Мистер Хилл, – сказала первая леди, – пожалуйста, подойдите к бассейну. Мне нужно с вами переговорить.

Стоял прекрасный теплый день, и я прошел прямо по газону к задней стороне дома, где находился бассейн. Пара моих коллег из группы президента охраняли углы участка, граничащие с пляжем. Я коротко махнул им по пути, показывая, что все нормально. В Палм-Бич нам всем пришлось сменить стандартную униформу – официальный костюм и начищенные ботинки – на гражданскую одежду, чтобы меньше страдать от жары и не выделяться в курортной толпе. Эти агенты в хлопковых поло и спортивных брюках выглядели так, будто только что покинули поле после партии в гольф. Мимо нас прошел вдоль пляжа патрульный катер береговой полиции.

Миссис Кеннеди полулежала в шезлонге возле бассейна. На ней был довольно открытый купальник, рядом примостилась стопка книг, откуда она делала выписки в неизменный блокнот из желтой бумаги. Кэролайн играла и плескалась в бассейне рядом с матерью, а чуть в стороне стоял ее личный агент, готовый прийти на помощь в любой момент.

– Вы звали, миссис Кеннеди? – спросил я.

Она посмотрела на меня поверх больших круглых солнечных очков и указала на ближайший шезлонг:

– Присаживайтесь, мистер Хилл.

Моя обычная рабочая одежда для Палм-Бич – широкие брюки цвета хаки и рубашка с коротким рукавом, которую я носил навыпуск, чтобы скрыть кобуру с пистолетом 38-го калибра на бедре – вдруг показалась совершенно неподходящей для ситуации. Мне было несколько неловко находиться рядом с женой президента, пока она загорает в одном купальнике, но я все же подчинился и сел.

Оказалось, что миссис Кеннеди внимательно наблюдает за работой секретной службы как вокруг своего мужа, так и вокруг нее самой. Она уже примерно представляла себе, какой будет жизнь в Белом доме, и это представление не слишком ее устраивало.

– Мистер Хилл, – она чуть сдвинула брови, – я боюсь, что у нас всех совсем не будет никакой личной жизни.

Первая леди указала на агентов на пляже и продолжила:

– Эти люди всегда должны быть рядом с нами, верно? Даже в пределах Белого дома от них нельзя будет избавиться?

Я понимал, в чем здесь проблема. Несмотря на постоянное присутствие прислуги в доме, миссис Кеннеди явно не нравилась необходимость делить жилое пространство с секретными агентами. Сейчас моей задачей было попытаться успокоить ее и объяснить нашу роль в жизни семьи президента.

– На второй этаж резиденции запрещено входить практически всему персоналу, кроме тех работников, которым вы сами это разрешите. Это – личные апартаменты семьи президента, так что агенты не проникнут туда без личной просьбы, кроме тех случаев, когда вам понадобится помощь в чрезвычайной ситуации. Большая часть обслуживающего персонала работает в Белом доме не первый год, так что они умеют делать свою работу, не привлекая к себе внимания.

– Приятно слышать, – с видимым облегчением произнесла она. – Я очень беспокоюсь за Кэролайн и Джона. Каково им будет расти в такой атмосфере? Мне хочется дать им как можно более нормальное детство.

Тут я подумал, что, начиная с двадцатого января, Кэролайн и Джона больше нельзя будет назвать нормальными детьми. Всю жизнь они будут нести на себе ярлык «отпрысков президента», и, конечно, такое высокое звание вряд ли подразумевает нормальное детство.

– Вся секретная служба работает только для того, чтобы дать вам и вашей семье возможность жить своей жизнью. Мы заботимся о вашей безопасности, – наконец сказал я вслух. – Не стоит отгораживаться от нас. Если вы будете сообщать нам о своих планах заранее, мы сможем организовать все намного быстрее и удобнее для всех. Пожалуйста, говорите, если вас что-то беспокоит, и мы постараемся решить вопрос.

Видимо, мой ответ удовлетворил любопытство первой леди, она что-то черкнула в блокноте и перешла к следующему вопросу:

– Мне кажется, что почта с недавних пор начала запаздывать. Что происходит с моими письмами?

– Из соображений безопасности вся входящая почта на этот адрес перенаправляется с местной почты в специальный отдел Белого дома. Там ее рассортировывают, досматривают и снова пересылают по адресу. К сожалению, это может вызывать задержки.

Миссис Кеннеди озадаченно наклонила голову:

– Вы проверяете всю входящую почту?

Я не хотел пугать ее, но ей стоило знать, почему мы делали это.

– Нам нужно удостовериться, что в предназначенных вам или президенту письмах и посылках нет ядов или взрывчатых веществ. Мы также просматриваем содержание писем на предмет открытых угроз вашей жизни или здоровью.

Я не стал говорить о шквале гневных писем, который обрушился на семью президента сразу после выборов. Многие американцы не смогли смириться с тем, что Джон Кеннеди станет первым президентом-католиком, народ опасался, что политические решения будет принимать священник, а вопросы международных отношений перейдут на откуп к папе римскому. Более того, выступления президента в поддержку гражданских прав не снискали большой популярности во многих штатах, и потенциальная жестокость его политических противников требовала от секретной службы еще большего внимания к письмам. Нельзя было пускать это на самотек.

– А как же личная почта? Письма от семьи и друзей? Они уж точно не несут никакой угрозы, и я должна получать их вовремя, – спросила первая леди. В ее словах был смысл, мы обсудили несколько вариантов ускорения процесса, но так и не пришли к консенсусу. В конце концов мне пришла в голову интересная мысль:

– Может быть, вы попросите своих друзей и родственников дописывать в качестве адресата мое имя – «Клинт Хилл»? Только те, кому вы об этом расскажете, смогут пользоваться паролем, а почтовая служба сможет быстро отделять эти письма и посылки от прочих.

– Как хитроумно! Моим друзьям это очень понравится, этакая шпионская атмосфера, – просияла миссис Кеннеди.

Эта идея показалась мне самым простым и быстрым способом решения проблемы. Правда, и мне, и работникам почты пришлось выучить имена всех друзей Джеки. Для меня это также означало, что с утра первым делом приходилось забегать на почту, просматривать письма для семьи Кеннеди и выбирать те, на которых было указано мое имя. Затем я приносил их миссис Кеннеди. Вскоре это превратилось в очередную рутинную обязанность, но при этом я не переставал удивляться, сколько друзей и родственников было у первой леди. Я никогда в жизни не получал столько писем.

Тем временем почтовая служба Белого дома перехватила несколько писем с угрозами, переполошив этим всю секретную службу.

Через неделю после переезда в Палм-Бич мистер Кеннеди решил посетить воскресную мессу в городской католической церкви Св. Эдуарда. Миссис Кеннеди все еще не восстановила силы в достаточной мере, чтобы отправиться туда вместе с мужем, но тем не менее они с Кэролайн проводили президента до парадных ворот поместья, где уже собралась небольшая толпа зевак. Первая леди помахала зрителям и вернулась на территорию поместья, а президент вместе с агентами отправился в церковь на машине.

Через четыре дня полиция Палм-Бич арестовала мужчину семидесяти трех лет от роду по имени Ричард Павлик. Он регулярно слал президенту письма, в которых угрожал превратить себя в живую бомбу и взорвать ее, прикончив таким образом и себя, и мистера Кеннеди. Павлик считал, что посол Джозеф Кеннеди подкупил избирательную комиссию и восстановить справедливость можно, убив новоизбранного президента до момента официальной инаугурации. В его машине и номере мотеля полиция обнаружила динамит, детонаторы и провода. Мужчина проявлял отчетливые признаки сумасшествия и с гордостью признал, что планировал подорвать бомбу у ворот резиденции Кеннеди в прошлое воскресенье, как раз когда президент собирался в церковь. Он специально припарковался в переулке поблизости, чтобы выехать наперерез правительственной машине и врезаться в нее, но, увидев миссис Кеннеди и Кэролайн, изменил планы. Причинить вред семье президента он не хотел и решил дождаться другой возможности, на сей раз застав мистера Кеннеди в одиночестве. О происшествии доложили президенту, но не его жене. Никто так и не узнал, поделился ли он с ней тревожными новостями или предпочел оставить ее в неведении. Сама миссис Кеннеди никогда не затрагивала эту тему в разговорах, молчал об этом и я, но сам факт того, что секретная служба чуть не упустила покушение на президента, которое готовилось прямо у нас под носом, подстегнул всех агентов и заставил нас намного внимательнее относиться к своим обязанностям.

Постепенно к первой леди возвращались силы и желание выходить в свет. Однажды она решила поехать в загородный клуб Палм-Бич вместе с мужем: пока тот играл в гольф, она прогуливалась по дорожкам. Я горячо поддержал эту идею: миссис Кеннеди будет полезно пройтись, да и я уже слишком засиделся на одном месте. В клубе первая леди внимательно следила за игрой, но, когда президент вернулся с поля и принялся обсуждать дела государственной важности со своими советниками, она предпочла не вмешиваться в мужские разговоры.

Палм-Бич запомнился мне постоянным потоком гостей, которые приезжали и уезжали чуть ли не каждый день: отец и мать президента, посол Джо Кеннеди с супругой Роуз, проживали в самой резиденции, а его младший брат Роберт, которого все звали Бобби, расположился в доме по соседству вместе с женой Этель и семью детьми. И президент, и миссис Кеннеди самостоятельно выбирали для себя прислугу и советников, поэтому агентам секретной службы требовалось знать в лицо всех, кто имел доступ к членам семьи. Это был вопрос безопасности и уважения к начальству.

Порой выбор союзников семейства Кеннеди удивлял меня.

На очень важную должность главного прокурора президент назначил своего брата Роберта. В то время Бобби было тридцать пять лет, он весьма успешно провел избирательную кампанию для Джека, однако его опыт работы в правительстве ограничивался членством в подкомитете по расследованиям сената. Впервые в истории президент США выбрал в члены своего кабинета столь близкого родственника. Законом подобное было не запрещено, но и общепринятой практикой это назвать было нельзя. Позднее мистер Кеннеди встретит критику своих политических решений грудью в своей неповторимой манере: в интервью одной из социально-политических организаций Вашингтона он объяснит, почему выбрал на пост генпрокурора именно Бобби.

Склонив голову в раздумье, он вдруг оживился, заразительно улыбнулся и заявил:

– А что такого плохого в том, чтобы дать парню возможность попрактиковаться в бумагомарании, прежде чем выпускать его на улицу вершить справедливость?

Толпа зрителей разразилась хохотом, а критики пристыженно замолчали.

Миссис Кеннеди тем временем объявила, что ее пресс-секретарем станет юная Памела Тернер, в прошлом одна из помощниц мистера Кеннеди. В двадцать три года Памела не могла похвастаться большим опытом работы, и я подумал, что она не слишком подходит для этой должности. В то время первая леди еще не до конца осознала, насколько силен интерес народа к семье президента, однажды она и вовсе заявила, что не понимает, зачем ей вообще может пригодиться пресс-секретарь.

Личным секретарем миссис Кеннеди стала ее подруга детства и бывшая одноклассница Летиция Болдридж. Друзья называли ее «Тиш». Она окончила ту же школу и колледж, что и первая леди, но училась на два курса старше и на момент нового назначения успела получить весьма неплохой опыт работы.

Ранее она служила личной помощницей жены посла США во Франции Дэвида К. Э. Брюса, затем стала секретарем посла США в Италии Клэр Бут Льюс – эти должности дали ей безупречное владение французским и итальянским. Тиш была выдающейся во всех смыслах женщиной: высокая, красивая, уверенная в себе. Мне нравилась сила ее характера, и мы быстро нашли общий язык.

Приближалось Рождество, и я начинал осознавать, что не смогу провести праздничные дни дома с семьей. Кэролайн ждала прихода Санта-Клауса со все растущим нетерпением, и понимать, что я не смогу разделить приятное волнение рождественского утра с сыном, оказалось неожиданно тяжело. К счастью, я мог пользоваться телефонной станцией на посту секретной службы, чтобы звонить домой. Если бы я звонил по межгороду из мотеля или по платной линии, то вскоре остался бы без гроша за душой. Я делал это не слишком часто: веселый голос Криса в трубке каждый раз звучал как ножом по сердцу.

Другие агенты, которые жили в мотеле «Вуди», скучали по своим семьям не меньше моего, и мы все пытались поддерживать друг друга, как могли. Наша важная, нужная и интересная работа давала нам привилегии, о которых мы раньше и мечтать не могли, но, к сожалению, пропущенные из-за очередной смены праздники приходилось принимать как должное.

Рождество и Новый год прошли мимо нас, и этой зимой оставалось только ждать инаугурации.

Мирная передача власти от одного президента к другому всегда считалась одним из символов американской свободы и демократии. Для агентов же это событие было не только шансом запечатлеть в памяти исторический момент, но и возможностью вернуться в Вашингтон и побыть наконец с близкими.

Несмотря на то что защищать мне пришлось бы первую леди, а не самого президента, я все равно ждал наступления двадцатого января 1961 года с большим нетерпением. За несколько дней до вылета в Вашингтон меня поймал на командном посту Джерри Бен – руководящий агент президентской группы – и отвел в сторону, чтобы сообщить:

– Клинт, мистер и миссис Кеннеди решили не брать Кэролайн и Джона с собой на инаугурацию. Дети останутся здесь под присмотром мисс Шоу, а ты будешь обеспечивать их безопасность.

Это был удар в самое больное место. Я едва смог кивнуть и выдавить:

– Так точно, сэр. Как прикажете, сэр.

– За миссис Кеннеди в Вашингтоне будет следить агент Джеффрис.

Меня удивило, что руководство посчитало нужным приставить к первой леди только одного агента. 18, 19, 20 и 21 января обещали быть временем постоянных разъездов, и Джеффрису не помешала бы помощь, но приказ есть приказ. Я снова почувствовал себя игроком запаса. Мои коллеги участвовали в историческом событии, а я в их отсутствие назначался Руководящей Няней из спецгруппы «Подгузники».

Восемнадцатого числа я проводил миссис Кеннеди и агента Джеффриса на местный аэродром. Там их уже ждала «Кэролайн», готовая унести первую леди в Вашингтон на инаугурацию. Слухи о ее отбытии просочились в народ, и у ворот небольшого аэропорта уже собралась толпа. Миссис Кеннеди помахала зевакам, но не стала подходить близко. Я держался рядом, внимательно разглядывая людей вокруг нас на предмет подозрительных предметов в руках и стараясь поймать взгляд из-под темных очков. Важно установить зрительный контакт: если кто-то слишком быстро отводит глаза, начинает нервничать, тянется куда-то руками – это повод насторожиться. Несмотря на растущую популярность миссис Кеннеди в народе, ее муж постоянно получал письма, полные чистой ненависти. Возможно, девяносто девять из сотни зрителей никогда в жизни не подумали бы о том, чтобы причинить вред президенту или его семье, но всегда может найтись какой-нибудь сумасшедший, который захочет войти в историю. Впрочем, с той же вероятностью это может быть и сумасшедшая женщина.

У подножья трапа «Кэролайн» миссис Кеннеди повернулась ко мне и сказала:

– Мистер Хилл, я очень благодарна вам. Мои дети остаются в хороших руках.

– Не за что, миссис Кеннеди. Наслаждайтесь праздником. Я вернусь к вам после инаугурации.

«Кэролайн» взяла разгон и оторвалась от земли, я следил за самолетом с уже знакомым чувством одиночества. Как бы я хотел отправиться с ними!

В день инаугурации мы с мисс Шоу и Кэролайн смотрели прямую трансляцию по телевизору в резиденции Кеннеди. Няня была британкой, и ей еще не приходилось наблюдать церемонию передачи власти в реальном времени, так что я сел рядом с малышкой и попытался объяснить, что происходит на экране.

– Видишь папу, Кэролайн? – Я показал на экран, где мистер Кеннеди как раз произносил присягу. Она взглянула на телевизор и тут же отвлеклась на собственные ножки, которые свесила с дивана. Ее отец тем временем положил левую руку на Библию и поднял правую.

– Я, Джон Фитцджеральд Кеннеди, торжественно клянусь…

– Где мамочка? – спросила Кэролайн.

– …что буду добросовестно выполнять обязанности президента Соединенных Штатов…

– Мамочка тоже там. Ее скоро покажут, подожди минуту.

– …и в полную меру моих сил буду поддерживать, охранять и защищать Конституцию Соединенных Штатов.

– Я хочу порисовать пальчиками! – заявила малышка и спрыгнула с подушки.

Да поможет мне Бог.

– Кэролайн, твой папа только что стал тридцать пятым президентом Соединенных Штатов, – ласково сказал я, похлопал по подушке и добавил: – Сейчас он будет говорить очень важную речь. Иди сюда, сядь и послушай.

С явной неохотой она забралась обратно на диван.

Ночью в Вашингтоне выпало двадцать сантиметров осадков, зима в один момент укрыла город белым одеялом снега и льда. Инженерный корпус армии и тысяча муниципальных работников всю ночь трудились, чтобы расчистить улицы и убрать множество машин с пути инаугурационного парада. К полудню снег прекратился, и в кристально-чистом голубом небе показалось солнце, но температура так и не поднялась выше нуля, так что сотням тысяч зрителей, пришедших своими глазами увидеть историческое событие, пришлось утеплиться: повсюду можно было увидеть теплые пальто, перчатки, шапки и муфты. Дыхание президента Кеннеди повисало облачками пара в морозном воздухе.

– Я хочу порисовать! – закапризничала Кэролайн и снова спрыгнула с дивана. Скорее всего, подумал я, трехлетняя девочка не понимает, насколько важен этот момент, и уж точно вряд ли запомнит историческую речь своего отца.

– Хорошо, идите с мисс Шоу на улицу и нарисуйте самую красивую картинку в подарок папе с мамой.

Я повернулся обратно к экрану и досмотрел речь президента. Позади него я видел главу секретной службы Боумана, а с другой стороны сидел руководящий агент Роули.

Миссис Кеннеди сидела слева от трибуны, одетая в пальто цвета слоновой кости и шляпу в тон. Она счастливо улыбалась, с гордостью наблюдая за тем, как ее муж обращается к народу с просьбой поразмыслить не о том, что страна может сделать для своих граждан, но о том, что каждый гражданин может сделать для страны.

Когда президент сошел с трибуны, слушатели поднялись в едином порыве и обрушили на него шквал громогласных аплодисментов. Факел перешел в руки мистера Кеннеди.

Он произнес невероятно мощную речь, которая явно тронула даже самые черствые сердца. Для меня она оказалась еще более значительной, потому что я видел президента в обычной жизни. Я слышал, как он смеялся во время игр с Кэролайн, видел, как он светился от счастья, узнав о рождении сына, и с какой нежностью приветствовал жену после разлуки. Именно тогда я понял, что все это время воспринимал свою миссию неправильно. Я служил президенту и своей стране, выполняя задание государственной важности. Я защищал самое важное, что только может быть у любого человека, даже если это сам президент США: жену и детей.

Я думал, что Кэролайн и Джон отправятся в Вашингтон, как только закончатся празднества по поводу инаугурации, но миссис Кеннеди хотела сначала закончить ремонт детских комнат в Белом доме, так что перелет пришлось отложить как минимум на две недели. Агент Джеффрис каждый день присылал мне отчеты о том, как прошел день, о повседневных заботах миссис Кеннеди и о том, как сложно ему было справляться с ее импульсивностью и нежеланием следовать собственным планам в одиночку. Самое забавное, что то, чем так возмущался мой коллега, для меня оказалось самым приятным в работе с первой леди: мне нравилась ее непредсказуемость.

Я знал, что в новом статусе она не даст нам спуску, и был готов к этому. Миссис Кеннеди предпочитала во всем доверяться интуиции, так что это окружающие подстраивались под ее безумные идеи. Она жила одним днем и требовала от ближних того же. Со временем я научился предсказывать поступки и просьбы этой невероятной женщины, но она никогда не переставала удивлять меня.

Прошло много лет, прежде чем я смог без боли в сердце вспоминать первую зиму в Палм-Бич. Одно упоминание об этом месте мгновенно возвращало меня в те печальные времена, когда я не мог смотреть ей в лицо, не испытывая жгучего стыда. Радость и смех на долгое время исчезли из нашей жизни так же, как исчезает песчаный замок на берегу океана.

Впрочем, в декабре 1960 года никто из нас даже представить не мог, какие испытания ждут впереди.

Глава 4 Глен-Ора

Огромный циклон вновь накрыл снежной бурей все восточное побережье от Нью-Йорка до Виргинии всего за день до того, как мы должны были вместе с детьми вернуться в Вашингтон из Палм-Бич. В городе выпало двадцать сантиметров снега, но к субботе 4 февраля коммунальные службы расчистили аэродром, и пилот Говард Бэйрд заверил меня, что вылет из Палм-Бич пройдет по расписанию.

Двухмесячный младенец Джон весь полет проспал без задних ног. Кэролайн, напротив, сгорала от нетерпения: она уже мечтала, как снова увидит маму и войдет в новый дом.

Когда «Кэролайн» прошла нижний слой облаков, наши глаза резанул ослепительный контраст ярко-голубого неба и чистого белого снега на земле. Президентская чета вышла навстречу приземлившемуся самолету в сопровождении небольшой толпы фотографов и репортеров. Миссис Кеннеди сразу же выхватила из рук Мод Шоу малыша Джона, закутанного в белое покрывало, а президент подхватил Кэролайн и осыпал ее смеющееся личико поцелуями.

Снег больше не падал, но еще не успел улечься, и каждый порыв ветра поднимал навстречу нам облака морозной крупы. Первая леди прижала Джона к себе крепче, чтобы защитить его от холода, а я пошел впереди, прикрывая их обоих от ветра собственным телом.

– Добро пожаловать, мистер Хилл, – сказала она, когда мы добрались до лимузина.

– Спасибо, миссис Кеннеди. Приятно вернуться домой.

Она озорно прищурилась:

– Неужели? Мне казалось, что вы бы с удовольствием продолжили греться на солнышке в Палм-Бич!

– Надо признать, я и вправду там разнежился. Здесь погода гораздо суровее, – с улыбкой ответил я.

Джеффрис уже открыл для первой леди заднюю дверь. Усадив в лимузин миссис Кеннеди, я присоединился к остальным агентам в машине сопровождения, и кортеж отправился по адресу Пенсильвания-авеню, 1600.

В Белом доме малышку Кэролайн ждал сюрприз. Главный садовник слепил возле дороги снеговика ростом с человека, который протягивал руки вперед в приглашающем жесте, как бы приветствуя самых юных жителей дома. Новый друг с пуговицами из угольков, носом-морковкой и галстуком-бабочкой из красной ленты очень понравился девочке. Она выпрыгнула из машины и подбежала к веселому снеговику, чтобы рассмотреть его поближе и потрогать. Сцена была умилительная – маленькая девочка и снежная фигура в два раза выше ее, – и штатный фотограф Эбби Роув не преминул запечатлеть ее.

Обсудив с агентом Джеффрисом расписание дежурств на следующую неделю, я сел за руль и проехал еще шесть миль до своей квартиры в Александрии, чтобы наконец увидеться с женой и сыном. Раньше я никогда так надолго не уезжал, и им пришлось нелегко. Моя жена была уверена в том, что два месяца в Палм-Бич я провел не вылезая с пляжа, пока она в одиночку занималась домом, оплачивала счета и заботилась о нашем ребенке четырех лет. Здоровый золотистый загар на моем лице и руках тоже не добавил ей энтузиазма. Я понимал, что это сложно, и пытался как-то помочь, но точно так же сложно было и всем остальным женам агентов. К сожалению, наша работа не оставляла другого выбора.

Тот вечер я провел за уверениями в том, что Кеннеди уже переехали в Белый дом и теперь я смогу чаще бывать дома. К сожалению, тогда я еще не знал, что первая леди твердо решила не сидеть в резиденции без дела. Куда бы она ни решила отправиться, я безропотно следовал за ней.

Всего через шесть дней я снова покинул столицу. На этот раз пунктом назначения был избран город Миддлбург, штат Виргиния.

Миддлбург находится примерно в сорока милях от Вашингтона, и, как правило, до него легко доехать на машине. На этот раз, однако, проселочные дороги оказались практически непроходимыми из-за двухметровых сугробов, сквозь которые едва можно было пробиться на грузовике. Было решено, что первую поездку в Глен-Ора миссис Кеннеди совершит на вертолете вместе с Кэролайн. Джеффрис отправился с ней как руководящий агент спецгруппы, а я тем временем сел за руль служебного «Меркьюри» и выехал на место.

Вход в Глен-Ора был обозначен парой простых каменных колонн по бокам дороги, которые выглядели так, будто их установили в начале Гражданской войны и благополучно забыли. На левой колонне висела табличка с гравировкой «Р.Ф. Тартье», а на правой – «Ферма Глен-Ора». Ни самого особняка, ни других зданий поместья с главной дороги видно не было. Единственное исключение составляла новенькая, с иголочки, будка охраны, установленная у ворот. Без карты и точного понимания, что нужно искать, я бы, скорее всего, проехал мимо.

К прибытию высоких гостей грунтовую дорогу, ведущую в глубь территории фермы, расчистили от снега, но не стали его вывозить, а просто свалили рядом. Снежные стены порой достигали высоты в человеческий рост, и казалось, что машина пробирается по туннелю.

Довольно простой кирпичный особняк XVIII века с лепниной был выкрашен в золотистый цвет с вкраплениями белого на ставнях и бордюрах. Из серой шиферной крыши тут и там высовывались дымоходы разных размеров. Несмотря на свои размеры: шесть спален, пять ванных комнат, кухня, столовая и библиотека, – дом не казался таким уж большим и роскошным. По моему мнению, это поместье ни в какое сравнение не шло с резиденцией в Кэмп-Дэвид.

Связь с Вашингтоном для секретной службы и самого президента обеспечивало управление связи СВ в Белом доме. Они привезли целый трейлер с оборудованием и припарковали его рядом с конюшней – там же, где обустроили себе офис секретные агенты. Внутри трейлера стояла АТС, с которой можно было позвонить на любой телефон в мире, а также послать защищенное сообщение по телеграфу или радиосвязи. Конечно, размеры и вес тогдашнего оборудования не позволяли пользоваться им так, как сейчас мы пользуемся мобильными телефонами, но связь с другими передвижными станциями и базой всегда была стабильной, без помех и перебоев. Все стараниями военных связистов.

Одной из главных проблем оказалась, как ни странно, пресса. Миддлбург – небольшой и изолированный городок, что в свое время очень понравилось миссис Кеннеди, а вот штатные корреспонденты от этого страдали. Единственной гостиницей поблизости от Глен-Ора оказалась таверна «Рыжий Лис». Старинное здание, которое впервые открыло двери для посетителей в 1728 году, могло вместить только весьма ограниченное количество гостей. Журналистам приходилось занимать двойные номера – к таким ограничениям они не привыкли и донимали нас жалобами. Связисты договорились с местной телефонной компанией об установке дополнительных телефонов в гостинице, а «Вестерн Юнион» предложила быструю доставку статей и фотографий в редакции. К сожалению, другая сторона проблемы оказалась куда более неожиданной: молодым и активным корреспондентам в тихом и старомодном Миддлбурге оказалось попросту скучно. Здесь было нечем заняться по вечерам, да и днем особых развлечений не предвиделось, за исключением нечастых визитов четы Кеннеди в город. Иногда в поместье приезжали гости, и этим ограничивались все важные события. В общем, журналисты ненавидели Миддлбург.

Номера в «Рыжем Лисе» стоили 14 долларов в сутки, и агенты секретной службы не могли позволить себе такие расходы. Все время пребывания миссис Кеннеди в Миддлбурге я ездил по 50-му шоссе из Арлингтона в Глен-Ора и обратно, причем нужно было успеть приехать с утра на работу вовремя. Я вставал на час раньше и садился за руль, а возвращался домой уже затемно, усталый и голодный. Слегка присыпанные гравием грунтовые дороги зимой становились грязным и скользким болотом: дневное солнце растапливало снег тут и там, оставляя огромные лужи, которые к ночи вновь замерзали, превращаясь в коварные ледяные зеркала. Добираться сюда удобнее всего было на вертолете, но этой привилегией могли пользоваться только семья президента, высокопоставленные чиновники или гости по особому приглашению. Всем остальным приходилось каждый день молиться о том, чтобы не застрять на полпути. В своей спецгруппе я был подчиненным, поэтому работал по выходным вместо Джеффриса и, соответственно, часто бывал в Миддлбурге. Вместе со мной часто дежурили и агенты из детской группы – Боб Фостер и Линн Мередит.

Мы были похожи: почти ровесники, все трое женаты, у всех были маленькие дети – и крепко сдружились на этой почве. Фостер невероятно гордился своей ученой степенью, полученной в университете штата Огайо, но это ничуть не мешало ему регулярно отпускать отличные шутки в адрес всего, что происходило вокруг. Профессиональный пианист Линн Мередит знал множество мелодий самых разных жанров и мог сыграть нам что угодно от рэгтаймов и джаза до самых модных современных хитов. Как только он видел пианино, то тут же садился за клавиши, и мы принимались петь неслаженным, но дружным хором. Джон в то время был еще совсем малышом, но Кэролайн просто обожала обоих ребят.

К тому времени большинство журналистов уже пронюхали, что я был личным агентом миссис Кеннеди, так что каждый раз, когда я спускался в город, меня окружала небольшая толпа с одними и теми же вопросами: «Где миссис Кеннеди, а, Клинт?», «Она вообще когда-нибудь из дома выходит?», «Чем она там занимается целыми днями?»…

Я пытался вести себя с ними так дружелюбно, как только мог, но не выдавал никакой важной информации. Миссис Кеннеди в основном занималась тем же, чем и всегда: играми с детьми и верховой ездой, и пока что ей удавалось скрываться от любопытных глаз.

Когда я собирал досье на первую леди, то узнал, что она была профессиональной наездницей и с самого детства участвовала в соревнованиях. Она выбрала Глен-Ора в качестве зимней резиденции с тем расчетом, что в этом тихом местечке посреди охотничьих угодий штата Виргиния сможет заниматься верховой ездой так часто, как пожелает. Для секретной службы это ее желание обернулось очередными проблемами: мы должны были защищать ее, но в спецгруппе «Белый дом» не было ни одного столь же умелого наездника.

Лошадь, гнедого мерина по кличке Ирландец, миссис Кеннеди брала в аренду на ферме своих хороших друзей, Евы и Пола Футов. Когда семья президента приезжала в резиденцию, Футы привозили туда и Ирландца, чтобы первая леди могла ездить на нем сколько и когда захочет. Фермеры состояли в охотничьем клубе района Оранж, который вскоре прислал приглашение и миссис Кеннеди.

Когда я впервые услышал от нее слова «верховая охота», то представил себе дружескую прогулку по местным холмам, небольшой пикник и возвращение домой через час или два. Руководство секретной службы обсуждало вопрос об обучении нескольких агентов, и меня в том числе, в школе верховой езды, чтобы мы смогли сопровождать первую леди во время охоты, но все оказалось намного сложнее.

Выяснилось, что виргинская лисья охота – настоящий и весьма серьезный вид спорта, со своей структурой, строгими правилами и доступом лишь для горстки избранных, способных оплатить это дорогое удовольствие. Все участники выезда были великолепными наездниками, которые гонялись за хитрыми лисами по всему району, бесстрашно перепрыгивая через овраги и заборы. Каждого охотника сопровождала лаем и воем свора прекрасно обученных гончих – можно представить себе, какой поднимался шум! Лично я никогда не видел и не слышал ничего подобного.

Структурой охотничьи клубы могли поспорить с бизнес-корпорациями, и во главе каждого из них стоял мастер. Он координировал все спортивные мероприятия клуба, следил за тренировками собак (которых никто не называл иначе, чем «гончие») и вел бухгалтерию организации, держа в руках всю прибыль. Следующими по важности были псарь и загонщик. Псарь занимался собаками и дрессировал их, а загонщик направлял свору во время самой охоты. Загонщику часто требовалась помощь доезжачего – наездника с длинным кнутом, который подстегивал собак на бегу, не позволяя им разбегаться и отвлекаться на что-либо, кроме лисы. Последними по значимости были замыкающие, которые следовали в хвосте группы. Большое внимание охотники уделяли своему снаряжению, и появиться на выезде без полного комплекта было невозможно. Сезон в Виргинии продолжался с октября до марта, и в это время загонщики, доезжачие, мастера и бывшие мастера носили малиновые мундиры. Остальные охотники носили черные или темно-синие жакеты; женская форма отличалась от мужской цветом воротника. Чтобы не цепляться одеждой за ветки деревьев, на ноги надевали обтягивающие бриджи и кожаные сапоги до колена. Руки защищали кожаные же перчатки, голову – шлем, а на шее каждый наездник носил галстук, который в случае травмы можно было использовать как бинт. В межсезонье члены клуба носили так называемые костюмы крысолова: твидовый жакет, бежевые или светло-коричневые бриджи, рубашка с цветным галстуком или воротничком на булавке и пальто в цветную клетку.

Я не мог представить себя участником подобного мероприятия, более того, понаблюдав за миссис Кеннеди, я понял, что ни за что не смогу держаться на лошади наравне с ней. Вся секретная служба пыталась найти решение этой проблемы, а первая леди только посмеивалась.

– Мистер Хилл, вопрос об участии секретных агентов в охоте крайне взволновал весь клуб. Понимаете, освященные временем традиции и правила нашего спорта гласят, что в выезде не могут участвовать охотники, не являющиеся членами клуба. Я не хочу, чтобы для меня делали исключение, пусть даже я и жена президента.

– Уверяю вас, что этот вопрос, как и другие вопросы вашей безопасности, не менее вашего интересуют нас самих.

– Я помню, что мы с вами когда-то говорили о верховой езде, – сказала она, пытаясь подавить улыбку, – и думаю, что вы наверняка догнали и перегнали бы нас, но как же другие агенты?

Я не мог не засмеяться. Она явно что-то задумала.

– У вас нет никаких мыслей, как бы нам решить эту проблему?

– Знаете, наверное, есть. И Ева, и Пол Футы – прекрасные наездники. Я доверяю им обоим, как самой себе. Возможно, один из них сможет стать моим «охранником» на время охоты? Они поедут рядом со мной, по бокам, чтобы никто не видел, где я.

В целом идея была даже неплохая.

– Миссис Кеннеди, позвольте мне обсудить это с руководством. Может быть, получится сделать все так, как вы хотите. Последнее, чего мы все хотим, – это ограничивать вашу свободу действий.

В конце концов агентам секретной службы не позволили выехать на охоту вместе с первой леди, но разрешили следовать за всадниками на машине по тем дорогам, где можно было на ней проехать. Помощь Евы и Пола Футов была весьма кстати, чтобы скрыть присутствие миссис Кеннеди на выезде от чужих глаз, но все понимали, что они не смогут по-настоящему защитить ее в случае опасности. Держать приемлемое расстояние между агентами и охотниками было сложно даже без учета того, что они порой двигались быстрее машины, а лошадям, собакам и тем более лисам не нужны никакие дороги. Я не мог нормально работать в таких условиях.

К сожалению, только такое решение хоть как-то вписывалось в смету расходов. Покупка или аренда лошадей для агентов уже влетела бы в копеечку, а ведь потом их нужно было где-то разместить и как-то содержать. Самим агентам понадобилось бы снаряжение и подходящая одежда. Охота редко начиналась с одного и того же места, так что лошадей перед выездом нужно было привезти на место и должным образом подготовить. Помимо всего прочего, всем агентам, и мне в том числе, пришлось бы брать уроки верховой езды, и даже после обучения сохранялась высокая вероятность получения травм. Все эти факторы в итоге заставили руководство вернуться к идее с машинами.

Мне было немного жаль, что не удастся поучаствовать в таком захватывающем мероприятии лично, но других вариантов не было.

Охрану периметра в Глен-Ора обеспечивали секретные агенты, которых собрали сюда из полевых филиалов со всей страны. Многие из них физически не могли каждый день добираться на работу из дома, так что им приходилось искать себе съемное жилье. Достаточно дешевых комнат было не так много, так что по большей части агенты останавливались у Билла и Джейн Уэдделлов. Этой паре принадлежал большой дом на западе Миддлбурга с большой парковкой и удобным съездом на 50-е шоссе, так что добираться оттуда на машине до Глен-Ора не составляло большого труда. Уэдделлы с радостью согласились сдавать лишние комнаты агентам за небольшую плату, и те, кому нужно было присутствовать на работе каждый день, а именно водители для президента, агенты из детской группы и я сам, решили, что такой вариант будет дешевле и практичнее, чем ездить в Глен-Ора из столицы. Более того, в случае чрезвычайной ситуации мы смогли бы добраться до места происшествия куда быстрее. Как правило, агенты делили одну комнату на двоих, но лично мне спальня досталась в пользование целиком.

Президент Кеннеди не особенно разделял любовь своей жены к Миддлбургу, так что его визиты были довольно редкими и краткими. Утром субботы он прилетал на вертолете, посещал воскресную мессу в городском общественном центре и улетал днем воскресенья. Субботние вечера таким образом превращались в дружеские посиделки, к которым часто присоединялась чета Футов. Иногда кто-то из друзей семьи прилетал из столицы вместе с президентом. Миссис Кеннеди, как правило, оставалась в резиденции до понедельника или вторника, прежде чем вернуться к своим обязанностям в Вашингтоне.

Было очевидно, почему она предпочитала тихий и малолюдный Миддлбург столичному шуму. Первая леди никоим образом не приветствовала нарушение своего личного пространства, но любые ограничения только подогревали интерес публики. Народ жадно ловил любые обрывки новостей о семье президента.

Чем больше миссис Кеннеди скрывалась от прессы, тем яростнее пресса охотилась за ней. Корреспонденты почти не посещали Миддлбург в те моменты, когда там не было президента, поэтому первая леди могла вести практически нормальную жизнь. Мне посчастливилось быть одним из немногих людей, которых она в то время допускала в ближний круг.

Одной из главных рабочих задач в статусе первой леди для миссис Кеннеди стала реставрация общественных залов Белого дома и восстановление их былого великолепия. Много лет постоянной перестройки и смены хозяев изменили облик резиденции, и среди убранства почти не осталось действительно старинных вещей, которые бы помнили еще первых президентов. Миссис Кеннеди с удивительным пылом принялась за дело.

– Белый дом принадлежит всему американскому народу, – сказала она однажды, – и именно поэтому он должен быть символом мощи и богатства страны. Я хочу превратить его в живой музей истории страны, мистер Хилл. А вы как думаете?

Я никогда раньше об этом не задумывался, но первая леди самым серьезным образом отнеслась к этой идее. Новому президенту при вступлении на пост выплачивалась субсидия на обустройство Белого дома под свои нужды в размере 50 тысяч долларов. Дворецкий Уэст как-то обмолвился, что миссис Кеннеди уже потратила ее целиком на ремонт жилых помещений.

– Это прекрасная идея, миссис Кеннеди, но проблема в том, что вы вряд ли сможете найти достаточно денег для ее реализации. Например, чтобы купить новую машину для секретной службы, нам приходится проходить все круги бюрократии в конгрессе.

– Да, мы с президентом об этом уже говорили, – озорно прищурилась она. – Знаете что? Я создам специальный комитет!

– В Вашингтоне просто обожают всякие комитеты, – улыбнулся я, – так что вас наверняка поддержат.

Идея оказалась действительно блестящей. Миссис Кеннеди создала Комитет Белого дома по изящным искусствам, который, по сути, стал фондом для покупки предметов старины и поиска инвесторов, желающих передать какой-либо антиквариат в дар стране. Председателем комитета стал Генри Дюпон, состоятельный коллекционер и известный эксперт по американской старине. Он был известен тем, что превратил свой особняк в городе Уилмингтон, штат Делавэр, в настоящий музей под названием Винтертур.

Участие Дюпона придавало неоспоримый престиж проекту и открывало пути в дома обеспеченных людей, которые могли заинтересоваться возможностью передать в дар мебель или пожертвовать весомую сумму на восстановление и украшение Белого дома.

Вскоре миссис Кеннеди узнала, что многие предметы мебели, когда-либо принадлежавшие администрации президента, до сих пор хранятся на складе в Форт-Вашингтон. Мы отправились туда и провели несколько дней в пыльных и до невозможности захламленных комнатах. Порой первая леди застывала на месте возле очередной кучи на первый взгляд безликого барахла и указывала на какой-нибудь столик под завалом множества коробок.

– Вы посмотрите, какие красивые резные ножки! – с придыханием восклицала она, и мы принимались разгребать хлам, чтобы получше осмотреть это сокровище. Иногда такие вещи действительно оказывались сокровищами, которые лежали на складе еще со времен правления президента Джеймса Монро или Джона Кинси Адамса. У первой леди были отличный вкус и чутье на такие мелочи, и каждый найденный предмет в конце концов занимал законное место в залах Белого дома.

В середине марта миссис Кеннеди сообщила мне, что собирается посетить Нью-Йорк.

– Я хочу увидеться с моей сестрой Ли и провести с ней несколько дней, пока она снова не улетела в Лондон, – сказала она и добавила: – Еще мне нужно провести несколько встреч с торговцами антиквариатом. У них может быть кое-что интересное для Белого дома.

Прекрасно, подумал я, теперь я еще и в антиквариате буду разбираться. А вот ребятам из группы президента даже мысль такая в голову не придет, наверное. Ладно, по крайней мере, театральных премьер и показов мод в программе не предвидится.

– Прекрасно. Обожаю Нью-Йорк, – сказал я вслух.

– О, мистер Хилл, а вы часто там бывали? – оживилась первая леди.

В последний раз я посещал Нью-Йорк в качестве сопровождающего президента Эйзенхауэра. Он приехал туда, чтобы обсудить с вице-президентом Никсоном стратегию предвыборной кампании 1960 года, и был полон уверенности в своей победе над Кеннеди. Естественно, вряд ли стоило говорить об этом при ней.

– Несколько раз. Где вы будете жить?

– В нашей квартире в «Карлайл-Отеле», конечно.

«Нашей квартире»? Разве в отелях бывают личные квартиры?

Никогда об этом не слышал.

Впрочем, получить эту информацию задолго до самой поездки оказалось очень кстати: мы смогли вовремя предупредить филиал секретной службы в Нью-Йорке. Обеспечивать безопасность первой леди на улицах большого города намного сложнее, чем в Миддлбурге или Палм-Бич, поэтому я рассказал о ее планах Джеффрису, как только смог.

Во время визитов президентской четы в Нью-Йорк мы полагались на помощь тамошнего филиала. Местные агенты знали свой родной город намного лучше, чем мы, и могли заранее связаться с нужными людьми, удовлетворив все прихоти миссис Кеннеди от вкусного ужина до билетов на бродвейский мюзикл или шопинга на Пятой авеню. Нью-йоркский филиал располагал наибольшим количеством сотрудников из всех, так что они без лишних вопросов предоставили нам дополнительную охрану и оцепили периметр «Карлайл-Отеля».

В понедельник 19 марта миссис Кеннеди, ее сестра Ли, агент Джеффрис и я вылетели из Вашингтона на «Кэролайн» и через несколько часов приземлились в аэропорту Ла-Гуардия, где нас уже ждали местные агенты.

Секретная служба заключила договор с автомобильной компанией Форда, и нам предоставили «Линкольн» в качестве транспорта для первой леди и микроавтобус сопровождения.

Миссис Кеннеди с сестрой уселись на заднее сиденье своей машины, Джеффрис занял переднее пассажирское сиденье, я сел за руль микроавтобуса, и небольшой кортеж тронулся в направлении отеля. В прошлый раз я ездил в Нью-Йорк вместе с президентом Эйзенхауэром – этот визит широко освещался в СМИ, так что кортеж сопровождала полиция. Миссис Кеннеди, напротив, настаивала на неразглашении целей своих поездок, поэтому о них чаще всего знали только ближний круг первой леди и ответственные за охрану агенты.

С точки зрения обеспечения безопасности такая практика была идеальным решением. Чем меньше народу знает о готовящейся поездке, тем лучше.

Полицейский эскорт в данном случае только привлек бы к нам внимание, поэтому мы старались ограничить размер кортежа. Самой большой проблемой, как правило, становился багаж первой леди – чаще всего приходилось выделять отдельную машину и приставлять к ней сотрудника, который занимался только транспортировкой чемоданов. Миссис Кеннеди никогда не путешествовала налегке.

В «Карлайле» я никогда не останавливался, и меня приятно поразила красота этого огромного здания, которое возвышалось над Центральным парком в гордом одиночестве. Простой, но узнаваемый дизайн в стиле ар-деко запоминался с первого взгляда. Особенно впечатляла восьмиугольная черепичная крыша, которую венчал своеобразный золотистый «наперсток». Когда мы подъехали ближе, я вдруг подумал о том, что в моем детстве самыми высокими зданиями в городе были элеваторы высотой в четыре-пять этажей. Отель уходил вверх на целые сорок – сколько же зерна можно было бы здесь уместить!

Агенты из нью-йоркского офиса уже оцепили территорию, а встречал нас главный менеджер отеля, г-н Сэмюэл Льюис. Он сообщил, что лично проводит миссис Кеннеди до дверей ее апартаментов на тридцать четвертом этаже, и почтительно склонил голову:

– Рад снова видеть вас, миссис Кеннеди.

– Спасибо, мистер Льюис, – улыбнулась первая леди. – Я как будто вернулась домой.

– Мы все надеемся, что это место станет для вас домом. Как и для вас, принцесса Радзивилл[3], – добавил он, заметив, как из машины вышла Ли.

Оформление холла этого отеля могло дать фору многим роскошным особнякам. На полу из белого мрамора черной плиткой был выложен своеобразный «ковер», обрамленный бело-золотой каймой. На всех горизонтальных поверхностях стояли простые, но изящные композиции из живых цветов в любимом стиле миссис Кеннеди. Когда мы вошли, целый строй работников отеля, одетых в одинаковую униформу, уже ждал возможности выполнить любую просьбу первой леди; каждый из них вежливо кивал и произносил приветственные слова.

Мы сразу же отправились на тридцать четвертый этаж. Еще до нашего прибытия апартаменты осмотрели местные агенты; один из них стоял у дверей лифта, чтобы проводить нас внутрь. Апартаменты занимали тридцать четвертый и тридцать пятый этажи целиком, и это было воистину впечатляющее зрелище. Конечно, я бывал в президентских номерах самых разных отелей по всему миру, в том числе и в Нью-Йорке, но размах и великолепие этой резиденции просто ошеломляли. С двух террас открывался прекрасный вид на Центральный парк, Манхэттен и Нью-Джерси. На нижнем этаже располагались гостиная, кухня, столовая и кабинет, наверху же были две спальни – каждая с отдельным санузлом – и застекленный солярий. Работники отеля отлично потрудились над оформлением апартаментов: картины Писарро, Мурильо и Дега на стенах в сочетании с французской мебелью восемнадцатого века смотрелись просто прекрасно.

Оставив дам обустраиваться на новом месте, мы с Джеффрисом спустились в наш общий номер этажом ниже. Конечно, этой комнате было далеко до апартаментов семьи Кеннеди, но в нашем распоряжении были все услуги отеля. Двенадцать долларов суточных в день никак не покрыли бы полную стоимость номера, но администрация пошла нам навстречу, сделав большую скидку. Тем не менее нам все еще требовалось оплачивать питание, стирку и химчистку. Заказывать еду в «Карлайле» нам было совсем не по карману, так что мы нашли забегаловку неподалеку от отеля, где могли подзаправиться всего за пару баксов.

Миссис Кеннеди без устали носилась по антикварным магазинам в поисках новых вещиц для Белого дома, и по городу очень быстро расползлись слухи о приезде первой леди. На улицах за ней следовала толпа. Зайти в магазин вместе с Джеки и Ли считалось особой честью, и из-за этого нередко возникала давка на входе. Первая леди вежливо улыбалась почитателям, но я чувствовал, насколько она в действительности ненавидела столь назойливое внимание, которое лишь отвлекало ее от важных дел.

На второй день пребывания в Нью-Йорке Джеффрис проинформировал меня об изменениях в расписании миссис Кеннеди: еще несколько магазинов должны привезти новые весенние наряды от Олега Кассини, вечером – поход на балет в театр на Пятьдесят пятой стрит. Настал тот час, которого я так боялся при назначении в группу первой леди: пришло время показов мод и балета.

Стоит ли говорить, что я никогда раньше не ходил на балет и понятия не имел, чего ожидать. Спутником первой леди в театре стал посол США в ООН Эдли Стивенсон, и каким-то образом об этом культпоходе пронюхали журналисты, а от них о присутствии в театре самой Джеки узнала и публика. Под конец спектакля у главного входа театра собралась огромная толпа, так что нам с Джеффрисом пришлось выводить миссис Кеннеди через черный ход на Пятьдесят шестой. Я оглядывался по сторонам и держался рядом с ней, пока мы шли к машине. Представление явно очень понравилось первой леди и подняло ей настроение.

– Мистер Хилл, что вы скажете? Прекрасный спектакль, правда?

Я замешкался на секунду, прежде чем ответить. Мне не с чем было сравнивать, но все оказалось определенно не так ужасно, как я себе это представлял.

– Мне очень понравилась музыка, а танцоры удивительно ловко двигаются.

– О, мистер Хилл, – засмеялась она в ответ. Эта женщина всегда видела меня насквозь.

Остаток недели прошел в попытках дать миссис Кеннеди возможность передвигаться по Нью-Йорку так свободно, как это было возможно, не афишируя ее появление в городе. Ей очень нравился город, она знала и любила его, и мне хотелось помочь ей наслаждаться поездкой именно так, как хотелось ей самой, оставив заботы о секретности и безопасности специально обученным людям. Лично для меня проживание в «Карлайле» стало одним из самых запоминающихся моментов поездки. Было очевидно, почему президент выбрал именно этот отель: отлично вышколенный персонал моментально исполнял любую просьбу на высочайшем уровне.

В то время я даже представить не мог, что через три года вновь окажусь здесь, но уже в состоянии всепоглощающей депрессии, которая сотрет все светлые воспоминания о работе с семьей Кеннеди.

Пресса быстро узнала о том, что первая леди проводит не так уж много времени в Белом доме, а тот факт, что она использовала правительственный вертолет для поездок в Миддлбург и обратно в одиночестве, без президента, и вовсе поднял целый шквал критики. Чтобы пресечь неприятные слухи, мы решили передать в распоряжение миссис Кеннеди лимузин фирмы «Крайслер», которым ранее пользовалась миссис Эйзенхауэр. Из числа персонала гаража Белого дома были выбраны двое сержантов и назначены водителями первой леди. Во время этих поездок я сидел на переднем пассажирском сиденье, откуда было хорошо видно окрестности. В случае опасности я мог легко закрыть миссис Кеннеди собой.

Однажды мы ехали в Миддлбург на выходные именно таким составом: водитель, я на переднем сиденье и миссис Кеннеди сзади. В то время меня редко можно было увидеть без сигареты в руке, и во время поездок я, как правило, курил, слегка приоткрыв окно, чтобы дым уносило наружу, а не в лицо пассажирам. Примерно на половине пути, когда поток встречных машин, едущих в Вашингтон, почти иссяк, миссис Кеннеди вдруг наклонилась вперед и шепнула:

– Мистер Хилл, будьте любезны, попросите водителя съехать на обочину.

Я обернулся, чтобы посмотреть, что случилось, но увидел лишь ее обычную озорную улыбку. Было совершенно непонятно, чего она хочет, но все же я попросил Ирва Уоткинса, который в тот день вел машину, остановиться на обочине как можно скорее.

– С вами все нормально, миссис Кеннеди? – спросил я и сунул окурок в пепельницу. Мне вдруг пришло в голову, что первой леди, скорее всего, не нравится, что я курю в машине, пусть даже она никогда раньше об этом не говорила.

– Все хорошо, – ответила она.

Уоткинс нашел удобное место для остановки и аккуратно съехал на обочину, заглушив двигатель. Я снова обернулся, надеясь, что она объяснит ситуацию, и услышал все тот же шепот:

– Мистер Хилл, сядьте рядом со мной, пожалуйста.

Предположив, что ей нужно сказать мне что-то по секрету и не хочется, чтобы водитель подслушал разговор, я вылез со своего места, открыл заднюю дверь и сел. Как только я устроился, миссис Кеннеди велела водителю трогаться, и мы вновь выехали на дорогу.

– Миссис Кеннеди? Что случилось?

Ехидная улыбка делала ее похожей на озорного чертенка.

– Можно попросить у вас сигарету, мистер Хилл?

И это все? Я никогда не видел ее курящей, поэтому такая просьба меня несколько удивила.

– Прошу, – с улыбкой ответил я, потянулся к пачке «L&M» в кармане пиджака и достал сигарету. Она мотнула головой и сказала:

– Не могли бы вы прикурить?

Я сунул сигарету в рот и достал из кармана зажигалку. Пощелкав колесиком, я поджег кончик, затянулся и передал горящую сигарету первой леди. Зажав цилинрик между указательным и средним пальцами, она глубоко затянулась, и я понял, что курит она давно и с явным удовольствием.

– Большое спасибо, – игриво усмехнулась она.

Водитель вез нас в Миддлбург, и мы с миссис Кеннеди говорили обо всем: от здоровья детей до отношений секретных агентов с другим персоналом Белого дома, наслаждаясь каждый своей сигаретой. Она вела себя как подросток, который знает, что делает что-то запретное, – в какой-то момент я почувствовал себя соучастником настоящего преступления.

Этот тайный ритуал вскоре стал обязательной частью наших совместных поездок и первым из множества маленьких секретов, которые мы с ней хранили.

Глава 5 Путешествия с миссис Кеннеди

С февраля 1961 года миссис Кеннеди начала проводить практически каждые свободные выходные в Глен-Ора. Президент прилетал туда на вертолете в субботу и улетал вечером воскресенья. Поля и холмы размокли к весне, так что кататься на лошадях и охотиться пока что было нельзя, и миссис Кеннеди вместе со мной ездила на ферму Футов, где пыталась урвать хоть немного времени для езды верхом. Так и проходили наши дни: Миддлбург, Миддлбург и еще немного Миддлбурга. В начале марта мы разок съездили в Палм-Бич, но все остальное время первая леди проводила в седле. Она обожала лошадей до умопомрачения. Даже я, хоть и не ездил, порой чувствовал некое неудобство в филейной части, обеспокоенный ее любовью к верховой езде.

В то время ее любимцем был Ирландец. Она подходила к уже взнузданному и готовому к прогулке мерину, ласково чесала его за ушами и долго-долго смотрела прямо в глаза, поглаживая длинную шею животного. Иногда она принималась что-то нашептывать коню, и тот отвечал коротким ржанием, кивком головы или фырканьем, заставляя ее невероятно заразительно смеяться. Я наблюдал за ними издалека и видел, какую чистую, незамутненную радость приносило ей общение с лошадью. Казалось, что они и вправду разговаривают о чем-то, понятном только им двоим. Первая леди очень умело обращалась с лошадьми – даже просто проводить время рядом с ними уже было для нее счастьем.

Однажды во время очередной поездки к Футам, когда я уже привычно вел машину по холмистой двухполосной дороге, миссис Кеннеди повернулась ко мне и спросила:

– Мистер Хилл, а вы часто путешествуете?

– Хм… Раньше мне часто приходилось сопровождать президента Эйзенхауэра.

– Где вы бывали?

– Мы много ездили по Европе, Азии, Океании, бывали в Южной Америке… – Я покосился на нее, ожидая какой-нибудь реакции, но, кажется, мой рассказ ее не впечатлил.

– А как насчет Парижа? – спросила она.

– Два раза был, – коротко ответил я.

Она удивленно приподняла брови:

– Parlez-vous français, Monsieur Hill?[4]

Я не понял, что именно она сказала, но это явно был французский, так что я решил ответить, спародировав французский акцент:

– Ньет, мадам Кеннеди, по-французски я не говорю, но зато знаю, где подают самый лучший французский луковый суп. Вы в жизни ничего подобного не пробовали!

Она засмеялась и сказала:

– Президенту часто нужно ездить в командировки за границу, и я собираюсь сопровождать его по мере возможности. Для начала мы посетим Париж и Вену.

Я об этих планах еще не знал, так что информация оказалась весьма важной. Первая леди продолжала:

– Как я понимаю, если я поеду вместе с президентом, кто-то из секретной службы отправится со мной?

– Да, это так. Нам нужно заранее все подготовить, так что сначала туда отправится один из агентов президента и кто-то из нас с Джеффрисом.

– Что именно вам нужно подготовить? Мне что-нибудь запретят? – Миссис Кеннеди проявила типичное для себя любопытство. Она хотела знать, что мы приготовим для нее и чего следует ожидать.

– Вы сможете заниматься всем, чем захотите, а мы будем обеспечивать вашу безопасность, – сказал я. – Конечно, все намного сложнее, когда путешествие международное: нам нужно договариваться с иностранной полицией и местной секретной службой. Ваше расписание будет спланировано поминутно, так что, надеюсь, особых сюрпризов не будет. Куда бы вы ни пошли, мы проверим, кто будет сопровождать вас, где вы будете сидеть, как попадете на место и вернетесь домой. Мы всего лишь хотим дать вам возможность спокойно наслаждаться поездкой, чувствуя себя в безопасности, где бы вы ни находились.

Она скорчила недовольную гримасу и с досадой сказала:

– Как все строго! Когда я училась в Париже, у меня и в мыслях такого не было. Можно было гулять до трех ночи, а потом спать до полудня. Можно было спокойно посидеть в кафе на Рив Гош, а теперь приходится каждую минуту оглядываться, не подобрался ли сзади очередной фотограф. Что ж, эти беззаботные деньки давно минули.

Тоска в голосе миссис Кеннеди вновь напомнила мне, насколько сложно ей было выносить тяжкий груз постоянного общественного внимания. Ее можно было понять: кто угодно не выдержит, если вокруг все время будут толпиться зеваки с фотоаппаратами. В тот момент я дал себе обещание: я сделаю все, чтобы первая леди могла жить настолько нормальной жизнью, насколько я смогу ей таковую обеспечить. Чтобы добиться этого, все наши поездки следовало хранить в секрете. Конечно, будет непросто, но, если это поможет ей улыбаться чаще, оно того стоило.

Мы уже почти прибыли в поместье Футов. Тогда я еще не знал, смогу ли сопровождать миссис Кеннеди в поездках, но одно упоминание о Париже всколыхнуло во мне волну приятных воспоминаний. Всей душой я надеялся, что смогу поехать.

Пасха в 1961 году выпала на первые выходные апреля, и по такому поводу мы поехали в Палм-Бич. Вернувшись в Вашингтон, я наконец-то начал замечать признаки надвигающейся весны. Одна из самых снежных зим в истории столицы наконец-то подходила к концу.

Однажды утром, будучи в офисе секретной службы, я услышал звонок.

– Клинт слушает, – сказал я в трубку.

– Мистер Хилл, а вы умеете играть в теннис? – спросила миссис Кеннеди.

– К сожалению, я ни разу в жизни не пробовал, – ответил я. После паузы первая леди продолжила:

– Сегодня такая хорошая погода. Я так надеялась, что смогу постучать мячиком на корте…

– Что ж, если у вас есть лишняя ракетка, я с удовольствием попробую.

Хочу признаться, что всегда считал теннис очень легким видом спорта. Мне казалось, что это совсем не мужественная игра, развлечение для слабаков. В колледже я весьма неплохо играл в бейсбол, и мой счет по отбитым мячам был гораздо выше среднего. Помахать ракеткой на корте вместе с миссис Кеннеди будет несложно, подумал я. Погода действительно прекрасная, а игра вполне забавная.

– Прекрасно, мистер Хилл! – радостно воскликнула она. – Подходите к южному портику!

Через пару минут миссис Кеннеди уже ждала меня у южного портика с широкой улыбкой на лице и ракетками в руках. Одета она была очень легко: льняные брюки, рубашка с коротким рукавом и белые теннисные кроссовки.

– Мистер Хилл? Как же вы будете играть в этом костюме? – со смехом спросила она, завидев меня. Я никак не мог знать заранее, что придется играть в теннис, поэтому оделся на работу, как обычно: черный костюм, белая рубашка, галстук и туфли.

– Ничего страшного, миссис Кеннеди. Все нормально. Пойдемте.

– Как хотите, – пожала плечами первая леди и передала мне ракетку. – Будем надеяться, что фотографы в кустах сегодня не прячутся.

Мы вышли на теннисный корт. Она направилась на дальний конец поля, а я тем временем снял пиджак и кобуру, сложив их за пределами корта. Разметка на земле мне ничего толком не подсказала, так что я просто встал в середине самой дальней белой линии напротив миссис Кеннеди.

– Готовы? – крикнула она.

– Готов! – ответил я.

Я крепко вцепился в ракетку обоими руками и поднял ее вверх, как бейсбольную биту в ожидании удара. Миссис Кеннеди хихикнула, подбросила в воздух первый мяч и послала его через сетку.

Горя желанием проявить себя, я бросился наперерез мячу и изо всей силы ударил по нему ракеткой.

Мяч со свистом пролетел над головой миссис Кеннеди и скрылся в листве деревьев за забором. Первая леди проследила его полет, видимо, подмечая, где он упал, повернулась обратно ко мне и достала новый мяч, не говоря ни слова. На этот раз я чуть умерил пыл и ударил так, будто нужно было добежать до второй базы[5], а не пройти полный хоум-ран[6].

Это не особо помогло: мяч снова улетел за забор.

– Мистер Хилл, – донеслось из-за сетки, – постарайтесь отбить мяч в мою сторону, чтобы я вернула его обратно!

– Хорошо, миссис Кеннеди, – ответил я и вытер лоб. Ветра почти не было, и в плотном шерстяном костюме я уже начал потеть.

Со временем у меня стало получаться чуть лучше, и несколько ударов пришлись как раз в цель, но это все еще не было похоже на настоящий теннис. Большую часть игры я провел, собирая улетевшие за забор мячики, чтобы мы могли продолжать.

Миссис Кеннеди не сдавалась, и еще несколько весенних дней мы провели на корте с тем же удручающим результатом. Гораздо лучшим партнером для нее был бы агент Джеффрис, который играл намного лучше меня и даже умел подавать мячи с лета один за другим, но, к сожалению, он далеко не всегда присутствовал в Белом доме. Поняв, что из меня теннисиста не выйдет, она начала перебирать других сотрудников, но ни один из возможных партнеров ее не устроил. В итоге она начала приглашать на корт профессиональных игроков из местного теннисного клуба, и, наблюдая за ними, я преисполнился искреннего уважения к этой неожиданно сложной игре. Какое счастье, что мои позорные попытки никто не фотографировал.

Выходные 15–16 апреля прошли точно так же, как и любые другие: миссис Кеннеди отправилась в Миддлбург в пятницу, а президент прибыл в субботу днем.

Никто еще не знал, что в эти дни страна переживала первый крупный политический кризис за время правления Кеннеди: попытка вторжения на Кубу силами тысячи четырехсот десантников провалилась, и эта диверсия стала известна всему миру как «операция в заливе Свиней».

В понедельник 17 апреля, как раз во время высадки, президентская чета устроила в Белом доме официальный прием по случаю прибытия премьер-министра Греции Константиноса Караманлиса с женой Амалией. Г-жа Караманлис была почти ровесницей миссис Кеннеди (тридцать два года, на двадцать с лишним лет моложе мужа), и дамы моментально нашли общий язык.

Под конец приема первая леди подозвала меня:

– Мистер Хилл, а вы бывали в Греции?

– Да, я ездил в Афины с президентом Эйзенхауэром.

– Правда? – с искренним изумлением воскликнула она. – Премьер-министр и госпожа Караманлис пригласили нас к себе в гости – как раз в Афины! Президент, к сожалению, поехать не сможет, но он предложил, чтобы я съездила туда самостоятельно. Всегда мечтала увидеть Акрополь и Парфенон!

– Прекрасная идея, – ответил я. – Вам там наверняка понравится. Используйте эту возможность с толком.

Вскоре после этого разговора меня вызвал к себе руководящий агент Джерри Бен. В своем кабинете в восточном крыле Белого дома он сообщил мне, что предварительной подготовкой к визиту миссис Кеннеди в Париж и Грецию буду заниматься я.

– От администрации туда поедет Тиш Болдридж. Будете работать с ней напрямую. Она хорошо знает Париж и говорит по-французски, у нее там есть все нужные связи.

Тиш Болдридж была удивительно педантичным человеком и дотошно проверяла все мелочи. Именно такой напарник нужен любому агенту во время подготовки: с ее помощью можно было не думать о том, что какая-то досадная ошибка сорвет весь план. Она взяла на себя все дела, связанные с расписанием первой леди, подарками, билетами на мероприятия и питанием, так что я смог сосредоточиться на логистике и обеспечении безопасности. Сама того не подозревая, Тиш сняла с моих плеч очень тяжкий груз: государственные визиты всегда были для меня самой большой головной болью. Этикет и протокольные отношения никогда не были моей сильной стороной, и если бы я все устраивал в одиночку, не обошлось бы без какого-нибудь скандала. Менее всего мне хотелось объясняться с каким-нибудь лицом государственной важности, которого глубоко оскорбил тот факт, что он сидит слишком далеко от президента или первой леди.

В Париже до этого я бывал дважды: в декабре 1959 года с обычным визитом и в мае 1960-го – во время неудачной встречи Эйзенхауэра с Хрущевым. Город совершенно очаровал меня, и возможность вновь вернуться туда показалась настоящим подарком судьбы. Мне очень нравилось бережное отношение французов к старинной архитектуре и культурному наследию. Париж был прекрасен во всем – от буйной роскоши Елисейских полей до вездесущих уличных кафе с обязательной парочкой, воркующей за бутылкой бордо.

В 1959 году я вылетел из Афин в Париж за несколько дней до прибытия президента Эйзенхауэра. Со мной также отправилось несколько агентов и кое-кто из административного персонала. На место мы прибыли не просто заранее, а с большим опережением, так как сам президент из Афин отправился в Тунис, затем в Тулон и, наконец, добрался до Парижа поездом. Нас, несколько опьяневших от неожиданной свободы, взял под крыло местный полицейский и провел небольшую экскурсию по городу «для своих». Первым делом мы отправились на рынок Ле-Аль, куда уже в три часа утра съезжались фермеры со всей округи, чтобы занять хорошее место и продать свои продукты первыми. Один торговец продавал порциями домашний луковый суп – жутко горячий, с целой горой сыра «Грюйер» и вкуснейшим отрезом багета вместо крышки. Мы спускались на рынок в полчетвертого утра, чтобы позавтракать именно этим супом. От одного воспоминания о тех временах мой рот наполнился слюной.

– Отличный план, – сказал я Бену. – Когда отправляемся?

– Поездка назначена на конец мая, так что вы с Тиш должны быть там неделей раньше. Президент и миссис Кеннеди проведут в Париже три дня, а затем отправятся в Вену на встречу с премьер-министром Хрущевым. После этого они на несколько дней задержатся в Лондоне. Оттуда президент вернется в Вашингтон, а первая леди вместе со своей сестрой Ли и ее мужем, князем Радзивиллом, поедет в Афины.

Младшая сестра миссис Кеннеди по имени Ли была замужем за польским князем Станиславом «Стасем» Радзивиллом, которого я никогда раньше не видел. План поездки выглядел весьма амбициозно.

– Лично вы из Парижа отправитесь прямиком в Афины, чтобы подготовить все к прибытию миссис Кеннеди.

– Так точно, сэр, – спокойно ответил я, хотя на самом деле уже вовсю предвкушал путешествие. Я даже и подумать не мог, что так скоро отправлюсь в Европу вместе с первой леди.

– Помогать вам будет Кен Джианнулис.

Это был один из агентов президентской группы. Нам уже приходилось работать вместе, когда президент приезжал в Миддлбург, и ничего против такого напарника я не имел.

– Он приедет в Париж вместе с президентом, а по окончании визита вы вдвоем вылетите в Афины. У него есть родственники в Афинах, а сам он хорошо говорит по-гречески, так что его помощь будет весьма кстати.

– Вас понял. Приложим все усилия.

– Хорошо. Спасибо, Клинт. Будьте начеку.

Будьте начеку… Джерри Бен очень любил это выражение: оно очень точно описывало суть работы секретного агента. Не расслабляйтесь. За каждым углом может ждать опасность, и нужно быть готовым к любой чрезвычайной ситуации.

Через несколько недель я отправился в Париж вместе с Тиш Болдридж и парой агентов из группы президента, чтобы заняться подготовкой к первому зарубежному визиту президента Кеннеди. У нас была всего неделя на то, чтобы решить все логистические проблемы и проработать все детали поездки до прибытия делегации.

Сразу после объявления об этом путешествии среди всего персонала Белого дома началась тайная борьба за места на Борту номер один и в самолете прессы. Нужно было обеспечить проживание и трансфер не только для четы Кеннеди, но и для нескольких десятков сопровождающих лиц – от горничной Прови до советника по национальной безопасности МакДжорджа Банди. Я держал связь с Тиш и членами посольства США, но моей главной задачей были переговоры с правоохранительными органами, в частности с Sureté Nationale – французской полицией.

К сожалению, я не знал их языка. Как правило, на встречах разговаривала Тиш, а я сидел молча, пытаясь понять суть сказанного по жестам и немногим знакомым словам. Обычно я узнавал результаты переговоров уже после их окончания. К счастью, для работы с полицией посольство США предоставило мне переводчика. Я чувствовал себя крайне неуверенно, но у меня не было другого выбора, кроме как довериться специально обученным людям.

Французская полиция работала прекрасно, но порой их методы меня смущали. Охранников своего собственного президента они называли «гориллами», и я опасался, что миссис Кеннеди не выдержит их чрезмерной опеки. За последние полгода, которые мы провели вместе, я понял, что первой леди следовало предоставлять максимум личной свободы, чтобы она могла вообще забыть о присутствии агентов. Агент Джеффрис, например, иногда нарушал ее личные границы, и миссис Кеннеди явно не нравилось, когда у нее стояли над душой. Нельзя было допустить никаких накладок, нельзя было допустить, чтобы она потеряла доверие ко мне. Именно это я пытался объяснить французам: первая леди была очень скромной и свободолюбивой женщиной. Я мог только надеяться, что переводчик правильно передает смысл ответа: «Хорошо, мистер Хилл, мы сделаем все, как вы сказали», потому что сам бы ничего не понял, даже если бы они просто послали меня в задницу.

Заботам и делам не было конца, так что времени у нас не оставалось ни на что, кроме работы. Я даже ни разу не выбрался на Ле-Аль за луковым супом, но зато к тридцать первому мая 1961 года все было готово. Ко дню прибытия четы Кеннеди мы решили все проблемы и утвердили все планы до мельчайших деталей. Оставался лишь один дипломатический нюанс. Президент де Голль славился своим высокомерием и холодным отношением к лидерам других стран, и мы боялись, что с президентом Кеннеди, молодым и не слишком опытным, он проявит эти качества во всей красе. Хорошо, что мне самому не пришлось беспокоиться еще и об этом – я просто обеспечивал безопасность первой леди.

Борт номер один приземлился в аэропорту «Орли» четко по расписанию в 10:30 утра. На улице было прохладно, но солнечно. За ограждением скопилась толпа из нескольких тысяч восторженных зрителей, которые махали американскими флажками и аплодировали, пока президент и миссис Кеннеди спускались по трапу и принимали положенные почести. По улицам Парижа кортеж сопровождал полицейский мотоциклетный эскорт числом более ста человек. На площади Пирамид их сменили конные гвардейцы в парадной форме, которые сопроводили процессию до отеля «Quai D’Orsay», где путешественников уже ждал королевский номер. Зрелище было удивительное. Французы устроили целое представление, и с ним не мог сравниться ни один государственный прием из виденных мною. Миссис Кеннеди была просто в восторге.

В тот день более двухсот тысяч парижан выстроились вдоль улиц с американскими флажками в руках. Из каждого окна выглядывали любопытные лица, а на всех балконах по пути кортежа яблоку было негде упасть. Всем хотелось хоть одним глазком увидеть и попытаться сфотографировать молодого американского президента и его очаровательную жену. В толпе мелькали транспаранты с приветственными надписями; многие кричали: «Vive le président Kennedy[7]!» Чаще, однако, можно было услышать: «Vive Jac-qui[8]! Vive Jac-qui!» Первая леди изящно махала в ответ, ослепительно улыбаясь, и весь французский народ немедленно влюбился в нее. После официального обеда и визита в Дом ребенка миссис Кеннеди вернулась в отель, чтобы отдохнуть и подготовиться к вечернему приему в Елисейском дворце. Она выглядела усталой, но счастливой.

– Какое представление, мистер Хилл, какое представление! А кавалерия? Поверить не могу, что все это – специально для нас!

Миссис Кеннеди не слишком любила быть в центре внимания, но столь теплое отношение французского народа явно ее впечатлило.

Тем временем президент Кеннеди и президент де Голль отправились по Елисейским полям к Триумфальной арке. Голубое небо вдруг затянули тучи, и президенту Кеннеди пришлось возложить роскошный венок к Вечному огню на могиле Неизвестного солдата под проливным дождем.

Путешествие во Францию для миссис Кеннеди стало своеобразным возвращением домой. Когда она училась в университете Гренобля и Сорбонне, то жила во французской семье, что позволило ей впитать не только язык этой страны, но и культуру. Я с восхищением наблюдал, с какой легкостью она говорила по-французски с президентом и мадам де Голль, и не только с ними, но и с кем угодно еще.

Естественно, я знал, что этот язык для первой леди почти родной, но живое подтверждение этой строчки в ее досье лишь укрепило мое уважение к ней.

Как правило, первых леди прошлого было хорошо видно, но плохо слышно. Все они, за малым исключением в лице Элеоноры Рузвельт, не имели особого политического влияния, и их государственная активность ограничивалась ролью очаровательной, но молчаливой спутницы президента. Миссис Кеннеди решила изменить эту традицию и не стеснялась пользоваться своей все растущей славой, чтобы приумножать добро по всему миру.

Первым делом она отправилась в парижский Дом ребенка – этот визит весьма поспособствовал огласке проблем здоровья беспризорных детей и ухода за ними. На встрече своего мужа с французскими чиновниками в «Отель-де-Виль» она переводила их разговоры с французского и обратно, а затем встретилась с женской половиной корреспондентского корпуса.

Во время этих мероприятий миссис Кеннеди сопровождал агент Джеффрис. Я же, как ответственный за подготовку, появлялся на месте заранее, проверяя, все ли готово к прибытию первой леди. К моей вящей радости, все работало как часы, и миссис Кеннеди явно очень нравилась поездка.

Каждый раз, входя в любое помещение, она первым делом искала глазами меня, даже если в этот момент с ней кто-то разговаривал. Я уже научился читать ее настроение по глазам и мог с уверенностью сказать, что она откровенно наслаждалась путешествием. Больше всего ее захватил и впечатлил великолепный официальный прием в Версале. По европейскому обычаю начало мероприятия было назначено на восемь часов вечера. Версаль находится в получасе езды от Парижа, и я приехал туда заранее, чтобы вовремя встретить президентскую чету. Когда миссис Кеннеди вышла из лимузина, я на миг подумал, что передо мной стоит настоящая королева. Под шелковым пальто цвета слоновой кости, которое она сняла, как только вошла в здание, оказалось великолепное платье в пол с великолепной пастельной вышивкой на корсете. Отсутствие рукавов только подчеркивало изящество ее плеч. Один из лучших парикмахеров Парижа собрал ее волосы в пышную высокую прическу и заколол их бриллиантовой заколкой.

Президент де Голль не мог отвести от нее глаз, впрочем, то же самое можно было сказать обо всех других гостях без исключения. Очарование первой леди распространялось в равной мере на мужчин и женщин, а мне, увы, нужно было следить не за ней самой, а за тем, что происходило вокруг нее.

В зеркальном зале установили длинный прямоугольный обеденный стол и украсили его изящными цветочными композициями. Огоньки свечей в огромных канделябрах дрожали и множились в отражениях множества зеркал, создавая поистине волшебную атмосферу. Президента де Голля усадили между мистером и миссис Кеннеди, но большую часть вечера он провел за разговорами с первой леди. Даже мне было очевидно, что он совершенно очарован: эта женщина не только прекрасно говорила на его языке, но и разбиралась в истории и культуре его страны.

Не было никаких сомнений, что именно ум и красота миссис Кеннеди вместе с ее идеальным знанием языка, которое часто позволяло двум президентам обходиться без переводчика, сделали печально известного своим упрямством де Голля более восприимчивым к идеям нового американского лидера. Вечер завершился великолепным танцевальным представлением в театре «Короля-Солнце» – прекрасный итог мероприятия, которое собрало в себе все то, что так любила первая леди. В то время сама миссис Кеннеди вряд ли понимала, какое влияние оказывает на людей, однако тем, кто постоянно находился рядом с ней, это было очевидно. Жаклин Бувье-Кеннеди стала звездой, и президент не мог этого не заметить. На пресс-фуршете с участием четырехсот журналистов он начал свою речь с таких слов:

– Думаю, для начала мне стоит представиться. Итак, я – тот самый человек, который вместе с Жаклин Кеннеди поехал в Париж. Что сказать? Мне понравилось.

Толпа взревела от восторга. Мистер Кеннеди умел находить толику юмора даже в самых простых вещах. Эту реплику он вновь произнес два с половиной года спустя, когда они с миссис Кеннеди отправились в Техас.

Второго июня, во время проводов президентской четы в аэропорту «Орли», прямо перед посадкой на самолет в Вену, первая леди протянула мне руку и сказала:

– Все было просто волшебно, мистер Хилл. Лучше и представить нельзя. Огромное вам спасибо, это ведь вы все так хорошо устроили.

– Не стоит благодарности, миссис Кеннеди, – ответил я. – Я рад, что вам понравилось.

– Увидимся в Афинах, да? – спросила она.

– Как раз сегодня вылетаю туда. Увидимся через несколько дней.

Миссис Кеннеди не знала, что у ее мужа была ко мне одна личная просьба касательно этого путешествия.

Прямо перед отъездом мне передали, что мистер Кеннеди хочет меня видеть. Я понятия не имел, что происходит: раньше меня никогда не вызывали в Овальный кабинет. На месте меня уже ждал президент вместе со своим братом – генеральным прокурором Робертом Кеннеди.

– Клинт, – обратился ко мне президент, – как я понимаю, именно вы будете заниматься подготовкой к визиту миссис Кеннеди в Грецию.

– Да, сэр, такой был приказ.

Президент покосился на генерального прокурора и вновь посмотрел на меня.

– Мы с министром юстиции хотим кое о чем вас попросить… В Греции делайте что хотите, но не допускайте встречи миссис Кеннеди с Аристотелем Онассисом. Любой ценой.

Я где-то слышал это имя, но не мог понять, чем этот человек так провинился, что сам президент решил предупредить меня о нем.

– Будет сделано, сэр, – ответил я.

– Я надеюсь. Хорошей вам поездки, – улыбнулся президент и дал понять, что аудиенция окончена. Путешествие во Францию прошло просто прекрасно, но все оставшееся время до отбытия президентской четы в Вену я не мог думать ни о чем, кроме разговора в Овальном кабинете.

«Делайте что хотите, но не допускайте встречи миссис Кеннеди с Аристотелем Онассисом. Любой ценой».

Глава 6 Путешествия с миссис Кеннеди: Греция

Борт номер один приземлился в аэропорту города Швехат близ Вены холодным, ветреным и пасмурным днем. Ужасная погода, впрочем, не помешала тысячам людей выйти на улицы города под защитой дождевиков и зонтиков, чтобы посмотреть на президентский кортеж. Мистер и миссис Кеннеди направились во дворец Хофбург на аудиенцию у президента Австрии перед встречей с Хрущевым.

В этот самый момент мы с агентом Кеном Джианнулисом сидели в креслах реактивного лайнера «Комета», принадлежащего Olympic Airlines и направляющегося в Афины. Мне дико хотелось обсудить с Кеном просьбу президента на предмет встреч с Аристотелем Онассисом. Возможно, мой напарник знал о причинах такого запрета больше, чем я, но в общественном месте упоминать об этом не стоило. Даже у иллюминаторов самолета бывают уши, и нужно было подождать, пока мы не останемся наедине.

Кену Джианнулису было 25 лет. Его смуглая кожа, черные как смоль волосы и статус холостяка явно привлекали женское внимание, судя по тому, какими глазами весь полет смотрела на него стюардесса. Пока что мы поддерживали ничего не значащий разговор, расспрашивая друг друга о разных мелочах. Кен мне нравился, и я сразу решил, что мы сработаемся. Насколько я мог судить, у него было неплохое чувство юмора и правильное отношение к труду, да и знание греческого добавляло очков в его копилку.

По прилете в афинский международный аэропорт «Эллиникон» нас встретил представитель посольства США и отвез в близлежащий отель. В Афинах было намного теплее, чем в Париже, небо радовало кристально чистой голубизной без единого облачка. Пока мы пробирались по оживленным улицам города, я размышлял о том, как этот шум и хаос оценила бы миссис Кеннеди. Тихий и элегантный Париж весьма ярко контрастировал с атмосферой веселого беспорядка, царящей в Афинах. Я еще не настолько хорошо знал первую леди, чтобы с уверенностью предсказать ее реакцию на столь резкую смену окружения. Во Франции она чувствовала себя как дома не в последнюю очередь благодаря знанию языка, и мне стоило попытаться устроить все так, чтобы и эта поездка запомнилась ей как легкая и интересная.

Незадолго до моего отъезда в Париж миссис Кеннеди сообщила мне свои примерные планы: посмотреть спектакль в классическом открытом театре, посетить пару островов и, конечно же, увидеть древние руины в Афинах.

Первая леди впервые выезжала за границу без мужа, поэтому обязанность защищать ее легла на мои плечи. Несмотря на то что пригласил ее лично премьер-министр, этот визит все еще считался неофициальным и не предусматривал пышной встречи и проводов. Тем не менее, насмотревшись в Париже на то, как каждое публичное действие миссис Кеннеди моментально вызывало из небытия восхищенную толпу, я подозревал, что подобное может случиться и здесь, в Греции.

Водитель свернул на узкую торговую улочку, полную бакалейных, мясных и рыбных магазинов. Повсюду сновали, торговались и звенели монетами местные жители с сумками. Вместо витрины в одной из мясных лавочек я заметил крюки с висящими на них свиными головами. Мельком взглянув в их пустые мертвые глаза, я поежился и позвал Кена:

– Боже мой, вот это точно не стоит показывать миссис Кеннеди. Она так любит животных, а тут… Как бы ей не стало дурно от одного вида.

– Меня они тоже не вдохновляют, – рассмеялся Кен и добавил: – Похоже на мясной рынок на юге Чикаго.

– А мне напоминает Сеул, – кивнул я, погружаясь в воспоминания. – Вот уж была поездочка так поездочка. В 1960-м я сопровождал Эйзенхауэра, и ты не поверишь, какие там были жуткие толпы народу. Президент остановил корейскую войну, так что его там почитали как героя.

Я знал, что Кен только недавно присоединился к спецгруппе «Белый дом». Конечно, он уже успел увидеть толпы, которые собирала чета Кеннеди в Париже, но это были вполне мирные люди.

– Когда мы туда приехали, то каждый чертов житель Сеула вышел на улицу, чтобы посмотреть на кортеж Эйзенхауэра. Миллионы людей лезли друг другу на головы, пытаясь забраться повыше. Мы доехали до дворца на полицейской машине еще до прибытия президента, но сам он так туда и не добрался. Нам пришлось менять расписание на ходу, потому что по городу было не пройти и не проехать из-за толпы, а когда мы вышли из здания, то увидели, что нашу машину просто раздавили!

– Ужас, – сказал Кен.

– Никогда этого не забуду. Именно там я понял, насколько неуправляемой бывает толпа. Помнишь, как французы встречали миссис Кеннеди? Скорее всего, местные отреагируют примерно так же. Нам нужно удостовериться, что греческая полиция сможет сдержать свой собственный народ.

Кен кивнул:

– Я понимаю.

– Я знаю, что миссис Кеннеди хочет перемещаться по городу свободно. Ей нужно прочувствовать атмосферу и поближе узнать местный народ, но для этого нам придется немало потрудиться. Я рассчитываю на тебя, Кен, потому что ты с ними говоришь на одном языке.

Кен засмеялся над шуткой, но я понял, что донес до него то, что хотел сказать. Охрана официального лица – сложная задача, потому что публичность и безопасность – понятия прямо противоположные. Пусть даже сама первая леди не собиралась привлекать к себе особого внимания, люди наверняка попытаются найти ее и подобраться как можно ближе. Нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь нанес ей вред, и эту задачу поручили именно нам.

Водитель привез нас в отель, и сразу после регистрации я подозвал Кена:

– Кен, подойди в мой номер через пятнадцать минут. Нам нужно кое-что обсудить перед выездом в посольство.

– Без проблем, Клинт. Увидимся через четверть часа.

Добравшись до своей комнаты, я положил чемодан на кровать и принялся разбирать его. Костюмы и рубашки – в шкаф. Белье и носки – в ящик комода. Зубную щетку и бритву – в ванную. Мне нравится, когда все вещи лежат на своих местах.

Последним я достал свой короткоствольный револьвер «Detective Special» из портфеля, в котором он провел весь полет, вложил его в кобуру и туго застегнул на бедре. Я настолько привык всегда иметь оружие при себе, что даже начинал нервничать при его отсутствии. Мне никогда не приходилось использовать пистолет по долгу службы, но все агенты должны были хотя бы два раза в месяц тренироваться в стрельбе. Для этого в подвале здания Казначейства устроили специальный тир. Носить оружие, не умея с ним обращаться, для секретного агента как минимум казалось странным, и лично я считался очень хорошим стрелком.

Как раз в этот момент в дверь постучали.

Я посмотрел в глазок, увидел, что за дверью стоит Кен, и, наконец, открыл.

– Как тебе номер?

– Отлично, – ответил Кен. – У тебя, я смотрю, тоже неплохой вид на Акрополь.

Я посмотрел в окно и согласно кивнул. Вид действительно открывался очень красивый.

– Клинт, что случилось? – напомнил о цели визита Кен.

– Кен, послушай. Перед отъездом в Париж президент вызвал меня в Овальный кабинет.

Кен удивленно приподнял брови. Я продолжал:

– Именно. Не каждый день такое бывает. Там также присутствовал генеральный прокурор. Президент сказал мне: «Клинт, делайте в Греции что хотите, но не допускайте встречи миссис Кеннеди с Аристотелем Онассисом».

– Да ну? – Кен явно был удивлен. – Интересные дела. В чем причина?

– Не знаю. Я надеялся, что ты мне расскажешь. Про Онассиса я слышал только то, что у него крупная судоходная компания. Миссис Кеннеди о нем никогда не говорила, но президент обозначил просьбу очень четко: не дать ей встретиться с этим человеком.

– Что ж, надо будет поспрашивать знакомых, – сказал Кен. – Ладно, нам уже пора в посольство.

– Я готов, поехали, – кивнул я.

По прибытии в посольство США нам представили грека Ника Дамигоса, который занимался вопросами организации личной охраны официальных лиц. Ник прекрасно ориентировался в греко-американских политических отношениях, говорил по-английски практически без акцента и был на короткой ноге с представителями и местных, и федеральных правоохранительных органов.

– Весь греческий народ с нетерпением ждет прибытия миссис Кеннеди, – сказал он. – По любым вопросам можете обращаться ко мне. Я помогу сделать это путешествие незабываемым.

– Отлично, Ник. Помощь нам определенно понадобится.

– Как известно, – продолжил Ник, – принимающую сторону в данном случае официально представляют премьер-министр Караманлис и его супруга Амалия. Некоторые свои обязанности они решили передать одному из членов парламента и другу семьи Маркосу Номикосу. Он владеет судоходной компанией и весьма богат, даже по сравнению с самим премьером. Номикосу известно, что миссис Кеннеди не любит привлекать лишнее внимание, поэтому он предлагает ей остановиться на его вилле в приморском городе Кавури. Он также предоставит в полное распоряжение первой леди свою сорокаметровую яхту «Северный ветер». На ней миссис Кеннеди сможет посетить острова.

Нам с Джианнулисом нужно было все проверить, и тот факт, что Номикос, как и Онассис, был судовладельцем, меня несколько насторожил, но в целом предложение выглядело просто идеально. С помощью Номикоса миссис Кеннеди сможет насладиться Грецией в полной мере, а мы, агенты, обеспечим ей адекватную охрану.

Ник между тем уже назначил нам встречу с греческим министром внутренних дел, который заведовал правоохранительными органами, так что мы сразу же отправились в его кабинет.

После обмена приветствиями все присутствующие, кроме меня, перешли на греческий. Серьезный разговор перемежался взрывами смеха, но, как я ни пытался уловить хоть одно знакомое слово, смысл сказанного оставался неясен.

Точно так же все было в Париже: я не понимал язык, на котором говорили люди вокруг меня. Впрочем, уже в машине Кен и Ник объяснили, что встреча прошла успешно и министр пообещал при необходимости предоставить в наше распоряжение все силы греческой полиции и армии. Вся Греция от дворников до министров прекрасно понимала, что визит Жаклин Кеннеди – это уникальный шанс придать стране политический вес.

По возвращении в отель Кен передал мне дополнительную информацию об Онассисе, которую смог вытянуть из Ника Дамигоса без необходимости объяснять причины своего интереса к этой персоне. Ничего особенно нового я не узнал: Онассис сколотил свое огромное состояние на морских перевозках, а несколько лет назад основал новую компанию – «Olympic Airlines». В 1955 году ФБР открыло на него дело и стребовало штраф в семь миллионов долларов за нелегальное использование американских кораблей, оставшихся со времен войны. Онассиса обвинили в восьмикратном предоставлении ложной информации Соединенным Штатам во время покупки кораблей.

Мы решили, что будем держать ухо востро на этот счет, но пока что не было заметно никаких признаков того, что миссис Кеннеди зачем-то может понадобиться встречаться с Онассисом. В итоге я так и не понял, почему это так беспокоило президента.

Следующие несколько дней мы с Кеном и Ником работали не покладая рук, чтобы успеть договориться со всеми нужными людьми. Онассис временно отошел на второй план, так как перед нами внезапно встала гораздо более важная проблема языкового барьера. Выяснилось, что официальные переговоры проводились на кафаревусе – формализованном диалекте греческого, который значительно отличался от повседневного языка, на котором говорили в доме Джианнулисов. Порой Кен вообще не понимал речь чиновника, и ему приходилось полагаться исключительно на язык тела: например, кивок в ответ на наши просьбы у них означал «нет», а если официальное лицо удивленно поднимало брови и качало головой, то мы понимали, что просим о совершенно очевидной вещи. В общем, греческий язык оказался ловушкой для самих греков.

Пока мы готовились к прибытию миссис Кеннеди в Греции, сама она покоряла Вену с тем же успехом, что и Париж.

Новостные колонки пестрели сравнениями ее тонкого вкуса с простоватым стилем госпожи Хрущевой – естественно, не в пользу последней. Чтобы не быть голословными, многие газеты напечатали на первой полосе фотографию генсека и первой леди, занятых разговором. На приеме во дворце Шенбрунн миссис Кеннеди действительно выглядела великолепно: одетая в облегающее белое платье без рукавов, она что-то интимно шептала Хрущеву, и по блаженной улыбке на его лице можно было без труда догадаться о том, какие думы занимали его в тот момент. Переговоры между СССР и США прошли не слишком удачно, отношения двух сверхдержав явно накалялись, но генсек оказался настолько очарован первой леди, что именно она стала главной темой светской хроники.

Из Вены президентская чета вылетела в Лондон на крещение Анны-Кристины, первой дочери Ли Бувье и князя Радзивилла. Оттуда президент вернулся в Вашингтон, а его супруга седьмого июня наконец-то прибыла в Грецию.

Миссис Кеннеди, ее сестра Ли и князь Радзивилл на пассажирском самолете направились из Лондона в Рим, а оттуда – в афинский аэропорт «Эллиникон», где их уже ждал я. В греческой столице было куда теплее, чем в Вене, и даже в вечерние часы термометр показывал 25 градусов.

– Добро пожаловать в Афины, миссис Кеннеди, – приветствовал я первую леди, когда она сошла по трапу. Немного нерешительно оглядевшись по сторонам, она улыбнулась и ответила:

– Здравствуйте, мистер Хилл.

– Вас встречают премьер-министр Караманлис и его супруга, а также представитель короля Павла и королевы Фредерики. Затем вас и ваших спутников доставят на машине в усадьбу на пляже Кавури.

– Прекрасные новости! Очень жду возможности немного отдохнуть.

Когда мы добрались до усадьбы, миссис Кеннеди пребывала в превосходном расположении духа. Из окон открывался чудесный вид на Средиземное море, и этим летним вечером его лазурные воды были спокойны.

– Разве не очаровательно? – спросила миссис Кеннеди у своей сестры, глядя на морскую гладь.

Ко мне подошел князь Радзивилл, протянул руку и представился:

– Кажется, мы еще не знакомы – меня зовут Стась, я зять миссис Кеннеди.

– Спецагент Клинт Хилл, сэр, – ответил я, пожимая его руку. – Рад знакомству, князь Радзивилл.

– Прошу вас, зовите меня Стась, – улыбнулся он. Ростом князь был под метр восемьдесят, с короткими темно-каштановыми волосами и обаятельной улыбкой под пышными усами. Говорил он с едва заметным британским акцентом и, несмотря на свое высокое положение, не настаивал на формальностях в общении, чем и понравился мне с первого взгляда.

– Рад снова видеть вас, миссис Радзивилл, – сказал я, повернувшись к Ли, и она с улыбкой кивнула в ответ.

Ко мне подошла миссис Кеннеди.

– До чего же приятно прилететь в Афины и не увидеть ни одного журналиста. – Взглянув на агента Джеффриса, она добавила: – Рим был сущим кошмаром. Ни минуты покоя, я только и слышала, что: «Джеки, улыбнитесь! Джеки, посмотрите сюда! Улыбайтесь!» – Она произнесла это визгливым голоском с итальянским акцентом.

Было видно, что ее беспокоило произошедшее, и она намекала, что Джеффрис не сумел уберечь ее от чрезмерно ретивых папарацци.

– Мне жаль это слышать, миссис Кеннеди. Мы объяснили греческим властям, что ваш визит носит частный характер, и сделаем все возможное, чтобы не подпускать к вам журналистов.

– Благодарю вас, мистер Хилл, я очень ценю ваши усилия.

Я отошел в сторону, чтобы обсудить с Джеффрисом римский инцидент и оставить первую леди наедине с ее спутниками. Мой коллега объяснил произошедшее примерно теми же словами, что и миссис Кеннеди, и взял всю вину на себя. Самым главным было то, что миссис Кеннеди не пострадала физически.

Во дворе усадьбы я наткнулся на Кена Джианнулиса.

– Клинт, ты просто не поверишь! – Он выглядел потрясенным.

– Что стряслось? Все в порядке?

– Да-да, все в норме, – ответил Кен. – Миссис Кеннеди подошла ко мне и спросила: «Мистер Джианнулис, а скоро ли приедет грузовик?» Я решил, что она имеет в виду машину со своим багажом, и ответил, что грузовик уже в пути и вот-вот будет на месте.

– Ее расстроило, что багаж везут так долго? – предположил я.

– Да нет, нисколько, – рассмеялся Кен. – Но я поверить не могу, что она знала, кто я такой, назвала меня по имени и произнесла его без единой ошибки. Мы же с ней раньше не встречались!

– Кажется, я говорил ей, что в Греции мне будет помогать агент по имени Кен Джианнулис, у которого местные корни, но это было еще до того, как я вылетел в Париж. Действительно потрясающе, что она запомнила.

Кена немало впечатлил этот случай, и с того момента он испытывал к миссис Кеннеди еще большее уважение.

Мы с ним отправились в наш афинский отель, оставив в усадьбе Джеффриса и еще одного агента, который дежурил по ночам. Когда рано утром мы вернулись обратно, то не поверили своим глазам.

– Вот черт, – выругался я. – Какого дьявола?

Солнце едва взошло, но яхту «Северный ветер», стоявшую на якоре неподалеку от усадьбы Номикосов, уже окружала целая флотилия баркасов, шлюпок и других мелких судов. На них толпились туристы и журналисты, поджидавшие возможность сфотографировать миссис Кеннеди.

К счастью, греческий флот держал ситуацию под контролем. Военные катера оттесняли нарушителей спокойствия дальше и дальше от берега. До нас доносились крики: «Не останавливаться! Не останавливаться! Миссис Кеннеди!» Было, конечно, приятно, что греки делали все возможное, чтобы не подпускать к нам туристов и прессу, но, называя первую леди по имени, они невольно афишировали ее присутствие в усадьбе.

В какой-то момент одна из шлюпок с журналистами проигнорировала предупреждения властей, но военный катер врезался в нее прежде, чем лодка сумела приблизиться. Позже кое-кто из газетчиков пожаловался мне на «чрезмерно агрессивное поведение» греческих стражей порядка, но мне их подход показался верным, так что я ответил: «Не пытайтесь попасть туда, где вам не рады, и никаких проблем у вас не возникнет». Мое заявление не особенно понравилось журналистам.

Когда миссис Кеннеди проснулась, греческие военные уже оттеснили зевак и папарацци на милю от берега. Первая леди и ее гости смогли спокойно отдохнуть на пляже и искупаться перед тем, как вступить на борт «Северного ветра».

Это была потрясающая моторная яхта сорока метров в длину, с палубами из полированного тика и пятью пассажирскими салонами. Ее команда состояла из десяти человек. Агент Джеффрис остался с миссис Кеннеди на корабле, а мы с Кеном Джианнулисом сели в машину и поехали вперед, чтобы принять все необходимые меры безопасности до прибытия «Северного ветра».

Первой остановкой был городок Эпидаурус на Пелопонесском полуострове, где располагался открытый театр, построенный в V веке до нашей эры и сохранившийся лучше всех своих современников. От пляжа Кавури Эпидаурус отделяло всего 35 морских миль, но на машине по ветреным прибрежным дорогам предстояло проехать не меньше ста. Из окон автомобиля открывался замечательный вид, но мы с Кеном предпочли бы остаться на яхте.

Добравшись до городка, мы обнаружили, что в гавани миссис Кеннеди поджидало все местное население во главе с мэром. Несмотря на то что первой леди предстояло провести в Эпидаурусе всего три часа, жители побелили стены домов и в знак приветствия разложили на улицах цветы.

Для миссис Кеннеди и ее спутников подготовили особую постановку греческой трагедии. Мы были крошечными фигурками в гигантском пустом амфитеатре, вмещавшем свыше четырнадцати тысяч человек. Первая леди благоговейно наблюдала за сценой с каменной скамьи, которую высекли двадцать четыре века назад, а я сидел неподалеку и не понимал ни единого слова.

Позже, когда мы возвращались на яхту, миссис Кеннеди спросила:

– Как вам спектакль, мистер Хилл?

– Что ж, – усмехнулся я, – вынужден признать, что не знаю ни слова по-гречески, миссис Кеннеди. А вам понравилось?

Она улыбнулась в ответ:

– О, я в восторге! Греческого я тоже не знаю, но эта пьеса мне знакома, и было поистине невероятно увидеть ее в таком древнем театре. Я читала о нем еще в детстве.

– Главное, что понравилось вам, – подытожил я.

Мы с агентом Джеффрисом взошли на борт «Северного ветра» с миссис Кеннеди и четой Радзивиллов, а Кену был предоставлен выходной до конца нашего круиза. У него не так давно умерла бабушка, и он смог прийти на ее сороковины. Греческое правительство делало все возможное, чтобы нам услужить, и они выделили Кену кабриолет с королевскими номерами.

Мы спланировали маршрут еще до прибытия миссис Кеннеди, но у нее на этот счет были другие идеи. Возникало чувство, что из-за различия в характерах они с Джеффрисом часто расходились во мнениях. Он неукоснительно следовал правилам, а она жаждала свободы и часто меняла планы на ходу.

– Агент Хилл, – обратилась ко мне миссис Кеннеди, – вы как-то сказали мне, что работа секретной службы – позволять мне делать то, что я захочу.

– Да, миссис Кеннеди, так и есть.

– Боюсь, не все это понимают.

Я догадался, о чем она говорит, но не имел права указывать своему руководителю, как выполнять его работу.

– Миссис Кеннеди, как только вы расскажете о своих планах, мы подумаем, как обеспечить вашу безопасность. Если они изменятся, мы под них подстроимся.

– Я бы хотела покататься на водных лыжах.

– Если вы хотите покататься на водных лыжах, миссис Кеннеди, вы на них покатаетесь.

Этим она и занималась ближайший час. Мы спустили на воду небольшой моторный катер, и первая леди мастерски скользила за ним по морю на одной лыже, а я наблюдал с кормы и надеялся, что мне не придется ее спасать. Плавать я научился в шесть лет, когда меня бросили в реку Миссури, а на водных лыжах не катался вообще никогда.

Греческие военные катера удерживали журналистов на почтительном расстоянии, и первая леди смогла насладиться любимым спортом в относительном спокойствии и без вспышек камер. С ее лица не сходила улыбка, она жмурилась от солнца и соленой воды, а когда она накаталась вволю, то попросту отпустила веревку и погрузилась под воду. Грек, который управлял катером, незамедлительно развернулся и направился к ней.

Я помог насквозь мокрой и запыхавшейся миссис Кеннеди забраться в лодку и протянул ей полотенце.

– Спасибо! До чего же было весело! – воскликнула она, вытирая лицо. С огоньком в глазах она добавила: – Мистер Хилл, а почему бы вам не попробовать?

– Нет уж, спасибо, миссис Кеннеди, – рассмеялся я. – Боюсь, мне понадобится не один урок, прежде чем я смогу с вами соревноваться.

Она улыбнулась в ответ, и мы направились обратно к «Северному ветру», с палубы которого за нами наблюдали Стась и Ли. Первая леди казалась отдохнувшей, и я был счастлив, что мы смогли угодить ее желаниям и позволить ей прокатиться на водных лыжах по Эгейскому морю.

Сколько бы Кен Джианнулис ни волновался, что он подзабыл греческий, правительство страны шло нам навстречу абсолютно во всем, и даже временно закрыло для туристов остров Делос, где, по легенде, родился Аполлон, так что миссис Кеннеди смогла побродить по его руинам в одиночестве. Затем мы отправились на очаровательный островок Порос, а оттуда – на Идру, где в старомодной гавани нас встретили восторженные толпы и звон церковных колоколов.

В шесть часов вечера мы планировали отплыть на Миконос, но миссис Кеннеди и князю настолько понравилось в местной таверне, что мы задержались на Идре. Джеффрис и я сидели за соседним столом, стараясь не докучать нашим подопечным.

Несколько жителей в традиционных костюмах исполняли народные песни, которым подпевал и хлопал весь ресторан, включая миссис Кеннеди. Как только посетители принялись отплясывать каламатьянос[9], первая леди вскочила с места и присоединилась к хороводу, смеясь и пританцовывая. В итоге мы покинули Идру уже в полночь.

Когда мы проснулись следующим утром, яхта уже стояла на якоре в колоритной гавани острова Миконос, где бирюзовое море и безоблачное лазурное небо обрамляли сгрудившиеся на холме домики со свежей побелкой – мы будто попали в картину искусного художника. Миссис Кеннеди была в восторге. Наконец яхта и ее небольшой военный эскорт вернулись к усадьбе на Кавури.

После четырехдневного морского круиза миссис Кеннеди хотела посетить достопримечательности, которыми славились Афины, – Парфенон и Акрополь. В сопровождении супруги премьер-министра Караманлиса она поднялась по грубым каменным ступеням, которые вели к Парфенону – храму классического периода, построенному в честь богини Афины. Вечернее солнце окутывало дорические колонны теплым светом, а миссис Кеннеди чарующе улыбалась туристам и журналистам, которые беспрестанно щелкали затвором на всем протяжении ее часового визита. Я шел за ней по пятам, почти не замечая древние руины, и выискивал в толпе любые подозрительные и потенциально опасные лица. Если бы кто-то подошел слишком близко, я был готов выставить руку на манер шлагбаума, но, к счастью, окружавшие нас люди демонстрировали дружелюбие, и проблем не возникало.

– Надеюсь, эти достопримечательности удастся сохранить навеки, – обратилась миссис Кеннеди к госпоже Караманлис. Было видно, что древний храм действительно впечатлил первую леди, и толпа зевак не помешала ей насладиться зрелищем.

Во вторник, тринадцатого июня, миссис Кеннеди и Радзивиллы посетили дворец Татой, куда их пригласили на обед король Павел и королева Фредерика. Этот летний дворец с прилегающими территориями площадью в сорок квадратных километров располагался совсем неподалеку от столицы. После обеда первая леди обменялась подарками с королевской четой, и мы собрались уехать из дворца, но в этот момент молодой наследник греческого трона принц Константин подъехал к нам на своем новеньком спортивном «Мерседесе» с открытым верхом.

– Не желаете прокатиться, миссис Кеннеди? – спросил он.

– С удовольствием! – Она взглянула на меня и, не сказав ни слова, запрыгнула в машину. Принц немедленно тронулся с места.

Господи боже.

Я подошел к машине-эскорту, возле которой стоял Кен Джианнулис – он снова присоединился к нам после круиза.

– Забирайся, – сказал я и сам запрыгнул в пассажирское кресло. За рулем уже сидел и заводил мотор Ник Дамигос, и Кену пришлось устраиваться на заднем сиденье.

– Я поеду с вами! – вскричал военный советник короля, который стоял неподалеку. Едва он забрался в машину, как Ник вдавил в пол педаль газа.

– Делай что хочешь, но не отставай, – приказал я. Принц ехал с такой скоростью, что мы уже упустили из виду его синий кабриолет, но вскоре вновь заметили его на дороге, ведущей из дворца к автомагистрали.

Принц развернул машину и снова ускорился, а миссис Кеннеди только смеялась.

Мы понятия не имели, куда принц ее везет, поэтому просто следовали за его скоростным автомобилем по извилистым дорогам, ведущим в сторону Пирейского порта. К счастью, Ник Дамигос хорошо знал этот район и не отставал.

Они остановились у Королевского яхт-клуба, и принц показал первой леди свой корабль, который принес ему золотую медаль на Олимпиаде 1960 года, а затем отвез ее обратно в усадьбу Номикосов на Кавури. Когда мы припарковались возле синего кабриолета, на лице миссис Кеннеди играла широченная улыбка. Она знала, что подвергла нас испытанию, и наслаждалась этим.

А вот полковник был в ярости: он подбежал к принцу Константину и отчитал его по первое число. Греческих слов я не понимал, но общий посыл был ясен как день. Затем негодующий полковник забрался на заднее сиденье спортивного автомобиля, а принц смущенно попрощался с миссис Кеннеди. Я сочувствовал бедняге: обратное путешествие явно сулило ему куда меньше удовольствия.

Я знал, что от первой леди стоило ждать повторения подобной эскапады. Она терпеть не могла расписания и любила спонтанные поступки. Нам же, охраняющим ее агентам, оставалось только быстро адаптироваться к каждой конкретной ситуации.

Пятнадцатого июня мы сели на самолет до Вашингтона, и, только когда он оторвался от земли, я наконец-то вздохнул с облегчением. Нам удавалось держать под контролем докучливую прессу и не подпускать к первой леди зевак, а вдобавок я мог доложить президенту, что миссис Кеннеди не повстречалась с Аристотелем Онассисом. По крайней мере, пока.

Глава 7 Лето в Гианнис-Порт

Я охранял миссис Кеннеди уже семь месяцев, и восемьдесят процентов этого времени я провел вдали от Вашингтона и вдали от семьи: в Палм-Бич, в Миддлбурге, в Париже, в Греции. Теперь же мне пришлось объяснять беременной жене, что я на все лето уеду с первой леди в Гианнис-Порт. Это ей не особенно понравилось.

К тому моменту я уже понял, что у семейства Кеннеди были особые праздничные традиции, которым они следовали из года в год. Рождество, Новый год и Пасху они всегда встречали в Палм-Бич. 29 мая (день рождения президента) отмечался в Гианнис-Порт и знаменовал начало лета, День труда[10] Кеннеди проводили в Хаммерсмит-Фарм – особняке в Ньюпорте, штат Род-Айленд, где жили мать и отчим Жаклин. На День благодарения они возвращались в Гианнис-Порт.

В этом городке они проводили и летние месяцы. Там располагалось родовое гнездо Кеннеди, там проходили семейные воссоединения – и проходили они в атмосфере непрерывной активности. Когда Роуз, Джо, их дети и бог знает сколько внуков (это число постоянно росло) собирались вместе, они всегда находили, чем заняться: тачбол[11], водные лыжи, купание, теннис, гольф, мореплавание. Я никогда не встречал такого дружного, такого энергичного семейства, где все были готовы посмеяться, посостязаться или прийти друг другу на помощь.

Гианнис-Порт – сонная деревенька в южной части полуострова Кейп-Код, примерно в семидесяти милях от Бостона. Отцу президента Кеннеди принадлежал там огромный просторный дом, в котором и проводились семейные собрания. Этот трехэтажный особняк располагался в самом конце Марчент-авеню напротив гавани Льюис-Бэй. Специальный ход из цокольного этажа вел на просторную лужайку, которая вела прямиком к океану. От парадного входа до задней двери дом опоясывала крытая галерея, откуда можно было понаблюдать за тем, как родственники играют в футбол или плавают в море. Подъездная дорога описывала перед домом кольцо, посреди которого стоял флагшток, и ветерок с океана заставлял государственный флаг гордо развеваться круглые сутки. Когда приезжал президент, поднимали также и президентский флаг. Просторная ровная площадка возле дороги идеально подходила для посадки вертолета.

Позади особняка стоял дом поменьше: он был выполнен в стиле, характерном для Кейп-Кода, и принадлежал Бобби Кеннеди, его супруге Этель и их семи детям. Еще дальше располагался дом президента и миссис Кеннеди – он уступал размерами остальным постройкам, но имел те же архитектурные особенности. По соседству с ними жили Шрайверы – сестра президента Юнис Кеннеди Шрайвер, ее муж Роберт Сарджент «Сардж» Шрайвер и их потомство. Все четыре дома стояли в такой близости друг от друга, что дети постоянно бегали из одного в другой, и эти владения стали известны под общим именем «Поместье Кеннеди».

Я впервые приехал в Гианнис-Порт 30 июня 1961 года: миссис Кеннеди еще не бывала там в статусе первой леди. Агентов оповестили, что Гианнис-Порт превратится в «летний Белый дом», поскольку президент до осени собирался проводить там едва ли не каждый выходной. Точно так же, как в Палм-Бич и Миддлбурге, от секретной службы требовалось постоянно обеспечивать безопасность президента и его семьи, а самим агентам предстояло подыскать жилье, которое они могли себе позволить.

Журналисты разместились в гостинице «Яхтсмен Мотор», а для агентов неподалеку нашли дачные домики, которые мы сняли на лето. Нам приходилось делить расходы и работу по дому – мы будто бы очутились в летнем лагере с общими ванными и спальнями. В день нам платили 12 долларов, так что мы скидывались на еду и прочие повседневные продукты, чтобы сэкономить как можно больше. Все мы выросли во время войны и поэтому старались жить по средствам. К счастью, среди нас были хорошие повара, и они часто готовили домашнюю еду, которая поджидала в холодильнике агентов, возвращавшихся с дежурства. Мы были единой командой и во время службы, и в свободное время.

Телохранителям первой леди предоставили два автомобиля, кабриолет «Линкольн» и легковой универсал «Меркьюри», поэтому один из них большую часть времени был в моем распоряжении. Как правило, в одной машине путешествовала миссис Кеннеди, а другую использовали для конвоя или для предварительных мероприятий по обеспечению безопасности. Один из агентов рано утром приезжал в поместье на автомобиле, которым миссис Кеннеди собиралась пользоваться в течение дня, а вторую поочередно использовали для повседневных нужд остальные агенты.

Мы разместили командный пункт секретной службы в домике для гостей между особняками Бобби Кеннеди и президента. Я никогда не забуду тот первый выходной после Дня независимости, когда президент принес нам несколько упаковок супа-пюре из моллюсков от «Милдредс Чаудер Хаус». Раньше я этот суп не пробовал – в Северной Дакоте с морепродуктами было туго, – но мне хватило одной ложки, чтобы понять любовь семейства Кеннеди к этому блюду. Холодным мокрым вечером сложно представить что-то вкуснее молочного бульона, заправленного свежими моллюсками, беконом и кусочками картофеля. С тех пор суп от «Милдредс» навсегда попал в меню секретной службы во время работы в Гианнис-Порт.

После праздничного выходного в честь Дня независимости лето проходило по довольно предсказуемому расписанию. Президент проводил рабочие дни в Вашингтоне, а миссис Кеннеди с детьми оставались в Гианнис-Порт. Первая леди каждый день поддерживала форму, играя в теннис или катаясь на водных лыжах, а все остальное время общалась по телефону со своими секретарями, обсуждая кампании по сбору средств, будущие политические мероприятия и ее собственный проект по реставрации Белого дома.

Компанию миссис Кеннеди в Гианнис-Порт составляли ее золовки. Ближе всего она подружилась с Джин Кеннеди Смит, младшей из сестер мужа, но и с остальными женщинами из клана Кеннеди она поддерживала теплые отношения. Я провел немало времени, наблюдая за их теннисными партиями на ухоженном корте позади особняка Джозефа. Чаще всего миссис Кеннеди играла против Джин, но нередкими были и парные матчи с участием Юнис и Этель, супруги Бобби. Ярый соревновательный дух был характерной чертой для всех сестер Кеннеди, но никто не желал победы так страстно, как Этель. Казалось, что атмосфера соперничества, царившая в семье, порой раздражала миссис Кеннеди, но она всегда старалась это скрывать. В отличие от сестер президента, которые отчаянно стремились разгромить противника на теннисном корте, первая леди куда больше наслаждения получала от игры ради удовольствия и упражнений. Ей нравились обмены дальними ударами с лета, ей нравились физические нагрузки, заставлявшие сердце биться быстрее.

Миссис Кеннеди была бесстрашной водной лыжницей и превосходно плавала. Военно-морские силы снабдили нас лодками и человеком, который за ними приглядывал, – его звали Джим Бартлетт. Агенты патрулировали окрестные воды на катерах, а еще на одном мы с Джимом следовали за миссис Кеннеди во время ее морских приключений, чтобы я мог прийти ей на помощь в случае необходимости.

Говоря начистоту, плавала она гораздо лучше меня. В те дни водные лыжники не носили спасательных жилетов, а у меня на тот момент не было никаких навыков оказания первой помощи на воде. Лишь некоторое время спустя кто-то из окружения Кеннеди осознал, что агентам, сопровождавшим семью президента во время бессчетных выходов в море, не помешало бы знать, как спасти человека от утопления.

К счастью, представители клана Кеннеди словно родились с жабрами, и никаких неприятностей на воде с ними не происходило.

Миссис Кеннеди обожала слалом на водных лыжах и постоянно искала, с кем бы кататься в паре. Одним спокойным погожим днем, когда мы вышли в море на катере, она повернулась ко мне и спросила с блеском в глазах:

– Мистер Хилл, а почему бы вам со мной не прокатиться? Будет очень весело, вот увидите.

Я никогда не пробовал ничего подобного. Более того, в тот раз, когда я увидел ее на водных лыжах в Греции, я впервые познакомился с этим спортом вживую.

– Миссис Кеннеди, мне жаль вас разочаровывать, но я никогда не катался на водных лыжах.

– О боже мой, – сказала она, глядя на меня с недоверием, – разве бывают такие люди?

Она была предельно серьезна. Я рассмеялся и ответил:

– Там, где я рос, было непросто найти подходящий водоем, но сейчас, глядя на вас, мне хочется научиться.

Джим Бартлетт сдавленно хихикал за рулем, притворяясь, что не подслушивает. Миссис Кеннеди повернулась к нему:

– А вам мистер Бартлетт поможет, не правда ли, мистер Бартлетт?

– Ну, не уверен, что Клинта можно такому научить, миссис Кеннеди, – ухмыльнулся Джим, – но я непременно постараюсь.

Так я стал учеником, а Джим Бартлетт – моим инструктором, и мы с ним неустанно тренировались каждый день после работы. Первые мои попытки были катастрофическими. У миссис Кеннеди все получалось столь естественно, что и я подумал, будто смогу без проблем покорить стихию. Однако стоило Джиму включить мотор, как я немедленно потерял равновесие, плюхнулся в воду и отправился бороздить морские просторы на животе, отчаянно цепляясь за трос и глотая соленую воду, которая била мне в лицо, как из брандспойта. Ноги выскользнули из лыжных креплений, и, когда я наконец отпустил веревку, мне пришлось барахтаться на месте, пока Джим за мной не вернулся. Я не собирался сдаваться, но, несмотря на бесконечные попытки, у меня так и не получалось сохранять равновесие и скользить по воде, как это делала миссис Кеннеди, а она могла катиться и на одной лыже! Это было настоящим унижением, за которым, к счастью, первой леди не пришлось наблюдать.

Казалось, терпение Джима не знает границ: он раз за разом заводил лодку, останавливался и возвращался, когда я вновь выпускал веревку и бултыхался в воде, пытаясь удержаться на поверхности вопреки тяжеленному балласту, в который на моих ногах превращались лыжи. Но в конце концов не выдержал даже он.

– Клинт, черт побери! Либо ты учишься держать кончики лыж над водой, либо можешь отправляться на дно морское.

Каким-то образом я вдруг понял, что от меня требуется. Никогда не забуду, как я впервые научился стоять на водных лыжах и покатился по морской глади за катером Джима.

– Так держать, Клинт! – крикнул мне Джим.

– Й-и-и-ха! – отозвался я, рассекая волны, производимые катером. Когда Джим повернул лодку, мы резко набрали скорость. Я был полон адреналина, я был в сущем восторге от того, как порывы ветра бьют мне в лицо, я не мог перестать улыбаться – и тогда я понял, почему миссис Кеннеди настолько любит этот спорт.

Когда мы вышли в море в следующий раз, я попытался прокатиться на одной лыже. Я решил, что раз уж я научился стоять на двух, то и с одной никаких проблем не возникнет, – и снова ошибся. Бедняга Джим Бартлетт – сколько же ему пришлось поработать сверхурочно, чтобы научить агента секретной службы кататься на водных лыжах. Но в конце концов я набрался опыта и обучился этому трюку.

Несколько раз мы катались вдвоем с миссис Кеннеди, но мне до нее было как до луны. Падал я куда чаще, чем она, и в конце концов мне пришлось сказать ей, что, раз уж я отвечаю за ее безопасность, лучше бы мне оставаться в катере. Чего я не хотел совершенно точно, так это чтобы ей однажды пришлось спасать меня самого.

Время от времени с нами в море выходила Этель, а еще как-то раз компанию миссис Кеннеди составил космонавт Джон Гленн, в то время как президент и журналисты с восхищением наблюдали за ними. Впрочем, обычно в Гианнис-Порт в катании на водных лыжах принимали участие лишь я, она и Джим.

В будние дни, когда президент работал в Вашингтоне, миссис Кеннеди немало времени проводила с его отцом, которому на тот момент было семьдесят два года. Джозеф Патрик Кеннеди был послом Соединенных Штатов в Великобритании при Франклине Делано Рузвельте, и пусть он давно уже оставил эту позицию, его по-прежнему с уважением называли «посол Кеннеди».

Он был жизнерадостным мужчиной с заразительной улыбкой, у которого, впрочем, хватало врагов. Они с Жаклин испытывали друг к другу огромное уважение и поддерживали теплые отношения, полные взаимного восхищения. Джозеф Кеннеди мог часами сидеть с ней на своей просторной веранде, разговаривать и смеяться.

В пятницу все менялось, и на следующие сорок восемь часов активность в поместье Кеннеди достигала апогея. Строго по расписанию Борт номер один приземлялся на авиабазе Национальной гвардии в западной части Кейп-Кода, а уже оттуда президент отправлялся в Гианнис-Порт на военном вертолете – зеленом с белым верхом, что обозначало личный транспорт главы государства.

Приземление президента на площадку перед домом посла Кеннеди всегда вызывало ажиотаж у детей. Подумать только: к дедушке прилетают на вертолете! Также они прекрасно знали, что произойдет позже. Заслышав характерный шум несущего винта, который становился громче и громче, все они вмиг собирались вокруг площадки, а мы подвозили поближе гольф-мобиль. Едва вертолет приземлялся, президент сбегал вниз по ступенькам, и первой его всегда встречала Кэролайн, оставив позади двоюродных братьев и сестер. Лицо президента сияло от радости, словно при виде детей и своего любимого Гианнис-Порта он на один короткий миг забывал обо всех тяготах своей работы. Он бодро шагал прямиком к гольф-мобилю, садился за руль и громогласно спрашивал:

– Кому мороженого?

– Да-а! Мороженое! – кричали дети в ответ, всей гурьбой забираясь в гольф-мобиль вместе с ним – внутрь набивалось до дюжины ребятишек, кто сидя, кто стоя. Президент заводил мотор и с широкой ухмылкой ехал в сторону своего дома прямо через лужайку на заднем дворе Бобби, стараясь сбросить «хвост» секретной службы. В конце концов он оказывался на подъездной дорожке к собственному особняку, которая выходила на Ирвинг-авеню, там поворачивал направо, а затем налево и выезжал на Лонгвуд-авеню.

Детские вопли «Быстрее! Быстрее!» можно было услышать за два квартала.

На углу Лонгвуд-авеню и Уачусетт-авеню, рядом с почтовым офисом, стоял небольшой киоск, продававший мороженое и сладости. Вся ватага вываливалась из гольф-мобиля и получала долгожданные вафельные рожки.

В субботу мы выходили в море и обедали на «Марлине», личной яхте посла Кеннеди. На пятнадцатиметровой яхте как раз хватало места для президента, миссис Кеннеди, нескольких гостей, небольшого экипажа и двух агентов секретной службы.

На обед, как правило, подавали рыбный суп или суп из моллюсков, приготовленный поваром Кеннеди по любимому семейному рецепту. Запах супов сводил меня с ума: я каждый раз надеялся, что один из агентов зашел сегодня в «Милдредс» и дома меня будет поджидать в холодильнике порция этого блюда.

Яхту со всех сторон сопровождали военные катера: два принадлежали Береговой охране, два – Военно-морскому флоту, и экипаж всех четырех подчинялся агентам секретной службы на борту. Я всегда работал на быстром водометном катере, которым управлял Джим Бартлетт: в случае необходимости мы были готовы пойти на перехват или прокатить миссис Кеннеди на водных лыжах, если она того пожелает. Журналисты, как правило, нанимали собственный катер и шли у нас в хвосте, чтобы не упускать президента из виду: к их вящему сожалению, близко к яхте мы их не подпускали.

Перед самой первой поездкой в Гианнис-Порт, вскоре после того, как мы с миссис Кеннеди вернулись из Греции, она совершала очередную утреннюю прогулку по овальной подъездной дороге на территории Белого дома. Как и всегда, я оставался поблизости на случай непредвиденных обстоятельств, но старался не досаждать первой леди своим присутствием. Она гуляла молча, что было у нее в привычке, шагала широко, с высоко поднятой головой и идеальной осанкой. Я уже знал, что такое молчание – признак глубоких раздумий. Внезапно она остановилась и повернулась ко мне с таким блеском в глазах, как будто только что ее посетила отличная идея.

– Мистер Хилл? Вы не знаете, правительственный обед когда-нибудь проводили за пределами Белого дома?

Вопрос застал меня врасплох. Я почти видел, как в ее голове вращаются шестеренки.

– Точно не знаю, миссис Кеннеди. Почему вы спрашиваете?

– Допустим, мы проведем его в Маунт-Вернон[12] – будет ли это проблемой для секретной службы?

– Не думаю, что с нашей стороны возникнут какие-то препятствия. Придется все предварительно распланировать, но мы приложим все усилия, чтобы обеспечить точно такую же безопасность, как и в Белом доме.

– О, это прекрасно! – воскликнула она. – Обед, который президент де Голль проводил для нас в Версале, был поистине волшебным, и с тех пор я думала, сможем ли мы устроить нечто столь же особенное. Дом Джорджа Вашингтона будет идеальным местом.

И она быстро зашагала дальше, не говоря больше об этом ни слова.

Я понятия не имел, когда и для кого первая леди собиралась проводить этот обед. Впрочем, как и в прошлый раз в Миддлбурге, я сообщил о нашей беседе Джерри Бену и его подчиненным: «Я хорошо знаю миссис Кеннеди – если президент не откажет ей, очень скоро нам придется готовиться к правительственному обеду в Маунт-Вернон».

Именно поэтому для секретной службы не стало сюрпризом объявление о том, что официальный обед в честь визита президента Пакистана Мухаммеда Айюб Хана состоится 11 июля 1961 года в доме-музее Джорджа Вашингтона.

Бывшая плантация, расположенная на берегах реки Потомак в нескольких километрах к югу от столицы, была живописнейшим местом, но – с точки зрения логистики – еще и настоящим кошмаром.

Миссис Кеннеди всегда интересовалась историей и знала толк в пышных церемониях, но именно впечатления от поездки в Париж и роскошного обеда в Версале сподвигли ее на организацию этого грандиозного торжества – первого официального приема за пределами Белого дома. Она увидела возможность напомнить нации о революционных корнях США и о том, как американский народ сражался за свою свободу и независимость. Она хотела, чтобы этот обед был особенным, неординарным, запоминающимся – чтобы он задал тон для всех будущих государственных мероприятий. С того самого момента, как ей пришла в голову эта идея, миссис Кеннеди превратилась в бродвейского режиссера, готовящегося к премьере.

Дом-музей Вашингтона, построенный в восемнадцатом веке, не был готов к такому масштабному событию – там не было ни электричества, ни водопровода. Но когда миссис Кеннеди за что-то всерьез бралась, остановить ее было непросто. Она продумала все до мельчайших деталей: список приглашенных, меню, развлечения, общую визуальную эстетику.

– Мы устроим историческую реконструкцию одного из сражений Войны за независимость, с мушкетами и горнами, – объявила она в какой-то момент.

Вот чего нам не хватало, подумал я, так это толпы загримированных актеров с оружием в руках в опасной близости от нее с президентом. Я должен был предупредить об этом руководство.

– А еще президенту пришла в голову отличная мысль: пусть гости прибывают на яхтах. Разве не волшебное будет зрелище?

– Волшебное, – ответил я, – сколько гостей ожидается?

– Хм, где-то сто тридцать или полторы сотни.

Подумать только: сто пятьдесят человек, в том числе многие высокопоставленные лица, медленно спускаются по реке Потомак. Попотеть придется и секретной службе, и самым разным правительственным органам.

Чтобы воплотить в жизнь задумку миссис Кеннеди, понадобились усилия сотен сотрудников. Поработать в команде пришлось даже тем, кто раньше этого не делал: персоналу Тиш Болдридж, подчиненным военного советника президента, Службе национальных парков, Государственному департаменту, главному дворецкому Белого дома, Женской ассоциации Маунт-Вернон, секретной службе и Рене Вердону, шеф-повару Белого дома.

Каждый день миссис Кеннеди придумывала новые идеи, и ее подчиненным приходилось носиться по офисам, получая соответствующие разрешения. Если кто-то предполагал, что очередная затея невыполнима, первая леди тихо, но чрезвычайно убедительно возражала: «Ну конечно же, выполнима». Она контролировала организацию банкета до малейших деталей и сохраняла неколебимую веру, что ее помощники готовы любой ценой привести ее идеи в исполнение. Наверное, она так и не узнала, что в определенные моменты, оставшиеся за кадром, вечер едва не обернулся катастрофой.

Гостей доставляли на президентских судах «Секвойя» и «Хани Фитц», а также на торпедном катере и яхте, предоставленной военно-морским флотом. Корабли шли вниз по реке Потомак от вашингтонских доков к причалу близ Маунт-Вернон. Было решено, что обратно гостей повезут на машинах, что снова добавило организаторам головной боли, поскольку автомобилей требовалось куда больше, чем лодок.

Вдобавок ко всему после дождя в округе появились полчища москитов. В день долгожданного мероприятия бывшую плантацию пришлось заливать репеллентом трижды: утром, в полдень и за час до прибытия гостей.

Было заранее решено, что шеф-повар Вердон приготовит бóльшую часть блюд в Белом доме, а потом их доставят в Маунт-Вернон под военным конвоем. Прибыв на место, Вердон заметил, что территорию обрабатывают репеллентом, и испугался, что токсичный спрей попадет в еду: если бы кто-то из гостей отравился, отвечать пришлось бы ему. Времени готовить новые блюда уже не было, и Рене не находил себе места. К счастью, решение нашлось у Тиш Болдридж.

– А почему бы агентам секретной службы не поработать дегустаторами? – предложила она. – Если они не помрут от этой еды, то ее можно будет и гостям подавать.

Рене неохотно согласился, и двум агентам пришлось перепробовать каждое блюдо, которое повар приготовил к банкету: мятный джулеп «Джордж Вашингтон», салат «Мимоза» с авокадо и крабовым мясом, цыпленка по-охотничьи, курицу с рисом по-кламарски, клубнику со взбитыми сливками и даже закусочные птифуры. Времени было немного, поэтому свои порции дегустаторы буквально проглатывали. Выяснилось, что репеллент еду не испортил, но агентам все равно стало плохо – попросту от обилия и разнообразия наскоро съеденных блюд. Впрочем, Рене был доволен, что все обошлось, и смог подавать свои шедевры президенту, первой леди и их гостям без опасений, что его репутации будет нанесен непоправимый ущерб.

Вечер выдался погожим, и к моменту прибытия гостей все уже было готово к торжественному событию. Миссис Кеннеди выглядела поистине по-королевски в белых перчатках по локоть и белом кружевном платье без рукавов с широким зеленым поясом, которое для нее сшил Олег Кассини. Во время экскурсии по дому-музею Вашингтона они с президентом Кеннеди составляли компанию президенту Айюб Хану и его дочери Бегум Насир Аурангзеб.

Затем настал черед реконструкции сражения. Программу открывал торжественный марш знаменосцев колониальной армии при поддержке отряда полковых музыкантов, а затем солдаты в напудренных париках, вооруженные мушкетами, дружно прицелились и дали залп. Так уж вышло, что на линии огня оказалось где-то шестьдесят журналистов: пули, конечно же, были холостыми, зато дым и шум – вполне натуральными, что заставило понервничать многих представителей прессы. Взглянув на миссис Кеннеди, я увидел улыбку на ее лице и решил, что журналисты вряд ли попали под воображаемый обстрел по чистой случайности.

Я держался в стороне неподалеку от миссис Кеннеди и наблюдал за всем, что происходило вокруг нас. Когда дело дошло до банкета, я заметил, что перед каждым гостем в особенной последовательности лежало сразу несколько вилок, ложек и ножей разных размеров. В моем родном Уошберне, штат Северная Дакота, мне никогда не доводилось принимать участие в пиршестве, которое требовало использования стольких столовых приборов. Глядя на то, как миссис Кеннеди уверенно выбирает для очередного блюда подходящую вилку или ложку, я на всякий случай старался все запоминать, чтобы в похожей ситуации знать наверняка, чем есть салат, а чем – десерт.

Гости хвалили атмосферу, тающую на языке еду и потрясающую реконструкцию – вечер в честь президента Айюб Хана прошел успешнее некуда. Президент Кеннеди знал, сколько усилий его супруга вложила в организацию банкета, и явно гордился ей.

Сама миссис Кеннеди весь вечер сияла от радости. Она сидела рядом с главой Пакистана, и их беседа, которую я не слышал, явно доставляла им огромное удовольствие. Позже она сказала мне, что бóльшую часть вечера они обсуждали свою общую страсть – любовь к лошадям. Миссис Кеннеди очаровали истории Айюб Хана о жизни в Пакистане – уголке земного шара, где она еще не бывала. Разумеется, почетный гость пригласил президента Кеннеди и его супругу нанести ответный визит в его родную страну, и у меня было странное ощущение, что миссис Кеннеди найдет способ воспользоваться этим приглашением.

Глава 8 Осень 1961-го

Летом 1961 года, с того момента как мы впервые посетили Гианнис в конце июня, миссис Кеннеди провела почти четыре месяца вдали от Белого дома. Несколько раз она возвращалась, чтобы принять участие в разных мероприятиях, таких как ужин в Маунт-Вернон в июле и государственный обед 19 сентября с президентом Перу Доном Мануэлем Прадо. Эти случаи были одними из очень немногих моментов, когда у меня получалось съездить домой.

Двадцать четвертого января, после ужина с президентом Прадо в Вашингтоне, мы отбыли в Нью-Йорк. На следующий день миссис Кеннеди намеревалась посетить выступление президента перед Организацией Объединенных Наций. Как обычно, мы остановились в «Карлайл-Отеле»: президент и миссис Кеннеди заняли один из номеров класса люкс, а агенты были рассредоточены по всему зданию. Некоторым из них приходилось ютиться втроем и даже вчетвером в одном номере – свободных номеров не хватало на всех, да и администрация хотела сократить расходы.

На следующий день после выступления президента мы вылетели в Ньюпорт, Род-Айленд, и направились в Хаммерсмит-Фарм, где жили мать и отчим миссис Кеннеди – Хью Очинклосс. Дети – Джон и Кэролайн – уже ждали нас там: их привезли днем ранее агенты секретной службы.

Я уже как-то раз был в Ньюпорте вместе с президентом Эйзенхауэром, так что местность была мне знакома. Памятуя о величественных резиденциях Кеннеди в Палм-Бич и Гианнисе, я ожидал, что поместье Очинклосса будет на одном уровне с ними. Однако, завидев дом, я понял, что он превосходит все виденное мною ранее.

Это был особняк в викторианском стиле. Выглядел он так, будто его сюда перенесли прямиком из Англии. Выцветшая черепица придавала дому уют и простоту, свойственную коттеджам, однако коттеджем этот огромный особняк назвать язык не поворачивался. В доме было три этажа и двадцать восемь комнат. Над крышей возвышались многочисленные кирпичные трубы и даже небольшая башенка. Особняк стоял на возвышенности, окруженный почти двумя сотнями квадратных километров земли – это в восемь раз больше, чем площадь всего поместья Кеннеди в Гианнис-Порт, у залива Наррагансетт. Большую часть земли вокруг дома покрывали газоны. Я подумал, что только для того, чтобы поддерживать их в презентабельном виде, нужна целая бригада садовников. Также на территории имения находилась огромная конюшня, которая явно была больше и роскошнее обставлена, чем дом с двумя спальнями в Уошберне, в котором я вырос.

Между конюшней и домом находился теннисный корт. Повсюду змеились дорожки, покрытые гравием. Они вели от дома к корту и конюшням и дальше, к причалу, который был построен на небольшом каменистом пляже. Я мог лишь представлять, что здесь творилось 12 сентября 1953 года, когда тысяча двести человек пришли на свадьбу Джона Кеннеди и Жаклин Бувье.

Незадолго до прибытия президента одну из его яхт, «Хани Фитц», привели в Ньюпорт. Судно длиной двадцать восемь метров стояло на якоре в Ньюпортской марине, и каждое утро его пригоняли на причал у фермы Хаммерсмит. Когда президентом был Эйзенхауэр, она называлась «Барбара Энн», в честь одной из его внучек. Президент Кеннеди переименовал яхту в «Хани Фитц» в честь своего дедушки по материнской линии, Джона Фрэнсиса «Хани Фитца» Фитцджеральда. Каждый день семья президента пользовалась яхтой для обеденных прогулок, а я следовал за ними на моторной лодке.

Был сентябрь, летняя жара понемногу сменялась осенней прохладой, и во время водных прогулок приходилось надевать легкую куртку или свитер. Как-то раз утром, когда мы готовили лодки и яхту к отплытию, миссис Кеннеди позвонила на командный пост секретной службы.

– Мистер Хилл, мне бы хотелось после обеда покататься на водных лыжах, – сказала она. – Вы не могли бы взять их с собой?

– Водные лыжи? – переспросил я. – Вы уверены? Вы ведь в курсе, какая сейчас холодная вода, миссис Кеннеди?

– Я знаю, и это меня совершенно не беспокоит, – ответила она. – У меня есть костюм для подводного плавания. Не волнуйтесь.

– Миссис Кеннеди, – сказал я и рассмеялся. – Вы представляете, на что пойдут журналисты, лишь бы сфотографировать вас в этом костюме? Вы – первая жена президента, которая катается на водных лыжах. Могу вас заверить, что Мэйми Эйзенхауэр и Бесс Трумэн никогда этого не делали. Ни в костюме для подводного плавания, ни без оного.

Она рассмеялась:

– Ну теперь мне еще больше хочется это сделать!

Она и правда надела черный неопреновый костюм для подводного плавания, и мы потянули ее за собой на моторной лодке. Море было самым спокойным в бухте Поттер и вблизи частного пляжного клуба Бейлис-Бич. Люди на берегу вставали и смотрели в нашу сторону. Можно было почти физически ощутить, как расходятся слухи о нашем прибытии. Некоторые журналисты поспешно брали в аренду лодки и плыли в нашу сторону. Мы ничего не могли с этим поделать, так как никто из них не заплывал за границу охраняемого нами периметра, но ни мне, ни миссис Кеннеди такое внимание прессы не нравилось.

Я все время думал о том, какая же холодная эта проклятая вода и как мне будет несладко, если придется прыгнуть за борт, чтобы спасти первую леди. Костюма для подводного плавания у меня не было. К счастью, помощь ей не понадобилась. На следующее утро в газетах новых фотографий я не обнаружил.

Примерно в это же время миссис Кеннеди решила научиться играть в гольф. Мы ходили в Ньюпортский загородный клуб, где она брала уроки у своего давнего друга Билла Уолтона. Миссис Кеннеди преуспела в гольфе, как и в большинстве видов спорта, которыми она занималась. Ее удары по мячу были удивительно точными и сильными, а форма напоминала мне форму профессиональных женщин-игроков в гольф, которых я видел по телевизору.

Судя по всему, миссис Кеннеди твердо вознамерилась стать хорошим игроком, и эта уверенность сквозила во всех ее действиях.

Погода в Ньюпорте была довольно приятной, хоть и довольно прохладной. Солнечные и облачные дни сменяли друг друга. Однако в пятницу 29 сентября погода резко изменилась, как это часто бывает у берегов Новой Англии, и густой холодный туман опустился на город.

Едва мы вернулись в Хаммерсмит-Фарм после небольшой прогулки, как мне позвонили: у моей жены начались схватки. Ее увезли в Александрийский госпиталь в Виргинии. Новость застала меня врасплох: я полагал, что это должно было случиться не ранее чем через две недели.

Я тут же сообщил об этом первой леди.

– Миссис Кеннеди, – сказал я. – Мне только что стало известно, что моя жена рожает. Мне нужно как можно скорее вернуться в Вашингтон.

– Конечно, мистер Хилл, – ответила она. В ее взгляде читалось искреннее беспокойство. – Езжайте сейчас же и ни о чем не волнуйтесь.

К несчастью, в ту ночь я так и не смог вылететь в Вашингтон. Ближайший аэропорт находился в Уорике, но из-за тумана все полеты были отменены. Еще одним вариантом была военно-морская авиабаза в Куонсет-Поинт, располагавшая большим ассортиментом воздушных судов. К сожалению, полеты были отменены и там. Мы связались со службой береговой охраны, и они пообещали попробовать помочь. Однако позже они сообщили мне то же, что и остальные: все полеты отменены. Никто не мог ничего поделать. Я застрял в Ньюпорте.

На следующий день небо прояснилось, и я наконец сел в самолет. В аэропорту меня встретил агент из спецгруппы «Белый дом» и отвез в госпиталь. Там я смог увидеть и подержать своего сына, Кори Джонатана. Он родился слегка недоношенным, но был полностью здоров. Меня переполняла гордость: я стал отцом второго сына!

Суматошный график семьи Кеннеди был испытанием для всех агентов и их семей. Президент Кеннеди путешествовал гораздо чаще, чем его предшественник Эйзенхауэр, так что агентам из президентской группы нередко приходилось работать вдали от дома и семьи. Так как миссис Кеннеди часто и надолго уезжала из Вашингтона, я тоже подолгу не виделся с детьми и женой.

К счастью, жены агентов секретной службы дружили и много общались. Многие из нас жили недалеко друг от друга, и наши дети были примерно одного возраста, так что, пока ребята были в разъездах, жены встречались и проводили время вместе. Когда 27 октября мы вернулись в Белый дом, я был уверен, что в этом году мы больше не будем ездить в Ньюпорт и Кейп. Оставался лишь День благодарения. Я с нетерпением ждал возможности хотя бы месяц поспать в своей постели и провести время с семьей. К сожалению, этому не суждено было сбыться. На следующих выходных мы поехали в Гианнис, затем в Ньюпорт, после чего на несколько дней вернулись в Вашингтон для встречи с премьер-министром Индии Джавахарлалом Неру и его дочерью Индирой Ганди. До меня начало доходить, что миссис Кеннеди старается держаться подальше от Белого дома. Судя по всему, постоянные обеды с дамами и чаепития нравились ей не больше, чем мне. Миссис Кеннеди не любила быть в центре внимания, а светские беседы ее утомляли. Она придирчиво выбирала мероприятия, которые казались ей важными, но впоследствии нередко отказывалась посещать их. Это очень выматывало Тиш Болдридж, которой приходилось искать персонал на замену, когда миссис Кеннеди говорила ей, что чувствует себя плохо или что изменила планы, – а потом она узнавала, что мы уже выехали в Миддлбург.

Тем не менее стоило первой леди узнать о прибытии главы какого-нибудь государства, она тут же целиком посвящала себя планированию мероприятия. Думаю, успех в Маунт-Верноне прибавил ей уверенности в себе, а также показал, что она способна мыслить масштабно при организации такого рода встреч. Одним из самых запоминающихся событий стал для меня вечер с Пабло Казальсом.

– Вы любите музыку, мистер Хилл? – спросила как-то раз миссис Кеннеди, когда мы были в Ньюпорте.

– Да, я очень люблю музыку, – ответил я. – В колледже я даже пел в квартете.

– Неужели?

Она выглядела так, будто вот-вот рассмеется. Видимо, одна лишь мысль о том, что я, серьезный агент секретной службы, могу петь, казалась ей невероятной.

– Да, это правда, – ответил я с улыбкой. – А еще я играл на трубе. Неплохо, кстати, играл.

Она все-таки рассмеялась и сказала:

– Простите, мистер Хилл. Вы всегда такой серьезный! Я и подумать не могла о вас как о человеке, способном петь или играть на музыкальном инструменте.

– Я серьезно отношусь к своей работе, это точно. Но в свободное время я вовсе не прочь поразвлечься.

– Я вовсе не хотела сказать, что вы не развлекаетесь, мистер Хилл, – со смехом поспешила возразить миссис Кеннеди, – но раз уж вы любите музыку, вам следует обязательно посетить со мной ужин с губернатором Пуэрто-Рико.

Я уже знал о приезде губернатора Луиса Муньоса и его жены, как и о государственном ужине в их честь, но не мог понять, что общего это имело с моей любовью к музыке.

– Но почему, миссис Кеннеди?

– После ужина нас ожидает особенный концерт. Пабло Казальс, один из величайших виолончелистов нашего времени, согласился сыграть для нас. Он не играл в Соединенных Штатах тридцать три года! Разве это не прекрасно?

Ее энтузиазм был заразителен.

– Думаю, концерт будет просто потрясающий. Полагаю, мне придется отнести свой смокинг в химчистку, – ответил я.

13 ноября 1961 года я стоял в задней части Восточного зала, одетый в смокинг, и слушал концерт Пабло Казальса. Аккомпанировали ему пианист Мечислав Хоршовский и скрипач Александр Шнайдер. Это действительно был самый трогательный и впечатляющий концерт в моей жизни.

Миссис Кеннеди очень любила приглашать видных деятелей искусства в Белый дом, чтобы продемонстрировать важность культуры для гармоничного развития страны. В тот вечер они с президентом собрали людей, способных по-настоящему оценить единственный шанс увидеть Казальса в Америке. Среди гостей были композиторы Леонард Бернстайн, Аарон Копленд, Юджин Орманди и Леопольд Стоковский. Также присутствовали Генри Форд II, основатель IBM Томас Джон Уотсон, нефтяной магнат Эдвин Поули и Элис Рузвельт Лонгуорт, дочь президента Теодора Рузвельта, которая еще помнила прошлый концерт маэстро в Белом доме в 1904 году. Этот вечер был особенным не только из-за присутствия Казальса, но и из-за пришедших гостей. Для меня было честью находиться среди них.

Для первой леди этот вечер тоже был особенным. Она лучилась счастьем и выглядела восхитительно. Это было официальное мероприятие, и все гости оделись самым торжественным образом, но царственные манеры и ослепительная улыбка выделяли ее из толпы лучше любых украшений.

Выступление Казальса привлекло внимание общественности, и, хотя концерт и доставил миссис Кеннеди огромное удовольствие, как только вечер подошел к концу, она с радостью покинула Вашингтон. На следующий день мы направились в Миддлбург, чтобы провести несколько дней в Глен-Ора.

Все еще сияющая от эмоций после выступления Казальса, миссис Кеннеди достала пачку газет. Пока я вел машину, она зачитывала отрывки из рецензий.

– Это был просто потрясающий вечер, миссис Кеннеди, – сказал я, – вам следует гордиться тем, что его организовали именно вы.

– Спасибо, мистер Хилл, – сказала она с улыбкой, – я очень рада, что вам понравилось. Жаль, что вы побывали там на работе, а не в качестве гостя. Но я бы не хотела, чтобы вы пропустили это событие.

– Я благодарен вам за заботу, миссис Кеннеди, вы очень добры, – сказал я.

– Надеюсь, вы понимаете, как высоко я ценю все, что вы делаете для меня, мистер Хилл. Благодаря вам мое мнение о секретной службе несколько изменилось.

Мы выехали из Глен-Ора в пятницу утром, 17 ноября. Миссис Кеннеди собиралась покататься верхом с Пьемонт Хант. Ее лошадь по имени Ирландец везли в трейлере следом за нами.

Прошло немало времени с тех пор, как первая леди ездила верхом в последний раз, и одного взгляда на нее хватало, чтобы понять, как она взволнована. На ней были галифе, блейзер, сапоги и ни грамма макияжа – и все же она выглядела даже более привлекательно, чем в вечернем платье на выступлении Казальса. Это была та миссис Кеннеди, какой я ее узнал и запомнил, – непринужденная, раскрепощенная и уверенная в себе вдали от лишних глаз.

– Прогулка может затянуться, – предупредила она. – После того как мы вернемся, я присоединюсь к остальным за завтраком. Я не знаю точно, когда вернусь.

– Хорошо, миссис Кеннеди. Желаю вам приятно провести время. Вызовите меня, когда будете готовы уезжать.

Позади нас люди рассаживались по коням. Гончие бегали вокруг, оглашая окрестности лаем. Я заметил, что лошадь миссис Кеннеди волнуется и конюх никак не может ее успокоить.

– Похоже, Ирландцу не терпится пуститься в путь, – сказал я, – будьте осторожны.

– О, не беспокойтесь за меня, – сказала миссис Кеннеди, бросая взгляд на коня. – Он довольно норовистый, но меня слушается. – Затем, широко улыбнувшись, она добавила: – Это вы будьте осторожны, пытаясь поспеть за мной на машине по этим неровным тропинкам!

Я рассмеялся. Миссис Кеннеди направилась к остальным наездникам, собравшимся на поляне неподалеку.

– Доброе утро, Джеки! – крикнул кто-то из них. – Рады вас видеть!

– Доброе утро! – ответила она. Миссис Кеннеди выглядела расслабленно и естественно, иными словами – в своей тарелке. Здесь она была всего лишь одной из всадниц, пришедших покататься на лошадях. Никто не относился к ней как-то по-особенному, и ей это нравилось. Здесь первая леди могла побыть просто Джеки.

Я наблюдал за тем, как она поставила ногу в стремя и забралась на Ирландца. Затем я сел за руль фургона и выехал на позицию, с которой было видно всю группу, скачущую по холмистой местности хозяйства Меллон.

До меня доносились свист кнутов и собачий лай. «Интересно, – подумал я, – неужели они считают, что со всем этим шумом смогут застать врасплох хоть одну лису?» Всадники поскакали по своему обычному маршруту. То тут, то там они перескакивали через заборы и живые изгороди. Миссис Кеннеди любила прыгать, и у них с Ирландцем это хорошо получалось. Я медленно ехал по проселочным дорогам, пытаясь поспевать за группой и держать их в поле зрения. Это было непросто.

Внезапно я заметил человека, сидящего на корточках посреди поля, прямо на пути приближающихся всадников.

Черт. Подъехав поближе, я узнал в нем Маршалла Хоукинса, местного фотографа, который был знаменит своими фотографиями лошадей и всадников из охотничьих клубов. Он притаился неподалеку от заборчика, через который вскоре группа должна была перепрыгнуть.

Гончие бежали тихо, и единственным более-менее громким звуком был приближающийся стук лошадиных копыт. Я был на дороге, в доброй сотне ярдов от забора, и единственное, что мне оставалось, – это закричать. Однако я решил, что мой крик может лишь осложнить ситуацию.

Я не опасался за миссис Кеннеди, но знал, что она будет в ярости, если у Хоукинса получится сфотографировать ее.

Подъехав настолько близко, насколько было возможно, я заглушил двигатель и вышел из машины. Первые всадники уже добрались до заборчика и начали через него перепрыгивать. Хоукинс все еще неподвижно сидел в траве, не издавая ни звука. В тот момент, когда миссис Кеннеди подъехала к забору, он резко встал в полный рост и начал снимать.

Резкое появление человека и щелчки затвора испугали Ирландца, и тот резко затормозил, упершись в землю передними ногами.

В немом ужасе я наблюдал, как миссис Кеннеди вылетела из седла над головой лошади, перелетела через забор и упала в траву.

Я уже готовился перепрыгнуть через ограждение, отделяющее дорогу от угодий, но тут я увидел, как миссис Кеннеди встает из травы, отряхивается, вскакивает на коня и, не сказав ни слова, уезжает вместе с группой. В момент падения она удачно выставила перед собой руки и, судя по всему, практически не пострадала. Мой страх за ее жизнь перешел в ярость к фотографу.

Я побежал в его сторону, ощущая мощный прилив адреналина.

– Что вы, черт побери, творите? – закричал я.

Судя по всему, ранее фотограф и не подозревал, что я за ним наблюдаю. Он выглядел испуганным.

Несколько секунд спустя я уже стоял вплотную к нему и гневно смотрел ему в глаза.

– Что вы, черт побери, творите? – повторил я.

– То же, что и всегда, – едко ответил фотограф, – снимаю охоту в полях.

– Черт! Из-за вас миссис Кеннеди могла серьезно пострадать! – рявкнул я и протянул руку к его камере. – Отдайте мне чертову пленку, Маршалл.

– Нет, – ответил он и прижал фотоаппарат к груди, – вы не можете ее у меня отобрать.

К сожалению, это был не вопрос государственной безопасности, и я был уверен, что Маршалл это вполне понимал. Я решил попробовать уговорить его отдать мне пленку.

– Вы же не хотите опозорить миссис Кеннеди перед всей страной? – спросил я. – Если вы опубликуете фото ее падения, ей явно будет неприятно. Вы этого хотите?

– Я не отдам вам пленку, Клинт, – ответил Маршалл.

Я понял, что это бесполезно. Он не был дураком и понимал, что у него на руках очень ценный кадр, и вовсе не спешил расставаться с ним. У меня больше не было времени препираться. Нужно было возвращаться к машине и догонять группу. Я лишь покачал головой и направился в сторону ограды.

– Передайте миссис Кеннеди, что мне жаль, что из-за меня она упала, – сказал мне вслед фотограф. – Я вышлю ей копию снимка, если она захочет.

Мне захотелось развернуться и разбить ему морду, но я понимал, что это ничего не решит. Я перешел на бег и вернулся в фургон.

Проехав немного вперед, я наконец увидел группу. Они спешивались. Все собирались вокруг миссис Кеннеди.

«Господи, – подумал я, – надеюсь, с ней все в порядке». Отсюда мне не было видно выражения лица, но то, что она могла стоять без посторонней помощи, было уже хорошо.

Я подбежал к миссис Кеннеди. Она сняла шлем и провела ладонью по волосам.

– Миссис Кеннеди, с вами все в порядке? – спросил я.

Она повернулась ко мне и улыбнулась.

– Да, мистер Хилл, все хорошо.

Затем, нахмурившись, миссис Кеннеди спросила:

– Вы говорили с фотографом? Вам удалось забрать пленку?

– К сожалению, у меня не вышло. Он не хотел ее отдавать. Я посмотрю, что еще можно сделать, после того как отвезу вас в Глен-Ора. Самое главное, что с вами все в порядке. Ваше падение выглядело впечатляюще.

– О, это не первое мое падение с лошади и уж точно не последнее, – со смехом сказала она.

Ее друзья рассмеялись, и кто-то спросил:

– Ну что, кто проголодался?

– Приятного аппетита, миссис Кеннеди, – сказал я. – Я буду поблизости.

– Благодарю вас, мистер Хилл, – ответила она. – Со мной и правда все хорошо. Но мне бы очень хотелось заполучить ту пленку.

Да уж, мне тоже. Я был чертовски рад, что с миссис Кеннеди все было в порядке. Теперь мне предстояло написать длинный доклад обо всем, что произошло в это утро. Совершенно не хотелось этим заниматься.

Я звонил Маршаллу Хоукинсу несколько раз, но его позиция оставалась прежней. В конце последнего разговора он сказал:

– Я вышлю фото и вам, Клинт.

Я знал, что Маршалл собирается продать это фото тому, кто предложит больше денег. Это он и сделал. Миссис Кеннеди почувствовала себя очень неловко, когда увидела снимок в журнале «Лайф», и мне было плохо от осознания того, что я не смог этого предотвратить.

Несколько недель спустя в Белый дом по почте пришло плакатное фото в рамке, на котором была изображена падающая с лошади миссис Кеннеди. Я не знал, что с ним делать, поэтому отнес домой и положил в чулан.

Пресса и многие науськанные журналистами граждане страны были убеждены, что президент ездил в Гианнис и Ньюпорт исключительно отдыхать и развлекаться. На самом деле президент не может взять отпуск и по-настоящему расслабиться, пока занимает пост. Тем временем ситуация в мире ухудшалась. Советский Союз совместно с Восточной Германией начал затягивать удавку вокруг Западного Берлина. Контроль за границей ужесточился, и началась постройка стены, что вызвало беспокойство у всего западного мира. Соединенные Штаты мобилизовали около 150 000 резервистов. 40 000 солдат были посланы в Европу для усиления американского присутствия на континенте. Общая численность войск США в Европе теперь составляла 290 000 солдат. После неудачи в заливе Свиней Куба все еще вызывала сильное беспокойство у американского правительства. В то же время напряжение в Юго-Восточной Азии – в Лаосе, Камбодже и Вьетнаме – нарастало и требовало внимания. В пределах страны участившиеся попытки угона самолетов привели к созданию службы воздушных маршалов – специальной федеральной службы, отвечающей за безопасность на воздушных судах. Расовая сегрегация, в свою очередь, переросла в проблему, которую больше нельзя было игнорировать.

Миссис Кеннеди отдавала себе отчет в том, какая гигантская ответственность лежала на плечах президента. Она изо всех сил старалась окружить мужа уютом и заботой в те редкие моменты, когда он мог побыть с семьей и друзьями. Она часто приглашала Пола «Рыжего» Фэя и его жену Аниту в Миддлбург на выходные или на ужин в Белый дом. Президент и Рыжий дружили еще со времен службы во флоте. У них было похожее чувство юмора, и оба любили корабли. Частыми гостями также были Чак Сполдинг с супругой Бетти. Чак был шафером на свадьбе Кеннеди, а также помогал во время президентской кампании.

А еще был Лем. Леймон «Лем» Биллингс и Джек Кеннеди дружили еще с подготовительной школы в Чоате и были почти как братья. Лем постоянно крутился в Белом доме и часто сопровождал президента во время полетов на вертолете в Миддлбург, Гианнис и Палм-Бич. Он был высоким, худощавого телосложения, несколько женоподобным и, казалось, всегда находился где-то поблизости. Миссис Кеннеди терпела Лема, как порою терпят надоедливого брата. Его шалости и остроумие заставляли президента смеяться, а это дорогого стоило в такое трудное время.

22 ноября 1961 года вся семья собралась в Гианнисе, чтобы отпраздновать День благодарения. Приехали родители президента, Роза и Джозеф Кеннеди, а также большое количество дальних родственников. Я терялся в догадках, что же они собирались делать в такую холодную погоду, учитывая, что большая часть семейных увлечений была связана с водой. Кеннеди были весьма активным семейством, у них присутствовал соревновательный дух. Вскоре я узнал, что День благодарения в Кейпе обычно сопровождается игрой в тачбол и катанием на коньках на Мемориальном катке в Гианнисе.

Каток имени Джозефа Патрика Кеннеди-младшего был построен в честь старшего сына посла и Роуз Кеннеди, который погиб во Второй мировой войне. Члены семьи любили вместе гулять по мемориалу, кататься на коньках, смеяться и в целом – наслаждаться компанией друг друга. Мне нравилось наблюдать за ними со стороны, и я нередко ловил себя на мысли, что хочу присоединиться к ним.

Я любил коньки, так как сам вырос в Северной Дакоте и в детстве часто катался с друзьями после школы. В Уошберне был пустырь длиною примерно в полквартала. Он замерзал с приходом первых морозов и не оттаивал до Пасхи. Там мы с ребятами и катались. Если мне хотелось побыть одному, я шел на ручей Пэйнтед Вуд и катался там в мирном уединении. Эта привычка сильно беспокоила мою мать. Несколько ребят уже утонули там, провалившись под лед, но я никогда не боялся за себя. Более того, катаясь с сестрой или друзьями, я всегда шел впереди, прощупывая лед на предмет тонких мест и воздушных карманов.

Холод тоже меня не беспокоил – двадцать градусов ниже нуля были вполне привычной для меня температурой, а катание на коньках придавало бодрости и заставляло улыбаться. Такую же улыбку я видел на лицах миссис Кеннеди, ее мужа, Кэролайн и остальных членов семьи, когда они скользили по льду, радостные и довольные.

Если погода позволяла, они играли в тачбол. Все начиналось с того, что кто-то – обычно это был Бобби – собирал игроков и распределял их по командам. Зачастую им не хватало игрока, и тогда Бобби или его младший брат Тедди звали меня.

– Клинт, иди сюда! – кричали они. – Нам нужен еще один игрок!

В школе и колледже я играл в футбол и полюбил его. Меня не приходилось просить дважды.

Президент играл нечасто из-за проблем со спиной. Обычно в игре участвовали Бобби, Тедди, их жены – Этель и Джоани, сестры Юнис и Джин и их мужья – Сардж Шрайвер и Стив Смит. Также приглашались все гости, находящиеся поблизости. Матчи проходили очень весело и с большим азартом. Этель очень не любила проигрывать и поэтому относилась к футболу особенно серьезно. Господи, одно лишь воспоминание о том, как она играла, до сих пор заставляет меня улыбаться. Она была самым активным игроком на поле.

Тачбол был грубоват для миссис Кеннеди, так что чаще всего она сидела на крыльце и вместе с послом наблюдала за тем, как мы боремся и толкаемся.

Кеннеди относились ко мне как к одному из своих – порою я чувствовал себя частью семьи.

Я наслаждался тачболом – не только игрой, но и возможностью иногда как следует толкнуть кое-кого из игроков – в качестве расплаты за то, что порою они создавали мне кучу проблем и дополнительной работы. Например, иногда они без спроса брали машины секретной службы, а порой пытались советовать агентам, что им делать.

Мы довольно быстро отучились оставлять ключи в машинах даже в охраняемой зоне, потому что, если мы забывали их вытащить, кто-то – обычно Юнис, Сардж Шрайвер или Тедди – сразу же забирался в машину и уезжал в неизвестном направлении. Как назло, это всегда происходило прямо перед тем, как миссис Кеннеди или президент собирались куда-то ехать. Молодежь постоянно подшучивала над агентами, но, я уверяю, тогда это вовсе не казалось нам смешным.

К тому моменту я был в спецгруппе первой леди чуть больше года. Моя работа протекала вовсе не так, как я вначале себе представлял. Поначалу ни я, ни миссис Кеннеди не были уверены, удастся ли нам сработаться, но со временем мы смогли выстроить наши рабочие взаимоотношения на взаимном доверии и уважении.

Близилось Рождество, и снова мы направлялись в Палм-Бич.

Глава 9 Еще одно Рождество в Палм-Бич

По опыту прошлого года президент и миссис Кеннеди знали, что работа секретной службы несколько мешает другим членам семейства спокойно наслаждаться отдыхом в Палм-Бич. На этот раз они арендовали принадлежащий друзьям семьи дом неподалеку от поместья Кеннеди. Полковник Майкл Пол с удовольствием принял у себя президентскую чету.

– Нам так будет намного лучше, – объяснила миссис Кеннеди. – Там есть прекрасный бассейн с подогревом, а в самом доме восемь спален, так что всем нашим гостям хватит места. Дом посла совсем недалеко, ездить туда будет удобно.

– Звучит как идеальный вариант, – ответил я и ехидно добавил: – Вы уверены, что не заскучаете в тишине и покое?

– Ох, мистер Хилл, – засмеялась она, – вы не хуже меня знаете, что если семейство Кеннеди собирается вместе, то о тишине и покое можно только мечтать. По крайней мере, у меня будет место, куда можно сбежать и побыть с детьми.

Двадцать пятого ноября Джону исполнился год. Он рос крепким и активным мальчиком, любил прыгать и лазать и почти всегда передвигался исключительно бегом. Так как детям теперь требовалось больше внимания, к спецгруппе «Детки» добавили еще одного агента в помощь Бобу Фостеру и Линну Мередит.

Пол Лэндис оказался идеальным кандидатом для этой должности.

В двадцать шесть лет он был самым молодым агентом группы «Белый дом», ранее он присматривал за внуками Эйзенхауэра. Родился и вырос он в Огайо, в дружной семье, которая воспитала в нем ответственность и серьезное отношение к работе. Своей семьи у него пока не было, но дети любили его за легкий характер и готовность в любой момент присоединиться к их играм. Из-за небольшого роста – чуть выше ста семидесяти сантиметров, – худобы и мальчишеского лица он выглядел моложе своего возраста, но физической подготовкой вполне мог померяться с любым другим агентом. Этого русоволосого и кареглазого парня тут же прозвали Перваком и засыпали беззлобными шутками про молодых да ранних.

В целях безопасности во всех переговорах по рации мы использовали кодовые имена. У каждой группы имена начинались с одной буквы, чтобы их было легче запомнить. При смене власти менялась и буква кодовых имен; выбирали ее случайным образом и не придавали этому какого-то особенного значения. Семейству Эйзенхауэров присвоили букву «С», а Кеннеди стали зваться на «К». Как правило, имена в какой-то мере описывали человека: президента звали Копьеносец, миссис Кеннеди – Кружевница, Кэролайн – Кантата, а Джона-младшего – Кулик.

Не всем секретным агентам присваивали позывные. На них имели право только руководящий агент, главные по группе президента и мы, телохранители миссис Кеннеди и детей.

Позывные агентов начинались с буквы «П». Боба Фостера из группы «Детки» называли Пижоном, потому что он всегда был одет с иголочки и уделял большое внимание собственной внешности. Линн Мередит стал Пианистом за свою любовь к музыке. Меня звали Проблеск. Не знаю, кто это придумал, но, как только я присоединился к группе миссис Кеннеди, этот позывной прилип ко мне до последнего дня службы.

В 7:30 утра восемнадцатого декабря мы приземлились в аэропорту Палм-Бич. Это был понедельник, и после трехдневного суматошного визита в Южную Америку и Пуэрто-Рико местное ласковое солнце казалось еще более приятным.

– Джек, смотри! Твой отец приехал, – сказала миссис Кеннеди и помахала в иллюминатор. Стоящий на взлетной полосе посол Кеннеди увидел это, широко улыбнулся и замахал в ответ. Эти двое прекрасно ладили, иногда мне казалось, что Кеннеди-старший относился к невестке с гораздо большим пиететом, чем к своим собственным дочерям. Было очевидно, что именно он – настоящий патриарх и глава огромной семьи. Все без исключения дети уважали и любили отца, стараясь проводить с ним как можно больше времени. Трое сыновей часто обращались к нему за советом и поступали так, как он говорил. Когда Джон Кеннеди стал президентом, в прессе появились нелестные слухи о влиянии посла Джо на политические успехи сына, и Кеннеди-старший старался как можно меньше появляться в Белом доме, чтобы не давать новых поводов для критики. Возможность провести немного времени с сыном и миссис Кеннеди в Гианнис-Порте и Палм-Бич была для него особенно ценной.

В тот момент, однако, президент оказался совершенно вымотан. От постоянных перепадов давления при взлете и посадке у него болели уши, а еще он был простужен и решил сразу же отправиться в резиденцию Пола, чтобы отдохнуть.

Доктор Джордж Беркли, личный терапевт президента, ездил с нами в Южную Америку, и состояние мистера Кеннеди сильно его беспокоило. Он предложил вызвать отоларинголога как более компетентного специалиста по болезням дыхательных путей.

По приезде в резиденцию мистер Кеннеди сразу же лег в постель. Дети пока что оставались в доме посла, и я думал, что первая леди тоже захочет отдохнуть. Я и сам очень устал, но оставался на посту; агент Джеффрис тем временем отправился в мотель «Вуди», чтобы забронировать нам комнаты. Несколько часов спустя миссис Кеннеди позвонила на командный пост:

– Мистер Хилл, я бы хотела поехать на Уорт-авеню за покупками. Я не успела купить подарки на Рождество и хочу взглянуть на ассортимент. Журналисты сейчас больше интересуются здоровьем президента, так что, надеюсь, на меня не будут обращать внимание.

– Хорошо, миссис Кеннеди, я приготовлю машину.

Такие внезапные выезды за покупками были вполне в ее стиле. Я знал, что шансов проскользнуть незамеченными почти не было, но одновременно и понимал, что первой леди хотелось в кои-то веки попробовать просто выйти на прогулку в качестве обычной женщины. Она знала, что сегодня у агента Джеффриса выходной, и обратилась со своей просьбой напрямую ко мне. В последнее время миссис Кеннеди все чаще звонила мне в обход Джеффриса, к которому, как к начальнику охраны, по протоколу, должна была обращаться в первую очередь. Всем было очевидно, что мы с ней хорошо поладили, а вот с Джеффрисом первой леди сработаться никак не удавалось.

Я припарковал машину в переулке возле Уорт-авеню, чтобы не привлекать излишнего внимания. По крайней мере, пока. Заглушив мотор, я вылез, обошел машину и открыл пассажирскую дверь для первой леди. Она изящно подала мне руку, чтобы выйти, и улыбнулась:

– Спасибо, мистер Хилл. Надеюсь, я смогу воспитать Джона таким же достойным мужчиной.

Мы медленно пошли по Уорт-авеню, греясь на солнце. Я старался держаться ближе к миссис Кеннеди, чтобы вызывать меньше подозрений: так на первый взгляд могло показаться, что мы – обычная пара. Каждого встречного прохожего я внимательно рассматривал из-под черных очков. Какое-то время все шло хорошо – на нас не обращали внимания, и я слегка расслабился, подумав, что первая леди была права.

Она вдруг остановилась перед витриной магазина и спросила:

– Мистер Хилл, как вам это платье?

Высокую и стройную фигуру миссис Кеннеди сложно было испортить неудачным нарядом, но платье действительно было в ее стиле.

– Очень милое. Вам пойдет такой цвет. Хотите зайти?

– Да, давайте посмотрим.

Я открыл дверь, быстро окинул магазин взглядом и наконец пропустил ее внутрь, а сам вошел следом. Заметив нас, женщина на кассе уронила то, что держала в руках, и чуть ли не с испугом зажала ладонью рот. Это запустило цепную реакцию: всего через несколько секунд на нас – на нее – уже пялился весь магазин.

«Это же Джеки!

Господи, здесь сама Джеки Кеннеди!»

Миссис Кеннеди прошлась между вешалок, пытаясь не замечать взгляды и перешептывания, но ей очень быстро стало неуютно. Она взяла меня под руку и дала понять, что мы уходим.

Во всех других испробованных нами магазинах люди реагировали точно так же. Слух о появлении в городе первой леди разнесся моментально, и на тротуаре уже начала собираться толпа. Мне было очень жаль свою спутницу, но, увы, ничего толком с этим поделать я не мог.

Вскоре мы вернулись к машине и отправились домой, в поместье Пола, с гораздо меньшим количеством покупок, чем рассчитывали.

Президент Кеннеди должен был сразу же вылететь в Вашингтон и начать готовиться к очень важной встрече с премьер-министром Великобритании Гарольдом Макмилланом, но из-за болезни он решил переночевать в Палм-Бич.

Утром мистер Кеннеди достаточно оправился, чтобы отправиться в столицу. Проводить его в аэропорт вызвался посол, который никогда не упускал возможности провести хотя бы несколько минут в разговорах с сыном.

Через некоторое время первая леди захотела съездить в поместье Кеннеди:

– Посол ушел играть в гольф. Я хочу поплавать в бассейне с Кэролайн.

– Сейчас подам машину, – ответил я. С нами также поехал Пол Лэндис, чтобы присматривать за малышкой.

Резиденция посла все еще хорошо охранялась, так что мы могли дать миссис Кеннеди немного личного пространства, но так, чтобы первая леди с дочерью оставались в зоне прямой видимости. Вскоре домой вернулся и хозяин особняка. Он явно не доиграл свой матч и шел медленно и неуверенно, как будто сильно устал. Когда он добрался до дома, миссис Кеннеди окликнула его:

– Вы рано вернулись. С вами все хорошо?

– Я просто очень устал, – сказал посол. – Пойду полежу наверху.

Это оказалось не лучшей идеей. В начале второго миссис Кеннеди позвонила на командный пост и приказала срочно вызвать «Скорую помощь».

Машина приехала всего через несколько минут, и отца президента тут же увезли в госпиталь Святой Марии. Было очевидно, что первая леди очень обеспокоена болезнью тестя: всю дорогу она молчала, но на лице ее было написано волнение.

В госпитале нам сказали, что посла разбил ишемический инсульт, вызванный оторвавшимся тромбом в мозгу. Он выжил, но остался частично парализован и почти не мог говорить.

Миссис Кеннеди чуть не плакала, когда ее пригласили в палату. Вместе с ней у постели посла дежурили Роуз Кеннеди и его любимая племянница Энн Гарган. Она провела там почти час, вытягивая из врачей все, что они знали об этой болезни.

Когда она наконец вышла, по ее лицу было видно, что дела плохи. Даже я понял, что состояние Кеннеди-старшего явно хуже, чем ожидалось, а для первой леди это известие стало настоящим ударом. Мне было очень больно видеть ее в таком состоянии, ведь я знал, как хорошо она относилась к своему тестю.

Не зная, что сказать, я шагнул ближе и посмотрел ей в глаза. Мне очень хотелось обнять ее и погладить по голове, как сделал бы на моем месте друг, но я был всего лишь наемным сотрудником, и такая фамильярность явно выходила за рамки моих полномочий.

– Все будет хорошо, миссис Кеннеди. Он поправится.

По ее щеке скатилась одинокая слеза. Смахнув ее, она кивнула с настолько фальшивой улыбкой, что я тут же пожалел, что вообще открыл рот.

Нам всем было очень сложно видеть посла настолько беспомощным и неспособным самостоятельно даже встать с больничной койки. Всего несколько часов назад этот пышущий здоровьем пожилой мужчина с гордостью провожал своего сына, президента Соединенных Штатов, на Борт номер один, а теперь от него осталась лишь бледная тень.

Сам я не мог избавиться от мысли о том, как порой жестока ирония судьбы: только простуда президента позволила ему в последний раз пообщаться с отцом на равных, пока тот еще был способен нормально изъясняться. Вновь увидеть посла в таком состоянии ему уже не доведется.

Жизнь может измениться в мгновение ока. К такому невозможно быть готовым.

Естественно, президент стремился как можно быстрее вернуться из Вашингтона в Палм-Бич. К несчастью, к вечеру столицу накрыл густой туман, и следующие несколько часов объявили нелетной погодой. Президент, генеральный прокурор Роберт и их сестра Джин приехали ближе к ночи, ни один из них не сказал ни слова на пути в палату отца, но все было понятно по необычайно серьезным выражениям лиц.

Остаток вечера семейство Кеннеди провело кто у постели посла, кто в больничной часовне. Порой состояние больного улучшалось и он даже узнавал сидящих вокруг родственников, но сознание быстро покидало его. В конце концов уже после полуночи медсестра убедительно попросила всех присутствующих поехать домой и попробовать поспать. Самому пациенту тоже нужно было отдохнуть.

До своего номера у «Вуди» я добрался около часа ночи. После такого напряженного дня меня должно было быстро сморить, но почему-то я еще долго не мог уснуть. Перед глазами все стояло печальное лицо миссис Кеннеди: я винил себя за то, что никак не мог облегчить ее боль.

Следующий день был не легче: в госпиталь приехали остальные дети посла Кеннеди, и тяжкий караул пополнился новыми часовыми.

Прошла неделя, и стало ясно, что посол не выказывает признаков немедленного выздоровления. Президент и миссис Кеннеди каждый день ездили в больницу и молились за здоровье больного в церкви Святой Анны либо в больничной часовне. К сожалению, тяжелый период в личной жизни – не повод откладывать государственные дела на потом, поэтому в четверг двадцать первого декабря президент вылетел на Бермуды, чтобы провести заранее запланированную встречу с премьер-министром Макмилланом. Переночевав на островах, в пятницу он уже вернулся в Палм-Бич.

Пока мистер Кеннеди был в отъезде, мне пришел звонок на командный пост в резиденции Пола. Связист сказал, что к телефону зовут именно меня: это означало, что звонящий – друг миссис Кеннеди. Обычно все звонки проходили через связиста, но с некоторыми людьми по просьбе первой леди меня соединяли напрямую. Я взял трубку:

– Клинт Хилл у телефона.

– Вам звонит мистер Синатра, – сказал связист. Я чувствовал, что он должен позвонить, и ответил:

– Подключайте.

– Привет, Клинт. Это Фрэнк, – раздалось из трубки.

– Здравствуйте, мистер Синатра. Чем могу помочь?

– Я слышал, что с послом случилась беда. Как Джеки? Можно с ней поговорить?

– К сожалению, она занята, – сказал я то же, что и всегда.

– Что ж… Ужасное дело, конечно. Насколько все плохо? Как дела у Джо?

Я рассказал ему все, что мог, о состоянии посла, но эта информация не слишком отличалась от того, что можно было прочитать в газетах.

– А что Джеки?

– Она отлично держится, мистер Синатра, особенно в таких обстоятельствах.

Как обычно, разговор продолжался больше двадцати минут: Синатра пытался узнать что-нибудь о жизни первой леди, а я в своих ответах пытался не выходить за рамки дозволенного положением о секретности. Не то чтобы мне это сильно нравилось, но, если бы не я, миссис Кеннеди пришлось бы проходить через это самой.

– Ладно, передайте Джеки, что я звонил, – сказал в итоге певец. Я попрощался, нажал на рычаг и позвонил миссис Кеннеди.

– Миссис Кеннеди, я только что говорил с мистером Синатрой.

– Да? Что он сказал?

– Мы очень мило поговорили, и он просил передать свои соболезнования по поводу болезни посла и слова поддержки вам.

– Спасибо, что сообщили, мистер Хилл. Надо будет ему перезвонить через несколько дней.

Приближалось Рождество, и миссис Кеннеди начинал беспокоить вопрос организации праздника в такие тяжелые для семьи времена. Она решила снова съездить за покупками на Уорт-авеню, чтобы попробовать создать дома приятную атмосферу. Как и в прошлый раз, служащие потеряли дар речи при виде первой леди, а снаружи немедленно начали собираться зеваки, которые пялились на нас сквозь витрины магазина. Мы с Джеффрисом работали в паре: один шел впереди, раздвигая толпу и повторяя: «Простите, можно пройти? Пропустите, пожалуйста», а другой прикрывал миссис Кеннеди сзади.

Мы старались проявлять максимум вежливости, и в основном люди охотно расступались, но некоторых особо рьяных почитателей приходилось отодвигать с пути силой. Иногда они пытались дотронуться до первой леди – такие попытки мы тоже пресекали. В целом толпа не особенно помешала ей купить подарки для детей и членов семьи, но и праздничного настроения этот выезд определенно не прибавил. Чуть позже она отвела меня в сторону и сказала:

– Мистер Хилл, кажется, я уже никуда не могу выйти так, чтобы они не сделали из этого событие. Самые простые мои действия – даже покупка подарков – становятся материалами для первой полосы.

Она не жаловалась, а просто констатировала факты. Задумчиво взглянув на меня, она спросила:

– Вы точно не можете ничего с этим поделать?

У меня были мысли на этот счет, но я решил не высказывать их сразу же и ответил:

– Дайте мне подумать, миссис Кеннеди. Возможно, что-нибудь и выйдет.

Вот так я стал завсегдатаем бутиков на Уорт-авеню. Я покупал президенту плавки, его детям – игрушки, а миссис Кеннеди – женские мелочи. Конечно, к такому меня в секретной службе не готовили, но, по крайней мере, так я мог хоть немного облегчить жизнь первой леди. Она высоко ценила мою помощь, а меня вполне устраивало отсутствие необходимости постоянно избегать назойливого внимания.

Рождество прошло тихо и незаметно. Жизнь в Палм-Бич вновь вошла в рутинную колею: каждый день начинался с визита к отцу президента и молитвы в часовне, церкви Святой Анны или Святого Эдуарда в Вест-Палм-Бич, затем – морская прогулка и ланч на «Хани Фитц» и возвращение в госпиталь Святой Марии к полудню. Дни тянулись изматывающе долго, и без обычной болтовни и смеха поместье Кеннеди как будто разом опустело.

Однажды вечером после работы мы с Полом Лэндисом ехали в мотель и обсуждали сегодняшний день. Мы оба понимали, что ситуация весьма печальна и вряд ли что-то в ближайшее время сильно изменится.

К тому моменту врачи уже признали, что больше ничего не могут сделать. Посол Кеннеди остался парализован и прикован к инвалидному креслу до конца своих дней. Нам сообщили, что он полностью сохранил мозговые функции и способность мыслить, но вот говорить он уже никогда не сможет. Всю жизнь посол стремился к власти, искал ее и завоевывал, теперь же он стал узником в собственном теле, потеряв все в один миг.

Казалось, что ничего хорошего в последнее время не происходит, но вдруг Пол вспомнил один забавный случай:

– Слушай, а президент сегодня все-таки один раз улыбнулся.

– Да ну? – не поверил я. Я даже представить себе не мог ситуацию, которая заставила бы президента улыбаться в те дни. Он был совершенно подавлен.

– Он взял с собой в больницу Кэролайн, и, когда мы спустились вниз, около лифта был автомат со жвачками. Кэролайн увидела его и спросила: «Пап, можно мне жвачку, пожалуйста?» Президент посмотрел на нее и сказал: «Прости, Кнопочка, машина дает жвачки в обмен на пенни. У меня столько нет».

Я улыбнулся и закивал. Это было очень в духе президента: он никогда не носил с собой денег. И вправду забавно – всеми уважаемый президент Соединенных Штатов не может найти монетку для автомата со жвачками. Пол продолжил:

– Бедняжка Кэролайн надулась и явно была готова заплакать. Тогда президент спросил меня: «Мистер Лэндис, у вас не будет пенни?» Я порылся в карманах и, к счастью, нашел монетку. «Знаете, наверное, будет», – сказал я и протянул ее Кэролайн. Она выпучила глаза и пискнула: «Спасибо, мистер Лэндис!»

Пол задумался на секунду и добавил со смехом:

– Наверное, она бы кольцу с бриллиантом и то меньше обрадовалась!

Теперь мы оба смеялись. Я так и видел малышку Кэролайн, которая искренне радовалась самой обычной жвачке из автомата.

– У нее сначала не получилось засунуть монетку, но все-таки она смогла, президент помог повернуть рукоятку, выкатилась жвачка, и она сразу как сунет ее в рот и давай жевать! Как она радовалась, Клинт! И президент вслед за ней заулыбался и говорит мне: «Спасибо, мистер Лэндис! Буду должен вам пенни».

Президенту вскоре пришлось вернуться в Вашингтон, но миссис Кеннеди с детьми остались в Палм-Бич и продолжали каждый день ездить в больницу к послу. Я видел, что первая леди делала это не потому, что того требовал этикет, а потому, что она очень любила своего тестя и волновалась о его самочувствии.

Иногда она брала с собой Кэролайн. Неукротимый дух и искренняя любовь к жизни этой малышки поднимали настроение не только миссис Кеннеди, но и всему персоналу больницы. Кэролайн помогала медсестрам катить кресло с послом по коридорам и увлеченно рассказывала деду о том, что произошло на утренней прогулке. Отсутствие ответа ее совершенно не смущало.

Это Рождество было сложным временем для нас всех: для семейства Кеннеди, которое осталось без твердой отцовской руки и его мудрого совета; для миссис Кеннеди, которая, как могла, пыталась справиться с растущим бременем публичности; для агентов, которые вновь провели праздники вдали от дома и семьи.

Мы с нетерпением ждали наступления 1962 года, чтобы перелистнуть эту грустную страницу нашей жизни и забыть ее как страшный сон.

Что ж, теперь я с уверенностью могу сказать, что тот год более чем оправдал ожидания.

Глава 10 Путешествия с миссис Кеннеди: Индия

В начале февраля Джерри Бен – руководящий агент спецгруппы «Белый дом» – сообщил мне, что миссис Кеннеди отправляется в Индию, а затем в Пакистан. Эта поездка много раз выносилась на обсуждение и откладывалась, но теперь решение было уже окончательным. Мне вновь предстояло заняться предварительной подготовкой на месте. Помогать мне в этом должен был посол США Джон Кеннет Гэлбрэйт.

– Сестра миссис Кеннеди, княгиня Радзивилл, поедет вместе с ней, – сказал Бен. – Поездка займет весь март и пройдет примерно по следующему маршруту: четыре дня в Риме, семнадцать дней в Индии, пять дней в Пакистане и три дня в Лондоне. Естественно, планы могут поменяться.

– Да уж, Джерри, ты прав. С миссис Кеннеди никогда точно не знаешь, – засмеялся я. Бен улыбнулся:

– Мы оба знаем, что она предпочитает вести дела… скажем так, не внося излишней организованности в мировой беспорядок.

– Так и есть.

– Ладно, Клинт. – Бен резко посерьезнел. – Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать. Будет нелегко, так что удачи.

Маршрут действительно был сложный, более того, эта поездка обещала стать первым в истории путешествием американской первой леди в Индию и Пакистан. В каждой стране миссис Кеннеди собиралась посетить по нескольку городов, а в каждом городе уже мне требовалось организовать все необходимое для комфортного пребывания первой леди со свитой. Для начала я выбрал из президентской группы и полевых филиалов нескольких агентов себе в помощь: мы с Джеффрисом вдвоем не могли обеспечить адекватную защиту миссис Кеннеди в незнакомой стране, так что нам нужна была поддержка проверенных людей.

По опыту прошлых поездок в Азию я знал, что кто-нибудь из нас может заболеть, и рассчитал размер подготовительной группы так, чтобы отправить в каждую страну по паре агентов. Из-за высокой сложности маршрута им предстояло постоянно переезжать из одного города в другой без единой возможности остановиться и передохнуть. Это путешествие оказалось одним из самых сложных испытаний для моих организаторских способностей за все время работы в секретной службе.

Итак, 16 февраля 1962 года пятнадцать агентов секретной службы, и я в их числе, сели на самолет авиакомпании «Pan Am» в нью-йоркском аэропорту «Айдлуайлд» и вылетели в Нью-Дели. Перелет занял почти двое суток: остановки и пересадки в Лондоне, Франкфурте, Мюнхене, Стамбуле, Бейруте и Тегеране отняли довольно много времени.

Тех из нас, кто не успел побывать в Индии с Эйзенхауэром, Нью-Дели поначалу шокировал. В аэропорту нас встретил сотрудник американского посольства и рассадил по машинам с водителями, которые должны были отвезти нас в отель. По пути выражения лиц моих коллег неуловимо менялись: при виде хаоса на улицах Нью-Дели они начинали понимать, что ждет их в этой стране.

Наравне с грузовиками и легковушками по дорогам ездили, бегали и ползали запряженные лошадьми телеги, тракторы, рикши, непонятно чьи коровы, лошади, свиньи, козы и даже верблюды. Никто не обращал ровным счетом никакого внимания на то, что происходило вокруг, но, на удивление, аварий в этом броуновском движении практически не было. Хаос проезжей части выплескивался и на тротуары посредством множества велосипедистов. Везде, куда падал взгляд, можно было заметить велосипеды, и далеко не всегда железные кони несли только лишь одного пассажира. На один несчастный велосипед могло взгромоздиться до трех-четырех человек, и водитель выбивался из сил, крутя педали под всем этим лишним весом.

Уличные торговцы на тротуарах продавали с лотков все подряд: фрукты, овощи, одежду, горшки и миски, ткани, шины и обувь. Еду готовили на открытом огне, и голые дети с выпяченными животами сновали промеж бродячих животных, роясь в кучах мусора. Дизельный выхлоп смешивался с носящейся в воздухе грязью и пылью, и от смога моментально начинали слезиться глаза. Горящий коровий и слоновий навоз добавлял еще одну отвратительную ноту, и запах становился совершенно невыносимым. Только местные женщины в ярких бирюзовых, желтых и розовых сари слегка разбавляли пейзажи трущоб своей красотой и изяществом, с которым они носили на головах огромные корзины с соломой или глиняные кувшины с водой. В общем, мы как будто оказались на стоянке огромного странствующего цирка.

Я внимательно смотрел по сторонам, оценивая все вокруг с точки зрения миссис Кеннеди: что она подумает, как отреагирует, что скажет… Самым главным вопросом оставалось то, как мы будем защищать ее в такой непредсказуемой и откровенно негигиеничной среде. Первая леди должна была прибыть через одиннадцать дней, первого марта, а мы до сих пор не знали точный маршрут поездки.

В Пакистане тоже хватало забот, и сразу по завершении работы в Индии я должен был вылететь в Карачи.

Я вынул блокнот и принялся записывать детали: чистая вода, импортные фрукты, мыло, лекарства, перчатки. Дома миссис Кеннеди носила перчатки в основном в церковь и на официальные приемы, но здесь она, скорее всего, захочет надеть их, чтобы не пачкать руки. Перчаток понадобится много.

Я заранее связался с министерством иностранных дел, чтобы они забронировали для нас номера в современном отеле «Ашока» на все время пребывания в стране. Комнаты были просто великолепные, а из-за разницы курса доллара и индийской рупии мы спокойно могли их себе позволить, не выходя за рамки суточного довольствия, которое недавно как раз повысили до шестнадцати долларов. Полковник Гордон Паркс из управления связи Белого дома – мы называли его Вака – приехал вместе с нами, чтобы установить систему защищенной телефонной и радиосвязи. Так мы могли напрямую общаться с Америкой.

Меня никогда не переставало удивлять, с какой легкостью можно было проложить телефонную линию прямиком в Белый дом даже из страны третьего мира вроде Индии. Паркс просто вынимал свой чемоданчик из нержавеющей стали, полный проводов и микросхем, собирал их в причудливое устройство и – вуаля! – можно звонить через океан. Для путешествий президента это было рутинной процедурой, но для первой леди личного связиста выделяли редко. На этот раз, однако, тому была объективная причина.

Перед отъездом мистер Кеннеди вызвал меня в свой кабинет.

– Клинт, – он всегда обращался ко мне по имени, – я хочу, чтобы вы были на связи с Джерри Беном и Тиш. Любые изменения в расписании, которые предложит Кен Гэлбрэйт, нужно обсуждать с ними. Кен, похоже, думает, что время первой леди не ограниченно, но я не хочу, чтобы миссис Кеннеди перетруждалась.

Итак, моей первой задачей после заселения в отель было встретиться с мистером Гэлбрэйтом в посольстве США, пока Паркс устанавливал телефонную линию.

Даже зная заранее, что посол – очень высокий человек, я был несколько ошеломлен, впервые увидев эту двухметровую тонкую фигуру. Чтобы пожать мне руку, ему пришлось пригнуться, а если бы я захотел взглянуть ему в глаза, мне пришлось бы вставать на цыпочки.

– Добро пожаловать в Индию, мистер Хилл, – сказал он с мягкой улыбкой. У него был сипловатый и довольно высокий для мужчины голос. После паузы он рассмеялся и добавил:

– Мы все очень ждем миссис Кеннеди. Вся страна ждет уже три месяца.

– Уверяю вас, посол, она тоже с нетерпением ожидает поездки.

Посол принялся показывать мне свои наметки по маршруту для первой леди, и я тут же заметил, насколько они отличаются от того, что я слышал в Вашингтоне всего пару дней назад. Президент был прав: Гэлбрэйт хотел показать миссис Кеннеди как можно больше городов и достопримечательностей страны, и его расписание включало в себя перелеты из Нью-Дели в Калькутту, а оттуда в Бомбей, Бангалор и Хайдерабад. Для этого ей пришлось бы каждый день вставать в семь утра и ложиться спать после полуночи.

Посол с таким жаром рассказывал о красотах Индии, что мне стало его немного жаль. Конечно, такому большому и физически, и интеллектуально человеку от моей жалости было ни горячо ни холодно. Он был известным экономистом, одним из самых доверенных лиц в администрации Кеннеди, а моя невеликая карьера могла рухнуть от одного неосторожного слова во время этих переговоров. Более того, любая ошибка грозила превратить все путешествие в скандал международного масштаба.

– Давайте мы с вами каждый день будем встречаться в моей резиденции, например, часов в пять, – в конце концов сказал посол. – Так мы сможем обсуждать ход подготовки и решать проблемы, как только они появляются.

– Отличный план. Увидимся завтра в пять.

Встреча прошла хорошо. Посол Гэлбрэйт мне очень понравился: он отлично знал Индию и любил эту страну всей душой. К сожалению, его самые что ни на есть благие намерения грозили обернуться для первой леди шестью неделями непрерывных поездок из одного конца Индии в другой. Мне срочно нужно было позвонить в Вашингтон.

Между Индией и Вашингтоном разница во времени в десять часов тридцать минут. Никогда раньше не слышал о часовых поясах с разницей в полчаса, но в Нью-Дели все было именно так. Когда в Вашингтоне был день, в Индии стояла глубокая ночь, так что через несколько часов я позвонил Джерри Бену. Гордон сидел рядом и удерживал нужную радиочастоту.

К сожалению, коротковолновая связь работала ужасно, и вины полковника в этом не было: просто в то время технологии все еще оставались довольно примитивными. В разговор то и дело прорывались помехи, мы слышали эхо собственных голосов, а порой связь и вовсе обрывалась. В итоге я закончил разговор и лег спать только к трем часам ночи по местному времени.

Постепенно это вошло в рутину. Начало вечера я проводил в особняке Гэлбрэйта, затем, ближе к полуночи, звонил в Вашингтон и говорил с ними около двух часов, пытался урвать немного сна и вставал на рассвете, чтобы вновь решать логистические проблемы, встречаться с представителями правоохранительных органов и договариваться с чиновниками. О результатах работы я докладывал послу, и цикл начинался заново.

Когда мне удавалось убедить его убрать два пункта из расписания, он мгновенно придумывал еще один. Два шага назад всегда предусматривали и шаг вперед. Из Белого дома подкинули еще одну проблему – они никак не могли установить точную дату отъезда первой леди. Со всех сторон нарастало напряжение, и я оказался меж двух огней – а точнее, между двумя командами по перетягиванию каната. В какой-то момент мне уже начало казаться, что путешествие не состоится вовсе, но тут президент лично позвонил послу. Не знаю, что они друг другу говорили, но после этого посол резко присмирел и начал соглашаться со всеми моими предложениями. В конце концов мы смогли сократить изначально запланированный семнадцатидневный маршрут до девяти дней.

В понедельник двенадцатого марта 1962 года миссис Кеннеди вышла из самолета в аэропорту Нью-Дели и прищурилась на яркое солнце в безоблачном голубом небе. Она была одета в ярко-розовый шелковый жакет и покрыла голову шляпкой в тон. Трехтысячная толпа за ограждением поприветствовала ее восторженным ревом.

В полете миссис Кеннеди и ее сестру Ли сопровождала группа из двадцати корреспондентов разных изданий. В их числе были Фрэнсис Ливайн из «Associated Press», Сэндер Вэнокур с канала NBC, Марджори Хатер из «New York Times» и Барбара Уолтерс из телешоу «NBC Today». Все они жаждали получить от первой леди комментарии о поездке, но она их просто игнорировала.

Премьер-министр Джавахарлал Неру, его дочь Индира Ганди и посол Гэлбрэйт вместе с несколькими другими чиновниками встретили миссис Кеннеди у трапа. На лице первой леди играла победная улыбка, и я видел, что ей все нравилось. Поприветствовав делегацию, она оглянулась и встретилась взглядом со мной. Прежде чем вернуться к разговору, она одними губами произнесла: «Привет, Хилл!»

Вместе ней из Нью-Йорка прилетели Джим Джеффрис и еще один агент из тамошнего офиса. Как главный агент группы, Джеффрис должен был охранять первую леди в путешествии, пока я продолжал решать организационные вопросы на местах. По крайней мере, так мы планировали.

Посмотреть на кортеж собралось более сотни тысяч людей, и это меня приятно ошеломило. Миссис Кеннеди и Ли расположились на заднем сиденье кабриолета, предоставленного индийским правительством, Джеффрис сел вперед, а я поехал в машине сопровождения.

Заклинатели змей, погонщики верблюдов, извозчики на телегах и их пассажиры – все они собрались здесь, размахивая руками и крича: «Джеки! Джеки! Добро пожаловать, миссис Кеннеди!»

Жители Парижа и Южной Америки в свое время устроили не менее теплый прием, но они встречали президента другой страны. Здесь же люди вышли на улицы именно ради того, чтобы поприветствовать первую леди. Мы отвезли ее в гостиницу, организованную посольством США, и смогли наконец вздохнуть свободно. По плану первым официальным приемом должен был стать визит в безобразно огромный дворец Раштрапати Бхаван, где первую леди ждал президент Индии Раджендра Прасад. Выяснилось, что президент только что держал речь перед парламентом. Традиция гласила, что возвращение в резиденцию должно происходить с максимальной помпой и великолепием, так что для этого организовали целый парад. В аэропорту премьер-министр Неру предложил миссис Кеннеди сначала взглянуть на процессию, а затем без промедления проследовать на встречу с президентом.

Она восприняла эту идею с большим энтузиазмом, но Джеффрис тут же возразил, что такие отклонения от расписания планом не предусмотрены. Я попробовал убедить его:

– Джим, разреши ей. Мы будем наблюдать из безопасного места и организуем хорошую охрану.

Еще когда я впервые увидел первую леди, то пообещал ей, что мы будем позволять ей делать все, что она захочет, если это не выходит за рамки разумного. В конце концов Джеффрис неохотно согласился, и мы отправились на смотровую площадку.

Семидесятисемилетний президент ехал в открытой карете, запряженной парой лошадей. Его охранял конный отряд копьеносцев в алых туниках и высоких тюрбанах. Выглядело все это как кадр из фильма, что очень позабавило миссис Кеннеди. Ей всегда импонировали такие пышные торжества, где история и культура страны выставлялись в самом выгодном свете. Так же как и президент, первая леди увлекалась историей, а парад был похож на ожившую иллюстрацию из исторической книги. Ее благодарность премьер-министру за шанс увидеть церемонию невозможно было описать.

После короткой формальной встречи с президентом первая леди вместе со всей свитой – индийскими полицейскими и чиновниками, целой армией журналистов и отрядом агентов секретной службы – отправилась в старую часть города, чтобы почтить память Махатмы Ганди на месте захоронения его праха. Вдоль дорожки из гравия, ведущей к гробнице, выстроилось несколько сотен празднично одетых женщин и детей, все они громко аплодировали, когда миссис Кеннеди проходила мимо.

Перед путешествием первая леди изучала историю Индии и Пакистана, чтобы уметь поддержать разговор с лидерами этих стран на должном уровне. Она хорошо знала, какое огромное влияние Ганди оказал на развитие страны и как его жизнь трагически оборвалась от рук одинокого стрелка всего четырнадцать лет назад. Мне запомнилось, как осторожно она взяла венок из белых роз, заботливо приготовленный встречающими, и с бесконечным уважением возложила его на простое надгробие. Затем последовала минута молчания, полная тихих раздумий и молитвенного сосредоточения.

Следующие несколько дней пролетели незаметно: официальные обеды и ужины перемежались культурными мероприятиями и благотворительными визитами в детские больницы. В рамках образовательного сотрудничества миссис Кеннеди передала в дар Индире Ганди школьный класс, оборудованный по американским стандартам, а также полный набор материалов для творчества. Церемония получила название «Фестиваль детского творчества». Появление первой леди повсюду вызывало настоящий фурор. Однажды ей привели слоненка, и она тут же спросила:

– Можно его погладить?

Джеффрис тут же напрягся:

– Нет, миссис Кеннеди, не стоит, – но погонщик кивнул:

– Да, не бойтесь.

Миссис Кеннеди тут же погладила слоненка по носу, тот фыркнул, будто его щекотали, и обвил щетинистым хоботком руку первой леди. Она рассмеялась в голос: животные всегда приводили ее в неописуемый восторг, а Джеффрис, очевидно, еле сдерживался, чтобы не вмешаться.

Точно так же ему не понравилось, когда миссис Кеннеди появилась в костюме для верховой езды – бриджах, сапогах, жакете и шлеме – на тренировочном манеже президентской охраны. Президентскую охрану набирали из лучших кавалерийских полков индийской армии, поэтому у них были самые лучшие лошади и все условия для тренировок. Миссис Кеннеди оказалась здесь в своей стихии: запрыгнув на кобылу по имени Принцесса, она тут же выехала на прекрасно оборудованную арену для конкура. Я невольно залюбовался ее точными движениями: с каждым новым прыжком она будто расслаблялась и все больше светлела лицом. Это я убедил посла Гэлбрэйта вставить в плотное расписание пару часов такого отдыха и сейчас видел, что не ошибся в выборе.

Три дня спустя я вылетел из Нью-Дели в Карачи, чтобы начать подготовку к визиту в Пакистан. Миссис Кеннеди тем временем отправилась в Агру, Тадж-Махал, Бенарес и Удайпур. Ее сопровождали журналисты, и, судя по новостям в газетах, все шло нормально.

Позднее она во всех деталях рассказала мне, что я пропустил: представление в Фатехпур-Сикри, где юные пловцы ныряли на пятнадцать метров в глубь бассейна в одних плавках, изнурительные часы в Тадж-Махале, где целая толпа туристов и фотографов никак не могла оставить ее в покое, катание на слоне с Ли в Эмбер-Форт в Джайпуре, поездка на лодке по реке Ганг, где несколько тысяч людей бежали вслед за лодкой по берегу…

В то время, однако, я никак не мог знать, что происходит с миссис Кеннеди в Индии после моего отъезда, да и времени на раздумья об этом у меня не было. В Пакистане меня ждали совершенно другие проблемы.

В конце пятидесятых столицу Пакистана временно перенесли в Равалпинди, а в шестидесятых постоянной столицей страны стал Исламабад, но в 1962 году американское посольство все еще находилось в Карачи. Этот город, расположенный на побережье Аравийского моря, был одним из самых убогих мест, которые мне только приходилось видеть. Во время визита Эйзенхауэра нас сопровождал военный корабль, который стоял на якоре за пределами города, и именно там секретным агентам приходилось спать и есть. Я тогда работал в ночную смену и никогда не забуду, как перед рассветом улицы оглашались ревом двигателей грузовиков. Работники муниципальных служб тормошили валяющиеся на тротуарах тела, проверяя, мертвы ли они или просто спят. Мертвых без особых сантиментов забрасывали в кузов и ехали дальше. В этой стране царили нищета и голод.

К счастью, на этот раз «Pan Am» разрешила нам воспользоваться номерами в одном из городских отелей, где компания обычно размещала своих пилотов. Конечно, обстановка была далека от роскошной, но «Pan Am» обеспечила поставки воды, еды и чистого белья, да еще и любезно предоставила мне номер для проживания во время организационных мероприятий.

Итак, я приступил к работе в Пакистане в полной уверенности, что миссис Кеннеди получает все необходимое от принимающей стороны в Индии, а мои агенты в разных городах смогут справиться с любой проблемой. Впрочем, связаться с ними и проверить это предположение я не мог: все общение происходило через посольство.

За пару дней до отбытия миссис Кеннеди в Пакистан меня разбудили громким стуком в дверь номера.

– Мистер Хилл! Проснитесь, мистер Хилл!

Я пулей выпрыгнул из кровати и распахнул дверь. За ней обнаружился сотрудник «Pan Am» с запиской в руках.

– Что случилось? – спросил я, с трудом подавив зевок.

– Мистер Хилл, только что звонили из американского посольства. Вам срочно нужно явиться туда. Командный центр принял для вас совершенно секретное сообщение. До утра ждать нельзя. Я уже вызвал вам водителя.

Я совершенно не понимал, что происходит, но все же оделся и поехал в посольство. Там меня ждали целых три конверта с пометками «совершенно секретно».

Одно письмо было от шефа секретной службы Джеймса Роули, другое – от генерального секретаря Дина Раска, а третье – от Национального совета по безопасности по приказу президента Соединенных Штатов. Все три содержали один и тот же текст:

ПЕРВЫМ ЖЕ САМОЛЕТОМ ВЫЛЕТАЙТЕ В ПАКИСТАН, ГОРОД ЛАГОРА. ПО ПРИБЫТИИ МИССИС КЕННЕДИ В ЛАГОРУ 21 МАРТА ПРИМИТЕ КОМАНДОВАНИЕ ЛИЧНОЙ ОХРАНОЙ ПЕРВОЙ ЛЕДИ.

Никаких объяснений не прилагалось. В Индии что-то явно пошло совсем не так.

Глава 11 Путешествия с миссис Кеннеди: Пакистан

Новость совершенно ошеломила меня. Все еще не веря в случившееся, я позвонил Полу Рандлу, агенту, ответственному за подготовку в Лагоре, объяснил ему ситуацию и предупредил, что вылетаю к нему первым же рейсом из Карачи.

Когда я приехал в аэропорт Лагоры двадцать первого марта, то поразился тому, сколько людей пришло поприветствовать миссис Кеннеди. Агент Рандл очень хорошо поработал с местной полицией, заставив их отгородить веревками достаточно широкий проход для первой леди, но за ограждением дышала и волновалась толпа числом не менее восьми тысяч человек. Встреча была похожа на огромный карнавал: повсюду мелькали воздушные шары и приветственные плакаты, дети в парадной форме махали американскими флажками… Все эти люди пришли сюда только затем, чтобы посмотреть на миссис Кеннеди.

– Боже мой, Рандл, что ты такое сделал? Дал в газету объявление, что первая леди будет кидать в толпу двадцатки?

Рандл пожал плечами:

– Я сам не понимаю! Ажиотаж такой же, как при встрече Айка[13], но для первой леди такого никогда не устраивали!

Более того, тот день правительство объявило выходным. Только вдумайтесь: правительство Пакистана устраивает национальный праздник по случаю прибытия американской первой леди! Удивительно!

Президент Мухаммед Айюб Хан прислал за миссис Кеннеди свой личный самолет модели «Викерс Виконт», которым она должна была пользоваться и во время пребывания в Пакистане. Когда дверь открылась и первая леди ступила на складной трап, толпа просто сошла с ума от восторга. Как обычно, наряд миссис Кеннеди выглядел великолепно: жакет тончайшего голубого шелка с крупными пуговицами и соломенная шляпка в тон.

На лице первой леди играла спокойная улыбка, но по глазам было заметно, что она весьма впечатлена столь теплым приемом. На первый взгляд все было нормально. С момента получения сообщений я смог узнать только то, что Джеффриса пришлось отозвать в Вашингтон. Можно было только предполагать, в какой момент конфликт характеров агента и первой леди обострился настолько, что она попросила заменить его.

У подножия трапа стоял президент в окружении чиновников. Спускаясь по ступеням, она искала глазами меня, в ее взгляде читалось: «Как хорошо снова видеть вас, мистер Хилл».

Я держался рядом, пока она проходила через приветственный коридор и устраивалась в «Олдсмобиле» вместе с президентом Ханом. Первые лица заняли заднее сиденье, а я втиснулся на скамью впереди между водителем и военным советником президента.

Грузовик с платформой, заполненной фотографами, поехал перед кортежем. Как правило, так делали при встрече президента, если было заранее известно, что соберется большая толпа, но визит первой леди никогда не вызывал такого энтузиазма у местных жителей. За грузовиком следовали шесть полицейских на мотоциклах и личная охрана президента, а княгиня Радзивилл, посол Макконахи и прочие члены свиты ехали в хвосте кортежа.

Утром был дождь, но незадолго до посадки самолета миссис Кеннеди облака разошлись и выглянуло солнце. Пока мы ехали в резиденцию губернатора Западного Пакистана, где должна была проживать первая леди, и вовсе распогодилось.

На всем пути нас сопровождали огромные толпы, и приветственные крики, музыка и шум сливались в один неразборчивый радостный гул. Повсюду попадались музыканты с барабанами и волынками и нарядные дети с американскими флажками в руках. Машины ползли со скоростью не больше десяти миль в час, и президент попросил миссис Кеннеди встать, чтобы ее было лучше видно. Так она и простояла весь путь по Лагоре. В одном месте через улицу были протянуты пакистанский и американский флаги, а под ними висела растяжка с надписью: «Слава пакистанско-американской дружбе!»

Люди непрерывно осыпали машину цветочными лепестками. Порой в нашу сторону летели даже целые букеты, и мне приходилось вставать, чтобы перехватить или отбить их. По приезде в резиденцию губернатора нас по колено укрыл радужный цветочный ковер. Первая леди никак не могла поверить, что люди в семи тысячах миль от ее родной страны с таким энтузиазмом встречают чужестранку, и просто сияла от счастья. Коснувшись руки президента, она горячо сказала:

– Господин президент, ваш народ просто удивительно открытый и дружелюбный. Спасибо, что уговорили меня приехать. Это великолепно.

Больше всего миссис Кеннеди хотела посетить знаменитые сады Шалимара в Лагоре, но вскоре после прибытия в резиденцию небеса разверзлись, и на город обрушилась ужасная гроза. Первая леди воспользовалась непогодой, чтобы отдохнуть, пока мы с агентом Рандлом пересматривали расписание и организовывали перенос визита в сады на следующий день.

К утру небо вновь очистилось, и начался суматошный новый день. По расписанию миссис Кеннеди должна была вместе с президентом посетить главные мероприятия на Национальной выставке лошадей и скота – самом крупном событии в социальной жизни Западного Пакистана. Я был уверен, что первой леди очень понравится: в конце концов, она всегда была готова подвинуть любые дела ради малейшего шанса побыть со своими любимыми лошадьми… но президент преподнес нам обоим весьма неожиданный сюрприз.

Появление миссис Кеннеди на выставке само по себе оказалось большим событием. Несколько дюжин барабанщиков встретили позолоченную карету, в которой первая леди и президент Хан въехали на выставочный стадион, торжественным маршем. Карету сопровождал элитный отряд конной охраны. Всадники были одеты в одинаковые ярко-красные военные камзолы с латунными пуговицами, белые бриджи и высокие яркие тюрбаны. Прекрасно обученные лошади ступали нога в ногу.

Так как телохранители президента прекрасно могли защитить первую леди и без меня, я наблюдал за действом с трибун, высматривая в толпе подозрительные лица. Все до единого зрители были очарованы великолепием миссис Кеннеди, одетой в жакет голубого шелка с длинным рукавом. Замысловато украшенный берет в тон довершал образ.

Когда первая леди заняла свое почетное место на трибуне, я переместился ближе, чтобы быть рядом, но не особенно попадаться на глаза. Становилось все жарче, и она сняла жакет, под которым оказалось облегающее платье с рукавами-фонариками и глубоким вырезом на спине. Несмотря на то что по мусульманским обычаям женщинам полагалось носить закрытую одежду, никто не осмелился сделать замечание иностранке.

Миссис Кеннеди с удовольствием смотрела прекрасную церемонию, которая по уровню помпезности и количеству задействованных народных традиций превосходила даже шоу, которое устроили французы по случаю визита президентской четы в Париж годом ранее. Красно-сине-белый американский флаг развевался над трибунами бок о бок с зеленым флагом Пакистана. Большой оркестр барабанов и волынок аккомпанировал танцующим лошадям и верблюдам, а затем и кавалеристам-копьеносцам, которые показывали удивительную ловкость в обращении с оружием и лошадьми.

После церемонии перед главной трибуной начали проводить лучших лошадей и скот в стране. Миссис Кеннеди живо обсуждала выставку с президентом, который полностью разделял ее любовь к животным, в частности – к лошадям.

И вдруг произошло непоправимое. Президент поднялся и пригласил первую леди спуститься с трибуны. Двое стражей в красных камзолах вывели им навстречу великолепного каурого коня. Президент с гордостью произнес:

– Моя дорогая миссис Кеннеди, от лица всего пакистанского народа я дарю вам Сардара. Я надеюсь, что каждый раз, когда вы будете садиться на этого коня, приятные воспоминания о времени, проведенном в Пакистане, будут согревать вам сердце.

Миссис Кеннеди была вне себя от восторга. Конь был великолепно сложен, охолощен, из-под черной гривы смотрели умные карие глаза, а во лбу Сардара сияла белая звездочка. Первая леди протянула тонкую руку в перчатке, ласково коснулась носа лошади и улыбнулась во весь рот:

– Он прекрасен.

Это была любовь с первого взгляда. Айюб Хан объяснил, что Сардар ведет свою родословную от лошадей Ага-хана и в свои десять лет не единожды брал первые места в соревнованиях по конкуру.

Лучше подарка для первой леди нельзя было и представить. Она стояла, гладила лошадь и пространно благодарила президента за его вдумчивый выбор и щедрость, а в моей голове билась лишь одна мысль: как, черт побери, мы повезем лошадь обратно в Вашингтон?

Впрочем, времени думать над этим прямо сейчас не было. На поле вышел последний военный отряд, президент провел смотр, и миссис Кеннеди пора было уезжать на следующее по расписанию событие. Отъезд оказался не менее пафосным, чем прибытие: за время выставки вокруг стадиона собралась многотысячная толпа, и все присутствующие горели желанием хоть одним глазом взглянуть на первую леди.

К счастью, мы не собирались уезжать на карете и заранее подали машину. В какой-то момент прямо на пути машины началась драка: люди боролись за более удобную смотровую точку. Я снова встал со своего места, готовый защитить миссис Кеннеди от случайных ударов.

Полиция среагировала достаточно быстро, и водитель смог провести машину без аварий. Я оглянулся назад, проверяя, как там первая леди, и кивнул, безмолвно спрашивая: все хорошо?

Она слегка напряглась, но, поймав мой взгляд, расслабилась и кивнула в ответ.

Мы прибыли в сады Шалимара на закате, и там миссис Кеннеди встречала маленькая толпа фотографов и другая – в семь с лишним тысяч человек – зевак.

Великолепные сады, построенные в семнадцатом веке Шах-Джаханом, который в свое время заказал для своей жены Тадж-Махал в Индии, занимали площадь в сорок акров и представляли собой поистине впечатляющее зрелище. Мраморные беседки стояли в окружении великолепно ухоженных цветочных клумб, бесконечное многообразие плодовых и других деревьев поражало воображение. Вся эта красота орошалась с помощью хитроумной системы каналов. На задворках Лагоры действительно расположился настоящий оазис: четыре с лишним сотни фонтанов, водопады и неглубокие чистые пруды отражали яркие цветы, и казалось, что растения заполоняют каждый свободный клочок земли.

Когда солнце село, на деревьях зажглись гирлянды с множеством мерцающих огоньков, придавая вечеру немного волшебства. Во время прогулки по садам президент Айюб Хан убедил миссис Кеннеди произнести небольшую речь для всех, кто сегодня пришел сюда ради нее. Меня весьма удивило ее согласие, но вскоре она уже стояла у микрофона, установленного возле одной из беседок.

– Я очень рада быть здесь, – начала первая леди. – Всю свою жизнь я мечтала побывать в садах Шалимара, но не думала, что это действительно окажется возможным, особенно если учесть вчерашнюю грозу! Я и представить не могла, что волею судьбы окажусь здесь, но это случилось, и здесь все намного красивее, чем в моих мечтах. Хотела бы я, чтобы мой муж тоже мог увидеть это… Мне очень жаль, что в нашей стране нет чего-то похожего, чтобы я могла отплатить президенту Айюб Хану той же монетой, когда он вновь посетит Америку.

Журналисты яростно строчили в блокнотах и щелкали камерами – это было первое публичное обращение миссис Кеннеди за все одиннадцать дней, проведенных в пути. Она держалась очень естественно и явно наслаждалась вниманием толпы, которая впитывала каждое ее слово:

– Не могу не отметить, насколько я восхищена любовью пакистанского народа к своему искусству и культуре и вашим стремлением сохранить ее в быстро меняющемся мире. Мой народ тоже гордится своими традициями, и, надеюсь, это станет для нас возможностью найти общий язык, пусть даже одни эти сады и построены намного раньше, чем моя страна вообще появилась на карте мира. Искусство – вот что должно объединять мир. Благодарю вас.

На вечернем приеме миссис Кеннеди с восторгом вспоминала события дня и уверяла нас, что запомнит их навсегда.

– Мне очень понравилось, как смело всадники управляли лошадьми на выставке! Я всегда ценила мужскую храбрость и твердую руку.

Тут она вдруг посерьезнела и добавила:

– От имени своего мужа я передаю им самое искреннее восхищение и предложение дружбы. Надеюсь, я не обижу ни вас, ни его, сказав, что в нем я тоже вижу эти качества. Мне очень жаль, что его сейчас здесь нет, я уверена, что он почувствовал бы себя здесь как дома.

Я очень гордился своей подопечной. Она ненавидела быть в центре внимания и наверняка с куда большим удовольствием посетила бы выставку и сады Шалимара в качестве обычной туристки, но бремя славы не позволяло ей расслабиться ни на секунду. Она с честью несла груз ответственности за репутацию своей страны, и ее стойкость и такт явно прибавили Америке очков в глазах пакистанского народа. Для них Жаклин Кеннеди воплощала в себе всех американцев, и они полюбили ее.

Мы все мечтали только об отдыхе, когда наконец вернулись в резиденцию губернатора, но у первой леди была ко мне одна последняя просьба.

– Прекрасный сегодня был день, правда, мистер Хилл?

– Да, миссис Кеннеди, все было просто отлично.

Почти весь макияж уже стерся с ее лица, и выглядела она очень усталой.

– Можно вас кое о чем попросить?

– Конечно. Что вам нужно?

– Можно завтра отменить мероприятия с утра? Я хотела бы поспать подольше, а еще – прокатиться на Сардаре хоть разок, прежде чем уехать и оставить его одного. Я ни о чем другом думать не могу.

– Без проблем, миссис Кеннеди, я все сделаю.

Она схватила меня за руки и сказала:

– О, мистер Хилл… Раньше у меня не было возможности сказать вам, как я рада, что вы теперь главный по безопасности. Вы понимаете меня.

– Я просто хочу, чтобы вы были счастливы. И в безопасности!

– Спокойной ночи, мистер Хилл.

– Спокойной ночи, миссис Кеннеди.

На следующее утро, как следует выспавшись, миссис Кеннеди надела костюм для верховой езды и впервые в жизни села на Сардара.

Я часто видел, как она катается на самых разных лошадях, но в Сардаре я сразу заметил нечто особенное. Они действительно были созданы друг для друга. Сардар покорил сердце первой леди, и они понимали друг друга даже без слов.

Спрыгнув с коня после той первой поездки, миссис Кеннеди выглядела абсолютно счастливой. Она гладила шею своего скакуна и повторяла ему на ухо, какой он чудесный.

Затем она повернулась ко мне:

– Мистер Хилл, Сардар принадлежит мне, и только мне. Садиться на него не дозволено никому, кроме меня.

Мы отправились в Равалпинди, временную столицу Пакистана. Все шесть миль, что наш кортеж ехал из аэропорта, на обеих сторонах дороги толпились люди: похоже было, что все четыреста тысяч горожан высыпали на улицы, чтобы поприветствовать американскую гостью. Нас сопровождали оркестры волынщиков и марширующие ансамбли с барабанами и фанфарами, а флагом Соединенных Штатов, казалось, размахивали все собравшиеся до единого. Там и тут мелькали транспаранты, гласившие: «Да здравствует миссис Кеннеди!»

Прием получился теплым, дружелюбным и шумным. После этого зрелища первой леди еще предстояло посетить с президентом Айюб Ханом ужин на открытом воздухе по случаю Дня Пакистана – праздника сродни нашему Дню независимости.

На следующее утро радушные хозяева проводили нас до аэропорта: сам президент, его военный советник, который так помогал нам во время путешествия по стране, и посол Макконахи. Нас ждал город Пешавар.

Я проникся искренней симпатией к президенту Айюб Хану, поскольку человеком он был общительным, веселым и открытым. В день нашего отлета у него на голове красовалась черная каракулевая шапка – традиционный головной убор пакистанских мужчин.

– До чего мне нравится ваша шапка, господин президент! – воскликнула миссис Кеннеди, едва заметив ее. – И почему я вас раньше в ней не видела?

Айюб Хан шутливо напялил свой головной убор на первую леди.

– Отныне она ваша, миссис Кеннеди.

– Большое спасибо, – рассмеялась она. – Теперь нужно раздобыть еще одну для моего мужа.

– Я об этом позабочусь, – пообещал глава Пакистана. – Мы ему целую коллекцию пошлем.

Через сорок пять минут мы приземлились в аэропорту неподалеку от Пешавара, откуда американский пилот Гэри Пауэрс несколько лет назад отправился в роковой полет над Советским Союзом: в результате русские посадили его за решетку, а Соединенные Штаты вынуждены были признать, что шпионят за соперником с воздуха. Это происшествие вызвало огромное напряжение между двумя державами, и на парижском саммите в 1960 году советский генсек Никита Хрущев даже отказался разговаривать с президентом Эйзенхауэром. Разумеется, миссис Кеннеди прекрасно знала об этом событии.

Нас снова встречали толпы людей, но в Пешаваре среди них было значительно меньше женщин. В этом регионе преобладали куда более консервативные настроения, и многие считали появление женщин на публике неприличным. Таким образом, поприветствовать миссис Кеннеди вышли в основном мужчины.

Едва мы устроились в комнатах, предоставленных нам губернатором, как первая леди подошла ко мне с озабоченным видом на лице и листком бумаги в руках.

Как только президент Айюб подарил Сардара миссис Кеннеди, посол Макконахи отрядил целую группу подчиненных проработать вопрос транспортировки коня в Америку без лишнего шума и гама. Еще больше ситуацию запутывали два тигренка, которых первой леди презентовали «Индийские авиалинии» перед ее вылетом в Пакистан. По словам посла, их она собиралась держать на лужайке перед Белым домом.

Тигры, расхаживающие возле официальной резиденции президента Соединенных Штатов Америки. Мне еще только предстояло обсудить это с ней и моим руководством в Вашингтоне.

– Мистер Хилл, – она протянула мне лист бумаги с рукописью, – мне нужно доставить это послание моему мужу – кажется, он сейчас в Калифорнии, в Палм-Спрингс. Не хочу, чтобы кто-то узнал об этом письме, но президент должен прочесть его как можно скорее.

– Конечно, миссис Кеннеди. Немедленно этим займусь.

Я отправился прямиком в посольство, вручил листок в руки самому послу и попросил немедленно передать его президенту.

От: первой леди

Кому: президенту сша

///Совершенно секретно///

Дорогой Джек,

пакистанцев оскорбляют предположения, что у их прекрасного коня может быть ящур, – совершенно очевидно, что к нему не прикасался ни один микроб.

Это великолепное, очень чувствительное животное. Будет жестокостью оставлять его на тридцать дней в Нью-Йорке на время карантина. Как я могу с ним расстаться? Я собираюсь показать его на выставке этой же весной и немедленно начать тренировки.

Нельзя ли осмотреть его у ветеринара в Нью-Йорке, подтвердить, что он здоров, и сразу отправить его в Глен-Ора?

Расставаться с ним – все равно что посадить родную сестру под карантин, особенно если учесть, как его в последние дни напугали фотографы. Перелет его окончательно выведет из равновесия.

Тигрят можно оставить на карантине: они все равно слишком дикие, чтобы с ними играть, – так что предупреди Кэролайн. Пожалуйста, попроси Орвилла Фримэна[14] поскорее пропустить Сардара, он же сделал исключение для пони принца Филиппа, и тот сразу забрал их домой. Так что критиковать тебя никто не будет, даже наоборот – запереть его в Нью-Йорке на тридцать дней будет жестокостью. Он непременно заболеет, это разлетится по газетам, и ты навсегда потеряешь голоса любителей животных, если Сардара сразу же не направят в Глен-Ора.

С любовью, Джеки.

Могу представить лицо президента Кеннеди, когда он получил это письмо: дочитав до конца, он наверняка зашелся истерическим смехом. Только миссис Кеннеди могла прибегнуть к политическим аргументам, чтобы помочь своей лошади избежать карантина. Я был уверен, что президент перечитает послание, покачает головой, а затем сделает именно так, как она хочет. Несомненно, через неделю Сардар уже будет пастись на травке в Глен-Ора. Да что там – чертова лошадь небось и до Вашингтона доберется раньше меня.

На следующее утро мы направились к легендарному Хайберскому проходу. Из Пешавара мы выехали в сопровождении десятка автомобилей с чиновниками и журналистами. В одном из них сидела помощница миссис Кеннеди Прови Паредес. Бедняга Прови безумно боялась высоты, и, когда мы поползли по примитивным горным дорогам, а за окном машины замелькали трехсотметровые обрывы, ее охватила паника. Позже мне рассказали, что она истошно кричала и билась в конвульсиях, не оставив водителю другого выбора, кроме как развернуть автомобиль и отвезти ее обратно в Пешавар. Хайберский проход Прови так и не увидела.

Миссис Кеннеди же, которая сидела в одной машине с губернатором Западного Пакистана и военным советником Айюб Хана, получила огромное удовольствие от каждого крутого поворота во время пятидесятикилометровой поездки по суровой горной местности.

Первую остановку мы сделали в форте Джамруд, где миссис Кеннеди встретили бородатые вожди горных племен, обмотанные патронташами и вооруженные кинжалами. Два наших агента заранее проработали детали этого визита с пакистанскими чиновниками и обсудили все, что будет происходить по прибытии первой леди. В честь супруги американского президента на границе племенной территории воздвигли гигантский разноцветный шатер и провели традиционную церемонию приветствия, на которой ей преподнесли весьма необычные подарки.

Договариваться с племенами я послал агента Рона Понтиуса. Он вырос на юге Чикаго и был крепким орешком, я не сомневался, что и вожди ему окажутся по зубам.

Перед самым вручением подарков Понтиус отозвал меня в сторонку.

– Клинт, – сказал он, – у нас тут небольшая проблема.

– Что стряслось?

– Ну, они мне сказали, что подарят ей древний кинжал в декоративном футляре… И ягненка. Крохотного ягненочка.

– Вот черт. Придется тащить в Штаты еще одну чертову зверюшку, – проворчал я.

– Я сначала тоже так подумал. А сейчас вдруг выясняется, что, подарив ягненка, они собираются тут же принести его в жертву у нее на глазах.

– Бог мой. Убить животное прямо при ней?

– Да, именно это они и сказали. Для них это большая честь.

Если бы я допустил нечто подобное, меня бы вслед за Джеффрисом посадили в самолет до Вашингтона.

– Слушай, Рон. Ни в коем случае нельзя позволить этому случиться. Скажи, что ягненка пусть дарят на здоровье, но, черт возьми, пусть только не закалывают его, пока мы не уедем. Хоть сам под нож бросайся, но первая леди не должна ни о чем узнать.

Когда миссис Кеннеди дарили кинжал, я стоял поблизости и наблюдал, как она с благодарностью принимает подношение. И зачем, по их мнению, ей вообще нужен кинжал, интересно было знать?

Затем они привели ягненка, одетого в нарядный шелковый костюмчик. Первая леди прикоснулась к носику животного и поблагодарила вождей за оказанное внимание, вслед за чем ягненка увели прочь.

Я наскоро запихнул миссис Кеннеди в машину, и мы отправились к Хайберскому проходу по извилистой горной дороге, а из форта доносилось жалобное блеяние животного, которого ради нее приносили в жертву.

В пути нас сопровождали вооруженные представители племен и «хайберские стрелки» – пограничные войска Пакистана. В такой ясный день взгляд без труда охватывал сотни миль суровой местности, по которой пролегала граница между Пакистаном и Афганистаном. За нашим конвоем неотрывно наблюдали на всем протяжении пути к заставе «хайберских стрелков», а вдали я не раз замечал дозорных с винтовками, несущих стражу на контрольно-пропускных пунктах. Власти Пакистана прилагали все усилия, чтобы ничто не омрачило путешествие американской первой леди к Хайберскому проходу.

Мы проехали через поселение Торхам к афгано-пакистанской границе, пролегающей аккурат по Хайберскому проходу, где войска двух стран смотрели друг на друга в упор. «Хайберские стрелки» базировались именно тут. Глядя вниз с горной гряды Гиндукуш, можно было почувствовать себя Чингисханом, ведущим вперед свои полчища монголов. По этому перевалу маршировали и солдаты Александра Македонского: среди голубоглазых местных жителей, замеченных мной по пути, наверняка были их потомки.

Миссис Кеннеди до сих пор носила шапку, подаренную ей президентом Айюб Ханом, и вряд ли до сей поры кто-то видел этот головной убор на женщине в модном жакете, юбке и туфлях-лодочках.

Она похвалила красоты местной природы, и мы направились в Ланди-Котал, где располагалась штаб-квартира «хайберских стрелков». На обед в армейской столовой подали огромное блюдо с жареной бараниной – мы с Роном Понтиусом обменялись многозначительными взглядами, вспомнив ягненка из форта Джамруд.

Последнюю ночь в Пакистане мы снова провели в Карачи, где у миссис Кеннеди напоследок оставалось еще одно дело. Годом ранее в страну приезжал вице-президент Линдон Джонсон и наделал много шума, остановив погонщика верблюдов по имени Башир и пожав ему руку. В своем типичном стиле Джонсон обронил: «А почему бы вам как-нибудь не приехать в гости?» Башир принял приглашение, и дружба между американским вице-президентом и пакистанским погонщиком верблюдов превратилась в настоящий спектакль на потеху журналистам: гость в одночасье стал знаменитостью в Штатах.

Миссис Кеннеди привезла Баширу письмо от Джонсона, которое собиралась вручить лично, поэтому погонщика, его семью и легендарного верблюда пригласили в резиденцию президента в Карачи.

Встречу освещали десятки журналистов, и, само собой, они хотели сфотографировать миссис Кеннеди с Баширом и верблюдом. Пока они отчаянно щелкали затворами, первая леди повернулась к погонщику и спросила:

– Башир, а нельзя ли прокатиться на верблюде?

О боже. Ничего подобного мы не планировали. На миссис Кеннеди и ее сестре были короткие платья без рукавов и туфли на каблуках – тот еще наряд для езды на верблюдах, – и не хватало только, чтобы это животное их с себя сбросило на радость собравшимся журналистам, вооруженным камерами.

Башир тревожным взглядом испросил разрешения у военного советника Айюб Хана. Тот повернулся ко мне:

– Как по-вашему, мистер Хилл?

Первая леди и Ли сияли от радости, и я подумал: ну что может пойти не так?

– Если миссис Кеннеди так хочет прокатиться, отчего бы и нет? – ответил я.

Башир заставил верблюда согнуть колени. Ли потребовалась помощь, чтобы усесться на верблюда боком, зато миссис Кеннеди без труда забралась на животное, повернувшись к нему спиной и опершись на седло руками. Устроившись на верблюде бок о бок, они все смеялись и смеялись, но просто сидеть им было мало – они хотели именно прокатиться.

– Вверх, вверх! – приказала миссис Кеннеди, жестами объясняя Баширу, чего она хочет. – Пусть он встанет на ноги!

Башир аж вспотел от волнения. Он прекрасно знал, что верблюды поднимаются с колен не особенно грациозно, а если при этом на спине животного еще и сидят по-дамски две наездницы, без неприятностей уж точно не обойдешься. Башир снова взглянул на меня, и я кивнул.

– Держитесь крепче! – крикнул я миссис Кеннеди, пока верблюд медленно поднимался, выпрямляя сначала задние, а затем передние ноги.

Они все-таки удержались на верблюде – Ли спереди, первая леди – сзади, и безустанно хохотали, пока фотографы делали снимок за снимком. Башир повел верблюда по кругу, а миссис Кеннеди сказала сестре:

– Передай-ка мне уздечку.

К счастью, Башир уздечку из рук не выпускал, и, несмотря на все старания миссис Кеннеди, галопом верблюд так и не помчался. Я молча наблюдал за происходящим, ухмыляясь про себя и любуясь искренним смехом первой леди.

Путешествие в Индию и Пакистан обернулось оглушительным успехом как для миссис Кеннеди лично, так и для США в целом. Как сказал в своем письме к президенту Кеннеди посол Макконахи: «Она завоевала доверие и даже любовь многочисленной и неоднородной пакистанской нации. Они чувствуют, что знают ее, и знают, что любят ее. Уверен, что ее визит окажет долгосрочное влияние – очевидное и неочевидное – на наши отношения с Пакистаном».

Глава 12 Андре Мальро и Мэрилин Монро

Поездка в Индию и Пакистан стала настоящим приключением, и по возвращении миссис Кеннеди не замолкала о ней ни на минуту. Она на три дня остановилась в роскошном лондонском особняке Ли и Стася Радзивиллов на Бакингэм-сквер: за это время первая леди провела одну официальную встречу с королевой Елизаветой, чей дворец располагался поблизости, а далее отдыхала до самого возвращения в США.

Миссис Кеннеди и Ли охотно делились со Стасем историями о своих путешествиях, и, когда князь чему-то не верил, первая леди поворачивалась ко мне и спрашивала: «Разве не так все было, мистер Хилл?»

Она без труда вспоминала мельчайшие подробности об увиденных ею дворцах и зáмках – было заметно, насколько ее впечатлили великолепие исламской архитектуры, монументальность Тадж-Махала и роскошная обстановка в резиденции индийского президента. Видимо, во время одного такого рассказа я не совсем верно отреагировал на ее вопрос, она внезапно повернулась и дружески поддела меня:

– Вас хоть что-нибудь способно впечатлить, мистер Хилл?

Глядя на то, как она непринужденно сидит с сигаретой в руке, откинувшись на спинку дивана, и наслаждается обществом сестры и зятя, мне хотелось ответить: «Знаете, что меня впечатляет, миссис Кеннеди? Вы. Все, что вы делаете, меня впечатляет. То, как тактично и достойно вы ведете себя, при этом не лишая себя простых удовольствий. Вы ведь даже не понимаете, какое влияние вы оказали, не понимаете, как все вами восхищаются, не понимаете, что единолично установили прочные связи между США и двумя стратегически важными государствами куда успешнее, чем любая команда дипломатов. И всего этого вы добились, оставаясь собой, проявляя искреннее любопытство и превосходные манеры. Никакой политики, никакой фальши – только вы сама».

Но я был на службе, и эта служба не подразумевала подобных речей. Поэтому я просто сказал:

– Наверно, меня очень сложно впечатлить, миссис Кеннеди.

Мы прилетели в Вашингтон в четверг, двадцать девятого марта, и первую леди в аэропорту встречал президент. Событие привлекло немало журналистов, но вернуться домой все равно было чрезвычайно приятно. Выяснилось, что Сардара доставят в Америку только через пару недель, на самолете транспортной службы военно-воздушного флота. Президент Айюб Хан умудрился уговорить американских солдат, чтобы они пустили на борт личного тренера Сардара, которому был дан особый приказ не оставлять коня, пока его не передадут миссис Кеннеди. Бедный генерал Годфри Макхью – военный советник президента, которому поручили встретить самолет на военной базе Эндрюс, – был немало удивлен, когда Сардара вывел из самолета пресловутый тренер при полном обмундировании – в красной шинели с медными пуговицами, в белых бриджах для верховой езды и в тюрбане.

Вернувшись из поездки по Индии и Пакистану, миссис Кеннеди вновь стала проводить выходные в Миддлбурге, если в Белом доме ее не ждали срочные дела.

После десяти дней в Палм-Бич по случаю Пасхи мы приехали в Белый дом за день до очередного исторического банкета, на сей раз посвященного нобелевским лауреатам Западного полушария. Несмотря на масштаб этого события – в столицу должны были прилететь сорок девять обладателей легендарной награды, – для миссис Кеннеди куда важнее был ужин с министром культуры Франции Андре Мальро, запланированный на две недели позже.

Не многие американцы знали, кто такой Мальро, но миссис Кеннеди его просто боготворила, особенно после их прошлогодней встречи в Париже. Он вел удивительную жизнь: исследователь, ветеран Гражданской войны в Испании, лидер французского Сопротивления во время Второй мировой, сумевший убежать из нацистской тюрьмы, и постоянный член правительства де Голля с момента его формирования. Впрочем, миссис Кеннеди, знаток и ценитель французской культуры, в первую очередь видела в нем превосходного писателя. В 1961-м Мальро сопровождал первую леди во время ее экскурсии по парижским музеям, и в тот день даже издалека я увидел, что эти двое мгновенно нашли общий язык. По-моему, Тиш идеально описала их отношения, назвав их взаимной «интеллектуальной влюбленностью». Обсуждая со мной ту поездку, миссис Кеннеди говорила: «Месье Мальро – интереснейшая личность. Он всюду бывал, со всеми знаком и столько всего совершил. Он – настоящий французский герой». Первая леди хотела, чтобы этот ужин запомнился всем, и во главу угла она поставила список гостей.

У нее был специальный желтый блокнот, посвященный приему Мальро, и она вносила туда все заметки и планы. То и дело она восторженно рассказывала мне, кто из актеров, писателей, поэтов и художников ответил на приглашение согласием:

– О, мистер Хилл, вы не поверите! Только послушайте, кто к нам приедет: Артур Миллер, Торнтон Уайлдер и Теннесси Уильямс; Ли Страсберг, Джули Харрис и Джеральдин Пейдж; Эндрю Уайет и Марк Ротко; Джордж Баланчин и Леонард Бернстайн!

Президент Кеннеди предложил пригласить еще двух человек: Чарльза Линдберга, который вот-вот собирался отмечать тридцать пятую годовщину своего одиночного беспосадочного перелета из Парижа в Нью-Йорк, и его супругу, летчицу и писательницу Анн Морроу Линдберг. Узнав, что Линдберги согласились, миссис Кеннеди была на седьмом небе от счастья.

Ужин обернулся оглушительным успехом. Первая леди вышла к гостям в потрясающем розовом бальном платье-бюстье и белых перчатках по локоть, и с этого самого момента никто не мог оторвать от нее глаз.

Ни до, ни после этого приема я не видел ее настолько очаровательной. Миссис Кеннеди стала настоящей королевой бала, а организованное ей событие стало очередной вехой в истории Белого дома.

Несмотря на целое созвездие людей из мира искусства, одним из самых популярных гостей оказался Чарльз Линдберг, и они с женой в итоге остались в Белом доме на ночь. Для миссис Кеннеди же главным событием вечера стало обещание Мальро привезти в Соединенные Штаты коллекцию французских шедевров и устроить специальную выставку в Национальной галерее искусства.

– Он пообещал нам «Джоконду» – саму «Мону Лизу»! – сказала она мне на следующий день. – Я всегда считала, что мне невероятно повезло увидеть эти великие творения, а теперь такая возможность будет и у остальных американцев. Разве не чудесно, мистер Хилл?

«Мона Лиза» никогда еще не покидала границ Франции, а сейчас ее пообещали привезти в Америку. Это действительно впечатляло.

К тому моменту я остался единственным постоянным агентом в спецгруппе первой леди, и мы с ней регулярно летали вдвоем из Белого дома в Миддлбург и обратно. Восемнадцатого мая мы, как обычно, вернулись в Глен-Ора. Погода в это время года стояла славная, и миссис Кеннеди старалась ездить верхом на Сардаре как можно чаще.

Вдобавок ко всему она записалась на соревнования по конному спорту в Лоудон-Хант и должна была выступить там уже в ближайшие выходные. Президент сомневался, что ее участие в конкурсе будет разумным ходом с политической точки зрения, но в конце концов согласился. От журналистов все держали в секрете, и миссис Кеннеди с нетерпением ожидала своего выступления. Настроение у нее было лучше некуда.

Мы, как обычно, коротали очередную поездку по укромной проселочной дороге за сигаретами и разговорами, и первая леди поделилась со мной ближайшими планами.

– Этим летом я подумываю съездить в Италию, – небрежно сказала она.

– Правда? Куда же именно?

– Возможно, на Амальфитанское побережье – там живут мои друзья. Например, мне рассказывали о прибрежной деревеньке Равелло. Вы там не бывали?

– В Италии – да, но не на Амальфитанском побережье. Могу себе представить, как там красиво.

– Ли подумывает взять своего сына Тони, а я тогда поеду с Кэролайн. Мне кажется, она уже готова к зарубежным путешествиям, и поездка станет для нее превосходным опытом. Как вы считаете?

– Лето в Италии? На Амальфитанском побережье? Что тут может не нравиться?

– Ох, мистер Хилл, – рассмеялась она. – Я уверена, что вам-то понравится, но все ли будет в порядке с Кэролайн?

– Как вы и сказали – ей такое путешествие пойдет на пользу, – ответил я. – И сами вы сможете отдохнуть. Дайте мне знать, когда определитесь с планами – чем скорее я о них узнаю, тем лучше.

Обычно президент Кеннеди приезжал к жене в Глен-Ора по субботам, но в тот выходной ему пришлось лететь в Нью-Йорк, и в Миддлбурге его ждали только в воскресенье вечером. В «Мэдисон-сквер-гарден» проводили сбор пожертвований для Демократической партии, и пятнадцать тысяч спонсоров заплатили от ста до тысячи долларов за билет на концерт с участием Эллы Фитцджеральд, Джека Бенни, Гарри Белафонте и Мэрилин Монро.

Выступление приурочили ко дню рождения президента Кеннеди, которому через неделю с лишним исполнялось сорок пять. Первая леди терпеть не могла подобные мероприятия, и ее отсутствию на концерте никто не удивился. Выходные в Глен-Ора и общение с друзьями приносили ей куда больше радости, чем пустые разговоры с политическими спонсорами.

На следующий день по всем газетам разлетелось известие о том, как «томно» Мэрилин Монро исполнила «Happy Birthday» для президента[15] и как Кеннеди потом шутливо заметил: «Меня столь мило и целомудренно поздравили с днем рождения, что можно и с политикой завязывать».

Я прочел одну из этих статей, несомненно, миссис Кеннеди тоже, но произошедшее мы с ней никогда не обсуждали.

Меня приятно удивила новость, что президент с семьей собирается провести День независимости в Кэмп-Дэвид. Мы только что вернулись из оглушительно успешной поездки в Мехико, где поприветствовать чету Кеннеди на улицах собралось два миллиона человек. Дома я провел всего одну ночь – как раз хватило времени разобрать и снова упаковать чемодан, – а утром второго июля уже был в Белом доме. Миссис Кеннеди и дети собирались вылететь в Кэмп-Дэвид немедленно, а президента ждали там вечером четвертого июля после командировки в Филадельфию.

Мод Шоу привела Джона и Кэролайн в Дипломатическую приемную, где мы ожидали скорого прибытия вертолета на Южную лужайку. Малышу Джону едва стукнул годик, и вертолеты он просто обожал.

Он скакал по комнате, не находя себе места от возбуждения. Ему нечасто выпадала возможность путешествовать на вертолете, и сегодня у него был особенный день.

– Эй, Джон, – сказал я, присев перед ним на корточки. – Готов к полету?

– Да! – пропищал он, прыгая на месте. В тот самый момент до нас донесся хорошо знакомый шум роторов, и малыш побежал к двери: – Винтолет! Винтолет!

Приземление вертолета перед твоим домом – есть ли более захватывающее зрелище в жизни ребенка? Когда мы поднялись в воздух и полетели в сторону памятника Вашингтону, трудно было не улыбаться, глядя на Джона. Он ерзал у матери на коленях, прижавшись носом к стеклу, и его наивный детский восторг напоминал о том, что немногим в жизни дано было воспользоваться такой привилегией.

В эпоху Эйзенхауэра я провел немало времени в Кэмп-Дэвид, так что я как будто вернулся домой. Миссис Кеннеди же ненадолго прилетала туда лишь однажды, в прошлом году, и одной из причин ее равнодушия к этому загородному поместью было отсутствие конюшен для ее лошадей. Разумеется, ей не составило труда сделать так, чтобы конюшни в Кэмп-Дэвид появились. К нашему прибытию Сардара и Макарони – пони Кэролайн – уже привезли туда в трейлере.

Мы гуляли по одной из лесных тропинок, когда миссис Кеннеди сказала мне:

– Вы были правы, мистер Хилл. Кэмп-Дэвид прекрасен. Здесь так спокойно и тихо.

– Так и знал, что вам понравится, – ответил я. – Самое подходящее место, чтобы отдохнуть от столичной суматохи.

– Да, и вы прекрасно знаете, как мне нужен этот отдых, – улыбнулась она. – К слову, я определилась с датой нашей поездки в Италию. Мы с Кэролайн улетим на три недели в начале августа. Ли с семьей мы встретим уже в Равелло.

Я ничего не слышал об отпуске в Италии с момента нашего первого разговора и уже засомневался было, что он действительно случится.

– Три недели в Италии – звучит чудесно. – Я улыбнулся в ответ. – Пожалуй, мне стоит освежить в памяти итальянский.

Она расхохоталась:

– Ваш итальянский так же хорош, как французский?

– Боюсь, что нет, – ухмыльнулся я.

– Что ж, я на этот счет не беспокоюсь. Еще я решила, что не беру с собой никого, кроме вас и Прови.

Она остановилась и повернулась ко мне, стремясь подчеркнуть значимость своих слов.

– Знаете, мистер Хилл, я поняла, что, кроме вас, мне никто и не нужен – вы так замечательно разобрались со всеми проблемами в Индии и Пакистане. Я бы предпочла, чтобы вы и в Италии ограждали меня от журналистов и помогали мне с другими заботами. Вы ведь уже знаете мои предпочтения. Как думаете, вы справитесь?

Меня слегка удивило, что она просит меня заниматься тем, для чего у нее есть целый штат личных секретарей и помощников, но я понял и причины этой просьбы. Сложно не уставать, когда тебя постоянно окружает толпа людей, а она хотела сделать поездку в Италию полноценным отпуском.

– Конечно, миссис Кеннеди. Я приложу все усилия.

– Знаю, что приложите, мистер Хилл, – снова улыбнулась она. – Вы всегда выкладываетесь на сто процентов. Я в вас не сомневаюсь.

Глава 13 Новое лето в Гианнис-Порт

После выходных в честь Дня независимости в Кэмп-Дэвиде миссис Кеннеди со своими детьми провела остаток июля 1962 года в Гианнис-Порт, где каждые выходные семью навещал президент. Отдельная резиденция в Палм-Бич в зимние месяцы в стороне от шумихи посольского дома оказалась настолько хорошей идеей, что этим летом они сняли дом певца Мортона Дауни на острове Скво, всего лишь в миле от поместья Кеннеди. Остров Скво в действительности не был островом: с Гианнис-Порт его соединяла узкая набережная, которой пользовались лишь немногие жители тех мест. Дом Дауни был больше, чем поместье Кеннеди, располагался в более уединенном месте, а учитывая почти полное отсутствие дорожного сообщения между двумя локациями, казался и вовсе идеальным.

Ланч на «Марлин» или на «Хани Фитц» стал практически повседневной рутиной. Президент часто плавал и на «Виктуре», восьмиметровом парусном судне Вианно Сениор, которое подарили ему родители на пятнадцатилетие. Он любил эту яхту и управлял ей с такой легкостью и грацией, будто она была продолжением его самого.

Однажды в конце июля президент вместе с Чаком Сполдингом вышел на «Виктуре» с причала из посольской резиденции и взял курс вдоль берега. Стоял прохладный летний день, и оба были одеты в брюки-чиносы и кардиганы. Увлеченные серьезной беседой, они не замечали, как шли прямиком на скалы, и судно встало намертво, застряв между камней.

Я следовал за ними на скоростной лодке и наблюдал за разворачивающейся сценой, ожидая, что президент с легкостью заставит яхту вновь двигаться, но та не поддавалась. Президент Кеннеди бросил грот, чтобы выпустить из него ветер, и повернулся ко мне.

– Эй, Клинт, ты не мог бы нам немного помочь? Мы, кажется, застряли.

– Сию минуту, мистер президент, – ответил я и прыгнул в воду.

Мы находились так близко к берегу, что глубина была едва ли выше колена, так что я направился к судну вброд.

Сверкающая гладь воды не давала разглядеть проблему сверху, поэтому я набрал воздуха в грудь и нырнул под лодку. Опасения подтвердились: корпус яхты зажало между парой валунов.

– По всей видимости, вы застряли между двумя большими камнями, мистер президент. Я могу попробовать раскачать лодку, чтобы освободить ее. Вероятно, вам лучше сесть.

– Отличная идея, однако я больше переживаю за лодку, чем за нас с Чаком, – со смехом ответил президент.

Я встал на один из валунов и уперся спиной в корпус яхты.

– Держитесь, мистер президент, – предупредил я. – Поехали!

Я начал раскачиваться вверх-вниз и, когда лодка стала поддаваться, одним сильным движением вытолкнул ее вверх спиной, крепко упираясь ногами в камень. «Виктура» сдвинулась со скал, но мои ноги тут же разъехались в разные стороны от камня, на котором я стоял, – этот валун по форме напоминал конус. От резкого рывка я упал, и означенный конус буквально ввинтился мне в пах.

Я стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, а президент быстро поднял парус и повернул румпель. Судно начало отдаляться.

– Спасибо, Клинт! – поблагодарил меня мистер Кеннеди, не имея ни малейшего понятия о том, что только что произошло под водой.

– Не за что, сэр, – ответил я. – Был рад помочь.

Я осторожно побрел обратно к своей моторной лодке и, когда забирался на борт, заметил, что по ноге течет кровь. Некоторая весьма важная часть моей анатомии чудом избежала печальной участи. Остаток дня я провел с болью и в крови.

Я и подумать не мог, что Сесил Стоутон – один из фотографов Белого дома – запечатлел это происшествие на пленку, и, по всей видимости, новость о моей травме дошла и до президента. Через пару дней я получил фото восемь на десять, на котором президент и Чак Сполдинг стояли на борту «Виктуры», а я брел по воде к застрявшему судну. Президент написал на фотографии посвящение:

«Клинту Хиллу

Секретная служба готова

к любым опасностям.

Джон Ф. Кеннеди»

Это был очень приятный жест, а фото стало дорогим сердцу сувениром. «Виктура» и ее пассажиры остались невредимы, а я, хоть и расхаживал смешной походкой следующие несколько дней, выздоровел без необратимых последствий.

Нетрудно было понять, почему Кеннеди так любили Гианнис-Порт. Это был красивый, старинный и удобный город и, несмотря на наличие больших домов у океана с яхтами и лодками, не пользовался популярностью у пафосных богатеев. Агенты детской группы – Боб Фостер, Линн Мередит и Пол Лэндис – постоянно сопровождали детей и миссис Кеннеди вместе со мной, так что нас в какой-то момент стали считать частью семьи. Когда нужно было погрузиться на лодку, мы хватали корзины с едой, полотенца или еще что-то, что нужно было занести на борт. Вокруг постоянно крутилось множество детей, и все они знали наши имена. Они звали нас «мистер Хилл» или «мистер Лэндис». Мне всегда было любопытно, кем они нас считают: может быть, просто очередными дальними родственниками?

Каждый пятничный вечер вертолет привозил президента в сопровождении агентов секретной службы и кучи государственных дел. К утру понедельника он возвращался в Вашингтон, а мы – к своим повседневным заботам. Лето в Гианнис-Порт было особенным временем.

В перерывах между бурной деятельностью мы вместе с главным штабом секретной службы разрабатывали план предстоящей поездки миссис Кеннеди в Италию. Мне снова нужно было собрать команду агентов для защиты периметра, озаботиться автомобилями, лодками, а также организовать охрану миссис Кеннеди и Кэролайн.

Находясь в Гианнис-Порт, президент старался как можно больше времени уделять Джону и Кэролайн, хотя за его внимание и без этого шла ожесточенная борьба. Кэролайн теперь было четыре с половиной года, и президент, казалось, вознамерился привить ей все свои увлечения. Наблюдать за их близкими и теплыми отношениями было одним удовольствием. Все субботнее утро перед отъездом в Италию президент Кеннеди провел с Кэролайн. Он взял ее с собой в Гианниспортский загородный клуб, посмотреть на первый удар гольфистов, посетил специализированный магазин для гольфа, а затем рука об руку они отправились навестить посла в его резиденции. Обеспечив безопасность по периметру поместья, агенты секретной службы старались предоставить президенту и его семье как можно больше пространства, когда они находились в пределах собственных владений.

Как обычно, к обеду мы отправились на морскую прогулку на борту посольской яхты «Марлин». Мы готовили моторные лодки в доках вместе с парой морских пехотинцев, когда пришел президент с Кэролайн. Он сильно загорел от постоянного пребывания на свежем воздухе и теперь, одетый в рубашку для гольфа, брюки и солнцезащитные очки, выглядел точно так же, как и любой другой отец с дочерью здесь, на Кейпе. Иногда в такой повседневной обстановке совсем забываешь, что перед тобой – сам президент Соединенных Штатов.

– Клинт, – сказал он, приближаясь ко мне, – миссис Кеннеди с моим отцом скоро подойдут, и мы отправимся на прогулку на «Марлин». Но сначала мы с Кэролайн поплаваем на «Виктуре». Будь поблизости и, когда я подам тебе сигнал, забери нас и отвези на «Марлин».

– Хорошо, мистер президент, – ответил я.

Как только Кэролайн и президент поднялись на борт маленькой парусной лодки, морпехи открепили канаты и толкнули судно. Я смотрел, как президент поднимает парус, и видел, какое удовольствие он получает от такой простой, грубой работы. «Виктура» была одним из немногих мест, где президент мог полностью расслабиться, отдать себя во власть ветра. Они осторожно вышли из дока, и издалека я мог различить, как президент объясняет своей четырехлетней дочери устройство парусника: как подвернуть парус, чтобы извлечь максимальную пользу из ветра, как управлять румпелем. Он стремился поделиться с ней своей любовью к плаванию, и она с восторгом впитывала новые знания. Поплавав немного, президент свернул парус, бросил якорь у берега и подал мне знак, чтобы я забрал их. Я поспешил к ним и свободно привязал моторную лодку к паруснику для перехода.

– Ну что ж, Кнопочка, сейчас я тебя отдам мистеру Хиллу, – сказал президент, когда я встал.

Он взял дочь на руки и протянул ее мне. Я крепко схватил ее за пояс и ответил:

– Хорошо, я держу ее!

Передача детей и собак с лодки на лодку уже давно перестала быть чем-то необычным, и Кэролайн знала, что нужно делать. Как только президент ступил на борт следом за ней, я похвалил ее:

– Я наблюдал за тобой, Кэролайн. Ты хорошо управлялась с парусником.

Она подняла на меня свои огромные голубые глаза и расплылась в улыбке.

– Спасибо, мистер Хилл, – ответила она, – но большую часть работы сделал мой папа.

Мы с президентом переглянулись и рассмеялись.

Над водами Кейп-Кода разгорался прекрасный погожий денек, и мы поспешили к «Марлин», чтобы присоединиться к миссис Кеннеди и послу за ланчем.

– Клинт, – обратился ко мне президент Кеннеди, – я бы хотел кое-что тебе сказать, прежде чем ты отправишься в Италию.

– Да, мистер президент?

– Ты сам знаешь, что мы не отправляем с миссис Кеннеди персонал для общения с прессой, но там, безусловно, появятся фотографы, которые будут пытаться снять ее на камеру.

– Да, сэр. К сожалению, такая проблема преследует нас везде, куда бы мы ни отправились.

– Пляж не изолирован, и я не хочу потом увидеть в таблоидах ее полноразмерные снимки с восемью разными бокалами вина на приемах или в компании развалившихся на пляже напыщенных типов в плавках. Проследи за тем, чтобы она всегда помнила об этом.

– Я сделаю все, что смогу, мистер президент.

– Джеки пригласила Бенно Грациани с его женой Николь погостить с ними и Ли в Равелло, – продолжал президент Кеннеди, – Бенно отличный парень, но у него всегда в руках камера.

У итальянца Грациани сложились отличные дружеские отношения с миссис Кеннеди еще до ее брака, когда она работала корреспондентом в «Washington Times Herald». На тот момент он стал известен своими фото для журнала «Paris Match».

– Не позволяй Бенно уговорить Ли или Джеки сняться для журнала, – настойчиво попросил президент. – И, что самое главное, никаких снимков из ночных клубов!

Я уже встречал Бенно Грациани несколько раз. Он был очень веселым парнем, всегда дурачился и, как мне казалось, отлично разбавлял своей непосредственностью скучноватый круг приближенных к политике друзей, будучи одним из немногих людей, с кем миссис Кеннеди могла ослабить бдительность. Поскольку они познакомились еще до того, как она стала женой Джона Кеннеди, она доверяла ему.

Наконец мы добрались до «Марлин» и пересадили президента и Кэролайн с моторной лодки на большую яхту. Пока я отплывал прочь, слова президента вновь и вновь всплывали у меня в голове. Я понимал, что, даже не находясь рядом с женой во время отпуска, президент будет осведомлен о каждом ее шаге. При отсутствии остального персонала и журналистов в поездке он рассчитывал именно на меня в вопросах защиты ее репутации и физической безопасности.

Глава 14 Путешествия с миссис Кеннеди: Равелло

Восьмого августа 1962 года мы с миссис Кеннеди, Кэролайн и Прови вылетели из аэропорта «Айдлвайлд» в Нью-Йорке регулярным ночным коммерческим рейсом «Pan Am» в Рим. Отличные отношения транспортного отдела Белого дома и секретной службы с крупнейшей авиакомпанией позволили мне вручную отобрать большую часть экипажа самолета. С некоторыми из этих пилотов и стюардесс мы уже летали ранее и доверяли не только качеству их работы, но и их умению держать рот на замке.

Миссис Кеннеди всегда привлекала очень много внимания, куда бы она ни направлялась, и меньше всего мне хотелось, чтобы ее беспокоили другие пассажиры и члены экипажа. Чтобы предоставить ей больше личного пространства и комфорта, мы забронировали дополнительные места в первом классе. Таким образом, миссис Кеннеди и Кэролайн могли расположиться на четырех креслах сразу. Мы с Прови заняли свои места в первом классе через проход, прекрасно понимая, что самостоятельно мы никогда не смогли бы так путешествовать. Несомненно, у нашей работы были свои плюсы.

Приземлившись в Риме следующим утром, мы сели на чартер до Салерно. Там нас встречала чета Радзивилл в сопровождении агента Пола Рандла, нескольких автомобилей, полицейского эскорта и, слава богу, без прессы в зоне видимости.

Равелло находился всего в десяти милях езды от Салерно, но поездка туда по крутым поворотам горной дороги, проходившей высоко в скалах вдоль побережья Амальфи, оказалась настоящим приключением. На некоторых участках дороги могло проехать не больше одной машины за раз. Несмотря на то что итальянская полиция контролировала движение на нашем маршруте, я все равно сильно нервничал, поскольку всего один неверный поворот – и ты уже летишь в море. Однако виды внизу потрясали воображение. Разноцветные штукатуренные домики стояли на крутых холмах, а внизу сверкала лазурная гладь воды. Миссис Кеннеди тоже оценила прекрасный пейзаж.

Когда наш маленький кортеж въехал на главную площадь Равелло, казалось, что мы прибыли на какой-то фестиваль в честь миссис Кеннеди и Кэролайн. Вручную нарисованные плакаты с надписью «Добро пожаловать, Жаклин!» висели у каждого магазина и ресторана, а мощеные улочки были забиты горожанами и туристами, пытавшимися хотя бы мельком поглядеть на жену и дочь президента США. Нас приветствовали мэр, детский танцевальный ансамбль, живой оркестр и, к моему огромному сожалению, армия фотографов. Не менее восьмидесяти папарацци шныряли туда-сюда и пихались локтями, чтобы выбить себе лучшее место для съемки, а полиция с переменным успехом пыталась сдержать этот натиск. Миссис Кеннеди махала всем рукой и любезно улыбалась, но я видел, что она очень обеспокоена этим обстоятельством. Обеспечить уединенность, которой она так хотела, на деле оказывалось весьма проблематично. Нужно было что-то делать с прессой.

В конце концов мы пробрались через весь этот хаос к вилле Эпископио, где миссис Кеннеди, Кэролайн и Радзивиллы собирались провести следующие две недели. Расположенная высоко над Средиземным морем каменная вилла была выстроена на крутом скалистом склоне, напоминая гнездо орла, обозревающего великолепные красоты побережья Амальфи. За свою девятивековую историю она успела послужить резиденцией епископу, затем была занята королем Витторио Эммануэлем Третьим. Каменные арки и кованые ворота особняка словно вышли прямиком из сказки. При входе в гостиную, похожую на пещеру, представлялось, будто одновременно находишься под водой и обозреваешь живописную округу с высоты.

– Ох, Ли, разве это не прекрасно! – восхищенно выдохнула миссис Кеннеди.

Лимонные и апельсиновые деревья росли по всему склону, заполняя воздух своим ярким ароматом, а красные и розовые бугенвиллеи вились по всем аркам и воротам. За всю свою жизнь я не видел места прекраснее.

С виллы открывался великолепный вид, но выхода на пляж у нее не было, поэтому мы арендовали еще один дом специально для купаний. Пляж Конка-дей-Марини – небольшая коса галечного песка в окружении высоких скал – разительно отличался от широких побережий Палм-Бич и Кейп-Кода, а коттедж скорее напоминал домик в скалах, вырубленный в камнях на высоте около пятидесяти метров. Добраться туда можно было только по узкой и крутой каменной лестнице. Намного меньше виллы, но очень удобный, он использовался как укрытие от солнца и как ванная – для переодевания в пляжную одежду и для обеденных приемов пищи.

Чтобы добираться до виллы и обратно по крутым ветреным дорогам, мы пользовались двумя пляжными машинами с открытой крышей, которые вмещали от шести до восьми пассажиров. Это были весьма любопытные автомобили производства «Фиат», напоминающие что-то среднее между машиной для гольфа и «Фольксваген» «Жук». Даже не знаю, кому они нравились больше, детям или агентам. Агенты, кстати, разместились в отеле «Палумбо», весьма удобно расположенном в шаговой доступности от виллы Эпископио.

Как и большинство заведений в этом элитном районе, отель «Палумбо» в обычных условиях был нам не по карману, но мы сумели договориться с руководством и выбить скидку. Таким образом, мы обитали среди богатых и знаменитых всего на 16 долларов в день.

В отличие от официальных визитов в разные страны в этой поездке не было распланированного графика. Мы могли организовать выезд только тогда, когда миссис Кеннеди сообщала нам, что она хочет делать дальше, и я понимал, что иногда придется обходиться и вовсе без предупреждения.

– Просто приходите на виллу с утра, мистер Хилл, – говорила мне она. – Посмотрим, что принесет нам каждый новый день.

Меня очень беспокоила пресса, а в особенности – румынские свободные фотографы, настоящие охотники за сенсациями. К счастью, итальянские полицейские пошли нам навстречу и сразу же изложили некоторые основные правила для излишне усердных папарацци: запретили снимать на пляже, во время катания на водных лыжах и плавания, а также у входа на виллу. Фотографам было разрешено стоять в сквере в сорока метрах от миссис Кеннеди, они могли фотографировать ее с расстояния в Равелло или при посадке на катер в районе Амальфи.

Я видел, как работают папарацци, и изрядно сомневался, что они последуют правилам.

Наутро после приезда я встал, позавтракал на скорую руку бискотти с эспрессо и собрал свою сумку. Не было никакой необходимости в костюме и галстуке, но я должен был быть готов хоть к катанию на водных лыжах, хоть к круизу на яхте – в общем, к любым безумным идеям миссис Кеннеди. Расписания не было. Покинув виллу, вернуться туда за забытой вещью или одеждой мы уже не сможем, поэтому я должен был быть готов ко всему. Я надел черную рубашку для гольфа, черные брюки и заполнил большую дорожную сумку всем, что могло понадобиться: купальный костюм, удостоверение секретной службы, дипломатический паспорт и дополнительные патроны. Пистолет я спрятал в кобуру и выправил рубашку, чтобы она его скрывала, но если надо будет надеть плавки, его придется переложить в сумку. В последнюю очередь я бросил в сумку плитку шоколада и маленький пакет орешков, оставшийся после перелета. Один из первых уроков молодого агента – ешь при любой возможности и пользуйся туалетом, как только выпадет шанс. Бывали дни, когда ни одного, ни другого не удавалось сделать по десять-двенадцать часов и в качестве обеда или ужина выступал тот самый пакетик орешков.

Когда я прибыл на виллу, Бенно и Николь Грациани уже были там. Все вместе они пили кофе, рассказывали истории и от души хохотали. Приятно было видеть миссис Кеннеди такой расслабленной, в кругу семьи и друзей, перед которыми не нужно было держать лицо. Этим утром они решили отправиться на пляж, поэтому мы позвонили в полицию и сообщили о наших планах. Полицейские лодки будут патрулировать побережье, а по всему району расставят полицейских как в форме, так и в штатском.

Мы расселись по пляжным машинам, накрытым сверху тентом, и поехали по крутым извилистым улочкам в приморский городок Амальфи, откуда планировали добраться до Конка-дей-Марини на лодке. Дети были в восторге от этих машинок, все вокруг смеялись и дурачились.

Мы заранее арендовали лодку на случай, если захочется покататься на водных лыжах, посмотреть окрестности или просто куда-нибудь добраться по воде. Это был далеко не обычный катер из проката, но «Рива» – двадцатичетырехфутовая моторная лодка типа «Крис-Крафт» итальянского производства с лакированным корпусом из красного дерева и невероятно мощным мотором. Катер назывался «Претекст», и к нему на все время визита был приставлен личный рулевой, который ждал только нашей команды. Он практически не говорил по-английски, но нам удавалось общаться с помощью некой системы жестов: я пытался объяснить, что мне нужно, а он кивал и что-то стрекотал по-итальянски в ответ. Непонятно, как именно, но это работало.

К тому времени как наши пляжные машинки доехали до Амальфи, слухи уже успели разнестись по округе, и на пирсе нас встречала толпа фотографов. Щелкая затворами камер, они кричали: «Джеки! Джеки! Посмотрите сюда! Сюда! Улыбнитесь, Джеки!» Нас как будто окружила стая саранчи.

– Не обращай внимания, – прошептала миссис Кеннеди своей дочери, – они скоро от нас отстанут.

У меня был несколько более трезвый взгляд на вещи. Жаклин Кеннеди стала звездой международного масштаба, более популярной, чем Элизабет Тейлор, Софи Лорен и Грейс Келли, вместе взятые, и эти фотографы знали, что снимок первой леди Соединенных Штатов Америки в купальнике стоит огромных денег. Вопрос оставался один – как их остановить? Было очевидно, что «правила», установленные полицией, не работали.

Когда миссис Кеннеди показалась из пляжного домика в темно-зеленом слитном купальнике с вырезом на спине, фотографы словно спятили. Некоторые из них щелкали фотоаппаратами с балконов вилл, возвышавшихся над заливом, в то время как другие проносились мимо на моторных лодках и пытались снять первую леди с другого ракурса. Бенно Грациани, миссис Кеннеди и Ли вместе с детьми зашли в воду, изо всех сил пытаясь игнорировать этот цирк. Сам Бенно не фотографировал, но одно лишь его присутствие с каждой минутой лишь усугубляло проблему.

Агент Пол Рандл попытался урегулировать ситуацию с полицией и фотографами и узнал, что, по мнению других фотографов, эксклюзивный доступ к миссис Кеннеди для одного Грациани – несправедливо по отношению к остальным. Они наотрез отказывались отступить. Тогда у нас с Рандлом появилась идея. Что, если мы дадим фотографам минут десять, чтобы они могли сделать свое дело, а после этого они согласятся оставить ее в покое? Папарацци сочли это предложение резонным. Теперь осталось лишь убедить миссис Кеннеди.

Я зашел в воду к первой леди, которая катала вокруг себя на плотике Кэролайн и Тони. Ее волосы были собраны на затылке, а челка свободно спадала на глаза.

– О, мистер Хилл, – сказала она, увидев меня, – эти фотографы просто ужасны. Вы можете что-нибудь с ними сделать?

– Для этого я и пришел с вами поговорить. Судя по всему, они расстроены, что Бенно может фотографировать вас сколько пожелает, а им приходится довольствоваться снимками с расстояния. Они согласились оставить вас в покое и перестать докучать вам, если вы позволите им снять одно хорошее фото в купальнике.

– Думаете, они сдержат слово после фотосессии?

– Честно говоря, я не знаю. Но я предупрежу их, что они могут рассчитывать только на одну фотосессию, а после нее должны немедленно уйти и оставить вас в покое. Если они не выполнят условия сделки, мы превратим их жизнь в ад.

– Мистер Хилл, не могли бы вы превратить их жизни в ад и без каких-либо фотосессий?

Я знал, что прошу у нее многого и ей это совсем не нравится, но иного варианта на горизонте не предвиделось. Конечно, можно было провести все каникулы, не высовывая носа за пределы виллы…

– По моему мнению, миссис Кеннеди, стоит дать им то, что они хотят. По-другому они не отстанут.

Это не рассеяло ее сомнения. Она с мольбой посмотрела на меня.

– Разве вы не можете просто взять их всех и отправить куда-нибудь подальше?

Я хотел рассмеяться, но она была совершенно серьезна.

– К сожалению, миссис Кеннеди, они точно так же имеют право находиться здесь, как и вы, так как это не частная собственность.

Я понимал, что президент Кеннеди не обрадуется тому, что его жена позировала перед камерами в купальнике. Но все же лучше так, чем если бы в газетах появились неудачные фото миссис Кеннеди с самых невыгодных ракурсов. Это было бы еще более неприятно, а то и вовсе унизительно.

– Хорошо. Если вы считаете, что это сработает, я согласна провести короткую фотосессию.

– Благодарю вас, миссис Кеннеди, – ответил я. – Я все организую, и мы постараемся разделаться с этим как можно скорее.

Немного погодя миссис Кеннеди уже позировала на месте высадки прямо под плакатом «Добро пожаловать, Жаклин!», который местные жители вывесили на скалах. Фотографам сегодня повезло: она вежливо с ними общалась, а когда они попросили снять ее вместе с детьми и Ли, согласилась даже на это. Агент Рандл тоже попал в кадр и позировал в своем купальном костюме вместе с миссис Кеннеди, детьми, Бенно Грациани и смотрителем пляжного домика.

На следующий день, надеясь, что фотографы не будут больше их беспокоить, миссис Кеннеди решила покататься на водных лыжах.

– Только мы с Кэролайн, – сказала она.

Указывая на лыжи и воду, я пытался объяснить нашему итальянскому рулевому, что нам нужно. Я говорил по-английски, старательно копируя итальянский акцент в надежде, что он узнает хоть какие-то слова. Миссис Кеннеди сгибалась пополам со смеху, а мы все активнее размахивали руками, пытаясь объясниться друг с другом. Наконец она попросту перевела мои слова, и мы отправились в путь.

Полиция ограничила участок моря вокруг пляжного домика, чтобы другие лодки не стали помехой. Кроме того, еще несколько агентов секретной службы погрузились в другую лодку для сопровождения. Это все само по себе привлекало много внимания, и вскоре движение авто на холмистой дороге с видом на залив замедлилось до совершенно неприличных скоростей. Все пытались рассмотреть, что же происходит на воде. Я остался на посту на заднем борту «Претекста», миссис Кеннеди в черном слитном купальнике легко встала на лыжи. Она каталась взад и вперед по морской глади, крепко натягивая веревку, отклоняясь назад и явно наслаждаясь возможностью полностью отдаться спорту, а зрители на берегу свистели и кричали.

Не желая поощрять толпу, она их просто игнорировала. Сделав несколько кругов, она отпустила веревку и опустилась в воду. Мы подъехали, чтобы подобрать ее, но вместо того, чтобы забраться на борт, она посмотрела на Кэролайн.

– Не хочешь прокатиться со мной? – спросила она.

– Да! Да! – запищала Кэролайн.

О боже.

– Миссис Кеннеди, я не уверен, что это хорошая идея. Как вы собираетесь это делать?

– Мистер Хилл, не беспокойтесь, она умеет стоять на лыжах. Передайте мне другую пару.

Я знал, что отговорить ее от этой затеи у меня не получится, поэтому показал агентам на другой лодке, что Кэролайн тоже будет кататься. Девчушка прекрасно плавала и с легкостью держалась на воде, несмотря на легкую волну, пока рулевой аккуратно отводил катер, чтобы натянуть веревку. Миссис Кеннеди поставила Кэролайн перед собой на лыжи и, согнув колени, слегка наклонилась вперед, чтобы девочка могла взяться за рукоять троса.

– Готовы? – крикнул я, когда веревка хорошо натянулась.

– Готовы! – прокричала в ответ миссис Кеннеди.

Капитан переключил передачу, и лодка рванула вперед. Миссис Кеннеди выскочила из воды вместе с Кэролайн, стоящей на лыжах. Картинка была шикарная, и фотографы чуть не умерли от восторга.

Однако воднолыжный дуэт не просуществовал и пары секунд: почти сразу же они наткнулись на небольшую волну и упали в воду. Девочка не горела желанием повторять попытку, но и назад на лодку забираться тоже не хотела.

– Я хочу доплыть до берега сама, мам, – объявила она.

Не желая подавлять энтузиазм дочери, миссис Кеннеди согласилась отпустить ее, но только при условии, что плыть она будет в надувном круге и в сопровождении агента.

Я замахал в сторону второго судна и крикнул:

– Кэролайн хочет поплыть обратно!

Агент Пол Лэндис незамедлительно прыгнул в воду и поплыл с девочкой обратно к берегу, а ее мама решила еще немного покататься на лыжах. Конечно же, один из фотографов с телеобъективом запечатлел жену и дочь президента в прыжке, и утром они оказались на первых полосах газет во всем мире. Это вызвало некоторый резонанс, особенно в Великобритании, где одна из лондонских газет поместила над фото заголовок:

ПОЖАЛУЙСТА, МИССИС КЕННЕДИ,

НЕ ДЕЛАЙТЕ ТАК БОЛЬШЕ!

Статья утверждала, что матери всего мира были в ужасе от фотографии. «Водные лыжи опасны даже для взрослых, а ставить на них четырехлетнего ребенка – полное сумасшествие».

Я знал, как уверенно миссис Кеннеди стоит на лыжах и как хорошо плавает Кэролайн, поэтому не видел в этом никакой опасности. Так же как президент пытался передать дочери свою любовь к парусному спорту, ее мать пыталась показать девочке прелесть своего любимого занятия. Тем не менее у меня было ощущение, что вскоре после случившегося миссис Кеннеди получила строгий выговор от своего мужа телеграммой или по телефону. Кэролайн, по крайней мере, больше не высказывала желания кататься с мамой на лыжах.

У нас вошло в привычку приезжать в пляжный домик к десяти часам утра, немного плавать в море перед ланчем, а затем предаваться веселью на берегу или на лодке. Когда миссис Кеннеди находилась на пляже, за ней следил смотритель-итальянец со своей женой. Супруги средних лет обожали детей и были рады сделать все, что угодно, для своих знаменитых гостей.

Женщина каждый день готовила ланч, а смотритель передавал игрушки, полотенца и даже детей вверх и вниз по ступенькам.

Однажды, когда я стоял на причале, ко мне подошел смотритель, держа в руках большую миску.

– Бонжорно[16]! – сказал он с широкой улыбкой.

– Бонжорно! – поприветствовал я его в ответ.

На этом возможности нашего общения исчерпывались, поэтому я просто улыбнулся и стал ждать его дальнейших действий. Смотритель опустился на колени и уставился в воду. Резко выбросив правую руку вперед, вытащил ее обратно он с маленьким кальмаром в кулаке. Мама мия! Неужели он только что это сделал? Он быстро сунул голову кальмара в рот, откусил ее и выплюнул. Я не мог в это поверить! Никогда в своей жизни я не видел подобного. Обезглавленного кальмара он положил в миску, а сам повторил процедуру раз пять или шесть. Он поднял на меня взгляд, сказал что-то на итальянском, широко улыбаясь, взял миску и зашагал обратно по лестнице.

Вскоре до меня донесся волшебный аромат.

Я поднял голову и увидел сторожа, спускающегося со ступеней с тарелкой макарон в руках. Он вручил мне посудину с вилкой и большой ложкой и жестами объяснил, что мне стоит съесть это прямо сейчас. Домашние лингвини были пропитаны насыщенным соусом из чеснока с оливковым маслом и смешаны с щедрой порцией свежего мяса кальмаров. На вкус было до невозможности восхитительно. Одна лишь мысль о сладковатом ореховом вкусе свежевыловленных кальмаров в чесночном соусе до сих пор наполняет мой рот слюной.

Папарацци несколько умерили пыл после того, как миссис Кеннеди попозировала для них в купальнике, но полностью не исчезли. Мало того что их ужасно возмущало присутствие Бенно Грациани; ситуация еще больше усложнилась, когда прибыл человек по имени Джанни Аньелли.

Мы были на вилле, когда в залив Салерно вошла великолепная яхта. Двухмачтовый ялик длиной в двадцать семь метров с парящим спинакером скользил по воде, как прима-балерина, выходящая на сцену. Он был не похож на любой другой парусник, который я когда-либо видел. Грот, спинакер и бизань были темно-красного цвета, как хорошее кьянти, и, когда яхта проносилась по волнам, ее паруса выделялись на фоне синего моря как шелковые шарфы, парящие на ветру.

Вскоре я узнал, что это была «Аньета», принадлежащая председателю корпорации «Фиат» Джанни Аньелли. Аньелли и его жена Марелла вращались в тех же светских кругах, что и Кеннеди, и они знали друг друга уже несколько лет, но меня не предупреждали о том, что Аньелли должны были встретиться с миссис Кеннеди в Равелло. Первая леди сообщила мне о своих планах только тогда, когда яхта встала на якорь вдалеке от берега.

– Мои друзья Аньелли приехали сюда на своей яхте, и мы с Ли и Стасем взойдем на борт. Они пришлют маленькую лодку к причалу, чтобы нас отвезти.

– Хорошо, миссис Кеннеди, – ответил я. – Я предупрежу полицию.

Я пытался делать вид, что ничего особенного не происходит, но на самом деле не мог дождаться того момента, когда ступлю на борт этой великолепной яхты. Ранее я никогда не встречал Джанни Аньелли, но своей харизмой и безупречным стилем он славился по всему миру, являясь настоящим законодателем моды. «Аньета», яхта с тиковыми палубами, длинными и чистыми линиями и восхитительным, богато украшенным корпусом из красного дерева, ничуть не уступала в роскоши и чувстве вкуса своему хозяину.

Когда мы приблизились на шлюпке к яхте, Джанни Аньелли вышел на палубу. Как только мы взошли на борт, он поприветствовал миссис Кеннеди и Ли теплыми объятиями. Он вел себя очень дружелюбно и тут же познакомил меня с тремя членами экипажа, которые провели мне экскурсию по яхте, чтобы я мог ознакомиться с планом лодки. Они отнеслись ко мне как к гостю и показали главную спальню с небольшим мраморным камином, две двухместные каюты и одну двухъярусную, главный салон, камбуз и несколько выходов. Изнутри судно оказалось не менее красивым, чем снаружи.

Когда я вернулся на палубу, миссис Кеннеди определенно чувствовала себя в своей тарелке: вместе со своей сестрой, Стасем, Джанни и его женой Мареллой она громко смеялась над чьей-то шуткой. Казалось, она стала совсем другим человеком, как только села на яхту. Здесь, на воде, вдалеке от толпы и постоянных вспышек вездесущих камер, было тихо и спокойно. У меня появилось ощущение, что на борту «Аньеты» мы проведем очень много времени.

Как оказалось, Аньелли предложил пользоваться его яхтой всю оставшуюся часть каникул в Италии. Иногда они с женой будут присоединяться к нам, но все остальное время яхта будет в полном распоряжении президентской семьи. Итальянская полиция – квестура и карабинеры – предоставили дополнительную охрану в дополнение к лодке с экипажем на случай погони. Я был единственным агентом, который остался на борту яхты. Все для того чтобы предоставить миссис Кеннеди и ее гостям как можно больше личного пространства.

Однажды миссис Кеннеди решила поехать в Пестум, древний греко-римский город в сорока милях вниз по побережью от Равелло. Мы плыли вниз по берегу на «Аньете», и ее красные паруса трепетали на ветру. Людям на берегу определенно повезло: такое зрелище не каждый день увидишь! Когда мы добрались до Пестума, капитану пришлось поставить яхту на якорь в паре десятков метров от скалистого берега. Шлюпка оказалась единственным способом добраться до земли. Меня несколько беспокоило то, что вышеупомянутая лодка была ненамного больше ванны. Я не представлял, как запихнуть миссис Кеннеди, Ли, еще одну присоединившуюся подругу, меня и гребца в одну маленькую лодку. Вместо того чтобы сходить на берег два раза, мы столпились в шлюпке, и матрос повез нас на сушу.

Основанный в 600 г. до н. э., Пестум первоначально назывался Посейдонией в честь Посейдона, греческого бога моря. В 273 году до н. э. римляне-захватчики изменили название на Пестум. Этот район был известен своими хорошо сохранившимися храмами, которые соперничали с Парфеноном по размеру и красоте. Все это миссис Кеннеди хотела увидеть и изучить. Она много читала об истории этих областей и рассказывала нам легенды о древних цивилизациях, пока мы шли через храмы и руины. Она очень живо интересовалась историей, и меня никогда не переставало удивлять то, сколько она знала не только о родной стране, но и о культуре практически всего мира.

Обойдя достопримечательности, мы направились обратно к берегу, где нас ждал матрос с гребной лодкой. Во время прогулки по древнему городу к нам приклеились несколько папарацци, и, естественно, они последовали за нами и на берег.

Пока мы были на земле, волны поднялись выше, и, для того чтобы вновь забраться в лодку, нам пришлось снять обувь, закатать штанины и зайти в воду.

Гребец сидел в центре лодки, и я встал на другом ее конце, чтобы миссис Кеннеди и остальные женщины смогли залезть без проблем.

– Подать вам руку, миссис Кеннеди? – спросил я. Я опасался, что она может поскользнуться и у фотографов будет урожайный день.

– Нет, мистер Хилл, спасибо. Я справлюсь и сама, – ответила она, подтягиваясь и садясь на борт лодки.

Сидя на краю, она болтала ногами и смеялась, совершенно не обращая внимания на фотографов.

Когда мы все забрались в лодку, она довольно сильно просела в воде. Матрос начал грести изо всех сил, ведя суденышко против прибоя, и мне показалось, что мы вот-вот перевернемся. Некоторые из фотографов зашли в воду и снимали вдогонку.

– Ради всего святого! – закричал я. – Опустите свои чертовы камеры и подтолкните нас, прежде чем мы затонем!

Миссис Кеннеди смеялась как умалишенная. Не знаю уж, то ли я ее так насмешил, то ли потенциальная возможность затонуть.

Наконец кто-то подтолкнул нас, мы вышли за ту границу, где разбивались волны, и смогли продолжить путь.

– О, мистер Хилл, – проговорила миссис Кеннеди. Она смеялась так сильно, что едва могла связно говорить. – Видели бы вы только выражение своего лица, когда испугались, что мы опрокинемся! Надеюсь, кто-то успел вас сфотографировать. Я бы дорого заплатила за такой снимок!

Как оказалось, одному из фотографов все же удалось запечатлеть то выражение моего лица, и он вручил копии снимка и мне, и миссис Кеннеди. Фотография навечно зафиксировала этот момент: меня и эту озорную, любящую приключения женщину, с которой мне пришлось познакомиться так близко и о которой я так много заботился. В тот момент она не думала ни о чем и просто наслаждалась жизнью во всех ее проявлениях.

Постепенно мы стали пользоваться «Аньетой» в качестве основного средства передвижения, так как яхта была идеальным укрытием от любопытной прессы и глазеющей публики. Здесь миссис Кеннеди могла остаться наедине с самой собой. Она читала, писала и рисовала в свое удовольствие или просто наслаждалась компанией своей сестры и друзей. Джанни Аньелли почти никогда не бывал на яхте, но в один из первых вечеров, почтив гостей своим присутствием, он представил им новый напиток.

– Что это? – спросил я мистера Аньелли, когда тот подал миссис Кеннеди бокал с жидкостью вишневого цвета.

– Это аперитив. Мы называем его негрони, – сказал он и передал мне бокал. – Прошу, попробуйте!

Я сделал глоток и вернул бокал.

– Неплохо, – ответил я. У коктейля был горько-сладкий привкус. – А что в нем?

– Кампари придает красный цвет. Еще здесь сладкий вермут и долька апельсина. – Он сделал глоток из своего бокала и добавил: – Ах да, и еще капелька джина для удовольствия.

Я рассмеялся. В моем стакане было явно побольше «капельки» джина.

– Очень освежает, – отозвалась миссис Кеннеди. – Мне нравится. Надо не забыть завести бутылочку кампари в Белом доме на случай приема итальянских гостей.

Время аперитива позволяло расслабиться после насыщенного дня в море. Едва солнце начинало клониться к горизонту, как мы доставали бутылочку кампари и начинали вечерние забавы.

Однажды вечером мы повели «Аньету» на Капри – потрясающий остров, который величественно возвышается над водами Тирренского моря. Прогулка прошла просто прекрасно. Пришвартовавшись в порту, мы пересели на моторную лодку «Претекст», потому что миссис Кеннеди хотела пройти вдоль береговой линии. Ее пригласили на ужин Сильвио Медичи Де Менезес и его жена-модельер, княгиня Ирен Голицына, которые были друзьями Аньелли. В полночь они организовали оживленный ужин на свежем воздухе, и мы вернулись на борт «Аньеты» не раньше двух ночи.

Несколько дней спустя миссис Кеннеди обратилась ко мне с просьбой.

– Мистер Хилл, не могли бы вы оказать мне услугу, как тогда, в Палм-Бич? Вы ведь помните, как люди реагировали, когда я решила пройтись по магазинам на Уорт-авеню? Я бы очень хотела посмотреть ассортимент бутиков на Капри, но, скорее всего, случится то же самое.

– Да, вы абсолютно правы, миссис Кеннеди. Вас мгновенно окружат и туристы, и эти чертовы папарацци. Боюсь, в этот раз будет еще хуже, чем в Палм-Бич.

– Согласна, – вздохнула она. – Поэтому у меня возникла одна идея.

Сказав это, она взглянула на меня, и я увидел озорство в ее глазах, как у маленькой девочки, которая просит у папочки то, что мамочка не одобрит.

– Вы съездите для меня на Капри, мистер Хилл?

– Что именно нужно будет сделать? – спросил я.

– Ну, Ирен Голицына предложила сходить по магазинам за меня. Я бы хотела, чтобы вы поплыли туда и походили вместе с ней, вы ведь знаете, что мне нравится. Потом привезете мне купленные вещи.

«Это не входит в мои обязанности, и вы это знаете», – думал я про себя. Но, как и в Палм-Бич, таким способом я уберегу ее от толпы восторженных почитателей. Отличный способ защиты, как по мне.

– Ох, миссис Кеннеди, – сказал я, качая головой. Я пытался делать серьезное лицо, но не мог сдержать улыбки. – Хорошо, я поеду за вас на Капри. Но не смейте никому об этом говорить.

Она засмеялась.

– Хорошо, я никому не скажу, мистер Хилл. Это будет нашей маленькой тайной.

Я объяснил агенту Полу Рандлу, ответственному за подготовку на берегу, что мне предстояло сделать, и он заверил меня, что возьмет все под свой контроль, пока я не вернусь. Куда большей проблемой было объяснить рулевому «Претекста», куда мне нужно плыть, но каким-то образом мы друг друга поняли и следующим же утром отчалили в сторону Капри.

Мы шли близко к берегу, пока не пришлось отдалиться и довольно долго ползти по открытому морю, чтобы добраться до острова.

День был ветреным, белая пена срывалась с верхушек частых волн. Каждый раз, когда волна поднимала нас вверх и обрушивала вниз, казалось, что нас избивают. Ранее я никогда не испытывал морской болезни, но сейчас готов был признать, что все же ей подвержен. Казалось, путь занял целую вечность, но в конце концов мы вошли в гавань, и качка прекратилась. Я сошел на берег и проследовал на виллу для встречи с княгиней Ирен Голицыной. Меня потрепало ветром и обожгло солнцем, но этим все и обошлось.

Княгиня была поразительно красивой женщиной, очень высокой и элегантной, и я чувствовал себя каким-то слугой, в буквальном смысле сойдя с корабля на бал. Впрочем, она вела себя крайне дружелюбно и горела желанием закупаться одеждой для миссис Кеннеди. До вчерашнего дня я никогда не слышал о ней, но первая леди сообщила мне, что княгиня была знаменитым модельером, создавшим вечерние брюки, известные как «брюки палаццо». Судя по всему, она занимала довольно высокое место в мире моды. Так мы и отправились вдвоем, Ирен Голицына и я, в поход по высококлассным бутикам острова Капри.

Мы выбрали несколько платьев, брюк, шифоновых блуз, украшений, обуви – полный набор самой разной одежды. Миссис Кеннеди ждал целый новый гардероб. Когда мы закончили и возвратились на виллу, уже стемнело, поэтому о поездке обратно в Амальфи по штормовому морю не было и речи.

– Вам придется остаться на вилле, – сказала княгиня. – Я сообщу рулевому яхты, и он будет готов к отплытию с самого утра.

– Огромное вам спасибо, – ответил я.

Она провела меня в гостевую спальню и сказала чувствовать себя как дома.

– И поужинайте со мной, мистер Хилл, – предложила она.

– О нет, – запротестовал я. – Я не хочу быть вам обузой.

– Я настаиваю, – ответила она. – Мне будет очень приятно.

Я не планировал оставаться на ночь, и у меня не было с собой смены белья, чтобы переодеться к ужину, так что я просто освежился и привел себя в порядок в ванной как мог.

Когда подошло время ужина, я был немало удивлен, узнав, что, кроме меня и княгини, больше никого не будет. Ужин был простой – паста с морепродуктами, салат и великолепный итальянский хлеб. Княгиня Ирен делала все, чтобы я чувствовал себя комфортно, но быть непосредственным участником событий, а не сторонним наблюдателем, оказалось для меня непривычно.

Вот такая сложная цепь событий привела к тому, что я провел ночь дома у княгини Ирен Голицыной. Одно приключение за другим! Из детского дома в Северной Дакоте я прошел очень долгий путь, чтобы попасть в резиденцию княгини на острове Капри, и сейчас чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.

Утром после стакана сока, очень крепкого кофе и бискотти я был бодр и готов к новым свершениям. Теперь у меня с собой был большой чемодан, доверху заполненный покупками княгини, сделанными от имени миссис Кеннеди. Мы загрузили его на лодку и отправились в Амальфи. Поездка назад вышла более гладкой, чем вчерашняя: не было ни волн, ни ветра. На пляже нас встречал смотритель, который помог донести чемодан до дома. Миссис Кеннеди и Ли были очень рады видеть меня и, конечно же, мой чемодан, полный покупок. Будто бы в августе случилось Рождество!

Миссис Кеннеди настояла, чтобы я побыл с ними, пока они разбирали всю эту кучу одежды. Когда я рассказывал им об опасном плавании в шторм, они истерически рассмеялись.

– Расскажите мне все, мистер Хилл, – попросила миссис Кеннеди с детским восторгом в голосе. – Все, начиная с того момента, как вы вышли отсюда. Каждую мелочь. Что говорила Ирен, по каким магазинам вы ходили, что ели на ужин. Не пропускайте ничего!

И, пока миссис Кеннеди со своей сестрой проводили передо мной импровизированный показ мод, я развлекал их подробностями своего чрезвычайно рискованного морского путешествия и ночи с княгиней острова Капри.

До сих пор мне достаточно успешно удавалось защищать миссис Кеннеди и соблюдать инструкции президента. И вот однажды вечером миссис Кеннеди сообщила мне, что собирается в Постиано вместе с Ли, Стасем и другими гостями. В ночной клуб.

Слова президента мгновенно возникли у меня в голове. «Никаких фотографий из ночных клубов».

– Хорошо, миссис Кеннеди, как вам угодно. Мы возьмем все под контроль, – ответил я.

Мы покинули Равелло и отправились вниз по берегу в Постиано, еще один живописный городок на побережье Амальфи. Предупредив полицию, мы посоветовали им организовать группу офицеров в штатском, чтобы наша компания из жены президента, ее друзей, родственников и секретных агентов не казалась такой подозрительной. В клубе было полно народу, и, хоть миссис Кеннеди не осталась незамеченной, нам удалось не пустить папарацци внутрь. Все танцевали и смеялись до самого утра.

Я помню, как тогда миссис Кеннеди веселилась со своими друзьями. Как же мне хотелось присоединиться к ним на танцполе, стать участником, а не наблюдателем.

С течением времени мы все все больше и больше влюблялись в Равелло – этот очаровательный живописный городок – и его милых и дружелюбных жителей.

Тридцать первого августа мы попрощались с Италией. Эти три недели на побережье Амальфи были просто сказочными, и все мы, особенно миссис Кеннеди, покидали это прекрасное место с болью в сердце.

Когда я вспоминаю то незабываемое время, самой яркой и четкой картинкой встает перед глазами вид на море по вечерам. Пришвартованные в гавани Амальфи, на триста метров ниже Равелло, рыбацкие лодки и частные яхты, украшенные нитями крошечных белых огоньков по всему такелажу, словно сто тысяч свечей, танцующих в воде… Это было волшебно.

Глава 15 Октябрьский кризис

Я предполагал, что после месяца в Гианнис-Порт и трех недель в Италии мы вернемся в Вашингтон, но, в конце концов, из Рима мы улетели прямо в Нью-Йорк, где нас встретил президент, окруженный огромной толпой фанатов и корреспондентов. Это было восхитительно счастливое воссоединение семьи, и оттуда мы отправились на следующие несколько недель в Хаммерсмит-Фарм.

Для миссис Кеннеди проводить сентябрьские выходные в Хаммерсмите было делом обычным, президент же особенно жаждал попасть туда в сентябре 1962 года, потому что кубок Америки по гонкам на яхтах проводился на побережье Ньюпорта в бухте Наррагансетт. Кубок Америки – это старейший действующий трофей в международном спорте, серия гонок между защищающим свое звание чемпионом – яхтенным клубом, последним завоевавшим титул, – и претендентом, бросающим вызов. В этом году команда Америки из нью-йоркского яхтенного клуба защищала свой титул, соревнуясь с Австралией – впервые страной-претендентом была не Великобритания или Канада. Одновременно с гонками проводилось еще много общественных мероприятий, например, прием членов команд в Хаммерсмит-Фарм и официальный ужин в честь американских и австралийских участников, что добавляло немало работы секретной службе.

После длинных каникул на «Аньете» миссис Кеннеди начала проявлять живой интерес к гонкам, что, кажется, порадовало президента. Для меня это был совершенно новый вид спорта, и я находил его интересным – особенно те дни, которые мы провели на борту «Джозефа П. Кеннеди-младшего», военного миноносца, названного в честь старшего брата президента, погибшего во время Второй мировой войны. Некоторые гонки держали зрителей в напряжении до последней минуты, и в конце нью-йоркский яхтенный клуб «Уэтерли» победил австралийский «Гретель» со счетом 4:1 в гонках из семи заездов.

Кроме того, примерно в это же время к разноплановым лодкам в распоряжении президента добавилась еще одна яхта. USS «Маниту» был красивым яликом двадцати метров в длину. Это судно береговой охраны доставили в Ньюпорт вдобавок к прочим представителям президентской флотилии из-за любви мистера Кеннеди к морю и хождению под парусом.

Президент предвкушал возможность получить новую большую яхту, и «Маниту» оказался воплощением всех его мечтаний. Элегантный, быстрый и маневренный, он позволял выходить в море с ночевкой, вмещая до девяти человек.

Последние две недели сентября запомнились смутно, поскольку мы непрерывно путешествовали между Ньюпортом и Гианнис-Порт: навестить отца президента, затем – чтобы президент и миссис Кеннеди могли проголосовать за Тедди Кеннеди в его первых сенаторских предварительных выборах, и потом обратно в Ньюпорт, с последующей остановкой на одну ночь в Нью-Йорке, где я сопровождал миссис Кеннеди в совершенно новую филармонию на концерт нью-йоркского филармонического оркестра под руководством Леонарда Бернштейна, а далее – обратно в Ньюпорт, на завершение гонок Кубка Америки.

Когда президент вернулся в Вашингтон на время рабочей недели, миссис Кеннеди решила остаться с детьми в резиденции Хаммерсмит-Фарм до 9 октября 1962 года. Мы ненадолго заезжали в Вашингтон (по факту – в Миддлбург), поскольку в то время Штаты посещал Айюб Хан, президент Пакистана.

Миссис Кеннеди страстно желала показать Айюб Хану, в каком восторге она была от Сардара, поэтому она настояла на его приезде в Глен-Ора, чтобы они могли прокатиться верхом вместе.

Между миссис Кеннеди и Айюб Ханом не было ничего романтического, но их связывала пламенная любовь к лошадям, и Сардар был символом этой связи. Президент Кеннеди также осознавал, что поездка первой леди в Индию и Пакистан крайне положительно повлияла на успех кампании по продвижению интересов США по всему миру. Долгое лето и ранняя осень вдали от Вашингтона подходили к концу, и, должен признаться, мне было немного грустно по этому поводу. Мне приносил огромное наслаждение режим работы «в дороге», без повседневной рутины, и, когда защищать миссис Кеннеди становилось сложнее, постоянная активность шла мне только на пользу. Мы всегда прекрасно проводили время где угодно, будь то Гианнис-Порт, Равелло, Амальфи, Капри, Нью-Йорк или Ньюпорт. И поскольку все приключения я разделял с миссис Кеннеди, мы с ней сблизились, как никогда прежде. Мы наслаждались обществом друг друга. Я знал, как ей нравится все происходящее, а она полностью доверяла мне.

В конце концов в октябре 1962-го нас отправили обратно в Белый дом. «Каролина» была недоступна, поэтому миссис Кеннеди, Кэролайн, Джон и я вместе с агентами детской группы и несколькими личными помощниками погрузились в самолет вооруженных сил США и вылетели в Национальный аэропорт Вашингтона.

В какой-то момент миссис Кеннеди подошла ко мне и спросила:

– Мистер Хилл, когда мы прибудем в Вашингтон, будут ли в аэропорту журналисты?

– Если честно, не знаю, миссис Кеннеди, – ответил я, – но посмотрим, что я смогу разузнать о ситуации до того, как мы приземлимся.

– Я очень не хочу, чтобы меня фотографировали.

Я понимал ее беспокойство, поскольку прошло уже больше трех месяцев с того момента, когда она появлялась на публике вместе с детьми. Судя по всему, как только они втроем покажутся на трапе, на них налетит стая фотографов, жаждущих сделать снимок. Перелет на военном самолете тоже был делом довольно необычным, и я, разумеется, не хотел провоцировать никаких конфликтов.

– Хорошо, я понимаю. Отдам соответствующие распоряжения.

Я связался с офисом секретной службы в Белом доме и запросил оцепление посадочной полосы к нашему прибытию. Люди из секретной службы подготовят машину для миссис Кеннеди и детей, машины Белого дома для персонала и грузовую машину – для багажа. Когда мы приземлялись, пилот вырулил на выделенное нам пространство, и я увидел, что весь необходимый транспорт стоит, как и было обговорено, за воротами, ожидая сигнала к действию, чтобы подъехать к самолету.

Я стоял позади миссис Кеннеди, которая начала спускаться по трапу, ведя за собой Кэролайн и Джона, когда заметил мотоцикл, следующий за нашими машинами через ворота по направлению к самолету. На мотоцикле ехали два человека – курьер за рулем и фотограф, который был мне уже знаком, с камерой наперевес, делающий один снимок за другим.

Вот же черт!

Я уже имел дело с этим фотографом: он был излишне агрессивен и навязчив.

Сбежав по трапу, я подлетел к нему, сгреб за шиворот, вырвал из рук камеру и вытащил оттуда пленку.

– Что ты делаешь?! – заорал он.

– Вы находитесь в запретной зоне, я конфискую вашу пленку, – ответил я. В его нагрудном кармане я заметил еще две катушки пленки и, не говоря ничего, вытащил их и переложил в свой карман. Он начал ломать комедию, и тут подоспела полиция аэропорта.

– Он в вашем распоряжении, – сказал я.

К этому моменту миссис Кеннеди, Джон и Кэролайн были уже в машине, так что я занял место на переднем пассажирском сиденье. Я повернулся и произнес:

– Миссис Кеннеди, прошу прощения за этот инцидент. Это был Родди Мимс из ЮПИ. У нас с ним уже были проблемы.

Я достал катушки пленки из кармана и показал ей.

– Но пленка у меня. Он не очень этим доволен.

Она улыбнулась и сказала:

– Зато я этим довольна. Спасибо большое, мистер Хилл. Я очень благодарна вам за то, что вы его настигли.

Мне не понравилось, что дети заметили драку, но, кажется, их это не напугало. Проблема позабылась, и Кэролайн всю дорогу оживленно болтала с мамой на посторонние темы. Вскоре после прибытия меня известили, что президент желает немедленно видеть меня в Овальном кабинете.

О господи! Новости распространяются со скоростью света.

Когда я зашел в Овальный кабинет, президент Кеннеди и пресс-секретарь Пьер Сэлинджер уже ждали меня.

Скрестив руки, президент перешел прямо к делу.

– Что произошло в аэропорту, Клинт? – спросил он.

Я рассказал о беспокойстве миссис Кеннеди и о том, что я организовал оцепление.

– Затем, мистер президент, фотограф Родди Мимс въехал в зону, объявленную запретной, на мотоцикле курьера. Я остановил его, конфисковал пленку и передал его полиции аэропорта.

– Смотри, Клинт, я знаю, что ты совершил хорошее дело, но пресса раздует из этого скандал. Нужно решить проблему.

– Я знаю, что Родди может быть наглым и бесцеремонным, – вмешался Сэлинджер, – но нам нужно что-то сделать, пока он не раздул из этого скандал.

Президент Кеннеди разжал руки и виновато улыбнулся.

– Клинт, – сказал он, – прости, но, боюсь, ты станешь в этом деле козлом отпущения. Тебе придется признать вину.

– Я понимаю, – ответил я. – Я не хочу для вас проблем, мистер президент.

– Все в порядке, Пьер позаботится об этом, – пообещал президент Кеннеди. – И спасибо за соблюдение интересов миссис Кеннеди и детей, Клинт. Я очень благодарен тебе.

– Спасибо, мистер президент.

Пьер Сэлинджер объявил прессе, что произошло «недопонимание». Пленка будет возвращена компании, где работает фотограф, и дело можно считать закрытым.

Мне это решение не понравилось, но я смирился, зная, что президент оценил мой поступок, а для публики необходимо показать на кого-то пальцем. Не стоит допускать, чтобы офис президента или пресс-офис Белого дома обвинили в недопуске прессы.

В таких ситуациях мне часто приходилось сравнивать свой долг и преданность лично миссис Кеннеди и риск получить нагоняй от президента, а то и случайно выставить его в нелестном свете.

Мне также пришлось объясниться перед помощником начальника секретной службы и руководящим агентом Белого дома, но они согласились, что я действовал правильно, и посоветовали продолжать делать свою работу. В газетах в связи с этой историей появилось мое имя: фотограф уверял, что, по моим словам, он был арестован – это не было правдой. Через пару дней шумиха поутихла, и больше об этом никто никогда не вспоминал.

Примерно в это же время я нашел человека, которого мог сделать своим ассистентом, – Пол «Первак» Лэндис из спецгруппы «Детки». За три недели в Италии у меня была возможность оценить, как он работает в незнакомой обстановке, и, поскольку с нами постоянно находилась Кэролайн, я также мог наблюдать, как он взаимодействует с миссис Кеннеди.

Никто мне не объяснил, почему отстранили агента Джеффриса, но, по моим ощущениям, там случился какой-то личный конфликт, и я хотел убедиться, что выбрал человека, в котором миссис Кеннеди могла быть уверена. Пол был самым молодым из агентов, но необычайно добросовестным и легко адаптирующимся к изменению ситуации, что просто необходимо для работы с миссис Кеннеди – и, что немаловажно, мы хорошо работали в команде. Он с радостью занял предложенную должность, и для меня было глотком свежего воздуха работать с кем-то вместе после семи месяцев с временными ассистентами в подчинении. Чтобы заменить Пола в детской группе, из филиала в Майами вызвали агента по имени Том Уэллс, и мы снова встали в строй: два агента с миссис Кеннеди и три агента с детьми. У меня снова появилось чувство уверенности в нашей способности выполнять работу правильно и эффективно.

В понедельник, 15 октября, в Белый дом прибыл Ахмед Бен Белла, премьер-министр Алжира. Официальная приветственная церемония состоялась на Южной лужайке в сопровождении военных парадов и фанфар. Миссис Кеннеди не должна была принимать участие, но ей хотелось, чтобы Джон увидел церемонию и то, как его отец исполняет обязанности президента Соединенных Штатов, – она хотела провернуть это незаметно и ненавязчиво. Двухлетний Джон обожал наблюдать за военными. Ему нравились униформа, марши и оружие. Так что миссис Кеннеди позвала мисс Шоу и попросила ее принести Джона в розовый сад около кабинета президента.

– Пойдем, Джон, – сказала она, подняв его на руки, – пойдем посмотрим церемонию. Там ты увидишь военных в униформе.

Глаза Джона расширились, когда он увидел движущуюся процессию и ряд цветных флагов, символизирующих различные военные подразделения двух стран. Я шел рядом с миссис Кеннеди, которая несла малыша к удобному месту рядом с изгородью. Она держала сына достаточно высоко, чтобы ему было удобно смотреть, оба они были спрятаны от чужих глаз, и Джона переполняли вопросы.

– Что это? Почему они это делают? Что это за флаги? Отпусти меня.

Миссис Кеннеди поставила его на землю и присела на корточки рядом с ним. Точно ответить на его вопросы она не могла, так что повернулась ко мне:

– Мистер Хилл точно знает. Не правда ли, мистер Хилл?

Я тоже присел и начал объяснять юному Джону, что это за пышная церемония.

Миссис Кеннеди понимала, что жизнь в Белом доме – это привилегия, и, несмотря на то что Джон и Кэролайн были еще совсем маленькими, она старалась привлечь их ко всем историческим событиям, чтобы те лучше понимали, чем занимается их отец.

В это же время с редким визитом в Белый дом прибыл отец президента Кеннеди. Миссис Кеннеди распорядилась, чтобы для него подготовили место в спальне Линкольна, и отменила все дела на вторник, 16 октября, чтобы провести время с ним. Едва узнав об этом, я уже предвкушал спокойный день, когда смогу наконец разобраться с делами в своем кабинете, в небольшом уголке в Картографическом зале на первом этаже Белого дома, непосредственно напротив лифта, ведущего в резиденцию. Утром 16 октября МакДжордж Банди, советник по национальной безопасности, появился до того, как президент спустился из резиденции. Агент секретной службы сопроводил Банди к лифту, и он отправился наверх.

Позже я узнал о причине столь раннего утреннего визита Банди в спальню президента: патрульный самолет «U-2» сделал серию аэроснимков военных баз Кубы, которые показывали, что на стартовых площадках были установлены зенитные боеголовки. На советских кораблях на Кубу прибыли ракеты средней дальности, и теперь существовало фотографическое свидетельство того, что заявление Хрущева об оружии только для обороны было неправдой. Советский Союз начал подогревать конфликт в восьмидесяти милях от побережья Флориды, и последствия у этого могли быть какие угодно.

У секретной службы существовали тщательно разработанные планы по защите президента, его семьи и ключевых членов правительства в случае войны или катастрофы. Отправились бы мы в бомбоубежище на территории Белого дома или выбрались наружу, в область метрополитена, определялось в соответствии с угрозой и текущей ситуацией. Как бы то ни было, с миссис Кеннеди я об этом не говорил. Я решил, что стоит напрямую обсудить с ней наши действия на случай непредвиденных обстоятельств. Когда миссис Кеннеди вышла из своих апартаментов в среду 17 октября, я попросил ее прийти в мой кабинет и закрыл за нами дверь.

– Миссис Кеннеди, я уверен, что вы в курсе ситуации, сложившейся относительно Советского Союза, Кубы и Соединенных Штатов, верно?

– Да, мистер Хилл, президент обсуждал это со мной.

– Что же, я знаю, что об этом тяжело говорить, но мне кажется важным рассказать вам о планах секретной службы при чрезвычайной ситуации.

Она выглядела такой красивой – молодая жена и мать, у ног которой весь мир. Я протянул руку и коснулся ее локтя.

– Вы знаете о бомбоубежище здесь, под Белым домом. Я знаю, что Дж. Б. Вест кратко провел вас по всем сооружениям несколько месяцев назад…

Я всего лишь уточнял факты.

– В случае, если… возникнет ситуация… когда у нас не будет времени покинуть это место, мы отправим вас и детей в убежище.

Прежде чем я смог продолжить, она отпрянула от меня и произнесла полным гнева голосом:

– Мистер Хилл, если ситуация такова, что мне и детям потребуется отправиться в убежище, позвольте сообщить, чего следует ожидать вам.

Она смотрела мне прямо в глаза. Она понизила голос до глубокого шепота и с глубоким и безоговорочным убеждением сказала:

– Если ситуация такова, то я возьму Кэролайн и Джона, и рука об руку мы пройдем на Южную лужайку. Мы встанем там, как храбрые солдаты, и пусть нас настигнет та же судьба, что и всех американцев.

Ее ответ меня не удивил, но то, что она произнесла это вслух, заставило меня задуматься, что мне придется делать, если дойдет до приказа отправить ее и детей в бомбоубежище. Тогда я понял, что, если подобное произойдет, где бы она ни находилась, я занесу ее в убежище на руках. Неважно, простит ли она меня за это маленькое предательство, я отвечал за ее безопасность, и ничто другое значения не имело.

Но вместо этого я сказал лишь:

– Хорошо, миссис Кеннеди, давайте молиться Богу, чтобы никогда не оказаться в подобной ситуации.

В течение нескольких следующих дней ситуация была очень напряженной. Президент и миссис Кеннеди старались соблюдать обычное расписание, чтобы все происходящее выглядело нормальным. Президент совершил поездки в Бриджпорт, Уотербери и Нью-Хейвен, штат Коннектикут, возвращаясь в тот же день. В Белом доме он входил и выходил из Правительственной комнаты, где происходила секретная встреча исполнительного комитета совета национальной безопасности (исполком), и в какой-то момент у него была встреча с министром иностранных дел СССР Андреем Громыко и дипломатом Анатолием Добрыниным.

В пятницу, 19 октября, я отвез миссис Кеннеди, Джона и Каролину в Глен-Ора (как обычно по выходным) прямиком из Вашингтона, в то время как президент ездил в Кливленд, Спрингфилд, Иллинойс и Чикаго.

Утром субботы, двадцатого октября 1962 года, миссис Кеннеди пришла ко мне и сказала:

– Мистер Хилл, президент только что звонил. Он возвращается из Чикаго и хочет, чтобы дети и я приехали обратно в Белый дом. Организуйте, пожалуйста, вертолет.

Это было крайне необычно. Как я понял, что-то произошло на переговорах. Почему президент покинул Чикаго так рано? И зачем нужен вертолет, если можно спокойно вернуться на машине?

– Конечно, миссис Кеннеди.

Когда я вызывал вертолет, я обнаружил, что президент действительно покинул Чикаго рано – из-за «серьезной простуды».

Я прекрасно знал, что президент не был простужен. И никогда раньше он не просил миссис Кеннеди вернуться в Белый дом из Глен-Ора.

Дополнительные фотографии и аналитика показали, что Советский Союз готовит реактивные самолеты и бомбардировщики, а также монтирует пусковые установки ракет. К тому же были свидетельства об установке ракет «SS-5», которые способны достигнуть любой континентальной части Соединенных Штатов. Президент Кеннеди решил, что настал момент, чтобы предупредить американцев о надвигающейся угрозе. Больше не было времени для обсуждений. Ему пришлось принять последнее решение. Вечером понедельника 22 октября из Овального кабинета президент начал прямую трансляцию по телевидению и радио и мрачно выложил неоспоримые доказательства, полученные за последние шесть дней.

В семнадцатиминутном сообщении, адресованном Хрущеву, он поставил ультиматум «вывести и уничтожить эту нелегальную, опрометчивую и провокационную угрозу мировому спокойствию и стабильным отношениям между двумя нациями», в противном случае США, безусловно, начнут военные действия.

Глядя в камеры, президент заявил:

– Я приказал военным силам приготовиться к любым возможным событиям, и я верю, что в интересах и кубинского народа, и советского персонала на позициях будет распознать все опасности продолжения данной угрозы.

Он обозначил шаги, которые незамедлительно приняли Соединенные Штаты, включая строгий карантин (по сути, блокаду) всех кораблей, перевозящих вооружение, а также немедленный созыв совета безопасности ООН.

Он закончил официальное обращение следующими словами:

– Дорогие сограждане, пожалуйста, не сомневайтесь, что те попытки, которые мы предпринимаем, трудны и опасны, но самым опасным является бездействие. Путь, который мы выбрали, полон угроз, как и все пути, но он является наиболее подходящим для нашего национального характера и храбрости и наших обязательств по всему миру. Цена свободы всегда высока, и американцы всегда ее платили. И есть путь, который мы никогда не выберем, – путь поражения и подчинения. Наша цель – это не победа силой, а торжество права, не мир ценой свободы, а и мир, и свобода здесь, в этом полушарии и, как мы надеемся, по всему миру. Божьей волей эта цель будет достигнута. Спасибо и спокойной ночи.

Готовность военной системы, состояние, обычно называющееся «DEFCON» (Боеготовность), имеет систему уровней, определяющих серьезность ситуации. DEFCON 5 – наименее серьезное состояние, а DEFCON 1 обозначает неизбежность ядерной войны. 22 октября был объявлен DEFCON 3, обозначая повышение обычной боеспособности. Тем не менее Стратегическое авиационное командование было на уровне DEFCON 2, что означало, что они готовы к войне. Никогда раньше мы не доходили до DEFCON 2. Министр обороны Роберт Макнамара отлично выразился на этот счет:

– Мы пристально смотрим на направленные на нас орудия ядерной войны.

Исполнительный комитет проводил встречи ежедневно, иногда – дважды в день, и президент то входил в Ситуационную комнату, то выходил оттуда, чтобы узнать срочные новости. Миссис Кеннеди была спокойна, но предельно сосредоточенна и всегда находилась рядом с детьми. В основном она пребывала в своих апартаментах, чтобы быть в распоряжении президента, как только она понадобится.

В то же самое время секретная служба находилась в состоянии повышенной боевой готовности. Мы готовились к эвакуации важных персон вертолетом и точно знали, для кого какой вертолет предназначается. Мы все знали, что в случае неизбежной ядерной атаки люди будут драться за место в вертолете. Если в вертолет попытаются проникнуть посторонние люди, не внесенные в списки, у нас не будет выбора, кроме как пристрелить их. Даже думать об этом было неприятно, но ситуация не оставляла пространства для маневра.

В следующую пятницу, 26 октября, в переговорах возникла временная передышка. Пришла информация о том, что Хрущев согласился убрать свои корабли из карантинной зоны в течение сорока восьми часов. Тем утром миссис Кеннеди позвонила в мой кабинет и сказала:

– Мистер Хилл, мы с детьми собираемся в Глен-Ора. Президент присоединится к нам завтра.

– Хорошо, миссис Кеннеди, – ответил я. – Я все подготовлю. Думаю, что провести несколько дней в Глен-Ора будет вам полезно.

Я постарался успокоить миссис Кеннеди, но сам понимал, что отдыха для агентов секретной службы не будет. Нам придется оставаться бдительными, ожидая, что в любой момент может прийти приказ о немедленной эвакуации.

В результате в субботу президент не приехал в Глен-Ора, и я был напряжен как никогда ранее. Как и все мы. Пусть и не хочется думать о том, что могло произойти, но нужно проигрывать в уме все возможные сценарии, чтобы быть подготовленным. Мучительно.

Утром воскресенья, после бессонной ночи, мы получили информацию о том, что президент на пути в Глен-Ора. Когда он вышел из вертолета с улыбкой на лице, я понял, что все будет в порядке.

Хрущев согласился убрать боеголовки с Кубы, и русские корабли с грузом ядерного оружия развернулись. Президент Кеннеди восстановил свою репутацию после провала в заливе Свиней и пребывал в отличном расположении духа. Но самое главное – он заслужил уважение Хрущева, и они предотвратили ядерную войну.

Слава богу, мне не придется тащить визжащую и пинающуюся миссис Кеннеди в бомбоубежище.

Глава 16 Третье Рождество в Палм-Бич

Во время Кубинского кризиса случился еще один, который затронул миссис Кеннеди на личном уровне.

– Мистер Хилл, – сказала она, – я только что узнала, что миссис Тартье не хочет продлевать нашу аренду Глен-Ора, она хочет поскорее въехать обратно.

Она была заметно расстроена, и я понимал почему. Миддлбург все еще оставался единственным местом, где она чувствовала себя комфортно и могла полностью расслабиться.

– Мне так жаль слышать это, миссис Кеннеди. Я знаю, как вам здесь нравится.

– Да, это не самый приятный сюрприз, и я не знаю, что делать. Мне так нравится это место, мне так нравится ездить верхом с охотниками, и детям тут хорошо, и президент может приехать отдохнуть.

– Вы же знаете, Кэмп-Дэвид всегда в вашем распоряжении. Я понимаю, что там не такая атмосфера, как в Миддлбурге, но уединение вам обеспечено.

– Да, я знаю, у нас есть Кэмп-Дэвид, – ответила она. Тут ее лицо приобрело такое озорное выражение, будто какая-то блестящая идея только что пришла ей в голову. Ее глаза расширились, и она произнесла: – Посмотрим, что у нас получится.

Около полутора лет назад мы с миссис Кеннеди ехали на машине по сельской местности штата Виргиния, она часто комментировала, как ей нравится это место и как бы ей хотелось однажды там поселиться. Она даже поискала какую-либо недвижимость на продажу, и я понял, что она имела в виду.

Вскоре после этого мы приехали в Глен-Ора на выходные, и она сообщила мне, что нашла какой-то участок, на который хотела бы посмотреть.

– Он довольно близко к Банни Меллон и называется Ратлснейк-Маунтин[17]. Великолепное название, не правда ли?

– Ну, допустим, – ответил я, – если вы готовы к змеям на вашем заднем дворе.

Она рассмеялась и сказала:

– Я уже назначила встречу для осмотра недвижимости. Владельца зовут Хьюберт Фиппс, и я сообщила ему, что мы приедем сегодня днем.

– Ладно. Звучит неплохо. Какой адрес?

– Адреса, по существу, нет, но я сказала мистеру Фиппсу, что вы сможете его найти.

Я сделал запрос в полиции штата и выяснил, что Ратлснейк-Маунтин находится недалеко от Миддлбурга и рядом с небольшим универмагом под названием «Универмаг Атока». Так что мы сели в поезд и отправились на встречу с мистером Фиппсом на Змеиной горе.

Вскоре я узнал, что Фиппс был фермером, владевшим примерно тысячей акров, и хотел продать семье Кеннеди примерно сорок. Когда мы добрались, я не поверил, что мы приехали правильно, потому что никакой горы видно не было. Выяснилось, что Ратлснейк-Маунтин была не более чем необработанным куском земли, всего лишь слегка возвышающимся над остальной местностью.

Пока мы тащились через кусты и траву, я внимательно осматривался на предмет гремучих змей, на всякий случай держа руку на револьвере. Участок был достаточно далеко от дороги и практически окружен деревьями, что создавало укромную уединенную атмосферу, которую миссис Кеннеди и хотела. Самым большим преимуществом был вид на горы Блю-Ридж, которые так нравились миссис Кеннеди.

Примерно через неделю с осмотром территории приехали президент и Ли – сестра миссис Кеннеди. Миссис Кеннеди уже занималась планировкой дома, решая, где лучше его построить, где провести искусственное озеро с рыбой. «Что ж, мистер президент, – думал я, – нравится вам это или нет, но скоро в вашей собственности будет участок на Змеиной горе».

И действительно: вскоре недвижимость была приобретена, разработаны архитекторские планы, основанные на набросках миссис Кеннеди, и началось строительство. Дом никак не могли достроить до весны 1963 года, но, к счастью, в поездках на Ратлснейк-Маунтин мы ни разу не встретили ни одной змеи.

День благодарения, 22 ноября 1962 года, как обычно, прошел в Гианнис-Порт, и к середине декабря мы вернулись в Палм-Бич. Это было мое третье Рождество в Палм-Бич, и к тому времени я уже привык к семейным традициям и быту семьи Кеннеди. Президентская чета вновь арендовала резиденцию Пола, и в этом году Ли и Стась со своими двумя детьми приехали провести с ними каникулы, в то время как остальная часть большой семьи Кеннеди собралась в резиденции посла. Прови приехала со своим сыном Густаво, и он играл с Джоном и Кэролайн, как играл бы двоюродный брат. Над камином в гостиной висели чулки, и дети с нетерпением ожидали прихода Санта-Клауса.

Миссис Кеннеди хотела отвести куда-нибудь детей посмотреть на Санту, так что агент Лэндис расположил Санта-Клауса в универмаге Бурдинес в Вест-Палм-Бич, и мы отправились туда с визитом. Кэролайн и Джон вдвоем уселись на колени к Санте, рассказывая ему, какие они хотят подарки.

– Я хочу говорящую куклу, – заявила Кэролайн.

– А я – игрушечный вертолет, – пропищал Джон. Это была замечательная сцена, но миссис Кеннеди настояла на полном запрете фотографий, и универмаг выполнил наши требования.

Следующая неделя прошла так же, как и любая другая в Палм-Бич. Дети отправились с агентами и мисс Шоу на прогулку на озеро Трейл, в то время как миссис Кеннеди плавала в бассейне с соленой водой в особняке посла или оставалась в резиденции Пола, читая, рисуя или делая заметки о будущих проектах.

В это время президент был в Нью-Йорке и Нассау, на четырехдневной конференции с премьер-министром Великобритании Макмилланом, чтобы обсудить результаты холодной войны. Он смог присоединиться к своей семье в Палм-Бич не ранее 21 декабря, и миссис Кеннеди решила устроить ему сюрприз.

Президентский самолет приземлился, и, пока группа местных политиков приветствовала президента, мы с миссис Кеннеди, Джоном и Кэролайн ждали с другой стороны зоны прилета, скрытые от их глаз. Дети думали, что это очень весело, и с трудом сдерживали себя.

Как только президент собирался сесть в ожидающую его официальную машину, миссис Кеннеди сказала:

– Ну что, Джон и Кэролайн, идите и удивите папочку!

Дети побежали поприветствовать отца поцелуями и объятиями. После трагических событий Кубинского кризиса и долгой разлуки наблюдать за воссоединением семьи было настоящим удовольствием.

Несмотря на то что по радио играли рождественские песни, а по всему городу были развешаны украшения и гирлянды, в Палм-Бич я никогда по-настоящему не чувствовал Рождества. Для Кеннеди это была традиция, и они наслаждались обществом друг друга на этих огромных семейных сборах. Порой было тяжело находиться в стороне, наблюдая за этой прекрасной счастливой семьей, их развлечениями и буйным весельем. Я все еще помню счастье на лице президента Кеннеди, играющего с Кэролайн и Джоном в их новые игрушки в день Рождества в 1962 году.

Это было последнее Рождество, которое Кэролайн и Джон провели с отцом. Последнее Рождество, которое миссис Кеннеди провела с мужем. Мне было тридцать лет. И для меня Рождество уже никогда не было прежним.

Важной частью Кубинского кризиса была тихая договоренность освободить узников залива Свиней. Президент Кеннеди торжественно пообещал, что он не будет вторгаться на Кубу, и взамен Фидель Кастро согласился выпустить 1113 человек, содержащихся в плену на Кубе с момента провалившегося вторжения двадцать месяцев назад, за выкуп в количестве 53 миллионов долларов на еду и медицинское оборудование.

27 декабря 1962 года президент Кеннеди пригласил пятерых лидеров кубинской бригады, которые только приземлились на территорию США, на частную беседу в резиденции Пола в Палм-Бич.

Проговорив с ними около часа, он попросил меня привести миссис Кеннеди и детей в патио поздороваться. Было заметно, что миссис Кеннеди рассказала детям, кто эти люди, потому что, когда отец представлял их, они пожимали их руки с расширенными от любопытства глазами. Миссис Кеннеди говорила с лидерами кубинской бригады по-испански, и, хотя я не понимал ни слова, гордость и признательность в глазах мужчин были очевидны.

– Такие храбрые люди! – сказала она мне. – Я хотела, чтобы Джон и Кэролайн с ними познакомились, чтобы, став взрослыми, они вспомнили этих людей и жертвы, которые они принесли.

В момент отъезда президент Кеннеди вновь поблагодарил их за их героизм и добавил:

– Я надеюсь однажды приехать на свободную Кубу.

Через два дня мы отправились в Майами на президентском вертолете на стадион «Оранж Боул», чтобы президент и миссис Кеннеди принесли публичные почести всем 1113 выжившим узникам залива Свиней, которые только что вышли на свободу. Я был удивлен, когда миссис Кеннеди сказала мне, что присоединится к президенту на этом общественном мероприятии, появившись перед огромной аудиторией, и это было очевидным показателем того, насколько они сблизились во время и после Кубинского кризиса. К тому же она знала, что ее умение говорить с толпой по-испански поможет ее мужу преодолеть самую большую ошибку за все время его правления.

Около сорока тысяч человек собрались на стадионе «Оранж Боул», чтобы поприветствовать храбрых борцов за свободу. Все они были одеты в свою форму цвета хаки, у многих не хватало рук или ног. Церемония прошла очень эмоционально: президенту Кеннеди показали потрепанный флаг бригады, который три дня развевался во время битвы в заливе Свиней и был заботливо сохранен как «их самое ценное сокровище».

С благодарностью приняв флаг, президент Кеннеди подошел к микрофону и смело заявил:

– Я могу вас заверить, что флаг будет возвращен этой бригаде в свободной Гаване.

Стадион разразился оглушительным ревом. Затем к микрофону подошла миссис Кеннеди и без промедления заговорила на беглом испанском.

Вряд ли у кого-то из зрителей глаза остались сухими после того, как она кратко выразила свою мысль, и аудитория вновь разразилась аплодисментами. Затем президент и миссис Кеннеди сели в белый кабриолет, и, пока машина медленно выезжала со стадиона, они стояли и махали восторженной толпе.

Я и другие агенты бежали сбоку от машины, постоянно изучая толпу на предмет любого признака беспокойства или нарушения, пока мы двигались к вертолету, ожидающему нас снаружи. Я помог миссис Кеннеди выйти из машины, президент шел рядом с ней.

– Жаклин, ты была великолепна! – сказал он с сияющей улыбкой на лице. – Они полюбили тебя. Твои замечания были просто идеальны.

При обычных обстоятельствах я бы никогда не вмешался в подобный разговор, но сейчас я не мог сдержать любопытства.

– Миссис Кеннеди, – сказал я, – вам так аплодировали! Я хотел бы спросить, что же такое вы сказали?

Они с президентом рассмеялись, и, до того как она открыла рот, президент Кеннеди произнес:

– Хороший вопрос, Клинт. Хотел бы я знать сам.

Я знал, что, скорее всего, миссис Кеннеди показала мужу свои заметки перед речью, так что он ее всего лишь поддразнивал, и она об этом знала. Как только мы погрузились на борт, миссис Кеннеди достала лист желтой линованной бумаги, на котором она писала свои пометки, и зачитала по-английски:

– Быть сегодня здесь, разговаривать с храбрейшими в мире людьми и разделить счастье их семей, которые надеялись, молились и ждали столь долгое время, – это честь для меня. Я горжусь тем, что мой сын может познакомиться с вашими офицерами. Он слишком мал, чтобы осознавать ваш подвиг, но я расскажу ему вашу историю, когда он подрастет. Я надеюсь, что он станет хотя бы немного таким же храбрым, как члены бригады 2506.

Это было очень мило и сердечно. Кратко, но очень значительно и трогательно. Кажется, президент мог забыть о провалившемся вторжении и двигаться дальше с обновленным чувством гордости.

В канун Нового года президент и миссис Кеннеди устроили пышную вечеринку уже второй год подряд, в резиденции Чарльза и Джейн Райтсмен. Это было общественное мероприятие сезона. Шампанское «Дом Периньон» лилось рекой, и веселье продолжалось до трех часов утра. Так мы встретили 1963 год – нам казалось, что у нас будут поводы для веселья.

Тем не менее в миссис Кеннеди что-то поменялось. Я не мог понять, что именно, но в ее глазах была какая-то искорка, словно она хранила какую-то тайну.

Глава 17 «Мона Лиза» и Нью-Йорк

8 января 1963 года мы вернулись в Вашингтон на президентском самолете и отправились в Белый дом на вертолете. Всего через несколько часов президенту и миссис Кеннеди полагалось быть в посольстве Франции на ужине в восемь часов в честь торжественного открытия «Моны Лизы» в Национальной галерее. Мне едва хватило времени, чтобы съездить домой, принять душ и переодеться в смокинг до возвращения в Белый дом.

Когда миссис Кеннеди вышла из лифта под руку с президентом, она выглядела ослепительнее, чем когда бы то ни было. На ней было падающее свободными складками бледно-розовое платье и никаких украшений, кроме пары бриллиантовых сережек, свисающих до подбородка, будто сверкающие капли дождя. Обед в посольстве Франции проводили посол Эрве Альфан и его жена. В этом элегантном мероприятии участвовало больше сотни человек. В число гостей входили французский министр культуры Андре Мальро и его жена, а также несколько членов семьи Кеннеди, включая Розу, мать президента. После ужина, согласно расписанию, всех должны были перевезти в Национальную галерею, где еще больше тысячи приглашенных гостей ожидали торжественного открытия самой знаменитой улыбки в мире.

Все работало как часы, пока мы не вошли в лифт в галерее. Бедный оператор лифта почти не смотрел на миссис Кеннеди. Думаю, ему хватило даже одного взгляда, чтобы разволноваться до дрожи в коленках. Он нажал неправильную кнопку, разволновался еще больше, а лифт почему-то не двинулся с места. У нас было мало времени, так что президент сказал: «Ну что же, думаю, нам придется подняться по лестнице».

Платье миссис Кеннеди было сшито так, что спереди его подол почти касался пола, а сзади волочился по земле. Она была на высоких каблуках, и я беспокоился, что она споткнется.

– Миссис Кеннеди, – сказал я, когда мы дошли до узкого лестничного проема. – Я буду держать ваш шлейф, чтобы вы на него не наступили, хорошо?

Я видел, что она была смущена необходимостью карабкаться по лестнице, но после моих слов успокоилась.

Улыбаясь, она сказала:

– О, мистер Хилл, большое спасибо. – И мы пошли по лестнице: я позади нее, поддерживая ее платье, как свидетель на свадьбе.

Показ «Моны Лизы» в Соединенных Штатах имел огромный успех как в политическом, так и в культурном смысле. После трех недель в Вашингтоне ее перевезли в Нью-Йорк, и ко времени ее возвращения во Францию более полутора миллиона американцев лично увидели шедевр Леонардо да Винчи. Миссис Кеннеди была в огромном восторге от интереса к этому важному произведению искусства. Ее попытки наладить контакт с президентом де Голлем и министром Мальро были вознаграждены, и результатом было вновь возникшее признание культуры и изобразительных искусств в Америке.

Через несколько недель после прибытия «Моны Лизы» я шел с миссис Кеннеди по Глен-Ора, когда она сообщила мне потрясающие новости.

– Мистер Хилл, думаю, вы заметили, что я не езжу сейчас верхом, как обычно.

– Да, миссис Кеннеди, я заметил, – я посмотрел на нее и улыбнулся, – а еще вы не катались на водных лыжах, когда мы были в Палм-Бич.

Она широко ухмыльнулась:

– От вас ничего не скроешь, мистер Хилл.

– Боюсь, что так. Я знаю вас слишком хорошо, миссис Кеннеди. Я так рад за вас. Когда же случится это прекрасное событие?

– Доктор Уолш говорит – примерно середина сентября.

– Отличные новости, миссис Кеннеди.

Так я узнал, что президент и миссис Кеннеди ждут третьего ребенка. 1962-й был прекрасным годом, полным замечательных воспоминаний и исторических событий, свидетелем которых я удостоился чести быть. С политическими успехами предыдущих месяцев и теперь с новостями о предстоящем рождении третьего ребенка семьи Кеннеди казалось, что 1963-й будет еще лучше.

Миссис Кеннеди сообщила мне, что хочет пока оставить в тайне новость о беременности, так что об этом почти никто не знал, кроме членов семьи, Пола Лэндиса и меня. Она к тому же уточнила, что собирается немного сократить свою деятельность.

– Простите, мистер Хилл, – сказала она однажды, – но в ближайшем будущем я не собираюсь ни в Равелло, ни в Грецию.

Улыбнувшись, она добавила:

– Вам придется страдать со мной в Палм-Бич и Гианнис-Порт.

Я рассмеялся.

– Все нормально, миссис Кеннеди.

Поездки, которые мы совершали за последние два года, были чудесны, но я радовался, что она собирается больше отдыхать во время беременности.

Тем не менее я заметил, что она ходит пешком больше, чем когда бы то ни было. Как только ей предоставлялась возможность пройтись, она начинала это делать. Я не спрашивал напрямую, но сделал вывод, что это из-за того, что она больше не может кататься на водных лыжах, ездить верхом или играть в теннис. Она хотела оставаться в форме и не набирать лишний вес. Поэтому она ходила пешком. А когда ходила она, ходил и я.

Оставаться в хорошей физической форме было важно и для самого президента Кеннеди. Вскоре после вступления в должность он опубликовал статью в «Sports Illustrated» под заголовком «Мягкотелый американец», в которой описал, как телевизор, поездки на машине и миллион современных удобств привели в результате к поколению людей, не приспособленных к напряженному физическому труду. Он закончил статью напоминанием, что родители должны быть ответственны за воспитание своих детей. «Мы не хотим, чтобы наши дети стали поколением зрителей. Мы хотим, чтобы они были участниками бурной жизни».

Президент Кеннеди с женой, да и на самом деле все члены семьи Кеннеди жили по этому принципу. Плавание, игра в теннис или футбол, езда верхом, катание на водных лыжах или активная прогулка пешком – тренировки были частью их ежедневной рутины.

В ранние месяцы беременности, когда миссис Кеннеди и я гуляли вдвоем, мы разговаривали обо всем на свете, и часто получалось, что я узнавал ее планы на будущее. Вскоре после того, как она сообщила мне, что собирается уменьшить свою деятельность и что мы в этом году никуда не поедем, она заявила, что планирует отвезти Кэролайн в Нью-Йорк на первую неделю февраля.

– Мы всего лишь навестим друзей и пройдемся по магазинам. Думаю, Кэролайн достаточно взрослая, чтобы ей понравилось, – сказала она. Она настояла на том, чтобы поездка была настолько тихой, насколько возможно. Она всегда предпочитала приватность, но сейчас, во время беременности, я чувствовал в ней уязвимость, которой не было в прошлые два года. Вслух этого не произносилось, но я знал, что в ней всегда есть скрытый страх потерять носимого ей ребенка. И если это, не дай бог, случится, она не хотела, чтобы это освещалось на публике.

Ночью перед отъездом в Нью-Йорк я был дома, собираясь в путешествие, когда мне позвонил агент, находящийся в Белом доме на посту.

– Клинт, – сказал он, – у нас тут необычная активность, думаю, ты должен об этом знать.

Необычная активность?

– Что случилось? – спросил я.

– Президент и миссис Кеннеди решили устроить спонтанную прогулку за территорией Белого дома.

– Спонтанную?

– Да-да. Об этом никто не предупреждал. Они просто спустились на лифте и вышли через юго-западные ворота. Нам пришлось собрать всех агентов с их постов, чтобы обеспечить их защитой.

Это было крайне необычно. За последние два года, которые президент и миссис Кеннеди провели в Белом доме, они ни разу не выходили за его территорию без предупреждения ответственного агента – особенно ночью.

– Что-нибудь случилось? – спросил я.

– Нет, все хорошо. Мы их прикрывали с момента, как они вышли из юго-западных ворот. Они просто прогулялись по периметру изгороди к северо-западным воротам и вернулись назад. Их не было всего лишь минут двадцать.

– Спасибо, что дал мне знать, – сказал я. Я не был уверен, что происходит, но эта маленькая спонтанная прогулка лишь предшествовала надвигающимся событиям.

В Нью-Йорке миссис Кеннеди остановилась в своих апартаментах в отеле «Карлайл», а Кэролайн – в резиденции Смитов. У сестры президента Джин Кеннеди Смит и ее мужа Стива Смита было двое детей – Стивен-младший и Уильям. Стивен – или Стиви, как его называли, – был ровесником Кэролайн и ее близким другом. Роскошная квартира Смитов располагалась через дорогу от Центрального парка, всего лишь в паре кварталов от «Карлайла».

Неделя в Нью-Йорке была переполнена делами: миссис Кеннеди встречалась с друзьями за обедом в ресторане «Джованни и Ле Павильон» и один вечер в «Ле Клеб» – ночном клубе в европейском стиле, который основали Олег и Игорь Кассини, но также она провела много времени, показывая Кэролайн город и делясь с дочерью своей любовью к Нью-Йорку. Прогулки по Центральному парку, посещение музеев, и даже визит в ООН. Они отлично проводили время, и ближе к концу недели миссис Кеннеди оповестила меня, что на выходных президент к ним присоединится.

– Мы хотим, чтобы все прошло в частном порядке, – сказала миссис Кеннеди. – Никаких полицейских эскортов, кортежей и официальных обязанностей. Мы просто хотим хорошо провести время в нашем любимом городе.

Похвальное начинание, вот только передвигаться с миссис Кеннеди и Кэролайн, не привлекая внимания, было не так-то легко. После прибытия президента избегать огласки стало намного сложнее. Вокруг президента всегда должно находиться пять или шесть агентов секретной службы, да и машины, следующие за лимузином президента, не были совсем незаметными.

Как только президент прибыл в Нью-Йорк, он отправился в «Карлайл» к миссис Кеннеди, а потом, окруженный своей охраной из секретной службы, прошел пешком два квартала до квартиры сестры, чтобы увидеть дочь. Конечно же, его сразу узнали, и, хотя до дома Джин он дошел без происшествий, новость о том, что президент был в городе, на востоке Манхэттена, разошлась очень быстро.

Тем вечером президент и миссис Кеннеди ужинали с друзьями в «Ле Павильон» до того, как отправиться в театр на «За гранью» – сатирическую британскую комедию с Питером Куком и Дадли Муром в главных ролях. Ночь завершилась вечеринкой в резиденции графа Е.Т. Смита, друга из Палм-Бич, который был послом США на Кубе.

Было заметно, что за два года в Белом доме они истомились по чувству «нормальности».

Перед агентами секретной службы стояла сложная задача сохранять перемещения президента в тайне, при этом не снижая количества защиты, без полицейских эскортов или оцепления улиц. Но мы справлялись.

И президент, и миссис Кеннеди были нам признательны и поблагодарили каждого из агентов лично.

Следующим утром президент хотел отвести Кэролайн после церкви в Центральный парк. Он снова прошел пешком из «Карлайла» до квартиры Смитов и забрал Кэролайн и ее двоюродного брата Стивена. Агенты стояли за дверями здания, что привлекло некоторое внимание, и к моменту, когда президент спустился с двумя детьми, собралась толпа.

Это было именно то, чего президент пытался избежать. Не желая испортить детям прогулку, он поручил Кэролайн с братом агентам Бобу Фостеру и Томми Уэллсу и вернулся в «Карлайл», куда вошел с главного входа по Семьдесят шестой улице. Его настолько расстроило, что он даже не может просто погулять с дочерью по Центральному парку, что агентам пришла в голову следующая идея: мы провели его через отель и вывели через редко используемую заднюю дверь на Семьдесят седьмой улице, где нас ждала малоприметная машина. Мы доехали до парка, доставив туда никем не замеченного президента, и встретились с Кэролайн, Стивеном и агентами детской группы. Президент гулял с детьми по парку около двадцати минут полностью анонимно. Никакого общественного внимания, никакой прессы. Мистеру Кеннеди это понравилось.

Было очень радостно видеть, что у президента есть хоть немного личного времени, когда он просто отец, гуляющий с дочерью в Центральном парке. Следующей по расписанию была месса, и президент вернулся в «Карлайл» вовремя, чтобы забрать миссис Кеннеди и ее сестру Ли в церковь Святого Игнатиуса. Я занял место в церкви позади миссис Кеннеди, агент Арт Годфри сидел рядом со мной, позади президента. Остальные агенты рассредоточились вокруг церкви.

Когда наступило время для тарелки с пожертвованиями, все мы знали, чего ожидать. Президент протянет руку назад ладонью вверх. Ни он, ни миссис Кеннеди не носили с собой наличные деньги, поэтому один из агентов должен был положить двадцатидолларовую банкноту в ладонь президента для пожертвования.

Вскоре ладонь президента протянулась к Арту Годфри. Годфри посмотрел на меня, потом округлил глаза, я попытался не рассмеяться. Он раскрыл кошелек и положил двадцать долларов в руку президента. Президент взял купюру, посмотрел на нее и затем, не говоря ничего, снова протянул руку назад. Годфри повернулся ко мне и раскрыл кошелек, показывая, что он пуст. Так что я достал свой кошелек и дал президенту еще одну двадцатидолларовую купюру. Он снова посмотрел на нее и снова протянул руку. Настала очередь Годфри лопаться от смеха. У меня оставалась только десятка, которую я отдал президенту, надеясь, что ему больше не понадобится. К счастью, в это воскресенье пятидесяти долларов оказалось достаточно.

Эвелин Линкольн, секретарь президента, всегда возмещала нам расходы, но обеспечение президента наличными деньгами для тарелки с пожертвованиями всегда служило для нас предметом шуток.

После службы президент, миссис Кеннеди и миссис Радзивилл сели в неприметную машину секретной службы, и мы поехали в ресторан «Воисин» на встречу с принцем Радзивиллом и Чаком Сполдингом. Я ехал в машине сопровождения. На пересечении Шестьдесят седьмой улицы и Парк-авеню машина президента внезапно остановилась.

Агент Рой Келлерман выпрыгнул с переднего пассажирского сиденья президентской машины и сказал:

– Президент и миссис Кеннеди хотят пройти остаток пути до ресторана пешком.

Пешком? В Нью-Йорке? При свете дня?

Я знал, что Келлерман тоже не считает это хорошей идеей, но догадывался, что на этом настаивает миссис Кеннеди. В Нью-Йорке стоял прекрасный день, и я знал, как она ненавидит ехать в машине, когда можно пройтись пешком. Так что мы вышли и отправились с президентом и миссис Кеннеди в «Воисин». Всего четыре с половиной квартала, но весьма беспокойно так открыто выпускать президента и первую леди без предварительной подготовки.

У меня было чувство, что то же самое случится на пути в «Карлайл» после обеда, и это действительно случилось. Половину пути назад президент и миссис Кеннеди прошли пешком, разговаривали и смеялись, быстро спускаясь по Парк-авеню. Агентам было сложно прикрывать эти незапланированные передвижения, но так радостно видеть их вдвоем, наслаждающихся жизнью – как обычная пара в нетерпеливом ожидании ребенка. Позже при полете назад в Вашингтон я подумал о той внезапной прогулке в Нью-Йорке и за пределами Белого дома. Кажется, это станет нормой. Наша работа усложняется.

Глава 18 Солнечное шоссе

В следующие выходные мы вернулись в Миддлбург, где продолжалось строительство новой усадьбы на горе Ратлснейк, а потом на пару дней улетели на вертолете обратно в Вашингтон. У меня едва хватило времени отдать одежду в химчистку, забрать ее и снова сложить вещи в чемодан. Впереди нас ждали несколько солнечных дней в Палм-Бич.

Президент и миссис Кеннеди снова остановились в усадьбе Майкла Пола, которую они снимали зимой на стыке шестьдесят второго и шестьдесят третьего. Мы добрались на место к одиннадцати вечера, а моя голова опустилась на подушку в мотеле «Вуди» уже поздно ночью.

К счастью, у миссис Кеннеди наутро не было особых планов, а президент, поиграв с Джоном на пляже, вышел в море на яхте «Хани Фитц» с Кэролайн и несколькими друзьями. Вечером их ждали на ужин у Райтсменов.

Меня сменил Пол Лэндис, и я собирался хорошенько выспаться, зная, что миссис Кеннеди в надежных руках.

В моем номере была установлена прямая линия с Белым домом, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств меня могли соединить с президентом в Палм-Бич. Этот телефон и зазвонил, едва я успел раздеться и сесть на постель.

– Клинт на связи, – ответил я, сняв трубку.

– Мистер Хилл, – послышался знакомый женский голос с придыханием, – нам с президентом нужна ваша помощь.

Я взглянул на часы: восемь вечера. С ними были Пол Лэндис и агенты из спецгруппы президента – зачем им мог понадобиться я? Предчувствие у меня было нехорошее.

Месяцем ранее у президента Кеннеди появилось кратковременное увлечение, которое к тому дню успело разойтись по всей стране – теперь в нем предстояло поучаствовать и мне самому. Все началось с того, что президент узнал об указе Теодора Рузвельта 1908 года, согласно которому офицеры морской пехоты обязаны были пройти пятьдесят миль за двадцать часов. Кеннеди предложил коменданту Корпуса морской пехоты Дэвиду Шупу проверить, насколько действующие офицеры готовы к подобным нагрузкам.

Президента тревожило, что физическая готовность среднестатистического американца ухудшалась с каждым днем, и он объявил, что сотрудники Белого дома также совершат пятидесятимильный поход. Предполагалось, что подобный рекламный трюк вдохновит всю страну на регулярные занятия физкультурой, и пресса проглотила эту наживку. Бедняга Пьер Сэлинджер, который служил живым примером пресловутого «хилого американца», отказался от похода, но публично пообещал активнее заниматься физкультурой каждый день, зато брат президента, генеральный прокурор Роберт Кеннеди, охотно принял вызов и прошел пятьдесят миль всего за семнадцать часов.

Теперь же, две недели спустя, миссис Кеннеди звонила мне в восемь вечера с неким особым поручением от них с президентом.

– Да, миссис Кеннеди? Чем могу быть полезен?

– Знаете, у нас тут в гостях Стась и Чак Сполдинг, и они собираются пройти пешком пятьдесят миль.

– Правда? – Новость меня удивила.

– Да, они будут идти по новой автостраде «Саншайн[18]», а мы с президентом собираемся время от времени проверять, как у них дела. Будет хорошо, если вы к ним присоединитесь: президент не хочет, чтобы возникли какие-либо неприятности.

– Конечно, миссис Кеннеди. Как пожелаете.

– О, мистер Хилл, вы просто замечательный!

– Когда они собираются выступить? – спросил я.

– Сегодня, ровно в полночь. Вы успеете?

– Успею, миссис Кеннеди.

Повесив трубку, я призадумался: и во что я только ввязался на этот раз? Что я надену? Какую обувь? Все, что у меня было, – броги[19] от «Флоршейм», которые хорошо сидели и не натирали ноги, когда приходилось долго стоять на месте, но я сомневался, что в них будет так уж удобно идти пешком пятьдесят миль. Впрочем, выбора у меня уже не было.

Тренировочной одежды у меня тоже не было, если не считать пары легких брюк и хлопчатобумажной футболки. Их я и надел перед тем, как забраться в машину и направиться к усадьбе полковника Пола.

Президент и миссис Кеннеди ужинали у Райтсменов, поэтому я набрал их номер и оповестил Пола Лэндиса о том, что происходит. В ответ он громко рассмеялся.

Ту же реакцию вызвал мой звонок в штаб-квартиру секретной службы. Все были рады, что надрываться придется мне, а не им. Пока они хохотали, я думал о том, что нам может понадобиться во время похода.

Я позвонил армейскому сержанту, который работал шофером миссис Кеннеди во время моих дежурств, и сообщил ему, что мне потребуются микроавтобус, огромный холодильник со льдом и он сам.

Наш микроавтобус был оборудован радиосвязью, чтобы я поддерживал связь со штаб-квартирой, ну а лед помешать нам уж точно никак не мог.

Вскоре я узнал, что князь Радзивилл и Чак Сполдинг готовились к этому походу не один месяц и купили лучшую обувь, которую только можно было достать. Еще выяснилось, что вся эта затея началась с обычного пари: президент поспорил со своими приятелями, что они не в состоянии сделать то, чем остальные американцы занимались по всей стране. У меня же были только верные «флоршеймы» и чувство собственного достоинства.

Когда мы собрались вместе за полчаса до полуночи, я узнал, что у этого приключения будет немало видных наблюдателей: делать снимки на память поручили профессиональному фотографу Марку Шоу, работавшему в журнале «Лайф», а медицинскую помощь нам были готовы в любой момент оказать доктор из Нью-Йорка по имени Макс Джейкобсон и военный врач, состоявший в штабе Белого дома.

Государственную автостраду «Саншайн» проложили совсем недавно: она простиралась по восточному побережью Флориды от Майами до Форт-Пирса. Полностью для транспорта эту дорогу еще не открыли, поэтому она идеально подходила для долгих пеших прогулок.

Мы вышли в путь двадцать второго февраля, сразу после наступления полуночи: князь Стась Радзивилл, Чак Сполдинг я и наша свита. Все мы любили посоревноваться и, зная о том, что генеральный прокурор прошел дистанцию за семнадцать часов, жаждали побить его рекорд. К счастью, погода была на нашей стороне, и нам в лицо дул приятный прохладный ветерок. Через несколько миль мы поняли, что изрядно проголодались.

– Как насчет перекусить, Клинт? – спросил Стась.

– Конечно, – отозвался я, – что вы хотите?

– Нам бы не помешал протеин, – сказал Чак, – как насчет стейков?

Стейков?

– А наутро неплохо бы бокальчик шампанского с апельсиновым соком, – добавил Стась.

Обычным пятидесятимильным походом это назвать было никак нельзя. Время от времени мы останавливались, чтобы перевести дух и выкурить сигаретку, и тогда я выходил на связь с Палм-Бич и просил доставить нам то, что хотели мои спутники. Стейки, апельсиновый сок, минеральная вода, шампанское – что бы я ни потребовал, нам это привозили.

Мы шли всю ночь, и вскоре после восхода солнца Пол Лэндис привез миссис Кеннеди и ее сестру, которые желали взглянуть на наши успехи. Какое-то время они шагали с нами, подбадривая Стася и Чака. Я же отчаянно стремился идти впереди всех, что вызывало еще больше смеха и шуток. Через полчаса женщины вернулись в машину и уехали обратно в Палм-Бич.

– Мы еще вернемся! – пообещала миссис Кеннеди на прощание. – Не сдавайтесь!

Мы нередко останавливались перекусить, облегчиться и передохнуть. У Чака и князя с собой были пляжные подстилки, которые мы клали на траву, чтобы присесть и размять ноги, и как раз во время такой передышки президент, первая леди и Ли Кеннеди застали нас через пару часов. Настроение у всех было превосходное, и визит президента вдохновил нас на остаток пути.

К этому времени о нашем походе узнали все, и вскоре поддержать нас приехали даже сотрудники полиции Флориды. Мы шли по автостраде «Саншайн» и оставляли позади одну милю за другой. Князь Радзивилл и Чак начали испытывать дискомфорт в ногах и, сняв ботинки, увидели огромные набухающие мозоли. Я чувствовал, что подобное происходит и со мной, но признаваться не осмеливался. Несмотря на все невзгоды, мы продолжали идти вперед.

В какой-то момент доктор Джейкобсон предложил Стасю и Чаку кислородную маску, чтобы придать им дополнительные силы. Сам я отказался и вместо этого во время очередного перерыва некстати присел на переднее сиденье микроавтобуса, где накрепко уснул. Меня разбудили лишь после того, как Марк Шоу сделал снимок на память.

На всем протяжении пути я поддерживал связь со штаб-квартирой и докладывал о наших успехах. Президент и миссис Кеннеди еще раз вернулись поддержать нас где-то за пять миль до конца.

К восьми вечера двадцать третьего февраля мы наконец-то добрались до финиша, и я смог выдохнуть с облегчением. Последние двадцать часов по моим венам беспрерывно бежал адреналин, и к концу путешествия я был выжат как лимон. У меня разламывалась спина, отваливались ноги, а ступни были покрыты мозолями, но – боже мой! – мы это сделали.

На обратном пути в поместье Майкла Пола я только и думал, что о горячем душе и теплой постели, но, когда мы доехали, выяснилось, что президент и первая леди ждут меня в своей гостиной.

Едва я вошел, президент Кеннеди протянул мне высокий бокал с шампанским.

– Поздравляю, Клинт!

И он достал самодельный медальон из фиолетового картона, в который была продета желтая бумажная лента. Надевая шуточную медаль мне на шею, президент прочел текст, написанный на ее лицевой стороне:

«Для Проблеска. 23 февраля 1963 г. Орден Лидера – тому, за кем секретная служба последует в битву при автостраде «Саншайн». Джон Ф. Кеннеди».

Он хитро взглянул на меня и добавил:

– Там даже печать президента нарисована, чтобы все было официально.

Все засмеялись, а я сиял от восторга. Меня всерьез впечатлило, что глава Соединенных Штатов смастерил для меня такой медальон и украсил его собственной подписью. Этот простой, искренний жест президента Кеннеди стоил того, чтобы пройти пятьдесят миль.

Вот чего смог добиться воспитанник детдома из Северной Дакоты. Пару недель спустя в мой офис пришла посылка, внутри которой оказался фотоальбом в кожаном переплете. Позолоченные буквы на обложке гласили:

«ДЛЯ К. Х. ОТ М. Ш.»

А на корешке было написано:

«ПАЛМ-БИЧ, 50 МИЛЬ»

Альбом содержал тридцать фотокарточек Марка Шоу, которые подробно описывали наше путешествие.

С того исторического похода прошло пятьдесят лет, но этот фотоальбом и картонный медальон президента Кеннеди остаются двумя сувенирами, которые я ценю превыше всего.

Глава 19 Кэмп-Дэвид и Камасутра

Как-то раз, когда мы прогуливались по тропе Лейк-Трейл, проходящей над озером Уорт Лагун, миссис Кеннеди поведала мне о своих планах на предстоящие месяцы.

– Я сказала мужу, что, после того как вернусь в Вашингтон, буду пропускать большую часть мероприятий, – сказала она. – Я буду ходить только на самые важные из них, вроде государственных ужинов, приемов или еще чего-то подобного.

– Вполне вас понимаю, миссис Кеннеди, – сказал я.

Мне было понятно, что она хочет держать свою беременность в тайне как можно дольше и не хочет слишком себя нагружать. Я чувствовал, что ее гнетет страх потерять этого ребенка.

– Нам ведь нужно будет вывезти все из Глен-Ора, – продолжала миссис Кеннеди, – но нужно подождать, пока новая резиденция в Ратлснейк-Маунтин не будет готова.

Она остановилась и повернулась ко мне с вопросительным выражением на лице.

– Президент считает, что нам следует ездить на выходные в Кэмп-Дэвид.

– Мне нравится эта идея, миссис Кеннеди.

Я и правда был рад узнать, что она была не прочь туда отправиться. Я был уверен, что ей там понравится.

Мы продолжили свою прогулку по тропе, вдыхая аромат моря. Дул легкий ветерок. Я попытался объяснить, что такого особенного было в Кэмп-Дэвид. Миссис Кеннеди всегда любила историю, и я решил, что ей будет любопытно узнать, как в этом месте отдыхали предыдущие главы государства.

Кэмп-Дэвид простирается на территории примерно в 125 акров в одной из самых высоких точек в Катоктин-Маунтин в Мэриленде. Комплекс был построен в тридцатых годах Управлением общественных работ и предназначался для отдыха государственных служащих и их семей. В 1942 году президент Франклин Делано Рузвельт превратил Кэмп-Дэвид в президентский дом отдыха и переименовал его в Шангри-Ла. В этом месте он встречался с Черчиллем, и здесь они планировали вторжение союзников в Европу во время Второй мировой войны.

Когда Эйзенхауэр пришел к власти, он переименовал Шангри-Ла в Кэмп-Дэвид, в честь своего первого внука.

– Я думаю, главная причина, по которой вам понравится в этом месте, миссис Кеннеди, это то, что оно очень уединенное. Даже в большей степени, чем Глен-Ора, – сказал я.

– Правда?

– Вне всяких сомнений. Кэмп-Дэвид находится в ведении Военно-морского флота. Весь участок окружен высоким проволочным забором и охраняется морской пехотой. Также ведется постоянное электронное наблюдение. Там настолько безопасно, что президент Эйзенхауэр выбрал это место для встречи с премьером Хрущевым. Они провели в Кэмп-Дэвид два дня, обсуждая ход холодной войны.

– Да, я знала это, – сказала миссис Кеннеди, – но теперь благодаря вам мне известна и причина, по которой они выбрали именно это место.

– Поверьте, миссис Кеннеди, это особое место. В окружающих лесах сотни троп и дорожек – вы можете часами гулять, не встречая ни души. Это, по сути, единственное место, где президент, дети и вы можете расслабиться и отдохнуть от присутствия секретной службы.

Миссис Кеннеди заулыбалась, ее глаза блестели.

– О, мистер Хилл, если бы вы сказали мне об этом раньше, я бы поехала туда сразу же после инаугурации, – саркастически подметила она.

Мы оба рассмеялись и продолжили свой путь. Я чувствовал, что в будущем нам предстоит проводить очень много времени в Кэмп-Дэвид.

В воскресенье, 3 марта, я, миссис Кеннеди, Кэролайн и Джон вылетели назад в Вашингтон на самолете, названном «Кэролайн» в честь дочери президента. Мы приземлились в зоне аэропорта для частных самолетов, и я с удивлением обнаружил, что президент решил лично встретить семью. Для него было необычно встречать нас в аэропорту, учитывая, что мы могли легко добраться до Белого дома менее чем за десять минут.

Судя по всему, мистер Кеннеди сильно соскучился по семье.

На следующие выходные мы отправились в Кемп-Дэвид. Президент был занят и не смог прибыть в воскресенье, и мы с миссис Кеннеди и детьми решили отправиться пораньше – в субботу.

Нахождение на территории Кэмп-Дэвид давало ощущение безопасности – у меня было чувство, что в этом уединенном месте никто не смог бы нас найти, даже если бы хорошенько попытался. Виды, открывающиеся отсюда, были поистине фантастическими. Простое убранство помещений навевало мысли о деревне, но здесь было все необходимое для комфортной жизни президентской семьи.

В центре имения находится огромная и роскошная резиденция президента, названная Аспен Лодж. Из нее открывается потрясающий вид на окружающие леса. В многочисленных деревянных коттеджах можно поселить большое количество гостей. У каждого коттеджа есть свое имя, например «Холли», «Догвуд», «Розовый Бутон». На территории имения всегда можно найти чем заняться. Здесь есть прекрасный бассейн с подогревом, расположенный под открытым небом, поле для гольфа, лужайка, оборудованная для игры в боулинг, и даже места для стрельбы по тарелочкам. Вся территория комплекса испещрена хорошо ухоженными дорожками для прогулок и верховой езды, тянущимися на многие мили.

Была построена новая конюшня, и на стойлах уже были приколочены дощечки с именами «Сардар» и «Макарони» – лошадей президентской семьи. Между тем дети не забыли взять с собой вельштерьера Чарли.

Как я и предвидел, Кэмп-Дэвид всем безумно понравился. Джон носился среди деревьев, подбирая палки и ветки, которые тут же превращались в мечи и ружья. Кэролайн каталась на Макарони вокруг спортивной площадки, а миссис Кеннеди шла рядом.

С этого дня и в течение всей весны 1963 года Кэмп-Дэвид стал излюбленным местом для отдыха на выходные для всей президентской семьи. Обычно президент Кеннеди приезжал в субботу и уезжал вечером в воскресенье или рано утром в понедельник. Миссис Кеннеди с детьми приезжали раньше.

И президент, и его жена очень любили историю. В окрестностях Кэмп-Дэвид располагалось много исторических достопримечательностей, таких как Геттисбург и Антиетам, и они часто ездили туда с детьми.

В апреле, мае и июне 1963 года миссис Кеннеди провела больше времени в Кэмп-Дэвид чем в Белом доме. Чаще всего дети возвращались в Вашингтон в воскресенье вместе с президентом, так как Кэролайн ходила в школу. Миссис Кеннеди оставалась еще на день или два. В первый раз, когда она решила остаться после того, как президент Кеннеди уехал, я не мог не подколоть ее.

– Я смотрю, миссис Кеннеди, Кэмп-Дэвид оказался не так плох, как вы ожидали?

– О, мистер Хилл, я даже и не представляла, как здесь чудесно! – ответила она с усмешкой. – Здесь есть все, что могло бы мне понадобиться, и здесь очень красиво. Странно, но здесь я чувствую себя свободнее, чем где бы то ни было еще.

Она была, пожалуй, самой известной женщиной современности и могла иметь все, чего бы ни захотела, но больше всего ее дух требовал уединения.

Наступила Пасха, и мы вернулись в резиденцию Майкла Пола в Палм-Бич. Миссис Кеннеди проводила большую часть времени в уединении, выходя из дому только ради своих излюбленных прогулок и ежедневного круиза на яхте «Хани Фитц» с мужем и гостями. Вместе с детьми она красила яйца и почти каждый день навещала тестя, посла Кеннеди. Последние приготовления для резиденции в Ратлснейк-Маунтин поглотили ее. Она подолгу сидела у бассейна и строчила указания в своем желтом блокноте, который всегда носила с собой. Судя по всему, название «Ратлснейк» ей не нравилось, и она стала называть резиденцию «Атока» – по имени местности, в которой та находилась.

Миссис Кеннеди не брала в Палм-Бич своих секретарей и помощников, так что зачастую мне и Полу Лэндису приходилось быть посредниками между ней и прислугой, друзьями, семьей и даже президентом.

Правда была в том, что мы просто не могли устоять перед миссис Кеннеди. Мы очень любили ее. Нашей задачей было защищать миссис Кеннеди, и, если ее просьбы никак не мешали этой функции, мы были готовы хоть по воде ходить, если бы она попросила. И она это знала.

Президент Кеннеди посетил предпасхальные богослужения в католических церквях Святой Анны и Святого Эдварда, но в пасхальное воскресенье отмечал праздник вместе с семьей. Как и в прошлом году, было организовано богослужение в резиденции посла Кеннеди. Это был знак огромного уважения президента к своему отцу, прикованному к инвалидной коляске и уже неспособному говорить.

К тому моменту беременность миссис Кеннеди уже стала очевидной, и она решила, что пришло время перестать скрываться и объявить о ней широкой общественности. В понедельник, 15 апреля, состоялась пресс-конференция, на которой Пьер Сэлинджер зачитал сообщение, в котором говорилось: «Белый дом сегодня сообщил, что миссис Кеннеди ожидает ребенка во второй половине сентября.

В предыдущие месяцы она вела довольно активный образ жизни и посещала все официальные мероприятия. Поэтому ее врачи сейчас советуют ей отменить все оставшиеся мероприятия на время беременности».

В течение считаных часов газеты по всей стране подготовили заголовки для своих вечерних изданий:

ДЖЕКИ ЖДЕТ ТРЕТЬЕГО РЕБЕНКА

СЧАСТЬЕ В СЕМЬЕ КЕННЕДИ:

РЕБЕНКА ЖДУТ В СЕНТЯБРЕ

Со всего мира полетели телеграммы и поздравительные открытки. Общественность встретила новость о беременности миссис Кеннеди с большим волнением. Конечно, ей вовсе не хотелось ни публичности, ни внимания общественности. Я объяснил ей, что это будет второй ребенок, родившийся у жены действующего президента. Первой была дочь Гроувера Кливленда в 1893 году. «Положение» миссис Кеннеди – как мы стали называть ее беременность – стало одной из главных и самых обсуждаемых новостей.

После официального заявления она стала очень редко появляться на публике. Один раз она посетила спектакль в государственном театре, затем приняла участие в государственном ужине с президентом Индии, который приглашал ее в прошлом году. Когда его величество Хасан II, король Марокко, посетил Вашингтон, миссис Кеннеди сопровождала президента, чтобы поприветствовать короля лично, и даже ехала в кортеже от аэропорта до Блэр-Хаус – официальной президентской резиденции для гостей, находящейся через дорогу от Белого дома. Для нее это было довольно необычно, но вскоре я узнал, что за этим скрывалось.

После того как король отбыл, миссис Кеннеди сказала мне, что всегда мечтала посетить Марокко, и после общения с Хасаном II ее желание стало еще сильнее.

Вскоре она побывала в Марокко, причем гораздо раньше, чем могла бы подумать.

В апреле мы прекратили поездки в Глен-Ора и начали перевозить вещи в новую резиденцию. Наконец 6 мая 1963 года мы с Полом Лэндисом отвезли миссис Кеннеди в «Атоку» на одну ночь. С нами поехали Мэри Галлахер и еще несколько человек из прислуги Белого дома, чтобы помочь навести порядок. Инструкции по поводу размещения мебели и прочих предметов интерьера занимали огромное количество страниц. Ни одна деталь не была пропущена.

Мы двигали мебель, расставляли горшки с растениями и вешали картины. Среди картин я узнал несколько, которые миссис Кеннеди привезла из своего путешествия по Индии в 1962 году. Они были небольшого размера, очень яркими, на них были изображены эротические сюжеты – пары в разных позах, занимающиеся любовью. Миссис Кеннеди и Мэри потратили много времени, решая, как лучше развесить картины на стенах обеденного зала.

После того как они закончили, миссис Кеннеди бросила на меня озорной взгляд. К тому времени ее беременность была уже вполне очевидна, хоть она еще и оставалась стройной. Были другие признаки – лицо миссис Кеннеди сияло, как это бывает у женщины, ждущей ребенка.

– Как вам эти картины из Камасутры, мистер Хилл? – спросила она.

Я не уверен, краснел ли я когда-либо до этого момента, но сейчас мое лицо пылало.

– Они неплохи, миссис Кеннеди, – ответил я, пытаясь изобразить улыбку. – Эти картины точно будут неплохим поводом завести разговор. Думаю, они многих шокируют.

Миссис Кеннеди лишь захихикала и сказала:

– О, мистер Хилл.

Я считал, что эти картины было бы лучше повесить в более интимной обстановке, но, конечно же, ничего не сказал. Я был уверен, что она повесила их в столовой именно по причине, которую я озвучил, – чтобы шокировать гостей.

На следующий день мы вернулись в Белый дом, а затем снова поехали в Кэмп-Дэвид. Я с удивлением узнал, что «Атока» не будет главной резиденцией – как минимум в ближайшем будущем. Это было странно, учитывая, с какой тщательностью миссис Кеннеди отнеслась к ее обустройству. Они с президентом решили сдать дом в аренду на лето 1963 года, что вызвало смятение в рядах секретной службы и агентства связи Белого дома по причине того, что во время постройки были установлены многочисленные средства слежения и охраны.

Изначально миссис Кеннеди планировала провести лето в Гианнисе. Она собиралась поехать туда после дня рождения президента. Но ей так понравилось в Кэмп-Дэвид, что она решила отложить поездку.

В начале 1963 года Летиция Болдридж объявила, что увольняется с позиции личного секретаря миссис Кеннеди. Как и большая часть персонала Белого дома, она работала очень много, обычно по шесть или семь дней в неделю, и у нее совсем не оставалось времени на личную жизнь. Я знал, что прошедший год выдался у Тиш тяжелым – она считала, что первой леди следовало чаще приезжать в Белый дом и организовывать больше обедов и чаепитий для дам. Но это было совсем не в стиле миссис Кеннеди. Не раз случалось так, что Тиш приходилось лихорадочно искать замену для миссис Кеннеди, когда та отказывалась посещать какое-либо мероприятие в последнюю минуту. Они обе знали, что пришло время для Тиш уйти и заняться своей жизнью, и, насколько я осведомлен, расстались по-дружески.

Тиш благоразумно предупредила об уходе за четыре месяца, и в это время миссис Кеннеди решила нанять старую подругу, которую знала еще со школы Мисс Портер, Нэнси Такерман. Как и Тиш, Нэнси имела хорошее чувство вкуса и утонченный стиль, но ее характер был куда мягче и больше подходил миссис Кеннеди.

В последний день миссис Кеннеди совместно с персоналом устроила для Тиш прощальную вечеринку в Китайской комнате. Китайская комната находится на цокольном этаже, и там в стеклянных витринах расположены все китайские экспонаты, собранные предыдущими администрациями. Было много шампанского и прекрасных прощальных подарков, среди которых – маленький круглый столик, сделанный специально для этого случая плотниками Белого дома, в середине которого под стеклом лежал лист бумаги, подписанный старшим персоналом, президентом, миссис Кеннеди и Кэролайн. Даже Джон поставил закорючку. Однако самый прекрасный момент вечеринки еще предстоял. Миссис Кеннеди пригласила группу «Marine Band», и они исполнили ироническую песню, посвященную Тиш и написанную лично миссис Кеннеди.

Нередко она в качестве подарка рисовала или писала что-то личное для получателя. Последний день работы Тиш, 29 мая 1963 года, совпал с сорок шестым днем рождения президента. В этот день его расписание было таким же плотным, как и в любой другой, но персонал все же смог устроить президенту сюрприз в виде праздничной вечеринки поздним вечером в столовой.

Столовая находится на нижнем уровне Белого дома. Это обычный зал, в котором обедает персонал. Отличительная особенность этой столовой в том, что блюда готовятся и сервируются стюардами военно-морского флота. Обычно президент не посещал это помещение, но около 17:45 кто-то привел его туда. В столовой собралась большая часть аппарата президента, также там были миссис Кеннеди, Нэнси Такерман (в свой первый рабочий день) и я.

Как только мистер Кеннеди вошел, кто-то подал ему бокал шампанского, и мы все начали петь «С днем рождения тебя!». Он широко заулыбался и сделал вид, что удивлен. На самом деле, думаю, он был прекрасно осведомлен о готовящемся торжестве. Президента – любого президента – не так уж просто застать врасплох. Более того, это последнее, чего бы ему хотелось. Задача аппарата президента – уведомлять его обо всем, что происходит, и если кто-то с этим не справляется, то он вскоре лишается работы.

Мистер Кеннеди, однако, мастерски подыгрывал. Ему преподнесли разные забавные подарки – миниатюрное кресло-качалку, боксерские перчатки для борьбы с конгрессом, книгу «Правила спора» за авторством Ричарда М. Никсона. Но забавнее всех оказался подарок миссис Кеннеди – она подарила мужу корзинку сухой травы.

– Господин президент, – невозмутимо сказала она, – от имени Исторического общества Белого дома и с величайшим уважением преподношу вам подлинную древнюю траву из древнего розового сада.

Президенту очень понравился этот подарок. Самоуничижительный юмор всегда был присущ миссис Кеннеди. Преподнося этот подарок своему мужу, она тем самым подкалывала и себя, и сотрудников Белого дома, и всех остальных, кто льстил и искал расположения президента.

Этим вечером миссис Кеннеди подготовила своему мужу еще один замечательный подарок – круиз на прекрасной президентской яхте «Секвойя» по реке Потомак. Корабль ВМС США «Секвойя» был построен около 1925 года. Это была моторная яхта длиной 104 фута, построенная из тика и красного дерева. Яхта управлялась солдатами Военно-морского флота США и предоставлялась каждому президенту, начиная с Герберта Гувера. Из-за довольно небольшой осадки – менее четырех с половиной футов – «Секвойя» не использовалась для хождения в море, но идеально подходила для круизов по обычно спокойным водам Потомака.

Ничто так не улучшало настроения президента, как нахождение на борту корабля. Этот вечер не был исключением. Миссис Кеннеди пригласила около двадцати четырех гостей, которым было сказано явиться к отплытию в 8:01. Агенты секретной службы следовали за яхтой на паре моторных лодок, на борту было еще трое – Флойд Боринг, Рон Потиус из спецгруппы президента и я.

Никто из политических советников президента не был приглашен – на борту были только члены семьи и его ближайшие друзья: Бобби и Этель, Сардж и Юнис, Тедди, чета Бартлеттов, Бен и Тони Брэдли, Фэи, английский актер Дэвид Нивен с женой, сенатор из Флориды Джордж Сматерс, тоже с женой, Билл Уолтон, Лем Биллингс и некоторые другие.

Вечер выдался пасмурный и дождливый, верхней палубой нельзя было пользоваться из-за дождя, так что все толпились в главной каюте и в хвосте яхты. Изнутри классическая яхта напоминает уютную библиотеку джентльмена с ее низкими потолками, лакированными стенными панелями и мебелью из красного дерева, отделанной дорогой тканью. Капитан управляет судном с помощью классического корабельного руля из застекленной рубки на главной палубе. За рубкой находятся камбуз и большая главная каюта, которая соединена узким коридором и баром с меньшей, более уютной задней каютой. В задней части яхты находится ют, который является чем-то вроде крытого крыльца.

Судно очень элегантное и просторное, но когда на борту около двадцати четырех гостей, трое агентов, экипаж и музыкальная группа из трех человек, приглашенная миссис Кеннеди, становится тесновато.

Чтобы всем хватило места, пришлось удлинить махагоновый обеденный стол, который теперь заполнял всю главную каюту. Напитки и закуски сервировались в задней каюте и юте. Пока мы с агентами Борингом и Понтиусом стояли на страже снаружи, гости внутри ужинали жареным говяжьим филе и запивали его шампанским «Дом Периньон» 1955 года. Выпитое шампанское улучшило и без того отличное настроение гостей. Они наперебой говорили тосты, и, после того как с тортом было покончено, президент начал открывать подарки. Пришло время танцев. Гости танцевали твист, ча-ча-ча и что-то между этими двумя. Вечеринка была в самом разгаре. Не думаю, что я когда-либо видел, чтобы миссис Кеннеди и президент так веселились. Никто не хотел уходить, но в 1:20 ночи капитан пришвартовал «Секвойю», и гости нехотя разошлись по домам.

Миссис Кеннеди была очень рада, что вечеринка удалась на славу.

Много времени прошло с тех пор, как я в последний раз вспоминал эту ночь, эту прекрасную, веселую ночь. Я живо припоминаю удивление на лице мистера Кеннеди, когда он распаковывал подарки. Я помню все так, будто это было вчера: громкая музыка, гости подпевают, президент наслаждается праздником в кругу семьи и друзей. Для меня было честью находиться там и своими глазами видеть всю эту радость. Всегда, когда я вспоминаю об этом особом вечере на борту «Секвойи», я думаю, что этот праздник не должен был стать для него последним.

Ему было сорок шесть, и это не должен был быть его последний день рождения.

Глава 20 Потеря Патрика

Двадцать второго июня 1963 года президент Кеннеди отправился в двухнедельную командировку по Европе с посещением Англии, Ирландии, Италии и Германии. История творилась прямо на наших глазах, и я немного жалел, что не смог присоединиться к своим коллегам в этом безусловно значимом путешествии.

Когда я читал репортажи из Германии, где президент произносил свою знаменитую речь «Я – берлинец», то не мог не думать о том, как тяжело было в тот момент агентам секретной службы. На фотографиях было видно, что послушать президента собралось несколько сотен тысяч человек, и адекватное прикрытие с учетом того, что многие смотрели с балконов и крыш, организовать было попросту невозможно. На открытой трибуне мистер Кеннеди был как на ладони, целься – не хочу.

Как вообще можно защитить кого-нибудь в такой среде? Нужен лишь один точный выстрел, и никто никогда не сможет узнать, откуда он прогремел. Предусмотреть это невозможно, остается только реагировать.

Такая сцена повторялась еще несколько раз – в Риме, Неаполе и Дублине. Судя по всему, ребята из президентской группы в то время жили на чистом адреналине.

Этим летом президент и миссис Кеннеди снова арендовали виллу на острове Скво поблизости от прошлогоднего особняка и менее чем в миле от поместья Кеннеди. Огромный особняк под серой шиферной крышей раскинулся на дальнем конце узкой одноколейной гравийной дороги, проходящей через весь остров. Территория поместья была надежно укрыта от чужих глаз густой листвой многочисленных деревьев. На входной двери висела простая деревянная табличка с надписью «Брэмблтайд».

Детям более чем хватало места для любых игр, а взрослые тем временем могли наслаждаться прекрасным видом на Атлантику из окон тыльной части дома и купанием на личном пляже. В целом дом оказался идеальным выбором: всем хватало личного пространства, но при этом в любой момент можно было с легкостью съездить в гости к остальному семейству.

Дом, который Кеннеди на сей раз выбрали в качестве летней фазенды, стал уже седьмой по счету постоянной резиденцией семейства за время правления президента. Секретной службе и управлению связи вновь пришлось устанавливать все необходимое оборудование для обеспечения безопасности своим подопечным, а себе – возможности напрямую связаться с Белым домом в случае чрезвычайной ситуации. В начале подъездной дороги установили полустационарный трейлер, который стал командным центром секретной службы, а по совместительству – офисом секретаря. Там было все необходимое для работы: радио, телефоны, пишущая машинка, чтобы не писать ежедневные отчеты от руки, но, к сожалению, океан оттуда увидеть мы не могли.

По возвращении из Европы президент постепенно вернулся к обычному летнему расписанию визитов: он приезжал в Гианнис-Порт вечером пятницы и уезжал утром понедельника. Во время выходных дом наполнялся жизнью, смехом и весельем, которые ярко контрастировали с тихой и спокойной атмосферой будних дней. Миссис Кеннеди регулярно выходила на долгие прогулки, и мы часто ходили пешком от «Брэмблтайда» до резиденции посла Кеннеди, где она могла часами просиживать вместе с тестем на крыльце. Посол не мог говорить, но первую леди это не смущало: она болтала с ним так же, как с любым другим человеком, или читала книги и газеты вслух. Насколько я мог судить, визиты невестки действительно благотворно влияли на состояние Кеннеди-старшего.

Миссис Кеннеди не хотела показываться на публике во время беременности, поэтому иногда она посылала меня в местный магазинчик за сладостями и недорогими игрушками для детей. Выдав мне список покупок, она обычно останавливала меня в дверях и добавляла:

– Мистер Хилл, не могли бы вы прихватить заодно и мне парочку журналов?

Я уже знал, что она имела в виду: желтую прессу и таблоиды. Ей нравилось читать журналы, особенно когда там были ее фотографии или статьи о семье президента, но покупать их самостоятельно она не могла.

За исключением этих прогулок, миссис Кеннеди практически не выходила из дома. В основном она проводила время в своей спальне наверху, сидя в кабинете с видом на океан и слушая шум волн. Она уделяла некоторое внимание планированию осенних мероприятий в Белом доме, но большую часть ее времени занимали дела, связанные со скорым появлением на свет малыша. Главный дворецкий Уэст уже получил приказ переоборудовать маленькую комнату в новой резиденции под детскую, и там появились белая колыбель, в которой в свое время спал Джон-младший, новые шторы и ковер.

В этом году первая леди впервые на все лето взяла с собой личного секретаря Мэри Галлахер и постоянно нагружала ее диктовкой писем по самым разным поводам: от личной переписки до детальных указаний мистеру Уэсту, Олегу Кассини и Нэнси Такерман. Последняя теперь занималась связями с общественностью. Естественно, с нами была и Прови. Мы с Полом Лэндисом плотно работали с ней и Мэри, чтобы любые просьбы миссис Кеннеди исполнялись вовремя и именно так, как нужно. Связисты Белого дома в то время явно резко повысили свои профессиональные навыки: им приходилось выискивать людей, с которыми желала поговорить первая леди, где бы те ни были. Вся наша работа была направлена на то, чтобы осчастливить первую леди и не позволить ей слишком много волноваться.

Роды ожидались в сентябре, и, несмотря на то что миссис Кеннеди собиралась вернуться в Вашингтон для планового кесарева сечения в армейском госпитале имени Уолтера Рида, нужно было предусмотреть все неожиданности и найти запасной вариант здесь, на Кейпе. Мы с представителем бостонского филиала секретной службы посетили множество местных госпиталей в компании докторов Джона Уолша и Джанет Трэвелл и в конце концов остановились на больнице авиабазы «Отис» в двадцати милях от Гианнис-Порт. Она показалась нам наилучшим решением: достаточно близко к поместью, хорошо охраняется, достаточно современное оборудование. Ко всему прочему доктор Уолш согласился остаться в Гианнисе на все лето, чтобы к нему можно было обратиться в случае проблем.

Двадцать восьмого июля 1963 года миссис Кеннеди без особой шумихи отпраздновала свой тридцать четвертый день рождения. За обычной полуденной прогулкой на яхте последовал тихий семейный ужин в поместье. Такой спокойный праздник разительно отличался от майского буйства на борту «Секвойи», но она хотела сделать все именно так.

На острове Скво мы с агентом Лэндисом подстроили свои графики так, что каждый из нас получил по одному полному выходному дню в неделю. Официальные выходные всегда сопровождались ворохом дел, потому что президент возвращался в резиденцию, но в будние дни один из нас мог отдохнуть, если второй соглашался отработать шестнадцатичасовую смену. Было очень приятно иногда проснуться и осознать, что никуда бежать не надо.

Седьмое августа 1963 года выпало на среду, и получилось так, что я как раз взял выходной. Кэролайн недавно исполнилось пять лет, и она начала брать уроки верховой езды, которые обычно проходили по утрам под чутким руководством миссис Кеннеди. Пол Лэндис отвез мать и дочь в конюшни, а агент Линн Мередит из детской группы следовал за ними в машине сопровождения. Выйдя из машины, первая леди сперва встала у забора за манежем, но через некоторое время она обернулась к Полу:

– Мистер Лэндис, я не очень хорошо себя чувствую. Пожалуйста, отвезите меня домой.

– Как скажете, миссис Кеннеди, – ответил Пол.

Рядом с ними стоял агент Мередит, но, прежде чем Пол успел что-то ему сказать, миссис Кеннеди с нажимом произнесла:

– Мистер Лэндис, поторопитесь.

В ее голосе чувствовалось напряжение, Лэндис поспешно привлек внимание Мередита:

– Я поехал с миссис Кеннеди на остров Скво. Позаботься о Кэролайн.

В машине первая леди никак не могла устроиться поудобнее и с озабоченным видом повторяла, что им стоит поторопиться. Едва отъехав от конюшен, Пол вызвал по рации командный центр. В тот момент в трейлере секретной службы дежурил помощник военно-морского адъютанта президента Джордж Далтон, который всегда работал с нами в Гианнис-Порт.

– Джордж, – сказал Пол, – я везу миссис Кеннеди домой. Сейчас же вызови доктора Уолша и передай, чтобы подготовили вертолет.

Оглянувшись на миссис Кеннеди, он добавил:

– И позвони Клинту. У нас тут форс-мажор.

В Гианнис-Порт вела неухоженная двухполосная дорога, покрытая ямами и ухабами. Пол вел машину как можно аккуратнее, стараясь не причинять пассажирке еще больший дискомфорт, но она продолжала торопить его:

– Быстрее, мистер Лэндис, быстрее!

Пол вжал педаль и помчался на скорости восемьдесят миль в час. В его голове билась одна мысль: «Только бы она не начала рожать прямо в машине. Боже, дай ей и мне сил добраться домой».

К счастью, доктор Уолш уже ждал, когда они влетели в ворота поместья. Быстро осмотрев миссис Кеннеди, врач приказал:

– Нужно как можно быстрее доставить ее в больницу.

Я в это время крепко спал в крохотном летнем домике, который снимал на окраине Гианнис-Порт. Разбудил меня звонок Джорджа Далтона.

– Клинт, у миссис Кеннеди начались роды. Приезжай срочно.

Господи боже. До родов было еще пять недель, и сейчас ребенку будет слишком рано появиться на свет. Я быстро оделся, схватил удостоверение и револьвер, но, едва я открыл дверь, чтобы выйти из дома, раздался новый звонок.

– Клинт, они полетели в «Отис» на вертолете.

Черт побери.

– Хорошо, поеду сразу туда.

На пути в госпиталь я связался с командным центром и приказал им сообщить о случившемся в Белый дом, руководящему агенту Бену. Президент должен был знать, что у его жены начались роды. До авиабазы «Отис» из поместья было десять минут лету и двадцать пять – на машине, но я подъехал как раз в момент посадки вертолета. Едва увидев миссис Кеннеди, я понял, что дело плохо.

– Все будет хорошо, миссис Кеннеди, – успокаивающе сказал я и положил руку ей на запястье, пытаясь хоть так подбодрить первую леди. Пока ее везли на каталке в специально оборудованное для такого случая больничное крыло, она смотрела мне в глаза, но не видела ничего вокруг. И я, и она думали об одном и том же: лишь бы все было хорошо с ребенком.

Как только миссис Кеннеди отвезли в операционную, агент Лэндис отправился отдавать указания больничной охране, а я остался ждать у дверей. Пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей, я думал о том, что предстоит сделать после родов: с кем связаться? Что привезти из дома? Как оградить мать и дитя от треклятых журналистов?

В какой-то момент я осознал, что брожу туда-сюда, как будто это я – молодой отец. Точно так же я ждал у дверей появления на свет Джона два с половиной года назад.

За это время очень многое изменилось. Тогда мы с миссис Кеннеди были едва знакомы, сейчас же нас связывали два с половиной года, проведенные вместе с редкими расставаниями. Я знал ее настолько хорошо, что мог читать ее мысли по глазам. Знал я и то, сколько для нее значил этот ребенок, и одна мысль о том, что с ними что-то может случиться, приводила меня в ужас.

Вошел Пол Лэндис с новостями: президент Кеннеди уже вылетел в Гианнис-Порт с авиабазы «Эндрюс». После паузы он добавил:

– Он летит не на Борту номер один.

– В смысле?

– Все самолеты оказались заняты, поэтому он летит на «ДжетСтаре». На втором таком летят агенты и персонал.

В авиагруппе номер один состояло несколько четырехтурбинных реактивных самолетов, которые президент мог использовать в качестве Борта номер один. Маленькие и медленные «ДжетСтары», которые вмещали всего шесть-восемь пассажиров и развивали намного меньшую максимальную скорость полета, оставались только как неприкосновенный запас. Оказалось, однако, что один из самолетов находился в воздухе, совершая тестовый полет, а два других оказались на обслуживании. Президент сегодня не планировал никаких путешествий, поэтому инженеры решили провести технические работы у всего авиапарка. Не самое лучшее стечение обстоятельств, и уж точно ужасный выбор времени. Президент снова пропустит рождение своего ребенка.

Так и случилось: доктор Уолш вышел из операционной около часа дня.

– Клинт, выдыхай. У миссис Кеннеди мальчик, она чувствует себя нормально.

– А малыш? – спросил я.

– Ну… – протянул доктор. – Он очень маленький. Весит всего два килограмма сто граммов. И, кажется, у него что-то с дыханием.

От меня не укрылось его озабоченное выражение лица.

– Какие проблемы?

– Мы поместили его в инкубатор и скоро сможем сказать точнее.

– Хорошо. Спасибо, доктор Уолш. Я сейчас же передам новости президенту. Он уже в пути и совсем скоро будет здесь.

Примерно через сорок минут президент прибыл на авиабазу.

– Мои поздравления, мистер президент, – поприветствовал его я.

– Спасибо, Клинт. Как дела у миссис Кеннеди?

– Кажется, она все еще под наркозом. Спросите лучше у доктора Уолша.

Я не знал, что ему уже успели сообщить, и не хотел быть тем человеком, который принесет дурные вести о проблемах с новорожденным. Президент прошел в палату, чтобы увидеть жену, и оставался там довольно долго, беседуя с доктором Уолшем. На выходе он остановил меня и сказал:

– Клинт, найди священника. Нужно срочно крестить ребенка.

– Как прикажете, сэр.

Через некоторое время сына президента и первой леди крестили Патриком Бувье Кеннеди. Имя выбрали заранее: Патрик в честь деда президента по отцу и Бувье в честь отца миссис Кеннеди.

После крещения миссис Кеннеди перевели в специальную палату для выздоравливающих, а Патрика поместили в отдельное крыло, где за ним можно было постоянно наблюдать. Так я впервые увидел нового члена семьи Кеннеди и едва не прослезился: у малыша были прелестные черты лица и совсем крохотные ручки и ножки. К сожалению, он явно не мог дышать свободно, и его маленькая грудь тяжело вздымалась при каждом вдохе.

Он выглядел совсем потерянно в стерильном пространстве инкубатора – жутковатой машине с торчащими отовсюду трубками. Как же мне хотелось взять его на руки и согреть! Больше всего на свете я хотел защитить его и спасти, но в моих силах было лишь молиться, чтобы малыш выжил.

«Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы Патрик выжил. Забери меня, но пусть он не умрет».

Доктора продолжали суетиться над младенцем, изучая его состояние, и постепенно становилось ясно, что у Патрика серьезные проблемы с дыханием. У него оказалась довольно обычная для недоношенных детей болезнь гиалиновых мембран. Недоразвитые легкие не могли обеспечить достаточное количество кислорода для выживания малыша.

В больнице «Отис» не было нужного оборудования и квалифицированных врачей, чтобы успешно лечить эту болезнь. Патрика нужно было везти в бостонскую детскую больницу на вертолете, и там, возможно, смогли бы его выходить. На кону стояла жизнь малыша, но везти его на вертолете было слишком опасно. Пришлось гнать на «Скорой», и сына президента Соединенных Штатов должен был сопровождать агент секретной службы.

С малышом хотел остаться я, попытаться хотя бы так защитить его, но миссис Кеннеди еще не проснулась. Ей тоже понадобится охрана.

– Пол, – сказал я Лэндису, – миссис Кеннеди отправила бы одного из нас с малышом.

Тот кивнул.

– На «Скорой» поедешь ты, а я останусь с первой леди.

Итак, Пол сел в машину «Скорой помощи» вместе с командой врачей и маленьким Патриком. Без пяти шесть вечера они тронулись с места и, набирая скорость, вместе с полицейским эскортом помчались в Бостон.

Утром меня выдернули на авиабазу прямиком из постели, и я не успел принять душ и побриться. К вечеру я выглядел совершенно ужасно. Кто-то принес мне одноразовую бритву и пену из магазина, и, запершись в туалете, я наскоро побрился и умылся. Ночь предстояла длинная, и я все больше жалел, что не могу нормально помыться.

В последний раз заглянув в палату жены, президент улетел в Гианнис-Порт, чтобы увидеть Кэролайн и Джона. Я сидел у дверей палаты первой леди и следил за снующими туда-сюда медсестрами. Когда приехала Луэлла Хеннесси, которая помогала ухаживать за всеми детьми семейства Кеннеди, я испытал огромное облегчение. Я знал, что теперь здоровье миссис Кеннеди в надежных руках. Через час или около того президент вновь вернулся и зашел в палату, чтобы поговорить с женой. Вернувшись, он сказал мне:

– Клинт, я еду в Бостон, чтобы быть с Патриком. Я уверен, что ты позаботишься о миссис Кеннеди как подобает, но обязательно доложи мне, если что-то случится.

– Хорошо, мистер президент. Если ситуация изменится, я сообщу вам.

Вся эта суета – визиты президента, беготня врачей – буквально спасала меня. Когда я был занят, то мог держать эмоции под контролем. Любая мысль о маленьком Патрике грозила разбить мне сердце. Как он там, один, в холодном инкубаторе?

Миссис Кеннеди почти не просыпалась, но ее состояние оставалось стабильным.

Президент Кеннеди привез двух помощниц миссис Кеннеди – Памелу Тернер и Нэнси Такерман – на своем самолете, и их помощь сняла часть бремени с моих плеч. Теперь я мог сосредоточиться на своих прямых обязанностях: обеспечении безопасности и секретности.

Тем не менее я не мог не думать о маленьком мальчике в инкубаторе, который продолжал сражаться за жизнь внутри машины, мчащейся в Бостон. Мне на ум приходили мои собственные сыновья. Как бы я хотел проводить с ними больше времени! Как мне повезло, что они родились здоровыми и росли совершенно нормальными крепкими карапузами!

Если Патрик выживет, то он тоже будет расти у меня на глазах, как до этого Джон и Кэролайн. К сожалению, наблюдать за развитием своих собственных детей мне было не суждено.

Миссис Кеннеди все еще не приходила в сознание надолго, и ей пока что не говорили о том, насколько плохи дела у Патрика. Она знала только то, что у него была проблема с легкими – примерно такая же, с которой родился Джон. В Бостон малыша якобы отправили в качестве меры предосторожности.

Как только президент со своей спецгруппой добрался до бостонской больницы и местный филиал организовал охрану, Пола Лэндиса отправили обратно на авиабазу Отис. Он вызвал служебную машину и вернулся в Гианнис в два часа двадцать минут ночи.

На ночь президент остался в Бостоне с сыном, а я охранял миссис Кеннеди.

На следующий день, восьмого августа, легче не стало. Мы с Полом в больнице делали все возможное, чтобы обеспечить безопасность миссис Кеннеди. Президент тем временем метался между Бостоном, «Отисом» и Гианнис-Порт. Мэри Галлахер, Пэм и Нэнси не отлипали от телефона, стойко выдерживая лавину поздравительных звонков и писем от друзей, родственников, мировых лидеров и простых людей. Весь мир, затаив дыхание, следил за состоянием Патрика. Сама миссис Кеннеди снова проспала большую часть дня, не зная, что прямо сейчас жизнь ее сына висит на волоске.

Из Бостона приходили очень размытые отчеты: видимо, никто из наших не знал наверняка, что происходит с Патриком, но хороших новостей было мало. Той ночью мы легли спать, молясь, чтобы он справился.

К тому моменту нам в помощь прислали агентов из полевого филиала, так что нам с Полом уже не нужно было работать круглые сутки. Я не покидал авиабазу с утра седьмого числа и занял одну из пустых палат в крыле миссис Кеннеди, чтобы хоть немного поспать, но быть рядом, если первой леди что-нибудь понадобится. Ей нужно было увидеть кого-нибудь знакомого среди агентов, и я попросил Томми Уэллса из детской группы подежурить у дверей ее палаты.

Сам я долго не мог заснуть, продолжая прокручивать в уме вероятность того, что Патрик не выживет. В четыре часа пятнадцать минут утра пятницы девятнадцатого августа я проснулся от телефонного звонка.

– Клинт… – раздался в трубке голос Джерри Бена. – Нам только что сообщили, что Патрик скончался.

На моих глазах выступили слезы, но я пытался говорить спокойно, не показывая волнения.

– Он умер в четыре часа четыре минуты утра. Президент хочет, чтобы миссис Кеннеди об этом сообщил доктор Уолш. К счастью, тебе не придется этого делать, но я решил сказать тебе первому.

– Спасибо за информацию, Джерри.

Прежде чем я успел переварить информацию, за дверью зазвонил телефон, который мы установили в качестве временной линии связи с командным постом секретной службы. Том Уэллс ответил и выслушал то же самое ужасное сообщение, что и я. Через пару минут я услышал голос доктора Уолша. Пытаться заснуть было бессмысленно, так что я оделся и вышел в коридор.

Едва взглянув на Тома, я понял, что он тоже плохо осознает, что произошло.

– Ты уже слышал, да? – сказал он вместо приветствия.

– Да. Бен мне рассказал.

– Знаешь, Клинт… – после тяжелой паузы заговорил Том, – ночная сестра Ламсден все время бегала в палату миссис Кеннеди. Каждый раз я спрашивал ее, что случилось, и она говорила, что первая леди очень плохо спит. Все время ворочается и просыпается. Всю ночь она не могла заснуть.

Том сглотнул и уставился в пол, пытаясь справиться с эмоциями.

– В четыре часа сестра наконец сказала, что первая леди уснула. Она только что уснула, понимаешь?

Он поднял голову и посмотрел мне глаза, чтобы удостовериться, что я все понял. Я кивнул.

– А через пару минут зазвонил телефон.

– Спасибо, Том. Я очень благодарен тебе за помощь. Она тоже сказала бы тебе спасибо, я уверен.

Все мое тело ныло, но больнее всего было где-то около сердца. Я так хотел войти в палату и обнять миссис Кеннеди… Сказать ей, как мне жаль, как я сочувствую ее потере… Но ей нужно было наконец поспать. Вместе со своим малышом она сражалась за его жизнь и, увы, проиграла.

Я вернулся в свою комнату, закрыл дверь и уронил голову на руки. Она потеряла уже третьего ребенка… Ни одна женщина не заслуживает пережить столько боли.

В полседьмого утра в палату первой леди вошел доктор Уолш и передал ей весть о трагедии. Новость совершенно ее раздавила. Я ничем не мог ей помочь, и видеть ее страдания было просто невыносимо. Я должен был защищать ее, но ни один агент в мире не смог бы защитить ее от этой боли. Ни одна рана не сравнится с тем, что испытывает мать, потерявшая ребенка. К счастью, ее окружали женщины – Пэм, Нэнси, Мэри, Луэлла, – которые смогли найти нужные слова и успокоить ее. Мне же оставалось лишь стоять за дверью и держать свои собственные эмоции при себе.

Чуть позже прилетел президент Кеннеди. Выглядел он так, будто вернулся из пекла.

Врачи позвали его в палату, когда стало ясно, что спасти Патрика не удастся. Они отключили трубки и датчики, и отец смог в первый и последний раз взять на руки своего сына. Взглянув на президента, я не смог сказать ничего лучше, чем «Мои соболезнования, мистер президент».

– Спасибо, Клинт, – ответил он.

Я повернул ручку и открыл для него дверь в палату миссис Кеннеди. Он вошел, и я тихонько закрыл дверь. На сердце у меня скребли кошки, когда я представлял, какую ужасную потерю сейчас переживает президентская чета.

Похороны Патрика Бувье Кеннеди состоялись в Бостоне в субботу десятого августа. Проводил церемонию кардинал Кушинг. Миссис Кеннеди все еще восстанавливалась после кесарева сечения и не смогла приехать. Мы с Полом Лэндисом оставались рядом с ней на авиабазе «Отис». Даже похороны своего малыша остались для нее за кадром.

Утром следующего дня президент привез в больницу Кэролайн, а вечером – Джона-младшего, и присутствие детей несколько подняло настроение первой леди. На следующий день он привез обоих малышей вместе, прежде чем вернуться в Вашингтон к государственным делам. Сердце разрывалось от ее попыток держать лицо.

Рядом с ней были близкие подруги: Нэнси, Пэм и Мэри, которые делали все, что могли, чтобы облегчить ее страдания. Из Европы, наконец, прибыла Ли, и ее родственное участие больше всего поддерживало первую леди в те трудные дни. Президент старался навещать жену как можно чаще. Его жизнь в одночасье превратилась в кошмар, полный поездок и перелетов между женой, детьми и делами государственной важности, которые совершенно не зависели от душевного состояния мистера Кеннеди.

Вместе с миссис Кеннеди я пережил рождение двух ее сыновей и смерть одного из них. Не могу даже представить, что может быть страшнее.

Глава 21 «Кристина» и Онассис

Смерть Патрика сильно сблизила президента и миссис Кеннеди – даже агенты видели, что их отношения приобрели новую глубину и теплоту. Лично я впервые заметил это еще в госпитале, но окончательно это проявилось, когда первую леди выписали из больницы спустя неделю после родов. Под вспышками фотоаппаратов мистер и миссис Кеннеди вышли из палаты, держась за руки. Этот маленький жест легко можно было пропустить, но для тех, кто близко знал президентскую чету и проводил с ними много времени, он значил очень много. До этого момента они держались друг с другом довольно холодно, не позволяя себе публичных проявлений любви и близости. Потеря Патрика стала катализатором изменений в их отношениях.

Президенту нужно было возвращаться в Вашингтон, но миссис Кеннеди с детьми решили не менять планы и остаться на Кейпе до конца лета. День за днем первая леди восстанавливала силы – спокойствие и морской воздух только способствовали выздоровлению. К сожалению, душевные раны залечивать намного труднее, и она никак не могла перестать думать о смерти сына. К концу лета миссис Кеннеди окончательно погрузилась в депрессию. Она по инерции продолжала заниматься делами, вести переписку и раздавать указания, но делала это без прежнего огонька в глазах. Иногда она выходила из своей комнаты, чтобы побыть с детьми, но остаток каникул в «Брэмблтайде» прошел для нее в режиме добровольного затворничества в собственной спальне. Никакие слова или действия не могли облегчить ее боль, и мы могли надеяться только на целительную силу времени.

Президент старался приезжать в Гианнис-Порт как можно чаще. Однажды он даже сорвался туда в середине недели, а на День труда остался в поместье на все выходные. Он жертвовал карьерой ради того, чтобы быть с женой в трудное время, и начал уделять намного больше времени детям. Порой он ездил к послу Кеннеди в компании Джона или сопровождал Кэролайн на уроках верховой езды на ферме Аллен. Во время морских прогулок на «Хани Фитц» он часто плавал вместе с детьми и с удовольствием наблюдал, как они бесстрашно прыгают в океан с палубы яхты. Воскресные походы в церковь с Кэролайн и вовсе вошли в традицию. Он стал чаще разрешать Кэролайн и Джону провожать его в полетах на вертолете до авиабазы «Отис», откуда он обычно отбывал в Вашингтон на Борту номер один. Все это было в новинку для президентского семейства. Однажды в конце августа, а может, и в начале сентября, миссис Кеннеди позвонила мне на командный пост и сказала, что хочет прогуляться. Когда она вышла из дома, то выглядела намного оживленнее, чем за несколько последних недель, вместе взятых.

Мы пошли по дорожке, и вдруг она обернулась ко мне.

– Мистер Хилл, не хотели бы вы снова поехать в Грецию? – спросила она с полузабытым блеском в глазах. Я удивленно посмотрел на нее:

– Я бы с удовольствием туда вернулся.

Она улыбнулась:

– Что ж, тогда вам стоит знать, что я решила поехать в круиз по греческим островам на частной яхте. Со мной поедут Ли и Стась.

– Отличный план, миссис Кеннеди. Когда вы отправляетесь?

– Мы еще не решили, но собираемся выбраться через несколько недель.

Несколько недель? Я старался скрыть беспокойство, но об этих планах нужно было узнать как можно подробнее. Миссис Кеннеди все еще толком не понимала, насколько сложно организовать ее охрану в чужой стране.

– Вы уже знаете, на какой яхте поедете?

– Да! Она называется «Кристина». Это яхта мистера Онассиса.

Я на мгновение потерял дар речи. В моем мозгу всплыли слова мистера Кеннеди, сказанные перед отъездом первой леди в Грецию в 1961 году: «Делайте в Греции что хотите, но не позволяйте миссис Кеннеди встречаться с Аристотелем Онассисом». Теперь же, очевидно, совместное путешествие первой леди с этим человеком воспринималось совершенно нормально.

Скорее всего, миссис Кеннеди с сестрой обсуждали эту поездку, когда Ли приехала утешать Джеки после смерти Патрика. Чета Радзивиллов дружила с Онассисом и часто бывала на его яхте. Вероятно, Ли связалась с владельцем «Кристины», и тот любезно выписал приглашение и для первой леди. Круиз по греческим островам на одной из самых роскошных яхт в мире… Слишком хорошая возможность, чтобы вот так сразу от нее отказываться.

Я знал, что миссис Кеннеди даже не подумала бы отправляться в подобное путешествие без согласия мужа, но… Почему именно сейчас, после смерти сына, он позволил ей уехать на яхте Онассиса, где, скорее всего, она будет видеться с владельцем судна каждый день? Можно было лишь предполагать, что, видя подавленное состояние жены, президент решил дать ей надежду и возможность хоть чего-то ожидать с нетерпением. Миссис Кеннеди сказала:

– Я не хочу афишировать путешествие, но, как я понимаю, все и так узнают.

– Да, слухи расползутся очень быстро, – поддакнул я, – и всем будет очень интересно, чем вы занимаетесь.

Я спросил ее, кто еще будет на борту яхты и какие планируются остановки, но, как выяснилось, эти вопросы пока что не обсуждались.

– Пожалуйста, дайте мне знать, как только появится какая-нибудь дополнительная информация, – попросил я под конец.

– Ох, мистер Хилл, все-то вам надо знать про мои поездочки!

«Поездочка» миссис Кеннеди оборачивалась извещением о ней послов двух стран, отзывом некоторого количества секретных агентов и персонала Белого дома, а также необходимостью налаживать сотрудничество по этому вопросу с военно-морским флотом США и Греции. Я работал именно для того, чтобы она не беспокоилась об этом.

Едва вернувшись с прогулки, я позвонил своему начальнику Джерри Бену и рассказал ему о планах миссис Кеннеди. Нужно было сообщить о готовящейся поездке в парижский филиал секретной службы, который занимался операциями в Европе, а также отправить на место Кена Джианнулиса, говорящего по-гречески, чтобы тот начал подготовку сразу же по уточнении планов первой леди.

Через несколько дней миссис Кеннеди обмолвилась, что они уже обсудили даты. Мы уезжали первого октября и возвращались через две недели. Никакой свиты первая леди брать с собой не собиралась, ограничившись только помощью Прови, и требовала, чтобы как можно меньше людей знало о путешествии.

Подготовка уже началась на официальном уровне, и ко мне начали стекаться слухи о том, что решение первой леди провести отпуск за границей, да еще и на чужой яхте, многим видится по меньшей мере странным. И президент, и ближний круг миссис Кеннеди высказывали опасения насчет того, как поездка будет выглядеть для публики. Больше всего их волновало присутствие на яхте Аристотеля Онассиса. Мало того что у него были давние нерешенные проблемы юридического характера с американским правительством, так еще и его репутация ловеласа и беспринципного авантюриста шагала далеко впереди него. Белый дом всегда несколько неодобрительно смотрел на то, что сестра миссис Кеннеди дружит с Онассисом, а уж отпустить саму первую леди в плавание на его личной яхте… Это не привело бы ни к чему хорошему.

Все знали, что Онассису только дай палец, и он руку по локоть откусит, ухитрившись при этом выйти сухим из воды. В воздухе витало недоверие к греческому дельцу. Президента проинформировали о возможности громкого политического скандала, но он настоял на том, чтобы миссис Кеннеди все же отправилась в круиз, пресекая тем самым все возмущения.

Мы оставались на острове Скво до шестого сентября. После празднования семьдесят пятого дня рождения отца президента первая леди переехала в Хаммерсмит-Фарм, где и осталась до конца сентября. Двенадцатого числа из Вашингтона прилетел президент, чтобы отметить десятую годовщину свадьбы. Тогда же в резиденцию приехали друзья семьи Бен и Тони Брэдли, и следующие несколько дней все семейство провело у воды. Они купались на пляже Бейли, выходили в море на «Хани Фитц» и играли в гольф в ньюпортском загородном клубе. Казалось, миссис Кеннеди постепенно стряхивала с себя депрессию и вновь обретала вкус к жизни. Я искренне радовался возвращению ее очаровательной улыбки.

Вернулась в Белый дом она двадцать третьего сентября, прихватив с собой детей. У Кэролайн начинались занятия в школе, основанной первой леди специально по такому случаю прямо в резиденции.

Миссис Кеннеди подготовила удивительный сюрприз для всех учеников школы. В среду, двадцать пятого числа, у ворот школы ребят встретила сама первая леди в компании своих детей и объявила, что вместо занятий все они поедут на экскурсию в аэропорт имени Даллеса кататься на дирижабле.

Я в жизни не видел столько абсолютно искреннего детского счастья.

Сам я в то время был по уши в подготовке к визиту в Грецию, так что навстречу приключениям вместе с миссис Кеннеди и целым классом в двадцать детей отправились Пол Лэндис и агенты из детской группы. Вечером миссис Кеннеди рассказала мне, как всем понравилась поездка. Джон-младший был и вовсе в восторге.

– Вы же знаете, мистер Хилл, как Джон любит самолеты. Наверное, он станет пилотом, когда вырастет.

Вечером первого октября мы должны были вылететь на коммерческом самолете из Нью-Йорка в Рим, а оттуда – в Афины. Получилось так, что правитель Эфиопии, Его Императорское Величество Хайле Селассие, как раз в этот день прибыл в Вашингтон. Первая леди поучаствовала в приветственной церемонии на Юнион-Стейшн и в составе небольшого кортежа проехала до Блэр-Хаус, где остановился император. Селассие тогда был семьдесят один год – сухопарый старик небольшого роста не казался таким уж великим человеком, если не знать, что он уже более сорока лет единолично правит своей страной как уважаемый во всем мире политический лидер. Он привез с собой подарки: шубу из настоящей шкуры леопарда для миссис Кеннеди, резную куклу из слоновьей кости для Кэролайн и такого же солдатика с мечом для Джона. Первая леди была совершенно очарована: они с императором принялись бойко болтать на французском, и было видно, что она с удовольствием пообщалась бы с ним подольше. К сожалению, расписание рейсов не оставило ей шанса посетить официальный прием в честь столь высокого гостя.

Как только миссис Кеннеди объявила о поездке в Грецию, я внутренне приготовился к вызову в Овальный кабинет и очередным инструкциям касательно общения с Онассисом, но так и не дождался этого момента. Никто ничего не сказал. Первая леди быстро попрощалась с мужем и детьми, мы (Прови, Пол Лэндис, миссис Кеннеди и я) сели в машины и уехали в национальный аэропорт, где нас уже ждала «Кэролайн», готовая унести всю компанию в Нью-Йорк.

Нью-йоркский филиал секретной службы устроил для «Кэролайн» посадочное место буквально нос к носу с огромным «Боингом-707», чтобы мы смогли без лишних сложностей перейти из одного самолета в другой. Никакой толпы, никаких журналистов – все по желанию первой леди.

Мы поднялись в самолет и заняли свои места в первом классе. Агенту Лэндису, правда, пришлось лететь в экономе: мы специально выкупили одно место на самой границе с первым классом, чтобы один из агентов сел там и не пускал других пассажиров к миссис Кеннеди. Для нее самой мы забронировали шесть мест: четыре должны были превратиться в кровать, еще два – сидячие у окна.

Еще два места заняли мы с Прови. Для нас с Полом перелет через Атлантику стал просто еще одной ночью без сна. Миссис Кеннеди же спокойно проспала почти весь полет, любезно подписала для команды несколько фотографий (я всегда держал у себя в чемодане целую стопку специально для таких случаев), и мы без промедления пересели в другой самолет курсом на Афины.

В Афинах стояла великолепная погода, и яркое солнце сияло посреди удивительно чистого голубого неба. У самого выхода миссис Кеннеди обернулась ко мне:

– Мистер Хилл, вы готовы повеселиться? Я – да!

Снова видеть улыбку на ее лице и огонь в глазах было очень приятно. Она явно с нетерпением ждала начала круиза. Я улыбнулся в ответ:

– Конечно, миссис Кеннеди. Мы все отлично повеселимся.

«Но, дорогая моя, я буду следить за всем, что вы соберетесь отколоть», – подумал я. Нас встречали князь Стась Радзивилл и сестра первой леди Ли в сопровождении посла США в Греции Генри Лабуаза. Агент Джианнулис взял на себя все заботы по внутренней подготовке и прекрасно с ними справился. Естественно, не обошлось без помощи Ника Дамигоса, который хорошо знал всех местных чиновников и мог быстро разобраться с любой проблемой.

Несколько дней мы провели в Афинах на уже знакомой нам прибрежной вилле Маркоса Номикоса, где миссис Кеннеди и ее гости расположились со всем комфортом. Однажды вечером, когда мы ехали во дворец Татой ради визита вежливости к королю Павлу и королеве Фредерике, я заметил на лице первой леди широкую улыбку.

– По-моему, вы волнуетесь, мистер Хилл, – сказала она.

– Да, миссис Кеннеди. Вспоминаю, что было в прошлый раз.

Она рассмеялась:

– Не беспокойтесь, на этот раз я никуда с принцем Константином не улечу, обещаю! Да и с чего вам волноваться, вы же тогда нас поймали, помните?

– Слишком уж хорошо помню, – со смехом сказал я. – Буду следить за каждым вашим движением.

– Вы всегда это делаете!

Она снова дразнилась и играла и, верная своему слову, во дворце вела себя исключительно сдержанно. На следующий день мы вступили на борт «Кристины».

За почти три года, проведенных с миссис Кеннеди, у меня было множество возможностей поплавать на самых роскошных яхтах. «Северный ветер» Номикоса, «Агнета» Джанни Агнелли и яхты президента – «Хани Фитц», «Манита» и «Секвойя» были лишь одними из многих. «Кристина» оказалась великолепнее всех их, вместе взятых.

Стометровое судно стояло на якоре в бухте Глифады, и на его фоне остальные яхты выглядели как игрушечные кораблики для ванны. В доках нас встретили члены команды корабля на двух изящных катерках с обшивкой из махагони. Мы загрузили в лодки багаж и с ветерком помчались к маячившей вдали яхте.

Нас встречала чуть ли не вся команда во главе с владельцем: сам Аристотель Онассис вышел поприветствовать нас. Седовласый и коренастый, с густыми угольно-черными бровями, знаменитый грек оказался несколько ниже ростом, чем я ожидал. У него были весьма внушительный нос, блестящая кожа оливкового оттенка и глубокие круги под маленькими глазками.

– Приветствую, приветствую, – сказал он, – добро пожаловать на борт «Кристины».

Поприветствовав Ли по европейскому обычаю поцелуями в обе щеки, он повернулся к миссис Кеннеди с намерением проделать то же самое. Я мысленно поморщился, глядя, как он притягивает ее к себе и чмокает в щеки сальными губами. И это – человек, от которого первую леди следовало ограждать любой ценой в 1961 году? Тогда президент лично попросил меня об этом – а теперь он приветствует ее на своей яхте как дорогую гостью. Неужели я чего-то не понял?

Тем временем на палубе начали появляться прочие гости. Среди них были Франклин Д. Рузвельт-младший с супругой Сюзанной, сестры Онассиса Артемида Гарофалидес и госпожа Каллиро Патроникола, греческий актер Алексис Минотис, Сильвио Медичи де Менецес и его жена, княгиня Ирен Голицына… Многих из них я уже встречал, а с княгиней Ирен мы вместе ходили по магазинам и ужинали на острове Капри, но сейчас я чувствовал себя среди всей этой светской публики попросту лишним.

Стюард проводил миссис Кеннеди в ее каюту, мы с Прови проследовали за ними, чтобы убедиться, что с нашей подопечной все будет хорошо. Комната первой леди оказалась обставлена ничуть не менее роскошно, чем любой из многочисленных дворцов, где она останавливалась ранее, а в примыкающей ванной краны в виде дельфинов оказались сделаны из чистого золота. Я даже представить не мог, что такая роскошь вообще возможна, и это оказалось только верхушкой айсберга.

Осматривая яхту, мы с Полом натыкались на все новые и новые удивительные вещи. Спиральная лестница с перилами из оникса, уходящая вверх на высоту трех этажей, – на мозаичном полу у ее подножия была выложена греческая буква «омега». Гостиная с великолепным камином, отделанным ляпис-лазурью, и шкафами, полными редчайших изданий. Бассейн с морской водой на кормовой палубе, мозаика на дне которого копировала похожую из Кносского дворца на Крите. Если гостям хотелось потанцевать, по нажатию кнопки пол бассейна поднимался, вода сливалась, и мозаика оказывалась на одном уровне с остальной частью пола, будто приглашая желающих опробовать ее на прочность.

Хотите выпить? Загляните в бар Ари на главной палубе – круглое деревянное сооружение из обломков затонувшего испанского галеона с отделкой из морского каната. Стулья обтянуты китовой кожей. Ноги и руки можно положить на подлокотники и подставку из резного китового уса с тончайшей золотой инкрустацией. Под стеклом барной стойки – крохотные модели кораблей на фоне морского дна с подсветкой, которые можно было привести в движение щелчком рычага.

На яхте была и библиотека, где стоял настоящий концертный рояль. Нужно срочно уехать? Посадите на яхту вертолет, сядьте в него и улетайте спокойно. А если вам по какой-то маловероятной причине понадобится что-нибудь, чего на яхте нет, можно послать курьера на катере на подводных крыльях, который привезет свежие газеты, почту и любые деликатесы с берега. На этот катер можно сесть и самому, если захочется ощутить под ногами твердую землю, а потом вернуться обратно. Будьте, однако, осторожны: катер срывается с места на огромной скорости и пролетает вниз головой прямо над яхтой, так что вас может укачать – прямо как князя Радзивилла, когда тому пришлось уехать посреди круиза.

Меня и Пола также проводили до нашей с ним общей каюты. Она была расположена где-то в недрах яхты и обычно использовалась для размещения членов команды – но в этой небольшой и довольно тесной комнате вполне уместились две койки, а большего нам было и не нужно. У нас даже был свой собственный гальюн – удивительная щедрость для государственных работников, надо сказать.

– Что думаешь, Пол? – спросил я, когда мы вновь вернулись на палубу и смотрели на удаляющийся берег. – Нам тут еще две недели куковать.

– Поверить не могу, – ответил он, – тут, по-моему, можно всю жизнь прожить и ни разу на берег не сойти.

Он был прав. На «Кристине» даже были свои прачечная и сушильная комната. Мне выдали копию списка с именами, национальностями и номерами паспортов всех, кто имел право находиться на корабле. Тринадцать пассажиров и сорок восемь человек команды – среди последних были парикмахеры, повара, электрики и инженеры.

С точки зрения безопасности яхта была просто идеальным местом: самодостаточный маленький город с известным составом жителей, который не планировалось как-либо менять во время плавания.

Якорь подняли, и «Кристина» медленно поползла в сторону турецкого побережья. Движение почти не чувствовалось, если стоять на палубе. Пол держался рядом с миссис Кеннеди, а я пошел на мостик, чтобы познакомиться с капитаном и узнать маршрут корабля на ближайшие пару дней.

Мы направлялись в Стамбул, столицу Турции, но капитан не знал, есть ли в планах какие-нибудь мероприятия на берегу.

По возвращении я застал миссис Кеннеди на выходе из каюты. Она уже переоделась в легкие льняные брюки и тонкую блузу, повязала волосы шарфом и надела огромные солнечные очки, которые при виде меня подняла на лоб.

– Ну что, мистер Хилл, как вам «Кристина»?

– Очень хорошая яхта, – сказал я и почувствовал, как губы сами складываются в улыбку. – Совсем неплохо.

Она засмеялась; как давно я не слышал ее смеха и как это было приятно!

– Миссис Кеннеди, скажите, пожалуйста, что вы собираетесь делать вечером? А на завтра у вас уже есть планы?

– Мистер Хилл! – Она схватила меня за руки и игриво сжала их. – Перестаньте уже волноваться обо мне и попробуйте просто получать удовольствие! Я приказываю вам и мистеру Лэндису хорошо провести время!

– Спасибо, миссис Кеннеди. Я благодарен вам за заботу, но мне правда нужно знать ваши планы. Мы плывем в Стамбул, но, может быть, вы знаете, что будете делать в городе?

– Я хочу посмотреть Голубую Мечеть и какой-нибудь музей. Поговорите с господином Онассисом – он знает, куда я хотела бы сходить.

– Хорошо. Спасибо, я сейчас же обращусь к нему.

Что ж, кажется, нам с господином Онассисом придется познакомиться поближе. Я вернулся на мостик и сказал капитану, что мне нужно поговорить с владельцем яхты. Тот кивнул и вызвал Онассиса по интеркому.

– Скажи мистеру Хиллу, чтобы пришел в мою каюту, – раздалось из динамика.

Капитан объяснил мне, где это: прямо за штурманским мостиком. Я постучал в дверь, и Онассис тут же распахнул ее.

– Чем могу помочь, мистер Хилл? – спросил он на очень чистом английском, практически без акцента. В списке пассажиров я увидел, что он родом из Аргентины, и очень этому удивился.

– Мне нужно узнать точный маршрут круиза. Миссис Кеннеди сказала, что по этому поводу я могу обратиться к вам.

Он смерил меня внимательным взглядом маленьких умных глаз и ответил с некоторой ленцой в голосе:

– Что ж, мистер Хилл, как вы уже знаете, мы направляемся в Стамбул. Пройдем по Босфору в Черное море и обратно, так что миссис Кеннеди сможет посмотреть и Голубую Мечеть, и дворец Топкапи.

Он не сводил с меня глаз. Может быть, он пытается меня запугать? Не сработает.

– Понятно, господин Онассис. Мне придется сойти с яхты заранее, чтобы удостовериться, что все готово и она будет в безопасности.

– Ладно, будет сделано, – сказал он, – скажу вам точнее, когда свяжусь со своими людьми на берегу.

– Большое спасибо. Просто к сведению: так будет каждый раз, поэтому чем больше информации вы дадите мне заранее, тем лучше.

Я вышел из каюты и отправился обратно на мостик. За нами следили корабли ВМФ США. Сколько ни старался, я не смог увидеть на горизонте ничего подозрительного, но я знал, что они были где-то рядом.

Ближе к вечеру меня поймал Онассис:

– Мистер Хилл, местные власти завтра утром пришлют за вами катер, когда мы будем проходить пролив на пути к Черному морю. Вас привезут на берег и организуют встречу с мистером Брауном, генконсулом США. Этого достаточно?

– Да, сэр, это очень хорошо.

Меня действительно обрадовала его готовность пойти нам навстречу в вопросах безопасности.

Мы с Полом внимательно следили за миссис Кеннеди, но давали ей как можно больше личного пространства. Вместе с другими гостями она насладилась прекрасным ужином под расслабляющую музыку и провела остаток вечера за приятными беседами. Около полуночи она пожелала всем спокойной ночи и ушла к себе в каюту в одиночестве.

На следующее утро, когда «Кристина» вошла в пролив Дарданеллы, с турецкой стороны к яхте подошли две канонерки и катер. С борта корабля для меня спустили лестницу, но день выдался ветреный, и течение мешало рулевому подвести лодку ближе чем на пару метров. У меня не оставалось другого выбора: нужно было прыгать.

Катер прыгал на волнах, словно игрушка: если я до него не допрыгну, меня засосет под днище «Кристины» встречным потоком, и поминай как звали.

Я знал, что Онассис наблюдает за мной с верхней палубы с ехидным нетерпением. Это был тест – первый из многих.

Собрав все силы, я одним большим прыжком перебросил свое тело через зазор и довольно неуклюже плюхнулся внутрь катера. Турецкие моряки помогли мне подняться на ноги, и я почувствовал гордость: я сделал это, я жив и даже вполне цел. Сверху раздался громкий свист. Я задрал голову и увидел на палубе Пола, который показывал мне два больших пальца, ухмыляясь во весь рот.

Высадившись на берег, я отправился на встречу с турецкими чиновниками и генконсулом США Беном Брауном. Пока «Кристина» проплывала через Босфор в Черное море, на другой стороне которого лежат Украина и Россия, и возвращалась обратно, я быстро осмотрел окрестности.

Через несколько часов миссис Кеннеди добралась до берега на одной из лодок «Кристины» в компании Пола Лэндиса и нескольких других пассажиров. Мы с консулом Брауном уже ждали их, приготовив несколько машин и небольшой полицейский эскорт. В это же время несколько отрядов полиции в штатском и форме рассыпались по запланированным для посещения туристическим местам.

На подходе к Голубой Мечети над нашими головами пронесся крик муэдзина, который с вершины минарета призывал правоверных мусульман к молитве. Миссис Кеннеди вместе со всеми остальными гостями надели поверх своей обуви специальные тапочки и вошли в храм. Нам назначили гида, который рассказал об истории здания. Первая леди с удовольствием прислушивалась к его словам, разглядывая выложенные изразцами стены. В какой-то момент она присела на пол, покрытый персидским ковром, скрестив ноги, и стала похожей на несколько сотен молящихся. Гид тем временем перешел к религиозным традициям страны.

Несмотря на то что о путешествии нигде открыто не сообщалось, а о точном маршруте даже я узнал всего несколько часов назад, слухи разнеслись очень быстро, и вокруг нашей компании начали собираться зеваки. Меня удивило огромное количество американских туристов – именно они яростнее всего пытались дорваться до первой леди. Впрочем, турецкая полиция не допустила никаких казусов, и даже более того: они каким-то образом удерживали толпу в разумных пределах.

Из Голубой Мечети мы отправились прямиком в музеи во дворце Топкапи и Софийском соборе. Вокруг нас все еще собирались стайки восхищенных туристов, но миссис Кеннеди полностью игнорировала их, обратив все свое внимание на удивительные экспонаты: изумруды и рубины размером с куриное яйцо, слон из чистого золота в полметра высотой и даже целый золотой трон, инкрустированный изумрудами.

Не стоит и говорить, в какой восторг она пришла.

Трехчасовой визит на берег завершился традиционным турецким кофе в закрытом кабинете, а затем мы вернулись на «Кристину». Я было порадовался окончанию похода, но потом понял, что то же самое ждет меня на протяжении всего круиза. Слишком много народу вокруг, слишком мало времени, слишком много чужих, слишком мало своих… Что ж, по крайней мере, на борту яхты можно было не ожидать удара в спину.

Ночью мы под сильным дождем прошли обратно через пролив Дарданеллы, спустились вдоль побережья Турции и встали на якорь возле острова Лесбос. К утру шторм стих, и миссис Кеннеди смогла поплавать в кристально чистом море, прежде чем яхта вновь пришла в движение. На этот раз мы направились в сторону Крита. До острова предстояло пройти триста миль. Настроение на борту царило самое мирное, и дневные часы прошли за чтением, разговорами и отдыхом на солнце. Миссис Кеннеди в основном разговаривала с сестрой и княгиней Ирен.

Онассис почти не выходил из своей каюты возле мостика. Я провел там довольно много времени за разговорами с капитаном и заметил, что грек постоянно куда-то звонил. Смысл его переговоров от меня ускользал, но, судя по тону голоса, он отдавал кому-то приказы. Он появлялся на публике во время ланча и когда подавали коктейли, но в остальном практически не отлипал от телефона. Общался Онассис со всеми гостями одинаково любезно, не уделяя особенного внимания миссис Кеннеди.

Мы прибыли на Крит в разгар дня. Миссис Кеннеди хотела посетить Кносский дворец, так что я сразу же отправился туда и принялся раздавать приказы. Во время экскурсии по древним руинам минойской цивилизации первая леди внимательно слушала гида, задавая ей множество вопросов, и с интересом разглядывала фрески. Было очевидно, что она хорошо знала историю Древнего мира.

Примерно посередине круиза миссис Кеннеди вызвала меня для приватного разговора. Мы поднялись на самую верхнюю палубу и встали возле дымовой трубы.

– Мистер Хилл, я уже вам говорила, что король Марокко Хасан пригласил меня в Марракеш, когда приезжал с визитом прошлой весной. Я решила принять приглашение. Президент уже обо всем знает. Мы поедем туда прямиком из Афин.

Итак, к маршруту добавился еще и Марракеш. Да уж, с миссис Кеннеди не заскучаешь.

– Прекрасная идея, миссис Кеннеди. Вы уже обсудили перелет и проживание?

– Да, вам не придется об этом беспокоиться. Король Хасан пришлет за нами в Афины свой личный самолет, и мы полетим в Марракеш. Никаких проблем!

Я усмехнулся:

– Конечно, миссис Кеннеди, никаких проблем.

– Скорее всего, Пьер официально объявит об этом через пару дней, но я хотела сказать вам заранее, чтобы вы успели подготовиться. Кроме вас, знают только Ли и Прови, и так и должно оставаться.

– Спасибо, что поделились.

Я понимал, что она не хотела рассказывать другим пассажирам, куда собирается после Афин, и тому были объективные причины. Совсем недавно на границе Алжира и Марокко вспыхнул конфликт, президент наверняка следил за ситуацией, раз уж он знал о планах жены, но мне все равно нужно было как можно быстрее отправить Джианнулиса в Марракеш.

– Как вам круиз? – спросил я.

– Великолепно! Прямо-таки сон наяву! Надеюсь, вам с мистером Лэндисом тоже нравится.

– Да, мы отлично проводим время, – с улыбкой ответил я, – «Кристина» – весьма впечатляющее судно, а вы ведь знаете, как меня трудно впечатлить.

Она встала и сказала:

– Представляю, мистер Хилл. Пойдемте на фуршет. Сегодня мы остаемся на яхте, так что можете расслабиться. Завтра отправляемся на Лефкас, а потом на Скорпиос – личный остров господина Онассиса.

Об острове Онассиса я уже был наслышан. Кому вообще придет в голову покупать целый остров? Скорпиос – часть Ионического архипелага, расположенного на западе от материковой части Греции. Покрытый густым смешанным лесом из сосен, кипарисов и олив, остров насчитывал четыре с половиной мили в диаметре, и больше о нем не было известно почти ничего. Охрана Онассиса не пускала туда никого без особого приглашения.

Там мы остановились, чтобы поплавать и пройтись по острову, но миссис Кеннеди быстро заскучала и захотела вернуться на яхту. Ей не терпелось увидеть исторические достопримечательности. Маршрут предусматривал остановку в Дельфах с экскурсией в знаменитый храм дельфийского оракула. По прибытии в бухту Глифады Онассис объявил, что сейчас покажет пассажирам одно из своих любимых мест в городе. Нужно было организовать машины и охрану, так что я позвонил знакомому греку из госдепартамента по имени Грег, который помогал нам в течение всего круиза, следуя за яхтой по берегу.

Миссис Кеннеди должен был сопровождать Пол, и именно он сел в лодку вместе с ней и Онассисом в качестве рулевого. Я ждал в условленном месте вместе с несколькими водителями и Грегом, спокойно наблюдая за приближающимся катером, но внезапно он резко развернулся и пошел вдоль берега, набирая скорость.

– Черт побери, что он там творит? – заорал я. Грег бросил пару фраз водителям и потянул меня за собой:

– Забирайся, Клинт, поехали!

Я запрыгнул в машину, и мы погнали по берегу вслед за катером. Грег приблизительно понимал, куда может отправиться Онассис, и мы как раз припарковались, когда на горизонте показалась знакомая лодка.

Онассис подвел ее к доку и мрачно уставился на меня. Его смуглое лицо ощутимо побледнело, он явно едва сдерживал ярость. Великого Аристотеля Онассиса перехитрили какие-то агенты!

– Отлично сработано, Клинт, – со смехом шепнул мне Пол.

Без помощи Грега и быстрой реакции водителей я бы до сих пор стоял на берегу в ступоре, пытаясь сообразить, что делать. Это была целиком их заслуга, приписанная мне, и я постарался отблагодарить их так искренне, как только смог.

Миссис Кеннеди тем временем села в машину и томно сказала:

– Вы нас просто спасли, мистер Хилл.

Мне не нужно было ничьей другой похвалы, да и победить Онассиса его же оружием – уже большое достижение.

На ночь мы остались на «Кристине», собирая вещи для отъезда в Марракеш.

Утро прошло в суматохе самых сердечных прощаний и теплых благодарностей. Онассис передал Ли и первой леди несколько прощальных подарков на память о путешествии; в основном это были дорогие украшения. Мы с Полом не унесли с собой ничего, кроме воспоминаний о круизе на одной из самых роскошных яхт в мире и удовлетворения от хорошо выполненной работы. Миссис Кеннеди исполнила свою мечту, а мы помогли ей сделать это в безопасности и комфорте.

Причалив к берегу, мы сразу же поехали в афинский аэропорт и поднялись на борт личного самолета короля Марокко. В нашем распоряжении оказался целый лайнер «Каравелла» вместимостью до сотни пассажиров, который сейчас занимали только Ли, Прови, Пол Лэндис, миссис Кеннеди и я.

Нас ждали новые приключения.

За несколько дней до нашего приезда в Марракеш отправился Кен Джианнулис. Несмотря на объявления в газетах, визит миссис Кеннеди считался неофициальным и кортежа не предусматривал.

Тем не менее марокканский народ с большим энтузиазмом воспринял новость о прибытии американской первой леди, и мы снова получили возможность увидеть, насколько велика ее популярность во всем мире. Женщины в длинных черных одеждах и хиджабах вопили от радости, едва завидев ее, мужчины в традиционных одеждах и тюрбанах вежливо зааплодировали, когда мы въехали в древний город, отделенный от остальной части десятиметровыми стенами. Миссис Кеннеди была в восторге.

По чистой случайности визит первой леди совпал с празднествами по случаю рождения первенца короля Хасана принца Мухаммеда, который родился двадцать первого августа. Мусульмане в Марокко празднуют день рождения ребенка, когда тому исполняется сорок дней.

Я очень беспокоился насчет того, как миссис Кеннеди отреагирует на эту ситуацию. Если бы Патрик выжил, ему сейчас было бы примерно столько же. Первая леди прекрасно справлялась.

– Прекрасно, что они могут устроить такой праздник в честь того, что их сын жив и у него есть будущее. Мы с президентом надеялись, что сможем сделать то же для Патрика, – сказала она мне однажды.

Среди мероприятий был и берберский фестиваль: несколько сотен пустынных кочевников приехали в столицу вместе со всем своим скарбом – палатками, лошадьми, оружием… Они расположились на площадке размером с два футбольных поля. Миссис Кеннеди, Ли, агент Лэндис и я сели под тентом на краю площадки, и кочевники начали танцевать и петь под ритмичный перестук барабанов. Первой леди очень нравились такие представления.

Джианнулис заранее предупредил нас, что лучшие наездники будут показывать свое мастерство боя на лошадях с шашками и пистолетами. Когда я сказал об этом миссис Кеннеди, она воскликнула:

– Ого, как интересно!

Она не взяла с собой фотоаппарат, но Пол Лэндис документировал все путешествие своей камерой.

– Мистер Лэндис, не хотите спуститься туда и пофотографировать? – предложила она агенту. Пол согласился:

– Хорошая идея, миссис Кеннеди, – встал и пошел на арену. На другом конце поля тем временем выстраивались одетые в традиционные костюмы берберы на лошадях.

Вдруг без единого сигнала прогремел выстрел, и всадники бросились вперед, подняв плотное облако пыли. Пол на мгновение скрылся из виду, а за мешаниной голосов, стука копыт, криков и звона стали дозваться его не представлялось возможным. Миссис Кеннеди в ужасе закрыла рот ладошкой:

– О нет!

Когда пыль улеглась, Пол все еще стоял на поле, бледный как смерть, и щелкал камерой всего в полуметре от дерущихся всадников. Мы с миссис Кеннеди рассмеялись от облегчения. Дрожащий и нервно озирающийся Пол среди дерущихся понарошку конных воинов действительно выглядел довольно забавно. Когда он наконец смог на ватных ногах добраться до своего места, я не удержался от подначки:

– Эй, Пол, если тебе надо штаны сменить, то дуй в номер.

– Мистер Хилл, пожалейте бедного мистера Лэндиса! – расхохоталась первая леди. Она никак не могла успокоиться, и смех ее звучал музыкой для моих ушей.

На следующий день мы вылетели в Париж на самолете короля Хасана. Во время обратного полета в Нью-Йорк миссис Кеннеди постоянно вспоминала путешествие и явно пребывала в самом благостном расположении духа.

– Знаете что, мистер Хилл, – сказала она, – президент хочет, чтобы я поехала вместе с ним в Техас. Я сказала, что не поеду, что я еще не готова, но… Сейчас я чувствую себя намного лучше. Я хочу помочь ему. Наверное, поехать все-таки стоит.

Глава 22 Подготовка к Техасу

Когда мы вернулись из Греции и Марокко, миссис Кеннеди старалась проводить как можно больше времени в «Атоке». Каждую пятницу, начиная с 25 октября 1963-го, первая леди с детьми, Мод Шоу и мной улетала на вертолете в эту загородную резиденцию, едва у Кэролайн кончались уроки в школе, а Пол Лэндис и агенты группы «Детки» догоняли нас на машинах с вещами, которые миссис Кеннеди хотела перевезти в новый дом.

Из просторной усадьбы в фермерском стиле, которую первая леди сама спланировала и украсила, открывался потрясающий вид на природные красоты. Вокруг не было ни души, только бескрайние луга, где она могла вволю кататься на любимых лошадях. В «Атоку» перевезли Сардара и Макарони, а также нового пони по кличке Лепрекон – подарок Джону от ирландского народа. Для лошадей были построены роскошные конюшни, и в том же здании разместили штаб-квартиру секретной службы, начинив ее самым современным оборудованием. Работать там было удобно, но соседство с лошадьми напоминало о том, какое место мы занимаем в общей иерархии.

В ту первую пятницу миссис Кеннеди начала вечер с того, что прокатилась на Сардаре. Стояла дивная осенняя погода, и с выгодной позиции из-за дома я мог видеть все тридцать девять акров, принадлежавших Кеннеди.

Глядя на то, как первая леди скачет галопом по лугам, двигаясь как единое целое со своим ненаглядным Сардаром, пока ветер развевает ей волосы, я подумал: вот по чему она тосковала больше всего. Круиз на «Кристине», без сомнения, получился великолепным, но такой восторг на ее лице появлялся только во время верховой езды.

Когда она вернулась, я ждал у конюшен вместе с человеком, которого наняли присматривать за лошадьми. Спрыгнув с Сардара, миссис Кеннеди протянула поводья конюху и попросила меня прогуляться с ней до дома.

Мне всегда казалось, что в костюме для верховой езды и без косметики она выглядит прелестнее всего, особенно когда бодрящая поездка заставляла ее лицо обрести естественный румянец. Но в тот момент, несмотря на очевидное удовольствие от воссоединения с Сардаром, что-то в ее выражении меня насторожило.

– Я вам уже говорила, что мы с президентом собираемся ехать в Техас, – сказала она, пока мы брели к усадьбе.

– Да, я помню. – Я начинал догадываться, о чем будет наш разговор.

– Что ж, после того случая с Эдлаем Стивенсоном я подумываю изменить планы.

Миссис Кеннеди дружила с Эдлаем Стивенсоном – постоянным представителем США в ООН, которого днем раньше засыпали оскорблениями в Далласе во время речи о мире во всем мире. Позже, когда он вышел из зала, участники акции протеста против ООН набросились на него с транспарантами, а кто-то даже его оплевал. В итоге полиции пришлось применить против демонстрантов силу, и приятного в этом происшествии было немного.

– Да, я об этом слышал, – ответил я.

– Вчера я ужинала у Рузвельтов, и они старались отговорить меня от поездки в Техас, особенно в Даллас. А вы как думаете?

Всего пару дней назад она так ждала этого путешествия, а теперь вдруг почти передумала. Я сомневался, что дело действительно было в Эдлае Стивенсоне.

– Вы точно не пытаетесь избежать визита на ранчо Джонсонов? – спросил я с улыбкой.

Секретари президента еще работали над планом поездки, но я слышал, что вице-президент Линдон Джонсон и его жена уже пригласили президентскую чету остаться на ночь в их загородном поместье близ Остина. Миссис Кеннеди взглянула на меня и рассмеялась.

– Да, этого я, конечно, побаиваюсь, но, в самом деле, – продолжила она серьезным тоном, – мне интересно ваше мнение. Как вы считаете, действительно ли атмосфера в Далласе настолько враждебна по отношению к президенту, что там с нами могут обойтись как с Эдлаем?

– Случиться может что угодно, миссис Кеннеди, – ответил я. – Но, полагаю, в Далласе, Хьюстоне и Техасе в целом сейчас не более опасно, чем в любом другом южном штате.

– Полагаю, кажется довольно глупым волноваться из-за путешествия по собственной стране, когда я не так давно побывала в Индии, Пакистане и Марокко, не так ли?

– Ничего глупого в этом нет, миссис Кеннеди. Я не хочу, чтобы вы испытывали дискомфорт по какому-либо поводу. Впрочем, если вам интересно мое мнение, я повторюсь: в Техасе вы с президентом можете чувствовать себя в полной безопасности.

– Что ж, мне уже гораздо лучше. – Она взяла меня за руку. – Спасибо вам, мистер Хилл. Вы всегда подбираете правильные слова.

Следующие несколько дней мне казалось, что она все еще колеблется, но седьмого ноября пресс-секретарь Белого дома Пьер Сэлинджер сделал следующее заявление:

«Миссис Кеннеди будет сопровождать президента на протяжении всей поездки в Техас. Они посетят Хьюстон, Остин, а также, вероятно, Сан-Антонио, Форт-Уорт и Даллас».

Теперь все было официально: мы отправляемся в Техас.

После летних уроков в Гианнис-Порт Кэролайн превратилась в умелую наездницу, и они с миссис Кеннеди вместе катались на лошадях едва ли не каждый день. Трехлетний Джон в это время носился по лесу в ковбойских сапогах и солдатском шлеме. Агенты поставили на опушке армейскую палатку, и Джон часами возился в ней с игрушечными мечами и пистолетами, вовсю командуя мисс Шоу, своей «военной медсестрой».

По субботам, едва заслышав шум приближающегося вертолета – современной модели из ангаров регулярной армии или Корпуса морской пехоты, которая непременно была украшена наверху белой полосой в честь президента, – Джон сходил с ума от восторга. Вертолеты он любил больше всего, особенно когда они везли домой его отца. Все мы с удовольствием подыгрывали малышу, салютуя в адрес «генерала Джона», когда на нем была военная форма, а он салютовал в ответ, смеясь во весь голос. Правда, честь он всегда отдавал левой рукой, и сколько бы мы ни пытались научить его использовать правую, это не помогало.

На выходных перед Днем ветеранов[20] миссис Кеннеди сказала сыну, что в понедельник папа отведет его на особенную церемонию, где он увидит, как маршируют настоящие солдаты. Она попыталась объяснить, что папа – главнокомандующий всеми американскими войсками, поэтому солдаты будут ему салютовать.

– Когда ты увидишь, что солдаты отдают папе честь, – сказала она Джону, – можешь сделать то же самое.

Когда президент возлагал цветочный венок к могиле Неизвестного солдата на кладбище в Арлингтоне, за малышом присматривал агент Боб Фостер. Позже он рассказал мне: «Ты не поверишь, но когда знаменосцы отдали честь президенту, Джон мгновенно повторил их жест и использовал правую руку. Я так гордился малышом».

Через два дня, 13 ноября, Джону довелось увидеть еще одно военное представление: на южной территории Белого дома выступали волынщики «Черной стражи» – 3-го пехотного батальона Шотландской армии. Этот полк был славен и своими музыкантами, и тем фактом, что некогда его солдаты первыми среди британских войск стали носить килты. Легендарный военный ансамбль гастролировал в то время по Соединенным Штатам, и миссис Кеннеди пригласила их дать концерт на лужайке перед Белым домом. Чтобы обеспечить шотландцам благодарную аудиторию, она собрала свыше полутора тысяч школьников из малоимущих семей и пригласила сотрудников Белого дома с их родственниками. На выступление пришли и толпы журналистов – скорее не затем, чтобы послушать волынщиков, а чтобы сфотографировать президента и миссис Кеннеди с приглашенными детьми.

Вечер выдался по-ноябрьски холодным и хмурым, и, хотя сами шотландцы носили традиционные клетчатые килты, зрители были закутаны в зимние пальто, шапки и перчатки. Президент и первая леди вышли на лужайку поприветствовать гостей, и, пожав руку командиру полка, президент произнес короткую речь, в которой восхвалил гордую историю горцев «Черной стражи» и упомянул, что их главнокомандующей была сама королева-мать Великобритании. Колко заметив, что в Войне за независимость США шотландская пехота сражалась против нас, он более серьезным тоном призвал помнить о том, как часто «Черная стража» выступала нашим союзником: в Первой мировой, во Второй мировой, в Корейской войне.

– История Шотландии заинтриговала меня еще в юности, – сказал президент Кеннеди. – Мы, американцы, в каком-то смысле любим безнадежные положения, а Шотландия неоднократно в таковых оказывалась. Тем не менее она справлялась со всеми трудностями – возможно, сейчас об этом говорить можно с большей уверенностью, чем когда-либо. Мы считаем огромной честью принимать в Белом доме представителей этой великой страны.

Зрители проводили президента и миссис Кеннеди овацией, и они поднялись по ступеням Южной галереи к Джону и Кэролайн, которые терпеливо ждали родителей. Все собравшиеся наблюдали, как они занимают свои места, а когда Кэролайн запрыгнула к отцу на колени, фотографы принялись безудержно щелкать камерами. Семейство Кеннеди нечасто появлялось на публике в такой непринужденной домашней обстановке, и зрители были рады увидеть уютную картину, которую мне доводилось наблюдать на регулярной основе.

Как только семья президента устроилась в креслах, начался концерт. И что это был за концерт! Шотландцы, одетые в знаменитые килты с сине-зелено-черной расцветкой, белые туфли и роскошные головные уборы из черных страусиных перьев, устроили перед Белым домом поистине незабываемое представление. Трубы, тромбоны, тубы и барабаны создавали гармоничный фон для тревожных стонов волынок, а сами музыканты во время игры безупречно маршировали и танцевали с мечами наперевес в такт традиционным шотландским мелодиям. Те, кому посчастливилось присутствовать на концерте, запомнят его на всю жизнь. В свою очередь, было заметно, что солдаты «Черной стражи» сочли невероятной честью выступление в Белом доме на глазах у семьи президента и самого Кеннеди, который под их музыку пальцами отстукивал ритм на коленях.

В среду, 20 ноября, мы с миссис Кеннеди вернулись в Белый дом после очередных долгих выходных, проведенных в «Атоке». Следующим утром мы вылетали в Техас, и, пока первая леди занималась подбором гардероба, мне нужно было получить последние сведения о логистике и мерах безопасности. Я спустился из своего офиса в командный пункт секретной службы и обнаружил там Флойда Боринга и Роя Келлермана – двух помощников Джерри Бена, нашего руководящего агента. Бен взял несколько дней отпуска, и эти двое временно были моими начальниками.

– О, Клинт, – поприветствовал меня Флойд, едва я зашел в офис. – Мы как раз обсуждали поездку в Техас.

– Отлично, я здесь именно затем, чтобы о ней поговорить. – Я показал свою копию повестки. – Весьма амбициозные планы.

Агенты взглянули друг на друга, а затем Флойд сказал мне:

– Закрой-ка дверь.

Офис секретной службы нередко закрывался для посторонних лиц на время обсуждения конфиденциальных вопросов, и мне было любопытно, что же стряслось на сей раз.

– Слушай, Клинт, – продолжил Флойд. – Ты ведь знаешь, что мы только-только вернулись из Флориды?

– Ну да. Если я не ошибаюсь, президент побывал на мысе Канаверал, в Тампа-Бэй и Майами.

– Именно. И в Тампе кое-что произошло, о чем тебе следует знать. Не думаю, что известие успело дойти до «Атоки».

Я покачал головой. Всю информацию я получал по радио, и ничего необычного, кажется, мне не сообщали.

– В Тампе у нас был большой кортеж, – продолжил Флойд, – и мы решили посадить двух ребят на багажник автомобиля – просто на всякий случай.

Я кивнул. В этом тоже не было ничего необычного, и, более того, заднюю часть президентского лимузина, прозванного нами «100-Х», специально для этой цели оборудовали подпорками и поручнями. Когда вокруг собирались толпы людей, агенты должны были находиться как можно ближе к президенту.

– Так вот, на багажнике ехали Чак Зборил и Дон Лоутон, – сказал Флойд. – Но на полпути, когда народу стало поменьше, президент приказал агентам слезть с машины.

– Правда? – На моей памяти, президент Кеннеди никогда не шел наперекор рекомендациям своей спецгруппы. – Почему он так решил?

– Он сказал, что у него вот-вот начнется предвыборная кампания, и ему невыгодно выглядеть так, будто он шагу ступить не может без охраны. Все это я к тому, что отныне ты забираешься на багажник только в самых экстренных случаях.

– Все ясно, – кивнул я.

Мы перешли к обсуждению предстоящей поездки, самочувствию миссис Кеннеди и моим прогнозам относительно того, как она справится с путешествием. Все мы были удивлены, узнав, что она собирается ехать, но и Боринг, и Келлерман признали, что президент и первая леди стали гораздо ближе друг к другу после смерти Патрика, и решили, что появление на публике может пойти ей на пользу. Не было никаких сомнений, что оно пойдет на пользу и президенту: его рейтинги в ключевых южных штатах резко упали, и перед выборами следовало учитывать самые незначительные факторы.

Я вернулся в свой кабинет и присел за стол, чтобы снова перечитать повестку.

Отъезд из Белого дома был назначен на 10:45, и к 13:30 по местному времени мы прилетим в Международный аэропорт «Сан-Антонио». Оттуда – кортеж до военно-воздушной базы «Брукс», посещение президентом открытия нового авиационно-космического медицинского центра. Кортеж до военной базы «Келли-Филд», перелет в Хьюстон. Прибытие в Хьюстон – 17:00. Кортеж до отеля «Райс». Короткая речь президента и миссис Кеннеди. Кортеж до спортивной арены «Сэм Хьюстон Колизеум», где состоится банкет в честь техасского конгрессмена Альберта Томаса. Отбытие в аэропорт на машине – 21:45. Перелет в Форт-Уорт. Прибытие в Форт-Уорт – 22:45. Кортеж от базы «Карсуэлл» до города. Прибытие в отель «Техас» – 23:05.

Девять с половиной часов беспрерывных путешествий. Пять кортежей в трех крупных городах. Если будет стоять такая же погода, президент и миссис Кеннеди поедут в машине с открытым верхом. День намечался напряженным для всех участников, и это был лишь первый из трех: впереди нас ждали Даллас и Остин с таким же напряженным расписанием. Внезапно я подумал, не следует ли отговорить миссис Кеннеди от поездки. Она очень ждала ее и искренне хотела помочь мужу с предвыборной кампанией, но такой график не мог ее не утомить. Я ужасно боялся, что, едва восстановив силы, она снова перестанет улыбаться.

Глава 23 Тот самый день в Далласе

Белый дом гудел, как улей, когда я приехал туда в восемь утра 21 ноября. Решение миссис Кеннеди сопровождать президента придало поездке новую окраску: она еще не совершала путешествий по стране в статусе первой леди, и мы хотели, чтобы все прошло как по маслу.

Я немедленно спустился в отдел перевозок, расположенный в Западном крыле, и оставил там свой багаж – теперь мне не придется волноваться о чемодане, и он встретит меня уже в номере техасского отеля. На Борту номер один вещи, как правило, не терялись.

Без двадцати одиннадцать я услышал, как на Южную лужайку приземляется вертолет. Потушив сигарету, я взял портфолио со всеми документами о предстоящей поездке и направился в Дипломатическую приемную дожидаться посадки на борт.

Как всегда, никто не отреагировал на появление военного вертолета на лужайке перед Белым домом с бóльшим восторгом, чем малыш Джон, который прибежал в приемную в сопровождении агента Боба Фостера. Вслед за ними пришли президент и миссис Кеннеди.

– Эй, Джон, – позвал я, – ты с нами на вертолете?

По его личику расплылась широченная ухмылка.

– Ага! Смотри! – Он ткнул пальцем в застекленные двери. – Вон он!

Его энтузиазм был заразительным, и все мы рассмеялись. В последнее время президент взял привычку брать с собой Джона на короткий перелет до базы «Эндрюс» и обратно, когда он сам улетал по делам, – настолько ему нравилось доставлять радость сыну. Я даже не знаю, кому из Джонов Кеннеди эти путешествия нравились больше.

Опустив вертолет на землю, пилот остановил роторы, и по сигналу военно-морского адъютанта мы цепочкой направились к вертолету, который временно стал Бортом номер один.

Перелет до «Эндрюса» занял всего шесть минут, а там нас уже ждал президентский самолет с запущенным двигателем, которым управлял полковник Джим Суиндэл. Самолет был окрашен в сине-серебристо-белые тона, которые предложила миссис Кеннеди, а на корпусе красовались жирные буквы, гласившие: «Соединенные Штаты Америки». Иногда я хотел ущипнуть себя: настолько трудно было поверить, что мне так часто выпадает возможность летать на Борту номер один. В самолет допускали только президента, его непосредственное окружение и агентов, которые в тот день несли службу. Пол Лэндис и другие наши сменщики добирались на запасном самолете, а агенты, которые заступят на дежурство в полночь, вылетели в Форт-Уорт заранее, чтобы подготовить все к нашему вечернему прибытию.

День был распланирован до последней минуты, и, поскольку мы и так запоздали с отлетом, медлить было нельзя.

– Ну все, Джон, до скорого, – сказал президент и наклонился, чтобы обнять сына.

– Я хочу с ва-а-ами, – проскулил тот. В его глазах стояли слезы.

Миссис Кеннеди поцеловала его в щеку и сказала:

– Мы улетаем всего на пару дней, милый. А потом вернемся, и как раз будет твой день рождения. – Вытирая слезинку с его щеки, она добавила: – Может быть, мы тебе устроим сюрприз.

Это Джона нисколько не успокоило – он уже плакал навзрыд. Его желанию полететь с папой и мамой на большом самолете не было предела. Наклонившись к сыну, президент Кеннеди ласково похлопал его по бедру:

– Джон, все будет как сказала мама – мы вернемся через несколько дней.

Он взглянул на Боба Фостера, который уже устроился на сиденье рядом с Джоном:

– Вы ведь приглядите за Джоном, мистер Фостер?

– Конечно, господин президент. Буду только рад.

Президент и первая леди вышли из вертолета, а рыдания Джона все не унимались. Перед тем как выбраться вслед за ними, я посмотрел по сторонам и проверил, не осталось ли в салоне забытых вещей.

– Пока-пока, Джон, – сказал я на прощание, – развлекайся с мистером Фостером, хорошо? Мы вернемся через пару дней.

Вернемся через пару дней…

Когда мы летели в Сан-Антонио, я сидел в заднем салоне пассажирской кабины с Роем Келлерманом, ассистентом руководящего агента спецгруппы «Белый дом».

Сорокавосьмилетний Келлерман был назначен старшим агентом на время поездки: в то время как мне поручали сохранность миссис Кеннеди, ему надлежало неотрывно обеспечивать безопасность президента. В секретной службе он работал уже двадцать третий год, и для всех нас он был примером для подражания. Он подходил к делу ответственно и методично, что позволяло ему подниматься по карьерной лестнице при каждом из четырех президентов: Франклине Д. Рузвельте, Трумэне, Эйзенхауэре и теперь Кеннеди. Из всех нас Келлерман выглядел наиболее угрожающе: ростом под два метра, с убеленными сединой черными волосами, загаром и стальным взглядом. Президент Кеннеди доверял ему безоговорочно.

Стюарды Борта номер один разнесли по кабинам ланч. Перекусить всегда было полезно, потому что никто не знал, когда в рабочей суматохе нам, агентам, доведется поесть в следующий раз, и если появлялась такая возможность, следовало в буквальном смысле хвататься за нее зубами. В 13:30 по местному времени мы приземлились в аэропорту Сан-Антонио, и я подошел к окну посмотреть, что нас там ожидает.

– Только посмотри на эту толпу, – сказал я Келлерману. – Готов поспорить, там не меньше пяти тысяч.

– И это только аэропорт, – заметил он, поднимаясь с места. – По последним известиям, полиция ждет не меньше ста двадцати пяти тысяч человек по пути следования нашего кортежа.

С подобным мы еще не сталкивались, и я надеялся, что миссис Кеннеди удалось отдохнуть в полете. День намечался долгим. Из кабины президента она вышла в белом костюме с короткими рукавами; ее талию обтягивал узкий черный пояс, а руки по локоть закрывали белые перчатки. Зная, что нам предстоит ехать в кабриолете, она надела черную беретку, чтобы волосы не растрепал ветер.

Появление президента и первой леди на трапе было встречено бурной овацией. Внизу их уже ожидали вице-президент и миссис Джонсон, а также губернатор Джон Конналли и его супруга Нелли. Каждый знал свое место во время этой церемонии: мы спланировали все до последней минуты, а подобные встречи президента в аэропорту всегда были практически одинаковыми.

Президент и миссис Кеннеди поприветствовали собравшихся жестами и улыбками, а агенты заняли свои позиции, окружив их со всех сторон – не совсем вплотную, но всегда на расстоянии вытянутой руки. Неподалеку уже ждал наш лимузин, но за ограждением люди продолжали выкрикивать слова поддержки и размахивать плакатами «Кеннеди – на второй срок!», и президент, оставаясь верным себе, не смог удержаться от того, чтобы подойти к ограждению и пожать руки своим сторонникам. Миссис Кеннеди удивила меня, последовав за ним: раньше она никогда не выходила к людям и, напротив, стремилась этого избегать. Я держался поблизости от нее, пока она осторожно протягивала руку в толпу на радость дамам, которые кричали: «Джеки! Джеки!»

Миссис Кеннеди говорила мне, что собирается помочь мужу, и сейчас я наблюдал один из способов это сделать. Я вспомнил наш разговор в «Атоке» и ее сомнения перед поездкой.

«Как вы считаете, действительно ли атмосфера в Далласе настолько враждебна по отношению к президенту, что там с нами могут обойтись как с Эдлаем?» «Уж точно не здесь, в Сан-Антонио», – подумал я. Вряд ли бывает более дружелюбная и восторженная публика.

Автомобили нашего кортежа уже выстроились в процессию согласно предписаниям Белого дома, которые обязаны были знать все агенты секретной службы. В Сан-Антонио заранее направили две машины: лимузин президента и автомобиль секретной службы. Вице-президент же и другие сопровождающие лица ехали на машинах, арендованных на месте.

Через несколько минут президент на прощание помахал собравшимся рукой, и они с миссис Кеннеди заняли свои места в лимузине, где уже сидели губернатор Конналли с женой.

Темно-синий лимузин секретной службы «SS-100-X», который мы использовали с марта 1961-го, был разработан специально для таких кортежей. Более высокотехнологичного автомобиля для официальных поездок президента не существовало. Изначально это был стандартный кабриолет «Линкольн», над которым по заявке секретной службы поработали в мастерских «Форда» и «Хесс и Айзенхард». Расстояние между осями увеличили с трехсот сорока сантиметров до четырех метров, тем самым сделав пассажирский салон более вместительным; сзади появилось дополнительное откидное сиденье; был установлен гидравлический подъемник, позволявший президенту при желании приподнять свое кресло на тридцать сантиметров, а для обращений к публике машину оснастили акустической системой.

Разумеется, у этого автомобиля было несколько съемных крыш – металлическая, откидная и прозрачная из плексигласа. За спиной у водителя закрепили поперечную металлическую конструкцию, позволявшую фиксировать одну из этих крыш. Машину мы использовали два с половиной года, и нам уже стало ясно, что вышеупомянутая конструкция служит удобной опорой для президента, если во время путешествия у него возникает желание подняться на ноги и помахать людям, но в то же время ее наличие делает практически невозможным быстрое перемещение агента с переднего сиденья в пассажирский салон.

Еще одним недостатком этого уникального лимузина был тот факт, что после всех модификаций его вес увеличился с двух тонн и трех центнеров до трех с половиной тонн, а специально разработанный для машины двигатель мощностью 350 лошадиных сил адекватно функционировал в обычных условиях, но не позволял автомобилю быстро ускориться.

С точки зрения секретной службы наиболее полезным в работе элементом были специальные поручни на багажнике и подножки на заднем бампере, с помощью которых два агента могли всегда находиться от президента и его спутников на расстоянии вытянутой руки. Впрочем, как мне сказали днем ранее, на сей раз президент не желал видеть дополнительную охрану на багажнике.

Руководящий агент всегда ехал на правом переднем сиденье президентского лимузина, а остальные сотрудники секретной службы следовали за машиной на просторном кабриолете «Кадиллак» 1956 года выпуска, который мы прозвали «Полузащитником». Его мы тоже модифицировали: теперь он вмещал до девяти человек и был оборудован специальными панелями по краям, встав на которые можно было наблюдать за толпой с удобной позиции. Эти панели также способствовали эффективному перемещению агентов из автомобиля и обратно, а поручни на раме ветрового стекла помогали быстрее забираться в салон.

В ограждение, отделявшее передние сиденья лимузина от пассажирского салона, был встроен ящик, где хранилось дополнительное оружие. В тот день там лежала винтовка «AR-15». Обычно президент и миссис Кеннеди вместе ехали на самых задних сиденьях, а их спутники занимали откидные кресла напротив. На сей же раз по неизвестной причине миссис Конналли села к ним, оставив на откидном сиденье одного губернатора. День был солнечным и безоблачным – идеальная погода для появления на публике, идеальная погода для того, чтобы ехать без крыши, как президенту Кеннеди нравилось больше всего.

Казалось, что понаблюдать за кортежем пришла половина Сан-Антонио. Люди заполонили улицы от аэропорта до военно-воздушной базы «Брукс», встречая президента криками, возгласами и приветственными плакатами «Джек и Джеки».

Я ехал в «Полузащитнике», который следовал сразу за лимузином, вместе с другими агентами из спецгруппы президента, чья смена длилась с восьми утра до четырех вечера. Я стоял на левой боковой панели «Кадиллака» рядом с водителем, Сэмом Кинни, что позволяло мне находиться поближе к миссис Кеннеди, которая сидела на левой стороне пассажирского салона, а также следить за поведением толпы. Один агент стоял позади меня, еще два – на правой панели, еще два находились на заднем сиденье, а Эмори Робертс, начальник смены, сидел справа от водителя.

Проезжая по улицам Сан-Антонио, мы нередко видели настолько плотные скопления народа, что люди выходили прямо на проезжую часть. Я нередко видел, как в подобных ситуациях люди начинают лезть к машинам и мирный кортеж в одночасье превращается в хаотическую неразбериху. Поэтому, завидев особенно густые толпы, я спрыгивал с «Кадиллака» и догонял президентский лимузин, чтобы в любой момент защитить миссис Кеннеди от посягательств. Бежать рядом мне приходилось то квартал, то целую милю. Спрыгнуть с машины, пробежаться с лимузином, вернуться в «Кадиллак», запрыгнуть на боковую панель. И так все пятнадцать миль. Мои «флоршеймы» в тот день немало потрудились.

На военно-воздушной базе «Брукс» нас встретили приветственными возгласами еще девять тысяч человек. Президент выступил с речью в честь открытия авиационно-космического медицинского центра, что завершило нашу программу в Сан-Антонио, и, сев обратно в машины, мы направились на базу «Келли», где нас уже ждали Борт номер один, самолет вице-президента и запасной самолет.

К этому моменту на службу заступили агенты, работавшие с четырех вечера до полуночи, а дневная смена под командованием Эмори Робертса улетела в Хьюстон готовиться к прибытию президента. У нас с Полом Лэндисом сменщиков не было, и мы продолжали работать: я сопровождал кортеж, а Пол поехал вперед.

Мы расселись по самолетам и отправились в Хьюстон – перелет занял тридцать пять минут. На Борту номер один президент ликовал от того, как гладко прошла первая часть нашего путешествия. Приземление в Хьюстоне прошло по тому же шаблону – в частности, у трапа нас снова приветствовали вице-президент и губернатор с супругами.

В хьюстонском аэропорту было едва ли не вдвое больше людей, чем в Сан-Антонио. Президент и миссис Кеннеди, как и в прошлый раз, по собственной инициативе подошли к ограждению лично поблагодарить собравшихся за столь теплый прием.

Видимо, так выборы и выигрываются – нужно пожать как можно больше рук и надеяться, что этот жест завоюет еще один голос. Миссис Кеннеди казалась мне усталой, но, похоже, она действительно наслаждалась происходящим.

Вскоре наш кортеж отправился к отелю «Райс». У нас не хватило времени перевезти сюда «SS-100-X» и «Кадиллак» секретной службы, но они будут ждать нас в Далласе на следующий день. В Хьюстоне же приходилось пользоваться арендованными кабриолетами «Линкольн». В машине президента для всех не хватало места, поэтому глава государства, миссис Кеннеди и губернатор вынуждены были втискиваться на заднее сиденье, а миссис Конналли кое-как уместилась впереди между агентом Биллом Гриром и старшим агентом Келлерманом.

Агенты следовали за президентом в таком же стандартном кабриолете «Линкольн», и для работы в условиях кортежа он оказался не особенно пригодным. Мне пришлось сидеть на раме, обхватив ногами дверь, а когда людей на улицах становилось слишком много, я свешивал ноги из машины, чтобы в случае чего успеть спрыгнуть вовремя. Позиция была чертовски неуклюжей и неудобной, но уж лучше сидеть так, чем всю дорогу бежать возле президентского автомобиля.

Возле отеля «Райс» президента и миссис Кеннеди встретила еще одна восторженная толпа. После нескольких рукопожатий они поднялись в свой люкс, чтобы несколько часов отдохнуть перед вечерней частью программы.

Волосы миссис Кеннеди к этому моменту совсем растрепал ветер, а в ее глазах была заметна некоторая усталость.

– Как вы себя чувствуете, миссис Кеннеди? – спросил я. – Все в порядке?

– Да, мистер Хилл, все хорошо. День был такой дивный, не правда ли? Впрочем, боюсь, что к вечеру у меня отвалятся ноги, если я сейчас не передохну.

– Конечно, отдыхайте. Я всегда к вашим услугам.

Я дежурил возле дверей в их номер вместе со старшим агентом Роем Келлерманом, впуская и выпуская посетителей. К президенту Кеннеди заглянули его особые советники и давние друзья – Кен О’Доннелл и Дэйв Пауэрс, а к миссис Кеннеди зашла Мэри Галлахер. Отдохнув, они пообедали и сменили гардероб, после чего президент позвал к себе в номер Линдона Джонсона и его супругу. Вскоре вице-президент и миссис Джонсон отправились на ужин Лиги объединенных латиноамериканских граждан[21], который также проходил в отеле «Райс».

Согласно повестке, президент и первая леди должны были появиться на этом приеме в 20:20. На моей копии расписания миссис Кеннеди написала красной ручкой: «Речь?»

Чета Кеннеди вышла из номера в 20:40, перешучиваясь с Кеном О’Доннеллом и Дэйвом Пауэрсом.

На миссис Кеннеди красовалось элегантное платье из черного вельвета, с длинными рукавами и почти отсутствующим вырезом, что позволяло выделяться на темном фоне ее жемчужному ожерелью. Она подправила свой макияж, а ее волосы были вновь идеально уложены. Выглядела она неотразимо.

В коридоре выстроились сотрудники отеля, и президент с улыбкой поприветствовал их, когда они с миссис Кеннеди направились к лифту. Его рука нежно поддерживала ее локоть.

Мы с Келлерманом проводили их на банкет Лиги, проходивший на втором этаже, и появление президента всех удивило. После короткой приветственной речи президент дал слово супруге, которая обратилась к аудитории на испанском. Гостям это понравилось настолько, что они проводили ее бурной овацией и кричали: «Viva Jackie!» и «Viva Kennedy!», а глава государства любовался супругой и явно гордился ею.

Из отеля «Райс» мы поехали в «Сэм Хьюстон Колизеум», где проходил вечер в честь конгрессмена Альберта Томаса. Когда президент выступил с речью, мы немедленно направились обратно в Международный аэропорт Хьюстона и вновь сели на Борт номер один. Мы вылетели из города в 22:15, и следующей остановкой на нашем пути была военно-воздушная база «Карсуэлл», расположенная неподалеку от Форт-Уорта.

Через пятьдесят минут мы приземлились, и президента в очередной раз официально встретили вице-президент Джонсон и его жена. Часы показывали 23:05, и меня удивило, что, несмотря на столь поздний час, в аэропорту собрались тысячи людей, в том числе маленькие дети. Публика была шумной, энергичной и определенно собиралась голосовать за Кеннеди.

Подойдя к ограждению и поблагодарив встречающих за столь эмоциональное приветствие, президент и миссис Кеннеди сели в автомобиль. Мы снова пользовались арендованными «Линкольнами», но в столь поздний час крышу пришлось опустить, и в автомобиле стало еще теснее, чем в Хьюстоне.

По пути следования кортежа нам тут и там попадались люди, но больше всего народу скопилось у отеля «Техас», когда мы подъехали туда за десять минут до полуночи. На улице и парковке перед отелем было не меньше четырех тысяч человек.

Я не мог поверить своим глазам.

На дворе стояла ночь, а все эти люди все равно собрались здесь, только чтобы одним глазком взглянуть на президента и первую леди? Да они с ума сошли! Стоило нашим подопечным выйти из машины, как толпа обезумела, но президент бесстрашно шагнул навстречу своим поклонникам, а за ним и мы с миссис Кеннеди.

В конце концов мы со старшим агентом Келлерманом проводили главу государства и его супругу в люкс № 850, удостоверились, что никаких проблем нет, и уступили пост ночной смене.

Этот день получился долгим для всех нас.

Я спустился в фойе, рассчитывая чем-нибудь перекусить. Стрелки показывали час ночи по местному времени, а мой внутренний хронометр, привыкший к другому часовому поясу, утверждал, что было уже два. Я ничего не ел тринадцать часов и потому жаждал добраться до большого сочного бургера с жареной картошкой. Ни о чем, кроме еды, я в тот момент думать уже не мог.

В холле я встретил Пола Лэндиса и других агентов с запасного самолета, а также нескольких представителей прессы. Все они тоже умирали от голода. Неподалеку находился клуб прессы Форт-Уорта, и газетчики пригласили нас пойти с ними. Среди них я заметил своего хорошего знакомого Мерримэна Смита из «Юнайтед Пресс Интернешнл», который сказал мне:

– Идем-идем, Клинт. Мы тебя хорошенько накормим.

Уже на месте оказалось, что в клубе закончилась еда, и мне пришлось довольствоваться виски с содовой, арахисом и пачкой сигарет. Поблизости располагалось местечко под названием «Селлар-клаб», но и там мы не нашли ничего, кроме какого-то домашнего сока, пить который было невозможно. Пришлось возвращаться голодным и расстроенным в свой номер рядом с президентским люксом.

Я позвонил диспетчеру Белого дома и попросил, чтобы меня разбудили в шесть утра, а затем – администраторам отеля, заказать сытный завтрак к 6:45. Я отключился, едва моя голова коснулась подушки. День у меня выдался безумным.

Телефонный звонок прервал мой сон ровно в шесть – на диспетчеров Белого дома всегда можно было положиться. С улицы доносился какой-то шум, и я выглянул в окно посмотреть, что происходит. Оказалось, что под проливным дождем уже собралась толпа, ждущая появления президента. По расписанию он должен был выйти из отеля не раньше половины девятого, а люди уже пришли и стояли под ливнем. Меня никогда не переставала удивлять популярность президента Кеннеди и его жены. Люди их просто обожали.

Я побрился, принял душ и без пятнадцати семь наконец-то дождался завтрака. Горячий черный кофе, яичница с беконом и картофельная запеканка пришлись как нельзя кстати, так что едой я насладился сполна.

Потом я упаковал вещи в чемодан, чтобы ребята из отдела перевозок смогли отправить его на ранчо Джонсона в Остине, где мы собирались остаться на ночь, и вышел из номера к люксу Кеннеди.

Президент вышел в сопровождении Пауэрса и О’Доннелла и поприветствовал нас с Роем Келлерманом и Эмори Робертсом, которые поджидали его в холле.

– Доброе утро, господа. Хорошо спалось?

– Доброе утро, господин президент, – ответили мы.

– У нас снаружи внушительная аудитория, – сказал Дэйв Пауэрс, ненавязчиво подгоняя президента.

– Что ж, тогда пора идти.

Пару минут спустя я услышал женские крики и оглушительные аплодисменты: видимо, президент Кеннеди вышел из отеля. Сам я остался на посту охраны поблизости от дверей люкса, чтобы миссис Кеннеди и зашедшая к ней Мэри Галлахер смогли спокойно собраться и подготовиться к поездке.

В 9:10 зазвонил телефон: меня искал агент Билл Данкан, который был в ответе за подготовительные мероприятия.

– Клинт, президент хочет, чтобы вы с миссис Кеннеди спустились на завтрак – прямо сейчас!

– Вас понял, скоро будем.

Я проверил расписание миссис Кеннеди и обнаружил напротив пункта «Завтрак» красную галочку и приписку, сделанную ее рукой: «Дж. К. не придет».

Ну что ж, подумал я, планы иногда меняются.

Зайдя в люкс, я позвал:

– Миссис Кеннеди, президент ждет вас на завтрак. Вы готовы?

– Проходите, мистер Хилл, – ответила она, не обращая внимания на тон моего голоса. Я зашел в спальню первой леди, где Мэри торопливо паковала ее чемодан. Сама же миссис Кеннеди была одета в знаменитый розовый костюм с темно-синим воротником.

Я видел, что она еще не полностью готова. Спускаться на завтрак она не собиралась.

– Доброе утро, Клинт. Надеюсь, вы выспались, – жизнерадостно сказала она.

– Да, но впереди очередной долгий день, – отозвался я, пытаясь не казаться назойливым.

– Я и не представляла, насколько утомительной бывает предвыборная кампания. Наверное, потому, что не принимала участия в прошлой.

– Миссис Кеннеди, я вынужден повторить: президент хочет, чтобы вы пришли на завтрак.

– Этого не было в моем расписании, – ответила она.

– Знаю, миссис Кеннеди, но прямо сейчас вы очень нужны президенту.

Она взглянула в зеркало:

– Ну что ж, хорошо, мне нужно только надеть шляпку.

На серванте лежала розовая шляпка-таблетка под стать костюму. Миссис Кеннеди надела ее, поправила перед зеркалом и попросила Мэри помочь ей с пуговицами на перчатках. Теперь она была готова. Я открыл дверь, и, покинув люкс, мы направились к лифту.

Пол Лэндис уже поджидал нас в вестибюле.

– Доброе утро, мистер Лэндис, – улыбнулась ему первая леди.

– Доброе утро, миссис Кеннеди. Сегодня вас снова ждет насыщенный день.

– Да, но вечером мы сможем отдохнуть, не так ли?

Мы вошли в лифт и спустились на нижний этаж. Я быстро шел вперед, миссис Кеннеди следовала за мной, а Пол замыкал цепочку. Когда мы вошли в Бальный зал, раздались аплодисменты.

Каждый квадратный метр пространства был занят длинными столами, за которыми сидело множество людей – по моим прикидкам, не менее двух тысяч человек. Проходя мимо них, я краем уха улавливал восхищенные возгласы: «Какая она милая!», «Вживую она еще красивее, чем на фото!».

Я проводил первую леди до возвышения, а там ее усадили во главу стола. К трибуне выступил президент Кеннеди и заговорил:

– Два года назад я представился аудитории как «человек, который сопровождал миссис Кеннеди в поездке в Париж». Здесь, в Техасе, я порой чувствую себя точно так же, как тогда.

По залу пронесся смешок, и он добавил, бросив взгляд на жену:

– Никому не интересно, во что одеты мы с Линдоном!

Миссис Кеннеди зарделась и опустила глаза, пряча свою фирменную озорную улыбку. Президент в своей неповторимой манере явно дал первой леди понять, что недоволен ее опозданием, обратив ситуацию в шутку, и аудитория с удовольствием приняла это. После завтрака президентская чета приняла подарки, и мы проводили их обратно в номер. До отъезда в Даллас оставалось около получаса.

В Форт-Уорте слегка моросило, так что Келлерман позвонил агенту Уинну Лоусону, который занимался подготовкой в Далласе, чтобы узнать погоду. От этого зависело, будет ли на лимузине стоять плексигласовая прозрачная крыша или нет. На ее установку уходило довольно много времени, так что Сэм Кинни, агент, ответственный за средства передвижения, хотел знать об этом заранее.

Лоусон сказал, что небо проясняется и к нашему приезду дождя точно уже не будет. Келлерман приказал передать Сэму, чтобы тот снял крышу.

Во время правления Кеннеди это никого не удивляло. Берлин, Дублин, Гонолулу, Тампа, Сан-Антонио, Сан-Хосе, Коста-Рика – куда бы ни отправился президент, он всегда ездил в официальных кортежах с открытой крышей, если только на улице не было дождя или сильного ветра. Он хотел быть как можно ближе к народу, показывая людям, что он – один из них. Такая тактика принесла ему всеобщую любовь и победу на выборах, и теперь ему нужно было остаться на второй срок.

В 10:40 утра мы покинули отель и направились на авиабазу «Карсвелл», где нас ждали Борт номер один, самолет вице-президента и борт запаса. Дождь прекратился, так что крыши автомобилей были опущены.

Все тридцать минут пути нас сопровождали огромные толпы, да и на самой базе оказалось очень много народу. После финальных прощаний наконец-то настало время вылета.

Агенты из президентской группы сдали дежурство в восемь утра, так что я сел в самолет вместе с Келлерманом и сменой, которая работала до четырех утра следующего дня. Пол Лэндис вместе с отработавшими свое агентами летел в дополнительном самолете. Борт вице-президента и борт сопровождения должны были прибыть в аэропорт на несколько минут раньше Борта номер один. Вице-президент и губернатор, как и вчера, собирались встретить президента и миссис Кеннеди у трапа. Ночная смена агентов тем временем уже отправилась бы в Остин, на ранчо губернатора, чтобы организовать там встречу и подготовить комнаты для ночевки.

Взяв на борт последнего пассажира, самолет взлетел, и всего через пятнадцать минут мы уже сбрасывали скорость на аэродроме «Лав-Филд» в Далласе.

За забором из сетки-рабицы шумела толпа. Я посмотрел на часы и записал время прибытия в маленьком ежедневнике, который всегда носил с собой: 11:40 утра по центральному стандартному времени.

Президент и миссис Кеннеди вышли из самолета через заднюю дверь; народ взревел от восторга. Повсюду развевались флаги, люди аплодировали и кричали. В общем, встреча в Далласе мало чем отличалась от таковой в любом другом техасском городе. У подножия трапа стояли вице-президент, мистер Джонсон и мэр Далласа Эрл Кейбл с супругой. Я стоял буквально в полушаге от них и наблюдал, как миссис Кейбл преподнесла первой леди огромный букет красных роз. Было довольно странно в каждом новом городе видеть один и тот же ритуал. Сейчас, например, вице-президент с супругой расстались с президентом и его женой всего полчаса назад. Впрочем, в начале избирательной кампании государственные лица делают все, чтобы сохранить и укрепить свой положительный образ, и большую роль в этом играют красивые фотографии.

Первым пунктом программы в Далласе стояла Торговая площадь, где президента и миссис Кеннеди уже ждали две тысячи шестьсот человек, которые специально приобрели билет на совместный ланч с первыми лица государства. Из Форт-Уорта в Даллас можно было добраться на машине, но вместо этого мы отправились на авиабазу «Карсвелл», сели на Борт номер один, долетели до аэропорта «Лав-Филд» и уже оттуда выехали на место произнесения речи. Такие усилия ради пары фотографий президентской четы у трапа самолета и организации пафосного кортежа лично мне казались пустой тратой времени и денег, но я смотрел на это с точки зрения охраны. Успешный политик явно знает, что делать, чтобы завоевать народную любовь.

Президент тут же подтвердил это: едва выбравшись из приветственного коридора, он направился в самую гущу толпы. Миссис Кеннеди, не колеблясь, последовала за мужем, все еще сжимая в руках букет. Мы с Полом старались держаться как можно ближе и непрерывно оглядывались, высматривая признаки возможной беды. Наша подопечная тем временем вместе с президентом прошла вдоль забора, здороваясь с собравшимися за руку. Через пять минут толпа пришла в совершеннейший восторг.

Время поджимало, и они наконец заняли свои места в президентском лимузине «SS-100-X». Миссис Кеннеди села на самое заднее сиденье слева, президент – справа, затем губернатор и миссис Конналли откинули боковые стулья и расположились впереди: мистер Конналли прямо перед президентом, его супруга – перед миссис Кеннеди.

Вел машину агент Билл Грир: чистокровный ирландец, верующий католик и хороший друг президента. Говорил он с резким провинциальным акцентом, но это не мешало всем окружающим смеяться в голос над его шутками. Более того, именно он лучше всех остальных разбирался в устройстве лимузина. Грир успел побывать вместе с этой машиной во множестве городов мира и хорошо знал, как она ведет себя в самых разных условиях. Усадив его за руль, мы могли быть уверены в том, что жизнь президента в надежных руках.

Руководящий агент Келлерман сел в машину, заняв правое переднее пассажирское сиденье. Я сам встал рядом с миссис Кеннеди, одной рукой держась за дверь машины, и, как обычно, принялся разглядывать зевак, когда Грир наконец тронулся. До меня донесся голос Келлермана:

– Копьеносец и Кружевница отбыли.

До полудня оставалось пять минут.

Во главе кортежа ехал обычный седан без опознавательных знаков под управлением главы полиции Далласа Джесса Карри и с нашим агентом Уинном Лоусоном на переднем сиденье. Билл Грир ориентировался именно на эту машину.

Первые пару минут, пока толпа не начала редеть, я шел пешком рядом с машиной, прикрывая собой миссис Кеннеди. Когда Грир набрал скорость, мне пришлось отстать и запрыгнуть в следующую машину кортежа.

За рулем автомобиля секретной службы сидел агент Сэм Кинни. Ему следовало держаться как можно ближе к машине президента, не отставая дальше чем на полтора метра. Оба водителя уже очень давно работали с первыми лицами, так что мы полностью доверяли их опыту. Справа от него на пассажирском сиденье расположился помощник руководящего агента Эмори Робертс. Сзади сидели Джордж Хикки, который отвечал за оружие, Глен Беннет из разведки и адъютанты президента Кен О’Доннелл и Дэйв Пауэрс. Пол Лэндис и Джек Рэди прикрывали правую сторону лимузина, готовые спрыгнуть с борта машины и броситься наперерез опасности. За левую сторону отвечали я сам и Тим Макинтайр. Кроме того, я нес ответственность за безопасность миссис Кеннеди.

Четыре офицера полиции Далласа на мотоциклах, по паре с каждой стороны, сопровождали нас от Мокингберд-лейн до Леммон-авеню. С их помощью создавался дополнительный барьер, сдерживающий толпу, но, как правило, президенты редко пользуются именно такой схемой охраны. Из-за шума мотоциклетных моторов разговаривать в машинах становится очень сложно.

Поначалу народу на улицах было немного, так что агент Лоусон попросил шефа Карри прибавить скорость. Билл Грир последовал за ним, а вместе с президентским лимузином ускорился и наш «Линкольн». Агент Кинни умело держал идеальное расстояние между машинами, не сводя глаз с бампера едущего впереди «SX-100».

Я невольно восхитился его мастерством. Сэм много лет провел за рулем, большую их часть – в составе кортежей, подобных нашему, и за все это время не допустил ни одной аварии.

По мере приближения к деловому центру Далласа толпа на улицах росла: по пути начали появляться большие группы людей с плакатами и транспарантами. Один из них гласил: «Пожалуйста, мистер Президент, остановитесь и поздоровайтесь с нами!» Естественно, президент Кеннеди не мог не воспользоваться такой возможностью и сразу же попросил Билла притормозить. Люди с плакатом тут же рванулись к машине, и все агенты, включая Роя Келлермана, вскочили со своих мест. Мы были на службе, мы обязаны были защитить президента – но тот уже встал в полный рост и с широчайшей улыбкой пожимал руки всем подряд. Он явно наслаждался этим.

Миссис Кеннеди сперва напряглась, увидев облепившую машину толпу, но почти сразу заулыбалась и принялась в такт мужу махать рукой и принимать знаки внимания.

У каждого агента был свой способ спрыгивать с движущейся машины. На самом деле переместиться с движущегося объекта на твердую плоскость, не упав при этом, довольно сложно, и чем быстрее едет машина, тем сложнее. Чтобы не растянуться посреди улицы, нужно иметь очень хорошее чувство баланса и сильные ноги. Например, чтобы выпрыгнуть из «Линкольна» на ходу, нужно бросить все свое тело вперед со скоростью, равной скорости автомобиля, – а это не каждому под силу. Если нужно было запрыгнуть обратно в машину, то приходилось очень хорошо просчитывать каждое движение: любая неосторожность грозила обернуться падением прямо под колеса.

В центре города люди и вовсе заполонили все вокруг: повсюду мелькали флаги и транспаранты и раздавались приветственные крики.

Шум толпы смешивался с рычанием моторов, и от всей этой какофонии путались мысли. Мне не нравилось, что миссис Кеннеди так далеко от меня. Без особых раздумий я спрыгнул с борта своей машины, добежал до лимузина и забрался в самый задний отсек. Президент обернулся на мгновение, но ничего не сказал. Я знал, что ему не нравилось, когда в лимузине ехали агенты, но работа была для меня превыше всего. Потом разберемся, если понадобится.

Когда толпа чуть поредела, я вновь вернулся на свое место в машине сопровождения.

Сразу после поворота на Мейн-стрит количество зевак вокруг резко увеличилось. По обеим сторонам улицы люди стояли в десять-двадцать рядов, занимая и тротуары, и проезжую часть. Билл Грир старался вести машину по левой стороне, чтобы держать президента, сидящего справа, как можно дальше от толпы. Мотоциклисты из эскорта с трудом прокладывали себе путь и постоянно отставали от кортежа.

Миссис Кеннеди, которая была на левом заднем сиденье, оказалась, таким образом, беззащитна перед толпой. Поняв это, я вновь спрыгнул с «Линкольна» и забрался в лимузин, чтобы быть поближе к ней.

Скрючившись в багажнике, чтобы не сильно выделяться, я сканировал глазами собравшихся. Повсюду были люди – кричащие, свистящие, аплодирующие… Люди на крышах, люди на балконах и даже люди на пожарных лестницах. В домах на Мейн-стрит в тот день нельзя было найти ни одного закрытого окна.

Президент снова бросил на меня недовольный взгляд, но промолчал. До самого конца Мейн-стрит, пока машина не повернула направо, к Хьюстон-стрит, я оставался на месте. К этому моменту толпа вновь поредела, и я успел заметить, что с правой стороны были какие-то офисные здания, а слева, кажется, мелькнул какой-то сквер: несколько бетонных колонн и газон, по которому прогуливалось несколько человек.

Я обернулся, прикинул расстояние до машины сопровождения, отпустил ручку, спрыгнул на асфальт и одним текучим движением занял свое место на левой двери «Линкольна».

Прямо перед нами, у поворота на Хьюстон-стрит, вырос семиэтажный дом из красного кирпича. Открытые окна не показались мне чем-то необычным: сегодня весь город открыл окна, чтобы поглазеть на кортеж. Приближался крутой поворот на Элм-стрит. Из-за длины лимузина Гриру пришлось заранее сбросить скорость. Наша машина была не сильно короче, поэтому и Кинни постарался пройти поворот помедленнее.

Когда весь кортеж выехал на Элм-стрит, шеф полиции прибавил скорость до десяти миль в час. Я повернул голову, чтобы посмотреть на левую сторону сквера, откуда-то справа и сзади вдруг раздался громкий шум.

Президент Кеннеди в своей машине зажал рукой горло и начал клониться налево.

Я спрыгнул на асфальт и бросился к лимузину. Из головы резко улетучились все мысли, оставив только рефлексы: в президента стреляют, его нужно защитить, нужно быть рядом. Нужно закрыть стрелку обзор, пусть даже своим собственным телом.

В тот момент для меня не имело значения ничего, кроме жизней своих подопечных. Потом мне рассказали, что сразу после первого выстрела был и второй, но я его не услышал за ревом мотоциклов и собственным топотом.

Осталось чуть-чуть… Миссис Кеннеди тянется к мужу… Я почти на месте…

Буквально в паре шагов от лимузина я услышал третий выстрел, который прозвучал так, будто рядом со мной бросили на землю что-то хрупкое и пустотелое. В ту же секунду голова президента взорвалась фонтаном крови, осколков костей и кусочков мозга. Все это полетело в меня: в лицо, на одежду, в волосы.

Я не замедлил шаг: наверняка стрелок на этом не успокоился бы. Дотянувшись до ручки, я крепко ухватился и собрался поставить ногу на уступ, но тут Билл Грир нажал на газ. Машина дернулась, и я соскользнул обратно на асфальт; пытаясь успеть за ускоряющимся лимузином, я побежал, но держать темп становилось все сложнее. Не знаю, как именно, но в какой-то момент я смог подпрыгнуть и опереться на ступеньку. Миссис Кеннеди тем временем встала со своего места и потянулась назад, в багажник.

Что она делает? Что с ней?

Машина набирала скорость.

Господи, она же сейчас упадет!

Она смотрела куда-то сквозь меня полными ужасами глазами, но ничего не видела, всем телом устремившись вперед.

Она хочет достать кусочек головы президента, вдруг понял я.

Я бросился вперед, схватил ее за руку и толкнул обратно на сиденье.

Тело президента вздрогнуло и завалилось налево, головой прямо на колени миссис Кеннеди.

Я заглянул на пассажирские места: прямо в пустые закатившиеся глаза трупа. При желании я мог рассмотреть содержимое головы президента во всех деталях.

Содержимое головы президента, бог ты мой.

– Господи, ему же полголовы отстрелили! – завизжала миссис Кеннеди.

Повсюду была кровь. Пол машины покрывали фрагменты кости и мозга, а лужа крови под ногами становилась все заметнее.

– В больницу! Гони в больницу! – крикнул я Биллу.

Втиснувшись между правым и левым задними сиденьями, я, как мог, попытался закрыть своим телом миссис Кеннеди и президента на случай новых выстрелов. Левой рукой я держался за раму левой двери, левой ногой уперся в правую раму, а правую вытянул наружу. Повернуться назад из такой позы было довольно сложно, но я все-таки показал ребятам в машине сопровождения знак «палец вниз» свободной рукой и замотал головой. Они должны понимать, насколько все серьезно.

После этого пришлось вернуться взглядом к жуткой картине внутри лимузина: Нелли Конналли, скрючившаяся над своим мужем, и миссис Кеннеди, баюкающая голову президента на коленях.

– Джек… Джек, что они с тобой сделали…

Я не мог думать ни о чем, кроме больницы. Успеем ли мы доехать вовремя? «Жми, Билл, жми!»

Он не дышит… «Держитесь, мистер президент. Держитесь. Господи, за что ей еще и это?»

Именно тогда меня впервые пронзила мысль, которая до сих пор не дает мне покоя: как я допустил, чтобы с ней случилось еще и это?

Шеф Карри чуть сбросил скорость ведущей машины, чтобы узнать, что случилось. Билл Грир крикнул ему:

– Везите нас в больницу! Срочно!

Карри тут же дал по газам и вырвался вперед. Мы выехали на многополосное шоссе и набрали приличную скорость: шестьдесят, семьдесят, восемьдесят километров в час… Я все еще прикрывал собой пассажиров, упираясь руками и ногами из последних сил, но не собираясь сдаваться.

Я повернул голову, и мои очки тут же куда-то улетели.

Губернатор Конналли приподнялся, и только сейчас я осознал, что ему тоже досталось.

Время будто остановилось, и поездка до госпиталя заняла целую вечность, но в конце концов лимузин остановился у дверей реанимации. Табличка на въезде гласила: «Мемориальный госпиталь Паркленд».

На часах было 12:34. С момента первого выстрела на Дили-Плаза прошло всего четыре минуты.

Сэм Кинни всю дорогу следовал за нами. Когда кортеж остановился, из машины сопровождения выскочил Эмори Робертс, бросил всего один взгляд на президента Кеннеди и сказал:

– Я забираю своих и передаю им Джонсона.

Все агенты слышали выстрелы, и им было понятно, что это – самое мудрое решение на данный момент. Нас никто не ожидал, и агент Лоусон побежал в приемный покой за носилками и помощью. Когда он вернулся с каталками и санитарами, первым делом мы занялись губернатором Конналли, так как президента нельзя было вытащить из машины, не сложив боковое откидное сиденье.

Миссис Конналли проявила удивительное мужество и настояла на том, чтобы пойти в палату вместе с мужем. Миссис Кеннеди же так и не сдвинулась с места, все еще обнимая то, что осталось от головы президента.

– Миссис Кеннеди, – осторожно позвал я, – позвольте нам помочь президенту.

Она ни за что не хотела его отпускать. Я попробовал снова:

– Пожалуйста, миссис Кеннеди. Отпустите его. Его нужно забрать в госпиталь.

На этих словах она подняла голову и уставилась на меня невидящим взглядом пустых глаз. Она определенно была в шоке, но я вдруг понял, что мешало ей отпустить мужа. Она не хотела, чтобы президента видели в таком состоянии. Президента нельзя никому показывать.

«Хорошо, миссис Кеннеди», – одними глазами сказал я, снял пиджак и укрыл им голову и плечи мистера Кеннеди. – «Видите, миссис Кеннеди? Теперь его никто не увидит. Теперь все нормально».

Так и не промолвив ни слова, она медленно разжала руки.

Мы с другими агентами – Уинном Лоусоном, Роем Келлерманом и Дэйвом Пауэрсом – тут же подхватили безжизненное тело президента и переложили его на каталку.

Всего три выстрела на Дили-Плаза на четыре дня остановили для нас весь мир.

Глава 24 Госпиталь Паркленд

В вихре белых халатов мы промчались мимо второй операционной, куда уже поместили губернатора Конналли, и завезли носилки с президентом в операционную номер один. Миссис Кеннеди крепко вцепилась в ручку каталки, не сводя взгляда с тела мужа, все еще прикрытого моим пиджаком.

Кто-то потянулся снять пиджак, я тут же сжал руку первой леди и твердо сказал:

– Миссис Кеннеди, нам с вами лучше подождать снаружи.

– Нет, – мотнула головой та, – я останусь с ним.

Рой Келлерман поманил меня:

– Клинт, позвони в Белый дом, расскажи, что случилось, и не вешай трубку.

Я внимательно посмотрел на миссис Кеннеди. Не хотелось оставлять ее в таком состоянии, но Келлерман говорил дело. Нужно было сообщить начальству о происшествии. Оставив Пола Лэндиса у дверей операционной, я подошел к ближайшему телефону и набрал прямой номер АТС Далласа. Оттуда меня должны были соединить с Белым домом.

– Говорит Клинт Хилл. Соедините меня с офисом Джерри Бена в Вашингтоне и не вешайте трубку.

Едва в трубке раздался голос Джерри Бена, руководителя спецгруппы «Белый дом», из операционной выскочил Рой Келлерман и выхватил у меня трубку. Он начал объяснять, что произошло десять минут назад, но вдруг вслед за ним из палаты выглянул врач.

– Какая у президента группа крови?

– Первая, резус положительный, – рявкнул Келлерман.

Медик кивнул и скрылся в дверях, предварительно выпустив миссис Кеннеди. На ее лице так и остались подсыхать брызги крови, но она никак на это не реагировала. Испугавшись, что она сейчас упадет в обморок, я подошел ближе. Лэндис крикнул:

– Принесите стул для миссис Кеннеди!

Госпиталь гудел, как потревоженный улей: агенты, врачи и полицейские носились туда-сюда, не останавливаясь ни на секунду. Кто-то принес стул, я мягко подтолкнул к нему первую леди и сказал:

– Миссис Кеннеди, присядьте.

Она послушно села. На мгновение мы встретились взглядами, и пустота в ее прекрасных карих глазах едва не разбила мне сердце. Для нее сейчас не существовало ничего, кроме боли. Невыносимой, ужасной боли.

Из комнаты вновь выглянул врач и объявил:

– Он все еще дышит!

– То есть он может выжить? – вскочила со своего места миссис Кеннеди.

Господи, только не отвечайте ей», – подумал я. Я прекрасно видел, что произошло.

Повисло тяжелое молчание, но тут Келлерман, мгновенно насторожившийся от новости о том, что президент еще жив, поманил меня трубкой. Оставив миссис Кеннеди на попечение Пола, я подошел к телефону.

– Клинт, что произошло? – спросил Джерри Бен. Не сводя глаз с первой леди, я собрал все свое хладнокровие и произнес:

– В кортеж стреляли. Все случилось слишком быстро. Джерри, ситуация хуже некуда. Готовьтесь к худшему.

Джерри не успел ответить: в разговор вклинился связист:

– С агентом Хиллом хочет поговорить генеральный прокурор.

Генеральный прокурор Роберт Кеннеди. Брат президента.

– Клинт, что у вас там случилось?!

Все еще наблюдая за миссис Кеннеди, я повторил:

– В кортеж стреляли. Президент очень серьезно ранен. Врачи им занимаются. Губернатора Конналли тоже задело.

– Что значит «серьезно ранен»? Насколько все плохо?

В голове вновь возникла картинка головы президента, разлетающейся на куски, словно перезрелый арбуз. Безжизненное тело на коленях миссис Кеннеди. Пустой, мертвый взгляд. Брызги крови и мозгов по всей машине. Как сказать человеку, что его брата только что убили?

Я отвернулся от миссис Кеннеди, сжал трубку покрепче, закрыл глаза и проговорил:

– Хуже уже некуда.

Агенты из группы президента, которые ожидали прибытия кортежа на площади, примчались в госпиталь Паркленд, как только им сообщили о выстрелах. С ними приехал и адмирал Джордж Беркли, личный врач президента. Автобус со свитой ехал в хвосте кортежа, поэтому доктор Беркли не знал, насколько все серьезно, пока не заглянул в операционную лично.

Врачи делали все возможное, чтобы спасти президента, но я понимал, что надежды нет. Когда доктор Беркли наконец вышел из операционной, по его лицу все было понятно без слов. Миссис Кеннеди тут же встала и сказала:

– Я иду к нему.

Медсестра попыталась ее остановить, но доктор Беркли сделал той знак и проводил первую леди в палату. По крайней мере, она смогла побыть с мужем в его последние минуты.

Откуда ни возьмись появились двое священников и юркнули в операционную.

– В операционную только что вошли двое священников, – сказал я Джерри Бену, который все это время оставался на связи. Может быть, они смогут хотя бы немного утешить миссис Кеннеди. Они хотя бы знают, что нужно сказать.

Через минуту из палаты вышел агент Рой Келлерман и хрипло сказал:

– Священник только что соборовал президента. Пока что никому официально сообщать нельзя, но президент мертв.

Мне не требовалось дополнительного подтверждения: с такими ранами не выживают. Тем не менее услышать это… У меня перехватило дыхание.

– Клинт, что там? – нетерпеливо спросил Джерри Бен по телефону. – Что говорит Келлерман?

Я сделал глубокий вдох.

– Президент мертв, Джерри. Это не для широких масс, но президент мертв.

На другом конце провода повисла тишина. Джерри Бен был главой спецгруппы президента с момента инаугурации Кеннеди и практически не расставался с ним все три года службы. Постепенно у них сложились очень хорошие отношения, чем-то похожие на наши с миссис Кеннеди. Президент доверял ему во всем. Как раз перед началом избирательной кампании Джерри решил взять отпуск, чтобы разгрести домашние дела. Это был его первый отпуск за три года – и вот труп мистера Кеннеди лежит в больничной палате.

Мир, может быть, и остановился, но нам нужно было как-то жить дальше. В голове вновь зазвучали слова Бобби: «Насколько все плохо?»

– Джерри, – сказал я, – тебе стоит сообщить генеральному прокурору и другим родственникам президента. Они должны узнать об этом не из газет.

Президент мертв. Господи, неужели президент мертв…

Кенни О’Доннелл, один из лучших друзей мистера Кеннеди и глава его кабинета, ехал в машине сопровождения. На него было страшно смотреть.

– Клинт, позвони в похоронное бюро. Нам нужен гроб.

Гроб. Гроб для президента. Для мужа миссис Кеннеди…

По крайней мере, теперь у меня появилось дело. Если я полностью погружался в работу, страшные картины на некоторое время отступали, но стоило мне отвлечься или просто бросить взгляд на первую леди, которая все еще не смыла кровь, как в голове вновь всплывал удаляющийся лимузин, резкий звук выстрела и тонкая рука, тянущаяся куда-то в багажник машины.

Отогнать видения и взять себя в руки получалось, только если мне отдавали четкий приказ. Я брался за все, что мне предлагали сделать, и, наверное, только полное сосредоточение на своих задачах помогло мне пережить тот ужасный день.

Разыскав одного из администраторов больницы, я спросил:

– Где у вас морг? Нужно заказать гроб.

Мужчина кивнул и пригласил меня в свой крохотный кабинет. Оставив мне номер похоронного бюро О’Нила, которое, по его словам, было лучшим в городе, он ушел, давая мне возможность поговорить в тишине.

Чуть дрожащей рукой я набрал номер.

– Алло? Нужно доставить гроб к выходу из реанимации госпиталя Паркленд. Прямо сейчас. Выберите самый лучший, какой только у вас есть.

– Как вас зовут, сэр?

– Меня? Меня зовут Клинт Хилл. Запишите. Самый лучший гроб, какой только найдете, ясно?

Боже мой.

– Он для президента. Для президента Кеннеди.

Я повесил трубку и вышел в коридор. Пол Лэндис все еще стоял у дверей операционной, буквально излучая уверенность в себе и спокойствие. Как он умудрялся оставаться безразличным? Как все мы умудрялись не поддаваться эмоциям?

Из палаты вышла миссис Кеннеди в сопровождении священников.

– Благодарю вас, – сказала она и внимательно посмотрела каждому из них в глаза. – Большое вам спасибо.

Я направился к ней.

Из-за угла доносился голос Эмори Робертса, который приказывал отправить несколько агентов на «Лав-Филд». Нужно было эвакуировать и оцепить аэропорт.

– Только наши люди и местная полиция, остальных – вон. Позвоните полковнику Суиндалу и скажите, что мы возвращаемся в Вашингтон.

Посмотрев на часы, я понял, что гроб должны привезти с минуты на минуту. Мы возвращались в Вашингтон, взяв с собой президента в гробу.

Я вернулся в комнату с телефоном и снова набрал АТС Далласа.

– Говорит Клинт Хилл. Срочно соедините с Бобом Фостером.

Пока я ждал, когда линию переключат на Боба Фостера, главного по детской группе, в голове вновь начали всплывать жуткие воспоминания. Я снова и снова проигрывал в уме последние слова президента, обращенные к трехлетнему Джону-младшему.

«Мистер Фостер, будьте любезны, присмотрите за Джоном, пока меня не будет».

Джон будет ждать вертолет. Каждый раз, когда снаружи пролетал или приземлялся вертолет, он бросался к окну в полной уверенности, что увидит отца. На этот раз, однако, его отец прибудет домой в гробу.

«Мистер Фостер, присмотрите за Джоном, пока меня не будет».

Вместе с Фостером мы решили, что Джона и Кэролайн пока что следует отправить в Джорджтаун к матери миссис Кеннеди. Там они будут в безопасности, а Джон не будет дергаться от звуков вертолета. Повесив трубку, я пару секунд постоял, борясь с самим собой, а затем все-таки вышел в коридор.

Миссис Кеннеди сидела на простом складном стуле с прямой спинкой, который кто-то, видимо, вынес для нее из офиса. Она выглядела так одиноко. С ней был Пол, вокруг суетились люди, но горе будто окутало ее невидимым и непробиваемым коконом. Как же мне хотелось хоть как-то облегчить ее боль!

Ко мне подошел Эмори Робертс и заговорил:

– Клинт, нам нужно посадить вице-президента Джонсона на Борт номер один и вылететь в Вашингтон. Неизвестно, что еще может произойти, так что безопаснее будет покинуть город.

– Звучит разумно, – ответил я.

– Он хочет забрать с собой миссис Кеннеди. Скажи ей.

– Она ни за что не оставит президента, но я попробую.

Я посмотрел на нее, и сердце снова сжалось. Она выглядела такой хрупкой.

– Миссис Кеннеди, вице-президент Джонсон вылетает в Вашингтон и предлагает вам поехать с ним.

Она вскинула голову, и я успел прочитать ответ по глазам даже раньше, чем она произнесла:

– Скажите вице-президенту, что без президента я никуда не поеду.

С такой железной уверенностью трудно было спорить.

– Хорошо, миссис Кеннеди.

Я вернулся к Робертсу и передал ему ответ первой леди. Тот мгновенно нашел решение: вице-президент с супругой отправятся в аэропорт и сядут в самолет, но никуда не полетят, пока миссис Кеннеди не согласится отправиться с ними.

Вскоре привезли гроб, я подписал счет и вместе с другими агентами вкатил его в палату. Пол, Кен О’Доннелл и Дэйв Пауэрс пытались закрыть эту сцену от взгляда миссис Кеннеди, но она все поняла. Ее лицо вновь исказила болезненная гримаса, я мог лишь молча сочувствовать ей, потому что сделать больше ничего было нельзя.

Никто не понимал, кто стоит за убийством президента. Одинокий безумец? Заговор? Будут ли они преследовать вице-президента и других государственных лиц?

Было, однако, понятно, что чем скорее мы выберемся из Далласа и вернемся в Белый дом, тем лучше. Тем не менее Джонсон отказывался ехать без миссис Кеннеди, а миссис Кеннеди требовала забрать тело президента.

Это создавало дополнительные проблемы: недавно прибывший коронер[22] округа Даллас настаивал на том, что тело президента нельзя вывозить из госпиталя, пока не будет проведено вскрытие по всей форме. Закон штата Техас требовал, чтобы тело человека, умершего насильственной смертью, оставалось в юрисдикции того района, в котором было совершено убийство, пока не проведено вскрытие.

Умершего насильственной смертью, значит. Убийство президента – явно не обычный случай насильственной смерти.

Официальная процедура заняла бы несколько часов, а то и дней. Мы никак не могли так долго ждать.

Рой Келлерман, Кен О’Доннелл и Дэйв Пауэрс попытались убедить представителя властей Техаса в том, что если дело касается президента страны, то логично будет передать его тело для вскрытия в столицу.

Представитель властей Техаса игнорировал их доводы.

Спор разгорался все сильнее, и атмосфера ощутимо накалилась. Судьба тела президента решалась в узком больничном коридоре. Мы с Полом Лэндисом переглянулись и кивнули друг другу. Что бы там закон Техаса ни гласил, тело президента поедет в Вашингтон вместе с нами.

В операционной тем временем укладывали предмет обсуждения в гроб.

У входа в реанимацию уже ждал катафалк, предоставленный похоронным бюро О’Нил. За рулем сидел агент из группы президента Энди Бергер. Пока я проверял коридор между операционной и катафалком, Пол оставался рядом с миссис Кеннеди. В конце концов власти Техаса сдались и позволили нам забрать тело в Вашингтон с одним условием: в полете его должен сопровождать квалифицированный медик, который затем вернется в Даллас и даст необходимые показания.

– У нас есть такой человек, – сказал я, – адмирал Джордж Беркли, личный врач президента.

На этом спор закончился.

Миссис Кеннеди молча следовала за гробом и не проронила ни слова, пока мы заносили его в катафалк, помогали забраться внутрь доктору Беркли и закрывали двери.

Закончив с гробом, я повернулся к ней и осторожно взял ее за руку.

– Миссис Кеннеди, если хотите, мы поедем в машине сопровождения сразу за катафалком.

Она покачала головой:

– Нет, мистер Хилл. Я поеду только с президентом.

Я снова открыл дверь, подсадил внутрь первую леди и забрался сам вслед за ней. Так мы и сидели весь путь – в тесноте, чуть ли не на корточках, в заляпанной кровью одежде. Своеобразный почетный караул у тела президента Соединенных Штатов: адмирал Беркли, миссис Кеннеди и я.

«Лав-Филд» полностью закрыли от публики, и агент Энди Бергер смог подъехать на катафалке к самому трапу борта номер один. Я помог миссис Кеннеди выбраться, и к нам тут же подскочил Пол Лэндис, который ехал в машине сопровождения.

Экипаж самолета уже убрал несколько задних сидений, чтобы гроб уместился в пассажирском отсеке. Нам же предстояло занести его по трапу наверх.

Пол остался с первой леди, а я пошел помочь своим коллегам. С максимально возможным почтением и аккуратностью, в полном молчании, мы несли тяжелый бронзовый гроб по узким ступеням трапа. Все присутствующие были совершенно раздавлены. Каждый из нас отлично понимал, чем именно занимается, и это заставляло прокручивать в голове события дня. Шаг за шагом мы внесли гроб на площадку перед входом, и тут выяснилось, что он не пролезает в дверь.

Выбора не было: нам пришлось отломить ручки и со скрипом буквально впихнуть последнее пристанище президента внутрь самолета. Миссис Кеннеди молча наблюдала снизу.

Когда гроб установили на месте, первая леди поднялась в самолет и села в ближайшее кресло. Вслед за ней внутрь вошли О’Доннелл, Пауэрс и доктор Беркли. С момента смерти мистера Кеннеди Линдон Джонсон считался президентом, и агенты дневной смены теперь охраняли его. Меня несколько беспокоило то, как к этому отнесется миссис Кеннеди. Кроме того, увидев напряженную сцену в госпитале, я решил, что будет разумно поставить одного из агентов на стражу гроба, чтобы тот мог подтвердить присутствие доктора Беркли.

Мне самому нужно было переговорить с Келлерманом по поводу прибытия в столицу, так что я подошел к бригадиру смены Стюарту Стауту и сказал ему:

– Стью, я считаю, что из уважения к президенту Кеннеди нужно оставить агента у гроба.

Он согласился и приказал агенту Дику Джонсену пересесть в заднюю часть самолета, к миссис Кеннеди и ее сопровождающим.

Нам всем уже не терпелось поскорее покинуть Даллас, но тут появилась еще одна проблема. Оказалось, что вице-президент Джонсон должен был принести клятву, находясь на земле штата Техас. Клятву должен был заверить федеральный судья.

Пришлось сделать еще несколько звонков, и в конце концов на борт самолета поднялась судья Сара Хьюз.

Перед началом церемонии мне передали, что миссис Кеннеди хочет меня видеть. Я прошел через весь самолет, мимо Джонсона и его свиты, и заглянул в президентскую кабину.

Она так и не сняла тот самый розовый костюм. Всего шесть часов назад я смотрел, как она прихорашивается в своем номере отеля «Техас», как выбирает шляпку и перчатки. Теперь эти аксессуары куда-то исчезли, а прекрасный костюм был безнадежно испорчен. Мы пытались уговорить ее переодеться, но она отказалась со словами: «Пусть они видят, что натворили».

– Миссис Кеннеди? Вам что-то нужно? – позвал я. Она обернулась, подошла ко мне и взяла мои ладони в свои. Смотря мне прямо в глаза, она спросила:

– Что теперь с вами будет, мистер Хилл?

У меня задрожали губы.

– Все будет хорошо, миссис Кеннеди. Не волнуйтесь за меня.

В такой ужасной ситуации она все еще беспокоится обо мне! «Какая удивительная женщина», – подумал я и вернулся на свое место в передней части самолета. Первая леди вышла вслед за мной и присоединилась к Джонсону, который как раз давал клятву. Вместе с пилотом Борта номер один Джеймсом Суиндалом мы смотрели, как Линдон Джонсон становится тридцать шестым президентом Соединенных Штатов.

Едва церемония окончилась, полковник Суиндал вернулся в кабину пилота, я занял свое место, и в два часа сорок семь минут пополудни президентский самолет оторвался от взлетной полосы аэропорта «Лав-Филд».

Во время полета в самолете царила атмосфера тихого сосредоточения и скорби, но впереди каждого из нас ждало еще множество разных дел.

Люди из администрации Джонсона обсуждали свое будущее, люди Кеннеди, расстроенные, но решительные, строили планы на остаток дня в столице. Вскрытие было решено провести в военно-морском госпитале Бетесды, потому что мистер Кеннеди проходил службу во флоте.

По прибытии в Вашингтон нас уже ждал кортеж. Президент Джонсон отправился сразу в Белый дом на вертолете.

В аэропорту «Эндрюс» нас, как обычно, ждала толпа. На этот раз, однако, персонал базы, члены кабинета президента, сената и конгресса, дипломатический корпус и журналисты собрались здесь по очень печальному поводу, чтобы отдать последние почести убитому и принести соболезнования молодой вдове.

Полковник Суиндал остановил самолет, и военные тут же прикатили трап с гидравлическим лифтом, чтобы спустить гроб на землю с должным почтением.

Я прошел в заднюю часть самолета, чтобы быть рядом с миссис Кеннеди. Возле трапа обозначилось какое-то бурное движение: решительно раздвигая толпу, к самолету вышел генеральный прокурор Роберт Кеннеди. Взлетев по лестнице внутрь, он провел рукой по крышке гроба и обнял миссис Кеннеди, не сдерживая искренних слез. Агенты вынесли гроб на площадку лифта, вокруг него собрались близкие президента, и их всех разом опустили на землю.

Встречающие помогли поместить гроб в машину «Скорой помощи» из флотского госпиталя.

Миссис Кеннеди вновь настояла на том, чтобы ехать вместе с мужем. На этот раз к ней присоединился и генеральный прокурор. Еще во время полета первая леди попросила, чтобы машину вел именно Билл Грир. Все это время он был водителем президента, и именно ему выпала честь везти его и в последний раз.

На переднем сиденье вместе с ним разместились Рой Келлерман, доктор Беркли и Пол Лэндис. Я поехал в машине сопровождения вместе с доктором Джоном Уолшем и членами так называемой «ирландской мафии» президента Кеннеди: Кеном О’Доннеллом, Дэйвом Пауэрсом и Ларри О’Брайеном.

Дорога в госпиталь Бетесды заняла всего сорок пять минут, которые показались нам целой вечностью. Я сверлил взглядом поворотные огни кареты «Скорой помощи» и не мог не думать о том, что мы все сделали не так. Сзади донесся сдавленный всхлип: взрослые мужчины не могли сдержать слез. Я и сам чуть не присоединился к ним, но ожесточенно заморгал, почувствовав на ресницах непрошеную влагу. Нужно держаться.

В госпитале тело тут же забрали для вскрытия. Доктор Беркли, Рой Келлерман и Билл Грир проследовали за коронерами, а мы с Полом проводили миссис Кеннеди в президентский номер на семнадцатом этаже. Друзья и родственники узнавали о трагедии и спешили утешить вдову, поэтому нам пришлось организовать там же пост охраны.

Только мы с Полом знали всех этих людей в лицо, так что именно мы стали привратниками. Постоянно звонил телефон, приходили и уходили люди, но ночь тянулась очень и очень медленно. Мы ждали результатов вскрытия, и неизвестность выматывала последние нервы.

Примерно без четверти три на пост позвонил Рой Келлерман.

– Клинт, ты нам нужен в зале для вскрытий.

– Хорошо, сэр, сейчас спущусь.

Оставив Пола за главного, я спустился на первый этаж. У входа в зал меня остановил Келлерман и сказал:

– Прежде чем тело зашьют, я хочу, чтобы ты посмотрел на него.

Я хорошо понимал, почему для этого выбрали именно меня. Я должен был это сделать, но меня приводила в ужас одна мысль о… В общем, я просто кивнул, показывая, что понял приказ. Келлерман покачал головой:

– Я понимаю, это нелегко. Ты ближе всех нас к миссис Кеннеди. Если у нее возникнут вопросы, нужно, чтобы ты мог на них уверенно ответить. Осмотри тело.

Я глубоко вздохнул и вошел в любезно открытую дверь.

На столе под белой простыней лежало тело мистера Кеннеди. Открытым оставалось только лицо, и сперва мне показалось, что он просто спит. В комнате присутствовали Билл Грир, доктор Беркли, советник по военно-воздушным силам генерал Годфри МакХью и другие люди, которых я не узнавал. Ближе всех к телу стоял мужчина в белом халате. Кажется, мне его представили, но это не имело никакого значения.

Врач осторожно приподнял простыню, открывая шею президента, и принялся описывать характер полученных им ран. Разрез в передней части шеи, сделанный во время трахеотомии в госпитале Паркленд, перекрыл выходное отверстие от пули. Удостоверившись, что я все понял, доктор перекатил тело президента на бок и указал на совсем небольшую дырочку в верхней части спины. Это оказалось входное отверстие пули, соответствующее ране в горле.

Перевернув тело на другой бок, он показал еще одну рану в верхней правой части затылка президента. Зрелище было отвратительное, но я продолжал внимательно слушать объяснения. Оказывается, пуля вошла в череп с такой силой, что внутри головы как бы произошел небольшой взрыв. Кости и мозг разлетелись в разные стороны, а кусок кожи с волосами остался на месте, прикрывая зияющую пустоту.

Я не мог не сравнивать то, что видел сейчас, с воспоминаниями о произошедшем всего пару часов назад. Теперь я мог во всех деталях рассмотреть рану на голове: выглядела она так, будто кто-то открыл крышку, зачерпнул мозг ложкой для мороженого и разбрызгал его по машине, миссис Кеннеди и мне самому.

Наблюдать это вживую было просто отвратительно, и я понимал, что никогда этого не забуду.

– Да, доктор, – в конце концов не выдержал я. – Так все и было. Я видел. Я в тот момент был всего в паре метров от президента.

И если бы только я отреагировал чуть быстрее…

Врач понял все правильно и завершил осмотр. Я поблагодарил его и вернулся на семнадцатый этаж, где Пол тут же спросил:

– Чего им надо было?

– Они думают, что миссис Кеннеди когда-нибудь захочет выяснить, какие именно раны президента привели к его смерти. Я в этом сильно сомневаюсь.

Пол кивнул:

– Это уж вряд ли.

Дэйв Пауэрс и Кенни О’Доннелл тем временем съездили в ближайшее похоронное бюро и приобрели там гроб из махагони взамен того, который пришлось сломать, чтобы влезть в самолет. Около трех часов утра нам сказали, что все официальные процедуры окончены и можно возвращаться в Белый дом.

Пока мы организовывали кортеж, члены семьи Кеннеди оставались в больнице. Гроб с телом президента вновь погрузили в машину «Скорой помощи», и миссис Кеннеди с Робертом забрались внутрь. Вел машину агент Грир в сопровождении Келлермана, а я ехал в первой машине сопровождения вместе с сестрой президента Джин Смит, супругой Роберта Кеннеди, секретарем Макнамарой и доктором Уолшем. Пол, доктор Беркли и остальные агенты ехали в замыкающей машине.

Мы прибыли в Белый дом в четыре часа двадцать четыре минуты, нас встретил почетный караул морской пехоты, который промаршировал впереди машины весь путь до северного портика резиденции. Молодые солдаты с военной выправкой держались прекрасно: то, с каким пылом они под покровом ночи отдавали последние почести павшему президенту, вновь заставило меня прослезиться.

Два дня назад мы уехали отсюда вместе с президентом – молодым, полным сил и желания действовать мужчиной, – а теперь везем его домой в гробу.

Из караула вышли несколько носильщиков. Они вытащили гроб из машины и внесли президента в Восточный зал Белого дома, где поместили его на катафалк – точно такой же использовался для похорон Абрахама Линкольна в 1865 году. Вокруг собрались все родственники и близкие, и почетный караул встал на свои места.

Во время церемонии ко мне подошел агент Пол Рандл, с которым мы крепко дружили, и тронул за плечо:

– Клинт? Я могу чем-нибудь помочь?

Я молча мотнул головой. Вряд ли кто-нибудь в целом мире мог помочь мне в тот момент. Боль, страдание, чувство вины, позор… Внутри меня бушевала целая буря, и унять ее был способен лишь я сам.

Миссис Кеннеди с семьей и друзьями проследовала в свои апартаменты на втором этаже, а я отправился в свой кабинет в Картографическом зале и набросал черновик рапорта о происшествии. Затем я удостоверился, что у миссис Кеннеди нет никаких планов на ближайшее время, сел в свою машину и поехал домой, в Арлингтон. На часах было ровно шесть утра.

Мои сыновья, семилетний Крис и двухлетний Кори, все еще спали, но моя жена Гвен встретила меня и утешила, как могла. Я быстро принял душ, побрился, проглотил что-то, не чувствуя вкуса, и вновь поехал в Белый дом. Времени горевать не было. Времени отдыхать – тоже.

Вернувшись на работу, я пошел в свой кабинет, позвав с собой Пола, который приехал примерно в то же время. Я закрыл дверь на замок, и мы подробно обсудили события последних суток. Мы оба были вымотаны до предела, как умственно, так и физически, а эмоционально и вовсе раздавлены.

Никто и никогда не сможет понять, что мы пережили в тот день.

Ни один человек во всем мире. Наши семьи, наши друзья, наши коллеги-агенты… Никто из них не знал президента и миссис Кеннеди так близко, как мы. Смерть мистера Кеннеди прямо на наших глазах связала нас с Полом незримой, но очень прочной нитью, свитой из боли, страданий и скорби.

К сожалению, времени горевать все еще не было: на нашем попечении оставалась миссис Кеннеди.

Глава 25 Похороны

Ночью прошел ливень, и с утра с неба все еще падал редкий ласковый дождь. Сама природа как будто поддержала горе всего мира слезами с небес. Я еще не видел репортажей по телевидению и не знал, что новость об убийстве уже дошла из Далласа в Нью-Йорк, а оттуда – в Англию, Францию и Ирландию, в Германию, Грецию, Италию, Индию, Пакистан, Эфиопию и Советский Союз, в Мексику и Южную Америку… Президент Джон Ф. Кеннеди завоевал любовь всего мира, и весь мир содрогнулся от этой невосполнимой потери.

Агенты из президентской группы сдали смену, и на охрану мистера и миссис Джонсон, а также их дочерей, вышли новые. Им предстояло организовать охрану личной резиденции вице-президента и заняться подготовкой к похоронам. В секретной службе не хватало людей, поэтому агенты работали по две смены подряд, нас с Полом Лэндисом и вовсе некому было заменить.

В десять часов утра в Восточном зале провели приватную мессу для родственников и друзей президента. Мы с Полом беспомощно смотрели, как миссис Кеннеди плачет у гроба своего убитого мужа. Когда все закончилось, первая леди подошла ко мне и сказала:

– Я бы хотела зайти в кабинет президента. Позовите, пожалуйста, мистера Уэста.

Мы позвонили дворецкому, и тот встретил нас в Овальном кабинете. Миссис Кеннеди хотела составить опись личных вещей президента, которые она собиралась забрать с собой. Совсем скоро ей предстояло покинуть Белый дом, но практически каждая вещь в этой комнате буквально дышала совсем свежими воспоминаниями. Кресло-качалка мистера Кеннеди, пустой кокос в стеклянном футляре – память о службе на торпедоносце «PT-109», семейные фотографии, резная фигурка из китового уса, подаренная ему на прошлое Рождество…

Первая леди в последний раз обвела взглядом офис президента Кеннеди и вышла. Мы последовали за ней.

Я вернулся в свой кабинет и принялся записывать все, что помнил, о последней паре суток. Через некоторое время мне предстояло писать рапорт о том, чем первая леди (а соответственно и я сам) занималась в это время, так что я хотел подготовиться заранее. Пару часов спустя миссис Кеннеди позвонила мне и спросила:

– Мистер Хилл, я бы хотела съездить на арлингтонское кладбище. Вы можете приготовить машину?

Арлингтонское кладбище. Верно, ей ведь нужно было выбрать место захоронения для мужа.

– Конечно, миссис Кеннеди. Я буду ждать в зале для официальных приемов. Спускайтесь, когда будете готовы.

По моей просьбе сержант Уоткинс, личный водитель миссис Кеннеди, привел ее «Крайслер» и еще одну машину к южному выходу. Примерно в два часа дня первая леди в сопровождении Роберта Кеннеди, Джин Смит и Пэт Лоуфорд спустилась вниз на лифте. Мы с Полом Лэндисом поехали вслед за ними: дорога на кладбище вела от Белого дома через Мемориальный мост. На месте нас встретил секретарь Роберт Макнамара, и все впятером они начали обходить свободные места, выбирая наилучший вид на реку. Финальный вариант оказался просто прекрасен: сразу за рекой Потомак было видно мемориал Линкольна, а за ним – вашингтонский монумент и Капитолий. В это тихое место сможет прийти и отдать почести павшему президенту любой гражданин страны. Именно здесь Джону Фитцджеральду Кеннеди пристало упокоиться навсегда.

Вернувшись домой, миссис Кеннеди до конца дня не выходила из своих апартаментов на втором этаже. Вместе с деверем Сарджентом Шрайвером и другими родственниками она планировала похороны, дотошно выверяя каждую мелочь церемонии. Она хотела, чтобы все прошло идеально, и я молча восхищался внутренней силой, скрытой в этой маленькой женщине. Только вчера ее мужа убили прямо у нее на глазах, а уже сегодня она готовит ему самые пышные похороны в истории страны. Это было последнее мероприятие Белого дома с участием миссис Кеннеди, поэтому она хотела лично поучаствовать в процессе, более того, это событие обещало быть еще и самым сложным и важным.

Она вспомнила, что президент был просто в восторге от выступления оркестра шотландской «Черной стражи» перед отъездом в Техас. Волынки, барабаны и танцы просто очаровали его. Теперь первая леди попросила найти их и предложить им почтить память мистера Кеннеди в составе похоронной процессии.

В полночь она легла спать, и мы с Полом наконец-то смогли отдохнуть. Следующий день обещал быть крайне загруженным – утренняя церковная служба для членов семьи, друзей и работников Белого дома, затем официальная процессия до Капитолия, где гроб с телом президента выставят для публичного прощания, так что мы тут же уехали домой и постарались выспаться.

Ранним утром воскресенья двадцать четвертого ноября я пришел на работу с предчувствием, что сегодня придется постоянно заниматься всякими мелочами. Обычно это меня раздражало, но сегодня стало благом: работа поглощала все мысли, позволяя не думать о событиях двадцать второго ноября. Практически сразу же меня вызвали в офис Джерри Бена в восточном крыле. Он понимал, что я не в лучшей форме, и хотел поднять мне настроение своей благодарностью. Посреди разговора в кабинет вдруг вошла Ева Демпстер, доверенный секретарь Бена:

– Прошу прощения, мистер Бен, но мистера Хилла вызывает генерал Макхью.

– Переключите линию, – кивнул Бен и передал мне трубку.

– Говорит Клинт Хилл.

– Клинт, у нас тут проблемы, – отчеканил Годфри. – Приходи в Восточный зал, как только сможешь. Миссис Кеннеди хочет посмотреть на президента.

– Сейчас буду.

Я извинился перед начальником и побежал в апартаменты, где меня встретил генерал и проводил в Восточный зал. Там уже ждали миссис Кеннеди и генеральный прокурор. Первая леди была одета в черный костюм с юбкой по колено, ее волосы и лицо скрывала черная вуаль. Я сразу понял, что она не спала и не ела все это время – хрупкость ее черт вновь уколола меня прямо в сердце.

– Что я могу для вас сделать, миссис Кеннеди?

Она скользнула по мне взглядом и произнесла:

– Мы с Бобби хотим посмотреть на президента.

В моей голове тут же вспыхнула картина из госпиталя: врач в белом халате рассказывает о ранах президента и показывает их. Первая леди не видела своего мужа с тех пор, как его тело поместили в гроб в Далласе. Бобби и вовсе в последний раз видел своего брата еще живым.

– Хорошо, миссис Кеннеди. Позвольте мне удостовериться, что все нормально.

Подав знак генералу Макхью, я прошел в зал. Генерал подозвал главного офицера караула и сказал:

– Пожалуйста, прикажите своим людям выйти из комнаты. Пусть миссис Кеннеди побудет с ним наедине.

Прежде чем офицер успел ответить, вмешалась первая леди:

– Не стоит. Пусть они просто отвернутся и отступят на шаг, не надо уходить.

Офицер отдал караулу приказ, и те на три шага отступили от гроба. Мы с генералом Макхью, напротив, подошли ближе, переложили флаг и сдвинули крышку.

Гример прекрасно поработал: президент выглядел просто мирно спящим.

Я закрыл глаза, склонил голову и отступил.

Миссис Кеннеди и прокурор подошли к гробу и заглянули внутрь. Через несколько секунд первая леди повернулась ко мне и попросила:

– Мистер Хилл, найдите мне ножницы, пожалуйста.

– Конечно, миссис Кеннеди.

Я сбегал в кабинет дворецкого, нашел там ножницы и передал их миссис Кеннеди, а затем отвернулся и отошел на пару шагов, чтобы позволить ей и Роберту попрощаться с президентом лично.

Услышав щелчки ножниц, я понял, зачем первая леди склонилась над гробом.

Вскоре Бобби задвинул крышку обратно и взял миссис Кеннеди под руку. Выражения их лиц в этот момент я запомнил на всю жизнь: это была чистая, ничем не омраченная скорбь. Уже у лифта первая леди отдала мне ножницы и уехала наверх, в свои апартаменты.

Мы с генералом Макхью вернулись к гробу и проверили, достаточно ли плотно закрыта крышка. На своих часах я приметил точное время: 12:46. Время, когда этот гроб открывали в последний раз.

На обратном пути я заглянул в кабинет дворецкого, чтобы вернуть ножницы. У самого кончика лезвий я заметил пару прилипших каштановых волосков.

Уже у самого офиса я наткнулся на группу из нескольких служащих Белого дома, которые что-то оживленно обсуждали. До моих ушей долетел обрывок фразы:

– …Этот ублюдок получил по заслугам!

Ошеломленный такой дерзостью, я повернулся к ним и потребовал объяснений. Мне охотно рассказали, что Ли Харви Освальд, главный подозреваемый в убийстве президента, только что был убит. Шокирующая новость, никто не спорит, но времени размышлять над этим не было: до начала похоронной процессии оставалось всего несколько минут.

Военные из почетного караула вынесли гроб из Восточного зала через северный выход и возложили его на платформу, запряженную шестью белыми лошадьми. Миссис Кеннеди следовала за ними, ведя за руки Джона и Кэролайн. За ними следовали другие члены семьи, а замыкали шествие мы с Полом. Президент Джонсон с супругой ждали миссис Кеннеди, прокурора и детей в лимузине.

Процессия растянулась на всю Пенсильвания-авеню. Агенты, родственники, члены конгресса – все они пришли и приехали на машинах, чтобы попрощаться с президентом, и, куда ни глянь, везде были люди. Сотни тысяч простых людей выстроились до самого Капитолия, несмотря на холод и дождь, они не издавали ни звука. Процессию сопровождал только мерный ритм барабанов военного оркестра и топот лошадиных копыт по твердому асфальту.

Я, как обычно, разглядывал толпу – но эта толпа разительно отличалась от той, к которой я привык. Никто не кричал, не визжал, не просил остановиться и поздороваться с ними… Практически никто не улыбался, многие плакали, и сосредоточенная скорбная тишина окутывала улицу.

Добравшись до Капитолия, мы с Полом встали по бокам от миссис Кеннеди. Американский флаг на вершине купола был приспущен, и военный оркестр исполнил самую трогательную версию «Hail to the Chief», которую я когда-либо слышал.

Миссис Кеннеди безуспешно пыталась сдержать или хотя бы скрыть слезы за прозрачной черной вуалью. Рядом с ней стояли Джон и Кэролайн. Я, в свою очередь, тоже едва справлялся с нахлынувшими эмоциями.

Девять военных знаменосцев сняли покрытый флагом гроб с платформы и торжественно понесли его вверх по тридцати шести ступеням капитолийской лестницы. Я видел, как напряглись носильщики, и невольно посочувствовал им. Гроб – вещь сама по себе очень тяжелая, а уж когда на тебе лежит груз ответственности за честь президента…

Следом за носильщиками шли самые близкие: Роберт Кеннеди, дети, миссис Кеннеди, Пол Лэндис и я. Гроб установили в центре ротонды, и, когда началась церемония прощания, друзья, родственники и члены конгресса могли спокойно наблюдать снизу.

В какой-то момент Джон заскучал и начал капризничать. Он не понимал, что происходит и почему ему нельзя разговаривать. Конечно, ему рассказали, что отец ушел в иной мир и больше не вернется, но трехлетнему малышу явно сложно было это осмыслить. Чтобы он случайно не нарушил ход церемонии, агенты отвели его в ближайший офис и постарались развлечь, как могли.

На трибуну тем временем поднялся руководитель группы большинства в конгрессе Майк Мэнсфилд и заговорил:

– И был смех, что оборвался секунду спустя. И она сняла кольцо с пальца своего и вложила его в руки ему. И была мудрость не юнца или старика, но мудрость их обоих, и ушла в вечность секунду спустя. И она сняла кольцо с пальца своего и вложила его в руки ему.

Голос сенатора задрожал, но он справился с волнением и продолжил:

– Был муж, что многого требовал и многое давал, и жил с женщиной, которую не сломили никакие тяготы жизни, и ушел тот муж. И она сняла кольцо с пальца своего, и вложила его в руки ему, и поцеловала его, закрыв крышку гроба. В каждом из нас в тот момент вместе с ним умер кусочек души.

Мэнсфилд еще долго говорил о том, что президент Кеннеди привнес в наши жизни, и о том, во что до последнего дня верил он сам. Эта речь определенно тронула сердца всех слушателей.

Под конец церемонии вынесли большой венок, и президент Джонсон, склонив голову в молчаливом почтении, возложил его к гробу. В полной тишине миссис Кеннеди взяла за руку Кэролайн и вместе с ней сделала несколько шагов вперед, преклонив колени перед последним пристанищем мужа. Коснувшись рукой в перчатке крышки гроба, она опустила голову в молитве, девочка повторила действия матери. Когда они встали с колен и поцеловали укрывавший гроб флаг, прослезились даже те, кто сумел не проронить ни слезинки за всю церемонию.

По завершении церемонии мы вернулись в Белый дом. Теперь президент упокоится с миром, а его народ сможет в любой момент попрощаться с ним и выказать почтение.

Похороны как таковые должны были состояться на следующий день, в понедельник двадцать пятого ноября.

Я знал, что миссис Кеннеди захочет пройти какую-то часть пути вместе с похоронной процессией, но не знал, какую именно, пока мне не позвонил Джерри Бен:

– Клинт, ты в курсе, что миссис Кеннеди собирается идти пешком на похоронах?

– Хм… Она упоминала, что пройдет какую-то часть пути.

– И это – большая проблема, – сказал Джерри. – У нас тут со всего мира слетелись лидеры государств, и если она пойдет пешком, пешком придется идти и им. Более того, члены нашего правительства, в том числе президент Джонсон, тоже будут обязаны…

– Поверь, Джерри, я прекрасно это понимаю, но если она что-то задумала, то уже вряд ли отступит от своего плана.

– Поэтому нам и нужна твоя помощь. Мы на похоронах и без того выложимся на полную, а тут еще и это… Может быть, попробуешь ее отговорить? Если у кого и есть шанс это сделать, то только у тебя.

– Я попробую, Джерри, но предупреждаю, что вряд ли из этого что-то выйдет.

Она была наверху, в своих апартаментах, так что я позвонил туда и попросил об аудиенции.

– Поднимайтесь, я буду ждать в зале договоров, – ответила она.

Я поднялся на второй этаж на лифте и прошел по коридору в зал договоров, где меня уже ждала первая леди.

– Добрый день, мистер Хилл. Заходите.

Выглядела она неважно: бледная, истощенная и ужасно печальная. Она вела себя вежливо, как и всегда, и явно хорошо контролировала ситуацию, но было видно, что мыслями она где-то далеко. Наверное, то же самое можно было в те дни сказать и про меня.

– Миссис Кеннеди, мне сообщили, что вы собираетесь идти пешком во время похорон. Мне хотелось бы прояснить этот момент.

– О, мистер Хилл, вы всегда так дотошно вызнаете все детали… Вас это беспокоит?

– Да, мадам.

– Не стоит. Я решила, что пойду только от Белого дома до собора Святого Матфея.

– Миссис Кеннеди, если вы решите идти пешком, придется идти пешком и многим другим людям. Лидеры государств…

– Что ж, мистер Хилл, лидеры государств могут поехать в машинах, если они того пожелают. Я пойду за гробом президента до самого собора.

Я прекрасно понимал, что означает эта железная нотка в ее голосе. Она приняла решение, и теперь ничьи слова не заставили бы ее изменить его.

– Хорошо, миссис Кеннеди. Спасибо, что рассказали о своих планах.

Вернувшись в свой офис, я позвонил Бену.

– Джерри, я поговорил с миссис Кеннеди. Она действительно собирается идти пешком во время похорон, но только до собора Святого Матфея.

– Ее точно никак нельзя отговорить? – спросил Бен.

– Поверь мне, Джерри. Она в любом случае пойдет пешком.

Князь Радзивилл, деверь миссис Кеннеди, прибыл из Европы в тот же день. Вечером воскресенья в моем офисе снова зазвонил телефон.

– Говорит Клинт Хилл, – ответил я.

– О, мистер Хилл, – зазвучал знакомый томный голос. Такое начало разговора означало, что сейчас меня попросят об услуге, не прописанной в трудовом договоре.

– Стась только что прилетел из Европы, но он очень хочет отдать последние почести президенту. Вы можете помочь ему с этим?

– Сделаю все, что смогу, миссис Кеннеди. Что конкретно ему нужно?

– Он хочет войти в Капитолий, но я слышала, что туда уже собралась многочасовая очередь.

– Когда ему нужно туда попасть?

– Можно прямо сейчас.

– Пусть он подойдет в зал официальных приемов. Я провожу его к Капитолию.

– Благодарю вас, мистер Хилл.

Я вызвал служебную машину, Стась спустился вниз, и нас отвезли к Капитолию. Они с президентом были хорошими друзьями, да и я сам за последние три года неплохо узнал князя и проникся к нему искренним уважением. Мы пережили вместе много веселых и приятных минут, сегодня нам предстояло пережить невосполнимую утрату.

Миссис Кеннеди оказалась права: очередь на вход в Капитолий растянулась на несколько километров. Сотни тысяч людей стояли плечом к плечу, ожидая возможности встать у гроба президента Кеннеди и попрощаться с ним.

Вместе с князем мы прошли мимо очереди, направляясь прямо к ротонде, где покоилось тело президента. Я назвался и объяснил главному офицеру караула, кто такой Стась. Нас допустили до гроба, и князь смог отдать президенту последние почести и помолиться за упокой его души.

На обратном пути в Белый дом он вдруг нарушил молчание:

– Спасибо, Клинт. Никогда не забуду, что ты для меня сделал.

Теплота, с которой он это произнес, едва не разбила мне сердце в очередной раз.

На следующий день у Джона-младшего был день рождения. Мальчику исполнялось три года, и мистер и миссис Кеннеди хотели сделать этот день по-настоящему праздничным. Перед отъездом в Техас президент рассказал об этом сыну, но, увы, сегодня мы везли его вместе с матерью и сестрой отнюдь не на праздник.

«Как это печально, – подумал я. – Джон всю жизнь будет воспринимать двадцать пятое ноября не как свой день рождения, а как день похорон отца».

Попрощаться с президентом пришло столько народу, что доступ к гробу пришлось открыть и на всю ночь. Двери Капитолия окончательно закрылись только в девять утра, чтобы успеть приготовить все необходимое для последней церемонии, а именно – вынести гроб из ротонды, погрузить его на платформу и отвезти обратно в Белый дом, где собирались прибывшие на похороны мировые лидеры.

Согласно расписанию, миссис Кеннеди с детьми должна была выехать к Капитолию в 9:45. Сама церемония обещала быть очень короткой, и к десяти часам процессия должна была уже отправиться в путь.

Первая леди решила не брать лишний раз с собой детей и проводить гроб вместе с братьями президента, Тедом и Бобби. К назначенному времени сержант Уоткинс подал «Крайслер» миссис Кеннеди к северному выходу. Я сел на переднее пассажирское сиденье, остальные разместились сзади, и через северо-восточные ворота мы выехали на Пенсильвания-авеню.

На протяжении всего пути мы видели людей, пришедших попрощаться с президентом. Всего за сутки на ротонде Капитолия побывало более двухсот пятидесяти тысяч человек, и это число не выросло еще больше только потому, что доступ к гробу в какой-то момент все же закрыли.

Мы поднялись по ступеням Капитолия к ротонде, и я встал в отдалении, ожидая, пока миссис Кеннеди и братья президента преклонят колени перед гробом и произнесут свои молитвы. Наконец все трое встали и направились обратно, ждать, пока гроб поднимут с пьедестала и снесут вниз по лестнице. Я снова посочувствовал солдатам из караула, которым пришлось тащить такую тяжесть. Было сложно, но они выдержали это испытание с честью, осторожно опустив гроб на платформу. Машины сопровождения быстро выстроились в кортеж, и процессия отправилась в Белый дом.

Толпа на Пенсильвания-авеню только подросла, но ни один из зрителей так и не сказал ни слова. Весь путь прошел в оглушительной тишине многих тысяч молчаливо скорбящих людей. В Белом доме нас встретило сборище чуть меньших размеров, состоящее в основном из членов Дипломатического корпуса и двух сотен иностранных чиновников из более чем сотни государств со всего мира. Князья и княгини, короли и королевы, президенты и вице-президенты, премьер-министры и министры иностранных дел съехались сюда со всех шести континентов, чтобы попрощаться с президентом Кеннеди. Стоит назвать несколько имен: Шарль де Голль, Хайле Селассие, принц Филипп, королева Фредерика, король Бельгии Бодуэн, мэр Берлина Вилли Брандт, президент Ирландии Эймон де Валера… Где-то среди этой разношерстной толпы стоял и новый президент Линдон Джонсон с женой леди Берд.

Все эти люди собрались здесь, чтобы проводить миссис Кеннеди в ее скорбном пути за гробом президента от самого Белого дома до собора Святого Матфея.

Для секретной службы день выдался, мягко говоря, сложный. Многие государственные лица прибыли в сопровождении своей собственной охраны, в помощь иностранцам также собрали агентов со всей страны, не считая резерва государственного департамента, ответственного за прием и обеспечение безопасности гостей из других стран. Буквально каждый сотрудник секретной службы был на страже, что означало присутствие на похоронах не менее двухсот пятидесяти агентов одновременно.

Во главе процессии маршировал отряд морской пехоты. За ними шли девять волынщиков из шотландской «Черной стражи», наигрывая любимые ирландские песни президента. Шесть серо-белых лошадей тянули повозку с гробом, а за ней несли американский флаг и вели Блэк Джека – коня без всадника.

Дальше следовали те, кто решил пойти пешком. Во главе этой части процессии стояли миссис Кеннеди, Бобби и Тед, которых с обеих сторон прикрывали мы с Полом Лэндисом. Сразу за ними должны были идти главы государств, но первая леди в последний момент решила, что машина с Кэролайн и Джоном внутри должна быть как можно ближе к ней. Изначально «Крайслер» замыкал процессию, и Бобу Фостеру с Томом Уэллсом пришлось повозиться, прокладывая для лимузина дорогу в толпе высоких лиц.

Волынщики взяли первую надрывную ноту, и мы сделали первый шаг.

На протяжении всего пути до собора мы видели вокруг лишь плотную массу плачущих людей. Они не стеснялись выражать свое горе, и всех их – черных и белых, детей и родителей, молодых и старых – объединила общая утрата. Миссис Кеннеди шла с прямой спиной и гордо вскинутой головой, но под вуалью изредка что-то поблескивало.

Прощальная месса в соборе вызвала целую бурю эмоций. Первая леди усадила детей по обе стороны от себя, а я сел прямо за ней.

Луиджи Вена, тенор из Бостона, спел «Аве Мария». Он уже исполнял это произведение для семьи Кеннеди – но то была свадьба будущего президента в 1953 году. Прощальную службу исполнял кардинал Крашинг, хороший друг семьи, который всего три с лишним месяца назад делал то же самое на похоронах маленького Патрика. Однажды он оговорился, назвав президента «дорогим Джеком», и миссис Кеннеди на миг сбросила маску вежливого спокойствия, позволив себе заплакать.

Я чувствовал, что на церемонии могут понадобиться носовые платки, и прихватил пару с собой. Протянув руку через плечо первой леди, я вложил в ее ладонь платок, в который она сморкалась остаток службы.

В какой-то момент Джон заерзал точно так же, как на ротонде пару дней назад.

С молчаливого одобрения миссис Кеннеди агент Фостер взял мальчика на руки и отнес в прихожую, где начал учить его правильно салютовать.

У Джона все еще получалось довольно плохо: он постоянно пытался отсалютовать левой рукой, несмотря на то что прошло целые две недели с момента визита на кладбище ветеранов в Арлингтоне. Полковник морской пехоты заметил, чем занимается с малышом Фостер, подошел к ним и сказал:

– Джон, ты делаешь все неправильно. Смотри, как надо салютовать.

Он продемонстрировал прекрасный салют правой рукой и сделал ей же одобрительный жест. Джон пришел в восторг и тут же последовал примеру, на этот раз сделав все идеально. Полтора месяца непрерывных лекций от агентов прошли для мальчика впустую, но стоило одному незнакомому военному шикнуть на него, как он усвоил эту сложную науку.

По окончании службы миссис Кеннеди взяла за руки детей, вышла из собора и встала на ведущей наружу лестнице, ожидая, пока гроб вынесут из церкви и установят обратно на платформу. Я стоял сразу за ней, справа от сенатора Теда Кеннеди. Опустив гроб на платформу, почетный караул отдал честь своему павшему главному командиру. Их примеру последовали все военные в округе. Миссис Кеннеди наклонилась к Джону и что-то шепнула ему на ухо.

Он выпрямился, отвел назад маленькие плечики, поднял правую руку к брови и, точно как учил морпех, отсалютовал своему отцу в последний раз. Вряд ли кто-либо из присутствующих смог забыть этот пылкий жест трехлетнего Джона Фитцджеральда Кеннеди-младшего.

Я и сам едва не разрыдался на месте. Оглянувшись, я увидел своих коллег, генералов и полковников, которые тоже едва сдерживали слезы. Даже самых суровых мужчин тронуло наивное рвение мальчика.

Кэролайн и Джон должны были поехать на Арлингтонское кладбище вместе с матерью, но та вдруг изменила планы и решила отправить их в Белый дом. У нас не было лишних машин, так что агенты Фостер и Уэллс нашли один из автомобилей Генштаба и конфисковали его для своих нужд. Не стоит и говорить, что после этого отношения между секретной службой и военными несколько накалились.

Отправив детей в Белый дом, миссис Кеннеди села в свою машину и приказала двигаться вслед за гробом, флагом и Блэк Джеком в сторону кладбища. Примерно к середине дня мы прибыли на место. По пути нас вновь сопровождали открыто плачущие люди. Я никогда не забуду этот караван искаженных горем лиц. Когда мы во главе растянувшейся на полтора километра колонны из официальных лимузинов переползали через Мемориальный мост, я поднял голову и уперся взглядом прямиком в то место, которое миссис Кеннеди выбрала для захоронения мужа. Меня вдруг озарило: два раза в сутки я езжу по этому мосту. С сегодняшнего дня я буду два раза в сутки проезжать мимо могилы президента Кеннеди.

Если бы только я отреагировал быстрее.

Добравшись до будущей могилы, мы вышли из машин и стали наблюдать за тем, как караульные поднимают гроб и несут его к месту захоронения. До меня вдруг донесся слабый гул, который все нарастал по мере приближения к могиле, и над нашими головами пронеслась целая флотилия из пятидесяти реактивных истребителей. В шествии участвовали и ВВС, и президентский парк, но больше всего меня впечатлил Борт номер один, который прошел совсем низко, на мгновение оглушив присутствующих ревом турбин. Я знал, что за штурвалом сейчас сидит полковник Суиндал, который хорошо знал и верно служил президенту. В такт моим мыслям Борт номер один покачал крыльями в прощальном салюте и начал набирать высоту. Сжав зубы, я сглотнул ком в горле и сосредоточился на молитве.

Под конец службы я вновь напрягся: совсем скоро должен быть состояться ружейный салют из трех залпов по семь выстрелов. Как на это отреагирует миссис Кеннеди? С того момента, когда треск выстрела разорвал тишину улиц Далласа, прошло всего три дня, и я совершенно не был уверен, что она достаточно адекватно воспримет даже такую безобидную стрельбу. Первая леди стояла у дальнего конца гроба рядом с Робертом Кеннеди; я хотел было подойти и предупредить ее, но это уже сделал за меня кладбищенский смотритель. Каждый новый залп заставлял ее ощутимо вздрагивать, но она сумела сохранить лицо.

Пришло время зажечь вечный огонь. Эту идею первая леди носила в сердце с самого начала планирования похорон: вечный огонь у гробницы президента, похожий на тот, что горит у могилы Неизвестного солдата в Париже. Все возражения и скептические замечания о нехватке времени она решительно отвергала, и приготовления действительно удалось завершить всего за один день. Я гордился ей: гордился ее стойкостью и верой в лучшее, которая позволила ей довести дело до конца. Вечный огонь действительно был ее личной маленькой победой.

Миссис Кеннеди взяла заранее зажженный факел и наклонилась, чтобы разжечь пламя. Дождавшись, пока появится первый робкий огонек, она передала факел Роберту, который, в свою очередь, отдал его Теду. После этой символической церемонии с гроба сняли флаг и передали его первой леди. Настало время последнего ритуала военных похорон: сигнала горна.

Стоящий в стороне от процессии трубач поднял к губам горн и заиграл. Резкие звуки наполнили кладбище и разнеслись далеко за его пределы. Ошибиться под взглядами тысяч людей и камер было нетрудно: взяв фальшивую ноту, парень тут же исправился, но мне стало его жаль. Теперь он никогда не забудет об этом, а если даже попытается, то мир с радостью напомнит ему о позоре на похоронах президента.

Миссис Кеннеди поблагодарила главнокомандующего, села в лимузин и отправилась обратно в Белый дом.

День для нас на этом не закончился: впереди ждал небольшой прием в Желтом Овальном зале на втором этаже, куда пустили только некоторых особо важных гостей. Среди них были Шарль де Голль, принц Филипп, император Хейле Селассие и президент Ирландии Эймон де Валера. Выразив им свою глубочайшую благодарность, первая леди проследовала в Красный зал, где собрались представители всех прочих государств. Народу действительно было очень много, и я боялся, что она не выдержит такой нагрузки. Впрочем, если ей было некомфортно, она ничем этого не показывала. По окончании приема я был уверен, что уж теперь-то она точно захочет отдохнуть и отправится в свои апартаменты на ночь, но и здесь она меня удивила. Подозвав меня изящным жестом, она шепнула:

– Может быть, я еще съезжу в Арлингтон. Я позвоню вам.

Я уже держался на пределе сил, а она спала за эти дни даже меньше моего. Не знаю, на каких внутренних резервах ее тело еще функционировало. Делать было нечего: я сообщил Полу, что нужно будет предупредить смотрителя в Арлингтоне. Эту поездку следовало держать в абсолютной тайне от всех. Никто не должен был узнать о ней.

Когда миссис Кеннеди наконец поднялась к себе, я доплелся до Картографического зала и рухнул в кресло, совершенно обессиленный. Позвонила она незадолго до полуночи:

– Мистер Хилл, мы с Бобби хотим посмотреть на огонь. Нам нужно в Арлингтон.

– Хорошо, миссис Кеннеди. Я приготовлю машину.

Я позвонил сержанту Уоткинсу, и он подал лимузин к воротам резиденции. Миссис Кеннеди и Бобби поехали в нем, а Пол на отдельной машине – сразу за ними. Проезжая по Мемориальному мосту, мы увидели далекие отблески вечного огня. Зрелище было незабываемое.

Поднявшись к могиле, миссис Кеннеди положила на свежий холмик принесенный с собой букетик цветов. Вместе с Робертом она преклонила колени перед надгробием и помолилась, а затем встала и задумчиво посмотрела на огни Мемориала на другой стороне реки. Через пару минут мы уже вновь сидели в машинах, направляясь в Белый дом.

Прекрасное прощание, подумал я. Никакой прессы, никаких толп, никого.

Именно так, как миссис Кеннеди всегда хотела.

Глава 26 Наш последний год

Следующие несколько дней после похорон прошли для меня как в тумане. Я был истощен физически и психически, но старался не подавать виду. Я не хотел, чтобы миссис Кеннеди и остальные агенты знали, как я на самом деле себя чувствовал. Я решил, что должен держаться и не посрамить честь мундира. Миссис Кеннеди справлялась просто прекрасно, несмотря на шок. Я не мог позволить себе сломаться, только не сейчас. Меня терзало чувство вины за то, что я не смог предотвратить убийство президента, но не было времени ни оплакивать его, ни искать поддержки. Никто не давал мне выходных. Постоянная занятость была единственной вещью, которая держала меня на плаву. Я видел, что миссис Кеннеди тоже старается чем-нибудь занимать все свое время. Она знала, что вскоре ей придется оставить Белый дом. Джонсоны заверили ее, что можно не торопиться, но миссис Кеннеди решила уехать 6 декабря, после Дня благодарения. Ей еще многое предстояло сделать перед тем, как уйти. Мэри Галлахер, Прови, ее штат и штат президента помогали ей, как могли, но самые главные решения миссис Кеннеди должна была принять самостоятельно. Например, где жить? Что делать с собаками и лошадьми? Сначала, однако, она должна была поехать в Гианнис, чтобы повидаться с отцом президента.

В четверг, 28 ноября, мы с агентом Бобом Фостером отвезли миссис Кеннеди, Кэролайн и Джона в Арлингтон, к могиле ее мужа. С нами поехали сестра миссис Кеннеди Ли, Прови и мисс Шоу. Видеть пустые глаза детей, стоящих у могилы отца, слышать вопросы трехлетнего малыша – все это было ужасно. У меня разрывалось сердце.

Наступил День благодарения.

Агенты Лэндис, Мередит и Уэллс вылетели на Кейп раньше остальных. После недолгого пребывания в Арлингтоне мы сели на самолет ВВС США и полетели в Гианнис. Нас всех переполняла грусть от ожидания предстоящей встречи. Миссис Кеннеди была близка с отцом президента, и ее визиты всегда много для него значили. В этот раз, однако, ее приезд не принес никому радости. Родители президента потеряли уже троих детей. Первым был сын Джо – он погиб во Второй мировой войне. Затем дочь, Кэтлин, по прозвищу Кик, погибла в авиакатастрофе. Теперь погиб и второй сын – от пули киллера. Чему тут было радоваться?

Мы с Полом, а также агенты, прикрепленные к детям, полагали, что останемся с миссис Кеннеди и детьми, пока та не уедет из Белого дома. Что будет потом, мы не знали. По правде говоря, мы не могли смириться с мыслью о том, что нам придется их оставить.

В воскресенье, 1 декабря, мы направились обратно в Вашингтон. Несколько ранее, в ноябре, моя жена, Гвен, нашла квартиру в Александрии – она была просторнее, чем наша, и всего на несколько долларов в месяц дороже. Без моего ведома двое служащих Военно-морского флота – Джордж Далтон и Джим Бартлетт (тот самый, что самоотверженно пытался научить меня кататься на водных лыжах) – приехали к Гвен и помогли ей перевезти багаж на новое место. Когда я приехал, новая квартира уже была вся заставлена коробками. Доброта моих товарищей тронула меня до глубины души. На следующее утро, когда я уже снова был в Белом доме, мне позвонил мой начальник Джим Роули.

– Клинт, – сказал он, – завтра утром в одиннадцать часов в зале заседаний на четвертом этаже здания Казначейства состоится церемония награждения. Тебе собираются вручить высшую награду Казначейства за храбрость. Секретарь Дуглас Диллон хочет, чтобы ты был там в пол-одиннадцатого. Можешь взять с собой жену и детей.

– Хорошо, – ответил я. Это было все, что я смог из себя выдавить.

– Миссис Кеннеди тоже будет присутствовать, – продолжал Роули. – Поздравляю, Клинт.

Я не знал, что сказать. Почему они решили меня наградить? Я слышал, что Руфус Янгблад, агент, сопровождавший Линдона Джонсона в Далласе, тоже будет награжден. Он закрыл вице-президента своим телом от пуль снайпера. В отличие от меня у него получилось.

Я не заслуживал награды, так как не смог защитить президента.

– Спасибо, – наконец пробубнил я и повесил трубку.

Я передал Полу слова начальника. Пол поздравил меня, хоть и знал, как я себя чувствовал. Затем я позвонил домой и рассказал обо всем Гвен.

– Похоже, у тебя наконец-то будет возможность встретиться с миссис Кеннеди, – сказал я.

На следующий день я забронировал место для машины Гвен на Вест-Экзекьютив-авеню – подъездной дороге Белого дома. Когда она приехала, взяв с собой детей, я вышел, чтобы встретить их, и мы вместе пошли к зданию Казначейства, находящемуся по соседству.

В маленькой комнате, примыкающей к залу заседаний, собрались сестры президента – Джин Смит и Пэт Лоуфорд, Пол Лэндис, миссис Кеннеди, ее сестра Ли. Присутствие сестер президента меня удивило.

Я представил всех присутствующих своей семье.

– У вас такие милые мальчики, мистер Хилл, – сказала миссис Кеннеди.

Я взглянул в ее наполненные болью опухшие глаза. Мои, полагаю, выглядели не лучше.

– Спасибо, миссис Кеннеди, – ответил я. – Они и правда прекрасные ребята.

В одиннадцать часов мы направились в зал заседаний, чтобы принять участие в церемонии. В зале были журналисты, которые непрерывно фотографировали и писали заметки, пока секретарь казначейства Дуглас Диллон произносил речь и вручал мне награду. Мне было неловко от всего этого незаслуженного внимания, но я покорно принял награду и поблагодарил секретаря Диллона.

По окончании церемонии Гвен с детьми уехали домой, а я с облегчением вернулся в свой офис.

В пятницу шестого декабря бывшая первая леди окончательно покинула Белый дом. Хорошие друзья семейства Кеннеди, чета Эверелл-Харриман, любезно предложили свой дом в Джорджтауне в качестве временной резиденции для миссис Кеннеди и детей. Все вещи уже упаковали и разобрали по категориям. Большая их часть должна была отправиться на склад, пока вдова не решит, где они собираются жить на постоянной основе.

В тот же день президент Джонсон издал приказ о посмертном представлении Джона Ф. Кеннеди к ордену Свободы. Награду от имени брата принял генеральный прокурор Роберт Кеннеди, миссис Кеннеди наблюдала из укромного алькова, скрывая свое присутствие за складной ширмой. До самого конца церемонии никто так ее и не увидел.

Когда багаж погрузили в машины, настало время расставаний. Миссис Кеннеди попрощалась с главным дворецким Уэстом и прочей прислугой. Многие из них привыкли к присутствию детей в Белом доме и успели полюбить Джона и Кэролайн как родных. Почти все работники, от личных горничных до поваров столовой для персонала, не могли сдержать слез.

За несколько дней до этого трогательного события меня вызвал к себе Роули.

– Клинт, президент Джонсон попросил секретную службу предоставить миссис Кеннеди и детям охрану как минимум еще на один год. Мы согласились.

– Приятно слышать, сэр. Это правильное решение.

– Президент сообщил об этом миссис Кеннеди и добавил, что она может выбрать для себя любых агентов, каких захочет.

Я кивнул и проглотил ком в горле. Я подчинялся приказам Роули и не мог оспаривать его решения. Первая леди наверняка не захочет снова видеть меня рядом: мое присутствие будет вновь и вновь напоминать ей о том ужасном дне в Далласе, но… Я даже представить не мог, как буду работать с кем-то еще.

– Миссис Кеннеди размышляла недолго, Клинт. Она попросила оставить в детской группе Боба Фостера, Линна Мередита и Тома Уэллса.

Я кивнул и задержал дыхание.

– А для самой себя она и вовсе не захотела никого выбирать и сказала, что ей нужны только Пол Лэндис и Клинт Хилл.

На моих глазах выступили слезы, заставив меня ожесточенно заморгать.

– Спасибо, мистер Роули. Спасибо вам.

Вот так и получилось, что вместе с миссис Кеннеди и детьми Белый дом шестого декабря покинул и я. Мой офис в Картографическом зале перешел к кому-то другому. Джерри Бен разрешил нам с Полом занять свободный стол в его кабинете и пользоваться им пополам, но это было лишь временное решение. Мы уже не числились в группе «Белый дом», и нам предстояло как-то с этим жить. В тот день миссис Кеннеди, мисс Шоу, Кэролайн и Джон в последний раз сели в правительственный лимузин вместе с нами, и водитель увез нас из прошлой жизни через южные ворота. Стояла давящая тишина, которую никто не решался нарушить первым. Каждый переживал свою собственную потерю молча.

Дом Харриманов находился по адресу: Эн-стрит, 3038, всего в трех кварталах от того особняка, где мы с миссис Кеннеди встретились в первый раз. Узкие улочки, плотно застроенные старинными домиками из красного кирпича, вновь вызвали в моей памяти то время, когда мы вместе с ней гуляли по тихой набережной. Три года назад все было иначе: она готовилась к родам, а я еще только привыкал к мысли о «понижении» до телохранителя первой леди.

Едва мы остановились у нужного дома, как Джон схватил американский флаг, выскочил из машины и скрылся за дверью. За нашим прибытием с любопытством наблюдали соседи и несколько праздных зевак, но в целом народу вокруг было на удивление немного.

Это и к лучшему, подумал я. Может быть, люди наконец оставят ее в покое на какое-то время из уважения к ее потере.

Харриманы оставили в доме несколько человек прислуги, чтобы те помогли миссис Кеннеди обустроиться на новом месте, и ту первую ночь мы как будто провели в отеле. Слуги ловили каждое наше слово и исполняли любое желание.

На выходных миссис Кеннеди собралась в «Атоку» и сказала мне:

– Видимо, теперь придется ездить на машине.

Действительно, доступа к правительственному вертолету по первому требованию у нее больше не было. Она сказала, что собирается переименовать особняк в Атоке в «Уэксфорд», в честь родового гнезда Кеннеди в графсте Уэксфорд, Ирландия. Съездить за город оказалось неожиданно приятно, да и миссис Кеннеди могла там покататься на своих любимых лошадях. К сожалению, даже они не могли вызвать у нее улыбку, а о смехе и говорить было нечего.

По возвращении в Джорджтаун она сообщила, что Рождество и Новый год проведет вместе с детьми в Палм-Бич, вновь арендовав особняк Майкла Пола. Отъезд был назначен на следующую среду.

– У меня кое-что есть и для вас, мистер Хилл, – сказала она и отдала мне напечатанное на машинке письмо. – Я написала это письмо для секретаря Диллона, но вы тоже должны знать о нем. Прошу вас, передайте его всем агентам из нашей группы. Ну же, читайте скорее.

Я принялся читать письмо. На две с половиной машинописные страницы у меня ушло некоторое время.

«Дорогой Дуглас!

Я хотела бы попросить тебя кое о чем. Все до единого агенты секретной службы, которые работали с нами – со мной и детьми – все это время, достойнейшие люди. Думаю, Джек поддержал бы меня: он и сам часто говорил об этом. Перед уходом он хотел удостовериться, что каждый из них получит самые лучшие рекомендации и шанс на повышение по службе, которого, увы, они были лишены, пока состояли в должности телохранителей первой леди и семьи президента».

Она писала, что ни в коем случае не пытается бросить тень на группу президента и понимает, что мистер Кеннеди высочайше оценивал их работу.

«Они прекрасно справлялись, и президент гордился ими, но… Наши с детьми агенты – молодые парни. Их собственные дети не сильно старше Кэролайн и Джона.

Ты просто не представляешь, насколько круто они изменили нашу жизнь. До того как я впервые попала в Белый дом, я больше всего боялась именно секретной службы. Как же я ошибалась! Именно они все это время пытались дать нам возможность жить так уединенно и счастливо».

Она писала, что просила нас быть с детьми построже, чтобы они не выросли избалованными, но в то же время делать это незаметно, чтобы друзья не думали о них как о белых воронах.

«Они справились с этой тяжелой работой просто великолепно: мои дети растут хорошими и честными людьми, а сама я никогда не чувствовала себя взаперти. Такое под силу только по-настоящему добрым, тактичным, понимающим, умным и во всех смыслах сильным людям. Не каждый член секретной службы может похвастаться полным набором этих качеств – но, уверяю тебя, каждый агент нашей группы несет их в себе в полной мере».

Она писала, что в разговорах с президентом часто всплывала тема работы секретной службы. Вместо того чтобы заниматься организацией поездок или встреч государственных лиц, мы гуляли с Джоном-младшим в парке, упуская тем самым возможности проявить себя и получить повышение по службе. Из-за нашего доброго отношения к детям нас могли навсегда оставить на скамейке запасных, ведь на первый взгляд ничем особенным мы не занимались. В своем письме первая леди просила пересмотреть личные дела всех агентов из своей и детской групп, чтобы по окончании срока службы все они получили достойные награды и повышения. Завершался этот абзац строкой: «…во всем мире не найдется других более достойных этой чести людей».

Далее шел список: Клинтон Хилл, Пол Лэндис, Линн Мередит, Роберт Фостер и Томас Уэллс. Возле моего имени была приписка:

«Вы и сами наверняка прекрасно знаете этого человека. Он прекрасно показал себя в путешествиях с президентом еще до того, как получил назначение в мою группу. В моих собственных путешествиях он проявлял те же удивительные способности. В конце концов я передала ему все вопросы, связанные с прессой и официальными встречами, и он справлялся с этим намного лучше многих ничем не выдающихся сотрудников местных посольств».

Я не смог сдержать улыбки. Ох уж эта миссис Кеннеди…

Она закончила письмо извинением за растекания мыслью по древу и в самом конце написала:

«Они служили президенту не хуже, а то и лучше любых других сотрудников правительства, защищая его жену и детей с удивительным тактом, почтением и деликатностью. Именно они сделали наши годы в Белом доме счастливым и беззаботным временем».

К этому моменту по моим щекам катились слезы, и я не стеснялся этого. Я посмотрел на нее, взглянул прямо в глаза: те самые глаза кофейного оттенка, о которых мечтали мужчины и которым завидовали женщины всего мира. Многие пытались разгадать тайны, скрытые за этим пытливым взглядом, но от меня у нее не могло быть никаких секретов.

Отложив письмо, я взял ее ладонь в свои и крепко сжал.

– Спасибо вам, миссис Кеннеди. Вы очень добры к нам.

Мы с миссис Кеннеди через многое прошли вместе, и теперь настало время двигаться дальше, начиная новую главу в наших жизнях. Будет нелегко, но другого выхода не оставалось.

День благодарения мы пережили относительно спокойно, но вот Рождество в Палм-Бич стало настоящим испытанием. На празднике присутствовали посол Кеннеди и большая часть семейства, включая чету Радзивилл с детьми, но пришлось обойтись без полуденной прогулки на «Хани Фитц», без привычной подготовительной суеты и без большей части секретных агентов, ранее сопровождавших каждый шаг. Иногда даже я сомневался, выдержу ли давящую атмосферу, царящую в поместье. Все вокруг напоминало о трагедии.

После праздников мы вернулись в Вашингтон. Миссис Кеннеди приобрела дом, расположенный напротив особняка Харриманов: номер 3017 по Эн-стрит, большой, просторный, с прекрасными магнолиями у входа. Поначалу у этой реликвии времен Гражданской войны из красного кирпича недостатков не было, и Джон с упоением катался на трехколесном велосипедике по уютному закрытому дворику под сенью огромного дерева в центре. К сожалению, практически сразу люди прознали про то, что здесь живет та самая Джеки, и начался настоящий кошмар. Тротуары моментально заполнились зеваками, которые заглядывали в окна и пытались поймать происходящее внутри дома на камеру. Когда кто-то из нас выходил на улицу, его мгновенно ослепляло множество вспышек фотоаппаратов. Более того, одна туристическая компания изменила свой экскурсионный маршрут, и теперь одна сторона и без того узкой улицы была постоянно забита автобусами, которые высаживали пассажиров специально для того, чтобы те взглянули на дом миссис Кеннеди. Мы пытались добиться отмены экскурсий, но администрация города никак не отреагировала.

Пытаясь избежать лишнего внимания, миссис Кеннеди начала все чаще уезжать из Вашингтона. После катания на лыжах в Стоуве, штат Вермонт, она отправилась в Антигуа, а между делом регулярно выбиралась в Нью-Йорк, проведать свои апартаменты в «Карлайл-Отеле». Подготовка к поездкам занимала много времени, и мы были рады возможности заняться вообще хоть чем-нибудь.

Однако, куда бы мы ни поехали, что-нибудь обязательно напоминало нам о случившемся. Каждая газета, каждый репортаж на телевидении, каждый шепоток в толпе.

Расследованием убийства занималась комиссия Уоррена, и нам с Полом пришлось написать отчеты обо всем, что произошло в тот день. Меня вызвали на очную ставку со следователями и долго допрашивали, заставляя переживать те ужасные секунды в Далласе снова и снова.

Это, впрочем, было еще терпимо. Хуже всего оказалось то, что теперь нам предстояло с этим жить. Смотреть в лицо миссис Кеннеди, Джону и Кэролайн, видеть их скорбь и понимать, что в какой-то мере в этом виноваты и мы. Когда миссис Кеннеди спросила меня, что теперь будет со мной, я сказал, что все будет нормально. Время шло, нормальнее ничего не становилось, и я начинал понимать, что вряд ли кто-либо из нас сможет вновь стать нормальным.

Двенадцатого июня 1964 года Пол подал заявление об отставке. Он дал себе полгода, чтобы попробовать жить дальше, – и не смог. Меня расстроил его уход, но я все понимал и полностью разделял эту боль.

Тем же летом миссис Кеннеди решила переехать в Нью-Йорк насовсем. Она надеялась, что сможет затеряться в разношерстной толпе и дать своим детям немного свободы. Она всегда хотела только свободы.

Я сопровождал ее во время поисков нового дома, и в конце концов она выбрала большую квартиру на Пятой авеню с видом на Центральный парк. Музей «Метрополитен» и «Карлайл-Отель» располагались всего в нескольких минутах ходьбы. Стефан и Джин Кеннеди-Смит тоже жили рядом. Миссис Кеннеди хорошо знала и любила этот район города. На время ремонта и обустройства квартиры она остановилась в «Карлайле», а мне пришлось ютиться в маленьком номере по соседству с ее апартаментами еще несколько месяцев.

У миссис Кеннеди был свой собственный офис на Парк-авеню, Нэнси Такерман все еще служила ей секретарем, помогая разрабатывать планы строительства библиотеки имени Кеннеди и отвечая на тысячи писем от поклонников.

С момента убийства президента прошел почти год, и мы оба понимали, что пора двигаться дальше. Последний день в Нью-Йорке запомнился мне внезапной прощальной вечеринкой в офисе миссис Кеннеди. Компания собралась не особенно большая: сотрудники конторы и другие агенты нашей группы. Все пытались создать праздничное настроение и делились приятными воспоминаниями о прожитых вместе годах.

Под конец миссис Кеннеди принесла большой плакат на ватмане с подписями от всех присутствующих. На нем была нарисована фигура неопознанного секретного агента в солнечных очках и красовалась крупная надпись: «Грязная Дыра, штат Вайоминг, приветствует нового жителя!» Шутка действительно забавная: никто не знал, куда меня отправят после окончания этой миссии, и с неплохим шансом следующим назначением мог оказаться какой-нибудь захудалый городишко у черта на куличках. Миссис Кеннеди всегда любила такой юмор, и плакат изрядно всех рассмешил.

Затем она отдала мне большую черную папку на кольцах с подписью: «Путешествия Клинтона Дж. Хилла». Внутри оказалось подробное описание всех четырех лет нашего знакомства с множеством фотографий. Печатные ярлычки с подписями возле каждого фото помогали ориентироваться.

«ГРЕЦИЯ: Сперва он редко выходил на передний план, и узнать его можно было лишь по очкам». Целая страница была заполнена фотографиями, где я помогал носить многочисленные чемоданы первой леди. Подпись гласила: «ГДЕ БЫ ТО НИ БЫЛО: Наши славные агенты всегда готовы прийти на помощь». Была и фотография с весельной лодки в водах возле Пестума: я греб изо всех сил, сопровождая работу веселыми воплями, и она просто умирала от смеха. «ИТАЛИЯ: Идеальный аккомпанемент к плеску весел». Равелло: миссис Кеннеди в купальнике позирует для журналистов, плавает, отдает мне приказы во время прогулки на яхте… Марокко: мы с ней идем по улице, болтаем и смеемся. На этом фото подпись была сделана ее рукой: «Мистер Хилл, вы счастливы работать со мной? – Ж. Б. К.».

Воистину бесценный дар.

Мы с миссис Кеннеди слишком многое пережили вместе. Больше, чем кто-либо когда-нибудь сможет представить.

Больше, чем кто-либо из нас когда-либо осмелится рассказать.

Эпилог

Она была и остается одной из самых узнаваемых женщин в мире: элегантная, утонченная, аристократичная, настоящая леди во всех смыслах этого слова. Жаклин Бувье Кеннеди-Онассис умирала от рака в той самой нью-йоркской квартире, которую тридцать лет называла своим домом, и я не мог сдержать слез.

Конечно же, я знал, что она больна. В февральской «Вашингтон Пост» писали, что ей диагностировали лимфому Ходжкина и назначили лечение. В новостях говорилось, что болезнь обнаружили на ранней стадии, когда она легко излечима. На пару секунд меня охватило желание позвонить ей, но я тут же отбросил эту мысль. Я не знал, что сказать, и вряд ли смог бы найти нужные слова. Вместе с ней мы прошли через очень многое, и пусть даже наши жизни продолжались (если можно было это так назвать), мой звонок наверняка оживил бы в ней воспоминания о том ужасном дне, который изменил все. Один звук ее голоса… Это было бы слишком больно, и я так и не смог заставить себя набрать номер.

Больше об этом в газетах не писали, но я часто думал о ней и гадал, как она справляется с болезнью.

Однажды мне позвонил Дейв Карпентер, который в то время возглавлял спецгруппу президента.

– Мистер Хилл, – сказал он, – мы с президентом Клинтоном говорили об администрации Кеннеди, и в разговоре всплыло ваше имя. Семье Кеннеди пришлось многое пережить, а теперь еще и ужасная болезнь миссис Кеннеди…

– Да, – ответил я, – я в курсе, что она лечится от рака.

– В общем, мы обсудили, насколько ее фигура важна для американского народа и всего остального мира, и президент спросил меня о судьбе агента, который отвечал за ее безопасность. Я сказал ему, что вы вышли на пенсию и проживаете в Северной Виргинии. Затем он попросил меня организовать ему встречу с вами. Скажите, сможете ли вы выполнить его просьбу?

Это предложение застало меня врасплох. Было непонятно, зачем Клинтону понадобилось встречаться со мной, но из прошлого опыта я знал, что, если президент США зовет тебя на встречу, ты бросаешь все дела и идешь. Абсолютное большинство людей даже помыслить не могут о такой возможности.

– Конечно, – наконец ответил я. – Я буду очень рад встретиться с президентом. Назначьте дату и место.

Встречу назначили на четверг девятнадцатого мая. Мне предстояло явиться в Овальный кабинет Белого дома. С момента выхода на пенсию в 1975 году моя жизнь стала довольно пресной, но личная просьба президента даже пробудила во мне что-то похожее на интерес. Я встал в пять часов утра, как обычно, но на этот раз у меня хотя бы была цель.

Я принял душ, побрился, надел свой лучший костюм – темно-синий пиджак, белая рубашка и винный галстук – и вышел из дома сильно заранее, чтобы точно добраться до Белого дома вовремя. Как только я выехал на дорогу с заднего двора своего дома в Александрии, штат Виргиния, руки будто зажили своей жизнью, и весь путь я проделал практически на автопилоте. Уже нажимая кнопку звонка охраннику у западных ворот, я почувствовал, как внутри поднимается запоздалая волна гордости и тепла.

Меня встретил Дейв Карпентер и повел в кабинет президента: пост охраны на первом этаже западного крыла, который ничуть не изменился за все эти годы, коридор, ведущий к столовой для персонала и оперативному пункту, комната, где каждые две недели парикмахер Стив Мартини стриг агентов, пост дежурных агентов, вверх по лестнице через Зал Кабинета и наконец в Зал Рузвельта, где мы остались ждать назначенного времени.

Вскоре дверь открылась, и нас проводили в Овальный кабинет. Агент Карпентер представил меня, и президент с улыбкой протянул руку:

– Мистер Хилл! Познакомиться с вами – большая честь. Рад вновь приветствовать вас в Белом доме.

Честь? Это со мной-то? Я пожал руку и сказал:

– Поверьте, мистер президент, для меня это честь гораздо большая.

Он вел себя на удивление любезно, как будто встреча со мной была для него самым важным событием на повестке дня.

– Мистер Хилл, недавно стало известно, что состояние миссис Онассис стремительно ухудшается. Я хотел бы лично поблагодарить вас за верную службу лично ей и всему американскому народу.

Разговор перешел на личность миссис Онассис, и я постоянно запинался, не в силах назвать ее этой фамилией. Для меня она навсегда останется миссис Кеннеди. Мы обсудили ее ужасную болезнь, жизненные трагедии, которые ей пришлось выдержать, и то, какой прекрасный пример она подавала нам всем.

Между делом я заметил, что стол в кабинете все еще стоял тот самый, за которым когда-то сфотографировали малыша Джона-младшего, и это будто прорвало плотину в моем сознании. Воспоминания нахлынули неудержимым потоком, плохие и хорошие вперемешку…

Первая встреча с миссис Кеннеди в 1960 году, сразу после выборов. Последние недели ее беременности. Появление на свет Джона. Первый визит в Белый дом в качестве будущей первой леди. Каникулы в Палм-Бич перед инаугурацией. Первые дни в Белом доме. Первые поездки в Глен-Ора – поместье, которое она арендовала специально для того, чтобы сбежать от удушающей публичности Белого дома. Лето в Гианнис-Порт и множество морских прогулок на разных яхтах по Средиземному морю. Рождество и Пасха, которые три года отмечались только в Палм-Бич.

Полные приключений поездки в Нью-Йорк и великолепная обстановка «Карлайл-Отеля». Путешествия в Индию, Пакистан, Италию, Грецию, Марокко, Париж, Лондон, Сан-Хуан, Мехико, Боготу и Каракас. Да, в то время мне определенно было о чем вспомнить, пусть приятные события и перемежались трагедиями, которых тоже было немало. Рождение и быстрая смерть Патрика Бувье Кеннеди. Жуткий день в Далласе, когда президента убили на глазах его жены. Горечь и страдания последующих дней, когда я одновременно пытался справиться со своими собственными эмоциями и дать ей, Кэролайн и Джону столь необходимую поддержку. Прощальная вечеринка, которую она устроила специально для меня. Все это проносилось в моей голове отдельными кадрами, пока я беседовал с президентом Клинтоном в Овальном кабинете.

Я служил пяти президентам и хорошо знал, что время государственного лица – самый важный ресурс в этой стране. Наш разговор занял всего десять минут, но это меня не удивило. Мы вновь пожали друг другу руки, и президент еще раз поблагодарил меня за верную службу, повторив, что встреча со мной была для него честью. Агент Карпентер проводил меня к машине, и я уехал домой.

Весь день и весь вечер я не мог выкинуть из головы воспоминания. В конце концов я спустился в подвал, где все эти годы держал взаперти своих демонов, и включил маленький старый телевизор возле письменного стола. Не так уж и давно я точно так же сидел на этом потертом диване с бутылкой скотча и пачкой сигарет, пытаясь этими нехитрыми средствами залечить душевные раны. Как же много лет я потерял впустую…

Я сидел в подвале наедине со своими воспоминаниями и думал о миссис Кеннеди. О, как бы я хотел снова поговорить с ней, вновь услышать ее голос с придыханием: «О, мистер Хилл…»

Я знал, что лучше бы пойти спать, но у меня была одна вечерняя традиция.

Я всегда смотрел передачу «Nightline», и сегодняшний день не стал исключением. Ровно в одиннадцать часов тридцать пять минут на экране появился Тед Коппель и сказал ровно то, что я боялся услышать: сегодня вечером, в десять часов пятнадцать минут по западному времени, Жаклин Кеннеди-Онассис скончалась после продолжительной болезни в возрасте шестидесяти четырех лет.

Сначала я не поверил, что ее больше нет. Я всегда думал, что умру намного раньше ее, видит бог, это должен был быть я. Мир без нее… Каждую неделю в каком-нибудь журнале или желтом таблоиде из тех, которые она заставляла меня покупать, чтобы знать все последние слухи о самой себе, появлялись ее фотографии. Когда я видел очередной снимок от папарацци, то по одному выражению ее лица мог понять, о чем она думала в тот момент. У нее не было секретов от меня.

Мы с миссис Кеннеди прошли вместе через слишком многое, чтобы таковые были.

Я бездумно пялился на телевизор, где показывали ее фото и мои воспоминания, чувствуя себя совершенно потерянным. По моему лицу катились слезы, и мне совсем не было стыдно за них.

Благодарности

Эта книга не увидела бы свет без помощи и поддержки множества прекрасных людей. Вначале мы хотели бы поблагодарить бывшего агента секретной службы Пола Лэндиса. Без вашего согласия вновь пережить все хорошее и плохое, что случилось за те четыре года, мы не смогли бы сделать эту книгу такой, какая она есть. Вы без единого вопроса передали нам свои дневники, впустили нас в свой дом и неустанно помогали нам на каждом шагу. Мы очень ценим дружбу с вами и Мэри Джо.

Луиза Берк, Джен Бергстрем и Митчелл Айверс из издательства «Саймон и Шустер»: именно вы предложили нам написать книгу о жизни Клинта Хилла и его отношениях с миссис Кеннеди. Спасибо вам за веру в будущее этого проекта, поддержку и неослабевающий интерес к нашей работе. Лично Митчеллу – мы очень рады, что ты сидишь в своем уголке вместе с нами!

Нашим журналистам – Мэри МакКью и Джен Робинсон: надеемся, что вы и сами знаете, как мы ценим ваши неустанные усилия, энтузиазм и творческую жилку. Благодарим также Наташу Симмонс, Салли Франклин, Ларри Пекарека, Джейми Путорти, Лизу Литвак и Александра Сью за всю ту незаметную работу, которая позволила нам гордиться тем, какой мы вместе с вами сделали эту книгу.

Нашему литературному агенту, Кену Этчити, за то, что верил в нас и никогда не опускал руки, помогая этой истории появиться на свет.

Бывшим агентам секретной службы: Тому Уэллсу, Рону Понтиусу и Кену Джианнулису за ваши бесценные воспоминания, дневники и заметки.

Нашему главному редактору Уиману Харрису и его жене Джей: ваша помощь, ваши советы и вдохновение невозможно переоценить. Мы благодарны вам за все то время, что вы потратили на вылавливание мелких ошибок. Вы не позволили нам сбиться с пути. Особая благодарность Коннору МакКаббину, который проходил стажировку в издательстве летом 2011 года, за помощь в поисках материалов и вычитке текста.

Спасибо также Тому Патнэму и всем сотрудникам библиотеки Белого дома, особенно Лори Остин, Мерироуз Гроссман, Эми Макдоналд и многим другим: вашу любовь к своей работе видно невооруженным взглядом, и мы невероятно благодарны за вашу поддержку, энтузиазм и помощь во всем, что мы делали.

Гэри Сильверсмиту, который на самом деле достоин премии за восстановление «Секвойи». Особую благодарность мы хотели бы выразить вашей команде за удивительный вечер на этой знаменитой яхте.

Управляющему Эриху Штейнбоку и всем невероятным сотрудникам «Карлайл-Отеля» в Нью-Йорке: вы помогли нам восстановить прекрасные дни, которые в шестидесятых здесь провела миссис Кеннеди, позволив нам самим почувствовать, каково жить в таких апартаментах. Приятно понимать, что «Карлайл» несет свои высочайшие стандарты обслуживания и неизменную роскошь обстановки сквозь года со все той же гордостью.

И, конечно же, спасибо всем тем людям, кто искренне говорил нам: «Не могу дождаться выхода вашей книги!» Ваш энтузиазм давал нам столь необходимые силы двигаться вперед.

От Лизы МакКаббин:

Спасибо моим детям, Коннору и Куперу, ради которых я живу и работаю, за все, что они делали для меня весь этот сложный год. Что касается вас, Клинт… Вы и сами знаете, как я отношусь к вам. Для меня было огромной честью работать над этой историей вместе с вами. Вы доверили мне свое сердце и согласились вновь пережить эту часть своей жизни специально для меня, и я никогда этого не забуду. Вы – удивительный человек и настоящий джентльмен во всех смыслах этого слова.

От Клинта Хилла:

Спасибо моим сыновьям, Крису и Кори, которые дали мне возможность спокойно работать над этой книгой. Ваша помощь в семейных делах была просто неоценима. Я всегда гордился и горжусь тем, что у меня есть вы. Спасибо Джеральду Блейну, который написал книгу «Отряд Кеннеди» и познакомил меня со своим соавтором, Лизой МакКаббин. Когда-то я дал себе обещание, что о моей работе в секретной службе никогда не будут писать книг. Работа над нашим проектом поколебала это решение: я понял, что мои воспоминания имеют историческую ценность, и эта информация должна быть доступна всем желающим. Для меня самого это стало своего рода психотерапией и помогло справиться с эмоциями.

Спасибо Лизе МакКаббин за то, что она смогла вытащить меня из той тюрьмы, в которую я сам себя заключил за много лет переваривания негативных эмоций. Вы стали той отдушиной, с помощью которой я смог хоть немного ослабить это напряжение. Я доверился вам и смог вам доверять. Вы слушали меня с искренним интересом – спасибо вам за это.

Вам было не все равно, и именно вы помогли мне вновь найти смысл в этой жизни, которая давно стала просто существованием. Я никогда не забуду, как однажды друзья сказали, что я выгляжу лучше, чем когда-либо раньше, – я снова становлюсь самим собой. Друг моего старшего сына сказал мне:

– Хорошо, что вы снова улыбаетесь, мистер Хилл.

Именно вы позволили ему сказать это, вернув меня к жизни. Эта книга вышла в свет только благодаря вам. Вы – прекрасный писатель и прекрасный человек. Я у вас в вечном долгу. Спасибо вам.

Сноски

1

Кэролайн Кеннеди – дочь Джона и Жаклин Кеннеди.

(обратно)

2

Джорджтаун – город в США, в 1871 году объединенный с Вашингтоном и его окрестностями в федеральный округ Колумбия и ставший его районом.

(обратно)

3

Сестра Жаклин Кеннеди Ли Бувье вышла замуж за польского князя Станислава Радзивилла, что и послужило причиной такого обращения к ней со стороны главного менеджера отеля.

(обратно)

4

Пер.: Говорите ли вы по-французски, мистер Хилл?

(обратно)

5

В бейсболе – одна из точек игрового поля, куда должен добежать игрок, чтобы заработать очки.

(обратно)

6

Разновидность игровой ситуации в бейсболе, во время которой игроки, находящиеся на базах, успевают совершить полный круг по базам и попасть в исходную точку.

(обратно)

7

Пер. – Да здравствует президент Кеннеди!

(обратно)

8

Пер. – Да здравствует Джеки!

(обратно)

9

Каламатьянос – греческий народный танец.

(обратно)

10

День труда – государственный праздник в США, который отмечают в первый понедельник сентября.

(обратно)

11

Тачбол (touch football) – одна из разновидностей американского футбола.

(обратно)

12

Маунт-Вернон (Mount Vernon) – бывшая частная плантация Джорджа Вашингтона, ныне – его дом-музей.

(обратно)

13

Прим.: Айк – прозвище президента США Д.Д. Эйзенхауэра.

(обратно)

14

Министр сельского хозяйства США в годы правления Кеннеди и Джонсона.

(обратно)

15

Гала-концерт в «Мэдисон-сквер-гарден» 19 мая 1962 г. был одним из последних публичных выступлений Мэрилин Монро. Она вышла на сцену в облегающем полупрозрачном платье телесного цвета и пела с таким чувственным придыханием, что событие сочли скандальной провокацией.

(обратно)

16

Пер. с ит.: Здравствуйте!

(обратно)

17

Прим. – Гора гремучей змеи.

(обратно)

18

Пер. – Солнечный свет.

(обратно)

19

Прим. – полуботинки с перфорацией. Могут быть как с открытой шнуровкой, так и с закрытой.

(обратно)

20

День ветеранов (Veterans Day) – государственный праздник США, посвященный всем ныне живущим участникам боевых действий. Отмечается 11 ноября.

(обратно)

21

League of United Latin American Citizens (LULAC) – старейшая латиноамериканская правовая организация в США, противостоящая дискриминации по этническому признаку.

(обратно)

22

Коронер – судмедэксперт.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Первая встреча

Глава 2 Семейство

Глава 3 Рождество в Палм-Бич

Глава 4 Глен-Ора

Глава 5 Путешествия с миссис Кеннеди

Глава 6 Путешествия с миссис Кеннеди: Греция

Глава 7 Лето в Гианнис-Порт

Глава 8 Осень 1961-го

Глава 9 Еще одно Рождество в Палм-Бич

Глава 10 Путешествия с миссис Кеннеди: Индия

Глава 11 Путешествия с миссис Кеннеди: Пакистан

Глава 12 Андре Мальро и Мэрилин Монро

Глава 13 Новое лето в Гианнис-Порт

Глава 14 Путешествия с миссис Кеннеди: Равелло

Глава 15 Октябрьский кризис

Глава 16 Третье Рождество в Палм-Бич

Глава 17 «Мона Лиза» и Нью-Йорк

Глава 18 Солнечное шоссе

Глава 19 Кэмп-Дэвид и Камасутра

Глава 20 Потеря Патрика

Глава 21 «Кристина» и Онассис

Глава 22 Подготовка к Техасу

Глава 23 Тот самый день в Далласе

Глава 24 Госпиталь Паркленд

Глава 25 Похороны

Глава 26 Наш последний год

Эпилог

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg