«100 великих операций спецслужб»

100 великих операций спецслужб (fb2) - 100 великих операций спецслужб 5739K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Григорьевич Атаманенко - Владимир Сергеевич Антонов

Владимир Сергеевич Антонов, Игорь Григорьевич Атаманенко Сто великих операций спецслужб

«Сто великих» ® является зарегистрированным товарным знаком, владельцем которого выступает ЗАО «Издательство «Вече». Согласно действующему законодательству без согласования с издательством использование данного товарного знака третьими лицами категорически запрещается.

Вместо предисловия

Вниманию читателя предлагается сборник ста наиболее интересных операций, проведенных основными спецслужбами планеты с начала XX по начало XXI века.

Спецслужбы – разведка и контрразведка – как особый институт государства, призванный обеспечивать его безопасность, сформировались относительно недавно. Произошло это в начале XX века – в тот момент, когда они стали полноправной частью государственного аппарата. Так, например, британцы ведут отсчет истории своей главной специальной службы – Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС) – с 1909 года. Ее основным предназначением всегда являлось получение секретов других стран и защита собственных, а обязанностью – действовать эффективно как в военное, так и в мирное время.

За Великобританией в 1913 году последовала Германия, за ней в 1917 году – Россия, в 1935 году настала очередь Франции, а в 1947 году к ним присоединились Соединенные Штаты Америки, создавшие на сегодня, пожалуй, едва ли не самое мощное и разветвленное сообщество спецслужб. По крайней мере составить достойную конкуренцию заокеанским рыцарям плаща и кинжала могут только наши, отечественные спецслужбы.

В разное время задачи спецслужб были самыми разными и отвечали интересам государства в тот или иной момент его истории. Например, в 1920-е – 1930-е годы для советских спецслужб это были операции против белоэмигрантских, троцкистских и националистических организаций. Западные же спецслужбы в этот период сосредотачивали свои усилия на снижении авторитета и влияния молодого

Советского государства. В годы Второй мировой войны деятельность спецслужб многих стран была направлена против главного врага – фашистской Германии. Период «холодной войны» характеризовался мощным противостоянием спецслужб Запада и Востока в борьбе за политическое, экономическое и военное влияние и превосходство на международной арене. Иногда спецслужбы разных стран объединяли свои усилия в борьбе против общего врага, а затем вновь начинали враждовать.

Естественно, объем помещенных в книге очерков неодинаков. Часть операций продолжалась длительное время, и к ним привлекались значительные силы – десятки, а то и сотни людей. Другие же операции носили молниеносный характер, и число их участников было невелико. Далеко не все операции, о которых рассказывается в книге, равноценны как по своим масштабам, так и по последствиям, не все они были великими в прямом смысле этого слова. Но многие из них имели большое влияние на дальнейшее развитие истории отдельных стран и человечества в целом.

Следует особо подчеркнуть, что на любом историческом этапе, при любом строе, в любых обстоятельствах специальные службы защищают безопасность государства. С течением времени могут измениться акценты в их деятельности, может произойти отказ от некоторых методов работы, но никогда правящий класс не откажется от разведки и контрразведки как важнейшего инструмента своей политики.

Ведущий американский эксперт и один из признанных авторитетов в области истории специальных служб Джеффри Толбот Ричелсон в своей книге «История шпионажа XX века», в частности, подчеркивает: «Двадцатый век стал свидетелем множества революционных преобразований в самых разных областях, но нигде это не проявилось настолько ярко, как в разведывательной деятельности.

Преображение мира в двадцатом веке – усложнение социальной структуры общества, всеохватная природа войны, бурное развитие науки и техники, появление новых государств – не могло не привести к преображению искусства разведки. Необходимость в сведениях обо всех аспектах жизни и деятельности иноземных держав, в том числе об их совершеннейшем вооружении, помогла превратить разведку в современную отрасль, нуждающуюся и в системах сбора данных, созданных по последнему слову техники, и в индивидуумах, обладающих обширными познаниями в естественных и общественных науках».

На первый взгляд, приведенное выше высказывание касается прежде всего разведки. Но активизация разведывательной деятельности одной из сторон всегда ведет к совершенствованию и усилению контрразведки противоположной стороны. Об этом противостоянии, о наиболее интересных операциях, в которых участвовали и оттачивали свое мастерство сотрудники внешней и военной разведки и противостоявшие им контрразведчики и пойдет речь в предлагаемой читателю книге.

В борьбе за завоевания Октября

Балтийский флот возвращается

Октябрьская революция 1917 года в России принесла финскому народу независимость. В декабре 1917 года Совет Народных Комиссаров признал Финляндию, входившую в состав Российской империи, в качестве самостоятельного государства. 4 января 1918 года это постановление СНК было утверждено ВЦИК РСФСР.

Однако внутриполитическое положение в Финляндии оставалось крайне сложным и неустойчивым. Социал-демократы и финские красногвардейцы, отстаивавшие независимость страны, стояли на позициях строгого нейтралитета, укрепления дружественных отношений с молодой республикой Советов. Им противостояли буржуазные партии, ориентировавшиеся в своих политических расчетах на Германию и Швецию. В противовес финским красногвардейцам они создали белую гвардию (шюцкор), кадры которой обучались военному делу в Германии и Швеции.

К концу января 1918 года классовая борьба в Финляндии обострилась до предела. В стране началась гражданская война.

В этой обстановке советскому правительству были необходимы достоверные сведения о наиболее важных политических и военных событиях, происходивших в Финляндии, о возможной военной коалиции финской буржуазии с Германией и Швецией, направленной против России, и о возможном использовании немецкими военными финской территории для удара по Петрограду. Иными словами, встал вопрос о получении разведывательных данных о внутриполитическом положении в Финляндии и ее роли в германских военных планах.

Удостоверение А. Ф. Филиппова

Значение такой информации определялось не только тем, что Финляндия была ближайшим северным соседом России, и нельзя было допустить, чтобы она стала плацдармом для наступления германских войск на Петроград. Не менее серьезным фактором, напрямую затрагивавшим безопасность Советского государства, являлось и то, что в портах Финляндии продолжали базироваться корабли Балтийского флота. В его главной базе в Гельсингфорсе (Хельсинки) находился и возникший в мае 1917 года высший выборный орган флота – Центробалт (Центральный комитет Балтийского флота). Судовые комитеты на кораблях подчинялись Центробалту и выполняли его распоряжения. Вместе с тем должного единения ни среди командиров кораблей, ни в офицерском корпусе флота, ни среди матросов не было. Команды кораблей постоянно лихорадило. А советскому правительству, естественно, не было безразлично, как поведут себя командиры кораблей и их экипажи в случае немецкого наступления.

Не менее остро стояла проблема и с гарнизоном российских сухопутных войск в Финляндии, численность которого к тому времени составляла примерно 20 тысяч человек. По имевшимся сведениям, солдатам надоела война и они стремились поскорее возвратиться в родные места. Гарнизонная служба велась плохо, отсутствовала должная дисциплина, взаимодействие с флотом было нарушено.

Большевистское руководство поставило перед собой трудную задачу: с наступлением весны 1918 года вывести из Финляндии, по возможности, без потерь, российские армию и флот. А для этого была нужна огромная подготовительная работа, глубокое изучение и освещение всех связанных с этим вопросов. Сделать это мог лишь человек, который до революции часто посещал Финляндию и хорошо ее знал, имел там широкие связи в правительственных кругах и среди лидеров оппозиции.

Таким человеком оказался Алексей Фролович Филиппов, являвшийся до 1917 года юристом, банкиром, издателем ряда газет и журналов. Активная издательская и банковская деятельность позволили ему приобрести обширные связи среди крупных промышленников, финансистов и политиков не только в России, но и за рубежом.

По своим политическим взглядам Филиппов был человеком прогрессивных убеждений. Оставаясь беспартийным, он поддержал Октябрьскую революцию и сразу же встал на сторону большевиков.

По инициативе Ф.Э. Дзержинского в конце декабря 1917 года Филиппов стал секретным сотрудником при Президиуме ВЧК. Именно ему лично Дзержинским было поручено выяснить истинное положение дел в соседней северной стране.

Учитывая, что Филиппов до революции много раз бывал в Финляндии и имел там довольно широкий круг знакомых, Дзержинский предложил Алексею Фроловичу выехать туда под видом корреспондента одной из российских газет. На этот раз перед Филипповым были поставлены задачи чисто разведывательного характера: сбор информации о внутриполитическом положении в стране, а также изучение возможностей перебазирования кораблей Балтийского флота и российского военного гарнизона на свою территорию.

В литературе по истории советской внешней разведки отмечается, что это был первый вывод сотрудника ВЧК за кордон с разведывательными целями, положивший начало данному методу чекистской работы за границей. Этот факт нашел подтверждение и в архивных материалах Службы внешней разведки России.

В январе – марте 1918 года Филиппов неоднократно выезжал в Финляндию. Сохранившиеся в архивах разведки его письменные донесения и отчеты говорят о том, что он проявил немало находчивости, энергии и настойчивости для выполнения разведывательного задания Дзержинского. Его информация отличалась присущей опытному журналисту наблюдательностью, политической остротой и глубоким анализом.

Так, в начале 1918 года советское правительство вело усиленную подготовку к переговорам о заключении мира с Германией. Поэтому любая информация о военных планах немцев и передвижении их войск представляла для Центра большой интерес и способствовала определению позиции российской делегации на переговорах. В частности, очень важно было иметь представление о том, каким образом поведет себя Германия в отношении Финляндии, будет ли она использовать эту страну в войне против Советской России.

Значительная часть информации Филиппова относилась именно к этому кругу вопросов. В конце января 1918 года он сообщил о предстоящем захвате немцами Аландских островов. Вскоре эти сведения подтвердились. Одновременно в столице Финляндии стали циркулировать слухи о возможном наступлении немцев на Петроград. Анализируя эту информацию, Филиппов писал: «…Подготавливая умы к наступлению опасности с одной стороны, немцы идут в другом направлении. Германские войска планируют приступить к захвату Балтийского флота, базирующегося в финских портах. Без этого даже взятие Петрограда не даст им желанной победы. Поэтому необходимо убедить каждого из команд кораблей, находящихся в этой стране, в важности общего выступления, так как немцы боятся только флота».

Выполняя поставленную перед ним задачу, Филиппов подробно изучил обстановку на флоте и в армейских гарнизонах, регулярно информируя о своих наблюдениях Москву В одном из своих донесений он отмечал: «Положение здесь отчаянное. Команды ждут весны, чтобы уйти домой. Матросы требуют доплат, началось брожение… Балтийский флот почти не ремонтировался из-за нехватки необходимых для этого материалов (красителей, стали, свинца, железа, смазочных материалов). В то же время эта продукция практически открыто направляется путем преступных сделок из Петрограда в Финляндию с последующей переправкой через финские порты в Германию».

Еще более тревожное положение сложилось в армейских частях. В сообщении от 23 февраля 1918 года Филиппов проинформировал ВЧК о готовящемся нападении группы финских белогвардейцев в Гельсингфорсе и в районе Выборга на российские динамитные и пороховые погреба, так как караульная служба там, можно сказать, не велась. Он также предлагал «до ухода флота в Кронштадт развернуть вербовку на судах надежных матросов, в том числе из эстонцев и финнов». Одновременно Филиппов указывал на необходимость «срочно командировать в Финляндию надежные отряды красногвардейцев с тем, чтобы навести порядок и усилить местные гарнизоны, а местами просто заменить их».

Разведчик настаивал на немедленной организации должного взаимодействия армии и флота, которое к тому времени фактически отсутствовало. По этому вопросу он не раз беседовал с председателем Центробалта П.Е. Дыбенко. Филиппову удалось также убедить командующего Балтийским флотом адмирала Развозова, а после его отставки – заступившего на этот пост адмирала Щастного поддержать большевиков. О всех своих действиях Филиппов информировал Дзержинского и других руководителей ВЧК. Некоторые его сообщения докладывались непосредственно В.И. Ленину.

В целом разведывательная работа Филиппова в Финляндии в определенной степени помогла советскому правительству при проведении важных мероприятий по Балтийскому флоту, прежде всего по перебазированию кораблей из Гельсингфорса и Ревеля в Кронштадт в феврале – мае 1918 года, получившему название Ледовый переход.

Из истории известно, что с 17 февраля по 2 мая 1918 года в Кронштадт в сопровождении ледоколов и буксиров прибыло 4 отряда кораблей Балтийского флота. В итоге операции было перебазировано 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 эсминцев и миноносцев, 12 подводных лодок, 25 сторожевиков и тральщиков, которые в дальнейшем послужили основой боевой мощи Балтийского флота Советской Республики и сыграли большую роль в обороне Петрограда и действиях на других театрах Гражданской войны.

Информация Филиппова способствовала наведению относительного порядка в гарнизонах российских войск в Финляндии, а также недопущению вовлечения в кровавую мясорубку войны десятков тысяч разобщенных и небоеспособных солдат и матросов, содействовала возвращению этих людей на родину. А это, как говорят в разведке, – главный и конкретный результат.

«Заговор послов»

Октябрьская революция 1917 года положила начало появлению на огромной территории земного шара нового независимого государства – Советской России.

Первая мировая война, крах монархии в России, неспособность Временного правительства удержать ситуацию под контролем, переход власти в руки Советов привели к тому, что в стране в результате революционного процесса распались или были разрушены старые социально-политические структуры.

С первых своих шагов советская власть была вынуждена отражать удары внешних и внутренних врагов, отстаивать независимость и территориальную целостность нового, по существу, государства, выводить его из изоляции. Для защиты национальных интересов наряду с другими государственными органами создавались и новые спецслужбы, в том числе внешняя разведка. В соответствии с Декретом Совета Народных Комиссаров 20 декабря 1917 года была образована Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Возглавил ее Ф.Э. Дзержинский.

Чекистам сразу же пришлось столкнуться со сложной ситуацией, угрожавшей существованию советской власти: ведущие мировые державы – Великобритания, Франция и США – организовали заговор против Советской России, получивший название «заговор послов» и предусматривавший, в частности, свержение рабоче-крестьянской власти и убийство В.И. Ленина.

Роберт Локкарт

Для пресечения подрывной деятельности резидентур спецслужб стран Антанты, действовавших под прикрытием дипломатических представительств, в ВЧК была разработана специальная операция по проникновению в среду иностранных разведчиков-дипломатов. В сборнике «Лубянка, 2. Из истории отечественной контрразведки» по этому поводу подчеркивается, что «по масштабности оперативного замысла и технике исполнения она, по существу, являлась одной из первых квалифицированных контрразведывательных операций молодой советской спецслужбы».

Основными участниками заговора являлись: от Великобритании – руководитель специальной британской миссии в Москве Роберт Локкарт (организатор, именно поэтому заговор, который мы здесь рассматриваем, в литературе чаще называют «заговором Локкарта»), морской атташе Кроми, лейтенант английской разведывательной службы Сидней Рейли; от Франции – посол Жозеф Нуланс, генеральный консул в Москве Гренар, глава военной миссии Лавернь, капитан разведывательной службы Вертимон; от США – посол Д. Фрэнсис, генеральный консул Д. Пуль и резидент агентурной сети Ксенофонт Каламатиано.

Посольства Англии, Франции и США были превращены в единый центр антисоветской деятельности. При их содействии и денежной поддержке возник ряд контрреволюционных организаций, с помощью которых заговорщики пытались вести враждебную агитацию в войсках РККА, подготавливали в Москве и ряде других городов России контрреволюционные выступления и мятежи.

Уделим несколько строк организатору заговора, чьим именем он был позже назван.

Роберт Гамильтон Брюс Локкарт родился 2 сентября 1887 года в Лондоне. Являлся сотрудником английской дипломатической службы. С 1912 по сентябрь 1917 года – вице-консул, генеральный консул Великобритании в Москве. С января по сентябрь 1918 года занимал пост главы специальной британской миссии при советском правительстве. Разоблачен ВЧК как организатор антибольшевистского заговора международных империалистов. В августе 1918 года был арестован и в октябре того же года выслан из Москвы.

С 1928 года Локхарт – профессиональный журналист, сотрудник газеты «Ивнинг стандард».

С начала Второй мировой войны вплоть до 1945 года – один из руководителей отдела политической разведки английского МИД (1939–1940 годы), английский представитель при временном чехословацком правительстве в Лондоне (1940–1941 годы) и директор Комитета по делам политической войны, ведавшего вопросами пропаганды и разведки (1941–1945 годы).

Автор ряда книг, в том числе воспоминаний о пребывании в Советской России. Скончался в 1970 году.

Дипломатические заговорщики под руководством Роберта Локкарта вовлекли в заговор русских контрреволюционеров и свою агентуру и с их помощью начали подготовку восстания в Москве и в ряде других городов.

Важная роль в заговоре, как мы отметили выше, отводилась Сиднею Рейли – британскому офицеру, посланному в Россию чуть ли не премьер-министром Ллойд Джорджем. Рейли было не привыкать к российскому климату. Соломон Розенблюм по первой своей жизни, он был родом из Одессы. Накануне Русско-японской войны он побывал в Порт-Артуре, где сумел добыть оборонительный план крепости и выдать его японцам. Перед Первой мировой войной проживал в Петербурге, где увлекался авиацией. Обширные знакомства в высших кругах Питера и Москвы способствовали направлению в Лондон «интереснейшей информации самого деликатного свойства».

Рейли в совершенстве владел семью европейскими и несколькими восточными языками. Умел прекрасно перевоплощаться и обладал острым аналитическим умом.

«Заговор послов» был раскрыт и успешно ликвидирован сотрудниками ВЧК благодаря энергичным мерам, предпринятым Ф.Э. Дзержинским. Активное участие в ликвидации заговора принял молодой чекист Ян Буйкис.

Ян Янович Буйкис родился 8 февраля 1895 года в местечке Акнисте под Ригой (Латвия) в крестьянской семье. Латыш.

Во время Первой мировой войны был призван в армию и окончил военную школу для вольноопределяющихся. Служил подпоручиком в латышском стрелковом полку.

После Февральской революции был избран председателем полкового товарищеского суда. В июле 1917 года вступил в члены РСДРП(б). В марте 1918 года латышской секцией московской парторганизации направлен на работу в органы ВЧК. Занимал должность комиссара ВЧК. Участвовал в ликвидации банды Андреева, а также белогвардейских контрреволюционных организаций в Петрограде, Ярославле и Костроме.

В том же году Ян Буйкис принимал активное участие в разоблачении «заговора Локкарта». Благодаря находчивости, смелости и решительности молодому чекисту удалось проникнуть в центр белогвардейского подполья, руководимого английским дипломатом Локкартом.

Действуя под фамилией Шмидхен и под видом участника антибольшевистского заговора в Латышской стрелковой дивизии, он установил связь с английским военно-морским атташе капитаном Кроми, а также вошел в доверие к английскому разведчику Рейли. Получив от них рекомендательные письма в Москву к руководителю британской дипломатической миссии Роберту Локкарту, Буйкис, в ходе общения с ответственным британским дипломатом, собрал неопровержимые материалы относительно его преступной деятельности.

В августе 1918 года заговорщиками был разработан план захвата Кремля и ареста членов правительства, иными словами – план государственного переворота и захвата власти. Для этого Локкарт пытался подкупить находившихся в Москве латышских стрелков, охранявших Кремль. Руководство ВЧК приняло решение подставить Локкарту командира артиллерийского дивизиона латышской дивизии Э.П. Берзина, выдав его для солидности за полковника. Берзин несколько раз встречался с Локкартом и с Рейли. Последний передал Берзину в конечном счете 1 миллион 200 тысяч рублей в качестве платы за свержение латышскими полками советской власти в Москве, денонсацию Брестского договора и восстановление восточного фронта против Германии. А после войны англичане обещали содействие в признании независимости Латвии.

30 августа, после убийства председателя Петроградской ЧК Урицкого и покушения на Ленина в Москве у руководства ВЧК сложилось мнение, что контрреволюционный переворот начался. 31 августа, вечером, петроградские чекисты оцепляют английское посольство на Дворцовой набережной и начинают штурм. 1 сентября 1918 года большевики публикуют сообщение о том, что «заговор послов» раскрыт и ликвидирован. Сразу же после этого сообщения французский посол Нуланс покинул Россию. Локкарт и Гренар были арестованы и высланы за пределы Советской России.

Состоявшийся затем Верховный революционный трибунал при ВЦИК 3 декабря 1918 года приговорил К.Д. Каламатиано и его помощника А. В. Фриде к расстрелу. Восемь подсудимых были приговорены к различным срокам тюремного заключения. В ходе трибунала Локкарт и Гренар и бежавшие от правосудия Рейли и Вертимон были заочно объявлены «врагами трудящихся, стоящими вне закона РСФСР».

Позже наказание в виде расстрела для Каламатиано было заменено 20 годами тюрьмы. А постановлением президиума ВЦИК от 4 августа 1921 года он был освобожден по амнистии и 9 августа того же года выслан в Эстонию. Сидней Рейли был арестован чекистами в Москве в августе 1925 года и расстрелян.

По поводу «заговора послов» в Военной энциклопедии подчеркивается: «Намерения заговорщиков, представлявших страны Антанты, получили огласку и вызвали широкий общественный резонанс, далеко выходящий за пределы России. Судебное разбирательство в Верховном революционном трибунале подтвердило опору англо-франко-американской коалиции на представителей контрреволюционных сил внутри России, пособничество которых предусматривало шпионаж, подкуп и дезорганизацию Красной Армии, взрывы мостов и поджоги продовольственных складов… Все это с целью свержения новой власти в России».

Ликвидация «Национального центра»

В начале июля 1919 года под городом Луга Петроградской губернии красноармейцы застрелили офицера Никитенко, лазутчика, пробиравшегося в армию Юденича. Среди найденных у него документов они обнаружили листок, из которого следовало, что убитый офицер являлся членом подпольной антисоветской организации, действовавшей в Петрограде и пытавшейся установить связь с белым командованием. Заговорщики создали так называемый «Национальный центр» Петрограда, в который входили барон Штромберг, князья Андронников и Оболенский, а также другие лица, вскоре арестованные чекистами и давшие показания.

Во время допросов заговорщиков выяснилось, в частности, что в Москве также действует законспирированная контрреволюционная организация «Национального центра», которая готовит вооруженное восстание в «красной столице».

В августе 1919 года в Вятской губернии милицией был задержан подозрительный человек, назвавшийся Николаем Карасенко. При обыске в его мешке милиционеры обнаружили один миллион рублей. Задержанный оказался на самом деле офицером разведывательного отделения штаба армии Колчака Николаем Крашенинниковым. Деньги он вез для контрреволюционной организации «Национальный центр» в Москве. От Крашенинникова ниточки потянулись к руководителю «Национального центра» Николаю Николаевичу Щепкину.

Операцией чекистов по ликвидации «Национального центра» осенью 1919 года непосредственно руководил Ф.Э. Дзержинский.

Ф.Э. Дзержинский

К реализации операции были привлечены такие выдающиеся чекисты, как В.Р. Менжинский и А.Х. Артузов. В ходе операции был арестован руководитель «Национального центра» Н.Н. Щепкин, в прошлом крупный деятель партии кадетов, член Государственной думы. На деятельность своей подпольной организации он получил от адмирала Колчака миллион рублей золотом.

В ходе обыска на квартире Щепкина чекисты обнаружили ряд секретных документов, среди которых были постановление Реввоенсовета Республики о сосредоточении фронтовых резервов Красной Армии в районе Тулы, а также изложение плана ее боевых действий против Деникина. Выяснилось, что этими сведениями Щепкина снабжал начальник оперативного отдела Всероссийского Главного штаба бывший царский генерал Кузнецов.

Кроме «Национального центра» в Москве в то время существовали еще две крупные контрреволюционные организации – «Союз возрождения России» и «Совет общественных деятелей», объединившиеся в так называемый Тактический центр. При нем была образована особая военная комиссия для связи с подпольными военными группами.

Во время допросов арестованных заговорщиков, в которых принимал непосредственное участие сотрудник Особого отдела Московской Чрезвычайной комиссии, будущий начальник внешней разведки

Соломон Могилевский, выяснилось также, что они были тесно связаны с резидентом британской разведки в Петрограде Полом Дюксом, через которого информация уходила в Лондон и Париж и который подписывал свои донесения псевдонимом ST-25.

Перед чекистами встала задача обезвредить контрреволюционный заговор. Они знали, что создан штаб Добровольческой армии Московского района. Его возглавил бывший генерал-лейтенант Н.Н. Стогов. Срок выступления был намечен на 21 сентября 1919 года, когда войска Деникина подойдут к Туле. Генерал Деникин планировал взять Москву до зимы и уже заготовил «Приказ № 1» о расстрелах большевиков и «Воззвание к населению Москвы».

18 сентября началась операция по ликвидации контрреволюционного заговора. 23 сентября газета «Известия» опубликовала обращение ВЧК ко всем гражданам страны по поводу разгрома «Национального центра» и привела список 67 главных заговорщиков. В общей сложности чекисты при поддержке красноармейцев арестовали около 700 участников контрреволюционных организаций.

В особом отделе Гомельской ЧК

Особый отдел ВЧК был образован в декабре 1918 года под руководством видного революционера Михаила Кедрова. Подчиненные ему особые отделы создавались при всех фронтах, армиях, дивизиях, а также в ряде губернских ЧК. Они занимались выявлением вражеской агентуры в Красной Армии, в ее штабах, на фронтах и в тылу, борьбой с саботажем и диверсиями на железных дорогах, в продовольственных и других организациях, имевших отношение к обороне республики. Поскольку в годы Гражданской войны советское правительство привлекло на службу в Красную Армию до сорока тысяч бывших царских генералов и офицеров, среди которых оказалось немало белогвардейских агентов, сотрудники особых отделов выявляли их, тайно внедряясь в штабы Красной Армии и вербуя осведомителей в армейских частях. Об их принадлежности к особым отделам знал ограниченный круг лиц.

Сотрудники особых отделов вели также разведку за линией фронта и в ближайшем тылу, внедряясь в белогвардейские организации и в штабы армий интервентов, так как в тот период в ВЧК еще не было Иностранного отдела. Особисты входили в состав военных трибуналов РККА, рассматривавших дела об измене и вредительстве, а также «в отношении всех преступлений, направленных против военной безопасности Республики».

Борис Савинков

О том, какое значение приобрели особые отделы в годы Гражданской войны, свидетельствует тот факт, что 18 августа 1919 года решением ЦК РКП(б) начальником Особого отдела ВЧК был назначен Ф.Э. Дзержинский, одновременно являвшийся Председателем ВЧК. В июле 1920 года на этом посту его сменил будущий председатель ОГПУ Вячеслав Менжинский. Заслуги Особого отдела ВЧК в борьбе с военным шпионажем и вредительством были отмечены приказом Реввоенсовета республики от 20 декабря 1922 года, наградившим его орденом Красного Знамени.

Особый отдел Гомельской ЧК работал в прифронтовых условиях. Основной его задачей была борьба с бандитизмом, а также с польским шпионажем. В мае 1921 года гомельские чекисты, внедрив своего агента, раскрыли в этом городе штаб так называемого «Западного областного комитета», который структурно входил в «Народный союз защиты Родины и свободы». Руководил им бывший эсеровский боевик, организовавший убийство великого князя Владимира Александровича, бывший товарищ (заместитель) военного министра Временного правительства России Борис Савинков.

Именно по его указанию в июле 1918 года в Ярославле был поднят кровавый мятеж. После подавления мятежа Савинков перешел на службу польской, французской и английской разведок.

С этим террористом, казалось бы, все ясно. Однако сегодня в независимой российской прессе появляются публикации о том, что Борис Савинков был чуть ли не святым, идейным борцом против большевиков. Некоторые авторы вообще ставят под сомнение его связь с иностранными спецслужбами.

Но вот выдержки из подлинного документа французской военной разведки, знаменитого Второго бюро, – письма, подписанного самим Борисом Савинковым и направленного им французскому военному министру Луи Барту. Письмо датировано 11 марта 1921 года. К этому времени части Красной Армии приступили к окончательному подавлению Кронштадтского мятежа, спровоцированного разведслужбами Англии и Франции (публикуется в переводе с оригинала, с сокращениями): «События, имевшие место в Петрограде, в Кронштадте и в Москве, со всей очевидностью показывают, что недалек час падения советской власти в России.

По имеющимся у меня сведениям, всеобщее восстание крестьянских масс неизбежно в России весной этого года. Именно над подготовкой этого восстания и над координацией предстоящих в благоприятный момент операций всех активных антибольшевистских сил работает Политический комитет (по эвакуации) России в Польше…

Специалисты, назначенные Политическим комитетом и правительством Национальной Украинской Республики, в настоящее время по приказу атамана Петлюры и моему приказу вырабатывают план операций на Севере России, в Белоруссии и на Украине, а также планы мобилизации частей бывших русской и украинской армий, интернированных на территории Польской Республики (при условии, что польское правительство не будет этому препятствовать).

Я надеюсь, что одновременно вспыхнут восстания в Петроградской, Псковской и Новгородской губерниях, в Смоленске, Гомеле, Минске и на Украине, а также, может быть, и в казачьих республиках…

Успех подготавливаемого восстания крестьянских масс будет означать не только падение коммунистической власти в России, но также создание демократического правительства, отношение которого к Франции и Польше будет глубоко дружеским…

Беря на себя смелость привлечь Ваше внимание к вышеизложенному, хочу надеяться, что недалек час падения коммунистической тирании и что Франция, во имя прочного мира, интересов своего союзника России и дорогой ей Польши и в своих собственных интересах, не оставит без своей поддержки Русский эвакуационный комитет и сыграет – я в этом не сомневаюсь – важную роль в близящихся революционных событиях».

К счастью, это письмо не имело последствий для Советской России. Министр Луи Барту не наложил на него никакой резолюции, и призыв Савинкова поддержать его военные авантюры в России остался без ответа: французы боялись, что «революционная зараза» захлестнет французские экспедиционные войска на севере России, как это ранее уже имело место на юге, в частности, в Одессе, в 1920 году.

Однако сам Савинков и его соратники, активно поддерживаемые Польшей, представляли серьезную угрозу. Из Польши на советскую территорию постоянно забрасывались вооруженные отряды, состоявшие из остатков интернированных армий Булак-Балаховича, Перемыкина и Петлюры. Переброску вооруженных банд через советско-польскую границу осуществляла польская разведслужба – знаменитая «двуйка», а также польская жандармерия.

В письме на имя военного министра Франции Луи Барту Савинков предсказывал, что всеобщее выступление крестьян против советской власти состоится весной 1921 года. Однако это пророчество не сбылось. Савинковцы планировали вторжение собственных банд на территорию Советской России на август того же года. Руководимый Савинковым «Народный союз защиты Родины и свободы» разделил территорию России на три полосы. Гомель в его планах входил в южную полосу вместе с Минском и Орлом. Именно туда проникали банды савинковцев. Они уничтожали пограничные заставы, убивали партийных, профсоюзных и хозяйственных руководителей, захватывали поезда. Так, в городе Демянске Новгородской губернии, занятом бандой полковника Павловского, были убиты 192 человека.

Сотрудники Гомельской губернской ЧК принимали активное участие в операции «Крот», в результате которой были арестованы около ста членов «Западного областного комитета» савинковского «Народного союза защиты Родины и свободы». Заговор возглавлял губернский военный комиссар. О важности проведенной чекистами операции свидетельствует тот факт, что для ее реализации из Москвы в Гомель были направлены ответственные сотрудники Особого отдела ВЧК Сергей Пузицкий и Игнатий Сосновский.

В мае 1921 года гомельские чекисты принимали также активное участие в выявлении и аресте уполномоченного «Народного союза защиты Родины и свободы» Эдуарда Опперпута-Стауница.

По данным гомельских чекистов, регулярными частями Красной Армии был наголову разбит сформированный на территории буржуазной Польши и вторгшийся в пределы РСФСР диверсионный отряд под командованием полковника Павловского, действия которого на советской земле отличались особой жестокостью.

Оперативная работа сотрудников Гомельской губернской ЧК по ликвидации антисоветского подполья получила высокую оценку Дзержинского. Невольно положительную оценку проведенной местными чекистами операции дал и сам Борис Савинков, который позже, на судебном процессе над ним в Москве в августе 1924 года заявил, что он возлагал большие надежды на «Западный областной комитет», но ликвидация последнего чекистами «поколебала его веру в возможность свержения советской власти путем заговора».

Вербовка польского резидента

В начале 1920 года в поле зрения московских чекистов попал подозрительный поляк по имени Игнатий Добржинский.

К тому времени в ВЧК уже имелись сведения о том, что в Москве действует резидентура «двуйки» – 2-го отдела Генштаба польской армии (военная разведка и контрразведка). Ее возглавлял некто по кличке «Сверчок». Однако под какой «крышей» скрывается польский резидент, тогда установить не удалось. Не дал результата и его активный розыск, предпринятый сотрудниками контрразведки.

Через некоторое время чекисты белорусского города Орша в результате оперативного мероприятия вышли на курьера московской резидентуры «двуйки», некую Марию Пиотух. За ней было установлено плотное наружное наблюдение, которое привело на явочную квартиру «Сверчка». Но на этот раз арестовать его не представилось возможным. Предупрежденный своими людьми, «Сверчок» скрылся из дома по черному ходу.

Игнатий Сосновский (Добржинский)

В мероприятиях чекистов по разработке польской агентуры принимал активное участие молодой сотрудник центрального аппарата ВЧК Федор Карин, приобретший ранее достаточный опыт за время работы в Оперативном отделе Бессарабской ЧК.

Собранная чекистами информация говорила о том, что резидентура «Сверчка» располагает в Москве разветвленной агентурной сетью. Для борьбы с польскими шпионами в ВЧК была создана так называемая «Комиссия Артузова», занимавшего в то время пост заместителя начальника Особого отдела. В комиссию был включен и Федор Карин.

10 мая 1920 года 750-тысячная польская армия начала наступление на Республику Советов. Польша, получившая независимость от Советской России, нанесла ей удар в спину. Противостоящие польской армии войска Западного и Юго-Западного фронтов насчитывали всего 65 тысяч бойцов. Буквально на следующий день руководство ВЧК направило Артузова с группой сотрудников Особого отдела на Западный фронт для организации особых отделов фронтов и армий и налаживания их работы против польских шпионов.

На Западном фронте московским чекистам пришлось бороться с польскими шпионами, вылавливать диверсантов, сражаться с засылаемыми в тыл Красной Армии бандами польских националистов. Им удалось предотвратить взрыв штаба Западного фронта, расположенный в Минске, которым в то время командовал Тухачевский. Согласно сохранившимся архивным материалам, в 1920 году группа московских чекистов вместе с Артузовым трижды выезжала на Западный фронт.

Одновременно чекисты вели постоянное наблюдение за резидентурой польской «двуйки» в Москве и за ее предполагаемыми сотрудниками. 25 июня 1920 года на квартире ксендза Гриневского чекистская засада задержала курьера из Польши. В возникшей перестрелке он был убит. Среди найденных у курьера документов чекисты обнаружили записку с фамилией политрука броневой части московского гарнизона Добржинского. Группа чекистов выехала к нему на квартиру. Поняв, что ему не удастся уйти, Добржинский попытался застрелиться. Однако в последний момент Федор Карин, участвовавший в задержании, схватил его за руку и не дал покончить с собой. На первых допросах Добржинский, который и являлся польским резидентом, молчал. Произведенный чекистами обыск на его квартире показал, что он являлся членом Польской партии социалистов, изучал марксистскую литературу и ходил на митинги большевистских руководителей в Москве. Вскоре удалось собрать некоторые данные на арестованного.

Игнатий Игнатьевич Добржинский родился в 1897 году в Риге. Поляк. Окончил гимназию и 2 курса историко-филологического факультета Московского университета. С 1918 года состоял в Польской организации войсковой. В том же году был призван в польскую армию. Являлся подпоручиком 2-го отдела ее Генштаба, начальником разведывательного отдела польской армии в Литве и Восточной Пруссии. В 1919–1920 годах – резидент польской разведки в России.

Вместо допросов Добржинского последовали беседы с ним на политические темы. Активное участие в них принимал Федор Карин. Он подробно рассказывал поляку о борьбе с контрреволюцией в Бессарабии и на польском фронте, приводил примеры зверств польских оккупантов в белорусских городах и селах. Избранная чекистами тактика допросов, построенная на убеждении и веских аргументах, себя оправдала. И однажды Добржинского словно прорвало. Он признался, что ему многое в политике польского маршала Пилсудского, бывшего в прошлом социалистом, не нравится, в том числе «русский поход», и что ему ближе по идейным соображениям политика Советов и правительства В.И. Ленина.

Исходя из идейных взглядов Добржинского, руководство ВЧК приняло решение убедить его в необходимости перехода на сторону советской власти. К беседам с Добржинским подключились заместитель Председателя ВЧК В.Р. Менжинский, а также член ЦК компартии Польши Ю. Мархлевский. Встречи с последним проходили в Кремле.

Вскоре Игнатий Добржинский принял далеко не простое для себя решение – прекратить деятельность своей резидентуры. Одновременно польский разведчик дал согласие на сотрудничество с ВЧК. Взамен Добржинскому было обещано, что все названные им сообщники будут возвращены на родину еще до прекращения военных действий, но только те из них, кто работал на резидентуру по идейным соображениям. Добржинский сменил фамилию и стал Сосновским. Этот псевдоним прочно закрепился за ним на всю последующую жизнь.

В конце июля 1920 года Особый отдел ВЧК арестовал более десяти тайных агентов польской разведки. Свое слово чекисты сдержали: после окончания следствия поляков доставили на Западный фронт и переправили на родину.

Позже Артузов, руководивший арестом польского резидента, писал: «Дзержинский разрешил обещать Сосновскому не стрелять идейных пилсудчиков из его агентов, а выпустить в Польшу под честное слово не заниматься больше шпионажем против РСФСР. На этом условии Сосновский стал давать показания. Дзержинский по делу Сосновского советовался с Лениным и счел возможным рекомендовать Польскому Бюро ЦК РКП(б) принять Сосновского в РКП(б)».

Вместе с Артузовым и Кариным Сосновский выехал на Западный фронт, чтобы лично удостовериться в том, что арестованным чекистами польским разведчикам было позволено возвратиться в Польшу. Одновременно Сосновский оказывал помощь особым отделам Западного фронта в ликвидации основных подпольных ячеек Польской организации войсковой, занимавшихся проведением диверсий и терактов в тылу Красной Армии.

Игнатий Сосновский, принятый на работу в ВЧК, достиг в советских органах государственной безопасности больших высот. Он работал на руководящих должностях в центральном аппарате ГПУ, являясь, в частности, одним из руководителей созданного в мае 1922 года специального подразделения органов государственной безопасности по борьбе со шпионажем – Контрразведывательного отдела Секретно-оперативного управления ГПУ республики. Затем возглавлял контрразведывательные отделы полномочных представительств ОГПУ по Белорусскому военному округу и по Центрально-Черноземной области, являлся заместителем начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР. Принимал активное участие в организации и проведении ряда масштабных оперативных мероприятий.

В 1935 году Сосновскому было присвоено звание комиссара госбезопасности 3-го ранга (генерал-лейтенант). Он был награжден орденом Красного Знамени и двумя нагрудными знаками «Почетный чекист».

В конце 1936 года Сосновский был необоснованно арестован, приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. В 1958 году решением Военного трибунала Московского военного округа реабилитирован.

К событиям в Башкирии

В конце 1921 года в Башкирии возникла критическая ситуация. В республике сложились ненормальные отношения между местной ЧК и национальным башкирским руководством. Несмотря на то что в Башкирии уже была установлена советская власть, некоторые местные советские работники, не разобравшись в обстановке, а иногда и отдавая дань пережиткам прошлого, проявляли открытое недоверие к башкирским руководителям. Ответной реакцией стали вспышки буржуазного национализма среди башкир. Обострилась национальная рознь между башкирами и татарами. Тяжело сказались на настроениях людей неурожай и голод.

Не все гладко шло в Башкирии и с созданием местного государственного аппарата, регулярно возникали разногласия на почве межнациональных отношений. В целях исправления создавшегося положения ЦК РКП(б) принял решение сменить руководство ЧК автономной республики.

Положение в республике усугублялось еще и тем, что башкирское население оставалось крайне недовольно проведенной до революции столыпинской аграрной реформой, в результате которой переселенцы из Центральной России получили лучшие земельные наделы. Этим обстоятельством воспользовались башкирские националисты, которые выдвинули лозунг: «Всю землю Башкирии – только башкирам». Таким требованием, в свою очередь, были недовольны татары, являвшиеся более развитыми в экономическом отношении.

Николай Волленберг

Лидером башкирских националистов стал 27-летний сын сельского муллы, получивший хорошее образование, Ахмет-Заки Валидов. В марте 1919 года была создана Башкирская автономная республика в составе РСФСР, столицей которой до июня 1922 года был город Стерлитамак. Валидов возглавил Башкирский ревком и вскоре вступил в РКП(б). Именно при нем начались гонения на лиц татарской и русской национальностей. Ситуация осложнилась еще и тем, что в 1920 году в Белебеевском, Бирском и Мензелинском уездах Башкирии вспыхнуло крестьянское восстание, получившее название «Черный орел» и проходившее под оригинальным лозунгом: «Долой коммунистов, да здравствуют большевики и свободная торговля».

В декабре 1921 года председателем Башкирской ЧК был назначен видный чекист Николай Львович Волленберг.

Он родился в 1892 году в Витебской губернии. По национальности – немец. В ноябре 1917 года являлся одним из организаторов Красной гвардии в Белоруссии. С января 1920 года – сотрудник ВЧК, председатель Гомельской губернской ЧК. Объединил под своим руководством группу талантливых молодых чекистов, позднее ставших видными советскими разведчиками, среди которых Наум Эйтингон, Владимир Алексеев-Железняков, Павел Корнель и другие.

В короткий срок Волленбергу и присланным ему в помощь чекистам удалось нормализовать обстановку в автономной республике и создать необходимые условия для ее развития.

Приходилось чекистам бороться и с бандитизмом, который в годы Гражданской войны в России расцвел махровым цветом по всем городам и весям обширного государства.

В Башкирии также активно действовал филиал американской организации по оказанию помощи голодающим Поволжья «АРА», служившей «крышей» для американских разведчиков.

Напомним, что «АРА», или «Американская администрация помощи», была создана в США после Первой мировой войны с целью «оказания продовольственной и иной помощи народам Европы, пострадавшим от войны». Возглавлял ее министр торговли Герберт Гувер. Кадровый аппарат «АРА» в Советской России был полностью укомплектован американскими сотрудниками, которых насчитывалось более трехсот человек. Многие из них были кадровыми разведчиками. Директором «АРА» в России был полковник Хаскель, а его секретарем – разведчик Джон А. Лере, являвшийся в прошлом консулом США в Петрограде. Установленными американскими разведчиками были также помощник директора «АРА» Мэтьюз Филипп, представлявший эту организацию на юго-востоке России, а также уполномоченные «АРА» в Казани Г. Бойд, на Украине – полковник Гров, в Белоруссии – армейский разведчик Харди, в Одессе – полковник Хайнес. В Башкирии эту организацию представлял Крейг, также являвшийся кадровым американским разведчиком.

Башкирским чекистам под руководством присланных из Москвы коллег удалось полностью локализовать деятельность представителей «АРА» на территории автономной республики.

Конец «Таежного штаба»

1920 год стал годом окончания Гражданской войны на европейской территории России. На Дальнем Востоке боевые действия продолжались еще два долгих года. В ноябре 1922 года Красная Армия под командованием Иеронима Уборевича, сломав сопротивление противника, освободила Спасск, Волочаевск и Хабаровск, разгромила армию Колчака, освободила Владивосток.

Гражданская война завершилась полной победой Красной Армии. Разрозненные остатки Белой армии отступили в Корею, Шанхай и Маньчжурию. Однако на территории Приморья и Дальнего Востока обстановка оставалась крайне неспокойной. Активно действовали крупные, хорошо вооруженные отряды террористов, которые нападали на села, кооперативы, транспорт, перевозивший продовольствие и деньги, перерезали линии связи, взрывали мосты.

Так, после изгнания белогвардейцев во Владивостоке вовсю орудовали бандиты, терроризировавшие население. Один из них, переодевшись в милицейскую форму, убивал советских работников и чекистов. Активные поиски преступника результатов не дали. После тщательного изучения обстановки местные чекисты провели успешную операцию по обезвреживанию террориста.

Харбин. Конец 1920-х годов

В некоторых районах края бандиты чувствовали себя почти полновластными хозяевами. В их выступлениях просматривалась явная организационная и руководящая рука. Однако чекистам никак не удавалось выйти на руководителей террористического подполья. Лишь немногие из арестованных бандитов упоминали о некоем «Таежном штабе». Но где этот штаб находится, кто им руководит, как поддерживается связь между ним и подпольными формированиями – об этом никто из них не знал.

Наконец, захваченный в плен бывший белый офицер рассказал, что «Таежный штаб» действительно существует, хотя его точное расположение ему неизвестно. Одновременно удалось установить еще одну важную деталь: штаб – не последняя инстанция, все указания, деньги, оружие присылались из Харбина. Было принято решение там искать руководящий центр подполья.

До Гражданской войны Харбин являлся «столицей» Китайско-Восточной железной дороги, находившейся под юрисдикцией России. После окончания Гражданской войны в нем обосновались остатки колчаковской армии, войск атамана Семенова, барона Унгерна, Дитерихса, множество беженцев. Среди бывшего офицерства нищета была ужасающей. И не случайно, что многие из них подались в наемники к китайским генералам или к представителям японских спецслужб. В задачи создаваемых японцами формирований входили дестабилизация положения на Дальнем Востоке, его отрыв от России, а также сбор военной и политической информации.

Вскоре владивостокские чекисты установили, что местные бандиты тесно связаны с военным отделом Харбинского монархического центра, которым руководили генерал Кузьмин и профессиональный контрразведчик, бывший начальник особого отдела армии Колчака полковник Жадвойн. Деньги на подрывную работу против Советской России им выделял японский резидент Такаяма.

Москва поручила только что созданной резидентуре ОГПУ в Харбине проникнуть в военный отдел с целью получения информации о его деятельности и о местонахождении и деятельности «Таежного штаба».

С большим трудом разведчики приобрели надежного помощника – одного из сотрудников Кузьмина и Жадвойна по фамилии Сомов. Однако он не имел непосредственного доступа к секретной документации отдела.

И все же активные поиски подходящей кандидатуры вскоре увенчались успехом. Резидентуре стало известно, что у Сомова есть близкий знакомый, также работавший в военном отделе Харбинского монархического центра. Им оказался подполковник Сергей Филиппов, служивший во время Гражданской войны в армии Колчака. Было установлено, что он отрицательно относился к зверствам таежных бандитов, за что кое-кто из офицеров считал его чуть ли не «пособником красных». Выяснилось также, что во Владивостоке у Филиппова остались жена и дочь. В Харбине он вел скромный образ жизни, нужды в деньгах не испытывал. Разработка его активизировалась.

Но однажды на одну из встреч с сотрудником резидентуры Сомов принес местную эмигрантскую газету, в которой сообщалось, что семья подполковника расстреляна во Владивостоке чекистами. Сомов рассказал, что Филиппов решил лично пойти в рейд через кордон в составе отряда полковника Ширяева, чтобы отомстить большевикам за гибель родных людей. Агент назвал время и место перехода границы.

Резидентура выяснила, что данная публикация являлась фальшивкой, а автор написал заметку за деньги по просьбе полковника Жадвойна. Стало ясно, что ценя Филиппова как специалиста, белая контрразведка решила удержать его таким образом в своих рядах.

Белогвардейский отряд беспрепятственно пропустили на советскую территорию, после чего в короткой схватке наголову разгромили. Филиппова взяли в плен. На допросах он молчал, но однажды вдруг заговорил:

– Вы со мной ничего не сделаете. Самое страшное, что может испытать человек, я уже испытал – насильственную смерть самых близких мне людей.

Вместо ответа допрашивавший его чекист встал, подошел к двери и открыл ее:

– Елена Петровна, Ирочка, идите сюда…

Когда Филиппову стала известна правда, он без колебаний согласился сотрудничать с советской разведкой. Воспользовавшись легендой об удачном побеге из окружения и обратном переходе границы, Филиппов вернулся в Харбин и стал для резидентуры надежным источником важной военной и политической информации.

Филиппову удалось также выйти и на структуры, руководившие «Таежным штабом». Владивосток стал получать на регулярной основе важные и своевременные данные о «Таежном штабе», о бандах, готовящихся к переброске, о времени и маршрутах, о лазутчиках и эмиссарах противника.

Вскоре от Филиппова стало известно, что для координации повстанческой деятельности в «Таежный штаб» направляется опытный террорист поручик Ковалев. По согласованию с Центром резидентура приняла решение вывести Филиппова из военного отдела и использовать ситуацию для его проникновения под видом Ковалева в «Таежный штаб» с целью его разгрома.

Операция прошла успешно. Было инсценировано похищение Филиппова и его «убийство чекистами». Поручика Ковалева контрразведчики захватили после перехода границы. По его удостоверению Филиппов и проник в «Таежный штаб».

В помощь Филиппову выделили группу пограничников и бывших партизан в составе двенадцати человек. Отряд Филиппова успешно добрался до «Таежного штаба». Вскоре разведчики знали практически все планы террористов. В частности, первостепенный интерес представляла информация о подготовке восстания в Спасском, Никольско-Уссурийском, Яковлевском и Анучинском уездах Приморья. Предполагалось, что оно послужит детонатором повстанческого движения в других районах. Было принято решение уничтожить штабистов.

Операция была задумана и проведена блестяще. Филиппов, являвшийся страстным фотографом-любителем, всегда носил с собой фотоаппарат. По его предложению руководители «Таежного штаба» расположились для группового фотографирования. Рядовые, в том числе и члены его группы, стояли в стороне, ожидая своей очереди. Разведчики замерли в ожидании условного сигнала Филиппова. И вот вспыхнул магний. В тот же момент раздались выстрелы, и главари штаба были уничтожены. Остальные, растерявшись, сдались без сопротивления. Разведчики приняли срочные меры для предотвращения восстания и для ликвидации оставшихся отрядов. Положение в Приморье стабилизировалось.

Создание Особого бюро по дезинформации

6 февраля 1922 года декретом ВЦИК РСФСР упраздняется ВЧК. На ее базе создается Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД РСФСР А13 марта начальником Иностранного отдела ГПУ назначается Михаил Абрамович Трилиссер. Он сменил на этом посту Соломона Григорьевича Могилевского, возглавившего Закавказское ГПУ С приходом Трилиссера к руководству внешней разведки молодого государства начался, по сути дела, новый профессиональный период ее деятельности. Разведка стала работать в полную силу: сказывался опыт агентурной работы ее нового руководителя.

В 1922 году Гражданская война закончилась на всей территории России. Страна получила мирную передышку, которую необходимо было использовать для восстановления разрушенного хозяйства. В.И. Ленин предупреждал, что Россия получила не мир, а только мирную передышку, которая продлится не более двадцати лет. Его предвидение оправдалось: в новую мировую войну Советская Россия, вернее СССР, была втянута через девятнадцать лет – в 1941 году.

Внутри страны по предложению В.И. Ленина активно осуществлялась новая экономическая политика (НЭП). Советская Россия нуждалась в иностранных специалистах, оборудовании, технологиях, капиталах. Их можно было получить в странах Европы, прежде всего в Германии, которая, подобно Советскому Союзу, также находилась в изоляции. В 1922 году в Генуе состоялась международная конференция по экономическим и финансовым вопросам с участием делегации Советской России. Новую власть в нашей стране были вынуждены признать Англия и Франция, ранее организовавшие против нее иностранную интервенцию.

Иосиф Уншлихт

М.А. Трилиссер так определил задачи внешней разведки на тот период:

– выявление на территории каждого иностранного государства контрреволюционных организаций и групп, ведущих подрывную работу против Советской России;

– разработка спецслужб противника, занимающихся шпионажем против нашей страны;

– добыча секретной политической и экономической информации по зарубежным странам;

– получение документальных материалов по всем линиям работы.

Для решения стоявших перед внешней разведкой задач Трилиссер пригласил на работу в ИНО большую группу своих соратников по подпольной работе в военной организации партии, а также по работе на Дальнем Востоке в период Гражданской войны. Двое из них – С.Г. Вележев, с которым Трилиссер работал в Сибири в 1917–1918 годах, а также его соратник по дореволюционному подполью А.В. Логинов (настоящая фамилия – Бустрем) стали его заместителями. Ответственные посты в Иностранном отделе заняли Я.Г. Минскер, Я.М. Бодеско и другие опытные чекисты, которых Трилиссер хорошо знал и которым доверял.

При Трилиссере штаты внешней разведки были значительно расширены. В закордонной части ИНО стало шесть географических отделов. Работникам зарубежных резидентур ИНО была предоставлена большая свобода в вербовке агентуры, а резиденты имели право включать их в агентурную сеть без согласования с Центром. Формируя штаты ИНО, Трилиссер обращал особое внимание на профессиональную подготовку сотрудников, знание ими иностранных языков, умение работать с агентурой, приспосабливаться к быстро меняющимся условиям.

Для выполнения поставленных перед внешней разведкой задач Трилиссер создает новые закордонные аппараты и комплектует их грамотным оперативным составом. Под его руководством были образованы резидентуры ИНО в Берлине, Лондоне, Париже, Вене, Риме. На Востоке – в Токио, Пекине, Харбине, Сеуле – были созданы нелегальные резидентуры.

В 1922 году в Берлине была создана первая «легальная» резидентура ИНО ГПУ под руководством Бронислава Бортновского. Она располагала весьма ценными источниками информации по самой Германии, а также другим странам. В Центр направлялись, в частности, ежемесячные доклады министерства государственного хозяйства Германии об экономическом положении страны, сводки главного управления берлинской полиции (полицай-президиума) о внутриполитическом положении Германии и деятельности основных политических партий. Резидентура добывала ценные сведения о позиции Франции в отношении Советской России, материалы по Польше. Центр высоко оценивал деятельность своей берлинской резидентуры. В заключении о работе ее аппарата говорилось: «Материалы дипломатического характера очень интересны, в большинстве своем вполне заслуживают внимания».

В Центр мощным потоком пошла разведывательная информация, в первую очередь – о замыслах вооруженной эмиграции и ее связях со спецслужбами иностранных государств. Борьба с вооруженной эмиграцией имела в те годы приоритетное значение для всего ГПУ, включая его Иностранный отдел.

Одновременно следует подчеркнуть, что в 1920-е годы западные страны развернули яростную пропагандистскую кампанию против СССР, грубо искажая его внутреннюю политику, приписывали его внешней политике агрессивный характер. Все это наносило заметный ущерб международному престижу Советского Союза, мешало развитию его внешних связей, торгово-экономических отношений. В организации и проведении этой кампании ведущую роль играли спецслужбы западных стран, использовавшие в этих целях свою агентуру, действовавшую в нашей стране, а также белоэмигрантские организации

В январе 1923 года первый заместитель председателя ГПУ Иосиф Уншлихт в целях организации борьбы с пропагандой противника предложил создать специальное бюро по дезинформации. 11 января 1923 года решением Политбюро ЦК РКП (б) это предложение было принято. В недрах ГПУ было создано межведомственное Особое бюро по дезинформации (Дезинфбюро) во главе с Уншлихтом «в целях систематизации работы по введению в заблуждение иностранных государств о внутренней и внешней политике СССР, а также о состоянии его вооруженных сил и мероприятиях по обороне Республики».

В состав Дезинфбюро входили представители ГПУ, Разведотдела штаба РККА и НКИД. На него возлагалась задача разработки и информационного обеспечения акций тайного влияния, направленных на политическую и военно-стратегическую дезинформацию правительств и командования вооруженных сил иностранных государств. Так организационно оформилось одно из важнейших направлений деятельности внешней разведки того периода. Дезинфбюро сыграло важную роль в подготовке и проведении таких знаменитых операций органов госбезопасности, как «Трест», «Синдикат», «Академия», «Тарантелла» и др.

На различных этапах разведывательной деятельности органов государственной безопасности операции по дезинформации спецслужб противников советской власти имели несколько чисто служебных обозначений: «активная разведка», «дезинформация», «активные мероприятия», «оперативные игры». Несмотря на различия в терминах, все они представляли и представляют определенные целенаправленные действия по введению в заблуждение фактического или потенциального противника относительно своих истинных намерений или возможностей, а также для получения выгодной, практически не достижимой открытыми способами реакции «объекта воздействия».

Дезинформационная работа, которую проводила внешняя разведка совместно с Разведупром, во многом способствовала охране подлинных государственных и военных секретов, содействовала проведению внешнеполитического курса страны, помогала разъяснению широкой общественности действительного смысла проводимой Советским государством политики.

В подтверждение этих слов обратим внимание читателя на любопытный факт из истории дезинформационной работы. В 1959 году Службу активных мероприятий внешней разведки нашей страны возглавил видный советский разведчик генерал Иван Иванович Агаянц.

А в середине 1960-х годов газета «Нью-Йорк геральд трибюн» сообщила, что ЦРУ направило в конгресс США специальный доклад, в котором указывалось, что «осуществлению многих оперативных мероприятий американских спецслужб активно мешает деятельность управления советской внешней разведки, возглавляемого генералом Агаянцем».

Но вернемся к 1920-м – 1930-м годам. Следует подчеркнуть, что в осуществлении ряда операций советских спецслужб того периода принимали активное участие многие представители старого государственного аппарата, включая опытных контрразведчиков и разведчиков, которые согласились поставить на службу новой власти свои незаурядные способности, работали не за страх, а за совесть, помогая разоблачать заговоры, раскрывать замыслы тех, кто вынашивал планы новых интервенций, оккупации российских земель. Опыт работы старых кадров был бесценен для нового режима, помогал становлению органов безопасности Республики Советов.

Важную роль в этом сыграли бывшие царские генералы Павел Дьяконов и Николай Скоблин, бывший министр Временного правительства Сергей Третьяков, бывший действительный статский советник Александр Якушев и многие другие. Об их разведывательной деятельности мы расскажем ниже.

Охота за японскими шифрами

В конце 1923 году Артур Артузов, являвшийся тогда руководителем контрразведывательного отдела ОГПУ, пригласил к себе в кабинет молодого чекиста Василия Пудина. Он знал его как быстро набиравшего опыт разведчика, честного и смелого человека, обладавшего необыкновенно цепкой памятью, и поставил перед ним новое разведывательное задание. На этот раз Пудину предстояло под видом купца Василия Шилова направиться в Харбин для работы против белогвардейцев и их японских покровителей.

После поражения царской России в войне с Японией японцы почувствовали себя хозяевами положения в Китае. В 1911 году на территории трех китайских северо-восточных провинций они создали марионеточное правительство генерала Чжан Цзолиня. Благодаря активной поддержке японцев этот бывший главарь хунхузской банды, воевавший на стороне Японии во время Русско-японской войны, стал фактически неограниченным диктатором Маньчжурии. Он совсем не считался с центральным правительством Китая, и японцы делали в его провинциях что хотели. В Мукдене, Чанчуне, Харбине, Хайларе они создали свои резидентуры и развернули работу по Китаю, а позже – против Дальневосточной республики и Советского Союза. Прикрытием для японцев служили миссии, расположенные во всех крупных городах этого района, консульства, различные «исследовательские бюро», торговые фирмы и отдельные предприятия (вплоть до парикмахерских). Разведывательная сеть японцев в основном была укомплектована опытными офицерами русского отдела генштаба Японии. В агентурной сети широко использовались русские белоэмигранты, бежавшие от советской власти колчаковцы и семеновцы.

Василий Пудин

В конце 1920-х годов японцы сочли, что Чжан Цзолинь выходит из-под их контроля и переориентируется на США. Тогда в июне 1928 года марионетку убрали: вагон поезда, в котором ехал генерал, был взорван сотрудниками японских спецслужб (впоследствии на Токийском процессе японцы признали свое участие в устранении Чжан Цзолиня). На место ликвидированного «царька» посадили его сына Чжан Сюэляна, который был преданным японцам человеком, поскольку с детских лет жил в Японии, окончил там военную школу.

Такова была в общих чертах обстановка, в которой советской разведке и контрразведке пришлось развернуть работу по вскрытию и пресечению планов и действий Японии, направленных против Советского Союза и на установление своего господства в Восточной Азии.

Харбин в те годы состоял из нескольких обособленных по национальному составу и в то же время тесно связанных между собой городских районов. Западные европейцы и русские, японцы и китайцы держались в нем особняком. Василию Пудину удалось установить в этом городе обширные связи в среде белогвардейцев, приобрести ценную агентуру. Однако проникнуть с ее помощью в секреты японцев было непросто, поскольку среди них были сильны предубеждения в отношении всех европейцев и в первую очередь – против выходцев из России.

И все-таки Пудин сумел найти уязвимые места уроженцев Страны восходящего солнца и подобрать к ним ключи. В процессе работы он установил, что высокопоставленные японские чиновники и военные, несмотря на занимаемое ими служебное положение, материально менее обеспечены по сравнению со своими европейскими коллегами, и многие из них ищут дополнительные источники дохода. Кроме того, японцы считали родной язык настолько сложным, что были убеждены: даже обладая шифрами, иностранцы не смогут серьезно навредить Японии, так как просто не поймут тексты секретной переписки. Поэтому некоторые японские дипломаты и криптографы готовы были продать известные им шифры. Через завербованную агентуру Пудину удалось их получить.

Приобретенные Пудиным шифры позволили советской резидентуре прочесть все имевшиеся в ее распоряжении документы МИД, военного министерства, торговой миссии Японии, других учреждений. Дело в том, что японцы в тот период чувствовали себя полными хозяевами во многих районах Китая и для связи между миссиями и с Токио не пользовались курьерской службой. Вся их секретная корреспонденция направлялась в зашифрованном виде обычной почтой. Советские разведчики сумели организовать перехват служебной переписки японских учреждений в Китае. А при наличии шифров, полученных Пудиным, ее содержание уже не представляло каких-либо секретов для советской разведки.

Вдобавок резидентура ИНО в Харбине длительное время осуществляла секретные выемки документальных материалов непосредственно из японских миссий.

Следует подчеркнуть, что за время работы в Китае и других странах Василий Пудин через агентуру и лично путем негласных выемок добыл сотни секретных документов, в том числе около 20 японских и китайских шифров.

Новые направления деятельности разведки

Помимо работы по белогвардейской эмиграции, другим важным направлением деятельности внешней разведки под руководством Михаила Трилиссера (руководил внешней разведкой с марта 1922-го по октябрь 1929 года) было получение за рубежом научно-технической информации.

Наиболее успешно в 1920-е годы научно-техническая разведка ИНО ОГПУ действовала в Германии. Так, в середине 1920-х годов советской разведке удалось получить ряд запатентованных химических технологий знаменитой компании «И.Г. Фарбениндустри»; сталеплавильной технологии концернов Круппа и крупнейшей сталеплавильной фирмы «Рейнметалл»; чертежи нового локомотива фирмы Борзига, крупнейшего производителя паровозов и железнодорожного оборудования в Германии.

26 октября 1925 года председатель ВСНХ Ф.Э. Дзержинский направил в ИНО ОГПУ записку о создании при ИНО «органа информации о достижениях заграничной техники». В соответствии с этой запиской 5 марта 1926 года Военно-промышленное управление ВСНХ разработало для ИНО «Перечень вопросов для заграничной информации», который, по существу, являлся заданием правительства СССР по добыче технической документации и образцов по оборонной тематике. Для решения этого задания в ИНО было создано самостоятельное отделение научно-технической разведки. К концу 1920-х годов сотрудники научно-технической разведки добыли, в частности, информацию об испытаниях новейшей авиационной техники, артиллерийских систем, военной радиоппаратуры, о переработке нефти, а также по многим другим проблемам.

Михаил Трилиссер

Не менее важное значение для СССР имела и добываемая под руководством Трилиссера информация о планах и намерениях противника в области экономики.

Еще накануне Генуэзской конференции 1922 года закордонные резидентуры получили информацию о том, что страны Антанты пытаются поставить РСФСР в условия международной изоляции. Кроме того, из Парижа пришла информация о готовящемся террористическом акте белогвардейцев против главы советской делегации на конференции. Из Берлина на имя Трилиссера поступила телеграмма следующего содержания: «По достоверным данным, Российский торгово-промышленный и финансовый союз в Париже, объединяющий крупнейших финансовых тузов царской России, создал специальный секретный совет, целью которого является организация террористических акций против руководящих российских деятелей. Для специальной задачи выделяется фонд в полтора миллиона франков».

Перепроверка поступивших сведений показала, что во главе заговорщиков стоял известный террорист Борис Савинков, находившийся на содержании британской и французской разведок. Благодаря принятым мерам готовившаяся им террористическая акция против главы советской делегации Г.В.Чичерина была сорвана. Не удалось странам Антанты добиться и международной изоляции Советской России в Генуе. Советская делегация на переговорах в Рапалло (пригород Генуи) заключила договор с Германией об установлении дипломатических и экономических отношений. Международная блокада Советской России была прорвана, и вскоре западные государства, одно за другим, признали СССР и стали активно устанавливать с нашей страной торгово-экономические отношения.

Такое развитие событий поставило на повестку дня создание экономической разведки, призванной защищать интересы страны от недобросовестных коммерсантов, которые пытались, в частности в годы нэпа, получить в концессию советские предприятия и нажиться на них, не вложив в развитие производства ни гроша. Представители экономической разведки ИНО ОГПУ за рубежом внимательно изучали иностранные фирмы, предлагавшие различные сделки советской стороне, проекты их договоров, финансовое состояние, возможные связи с бывшими владельцами предприятий и т. п. На основе собранных и направленных в Центр сведений в Москве принималось решение по конкретным предложениям зарубежных партнеров.

Так, во время переговоров немецких предпринимателей, желавших вложить свои средства в получение концессии от треста «Северлес» на вырубку леса, экономическая разведка установила, что германская фирма необходимыми реальными капиталами не располагает. Она планирует получить концессию, чтобы перепродать ее другой фирме и извлечь комиссионную прибыль. Информация была доложена Главному концессионному комитету при Совете Народных Комиссаров, который отказал в предоставлении немецкой фирме концессии на вырубку леса.

Другой важной задачей экономической разведки 1920-х годов была борьба с фальшивомонетчиками, которые пытались наводнить советский рынок фальшивыми червонцами, так как эта валюта имела золотое обеспечение и котировалась на европейских биржах. Так, в 1924 году сотрудники экономического отделения ИНО ОГПУ установили агентурным путем, что одна из таких «фабрик» по производству фальшивых денежных знаков находится в Польше. Поначалу она располагалась в захваченном белополяками литовском городе Вильно, а затем была переведена в Варшаву. Оттуда при попустительстве польских властей фальшивые червонцы переправлялись на территорию СССР. Благодаря принятым мерам, этот канал был перекрыт.

Операция «Трест»

В мае 1922 года в связи с окончанием Гражданской войны из Особого отдела ГПУ был выделен новый – контрразведывательный отдел (КРО), который возглавил Артур Христианович Артузов, по праву считавшийся в органах государственной безопасности мастером контрразведки высокого класса. На этом посту он принимал непосредственное участие в проведении многих чекистских операций, в частности, в ликвидации заговора монархистов-николаевцев, знаменитой операции «Синдикат-2» по выводу в СССР и аресту известного террориста Бориса Савинкова, в операции «Трест», завершившейся арестом международного шпиона и заговорщика британского разведчика Сиднея Рейли и многих других.

Руководство органов государственной безопасности молодого Советского государства того периода сделало правильный вывод о том, что главную угрозу для нашей страны представляет Русский общевоинский союз (РОВС), и приняло меры по его разложению и дискредитации. Эта напряженная работа советских чекистов – разведчиков и контрразведчиков – шла не прекращаясь с первой половины 1920-х годов до начала Второй мировой войны.

Первым серьезным ударом по РОВС стала осуществленная чекистами под руководством Артузова операция «Трест». Это название она получила в связи с переходом советской власти от «военного коммунизма», вызванного разрухой и Гражданской войной, к новой экономической политике – НЭПу, когда в нашей стране возникали всякого рода тресты, картели, синдикаты. Решение чекистов провести подобную операцию родилось при следующих обстоятельствах.

В конце мая 1921 года в Германии открылся съезд русских монархистов, на котором присутствовали делегаты из разных стран. После бурных дебатов они избрали Высший монархический совет во главе с бывшим членом Государственной думы Н.Е. Марковым-вторым, известным черносотенцем. Самая многочисленная часть монархистов, включая Маркова-второго и генерала Врангеля, ориентировалась на двоюродного дядю императора Николая II – Великого князя Николая Николаевича, Верховного главнокомандующего русской армии в начальный период Первой мировой войны. Руководители монархистов понимали, что не имея сообщников внутри Советской России, они не смогут добиться свержения большевиков. Кроме того, наличие тайной антибольшевистской организации в России позволило бы им рассчитывать на финансовую и материальную помощь со стороны Антанты.

Александр Якушев и Сидней Рейли

Об операциях «Трест» и «Синдикат-2» написано множество книг и статей, сняты кинофильмы. Однако мало кто знает, как родился замысел этих классических чекистских оперативных игр с противником, закончившихся полной победой Артузова и его сотрудников – контрразведчиков и разведчиков – и разгромом белогвардейского подполья в нашей стране. А начиналось это так.

В глуши Смоленской губернии проживал генерал-лейтенант царской армии Владимир Джунковский, который в свое время был… шефом Отдельного корпуса жандармов. От своих сослуживцев этот генерал, причисленный к свите царя, отличался высокой порядочностью и честностью. Он, в частности, возражал против использования в борьбе с большевиками известного провокатора Малиновского, поскольку тот был депутатом Государственной думы, выступал против вербовки охранкой гимназистов, студентов, священнослужителей и рядовых армии. Пользуясь своим правом прямого доклада царю, Джунковский рассказал ему о пьяных оргиях «старца» Григория Распутина, за что по настоянию императрицы был отстранен от должности и направлен на фронт командовать дивизией. В декабре 1917 года он уже при большевиках вышел в отставку с сохранением мундира и пенсии, а в ноябре 1918 года выступил свидетелем на процессе провокатора Малиновского. Председателю ВЧК Дзержинскому удалось убедить Владимира Федоровича стать консультантом ВЧК в борьбе с контрреволюцией. Дзержинский познакомил его с Артузовым.

Именно Джунковский посоветовал начальнику КРО разработать операцию «Трест», которая стала классическим примером совместной работы разведки и контрразведки и вошла в учебники многих спецслужб мира. Работая над операцией, отставной генерал пояснял, что чекистам не следует гоняться за отдельными террористами и контрреволюционерами, ибо это ничего не даст. Необходимо создавать легендированные организации, членами которых якобы являются реально существующие лица, хорошо известные в белоэмигрантских кругах. Так появилась на свет созданная чекистами «Монархистская организация Центральной России» (МОЦР), которая использовалась ими для оперативной игры с Высшим монархическим советом.

Шесть лет продолжалась операция «Трест». И все эти годы в качестве «эмиссара» МОЦР в Европе выступал надежный помощник чекистов Александр Александрович Якушев, бывший действительный статский советник, а в то время – ответственный сотрудник Наркомата путей сообщения, который по делам службы мог совершать регулярные поездки за границу.

Через своего знакомого, переводчика английского паспортного бюро в Ревеле, Якушев довел до члена Высшего монархического совета князя Ширинского-Шахматова специально подготовленную чекистами информацию о том, что в Москве и Петрограде якобы продолжают подпольно действовать разрозненные группы монархистов, которые он намерен объединить.

Зарубежные монархисты очень хотели верить в то, что в Советской России сохранились их активные сторонники, и «клюнули на приманку» чекистов.

В течение шести лет изо дня в день Артузов вместе с Джунковским руководили этой оперативной игрой с противником: вводили в нее новых лиц и даже организовали «инспекционную поездку» в СССР широко известного на Западе бывшего члена Государственной думы В.В. Шульгина, создавая тем самым у зарубежных монархистов авторитет легендированной организации. Шульгин посетил Киев, Москву и Ленинград и по совету Якушева подготовил и опубликовал за рубежом книгу под названием «Три столицы». Интересно, что ее первыми читателями были Дзержинский, Менжинский и Артузов. В этой книге Василий Васильевич откровенно писал, что в Советской России нет голода, жизненный уровень постепенно повышается, а население в своем большинстве поддерживает большевиков.

Для придания большей убедительности «всемогуществу» МОЦР до представителей Запада и русских монархистов чекистами доводилась информация о том, что «ярыми антибольшевиками» якобы являются видный деятель партии Пятаков, «красный генерал» Тухачевский, бывшие царские генералы Потапов, Свечин, полковник Шапошников и многие другие.

«Нелегальная поездка» Шульгина в Киев породила за рубежом иллюзии в прочности позиций антисоветского подполья, которое якобы готовилось совершить переворот в стране. Британская разведка МИ-6 решилась в этой связи направить в Москву своего эмиссара Сиднея Рейли, который еще в годы Русско-японской войны 1904–1905 годов занимался в Маньчжурии шпионажем в пользу Японии, а в 1918году был одним из организаторов «заговора послов».

Здесь следует подчеркнуть, что разведывательные структуры белой эмиграции, а также Англии, Франции и Польши проводили активную работу по подготовке восстаний и мятежей в Советской России. К этой работе привлекались такне крупные специалисты своего дела, как британский разведчик Сидней Рейли, начальник контрразведывательной службы РОВС на юге России действительный статский советник Владимир Орлов, Борис Савинков и его брат Виктор.

На английского разведчика Рейли возлагалась задача координации деятельности русской, украинской (эмигрантских) и польской военных разведок. С этой целью в ноябре 1920 года он прибыл в Варшаву, где установил тесные контакты с представителями белой эмиграции. Одновременно русской военно-морской разведкой в Лондоне разрабатывались совместные с Англией и Францией планы по организации восстаний в Кронштадте и Петрограде в марте 1921 года.

В 1924 году Рейли под контролем чекистов «нелегально» пересек советско-финляндскую границу для встречи с эмиссарами «антисоветского подполья». Менжинский и Артузов приняли решение Рейли обратно на Запад не выпускать.

На вокзале в Москве Рейли встретила группа контрразведчиков, которые доставили его на дачу в Малаховку, где, по замыслу операции «Трест», было инсценировано заседание Политического совета МОЦР. Рейли был удовлетворен планами «руководителей организации», которым он настолько доверился, что решил через них направить из Москвы открытку своим друзьям за границу, в которой давал понять о благополучном прибытии в советскую столицу.

После «заседания политсовета» и написания открытки Рейли был арестован чекистами Сыроежкиным и Пудиным и доставлен из Малаховки во внутреннюю тюрьму ОГПУ. Несколько позже чекистами было инсценировано «случайное убийство» Рейли на советско-финляндской границе при его нелегальном возвращении на Запад.

5 ноября 1925 года Сидней Рейли, приговоренный к смертной казни еще в 1918 году за участие в «заговоре послов», был расстрелян.

В 1927 году советским руководством было принято решение рассказать об аресте Рейли и о данных им в ходе следствия показаниях. В газете «Правда» от 9 июня 1927 года под заголовком «Арест английского разведчика Сиднея Рейли» было опубликовано официальное правительственное сообщение, в котором, в частности, говорилось: «Летом 1925 года при нелегальном переходе финляндской границы из СССР был пограничной охраной ранен и арестован некий “купец” с советским паспортом на имя Штейнберга. Будучи допрошен, он показал, что на самом деле он вовсе не Штейнберг, а известный английский разведчик, капитан королевской авиации Сидней Георг Рейли, один из главных организаторов заговора Локкарта, трибуналом от 3 декабря 1918 года объявленный вне закона.

Рейли показал далее, что он приехал в СССР со специальной целью организации террористических покушений, поджогов, восстаний и т. д. Более того, Рейли добавил, что он, проездом из Америки, был у канцлера казначейства и одного из ответственнейших министров британского короля Черчилля, который лично давал ему инструкции по организации террористических покушений и других диверсионных актов. Его письменные показания имеются в распоряжении правительства. Материалом, взятым при дальнейших арестах, показания Рейли были целиком подтверждены».

В 1927 году операция «Трест», полностью выполнившая стоявшие перед ней задачи, была завершена.

Операция «Синдикат-2»

Параллельно с операцией «Трест» чекисты не менее успешно осуществляли разработанную начальником контрразведывательного отдела ГПУ– ОГПУ Артуром Артузовым операцию «Синдикат-2». Она завершилась в 1924 году выводом в СССР и арестом руководителя террористической белогвардейской организации «Союз защиты Родины и свободы» Бориса Савинкова.

Для реализации этой многоходовой операции в Москве была создана легендированная подпольная антисоветская организация «Либеральные демократы», одним из полномочных представителей которой являлся опытный сотрудник ВЧК Андрей Павлович Федоров, с 1919 года работавший на ответственных должностях в контрразведке и разведке.

В 1922 году перед Федоровым была поставлена задача по пресечению деятельности возглавляемого Савинковым «Союза защиты Родины и свободы». В операции «Синдикат-2» ему отводилась одна из главных ролей.

Через эмиссара Савинкова в Москве Зекунова Федоров вышел на самого руководителя белогвардейской организации. Выступая в качестве руководителя легендированной чекистами организации «Либеральные демократы», разведчик неоднократно по заданию ГПУ выезжал в Париж и другие европейские страны, где встречался с Савинковым и активистами его организации, а также с британским разведчиком Сиднеем Рейли. Бывая по заданию Дзержинского в Польше, Федоров встречался с сотрудниками военной разведки этой страны, которых снабжал специально подготовленными в Москве дезинформационными материалами.

Андрей Федоров

Борис Савинков настолько поверил в реальность существования «Либеральных демократов» и словам Федорова о том, что этой организации нужен энергичный вождь, что в августе 1924 года решился лично посетить СССР. Вместе с сопровождавшими его членами организации Деренталь и Фомичевым Савинков был арестован чекистами на конспиративной квартире в Минске и доставлен в Москву на Лубянку. Его допросы вели А.Х. Артузов и его заместитель по КРО РА. Пилляр.

Артур Христианович часто подолгу беседовал с Савинковым, который вынужден был признать свое поражение и дать высокую оценку работе чекистов.

27—29 августа 1924 года в Военной коллегии Верховного суда проходили слушания по делу Бориса Савинкова, который полностью признал предъявленные ему обвинения. Суд приговорил его к расстрелу, однако решением Президиума ВЦИК высшая мера наказания была заменена лишением свободы сроком на 10 лет.

31 августа 1924 года Савинков написал в Лубянской тюрьме письмо, адресованное сестре. В нем, в частности, говорилось: «Милая моя сестра! Ты, конечно, спрашиваешь себя, почему я признал Советскую власть?

.. Прежде всего, ты должна знать, что никто меня не “пытал”, не “мучил”, не уговаривал и не убеждал. Если я признал Советскую власть, то не потому, что меня заставили это сделать, а потому, что я, по совести, иначе поступить не мог…

Я пошел против большевиков, не преследуя личных целей и не для защиты имущих. Я пошел потому, что верил, что большевики несут русскому народу, русскому крестьянину и рабочему рабство и нищету Ну а если бороться, то бороться с винтовкой в руках, а не увещеваниями и речами… Я прошел такой путь, как никто…

Скажи, почему, когда красные расстреливали нас, мы кричали о “насилии и произволе”, а когда мы расстреливали их, расстреливали часто зря, “за здорово живешь”, то считалось, что мы совершаем подвиг? Я не был слеп. Я не был глух. Я видел и слышал, и ты знаешь, что вернувшись из Мозыря, я задумался над “нами” и “ими”. В сущности, я душевно был уже побежден… А главное, я понял тогда, что я и мы все в тисках у иностранцев, что мы не столько служим России, сколько им, иностранцам…

Уже весной 23-го года мне стало окончательно ясно, что с красными бороться нельзя, да и не нужно, ибо не с нами, а с ними рабочие и крестьяне…

Знаю, что эмиграция негодует. Пусть негодует. “Верхи” эмиграции давно утратили мое уважение…

Сегодня я признал Советскую власть. Я признал ее в результате моей долголетней, тяжкой, упорной, не словесной, а окровавленной борьбы. Верь мне: завтра признают эту власть многие, послезавтра признают все, кроме тех сумасшедших, которые предпочтут эмигрантскую гниль… Надо иметь мужество признавать свои поражения, как надо иметь мужество сознаваться в своих ошибках».

После вынесения приговора Борис Савинков продолжал оставаться во внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке. 7 мая 1925 года он покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна кабинета следователя.

В ходе реализации операции «Синдикат-2» были также арестованы активные члены «Народного союза защиты Родины и свободы» штабс-капитан Герасимов, профессор Исаченков и полковник Павловский.

По результатам операции «Синдикат-2» группа принимавших в ней активное участие чекистов была награждена орденами. Среди них был тогда еще начинающий, а в дальнейшем – видный советский контрразведчик и разведчик Григорий Сыроежкин. В представлении к награждению молодого чекиста, подготовленном заместителем начальника КРО Р.А. Пилляром, в частности, говорилось (стиль оригинала сохранен): «Тов. Сыроежкин Григорий Сергеевич принимал активное участие в разработке дела Савинкова, неоднократно рискуя жизнью. Состоял официально сотрудником ОГПУ, посылался неоднократно в Польшу Во время поездок, чрезвычайно рискованных, проявил огромную находчивость и смелость.

Лишь благодаря этому ему удалось избежать почти неминуемого ареста, влекшего за собой неминуемый расстрел и провал разработки дела.

Ходатайствую о награждении его орденом Красного Знамени».

Заговор украинских террористов

В 1931 году сотрудникам резидентур советской внешней разведки в Праге и Брюсселе удалось проникнуть в Организацию украинских националистов (ОУН) и постоянно быть в курсе их террористических планов.

Как известно, ОУН была создана еще в годы Первой мировой войны на деньги австрийского генштаба. До своего разгрома в 1918 году австрийская военщина вынашивала планы отторжения от России ряда районов Волыни, Подолии, Бессарабской губернии и Русской Польши. На реализацию планов создания «самостийной», а на самом деле зависимой от Вены Украины австро-венгерский генштаб выделил 50 миллионов крон. После краха Австро-Венгерской империи украинские националисты нашли покровителей сначала в лице Англии и Франции, а затем – нацистской Германии. Проникновение советской разведки в штабы ОУН позволяло ей постоянно быть в курсе их подрывных и террористических планов в отношении СССР и успешно противодействовать созданию «независимой» Украины под протекторатом Германии.

В середине 1933 года резидентуре советской внешней разведки ОГПУ в Брюсселе стали известны планы главарей украинского профашистского националистического объединения совершить террористический акт в отношении наркома иностранных дел СССР Максима Максимовича Литвинова во время его предстоящего визита в Соединенные Штаты Америки.

Иван Каминский

Было известно, что за океан Литвинов проследует через ряд европейских стран, а затем воспользуется пароходом. В ходе данного визита наркому предстояло обсудить с американскими представителями конкретные шаги по установлению дипломатических отношений между двумя странами (обмен дипломатическими миссиями между США и СССР был осуществлен в начале 1934 года).

Планы боевиков ОУН были вскрыты советским разведчиком Иваном Каминским, внедренным чекистами в руководство организации.

Разведчик присутствовал на специальном совещании террористов в Брюсселе, которое состоялось на квартире архитектора Дмитрия Андриевского. Помимо самого Андриевского, на совещании украинских националистов присутствовали члены Центрального провода (руководства) ОУН Коновалец, Богуш и Сциборский. Осуществление террористического акта возлагалось на «пятерку» украинских боевиков во главе с Лукой Мишугой. Они получили подробные инструкции и были обеспечены необходимым оружием. В октябре 1933 года группа Мишуги прибыла в США из Западной Европы.

На совещании в Брюсселе украинские националисты обсуждали также вопрос о том, как известить население Украины об убийстве советского наркома.

Угрозы со стороны украинских националистов были вполне реальными. Незадолго до этого, в том же 1933 году, внешняя разведка ОГПУ сорвала их планы организовать взрыв советского полпредства в Варшаве, реализация которого была поручена членам ОУН Сциборскому и Ляхойну.

Аналогичную информацию о планах Русского общевоинского союза (РОВС) совершить теракт в отношении М.М. Литвинова во время его проезда через Францию получила резидентура ИНО ОГПУ в Париже.

Исходя из имевшейся информации чекисты-разведчики предприняли меры по усилению охраны наркома Литвинова. Вся агентура резидентур ОГПУ в Польше, Германии, Бельгии и Франции, через территории которых пролегал его путь, была приведена в боевую готовность. Советская внешняя разведка через официального представителя Амторга в Нью-Йорке оповестила власти США о готовящемся заговоре.

Президент США Ф. Рузвельт принял энергичные меры по предотвращению покушения: по его распоряжению ФБР взяло под плотный контроль всех членов группы Мишуги. А к 7 ноября 1933 года, когда теплоход «Беренгардия» прибыл в Нью-Йорк, все украинские террористы были уже обезврежены.

На теплоходе советского наркома охраняли восемь крепких тело-хранителей-американцев, которые не отходили от него ни на шаг. Все передвижения Литвинова по стране проходили только на автомашине, маршруты движения которой держались в секрете до самого последнего момента. За все дни пребывания в США советская делегация пешком ходила всего дважды. Переданное Советскому Союзу здание бывшего посольства императорской России, в котором остановилась советская делегация, было окружено плотным кольцом охраны. Переговоры прошли успешно. 16 ноября 1933 года между СССР и США была достигнута договоренность о начале процедуры по восстановлению дипломатических отношений между двумя странами в полном объеме. 25 ноября нарком иностранных дел СССР Литвинов благополучно покинул США. Подготовка покушение на него украинских террористов провалилась.

Китайская смута

В результате начавшейся в середине 1925 года в Китае буржуазнодемократической революции, объединившей национальную буржуазию, мелкую городскую буржуазию, рабочих и крестьянство, в трех провинциях на юге страны была установлена революционная власть

Национального правительства. К концу 1926 года Национально-революционная армия (НРА) освободила еще четыре основные китайские провинции. В начале 1927 года восставшие рабочие освободили Шанхай, в который затем вступили части НРА.

Исидор Мильграм

Однако напуганная размахом революционного движения рабочих и крестьян национальная китайская буржуазия предала революцию. Уже 12 апреля 1927 года при ее поддержке правое крыло гоминьдана (Национальной партии), возглавляемое главнокомандующим НРА Чан Кайши, организовало в Шанхае и Нанкине контрреволюционные перевороты. Через два месяца контрреволюционный переворот произошел в Ухани. Компартия Китая была объявлена вне закона, профсоюзы и крестьянские союзы распущены. В стране начался разгул контрреволюции и сепаратизма, направленный на ее расчленение.

Политические события в Поднебесной крайне тревожили Москву. Политика советского руководства базировалась на стремлении сохранить Китай как единое государство и оказании помощи прогрессивным силам страны в урегулировании межнациональных отношений. Информация по данным вопросам являлась приоритетной в деятельности резидентур внешней разведки в Китае, которых к 1927 году насчитывалось семнадцать.

Одновременно советская внешняя разведка своими силами активно противодействовала настойчивым попыткам спецслужб ряда стран, в первую очередь Японии, создать на территории Китая ряд марионеточных государств наподобие Маньчжоу-Го.

В официальных материалах СВР по этому поводу, в частности, указывается: «Резидентуры не только обеспечивали Центр информацией о намерениях Японии в военной, политической и экономической областях, но и предпринимали конкретные действия по нейтрализации и срыву попыток Токио дезинтегрировать Китай, который к середине 1930-х годов оказался разделенным на несколько частей».

В то же время на территории Китая нашли убежище многочисленные белогвардейские банды. В стране активно действовали японские спецслужбы. Именно они должны были стать главными объектами агентурного проникновения советской разведки в Китае.

Шанхай являлся в то время китайской экономической столицей, крупнейшим промышленным и пролетарским центром страны. Одновременно он был также узлом межимпериалистических противоречий и базой иностранного господства в Китае. Город состоял из просторной и благоустроенной территории Международного сеттельмента и Французской концессии и тесного, скученного до предела китайского города. Среди иностранного населения Шанхая начала 1920-х годов самой большой и влиятельной была английская колония, затем шли французы, американцы, немцы. Замкнутой и тесно сплоченной колонией жили японцы. Такой Шанхай был крайне удобен для связей с внешним миром и для ведения там разведывательной работы.

Резидентом ИНО ОГПУ в этом городе был Яков Григорьевич Минскер. Его заместителем с 1925 года являлся Наум Эйтингон, прибывший в страну по паспорту на имя Леонида Александровича Наумова и занимавший по прикрытию должность вице-консула.

Работа резидентуры в Шанхае осуществлялась в сложных условиях. В марте 1927 года главный советский военный советник Михаил Бородин, следуя пожеланиям компартии Китая и указаниям Коминтерна, предпринял неудачную попытку сместить Чан Кайши с поста главнокомандующего китайской армии. Руководство КПК стало формировать отряды Красной гвардии в пролетарском Шанхае с целью организации вооруженного восстания, провозглашения революционного правительства и создания китайской Красной армии. В ответ Чан Кайши, как мы уже отмечали выше, предпринял наступление на Шанхай, который под ударами его войск пал 12 апреля 1927 года. Восстание китайских коммунистов было подавлено, 25 руководителей компартии Китая были казнены.

В конце апреля 1927 года по указанию Чан Кайши китайская полиция совершила налет на советское генеральное консульство в Пекине. В ночное время группа китайских солдат и полицейских при содействии местной охраны посольских кварталов и с ведома послов ведущих западных стран учинила погром в советском генеральном консульстве.

В результате было изъято большое количество документов, в том числе шифры, списки агентуры и материалы о поставках советского оружия компартии Китая, а также инструкции китайским коммунистам по оказанию помощи советским разведчикам в их работе.

Исключительные стойкость и мужество проявил в этой ситуации резидент ОГПУ в Пекине Исидор Мильграм. Благодаря его усилиям удалось освободить арестованных китайцами в жилом комплексе генерального консульства советских граждан и отправить их на Родину.

После событий в Пекине основные усилия советской разведки были перенесены в Харбин. В Маньчжурии, столицей которой был Харбин, постоянно проживало большое количество – до ста тысяч – выходцев из России. Здесь нашли убежище многочисленные белогвардейские банды, в том числе отряды атамана Семенова.

В то же время харбинская резидентура активно действовала не только по белогвардейской эмиграции. Весьма эффективной была ее работа против японских спецслужб, готовивших оккупацию Маньчжурии императорскими войсками. Сотрудникам резидентуры удалось также приобрести японские шифры.

В связи с тем, что харбинская резидентура получила свыше 20 японских шифров, в Харбин была направлена специальная оперативная группа дешифровальщиков, которая ежемесячно расшифровывала до 200 японских шифртелеграмм. Кроме того, сотрудникам резидентуры ОГПУ удалось получить доступ к дипломатическим вализам генконсульства Японии в Маньчжурии. Осуществляя перлюстрацию его почты, резидентура была в курсе планов Токио в отношении Китая и нашей страны, о чем своевременно информировала Центр.

В 1927 году харбинской резидентурой был завербован бывший офицер-каппелевец и полковник китайской армии, член террористической белогвардейской организации «Братство русской правды», который получил оперативный псевдоним «Браун». От него на постоянной основе поступала информация о положении в белогвардейских эмигрантских организациях, а также о попытках японцев сформировать при помощи атамана Семенова казачьи части, которые они намеревались использовать в будущей войне Японии против СССР.

В 1928 году резидентура получила особо секретную информацию о переговорах мукденского милитариста Чжан Сюэляна с японцами о создании в Северо-Восточном Китае независимой Маньчжурской республики под протекторатом Японии, которая должна была включать в себя как саму Маньчжурию, так и Внутреннюю и Внешнюю Монголию.

Между тем активность резидентуры ОГПУ в Харбине не осталась незамеченной местными властями. 27 мая 1929 года китайской полицией был произведен налет на советское генеральное консульство.

Из-за провокаций китайских властей советское правительство 17 июля 1929 года заявило о разрыве дипломатических отношений с Китаем. В результате все «легальные» резидентуры ОГПУ в Китае временно прекратили свою работу. Разведка с территории Китая стала вестись с нелегальных позиций.

«Меморандум Танаки»

В конце 1920-х годов в харбинской резидентуре ОГПУ, руководимой в те годы опытным чекистом Федором Кариным, действовали такие в будущем ставшие знаменитыми разведчики как Василий Пудин, Сергей Шпигельглаз и Василий Зарубин. Они принимали самое активное участие в вербовке агентуры, которая в течение многих лет поставляла весьма ценную информацию и документальные материалы. Так, резидентуре удалось привлечь к сотрудничеству русского эмигранта Ивана Трофимовича Иванова-Перекреста. Он имел обширные связи среди японских военнослужащих, сотрудников жандармерии, китайцев, работавших в японских учреждениях. Как вспоминал впоследствии генерал-майор Василий Зарубин, являвшийся в то время заместителем резидента Карина, «Перекрест был агентом-групповодом и самостоятельно занимался вербовкой агентуры. Он добывал также весьма ценную информацию о деятельности японской военной миссии в Маньчжурии».

Генерал Гиити Танака и его меморандум

Через Перекреста Василию Пудину в 1927 году удалось добыть исключительно важный японский документ – «меморандум Танаки». Как подчеркивается в официальных документах СВР России, «получение “меморандума Танаки” явилось крупнейшим достижением в работе советской внешней разведки против милитаристских устремлений Японии в период 1920-х – начала 1930-х годов».

Пришедший к власти в 1927 году премьер-министр Японии генерал Танака являлся активным сторонником последовательной подготовки страны к войне с Советским Союзом. Его позиция по данному вопросу была сформулирована 25 июля того же года в меморандуме, представленном императору Японии и правительству страны.

В этом документе впервые открывались истинные планы Японии по завоеванию мира. Обозначались этапы осуществления этой задачи: сначала подчинение Маньчжурии и Монголии, затем Китая. После овладения ресурсами Китая Япония должна была перейти к завоеванию Индии, стран бассейна Тихого океана, Малой и Центральной Азии и, наконец, Европы. Одновременно в качестве «программы национального развития Японии» в меморандуме выдвигалась «необходимость вновь скрестить мечи с Россией».

Премьер-министр и министр иностранных дел Японии генерал Танака, в частности, писал: «Японо-советская война, принимая во внимание состояние вооруженных сил СССР и его отношения с иностранными государствами, должна быть проведена нами как можно скорее. Я считаю необходимым, чтобы императорское правительство повело политику с расчетом как можно скорее начать войну с СССР.

Разумеется, нам нужно будет осуществить продвижение до озера Байкал. Что касается дальнейшего наступления на запад, то это должно быть решено в зависимости от дальнейшей обстановки, которая сложится к тому времени. Япония должна будет включить оккупированный Дальневосточный край полностью в состав владений империи.

Япония не сможет устранить свои затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику “крови и железа”. Поэтому мы должны установить контроль над Китаем и сокрушить Соединенные Штаты Америки. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны южных морей станут нас бояться и капитулируют перед нами. Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы.

Япония должна завоевать мир, а для этого она должна завоевать Европу и Азию, и в первую очередь – Китай и СССР».

В сентябре 1927 года в Сеул прибыл новый резидент ИНО ОГПУ в Корее Иван Чичаев. В сложной обстановке оккупации страны японцами он привлек к сотрудничеству офицера японской политической полиции «Ало», который передал в резидентуру множество материалов о планах японского правительства. Наиболее важным из них был «меморандум Танаки».

Резидент Чичаев вспоминал в дальнейшем: «“Меморандум Танаки” лег на мой стол обширным и многоплановым документом, требующим серьезных размышлений. Он нуждался в срочном и квалифицированном переводе, а также в тщательном первичном анализе».

Получение одного и того же документа харбинской и сеульской резидентурами подтвердило его подлинность.

Руководство советской внешней разведки приняло решение опубликовать «меморандум Танаки» через свои возможности в американской печати. Его обнародование вызвало грандиозный международный скандал. Япония выступила с опровержениями, однако ей никто не поверил. После разгрома милитаристской Японии в 1945 году «меморандум Танаки» фигурировал в качестве официального документа на Токийском трибунале, осудившем японских военных преступников.

В 1928 году резидентурой ОГПУ в Харбине была также получена докладная записка военного атташе Японии в Москве генерала Касахары, представленная им в генеральный штаб, в которой обосновывалась необходимость начала военных действий против СССР. Будучи ярым врагом Советского Союза, но далеко не глупым человеком, Касахара подчеркивал в своей докладной записке, что «воевать с СССР нужно сейчас, или не воевать никогда впоследствии». Позиция генерала была должным образом оценена японским военным руководством: после возвращения из Советского Союза он был назначен на должность начальника 5-го (русского) отдела 2-го (разведывательного) управления генерального штаба японской армии.

На процессе японских военных преступников в Токио в 1946–1948 годах генерал Касахара выступал, благодаря покровительству американцев, не как обвиняемый, а как свидетель. На вопросы трибунала он отвечал уклончиво до тех пор, пока ему не были предъявлены фотокопии его докладной записки. Только после этого он полностью признал не только подлинность документа, но и свое авторство.

Операция «Тарантелла»

В декабре 2000 года, накануне своего 80-летия, Служба внешней разведки Российской Федерации рассекретила материалы операции под кодовым названием «Тарантелла», активная фаза которой приходилась на 1930-е годы. Ее непосредственными организаторами и руководителями были начальник Иностранного отдела ОГПУ Артур Артузов и его заместитель Абрам Слуцкий.

Выбор этого названия диктовался национальным происхождением выдающегося контрразведчика и разведчика Артузова, отец которого был швейцарцем итальянского происхождения.

А началась эта операция значительно раньше – после эвакуации белогвардейской армии Врангеля из Крыма в Турцию. Именно тогда английская разведка Сикрет интеллидженс сервис начала активно работать в среде русских эмигрантов, собирая информацию по Советскому Союзу. Одновременно СИС начала привлекать к сотрудничеству на профессиональной основе бывших кадровых сотрудников спецслужб Врангеля и Деникина.

Борис Лаго

Одним из таких людей был специалист по агентурной работе Виктор Богомолец. Он достаточно быстро достиг определенных высот в разведывательной деятельности на новых хозяев, став впоследствии региональным резидентом Сикрет интеллидженс сервис.

Вначале Богомолец специализировался на сборе информации о Советском Союзе с территорий сопредельных ему государств – Польши, Румынии и Прибалтийских стран. Затем перед ним была поставлена конкретная задача по приобретению источников надежной информации о положении в СССР, используя для этого каналы русской эмиграции.

Советской разведке удалось подставить Богомольцу, а фактически – английской разведке, Бориса Федоровича Лаго.

Он являлся заметной фигурой русского зарубежья: невозвращенец, участник белогвардейской группы «Борьба», автор многочисленных публикаций в белоэмигрантской печати, разоблачавших деятельность чекистов в Западной Европе. Но вся эта деятельность являлась прикрытием активного и удачливого разведчика, кадрового секретного сотрудника ИНО ОГПУ, проходившего по переписке Центра под псевдонимом «Марсель». Во внешней разведке Борис Лаго работал с 1922 года. Являлся сотрудником берлинской объединенной резидентуры ОГПУ и Разведывательного управления Штаба РККА. В 1925 году был арестован в Румынии и приговорен к 5 годам заключения. Отбывал срок в каторжной тюрьме Дофтана. После выхода из тюрьмы в 1930 году объявил себя невозвращенцем, написал антисоветскую книгу. Вскоре внедрился в резидентуру английской разведки в Румынии и стал доверенным лицом заместителя резидента СИС белоэмигранта Виктора Богомольца. Передавал советской разведке весьма ценную информацию.

Руководители СИС были крайне довольны работой тандема Богомолец – Лаго. Информация, поступавшая по этому каналу из Москвы в штаб-квартиру СИС якобы от связей Лаго, крупных хозяйственных работников и партийных функционеров, всегда пользовалась там повышенным вниманием.

Безусловно, одной из основных задач операции «Тарантелла» являлось блокирование мероприятий английской разведки в отношении СССР и удержание под надежным контролем ее деятельности на советской территории.

Однако главной целью, которую преследовал Центр при организации операции «Тарантелла», являлось продвижение в правящие круги Великобритании с использованием ее собственной секретной службы направленной информации (а точнее – дезинформации), выгодной Советскому Союзу. И ведущую роль в этой операции играл секретный сотрудник ИНО Борис Лаго, который более четырех лет снабжал Богомольца дезинформационными материалами. А поставляли такую информацию, специально готовившуюся на Лубянке специалистами ОГПУ, его секретные сотрудники как в СССР, так и за его пределами, которых СИС считала своими надежными агентами.

По своей значимости «Тарантелла» может быть смело поставлена в один ряд с операциями «Трест» и «Синдикат». Под руководством Артузова в штаб-квартиру СИС продвигалась информация о том, что, благодаря успешному выполнению пятилетних планов в СССР, западные страны, включая конкурентов Англии – США, Германию и Францию, – имеют возможность активно сотрудничать с Москвой в экономической области и могут потеснить Лондон на обширных

советских рынках. После разгрома оппозиции советское руководство чувствует себя уверенно, полностью контролирует обстановку в стране и положение в армии. Надежды внешней контрреволюции на крах советского режима беспочвенны, поэтому Запад должен отказаться от интервенции в СССР и активно сотрудничать с ним в деле создания системы коллективной безопасности в Европе. О некоторых наиболее существенных специальных мероприятиях «Тарантеллы» докладывалось непосредственно Сталину.

В ходе операции «Тарантелла» советская разведка через Богомольца получила доступ к документам и материалам польских и румынских спецслужб. На регулярной основе в Центр поступала информация относительно перевооружения Германии, о начале массового выпуска бомбардировщиков и истребителей, а также подробные сведения относительно деятельности созданного в конце апреля 1933 года министерства авиации во главе с Герингом: о структуре, функциях и персональном составе нового германского ведомства.

Операция «Тарантелла» официально завершилась в 1945 году, когда Виктор Богомолец принял решение перейти на прямое сотрудничество с СССР. Это была одна из удачных операций, которая продолжалась длительное время и закончилась без провалов агентов.

Проникновение в верхушку нацистской партии

К началу 1930-х годов внутриполитическое положение в Германии резко осложнилось, к власти в стране рвались нацисты. Берлинская резидентура ОГПУ еще в 1929 году получила документальную информацию, свидетельствовавшую о намерении правящих кругов Германии отойти от Рапалльских соглашений. В Москве понимали, что Гитлер – это война. Но куда он направит свой первый удар – на Запад или на Восток?

Резидент Борис Берман докладывал в Центр о реальности прихода нацистов к власти и об их агрессивных намерениях в отношении нашей страны.

30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б), заслушав вопрос о работе Иностранного отдела ОГПУ, приняло специальное решение о совершенствовании работы внешней разведки. В соответствии с этим решением Иностранный отдел должен был сосредоточить свои усилия на разведывательной работе против Японии, Англии, Франции, Германии, Польши и других соседних стран. В связи с возможной угрозой войны особое внимание в документе уделялось постепенному переводу разведывательной работы за рубежом на нелегальные позиции. Исполнять это решение предстояло новому начальнику советской внешней разведки Артуру Артузову. Под его руководством внешняя разведка в первой половине 1930-х годов добилась значительных результатов.

Александр Добров (тюремный снимок)

Исходя из создавшейся ситуации в Германии начальник внешней разведки Артузов принимает решение о проведении операции по проникновению в верхушку нацистской партии. Главным исполнителем операции становится секретный сотрудник Экономического управления ОГПУ Александр Матвеевич Добров, работавший под прикрытием старшего инженера текстильного директората ВСНХ РСФСР.

Александр Матвеевич Добров родился в 1879 году в Москве. В 1906 году окончил Московское высшее техническое училище, после чего продолжил учебу в Швейцарии. Получил диплом инженера по химической обработке текстильных изделий, некоторое время работал инженером-химиком на красильной фабрике в Базеле. После Октябрьской революции вернулся в Россию и трудился в текстильной промышленности. С 1929 года – секретный сотрудник ОГПУ. По роду работы был связан с представителями германской фирмы «И.Г. Фарбениндустри», имевшей свои интересы в России. Считался отличным специалистом, был хорошо известен в немецких кругах в Москве. Данное обстоятельство и было использовано Иностранным отделом ОГПУ, чтобы попытаться внедрить Доброва в верхушку нацистской партии.

В июне 1931 года советская внешняя разведка организует выезд Доброва для «лечения» в Карловы Вары. Оттуда он должен был неофициально посетить Берлин, чтобы через свои связи решить три основные задачи: выйти на руководство нацистской партии; установить связь с британской разведкой и «предложить» ей свои услуги; установить связь с белогвардейской эмиграцией в Берлине и получить от нее явки в Советском Союзе.

В Москве для Доброва была разработана легенда, согласно которой он являлся руководителем некой контрреволюционной группы, решившей создать фашистскую партию в России и нуждавшейся в финансовой поддержке Берлина. Поездка на курорт проходила через Берлин.

В германской столице Добров связался со своим еще дореволюционным знакомым из фирмы «И.Г. Фарбениндустри». Несколько дней он провел в доме у немца, рассказывая ему о жизни в «советском аду». В ходе бесед Добров дал понять своему знакомому, что представляет некую подпольную антисоветскую организацию и хотел бы установить личный контакт с Гитлером, как с руководителем партии, близкой ему по своей направленности.

Через некоторое время Александр Матвеевич вновь приехал в Берлин, уже из Карловых Вар. На сей раз берлинский знакомый Доброва представил его профессиональному немецкому разведчику Гаральду Зиверту. Зиверт был из прибалтийских немцев, служил в абвере и сблизился с нацистами. После прихода к власти Гитлера стал руководителем русского отделения Иностранного отдела нацистской партии. Зиверт был близко знаком с идеологом национал-социализма и основоположником расовой теории нацизма Альфредом Розенбергом, который в годы войны стал министром восточных территорий. Зиверт и Розенберг вместе учились в Риге и состояли в одном студенческом союзе.

Зиверт предложил Доброву поселиться у него на время пребывания в Берлине. В беседах с немецким разведчиком Добров аккуратно сообщил ему о своих антисоветских настроениях, довел до него легенду о существовании в СССР подпольной контрреволюционной организации и подвел собеседника к мысли о необходимости установления прямого контакта с кем-либо из руководящих деятелей нацистской партии.

Интересно, что об этих беседах Доброва с Зивертом советской разведке довольно подробно сообщил источник берлинской резидентуры А/270 (барон фон Поссанер). В своем сообщении он, в частности, указывал: «Примерно 20–25 июня 1931 года к Гаральду Зиверту явился человек в пенсне, некий член ВСНХ. Зиверт говорил мне, что этот господин во что бы то ни стало хочет иметь встречу с вождем национал-социалистической партии Германии Адольфом Гитлером. По соображениям конспирации он не назвал мне его фамилию. На ужине у Зиверта (у которого русский остановился без регистрации в полиции) я познакомился с ним лично. Он извинился, что не может назвать мне свою фамилию, однако Гитлеру он удостоверит свою личность (я поставил ему такое условие, в противном случае отказывался организовать встречу).

После этого я узнал, что он является руководителем одной из контрреволюционных организаций в Советском Союзе, верхушка которой находится на советской службе. Сам он получил инженерный диплом в Швейцарии, является русским доцентом и членом Совета народного хозяйства. В июне он находился на лечении на чехословацком курорте Карлсбад (Карловы Вары) и свой отпуск использовал для поездки в Берлин, чтобы вступить в контакт с Гитлером. Ему рекомендовали обратиться к Гаральду Зиверту».

Получив столь важные сведения от источника А/270, руководитель берлинской резидентуры «Артем» (оперативный псевдоним резидента Бориса Бермана) немедленно проинформировал об этом Центр. Одновременно он направил телеграмму в Прагу резиденту «Петру» (оперативный псевдоним руководителя пражской резидентуры Станислава Глинского) с просьбой попытаться установить имя «человека в пенсне».

Однако вскоре в Прагу пришла срочная телеграмма из Центра за подписью начальника внешней разведки Артура Артузова, в которой «Петру» предлагалось немедленно прекратить установку «человека в пенсне». Это свидетельствовало о том, что о данной операции даже в Москве знали всего несколько человек. Центр придавал ей исключительно важное значение и не был заинтересован в подключении к ней руководителей своих европейских резидентур.

Тем не менее Гитлер, хотя и согласился на встречу с Добровым в Мюнхене, в последний момент от нее уклонился и поручил встретиться с ним своему соратнику, уроженцу Прибалтики и «отцу» расовой теории Альфреду Розенбергу

Встреча Розенберга с Добровым состоялась в одном из берлинских ресторанов напротив вокзала Ангальтербанхоф. В ней принимал участие также и Зиверт. Беседа длилась более двух часов и касалась вопроса создания в Советском Союзе фашистской партии. Розенберг дал собеседнику подробные советы. Высоко оценив результаты беседы с Добровым, Розенберг пообещал его «партии» всяческую помощь и поддержку, но по соображениям безопасности дальнейшие встречи с «русским фюрером» предложил проводить в Риме. Было решено, что связь Доброва с руководством нацистской партии будет осуществляться через Зиверта.

О своей беседе с Добровым Розенберг доложил лично Гитлеру и дал намерениям «русских фашистов» высокую оценку. В свою очередь Добров передал Розенбергу специально подготовленные руководством разведки правдоподобные сведения о положении дел в Советском Союзе и росте рядов своей мифической «партии». Оперативная игра, затеянная чекистами, позволила Москве быть в курсе истинных замыслов Гитлера в отношении нашей страны. Из донесений Лубянки руководству страны следовало, что в случае прихода к власти нацистов военного столкновения с Германией Советскому Союзу не избежать.

Возвратившись в Москву, Добров подробно доложил о своих контактах с немцами Зивертом и Розенбергом руководству Экономического управления ОГПУ. Представила интерес для Центра и программа нацистской партии, которую Добров получил от Розенберга.

Что касается задания Центра по выходу на английскую разведку, то тут Добров использовал проживавшую в Риге свою знакомую русскую актрису Ольгу Танину. Она была двоюродной сестрой английского разведчика Эдуарда Кара, работавшего в Риге, и советская разведка решила воспользоваться данным обстоятельством. Добров направил Ольге Таниной из Берлина письмо, которое начиналось следующими словами: «Наконец-то я вырвался из “советского рая”, дышу гнилым капитализмом». Актриса передала письмо Эдуарду Кару, подчеркнув, что его автор – «инженер, на очень хорошем счету в Союзе и настоящий друг». Английский разведчик немедленно выехал в Берлин для встречи с Добровым.

На встрече Добров так расписал свои антисоветские настоения и «планы вредительства» в СССР, что британский разведчик, в отличие от нацистских бонз, сразу же согласился оказать ему помощь и договорился об условиях связи в Москве через конкретное иностранное посольство.

Удалось Александру Матвеевичу связаться и с одним из представителей русской эмиграции – руководителем террористической организации «Братство русской правды» в Берлине Александром Кольбергом. Договорившись с ним о следующей встрече, Добров подчеркнул, что действует не от себя лично, а представляет группу, ранее связанную с «Промпартией», которая занимается вредительством и саботажем в советской промышленности. Добров попросил Кольберга рассказать о положении в русской антисоветской эмиграции и снабжать его группу антисоветской литературой. Кольберг с восторгом воспринял слова Доброва и договорился с ним об условиях дальнейшей связи и способах переправки в СССР подрывной литературы.

Руководством Иностранного отдела и Экономического управления ОГПУ придавалось большое значение работе Доброва. Однако архивы внешней разведки не сохранили сведений о том, как продолжалась многоходовая операция по внедрению Доброва в окружение Гитлера. Очевидно, эта задача не была решена, поскольку Гитлер на прямые контакты с представителями «низшей расы» не шел. Стоит вспомнить, что в годы войны он так и не встретился с «фюрером» так называемой Русской освободительной армии генералом Власовым.

Что же касается Александра Матвеевича Доброва, то до мая 1939 года он занимал пост управляющего трестом «Бюробин» – Бюро НКИД СССР по обслуживанию иностранных представительств. 17 мая того же года он был арестован по обвинению в шпионской деятельности в пользу германской и английской разведок. На закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 19 июня 1940 года Добров виновным себя не признал, заявив, что выполнял задания советской внешней разведки. К сожалению, в центральном аппарате разведки к тому времени не было никого, кто мог бы подтвердить слова Доброва: Артузов, резидент в Берлине «Артем» и руководитель Экономического управления были давно расстреляны. Такая же участь ждала и Александра Матвеевича. Он был приговорен к высшей мере наказания и на другой же день расстрелян. Только 21 января 1958 года этот приговор в отношении Доброва был отменен за отсутствием состава преступления.

Нейтрализация генерала Кутепова

Октябрьская революция 1917 года расколола Россию на два враждующих лагеря. Большевики были вынуждены вести непримиримую борьбу с многочисленными врагами нового государства.

После окончания Гражданской войны в России у советской власти не осталось серьезных противников внутри страны. В то же время за границей действовало немало эмигрантских организаций, ставивших своей целью свержение большевистского режима. Лидеры потерпевшего поражение в Гражданской войне Белого движения, оказавшись за рубежом в результате эмиграции, пытались продолжать борьбу с Советами всеми доступными им способами и средствами. В этом их поддерживали и буржуазные правительства ряда иностранных государств.

В 20-х годах прошлого столетия число эмигрантов-выходцев из России составляло в Европе и Китае более одного миллиона человек. Безусловно, белая эмиграция не была однородной. Часть людей, бежавших за границу из-за страха перед советской властью, не собирались с этой властью бороться. Другие эмигранты, активно сражавшиеся против большевиков на полях Гражданской войны, объединялись за границей в организации, главной целью которых было свержение советской власти в России. Среди последних следует, в частности, отметить Народно-трудовой союз (НТС), Организацию украинских националистов (ОУН), объединение грузинских меньшевиков во главе с Ноем Жорданией. Однако самой активной и агрессивной организацией белоэмигрантов того времени являлся Русский общевоинский союз (РОВС), созданный генералом Петром Врангелем из офицеров разгромленной Добровольческой армии.

Генерал А.П. Кутепов

Предыстория создания РОВС такова: после эвакуации остатков войск генерала Врангеля из Крыма и их обустройства в Сербии и Болгарии Русская армия как самостоятельная сила перестала существовать. В этой связи Врангель, проживавший в сербском городе Сремска-Карловица, 1 сентября 1924 года издал приказ № 35, согласно которому армия преобразовывалась в Русский общевоинский союз под его руководством.

Спустя несколько лет Врангель решил поставить во главе РОВС Великого князя Николая Николаевича Романова, оставаясь при нем командующим армией. Однако фактическим организатором РОВС на самом деле являлся начальник штаба генерал-лейтенант Александр Павлович Кутепов. После смерти Врангеля в 1928 году и Николая Николаевича в 1929 году он стал единоличным руководителем всего белогвардейского движения за рубежом.

Александр Кутепов родился 16 сентября 1882 года в Череповце в семье лесничего. После окончания полного курса классической гимназии в Архангельске он поступил в Петербургское юнкерское училище, которое окончил в 1904 году в чине фельдфебеля.

С началом Русско-японской войны Кутепов подал рапорт о направлении в действующую армию, где служил в полковой разведке. За отличия в боях был награжден орденом Святого Владимира с мечами и бантом.

После войны поручик Кутепов являлся командиром учебной роты в лейб-гвардии Преображенском полку. В годы Первой мировой войны командовал ротой и батальоном преображенцев, был трижды ранен, награжден орденом Святого Георгия. В 1916 году за бои на реке Стоход получил Георгиевское оружие и звание полковника.

После Февральской революции Кутепов стал командиром Преображенского полка, а когда фронт развалился и солдаты разбежались по домам, уехал на Дон и вступил в Добровольческую армию генерала Корнилова. Командовал ротой 1-го офицерского полка, а затем – Корниловским полком. В январе 1919 года – командир 1-го армейского корпуса. За победу над частями Красной Армии под Харьковом был произведен в генерал-лейтенанты.

Оказавшись в эмиграции, Кутепов продолжил вооруженную борьбу против большевиков. В начале 1924 года он возглавил Боевую организацию РОВС, засылавшую террористов и диверсантов на территорию Советского Союза. В мае 1927 года боевики Кутепова попытались взорвать дом в Москве, в котором проживали сотрудники ОГПУ, в июне 1927 года был организован взрыв Дома политпросвещения в Ленинграде, в июле 1928 года была брошена бомба в бюро пропусков ОГПУ в Москве.

В конце 1929 года Кутепов перенес штаб-квартиру РОВС, объединявшего в своих рядах около 100 тысяч бывших белых офицеров, в Париж.

Среди руководителей этой организации Кутепов являлся активным сторонником террористической деятельности. И неудивительно, что под его началом террор и диверсии стали главным оружием РОВС в борьбе против Советского государства.

В Париже, а также в Праге, Софии, Берлине и Варшаве, где имелись филиалы Русского общевоинского союза, готовились боевые группы для заброски на советскую территорию с целью проведения терактов и организации вооруженных выступлений населения. Эта работа проводилась в тесном контакте со спецслужбами Франции, Польши, Румынии и Финляндии.

Члены РОВС налаживали связи с контрреволюционным подпольем в России, чтобы получить возможность для свержения власти большевиков. В секретной инструкции для боевиков, разработанной Кутеповым, подчеркивалось: «План общей работы представляется в следующем виде – террор против… советских чиновников, а также тех, кто ведет работу по развалу эмиграции».

Известный публицист и историк С. Вычужанин по этому поводу, в частности, пишет: «В конце 1929 года генералом Кутеповым было решено активизировать диверсионно-террористическую работу против СССР. Стали готовиться группы офицеров-боевиков, в планы которых входило привлечение к работе абсолютно проверенного бактериолога с целью оборудования своей лаборатории для разведения культур инфекционных болезней (чума, холера, тиф, сибирская язва). Культуры бацилл на территорию СССР предполагалось доставлять в упаковках от духов, одеколона, эссенций, ликеров и др.

Целями терактов должны были служить все областные комитеты ВКП(б), губернские комитеты ВКП(б), партийные школы, войска и органы ОГПУ (у боевиков в наличии был список подобных 75 учреждений в Москве и Ленинграде с точным указанием адресов)».

С целью снижения диверсионной активности РОВС, руководство ИНО ОГПУ приняло решение организовать с ним оперативные игры от имени легендированной организации. Одна из таких – «Северо-Кавказская военная организация» (СКВО) была успешно подставлена представителям РОВС в Румынии генералам Штейфону и Геруа. Данное оперативное мероприятие позволило вскрыть каналы переброски в Советскую Россию боевиков, выявить их связи с подпольными организациями на Северном Кавказе, Кубани и в Донской области. Чекистам также удалось вывести за границу и внедрить свою агентуру в филиалы РОВС в Румынии, Югославии и Болгарии.

Одновременно проводилась оперативная игра непосредственно со штаб-квартирой РОВС от имени так называемой «Внутренней русской национальной организации» (ВРИО), созданной ОГПУ с привлечением в нее бывших царских офицеров.

На первом этапе ВРИО наладила контакты с редактором журнала «Борьба за Россию» С.П. Мельгуновым, который поддерживал тесные связи с начальником канцелярии генерала Кутепова князем Сергеем Трубецким.

Затем в Париж бы направлен в качестве представителя ВРИО агент ОГПУ, бывший полковник царской армии А.Н. Попов. Он встретился с Мельгуновым, проинформировал его о положении в России, целях и задачах ВРИО и попросил организовать встречу с председателем РОВС генералом Кутеповым. Последний согласился встретиться с Поповым. Такая встреча состоялась в начале января 1930 года в Берлине, куда Попов специально прибыл из Москвы.

Естественно, Москва постоянно учитывала потенциальную опасность, исходившую со стороны террористических организаций белой эмиграции и в первую очередь – со стороны РОВС, стратегической целью руководства которого, как мы отмечали выше, являлось вооруженное выступление против советской власти. В этой связи основное внимание советской внешней разведки и ее резидентур отводилось работе по РОВС: изучению его деятельности, выявлению планов, установлению филиалов и агентуры на советской территории, разложению его изнутри и возможному влиянию на принятие решений руководством с помощью внедренной агентуры, срыву готовящихся диверсионно-террористических мероприятий.

Так, в Положении о закордонном отделении Иностранного отдела ГПУ, утвержденном 28 июня 1922 года, указывались следующие первоочередные задачи советской внешней разведки в порядке их приоритетности:

– выявление на территории иностранных государств контрреволюционных организаций, ведущих подрывную деятельность против нашей страны;

– установление за рубежом правительственных и частных организаций, занимающихся военным, политическим и экономическим шпионажем;

– освещение политической линии каждого государства и его правительства по основным вопросам международной политики, выявление их намерений в отношении России, получение сведений об их экономическом положении;

– добывание документальных материалов по всем направлениям работы, в том числе таких материалов, которые могли бы быть использованы для компрометации как лидеров контрреволюционных групп, так и целых организаций;

– контрразведывательное обеспечение советских учреждений и граждан за границей.

Как видно из приведенного выше документа, работе по проникновению в зарубежные контрреволюционные организации, которые проводили подрывную деятельность против Советского государства, отводилось в то время первостепенное место.

Кроме того, в Москве учитывали, что в случае новой войны в Европе под знаменами противников СССР могут выступить и полки бывшей Добровольческой армии, структура которой сохранилась и в эмиграции. Белые офицеры считали себя находящимися на военной службе, проходили переподготовку, изучали боевые возможности РККА.

Сложившиеся обстоятельства, связанные с активизацией антисоветской деятельности РОВС, поставили перед руководством ОГПУ вопрос о проведении операции по нейтрализации Кутепова.

На основе собранных через надежную агентуру сведений об образе жизни генерала, его привычках, принимаемых им мерах личной безопасности в Москве была разработана операция по его похищению, осуществление которой было поручено Особой группе при председателе ОГПУ и ряду нелегалов, действовавших в то время во Франции. Проведение операции было намечено на воскресенье 26 января 1930 года, так как по полученным разведкой достоверным данным Кутепов в этот день должен был в 11 часов 30 минут утра присутствовать на панихиде по барону Каульбарсу в Галлиполийской церкви на улице Мадемуазель в двадцати минутах ходьбы от его дома.

Накануне, 25 января, Кутепову одним из сотрудников опергруппы была передана записка, в которой ему назначалась важная кратковременная встреча на его маршруте к церкви. При этом учитывалось, что Кутепов на важные встречи, связанные с агентурной и боевой деятельностью РОВС, всегда ходил один. Прождав некоторое время «курьера» на трамвайной остановке на улице Севр, Кутепов продолжил свой путь к церкви.

Сотрудники опергруппы, а также агенты парижской резидентуры ОГПУ, выдававшие себя за французских полицейских, задержали генерала под предлогом проверки документов и предложили проехать в полицейский участок для выяснения личности. Кутепов дал усадить себя в автомобиль, но услышав русскую речь, попытался оказать сопротивление. Его усыпили хлороформом. Однако больное сердце генерала не выдержало последствий наркоза, и он умер от сердечного приступа.

Предпринятые французской полицией и лично начальником контрразведки РОВС полковником Зайцевым меры по розыску Кутепова положительных результатов не дали. Находившийся в то время в Париже генерал Штейфон, посетивший в день пропажи генерала Кутепова его семью, писал 27 января генералу Геруа в Бухарест: «Вчера неожиданно при невыясненных обстоятельствах исчез А.П. Кутепов. Он вышел утром в церковь, никуда не предполагая заходить, никому не назначал свидания и условился с женой, что после обеда в час дня они всей семьей отправятся в город».

Спустя несколько дней обнаружился свидетель похищения генерала Кутепова. Это был дворник из клиники, расположенной на улице Удино, по имени Огюст Стеймец. Дворник заявил, что утром 26 января около 11 часов он увидел в окно клиники большой серо-зеленый автомобиль, возле которого стояли двое рослых мужчин в желтых пальто, а неподалеку от них – такси красного цвета. Тут же на углу находился полицейский. Когда Кутепов, приметы которого Стеймец описал точно, поравнялся с серо-зеленым автомобилем, люди в желтых пальто схватили его и втолкнули в автомашину. В нее же сел и полицейский, который спокойно наблюдал за происходящим. Автомобиль на большой скорости уехал в сторону бульвара Инвалидов. Вслед за ним отправилось и красное такси.

Больше генерала Кутепова никто не видел.

Осуществленная ОГПУ операция по нейтрализации Кутепова нанесла тяжелый удар по РОВС. Депрессия, панические настроения, недоверие к руководителям, взаимные подозрения в сотрудничестве с органами госбезопасности СССР были характерны не только для членов Русского общевоинского союза, но и для поддерживавшей его части белой эмиграции на протяжении ряда лет после исчезновения Кутепова.

Следует подчеркнуть, что до середины 1960-х годов причастность советских органов государственной безопасности к похищению генерала Кутепова не афишировалась и даже категорически отрицалась. Лишь в 1965 году газета «Красная звезда» – официальный орган Министерства обороны – рассказала об этой операции. А подробности ее проведения были опубликованы в 1997 году в 3-м томе «Очерков истории российской внешней разведки».

Дискредитация главы Прибалтийского филиала РОВС

В начале 1932 года молодой, но уже опытный сотрудник Иностранного отдела ОГПУ Дмитрий Федичкин был направлен в качестве руководителя «легальной» резидентуры в Таллин под прикрытием должности дипломатического сотрудника полпредства СССР в Эстонии.

Перед отъездом в командировку Федичкина пригласил на беседу начальник внешней разведки Артур Артузов. Он ознакомил будущего резидента с предстоящими задачами. В Таллине обосновался прибалтийский филиал главной организации белогвардейской вооруженной эмиграции – Русского общевоинского союза. Филиалом из Берлина руководил генерал фон Лампе. Осел в эстонской столице и полковник Борис Энгельгардт, который во время Гражданской войны возглавлял контрразведку генерала Юденича, а теперь был фактическим главой эстонского отделения РОВС и попутно трудился на ряд западных спецслужб.

Таллинской резидентуре ставилась задача дискредитировать Энгельгардта в глазах его хозяев. «Видимо, платят они ему не очень щедро, и этот бывший полковник вынужден приторговывать папиросами собственной набивки в ларьке на рынке», – отметил Артузов.

Суть операции заключалась в следующем: Федичкину было поручено осуществить «вербовку в лоб» этого деятеля белогвардейской эмиграции. Он должен был явиться к Энгельгардту на дом и, назвавшись чекистом, предложить ему работать на Советский Союз. Расчет делался на то, что полковник доложит об этом визите «куда надо» и постарается доказать свою «неподкупность». Однако англичане и французы, напуганные чекистскими операциями «Синдикат» и «Трест», не поверят ему и станут подозревать в нечестной игре. «Чем больше

Энгельгардт будет доказывать свою невиновность, тем меньше ему будет веры», – подчеркнул Артузов.

Дмитрий Федичкин

В Эстонию Федичкин отбывал пароходом из Ленинграда. В соответствии с заданием, в этом городе он навестил свояченицу некоего «Карла», от которой должен был передать письмо ее сестре, жившей в эстонской столице и бывшей замужем за этим господином. Письмо должно было облегчить выход разведчика на Энгельгардта. В Таллине Федичкин познакомился с «Карлом», являвшимся заместителем председателя немецкого землячества в Эстонии, а через некоторое время привлек его к сотрудничеству с советской внешней разведкой.

Через «Карла» Дмитрий начал разработку Энгельгардта. Зная о материальных затруднениях лидера эстонского отделения РОВС, «Карл» предложил ему… сотрудничать с германской разведкой и сообщать все сведения о деятельности этой белоэмигрантской организации, разумеется, за соответствующее материальное вознаграждение. Отныне советская внешняя разведка была в курсе всей повседневной деятельности союза, связанной главным образом с засылкой в СССР через Эстонию шпионов и террористов, и успешно срывала его замыслы. Это не осталось незамеченным в штаб-квартире Русского общевоинского союза в Париже. Доверие руководства организации к Энгельгардту было подорвано.

Развивая разработанную Артузовым операцию по дискредитации полковника, Федичкин зашел в табачный ларек, куда тот поставлял свою продукцию, и приобрел крупную партию папирос. Под предлогом регулярного получения товара Дмитрий выяснил у генерала Шаховского, содержавшего ларек, адрес Энгельгардта и, не теряя времени, направился к нему на дом. Он представился чекистом, прибывшим из Москвы с деловым предложением к полковнику. Федичкин пояснил, что Энгельгардт должен прекратить враждебную деятельность против Советского Союза. На размышления ему отводилось две недели.

О визите советского эмиссара Энгельгардт рассказал «Карлу», через которого наша внешняя разведка отслеживала дальнейшие шаги полковника. Затем о беседе с чекистом он подробно проинформировал руководителя РОВС генерала Евгения Миллера. А дальше все развивалось точно в соответствии с разработанным в Центре планом. Руководство общевоинского союза перестало доверять Энгельгардту, считая его «агентом ОГПУ», и полковник был вынужден отойти от активной антисоветской деятельности. План Артузова был успешно реализован.

«Информация наших дней»

В начале 1930-х годов советская внешняя разведка успешно провела крупную операцию по внедрению техники подслушивания в находившуюся в Париже штаб-квартиру боевой террористической организации белой эмиграции – Русского общевоинского союза (РОВС). В этой операции, ставшей позже известной под кодовым названием «ИНД» («Информация наших дней»), особая роль отводилась активному помощнику парижской резидентуры НКВД «Иванову».

Лишь в конце 1980-х годов советская внешняя разведка открыла некоторые архивные материалы того периода, и широкой общественности стало известно, что оперативный псевдоним «Иванов» (кодовый номер УЖ/1) принадлежал одному из видных представителей русской эмиграции во Франции Сергею Николаевичу Третьякову – замечательному русскому человеку, вынужденному покинуть Родину, но преданно служившему ей до конца своих дней.

С приходом в августе 1931 года к руководству Иностранным отделом (ИНО) ОГПУ Артура Артузова активизировалась деятельность внешней разведки, направленная на борьбу с одним из давних противников советских органов государственной безопасности – Русским общевоинским союзом. Соответствующие указания по данному вопросу были направлены и в парижскую резидентуру Ведь деятельность РОВС, объединявшего многие тысячи белых офицеров, в отношении СССР была весьма агрессивной. В частности, планировалось проведение террористических актов на территории родного отечества, в том числе с использованием биологического оружия.

Сергей Третьяков

Естественно, РОВС представлял для Москвы гораздо больший интерес, чем «Торгпром». Тем более что на одной из встреч Третьяков сообщил своему куратору: «Ту работу, которую вы приписываете “Торгпрому”, он не ведет. Я допускаю, что кто-то из членов нашего союза участвует во вредительской деятельности, поощряет и финансирует ее, но “Торгпром” в целом, даже его президиум, не в курсе этой работы. Вот почему я ничем здесь вам помочь в принципе не смогу. В данное время союз не имеет никакого значения, он захирел, денег у него нет».

Парижская резидентура принимает решение переориентировать усилия Третьякова на работу по РОВС.

Сотрудники ИНО в столице Франции обратили внимание на то, что дом № 29 на улице Колизей, где обосновался штаб РОВС, принадлежит… Третьяковым. Главная резиденция общевоинского союза помещалась на первом этаже, а второй и третий занимала семья Третьякова, с которой он в то время не жил. Резидентура предложила Сергею Николаевичу вернуться в семью и переселиться на второй этаж дома. Центр выделил необходимую сумму денег для проведения ремонта жилых помещений. Супруга Третьякова и дети заняли пять комнат третьего этажа, а сам он – две комнаты на втором этаже, находившиеся непосредственно над кабинетами председателя РОВС генерала Миллера и начальника первого отдела генерала Шатилова, а также над канцелярией союза.

Вскоре из Москвы прибыла надежная прослушивающая аппаратура. В помещениях РОВС были установлены микрофоны, именовавшиеся на чекистском сленге «Петьками», а в комнатах Третьякова – аппаратура приема. И с января 1934 года началось постоянное прослушивание разговоров, ведущихся в штабе союза и даже в кабинете его председателя.

В Центр отныне регулярно поступала «Информация наших дней» («ИНД») – так в ИНО ОГПУ окрестили получаемые от Третьякова сведения. Из этой информации, проверяемой и дополняемой другими источниками, разведка смогла воссоздать достаточно точную картину деятельности РОВС.

Находившийся большую часть времени дома Третьяков имел возможность фиксировать всех посетителей штаб-квартиры РОВС, своевременно включать аппаратуру и записывать содержание бесед Миллера со своими помощниками:

«9 января 1936 года. 10.55.

Миллер читает начальнику канцелярии РОВС Кусонскому письмо, написанное им генералу Дидериксу. В письме подчеркивается, что во Франции сознают, что лишь соглашение Франции и Германии может дать мир Западной Европе, и никакие франко-советские пакты не устрашат Германию. Миллер далее пишет о польско-германском соглашении, направленном против России, в которое он искренне верит. Он считает также, что Франция никогда не будет воевать с Германией из-за России…»

«24 января 1936 года. 11.15.

Миллер в своем кабинете заслушивает сообщение руководителя информационного отдела РОВС Трубецкого. По сведениям последнего, в Румынии в ближайшее время произойдет изменение ее внешней политики от профранцузской к прогерманской. Румыно-польско-германское соглашение, направленное против СССР, не заторами. В данный момент лишь Титулеску является сторонником франко-румынского сотрудничества, но, по всей вероятности, его скоро уберут. Отношения между большевиками и румынским правительством должны скоро осложниться…»

«4 сентября 1936 года. 16.30.

В беседе с Миллером Трубецкой полностью поддержал позицию Кутепова, направленную на активизацию террористической деятельности РОВС на территории СССР. По мнению Трубецкого, такая боевая работа, которую РОВС проводил в последние годы руководства Кутепова, была своевременна и совершенно необходима…

Соглашаясь с Миллером в том, что в настоящее время в основную задачу активной работы РОВС не входит индивидуальный террор, хотя бы по той простой причине, что средства союза истощились, Трубецкой тем не менее напомнил Миллеру, что за последние четыре года РОВС посылал своих людей в Россию с исключительной целью проведения террористических актов. Он подчеркнул, что генерал Абрамов (начальник 3-го отдела РОВС. – Авт.) и капитан Фосс (помощник Абрамова по террористической работе. – Авт.) неоднократно направляли своих людей в СССР с единственной целью убийства…»

Это лишь три выдержки из десятков тысяч страниц сообщений Третьякова, объединенных в несколько томов под кодовым названием «ИНД».

Третьяков работал и днем и ночью. Благодаря этому разведка была в курсе почти всех деловых и личных встреч Миллера с другими руководителями организации, их планов по организации работы, замыслов и даже настроений отдельных белоэмигрантских лидеров.

В 1934 году парижский резидент сообщал в Центр: «“Иванов” исполняет добросовестно необычайно трудную работу, ибо несомненно, что производство “ИНД” – вредное производство: слух, внимание, нервы напряжены 8–9 часов в сутки…

За добросовестную работу я наградил “Иванова” суммой в две тысячи франков. Он работает удивительно хорошо и внимательно, не за страх, а за совесть…»

Третьяков успешно сотрудничал с советской разведкой вплоть до оккупации гитлеровцами Франции. Он действительно работал честно, и его материалы представляли большой оперативный интерес. В конце 1939 года штаб РОВСа передислоцировался в Брюссель. Буквально накануне оккупации Франции войсками гитлеровской Германией связь с Третьяковым была временно законсервирована. Однако это не спасло его от разоблачения. 14 июня 1942 года Третьяков был схвачен немцами. Во время обыска в его квартире гестаповцы обнаружили приемное устройство и провода, протянутые в штаб-квартиру РОВС, а в помещении штаба – микрофоны.

В августе 1942 года фашистская газета «Локаль-анцайгер» и эмигрантская газета «Новое слово» опубликовали корреспонденции, в которых говорилось об аресте в Париже бывшего министра Временного правительства России Сергея Третьякова как советского агента, участвовавшего в похищении чекистами генералов Кутепова и Миллера и в укрывании одного из организаторов захвата последнего – генерала Скоблина. Газеты утверждали, что Третьяков являлся одним из резидентов НКВД во Франции и что с его помощью большевикам удалось обезвредить более тридцати диверсантов-белогвардейцев, переброшенных в СССР.

Третьякова перевезли в Германию. Там 16 июня 1944 года он был расстрелян в концлагере в Ораниенбурге. Немецкая пресса опубликовала официальное сообщение о его казни.

Так закончил свою жизнь Сергей Николаевич Третьяков – один из активных помощников советской внешней разведки, внесший неоценимый вклад в пресечение террористической деятельности РОВС и в дезорганизацию его работы.

В относящихся к тому периоду документах Службы внешней разведки России отмечается, что «накануне Великой Отечественной войны РОВС практически сошел со сцены». А спецслужбы Третьего рейха отказались его использовать в своей подрывной работе против СССР, заподозрив в нем, как тогда говорили, «мистификацию чекистов». Немалая заслуга в этом принадлежала и разведчику «Иванову» – Сергею Николаевичу Третьякову.

Нейтрализация генерала Миллера

Преемником Кутепова на посту председателя РОВС стал генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер, кадровый военный, окончивший в 1892 году академию Генерального штаба. С 1898 по 1907 год он находился на военно-дипломатической работе в Бельгии, Голландии и Италии. Участник Первой мировой войны. С первых дней войны возглавил штаб 5-й армии. В 1915 году был произведен в генерал-лейтенанты. В январе 1917 года назначен командиром 26-го армейского корпуса.

В августе 1917 года Миллер был направлен в Италию представителем Ставки Верховного главнокомандующего при итальянском Главном командовании. Здесь его и застала Октябрьская революция. Активный участник Гражданской войны в России. В январе 1919 года прибыл в оккупированный англичанами Архангельск и был назначен главнокомандующим войсками контрреволюционного «правительства Северной области» эсера Чайковского. В феврале 1920 года его части были разбиты, а их остатки отправились в изгнание.

После эвакуации английских войск из Архангельска Миллер уехал в Финляндию, откуда перебрался в Париж, где сначала состоял при штабе Врангеля, а затем находился в распоряжении великого князя Николая Николаевича. В 1929 году был назначен заместителем председателя РОВС.

Будучи заместителем Кутепова, Миллер не был допущен к боевой работе РОВС и не был информирован об этой стороне секретной деятельности организации. Поэтому вступив в должность ее председателя, генерал сразу же отправился с инспекционной поездкой в Югославию, Чехословакию и Болгарию, чтобы на месте разобраться с практической деятельностью РОВС и оживить разведывательную работу. Это обусловливалось и тем, что многие генералы и старшие офицеры РОВС считали Миллера кабинетным работником, не способным к решительной борьбе с советской властью. Однако по мере вхождения в дела организации Миллер, назвав мелкими булавочными уколами различного рода «бессистемные покушения, нападения на советские учреждения и поджоги складов», поставил перед РОВС стратегическую задачу – организацию и подготовку крупных выступлений против СССР всех подчиненных ему сил. Не отрицая важность проведения террористических актов, он обращал особое внимание на подготовку кадров для развертывания партизанской войны в тылу Красной Армии в случае войны с СССР. С этой целью он создал в Париже и Белграде курсы по переподготовке офицеров РОВС и обучению военно-диверсионному делу новых членов организации из числа эмигрантской молодежи.

Генерал Е.К. Миллер

Следует подчеркнуть, что планы и практические шаги по их реализации генерала Миллера и его сподвижников своевременно становились достоянием советской разведки. Благодаря полученным через агентуру данным в 1931–1934 годах удалось обезвредить семнадцать террористов РОВС, заброшенных на территорию СССР, и вскрыть одиннадцать их явочных пунктов. Большой вклад в эту работу внесли разведчик-нелегал Леонид Линицкий, а также сотрудники парижской и берлинской резидентур ИНО ОГПУ. Им, в частности, удалось предотвратить готовившиеся РОВС террористические акты против наркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова в Европе и его заместителя Л.М. Карахана в Иране.

Как мы отмечали выше, в начале тридцатых годов советская разведка установила технику слухового контроля в штаб-квартире РОВС в Париже.

Исключительно важная информация по РОВС поступала в парижскую резидентуру и от ближайшего соратника Миллера, отвечавшего за разведывательную работу, генерала Николая Скоблина, сотрудничавшего вместе с женой – известной русской певицей Н.В.Плевицкой – с советской разведкой с 1930 года. По оценке ИНО ОГПУ, Скоблин являлся одним из лучших источников, который «довольно четко информировал Центр о взаимоотношениях в руководящей верхушке РОВС, сообщал подробности о поездках Миллера в другие страны». Гастроли его жены Плевицкой давали возможность Скоблину осуществлять инспекторские проверки периферийных подразделений РОВС и обеспечивать советскую разведку оперативно значимой информацией. В конечном счете Скоблин стал одним из ближайших помощников Миллера по линии разведки и его поверенным в делах центральной организации РОВС. В конечном счете это обстоятельство было использовано, когда встал вопрос о проведении острой операции по Миллеру после получения данных о том, что он через своего представителя в Берлине генерала Лампе установил тесные контакты с фашистским режимом в Германии. «РОВС должен обратить все свое внимание на Германию, – заявлял генерал. – Это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть».

22 сентября 1937 года по приглашению Скоблина Миллер направился с ним на виллу в Сен-Клу под Парижем, где должна была состояться организованная Скоблиным встреча руководителя РОВС с немецкими представителями. На вилле Миллера ожидала оперативная группа чекистов, которая захватила его и через Гавр переправила на теплоходе в СССР.

Акция чекистов завершилась, казалось бы, благополучно. Однако перед тем, как пойти на встречу, организованную Скоблиным, генерал Миллер оставил генералу Кусонскому конверт с запиской и попросил вскрыть его, если с ним что-нибудь случится. Как только окружению Миллера стало ясно, что он пропал, Кусонский вскрыл конверт с запиской следующего содержания: «У меня сегодня в 12 час. 30 мин. дня встреча с генералом Скоблиным на углу улицы Жасмен и Раффе, и он должен везти меня на свидание с немецким офицером, военным агентом в прибалтийских странах – полковником Штроманом и с господином Вернером, состоящим здесь при посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка, на всякий случай оставляю эту записку. Генерал Е. Миллер. 22 сентября 1937 г.».

Кусонский немедленно предпринял собственное расследование. Опасаясь разоблачения и ареста, Скоблин вынужден был скрыться. Принятые полицией меры по его розыску результата не дали. Генерал был нелегально переправлен парижской резидентурой на специально зафрахтованном самолете в Испанию. По имеющимся сведениям, он погиб в Барселоне при бомбежке франкистской авиации. Плевицкая была арестована как соучастница и осуждена парижским судом к 20 годам каторжных работ. 5 октября 1940 года она скончалась в Центральной тюрьме города Ренн.

Сергей Третьяков продолжал сотрудничать с советской разведкой до оккупации гитлеровской Германией Франции. В августе 1942 года фашистская газета «Локаль-анцайгер» и эмигрантская газета «Новое слово» опубликовали сообщение о том, что Третьяков был арестован гестапо. В 1944 году его казнили как резидента советской разведки в Париже.

Сегодня в российской прессе можно встретить всякие суждения относительно чекистской операции по нейтрализации Миллера. Кое-кто пытается представить генерала, прославившегося кровавыми злодеяниями на территории России, «невинной жертвой» НКВД.

А вот что писал во французской газете «Информасьон» за 24 апреля 1920 года о деятельности генерала Миллера на севере ее корреспондент в Архангельске, близкий друг Керенского эсер Борис Соколов: «Я был свидетелем последнего периода существования правительства Северной области, а также его падения и бегства генерала Миллера со своим штабом. Я мог наблюдать разные русские правительства, но никогда раньше не видел таких чудовищных и неслыханных деяний. Поскольку правительство Миллера опиралось исключительно на правые элементы, оно постоянно прибегало к жестокостям и систематическому террору, чтобы удержаться наверху. Смертные казни производились сотнями, часто без всякого судопроизводства.

Миллер основал каторжную тюрьму на Иокангском (Кольском) полуострове на Белом море. Я посетил эту тюрьму и могу удостоверить, что таких ужасов не было видно даже в царское время. В бараках на несколько сотен человек размещалось свыше тысячи заключенных. По приказанию Миллера начальник тюрьмы Судаков жестоко порол арестованных, отказывавшихся идти на каторжные работы. Ежедневно умирали десятки людей, которых кидали в общую могилу и кое-как засыпали землей.

В середине февраля 1920 года, за несколько дней до своего бегства, генерал Миллер посетил фронт и заявил офицерам, что не оставит их. Он дал слово офицера позаботиться об их семьях. Но это не помешало ему закончить приготовления к бегству. 18 февраля он отдал приказ об эвакуации Архангельска 19 февраля к двум часам дня. Сам он и его штаб в ночь на 19 февраля тайно разместились на яхте “Ярославна” и ледоколе “Козьма Минин”. Генерал Миллер захватил с собой всю государственную казну, около 400 000 фунтов стерлингов (10 миллионов рублей золотом), которые принадлежали Северной области.

Утром 19 февраля население узнало об измене и бегстве генерала Миллера. Много народу собралось возле места якорной стоянки “Козьмы Минина”, в том числе солдаты и офицеры, которых Миллер обманул. Началась перестрелка. С кораблей стреляли из орудий. Было много убитых.

Вскоре “Козьма Минин” ушел из Архангельска…»

Вот такой портрет генерала Миллера нарисовал эсер Борис Соколов, далекий от симпатий к большевикам. К этому можно добавить, что по законам Российской империи присвоение казенных денег считалось тягчайшим преступлением.

Похищение Миллера и тайная переправка его в Москву связывались в первую очередь с организацией широкомасштабного судебного процесса над ним. Этот процесс призван был разоблачить связи белогвардейцев с нацистами. Миллер был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД на Лубянке, где содержался как заключенный № 110 под именем

Иванова Петра Васильевича до мая 1939 года. Однако к тому времени уже явственно чувствовалось приближение новой мировой войны. К маю 1939 года Германия не только совершила аншлюс Австрии, Судетской области, но и полностью оккупировала Чехословакию, несмотря на гарантии ее безопасности со стороны Англии и Франции. Разведка НКВД располагала информацией о том, что следующей целью Гитлера будет Польша.

11 мая 1939 года нарком внутренних дел Берия подписал распоряжение о расстреле экс-председателя РОВС, осужденного Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. В 23 часа 05 минут того же дня приговор был приведен в исполнение.

После похищения Миллера руководителем РОВС стал генерал Абрамов, которого через год сменил генерал Шатилов. Никому из них не удалось сохранить РОВС как дееспособную и активную организацию, ее авторитет в белой среде. Операция советской разведки, связанная с похищением Миллера, способствовала полному развалу РОВС. И хотя окончательно РОВС как организация прекратил свое существование с началом Второй мировой войны, советская разведка, дезорганизовав и разложив РОВС, лишила гитлеровскую Германию и ее союзников возможности активно использовать в войне против СССР около двадцати тысяч членов этой организации.

Сын против отца

Один из активных филиалов белогвардейского Русского общевоинского союза – балканский – располагался в Софии. Только на территории Болгарии проживало тогда более 30 тысяч белоэмигрантов, а всего в балканских странах их насчитывалось около 100 тысяч. Большинство из бывших белых офицеров принимало непосредственное участие в деятельности балканского филиала, или как его официально называли – 3-го отдела РОВС. Проникнуть в балканский филиал РОВС – такое задание было поставлено руководством ОГПУ перед советской внешней разведкой. Реализация данной операции была поручена молодому чекисту Николаю Абрамову.

Николай Абрамов с женой Натальей. София, 1934 год

Николай Абрамов родился в 1909 году в Варшаве в семье полковника русской армии Федора Федоровича Абрамова. Его отец был участником Русско-японской и Первой мировой войн и впоследствии дослужился до звания генерала. В Гражданскую войну сражался против красных в рядах Вооруженных сил Юга России, командовал одним из донских казачьих корпусов, разгромленных в 1919 году конницей Буденного. После окончательного поражения белых, перед тем как покинуть Россию, Федор Абрамов тайно приехал проститься с семьей в Ржев, где в то время проживали его близкие: мать, жена и сын.

Два года с остатками своего корпуса генерал Абрамов скитался по Турции, а затем перебрался в Болгарию и осел в Софии. Там Его превосходительство генерал-лейтенант Абрамов через некоторое время возглавил 3-й (балканский) отдел Русского общевоинского союза и одновременно стал одним из заместителей его руководителя.

Вскоре скончалась жена генерала, и Абрамов решил вывезти своего двенадцатилетнего сына Николая из Советской России. Однако бабушка, с которой Николай в то время жил, наотрез отказалась отпускать внука в чужую страну Да и сам Николай не захотел расставаться с Россией.

После окончания в 1926 году средней школы Абрамов-младший работал в Осоавиахиме в городе Новороссийске. В 1929 году он был призван на военную службу и направлен на Черноморский флот. Полного сил и здоровья юношу, вдобавок хорошего спортсмена, зачислили в водолазную школу в Балаклаве. Окончив ее, он получил назначение водолазом в Экспедицию подводных работ особого назначения (ЭПРОН) при ОГПУ на Черном море. Принимал непосредственное участие в поисках и подъеме потопленных во время Гражданской войны кораблей и судов. Однажды в ходе одной из таких операций при расчленении корпуса затонувшего крейсера Николай был серьезно контужен взрывной волной. С профессией водолаза пришлось расстаться. В период службы в ЭПРОН сын белогвардейского генерала вступил в комсомол.

К 1930 году перед Иностранным отделом ОГПУ со всей остротой встала задача по непосредственному проникновению в РОВ С, причем в одно из его штабных подразделений. Ведь именно там находились сведения о действующей в СССР агентуре, а также о формах и методах ее подготовки и вывода в Советский Союз. Одним из таким подразделений безусловно являлся расположенный в Софии 3-й (балканский) отдел РОВС.

Далеко не каждый сотрудник внешней разведки подходил для решения этих задач. Руководство Иностранного отдела ОГПУ вело активный поиск и изучение лиц, которые в силу сложившихся обстоятельств смогли бы проникнуть в центральные органы РОВС. Выбор пал на Николая Абрамова – сына руководителя софийского филиала организации.

Видный советский разведчик Дмитрий Федичкин, принимавший в то время непосредственное участие в подготовке Абрамова к выводу за границу, позднее вспоминал: «Руководство ОГПУ решило направить Николая в Болгарию. Он был предан Советской власти, мужествен, инициативен. Его появление в Софии не должно было вызвать подозрений. Вполне резонно, что после смерти матери и бабушки, став самостоятельным, Николай пожелал воссоединиться со своим отцом.

Но тут возникла очень серьезная нравственная проблема: сын против отца. Можно привести множество примеров, когда дети не разделяют взглядов своих отцов, поступают вопреки их воле. Но тут было совершенно другое: чтобы обезвредить антисоветские действия РОВ С, Николай должен был скрывать от отца свое истинное лицо. По этому поводу у нас, причастных к этой операции, шли бурные дебаты. Одни говорили, что неэтично, безнравственно побуждать сына скрытно действовать против родного отца. Другие стояли на совершенно противоположной позиции: ничего безнравственного тут нет! Сын защищает свое отечество от происков врага, сбежавшего за кордон. И совсем неважно, что врагом этим оказался родной отец.

– Успокойтесь, товарищи, – сказал заместитель начальника разведки Артур Артузов. – Надо прежде всего выяснить, что думает по этому поводу сам Николай Абрамов. Я поеду к нему.

И Артузов поехал в Севастополь, где в то время проживал Николай. Молодой человек с вполне понятным волнением слушал представителя внешней разведки. Артузов рассказал ему о совершенных в недавнем прошлом боевиками РОВС террористических акциях в Москве и Ленинграде, в результате которых погибло много людей. Как показало расследование, боевики проходили подготовку в балканском филиале РОВС, которым руководил отец Николая – генерал Абрамов.

– Я вас не тороплю, подумайте хорошенько, – подчеркнул Артузов. – Только вы можете решить, хватит ли у вас мужества и выдержки, чтобы, живя в одном городе, в одном доме с отцом, действовать против его воли, замыслов, планов. Мы неволить не станем и никаких претензий к вам иметь не будем. Но если согласитесь, буду рад видеть вас в Москве.

…Через несколько дней Николай выехал в Москву. Артузов вновь встретился с молодым человеком и имел с ним еще один большой разговор».

В 1930 году Николай Абрамов стал сотрудником Иностранного отдела ОГПУ. Он прошел соответствующую разведывательную подготовку с учетом будущей заброски в Болгарию и получил оперативный псевдоним «Ворон».

Николая направляли в Софию с очень серьезным заданием. Ему предстояло проникнуть в РОВС, вскрыть его антисоветские планы, парализовать и предотвратить, насколько возможно, его практическую подрывную деятельность. Он не скрывал перед своими кураторами из Центра, что не хотел бы бороться лично против отца, как человека, а намерен попытаться повлиять на него, чтобы тот снизил свою антисоветскую активность.

В октябре 1931 года Николай Абрамов был выведен за кордон. Он был устроен матросом на советское судно дальнего плавания «Герцен». Совершавший регулярные рейсы в Гамбург пароход был приписан к Ленинградскому порту, где Николая никто не знал. Во время первого же своего заграничного плавания Абрамов сошел на берег в Гамбурге и на борт «Герцена» уже не вернулся. Из Гамбурга он через Берлин добрался до Софии.

Вскоре Николай был тепло встречен отцом и его ближайшим окружением. Он объяснил им, почему бежал из Советского Союза: оставаться там сыну белого генерала, одного из руководителей антисоветской организации, было опасно.

С первых дней пребывания в Софии 22-летний разведчик приступил к выполнению задания Центра. При помощи отца и его сподвижников он быстро внедрился в белоэмигрантские круги. Николай тщательно изучал балканский филиал РОВС и его боевую группу, возглавляемую капитаном Фоссом. Систематически в Москву поступали копии документов, проходивших через капитана Фосса и генерала Абрамова. Позже Абрамов-младший принимал непосредственное участие в компрометации активного антисоветчика журналиста Ивана Солоневича.

Начав разведывательную работу в одиночку, Николай в дальнейшем создал работоспособную группу, которая полностью контролировала деятельность основных белоэмигрантских организаций в Болгарии.

Существенную помощь разведчику оказывали, в частности, его жена Наталья, русская эмигрантка, вышедшая за него замуж в 1933 году, и ее мать Александра Семеновна – врач-стоматолог. Как врач, Александра Семеновна общалась со многими руководящими сотрудниками софийского филиала РОВС и из их рассказов узнавала многое о делах и планах организации. Квартиру стоматолога советская разведка начала использовать в качестве явки. Время от времени в ней появлялись приезжавшие в Софию из стран Западной Европы связные. Через них передавались в Центр важные сведения.

Заняв постепенно довольно заметное положение в балканском филиале РОВС, Абрамов-младший получил доступ к весьма ценной информации о деятельности всей организации. С 1935 года, после установления дипломатических отношений между Болгарией и СССР, связь разведчика с Центром стала регулярной. Постоянный контакт с ним поддерживал руководитель «легальной» резидентуры НКВД в Софии.

Искусно маневрируя, разведчик сумел войти в доверие не только к контрразведчикам из РОВС, но и к представителям болгарской политической полиции. Начальник контрразведки РОВС, являвшийся одновременно начальником отделения болгарской политической полиции, выходец из старой русской эмиграции капитан Браунер стал обращаться к Николаю за консультациями по «советским вопросам». Браунер имел непосредственное отношение к подготовке и заброске в СССР террористов и диверсантов, и советы бывшего советского гражданина были, как он считал, весьма полезны для боевиков. Время от времени Абрамов-младший давал им такие консультации непосредственно перед отправкой на задание. Его авторитет был настолько высок, что в Софию стали направлять на окончательную «шлифовку» боевиков из других филиалов РОВС – из Парижа и Хельсинки. Естественно, данные на этих людей Центр получал без промедления.

Среди белой эмиграции в Болгарии особую активность проявляла молодежь. Наиболее агрессивно настроенные молодые люди, входившие в организацию «Национально-трудовой союз нового поколения», приняли решение совершить в Болгарии террористические акты против советских дипломатов. Их идею поддержали и некоторые местные реакционеры, в частности, уже упоминавшийся капитан Браунер. Группа, в которую входили шесть человек, в том числе Абрамов-младший и капитан Фосс, должна была убить советского посла в Болгарии Раскольникова.

Николай не только немедленно проинформировал Центр о предстоящем покушении, но добыл и передал фотокопию детального плана этой операции. МИД СССР было дано указание немедленно заявить официальный протест Болгарии в связи с готовящимся преступлением.

Провокация боевиков была сорвана, однако Николай попал под подозрение. Хотя против него и не имелось прямых улик, но остальные участники неудавшегося террористического акта были столь ярыми врагами СССР, что заподозрить их в симпатиях к большевикам и тем более в связях с советской разведкой было невозможно.

Шло время. Разведчик продолжал снабжать Центр исключительно важной информацией. Неудача с покушением на советского посла, казалось, уже забыта. Но через полтора года после этого у Николая состоялся серьезный разговор с отцом, который высказал предположения о его сотрудничестве с большевиками. «Оскорбившись», сын перестал посещать РОВС и встречаться с членами этой организации. Одновременно выяснилось, что все это время капитан Браунер настойчиво пытался найти причины срыва операции. И его усилия не пропали даром. В середине 1937 года руководство софийского отделения РОВС пришло к выводу о возможной связи Абрамова-младшего с советской разведкой и начало его активную разработку.

Жизнь разведчиков в Софии все более усложнялась, и тогда он по согласованию с Центром решил покинуть Болгарию. Это устраивало всех: и семью Николая, и отца-генерала, и Браунера, и болгарскую политическую полицию. Однако внезапно из Парижа пришла весть о таинственном исчезновении руководителя РОВС генерала Миллера. Николай был арестован по подозрению в причастности к похищению генерала.

Браунер допрашивал Николая с пристрастием – избивал чулком, наполненным мокрым песком. Разведчик выдержал все пытки. Через неделю его выпустили из тюрьмы и предложили покинуть Болгарию. В газетах было сообщено, что «Николай Абрамов с женой высылаются из страны». Браунер выделил для сопровождения супругов двух агентов тайной полиции, которые получили приказ: уничтожить советского разведчика при переходе границы. Об этом стало известно резидентуре. Было решено подкупить сопровождающих. Это удалось, и супруги

благополучно прибыли в столицу Франции. В Париже Абрамовым были вручены новые документы, и они выехали в Советский Союз. Возвратившись на Родину, Николай Федорович Абрамов и его супруга Наталья Афанасьевна продолжили работать в органах НКВД.

…С первых дней Великой Отечественной войны Николай Абрамов неоднократно обращался к руководству НКВД с просьбой направить его на фронт. Абрамову предложили выехать в составе разведывательнодиверсионной группы чекистов на подпольную оперативную работу в оккупированную немецко-румынскими войсками Одессу в распоряжение уже находившегося там сотрудника центрального аппарата НКВД резидента-нелегала Владимира Молодцова (впоследствии удостоенного посмертно звания Героя Советского Союза). Вместе со своими товарищами Николай Абрамов участвовал в диверсионных и других боевых операциях. Последнее письмо от него, адресованное жене и ее матери, было датировано 11 сентября 1941 года. Вскоре в одной из схваток с оккупантами Николай Абрамов погиб.

По морям, по воанам…

Сразу же после Октябрьской революции 1917 года советская власть была вынуждена отражать мощные удары внешних и внутренних врагов, отстаивая право на существование и территориальную целостность молодого государства. Со своей стороны ведущие европейские капиталистические страны предпринимали активные усилия с целью добиться дипломатической и экономической изоляции на международной арене Советской России, сумевшей утвердить свою независимость в условиях иностранной военной интервенции и Гражданской войны. Наглядно это проявилось в начале 1920-х годов, когда западные страны развернули яростную пропагандистскую кампанию против СССР, грубо искажая его внутреннюю политику, приписывая агрессивный характер его внешней политике, призывая к политической и экономической изоляции Советского Союза на международной арене. Все это наносило заметный ущерб международному престижу СССР, мешало развитию его внешних связей, торгово-экономических отношений. В организации и проведении этой кампании ведущую роль играли спецслужбы западных стран.

Сергей Небольстин

Особенно усердствовали в этом Англия и Франция, которые стремились создать вокруг страны Советов так называемый «санитарный кордон» из стран «малой Антанты».

Угрозы введения экономической блокады Советской России открыто звучали и в ходе работы международной Генуэзской конференции (10 апреля – 19 мая 1922 года, Генуя). Представители 28 капиталистических государств оказывали на советскую делегацию в Генуе постоянное давление с целью добиться от Москвы значительных уступок по основным обсуждавшимся экономическим и финансовым вопросам. Одновременно любые предложения советской стороны, затрагивавшие политические проблемы, наталкивались на глухую стену непонимания и намеренного умолчания.

К чести советской делегации, ей удалось сорвать планы Антанты по дипломатической изоляции нашего государства. 16 апреля 1922 года в Рапалло (пригород Генуи) представители советского правительства подписали с Германией договор об установлении дипломатических и экономических отношений.

Подписанием этого договора Германия разорвала внешнеполитическую изоляцию, в которой она оказалась из-за навязанной ей Антантой версальской системы. Для Советского государства в то же время Рапалльский договор означал первое официальное признание великой державой.

После открытия в Берлине официального советского дипломатического представительства была создана и первая совместная «легальная» резидентура ИНО ГПУ и Разведупра РККА в Германии. Ее возглавил сотрудник военной разведки Артур Сташевский. Но уже в феврале 1923 года его сменил на этом посту опытный работник ИНО ГПУ Бронислав Бортновский.

Берлинская резидентура ИНО становится опорным пунктом активной работы закордонной разведки органов госбезопасности в Европе. С позиций Берлина советские разведчики действуют по нелегальным каналам в сопредельных европейских государствах. В берлинскую резидентуру начинает поступать важная политическая и экономическая информация из Франции, Англии, Италии и ряда других стран, которая в свою очередь немедленно переправляется в Центр. Германия является также страной, из которой в Москву в большом количестве направляются образцы современной техники.

Между тем прорыв политической блокады СССР уверенно продолжался. В середине 1924 года лейбористское правительство Великобритании объявило о признании де-юре Советского Союза. 28 октября того же года о признании СССР и установлении с ним дипломатических отношений заявила Франция. Примеру ведущих европейских государств последовали правительства и ряда других стран. К 1926 году Советский Союз вступил в нормальные политические и экономические отношения с 13 государствами. Советские полпредства (до мая 1941 года дипломатические учреждения СССР за границей назывались полномочными представительствами, возглавляли их, соответственно, полпреды; в мае 1941 года полпредства стали называться, как принято во всем мире, посольствами во главе с послами. – Авт.), а следовательно – «легальные» и нелегальные резидентуры, начали дейтвовать на разных континентах земного шара.

Перед руководством внешней разведки возникла серьезная проблема – проблема надежной и бесперебойной связи со своими загранаппаратами. Имевшаяся в распоряжении разведки радиоаппаратура была маломощной. Наши славные дипломатические курьеры надежно перекрывали лишь европейские маршруты. Путь за океан, на Дальний Восток или в Азию был довольно длительным. Отправляемая из стран этих регионов с дипкурьерами информация зачастую запаздывала. Большие проблемы возникали и с перевозкой крупногабаритных грузов.

И все-таки решение было найдено. Для связи с нелегалами и зарубежными аппаратами разведки, находившимися на разных континентах, и для доставки им необходимой аппаратуры, а от них в Центр – образцов техники – по решению руководства ОГПУ действовавший в Германии разведчик-нелегал Небольстин создал в 1926 году в Гамбурге пароходную компанию.

Из оперативной справки:

Сергей Степанович Небольстин (оперативные псевдонимы «Чайкин» и «Серж») родился в 1894 году в Петербурге.

Выведен внешней разведкой за кордон в ходе эвакуации белых войск из Крыма.

В 1921–1923 годах являлся сотрудником нелегальной резидентуры в Болгарии.

В 1923–1925 годах – на нелегальной работе в Китае.

С середины 1925 года – разведчик-нелегал в Германии. Владелец судоходной компании.

В 1925 году Небольстин зарегистрировал в Гамбурге пароходную компанию. На средства Центра были закуплены две шхуны атлантического класса «Атланта» и «Юпитер» водоизмещением 500 тонн каждая. Экипажи шхун состояли в основном из разведчиков-нелегалов и надежной агентуры. Суда совершали рейсы в Латинскую Америку и в Китай, доставляя грузы в Германию. А оттуда они по различным каналам переправлялись в Советский Союз.

К началу 1930-х годов Советский Союз признало уже более 40 зарубежных государств. По линии Наркомата иностранных дел была отработана надежная связь с советскими дипломатическими представительствами, включая и резидентуры. Надобность в судоходной компании Небольстина отпала. Она успешно выполнила свои задачи и в начале 1932 года была ликвидирована.

В середине 1930-х годов Сергей Степанович Небольстин вернулся в СССР. Занимал должность инструктора советских портов.

К сожалению, в конце 1930-х годов по ложному навету Небольстин был необоснованно репрессирован. Дальнейшая судьба его неизвестна.

Неожиданно «морская» история, о которой рассказано выше, получила свое продолжение в конце 1950-х годов. А дело было так.

В ноябре 1948 года в США на нелегальную работу прибыл Вильям Фишер (оперативный псевдоним «Марк»). Несколько позже параллельно с ним в Бразилии начала действовать нелегальная пара советских разведчиков супругов Филоненко. Михаилу и Анне Филоненко предстояло обстоятельно обосноваться в Латинской Америке, а затем перебраться в США на помощь Фишеру.

Разведчики очень быстро включились в активную оперативную работу. Михаилу Ивановичу удалось проникнуть в окружение президента Бразилии Жуселино Кубичека де Оливейро, завязать знакомства со многими министрами правительства страны, которых он, будучи коммерсантом, часто приглашал на обеды к себе на виллу.

Филоненко подружился даже с парагвайским диктатором Альфредом Стресснером, наводнившим свою страну бывшими гитлеровцами. Будучи в прошлом офицером германского вермахта и знатоком стрелкового оружия, хозяин Парагвая однажды увидел в стрелковом клубе, как метко стреляет из винтовок и пистолетов элегантный коммерсант, и пришел в неописуемый восторг. В дальнейшем он неоднократно приглашал Михаила поохотиться вместе на крокодилов. В беседах с советским разведчиком «дядюшка Альфредо» был предельно откровенен. Подобной «чести» удостаивались лишь избранные. В результате хорошо налаженной разведывательной работы от нелегалов Филоненко регулярно поступала исключительно важная политическая информация.

Между тем работать становилось все сложнее. В 1957 году в Нью-Йорке был арестован советский разведчик-нелегал Вильям Фишер, назвавшийся при аресте Рудольфом Абелем, параллельно с которым работали супруги Филоненко. Во избежание их расшифровки и сохранения созданной ими агентурной сети, имевшей выходы на США, Центр принял решение изменить условия связи с разведчиками-нелегалами. Любые контакты с ними через тайники и связных были прекращены. Связь с Центром поддерживалась теперь только по радио. Разведчикам передали новейшую коротковолновую быстродействующую радиостанцию, «выстреливавшую» сообщения в эфир сжатым «пакетом» за несколько секунд. Анне Федоровне пришлось вспомнить свою военную специальность радистки.

В те годы спутниковой связи еще не существовало. А дальность работы радиостанции была ограничена. Сеансы связи не всегда заканчивались успешно. Центр серьезно озаботился вопросом поддержания надежного контакта с нелегалами.

Читатели старшего поколения должны хорошо помнить шлягер 1950-х годов, в котором молодой китобой голосом Леонида Утесова объяснялся с девушкой: «Махнешь рукой, уйдешь домой, / Выйдешь замуж за Васю-диспетчера. / Мне ж бить китов у кромки льдов, / Рыбьим жиром детей обеспечивать».

Песня постоянно звучала в эфире, советская китобойная флотилия «Слава» успешно перевыполняла производственные планы. А у одного из руководителей разведки, вспомнившего о пароходной компании Небольстина, родилась блестящая идея.

Так в составе советской китобойной флотилии, ведущей промысел в водах Антарктики, под видом китобойного судна появился специальный корабль. Мощный узел связи «китобоя» использовался в качестве усилителя и ретранслятора радиосигналов, поступавших от нелегалов Филоненко. Теперь какая-либо задержка в получении информации Центром была исключена. Это были годы «холодной войны», и информация, передаваемая разведчиками, носила тревожный характер: в Вашингтоне вовсю гремели военные барабаны.

Операция «Сынок»

Париж облюбовали не только главари белогвардейской эмиграции, монархисты и националисты различных мастей, эмигрировавшие из России после Октябрьской революции. «Столицу мира» полюбили также и троцкисты. Здесь размещался международный секретариат создаваемого Львом Троцким IV Интернационала. С 1935 года в Париже проживал также сын Троцкого Лев Седов, возглавлявший этот секретариат.

Вскоре Седов начал издавать «Бюллетень оппозиции», в котором активно печатался его отец. Одновременно он установил надежную связь со сторонниками отца в СССР. Троцкий и Седов явились организаторами так называемого IV (троцкистского) Интернационала, учредительный съезд которого открылся 3 сентября 1938 года под Парижем и на котором присутствовал 21 делегат из 11 стран, что свидетельствовало об определенном влиянии троцкистов на международное коммунистическое движение.

С 1936 года разработкой Седова, проходившего в материалах ОГПУ– НКВД под псевдонимом «Сынок», занималась специальная агентурная группа внешней разведки во главе с разведчиком-нелегалом болгарином Борисом Афанасьевым, перед которой была поставлена задача по проникновению в руководящее звено троцкистской организации.

Остановимся на некоторых данных из биографии этого замечательного советского разведчика, которая была характерной для многих чекистов – интернационалистов.

Лев Седов и его отец Лев Троцкий

Афанасьев (Атанасов) Борис Манойлович родился 15 июля 1902 года в болгарском городе Лом в многодетной семье писаря. После смерти отца семья испытывала острую нужду, и с 14 лет Борис трудился чернорабочим на кирпичном заводе, а также на виноградных плантациях. Одновременно учился. Окончил среднюю педагогическую школу. В 1918 году Борис вступил в Рабочий молодежный союз – болгарский комсомол, а в феврале 1922 года – в Болгарскую коммунистическую партию. Вел активную комсомольскую и военно-партийную работу в родном городе, был арестован по обвинению в организации покушения на министра просвещения. В сентябре 1922 года по решению партии он нелегально эмигрировал в СССР.

Проживая в Москве под фамилией Афанасьев, он успешно окончил факультет общественных наук Академии коммунистического воспитания и аспирантуру Коммунистического университета имени Свердлова. Затем до 1932 года находился на партийной и преподавательской работе.

В марте 1932 года Б.М. Афанасьев становится сотрудником Иностранного отдела ОГПУ. В том же году его направляют на нелегальную работу в Вену. В марте 1936 года Б.М. Афанасьев выехал во Францию в качестве руководителя нелегальной группы. Одному из агентов Афанасьева удалось войти в доверие к Седову и даже получать от него интересующую руководства нашей страны информацию.

Однако самым важным агентом в ближайшем окружении Льва Седова был привлеченный летом 1934 года к сотрудничеству с советской разведкой резидентом ИНО ОГПУ в Париже Станиславом Глинским Марк Зборовский (оперативные псевдонимы «Мак», «Тюльпан»), которым Афанасьев руководил весь период своей командировки. Зборовскому удалось внедриться в Международный секретариат IV Интернационала, занять место одного из руководителей его русской секции, стать своего рода личным секретарем Льва Седова, с которым он встречался практически ежедневно, и даже подружиться с его женой Жанной Молинье.

Поскольку агент ОГПУ имел непосредственное отношение к выпуску «Бюллетеня оппозиции», советская разведка через него заблаговременно получала номера этого издания, которые Сталин читал раньше самого Троцкого.

В августе 1936 года, когда уехавший на время из Парижа Лев Седов поручил ведение всех дел Зборовскому, разведка получила списки адресов приверженцев Троцкого как в СССР, так и в странах Европы. Зборовский также выяснил, что Троцкий передал часть своего архива в Институт исторических исследований в Париже. Узнав об этом из информации разведки, Сталин распорядился вывезти архив в Москву.

В ночь на 7 ноября 1936 года группа разведчиков-нелегалов под руководством Афанасьева с помощью одного из агентов, имевшего прочные связи в управлении парижской полиции, успешно выполнила задание Сталина. Вскоре на Лубянку через полпредство дипломатической почтой был направлен так называемый «архив Троцкого»: огромное количество рукописей, статей и писем Л.Д. Троцкого общим весом около 80 килограммов.

Лев Седов, полностью разделявший политические взгляды отца, в 1937 году приступил к подготовке первого съезда IV Интернационала. А в Москве начали разработку операции по похищению Седова.

Проведение операции было поручено специальному подразделению НКВД, которым руководил Яков Серебрянский и которое подчинялось непосредственно наркому внутренних дел. Серебрянский был направлен Ежовым в Париж со специальным заданием.

Позже Серебрянский писал: «В 1937 году я получил задание доставить “Сынка” в Москву. Речь шла о бесследном исчезновении “Сынка” без шума и доставки его живым в Москву».

Как же планировалось провести операцию? В архивных документах внешней разведки об этом говорится следующее: «План похищения Седова был детально разработан и предусматривал его захват на одной из парижских улиц. Предварительно путем наблюдения были установлены время и обычные маршруты передвижения Седова в городе. На месте проводились репетиции захвата. Предусматривалось два варианта его доставки в Москву.

Первый – морем. В середине 1937 года было приобретено небольшое рыболовецкое судно, приписанное к одному из северных портов страны. На окраине города-порта сняли домик – место временного укрытия, куда поселили супружескую пару сотрудников специальной группы Серебрянского.

Подобрали экипаж. Только до капитана довели легенду, что, возможно, придется совершить переход в Ленинград с группой товарищей и взять там снаряжение для республиканской Испании.

Капитан изучил маршрут, имел достаточный запас угля, воды, продовольствия. В ожидании команды экипаж судна совершал регулярные выходы в море за рыбой.

Второй вариант – по воздуху. Группа располагала собственным самолетом с базой на одном из аэродромов под Парижем. Летчик – надежный агент. В авиационных кругах распространили легенду: готовится спортивный перелет по маршруту Париж – Токио. Пилот начал тренировки, доведя беспосадочное время пребывания в воздухе до 12 часов. Расчеты специалистов показывали, что в зависимости от направления и силы ветра самолет мог бы без посадки долететь из Парижа до Киева за 7–8 часов».

В подготовке оперативного мероприятия участвовали 7 сотрудников нелегальной группы Серебрянского. Активная роль в операции отводилась самому Серебрянскому и его жене. Однако судьба распорядилась по-иному. Поскольку Зборовскому так и не удалось завлечь Седова и его жену в такое место, откуда их можно было бы легко похитить, приказа на реализацию этой операции не поступило.

8 февраля 1938 года у Седова случился приступ аппендицита. Он был помещен в небольшую частную парижскую клинику русских врачей-эмигрантов и в тот же вечер успешно прооперирован. Однако через несколько дней его состояние резко ухудшилось. Была сделана повторная операция, но 16 февраля 1938 года в возрасте 32 лет Лев Львович Седов скончался.

В третьем томе «Очерков истории российской внешней разведки», являющихся официальным изданием Службы внешней разведки Российской Федерации, по поводу смерти Седова говорится: «Многие историки и публицисты высказывали предположения, что в его смерти повинна “рука Москвы”. Мы посчитали необходимым обратиться к архивам, чтобы проверить, насколько обоснованна эта версия.

Резидентура НКВД, несомненно, проявляла интерес лично к Седову и его сподвижникам. Помимо разведчика-нелегала Б.М. Афанасьева “разработкой” окружения Седова занимался “Тюльпан”. Он стал ближайшим помощником сына Троцкого. В 1936–1937 годах была установлена техника подслушивания телефонов на квартирах Седова и его доверенного лица и любовницы Лилии Эстриной. Через завербованных почтовых служащих просматривалась текущая корреспонденция Седова и его окружения.

Разумеется, сам Седов был в центе внимания разведки. Его довольно беспорядочный образ жизни способствовал бы сравнительно легкому осуществлению покушения на него, если бы такая цель была поставлена. Он не прочь был “широко гульнуть”, рискнуть в игре в рулетку, выезжая иногда в Монте-Карло. Сохранился живописный рассказ “Тюльпана” о том, как они однажды в 1937 году после вечеринки до глубокой ночи бродили по различным питейным заведениям, а затем Седов направился… в публичный дом.

Уже к концу 1937 года Седов часто чувствовал недомогание: побаливало сердце, мучила бессонница. На несколько приступов аппендицита он, видимо, не обратил внимания, и медицинская помощь опоздала. Смерть наступила после двух операций, проведенных одна за другой. По заключению врачей, причиной ее стали послеоперационные осложнения и низкая сопротивляемость организма. Один авторитетный врач, друг семейства Троцких, изучив медицинскую документацию, согласился с выводами коллег из парижской клиники. Однако жена Седова стала решительно возражать, утверждая, что эта смерть – “дело рук агентов ГПУ”. Она потребовала полицейского расследования, которое, тем не менее, доказательств преднамеренного убийства не нашло.

Как видно из архивных документов, советская разведка действительно не имела отношения к смерти Седова».

Убийство в Западном экспрессе

Многим нашим гражданам – людям старшего поколения со школьной скамьи хорошо известно стихотворение Владимира Маяковского, посвященное памяти советского дипкурьера Теодора Нетте, убитого 5 февраля 1926 года в экспрессе Москва – Рига. История «злодейского покушения» на двух советских граждан с дипломатическими паспортами в кармане не сходила тогда с первых полос газет. Однако мало кто знает, что это нападение было подготовлено и осуществлено британской разведкой СИС совместно с германскими и латвийскими спецслужбами, чтобы захватить советскую дипломатическую почту.

Теодор Нетте

Ранним утром, когда пассажиры экспресса Москва – Рига спокойно спали, к купе, где находились советские дипкурьеры, перевозившие дипломатическую почту в Латвию, подошли двое неизвестных в масках.

Стремительно приоткрыв дверь, запертую на цепочку, они в упор начали стрелять по людям, находившимся в купе. Один из них – дипкурьер Теодор Нетте – был сражен пулями убийц наповал, другой – Иоганн Махмасталь – тяжело ранен.

Превозмогая боль, Махмасталь разрядил свой пистолет в нападавших. Когда на выстрелы сбежалась сотрудники поездной бригады, их взору предстала жуткая картина: в лужах крови лежали трое убитых. Личность одного была установлена сразу же по дипломатическому паспорту. Личности нападавших – чуть позже. Ими оказались сыновья управляющего одним из помещичьих имений близ Риги братья Габриловичи.

Англо-германская операция по захвату советской дипломатической почты окончилась полным провалом. Иоганн Махмасталь до конца сохранял дипломатические вализы. В Риге на вокзале, истекая кровью, он отказался от госпитализации, охраняя советскую диппочту. Прибывшему на вокзал представителю советского полпредства он почту не отдал, заявив, что будет охранять ее до тех пор, пока не явится кто-нибудь из советских дипломатов, кого он лично знает. Вскоре прибыл знакомый Иоганну генеральный консул, получил вализы, и только тогда Махмасталь допустил к себе врачей.

Следует подчеркнуть, что сами исполнители террористического акта братья Габриловичи не догадывались об операции западных спецслужб. Им, заядлым охотникам, ведущим светский образ жизни и крайне нуждавшимся в средствах, было сказано, что вализы «битком набиты деньгами». Как выяснилось позже, «за спиной» заговорщиков стояли сотрудник британской разведки Ллойд и сотрудник германской военно-морской разведки капитан-лейтенант Гаазе. Последний одновременно являлся одним из активных членов крайне правой немецкой организации «Консул», которая вела разведку против СССР с первых дней советской власти, а затем влилась в военную разведку абвер.

За несколько дней до описанных выше трагических событиях в экспрессе Москва – Рига в Центр из берлинской резидентуры поступила срочная телеграмма, касающаяся циркулирующих в немецкой столице слухов о якобы готовящемся на территории Германии нападении на дипкурьеров, отправляющихся в Москву. На Лубянке данная информация была воспринята очень серьезно. В столицы ряда европейских государств по линии внешней разведки ушли директивные указания «приостановить отправку дипломатической почты в Москву до особого распоряжения». Ну а «рвануло», как мы видим, совсем в другом месте.

Внешняя разведка вплотную занялась вопросами расследования преступления. На экстренном оперативном совещании начальник Иностранного отдела Михаил Трилиссер поставил задачу через агентуру и доверительные связи за рубежом получить надежную информацию об организаторах террористической операции. Шли дни, недели, и заведенное в Центре оперативное дело под кодовым названием «Почта» постепенно превращалось в солидный том.

Первая информация поступила уже 7 февраля 1926 года. Берлинская резидентура сообщала: «При получении в Берлине первых сведений о нападении на советских дипкурьеров прослеживается связь морского отдела военного министерства с нападением». 9 февраля берлинская резидентура конкретизировала полученную ранее информацию: «Морской отдел знал о нападении заранее. Английское посольство помогло».

11 февраля из Берлина поступила новая информация: «Источник из военного министерства сообщает, что английский военный атташе в Риге Ллойд совместно с немецким морским офицером Гаазе три месяца готовили план нападения на русских дипкурьеров. Операция финансировалась Ллойдом».

В телеграмме берлинской резидентуры от 12 февраля констатировалось: «В министерстве внутренних дел уверены, что за нападением на советских курьеров стоят английские интересы. Уже продолжительное время в МВД имелась информация о том, что определенные круги рейхсвера и морского ведомства поддерживают связи с английскими представителями по этому вопросу».

Обширная информация по поводу нападения на советских дипломатических курьеров поступала также из резидентур в Прибалтике. Она косвенно подтверждала контакты братьев Габриловичей с иностранными спецслужбами.

Так, в сообщении из Каунаса говорилось: «По информации надежного источника в руководстве политической полиции Литвы, имеются убедительные данные о том, что нападение на советских дипкурьеров не носило уголовного характера, как это пытались представить следователи криминальной полиции Латвии. Братья Габриловичи, будучи заядлыми охотниками, постоянно проводили время в компании руководителей латвийской полиции, куда они и собирались поступить на службу. Среди охотников было также много иностранных граждан, с которыми братья имели тесные дружеские отношения».

Однако в потоке сообщений об организации покушения на советских дипкурьеров не было только одного – стопроцентного доказательства участия в заговоре английских и германских спецслужб, чего требовало руководство Иностранного отдела. И наконец оно было добыто.

Берлинская резидентура ИНО ОГПУ оперативным путем получила подлинный текст письма, которое за три недели до событий в экспрессе Москва – Рига Ллойд направил другому заговорщику – Гаазе. В письме, в частности, сообщалось: «Рекомендованные вами два охотника (речь идет о братьях Габриловичах. – Авт.) произвели на меня очень хорошее впечатление. Не считаю целесообразным посвящать этих людей в мои планы и пока что проинструктировал их набрать еще кое-кого в помощь в моем охотничьем матче. Я серьезно рассчитываю, что мои большие надежды, вложенные в эту экспедицию, оправдают себя полностью».

Теперь все встало на свои места. Тщательно проанализировав всю полученную информацию относительно преступления, носившего явно политическую окраску, руководство разведки проинформировало советское правительство: «Можно считать инициативу и организующую роль английской разведки (Ллойд) в деле нападения на советских курьеров твердо установленными. Подготовка велась одновременно и в Германии, и в прибалтийских государствах…»

Оперативное дело «Почта» с письменного стола начальника внешней разведки перекочевало в архив.

Ну а добропорядочные британские джентльмены, обеспокоенные ростом национально-освободительного движения в своих колониях и в 1923 году утопившие в крови народное восстание в Ирландии, предпочитали не замечать этих фактов, а также роли своих спецслужб в убийстве советского дипкурьера. Год спустя они предприняли попытку обвинить СССР во вмешательстве во внутренние дела Англии и разорвали с ним дипломатические отношения. Впрочем, эта грязная политическая акция, о которой речь пойдет ниже, подорвала доверие… сотрудников Правительственной школы кодов и шифров (ПШКШ) к правительству консерваторов, и с этих пор главная британская служба радиоперехвата предпочитала не делиться с ним получаемыми сведениями. Так, когда во время Гражданской войны в Испании ПШКШ получила сведения об истинной военной мощи Германии и Италии, она не доложила эти сведения кабинету «мюнхенцев» во главе с Чемберленом. В 1930-е годы, когда для Британии наибольший интерес представляли сведения о военной мощи СССР и Германии, британские криптоаналитики также не сообщали своему правительству никаких данных по этим странам.

«Письмо Зиновьева»

На состоявшихся в Великобритании в конце 1923 года парламентских выборах сенсационную победу одержали лейбористы, сформировавшие правительство, которое возглавил Джеймс Рамсей Макдональд.

Правда, к власти они пришли лишь благодаря коалиции с либералами, так как не располагали в парламенте большинством.

Николай Крошко

Однако Макдональд и его правительство продержались у власти недолго – всего девять месяцев. Либералы разорвали коалицию и отказали лейбористам в поддержке. На 29 октября 1924 года в стране были назначены новые выборы.

Одержимые идеей реванша, английские консерваторы рвались к власти. Заинтересованные в этом сторонники консерваторов не брезговали никакими средствами, чтобы достичь цели. События развивались стремительно. За несколько дней до выборов взорвалась бомба – ведущие английские газеты опубликовали так называемое «Письмо Коминтерна», подписанное председателем его Исполкома Григорием Евсеевичем Зиновьевым и адресованное якобы к британским коммунистам.

В газетах сообщалось, что это письмо-инструкция было обнаружено в пропавшем чемодане видного английского коммуниста, члена Исполкома Коминтерна А. Мак-Мануса, который его потерял, возвращаясь в Великобританию из России на пароходе «Тобольск». В данном письме фактически излагался план вооруженного восстания левых на Британских островах.

Письмо подоспело «вовремя». И хотя некоторые английские политические деятели открыто сомневались в его подлинности, публикация фальшивки сделала свое дело. Находившиеся у власти лейбористы потеряли 40 мест в парламенте. А их бывшие партнеры по коалиции – либералы – потерпели еще более сокрушительное поражение. Из имевшихся у них ранее в парламенте 159 мандатов они сохранили лишь 40.

К власти в Великобритании пришло правительство консерваторов, которое возглавил Стэнли Болдуин. В составе нового правительства оказалось немало сторонников быстрейшего разрыва англо-советских дипломатических отношений, установленных лейбористами 1 февраля 1924 года.

В конце 1990-х годов английское правительство рассекретило ряд документов, которые наглядно свидетельствовали о том, что «Письмо Зиновьева» действительно являлось подделкой, сфабрикованной белоэмигрантскими кругами в Германии.

А начались поиски фабрикантов фальшивок еще в конце 1920-х годов именно советской внешней разведкой. Предыстория данной операции такова.

Во второй половине 1920-х годов в зарубежной прессе стали появляться «документальные материалы» о зловещих планах ОГПУ и Коминтерна, направленных якобы на потрясение политических и экономических устоев западного мира. Внешне подлинность документов не вызывала сомнений – стиль, реквизиты, подписи должностных лиц были как настоящие. Публикации спровоцировали бурю негодования западной общественности и привели в отдельных случаях к тяжким, порой трагическим последствиям: казням болгарских коммунистов, будто бы готовивших по заданию Коминтерна взрыв собора в Софии; налетам немецкой полиции на советское торгпредство в Берлине; захвату английской полицией в Лондоне представительства российского кооперативного общества «Аркос» и последующему разрыву дипломатических отношений с СССР. В рамки этих активных мероприятий, направленных в первую очередь против СССР, вписывались и «Письмо Зиновьева», и потрясшие Соединенные Штаты публикации о том, что советское правительство якобы подкупило американских сенаторов Бора и Норриса.

Указанные выше публикации наносили серьезный ущерб престижу и интересам Советского Союза, только начавшего выходить из международной изоляции. Разведка получила задание – дать ответ на вопросы: кем и где готовятся эти фальшивки. Решающая роль в реализации данной операции принадлежала кадровому советскому разведчику, бывшему эмигранту, эсеру-савинковцу, поручику Николаю Николаевичу Крошко (оперативный псевдоним – «Кейт»).

После тщательных поисков «Кейту» удалось выйти на первоисточник – обосновавшуюся в Берлине белогвардейскую организацию, именовавшую себя «Братством русской правды» (БРП). Разведчик, работавший в основном с позиций берлинской резидентуры, кропотливо собирал сведения об организации и ее руководителе. Им оказался многоопытный и опасный враг, в царское время – следователь по особо важным делам, а затем – начальник врангелевской разведки и контрразведки, действительный статский советник Владимир Григорьевич Орлов.

«Кейту», обладавшему умом, смелостью и решительностью, а также подходящими анкетными данными, путем многоходовых оперативных мероприятий удалось проникнуть сначала в организацию «Братство русской правды», а затем и в окружение Орлова. Со временем Орлов стал доверять разведчику и привлекать его к выполнению отдельных поручений. Однако для решения основного задания – получения полной информации относительно фабрики фальшивок – потребовалось время.

Однажды Орлов пригласил «Кейта» для серьезного разговора.

– Все, что мы с вами делаем, – явки, переходы через границу, сбор информации – это неплохо, но не главное, – подчеркнул Орлов. – Если мы хотим нанести настоящий вред Советам, надо рассорить их со всем миром. У меня для этого есть средства, и я кое-что делаю.

Орлов рассказал «Кейту» о уже запущенных фальшивках, а также о новых «проектах», направленных против советских представительств за границей. А затем показал свою «фабрику». Разведчик с удивлением разглядывал обширную картотеку, штампы, печати, дубликаты наиболее злостных фальшивок, образцы подписей, фото– и химическую лаборатории, набор пишущих машинок с разными шрифтами и другие приспособления. Вскоре Орлов познакомил «Кейта» со своими ближайшими помощниками – бывшим сотрудником ВЧК– ОГПУ Яшиным-Сумороковым, проживавшим в Берлине по выданным ему немцами документам на имя Павлуновского, активным членом БРП полковником Кольбергом и со своей любовницей – агентом берлинской полиции Дюмлер.

Задание Центра было выполнено. В руках нашей разведки оказались неопровержимые доказательства преступной деятельности Орлова и его «фабрики». Воспользовавшись тем, что в руки «Кейта» попали копии фальшивых документов и заготовки к ним о якобы получении американскими сенаторами Бором и Норрисом денег от советского правительства за то, что они выступили за признание Соединенными Штатами СССР и установление с ним дипломатических отношений, советская разведка по своим каналам довела эти документы до сведения правительства США.

27 февраля 1929 года Орлов и его подручные были арестованы немецкой полицией и преданы суду На суде были разоблачены и другие фальшивки, изготовленные на «фабрике» белогвардейцев. После отбытия наказания все они были высланы из Германии.

Провокация против «Аркоса»

В 1926–1927 годах произошло несколько провокаций против советских учреждений за границей. Эти провокации, сопровождавшиеся захватом полицией секретных документов Коминтерна, были организованы местными спецслужбами в Лондоне, Пекине и Праге. В Пекине, например, полиция при налете на советское полпредство захватила инструкции Коминтерна китайским коммунистам. В них содержались указания по оказанию помощи «советским товарищам» в ведении разведывательной работы, описание оружия, завозимого в Китай, рекомендации по провокации конфликтов между местным населением и иностранцами, некоторые материалы о деятельности военной разведки.

Остановимся более подробно на провокации английских спецслужб, имевшей место в Лондоне.

После Октябрьской революции 1917 года советско-британские отношения оказались «на нуле» в связи с тем, что официальный Лондон отказался признавать молодое Советское государство. В то же время на берегах Туманного Альбиона зрело мнение, что такие политические игры в конечном счете могут привести к потере для Великобритании русского сырьевого рынка. При этом следует напомнить, что вплоть до начала Первой мировой войны Англия занимала второе место после Германии по экспортным и импортным операциям с Российской империей. И английские деловые круги не собирались сдавать свои позиции в данном вопросе. Уже летом 1920 года в Лондоне в качестве частной советско-британской компании с ограниченной ответственностью английским министерством торговли было зарегистрировано Всероссийское кооперативное акционерное общество-пароходство «Аркос». Для подписания соответствующих документов в британскую столицу прибыла советская кооперативная делегация во главе с Л.Б. Красиным. «Аркос» торговал традиционными русскими товарами: зерном, льном, древесиной, нефтью, пушниной, икрой и прочим. В главном офисе компании, наряду с советскими гражданами, работали англичане и выходцы из белоэмигрантских кругов.

В 1923 году СНК РСФСР разрешил «Аркосу» ведение торговых операций на территории Советской республики. Компания стала крупнейшим экспортно-импортным объединением в Англии. В дальнейшем, к началу 1927 года, оборот «Аркоса» уже превышал 100 миллионов фунтов стерлингов.

Как мы уже отмечали выше, на выборах 1923 года в Великобритании победу одержали лейбористы, сформировавшие с либералами коалиционное правительство во главе с Макдональдом. А уже 1 февраля 1924 года правительство Макдональда признало Советскую Россию и установило с нашей страной дипломатические отношения. В скором времени в английской столице были открыты полпредство и торгпредство, которые вместе с «Аркосом» представляли там Советский Союз.

Здание «Аркоса»

Надо ли говорить, что британские спецслужбы держали советскую колонию в Лондоне под постоянным наблюдением. В тайном противоборстве с советской разведкой, работавшей на берегах Темзы с позиций советских учреждений, особую активность проявлял так называемый особый отдел Скотланд-Ярда. Это секретное подразделение, созданное еще в конце XIX века для борьбы с террористами и анархистами, а также для противодействия ирландским экстремистам, после Первой мировой войны активно занималось охотой на шпионов. Но с появлением в Лондоне большой советской колонии контрразведывательная деятельность особого отдела Скотланд-Ярда была скорректирована и направлена на возможную вербовку сотрудников советских учреждений. Наиболее удобным объектом для осуществления этих целей являлся «Аркос».

Англичанам удалось завербовать сотрудника «Аркоса» Карла Корбса, отвечавшего в обществе за подбор кадров для экипажей его судов. Когда-то надежный агент Коминтерна, на новой работе он не брезговал брать взятки, любил приложиться к бутылке, во хмелю был не сдержан на язык. Через Корбса и внедренных с его помощью в экипажи судов нужных людей Скотланд-Ярд получал достоверную информацию о коммерческих тайнах общества и об обстановке в советских портах.

На англичан работал и Петр Мидлер, отвечавший в обществе за снабжение пароходов бункерным углем. Пользуясь тем, что его родной брат Антон, являвшийся начальником шифровального отдела, не имел от него никаких секретов, Петр был в курсе практически всех служебных тайн «Аркоса».

12 мая 1927 года около четырех часов дня британская полиция внезапно окружила дом № 49 по Мургэйт-стрит в лондонском Сити, в котором размещалась штаб-квартира «Аркоса».

Налет санкционировал лично министр внутренних дел Джонсон Хикс. В нем участвовало около двухсот человек: отряд полиции, сотрудники контрразведки и особого отдела Скотланд-Ярда, а также переводчики из представителей белой эмиграции.

Передовая полицейская группа первым делом ринулась в подвал здания, где находились шифровальный отдел и секретная фотолаборатория, и буквально штурмом взяла его. Основные силы нападавших, ворвавшись внутрь здания, перекрыли все выходы из него. Сотни служащих были выгнаны из кабинетов на лестницы и подвергнуты обыску.

Повальный обыск в помещениях акционерного общества продолжался несколько дней. Из шкафов и рабочих столов изымались все документы. Не найдя ключей от сейфов, полицейские привезли своих специалистов, и те принялись распиливать замки. Многие сотрудники «Аркоса» – советские граждане и подданные Великобритании – были арестованы.

Официальным предлогом для захвата «Аркоса» и обыска здания английское правительство и полиция объявили поиск особо секретного документа, якобы похищенного советской разведкой из военного министерства Великобритании. Однако он не был обнаружен, и премьер-министр Стэнли Болдуин не смог позже убедительно доказать, что акция была оправданной.

Несколько советских сотрудников «Аркоса» пытались воспрепятствовать обыску, однако к ним была применена физическая сила и они были жестоко избиты британской полицией. Во время обыска полицейские обнаружили, что советский шифровальщик Антон Мидлер сжигает в подвале здания секретные документы. Он был арестован и увезен в неизвестном направлении. В результате налета британская полиция захватила почту, другую документацию, а также шифры, которые использовались в переписке с Москвой.

Британские полицейские покинули здание на Мургэйт-стрит только 16 мая.

Через девять дней, когда все советские служащие «Аркоса» были отозваны в Москву, владелец левой газеты «Дейли геральд» сделал запрос в английском парламенте относительно судьбы Антона Мидлера. В полученном от министра внутренних дел ответе говорилось, что касаться этого вопроса публично нецелесообразно.

Собранные в ходе «налета на "Аркос"» «улики» явно не тянули на международный скандал. Но, видимо, все уже было предрешено заранее. События 12 мая 1927 года вызвали политический кризис в стране. 26 мая премьер-министр Англии Стэнли Болдуин проинформировал советского поверенного в делах Розенгольца о том, что британское правительство разрывает дипломатические отношения с СССР. Сотрудники всех советских дипломатических и торговых миссий были высланы из страны. По словам премьер-министра, Великобритания пошла на такой шаг в связи с тем, что СССР «ведет антибританскую шпионскую деятельность и пропаганду». При этом Болдуин полностью игнорировал многочисленные факты, свидетельствовавшие о том, что сама Англия вела широкую подрывную деятельность против Советской России.

В свете майских событий в Лондоне Политбюро ЦК ВКП(б) создало комиссию ЦК во главе с К.Е. Ворошиловым, которая рассмотрела создавшееся положение и разработала меры, направленные на то, чтобы впредь не допускать подобных инцидентов. Активное участие в работе комиссии и разработке рекомендаций принимал начальник внешней разведки М.А. Трилиссер. В результате вся система безопасности советских полпредств, торговых представительств и миссий, а также резидентур внешней разведки была изменена. Коренным образом изменилась также и система шифрования: были введены одноразовые шифрблокноты, и с тех пор стала использоваться трудоемкая, но очень надежная система шифрования.

Коминтерн ужесточил контроль за деятельностью своего Отдела международных связей, который также вел разведку за рубежом, изменил систему шифров и порядок работы с секретными документами. Резиденты Разведывательного управления РККА и ИНО ОГПУ больше не имели права совмещать свои функции с работой в качестве представителей Коминтерна. Разведчикам запрещалось также вербовать коммунистов в качестве агентов. Впредь всякая вербовка агентуры утверждалась в Центре, тогда как до этого резидент ИНО ОГПУ имел право самостоятельно решать такие вопросы. К сожалению, на практике эти рекомендации далеко не всегда выполнялись.

Что касается «Аркоса», то он возобновил свою деятельность в 1929 году после восстановления дипломатических отношений между СССР и Великобританией. Однако основные торговые операции проходили в то время уже по линии торгпредства СССР, участие же советско-британской смешанной компании в товарообороте двух стран резко сократилось. В начале Второй мировой войны акционерное общество «Аркос» прекратило свою деятельность.

В конце XX века британские власти рассекретили ряд документов своих спецслужб, относящихся к 1920-м – 1930-м годам. Из этих документов следует, что налет на «Аркос» являлся заранее спланированной акцией.

Операции «Диверсия» и «Медведь»

На протяжении советского периода своей истории органы государственной безопасности, а именно – разведка и контрразведка не раз противостояли попыткам зарубежных террористических антисоветских организаций ликвидировать лидера нашего государства – Иосифа Сталина. В этом небольшом очерке мы расскажем о подготовке двух таких операций.

После возвращения в конце 1920-х годов в центральный аппарат из долгосрочной загранкомандировки активный разведчик Петр Зубов сразу же получил новое ответственное задание. Руководством ОГПУ было принято решение направить его на работу в Закавказское ГПУ.

Родившийся и проведший свои молодые годы в Тифлисе, Зубов начинал свою чекистскую карьеру на оперативных должностях в Грузинской ЧК – ГПУ, где проработал более шести лет. Свободно изъясняясь на грузинском языке, он прекрасно знал местную обстановку и успешно руководил чекистскими мероприятиями по разгрому подпольных антисоветских центров и ликвидации повстанческого штаба меньшевиков. Затем последовала его командировка по линии внешней разведки в Турцию.

Направленный вновь в Закавказье, Зубов занимался борьбой с бандитизмом и организованной преступностью. Он лично принимал участие в ликвидации бандформирований в Грузии и Абхазии. За мужество и героизм, проявленные в боях с бандитами, Петр Зубов в 1930 году был повторно награжден Почетным именным оружием, а в 1931 году – Почетной грамотой коллегии ОГПУ «За беспощадную борьбу с контрреволюцией».

Однако в Грузии Зубов долго не задержался. Уже в июле 1931 года он был направлен в Париж в качестве оперативного работника резидентуры ОГПУ. Во французской столице разведчик занимался в основном разработкой антисоветской грузинской эмиграции, нашедшей убежище во Франции и мечтавшей о свержении советской власти в Закавказье.

Петр Зубов

Хорошо зная обстановку в эмигрантских кругах, психологию и менталитет грузинских меньшевиков, а также свободно владея грузинским языком, Петр Зубов вскоре приобрел ряд ценных источников в кругах белой антисоветской эмиграции, в том числе в ближайшем окружении лидера грузинских меньшевиков Ноя Жордания, поддерживавшего тесные связи с британской и французской разведками.

От этих источников резидентура регулярно получала материалы загранбюро меньшевистской партии Грузии, сведения о подготавливавшихся ею террористических акциях. Основываясь на этих сведениях, советским чекистам удалось предотвратить ряд терактов на территории СССР. Так, разведчиком Зубовым по агентурным каналам была вскрыта и нейтрализована террористическая группа, созданная грузинскими меньшевиками для проведения острой спецоперации под кодовым наименованием «Диверсия», имевшей конечной целью совершение покушения на И.В. Сталина. Им также разрабатывались и другие антисоветские эмигрантские группы, направлявшиеся в Грузию для организации повстанческого движения.

Одновременно, благодаря целеустремленной работе Зубова, парижская резидентура вскрыла и контролировала подготовку английской разведки к проведению крупной террористической операции на Кавказе. В результате планы англичан по дестабилизации обстановки в этом регионе были сорваны.

Необходимо подчеркнуть, что эти планы не являлись плодом воображения чекистов, как сегодня можно прочитать в некоторых российских изданиях. Еще в конце 1916 года, то есть до Октябрьской революции, англичане и французы договорились между собой о разделе территории царской России, хотя она и являлась союзницей Лондона и Парижа в войне со странами Четверного союза. Англичане претендовали, в частности, на все Закавказье, богатое нефтью. Во время Гражданской войны они оккупировали Азербайджан, Армению и Грузию, однако были выбиты оттуда Красной Армией. Несмотря на поражение, английское руководство не оставило своих планов присоединения к Британской империи обширных районов Советского Союза, включая Закавказье.

Что касается планов покушения на Сталина, то, как ни парадоксально, в те времена грузинские меньшевики имели все шансы на успех. Хорошо известно, что в конце 1920-х годов Сталин проживал на городской квартире неподалеку от Кремля, откуда ходил на работу пешком, зачастую без всякого сопровождения. После смерти Ленина он получил небольшую квартиру в Кремле, а вскоре для него была построена загородная дача. Охрана Сталина в тот период была немногочисленной. Она существенно возросла только после убийства Кирова, тогда охранять Сталина стал отдельный полк НКВД. Сталин превратился в «кремлевского затворника». А в 1920-е годы он довольно часто появлялся на публике, выступал на партийных собраниях, особенно в период борьбы с троцкистской оппозицией. Летом отдыхал в Пицунде или Сочи. Грузинская белая эмиграция, имевшая многочисленных родственников в Закавказье и активно работавшая там, в том числе с нелегальных позиций, могла подготовить и осуществить террористический акт в отношении руководителя страны Советов. И если такие планы не осуществились, то в этом была заслуга советских чекистов, включая и Петра Зубова.

В конце 1930-х годов японские милитаристы активно готовились к нападению на СССР. Военное руководство Японии посчитало целесообразным одновременно с началом агрессии осуществить операцию по ликвидации руководителя Советского государства. Японский Генштаб утвердил план проведения операции в отношении Иосифа Сталина, получивший кодовое наименование «Медведь».

В ходе подготовки операции японская разведка через свои источники собрала подробную информацию относительно расположения корпусов, порядка и системы охраны санатория в Мацесте, где Сталин периодически лечился.

Рассказав на страницах газеты «Мир новостей» о подготовке данной операции, журналист Алексей Максимов отмечал: «Планировалось, что группа террористов перейдет турецкую границу и доберется до Сочи. Через подземные коммуникации они должны были попасть в павильон Мацесты, где принимал ванны вождь народов, и застрелить его. Была сформирована группа из шести боевиков – членов “Союза русских патриотов” в Маньчжурии. Подготовкой операции занимались полковники Утагава, Кавамото и другие офицеры японской разведки.

В лагере в Чанчуне соорудили макет ванного корпуса в натуральную величину, где боевики отрабатывали слаженность своих действий. Во время тренировок в девяти случаях из десяти охранники опаздывали с контрмерами. Офицеры Генштаба, проверявшие готовность группы, пришли к заключению, что операция “Медведь” имеет все шансы на успех».

В первых числах января 1939 года группа диверсантов в сопровождении офицера японской разведки отправилась в путь. Окольными путями они добрались до Стамбула, где японский военный атташе разместил их в небольшой частной гостинице на окраине города. Переход советско-турецкой границы планировалось осуществить через расселину на берегу речки Моруха у селения Борчка.

24 января в 7 часов вечера террористы выдвинулись к границе. Когда группа вошла в расселину, на боевиков внезапно обрушился огонь из пулеметов и винтовок. Шедшие впереди три диверсанта были убиты. Остальным удалось бежать на турецкую территорию.

Благодаря хорошо организованной засаде пограничников, операция «Медведь» провалилась на начальной стадии.

Вскоре все советские средства массовой информации передали сообщение ТАСС, в котором, в частности, говорилось: «25 января 1939 года погранвойска Грузинской ССР уничтожили трех человек, пытавшихся перейти границу со стороны Турции. Эти трое – троцкисты, пользующиеся поддержкой фашистов. У убитых найдены пистолеты, ручные гранаты и подробные карты местности. Целью преступной группы было убийство Иосифа Виссарионовича Сталина, находившегося в Сочи. Однако пограничники заблаговременно узнали о преступном плане и истребили злоумышленников».

Большая заслуга в срыве операция «Медведь» принадлежала агенту советской разведки Борису Бжеманьскому (оперативный псевдоним «Лео»). Работая переводчиком в министерстве иностранных дел Маньчжурии, он своевременно получил и сообщил в Москву информацию о готовящейся акции и о месте предполагаемого перехода террористами советско-турецкой границы.

Вооруженный мятеж в Барселоне

В апреле 1931 года в результате буржуазно-демократической революции в Испании была свергнута монархия. А в ходе состоявшихся в Испании 16 февраля 1936 года парламентских выборов к власти в стране демократическим путем пришло правительство Народного фронта, представители которого сформировали республиканское правительство левого толка. В него, кроме коммунистов, вошли анархистская Народная конфедерация труда, социалисты и Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ).

Испанские правые, проигравшие выборы, решили добиваться власти насильственным путем, опираясь на поддержку со стороны германских и итальянских фашистов. В ночь на 18 июля 1936 года радио города Сеуты в Испанском Марокко передало условную фразу: «Над всей Испанией безоблачное небо». Это был сигнал к началу мятежа командного состава испанских колониальных войск в Северной Африке, который возглавил генерал Франсиско Франко. Вскоре мятежникам удалось высадиться на территории Испании, и в стране разразилась кровопролитная гражданская война. Германия и Италия сразу же начали оказывать Франко существенную материальную и военную помощь, а также приступили к направлению в Испанию своих военнослужащих.

20 июля 1936 года, через три дня после того, как в Испании началась гражданская война и страна превратилась в арену борьбы между силами

фашизма и демократии, руководство НКВД приняло решение направить туда в качестве резидента советских спецслужб Александра Орлова.

Андреас Нин

В середине сентября того же года Политбюро ЦК В КП (б) постановило оказать республиканскому правительству всестороннюю поддержку Было принято решение об отправке в Испанию добровольцев-коммунистов.

В письме Сталина, Молотова и Ворошилова на имя главы испанского правительства Ларго Кабальеро, в частности, подчеркивалось: «Мы считали и считаем своим долгом в пределах имеющихся у нас возможностей прийти на помощь испанскому правительству, возглавляющему борьбу всех трудящихся, всей испанской демократии против военно-фашистской клики, являющейся агентурой международных фашистских сил».

Одновременно на заседании Политбюро была утверждена кандидатура Орлова в качестве резидента НКВД в Испании и главного советника по внутренней безопасности и контрразведке при республиканском правительстве и Генеральном управлении безопасности республики.

Со всего мира в Испанию на помощь республиканцам спешили добровольцы. Среди них были и советские чекисты, в том числе будущие Герои Советского Союза Станислав Ваупшасов, Кирилл Орловский, Николай Прокопюк, Александр Рабцевич.

16 сентября 1936 года новый резидент НКВД в Испании Александр Орлов прибыл в Мадрид. В качестве основной перед ним была поставлена задача по организации партизанских отрядов и диверсионных групп в тылу франкистов.

Представители НКВД при испанском правительстве, работавшие под руководством Орлова, принимали также активное участие в реорганизации испанской контрразведки (СИМ), которая формально подчинялась военному министерству, но на самом деле контролировалась ими. К концу 1937 года советские советники помогли испанскому республиканскому правительству создать Службу периферийной разведки (СИЕП), армейскую контрразведку (СЕ), закордонную разведку (СИЕЕ). Испанские спецслужбы под руководством советских разведчиков вели тайную войну против германских, итальянских, французских и британских спецслужб. В декабре 1936 года по их наводке были арестованы агенты резидентуры военной разведки Франции – Второго бюро генштаба. В июне 1937 года испанская контрразведка обезвредила агентов британской Сикрет интеллидженс сервис индийцев Эриу Эдуарда Дута и Кинга, которые собирали информацию о республиканской армии.

Советские чекисты организовали надежную охрану лидеров компартии Испании во главе с Долорес Ибаррури, на которых франкисты готовили покушение. Они наладили работу испанской разведки за границей, в том числе по получению сведений о вербовке и отправке в Испанию штурмовых отрядов СА. С территории Испании они вели также разведку Испанского Марокко, Гибралтара и Франции.

Позже, после поражения республиканцев, в феврале 1939 года сотрудники резидентуры НКВД в Испании осуществили отправку республиканского руководства и лидеров испанской компартии во Францию, а также советской колонии на родину.

С первых дней мятежа франкистских мятежников активно поддержали нацистская Германия и фашистская Италия, оказывавшие им всестороннюю военную помощь, в том числе людскими ресурсами. Именно поэтому советское правительство, первоначально придерживавшееся принципа невмешательства во внутренние дела Испании, после открытого выступления Германии и Италии на стороне франкистов приняло решение об оказании помощи республиканскому правительству и о направлении туда советских военных советников.

Следует также подчеркнуть, что в то же самое время – в феврале – марте 1937 года – в Москве состоялось заседание пленума ЦК ВКП(б), обсудившего деятельность Троцкого и его последователей. В его решении, в частности, подчеркивалось: «Обязать Наркомвнудел довести дело разоблачения и разгрома троцкистских и иных агентов до конца, с тем, чтобы подавить малейшее проявление их антисоветской деятельности. Укрепить кадры ГУГБ, Секретно-политического отдела надежными людьми. Добиться организации надежной агентуры в стране и за рубежом. Укрепить кадры разведки».

В НКВД приняли к исполнению указание партии.

На международном уровне первый удар был нанесен по испанским троцкистам – активистам Рабочей партии марксистского единства.

Сегодня хорошо известно, что если в период Гражданской войны в Испании в стане правых имелось полное единство, то лагерь республиканцев раздирали межпартийные противоречия. И закоперщиком в этом выступали троцкисты – активисты ПОУМ и их лидер Андреас Нин. В начале 1920-х годов он находился в России и являлся ближайшим соратником Троцкого. Будучи председателем Красного Профинтерна и членом Исполкома Коминтерна, Нин неоднократно выезжал на нелегальную работу в Германию и Италию, а после высылки Троцкого возвратился в Испанию. Там он занял пост министра юстиции в автономном правительстве Каталонии.

В 1930 году Нин возглавил местных троцкистов, а в 1935 году основал ПОУП, которая вошла в Народный фронт. Когда началась гражданская война с франкистами, Нин не раз приглашал Троцкого приехать в Испанию, чтобы «возглавить революцию».

С самого начала гражданской войны Нин и другие лидеры партии отвергли линию Коминтерна на укрепление Народного фронта и взяли курс на осуществление социалистической революции, формирование рабоче-крестьянского правительства, установление диктатуры пролетариата и создание Советов. Когда правительство Народного фронта отвергло эту авантюристическую позицию, ПОУМ развернула с ним открытую борьбу. Разумеется, такая политическая линия могла привести лишь к поражению республиканцев.

3 мая 1937 года в Каталонии произошло вооруженное выступление сторонников ПОУМ и анархистов. Троцкистские газеты в Барселоне от 5 мая призывали население к вооруженному восстанию против республиканского правительства Народного фронта. Ожесточенные бои в стане республиканцев продолжались три дня. Троцкисты призывали каталонских рабочих покончить с марксистами и мирно соединиться с войсками Франко.

Вооруженный мятеж троцкистов был подавлен лишь тогда, когда в Барселону были введены части республиканской штурмовой гвардии из Валенсии и других регионов страны. В результате провокационной вылазки троцкистов было сорвано тщательно подготовленное наступление республиканских войск на Северном фронте.

Историки отечественных спецслужб А. Колпакиди и Д. Прохоров по этому поводу, в частности, пишут: «Прямым результатом вооруженного мятежа была гибель только в одной Барселоне 350 человек при 2600 раненых. Одновременно волнения произошли и на фронте в поумовских и анархистских частях. Но гораздо более тяжелыми были военно-политические последствия этой акции: срыв уже подготовленного наступления на Северном фронте и потеря республиканцами Басконии, подрыв международного авторитета республики, кризис Народного фронта».

А историк Н.А. Васецкий в своей работе «Троцкий, опыт политической биографии» в связи с мятежом в Барселоне отмечает: «Более бессмысленной акции, чем это восстание, трудно представить. В разгар гражданской войны, многочисленных жертв на фронтах, лишений в тылу анархо-троцкисты подняли путч. Правительство вынуждено было снять дивизию с фронта на подавление восстания. Бои шли в течение трех (!) суток с применением танков, артиллерии, минометов. С двух сторон погибло больше тысячи человек. Стоит ли удивляться, что после барселонского мятежа к троцкистам и анархистам стали относиться так же, как к фашистам».

О том, что ПОУМ готовит мятеж против законного правительства Испании, советская разведка узнала еще в декабре 1936 года от своих источников, внедренных в эту партию. А в начале 1937 года подтверждение этой информации пришло от источника берлинской резидентуры НКВД «Старшины» (Харо Шульце-Бойзен), который сообщил, что агенты гестапо проникли в троцкистские круги в Барселоне с целью организовать в ближайшее время путч. В 1942 году, когда «Старшина» и другие члены подпольной антифашистской организации, окрещенной нацистами «Красной капеллой», были арестованы, передача «Старшиной» этой информации советской разведке фигурировала на суде в качестве доказательства его «подрывной работы» против Третьего рейха.

По другим данным советской разведки, полученным берлинской резидентурой от надежного агента «Брайтенбаха», занимавшего высокий пост в гестапо, эта спецслужба фашистской Германии, имевшая свою агентуру в руководстве ПОУМ, была непосредственно причастна к проведению операции по организации мятежа в Барселоне.

В первой половине июня 1937 года республиканские органы безопасности нанесли окончательный удар по Рабочей партии марксистского единства. Около 40 руководителей ПОУМ были арестованы, вооруженные отряды партии распущены, а штаб-квартира в барселонском отеле «Фалькон» перешла в распоряжение республиканской армии.

После провала путча Андреас Нин был также арестован и помещен в тюрьму. В аресте Нина и последующих событиях, связанных с ним, принимали участие сотрудники резидентуры НКВД. Эта операция, разработанная и осуществленная под руководством резидента Александра Орлова, проходила в переписке НКВД под кодовым названием «Николай». Она преследовала цель по дискредитации связей ПОУМ с франкистами и нацистами и нейтрализации Андреаса Нина. ПОУМ была объявлена вне закона, а Нин был вывезен из тюрьмы и расстрелян на шоссе около населенного пункта Алькал а-де-Аренас.

Троцкий откликнулся на ликвидацию своего сторонника статьей «Убийство А. Нина агентами ГПУ», которая была опубликована в «Бюллетене оппозиции». В статье он подчеркивал, что «Нин являлся старым и неподкупным революционером. Он защищал интересы испанского и каталонского народов против агентов советской бюрократии».

После падения республиканской власти франкистский режим провел тщательное расследование по «делу Нина». В числе свидетелей был, в частности, допрошен бывший сотрудник республиканской полиции Хавьер Хименес Мартин. Он показал, что в аресте Нина принимала участие группа боевиков из Генерального управления безопасности республики (Сегуридад), которая получила соответствующие инструкции вначале в Генеральном комиссариате в Мадриде, а затем – в отеле «Гэйлорд», где базировался «аппарат Орлова».

В этом небольшом очерке следует также отметить, что руководство НКВД не ограничилось разгромом ПОУМ. По указанию Сталина в Испании сотрудниками НКВД были ликвидированы бывший секретарь Троцкого Э. Вольф, австрийский революционер К. Ландау, М. Рейн и ряд других активных троцкистов.

«Утка» для Троцкого

20 августа 1940 года в Мексике был убит Лев Троцкий.

В ходе предварительного следствия, несмотря на пытки, а затем и на судебном процессе убийца, имевший документы на имя Жака Морнара, бельгийца по национальности, не назвал своего настоящего имени, объясняя, что пошел на преступление, приревновав к Троцкому свою невесту. Его приговорили к 20 годам тюремного заключения. Мексиканские спецслужбы усиленно искали в убийстве Троцкого советский след и пытались выяснить подлинное имя арестованного. Однако никакие допросы не смогли заставить его признаться в связях с советской разведкой. Лишь спустя много лет один из бывших активистов испанской компартии и участник Гражданской войны в Испании предал его, сообщив мексиканским спецслужбам, что в тюрьме находится Рамон Меркадер. Мексиканцы смогли получить на него из испанских полицейских архивов подробное досье.

Когда личность Жака Морнара была окончательно установлена, перед лицом неопровержимых улик он признал, что на самом деле является Рамоном Меркадером и происходит из богатой испанской семьи. В то же время до последнего дня заключения он отрицал, что убил Троцкого по заданию советской разведки. Во всех своих заявлениях Меркадер неизменно подчеркивал личный мотив убийства.

Из оперативной справки на агента: «Рамон Меркадер дель Рио родился 7 февраля 1914 года в Барселоне в многодетной семье испанского миллионера, владельца текстильной фабрики. В 1925 году родители развелись. Рамон с молодых лет принимал активное участие в революционном движении – являлся одним из комсомольских лидеров Каталонии, членом компартии.

С октября 1936 года участвовал в гражданской войне в Испании в качестве комиссара 27-й бригады на Арагонском фронте, майор. В боях был ранен.

Рамон Меркадер («Раймонд»)

В 1938 году привлечен резидентом НКВД в Испании Наумом Эйтингоном (оперативный псевдоним “Том”) к сотрудничеству с советской разведкой. С февраля 1939 года задействован в операции по организации физического устранения Троцкого».

Под видом богатого плейбоя, сына бельгийского дипломата, занимавшегося спортивной фотожурналистикой, и по документам на имя Жака Морнара «Раймонд» (таким был оперативный псевдоним Меркадера) нелегально приехал в Париж, где познакомился с находившейся там на отдыхе гражданкой США Сильвией Агелофф, родители которой были выходцами из России, а старшая сестра – личным секретарем Троцкого. У новой приятельницы «Раймонда» была репутация старой девы и безупречное прошлое. Но самое главное – она также периодически исполняла обязанности секретаря и переводчика Льва Троцкого.

Вслед за возлюбленной «Раймонд» отправляется в Мексику. После отпуска Сильвия возвращается к работе у Троцкого. Роман, завязавшийся под небом Франции, приобретает все более серьезные формы. «Раймонд» предлагает Сильвии руку и сердце и на правах жениха входит в дом Троцкого.

О том, что произошло позже, узнал весь мир…

Троцкий являлся ближайшим сподвижником Ленина. Достаточно напомнить, что с 1918 по 1924 год он являлся народным комиссаром по военным и военно-морским делам. С сентября 1918 года по декабрь 1924 года Троцкий одновременно возглавлял Революционный военный совет Республики, то есть фактически руководил Красной Армией. До конца октября 1926 года входил в состав Политбюро ЦК ВКП(б).

В январе 1925 года пленум ЦК ВКП(б) освободил Троцкого от должности председателя Реввоенсовета Республики. А 23 октября 1926 года на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) его вывели из состава Политбюро.

Сторонники Троцкого в начале лета 1926 года создали в Москве конспиративный центр «объединенной оппозиции». Его возглавили сам Троцкий и Зиновьев. Деятельность центра вызывала серьезную озабоченность у сторонников Сталина, так как троцкисты все больше скатывались на антисоветские позиции.

Окончательную победу над Троцким Сталин одержал в 1927 году. В октябре его вывели из состава ЦК ВКП(б). А14 ноября за организацию демонстрации оппозиции в 10-ю годовщину Октябрьской революции Троцкий был исключен из партии. На XV съезде ВКП(б), который состоялся в декабре 1927 года, троцкизм был поставлен вне закона.

Троцкий отказался признать свое поражение и в январе 1928 года был сослан в Казахстан, в город Алма-Ату. Однако и в Казахстане он не прекращал активной оппозиции Сталину. 16 декабря 1928 года Троцкому было передано требование коллегии ОГПУ «категорического обязательства прекращения контрреволюционной деятельности». В послании указывалось, что в противном случае он будет выслан за границу. Троцкий официально заявил, что не будет подчиняться ультиматуму ОГПУ.

18 января 1929 года Особое совещание при коллегии ОГПУ постановило: «За контрреволюционную деятельность, выразившуюся в организации нелегальной антисоветской партии, деятельность которой за последнее время направлена к провоцированию антисоветских выступлений и к подготовке вооруженной борьбы против Советской власти, гражданина Троцкого Льва Давидовича выслать из пределов СССР».

10 февраля 1929 года Троцкий, его жена Наталья Ивановна Седова и их старший сын Лев Седов отбыли на пароходе «Ильич» в Турцию – единственную страну, согласившуюся временно их принять.

Однако высылка Троцкого за границу не ослабила его влияния среди членов оппозиции и его сподвижников в СССР. Их деятельность носила целенаправленный антигосударственный характер. Одновременно начали появляться и активно действовать троцкистские группы в ряде зарубежных компартий (США, Германии, Греции и Испании).

А в СССР Сталин и его сторонники в руководстве страны продолжили непримиримую борьбу с Троцким. 20 февраля 1932 года Троцкий и его сын Лев Седов были лишены советского гражданства. Летом 1933 года Троцкий с семьей переезжает во Францию, в 1935 году поселяется в Норвегии, а в декабре 1936 года отправляется в Мексику.

Некоторое время Троцкий с женой жили в Мехико на вилле симпатизировавшего троцкистам известного живописца Диего Риверы. Но вскоре они купили большой дом в предместье мексиканской столицы Койоакане.

В Мексике Троцкий стал активно сотрудничать с «Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности» палаты представителей Конгресса США (так называемый «Комитет Дайса»). В октябре 1939 года этот «пламенный революционер» дал показания на ряд лидеров компартии США, обвиняя их в антиамериканской деятельности. Одновременно он стал передавать представителям американской разведки, работавшим в Мексике, «конфиденциальные меморандумы» на известных ему деятелей международного коммунистического движения, активистов Коминтерна, агентов советской внешней разведки в США, Франции, Испании, Мексике и других странах. Таков был его вклад в «мировую революцию».

Разумеется, для западных спецслужб антисоветская деятельность Троцкого была «даром небес», а троцкистская оппозиция – благодатной агентурной базой. Так, видный руководитель испанской троцкистской партии ПОУМ Хулиан Горкин был завербован американской контрразведывательной службой ФБР, а по прибытии во Францию в 1938 году предложил свои услуги генеральному директору французской контрразведки ДСТ Вибо, заявив, что имеет разведывательную сеть по всему миру. Услуги троцкиста были, разумеется, приняты с благодарностью.

Безусловно, советская внешняя разведка внимательно следила за подрывной деятельностью Троцкого за рубежом и имела «своих людей» в его ближайшем окружении. Одними из первых были внедрены к нему братья Соболевичусы, сыновья богатого еврейского торговца из Литвы. Позднее они стали известны как Джек Собл и Ричард Соблен. После высылки Троцкого из СССР в 1929 году братья в течение трех лет были ближайшими доверенными лицами изгнанника, получили доступ к шифрам и адресам сторонников Троцкого в СССР. Через них проходила практически вся его переписка, которая незамедлительно передавалась в ОГПУ.

Здесь необходимо отметить, что находясь за границей Троцкий открыто излагал свои антисоветские взгляды. В 1930-е годы он предрекал «неизбежное поражение» СССР в войне с фашистской Германией.

Активная деятельность Троцкого все больше раздражала Сталина. В конце концов Сталин пришел к выводу, что только смерть «трибуна революции» может положить конец его антисоветской деятельности.

Операция по физическому устранению Троцкого получила в недрах НКВД кодовое название «Утка» и заняла по времени свыше двух лет.

Следует подчеркнуть, что все задействованные в ней иностранцы имели общность политических воззрений, испытывали глубокие симпатии к СССР и не сомневались в том, что Троцкий являлся «врагом мирового пролетариата».

9 июля 1939 года руководство разведки утвердило «План агентурно-оперативных мероприятий по делу “Утка”». В начале августа того же года план был одобрен Сталиным.

Организатором и руководителем операции «Утка» на месте был назначен оперативный сотрудника внешней разведки Наум Эйтингон («Том»). К реализации плана были подключены две группы. Они действовали автономно, и люди, входившие в одну группу, не были знакомы с членами другой группы. Первую группу возглавлял известный мексиканский художник Давид Сикейрос. В нее входили проверенные кадры агентуры советской разведки, воевавшей в Испании и эмигрировавшей в Мексику. Членами второй группы являлись «Раймонд» и «Мать».

Из оперативной справки на агента: «Каридад Меркадер дель Рио, она же – Мария Каридад, она же – агент советской внешней разведки “Мать”. Год рождения – 1894. Национальность – испанка. Член компартии Испании с 1922 года. Свободно владеет итальянским, французским и английским языками. Привлечена к сотрудничеству с советской внешней разведкой в 1937 году «Томом». В Париже руководила агентурной группой».

Группа Сикейроса, имевшая подробный план виллы Троцкого, усиленно готовилась к штурму. Он начался около 4 часов утра 24 мая 1940 года. Примерно 20 человек в форме полицейских и военнослужащих напали на дом Троцкого, обнесенный высокими каменными стенами с проволокой под электрическим напряжением. Они без шума разоружили и связали полицейских наружной охраны и проникли во двор. Группа нападавших устремилась к дому, заняла с двух сторон позиции напротив спальни Троцкого и открыла перекрестный огонь из ручного пулемета и стрелкового оружия. Троцкому и его жене удалось соскользнуть с кроватей вниз, спрятаться под ними и остаться невредимыми, что стало известно после того, как нападавшие спешно покинули территорию.

Из донесения, направленного «Томом» 30 мая из Мехико в Центр: «О нашем несчастье Вы знаете из газет подробно. Отчет Вам будет дан позже. Пока все люди целы, и часть уехала из страны. Если не будет особых осложнений, через 2–3 недели приступим к исправлению ошибки, так как не все резервы исчерпаны. Принимая целиком на себя вину за этот кошмарный провал, я готов по первому Вашему требованию выехать для получения положенного за такой провал наказания».

Из Москвы было получено указание продолжить операцию. Теперь к ней подключалась вторая группа.

Здесь следует сказать, что «Мать» принимала непосредственное участие в подготовке операции «Утка» с первого дня ее разработки. «Том» и «Мать» хорошо понимали, что для успешной реализации выработанного плана необходимо было найти надежного исполнителя. После долгих поисков и сомнений «Мать» предложила на роль главного исполнителя в этой рискованной операции своего собственного сына…

Газеты всего мира сообщили, что 20 августа 1940 года совершено покушение на жизнь Троцкого. Он получил тяжелое ранение и вечером следующего дня скончался. Нападавший арестован на месте преступления.

После длительных юридических процедур в мае 1944 года суд федерального округа Мехико вынес окончательный приговор – 20 лет тюремного заключения (высшая мера наказания в стране).

Спустя два дня после ликвидации Троцкого Центром было принято решение о том, что Эйтингон и Каридад вернутся домой самостоятельно. А оставшиеся деньги, которые были выделены на проведение операции, намечалось использовать для поддержания Рамона Меркадера, находившегося в тюрьме.

Именно тогда Сталин произнес в своем окружении: «Мы будем награждать всех участников этого дела после возвращения домой. Что касается товарища, который привел приговор в исполнение, то высшая награда будет вручена ему после выхода из заключения. Посмотрим, какой он в действительности профессиональный революционер, как он проявит себя в это тяжелое для него время».

17 июня 1941 года Эйтингон и Каридад были приглашены в Кремль, в кабинет Калинина, где он вручил им ордена Ленина.

По крайней мере дважды поднимался вопрос о досрочном освобождении «Раймонда» под залог. Один из высших судебных авторитетов страны заявил в доверительной беседе: «Единственный путь к освобождению – его полное признание во всем».

Но «Раймонд» продолжал упорно отрицать связь с советской разведкой.

Отбыв в заключении 19 лет 8 месяцев и 14 дней, Рамон Меркадер вышел из тюрьмы 6 мая 1960 года. После освобождения он женился на мексиканке Рокелии Мендоса и вместе с женой был переправлен в Советский Союз. В Москве он получил советское гражданство и документы на имя Рамона Ивановича Лопеса.

31 мая 1960 года «за выполнение специального задания и проявленные при этом героизм и мужество» Рамону Ивановичу Лопесу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». 8 июля 1960 года награды ему вручил тогдашний Председатель КГБ А.Н. Шелепин.

В Москве Рамон Лопес работал старшим научным сотрудником в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Являлся членом авторского коллектива четырехтомной истории Гражданской войны в Испании. В октябре 1974 году с семьей переехал на Кубу, где в звании генерала работал советником в кубинском министерстве внутренних дел. Скончался в Гаване 18 октября 1978 года. Согласно завещанию, урна с его прахом была захоронена в Москве на Кунцевском кладбище.

Завершить этот очерк хотелось бы словами из воспоминаний генерала П.А. Судоплатова: «Мне совершенно ясно, что сегодняшние моральные принципы не совместимы с жестокостью, характерной и для периода борьбы за власть, которая следует за революционным переворотом, и для Гражданской войны. Сталин и Троцкий противостояли друг другу, прибегая к преступным методам для достижения своих целей, но разница заключается в том, что в изгнании Троцкий противостоял не только Сталину, но и Советскому Союзу как таковому Эта конфронтация была войной на уничтожение».

Доктор Линицкий

В конце 1920 года вместе с остатками армии Врангеля, эвакуировавшейся из Крыма в Турцию на пароходах под прикрытием французской эскадры, в Галлиполийский лагерь прибыл разведчик 13-й армии красных Леонид Линицкий. Он был заброшен в тыл к белым, в ходе одного из сражений получил тяжелое ранение, принятый за своего, госпитализирован во врангелевский лазарет, а затем вывезен за границу. Через Константинополь Линицкому удалось добраться до Югославии, где он обосновался вместе с другими беженцами из России.

В 1924–1930 годах Линицкий учился на медицинском факультете Белградского университета. Одновременно работал санитаром в больничной кассе социального страхования рабочих, лаборантом Белградского физиологического института. После получения диплома в июне 1930 года работал врачом-ассистентом в ряде медицинских учреждений Белграда, затем занялся частной практикой. За годы пребывания в Югославии Леонид в совершенстве овладел сербским и французским языками. И все это время искал способ связаться со своими, с Москвой. Наконец это ему удалось. Начиная с 1933 года Леонид Линицкий включился в активную разведывательную работу с нелегальных позиций по линии Иностранного отдела ОГПУ.

В это же время Линицкий познакомился со своей будущей женой Екатериной Федоровной, которая стала ему надежной помощницей в его дальнейшей разведывательной деятельности.

Нелегальная резидентура в Белграде, которую возглавлял Линицкий, выполняла задачу по проникновению в вооруженные белоэмигрантские формирования в Югославии и добывала информацию об их террористической деятельности в отношении Советского Союза.

Леонид Линицкий. Белград, 1934 год

В те годы ряд белоэмигрантских и националистических организаций, в частности, Русский общевоинский союз (РОВС) и Национально-трудовой союз нового поколения (НТСНП), проводили широкую работу по засылке в СССР боевиков для проведения диверсий на транспорте и промышленных предприятиях, а также для осуществления террористических актов в отношении руководящих советских и партийных работников. Задача резидентуры заключалась в том, чтобы парализовать действия боевиков. В одном из писем Центра, направленных в резидентуру, в частности, подчеркивалось: «Задача заключается в том, чтобы парализовать все активные действия боевиков путем тщательной “разработки” и выявления их активности и связей на территории Союза. Надо сконцентрировать свое внимание на террористически настроенных элементах эмиграции, через агентуру выявлять их намерения и связи. Эта работа очень кропотливая, может, с самого начала малоэффективная, но необходимая. Других путей нет».

У резидента ИНО ОГПУ Линицкого было более десяти активных помощников, включая супругу, которая являлась секретарем резидентуры. Разведчики добывали информацию о засылке на территорию СССР террористов и сведения об организациях и группах, которые занимались этой враждебной деятельностью. Сотрудники резидентуры полностью контролировали деятельность основных белоэмигрантских организаций в Югославии. Прикрытие врача, имевшего широкую частную практику, способствовала проникновению Линицкого в руководящие круги вооруженной белогвардейской эмиграции. Он был хорошо знаком с белыми генералами и офицерами, чиновниками государственного аппарата страны.

Линицкому удалось также внедриться в Общество галлиполийцев, имевшее свои отделения в ряде европейских стран и являвшееся костяком РОВС.

Из оперативной справки:

«Общество галлиполийцев – организация, созданная в ноябре 1921 года белогвардейцами 1-го армейского корпуса под командованием генерала Кутепова, насчитывавшего 24 тысячи солдат и офицеров, которые после эвакуации в конце 1920 года из Крыма врангелевских войск высадились на полуострове Галлиполи (западный, европейский берег пролива Дарданеллы) и оставались там, постепенно перемещаясь в принимавшие их страны, до середины 1922 года. Общество ставило целью в случае ликвидации российских воинских формирований “стать воспреемником военной организации своего корпуса”. Имело отделения в основных странах рассеивания русской эмиграции – Франции, Югославии, Болгарии, Чехословакии».

Линицкий своевременно проинформировал Центр о готовившихся Обществом галлиполийцев провокациях и террористических актах, а затем добился раскола в руководстве общества, в результате чего оно распалось.

Находившиеся у Линицкого на связи помощники осуществили ряд успешных операций по вербовке и проникновению в другие белогвардейские организации, добывая в них важную информацию. Так, тесть Линицкого был внедрен в местную фашистскую организацию. Ему удалось получить фотографии и биографические сведения на террористов и агентов из числа русских эмигрантов, которые готовились для заброски в СССР.

Касаясь результатов работы резидентуры Линицкого в тот период, в официальных материалах Службы внешней разведки России отмечается, что «собранные нелегальной резидентурой сведения о засылке в СССР боевых групп и отдельных террористов позволили нанести серьезный удар по этим организациям в Югославии, а на некоторых направлениях полностью парализовать их деятельность».

Так, прекратила свое существование организация «Дружина», которая занималась засылкой боевиков через территорию Румынии. Она действовала в тесном контакте с румынской разведкой и находилась под особым покровительством представителя РОВС в Румынии генерала Геруа.

Помимо получения устной разведывательной информации белградская нелегальная резидентура провела ряд острых мероприятий по изъятию из сейфов некоторых руководителей РОВС и Народнотрудового союза особо важных документов. В них шла речь о контактах этих белогвардейских организаций с разведслужбами западных стран, а также о планах предстоящих террористических акций в СССР.

Руководство Иностранного отдела нередко отмечало успешную работу белградской нелегальной резидентуры. Однако 5 декабря 1935 года в результате предательства Линицкий и несколько его соратников были арестованы югославской тайной полицией.

Сам Линицкий был арестован в здании центра русской белоэмиграции в Белграде – «Русском доме», куда он отправился вместе с женой на просмотр оперы «Наталка-Полтавка». Леонид Леонидович задержался в холле театра, а его жена прошла в зал. В этот момент к Линицкому, который беседовал с главой местного отделения РОВС генералом Барбовичем, подошли представители югославской тайной полиции и арестовали его. Линицкий успел передать известие о своем аресте жене, которая тут же возвратилась домой, растопила печь и сожгла находившиеся в тайнике документы и подготовленную к отправке в Центр почту, а также другие материалы, которые могли бы уличить мужа в разведывательной деятельности. Вскоре в дом с обыском нагрянула тайная полиция, но ничего предосудительного ее сотрудникам обнаружить не удалось.

К Линицкому, как к руководителю «разоблаченной русской сети разведчиков», были применены суровые меры воздействия – в течение трех месяцев его жестоко пытали. Однако никаких сведений о своей работе и о своих товарищах мужественный разведчик полиции не сообщил. В ходе следствия и на суде он вел себя исключительно стойко, использовал суд для разоблачения истинной роли РОВС и НТСНП, которые с территории Югославии вели свою террористическую деятельность. В ходе судебного процесса Линицкий и его товарищи не связывали себя с советской разведкой, а выступали от имени самостоятельной политической организации, боровшейся из патриотических побуждений против террористических устремлений отдельных руководителей белой эмиграции.

Леонид Линицкий был приговорен к двум годам и восьми месяцам каторжных работ в тюрьме для политических заключенных. Находясь в заключении, он вступил в члены компартии Югославии, вел пропагандистскую работу среди заключенных. На неоднократные предложения югославских спецслужб о сотрудничестве он неизменно отвечал отказом, несмотря на угрозы физической расправы.

Отбыв полностью срок заключения, Леонид Леонидович Линицкий в 1938 году через одну из европейских стран (руководители белой эмиграции отдали приказ – живым Линицкого из Югославии не выпускать) был вывезен в Москву. В Наркомате внутренних дел, где его встречали, поведение Линицкого перед лицом противника было признано «безупречным». «Свой долг перед Отечеством вы выполнили блестяще», – заявил ему один из руководителей наркомата.

В первые годы Великой Отечественной войны Линицкий воевал в тылу противника в составе одной из разведывательно-диверсионных групп. Принимал непосредственное участие в боях под Сталинградом.

В июне 1944 года по решению руководства разведки он был выброшен с парашютом на территорию Югославии для координации действий с югославским движением Сопротивления.

Вместе с югославскими партизанами Линицкий активно участвовал в боевых действиях Народно-освободительной армии, совершал марши и одновременно добывал и сообщал в Центр важную разведывательную информацию. Во время боев он был контужен, но поста своего не оставил. Разведывательная работа Линицкого в Югославии продолжалась до освобождения страны.

За участие в движении Сопротивления Линицкий был награжден югославским боевым орденом «Партизанская звезда 3-й степени». Его боевой путь был отмечен также советскими орденами и медалями. В конце апреля 1945 года разведчик вернулся в Москву.

Вскоре Леонид Леонидович был снова направлен за границу для работы с нелегальных позиций. В качестве разведчика-нелегала он выехал для выполнения специального задания Центра в Индию, а затем – в Китай. Работать ему приходилось в тяжелых климатических условиях. Давали о себе знать старые раны, однако разведчик и не помышлял о лечении, переезжая из страны в страну и успешно решая сложные оперативные задачи.

Линицкому предстояло легализоваться в одной из стран азиатского региона, а затем переехать в одну из капиталистических стран. В связи с началом «холодной войны» и разворачивавшейся гонкой вооружений он должен был наладить получение разведывательной информации о планах и практической деятельности предполагаемого противника. Однако эта работа была прервана его внезапной смертью.

25 января 1954 года полковник Линицкий скончался за границей от сердечной недостаточности. Его тело было перевезено в Москву.

Работа на перспективу

В начале 1930-х годов советская внешняя разведка приступила к осуществлению плана приобретения перспективной агентуры среди студентов высших учебных заведений западноевропейских стран в расчете на их внедрение в дальнейшем в интересовавшие Москву правительственные объекты и местные спецслужбы.

Начальник советской внешней разведки того периода Артур Артузов подчеркивал по этому поводу, что даже вербовка агентуры среди шифровальщиков внешнеполитических ведомств иностранных государств хотя и открывает путь к проникновению в их тайны, однако не позволяет оказывать непосредственное влияние на политику этих стран. Этого можно добиться лишь путем внедрения своей перспективной агентуры в руководящие государственные и политические круги.

Одной из первых решить эту задачу удалось нелегальной резидентуре НКВД в Англии, где выдающимся советским разведчиком-нелегалом Арнольдом Дейчем была сформирована агентурная группа, получившая впоследствии широкую известность как «Кембриджская пятерка». В нее вошли выпускники привилегированного Кембриджского университета Ким Филби, Дональд Маклин, Гай Берджес, Энтони Блант и Джон Кернкросс.

Арнольд Дейч

В истории спецслужб не существовало аналога, подобного «Кембриджской пятерке». Ее деятельность считают высшим достижением не только советской, но и мировой разведывательной практики. В полную силу разведчики проявили себя уже к началу Великой Отечественной войны. Занимая, в силу своего происхождения и неординарных личных способностей, заметное положение в британском истеблишменте и вращаясь на протяжении многих лет в самых высоких руководящих сферах Англии, члены «Кембриджской пятерки» поставляли в Москву ценнейшую военно-политическую информацию. В годы войны они являлись для Лубянки самыми продуктивными источниками документальной информации. И неслучайно бывший директор ЦРУ Аллен Даллес назвал «Кембриджскую пятерку» «самой сильной разведывательной группой времен Второй мировой войны». Его слова были недалеки от истины. Только за 1941–1945 годы от членов «Кембриджской пятерки» было получено более 18 тысяч секретных и совершенно секретных документов.

Безусловно Ким Филби и его коллеги были людьми, имевшими большие заслуги перед своей страной – Великобританией. Но еще большие заслуги у них были перед Советским государством, которому они отдали свой талант, став советскими разведчиками в самые трудные для нашей Родины годы.

Более полувека секретные архивы КГБ хранили тайну замечательного советского разведчика-нелегала Арнольда Дейча – человека, имеющего неоценимые заслуги перед нашим Отечеством, гордости советской внешней разведки. Товарищи по работе звали его Стефаном Лангом. Имя «Стефан» было и оперативным псевдонимом разведчика, которым он подписывал свои донесения в Центр.

Впервые о Дейче было упомянуто лишь в 1990 году на страницах журнала «Курьер советской разведки» в связи с рассказом о деятельности созданной им группы наиболее ценных источников, получившей название «Кембриджской пятерки», члены которой в 1940-е – 1950-е годы работали в самых секретных ведомствах Великобритании.

Арнольд Дейч родился 21 мая 1904 года в Вене в семье мелкого коммерсанта, бывшего сельского учителя из Словакии. С 1910 года учился в начальной школе, а затем с 1915 года – в гимназии в Вене. В 1928 году окончил Венский университет с дипломом доктора по химии. Владел немецким, английским, голландским и русским языками.

Член Коммунистической партии Австрии с 1924 года. С 1928 года он работал в подпольной организации Коминтерна, в качестве курьера и агента-связника выезжал в Румынию, Грецию, Сирию, Палестину.

Прибыв в январе 1932 года в Москву, комиссией ЦК ВКП(б) Дейч был переведен из КПА в компартию нашей страны. В том же году по рекомендации Коминтерна он был принят на работу в Иностранный отдел ОГПУ.

Вся деятельность Дейча в органах государственной безопасности нашей страны была посвящена разведывательной работе с нелегальных позиций. В начале 1933 года он выехал на нелегальную работу во Францию, успешно выполнял специальные задания Центра в Бельгии, Голландии и Германии в качестве помощника и заместителя резидента.

В феврале 1934 года Дейча переводят на нелегальную работу в Лондон, где для прикрытия он становится студентом Лондонского университета и совершенствует знания в области психологии. Учеба в университете дала ему возможность заводить широкие связи в среде студенческой молодежи. Будучи одаренным от природы, эрудированным человеком, натурой притягательной, Дейч пользовался этим даром так, как ему подсказывали его наблюдения и интуиция. В Лондоне у него в полной мере проявилась такая важная черта профессионального разведчика, как умение отбирать нужных людей и терпеливо готовить их для работы на разведку Он сосредоточил свои разведывательные интересы преимущественно на Кембриджском и Оксфордском университетах. Его, как разведчика, в первую очередь интересовали студенты, которые в перспективе могли стать надежными помощниками в разведывательной работе. Хотим еще раз обратить внимание читателя на то, что Дейч был первым советским разведчиком, который сделал твердую ставку на приобретение перспективной агентуры.

В середине 1970-х годов Ким Филби говорил по поводу использования перспективной агентуры и о работе Дейча в данном направлении следующее: «На момент вербовки у меня не было доступа ни к какой секретной информации, да и вообще ни к какой информации, кроме радио и газет. У меня не было работы. Я даже не знал, куда мне удастся устроиться, считал только, что мои надежды скорее всего могут быть связаны с журналистикой. И тем не менее меня завербовали. Единственное, что было известно обо мне сотруднику нелегальной разведки, это мое желание работать на дело Коммунизма (даже в нелегальных условиях, если потребуется), да еще то, что я происходил из безукоризненной буржуазной семьи, получил буржуазное воспитание и образование. По сути, он вытянул из пачки чистый лист бумаги в надежде на то, что в один прекрасный день сам или кто-то другой сможет написать на нем что-нибудь полезное».

А сам Дейч в одном из писем в Центр так писал о своих помощниках: «Все они пришли к нам по окончании университетов в Оксфорде и Кембридже. Они разделяли коммунистические убеждения. Это произошло под влиянием широкого революционного движения, которое за последние годы захватило некоторые слои английской интеллигенции и, в особенности, две крепости английской интеллектуальной жизни – Кембридж и Оксфорд.

Восемьдесят процентов высших государственных постов заполняется в Англии выходцами из Кембриджского и Оксфордского университетов, поскольку обучение в этих высших школах связано с расходами, доступными только богатым людям. Отдельные бедные студенты – исключение. Диплом такого университета открывает двери в высшие сферы государственной и политической жизни страны».

Все привлеченные Дейчем к сотрудничеству с советской разведкой члены «Кембриджской пятерки» успешно работали на Москву в течение длительного времени. Филби стал высокопоставленным сотрудником английской разведки, ее представителем при Центральном разведывательном управлении США. Блант всю Вторую мировую войну работал в контрразведке Великобритании. Кернкросс служил в британской дешифровальной службе, затем координировал деятельность английской разведки в Югославии. Маклин и Берджес занимали высокие посты в английском дипломатическом ведомстве. От «пятерки» поступала ценнейшая разведывательная информация. В первую очередь она касалась состояния вооруженных сил Германии и отношения к СССР союзников по антигитлеровской коалиции. В частности, с помощью данных, полученных от «пятерки», советская внешняя разведка выявила попытки немцев вести сепаратные переговоры о мире с союзниками СССР (1942 год – Анкара, 1943 год – Стокгольм и Ватикан и наконец 1944–1945 годы – Швейцария). В московский Центр были переданы ценнейшие сведения о планах операции фашистских войск в районе Курска и о намерениях гитлеровцев применить на Восточном фронте новые виды боевой техники, телеграфная переписка МИД Англии со своими загранпредставительствами, протоколы заседаний кабинета министров, комитета обороны и комитета начальников штабов. Особую ценность представили сведения о позиции западных стран по вопросам послевоенного урегулирования, а также доклад «Уранового комитета», подготовленный для У. Черчилля. В этом документе говорилось о начале работ по созданию в Великобритании и США атомной бомбы, о ее конструкции и о переносе на территорию США центра исследований и производства нового смертоносного оружия.

Работая в Лондоне, Дейч приобрел для советской разведки более 20 источников информации, которые долгие годы помогали нашей стране. Все известные сейчас воспитанники Дейча – выходцы из Кембриджского университета. Однако среди завербованных им агентов были и студенты Оксфордского университета, не менее талантливые и преданные советской разведке, чем кембриджские. Никто из них, в отличие от «Кембриджской пятерки», так никогда и не был разоблачен.

«“Оксфордские кроты” Сталина, должно быть, прорыли такне же ходы в британское правительство, как и кембриджские, – писал английский историк и исследователь деятельности спецслужб Джон Костелло. – Большинство из них унесло в могилу тайну своей подпольной работы на Москву. Но можно только представить, до каких служебных высот они доросли и к каким тайнам английских секретных ведомств имели доступ!»

Повторение пройденного

18 декабря 1940 года Гитлер подписал Директиву № 21, получившую название плана «Барбаросса» и включавшую в себя комплект документов, в которых нашли отражение методы и средства ведения агрессивной войны фашистской Германией против Советского Союза. Директива требовала закончить подготовку к нападению на Советский Союз к 15 мая 1941 года. Название плана происходило от имени императора «Священной Римской империи» Фридриха I Барбароссы, который в XII веке возглавлял походы крестоносцев на Восток.

Осуществление плана «Барбаросса» высшее руководство фашистской Германии предусматривало начать в мае 1941 года. Однако в связи с агрессивными военными действиями немецкой армии против Югославии и Греции этот срок был перенесен.

Главная цель плана – полный разгром и ликвидация СССР, выселение коренного населения за Урал, замена его немецкими колонистами. Предполагалось нанести внезапные массированные удары в направлении Москвы, Ленинграда, Украины, Северного Кавказа, захватить жизненно важные центры СССР, выйти на линию Волга – Архангельск, за которой, по мнению немецкого командования, организованного сопротивления со стороны Красной Армии уже не будет.

Войну планировалось закончить до зимы 1941 года.

Разведка НКВД, ослабленная предвоенными репрессиями, этот план получить не сумела. Он был отпечатан в шести экземплярах, три из которых были вручены командующим родами войск, а остальные три хранились в личном сейфе Гитлера. Также не смогли получить план «Барбаросса» ни британская, ни американская разведки, имевшие, как они утверждали, «своих людей» в окружении Гитлера.

Лондон узнал из радиоперехвата о готовности Гитлера напасть на СССР только в середине апреля 1941 года. Премьер-министр У. Черчилль направил телеграмму Сталину о концентрации трех немецких танковых армий в Польше, однако Сталин не придал этой информации большого значения в связи с тем, что он не доверял Лондону: в начале мая 1941 года в Англию перелетел заместитель Гитлера по нацистской партии (НСДАП) Рудольф Гесс, который вел переговоры с англичанами о заключении сепаратного мира. Кроме того, из донесений разведки ему было известно и о том, что Англия через свои спецслужбы натравливает Гитлера на Советский Союз, чтобы избежать прямого вооруженного вторжения Германии на Британские острова.

План «Барбаросса».

Следует подчеркнуть, что основания не доверять англичанам у Сталина действительно имелись, причем весьма веские.

Так, в марте 1941 года член «Кембриджской пятерки» Ким Филби проинформировал Центр об антисоветской фальшивке, состряпанной британской разведкой. В частности, в его сообщении говорилось, что в начале 1941 года сотрудник МИ-6 Монтгомери Хайд по заданию британской разведки подбросил в германское посольство в Вашингтоне материалы, в которых указывалось: «От в высшей степени надежного источника стало известно, что СССР намерен совершить военную агрессию в тот момент, когда Германия предпримет какие-либо крупные военные операции».

Кстати, парадокс заключался в том, что такого «в высшей степени надежного источника» у англичан в СССР просто не было. Впрочем, у немцев – тоже.

Эта фальшивка с соответствующими комментариями была доложена разведкой Сталину, который расценил ее как попытку Лондона спровоцировать Германию к нападению на СССР. В свете поступившей от премьер-министра Великобритании У. Черчилля информации о том, что в случае такого нападения его страна «не займет в отношении СССР враждебной позиции», Сталин сделал вывод о двойной игре Лондона и с недоверием отнесся к политике Уайт-холла.

Характерно, что британские спецслужбы еще раз использовали эту фальшивку, но уже в наше время. Отдел активных мероприятий британской разведки МИ-6 разработал целый «сценарий» мнимого плана нападения СССР на Германию в предвоенные годы и от имени предателя из ГРУ Владимира Резуна опубликовал на Западе и у нас в стране лживую книгу под названием «Ледокол», где эта утка, подхваченная российской прессой прозападной ориентации, обрела новую жизнь. Тем самым британские спецслужбы в очередной раз попытались отвлечь внимание российской общественности от предательской «мюнхенской» политики английского истеблишмента накануне Второй мировой войны и равной ответственности Лондона и Берлина за ее развязывание.

В годы Второй мировой

Командировка в Варшаву

Шел октябрь 1940 года. Из зарубежных резидентур внешней разведки органов государственной безопасности поступала тревожная информация о концентрации германских войск на советской границе и военных приготовлениях вермахта. К этому времени Гитлеру удалось покорить всю Европу и подчинить ее промышленность своим военным планам. В сентябре 1939 года после непродолжительного сопротивления пала Польша. В июне 1940 года капитулировала Франция. Германия оккупировала почти всю Европу, и только Англия, отделенная от континента Ла-Маншем, оказывала сопротивление нацистам.

Направлявшаяся в Ц, ентр информация свидетельствовала о том, что очередной удар Гитлер может нанести по Советскому Союзу, использовав для этого территорию оккупированной Польши, а также стран-сателлитов Германии в Восточной Европе. Москву особенно тревожила обстановка в Польше, в которой, по сообщениям разведки, концентрировалась основная группировка немецких войск.

Именно в это время П, ентр разработал и успешно осуществил необычную разведывательную операцию – в Польшу с ответственным заданием были направлены советские разведчики Петр Гудимович и Елена Модржинская. Действуя под самым носом у гестапо, они добывали жизненно важную для Москвы информацию, которая помогла в дальнейшем избежать многих жертв.

Перед советской внешней разведкой стояла задача получить достоверную информацию относительно истинных намерений Гитлера в данном регионе. Однако после германской оккупации Польши агентурные позиции советской разведки в этой стране были практически утрачены, связь с источниками информации законсервирована. Агентурную сеть там необходимо было воссоздавать заново.

В сентябре 1940 года на стол начальника внешней разведки легла информация из Лондона, полученная от надежного источника резидентуры Кима Филби. В ней говорилось: «По полученным надежным данным, Германия развернула вдоль советской границы 127 дивизий. Только в бывшей Польше дислоцируется 58 дивизий вермахта».

Эта информация требовала срочной перепроверки. Однако Польша была оккупирована Германией, и советских разведчиков на ее территории не было.

Военный пожар в Европе разгорался, достоверная информация о реальных планах Гитлера нужна была, как воздух, и в первую очередь – из Польши. Именно в ней, судя по поступавшим сообщениям из других стран, концентрировались главные силы для вторжения на нашу территорию.

В результате оккупации гитлеровской Германией Польша потеряла независимость и была превращена в генерал-губернаторство с центром в Кракове. Советское посольство в Варшаве было закрыто, а резидентура разведки прекратила свое существование. Однако, в соответствии с советско-германскими договоренностями, оккупационными властями была введена должность управляющего советским имуществом в Варшаве в ранге консула. Занять эту должность готовился достаточно опытный сотрудник внешней разведки 38-летний Петр Гудимович. Но ему необходим был помощник, а германская администрация отказывалась ввести дополнительную должность в аппарате управляющего. Оценив обстановку, в Центре пришли к выводу, что таким помощником для оперработника могла бы стать женщина, его «жена», пусть даже фиктивная (разведчик не был женат).

Начальник разведки П.М. Фитин дал указание активизировать оформление Гудимовича на работу в Варшаву и одновременно подобрать ему помощницу. Желательно, владевшую польским языком.

Петр Гудимович и Елена Модржинская

Через несколько дней Фитин утвердил необходимые документы на разведчика, получившего оперативный псевдоним «Иван» и загранпаспорт на имя Петра Васильева. А 25 октября 1940 года в Берлин на имя резидента «Захара» ушла шифртелеграмма следующего содержания: «На днях к вам для дальнейшего следования к месту назначения в Варшаву на должность управляющего советским имуществом в бывшей Польше выезжает наш оперработник Петр Васильев, он же – “Иван”. Обсудите с ним все вопросы, касающиеся его работы по линии прикрытия, а также условия поддержания связи».

30 октября 1940 года «Захар» коротко доложил в Москву: «“Иван” прибыл в Берлин для дальнейшего следования в Варшаву».

Спустя несколько дней «Иван» уже внимательно осматривал здание советского посольства в Варшаве. Его сопровождал бывший киномеханик посольства Трепман, который после закрытия советской дипломатической миссии охранял здание. Именно от Трепмана оперработник начал получать некоторые сведения, касавшиеся обстановки в городе. В дальнейшем, правда, выяснилось, что он являлся осведомителем гестапо, и этот факт учитывался в работе с иностранцем.

Оперработник нанес официальный визит нацистскому чиновнику, австрийцу Данеку, представлявшему в Варшаве МИД Германии. В компетенцию Данека входили все вопросы, касавшиеся иностранных граждан и дипломатов на территории бывшей Польши. В прошлом он был профессором Венского университета, специалистом в области славянских языков. Контакт с ним представлял определенный интерес для разведчика.

«Иван» познакомился также с руководителем варшавского гестапо Николаи, который проявил нескрываемый интерес к деятельности управляющего советским имуществом в Польше, с начальником полиции Варшавы Фатишем, завел другие официальные связи, которые могли представить интерес, в том числе для зашифровки оперативных контактов.

Между тем в Центре полным ходом шло оформление в Варшаву помощницы «Ивана» под видом его «законной супруги».

На эту роль кадровики подобрали активную сотрудницу, умную и талантливую 30-летнюю разведчицу, уже успевшую проявить себя на оперативной работе, польку по национальности Елену Дмитриевну Модржинскую (оперативный псевдоним – «Марья»). Ее кандидатуру лично одобрил нарком внутренних дел Берия. Помимо польского и русского, она свободно владела французским, английским, испанским и немецким языками.

Правда, на первых порах Елена Дмитриевна категорически отказывалась от служебной командировки, ссылаясь на семейные обстоятельства. Не прельщал ее и «семейный союз» с малознакомым человеком. По характеру молодая разведчица была человеком упорным, иногда даже резковатым. Она могла открыто высказать свое мнение, не считаясь с заслугами и чинами других сотрудников. Вероятно, решительность и принципиальность молодой разведчицы и сыграли свою роль в подборе ее кандидатом для направления в оккупированную Польшу.

Вскоре руководству разведки удалось преодолеть сомнения «Марьи», убедить ее в важности для страны поручаемой ей работы, и уже 15 декабря 1940 года «Иван» встречал ее с букетом цветов на платформе варшавского вокзала. Забегая вперед, отметим, что этот «брак по обстоятельствам» на самом деле оказался счастливым. Совместная работа и подстерегавшие разведчиков ежедневные опасности сблизили их, и вскоре «Иван» с «Марьей» попросили Центр официально оформить их отношения в качестве супружеской пары.

Перед «Иваном» и «Марьей» Центром была поставлена конкретная задача – изучить возможности восстановления связи с законсервированными источниками информации варшавской резидентуры НКВД. Особое внимание уделялось получению достоверной информации о военных приготовлениях Германии к нападению на Советский Союз.

Центр не ошибся в разведчиках: «Иван» и «Марья» стали энергично действовать, прониклись духом напряженной обстановки, принялись активно заводить связи. Первоначально они установили контакт с профессором философии Варшавского университета Ладиславом Спассовским, человеком, симпатизировавшим Советскому Союзу. Он был лично знаком с прогрессивной польской писательницей Вандой Василевской и намеревался выехать в Советский Союз.

Среди помощников «Ивана» и «Марьи» были адвокат Суриц, рабочий лесничества Леваневский, регулярно разъезжавший по территории Польши и выполнявший задания разведчиков по визуальному наблюдению за переброской гитлеровских войск к советским границам. Были и другие, не менее интересные источники информации.

Вскоре в Центр из Варшавы начала поступать важная военнополитическая информация. Разведчики сообщали, что в самой Варшаве немцев относительно немного. Все они в основном находятся на советской границе. Численность гитлеровских войск на границе с СССР достигла двух миллионов человек.

В Варшаву немецкие офицеры приезжают в основном для отдыха и развлечений в кафе, ресторанах и ночных кабаре.

«Поляки откровенно ненавидят немцев и открыто говорят, что скоро грянет война, и русские в ней разгромят гитлеровцев. В то же время поляков переселяют из генерал-губернаторства на новые места. Это входит в германский план колонизации Польши, хотя немцы выдают насильственное выселение поляков за меры по созданию оборонительных зон, чтобы якобы противостоять “советской превентивной войне”», – сообщали разведчики в Центр.

В марте 1941 года «Иван» был командирован в Москву. В ходе встречи с наркомом госбезопасности Всеволодом Меркуловым он рассказал о растущей концентрации германских вооруженных сил на польской территории, прилегающей к границе с СССР, о мероприятиях гитлеровского командования, которые можно охарактеризовать как подготовку к нападению на Советский Союз, о реконструкции шоссейных дорог, ведущих к границе с нашим государством.

5 мая 1941 года «Иван» направил в Центр шифртелеграмму следующего содержания: «Военные приготовления в Варшаве и на территории генерал-губернаторства проводятся открыто и о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом немецкие офицеры и солдаты говорят совершенно откровенно, как о деле решенном…

По железным дорогам в восточном направлении идут составы, груженные главным образом тяжелой артиллерией, грузовыми машинами и частями самолетов. С середины апреля на улицах Варшавы появились в большом количестве военные грузовики и санитарные автомашины».

В полдень 22 июня «Иван» и «Марья» были арестованы гестапо и подверглись длительному допросу. Шесть немецких контрразведчиков пытались выяснить, чем они занимались в последнее время, с кем были связаны, от кого получали и кому передавали информацию. Советские представители категорически отрицали какую-либо неправомерную деятельность.

28 июня супруги были переправлены в Берлин, в советское посольство. В начале июля 1941 года советские дипломаты и граждане, оказавшиеся на территории рейха и оккупированных им стран, были обменены на германских дипломатов, находившихся в Советском Союзе.

За успешную разведывательную работу в Варшаве Петр Гудимович был награжден орденом Красного Знамени, а Елена Модржинская – орденом Красной Звезды.

«Красная капелла» информирует Кремль

Накануне Великой Отечественной войны советская внешняя разведка проникла с помощью надежной агентуры в круги, близкие к гитлеровскому руководству, обеспечила позиции в важных государственных структурах, в том числе в МИДе, в министерствах экономики и авиации, в гестапо. Особое место среди этих источников, информировавших

Кремль в предвоенные годы, принадлежит членам антифашистской организации «Красная капелла».

Эта организация сопротивления только в Германии насчитывала свыше 200 человек. Ее руководителями являлись: Арвид Харнак («Корсиканец»), доктор юридических наук, старший правительственный советник имперского министерства экономики; Харро Шульце-Бойзен («Старшина»), старший лейтенант, сотрудник разведотдела министерства воздушного флота; Адам Кукхоф («Старик»), писатель-антифашист, режиссер, доктор философии. В 1942 году антифашистская организация была разгромлена, а большая часть ее активистов – казнена.

Календарь сообщений «Корсиканца» и «Старшины».

Строго говоря, в переписке советской внешней разведки НКВД накануне войны название «Красная капелла» ни разу не упоминается. Однако несколько позже этот термин стал синонимом различных сил, выступавших против нацистов.

«Красная капелла» включала в себя многочисленные, зачастую не связанные между собой группы антифашистского Сопротивления. Они действовали либо самостоятельно, либо в контакте с советской внешней разведкой НКВД, а часть из них – под непосредственным руководством Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Красной Армии.

Чтобы затушевать отличительную в деятельности этих групп антигитлеровскую направленность, Главное управление имперской безопасности (РСХА) в ходе оперативной разработки объединило их в одно дело под общим названием «Роте капелле», приписав им «международный шпионаж». По мнению гитлеровской контрразведки, это было меньшим злом, чем признать существование в Третьем рейхе в момент острейшей схватки с СССР антифашистского Сопротивления.

О том, как появилось на свет название «Красная капелла», рассказал заместитель руководителя гестапо Генриха Мюллера, начальник зондеркоманды «Красная капелла» оберфюрер СС Фриц Паннцингер, взятый в плен Красной Армией.

На допросах в СМЕРШе 1 февраля 1947 годаи 29 июня 1951 года на Лубянке он показал, что отслеживание деятельности антифашистов началось в результате радиоперехвата радиоспециалистами шифрованных сообщений. На профессиональном жаргоне нацистской контрразведки подпольные радисты назывались «музыкантами» или «пианистами». В эфире зафиксировали работу сразу значительного количества радиопередатчиков. Таким образом в Германии и в оккупированных странах Европы работал целый «оркестр» или по-немецки – «капелла». Германская служба радиоперехвата определила, что «музыканты» ориентировали свои передачи на Москву. Поэтому «капелла» получила соответствующую «красную окраску».

С именем «Красная капелла» немецкие антифашисты вошли в историю и стали бессмертными.

Как мы уже отмечали выше, разведка НКВД плана «Барбаросса» получить не смогла. Тем не менее советской внешней разведке удалось вскрыть мероприятия по подготовке Гитлера к нападению на Советский Союз. В первую очередь – благодаря информации, поступавшей от членов «Красной капеллы».

Так, сразу же после разгрома Франции, 4 июля 1940 года разведка информировала Кремль о переброске первых германских дивизий на советскую границу. Всего накануне Великой Отечественной войны внешнеполитическая разведка направила в Политбюро ЦК ВКП(б) более 120 детальных сообщений. В них отслеживались не только военные приготовления Германии, но и содержались сведения о военнохозяйственных приготовлениях к эксплуатации советских территорий, которые будут захвачены вермахтом.

Остановимся на некоторых из них.

9 июня 1941 года разведка доложила Сталину следующую информацию, полученную от «Старшины» и «Корсиканца»: «Со слов начальника русского отдела группы атташе при штабе авиации подполковника Геймана:

– На следующей неделе напряжение в русском вопросе достигнет наивысшей точки, и вопрос о войне будет окончательно решен.

– Все подготовительные военные мероприятия, в том числе составление карт расположения советских аэродромов, сосредоточение на балканских аэродромах германской авиации, действующей сейчас на Ближнем Востоке, должны быть закончены к середине июня. Гитлер дал распоряжение о полном прекращении военных операций в Сирии и Ираке.

Со слов майора авиации Гертца:

– Все начальники аэродромов в генерал-губернаторстве и в Восточной Пруссии получили задание подготовиться к принятию самолетов. Спешно оборудуется большой аэродром в Инстербурге.

– Сформировано будущее административное управление оккупированной территорией СССР во главе с Альфредом Розенбергом».

11 июня 1941 года из Берлина поступает новая информация, основанная на сообщении «Старшины»: «В руководящих кругах германского министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении на Советский Союз окончательно решен. Будут ли предъявлены предварительно какие-либо требования Советскому Союзу – неизвестно, и поэтому следует считаться с возможностью неожиданного удара.

Главная штаб-квартира Геринга переносится из Берлина предположительно в Румынию. 18 июня Геринг должен прибыть в новое место расположения своей штаб-квартиры. Воздушные силы второй линии к этому же сроку должны быть переведены из Франции в район Познани.

Переговоры о совместных действиях между германским, финским и румынским генштабами ведутся в ускоренном темпе.

В ежедневных разведывательных полетах над советской территорией принимают участие также и финские летчики».

В сообщениях разведки руководству страны также указывалось о завершении строительства рокадных дорог, об укреплении мостов, скрытной концентрации переправочных средств, выгрузке боеприпасов прямо на грунт, об ограничении передвижения гражданских лиц в приграничной зоне и о переоборудовании школ под госпиталя, введении частичного затемнения.

И, наконец, 16 июня 1941 года из Берлина поступает телеграмма, основанная на информации «Старшины» и «Корсиканца», в которой говорится о том, что война может разразиться со дня на день: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удара можно ожидать в любое время.

В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах.

Произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений будущих округов оккупированной территории СССР.

Для общего руководства хозяйственным управлением оккупированных территорий СССР назначен Шлотерер – начальник иностранного отдела министерства хозяйства.

На состоявшемся в министерстве хозяйства совещании хозяйственников, предназначенных для оккупированной территории СССР, выступил Розенберг, который заявил, что понятие “Советский Союз” должно быть стерто с географической карты».

Как показывает анализ этих сообщений, они носили исчерпывающий характер и из них следовало, что гитлеровское нашествие неумолимо приближается. В сложившейся ситуации берлинская резидентура сделала все, что было в ее возможностях. Она однозначно предупредила Москву о том, что нападение Германии произойдет в двадцатых числах июня.

В связи с нападением гитлеровской Германии на Советский Союз берлинская резидентура внешней разведки оказалась в сложном положении. В первый же день войны гестапо блокировало советское посольство в германской столице, запретив любые выходы персонала в город. Правда, заместителю резидента Александру Короткову удалось встретиться с «Корсиканцем» и «Старшиной» и передать им радиостанцию и инструкции на период военных действий. Тем не менее в первые же дни войны связь с антифашистским подпольем в Германии была нарушена. До войны предполагалось, что свои шифрованные сообщения участники «Красной капеллы» будут передавать по радио в приемный пункт разведки, развернутый под Брестом. Однако в связи с оккупацией Бреста он был эвакуирован в глубокий тыл, и связь с подпольем в Германии была утрачена.

Позже, правда, связь с руководством «Красной капеллы» удалось восстановить, используя возможности нелегальных резидентур военной разведки в Швейцарии и Бельгии. Однако в конце августа 1942 года гестапо арестовало членов подпольных групп «Старшины» и «Корсиканца». Всего в Германии по делу «Красной капеллы» было арестовано свыше 200 человек, большинство из которых было казнено.

Несмотря на непродолжительный срок работы в военный период, руководимым «Корсиканцем» и «Старшиной» группам удалось передать в Москву ряд ценных сведений.

От них, в частности, была получена упреждающая информация о том, что в 1942 году Гитлер нанесет главный удар на Кавказ, отказавшись от наступления на Москву.

Активная деятельность немецких антифашистов была отмечена советским правительством. 6 октября 1969 года Указом Президиума

Верховного Совета СССР 24 активных участника «Красной капеллы» были посмертно награждены орденами Советского Союза.

Лидеры «Красной капеллы» Адам Кукхоф, Ганс-Генрих Куммеров, Арвид Харнак и Харро Шульце-Бойзен были удостоены ордена Красного Знамени. Деятельность двадцати их соратников по борьбе с фашизмом была посмертно отмечена орденами Отечественной войны I и II степени и Красной Звезды.

Последний полет «Черной Берты»

10 мая 1941 года около одиннадцати часов вечера в небе над Шотландией заместитель Гитлера по делам нацистской партии Рудольф Гесс выключил двигатель своего «Мессершмитта-110» и выбросился из кабины с парашютом. Вскоре под охраной членов отряда местной самообороны он был доставлен на ближайшую ферму. До имения герцога Гамильтона, куда, как выяснилось позже, добирался Гесс, оставалось около двадцати миль (Данг Гамильтон являлся одним из приближенных английского короля Георга VI, активным участником влиятельной профашистской группировки в политических кругах Великобритании. – Авт.).

Профессиональный военный летчик Рудольф Гесс сделал головокружительную партийную карьеру. После того как в далеком 1921 году национал-социалисты исключили Гитлера из партии, он сумел переубедить их и добиться восстановления будущего фюрера в партийных рядах. С тех пор Гесс и Гитлер стали неразлучными друзьями.

Гесс пользовался практически неограниченным доверием Гитлера. Так, 1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой войны, Гитлер заявил в рейхстаге: «Если во время этой борьбы со мной что-либо случится, то моим первым преемником будет товарищ по партии Геринг. Если же что-либо случится с Герингом, то его преемником будет товарищ по партии Гесс. Вы будете тогда обязаны проявить по отношению к ним такое же слепое доверие и послушание, как и ко мне».

В кругах нацистской партии Германии чернявого Гесса, склонного к сексуальным извращениям, за глаза называли «Черной Бертой». Под этим же псевдонимом он фигурировал и в оперативных делах советской внешней разведки.

Рудольф Гесс

Что же на самом деле произошло майским вечером 1941 года в Шотландии и чем было вызвано это событие? Остановимся на некоторых версиях, которыми пытались его объяснить в то время и которые имеют хождение по сей день.

Официально об исчезновении Гесса руководство национал-социалистической партии сообщило только 12 мая. В официальном коммюнике говорилось, что «Гесс 10 мая в 18 часов осуществил вылет в неизвестном направлении на самолете из Аугсбурга и не вернулся до сего времени. Оставленное Гессом письмо свидетельствует, ввиду его бессвязности, о наличии признаков умственного расстройства, что заставляет опасаться, что Гесс стал жертвой умопомешательства». Одновременно нацистская пропаганда стала активно продвигать идею о том, что Гесс, являясь идеалистом, «стал жертвой навязчивой идеи добиться согласия между Англией и Германией».

В свою очередь английская пресса сообщила 13 мая о приземлении Гесса в Шотландии и выдвинула предположение, носившее, видимо, также чисто пропагандистский характер, что «Гесс сбежал в результате серьезных разногласий и раскола в руководстве национал-социалистов». Значительное внимание к данному вопросу было уделено и в средствах массовой информации других стран.

Интерес к загадочному перелету Гесса через Северное море обозначился и на самом высоком уровне. Так, президент США Франклин Рузвельт потребовал от британского премьер-министра Уинстона Черчилля дополнительной информации о полете видного нацистского руководителя. Министр иностранных дел Италии Галеаццо Чиано в своем дневнике признавал, что «многое остается неясным в этом таинственном деле».

Кем же был Рудольф Гесс, вызвавший вселенский переполох?

Он родился 26 апреля 1894 года в Александрии. До 14 лет жил в Египте с родителями. Затем уехал в Швейцарию, где окончил реальное училище. Переехав в Мюнхен, Гесс устроился на работу в торговую лавку. В годы Первой мировой войны стал военным летчиком, был трижды ранен. После войны окончил экономический факультет Мюнхенского университета. В университете являлся прилежным учеником профессора Карла Хаусхоффера – «отца» теории «геополитики», непосредственно связанной с идеологией нацизма. Под влиянием профессора Гесс стал убежденным реваншистом, антикоммунистом и антисемитом. В 1920 году он стал членом национал-социалистической партии, в которой в дальнейшнем играл заметную роль. А затем последовали события 1921 года, о которых мы уже рассказывали выше, и его сближение с Гитлером. Гесс был правой рукой Гитлера во время «пивного путча» в Мюнхене в ноябре 1923 года. После разгрома мятежа и ареста Гитлера Гесс добровольно сдался властям, чтобы быть с ним рядом.

Следует также подчеркнуть, что Гесс в определенной степени был соавтором гитлеровской книги «Майн кампф», ставшей программой нацистского движения, которую они писали вместе, находясь в Ландсбергской крепости. Хотя Гесс и печатал текст на машинке в основном под диктовку фюрера, именно он ввел в книгу идеи «геополитики», почерпнутые им в свое время у профессора Хаусхоффера.

С 1925 года Гесс являлся личным секретарем Гитлера, а с апреля 1933 года – его заместителем по партии и третьим человеком в официальной нацистской иерархии. Он нередко заменял Гитлера на официальных мероприятиях рейха.

Естественно, что перелет такого человека в Великобританию – к противнику – во время войны должен был вызвать и, конечно же, вызвал сенсацию.

Повышенное внимание к новостям из Лондона в этой связи проявляли и в Кремле. Советское руководство прекрасно понимало, что отчаянное положение Англии на Ближнем Востоке, где судьба Британской империи висела на волоске, открывало немцам возможность начать с англичанами переговоры «с позиции силы», результатом которых могла стать сделка за счет СССР.

Внешняя разведка советских органов государственной безопасности получила первое сообщение о перелете заместителя Гитлера в Англию 14 мая. Оно было кратким, и в нем говорилось следующее: «По данным “Зенхена” (оперативный псевдоним советского разведчика Кима Филби. – Авт.), Гесс, прибыв в Англию, заявил, что он намеревался прежде всего обратиться к Гамильтону, знакомому ему по совместному участию в авиасоревнованиях 1934 года. Киркпатрику, первому опознавшему Гесса чиновнику “Закоулка” (так в то время в секретной оперативной переписке разведки именовалось Министерство иностранных дел Великобритании. – Авт.), Гесс заметил, что привез с собой мирные предложения. Сущность мирных предложений нам пока неизвестна».

Для советской разведки сообщение Кима Филби явилось сигналом, предвещавшим опасность возможного сговора Лондона с Берлином. Начальник разведки наложил на шифртелеграмму резолюцию: «Немедленно телеграфируйте в Берлин, Лондон, Стокгольм, Рим, Вашингтон. Постарайтесь выяснить подробности предложений».

На запрос Москвы одной из первых вновь откликнулась лондонская резидентура. В сообщении от 18 мая, в частности, указывалось: «По сведениям, полученным "Зенхеном" в личной беседе с его приятелем Томом Дюпри, заместителем начальника отдела "Закоулка":

1. Гесс до вечера 14 мая какой-либо ценной информации англичанам не дал.

2. Во время бесед офицеров английской военной разведки с Гессом тот утверждал, что прибыл в Англию для заключения компромиссного мира, который должен приостановить увеличивающееся истощение обеих воюющих сторон и предотвратить окончательное уничтожение Британской империи как стабилизирующей силы.

3. По заявлению Гесса, он продолжает оставаться лояльным Гитлеру.

4. Бивербрук и Иден посетили Гесса, но официальными сообщениями это опровергается.

5. В беседе с Киркпатриком Гесс заявил, что война между двумя северными народами является преступлением. Гесс считает, что в Англии имеется стоящая за мир сильная античерчиллевская партия, которая с его (Гесса) прибытием получит мощный стимул в борьбе за заключение мира.

Том Дюпри на вопрос “Зенхена” – думает ли он, что англо-германский союз против СССР был бы приемлем для Гесса, – ответил, что это именно то, чего хочет добиться Гесс.

“Зенхен” считает, что сейчас время мирных переговоров не наступило, но в процессе дальнейшего развития войны Гесс, возможно, станет центром интриг за заключение компромиссного мира и будет полезным для “мирной партии” в Англии и для Гитлера».

От источника в госдепартаменте США, находившегося на связи у агента-групповода резидентуры НКВД в Вашингтоне «Звука», в Москву поступило следующее сообщение: «Гесс прибыл в Англию с полного согласия Гитлера, чтобы начать переговоры о перемирии. Поскольку для Гитлера было невозможно предложить перемирие открыто без ущерба для немецкой морали, он выбрал Гесса в качестве своего тайного эмиссара».

Источник берлинской резидентуры «Юн» сообщал: «Заведующий американским отделом Министерства пропаганды Айзендорф заявил, что Гесс находится в отличном состоянии, вылетел в Англию с определенными заданиями и предложениями от германского правительства».

Другой источник («Франкфурт») докладывал из Берлина: «Акция Гесса является не бегством, а предпринятой с ведома Гитлера миссией с предложением мира Англии».

В информации, полученной берлинской резидентурой от надежного источника «Экстерна», подчеркивалось: «Гесс послан Гитлером для переговоров о мире, и в случае согласия Англии Германия сразу выступит против СССР».

Таким образом, в Центре складывалась реальная картина того, что за «бегством» Гесса скрывается реализация тайного замысла нацистского руководства заключить мир с Англией накануне нападения на Советский Союз и тем самым избежать войны на два фронта.

Напомним, что несмотря на то что Гитлер отмежевался от Гесса и назвал его «сумасшедшим», английский министр иностранных дел Антони Иден и лорд Бивербрук посетили нацистского эмиссара и провели зондаж его намерений. Хотя консервативный кабинет Черчилля не откликнулся на предложения Гитлера поделить территорию СССР между обеими странами, Сталин не исключал в будущем сговора между ними на антисоветской основе. Он обратил внимание на то, что англичане формально отвергли предложения Берлина, однако не поставили в известность Москву об их сути.

Следует также подчеркнуть, что вскоре любая информация о Гессе полностью исчезла со страниц английских газет, а сам он, интернированный британскими властями как военнопленный, охранялся лучше высших должностных лиц королевства.

Сегодня, когда мы знаем из рассекреченных материалов Третьего рейха и итогов Нюрнбергского процесса над главными нацистскими преступниками, что Гитлер действительно хотел договориться с Англией о совместном военном походе против СССР, становится ясно, что Сталин не мог доверять Англии, чья предвоенная политика отличалась двуличием и лицемерием. Не доверял он и Черчиллю, ибо в кабинете британского премьера было немало «мюнхенцев», которые ненавидели СССР больше, чем Германию.

Об этом, в частности, свидетельствует и ставшая известной советской разведке директива британского руководства английской разведке МИ-6 от 23 мая 1941 года приступить к осуществлению кампании дезинформации советского правительства с использованием «дела Гесса». Так, в указании английскому послу в СССР Стаффорду Крипсу по этому поводу ставилась задача сообщать по негласным каналам, что «полет Гесса является показателем растущих разногласий из-за проводимой Гитлером политики сотрудничества с Советским Союзом… и что он будет вынужден отказаться от этого курса и нарушить любые обещания Советскому Союзу, которые он, может быть, уже дал».

Таким образом, информация от проверенных источников, поступавшая в Москву из Лондона и столиц других государств, не могла не усилить подозрительность советского руководства как в отношении Германии, так и в отношении Англии.

Одновременно необходимо подчеркнуть, что еще одной из важных версий рассматриваемых нами событий является версия о том, что перелет «Черной Берты» в Шотландию – результат довольно хитроумной операции английских спецслужб по заманиванию заместителя фюрера в расставленную перед ним ловушку А базировалась эта операция на имевшей место переписке Гесса с герцогом Дангом Гамильтоном.

Следует отметить, что в нацистских кругах Рудольф Гесс слыл англофилом. С расовой точки зрения он считал англичан «северными братьями германцев» по крови. Бывший начальник политической разведки нацистов Вальтер Шелленберг утверждал в своих мемуарах, что в окружении Гесса долгие годы находился даже сотрудник английских спецслужб. В довоенные годы Гесс как один из нацистских руководителей встречался со многими видными политическими фигурами Англии: газетным королем лордом Ротемиром, герцогом Виндзорским, флигель-адъютантом английского короля капитаном Роем Фейерсом, герцогом Гамильтоном. С последним Гесс поддерживал негласные контакты и после начала Второй мировой войны.

Между тем лондонская резидентура продолжала выяснять тайну Гесса даже в условиях Великой Отечественной войны. 20 октября 1942 года из резидентуры в Центр поступила важная информация от надежного источника относительно перелета Гесса в Англию. В ней, в частности, говорилось: «Распространенное мнение о том, что Гесс прилетел в Англию неожиданно, является неверным. Переписка по этому вопросу между ним и Гамильтоном началась задолго до его полета. Однако сам Гамильтон в этом деле не участвовал, так как адресованные ему Гессом письма попадали в Интеллидженс сервис. Ответы на них также составлялись Интеллидженс сервис, но от имени Гамильтона. Таким образом англичанам удалось обмануть и заманить Гесса в Англию.

Источник сообщил, что он лично видел переписку между Гессом и Гамильтоном. Немцы довольно ясно писали о своих военных планах против СССР, убеждая англичан в необходимости прекращения войны между Германией и Англией. Имеются письменные доказательства виновности Гесса и других нацистских главарей в подготовке нападения на СССР».

На основании данной информации было подготовлено разведывательное сообщение Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, направленное руководству страны.

Какая из изложенных выше версий последнего полета «Черной Берты» является правдой, до сих пор остается тайной. Как и содержание переговоров Гесса с британскими представителями.

Видимо, неслучайно английские власти надолго засекретили архивные материалы, связанные с перелетом Гесса. Спустя более 70 лет после полета «Черной Берты» они предпочитают держать такие сведения в глубочайшей тайне. И не исключено, что и в самой английской разведке, готовившей письма Гессу от имени герцога Гамильтона, были люди, которые вели весьма опасную игру ради того, чтобы оставить Советский Союз один на один в предстоящей борьбе с Гитлером.

В заключение несколько слов о судьбе «Черной Берты».

На Нюрнбергском процесс 1945–1946 годов Рудольф Гесс был приговорен к пожизненному заключению, которое отбывал с 1946 года в берлинской тюрьме Шпандау. С 1966 года он оставался в огромной тюрьме один под охраной регулярно сменявшегося караула из военнослужащих четырех держав-победительниц. В 1987 году, за два года до падения Берлинской стены, 93-летний Гесс был обнаружен повесившимся в своей камере.

Операция «Бернхард»

Подрыв экономической безопасности противника, особенно в военное время, является одним из основных направлений деятельности специальных служб воюющих сторон.

Проиллюстрируем этот тезис рассказом об операции, предпринятой Имперской службой безопасности фашистской Германии против Великобритании с целью подорвать ее экономику и дезорганизовать британскую систему денежного обращения.

Фальшивая банкнота номиналом 50 фунтов

Первоначально эта крупная подрывная акция носила название «Андреас», а затем была переименована в операцию «Бернхард» – по имени штурмбаннфюрера СС Бернхарда Крюгера, являвшегося техническим руководителем всего проекта.

Суть операции, начатой в начале Второй мировой войны, – наводнить европейский рынок огромным количеством фальсификатов английских банкнот купюрами по 5, 10 и 20 фунтов стерлингов.

Идея выпуска поддельной английской валюты принадлежала начальнику Главного имперского управления безопасности Рейнгарду Гейдриху. По его мнению, такая операция активизировала бы разведывательную и диверсионную работу за границей, а также «способствовала нанесению чувствительного удара по экономике Великобритании и подрыву системы ее денежного обращения».

Позже выяснилось, что фабрика массового изготовления фальшивых фунтов стерлингов размещалась в строго засекреченном и изолированном блоке на территории концентрационных лагерей Ораниенбург – Заксенхаузен, находившихся в десяти километрах от столицы Германии. На этой фабрике работали в основном немецкие специалисты-уголовники, осужденные за подделку денежных знаков, а также вольнонаемные рабочие (печатники, художники, граверы), отбывавшие ранее наказания за подобные преступления. Всем заключенным, принимавшим участие в организации производства фальшивых денег, были предоставлены нормальные условия жизни, по сравнению с обычными заключенными.

Журналист Александр Шепель, рассказавший на страницах газеты «Секретные материалы XX века» об этой операции, в своем материале подчеркивал: «Главная трудность, как считали руководители имперской госбезопасности, заключалась даже не в полиграфической части работы, а в необходимости изготовить бумагу, аналогичную той, на которой печатались настоящие английские банкноты…

В конце концов… был открыт секрет изготовления бумаги. Но оставалось еще много других, не менее сложных задач. Следовало предусмотреть возможность изготовления фальшивых банкнот в купюрах различных достоинств, а также тех серий и соответствующей нумерации, которые выпускались в течение нескольких последних десятилетий…

К 1941 году по качеству фальшивые банкноты во всех отношениях вполне отвечали поставленным требованиям. До массового их выпуска в обращение оставалось только проверить, как отнесутся к данным банкнотам за границей».

Здесь следует отметить, что эксперты одного из швейцарских банков, когда им под вымышленным предлогом предъявили фальшивки, ничего подозрительного в этих банкнотах не обнаружили, а банк выразил готовность принять их для расчетов. Такая же реакция была у специалистов Английского государственного банка.

Предоставим вновь слово Александру Шепелю: «Главное имперское управление безопасности фашистской Германии имело все основания быть довольным результатами работы состоявших у него в штате фальшивомонетчиков.

К лету 1941 года производство английских банкнот оказалось настолько налаженным, что перед гитлеровским руководством открылись самые широкие перспективы неограниченной возможности сбыта безупречно сфабрикованных фунтов стерлингов…

Начиная с 1942 года на поддельные банкноты, поступавшие из Германии в неограниченном количестве, совершались крупные и очень сложные коммерческие операции и сделки: в нейтральных странах приобреталась валюта других стран, скупались золото, бриллианты и другие ценности, закупалось стратегическое сырье, предметы вооружения и боевой техники».

В конце 1943 года на фабрике фальшивок изготавливалось почти по миллиону фунтов стерлингов в месяц. В общей сложности к концу войны было произведено 8 965 080 банкнот, стоимость которых в целом равнялась 134 610 810 фунтов стерлингов.

В целом операция «Бернхард» нанесла Великобритании серьезный ущерб. Ее отголоски страна реально ощутила даже летом 1962 года, когда в обращении на местном рынке вдруг обнаружилась большая масса фальшивых купюр. Сложившаяся ситуация серьезно встревожила руководителей британских банков, владельцев крупных магазинов и мелких торговцев. Английская уголовная полиция тогда установила, что фальшивые фунты стерлингов относятся к тем самым поддельным банкнотам, которые в годы Второй мировой войны в огромном количестве изготавливались в фашистской Германии.

Операция «Послушники»

Хорошо известно, что в годы Великой Отечественной войны на всей советской территории, временно оккупированной немецко-фашистскими захватчиками, развернулось широкое партизанское движение. В партизанские отряды и группы вступали рабочие, колхозники, представители интеллигенции, коммунисты, комсомольцы и беспартийные, военнослужащие Советской Армии, выходившие из окружения или бежавшие из плена.

18 июля 1941 года было принято постановление ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германо-фашистских войск», в котором партийным организациям и органам государственной безопасности предписывалось «создать невыносимые условия для германских интервентов, срывать все их мероприятия, уничтожать захватчиков и их пособников, помогать созданию партизанских отрядов, диверсионных истребительных групп». В постановлении подчеркивалось, что важную роль в организации партизанского движения, боевых дружин и диверсионных групп должны играть органы государственной безопасности.

Маршрут движения разведгруппы

В соответствии с этим постановлением, с первых дней Великой Отечественной войны в НКВД начала активно действовать Особая группа при наркоме внутренних дел, возглавляемая заместителем начальника внешней разведки генералом П.А. Судоплатовым. Она занималась подбором, организацией, обучением и переброской в тыл врага диверсионных и разведывательных отрядов.

В связи с расширением партизанской борьбы на оккупированной германским вермахтом советской территории в январе 1942 года в составе НКВД для руководства зафронтовой работой органов государственной безопасности на базе Особой группы было образовано 4-е управление. Начальником 4-го управления НКВД СССР был назначен генерал П.А. Судоплатов, который одновременно продолжал оставаться заместителем руководителя внешней разведки. Костяк руководства управления, а также разведывательно-диверсионных боевых групп составили действующие сотрудники внешней разведки.

С первых дней Великой Отечественной войны видная советская разведчица подполковник Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина была прикомандирована к Особой группе генерала Судоплатова. Она, в частности, была причастна к созданию и заброске в тыл противника одной из первых разведывательных групп, работавшей, кстати, под необычным, церковным прикрытием.

Вот как об этом Зоя Ивановна вспоминала в своих мемуарах: «Я узнала, что в военкомат обратился епископ Василий, в миру – Василий Михайлович Ратмиров, с просьбой направить его на фронт, чтобы “послужить Отечеству и защитить от фашистских супостатов православную церковь”.

Я пригласила епископа к себе на квартиру Беседовали несколько часов. Василий Михайлович рассказал, что ему 54 года. Сразу же после начала войны он был назначен Житомирским епископом. Но Житомир вскоре был занят немецкими оккупантами, и тогда его назначили епископом в Калинин. Он рвался на фронт и потому обратился в райвоенкомат.

Я спросила его, не согласится ли он взять под свою опеку двух разведчиков, которые не помешают ему выполнять долг архипастыря, а он “прикроет” их своим саном. Василий Михайлович подробно расспрашивал, чем они будут заниматься и не осквернят ли храм Божий кровопролитием. Я заверила его, что эти люди будут вести тайные наблюдения за врагом, военными объектами, передвижением войсковых частей, выявлять засылаемых к нам в тыл шпионов.

Епископ согласился.

– Если это дело серьезное, я готов служить Отчизне.

– В качестве кого вы сможете их “прикрыть”?

– В качестве моих помощников. Но для этого им надо основательно подготовиться.

Мы договорились, что я доложу руководству и на следующий день встретимся.

Руководителем группы назначили подполковника внешней разведки Василия Михайловича Иванова (оперативный псевдоним – “Васько”). Вторым членом группы стал Иван Васильевич Куликов (оперативный псевдоним – “Михась”), 22-летний выпускник авиационного училища, являвшийся с начала войны сержантом истребительного батальона войск НКВД.

Владыка Василий каждый день у меня на квартире обучал их богослужению: молитвы, обряды, порядок облачения. Группа сложилась дружная, удачная. 18 августа 1941 года ее направили в прифронтовой Калинин. Службу они начали в Покровской церкви Пресвятой Богородицы, но 14 октября вражеская авиация разбомбила ту церковь, и епископ со своими помощниками перешли в городской собор».

Вскоре немцы заняли Калинин. Владыка Василий обратился к бургомистру с просьбой взять его и помощников на довольствие. Через переводчицу владыка объяснил местному фюреру, что при советской власти был посажен в тюрьму и отбывал наказание на Севере. Он подчеркнул, что его главной заботой является духовная жизнь паствы, ею он крайне озабочен, к этому обязывает его высокий духовный сан.

Молва о владыке Василии, столь ревностно пекущемся о своих прихожанах, быстро распространилась в городе. Жители потянулись к собору. А молодые, статные и красивые, отличавшиеся скромностью и строгостью нравов помощники владыки завоевывали симпатии людей, в особенности девушек.

Разведгруппа оперативно выполняла задания Центра. Разведчики налаживали связи с населением, выявляли пособников оккупантов, собирали материалы о численности и расположении немецких штабов, складов и баз с военным имуществом, вели учет прибывающих пополнений. Собранные сведения немедленно передавались в Центр через заброшенную к ним радистку-шифровалыцицу Любовь Бажанову (оперативный псевдоним – «Марта»).

Результаты работы разведгруппы был убедительными. Кроме переданных в Центр шифрованных радиодонесений «Васько» и «Михась» выявили 2 резидентуры и более тридцати агентов, оставленных гестапо в тылу советских войск, составили подробное описание тайных складов оружия.

Патриотический подвиг епископа Василия Ратмирова был высоко оценен. За то, что он проявил мужество и не бросил в трудный час свою паству, решением Синода он был рукоположен в высокий церковный сан архиепископа. Позже, по указанию патриарха Алексия владыка Василий был назначен архиепископом Смоленским. От советской разведки Василий Михайлович получил в знак благодарности золотые часы. «Васько», «Михась» и радистка «Марта» были награждены орденами «Знак Почета» и медалями «Партизану Отечественной войны» 1-й степени.

Разведка выясняет планы Японии

Прежде чем осуществить поход на Восток, Гитлер при молчаливой поддержке Англии, Франции и США начал укреплять свои позиции в Западной Европе. В нарушение Версальского мирного договора 1919 года он после проведения формального плебисцита оккупировал Саар. В 1936 году Гитлер ввел германские войска в демилитаризованную Рейнскую область. Франция и Англия могли предотвратить это вторжение, однако молчаливо согласились с вопиющим нарушением Версальского мирного договора, поскольку не были расположены воевать и надеялись направить агрессию Гитлера на Восток.

Другим потенциальным источником агрессии против нашей страны была милитаристская Япония. В Москве опасались, что захват ею Маньчжурии может явиться прелюдией к агрессии против СССР, как это предусматривалось в добытом советской разведкой «меморандуме Танаки».

Еще большую тревогу Кремля вызывали слова японского посла в Москве Хироты, сказанные им в беседе с находившимся в советской столице одним из японских генералов Касахарой. Они были изложены в телеграмме посла в японский МИД, перехваченной и расшифрованной советской разведкой. Посол, в частности, писал: «Чем скорее начнется советско-японская война, тем лучше для нас. Мы должны понимать, что с каждым днем ситуация становится все более выгодной для СССР. Если говорить коротко, то я надеюсь, что власти примут решение о проведении быстрой войны с Советским Союзом и начнут воплощать в жизнь соответствующую политику».

Это было настолько откровенным призывом к агрессии, что в марте 1932 года Наркомат иностранных дел СССР сделал публичное заявление о том, что в его руках находятся документы, написанные японскими официальными лицами, представляющими самые верхние слои военных кругов Японии и содержащие планы нападения на СССР и захвата его территории. Газета «Известия» поместила дешифрованные места из японских телеграмм, в которых содержались предложения Касахары провести «быструю войну» и призыв генерала Хироты к оккупации Восточной Сибири.

Советской внешней разведке удалось также получить доступ к содержанию продолжительных переговоров министра иностранных дел Третьего рейха И. фон Риббентропа с японским военным атташе (впоследствии – послом Японии в Германии) генералом Осима. Эти переговоры завершились подписанием германо-японского пакта 25 ноября 1935 года. Весной 1936 года агент советской разведки в Берлине добыл кодовую книгу японского посольства, и с тех пор Москва регулярно читала всю переписку японского посла Осимы с МИД своей страны.

Уже через три дня после подписания японо-германского пакта нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов публично заявил в Москве о существовании секретного германо-японского договора, который не был опубликован в печати. Подписанию этого секретного договора предшествовали пятнадцать месяцев переговоров между японским военным атташе и германским министром иностранных дел. В публичном выступлении советского наркома, естественно, не содержалось ссылок на источник информации. Он, однако, дал понять, что советской разведке удалось «расколоть» японские шифры. Нарком, в частности, сказал: «Некоторые считают, что германо-японское соглашение было написано специальным кодом, в котором слово “антикоммунизм” означало совершенно иное, чем словарное значение этого слова, и что люди расшифровывают этот код разными способами».

Адольф Гитлер и Исико Мацуока. Берлин, 1940 год

Такие демарши советского правительства действовали как холодный душ на японское руководство. Тем не менее Токио не успокоился и попытался «прощупать» реальную военную мощь Советского Союза. Именно этим объяснялись провокации японской военщины в районе озера Хасан и на Халхин-Голе в конце 30-х годов прошлого столетия. Получив сокрушительный отпор, Япония была вынуждена смириться со сложившимся положением и пойти на мирное урегулирование своих отношений с Москвой.

13 апреля 1941 года между СССР и Японией был подписан пакт о нейтралитете сроком на пять лет. Японцы пошли на подписание этого договора в ответ на заключение Германией и СССР договора о ненападении, о чем Берлин не поставил Токио заранее в известность. Пакт о нейтралитете сыграл положительную роль в стабилизации обстановки на Дальнем Востоке. Однако в Москве знали, что 27 сентября 1940 года Япония подписала с Германией и Италией пакт о взаимной помощи, и поэтому считали, что японский нейтралитет в любой момент может быть нарушен, как был нарушен Германией договор о ненападении.

Так, министр иностранных дел Японии Исико Мацуока на заседании Тайного совета в Токио заявил, что в соответствии с трехсторонним пактом «Япония окажет помощь Германии в случае русско-германской войны, а Германия окажет помощь Японии в случае русско-японской войны». Он считал, что примерно через два года отношения Японии с СССР могут быть пересмотрены. Это означало, что в скором времени Токио может совершить нападение на СССР. Нужна была точная информация об истинных планах Японии в отношении нашей страны.

Шел конец июня 1941 года. Германское наступление в глубь территории Советского Союза стремительно продолжалось. Вопреки ожиданиям Сталина, главный удар вермахта наносился не на Украине, а в Белоруссии, и немцы рвались к Москве. Сталина и советское руководство волновал вопрос о том, как поведет себя Япония в данной обстановке. По указанию начальника разведки Павла Фитина сразу после начала войны с Германией были разосланы задания резидентурам в Токио, Лондоне, Софии, в ряд резидентур в Китае (их насчитывалось свыше пятнадцати), в Стокгольме, Вашингтоне и в странах Латинской Америки. В них ставился один вопрос: каковы реальные планы Японии в отношении СССР, выступит ли она на стороне Германии и когда.

Через десять дней после нападения Германии на Советский Союз на имперской конференции в Токио 2 июля 1941 года была принята «Программа национальной политики», которая гласила, что Япония пока не будет вмешиваться в германо-советскую войну, однако секретно завершит подготовку к войне против СССР. «Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для империи, она, прибегнув к вооруженной силе, разрешит северную проблему, – говорилось в документе. Японским Генеральным штабом был разработан план «Кантокуэн», в соответствии с которым Квантунская армия, дислоцированная в Маньчжурии и насчитывавшая свыше миллиона штыков, предпримет вторжение в СССР и захватит Дальний Восток и Приморье.

Труднее всего дать ответ на вопрос Центра было для токийской резидентуры разведки, где работа всех советских представительств и их персонала была взята под плотный контроль Кэмпетай – японской контрразведки. Слежка за советскими представителями велась плотно, агенты контрразведки следовали за ними буквально по пятам, проводили негласные обыски в гостиницах, на квартирах – повсюду, куда заходили советские граждане.

Как уже говорилось, основную информацию по Японии внешняя разведка органов государственной безопасности получала по каналам радиоперехвата. В 1940–1941 годах «легальной» резидентуре советской внешней разведки в Токио удалось завербовать трех иностранцев, работавших в важных государственных учреждениях страны. Ей также удалось получить доступ к информации о направлениях разведывательной работы Японии против СССР. Большое значение для советского Верховного командования имели сведения о том, что идею вторжения в СССР на стороне Германии поддерживает лишь командование сухопутных сил Японии. Более влиятельное командование военно-морского флота страны выступает за войну против США и захват Юго-Восточной Азии.

В конце июня 1941 года советская внешняя разведка доложила Сталину сообщение токийской резидентуры от 26 июня: «Источник резидентуры сообщает: “В связи с советско-германской войной внешняя политика Японии будет следующей:

– Япония сейчас не имеет намерений объявить войну и встать на стороне Германии. Хотя неизвестно, как в дальнейшем изменится эта политика.

– СССР не будет предъявлено каких-либо требований и не будет объявлено своего определенного отношения. Япония намерена молча смотреть на развитие войны и международные отношения.

Утверждают, что такая политика Японии объясняется следующим:

– Япония не готова воевать с СССР. Не следует спешить с войной, так как если это нужно будет сделать, то чем позднее это будет, тем меньше жертв понесет Япония.

– Если Япония начнет войну против СССР, то Америка объявит войну Японии и последняя будет вынуждена бороться на два фронта”».

Всего за 1941–1942 годыпо вопросу отом, вступит ли Япония в войну на стороне Германии в ближайшие месяцы, поступило свыше 30 сообщений. При этом следует особо подчеркнуть, что все материалы по Японии, полученные в тот период советской внешней разведкой, свидетельствовали о том, что нападение на Советский Союз японское правительство ставило в зависимость от обстановки на советско-германском фронте. Таким образом, проблема возможного вступления Японии в войну против СССР не снималась с повестки дня внешней разведки вплоть до 1943 года, когда после Сталинградской битвы и сражения на Курской дуге стратегическая инициатива на Восточном фронте прочно перешла в руки Красной Армии.

Операция «Пасториус»

Могли подумать Франц Даниэль Пасториус, основавший в XVII веке первое немецкое поселение на территории Соединенных Штатов Америки, что в первой половине XX века его фамилией назовут разработанную спецслужбами фашистской Германии сверхсекретную диверсионную операцию, и что она послужит паролем для связи немецких диверсантов между собой?

Операция «Пасториус», подробности о которой были изложены в рассекреченных несколько лет тому назад документах английской контрразведки МИ-5, стала одним из трагикомичных эпизодов Второй мировой войны. В то же время, в случае ее успешной реализации, она могла бы представить серьезную угрозу безопасности Соединенных Штатов.

В самый разгар Второй мировой войны в гитлеровской Германии была сформирована группа диверсантов, которые должны были на подводной лодке добраться до берегов США, высадиться недалеко от Нью-Йорка и провести в стране серию террористических актов.

План акции, разработанной в Берлине вскоре после вступления США в войну, был направлен на подрыв морального духа американцев путем организации терактов на предприятиях военного значения, а также распространения страха и паники. Планировалось, в частности, произвести взрыв моста «Хелл-Гейт» в Нью-Йорке, устроить крушение поезда, взорвать гидроэлектростанцию на Ниагарском водопаде и нью-йоркский водопровод.

Фашистские диверсанты должны были на подводной лодке добраться до берегов США

Но вместо того, чтобы как-то повлиять на ход войны, вся эта операция закончилась фарсом, о чем и пойдет речь ниже.

Операцию «Пасториус» возглавил некто Георг Даш – гражданин Германии, родившийся в США и проведший там юношеские годы. Он не разделял философии нацизма, хотя тщательно это скрывал.

В группу Даша входили шесть человек. Диверсанты были хорошо подготовлены: обучены взрывному делу и изготовлению взрывных устройств из подручных материалов, все блестяще владели английским языком. В рассекреченных документах МИ-5 по этому поводу подчеркивается, что «команда была оснащена и обучена лучше, чем любая другая экспедиция». Кроме того, в отличие от своего командира, все члены команды были убежденными нацистами.

Английская контрразведка отмечает в своих документах, что «германская разведывательная служба придавала огромное значение успеху операции. Диверсантам обещали высокие посты в Германии, когда они вернутся домой после войны».

Однако план операции начал рушиться еще до того, как диверсанты приступили к его осуществлению. Так, один из членов команды после прощального ужина в Париже напился в ресторане и стал рассказывать своим собутыльникам о том, что он является тайным агентом.

13 июня 1942 года немецкая подводная лодка с диверсантами на борту приблизилась к американскому берегу в районе пляжа Амагансетт, что на Лонг-Айленде, и села на мель. Только благодаря нерасторопности береговой охраны США подводная лодка противника не была вовремя обнаружена, и команда диверсантов в составе четырех человек высадилась на берег на надувной лодке и на поезде добралась до Нью-Йорка. Они имели при себе мощные взрывчатые вещества и детонаторы. Одновременно с основной группой трое диверсантов высадились во Флориде.

Членам команды было приказано по прибытии в США выждать несколько месяцев, а затем приступить к выполнению заданий.

Решающую точку в провале операции поставил руководитель диверсантов Георг Даш. Будучи убежденным противником Гитлера, он еще в Германии принял решение по прибытии в США перейти на сторону противника.

Вскоре из Нью-Йорка Даш позвонил в управление ФБР по Вашингтону и сообщил, кем он является. Его пригласили на беседу в нью-йоркское отделение ФБР. Вначале беседовавший с Дашем заместитель руководителя отделения Д. Лэдд принял его за сумасшедшего. Лишь после того, когда Даш вывалил на стол Лэдда 84 тысячи американских долларов, выделенных диверсантам на реализацию операции, сотрудники ФБР осознали, что перед ними действительно нацистский террорист.

Все члены диверсионной группы были арестованы и признаны виновными в подготовке серии террористических актов на территории США. Георг Даш был приговорен к 30 годам тюремного заключения, однако в 1948 году был выпущен на свободу и выехал в Германию. Остальные диверсанты были отправлены на электрический стул.

Так закончилась операция «Пасториус», результат которой, окажись во главе диверсионной группы закоренелый нацист, мог оказаться очень печальным.

Операция «Монастырь»

В начале февраля 1942 года, когда немецкие войска впервые после начала Второй мировой войны потерпели сокрушительное стратегическое поражение в битве под Москвой, к немцам за линию фронта перешел агент органов госбезопасности «Гейне» – Александр Петрович Демьянов.

Он являлся выходцем из знатного дворянского рода: прадед Демьянова, Антон Головатый, был первым атаманом Кубанского казачества. В роду Демьянова все мужчины традиционно были военными. Завербован он был в 1929 году и использовался контрразведкой для разработки связей оставшихся в Советском Союзе лиц дворянского происхождения с зарубежной эмиграцией. Александр Демьянов работал в Москве в Главкинопрокате, был знаком со многими известными актерами театра и кино. Он часто бывал на бегах, держал в Манеже собственную лошадь и был широко известным человеком среди московской богемы.

Выбор «Гейне» в качестве подставы гитлеровским спецслужбам не был случайным. К моменту нападения гитлеровской Германии на Советский

Союз «Гейне» уже был опытным агентом. Еще в довоенный период он вышел на представителей германской торговой миссии в Москве и в разговоре с ними назвал ряд фамилий русских эмигрантов, поддерживавших контакт с его семьей в предреволюционный период. Германская разведка заинтересовалась «Гейне» и стала вести его разработку. Абвер присвоил ему кличку «Макс».

Александр Демьянов («Гейне»)

В поле зрения органов государственной безопасности в предвоенное время находились некоторые представители русской аристократии – бывший предводитель Дворянского собрания Нижнего Новгорода Глебов, поэт Садовский, член-корреспондент Академии наук СССР Сидоров и некоторые другие. В свое время они учились в Германии, были известны гитлеровским спецслужбам, а в Москве жили на территории Новодевичьего монастыря, где нашли прибежище потомки некогда знаменитых дворянских родов. Немцы проявляли интерес к этим лицам. Им, в частности, было известно, что поэт Садовский, практически не издававшийся в СССР, написал большую поэму в честь «немецких войск, освободителей Европы». В июле 1941 года руководство 4-го управления НКВД приняло решение создать с помощью этих лиц и другой агентуры легендированную прогерманскую монархическую организацию «Престол», в которую был внедрен агент «Гейне». Лидером легендированного «Престола» был «назначен» поэт Борис Садовский, которого чекисты использовали «втемную». Операция получила кодовое название «Монастырь».

С целью развития операции было принято решение переправить «Гейне» через линию фронта к немцам в качестве эмиссара организации «Престол». В феврале 1942 года «Гейне» был доставлен на фронт в районе Можайска. Войсковая разведка перебросила его на нейтральную полосу, которая оказалась заминированной. Только по счастливой случайности «Гейне» не подорвался на минах. С рассветом он встал на лыжи и направился к немцам с белым флагом. «Гейне» рассказал немцам о существовании в Москве монархической организации, которая желает установить связь с немецким командованием и выполнять его задания. Ее цель – борьба с коммунизмом. Гитлеровцы подвергли «Гейне» допросу, затем имитировали его расстрел. Разведчик держался стойко, спокойно отвечал на все вопросы, и немцы сделали вид, что ему поверили.

Однако проверка «Гейне» продолжалась. Вскоре он был отправлен в Смоленск. Его поместили в концлагерь вместе с предателями и изменниками Родины. В лагере продолжались его допросы. Офицеры абвера постоянно интересовались историей его перехода через линию фронта, проверяли знания в области радио– и электротехники. Через некоторое время «Гейне» перевели на городскую квартиру в Смоленске, где два инструктора занимались его подготовкой в качестве агента абвера. Под их руководством он изучал тайнопись, шифровальное и радиодело. Впоследствии Александр Демьянов вспоминал, что труднее всего ему было скрывать свое умение работать на телеграфном ключе.

Через несколько недель состоялась встреча «Гейне» с высокопоставленным представителем абвера, который сообщил, что вскоре его отправят с заданием обратно в Москву. Были уточнены некоторые детали задания и время связи. Одновременно условились, что курьеры, прибывающие в столицу, будут приходить к его тестю, профессору медицины, практикующему на дому, а тот будет связывать их с «Гейне». После этой беседы «Гейне» перевезли в Минск и поселили на частной квартире. 15 марта 1942 года за «Гейне» пришла машина, и его отвезли на аэродром, выдали деньги для организации «Престол» и посадили в самолет.

Приземлился «Гейне» на парашюте в лесу Ярославской области. Захватившим его в плен красноармейцам он сообщил свой псевдоним и попросил немедленно связаться с Москвой. Из Москвы поступило распоряжение доставить разведчика в Ярославль. А через некоторое время он уже был в Москве. Две недели потребовались для написания подробного отчета, а затем «Гейне» вышел в эфир. Для закрепления положения в германской разведке «Гейне» устроили на службу в качестве офицера связи в Генштаб РККА при Маршале Советского Союза Борисе Михайловиче Шапошникове, о чем было сообщено немцам.

В ходе операции «Монастырь» разведчик активно передавал выгодные советскому командованию сведения о железнодорожных перевозках воинских частей, боеприпасов и военного снаряжения. Для подтверждения фактов о якобы проведенных организацией «Престол» диверсиях чекистами были организованы соответствующие публикации в прессе. Приходилось даже имитировать акты вредительства на железных дорогах страны, в частности, под городом Горьким. В отдельных случаях, когда это было выгодно советскому командованию, «Гейне» передавал немцам и настоящую информацию. В ее подготовке принимал участие сотрудник Оперативного управления Генерального штаба генерал Сергей Штеменко.

Среди сведений, передаваемых за линию фронта, были также донесения о «важнейших решениях» Ставки, данные о совещаниях у маршала Шапошникова и другая дезинформация. Шифровки «Гейне» высоко оценивались в отделе «Иностранные армии Востока» германского генерального штаба и учитывались при планировании операций на Восточном фронте.

Операция «Курьеры»

В ходе первых нескольких месяцев проведения операции «Монастырь» органы госбезопасности сознательно избегали ставить перед немцами какие-либо оперативные вопросы, чтобы усыпить их бдительность. Только в августе 1942 года немцам было сообщено, что имеющийся у организации «Престол» передатчик пришел в негодность и требует замены. Начался новый этап операции, получивший кодовое название «Курьеры».

Вскоре в Москву пожаловали курьеры Абвера. 24 августа 1942 года они пришли к тестю «Гейне», а затем встретились и с ним. Курьерами оказались предатели Станкевич и Шакуров. Они вручили «Гейне» новую рацию, батареи, блокноты для шифрования и деньги. Одеты они были в советскую военную форму и прибыли в Москву для совершения диверсий. Руководителем операции Наумом Эйтингоном был отдан приказ усыпить курьеров. Пока курьеры спали, их сфотографировали, обыскали, заменили патроны в револьверах на холостые. Утром им дали возможность погулять по Москве под плотным наружным наблюдением, а затем одного из них арестовали на вокзале, когда он пытался подсчитать воинские эшелоны. Второй курьер был арестован на дому у женщины, с которой он успел познакомиться.

Руководитель операции Наум Эйтингон

«Гейне» сообщил немцам по рации, что Станкевич и Шакуров благополучно прибыли, но новую рацию не доставили, так как она якобы была повреждена при приземлении. 7 октября 1942 года абвер забросил еще двоих курьеров, которые без лишнего шума были арестованы органами госбезопасности. «Гейне» проинформировал немцам, что и эти курьеры благополучно прибыли и приступили к выполнению задания. В дальнейшем радиоигра с немцами велась по двум линиям: по радиостанции «Гейне» от имени монархической организации «Престол» и по рации прибывших 7 октября 1942 года диверсантов, которые были перевербованы органами государственной безопасности. Руководство 4-го управления НКВД учитывало тот факт, что прибывшие первыми агенты Станкевич и Шакуров имели указание вернуться назад. Было принято решение скомпрометировать одного из них. «Гейне» сообщил немцам по радио, что Шакуров «трусит, много пьет и становится для нас опасным». Абвер приказал его ликвидировать.

12 октября 1942 года немцы предложили «Гейне» передать сведения о месте работы членов организации «Престол». Агент ответил, что члены его организации работают в Москве и некоторых других городах. Абвер интересовало наличие членов организации в Ярославле,

Муроме и Рязани. Немцы потребовали переслать им адреса и пароли для связи с этими лицами. Чтобы не вызвать подозрений немцев, им было сообщено, что в названных городах организация «Престол» своих людей не имеет, однако располагает возможностью принять курьеров в Горьком. Немцы запросили адрес явочной квартиры и пароль. Игра с гитлеровской военной разведкой расширялась. Абвер высоко оценил работу «Гейне». 18 декабря 1942 года «Гейне» была передана шифровка из Берлина о том, что он и Станкевич (к этому времени он был перевербован советской контрразведкой и принимал активное участие в операции) награждены немецкими орденами.

Вскоре «Гейне» информировал немцев, что его организация приобрела еще одну явочную квартиру. На самом деле в ней проживал сотрудник НКВД. Курьеры абвера все чаще прибывали в Советский Союз. Их встречали не только в Москве, но и в других городах, в том числе в Горьком, Свердловске, Челябинске, Новосибирске. Одному из курьеров даже разрешили вернуться обратно, чтобы подтвердить немцам, что организация «Престол» работает под контролем абвера.

Здесь необходимо подчеркнуть, что операция «Курьеры», задуманная вначале как контрразведывательная, вскоре приняла характер стратегической дезинформационной радиоигры.

Радиостанции «Гейне» и Станкевича продолжали передавать «важную стратегическую информацию», которая на самом деле готовилась в Генеральном штабе Красной Армии с целью дезинформации германского военного командования.

Так, накануне контрнаступления под Сталинградом Ставка Верховного командования через «Гейне» довела до немцев стратегическую дезинформацию относительно направления главного удара Красной Армии на Западном фронте. Чтобы избежать переброски германским командованием в район Сталинграда на помощь группировке Паулюса части своих войск из района Вязьмы, немцам было сообщено, что наступление на советско-германском фронте планируется осуществить в районе Ржевского выступа. Действительно, появление Жукова на Западном фронте дезориентировало немецкое военное командование, которое сочло, что именно здесь Красная Армия планирует перейти в контрнаступление.

Германское командование стало срочно усиливать группировку своих войск в районе Ржевского выступа. Предупрежденные «Гейне» о том, что Красная Армия готовит удар именно под Ржевом, немцы предприняли меры по его отражению, а с началом Сталинградской наступательной операции оказались не в состоянии перебросить из-под Ржева войска на помощь окруженной группировке фельдмаршала Паулюса.

Интересно отметить, что стратегическая дезинформация, передававшаяся советскими разведчиками для гитлеровского командования в ходе операций «Монастырь» и «Курьеры», подчас возвращалась в органы госбезопасности от их источников в абвере и британской разведке. Так, в 1942 году внешней разведкой был завербован в одной из оккупированных немцами стран руководитель шифровальной службы абвера полковник Шмидт. До своего провала он успел передать ряд ценных разведывательных материалов абвера, полученных из Москвы. При их анализе было установлено, что речь шла об информационных сообщениях «Гейне».

Кроме того, британская разведка, имевшая свою агентуру в абвере, также получала по своим каналам материалы «Гейне», которые возвращались в Москву в виде агентурных донесений от члена «Кембриджской пятерки» Энтони Бланта. Англичане настолько уверовали в то, что абверу удалось завербовать агента в окружении маршала Шапошникова, что даже Черчилль сообщил Сталину в 1943 году, что в Генштабе Красной Армии есть немецкий агент.

Оперативные игры «Монастырь» и «Курьеры» продолжались до конца Великой Отечественной войны. В ходе операций органами государственной безопасности было арестовано более 50 агентов абвера и семь пособников немцев, а также получено несколько миллионов рублей на деятельность организации «Престол».

Руководители операций Павел Судоплатов и Наум Эйтингон были награждены орденами Суворова 2-й степени, Александр Демьянов – орденом Красной Звезды, а его жена Тамара и тесть Борис Березанцев – медалями «За боевые заслуги».

Но это было уже в ноябре 1945 года. А пока в очередной шифровке «Гейне» проинформировал немецкую разведку о том, что он переведен из группы связи Генштаба Красной Армии в технические части с присвоением звания инженер-капитана.

Операция «Березино»

Летом 1944 года агент 4-го управления НКВД «Гейне» был командирован в освобожденный Минск. Вскоре он сообщил в Москву о том, что, по некоторым сведениям, в белорусских лесах скрываются попавшие в окружение разрозненные группы немецких солдат и офицеров, что соответствовало действительности. После осуществления операции «Багратион» остатки разгромленных немецких частей выходили на магистральные шоссе, складывали оружие и сдавались в плен.

Это обстоятельство было использовано руководством 4-го управления для продолжения через «Гейне» радиоигры с немцами. По согласованию с Генштабом было решено довести до немецкого командования информацию о том, что в тылу Красной Армии действуют остатки немецких войск, попавшие в окружение. Замысел заключался в том, чтобы побудить немцев использовать свои ресурсы на поддержку этих частей.

18 августа 1944 года через радиостанцию легендированной организации «Престол» «Гейне» информировал немцев о том, что в Белоруссии в районе реки Березина скрывается крупная немецкая воинская часть численностью до 2000 человек, потерявшая связь со своим командованием и испытывающая нужду в продовольствии, медикаментах и боеприпасах. Немецкие солдаты и офицеры якобы стремятся прорваться за линию фронта. Командование вермахта приняло решение оказать помощь военнослужащим пробиться к своим. Так началась операция «Березино», явившаяся продолжением операций «Монастырь» и «Курьеры».

Возглавлять операцию было поручено заместителю начальника диверсионно-разведывательного управления НКГБ СССР Науму Эйтингону.

По инициативе Эйтингона была сформирована специальная оперативная группа сотрудников 4-го управления НКГБ, которую направили в район Березино для создания ложной базы якобы действующей в тылу Красной Армии немецкой воинской части. Руководил группой майор Борисов. Помимо чекистов в оперативную группу были включены агенты-немцы, бывшие военнопленные, переодетые в форму германской армии, 20 автоматчиков ОМСБОН и военнопленный немецкой армии подполковник Шерхорн, которому предстояло сыграть роль командира легендированной части.

Генрих Шерхорн («Шубин»)

Из оперативной справки: «Подполковник Генрих Шерхорн, кадровый офицер, по профессии администратор коммунального имущества. Член НСДАП с 1933 года.

Командовал охранным полком одной из дивизий, входивших в состав группы немецких армий “Центр”. Взят в плен 9 июля 1944 года в районе Минска. В период пленения был настроен пессимистично, в победу Германии не верил.

Завербован органами государственной безопасности. Оперативный псевдоним – “Шубин”.

На роль командира легендированной части выбран в связи с тем, что его охранный полк и он сам были мало известны в вермахте, что позволяло Центру использовать Шерхорна в оперативной игре с противником».

Специальная оперативная группа оборудовала расположение легендированной немецкой части во главе с Шерхорном на бывшей партизанской базе на восточном берегу озера Песочное, у деревни Глухое Червенского района Минской области.

Получив телеграмму «Гейне», германское командование первоначально планировало использовать подразделение известного диверсанта Отто Скорцени, который хотел под видом рабочих батальонов военнопленных передислоцировать свой отряд к линии фронта со стороны советских войск и ударить в тыл частям Красной Армии. Однако на начальном этапе от этого варианта решили отказаться. 25 августа 1944 года «Гейне» получил ответную телеграмму следующего содержания: «Благодарим за ваши сообщения. Просим связаться с этой немецкой частью. Мы намерены сбросить для них различный груз. Мы также могли бы послать радиста, который мог бы оттуда связаться со здешними руководящими органами.

Для этого мы должны знать местонахождение этой части, чтобы наш радист мог найти ее, и место, подходящее для сброски груза.

Пароль – Ганновер».

В тот же день в район озера Песочное для руководства предстоящей операцией на месте выехала группа из шестнадцати опытных оперативных сотрудников 4-го управления НКГБ во главе с Эйтингоном. В ее состав, в частности, входили полковники Маклярский, Мордвинов и Серебрянский, а также майор Фишер, ставший в 1960-е годы известным под именем Рудольфа Абеля.

Вскоре «Гейне» передал немцам радиограмму об установлении контакта с воинской частью подполковника Шерхорна, сообщил его биографические данные. Об этом было доложено Гитлеру и Герингу. С их стороны было дано указание оказывать всемерную помощь отряду Шерхорна боеприпасами, продуктами питания и медикаментами.

В ночь на 15 сентября 1944 года чекистами были задержаны два парашютиста, которые на допросе рассказали, что по приказу штаба группы армий «Центр» были направлены для установления связи с окруженной немецкой воинской частью. В дальнейшем немецкое командование неоднократно забрасывало своих военнослужащих в советский тыл для оказания помощи «немецкой группе в Белоруссии», регулярно направляло ей продовольствие и боеприпасы. Прибывавшие сотрудники абвера перевербовывались чекистами.

В конце сентября 1944 года командующему группой немецких армий «Центр» генерал-полковнику Рейнгарду была доложена информация, полученная от «Гейне». Согласно содержавшимся в ней сведениям, часть подполковника Шерхорна насчитывала 1500 человек, в том числе 200 русских – бывших полицейских, спасавшихся от возмездия. Отряд Шерхорна якобы был разбит на три группы в целях мобильности и скрытности действий, которые продвигаются к линии фронта для соединения с частями вермахта.

С декабря 1944 года связь с вермахтом осуществлялась уже по трем каналам. Чтобы не допустить посадки немецких самолетов в районе дислокации легендированной части, «Гейне» по заданию Эйтингона направлял германскому командованию сообщения о мнимых боевых столкновениях отряда Шерхорна с подразделениями Красной Армии.

В начале марта 1945 года «Гейне» радировал в абвер о выходе передовых групп части подполковника Шерхорна к границе с Литвой. Для обеспечения продвижения «соотечественников» в Восточную Пруссию командование вермахта направило Шерхорну своих агентов из числа поляков, которые по прибытии в СССР были арестованы сотрудниками НКГБ.

28 марта 1945 года подполковник Шерхорн получил телеграмму за подписью начальника штаба немецких сухопутных войск генерал-полковника Гудериана, в которой говорилось, что ему присвоено звание полковника и что он награжден Рыцарским крестом 1-й степени. Одновременно ему было приказано прорваться со своей частью через линию фронта, а затем следовать в Польшу и Восточную Пруссию. Однако войска Красной Армии стремительно продвигались на Запад, и «часть» Шерхорна никак не могла их «догнать».

1 мая 1945 года немцы сообщили Шерхорну, что Гитлер погиб, а 5 мая по всем радиостанциям, участвовавшим в оперативной игре «Березино», немцы передали последнюю радиограмму: «Превосходство сил противника одолело Германию. Готовое к отправке снабжение воздушным флотом доставлено быть не может. С тяжелым сердцем мы вынуждены прекратить оказание вам помощи. На основании создавшегося положения мы не можем также больше поддерживать с вами радиосвязь. Что бы ни принесло нам будущее, наши мысли всегда будут с вами, которым в такой тяжелый момент приходится разочаровываться в своих надеждах».

Это был конец оперативной игры. Из архивной справки по делу «Березино», составленной 8 марта 1947 года, следовало: «Агентурное дело “Березино” заведено в сентябре 1944 года в целях радиоигры с немецкими разведорганами и верховным командованием германской армии о наличии якобы крупных соединений немецко-фашистских войск в районе Березино Белорусской ССР.

Для поддержания морального и боевого духа своих солдат и офицеров в советском тылу германское главное командование систематически перебрасывало в указанный район с самолетов свою агентуру и различные грузы.

Так, с сентября 1944 года по май 1945 года немцами в советский тыл было совершено 39 самолето-вылетов и выброшено 22 германских

разведчика, которые были арестованы 4-м управлением НКГБ СССР, 13 радиостанций, 255 мест груза с вооружением, боеприпасами, обмундированием, медикаментами, продовольствием и один миллион семьсот семьдесят семь тысяч рублей советских денег.

Агентурное дело “Березино” состоит из 117 томов и двух альбомов, в которых сосредоточены материалы, относящиеся к этому делу».

В начале 1950-х годов Генрих Шерхорн и его помощники из числа немецких военнопленных были освобождены и выехали на жительство в ГДР.

Александр Петрович Демьянов, как и до войны, жил в Москве и был связан с кинопрокатом. Скончался он в 1978 году и похоронен на Немецком кладбище.

5 ноября 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Науму Исааковичу Эйтингону за успешно проведенную операцию было присвоено звание генерал-майора.

Операция «Кабанья охота»

18 июля 1941 года было принято постановление ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германо-фашистских войск». В постановлении подчеркивалось, что важную роль в организации партизанского движения, боевых дружин и диверсионных групп должны были играть органы государственной безопасности. Для подготовки таких отрядов и групп и руководства ими в тылу врага было создано 4-е управление НКВД.

Об одной из успешных операций сотрудников этого управления времен Великой Отечественной войны впервые рассказал известный историк диверсионных подразделений, входивших в состав спецслужб Советского Союза, Михаил Болтунов в своей книге «Короли диверсий».

В октябре 1942 года майор госбезопасности Кирилл Орловский был направлен в тыл врага во главе разведывательно-диверсионной группы, которая со временем превратилась в крупный партизанский отряд особого назначения «Соколы», действовавший на территории Белоруссии в районе Беловежской пущи. Бойцы отряда участвовали во многих сражениях с немецко-фашистскими захватчиками, провели в тылу у немцев ряд успешных диверсий по уничтожению военно-промышленных объектов и крупных воинских эшелонов противника. В городе Барановичи партизаны отряда «Соколы» под руководством Орловского ликвидировали несколько видных гитлеровских военных чиновников и захватили важные военные документы.

Кирилл Орловский

В феврале 1943 года Орловский лично разработал операцию под кодовым названием «Кабанья охота» по ликвидации заместителя генерального комиссара Белоруссии, руководителя окружной фашистской администрации обергруппенфюрера СС Ф. Фенса.

Замысел был основан на данных разведки – гитлеровцы хотели развлечь Фенса охотой на кабана. Отряд уже в 6 часов утра находился в засаде, однако Орловский принял решение напасть на фашистов, когда они будут возвращаться с охоты.

На снегу, на морозе долгих двенадцать часов ждали партизаны появления обоза с высоким гитлеровским функционером. И вот появился обоз. Фенкс лежал в санях в медвежьей дохе.

Орловский бросил первую шашку. Готовился метнуть вторую, но шальная пуля попала в детонатор. Шашка взорвалась в руке. Командир был тяжело ранен. Ему разорвало правую руку и сильно контузило, но он не прекращал руководить операцией до ее полного завершения. «Кабанья охота» была успешно реализована.

Испанец Хусто Лопес вынес Орловского из-под огня, перевязал ему раны. Партизанский хирург сделал операцию: он ампутировал Орловскому правую руку. Не было обезболивающих средств. Единственным инструментом была ножовка. Но Орловский мужественно перенес операцию.

Через три месяца он радировал в Москву: «Выздоровел. Приступил к командованию отрядом». Но Центр настаивал на возвращении Орловского в Москву. Он согласился лишь с третьего вызова, в конце 1943 года.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 сентября 1943 года за образцовое выполнение боевых заданий командования в тылу немецко-фашистских войск и проявленные при этом отвагу и мужество Кирилл Прокофьевич Орловский был удостоен звания Героя Советского Союза. Его боевые заслуги в Великой Отечественной войне были также отмечены тремя орденами Ленина, орденом Красного Знамени, другими боевыми наградами.

Здесь следует отметить, что в 1944 году «успешный охотник» Орловский вышел в отставку и был избран председателем колхоза «Рассвет» в своем родном селе Мышковичи Могилевской области. В 1965 году за выдающиеся трудовые достижения К.П. Орловскому было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он был награжден еще двумя орденами Ленина, а также орденом Трудового Красного Знамени.

Акции возмездия

Массовые преступления и чудовищные злодеяния, совершавшиеся нацистами в период Великой Отечественной войны против мирного населения на оккупированных территориях, карательные акции и уничтожение тысяч советских деревень и городов требовали справедливого возмездия. Среди тех, кто в годы военного лихолетья выполнял этот священный долг в отношении крупных военных функционеров и предателей, были сотрудники 4-го управления НКВД СССР. Именно они подготовили и осуществили ряд дерзких боевых операций, в результате которых понесли заслуженную кару более шестидесяти фашистских преступников и их пособников. При этом следует отметить, что акты возмездия планировались и проводились силами разведывательно-диверсионных подразделений 4-го управления не только на оккупированных советских территориях, но и в самой Германии.

Особое место в ряду народных мстителей военного периода занимает Николай Иванович Кузнецов. Операции по ликвидации, которые проводились Кузнецовым и его товарищами по разведывательно-диверсионному отряду специального назначения «Победители», наводили ужас на гитлеровских бонз и их приспешников.

Николай Кузнецов

Николай Кузнецов родился 27 июля 1911 года в уральской деревушке Зырянка Камышловского уезда Пермской губернии, располагавшейся в 225 километрах от Екатеринбурга, в крестьянской семье.

В годы учебы в школе обнаружил незаурядные способности к изучению иностранных языков. Особенно легко ему давался немецкий язык. Постоянно общаясь со школьной учительницей, получившей образование в немецкой части Швейцарии и с проживавшими в поселке Талица многочисленными немцами из бывших военнопленных Первой мировой войны, Кузнецов освоил несколько диалектов немецкого языка.

Завершив учебу в Талицком лесном техникуме, Кузнецов стал работать лесоустроителем в земельном управлении города Кудымкар Коми-Пермяцкого национального округа. Там он стал сотрудничать с местными чекистами. В 1934 году Кузнецов переехал в Свердловск, работал в конструкторском отделе Уралмашазавода и учился на вечернем отделении рабфака Уральского индустриального института. По линии местного управления НКВД изучал возможные связи работавших там немецких специалистов с гитлеровской разведкой. В 1938 году его пригласили на работу в Москву. Совместно с сотрудниками отдела контрразведки центрального аппарата НКВД он участвовал в разработке немецких дипломатов.

Незадолго до начала Великой Отечественной войны Николай Кузнецов начал готовиться по линии внешней разведки к работе за границей с нелегальных позиций. Однако разразившаяся война внесла коррективы в эту подготовку. В первые дни нападения гитлеровской Германии на Советский Союз Кузнецов подал рапорт руководству НКВД с просьбой использовать его в «активной борьбе против германского фашизма на фронте или в тылу вторгшихся на нашу землю немецких войск». Однако на фронт Кузнецов не попал. Руководство советской внешней разведки посчитало, что человек с блестящим знанием немецкого языка и с типичной арийской внешностью принесет больше пользы в тылу противника. Он был зачислен в спецподразделение 4-го управления НКВД, которое возглавлял заместитель начальника внешней разведки П.А. Судоплатов.

Началась интенсивная подготовка Кузнецова к предстоящей миссии. Она была возложена на чекистов, имевших большой опыт работы во внешней разведке. Кузнецов трудился по 15–16 часов в сутки: тщательно отрабатывал легенду-биографию, по которой ему предстояло жить в чужом мундире среди врагов, осваивал приемы выявления наружного наблюдения, ориентирования на местности, шифровальное дело, прыжки с парашютом, тренировался в стрельбе из различных видов советского и немецкого личного оружия.

Со специально приглашенными специалистами Главного разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии Кузнецов изучал организацию и структуру германских вооруженных сил, их уставы, до мельчайших подробностей вникал в порядок официальных и неофициальных взаимоотношений немецких военнослужащих, учился разбираться в наградах, званиях, знаках различия всех родов войск, полиции и СС.

Кузнецова целенаправленно готовили для работы в городе Ровно, избранным гитлеровцами в качестве столицы оккупированной Украины – «рейхскомиссариата Украины». В Ровно размещались почти две с половиной сотни немецких учреждений и штабов центрального подчинения. Одновременно этот небольшой город был важным центром коммуникаций.

Руководством 4-го управления НКВД было принято решение, что в Ровно Кузнецов отправится в мундире офицера вермахта, получившего тяжелое ранение в боях на Восточном фронте и до полного выздоровления являющегося уполномоченным «хозяйственного командования по использованию материальных ресурсов оккупированных областей СССР в интересах вермахта» («Виртшафтскоммандо»). Данная должность позволяла разведчику часто бывать в Ровно, свободно перемещаться по различным оккупированным районам и иметь в своем распоряжении крупные суммы денег.

В конце июля 1942 года специальная подготовка Кузнецова была завершена. Он блестяще сдал строгой комиссии труднейший экзамен и был зачислен в разведывательно-диверсионный отряд специального назначения «Победители», которым командовал Д.Н. Медведев и которому предстояло действовать в районе города Ровно.

В соответствии с утвержденным руководством 4-го управления НКВД планом вывода разведчика на боевую работу, Кузнецов был выброшен с парашютом 25 августа 1942 года в глубоком тылу противника – в Сарненских лесах Ровенской области. В связи с особо важными задачами, поставленными руководством Центра перед Кузнецовым, в отряде Медведева он значился как Николай Васильевич Грачев (оперативный псевдоним – «Пух», им в дальнейшем Грачев подписывал свои донесения в Центр).

В городе Ровно Николай Кузнецов появился под именем обер-лейтенанта 230-го пехотного полка 76-й пехотной дивизии Зиберта Пауля Вильгельма, кавалера двух Железных крестов и медали «За зимний поход на Восток». Хорошая профессиональная подготовка разведчика, блестящее знание немецкого языка, удивительные воля и смелость явились основой для выполнения им сложнейших разведывательно-диверсионных заданий.

Заслуга Николая Кузнецова состояла в первую очередь в том, что он целенаправленно собирал важную для Центра разведывательную информацию. В его задачу входил, в частности, сбор сведений о передвижении воинских частей, о планах и намерениях служб гестапо и СД, о поездках высоких чинов рейха, что с успехом использовалось в борьбе с врагом. Порой разведывательной информации о противнике было так много, и она была настолько важной, что радистам отряда «Победители» приходилось передавать ее в Москву несколькими сеансами в день.

Помимо активной разведывательной работы, Николай Кузнецов принимал непосредственное участие в уничтожении гитлеровских наместников на оккупированной территории.

Действуя под видом немецкого офицера, Николай Кузнецов в центре города Ровно уничтожил руководителя главного отдела финансов при рейхскомиссариате Украины имперского советника доктора Ганса Гелля и его секретаря Винтера, которые прибыли из Берлина с заданием активизировать вывоз в Германию ценностей и продовольствия с Украины.

Через месяц на том же месте он привел в исполнение народный приговор – смертельно ранил первого заместителя наместника Гитлера на Украине Эриха Коха по политическим делам генерала Пауля Даргеля, который отвечал за взаимодействие немецких властей с руководством украинских националистов. В ходе операции Кузнецов намеренно «обронил» бумажник с письмом украинского националиста Ивана Фена, ликвидированного накануне бойцами отряда «Победители». В письме, якобы исходящем от руководства украинских националистов, предлагалось всем боевым группам после уничтожения Даргеля перейти к активным действиям против немцев. Для большей убедительности в бумажник была положена толстая пачка рейхсмарок. Прием с письмом сработал весьма эффектно. Немцы предприняли массовые аресты среди украинских националистов. Только за два дня после акции в Ровно и Луцке гестаповцами были арестованы, а затем расстреляны 180 активных функционеров из числа националистов.

Вместе со своими боевыми товарищами Кузнецов осуществил 15 ноября 1943 года одну из самых дерзких и смелых операций советской разведки в годы Великой Отечественной войны в глубоком тылу врага – похитил и доставил в отряд «Победители» генерал-майора фон Ильгена, командовавшего на Украине войсками особого назначения и широко известного жестокими карательными операциями против партизан и мирного населения, а также личного водителя имперского комиссара Украины Коха гауптмана Пауля Гронау. Боевая операция, получившая кодовое название «Дело Кафра», была успешно завершена получением от фон Ильгена весьма ценных сведений, которые были немедленно доложены в Центр.

Вскоре после этого прямо в здании Верховного суда был ликвидирован жестокий палач – Верховный судья на оккупированной Украине оберфюрер СС Альфред Функ, по приказу которого были расстреляны все заключенные ровенской тюрьмы.

Историк советских подразделений особого назначения Николай Абин в одной из своих публикаций по поводу данной операции рассказывал: «Функ являлся одним из любимцев Гитлера. Тот щедро осыпал его чинами и наградами. Ненасытная жадность Функа не знала границ. Он целыми эшелонами отправлял награбленное в родной “фатерлянд”, и не зря операция по его ликвидации получила кодовое название “Насос”…

Функа было решено ликвидировать в самом здании суда, где он выносил свои приговоры. Это был своеобразный акт правосудия и политического возмездия».

Проведенные отважным разведчиком акты возмездия содействовали решению одной из важных задач советского командования – созданию невыносимых условий фашистским захватчикам, вероломно напавшим на нашу страну.

За образцовое выполнение специальных боевых заданий в тылу немецко-фашистских захватчиков и проявленные при этом отвагу и мужество Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1943 года Николай Кузнецов был награжден орденом Ленина.

15 декабря 1943 года рейхскомиссар Украины Эрих Кох отдал приказ об эвакуации из Ровно всех немецких учреждений. В Москве было принято решение о передислокации спецотряда Медведева на Запад: двигаться параллельно с гитлеровскими войсками для того, чтобы собирать и передавать в Центр информацию о передвижении немецких эшелонов, а также нарушать их коммуникации.

В начале января 1944 года Кузнецов получил новое задание – развернуть разведывательную работу в городе Львове, куда направлялись из Ровно немецкие учреждения. С ним выехали Иван Белов и Ян Каминский, у которого во Львове были родственники и многочисленные знакомые. Одновременно для обеспечения деятельности группы Кузнецова в район Львова Медведев направил специальный отряд, оснащенный рацией.

9 февраля во Львове группа Кузнецова ликвидировала вице-губернатора Галиции Отто Бауэра и начальника канцелярии губернаторства доктора Генриха Шнайдера.

Обстановка в городе после этого крайне осложнилась. Кузнецову и его боевым товарищам Каминскому и Белову удалось вырваться из Львова. Было принято решение пробираться к линии фронта. В ночь на 9 марта 1944 года они попали в засаду в селе Боратин Львовской области и погибли в неравной схватке с украинскими националистами.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года Николаю Ивановичу Кузнецову было посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Следует подчеркнуть, что его непосредственный начальник в Москве генерал Судоплатов включил Николая Ивановича в список для награждения, еще не зная всех обстоятельств его смерти. Но он был уверен в главном – такие люди, как Кузнецов, уходят из жизни героями.

Поиски «Оборотня»

В ноябре 1942 года в штаб разведывательно-диверсионного отряда специального назначения «Победители» поступила радиограмма из Москвы. Центр сообщал, что по некоторым, пока еще не проверенным сведениям, где-то на Украине находится полевая ставка Гитлера. Перед отрядом ставилась задача установить местонахождение ставки. Решить ее было поручено разведчику отряда Николаю Кузнецову.

После внимательного изучения обстановки поиск был ограничен тремя географическими точками: Луцком, Киевом и Винницей. Вскоре из этого списка были вычеркнуты Луцк и Киев: ставка не могла находиться в крупном городе, она должна была быть тщательно замаскирована, а ее район надежно охраняться. К тому же еще летом от бежавших из фашистского плена красноармейцев стало известно, что где-то под Винницей немцы вели большое строительство, а из многих тысяч советских военнопленных, отправленных туда, назад в лагерь ни один не вернулся. Основную базу отряда «Победители» от Винницы отделяли почти 500 километров, и засылка туда разведчиков была связана с большим риском.

Николай Кузнецов (обер-лейтенант Пауль Зиберт)

Сбор данных об объекте начался с изучения украинских газет, издававшихся оккупационными властями. Кстати сказать, анализ местных и немецких газет являлся для Кузнецова важным направлением в его работе.

Вскоре разведчик обратил внимание на заметку в националистической газете «Волынь». В ней говорилось о том, что в Виннице состоялся концерт артистов Берлинской оперы, на котором присутствовал рейхсмаршал Герман Геринг, второе лицо в Германии. Несколько позже другая газета – «Дойче Украинише цайтунг» – сообщила о том, что на постановке оперы Вагнера «Тангейзер» в винницком театре находился генерал-фельдмаршал Кейтель, являвшийся в то время командующим вооруженными силами Германии. Что забыли в маленькой и скромной Виннице два высших государственных деятеля Германии? И почему именно туда приезжают с концертами берлинские артисты?

Через некоторое время от своих знакомых, служивших в рейхскомиссариате Украины, находившемся в Ровно, Кузнецов узнал, что близкий друг Гитлера имперский комиссар Украины и гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох срочно выехал на несколько дней в Винницу. Наконец, в Винницу неожиданно отправился, отложив все дела, хороший знакомый Кузнецова штурмбаннфюрер СС фон Ортель. Перед отъездом он проговорился за рюмкой коньяка о возможной встрече с «рейхсфюрером». Кузнецову было хорошо известно, что звание рейхсфюрера СС в гитлеровской Германии имел только один человек – Генрих Гиммлер. А он мог находиться в Виннице только в том случае, если там находился Гитлер.

Таким образом, стало ясно, что полевая ставка Гитлера расположена либо в Виннице, либо поблизости от нее. Оставалось только получить этому документальное подтверждение. В середине декабря 1942 года на участке шоссе Киев – Львов Кузнецов и его товарищи по отряду блестяще провели дерзкую операцию по захвату штабной автомашины с офицерами связи – майором графом Гааном и имперским советником связи подполковником фон Райсом. После изучения имевшихся при них карт и активного допроса арестованных разведчик получил окончательные данные о том, что ставка фюрера, имевшая кодовое название объект «Вервольф» («Оборотень»), находится под Винницей, в деревне Якушинцы, что в двух километрах от села Коло-Михайловка, в роще, в двухстах метрах от шоссе Винница – Киев. Подробная информация о местонахождении полевой ставки Гитлера была передана в Центр. Последнее слово в этой истории сказала советская бомбардировочная авиация.

22 декабря 1942 года 10 советских бомбардировщиков, сопровождаемых мощным эскортом истребителей, совершили налет на ставку Гитлера «Вервольф» и расположенный там же главный штаб сухопутных войск. Во время бомбардировки были разрушены первые три яруса объекта до глубины 10 метров, а также наземные сооружения противовоздушной обороны, коммуникации, подземные склады, входы, лифты. Объект перестал существовать.

В энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945 годов» подчеркивается, что общее расположение строго засекреченного объекта стало известно советскому военному командованию благодаря данным, полученным разведчиком Н.И. Кузнецовым из отряда особого назначения «Победители».

Операция «Ринг»

Как мы уже отмечали выше, одним из направлений боевой работы разведывательно-диверсионных отрядов и групп 4-го управления НКВД СССР в годы Великой Отечественной войны являлось уничтожение фашистских функционеров и предателей. Причем подобные операции проводились не только на временно оккупированной советской территории, но и в самой Германии. Ниже пойдет речь об одной из таких успешно реализованных акций возмездия в отношении предателя, бывшего заслуженного артиста РСФСР, руководителя художественного театра имени Мочалова В. Блюменталь-Тамарина.

Игорь Миклашевский

Являясь до революции второстепенным актером провинциального театра, Блюменталь-Тамарин после Гражданской войны, благодаря связям среди руководителей пролетарской культуры и личному знакомству с наркомом просвещения А. Луначарским, стремительно влился в ряды новой театральной номенклатуры.

В октябре 1941 года, когда гитлеровские войска рвались к Москве, Блюменталь-Тамарин, бросив свой театр с актерами, спрятался на даче под Истрой. С приходом немцев он сразу же перешел на их сторону и начал активно отрабатывать «хлеб предателя»: регулярно выступал на немецком радио, обличая бывших своих покровителей и руководство Советского Союза. Его речи, звучавшие в эфире, значили немало для гитлеровцев. Одновременно в профашистских газетах стали появляться статьи предателя, рассказывавшие о зверствах большевиков во главе со Сталиным.

В конце 1941 года Военный трибунал Красной Армии вынес предателю заочно смертный приговор.

13 августа 1942 года нарком внутренних дел Берия дал указание начальнику 4-го управления НКВД Судоплатову «начать проведение специального мероприятия в отношении Блюменталя-Тамарина».

Историк советских подразделений особого назначения Николай Абин по этому поводу писал: «Операция по ликвидации предателя получила кодовое название “Ринг”. Столь необычное название было связано с тем, что выполнение задания поручалось племяннику Блюменталя-Тамарина – чемпиону Ленинграда по боксу, начальнику прожекторной станции отдельного прожекторного батальона 189-го зенитноартиллерийского полка Ленинградского фронта сержанту Игорю Миклашевскому (оперативный псевдоним – “Ударов”)».

Перед разведчиком была поставлена сложная задача. Гитлеровские спецслужбы тщательно оберегали предателя. Доступ в охраняемый особняк пособника фашистов мог получить только человек, которому он полностью доверял. И племянник, «порвавший с Советами», мог стать таким человеком.

На специальной базе 4-го управления «Ударов» прошел специальную подготовку к выполнению задания. 22 апреля 1943 года под видом перебежчика он перешел линию фронта в районе деревни Борисовка Смоленской области. Затем последовали долгие и изнурительные допросы в гестапо.

Путь к намеченной цели был для «Ударова» сложным и опасным. Вначале его вместе с другими перебежчиками и военнопленными отправили в смоленский лагерь. Только в конце 1943 года он получил письмо от дяди, который посоветовал ему поступить на службу в Русскую освободительную армию и пообещал позже отозвать его в Берлин для пропагандистской работы.

В составе 437-го батальона РОА «Ударов» воевал под Варшавой, а затем во Франции. В начале 1944 года он был отправлен в краткосрочный отпуск в Германию. 27 января 1944 года, находясь проездом в Кенигсберге, «Ударов» наконец встретился с Блюменталем-Тамариным. Последний довольно прохладно и настороженно встретил племянника и не оставался с ним один на один. На следующий день «Ударов» покинул Кенигсберг и возвратился в часть. Вскоре ему было присвоено офицерское звание. В начале июня 1944 года в боях с высадившимися в Нормандии англо-американскими частями он был тяжело ранен. Несколько месяцев провел на больничной койке.

Продолжая служить в компании с предателями родины, разведчик упорно ждал новой встречи с родственником. Наконец 23 октября 1944 года он получил письмо от дяди, в котором тот приглашал к себе племянника. Уже 29 ноября «Ударов» отправился в пригород Берлина Мюнзинген, где проживал Блюменталь-Тамарин. И вновь начались его проверки со стороны сотрудников гестапо и регулярная слежка.

Лишь в конце апреля 1945 года пуля из пистолета, выпущенная «Ударовым», поставила точку в биографии предателя.

26 июня 1945 года Игорь Львович Миклашевский возвратился в Москву Его сложная и полная смертельного риска миссия была успешно завершена.

Разведка и «Манхэттенский проект»

В конце 1941 года, когда немцы стояли у ворот Москвы, из Лондона от «Кембриджской пятерки» поступила информация о том, что США и Англия приняли решение координировать свои усилия в работе по атомной энергии с целью создания сверхмощного оружия – «урановой бомбы» Позднее от нее же поступили сведения о том, что 20 июня 1942 года У. Черчилль и Ф. Рузвельт договорились строить атомные объекты в США, поскольку Англия подвергалась постоянным налетам германской авиации. Совместная работа над атомным оружием получила кодовое название «Манхэттенский проект».

Однако первоначально в Москве не придали особого значения информации внешней разведки. Шла жестокая война, страна, обливаясь кровью, в одиночку отражала нашествие фашистских полчищ. В этих условиях Берия считал, что сведения о работах в США и Англии над созданием «сверхоружия» лишь призваны отвлечь внимание Советского Союза от нужд обороны.

Положение изменилось лишь в 1942 году. 22 сентября 1942 года принимается постановление Государственного комитета обороны № 2352 «Об организации работ по урану», подписанное Сталиным. Оно обязало Академию наук СССР представить до 1 апреля 1943 года доклад о возможностях создания атомного оружия или уранового топлива.

США и Англия продолжали работы над созданием атомного оружия. В августе 1943 года в Квебеке состоялась встреча между Рузвельтом и Черчиллем (в оперативной переписке советской разведки – конференция «Сектант»). На ней обсуждались вопросы, связанные с определением сроков открытия «второго фронта» в Европе, о чем было публично объявлено. Однако ни США, ни Англия ни словом не обмолвились о том, что в ходе конференции «Сектант» было подписано соглашение по работам над «Манхэттенским проектом». Соглашение восстанавливало партнерские права Англии над этим проектом, однако при ведущей роли в нем США. Партнеры договорились не передавать информацию об этом проекте третьим странам без согласия друг друга. Здесь, разумеется, в первую очередь имелся в виду Советский Союз, хотя в соглашении он не назывался.

Все пять пунктов текста Квебекского соглашения от 19 августа 1943 года довольно определенно отражали намерение США и Англии держаться вместе, сохраняя союзные отношения, исключающие применение нового оружия друг против друга, но предусматривающие по взаимному соглашению его использование против третьих стран. Нигде в документе не говорилось о Советском Союзе, но весь дух его свидетельствовал об одном: «атомный клуб» носил закрытый характер, его членский состав ограничивался двумя учредителями.

Контрольный пункт в Лос-Аламосе

Квебек посеял зерна подозрений. Конференция еще не завершилась, когда 22 августа 1943 года Сталин направил Рузвельту и Черчиллю послание, в котором, имея в виду вопрос о переговорах с различными правительствами, отпадающими от Германии, заявлял, что «США и Англия сговариваются, а СССР получает информацию о результатах сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдателя». В эти же дни стало известно об отзыве М.М. Литвинова с поста посла СССР в США. Новый посол А.А. Громыко в телеграмме в Москву сообщил, что в США «особо обращают внимание на совпадение данного решения (об отзыве Литвинова) с совещанием Рузвельта и Черчилля в Квебеке». Если бы не было других причин, можно было бы подумать, что Сталину стало известно о секретном соглашении от 19 августа по «Манхэттенскому проекту». Очень может быть, что так оно и было.

Как бы там ни было, в ноябре 1943 года Центр информирует резидента НКГБ в Нью-Йорке Зарубина о том, что в соответствии с Квебекскими соглашениями в США для работы над «Энормозом» (кодовое название в шифрованной переписке советской разведки работ в США над созданием атомного оружия) выехала группа ведущих английских ученых. Среди них – известный физик, член Компартии Германии Клаус Фукс, добровольно предложивший услуги советской разведке. К этому времени в Лос-Аламосе в США уже начался монтаж оборудования и полным ходом шел подбор персонала. По решению Центра для поддержания контакта с Фуксом был выделен агент-связник нью-йоркской резидентуры. Однако контакт с источником ему удалось установить только в первых числах февраля 1944 года. От Фукса поступила секретная информация о строительстве завода в Окридже, а также секретные материалы английской делегации. С весны 1944 года по январь 1945 года Клаус Фукс работал непосредственно в секретном атомном центре США в Лос-Аламосе, где трудилось 45 тысяч гражданских лиц и несколько тысяч военнослужащих.

Созданием первой атомной бомбы в центре занимались двенадцать лауреатов Нобелевской премии в области физики из Европы и США. Но даже на их фоне Клаус Фукс выделялся своими знаниями, ему поручалось решение важнейших физико-математических задач, связанных с созданием этого смертоносного оружия. Так, изучив данные английской разведки относительно работ в нацистской Германии над созданием «оружия возмездия», Фукс пришел к однозначному выводу: немцы избрали тупиковый путь и создать атомную бомбу до конца войны не сумеют. Этот вывод выдающегося ученого вызвал вздох облегчения у Черчилля, опасавшегося атомной бомбардировки британских островов германской авиацией.

От Фукса советская разведка получала не только теоретические расчеты, но и материалы научно-практического значения. Так, в январе 1945 года он передал советскому разведчику Александру Феклисову информацию по урановой бомбе и одновременно сообщил о начале работ в США по созданию этой бомбы.

В начале июня 1945 года состоялась очередная встреча связника резидентуры с Фуксом. От источника была получена подробная документальная информация по устройству атомной бомбы. Он проинформировал советскую разведку, что на июль 1945 года намечено испытание первой американской атомной бомбы. Оно состоялось 16 июля в районе Аламогордо (штат Нью-Мексико), в пустынной местности. В это время в Потсдаме, пригороде Берлина, проходила конференция «Большой тройки». Получив шифровку «Малыш родился. Роды прошли успешно», новый президент США Г. Трумэн ознакомил с ее содержанием У. Черчилля. Оба западных лидера решили сообщить в самой общей форме Сталину о наличии у США сверхмощного оружия огромной разрушительной силы. Вопреки ожиданиям, реакция Сталина была поразительно спокойной и сдержанной. Он поблагодарил американского президента за сообщенные сведения и никак на них не реагировал. Черчилль и Трумэн подумали, что Сталин просто не понял значения только что услышанного. Однако, как свидетельствует маршал Жуков, присутствовавший на Потсдамской конференции, он все прекрасно понял. Вернувшись с заседания, Сталин рассказал Молотову о состоявшемся разговоре. «Цену себе набивают», – бросил реплику министр иностранных дел. Сталин сразу же позвонил Курчатову в Москву и дал указание ускорить работы над созданием советского оружия, которые в нашей стране уже велись с 1943 года.

Разумеется, Клаус Фукс не был единственным источником советской внешней разведки по атомной тематике. Так, летом 1944 года неизвестный человек передал в советское генеральное консульство в Нью-Йорке пакет. При вскрытии пакета оказалось, что в нем находятся совершенно секретные материалы по «Манхэттенскому проекту». Центр оценил их, как «исключительно интересные», однако установить связь с визитером резидентуре так и не удалось.

Важную документальную информацию по этой тематике удалось получить и сотруднику нью-йоркской резидентуры Феклисову. Весьма ценного источника, работавшего непосредственно в Лос-Аламосе, удалось приобрести разведчику-нелегалу Ахмерову.

В одном из интервью для российской печати бывший руководитель ПГУ КГБ СССР Л.В. Шебаршин назвал получение ею атомных секретов США как одно из самых выдающихся ее достижений за всю историю внешней разведки.

Атомные секреты в коробке для салфеток

15 июня 1996 года Указом Президента Российской Федерации за успешное выполнение специальных заданий по обеспечению государственной безопасности в условиях, сопряженных с риском для жизни, проявленные при этом героизм и мужество, звание Героя России было посмертно присвоено замечательной советской разведчице-нелегалу Леонтине Коэн.

Несколько ранее, 20 июля 1995 года, такого же высокого звания был посмертно удостоен другой легендарный советский разведчик-нелегал Моррис Коэн – муж и боевой товарищ Леонтины.

В галерее разведывательной славы нашей страны, ставшей для них второй родиной, Моррису и Леонтине Коэн принадлежит видное место. В военные и послевоенные годы они участвовали в добывании для Советского Союза информации о разработках атомной бомбы в США, а затем о программах создания вооружений в Англии. Убежденные интернационалисты, Коэны внесли значительный вклад в установление ядерного паритета и делали все возможное, чтобы «холодная война» не переросла в «горячую».

Моррис Коэн родился 2 июля 1910 года в Нью-Йорке в семье выходцев из России. Его отец был родом из-под Киева, а мать родилась в Вильно. Еще в начале XX века семья Коэнов эмигрировала в США и поселилась в Нью-Йорке.

Леонтина Коэн

После окончания Колумбийского университета в 1935 году Моррис Коэн работал преподавателем истории в средней школе. В 1936 году он вступил в компартию США и начал активную деятельность в ее нью-йоркском территориальном отделении. На массовом митинге в поддержку республиканской Испании, проходившем в мае 1937 года в Нью-Йорке, Моррис познакомился с молодой и красивой девушкой Лоной Петке. А двумя месяцами позже он уже был в Испании. Гражданская война в этой стране не оставила Морриса равнодушным, и он отправился туда добровольцем. Воевал в интернациональной бригаде имени Авраама Линкольна. Вначале Моррис был пулеметчиком, а затем – политическим комиссаром батальона Маккензи Панино. В октябре 1937 года в сражении при Фуэнтес-де-Эбро он был ранен в обе ноги. После выздоровления продолжил участвовать в боевых действиях.

Отважный американец, ненавидевший фашизм, попал в Испании в поле зрения работавших там советских разведчиков. Вскоре он дал согласие оказывать помощь советской внешней разведке в борьбе против нацистской угрозы.

В ноябре 1938 года по решению Центра Коэн выехал из Испании в США для работы в качестве связника нью-йоркской резидентуры НКВД. По возвращении в Нью-Йорк Моррис сразу же позвонил Лоне…

Леонтина Тереза Петке родилась в Массачусетсе (США) 11 января 1913 года в семье польских эмигрантов. До 13 лет училась в школе, а затем была вынуждена бросить учебу и начать зарабатывать на жизнь. Работала домработницей, официанткой, продавщицей, трудилась на фабрике кожизделий, на кондитерской фабрике. С 15 лет Лона, как ее звали друзья и близкие, стала принимать участие в работе прогрессивных групп и организаций, являлась профсоюзной активисткой, а в 1936 году вступила в ряды компартии США.

Со своим будущим мужем Моррисом Коэном Лона, как мы уже отмечали, познакомилась там, где по логике и должна была познакомиться, – на антифашистском митинге. И вот новая встреча. Смелый молодой человек, боец интербригады покорил сердце Доны. 4 июля 1941 года, в День независимости США, у них состоялась свадьба. Лона догадывалась о связях мужа с советской разведкой и без колебаний согласилась помогать ему в его тайной деятельности.

Из характеристики на Леонтину Коэн, направленной нью-йоркской резидентурой в Центр в ноябре 1941 года: «В процессе ознакомительной беседы с женой “Луиса” (оперативный псевдоним Морриса Коэна) у оперработника сложилось о ней благоприятное впечатление: истинная интернационалистка, активная участница митингов и демонстраций в поддержку Испанской республики, охотно выполняла различные поручения компартии США.

Ей в полной мере присущи качества, необходимые для закордонного источника, – она красива, смела, умна, обладает удивительным свойством располагать к себе собеседника.

Иногда излишне эмоциональна и прямолинейна, но мы считаем, что это поправимое дело. Главное – она способна перевоплощаться и играть отведенную ей роль.

По нашему мнению, она пригодна к сотрудничеству с разведкой».

Супружеская пара разведчиков поддерживала связь между нью-йоркской резидентурой и ее источниками. Импульсивная эмоциональность Леонтины, ее любовь к риску достойно уравновешивались холодной рассудительностью, осторожностью Морриса.

В 1942 году Моррис был мобилизован в американскую армию и направлен в Европу. Участвовал в боевых действиях против фашистов, в высадке союзных войск в Нормандии. Дошел до Эльбы и закончил войну в чине капрала, имел боевые награды.

А Лона в военные годы продолжала активно сотрудничать с советской разведкой. Об одной из проведенных ею разведывательных операций и пойдет ниже речь.

Начиная с 1943 года резидентура в Нью-Йорке приступила к активному сбору информации по «Манхэттенскому проекту» – разработке в лабораториях ядерного центра в Лос-Аламосе первой в мире американской атомной бомбы. Сотрудникам резидентуры удалось добыть и направить в Москву важнейшие материалы по атомной энергии и ее использованию в военных целях. О предстоящем первом испытании атомной бомбы нью-йоркская резидентура информировала Центр заранее. И когда 16 июля 1945 года над пустыней Нью-Мехико поднялся гриб атомного взрыва, основные данные, касающиеся устройства бомбы и материалов, примененных в ее конструкции, уже находились в распоряжении советских ученых. Особая роль в этом принадлежала Леонтине Коэн.

…Лос-Аламос являлся закрытым городком со строжайшим режимом секретности. Проживали там только научные работники, да больные, лечившие легкие. И еще те, кто непосредственно создавал атомную бомбу. Сотрудникам ядерного центра разрешалось покидать городок лишь раз в месяц, в одно из воскресений. Как в таких условиях получить материалы, подготовленные источником для передачи в Москву? Решить эту задачу было поручено Лоне.

Она выехала на курорт Альбукерк, расположенный неподалеку от Лос-Аламоса. Для обеспечения личной безопасности запаслась свидетельством нью-йоркского врача, удостоверяющим необходимость прохождения курса лечения легких в этой курортной зоне. Поселилась на окраине городка, сняла комнату и начала готовиться к разведывательной операции.

Встреча с источником информации была назначена на воскресенье у храма в центре Альбукерка. И здесь Лоне пришлось поволноваться: источник пришел только на четвертое воскресенье. Ждать целый месяц, находясь вблизи засекреченного объекта! А произошла банальная история – источник, молодой человек, перепутал дату встречи. Наконец встреча состоялась. Обмен паролями, получение ценнейших секретных документов, и можно трогаться в обратный путь. Однако судьба приготовила для Лоны еще одно испытание.

На вокзале в Альбукерке, уже при посадке в поезд, сотрудники ФБР неожиданно организовали тщательную проверку пассажиров и их багажа. Лона не растерялась. Сымитировав насморк, она достала коробку с бумажными салфетками, в которой были спрятаны полученные от источника документы, и вытащила из нее салфетку. И когда ее вещи начали осматривать, сунула эту коробку прямо в руки одному из проверяющих, а сама начала рыться в сумочке в поисках билета. Билет «нашелся», когда поезд уже готов был тронуться. Лону в спешке подсадили в вагон, и проверяющий машинально, на ходу возвратил ей «забытую» коробку, так и не проверив ее. Через некоторое время ценнейшие документы были уже в Москве.

В ноябре 1945 года Моррис Коэн демобилизовался из армии и возвратился в США. Начался новый этап в работе разведчиков. Супруги Коэны обеспечивали конспиративную связь с рядом ценных источников нью-йоркской резидентуры, причастных к разработке американского ядерного оружия.

Операция «Энормоз»

В 1940-е годы в советской внешней разведке была разработана крупномасштабная операция по проникновению в научно-исследовательские центры и на промышленные объекты США и Англии с целью получения информации об использовании атомной энергии в военных целях.

К выполнению этой операции было допущено ограниченное число лиц: в центральном аппарате разведки – ее руководитель П.М. Фитин, его заместитель Г.Б. Овакимян, руководитель подразделения научно-технической разведки Л.Р. Квасников и переводчик с английского языка Е.М. Потапова; в нью-йоркской резидентуре – резидент В.М. Зарубин, оперативные работники С.М. Семенов, А.С. Феклисов и А.А. Яцков; в лондонской резидентуре – ее руководитель А.В. Горский и его помощник В.Б. Барковский.

В оперативной переписке советской разведки проект создания атомного оружия в США и Англии получил кодовое название «Энормоз» (в переводе означает что-то страшное и чудовищное). Американцы же называли работы над атомной бомбой «Манхэттенским проектом».

Леонид Квасников и План мероприятий по агентурно-оперативной разработке «Энормоз»

А начиналась операция «Энормоз», направленная на проникновение в самые сокровенные тайны «Манхэттенского проекта», так.

Проблемой расщепления атомного ядра и получения нового источника энергии европейские и американские ученые начали активно заниматься в 1939 году Не отставали от них и советские ученые. Еще в 1934 году академик Н.Н. Семенов создал количественную теорию разветвленных химических цепных реакций, за что позже был удостоен Нобелевской премии. Его идеи применительно к делению атомов урана-235 были использованы в 1940 году ленинградскими физиками Я.Б. Зельдовичем и Ю.Б. Харитоном. Вместе с тем в вероятность создания атомной бомбы в СССР в то время мало кто верил. А начавшаяся Великая Отечественная война и эвакуация научных институтов в Казань прервали экспериментальные работы в ядерной области.

В то же время наличие, в частности, в Германии сильной школы физики вызывало определенную озабоченность возможностью появления у нее атомного оружия. Необходимо было определить, насколько реально создание оружия чудовищной разрушительной силы не только в Германии, но и в других странах.

В центральном аппарате НКВД накануне войны уже существовало специальное подразделение научно-технической разведки, которое возглавлял молодой ученый Леонид Квасников.

Он обратил внимание на внешне незначительный факт: с началом войны имена всех западных ученых, работавших в области расщепления атомного ядра, вдруг исчезли из официальных справочников. Вскоре в резидентуры советской внешней разведки в скандинавских странах, США и Англии ушли срочные телеграммы, в которых ставились задачи относительно выявления возможной информации по «урановой бомбе».

Уже в сентябре 1941 года лондонская резидентура НКВД сообщила в Центр, что идея создания атомного оружия приобретает в Англии реальные очертания. Полученные резидентурой документальные данные свидетельствовали о том, что английское правительство серьезно прорабатывает вопрос о создании бомбы большой разрушительной силы.

В свою очередь нью-йоркская резидентура НКВД в ноябре 1941 года проинформировала Москву, что из США в Лондон выехала группа американских ученых, работавших над созданием нового мощного взрывчатого вещества. Проверка этого сообщения через лондонскую резидентуру показала, что в Лондоне действительно находились американские профессора Юри, Брагг и Фоулер, которые ознакомились с ходом работ в Англии над созданием атомной бомбы и наметили перспективы сотрудничества с английскими учеными в области ядерных исследований.

В конце 1941 года из Лондона поступила информация о том, что США и Великобритания приняли решение координировать свои усилия в работе по атомной энергии. Позднее лондонская резидентура сообщила, что руководители этих стран договорились строить атомные объекты в США, поскольку Англия подвергалась постоянным бомбардировкам германской авиации.

В начале 1942 года советские фронтовые разведчики при захвате под Таганрогом в качестве «языка» немецкого офицера из инженерных частей обнаружили в его портфеле тетрадь с непонятными записями. Тетрадь была направлена в Наркомат обороны, а оттуда – уполномоченному Государственного комитета обороны по науке С.В. Кафтанову.

Вскоре было установлено, что в записях идет речь о планах гитлеровцев по использованию атомной энергии в военных целях.

Основываясь на информации, касающейся проекта «Энормоз», научно-техническое подразделение разведки подготовило в марте 1942 года за подписью наркома Берии спецсообщение для Сталина «О проводимых в Англии, США и Германии интенсивных научно-исследовательских работах по созданию атомной бомбы».

Указывая на реальность появления атомного оружия, в документе предлагалось образовать при Государственном комитете обороны (ГКО) совещательный научный орган для организации и координации работы в области создания атомного оружия.

28 сентября 1942 года было принято постановление ГКО за № 2352 «Об организации работ по урану». В том же году была создана так называемая лаборатория № 2 Академии наук СССР, которой поручалось заниматься вопросами атомной энергии и в первую очередь – созданием атомного оружия. Возглавил лабораторию Игорь Васильевич Курчатов. Лично ему без задержки направлялись все полученные разведкой сведения по данной проблеме.

Во второй половине декабря 1942 года из Лондона в Москву поступил добытый резидентурой подробный отчет об исследованиях по «Энормозу», которые велись как в самой Англии, так и в США. Однако получить какие-либо материалы об американских исследовательских работах непосредственно за океаном разведке в то время не удавалось. Это объяснялось в первую очередь тем, что американские спецслужбы создали вокруг ученых, инженеров и техников, работавших непосредственно в американском центре ядерных исследований в Лос-Аламосе, прочную стену секретности, преодолеть которую было непросто.

В ноябре 1943 года Центр проинформировал свою резидентуру в Нью-Йорке о том, что в США для работы по «Энормозу» выехала группа ведущих английских ученых. Среди них находится известный физик, немецкий политический эмигрант, член Компартии Германии Клаус Фукс.

В первых числах февраля 1944 года резидентура установила устойчивый контакт с Фуксом и стала получать от него секретную информацию, касающуюся деятельности атомного центра в Лос-Аламосе и строительства в Окридже завода по производству урана-235, а также секретные материалы делегации британских ученых.

Информация научно-технической разведки органов государственной безопасности стала играть важную роль в практической деятельности лаборатории № 2, возглавляемой Курчатовым. Он, в частности, отмечал, что получаемая разведкой информация «создает технические возможности решения всей проблемы в значительно более короткие сроки».

Главной задачей разведки было информировать советских ученых о реальных результатах ведущихся в США работ по созданию атомного оружия. И она была успешно решена во многом благодаря Клаусу Фуксу и другим источникам. В июне 1945 года от Клауса Фукса была получена подробная документальная информация по устройству атомной бомбы. Он также проинформировал советскую разведку, что в июле 1945 года состоится испытание первой американской атомной бомбы. Эти сведения являлись исключительно важными и в виде спецсообщения были доложены Сталину.

29 августа 1949 года американский самолет-лаборатория «Б-52», совершавший регулярные разведывательные полеты вдоль южных границ СССР, зафиксировал повышенный уровень радиации в атмосфере в районе Семипалатинска. На основании анализа проб воздуха и содержания в них радиоактивных веществ американские ученые сделали однозначный вывод: в Советском Союзе произведен взрыв атомной бомбы. Американской монополии в данной области пришел конец.

Безусловно ведущая роль в создании советского атомного оружия по праву принадлежит советским ученым. Вместе с тем именно внешняя разведка органов госбезопасности привлекла внимание советского руководства к этой проблеме и своей информацией содействовала ускорению создания первой атомной бомбы в СССР. Ею было получено от Клауса Фукса и ряда других источников, многие из которых не раскрыты до сих пор, и передано советским ученым несколько тысяч листов секретной документальной информации по проекту «Энормоз», которые были высоко оценены Курчатовым и его коллегами.

Как рассказывал ныне покойный академик Юлий Харитон в интервью одной из газет, когда вручались правительственные награды участникам советского атомного проекта, Сталин, удовлетворенный тем, что американской монополии в этой области больше не существует, заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года, то, наверное, испробовали бы этот заряд на себе».

К счастью, мы не опоздали.

Операция «Мародеры»

Нападение Германии на Советский Союз поставило на повестку дня вопрос о создании антигитлеровской коалиции. 12 июля 1941 года в результате переговоров между правительственными делегациями СССР и Великобритании было подписано соглашение о совместных действиях в войне против фашистской Германии, предусматривавшее оказание взаимной помощи.

В развитии этого соглашения в конце июля того же года английское правительство сделало предложение советскому правительству о налаживании сотрудничества между разведками двух стран в борьбе против нацистских спецслужб. Для переговоров по этому вопросу 13 августа в Москву прибыл представитель британской разведывательной Службы СОЭ (Спешиал оперейшен Экзеюотив) полковник Гиннес. 14 августа начались переговоры о сотрудничестве. Они велись конспиративно, без переводчика и секретаря. Об их истинном содержании знали только Сталин, Молотов и Берия. 29 сентября были подписаны два документа по вопросам взаимодействия советской и британской внешних разведок.

Основные положения двух согласованных документов с оперативной точки зрения были многообещающими. Стороны обязались оказывать друг другу помощь в обмене разведывательной информацией по гитлеровской Германии и ее сателлитам, в организации и проведении диверсий, в заброске агентуры в оккупированные Германией европейские страны и организации связи с ней.

Стороны также определили условия поддержки партизанского движения в оккупированных странах Европы и распределили их сферы деятельности: Англии отводились Западная Европа от Испании до Норвегии и Греция, СССР – Румыния, Болгария и Финляндия. Вопросы организации партизанской борьбы на территории Польши, Чехословакии и Югославии должны были обсуждаться в каждом конкретном случае между СССР и правительствами этих стран.

Михаил Аллахвердов

Главными объектами подрывной деятельности Англии и СССР в документах определялись все виды транспорта и военной промышленности противника.

В качестве связующих звеньев, которые должны координировать действия разведок двух стран, документы предусматривали создание в Москве и Лондоне соответствующих миссий связи.

В качестве положительного примера такого сотрудничества в период Великой Отечественной войны на территории третьей страны можно привести реализацию операции по разгрому «Мародеров» – так в оперативной переписке с Центром называлась агентурная сеть немецкой разведки, действовавшая в военные годы в Афганистане.

Афганистан был предметом острой заинтересованности немецких спецслужб еще при кайзере. В этой восточной стране вдоль линии советской границы проживало около миллиона выходцев из советских среднеазиатских республик. Многие из них в 1920-е – 1930-е годы активно боролись против советской власти и были готовы при первом удобном случае вновь взяться за оружие. Одновременно враждебно настроенные к СССР страны, в частности, Германия, Италия и Япония, пытались активизировать деятельность басмаческих банд на советско-афганской границе. При этом следует подчеркнуть, что после нападения фашистской Германии на Советский Союз спецслужбы стран «оси» в Афганистане перешли к активным действиям против СССР. На советско-афганской границе сложилась тревожная ситуация: вновь возникла серьезная опасность возобновления басмаческих набегов на нашу территорию.

С началом Великой Отечественной войны резидентом советской внешней разведки НКВД в Афганистане был назначен опытный чекист Михаил Андреевич Аллахвердов.

В этой должности он проработал до 1944 года. Именно ему предстояло организовать совместную с английскими партнерами работу по реализации долговременной операции «Мародеры», направленной на ликвидацию агентуры абвера на афганской территории.

При этом британская сторона стремилась обеспечить себе преимущество в предстоящей операции и создать благоприятные предпосылки для продолжения ведения разведки против Советского Союза. В частности, британская разведка попыталась подставить кабульской резидентуре своего агента – проживавшего в Афганистане видного деятеля «левого» крыла партии Индийский национальный конгресс Бхагата Рама Тальвара, который установил прямой контакт с резидентом Аллахвердовым. В результате проверочных мероприятий, проведенных с позиций Центра и резидентуры, было установлено, что Тальвар пошел на контакт с советской разведкой по заданию англичан. Было принято решение дать понять британским союзникам, что их агент раскрыт.

Резидент Аллахвердов установил рабочие отношения с представителями британской разведки в Кабуле – резидентом подполковником Ланкастером и советником Хэйлеем. Резидентура НКВД нуждалась прежде всего в получении от англичан информации по басмачеству, так как с началом войны против Советского Союза германская разведка вновь попыталась активно использовать в своих целях басмачество в Северном Афганистане. Так, в сентябре 1941 года резидент немецкой разведки в Афганистане Расмус поручил влиятельному среди басмачей узбекскому командиру Махмуд-беку создать по обе стороны советско-афганской границы шпионско-диверсионную сеть. Позже Махмуд-бек получил от абвера задание – создать опорный пункт в афганском городе Баглан для переброски в СССР немецких агентов и наладить вербовку агентуры в наших среднеазиатских республиках.

Полученная Аллахвердовым информация о том, что абвер уже приступил к заброске на советскую территорию диверсионных групп, сформированных из эмигрантов, была своевременно передана в Москву. Все группы были обезврежены. Одновременно резидент проинформировал Центр о том, что немецкая разведка планирует также высадить в среднеазиатских советских республиках, в первую очередь в Туркмении, диверсионные отряды, сформированные из солдат и офицеров «Туркестанского легиона». Для подготовки этих диверсантов в Польше, близ Вроцлава, была создана секретная тренировочная база «Лесной лагерь СС-20».

Кабульская резидентура НКВД получила также информацию и о том, что Берлин потребовал от резидента абвера в Афганистане создать в Туркмении подпольную националистическую организацию. При этом немцы были уверены, что туркменские эмигранты в Афганистане смогут вооружить 11 тысяч басмачей. В декабре 1941 года лидер туркменского басмачества Кызыл Аяк приказал своим сторонникам готовиться к вторжению в советскую Среднюю Азию уже летом 1942 года. Германское посольство в Кабуле обещало обеспечить басмачей оружием и лошадьми.

Резидентуре советской внешней разведки в Кабуле удалось раскрыть сеть германской агентуры в Афганистане и в тесном взаимодействии с британской разведкой парализовать деятельность германских, японских и итальянских спецслужб в этом регионе. В частности, в результате объединенных усилий советской и британской разведок удалось предотвратить подготавливаемый нацистами переворот и введение германских войск в Афганистан.

26 мая 1943 года по заранее достигнутой договоренности с Москвой британский посланник в Кабуле Ф. Уайли встретился с премьер-министром Хашим-ханом и потребовал от него ареста фашистских агентов и высылки из Афганистана немецких, итальянских и японских разведчиков. Афганский премьер-министр отказался выполнить эти требования, оценив их как посягательство на суверенитет Афганистана.

В свою очередь советский посол К. Михайлов 8 июня 1943 года был принят по его просьбе Хашим-ханом и заявил последнему решительный протест в связи с враждебной СССР деятельностью посольств Германии и Италии в Афганистане. Советская нота протеста была составлена с использованием достоверных данных, полученных Аллахвердовым от его агентуры, а также на основании информации английской разведки.

После совместного демарша двух посольств афганское правительство было вынуждено выполнить требования Великобритании и Советского Союза. Кабульская полиция провела массовые аресты среди эмигрантов из Средней Азии. А в конце июня 1943 года афганские власти вручили фашистским разведчикам паспорта для выезда из страны.

Таким образом, к середине 1943 года советская разведка в Афганистане уже полностью контролировала всю работу германской резидентуры в этой стране, в Индии, а также в советских приграничных районах.

Начальник внешней разведки Фитин предложил наркому госбезопасности Меркулову попытаться завербовать резидента германской разведки в Афганистане Расмуса, используя бесспорные материалы о провале его сети. В декабре 1943 года в Кабул для проведения вербовочной беседы с Расмусом вылетел опытный разведчик-вербовщик Александр Коротков. Он встретился с германским резидентом и в беседе с ним предъявил добытые советской разведкой шифры и коды, которые позволили расшифровать всю его переписку с Берлином и арестовать немецкую агентуру. Немцу были предъявлены документы на деньги, которые перевербованная советской разведкой немецкая агентура передала советской стороне и которые поступили в фонд обороны. Коротков предложил Расмусу сотрудничать с советской разведкой. Немец обещал подумать над предложением разведчика и дать ответ через день. Однако на назначенную встречу он не вышел и через несколько дней тайно покинул Кабул. Выяснилось, что он доложил в Берлин о вербовочном подходе к нему и был отозван из страны.

Операция «Мародеры», связанная с разгромом агентурной сети германской разведки, действовавшей в военные годы в Афганистане, была успешно завершена.

В материалах советской внешней разведки того периода, в частности, подчеркивалось, что «деятельность руководимой Аллахвердовым резидентуры способствовала сохранению безопасности южной границы Советского Союза в самые тяжелые годы войны». Со своей стороны отметим, что благодаря усилиям кабульской резидентуры все попытки стран «оси» превратить Афганистан в плацдарм для подрывных акций против СССР потерпели крах.

Что касается других операций, проведенных советской внешней разведкой в контакте с представителями разведки Великобритании, то совместными усилиями была также разгромлена агентурно-диверсионная сеть немецкой и японской разведки в Индии и Бирме. Высоко оценивая нашу поддержку действиям британской разведки в Индии и Бирме, англичане, в свою очередь, выдали нам многих известных им агентов германских спецслужб в Афганистане и Средней Азии, завербованных немцами для действий в нашем тылу

Успешно сотрудничали друг с другом по ряду оперативных вопросов резидентуры советской и английской разведок и в Тегеране.

Внедрение в английскую разведшколу

В период Великой Отечественной войны в Тегеране действовала главная резидентура советской внешней разведки, которую возглавлял молодой, но достаточно опытный разведчик Иван Иванович Агаянц. Ему были также подчинены периферийные резидентуры и разведпункты в различных иранских городах.

Перед резидентурами советской внешней разведки в Иране руководством НКВД была поставлена приоритетная задача по «созданию агентурной сети в целях выявления сотрудников и агентов иностранных разведок, враждебных СССР организаций, предотвращения возможных диверсий и иной подрывной работы, направленной на срыв военно-хозяйственных мероприятий, проводимых СССР в Иране».

Одним из активных помощников главного резидента являлся руководитель агентурной группы «Легкая кавалерия» восемнадцатилетний молодой человек Геворк Вартанян (оперативный псевдоним «Амир»). Группа «Амира», в которую входили несколько надежных молодых ребят, его сверстников, была создана для оказания помощи старшим коллегам по резидентуре в выявлении фашистских пособников и немецких разведчиков в иранской столице и в других городах страны. Только за два года «Легкая кавалерия» установила более 400 человек, так или иначе связанных с германскими спецслужбами.

В 1942 году тегеранская резидентура провела по заданию Центра успешную операцию по внедрению «Амира» в разведшколу, созданную англичанами в иранской столице с целью подготовки кадров для ведения подрывной работы против СССР, и прошел в ней полный курс обучения. На регулярной основе снабжал резидентуру подробной информацией о самой разведшколе и о ее курсантах.

Геворк Вартанян с супругой Гоар

А начиналась эта история так.

Как мы уже указывали выше, в годы Великой Отечественной войны впервые между СССР, с одной стороны, и Англией – с другой, были установлены контакты по линии разведывательных служб. И хотя стороны относились друг к другу настороженно, тем не менее сам факт такого сотрудничества знаменателен как знак поиска новых форм отношений между членами антифашистской коалиции, несмотря на разделявшие их социальные и политические разногласия.

В соответствии с достигнутыми договоренностями между разведками двух стран их резидентуры в Тегеране сотрудничали друг с другом по ряду оперативных проблем. Резидент НКВД Агаянц и резидент британской разведки полковник Спенсер проводили периодически встречи для обсуждения возникавших вопросов.

Однако это не мешало англичанам вести против СССР активную подрывную работу. Резиденту Агаянцу стало известно, что англичане создали в Тегеране под крышей молодежного любительского радиоклуба свою разведывательную школу. В нее набирали молодых людей со знанием русского языка. Готовили их для заброски с разведывательными заданиями на территорию советских республик Средней Азии и Закавказья. Срок обучения – шесть месяцев. Конспирация – строжайшая. Обучение проводилось парами: армян готовили для заброски в Армению, таджиков – в Таджикистан.

По заданию Центра «Амиру» удалось внедриться в разведшколу. Сразу же началась работа по установке ее курсантов, к которой подключилась вся «Легкая кавалерия». По наводке «Амира» члены группы выяснили, кто из курсантов где живет, чем дышит. Через некоторое время у резидентуры была подробная информация о самой школе и о ее курсантах. Все эти сведения направлялись в Центр. Заброшенные на территорию СССР «выпускники» школы обезвреживались или перевербовывались и начинали работать «под колпаком» советской контрразведки.

Англичане заподозрили что-то неладное: школа работала на холостом ходу. Через некоторое время советский представитель встретился с официальным представителем английской разведки в Иране и сделал ему представление по поводу «несоюзнического поведения». Англичанин все отрицал. Однако в скором времени школа перестала существовать.

За полгода «Амир» прошел в английской разведшколе полный курс обучения. Полученная в ней от офицеров секретной службы Его Величества добротная оперативная подготовка – вербовочная работа, тайниковые операции, шифровальное дело, поддержание двусторонней связи, выявление наружного наблюдения – очень пригодилась советскому разведчику впоследствии.

Спустя годы, став уже видным советским разведчиком-нелегалом, Героем Советского Союза, «Амир» вспоминал в беседе с журналистом Николаем Долгополовым: «В школе была прекрасная профессионально поставленная подготовка. Английские агенты работали с нами, не жалея сил. Шесть месяцев меня учили тому, как проводить вербовки, шифровке и дешифровке, тайниковым операциям. Двусторонняя связь, радиосвязь, фотографирование… Курс напряженнейший, ускоренный. Пожалуй, в те годы я бы нигде не смог получить такой серьезной подготовки. Британцы формировали из нас настоящих диверсантов. Мне это здорово помогло в дальнейшем. Такие давали основательные навыки. Я англичанам до сих пор благодарен!

Но, как вы понимаете, после моей учебы у этой школы возникли определенные сложности. Кстати, после шести месяцев обучения агентов посылали в Индию – там они тренировались еще полгода, учились прыгать с парашютом. Мне это уже мало чего бы дало, и отправки в Индию удалось избежать, не доехал я туда…

Всю эту публику, на которую наши союзники потратили столько времени и денег, сбрасывали в республики Средней Азии и Закавказья. Однако английских агентов в СССР почему-то быстро ловили. А некоторые, как оказалось, изначально действовали под нашу диктовку: были уже перевербованы.

“Школьные учителя” заволновались, поняли, что пошло дело не так. Англичане провели по школе поголовную проверку. Нескромно говорить, но я прошел ее с необыкновенной легкостью. Короче, пришлось англичанам лавочку закрывать».

Срыв операции «Длинный прыжок»

Активность советской разведки в Иране по существу парализовала деятельность подпольных профашистских организаций в стране, способствовала нанесению сокрушительного удара по немецким спецслужбам: они не смогли в полной мере раскрыть свой потенциал и решить многие из поставленных перед ними задач, в том числе и по подготовке покушения на руководителей стран «Большой тройки» в ходе работы Тегеранской конференции, которая проходила с 28 ноября по 1 декабря 1943 года.

Свой весомый вклад в деятельность советской внешней разведки в Иране в тот период внесли и молодые разведчики агентурной группы, которой руководил Геворк Вартанян (оперативный псевдоним «Амир»).

Из истории хорошо известно, что в 1943 году, в период работы Тегеранской конференции гитлеровские спецслужбы планировали уничтожить лидеров «Большой тройки». Операцию по физическому устранению глав трех государств немцы назвали «Длинным прыжком». Почему же «Длинный прыжок» не удался?

Проведение операции было поручено любимцу Гитлера – опытнейшему парашютисту-диверсанту Отто Скорцени. Именно он руководил ранее операцией «Дуб» по освобождению из-под ареста фашистского диктатора Италии Бенито Муссолини, захваченного итальянскими партизанами. Возглавляемые Скорцени 106 немецких диверсантов приземлились на 12 десантных планерах в районе высокогорного отеля «Спорт», расположенного в местечке Гран Сасо в Апеннинах, и отбили Муссолини у охранявших его 250 партизан, которые не успели сделать ни одного выстрела. Муссолини был вывезен на прилетевшем за ним двухместном самолете.

Отто Скорцени

Но вернемся к событиям в Тегеране. Передовая группа подразделения Скорцени, состоявшая из шести немецких диверсантов, включая двух радистов, была сброшена на парашютах в районе города Кум, что в 70 километрах от иранской столицы. Группа должна была пробраться в Тегеран, наладить радиосвязь с Берлином и подготовить условия для высадки основного десанта во главе со Скорцени. Диверсию планировалось устроить 30 ноября в день рождения английского премьера. Более двух недель добирались диверсанты с большим количеством оружия и снаряжения до Тегерана и разместились на конспиративной вилле, подготовленной для них немецкой агентурой.

Агентурной группе тегеранской резидентуры под оперативным псевдонимом «Легкая кавалерия» удалось первой добыть информацию о десанте и обнаружить местонахождение группы. Все шесть немецких «коммандос» были арестованы. Когда немецким спецслужбам стало известно о провале передовой группы, в Берлине решили отказаться от направления в Тегеран главных исполнителей операции «Длинный прыжок».

В 1964 году проживавший в Мадриде бывший начальник секретной службы СС Отто Скорцени в беседе с корреспондентом парижской газеты «Экспресс» заявил, в частности, следующее: «Из всех забавных историй, которые рассказывают обо мне, самые забавные – это те, что написаны историками. Они утверждают, что я должен был со своей командой похитить Рузвельта во время Ялтинской конференции. Это глупость: никогда мне Гитлер не приказывал этого. Сейчас я вам скажу правду по поводу этой истории: в действительности Гитлер приказал мне похитить Рузвельта во время предыдущей конференции – той, что проходила в Тегеране. Но бац! Из-за различных причин это дело не удалось обделать с достаточным успехом…»

В газете «Правда» за 19 декабря 1943 года было помещено сообщение следующего содержания: «Лондон, 17 декабря (ТАСС). По сообщению вашингтонского корреспондента агентства Рейтер, президент Рузвельт на пресс-конференции сообщил, что он остановился в русском посольстве в Тегеране, а не в американском, потому что Сталину стало известно о германском заговоре.

Маршал Сталин, добавил Рузвельт, сообщил, что, возможно, будет организован заговор на жизнь всех участников конференции. Он просил президента Рузвельта остановиться в советском посольстве с тем, чтобы избежать необходимости поездок по городу. Черчилль находился в британском представительстве, примыкающем к советскому посольству. Президент заявил, что вокруг Тегерана находилась, возможно, сотня германских шпионов. Для немцев было бы довольно выгодным делом, добавил Рузвельт, если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, когда мы проезжали бы по улицам Тегерана.

Советское и американское посольство отделены друг от друга расстоянием примерно в полтора километра».

В конце 2003 года, выступая перед журналистами в пресс-бюро СВР России на презентации книги Юрия Кузнеца «Тегеран-43», главный консультант службы внешней разведки генерал-лейтенант Вадим Кирпиченко следующим образом высказался о событиях 60-летней давности: «Хочу ответить тем, кто продолжает бесконечную дискуссию, действительно ли готовилась операция по уничтожению лидеров “Большой тройки” 60 лет назад в столице Ирана. Первое секретное донесение о том, что такое покушение может быть совершено, пришло от советского разведчика Николая Кузнецова после доверительной беседы с ним штурмбаннфюрера СС фон Ортеля. Этот высокопоставленный немецкий контрразведчик фактически проговорился, что планируется уничтожение трех руководителей стран антигитлеровской коалиции. Именно Ортель был назначен начальником диверсионной школы в Копенгагене и готовил исполнителей для этой акции. Позднее Советский Союз и Великобритания получили другие подтверждения, что подготовка к покушению на Сталина, Черчилля и Рузвельта действительно велась.

Знание советскими и британскими разведчиками реальной обстановки в стране пребывания позволило заблаговременно сорвать планы гитлеровцев, в том числе подготовку к покушению на лидеров трех великих держав. Накануне Тегеранской конференции советской разведке удалось добыть достоверную информацию о десанте передовой группы из шести немецких “коммандос”, сброшенных на парашютах в районе города Кум, откуда они направились на связь с руководителями предстоящей операции. Дневник унтершарфюрера СС Рокстрока, который был захвачен во время ареста этого радиста и сохранился в архивах СВР, подтверждает, что диверсанты добирались до Тегерана более двух недель: у них было много снаряжения и оружия. Все диверсанты были арестованы.

Советская разведка сорвала заговор гитлеровцев, как говорится, еще на дальних подступах к встрече глав великих держав. В предотвращении покушения на Сталина, Черчилля и Рузвельта и в сборе информации о немецких диверсантах важную роль сыграла группа молодых разведчиков, в составе которой действовал Геворк Вартанян – ныне Герой Советского Союза».

«Французский Филби»

В 1943 году молодой, но уже получивший хороший опыт работы за границей и в центральном аппарате внешней разведки Николай Горшков назначается резидентом НКВД в Алжире. Во время этой командировки он лично привлек к сотрудничеству с советской разведкой видного чиновника из окружения генерала де Голля француза Жоржа Пака, от которого в течение последующих 20 лет в Центр поступала исключительно важная политическая информация по Франции, а затем и по НАТО.

Жорж Пак

Напомним, вкратце, кем был Жорж Пак и чем он был ценен для нашей разведки.

Жорж Жан-Луи Пак родился 29 января 1914 года в небольшом французском провинциальном городке Шалон-Сюр-Сон (департамент Сона и Луара) в семье парикмахера. После успешного окончания колледжа в родном Шалоне и лицея в городе Лионе, в 1935 году Жорж стал студентом литературного факультета «Эколь нормаль» (Высшей школы) – престижного учебного заведения страны, которое в разные годы окончили президент Франции Жорж Помпиду, премьер-министр Пьер Мендес-Франс, министры Луи Жокс, Пейрефит и многие другие.

Глубокие и обширные знания, приобретенные Жоржем Паком во время учебы в «Эколь нормаль», позволили ему получить дипломы Сорбонны о высшем образовании в области итальянской филологии, а также по практическому итальянскому языку и итальянской литературе. Пак некоторое время преподавал в учебных заведениях в Ницце, а затем в 1941 году оставил Францию и выехал вместе с женой в Марокко, где ему была предоставлена работа преподавателя литературы в одном из лицеев в Рабате.

События конца 1942 года круто изменили спокойное течение жизни молодой семьи Паков. После высадки англо-американских войск в Марокко и Алжире в ноябре 1942 года один из товарищей Пака по «Эколь нормаль» предложил ему срочно выехать в Алжир и присоединиться к движению «Свободная Франция». Он стал работать руководителем политического отдела радиостанции Временного французского правительства, возглавляемого генералом Шарлем де Голлем.

Именно в этот период Пак через одного из своих друзей познакомился с руководителем резидентуры советской внешней разведки в Алжире Николаем Михайловичем Горшковым. Постепенно у них завязалась личная дружба, перешедшая в прочное сотрудничество единомышленников, продолжавшееся почти 20 лет.

Чтобы понять, почему Жорж Пак стал на путь секретного сотрудничества с советской внешней разведкой, необходимо вспомнить предшествующие этому политические события, связанные с его родиной – Францией.

22 июня 1940 года французское правительство маршала Петэна подписало акт о капитуляции. Гитлер разделил Францию на две неравные зоны. Две трети территории страны, включая всю Северную Францию с Парижем, а также побережье Ла-Манша и Атлантики, были оккупированы германской армией. Южная зона Франции с центром в небольшом курортном городке Виши находилась под юрисдикцией правительства Петэна, которое активно проводило политику коллаборационизма с нацистской Германией.

Следует подчеркнуть, что далеко не все французы смирились с поражением и признали «режим Виши». Так, бывший заместитель министра национальной обороны Франции генерал де Голль выступил с обращением «ко всем французам и француженкам», призвав их развернуть борьбу с нацистской Германией. «Что бы ни случилось, – подчеркивал он в обращении, – пламя французского сопротивления не должно погаснуть и не погаснет».

Этим обращением было положено начало движению «Свободная Франция», а затем – созданию Национального комитета свободной Франции (НКСФ) во главе с генералом де Голлем.

Сразу же после создания НКСФ советское правительство признало де Голля как руководителя «всех свободных французов, где бы они ни находились», и выразило решимость содействовать «полному восстановлению независимости и величия Франции».

С 3 июня 1943 года НКСФ был преобразован во Французский комитет национального освобождения (ФКНО), штаб-квартира которого обосновалась в Алжире. Советское правительство учредило полномочное представительство при ОКНО, которое возглавил видный советский дипломат Александр Богомолов.

На фоне последовательного политического курса Советского Союза по отношению к борющейся Франции резким контрастом выглядела двусмысленная политика Великобритании и США. Руководство этих стран всячески тормозило процесс признания де Голля в качестве главы временного правительства Франции. А США даже до ноября 1942 года поддерживали официальные дипломатические отношения с правительством Виши. Лишь в августе 1943 года США и Англия признали Французский комитет национального освобождения, сопроводив это признание рядом серьезных оговорок.

Жорж Пак воочию смог убедиться в двойственности политики США и Англии по отношению к его стране. Он невольно сопоставлял действия представителей Запада и русских и начинал симпатизировать последним, считая, что он «находится в одном строю с русскими». Об этом сам Пак поведал позже в своих мемуарах, увидевших свет в 1971 году.

После освобождения Франции Жорж Пак возвратился в Париж и в октябре 1944 года восстановил оперативный контакт с парижской резидентурой.

Некоторое время Пак работал начальником канцелярии военно-морского министра Франции. В июне 1948 года он становится помощником начальника канцелярии министра городского строительства и реконструкции, а в конце 1949 года переводится на работу в секретариат премьер-министра Франции Жоржа Бидо.

С 1953 года Жорж Пак занимал ряд важных постов в правительствах IV Республики. При этом следует подчеркнуть, что где бы он ни работал, он всегда оставался для советской разведки важным источником ценной политической и оперативной информации.

В октябре 1958 года Жорж Пак был назначен на пост руководителя справочной службы Генерального штаба французской армии, а с 1961 года являлся начальником канцелярии Института национальной обороны. В октябре 1962 года последовало новое назначение – он становится заместителем начальника отдела прессы и информации Североатлантического альянса (НАТО).

Новые широкие информационные возможности Жоржа Пака позволили советской разведке добывать в этот период документальную разведывательную информацию по многим политическим и военно-стратегическим проблемам как отдельных западных держав, так и НАТО в целом. За время сотрудничества с советской разведкой он передал нам большое количество ценнейших материалов, в том числе план обороны Североатлантического блока для Западной Европы, оборонную концепцию и военные планы стран Запада в отношении СССР, разведывательные бюллетени НАТО, содержавшие информацию западных спецслужб о социалистических странах, другие важные сведения.

Жорж Пак был признан западной и прежде всего – французской прессой «крупнейшим советским источником, работавшим когда-либо на Москву во Франции», «французским Филби» (Ким Филби – один из ведущих разведчиков действовавшей в Англии успешной агентурной группы, получившей наименование «Кембриджская пятерка», о которой идет речь в очерке «Работа на перспективу». – Лет.).

Позже, в своей книге мемуаров Жорж Пак подчеркивал, что своей деятельностью «он стремился содействовать паритету сил США и СССР с целью недопущения глобальной мировой катастрофы».

16 августа 1963 года по информации перебежчика Анатолия Голицына Жорж Пак был арестован и осужден за шпионаж. После освобождения из тюрьмы в 1970 году он проживал во Франции, побывал в Советском Союзе, изучил русский язык. Скончался в Париже 19 декабря 1993 года.

Внешняя разведка разгадывает «Кроссворд»

В последнее время в работах ряда историков Второй мировой войны высказывается мнение о том, что главари Третьего рейха, в частности, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, установили неофициальные контакты со спецслужбами США и Англии лишь незадолго до крушения гитлеровской Германии. И якобы поддерживали их без ведома Гитлера и вопреки его запретам с тем, чтобы избежать капитуляции Германии и заключить выгодный ей сепаратный мир с Западом за спиной СССР. При этом подчас утверждается, что инициатива сепаратных переговоров Германии с нашими союзниками целиком и полностью принадлежала нацистским спецслужбам или спецслужбам наших союзников, в частности УСС США. Однако факты свидетельствуют о том, что сепаратные контакты нацистов с западными странами начались еще до нападения Гитлера на Советский Союз, а в ходе войны инициатива в их проведении исходила не только от Германии.

Аллен Даллес

18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву № 21, получившую название план «Барбаросса». Он представлял собой комплект документов, в которых нашли отражение методы и средства ведения агрессивной войны фашистской Германией против Советского Союза.

Осуществление плана «Барбаросса» высшее руководство фашистской Германии предусматривало начать в мае 1941 года. Однако в связи с агрессивными военными действиями немецкой армии против Югославии и Греции этот срок был перенесен.

Главная цель плана – полный разгром и ликвидация СССР, выселение коренного населения за Урал, замена его немецкими колонистами.

Войну планировалось закончить до зимы 1941 года.

Однако далеко не все главари нацистской Германии разделяли мнение Гитлера о том, что она справится с Советским Союзом в течение полутора – двух месяцев. Против немедленного нападения на СССР были, в частности, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, командующий «люфтваффе» Герман Геринг и заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс. Опасность этой авантюры понимали и лидеры германской промышленности.

Об этих колебаниях нацистской верхушки было известно советской разведке от ее агентуры в Германии и Англии. В частности, она была в курсе, что в мае 1941 года к президенту Международного Красного Креста профессору Карлу Буркварту в Швейцарию прибыл эмиссар Гиммлера, сотрудник службы безопасности СД Даненфельд, который попытался выяснить, как отнеслось бы английское правительство к предложению заключить мир с нацистской Германией.

Начало войны показало, что для таких сомнений имелись веские основания. Гитлеру не удалось в течение трех месяцев разгромить СССР и победоносно закончить поход на Восток. Поэтому уже в сентябре 1941 года Даненфельд вторично посетил Буркварта и сообщил ему, что в окружении Гиммлера «весьма озабочены поисками выхода» из создавшейся ситуации. Этот зондаж имел в виду побудить Буркварта выступить посредником в завязывании сепаратных переговоров с Западом, чтобы разрушить начавшую складываться к тому времени антигитлеровскую коалицию.

К установлению секретных переговоров с западными союзниками Гиммлер привлек и свою агентуру. Так, в декабре 1942 года по его поручению агент службы безопасности СД, личный советник Гиммлера по юридическим вопросам адвокат Лангбен встретился в Стокгольме с представителем Управления стратегических служб (УСС) США (американской разведки) профессором Брюсом Хоппером и обсудил с ним возможность сепаратных переговоров. В беседе было сказано, что «серьезные люди» в Германии считают бесперспективной войну против США и Англии. О данной встрече было доложено руководителю УСС генералу Доновану, который дал поручение региональному резиденту в Швейцарии Аллену Даллесу продолжить контакты с посланцами Гиммлера с целью выяснения реальных планов антигитлеровской оппозиции.

Выполняя поручение Донована, резидент УСС Даллес в январе – апреле 1943 года провел в Женеве и Берне три беседы с эмиссаром Гиммлера князем Эгоном Гогенлоэ и сотрудником отдела «В» (Западная Европа) VI Управления РСХА, выступавшим под псевдонимом Бауэр. В беседах участвовал и американский посланник в Швейцарии Гаррисон.

В мае – июне 1943 года по поручению все того же Гиммлера директор «Дрезднер банка» Раше пытался выяснить через владельца крупнейшего шведского банкирского дома Якоба Валенберга, поддерживавшего тесный контакт с правящими кругами США и Англии, «заключат ли западные державы сепаратный мир с Германией, если Гитлера не будет».

В октябре 1943 года личный врач Гиммлера Феликс Керстен встретился в Стокгольме с американским дипломатом Стивенсоном Хьюитом. По его словам, Хьюит, являвшийся личным представителем госсекретаря США Стеттиниуса, заявил, что «готов посредничать между Гиммлером и правительством США». 9 ноября в Стокгольм прибыл бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг и продолжил переговоры с Хьюитом.

В архивах разведки имеются сведения об этих попытках немцев завязать переговоры с представителями США и Англии об условиях перемирия. Сначала, как уже отмечалось, такая инициатива исходила только от немцев, затем к ней стали проявлять интерес и наши союзники по коалиции.

Советскому руководству из донесений разведки было хорошо известно о контактах гитлеровцев с союзниками по коалиции за спиной СССР, которые продолжались до конца апреля 1945 года. Так, последняя подобная встреча состоялась 20 апреля 1945 года, когда нацистскую Германию уже ничто не могло спасти от краха: начинался штурм Берлина советскими войсками.

Начавшееся 12 января 1945 года зимнее наступление Красной Армии поставило гитлеровскую Германию перед лицом неизбежного военного поражения. Стало ясно, что дни ее сочтены и что счет идет не только на месяцы, но и на дни. В этой связи германские монополии и верхушка генералитета категорически потребовали от Гитлера немедленно вступить в переговоры с западными державами. Их цель – полное прекращение военных действий на Западе, чтобы иметь возможность скорее перебросить высвободившиеся силы на Восток и попытаться любой ценой задержать наступление Красной Армии вглубь страны и тем самым сохранить основу своего господства в Германии.

Довести ультиматум до сведения Гитлера было поручено доверенным лицам монополий в правительстве – министру военной экономики Шпееру и министру финансов Шверин фон Крозингу, а также представителю генералитета – начальнику Главного штаба сухопутных сил генерал-фельдмаршалу Гудериану. Ультиматум был предъявлен Гитлеру 16 января 1945 года. В этот день в ходе очередного обсуждения военного положения Германии Гудериан заявил Гитлеру, что «с военной точки зрения война проиграна», и потребовал немедленного прекращения боевых операций на Западе и концентрации всех имеющихся сил, включая войска блокированной в Курляндии группировки, чтобы сдержать наступление Красной Армии. Вечером того же дня Гитлер получил меморандум Шпеера, который, обрисовав экономическое положение Германии, призвал его «приступить к резкому сокращению численности германских войск на Западе и переброске их на Восток». Министр финансов фон Крозинг также высказался за установление контакта с Западом через посредников.

После демарша военно-промышленных кругов и генералитета Германии Гитлер вынужден был обсудить с министром иностранных дел Риббентропом возможные положения «мирных предложений» Западу. Уже 19 января Риббентроп сформулировал их в документе, ставшем позже известным под названием «меморандум Риббентропа». Он был представлен Гитлеру и получил его одобрение.

Вкратце содержание меморандума сводилось к следующему.

Запугивая Запад «советской угрозой», автор документа утверждал, что «ближайшая цель Москвы – полное завоевание Европы». Если Англия немедленно не вступит в процесс урегулирования отношений с нацистской Германией, то после военного поражения последней в Восточной Европе возникнет «трехсотмиллионный силовой блок», а в Западной Европе развернется «подрывная деятельность, чтобы расчистить дорогу дальнейшему наступлению Красной Армии».

Какой же выход предлагал Западу «меморандум Риббентропа»?

Единственным противовесом «советской угрозе», говорилось в нем, «может стать только Германия, а поскольку национальные силы в стране представляют национал-социалисты, таким противовесом может стать только национал-социалистская Германия. В данной ситуации, подчеркивалось в меморандуме, «дальнейшее ослабление Германии является для англичан и американцев самоубийством».

Меморандум выдвигал конкретные предложения Германии Западу: он должен был немедленно прекратить военные действия на Западном фронте, ибо «каждый день наносит ущерб Германии, но в стратегическом плане еще больше причиняет вреда Англии». Особенно примечательным в меморандуме являлся вопрос о будущих границах в Европе. Гитлеровцы собирались оставить в границах Третьего рейха французские Эльзас и Лотарингию, Люксембург, Австрию, западные районы Чехословакии, значительную часть Польши. Взамен Западу предлагалось вступить с Германией в военно-политический блок, направленный против СССР, и активно содействовать подключению к нему Японии.

21 января 1945 года окончательно отредактированный и утвержденный Гитлером «меморандум Риббентропа» был отправлен в посольства Германии в Швейцарии, Швеции, Испании и Португалии с заданием довести его содержание до сведения официальных представителей Англии в этих странах. Ответ западных союзников на «меморандум Риббентропа» был обескураживающим. Они заявили, что любые соглашения с Германией невозможны без персональных изменений в правительстве Третьего рейха.

Сокрушительный удар по нацистским планам заключить с Западом сепаратный мир на антисоветской основе нанесла Ялтинская конференция. 12 февраля 1945 года по настоянию Сталина руководители трех великих держав приняли совместную декларацию, в которой заявили о договоренности принудительного осуществления безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Всякие сепаратные переговоры с ней исключались. В этой связи после Ялтинской конференции германская дипломатия переключила свое внимание на США, где все еще оставались сторонники переговоров с нацистами.

6 марта 1945 года региональный резидент УСС в Европе Аллен Даллес встретился в Цюрихе с уполномоченным СС при группе армий «Ц» в Италии Карлом Вольфом. На этот раз переговоры касались вопросов капитуляции германских войск в Северной Италии.

Эта встреча проходила с глазу на глаз. Вольф, по свидетельству Даллеса, заявил, что, по его мнению, «война на Западе является преступлением против великого германского народа». Как командующий войсками СС и полиции, он готов обеспечить прекращение военных действий этими формированиями, а также предоставить их в распоряжение Запада. Для полного же прекращения военных действий на итальянском фронте ему необходимо согласие командующего Южным фронтом Кессельринга. Вольф заметил, что согласие Кессельринга на перемирие повлияет на позицию других командующих силами вермахта на Западном фронте.

10 марта Даллес направил в Вашингтон телеграмму, в которой отметил, что предложение Вольфа будет иметь далеко идущие последствия и «создаст уникальную возможность сократить сроки войны, занять Северную Италию, по возможности продвинуться в Австрию и сорвать немецкий план создания подрывных организаций в нашем тылу». Непосредственный начальник Даллеса Донован внес коррективы в текст телеграммы и в основательно препарированном виде доложил ее госсекретарю США и президенту. В донесении он, правда, несколько преувеличил готовность германского командования в Италии к безоговорочной капитуляции как основы перемирия на Западе.

Командующий союзными войсками в Северной Италии британский фельдмаршал Александер также поддержал этот план, получивший кодовое название операция «Кроссворд». Такая позиция западных союзников СССР объяснялась тем, что наступление англо-американских войск на Итальянском театре военных действий развивалось в течение двух лет весьма сложно. Понимая, что о сепаратных переговорах союзников с гитлеровцами в Швейцарии станет известно советскому руководству из донесений разведки, Александер предложил кратко проинформировать об этих переговорах Москву.

12 марта 1945 года американский и английский послы в Москве совместно проинформировали советское руководство о встрече с представителем германского командующего Южным фронтом Кессельринга для обсуждения вопросов капитуляции. В тот же день нарком иностранных дел СССР Молотов высказался за участие советских представителей в этих переговорах. Однако дипломатические ведомства Англии и США отвергли советские предложения, полагая, что с военной точки зрения в этом нет никакой необходимости. Они пришли к выводу, что «принятие советских требований явилось бы актом ублажения СССР, что в будущих переговорах могло бы обернуться против нас самих». В соответствии с этой позицией и была составлена новая американо-английская нота советскому правительству, содержащая отказ удовлетворить требование советской стороны под тем предлогом, что предполагаемые переговоры в Швейцарии будут носить сугубо предварительный характер. В ней сообщалось также, что окончательная выработка условий капитуляции будет осуществлена в штабе генерал-фельдмаршала Александера и что к этим переговорам будут подключены советские представители. «Однако, – говорилось в ноте, – ввиду того, что германские предложения касаются капитуляции вооруженных сил на американо-британском фронте, фельдмаршал Александер как верховный командующий на этом театре военных действий будет один ответственен за ведение переговоров и принятие решений».

Столкнувшись с отказом США и Англии, Сталин 16 марта 1945 года потребовал прекращения этих переговоров. В ноте наркома иностранных дел Молотова отказ американского и английского правительств допустить к участию «в переговорах в Берне» советских представителей характеризовался как «совершенно неожиданный и непонятный для наших отношений». В связи с этим, говорилось далее в ноте, «советское правительство настаивает на том, чтобы впредь была исключена возможность ведения сепаратных переговоров одной или двумя союзными державами с германскими представителями без участия третьей союзной державы». Стиль ноты показывает, что она была отредактирована самим Сталиным.

Тем временем ход операции «Кроссворд» стал давать сбои, и союзники стали отрицать наличие дальнейших контактов с гитлеровцами. Сразу же после первого тура переговоров Вольфа с Даллесом в Цюрихе фельдмаршал Кессельринг, которому отводилась важная роль в этой операции, был отозван Гитлером в Берлин. Это вызвало замешательство у американцев. Однако Даллес заручился поддержкой Донована и английской стороны на продолжение дальнейших контактов с верховным командованием вермахта относительно условий капитуляции германских войск на Западе. Участвовать в них были назначены заместитель начальника союзных войск на средиземноморском театре военных действий американский генерал Лайман Лемнитцер и представитель английской военной разведки генерал Теренс Эйри.

Вскоре Даллес сообщил Вольфу о желательности его скорейшего прибытия в Швейцарию. Поскольку Цюрих, где проходили секретные встречи германских и американских представителей, по выражению Даллеса, «засветился» перед советской разведкой, местом проведения второго тура переговоров был избран небольшой швейцарский городок Аскона, где на частной вилле германского промышленника Стиннеса и были продолжены «сепаратные игры» союзников.

Вторая встреча состоялась 19 марта 1945 года. В ней приняли участие уже 18 человек. Вольф изложил различные варианты достижения сепаратного перемирия. После их обсуждения было условлено, что Вольф после получения соответствующего уведомления направит представителей вермахта и войск СС, снабженных соответствующими полномочиями для подписания акта о безоговорочной капитуляции, в штаб союзников в итальянском городе Казерта. В целях поддержания постоянной связи Даллес предложил Вольфу разместить в его штабе американского радиста с передатчиком, с помощью которого можно поддерживать подобный контакт, на что получил немедленное согласие. Главным итогом сепаратной встречи в Асконе было то, что она посеяла надежды на возможность скорого прекращения военных действий на юге и западе Европы и на заключение сепаратного мира за счет интересов СССР.

Опасаясь очередной негативной реакции Москвы, союзники приняли решение проинформировать советскую сторону о состоявшихся переговорах. 21 марта 1945 года посольство США в Москве направило соответствующее письмо на имя Молотова. В нем, однако, суть переговоров с Вольфом не раскрывалась. Правда, советское правительство в этом и не нуждалось, поскольку было прекрасно осведомлено о сепаратных играх союзников от своей разведки. Реакция советского правительства была легко предсказуемой. В ответной ноте оно расценило как «совершенно недопустимое положение», когда за спиной Советского Союза, несущего основную тяжесть войны против Германии, ведутся сепаратные переговоры с противником, и потребовало немедленного их прекращения.

Разногласия из-за контактов англосаксов с представителями Третьего рейха грозили оказать отрицательное влияние на отношения союзников в целом. Данный вопрос стал предметом переписки на высшем уровне. Руководители США и Англии (25 марта и 5 апреля соответственно) направили личные послания Сталину. В своем послании на имя главы Советского государства лидер США утверждал, что речь идет не о сепаратных переговорах, а лишь о стремлении американской стороны спасти жизни своих солдат. «Как военный человек вы поймете, что необходимо быстро действовать, чтобы не упустить возможности. Так же обстояло бы дело в случае, если бы к вашему генералу под Кенигсбергом или Данцигом противник обратился бы с белым флагом», – писал он.

Однако Сталин не был бы Сталиным, если бы отказался от защиты интересов Советского Союза. В ответном послании от 29 марта он написал лидеру США, что в принципе не возражает против переговоров с немцами, однако при условии учета интересов всех союзников по антигитлеровской коалиции. «Я не только не против, а наоборот, целиком стою за то, чтобы использовать случаи развала в немецких армиях и ускорить их капитуляцию на том или ином участке фронта… Но я согласен на переговоры с врагом… только в том случае, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт», – подчеркнул Сталин.

Тот факт, что на заключительном этапе войны вопрос о секретных контактах англичан и американцев с фашистами был затронут на столь высоком уровне, являлся, конечно же, не случайным. Сталин отдавал себе отчет в том, что на заключительном этапе войны гитлеровцы стремятся расколоть союзников и тем самым обеспечить себе максимально выгодные условия капитуляции.

В ответном послании от 3 апреля Рузвельт по-прежнему отрицал ведение каких-либо переговоров с немцами, утверждая, что единственной целью «встречи» было установление контакта с компетентным германским офицером. Послание заканчивается патетической фразой о том, что Сталина якобы ввели в заблуждение его информаторы.

«Откровенно говоря, я не могу не чувствовать крайнего негодования в отношении ваших информаторов, кто бы они ни были, в связи с таким неправильным описанием моих действий и действий моих доверенных подчиненных», – говорилось в телеграмме.

В свою очередь Сталин идет на определенный риск. Он раскрывает своим союзникам сведения, полученные разведкой, и прямо говорит об этом. Тем самым он дает понять, что союзники нарушили правила игры, поддавшись на предложения нацистов начать сепаратные переговоры, которые велись уже с ведома Гитлера. В ответ на письмо Рузвельта, в котором говорилось, что Сталина подвели его информаторы, он пишет: «Что касается моих информаторов, то уверяю вас, что это очень честные, скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорбить кого-либо».

Советская внешняя разведка своевременно информировала Кремль о планах нацистов вбить клин в отношения между союзниками по антигитлеровской коалиции путем проведения сепаратных переговоров с ними. Тем самым она сыграла важную роль в деле обеспечения национальных интересов нашего государства.

Попытки Гитлера навязать США и Англии сепаратные переговоры за счет интересов СССР провалились. Вместе с тем следует отметить, что эти попытки не были полностью бесплодными. В годы «холодной войны» руководители Запада взяли на вооружение основные положения «меморандума Риббентропа» для борьбы против нашей страны, ничуть не смущаясь тем фактом, что изложенные в нем идеи родились в недрах гитлеровских спецслужб и были одобрены Гитлером.

Разведка и Второй фронт

Важное место в период Великой Отечественной войны в деятельности резидентур советской внешней разведки в США и Англии занимали вопрос о сроках открытия Второго фронта в Европе и проблемы межсоюзнических отношений.

В своем выступлении 22 июня 1941 года премьер-министр Великобритании Черчилль заявил о поддержке СССР в его войне с нацистской Германией. Аналогичную позицию занял и президент США Рузвельт. Однако Сталин хорошо знал, что в коалиционном правительстве Черчилля имеется немало «мюнхенцев», которые при определенных условиях готовы договориться с Гитлером за счет Советского Союза и закончить войну с ним сепаратным миром.

Уинстон Черчилль

Вопрос об открытии Второго фронта встал напрямую с первого дня нападения Германии на Советский Союз. В этот день премьер-министр Англии Черчилль выступил по британскому радио с обращением к народу, в котором заявил о том, что в этой войне Англия будет на стороне Советского Союза.

Проблема Второго фронта была предметом серьезных переговоров между Москвой и Лондоном уже в 1941 году, когда 12 июля в советской столице был подписан пакт о военной помощи между СССР и Англией.

В конце июля того же года Москву посетил с визитом помощник президента США Гарри Гопкинс, который был принят Сталиным. Целью визита посланца американского президента в СССР было выяснить способность нашей страны противостоять гитлеровскому нашествию. Его визит показал, что СССР не намерен капитулировать перед агрессором и будет продолжать сопротивляться до конца. 11 июня 1942 года СССР и США заключили соглашение о принципах взаимной помощи в ведении войны. Вступление США в войну на стороне Великобритании и СССР усилило антигитлеровскую коалицию.

В результате этих дипломатических зондажей в середине августа на Атлантической конференции Черчилля и Рузвельта на канадском острове Ньюфаундленд было решено оказать советской стороне максимальную помощь военным оружием и снаряжением. Правда, союзники договорились о том, чтобы предоставить СССР только оборонительные виды вооружений и воздержаться от поставок наступательных, таких, как, например, дальняя бомбардировочная авиация. 5 сентября 1941 года британское правительство обеспечило получение такого оружия и военного снаряжения Советским Союзом в порядке ленд-лиза.

Вместе с тем Англия не спешила дать обещание немедленно открыть второй фронт против Германии в Европе. Премьер-министр Черчилль считал, что до 22 июня 1941 года его страна в одиночку сражалась против гитлеровской Германии, а после ее нападения на СССР – являлась единственной страной, ведущей на Западе боевые действия против вермахта. Положение, однако, изменилось после нападения Японии на США 7 декабря 1941 года и объявления Германией войны Америке. Теперь против Германии на Западе воевали уже две страны антигитлеровской коалиции – Англия и США, которые имели достаточно сил и средств для открытия Второго фронта в Европе.

Этого, однако, не произошло. Перед резидентурой НКГБ в Англии Центр поставил задачу добывать разведывательную информацию по Германии и оккупированным ею странам, о намерениях прогерманского лобби в этой стране, вскрывать планы британского правительства в отношении СССР и подрывную деятельность британских спецслужб против нашей страны.

Поскольку в Лондоне обосновались правительства ряда европейских стран в изгнании, задачей внешней разведки было также следить за развитием отношений Польши, Чехословакии, Югославии и других стран с Великобританией, за англо-американскими отношениями, выявлять противоречия между ними по основным международным проблемам.

Оснований для подозрений у Сталина было достаточно. Так, 23 июня 1941 года, то есть на следующий день после нападения Германии на СССР, лондонская резидентура сообщила в Центр, а он, в свою очередь, проинформировал Государственный комитет обороны (ГКО) о высказываниях начальника штаба ВВС Великобритании Чарлза Портела, согласно которым английская авиация в Индии должна подготовиться к бомбардировке нефтяных промыслов Баку, чтобы они не попали в руки немцев. Согласно другой шифровке, командование английских ВВС на Ближнем Востоке также получило указание детально изучить предстоящие объекты бомбардировок на Кавказе.

Одновременно внешняя разведка получила данные об усилении деятельности английских разведывательных служб в Архангельске, куда морским путем поступала британская военно-техническая помощь, Владивостоке и Севастополе, на Тихоокеанском, Северном и Черноморском военных флотах. В этих целях использовались английские военно-морские миссии, прибывшие в СССР в начале войны, в которых присутствовали британские разведчики различных специальностей.

Советская разведка постоянно отслеживала планы США в отношении намерений своих союзников в Европе. 7 декабря 1941 года Япония внезапным нападением на Перл-Харбор развязала войну против США. Вслед за этим 11 декабря Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам. Для выработки совместного плана действий против агрессоров Черчилль и Рузвельт провели в Вашингтоне 22 декабря 1941—14 января 1942 года, в разгар битвы за Москву, конференцию под кодовым названием «Аркадия». На ней было подтверждено решение об оказании помощи СССР по ленд-лизу, однако вместо высадки в Европе, как на это рассчитывало советское руководство, было решено подготовить в ноябре 1942 года вторжение англо-американских войск в Северную Африку (операция «Торч» – «Факел»). Таким образом, главный вопрос ведения коалиционной войны – о скорейшем открытии Второго фронта – решен не был.

Сталина очень интересовал вопрос открытия Второго фронта в Европе. Но союзники не торопились. 14 марта 1942 года он направил очередное послание Черчиллю. Внешне безобидное по содержанию, оно, однако, имело далеко идущие последствия. В послании Сталин благодарил британского союзника за помощь по ленд-лизу и за усиление воздушных бомбардировок Германии британской авиацией. В заключение послания Сталин писал: «Выражаю твердую уверенность в том, что совместные усилия наших войск… в конечном итоге сломят силу нашего общего врага и что 1942 год будет решающим в повороте событий на фронте борьбы с гитлеризмом». Это был завуалированный намек на необходимость открытия Второго фронта именно на Западе. По этому вопросу уже несколько месяцев шел спор между советской и английской делегациями, который никаких результатов пока не дал.

Сталин это хорошо понимал. И неслучайно в ходе беседы с новым резидентом советской внешней разведки в США Василием Зарубиным перед его отъездом за океан Сталин подчеркнул, что союзники, видимо, откроют Второй фронт только в двух случаях: если СССР окажется на грани поражения и им придется спасать себя и свои колонии и если окажется, что СССР способен в одиночку разгромить врага. «Тогда союзники поспешат нам на помощь, чтобы не опоздать к дележу германского пирога. Правда, до этого пока далеко», – сказал он. Дальнейшее развитие событий показало правоту оценок руководителя нашего государства. Однако причины его «прозорливости» были весьма прозаичными.

Дело заключалось в том, что Сталину от источников разведки в Лондоне стало известно содержание меморандума Черчилля от 18 декабря 1941 года, в котором британский премьер изложил свое видение плана ведения войны. В послании на имя президента Рузвельта он детально рассматривал шаги, которые, по мнению британского премьера, должны предпринять США и Англия. Так, он считал, что эти страны основные усилия должны сосредоточить в Атлантике и на Тихом океане. Что же касается боевых действий на суше, то для их проведения необходимо, по его мнению, множество условий, которые, однако, в 1942 году вряд ли появятся, поэтому открыть Второй фронт в Европе они не в состоянии. Все, что могут США и Англия предпринять в 1942 году, – это максимально усилить воздушные бомбардировки Германии и готовиться к вторжению в Северную Францию.

«Меморандум Черчилля» подвергся тщательному изучению в Вашингтоне, после чего американское военное командование разработало «американский план» ведения войны. Согласно этому плану, США и Англия должны прежде всего осуществить вторжение в Северную Африку (операция «Торч»), а речь об американо-британском вторжении во Франции (операция «Оверлорд») может пойти только в 1943 году, если позволят условия. При этом необходимо сконцентрировать 48 дивизий, 30 из которых дадут США и 18 – Англия. Вторжение должно быть поддержано воздушным флотом в 5800 самолетов, из них – 3250 американских и 2550 – английских.

Кроме того, американцы предусматривали еще одну вспомогательную операцию, получившую кодовое название «Большой молот». Согласно этому плану, США и Англия должны были предпринять осенью 1942 года высадку совместного десанта силой 5–6 дивизий на французском берегу Ла-Манша, но только в двух случаях: если в Германии обнаружится глубокий внутренний развал или если ситуация на советско-германском фронте катастрофически ухудшится.

25 января 1942 года на стол Сталина легло сообщение лондонской резидентуры внешней разведки о встрече Черчилля и Рузвельта:

«1. Основная цель Черчилля заключалась в том, чтобы вызвать переотправку американского вооружения и особенно морских сил в бассейн Тихого океана… Его миссия была выполнена с успехом, не последнюю роль в этом сыграли привезенные им сообщения о новых агрессивных планах немцев…

2. Черчилль заявил о большой опасности для атлантических коммуникаций, которую могут представить немецкие морские базы на африканском побережье. Черчиллю удалось убедить Рузвельта… не уступать ударные войска, предназначенные для действий в Атлантическом бассейне, для использования их… в бассейне Тихого океана.

<…>

4. Черчилль согласился на некоторое сокращение поставок СССР в том случае, если начнет развиваться немецкое наступление в Северной Африке или на Ближнем Востоке, ибо тогда немцы будут занимать оборонительные позиции на русском фронте и опасность любого прорыва там будет невелика…»

Однако события развивались по другому сценарию. В 1942 году гитлеровское командование развернуло наступление на южном направлении Восточного фронта, и вскоре войска 6-й армии Паулюса вышли к Сталинграду. Стратегическое положение СССР резко ухудшилось. Поставки вооружений и стратегических материалов в СССР по ленд-лизу прекратились. В июле 1942 года началась Сталинградская битва, которая закончилась в феврале 1943 года окружением и уничтожением 330-тысячной группировки противника.

21 мая 1942 года в Лондон прибыл нарком иностранных дел СССР Молотов. Помимо заключения англо-советского договора о совместных усилиях в борьбе против нацизма, перед ним стояла главная задача – добиться от британского премьера твердого обещания открыть Второй фронт в Европе в том же году. 22 мая он был принят Черчиллем, перед которым поставил этот вопрос. Британский премьер долго и упорно стал доказывать советскому министру, что его страна даже совместно с США не в состоянии открыть Второй фронт в Европе в 1942 году, поскольку союзники не располагают достаточным количеством самолетов, десантных судов и иного военного снаряжения. Единственное, что они могут сделать – это максимально усилить воздушные бомбардировки Германии и готовиться к вторжению во Францию в 1943 году. Черчилль подкрепил свою позицию тем соображением, что США и Англия и так сковывают в Голландии, Бельгии, Франции и Норвегии, а также в Северной Африке до 40 германских дивизий, что, дескать, является их вкладом в облегчение военного положения СССР.

Из Лондона Молотов отправился в США. Туда он летел на фронтовом бомбардировщике и в каждую минуту рисковал своей жизнью. 29 мая он прибыл в Вашингтон и встретился с президентом Рузвельтом. В центре их переговоров был, конечно же, вопрос о сроках открытия Второго фронта в Европе. В отличие от Черчилля, Рузвельт с большим пониманием отнесся к позиции СССР по этому вопросу. В опубликованном коммюнике по итогам встречи говорилось: «Была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания Второго фронта в Европе в 1942 году».

Однако нужно было плохо знать Черчилля, чтобы думать, будто он согласится с таким оборотом дел. Как признавался сам Черчилль в беседах с послом СССР в Лондоне Майским, целью его жизни было сохранение любой ценой Британской империи. Из этого вытекало, что Англия палец о палец не ударит, пока СССР громит гитлеровцев на своей территории, и выступит на стороне СССР только тогда, когда он освободит свою территорию от гитлеровцев, а его Красная Армия выйдет к границам

Третьего рейха. До тех пор Англия будет направлять все свои усилия на защиту Британской империи, разбросанной по всему свету

Целью же Сталина было создание и укрепление «великого, могучего Советского Союза», что было закреплено им в гимне СССР, принятом в конце декабря 1944 года. И надо признаться, что к этой цели он шел неуклонно, не щадя ни себя, ни людей. Он справедливо считал, что Красная Армия несет основную тяжесть борьбы с гитлеризмом, а посему союзники СССР должны облегчить эту ношу и как можно скорее открыть Второй фронт на Западе. Таким образом, в британско-советских отношениях столкнулись две противоположных позиции, что, впрочем, не мешало обеим странам достигать разумных компромиссов в борьбе против общего врага.

На обратном пути из Вашингтона Молотов остановился в Лондоне и продолжил переговоры с Черчиллем. Британский премьер согласился внести в заключительное коммюнике фразу об открытии Второго фронта в 1942 году, которая была в советско-американском коммюнике. 12 июня 1942 года оба документа были одновременно опубликованы в столицах «Большой тройки». Однако в момент подписания советско-британского коммюнике Черчилль передал Молотову документ, который фактически дезавуировал это заявление. Суть его сводилась к тому, что Англия приложит все усилия, чтобы открыть Второй фронт в 1942 году, однако ей не хватает десантных судов, а посему твердо обещать выполнить обязательство она не может. Поняв это, Молотов дал из Лондона телеграмму Сталину о том, что Второго фронта в 1942 году в Европе не будет.

19 июня 1942 года Черчилль прибыл в Вашингтон и вручил Рузвельту такой же меморандум. В нем говорилось, что Англия считает нереальной реализацию в текущем году операции «Оверлорд» и вместо нее предлагает осуществить операцию «Торч» по захвату Северной Африки. Американцы возражали против этого, справедливо полагая, что подготовка операции «Торч» отвлечет силы и средства от высадки союзников во Франции. Однако крупное поражение английской армии в районе Тобрука, которое произошло именно в это время, Черчилль использовал для того, чтобы склонить американского президента на свою сторону. В результате Рузвельт стал сильно сомневаться в успехе высадки англо-американских войск в Северной Франции.

В августе 1942 года из Лондона поступила новая информация разведки, доложенная Сталину В ней сообщались итоги совещания от 21 июля по вопросу открытия Второго фронта, на котором присутствовал премьер-министр Великобритании Черчилль. На этом совещании начальник объединенного комитета начальников штабов США генерал Маршалл настаивал на открытии Второго фронта в 1942 году и предупредил англичан, что если они этого не сделают, США будут вынуждены пересмотреть вопрос о посылке подкреплений в Великобританию и «сконцентрировать свое внимание на войне в Тихом океане». В сообщении говорилось, что британский генеральный штаб возражает против этого предложения, а президент США не предпринимает никаких попыток спасти американский план и молчаливо соглашается с английской позицией.

Из донесений резидентур внешней разведки в Лондоне и США Сталин знал, что к лету 1943 года союзники будут иметь все возможности выполнить свои обязательства и открыть Второй фронт в Западной Европе. К тому времени численность их вооруженных сил превысит 13 миллионов человек. Однако Черчилль не спешил с решением этого вопроса, занимая, по выражению советского посла в Лондоне Майского, позицию, которую можно сформулировать так: Англия вступит в борьбу против Гитлера тогда, когда к шинели последнего британского солдата будет пришита последняя пуговица. Это утверждение Майского подтверждали и донесения советской разведки. Еще 27 февраля 1942 года лондонская резидентура доложила в Центр содержание меморандума министра иностранных дел Англии Идена о политике Великобритании в отношении России. В нем говорилось: «Всякая оценка возможного курса политики СССР должна зависеть от… состояния, при котором война окончится. Если поражение германских армий состоится, главным образом, благодаря действиям Советских войск, позиция России на европейском континенте будет неприступной.

…Но если Россия будет окончательно истощена войной, тогда, нуждаясь в англо-американской помощи для восстановления страны, Сталин будет вынужден, хотя бы временно, следовать политике, наиболее приемлемой для Запада»

13 июля 1942 года разведка доложила Сталину информацию о результатах переговоров в Вашингтоне Черчилля и Рузвельта: «…Черчилль и Рузвельт считают, что основные операции англичан и американцев против стран оси должны проводиться в Северной Африке. По мнению Черчилля и Рузвельта, до тех пор, пока положение в Северной Африке не будет решено в пользу англичан и американцев, об открытии Второго фронта не может быть и речи».

На конференциях в Касабланке (январь 1943 года) и Вашингтоне (май 1943 года) Черчилль и Рузвельт договорились вести борьбу против гитлеровской коалиции до ее безоговорочной капитуляции, но при этом заключили без ведома СССР сепаратное соглашение о том, что в 1943 году Второй фронт в Европе открыт не будет.

Накануне Тегеранской конференции, в ноябре 1943 года, нарком государственной безопасности Меркулов направил Сталину спец-сообщение, основанное на донесениях лондонской и нью-йоркской резидентур НКГБ, следующего содержания: «Операции по вторжению предполагается начать в марте 1944 года. Сперва намечается захватить Нормандию и Бретань с направлением удара на Канн (Нормандия). Для проведения этой операции планируется выделить сто дивизий (70 американских и 30 британских)…

Одновременно с главной операцией по вторжению с Запада намечено провести силами 6 дивизий отвлекающую операцию в устье Роны…»

Встреча «Большой тройки» состоялась в Тегеране 28 ноября – 1 декабря 1943 года, когда стратегическая обстановка на советско-германском фронте коренным образом изменилась и наметился явный поворот войны в пользу СССР. Основными вопросами, обсуждавшимися в Тегеране, были военные, особенно вопрос об открытии Второго фронта в Европе. По настоянию Сталина участники Тегеранской конференции приняли письменное решение об открытии Второго фронта во Франции в течение мая 1944 года. Идя навстречу просьбам правительства США, советская делегация заявила о готовности СССР вступить в войну против Японии по завершении военных действий в Европе.

К концу 1943 года стратегическое положение СССР значительно упрочилось. В феврале 1943 года победой Красной Армии закончилась Сталинградская битва. Сражение на Курской дуге знаменовало собой коренной поворот в войне в пользу Советского Союза. В ноябре 1943 года Красная Армия, форсировав Днепр, освободила Киев. Становилось все более очевидным, что Советский Союз в состоянии в одиночку разгромить гитлеровскую Германию и оккупировать всю Европу, тем более что, несмотря на ранее данные обещания, союзники не торопились с открытием Второго фронта.

Кроме того, Сталин знал, что в марте 1943 года министр иностранных дел Англии Иден вел переговоры в США с Рузвельтом о послевоенном урегулировании в Европе. Об их итогах он доложил Черчиллю телеграммой, содержание которой стало известно советской разведке и было сообщено Сталину. Из документа следовало, что Англия и США планировали расчленить Германию и ослабить ее как своего будущего конкурента.

Хотя на Тегеранской конференции Черчилль и Рузвельт дали торжественное обещание открыть Второй фронт весной 1944 года совместной высадкой во Франции, Сталин по-прежнему сомневался в том, что они сдержат свое слово. Он требовал от внешней разведки органов государственной безопасности держать под постоянным контролем этот вопрос, который не снимался с повестки дня вплоть до июня 1944 года.

Сталин не ошибся. Несмотря на данное слово, Черчилль делал все возможное, чтобы саботировать решения Тегеранской конференции. От надежных источников разведки в Лондоне была получена информация о том, что во время подготовки союзников к высадке в Нормандии Черчилль и главнокомандующий британскими войсками в бассейне Средиземного моря генерал Вильсон упорно пытались убедить Рузвельта и начальников штабов вооруженных сил США в том, что следует отказаться он направления войск в Нормандию и осуществить десантную операцию союзников в районе Триеста, чтобы раньше Красной Армии оккупировать Австрию и тем самым преградить дорогу для ее дальнейшего продвижения в Европу. Рузвельт, однако, эту позицию не поддержал, поскольку считал, что Вашингтон, у которого были свои интересы в Европе, не должен таскать каштаны из огня для Англии, стремящейся стать доминирующей силой в районе Балкан.

Даже во время проведения операции «Оверлорд» Черчилль не изменил своей позиции. Разведка доложила Сталину информацию о том, что британский премьер в начале октября 1944 года направил Рузвельту телеграмму, в которой предлагал изменить планы посылки американских военных подкреплений во Францию и вместо этого направить их в Италию. Рузвельт ответил отказом, мотивируя его тем, что в зимних условиях разгромить в Италии армию Кессельринга не удастся даже в случае посылки туда дополнительного американского контингента. Кроме того, главнокомандующий объединенными вооруженными силами генерал Эйзенхауэр уже подготовил прорыв германского фронта и нуждался в свежих подкреплениях.

6 июня 1944 года войска США и Англии высадились в Нормандии. Операция «Оверлорд» началась. Однако, как мы знаем, наступление союзных войск в Арденнах в начале 1945 года столкнулось со значительным сопротивлением германских войск. Германская армия сумела к февралю 1945 года нанести союзникам сокрушительное поражение и отбросить их назад.

Журналист газеты «Мир новостей» Николай Иванов со ссылкой на британского историка Макса Хастингса по этому поводу, в частности, пишет: «Стремительным ударом части вермахта опрокинули группировку союзных войск, которые потеряли 80 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными. Об этом эпизоде на Западе не очень-то любят вспоминать. Гитлер бросил в бой 200-тысячную армию, причем проводил операцию вопреки предупреждениям своего генштаба, который пытался убедить фюрера в бесплодности операции. Тем самым Гитлер пытался заставить союзников согласиться на сепаратный мир с Германией, чтобы затем направить все силы против Красной Армии… Бронетанковые дивизии СС прорвали оборону противника, заставив его бросить свои позиции. В тылу был высажен десант диверсантов, одетых в американскую форму, подготовленный Отто Скорцени. Действия немцев вызвали настоящую панику. В первые двое суток наступления немцы взяли в плен несколько десятков тысяч американцев и были близки к тому, чтобы захватить бельгийскую столицу Брюссель».

Черчилль и Рузвельт запросили у Сталина срочной помощи в виде наступления Красной Армии, только что закончившей операции по освобождению Польши и нуждавшейся в серьезной передышке.

Сталин согласился ускорить подготовку Красной Армии к новому наступлению, не без иронии отметив в телеграммах на имя британского премьера и американского президента, что это произойдет через две недели, «если погода будет этому благоприятствовать». И это не случайно: в прошлом именно Черчилль под благовидными предлогами уклонялся от высадки в Нормандии, приводя в качестве главного аргумента «неблагоприятные погодные условия».

13 января 1945 года Красная Армия начала грандиозную Висло-Одерскую операцию, закончившуюся взятием Берлина. Именно наступление советских войск на Восточном фронте спасло Англию и США от крупного военного поражения в Арденах и ускорило безоговорочную капитуляцию Германии.

Тайны Второго фронта

Оперативно-тактические уловки и дезинформация всегда лежали в основе крупных военных операций. В то же время дезинформационные мероприятия должны проводиться с предельной осторожностью и тщанием, чтобы вместо введения в заблуждение противника не выдать собственные планы. Примером умело разработанных многоходовых комбинаций стал ряд операций, проведенных английскими спецслужбами в ходе Второй мировой войны.

Мы уже отмечали выше, что военно-политическая ситуация после Сталинграда изменилась так круто, что и английский премьер-министр и американский президент вынуждены были срочно вернуться к плану вторжения в Европу, ибо «в Берлин надо было успеть раньше русских». А накануне открытия Второго фронта наши союзники провели масштабную дезинформационную операцию.

«Бодигард» – таким было кодовое наименование общего плана мероприятий по дезинформации противника, разработанного и реализованного союзниками в рамках подготовки к наступлению в континентальной Европе. Другими словами, эти мероприятия были призваны ввести в заблуждение руководства вермахта относительно точной даты, времени, места и деталей вторжения в Южную и Северную Европу.

По твердому убеждению Черчилля и Рузвельта, именно эти мероприятия должны были обеспечить триумфальное открытие Второго фронта. Собственно, операция «Оверлорд» – высадка союзнических войск в Нормандии 6 июня 1944 года – в действительности являлась лишь финальным этапом многоходовой стратегической комбинации с общим названием «Бодигард».

Название общего плана мероприятий разработчики позаимствовали у Уинстона Черчилля, который сказал: «В условиях войны правда имеет столь высокую цену, что ее необходимо окружить телохранителями лжи». «Бодигард» по-английски и есть «телохранитель».

Дезинформационные мероприятия союзников включали в себя ряд конкретных операций. Одна из них носила кодовое наименование «Минсмит» («Мясной фарш») и была проведена английскими спецслужбами с целью заставить немецкий генштаб поверить, что наступление войск союзников состоится в середине 1943 года на Балканах.

Согласно замыслу в руки противника должна была «случайно» попасть секретная информация о намерениях англо-американского командования. О том, что уловка удалась, кроме прочего свидетельствовала и поспешная переброска немцами дополнительных сил в Грецию.

Открытие второго фронта. Высадка десанта в Нормандии

Специалисты английской морской разведки «подготовили» труп человека, погибшего от переохлаждения. Его облачили в мундир майора королевской морской пехоты, набив карманы и бумажник денежными купюрами и личными бумагами на имя армейского курьера Уильяма Мартина. К запястью наручниками прикрепили портфель, где среди прочих секретных документов находилось указание английского генерального штаба фельдмаршалу Александеру провести подготовительные мероприятия для поддержки предстоящего вторжения союзников на Сардинию и в Грецию.

Тело «майора Мартина» обложили сухим льдом, поместили в герметический стальной контейнер и погрузили на британскую подводную лодку «Сераф». Членам экипажа, кроме командира, объявили, что они транспортируют сверхсекретное метеорологическое оборудование к берегам Испании. После чего отобрали подписки о неразглашении сведений о маршруте и грузе.

Рано утром 30 апреля 1943 года подлодка всплыла вблизи городка Уэльва, что на берегу Кадисского залива. Командир Лайонел Р. Джуэлл лично вскрыл контейнер, надел на «майора Мартина» спасательный жилет и опустил его в приливную волну. Вскоре труп оказался на берегу, именно в том месте, где, по расчетам англичан, его могли обнаружить испанские пограничники.

Агентам немецких спецслужб, наводнившим Испанию, вскоре стало известно, что уэльвские стражи обнаружили труп какого-то английского офицера.

Англичане обратились в МИД Испании с просьбой вернуть тело офицера, погибшего в результате авиационной катастрофы и затонувшего в испанских территориальных водах. А чтобы сделать легенду более убедительной, «Таймс» опубликовала заметку о гибели нескольких офицеров, которые на самолете направлялись в Тунис, но потерпели аварию. Еще через день фамилия майора появилась в рубрике боевых потерь.

Тем временем немцы аккуратно вскрыли портфель, перефотографировали его содержимое, после чего официальные испанские представители передали тело английским дипломатам.

Когда тело «майора Мартина» и все, что при нем находилось, передали англичанам, те сразу установили, что портфель вскрывали и документы из него вынимали. В адрес Уинстона Черчилля полетело сообщение: «Сэр, фарш проглочен!»

Позже начальник английского генерального штаба генерал Гастингс Л. Исмей вспоминал: «Результаты операции “Минсмит” превзошли наши самые оптимистические ожидания. То, что нам удалось растянуть немецкую оборону по всей протяженности Европы, а из Сицилии ушли боевые корабли, можно считать великим достижением!»

Высадившись в Сицилии, англо-американские войска не спеша, в течение шести месяцев добирались до Рима.

Выступая на пленарном заседании Тегеранской встречи «Большой тройки» (28 ноября – 1 декабря 1943 года), Сталин так оценил итальянскую кампанию союзников: «Освобождение Средиземного моря для судоходства, конечно, имеет большое значение. Вместе с тем мы считаем, что дальнейшее продвижение вверх по полуострову не даст каких-нибудь ощутимых результатов. Ведь Альпы представляют собой почти непреодолимый барьер, как это в свое время установил наш знаменитый соотечественник полководец Александр Суворов… Вступление Турции в войну, возможно, поможет открыть путь на Балканы, но Балканы расположены далеко от территории собственно Германии и единственный прямой путь для нанесения удара по ней лежит через Францию и только через Францию».

Черчилль поспешил заверить Сталина, что «он, как и президент Рузвельт, уже давно согласился с необходимостью произвести вторжение войск через Ла-Манш. Более того, чтобы обеспечить успешное наступление в Нормандии, уже в полном объеме начали реализовывать мероприятия дезинформирования противника».

И действительно, английские спецслужбы приступили к реализации очередной операции – «Фортитьюд» («Стойкость»), заключавшейся в дезинформации германского руководства – накануне открытия Второго фронта.

4 мая 1944 года на военном аэродроме Гибралтара приземлился личный самолет английского премьер-министра. В проеме люка показался высокий седовласый господин. И хотя он был в штатском, вытянувшиеся во фрунт солдаты почетного караула сразу узнали в нем фельдмаршала Бернарда Лоу Монтгомери. Его фотографии в последнее время не сходили с первых полос ведущих газет Англии и США.

Впрочем, в появлении фельдмаршала не было ничего удивительного. Вполне возможно, что он прибыл для проведения чрезвычайной инспекции или для того, чтобы лично руководить вторжением союзнических войск на континент через южную Францию. Удивительно было другое: фельдмаршал выставлял себя на всеобщее обозрение, игнорируя элементарные правила конспирации.

Много лет спустя станет известно, что спектакль с визитом английского фельдмаршала был разыгран исключительно для одного зрителя – немецкого разведчика, действовавшего на Гибралтаре. Как и предполагали сотрудники английской контрразведки МИ-5, тот немедленно доложил своему берлинскому руководству о появлении на гибралтарском опорном пункте высшего офицера английского генштаба.

Визит фельдмаршала подсказал генеральному штабу в Берлине мысль о необходимости продлить дислокацию семнадцати дивизий вермахта в южной Франции. Ведь неизвестно, какие последствия мог таить в себе приезд Монтгомери на Гибралтар.

Суть операции заключалась в том, что под личиной британского фельдмаршала скрывался его двойник – капитан Майрих Эдвард Джеймс, начальник финансовой службы королевских сухопутных войск. Сотрудники МИ-5 вышли на него, когда он исполнял роль Монтгомери в спектакле армейского театра. А визит в Гибралтар был всего лишь одним из нескольких обманных маневров, в которых капитан играл едва ли не главную роль. Перед этим он, загримированный под фельдмаршала, побывал в Дувре, то есть вблизи пролива Па-де-Кале. Именно оттуда, по предположениям немецких генералов, и должны были начать наступление англо-американские войска. А так как город буквально кишел агентурой немецких спецслужб, не возникало никаких сомнений, что Берлин будет немедленно уведомлен о визите Монтгомери.

Эти два действия одного спектакля, призванного дезориентировать немецкое верховное командование, получили в английских спецслужбах оперативные наименования «Фортитьюд-Юг» и «Фортитьюд-Север» и являлись составной частью операции «Бодигард».

О том, что спланированная разведслужбами союзников оперативная игра удалась, свидетельствует распределение немцами своих сил и средств по фронту огромной протяженности. Достаточно сказать, что десять отборных дивизий германского вермахта без всякой пользы были рассредоточены на юге Франции, на итальянском театре военных действий и даже на побережье Бискайского залива.

Большую роль в дезинформации противника играло радио. Немцы придавали большое значение прослушиванию и перехвату союзнического радиообмена на территории Англии для определения дислокации различных частей. Этим и воспользовались британские спецслужбы. Специальные радиоподразделения изображали радиопереговоры частей, якобы готовящихся к осуществлению операции вторжения в районе Па-де-Кале. При этом применялись позывные штабов мифических дивизий и армейских корпусов. Немудрено, что еще в течение двух недель после начала вторжения союзников через Ла-Манш в Кале оставалось 19 немецких дивизий. Руководство вермахта было уверено: главные силы должны вторгнуться именно там, все остальное – лишь отвлекающий маневр.

Английские историки считают, что операции «Минсмит» и «Форти-тьюд», как и оперативная игра «Бодигард» в целом, явились одними из успешных мероприятий британских спецслужб периода Второй мировой войны. Они сыграли достаточно важную роль в подготовке высадки англо-американских войск в континентальной Европе.

Британский план «Ультра»

Сразу после окончания Первой мировой войны германский инженер Артур Шербиус изобрел и запатентовал под названием «Энигма» («Тайна») аппарат для шифрования и дешифровки секретных сообщений. В 1926 году немцы приступили к оснащению ею своего военно-морского флота, а через два года – сухопутной армии. Во время Второй мировой войны этот аппарат широко использовался германскими полевыми армейскими и штабными подразделениями для передачи шифрованных сообщений. Эти машины также устанавливались на подводных лодках и боевых кораблях ВМФ Германии. К 1935 году в этой стране было произведено более 20 тысяч шифровальных машин типа «Энигма».

В 1928 году два таких аппарата были приобретены английским Адмиралтейством. Было установлено, что вскрыть ключи «Энигмы» математическими методами невозможно, если эти шифраторы использовались без ошибок. И действительно, большинство шифровок «Энигмы» так никогда и не было прочитано дешифровальщиками, даже в наши дни. Аншлюс Австрии и возраставшая угроза германской агрессии против ее соседей побудили Англию, Францию и Польшу объединить свои усилия в области радиошпионажа. Но к тому времени немцы усовершенствовали аппарат «Энигма». Полякам все же удалось создать электромеханическое устройство под названием «Бомба» для автоматического поиска ключей к «Энигме».

После капитуляции Польши польские криптоаналитики переехали в Англию и передали английским специалистам тайну «Бомбы». С ее помощью англичанам в начале 1940 года удалось вскрыть ключ люфтваффе. Центром работ по вскрытию «Энигмы» в Англии стала Школа правительственной связи (ШПС) в Блетчли-парке, старинном поместье, расположенном в ста километрах от Лондона. В ней в годы войны работало 10 тысяч английских специалистов, бившихся над разгадкой «Энигмы». Эти работы получили название «план Ультра».

Шифровальная машина «Энигма»

В июле 1940 года началась битва за Англию. Геринг обещал Гитлеру, что летчики люфтваффе поставят Англию на колени в течение одного месяца. Однако он недооценивал мощь британской авиации и преувеличивал надежность «Энигмы». Английские специалисты из Блетчли-парка расшифровывали оперативные задания люфтваффе и немедленно передавали их командующему английскими ВВС Хью Даудингу. Эти дешифровки также получали кодовое наименование «Ультра». Сводки сообщений докладывались премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю, который не всегда знакомил с ними даже членов своего кабинета.

Благодаря расшифровке секретных планов люфтваффе, передаваемых с помощью «Энигмы», британская авиация успешно отражала налеты германского воздушного флота. 13 августа 1940 года Геринг задумал осуществить массированную атаку с воздуха против Англии, чтобы наконец разгромить английскую авиацию и поставить Англию на колени. Операция получила название «День орла». Используя «Энигму», Геринг заблаговременно отдал приказ произвести глубоко эшелонированные атаки на цели, располагавшиеся на большой территории. Его план заключался в том, чтобы втянуть в воздушное сражение как можно больше британских самолетов и уничтожить их. Шифровка была перехвачена и дешифрована англичанами, а ее содержание своевременно доведено до командования ВВС. Когда операция «День орла» началась, англичане были готовы отразить воздушные налеты люфтваффе. Каждый эшелон самолетов противника встречала небольшая группа британских истребителей, чтобы дезорганизовать порядки атакующих с наименьшими для себя потерями.

В этом воздушном сражении английская авиация одержала победу, однако воздушная битва за Англию была отнюдь не закончена.

15 сентября 1940 года Геринг приказал нанести по Англии новый, решающий удар. И снова благодаря плану «Ультра» он был лишен фактора внезапности. Брошенные в бой резервы принесли англичанам победу. Их потери составили 900 самолетов против 2 тысяч со стороны немцев. В начале ноября 1940 года английское командование узнало о том, что в ночь с 14 на 15 ноября германские самолеты должны совершить налет на город Ковентри, чтобы стереть его с лица земли. Черчилль решил в интересах сохранения тайны вокруг «Ультры» не предупреждать городские власти о предстоящем налете. В назначенный день от Ковентри не осталось камня на камне, а тайна «Ультры» была оплачена десятками тысяч жизней простых англичан.

В связи с вступлением СССР в войну против Германии советское правительство дало согласие на создание станции перехвата с английским персоналом в Мурманске. Это позволяло Школе правительственной связи Великобритании улучшить качество перехвата. Однако в 1943 году по требованию советского правительства станция была закрыта, так как англичане стали перехватывать и советские линии связи.

Сверхсекретная информация, получаемая англичанами с помощью плана «Ультра», становилась известной и в Москве. Происходило это двумя путями. Во-первых, через советских агентов в Англии, имевших к ней доступ. Поскольку расшифрованные сообщения частично поступали в британскую разведку СИС, ее руководящий сотрудник и член «Кембриджской пятерки», работавшей на советскую разведку, Ким Филби сообщал их содержание своему советскому куратору. Кроме того, другой член «Кембриджской пятерки» – Джон Кернкросс – с марта 1942 года стал работать в ШПС и передавал советской разведке материалы, получаемые по плану «Ультра».

Во-вторых, 24 июля 1941 года Уинстон Черчилль распорядился передавать в Москву данные, получаемые с помощью радиоперехвата, в незашифрованном виде через английскую военную миссию при условии, что любой риск компрометации ее источника будет полностью исключен.

С лета 1942 года поток передаваемой в Москву оперативной разведывательной информации, получаемый в результате вскрытия «Энигмы», значительно сократился. Исключение составляли лишь сообщения особой важности. В этой связи работа Дж. Кернкросса на советскую разведку в интересах общей победы получила исключительно важное значение, о чем мы расскажем ниже.

12 января 1978 года министр иностранных дел Англии сделал заявление, касавшееся плана «Ультра». Отныне люди, трудившиеся над вскрытием немецкого шифратора «Энигма», могли открыто заявлять, что во время войны они участвовали в этой операции. После войны найденные шифрмашины «Энигма» англичане активно сбывали другим странам. В результате даже в конце 70-х годов прошлого столетия сотни этих шифраторов все еще использовались по всему миру. Заявление МИД Англии о том, что Лондон читал шифрованную переписку «Энигмы», не могли вызвать энтузиазма у тех стран, которые приобрели эти машины у Англии, причем за весьма высокую плату Получалось, что после войны англичане читали и их секретную переписку

«Кутузов» громит «Цитадель»

7 мая 1943 года в Государственный комитет обороны из НКГБ СССР за № 136/М было направлено сообщение о полученных резидентурой НКГБ в Лондоне агентурных данных относительно немецкого плана наступательной операции «Цитадель» и оценки германским командованием боеготовности советских войск на Курско-Белгородском направлении. В нем, в частности, говорилось: «Резидентура НКГБ СССР в Лондоне сообщает полученный агентурным путем текст телеграммы, отправленной 25 апреля из Южной группы германских войск за подписью генерал-фельдмаршала фон Вейхса в адрес оперативного отдела верховного командования армии…»

Каким же образом лондонская резидентура сумела получить зашифрованный текст телеграммы, с помощью которой переписывались командные подразделения вермахта? Предыстория сообщения НКГБ в Государственный комитет обороны такова.

Член «Кембриджской пятерки» Джон Кернкросс, хорошо знавший немецкий язык и обладавший математическими способностями, в годы войны являлся сотрудником английской дешифровальной службы Блетчли-парк. Выше мы уже останавливались на том, что еще в начале Второй мировой войны один из польских инженеров, работавший ранее на немецком секретном предприятии, выпускавшем шифровальные машины «Энигма», собрал аналог этой машины для англичан. Англичане держали в строжайшем секрете существование «Энигмы», которая давала возможность расшифровывать немецкие радиограммы. Одним из дешифровальщиков работал Джон Кернкросс.

Имея по работе доступ к документам британского плана «Ультра», Кернкросс получил возможность знакомиться с наиболее важными из них, содержание которых незамедлительно передавалось в резидентуру, а оттуда – Москву Он хранил секретные документа у себя в сейфе и мог передавать их содержание своему куратору из лондонской резидентуры по мере поступления. Англичане расшифровывали практически всю информацию, поступавшую из германского генштаба, а также морского и авиационного штабов.

Джон Кернкросс

Кроме того, Кернкросс установил, что сами копии расшифрованных телеграмм германского вермахта в Школе правительственной связи Великобритании не регистрировались, а просто уничтожались без акта. Он использовал данное обстоятельство для того, чтобы передавать эти копии, якобы уничтоженные, своему куратору.

В апреле 1943 года от Кернкросса в резидентуру поступила крайне важная информация о том, что в ходе летней кампании Германия намерена взять реванш за поражение под Сталинградом и развернуть широкомасштабное наступление на советско-германском фронте в районе Курска и Орла. Операции вермахта было присвоено кодовое название «Цитадель». Для ее проведения Гитлер выделил около 50 дивизий вермахта.

Кернкросс указал примерные сроки наступления, технические характеристики новых немецких танков «Тигр» и «Пантера», а также самоходного орудия «Фердинанд», на которые Гитлер делал ставку в летней кампании 1943 года. Кроме того, от Кернкросса поступили позывные германских аэродромов на временно оккупированной советской территории.

11 мая 1943 года зафронтовая агентура управления контрразведки СМЕРШ Брянского фронта подтвердила сведения о концентрации немецких войск в районе Орла, поступившие ранее от Кернкросса.

Наконец, 23 июня 1943 года из 4-го разведывательно-диверсионного управления НКГБ СССР были направлены в Разведывательное управление Генштаба Красной Армии уточняющие данные следующего содержания: «По поступившим сведениям, немцы предполагают начать наступление на Восточном фронте с города Орла в направлении города Елец и в дальнейшем на город Пензу. С городов Курска и Харькова наступление должно развиваться на Воронеж, Белгород и Малоархангельск с задачей окружить и уничтожить группировку наших войск, которые в настоящее время находятся на этом участке фронта.

В район Орла противником стянуто девять армий, из которых половина танковых. В составе танковых артий находятся танки типа “Тигр”».

Параллельно с Джоном Кернкроссом разведчику отряда особого назначения «Победители» Николаю Кузнецову весной 1943 года удалось получить чрезвычайно ценную разведывательную информацию о подготовке противником крупной наступательной операции в районе Курска. Одно за другим в Центр ушли шифрованные сообщения, подписанные Кузнецовым: о передислокации из Франции в Белгород пехотной дивизии; о следовании из-под Ленинграда на Орел кружным путем танковой дивизии; о переброске немцами под Курск с африканского театра военных действий танковых частей.

Информация Кузнецова о стратегических наступательных замыслах гитлеровской ставки с использованием новых танков «Тигр» и «Пантера» также помогла советской разведке заблаговременно раскрыть тайну «Цитадели».

Все эти сведения, неоднократно подтвержденные и перепроверенные через различных источников, убедили Сталина в их достоверности. Советское Верховное командование приняло решение перейти к преднамеренной обороне на Курском выступе с тем, чтобы измотать противника и выбить его танки. Непосредственно перед началом операции «Кутузов», как называлась Курская битва в документах советского командования, советская авиация нанесла мощные бомбовые удары по аэродромам противника на всем протяжении советско-германского фронта, уничтожив на земле до 500 самолетов противника и выведя из строя сотни других.

В ходе развернувшегося сражения план советского командования был успешно реализован. Обескровив ударные группировки врага в оборонительном сражении и создав этим благоприятные условия, Красная Армия перешла в контрнаступление, а затем и в общее стратегическое наступление.

Под сокрушительными ударами Красной Армии тщательно готовившаяся вермахтом наступательная операция «Цитадель» потерпела крах. В списке победителей одного из крупнейших в истории Великой Отечественной войны сражений достойнейшее место по праву принадлежит и бойцам невидимого фронта: замечательному советскому разведчику Николаю Ивановичу Кузнецову и разведчику-интернационалисту Джону Кернкроссу, а также многим другим закордонным разведчикам и участникам партизанской борьбы.

После поражения вермахта под Орлом и Курском Германия утратила способность проводить наступательные операции на советско-германском фронте, и стратегическая инициатива в войне окончательно перешла в руки советского военного командования.

5 августа 1943 года столица Советского Союза Москва первым в Великой Отечественной войне салютом чествовала героев Курской битвы – во всех отношениях судьбоносного сражения, положившего начало разгрому немецко-фашистских войск и окончательно определившего для них исход войны на Востоке. Началось освобождение территории СССР от немецко-фашистских захватчиков.

Вклад Джона Кернкросса в победу советского оружия в Курском сражении был высоко оценен. За активную деятельность по добыванию важной информации, получившей высокую оценку советского командования, Джон Кернкросс был награжден орденом Красного Знамени.

В письме в Центр в ответ на награждение в октябре 1944 года Кернкросс писал: «Я восхищен, что наши друзья сочли мою помощь заслуживающей внимания, и я горжусь тем, что я внес некоторый вклад в дело победы, которая привела почти к полному очищению советской земли от захватчиков».

В окопах «Холодной воины»

Операция «Лиотэ»

В 1947 году генерал-майор Наум Эйтингон был назначен заместителем генерал-лейтенанта Павла Судоплатова, возглавлявшего спецотдел МГБ СССР по диверсионной работе за границей. В этой связи Эйтингону пришлось принимать самое непосредственное и активное участие в разработке и реализации оперативных мероприятий, в частности, по ликвидации литовских националистических бандформирований.

Следует отметить, что во второй половине 1940-х годов в Прибалтийских республиках, освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских оккупантов, было неспокойно. Там орудовали банды националистов, которые получали широкую помощь, в том числе военную, от спецслужб Великобритании и США. В Литве активно действовала так называемая Литовская освободительная армия, руководимая Верховным комитетом освобождения Литвы. С 1944 по 1956 год литовские «лесные братья» убили 25 тысяч человек, 23 тысячи из которых были их соотечественниками. В эту республику неоднократно выезжал Эйтингон. Под его руководством литовские чекисты разработали и реализовали ряд успешных агентурных комбинаций по образцу операций «Трест» и «Синдикат».

В конце 1940-х годов британская разведка Сикрет интеллидженс сервис (СИС или МИ-6) приступила к реализации долгосрочной операции «Лиотэ», направленной на разложение населения стран социализма, в первую очередь – СССР.

Интересно, что своим названием операция «Лиотэ» была обязана историческому анекдоту, который был приведен во введении к совершенно секретному документу британской СИС, в котором были сформулированы стратегические основы ведения психологической войны против СССР и других «коммунистических» стран.

Пожилой генерал Луи-Жубер Лиотэ – командующий французскими колониальными войсками в Марокко и Алжире в начале XX века – однажды решил пройтись пешком. Был полдень, нещадно палило африканское солнце. Изнывавший от жары генерал приказал своим подчиненным обсадить дорогу деревьями, которые давали бы тень.

– Но, Ваше превосходительство, деревья вырастут только через 50 лет, – заметил один из офицеров.

– Именно поэтому, – прервал его пожилой генерал, – работу начать сегодня же.

Здание радиостанций «Свободная Европа» и «Свобода»

Приступая к осуществлению операции под кодовым названием «Лиотэ», ее автор – заместитель директора МИ-6 полковник Валентайн Вивьен намеревался получить результаты спустя десятилетия. Основная стратегия операции заключалась в перемещении центра борьбы с противником из военной сферы в террористическую, идеологическую и экономическую.

В одном из документов английской разведки подчеркивалось: «“ Лиотэ” – это непрерывно действующая операция, главной задачей которой является выявление и использование трудностей и уязвимых мест внутри стран советского блока. В ходе операции должны использоваться все возможности, которыми располагает английское правительство для сбора разведывательных данных и организации мероприятий».

Для подрывной работы против СССР на территории Западной Украины и в Прибалтике в рамках МИ-6 был создан специальный отдел «Нора» во главе с британским подданным русского происхождения Маккибином. Помимо засылки в Прибалтику и Западную Украину вооруженных агентов английских спецслужб из числа местных националистов, включая военных преступников, находившихся в международном розыске, а также поставок оружия и взрывчатки действовавшим там бандам террористов, отдел «Нора» занимался ведением «черной пропаганды» на Советский Союз с использованием аэростатов и воздушных шаров, начиненных листовками, а также организацией пропагандистских радиопередач на каналах Би-би-си.

В частности, в конце 1940-х годов отдел «Нора» осуществил заброску на территорию Западной Украины и в Литву организаторов националистического подполья Матвейко, Лукши и Охримовича. С помощью британских спецслужб в Западную Украину был также переброшен бывший гауптштурмфюрер СС Шухевич. Однако советская внешняя разведка через свои возможности в британских спецслужбах получила сведения на Шухевича, а также на его «коллегу» Йозаса Лукшу, заброшенного в Литву. С февраля 1951 года поиск Лукши в Литве осуществляли две специальные оперативные группы, в состав которых входили командированные из Москвы подчиненные Наума Эйтингона. Это агентурно-оперативное мероприятие продолжалось несколько лет. Генерал-майору Эйтингону пришлось трижды выезжать в Литву, чтобы на месте руководить ходом операции. В конце концов чекистам удалось заманить Йозаса Лукшу в засаду и уничтожить его.

В отчете руководству МГБ СССР от 19 января 1953 года министр госбезопасности Литвы генерал-лейтенант Петр Кондаков докладывал: «Особенно положительные результаты в ликвидации бандитизма были достигнуты после применения таких форм агентурной работы, как создание агентурно-боевых групп, направленных против банд, оперативное использование тайно задержанных бандитов и их вербовка нашей спецагентурой в качестве легендированных представителей банд, штабов и центров сопротивления… В результате нам удалось взять под агентурный контроль самые серьезные организационные бандитские единицы, уничтожить организационную структуру оставшихся формирований, парализовать их активную террористическую деятельность».

18 апреля 1953 года министр госбезопасности Литвы сообщал в МГБ СССР, что чекисты его министерства за неполных четыре месяца этого года провели 240 агентурно-оперативных комбинаций, захватили 72 руководителя националистического подполья, из которых 18 были перевербованы, 23 националиста использованы для других оперативных целей, а остальные арестованы для предания суду.

После ликвидации бандформирований и уничтожения входивших в них военных преступников вооруженная борьба в республиках, занимавших западные территории СССР, постепенно приобрела характер законспирированного противоборства между спецслужбами националистов и стоявшими за ними МИ-6 и ЦРУ США и советской контрразведкой.

Свою программу, аналогичную «Лиотэ», разработали и американцы. Поняв к началу 1950-х годов, что выиграть атомную войну у СССР невозможно, они выработали план разрушения Советского Союза, рассчитанный на длительный период. В его осуществлении приняли участие практически все разведывательные, дипломатические и идеологические службы Запада.

Историк отечественных спецслужб Игорь Дамаскин в одной из своих работ подчеркивал: «Одним из наиболее ярких и типичных проявлений идей "Лиотэ" стала инструкция ЦРУ украинским националистам в начале 1950-х годов. В ней предлагалось прекратить вооруженную борьбу, как не имеющую перспективы. Ярым оуновцам рекомендовалось затаиться, а нескомпрометированной молодежи выдавать себя за сторонников власти, добросовестно работать и учиться, постепенно проникать в комсомол, проявлять активность, стать его функционерами, а затем сотрудниками партийного и советского аппарата, в котором занять руководящие посты с тем, чтобы через 30–40 лет захватить власть на Украине и организовать ее отделение от СССР».

Что, как известно, и произошло – в полном соответствии с программой «Лиотэ».

Еще в 1950-е годы на развал СССР и его союзников в США были выделены огромные средства. Помимо государственных органов к операциям «по свержению правительств» были привлечены многочисленные фонды, а также такие радиостанции, как «Свобода» и «Свободная Европа», внесшие серьезный вклад в дестабилизацию и развал Советского Союза.

Конечно, вопрос о причинах распада СССР нельзя сводить только к успехам его противников. Тут и экономические трудности, и политические просчеты, и великодержавные амбиции, и рост национализма в союзных республиках, и слабость политической работы и политической пропаганды, и еще множество крупных и мелких причин.

Так или иначе, операция «Лиотэ» и другие планы расчленения Советского Союза сбылись. Сейчас эта работа продолжается уже против России.

Что же касается человека, в честь которого была названа операция, то генерал Луи Лиотэ стал военным министром и маршалом Франции. Потом он снова служил в Марокко и умер в 1934 году глубоким стариком, когда посаженные по его указанию деревья уже стали большими.

Операция «Бой»

После освобождения Италии от фашистов в 1944 году Москва направила в эту страну в качестве резидента советской внешней разведки под прикрытием сотрудника дипломатической миссии Николая Михайловича Горшкова (оперативный псевдоним – «Мартын»).

Именно он, находясь в командировке в Алжире, осуществил успешную операцию по привлечению к сотрудничеству с советской внешней разведкой видного чиновника из окружения генерала де Голля француза

Жоржа Пака, ставшего в дальнейшем ответственным функционером штаб-квартиры НАТО.

Николай Горшков

Для любого сотрудника внешней разведки только одного этого эпизода было бы достаточно, чтобы с гордостью сказать, что его оперативная жизнь удалась. Но у Николая Михайловича таких эпизодов были много.

По прибытии в Рим Горшков быстро организовал работу резидентуры, наладил оказание помощи советским военнопленным, возобновил связь с руководством Компартии Италии.

Николай Михайлович был не только хорошим организатором, но и служил замечательным примером для подчиненных. Резидентура под его руководством добилась больших результатов по всем видам разведывательной деятельности.

Центр ставил перед римской резидентурой задачи по получению разведывательной информации о стратегических планах США, Англии и возглавляемых ими союзов по противоборству с СССР и странами социалистического лагеря. Особое внимание Москва обращала на вопросы получения документальных материалов о разрабатываемых и реализуемых новых видах оружия, прежде всего атомного и ракетного, а также электронного оборудования для военного применения.

Горшков лично приобрел ряд источников, от которых поступала важная политическая и научно-техническая информация, имевшая существенное оборонное и народнохозяйственное значение: документация по самолетостроению, образцы радиоуправляемых снарядов, материалы по атомным реакторам.

Так, в начале 1947 года из Москвы в римскую резидентуру поступила ориентировка-задание относительно созданной английскими специалистами новинки военной техники – электронного артиллерийского зенитного снаряда, обладавшего очень высокой по тем временам степенью поражения движущихся целей.

Перед резидентурой была поставлена задача – добыть техническую информацию об этом снаряде, получившем кодовое название «Бой», и по возможности – его образцы.

На первый взгляд, задача по поиску в Италии новинки, разработанной англичанами и примененной на практике при защите территории Англии, казалась почти безнадежным делом. Однако резидентура под руководством Горшкова разработала и успешно реализовала операцию «Бой».

Уже в сентябре 1947 года резидент доложил о выполнении задания и направил в Центр чертежи и соответствующую техническую документацию, а также образцы снарядов.

В распоряжении Зала истории внешней разведки имеется заключение главного конструктора ведущего советского оборонного НИИ того периода, в котором, в частности, подчеркивается, что «получение образца в полной комплектации… в значительной степени способствовало сокращению сроков разработки аналогичной модели и затрат по ее производству».

Не осталась в стороне римская резидентура и от ставшей исключительно важной в послевоенные и последующие годы работы по проблематике использования ядерных материалов в военной и гражданской областях. Как стало известно позже, поступавшая из резидентуры от одного из привлеченных ею к сотрудничеству ученых-ядерщиков техническая информация имела важное значение и явилась весомым вкладом в укрепление экономического и оборонного потенциала СССР.

Следует также подчеркнуть, что по заданию Центра римская резидентура при непосредственном участии Горшкова добыла и переправила в Москву полный комплект чертежей американского бомбардировщика Б-29, что значительно способствовало созданию в Советском Союзе в кратчайшие сроки собственных средств доставки ядерного оружия.

Несколько слов о литературном наследии Бунина

Великий русский писатель, лауреат Нобелевской премии Иван Алексеевич Бунин еще при жизни стал классиком мировой литературы.

Первый съезд советских писателей, проходивший в 1934 году под председательством Алексея Максимовича Горького, принял решение содействовать возвращению на Родину писателей-эмигрантов Александра Куприна и Ивана Бунина, чье творчество принадлежит народу Известно, что Александру Ивановичу Куприну удалось вновь увидеть родную страну в 1937 году, а Иван Алексеевич Бунин скончался в Париже в 1953 году в возрасте 83 лет и похоронен на пригородном кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. Однако некоторая часть его литературного архива возвратилась в Москву Большая роль в этом деле принадлежит советскому разведчику Борису Никодимовичу Батраеву.

Борис Батраев. Париж, 1956 год

В 1951–1957 годах Борис Батраев занимал в посольстве СССР в Париже должность атташе по вопросам культуры. В начале 1955 года резидент КГБ во Франции Михаил Степанович Цымбал поставил перед молодым разведчиком необычное и деликатное задание – выйти на вдову писателя Веру Николаевну Муромцеву-Бунину с целью возможного получения литературного архива писателя. Батраев поинтересовался, не лучше ли поручить это дело кому-либо из «чистых» дипломатов, но Михстеп, как меж собой называли резидента оперработники, разъяснил ему, что целесообразнее делать это именно разведке из-за сложной обстановки вокруг семьи Бунина.

– С эмигрантскими кругами писатель рассорился, – пояснил резидент, – особенно с теми, кто сотрудничал с нацистами в годы оккупации. В Америку ехать наотрез отказался. Едва заикнулся о возможности вернуться в Союз – получил клеймо предателя. Стоит нам только по официальным каналам высказаться о желании вернуть домой бунинский архив, как на жену писателя Муромцеву окажут жесткий нажим. И во Франции, и со стороны США.

– Бедствует Вера Николаевна и от этого страдает, – продолжал Михстеп. – Человек она гордый, истинная аристократка, с довольно сложным характером. Как расположить ее к себе, как сблизиться и повлиять на нее, убедить вернуть архив мужа – подумай сам. Посол обещал всяческую поддержку. Опыта общения с людьми искусства и богемой тебе не занимать. Словом, попытайся очаровать даму.

Пока резидент говорил о секретном характере миссии, о предельной осмотрительности, о том, чтобы ни в коем случае не дать ни малейшего повода эмигрантским кругам подвергнуть Веру Николаевну травле, оперработник размышлял о другом: «Всех деталей жизни Бунина я не знаю, а времени на подготовку нет. Удастся ли соблюсти конфиденциальность переговоров с женой писателя? Сколько было печальных случаев: стоило нам проявить интерес к русским раритетам, оставшимся за рубежом, как нас опережали. Те же американцы. Скажем, им достался подлинник бесценной “Русской грамматики”, а нам – лишь копия».

Борис Батраев хорошо знал район, в который и направился на своем «ситроене». Сам он проживал неподалеку, на бульваре Сюше. По привычке проверился, нет ли «хвоста». Дом на улице Жака Оффенбаха он нашел легко. Поднялся на третий этаж, нажал на кнопку звонка и, услышав легкие шаги за дверью, снял шляпу.

Возникшая в проеме женщина была высока, сухощава, на вид лет семидесяти. Седина придавала ее лицу благородство, тонкие черты говорили о породе, упрямая линия губ подразумевала властность и суровость нрава. Оперработник галантно представился и протянул визитную карточку. С опаской взяв прямоугольник картона и пробежав по нему глазами, она громко позвала: «Леонид, к нам визитер». Из соседней комнаты вышел представительный мужчина, молча повертел визитку и попросил предъявить удостоверение личности. Наконец с формальностями было покончено, и Батраева провели в просторную комнату, пригласили к столу.

Разговор сложился так, что поначалу спрашивали его. Оперработник сказал, что работает в МИД, в настоящее время занимается вопросами культуры и является горячим поклонником творчества Бунина. Это, впрочем, соответствовало действительности. По памяти назвал несколько его рассказов. Вера Николаевна благосклонно заметила: «Я понимаю, вы еще молодой человек и не имели возможности в силу вашей занятости ознакомиться с творчеством Ивана Алексеевича. Расскажите о вашей семье»…

Борис рассказал, что родился в семье потомственных интеллигентов. Во время Гражданской войны его отец был мобилизован Колчаком и год воевал на стороне белых, а после перешел к большевикам, сражался в рядах 1-й Конной армии Буденного. Дед всю жизнь учительствовал, а на склоне лет на деревенском сходе был выбран священником и вскоре рукоположен Синодом. Сам он находится во Франции с 1951 года, является атташе посольства СССР по вопросам культуры. До этого в 1947–1948 годах работал в Италии.

Разведчик рассказал Вере Николаевне только часть своей биографии. Впрочем, она больше и не спрашивала: ей хотелось знать, с кем имеет дело. Батраев, естественно, умолчал о том, что на самом деле работает в советской внешней разведке. Видимая часть его биографии была истинной правдой, и Батраев почувствовал, что ему поверили, разговор стал дружелюбным и доверительным. Тогда он осторожно заговорил о бунинском архиве, о том, что советский народ почитает своего классика и желает, чтобы его творения вернулись на Родину.

Вскоре Батраев стал своим в квартире на улице Жака Оффенбаха, обстановка которой соединяла в себе бедность, достоинство, хорошие манеры хозяев и незримое присутствие почившего в бозе Мастера. Неизменные чай и сушки. Легкий румянец на щеках Веры Николаевны, когда он вручал ей небольшой букетик цветов. Изысканная вежливость Леонида Зурова, приемного сына и секретаря И.А. Бунина, без которого его вдова никогда не начинала беседы.

Уже во время второй встречи Вера Николаевна дала согласие на предложение оперработника о передаче рукописей:

– Это совпадает с волей самого Ивана Алексеевича, но я хотела бы, чтобы наши контакты не афишировались, – сказала она.

Борису Батраеву были показаны книги, подготовленные к изданию собрания сочинений великого писателя с его пометками. После каждой пометки – его подпись. Все по-русски. «Значит, не в Америке, Франции или Англии собирался он навечно поселить свои книги, а только в России», – подумал про себя оперработник.

На третьей встрече ему был передан первый сверток книг, за ним последовали второй и третий. Каждый состоял из 6–8 книг. Часто к ним прилагались ценные рукописи, черновики, автографы, письма, так или иначе связанные с бунинскими стихами, прозой или публицистикой. Оперработник бережно отвозил эти сокровища в посольство, писал сопроводительные письма в МИД. Оттуда рукописи поступали в Союз писателей, где тексты, изданные во Франции, сверялись с бунинской правкой, корректировались. Словом, в Москве шла сложная литературоведческая работа.

Однако материальное положение Веры Николаевны было столь плачевным, что Батраева неотступно преследовала мысль: если вдове предложат крупную сумму за литературный архив мужа, она может дрогнуть. Тем более что из США уже делались Буниной заманчивые предложения. Прецедент уже был: Вера Николаевна передала в Толстовский фонд работу Бунина о Чехове. За это ей обещали всего лишь 400 долларов, но деньги она так и не получила, о чем с горечью поведала ему.

Что делать? Ясно, что конверт с деньгами она отвергнет. А что, если официально назначить В.Н. Буниной пожизненную пенсию? Посол СССР во Франции Сергей Александрович Виноградов поддержал это предложение без колебаний:

– Подготовьте телеграмму. Я ее подпишу, а уж в Москве решат, как быть.

В Москве решили: быть.

Этот шаг оказался весьма своевременным. На очередной встрече Батраев сообщил вдове Бунина о назначении ей пожизненной пенсии Союза писателей СССР.

Вера Николаевна, вспыхнув, перебила его:

– Не понимаю, при чем тут пенсия? Вы что же, хотите купить меня? Мы же договорились, что все материалы я передаю вам безвозмездно.

– Поверьте, Вера Николаевна, это от чистого сердца. Мы хотим как-то скрасить вашу жизнь. Сумма приличная, 80 тысяч франков в месяц. Столько зарабатывает квалифицированный французский рабочий. Я уполномочен передать вам сразу за полгода. Вот 480 тысяч, – сказал оперработник.

Бунина была потрясена, и он воспользовался затянувшейся паузой: «Как вам удобнее получать деньги? Наличными под расписку из моих рук или через банк? Впрочем, в банке придется платить налоги».

– Через банк? – воскликнула она испуганно. – Но тогда все станет известно. Банковские служащие могут разгласить наши отношения. Нет-нет, лично!

– Хорошо. Вы предпочитаете получать деньги ежемесячно или раз в полгода?

– Раз в полгода, – быстро отреагировала Бунина.

В январе 1957 года Батраев вновь привез вдове Бунина полугодовую пенсию. В ее глазах он увидел сомнение и тревогу. Вера Николаевна написала расписку и неожиданно всплеснула руками:

– Борис, давайте все ежемесячно, только ежемесячно. Я ведь на этих деньгах спала, боялась, что меня ограбят…

В июне того же года служебная командировка Бориса Батраева в Париж подошла к концу. Направляясь к новому месту службы, он «передал» вдову писателя своему коллеге, который в дальнейшем исправно платил ей пенсию Союза писателей СССР.

Много лет спустя Борис Никодимович узнал, что все, что было переслано через него из Парижа в Москву, опубликовано в 9-томном собрании сочинений великого писателя, вышедшем в свет в 1965–1967 годах. В собрание сочинений вошли и произведения из пакетов, врученных Батраеву вдовой Бунина. Вера Николаевна умерла в 1961 году. После смерти вдовы Бунина наследником семейного архива и мебели стал их приемный сын Леонид Зуров. Он скончался в 1971 году, а оставшаяся часть архива Буниных перешла к доценту Эдинбургского университета Милице Эдуардовне Грин, но хранится в Русском архиве Лидского университета.

Операция «Серебро»

В апреле 1953 года в Лондон возвратился резидент Сикрет интеллидженс сервис (СИС) в Сеуле Джордж Блейк. Еще весной 1951 года он по собственной инициативе пошел на сотрудничество с советской внешней разведкой.

Вскоре разведчик был принят начальником СИС Синклером, который сообщил Дж. Блейку о его назначении заместителем начальника недавно созданного нового отдела британской разведки, имевшего кодовое название «Игрек». Этот отдел занимался техническими операциями с применением техники подслушивания. Его сотрудники прослушивали телефонные переговоры советских дипломатов и военнослужащих, работавших в советском региональном центре в Вене, а также в других странах Европы.

Джордж Блейк

Такое решение руководства СИС о назначении Дж. Блейка на столь высокий пост во многом было продиктовано тем, что он владел русским языком, а основными объектами внедрения отделом «Игрек» оперативной техники, как мы видим, были советские представительства за границей.

Главным полем технических операций британской разведки против советских учреждений была избрана Австрия. Однако венская резидентура СИС, руководимая Питером Данном, не могла похвастаться большими достижениями в этой области, поскольку проникнуть в советские объекты в Австрии было практически невозможно. В этой связи Данн вышел к руководству английской разведки с предложением попытаться подсоединиться к линиям связи советских воинских частей и учреждений в оккупационной зоне СССР в Австрии и записывать все ведущиеся разговоры, а затем отбирать представляющую интерес информацию. Эта операция получила в английской разведке кодовое название «Серебро».

В качестве пункта подключения к советским линиям связи было избрано помещение британской военной полиции, располагавшееся неподалеку от советской зоны. Специалисты СИС разработали план операции, включавший осуществление подкопа из подвала полиции в виде туннеля и организацию в нем поста прослушивания с необходимой техникой. Этот план был одобрен начальником оперативного директората СИС Дж. Янгом, и вскоре туннель был прорыт. В Вену прибыли два сотрудника британской разведки, владевшие русским языком. К концу 1952 года операция «Серебро» получила дальнейшее развитие: англичане осуществили подключение еще к двум кабелям связи советских войск в Австрии. В венской резидентуре СИС над обработкой полученной информации трудилась уже целая бригада переводчиков.

Естественно, заступив на новый пост и ознакомившись с деятельностью своего отдела, Дж. Блейк немедленно сообщил своим советским кураторам все детали операции «Серебро». В Москве было принято решение о немедленной перестройке всей системы военной связи в советской оккупационной зоне в Вене.

В 1953 году английская разведка была вынуждена свернуть операцию «Серебро» в связи с ее бесперспективностью.

Операция «Золото»

В 1953 году английская разведка СИС завершила проведение в Вене операции «Серебро», связанной с подключением аппаратуры прослушивания к советским линиям связи.

К тому времени резидент венской разведывательной точки СИС Питер Данн, разработавший и начавший там операцию «Серебро», был переведен на работу в Западный Берлин, где возглавил крупнейшую в то время в Западной Европе резидентуру английской разведки.

По приезде к новому месту службы Ланн столкнулся с серьезными проблемами: несмотря на обширный разведывательный аппарат, резидентура СИС явно не справлялась со своими оперативными задачами по сбору информации о деятельности советских учреждений и воинских частей в Восточной Германии.

Ланн решил изучить вопрос о проведении оперативно-технического мероприятия, аналогичного операции «Серебро», в отношении линий связи Группы советских войск в Германии (ГСВГ). Однако планируемая операция оказалась значительно труднее австрийской. Для ее осуществления необходимо было прорыть туннель длиной около 550 метров, что было невозможно без финансовой помощи США.

Эксперты ЦРУ, проинформированные по данному вопросу, сразу же поняли, какие перспективы открываются перед ними, и охотно согласились финансировать эту дорогостоящую операцию. Техническое оборудование для нее обязалась поставить английская сторона.

О значимости этого технического разведывательного мероприятия говорит даже его кодовое название – «Золото».

В декабре 1953 года в Лондоне состоялось совершенно секретное совещание представителей американской и английской разведок, на котором присутствовал Дж. Блейк. На совещании обсуждались детали операции «Золото». Полученная информация имела чрезвычайно важный характер, поэтому Блейк срочно встретился со своим советским куратором и передал ему подробные сведения о готовящейся операции.

Туннель с аппаратурой прослушивания линий связи ГСВГ в Берлине

Так с самого начала совместная британско-американская оперативно-техническая операция попала под полный контроль советских спецслужб. Они активно использовали сложившуюся ситуацию для доведения до американских и английских «слушателей» направленной информации и дезинформации. Вряд ли стоит говорить, что операция «Золото» не принесла весомых дивидендов разведкам США и Великобритании.

Впрочем, вряд ли вся информация, шедшая по этому каналу, была полностью ложной. Подготовка дезинформации требует времени и больших затрат, насытить линию только ей практически невозможно. Прекращение же любых переговоров с полезной для противника информацией неизбежно вызвало бы подозрение. И потому в 1956 году советская разведка произвела эффектную операцию по «случайному» вскрытию туннеля.

Связисты ГСВГ при проведении профилактических работ в Берлине якобы случайно обнаружили туннель. Разразился скандал. Советское правительство заявило «решительный протест американским и британским властям». Но даже после провала операции «Золото» британские и американские спецслужбы были уверены, что все это произошло случайно, и на служебном положении Дж. Блейка провал операции не отразился.

Операция «Вызволение»

Рассказывая об операциях спецслужб разных стран, мы хотели бы остановиться на одной подлинно гуманной акции, которую провели советская разведка и внешняя контрразведка в середине 1960-х годов. Речь пойдет о мероприятии кабульской резидентуры КГБ по освобождению из афганских тюрем шестнадцати советских агентов-нелегалов, арестованных на территории Афганистана в 1945–1946 годах и томившихся в заключении более двух десятков лет. Эта операция получила условное название «Вызволение».

Путь освобождения этих людей из средневековых восточных казематов был долгим и трудным. Их судьба была поистине трагической. Далеко не все агенты-нелегалы – а их был не один десяток – дожили до возвращения на Родину. Реализация операции «Вызволение» наглядно свидетельствует о многоплановой работе резидентуры в Кабуле и разведки в целом, которые не ограничивались решением лишь чисто разведывательных задач.

Л.И. Брежнев и король Афганистана Мухаммед Захир Шах

Большинство агентов-нелегалов, о которых идет речь, были заброшены в северные афганские провинции разведотделом Туркестанского военного округа, а некоторые – органами безопасности советских республик Средней Азии. Подобранные из числа жителей среднеазиатских республик – узбеков, таджиков, туркмен, – они проходили соответствующую подготовку, которая, как правило, была скоротечной. Тем не менее агенты-нелегалы были обучены основным приемам и способам ведения разведывательной работы, умели пользоваться тайнописью, шифрами и кодами, поддерживать связь по рации. Все они владели языками коренного населения северных провинций Афганистана, а также дари (диалект персидского). Среди этих людей были медицинские работники, учителя, служащие государственных учреждений, главным образом молодые или среднего возраста мужчины и женщины. После подготовки разведчики переправлялись в Афганистан через «зеленую границу». В нашем рассказе мы ограничимся лишь оперативными псевдонимами некоторых действующих лиц.

Следует отметить, что в результате Гражданской войны и разгрома басмаческого движения в Средней Азии в афганских северных провинциях осело большое количество эмигрантов из СССР. Сразу после окончания Второй мировой войны афганские власти увидели в них потенциальную угрозу для страны.

Афганистан – многонациональное государство, где основной нацией являются пуштуны, исторические создатели афганской государственности. Непуштунские народности населяют в основном северные провинции страны. Длительное время афганское правительство проводило политику насильственной пуштунизации проживавших на Севере таджиков, узбеков, туркмен и представителей других национальностей. В частности, для них обязательным было изучение языка пушту.

В середине 1940-х годов в Кабуле пришли в выводу, что эмигранты из СССР, а заодно и коренное население Севера, ввиду его этнического единства с народами Средней Азии, являются хорошей базой для деятельности советской разведки.

Кабульская резидентура внимательно отслеживала деятельность афганских властей по контролю за своими северными провинциями. Так, в 1946 году они приняли решение провести поголовную паспортизацию всего населения северных провинций. Началась активная кампания по установлению эмигрантов и других лиц, не являвшихся подданными Афганистана. Северные провинции страны стали усиленно контролироваться службой безопасности, полицией, жандармерией и пограничными комиссарами, которые имели широкую агентурную сеть. В каждом селении появились квартальные старосты, которые внимательно следили за появлением на их территории любого неизвестного или постороннего человека. Среди местного населения под страхом наказания широко практиковалось доносительство на неизвестных пришельцев. Наконец, в каждом населенном пункте был мулла, который знал все обо всех.

Миновать такую густую сеть слежки и доносов было практически невозможно. Оказавшись в Афганистане, наши агенты-нелегалы неизбежно попадали в поле зрения местного населения, после чего их арестовывали и заключали в тюрьму.

В свою очередь кабульская резидентура во второй половине 1940-х годов неоднократно сообщала в Центр об арестах советских агентов, заброшенных в Афганистан из СССР. Информация об этом на постоянной основе поступала от надежной агентуры в окружении короля Захир Шаха и МВД страны.

Провалы агентов-нелегалов вскоре после скрытого пересечения границы были вызваны, с одной стороны, слабой подготовкой и плохой зашифровкой, а с другой – упомянутой выше всеохватывающей системой сыска, доносов и слежки.

В «Очерках истории российской внешней разведки» по этому поводу, в частности, говорится: «Общее число выведенных в Афганистан агентов-нелегалов нам неизвестно, поскольку сведений на этот счет в архивных материалах СВР нет, но было их по крайней мере два-три десятка…

Арестованных советских агентов судили и приговаривали к длительным срокам тюремного заключения. Условия их содержания в местах лишения свободы были крайне тяжелыми. Многие не выдерживали пыток и избиений во время допросов, другие погибали во время отбывания наказания…

Трагически сложилась судьба радистки “Мухабат”, которой во время ее вывода в Афганистан исполнилось 20 лет. Ее задержали с поличным: у нее обнаружили рацию, оружие и другие уликовые материалы. Она была тут же препровождена в Кабул, где ей учинили допрос с пристрастием. Ее осудили на длительный срок лишения свободы и долгое время содержали в так называемом “зиндане” – тюремной камере под землей с решетками наверху. Ее здоровье было почти полностью подорвано, цветущая девушка превратилась в старуху».

До середины 1950-х годов никто в СССР не поднимал перед афганскими властями вопрос об освобождении наших граждан. Робкие попытки решения данной проблемы со стороны советского посольства в Кабуле неизменно наталкивались на отрицательную реакцию афганских властей соответствующего уровня. Они обычно ссылались на то, что «эти лица совершили особо тяжкие преступные деяния против Афганистана», и вопрос оставался в подвешенном состоянии.

Обстановка изменилась, когда к власти в стране пришел премьер-министр Мухаммед Дауд, который в корне пересмотрел состояние афгано-советских отношений. Они получили серьезное развитие, началось крупномасштабное сотрудничество между двумя странами.

К концу 1950-х годов в Афганистане работали тысячи советских специалистов. На регулярной основе стали происходить встречи советских руководителей с королем Захир Шахом и другими афганскими официальными лицами.

В сложившихся благоприятных условиях резидент внешней разведки в Кабуле поставил перед Центром вопрос об освобождении оставшихся в живых 16 агентов-нелегалов силами и средствами резидентуры. Центр дал разрешение на реализацию операции «Вызволение».

В детально разработанном плане предстоящего мероприятия важное место отводилось агентуре и доверительным связям, входившим в окружение короля Захир Шаха, а также занимавшим ответственные посты в системе МВД.

В первую очередь была получена четкая информация о количестве советских граждан, находившихся в местных тюрьмах, об их установочных данных, состоянии здоровья и местах заключения.

Затем был найден прямой выход на короля для проведения с ним в подходящий момент соответствующей беседы, так как было ясно, что без Захир Шаха этот вопрос решить нельзя. Решающую роль в успешной реализации плана операции «Вызволение» сыграл надежный и исполнительный агент «Хамид».

Свой вклад в освобождение наших сограждан внесла и «Марьям» – активная и опытная помощница советской разведки, которая к моменту осуществления мероприятия резидентуры была уже в преклонном возрасте, но прониклась желанием сделать все, что в ее силах, для вызволения советских людей из тюрем.

До высшего руководителя страны была доведена информация о советских гражданах, арестованных более 20 лет тому назад и продолжавших находиться в афганских застенках, хотя определенные судом сроки их заключения уже давно прошли. При этом было подчеркнуто, что если эта история выйдет наружу и получит огласку, то афганцы и лично король будут выглядеть очень некрасиво в глазах руководства СССР в условиях развития плодотворного афгано-советского сотрудничества.

Король, разумеется, знал о советских разведчиках, находившихся в афганских тюрьмах, но сделал вид, что для него это – неожиданная новость. Он пожурил собеседника за то, что тот не доложил ему этот вопрос раньше, и распорядился выпустить всех на свободу без лишнего шума, огласки и вообще как можно незаметнее.

Через свою агентуру в системе МВД резидентура проследила за прохождением и исполнением этого секретного указания короля.

Вскоре шестнадцать бывших агентов-нелегалов, в том числе – «Мухабат», были доставлены на родную землю.

Операция «Вызволение» была завершена.

Операция «Черепаха»

В декабрьские дни 1957 года резиденту внешней разведки КГБ СССР в Бонне было не до рождественских праздников. Поступившая из Центра телеграмма была краткой и конкретной: «Примите меры по получению необходимых сведений о последнем заседании начальников штабов стран НАТО в Брюсселе по вопросу об увеличении количества ядерного вооружения в Европе».

Резиденту уже подготовили список лиц, которые могли располагать необходимыми сведениями по данному вопросу. В него входили высокопоставленные сотрудники МИД ФРГ, Ведомства канцлера, несколько генералов бундесвера и две секретарши, в обязанности которых входила обработка подобных материалов.

К сожалению, прямых подходов к этим лицам у резидентуры не было, а задание Центра было довольно срочным.

Резидент задумчиво рассматривал переданные ему фотографии возможных «хранителей секретов». Его внимание привлекла фотография одной из секретарш – белокурой женщины с большими темными глазами, которую он для себя окрестил «Маргарет».

В прилагавшейся небольшой справке на «Маргарет» говорилось: «Немка. Тридцать лет. С мужем разведена, детей нет. Очень привлекательной внешности. Кмудчинам неравнодушна, но в связях разборчива. Увлекается танцами, посещает танцевальные клубы». В конце имелся адрес «Маргарет» в Бонне, где она проживала одна.

Через несколько дней в одном из танцевальных залов Бонна появился высокий, молодой, элегантно одетый мужчина. Он внимательно понаблюдал за отдыхавшей там с друзьями «Маргарет». Рассмотрев девушку и хорошо ее запомнив, он покинул увеселительное заведение.

На другой день «Марчелло», симпатичный 33-летний итальянец, купив огромный букет чайных роз, направился по известному ему адресу к «Маргарет». По дороге он еще раз мысленно повторил свою легенду. Он журналист-международник, интересуется проблемами вооружения. Живет с матерью в Кельне, в Бонн приехал на несколько дней в одну из редакций. Вчера он увидел «Маргарет» в танцевальном клубе и решил с ней познакомиться.

«Марчелло» действительно был профессиональным журналистом-международником, сотрудничавшим с рядом газет и журналов. Но этим его деятельность не ограничивалась. Уже на протяжении длительного периода он поддерживал тесные отношения с советской внешней разведкой.

Операция «Черепаха» дала возможность получать документальную секретную информацию по проблемам НАТО

Знакомство с «Маргарет» состоялось. Обаяние молодого человека, шикарный букет и легенда сыграли свою роль. Через десяток минут они уже сидели в небольшой, но со вкусом обставленной гостиной и пили кофе.

В тот первый вечер, когда они познакомились, «Марчелло» сознательно вернулся ночевать в гостиницу. В ближайшее воскресенье они ездили вдвоем на прогулку за город, и опять «Марчелло» на ночь вернулся в свой отель. Его поездки в Бонн становились все более частыми, а отношения с «Маргарет» все ближе и крепче. И только когда «Марчелло» убедился, что «Маргарет» всей душой привязалась к нему, он позволил себе близость с ней.

В ходе общения девушка интересовалась работой журналиста, и он рассказывал ей о своих поездках по городам Германии и другим европейским странам. В свою очередь «Маргарет» поведала о своих частых выездах в Брюссель на заседания руководящих органов НАТО вместе с генералом, у которого она работала секретарем. При этом отметила, что генерал предлагает ей выйти за него замуж, но он намного старше.

Несмотря на то что «Марчелло» постоянно подчеркивал, что является убежденным холостяком, никогда не был женат и не собирается этого делать, их отношения становились все ближе и доверительнее.

Наступил день, когда «Марчелло» попросил «Маргарет», по возможности, показать ему конкретные документы НАТО, на основании которых он смог бы более грамотно подготовить свои статьи, а на полученные гонорары сделать ей подарки. На другой день в обеденный перерыв она принесла копию протокола секретного заседания, интересовавшего боннскую резидентуру. «Марчелло» в тайне от нее переснял документ на пленку. Задание Центра было выполнено.

Тем не менее Центр рекомендовал продолжить расширять добрые отношения с «Маргарет», учитывая ее связи в структурах НАТО. «Марчелло» это даже обрадовало, несмотря на то что он не собирался расставаться со своим положением холостяка, а «Маргарет» стремилась выйти замуж, обрести настоящую семью. Ему действительно нравилась эта красивая и умная женщина, был по душе ее ровный, некапризный характер. Однажды, уезжая в очередную командировку, «Марчелло» подарил ей маленькую золотую черепашку, которую назвал ее именем. «Маргарет» была в восторге от такого подарка.

«Марчелло», конечно, не знал, что мероприятие по получению натовского документа, в котором он принимал непосредственное участие и которое было решено продолжить, в оперативной переписке с Центром было названо операцией «Черепаха». В ходе ее реализации советская разведка еще несколько лет располагала возможностью получать документальную секретную информацию по проблемам НАТО.

Но все когда-то заканчивается. По ряду обстоятельств «Марчелло» долгое время не был в Бонне, а когда приехал вновь в этот город, то узнал, что «Маргарет» вышла-таки замуж за старого генерала и переехала жить к нему.

«Кондор» выпускает когти

В 1975 году в столице Чили Сантьяго в обстановке строжайшей секретности прошло необычное совещание, в котором приняли участие ближайший соратник чилийского диктатора Аугусто Пиночета, руководитель Национального директората разведки (ДИНА), а по сути – политической тайной полиции страны Мануэль Кантрерос и ряд ответственных представителей Центрального разведывательного управления США.

В ходе встречи были достигнуты тайные договоренности о совместной борьбе с «подрывными элементами». Вскоре к ним присоединились спецслужбы Аргентины, Бразилии, Боливии, Парагвая, Перу и Уругвая. Так вступила в действие широкомасштабная операция «Кондор», направленная на активную борьбу в Южной Америке не только с марксистами и коммунистами, но и с оппозиционерами, которые выступали против правления военных хунт в этих латиноамериканских странах.

Планом операции «Кондор» предусматривался широкий обмен оперативной информацией между ее участниками относительно местонахождения противников режимов, разработка мероприятий по их похищению и передачи спецслужбам заинтересованных стран. Не исключалось, впрочем, и физическое устранение оппозиционеров.

На протяжении десяти лет хищный «Кондор» вел охоту на своих жертв. Особенно отличались в искоренении «крамолы» сотрудники чилийской спецслужбы ДИНА и главной аргентинской спецслужбы, выполнявшей функции разведки и контрразведки, – Государственного секретариата разведки (СИДЕ). Как правило, они действовали в тесном взаимодействии.

Орландо Летелъер

Еще до официального принятия плана «Кондор» от рук чилийской тайной полиции пал бывший командующий сухопутными войсками Чили Карлос Пратс. Он был одним из немногих высших чилийских генералов, кто сохранил верность конституции и представлявшему блок народного единства президенту страны Сальвадору Альенде и не поддержал военный переворот, возглавленный в 1973 году Аугусто Пиночетом.

Эмигрировав в Аргентину вскоре после сентябрьских событий 1973 года в Чили и поселившись в Буэнос-Айресе, генерал Пратс сразу же оказался «под колпаком» чилийской спецслужбы ДИНА.

Бомба взорвалась под днищем его автомобиля 29 сентября 1974 года, когда генерал и его жена подъехали к дому, возвращаясь из гостей. Жена Пратса погибла мгновенно. Смертельно раненный генерал скончался через несколько минут.

Очередное покушение подручных Кантрероса на другого видного чилийского оппозиционера было организовано в самом центре американской столицы.

Орландо Летельер был одним из ближайших соратников президента Альенде. Он занимал в правительстве народного единства ряд министерских постов. После военного переворота Летельер был арестован путчистами, подвергнут издевательствам и пыткам, а затем содержался в подземном каземате и в концлагере.

Лишь в сентябре 1974 года Летельер был выслан из страны. Некоторое время он жил в Венесуэле, а затем перебрался в США, поселившись вместе с женой и четырьмя сыновьями в Вашингтоне. Являясь профессором Американского университета и экспертом Центра по исследованию внешней политики, Летельер часто выступал с лекциями и статьями, в которых разоблачал преступления чилийской хунты. Естественно, для режима Пиночета он являлся одним из самых непримиримых врагов. И Летельера постигла судьба генерала Пратса.

Утром 21 сентября 1976 года, выйдя из дома, Летельер сел за руль своего автомобиля. Он не успел тронуться с места, как раздался мощный взрыв. Летельер погиб мгновенно. Почерк убийц был тот же, что и в случае с генералом Пратсом.

Расследование показало, что за гибелью известного чилийского политэмигранта стояли генерал Мануэль Кантрерос и его заместитель по тайным операциям за рубежом полковник Педро Эспиноса. А исполнителем теракта являлся двойной агент Майкл Таунли, работавший одновременно на американское ЦРУ и чилийскую тайную полицию ДИНА.

Операция «Кондор» продолжала расширяться. На ее счету появлялись все новые жертвы.

Так, в мае 1976 года в Буэнос-Айресе на одной из оживленных улиц в брошенном автомобиле были обнаружены убитыми после истязаний и пыток четверо видных политических эмигрантов из Уругвая. Двое из них были бывшими депутатами уругвайского парламента: Эктор Гутьеррес и Сельмар Мичелини. Позже, на основании многочисленных документов, было установлено, что уругвайские политики, активно выступавшие против правящей в их стране клики президента Бордаберри, стали жертвами очередного этапа операции «Кондор», совместно реализованного спецслужбами Уругвая и Аргентины.

Не отставали от своих латиноамериканских коллег и сотрудники парагвайской тайной полиции диктатора Стресснера.

Осенью 1976 года парагвайские спецслужбы начали поиск эмигрировавшего из страны оппозиционера Агостина Гоибуру, являвшегося руководителем Народного движения «Колорадо», выступавшего за демократические преобразования в Парагвае. Официальные запросы были направлены в спецслужбы Бразилии и Аргентины.

Уже через два месяца Бразильское управление разведки сообщило парагвайским коллегам адрес «смутьяна» в Аргентине. Далее в рамках операции «Кондор» в дело вступила аргентинская охранка. 9 февраля 1977 года Агостин Гоибуру был похищен из своего дома и тайно доставлен в Парагвай.

Позже выяснилось, что оппозиционер был замучен до смерти солдатами президентского полка в Асунсьоне.

Несколько раньше, в июне 1976 года, в рамках операции «Кондор» сотрудники боливийской разведки похитили и убили в провинции Буэнос-Айрес, недалеко от аргентинской столицы, генерала Хуана Хосе Торреса, который в 1970–1971 годах являлся президентом Боливии. Смещенный со своего поста в результате очередного военного переворота, Торрес, находясь в эмиграции, активно выступал с критикой правящего в Боливии режима.

Писатель и публицист из Санкт-Петербурга Валерий Нечипоренко, рассказавший на страницах газеты «Секретные материалы XX века» о различных этапах операции «Кондор», подчеркивал: «В общей сложности, по различным оценкам, жертвами террора тех лет в Латинской Америке стали от 40 до 60 тысяч человек, в том числе: 30 тысяч аргентинцев, более 3 тысяч чилийцев, 3 тысячи перуанцев, 160 парагвайцев, 150 боливийцев и 140 уругвайцев…

В середине 1980-х годов проект “Кондор” был свернут. В ту пору его организаторы и руководители могли еще рассчитывать на то, что санкционированные ими массовые преступления навсегда окажутся в прошлом. Но мир стремительно менялся. К власти в странах Южной Америки пришли гражданские правительства, взявшие на себя обязательства восстановить справедливость по отношению к людям, подвергшимся насилию при военных режимах».

Начиная с середины 1990-х годов многие из высокопоставленных функционеров спецслужб латиноамериканских стран, имевшие отношение к операции «Кондор», а также рядовые сотрудники тайной полиции, участвовавшие в убийствах и исчезновениях оппозиционеров, предстали перед судом.

Операция «Турнир»

Противостояние разведки и контрразведки во все времена и во всех странах всегда отличалось остротой содержания, хотя приемы этой борьбы носили подчас многоплановый характер. Особенно можно выделить такое оперативное мероприятие, как проникновение разведки в агентурную сеть противника. В этом небольшом очерке нам хотелось бы рассказать о советском разведчике, вступившем на тропу борьбы со спецслужбами Запада под легендой «предательства».

.. В августе 1971 года, за неделю до отъезда из отпуска к месту работы, сотрудник монреальской резидентуры Тургай был приглашен на беседу к заместителю начальника внешней разведки органов государственной безопасности. Генерал, человек плотного телосложения, лет пятидесяти, располагал к себе доброжелательной улыбкой. Он поинтересовался семьей Тургая, проведенным отдыхом, сроком отъезда. Внимательно выслушивал ответы, видимо, привыкая к собеседнику.

– Скажите, вы докладывали в Центр о довольно пристальном внимании к вам со стороны канадской контрразведки?

Тургай, в прошлом морской офицер и военный контрразведчик, а теперь – оперативный работник монреальской резидентуры, подтвердил сказанное генералом. Еще во время проведения в Монреале международной выставки «Экспо-67», на которой работал разведчик, к нему «подбивала клинья» агентура Королевской конной полиции – канадской контрразведки. А генерал медленно, как бы взвешивая то, о чем пойдет речь, начал объяснять задачу:

– Мы хотим начать игру с канадскими спецслужбами и стоящими за ними американцами. Могли бы вы заинтересовать их собой до такой степени, чтобы они сделали вам вербовочное предложение?

Поворот беседы для Тургая был более чем неожиданным. Подумав немного, он рассказал, что среди людей, которые, видимо, изучают его по заданию канадской контрразведки, он может выделить некого коммерсанта Джеффри, с которым он поддерживает официальный контакт по линии учреждения прикрытия.

Анатолий Максимов

– Еще с 1967 года Джеффри пытается втянуть меня, сотрудника торгпредства, во внеслужебные отношения – хорошо оплачиваемые коммерческие сделки, нарушающие наши законы…

Генерал удовлетворенно кивнул и спросил:

– Что, с вашей точки зрения, нужно для того, чтобы реализовать идею внедрения в агентурную сеть канадской контрразведки? Какие главные условия?

Тургай, как профессионал, уже загоревшийся предложением стать участником столь сложной операции, не задумываясь ответил:

– Свобода действий, полное доверие и максимум конспирации!

А генерал углубил проблему операции:

– Готовы ли вы, в случае оперативной необходимости, выступить в роли предателя с публичным выходом на телевидение и прессу?

Он терпеливо ждал обдуманного ответа. А Тургай не хотел и не мог упустить шанс приобщиться к серьезному делу.

– Мне доверяют, и я считаю себя способным выполнить это задание, у меня оснований отказываться от него нет…

В ходе беседы было принято решение постараться навязать канадцам материальную основу для привлечения Тургая к сотрудничеству. А создание видимости такого материального интереса Тургай предложил построить вокруг… иконы, якобы тайно вывезенной им в Канаду с целью продажи.

Предполагалось, что в случае удачного развития событий игра с противником может проводиться длительное время. В этом случае будет достигнута главная ее цель – всесторонне изучить методы, формы и средства работы канадской контрразведки против граждан советской колонии в Монреале. Кроме того, проникновение в агентурную сеть канадских спецслужб создавало хорошую возможность, при необходимости, для их компрометации.

Одновременно данная операция должна сковывать силы и средства противника, отвлекая его на «ложный объект». В задачу Тургая входило также изучение сотрудников канадских спецслужб с целью возможного осуществления вербовочного подхода к ним, а в ходе непосредственного общения с ними – продвижение направленной дезинформации экономического и коммерческого характера.

Операция получила кодовое название «Турнир» и одобрение руководства Комитета государственной безопасности.

В последующий год «игра с иконой», встречи и беседы с Джеффри, конкретные шаги разведчика по «поиску путей обогащения» убедили канадскую контрразведку в возможности получения согласия русского коммерсанта на сотрудничество с ней на материальной основе.

Через год, за несколько дней до завершения командировки и возвращения оперработника на родину, к Тургаю был осуществлен подход представителя канадской контрразведки с предложением «о разовой сделке»: передать за внушительную сумму сведения о коллегах по торгпредству. Тургай категорически отказался это сделать, подчеркнув, что готов работать с канадцами в будущем только при условии правительственных гарантий его безопасности, возможности, при необходимости, переехать на жительство в Канаду и серьезного материального обеспечения. Договорились поддерживать отношения в ходе его выездов из Москвы за рубеж в короткие командировки.

В дальнейшем последовали регулярные деловые поездки Тургая по линии Министерства внешней торговли за океан и европейские страны. В ходе его встреч со своими канадскими кураторами «вербовка» Тургая была закреплена. «Московский агент» начал передавать информацию и получать за нее вознаграждение. Позже стало известно, что в агентурной сети канадских спецслужб Тургай проходил под оперативным псевдонимом «Аквариус», а дело его оперативной разработки носило громкое название «Золотая жила».

Под предлогом неукоснительного соблюдения мер безопасности со стороны канадцев в работе с ним Тургай сам определял характер и объем передаваемой информации. Помимо Монреаля, Торонто и Нью-Йорка, встречи проводились в Женеве, Базеле и Цюрихе, где и проводился «обмен товара на деньги».

В работе с «Аквариусом» принимали участие три сотрудника канадских спецслужб, а также их группы сопровождения. В качестве гарантии судьбы своего агента на будущее ему были подготовлены канадские паспорта на две фамилии (Дзюба и Стадник), другие документы, счета на солидную сумму в банках Канады и Швейцарии, а также «гарантийное письмо на предоставление Джеральду Стаднику канадского гражданства».

В начале 1978 года канадские власти инспирировали очередную кампанию шпиономании, связанную с Советским Союзом. Из страны была выдворена большая группа сотрудников находившихся там советских учреждений и журналистов. В Москве было принято решение операцию «Турнир» завершить путем компрометации канадской контрразведки.

В центральной советской печати появилась большая статья, раскрывающая на документальной основе характер вербовочной работы канадских спецслужб среди членов советской колонии Монреаля. Особое внимание в статье было уделено таким фактам, как: изготовление фальшивых документов на подставное имя «без ведома правительства»; работа канадских спецслужб на территории других стран вопреки запрещающему это местному закону; прикрытие таких действий канадских спецслужб министром юстиции; провал в работе с «московским агентом» по вине канадской контрразведки, которая якобы допустила утечку сведений о его вербовки. Советская сторона указала номера паспортов, свидетельств о рождении, карточек социального страхования, счетов в банках, а главное – привела полный текст гарантийного письма о предоставлении Дж. Стаднику канадского гражданства.

Разразился скандал. После заседания правительственного трибунала по делу «московского агента» вынужден был подать в отставку министр юстиции (он же – генеральный прокурор). Одновременно канадская пресса сообщила, что «закончилась карьера шести блестящих сотрудников канадских спецслужб, включая двух генералов».

Активная работа канадской контрразведки против представителей советской колонии в Монреале была на длительное время дезорганизована. А в штаб-квартире Королевской конной полиции и в курирующих ее органах еще долго были уверены, что «по вине болтунов возникла ситуация, в результате которой провалился ценный “московский агент” и операция “Золотая жила” в целом». Более двадцати лет, вплоть до конца 1990-х годов, в канадской контрразведке были уверены, что их агент «Аквариус» «был разоблачен и замучен в подвалах Лубянки».

Тем не менее фигурант операций «Турнир» и «Золотая жила» Тургай, он же – «Аквариус», Дзюба и Стадник, жив и здоров. Капитан 1-го ранга в отставке, ветеран флота, военной контрразведки и внешней разведки Анатолий Максимов за участие в операции «Турнир» был отмечен высшей профессиональной наградой – нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности».

Операция «Байкал-79»

27 апреля 1978 года государственная власть в Кабуле в очередной раз сменилась. Ее захватила группа молодых офицеров – членов Народно-демократической партии Афганистана (НДПА). Председателем Революционного Совета и премьер-министром был избран Генеральный секретарь ЦК НДПА Нур Мухаммед Тараки. Его заместителями стали Бабрак Кармаль и Хафизулла Амин.

Начиная с 17 мая 1978 года по просьбе нового афганского руководства в страну стали активно направляться советники из СССР.

В сентябре 1979 года в Афганистане произошли события, которые во многом предопределили судьбу страны на многие годы вперед. 14 сентября по приказу Амина были сняты со своих постов четыре министра, верных Тараки. А сам Тараки изолирован.

16 сентября Тараки и его соратники на Пленуме ЦК НДПА были освобождены от занимаемых должностей и исключены из партии.

Генеральным секретарем ЦК НДПА стал Хафизулла Амин, который сразу же повел дело к установлению диктаторского режима. По его распоряжению 8 октября Тараки был убит. Одновременно усилились репрессивные меры в отношении всех лиц, выражавших несогласие с его политикой.

Центральной власти удавалось удерживать свои позиции только в крупных городах. Большая часть территорий страны перешла под контроль оппозиции к режиму Амина. Вооруженная борьба в Афганистане все отчетливее обретала характер гражданской войны. В этой связи оппозиция все настойчивее ставила вопрос о вводе советских войск в Афганистан.

Проблема разрешения критической ситуации, сложившейся в Афганистане, становилась все острее. Ведь Советский Союз был крайне заинтересован иметь на своих южных границах надежного союзника. А политическая и оперативная обстановка в стране накалялась с каждым днем. В этих условиях советское руководство приняло решение провести упреждающую специальную операцию под кодовым названием «Байкал-79».

Участники операции «Байкал-79»

Историк отечественных спецслужб Игорь Дамаскин в одной из своих работ по поводу сложившейся в то время ситуации в Афганистане подчеркивал: «Принимая решение по афганской проблеме, советское руководство учитывало ряд серьезных факторов:

– ЦРУ предпринимало усилия по созданию “новой Великой османской империи” с включением в нее южных республик СССР;

– на юге СССР отсутствовала надежная система ПВО, и, в случае размещения в Афганистане ракет типа “Першинг”, это поставило бы под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром Байконур;

– афганские урановые месторождения могли быть использованы Пакистаном и Ираном для создания ядерного оружия;

– ЦРУ стремилось к ослаблению советского влияния в Афганистане, вплоть до развертывания басмаческого движения в Средней Азии, а это позволило бы США приблизиться вплотную к уникальной кладовой мира – Таджикистану, где есть все элементы таблицы Менделеева, а на Памире – перспективные залежи урановой руды;

– президент Афганистана X. Амин, возможно, сотрудничает с ЦРУ США».

Иными словами, причин для вмешательства в афганские дела хватало. А решать афганскую проблему дипломатически и экономически не всегда удавалось, учитывая существовавшую там тогда власть.

В начале декабря 1979 года в Москве было принято решение устранить тогдашнего президента Афганистана Хафизуллу Амина и поставить на его место находившегося в СССР Бабрака Кармаля.

Для этой цели в Афганистан были переброшены специальные группы КГБ СССР, подчинявшиеся внешней разведке, и отряды ГРУ Генерального штаба Советской Армии, в том числе – так называемый «мусульманский батальон». Затем, исходя из просьбы X. Амина, в Афганистан намечалось ввести «ограниченный контингент» советских войск. К этому времени в афганской армии находились многочисленные советские военные советники, а в охране X. Амина – советники от 9-го управления КГБ. Все это придавало особый характер намечаемой операции.

25 декабря 1979 года в 15.00 части советской 40-й армии перешли государственную границу Демократической Республики Афганистан. Операция «Байкал-79» началась. А группы специального назначения КГБ и ГРУ приступили к решающей стадии подготовки спецоперации, получившей кодовое наименование «Шторм-333», главной целью которой был захват дворца Тадж-Бек с находившимся там Амином.

Для ее проведения были выделены силы и средства спецназа КГБ: группа «Зенит», общим числом в 60 сотрудников, и группа «Гром» из сотрудников «Альфы», численностью 20 человек. Им придавался «мусульманский батальон» ГРУ ГШ СА. Накануне операции высадилась воздушно-десантная дивизия численностью в 3 тысячи солдат.

В операции «Байкал-79» первым пунктом был обозначен Хафизулла Амин. Далее шел дворец Тадж-Бек, резиденция Амина. После этого – генеральный штаб, служба безопасности, министерство внутренних дел, радио и телевидение, министерство иностранных дел, тюрьма Поли-Чархи и ряд других объектов. Всего предстояло захватить 18 объектов.

Советскому спецназу и бойцам ВДВ противостояли значительные силы: 7-я и 8-я пехотные дивизии по 10 тысяч человек каждая, две танковые бригады (около 200 танков), полк «коммандос» – 3 тысячи человек, народная гвардия и охрана – 2 тысячи человек, служба безопасности – 1,5 тысячи человек.

27 декабря 1979 года выпадал на пятницу, нерабочий день в Афганистане, как и во всех мусульманских странах мира. В 12.00 во дворце Тадж-Бек Амином проводился большой прием по случаю его переезда в свою новую официальную резиденцию дворец Тадж-Бек и ввода ограниченного контингента советских войск на территорию Афганистана.

Первой фазой спецоперации «Шторм-33» предусматривалось с помощью внедренного в окружение Амина советского разведчика-нелегала осуществить в ходе приема пищевое (не смертельное) отравление Амина и его ближайшего окружения с целью вывода их из строя на некоторое время для ослабления контроля за ситуацией в стране и в столице. Именно временная нетрудоспособность Амина и его ближайших соратников создали предпосылки для успешного проведения практически всех намеченных пунктов плана операции «Байкал-79», и в первую очередь – специальной операции «Шторм-333».

Спецоперация «Шторм-333» началась 27 декабря 1979 года в 19 часов 30 минут. Она сопровождалась жестоким, беспощадным боем советского спецназа. Никто из бойцов спецназа, шедших на штурм резиденции Амина, не дрогнул. Гвардейцы Амина дрались отчаянно, но напор спецназовцев был настолько мощным, что они ничего не могли поделать.

Этот показавшийся бойцам спецназа вечностью штурм продолжался всего 45 минут.

Практически все спецназовцы были ранены, 17 из них тяжело. При штурме дворца погибло 5 спецназовцев. В «мусульманском батальоне» погибло 5 человек, ранено – 35.

Операция «Шторм-333» была завершена. Режим Амина пал. Все группы спецназа возвратились в исходное положение.

В Кабуле, благодаря мужеству, высокопрофессиональным, смелым и решительным действиям спецназовцев из других групп отряда «Зенит» при поддержке подразделений ВДВ и пограничников, с боем, подавив сопротивление сторонников Амина, были взяты все остальные объекты, намеченные к захвату планом операции «Байкал-79», о которых говорилось выше.

Наши потери при этом составили: убитыми – 1 человек, ранеными – 4 человека.

К 12 часам ночи 27 декабря 1979 года перестрелка в отдельных районах Кабула затихла. Операция «Байкал-79» завершилась успешно.

28 декабря в 2 часа ночи по радио было передано обращение Бабрака Кармаля к народу Афганистана. А затем начался ввод в страну ограниченного контингента советских войск, который приступил к боевым действиям с целью отодвинуть от своих границ потенциального противника.

Публицист Дмитрий Аграновский в одном из своих материалов, посвященном афганским урокам, отмечал: «В Афганистане наши военные защищали нашу Родину – на дальних подступах. И они ее защитили, но кроме того, вместе с просветителями, врачами и инженерами строили абсолютно цивилизованное государство. Военная победа, мужество, героизм, отвага, профессионализм нашей армии, совершенство нашей техники не вызывают сомнений. Мы все в неоплатном долгу перед нашими “афганцами”, и не наша вина, что тогдашнее руководство обратило все их жертвы и усилия в прах».

15 февраля 1989 года в 16 часов 21 минуту через мост Дружбы на участке Тахтабазарского пограничного отряда перешел границу последний военнослужащий Советской Армии. В этот день был завершен вывод советских войск из Афганистана.

Заместитель главы фракции «Единая Россия» в Государственной думе Российской Федерации, лидер Российского союза ветеранов Афганистана Франц Клинцевич подчеркивал: «Присутствие советских войск в Афганистане в 1979–1989 годах заморозило угрозу терроризма, ставшего ныне проблемой номер один для всего человечества. Советский Союз принял на себя первым удар джихада, теоретики и исполнители которого идеологически и финансово были выпестованы спецслужбами западных стран, прежде всего США».

Он служил на 6-м американском флоте

В конце 1986 года указом Президиума Верховного Совета СССР американцу Соутеру Гленну Майклу, советскому разведчику, выведенному в Москву из США в связи с угрозой провала, было предоставлено советское гражданство.

Гленн Майкл Соутер родился 30 января 1957 года в городе Хаммонд (штат Индиана, США) в семье среднего предпринимателя. Родители Гленна развелись, когда ему было четыре года. Воспитывался он матерью, отношения с отцом не сложились.

В 1975 году Гленн поступил в университет, но, проучившись полгода, учебу бросил. Полученное от матери воспитание, проявившийся еще в школе интерес к чтению, в том числе к русской классике, увлечение фотографией придали его жизненным поискам несколько романтическую окраску. Он захотел шире взглянуть на окружающий мир. Так пришло решение пойти служить во флот. Гленн поступил в школу военных фотографов, а по ее окончании получил назначение на 6-й американский флот, базирующийся в Средиземном море.

Служил сначала на атомном авианосце “Нимиц”, затем на штабных кораблях “Олбани” и “Пьюджет Саунд” в должности военного фотографа в составе разведывательного подразделения ВМС США. Был личным фотографом командующего в то время 6-м флотом адмирала Кроу и его доверенным представителем для контактов с общественностью и журналистами.

В 1980 году Гленн Майкл Соутер был привлечен к сотрудничеству с советской разведкой на идейно-политической основе резидентом КГБ в Риме Борисом Александровичем Соломатиным.

Гленн Майкл Соутер (Михаил Евгеньевич Орлов)

На одном из совещаний Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов назвал генерала Соломатина «классиком разведки».

В среде ветеранов-разведчиков за ним прочно закрепились прозвища: «легенда разведки», «боевой оперативник», «волкодав» (так на оперативном сленге разведчиков именуют особо умелых вербовщиков). И молодые и опытные сотрудники разведки всегда произносили и произносят фамилию Бориса Александровича Соломатина с искренним пиететом.

Во второй половине 1960-х годов Соломатин возглавлял резидентуру КГБ в Вашингтоне, а в начале 1970-х годов – в Нью-Йорке.

«Этот человек причинял нам серьезные неприятности всюду, где бы он ни работал. Его считают, вероятно, одним из лучших оперативников, которые когда-либо служили в КГБ. Трудно оценить масштабы урона, который он нанес Соединенным Штатам. Американские спецслужбы будут помнить его всегда. И проклинать» – так писал о Соломатине в конце 1980-х годов американский журнал «Вашингтон пост мэгэзин» со ссылкой на мнение руководителей американских спецслужб…

Критически оценивая военно-политическую доктрину США, Глен Соутер был убежден в необходимости активных действий по предотвращению ядерной угрозы. Хотя у Соутера был невысокий флотский чин, всего лишь старшина, в силу своего служебного положения – служба в морской разведке на штабных кораблях – он знал значительно больше, чем иной старший офицер. Все основные приказы и распоряжения командующего 6-м флотом США попадали в Москву практически одновременно с теми, кому они были адресованы для исполнения. От Соутера было получено большое количество важной документальной информации военного и военно-стратегического характера, раскрывающей стратегические планы Соединенных Штатов в Средиземноморье, Ближневосточном и других регионах. В Центр направлялись сценарии учений с применением ядерного оружия, сведения о боевой подготовке и планах задействования ВМС США, а также о передислокации американских атомных подводных лодок и авианосных групп, мобилизационные планы и планы действий на случай войны, многие другие суперсекретные сведения.

В начале 1982 года истек срок контракта Соутера на службу в ВМС США. Он поступил на военный факультет университета «Олд Доминион» в городе Норфолк, что на восточном побережье Атлантики (штат Вирджиния), и одновременно устроился на работу в фотолабораторию находящейся в том же городе крупной военно-морской базы США. В разведывательном центре базы, где стал работать Соутер, сосредотачивалась информация, добытая различными средствами – от космических до агентурных. В этом центре вырабатывались конкретные указания 6-му и 2-му американским флотам. Успешно пройдя спецпроверку, он получил допуск к обработке материалов космической разведки, а также к списку целей на территории СССР, подлежащих ядерному поражению в случае военного конфликта. Этот список содержал около 150 тысяч различных советских объектов. Ценность этих сведений, которые он передал в Центр, трудно было переоценить.

В университете Соутер специализировался на изучении русского языка и литературы. По завершении учебы летом 1986 года он должен был пройти подготовку на офицерских курсах и получить назначение на должность офицера разведки ВМС США. Однако этим планам не суждено было осуществиться. В июне 1986 года в связи с возникшей угрозой ареста Соутер нелегально выехал в СССР.

Адаптация Соутера, поименованного Михаилом Евгеньевичем Орловым, к новым жизненным условиям протекала непросто. Как человек деятельный, энергичный, он считал, что главной опорой его дальнейшей жизни должен стать осмысленный, общественно-полезный труд во имя тех идеалов, которые он в свое время выбрал, пойдя на сотрудничество с советской разведкой. Он с энтузиазмом включился в преподавательскую деятельность, увлеченно работал над выполнением специальных заданий. Вскоре Орлов был зачислен на действительную военную службу в органы госбезопасности с присвоением звания майор. Творческая натура, гибкий и живой ум, исключительная работоспособность позволили ему многое сделать на порученных участках работы. За заслуги перед своей второй Родиной Орлов был награжден орденом Дружбы народов.

Но даже активной жизненной позиции не всегда хватало, чтобы противостоять периодически возникавшим у него сильным депрессивным настроениям, которые во многом были связаны с колоссальными психологическими перегрузками и огромным нервным напряжением, сопровождавшими последние годы работы Орлова-Соутера за рубежом.

22 июня 1989 года Михаил Евгеньевич Орлов по собственной воле ушел из жизни. В некрологе о скоропостижной смерти советского разведчика подчеркивалось, что он свою жизнь целиком посвятил тому, чтобы отвести нависшую над человечеством угрозу ядерной катастрофы.

Как герб США работал на СССР

В середине 1943 года И.В. Сталин поставил перед главой НКГБ Лаврентием Берией задачу осуществить прослушивание рабочих кабинетов всех американских дипломатов, и в первую очередь помещения главы дипломатической миссии Аверелла Гарримана, так как секретные совещания, на которых принимались наиболее важные для советской стороны вопросы, проводились именно там.

17 декабря 1943 года Берия доложил Сталину, что под руководством Льва Термена группа специалистов оперативно-технического управления НКВД закончила работу и провела испытание микрофона уникальной конструкции, получившего кодовое название «Златоуст».

Наша справка:

Термен Лев Сергеевич (1896–1993) – российский физик, музыкант. Стал всемирно известен в 1920 году, когда изобрел и запатентовал под названием терменвокс электромузыкальный инструмент, в котором для создания звука используются электрические колебания звуковых частот, которые возбуждаются электронным генератором, усиливаются усилителем электрических колебаний и преобразуются в звуковые.

Выполняя задание советской внешней разведки, онв 1931–1938 годах работал в США в качестве гендиректора акционерного общества по производству электромузыкальных инструментов.

За изобретение эндовибратора – «пассивного жучка», названного «Златоустом», получил Сталинскую премию 1-й степени (сто тысяч рублей).

С 1966 года до своей кончины являлся научным сотрудником кафедры акустики физического факультета МГУ.

Мировая практика создания и использования аппаратов, «снимавших» чужие государственные секреты, ничего подобного не знала. Чудо-«жучок», без преувеличения, произвел настоящую революцию в технике подслушивания.

Это было пассивное подслушивающее устройство: ни элементов питания, ни тока – ничего такого, что могло быть обнаружено с помощью имевшихся на вооружении специалистов мира того времени технических средств. Устройство, похожее на головастика с маленьким хвостом, приводилось в действие источником излучения микроволнового сигнала, который заставлял рецепторы головастика резонировать. Голос человека влиял на характер резонансных колебаний устройства, позволяя осуществлять перехват слов. Микрофон мог действовать сколь угодно долго. Микроволновые импульсы подавались головастику чрезвычайно энергоемким генератором с расстояния до трехсот метров. Прием, расшифровка и запись на магнитную ленту возвращающихся колебаний осуществлялся другим уникальным устройством, расположенным на одной линии с передающим генератором. Чтобы передающиеся и принимаемые импульсы не накладывались, вся геометрическая фигура имела форму равнобедренного треугольника.

«Златоуст» был закамуфлирован под американский герб, выполненный из редких пород дерева и самоцветов

Генератор и аккумулятор микроволн были установлены на верхних этажах жилых зданий слева и справа напротив здания американской дипломатической миссии. Жильцов, разумеется, выселили. Освободившиеся квартиры заняли специалисты из оперативно-технического управления НКВД, обслуживающие приемо-передающую аппаратуру, но на балконах, выходящих на американское посольство, по-прежнему вывешивалось для просушки белье. А женщины – сержанты госбезопасности – по воскресеньям вытряхивали коврики и одеяла, в прямом смысле слова пуская пыль в глаза офицерам безопасности посольства, ответственным за изучение оперативной обстановки в окружении дипломатической миссии США в Москве.

«Златоуст» был закамуфлирован под американский герб, выполненный из редких пород дерева и самоцветов. 9 февраля 1945 года в Артеке пионеры подарили его Авереллу Гарриману. Тронутый до слез, он повесил герб над своим рабочим столом. Так началась операция «Исповедь» по прослушиванию проводимых в кабинете посла секретных совещаний. О принятых там решениях Сталин узнавал раньше президента США.

«Златоуст» проработал восемь лет, пережив четырех послов: Аверелла Гарримана, Уолтера Смита, Алана Кирка и Джорджа Кеннана.

Примечательно, что каждый вновь назначенный глава американской дипломатической миссии в Москве стремился полностью – от чернильного прибора и пресс-папье до паркета на полу – поменять интерьер доставшегося от предшественника кабинета. Несменяемым в помещении оставался только герб. Его художественное совершенство действовало гипнотически на американских высших дипломатов – даже шторы на окнах и мебель подбирались в тон цветовой гаммы герба!

К концу 1952 года в Вашингтоне возникли подозрения, что русские дипломаты, контрагенты американского посла, еще не сев за стол переговоров, досконально знают все о позиции американской стороны. Но где искать «протечку»?! Используя «детектор лжи», допросили ближайшее окружение посла. Безрезультатно! Подозрение пало на кабинет главы дипломатической миссии в Москве, и Уолтер Беделл Смит, шеф ЦРУ, отрядил в Советский Союз военно-транспортный самолет с лучшими технарями-«чистилыциками» на борту. Те, потратив три дня в бесплодных поисках, решили провести эксперимент. Расположившись в кабинете Джорджа Кеннана и настроив привезенную поисковую аппаратуру, они попросили посла надиктовать текст якобы донесения в Государственный департамент. Чудо-микрофон при звуке голоса автоматически активизировался, и стрелки приборов указали направление поиска: герб! Он тут же был снят со стены и разобран на детали. Среди них тускло поблескивала какая-то пластина…

По свидетельству американских дипломатов, очевидцев событий, вслед за вскрытием герба и обнаружением «Златоуста» у посла начались приступы паранойи. Уподобившись частному детективу, Джордж Кеннан по ночам прятался в бильярдной, что рядом с его рабочим кабинетом, поджидая советских техников, надеясь поймать их за установкой новых «жучков»…

«Златоуст» продолжает жить своей особой жизнью. После обнаружения его в гербе американцы и англичане попытались сделать с него копию. Работы по получению аналога советского «жучка» под кодовым названием «Удобный стул» велись американцами в секретной лаборатории в Нидерландах. Одновременно английская контрразведка проводила свои исследования, получившие кодовое наименование «Сатир».

Англичане продвинулись в исследованиях дальше, чем американцы, но так и не сумели до конца разгадать тайну генератора, излучавшего микроволны, возбуждающие пластины-резонаторы «Златоуста». Английский микрофон мог функционировать лишь на удалении всего 30 ярдов (1 ярд равен 0,9144 метра. – Авт.), в то время как наш – на расстоянии 300 метров.

Соединенные Штаты хранили в тайне унизительное для них открытие – «Златоуста» – в течение семи лет. Но в конце мая 1960 года, после того, как мы сбили самолет-шпион U-2 с Гарри Пауэрсом на борту, Вашингтон в попытке противостоять международной критике сделал достоянием гласности факт использования нами подслушивающего устройства, внедренного аж в кабинет американского посла в Москве!

Генри Кэбот Лодж, представитель США в ООН, в ходе Чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН продемонстрировал герб и находившегося в нем «Златоуста».

В дальнейшем герб и чудо-микрофон были показаны и во время заседания Совета Безопасности ООН. Представитель Индии в шутку попросил сделать для него копию с микрофона. Лодж смешался, и больше герб с «жучком», как позорный упрек американским службам безопасности, никогда на международных форумах не выставлялся.

В настоящее время «Златоуст» хранится в музее ЦРУ в Лэнгли.

«Медовая ловушка» для посла

Известно, что громкие скандалы о провале какой-либо разведки свидетельствуют прежде всего о глубине ее проникновения в секреты противоборствующей державы. Как подчеркивал «Моцарт разведки» Аллен Даллес: «Об успешных операциях спецслужбы помалкивают, а их провалы говорят сами за себя».

Скандалы в Англии сначала вокруг имени Дональда Маклина, а затем и остальных членов «Кембриджской пятерки», или в ФРГ вокруг имени Гюнтера Гийома, референта канцлера Вилли Брандта, свидетельствуют, что советская разведка умела забраться в иноземный ларец за семью печатями.

Тот факт, что наша внешняя разведка не имела грандиозных скандальных провалов во Франции, вовсе не доказательство неуязвимости ее секретов или отсутствия к ним интереса со стороны советских спецслужб. Франция, пятая держава мира, и вдруг – на втором плане геополитических и разведывательных интересов СССР? Такого быть не могло, потому что быть не могло никогда!

Лариса Кронберг-Соболевская и французский посол Морис Дежан

Под непосредственным руководством и при личном участии начальника Второго главного управления (центральный контрразведывательный орган КГБ СССР) генерал-лейтенанта Олега Михайловича Грибанова была проведена вербовочная операция «Галант», в результате которой в пользу СССР стал работать посол Франции в Москве Морис Дежан.

Разумеется, подписку о секретном сотрудничестве у посла не отбирали и в торжественной обстановке оперативного псевдонима не присваивали. Явок, в классическом понимании этого слова, то есть на конспиративных квартирах, с ним не проводили. Обучения технике пересъемки секретных документов на курсах без отрыва от производства он не проходил. Денег в конвертах за свои услуги не получал и тем не менее советским агентом посол являлся. Морис Дежан, как сейчас принято в среде профессионалов называть негласных помощников такого калибра, был агентом влияния. И он влиял, да еще как! Например, на принятие де Голлем решений по многим внешнеполитическим вопросам, прежде всего по вопросам участия Франции в НАТО. Не без рекомендаций Дежана де Голль вывел свою страну из Атлантического военного альянса, ослабив его на более чем десятилетие.

Чтобы вовлечь Мориса Дежана в орбиту КГБ, был использован такой простейший способ вербовки, с успехом используемый всеми спецслужбами мира, как подстава ему «ласточки» – агентессы-обольстител ьницы.

Операция под кодовым названием «Галант» – длилась около трех лет. В ней были задействованы десятки гласных и негласных сотрудников. Ключевую роль в вербовочной разработке посла сыграла актриса Лора Кронберг-Соболевская, которая и загнала посла в «медовую ловушку».

Наша справка:

«Медовая ловушка» – на жаргоне англо-американских спецслужб означает использование сексуально привлекательной женщины – «ласточки» – в роли обольстительницы при вербовочной разработке, либо компрометации объекта заинтересованности разведки или контрразведки.

Заключительный этап реализации «медовой ловушки», как правило, фиксируется с помощью фото– или видеосъемки для последующего оказания на объекта оперативной заинтересованности психологического воздействия.

В один прекрасный день Грибанов решил, что сентиментальный роман, развивавшийся уже несколько месяцев между Морисом Дежаном и Кронберг-Соболевской, пора дополнить более близкими отношениями.

В Москву был срочно вызван некто Муса. Ему предстояло сыграть роль мужа Лоры, который якобы неожиданно вернулся домой из командировки.

Соболевская, следуя отработанной с ней линией поведения, при общении с «душкой Дежанчиком» постоянно жаловалась ему на жестокость и патологическую ревность своего «мужа».

Все происходило на третьем этаже жилого дома № 2 на Ананьевской улице. Квартира, где предстояло разыграться спектаклю, была «под завязку» напичкана спецтехникой – аудио-, кино– и фотоаппаратурой.

Муса с приятелем извлекли Дежана и Лору из постели и начали лупить француза. При этом псевдомуж кричал, что подаст на совратителя своей жены, то есть на посла, в суд.

Дежану в конце концов удалось выскользнуть из квартиры – это было предусмотрено сценарием – и в сопровождении своего шофера добраться до посольства.

В тот же вечер Морис Дежан должен был встретиться с Грибановым, который находился с послом в прямом контакте, выступая под фамилией Горбунов в роли советника председателя Совета Министров СССР, чтобы обсудить с ним ряд межгосударственных проблем.

Дежан, ничего не скрывая, поведал советскому представителю о своих злоключениях и попросил вмешаться, чтобы «муж» Лоры забрал из милиции свое заявление.

Посол чувствовал себя одновременно признательным и обязанным своему новому другу из Совета Министров СССР: ведь «муж» Лоры в конце концов забрал свое заявление.

Теперь по всем проблемам посол давал исчерпывающий расклад, дополняя его собственным мнением и прогнозами. Иногда он даже предостерегал советскую сторону от каких-то неверных, на его взгляд, шагов. Кроме того, в беседах с Грибановым Дежан делился своими мыслями о поступках, деловых и личных качествах других западных дипломатов, с которыми он поддерживал отношения в Москве, пересказывал свои с ними беседы, сообщал об их планах в отношении Советского Союза.

В свою очередь Грибанов через Дежана доводил до де Голля то, что было выгодно СССР, что отвечало позиции советского правительства на международной арене.

Это продолжалось в течение шести лет до сентября 1963 года.

То, что президенту де Голлю стало известно о роли Мориса Дежана в деле отхода Франции от военной организации НАТО, объясняется заурядным предательством. Посла «сдал» англичанам некто Юрий Кротков – один из действующих лиц в вербовочной разработке Дежана. Англичане сразу же проинформировали об этом французов.

Однако отношение де Голля к провинившемуся дипломату оставалось лояльным до конца его жизни. Дежан не подвергся никаким санкциям, просто был отправлен в отставку.

Умер Морис Дежан в Париже 14 января 1982 года в возрасте 82 лет.

В некрологе, опубликованном в газете «Монд», коллега Дежана, посол Эрве Альфан, особо отметил его замечательную политическую прозорливость: «…затем он был в течение восьми лет послом в Москве, где, по выражению генерала де Голля, “достойно и с честью представлял интересы Франции”». Таким образом, есть основание утверждать, что Морис Дежан был полностью реабилитирован в глазах общественного мнения Франции.

Агент КГБ «ОСкар Уайльд»

12 апреля 1956 года ранний телефонный звонок разбудил резидента КГБ в Англии Бориса Николаевича Родина. Подняв трубку, генерал услышал условную фразу. Агент «Оскар Уайльд» вызывал его, своего оператора, на экстренную встречу.

Взволнованный голос «Оскара Уайльда» свидетельствовал, что произошло нечто запредельное…

«Оскар Уайльд», в миру Уильям Джон Кристофер Вассалл, родился в Англии в семье священника. Окончив в 1941 году частную школу в Хэрроу, он некоторое время служил фотографом Британских королевских ВВС, затем работал в военно-морской разведке, в аппарате Адмиралтейства – так в Англии именуется Министерство военно-морских сил. В 1952 году он был направлен на работу в Москву в качестве сотрудника аппарата военно-морского атташе. Несмотря на скромную должность, Вассалл имел неограниченный доступ к секретным документам аппарата военно-морского атташе.

Выйти на Вассалла сотрудникам английского отдела Второго главного управления (контрразведки) КГБ при СМ СССР, курировавшего иностранных дипломатов в Москве, помог некто Феликс, советский гражданин, работавший в посольстве Великобритании на технической должности от Управления по обслуживанию дипломатического корпуса.

Выполняя задание контрразведки по изучению вновь прибывших в посольство сотрудников, Феликс подружился с Вассаллом. Через некоторое время он вывел англичанина в «свет», приобщил к изысканной кухне московских ресторанов «Арагви» и «Армения». Друзья шиковали в ресторанах, гуляли на московских квартирах приятелей Феликса, опорожняли ящики шампанского. Все снималось на фото– и кинопленку.

Джон Вассалл и подводник Лайонел Крэбб

Вербовку англичанина проводил лично начальник контрразведки генерал-лейтенант Олег Михайлович Грибанов за полгода до окончания срока его командировки. При этом учитывалось, что Вассалл по возвращении на родину будет назначен на работу в центральный аппарат разведывательного управления Министерства военно-морских сил Великобритании…

Вскоре на квартире Вассалла раздался звонок, и знакомый голос предложил встретиться за бутылкой вина, поболтать о жизни. Англичанин приглашение принял. На последовавшей встрече Грибанов умело сыграл на самолюбии иностранца, внушив ему мысль о том, что его мнение по вопросам международной политики представляет для советской стороны большой интерес. В сентябре 1955 году Вассалл приступил к регулярной передаче секретных документов, встречаясь с куратором на явочных квартирах КГБ.

По возвращении в Лондон Джон Вассалл, получивший к тому времени оперативный псевдоним «Оскар Уайльд», был распределен на работу в разведуправление ВМС Великобритании. Одновременно являлся помощником парламентского секретаря Адмиралтейства Т. Гэлбрейта.

«Оскар Уайльд» продолжил сотрудничество с советской разведкой. Он был принят на личную связь резидентом КГБ в Англии Борисом Родиным (оперативный псевдоним «Коровин»), что свидетельствовало о большом значении, которое придавалось работе с англичанином, имевшим непосредственный доступ к сведениям, представлявшим даже не военную – государственную тайну! От источника поступала важная информация о военно-морских силах Великобритании и других стран НАТО, а также о разработке новейших систем вооружений.

Но вернемся к телефонному звонку 12 апреля 1956 года, с которого мы начали наше повествование.

В принятом резидентом от «Оскара Уайльда» донесении содержалась информация о том, что по заданию Сикрет интеллидженс сервис (СИС) под крейсер «Орджоникидзе», на борту которого 22 апреля в Англию прибывают Первый секретарь ЦК КПСС Хрущёв и министр ВС СССР Булганин, для совершения каких-то манипуляций должен нырнуть ас диверсионных операций майор Лайонел Крэбб.

Надо отметить, что в те годы крейсер «Орджоникидзе» был самой современной боевой единицей военно-морского флота, бороздившей воды Мирового океана. Он был оснащен новейшим противолодочным и противоминным оборудованием. Возможно, оно-то и заинтересовало англичан. Как бы там ни было, председатель Комитета государственной безопасности Серов, получив информацию от Родина, не преминул доложить Хрущёву, что на него готовится покушение. Благо, основания для такого заявления имелись: 29 октября 1955 году был взорван и пошел ко дну со всем экипажем линкор «Новороссийск». Одной из наиболее серьезных версий, которую всерьез обсуждали в Кремле, была версия о мести итальянских диверсантов. Линкор, известный во время войны как «Джулио Чезаре», находился на вооружении ВМС Италии и нам достался в счет репараций.

Сигнал, поступивший от «Оскара Уайльда», немедленно был взят в работу. В Портсмут из Мурманска на подводной лодке доставили отряд «Барракуда» – диверсантов-подводников экстра-класса, которым предстояло нести круглосуточное дежурство по периметру крейсера.

Неизвестно, чем закончилась боевая вахта наших боевых пловцов, но Крэбб на берег Англии никогда более не ступил.

В итоге Хрущёв, заявив решительный протест, спешно прервал визит, чем выставил англичан на весь мир негостеприимными хозяевами, а премьер-министру Англии пришлось приносить публичные извинения в палате общин…

Английская контрразведка МИ-5 арестовала Джона Вассалла 12 сентября 1962 года на основании информации, полученной английскими спецслужбами от перебежчика А. Голицына.

На допросах и суде Вассалл ничего не утаил. Как известно, чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок. 22 октября того же года за работу на СССР Джон Вассалл был приговорен лондонским судом к 18 годам тюремного заключения. Освобожден после отбытия 10 лет срока. В тюрьме написал, а после освобождения – выпустил книгу мемуаров.

Шпионы-парашютисты

После окончания Второй мировой войны отношение Уинстона Черчилля к Советскому Союзу, бывшему союзнику по антигитлеровской коалиции, из вынужденно миролюбивого превратилось в откровенно агрессивное. Первым симптомом рецидива застарелой советофобии стала активизация разведывательной деятельности английской Сикрет интеллидженс сервис (СИС).

В декабре 1946 года член «Кембриджской пятерки» советских разведчиков Ким Филби был назначен главой резидентуры СИС в Турции с центром в Стамбуле, откуда проводились основные шпионские акции против СССР и социалистических стран Восточной Европы.

Новоиспеченный резидент должен был подготовить почву для реализации операций по «проникновению вглубь». Этим термином руководство СИС обозначило план по засылке шпионов в Грузию и Армению через турецкую границу.

Направляя небольшие группы агентов-нелегалов на короткие сроки – 6–8 недель, – СИС собиралась изучить возможность длительного нелегального пребывания своих кадровых разведчиков в Ереване и Тбилиси. Если бы пробные вылазки прошли гладко, то со временем англичане намеревались создать постоянную агентурную сеть в Закавказье.

ЦРУ делало ставку на переброску агентов-нелегалов не по земле, а по воздуху

Об этих долгосрочных целях английской разведки, как и о пробной засылке лазутчиков, Филби незамедлительно проинформировал московский Центр.

Сталин с интересом отнесся к информации, взял под личный контроль проведение мероприятий, препятствующих инфильтрации вражеской агентуры в южные регионы СССР. По его замыслу, громкий провал первой же операции по заброске боевиков заставил бы не только англичан, но и их партнеров-американцев отказаться от дальнейших планов засылать к нам нелегалов на длительное оседание.

В первой декаде апреля 1947 года Филби, генерал Тефик-бей, глава турецкой службы безопасности, и двое молодых грузин выдвинулись в район турецкой деревни Позов, что напротив грузинского города Ахалцихе. После проверки оружия и снаряжения, которым их снабдили в Лондоне, грузины двинулись в сторону границы. При свете луны Филби отчетливо видел, как упали оба грузина, сраженные автоматными очередями пограничников…

Демонстративная ликвидация лазутчиков заставила руководство СИС навсегда похоронить идею заброски своей агентуры на территорию СССР. Чего, впрочем, нельзя было сказать об их американских партнерах…

В начале 1950-х годов политическое руководство США испытывало жестокий дефицит в информации о положении дел в экономической и военной отраслях СССР. Восполнить этот пробел, и в этом ни у кого на Капитолийском холме не возникало сомнений, можно было лишь с помощью разведывательных акций. С приходом в Центральное разведывательное управление энергичного и предприимчивого Аллена Даллеса деятельность этого ведомства резко активизировалась. Учитывая провальный опыт английских коллег, шеф ЦРУ сделал ставку на переброску агентов-нелегалов не по земле, а по воздуху. Активную помощь американцам в этом вопросе стал оказывать опытный специалист по России, ас шпионского промысла, шеф западногерманской разведки Рейнхард Гелен.

Первыми агентами, засланными на территорию СССР, были Виктор Воронец и Александр Ященко – дезертиры, с 1943 года служившие в так называемой «Русской освободительной армии» (РОА) перешедшего на сторону врага генерала Власова. Местом их назначения был Минск, в район которого 18 августа 1951 года они были выброшены на парашютах с американского военно-транспортного самолета, взлетевшего с секретной базы в Салониках (Греция).

Лазутчики были экипированы миниатюрными радиопередатчиками, складными велосипедами производства ЧССР (они продавались в СССР), пистолетами «Парабеллум», а также получили по 5 тысяч рублей, кожаный кисет с золотыми царскими червонцами и несколько пар советских часов на случай подкупа. Но… недолго музыка играла! Афинский радиоцентр принял от парашютистов лишь сообщение о благополучном приземлении, затем связь прервалась. Через три месяца все наши центральные газеты сообщили о поимке «двух американских шпионов», которые по приговору суда были расстреляны.

Тем временем с аэродрома в Висбадене (ФРГ) поднялся еще один военно-транспортный самолет «Дакота» американских ВВС и взял курс на Кишинев…

25 сентября 1951 года оперативный дежурный министерства государственной безопасности Молдавской ССР принял телефонограмму из штаба ВВС Приднестровского военного округа: «В 2 часа 24 минуты стационарные посты ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь) зафиксировали появление воздушного судна неизвестной принадлежности с погашенными бортовыми сигнальными огнями. На большой высоте оно двигалось в направлении Кишинева. В районе Каушаны-Бендеры самолет резко снизился, сделал круг и, набрав высоту, удалился в сторону Черноморского побережья.

Поднятые по тревоге истребители-перехватчики настигли нарушителя. На предупредительные сигналы он не реагировал и в 2 часа 58 минут был атакован. Резко снизившись, с горящим левым крылом самолет упал в море. Координаты: 3 Іградус 02 минуты восточной долготы и 44 градуса 56 минут северной широты. Держал курс на зюйд. Пилот выпрыгнул с парашютом в море и был подобран экипажем сухогруза «Жолио Кюри». В ходе допроса пилота (проведен с привлечением переводчика немецкого языка) установлено, что в вышеуказанном районе снижения самолета была произведена выброска одного парашютиста».

Через час после поступления телефонограммы в МГБ Молдавии парашютист в ходе физического прочесывания местности силами личного состава ряда подразделений двух мотострелковых дивизий был пленен. Им оказался 25-летний Константин Хмельницкий.

Несмотря на молодость, это был стреляный воробей. В возрасте 15 лет он поступил на службу к немцам, оккупировавшим его родное село Вилюйки, что под Минском. В 1943 году за заслуги перед фатерляндом был зачислен в батальон СС, в составе которого воевал против англо-американских войск в Италии. После капитуляции гитлеровской Германии перебрался во Францию, где поступил на учебу в Сорбонну. Там ему стало известно, что в своей оккупационной зоне на территории Западной Германии американцы вербуют молодых русских и украинцев для выполнения спецзаданий в СССР. Без сожаления он оставил учебу в университете и поступил в разведывательно-диверсионную школу, расположенную в небольшом городке Имменштадт.

При выпуске Хмельницкий, получивший оперативный псевдоним «Солист», был представлен лично Гелену как наиболее перспективный агент-нелегал.

В начале октября 1951 года «Солист» установил связь с американским разведывательным центром на территории ФРГ и сообщил, что приступил к выполнению задания. Вслед за этим на его хозяев обрушился водопад разведдонесений, который не иссякал около трех лет. Согласно радиограммам, «Солист» разъезжал по всему Советскому Союзу, создавая «ячейки недовольных» для последующего проведения террористических и диверсионных акций, похищения документов из советских учреждений, распространения слухов, компрометации советских и партийных должностных лиц.

Кроме того, регулярно выезжая в Свердловск и Челябинск, агент собирал сведения о промышленных объектах Атоммаша. Затем в обусловленные тайники аккуратно закладывал пробы земли, воды и веток кустарника, взятые вблизи атомных предприятий (разумеется, все эти «закладки» были абсолютно нейтральны, что дезориентировало и сбивало с толку американских операторов). Тем не менее передаваемые «Солистом» материалы настолько впечатлили Аллена Даллеса, что он лично поздравил Гелена с успехом…

И вдруг – как гром среди ясного неба – в июне 1954 года отдел печати МИД СССР организовал специальную пресс-конференцию для двухсот иностранных журналистов, аккредитованных в Москве.

В зале, ярко освещенном юпитерами, за столом, на котором аккуратно была разложена шпионская экипировка: парашют, американский радиопередатчик, пистолет, топографические карты, мешочки с золотыми царскими червонцами, ампулы с ядом, восседал «Солист», он же – Константин Хмельницкий.

Отвечая на вопросы репортеров, он заявил, что с 1945 года был агентом советской военной контрразведки, по ее заданию влился в среду перемещенных лиц, чтобы быть завербованным американскими «охотниками за головами» и в дальнейшем пройти подготовку в разведывательной школе.

После этого двойной агент сделал свое самое сенсационное заявление: три года он успешно вел радиоигру с американцами, передавая информацию, подготовленную органами государственной безопасности СССР. По его словам, «игра велась настолько продуктивно, что на основании полученных в ходе нее инструкций и запросов были раскрыты многие планы ЦРУ».

Конфуз был так велик, что канцлер ФРГ Конрад Аденауэр, отдал приказ Гелену прекратить парашютные операции против СССР. Однако

ЦРУ спорадически продолжало заброску агентов, заручившись «дружеской помощью» Гелена. Вслед за этим – что со временем превратилось в правило – в советской печати сообщалось о поимке очередных парашютистов. Например, американской группы под кодовым названием «Квадрат Б-52» в составе Охримовича и Славного, арестованных под Киевом в 1954 году.

Всего в 1951–1954 годах советской контрразведкой было обезврежено около 30 шпионов-парашютистов, большинство из которых по приговору суда было расстреляно. Уцелевшие агенты использовались в радиоиграх, которые разоблачали планы и намерения ЦРУ.

В 1956 году, с наступлением эры самолетов-шпионов У-2, Аллен Даллес, а за ним и другие руководители разведывательных служб стран НАТО, отказались от засылки шпионов-парашютистов на территорию Советского Союза.

Операция «Венский пасьянс»

16 февраля 1955 года советские средства массовой информации обнародовали сообщение ТАСС из Вены о закончившейся полным провалом попытке американских спецслужб путем шантажа и подкупа склонить к невозвращению на Родину советского консула в Австрии.

В эпицентре тех событий оказался достаточно опытный советский разведчик Борис Яковлевич Наливайко, работавший в Вене под прикрытием заведующего консульским отделом советской части Союзнической контрольной комиссии по Австрии (СККА).

Резидентура КГБ в Вене с успехом реализовала операцию «Венский пасьянс», связанную с разоблачением деятельности американских спецслужб по вербовке советских граждан за границей.

А началась эта история значительно раньше, в Берлине, где в первые послевоенные годы начинающий сотрудник внешней разведки Борис Наливайко (для удобства изложения мы будем в дальнейшем называть его Клаусом) представлял советскую консульскую службу.

Среди многочисленных официальных знакомых в Берлине у Клауса значился американский журналист Роберт Г, свободно владевший русским языком. В предвоенные годы американец несколько лет проживал в Советском Союзе, где его родители работали по контракту на строительстве одного из промышленных объектов Урала. Тогда же Роберт женился на украинке, с которой возвратился в США. Думается, что профессиональный интерес молодого разведчика к личности американца понять нетрудно. Они познакомились семьями, периодически общались.

Следует отметить, что интуиция подсказывала Клаусу, что Роберт не совсем тот человек, за которого стремился себя выдать. О своих подозрениях он, естественно, информировал резидента. А окончательно убедиться в этом оперработник смог в конце 1948 года во время одной из встреч семьями в доме у Роберта. В тот вечер к ужину неожиданно присоединился его «близкий друг», который якобы случайно оказался проездом в Берлине и навестил Роберта без предупреждения, так как утром следующего дня должен был вылететь в США. К тому же оказалось, что он свободно говорил по-русски. Хотя беседа за столом носила чисто светский характер, в поведении хозяев чувствовалась сильная напряженность.

Вена. 1955 год

Прощаясь, участники ужина выразили надежду на новую встречу, но в Берлине она так и не состоялась. «Холодная война» набирала обороты. Служебные контакты между советскими и американскими представителями стали носить подчеркнуто официальный характер, а частные встречи прекратились. В феврале 1952 года в связи с окончанием командировки Клаус отбыл в Москву. Но уже спустя полтора года он вновь был направлен за рубеж. На этот раз в Вену.

Из официальной справки СВР:

«Австрия в те годы занимала особое место в мировой политике и борьбе секретных служб Запада и Востока.

В отличие от Германии, на территории которой вскоре после войны образовались два государства, отличавшихся друг от друга общественно-политическим строем и принадлежностью к противостоящим блокам, Австрия избежала деления на четыре зоны оккупации. Не было и ограничений для передвижения по секторам. В этой связи в Австрии создалось как бы свободное для инициатив противоборствующих сторон пространство. И это противоборство приобретало порой острые формы, хотя и не достигало такой напряженности, как это было в Берлине, у которого был особый статус и где периодически возникали фазы напряженности, близкие к серьезным международным кризисам.

Вместе с тем Вена, столица Австрии, стала важным центром международной политики. Она соперничала с Берлином как в силу своего среднеевропейского положения, традиционно посреднической роли между Востоком и Западом, наличию здесь ряда международных организаций, так и в силу близости к некоторым странам, входившим в Австро-Венгерскую империю, таким, как та же Венгрия и ставшая внеблоковой Югославия.

Бывшие союзники СССР, опираясь на свои позиции в Австрии, вели отсюда подрывную деятельность в отношении социалистических стран, в первую очередь ГДР и Венгрии, а также Румынии и Югославии.

Особый простор в этих условиях открывался для работы спецслужб, которые пытались скомпрометировать противника, так или иначе ослабить его позиции. В числе таких попыток была и провокация с целью склонить на свою сторону консула СССР в Вене…

В отличие от Берлина, военная комендатура в Вене была единая для всего города, коменданты в ней поочередно сменялись. В соответствии с этим перемещался по кругу и смешанный экипаж патрульных машин. Не только город, но и вся Австрия не была разобщена ни в политическом, ни в экономическом плане. Полномочия австрийского президента, канцлера, правительства распространялись на всю территорию».

Приезд разведчика в Вену совпал с подготовкой СССР, США, Англией и Францией заключения Государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии. Ожиданием этого поистине исторического события жила буквально вся страна и каждый австриец. К этому времени американские спецслужбы и приурочили проведение акции, целью которой было скомпрометировать представителя страны, войска которой в 1945 году освободили столицу Австрии – Вену.

Однажды, в начале 1954 года, в советском консульстве раздался звонок. На противоположном конце провода оказался уже известный нам Роберт, который сообщил, что недавно был переведен на работу в Вену, а знакомясь с новым справочником дипкорпуса узнал, что Клаус находится в австрийской столице. О звонке Роберта разведчик доложил резиденту, рассказав предысторию знакомства.

Первая их встреча после звонка в консульство состоялась лишь через пару месяцев. Клаус с женой и дочерью пришли 1 мая на главную улицу города посмотреть на демонстрацию, организованную коммунистами и социалистами. Там они и столкнулись с американцем и его женой.

Прошло еще около двух месяцев, и Роберт объявился снова. Позвонив, он стал настаивать на встрече с оперработником в ресторане, чтобы сообщить ему что-то очень важное. Руководство резидентуры решило принять это предложение. В ходе беседы Роберт, явно нервничая, сообщил, что один из его знакомых располагает точными сведениями о том, что в ближайшее время Клаус будет отозван в Москву, где его ожидают большие неприятности. Считая Клауса своим другом, Роберт якобы решил предупредить его об этом.

Вскоре Роберт уехал из страны, а оперработник стал замечать вокруг себя какую-то непонятную возню. То какая-то подозрительная молодая пара в ходе приема посетителей обратилась к нему с просьбой о предоставлении политического убежища. То пришедший в консульство американский студент стал упрашивать Клауса оформить ему немедленно советскую визу, пригласив его для дальнейшего разговора в ресторан, но отказавшись от заполнения анкеты. То проживавшая в американском секторе Вены местная советская гражданка, неоднократно бывавшая ранее в консульстве, стала настойчиво приглашать Клауса посетить ее на дому Каждый из этих эпизодов сам по себе мало что говорил. Но вместе взятые они давали пищу для размышления.

В конце января 1955 года в Вене вновь появился Роберт. На этот раз он не стал связываться с оперработником, а перехватил его жену в городе, представил ей своего «друга», у которого, по его словам, было важное дело к Клаусу, и тут же удалился. Напарник Роберта на чистейшем русском языке настойчиво попросил жену оперработника передать мужу объемный пакет. Получив отказ, он вытащил из пакета и развернул перед глазами женщины полосу местной газеты «Венский курьер» с пометкой «сигнальный номер». Под заголовком «Советский консул – шпион» там была помещена занимающая почти всю полосу статья и две фотографии разведчика, а также фотографии двух немцев – граждан ГДР, с одним из которых жена Клауса была знакома в Берлине…

Проведя анализ ситуации, резидентура пришла к выводу, что американские спецслужбы решили реализовать накопленный на оперработника материал. В разработанном и согласованном с Центром плане операции, получившей условное наименование «Венский пасьянс», в частности, предусматривались следующие шаги. Затянуть развязку до февраля, когда во главе союзнической комендатуры будет находиться представитель советских оккупационных войск. Взять инициативу продолжения контакта в свои руки, получив от Роберта телефон для связи. Дать понять противнику, что супруги никому не доложили о происшествии в городе. Учитывая, что встречи с напарником Роберта, которого тот назвал Френсисом Меннингом, не избежать и что именно на ней может быть поставлена последняя точка в этом противостоянии, согласиться на такую встречу. Одновременно выдвинуть твердое условие, что последний должен будет документально подтвердить свои полномочия на ведение переговоров.

Наступил февраль. Развитие ситуации вышло на финишную прямую. Встреча оперработника с Робертом и Меннингом была назначена на субботу, 5 февраля, после работы, в респектабельном кафе «Гартенбау», расположенном в центре города, в его «международном» районе. Кафе было битком заполнено посетителями.

Принеся извинения за проявленную бестактность по отношению к жене дипломата, американцы сразу же перевели разговор в иное русло. Отталкиваясь от предстоящей публикации материала о разведчике в газете «Венский курьер», Меннинг заговорил о материальных благах, которые его ожидают в случае согласия обосноваться в США. Прервав собеседника, Клаус потребовал от Меннинга предъявить документ, подтверждающий его полномочия к ведению переговоров. Внимательно изучив документ, оперработник неожиданно для собеседников спрятал его во внутренний карман пиджака, одной рукой схватил бокал с пивом и плеснул его содержимое в лицо Роберту, а другой влепил пощечину Меннингу. Скандал сразу же привлек внимание посетителей, которые обступили их стол. Громко, чтобы все слышали, Клаус на немецком языке выразил возмущение провокационными действиями в отношении советского консула со стороны американцев. По реакции зала он почувствовал, что симпатии посетителей были на его стороне. Позже выяснилось, что Меннинг успел-таки во время конфликта спрятать за стоявшую рядом кадку с пальмой пакет со злополучным номером газеты. Но и он оказался в резидентуре.

Спустя несколько минут в кафе прибыла патрульная машина межсоюзнической комендатуры. Американцы были доставлены в комендатуру для установления их личностей. В тот же вечер Верховному комиссару США в Австрии была направлена нота протеста по поводу провокационных действий американских официальных лиц в отношении советского дипломата.

В воскресенье об инциденте в кафе «Гартенбау» знала вся Вена. А спустя два дня в местной прессе была опубликована фотокопия изъятого у Меннинга документа, в котором говорилось, что американский госдепартамент разрешает советскому консулу и его семье обосноваться в США. Сопровождать их поручено полковнику американской армии Ф. Меннингу. А главе миссии США в Австрии предписывается оказывать полковнику Меннингу «всяческое содействие в успешном выполнении возложенной на него миссии».

Спустя еще два дня газеты опубликовали официальное сообщение о том, что полковник Меннинг и Роберт Г. отбыли самолетом в США.

15 мая 1955 года во дворце Бельведер состоялась церемония подписания Государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии. Со стороны союзников в ней приняли участие специально прибывшие в Вену министры иностранных дел СССР, Англии и Франции, а также государственный секретарь США. А 25 октября того же года территорию Австрии покинул последний чужеземный солдат.

Операция «Обмен»

14 октября 1957 года в здании Федерального суда Восточного округа Нью-Йорка начался шумный судебный процесс по обвинению в шпионаже советского гражданина Абеля Рудольфа Ивановича. Ему грозила смертная казнь или пожизненное тюремное заключение. В ходе следствия Абель категорически отрицал свою принадлежность к советской внешней разведке, отказался от дачи каких-либо показаний на суде и отклонил все попытки работников американских спецслужб склонить его к сотрудничеству. Через месяц судья зачитал приговор: 30 лет каторжной тюрьмы, что для него в 54 года было равносильно пожизненному заключению.

Лишь в начале 1990-х годов Служба внешней разведки России официально сообщила, что настоящее имя арестованного в июне 1957 года в США советского разведчика – Вильям Генрихович Фишер.

Наша справка:

Вильям Фишер родился 11 июля 1903 года в городе Ньюкаслена-Тайне, в Англии, в семье русских политэмигрантов. Его отец – уроженец Ярославской губернии, из семьи обрусевших немцев, мать – уроженка Саратова, русская. В 1901 году супруги Фишер за революционную деятельность были выдворены из России за границу.

В 1920 году Фишеры возвратились в Москву. Все члены семьи стали советскими гражданами. Вилли был принят на работу переводчиком в отдел международных связей Исполкома Коминтерна. В 1925 году его призвали на военную службу и зачислили в 1 – й радиотелеграфный полк

Московского военного округа. В армии Вилли получил профессию радиста, сыгравшую в его дальнейшей судьбе важную роль.

Вильям Фишер (Рудольф Абель)

В органы госбезопасности Фишер был зачислен в 1927 году по рекомендации Московского комитета ВЛКСМ.

Незаурядные способности Фишера позволили руководству внешней разведки доверить ему выполнение важных заданий по нелегальной линии в двух европейских странах.

Работа Фишера за границей была признана положительной. Он получил повышение по службе, и ему было присвоено звание лейтенанта госбезопасности. Однако в последний день уходящего 1938 года Фишеру сообщили, что без объяснения причин он увольняется из органов.

В сентябре 1941 года Фишеру предложили вернуться на работу в НКВД. Он был зачислен во вновь созданное подразделение, занимавшееся засылкой боевых разведывательно-диверсионных групп в тыл врага.

После окончания войны Фишер снова становится сотрудником внешней разведки и зачисляется в ее нелегальное подразделение. Руководство принимает решение направить его в США. В октябре 1948 года Фишер выехал в командировку, которой суждено было продлиться 14 лет. О качестве его работы в США свидетельствует такой факт: уже в августе 1949 года за конкретные результаты он был награжден орденом Красного Знамени.

В результате предательства в июле 1957 года Фишер был арестован.

Почему при аресте Вильям Фишер, проживавший в Нью-Йорке по документам на имя свободного художника, американца Эмиля Роберта Голдфуса, назвался именно Рудольфом Абелем?

Сейчас, по прошествии времени, можно с уверенностью сказать, что, выдав себя за скончавшегося к тому времени своего друга и коллегу по работе в органах госбезопасности, советский разведчик-нелегал тем самым дал понять Центру, что в тюрьме оказался именно он. Во внешней разведке довольно быстро разобрались что к чему. Ведь о настоящем Абеле и о его дружбе с Фишером в Центре хорошо знали.

До конца своих дней полковник внешней разведки оставался для домашних и сослуживцев Фишером или Вилли, а для всех остальных – Рудольфом Абелем. Легенде было уготовано оставаться легендой, а тайне – тайной. И мы в нашем рассказе будем пока тоже называть его Абелем.

После объявления приговора Абель сначала находился в одиночной камере следственной тюрьмы в Нью-Йорке, а затем был переведен в федеральную исправительную тюрьму в Атланте.

Родина не оставила своего разведчика в беде. Сразу же после вынесения Абелю приговора советская разведка начала операцию по его освобождению.

А началось все с налаживания с Абелем прямой переписки, которую в дальнейшем можно было бы использовать в оперативных целях. Эта переписка, носившая общий характер, велась от имени его жены Елены Степановны и дочери Эвелины. Первое же письмо жене Абель закончил словами: «Остаюсь с любовью к вам. Ваш муж и отец Рудольф», тем самым дав понять, как следует к нему обращаться. Правда, в июне 1959 года Министерство юстиции США запретило Абелю переписку с женой и дочерью, как «не соответствующую национальным интересам». Однако вскоре, после активных протестов со стороны Абеля и его американского адвоката Донована, переписка была вновь разрешена.

Вскоре к переписке подключился «двоюродный брат» Абеля Ю. Дривс, мелкий служащий, проживавший в ГДР. Эту роль блестяще исполнил молодой разведчик-нелегал Юрий Дроздов, будущий начальник советской нелегальной разведки.

В свою очередь Дривс привлек к работе по подготовке обмена Абеля влиятельного немецкого юриста, члена Коллегии адвокатов Большого Берлина Вольфганга Фогеля. Последний выступил в качестве посредника между женой Абеля и его «двоюродным братом», с одной стороны, и американскими властями – с другой.

События стали развиваться значительно быстрее после того, как 1 мая 1960 года в СССР в районе Свердловска был сбит американский самолет-разведчик У-2, а его пилот Фрэнсис Гарри Пауэрс арестован.

А вот как сам Абель позже писал в своих воспоминаниях о событиях, связанных с его обменом: «6 мая 1960 года утром, как обычно, заключенных вывели группами в душевую рядом с камерами, и мы вымылись. Возвратившись в камеру, я занялся своими математическими развлечениями. Вдруг – через маленькое окошечко кто-то просунул свернутую в трубку газету. Быстро разворачиваю и читаю заголовок, напечатанный огромными буквами: над Свердловском, в СССР, сбит самолет У-2. Ниже, помельче, было напечатано: “Гарри Пауэрс, пилот, схвачен русскими. Ему грозит суд как шпиону”.

Вот это была новость!

Моя реакция была вполне понятной. Мои надежды на скорое освобождение из тюрьмы – надежды, которые не покидали меня все время, – теперь обрели под собой реальную почву.

Прошел суд над Пауэрсом, и в США газетчики проливали крокодиловы слезы насчет “бесправия”, “отсутствия объективности советского суда”, “беспринципности защитника, назначенного судом” и тому подобного.

Писали, что Пауэрс не шпион, а лишь солдат, исполняющий приказ, и какое может быть сравнение с матерым разведчиком вроде полковника Абеля, забывая, что Пауэрс не раз пролетал над территорией СССР, проходил специальную подготовку и знал, на что он идет.

…Кончился 1960 год, наступил новый, а жизнь в тюрьме шла своим чередом. Шла моя переписка с семьей и семьи с адвокатом Донованом.

В Вашингтоне тем временем шли споры – пойти на обмен или нет. Одни – по всей вероятности, сотрудники Федерального бюро расследований – надеялись на то, что мне наконец надоест сидеть в тюрьме и я расскажу им о своей деятельности в США, и противились обмену. А другие – видимо, Центральное разведывательное управление – хотели заполучить своего летчика обратно, чтобы узнать, что именно произошло 1 мая 1960 года недалеко от Свердловска.

Время шло, наступил декабрь 1961 года. Неожиданно меня вызвал начальник тюрьмы. День был обычным в том смысле, что по этим дням недели он принимал заключенных по их личным делам. Однако я к нему ни с какими просьбами не обращался.

Я сидел в приемной и ждал очереди. Наконец я вошел, и начальник вежливо предложил мне сесть. Он протянул мне конверт, в верхнем правом углу которого было написано: “Вскрыть в присутствии Абеля Р.И.”. Я возвратил ему конверт, он его вскрыл и вынул второй; посмотрев на него, он передал его мне. На втором было написано: “После прочтения уничтожить”. Я снова вернул конверт, и начальник вскрыл его. Он вынул сложенный лист бумаги, взглянул на него и передал мне.

Письмо было от адвоката Донована. Он писал, что собирается поехать в Восточный Берлин в качестве неофициального представителя правительства США для ведения переговоров об обмене и просил меня написать письмо жене, объясняющее цель его поездки, с просьбой обеспечить ему соответствующий прием со стороны представителей советского посольства.

Я сказал начальнику, что напишу соответствующее письмо, и мы договорились, что в обеденный перерыв я ему передам свое послание. Это письмо было доставлено жене в рекордно короткое время – два-три дня против обычных тридцати дней. Вскоре я получил ответ, что жена предпримет нужные меры.

Машина закрутилась!

…Из Берлинской тюрьмы, куда я был доставлен накануне, меня вывели под конвоем двух гигантов. В машине со мной сидели мои “телохранители” и еще один человек из числа прилетевших вместе со мной из США.

Вначале ехали по городу, затем за городом.

Приехавший со мной из США чиновник повторил вопрос, который он задавал мне раньше в самолете:

– Вы не опасаетесь, полковник, что вас сошлют в Сибирь?

Я рассмеялся.

– Зачем? – ответил я. – Моя совесть чиста. Мне нечего бояться.

– Подумайте, еще не поздно! – продолжал он.

Я улыбнулся опять и отвернулся.

Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. У входа на мост большая доска оповещала на английском, немецком и русском языках: “Вы выезжаете из американской зоны”.

Приехали!

Мы постояли несколько минут. Кто-то из американцев вышел, подошел к барьеру и обменялся несколькими словами с человеком, стоявшим там. Еще несколько минут ожидания. Нам дали сигнал приблизиться. Мы вышли из машины.

Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и по легкому подъему моста приблизились к середине. Там уже стояли несколько американцев. С другой стороны также стояли несколько человек. Одного я узнал – старый товарищ по работе. Между ними стоял молодой высокий мужчина – Пауэрс.

Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски:

– Обмен!

Представитель США Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ и передал мне. Быстро прочел – он свидетельствовал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди! Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с адвокатом Донованом и пошел к своим товарищам.

Кончилась четырнадцатилетняя командировка!»

После лечения и отдыха Абель вернулся к работе в центральном аппарате внешней разведки и находился на боевом посту до конца своей жизни.

Заслуги Абеля-Фишера, кадрового разведчика, полковника, почетного сотрудника госбезопасности были отмечены орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды и многими медалями.

15 ноября 1971 года Вильяма Генриховича Фишера (Рудольфа Ивановича Абеля) не стало.

Основатель и бессменный руководитель Центрального разведывательного управления США в течение многих лет – Аллен Даллес – в своей книге «Искусство разведки» писал: «Я бы хотел, чтобы мы имели трех-четырех человек, таких, как Абель, в Москве». А Санш де Грамон, американский писатель, автор книги «Тайная война», добавил: «Абель – редкий тип личности… Мы можем только сожалеть, вместе с Алленом Даллесом, что он вышел не из рядов разведки Соединенных Штатов».

«Крот» в системе ГРУ

Приоритетным направлением в агентурной деятельности резидентуры ЦРУ в Вене была вербовка офицеров советской военной разведки, но до появления там подполковника Попова этот приоритет был скорее желаемым, чем реально осуществимым планом.

В начале октября 1952 года резидент ЦРУ в Вене Джордж Кайзвальтер получил сигнал от агента-австрийца, работавшего в советском посольстве, что на замену убывшего дипломата прибыл новичок. Вскоре он – Петр Попов – был идентифицирован как военный разведчик, действующий под дипломатическим прикрытием.

Обновление в рядах противника всегда реанимировало службу наружного наблюдения и технического контроля. Им предстояло, выявив уязвимые места в характере, в поведении и в оперативной подготовке нового советского разведчика, ввести в его разработку своих агентов. С их помощью определялась возможность нанесения главного удара – вербовочного подхода к новичку.

Просмотрев несколько отснятых на улицах Вены кинобобин и ознакомившись со сводками наружного наблюдения за Поповым, Кайзвальтер принял решение не тратить время на «пристрелочные выстрелы», а выпустить в новичка «золотую пулю» – особо ценную агентессу – Грету Ламсдорф. Уж ему-то, успешному «охотнику за головами», был известен простейший способ вербовки – загон намеченной жертвы в «медовую ловушку»!

Ламсдорф выполнила свою миссию по вербовочной разработке сотрудника Главного разведывательного управления Генштаба подполковника Попова и передала его в руки «играющего тренера» Джорджа Уильямса Кайзвальтера.

Рассел Август Ланжелли и Петр Попов

В 1953–1954 годах Попов, отныне – агент «Грэлспайс», «сдал» ЦРУ имена и коды более 80 советских разведчиков, 4 нелегалов и 17 агентов-иностранцев, действовавших в Австрии и Западной Германии. Он передал секретную информацию особой важности о личном составе ГРУ и приоритетных направлениях его работы, а также сообщил американским хозяевам важные подробности о советской политике в Австрии.

Под первого «крота» в военной разведке ЦРУ создало специальный отдел – SR-9 (Soviet Russia). Возглавил его Кайзвальтер.

Компенсацией за усердие на шпионской ниве были не только дензнаки в иностранной валюте, но и свидания с Гретой, которые предоставлялись Попову соразмерно объему и качеству добытой информации.

В апреле 1954 года Попова по причине его дружбы с сотрудником КГБ Петром Дерябиным, накануне сбежавшим в США, отозвали в Москву. Однако никаких подозрений относительно лояльности Попова ни у ГРУ, ни у КГБ не возникло, и летом 1955 года его направили в Берлин.

Встречи с «Грэлспайсом» Джордж Кайзвальтер проводил, как правило, на территории Западного Берлина. Сев в поезд в восточном секторе, где-нибудь на Шпильмаркт, Попов выходил на второй или третьей остановке, находясь уже в западной зоне.

На случай встречи с патрулем у него имелось поддельное удостоверение, которое позволяло ему бывать за «баррикадой».

В июне 1958 года, во время очередной встречи со своим куратором, Попов «сдал» Кайзвальтеру агента-нелегала Таирову, которую ему поручили переправить в Нью-Йорк.

Руководство ЦРУ, рискуя поставить под удар свой источник информации, неохотно предупредило американскую контрразведку о предстоящей засылке в США советской разведчицы. Дальнейшие события подтвердили обоснованность опасений цэрэушников. В неудержимом порыве как можно быстрее разоблачить агентессу-нелегала ФБР окружило Таирову такой бесцеремонной «опекой», что она, почувствовав опасность разоблачения, немедленно воспользовалась запасным путем отхода и вернулась в СССР.

ГРУ тут же отозвало Попова из ГДР в Москву для выяснения причин неудачной заброски Таировой. Не без помощи своего покровителя генерала армии Ивана Серова, успевшего к тому времени с треском вылететь из кресла председателя КГБ и стать во главе Главного разведывательного управления Генштаба, Попов сумел оправдаться, обвинив в неудаче саму Таирову.

Формальных оснований для отстранения Попова от работы не было, но по инициативе начальника Второго главного управления КГБ генерал-лейтенанта Грибанова за границу Попова больше не выпустили, предоставили жилье в Твери и установили за ним бессрочное круглосуточное наружное наблюдение. Дабы подсластить пилюлю и убедить Попова, что он по-прежнему пользуется доверием, ему устроили повышение по службе – присвоили звание полковника и назначили начальником хозяйственного управления ГРУ.

Накануне отъезда «Грэлспайса» из Германии Кайзвальтер, предвидя, что его отсутствие может затянуться на неопределенное время, познакомил агента с сотрудником резидентуры ЦРУ в Москве Расселом Августом Ланжелли, который должен был выполнять обязанности связника во время пребывания Попова в Советском Союзе.

В ходе знакомства Ланжелли и Попов договорились, что их встречи будут проходить в режиме «моменталки» – агент, встречая связника в каком-нибудь многолюдном месте, в одно мгновение передает ему собранные материалы, взамен получая гонорар. Это, по мнению Ланжелли, должно было воспрепятствовать возможному «наружному наблюдению» зафиксировать контакт: поди, разберись, кого агент коснулся в толпе случайно, а кого преднамеренно. Кроме того, после передачи материалов «в одно касание» в людном месте им обоим легче затеряться в толпе и уйти от возможного «хвоста».

Первая встреча с «Грэлспайсом» была проведена американцем в фойе гостиницы «Советская». Проведена виртуозно, действительно, «в одно касание». В те годы при входе в гостиницу была установлена массивная крутящаяся дверь-карусель. Поделенная на четыре отсека, в каждом из которых мог уместиться только один человек, она беспрерывно вращалась против часовой стрелки.

Ровно в 16.00 Попов неторопливо поднялся по ступенькам «Советской» и вошел в один из отсеков «карусели». Как только он оказался в фойе, Ланжелли, поджидавший агента внутри, сделал шаг ему навстречу и принял пакет. Не покидая «карусели», Попов через секунду вновь оказался на улице и двинулся к троллейбусной остановке. Со стороны все выглядело так, будто рассеянный человек по ошибке заглянул в гостиницу.

Когда в одном месте, в одно и то же время оказываются два разведчика из противоборствующих спецслужб, «наружна», как правило, задается вопросом: а не играют ли они, как два пианиста – за одним роялем – в четыре руки? Задача контрразведчиков – выяснить, кто заказывает музыку и для кого играют «таперы»…

Вскоре напротив входов всех московских гостиниц, где были установлены двери-карусели, были устроены стационарные посты наружного наблюдения, оборудованные кино– и фотоаппаратурой. Такие же посты установили и в фойе.

Через два месяца, ровно в 16.00 Попов оказался в фойе гостиницы «Центральная», куда пятью минутами ранее вошел прибывший на ярко-красном «бьюике» с дипломатическими номерами мистер Ланжелли.

Все произошло так же, как и в «Советской», с той лишь разницей, что, завидев «Грэлспайса», американец втиснулся к нему в отсек, буквально выхватил у него из рук почтовый конверт, выбежал на улицу и впрыгнул в сорвавшийся с места «бьюик», за рулем которого сидел невесть откуда взявшийся Джордж Пейн Уинтерс-младший, еще один цэрэушник, работавший под прикрытием вице-консула посольства США в Москве.

Как выяснилось позже, причиной, побудившей Ланжелли действовать с прытью ковбоя, была поднятая сотрудниками наружного наблюдения суета. Они на свой страх и риск решили взять с поличным американца и Попова, развив в фойе гостиницы бурную подготовительную деятельность, не оставшуюся незамеченной Уинтерсом-младшим. Последний во время проведения Ланжелли операции по связи с «Грэл-спайсом» осуществлял контрнаблюдение, то есть выяснял, есть ли «хвост» за Ланжелли или за агентом. Обнаружив подозрительно повышенную активность «обслуживающего персонала» в фойе гостиницы, Уинтерс понял, что готовится ловушка, и в самый последний момент, когда агент уже шагнул в «карусель», подал коллеге сигнал тревоги, а сам опрометью бросился к машине.

Промах, допущенный ретивыми русскими «топтунами», исправил, как это ни покажется парадоксальным, американец Уинтерс…

Джордж Пейн Уинтерс-младший, молодой кадровый офицер ЦРУ работал в Москве под прикрытием второго вице-консула посольства Соединенных Штатов. Внимание нашей контрразведки он привлек нестандартностью поведения, повышенной общительностью и чрезвычайной мобильностью. Чтобы полнее фиксировать радиус перемещения американца и объекты его устремлений, было принято решение применить «шпионскую пыль» – спецпрепарат, разработанный в секретных лабораториях КГБ. Горничная, она же – агент Второго главка – получила задание регулярно «опылять» одежду Уинтерса во время уборки его квартиры, что позволяло нашим контрразведчикам выявлять связи сотрудников резидентуры ЦРУ, действовавших под прикрытием американского посольства в Москве. Скажем, подвез американский разведчик своего осведомителя на машине, салон которой обработан «пылью», и микрочастицы химиката осядут на продолжительное время на коже и одежде водителя и пассажира, как и на всех предметах, к которым они прикасались.

Вечером 23 декабря 1958 года Попов позвонил на квартиру атташе посольства США Р. Ланжелли и условным сигналом вызвал его на личную встречу, которая должна была состояться в воскресенье 27 декабря в мужском туалете Центрального детского театра во время антракта утреннего спектакля. Однако Ланжелли, пришедший в театр с женой и детьми, напрасно прождал Попова в условленном месте – тот не явился. В московской резидентуре ЦРУ были обеспокоены отсутствием Попова в театре и совершили роковую для него ошибку.

Получив из Штатов письмо от Кайзвальтера, адресованное «Грэл-спайсу», Уинтерс отправил его агенту по почте, так как на конверте имелся его домашний адрес. Результат не заставил себя ждать. Датчики, которыми были снабжены сотрудники наружного наблюдения, работавшие за Уинтерсом, зафиксировали его приближение к почтовому ящику и какие-то манипуляции у него. Изъятую корреспонденцию проверили с помощью датчиков, и участь Попова была предрешена: он оказался «под колпаком» у Второго главка. В ходе наблюдения было установлено, что Попов 4 и 21 января 1959 года встречался с Ланжелли и во время второй встречи получил от американца 15 тысяч рублей. 18 февраля 1959 года Попова арестовали у пригородных касс Ленинградского вокзала, куда он прибыл на очередную встречу с Ланжелли.

При обыске у него дома в Твери в тщательно оборудованных тайниках были обнаружены средства тайнописи, шифровальные и дешифровальные блокноты, инструкции относительно пользования шифрами и адресами, по которым он мог известить ЦРУ из СССР о своем положении.

Попов сразу во всем признался и согласился сотрудничать с Комитетом государственной безопасности в игре по дезинформации противника. Однако на первой же встрече он предупредил связника, что находится под контролем контрразведки: накануне он умышленно порезал руку и спрятал под повязкой соответствующую записку. В туалете ресторана «Арагви» он передал ее американцу. Со своей стороны Ланжелли, полагая, что таким образом «Грэлспайс» решил в одностороннем порядке прекратить сотрудничество, назначил ему контрольную встречу. Встреча состоялась 16 сентября в рейсовом автобусе № 12. Попов указал глазами на магнитофон, закрепленный у него за лацканом пиджака, но было уже поздно. Ланжелли был задержан. Вскоре его объявили «персоной нон грата» и выслали из Советского Союза.

7 января 1960 года в Москве под председательством генерал-майора юстиции Виктора Борисоглебского состоялось заседание Военного трибунала, который вынес Попову приговор, гласивший: «Попова Петра Семеновича признать виновным в измене Родине и на основании ст. I Закона об уголовной ответственности предать смертной казни с конфискацией имущества».

Изменник был расстрелян. Генерал армии Иван Александрович Серов был смещен с должности председателя КГБ и назначен начальником Главного разведывательного управления Генштаба.

Позже Джордж Кайзвальтер назвал работу своего отдела с Петром Поповым генеральной репетицией триумфальной работы с другим «кротом» из ГРУ – полковником Олегом Пеньковским…

Один МиГ над Тель-Авивом

Эпоха противостояния капиталистического и коммунистического миров получила название «холодная война». Ее сражения разыгрывались не в границах основных ее участников – США и СССР, а в странах или даже регионах, весьма отдаленных как от Москвы, так и от Вашингтона. Разумеется, нам далеко не все известно о сражениях «холодной войны». О многом мы доподлинно не узнаем никогда. Вместе с тем, мировая общественность была достаточно осведомлена о ходе одной такой баталии, получившей название «Карибский кризис». Тогда, в октябре 1962 года, человечество находилось в шаге от края ядерной пропасти. Однако о том, как развивался еще один кризис, также грозивший вселенской катастрофой, стало известно относительно недавно.

После оглушительной победы над Египтом в шестидневной войне 1967 года Израиль был охвачен эпидемией тотальной эйфории. Триумф гипнотически подействовал и на высшее руководство страны, которое пришло к выводу, что арабы утратили наступательный потенциал и в обозримом будущем не способны восстановить свои вооруженные силы. Израильский премьер-министр Голда Меир, благодаря покровительству «старшего брата» – Соединенным Штатам, – была убеждена в неуязвимости своей страны.

МиГ-25Р – детище КБ Микояна и Гуревича, до конца 1970-х годов не имел аналогов в мировом военном самолетостроении

Правительство Насера, а затем Садата, несмотря на потерю Синайского полуострова и утрату контроля над Суэцким каналом, не использовало даже трибуну Генеральной Ассамблеи ООН для отстаивания своих прав. А находившиеся в Каире советские советники по вопросам разведки разработали план по дезинформации израильтян. И египтяне, начиная с 1970 года, стали методично его реализовывать. Изо дня в день они снабжали западноевропейских журналистов, посещавших Каир, ложными сведениями о положении дел в войсках, всячески подчеркивая неспособность арабов овладеть и управлять советской военной техникой.

Цель этих мероприятий состояла в том, чтобы сформировать у руководства Израиля превратное представление о собственной безопасности и убедить его, что арабы смирились с поражением.

Эту тактику Египет применял в течение шести лет и с помощью СССР воссоздал армию, оснащенную современными наступательными видами вооружений.

В сентябре 1973 года Элиа Зеира, глава израильской военной разведки, проигнорировал агентурные сведения о готовности египетской и сирийской армий взять реванш за поражение в шестидневной войне. Подобным образом поступил и Уильям Колби, директор ЦРУ, несмотря на то что спутники-шпионы зафиксировали передислокацию арабских войск к границам Израиля.

Утром 5 октября 1973 года началась разработанная египетскими генералами совместно с Генштабом ВС СССР операция под кодовым названием «Убур» (преодоление водной преграды). Египтяне форсировали Суэцкий канал, а сирийские войска атаковали военные порядки израильтян в районе Голанских высот. Обе армии должны были продвигаться далее в направлении Тель-Авива и, окружив его, замкнуть кольцо.

Неслучайно была выбрана дата начала операции. На 5 октября приходился Йом-Киппур – еврейский праздник Судный День. В этот день все правоверные иудеи, отложив мирские заботы, должны взаимно каяться в грехах, совершенных в течение года.

Арабы нанесли весьма ощутимый урон израильским частям: убиты 3000 солдат и офицеров, уничтожены свыше 900 танков и около 200 самолетов. Для Израиля, с учетом его людских и материальных ресурсов, это были запредельные потери.

После трех дней кровопролитных боев перед сирийскими танками открылась прямая дорога на Иерусалим, и вечером 7 октября министр обороны Моше Даян в панике обратился к Голде Меир с предложением капитулировать. Однако премьер не разделяла пораженческих настроений генерала. Ранним утром 8 октября на экстренном заседании кабинета министров она огласила свой окончательный вердикт: «Никакой капитуляции. Мы применим ядерное оружие и уничтожим Каир и Дамаск!»

Действительно, в распоряжении Израиля были восемнадцать атомных бомб. Министры поняли, что «железная леди» потеряла чувство реальности и никто не сможет ее переубедить. В зале повисла гробовая тишина. Голда Меир по-своему расценила молчание соратников. Не мешкая ни секунды, она отдала приказ Моше Даяну немедленно привести в боевую готовность весь ядерный арсенал.

Уже через час резидентуры КГБ и ГРУ на Ближнем Востоке от своей агентуры, инфильтрованной в высшие эшелоны власти Израиля, узнали о решении Голды Меир нанести атомный удар по Египту и Сирии.

10 октября Политбюро ЦК КПСС одобрило предложенный председателем КГБ СССР Юрием Андроповым «План операции по принуждению Израиля к миру», предусматривавший прежде всего отказ от применения атомного оружия.

11 октября советник-посланник советского посольства в Вашингтоне Георгий Корниенко вручил госсекретарю США Генри Киссинджеру обращение всемирно известных физиков-ядерщиков Юлия Харитона, Якова Зельдовича и Ильи Лившица к американскому президенту Советские академики назвали решение израильского премьера самоубийством. Подчеркнули, что атомная бомбардировка Каира и Дамаска будет иметь катастрофические последствия не только для Ближнего Востока, но и для всей мировой цивилизации. Патриархи нашего ядерного оружия деликатно намекнули, что СССР, будучи связан с Египтом и Сирией договорами о военном сотрудничестве, не останется безучастным и примет меры, адекватные атомной атаке Израиля. Вместе с тем, они подчеркнули, что вся ответственность за последствия такого соразмерного ответа ляжет на израильское правительство.

12 октября, ввиду того, что администрация президента США под разными предлогами неоднократно переносила дату ответа, руководство СССР приняло решение прибегнуть ко второму варианту «Плана операции по принуждению Израиля к миру».

13 октября 1973 года заместитель командира полка истребительной авиации майор Бежевец нес боевое дежурство на командном пункте военного аэродрома «Владимировка» в Волгоградской области. В 6 часов 15 минут нарочный из штаба Волжского военного округа вручил майору пакет с пометкой «Секретно. Вскрыть немедленно!».

В 8 часов 12 минут по местному времени на экране локатора командного пункта противовоздушной обороны (КП ПВО) Тель-Авива появилась светящаяся точка. Быстро перемещаясь из северо-восточного в юго-западный сектор, точка приблизилась к воздушным границам города. Дежурный офицер выслал на перехват нарушителя звено сверхзвуковых истребителей «Мираж». Дежурный офицер КП ПВО внимательно наблюдал за тем, как на экране локатора три «Миража» двигались параллельным с нарушителем курсом. Но почему они не поднимаются выше?! Почему дистанция между «Миражами» и точкой увеличивается с каждой секундой?!

Вслед за этим на экране появляются белые полосы: «миражи» стреляют ракетами класса «воздух – воздух». Но что это?! Ракеты исчезают в голубой бездне небосклона, так и не поразив цель, а она с немыслимой скоростью удаляется на высоте 69 тысяч футов. Делает один-два-три… шесть кругов над городом. Фантастика!

Дежурный офицер высылает на помощь «Миражам» звено «Фантомов». Задача одна: сбить нарушителя. Увы! Ни «Фантомы», ни их ракеты не могут добраться до… До чего?! Как назвать нечто, движущееся с запредельной скоростью на невероятной высоте?! Да и не самолет это вовсе… Это – БЛО – «безмолвный летающий объект»! Все это так, но откуда он взялся? У арабов до сих пор ничего подобного не было… Значит, он из России…

Министр обороны, прибывший к премьеру с докладом об инциденте в небе над Тель-Авивом, застал ее за чтением письма-обращения советских ядерщиков. Выслушав генерала, Голда Меир сразу поняла, что эти события – обращение и вторжение загадочного летательного аппарата – суть «акты одной пьесы», а режиссеры руководят действом из Москвы.

«Железная леди» была вынуждена «перестраиваться на марше»: она обратилась к Генри Киссинджеру и другим высокопоставленным американским чиновникам с просьбой о дополнительной военной помощи. В результате массированного давления сионистского лобби с Капитолийского холма на президента Никсона между США и Тель-Авивом немедленно был создан «воздушный мост», и израильтяне получили новейшие модели боевой техники, включая самолеты, танки и ракеты. В то же время израильские дипломаты начали «работать» с иорданским королем Хусейном и с королем Марокко Хасаном II, чтобы с их помощью склонить руководителей Египта и Сирии к заключению перемирия…

Коль скоро фактическое поражение Израиля в войне Судного Дня стало очевидным, Киссинджер предпринял титанические усилия, чтобы спасти его хотя бы от унизительной капитуляции. Он выступил посредником в урегулировании конфликта, добиваясь отвода египетских и сирийских войск и создания «буферной зоны» с Израилем. Однако эта его инициатива не нашла поддержки у постоянных членов Совета Безопасности ООН. По настоянию советских дипломатов была принята резолюция о создании чрезвычайных сил, которые предполагалось ввести в зону разъединения египетских и израильских войск…

Рейд «безмолвного летающего объекта» (БЛО) в небе над Тель-Авивом не только развеял миф о неуязвимости Израиля, но и фактически заставил Голду Меир отказаться от нанесения атомного удара по столицам Египта и Сирии. В апреле 1974 года Меир и Даян вынуждены были с позором уйти в отставку после поражения на выборах. Свой пост покинул и Элиа Зеира, начальник израильской военной разведки.

«БЛО» – МиГ-25Р, – детище КБ Микояна и Гуревича, до конца 1970-х годов не имел аналогов в мировом военном самолетостроении и превосходил все имевшиеся в США и в Западной Европе боевые самолеты. Одновременно наш истребитель был абсолютно недосягаем для средств ПВО вероятного противника!

В 1973 году Александр Данилович Бежевец за полет над Тель-Авивом был удостоен звания Герой Советского Союза.

Последний сеанс в «России»

Вечером 15 июля 1977 года кадровая сотрудница ЦРУ Марта Петерсон, действовавшая под прикрытием должности вице-консула посольства США в Москве, отправилась закладывать тайник, предназначавшийся для агента «Тригон» (Александр Огородник – старший референт министра иностранных дел СССР, объект оперативной разработки Второго главного управления КГБ при СМ СССР в рамках операции «Агроном». Читателю может быть известен как один из персонажей фильма «ТАСС уполномочен заявить», действовавший под псевдонимом «Трианон». —Ает.).

Запарковав служебную автомашину у кинотеатра «Россия», американка взяла билет на последний сеанс. Сотрудники наружного наблюдения вели объект на расстоянии, так как на разведчице было белое с крупными цветами платье, легко различимое в темноте.

«Женщина в белом» уселась в кресло у запасного выхода и минут десять делала вид, что следит за происходящим на экране.

Убедившись, что окружающие увлечены фильмом, Петерсон натянула поверх платья черные брюки, надела такого же цвета пиджак, наглухо застегнулась и распустила собранные в пучок волосы. Совершенно преобразившись, американка выскользнула из помещения. Теперь это уже была «женщина в черном».

Задержание Марты Петерсон

К машине она не вернулась, а села сначала в автобус, затем покаталась на троллейбусе и в метро – проверялась, пытаясь обнаружить «наружку». Убедившись в отсутствии за собой слежки, Петерсон успокоилась, поймала такси и приехала к месту проведения тайниковой операции у Краснолужского моста. Там уже все было готово к встрече с разведчицей.

Хотя в поздний час место операции выглядело совершенно безлюдным, на самом деле там находилось довольно большое число оперативных сотрудников из разных подразделений Комитета госбезопасности. С помощью аппаратуры ночного видения они скрытно наблюдали за перемещениями Петерсон и за всем происходящим в районе моста. В момент закладки разведчицей в тайник контейнера в виде булыжника, предназначенного для «Тригона», все вокруг осветилось, вспыхнул настоящий фейерверк, казавшееся пустынным место вдруг стало многолюдным…

При задержании госпожа вице-консул продемонстрировала великолепное знание русского мата и блестящее владение приемами карате.

Позже станет известно, что Марта Петерсон – чемпионка Соединенных Штатов 1976 года по карате среди женщин, обладательница по мировой классификации черного пояса, шестого дана. Импровизированная схватка продолжалась несколько минут, однако устоять перед Владимиром Зайцевым, асом восточных единоборств, гремевшим на весь КГБ, разведчица была не в силах…

Задержанную доставили на Лубянку и вызвали советника американского посольства для опознания. В его присутствии вскрыли «булыжник», в котором находились инструкции, вопросник, микрофотоаппаратура, золото, деньги и две ампулы с ядом.

Разведчики – народ суеверный. Петерсон – не исключение. Прощаясь со следователем и своим спарринг-партнером, она отметила, что никогда больше не будет брать билеты на последний сеанс…

Операция «Сватовство»

1 августа 1978 года в Москве, во Дворце бракосочетания, что на улице Грибоедова, был зарегистрирован самый сенсационный брак XX века: Кристина Онассис, дочь «адмирала танкерного флота», вышла замуж за рядового клерка «Совфрахта» Сергея Каузова.

Согласно завещанию Аристотилеса Сократеса Онассиса, владельца крупнейшего в мире частного танкерного флота, единственной наследницей всего имущества стала его дочь Кристина. В ее хозяйстве, помимо сотен танкеров, была авиационная компания «Олимпия», несколько греческих периодических изданий, банковский, строительный и игорный бизнес.

Однако личная жизнь госпожи Онассис, в точном соответствии с народной мудростью: «не деньги приносят счастье», так и не сложилась. Хотя от желающих предложить тридцатилетней миллиардерше руку и сердце не было отбоя.

Надо отметить, что нет в мире уважающей себя спецслужбы, которая бы оставила без внимания фигуру, подобную Кристине Онассис, и не предприняла усилий, чтобы вовлечь ее в свою орбиту. При удачном раскладе из бизнесмена такого калибра можно со временем выпестовать агента влияния, которому под силу не то что бы вносить изменения в мировую экономическую конъюнктуру, но и оказывать содействие определенным силам в перекраивании политической карты мира.

Первыми на приступ ринулись «охотники за головами» из ЦРУ. От имени частной американской танкерной компании они направили Кристине приглашение посетить США для заключения обоюдовыгодного контракта. Но то ли ребята из Лэнгли действовали традиционно нахраписто, то ли у госпожи Онассис возникло свое видение собственной роли в мироустройстве, но американцам она отказала. А в своем ближайшем окружении заявила о готовности заключить контракт с «Совфрахтом».

Церемония регистрации брака Кристины Онассис с Сергеем Каузовым в Грибоедовском ЗАГСе Москвы

Московский Центр не мог упустить такой шанс и, не медля, приступил к сбору сведений о характере, привычках, склонностях, симпатиях и антипатиях владелицы «заводов, газет, пароходов». Офицеры-аналитики на основании полученной информации начали оценивать перспективы внедрения наших людей в ближайшее окружение Кристины, а через нее – почему бы и нет?! – в элитные клубы богатейших и влиятельнейших людей планеты, в частности, – в Бильдербергский клуб.

Первым пунктом в плане операции «Сватовство» значился подбор кандидатов в женихи для госпожи Онассис. Выбор пал на агента «Корабела». Агент имел добротное специальное образование, умен, начитан, свободно владел английским и французским языками.

Как и было предусмотрено планом, знакомство «Корабела» с Кристиной произошло в «Совфрахте», куда она прибыла для заключения контракта. Во время фуршета агент завел разговор о Сальваторе Дали и сразу нашел в лице Кристины внимательного слушателя. В дальнейшем «Корабел» сумел покорить объекта своими познаниями в истории Древней Греции, в современной западной литературе, кинематографе…

На прощание Кристина в знак благодарности за прекрасную экскурсию по Москве и Суздалю подарила «Корабелу» белую «Волгу» и свою фотографию, надпись на которой свидетельствовала, что подстава удалась, контакт развивается согласно плану.

По возвращении в Афины Кристина заявила родственникам, что наконец встретила человека, за которого хоть завтра вышла бы замуж. Вся родня встала плотиной на ее пути. Но Кристина была непреклонна, и никто не сумел отговорить ее от вступления в брак с русским.

Через месяц после знакомства и общения в Москве Сергей, согласно плану Центра, а также выполняя просьбу Кристины, прибыл в Париж.

Западные журналисты, узнав о романе Кристины Онассис с рядовым чиновником из «Совфрахта», были едины во мнении: к этому приложила руку всесильная Лубянка. Уж больно дерзко и безоглядно вел себя Каузов на чужой территории!

Тьерри Вольтон, автор фундаментального исследования деятельности советских спецслужб во Франции в 70—80-е годы прошлого века, прямо заявлял на страницах «Figaro», что в случае с Кристиной не обошлось без штатных гипнотизеров и специалистов по НЛП (нейролингвистическому программированию) из КГБ, которые, дескать, во время пребывания в Москве зомбировали миллиардершу, подготавливая ее вербовку в качестве агента влияния.

Впрочем, ничего удивительного в пассажах Вольтена нет. Ибо западному обывателю только зомбированием и можно было объяснить мгновенную и всеобъемлющую любовь молодой, эффектной и самой богатой женщины мира к лысеющему клерку советской пароходной компании.

Морганатический брак, длившийся 16 месяцев, в конце концов распался. Кристина не выдержала жизни в Москве и потребовала развода, заявив, что их «любовный корабль разбился о бытовые рифы».

Чтобы подсластить пилюлю, госпожа Онассис подарила мужу пару танкеров. Теперь и он стал судовладельцем, организовав в Греции свою фирму. Несмотря на свой статус новоиспеченного капиталиста, Сергей Каузов вплоть до развала СССР исправно платил партийные взносы. В январе 1992 года он убыл на постоянное жительство в США.

А что же Кристина? Решив, что жизнь – сплошной обман, она бросилась в бесшабашный загул. В ноябре 1988 года ее труп обнаружили в одном из загородных ночных клубов в сорока километрах от Буэнос-Айреса. Сразу же было объявлено, что она умерла от отека легких. Потом возникли слухи о самоубийстве – были и для них основания. Но дольше других просуществовала версия, что смерть миллиардерши – это месть ЦРУ за отказ от сотрудничества.

Непосвященным может показаться, что блестяще проведенная подстава, завершившаяся бракосочетанием агента с объектом нашей заинтересованности, закончилась ничем, что вся энергия ушла в свисток. Обманчивое впечатление! Программа максимум – внедрение наших людей в элитный клуб западных капитанов индустрии через Кристину Онассис – была выполнена. Но это уже совсем другая история…

Тайны японских караванов

Сегодня серьезные аналитики сходятся во мнении, что Япония продолжает рассматривать Россию не в качестве равноправного партнера, но исключительно как ресурсовывозящий источник своего жизнеобеспечения. И время от времени совершает камуфлированные пиратские набеги на российские «кладовые» природных богатств. Об этом и пойдет речь ниже.

Витринное стекло

В 1976 году в Совет министров СССР обратился генеральный директор японского полугосударственного предприятия «Икебуко» с предложением заключить контракт на закупку объемных партий витринного стекла. Конкретизируя свое намерение, японский контрагент пояснил, что готов приобретать стекло эшелонами!

Перспектива сделки была более чем привлекательна – ничтожно малые затраты на производство витринного стекла сулили обернуться огромной прибылью в твердой валюте. Предложение было принято немедленно и безоговорочно. Контракт был заключен, и тысячи платформ со стеклом двинулись в сторону порта Находка, где «ценнейший экспортный товар» грузился исключительно на японские пароходы.

Лишь спустя два года КГБ СССР через свою закордонную агентуру установил, что стекло выполняло роль прикрытия. В соответствии с полученными от наших секретных источников данными, на практике происходило следующее.

Как только караван сухогрузов с очередной партией стекла покидал порт Находку и выходил в открытое море, наемным морякам-рабочим раздавались плоскогубцы и гвоздодеры, после чего они принимались за разбор контейнеров. Доски – фурнитура – аккуратно отделялись друг от друга, сортировались и укладывались в штабеля, которые затем специальными лебедками опускались в трюмы. Стекло же сбрасывалось за борт. Все манипуляции проводились только с наступлением темноты при свете бортовых прожекторов. Эти меры предосторожности призваны были сохранить в тайне истинную цель приобретения стекла от нежелательных свидетелей – проходящих вблизи судов, самолетов и вертолетов советских пограничников.

В целях конспирации администрация «Икебуко» нанимала рабочих только на один рейс. Никто из них не был профессиональным моряком и не являлся членом профсоюза. Все они, как правило, были безработными из Вьетнама, Лаоса или Индонезии, готовыми за гроши выполнить любую работу

По завершении работы поденщиков партиями по двадцать человек под присмотром вооруженных охранников препровождали в кают-компанию, где им вручали по пять долларов и кормили. При этом под угрозой физической расправы принуждали выпить стакан рисовой водки, куда подмешивался наркотик, вызывающий временную парамнезию. Делалось это для того, чтобы на берегу рекруты не могли вспомнить, чем они занимались на судне.

По имеющимся данным, только за один рейс караван сухогрузов доставлял в Страну восходящего солнца до 10 тысяч кубометров ценнейшей древесины. А все потому, что любая наша продукция, шедшая на экспорт, по традиции обшивалась ценными и твердыми породами деревьев: кедровой сосной, буком и дубом. Именно из этой древесины и были изготовлены контейнеры для витринного стекла. Фурнитура, но никак не стекло, интересовала японцев.

Япония время от времени совершает камуфлированные пиратские набеги на российские «кладовые» природных богатств

Благодаря махинациям с витринным стеклом, Япония, не имеющая природных запасов древесины, в конце XX века заняла третье место, после Испании и Италии, по экспорту на мировой рынок экологически чистой мебели.

«Черный песок»

В 1978 году японская фирма «Асахари» обратилась в Министерство внешней торговли СССР с просьбой сдать ей в аренду на два года участок прибрежной зоны в районе поселка Озерновский, что на юго-восточной оконечности Камчатского полуострова.

Свое намерение руководство «Асахари» мотивировало потребностью возвести в указанном районе базу отдыха для экипажей рыболовецких судов, ведущих промысел в нейтральных водах Охотского моря.

Советская сторона пошла навстречу руководству «Асахари», контракт был заключен. Однако, по наблюдениям советских пограничников, японцы отнюдь не торопились с возведением базы отдыха, сосредоточив все внимание на вывозе так называемого «черного песка» из прибрежной зоны.

Свои действия (вернее, бездействие) руководство «Асахари» объясняло проведением подготовительных работ для последующего возведения коттеджей, причалов и т. п. Вместе с тем МИД Японии поспешил заверить советскую сторону, что песок попросту сбрасывается в море.

По указанию председателя КГБ СССР Юрия Андропова для отслеживания маршрутов движения японских судов с песком на борту была подключена космическая разведка.

Выяснилось, что «черный песок» бережно доставляется в Японию, где скрупулезно, до песчинки, складируется в специальных водозащитных ангарах.

По распоряжению Андропова в спецлабораториях КГБ был проведен химико-биологический анализ вывозимого японцами «черного песка». Было установлено, что песок, прозванный местными жителями «черным», есть не что иное, как вулканический пепел периодически действующего вулкана Майон, расположенного неподалеку от острова Катандуанес (Филиппины).

Майон выбрасывает в прибрежные воды Филиппинского моря вулканический пепел, который по дну Идзу-Бонинского и Японского желоба тихоокеанским течением выносится только на побережье Камчатки, конкретно – в район поселка Озерновский.

Лабораторные исследования «черного песка» показали, что он буквально перенасыщен редкоземельными элементами: скандием, иттрием, лантаном и лантанидами. Кроме того, в нем обнаружили высокое содержание золота и платины.

Прибрежная зона в поселке Озерновском – это единственное место на Земле, где открытым способом можно добывать редкоземельные металлы.

Скандийсодержащие ферриты – это элементы памяти всех компьютеров, а сплавы скандия – перспективные конструкционные материалы в авиации и электротехнике. Иттрий используется в качестве легирующей добавки для повышения электропроводности радиодеталей. Лантан и лантаниды – в электронике, лазерной и оптической технике.

В 1979 году из Комитета госбезопасности в ЦК КПСС ушла докладная записка, в которой, в частности, отмечалось: «…Своими достижениями японская радиоэлектронная промышленность во многом обязана “черному песку”, обманным путем вывозимому с юго-восточного побережья Камчатского полуострова».

Вслед за этим Министерство внешней торговли в одностороннем порядке расторгло договор об аренде японцами прибрежной полосы в районе поселка Озерновский, а МИД СССР направил японской стороне ноту протеста.

Лаборатория на колесах

В то время как в США в интересах национальной безопасности строились скоростные автодороги, СССР с этой же целью расширял и модернизировал свои железнодорожные магистрали. В ЦРУ хорошо знали, что советские стратегические ракетные комплексы разрабатывались и производились на западе и в центре страны, а затем по Транссибирской железнодорожной магистрали перевозились на восток, где устанавливались и нацеливались на объекты на территории Соединенных Штатов. К началу 1980-х годов американцы располагали информацией о местонахождении всех наших стратегических ядерных ракет постоянного базирования. Однако они не имели данных о наших передвижных ракетных комплексах (по американской классификации – MIRY) с десятью боеголовками индивидуального наведения, установленных на железнодорожных платформах и закамуфлированных под пассажирские вагоны. И тогда на помощь американцам пришли японцы…

В середине 1980-х годов частная японская фирма «Сетику» привлекла внимание контрразведчиков Приморья тем, что в течение полугода регулярно, раз в месяц, доставляла в порт Находка фаянсовые вазы для последующей отправки их в Гамбург.

Казалось, придраться не к чему: сопроводительные документы всегда в полном порядке, груз нейтрален, опасности для окружающей среды (и интереса для грабителей!) не представляет, находится в опломбированном металлическом контейнере на открытой железнодорожной платформе. И все же некоторые особенности «фаянсового экспорта» настораживали.

«Ладно бы экспортировались вазы, представляющие художественную ценность, а то ведь – обыкновенные горшки! – рассуждал начальник УКГБ по Приморскому краю генерал-майор В., вновь и вновь возвращаясь к вопросу о перевозке изделий японских ремесленников. – Стоит ли овчинка выделки? Ведь черепки, которым грош цена в базарный день, везут почему-то в страну, которая славится саксонским фарфором! Почему? Да и провоз багажа через весь Союз по Транссибирской магистрали – путешествие не из дешевых. Выходит, после погашения накладных и транспортных расходов керамические горшки должны стоить как золотые. Точно, здесь что-то не так! Лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть, а потому заведем-ка мы дело оперативной проверки “Горшечники”».

Обычный грузовой контейнер мог содержать шпионскую начинку

Свои соображения шеф Приморской контрразведки изложил в шифртелеграмме во Второе главное управление (ВГУ) КГБ СССР.

Сотрудники 5-го (японского) отдела ВГУ вскоре установили, что «Сетику» тесно сотрудничает с крупной американской фирмой, работающей в радиоэлектронной отрасли военно-промышленного комплекса США, и, по сути, находится у нее на содержании, так как уставный капитал японской фирмы на 80 % американского происхождения. По данным закордонных источников, это обстоятельство было самым оберегаемым секретом «Сетику».

Происками ВПК Соединенных Штатов занимался 1-й (американский) отдел, поэтому шифртелеграмма из Приморья была доложена генерал-майору Красильникову. Он поддержал главу Приморского управления и принял решение: как только очередной контейнер поступит в Находку, туда из столицы для проведения негласного досмотра груза вылетит группа экспертов.

Платформу с таинственным контейнером отцепили от основного состава и отогнали в тупик. Срезали пломбы, распахнули двери. По всей длине контейнера от пола до потолка были сложены аккуратно упакованные ящики. Вскрыли первый… второй… десятый. Лишь после того как были вытащены наружу и распотрошены более пятидесяти ящиков, поисковики наткнулись на фанерную перегородку, за которой скрывалось достаточно просторное помещение, размером с ванную комнату, загроможденное загадочной аппаратурой. Не контейнер – кабина космического корабля!

При более тщательном обследовании, проведенном уже в Москве, было установлено, что контейнер оборудован сложной системой с блоками регистрации гамма-излучений, питания, накопления и обработки поступавшей информации. Кроме того, в контейнере находились термолюминесцентные дозиметры и фоторегистрирующая аппаратура. Система была автономна, управлялась компьютером без вмешательства человека.

Внимательно изучив всю эту фантастическую аппаратуру, эксперты пришли к выводу, что в контейнере находится специальная лаборатория, способная собирать и накапливать информацию на протяжении всего пути от Находки до Ленинграда.

Специалисты также установили, что уникальная разведывательная система по дороге фиксировала наличие мест, где проводилась выемка атомного сырья, а также производственные объекты по его переработке. Она была способна засечь транспорт, на котором перевозились компоненты атомного производства, и даже определить направление его движения.

В местах наиболее интенсивного радиоактивного излучения автоматически открывались вентиляционные заслонки контейнера и производилась фотосъемка окружающей местности по обе стороны железнодорожного полотна. Показатели излучений и фоторегистрации, а также счетчики километража давали возможность точно определять, где именно находится данный объект.

Именно таким образом чудо-лаборатория позволяла скрытно прощупывать довольно обширное пространство вдоль всей Транссибирской магистрали, устанавливать и контролировать перемещение наших атомных объектов.

Генерал Красильников понял, почему в сопроводительных документах были заявлены именно вазы. Заяви «Сетику» перевозку бамбуковых циновок, и кто знает, как к контейнерам отнеслись бы русские грузчики, а фаянсовые изделия – товар хрупкий, требует особо бережного отношения: «не кантовать, с горки не спускать!» Очевидно, отправители рассчитывали, что задекларировав в качестве груза легко бьющиеся предметы, они тем самым заставят наших рабочих проводить погрузочные операции с особой осторожностью. А это – залог того, что ценнейшая аппаратура (нашими специалистами она была оценена в 200 миллионов долларов!) прибудет в пункт назначения в целости и сохранности. Конечно, фирма могла указать и бытовую радиоэлектронику – не менее хрупкий груз, также требующий деликатного обращения, но в этом случае нет никакой гарантии, что контейнеры не разграбят, ведь платформа открытая и неохраняемая.

Лаборатория на колесах использовалась по следующей схеме: завершив пиратский рейд по территории СССР, она из Гамбурга должна была переправляться в США, а после снятия информации ее обратно доставляли в Японию, и все повторялось сначала. Чекистская операция «Горшечники» разбила эту схему на мелкие фарфоровые черепки.

Нелегко пришлось и руководству «Сетику», на которое пало подозрение в пособничестве Центральному разведывательному управлению. Чтобы сохранить свой бизнес на нашем рынке, глава японской фирмы Хидэе Арита срочно вылетел в Москву, чтобы попасть на прием к председателю Совета министров СССР. Добившись, наконец, аудиенции, президент слезно умолял пред Совмина не предавать дело огласке. Он клятвенно заверил, что японская сторона в качестве компенсации немедленно перечислит в российскую казну полмиллиона долларов…

Охота за натовскими секретами

В конце 1970-х годов отчетливо наметилось усиление военного противостояния между США и НАТО, с одной стороны, и СССР и стран Варшавского договора – с другой. Естественно, спецслужбы противоборствующих лагерей шли на любые ухищрения, чтобы заполучить секретные сведения о противнике.

В этой гонке за сверхценной информацией никогда невозможно было определить ни победителей, ни побежденных, ибо о поражениях становилось известно всему миру, а о своих успешно проведенных операциях противники предпочитали помалкивать. Все это напоминало детскую комнату: когда там веселый гам – все в порядке, если тишина, значит, жди неприятного сюрприза. Подобное так и произошло в ситуации, связанной с похищением КГБ СССР сверхсекретного натовского «Пакета».

В разгар «холодной войны» советская разведка получила от ряда источников сведения, что на борт торговых судов определенной категории, принадлежавших странам-членам НАТО, поступил некий «Пакет». Он якобы содержал предписание, которое регламентировало действия судна и команды в случае возникновения ядерного конфликта: перечислились морские базы; финансовые институты; явные или до поры законсервированные союзники Североатлантического блока, чьими услугами можно было воспользоваться при наступлении экстремальной ситуации.

Согласно полученной информации, в «Пакете» также имелся блок документов-рекомендаций относительно того, как избежать интернирования при нахождении в портах СССР и его союзников, какие меры нужно предпринять, находясь в нейтральных водах и при встрече с советскими субмаринами, вероятные маршруты ухода в безопасные порты. Кроме того, в «Пакете» находился шифрблокнот с натовскими кодами, действительными в течение двух лет.

Утрата «Пакета» или его вскрытие без санкции высшего руководства НАТО приравнивались к совершению особо опасного государственного преступления и карались по законам военного времени. Виновным грозил длительный срок тюремного заключения.

«Пакет» являл собой материализованный плод работы военной машины стран главного противника и его научно-исследовательских учреждений. Завладев им, мы смогли бы открыть для себя много нового не только о потенциале, которым располагал противоборствующий лагерь, но и оценить степень осведомленности его спецслужб о наших приготовлениях к возможному конфликту с противником. Эта информация не только помогла бы нам усовершенствовать методику зашифровки советских военных программ, но и выявить каналы, через которые идет утечка наших секретов.

Новороссийский порт стал местом проведения операции «Пакет»

Словом, «Пакет» стал объектом первоочередных устремлений Второго главка КГБ и спецслужб стран Варшавского договора, в чьи порты заходили суда определенной классификации. Содержавшаяся в нем информация стоила того, чтобы не экономить на способах ее приобретения. Однако и заполучив ее, надо было сделать все возможное, чтобы противник оставался в неведении о нашем «прозрении», так как натовские стратеги, узнав, что сверхсекретный «Пакет» побывал в наших руках, немедленно внесли бы изменения в свои предписания, инструкции и коды.

В КГБ пришли к выводу, что лучшим способом сохранить в тайне от противника нашу осведомленность о его секретах явилось бы установление долгосрочных агентурных отношений с лицом, имевшим постоянный доступ к «Пакету».

Однажды зимой с одним из английских судов в советских широтах Баренцева моря случилась трагедия. Корабль ночью в шторм напоролся на льдины, получил пробоины и затонул. Ближе всех к месту катастрофы оказались наши эсминец и подводная лодка, возвращавшиеся с боевого дежурства. Они поспешили на призывы о помощи, но все было кончено ранее их прибытия в квадрат. Удалось спасти только двух членов экипажа, которые вскоре скончались от переохлаждения. Один из них, помощник капитана, в бреду постоянно повторял слово «Пакет».

По прибытии на базу подробности спасения двух англичан были доложены командиром эсминца по команде. Два часа спустя в Москве уже знали о затонувшем судне все, как знали и о предсмертных словах помощника капитана. Потерпевший крушение английский рудовоз подпадал под классификацию судов, имеющих на борту пресловутый документ. Не было счастья – да несчастье помогло. Казалось, протяни руку – и жар-птица твоя…

Из Москвы в Мурманск вылетели сотрудники ряда подразделений КГБ. Задача упрощалась тем, что рудовоз затонул на мелководье. Подводные работы дали результаты: на борт эсминца был поднят сейф капитана. Среди судовых документов находился и «Пакет», покрытый полихлорвиниловой оболочкой и снабженный восковой печатью.

«Вскрыть!» – приказал старший московской экспедиции охотников за натовскими секретами.

Но как только была вспорота синтетическая упаковка, «Пакет» вспыхнул ярчайшим белым пламенем, и через 10 секунд на опаленном зеленом сукне стола осталась лишь дымящаяся оболочка со щепоткой пепла внутри…

Шли годы, уходили в отставку офицеры, планировавшие мероприятия по добыче «Пакета», морские просторы бороздили суда, в чьих сейфах скрывалась сверхсекретная информация, а она, увы, по-прежнему оставалась для нас тайной за семью печатями.

Согласно плану, разработанному генералом Карповым из Второго главка КГБ, на учет были взяты все суда заданной классификации, регулярно посещавшие морские порты СССР.

И вот на стол генерала легла шифртелеграмма, в которой сообщалось, что 12 октября 1981 года в Новороссийск для загрузки должен прийти итальянский супертанкер «Genova», который подпадал под классификацию судов, имевших на борту искомый документ.

План, разработанный отделом генерала Карпова, предполагал использование следующих благоприятных обстоятельств.

Первое. В октябре в новороссийской бухте изрядно штормит – волны достигают высоты двухэтажного дома. Это значит, что каждое прибывшее судно, чтобы закрепиться на рейде, будет беспрестанно передвигаться в траверзе порта, а штурман не станет отмечать на судовой карте все его маневры. А уж через день по памяти восстановить их попросту невозможно.

Второе. Натовским спецслужбам, как и капитанам судов, имевших на борту «Пакет», было известно, что на дне акватории новороссийской бухты пролегает кабель стратегического назначения, идущий от штаба Краснознаменного Черноморского флота в Севастополе до военно-морской базы в Поти.

Третье. Согласно положению Гаагской конвенции, выведение из строя средств связи государственного значения каралось огромным штрафом – 100 000 американских долларов за каждый день дисфункции кабеля. Капитанов судов, виновных в причинении ущерба, списывали на берег без выходного пособия. Их имущество подлежало конфискации в счет компенсации затрат Ллойдовской страховой компании, которая и должна была выплатить огромные суммы пострадавшей стороне.

«Почему бы, – решил Карпов, – не использовать эти нюансы, обвинив Доменико Дзаппу, капитана супертанкера “Genova”, в повреждении стратегического кабеля при спуске якоря?»

Решено – сделано. 11 октября генерал Карпов с группой офицеров, один из которых владел итальянским языком, прибыл в Новороссийск.

«Нет ничего лучше плохой погоды!» – воскликнул генерал, ознакомившись с метеосводкой на ближайшую неделю. Шторм должен был бушевать как минимум еще 3–5 дней. Этого времени было достаточно, чтобы убедить итальянца, что якорем именно его судна поврежден кабель, и впоследствии предложить ему поделиться секретами, содержащимися в «Пакете».

Капитан Дзаппа был вызван в администрацию порта радиограммой. В беседе он категорически отвергал все аргументы о повреждении кабеля якорем его супертанкера, настаивая на проведении экспертизы независимой комиссией, в которую должны были войти юристы Ллойдовской страховой компании и… военные эксперты Североатлантического блока.

«Ничего себе “независимая комиссия”! – подумал Карпов. – Согласись я с условиями этого упертого итальяшки, нам, вместо того чтобы завладеть натовскими секретами, пришлось бы раскрыть свои. Нет, дружок, с круга я тебя снимаю и ставлю на “запасную лошадь” – на твоего первого помощника – африканца Самантара. Для него я припас “туза в рукаве” – особо ценного агента, студента Университета Дружбы народов. Бенжамин – тоже африканец. Выступит в роли бизнесмена, прибывшего в Новороссийск, чтобы зафрахтовать судно. Подведем его к Самантару. Уверен, африканцы быстро подружатся. Об остальном я позабочусь лично… За работу!»

По данным «наружного наблюдения», первый помощник капитана сомалиец Мохамед Али Самантар снял номер в гостинице «Советская» и второй день пил горькую в гостиничном ресторане.

В ресторане гостиницы «Советская» сидят двое африканцев. Выпивают. Один из них заводится и начинает проклинать СССР и Гаагское соглашение, предусматривающее жесткие санкции за повреждение средств связи, имеющих стратегическое значение. Второй, с бородкой (это был Бенжамин), подливая водку в рюмку собеседника, вторит ему, говоря, что противостоять натиску русских стало невозможно.

В зал ресторана входит наряд милиции. Лейтенант и два сержанта. Проходя между столами, они слышат, как иностранцы кроют Советский Союз. Ну и как тут не сделать замечание двум иностранцам, если ты в милицейской форме, да еще и при исполнении?

«Один из иностранцев, тот, который без бороды, поднялся и неожиданно ударил меня в подбородок, – напишет в рапорте один из сержантов. – Вдруг тот, что с бородой, по-русски скомандовал: “Мохаммед, срывай с них погоны! Это – коммунисты, они узурпировали власть в 1917 году! Бей их!” Между нами и иностранцами началась потасовка. С лейтенанта содрали погоны и ударили по голове чем-то тяжелым. Он отключился. Мы по рации вызвали дополнительный наряд и забрали этих дебоширов…»

Схватка в ресторане была проведена в соответствии с планом Карпова. А в роли милиционеров выступали сотрудники новороссийской «наружки».

Когда Самантар, протрезвев, очнулся в изоляторе временного содержания, Бенжамин сообщил товарищу по несчастью, что тот убил офицера милиции. Сомалиец был потрясен.

В дискуссии, продолжавшейся около двух часов, Бенжамин сумел убедить Самантара, что для того, чтобы избежать наказания за убийство, надо поделиться имевшимися в его распоряжении секретами. В итоге первый помощник капитана не только выдал вожделенный «Пакет», но и объяснил, что его надо вскрывать в барокамере, лишенной кислорода…

Специалистам из Оперативно-технического управления КГБ потребовалось около двух часов, чтобы вскрыть и переснять содержимое «Пакета». А чтобы скрыть свою осведомленность о содержании секретных натовских предписаний и кодах, спецам пришлось придавать «Пакету» первозданный вид. На это потребовалось еще около часа.

Подкоп под резидента

Вечером 20 июля 1983 года машина с дипломатическим номером посольства США в Москве остановилось у Серебряно-Виноградного пруда в Измайлово. Атлетического сложения водитель осторожно достал из багажника тяжелую спортивную сумку и, внимательно оглядевшись, нырнул в заросли кустарника. Появившись оттуда через минуту, он снова осмотрелся. Никого. Иностранец небрежно бросил пустую сумку в багажник, уселся за руль и был таков.

Далеко за полночь чекисты вернулись из Измайлово. В кустах, где ползал любитель ночных прогулок из американского посольства, они обнаружили огромный валун, камень-тайник, внутри которого находились инструкции, микрофотоаппаратура, вопросник, шифрблокноты и крупная сумма денег в советских рублях.

Рано утром следующего дня у зарослей кустарника появился кучерявый молодой человек с сумкой в руках. Он опасливо осмотрелся, нагнулся и скрылся в зарослях.

Через минуту, озираясь по сторонам, кучерявый вылез из кустов, с трудом вскинул сумку на плечо и тут же оказался в объятиях бойцов «Альфы».

«Кучерявым» оказался Константин Вишня, сотрудник Арктического и Антарктического НИИ Госкомгидромета. Он давно уже попал в поле зрения наших контрразведчиков по причине регулярных контактов с иностранцами в заграничных портах, куда прибывал в составе экипажа советских научно-исследовательских судов.

На первом же допросе Вишня с пафосом представился: сообщил свой псевдоним, присвоенный ему иноземными работодателями: «Паганэль».

Оперативники, сдерживая улыбки, переглянулись – им задержанный был известен как «Осьминог». Под этим псевдонимом он проходил по делу оперативной разработки.

«Очень приятно, господин "Паганэль"! Нас интересует, когда, где и как вы должны осуществить следующий сеанс связи с вашими американскими друзьями».

Вишня с готовностью открыл инструкции, изъятые из валуна.

«Я должен заложить тайник на сороковом километре Приморского шоссе, в том месте, которое в инструкциях проходит под кодовым названием “Сорок”»…

Место, известное контрразведчикам: в этом районе трасса Ленинград – Зеленогорск имела ответвление к дачам сотрудников генконсульства США в Ленинграде. Среди них было несколько установленных разведчиков ЦРУ, действовавших под дипломатическим прикрытием. Кому же конкретно придется обрабатывать тайник?

Посовещавшись, контрразведчики пришли к выводу, что с таким ценным агентом, каким был для американцев «Паганэль», может работать только сам резидент ЦРУ в Ленинграде, Лон Дэвид фон Аугустенборг.

Из «волкодавов» контрразведки, поднаторевших на разоблачении иностранных шпионов, из самых опытных сыщиков «наружки» и бойцов «Альфы» был сформирован оперативный штаб, который должен был разработать план захвата американца на тайнике «Сорок».

Штаб возглавил начальник 1-го (американского) отдела Второго Главного управления КГБ СССР генерал-майор Рэм Красильников.

Приморское шоссе стало ловушкой для фон Аугустенборга

Взять с поличным профессионала экстра-класса, коим являлся Аугустенборг – задача сверхсложная. К тому же место, на котором предстояло осуществить операцию, – открытое, как столешница: слева и справа от Приморского шоссе чистое, хорошо просматриваемое во все концы поле. Спрятаться группе захвата на обочине невозможно. А о том, чтобы устроить засаду непосредственно на шоссе, не могло быть и речи. Аугустенборг – разведчик, хорошо осведомленный об ухищрениях, к которым прибегают наши контрразведчики при проведении операций по захвату шпионов. Заметь он ремонтников или гаишников поблизости от места закладки тайника, даже если бы они были настоящими, случайно оказавшимися здесь, он не станет изымать контейнер. Просто перенесет сеанс связи на другое время и в иное место – береженого Бог бережет!

Надо было найти какое-то нестандартное решение, нечто из ряда вон выходящее, доселе не использовавшееся в контрразведывательной практике…

Генерал Красильников предложил присутствующим свободный обмен мнениями, в результате которого должен был созреть план мероприятий.

Заслушаны были даже самые невероятные и фантастичные предложения. Так, полковник С. предложил провести захват шпиона с… неба. Для этого «альфовцев» следовало разместить в вертолете, который барражировал бы вдоль шоссе. В момент появления Аугустенборга вблизи тайника бойцы «Альфы» покидают МИ-8 и проводят задержание…

Заместитель начальника Службы наружного наблюдения полковник Ш. предложил поставить «альфовцев» на… роликовые коньки. Скрываясь за задним бортом грузовика, они приблизятся к резиденту и произведут захват. Присутствующие на совещании встретили это предложение дружным смехом.

«Отставить! – Красильников хлопнул ладонью по столу. – На коньках, товарищ Ш., пусть катаются твои подчиненные. За объектами, что поглупее… Кто еще желает высказаться? Только попрошу лыжи и санки не предлагать!»

Желающих не оказалось, и генерал обратился к заместителю командира «Альфы» подполковнику Владимиру Зайцеву: «Немедленно дайте указание, чтобы на вашем Ярославском полигоне был возведен отрезок дороги, копирующий ту часть Приморского шоссе, где будет проводиться операция по захвату Считаю, что потренироваться надо на макете предстоящего поля боя, тогда вам легче будет провести захват. Макет должен быть готов через сутки. Действуйте!»

О задержании «Паганэля» и свои соображения о дальнейших действиях чекисты доложили Андропову. Даже став генеральным секретарем ЦК КПСС, Юрий Владимирович продолжал живо интересоваться всем происходящим в недрах КГБ СССР, который он возглавлял в течение пятнадцати лет.

Надо сказать, что с уходом Андропова из системы КГБ на территории СССР в течение года не был разоблачен ни один американский агент или разведчик. В то же время наши разведчики из вашингтонской и нью-йоркской резидентур «сыпались» – проваливались – пачками.

Захват Аугустенборга с поличным на тайниковой операции мог бы если и не оправдать разведактивность КГБ на территории США в глазах мирового сообщества, то хотя бы уравнять наши шансы с ФБР на ниве разоблачения шпионов, а также заставить американцев извиняться и оправдываться.

10 сентября, в субботу вечером, у указателя на 40-м километре появилась ничем не примечательная тряпка, измазанная в мазуте. Внутри была консервная банка с информацией от «Паганэля».

В туже ночь в условленном месте проспекта Добролюбова агент поставил метку о закладке в тайник «Сорок».

Утром в воскресенье 11 сентября американский разведчик Эдвард Мюллер убедился, что метка поставлена, и помчался на дачу. Через сорок минут поступил сигнал, что Аугустенборг за рулем «мерседеса» с женой Дэнис и двухлетней дочкой покинул дачу.

Внешне на шоссе все было спокойно, и резидент остановился у столба с отметкой 40-го километра. Из «мерседеса» вышла его жена Дэнис, неся на руках дочь, укутанную в детское одеяльце. Со стороны все выглядело так, будто заботливая мать хочет помочь своему дитяти сделать «пи-пи».

Вдруг одеяльце соскользнуло с тела ребенка и упало, точно накрыв лежащую на бетонном основании столба грязную тряпку-контейнер.

Скорчив брезгливую гримасу, Дэнис в одно касание подхватила одеяльце и, держа его одной рукой, а дочь – другой, поспешила к автомашине. Аугустенборг в это время сидел в машине с включенным двигателем, держа ногу на педали газа и нервно барабаня пальцами по рулевой баранке.

Миссис Аугустенборг открыла заднюю дверцу, бросила одеяльце с тряпкой на пол, ребенка усадила в детское кресло, притороченное к заднему сидению, и уже собралась сесть рядом, как вдруг прямо перед нею выросли гренадеры в камуфляже.

В ту же секунду надрывно взвыл мотор «мерседеса» – это Л он Дэвид до упора выжал акселератор, пытаясь сбежать. Увы! Радиатор машины уперся в колесо бензовоза, а американец вмиг был выброшен «альфовцами» из салона. Дэнис билась в истерике на руках у гренадеров…

Дипломатические машины неприкосновенны, обладают правом экстерриториальности, но… Победителей, как известно, не судят. Да и приказ Андропова – взять разведчика с поличным – для «альфовцев» был превыше дипломатического протокола!

До проведения Аугустенборгом тайниковой операции оставалось всего три недели, но план мероприятий по его задержанию так и не был разработан. Но вдруг одному из контрразведчиков пришла замечательная мысль.

Эврика! Надо вырыть подземный ход. Решено – сделано.

От леса к Приморскому шоссе рабочие «Ленметростроя» прорыли тоннель и оборудовали его средствами связи. Заканчивался туннель прямо на насыпи Приморского шоссе лазом, замаскированным дерном.

Такой же тоннель был вырыт и в Ярославском пограничном учебном центре, где проводилась подготовка группы захвата.

В лесу был оборудован командный пункт (КП) с перископами, с помощью которых можно было вести наблюдение и за воротами дипломатической дачи, и за объектом «Сорок».

Вслед за выездом Аугустенборга с дачи «альфовцы» должны были покинуть КП и по подземному ходу достичь лаза на насыпи. При появлении американского разведчика у тайника группе захвата по телефону следовала команда: «Захват!»

По телефону? Да, ибо, как и предполагал генерал Красильников, в машине Аугустенборга «альфовцы» обнаружили рацию, настроенную на частоты, которые использовала «наружка». Зафиксируй разведчик повышенную активность в эфире перед выемкой тайника, он попросту отказался бы от акции.

В Ярославском учебном центре «альфовцы» по многу раз в день, до седьмого пота, в дождь, грязь, днем и ночью разыгрывали одну и ту же мизансцену: имитировали приезд американца и его захват. Справились!

На следующий день Лон Дэвид фон Аугустенборг был объявлен persona non grata и вместе с семьей убыл восвояси. Еще через день за ним последовал Эдвард Мюллер.

Прерванный полет

Счет сбитым иностранным самолетам советской противовоздушной бороной (ПВО) над нашей территорией был открыт 16 июня и 13 июля 1952 года самолетами-разведчиками PBY Catalina и DC-З. Это вынудило США и их союзников изменить тактику.

С 1954 года для разведывательных полетов над СССР стали применять беспилотные дрейфующие аэростаты («АДА»). За двадцать лет советскими войсками ПВО было зафиксировано более четырех тысяч полетов «АДА». К сожалению, сбить удалось только 473.

С 1956 года в небе лидировал американский самолет-разведчик Докхид У-2. До 1960 года эти самолеты-разведчики совершили 50 безнаказанных вторжений в воздушное пространство СССР. Дело в том, что они действовали на недосягаемой в то время для советской противовоздушной обороны высоте. Они летали даже над Москвой, Киевом и другими крупными городами СССР. Наконец, первый У-2 был сбит 1 мая 1960 года под Свердловском (о его полете рассказывается в очерке «Крах операции “Оверфлайт”»).

В середине 1960-х годов США открыли «второй фронт»: если раньше их самолеты-разведчики летали над европейской частью нашей страны, то теперь они стали летать над Дальним Востоком.

Неспокойно было и в Закавказье. 28 ноября 1973 года нашу воздушную границу нарушил иранский самолет «Т-33». На его перехват вылетел МиГ-21СМ. За штурвалом сидел Геннадий Елисеев, который, истратив боезапас, пошел на таран нарушителя. Это был первый воздушный таран на реактивном самолете. Летчик посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.

20 апреля 1978 года произошло первое знакомство советских военных летчиков с южнокорейскими пассажирскими самолетами-нарушителями воздушной границы СССР. Госграницу в районе Кольского полуострова пересек пассажирский «Боинг-707» авиакомпании KAL, выполнявший рейс Париж – Анкоридж – Сеул. Полет лайнера был пресечен над Карелией двумя ракетами «воздух – воздух», выпущенными с борта Су-15ТМ. Авиалайнер, несмотря на разрушенное крыло, сумел совершить посадку на лед озера Корпиярви.

В конце 1970-х – начале 1980-хгодов советской ПВО стали досаждать легкомоторные самолеты. Осенью 1978 года в Приморье была принудительно посажена китайская машина; летом 1986 года – два иранских самолета в Азербайджане.

Здесь следует также отметить, что за весь период «холодной войны» ни один советский самолет не вторгался на землю США. А по сообщению военного обозревателя В. Шурыгина, «за пятьдесят лет противостояния над территорией СССР было сбито более тридцати (!!!) боевых и разведывательных самолетов США».

В воздушных боях над нашей территорией мы потеряли 5 боевых самолетов, американцами было сбито несколько наших транспортнопассажирских бортов. А всего было зафиксировано более пяти тысяч нарушений нашей государственной границы американскими самолетами.

31 августа 1983 года 269 пассажиров рейса 1490 «Боинга-747» бортовой номер 55719 южнокорейской авиакомпании «Korean Air Lines» явно нервничали: еще бы, на целых 40 минут откладывался рейс. Дикторы аэропорта постоянно успокаивали: вылет рейса Анкоридж – Сеул задерживается по метеоусловиям. Наконец объявили посадку, пассажиры заняли свои места в самолете. Взлет!

Точно в то же время с военного аэродрома Анкориджа, что на Аляске, стартовал такой же «Боинг-747» с таким же бортовым номером: 55719. О том, что он принадлежит «Korean Air Lines», указывали аршинные голубые надписи по обоим бортам. В отличие от настоящего южно-корейского самолета в салоне его двойника не было ни одного пассажира, а только 18 членов экипажа (без стюардов) и 10 таинственных американцев.

Впрочем, «таинственные» – слишком сильно сказано, ибо южно-корейский экипаж, во главе с командиром корабля, опытнейшим пилотом – полковником резерва ВВС Южной Кореи – Чан Бун Суном и вторым пилотом, подполковником ВВС Южной Кореи, Сон Дон Вином (оба связаны с секретными службами США), знали, что американцы-молчуны – сотрудники спецслужб, поскольку обе палубы самолета (оба этажа), как бабушкин комод тряпьем, были под завязку набиты электроникой.

Спустя годы были получены данные, что стартовавший с военного аэродрома Анкориджа «Боинг-747» с бортовым номером 55719 был не чем иным, как американским самолетом-разведчиком, закамуфлированным под пассажирский авиалайнер «Korean Air Lines».

Почему задержка пассажирского корабля произошла на 40 минут позже обычного графика? Объясняется это просто: такая задержка нужна была для того, чтобы строго синхронизировать по времени подход самолета-разведчика к берегам Камчатки и Сахалина с полетом американского спутника-шпиона «Феррет-Д».

Этот спутник предназначен для ведения радиотехнической разведки в широком диапазоне частот, на которых работала радиоэлектронная аппаратура Советского Союза. «Феррет-Д» был способен выявлять эту аппаратуру в полосе местности шириной около трех тысяч километров. Период его обращения вокруг Земли составлял 96 минут.

«Феррет-Д» возник над Чукоткой 31 августа в 18 часов 45 минут (здесь и далее время московское. – Авт.). В течение 12 минут в режиме боевого дежурства он летел восточнее Камчатки и Курильской гряды, обеспечивая этим первый этап полета самолета-шпиона.

На следующем витке в 20 часов 24 минуты «Феррет-Д» появился над Советским Союзом, а в 20 часов 30 минут, то есть точно в момент вторжения самолета-нарушителя в советское воздушное пространство, находился над районом Камчатки. Начался второй этап разведывательного полета над нашими стратегическими объектами в южной части Камчатского полуострова. На этом витке спутник имел возможность прослушивать советские радиоэлектронные средства на Чукотке и Камчатке, работавшие в обычном режиме боевого дежурства, уточнять их местоположение и уровень активности, обеспечивая, таким образом, успешный полет самолета-разведчика в целом.

Разумеется, что нарушение советского воздушной границы вынудило примерно вдвое увеличить интенсивность работы радиотехнических средств ПВО, на что и рассчитывали в своем замысле организаторы провокационного полета. Все это «Феррет-Д» фиксировал и передавал на землю в соответствующие разведслужбы США. Важно отметить, что одновременно он контролировал работу советских радиотехнических средств ПВО, расположенных на острове Сахалин и Курильской гряде и действовавших в их обычном повседневном режиме.

Следует также отметить, что полет американского самолета-разведчика на всем его протяжении осуществлялся не только в зоне радиотехнических служб управления воздушным движением, но и в рабочей области американской радионавигационной системы «Лоран-С», позволяющей с высокой точностью и в любой момент определить истинные координаты любого летательного аппарата.

Впоследствии это обстоятельство тщательно скрывалось американской стороной. Администрация США доказывала, что будто бы все дело в случайном вводе в бортовой компьютер самолета ошибочных данных координат полета. Но при этом они упорно умалчивали, что столь устойчивое отклонение от курса в течение двух с половиной часов могло произойти лишь при условии, если бы ошибка была допущена не по одной, а по меньшей мере по семи контрольным точкам на трассе.

Советским контрразведчикам было ясно, что эта «ошибка» введена вполне сознательно и преднамеренно теми, кто готовил и организовывал этот разведывательно-провокационный полет.

Такой вывод вытекает и из исследования, проведенного независимыми специалистами национального управления гражданской авиации Великобритании, результаты которого были объявлены по английскому телевидению 14 сентября 1983 года. В том сообщении указывалось, что, используя ЭВМ и тренажер самолета «Боинг-747», было проведено моделирование всего полета и рассмотрено 27 вариантов условий его выполнения. В итоге выявилась абсолютная невозможность такого большого отклонения самолета от заданного маршрута, как в случае неисправностей в навигационной системе, так и в случае неправильного ввода в компьютер самолета полетного задания. Англичане подчеркивали также, что командир экипажа, используя бортовую РЛС, мог сразу же обнаружить отклонение самолета от курса, сличая местность с картой.

Все действия самолета-разведчика подтверждали, что он четко управлялся экипажем. Только этим можно объяснить его маневрирование по курсу, скорости и высоте. Более того, экипаж видел предупредительные подходы советских истребителей ПВО и пытался уклониться от них, хотя и понимал, что это грозит огнем на поражение.

Такие действия убедительно свидетельствуют о том, что самолет выполнял приказ с земли. Имея на борту специальное разведывательное оборудование, он, разумеется, категорически отказывался от посадки на советские аэродромы, так как был бы полностью разоблачен.

Помимо упомянутого выше спутника «Феррет-Д» накануне и в период нарушения самолетом-разведчиком воздушного пространства СССР в районе его действий находились также два разведывательных самолета «PG-135», барражировавшие вдоль Курильской гряды. Еще один разведывательный самолет – «Огіоп-2» – находился над Охотским морем севернее Сахалина, а второй самолет такого же типа – над Японским морем. Одновременно с указанными выше разведсредств США, в зоне, где произошло нарушение советского воздушного пространства, действовал самолет Е-3А («АВАКС»), контролировавший полеты как самолета-нарушителя, так и наших истребителей.

Таким образом, 31 августа – 1 сентября 1983 года в районе советского Дальнего Востока был развернут и функционировал целый разведывательный комплекс спецслужб США, в который вошли: лжеюжнокорейский самолет «Боинг-747», оснащенный разведывательными радиотехническими средствами; несколько специальных разведывательных самолетов; ряд кораблей ВМС США; наземные станции слежения на

Алеутских островах, Гавайях, в Японии, в Южной Корее и, наконец, спутник радиотехнической разведки «Феррет-Д». Вся эта армада сил и средств была нацелена на получение максимально полных данных о советской системе ПВО на Дальнем Востоке, особенно в зонах важных стратегических объектов, расположенных на Камчатке и на Сахалине.

По согласованию с Москвой советский истребитель «Су-15ТМ», пилотируемый заместителем командира летного полка майором Осиповичем, поднялся с аэродрома «Сокол» и 1 сентября 1983 года в 00 часов 43 минуты выпустил по лжеюжнокорейскому «Боингу-747» две ракеты. Одной из них было разрушено левое крыло, второй – хвостовое оперение самолета.

Через несколько часов полета пассажирам рейса 1490 южнокорейской авиакомпании «Korea Air Lines» по внутреннему радио было объявлено, что по техническим причинам самолет делает вынужденную посадку на острове Окинава, в расположении американской военной базы.

Недоумение пассажиров, 90 процентов из которых являлись японскими туристами, вызвал приказ командира корабля сдать стюардам всю имеющуюся радиоаппаратуру и радиотелефоны.

Беспокойство, граничащее с паникой, возникло у пассажиров, когда им объявили, что устранение технических неполадок самолета займет не менее трех-четырех суток, во время которых им категорически запрещается покидать приготовленную для них гостиницу. Питание и развлекательные программы по телевидению гарантировала страховая компания.

Сразу же после приземления у входа в самолет появились вооруженные американские морские пехотинцы и японские полицейские, которые беспардонно проводили личный досмотр всех пассажиров, на предмет выявления транзисторов и радиотелефонов. Экипаж борта номер 55719 разместили в пристройке к штабу командующего американской военной базы.

Второй этап тщательно спланированной американцами провокации начался утром 1 сентября 1983 года, когда все ведущие средства массовой информации США, как по команде, разразились бранью в адрес СССР по поводу сбитого советским военным самолетом гражданского авиалайнера «Korean Air Lines», в результате чего погибли около 300 пассажиров.

Поспешность, с которой была оглашена информация (с момента инцидента прошло не более четырех часов), свидетельствует о том, что ЦРУ заранее подготовило и в последующем передало провокационные материалы в редакции ведущих американских СМИ.

Майор Геннадий Осипович (слева), сбивший самолет-шпион, закамуфлированный под гражданский лайнер «Боинг– 747»

В полдень того же дня радио и телевидение обрушили на американского обывателя шквал антисоветских комментариев президента США Рейгана, министра обороны Уайнбергера, секретаря государственного департамента Шульца и других высокопоставленных чиновников американской администрации. Опять прозвучали, ставшие уже шаблонными, обвинения в адрес СССР как об «империи зла».

А что же заложники американского разведывательно-провокационного фарса – японцы и граждане Южной Кореи?

По данным наших спецслужб, всем японским пассажирам возместили стоимость путевок, плюс выплатили компенсацию за упущенную выгоду. Одновременно у них отобрали подписки о неразглашении истинного маршрута полета, и вскоре они растворились на японских островах. Южнокорейских граждан с военной базы на родину доставили американские военные корабли, которые якобы и спасли их после падения авиалайнера в Японское море. Им также были выплачены щедрые отступные и отобраны соответствующие подписки.

Майора Осиповича перевели служить в Майкоп. Ему досрочно присвоили звание полковника и наградили орденом Красной Звезды.

Советские водолазы, спустившись под воду в месте, где упал «Боинг-747», действительно, обнаружили корпус самолета, внутри которого находились, как и ожидалось, горы пришедшей в негодность электронной аппаратуры и… 28 трупов.

Ознакомившись с рапортом советских специалистов, командующий в то время войсками Дальневосточного военного округа генерал армии Третьяк подчеркнул: «Всех беспокоил вопрос: сколько же было обнаружено тел на борту Боинга и можно ли вообще говорить о 269 погибших пассажирах? Сегодня я категорично заявляю: “Нет!” На самом деле их было идентифицировано только 28. Наличие обнаруженного на месте падения лайнера огромного количества радиоэлектронной аппаратуры объясняет увеличение численности экипажа Боинга с 18 до 28 человек. По нашему твердому убеждению, 10 человек – это группа американских специалистов-электронщиков. Более того, при тщательном обследовании останков погибших было неопровержимо доказано, что 10 человек не являются азиатами! А других пассажиров в салоне Боинга не было…

Мое заявление подтверждают все опрошенные мною специалисты: характер поднятых на поверхность вещей позволяет с полной уверенностью говорить о присутствии на борту лишь 28 человек. Что же касается багажа 269 человек, поднятого со дна моря, то весь он был нанизан на стальной трос и скреплен по кругу. Вы видели такое когда-нибудь на обычном самолете? Это наверняка потребовалось организаторам провокации, чтобы вещи не были унесены течением. С учетом сказанного, можно считать, что таким образом и была сфабрикована улика о гибели якобы 269 человек».

Такого же мнения придерживается и генерал армии Корнуков, командовавший в 1983 году 40-й истребительной авиационной армией на Дальнем Востоке и лично руководивший пресечением полета боинга.

А вот что говорят водолазы Григорий Матвеенко и Вадим Кондратьев, которые в течение месяца по 6–8 часов в день работали под водой, осматривая обломки самолета: «…Самое главное в том, что мы там не увидели, а не то, что видели. А не увидели мы двухсот с лишним трупов. Их было только 28. Когда спустились в первый раз, ожидали увидеть целое кладбище, но нет, его не было! Вещи, да, были: изодранные кожаные куртки, башмаки, зонты в чехлах и… горы радиоаппаратуры».

Американцы использовали поднятую в СМИ волну «о русских варварах, сбивающих гражданские самолеты» с максимальной политической выгодой для себя: правительство ФРГ уступило домогательствам США и разрешило размещение на своей территории оперативно-тактических ракет «Першинг», нацеленных на Советский Союз…

«Красная селедка»

На жаргоне сотрудников секретных служб англоговорящих стран выражение «красная селедка» (red herring) означает «отвлекающий маневр», «дезинформация». Впервые «красная селедка» – совместная операция ГРУ и КГБ по введению в заблуждение главного противника, получившая кодовое наименование «Хоровод», – была успешно запущена в мутные воды американских спецслужб в 1955 году. Да так удачно, что в итоге позволила СССР опередить Соединенные Штаты в области ракетостроения и освоения космоса на целое десятилетие.

В 1955 году, во время авиационного парада, проводившегося по традиции в третье воскресенье августа в Москве в присутствии иностранных дипломатов и военных атташе западных стран, с которыми СССР

Советские дальние бомбардировщики ТУ-4 успешно выполнили операцию «Хоровод»

находился в состоянии «холодной войны», над аэродромом Тушино в течение 15–20 минут на сверхнизкой высоте, звено за звеном, пролетала армада тяжелых бомбардировщиков нового типа. Этих самолетов оказалось гораздо больше, чем могли предполагать иностранные разведчики, действовавшие в Москве под дипломатическим прикрытием. В результате у них сложилось впечатление, что с конвейеров наших авиазаводов самолеты такого сверхмощного типа сходят десятками, а то и сотнями.

В действительности одна и та же эскадрилья этих самолетов-монстров летала по кругу, через каждые три минуты вновь и вновь появляясь над головами ошеломленных иностранцев.

Цель этого отвлекающего маневра заключалась в том, чтобы создать видимость, будто СССР намерен увеличить мощь своих наступательных сил, бросив весь ресурс своего военно-промышленного потенциала на производство сверхтяжелых бомбардировщиков. Иными словами, упор в вероятной войне СССР собирался сделать на использование авиации. В действительности же Советский Союз ускоренными темпами строил межконтинентальные баллистические ракеты.

Обман удался.

В итоге Соединенные Штаты, несмотря на то что в их распоряжении находилась вывезенная из послевоенной Германии технология производства ракет и даже ее создатель Вернер фон Браун, перестали уделять должное внимание развитию ракетостроения. Они занялись разработкой новых типов самолетов, а также массированным выпуском и усовершенствованием средств ПВО, полагая, что русские в вероятной войне будут наносить авиационные удары сверхмощными бомбардировщиками.

Успешно проведенная в 1955 году операция «Хоровод» имела серьезные и далеко идущие последствия. Настолько серьезные, что запуск Советским Союзом в октябре 1957 года первого искусственного спутника Земли привел администрацию США и американские спецслужбы в состояние шока. Они не могли поверить, что мы способны так быстро прийти в себя после войны, и уж тем более в такой короткий срок создать столь мощную ракету-носитель. США бросились вдогонку, но время было упущено.

Триумф операции по дезинформации главного противника стал особенно очевиден спустя шесть лет, когда 12 апреля 1961 года в космосе первым оказался русский, а не американец. Спустя неделю глава Центрального разведывательного управления Аллен Даллес был отправлен в отставку. И хотя формальным поводом для его устранения считалась неудачная попытка свергнуть коммунистический режим на Кубе, в американской администрации хорошо понимали, что президент Кеннеди не смог простить ему просчетов шестилетней давности и отставания в разработке космических систем…

Операция «Хоровод», проведенная Главным разведывательным управлением Генерального штаба Красной армии (военная разведка) совместно с Комитетом государственной безопасности, стала классикой искусства дезинформации.

Самый рентабельный агент ЦРУ

В феврале 1977 года офицер ЦРУ, работавший в Москве «под крышей» посольства США, обнаружил записку, оставленную под стеклоочистителем своей машины. Автор записки утверждал, что имеет доступ к информации, которая настолько ценна, что сможет изменить баланс сил в пользу США. Он выражал желание встретиться с сотрудником ЦРУ.

Через несколько недель появилась другая записка. К ней автор приложил описание некоторых технических деталей одной из советских радарных систем. Но даже этого было недостаточно, чтобы руководство ЦРУ убедилось в искренности автора посланий.

Толкачёв на скамье подсудимых

В активных попытках русского войти в контакт с американцами начинающий психиатр усмотрел бы признаки гипоманиакального поведения. Но директор ЦРУ, которому сразу же доложили о случившемся, расценил ситуацию по-своему, обнаружив в действиях незнакомца подтверждение своим подозрениям, что все это – провокация КГБ. Было известно, что русская «наружка» вела наблюдение за американским посольством 24 часа в сутки. А тогда какой идиот рискнет в такой обстановке подойти к запаркованной у посольства автомашине?! Только тот, кому нечего терять, поскольку он не является инициативником, а действует под руководством и по наущению КГБ…

Однако резидент ЦРУ в Москве Гарднер Гас Хэтэуэй не разделял точку зрения своего патрона, считая его опасения необоснованными. Мысль о том, что можно упустить золотую рыбку, которая сама напрашивается в сети, не давала ему покоя. В составленной в категоричном тоне телеграмме на имя Тернера он просил разрешения позвонить автору по номеру, указанному в одной из его записок.

Директор нехотя согласился.

«Мы получили вашу записку, – сказал Хэтэуэй снявшему трубку мужчине. – В телефонной будке, что вторая слева от входа в Институт радиопромышленности, вас ожидает пакет».

Сотрудники московской резидентуры ЦРУ из машин наблюдали, как худощавый, невзрачного вида мужчина подошел к телефонной будке и схватил пакет. В нем содержались перечень вопросов о советских радарах, подробные инструкции, как и где оставить ответы, и небольшая сумма советских денег, равная пятистам долларам.

Через неделю «Невзрачный» положил свое сообщение в условленное место. Все сомнения относительно того, является ли он двойным агентом или нет, мгновенно рассеялись. Информация, которую он представил, была настолько секретной, что в штаб-квартире ЦРУ сразу поняли – КГБ никогда не будет рисковать ее раскрытием.

Молодой американский разведчик был послан на встречу с добровольным рекрутом.

«Меня зовут Адольф Толкачёв, я – специалист по аэронавигационным системам!» – с этих слов начался «затяжной харакири» Толкачёва, продолжавшийся без малого восемь лет.

В дальнейшем резидент Хэтэуэй принял «Сфиэ» – оперативный псевдоним, присвоенный Толкачёву в ЦРУ – на личную связь. Факт, красноречиво свидетельствовавший о значении, которое придавалось американской разведкой работе с ним, и о ценности поступавшей от него информации.

Толкачёв снабдил американцев подробными сведениями об электронных системах управления, используемых нашими истребителями МиГ, а также о контрмерах, применяемых ими для того, чтобы ускользать от американских самолетов и радаров.

До разоблачения «Сфиэ» ЦРУ успело аккумулировать на его счетах в американских банках более двух миллионов долларов – ничтожная сумма по сравнению с той, что могла быть затрачена США на соответствующие исследования в области электроники. Таким образом, шпион сэкономил американским налогоплательщикам огромные средства.

Американцы поделились полученными от «Сфиэ» секретами со своим основным союзником на Ближнем Востоке – Израилем. Вскоре арабы, чьи военно-воздушные силы были на 99 процентов укомплектованы советскими военными самолетами, обнаружили их уязвимость и досягаемость для средств израильской ПВО.

Измена прибыльна. Никогда еще за всю историю Соединенным Штатам не удавалось заполучить более рентабельного агента. Прибыль, полученная американцами от совместного предприятия «ЦРУ – Сфиэ», составила около двадцати миллиардов долларов. С поправкой на сегодня – это около $ 100 млрд.

Измена убыточна. Многомиллиардные контракты на поставку советской авиатехники и средств ПВО арабским странам были сорваны…

Получив соответствующую наводку от закордонной агентуры, советские контрразведчики осторожно выяснили, к разработке каких научных программ и проектов Толкачёв имеет непосредственный доступ, а к каким проявляет повышенный интерес, не обусловленный служебной необходимостью, заказывая спецлитературу в секретной библиотеке Всесоюзного НИИ радиопромышленности. Выяснилось, что его интерес к сведениям, составляющим военную и государственную тайны, беспределен. Было от чего схватиться за голову – за последние семь лет через руки Толкачёва прошло множество документов под грифом «совершенно секретно» и «особой важности».

Значит, сделали вывод аналитики, оригинальные идеи, с которыми успел ознакомиться шпион, уже нашли достойную оценку за океаном и теперь разрабатываются в тамошних секретных лабораториях, или же, будучи материализованы, уже работают на нашего противника. Но вскоре панические настроения сменились трезвым расчетом. В Центре решили в рамках операции «Волонтер» разработать план мероприятий, нейтрализующих или сводящих до минимума нанесенный урон и предпринять ответные удары одновременно в нескольких направлениях.

Прежде всего, надо было превратить Толкачёва в канал продвижения противнику внешне заманчивых, но по сути дезориентирующих или тупиковых идей. Таким образом можно было замкнуть исследования американцев на «негодный объект», заставив их распылять материальные ресурсы и научный потенциал.

Планируя использовать «Сфиэ» «втемную» в своих целях, КГБ СССР исходил из того, что тот, не один год безупречно обслуживавший своих заокеанских хозяев, пользовался их безусловным доверием и настолько приучил к употреблению изысканных яств – сверхценных сведений, – что они, не задумываясь, проглотят и другие, но уже приготовленные на комитетских кухнях.

В ходе изучения абонентских карточек секретной библиотеки ВНИИ радиопромышленности контрразведчики установили, что с 1981 года Толкачёв проявлял повышенный интерес к технологии создания нашими специалистами бомбардировщика-невидимки. Именно в то же время американцы начали активно разрабатывать свой вариант летательного аппарата, который невозможно засечь радарами. Американский «Стеле» был полным аналогом нашего «Невидимки». СССР значительно опережал США в этом направлении, поэтому услуги «Сфиэ», относящиеся к данному проекту, явились бы для противника подарком судьбы.

В течение последующих десяти месяцев, в соответствии с планом мероприятий оперативной разработки «Волонтер», Толкачёв исправно снабжал своих заокеанских заказчиков сведениями, специально подготовленными в секретных лабораториях филиалов ВНИИ радиопромышленности и помещенными в интересующий его раздел библиотеки.

В итоге с помощью «Сфиэ» удалось помешать завершению работ над «Стелсом» в намеченные американцами сроки и вынудить военно-промышленный комплекс США пойти на неоправданно высокие затраты.

Но самое главное состояло в том, что, благодаря усилиям наших контрразведчиков и ученых, американский «Стеле» стал представлять для советских вооруженных сил угрозу не большую, чем дирижабль. В этом заокеанские генералы смогли убедиться уже во время его первых полетных испытаний. «Стеле» являлся невидимкой только для американской национальной системы ПВО.

Как случилось, что «Стеле» оказался мертворожденным ребенком? Объяснения просты. Не в силах заставить американцев вообще отказаться от идеи создания летательного аппарата, который не берут радары, мы постарались, чтобы он был заведомо уязвим для наших средств ПВО.

Для этого Толкачёву в секретной библиотеке подсовывалась специально разработанная техническая документация. Остальное доделывал человеческий фактор.

Стараясь как можно быстрее отчитаться о завершении строительства чудо-самолета, инженеры корпорации «Нортроп» – главного подрядчика-изготовителя – зачастую бездумно, механически копировали ту самую технологию, которую им поставлял «Сфиэ», даже не подозревая, что своими же руками загоняют в боевые ангары ВВС Соединенных Штатов троянского коня.

На корректировку данных, попавших в лаборатории корпорации «Нортроп» стараниями КГБ СССР, американцы затратили в общей сложности около восьми лет. Впервые они смогли применить «Стеле» лишь в 1991 году во время боевых действий против Ирака в ходе проведения операции «Буря в пустыне».

Адольф Толкачёв был арестован бойцами отряда «Альфа» вечером в воскресенье, когда возвращался с дачи в Москву. Доставленный в Лефортово, он сразу же написал признательные показания…

Шпион по протекции

Казус с Владимиром Поташовым, доктором наук, старшим научным сотрудником отдела военно-политических проблем Института США и Канады Академии наук СССР, уникален хотя бы потому, что он предложил себя в качестве шпиона не кому-нибудь, а самому министру обороны США Гарольду Брауну…

В 1976 году во время визита Брауна в Москву, тогда еще в качестве главнокомандующего ВВС США, Поташов работал его переводчиком. Он настолько понравился американцу, что тот через некоторое время прислал толмачу приглашение посетить Соединенные Штаты.

В 1981 году Институт направил Поташова в долгосрочную командировку в Вашингтон на переговоры по ограничению стратегических вооружений. Браун – к тому времени уже министр обороны США – встретил старого знакомого радушно, но, сославшись на занятость, поручил своему адъютанту заняться русским. Каково же было удивление министра, когда Поташов, нарушив все нормы протокола, взял его за локоть и прошептал ему на ухо: «Господин министр, я прошу Вас устроить мне частную встречу с офицером ЦРУ». Оторопевший от такого беспардонного предложения министр, несмотря на провокационность просьбы, ответил согласием.

Министр обороны США Гарольд Браун протежировал вербовку секретного источника из противоборствующего лагеря

Это был, по-видимому, первый случай в истории агентурной деятельности спецслужб, когда министр обороны великой державы протежировал вербовку секретного источника из противоборствующего лагеря.

Сотрудники ЦРУ в спешном порядке стали проводить с Поташовым конспиративные встречи – ведь до его отъезда из Вашингтона оставалось совсем немного времени, к тому же необходимо было выяснить психологию «новобранца», шкалу его ценностей. Оказалось, что основной характерной чертой свалившегося на их головы добровольного рекрута является жадность к деньгам. Об этом стало известно на первой же явке.

После взаимных приветствий Поташов, тоном, не терпящим возражений, потребовал немедленно открыть ему счет в каком-нибудь американском банке. Пришедшие на встречу с новобранцем его будущие «кукловоды» понимающе переглянулись – это же мощный рычаг, умело пользуясь которым можно максимально использовать ресурс кандидата в шпионы!

За короткий срок инструкторы из Лэнгли натаскали Поташова, как выполнять задания, не привлекая к себе внимания окружающих, как поддерживать связь с резидентурой ЦРУ, действующей под прикрытием посольства США в Москве.

Кроме того, учеба предусматривала овладение «Медиумом» – оперативный псевдоним, который цэрэушники присвоили инициативнику, – навыками шифрования и дешифровки сообщений, способами нанесения тайнописи, использования международной почтовой переписки, приема и расшифровки кодированных радиопередач.

Как и было обусловлено, Поташов выждал полгода, а затем на маршруте движения американских дипломатов поставил метку, означавшую, что он готов приступить к выполнению заданий.

Предатель передал американцам аналитическую справку о перспективах переговоров между США и СССР по ядерным вооружениям средней дальности, известные ему данные о том, до какого предела советская делегация намерена идти на переговорах на уступки, свой прогноз о развитии противоречий в высшей советской партноменклатуре, которые возникли вслед за выдвинутой Рейганом идеей по так называемому «нулевому варианту».

В 1983 году «Медиум» консультировал ЦРУ по позиции Юрия Андропова (лидер-загадка для Запада!) на очередном раунде переговоров по ядерным вооружениям. Когда же в 1984 году по инициативе советской стороны были прерваны переговоры с США по сокращению стратегических вооружений и ограничению ядерных вооружений в Европе, агент подготовил долгосрочный прогноз о перспективах развития политических и военных отношений между двумя сверхдержавами, четко сформулировав позицию Советского Союза.

«Медиум» своевременно известил своих заокеанских работодателей о создании в структуре Министерства обороны СССР нового органа управления – Командования военно-космическими силами. В качестве довеска не преминул сообщить о причинах отсрочки запуска советского космического корабля многоразового использования «Буран».

Страсть к «зелени» – валюте – была его доминантой, и Поташов «таскал каштаны из огня» для американцев, не щадя живота своего. Ко всему прочему он, будучи в алкогольном опьянении, разбил свои «Жигули», обзавелся несколькими юными любовницами, алчущими дорогих шуб, золотых украшений, развлечений в злачных местах столицы…

Жадность, в конце концов, и сгубила «Медиума».

Из кабинета директора Института он похитил справочник правительственной связи, наивно полагая, что сорвет за него баснословный куш. Увы! Справочник давно уже не являлся секретным документом, а проходил под грифом «для служебного пользования». Начатое расследование вывело контрразведчиков на Поташова. За ним установили круглосуточное наблюдение, в ходе которого были получены неопровержимые доказательства его преступной связи с сотрудниками резидентуры ЦРУ в Москве.

Когда в 1986 году Поташова разоблачили как американского шпиона и арестовали, он буквально огорошил следователей историей, почерпнутой из американских боевиков. Рассказал, что его, честного ученого и дипломата, американское разведсообщество заманило в ловушку, и четверо гориллоподобных мачо, накачав наркотиками, угрозами и пытками принудили работать на ЦРУ.

Поняв несостоятельность своих выдумок, Поташов, перестроившись на ходу, стал выворачивать наизнанку Библию, пытаясь облагородить смертный грех – измену. Следователи уличили изменника в плагиате. До него то же самое утверждал некто Херман Левин-Гольдшмидт, богослов, состоявший на иждивении у западных спецслужб. Он оправдывал предательство, используя исторические аналогии, представлял измену как вселенски обусловленное явление. На том же настаивал и Поташов, но советская судебная практика всегда была безжалостна к шпионам – для них все заканчивалось расстрельным приговором.

Однако помощь изменнику пришла оттуда, откуда ему и в самых радужных снах не могло пригрезиться. Его судьбу решил… президент США Рональд Рейган, находившийся с визитом в Москве. Во время неофициального ужина Рейган задал один лишь вопрос: «Господин Горбачев, шпионаж – это война без трупов, не правда ли?»

Контекст был подходящий, и Горбачев сразу понял, что и кого имеет в виду Рейган. Несмотря на то что Поташов нанес нашей стране не только политический, военно-стратегический, но и материальный урон, исчисляемый миллиардами долларов, по высочайшему повелению Михаила Горбачева его не расстреляли, а осудили на 13 лет. Что поделаешь – перестройка…

Спустя шесть лет, в 1992 году, Поташова выпустили по амнистии. Он тут же получил в ОВИР МВД загранпаспорт, американскую визу и отбыл за океан.

Казнить нельзя. Помиловать!

В феврале 1992 года Указом президента России Б.Н. Ельцина были помилованы десять осужденных ранее агентов иностранных разведок. Среди них – бывший подполковник КГБ Борис Николаевич Южин, находившийся в местах лишения свободы шесть из пятнадцати определенных ему лет.

Борис Южин начал свою карьеру разведчика младшим офицером. Под прикрытием студента-стажера его направили в шестимесячную командировку в США для обучения в университете Сан-Франциско. Сотрудники американской контрразведки из ФБР готовились к вербовке начинающего русского разведчика долго и тщательно. Были изучены его связи, привычки и пристрастия, достоинства и недостатки, и в результате полученных данных создан его психологический портрет. Судя по всему, Южин по всем параметрам соответствовал представлению контрразведчиков о потенциальном изменнике.

Согласно плану вербовочной операции, к стажеру подвели опытного агента ФБР Джуди Стивенсон, молодую привлекательную женщину…

Однажды Джуди пригласила русского друга посетить латиноамериканский клуб, где якобы собирается прогрессивная молодежь. В соответствии с планом ФБР, это посещение являлось одним из решающих этапов вовлечения Южина в западню.

Следующим пунктом было знакомство Бориса с «братом» Джуди – Лэри Уотсоном, в действительности кадровым офицером ФБР (психолог, он должен был подготовить реализацию завершающего этапа вербовочной операции в отношении русского разведчика).

Вскоре мисс Стивенсон явилась к Южину на квартиру вся в слезах и рассказала, что люди из ФБР произвели обыск у нее дома, изъяли фотографии, сделанные в клубе, и обвинили ее в пособничестве в установлении контактов между ним и латиноамериканскими террористами.

На следующий день к Южину примчался Лэри Уотсон и объявил, что его «сестру» госпитализировали, и сейчас она находится в критическом состоянии. Он заявил, что против «сестры» выдвинуты очень серьезные обвинения, и она просила «милого Бориса» съездить в ФБР и объяснить там, что она ни в чем не виновна. На допросе, который прошел в дружественной атмосфере, Южин, как мог, объяснил Джону, сотруднику ФБР, что вся история с Джуди – недоразумение.

Проникнувшись симпатией к Джону, Южин попросил у него совета – к нему на несколько дней прилетает жена, нельзя ли в университете получить материальную помощь? Тем более что здесь это практикуется, а ведомство Джона при решении подобных вопросов играет не последнюю роль. Джон, парень понятливый, пообещал все устроить.

Джуди пригласила Южина посетить латиноамериканский клуб

Действительно, через день он, улыбаясь, вручил Южину конверт с пятью сотнями «зеленых»!

Проводив жену, Южин заскочил в деканат по работе с иностранцами, чтобы поблагодарить за материальную поддержку.

«Какие-такие пятьсот долларов? – удивились в деканате. – Знать ничего не знаем…»

Южин все понял – ФБР посадило его «на крючок»!

Очередную встречу Джон назначил Борису в гостинице. Там Южин встретил четырех улыбающихся парней. Они показали ему фотоснимки, как он получает деньги от американского контрразведчика. Вдобавок ему «вылили» весь собранный на него компромат: сообщили о его истинном месте службы, воинском звании и цели командировки в США. В заключение ему было объявлено, что с этого дня он – агент американских спецслужб, носящий оперативный псевдоним «Твайн»…

В течение пяти лет «Твайн» добросовестно пахал на ФБР. Он сообщил известные ему сведения о составе резидентур КГБ в Соединенных Штатах, постоянно информировал американскую контрразведку об оперативных планах внешней разведки в отношении США.

Лишь в апреле 1985 года выяснилось, что Южин – двурушник. Сотрудники столичной контрразведки установили за Южиным постоянное наблюдение, фиксируя его деятельность, связи и контакты.

23 декабря 1986 года Южин был арестован бойцами «Альфы». Он сумел убедить следователей, что сотрудничал с ФБР против собственной воли и глубоко раскаивается в содеянном. В результате ему удалось избежать смертной казни. Он был осужден на пятнадцать лет, из них пять провел в лагере строгого режима «Пермь-35». В феврале 1992 года был амнистирован и вернулся в Москву. В 1994 году вместе с женой и дочерью выехал по частному приглашению в Сан-Франциско.

Плащ и кинжал «чистого ученого»

Утром 27 октября 1999 года сотрудники Калужского Управления ФСБ арестовали Игоря Вячеславовича Сутягина, научного сотрудника Института США и Канады Академии наук РФ. Ему инкриминировалось «разглашение секретных данных» в главе, опубликованной в книге «Стратегия ядерного вооружения России».

Своими донесениями Сутягин помог американцам сэкономить пару сотен миллиардов долларов

Доброжелательность следователей на первых допросах Сутягин ошибочно воспринял как «приглашение к танцу», решив, что его собираются использовать в качестве двойного агента, и был готов сдать своих англосакских хозяев, откровенно рассказывая все, как было в действительности.

Когда же Сутягин понял, что ФСБ в его услугах не нуждается, он «ушел в полный отказ», то есть отрицал даже очевидное, или вообще хранил молчание…

В ходе судебного разбирательства нашли подтверждение все данные, добытые оперативным путем – с помощью наружного наблюдения, а также аудио– и видеоконтроля.

Было доказано, например, что Сутягин, едва в апреле 1999 года начались натовские бомбардировки Белграда, проинформировал американского военного атташе в Москве бригадного генерала Брэннона о предназначении российского разведывательного корабля «Лиман» (замаскированный под рыболовецкий траулер, он был направлен в Средиземное море). Сутягин документально успокоил военного атташе, что никаких ракетных залпов «Лиман» по объектам НАТО производить не будет.

Своими донесениями «чистый ученый» Сутягин помог американцам сэкономить пару сотен миллиардов долларов, так как его расчеты убедили их не тратить деньги на постройку новых авианосцев, каждый из которых обошелся бы федеральной казне не менее, чем в 35 миллиардов долларов. Благодаря его аналитическим справкам, военное ведомство США стало уделять внимание только строительству атомных субмарин, отказавшись от возведения авианосцев-динозавров.

Сутягин передал Соединенным Штатам аналитическую записку, касающуюся планов и тенденций развития группировки Ракетных войск стратегического назначения вплоть до 2007 года. Кроме того, он подготовил для своих заокеанских хозяев подробную справку о составе, технических характеристиках и состоянии российской Космической группировки системы предупреждения при ракетном нападении противника (читай, американцев).

Суд доказал, что главным побудительным мотивом Сутягина в шпионском промысле являлась корысть. Он хотел заработать деньги на квартиры для своих родственников – младшему брату и жене.

Вторым ведущим мотивом явилось желание Сутягина во что бы то ни стало создать себе имидж «великого ученого». Будучи человеком тщеславным, с завышенной самооценкой, он стремился любой ценой добиться признания в глазах мировой научной общественности.

Весной 1998 года на научном семинаре в Бирмингемском университете (Великобритания), который также, как Колумбийский университет США, является оранжереей по взращиванию агентов влияния в российских госструктурах, Игорь Вячеславович Сутягин «случайно» познакомился с обаятельным бизнесменом, представившимся Шоном Киддом, владельцем консалтинговой фирмы «Alternative Future» («Альтернатива будущего»). Этот персонаж был тщательно подобран английской Сикрет интеллидженс сервис (СИС) с учетом его психологической совместимости с Сутягиным. Рост, комплекция, возраст, даже степень облысения, не говоря уже о блестящем владении русским языком, – все было учтено. Документы, подтверждающие его принадлежность к консалтинговой фирме, были также изготовлены СИС. Кстати, этот «коммерсант» так и не был предъявлен общественности. Не человек – призрак. После того как разразился грандиозный скандал, он буквально испарился, впрочем, как и фирма, которую он представлял.

Вскоре Шон в одном из клубов познакомил Сутягина со страховым агентом Надей Локк. Разумеется, под указанными анкетными данными эта дама бальзаковского возраста нигде не значилась. С того вечера Сутягина начала курировать Локк.

Работа с агентом была организована следующим образом. Как правило, в пятницу Сутягин вселялся в заранее оплаченный СИС номер гостиницы в столице одной из третьих стран. В тот же день ему предстоял опрос по темам, которые ему были поставлены для проработки на предыдущей явке.

В субботу, представленная им информация перепроверялась через агентурные, военные, технические, дипломатические и прочие возможности западных спецслужб. Наконец, в воскресенье формулировались задания и обсуждались пути и сроки их выполнения Сутягиным.

Перед отлетом ему выдавалось вознаграждение, как правило, – в английских фунтах стерлингов. Это обстоятельство впоследствии помогло следствию сформировать доказательную базу о выплате Сутягину вознаграждения за его преступные деяния – в таможенных декларациях он указывал количество ввозимой в Россию иностранной валюты.

Здесь следует отметить, что встречи Нади Локк с Сутягиным носили чисто деловой характер. А «охотницу за секретами» интересовало многое. Вот, например, одно из заданий, поставленных ею перед Сутягиным:

– вопросы модернизации истребителей «МиГ-29» «СМТ» и «СУ-27»;

– модернизация системы ПВО и ПРО России;

– схема противотанковой обороны пограничных с Прибалтикой областей Российской Федерации.

И любимец российских правозащитников, «чистый ученый» Сутягин задание выполнил. Вот только «душители демократии» из ФСБ не дали ему возможности отчитаться перед хозяевами на запланированной явке, которая должна была состояться в Риме 28 октября 1999 года.

Благодаря некоторым недобросовестным российским журналистам, в нашем обществе сложилось заблуждение, что Игорь Сутягин – кабинетный ученый, «книжный червь», который все свое рабочее и свободное время занимался исключительно анализом политической, военной, технической литературы. Если бы!

Сутягин по заданию Локк посещал режимные объекты, что отнюдь не входило в его должностные обязанности. Так, например, он читал лекции по военной политике США и договорам СНВ и ПРО в Центре переподготовки ракетчиков имени Петра Великого и еще в десятке подобных заведений.

Лекции «чистый ученый» проводил в форме доверительной беседы – слушатели задавали вопросы, он на них отвечал, встречно задавая свои. Вопросы слушателям своих лекций Сутягин задавал так, чтобы вызвать их на откровенность.

Доверчивые слушатели подкрепляли свою аргументацию совершенно секретными данными. Этого было достаточно, чтобы Сутягин, опытный аналитик, инженер-физик, к тому же обладающий феноменальной памятью, мог легко вникнуть в реальное положение дел в интересующей его военной области.

Практиковал Сутягин и такой психологический прием: в ходе лекции намеренно принижал достоинства нашей техники и, услышав в ответ: «А у нас лучше!» – тут же спрашивал: «А в чем конкретно лучше?»

Когда один из слушателей вполне резонно заметил: «А вам-то это зачем?», Сутягин, почувствовав опасность, ответил, что, дескать, это нужно для обмена информацией с коллегами, и поспешил перевести разговор на другую тему. Этот эпизод впоследствии стал достоянием сначала местного Особого отдела (военная контрразведка), а затем – центрального аппарата ФСБ.

Анализ проведенных Сутягиным лекций на различных объектах Министерства обороны РФ показал, что интерес его к секретам безграничен – от ВМФ до авиации и ПВО, включая комплексы С-300, самолеты марки Су и его модификации…

Вслед за задержанием Сутягина журналисты из некоторых российских газет, выражаясь их языком, «погнали волну» – превратили шпиона Сутягина в «жертву контрразведывательного террора» и в «мученика режима». Помощь Центру общественных связей ФСБ пришла, откуда ее не ждали. В июле 2010 года Сутягин в числе других «кротов», отбывавших наказание за шпионаж, был обменен на группу наших разведчиков-нелегалов, проваленных предателем. И все! Защитники «мученика режима» тут же умолкли – вытаскивая Сутягина и иже с ним из мест заключения, американцы де-факто признали, что те работали в пользу США.

В настоящее время Сутягин, проживающий в Англии, получает пособие от американского правительства как «лицо, пострадавшее в результате сотрудничества с ЦРУ».

Шпионы у Святого престола

Ватикан многолик. Все зависит от точки обзора и от выбора критерия для его оценки. Для любителей искусства Ватикан – это уникальное и грандиозное собрание шедевров великих мастеров прошлого. В папских дворцах веками накапливались бессмертные творения Леонардо да Винчи, Караваджо, Джотто.

Историки отдают дань уважения Ватикану за его богатейшие архивы, собрания редчайших рукописей и старинных книг. Ватиканской библиотеке с литературой XX века может позавидовать любая страна Западной Европы.

Научной общественности Ватикан известен папской Академией наук, основанной в 1603 году. Среди ее членов несколько лауреатов Нобелевской премии.

Для 800 миллионов католиков Ватикан – центр духовного притяжения, где живет первосвященник всемирной церкви, патриарх Запада, носитель верховной власти государства-города Ватикан, глава католической церкви Папа Римский.

Однако у Ватикана есть еще одно обличье, которое неведомо туристам и миллионам верующих. Это мир политических интриг, финансовых афер, махинаций с недвижимостью, с произведениями искусства, являющихся церковной собственностью, и, наконец, мир шпионских козней.

Союз с итальянским, а затем и с германским фашизмом определял в тот период политическую ориентацию верхушки Римской курии. Однако уже в 1943 году ее политический вектор резко изменился. И уже через год Уильям Донован, глава Управления стратегических служб (ныне ЦРУ), получил из рук папы Пия XII Большой Крест ордена Св. Сильвестра. Такая награда вручается только тем, кто «ратными подвигами, либо сочинениями, либо выдающимися деяниями своими распространяли веру, охраняли церковь и вставали на ее защиту».

Конрад Станислав Хеймо водил дружбу с Каролем Войтылой еще со времен совместной учебы в Краковском университете

Сегодня известно, что к «ратным подвигам» генерала Донована относится установление сотрудничества с главой католической разведывательной службы «Pro Deo» («Именем Божьим») преподобным отцом Морлионом. Во время Второй мировой войны он получал деньги от американцев, передавая им секретные отчеты, поступавшие от папских нунций и апостолических делегатов из разных уголков мира.

В жизни и деятельности Ватикана есть один аспект, который заслуживает особого внимания. Речь идет об отношении основных фигур ватиканской политики к коммунизму вообще и к коммунистам, в частности. Надо признать, что все они – основные фигуры – махровые антикоммунисты. И других персонажей в Святом престоле нет! До крушения социалистической системы в Восточной Европе и развала СССР ватиканский антикоммунизм скреплял союз клерикальной реакции с наиболее агрессивной частью англосакского ареала.

Святой престол на протяжении веков оказывал огромное влияние на миллионы верующих, вдохновляя их антикоммунистической идеологией. Немалую роль играет и то обстоятельство, что Ватикан был и остается центром, в котором сосредотачивается масса разнообразной, и не только религиозной, информации. Это в значительной степени определило главное направление устремлений разведок социалистических стран по внедрению в Ватикан своих информаторов…

Историю советского шпионажа в Ватикане изложил в своей книге «Spies in the Vatikan» («Шпионы в Ватикане») бывший офицер РУМО Джон Келер, который в 1980-е годы был советником президента Рейгана.

После изучения документов, рассекреченных по окончании «холодной войны» в Москве и других столицах восточноевропейских стран, Келер пришел к выводу, что руководство Советского Союза приняло решение внедрить своих агентов в Ватикан в 1960-е годы, когда тот начал проводить так называемую «восточную политику», воспринимавшуюся в Москве как вмешательство во внутренние дела соцстран.

Операцией руководил Маркус Вольф, начальник Главного управления разведки (ГУР) Министерства госбезопасности (более известного как «Штази») Германской Демократической Республики. Вольфу удалось провести ряд дерзких акций по внедрению в директивные органы Святого престола своих секретных сотрудников: Пауля Диссемонда, бенедиктинского монаха Ойгена Браммерца и бакалавра философского факультета Мюнхенского университета Альфонса Вашбюша.

Диссемонд начал работать на «Штази» в 1974 году, когда занимал пост генерального секретаря Немецкой епископской конференции. Это он информировал «Штази», что тогдашний государственный секретарь Римской курии кардинал Агостино Казароли установил контакты с рядом епископов ГДР и Польши для проведения совместной с Ватиканом враждебной социалистическим странам политики. Политики, которая была рассчитана на подрыв и ослабление соцлагеря в целом.

Монах-бенедиктинец Ойген Браммерц был завербован советской контрразведкой в мае 1945 года, когда он как военный врач люфтваффе был интернирован в лагерь военнопленных.

В 1975 году Браммерц был отправлен трирским бенедиктинским аббатством Св. Матфея в Рим, где стал работать переводчиком в редакции немецкого издания ватиканской газеты «Оссерваторе романо». Со временем ему удалось проникнуть в комиссию Святого престола по науке, членом которой являлся кардинал Казароли, «архитектор восточной политики».

Самым крупным успехом «Великолепного монаха» – под этим псевдонимом Браммерц проходил в платежных ведомостях «Штази» – явился отчет, составленный им и отправленный Маркусу Вольфу В отчете были не только перечислены все лица, причастные к проведению «восточной политики», но и даны им исчерпывающие характеристики.

После избрания кардинала из Кракова Кароля Войтылы на папский престол под именем Иоанна Павла II «Великолепный монах» регулярно отправлял в «Штази» донесения о «растущем влиянии польского духовенства в Ватикане».

В 1987 году, после смерти Браммерца, его тайное дело продолжил другой немец, состоявший в агентурном аппарате «Штази» с 1965 года под псевдонимом «Антониус». Начиная с 1976 года он работал в качестве корреспондента немецкоязычного католического информационного агентства KNA. В 1981 году, во время чрезвычайного положения в Польше, объявленного генералом Войцехом Ярузельским, Вашбюш снабжал польские спецслужбы сведениями о подрывной деятельности католической церкви внутри страны.

Ближе всех приблизиться к Папе Иоанну Павлу II удалось другому агенту, польскому священнику-доминиканцу Конраду Станиславу Хеймо, который водил дружбу с Каролем Войтылой еще со времен совместной учебы в Краковском университете. В Италии патер Хеймо занимался организацией паломничества католиков из Польши в Рим и имел неограниченный доступ к понтифику, вплоть до последних дней его жизни. Возможно, поэтому дело Хеймо считается самым шокирующим.

Обвинения против Хеймо были выдвинуты в 2005 году Леоном Кьеросом, тогдашним директором польского Института национальной памяти (ИНП), собирающего и исследующего документы, связанные с деятельностью спецслужб Польской Народной Республики.

Кьерос ознакомил западных журналистов с некоторыми документами, доказывающими шпионскую активность патера Хеймо, при этом заявил, что в файлах службы безопасности тот проходил под псевдонимами «Доминик» и «Хейнал», и ИНП подготовило по поводу его деятельности досье из 1000 страниц.

По мнению Ярека Целецкого, другого польского священника, занимавшего пост директора Информационной службы Ватикана, Хеймо всегда отличался фанатичной преданностью Войтыле, и если он действительно работал на польскую службу безопасности, то это было исключительно по принуждению или из-за благих побуждений, которые навредить понтифику никак не могли…

На пресс-конференции в Риме, сразу после того как ему приклеили клеймо агента коммунистической спецслужбы, патер Хеймо категорически отверг выдвинутые против него обвинения в шпионаже. Однако признал, что часто вел себя «как наивный человек». Посетовал, что если его и можно в чем-то упрекнуть, то только «в излишней болтливости». С его слов выходило, что он мог иногда делиться подробностями о жизни и деятельности Папы Римского с людьми, надежность которых была ему неизвестна. «В любом случае, – оправдывался патер, – этим людям я рассказывал о Папе лишь то, что можно было почерпнуть из открытых источников печати».

Вспоминается анекдот: во время Великой Отечественной войны Молотов, бывший в то время министром иностранных дел, обратился к Сталину с предложением включить в антигитлеровскую коалицию Ватикан, поскольку тот имеет бесспорный авторитет у миллионов католиков. На что вождь язвительно спросил: «А сколько у Ватикана дивизий?»

История наверняка выдумана, но звучит вполне правдоподобно. Справедливости ради надо признать: кое-какая армия у Святого престола все-таки есть, хотя и выполняет церемониальные функции. Это – полторы сотни швейцарских гвардейцев, вооруженных алебардами и облаченных в живописную униформу XVI века. Тем не менее в период «холодной войны» Маркус Вольф нашел применение бойцам и этого «воинства».

В мае 1998 года в селении Винитепо, что на итало-швейцарской границе, в мягком VIP-вагоне сверхскоростного поезда Рим – Женева были обнаружены трупы начальника ватиканской охраны полковника Алоиса Эстерманна, его жены Марии-Луизы и капрала роты швейцарских гвардейцев Седрика Торнэ.

В ходе предварительного следствия было установлено, что супруги Эстерманн убиты из табельного оружия капрала, который затем покончил с собой. Полицейские решили, что перед ними жертвы традиционного любовного треугольника: престарелый муж, его блудливая жена, которая по возрасту годится ему в дочери, и молодой красавец любовник, у которого, похоже, крыша поехала. Эту версию поддержали в Святом престоле, и ватиканский пресс-секретарь Хоакин Наварро Вальс поделился ею с примчавшимися на место происшествия репортерами итальянских, швейцарских, немецких газет и соответствующих телестудий. Однако сутки спустя в сумочке Марии-Луизы был обнаружен замшевый мешочек с шестью кассетами микрофильмов о заседаниях папского Совета и… о производстве подводного вооружения на секретном заводе ВМС Италии в Сан-Бартоломео! Разумеется, эти находки заставили взглянуть на трагедию под иным углом зрения.

К расследованию приступили сотрудники «Pro Deo», итальянские и швейцарские контрразведчики. Собственное расследование начала также и редакция западногерманской газеты «Берлинер Курир». Полгода спустя на ее полосах в течение недели публиковалась сенсационная сага о перипетиях супругов Эстерманн…

Ссылаясь на анонимный источник в Бюро по охране Конституции (контрразведка ФРГ), газета сообщила, что шпионский «семейный подряд» Эстерманнов работал на «Штази» с 1980 года. Первым был завербован Алоис. Он стал объектом заинтересованности гэдээровских разведчиков ввиду его близости к Папе Иоанну Павлу II и наличия ватиканского паспорта, который позволял ему беспрепятственно путешествовать по миру.

Под псевдонимом «Вердер» Алоис Эстерманн охотно «таскал из огня каштаны» для своих кураторов из «Штази», так как «сверхурочная работа» ежемесячно сулила дополнительные 1500 западногерманских марок (сегодня примерно 750 евро) в семейный бюджет. Столько же он получал и на основном месте работы.

В 1984 году он овдовел и сразу женился на взбалмошной фотомодели, итальянке из Триеста, которая была на 23 года моложе. Склонить жену к сотрудничеству труда не составило, ибо больше всего в жизни она ценила деньги. Сомнения в ее надежности как секретного агента возникли у операторов «Вердера». Он успокоил их. На том и порешили. Марии-Луизе присвоили псевдоним «Соната», и супруги Эстерманн стали работать на восточногерманскую разведку в «четыре руки».

«Вердер» в рамках операции «Понтифик» добывал конфиденциальную информацию о папском дворе и о контактах с капитанами западноевропейской индустрии, в том числе и в военной отрасли, а «Соната» выполняла роль связника, доставляя «почту» в указанное Центром место. Встречи с разведчиками ГУР проводились только на нейтральной территории: в Швейцарии, Австрии, Франции, реже – в Западной Германии. Из Рима «Соната», как правило, выезжала в пункт назначения сверхскоростным экспрессом. За 18 лет сотрудничества супруги подготовили и передали около 700 донесений.

«Кокон» в Охотском море

Одной из самых секретных разведывательных программ ЦРУ начала 1980-х годов явилось активное использование в сборе важной информации подводных лодок. Они систематически проникали в наши территориальные воды, едва не вторгаясь в расположение военно-морских баз.

Венцом своих разведывательных изысков ЦРУ считало сверхсекретный проект «Плющ» – съем информации с наших подводных кабельных линий связи. Американцы исходили из того, что русские, уверовав в неуязвимость подводных кабелей, либо применят простейшие шифры, либо будут вести переговоры открытым текстом. Для перехвата переговоров как раз и использовались субмарины. Минусом являлось лишь то, что они были вынуждены длительное время неподвижно стоять над кабелем. Это, конечно, грозило расшифровкой операции. Необходимо было заменить субмарины на стационарный аппарат, способный работать в автономном режиме и «сливать» накопленную информацию приходящей на «явку» подводной лодке. В итоге такой аппарат по заданию ЦРУ был создан специалистами АНБ.

Наша справка:

Агентство национальной безопасности (АНБ) – ведущая американская спецслужба в области радиоэлектронной разведки, криптографии и защиты информации, циркулирующей в телекоммуникационных и компьютерных сетях.

Структура АНБ включает в себя, в частности, следующие подразделения:

– Управление радиоразведывательных операций АНБ. Занимается разведывательными операциями (от перехвата до криптологического анализа), анализом движения сигналов и анализом расшифрованных сообщений по географическому принципу. Кроме того, осуществляет обработку всех входящих и исходящих из США международных радиосигналов, компьютерную обработку разведывательной информации и отвечает за координацию всех операций по перехвату;

– Управление защиты коммуникаций АНБ. Занимается поставками шифровального оборудования для всех государственных учреждений США, а также устанавливает процедуры защиты линий связи для всех ведомств, входящих в американское Разведывательное сообщество;

– Управление научных исследований и техники АНБ. Занимается разнообразными научно-техническими исследованиями в области перехвата радиосигналов, дешифровки и защиты линий, начиная от математических методов и кончая разработкой новых технологических процессов и оборудования.

Разведывательный контейнер «Кокон» и арест Пелтона

Подготовка кадров для АНБ осуществляется Национальной школой криптологии. Кроме того, АНБ оплачивает обучение своих сотрудников в ведущих колледжах и университетах страны, а некоторых из них направляет в военные колледжи Министерства обороны.

Численность персонала на объектах АНБ, включая прикомандированных военнослужащих всех видов вооруженных сил, превышает 130 тысяч человек. До 30 тысяч из них работают в центральном аппарате АНБ, а остальные трудятся на базах и станциях АНБ по всему миру. Таким образом, с точки зрения численности сотрудников, АНБ, несомненно, является самой крупной среди американских спецслужб. По мнению специалистов, у АНБ в настоящее время имеется более 4 тысяч круглосуточно работающих станций радиоэлектронного перехвата, разбросанных по всему миру.

Помимо стационарных пунктов радиоперехвата АНБ использует для своих целей разведывательные суда ВМС США. В распоряжении АНБ находятся также возможности ВВС США и морской авиации. Самолеты с техническими специалистами АНБ на борту нередко сознательно нарушали пределы воздушного пространства СССР и Китая, чтобы привести в действие их системы ПВО.

Изготовленный специалистами АНБ аппарат, получивший название «Кокон», воплотил в себе последние достижения радиоэлектронных технологий и был способен «снимать» информацию с кабеля без вскрытия его внешних оболочек. «Кокон» представлял собой сигарообразный контейнер, в хвостовой части которого располагался миниатюрный атомный реактор, служивший источником питания для бортовой радиоэлектронной системы.

С конца 1970-х годов ЦРУ проявляло повышенный интерес к сведениям о результатах запусков наших межконтинентальных баллистических ракет, которые поражали цели на камчатском полигоне. Поэтому «Кокон» сразу после создания оказался на стратегическом кабеле, проложенном по дну Охотского моря от Камчатки до главного штаба Дальневосточного военного округа (ДВО).

Всем служащим советской дипломатической миссии в Вашингтоне было известно, что сотрудники ФБР денно и нощно ведут видеонаблюдение за входом, а уж то, что посольские телефоны «находятся у штатников на прослушке», вообще было аксиомой. Дежурные дипломаты, чтобы охладить пыл шутников или провокаторов из числа звонивших в посольство, употребляли стандартную фразу: «Не лучше ли вам зайти к нам на огонек?»

14 января 1980 года исключением не стало. В 12.32 по вашингтонскому времени в приемной посольства раздался звонок: «Я… э-э… из… словом, из федеральный правительство Соединенных Штатов», – с сильным американским акцентом по-русски произнес неизвестный.

«Не лучше ли вам, члену федерального правительства, зайти к нам на огонек?» – поддержал, как ему казалось, шутку дежурный.

«О’кей, завтра э-э… вечер, когда будет темно…»

На следующий день этот человек позвонил вновь и сказал, что прибудет через минуту. Сомнения в его психическом здоровье отпали, как только он, представившись сотрудником АНБ, потребовал встречи с официальным представителем посольства.

В тот день установить визитера американским контрразведчикам не удалось.

Магнитофонная запись телефонных звонков и рапорты американских контрразведчиков оказались на архивных полках, и дело застопорилось. Неожиданное продолжение оно получило лишь в августе 1985 года.

В последней декаде апреля 1980 года, когда закончились зимние штормы в Охотском море, американские разведывательные спутники зафиксировали скопление советских судов вблизи Камчатского полуострова. Сначала в ЦРУ этому не придали значения, полагая, что речь идет о рыболовецких судах, ведущих промысел. Но когда американская подводная лодка через неделю прибыла в этот район для замены пленок, выяснилось, что «Кокон» исчез!

В 1980 году командующий Тихоокеанским флотом Владимир Сидоров дал интервью, которое было опубликовано в газете «Дальневосточная правда» накануне празднования 35-ой годовщины Победы советского народа в Великой Отечественной войне. В частности, адмирал сказал: «21 апреля мне позвонили с Камчатки и сообщили, что из-за недисциплинированности рыбаков (район, где пролегает кабель, в навигационных картах обозначен как запретный для рыбной ловли) полуостров лишен связи с материком. Попросили прислать специалистов, чтобы найти обрыв и восстановить связь. Я дал указание перебросить в район предполагаемого обрыва кабельное судно “Тавда”. Ночью оперативный дежурный главного штаба ДВО доложил мне, что во время поиска обрыва на кабеле был обнаружен и носовым краном "Тавды" поднят огромный контейнер неизвестного предназначения. Вес контейнера – 7 тонн, длина – 5 метров. Когда опускали контейнер на палубу, заметили, что его хвостовая часть почему-то нагревается. Как выяснилось позже, нагревание происходило из-за установленного там малогабаритного ядерного реактора.

Но самое удивительное было в другом. При более тщательном обследовании обнаружили, что на металлическом корпусе контейнера выбито “Privacy of US Goverment” (Собственность правительства США). Заявляю со всей ответственностью: это – не халатность или беспечность. Это – наглость и уверенность американцев в собственной безнаказанности, а, может быть, даже вызов нам, славянам!

В Магаданскую гавань судно по погодным условиям зайти не могло, поэтому контейнер доставили на камчатский военный аэродром. Там его освидетельствовали эксперты из КГБ и специалисты флота. Все пришли к выводу, что он взрывоопасен. Однако после дополнительных консультаций с Центром решили не взрывать его, а отправить самолетом в Москву».

Через три дня публикация в «Дальневосточной правде» стала предметом обсуждения на совещании руководства Центрального разведывательного управления. Приглашенный на совещание глава АНБ вице-адмирал Бобби Рэй Инмэн категорически отрицал случайный характер обнаружения «Кокона». Адмирал уверенно заявил: «Русские точно знали, где и что искать, а обстоятельства обнаружения “Кокона” рыбаками, как и интервью русского адмирала – суть акты одного спектакля, имя которому операция прикрытия. С ее помощью КГБ шифрует истинный источник информации».

Утверждение вице-адмирала нашло подтверждение лишь в 1985 году. К тому времени сотрудники ФБР составили список подозреваемых, который состоял из 580 фамилий. Методом постепенного отсева удалось выйти на сотрудника одного из аналитических подразделений департамента АНБ Рональда У. Пелтона. Из архива извлекли пленки с записями телефонных переговоров и идентифицировали его как лицо, звонившее в советское посольство 14 и 15 января 1980 года.

В октябре 1979 года Пелтон не прошел плановую аттестацию, так как рутинный тест на полиграфе показал, что он соврал, отвечая на вопрос об употреблении наркотиков. Дело, возможно, и замяли бы – как-никак он проработал в Агентстве 14 лет, – если бы не его натянутые отношения с непосредственным начальством. Пелтона понизили в должности и лишили допуска к секретной информации. К Рождеству у него скопилось столько долгов, что он вынужден был объявить себя банкротом. Спустя три недели Пелтон переступил порог советского посольства в Вашингтоне и выразил готовность поделиться известной ему совершенно секретной информацией. За оказание необычной услуги он попросил каких-то 35 тысяч долларов США.

Сделка состоялась.

«Доброжелатель» стал обладателем требуемой суммы, а КГБ СССР – информации особой важности. Кроме прочих сведений он представил данные о самой главной на то время тайне АНБ: как, реализуя проект «Плющ», американцам удалось подключиться к кабелю связи, пролегающему в Охотском море. Более того, он назвал координаты района подключения.

При этом Пелтон заявил, что на момент его визита в посольство, проект «Плющ» превратился в полновесную секретную операцию, регулярно проводимую ЦРУ в тех советских территориальных водах, где пролегают секретные кабели.

Сотрудничество Пелтона с КГБ было плодотворным и продолжалось около пяти лет.

Супруги-шпионы

В конце августа 1985 года заместитель командира «Альфы» был срочно отозван из отпуска и получил приказ подобрать и подготовить бойцов для «съема» (на профессиональном жаргоне – негласное задержание) полковника Геннадия Сметанина, помощника резидента ГРУ в Лиссабоне.

По сведениям, полученным контрразведкой, Сметанин и его жена Светлана, находившиеся в загранкомандировке, уже более года поддерживали контакты с представителями американских спецслужб.

Позже было установлено, что военный разведчик по собственной инициативе в 1983 году предложил свои услуги ЦРУ. Вызвавшись сотрудничать, он на первой же встрече запросил гонорар в миллион долларов, за что получил оперативный псевдоним «Миллион», под которым и стал проходить в секретных платежных ведомостях американской разведки.

В конце августа Сметанин получил очередной отпуск и вместе с женой-подельницей прибыл в Москву

Обвинения против супругов были выдвинуты серьезные. Но они требовали конкретного подтверждения. В Москве за супругами было установлено круглосуточное наблюдение. И оно принесло конкретные результаты: были получены данные, прямо указывавшие на сбор супругами дополнительных сведений для американских работодателей, а также о их намерении остаться за границей навсегда.

Так, полковник, скоропостижно воспылав любовью ко всем своим однокашникам по службе в ГРУ, стал активно посещать их на дому и во время застолий делать «фотографии на память». Ясно, что эти снимки значительно пополнили бы картотеки американских спецслужб, затруднив впоследствии работу наших военных разведчиков при выезде в заграничные командировки.

Из Москвы супруги-шпионы отправились в Казань, чтобы навестить и, как небезосновательно считали в КГБ, попрощаться с родителями и близкими. Группа захвата немедленно вылетела в Татарию. Через три дня стало ясно, что скрытно «снять» супругов не удастся: они все время были окружены многочисленными родственниками и друзьями. Тем не менее бойцы «Альфы» не отказались от мысли провести «съем» именно в Казани, на вокзале или в аэропорту – в зависимости от того, какую обратную дорогу предпочтут Сметанины.

Геннадий Сметанин на скамье подсудимых

Свои соображения руководитель группы подполковник Зайцев доложил в Центр и получил «добро».

12 сентября 1985 года сотрудники местной «наружки» доложили Зайцеву, что объекты взяли билеты на самолет и 14 сентября вылетают в Москву. Одновременно в ходе контроля телефонных разговоров брата Сметанина удалось установить, что объект конспиративно, с помощью своих родственников приобрел два билета на скорый поезд № 37 Казань – Москва.

Эти маневры «подопечного» насторожили Зайцева. На память пришли события пятилетней давности – обстоятельства побега за границу начальника отдела Восьмого главного управления КГБ Виктора Шеймова, который вместе с семьей был вывезен американцами на самолете прямо из аэропорта Внуково. Накануне побега Шеймов, чтобы иметь выигрыш во времени, в пятницу сообщил начальству, что на выходные уезжает на дачу приятеля в Подмосковье. Поэтому его хватились лишь в понедельник, когда он уже был недосягаем.

Как назло, утром того дня, когда супруги должны были покинуть Казань, «наружка» их потеряла. Не веря до конца в возможность побега Сметаниных, сотрудники спецгруппы начали тщательно просматривать сводки наружного наблюдения и слухового контроля, пытаясь найти в них какую-нибудь зацепку, ранее незамеченную деталь, которая могла бы указать на возможное место пребывания объектов. И удача им улыбнулась…

В день приезда Сметаниных в Казань им кто-то позвонил по межгородской сети. Услышав голос, Геннадий ограничился короткой репликой: «Я тебе перезвоню позже, извини, мы только что с дороги».

Казанские специалисты установили, что звонок поступил от двоюродного брата объекта, проживавшего в поселке Козловка под Казанью. Однако в дальнейшем Сметанин попыток связаться с ним не предпринимал. Но полной уверенности в этом не было, так как объект мог позвонить брату с телефона своих многочисленных родственников и друзей.

На всякий случай Зайцев решил выждать один час, оставаясь в Казани. В Козловку он выслал разведдозор во главе со своим заместителем Виталием Демидкиным. Учитывая скорость, с которой привыкли передвигаться «альфовцы» в ходе выполнения боевых заданий, нет ничего удивительного, что уже через сорок минут Демидкин вышел на связь и доложил, что супруги-шпионы гуляют «по-черному» в обществе двоюродного брата Геннадия и его приятелей. У Зайцева отлегло от сердца – «крот» и его жена-подельница найдены.

Однако их обнаружение не решало проблем – брать шпионскую парочку на станции все равно нельзя: их наверняка будут провожать родственники и собутыльники. Может завариться такая каша! Значит, «съем» придется проводить непосредственно в поезде, во время движения.

Геннадия и Светлану «сняли» через пятнадцать минут после того, как поезд отошел от перрона Козловки. Задержание произошло бы гораздо позже, если бы отступник ехал без жены. Надев парик и очки, он настолько изменил внешность, что идентифицировать его по имевшимся фотографиям не представлялось возможным.

Тут же в купе предателя переодели в заранее приготовленный спортивный костюм и отобрали личные вещи – правило, которому всегда неукоснительно следовали все группы захвата. Делалось это исключительно с одной целью: обнаружить предметы, в которых могли находиться капсулы со смертельным ядом.

Во время осмотра вещей Сметанина «альфовцев» насторожило то, как он настойчиво пытался вернуть себе отобранные очки. Странно, тем более что стекла в очках были без диоптрий.

Как выяснилось, в дужках очков находились ампулы с сильнейшим ядом из семейства курареподобных. Сметанину достаточно было сжать пальцами дужки, чтобы из микрорезервуаров вытекла смертоносная жидкость. Ее даже глотать не надо было! Попав на кожу, капля яда гарантировала уход в мир иной в течение 20 секунд. Единственное, что могли бы при вскрытии констатировать патологоанатомы – смерть от острой сердечной недостаточности.

В богато расшитом поясе, инкрустированном черненым серебром, были обнаружены сорок четыре ячейки с крупными алмазами. В ходе допросов выяснилось, что алмазы были переданы супругам двоюродным братом Геннадия, ранее работавшим на алмазных приисках Якутии. Продав их за границей мистер «Миллион» вплотную приблизился бы к своей мечте состояться миллионером…

Рекордный забег «Крота»

7 июля 1986 года на одной из тихих московских улочек бойцами «Альфы» был задержан бывший руководящий сотрудник Главного разведывательного управления Генштаба генерал-майор в отставке Дмитрий Федорович Поляков. В момент ареста он в парадном мундире при всех регалиях направлялся в Военно-дипломатическую академию, чтобы произнести напутственное слово очередным выпускникам, будущим военным разведчикам. Какой фарс! Нет, не фарс – трагедия. Ведь через некоторое время досье на всех этих выпускников генерал, в иночестве – агент «Топ Хэт» («Цилиндр»), передал бы в США своим хозяевам. И участь цвета нашего офицерства была бы решена в ФБР или ЦРУ…

Дмитрий Поляков служил американцам не потому, что стал жертвой шантажа или собственного малодушия, отнюдь. Генерал был предателем по убеждению. Он сам предложил американским спецслужбам свои услуги. Отвергая политические ориентиры советского правительства времен хрущевской «оттепели», Поляков считал, что руководство СССР незаслуженно попирает и предает забвению идеалы сталинской эпохи, за которые он 1418 дней сражался на фронтах Великой Отечественной войны.

Дмитрий Поляков

Были и другие, более тривиальные причины, побудившие тогда еще подполковника, а со временем – генерал-майора, служить сначала американской контрразведке, а затем Центральному разведывательному управлению.

Тщеславие все двадцать пять лет, что он «таскал каштаны из огня» для американцев, подпитывало его рвение на шпионском поприще.

А основным побудительным мотивом, толкнувшим Дмитрия Полякова в объятия американских вербовщиков, была месть. Месть за погибшего младенца-сына…

В ноябре 1961 года, когда Поляков работал в нью-йоркской резидентуре ГРУ, в Соединенных Штатах свирепствовала эпидемия гриппа. Младший из его трех сыновей простудился, получил осложнение на сердце, спасти его могла только срочная дорогостоящая операция. Поляков обратился к руководству резидентуры за материальной помощью, чтобы сына прооперировали в нью-йоркской клинике. Запросили штаб-квартиру ГРУ, оттуда ответили отказом, и младенец умер.

Буквально на следующий день после смерти ребенка Поляков, озверевший от несправедливости судьбы и начальства, предложил свои услуги высокопоставленному офицеру американской армии. Предложение было принято безоговорочно. Вскоре офицер помог Полякову установить контакт с «охотником за скальпами» – офицером – вербовщиком из ФБР, ищущим потенциальных изменников в среде сотрудников КГБ и ГРУ.

Недолго длившееся сотрудничество Полякова с Бюро было прервано в 1962 году Центральным разведывательным управлением США.

ДжонА. Маккоун, в то время директор ЦРУ, согласовав с президентом Джоном Кеннеди вопрос об использовании Полякова, немедленно позвонил Гуверу и предложил передать ему на личную связь перспективного офицера ГРУ. Сделка состоялась. Полякову был присвоен псевдоним «Топ Хэт», и он сразу попал в разряд особо засекреченных ценных агентов.

За 25 лет, что Поляков состоял на службе у американцев, СССР понес ущерб в десятки миллионов долларов. Он передал американцам более 100 копий секретных выпусков журнала «Военная мысль», который публиковался для советского руководства и где излагались состояние, стратегия, тактика и планы Верховного командования СССР. Для своих заокеанских работодателей он выкрал тысячи страниц документов, в которых были даны технические характеристики самого секретного советского оружия.

Работая в резидентурах ГРУ в США, Бирме и Индии, а также в Центральном аппарате Генштаба и в Военно-дипломатической академии Советской Армии, «крот» выдал своим американским хозяевам 19 нелегалов, более 150 агентов из числа иностранных граждан, раскрыл принадлежность к советской военной и внешней разведке около 1500 офицеров.

Во время войны во Вьетнаме Поляков представил ЦРУ стратегическую информацию о численности, структуре и боеспособности северовьетнамских войск.

В начале 1970-х предатель передал в ЦРУ информацию о том, что Китай находится на грани прекращения военно-экономического сотрудничества с Советским Союзом. Это помогло Соединенным Штатам «прорубить окно» в КНР. Президент США Никсон и его помощник по безопасности Киссинджер тут же вылетели туда с государственным визитом. И не прогадали! Информация агента была с большой выгодой для США реализована в ходе встреч с китайскими руководителями.

Даже в 1991 году, когда Поляков был уже давно расстрелян, американцы во время войны в Персидском заливе с успехом использовали украденные им сведения, уничтожая иракские противотанковые ракеты советского производства. А ведь они считались недосягаемыми для средств подавления противника.

Звание генерал-майора Полякову было присвоено в 1974 году. Уже выйдя в 1981 году в отставку Поляков помог американской контрразведке раскрыть нескольких наших разведчиков-нелегалов, заброшенных в США на оседание под видом иммигрантов и сумевших натурализоваться, устроившись на работу в американские госучреждения.

В ходе одного из допросов Полякова сотрудники Следственного управления КГБ Александр Духанин и Юрий Колесников поинтересовались, не жалко ли ему преданных им разведчиков-нелегалов, молодых русских парней, которых он сам же готовил к сложной работе за рубежом. «Это была моя работа, – со свойственным ему цинизмом ответил Поляков. – Можно мне чашечку кофе?»

Поляков служил американцам уже 18 лет, как вдруг в 1978 году попал под подозрение. В тот год сведения о его шпионской деятельности были умышленно слиты в средства массовой информации США начальником контрразведки ЦРУ Энглтоном, который считал, что «Топ Хэт» подставлен советской разведкой. Вскоре после этого американский журналист Эдвард Эпштейн опубликовал книгу о Ли X. Освальде, в которой подтверждалась информация Энглтона, полученная журналистом от его источников в ЦРУ и ФБР.

Невзирая на эти сигналы, Поляков во второй половине 1979 года был направлен в Индию в качестве военного атташе и одновременно резидента ГРУ. Правда, в июне 1980 года генерал был отозван в Москву, но продолжил работать в центральном аппарате Управления. В ГРУ отказывались верить, что один из самых заслуженных генералов военной разведки, прошедший Великую Отечественную войну, может быть предателем. Рассуждали так: сведения на Полякова косвенные, а имевшими место публикациями американские спецслужбы пытаются опорочить ГРУ и дискредитировать его сотрудников.

Еще до окончательного разоблачения предателя военные контрразведчики докладывали руководству КГБ о необходимости проверки Полякова. Однако один из бывших заместителей Председателя КГБ, от которого зависела санкция на его углубленную разработку, заявил: «Генерал-разведчик не может быть предателем…»

Почувствовав неладное, Поляков немедленно «лег на дно» и временно прекратил контакты с ЦРУ. В определенный момент он даже уничтожил все свои шпионские инструкции, ожидая своего скорого ареста. Но и на этот раз тучи прошли в стороне от него. Вскоре с помощью переданных ему новейших средств связи Поляков продолжил снабжать американцев информацией о советских военных разведчиках, выезжавших в долгосрочные загранкомандировки.

Казус генерала Полякова во всех отношениях не имел прецедента в истории отечественных спецслужб. Он поставил своеобразный рекорд по длительности работы на противника и по объему переданной ему секретной информации политического и разведывательного характера. Почему же ему удавалось безнаказанно действовать столь продолжительное время?

Во-первых, Поляков являлся кадровым офицером ГРУ, хладнокровным и умным профессионалом, отлично осведомленным о методах и приемах, используемых отечественной разведкой и контрразведкой в своей деятельности по выявлению агентуры противника. Например, он отказывался принимать большие суммы денег, справедливо полагая, что лишняя наличность может привлечь внимание окружающих и контрразведки.

Во-вторых, американцы тоже не благодушествовали, а оберегали своего сверхценного источника самыми изощренными способами, начиная от мероприятий по дезинформации, призванных отвести от «Топ Хэта» любые подозрения в проведении им враждебных СССР акций, и кончая применением самой совершенной радиоэлектронной аппаратуры.

С 1980 года, когда Поляков после своих заграничных вояжей окончательно «стал на якорь» в Москве, американцы избрали только безличный способ связи с ним с использованием тайников и специальных радиосредств. Причем последним отводилась решающая роль, для чего агенту было передано передающее устройство размером с пачку сигарет. Проезжая в троллейбусе мимо посольства США или жилых домов, где проживали американские разведчики, Поляков «выстреливал» передатчиком заранее закодированную информацию и получал подтверждение ее приема. На весь сеанс связи затрачивалось всего несколько минут.

И все-таки контрразведчикам удалось успешно завершить оперативные мероприятия и обезвредить предателя.

Бывший шеф ЦРУ Джеймс Булей так отзывался о разоблаченном генерале: «Из всех секретных агентов США, завербованных в годы “холодной войны”, Поляков был драгоценным камнем в короне». От себя можем добавить – тем важнее и ярче выглядит операция контрразведки по пресечению его деятельности.

Алчный «Монах»

Поздним июльским вечером 1984 года в квартире второго секретаря политического отдела посольства США в Москве Джона Фини раздался телефонный звонок. Мужчина на ломаном английском предложил хозяину квартиры срочно встретиться по совершенно неотложному делу.

Американец, следуя инструкциям Госдепартамента, устным рекомендациям посла и резидента ЦРУ, предписывавшим «чистым» дипломатам принимать самые сумасбродные предложения советских граждан, в пижаме и в домашних тапочках бросился в машину и сломя голову ринулся к месту неурочного свидания.

Невесть откуда появившийся призрак просунул в щелку бокового стекла пачку бумаг и тут же растворился в темноте.

На следующее утро сотрудники резидентуры в ночных «трофеях» нашли отпечатанное на машинке письмо с предложением о сотрудничестве. В качестве подтверждения серьезности намерений автора в пакете находилась брошюрка – «Информационный бюллетень Второго главного управления», – имевшая гриф Совершенно секретно».

Американцы пришли к заключению, что инициативник знаком с методами конспирации не понаслышке, так как предложил весьма сложный вариант установления личного контакта.

Упустить шанс заполучить еще одного источника информации – не в правилах уважающей себя спецслужбы. Поэтому все было сделано так, как предлагал инициативник.

В ходе первого контакта кандидат в агенты предупредил пришедшего на встречу Майкла Селлерса, а через него своих потенциальных работодателей, что сохранение его анонимности – в их общих интересах. Единственное, что он может сообщить о себе, – это имя и место работы. Зовут его Стас, он – сотрудник Второго главного управления.

Это место службы инициативник, являвшийся на самом деле Воронцовым, выбрал намеренно: в ЦРУ должны знать, что имеют дело с достойным партнером, а «Информационный бюллетень» – тому подтверждение.

Хотя Воронцов занимал должность руководителя среднего звена – заместитель начальника отделения Управления КГБ по Москве и Московской области, – он прекрасно понимал, что чем значительнее будет его положение в глазах американцев, тем весомее будет оплата.

Изменнику удалось ввести в заблуждение своих заокеанских хозяев – они выплатили ему в общей сложности более 30 тысяч долларов, а об истинном месте его работы узнали лишь после того, как он был разоблачен и расстрелян.

Воронцов отказался от предложенных ему американцами способов связи. Тайники, односторонние радиопередачи, письма на подставные адреса, контролируемые ЦРУ, – все это было не для него. Он взял инициативу в свои руки и стал диктовать свои правила.

Селлерс во время допроса на Лубянке

В Лэнгли приняли все условия Воронцова. Ведь он сообщил, что работает во Втором главке, а значит, может содействовать обеспечению безопасной деятельности московской резидентуры ЦРУ. Кроме того, через него можно будет получать информацию о намечаемых центральным контрразведывательным органом КГБ мерах по противодействию разведывательным устремлениям американцев на территории всего СССР!

Лже-Стасу был присвоен псевдоним «Монах». На первой явке Селлерс вручил ему 10 тысяч долларов (что по курсу московского «черного рынка» на то время составляло 45 000 рублей, или равнялось стоимости шести автомобилей «Жигули» первых моделей). Не забыли заботливые кураторы из ЦРУ к конверту с «баксами» приложить и вопросник-задание. Увы, не скоро они получили ответы на него, ибо Воронцов рассудил так: раз поверили, значит, ценят, а ценят, значит, подождут. Да и вообще: «дольше едешь – больше командировочных».

На радостях от привалившего богатства новоиспеченный торговец секретами взял отпуск и отправился с женой кутить в Сочи. Поспешный отъезд к морю, а затем постоянные ночные телефонные звонки оттуда нимало удивили коллег и друзей Воронцова. Вдребезги пьяный, он звонил, чтобы поделиться впечатлениями от меню на завтрак, обед и ужин, от концертов, на которых он успел побывать, от общения со звездами кино и эстрады, с которыми загорал на пляже интуристовской гостиницы «Жемчужина», и прочая, прочая, прочая… На все вопросы, откуда он взял деньги на поездку, Воронцов отвечал стандартно-примитивно, дескать, почившая в бозе бабушка оставила наследство. Все эти несуразности и привлекли внимание отдела собственной безопасности УКГБ по Москве и Московской области.

На очередной встрече «Монах» проинформировал Селлерса о том, как КГБ ведет наблюдение за сотрудниками резидентуры ЦРУ, работающими под дипломатическим прикрытием.

А во время последней, провальной, явки передал своему оператору образцы «шпионской пыли», которой сотрудники службы наружного наблюдения обрабатывали автомобили американских дипломатов, подозреваемых в проведении разведывательных операций против СССР. Например, подвез американский разведчик своего осведомителя на машине, салон которой обработан «пылью», – микрочастицы осели на продолжительное время на коже и одежде пассажира, и на всех предметах, к которым ему довелось прикасаться. Кстати, именно из-за предательства Воронцова в 1986–1987 годах в западных средствах массовой информации настойчиво муссировался вопрос о вреде «шпионской пыли» для здоровья людей. В парламенте Великобритании, к примеру, нашлись депутаты, обвинявшие КГБ и правительство СССР в нарушении каких-то несуществующих международных конвенций, которые якобы запрещают использование подобных химикатов. Сущая ерунда! На самом деле «ноу-хау» советской контрразведки оказалось совершенно безвредным, но достаточно эффективным средством разоблачения предателей.

Агент «Хороший сюрприз»

В июле 1992 года в коридорах Лубянки можно было встретить темноволосого смуглого мужчину невысокого роста в добротном сером костюме-тройке и с потухшей трубкой в зубах. Что-то неуловимо иностранное сквозило в каждом его жесте, и если бы не сопровождавшие незнакомца двое следователей, он сошел бы за разведчика-нелегала, вернувшегося из-за кордона и заскочившего в центральный аппарат навестить своих товарищей по оружию.

Увы, это было не так – незнакомец был агентом ЦРУ, который явился на Лубянку с повинной. За это сотрудники Правового департамента успели окрестить его агентом «Хороший сюрприз».

Действительно, то был экстраординарный случай, ибо в 1985–1992 годы распространение получила диаметрально противоположная тенденция – уходить из советских спецслужб и из МИД СССР внаем к противнику. Уходить в шпионы.

Виталий Макаров, советник Консульского управления МИД России, не только пришел сам, но и притащил на Лубянку шпионскую экипировку. Хотя она и выглядела реквизитом с «Мосфильма», однако была вполне пригодной к использованию.

Коротковолновый приемник для прослушивания радиопередач из Мюнхенского разведцентра в высокочастотном диапазоне, одноразовые шифрблокноты, спрятанные в карманных фонариках и в зажигалке.

В портсигаре – считывающее устройство для микроточек, принадлежности для изготовления микроточечных сообщений. Банка из-под печенья с магнитным железооксидом для нанесения на пленку радиограмм для СКП (сверхкороткой передачи).

В 1976 году начинающий дипломат Макаров приступил к работе в советском посольстве в столице Боливии Ла-Пасе. Он часто общался с аборигенами и сотрудниками иностранных посольств. Посещал теннисный корт, шахматный клуб. Но со временем стал замечать, что все чаще его партнером выступает некто Джон Скарлетт. Тот самый, кто впоследствии под дипломатическим прикрытием первого секретаря посольства Великобритании в Москве в 1991–1994 годах будет возглавлять резидентуру Сикрет интеллидженс сервис. Англичанин начинал свою работу по советским гражданам в Боливии, и его первенцем-новобранцем как раз и стал Макаров.

Постепенно, помимо тенниса и шахмат, Макаров и Скарлетт нашли и другие точки соприкосновения: посещение ресторанов, кафе и клубов, совместные выпивки. Потом от англичанина последовали разные мелкие презенты. Он начал ссужать «друга» незначительными суммами. Ну, понятно, коготок увяз – всей птичке пропасть…

В Барселоне к Макарову в баре подсел незнакомец и передал привет от Скарлетта

На каком-то этапе у молодого дипломата работа не заладилась, и в рюмку он стал заглядывать чаще обычного. Ну а собутыльник – тут как тут. Во время одной из попоек Скарлетт предложил «другу» сотрудничество со своей разведкой. Макаров, с его слов, спьяну согласился. Да еще и сумму вознаграждения сам себе назначил – 25 тысяч долларов за свои будущие шпионские услуги. Скарлетт согласился, хотя и понимал, что имеет дело с мелкой сошкой, для которого даже 25 тысяч долларов – огромные деньги…

Накануне отъезда Макарова из Боливии Скарлетт прикрепил к нему американца-репетитора, в чьи обязанности входило обучить новобранца поддержанию шифрованной связи. Но, видимо, ускоренный «Курс молодого бойца невидимого фронта» Виталию впрок не пошел. Находясь в Москве, он принял шифрограмму из ЦРУ, а вот на ответную связь выйти не сумел…

Все годы пребывания в Москве Макарова никто не беспокоил. Поэтому, прибыв в 1986 году в Барселону на должность первого секретаря советского консульства в этом городе, он был уверен, что англичане и американцы попросту забыли о нем. Но вскоре в баре к нему подсел незнакомец и передал привет от «друга» Скарлетта. Мало того, от имени ЦРУ он поставил перед Макаровым конкретное задание. По списку, составленному американцами, Макаров должен был вычислить, кто из сотрудников наших дипломатических представительств в Испании является «чистым» дипломатом, а кто лишь прикрывается дипломатическими должностями. На последних агент должен был составить подробные досье. Через год у Макарова сдали нервы, и он досрочно по болезни был откомандирован в Союз. Перед отъездом американцы вручили ему дополнительное снаряжение и еще несколько тысяч долларов на мелкие расходы.

Спустя три месяца американский куратор Макарова в радиограмме выразил беспокойство состоянием его здоровья и порекомендовал обратиться за консультацией и медицинской помощью к академику Н., известному в Москве специалисту в области психоневрологии. Это было сделано американцами с двоякой целью: чтобы, во-первых, напомнить Макарову, что свою судьбу агенты сами не решают – за них это делают их кураторы из ЦРУ. Во-вторых, чтобы показать нерадивому агенту, сколь велики возможности и как далеко простерлась длань его заокеанских хозяев…

После этого Макаров и явился на Лубянку, где был внимательно выслушан и понят.

Суд над Виталием Макаровым все-таки состоялся. Однако высочайшим повелением президента Ельцина он был помилован, и даже продолжил работу в системе МИД России.

В своем заключительном слове на закрытом процессе Макаров клятвенно пообещал «никогда более не играть с незнакомцами в шахматы»…

«Большой друг» Советского Союза и… спецслужб

Леви Кохан родился трижды.

Первый раз в 1898 году в семье эмигрантов из Одессы, снимавших угол на чердаке полуразвалившегося дома на окраине Нью-Йорка.

Второй раз – спустя 23 года в кремлевском кабинете Ленина. В тот октябрьский день 1921 года, проведя в обществе вождя мирового пролетариата четыре часа, он получил из его рук охранную грамоту «Уполномоченного Кремля по связям с капитанами индустрии Запада», а также мандат на право владеть концессией «Российский асбест» на Урале.

Благоволение и щедрость председателя Совнаркома стали для американца стартовой площадкой для выхода на орбиту Большого бизнеса и пропуском в историю XX века.

Третий раз Кохан родился после смерти Ленина в 1924 году, когда он взял псевдоним Арманд Хаммер («Arm and Hammer» в переводе с английского означает «Серп и Молот»).

В течение почти 70-ти лет Хаммер с маниакальной настойчивостью посещал СССР и сумел обаять всех советских лидеров, кроме Сталина и Андропова.

Свой бизнес Хаммер начал на чердаке дома в негритянском квартале Нью-Йорка, там располагалась его карликовая фармацевтическая фирма. Но в 1921 году он переключился на операции с нефтью и в конце 1950-х стал хозяином нефтяной монополии, объем продаж которой составлял 5,5 миллиарда долларов, а чистая прибыль – около 200 миллионов в год! До самой смерти владелец «Оксидентал петролеум» входил в двадцатку самых крупных нефтяных магнатов мира.

Третий раз Кохан родился в 1924 году, когда он взял псевдоним Арманд Хаммер

По ходатайству Анастаса Микояна, наркома внешней и внутренней торговли СССР, Хаммер стал доверенным лицом Сталина по отбору из бездонных запасников Эрмитажа, Русского музея и Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина картин всемирно известных художников, икон, знаменитых пасхальных яиц Фаберже и драгоценных предметов старины, составлявших наше национальное богатство.

Отбор драгоценностей проводился с целью последующей их продажи на западноевропейских и североамериканских аукционах. Деньги, вырученные от продажи шедевров, помогли возвести Днепрогэс, Магнитку и другие промышленные объекты. А Хаммер, ставший к тому времени «Большим Другом» Советского Союза, получил миллионы долларов в виде комиссионных. Коммерческая деятельность Хаммера по разграблению национального достояния СССР продолжилась и с приходом к власти Никиты Хрущёва.

Председатель КГБ при СМ СССР Александр Шелепин давно присматривался к вездесущему американцу, намереваясь использовать его в качестве своего информатора.

На приеме в Кремле, устроенном в честь полета Юрия Гагарина в космос, Шелепина представили Хаммеру в качестве старшего советника Хрущёва, в обязанности которого входит установление контактов с представителями Большого бизнеса Запада.

Шелепина сменил Владимир Семичастный, которому в общении тет-а-тет иногда удавалось заполучить от Хаммера важную информацию.

Так, Арманд Хаммер сообщил, что вице-президент Линдон Джонсон, ставший президентом США после убийства Кеннеди, будет переизбран на этот пост, потому что пользуется поддержкой воротил военно-промышленного комплекса США, да и вообще Джонсон – марионетка в их руках. Взамен они потребуют от него ввести войска в Северный Вьетнам, где специалистами «Оксидентал петролеум» обнаружены огромные запасы высококачественной нефти. Внешнеполитический курс Джонсона будет более агрессивным, чем тот, что проводил его предшественник – покойный Кеннеди.

Все сведения, полученные от Хаммера, в последующем подтвердились. Хрущёв, а затем Брежнев дали указание продолжить использование всезнайки-американца «втемную», поощряя его каким-нибудь шедевром из Эрмитажа…

Контрразведывательное подразделение ФБР вело разработку Хаммера, подозревая его в агентурной связи с советскими спецслужбами, и, в конце концов, глава Бюро Гувер лично вышел на вербовочную беседу с бизнесменом-авантюристом.

В результате шантажа Хаммер за небольшую плату согласился поставлять информацию о «просоветски» настроенных американских бизнесменах и политиках, с которыми был на короткой ноге.

Так «Большой Друг» СССР, миллиардер и хозяин нефтяной корпорации «Оксидентал петролеум» стал платным осведомителем ФБР.

Сотрудничество с Бюро, длившееся несколько десятилетий, было прервано в 1960 году Центральным разведывательным управлением США. Аллен Даллес, директор ЦРУ, согласовав вопрос о Хаммере с президентом Кеннеди, позвонил шефу ФБР и предложил передать ему наличную связь неугомонного бизнесмена. Сделка состоялась. Хаммеру был присвоен псевдоним «Оракул», и он сразу попал в разряд «особо ценных агентов».

Даллес и сменившие его директоры Управления – Хаммер находился на связи только у первых лиц ЦРУ – торжествовали: «Оракул» поставлял поистине бесценную информацию. Так, в 1970 году, вернувшись из вояжа в Москву, агент сообщил директору ЦРУ Ричарду Хелмсу, какие указания давал Кремль Анатолию Добрынину о его позиции на переговорах об ограничении вооружений, и о том, до каких пределов СССР может уступить на переговорах об ОСВ-1.

«Оракул» представил подробную справку о нарастающих разногласиях между генсеком ЦК КПСС Леонидом Брежневым и председателем Совмина Алексеем Косыгиным по поводу отношений СССР с США. Администрация президента Никсона мгновенно отреагировала на поступившую от Хаммера информацию и по согласованию с премьер-министром Канады Пьером Трюдо направила Косыгину приглашение посетить Соединенные Штаты и Канаду осенью 1974 года. Там ему оказали королевские почести и недвусмысленно заявили, что Запад делает ставку только на него и на проводимые им реформы.

Хаммер был нередким гостем в Госплане СССР, поэтому неудивительно, что совершенно секретные сведения о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском регионе стали достоянием ЦРУ.

Эта информация спровоцировала энергетический кризис и повышение цен на бензин в Западной Европе и США в 1972 году.

Деятельность Хаммера на ниве шпионажа щедро вознаграждалась. Зная пристрастие «Оракула» к драгоценностям, и особенно к старинным картинам, ЦРУ не скупилось на пополнение коллекции Хаммера все новыми шедеврами.

Среди самых примечательных парадоксов биографии Хаммера – привлечение его к уголовной ответственности по делу, связанному с процессом века – «Уотергейтом». Он был обвинен в незаконном переводе нескольких миллионов долларов на счет республиканской партии, надеясь на выгоды, которые могли бы последовать для него как бескорыстного жертвователя.

«Оракул» бросился за помощью к своему оператору из ЦРУ, но тот лишь развел руками – судебная власть в США не подвластна даже президенту, не говоря уже о ЦРУ. И Хаммер решил бороться в одиночку.

Поначалу он отрицал факт перевода денег в кассу республиканцев. Прием, однако, не сработал, а суд навесил ему новое обвинение: преднамеренный обман правосудия. Адвокат настоятельно рекомендовал Хаммеру признать за собой первую вину – незаконную передачу денег в фонд республиканской партии, чтобы снять второе обвинение – лжесвидетельство суду, которое по американскому законодательству является еще более серьезным обвинением, чем первое.

Хаммер принял предложение адвоката, в итоге приговор гласил: 3 тысячи долларов штрафа и один год условного осуждения. И хотя приговор был, по существу, символическим, но он лишал Хаммера реализовать мечту всей его жизни – стать Нобелевским лауреатом, так как, по этическому регламенту Нобелевского комитета, лица, осужденные по уголовным статьям, кроме правозащитников и диссидентов, к конкурсу не допускались.

12 октября 1990 года, когда Арманд Хаммер вступил в столетие своей жизни, рентген показал, что он поражен неизлечимым видом рака.

10 декабря 1990 года Арманд Хаммер последний раз глянул на окружавшую его реальность и отбыл в мир иной.

Даже мертвый Арманд Хаммер не переставал преподносить сюрпризы. Когда вскрыли его завещание, оказалось, что единственным наследником он назначил своего сына Юлиана, которому оставил целых… 15 тысяч долларов. Оскорбленный, тот не явился на похороны отца, как и большинство других родственников, в такой же степени уязвленных и обманутых покойным.

Но самый большой сюрприз ожидал окружающих впереди.

Когда воедино были сведены дебет с кредитом, то оказалось, что Арманд Хаммер должен государству и кредиторам сумму в два раза превышавшую ту, в которую могло быть оценено все его имущество!

«Нос» кубанского Кулибина

Ну скажите, кто из нас, увидев в магазине бытовую новинку, станет выяснять, кто ее изобрел? Мы настолько привыкли ко всякого рода техническим новшествам, которые существенно облегчают нам жизнь, что не задумываемся об истории их появления. А зря! Порой она оказывается занимательнее иного триллера. Возьмем тот же АОН – автоматический определитель номера. Вот уж вещь с прошлым! Знаю не понаслышке, ибо создал этот прибор краснодарец Сеня Гендлер еще в 1976 году.

«Жизнь» этого поистине сенсационного изобретения у всех на виду – без него мы уже не можем обойтись и дня. А вот изобретатель за свое открытие поплатился исключением из института…

19 ноября 1976 года в Комитете ВЛКСМ Краснодарского политехнического института творилось невообразимое столпотворение. И было из-за чего. Из Управления КГБ по Краснодарскому краю поступило строжайшее указание «разобрать на общем собрании института поведение комсомольца Семена Мееровича Гендлера, вступившего из меркантильных побуждений в преступную связь с сотрудником посольства США в Москве и пытавшегося продать ему свое изобретение – телефон».

Чем отличался от своих собратьев изготовленный Гендлером телефон и какой ущерб обороноспособности СССР мог он нанести, попади в руки американцев, краснодарские сотрудники КГБ не объяснили, поэтому институт полнился самыми невероятными слухами.

Некоторые студенты-фантазеры договорились даже до того, что Гендлер изобрел такой телефонный аппарат, который с помощью лазерной приставки способен посылать смертоносные импульсы. Изобретатель якобы намерен был лишить жизни всю краснодарскую краевую партноменклатуру.

Изобретение АОН Гендлера открывало широкие возможности для советской контрразведки

Семен еще на первом курсе института стал искать среди студентов единомышленников, которых можно заразить своей идеей усовершенствования телефонного аппарата.

Неутолимый изобретательский зуд толкнул Семена в Москву, где в феврале 1976 года проходила американская выставка «Средства связи США». Там на совсем юного и неискушенного Гендлера свалилась «Божья благодать» во плоти руководителя стенда телефонных аппаратов Грига Стефаноффа. Впрочем, эта работа была его официальным прикрытием. На самом деле кадровый офицер ЦРУ прибыл в СССР по линии технической разведки.

Отменный психолог, к тому же прекрасно владевший русским языком, Стефанофф сразу обратил внимание на тщедушного мальчишку, который каждый день выстаивал очередь за билетом, чтобы попасть на выставку, и покидал ее с закрытием, волоча подмышкой кипу красочных проспектов.

Следуя требованиям конспирации, встречаться с Гендлером за пределами выставки Стефанофф не стал – пригласил паренька как обычного посетителя в свой малюсенький кабинет за стендом и там провел прикидочную беседу.

В разговоре с разведчиком Семен ограничился замечанием, что его способ усовершенствовать телефонный аппарат произведет фурор в мире техники, а само новшество может иметь неограниченные возможности. В частности, может быть использовано и в военных целях. Проблема заключалась лишь в том, что он испытывал дефицит в технической литературе.

Стефанофф вызвался снабдить Гендлера необходимой литературой, но при одном условии: изготовленный Семеном аппарат он должен увидеть первым. Получив согласие, американец предложил конспиративный способ пересылки в Краснодар материалов и в заключение вручил изобретателю 1000 рублей.

Ближайшие полгода Гендлер исправно получал из Минска, Киева, Москвы и Ленинграда бандероли с американской технической литературой, благодаря чему сумел в кратчайшие сроки материализовать свою идею и создать АОН – автоматический определитель номера, – назвав его «НОС» («Номер определяет Семен»). Своими успехами он, как всякий первооткрыватель, ищущий признания, не мог не похвастать перед друзьями. Более того, он продемонстрировал, как действует созданный им аппарат.

В порыве обуявшей его откровенности Семен рассказал друзьям историю знакомства с Григом Стефаноффым, сообщил о конспиративном способе получения от него технической литературы и данном обещании первым ознакомить его с результатами своей работы. Для этого он завтра вылетает в Москву…

Друзья были единодушны в своем вердикте:

– Ты, Сеня, в благородство играешь, а ведь есть еще и КГБ, который уж никак не оценит твоих творческих порывов, а попросту отберет аппарат, да еще и, не дай Бог, статью пришьет за связь с иностранцем… Впрочем, изобретение твое, поэтому поступай, как знаешь, как велит тебе совесть… Но посетить ВОИР в Москве ты обязан… С Богом!

На другой день Семен конечно же никуда не улетел, а оказался на нарах специзолятора Краснодарского управления КГБ. Но для родителей и друзей он находился в столице.

Впрочем, в Белокаменную Гендлер все-таки попал. Под охраной двух сотрудников КГБ. Из Краснодара какая-то светлая голова сумела убедить руководство центрального аппарата КГБ СССР в целесообразности использования против американцев изобретения краснодарского Кулибина.

На некоторое время Семена даже прикомандировали к 12-му отделу КГБ, а его изобретением занялась целая бригада специалистов, которым понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, какие преимущества и перспективы сулило открытие Гендлера. Речь прежде всего шла о колоссальной экономии сил и средств. Ведь аппарат Гендлера был способен устанавливать не только номер позвонившего, но и номер телефонной будки, и даже из какого города поступил звонок. Чудеса, да и только…

Разумеется, изобретение Гендлера было засекречено. В Краснодар было направлено указание изъять у «кубанского Кулибина» всю техническую документацию по АОН, а его самого подвергнуть «профилактике» на комсомольском собрании, дабы другим неповадно было вступать в несанкционированные контакты с иностранцами…

В один прекрасный день заместитель американского посла в Москве вызвал к себе коменданта здания посольства и всех строений, являвшихся собственностью Соединенных Штатов в советской столице, и вручил ему список номеров телефонов, которые с того утра начали работать в американской дипмиссии.

– А как же старые? – поинтересовался комендант.

– Ричард, о старых можете забыть. Советы их попросту отключили. Взамен они предлагают нам пользоваться теми, которые указаны в списке. Судя по всему, русские придумали какой-то технический трюк или реализуют против нас более изощренную операцию, как знать… Время покажет.

И время «показало»: в течение шести месяцев Комитету государственной безопасности с помощью аппарата Гендлера удалось выявить и установить более 50 «доброжелателей» из числа москвичей и иногородних, регулярно информировавших американцев о всякого рода ЧП, происходивших на советских промышленных предприятиях, объектах транспорта и связи. Поставляемые ими сведения использовались в передачах радиостанций «Голос Америки», «Радио Свобода», «Голос Израиля», «Немецкая волна».

Вместе с тем основная цель, для которой использовалось гендлеровское изобретение, так и не была достигнута – в сети КГБ не попал ни один агент противника. Американцы слишком дорожили агентурой из числа советских граждан, чтобы давать им номера своих рабочих телефонов или квартир. Для этого они использовали другие способы связи.

А что же Семен Гендлер? Его так и не восстановили в институте. С началом перестройки он стал «бойцом кооперативного движения», а затем перебрался в США и занялся разработкой и продажей в Китай компьютерных программ.

Шпионские балы-маскарады

В конце 1980-х – начале 1990-х годов американским и английским разведчикам, действовавшим в Москве под прикрытием посольств, была присуща одна характерная деталь: пристрастие к маскарадам.

Майкл Селлерс изменял свою внешность с помощью парика и накладных усов

Да, мир разведки во многом схож с театром, и один из постулатов сцены, будь то подмостки театра или разведки, гласит: «Не повторись!» Однако ЦРУ, в отличие от СИС, вопреки этой заповеди камуфлирование своих сотрудников поставило на поток.

Долгое время сотрудники московской резидентуры ЦРУ, действовавшие под дипломатическим прикрытием, проводя явки со своими осведомителями из числа советских граждан, повально использовали манекены. Справедливости ради надо признать, что это «секретное оружие» какое-то время приносило противнику успех.

Еще одно антиконтрразведывательное средство, используемое офицерами-агентуристами, американцы назвали «Джек в коробке». На жаргоне «наружки» КГБ – «Трюк с манекеном».

«Трюк с манекеном» действовал по следующей схеме.

Выйдя из здания посольства, сотрудник резидентуры садился в машину вместе со своей женой (или с другим сотрудником). Жена – за рулем, разведчик рядом. Под ним – небольшая коробка. За несколько часов до встречи они выезжали на проверочный маршрут. Следуя по нему, в заранее намеченном месте машина после ряда поворотов на несколько секунд выпадала из поля зрения сыщиков наружного наблюдения, то есть оказывалась в «мертвой зоне». Не медля, разведчик, вышедший на встречу с агентом, катапультировался из машины и исчезал в первой попавшейся подворотне. Жена же активировала «Джека» – нажимала кнопку, и… о чудо! Из коробки мгновенно выпрыгивал манекен, чей силуэт был как две капли воды схож с покинувшим машину мужем, то бишь разведчиком. Резиновая кукла, заполненная сжатым воздухом, выглядела абсолютно правдоподобно. Женщина, сидящая за рулем, чтобы окончательно ввести в заблуждение следующую за ней «наружку», начинала имитировать беседу, поворачивая голову куклы с помощью незамысловатого устройства. Лишь подъехав к дому, где проживали сотрудники американского посольства, она на глазах у ошеломленных сыщиков выпускала воздух из манекена и упаковывала его в коробку. Все, партия выиграна!

Бойцы наружного наблюдения, конечно, понимали, что второго разведчика они потеряли, но установить его местонахождение до его появления дома или в посольстве не могли.

Тем временем американец, надев фуфайку и нахлобучив кепку до носа, пешком и в городском транспорте, проверившись и убедившись в отсутствии «хвоста», добирался до места встречи. Проведя явку, разведчик возвращался домой или в посольство.

К 1990 году в посольство США в Москве были доставлены девять машин с затемненными стеклами. Более того, разведчиков резидентуры снабдили не только манекенами, имитировавшими сотрудников посольства, но и резиновыми масками для лиц, наподобие тех, которыми пользовался Фантомас в небезызвестном французском фильме.

Зачем, спрашивается, все эти манекены, маски?

Американские разведчики рассчитывали с их помощью водить за нос нашу службу наружного наблюдения. Например, манекен разведчика-агентуриста, который должен был провести конспиративную встречу со своим агентом, демонстративно вывозили в какой-нибудь отдаленный район Москвы в обычной машине. Сам же офицер-агентурист в автомобиле с затемненными стеклами уезжал в противоположном направлении. С этой же целью, чтобы сбить с толку «наружку», использовались и маски.

Маскарадные пристрастия американских разведчиков были различными. К примеру, бывший второй секретарь посольства США Майкл

Селлерс изменял свою внешность с помощью парика и накладных усов. Его коллега, работавший в такой же должности, любил наряжаться под рабочего и носил темные очки. А один из атташе даже переодевался в женское платье – в таком наряде он проводил шпионские операции. Наши разведчики наружного наблюдения по этому поводу шутили: «Опять появилась эта дама приятной внешности, значит, на серьезное дело идет!»

В анналах советской контрразведки хранится уникальный трюк по отрыву от «хвоста», к которому прибег английский разведчик Филипп Джеймс Вуд, прибывший в Москву для проведения агентурных акций.

В Шереметьево-2 Вуда встречали сотрудники наружного наблюдения. Для простоты переговоров по рации и для их зашифровки иностранцу оставили псевдоним, под которым он проходил в материалах оперативной разработки, – «Английский дуб» или просто «Дуб».

Филипп Вуд вышел из здания аэропорта, одной рукой неся объемистую коробку в подарочной упаковке, другой – спортивную сумку. Делая вид, что протирает очки, огляделся, отошел в тень.

В следующее мгновение произошло то, что заставило ветеранов службы наружного наблюдения сначала оторопеть, а в последующем относиться к подопечному с профессиональным уважением.

Вуд сорвал красочную обертку и вынул из коробки… раскладной велосипед. Тренированным движением приторочил к нему колеса, перебросил через плечо спортивную сумку и покатил в сторону Москвы. Стало ясно, что Вуду необходимо наверняка оторваться от хвоста. Значит, либо по дороге в Москву у него намечен контакт с агентом, либо он должен обработать тайник.

Пустая коробка как памятник изобретательности английской разведке возвышалась на тротуаре…

В оперативном гардеробе есть все: от парика и телогрейки до макинтоша и тюбетейки, но чтобы велосипед! Не в Китае или Вьетнаме живем. Сотрудники наружного наблюдения ведь либо пешком, либо на машине передвигаются.

Езду на автомобиле со скоростью 10 километров в час, как и бег за велосипедистом в цивильных костюмах, с большой натяжкой можно назвать скрытым наблюдением.

В день прилета эмиссара в системе КГБ был спортивный день, а до спорта разведчики наружного наблюдения неизменно были охочи. Потому под рукой кстати оказались спортивные костюмы общества «Динамо».

Размеренно крутит педали не то – дачник, не то – обходчик. Не отрываясь, бегут за ним «спортсмены-динамовцы» – два бойца наружного наблюдения с переговорными устройствами размером с газовую зажигалку. Нажатие рычажка в одну сторону – слушают тебя коллеги в машине, в другую – ты слышишь.

Километр-полтора бегут одни, нырок в машину – и на дистанции уже другая пара. А со стороны все выглядит естественно: тренируются спортсмены, а тренер – на велосипеде. Да и для Вуда все выглядит естественно. Ведь где только не бегают спортсмены: и в Англии, и в Штатах, и у них – в России!

Так, попеременно с коллегами из машин сопровождения иностранного разведчика и довели до Химок. Доезжает Филипп Вуд до телефонной будки, входит, достает жетон…

Разведчики, да еще английские, в наших телефонных будках не прячутся. Раз уж они прибегают к велосипедным ухищрениям, значит, звонить будут не в посольство. А не попробовать ли выяснить: кому звонок, о чем речь? Тем паче что в руках мощнейшее приемо-передающее устройство.

Стоит в телефонной будке мужик, а мимо пробегает запыхавшийся «спортсмен-динамовец». Протягивает руку внутрь (где вы видели стекла в химкинских телефонных будках?), хлопает мужика по плечу: «Мужик! Наши не пробегали?»

Мужик тот – Филипп Вуд – не понял сначала. Он ведь «на связь выходит». Находится, так сказать, при исполнении.

«Кто наши?» – задает закономерный вопрос английский разведчик, мысленно ощутив холод наручников на своих запястьях.

«Ну наши! Динамовцы!» – отвечают британцу разведчики.

Тут Вуд успокаивается, понимая, что еще не «вяжут». Отвечает: «Нет! Не пробегали!»

Этих мгновений было достаточно, чтобы второй «динамовец» подбросил в будку свое приемо-передающее устройство, связанное с магнитофоном в машине. Все остальное было в буквальном смысле делом техники: и комбинация набранного Вудом номера, и сам разговор были записаны.

Отзвонившись, «Дуб» покатил в сторону Первопрестольной, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к общественным видам транспорта.

Бригады слежения вызвали подмогу, так как «спортсмены-динамовцы» выдохлись, да и бежать по городу в трусах как-то не к лицу офицерам контрразведки.

Не прошло и десяти минут, как вокруг велосипедиста, двигавшегося по Ленинградскому шоссе, уже водили хоровод семь оперативных машин, стремясь не выпустить объект из поля зрения и в то же время не «засветиться». Работать пришлось, выражаясь спортивным языком, «на грани фола».

Смекалки «наружному наблюдению» не занимать – они предложили связаться с постом ГАИ, чтобы там под предлогом создания им аварийной ситуации его лишили средства передвижения, ну хотя бы выкрутили из колес ниппеля. Проблем в реализации «варианта Ниппель» возникнуть не могло. Гаишники – ребята чуткие, всегда готовы откликнуться на призыв контрразведчиков о помощи. Надо – изловчатся придраться даже к телеграфному столбу, слишком близко, мол, стоишь к проезжей части. Да и осложнениями международной обстановки «вариант Ниппель» чреват не был, так как железный конь дипломатического номера не имел.

Однако руководитель оперативной разработки «Дуб» категорически запретил любые действия, препятствующие движению объекта: «Если кто-то попытается помешать гонщику из Англии занять призовое место в Лефортово – погон тому не сносить! Он только этого и ждет. Проколют шины, значит, следят. А это уже не ему – нам “прокол”. Пусть “двухколесный” считает, что “хвост” у него чистый. Пусть упивается триумфом. У нас будет время расквитаться с ним за наши мытарства!»

Людям, далеким от разведывательной деятельности, рассказанный выше эпизод с велосипедным трюком может показаться глупостью или потугами на оригинальность чудака из разведки. В лучшем случае – импровизацией. Профессионалам же хорошо известно, что импровизации отведен самый дальний уголок на дне шпионского ранца. Д а-да, в реальной разведывательной деятельности возможностей для импровизации гораздо меньше, чем могло бы показаться. Более того, при ближайшем ознакомлении с разведывательным ремеслом убеждаешься, что места в нем для импровизации просто не остается, так как все заранее просчитывается, расписывается, а иногда и не раз обыгрывается в условиях, приближенных к боевым. Об этом мы и постарались рассказать в представленных выше очерках. И конечно же все согласовывается и утверждается вышестоящим, кстати, не всегда разделяющим вашу точку зрения, начальством.

Другое дело – контрразведка. И чтобы понять и принять ее суть, достаточно одного примера: велородео английского разведчика Филиппа Вуда и ответа на него сотрудников «наружки».

Действительно, когда бы это сыщики успели просчитать, а просчитав, завизировать у руководства и получить «добро» своим действиям?! Слишком дорого могли бы обойтись контрразведке и государству, которое ей доверило свою безопасность, всевозможные визирования и согласования. А за отсутствие дара импровизации пришлось бы заплатить сполна…

И все-таки наши парни утерли нос высокомерным крючкотворцам из Сикрет интеллидженс сервис, убежденным в собственном превосходстве. Просчитанному англичанами сюрпризу противопоставили свой – импровизированный! Ведь, обнаружь Вуд за собой слежку, он не стал бы звонить из будки в Химках. Раз звонил – значит, был совершенно уверен, что неподконтролен.

Из когорты легендарных

Чаще всего разведчиков называют легендарными вопреки их воле, так как им, как правило, выпадает судьба становиться известными разве что в случае провала или предательства. Такое, например, случилось почти шестьдесят лет тому назад с Вильямом Генриховичем Фишером (Рудольфом Ивановичем Абелем), который был арестован в США и о котором мы рассказали в одном из предыдущих очерков.

Родина никогда не бросала своих разведчиков в трудную для них минуту Они всегда знали, что Москва придет к ним на помощь. Об этой уверенности наглядно свидетельствует эпизод из оперативной деятельности видных советских разведчиков Конона Молодого и Джорджа Блейка.

3 мая 1961 года в Лондоне, в знаменитом уголовном суде высшей инстанции Олд Бейли, началось слушание уголовного дела о шпионаже в пользу Советского Союза сотрудника британской разведки МИ-6 Джорджа Блейка. Процесс носил закрытый характер. Джордж Блейк, которого предал один из руководителей польской разведки, был признан виновным по пяти пунктам обвинения и приговорен к 42 годам тюремного заключения – самому продолжительному сроку наказания в истории британского правосудия.

Буквально за полтора месяца до этого, 23 марта 1961 года, в том же суде закончился громкий судебный процесс по так называемому «портлендскому делу», в котором основным фигурантом был канадский бизнесмен Гордон Лонсдейл, приговоренный британской Фемидой к 25 годам лишения свободы. Под этим именем в Великобритании работал кадровый советский разведчик-нелегал полковник Конон Трофимович Молодый.

Оба осужденных некоторое время содержались в лондонской тюрьме Уормвуд-Скрабс и знали друг друга. В ходе одной из прогулок в тюремном дворе между Молодым и Блейком состоялся разговор, который последний запомнил на всю жизнь. В своей обычной оптимистичной манере Молодый сказал Блейку:

– Я не знаю, что произойдет с нами дальше, но в одном я уверен: мы с вами будем в Москве в 1967 году на праздничном параде в честь 50-летия Октябрьской революции.

Это звучало фантастично в то время, когда разведчики только начинали отбывать длительные сроки тюремного заключения. Но оказалось, что Молодый был прав.

О некоторых операциях советских органов государственной безопасности по оказанию помощи своим сотрудникам, попавшим в беду, и возвращению их на родную землю мы и хотим рассказать в заключительной главе нашего повествования.

Один из активистов Коминтерна Исидор Мильграм в марте 1921 года был направлен на работу в Иностранный отдел ВЧК. В свои 25 лет он уже был опытным подпольщиком, приобрел навыки нелегальной работы. Он свободно владел немецким, голландским, английским и польским языками. Первым ответственным разведывательным заданием для Мильграма в ИНО ВЧК было участие в составе советской делегации, возглавляемой М.М. Литвиновым, в Гаагской конференции 1922 года. Мильграм сумел успешно справиться с задачами, поставленными перед ним Москвой.

В 1923–1924 годах Исидор Мильграм находился на нелегальной работе в Германии. Его деятельность получила самую высокую оценку Центра.

С декабря 1924 года Исидор Вольфович Мильграм являлся помощником «легального» резидента ОГПУ в Греции. В стране находился под именем Оскара Миллера и под прикрытием должности сотрудника полпредства СССР. Добился конкретных вербовочных результатов.

29 декабря 1925 года Исидор Вольфович был арестован сотрудниками Асфалии (так называлась в те годы греческая служба безопасности. – Авт.) во время встречи с источником, который был выдан контрразведке провокатором. На квартире Мильграма был произведен тщательный обыск.

Три месяца Мильграм провел в тюрьме, где подвергался интенсивным допросам. И все это время Центр активно занимался решением вопроса о его освобождении.

Вскоре состоялся обмен Мильграма на второго секретаря греческого посольства, «вовремя» арестованного в Москве. По сути, это был первый обмен арестованного за границей советского разведчика на его иностранного коллегу, арестованного в СССР, в только начинавшей отсчет времени истории советской внешней разведки.

Поведение разведчика в заключении было признано Центром «мужественным и исключительно достойным».

Упоминавшийся выше советский разведчик-нелегал Конон Молодый, проживавший в Лондоне под именем Гордон Лонсдейл, был арестован английскими спецслужбами в результате предательства 7 января 1961 года.

При аресте Молодый держался подчеркнуто невозмутимо. На судебном процессе он отлично контролировал себя, не позволял себе расслабиться ни на минуту, следил за своими жестами, выражением лица, чувствуя, как внимательно за ним наблюдает зал.

В заключительном заявлении на суде Молодый взял на себя всю вину, пытаясь освободить от обвинения в шпионаже сотрудников своей резидентуры.

Лондонская газета «Обсервер», оценивая поведение Молодого на процессе, писала: «В Лонсдейле было что-то настолько профессиональное, что возникало лишь чувство восхищения. И если хоть один человек был патриотом и жил ради своего долга, то это – он».

Молодый был приговорен к 25 годам тюремного заключения. Во время ареста, следствия и судебного процесса он вел себя стойко и мужественно, не выдав противнику никаких секретов. За исключением двух источников, о которых стало известно британской контрразведке, резидентура Молодого так и осталась не раскрытой англичанами.

В ноябре 1962 года Молодый прочитал в одной из лондонских газет сообщение об аресте в СССР по обвинению в шпионаже английского коммерсанта Гревилла Винна. Это известие породило у него вполне обоснованные надежды на возможный обмен. Его коллеги по работе в Москве активно работали в этом направлении.

В 1964 году английские власти согласились обменять советского разведчика на сотрудника британских спецслужб Гревилла Винна, арестованного в Москве. После возвращения на Родину Молодый работал в центральном аппарате внешней разведки.

Американец Моррис Коэн активно сотрудничал с советской разведкой с 1938 года, его жена Леонтина – с 1941 года. Являлись агентами-связниками нью-йоркской резидентуры НКВД: обеспечивали конспиративную связь с рядом наиболее ценных источников. В период Второй мировой войны Моррис участвовал в боевых действиях против немцев в Европе. Леонтина принимала непосредственное участие в операции по получению секретных документов, касающихся создания атомного оружия в США.

В начале 1949 года супруги Коэны были включены в состав резидентуры разведчика-нелегала Вильяма Фишера (Рудольфа Абеля). В 1951–1954 годах находились в Москве, где проходили специальную разведывательную подготовку

В 1955 году супруги выехали в Англию в качестве сотрудников резидентуры разведчика-нелегала Конона Молодого. В Англии проживали под видом новозеландских бизнесменов Хелен и Питера Крогер. В купленном ими доме в районе базы ВВС в пригороде Лондона Нортхолте супруги организовали радиоквартиру для связи с Центром.

В январе 1961 года из-за предательства сотрудника польской разведки М. Голеневского, завербованного ЦРУ, супруги Крогеры-Коэны были арестованы и приговорены к 20 годам тюремного заключения.

В результате проведенной Центром операции по вызволению своих сотрудников в августе 1969 года супруги были обменены на арестованных в СССР агента британских спецслужб Джеральда Брука и двух наркоторговцев – подданных Великобритании и прибыли в Москву. До конца своих дней они работали в подразделении нелегальной разведки Центра.

15 июня 1996 года Указом Президента Российской Федерации за успешное выполнение специальных заданий по обеспечению государственной безопасности в условиях, сопряженных с риском для жизни, проявленные при этом героизм и мужество звание Героя России было посмертно присвоено замечательной советской разведчице-нелегалу Леонтине Коэн.

Несколько ранее, 20 июля 1995 года, такого же высокого звания был посмертно удостоен другой легендарный советский разведчик-нелегал Моррис Коэн – муж и боевой товарищ Леонтины.

В галерее разведывательной славы нашей страны, ставшей для них второй родиной, Моррису и Леонтине Коэн принадлежит видное место. Убежденные интернационалисты, Коэны внесли значительный вклад в установление ядерного паритета и делали все возможное, чтобы «холодная война» не переросла в «горячую».

Зимней ночью 17 февраля 1969 года в районе КПП Херлесхаузен на государственной границе между двумя Германиями произошло событие, которое не освещалось в отечественных и зарубежных средствах массовой информации того времени: состоялся обмен суперагента советской разведки Хайнца Фельфе сразу на 21 агента разведок ФРГ и США. Для их доставки к месту обмена спецслужбам Германской Демократической Республики потребовался целый автобус. Среди них 18 человек являлись агентами западногерманской разведки, отбывавшими наказания в тюрьмах ГДР, а трое других западных немцев были пойманы с поличным в СССР и осуждены за шпионаж в пользу США.

Хайнц Фельфе был арестован в 1961 году и приговорен западногерманским судом к 15 годам тюремного заключения. Кстати, столь суровое наказание не получал в Федеративной Республике Германии ни один агент иностранной спецслужбы.

Можно с уверенностью сказать, что для советской внешней разведки Хайнц Фельфе в Западной Германии значил то же самое, что и знаменитый разведчик Ким Филби в Великобритании. Благодаря Фельфе на протяжении свыше десяти лет все секреты возглавляемой Рейнхардом Геленом разведки ФРГ становились известны Лубянке.

На границе Хайнца Фельфе встречали представители советской разведки и МИД ГДР. Для него это было не только освобождением, но и началом жизни в новом мире.

Являясь координатором работы Федеральной разведывательной службы Германии (БНД) против официальных представительств и разведок СССР на территории ФРГ, Хайнц одновременно согласовывал ее акции с другими спецслужбами Федеративной Республики (с Федеральным ведомством по охране конституции – БФФ, разведкой бундесвера), а также с коллегами из стран НАТО. Благодаря этим контактам, Фельфе заблаговременно становились известными многие операции, затеваемые западными спецслужбами против советских представительств и их сотрудников в Европе. Поступавшие от источника сведения о готовящихся провокациях против советских граждан позволяли Москве успешно срывать их.

Аресты Хайнца Фельфе и других членов его разведывательной группы, долгие годы работавших в БНД, 6 ноября 1961 года вызвали в ФРГ крупный политический скандал. Журнал «Штерн» писал тогда: «Благодаря Фельфе Советский Союз знал все, что происходит в БНД. С помощью двух фотоаппаратов он фотографировал все проходящие через него документы. Ежемесячно курьер доставлял в Берлин отснятые пленки и минимагнитные кассеты, спрятанные в атташе-кейсе с двойным дном. Всего Фельфе передал Советскому Союзу свыше 15 тысяч фотокопий секретных документов. Разведцентр в Пуллахе был полностью дезорганизован».

Следствие по делу Фельфе длилось полтора года. В его допросах принимали участие сотрудники БНД и вездесущего ЦРУ США. В ходе следствия Хайнц держался стойко, признавал только неоспоримые улики, которые удалось получить следователям. Судебный процесс над Фельфе и его группой начался 8 июля 1963 года и продолжался две недели. Разведчик был приговорен к 15 годам тюремного заключения и помещен в тюрьму Штраубинг в Баварии.

Но и в тюрьме БНД не оставила в покое разведчика. В январе 1968 года ее представитель встретился с Фельфе и предложил ему свободу, издание мемуаров с выплатой гонорара в размере полумиллиона марок при условии, что он после выхода из тюрьмы согласится обосноваться в одной из нейтральных стран и навсегда откажется от поездок в страны Варшавского договора.

Фельфе отверг предложения представителя БНД, справедливо полагая, что за этим стоит попытка сорвать его обмен и выезд в ГДР. В то же время советская разведка делала все возможное для вызволения Фельфе, и час его освобождения неумолимо приближался. 16 февраля 1969 года он был приглашен к директору тюрьмы, который сообщил, что на следующий день его обменяют на группу западных немцев, отбывающих наказание в Восточной Германии…

В 1959 году выпускнику Московского государственного института международных отношений Алексею Козлову предложили работать во внешней разведке органов государственной безопасности и стать разведчиком-нелегалом. После интенсивной подготовки он уже в конце 1962 года выехал на боевую работу за границу.

Разведчику пришлось работать в ряде стран Западной Европы, Ближнего Востока и Африки. В первой половине 1970-х годов он начал работать по кризисным точкам: обосновавшись в одной из западноевропейских стран, выезжал для сбора информации в страны, с которыми СССР не имел дипломатических отношений и где возникали кризисные ситуации.

Алексей Козлов

В 1980 году в результате предательства сотрудника внешней разведки Гордиевского Козлов был арестован в Йоханнесбурге. Месяц провел во внутренней тюрьме контрразведки ЮАР в Претории, подвергаясь постоянным пыткам. Затем – шесть месяцев в камере смертников в центральной тюрьме Претории. В 1982 году был обменен на одиннадцать человек – десять западных немцев и одного офицера армии ЮАР.

После четырех лет пребывания в Центре Козлов вновь выехал на боевую работу за границу, которая продолжалась десять лет. В Москву возвратился в 1997 году.

В 1999 году Указом Президента России Козлову было присвоено почетное звание Заслуженный сотрудник органов внешней разведки Российской Федерации. А 2000 году за мужество и героизм, проявленные при выполнении специальных заданий, полковник Козлов Алексей Михайлович был удостоен высокого звания Героя Российской Федерации.

Оглавление

Вместо предисловия

В борьбе за завоевания Октября

  Балтийский флот возвращается

  «Заговор послов»

  Ликвидация «Национального центра»

  В особом отделе Гомельской ЧК

  Вербовка польского резидента

  К событиям в Башкирии

  Конец «Таежного штаба»

  Создание Особого бюро по дезинформации

  Охота за японскими шифрами

  Новые направления деятельности разведки

  Операция «Трест»

  Операция «Синдикат-2»

  Заговор украинских террористов

  Китайская смута

  «Меморандум Танаки»

  Операция «Тарантелла»

  Проникновение в верхушку нацистской партии

  Нейтрализация генерала Кутепова

  Дискредитация главы Прибалтийского филиала РОВС

  «Информация наших дней»

  Нейтрализация генерала Миллера

  Сын против отца

  По морям, по воанам…

  Операция «Сынок»

  Убийство в Западном экспрессе

  «Письмо Зиновьева»

  Провокация против «Аркоса»

  Операции «Диверсия» и «Медведь»

  Вооруженный мятеж в Барселоне

  «Утка» для Троцкого

  Доктор Линицкий

  Работа на перспективу

  Повторение пройденного

В годы Второй мировой

  Командировка в Варшаву

  «Красная капелла» информирует Кремль

  Последний полет «Черной Берты»

  Операция «Бернхард»

  Операция «Послушники»

  Разведка выясняет планы Японии

  Операция «Пасториус»

  Операция «Монастырь»

  Операция «Курьеры»

  Операция «Березино»

  Операция «Кабанья охота»

  Акции возмездия

  Поиски «Оборотня»

  Операция «Ринг»

  Разведка и «Манхэттенский проект»

  Атомные секреты в коробке для салфеток

  Операция «Энормоз»

  Операция «Мародеры»

  Внедрение в английскую разведшколу

  Срыв операции «Длинный прыжок»

  «Французский Филби»

  Внешняя разведка разгадывает «Кроссворд»

  Разведка и Второй фронт

  Тайны Второго фронта

  Британский план «Ультра»

  «Кутузов» громит «Цитадель»

В окопах «Холодной воины»

  Операция «Лиотэ»

  Операция «Бой»

  Несколько слов о литературном наследии Бунина

  Операция «Серебро»

  Операция «Золото»

  Операция «Вызволение»

  Операция «Черепаха»

  «Кондор» выпускает когти

  Операция «Турнир»

  Операция «Байкал-79»

  Он служил на 6-м американском флоте

  Как герб США работал на СССР

  «Медовая ловушка» для посла

  Агент КГБ «ОСкар Уайльд»

  Шпионы-парашютисты

  Операция «Венский пасьянс»

  Операция «Обмен»

  «Крот» в системе ГРУ

  Один МиГ над Тель-Авивом

  Последний сеанс в «России»

  Операция «Сватовство»

  Тайны японских караванов

  Лаборатория на колесах

  Охота за натовскими секретами

  Подкоп под резидента

  Прерванный полет

  «Красная селедка»

  Самый рентабельный агент ЦРУ

  Шпион по протекции

  Казнить нельзя. Помиловать!

  Плащ и кинжал «чистого ученого»

  Шпионы у Святого престола

  «Кокон» в Охотском море

  Супруги-шпионы

  Рекордный забег «Крота»

  Алчный «Монах»

  Агент «Хороший сюрприз»

  «Большой друг» Советского Союза и… спецслужб

  «Нос» кубанского Кулибина

  Шпионские балы-маскарады

  Из когорты легендарных Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg