«Бунтующий флот России. От Екатерины II до Брежнева»

Бунтующий флот России. От Екатерины II до Брежнева (fb2) - Бунтующий флот России. От Екатерины II до Брежнева 2653K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Николаевич Хмельнов - Эдуард Максимович Чухраев

Игорь Хмельнов, Эдуард Чухраев Бунтующий флот России. От Екатерины II до Брежнева

Авторское вступление

В богатой и разнообразной истории российского флота есть особые страницы, связанные с его участием в различных протестных движениях, мятежах, восстаниях и революциях, которых в России всегда хватало. И военные моряки часто оказывались в них в передовых рядах и играли особую роль. Это необычные и важные события, которые органически и навсегда вплетены в общую яркую нить флотской истории и которые вызывают и сегодня большой интерес.

В силу разных причин военные моряки имели особую тягу к бунту. У морских (флотских) служителей нередко в числе первых из российского народа рождались идеи и взгляды об улучшении жизни россиян, критические отношения к действующей власти, к злоупотреблениям правителей всех мастей и уровней.

На флоте всегда были сильные и смелые люди, прежде всего, офицеры, способные глубоко анализировать жизнь в стране и события флотской службы. Но, как правило, это были наивные люди, большие романтики, которые искренне верили в то, что достаточно людям сказать правду, показать злоупотребления и ошибки действующей власти, и все начнет меняться к лучшему. Однако ради своих протестных, бунтарских идей они жертвовали своей жизнью и смело шли на казнь.

Флотские массы всегда были чувствительны к несправедливости, к угнетению со стороны командиров и начальников. Поэтому на кораблях российского флота относительно часто возникали бунты и протесты. За всю флотскую историю (в 2016 году российскому флоту исполнится 320 лет) их произошло немало. Но большинство из них были незначительными и остались неизвестными. Однако были и такие, которые навсегда ярко вписались не только в историю флота, но и в историю России.

О главных бунтарских событиях военных моряков (1825, 1905, 1906, 1917, 1921, 1920—1922 годы) многое известно. Но, скажем осторожно, во-первых, далеко еще не все. А во-вторых, по-прежнему исследователи флотской истории получают «сюрпризы», раскрываются важные новые факты и обстоятельства, которые позволяют современникам глубже и достовернее понять суть тех событий и оценить в них участие военных моряков, людей, личностей, которые были в них центральными фигурами.

Несмотря на огромное количество научной, популярной, художественной и документальной литературы по рассматриваемой теме («Бунтующий флот России»), какого-то, хотя бы относительно обобщенного анализа и доступного повествования для широкого читателя до сих пор в России нет. Поэтому авторы книги, которую читатели держат в руках, взяли на себя соответствующую роль и ответственность – попытаться сделать это.

Также надо иметь в виду, что в многочисленных описаниях и оценках тех бунтарских событий, которые пережил российский флот, очень много противоречий, искажений и мифов. Мы пытаемся сделать в книге определенные уточнения и помочь читателям четче и конкретнее определить свое отношение к этой особой части истории российского военно-морского флота.

Идея книги «Бунтующий флот России» в том и состоит, чтобы раскрыть в максимально обобщенном виде с современных позиций эту не очень раскрытую область истории нашего ВМФ. Книга создана на основе анализа опубликованных научных и документальных источников, архивных документов, мемуаров и воспоминаний очевидцев различных бунтарских событий на флоте.

Глава I Феномен бунтующего военного моряка России

Бунтующий флот России. В сегодняшней обыденной жизни часто какие-то несущественные протестные действия людей в коллективе, их несогласие с решением руководителя оцениваются оригинальной формулой – бунт на корабле. Так что бунт на корабле вошел даже в обиход россиян. Военные моряки действительно много бунтовали за всю историю российского флота. Так исторически сложилось, что фигура военного моряка стала в России символом бунта и революции. В этой главе мы попытаемся выяснить причины такого своеобразного феномена.

1.1. Бунт на корабле

Что такое вообще бунт? Бунт – это массовое (групповое) несогласие и неприемлемость людьми существующего порядка правления, выражающееся в физической и иногда даже в кровавой форме. Лиц, в нем участвующих, называют бунтовщиками. Существует понятие ненасильственный бунт. Это гражданский бунт, включающий в себя общее отрицание законности данного режима, массовые стачки, крупные демонстрации, прекращение экономической активности, повсеместный отказ от политического сотрудничества

Близкими к понятию бунта являются: мятеж, путч, восстание и революция. Восстание – это открытая акция сопротивления группы людей против государственной власти. Наиболее важным видом восстания является вооруженное восстание. Участники восстания называются повстанцами. Восстание, в котором принимает участие значительная часть населения, называется народным восстанием. Наиболее кровопролитным восстанием в мировой истории стало восстание тайпинов на юге Китая в XIX веке, унесшее жизни 30 миллионов человек.

Главные виновники и зачинщики подвергались в царской России за простое восстание каторжным работам на время от 4 до 6 лет; за квалифицированное восстание – каторжным работам от 12 до 15 лет, а за вооруженное восстание – каторжным работам от 15 до 20 лет. Другие участники, смотря по виду восстания, подлежали ссылке на житье в Сибирь, или отдаче в исправительные арестантские отделения, или же заключению в тюрьме. Каторжным работам без срока подвергались те участники восстания, «по распоряжению или возбуждению которых учинено смертоубийство или зажигательство». Добровольно приостановленное восстание влекло наказание (исправительное) только для зачинщиков. Даже подстрекательство к восстанию или возбуждение к нему «путем составления и распространения писем, сочинения или произнесения публичных речей и распространения ложных слухов» наказывалось каторжными работами от 6 до 8 лет. Одно хранение у себя письма или сочинения, «заключающих возбуждение к восстанию», каралось арестом на время или выговором в присутствии суда. Как видим, участие в восстании было делом подсудным и каралось большой уголовной ответственностью.

О мятеже. Мятеж – это групповое (массовое) вооруженное выступление против действующей власти. Лицо, в нем участвующее, называется – мятежник. Слово «мятеж» обычно носит негативный оттенок. В результате оно употребляется, как правило, для обозначения безуспешного сопротивления властям. Хотя мятежом можно назвать любое неудачное вооруженное восстание или попытку переворота, все же чаще всего слово «мятеж» применяется к таким вооруженным выступлениям, в которых участвовали военные (солдаты, матросы, офицеры). В советской историографии мятежами назывались также различные виды вооруженных выступлений против советской власти, в позднейшие времена обозначавшиеся более нейтральным термином – восстание (Кронштадтское восстание 1921 года и другие).

Существует юридический статус бунта и в современной России. Это уголовно наказуемое преступление (согласно статье 279 Уголовного кодекса Российской Федерации). Организация вооруженного мятежа либо активное участие в нем в целях свержения или насильственного изменения конституционного строя Российской Федерации либо нарушения территориальной целостности Российской Федерации – наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет.

Путч. Это вооруженный мятеж или государственный переворот. Конкурирующие политические силы нередко называли своих врагов путчистами, тогда как собственные аналогичные действия предпочитали именовать революциями.

Поясним и очень важное для наших рассуждений понятие – революция. Революция – это коренное преобразование в какой-либо области человеческой деятельности. Это радикальное, коренное, глубокое, качественное изменение, скачок в развитии общества, природы или познания, сопряженное с открытым разрывом с предыдущим состоянием. Революцию, как качественный скачок в развитии, как более быстрые и существенные изменения, отличают и от эволюции (где развитие происходит более медленно), и от реформы (в ходе которой производится изменение какой-либо части системы без затрагивания существующих основ). В принципе, революция (как и эволюция) может произойти в любой сфере.

А теперь о бунте на военном корабле. Что следует под этим понимать? Это восстание военных моряков против командования корабля, как во время плавания, так и при стоянке в базе. Как мы уже заметили, сегодня произошла трансформация и расширилось понятие бунта на корабле. Теперь нередко во всех сферах жизни и деятельности людей неповиновение подчиненных начальству называют тоже бунтом на корабле.

Отношение авторов книги к бунту на военном корабле

Любое восстание можно назвать бунтом, а восставших – уголовниками. Но восставших в определенных условиях и обстоятельствах можно назвать и героями, выступившими против самодурства властей, за идеалы свободы и справедливости. Да, это так. Но только если речь не идет о бунте (восстании) на военном корабле. Позиция авторов настоящей книги к бунту на военном корабле (во все времена) однозначно отрицательная. И вот почему.

Военные принимают присягу, дают клятву верности государству и правительству. И если они ее не исполняют, то становятся на путь преступления, предательства. Ввязываясь в бунт на корабле, военные моряки отступают от своей клятвы, от присяги. Дело военных – защищать Родину, свою страну, но не заниматься политикой.

Возникает вопрос: а если страной правят люди, явно ведущие ее не туда, куда надо? Наш ответ: если ты это понял и хочешь восстать против таких правителей, увольняйся с флотской службы и после этого бунтуй, выступай, протестуй. Но когда ты поднимаешь на бунт экипаж военного корабля, то автоматически тянешь за собой в основном случайных и невинных людей, которые, как правило, не понимают, что происходит, и не дают оценки реальным событиям. Часто эти люди просто поддались эмоциям, попали под влияние толпы или отдельных личностей, заговорщиков бунта.

Бунт на военном корабле – это опасная возможность, которой, к сожалению, периодически пользуются сильные личности в своих политических интересах. Поднять бунт на корабле трудно, но можно. Для этого нужны как минимум два условия: какое-то общее недовольство экипажа и сильная авторитетная личность, способная возглавить бунт. Но революции надо делать не на военных кораблях.

Бунты на военных кораблях бывают, образно говоря, на бытовом уровне (по незначительным причинам, так сказать, чисто корабельного или военного характера). Но более значительными и опасными являются бунты, в которых участвуют экипажи военных кораблей, выдвигая политические требования или участвуя в общегосударственных протестных действиях с политическими платформами. То есть – это явно политические бунты, в которых военные моряки поддерживают чьи-то политические требования в адрес действующей власти.

Так как политический бунт почти всегда связан с захватом корабля, то мы считаем, что это не только воинское преступление, но еще и террористический акт. В бунте на корабле явно присутствуют террористические действия: захват военного корабля, захват заложников (командира корабля и других офицеров, иногда в заложниках оказывается весь экипаж), физическое уничтожение отдельных членов экипажа.

Бунт на отдельном корабле или даже на нескольких кораблях с политическими требованиями вообще никогда не может стать успешным, даже если он поднимается во имя благой цели. Потому что это всего лишь ограниченный протест людей на малой территории огромного государственного пространства. Поднять же на бунт всю военную машину государства в системе действующей власти просто нереально. Значит, любой политический бунт на военном корабле обречен. И во многом он бессмысленен. Нет ни одного примера, когда такой бунт на военном корабле достиг своей цели и завершился победой. Увы, финал всех таких бунтов печальный – поражение, за которым следуют раскаяние и репрессии. И ничего, кроме страданий основной массы участников, поломанных и искалеченных жизней людей, такие протестные действия принести не могут. Причем страдают в основном невинные люди. В истории же остаются (и то далеко не всегда) только зачинщики, заявившие о себе с помощью этого бунта и прославившие свое имя. По большому счету, основная масса военных моряков, участвуя в бунте, не дает себе отчета в том, что происходит и во что их втянули.

Да, все это так. Но парадокс состоит в том, что, несмотря на это, все годы своей истории российский флот (с 1696 года) периодически бунтует. Бунтуют отдельные корабли, группы и целые соединения кораблей. Чаще всего бунты связаны с протестами против нарушений установленных порядков на кораблях, против несправедливых требований командиров и начальников, их грубости и незаконных притеснений по отношению к подчиненным. Таких протестных выступлений на флоте во все времена было немало. Они проходили в различных формах и на разных уровнях. Как правило, они были только на отдельных кораблях и завершались скоротечно. Следовало наказание зачинщиков бунта (в основном в уголовном порядке) и принимались меры для восстановления справедливости. В том числе и по отношению к виновным должностным лицам. Но такие события, за редким исключением, не являются предметом изучения для авторов этой книги. В книге же речь идет главным образом лишь о протестах военных моряков (самостоятельных или других протестных действиях с участием представителей военно-морского флота), которые были связаны с политическими требованиями или привели (могли привести) к существенным последствиям и изменениям на флоте или даже в стране в целом. Таких событий в истории российского флота тоже было немало.

1.2. Обзор главных бунтарских событий на российском флоте

Можно считать, что первым политическим бунтом на российском флоте был захват галиота «Святой Петр» на Камчатке в 1771 году и его необычная одиссея по Тихому океану. Это был кровавый бунт. Бунт возглавлял не флотский человек, но среди бунтовщиков были военные моряки и вели галиот по морям и океанам штурманы военно-морского флота. Восставшие выдвинули важные политические требования и предъявили ультиматум российской власти, заявив, что вернутся на Камчатку с боевыми кораблями иностранных государств. Этот бунт и вояж по Тихому океану «Святого Петра» вызвал большой военно-политический резонанс не только в России, но и в мире.

Восстание декабристов

14 декабря 1825 года состоялось знаменитое восстание декабристов, в котором, как известно, активное участие принимали и военные моряки России. На Сенатской площади в Петербурге собралось более 3 тысяч восставших под предводительством тридцати офицеров. В том числе на площади находились и матросы Гвардейского экипажа под командованием капитан-лейтенанта Николая Александровича Бестужева и лейтенанта Антона Петровича Арбузова.

Это была попытка государственного переворота, состоявшаяся в столице Российской империи. Восстание было организовано группой дворян-единомышленников, многие из них были офицерами гвардии. Они попытались использовать гвардейские части для недопущения вступления на трон императора Николая I. Целью заговорщиков было упразднение самодержавия и отмена крепостного права. Восстание разительно отличалось от заговоров эпохи дворцовых переворотов по своим целям. И, несмотря на то, что потерпело поражение, оно имело сильнейший резонанс в российском обществе, значительно повлиявший на общественно-политическую жизнь последовавшей за ним эпохи правления Николая I.

Бунты на флоте в период 1905—1917 годов

Более всего бунтарский дух военно-морского флота сказался и результативно проявился в революционных событиях России в первой половине XX века. Образно говоря, все революции в это время в Россию приходили с моря. Собственно сама первая русская революция (1905 года) и началась с матросского мятежа.

В конце июня 1905 года российское общество, еще не остывшее от потрясений Цусимской катастрофы (в сражении с японцами потерпела поражение 2-я Тихоокеанская эскадра), было вновь взбудоражено известиями, пришедшими с флота, – мятеж на «Потемкине»! Случилось невероятное – команда сильнейшего на Черноморском флоте броненосца «Князь Потемкин-Таврический», только что вошедшего в строй, уничтожила своих офицеров, привела корабль в Одессу и открыла по городу огонь! Это известие вызвало настоящий шок и властей, и общества – никогда ранее не случалось ничего подобного. Бунты случались и раньше, но такого не было…

Император Николай II был потрясен этим мятежом гораздо сильнее, чем известиями о гибели эскадры адмирала Рожественского при Цусиме: «Получил ошеломляющее известие из Одессы о том, что команда пришедшего туда броненосца “Князь Потемкин-Таврический” взбунтовалась, перебила своих офицеров и овладела судном… – записал он в своем в дневнике. – Просто не верится!» И далее: «Черт знает что происходит в Черноморском флоте. Три дня тому назад команда “Георгия Победоносца” присоединись к “Потемкину”… Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные корабли эскадры! За то надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников». С несвойственной ему безжалостностью Николай отдал приказ уничтожить броненосец, не останавливаясь ни перед чем.

С 14 по 25 июня 1905 года бунтовал броненосец «Князь Потемкин Таврический», а вместе с ним «Георгий Победоносец» и миноносец № 267. 17 июня для пленения и потопления «Потемкина» были направлены два отряда кораблей Черноморского флота. Произошел знаменитый «немой бой», когда, отвергнув предложение о сдаче, «Потемкин» прошел сквозь строй кораблей. Матросы эскадры отказались стрелять по броненосцу. «Потемкин» остался «непобежденной территорией революции».

Суровые репрессии против восставших не дали ожидаемого успокоения. Только в 1905—1907 годах по базам русского флота на Балтике, Черном море и Дальнем Востоке прокатилась настоящая волна матросских мятежей, охватившая экипажи 22 кораблей и свыше 20 тысяч матросов береговых частей. Почти не было года между 1905-м и 1917-м, когда бы не бунтовали или не восставали моряки военно-морского флота России. Двенадцать лет – это достаточно большой срок, когда взрослеет целое поколение. И все 12 лет начала века российский ВМФ бурлил революцией.

В ноябре 1905 года началось восстание в Севастополе, в котором принимали участие и корабли Черноморского флота, в том числе и броненосец «Потемкин». Правда, теперь он назывался «Св. Пантелеймон». Лейтенант Петр Петрович Шмидт пытается взять на себя командование флотом. Царь приговорил Шмидта к повешению, но во всем Севастополе не смогли найти удушителя. Вынужденно петлю заменили расстрелом…

В 1905 году в июне еще бастовали матросы флотских экипажей в Либаве и экипаж учебного корабля «Прут». А в октябре бунтует Кронштадт. Кронштадт еще будет бунтовать не однажды. Сначала против самодержавия и за советскую власть. А потом будет целый Кронштадтский мятеж, уже против советской власти. Кронштадтские корабли-революционеры: «Память Азова», «Три святителя», «Синоп» и «Ростислав», линкоры «Слава» и «Цесаревич», крейсера «Паллада», «Диана», «Рюрик», «Росиия» и «Аврора».

Ряд мощных революционных выступлений моряков прошел и в 1906 году. В январе восстали матросы Владивостокской крепости и кораблей Сибирской флотилии, а в мае – флотские команды Каспийской флотилии в Баку. В июле – августе вспыхнуло восстание Свеаборгского гарнизона и флотских береговых команд в Гельсингфорсе. Вслед за ними восстали личный состав крейсера «Память Азова» и флотские экипажи в Кронштадте. Наконец, в 1907 году выступили революционно настроенные моряки минной школы, эсминца «Скорый» и других кораблей Сибирской флотилии во Владивостоке.

Весной 1912 года состоялось еще одно неудачное восстание на Черноморском флоте. А в 1915 году в Гельсингфорсе вспыхнуло восстание на новейшем линейном корабле «Гангут», поддержанное экипажами линкора «Император Павел I», крейсеров «Рюрик», «Россия», «Громобой» и «Баян».

На Дальнем Востоке военные моряки также «болели» революцией. Бунтовали экипажи кораблей «Терек», «Жемчуг», «Бодрый», «Смелый», «Шилка», «Аргунь». А 17 октября 1917 года во Владивостоке восстали миноносцы «Тревожный», «Сердитый» и «Скорый».

Интересны малоизвестные факты, что еще до революции 1917 года на Балтийском флоте дважды пытались начать общее восстание. Это было в 1912 году, когда готовы были подняться против власти 14 кораблей. Агентура полиции ценой напряженнейших усилий упредила начало восстания. Пошел террор вперемешку с неусыпной слежкой. 9 января 1916 года Балтийский флот вновь планировал восстание. Но провокаторская мохнатая паутина задушила этот порыв.

Следует заметить, что схема действий революционеров на всех мятежных кораблях тогда была почти одной и той же:

1. Предварительная агитация на корабле.

2. Создание на корабле боевого ядра из сильных авторитетных личностей.

3. Прибытие на корабль представителя революционной партии.

4. Сам бунт под революционным лозунгом.

5. Убийство офицеров.

6. Время (определенное) бездеятельности из-за неграмотной организации мятежа.

7. Рождение в экипаже недовольства против мятежников.

8. Подавление мятежа силами здоровой части экипажа или посторонними силами.

9. Арест зачинщиков и участников мятежа.

10. Суд и репрессии.

Замысел у всех мятежей на флоте тоже был почти один: подняв мятеж на одном корабле (или береговой части), потом поднять и присоединить к мятежу другие корабли и береговые части. Но в основном, кроме мятежа одного-двух кораблей, остальные на восстание не поднимались. Поэтому все быстро заканчивалось поражением восставших.

Более всего очевидцев и современников поразила пробудившаяся чудовищная стихия насилия и ничем не оправданной жестокости, явившая из, казалось, уже забытого Средневековья картины настоящего бунта, того самого – «бессмысленного и беспощадного». Матросские выступления носили явно выраженный характер спонтанного действа, лишенного какой-либо последовательности и ясной цели. Чаще всего энергия восставших в первые же часы обрушивалась на офицеров кораблей и гарнизонов, а после их уничтожения наступало время бездействия.

Мятеж (бунт) для одних был ощущением борьбы за какое-то благое дело. Для других – это была трагедия. Потому что это было восстание против присяги. И потом, после подавления мятежа, для многих наступала еще ответственность за содеянное в форме запоротых, замученных и повешенных за то, что они хотели добиться свободы для своего народа.

Тем не менее, участвуя в мятежах и бунтах 1905—1917 годов, военно-морской флот России получил богатый опыт. Он в этом отношении мощно закалился. Так что флот в революцию 1917 года пришел зрелым и уже не знающим страха.

Военно-морской флот в Великой российской революции (1917 год)

Современная российская наука предлагает трактовать все революционные события 1917 года в России (и февральские, и октябрьские) в единстве как Великая российская революция. Видимо, это разумный подход. И авторы настоящей книги его принимают.

Революция 1917 года в России, подобно Великой французской революции, вызывая самые противоречивые оценки, явилась переломным, историческим событием, оказавшим огромное влияние на мировое развитие. Она породила новую, советскую социальную систему и во многом сделала XX век «русским веком».

Вместе с тем революции 1917 года сопутствовала Гражданская война, которая привела к большим человеческим жертвам, усугубила трудности дальнейшего развития нашего Отечества, способствовала централизации и бюрократизации советского общества, созданию потерпевшей крах однопартийной системы.

Военные моряки выступили в Великой российской революции одной из ее авангардных сил. В феврале 1917 года с участием военно-морского флота в России было свергнуто царское самодержавие. Это событие было с радостью встречено военными моряками. Первыми 3 марта подняли алый стяг революции в Гельсингфорсе матросы линкора «Император Павел I» (в апреле 1917 года переименован в «Республику»); вслед за ним красные флаги взвились и над другими кораблями флота.

Но, к сожалению, в ходе февральских событий стихия матросского бунта сказалась в полной мере – на кораблях и базах Балтийского флота было убито 120 офицеров и более 600 подверглось нападению. Позднее подобные же эксцессы прокатились и по другим флотам. Массовое избиение флотских офицеров стало первым грозным раскатом приближающегося урагана Гражданской войны.

В конце апреля 1917 года на Балтийском флоте по инициативе матросов-большевиков был создан Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт), председателем которого был избран большевик П.Е. Дыбенко. Аналогичные комитеты были избраны на Черноморском флоте и военных флотилиях. Комитеты явились высшими инстанциями на флотах и флотилиях, без одобрения которыми командование не могло провести в жизнь ни один приказ. Состоявшийся 26 июля – 3 августа 1917 года VI съезд российской партии большевиков взял курс на вооруженное восстание. В.И. Ленин, определяя роль Балтийского флота в предстоящих событиях, писал: «Флот, Кронштадт, Выборг, Ревель могут и должны пойти на Питер, разгромить корниловские полки, поднять обе столицы, двинуть массовую агитацию за власть, немедленно передающую землю крестьянам и немедленно предлагающую мир, свергнуть правительство Керенского, создать эту власть».

Выполняя решения партии большевиков, балтийцы приступили к мобилизации и организации сил. В Кронштадте и Гельсингфорсе началось формирование и вооружение матросских отрядов, Центробалт установил жесткий контроль за деятельностью телеграфа, телефонных и радиостанций. Вечером 24 октября для участия в восстании в Неву вошли крейсер «Аврора», эсминцы «Забияка» и «Самсон», минные заградители «Амур» и «Хопер», сторожевое судно «Ястреб», яхта «Зарница», учебное судно «Верный», тральщики № 14 и 15. Учебный линкор «Заря свободы» стал на якорь в устье Морского канала. Высадка сводного отряда из нескольких тысяч кронштадтских и гельсингфорсских матросов закончилась к 18 часам 25 октября.

В 20 часов 25 минут буржуазному Временному правительству был предъявлен ультиматум с требованием о сдаче, а в 21 час 45 минут с «Авроры» прозвучал сигнал (холостой выстрел), известивший о начале штурма Зимнего дворца. Временное правительство прекратило сопротивление. Так завершилось вооруженное восстание в Петрограде. А к февралю 1918 года советская власть утвердилась по всей стране. В борьбе за ее установление особую роль сыграли военные моряки. Отмечая их заслуги в революции, В.И. Ленин на I Всероссийском съезде военного флота говорил: «… Во флоте мы видим блестящий образец творческих возможностей трудящихся масс, в этом отношении флот показал себя, как передовой отряд».

Во время революционных событий 1917 года матросы Балтийского флота действительно сыграли решающую роль в победе большевиков. Это признавала и противная сторона. «…Когда анализируешь обстоятельства, сопровождавшие большевистскую революцию, – вспоминал в эмиграции офицер российского флота Г. Граф, – приходится констатировать, что флот сыграл в ней решающую роль. Флот оставался верен революции. В решающий момент 10 тысяч матросов и 11 боевых кораблей прибыли в Петроград и приняли самое активное участие в свержении Временного правительства. Революционные матросы во главе с П. Дыбенко и А. Железняковым разогнали Учредительное собрание. Сводный отряд моряков был отправлен в Москву для помощи в захвате власти в первопрестольной, затем были Дон, Урал, Киев, Могилев, фронты Гражданской войны».

Военные моряки в контрреволюционных действиях против советской власти в 1918—1922 годах

Участие моряков в свержении Временного правительства прочно привязало их к октябрьскому (1917 года) перевороту и вместе с ростом его значения еще более повышало роль матросов в общественном сознании граждан новой советской России. В последовавшем «триумфальном шествии советской власти» матросы приняли самое активное участие и были одной из главных движущих сил данного процесса по всей стране. При этом политическая зрелость матросов отставала от нового этапа их авангардной роли. Склонность к «прямым действиям» в ликвидации центров старой власти приводила к масштабным проявлениям экстремизма, обострявшим отношения между сторонниками и противниками советской власти. Так, многочисленные самосуды над офицерами толкали их в Белое движение.

Флотский экстремизм сильно влиял на процесс нового советского государственного и военного строительства, на вершине которого в значительной степени, как в центре, так и на местах, оказались военные моряки. При этом у моряков, попавших во властные структуры (П.Е. Дыбенко, Н.Г. Маркина, Ф.Ф. Раскольникова и др.), он проявлялся в склонности к диктаторским методам руководства, а во флотских низах – в стихийном анархизме. Стихийные анархические настроения в матросской среде, ранее не очень заметные в русле нарастания вооруженного восстания, теперь нередко приобретали характер открытой уголовщины. Вместе с тем в процессе утверждения новой государственной власти, обнаружения склонности ее к диктаторским методам, в анархическом противостоянии матросов власти стали проявляться демократические элементы. Это имело место в антибольшевистских выступлениях матросов в Петрограде в октябре 1918 года (Минной дивизии и 2-го Балтийского экипажа). Матросы экипажа арестовали комиссаров, выбрали новых, «реквизировали» в Мариинском театре симфонический оркестр и вышли на набережную Невы с антибольшевистскими лозунгами. Реакция властей была жестокой.

Противостояние флота и новой власти достигло большой остроты в связи с заключением Брестского мира (3 марта 1918 года) и его последствиями. Объяснялось это во многом ростом значения большевистской революции и тем, что участие в ней становилось для матросов главным приоритетом, в то время как для миллионов солдат старой армии, с настроениями которых советская власть должна была гораздо больше считаться, революция продолжала оставаться, прежде всего, средством заключения мира и демобилизации. Другой причиной были исключительно тяжелые условия Брестского мира для флота. Он терял свои главные базы, находившиеся в Финляндии и Украине. Противостояние развернулось в Петрограде, Москве, Крыму, на Северном Кавказе, Волге, Баку, в Архангельске и ряде других ключевых политических точек страны, и оно значительно влияло на общий ход исторических событий.

В немалой степени под влиянием матросской опасности большевистским правительством было принято решение о переносе столицы из Петрограда в Москву. В период переноса столицы на основе оппозиции матросов большевистским властям возникло «Дело» наркома флота П.Е. Дыбенко, бывшее одной из главных тем газет всех направлений весны 1918 года. На основе антибрестовской позиции флота возникло также «Дело» адмирала Щастного. Главной же причиной было стремление правительства и особенно Л.Д. Троцкого определить «стрелочника» за оппозиционные выступления балтийских матросов в Петрограде.

Очень драматично проходили в это время события на Черноморском флоте. Антибрестовская политика черноморцев способствовала склонности правительств Германии и советской России к уничтожению флота, несмотря на, казалось бы, общую заинтересованность в использовании его против Антанты и войск А.И. Деникина. В результате основное ядро флота самозатопилось 18 июня 1918 года в Новороссийске. Судьба Черноморского флота приняла масштаб общенациональной трагедии и сыграла большую роль в провоцировании экстремизма с активной ролью матросов в т.н. «украинском потоке» отступавших с Украины через Юг и Волгу советских отрядов. Это вызывало недовольство местного населения и способствовало созданию почвы для распространения Белого движения в данных районах.

Черноморская трагедия явилась также важной причиной мятежа 6—7 июля 1918 года в Москве (левых эсеров), в котором военные моряки, в том числе и сошедшие на берег с затопленных кораблей, были не только основной военной силой, но и в значительной степени инициаторами и вдохновителями этого выступления. Поражение июльского «левоэсеровского мятежа» привело, как известно, к установлению однопартийной системы в стране и в то же время к решающему поражению матросской оппозиции большевикам.

Крупные антибрестовские выступления военных моряков имели место также в июле – августе 1918 года на Каспийской флотилии, которые закончились установлением в Баку антибольшевистского правительства – «Диктатуры Центрокаспия», и на Флотилии Северного Ледовитого океана в Архангельске.

Несмотря на раскол флота, гибель кораблей и поражение матросской антибольшевистской оппозиции в начавшейся широкомасштабной Гражданской войне, роль военных моряков продолжала оставаться высокой. Связано это было с общим укреплением советской власти и потребностью во флоте как в военной силе (и для «красных», и для «белых»). Моряки продолжали играть авангардную роль как в проявлениях героизма в боевых действиях, так и в процессах, сопровождавших ход Гражданской войны. Стремление к крайним мерам на начальном этапе этой войны особенно выразилось в принятии политики террора. В начале сентября 1918 года, как известно, в связи с покушениями на В.И. Ленина и другими громкими террористическими актами лета 1918 года, в каждом из которых имелось определенное матросское участие, политика «красного террора» была официально распространена на всю страну. Наибольшие жертвы и длительность она имела в Петрограде и Кронштадте. Однако здесь матросы были и в числе первых, кто стал ощущать вред этой политики и противодействовать ей. Надо сказать, что заметный след в Гражданской войне оставила и политика «белого террора». Здесь обое стороны проявили неоправданную жестокость. К сожалению, в этом принимали участие и военные моряки.

Конец 1918 года характеризовался новым всплеском революционных настроений на флоте. Он был вызван окончанием Первой мировой войны, революцией в Германии (начатой там тоже матросским восстанием) и надеждами на давно ожидавшуюся мировую революцию. Заметной формой проявления таких настроений на флоте в этот период было шапкозакидательство при проведении военных операций. Так, полным провалом закончилась попытка с помощью действий балтийских кораблей подтолкнуть революцию в Эстонии в конце декабря 1918 года.

Этот этап, сопровождаемый новыми разочарованиями в мировой революции, привел и к новому разочарованию политикой большевиков. На флоте, как отражение общей обстановки, вновь оживились оппозиционные настроения. Только теперь они отражали негативное отношение к Гражданской войне, лозунг «довольно братской крови», дезертирские настроения, особенно распространенные тогда на северо-западе страны. Результатом таких настроений в связи с приближением «белых» к Петрограду стало известное восстание военных моряков на форте Красная Горка в июне 1919 года. Восставшие наивно рассчитывали на помощь и равноправные отношения с английским флотом и «белыми». Однако последние помнили матросские самосуды над офицерами и действенной помощи не оказали. Поэтому восстание быстро потерпело поражение.

Большую роль в первой половине 1919 года продолжал играть матросский фактор в Украине. Здесь освобождение от немецкой оккупации приняло характер «Украинской Октябрьской революции», в которой матросы в Восточном освободительном потоке, направленном к приморским городам, играли авангардную роль, во многом подобную 1917 году в Петрограде. «Северные» и «южные» матросы слились главным образом в феврале 1919 года в 1-й Заднепровской дивизии под командованием П.Е. Дыбенко с комбригами Н.И. Махно и Н.А. Григорьевым. Причинами успеха их действий были как анархическая обстановка, вызванная многократной сменой властей в Северном Причерноморье, так и известные леводиктаторские методы руководства Москвы. В ходе этих выступлений матросская масса пережила очередной раскол, но в то же время рождала подлинно демократические элементы в Гражданской войне. Они особенно проявились в крупном выступлении флотского полуэкипажа в Николаеве в конце мая 1919 года, лозунги которого во многом предвосхитили лозунги Кронштадтского восстания 1921 года.

В ходе разгрома деникинских войск и выхода Красной армии в Причерноморье в начале 1920 года вновь возрастает значение флотского фактора. Вновь начинается процесс создания «красных морских сил», в котором ведущую роль играют прибывающие балтийские моряки и военспецы. Они занимают разного рода командные и комендорские должности по всему побережью и на имеемых немногочисленных судах. Однако влияние т.н. «таврических матросов», у которых имелись даже свои партизанские флотилии, и махновцев, вблизи столицы которых (Гуляй-Поля – Мариуполя) создается «главная морская сила красных на Юге» – Азовская флотилия, – также возрастает. В связи с этим возрастают «партизанщина» и подозрительность к военспецам во врангелевских симпатиях. Это способствует разобщенности действий, дилетантству, ряду военно-морских неудач, в частности, необоснованной сдаче Мариуполя и т.п.

Вместе с тем в этот период возрастают недоверие и подозрительность советских властей и сухопутного командования не только к махновцам, но и к военным морякам за их левизну, сепаратизм и махновские симпатии. На этой почве происходит необоснованная гибель на сухопутном фронте Морской дивизии, ядро которой составляли собранные со всех флотов и флотилий политически закаленные матросы – ветераны революционных событий 1917—1918 годов. На завершающем этапе Гражданской войны в освобождении Белого Крыма, держащегося своим островным положением, Красный флот далеко не сыграл той роли, которую мог бы сыграть.

Наступил 1921 год. И военно-морской флот впервые мощно выступил против советской власти, которую он вместе с большевиками устанавливал в ходе октябрьского переворота в 1917 году. Кронштадтское восстание марта 1921 года имело разнообразный социальный состав участников, отражающий демократическую основу восстания. Ведущую роль играли сознательные элементы матросской массы, незадолго до восстания вышедшие из РКП(б), ядро которых находилось среди закаленных в революционных политических битвах старослужащих матросов линейных кораблей. Восстание почти полностью поддержали военспецы из бывших офицеров, но они играли подчиненную роль. Основную массу восставших составляли молодые матросы, около половины которых были призывники из районов, захваченных махновским движением. Молодые матросы, стремясь следовать революционным традициям старослужащих и авангардной роли флота и Кронштадта, чаще других инициировали выступление. Широким социальным слоем среди молодых матросов были т.н. «клешники», отражавшие анархический протест существовавшей власти на бытовом и дисциплинарном уровне.

Главные причины Кронштадтского восстания вытекали из того, что оно было логическим продолжением всей предшествующей революционной истории крепости. В выражении социального протеста в стране, вызванного кризисной обстановкой начала 1921 года, кронштадтцы, как и прежде, стремились играть авангардную роль. Однако именно эта роль теперь уже настораживала значительные слои населения, испытывавшего разочарования в революции вообще, что отрицательно сказалось на их поддержке демократических лозунгов восставших. Среди военных моряков имели место накануне и в ходе восстания переоценка своей авангардной роли и новые симпатии к анархизму. Восстание военных моряков в Кронштадте явилось символом начала протеста против установившегося характера советской системы в рамках ее самой, демократической альтернативы ее развития.

Сделаем важный вывод по участию военных моряков в бунтарских событиях в России в начале XX века. Увы, используя особые качества и потенциалы военных моряков, российские политики часто в борьбе за власть безответственно использовали бунтующую матросскую силу. А придя к власти, боясь ее большой бунтарской мощи, давили этих активных участников своих бунтарских битв всеми возможными способами. И получается, что флот оказывался заложником в руках политиков и революционных вождей.

«Враги народа» в среде военных моряков

Не только матросская масса (нижние чины) участвовала в российских революциях. Среди участников были и офицеры. Но подавляющая часть офицерского состава российского флота всегда оставалась верной присяге. Однако все важные протестные события на флоте существенно отражались на офицерской службе и часто ломали не только ее, но и всю жизнь офицера. Так, Великая российская революция 1917 года расколола российский флот на «белых» и «красных», которые в годы Гражданской войны воевали друг против друга. Очень много офицеров императорского флота поддержали советскую власть, другие вынуждены были ее признать и пойти служить в Красный флот.

Безусловно, среди них были и те, кто, оставаясь верным воинскому долгу, продолжали и открыто, и скрытно бороться против советской власти. И это были ее враги.

В публикациях последних лет нередко всех без исключения морских офицеров, осужденных в первые годы советской власти, необоснованно причисляют к безвинно пострадавшим. Хотя на самом деле часть из них реально вела борьбу с новой властью, участвовала в заговорах, бунтах и совершала преступления.

Например, в 1919 году была обезврежена антисоветская организация офицеров флотской разведки и контрразведки. Два ее руководителя за шпионскую деятельность по приговору Верховного трибунала были расстреляны. Подозревался в причастности к деятельности этой организации и начальник Морского Генерального штаба Е.А. Беренс, но ему удалось оправдаться на заседании суда. В том же году произошла малоизвестная история. Советский тральщик «Китобой» под командованием мичмана В.И. Сперанского при приближении трех английских эскадренных миноносцев переметнулся к ним. Сделать это убедил командира и большую часть команды находившийся на тральщике начальник дивизиона лейтенант Моисеев Н.А. Англичане передали сдавшееся им судно в распоряжение Морского Андреевского флага полка. Вскоре часть матросов этого полка перебежала к «красным» и выдала им лейтенанта Моисеева, который был осужден трибуналом и приговорен к расстрелу.

Но, проявляя чрезмерную бдительность, советская власть часто причисляла к врагам народа и совершенно невинных людей. Среди таких было много и офицеров военно-морского флота. Напомним, что первый расстрельный приговор советской власти был применен именно к флотскому офицеру контр-адмиралу Щастному Алексею Михайловичу. Несмотря на его невиновность в контрреволюционной деятельности и заслуги как начальника Морских сил Балтийского моря, успешно осуществившего руководство Ледовым переходом кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт, он был расстрелян за «контрреволюционные действия». Увы, но очень много достойнейших представителей российского флота в те годы было расстреляно по надуманным, сфальсифицированным обвинениям в их причастности к контреволюционным преступлениям.

Имена этих людей оказались вычеркнуты из истории флота и забыты. В течение 36-ти лет, с марта 1917 по март 1953 года., репрессии против военных моряков осуществлялись практически беспрерывно. Особенно многочисленные чистки офицерского корпуса ВМФ проходили в 20—30-х годах. В большинстве случаев элиту флота истребляли не за реальные контрреволюционные выступления, а только лишь за их принадлежность к социально чуждому классу.

Иногда расстреливали офицеров лишь потому, что они были офицеры императорского флота, невзирая на ранги и заслуги перед Отечеством. Например, в 1919 году ВЧК уничтожила трех полных адмиралов: Литвинова В.И. (его эскадра участвовала в спасении людей в 1908 г. после сильного землетрясения на Сицилии), Маньковского Н.С. (командовал бригадой линкоров на Балтике в 1911—1913 гг.) и Яковлева Н.М. (с 1907 г. был начальником Главного морского штаба). Сегодня о них почти ничего не известно. Но это были воистину славные адмиралы России. Жертвами насилия стали многие флотские офицеры осенью 1917 года – весной 1918 года, других расстреляли большевики летом – осенью 1918 года, а в 1920—1922 годах после эвакуации «белых» армий некоторые офицеры были расстреляны как участники Белого движения. А потом еще были репрессии в 20—30-е годы.

В своих воспоминаниях «Крутые повороты» адмирал флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов писал: «Нужно ли вспоминать о репрессиях? Бесспорно, нужно. Чем дольше мы об этом не забудем, тем больше гарантий, что подобное не повторится. Но, думается, настала пора не вспоминать сами факты происходивших арестов, а глубже заглянуть в причины, попытаться найти их корни. Важно не только перечислить жертвы репрессий, но и присмотреться, устранены ли причины, уяснить, какие из собственных наших качеств облегчили возможность репрессий, в чем все же мы должны измениться, чтобы избежать повторения».

Вот как выглядит общая картина истребления российских офицеров в первой половине XX века. Общая численность офицерского состава к 1917 году в России составляла около 276 тысяч человек, из которых немногим более 10 % (28—30 тысяч) не участвовали в Гражданской войне, главным образом по той причине, что в подавляющем большинстве они были уже истреблены большевиками в первые месяцы после развала фронта (конец 1917 – весна 1918 г.) и в ходе «красного террора». Во время Гражданской войны погибло 85—90 тысяч офицеров, причем 22—23 % (около 20 тысяч) стали жертвами антиофицерского террора. А на советской территории в общей сложности осталось около 110 тысяч офицеров, из них чуть больше 40 % (45—48 тысяч) служили в Красной армии и в Красном флоте. Из числа офицеров, оставшихся в России, а также вернувшихся из эмиграции (примерно 3 тысячи человек), от 70 до 80 тысяч были расстреляны или погибли в тюрьмах и лагерях в 20—30-е годы.

В итоге только после первой трети XX века завершилась трагедия русского офицерства, большей частью истребленного не только в войнах (Русско-японской, Первой мировой и Гражданской), но и в результате проявлений революционного экстремизма, антиофицерского террора и последующих репрессий. Это не только способствовало потере боевого и повседневного опыта, который пришлось приобретать вновь в схватках с внешними противниками, но и в немалой степени к утрате демократического характера Красной армии и флота. Все это сказалось на трагическом начале Великой Отечественной войны (1941 год), которое сопровождалось шапкозакидательством руководства страны и значительных слоев населения по отношению к фашистской Германии, утопическими расчетами на войну «малой кровью на чужой территории», на «революционные интернациональные инстинкты» немецкого рабочего класса.

Бунты на флоте в Советском Союзе (после 1945 года)

В Советском Союзе о каких-либо бунтах, выступлениях против власти, тем более в воинских коллективах, никогда и никто не сообщал. Считалось, что в социалистическом обществе достигнуто «полное идейно-политическое единство» и, естественно, ни о каких бунтах и речи быть не может. В Программе КПСС было даже записано, что с точки зрения задач внутреннего развития Советский Союз в армии не нуждается. На самом делебыло не так. Борьба между народом и властью в стране не прекращалась. Были определенные выступления и в военно-морском флоте.

Так, например, в разгар громкого выхода советского флота в мировой океан в 1969 году на Балтийском флоте КГБ был раскрыт подпольный «Союз борьбы за демократические права», созданный флотскими офицерами Таллина, Ленинграда и Калининграда. Он был частью зарождавшегося на рубеже 50—60-х годов в стране правозащитного движения и имел общую с ним идеологию, отраженную в основном в принципах «возрождения ленинизма», «верности идеалам Октября» и т.п.

В 1975 году, в годовщину Октябрьской революции, капитан 3-го ранга В.М. Саблин, заместитель командира БПК «Сторожевой», организовал захват своего корабля с целью обращения к народу, как он заявил, с призывом о необходимости «коммунистической революции» и свержения изменившего ленинским большевистским идеалам существовавшего тогда в стране правительства. Этот случай ныне описан в ряде серьезных учебников как своего рода пролог кризиса советского строя. При оценке поступка В.М. Саблина следует, прежде всего, иметь в виду то, что его, так же как и Союз балтийских офицеров, вдохновляла революционная история флота и общая обстановка в стране, но никак не обстановка на флоте. Флот в то время был тесно связан с властью и государством, и на нем царили настроения, совершенно противоположные революционному духу.

Были на советском военно-морском флоте и другие события, связанные с проявлением бунтарских амбиций отдельных офицеров. Но это были редкие выступления, в основном не связанные с противостоянием режиму и власти.

Военно-морской флот и ГКЧП (1991 год)

По большому счету флот не участвовал в тех событиях. Цели и действия ГКЧП не только не были восприняты или поддержаны на флоте, но они на всех уровнях во флотских структурах даже не были поняты. Поэтому корабли и части флота в период ГКЧП находились в местах дислокации и поддерживали установленную боевую готовность, не допуская при этом провокаций в адрес команд и экипажей. В то же время некоторые военнослужащие в основном индивидуально выражали лояльное отношение и поддержку силам, противостоящим ГКЧП. Но тем не менее пришедшие к власти новые политики пытались необоснованно обвинить отдельных представителей командования ВМФ в поддержке ГКЧП. В итоге некоторые флотские руководители лишились своих должностей и были уволены с военной службы.

События, которые развернулись в стране после ГКЧП (исчезновение СССР, развал Вооруженных сил, падение авторитета армии и флота, военная реформа) вызвали повсевместно рост негативных настроений у военнослужащих, в том числе и у военных моряков. Определенные оттенки таких настроений сохраняются до сих пор. А сейчас кратко выскажем два авторских суждения.

Первое. К 80-м годам прошлого века престарелое руководство КПСС, с одной стороны, уже значительно оторвалось от народа, с другой – оно испытывало все возрастающее оппозиционное давление снизу. Народные массы все больше привлекали западные идеи. И что важно? Доклад М.С. Горбачева на торжественном заседании, посвященном 70-летию революции (1987 год), назывался «Октябрь и перестройка: революция продолжается». То есть, по сути, на повестке дня стоял уже вопрос о революционной смене власти самой КПСС. Так что, скорее всего, ГКЧП – это было необычное, но очередное событие в этом процессе.

И второе авторское суждение. Современная обстановка в России, на наш взгляд, вновь обусловила расширение участия офицерского корпуса в политике и во власти. Однако он к этому, как и в 1917 году, оказался неподготовленным ни интеллектуально, ни политически. Применительно к Вооруженным Силам РФ важно учитывать конкретное значение прошлого опыта. То, что их создание и реформирование на базе Вооруженных Сил СССР имеет определенные аналоги с периодом Гражданской войны, когда вооруженные силы дореволюционной России были использованы для создания Красной армии.

По масштабу преобразований 1917 год, конечно, значительно отличается от 1991 года, а ВС РФ – от ВС СССР. Однако с учетом особенностей исторической ситуации опыт преодоления авантюризма во всех его видах, опыт распознавания в этом процессе демократических тенденций следует учитывать сегодня в полной мере. Сегодня, в частности, особенно важно найти верное соотношение между мерами по гуманизации, демократизации Вооруженных Сил и укреплением воинской дисциплины и уставного порядка. Тем более, что военная реформа (или «модернизация ВС», как часто предпочитает ее называть руководство МО РФ из-за давности срока начала реформирования), назревшая еще в ВС СССР, стоит до сих пор на повестке дня во многом в силу недостаточной осознанности ее как не только внутриармейской проблемы, а дела всего народа и, следовательно, зависящей от происходящих в его среде процессов. В тесной связи с военной реформой стоит задача разработки и внедрения обновленной военной доктрины, учитывающей характер современных военных конфликтов, соотношение сил в мире, сложившееся на рубеже XX и XXI веков, и существенные социальные и демографические изменения, происходящие в российском обществе.

У морских (флотских) служителей часто в числе первых из российского народа рождались идеи и взгляды об улучшении жизни россиян, критическое отношение к действующей власти, к злоупотреблениям правителей всех мастей и уровней. В ответственные, переломные моменты в среде военных моряков всегда находились мужественные люди, которые не боялись заявить о необходимости перемен в стране. Заявляли своеобразно, по-флотски, но громко, с эхом на всю Россию, и оставляя след в истории на века. Среди них были яркие и значительные личности.

Но иногда в бунтарскую историю флота попадали люди, может быть, и действительно с личным бунтарским характером, но в реальности они к флотским бунтам не имели никакого отношения. Как, например, один из приближенных Петра Великого генерал Скорняков-Писарев Г.Г. Находясь в ссылке на Дальнем Востоке за участие в антиправительственном заговоре (уже после смерти Петра Великого), он стал первым руководителем Охотского порта, от которого ведет свою историю Тихоокеанский флот. Так что первый морской начальник этого флота был из бунтовщиков.

1.3. Почему военный моряк стал символом бунта в России?

Действительно, почему именно военный моряк, а не солдат или рабочий? Попытаемся дать объяснение этому. И начнем с главного. В России всегда было особое, уважительное и доверительное отношение к военно-морскому флоту, к военному моряку. Потому что русский народ издавна связан с морем. Русские люди были «охочи к морю». Еще в Древней Руси нашим предкам приходилось героически отстаивать свою независимость от византийских рабовладельцев, диких орд восточных кочевников, шведских и немецких захватчиков. Русские люди использовали в этой борьбе сухопутные рати и флот. Морские ладьи, челны и струги выходили навстречу штормам и дальним дорогам.

В XIII веке нашу страну отрезали от Черного моря, оттеснили и от берегов Балтийского моря. Около трехсот лет мореходство на Руси не развивалось, и только после разгрома шведской армии и флота в сражениях Северной войны (1721 год) страна получила выход к морям и стала строить свой большой флот. В многочисленных боях с иноземными флотами – турецким, шведским, английским, французским, датским, прусским, японским – русские моряки проявляли мужество и отвагу, бесстрашие и мастерство. Русский флот воспитал немало талантливых флагманов, показавших множество примеров искусного ведения боев и сражений на основе разработанной ими оригинальной морской тактики.

Создание регулярного военного флота в России было обусловлено настоятельной потребностью страны в преодолении территориальной, политической и культурной изоляции, ставшей на рубеже XVII—XVIII веков главным препятствием для экономического и социального развития русского государства. Страна, раскинувшаяся на огромных пространствах земной суши, впервые почувствовала себя по-настоящему полноценной только тогда, когда прорубила себе выход к морям и океанам.

Поэтому военно-морской флот России – это не просто вид ее вооруженных сил, это знак российской принадлежности к мировым державам, демонстрирующим свой флаг вдали от собственных границ и берегов. Россия – великая морская держава. Право считаться ею завоевано поколениями наших соотечественников, чьи мужество и самоотверженность, блистательные победы в морских сражениях стяжали немеркнущую славу стране и ее Военно-морскому флоту. Вся военная история России является ярким свидетельством того, что во все времена героизм, мужество защитников Отечества, мощь и слава русского оружия были неотъемлемой частью величия Российского государства, а служба в военно-морском флоте всегда считалась в народе делом почетным, поднимающим в сознании молодых людей волну патриотического энтузиазма и романтической жажды подвига. Вот что есть главное! Все остальные объяснения причин, почему военно-морской флот и военные моряки часто оказывались в передовых рядах борцов за справедливость в России, за ее лучшее будущее, вытекают из этого главного.

Фигура матроса в тельняшке стала символом всех революционных событий в России в XX веке. Чем же необычна эта фигура – матрос военно-морского флота?

Матрос – главный «двигатель» на военном корабле

Знаменитый российский адмирал П.С. Нахимов любил повторять мудрую мысль: «Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля; матрос бросится на абордаж, если понадобится. Все сделает матрос, если мы, начальники, не будем эгоистичны… не будем смотреть на службу – как на средство для удовлетворения своего честолюбия, а на подчиненных – как на ступени для собственного возвышения. Матросы – основная военная сила флота. Вот кого нам нужно возвышать, учить, возбуждать в них смелость, геройство, ежели мы не себялюбивы, а действительные слуги Отечества».

Напомним, что слово «матрос» происходит от нидерландского «matroos» и определяет младшее воинское звание в военно-морском флоте, соответствующее званию рядовой в других родах войск. До 1917 года в российском военно-морском флоте существовала градация: матрос 2-й статьи (звание присваивалось сразу после принятия присяги) и матрос 1-й статьи (прослуживший более года). После революции 1917 года в российском флоте было введено звание краснофлотец, заменившее собой звание матрос. В 1946 году звание матрос восстановлено. Существует также звание старший матрос (соответствует званию ефрейтор в других родах войск).

Полосатую рубашку как предмет униформы носят моряки многих стран, но лишь в России тельняшка (тельник) стала особым символом, отличительным знаком настоящих мужчин. Не попади тельняшка в Россию, она, наверное, так бы и осталась просто уставным предметом одежды моряков. В военный флот России голландская матросская рубашка-бострог пришла с нанятыми Петром I иностранцами и оставалась в строю относительно долго. Военные реформы 1865—1874 годов сильно изменили облик вооруженных сил. Именно тогда появилась легендарная гимнастерка типа русской рубашки-косоворотки.

А 19 августа 1874 года император Александр II утвердил «Положение о довольствии команд Морского ведомства по части амуниции и обмундирования». Вместо бострога моряки получили белую полотняную (на лето) и синюю фланелевую рубашку (на зиму). Они имели на груди глубокий вырез, и потому под них поддевали нательную рубаху с синими и белыми поперечными полосами – первую русскую тельняшку.

Тельняшка сразу же пришлась ко двору на русском флоте, стала предметом гордости: «Нижние чины надевают ее по воскресеньям, в праздничные дни, при увольнении на берег и во всех случаях, когда требуется быть щегольски одетым». Первоначально тельняшки изготавливались за границей, но потом стали производиться из узбекского хлопка на трикотажной фабрике Керстена в Санкт-Петербурге (после революции – фабрика «Красное знамя»). Удобная, теплая, социально значимая тельняшка пользовалась огромным спросом. «Нас мало, но мы в тельняшках!», – это стало крылатой и наполненной большим смыслом фразой.

В 1917 году люди в тельняшках стали гвардией революции. Образ «матроса в тельняшке» стал ее основным символом. Поведение носителей тельняшки в это лихолетье ярко отражало экстремальные черты русского характера: презрение к смерти, отчаянную храбрость, нежелание подчиняться кому-либо, переходящее даже в анархию, верность лишь себе подобным («братишкам»). После Гражданской войны многие матросы стали служить в ВЧК и морской погранохране. Носить тельник было по-прежнему престижно, он означал принадлежность к элите вооруженных сил. Тогда в наличии была лишь тельняшка с полосками темно-синего цвета. Правда, в 1922 году из-за нехватки красителей она выпускалась однотонной, чисто белого цвета без полос.

В годы Великой Отечественной войны много краснофлотцев воевало на суше. Как они воевали, знает каждый. В этом – еще один необъяснимый феномен русского военного моряка. Морякам, умевшим обслуживать лишь коллективное оружие (сложную военно-морскую технику), было вовсе необязательно уметь драться на суше и становиться простым «безлошадным» пехотинцем. Но именно это «братишки» умели делать даже лучше, чем многие солдаты сухопутных войск. Из соображений маскировки их переодевали в армейскую форму, под которой они продолжали носить тельняшку. А кто-то носил ее в вещмешке, чтобы сберечь подольше, но непременно надевал перед боем. В этом еще и дань древней русской воинской традиции – надеть перед боем чистую рубашку. Поговорка: «Нас мало, но мы в тельняшках!» – известна, несомненно, каждому, кто говорит по-русски.

Моряки всегда называли тельник «морской душой». Большой знаток флота советский писатель Л. Соболев писал об этом: «Морская душа – это решительность, находчивость, отвага и непоколебимая стойкость. Это веселая удаль, презрение к смерти, матросская ярость, лютая ненависть к врагу, готовность поддержать товарища в бою, спасти раненого, грудью закрыть командира. Сила моряка неудержима, настойчива, целеустремленна. В отважной, мужественной и гордой морской душе – один из источников победы». Вот почему сегодня тельняшку носят военнослужащие, не имеющие отношения к морю. Полосатые нательные рубашки различных видов носят военные и гражданские моряки разных стран. Но лишь в России тельняшка стала символом доблестного бойца, побеждающего в любых условиях. В определенном смысле особое, трепетное отношение военных моряков к флотской службе, своему кораблю, к своей тельняшке также объясняет феномен российского матроса и ориентирует нас, почему политические партии в России делали ставку на эту фигуру в своих бунтарских и революционных действиях.

Но российский военный матрос может не только бунтовать, но и быть преданным присяге и своим командирам. И здесь звучит надежность и стойкость такого человека. И в этом тоже особая суть этого феномена. Вспомним святого матроса Нагорного Климентия Григорьевича.

Во время революционных событий 1917 года в гвардейском флотском экипаже проходил службу матрос Нагорный К.Г. Из крестьян. Женат не был. Служил матросом на императорской яхте «Штандарт», откуда в декабре 1913 года ушел на службу помощником дядьки цесаревича боцмана А.Е. Деревенько. Была такая должность. В обязанности дядьки входило сопровождать цесаревича Алексея (сына российского императора Николая II), носить наследника на руках во время приступов его болезни, развлекать его. После Февральской революции 1917 года боцман А.Е. Деревенько ушел из Царского Села вместе с революционными матросами, а К.Г. Нагорный стал дядькой цесаревича. Когда царская семья в августе 1917 года высылалась в Тобольск, возможность покинуть службу была у всех императорских слуг, но К.Г. Нагорный предпочел остаться в семье отрекшегося монарха и добровольно отправился вместе с ними в ссылку. По воспоминаниям очевидцев, К.Г. Нагорный не мог молча сносить издевательства тюремщиков над цесаревичем Алексеем. Оказавшись в доме Ипатьева, К.Г. Нагорный и лакей великих княжон матрос И.Д. Седнев поднимали голос в защиту притесняемых охраной узников.

15 (28) мая 1918 года оба матроса были взяты из Ипатьевского дома и доставлены в Екатеринбургскую тюрьму. Арестованных слуг лишили вещей и денег и поместили в общей камере тюрьмы, где содержались арестованные чрезвычайной следственной комиссией. Их сокамерником был князь Львов Г.Е. (после февраля 1917 года был председателем Совета министров Российской империи и Временного правительства, фактически главой государства), который впоследствии дал показания следствию об убийстве царской семьи, о рассказах арестованных матросов об условиях содержания царской семьи в доме Ипатьева. В июле 1918 года матрос Нагорный был казнен.

Когда Екатеринбург был занят белыми, трупы К.Г. Нагорного и И.Д. Седнева, полуразложившиеся и исклеванные птицами, были найдены и торжественно захоронены у церкви Всех Скорбящих. Очевидцам похорон запомнилось, что могилы бывших матросов «Штандарта» были усыпаны множеством белых цветов. Могилы не сохранись – их уничтожили, когда на месте кладбища устроили городской парк. Матрос Нагорный К.Г. был причислен к лику святых в числе убитых слуг царской семьи 14 ноября 1981 года на Архиерейском соборе Русской православной церкви заграницей. А 16 октября 2009 года Генеральная прокуратура Российской Федерации приняла решение о реабилитации 52 приближенных царской семьи, подвергшихся репрессиям, в том числе К.Г. Нагорного.

Вот такими матросами был славен военно-морской флот России! И это здорово! Но в истории образ российского матроса смотрится контрастно: он и верен, предан, как К.Г. Нагорный, но, с другой стороны, он суров, беспощаден и даже, «казня страдальцев без вины, глумился в бешенстве над верой святой священной старины». Увы, но такова была суровая российская реальность того времени – времени бунтов, восстаний и революций.

Революции в Россию приходили с моря

Да, главные шаги в своем развитии Россия всегда делала с активным участием военно-морского флота. В этом отношении флот для России был, да и остается своеобразным институтом, который дает начало новому и будущему страны…

Все революции XX века в Россию, образно говоря, пришли с моря. Они начинались именно в российском военно-морском флоте. ВМФ всегда шел впереди того, что давало потом прогрессивное движение России. А это значит, что военно-морская среда более, чем другие военные структуры, чувствительна к грядущим переменам и более быстро способна о них заявить.

На флоте всегда служили лучшие, более социально активные, более грамотные (и в обыденном, и в профессиональном плане) граждане страны, физически и морально здоровые, умные и развитые люди. Они служили на кораблях, которые являли собой не только спаянные экипажи, но здесь все проходили хорошую школу социального устройства общества.

Дело в том, что каждый корабль – это живая модель государства. Все государственные процессы корабль собирает концентрированно и выпукло, как сильная линза. И здесь зажмуриться невозможно. Вот и появляются бунты, протесты, восстания моряков, как прелюдия подобных действий и в других структурах государства и слоях российского общества. Для России оказалось, что интеллигент был идеологом революции, рабочий – ее гегемоном со своим неизменным оружием – булыжником, а крестьянин – соль земли. Но именно матрос стал подлинным символом революции, выразителем ее сущности и характера. И это несмотря на то, что матросы составляли лишь незначительную часть общества: в годы Первой мировой войны, после полной мобилизации всех флотов и флотилий их численность едва превысила 137 тыс. Что такое эти тысячи по сравнению с восьмимиллионной армией солдат и почти 100-миллионным крестьянством? Даже фабричных рабочих тогда насчитывалось почти 4 млн.

Выход матросской массы на авансцену политической борьбы в 1905—1907 годах и в последующие годы оказался совсем не случайным. Благодаря длительному напряжению сил государство смогло к тому времени построить многочисленные и современные корабли. Военно-морской флот стал символом могущества и процветания империи. Но при всем своем грозном обличье этот символ был опасно болен. Наиболее разрушительным оказалось совмещение на флоте технического совершенства и характерного для традиционной российской культуры набора социальных моделей. Что имеется в виду? Приходя на флот, вчерашние крестьяне и мастеровые несли с собой свои традиционные представления о смысле, об истине и справедливости, о долге и должном. Отработанная десятками предшествующих поколений система ценностей позволяла крестьянам жить и действовать в условиях этической гармонии своего мира. Четкие и довольно жесткие поведенческие стереотипы и моральные основы сохраняли равновесие этого мира, он был прост и доступен. Для его постижения не требовалось никаких отвлеченных понятий и умозрительных образов, все имело видимую и ясную связь. Но призыв на флотскую службу погружал новобранца в совершенно иной, неведомый мир. Военный флот для русского крестьянина был, несомненно, более чуждой и непонятной средой, нежели армия. В начале XX века военный корабль уже синтезировал самые новейшие достижения науки и техники. Из «золотой, бревенчатой избы», от сохи и лучины крестьянин попадал в мир стали, электрического света и паровых машин, электротехники, радио, химии.

Чтобы жить и действовать в этом новом мире, нужна была новая система представлений. Большинство из истин, объяснявших устройство мира, окружавшего матроса, имело чисто умозрительный характер, и их приходилось принимать на веру. В результате в мировоззренческой системе новобранца с самого начала его службы появлялась новая мощная компонента – понимание необходимости и действенности в этом новом мире целого ряда отвлеченных понятий. По сути, происходила мощная и масштабная маргинализация (процесс разрушения общества, проявляющийся в распаде социальных групп) матросской массы, превращавшая ее в объект успешной революционной пропаганды. Однако при этом неизменной оставалась основа поведения матросов, ее ценностные установки, унаследованные от прежней крестьянской жизни.

Одновременно специфика флотской службы воспитывала чувство спаянности и сплоченности экипажа, ответственности за общее дело, что находило прямой отклик в матросской душе, воспитанной в традициях общинной жизни. В то же время служба на корабле, когда точное выполнение каждым матросом своих обязанностей имело решающее значение для жизни всего экипажа, пробуждало чувство собственного достоинства. Возникновению нового отношения к себе способствовали заметные отличия во внешних атрибутах флотской службы. Заграничные плавания, лучшее питание (в среднем дневной рацион матроса был втрое дороже, чем солдатский паек), форма одежды, отличавшаяся известным шиком, – все это приводило к тому, что матросы чувствовали свое превосходство над солдатами и, оказавшись на берегу, не упускали случая это подчеркнуть. Ощущение собственной значимости и обособленности вызывало у матросов снижение «порога реакции» на негативные стороны службы.

Традиционные модели социального поведения позволяли матросам сравнительно безболезненно переносить обычные тяготы флотской службы. Но те же социальные обстоятельства приводили к немедленному взрыву, «заготовленной» реакции в случае посягательства на основополагающие ценностные установки – своего рода «зону запрета». Как правило, это была какая-либо вопиющая несправедливость. В ходе восстания на «Потемкине» взрыв матросского возмущения вызвало явное намерение старшего офицера броненосца И. Гиляровского наказать ни в чем не повинных матросов, якобы отказавшихся есть тот самый борщ с червивым мясом. Стремление защитить невинного, помочь своим, «положить жизнь за други своя», чаще всего становилось непосредственной причиной восстаний на флоте.

Эта морально-этическая подоплека матросских волнений приводила к неожиданному парадоксу – матросы рассматривали свои действия как борьбу не против порядка, а за порядок, за справедливость. Так, во время севастопольского восстания в ноябре 1905 года матросы одного из экипажей, изгнав всех офицеров, решили по случаю дня рождения вдовствующей императрицы провести парад и отслужить молебен. «Молебен был для того, – вспоминал один из участников, – чтобы доказать, что мы не есть бунтовщики…»

Матросы, будучи в большинстве своем рослыми, хорошо физически развитыми, в броской и непривычной форме на фоне серой и невзрачной солдатской массы производили яркое и запоминающееся впечатление. Кроме того, традиционная нехватка на кораблях винтовок и револьверов порождала у матросов почти детскую тягу к «обвешиванию» оружием. С чисто практической точки зрения обвязывание себя пулеметными лентами, ношение за поясом гранат и нескольких револьверов было весьма неудобным и небезопасным (в ходе октябрьских событий 1917 года многие матросы пострадали от своей «свервооруженности», не имея достаточного навыка пользования оружием). Однако на людей штатских увешанная револьверами и бомбами «гвардия Октября» производила неотразимое впечатление. Большевики часто поручали матросам различные акции по «наведению порядка». Один лишь вид обвешанных пулеметными лентами балтийцев «действовал на слабонервных интеллигентов устрашающе… В первый же день матросские патрули навели в районе Невского и Дворцовой площади идеальный порядок».

Поясним важную деталь классического матросского революционного «имиджа» – пулеметные ленты через плечо. Притом, что пулемет на флоте не являлся личным оружием каждого. В чем же смысл? Казаться великими и ужасными? Все проще: винтовка Мосина и пулемет Максима стреляли одними и теми же боеприпасами. Одна лента – это 250 патронов. Таскать пятьсот штук в подсумке – тяжеловато и неудобно. То есть матросы, по сути, носили некий суррогат современной «разгрузки». Но почему именно они? Тоже просто. Матросы имели личное оружие – карабины, стрелявшие теми же винтовочными патронами. Однако на корабле оружие не слишком-то и нужно, поэтому патронов в обоймах или «россыпью» было там очень мало. Зато в те времена на каждом корабле имелись пулеметы, которые предназначались для борьбы с минами. К примеру, на «Авроре» их было три штуки. Поэтому на кораблях, а особенно в кронштадтских арсеналах, хранилось огромное количество пулеметных лент. Вот кто-то и провел рационализацию. Впоследствии среди краснофлотцев это стало модой, к сожалению, доведенной в итоге до абсурда.

Отношения между матросами и офицерами на кораблях императорского флота

Безусловно, эти отношения тоже были одной из важных причин тяги матросской массы к бунту. И все же на флоте они были гораздо более демократичными, чем в армии. Нельзя не отметить, что после 1905—1907 годов офицеры существенно изменили свое отношение к матросам. Они стали более доброжелательными и уважительными. После Русско-японской войны, когда началось возрождение флота, отношение к матросам стало более гуманным и справедливым, основывалось в основном на строгих рамках закона. Случаи, чтобы команда какого-нибудь корабля ненавидела своих офицеров за плохое обращение, были исключительно редки. Матросов уже никто и никогда не бил, а если обнаруживался подобный факт, то виновный шел под суд. Но общее протестное настроение матросов по отношению к офицерам сохранялось и до 1917 года.

Заметим, что в бунтах на кораблях флота принимали участие и матросы, и офицеры. Но, конечно, основной бунтующей массой всегда оставались матросы. Однако бунтующие матросы и бунтующие офицеры – это совсем не одно и тоже. Флотские офицеры в отличие от матросов всегда были особой кастой. И участвующие в протестных движениях офицеры все равно сохраняли свой социальный статус, резко отличавшийся от матросского. В революционных же событиях в России начала XX века офицеры почти не принимали участия. Хотя после революции именно царские офицеры своей (часто и подневольной) службой помогли большевикам создать Красную армию и флот и удержать их власть над Россией. Это правда. Но это не вся правда, а только один уголок в обширном, сложном и запутанном лабиринте трагических событий русского лихолетья.

Отношения между матросами и офицерами на флоте были всегда сложными, между ними сохранялась достаточно большая социальная дистанция. Офицеры и матросы жили в объеме одного корабля, который для них был общим домом, но жизнь у них и по содержанию, и по организации была совсем разной. И это было очень зримо. Почти вся корабельная жизнь офицера протекала на виду у матросов, была у них всегда предметом обсуждений, недовольств и вызывала зависть и раздражение. Конечно, встречались случаи чрезмерной грубости со стороны офицеров по отношению к матросам и даже рукоприкладство. Служба у матросов была очень тяжелой, в том числе и в бытовом плане. И дело-то даже не в том, что было тяжело, а в том, что жизнь матросов на корабле резко контрастировала в сравнении с офицерской. Матросы были набиты в кубриках как сельди в банке: где спят, там и едят. А господа офицеры жили значительно комфортнее. На флоте «социальный расизм» был заметен как нигде. К тому же российские флотские офицеры являлись классическими «золотопогонниками» во всех отношениях. Попасть на флот не дворянину было практически невозможно. То есть моральная атмосфера и сложные отношения между офицерами и матросами потенциально уже создавали на корабле возможности для проявления бунта и подогревали среди матросской массы революционные настроения.

Конечно, нельзя утверждать, что флотские офицеры не знали вообще матросов, что их бесконечно разделяло различие происхождения и социального положения. Из года в год мимо каждого из офицеров непрерывными рядами проходили представители народа – новобранцы. Они являлись из деревень, городов, заводов, из всех губерний и областей обширной территории России. В течение пяти лет все эти люди находились под непосредственным влиянием офицеров, которые знакомились с ними, узнавали их не только в смысле пригодности к военной службе, но и просто как представителей народа. Матросы нередко несли офицеру свои заботы, горе и радости, делились полученными известиями из деревни, спрашивали совета, просили писать письма, прошения и рассказывали о своих семейных делах. В часы досуга они говорили о жизни в деревне, о своем материальном положении и заработках. Благодаря этому у офицеров составлялось определенное понятие о народе, о его положении в различных частях России, его интересах, характере и способностях.

В результате корабельные офицеры были в подавляющем большинстве относительно знакомы с подчиненными матросами, так как имели дело с ними всю свою службу и умели ценить их. Они в основном понимали, что для них хорошо и полезно и что может им принести вред. В этом отношении они были гораздо ближе к народу, чем профессора, адвокаты и вообще русская интеллигенция, которая ставила его на какой-то недосягаемый пьедестал, называла «народом-богоносцем» и верила в его особую миссию.

Но корабельные офицеры были очень слабы в современных политических вопросах. Будь офицеры более сведущи в политике, они, вероятно, сумели бы после февраля 1917 года удержать в своих руках команды кораблей. Будь они хоть несколько опытны в ораторском искусстве, им было бы легко бороться против пропаганды, которая сплошь и рядом велась партийными агитаторами на кораблях. Офицеры не могли не понимать, куда толкают матросскую массу и всю Россию эти агататоры. Но для того чтобы обоснованно разъяснять опасность пропагандируемых тезисов, необходимо было их тщательно изучить. Но офицеры ни самого учения, ни его истории почти не знали. Впрочем, им все равно не поверили бы: такое уж тогда было время.

Были случаи, что некоторые офицеры сами увлеклись идеями социализма, в особенности если им приходилось слышать речи корифеев революции. Но, как правило, таких офицеров было не много. Они не решались выступать на митингах и перед собраниями команд. Конечно, встречались исключения, и тогда нередко партийным ораторам приходилось плохо. На одном митинге на «Севастополе» после ответных речей, сказанных командиром и несколькими офицерами, команда готова была побросать агитаторов за борт. Злополучные ораторы взмолились о защите к тем же офицерам, которые, сжалясь над ними, отправили их на берег с другого трапа, на первой попавшейся шлюпке. Экзальтированные речи капитана 2-го ранга Н. Зубова так действовали на матросов, что они становились на колени и приносили клятву о борьбе за Россию. Речи капитана 2-го ранга П.П. Михайлова способствовали тому, что вокруг него образовалась группа матросов, которая по приходе флота в Петроград возмутилась против комиссаров. Адмирал А.В. Развозов имел такое влияние на матросов, что на собраниях обыкновенно выносились решения, предложенные им. Однако все это были единичные случаи, а большинство офицеров все же стояло в стороне от всяких митингов и собраний, которые им претили до глубины души.

И когда наступила революция, с которой рушилось все, что раньше казалось таким простым, понятным и незыблемым, офицеры сами не могли точно во всем разобраться, не могли удовлетворить и любознательность матросов, просивших их объяснить массу новых слов, понятий и явлений. Матросов опьяняли митинги, революционные лозунги. Понятия Вера, Царь, Родина для них отошли на задний план. Их сменили другие слова: завоевания революции, демократия, пролетариат и так далее. В конце концов спасение от всех зол разрухи большинство матросов стали видеть в торжестве советской власти.

В угаре революционных вихрей от матросских рук, к сожалению, пострадало много офицеров, в том числе и погибло. Казалось бы, уж кому ненавидеть за это матросов, так это – морским офицерам. Но, к их чести, они отнюдь не были ослеплены чувством мести. Только поэтому и не оправдались надежды вождей революции, рассчитывавших, что при перевороте автоматически возникнет уничтожение царских офицеров.

Чем отличался матрос российского флота от матросов других флотов?

Что важно здесь понимать? Матрос российского флота существенно отличался от классического матроса главных морских держав. Русский флот всегда страдал недостатком природных моряков, выросших на берегу моря, любивших его и не понимавших иначе жизнь, как на палубе корабля. Русский матрос никогда не был определенным типом «моряка-матроса», как, например, матрос английского флота. Тот действительно обладал всеми присущими этому призванию характерными чертами и всею душой был предан морю и кораблю. Российский же матрос – это был по-прежнему только крестьянин или рабочий, который попал на флот для отбывания воинской повинности.

На флот ежегодно являлись партии новобранцев, случайно туда назначенных. Так же случайно их распределяли и по специальностям, руководствуясь лишь степенью грамотности и знанием ремесел. После короткой строевой подготовки начиналось классное обучение различным теоретическим наукам, вроде физики, электричества, электротехники, радиотелеграфии и других специальных наук, а параллельно – учили грамоте и арифметике. Под влиянием новой обстановки, массы новых впечатлений и учения новобранец сразу терялся и с трудом разбирался во всем. Проходило несколько месяцев, и молодой матрос уже понемногу осваивался, начинал привыкать к новой жизни и разбираться в науках. Он быстро развивался и становился другим человеком.

Среди новобранцев были и такие, которые уже получили до службы начальное образование. Из них выбирались кандидаты на унтер-офицеров, которых особо учили по их специальности в течение двух лет. Эти матросы получали довольно серьезное образование, которое в некоторых отношениях даже было немногим ниже общесреднего. Таким образом, из них получались уже полуинтеллигенты.

Однако какой бы хороший специалист ни выходил из матроса, все же он не становился настоящим моряком. Да и не мог стать в такой короткий срок, ибо все его знакомство с морем ограничивалось двумя-тремя переходами из Кронштадта в Ревель, Гельсингфорс или Транзунд. Имея звание матроса, он оставался глубоко сухопутным человеком. Даже на свою специальность, которую в большинстве случаев матросы очень любили, они смотрели с той точки зрения, насколько она может быть полезной после службы, в частной жизни, а не на корабле. Этим и объяснялось, почему большинство стремилось попасть в машинисты, электрики или радиотелеграфисты и довольно неохотно шло в комендоры, минеры, сигнальщики и так далее. Мысли русского матроса всегда сосредоточивались около родной ему суши, а не моря.

Это необходимо подчеркнуть, чтобы указать, что по большому счету российские матросы тяготились жизнью на кораблях. Как бы хорошо им там ни жилось, они все же всегда тянулись на берег и оставались в душе теми же крестьянами или рабочими, которыми были до службы.

Но плавания, полученное на службе образование, обращение со сложными механизмами и само море, безусловно, сильно развивали матросов. Через два-три года в них нельзя было уже узнать прежних простоватых крестьянских парней или рабочих: они становились вполне развитыми людьми, способными разбираться во многих явлениях окружавшей жизни.

Хорошо питаясь, одеваясь и имея сравнительно большие карманные деньги, матросы приобретали внешний лоск и апломб, считали себя выше своей среды и в особенности земляков-солдат. Те же, кому удалось побывать еще и за границей, кое-что увидеть и встретиться с новыми людьми, уже и ног под собой не чувствовали от важности и к своей деревне относились не иначе, как с презрением. В последние годы перед революцией 1917 года среди команд сильно развилось франтовство, любовь к театрам, танцам и вообще к общественной жизни. Начальство в этом отношении очень охотно поощряло матросов, так как считало, что это отвлекает их от вредных подпольных влияний. Оно всячески старалось развить в них любовь к спорту: хождению под парусами, катанию на коньках, на лыжах, рыбной ловле. Кроме того, разрешалось также устраивать на кораблях спектакли, вечеринки и елки, на которые приглашались знакомые матросов. Они это очень ценили, и один корабль старался щегольнуть перед другим своими вечерами. В военное время, когда на корабли нельзя было приглашать гостей, для вечеров специально снимались помещения, приглашалась музыка и шли танцы. На эти вечера неизменно приглашались и офицеры, которые очень любили их посещать, так как действительно было любопытно поглядеть на неподдельное веселье, увлечение танцами и наивно-грубоватое ухаживание.

Команды на кораблях жили по специальностям, в отдельных помещениях, что их очень сильно сплачивало. Все вечера и вообще все свободное время матросы проводили только в своей среде, почти без наблюдения офицеров. Технически такой надзор очень труден, в особенности на больших кораблях, где обойти сразу бесчисленные отдельные помещения совершенно немыслимо. На них всегда можно найти такой уголок, где никто не потревожит, и спокойно вести там любые разговоры.

Ближайшим начальником каждого матроса являлся унтер-офицер его специальности, с которым он вместе работал и жил. Это создавало между ними совсем другие взаимоотношения, чем между унтер-офицером и солдатом в армии. В своем унтер-офицере матрос-специалист видел не столько начальника, сколько авторитет в специальности. Сами условия жизни и одинаковое происхождение совершенно сглаживали в глазах матроса различие их положения на корабле. Отношения между ними почти всегда были чисто товарищескими, но с долей уважения, если унтер-офицер умел поставить себя на должную высоту.

Еще одним очень важным обстоятельством, усугублявшим к началу революции 1917 года бунтовские настроения в матросских массах, было то, что Первая мировая война длилась уже третий год. Команды устали не столько физически, сколько нравственно. Им становились невмоготу суровый режим военного времени и связанное с ним ограничение свободы. Первая мировая война только подогрела бунтовские настроения. Российский флот воевал, прямо скажем, немного. Прежде всего, Балтийский флот. Особенно линкоры, самые многочисленные по количеству экипажа. Они всю войну стояли на рейде в Гельсингфорсе, Ревеле или в шхерах и не сделали ни одного выстрела по врагу из своих мощных орудий. За все время войны большинство линейных кораблей так и не видело неприятеля. Команды отъедались, отсыпались и томились однообразием. Благодаря войне многие из матросов, только что отбывшие пятилетнюю воинскую повинность, были снова призваны на действительную службу. Призывы 1909—1912 годов вместо пяти тянули уже лямку по шести, семи и даже восьми лет. Но команду офицеры службой-то напрягали пополной! Что матросы думали об офицерах и адмиралах, которые боятся покинуть рейд и не выводят корабли в море? Кстати, в таком положении косвенно был виноват император Николай II. Существовал его приказ, согласно которому линкоры не могли выйти в море без разрешения Ставки. Но на Балтике все происходило очень быстро. Пока связывались со Ставкой, пока решали вопрос – необходимость что-то делать уже пропадала.

Если бы еще в русском народе была сильна идея патриотизма, как, например, в Германии или Англии, тогда можно было бы заставить матросов терпеть. Но любовь к Родине как целому в народе почти отсутствовала: «Какие мы русские, – говорили мужики, – мы – вячкие, до нас немец не дойдет; чего мы будем воевать – пущай воюют те, до кого он дошел…» Подобные рассуждения всех этих «вячких», «калуцких» и «скопских» философов ярко характеризуют взгляд русского народа на войну и понимание им своего долга. С такой психологией он не мог воевать идейно, а шел только «из-под палки», куда прикажет начальство. К его распоряжениям он относился покорно и апатично, ибо был убежден, что так надо; начальство, мол, лучше знает, что делать, – на то оно и начальство. Большинство матросов было недовольно нарушенным покоем, разлукой с семьей, трудностями и опасностями войны. Поэтому каждая мысль, каждое слово, говорившее о бесцельности и необходимости окончить войну, были им приятны.

Кроме матросов общего типа, по своей натуре простых и хороших, на каждом корабле был еще, хотя и небольшой, уголовно-преступный элемент. Как ни старались от него избавиться, но на кораблях, в особенности больших, всегда можно было найти 10—15 человек, способных на все. Революции ничего не стоило привлечь их на свою сторону, посулив деньги, право грабежа и полную безнаказанность.

Российский матрос, как никакой другой матрос любого иностранного флота, несмотря ни на что, был всегда бесстрашен и стоек. Таким он был и в годы восстаний, революций и Гражданской войны. Свидетелем многих печальных моментов явился Андреевский флаг. Вот эскадра адмирала Сенявина, интернированная в Лиссабоне (1808 год). А вот Черноморский флот, затопленный своими же руками на Севастопольском рейде, чтобы преградить путь врагу (1854 год); 1-я Тихоокеанская эскадра, нашедшая себе могилу в Порт-Артуре (1904 год); 2-я Тихоокеанская эскадра, погибшая в водах рокового Корейского пролива (1905 год). Но всегда после таких тяжких потрясений наступал период возрождения его духовной и материальной мощи. Флот как бы воскресал к новой жизни, чтобы с лихвой наверстать то, что им было утрачено.

В последние дни защиты Моонзунда (октябрь 1917 года), когда сухопутные части, предпочитая бою плен, отказывались драться, небольшая, сборная с нескольких кораблей, горсточка матросов продолжала защищать перешеек между островами Эзель и Моон в Балтийском море. Несмотря на то, что там все они были совершенно добровольно, они не только не сдались, но и отказались отойти. Весь отряд лег до одного человека.

Началась Гражданская война. Юг России превратился в сплошной район междуусобной борьбы. Весна 1918 года. Армавир. Тяжелое время для Белой армии. Генерал Драгомиров, который был одним из лидеров Белого движения, заявил, «что наибольшая опасность в большевистской армии для добровольцев заключается именно в матросах, что ими там все только и держится». И во многом он был прав. Сжатые в кольцо большевиков, белые судорожно отбивали их непрерывные атаки. Большевистские цепи следовали одна за другой, причем впереди – во весь рост, с винтовками на руку, одетые в летнюю белую форму, шли матросы. Как подкошенные, падали они под огнем пулеметов, но оставшиеся продолжали идти вперед. Из них никто не уцелел. Как объяснить такую безумную храбрость, такое мужество пред лицом смерти? Видимо, это коренится уже в самой природе матросов. Опасность на суше, в сравнении с опасностями на море, казалась им ничтожной.

Из приведенной характеристики матросов и условий их жизни на флоте видно, почему они так легко поддавались любой пропаганде; в особенности – во время затяжной мировой войны. Медленно, но систематично готовилось в лице матросов оружие будущего всероссийского бунта.

Превращение матросов в «красу и гордость» революции было вполне закономерным. Среди «разношерстной» солдатской и рабочей массы они действительно выделялись и не только своим внешним видом, но и сплоченностью, организованностью, надежной подчиненностью собственным лидерам. В условиях «нерегулярной» Гражданской войны это имело решающее значение. Даже несмотря на полное неумение вести «сухопутную» войну и неприспособленность матросского клеша к маршам по бесконечной хляби российских дорог. Но как только Гражданская война приобрела форму противоборства двух классически организованных армий, матросские отряды быстро утеряли роль ударной силы и растворились в составе регулярной Красной армии.

Собственно сама Гражданская война, в ходе которой большевики помимо удержания власти выполнили не менее важную задачу подавления стихии разгулявшихся маргиналов, положила конец матросской вольнице. Кронштадтские события 1921 года стали с этой точки зрения вполне закономерным и неизбежным финалом. Эпоха великих разрушений заканчивалась, наступало время созидания. Перепоясанный пулеметными лентами матрос перешел с палуб кораблей и фронтов Гражданской войны на плакат и экран, где ему предстояло прожить не менее яркую и куда более долгую жизнь…

С легкой руки создателя советского кино С. Эйзенштейна именно матрос стал самым распространенным символом русской революции в искусстве. Вышедшие на экраны страны его фильмы «Броненосец “Потемкин”» и «Октябрь» окончательно сформировали символику нового образа. Отныне перепоясанный пулеметными лентами, суровый широкоплечий красавец в лихо заломленной бескозырке, широких клешах вошел в сознание советского человека как символ великой революционной победы, воплощение ее романтики и идеалов.

Многие известные мастера искусств посвящали свои работы российским матросам. Они их, конечно, пердставляли по-своему и по-разному. Но всегда это была сильная и символическая фигура матроса. Вот как, например, его видел поэт М. Волошин: «Широколиц, скуласт, угрюм, Голос осиплый, тяжкодум, В кармане – браунинг и напилок, Взгляд мутный, злой, как у дворняг, Фуражка с лентою “Варяг”, Сдвинутая на затылок…»

И в современном искусстве России матросская тема продолжает по-своему жить. Так, в течение многих лет известный художник Александр Жерноклюев (бывший военный моряк Балтийского флота) создает свои не бесспорные, но интересные работы из серии «Красные матросы». Здесь представлены две его работы из этой серии. По-прежнему в них чувствуется, с одной стороны, особая сила, с другой стороны – матросская «вольница» и своеобразный анархизм.

Опыт бунтов на кораблях, особенно накопленный за десятилетний период (1905—1915 гг.), уверенно вел военно-морской флот России в восстания и революции. А опыт восстаний на кораблях и в частях флота в период революции 1905—1907 годов наглядно продемонстрировал, что в лице военных моряков российский пролетариат может иметь надежных соратников в общей борьбе. Это дало новый толчок революционному движению на флоте. В летопись революционной борьбы навсегда вошли имена военных моряков лейтенанта П.П. Шмидта, кондуктора С.П. Частника, матросов Н.Г. Антоненко, Г.Н. Вакуленчука, А.И. Гладкова, А.Н. Матюшенко, А.М. Петрова и многих других. Но процесс вызревания военных моряков к восстаниям и революциям шел не произвольно и не стихийно. Его направляли различные политические партии России. Им было очень важно иметь в своих союзниках революционной борьбы такую силу, как военно-морской флот. И они целенаправленно готовили военных моряков к революции. Партии буквально боролись за флот, прежде всего за матросские массы. Это сначала делали, прежде всего, эсеры и те, которые в политическом спектре находились левее большевиков – анархисты, левые эсеры, максималисты, – а также левые течения среди самих большевиков («левые коммунисты», троцкисты и некоторые другие). Однако и правые партии, стремящиеся использовать революцию для утверждения во власти, насаждали стихийность, политизацию флота, способствовали распространению экстремизма.

Поэтому непрерывно вели на кораблях, прежде всего среди матросов, революционную агатацию и пропаганду. Выступая перед толпой матросов, партийные агитаторы умело внедряли в сознание флотских людей революционные мысли, бросая постоянно лозунги, вроде: «Товарищи, я такой же, как и вы, рабочий», «я двадцать лет томился на каторге», «я подвергался гонениям царских палачей», «товарищи, не верьте вашим офицерам: офицеры буржуи, золотопогонники, царские опричники»; «углубляйте революцию, стремитесь закреплять ее завоевания» и так далее. Слушатели неистово хлопали и многие верили им.

Революция выдвинула на первый план социалистическое учение, которое сулило народу жизнь на основах «свободы, равенства и братства». Это был главный козырь революции, радужные краски которого дурманили простому народу головы.

Но кроме партийных агитаторов со стороны активно работатли и свои корабельные пропагандисты. В машинные команды, то есть в машинисты и кочегары, чаще всего назначались молодые матросы из бывших заводских. Между ними сплошь и рядом попадались члены социалистических партий, которые и на службе продолжали тайно поддерживать старые связи. Они-то и вели пропаганду среди команд. Времени для нее было много, подходящего места – сколько угодно. Матросы, скучавшие на кораблях, сначала от нечего делать, а потом все внимательнее и внимательнее вслушивались в сладкие речи о земле, воле, равноправии и других социалистических благах. Одновременно их настраивали и против начальства, против офицеров, якобы повинных в их угнетенном положении.

Помешать такой агитации было почти невозможно, так как пришлось бы все время следить за командой, что сильно затруднялось условиями корабельной жизни, а сыск был противен всем традициям флота. Кроме того, сыск на кораблях неизбежно развращал бы команду, ибо пришлось бы пользоваться услугами матросов из той же команды. Им надо было бы особо платить, делать льготы и исключения, а так как на эти услуги пошел бы только худший элемент из матросов, то он мог легко злоупотреблять своим положением. Возникни же хоть малейшее подозрение, взаимоотношения между офицерами и командой стали бы моментально портиться и породили бы недоверие и злобу и в конце концов только дали бы новый козырь той же агитации. Но это вовсе не означало, что команды оставались совсем без наблюдения: старшие офицеры тщательно следили за их настроением. Иногда случайно удавалось обнаружить «домашнего» агитатора, но, конечно, уже проработавшего долгое время. На кораблях с командой в 800, 1000 или 1200 человек такой партийный работник легко мог найти некоторое количество последователей и, таким образом, развить дело пропаганды. Немудрено, что на больших кораблях оказались целые ячейки революционно настроенных матросов.

Пропагандировать среди матросов за революцию в России еще задолго до большевиков начали эссеры. Именно их работа сделала матросов активными участниками революционных событий в России в феврале 1917 года, приведших к свержению самодержавия. Пропаганда на Балтийском флоте в России была почти невозможна, когда во главе его стоял Эссен. Громадная популярность и обаяние имени адмирала Эссена, умевшего сосредоточить в своих руках и неукоснительно строгую дисциплину, и порядок службы, и доверие и уважение подчиненных, в том числе и матросов, препятствовали попыткам агитаторов.

Очевидно, в самой природе флота, вне зависимости от национальности, заложены какие-то данные к восприимчивости экипажей кораблей к революционной пропаганде. Условия жизни и сама морская стихия способствовали выработке и накоплению человеческой энергии, порождали запросы и искания. Оставаясь не вполне использованным и удовлетворенным, все это являлось горючим материалом для возможных бунтов. Вот почему матросы попадались в хитро расставленные вокруг сети пропаганды. Сначала они шли, как бабочки на огонь, а потом – уже стихийно и автоматически подчинялись правилам революционного бунта. Для развращения их в ход пускались все средства и способы. В этой области работали не только простые, рядовые агитаторы, но и будущие «светила» революции. Например, Керенский А.Ф. (был в партии эсером), подолгу находясь на лечении в санатории Гранкулла под Гельсингфорсом, «имел полный контакт с флотом».

Политические партии использовали еще один революционный прием, прикрываясь матросами. В матрсскую форму одевали своих пропагандистов и агитатров и отправляли на корабли. Это эффективно срабатывало, хотя иногда таких «засланных матросов» распознавали корабельные команды и с позором выдворяли их с корабля. А, например, большевики даже сформировали совершенно особую категорию «красных матросов». Что имеется в виду? Например, когда часть Минной дивизии из-за своей большевистской «неблагонадежности» была уже переведена поближе к Обуховскому и Невскому заводам, под угрозу орудий большевистской канонерской лодки «Хивинец», на нее был назначен комиссаром некий Буш. Матросом он никогда не был и надел матросскую фланелевку и фуражку только в феврале 1918 года. Прошлое его терялось во мраке неизвестности, а относительно настоящего не могло быть сомнения, что это – платный агент Смольного. Всегда расфранченный, донельзя вежливый и аккуратный, он скорее напоминал не простого матроса, а бывшего студента. И таких «красных матросов» в 1917—1918 годах было немало.

Сделаем выводы. В Великой российской революции 1917 года военные моряки явились авангардной силой в осуществлении политических преобразований. Основными причинами, выдвинувшими военных моряков на вершину политических событий 1917 года, были:

• возрастание авторитета военно-морского флота в российском обществе, значения военно-морских вопросов в противоречиях в мире в начале XX века;

• особый социальный состав матросской массы, отражающий социальную структуру народных масс страны, особенно ее грамотной части, с повышенным процентом представителей рабочих;

• накопленный с 1905 года революционный опыт и флотские традиции;

• социальная разница между матросами и офицерами, во многом выходцами из близкого к власти дворянства;

• особый характер сложившихся отношений в командах и воинской дисциплины на кораблях и в базах;

• близость основных флотских баз к столице, где, прежде всего, накапливались и проявлялись революционные настроения; кастовость флота.

1.4. Бунт – интернациональная особенность военных моряков

Да, бунтующий военный моряк – это не национальное качество россйиского военно-морского флота. Бунты на кораблях были и в прошлом, и появляются даже сегодня в самых различных странах мира. Не только на российском, но и на других флотах особую «страсть» военных моряков к бунтам и восстаниям отлично учитывали политические руководители всех революций. Одним из первых их внимание обыкновенно обращалось на флот. Достаточно вспомнить хотя бы Великую французскую революцию (1789 год). Или революцию в Германии (1918 год), где все началось с восстания на военно-морском флоте. С бунтов на кораблях начался крах французской интервенции в Россию в 1919 году.

В начале ноября 1918 года произошли волнения на кораблях германского флота в Киле – уставшие от войны команды требовали немедленного мира. Но кильский бунт, даже на фоне начавшейся ноябрьской революции, не стал повторением кронштадтской трагедии в России. В ходе восстания здесь был убит только один офицер, командир линкора «Кениг» капитан-цур-зее (капитан 1-го ранга) Венигер, пытавшийся помешать поднять на мачте красный флаг и за это застреленный. Неизвестно чем бы закончилось кильское восстание, не охвати революция всю Германию, но в любом случае Германия избежала гражданской войны – ее временное правительство сумело подавить выступления.

Иначе дело обернулось в Великобритании, где 15—16 сентября 1931 года произошли волнения на нескольких кораблях флота в Инвенгордоне, Северная Шотландия. Экипажи кораблей выступили против сокращения жалованья, которое было вызвано Великой депрессией, сильно ударившей по британской экономике. Подчеркнутая аполитичность требований определила и мирный характер инцидента, который закончился после того, как командование флота и представители экипажей сумели найти общий язык. Однако более серьезными оказались экономические последствия этого инцидента: волнения, в которых участвовали экипажи самых сильных британских кораблей, во главе с известным во всем мире линейным крейсером «Худ», обрушили Лондонскую биржу и ускорили отказ Великобритании от «золотого стандарта» своей валюты.

«Мятеж не может кончиться удачей. Удачный называется иначе». Эти слова английского поэта Джона Хэррингтона – лучшая характеристика многочисленных выступлений, случавшихся на боевых кораблях разных стран, когда матросы (иногда и офицеры) оказывались недовольны своим государством. В большинстве случаев такие инциденты, несмотря на различия в условиях и времени событий, имеют ряд общих черт: это, как правило, стихийность, отсутствие единой цели и строгой организации у восставших, отсутствие внешней поддержки. В условиях сильного государства, сохраняющего контроль над ситуацией, подобные мятежи оканчивались ничем, с возможными единичными жертвами, или вообще бескровно, особенно если мятежники не предъявляли политических требований. В условиях анархии – проливалась большая кровь, опять же без практических результатов. «Удачный называется иначе». То, что называется иначе, будь то переворот, революция, иначе и начинается: сверху, где одни большие начальники устраняют других, затем закрепляют свой успех, в том числе с помощью армии и флота. Начавшийся снизу мятеж, как правило, не заканчивается ничем, кроме крови – большой или малой, становясь очередным памятником безответственности одних и доверчивости других.

Военно-морской флот в Великой французской революции (1789 ГОД)

Эта революция стала гибелью для французского военно-морского флота. Сошлемся на очерки французского историка Оскара Гавара: «Ни одна страна в мире не обладала таким составом морских офицеров, как Франция. Это были представители лучших французских фамилий, потомки целых поколений моряков, преданных своему делу, несравненных по подготовке, возлюбивших Родину и ее славу превыше всего. С 1676 по 1782 год французский флот имел 21 морское сражение, из которых было проиграно только три. Как только началась революция, главный ее удар был направлен именно на флот. В Тулоне разлагающая работа пошла быстро, но в Бресте, где флот состоял из бретонцев, связанных с офицерством старыми узами, коим командовал любимый матросами граф д'Эктор, дело шло несколько тише, хотя столь же успешно. Через девять лет после взятия Бастилии от французского военно-морского флота, великолепного творения Людовика XVI, остались одни обломки. К 1798 году наши корабли частью погибли, частью попали в руки неприятеля; офицеры казнены или изгнаны; экипажи инертны или взяты в плен; арсеналы опустошены; рейды запущены, а порты пустынны». С началом Революции (1789) старый королевский флот фактически был упразднен и заменен флотом Французской Республики. Большинство офицерского корпуса и подготовленных кадров артиллеристов погибли во время террора. Вот чем оказалась Великая французская революция для военно-морского флота Франции.

Среди видных флотских офицеров в годы революции во Франции был казнен и Эктор, граф д’Эстен. После вступления Франции в Американскую войну за независимость в 1778 году он повел французский флот на помощь американским повстанцам. В 1763 году произведен в генерал-лейтенанты французского флота, в 1777-м – вице-адмирал. Вернулся во Францию в 1780 году, но впал в немилость при дворе и подвергся резкой критике со стороны подчиненных. Три года спустя, однако, он был поставлен во главе франко-испанского флота, собранного в Кадисе, но был заключен мир, и операция не состоялась. В 1792 году Национальным собранием Франции он был избран адмиралом. Затем обвинен в реакционерстве. Казнен во время революционного террора Французской революции. 28 апреля 1794 года отправлен на гильотину. Перед казнью он сказал: «Когда моя голова падет, отправьте ее англичанам, они за нее хорошо заплатят!»

Интересный факт. Впервые в мире пенсионное обеспечение было введено для офицеров военно-морского флота во Франции в 1673 году. А под влиянием Великой французской революции, в 1790 году, был принят Закон о пенсиях для гражданских государственных служащих, отслуживших тридцать лет и достигших пятидесятилетнего возраста. Военно-морской флот послужил добрым примером для народа Франции.

Бунты на английских военных кораблях (1797 год)

1797 год был тяжелым годом для английского морского флота. Восстания военных моряков охватили все основные базы, главные эскадры и многие находившиеся в море суда. Матросы бунтовали под влиянием вольнолюбивых идей, шедших из революционной Франции, на них воздействовало движение широких народных масс, развернувшееся в конце XVII века в Англии и Ирландии, их вынуждали поднимать знамя восстания невыносимые условия службы на британских военных кораблях – произвол и полная безнаказанность офицеров, жестокая муштра, задержка в выплате жалованья, нехватка и низкое качество продуктов, плохой медицинский уход за ранеными, наконец, свирепые телесные наказания.

В мирное время военный флот Англии комплектовался за счет добровольных наемников. Однако война против Франции и ее союзников потребовала его расширения, и английский парламент принял закон о насильственной вербовке матросов на военные корабли. В портовые города были направлены вооруженные отряды под командованием морских офицеров, которые силой брали подходящих людей в питейных заведениях или просто на улицах.

Мы вспомним два крупнейших мятежа по количеству участников в Королевском военно-морском флоте Великобритании, произошедшие в 1797 в Спитхеде и Норе. Были также меньшие по масштабу волнения на кораблях в других местах в том же году. Мятежи были потенциально опасны для Королевства, так как в то время страна была в состоянии войны с революционной Францией. Были также опасения среди ряда представителей британского правящего класса, что мятежи могли стать началом более мощного восстания, аналогичного Великой французской революции.

Мятеж в Спитхеде (стоянке кораблей около Портсмута) продолжался с 15 апреля по 16 мая 1797 года. 15 апреля моряки на 16 кораблях Флота Канала под командованием адмирала Александра Худа отказались выйти в море, а 17-го представили список своих «обид» (претензий). Они протестовали против условий жизни на борту кораблей Королевского флота и требовали повышения жалованья (которое к тому же многим задерживали). Штабом восстания стал флагманский корабль «Queen Charlotte».

Мятежники избрали вожаков-делегатов, и через них в течение двух недель велись переговоры с Адмиралтейством. Основными требованиями были увеличение жалованья, отмена 14-унциевого «баталерского фунта» (баталер корабля мог оставлять себе две унции с каждого фунта мяса в качестве дополнительного дохода) и снятие некоторых непопулярных офицеров (ни телесные наказания, ни насильственный флотский набор в требованиях мятежников не упоминались). По другим данным, требования включали еще увольнения на берег и лучшее обращение с ранеными и больными. Мятежники соблюдали обычный порядок и дисциплину на борту (главным образом с помощью офицеров), позволяли некоторым кораблям выходить для эскорта конвоев или патрулирования и обещали прекратить мятеж и немедленно выйти в море, если вблизи английских берегов будут обнаружены французские корабли.

Из-за недоверия, особенно в вопросе о прощении мятежникам, переговоры провалились, и стали возникать мелкие инциденты, в результате несколько непопулярных офицеров было выслано на берег, а по отношению к другим выказывались преднамеренные знаки неуважения. В течение недели вопрос о жалованье и королевском прощении был решен, но рационы остались без изменения, и моряки корабля «London» продолжали неподчинение. Дело дошло до стрельбы, и пятеро были убиты. Когда ситуация успокоилась, адмирал Ричард Хау, пользовавшийся уважением моряков, вмешался в переговоры, чтобы достичь соглашения, и добился королевского прощения для всех команд, перевода по службе некоторых офицеров, повышения жалованья и отмены «баталерского фунта». 16 мая флот подчинился приказу и вышел в море.

Все время мятежа в Спитхеде моряки настаивали на своей верности Англии и подчеркивали, что их требования относятся только к тяготам службы, не затрагивая основ порядка. Впоследствии мятеж прозвали «бризом в Спитхеде». Имя лидера мятежа осталось неизвестным даже после его окончания. По слухам того времени, лидером был Валентайн Джойс, помощник рулевого на борту HMS «Royal George» лорда Бридпорта.

Под влиянием моряков Спитхеда 12 мая начался мятеж в Норе (якорная стоянка в устье Темзы), когда команда «Sandwich» захватила корабль. Несколько других кораблей в Норе последовали его примеру, другие же покинули Нор и продолжали уходить во время мятежа, несмотря на орудийный огонь с мятежных кораблей (они пытались удержать флот силой).

Мятежникам было сложно организоваться из-за того, что корабли были разбросаны по Нору (и не все входили в один флот, как в Спитхеде), но они быстро выбрали делегатов от каждого корабля. Ричард Паркер, бывший морской офицер, разжалованный за неподчинение, сочувствовавший французской революции, был избран «Президентом делегатов флота». К концу месяца к мятежу присоединились все корабли, за исключением флагмана «Venerable» адмирала Дункана, который в одиночку продолжал блокаду Текселя (остров у Нидерландов). Требования были сформулированы, и 20 мая список из 8 пунктов был представлен адмиралу Бакнеру. Требования включали: королевское прощение, увеличение жалованья и внесение изменений в статьи морского устава. Впоследствии к ним добавились требования роспуска королем парламента и заключения немедленного мира с Францией. Эти требования привели в бешенство чиновников Адмиралтейства, которое не предложило ничего, кроме прощения (и уступок, уже сделанных в Спитхеде), в случае немедленного возвращения моряков к своим обязанностям.

Мятежники расширили свои начальные требования до фактически начала социальной революции и блокировали Лондон, препятствуя торговым судам входить в порт. Более того, руководители мятежа планировали увести свои корабли во Францию, что не находило понимания у профессиональных английских моряков, и по ходу мятежа все больше кораблей покидали мятежников. После успешного погашения мятежа в Спитхеде правительство и Адмиралтейство не были склонны идти на дальнейшие уступки, в особенности потому, что лидеры мятежа в Норе преследовали откровенно политические цели, помимо повышения платы и улучшения условий на борту.

Мятежникам не подвозилось продовольствие, и когда Паркер поднял сигнал кораблям отплыть во Францию, все оставшиеся отказались следовать за ним. В конечном счете бо́льшая часть других кораблей подняла якоря и покинула рейд (некоторые – под огнем мятежников), и мятеж провалился. К 13 июня все мятежные корабли сдались, не получив удовлетворения ни по одному пункту. Паркер был вскоре обвинен в измене и пиратстве и был повешен на рее «Sandwich», корабля, с которого начинался мятеж. В ходе последовавших репрессий в общей сложности 29 лидеров мятежа (по другим данным – 36) были повешены, еще 30 матросов приговорили к телесным наказаниям, тюремному заключению или высылке в Австралию. Подавляющее большинство экипажей кораблей, вовлеченных в мятеж, не понесло никакого наказания вообще. Мятеж в Норе произошел в момент великой опасности для Англии, но ее враги не сумели вовремя им воспользоваться, хотя и были хорошо осведомлены.

В 1797 году происходили и другие мятежи и волнения в военно-морском флоте Англии. Так, в сентябре команда военного корабля «Hermione» подняла мятеж в Вест-Индии, убив почти всех офицеров в отместку за тяготы. Из них последней стало выбрасывание за борт тел двух матросов, убившихся при падении с мачты в спешке (так как последнему спустившемуся на палубу грозило телесное наказание, оба они не хотели оказаться последними). Другие мятежи имели место у берегов Ирландии и на мысе Доброй Надежды, а также распространились на флот адмирала Джервиса у берегов Испании, где присутствовал и будущий знаменитый английский адмирал Нельсон.

Нельсон о бунтах военных моряков

В воскресенье 9 июля 1797 года солнечное утро у атлантического побережья Испании предвещало жаркий день. Море было спокойным. А в английской эскадре, блокировавшей испанский флот в порту Кадис, наблюдалось необычное движение. По приказу командира эскадры адмирала Сент-Винцента мелкие и средние суда концентрировались вокруг линейного корабля «Св. Георгий». Сюда же были доставлены на шлюпках матросы с остальных линейных кораблей эскадры. Вместе с другими к «Св. Георгию» прибыл с находившимся в его распоряжении отрядом кораблей контр-адмирал Горацио Нельсон. С палубы своего судна он наблюдал, как на рее «Св. Георгия» повесили четырех матросов, приговоренных накануне к смертной казни за попытку поднять восстание на кораблях английской эскадры.

В апреле – мае 1797 года взрыв негодования среди команд военных кораблей на несколько недель вывел из строя флот, действовавший в Ла-Манше. Адмиралтейство незначительными уступками и обманом дезорганизовало мятежников, а когда порядок был восстановлен, казнило несколько десятков матросов вопреки официально данному королем обещанию, что за участие в восстании никого преследовать не будут. Но и эта кровавая расправа не предотвратила вызревания бунта на других эскадрах. На протяжении месяцев готовилось восстание на кораблях, блокировавших Кадис. Зачинщиков выявили с помощью прорвавшегося в их среду предателя и приговорили к повешению. Военный суд заседал в пятницу и субботу, и приговор был вынесен уже после захода солнца. По традициям, имевшим силу закона, нельзя было совершать казни после захода солнца. Казнить по воскресеньям тоже было нельзя. Но главнокомандующий адмирал Сент-Винцент торопился и назначил казнь на следующее воскресное утро.

Осужденные просили исполнить их последнее желание и отсрочить казнь на пять дней, чтобы они могли приготовиться к смерти. Вице-адмирал Томпсон, находившийся на эскадре, обратился к Сент-Винценту с письмом, в котором просил не нарушать порядок и не осквернять воскресенье казнью. Тот оставил приказ в силе и потребовал немедленного удаления Томпсона с эскадры. «Я надеюсь, что епископы не осудят меня за осквернение воскресенья. Преступники просили меня дать им пять дней для приготовления к смерти – за эти дни они успели бы организовать еще пятьсот заговоров».

В унисон со своим командиром мыслил Нельсон, хотя никто лучше его не знал истинного положения матросов. Контр-адмирал соглашался, что к ним «относятся с пренебрежением», а когда наступает мирное время, «обращаются позорно». И тем не менее, получив в июне сведения о восстании на базе Большой Нор, он писал Сент-Винценту: «Что касается негодяев с базы Нор, то я был бы счастлив командовать кораблем, посланным на их подавление». Когда же Нельсону Сент-Винцент сообщил о том, что он потребовал убрать Томпсона или «отозвать его самого домой», контр-адмирал тут же ответил: «Прежде всего, поздравляю вас с надлежащим завершением этого дела со “Св. Георгием”. И если мне будет позволено высказать свое мнение, то я целиком и полностью одобряю столь быстрое приведение приговора в исполнение, хотя оно пришлось на воскресенье… Надеюсь, это положит конец всем беспорядкам на нашей эскадре. Если бы у нас дома была проявлена такая же решимость, то, я уверен, дела были бы вдвое лучше». «Будь это даже Рождество, не то, что воскресенье, – заключил Нельсон, – я все равно казнил бы их». Вот такие суровые оценки давал Горацио Нельсон бунтам на военном корабле.

Кайзер Германии Вильгельм II лишился трона из-за восстания военных моряков

Ноябрьская (1918 года) революция в Германии началась тоже с восстания военных моряков. Восстание произошло на флоте, который оказался гораздо более развращенным революционными настроениями, чем армия. Из всех кораблей только крейсера «Регенсбург» и «Дрезден» остались верны своему императору и ушли из Киля от Красного флота в Свинемюнде. Революция, охватившая всю страну, выросла из локального восстания моряков, не желающих идти на верную смерть по приказу кайзера. В итоге 9 ноября 1918 года последний немецкий кайзер Вильгельм II был свергнут, страна стала республикой.

Четыре года немцы сражались на фронтах Первой мировой войны, рискуя жизнью ради Германии. Но в октябре 1918 года было уже очевидно, что война на Западном фронте проиграна и дальнейшие жертвы бессмысленны. Матросы кайзерского флота, дислоцированного вблизи города Вильхельмсхафена на северо-западе Германии, это понимали. В конце октября до них дошли слухи, что морское командование готовит приказ о выступлении против британского флота. Очевидно, оно должно было завершиться «славным затоплением» немецких кораблей, обреченных в неравном бою. 29 октября уставшие от войны немецкие моряки не подчинились этому приказу. Они подняли бунт против бессмысленной гибели. Так восставшие матросы положили начало Ноябрьской революции, которая стала поворотным моментом в немецкой истории, упразднив монархию и предварив установление Веймарской республики.

Бунты военных моряков в XXI веке

Не только в XX веке происходили, но даже и в XXI веке происходят бунты в военно-морских флотах различных государств. Военные моряки по-прежнему бунтуют. Правда, эти бунты пока не выливаются в восстания и тем более в революции. И тем не менее они еще раз подтверждают интернациональный характер мятежного качества военных моряков.

Удивительный случай произошел 28 апреля 2004 года в Военно-морском флоте Великобритании. Впервые в истории королевского флота на борту атомной субмарины был зафиксирован… бунт! Да, да – именно бунт! Одиннадцать британских моряков отказались нести службу на атомной подлодке «Trafalgar» из-за… опасений за свою жизнь! Команда была снята и взята под стражу до выяснения мельчайших деталей. Это событие по-настоящему оказалось скандальным. Из сделанного экипажем заявления следовало, что моряки крайне обеспокоены дефектами, обнаруженными на лодке, в том числе неполадками в ядерном реакторе (!), превышением допустимого уровня радиации на борту, сбоях в системе аварийной эвакуации экипажа с лодки, а также в системах жизнеобеспечения корабля. В том числе матросы говорили, что масло протекает в резервуары с водой и ее нельзя пить. Более того, за несколько дней на лодке было зафиксировано две утечки газа!

Заявление об отказе служить на подводной лодке моряки передали командиру «Trafalgar» Марку Уильямсу. Интересно, что среди «бунтовщиков» были три офицера. Они заявили, что речь идет о 270 дефектах, из которых 11 настолько серьезны, что каждой из них хватит, чтобы запретить лодке выходить в море! По словам британской газеты «The Daily Mirror», если все дефекты собрать в одно целое, то лодку можно было бы с уверенностью назвать «гиблым местом». Если бы на ней что-нибудь случилось, то это можно было бы сравнить с гибелью российской атомной подводной лодки «Курск»!

Руководство английского флота, в свою очередь, категорически утверждало, что лодка не была бы допущена к плаванию, если бы она представляла опасность. Конечно, можно сколько угодно говорить о высоких стандартах безопасности, принятых в британских ВМС и НАТО вообще, но, если подумать – что другое могли сказать официальные источники? Неужели и в самом деле признали бы «проблемность» своей атомной субмарины? Поэтому спустя некоторое время и после принятых определенных мер по повышению безопасности атомная подводная лодка «Trafalgar» (с другой командой, ясное дело) вышла в четырехнедельное плавание по Ирландскому морю и Атлантике…

Насколько же были оправданны протестные заявления команды «Trafalgar»? Об этом могут сказать достоверно только независимые технические эксперты. Хотя действительно даже официальные британские источники подтверждали, что атомные подлодки «Trafalgar», составлявшие на то время основу Королевского подводного флота, уже не отвечали «требованиям современности». Поэтому с 2004 года началась замена этих устаревших лодок на подводные корабли нового класса.

В ноябре 2010 года Министерство обороны Германии проводило расследование на учебном военном судне барке «Gorch Fock» из-за возникшего там мятежа. Парусник находился в учебном плавании в Аргентине. Попытка бунта произошла после гибели 25-летней курсантки Сары Зееле. Она сорвалась с мачты судна и разбилась. После этого случая большинство курсантов отказались подниматься на мачты, другие даже заявили, что не желают продолжать обучение на парусном судне. В результате четырех кадетов отстранили от курса обучения за попытку мятежа и невыполнение приказов и списали на берег. В беседе с представителями власти курсанты сообщили, что на судне нарушались права кадетов. Капитан судна Норберт Шатц якобы заставлял всех без исключения подниматься на мачты и ставить паруса, угрожая отправить курсантов домой без получения офицерского звания. После этого инцидента всю группу из 70 курсантов отправили обратно в Германию. Министерство обороны ФРГ приняло решение остановить их обучение на барке. Были приняты меры и по отношению к капитану судна. Но это все же были события на парусном судне и связаны с курсантами.

А вот в феврале 2013 года в Германии был бунт действительно на боевом военном корабле «Hermelin». Корабль находился в Ливане в Бейруте. Шесть моряков устроили на борту корабля мятеж. Они вытащили из каюты мичмана, привязали к столу кают-компании клейкой лентой и написали ему на левой ноге: «Дебилы живут здесь». Ранее сам офицер применял в отношении матросов выражение «дебилы». Пресс-представитель прокуратуры объяснил это событие: «Они хотели проучить мичмана». Но реально всем шестерым предъявлено обвинение в бунте. Это – первый случай в истории германского послевоенного флота. По этой статье виновным грозило тюремное заключение на срок от шести месяцев до пяти лет.

11 февраля 2013 года произошел бунт на израильском корвете «Ромах». Ракетный корвет вынужден был стать на прикол в военном порту Хайфы после того, как экипаж покинул борт в знак протеста против решения капитана списать на берег четверых моряков. При этом некоторые члены экипажа, вообще, хотели покинуть территорию военного порта и «удариться в бега». Однако офицерам корабля удалось уговорить их остаться. После беседы с капитаном корвета все члены экипажа вернулись на борт и возобновили исполнение своих должностных обязанностей. А причиной отстранения четверки военнослужащих, которым оставалось полгода до увольнения, стало их неуставное поведение по отношению к новобранцам.

16 сентября 2013 года в штаб-квартире командования кораблестроения и вооружений Военно-морских сил США в Вашингтон-Нейви-Ярд (своего рода – это Адмиралтейство США) произошло массовое убийство. Бывший сотрудник ВМС США («резервист, недавно отстраненный от службы», уволен в 2011 году), 34-летний Аарон Алексис расстрелял 20 человек, 12 из которых погибли и 8 получили ранения. Вскоре он был убит в перестрелке с полицией. Этот инцидент стал вторым массовым убийством на территории военной базы США, после стрельбы на военной базе Форт-Худ 5 ноября 2009 года (было убито 13 и ранено 30 человек).

На наш взгляд, стоит прокомментировать события в американском Адмиралтействе 16 сентября 2013 года. Что это было на самом деле? Бунт на корабле или очередной теракт? Президент США Обама поспешил поставить произошедшее в Вашингтоне массовое убийство в один ряд с шутингами (массовые расстрелы преступниками невинных жертв) в Колорадо, Коннектикуте и других местах. Но картина в действительности не столь однозначна. Во-первых, место совершения преступления. Столица США, федеральный округ Колумбия. Здесь гражданским лицам не выдаются никакие лицензии на ношение оружия и не действуют лицензии, выданные ни в одном из 50 штатов. Зарегистрировать оружие можно только для хранения дома. Это федеральная территория, буквально нашпигованная сотрудниками правоохранительных органов. Во-вторых, объект нападения. В других городах стрелки выбирали себе в качестве мишени кинотеатры, торговые центры и школы, то есть места, в которых находятся исключительно беззащитные люди. В этих местах действует запрет на ношение оружия, и даже полицейские не на задании сдают оружие, а охранники вооружены в лучшем случае шокерами. В Вашингтоне нападение совершено на важнейший объект военно-морских сил «Нейви-ярд» (буквально ― военно-морской док). Это один из стратегических центров ВМС, располагающийся менее чем в километре (!) от Капитолия. Здесь находятся еще и военно-юридическая служба, и академия морской пехоты, и один из командных центров морских операций. Охрану здания осуществляют «собственные правоохранительные органы флота». Это не вахтеры, набранные по объявлению. Это морские пехотинцы. В здании трудятся как военные, так и гражданские специалисты, но чтобы попасть внутрь и начать стрелять по людям, нужно было пройти матерую вооруженную охрану.

Скорее всего, это событие можно уверенно считать очередным терактом. И хотя мэр Вашингтона заявил, что считать произошедшее проявлением терроризма оснований нет, но нам кажется, что формально это именно терроризм. Как еще назвать нападение на стратегический объект, повлекший множество жертв? Любопытна в связи с этим оговорка Обамы. Он назвал стрельбу в «Нейви-ярд» «трусливым актом». Ровно так в свое время Джордж Буш-младший назвал атаку террористов 11 сентября 2001 года…

А в марте 2014 года снова «стреляли» на базе ВМС США. Теперь произошла стрельба в городе Норфолк (штат Вирджиния). В результате инцидента на военном объекте погибли два человека – матрос и гражданское лицо. Огонь был открыт на пирсе номер 1, после чего база ВМС США в срочном порядке была оцеплена военной охраной. Наверное, эта стрельба напрямую не связана ни с терактом, ни с мятежом. Но напомним, что 25 октября 2013 года два человека получили ранения в результате стрельбы, произошедшей на базе ВМС США в штате Теннесси. После стрельбы база «Миллингтон» была закрыта по соображениям безопасности. Стрелявший был задержан. Им оказался уволенный военный сотрудник. Он устроил пальбу сразу после того, как его уволили с базы. Поневоле усматривается какая-то опасная тенденция в ВМС США. Между прочим, военно-морская база «Норфолк» – главная военно-морская база Атлантического флота ВМС США. В ней базируется 75 кораблей, в том числе 5 авианосцев. Акватория базы находится в зоне ответственности 2-го оперативного флота. В военно-морской базе находятся штабы Верховного командования вооруженных сил США в зоне Атлантики и главнокомандующего Атлантическим флотом, военно-морские учебные заведения.

Это мы рассказывали о фактах морских бунтов (или близких к ним событий) в этом веке в иностранных флотах. Однако были своеобразные бунты на рубеже XX и XXI веков и на российском военно-морском флоте. Вспомним два из них, которые произошли в сентябре 1998 года на Северном флоте России. 8 сентября четверо матросов-дагестанцев совершили побег с ядерного полигона Минобороны на Новой Земле, захватили в заложники 40 детей и шестерых учителей и потребовали предоставить им самолет для вылета в Дагестан. В результате проведенной сотрудниками ФСБ спецоперации террористы были обезврежены. Никто из заложников не пострадал.Матросы-террористы отбывали в военном гарнизоне на гауптвахте наказание за грубые нарушения воинской дисциплины – пьянство и неподчинение приказам командира. Они напали на караульного, убили его и, забрав автомат, погрузились в стоявший неподалеку грузовик и поехали на военный аэродром. Там они попытались завести самолет Ан-26, но не сумели. Тогда беглецы отправились в расположенный рядом с гарнизоном поселок Рогачево. Ворвавшись в поселковую школу, они захватили в заложники школьников и учителей. Когда к месту происшествия прибыло командование, террористы потребовали предоставить им четыре автомата, два пистолета, патроны и самолет для вылета в Дагестан. В противном случае преступники грозились начать расстрел заложников. По словам одного из террористов, в Махачкалу им понадобилось лететь, чтобы убедиться в том, что родственники не пострадали при совершенном там накануне теракте (в столице Дагестана взрывом было разрушено несколько домов). Ясно, что подобный мотив даже хоть как-то не мог оправдать террористов.

Поскольку первоначально вопрос о силовой операции даже не стоял (могли пострадать дети), террористам передали оружие и боеприпасы. После этого начальник гарнизона контр-адмирал Шевченко предложил себя в качестве заложника в обмен на детей. Бандиты взяли его в заложники вместе с водителем, но детей освобождать не стали. Лишь войдя в автобус, они все же отпустили 23 школьника и вместе с остальными заложниками вновь поехали на аэродром, где их ждал все тот же Ан-26.В это время в Москве на Лубянке уже разрабатывался план по обезвреживанию террористов. На Новую Землю прилетели бойцы подразделения Департамента по борьбе с терроризмом УФСБ по Мурманской области (незадолго до ЧП сотрудники этой группы проводили учения по ликвидации террористов, захвативших ядерный объект). Один из офицеров УФСБ вступил в переговоры с бандитами. Те пообещали, что отпустят заложников, когда им беспрепятственно дадут погрузиться в самолет. Это условие было выполнено. Через несколько минут по трапу самолета действительно спустились оставшиеся 25 человек. Среди них оказался и один из террористов, решивший сдаться. Таким образом, на борту Ан-26 остались трое террористов и четверо членов экипажа. Когда люк за последним заложником захлопнулся, экипаж попытался запустить двигатели. Однако из этого ничего не вышло. Террористы стали кричать: «Взлетайте! А то всех убьем». Но командиру группы захвата удалось их успокоить. «К сожалению, самолет неисправен», – объяснил он и предложил пересесть в другой, который уже выруливал на взлетную полосу.Когда террористы стали спускаться по трапу, началась операция по их захвату. Один из бандитов, заметив бросившихся к трапу спецназовцев, вскинул автомат, но выстрелить не успел. Пуля снайпера попала ему в руку. Остальные преступники тут же упали на землю и не оказали никакого сопротивления.

11 сентября 1998 года произошло еще одно мятежное событие на Северном флоте России. На одной из атомных подводных лодок (АПЛ) типа «Акула» матрос Кузьминых расстрелял восьмерых своих сослуживцев и тяжело ранил одного офицера, после чего забаррикадировался в торпедном отсеке, угрожая взорвать боезапас. 19-летний матрос Александр Кузьминых был призван Приморским военкоматом города Санкт-Петербурга в ноябре 1997 года. Мать, брат, священник и психолог безуспешно пытались заставить его сдаться. В ответ на уговоры матрос пригрозил взорвать одну из торпед в отсеке, где он забаррикадировался. После 23 часов осады матрос был убит бойцами спецподразделения ФСБ.

Глава пресс-службы Северного флота заявил, что на борту АПЛ ядерного оружия не находилось, а у Кузьминых не было возможности произвести взрыв или потопить подлодку. Однако прочие корабли, находившиеся вблизи захваченной лодки, были переведены в другой район. Несмотря на заверения официальных лиц Северного флота о невозможности подрыва торпеды без специальных знаний, в 1995 году двое матросов срочной службы лишились жизни, когда, орудуя лишь одной кувалдой, пытались извлечь цветной металл из украденной боеголовки. Тот факт, что были эвакуированы другие АПЛ и суда вблизи захваченной лодки, означает, что никто не мог гарантировать, что обезумевший матрос не взорвет одну из 40 торпед «Акулы». Взрыва в торпедном отсеке было бы достаточно, чтобы повредить ядерную энергетическую установку АПЛ. Норвежские службы радиационной безопасности находились в полной готовности в течение всего происшествия, которое происходило в 120 км от норвежской границы.

Через год военная прокуратура Северного флота рассекретила уголовное дело, возбужденное по факту захвата матросом Кузьминых атомной подводной лодки на базе в поселке Гаджиево (Мурманская область). Стали известны некоторые подробности. Находясь на подводной лодке, стоявшей в боевом дежурстве, Кузьминых поднялся наверх в четвертом часу ночи, прихватив с собой кузнечное зубило на длинной ручке, которым вскоре он убил вахтенного матроса на пирсе. Но в это время неожиданно появился на трапе соседней лодки дежурный по живучести соединения подводных лодок капитан 3-го ранга Беседин, который проводил плановый обход кораблей. Он увидел в полутьме, что возле трапа «Вепря» кто-то лежит, а над ним стоит какой-то матрос. Беседин подошел к ним и склонился над лежащим. Тут же он получил удар зубилом по голове, но спас его поднятый цигейковый воротник. Поэтому он попытался оказать матросу сопротивление. Однако тот был проворнее и, схватив автомат, дал по офицеру короткую очередь. Решив, что рухнувший за короб ограждения кабельных трасс Беседин мертв, Кузьминых двумя выстрелами добил вахтенного и, опасаясь, что выстрелы могли услышать, бросился на свой корабль.

Увидев, что матрос с автоматом скрылся в ограждении рубки, капитан 3-го ранга Беседин добрался до переговорного устройства и стал кричать через него в центральный пост «Вепря», что на лодке вооруженный убийца. Но дежурная служба не приняла необходимых мер. Во втором отсеке, куда прошел Кузьминых, располагались жилые помещения всего экипажа. Он откатил в сторону дверь кубрика, где в это время отдыхали шесть моряков, и одиночными выстрелами методично и целенаправленно расстрелял пятерых. В шестого он просто не попал в полутьме.

После бойни в матросском кубрике Кузьминых перебрался в первый, торпедный, отсек. Задраив переборочную дверь, он приготовил к работе систему лодочного объемного химического пожаротушения и подал ЛОХ во второй отсек.

Принудив всех заниматься антифреоновыми меропрятиями, матрос Кузьминых полностью загерметизировал торпедный отсек. Специалист он был грамотный, поэтому сделал все достаточно надежно. Осматривая отсек, он неожиданно для себя обнаруживает в нем своих одногодков Алексея Оконешникова и Владимира Жигалова, с которыми был знаком еще по северодвинской «учебке». Алексей Оконешников считался единственным товарищем молчаливого и малообщительного Кузьминых. Несмотря на это, он расстрелял обоих…

Переговоры с матросом-убийцей начались в 6.25 утра. Кузьминых не говорил ни о причинах содеянного, ни какова его конечная цель, не предъявлял каких-либо претензий ни к сослуживцам, ни к командованию. Он не выдвигал никаких ультимативных требований. Просил только еды, сигарет (хотя, по словам сослуживцев, никто не видел раньше, чтобы он курил), а также вина и междугородных переговоров. В случае штурма угрожал взорвать лодку. На какое-то время он загорелся идеей улететь с места происшествия на вертолете, но потом отбросил ее. В 11 часов матрос вдруг заявил, что ему необходимо поспать, и прекратил выходить на связь.

Когда через четыре часа связь с ним возобновилась, командующий флотом тщетно пытался уговорить моряка сдаться. Позже в Гаджиево прилетел главком ВМФ, а из Питера военным бортом доставили мать Кузьминых и его брата. В 23.45 Кузьминых согласился открыть отсек, чтобы принять затребованную им еду и телефонную трубку для разговора с матерью. Для выполнения этой задачи был отправлен переговорщик – молодой сотрудник ФСБ. Когда Кузьминых поднес к уху телефонную трубку, направленный взрыв разрушил ему череп с повреждением мозга.

По заключению комплексной военно-технической экспертизы, резкое воспламенение находящихся в первом отсеке регенеративных веществ, которое легко осуществить, привело бы к взрыву всего боезапаса. Минимальные последствия такого взрыва: уничтожение «Вепря» и соседних лодок, разрушение казарменного городка и повреждение ближнего к базе жилого района поселка Гаджиево. Усугубляли положение расположенные поблизости склад горюче-смазочных материалов и торпедная база. О последствиях разрушения ядерного реактора страшно даже подумать. Со всеми этими угрозами приходилось считаться, так как матрос Кузьминых достаточно хорошо знал, как обращаться с регенерацией и торпедами.

Согласно заключению посмертной психолого-психиатрической экспертизы, до и во время совершения преступления Кузьминых был психически здоров и абсолютно вменяем. Однако, несмотря на внешнее спокойствие и невозмутимость, которые демонстрировал матрос, его замкнутость и неразговорчивость скрывали крайне обостренные самолюбие и чувство собственного достоинства, абсолютную нетерпимость к любому вмешательству в его внутренний мир и одновременно чувство ненужности и беспомощности. Глубокая ранимость сочеталась у Кузьминых с постоянным зацикливанием на всех неприятных или непривычных для него ситуациях. Поэтому он страдал от любых обстоятельств, которые считал для себя неблагоприятными, и стремился упорно им сопротивляться…

Гораздо точнее изложена в материалах следствия морально-психологическая обстановка на корабле. Это очень важный анализ, который показывает, в каком особом морально-психологическом состоянии иногда оказываются те, кто отчаивается ввязываться в бунт на корабле. «Вепрь» – современная субмарина, входящая в состав сил постоянной боевой готовности. Тогда это был один из самых ходовых кораблей флотилии, что означает: лодка практически не возвращалась «из морей». При этом «подводное братство» там имело свои особенности. С одной стороны, от каждого моряка, независимо от его звания, должности и срока службы, прямо и непосредственно зависела безопасность лодки, жизнь всего экипажа, способность корабля выполнять поставленную задачу (на подводных лодках на одном боевом посту, но в разные боевые смены могут нести службу, то есть исполнять одни и те же обязанности, военнослужащие совершенно разных категорий: матрос, мичман, офицер или командир боевого поста в звании «матрос» вполне может по боевой тревоге иметь в своем подчинении мичманов и старшин), но, с другой стороны, – существовало реальное разделение на несовместимые касты по условиям службы, быта, отдыха и различным видам довольствия.

Внутри же каждой касты существовала еще и своя градация. Матросы более ранних сроков службы заставляли выполнять за себя работу тех, кто служил меньше, держали их под постоянным прессингом, так как уйти от тотального контроля на лодке практически невозможно. Случалось, что и Кузьминых иногда становился мишенью для матросских «прихватов» (розыгрышей) в довольно грубой форме. Не способствовало улучшению морально-психологического климата на корабле и то, что военнослужащие всех категорий на протяжении длительного времени не получали денежного довольствия, им сокращались нормы продовольственного пайка и вещевого довольствия, то есть кормили и одевали все хуже, а денег не платили вообще…

Что именно послужило толчком к совершению матросом Кузьминых преступления, осталось за рамками расследования. Под категорию «террорист» матрос не подходил, так как он не выдвигал никаких требований, а находился под действием психического срыва, когда о последствиях уже не задумываются. Мы же еще раз зафиксируем, что даже в ведущих военно-морских флотах мира военные моряки продолжают бунтовать. А на кораблях и в базах сохраняются условия и обстоятельства, которые вынуждают их к бунтам.

Вот теперь, после осмысления феномена бунтующего российского военного моряка и обзора основных событий на военно-морском флоте, связанных с бунтами, восстаниями и революциями в России, приступим к повествованию о главных морских бунтах и флотских бунтовщиках.

Глава II Первый бунт на российском флоте (1771 год). Одиссея галиота «Святой Петр»

Заметим, что различные события, связанные с проявлением незначительных протестных настроений среди экипажей российского военно-морского флота, бывали и раньше. Но в 1771 году состоялось совершенно неординарное событие. Во-первых, произошел бунт в одном из гарнизонов Охотской военной флотилии (Большерецк на Камчатке). И, во-вторых, среди бунтовщиков были военные моряки. По сути, это действительно был первый большой бунт в российском военно-морском флоте. Во многих источниках его называют иначе: восстанием ссыльных на Камчатке. Не совсем точно, потому что искажается суть и значение тех событий. Да, ссыльные камчатского острога в Большерецке (укрепленного поселения) действительно подняли этот бунт, выражая недовольство своим полукрепостным и полуголодным положением. Но главное в этом бунте было то, что его активными участниками являлись военные моряки, даже командиры кораблей. Это был необычный, важный по значению и первый бунт в России с политическими требованиями, в котором участвовали военные моряки. Бунтовщики выразили в письменной форме политические требования в адрес императрицы Екатерины II, обратились за помощью к иностранным государствам. Они захватили галиот Охотской военной флотилии «Святой Петр» и совершили фактически первое дальнее плавание русских от Камчатки вокруг Азии и Африки, которое вошло в историю как «одиссея галиота “Святой Петр”». При этом корабль беглецов вели военные мореходы. Восставший галиот был первым русским кораблем, который увидели в Японии, Корее и Китае.

И еще одно важное уточнение. Более двух веков это событие не дает покоя исследователям. Но ознакомление с литературой и документами по камчатскому бунту оставляет впечатление недосказанности и противоречивости. И даже в процессе работы с архивными источниками возникает ряд вопросов, большинство из которых остается без ответов. Пока лишь немногие авторы, писавшие об этом бунте, пользовались непосредственно архивными документами следственного дела. В основном же работы, посвященные истории большерецкого бунта, написаны на материалах различных печатных изданий. Прежде всего, это мемуары главного большерецкого бунтовщика Бениовского (он возглавлял тот бунт), вышедшие в свет на многих европейских языках: французском, английском, немецком, чешском, польском, и бывшие бестселлерами в течение чуть ли не двух столетий, но до сих пор не переведенные на русский. Они стали той самой основой, на которой сформировалась современная литературная легенда и своеобразный ореол героя вокруг имени Мауриция Бениовского.

Самое важное из того документального, что сохранилось, – это следственное «Дело о происшедшем в Камчатке в Большерецком остроге от сосланных злодеев бунте». Хранится оно в Центральном государственном архиве древних актов, в Москве, на Пироговке. В «Деле» много официальных документов, отчеты чиновников, командиров портов и иркутского губернатора о бунте в Большерецке. Указы из Петербурга – вплоть до помилования вернувшихся и до повторного препровождения их в места ссылочные. Есть в «Деле» «Объявление» – манифест бунтарей, перечень вин правительства, несправедливостей, жестокостей к простому народу. Правительственное «Дело» о бунте на Камчатке и записки канцеляриста Рюмина и были основными источниками для авторов настоящей книги.

2.1. Восстание на Камчатке и роль в нем военных моряков

Большерецкий острог

27 апреля 1771 года размеренную жизнь Охотской военной флотилии (основана в 1731 году) нарушило неожиданное событие, произошедшее в Большерецке на Камчатке, – бунт. Что себой представлял тогда Большерецкий острог, Большерецк? Это был населенный пункт на западном побережье полуострова Камчатка, основанный в 1704 году на реке Большая (ныне – река Плотникова) в 30 км от ее впадения в Охотское (тода Пенжинское) море.

Бунты на Камчатке бывали и раньше. В камчатской истории XVIII века немало жестоких, даже кровавых страниц. Здесь бывало все, чем так богата российская жизнь, – угнетение, обман, бунты, «бессмысленные и беспощадные», и их подавления. Восстание 1771 года и для Большерецка было не первым. В 1707 году Большерецк был сожжен восставшими ительменами (ительмены, камчадалы – это коренное население Камчатки). В 1711 году он был восстановлен ниже по течению реки на ее правой стороне между реками Быстрая и Гольцовка. Укрепления острога составлял земляной вал, по гребню которого был вкопан частокол из жердей. В 1715 году жерди заменили бревенчатым тыном. К началу 1770-х годов укрепления исчезли. Помимо казенных зданий, церкви Успения Богородицы при остроге находились в 1771 году 4 кладовых амбара, 23 купеческих лавки, 41 обывательский дом на 90 «постояльцев» и 70 человек гарнизона. Кроме того, здесь временно проживала группа из ста работников купца Холодилова под руководством приказчика Алексея Чулочникова (т.е. всего в Большерецке тогда было около 260 человек). Поселение располагалось на нескольких островах, разделенных протоками. В XVIII веке в основном население Большерецка составляли военнослужащие. Жители занимались рыболовством, охотой, огородничеством, скотоводством. На момент описываемых событий камчатским командиром являлся капитан Григорий Нилов.

Но каким славным был этот Большерецк! В нем перебывали знаменитые российские мореплаватели: Лужин и Евреинов, Чириков и Беринг, Гвоздев и Федоров, Хитрово и Стеллер, Адриан Толстых, Креницын и Левашев и много других бесстрашных морских офицеров.

На 1771 год на Камчатке были три острога: Нижний, Верхний и Большерецкий. Главенствовал Большерецк. Здесь была большая канцелярия с общим для всех камчатских округов командиром – капитаном Григорием Ниловым, который был в подчинении командира Охотского порта. Нилов – «человек нерадивый и особенно подверженный слабости пьянства» (как его характеризовали современники). В XVIII веке Большерецкий острог являлся важным транспортным пунктом на морском пути из Охотска на Камчатку, перевалочной базой многих экспедиций, исследовавших Курильские острова и северную часть Тихого океана. Именно отсюда в 1721 году отправилась в плавание к Курильским островам экспедиция И.Б. Евреинова и Ф.Ф. Лужина (авторы первой наиболее достоверной карты Курил), а в 1738—1739 годах отправлялись на поиск Японии корабли под командованием Мартына Шпанберга (описавшего часть восточного побережья Сахалина).

Камчатка являлась в то время самым отдаленным в России местом, куда ссылали государственных преступников. Первые из них прибыли туда в 40-х годах XVIII столетия. Эта ссылка имела репутацию самой вольной ссылки в России. Ведь, как считали в Петербурге, бежать с Камчатки было некуда. Ссыльные в Большерецке и других местах Камчатки жили достаточно свободно, они занимались торговлей, учительствовали в семьях офицеров гарнизона. К началу 70-х годов на Камчатке собрались люди, замешанные в основных российских политических преступлениях XVIII века (напомним, этот век в русской истории называют «эпохой дворцовых переворотов»). Именно они формировали в Большерецке настроение для бунта в 1771 году. Вот такие отчаянные личности и такие крамольные мысли сконцентрировались на далекой окраине Российской империи к началу 70-х годов XVIII века. Ничтожный повод мог привести эту ситуацию к взрыву. Этот повод нашелся в лице международного авантюриста Морица Августа Бениовского (Морица Аладаре де-Бенев, как он сам подписывался).

Скажем сразу: личность эта исключительно неординарная. Граф Мориц Август Бениовский родился в 1741 году в северной части Венгрии, входившей тогда в состав Австрийской империи, в семье профессионального военного, австрийского генерала. Вряд ли перед Морицем стоял вопрос, кем быть. В 15 лет он уже в чине поручика принимает участие в Семилетней войне (1756—1763), охватившей Европу. Однако врожденное чувство лидера и смутное ощущение своей исключительности толкает молодого человека на конфликт с полковым командиром, и Бениовский бросает полк. Его зовет к себе родной дядя в Литву, входившую тогда в состав Речи Посполитой. Перед вступлением в новую должность Мориц заезжает домой в Венгрию. Здесь Бениовский жестоко наказывает своих двоюродных братьев, захвативших родовое поместье графа. Наш герой считал, что восстанавливает попранную справедливость, однако австрийские власти увидели в действиях «благородного разбойника» лишь преступное самоуправство и привлекли его к ответственности.

Бениовский бежит в охваченную гражданской войной Польшу, где становится полковником армии конфедератов, воюющей со ставленником России С. Понятовским. Безусловный полководческий талант позволяет графу через год заслужить генеральский мундир и должность начальника всей артиллерии повстанцев. Ему было только 26 лет. Ряд блестящих побед русской армии под началом А.В. Суворова приводят Бениовского в русский плен. После нарушения графом честного слова – не брать в руки оружия против русских и очередного плена, в 1769 году Мориц-Август с несколькими товарищами по оружию и бывшими гвардейскими офицерами поручиком Пановым и капитаном Степановым ссылается Екатериной на Камчатку с тем, чтобы там «кормиться трудами рук своих».

В Большерецком остроге Бениовский выдавал себя за некоего барона, тесно связанного с наследником русского престола Павлом Петровичем, будущим Павлом I. Простым людям Бениовский внушал, что он и привезенные с ним арестанты страдают за великого князя Павла Петровича. Обаяние и манеры графа-авантюриста сделали свое дело. Он втерся в доверие к командиру Камчатки Г. Нилову, очаровал его единственную дочь Анастасию (в других источниках вообще отрицается наличие у Нилова дочери), перетянул на свою сторону ряд свободных жителей острога, казаков и военных моряков, прежде всего, штурманских учеников (среди них были будущие исследователи Русской Америки Г. Измайлов и Д. Бочаров). Он-то и стал тем человеком, чья энергия, невероятный авантюризм и дар убеждения смогли объединить всех ссыльных Большерецка и примкнуших к ним бунтовщиков, в том числе и военных моряков. Здесь же судьба столкнула заговорщиков с промышленными морскими людьми купца Алексея Холодилова. Чулошников, приказчик холодиловского корабля в сто пятьдесят тонн, вышел на нем из Охотска к Алеутским островам. На подходах к Камчатке судно было выкинуто на мель. Приказчик, мореход и тридцать три промышленных кое-как прибрели в начале 1771 года в Большерецк, где и остались на зимовку. Жилось им трудно. Постепенно промышленные были втянуты в заговор.

Приказчиком к холодиловским людям в то время был назначен Степан Торговкин, но промышленные отказались ему повиноваться. Терпение у Торговкина лопнуло. Он пошел жаловаться Нилову и прямо сказал ему, что «Август-поляк» (Бениовский) затевает великую смуту на Камчатке. Но глава заговорщиков ловко вывернулся. Он явился к Нилову и заявил, что хочет порадовать капитана новой вестью. Ссыльные не желают даром есть хлеб. Вот они и придумали основать поселение на мысе Лопатка и даже заранее назвали его Ниловкой. Там тепло, благорастворенный воздух, можно сеять хлеб и разводить скот. Только надо туда съездить и подробно исследовать местность вокруг будущего земного рая. Большерецкий командир отпустил Бениовского на Лопатку. Тот действительно разведал конец камчатской земли, своими глазами увидел Первый Курильский остров.

Заговорщики стали внушать холодиловцам и другим простым и неученым людям мысль о том, что они пойдут на «золотой остров» близ Камчатки, чтобы доверху нагрузить галиот сокровищами. Но где взять судно для похода к «золотому острову»? Корабль сначала хотели выманить у Нилова, будто бы для первого плавания к очаровательной Ниловке. Всех выручил военный штурман Максим Чурин, командир казенного галиота «Святой Петр». Весною он должен был идти на этом галиоте в Охотск. Но за какие-то грехи, за «развратное поведение» ему грозил суд. И он дал слово вести корабль с бунтовщиками к любому острову. Бениовский окончательно воспрянул духом, когда завербовал и других военных моряков. Больше всего его вдохновляло, что у них, прежде всего, у Дмитрия Бочарова, Максима Чурина, В. Софьина, был значительный опыт плаваний в сторону Северной Америки. Например, В. Софьин пробыл четыре года (1764—1768) на Командорах, Ближних Алеутских островах, Умнаке и Уналашке. На руках у этого моряка была карта Командоров собственного сочинения.

Итак, ночью 27 апреля 1771 года бунтовщики захватили Большерецкий острог. К восставшим примкнули военные моряки, купцы, солдаты (казаки), промышленники и даже их жены. Близость к семье Нилова не помешала Бениовскому в ночь мятежа на 27 апреля 1771 года хладнокровно убить командира Камчатки и захватить власть в остроге. Боольшерецк подвергся разграблению. Бунтовщики заняли Большерецкую канцелярию – и командиром Камчатки Бениовский объявил себя.

Большерецк был взят без боя. В этом нет ничего удивительного, если представить острог не по мемуарам Бениовского, где Большерецк описывается как крепость, подобная европейским в период романтического Средневековья, а жалким деревянным сельцом. На рассвете 27 апреля бунтовщики прошлись по домам большерецких обывателей и собрали все оружие – его сдали без сопротивления. Затем, окружив здание канцелярии шестью пушками, заряженными ядрами, они отпраздновали свою победу.

28 апреля Бениовский приказал священнику отворить в церкви царские врата и вынести из алтаря крест и Евангелие – каждый из бунтарей обязан был при всех присягнуть на верность царевичу Павлу Петровичу. Присягнули все, кроме одного, самого близкого Бениовскому человека – Хрущева. Но этого вроде как и не заметили, опьяненные общей победой. И хотя бунтовщики, отрезвев, заподозрили неладное, было уже поздно – присяга Павлу отрезала пути к отступлению.

29 апреля на реке Большой построили одиннадцать больших паромов, погрузили на них пушки, оружие, боеприпасы, топоры, железо, столярный, слесарный, кузнечный инструменты, различную материю и холст, деньги из большерецкой канцелярии в серебряных и медных монетах, пушнину, муку, вино и прочее – полное двухгодичное укомплектование галиота. В тот же день паромы отвалили от берега и пошли вниз по течению в Чекавинскую гавань для подготовки к вояжу галиота «Святой Петр».

Чекавинская гавань в XVIII веке была одним из самых удобных корабельных пристанищ. Залив Большой реки имел прямой, созданный искусственно проток в море. Морские корабли проходили по протоку в залив, глубокий и защищенный от волнений. На устье реки Большой, звавшемся Поворотом, стояло село Чекавка. В нем разгружались корабли, доставлявшие припасы в Большерецк. Маяк с фонарями, в которые была вставлена слюда, указывал мореходам путь в большерецкое устье. В заливе против Чекавки отстаивались корабли, пришедшие с Алеутских и Курильских островов и из Охотска или следовавшие туда с Камчатки. Короче говоря, спокойная Чекавинская гавань в двадцати верстах от Большерецка была, по существу, его морским предместьем. В Чекавинской гавани и зимовал казенный галиот «Святой Петр». Мятежники немедленно захватили корабль, и Максим Чурин стал выводить судно на рейд. Двенадцать дней ушло на сборы.

2 мая судно вывели из гавани в устье, но нужно было его утяжелить. Штурман Чурин решил, что вместо балласта достаточно догрузить галиот мукой. 3 мая в Большерецк был послан казак Иван Рюмин. Для Камчатки мука всегда была большой ценностью, но тем не менее 7 мая Рюмин уже вернулся в Чекавку на пароме с необходимым количеством муки. Галиот был готов к отплытию.

Но еще четыре дня не трогались в путь. Перед отбытием из Большерецка заговорщики сочли необходимым объяснить причины бунта и свои цели. В связи с этим ими было составлено так называемое «Объявление Сенату». Это было программное письмо Екатерине II, в котором восставшие обвиняли ее в незаконном захвате престола, а ее вельмож – в грабеже народа. В причинах, приведших к мятежу, указывались: лишение престола Павла Петровича, несправедливые разделы Россией Польши, монополия государства на спиртные напитки и соль, непосильные подати с простого народа, несправедливость существующего судопроизводства и другие. 11 мая «Объявление» было оглашено для всех и подписано грамотными за себя и своих товарищей. Под этим документом нет только подписи Хрущева. Но это была не последняя его привилегия на камчатском берегу: утверждая, что галиот отправляется искать для жителей Камчатки свободные земли для счастливой жизни, Бениовский позволяет своему другу, якобы за долги, взять с собой на галиот мужа и жену Паранчиных, камчадалов, бывших «ясашных плательщиков», а теперь холопов. 12 мая «Объявление» было отправлено Екатерине.

Реакция официальных российских властей разного уровня на камчатский бунт была удивительно вялой. После того как бунтовщики захватили галиот «Святой Петр», уже 30 апреля управление Камчаткой по народному сходу было поручено командиру судна «Св. Екатерина» штурману Софьину, который составил опись казенному имуществу, разграбленному Бениовским, и потребовал 12 человек из Верхнего и 40 человек служилых из Нижнего острогов на случай нового нападения Бениовского. В июне 1771 года Софьин сдал должность каптенармусу Рознину, а сам на судне «Св. Екатерина» отправился с донесением о бунте в Охотск.

Начальник Охотского порта Плениснер только 5 сентября послал в Большерецк капитан-лейтенанта Хметевского с 15 человеками команды для управления Камчаткой и проведения следствия о бунте. Иркутский губернатор Бриль послал 7 октября 1771 года Плениснеру предписание, в котором командир Охотской военной команды Тимофей Шмалев немедленно отправлялся на Камчатку командиром. Но Шмалев долго по болезни пробыл в Якутске и прибыл в Большерецк только в июле 1773 года Хметевский, сдав ему должность, выехал в Охотск. 30 апреля 1772 года Екатерина подписала указ, желая положить конец бедствиям камчадалов и вообще восстановить там порядок. По этому указу камчатское управление снова сделалось независимым от охотского, и, кроме того, ему предписывалось заведовать Гижигинским округом, Курильскими и Алеутскими островами, но состоять под начальством иркутского губернатора и иркутской канцелярии.

Итак, еще раз заметим: бунт на Камчатке действительно организовали ссыльные люди. Но основной состав бунтовщиков пердставляли служилые люди: военные моряки, казаки и морские промысловики. Очень важно иметь в виду, что среди восставших не было единства. Основная часть их связывала свою будущность с Россией. Следуя первоначальным планам, мятежники намеревались сразу пристать к берегам Сахалина или Южным Курильским островам. Там при новом сложении обстоятельств искать пути к своей свободе, но в России! А вот у Бениовского и еще нескольких его ближайших сообщников были другие планы – бежать за границу и там решать свои мятежные дела. Их мало интересовала судьба России. Фактически Бениовский использовал основную массу камчатских бунтовщиков в своих корыстных целях. И, прежде всего, заложниками этих целей оказались военные моряки – участники бунта, без которых не состоялся бы и сам бунт, и необычная одиссея галиота «Святой Петр».

О большерецком бунте 1771 года и о его руководителе – Августе Морице (Мауриции) Бениовском – написано немало. Но на взгляд авторов настоящей книги, ни в исторической, ни в художественной литературе не сделано серьезной попытки рассказать не только о руководителе бунта и его ближайшем окружении, но и о тех людях, которые поддержали этот бунт в камчатской столице, а потом бежали на захваченном казенном галиоте «Святой Петр» из Чекавинской гавани большерецкого устья в Китай. В том числе очень мало информации о военных моряках – участниках этого бунта.

Среди камчатских бунтовщиков и беглецов на галиоте «Святой Петр» были военные моряки: штурман Максим Чурин (командир галиота «Святой Петр»), штурманский ученик Дмитрий Бочаров (командир галиота «Святая Екатерина»), матросы из присыльных арестантов (расконвоированные, исполнявшие наказание в качестве матросов) Алексей Андреянов, Григорий Волынкин, Степан Львов, Василий Семяченков (все с галиота «Святой Петр»), «матрозы Охотского порта» Василий Ляпин, Петр Сафронов, подштурман Алексей Пушкарев, штурманские ученики Герасим Измайлов и Филипп Зябликов (последние насильно уведены на галиоте «Святой Петр»), матросы Василий Потолов, Петр Софронов, Герасим Береснев, Тимофей Семяченков (с галиота «Святая Екатерина»). То есть значительную часть беглецов-бунтовщиков составляли военные моряки. На наш взгляд, причины бунтарского бегства этих военных моряков с Камчатки носят, увы, совсем не романтический, как принято сегодня считать в исторической, а тем более в художественной литературе, а драматический и даже трагический характер. Потому что у многих из этих бунтарей было достаточно оснований для борьбы за справедливость, поруганную честь, разбитые надежды, растоптанное счастье. И Бениовский ловко использовал эти ситуации, связал людей ложными надеждами и столь же ложной клятвой, которой первый и изменил.

Идея о побеге на военном корабле созрела у Бениовского в Охотске, где он вместе с ссыльными шведом майором Винбландом и еще тремя русскими, отправленными в вечную ссылку на самый край русской земли, – Степановым, Пановым, Батуриным, – оказался в 1770 году. Охотским портом в то время командовал Федор Христианович Плениснер. Немец по происхождению, он родился в Курляндии (Западная Латвия), служил в конной лейб-гвардии. Был переведен в Якутск. Затем за «некоторую вину» в 1737 году, то есть при императрице Елизавете, он был наказан плетьми и сослан в Охотск «на житье вечно». Витус Беринг в 1738 году пригласил Плениснера в свою экспедицию в качестве художника. После экспедиции Плениснер получил освобождение и даже вернулся в Москву. Затем он снова уехал на Дальний Восток, где занимался географическими исследованиями и организацией экспедиций. В частности, он отправил на морской многовесельной байдаре на Южные Курильские острова казачьего сотника Ивана Черного, который составил описание около 1200 км Курильской гряды, а также составил подробную карту тех мест, где он побывал. С карты этой потом были сняты копии, одна из которых должна была храниться в большерецкой канцелярии. Копии делал бывший канцелярист, разжалованный в казаки Иван Рюмин. Конечно, это было очень полезное описание для тех, кто хотел совершить побег с Камчатки на корабле.

В 1770 году Плениснеру было за 60. Встретил он Бениовского и других ссыльных радушно, определил их на постой в хорошие дома и предоставил полную свободу перемещения. Здесь они были расконвоированы и отпущены на волю – до той поры, пока не будет снаряжен в дорогу галиот «Святой Петр», совершающий постоянные казенные (то есть обеспечивающиеся Охотской военной флотилией) переходы из охотского порта в большерецкий на Камчатке. Уже тогда у Бениовского родилась идея захватить этот корабль и на нем бежать в Японию. Талант авантюриста позволил ему сколотить команду для побега. Никто не обращал в Охотске ровно никакого внимания на ссыльных – их здесь, кроме этих пятерых, находилось столько, что и упомнить всех просто невозможно.

Скоро Бениовскому с товарищами удалось сойтись ближе с некоторыми членами экипажа «Святого Петра». К заговорщикам, кроме матросов Андреянова и Ляпина, примкнули также матрос Григорий Волынкин и, главное, командир галиота штурман Максим Чурин. Нашли они сочувствующих и на берегу. Сержант Иван Данилов и подштурман Алексей Пушкарев помогли с оружием – к моменту выхода галиота в море, 12 сентября 1770 года, каждый из заговорщиков имел по два-три пистолета, порох и пули. План захвата галиота был чрезвычайно прост: дождаться шторма и, как только пассажиры укроются в трюме, задраить люк и уйти на Курильские острова, где и оставить всех не желающих продолжить плавание до Японии или Китая, а с остальными идти дальше, куда получится. Шторм разыгрался у берегов Камчатки. И такой, что галиот вышел из него без мачты, изрядно помятый. Продолжать на нем плавание было бессмысленно, и Чурин повернул галиот на северо-восток, к устью реки Большой.

В Большерецке вновь прибывшие ссыльные встретились со своими товарищами по несчастью – государственными преступниками, уже не один год, а то и не один десяток лет прожившими в этих местах: камер-лакеем правительницы Анны Леопольдовны, матери малолетнего императора Иоанна VI, Александром Турчаниновым, бывшим поручиком гвардии Петром Хрущевым, адмиралтейским лекарем Магнусом Мейдером. Встретились и сошлись накоротке, так как всех их объединяла общая ненависть к тогдашней императрице Екатерине II. С Хрущевым Бениовский вообще подружился (они жили в одном доме, учили детей местных начальников и разработали новый план бегства с Камчатки).

В феврале 1771 года в Большерецкий острог пришли тридцать три промышленника-зверобоя во главе с приказчиком Алексеем Чулошниковым – все они были с промыслового бота «Святой Михаил» тотемского купца Федоса Холодилова и шли на Алеутские острова промышлять морского зверя. Три года готовил Холодилов свою экспедицию, все чего-то ждал, выгадывал, а тут, будто на него что нашло, – послал в море в период свирепых зимних штормов. Но и подвела его жадность – в один из таких штормов, что преследовали «Михаил» на всем его пути до Камчатки, выбросило бот в устье реки Явиной (южнее Большерецка) на берег.

Тогда и появился у промышленников Бениовский. Он взялся уладить все недоразумения, поговорить с начальством и – больше того – обещал промышленникам помочь добраться до легендарной на Камчатке Земли Стеллера, той самой, что искал Беринг, а потом и другие мореходы. Для себя же Бениовский просил сущий пустяк – на обратном пути завезти его с товарищами в Японию. Однажды вечером Бениовский пришел к промышленникам с зеленым бархатным конвертом и открыл им государственную тайну. Оказывается, он попал на Камчатку не из-за польских дел, а из-за одной весьма щепетильной миссии – царевич Павел, насильственно лишенный своей матерью Екатериной прав на российский престол, поручил Бениовскому отвезти это письмо в зеленом бархатном конверте римскому императору. Павел просил руки дочери императора, но Екатерина, каким-то образом узнав об этом, приставила к собственному сыну караул, а Бениовского с товарищами сослала на Камчатку. И вот, ежели промышленники помогут ему завершить благородную миссию к римскому императору, то и они «…от притеснения здешнего избавятся». Бениовский предложил на боте «Михаил» отправиться в испанские владения, на свободные острова, где всегда тепло, люди живут богато и счастливо, не зная насилия и произвола начальства. Ему поверили.

Но штурман Максим Чурин, специально съездив и осмотрев бот, пришел к плачевному выводу – «Михаил» к дальнему плаванию не годится. Так что новый план, к общему сожалению, сорвался. В это время по Большерецку пополз змеиный слушок о том, что замышляется побег с Камчатки и что составлен заговор против Нилова. Но командир Камчатки пил горькую и слышать ничего не хотел о каких-то там заговорах и побегах. Это, конечно, не успокаивало Бениовского с компанией – когда-то ведь он может и протрезветь?! Нужно было поднять народ на бунт против власти. Поэтому Бениовскому срочно нужно было вовлечь в новый заговор людей, способных вести корабль туда, куда укажет их предводитель.

Но когда многие из заговорщиков по-настоящему опьянели от чрезмерных доз социалистических утопий, наконец-то отрезвел командир Нилов, и до его иссушенного алкоголем мозга дошло, что во вверенном ему Большерецке затевается нечто опасное для власти со стороны ссыльных. Он послал солдат арестовать Бениовского и остальных заговорщиков. Но получалось так, что приказ остался невыполненным – Бениовский арестовал солдат сам и приказал своим людям готовиться к выступлению. Впрочем, до Нилова эта весть уже не дошла. Послав солдат, он успокоился и снова напился до невменяемости. А в ночь с 26 на 27 апреля 1771 года в Большерецке вспыхнул бунт, к которому примкнули и военные моряки Охотской флотилии. И главным среди них был один из лучших моряков российского флота штурман Максим Чурин, командир галиота «Святой Петр». Его считали даже «звездой русского флота».

К тому времени штурман уже прожил на Камчатке десять лет, с 1761 года. Тогда молодой офицер был направлен Адмиралтейств-коллегией из Петербурга в распоряжение Сибирского приказа. Историки, основывающиеся на данных официального следствия того времени, обычно называют причиной бегства Чурина на галиоте «Святой Петр» долги. Но версия эта все же выглядит странно. Как справедливо отмечает современный камчатский писатель-краевед Сергей Вахрин, откуда такие долги, если с 1765 года Чурин находился в постоянных плаваниях, причем часто вместе с женой Ульяной Захаровной? Вот другое дело – Чурин допускал «дерзость по отношению к начальству». И проявилась эта «дерзость» у молодого штурмана при следующих обстоятельствах.

В 1764 году в Петербург поступил доклад сибирского губернатора Дениса Ивановича Чичерина, который доносил Екатерине II об открытии «неизвестных мест и нового промысла». Имелись в виду современные Алеутские острова, до которых «недавно впервые доплыли русские промышленники-зверобои». По докладу Д.И. Чичерина уже 4 мая 1764 года Екатерина II издала указ, который обязывал Адмиралтейств-коллегию срочно организовать экспедицию, не считаясь ни с какими затратами. Предлагалось немедленно отправить из Петербурга «сколько надобно офицеров и штурманов», которые должны были провести исследование и опись только что обнаруженных Алеутских островов, привести «американцев» (т.е. алеутов) в российское подданство и организовать сбор ясака. Особо подчеркивалось, что следует «производить оное предприятие секретным образом». Официально его назвали «Экспедицией для описи лесов по рекам Каме и Белой». Начальником экспедиции и его помощником были назначены военные моряки Петр Кузьмич Креницын и Михаил Дмитриевич Левашов. Чурин принял в этой экспедиции участие как командир галиота «Св. Екатерина», на котором находился и командир экспедиции Креницын.

Вышли из Охотска на четырех кораблях, но судьба крайне неблагоприятствовала морякам: у берегов Камчатки произошло несколько кораблекрушений. До Алеутских островов дошло лишь два судна. 4 июля 1770 года Креницын вообще утонул, экспедицию возглавил лейтенант Левашов. Но еще до его гибели он вместе с экипажем «Св. Екатерины», включая Максима Чурина, зимовал на острове Алеутской гряды Унимаке. Зимовка «Екатерины» была тяжелой, от цинги умерли тридцать шесть моряков. Произошло это потому, что у зимовщиков не было свежей пищи, ели солонину. В районе зимовки жили и алеуты. В принципе, свежую еду можно было бы выменять у них – но отношения с коренным населением складывались у Креницына самые напряженные. За несколько лет до этого, в 1762—1763 годах, восставшие алеуты на «Лисьих островах» – Умнак, Унимак, Уналашка – убили русских зверобоев с четырех промысловых ботов, всего погибло более ста семидесяти человек.

Креницын, боясь нападения алеутов, приказал держать круговую оборону. «Для предосторожности» по приказу Креницына в сторону любого приближающегося алеута стреляли из пушек или ружей. Хотя команда болела цингой и люди были предельно истощены, Креницын держал всех в постоянном напряжении. Он имел четыре поста для ночного караула; приказывал через несколько минут каждую ночь делать ружейные и пушечные выстрелы для устрашения диких… Отношения русских и аборигенов Севера в этот начальный период освоения (или русского вторжения, с точки зрения туземцев), вообще, складывались сложно. По некоторым данным, Чурин возражал против того образа действий по отношению к туземцам, что избрал Креницын. Изоляция ничего, кроме смертей, не принесла. Чурин настаивал на изменении образа действий, но командир экспедиции Креницын отказался воспользоваться этими советами. В результате отгородившиеся в своем зимовье русские повымирали от цинги, а Чурин получил, по представлению, посланному Креницыным в Петербург, в Сенат, уголовное дело по обвинению в «неповиновении» с очень плохими перспективами.

Так что не будь этого конфликта, не будь тридцати шести бессмысленных, по его мнению, русских могил на Лисьих островах, – остался бы, наверное, Максим Чурин в Охотске. И не было бы, скорее всего, и этого фантастического по дерзости побега взбунтовавшегося галиота «Святой Петр». Без командира Чурина беглецам было бы точно не выплыть. Дело в том, что этот опытный моряк оставался единственным человеком во всем русском флоте, кто проделал к тому времени три похода от Камчатки до Америки и Китая. Именно он, штурман Максим Чурин, провел захваченный бунтовщиками галиот «Святой Петр» не проторенной еще морской дорогой и нанес ее вместе с помощником своим штурманским учеником Дмитрием Бочаровым на карту, которая и по сей день еще лежит в московском архиве, куда повелела Екатерина спрятать все упоминания о камчатских бунтарях. Но если бы даже не было этого знаменитого плавания на «Петре», имя штурмана российского флота Максима Чурина осталось бы в истории.

Помощником Чурина во время знаменитой одиссеи галиота «Святой Петр» был еще один офицер российского флота – штурманский ученик Дмиртий Бочаров.

Многие историки написали в своих исследованиях, что он был вывезен с Камчатки насильно. Нет, насильно были вывезены только штурманские ученики Герасим Измайлов и Филипп Зябликов, а Бочаров добровольно примкнул к заговорщикам. Он был командиром галиота «Святая Екатерина». Нужно сказать, что, вообще, в исторической литературе по поводу Большерецкого бунта страшная путаница, особенно с именами участников и с реальными сроками того, когда они примкнули или были насильно втянуты в заговор. Это особенно касается и членов экипажа галиота «Святой Петр», которые служили на нем до того, как галиот стал мятежным. Историки по-разному говорят и об участии Бочарова в заговоре: одни – что он уже даже в Охотске знал о заговоре, другие – что он не по собственной воле примкнул к бунтовщикам. Но важно, что судьбы славных мореходов – тихоокеанцев Максима Чурина и Дмитрия Бочарова – оказались неотделимы от Большерецкого бунта.

В 1769 году по возвращении в Охотск Чурин принимает галиот «Святой Петр», а «Святую Екатерину» передает Бочарову, новому командиру. Помощником Дмитрия Ивановича назначался штурманский ученик Герасим Измайлов. В 1770 году оба галиота («Святой Петр» и «Святая Екатерина») пришли на зимовку в Чекавинскую гавань Большерецка.

Дмитрий Бочаров бежал с Камчатки на казенном галиоте «Святой Петр» даже вместе с женой Прасковьей Михайловной и потерял ее в Макао, как и командира своего, Максима Чурина. Дмитрий Бочаров вернулся на родину. По возвращении в Россию Бочаров просил, чтобы его оставили на морской службе в Охотске, но получил отставку, и местожительством ему определили Иркутск. Однако без моря Бочаров жить не мог и охотно дал свое согласие камчатским купцам-компанейщикам Луке Алину и Петру Сидорову повести на восток к богатым пушным зверьем островам промысловый бот «Петр и Павел». В числе компанейщиков Алина и Сидорова впервые пробовал свое счастье и молодой рыльский купец Григорий Шелихов – он тогда только примерялся еще, куда выгодней пристроить капиталы своей жены, вдовы богатого иркутского купца, – как ему посоветовал дед жены Никифор Трапезников. В 1783 году Григорий Иванович приглашает Бочарова к себе и назначает его командиром галиота «Святой Михаил», который в тот же год в составе экспедиции пошел на Кадьяк (Аляску) основывать первое поселение будущей Русской Америки. А на флагмане – галиоте «Три святителя» – шел вместе с Шелиховым командир судна штурман Герасим Измайлов (участнк побега на галиоте «Святой Петр»), которого в конце мая 1771 года Бениовский оставил на необитаемом курильском острове Симушир. И в дальнейшем мореходные судьбы Измайлова и Бочарова будут неотрывны друг от друга.

Военный моряк штурманский ученик Герасим Измайлов. Он был единственным в Большерецком остроге, кто пытался противодействовать бунтарям. Вечером 26 апреля 1771 года, совершенно случайно, штурманские ученики Измайлов и Зябликов узнали, что Бениовский с ссыльными и промышленниками собираются убить командира Камчатки Нилова и бежать из Большерецка. Они тут же пошли в канцелярию, но к Нилову их не пустили. Когда штурманские ученики попытались рассказать обо всем караульному, тот не поверил, решив, что Измайлов с Зябликовым пьяны. Через час-другой они снова пришли, но караульный их опять не пустил. И вдруг на дворе кто-то испуганно закричал «караул!», в запертую дверь сильно ударили и потребовали отворить. Зябликов с Измайловым спрятались в казенку за дверью. В тот же миг упала выломанная бунтарями дверь в сенях. Оттолкнув караульного, заговорщики прошли в спальню к Нилову. Вскоре оттуда донеслись шум, сдавленный крик, матерщина, удары. Потом Бениовский, Винбланд, Чурин, Панов – Измайлов узнал их по голосам – ушли. Измайлов и Зябликов попытались незаметно ускользнуть, но караульные промышленники схватили Филиппа Зябликова, а Измайлову удалось незаметно выбраться из канцелярии.

Вернувшись к себе на квартиру, Измайлов тотчас собрал людей, чтобы пойти с ними против бунтовщиков, но они настроены были нерешительно. Тогда он обратился к секретарю Нилова Спиридону Судейкину. Тот в испуге замахал руками – только без крови! Его поддержали остальные. Пока рядили, спорили да переговаривались, пришли в дом к Судейкину Винбланд с Хрущевым и промышленниками, забрали все ружья, пороховое зелье, пули и приказали Измайлову быть тотчас на площади у большерецкой канцелярии, где Бениовский собирал всю команду галиота «Святая Екатерина», на котором Герасим был помощником у Дмитрия Бочарова. На площади присягали царевичу Павлу. Измайлов и Зябликов отказались от присяги, и их обоих посадили в башню большерецкой канцелярии, а потом вместе с другими арестантами – в числе которых был и Спиридон Судейкин – вывезли в Чекавинскую гавань и держали в трюме галиота «Святая Екатерина» под караулом, пока готовили к отплытию «Святой Петр».

Нужно сказать, что Бениовскому удалось все же сломить того и другого – под «Объявлением» стоят подписи обоих. Может быть, для отвода глаз, – оба собирались бежать с галиота на байдаре матроса Львова, которого обещали отпустить перед самым выходом «Петра» в море, но ничего не получилось. Львов ушел один, и бросаться за ним вплавь было слишком рискованно – по реке шла шуга. В конце концов оба военных моряка (Зябликов и Измайлов) ушли с Бениовским на галиоте «Святой Петр». Зябликов умер в Макао, а Измайлов за попытку поднять бунт на корабле через несколько дней после начала похода беглецов был оставлен на острове Симушир (тогда необитаемом). Это случилось 29 мая 1771 года. Ему Бениовским было оставлено «три сумы провианта, ружье винтовантое, у которого была сломана ложа; пороха и свинца фунта с полтора; топор, фунтов десять прядева, четыре флага, пять рубашек (одна холщовая, три дабяных), два полотенца, одеяло, собачья парка, камлея, фуфайка со штанами». 2 августа на трех байдарах пришли на Симушир промышленники во главе с купцом Никоновым. Измайлов потребовал, чтобы его немедленно доставили в Большерецк. Однако Никонов отправился со своими людьми дальше – на восемнадцатый остров Уруп – промышлять морского зверя. «Питаясь морскими ракушками, капустою и прочим», обменяв с никоновскими зверобоями всю теплую одежду, которую оставил ему Бениовский, на продукты, остался снова Измайлов на острове один-одинешенек, как Робинзон Крузо. Потом, правда, прибыли на остров промышленники купца Протодьяконова – с ними и прожил Измайлов тот год, а в июле 1772 года Никонов доставил его на Камчатку.

Герасим Измайлов в награду за свое радение перед матушкой-царицей получил высочайшее повеление о своем освобождении из-под стражи 31 марта 1774 года. А еще через два года он, как и Бочаров, поведет на Алеутские острова промысловый бот Ивана Саввича Лапина. В 1781 году Герасим Алексеевич вернется в Охотск, и здесь он будет приглашен на службу к Григорию Ивановичу Шелихову и поведет на Кадьяк галиот «Три святителя». Другим галиотом – «Св. Михаил» – будет командовать Дмитрий Иванович Бочаров. С 30 апреля по 15 июля 1788 года Герасим Алексеевич Измайлов и Дмитрий Иванович Бочаров опишут побережье Русской Америки от Кенайского полуострова до бухты Льтуа, открыв при этом заливы Якутаг и Нучек. Там, где побывали русские землепроходцы и мореходы, они зарывали в землю медные доски с российскими гербами и надписью: «Земля Российского владения»…

Вот такими были военные моряки, которые вместе с ссыльными подняли в 1771 году бунт в Большерецком остроге на берегу Охотского моря, захватили казенный галиот «Святой Петр» и совершили на нем необычное плавание от Камчатки через весь Тихий океан в Китай.

Бунт на Камчатке и последующее бегство галиота «Святой Петр» повлекли за собой самые различные последствия, в том числе весьма неожиданные и отдаленные. Наряду с Кижским восстанием (1769—1771), Московским (1771) и «Колиивщиной» – восстанием 1768 года на Правобережной Украине – восстание в Большерецке (1771) явилось предвестником крестьянской войны в России под предводительством Е.И. Пугачева (1773—1775).

Камчатский бунт серьезно повлиял и на дальнейшую политику России на всем Дальнем Востоке. Во-первых, напуганное этим бунтом царское правительство отныне и навсегда запретило отправление ссыльных на Камчатку. Этот запрет соблюдался не только во все годы царизма, но и советской властью. Так что, в отличие от остального Севера, лагерей на Камчатке больше никогда не было. Это, конечно, сказалось на развитии полуострова. И своим современным обликом Камчатка в значительной степени обязана бунтовщикам с галиота «Святой Петр».

Необычное плавание (одиссея) захваченного камчатскими бунтовщиками галиота «Святой Петр», вообще, оставило заметный след в мировой истории. Этот бунт имел большой политический и военный резонанс в мире. Российская императрица вполне обоснованно опасалась появления в тихоокеанских национальных водах военных кораблей иностранных государств. Япония почувствовала военную активность России на Тихом океане и с этого момента повела открытую политику на захват близлежащих островов, чтобы они не достались русским.

2.2. Одиссея восставшего галиота «Святой Петр»

Казенный галиот Охотской флотилии «Святой Петр» и его беглый экипаж

Архивные документы позволяют нам выяснить с большой (но не абсолютной) точностью состав экипажа галиота «Святой Петр» до того, как он стал мятежным, то есть до Камчатского бунта (лист 256 дела 409 фонда 6 Центрального Государственного архива древних актов – ЦГАДА): командиром был штурман Максим Чурин, за подштурмана – Василий Софьин, штурманский ученик – Филипп Зябликов, боцманмат – Алексей Серогородский и 20 матросов (17 матросов из числа казаков плюс 3 из «вновь приарестованных казаков», то есть из арестантов). В состав экипажа уже мятежного галиота «Святой Петр» вместе с командиром Максимом Чуриным вошли еще 5 человек.

Итак, во время бунта в Большерецком остроге на Камчатке галиот «Святой Петр» был захвачен в Чекавинской гавани бунтовщиками. И утром 12 мая 1771 года они, подняв флаг императора (будущего императора Павла Петровича, Павла I), вышли на нем в море и взяли курс на Курильские острова. Сколько человек было на его борту, определенно сказать трудно. Разные источники называют от 70 до 110 человек. Но по архивным спискам, на которые ориентируются авторы настоящей книги, на борту галиота «Святой Петр» было семьдесят человек. Но из них только пятеро были вывезены насильно – семья Паранчиных (камчадалы) и трое заложников – Измайлов, Зябликов (военные моряки) и секретарь убитого коменданта Большерецка, по табели о рангах чиновник 13-го класса Спиридон Судейкин. Остальные участвовали в бунте осознанно и самостоятельно. Свой отряд мятежники назвали «Собранною компанией для имени его Императорского Величества Павла Петровича».

Здесь были люди разных возрастов, сословий и наций. Военнослужащие нижних чинов, помещик, казаки и разжалованный в казаки шельмованный (ошельмовать – значило публично бить кнутом) канцелярист Иван Рюмин, придворный правительницы России Анны Леопольдовны, матери императора Иоанна VI – Александр Дмитриевич Турчанинов, военные моряки (офицеры и матросы), промышленники (т.е. промысловики-зверобои), лейб-гвардии Измайловского полка поручик Петр Хрущев, великоустюжинский купец Федор Костромин, однодворец Иван Попов, посадский из Соликамска Иван Кудрин, поручик гвардии Василий Панов, коряк Егор Брехов, швед Адольф Винблад, адмиралтейский лекарь немец Магнус Мейдер, алеут Захар Попов, шесть камчадалов. В морской поход отправились и 7 женщин: две работницы штурмана Максима Чурина и его жена Ульяна Захаровна; жена Дмитрия Бочарова Прасковья Михайловна; жена матроса Алексея Андреянова; жена Рюмина, корячка Любовь Саввична и жена камчадала Паранчина Лукерья Ивановна. Среди бунтовщиков на борту галиота «Святой Петр» были и старики – «секретный арестант» Александр Турчанинов и подпоручик армейского Ширванского полка Иосафат Батурин, и подросток – тринадцатилетний сын священника Ичинского прихода – Ваня Уфтюжанинов. Вот такой был этот «беглый Ноев ковчег». Возглавлял его Август Бениовский.

Когда в мае 1771 года беглецы поднялись на борт галиота «Святой Петр», он был весь вмерзший в лед. Лед отбивали кувалдами и ломами. Погрузили на галиот все припасы из крепостных складов: 126 ящиков казенного добра, 6,5 тысяч рублей денег, запас продовольствия, оружие и порох. То есть небольшое судно было забито под завязку людьми и припасами. Вооружение галиота, по свидетельству Бениовского (эти данные сомнительны), состояло из 8 пушек, 4 мортир, 120 ружей со штыками, 80 сабель, 60 пистолетов, 1600 ф. пушечного пороху, 200 ф. пуль, 6000 ф. железных изделий, 120 гранат, 900 ядер, 50 ф. серы, 200 ф. селитры, 36 бочонков воды, 14 якорей; достаточное количество запасных парусов и канатов, шлюпка и лодка.

Казенный галиот «Святой Петр» был построен в Охотске и входил в состав Охотской военной флотилии (к Большерецкому острогу был «приписан» только один галиот «Святой Петр»). Он был двухмачтовым, т.е. не самым крупным судном этого класса, водоизмещением в 200—300 тонн, длиной по килю – 17, шириной – почти 6 метров. Одно хорошо, что он был построен недавно – спущен на воду в 1768 году. Пересечь на нем океан было не очень реально, такие галиоты не были быстроходными и строились именно для каботажных, прибрежных рейсов. Прежде всего, корабль был совершенно не приспособлен для дальнего океанского пути. Для недальнего, впрочем, тоже не очень. Из тринадцати галиотов Охотской флотилии (строились с 1739 до 1805 г.) лишь «Святой Петр» проплыл тысячеверстное расстояние. Девять разбились в бурю у своих же берегов, один был выброшен на берег, и только два разломаны за старостью. Так что галиот – это совсем небольшое судно, не предназначенное для океанских плаваний.

Между прочим, сегодня нет окончательной ясности, на каком корабле большерецкие бунтовщики отправились в 1771 году в плавание по Тихому океану. Например, в англоязычном мире считается, что камчатские восставшие вышли в море и взяли курс на Курильские острова не на галиоте «Святой Петр», а на судне «Св. Петр и Павел» (Святые Апостолы Петр и Павел), построенном морской компанией купцов Григория и Петра Пановых, Арсения Кузнецова. Это судно в 1764 году повел в первое плавание на Алеутские острова мореход Иван Соловьев. На нем русские купцы возили бобровые, медвежьи и лисьи шкуры, а также бобровые хвосты. «Св. Петр и Павел» был сравнительно большим судном по сравнению с галиотом «Святой Петр».

Когда граф Мауриций Август фон Бениовский в третий раз приблизился к японским берегам у княжества Ава, на острове Сикоку, японские береговые власти составили протокол и присоединили к нему рисунок именно «Св. Петра и Павла». На рисунке же показано трехмачтовое судно с четырьмя якорями и довольно сложным, особенно заинтересовавшим японцев, рулевым устройством.

Польский историк Э. Кайданьский в своей книге «Необыкновенное морское путешествие “Св.Петра и Павла”», вышедшей в Польше в конце 1989 года, пытается также утверждать, что камчатские бунтовщики отправились в плавание совсем не на галиоте «Святой Петр», а на судне «Святые Петр и Павел». Конечно, с учетом сложности получения информации в то далекое время, вполне могла возникнуть путаница с названием галиотов. Но по российским архивным данным, все же именно галиот «Святой Петр» и был тем самым, на котором совершили свой знаменитый поход по Тихому океану бунтовщики с Камчатки.

12 мая 1771 года галиот «Святой Петр» вышел в Охотское море.

Корабль вырвался в свободное плавание, однако до настоящей свободы было еще очень и очень далеко. Бениовский вместе с Чуриным составили расписание беглого экипажа. Каждый занял на судне конкретное место и получил соответствующую должность. Организацию и порядок на корабле пытались поддерживать на военном уровне. Но реально это почти не получалось. Официально капитаном галиота был объявлен теперь уже «генерал-поручик, кавалер и тайный советник» Август Бениовский. Он, между прочим, рассказывал, что еще в 1767 году сам собирался плыть в Индию. Для этого он будто бы окончил навигацкое училище в Гамбурге, после чего ходил на кораблях.

Фактически же «Святой Петр» вел и был профессиональным капитаном на судне Максим Чурин (хотя формально ему дали всего лишь должность поручика). Иоасаф Батурин стал комендантом и полковником, Адольф Винбланд – подполковником (прежде был майором), Василий Панов – майором. Ипполит Степанов был назначен корабельным комиссаром (почти заместителем по политической части), Петр Хрущев – аудитором (то есть следователь, судья и прокурор в одном лице!), Магнус Мейдер – лекарем, Александр Турчанинов – подлекарем, Спиридон Судейкин – корабельным секретарем, Алексей Чулошников – корабельным советником, Иван Рюмин – вице-секретарем. Кроме Чурина получили новые должности и другие военные моряки, примкнувшие к бунтовщикам: Дмитрий Бочаров – штурман офицерского ранга, Петр Софронов (матрос со «Святой Екатерины») – шкипер, Герасим Измайлов – мичман, Филипп Зябликов – штурман простой. Юнгами при особе его «высокопревосходительства» Бениовского были Иван Устюжанинов, алеут Захар Попов и большерецкий малолетний «однодворец» Иван Попов. Кроме того, была еще одна высокая должность – генеральный адъютант, которую занял и бессменно нес «беспородный» промышленник Григорий Кузнецов. Остальным поручались различные роли от квартирмейстеров, баталеров, барабанщиков и пушкарей до матросов.

Опытных военных моряков на «Святом Петре» оказалось достаточно (значительная часть команд двух военных галиотов). Плюс зверобои промышленника Холодова, которые имели большой опыт морских плаваний. Но конкретный план плавания захваченного галиота «Святой Петр» почти никому не был известен. Реально теперь этот галиот превратился в настоящий пиратский корабль. И это был первый зарегистрированный случай русского пиратства в океане. Камчатские бунтовщики, конечно, могут быть отнесены к пиратам лишь условно. Они не намеревались никого грабить, они были лишь беглецами. Но они совершили и пиратский акт: захватили корабль.

Напомним, что Россия никогда не была пиратским государством, наподобие Англии или Португалии. Тем не менее российские государи иногда прибегали к помощи корсаров (пиратов, действующих как частные лица) во время войн. Русская история хранит имена людей, которых мы сегодня можем условно назвать морскими пиратами, таких как Степан Тимофеевич Разин или один из героев нашей книги Бениовский.

И вот теперь в Тихом океане появился русский пират – Мауриций Бениовский. Интерпола тогда не существовало, но российские власти могли известить окрестные голландские, испанские, португальские и английские колонии о бегстве взбунтовавшихся каторжников – за голову каждого из них правительство назначило награду – двести рублей тому, «кто ково из них приведет живым или мертвым…». А даже узнай европейцы и без официального представления об обстоятельствах побега, – беглых заковали бы в кандалы и отправили назад в Россию. То есть говорить о том, кто они такие и откуда идут, было нельзя для необычного экипажа «Святого Петра». Ситуация самого Бениовского также была не из веселых. Совершенно очевидно, что сам он стремился попасть в Европу. Мысли многих других путешественников были не так определенны. И уже через несколько дней среди его команды начались разногласия. Но в любом случае идти надо было на юг, вдоль Курил. В довершение всех проблем, на «Святом Петре» не имелось абсолютно никаких карт и лоций.

И здесь мятежников спас высочайший профессионализм Чурина. До Японии он вел корабль исключительно по памяти, далее беглых выручила давняя страсть Хрущева к чтению книг. На Камчатку тот привез свою библиотеку и взял на галиот книгу английского адмирала Джорджа Ансона. В историю адмирал вошел как создатель первого постоянного корпуса морской пехоты и один из первых кругосветных мореплавателей. В сентябре 1740 года командор Ансон с эскадрой из шести недоукомплектованных кораблей вышел в Тихий океан для крейсерства против испанских судов. Ансон вернулся в Англию в июне 1744 года, потеряв более половины своего экипажа в 2000 человек.

Но смерть их была не напрасна. Оказалось, что опасное плавание имело большое значение для исследований неизвестных морей, а через полвека спасло жизнь Бениовскому и его бунтовщикам. Результаты путешествия вышли в свет в 1748-м в Лондоне, и вскоре были переведены на русский язык переводчиком Академии наук В. Лебедевым и изданы в Санкт-Петербурге в 1751 году. Однажды эту книгу купил поручик лейб-гвардии Измайловского полка Петр Алексеевич Хрущев и провез с собой через всю Сибирь в ссылку на Камчатку. С этого «Путешествия около Света» Хрущев рисовал кроки (наброски), а Чурин и Бочаров вели корабль.

Весь маршрут «Святого Петра» был нанесен Чуриным вместе с помощником штурманским учеником Дмитрием Бочаровым на карту, причем с подробностями, неизвестными тогдашним картографам. Чурин и Бочаров вместе с канцеляристом Иваном Рюминым и секретарем командира Камчатки Спиридоном Судейкиным составили подробное описание этого путешествия. Дневник плавания, включая детальную карту, еще в 1773 году попал в Россию. Составленная опытными моряками морская карта их путешествия содержит бесценные сведения для современных историков, но еще более могла бы эта строго засекреченная карта быть полезна тогда. Ведь через несколько лет после Большерецкого бунта был отправлен ряд крупных русских морских экспедиций, как раз по тем широтам, где прошел «Святой Петр» – первый русский корабль в южных морях. Но сведениями этими, хоть они и хранились в Петербурге, никто не воспользовался. Не получили данные о своем будущем маршруте ни отправлявшийся в первое русское кругосветное плавание Иван Федорович Крузенштерн, ни Василий Михайлович Головнин перед своим плаванием к японским берегам и случившимся пленом в Японии.

А ведь в дневнике отмечено каждое причаливание корабля на всем пути. Приложена морская карта плавания «Святого Петра» от Камчатки до Макао, по никому тогда не известному маршруту. В «Записках» указаны бури и штили на определенных по-морскому пунктах. «Писано об опасностях причаливания к неизвестным побережьям, о мелях, подводных скалах. О столкновениях с местными жителями на Японских островах». И о голоде, нехватке продуктов, трудностях поисков пресной воды в пути до Макао. Обстоятельно рассказано о состоянии здоровья русских плавателей на разных широтах. А ведь перед экспедицией Крузенштерна Адмиралтейство хотело дать ему команду, состоявшую из нанятых англичан. Российские адмиралы сомневались, выдержит ли русский человек пребывание в южных широтах, и эстляндскому немцу Крузенштерну с трудом удалось доказать российскому Адмиралтейству «пригодность русаков к плаваниям в южных морях».

Бунт на корабле бунтовщиков

Чурин вел «Святой Петр» вдоль Курильской гряды. На пятый день плавания «завидели большой остров, и дошли до него 18-гo числа». Остров оказался необитаемым. С галиота послали отряд на соседние острова, за «языком», и «привели с собой одну Курильских родов девочку небольшую, почему сей остров и узнали, что он Курильский семнадцатый, называемый по-курильски Икоза». Тогда острова были населены айнами. На их языке «куру» означало «человек», откуда и пошло второе название айнов – «курильцы», а также и наименование архипелага. На острове «производили печение хлебов… и шили флаги и вымпелы аглинские». Флаги и морские вымпелы иностранных государств приказал шить предусмотрительный Бениовский. Нужны они были для маскировки. На протяжении своего долгого пути беглые выдавали себя то за голландских, то за австрийских, то за английских, то еще каких подданных, – чтобы сбить погоню.

На этом острове (позже его назовут островом Симушир) и возник первый заговор уже против самого Бениовского. Несколько человек из беглого экипажа, испугавшись неизвестности, решили заслужить прощение властей, сдав всех остальных беглецов. Напомним, что на борту галиота «Святой Петр» были два штурманских ученика, взятых заложниками, Герасим Измайлов и Филипп Зябликов. При нахождении галиота у острова Симушир им было поручено описать гавань, в которой стоял «Святой Петр», и нанести ее на карту. Они-то и организовали заговор: почти все члены экипажа сошли на берег, и можно было незаметно пробраться на судно, обрубить якорные канаты, поднять паруса и увести судно на Камчатку, чтобы потом вернуться оттуда с казаками и солдатами за бунтовщиками. Вдвоем такую задачу выполнить было не по плечу, поэтому пришлось вовлекать в заговор и матросов с промышленниками. Яков Рудаков, на общую беду, решил вовлечь в заговор матроса Алексея Андреянова, который, между прочим, был единомышленником Морица и стал им одним из первых, когда графа еще везли на поселение в Большерецк. Вот тот и сообщил о новой опасности Бениовскому. Сначала Мориц приказал расстрелять заговорщиков, но потом изменил свое решение и устроил им публичную порку кошками (плетьми), а затем приказал высадить на берег. Измайлов, как руководитель, был брошен на необитаемом острове, а Филипп Зябликов только бит кошками.

Сколько именно человек участвовало в заговоре, сейчас сказать трудно. Опубликованные сведения исходят от бывших участников мятежа. Назывались разные цифры – и три, и десять, и даже пятнадцать человек. Факт тот, однако, что Бениовский высадил лишь трех заговорщиков. Ссадили их на том же необитаемом острове Курильской гряды, ныне называемом Симушир, у берегов которого и произошла попытка предательства. 29 мая в 9 часов вечера галиот «Святой Петр» покинул остров, на берегу которого остались штурманский ученик с галиота «Святая Екатерина» Герасим Измайлов и камчадалы из Катановского острожка супруги Алексей и Лукерья Паранчины. Они в 1772 году вернулись на Камчатку. Их арестовали и отправили под караулом в Иркутск, где долго допрашивали и освободили только в 1774 году после распоряжения генерал-прокурора Сената А.А. Вяземского.

Пройдет семь лет, и о начальном этапе плавания камчатских бунтарей Герасим Измайлов расскажет английскому капитану Джеймсу Куку (1728—1779). В октябре 1778 года вновь принятый на морскую службу Герасим Измайлов на острове Уналашка встретился с капитаном Куком, корабли которого в поисках северного морского прохода из Тихого океана в Атлантический обошли берега Аляски и Чукотки. Измайлов передал Куку все, что он знал о северной части Тихого океана. Кое-где он исправил карты, составленные Куком, и дал скопировать свои. Между прочим, Кук просил его передать в Британское Адмиралтейство составленную им карту восточного побережья Северной Америки. В обмен на рекомендательное письмо к камчатским властям Кук подарил Измайлову свою шпагу. Затем Кук ушел на юг, к Гавайским островам; до гибели великого капитана оставалось меньше четырех месяцев….

Мы должны сказать читателям, что историки по-разному указывают место Курильской гряды, куда большерецкие беглецы на галиоте «Святой Петр» заходили, чтобы запастись водой и топливом. Д.Н. Блудов называет Семнадцатый остров (Чирпой), а С.В. Максимов – Четвертый (Маканруши). Японский писатель Окамото Рюуносукэ, составитель краткого жизнеописания Бениовского, говорит, что большерецкий корабль заходил на остров Симушир. Рюуносукэ упоминает о прекрасной симуширской гавани. Это, вероятно, похожая на полумесяц бухта Броутон, остаток древнего кратера, наполненного спокойными водами. Она лежит на севере Симушира. По нашим данным, именно на Симушир и заходил «Святой Петр», совершая свое пиратское плавание.

Первое посещение русским кораблем Японии

Плавание галиота «Святой Петр» продолжалось вдоль Курильских островов. Вскоре на галиот обрушивается шторм. Плохо закрепленные в трюме грузы сорвались, и «Святой Петр» чуть не опрокинулся. Однако все обошлось, и Бениовскому удалось дойти до Японии. Но в Японию иностранные корабли не допускались. Тем не менее беглецы добрались до острова, на котором жили японцы. Беглецам нужно было испечь хлеба. Японцы отбуксировали корабль в удобную бухту, привезли воды, пшена, но на берег не пустили, хоть русские, знавшие по слухам, что японцы допускают в свою страну голландцев, пытались убедить их, что «Святой Петр» – судно голландское и идет в Нагасаки. Хлеба напекли на другом японском острове, где их встретили радушно, даже снабдили свежими овощами. Так Бениовскому удалось побывать в нескольких японских бухтах и запастись дровами, продовольствием и водой.

Именно в это время Япония была предупреждена о возможной экспансии России на Дальнем Востоке, благодаря письмам графа Мауриция Августа фон Бениовского. Первая гавань, где бросил якорь «Святой Петр», находилась в юго-восточной части Японии, в Ава. Местный правитель, стремясь поскорее избавиться от незваных гостей, снабдил их достаточным количеством риса, воды и соли. Он принял также и с оказией переслал сегуну (правителю Японии) два письма на немецком языке, адресованных директору голландской фактории в Нагасаки. Очевидно, Бениовский надеялся на посредничество голландцев перед японским императором, с тем чтобы остаться в Японии на срок, достаточный для заключения какой-нибудь выгодной торговой сделки.

И «Святой Петр» продолжал плавание в японских водах. В ночь на 3 июня он снова попал в сильный шторм. Но благополучно пройдя Японское море, 7 июля 1771 года «Святой Петр» достиг острова Сикоку – наименьшего по площади и населению острова из четырех больших японских островов. После краткой остановки у берегов провинции Тоса он бросил якорь в Осима, к югу от острова Кюсю. Этот «корабль свободы», корабль мятежников и изгнанников, «Святой Петр», стал первым русским кораблем в южных морях Тихого океана.

В порту субтропического острова Осима в архипелаге Рюкю в Восточно-Китайском море Бениовский также предупредил голландцев на острове Дэдзима о русской угрозе. Из порта Осима Мауриций Август фон Бениовский послал директору голландской фактории еще четыре письма. В трех письмах он благодарил за провиант, полученный от японцев в Ава и Осима. Четвертое, последнее и неизмеримо более важное послание получило впоследствии широкую известность в Японии как предостережение графа Бенгоро (так себя именовал тогда Бениовский), где были раскрыты «захватнические» планы императора всероссийского (на самом деле – несуществующие планы).

Вот выдержки из того предостережения: «Высокочтимые и благородные господа, офицеры славной республики Нидерландов! Жестокая судьба, долгое время носившая меня по морям, вторично привела меня в японские воды. Я сошел на берег в надежде, что мне, быть может, удастся встретиться здесь с вашими превосходительствами и получить вашу помощь. Я поистине весьма огорчен, что не имел возможности переговорить с вами лично, ибо располагаю важными сведениями, которые хотел вам сообщить. Высокое уважение, которое я питаю к вашему славному государству, побуждает меня поставить вас в известность, что в этом году два русских галиота и один фрегат, выполняя тайный приказ, совершили плавание вокруг берегов Японии и занесли свои наблюдения на карту, готовясь к наступлению на Мацума (Хоккайдо. – Авт.) и прилегающие к нему острова, расположенные на 41° 38´ северной широты, наступлению, намеченному на будущий год. С этой целью на одном из Курильских островов, находящимся ближе других к Камчатке, построена крепость и подготовлены снаряды, артиллерия и провиантские склады. Если бы удалось переговорить с вами лично, я рассказал бы больше, нежели то, что можно доверить бумаге. Пусть ваши превосходительства примут те меры предосторожности, какие сочтете необходимыми, но, как ваш единоверец и ревностный доброжелатель вашего славного государства, я советовал бы по возможности иметь наготове крейсер. На этом позволю себе отрекомендоваться и остаюсь, как следует ниже, вашим покорным слугой.

Барон Аладар фон Бенгоро, армейский военачальник в плену.

20 июля 1771 года, на острове Усма.

P.S. Я оставил на берегу карту Камчатки, которая может сослужить вам пользу». Впрочем, авторство этого письма сегодня приписывают и голландцам, опасающимся усилившейся конкуренции русских в Японии. В любом случае, в этом документе нет ни слова правды.

Голландцы немедленно послали свое предупреждение сегуну Японии и его советнику бакуфу (бакуфу – правительство сегуна). Появление у японских берегов русского судна и предостережение графа Бенгоро о русской агрессии в северных водах вынудило японские власти задуматься об обороне страны, не знавшей до того внешней угрозы. Иностранный корабль, шедший, по-видимому, без национального флага, произвел ошеломляющее впечатление на японцев. По отзывам очевидцев, он был могучим, как маленькая крепость. Японцы, не имевшие собственного военно-морского флота, впали в состояние коллапса. Именно после появления у берегов Японии беглого русского корабля там задумались о необходимости обороны государственных границ.

Более сорока лет тому назад известный американский исследователь Дональд Кин изучил многие японские документы, а в голландских архивах нашел шесть писем Бениовского. В 1972 году в Москве вышла его книга «Японцы открывают Европу, 1720—1830». В ней зафиксированы достаточно интересные факты о необычном плавании русского галиота «Святой Петр» в японских водах в 1771 году.

Первый русский корабль в водах Китая

Бениовский пытался закрепиться в Японии. Но остаться здесь ему не удалось. Поэтому «Святой Петр», получив от японцев продукты и воду, двинулся дальше на юг. Он прошел Восточно-Китайское море и в начале августа 1771 года дошел до Формозы (нынешний остров Тайвань) – острова в Тихом океане, в 150 км от восточных берегов материковой части Китая, от которой он отделен Тайваньским проливом. 16 августа галиот встал на якорь в одной из бухт Тайваня. Формоза была одним из тех райских уголков, о каком члены экипажа галиота не смели и мечтать. Но и райский уголок имел свою изнанку – морские пираты постоянно делали набеги на прибрежные селения, захватывали жителей в плен и продавали в рабство в те самые испанские владения, о которых мечтали многие на «Святом Петре». Жители острова встретили русских очень хорошо. Помогли ввести судно в удобную для стоянки гавань. Оказалось, что название острова в переводе с португальского – «Прекрасный». На следующее утро туземцы привезли на галиот ананасы, кур, свиней, какой-то напиток вроде молока, сделанный из пшена. Началась торговля. На иглы, шелк, лоскутья шелковых материй, ленточки русские выменивали продукты, поражаясь их дешевизне. «Вот где бы пожить», – думал, наверное, каждый из них.

Никаких неприятностей не ожидали, потому что бухту для галиота указали сами местные жители, и они враждебности не проявляли. Русские беглецы совершенно не подозревали, что у островитян могут быть кровные счеты с европейцами, – ведь и португальцы, и голландцы не раз высаживались здесь, убивали людей, забирали в рабство.

Но в тот же день, пополудни, случилась беда. Бениовский приказал отправить на берег ялбот и запастись питьевой водой. Сначала отправили одну партию людей на берег, затем вернулись за второй. Туземцы посчитали все это за подготовку к нападению на селение. Островитяне приняли русский галиот за корабль работорговцев. И потому напали первые, убив и ранив стрелами несколько человек. Бениовский бушевал – нападение казалось ему верхом предательства. Он приказал обстрелять из пушки деревню, потопить проплывавшие мимо пироги – он мстил за товарищей и вряд ли думал, что их смерть – в свою очередь, месть туземцев за гибель единоплеменников от ядер какого-то иного европейского корабля. Похоронили погибших на тайваньском берегу, поплыли дальше. Вскоре вновь попали в шторм, десять дней галиот носило по морю, и никто уже не знал, где находится корабль и куда его несет. Шторм утих, но берегов все еще не было видно. Но тут заметили лодку. В ней был китаец, который указал путь, и вскоре «Святой Петр» бросил якорь в бухте Макао.

Тогда это была португальская колония (фактория) в Китае. Первая половина пути была завершена. За лето не приспособленное к длинным плаваниям судно прошло от Камчатки до Южного Китая. Беглецы галиота «Святой Петр» даже не подозревали о том, что стали первыми русскими, которые побывали в Макао и вообще в водах Китая.

Итак, 12 сентября 1771 года галиот «Святой Петр» вошел в португальский порт Макао в Китае и возвестил об этом залпом из всех пушек. Три пушки с берега просалютовали в ответ согласно рангу галиота, и Бениовский на ялботе отправился нанести визит португальскому губернатору Макао. Русские остались ждать своего предводителя. Видимо, все-таки многое в своей жизни связывали они с галиотом. Было жарко. На набережной португальского города покачивались пальмы, виднелись каменные особняки, купола соборов и стены монастырей. Идальго (благородные члены семейств) в роскошных камзолах выходили к берегу поглядеть на русский корабль, и купцы спешили к капитану, узнать, нет ли на борту редких товаров.

О прибытии в Макао, где Бениовский был очень приветливо принят португальским губернатором Сальданьи, авантюрист не замедлил снестись с кавалером де Робиеном, представлявшим в Кантоне интересы французской индийской компании, ходатайствуя о принятии его под покровительство французского короля и о поднятии над галиотом «Святой Петр» французского флага. Удивляло бедственное положение экипажа, из которого лишь восемь человек «пользовались удовлетворительным здоровьем». После продолжительного питания недоброкачественною корабельной провизией и обессиленные непривычным морским путешествием, русские беглецы набросились с жадностью, без разбора на свежую пищу и поплатились почти все нездоровьем, Необычайная постройка небольшого судна, отважность мореплавателя, который чуть ли не первый ознакомился с Японским архипелагом, – все это вызывало незаурядный интерес к личности Бениовского. Молва о любопытных и важных открытиях, якобы сделанных путешественником, привлекала к нему всех директоров, управлявших в Макао торговыми компаниями. Голландцы особенно заискивали у Бениовского, из опасения, чтобы он не настроил торговые компании других национальностей на торговлю с Японией. В свою очередь, и директора английской Ост-Индской компании делали Бениовскому весьма заманчивые предложения, но тот колебался, кому выгоднее продать свои услуги.

Сам же Бениовский сидел у губернатора. Судно, уверял он губернатора на хорошей латыни, венгерское, поэтому языка моряков понять нельзя. На корабле Бениовский приказал, чтобы, молясь, не крестились, – еще не исчезла опасность погони.

Как отмечает Рюмин: «Судно наше со всем такелажем… продал предводитель наш португальскому губернатору, а за какую цену – неизвестно». Бениовский уверял, что галиот «продан за 4500 пиастров, что экипирование беглецов ему обошлось в 8000 пиастров, а содержание их ежемесячно стоило до 6000 пиастров, на каковой предмет и разошлись 28 440 пиастров, вырученные от продажи мехов, вывезенных с Камчатки». Ему не верили. Сначала с ним рассорились ближайшие его пособники, а позднее посыпались жалобы всего уже экипажа.

Недовольство команды графом-авантюристом росло. Тем более, что ряды восставших редели. От рук местных жителей Формозы погибли Василий Панов, Иван Попов и Иван Логинов. От тропических болезней умерли еще 15 человек, в том числе А. Турчанинов. И в Макао команда «Святого Петра» вновь взбунтовалась против Бениовского и потребовала возвращения на Родину. Даже старый флегматичный швед Винбланд клокотал от ярости. Вдруг вскрылось, что никакой Бениовский не генерал, что царевича Павла он и в глаза никогда не видел. Но авантюрист Бениовский, единственный знающий латинский, быстро нашел общий язык с португальским губернатором Макао и убедил его поместить всю команду галиота в тюрьму, якобы предотвратив этим захват фактории. Но, может быть, губернатора больше убедил именно сам русский галиот, проданный ему Бениовским.

Многие из команды «Святого Петра» теперь Бениовским были недовольны. Кое-кто уже раскаивался в содеянном, некоторым хотелось домой, подальше от этих пальм и теплых ливней. Вокруг все было чужое, и впереди тоже была неизвестность. А тут еще Бениовский продает «Святого Петра» вместе с такелажем и пушками. Соображения у него были разумные – дальше на галиоте не пойдешь. И мал, и потрепан бурями, не приспособлен для дальних плаваний. И так чудо, что добрались до Макао. Да и сколько можно ютиться вповалку, если есть и деньги, и возможность достать другой корабль. И второе соображение: российское правительство объявит розыск, и, пока доберешься на «Святом Петре» до Европы, могут задержать англичане или голландцы. Помещик Степанов, который был, видимо, во главе недовольных, предложил Бениовского с капитанов убрать – нельзя доверять человеку, который продал русский корабль. Наверно, в те дни у Степанова уже созрела мысль о том, что еще не все потеряно и, защищая интересы российской короны, он сможет добиться прощения. Но были среди беглецов и такие, которым «Святого Петра» было жалко как живую душу – он ведь честно потрудился и спас их. И вот теперь его продали. Будто предали. Раньше был свой корабль – свой дом. Теперь они бездомные. И оттого страшно. Противоречия, которые накопились за месяцы плавания, вышли наружу, когда отдалилась опасность погони.

Спустя несколько дней граф Бениовский в роли освободителя явился в тюрьму и предложил заключенным большерецким беглецам условия, альтернатива которым была смерть вдали от России. Бениовский сочинял прокламации и зачитывал их в общей комнате. Окна были открыты, и с моря тянул ветерок, приносил запахи теплого моря, китайских харчевен и приторные ароматы белых цветов. «Если искренне любите меня и почитать будете, – читал Бениовский вслух, – то вам клянусь богом, что моя искренность ежедневно доказана будет; если же, напротив, увижу, что ваши сердца затвердели и меня больше почитать не будете, то сами заключать можете, что от меня тоже ожидать надлежит». Прокламация и горячая речь Бениовского оказали свое действие. Команда согласилась и далее считать его капитаном. Только Степанов упорствовал, решил до конца охранять интересы императрицы. Бениовский написал еще одну прокламацию. И снова зачитал: «Я буду вам заступою, и никакого оскорбления вам не будет, и ежели Бог нас в Европу принесет, то я вам обещаю, что вы вольны будете и со всем удовольствием, хотя во весь век ваш, содержаны, что, писавши рукой своей, подтверждаю».

Тогда Степанов послал жалобу китайскому императору. Степанов возбудил жалобу, обвиняя Бениовского в том, будто он увез обманом товарищей из Камчатки, а потому и просил китайское правительство через голландских резидентов захватить Бениовского, как беглого преступника. Возможно, что эта жалоба была подстроена голландцами, а затем использована англичанами, но истинной подкладкой ее являлось то, что положение русских беглецов оказалось весьма тяжелым. А пока шли эти дела, команду трепали лихорадка и дизентерия. Климат был влажный, жаркий, непривычный и вредный для северян. А русские думали. О многом передумали они здесь, вырвавшись из одной тюрьмы и попав в другую. Не каждый смог это пережить. 16 октября 1771 года умер Максим Чурин, а за ним в течение полутора месяцев умерло еще четырнадцать человек. Остальные признали свое поражение и согласились следовать за Бениовским в Европу. Бениовский поспешил отплыть из Макао, где был оставлен Степанов. Навсегда остались в той чужой земле штурман Максим Чурин, штурманский ученик Филипп Зябликов, жена Дмитрия Бочарова. Между прочим, известно, что до 20 ноября 1772 года Ипполит Семенович Степанов жил будто бы в Англии. Двадцатого ноября Екатерина II подписала указ о прощении своего подданного и разрешила ему вернуться на родину. Но в Россию Ипполит Степанов не вернулся. По другим данным, он вскоре умер от нищеты в Батавии (латинское название Нидерландов).

Но почему все-таки Бениовский не бросил в Макао и всех остальных беглецов? Был же повод – неповиновение? Посадил бы в тюрьму и был таков. Но нет. Почему? А потому, что беглицы должны были помочь ему в реализации нового, еще более дерзкого плана. Он намеревался предложить королю Франции Людовику XV проект колонизации острова Формозы. А колонизаторами, по замыслу Бениовского, и должны были стать бывшие теперь уже члены экипажа галиота «Святой Петр», снова безоговорочно признавшие власть своего предводителя. Но для того, чтобы предложить свой проект Людовику, нужно было еще добраться до Франции.

В январе 1772 года сохранившаяся часть бывшего экипажа галиота «Святой Петр» вместе с Бениовским на китайских джонках добралась до Кантона (старое европейское название города Гуанчжоу на юге Китая.), где их уже ждали зафрахтованные французские корабли.

Финал одиссеи галиота «Святой Петр»

Путь во Францию был долог. Сначала был заключен тайный договор о перевозке русских, который подписали представитель французско-индийской компании де Робиен с Бениовским при посредничестве капитана Сент-Илера. Цена сделки исчислялась 11 500 турских ливров. 11 января 1772 года погрузились на французские фрегаты «Ля Дофин» и «Ля Верди» и продолжили морской путь во Францию. Мятежники снова клялись в верности Бениовскому, принимали австрийское подданство. Оба корабля обладали хорошим ходом, не боялись штормов и могли дать отпор нападению пиратов, имея на борту по три десятка пушек. За месяц плавания быстроходные военные фрегаты прошли примерно столько же миль, сколько «Святой Петр» одолел за четырехмесячное плавание от Большерецка до Макао.

В середине февраля, пополнив запасы воды и продовольствия в голландском порту Батавия на острове Ява, корабли вышли в Индийский океан. Дальнейшее их продвижение замедлилось из-за того, что в Индийском океане, южнее экватора, с октября до апреля ветры дуют с юго-востока и запада на северо-восток. Фрегатам же следовало идти почти строго против ветра на юго-запад. Однако через полтора месяца после захода в Батавию «Ля Дофин» и «Ля Верди» бросили якоря у острова Родригес, от которого было не более трехсот миль до острова Иль-де-Франс (Маврикий) – ближайшей цели предпринятого перехода. Остров Родригес был самым восточным из трех островов, открытых в XVI столетии португальским мореплавателем Педру ди Маскареньясом и названных тогда же в его честь вместе с островом Маврикий Маскаренскими островами.

16 марта 1772 года корабли пришли к французскому острову Иль-де-Франс (Маврикий), в Порт-Луи запаслись водой. Камчатские беглецы наконец-то добрались до Франции. Но пока это был лишь французский остров, расположенный в юго-западной части Индийского океана, примерно в 900 км к востоку от Мадагаскара. Необитаемый остров Маврикий был открыт в начале XVI века португальцами. В 1598 году остров был занят голландцами. В 1715 году остров переходит во владение Франции и переименовывается в Иль-де-Франс. В 1735 году французы сделали Порт-Луи административным центром Маврикия, и он превратился в важный пункт снабжения для французских кораблей, шедших к мысу Доброй Надежды. Город получил название «Порт-Луи» в честь короля Франции Людовика XV.

Между тем беглецы стали первыми русскими, которые пересекли экватор и переплыли Индийский океан, следуя с востока на запад. Напомним, что в 1763—1764 годах на корабле «Спикей» Ост-Индской компании совершили поход к берегам Бразилии и Индии два русских морских офицера: мичман Н. Полубояринов и унтер-лейтенант Т. Козлянинов. Им суждено было стать первыми русскими, которые пересекли экватор (но следуя с запада на восток). Мичман Никифор Полубояринов вел журнал, который и донес до потомков впечатления от этого полуторагодового плавания. За этими российскими первопроходцами в те же годы ходили в Индию флотские офицеры Прохор Алисов и Иван Салманов – на корабле «Король Британии», также Ост-Индской компании, и Николай Толубеев и Федор Дубасов – на английских военных судах.

Оставшиеся в живых бунтари «Святого Петра» провели восемь дней на острове Маврикий. И корабли Бениовского вскоре отплыли с Иль-де-Франса. Потом еще прошли семь дней на Мадагаскаре. Затем был мыс Доброй Надежды. Но в дороге умер неутомимый бунтарь Иоасаф Батурин, оставлен на острове Святого Маврикия больной камчадал Яков Кузнецов. Мучила жара. Смола кипела в пазах. И все же 7 июля 1772 года бывшие камчатские острожники благополучно добрались до материковой Франции и сошли на берег в городе Порт-Луи (область Бретань, провинция Морбиан), где, как пишет Рюмин, «определена нам была квартира, и пища, и вина красного по бутылке в день». Однако от прежнего экипажа оставалась к тому времени едва половина. Из 70 человек, отплывших с Камчатки, во Францию прибыли 37 мужчин и 3 женщины. Во Франции умерли еще пять человек. Оставшиеся в живых поселились в городе Порт-Луи, на северо-западе Франции. Здесь они восемь месяцев и девятнадцать дней жили в ожидании каких-либо перемен в своей судьбе.

В конце концов в Порт-Луи русские беглецы разделились на две партии. Семнадцать человек (среди них Дмитрий Бочаров) пешком пошли из порта, куда их доставил корабль, в Париж – это четыреста верст – просить русского посланника о ходатайстве перед императрицей Екатериной о возвращении в родное отечество. Остальные отправились с Бениовским захватывать для короля Франции остров Мадагаскар (Формоза, посчитал король, слишком далека от метрополии). Во французских владениях Бениовский чувствовал себя в безопасности – Франция в те годы была с Россией в плохих отношениях.

27 марта 1773 часть группы беглецов, кто решил возвращаться в Россию, вышла из Порт-Луи, а 15 апреля они прибыли в Париж и в тот же день явились к русскому резиденту Николаю Константиновичу Хотинскому с просьбой исходатайствовать им прощение у государыни. Николай Константинович принял их радушно, определил на квартиру, выделил денег на провиант, одежду и обувь для нуждающихся. 30 сентября 1773 года семнадцать человек прибыли в Санкт-Петербург, а 3 октября, дав присягу на верность Екатерине II и поклявшись при этом не разглашать под страхом смертной казни государственную тайну о Большерецком бунте, отправились на предписанные им для жительства места.

В России в это время был самый разгар «пугачевщины». Тем не менее сентиментальная, как все женщины, Екатерина Великая, узнав подробности о многолетних злоключениях россиян, пишет генерал-прокурору Сената письмо 2 октября 1773 года: «Семнадцать человек из тех кои бездельником Бениовским были обмануты и увезены, по моему соизволению ныне сюда возвратились и им от меня прощение обещано, которое им и дать надлежит: ибо довольно за свои грехи наказаны были, претерпев долгое время и получив свой живот на море и на сухом пути; но видно русак любит свою Русь, а надежда их на меня и милосердие мое не может сердцу моему не быть чувствительна… Приведите их вновь к присяге верности и спросите у каждого из них, куда они желают впредь свое пребывание иметь, кроме двух столиц, и, отобрав у них желание, отправьте каждого в то место, куда сам изберет».

Среди вернувшихся мореходов был штурманский ученик, командир охотского судна «Св. Екатерина» Дмитрий Бочаров. Повеление императрицы было исполнено, и все, возвратившиеся в Россию, были распределены в сибирских городах на свободное жилье. Государевы люди продолжили свою службу на Камчатке. Вследствие ясно выраженной державной воли канцелярист Судейкин и лишенный прав канцелярист, а затем казак Иван Рюмин с женою Любовью Савиной были устроены в Тобольске. А штурманский ученик Бочаров – в Иркутске, матросы Ляпин и Береснев опять поступили на службу в Охотском порту, матрос Софронов получил отставку и поселился в Охотске, равно как камчадал Попов и коряк Брехов, бывшие же «работные» Холодилова вступили в иркутское купечество. Долго еще на окраинах империи пересказывали из уст в уста о почти кругосветном путешествии земляков, о диковинных странах и людях, их населяющих.

Хотя наши беглецы и вернулись в Россию, это вовсе даже не значит, что россияне смогли тут же ознакомиться с содержанием упоминавшихся записок Рюмина, с картой Дмитрия Бочарова. Участники большерецкого бунта должны были хранить все в глубокой тайне и жить как можно дальше от российских центров. Только через полвека, когда в Кантоне уже побывали русские корабли, узнали соотечественники о наших необычных первопроходцах в водах Тихого океана.

Замысел Петра Великого – пройти русским кораблям южными морями, кругом Африки – был, можно сказать, выполнен только через 50 лет. Русские люди действительно прошли этим путем. Даже более долгим – не только вокруг Европы и Африки, а кругом почти всего Старого Света. Но, увы, случилось все это не совсем так, как хотел император Петр Великий, – или, вернее, совсем не так. И дело не в том, что плавание шло в обратном направлении – не с запада на восток, а с востока на запад.

Главное отличие – в другом. По маршруту, намеченному когда-то верховной российской властью, первыми прошли не ее официальные посланцы, а те, кто выступил против нее, – взбунтовавшиеся люди, «злодеи», как их окрестили петербургские чиновники. Пройдя тремя океанами, эти люди все-таки вернулись на родину и отдали себя в руки своих гонителей. Но в них, к сожалению, не увидели небывалых путешественников, героев своей страны.

На самом деле большерецкие бунтовщики были первооткрывателями неизвестных земель, а не кучкой уголовников, поднявших мятеж и бежавших по приказу своего предводителя. Их случайное плавание оказалось гораздо более успешным, чем плавания других мореходов, преднамеренно ищущих проход в Китай. Это событие стало великим делом в истории мореплавания, о котором целые нации долгое время не могли ничего узнать. Камчатские беглецы первыми проторили путь с Камчатки в Китай и обратили, таким образом, внимание иностранных морских держав на неизвестный им до этого Восточный (Тихий) океан. Это стало важным событием, что привело сюда английские, испанские, американские и французские суда и поставило вопрос о конкуренции. Круги от камчатского восстания еще долго расходились по поверхности вод истории. Они повлекли за собой самые различные последствия, в том числе весьма неожиданные и отдаленные. Одиссея «Святого Петра» стала в определенном смысле причиной таких событий, как снаряжение первой русской кругосветной экспедиции и включение архипелага Тисима (Курильских островов) в состав Японии.

Вот такой получилась необычная одиссея галиота Охотской военной флотилии «Святой Петр». Таким было, образно говоря, внеплановое первое дальнее плавание русских от Камчатки вокруг Азии и Африки в 1771—1773 годах. Мы считаем, что его обоснованно можно включить в категорию настоящих морских экспедиций, хотя и вынужденных. Увы, более двух веков это событие в России умалчивалось и основной массе россиян было не известно. Совершить же эту вынужденную экспедицию заставил бунт, произошедший весной 1771 года в Большерецке на Камчатке. Бунт поддержали и успех экспедиции обеспечили военные моряки Охотской флотилии.

P.S. Бунт на Камчатке заставил начальника Охотского порта отставного флотского офицера С.И. Зубова уже в 1772 году наладить регулярные рейсы судов Охотской флотилии на Камчатку, Курильские и Алеутские острова.

Глава III Военные моряки-декабристы (Декабрьское вооруженное восстание 1825 года)

Само восстание декабристов – не тема нашего рассказа. Здесь речь мы поведем только об участии в нем военных моряков и о судьбе флотских офицеров, испивших горькую чашу за непродуманность, разноречивость, поверхностность суждений и решений декабрьского движения. Но все же немного напомним о восстании.

3.1. Коротко о Декабрьском вооруженном восстании

14 (26) декабря 1825 года в Петербурге произошло вооруженное восстание, организованное группой дворян-единомышленников (Северное общество), представленной в основном офицерами с целью превращения России в конституционное государство и отмены крепостного права. Но восстание потерпело поражение. К вечеру того же дня правительство полностью подавило его. В Южном обществе Сергей Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин сделали попытку поднять Черниговский полк, но после небольшой стычки под Белой Церковью сдались.

В результате проведенного по делу декабристов следствия пятеро из них (главные действующие лица) – П.И. Пестель, К.Ф. Рылеев, С.И. Муравьев-Апостол, М.П. Бестужев-Рюмин и П.Г. Каховский – были приговорены к смертной казни через повешение. Ранним утром 13 (25) июля 1826 года на валу кронверка Петропавловской крепости приговор был приведен в исполнение. Многих участников восстания и членов тайных обществ, имевших отношение к его подготовке, отправили в ссылку и на каторгу в Сибирь. А в 1856 году оставшиеся в живых декабристы были помилованы.

Определяя историческое значение движения декабристов, В.И. Ленин писал: «Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию».

Но заметим, что трагедия 14 декабря 1825 года до сих пор остается одной из самых загадочных и спорных страниц отечественной истории. Некоторые современные историки считают, что во второй половине XIX и начале ХХ века была создана легенда о декабристах. Она со времен А.И. Герцена (которого декабристы «разбудили») стала первоосновой мифов, которыми тешила себя оппозиционная русская интеллигенция. Позже эти мифы и легенды были включены в официальную государственную идеологию СССР.

Несомненно, события ноября – декабря 1825 года оказали решающее влияние на все последующие события российской истории. Однако действительно многое в том восстании вызывает недоуменные вопросы и бросается в глаза как несуразицы. Тайные общества (Южное и Северное) готовили восстание почти 10 лет. Но когда в конце 1825 года неожиданно сложились благоприятные условия (страна оказалась без власти – 19 ноября 1825 года император Александр I загадочно умер или исчез, его брат, прямой наследник Константин, отказался от престола, другой брат, будущий император Николай I, тоже долго не принимал царство), организаторы восстания медлили и почему-то не начинали его. Признанные идеологи многолетнего заговора (вожди революционного движения) накануне основных действий находились вдали от столицы и не готовились к восстанию, а уничтожали компрометирующие рукописи. Главные вожаки восстания в столице вообще не пришли на место решающих событий, да и само мятежное выступление происходило вопреки тому, что заговор вроде бы за два дня до того был выдан предателем. Каждый из мятежных солдат, которых задерживали с вечера 14 декабря, с чистой совестью объяснял, что выступал только против присяги новому царю Николаю потому, что и месяца не прошло, как присягали другому – Константину.

Но, говоря современным языком, все же группа решительных заговорщиков-экстремистов (Сергей Муравьев-Апостол и его ближайшие соратники) смогла самостоятельно почти без проблем вывести войска на главную площадь Петербурга, совершить террористический акт и опрокинуть всю политическую ситуацию. Императору Александру I ранее пришлось побывать самому в роли заговорщика-наследника (потому что он знал о готовившемся убийстве отца императора Павла I в 1801 году), поэтому он ожидал сговора возможных злоумышленников с его собственным наследником ради государственного переворота. Может быть, поэтому, предчувствуя приближение мятежного события, он внезапно и удалился в Таганрог (2 сентября 1825 года), где позже вскоре и скончался. Но оказалось, что наследники не участвовали в заговоре. Николай узнал о нем буквально накануне событий. Также ничего не знали и два других брата: Константин и Михаил. Восстание намечалось на 1826 год и готовилось против царя Александра I. Его смерть и отречение от престола царевича Константина Павловича – бездетного старшего брата Александра I – ускорили события. Но восстание разбилось о начало эпохи нового царя Николая I, даже не успевшего повенчаться на трон. Заговор был быстро подавлен, не успев получить распространения.

Загадочна роль в декабрьских событиях военного губернатора Петербурга и члена Госсовета Милорадовича М.А. Во всяком случае, с его участием готовился процесс вывода войск на площадь Петербурга. В условиях, в которых оказалась российская власть в декабре 1825 года, Милорадович считал возможным поднять военных. Но в последний момент он отменил планируемый захват власти, как задачу, нереальную в новых условиях.

Михаил Андреевич Милорадович, заслуживший в 1813 году графский титул (за умелое руководство войсками в заграничном походе) и ставший рекордсменом по числу награждений боевыми орденами России и Европы, был вне конкуренции в рядах российских военных героев. Он происходил из знатного сербского рода. Милорадович был прирожденным воином; в минуты наибольшей опасности был особенно оживлен и весел. Он имел редкий дар говорить с солдатами и, не щадя себя, делил с ними все невзгоды военного времени. Солдаты очень любили его – за беспредельную храбрость и доброе отношение к подчиненным. Милорадович несколько лет командовал Гвардейским корпусом, который был костяком восставшего гарнизона на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Милорадович 14 декабря явился при полном параде на Сенатскую площадь убеждать войска, уже присягнувшие Константину, принять новую присягу Николаю. Осознанно пошел туда на верную смерть. В более чем пятидесяти сражениях счастливо избежавший ранения, он получил в тот день две раны от революционеров-заговорщиков: одну, пулевую, от Каховского (выстрелом в спину) и вторую – штыковую, от Оболенского. Одна из них оказалась смертельной. Зачем заговорщикам было нужно это зверское убийство Милорадовича?! Он стал первой жертвой декабрьского восстания.

Скорее всего, Милорадович оказался заложником декабрьских событий.

Поведение Николая I в событиях 1825 года тоже вызывает вопросы, на которые нет убедительных ответов. Александр I скончался 19 ноября. Но лишь 14 декабря Николай согласился, чтобы ему присягали чиновники и военные. На императорский трон он вступил вообще лишь в 1826 году (коронация Николая состоялась в Москве 22 августа 1826 года). Николай I приложил массу усилий, чтобы утаить от современников и потомков ту роль, которую он сыграл в событиях ноября – декабря 1825 года. Он просто истреблял нежелательные улики – вплоть до уничтожения свидетелей: по крайней мере, одному из главнейших, К.Ф. Рылееву, он точно заткнул рот в полном смысле этого слова.

3.2. Участие военных моряков в восстании 1825 года

Восстание в декабре 1825 года было первым общероссийским восстанием с целью свержения монархической власти. Для нас важно то, что военные моряки в этом восстании принимали очень заметное участие. Наиболее активно участвовали в подготовке декабрьского восстания капитан-лейтенанты Н.А. Бестужев и К.П. Торсон, лейтенанты А.П. Арбузов, Д.И. Завалишин и М.К. Кюхельбекер, морские офицеры Николай Алексеевич Чижов, братья Бодиско Борис Андреевич и Михаил Андреевич. Кто эти люди и как сложились их судьбы, мы расскажем чуть позже.

14 декабря 1825 года. Сенатская площадь Петербурга

14 декабря среди трех тысяч восставших военных на площади находились и матросы Гвардейского экипажа под командованием капитан-лейтенанта Николая Александровича Бестужева и лейтенанта Антона Петровича Арбузова (1100 моряков).

Реализацию своих протестных идей декабристы во многом связывали с военно-морским флотом и его прогрессивными офицерами. Так, они вынашивали идею поднять мятеж в Кронштадте. 2—3 июня 1825 года Рылеев К.Ф. для этого даже провел рекогносцировку на местности. В сопровождении достаточно многочисленной свиты молодых поклонников флотских офицеров (среди них были М.К. Кюхельбекер и Д.И. Завалишин) он посетил Кронштадт. Но осмотр фортов и знакомство с местным командным составом показали, что ни по географическому расположению, ни по техническому состоянию крепости, ни по настроениям гарнизона Кронштадт на роль восставшего острова тянуть не может. И с тем планом было покончено.

В связи с изменением обстановки решено было в день принятия присяги императору Николаю I (14 декабря) поднять войска столичного гарнизона, верные организаторам восстания. Истинные цели предстоящего восстания члены тайного Северного общества от солдат и матросов гвардии решили скрыть. Предполагалось, что как только восставшие войска блокируют Сенат, в котором сенаторы готовятся к присяге, в помещение Сената войдет революционная делегация в составе Рылеева и Пущина и предъявит Сенату требование не присягать новому императору Николаю I, объявить царское правительство низложенным и издать революционный Манифест к русскому народу. Добившись этого, декабристы намеревались немедленно опубликовать свой Манифест. Одновременно гвардейский морской экипаж, Измайловский полк и конно-пионерный эскадрон должны были с утра двинуться в Зимний дворец, захватить его и арестовать царскую семью. Планировалось физически уничтожить Николая Павловича. Затем созывался Великий собор – Учредительное собрание. Оно должно было принять окончательное решение о формах ликвидации крепостного права и государственного устройства России, решить вопрос о земле. Командование войсками при захвате Зимнего дворца было поручено декабристу Якубовичу А.И. (капитан Нижегородского драгунского полка). Было решено также захватить и Петропавловскую крепость силами Гвардейского морского экипажа для угрозы Зимнему дворцу с помощью находившейся там артиллерии.

14 декабря 1825 года офицеры – члены тайного общества еще затемно были в казармах и вели агитацию среди солдат. В 6 часов утра Якубович отказался вести матросов и измайловцев на Зимний дворец. Тем самым резко нарушался принятый план действий, и положение осложнялось. Поэтому восставшие офицеры, несмотря на готовность солдат пойти за ними и явное сочувствие собравшегося народа, вели себя пассивно. Тем не менее на Сенатскую площадь Петербурга (в 1923—2008 гг. – площадь Декабристов) стали прибывать восставшие воинские части. Первой пришла на площадь колонна Московского полка со знаменем под руководством штабс-капитан Щепина-Ростовского и братьев Бестужевых, где построилась в каре вокруг памятника Петру I. Вскоре к ней быстро примкнул Гвардейский морской экипаж. Гвардейцы-моряки стояли под георгиевским знаменем, которым экипаж был награжден за героизм в битве при Кульме. Всего силы восставших насчитывали около 3100 солдат и матросов под командованием 30 офицеров.

Но выяснилось, что Сенат уже присягнул и сенаторы разъехались. Оказалось, что восставшие войска собрались перед пустым Сенатом. Николай Павлович, заранее предупрежденный о готовящемся восстании, предложил Сенату собраться для принесения ему присяги в 7 часов утра, до того, как восставшие полки выйдут на Сенатскую площадь. В 7 часов 20 минут 14 декабря сенаторы принесли присягу и разошлись. Таким образом, первая цель восстания не была достигнута. Более того, назначенный руководить восстанием «диктатор» князь С. Трубецкой на площади не появился. Трубецкой изменил восстанию. На площади складывалась обстановка, требовавшая решительных действий, а на них-то и не решался Трубецкой. К концу дня выбрали нового «диктатора» – князя Оболенского, начальника штаба восстания (за час до конца восстания), но время было упущено.

К Сенатской площади подошли верные Николаю I войска (12 тысяч человек) с артиллерией и окружили мятежные полки. Несколько конных атак на каре восставших были отбиты штыками и «батальным огнем». Попытки петербургского генерал-губернатора М.А. Милорадовича, великого князя Михаила (младшего брата Николая) и других лиц отговорить восставших также окончились неудачей. К митрополиту Серафиму подошел М.К. Кюхельбекер. Моряк и лютеранин, он не знал высоких титлов православного смирения и потому сказал просто, но с убеждением: «Отойдите, батюшка, не вмешивайтесь в это дело». Митрополит обратил свое шествие к Адмиралтейству. Сам Николай верхом на коне тоже выехал на Адмиралтейскую площадь. Однако и это не повлияло на настроение восставших.

Восставшие долго выжидали. Войска были не единственной живой силой восстания. На Сенатской площади в этот день был еще один участник событий – огромные толпы народа. Преобладало «простонародье». Образовались два «кольца» народа. Первое состояло из пришедших пораньше, оно окружало каре восставших. Второе образовалось из пришедших позже – их жандармы уже не пускали на площадь к восставшим, и «опоздавший» народ толпился сзади царских войск, окруживших мятежное каре. Из этих пришедших «позже» образовалось второе кольцо, окружившее правительственные войска. Заметив это, Николай понял опасность этого окружения. Оно грозило большими осложнениями.

Все восставшие войска были с оружием и при боевых патронах, но артиллерии у восставших не было. Николай успел взять инициативу в свои руки и сосредоточить на площади против восставших вчетверо большие воинские силы, причем в его войсках были кавалерия и артиллерия. В распоряжении Николая было 36 артиллерийских орудий. В пятом часу Николай I отдал приказ артиллерии стрелять картечью. После семи залпов восставшие полки были рассеяны. На Галерной улице офицеры попытались построить солдат для контратаки, но новые орудийные выстрелы разметали и этот строй. Оставшиеся в живых солдаты и матросы отступили по Галерной улице и по льду Невы. В это время Михаил Бестужев попытался собрать на льду Невы солдат Московского лейб-гвардии полка и матросов Гвардейского экипажа, чтобы захватить Петропавловскую крепость и превратить ее в оплот восставших. Однако пушки стали стрелять ядрами и разбили лед. Матросы и солдаты проваливались и тонули, а уцелевшие бросились к другому берегу на Васильевский остров. Так закончилась последняя попытка спасти положение. Попытка моряков захватить Петропавловскую крепость оказалась неудачной.

По официальным данным, число жертв восстания декабристов составило 80 человек. Сенатор П.Г. Дивов говорил о 200 убитых, очевидец восстания Л.П. Бутенев – о 300 убитых и раненых, чиновник Министерства юстиции С.Н. Корсаков насчитывал 1271 человека, погибшего в день восстания 14 декабря, в том числе 1 генерал, 1 штаб-офицер, 17 офицеров, 93 солдата Московского полка, 69 – Гренадерского, 103 матроса гвардейского Морского экипажа, 17 конногвардейцев. 39 – «во фраках и шинелях», 9 – «женска пола», 19 – «малолетних» и 903 – «черни».

Расправа над декабристами

Потерпевшие поражение декабристы успели собраться на квартире Рылеева. Это было их последнее собрание. Они договорились лишь о том, как держать себя на допросах. В тот же вечер (14 декабря) произведены аресты многих декабристов. Первыми были арестованы Рылеев, кн. Оболенский и двое Бестужевых. Николаю Бестужеву удалось сначала скрыться и убежать в Кронштадт, где он некоторое время проживал на Толбухином маяке между преданными ему матросами. Сразу же были также арестованы и отправлены в Петропавловскую крепость 371 солдат Московского полка, 277 – Гренадерского и 62 матроса Морского экипажа. Арестованных декабристов привозили в Зимний дворец. Сам император Николай выступал в качестве следователя.

К следствию и суду по делу восстания на Сенатской площади были привлечены 579 человек. Более 120 активных участников восстания, в том числе все офицеры-моряки, сосланы в Сибирь. Свыше 1000 солдат и матросов прогнали сквозь строй; многих сослали на каторгу, отправили в действующую армию на Кавказ и на Средиземноморскую эскадру.

А над военными моряками-декабристами состоялся еще один позорный и публичный суд. 13 июля 1826 года, в день казни пятерых руководителей восстания, в Кронштадте на флагманском корабле «Князь Владимир» был поднят черный флаг. На его палубе морское начальство России, чтобы сгладить свою вину перед императором, поспешило провести обряд разжалованья 15 флотских офицеров из числа декабристов еще до оглашения приговора Верховного уголовного суда: Н.А. Бестужева, М.А. Бестужева, А.П. Арбузова, Д.И. Завалишина, К.П. Торсона, А.П. Беляева П.П. Беляева, Ф.Г. Вишневского, М.К. Кюхельбекера, Б.А. Бодиско, М.А. Бодиско, В.А. Дивова, В.И. Штейнгеля. Декабристам прочитали гражданский приговор. Над головой 10-ти из осужденных сломали морской палаш, а сорванные эполеты и мундиры выбросили за борт. Остальные 5 человек были лишены мундиров и сабель. При этом лейтенанта Б.А. Бодиско тут же разжаловали в матросы. Остальных же участников восстания возвратили в Петербург, где их ждал окончательный приговор: они лишились чинов, дворянства, кто ссылался на вечную каторгу (от 20 до 8 лет), кто присуждался к крепостным работам, кто высылался на поселение, а кто отправлялся в далекие гарнизоны служить в качестве рядовых.

Все они с достоинством прошли аресты и унизительное конвоирование матросами, находившимися 14 декабря вместе с ними на Сенатской площади. Достоверно известно, что на допросах ни один из них не произнес ни слова наговора на товарища. Всю вину они брали только на себя. Всего же к государственным преступникам, причастным к событиям 14 декабря 1825 года, было приписано 20 флотских офицеров.

Верховный уголовный суд приговорил к смертной казни отсечением головы 31-го участника восстания, среди них: лейтенантов гвардейского экипажа Антона Арбузова (28 лет) и Дмитрия Завалишина (24 года), мичмана гвардейского экипажа Василия Дивова (24 года). Среди прочих мер наказания декабристов была и такая: приговорить по лишении чинов и дворянства к политической смерти (то есть положить голову на плаху, а потом сослать вечно в каторжную работу). И таких осужденных было 17 человек.

3.3. Гвардейский морской экипаж в Декабрьском восстании

Справка. Гвардейский морской экипаж сформирован в 1810 году из команд придворных гребцов и яхт, моряков Балтийского и Черноморского флотов (первоначально 410 человек, в 1910 г. – свыше 2 тыс. человек). Дислоцировался в Петербурге (до 1820 г. в Литовском замке, затем в казармах на Екатерининском канале). Экипаж участвовал в Отечественной войне 1812 года. Отличился в бою под Бауценом и особенно под Кульмом (1813), за что удостоен гвардейского знамени. В 1825 году выступил с оружием в руках на стороне декабристов. Моряки-гвардейцы участвовали в Русско-турецких войнах 1828—1829 гг. и 1877—1878 гг., Крымской (оборона Кронштадта в 1855 г.) и Русско-японской (1904—1905 гг.) войнах. В феврале 1917 года экипаж перешел на сторону революции и занял Николаевский и Царскосельский вокзалы в Петербурге. В дни Октябрьского вооруженного восстания 1917 года участвовал в разгоне Предпарламента, занял Госбанк и гостиницу «Астория», охранял Балтийский вокзал, участвовал в подавлении мятежа Керенского – Краснова. Экипаж был расформирован в начале 1918 года.

Участие в событиях 14 декабря 1825 года

Ранним утром 14 декабря командир морского Гвардейского экипажа капитан 1-го ранга Качалов П.Ф. вместе с другими командирами гвардейских полков был уже в Зимнем дворце. Им были зачитаны завещание Александра I и отречение Константина Павловича от престола, а также манифест о вступлении на престол Николая Павловича. Присягнув новому императору и получив экземпляры Манифеста и отречения, Качалов П.Ф. прибыл в экипаж. Первый взвод 1-й роты был отправлен им во дворец за георгиевским знаменем и назначено общее построение на 10 часов всему экипажу для принятия новой присяги. Уместно заметить, что до этого дня агитационную работу против принятия новой присяги среди матросов успешно проводили офицеры экипажа: Арбузов А.П., Кюхельбекер М.К., братья Александр и Петр Беляевы, братья Бодиско и другие, которыми управлял член тайного Северного общества капитан-лейтенант Бестужев Н.А.

С прибытием на прием присяги командира 2-й бригады, 1-й Гвардейской пехотной дивизии генерал-майора Шипова весь экипаж в количестве 1200 человек был построен на плацу. На правом фланге – георгиевское знамя, на левом – ластовая команда. Генерал Шипов объявил перед строем об отречении Константина и начал читать Манифест. Перед зачтением Манифеста капитан 1-го ранга Качалов скомандовал экипажу: «На караул!» Однако из строя стали вначале тихо, а затем все громче раздаваться выкрики: «Отставить! Отставить!» Матросы стали опускать ружья на плечо. Генерал Шипов чтение Манифеста остановил, вызвал на середину строя командиров рот и попросил их объяснить, что происходит в строю. Лейтенант Арбузов и другие ответили, что они уже присягнули Константину Павловичу и изменять присяге, данной всего две недели назад, они не могут. Это будет до тех пор, пока «Его Величество лично или письменно не разрешит их на то». Затем генерал Шипов приказал всем командирам рот прибыть в канцелярию экипажа, где потребовал от них первыми принять присягу, но, получив отказ, арестовал их.

Тем временем в экипаж, который стоял в строю без командиров рот, пришли братья Николай и Петр Бестужевы. Воспользовавшись замешательством, Бестужев Петр громко заявил, что на Сенатскую площадь уже прибыли Московский и Гренадерские полки, которые отказались принимать новую присягу. Сразу вслед за заявлением брата капитан-лейтенант Бестужев Николай поручил младшим офицерам экипажа братьям Беляевым, братьям Бодиско, Дивову В.А. и Шпееру В.А. освободить из-под ареста командиров рот.

В это же время с Сенатской площади послышались выстрелы. Подбежав к первой роте, Бестужев Петр крикнул: «Ребята, что вы стоите? Слышите стрельбу? Это ваших бьют!» Его брат капитан-лейтенант Бестужев Николай, сбросив с себя шинель, скомандовал: «Ребята, за мной на площадь! Выручайте своих!» Призывы Бестужевых положили конец колебаниям матросов и офицеров экипажа. Освобожденные из-под ареста командиры рот встали на свои места и практически весь Гвардейский экипаж с оружием, строем, с георгиевским знаменем и оркестром двинулся на Сенатскую площадь.

Таким образом, к Сенатской площади прибыли все 8 рот экипажа и артиллерийская команда. Всего около 1100 человек. В казармах остались: караул, часть нижних чинов, в основном из ластовой роты, 6 офицеров и командир экипажа капитан 1-го ранга Качалов П.Ф. Прибытие экипажа на Сенатскую площадь было встречено бурным ликованием солдат лейб-гвардии Московского полка, стоящего в каре. Матросы экипажа были построены офицерами в «колонну к атаке» между каре Московского полка и строящимся Исаакиевским собором с направлением к Адмиралтейству и Зимнему дворцу.

Но восставшие не имели четкого плана действий и пассивно ждали, что к ним придут на переговоры и согласятся на уступки. Против мятежников была предпринята атака кавалергардов и конногвардейцев, но она не удалась вследствие гололедицы. Короткий зимний день клонился к вечеру. Исчерпав все попытки склонить восставших к повиновению, Николай Павлович дал приказ стрелять картечью. К ночи с восстанием было покончено, и в Зимний дворец стали доставлять арестованных. Офицеры экипажа и подавляющая часть матросов вернулись в казармы. Командир экипажа капитан 1-го ранга Качалов П.Ф. сразу после разгона восставших матросов с Сенатской площади направил к Николаю Павловичу капитан-лейтенанта Лермонтова Н.М., который стал императора «уверять в готовности нижних чинов присягнуть на верность». Николай приказал командиру Гвардейского корпуса генералу Воинову приехать в экипаж и не позднее 8 часов вечера, «до пробития зори», привести его к присяге, что и было исполнено. Вскоре присяжный лист экипажа был доставлен в Зимний дворец тем же Лермонтовым Н.М. За два дня – 14 и 15 декабря – 15 офицеров экипажа были арестованы, а позже – 13 июля 1826 года – они были по приговору Верховного уголовного суда отправлены на разные сроки на каторгу. Все осужденные были лишены дворянства, воинских званий, наград и прочего. Капитан 1-го ранга Качалов П.Ф. был освобожден в октябре 1826 года от должности командира экипажа и переведен в Морской кадетский корпус. В экипаж, который остался практически без офицеров, были прикомандированы 5 офицеров из лейб-гвардии Семеновского полка и причислены с флота еще 11 офицеров.

3.4. Связь декабристов с известными адмиралами России

С движением декабристов связаны имена деятелей русского флота адмиралов Д.Н. Сенявина, Н.С. Мордвинова и В.М. Головнина. Сенявина и Мордвинова участники тайных обществ даже планировали ввести в состав Временного правления, которое должно было быть создано после свержения царя. Но ни один из этих адмиралов не был членом тайного общества, поэтому после разгрома восстания никто из них к ответственности не привлекался. Чтобы понять, почему декабристы ориентировались в своих планах на этих знаменитых адмиралов, вспомним и коротко расскажем об их жизни.

Мордвинов Николай Семенович (1754 —1845)

Наиболее известный представитель дворянского рода Мордвиновых, сын адмирала Семена Ивановича (начинал службу на флоте при Петре Великом). Около 10 лет от роду был взят Екатериной II во дворец для совместного воспитания с великим князем Павлом Петровичем, но уже в 1766 году отдан отцом на службу во флот гардемарином и через два года был произведен в мичманы. В 1774 году послан для усовершенствования в морском искусстве в Англию, где пробыл 3 года, познакомился с ее бытом и воспитал в себе симпатии к ее учреждениям. С производством в капитаны 2-го ранга назначен командиром линейного корабля «Св. Георгий Победоносец» (1781), через год принял новый 74-пушечный корабль «Царь Константин», с которым в 1783 году совершил плавание по Средиземному морю. В порту Ливорно женился на англичанке Генриетте Коблей, которую привез с собой в Россию.

Во время Второй турецкой войны в чине контр-адмирала командовал Лиманской флотилией, возглавлял осаду с моря, бомбардировку и штурм крепости Очаков (1788), за что был награжден орденом Св. Анны 1-й степени и обширными населенными имениями. В 1790 году, вследствие размолвки с начальствовавшими в краю лицами, главным образом с Потемкиным, оставил службу. В 1792 году он занял место председателя Черноморского адмиралтейского правления. На этом посту он вступил в борьбу с другим известным администратором Новороссии, Дерибасом И.М., продолжавшуюся и в следующее царствование. При вступлении на престол Павла I Мордвинову было пожаловано имение с 1000 душ крестьян, но затем он был предан суду и уволен еще до приговора в отставку. Вскоре, однако, он был назначен членом Адмиралтейской коллегии и произведен в чин адмирала. Но большую часть царствования Павла I он оставался не у дел, лишь под конец был назначен членом Адмиралтейской коллегии и произведен в чин адмирала.

Воцарение Александра I открыло широкое поприще для кипучей государственной деятельности Мордвинова, обратившего на себя внимание либерализмом своих взглядов. Мордвинов привлекался в эту пору к обсуждению важнейших государственных вопросов в Совещательном комитете, а с образованием в 1802 году министерств занял пост министра морских сил, на котором оставался только три месяца, так как, убедившись в преобладающем влиянии на императора своего помощника Чичагова П.В., отказался от управления министерством (остался членом комитета для улучшения флота).

Популярность его в обществе наглядно сказалась в выборе его московским дворянством в 1806 году предводителем московского ополчения, хотя он не был в то время даже дворянином Московской губернии. Авторитет адмирала в правительственных сферах вновь вырос с возвышением Сперанского М.М., с которым его сблизила общность взглядов по многим вопросам и для которого он сделался помощником в составлении плана новой системы финансов. С учреждением Государственного совета Мордвинов был назначен его членом и председателем департамента государственной экономии, но последовавшая вскоре ссылка Сперанского М.М. (воспитатель наследника-цесаревича Александра Николаевича) на время пошатнула и его положение. Он вышел в отставку и уехал в Пензенскую губернию, в село Столыпино, и хотя уже в 1813 году вернулся в Петербург, но прежнее место занял только в 1816 году. Выйдя через два года вновь в отставку, он два года пробыл за границей, по возвращении же вскоре был назначен председателем департамента гражданских и духовных дел Государственного совета; вместе с тем он был членом Финансового комитета и комитета министров, и эти же должности сохранял за собою и в царствование императора Николая. В 1823 награжден высшим российским орденом Св. Андрея Первозванного.

Как противник аракчеевщины и известный либерал Мордвинов предполагался декабристами в состав высшего органа управления государством. Он был единственным из членов Верховного уголовного суда в 1826 году, кто отказался подписать смертный приговор декабристам. Именно он устроил на службу в Российско-американскую компанию декабриста К. Рылеева. Н.С. Мордвинов имел репутацию самого либерального человека в царском правительстве и пользовался большим авторитетом среди декабристов. «Мордвинов заключает в себе одном всю русскую оппозицию», – говорил о нем А.С. Пушкин. Н.С. Мордвинов первым предложил принести присягу Константину – за это он надолго лишился доверия Николая, все пытавшегося отыскать связи адмирала с заговорщиками.

В 1823 году Мордвинов был избран председателем Вольно-экономического общества и сохранял это звание до 1840 года. 12 января 1829 года по предложению А.С. Шишкова адмирал был избран членом Российской академии. В 1834 году он был возведен в графское достоинство. В 1837—1838 годах выступал оппонентом министра финансов Канкрина, предлагая свой вариант проведения реформы денежной системы России.

Постигший его в 1840 году нервный удар явился началом болезни, которая через пять лет (1845) свела 90-летнего старца в могилу. Надгробный камень до сих пор сохранился на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

В 1802 году морской министр адмирал Мордвинов напутствовал молодых офицеров, уезжавших в Англию. Их было двенадцать. Среди них – Головнин, его друзья Рикорд и Коростовцев, способные моряки Бутаков, Давыдов, Миницкий. Уже будучи адмиралом, Василий Михайлович Головнин тоже обратил на себя внимание декабристов.

Головнин Василий Михайлович (1776 —1831)

«Завидую тебе, питомец смелый, Под сенью парусов и в бурях поседелый!» – так писал А.С. Пушкин о Василии Михайловиче Головнине. Это точная и справедливая характеристика известного адмирала российского флота. Головнины – старинный русский дворянский род, предположительно происходящий от новгородского боярина Никиты Головни (1401). Отец и дед служили в Преображенском полку, куда, согласно существовавшему тогда обычаю, на 6-м году от рождения был записан сержантом и Василий. Но, потеряв родителей в девятилетнем возрасте, он потом был определен в Морской кадетский корпус. Произведенный в гардемарины, участвовал на корабле «Не тронь меня» 23 и 24 мая и 22 июня 1790 года в сражениях против шведов и был награжден медалью. Окончив курс в корпусе в 1792 году, был по малолетству оставлен еще на один год и воспользовался этим для изучения словесности, истории и физики. В январе 1793 года был произведен в мичманы и с тех пор беспрерывно находился в походах и за границей. В 1799 году участвовал в высадке десанта и в сражениях на берегах Голландии. Время с 1801 года по 1805 год провел в Англии, куда был послан для службы на судах английского флота и где находился под начальством адмиралов Корнвалиса, Нельсона и Колингвуда.

В 1806 году возвратились в Кронштадт, завершив первое русское плавание вокруг света, Крузенштерн и Лисянский. Почин был сделан. И морское министерство России решило отправить в подобное же плавание еще один корабль. В 1806 году в чине лейтенанта М.И. Головнин был назначен командиром шлюпа «Диана». «Диана» была обычным транспортом-лесовозом, который под руководством В.М. Головнина перестроили на Олонецкой верфи в шлюп – небольшой трехмачтовый парусный корабль. В истории русского флота не отмечено другого такого факта, чтобы лейтенанту доверили командование кораблем. В истории русского флота имя Василия Михайловича Головнина занимает одно из самых почетных мест. Замечательные плавания, дважды совершенные В.М. Головниным по волнам трех океанов на военных шлюпах «Диана» (1807—1809) и «Камчатка» (1817—1819), доставили ему заслуженную славу отважного мореплавателя. События, сопутствовавшие плаванию на «Диане», – пленение корабля англичанами на мысе Доброй Надежды и блестяще осуществленный уход «Дианы» буквально из-под носа англичан – прогремели в свое время на весь мир. Несмотря на то что «Диана» имела специальное разрешение английского правительства, командующий английской эскадрой вице-адмирал Барти, объявив В.М. Головнину о войне, начавшейся между Россией и Англией, задержал русский корабль до получения соответствующего распоряжения из Англии. 16 мая 1809 года, более года проведя в плену, Головнин на «Диане» предпринял побег. Корабль успешно вышел из бухты на глазах нескольких английских кораблей и благополучно прибыл на Камчатку.

Два года спустя, по окончании этого плавания, в жизни В.М. Головнина происходят новые события, еще более упрочившие его мировую известность. В 1811 году на В.М. Головнина было возложено поручение описать Курильские и Шантарские острова и берег Татарского пролива в Тихом океане. Результаты этих трудов он также напечатал в 1819 году. При описи Курильских островов, когда «Диана» бросила якорь у острова Кунашир для пополнения запасов провианта и пресной воды, Головнин был обвинен в преступлении принципов сакоку (строгие законы закрытой страны) и захвачен японцами в плен вместе с мичманом Муром, штурманским помощником Андреем Ильичом Хлебниковым и 4 матросами. Плен продолжался более двух лет. Головнин и его спутники были освобождены из плена. В октябре 1813 года Головнин вновь поднялся на борт «Дианы». В 1817—1819 годах В.М. Головнин совершил новое кругосветное путешествие, описанное им в 1822 году. На этот раз для путешествия был специально построен военный шлюп «Камчатка».

Головнин был великолепным моряком и учителем, создавшим замечательную «головнинскую» школу. Своим учителем считали его такие выдающиеся русские моряки-ученые, как Литке, Врангель, Матюшкин, Анжу, Рикорд и другие. Огромные заслуги принадлежат В.М. Головнину и в деле развития и укрепления могущества русского флота. В 1821 году в чине капитан-командора Головнин был назначен помощником директора Морского корпуса. В 1823 году он стал генерал-интендантом флота, а в 1827 году получил в свое ведение департаменты: кораблестроительный, комиссариатский и артиллерийский. За время 8-летнего управления Головниным интендантской частью на флоте (1823—1831) было построено 26 линейных кораблей, 21 фрегат, 2 шлюпа и многих других мелких судов общим количеством свыше 200, в том числе десять первых в России пароходов.

В нелегких условиях протекала деятельность Головнина в морском ведомстве. Очень часто его начинания наталкивались на тупое сопротивление косных и ограниченных царских чиновников. В морском ведомстве процветали взяточничество, казнокрадство, бюрократизм. Все это вызывало глубокое возмущение Головнина – честного и неподкупного человека. Его переживания вылились в гневное, обличительное произведение – «Записка о состоянии Российского флота в 1824 году». Новый генерал-интендант Василий Михайлович Головнин сознавал свою ответственность за судьбу русского флота. Он принялся за дело с жаром. И сразу же началось единоборство с адмиралтейскими старцами, консерваторами и рутинерами, с чиновниками-казнокрадами, с прожорливыми китами-подрядчиками. Головнин раскрывает жалкую картину гибели живого дела в бесконечных потоках официальных бумаг, в страшных дебрях канцелярий и департаментов. Все это творилось на виду у правительства, на виду у двора. Язвительные и злые характеристики дал Головнин руководителям тогдашнего флота. Тут и умом недалекий граф Кушелев, и слепо преданный всему «аглицкому», капризный и своенравный Чичагов, хитрый и льстивый придворный маркиз де Траверсе, и, наконец, фон Миллер – вопиющая бездарность и глупость.

Будучи человеком высокогуманным, с широким кругозором, пламенным патриотом своей Родины, Головнин не мог не чувствовать царского гнета и за пределами сферы своей деятельности. Отсюда становится понятным близкое знакомство его с декабристами, тесная дружба с одним из них – Завалишиным. С молодым Завалишиным познакомился он в 1821 году, когда его назначили помощником директора морского корпуса, а Завалишин был там преподавателем. Головнин не мог не разделять чаяний этих передовых людей того времени, их мечты о политическом переустройстве России на благо народа.

В Петербурге был дом у Синего моста, принадлежавший Российско-Американской компании. Жил в нем с зимы 1824 года новый служащий компании – Кондратий Рылеев. В доме у Синего моста часто сходились литераторы, моряки, армейские офицеры. Рылеев был душою этих крамольных сходок – собраний Северного общества декабристов. Наведывался сюда и Василий Михайлович Головнин. Его встречали радушно. Прославленный путешественник и ученый моряк хорошо знал многих гостей Рылеева. В доме у Синего моста готовились к решительным действиям. Большие надежды возлагал Кондратий Рылеев на военных моряков. Многие флотские офицеры были членами Тайного общества, а их подчиненные – матросы гвардейского экипажа, расквартированного на Екатерингофском проспекте – могли выступить по первому знаку своих командиров. Подумывали декабристы и об использовании Кронштадта.

Знал ли Головнин о замыслах декабристов? Несомненно, знал. Разделял ли он их? К сожалению, не удалось до сих пор обнаружить каких-либо документальных свидетельств членства его в Северном обществе. Однако откровенность и резкость его тогдашних суждений, прямота и благородство его характера заставляют с известным доверием отнестись к высказыванию Дмитрия Завалишина, который в своих мемуарах утверждает, что Головнин принадлежал к числу «членов Тайного общества, готовых на самые решительные меры». Но вот эти строки Завалишина кажутся более чем сомнительными. Завалишин сообщает: «По показанию Лунина (один из видных декабристов. – Авт.), это именно Головнин предлагал пожертвовать собой, чтобы потопить или взорвать на воздух государя и его свиту при посещении какого-либо корабля».

Неизвестно, где был в тот сумрачный и морозный декабрьский день Василий Михайлович Головнин. Быть может – в отъезде, быть может – дома. Ни среди восставших, ни в рядах правительственных войск имя его не упоминается современниками. Когда начались в Петербурге аресты декабристов, в доме Головнина тоже появились жандармы. Они задержались в комнатах Феопемта Лутковского – брата жены Василия Михайловича. Лутковский Ф.М., двадцатидвухлетний мичман, совершивший уже два кругосветных плавания, состоял при Головнине «для особых поручений». Жандармы порылись в мичманских бумагах, книгах и ушли, унося с собою портрет Завалишина. Портрет висел на стене в комнате Лутковского. Вскоре Феопемт Лутковский был выслан из Петербурга с «отеческим» наставлением – выбирать впредь лучших друзей. Он был отправлен на Черное море, которое считалось тогда «морской Сибирью».

А Головнин продолжал упорную свою работу. Один за другим сходили со стапелей линейные корабли, фрегаты, шлюпы, военные транспорты. Строили корабли быстро: в Петербурге по три линкора в год, в Архангельске – по два. Флот получал новые суда, вполне пригодные для морских баталий и дальних плаваний. В 1830 году Головнин был произведен в вице-адмиралы.

Летом пришла в Россию страшная гостья – холерная эпидемия. В конце июня заболел Головнин. Он страдал молча. Через несколько дней. Василий Михайлович скончался. В 1921 г. книжное собрание В.М. Головнина в разрозненном виде поступило из имения Головниных в Московский университет. Впоследствии оно было выделено из общего и обменно-резервного фондов и сейчас хранится в Отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова. В составе библиотеки В.М. Головнина около 205 томов книг по географии и морскому делу.

Дмитрий Николаевич Сенявин (1763 —1831)

Дмитрий Николаевич принадлежит к дворянскому роду Сенявиных, чья судьба была тесно связана с историей русского флота с самого момента его основания. Сын премьер-майора в отставке Николая Федоровича Сенявина, который некоторое время служил генеральс-адъютантом у своего двоюродного брата адмирала Алексея Наумовича Сенявина (1722 —1797), который был сыном петровского вице-адмирала Наума Акимовича Синявина (Сенявина) (1680—1738).

Многолетнюю военную службу Сенявина Д.Н. нельзя назвать гладкой. В ней были и заслуженные награды, и царская опала, трудные морские походы и ратные подвиги. Его военные заслуги высоко ценили адмирал Ушаков Ф.Ф. и светлейший князь Потемкин Г.А.

После окончания в 1780 году Морского кадетского корпуса мичман Сенявин Д.Н. на корабле «Князь Владимир» участвовал в плавании к Лиссабону и обратно. Проявив в походе «отличное радение в службе», был замечен командованием, по возвращении из плавания в 1782 году молодого офицера направили сначала на Азовскую флотилию, а затем на Черноморский флот.

В 1783 году 20-летний Дмитрий Сенявин получил чин лейтенанта и назначение флаг-офицером при контр-адмирале Мекензи Ф.Ф., который занимался вопросами строительства Ахтиарского порта (Севастополя) – будущей главной базы русского флота. В 1786 году Сенявина назначили командиром пакетбота «Карабут», курсировавшего между Севастополем и Константинополем, доставляя дипломатическую почту послу в Турцию.

Сенявин участвовал в Русско-турецкой войне 1787—1791 годов. В мае 1787 года он был произведен в капитан-лейтенанты и назначен флаг-капитаном при контр-адмирале Войновиче М.И. 3 июля 1788 года на корабле «Преображение господне» участвовал в сражении с турецким флотом у о. Фидониси. Являясь в это время генеральс-адъютантом Потемкина Г.А., был им послан с донесением о победе в Петербург. Императрица Екатерина II подарила Сенявину золотую табакерку, осыпанную бриллиантами, которой он очень гордился.

Осенью 1788 года, в течение двух месяцев, во время осады Очакова Дмитрий Сенявин, уже в чине капитана 2-го ранга, командовал отрядом из 4 судов, действовавших против турецких кораблей, помогавших осажденным. Ему удалось уничтожить 13 турецких транспортов, за что Сенявин получил орден Святого Георгия 4-й степени. В 1789 году Сенявин провел в Севастополь корабль «Владимир», стоявший во льдах между Очаковом и Кинбурном, был пожалован орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом. Командовал кораблем «Иосиф II», а затем «Навархия». Сражаясь в составе эскадры Ушакова Ф.Ф., летом 1791 года отличился в сражении у м. Калиакрия.

По рекомендации Ушакова в 1792 году Дмитрий Николаевич был назначен командиром корабля «Александр Невский». А через четыре года Сенявин был произведен в капитаны 1-го ранга и назначен командиром 74-пушечного линейного корабля «Святой Петр». На нем он участвовал в Средиземноморской экспедиции Ушакова Ф.Ф. в 1798—1799 годах, предпринятой с целью ограничения захватнической политики Франции. Действия Сенявина в этом походе заслужили высшую оценку Ушакова. При овладении Ионическими островами Дмитрий Николаевич командовал объединенным русско-турецким отрядом. Его решительные действия при захвате крепости на о. Св. Мавры были высочайше отмечены орденом Святой Анны 2-й степени и чином капитана генерал-майорского ранга. В тяжелом сражении за остров и крепость Корфу «Святой Петр» являлся флагманским кораблем эскадры, а Сенявин был ближайшим помощником командующего в организации успешного штурма. Действия Дмитрия Николаевича в Средиземноморье принесли ему широкую известность и заслуженный авторитет.

По возвращении эскадры Ушакова Ф.Ф. в Севастополь в 1800 году Сенявина Д.Н. назначили командиром Херсонского порта, а через три года он был произведен в контр-адмиралы и стал командиром порта в Севастополе. В 1804 году Сенявин назначается флотским начальником в Ревель, где он и находился до 1805 года В этом году Дмитрий Николаевич был поставлен во главе русской эскадры, отправлявшейся в Средиземное море для боевых действий против наполеоновской Франции. В августе 1805 года Сенявин получил чин вице-адмирала и назначение главнокомандующим русских вооруженных сил на Средиземном море. В сентябре 1805 года из Кронштадта он во главе эскадры отправился на защиту Ионических островов как базы русского флота. В декабре 1806 года Турция объявила войну России, в боевые действия вступил и русский флот на Средиземном море. 10—11 мая 1807 года произошло знаменитое Дарданелльское сражение. 19 июня у полуострова Афон Сенявин нанес турецкому флоту сокрушительное поражение. За блестящую победу в Афонском сражении Сенявин был награжден орденом Святого Александра Невского.

После заключения Тильзитского мира (1807) вице-адмирал Сенявин Д.Н. получил приказ государя Александра I оставить Архипелаг, передать Ионические острова и другие русские опорные пункты на Средиземном море французам, а Тенедос – Турции, фактически зачеркнув все победы флотоводца. Эскадру император указал возвратить в Россию. 9 сентября эскадра Сенявина, в составе десяти кораблей и трех фрегатов, покинула Корфу, направляясь на родину, но сильный встречный ветер, перешедший в шторм, заставил вице-адмирала в конце октября зайти в Лиссабон. По Тильзитскому миру Россия присоединилась к континентальной блокаде Англии. В Лиссабоне русская эскадра с моря оказалась блокированной подошедшим английским флотом, с суши приближались французские войска, которые через месяц заняли город. Сенявин Д.Н. отказался выполнить указ своего государя об исполнении всех предписаний французов, провел самостоятельные и не согласованные с русским правительством дипломатические переговоры с англичанами, после которых наша эскадра была интернирована и доставлена в Портсмут, где должна была находиться до заключения мира между Англией и Россией. Тем самым Дмитрий Николаевич сумел сохранить русские корабли.

В начале сентября 1809 года русская эскадра под командованием вице-адмирала Сенявина Д.Н. прибыла в Ригу. Александр I самостоятельность и независимость действий Сенявину, который к тому же «сберег и людей и деньги», простить не смог. Вице-адмирал поступал в Адриатике вопреки августейшей воле, поэтому попал в опалу. Кроме этого, популярность и слава флотоводца в России, вернувшегося победителем из труднейшего 4-летнего похода, была огромной, а это было не по душе государю. В 1810 году Сенявин Д.Н. был назначен на второстепенную должность командира Ревельского порта. Во время Отечественной войны 1812 года, тяготясь своим бездействием в Ревеле, он подал прошение государю о зачислении в действующую армию или Московское ополчение, но получил отказ. В 1813 году Дмитрий Николаевич подал в отставку. Александр I, не сказав ни слова, уволил его с половиной пенсии. Только через 12 лет, в 1825 году, в связи с угрозой очередной войны с Турцией, новый император Николай I вернул знаменитого флотоводца на службу и назначил командующим Балтийским флотом. В этом же году Сенявин получил звание генерал-адъютанта, а в августе 1826 года Дмитрий Николаевич был произведен в адмиралы. В этом же году он был избран почетным членом Петербургской академии наук, а в декабре был назначен сенатором. В 1827 году в связи с победой союзной эскадры над турецко-египетским флотом в Наваринском сражении Сенявину были вручены алмазные знаки к ордену Святого Александра Невского.

Надо отметить, что на флоте Дмитрий Николаевич пользовался не только огромным авторитетом, но и большой любовью. Ученик и продолжатель тактики Ушакова Ф.Ф., Сенявин был противником телесных наказаний матросов, лично руководил подготовкой флотских экипажей, отличался кристальной честностью. Его патриотизм неказенного цвета не мог не импонировать; его отношения с подчиненными как в прошлом, так и в настоящем не могли не вызывать симпатии, а его опала не могла не волновать и не возмущать. И отсюда с легкостью заключалось: Дмитрий Николаевич Сенявин враждебен режиму. Его не привлекали в тайное общество, но он, как Мордвинов и Сперанский, был в числе тех, кого декабристы намечали в состав Временного правительства, и даже в случае успеха восстания его предполагали поставить во главе правительства.

В 1787 году капитан 1-го ранга Дмитрий Сенявин женился на Терезе – дочери австрийского генерального консула в Яссах, женился по любви и прожил с Терезой Ивановной до самой смерти. В браке родились шестеро детей: три сына и три дочери. В 1798 году родился старший сын Николай. Он так же, как и отец, стал морским офицером. Перейдя поручиком в гвардию, в Финляндский полк, Сенявин-младший вступил в тайное общество «Хейрут», где «занимался конституцией». Общество это было дочернее Союзу благоденствия, и организовал его литератор Федор Глинка, состоявший к тому же чиновником по особым поручениям для сбора сведений о подпольных кружках при петербургском генерал-губернаторе Милорадовиче М.А. Он собственно и помог в 1820 году Николаю Сенявину избежать ареста после доноса на него корнета Ронова.

Восстание 14 декабря 1825 года было для Сенявина Д.Н. военным бунтом, а военный бунт карался смертью. В июне 1826 года шестерых генерал-адъютантов «прикомандировали» к Верховному уголовному суду. Среди них и Сенявина. Сенявин Д.Н. был в числе тех, кто сурово осуждал декабристов. Арестован был и сын Дмитрия Николаевича – капитан лейб-гвардии Финляндского полка Николай Сенявин, но осужден он не был.

В 1830 году Сенявин долго болел и был уволен в отпуск по болезни. Адмирал скончался 5 (17) апреля 1831 года Сенявин Д.Н. был похоронен с воинскими почестями в Петербурге, в Духовской церкви Александро-Невской лавры. Император Николай I лично командовал почетным эскортом лейб-гвардии Преображенского полка. В 2013 году в Севастополе и в городе Боровск (Московская область, где родился Д. Сенявин) славному адмиралу постаивли новые памятники.

3.5. Судьбы моряков-декабристов

В Декабрьском вооруженном восстании 1825 года участвовали многие военные моряки: и офицеры, и простые матросы. Но мы расскажем только об офицерах, которые были наиболее активными участниками тех мятежных событий.

Декабристы братья Бестужевы

Среди восставших в декабре 1825 года было пять братьев Бестужевых. Из них трое (Николай, Михаил и Петр) были военными моряками. Наибольший практический вклад в осуществление восстания внесли братья Николай и Михаил Бестужевы.

Бестужев Николай Александрович (1791—1855)

Николай Александрович – старший из 4-х братьев Бестужевых, участвовавших в заговоре. В 1809 году он блестяще окончил Морской корпус, получил офицерское звание и был оставлен в корпусе преподавателем. Он читал лекции по военно-морскому искусству, морской практике, по физике. В 1812 году он добился назначения в действующую армию в штаб Кутузова, но в связи со смертью полководца назначение не состоялось. В 1815 году он идет служить в Кронштадт на боевые корабли. В 1815 году участвовал в морском походе в Голландию, а в 1817 году – во Францию.

Став в 1820 году заместителем директора маяков в Финском заливе, Н. Бестужев не ограничился выполнением своих прямых обязанностей и создал при Адмиралтейском департаменте литографию (1822), описал некоторые из маяков. Будучи переведен в департамент, он стал флотским историографом и занялся «Историей русского флота». Летом 1824 года он на фрегате «Проворный» участвует в качестве историографа в морской экспедиции во Францию и Гибралтар. 12 декабря 1824 года произведен в капитан-лейтенанты. С июля 1825 года он стал почетным членом Адмиралтейского департамента и директором Адмиралтейского музея, за что получил от друзей прозвище «Мумия».

Как Н. Бестужев стал революционером и примкнул к декабристам? В 1818 году Николай вступает в масонскую ложу «Избранного Михаила» (название указывало на то, что Михаил Романов был «избран» на царство народом), куда входили многие участники декабристского движения: Ф.П. Толстой, Ф.Н. Глинка, В.К. и М.К. Кюхельбекеры, Г.С. Батеньков. Тогда же Н. Бестужев стал членом другой организации – Вольного общества учреждения училищ по методе взаимного обучения (ланкастерских школ). Наконец в 1821 году он был выбран членом Вольного общества любителей российской словесности, где быстро занял одно из ведущих мест. В январе 1825 года Бестужев вступает в тайное общество, где примкнул к левому крылу, лидером которого был К.Ф. Рылеев. Вскоре его избрали одним из трех директоров (председателей) этого общества. Он сразу занял последовательно демократическую и республиканскую позицию, требуя освобождения крестьян с землей и расширения прав народного представительства. Н. Бестужев был членом коренной Думы, являлся участником всех важнейших совещаний у Рылеева накануне восстания. Он автор проекта «Манифеста к русскому народу».

В день восстания 14 декабря он привел на Сенатскую площадь Гвардейский морской экипаж, став, таким образом, «главным действующим лицом» дня, поскольку на этот экипаж «революционный штаб возлагал все надежды». Но на Сенатской площади Н. Бестужев отказался возглавить восстание, мотивируя это тем, что он моряк. Эта решительность, вызванная полным отсутствием опыта революционной борьбы, была свойственна всем декабристам. После их поражения пытался бежать в Финляндию, но ночью 15 декабря был схвачен у Толбухинского маяка, доставлен в Зимний дворец и допрошен Николаем I. На следствии Н. Бестужев вел себя очень осторожно и хладнокровно, не сообщая лишнего и не скрывая своих взглядов. Николай Александрович Бестужев был обвинен в том, что «участвовал в умысле бунта принятием в тайное общество членов, лично действовал в мятеже, возбуждал нижних чинов и сам был на площади». Он был отнесен ко II разряду и приговорен к положению головы на плаху и ссылке в вечную каторжную работу. Сроки ее постепенно сокращались, он пробыл на ней 13 лет. 13 июля 1826 г. над осужденным была совершена гражданская казнь, а в сентябре он, закованный в кандалы, был направлен в Сибирь и 13 декабря прибыл в Читу, место своего заключения. В августе 1830 года декабристов перевели в Петровский завод, где братья Бестужевы пробыли до июля 1839 года. 8 ноября 1832 года срок каторги был сокращен до 15 лет, а 14 декабря 1835 года – до 13 лет. В 1839 году братьям Бестужевым каторгу заменили поселением в Иркутской губернии, поэтому 10 июля 1839 года братья Михаил и Николай перебрались в город Селенгинск.

Сосланный в Сибирь на вечную каторгу Н. Бестужев занимался просвещением местного русского и бурятского населения. В Чите и Петровском заводе он создал портретную галерею участников декабристского движения и их жен. Тогда же были написаны политические трактаты («О свободе торговли и вообще промышленности», 1831), художественные и мемуарные произведения, сочинения по механике. Обосновавшись на поселении в Селенгинске, братья Бестужевы испытывали материальные трудности: семья их была небогата и на руках у матери оставались еще три дочери. Девизом Бестужевых были слова: «Если жить, то действовать», – и Николай с Михаилом проявили себя мастерами на все руки. Братья занимались овцеводством и земледелием, но это не могло обеспечить их жизнь, и тогда Николай стал зарабатывать, рисуя портреты сибиряков Кяхты и Иркутска. Братья открыли часовую, ювелирную и оптическую мастерские, большой успех выпал на долю придуманных Николаем «сидеек» («бестужевок»), удобного и легкого экипажа, распространенного в Сибири в те дни. С 1844 года мать и сестры Бестужевых хлопотали перед правительством о разрешении поселиться вместе с Николаем и Михаилом, что облегчило бы их материальное положение. В этих хлопотах Прасковья Михайловна скончалась, а сестры прибыли в 1847 году в Селенгинск. Это сделало жизнь Бестужевых более радостной. Удаленные от культурных центров, они жили полнокровной жизнью, вникая во все события внутренней и международной политики. Тяжело переживая трагические неудачи в Крымской войне, Николай предпринимал попытку усовершенствовать ружейный замок (отправленная в Петербург модель пропала в канцеляриях). Он проводил метеорологические, сейсмические и астрономические наблюдения. Выращивал табак и арбузы, пытался организовать тонкорунное овцеводство. Описал Гусиноозерское месторождение каменного угля. Проводил исследования по этнографии и археологии, собирал бурятские песни и сказки. Открыл следы оросительных систем у первых земледельцев Забайкалья, петроглифы вдоль Селенги.

В Селенгинске братья Михаил и Николай Бестужевы близко сошлись с главой буддистов, хамбо-ламой Гусиноозерского дацана Гомбоевым. Михаил Бестужев написал трактат о буддизме, который до сих пор не найден. Младший брат хамбо-ламы Н.И. Гомбоев принял христианство и уехал в Китай, где стал начальником почтово-телеграфной службы Российского посольства в Пекине. За него вышла замуж дочь Николая Бестужева – Екатерина. Николай жил в гражданском браке с буряткой Сабилаевой. Они имели двоих детей. Дети жили в семье селенгинского купца Д.Д. Старцева и носили его фамилию: Алексей (1838—1900, стал крупным сибирским купцом и промышленником) и Екатерина (в замужестве Гомбоева, умерла в 1929 или 1930 году в Харбине в возрасте около 90 лет).

Возвращаясь из Иркутска, куда он ездил по приглашению жандармского генерала Казимирского, с которым он сблизился еще в Петровском заводе, Николай Бестужев при переправе через Байкал уступил свою теплую повозку семье одного бедного чиновника и сильно простудился. Давно скрывавшаяся болезнь развилась, но он отказался обратиться к медицинской помощи. «После его стоически-твердой борьбы с судьбой-мачехой, – говорит в своих “Записках” его брат Михаил, – он, казалось, утомился жизнью и жаждал смерти». Николай Александрович Бестужев умер 15 мая 1855 года в Селенгинске. Похоронили его на старом городском кладбище. Жители Селенгинска установили на его могиле памятник – знак особой признательности декабристу-просветителю.

Память о декабристе Николае Александровиче Бестужеве до сих пор жива. В 1975 году в Селенгинске, в доме купца Старцева Дмитрия Дмитриевича, был открыт Музей декабристов. В Улан-Удэ Русский государственный драматический театр с 1991 года носит имя Николая Бестужева. Создано Общество потомков Н. Бестужева.

Бестужев Михаил Александрович (1800 —1871)

Родной брат Николая Бестужева Михаил Александрович тоже был военным моряком. В 1812 году он поступил в Морской кадетский корпус. 10 июня 1814 года произведен в гардемарины. С 1 марта 1817 года он стал мичманом, а 22 марта 1822 года получил звание лейтенант. С 1817 по 1819 год служил в Кронштадте. С 1819 по 1821 год – в Архангельске. Но 22 марта 1825 года в звании поручика переведен в лейб-гвардии Московский полк. С 3 мая 1825 года – штабс-капитан.

В 1824 году Михаил был принят в Северное общество К.П. Торсоном. 14 декабря 1825 года М. Бестужев лично вывел на Сенатскую площадь 3-ю роту Московского полка. В тот же день он был арестован прямо на этой площади. 18 декабря 1825 года его заключили в Петропавловскую крепость. М. Бестужев был осужден по II разряду. 10 июля 1826 года приговорен к каторжным работам вечно. Заключение в одиночной камере и желание узнать что-либо о находившемся за стеной брате Николае подтолкнули М.А. Бестужева к поиску способа сообщения с ним. Попытки выстукивать буквы их порядковым номером в алфавите не оказались успешными, и он составил свою азбуку по новому принципу. «…Так как брат мой был моряк и потому должен быть знаком со звоном часов на корабле, где часы или склянки бьют двойным, кратковременным звоном, то я и распределил мою азбуку также», – писал он в своих воспоминаниях. В дальнейшем азбука широко распространилась по застенкам России, была усовершенствована и применялась несколькими поколениями политзаключенных.

В «каторжной академии» Михаил изучал испанский язык под руководством Д.И. Завалишина, а также польский, итальянский, английский и латынь под руководством других ссыльных декабристов. Он изучал золотое, часовое, переплетное, токарное, башмачное, картонажное и шапочное дело. Стал автором популярной среди ссыльных песни «Уж как туман» (1835), посвященной 10-й годовщине восстания Черниговского полка. Женился на сестре казачьего есаула Селиванова – Марии Николаевне (умерла в 1867). Они имели 4 детей: Елену (1854—1867), Николая (1856—1867), Марию (1860—1873), Александра (1863—1876). Михаил построил дом, занимался сельским хозяйством, акклиматизацией растений. Печатался в первой газете Забайкалья «Кяхтинский листок».

Написал нескольких повестей, воспоминаний по истории движения декабристов.

После амнистии, последовавшей 26 августа 1856 года, Михаил Бестужев остался в Селенгинске. В 1857 году участвовал в большом торговом сплаве по Амуру до Николаевска (Амурские экспедиции 1854—1858 годов). М. Бестужев руководил флотилией из 40 барж и плотов.

22 апреля 1862 года Михаилу Александровичу Бестужеву было разрешено проживать постоянно в Москве, где он умер от холеры 22 июня 1871 года, похоронен на Ваганьковском кладбище.

Бестужев Петр Александрович (1804 —1840)

Еще один декабрист из семьи Бестужевых. И тоже военный моряк. В 1812 году он поступил в Морской кадетский корпус. С 1817 года гардемарином совершал плавания по Балтийскому морю. 22 февраля 1820 года выпущен во флот мичманом. В 1824 году на фрегате «Легкий» плавал к Исландии и Англии. Был близок к соученикам по Морскому корпусу братьям (будущим декабристам) Михаилу и Борису Бодиско. В 1825 году мичман Бестужев П. служит в 27-м флотском экипаже, потом он стал адъютантом командира Кронштадтского порта и военного губернатора Кронштадта вице-адмирала Ф.В. Моллера. П. Бестужев увлекался чтением, хорошо знал и любил творчество Пушкина и своего кумира Грибоедова. Свободомыслие зародилось в нем в результате чтения разных рукописей, среди которых были «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева и «Рассуждение о непременных государственных законах» Фонвизина.

В 1825 году был принят в члены Северного общества, и вскоре сам принял в тайное общество лейтенанта 2-го флотского экипажа Н.А. Чижова. П. Бестужев – участник восстания 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. За 5 дней до 14 декабря П. Бестужев приехал в Петербург и по настоянию братьев за день до рокового дня должен был вернуться в Кронштадт. Но уже 13-го он снова был в Петербурге. В решительный момент, утром 14 декабря, когда Якубович отказался исполнить поручение общества и вывести к Зимнему дворцу гвардейцев Морского экипажа, П. Бестужев поехал туда с инструкциями Рылеева, чтобы призвать матросов к отказу от присяги и выходу на Сенатскую площадь. В дальнейшем П. Бестужев поддерживал связь между гвардейским экипажем и восставшим Московским полком. На Сенатской площади он постоянно находился в роте гвардейцев.

П. Бестужев был арестован и привезен в Морскую коллегию утром 15 декабря, заключен в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Он попал в список осужденных активных деятелей декабристского движения (121 человек). 10 июля 1826 года осужден по XI разряду к разжалованию в солдаты в дальний гарнизон с выслугой. Участвовал в войнах на Кавказе. Был ранен в бою. 22 июля 1826 года П. Бестужев отправлен в Кизильский гарнизонный батальон. 1 февраля 1827 переведен в Ширванский пехотный полк. В 1826—1828 годах он был участником Русско-персидской войны. 21 мая 1828 года произведен в унтер-офицеры. В 1828—1829 годах участвовал в Русско-турецкой войне. Был ранен при штурме крепости Ахалцих. В мае 1832 года был уволен «за ранами» от службы (в действительности заболел тяжелой психической болезнью) и отдан под опеку матери П.М. Бестужевой, с воспрещением въезда в столицу. Жил под надзором в родовом имении на левом берегу реки Волхов в селе Сольцы Новгородской губернии. В июле 1840 года по ходатайству матери помещен в больницу «Всех скорбящих» на Петергофской дороге, где он умер через месяц. П. Бестужев погребен на Тентелевском кладбище при церкви Святого Митрофания.

Торсон Константин Петрович (1793—1851)

Декабрист-мореплаватель Константин Петрович Торсон был, возможно, опытнее других моряков-декабристов. За его спиной – участие в войне со Швецией 1808—1809 годов. В 1812 году он первым из флотских офицеров удостоился боевого ордена за личный подвиг. На шлюпе «Восток» в 1819—1821 годах находился в составе Арктической экспедиции Беллинсгаузена – Лазарева.

Родился Константин Петрович в семье лютеран, вероятно, выходцев из Швеции. Константин Торсон окончил Морской корпус и вскоре прославился как искусный и неустрашимый флотский офицер. В 1819 году на него обратил внимание начальник русской экспедиции в Антарктику капитан Ф.Ф. Беллинсгаузен. Он зачислил лейтенанта К.П. Торсона в состав экипажа шлюпа «Восток». В конце 1819 года русские корабли, находясь на дальнем юге Атлантического океана, подошли к земле с неприступным каменным берегом. Высокий остров был покрыт снегом. Землю назвали в честь Торсона, и лишь после событий 1825 года ее стали обозначать на картах под именем острова Высокого.

После возвращения на родину К.П. Торсон занялся изучением положения русского флота, который находился тогда в самом плачевном состоянии. Маркиз де Траверсе, занимавший пост русского морского министра, и его преемник Моллер развалили флот и подорвали морские силы великой державы. Среди русских моряков существовало убеждение, что это было сделано вполне сознательно по указке Англии. К.П. Торсон со свойственным ему трудолюбием и обстоятельностью собрал детальные данные о состоянии русского морского флота и предложил свои способы для исправления многолетних «ошибок». Большую помощь Торсону оказывал Николай Бестужев, будущий декабрист, капитан-лейтенант восьмого флотского экипажа. Морское министерство было вынуждено обратить внимание на настойчивую деятельность Торсона. Его рекомендации были рассмотрены особой комиссией и признаны весьма ценными. Он был назначен адъютантом начальника Морского штаба. Однако авторство предложений Торсона было присвоено высшим морским чинам. Во время знаменитого петербургского наводнения (7 ноября 1824 года) К.П. Торсон вместе с Д. Завалишиным и Михаилом Кюхельбекером спасали погибавших на затопленных улицах столицы. В том же 1824 году Константин Торсон готовился в плавание к Северному полюсу, но экспедиция не состоялась, хотя для нее уже строились два корабля. В походе к полюсу хотел принять участие и Михаил Бестужев.

Сблизившись с братьями Бестужевыми, капитан-лейтенант К.П. Торсон стал часто бывать в доме у Синего моста, где жили Кондратий Рылеев и Александр Бестужев. Там собирались братья Кюхельбекеры, Завалишин и другие декабристы. В 1825 году Торсон был принят в ряды Северного общества. К.Ф. Рылеев поручал капитан-лейтенанту Торсону захватить во время будущего восстания Кронштадт, превратив его в оплот революции. Обсуждалась также возможность увоза всей царской семьи на военном фрегате. Это было опасное предприятие, и оно могло быть поручено только такому искусному моряку, как Торсон. Именно К.П. Торсон вместе с Бестужевыми явился в дом Российско-Американской компании, чтобы сообщить Кондратию Рылееву о смерти Александра I в Таганроге. Накануне знаменательного дня 14 декабря 1825 года герой Антарктики виделся с главными руководителями восстания. Он не принимал непосредственного участия в восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, но он был одним из активнейших членов тайного Северного общества.

Константин Торсон был схвачен и заключен в крепостной каземат. Он содержался в Свеаборге близ Гельсингфорса и в Петровской куртине Петропавловской крепости. Вместе с тем нельзя было не учитывать его большие знания морского дела, и поэтому ему разрешалось даже в крепости составлять записки о желательных преобразованиях в морском флоте. Тем не менее К.П. Торсон был судим «по второму разряду» и приговорен к «положению головы на плаху» и вечной ссылке в каторжную работу. Затем вечная ссылка была заменена двадцатилетней. В 1827 году, закованным в кандалы, он прибыл в Читинский острог. Через некоторое время декабристов перевели в Балягинский Петровский железоделательный завод в Забайкалье, где для них была выстроена укрепленная тюрьма по образцу «исправительных домов Америки».

В этой живой могиле декабристы проявляли по-разному свои замечательные способности. Николай Бестужев и К.П. Торсон необычайно быстро восстановили и пустили в ход долго бездействовавшую водяную «пильную мельницу» завода. Несколько позже они коренным образом переоборудовали доменную печь и вдвое повысили ее производительность, облегчив труд рабочих-каторжников. Декабристы добились того, что Петровский завод стал выпускать «железо не хуже шведского». Есть сведения, что в тюрьме Константин Торсон заносил на бумагу воспоминания о своих скитаниях в океанах. Среди узников Петровского завода было три кругосветных путешественника: сам К. Торсон, Д. Завалишин и М. Кюхельбекер. Торсон часто делился вслух воспоминаниями о походе русских кораблей к ледяным берегам Антарктики. Каторжный «досуг» он коротал также за изготовлением модели лесопильной, молотильной и жатвенной машин. Эти навыки пригодились ему, когда К.П. Торсон в 1835 году был поселен в захолустной Акшинской крепости, затерявшейся среди бурятских кочевий.

15 января 1837 года Торсону разрешено переехать в город Селенгинск, унылый заштатный городок, засыпанный наносами беспокойной реки. Прибыл он туда 21 мая 1837 года. А 14 марта 1838 года в Селенгинск переехали мать и сестра Торсона. Из-за Торсона братья Бестужевы тоже решили поселиться в этом городе, хотя должны были ехать в Западную Сибирь. В своем доме Торсон вместе с братьями Бестужевыми организовал школу для обучения грамоте и ремеслам детей местных жителей. Так в Селенгинске вместе жили старые друзья и соратники, офицеры флота Николай и Михаил Бестужевы и Константин Торсон.

Вдали от морей они не раз вспоминали свои замечательные плавания, утесы Гибралтара и благоухающие леса Таити. Николай Бестужев трудился в Селенгинске над своими точными морскими приборами. Торсон думал о создании в Забайкалье небольшой фабрики машин и орудий сельского хозяйства; ему удалось построить в Селенгинске мельницу и создать молотильную машину. Занимаясь сельским хозяйством, декабристы вводили новшества в организацию овцеводства, впервые развели арбузы, дыни, огурцы. Кроме того, они вели большую просветительскую работу среди жителей Забайкалья.

К.П. Торсон прожил в Селенгинске двенадцать лет. Это были годы неустанных трудов и бескорыстного служения народу.

К. Торсон жил в гражданском браке с Прасковьей Кондратьевой. В 1841 году у них родилась дочь Елизавета, которая получила отчество Петровна от имени крестного отца и фамилию Кондратьева. Также был сын Петр Кондратьев. Умер К. Торсон в Селенгинске в 1852 году. Похоронен он на берегу Селенги рядом с Н.А. Бестужевым.

Арбузов Антон Петрович (1797/98—1843)

Родился в дворянской семье. Воспитывался в Морском кадетском корпусе. Гардемарин – 7 июня 1812 года, мичман – 27 (или 21) июля 1815 года, лейтенант – 27 февраля 1820 года. Предназначен был для Гвардейского экипажа с 20 ноября 1819 года. С 1812 года совершал плавания по Балтийскому морю, в 1823 году на фрегате «Проворный» плавал в Исландии и в Англии, в 1824 году на шлюпе «Мирный» – в Росток. Один из основателей тайного Общества Гвардейского экипажа (1824 год), автор его уставов. Цель общества – свобода и равенство. Уставы предусматривали смертную казнь для тех, кто, войдя в общество, изменит ему. В 1825 году был принят Д. Завалишиным в Орден восстановления, затем стал членом Северного общества (декабрь 1825). Участник совещаний у Рылеева и Оболенского. Активный участник восстания на Сенатской площади. Арбузов в последние дни перед восстанием пытался сообщить матросам своей роты о плане и цели восстания. Кроме него, на такое не решился ни один из членов Северного общества. Приверженец республиканской формы правления. Он отказался присягать Николаю I. Арбузов вместе с Николаем Бестужевым вывел Гвардейский экипаж на Сенатскую площадь, где побудил матросов к продолжению бунта.

Арестован в ночь с 14 на 15 декабря 1825 года и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. 10 июля 1826 года Антон Петрович Арбузов осужден на каторжные работы пожизненно. За участие в восстании декабристов он лишился офицерского чина, дворянства и был сослан в Сибирь. Срок каторги сокращен до 20 лет – 22 августа 1826 года. В 1827 году срок каторги ему император сократил сначала до 15, а затем до 13 лет. Наказание отбывал в Читинском остроге и Петровском заводе. Работая на Нерчинском руднике, А. Арбузов изобрел новый способ закаливания стали. По истечении срока каторги Арбузов А. был переведен на поселение в с. Назаровский Ачинского округа Енисейской губернии (ныне Назарово Красноярского края). В Назарово Арбузов жил трудно, достиг такой нищеты, что в последнее время питался только рыбой, которую сам ловил. Умер Антон Петрович Арбузов в 1843 году. Могила его не сохранилась.

Завалишин Дмитрий Иринархович (1804 —1892)

Дмитрий Иринархович — сын генерал-майора Иринарха Ивановича Завалишина, двоюродный брат поэта Ф.И. Тютчева. Учился в Морском кадетском корпусе (1816—1819). Уже в 17 лет он преподавал в Морском корпусе астрономию, высшую математику, механику и другие науки. В 1822—1824 годах участвовал в кругосветном плавании под командованием М.П. Лазарева. Принимал участие в деятельности Русско-американской компании (РАК).

Ему довелось быть главным инициатором проектов укрепления и расширения русского влияния в Калифорнии в 1824—1825 годах. Мичман Д.И. Завалишин посетил русские колонии в Америке на фрегате «Крейсер». Прибыв в Калифорнию в декабре 1823 года, Завалишин в полной мере оценил огромные потенциальные возможности этого края. Путь к осуществлению своих планов Завалишин видел в провозглашении независимости Калифорнии от Мексики. Возвратившись в ноябре 1824 года в С.-Петербург, Завалишин представил царскому правительству обстоятельную записку с предложениями расширить русские владения в Калифорнии. Рассмотрение этих предложений было поручено специальному комитету, куда вошли управляющий Министерством иностранных дел К.В. Нессельроде, а также адмирал Н.С. Мордвинов. Хотя сам Завалишин не был приглашен участвовать в обсуждении вопроса о селении Росс, он сумел заинтересовать своими просьбами как директоров РАК, так и Мордвинова. Независимый в своих суждениях адмирал в полной мере оценил важность закрепления России в Калифорнии и с самого начала выступил в поддержку предложений Завалишина.

Но для правительства А.А. Аракчеева и К.В. Нессельроде эти предложения были явно неприемлемы. Неудивительно поэтому, что Нессельроде их категорически отверг. Настойчивый Завалишин обратился летом 1825 года с личным письмом непосредственно к Александру I, но царь так и не пожелал его принять. Восстание 14 (26) декабря 1825 года на Сенатской площади полностью перечеркнуло проекты расширения колонии Росс. Все записки и документы Завалишина, относящиеся к исполнению «некоторой части» его планов относительно Калифорнии, перепуганные директора немедленно уничтожили. Уже находясь в тюрьме (причисленный к заговору декабристов), Завалишин в письме к Николаю I 24 января (5 февраля) 1826 года объяснял значение своих калифорнийских планов: «Калифорния, поддавшаяся России и заселенная русскими, оставалась бы навсегда в ее власти. Приобретение ее гаваней и дешевизна содержания позволили иметь там наблюдательный флот, который доставил бы России владычество над Тихим океаном и китайскую торговлю, упрочили бы владения другими колониями, ограничили бы влияние Соединенных Штатов и Англии». Реальная действительность оказалась совсем не похожей на заманчивую картину, о которой не переставал мечтать молодой военный моряк.

Летом 1825 года Д. Завалишин сблизился с К.Ф. Рылеевым. Формально он не являлся членом декабристских организаций, но тем не менее разделял их идеи. В ноябре 1825 года он отбыл в отпуск в Казанскую и Симбирскую губернии и во время восстания декабристов 14 (26) декабря 1825 года отсутствовал в Санкт-Петербурге. Арестованный в начале января 1826 года, после допроса был освобожден, однако в марте 1826 года вновь арестован. В ходе следствия содержался под арестом в Главном штабе вместе с А.С. Грибоедовым, о котором оставил ценные воспоминания. Обвинен в согласии с умыслом цареубийства; был приговорен к каторжным работам. Пребывание в Сибири описал в книге «Записки декабриста». В 1863 году ему разрешили вернуться из Сибири. Он был принудительно выслан царем из Читы по представлению генерал-губернатора Муравьева (уникальный в отечественной истории случай – выслали из Сибири в Европейскую Россию). Власти считали пребывание его в Забайкалье опасным: Завалишин писал статьи, разоблачающие злоупотребления местной администрации.

Завалишин обосновался в Москве. Участвовал в печати, публикуя статьи и воспоминания («Московские ведомости», «Русский вестник», «Русская старина», «Исторический вестник» и другие газеты и журналы). Автор обширных «Записок декабриста» (1904; 1906), содержащих важные, хотя и не лишенные тенденциозности, сведения о жизни декабристов в Сибири.

Умер в Москве в 1892 году. В 2012 году в Иркутском музее декабристов проходила выставка «Американские тайны шкатулки декабриста Д.И. Завалишина», главным экспонатом которой стала шкатулка Дмитрия Иринарховича, которую музею передал внук декабриста, известный астрофизик Борис Иванович Еропкин.

Кюхельбекер Михаил Карлович (1798—1859)

Михаил Карлович Кюхельбекер был младшим братом декабриста Вильгельма Кюхельбекера, друга и однокашника А.С. Пушкина (происхождение – из саксонских дворян). В 1811 году поступил на обучение в Морской кадетский корпус, который окончил в 1815 году. Гардемарин с 7 июня 1813 года. 2 февраля 1814 года зачислен в Гвардейский экипаж. С 21 июля 1815 года – мичман. В 1819 году на бриге «Новая Земля» участвовал в походе в Северный Ледовитый океан к берегам Новой Земли. Со 2 февраля 1820 года – лейтенант. В 1821—1824 годах на шлюпе «Аполлон» участвовал в походе на Камчатку.

Михаил Карлович членом тайных обществ не был. Но активно участвовал в восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. С Сенатской площади самостоятельно явился к великому князю Михаилу Павловичу и был доставлен в канцелярию Семеновского полка. С 15 декабря 1825 года находился в заключении в Петропавловской крепости. 7 января 1826 года переведен в Выборгскую крепость, 2 июня 1826 года возвращен в Петропавловскую крепость. Осужден по V разряду 10 июля 1826 года. Приговорен к каторжным работам на 8 лет. 22 августа 1826 года срок каторги сокращен до 5 лет. 22 июля 1826 года отправлен в Кексгольм. 5 февраля 1827 года отправлен из Петропавловской крепости в Сибирь. 22 марта 1827 года прибыл в Читинский острог. В сентябре 1830 года переведен в Петровский завод.

В «каторжной академии» М. Кюхельбекер изучал историю, географию, экономику. Брал уроки пения. Занимался огородничеством и земледелием, работал портным. По окончании срока каторги указом от 10 июля 1831 года отправлен на поселение в заштатный город Баргузин Иркутской губернии (ныне село Баргузин Баргузинского района Бурятии), где находился его старший брат Вильгельм. Братья Кюхельбекеры завели большое хозяйство, выращивали новые для Сибири сельскохозяйственные культуры. Михаил Карлович в своем доме открыл бесплатную больницу и аптеку для местных жителей. Бесплатно оказывал медицинскую помощь и на свои средства приобретал лекарства. Пользовался большим уважением у местных жителей. 3 июня 1834 года Михаил Карлович в Баргузине женился на дочери мещанина Анне Степановне Токаревой. Они имели 6 дочерей, жили в собственном доме. Дочери Михаила Карловича получили образование в Иркутском девичьем институте, благодаря пособиям Малой артели.

После амнистии от 26 августа 1856 года был восстановлен в правах потомственного дворянства. Из-за недостатка денег не смог выехать в Европейскую Россию. Был освобожден от надзора 12 декабря 1858 года. Михаил Карлович служил агентом золотопромышленных компаний. В 1858 году обратился к министру финансов с просьбой о выдаче ему разрешения на разработку золотых россыпей в Восточной Сибири.

Михаил Карлович Кюхельбекер умер в Баргузине, по одним данным, в 1857 году, по другим – в 1859 году. В 1950-е годы точное местонахождение могилы М.К. Кюхельбекера было утеряно. Новый памятник был установлен в предполагаемом месте захоронения. 24 декабря 1861 года четыре средних дочери М.К. Кюхельбекера были удочерены генерал-майором Францем Викентьевичем Одинцом (муж родной племянницы декабриста). Им было разрешено пользоваться фамилией и правами состояния воспитателя без права на наследование его родового имения.

Декабристы братья Бодиско

Декабристы, флотские офицеры Борис Андреевич и Михаил Андреевич Бодиско принадлежат к древнему европейскому роду (голландскому), прослеженному с XII века. Родоначальник русской ветви рода Бодиско Андрей Генрих родился в Петербурге в 1722 году, был архитектором, у него было четыре дочери и три сына. Средний сын Андрей Генрих Мориц (1753—1819), тульский и орловский помещик, и был отцом декабристов братьев Бодиско. А их родной дядя (по отцу) Николай Бодиско был известным российским адмиралом, который в 1793 году исполнял деликатное и опасное поручение императрицы Екатерины II, сопровождая из России в Англию графа де Артуа, будущего короля Франции. В последние годы жизни Николай Бодиско восстанавливал Ревельский порт, командовал Свеаборгской крепостью, был отмечен многими орденами.

Родителей братья Борис (старший из братьев) и Михаил Бодиско видели редко, растили их деревенские няньки, а воспитывали заезжие иностранцы-гувернеры. Недостаток родительского тепла младшим восполняли старшие братья и сестры.

Детство в родительском поместье окончилось для Бориса и Михаила по достижении девяти лет. Братья провели по восемь лет безвыездно в стенах военного училища. Борис в 1814 году, а Михаил в 1817 году стали гардемаринами и начали плавать. Через три года каждый из них был произведен в мичманы. К тому времени отец скончался, рассчитывать можно было только на собственные силы, а стало быть, служить как нельзя лучше. В 1823 году братья Бодиско совершили совместное плавание вокруг Северной Европы на 44-пушечном фрегате «Проворный». Борис был уже лейтенантом. Оба служили в Гвардейском экипаже, куда отбирались лучшие офицеры. При Александре I отбором занимался великий князь Константин Павлович. Совместное плавание сблизило братьев Бодиско. Они были очень разными.

Характеристику Бориса дал Петр Бестужев: «Молодой человек с умом, с хорошими познаниями, доброй души, правил строгих до педантизма. Никогда не дает он полную волю сердцу. Характер твердый, но мрачноватый и угрюмый… Хорошую книгу, ученый разговор предпочитает простодушной беседе. Все рассчитано, на все система. Прочна приязнь его, но трудно ее выиграть». Совсем другим был Михаил. По мнению людей, близко знавших его, «он был честолюбив в лучшем смысле этого слова, то есть хотел отличиться и выдвинуться не только ради наград и милостей сверху, а и по внутренней необходимости достигнуть совершенства во всех проявлениях». Его исполнительность и распорядительность были замечены, и после исландского похода он был назначен адъютантом Морского министра маркиза И.И. де Траверсе. Живой и впечатлительный нрав Михаила часто отвлекал его в сторону от важных дел: он с увлечением танцевал, посещал театры и концерты, влюблялся и пользовался успехом. Но при этом успевал много читать, знал стихи Пушкина и Рылеева, которые ходили в списках. Рылеев стал его кумиром.

Летом 1824 года Михаил участвовал в плавании по маршруту Кронштадт – Брест – Гибралтар – Плимут – Кронштадт, снова на фрегате «Проворный». В качестве историографа был взят в плавание лейтенант Николай Александрович Бестужев. В 1824 году в Гибралтаре укрывались разгромленные испанские революционеры, и офицеры «Проворного» оказались свидетелями расстрела сторонников вождя революции Рафаэля Риего. Революция в Испании привела в восторг русских офицеров. Эти настроения в определенном смысле подготовили почву для антиправительственных речей Николая Бестужева, который старался привить молодым офицерам свободный образ мысли. Группа революционно настроенных офицеров вскоре составила тайное Общество офицеров Гвардейского экипажа. Кроме Михаила и Бориса Бодиско в него входили: А.П. Арбузов, А.П. Беляев, П.П. Беляев, В.А. Дивов.

Глубокой осенью 1824 года уходил в плавание и Борис Бодиско на шлюпе «Смирный». Оно могло оказаться для него судьбоносным: кругосветный круиз рассчитывался на два года. Но в силу обстоятельств (во время шторма в Северном море получил серьезные повреждения) шлюп «Смирный», перезимовав в Норвегии, 27 мая 1825 года возвратился в Кронштадт.

В начале декабря 1825 года установилась связь моряков Гвардейского экипажа с Северным обществом через Николая Бестужева. Будучи разными по характеру, братья Бодиско по-разному относились и к восстанию декабристов. Михаил активно приветствовал и поддерживал это движение. А Борис сопротивлялся. Но судьбе было неугодно отвести Бориса Бодиско от участия в событиях на Сенатской площади, хотя он противился этому, как мог. В ночь на 14 декабря Борис Андреевич во всеуслышание заявил, что он, не зная планов и сообщников, участия в демонстрации на Сенатской площади принимать не будет. Поэтому утром ротный Гвардейского экипажа Б. Бодиско разъяснил своим матросам, что он ни приказывать, ни советовать им не должен и что дело каждого поступать, как подсказывает ему совесть. Но появившийся вскоре Николай Бестужев, успевший оценить обстановку, действовал решительно: он послал Беляевых, Арбузова и Дивова в роты, с тем чтобы вывести их во двор. Братья Беляевы и Михаил Бодиско освободили ротных, и Гвардейский экипаж с развернутым знаменем и 32 офицерами во главе ринулся бегом на Сенатскую площадь. Среди них были оба брата Бодиско.

Старший брат сдерживал младшего от опрометчивых поступков, но он был как одержимый и вырывался из рук. Когда восставшие начинали проигрывать, несколько офицеров Гвардейского экипажа покинули площадь, в том числе и Михаил Бодиско. Увидев это, Борис попытался уговорить роту последовать их примеру. Матросы отказались. Он остался с ними до конца, верный долгу.

В ту же ночь Борис Бодиско был арестован. После короткого допроса в Зимнем дворце отвезен в Петропавловскую крепость, где по личному указанию Николая I помещен в одиночную камеру. 9 января его перевели в Ревельскую крепость, откуда 5 июня 1826 года возвратили в Петербург; до суда он снова находился в одиночной камере.

Михаил Бодиско был арестован утром 15 декабря в казарме Гвардейского экипажа лично великим князем Михаилом Павловичем. До 3 января он вместе с братьями Беляевыми и Дивовым находился в Главной городской гауптвахте, потом – в одиночной камере Алексеевского равелина. Допрашивали братьев Бодиско мало.

В ночь на 13 июля военных моряков – участников восстания, собранных в Петропавловской крепости, обрядили в парадные мундиры и вывели из камер, чтобы зачитать приговор Верховного уголовного суда. В нем 15 имен: капитан-лейтенанты Николай Бестужев и Константин Торсон, лейтенанты Антон Арбузов, Дмитрий Завалишин, Михаил Кюхельбекер, мичманы Василий Дивов, Александр и Петр Беляевы – «по лишению чинов и дворянства сослать в каторжные работы»… на двадцать, двенадцать, восемь лет. Лейтенанта Николая Чижова – сослать в Сибирь… Всех в Сибирь. По окончании каторги оставить на поселение… Без права возвращения… Еще четверых – мичмана Петра Бестужева, лейтенантов Николая Акулова, Федора Вишневского и Епафродита Мусина-Пушкина – «лишить чинов с написанием в солдаты с выслугой и отправить в дальний гарнизон».

Росписью государственным преступникам мичман М. Бодиско отнесен к пятому разряду за то, что «лично действовал в мятеже с возбуждением нижних чинов», он осужден в каторжные работы на 10 лет, а потом на поселение. Государь император своим указом заменил ему наказание крепостными работами. Борису Бодиско вменялось в вину то, что он «лично действовал в мятеже бытностью на площади», он осужден по восьмому разряду – лишению чинов и дворянства и ссылке на поселение. «Из чувства милосердия» Николай I смягчил наказание Борису, повелев «написать его в матросы». Борис Андреевич был сослан солдатом в действующую армию, Михаил – в Бобруйскую крепость.

12 апреля 1828 года Борис Андреевич был произведен в унтер-офицеры. Перед ним открывалась перспектива ухода в отставку, возвращения к нормальной жизни.

Но 24 мая 1828 года Борис Андреевич Бодиско в возрасте 26 лет был убит во время похода против горцев. Известие о гибели Бориса не скоро дошло до Бобруйска, где отбывал наказание Михаил. Здесь Михаил Андреевич принялся за Евангелие. И в нем постепенно совершился переворот. Вникая в великое учение любви и милосердия, он день за днем постигал сущность его. Евангелие дарило надежду и утешение униженным и оскорбленным, давало ответы на наболевшие вопросы. Заключенные в осеннее время, стоя в ледяной воде, очищали крепостные рвы. От такой работы на ногах образовались незаживающие раны, развился ревматизм. Поэтому несколько месяцев Михаил Бодиско провел в лазарете.

21 июля 1831 года, отбыв пять лет крепостных работ, М. Бодиско был переведен в 49-й егерский полк пехотинцем. Полк шел на усмирение поляков. И снова унижение муштрой, поднадзорностью… И мучительный духовный конфликт: надо убивать братьев-славян, идти против собственных убеждений, чтобы верноподданническим поведением выслужиться и заработать прощение государя-тирана… С 1833 года Михаил Андреевич служил на юге, последние годы – в Бессарабии. В Волынском полку он «нес гарнизонную, караульную и пограничную службы, а также участвовал в борьбе с проникновением в Россию чумы». 3а эти заслуги в 1837 году он получил чин прапорщика и вскоре подал в отставку. 20 декабря 1838 года «Государь Император приказал: уволив от службы прапорщика Волынского пехотного полка Бодиско, запретить ему въезд в обе столицы и учредить за ним, как прикосновенным к происшествию 14 декабря, на месте жительства секретный надзор». В апреле 1839 года он прибыл в город Чернь Тульской губернии, где стал помещиком,

Михаил Андреевич сделался управляющим в доле своих братьев, которые жили в Петербурге. В 1844 году Михаил Андреевич женился на Людмиле Павловне Теличеевой. Прошло еще 11 лет. В 1855 году умер император Николай I. Надеясь на перемены, титулярный советник М. Бодиско, «проживая в Тульской губернии с 1839 года и состоя на службе, постоянно был аттестуем удовлетворительно и ни в чем предосудительном замечен не был», снова просит разрешить ему приезжать в Петербург. На этот раз разрешение было получено. Михаил Андреевич был хорошим семьянином и много внимания уделял воспитанию своих детей. Сыновья пошли по стопам отца. Младший сын Андрей Михайлович (1863—1922) окончил Морской кадетский корпус и Николаевскую академию, заведовал минной частью Черноморского побережья.

Михаил Андреевич Бодиско скончался в 1867 году. М.А. Бодиско умер в чине надворного советника в своем имении в с. Богородицком (Жадоме) Чернского уезда Тульской губернии. Ежегодно в день его кончины 28 июня дети и внуки собирались в Соковнино и после панихиды на могиле перечитывали бережно сохраняемые письма, страницы из дневника его матушки, всматривались в светлые лица братьев-декабристов на старинных портретах. В 1918 году взбунтовавшиеся крестьяне сожгли усадьбу вместе с семейными архивами.

Чижов Николай Алексеевич (1799—1844)

Активным участником восстания 14 декабря 1825 года в Петербурге был лейтенант 2-го флотского экипажа Николай Алексеевич Чижов. Сын небогатого помещика с. Покровское Чернского уезда, он за участие в этом восстании провел в Сибири 17 лет. Он был моряком, лейтенантом. В 1813—1820 годах Чижов служил на Черном море, на гребных судах военного флота. Принимал активное участие в исследовании Новой Земли. Экспедиция произвела опись Западного побережья острова. В 1823-м напечатал в журнале «Сын Отечества» статью «О новой земле». Вскоре после возвращения в Кронштадт Чижов вступил в члены Северного общества (за месяц до восстания). В день восстания вывел на Сенатскую площадь часть гвардейского экипажа. Следствие установило, что он 14 декабря был в гвардейском экипаже, первый сообщил там о выступлении Московского полка на Сенатскую площадь «и сам туда же отправился».

Такими вот были флотские декабристы. Умные молодые офицеры. Наверное, запутавшиеся в масонстве, западных революциях, в попытках перенести капиталистическую формацию на крепостную землю России. И пострадали так жестоко. Отдать бы им сполна свой талант службе военно-морскому флоту России! Может быть, так было бы лучше. Но не будем их судить. Их осудила сама история. Нам же делать выводы и не повторять ошибок…

Глава IV Мятежное десятилетие флота (1905—1915)

Начало XX века для военно-морского флота России было особенным. Поражение в Русско-японской войне (1904—1905) подорвало авторитет флота и сформировало сложные настроения среди личного состава. Этим воспользовались различные российские общественные и политические партии (социал-демократы, большевики, эсеры, меньшевики и др.), которые развернули активную революционную деятельность на кораблях флота, направляя волну протеста против офицеров. Еще более всколыхнулась матросская масса после событий 9 января 1905 года (разгон мирного шествия петербургских рабочих, повлекший гибель от нескольких десятков до нескольких сотен человек). Впервые масштабно заколебалась военная опора царизма. В июне 1905 года произошло восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». В июле восстали флотские экипажи в Либаве (Лиепая), а в ноябре – матросы учебно-артиллерийского и учебно-минного отрядов и флотских экипажей в Кронштадте. Вслед за ними вспыхнуло восстание на Черноморском флоте в Севастополе. Волна мятежей и бунтов на флоте шла почти непрерывно вплоть до Великой российской революции 1917 года.

4.1. Революционные бунты на российском флоте в 1905 году

В июне 1905 года революционный красный флаг взвился над черноморским эскадренным броненосцем «Князь Потемкин-Таврический». Военная социал-демократическая организация на флоте готовила восстание всего Черноморского флота. Оно намечалось на осень 1905 года. Это выступление должно было стать составной частью всеобщего восстания в России. Но неожиданно и стихийно, раньше намеченного срока, вспыхнуло восстание на броненосце «Потемкин». Да, главные мятежные события происходили действительно на этом корабле. Но несправедливо, когда иногда забывают, что они в то же время развивались и на других кораблях Черноморского флота, которые поддержали революционное выступление броненосца «Потемкин» и присоединились к нему (эскадренный броненосец «Георгий Победоносец», миноносец № 267 и гидрографическое судно «Веха»). Несмотря на огромное количество различных источников, где освещается восстание на «Потемкине», в них много неточностей и даже выдуманных событий.

Восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический»

Что же на самом деле случилось на Черноморском флоте летом 1905 года? Броненосец «Потемкин» (так часто называют эскадренный броненосец «Князь Потемкин-Таврический») – это был новый корабль, еще ни разу не побывавший в походах, тем более в боях. В июне 1905 года он вместе с миноносцем № 267 вышел из Севастополя, чтобы проводить учебные стрельбы.

13 июня из Одессы на судно доставили 28 пудов говядины, закупленных на Привозе. Часть этого мяса пошла на кухню для приготовления борща. На следующий день борщ был подан на обед, однако команда под предлогом, что в борще червивое мясо, демонстративно грызла сухари, запивая водой, отказываясь от горячей пищи. В судовую лавку выстроилась очередь. Корабельный врач освидетельствовал борщ и признал его годным к употреблению.

Командир корабля приказал построить экипаж, и тех, кто был согласен есть этот борщ, попросил перейти к орудийной башне. Тех, кто остался на месте (около 30 человек), командир корабля потребовал занести в список и приказал принести брезент. Этот странный приказ послужил поводом к бунту. Командир корабля приказал стрелять в матросов. По призыву унтера Григория Вакуленчука (член социал-демократической партии) потемкинцы взялись за оружие. Матросы взломали пирамиды с винтовками. Г.Н. Вакуленчук первый применил оружие, убив артиллерийского офицера лейтенанта Л.К. Неупокоева, пытавшегося разоружить восставших. В завязавшейся схватке старший офицер броненосца капитан 2-го ранга Ипполит Гиляровский (двоюродный брат Владимира Гиляровского, знаменитого «дяди Гиляя», которого знала вся Россия, друга Чехова, Куприна, Бунина, знатока московского «дна», талантливого писателя и актера) выстрелом из винтовки смертельно ранил Г.Н. Вакуленчука.

В это время на борту корабля погибло 6 офицеров, в том числе командир Е. Голиков и тот самый корабельный доктор С. Смирнов. Остальные офицеры были арестованы. Были задержаны и офицеры миноносца № 267, который пытался уйти. Захватив броненосец, матросы подняли на нем красное знамя. Для руководства кораблем восставшие выбрали судовую комиссию – революционный комитет во главе с Афанасием Матюшенко. В 14.00 14 июня 1905 года команда новейшего корабля царского флота эскадренного броненосца «Князь Потемкин-Таврический» объявила его кораблем революции.

15 июня восставшие матросы привели корабль в порт Одессы, которая в то время была охвачена забастовкой. Полиция и войска были вытеснены с территории порта, который был захвачен забастовщиками. Под шум всеобщего братания одесских пролетариев и матросов местные уголовники начали громить портовые склады и винные подвалы. Начались пожары. Войска окружили территорию порта, при обстреле имелись десятки жертв.

15 (28) июня 1905 года в Одесский порт с броненосца «Князь Потемкин» был доставлен труп Григория Вакуленчука с запиской: «Перед вами лежит тело убитого матроса Григория Вакуленчука, убил старший офицер эскадренного броненосца “Великий князь Потемкин-Таврический” за то, что тот сказал, что борщ не годится. Отомстим кровопийцам! Смерть гнобителям, пусть живет свобода».

16 июня были освобождены и отпущены в город пленные офицеры и состоялись похороны Вакуленчука. При возвращении с кладбища группа матросов была обстреляна военным патрулем. В ответ броненосец послал несколько снарядов в сторону города. Дали несколько холостых и боевых артиллерийских выстрелов по кварталам, где находились здания властей. В Одессе разгоралась паника. Как действовать восставшему кораблю дальше? Ясного и четкого плана у его руководителей не было. На «Потемкине» было немало отважных людей, но не было боевого руководства, которое сумело бы сплотить всю команду в крупную революционную силу, организовать дальнейшее наступление на опорные пункты черноморского побережья. Судовая комиссия «Потемкина» решила воздержаться от высадки десанта до того времени, пока к броненосцу не присоединится вся эскадра. Царь Николай II счел восстание на «Потемкине» опасным и, не желая допустить, чтобы этот корабль крейсировал в Черном море под революционным красным флагом, отдал приказ командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Чухнину немедленно подавить восстание – в крайнем случае, потопить броненосец со всей командой.

17 июня пять броненосцев, два крейсера, семь миноносцев, почти вся Черноморская эскадра, высланная из Севастополя под командой адмирала Кригера А.Х., приблизились к «Потемкину». Командующий флотом потребовал, чтобы революционный корабль сдался. В ответ «Потемкин» полным ходом, наведя орудия на корабли, понесся навстречу эскадре. Большинство матросов на кораблях всей душой сочувствовали потемкинцам. «Потемкин» дважды прошел сквозь строй эскадры, команды кораблей которой оказали неповиновение своим командирам, – восставший броненосец был встречен криками «ура!». А на броненосцах «Синоп» и «Георгий Победоносец» произошли волнения, причем на последнем команда арестовала офицеров и присоединилась к восставшему «Потемкину». Опасаясь восстания, командир эскадры А.Х. Кригер не решился открыть огонь по мятежному броненосцу и был вынужден спешно увести эскадру в море от мятежного «Потемкина» и подальше от революционных кораблей. 18 июня оба броненосца вернулись в Одессу.

Восставшие матросы обратились с заявлением к командующему Одесским военным округом: «Команда эскадренного броненосца “Князь Потемкин-Таврический”, броненосца “Георгий Победоносец”, миноносца № 267 и госпитального судна “Веха”, ввиду возможного на нее нападения остальной части Черноморской эскадры, считает своим долгом заявить, что она твердо решила вступить в этот бой за великое дело освобождения всего угнетенного народа России. Поэтому, во избежание могущих произойти несчастных жертв и повреждений как с жителями порта и города, так и с различными судами, наша эскадра ставит вам в обязанность немедленно принять все надлежащие меры для самого широкого оповещения жителей об угрожающей опасности горожанам и частным судам».

Но уже на следующий день офицерам «Георгия Победоносца» с помощью изменников из младшего командного состава удалось посадить корабль на мель и сдать его властям. А «Потемкин» ушел в сторону Румынии. Вспыхнуло восстание и на учебном судне «Прут», которое находилось около Очакова. Восставший корабль пришел в Одессу, но «Потемкина» там уже не застал.

На «Потемкине», блуждавшем по Черному морю, кончились запасы угля и продовольствия. 25 июня броненосец и миноносец № 267 пришли в румынский порт Констанцу. Восставшие моряки сдали корабли румынским властям и попросили убежища. Экипажи сошли на берег со статусом дезертиров. Одиннадцать дней красный флаг реял над броненосцем «Потемкин». Некоторые члены экипажа остались в Румынии, большая часть эмигрировала по разным странам Европы. Корабль был возвращен России и переименован в «Святого Пантелеймона». Всего в Россию вернулось 30 % экипажа – 245 человек. Они были осуждены на сроки от нескольких месяцев до двух лет.

В связи с неудавшимся восстанием в июне 1905 года была выпущена листовка матросов социал-демократов: «Товарищи, не унывайте! Не падайте духом, а набирайтесь отваги, запасайтесь храбростью, и со всею силою, на какую только вы способны, продолжайте великую борьбу за святое дело освобождения народа от царского гнета и от гнета капитала. Будем тверды, как закаленная сталь. В этой борьбе пусть сердца наши не знают пощады, не знают жалости к нашим злейшим врагам. “Коленом в грудь и руками за горло” – пусть этот призыв станет нашим лозунгом. На бой же, товарищи! На славный, кровавый бой за народное благо! Долой ненавистного нам царя! Да здравствует народная свобода! Да здравствует социализм! Матросы социал-демократы».

Справка. Броненосец «Князь Потемкин-Таврический» входил в состав Черноморского флота. Назван в честь Г.А. Потемкина (генерал-фельдмаршал, руководил присоединением к Российской империи и первоначальным устройством Новороссии). Построен на верфи Николаевского адмиралтейства. Строительство начато 15 декабря 1897 года. Спущен на воду 13 сентября 1900 года. Введен в эксплуатацию 20 мая 1905 года. После 1905 года имя корабля часто менялось: с 12 октября 1905 года «Святой Пантелеймон», с 13 апреля 1917 года – «Потемкин-Таврический», с 11 мая 1917 года – «Борец за свободу». 29 декабря 1917 года корабль вошел в состав Красного Черноморского флота. С марта 1918 года находился в Севастопольском военном порту на хранении, где 1 мая 1918 года был захвачен германскими оккупантами, а 24 ноября 1918 года – англо-французскими интервентами и 22—24 апреля 1919 года по приказу английского командования взорван и выведен из строя. 29 апреля 1919 года был захвачен частями Украинского фронта РККА, а 24 июня 1919 года – белогвардейцами. После захвата 15 ноября 1920 года Севастополя частями РККА в строй не вводился, в 1923 году сдан Комгосфонду для демонтажа и разделки на металл и 21 ноября 1925 года исключен из списков судов РККФ. В настоящее время одна из мачт броненосца используется в Крыму как основа для одного из маяков.

Молодой советский кинорежиссер Сергей Эйзенштейн снял по госзаказу к 20-летию революции 1905 года знаменитый фильм «Броненосец Потемкин». Год выпуска —1925-й! Кажется, это самый старый фильм в Кинокопилке. И самый знаменитый фильм в истории кино. Уже в 1926 году фильм получает приз Парижской международной выставки. Тогда же он признан лучшим фильмом Американской киноакадемией. В 1956 году на всемирной выставке в Брюсселе он назван первым среди 12 лучших фильмов всех времен и народов. В 1978 году киноведы мира поставили его первым среди ста лучших фильмов в истории кино. Однако заметим: фильм Сергея Эйзенштейна – прекрасный плакат, агитационная кинолента, но ни в коем случае не исторический фильм. В нем режиссер позволил себе довольно много фантазии и выдумки ради киноэффектов.

Восстание на «Потемкине» – это первое в России массовое революционное выступление во флоте. Это восстание дало мощный толчок дальнейшему развитию революционных событий. После выступления «Потемкина» большевики усилили революционную работу в войсках. Новая волна революционных выступлений во флоте и в армии прокатилась осенью 1905 года. Особенно крупными были восстания моряков Кронштадта, Владивостока, Севастополя и Баку.

Восстание военных моряков в Севастополе (1905 год)

Севастопольское восстание – это вооруженное выступление матросов Черноморского флота и солдат Севастопольского гарнизона, рабочих порта и Морского завода, произошедшее с 11 (24) ноября по 16 (29) ноября 1905 года. Но главное событие происходило на восставшем крейсере «Очаков». Затем его поддержали команды эскадренного броненосца «Пантелеймон» (бывший «Князь Потемкин-Таврический»), минного крейсера «Гридень», эсминцев «Завидный», «Зоркий», миноносца «Свирепый», канонерской лодки «Уралец», минного транспорта «Буг», учебных судов «Прут» и «Днестр» и нескольких номерных миноносцев.

В Севастополе в октябре 1905 года, после опубликования царского манифеста (перераспределение полномочий между монархом и Государственной думой), матросы и солдаты требовали освобождения политических заключенных. Городские власти обещали удовлетворить это требование. Но когда около тюрьмы собралась многотысячная толпа, ее неожиданно обстреляли. Похороны жертв расстрела 20 октября превратились в мощную политическую демонстрацию. На улицы вышли тысячи матросов, солдат и рабочих. На кладбище состоялся митинг. Страстную речь произнес лейтенант Черноморского флота Петр Петрович Шмидт. «Клянемся, – говорил он, – над могилой жертв зверской расправы в том, что мы никогда не уступим никому и пяди завоеванных нами человеческих прав. Клянемся им в том, что свою свободную и общественную работу мы все отдадим на благо рабочего, неимущего люда. Клянемся им в том, что доведем их дело до конца и добьемся всеобщего избирательного, равного для всех права. Клянусь!» И тысячи демонстрантов повторили: «Клянусь!» На другой день Шмидт был арестован. Это вызвало всеобщее возмущение, во многих городах состоялись митинги протеста. Освобождения Шмидта требовали газеты всех направлений, и царское правительство было вынуждено освободить его. 7 (20) ноября Шмидт был отправлен в отставку (в чине капитана 2-го ранга, но это звание он присвоил себе сам). К началу ноября 1905 года обстановка в Севастополе накалилась до предела. 11 ноября состоялся большой политический митинг солдат и матросов. А вслед за тем вспыхнуло восстание в гарнизоне города и на боевых кораблях, стоявших в порту.

В первые дни ноября 1905 года на Севастопольском рейде среди других кораблей стоял проходивший приемные испытания недостроенный крейсер 1-го ранга «Очаков», заложенный в 1901 году, спущенный на воду в сентябре следующего года. Экипаж «Очакова», имевший постоянное общение с заводскими рабочими, был наиболее революционным на флоте. 8 ноября матросы крейсера выдвинули требование улучшения условий службы и замены командира крейсера, на это требование командование ответило категорическим отказом.

Восстание на крейсере Черноморского флота «Очаков»

В ночь на 13 ноября на крейсер прибыли депутаты Совета от флотской дивизии, призвавшие моряков присоединиться к восстанию. Следуя их призыву, матросы под руководством большевиков А.И. Гладкова и Н.Г. Антоненко захватили «Очаков» в свои руки. Офицеры и кондукторы, пытавшиеся разоружить корабль, были изгнаны на берег. Командиром был избран кондуктор С.П. Частник, состоявший в близких отношениях с членами военной организации РСДРП. На следующий день делегация моряков крейсера пригласила командовать флотом и кораблем члена Севастопольского Совета лейтенанта П.П. Шмидта. Восставшие подняли на «Очакове» красный флаг, призывая матросов других кораблей последовать их примеру, и в ночь на 15 ноября к ним присоединились экипажи эскадренного броненосца «Пантелеймон», минного крейсера «Гридень».

Однако власти флота и города предприняли ответные меры. В день восстания на «Очакове» Севастополь был объявлен на военном положении, к нему из других городов стягивались верные царскому режиму войска. С большинства кораблей еще накануне восстания были сняты и сданы в арсенал ударники от орудий, арестованы или списаны в береговые экипажи революционно настроенные матросы, остальные под угрозой оружия были загнаны во внутренние помещения.

Подняв утром 15 ноября на мачте «Очакова» сигнал «Командую флотом», П.П. Шмидт в то же время не проявил необходимой решимости и ожидал выступления экипажей всех кораблей эскадры. Официальные же власти после полудня перешли к решительным действиям. В 15 часов 15 минут канонерская лодка «Терец» потопила катер с восставшими, перевозивший на «Пантелеймон» ударники от орудий. Попавший под обстрел минный транспорт «Буг», на борту которого находилось большое количество боезапаса, во избежание взрыва был затоплен командой. После жестокой схватки с революционными кораблями огонь карателей был перенесен на «Очаков». Один за другим следовали взрывы снарядов. На крейсере возник пожар. Видя неравенство сил и бесполезность дальнейшей борьбы, матросы безоружного корабля стали вплавь добираться до берега, но там их ожидали казаки и жандармы. Восстание было жестоко подавлено. П.П. Шмидт, Н.Г. Антоненко, А.И. Гладков и С.П. Частник в марте 1906 года были расстреляны. Несколько десятков матросов было осуждено военно-морским трибуналом к различным срокам каторжных работ и тюремного заключения, а сам мятежный крейсер в марте 1907 года был переименован в «Кагул». Весной 1918 года «Очаков» попал в руки белогвардейцев, переименовавших его в «Генерал Корнилов», и в ноябре 1920 года при бегстве Врангеля из Крыма был уведен в тунисский порт Бизерта.

В городе-герое Севастополе свято чтят память героев революции 1905 года. На перекрестке улиц Героев Севастополя и Лазарева находится бронзовый горельеф с надписью: «Участникам Севастопольского восстания в ноябре 1905 года». На набережной Приморского бульвара установлена мемориальная доска со словами: «Здесь 28.ХI. 1905 года царскими войсками были зверски расстреляны революционные матросы крейсера “Очаков”». А на кладбище Коммунаров П.П. Шмидту и его славным боевым товарищам и соратникам в 1935 году был воздвигнут памятник.

Октябрьский бунт в Кронштадте (1905)

После опубликования царского манифеста 17 октября 1905 года по всей стране шли бурные митинги. Состоялись митинги и в Кронштадте. 24 октября матросы и солдаты Кронштадта под влиянием большевиков выдвинули политические требования: установление демократической республики, введение всеобщего избирательного права, свобода слова. В ответ на это командование Кронштадтской крепости арестовало группу солдат. Матросы попытались освободить товарищей. В вооруженной стычке было убито два матроса. Это послужило искрой для революционного взрыва. Восстание охватило почти все флотские экипажи. К морякам примкнули солдаты. Отряды матросов заняли перекрестки улиц, захватили радиостанцию. На остров были высажены гвардейские части, которые подавили восстание. Сотни матросов были преданы военно-полевому суду, многие присуждены к смертной казни. Только всеобщая забастовка петербургского пролетариата в поддержку революционных моряков спасла их от казни. Еще не раз в XX веке будут бунтовать военные моряки Кронштадта.

События на Черноморском флоте в 1905 году навсегда оставили в истории фамилии двух офицеров: лейтенанта Шмидта П.П. и вице-адмирала Чухнина Г.П. Оба в то время командовали Черноморским флотом. Оба были расстреляны в те революционные дни. Одного символически командовать флотом поставила революция, другого – официально назначил император России. О Шмидте П.П. мы будем говорить позже, а сейчас вспомним жизнь и службу вице-адмирала Чухнина Г.П.

Расстрелянный командующий Черноморским флотом

Григорий Павлович Чухнин был одним из самых заметных командующих Черноморским флотом в XIX веке, добросовестно выполнявшим данную им присягу на верность царю и Отечеству. Но по официальной советской истории Г.П. Чухнин был «царский сатрап», исключительно тупой и исполнительный держиморда, беспринципный карьерист. В головы целых поколений была вбита уничтожающая и несправедливая характеристика, данная ему писателем А.И. Куприным после широко известных событий в Севастополе в ноябре 1905 года – расправы над моряками восставшего крейсера «Очаков»: «Это тот самый адмирал, который входил в иностранные порты с повешенными матросами, болтавшимися на ноке».

Адмирал Чухнин был совсем другим человеком. Основу его жизни составляли принципы морали, и не в карьере он видел смысл жизни, а в том самом флоте, ради которого он не щадил ни себя, ни других. Это и составило ему репутацию настоящего моряка. Недаром вслед за гибелью русской эскадры в Цусимском сражении передовое русское общество, отвечая на вопрос – кто мог бы с большим успехом осуществить задуманную операцию, назвало всего лишь три фамилии: Макаров, Дубасов, Чухнин.

Вице-адмирал Григорий Павлович Чухнин командовал Черноморским флотом в 1905 году, когда его корабли лихорадило восстаниями, бунтами и мятежами. Официально тогда его должность называлась – главный командир Черноморского флота и портов. На его долю выпала обязанность подавлять эти восстания и принимать меры по наказанию зачинщиков и активных участников. Поэтому в матросских массах он прослыл карателем революции. А руководители партии эсеров приговорили его к смертной казни, устраивали несколько раз покушения на адмирала и в конце концов убили его. Менее двух лет ему довелось командовать флотом. Всю свою жизнь он провел в морях и океанах. Он имел богатый опыт флотской службы. Но революция безжалостно оборвала жизнь этого заслуженного адмирала.

Григорий Павлович Чухнин родился в семье дворянина, офицера корпуса морской артиллерии, участника Крымской войны 1853—1856 годов. В семье Чухниных было 12 детей, Григорий – самый младший. Он окончил Морской кадетский корпус, был одним из лучших учеников. Летом 1861 года совершил первое плавание на парусном фрегате «Кастор» в Финском заливе и Балтийском море в составе отряда Морского корпуса под командованием капитана 1-го ранга В.А. Римского-Корсакова. За время учебы в Морском кадетском корпусе овладел английским языком, прекрасно рисовал тушью и акварелью. В 1865 году Чухнин произведен в гардемарины и назначен в 1-й флотский экипаж, находившийся в Кронштадте. В 1865—1867 годах он был в плавании сначала на судах практической эскадры, затем на фрегате «Светлана» в Атлантическом океане. 4.08.1867 года был произведен в мичманы и назначен на монитор «Латник» Балтийского флота. В 1869 году получил назначение на строящийся в Санкт-Петербурге броненосный фрегат «Князь Пожарский». 1.01.1871 года – получил чин лейтенанта. Фрегат вступил в строй через два года. Григорий Павлович служил на нем до 1876 года, проведя 1873—1875 года в Средиземном море. Следующее плавание совершил на корвете «Варяг».

В 1878 году в составе экспедиции Чухнин Г.П. был командирован в Америку, где принимал участие в приемке и вооружении крейсера «Азия». За отличие произведен в капитан-лейтенанты с назначением старшим офицером крейсера. До 1880 года находился в плавании в Атлантическом и Тихом океанах. В первой половине 1880-х годов Чухнин был старшим офицером последовательно на корвете «Аскольд», на клипере «Гайдамак», с 1882 г. – на фрегате «Генерал-Адмирал». Качества военного моряка Г.П. Чухнина, его практический опыт по управлению кораблем, обучению личного состава развивались под влиянием талантливых командиров, каковыми являлись В.Г. Басаргин, Ф.К. Авелан и С.П. Тыртов, ставших впоследствии известными адмиралами. Старший офицер фрегата капитан-лейтенант Чухнин был неутомим. С первого до последнего дня каждой кампании он вставал вместе с командой раньше всех офицеров на корабле, ложился последним, проверив все службы и убедившись в полной исправности всего корабля. В течение дня лично наблюдал за всеми работами, производимыми на корабле, показывал унтер-офицерам, как производить такелажные и другие работы.

В 1886 году в служебной деятельности Чухнина начался новый этап – командование кораблями. 24.11.1886 года Чухнин назначен командиром канонерской лодки «Маньчжур», строившейся в Копенгагене, в 1887 году привел ее в Кронштадт. Блестяще оборудованная, в полной боевой готовности и отлично испытанная в Балтийском море, канонерская лодка в сентябре 1888 года вышла в поход на Дальний Восток. В 1888—1890 годах Чухнин находился в кампании в морях Тихого океана. Был строгим и требовательным командиром, научил офицеров лодки ходить по китайским, корейским и японским шхерам без лоцманов и отказывался от лоцмана во время заходов в порты. 1.01.1890 года Г.П. Чухнин получил чин капитана 1-го ранга. Через два года Чухнина назначили командовать броненосной батареей «Не тронь меня» на Балтийском флоте, в мае 1892 года – крейсером 1-го ранга «Память Азова». Чухнин получил приказ привести крейсер с Дальнего Востока на Балтику для ремонта и представления корабля на императорском смотре в Кронштадте. 21.08.1893 года корабль «Память Азова» после ремонта вышел из Кронштадта в Копенгаген, где Александр III провел смотр кораблю, после чего путь его лежал в Тулон. По пути следования присоединился к эскадре контр-адмирала Ф.К. Авелана, шедшей на торжества по случаю заключения франко-русского союза. До конца ноября 1894 года корабль находился в составе эскадры.

В это время началась война между Японией и Китаем, в которой первая была инициатором конфликта. России пришлось стягивать на Дальний Восток морские силы, чтобы обезопасить свои восточные границы. Для усиления Тихоокеанской эскадры из Пирея (Греция) на Дальний Восток вышел отряд кораблей в составе крейсера «Память Азова» с минными крейсерами «Всадник» и «Гайдамак». Отряду российских кораблей пришлось выдержать суровые испытания – в декабре в Индийском океане попали в зону сильнейших штормов. В этом трудном переходе ярко проявилось морское и командное мастерство Григория Павловича Чухнина. В феврале 1895 года отряд присоединился к эскадре.

Прибытие вслед за отрядом Чухнина эскадры из Средиземного моря значительно усилило морские силы России на Востоке и вынудило Японию прекратить военные действия против Китая. В январе 1896 года Чухнин был произведен в контр-адмиралы и назначен младшим флагманом эскадры Тихого океана, а 20.10.1896 года вступил в должность командира Владивостокского порта. С именем Чухнина во Владивостоке связано очень многое. Основной его заслугой в этот период можно считать переоборудование Владивостокского порта, что позволило сделать его базой Тихоокеанского флота, в котором корабли эскадры могли, кроме стоянки в бухте, получать комплексное техническое обслуживание, ранее производившееся в иностранных портах (в основном в Японии). Григорий Павлович способствовал тому, чтобы во Владивостоке были открыты памятники адмиралу Г.И. Невельскому (1897) и адмиралу В.С. Завойко, георгиевскому кавалеру и участнику Крымской войны 1853—1856 годов (1901).

1.07.1902 года Г.П. Чухнин назначен начальником Николаевской морской академии в Петербурге и директором Морского кадетского корпуса, выполнял эти обязанности в течение двух лет. 6.04.1903 года ему было присвоено звание вице-адмирала. На этом посту он подготовил реформу военно-морского образования, представил на рассмотрение в Морское министерство проект положения, устава и штата Морского корпуса, новых учебных программ, сумел поднять на должный уровень дисциплину и организацию учебного процесса.

Но претворению этих идей в жизнь помешала война с Японией, которая открыла боевые действия против Тихоокеанской эскадры в январе 1904 года. Командующим флотом в Тихом океане был назначен вице-адмирал Н.И. Скрыдлов, бывший в то время главным командиром Черноморского флота и портов, а на его место в Черное море был направлен Г.П. Чухнин (с 26.04.1904 г.). Чухнин прибыл в Севастополь в период обострения революционной борьбы на флоте. С присущей ему решительностью он начал ломать сложившуюся годами на флоте систему несения службы, обучения и воспитания личного состава, встречая на каждом шагу непонимание и даже сопротивление со стороны офицеров и глухой ропот и недовольство матросов. Одновременно Чухнин принимал неотложные меры по скорейшему вводу в строй строившихся в Севастополе и Николаеве новых кораблей – броненосца «Князь Потемкин Таврический» и крейсеров «Очаков» и «Кагул» для усиления 2-й Тихоокеанской эскадры. На Дальнем Востоке Россия терпела одно поражение за другим и на суше, и на море.

В стране назревала революционная ситуация. Чтобы не допустить возможных совместных выступлений моряков и рабочих Севастополя, вице-адмирал Г.П. Чухнин 1.11.1904 года издал приказ, запрещавший увольнения в город, что вызвало возмущения матросов и бунт в казармах Черноморской флотской дивизии 3.11.1904 года.

В июне 1905 г. на Черноморском флоте вспыхнуло вооруженное восстание на броненосце «Потемкин». Чухнин с данными ему императором полномочиями «примерно наказать бунтовщиков» принял чрезвычайные меры и не допустил распространения восстания на другие корабли флота. Виновные были жестоко наказаны: руководители восстания расстреляны, сотни матросов пошли под суд, были сняты с постов и должностей старшие офицеры вплоть до флагманов.

11.11.1905 года в Севастополе произошло очередное вооруженное восстание рабочих и матросов Черноморской флотской дивизии, выступивших против властей. В восстании приняли участие крейсер «Очаков» и несколько малых кораблей флота. Севастополь 13 ноября был объявлен на осадном положении. По приказанию Чухнина крепостная артиллерия и корабли флота расстреляли крейсер «Очаков», а войска взяли штурмом восставшие казармы флотской дивизии. Восстание в Севастополе было потоплено в крови. Весь 1906 год шел суд над восставшими, руководители восстания во главе с лейтенантом П.П. Шмидтом были расстреляны. Г.П. Чухнин, несмотря на многие свои положительные качества, всегда отстаивал устои и традиции господствовавшего в тот период общественно-политического строя. Поэтому в период ноябрьского вооруженного восстания он стал известен своей жестокостью во время подавления и расправы над революционерами.

27 января 1906 г. 18-летняя эсерка Е.А. Измаилович обратилась к Г.П. Чухнину с прошением. Когда вежливо принявший ее вице-адмирал углубился в чтение, она достала браунинг и несколько раз выстрелила в него. Г.П. Чухнин был тяжело ранен, а Измаилович в тот же день расстреляна по приказу адъютанта Чухнина во дворе его дома. К лету 1906 года раны стали заживать, и врачи разрешили адмиралу совершать загородные прогулки. 28 июня 1906 года Чухнин, прогуливаясь по саду своей дачи, отдалился от охраны и сопровождающих. В это время прятавшийся в кустах матрос, эсер Я.С. Акимов, дважды выстрелил в адмирала. Пули попали в голову и грудь Чухнина. Акимову удалось скрыться и потом уехать в Америку. Несмотря на то, что адмирала сразу же доставили в Морской госпиталь, он на следующий день умер от сильного кровотечения.

Вице-адмирал Г.П. Чухнин был погребен в склепе нижнего храма собора святого Владимира в Севастополе. За свою более чем 40-летнюю службу «престолу и Отечеству» Г.П. Чухнин был награжден орденами Св. Станислава и Св. Анны всех трех степеней, Св. Владимира 3-й и 2-й ст., а также испанским, турецким и японским орденами. Сын адмирала, названный в честь отца Григорием, 1878 года рождения, пошел по стопам отца, окончил Морской корпус в 1900 году, служил на Черноморском флоте, участвовал в Первой мировой войне, Гражданской войне на стороне белых. После ее окончания, будучи капитаном 2-го ранга, эмигрировал за границу.

В огне бунтов и мятежей в России в XX веке будет убит еще не один командующий флотом.

4.2. Бунты военных моряков в 1906—1907 годах

Владивостокские восстания

Это три вооруженных восстания в 1905, 1906, 1907 годах во Владивостоке, в которых главным образом участвовали матросы, солдаты и рабочие. Завершились они победой правительственных войск. Надо заметить, что эти события тоже были и кровавыми, и с большими последствиями. Просто о них меньше известно. В 1905 году во Владивостоке начали появляться объединения и организации рабочих, служащих и интеллигенции, которые устраивали в городе революционные кружки и митинги. В этом начали участвовать недовольные властью матросы и солдаты Владивостокского гарнизона, насчитывавшего до 60 000 человек. Власть усилила контроль над нижними чинами, запретила матросам и солдатам посещать митинги, участвовать в демонстрациях и увольняться в город. Несколько кораблей заставили покинуть порт из-за участия экипажа в революционной деятельности. Но все это лишь усилило возмущение военных моряков. 30 сентября 1905 года на улицах Владивостока произошла демонстрация, на которую вышли 2000 матросов, 10 000 солдат Хабаровского резервного полка и рабочие порта. А уже в октябре 1905 года в городе произошло первое восстание.

Днем 30 октября восставшие начали громить лавки на базаре, устраивать уличные беспорядки и поджоги. К базару были высланы офицерские патрули и полуроты местных полков. Затем в город для подавления восстания были вызваны несколько батальонов и полк с Русского острова. Вечером восставшие начали устраивать поджоги: сгорела Матросская слобода, военно-окружной суд, морское собрание, некоторые магазины. 31 октября восставшие, многие из которых были пьяны, захватили гауптвахту, военную тюрьму, караульный дом, разгромили их и освободили арестованных. Уже к концу дня почти весь Владивосток оказался в руках восставших. Царские войска, вызванные начальником Владивостокского гарнизона, отказались стрелять по восставшим, а часть солдат перешла на их сторону. Однако революционные организации города были слабы и малочисленны. Даже сами матросы и солдаты не имели сильного руководства, они бунтовали стихийно, громя все вокруг. Поэтому властям удалось легко подавить восстание, пообещав выполнить некоторые требования восставших и выдворив наиболее революционно настроенные части из города.

Но в декабре 1905 – январе 1906 года во Владивостоке произошло новое восстание. Оно было вызвано введением в Приморье 6 ноября 1905 года военного положения, началом массовых арестов. 3 декабря рабочие Уссурийской железной дороги начали забастовку, захватили под свой контроль железнодорожную инфраструктуру. 6 декабря 5000 солдат и матросов устроили митинг и избрали исполнительный комитет нижних чинов Владивостокского гарнизона для координации действий всех воинских частей. Комитет предъявил коменданту Владивостокской крепости требования солдат и матросов, обозначенные на собраниях 7—12 декабря, но комендант отказался отвечать на эти требования. 9 января матросы Сибирского экипажа захватили склад с оружием. На следующий день в цирке либералы и социал-демократы устроили многотысячное собрание, где призывали солдат и матросов к дальнейшей борьбе с самодержавием. После митинга 2000 вооруженных демонстрантов решили двинуться к штабу крепости. Между ними и правительственными войсками крепости начался вооруженный конфликт.

11 января восстали артиллеристы Иннокентьевской батареи. К ним присоединилась часть гарнизона города, команды нескольких кораблей флота. Они вынудили Верхнеудинский полк казаков удалиться из города, освободили арестованных, и фактически власть над городом была взята революционерами. Были организованы торжественные похороны жертв перестрелки 10 января. 26 января царские войска выдвинулись во Владивосток и подавили второе восстание. К суду было привлечено более 2000 человек, из них 29 казнены, остальные отправлены на каторгу.

И, несмотря на это, осенью 1907 года совершилось третье восстание во Владивостоке. В апреле 1907 года была организована владивостокская группа РСДРП. Она боялась устраивать новое восстание, так как считала, что оно обречено на поражение и лишь приведет к очередной волне преследований революционеров. Эсеры все же призвали солдат и матросов к новому восстанию. Одним из поводов к нему явился приговор к смертной казни группы солдат-минеров, расправы над другими революционерами. Утром 16 октября в районе бухты Диомид минеры подняли восстание, в военном порту за ними последовали рабочие и матросы. Эти выступления были подавлены, но утром 17 октября повстанцами были захвачены миноносцы «Скорый», «Сердитый», «Бодрый» и «Тревожный». «Сердитый» и «Тревожный» вскоре были освобождены от повстанцев, а миноносец «Скорый» открыл огонь по дому губернатора и другим административным зданиям. В результате погибла одна женщина. Затем «Скорый» обстреляли правительственные миноносцы, и он был освобожден. Правительственные войска, обладая перевесом сил, опять подавили восстание; все рабочие военного порта были уволены, участников восстания судил Приамурский военно-окружной суд с 12 ноября 1907 года до 13 марта 1908 года. 46 участников восстаний были приговорены к расстрелу, остальные отправлены на каторгу или в дисциплинарные батальоны, военные тюрьмы.

Особое мнение авторов. В советских источниках вооруженные восстания во Владивостоке считались яркой, славной и героической страницей революционного движения. Некоторые же сегодняшние авторы называют те события политическим бандитизмом группы провокаторов из военно-партийной организации РСДРП и эсеров. Мы же здесь хотим подчеркнуть лишь то, что все было менее революционно, гораздо прозаически, чем пытались и пытаются подавать отдельные политики и исследователи. На самом деле осенью 1905 года восставшие организовали во Владивостоке большие погромы и поджоги. 30—31 октября весь город был страшно разгромлен толпами хулиганов. Материальные потери города могли быть выражены цифрой 8—10 миллионов рублей. Сколько во время погрома было человеческих жертв – неизвестно. Началась эта «революция» во Владивостоке с большой попойки, которую устроили моряки и солдаты квантунских батальонов, прибывших в город после окончания боевых действий в Маньчжурии для отправки по домам и получивших на руки в одночасье по глупости начальства все полагающиеся им «фронтовые». Досада за проигранную японцам войну, дурость армейского начальства и антигосударственная агитация социал-демократов и эсеров «вскипятили разум возмущенный». К пьяной матросской и солдатской массе (а это более 2 тыс. человек), под шумок, чувствуя момент, присоединились местные уголовники и люмпены. Во Владивостоке начались погромы, грабежи, убийства и поджоги. В итоге в историческом центре города было уничтожено огнем более 40 % различных зданий. Среди них магазин «Кунст и Альберс», театр «Золотой Рог», Матросская слободка, военно-окружной суд, морская библиотека, где находилось 40 тыс. уникальных, редких книг и т.д.

А 31 мая – 1 июня 1907 года учинили бунт («подняли восстание») нижние чины минного батальона в бухте Диомид. Они снова громили-крушили свои казармы, поджигали-грабили квартиры отцов-командиров и били офицерам физиономии, порой забивая до полусмерти. Зачинщиков выявили, арестовали, началось следствие. На исходе октября должен был состояться суд над бунтовщиками. Пользуясь случаем, руководство некой «Владивостокской военной организации» решило подбить в очередной раз массы «на восстание», причем вооруженное, которое наметили на 21 октября. «… Главной целью, составлявшей предмет стремлений и вожделений организации, по агентурным сведениям, было вооруженное военное восстание, путем которого при поддержке рабочих имелось в виду истребить всех офицеров и все власти, завладеть имуществом и капиталами казны и богатых людей и объявить Владивосток республикой. Для достижения этой цели велась усиленная устная и письменная пропаганда среди портовых рабочих, учащихся и нижних чинов гарнизона; усиленно заготовлялось оружие и взрывчатые вещества для совершения ряда террористических покушений на должностных лиц».

Но задуманная авантюристами акция оказалась под угрозой срыва: о ней удалось узнать полиции. На всякий случай власти ввели в город два казачьих эскадрона из Раздольного. Присматривать за беспокойными минерами в Диомиде было поручено двум ротам бойцов из 10-го Восточно-Сибирского полка. Но эти меры не остановили «революционеров». Правда, дату начала «восстания» они вынуждены были перенести на 5 час. утра 16 октября. Пробравшись в казармы минного батальона в Диомиде, организаторы «восстания» с криками «Бей офицеров!» заварили новую кровавую кашу со стрельбой-пальбой. Несколько офицеров и унтер-офицеров получили пулевые и штыковые ранения, фельдфебели Кашин и Василицкий умерли от ударов штыками. Бунтовщики и часть минеров (далеко не все из батальона захотели стать участниками этой бандитской акции) двинулись к казарме, где находились солдаты 10-го Восточно-Сибирского полка, обстреливая их и одновременно призывая встать под свои знамена. Бойцы из 10-го полка на агитацию не поддались, более того, когда пуля провокаторов сразила ефрейтора Морозова, открыли по шумной ватаге «революционеров» огонь из пулемета, убив двух минеров и одного из главарей «Владивостокской военной организации» «товарища Александра». После чего «восставшие» мгновенно разбежались кто куда, полагая, что сейчас власти наведут суровый порядок в крепости. Увы, даже чрезвычайные события в Диомиде не привели в чувство ни военные, ни гражданские власти Владивостока. И обнаглевшие от безнаказанности «товарищи» предприняли очередной акт политического бандитизма.

А вскоре миноносец «Скорый» стал «кораблем революции». 17 октября около 8 утра в бухте появилась шлюпка с двумя штатскими и женщиной, направляющаяся к группе миноносцев «Скорый», «Сердитый», «Бодрый», «Тревожный», стоявших у стенки строительного порта. Командир миноносца «Бодрый» капитан 2-го ранга Курош приказал шлюпке отойти от борта. Вскоре после 8 часов утра на миноносец «Скорый» пришел его командир старший лейтенант Штер, на судне не ночевавший, и, отдавая распоряжение, потребовал к себе в каюту минно-артиллерийского содержателя Пойлова и баталера Решетникова. Первый из них спустя несколько минут вошел в командирскую каюту, где сейчас же раздались выстрелы. Пойлов убил командира. Так от рук злодея погиб блистательный 29-летний офицер Андрей Петрович Штер, показывавший образцы мужества и отваги в войне с Японией и награжденный несколькими боевыми орденами и золотой саблей с надписью «За храбрость». После этого экстремист Яков Пойлов смертельно ранил прибежавшего на выстрел мичмана Юхновича и выстрелом в лицо ранил машинного кондуктора Кочергина. Затем Пойлов, вступив в перестрелку с командиром соседнего миноносца «Бодрый» капитаном 2-го ранга Курошем, убил и его.

Так начался новый бессмысленный кровавый акт «революционного восстания» 16—17 октября 1907 года во Владивостоке. После убийства офицеров на «Скорый» устремились дожидавшиеся условного сигнала на берегу матросы-бунтовщики с крейсера «Аскольд», Сибирского экипажа и группа рабочих. На «Скорый» также высадились со шлюпки двое мужчин и женщина – руководитель военно-партийной организации РСДРП Мария Масликова (бежав после провала «восстания» в Диомиде в город, они теперь решили продолжить смуту на кораблях в бухте Золотой Рог). Она тотчас призвала всех к боевым действиям. Миноносец, по сути, был захвачен пришлыми смутьянами. Вслед за «Скорым» взметнулись красные флаги и над миноносцами «Сердитый» и «Тревожный», где часть команды изменила присяге и пошла за революционными поводырями. Однако это продолжалось недолго, и эти корабли вскоре сдались.

На «Скором» бунтовщики, видя, что их затея всеобщего бунта опять провалилась и поддержать «восстание» больше не нашлось желающих, двинулись к Гнилому Углу (район нынешнего 19-го цеха Дальзавода), где квартировал 12-й Восточно-Сибирский полк. Товарищ Масликова призвала солдат присоединиться к мятежникам. Они ответили из пулемета. Пальнув по несостоявшимся «соратникам по борьбе» из орудия, «Скорый» пошел вдоль северной части Золотого Рога на выход из бухты, озлобленно паля из орудий куда попало по центральной части города. То, что под их снарядами могут пострадать ни в чем не повинные люди, за счастье которых они якобы и пекутся, «революционно настроенных товарищей» ничуть не волновало и не смущало. Покуражившись и вволю постреляв туда-сюда и после двух безуспешных попыток осознав, что вырваться из бухты на волю им не удастся, «Скорый», получивший ряд попаданий, был выброшен мятежниками на берег в районе нынешнего памятника адмиралу Г. Невельскому. На его борту было 10 убитых, в том числе «товарищ Масликова» и головорез Пойлов.

И последний штрих к «героическому портрету» участников «восстания». Ни у кого из них, как явствует из документов, не нашлось мужества и желания пострадать «за идею». Во время суда, как обычный мелко уголовный элемент, пытаясь спасти свою шкуру, каждый из них изворачивался изо всех сил, сваливая все грехи на Марию Масликову, Якова Пойлова и других партийный руководителей, дескать, это они угрозами и принуждением заставили участвовать в бунте, в чем теперь глубоко и раскаиваются. Вот так партийные активисты использовали матросскую массу и стихию толпы для реализации своих революционных идей.

Восстание на Балтийском флоте (Свеаборгское восстание 1906 года)

Это восстание тщательно готовилось военной организацией РСДРП на Балтике, но вспыхнуло оно стихийно. События начались ранее из-за измены мичмана, донесшего командованию о заговоре. Восстание началось в Свеаборгской крепости, неподалеку от Гельсингфорса (Хельсинки). Крепость Свеаборг, построенная в «шведские» времена – в середине – второй половине XVIII века, расположена на 13 островах, раскинутых полукольцом к югу от Гельсингфорса. Крепость служила прикрытием города как база Балтийского флота. Главные форты крепости находились на островах – Михайловском (фин. Kuninkaansaari – Королевский остров), Александровском (фин. Vallisaari) и Артиллерийском (фин. Kustaanmiekka – Меч Густава). Центральная крепость с комендантским управлением и церковью располагалась на Комендантском острове (фин. Iso Mustasaari – Большой Черный остров).

Командование крепости, видя, что среди солдат началось революционное брожение, отдало 15 июля приказ заминировать подступы к Свеаборгу, чтобы отрезать его от внешнего мира. Минеры отказались выполнить этот приказ и были арестованы. 17 июля артиллеристы силой освободили своих товарищей и призвали к восстанию весь гарнизон. Восставшие захватили прибрежные острова, артиллерийские батареи и склады с боеприпасами. Верными командованию остались два полка и две роты пехоты и эскадра боевых кораблей.

На следующий день во многих городах балтийского побережья началась всеобщая забастовка в поддержку Свеаборгского восстания. Восстали кронштадтские моряки. Рабочие Гельсингфорса отправили в Свеаборг отряды красногвардейцев на помощь восставшим. Мятежники захватили форты и открыли артиллерийский огонь по центральному острову крепости и не присоединившимся к восстанию кораблям. Царское правительство перебросило в район Свеаборга значительные воинские соединения. Под натиском превосходящих сил матросы и солдаты вынуждены были прекратить борьбу. С изуверской жестокостью расправились царские власти с участниками восстания. Многие из них были расстреляны. Было арестовано 900 солдат и матросов и 100 гражданских лиц (из них 79 финских красногвардейцев). Еще около 600 погибли или скрылись. 28 руководителей восстания казнены, 967 человек осуждены военным судом к различным срокам заключения или направлены в дисциплинарные роты.

Бунт на крейсере «Память Азова» (1906)

В истории бунтующего флота России заметная роль принадлежит крейсеру Балтийского флота «Память Азова». Летом 1906 года на нем тоже произошел бунт. Это был знаменитый крейсер. Поэтому напомним некоторые эпизоды его истории.

«Память Азова» – это был броненосный (полуброненосный) крейсер российского флота. Назван в честь парусного линейного корабля «Азов», отличившегося в сражении при Наварине (1827). Георгиевский флаг, которым был награжден первый «Азов» за то сражение, перешел к «Памяти Азова». Официальная закладка корабля состоялась 12 июля 1886 года в присутствии императора Александра III, императрицы Марии Федоровны, греческой королевы Ольги Константиновны и генерал-адмирала Алексея Александровича. Спуск корабля на воду, приуроченный к 200-летию ботика Петра I, состоялся 20 мая 1888 года в 12 часов дня в присутствии императора. Достроечные работы пошли быстрее, когда стало известно, что кораблю предназначена особая роль. Он был избран для образовательного путешествия, в которое Александр III намеревался отправить своего наследника цесаревича Николая Александровича. В 1890 году крейсер вступил в строй и был приписан к гвардейскому флотскому экипажу.

23 августа 1890 года крейсер вышел в свое первое плавание: предстояло обогнуть Европу, пройти в Севастополь, чтобы принять на борт наследника и следовать далее на восток вокруг Азии.

В честь состоявшегося плавания фирма Фаберже по заказу Александра III изготовила два пасхальных яйца с миниатюрными моделями крейсера внутри.

5 мая 1892 года в командование только что прибывшего во Владивосток «Памяти Азова» вступил капитан 1-го ранга Г.П. Чухнин (будущий командующий ЧФ). Летом 1892 года он привел корабль обратно на Балтику. 16 октября 1892 года, завершив свое первое полукругосветное плавание, крейсер прибыл в Кронштадт. 21 августа 1893 года крейсер вышел из Кронштадта на соединение со Средиземноморской эскадрой. Эта служба для «Азова» продолжалась до конца 1894 года. 22 ноября 1894 года крейсер начал большой поход, чтобы передислоцироваться на Дальний Восток. С 1895 года на шесть лет крейсер «Память Азова» стал главной ударной силой Тихоокеанского флота. В конце 1899 года крейсера на Тихом океане сменили броненосцы, и «Память Азова» решено было вернуть на Балтику. В 1904 году корабль встал на капитальный ремонт, выйдя из которого в 1906 году, приступил к усиленной боевой подготовке в составе Минно-учебного отряда под командованием капитана 1-го ранга А.Г. Лозинского. В 1906 году крейсер «Память Азова» был флагманским кораблем Учебно-Артиллерийского отряда Балтийского моря. На нем проходил обучение личный состав Артиллерийского класса: офицеры-слушатели и ученики комендоров, гальванеров и артиллерийских квартирмейстеров (позже, как и в армии, на флоте они стали называться унтер-офицерами). Вот в этот период и произошел бунт на корабле.

Среди команды и переменного состава учеников выделилось несколько революционно настроенных людей: артиллерийский квартирмейстер 1-й статьи Н.Л. Лобадин, заведовавший на корабле хранением огнестрельного оружия, баталер 1-й статьи С. Гаврилов, гальванерный квартирмейстер 1-й статьи П. Колодин, минер Осадский, матросы 1-й статьи: Кузьмин, Котихин, Болдырев, Шеряев и Пенкевич. Они вели с матросами разговоры политического характера, читали им «левые» газеты и даже прокламации Российской социал-демократической партии (РСДРП). Вооруженное выступление было подготовлено Ревельской военной организацией РСДРП: на крейсере были организованы революционный комитет и боевая дружина, в которые входило по двенадцать человек.

19 июля 1906 года с борта минного крейсера «Абрек» на корабль, стоявший в бухте Папонвик, близ Ревеля, незаметно перешел переодетый матросом агитатор Арсений Коптюх, член РСДРП с 1903 года, бывший матрос броненосца «Потемкин». Около 11 часов ночи в таранном отделении началось заседание судового комитета, на которое собралось до 50 человек. Обсуждали полученную баталером Гавриловым телеграмму о восстании в Свеаборге и спорили о том, должен ли крейсер примкнуть к восставшим. Во втором часу ночи старший офицер капитан 2-го ранга Мазуров узнал, что на крейсере есть посторонний человек. Арестованный Коптюх держался самоуверенно. Командир крейсера капитан 1-го ранга Лозинский приказал снять с Коптюха матросское платье и фуражку и немедленно отправить на минный крейсер «Воевода», который утром уходил за провизией в Ревель.

В это время под руководством квартирмейстера Лобадина команда стала бить лампочки и вооружаться. Матросы хотели освободить Коптюха силой. В 3 часа 40 минут утра на палубе раздался первый выстрел. Началась стрельба на верхней палубе. Сразу были ранены: смертельно – вахтенный начальник Сборовский (Збаровский) и тяжело – старший офицер Мазуров. Лобадин во внутренних помещениях стал будить матросов, крича, что на палубе «офицеры наших убивают». Командир крейсера крикнул: «Господа офицеры, с револьверами наверх!» – и навстречу восставшим матросам поднялись старший штурман лейтенант Захаров и вахтенный офицер лейтенант Македонский. Захаров был убит сразу, а Македонский бросился за борт, и его пристрелили в воде. Командир крейсера, кончив раздачу патронов офицерам и кондукторам, поднялся наверх и нашел здесь смертельно раненного вахтенного начальника мичмана Зборовского. Пытаясь урезонить команду, командир Лозинский получил несколько колотых ранений в грудь. Матросы из-за прикрытий обстреливали люк, через который офицеры пытались выбраться на верхнюю палубу и через люки стреляли в кают-компанию; при этом убили старшего судового врача Соколовского и ученика комендора Тильмана, стоявшего часовым у каюты арестованного. Старший офицер Мазуров был ранен двумя пулями. Старшего механика Максимова забили насмерть в каюте. В убийстве С.П. Максимова участвовал машинист И. Бортников. По рассказу свидетеля, он вернулся в машинную мастерскую с окровавленным рашпилем (или напильником) – орудием убийства.

Офицеры прошли в кормовую батарею и спустились на баркас, стоявший на бакштове под кормой. Инженер-механики Высоцкий и Трофимов уже успели развести пары, и баркас отвалил, оставив на крейсере трех офицеров, судового священника, артиллерийского содержателя, делопроизводителя штаба и штурманского подполковника. В погоню за бежавшими офицерами был выслан паровой катер с 37-мм пушкой. Баркас получил 20 попаданий снарядов, в результате чего были убиты раненный прежде командир капитан 1-го ранга Лозинский, флаг-офицер мичман Погожев, которому оторвало обе ноги, тяжело ранен лейтенант Унковский и ранен начальник отряда флигель-адъютант капитан 1-го ранга Н.Д. Дабич, легко контужены флаг-капитан, капитан 1-го ранга П.В. Римский-Корсаков и мичман Н.Я. Павлинов, лейтенанты Вердеревский и Селитренников. Однако паровой катер сел на мель, и ему пришлось вернуться на крейсер. На крейсере матросы долго обстреливали кают-компанию, но офицеры не отвечали, и команда прекратила огонь.

В 4 часа 30 минут утра матросы арестовали офицеров, заперли их по каютам, приставив надежных часовых, и освободили Коптюха. Тела убитых мичмана Зборовского, старшего механика Максимова и лейтенанта Захарова сразу выбросили за борт. Восставшие долго решали, что делать с оставшимися офицерами. Коптюх даже пытался найти добровольцев, желающих прикончить старшего офицера и мичмана Саковича. Коптюх считал, что их надо убить, и вопрос был поставлен на голосование, но большинство проголосовало против убийства. Всего же во время мятежа было убито семь офицеров, один кондуктор; ранено шесть офицеров, два кондуктора.

По предложению Коптюха был избран комитет для управления кораблем: Коптюх, Лобадин, Гаврилов, Колодин и другие. Командиром крейсера выбрали Лобадина. После завтрака команда получила приказание сняться с якоря и поднять сигнал прочим судам, стоявшим на рейде. На мостике набрали сигналы, но минные крейсера «Воевода» и «Абрек», а также миноносец «Ретивый» отказались повиноваться. Лобадин приказал правому борту открыть огонь по «Абреку» и миноносцам. Прислуга встала по расписанию, но не стреляла. Лобадин со своими единомышленниками сделали два выстрела, но вследствие неумелого обращения орудие заклинилось. После этого крейсер вышел в море, взяв курс на Ревель.

В 5 часов утра крейсер стал на якорь на ревельском рейде. Когда сигнальщик М. Меркулов пытался поднять красный флаг вместо андреевского, команда не поддержала инициативу. Настроение восставших падало. На корабле плохо обстояло дело с провизией. Мимо крейсера проходил портовой катер «Карлос» с баржей на буксире. Катеру приказали подойти к крейсеру, и боцману было передано, что если не доставят провизию с берега, то будет бомбардировка Ревеля. «Память Азова» стал у входа в бухту, чтобы не выпустить минные крейсера и миноносцы из его отряда. Командиры этих судов, увидев, что крейсер взбунтовался, вынули ударники из орудий, привели машины в негодность, а команды высадили на берег. Командир миноносца «Послушный» открыл кингстоны и затопил судно, а минный крейсер «Абрек» умышленно посадили на мель.

Кондуктор Давыдов попытался призвать команду к порядку, но был убит. Лобадин решил немедленно расстрелять всех остальных кондукторов и артиллерийских квартирмейстеров-инструкторов, но те сумели привлечь на свою сторону большинство учеников и успели вооружиться. Арестованные офицеры были освобождены, и мичманы Крыжановский и Сакович возглавили подавление мятежа. (Николай Николаевич Крыжановский был женат на родной сестре адмирала Колчака А.В. В 1948—1949 годах в издававшемся в Нью-Йорке журнале «Морские записки» он опубликовал в трех его томах свои обширные и бесценные по содержанию воспоминания о бунте на «Памяти Азова» и его подавлении.)

Снова началась стрельба. Почти все революционеры собрались на баке, отстреливаясь от команды. Несколько человек бросились за борт. В перестрелке Лобадин был смертельно ранен писарем Евстафьевым и затем сам застрелился, после чего мятежники сдались. Коптюх бросился в воду, но его оттуда выловили. Обезоруженных арестованных революционеров и большую часть команды свезли на берег, оставив лишь часть машинной команды. На следующее утро сдался забаррикадировавшийся в парусной каюте член комитета баталер Гаврилов. В тот же день новым командиром крейсера был назначен капитан 1-го ранга Александр Парфенович Курош, старшим офицером – капитан 2-го ранга князь Трубецкой.

Всего по делу восстания на крейсере «Память Азова» арестовали 221-го матроса и 4 штатских. Некоторых сразу отпустили. К суду были привлечены: 91 нижний чин и четверо штатских. Дело разбиралось в Ревеле судом Особой комиссии. Заседания суда начались 31 июля и происходили ежедневно до 4 августа, когда в 1 час ночи подсудимым прочитали краткий приговор: Коптюх и 17 человек нижних чинов были приговорены к смертной казни через повешение; 12 – к каторжным работам на срок от 6 до 12 лет, 13 матросов разослали по дисциплинарным батальонам и тюрьмам, 15 присудили к дисциплинарным наказаниям, 34 матроса были оправданы. Командующий отрядом своей властью заменил повешение расстрелом, и утром 5 августа 18 приговоренных были расстреляны и похоронены в море.

Мятеж был подавлен, однако эти события стали главным поводом для переименования корабля. В 1907 году крейсер был лишен георгиевского флага и стал учебным судном, а 12 февраля 1909 года учебное судно «Память Азова» получило новое имя – «Двина». С осени 1915 года «Двина» становится плавучей базой английских подводных лодок, действующих в Балтийском море. 31 марта 1917 года под давлением «революционных масс» Морское министерство издало указ «О возвращении названий кораблям, отнятым у них за революционные выступления», в результате которого «Двина» снова стала «Памятью Азова». Весной 1918 года англичане взорвали свои корабли и эвакуировали личный состав соединения. Крейсер «Память Азова» был частично законсервирован у причальной стенки Кронштадтской гавани. В 1918 году «Память Азова» был флагманским кораблем русского морского начальника при обеспечении Ледового похода флота из Гельсингфорса в Кронштадт.

В ночь на 18 августа 1919 года английские моряки провели комбинированную наступательную операцию по уничтожению боевых кораблей в Кронштадтской гавани: семь английских торпедных катеров с рассветом прорвались в гавань. Действия их были согласованы с отвлекающим авиационным налетом и хорошо организованы. Одной из немногочисленных жертв этой атаки стал бывший крейсер «Память Азова», стоявший у выхода из гавани и всем бортом развернутый в сторону атаки. Это был первый и последний бой за все время службы крейсера. Пораженный двумя торпедами, корабль лег на грунт с креном примерно 60° на борт в сторону выхода из гавани. В течение шести следующих лет полузатопленный остов корабля лежал на дне Кронштадтской гавани. Намеченные на 1921 год работы по его подъему были отложены, и только в декабре 1923 года завершены. 16 ноября 1924 года поднятый корабль был введен в Кронштадтский док, и с 16 апреля 1925 года после заделки всех пробоин использовался как склад. 25 ноября 1925 года крейсер «Память Азова» был официально исключен из списка кораблей РККФ, и разобран в 1927—1929 годах.

Вырубленная морская династия

С мятежными событиями в Свеаборге и на крейсере «Память Азова» связано имя морского офицера Александра Парфеновича Курош (1862—1919). Он из военно-морской династии, сын отставного контр-адмирала, сам тоже дослужится до вице-адмирала (1916). Когда в 1906 году вспыхнул мятеж в Гельсингфорсе и крепости Свеаборг, капитан 1-го ранга Александр Курош на тот момент командовал миноносцем «Финн» (до этого откомандовал тремя миноносцами), который стоял на рейде Гельсингфорса. Он сумел усмирить брожение на своем корабле и соседних миноносцах, а потом вступил в артиллерийскую дуэль с мятежниками и держался до подхода главных сил – сухопутных войск и броненосцев, подавивших мятежные форты. За это он получил высший чин и был награжден орденом. Сразу после мятежа на крейсере «Память Азова» его новым командиром стал капитан 1-го ранга Курош А.П.

Однако революционеры не простили Александру Курошу его участия в подавлении восстаний. Они готовили покушение на него самого, но что-то сорвалось, и решили ликвидировать его сына, 17-летнего ученика реального училища Павла Куроша. Пришли к выводу, что это будет более мучительно для Куроша, потому что он сына любит и всю свою жизнь будет мучиться, и, таким образом, получит должное возмездие за то, что стрелял в революционеров. В августе 1911 года на даче близ Риги тремя выстрелами из револьвера Павел Курош был убит.

Происшествие это получило широкую огласку и обсуждалось даже в Государственной думе. Было принято решение произвести официальное расследование. Поручили его Александрову П.А. – следователю по особо важным делам, на счету которого уже имелось несколько раскрытых уголовных преступлений (будучи прокурором при Временном правительстве, он позже вел дело о немецких деньгах для Ленина). Александров испытывал немалые затруднения. Но он установил, что сын Куроша инсценировал покушение, ранив себя сам, а записку «от эсеров» написал его товарищ. И в прошлом, и ныне эти выводы Александрова подвергаются сомнению. В целом более логичной представляется версия о мести революционеров. У них был мотив – участие Куроша-старшего в подавлении восстаний (за такими людьми устраивали настоящую охоту, со второй попытки убили генерала Мина, со второй же – адмирала Чухнина, адмирала Дубасова подорвали вместе с адъютантом). Скорее всего, юный Курош был наказан за кровавые деяния отца.

А отец – Курош А.П. после «Памяти Азова/Двины» прошел ряд должностей – начальник охраны Кронштадтских рейдов (1909), командир крейсера «Адмирал Макаров» (1909—1911), начальник 2-й минной дивизии Балтийского моря (1911—1915), начальник Флангово-шхерной позиции Морской крепости Петра Великого (1914—1915), в августе 1915 года был назначен начальником 2-й бригады крейсеров Балтийского моря. В 1916 году ему за отличие присвоили чин вице-адмирала, в январе 1917 года он стал комендантом Кронштадтской крепости. Арест сразу после февральской революции: «2 марта 1917 года – арестован, до августа находился в заключении без предъявления обвинения и был, наконец, освобожден по приказу Комиссии по внесудебным арестам». Ну, и закономерный итог для того времени: 16 сентября 1918 года – арестован органами ВЧК и пропал без вести (скорее всего, расстрелян).

У Александра Куроша был родной брат, Николай Парфенович Курош. Тоже морской офицер. Служил на ряде кораблей, участвовал в Русско-японской войне. В 1907 году он был командиром миноносца «Бодрый» во Владивостоке. На соседнем миноносце, «Скором», вспыхнул бунт. Капитан 2-го ранга Николай Курош в начавшейся перестрелке был убит руководителем мятежников Пойловым (который до этого уже застрелил командира своего корабля и еще одного молодого офицера). Вот так революция «вырубила» еще одну морскую династию России. Все это наше прошлое: сложное и неоднозначное. Сто лет тому назад люди изо всех сил верили в лучшее будущее. Верили по-разному. Кто из них был прав, не будем судить.

Неудавшееся восстание на Черноморском флоте (1912)

В подготовке вооруженного восстания Черноморского флота, которое намечалось поднять весной 1912 года, важную роль играли матросы с крейсеров «Кагул» и «Память Меркурия». В годы нового революционного подъема в стране борьба против самодержавия усиливалась и на Черноморском флоте. Весной 1912 года на эскадренных броненосцах «Иоанн Златоуст», «Святой Пантелеймон», «Три Святителя», «Евстафий», «Синоп» и на крейсерах «Кагул» и «Память “Меркурия”» велась подготовка вооруженного восстания. План выступления состоял в том, чтобы при выходе эскадры в море захватить эскадренные броненосцы и крейсера, затем поднять восстание флотских экипажей и солдат крепостной артиллерии и овладеть Севастопольской крепостью. Восстание должно было произойти одновременно с выступлением военных моряков Балтики.

Однако царской охранке стало известно о готовившихся восстаниях. В ночь на 23 апреля 1912 года она произвела повальные аресты на Балтийском флоте, а в мае – на кораблях Черноморского флота, где было арестовано до 500 моряков. 16 человек были казнены, в том числе руководители подготовки восстания матросы эскадренного броненосца «Иоанн Златоуст» Иван Зеленин, Тарас Силяков и Александр Карпишин.

В современных источниках можно встретить и такую версию по неудавшемуся восстанию на Черноморском флоте в 1912 году. В 1912 году русская разведка разоблачила хорошо законспирированную военную организацию на Черноморском флоте. В ее планы входил захват в Крыму царской яхты «Штандарт» и поднятие восстания сначала на эскадренном броненосце «Иоанн Златоуст», а затем на других кораблях военного и торгового флота. Центр организации находился в Константинополе. Русские контрразведчики сработали оперативно, было арестовано около 300 человек, основная ячейка из 11 матросов расстреляна.

4.3. Бунт на линкоре «Гангут» (1915)

В октябре 1915 года на Балтийском флоте произошел очередной бунт. На этот раз бунтующим кораблем оказался линкор «Гангут». События на «Гангуте» в ряде исторических трудов и художественной литературе часто называют восстанием. Например, Д. Измайлов в книге «Центробалт» пишет: «Восстание было подавлено, и окруженный миноносцами и подводными лодками “Гангут” сдался». Однако в архивах такого распоряжения не обнаружено. «Гангут» другие корабли не окружали, потому что в этом не было никакой необходимости. В итоговых документах по «Гангуту» флотское начальство не упоминало о восстании на корабле. Скорее всего, это был обычный бунт, которыми бурлил военно-морской флот России в начале XX века. Но сначала коротко вспомним историю знаменитого линкора.

О линкоре «Гангут»

«Гангут» – линкор русского флота, последний (по дате закладки и дате спуска на воду) из четырех дредноутов балтийской серии типа «Севастополь». В 1915 году «Гангут» был новейшим кораблем Российского императорского флота. Назван в честь победы флота в Гангутском сражении (1714). Его экипаж состоял из 1000 матросов и 35 офицеров. К началу Первой мировой войны в строй вошли еще три однотипных линкора – «Петропавловск», «Полтава» и «Севастополь». По своей мощи эти корабли не уступали английским и немецким дредноутам.

Корабль был заложен 16 июня 1909 года на Адмиралтейском заводе. 24 сентября 1911 года он спущен на воду, в 1914 году достроен, прошел ходовые и приемные испытания, в конце декабря был зачислен в состав действующего флота, перешел в Гельсингфорс, где был включен в состав 1-й бригады линейных кораблей Балтийского флота. Принимал участие в Первой мировой войне. 11 ноября 1915 года линкорами «Гангут» и «Петропавловск» под прикрытием крейсеров 1-й бригады было поставлено минное заграждение из 550 мин южнее острова Готланд. 25 ноября на минах этого заграждения подорвался немецкий крейсер «Данциг». Совершив три боевых похода во второй половине 1915 года на обеспечение минных постановок в Балтийском море, «Гангут» весь остальной период Первой мировой войны простоял в Гельсингфорсе.

Экипаж «Гангута» поддержал Великую российскую революцию 1917 года (и февральские, и октябрьские события). С 12 по 17 марта 1918 года, в составе первого отряда кораблей, совершил ледовый переход из Гельсингфорса в Кронштадт. В ноябре 1918 года переведен в Петроград, где после консервации более пяти лет простоял на длительном хранении у стенки Ленинградского завода. В конце 1924 года были начаты восстановительные работы. 18 апреля 1925 года линкор «Гангут» зачислен в состав учебного отряда Морских сил Балтийского моря. 26 апреля 1925 года продолжен ремонт корабля на кронштадтском «Пароходном» заводе. 15 мая 1925 года на линкоре «Гангут» впервые были подняты военно-морской флаг СССР и гюйс. Переименован в «Октябрьскую революцию» 27 июня 1925 года. В 1934—1936 годах прошел очередной ремонт и модернизацию на Балтийском заводе. Во время советско-финской войны, в декабре 1939 года линкоры «Октябрьская революция» и «Марат» вели огонь по финским тяжелым береговым батареям, расположенным на островах близ Выборга. Во время Великой Отечественной войны линкор участвовал в обороне Ленинграда, был поврежден немецким артиллерийским огнем и авиацией. После июля 1954 года корабль использовался как учебное судно. Из состава Военно-морского флота был исключен в 1956 году. Якоря и зенитные орудия, снятые с линкора, установлены сегодня в парке города Кронштадт.

Бунт на корабле

19 октября 1915 года на стоящем на гельсингфорсском рейде линкоре «Гангут» произошел бунт (возмущение) нижних чинов команды. Возмущение рядовых матросов явилось реакцией на пассивность могучего корабля в условиях военного времени. До этого офицерский состав, томясь от безделья, допускал излишнюю подозрительность и необоснованные придирки к рядовому составу, с явно выраженной политической мотивацией, на предмет выявления неблагонадежных матросов. На корабле проводили агитационную пропаганду представители различных политических партий, распространяя листовки, в которых, в частности, сообщалось, что новейшие линкоры простаивают под влиянием флотских офицеров немецкого происхождения (шла война, Россия вместе с союзниками воевала против немцев). В 1915 году «Гангут» в военных действиях временно не участвовал. В условиях бездействия в военное время нарастало эмоционально-психологическое напряжение в отношениях между командным и рядовым составом корабля.

На корабле было неспокойно. Матросы выражали недовольство засильем на линкоре офицеров из обрусевших остзейских немцев. Они держали себя высокомерно, а порою бестактно и грубо по отношению к нижним чинам. Например, старший офицер «Гангута» барон Фиттингоф (остзейский немец с острова Эзель) имел связи в Адмиралтействе, где служил его родственник – адмирал Фиттингоф, и, будучи в чине старшего лейтенанта, он уже был вторым лицом на корабле после командира. Командир «Гангута» капитан 1-го ранга М.А. Кедров был близко знаком с царской семьей и именовался свиты его величества флигель-адъютант. Очевидно, такое знакомство позволяло ему не отягощать себя службой, полагаясь целиком на своих помощников. Не нравился матросам и командир бригады линкоров адмирал К. Кербер (тоже немец). Они считали, что он хочет погубить лучшие корабли Балтийского флота. Например, он хотел вывести новейшие дредноуты из Гельсингфорса в Рижский залив, где они неминуемо попали бы в руки немцев. Недоверие еще больше укрепилось после того, как адмирал едва не посадил на камни линкоры «Гангут» и «Севастополь».

На этом фоне в начале октября 1915 на «Гангут» прислали служить матроса Афанасия Гужева. В 1905 году он участвовал в восстании на броненосце «Потемкин». Увидев Гужева на корабле, Фиттингоф пришел в ярость. Он кричал, что только бунтовщика на борту и не хватает, что он будет рассказывать матросам, как потемкинцы подняли мятеж и изменили присяге, как угнали «Потемкин» в Румынию. Вскоре Гужева с «Гангута» убрали. Но беспорядков на корабле избежать не удалось. И начались они практически так же, как и на «Потемкине». Для эмоциональной разрядки послужил смехотворный повод. 19 октября 1915 года матросы под грубые окрики Фиттингофа и дежурного по кораблю лейтенанта Фогеля (тоже немца) таскали 50-килограммовые корзины с углем и засыпали его в трюм. После выполнения физически тяжелой, авральной работы по погрузке на корабль угля, вместо традиционно полагающегося после выполнения такой работы макаронов с мясом («макароны по-флотски») рядовому составу была предложена гречневая каша (вроде бы – прокисшая). Реакция матросов была молниеносной. Ситуация была явно спровоцирована. Усталые и голодные матросы отказались есть кашу, и во всех кубриках, требуя другой пищи и прихода офицеров, били ложками по медным бачкам.

Доложили командиру. Кедров спустился в ближайший кубрик, попробовал кашу и приказал выбросить ее за борт. А затем просто отбыл в Гельсингфорс. Старший офицер Фиттингоф, оставшийся за командира, также не сделал никаких распоряжений об ужине. Голодные матросы пошли на молитву, но построиться на вечернюю проверку и выполнить команду «койки брать» для отхода ко сну отказались. А тут унтер-офицеры Г. Ваганов и Ф. Яцкевич стали призывать матросов взять оружие и идти к офицерам с требованием прекратить издевательства и накормить команду. Навстречу матросам из кают-компании вышли офицеры, все как на грех немцы, послышалась ругань и угрозы в адрес матросов. Матросы в ответ закричали: «Бей немцев! Не надо нам предателей, не хотим Фиттингофа, защитим Россию!» И, поскольку дверь арсенала взломать не удалось, стали наносить удары офицерам тем, что оказалось под рукой – поленьями, арматурой, кусками угля.

Тут перед матросами появился барон Фиттингоф с револьвером в руке. Положение спасли офицеры во главе со вторым штурманом Д. Ильиным. Они уговорили барона спрятать револьвер, а матросам сказали, что послали за командиром корабля, а ужин команде уже готовят коки. Около 23 часов на корабль вернулся Кедров, приказал играть общий сбор, объяснил, что ухудшение питания связано с трудностями войны, а что касается офицеров с немецкими фамилиями, то они, сказал Кедров, такие же патриоты России, как и матросы. Вскоре строй распустили, матросам выдали макароны с мясными консервами, и, отужинав, они пошли спать.

На другой день на «Гангут» прибыл командующий флотом В.А. Канин.

Команду построили на нижних палубах, а матросов, подозреваемых в беспорядках, вызывали в каюту командира, где арестовывали и передавали караулу из матросов-новобранцев с крейсера «Аврора». 95 матросов доставили в Кронштадт для следствия и суда. Военно-морской суд заседал в декабре 1915 года. Прокурор полковник Д. Нелидов предъявил обвинение 34-м унтер-офицерам и матросам (из 95-ти арестованных). Согласно военному законодательству России (статья 109 «Свода морских постановлений») подсудимые должны были быть казнены, но применить эту статью в полной мере суд не решился. Суд вынес смертный приговор лишь двоим: Г. Ваганову и Ф. Яцкевичу. 24 матросов он приговорил к каторжным работам на срок от 4 до 15 лет, а восемь матросов оправдал.

На суд был вызван и командир «Гангута» М.А. Кедров, который сожалел о беспорядках на корабле. Однако свою речь он закончил так, что прокурор Нелидов побагровел от гнева: «Я лично уверен, – сказал командир, – что каша и немцы только повод для волнения, а причина кроется в агитации извне, в общем тяжелом состоянии России и в отсутствии военных действий для наших кораблей». О высказывании М.А. Кедрова суд вынес особое постановление, требующее привлечения к ответственности и командира «Гангута». Газета «Речь» назвала Кедрова «революционером первого ранга». От суда его спас Николай II, который распорядился прекратить дело по обвинению Кедрова «в халатном отношении к командованию кораблем».

Командир линкора «Гангут» Кедров М.А.

Удивительно, но бунт на линкоре «Гангут», командиром которого тогда был Кедров М.А., практически не повлиял на дальнейшую его службу. И он даже дорос до командующего Черноморским флотом. Михаил Александрович прошел большую морскую службу. Он окончил Морской корпус (1899; первым в выпуске). После этого в чине мичмана совершил заграничное плавание на фрегате «Герцог Эдинбургский». Был произведен в лейтенанты. Участник Русско-японской войны. Первоначально в чине лейтенанта был личным флаг-офицером при командующем Тихоокеанским флотом вице-адмирале С.О. Макарове. Когда Макаров и его штаб 31 марта 1904 года погибли на броненосце «Петропавловск», лейтенант Кедров остался жив, так как в это время он находился в разведке на эсминце «Боевой». После этого недолго служил на той же должности в штабе наместника на Дальнем Востоке. Начальник 1-й Тихоокеанской эскадры контр-адмирал В.К. Витгефт назначил Кедрова старшим флаг-офицером в своем штабе. Он был ранен в ногу во время одной из бомбардировок Порт-Артура, но, несмотря на ранение, принял участие в бою с японским флотом в Желтом море 28 июля 1904 года. Находился на флагманском броненосце «Цесаревич», был тяжело ранен снарядом, убившим адмирала Витгефта.

Кедров в течение двух месяцев находился на лечении в германском госпитале. Затем был назначен артиллерийским офицером на вспомогательный крейсер «Урал» 2-й Тихоокеанской эскадры адмирала З.П. Рожественского. В 1905 году участвовал в Цусимском бою: когда крейсер был затоплен, Кедрова подобрал в море транспорт «Анадырь». В 1907 году Кедров окончил Михайловскую артиллерийскую академию и в следующем году был произведен в чин капитан-лейтенанта. В 1908—1909 годах он – старший офицер учебного судна «Петр Великий». В 1909—1910 годах – командир посыльного судна «Воевода», заведовал обучающимися в артиллерийских офицерских классах Учебного артиллерийского отряда Балтийского флота. В 1910—1912 годах – флагманский артиллерийский офицер штаба командующего Балтийским флотом. В 1911—1913 годах – командир эсминца «Пограничник». В 1913—1914 годах – командир учебного судна «Петр Великий», помощник начальника Учебного артиллерийского отряда Балтийского флота. В июле 1913 года император Николай II высоко оценил уровень артиллерийской подготовки кораблей Балтийского флота и пожаловал Кедрова своим флигель-адъютантом. Это отличие стало также следствием того, что Кедров смог наладить хорошие отношения с генерал-адъютантом адмиралом К.Д. Ниловым, одним из доверенных лиц императора. Кедров был теоретиком артиллерийского типа русского дредноута, автор научных работ по тактике линейного боя тяжелых артиллерийских кораблей. Изучал проблемы использования артиллерии в морском бою, пристрелки, контроля и массирования огня. Морской министр И.К. Григорович, не слишком благожелательно относившийся к нему (он считал Кедрова участником интриги, направленной против него), все же назвал его в своих мемуарах «очень талантливым морским офицером».

Михаил Александрович Кедров был участником Первой мировой войны, в 1914 году – флаг-капитан штаба начальника 2-й бригады линкоров. С сентября 1914 года был прикомандирован к британскому «Большому флоту», доставил командованию этим флотом сигнальную книгу и шифры с потопленного немецкого крейсера «Магдебург», поднятые русскими моряками. В 1914—1915 годах находился на британских крейсере «Тезей», линкорах «Конкерор», «Эмперор оф Индиа». В 1915 году был назначен командиром новейшего линкора «Гангут». Являлся председателем Комиссии для выработки правил и инструкций по тактической и организационной части судовой артиллерии, разработал комплекс предложений по совершенствованию конструкции установок будущих линкоров на основе опыта эксплуатации 3-орудийных башен. 28 июня 1916 года он был произведен в чин Свиты Его Императорского Величества контр-адмирала и назначен начальником Минной дивизии Балтийского флота, сменив на этом посту А.В. Колчака. 20 октября 1916 года награжден георгиевским оружием за то, что, руководя операцией в ночь с 4 на 5 октября 1916 года, поставил важное по своему значению минное заграждение в тылу неприятеля.

После Февральской революции, в марте 1917 года Кедров был назначен помощником морского министра. Фактически руководил этим ведомством в условиях, когда А.И. Гучков совмещал руководство Военным и Морским министерствами и не был специалистом в военно-морских делах. В апреле 1917 года Кедров был одновременно назначен начальником Морского Генерального штаба. Вскоре после назначения военным и морским министром А.Ф. Керенского, адмирал Колчак предложил Кедрову занять пост командующего бригадой линейных кораблей на Черноморском флоте. Предложение он принял, но не вступил в должность, так как Колчак подал в отставку с поста командующего Черноморским флотом. В июне 1917 года Кедров был назначен в распоряжение морского министра. Через две недели стал уполномоченным Морского министерства при Русском правительственном комитете в Лондоне, занимался координацией действий русских морских агентов в Лондоне и Париже.

В период Гражданской войны в России Кедров М.А. занимал пост члена Особого совещания при российском посольстве в Лондоне по вопросам эксплуатации русского торгового флота союзниками. Верховный правитель России адмирал Колчак поручил ему организацию транспортов по снабжению Белых армий, а также назначил морским экспертом российского уполномоченного при союзниках в Париже С.Д. Сазонова. С 12 октября 1920 года Кедров М.А. стал командующий Черноморским флотом, был приглашен на этот пост командующим Русской армией генералом П.Н. Врангелем. Он был произведен в вице-адмиралы. Руководил переходом Черноморского флота из Севастополя и других крымских портов в Константинополь в октябре 1920 года. Во время этого перехода в организованном порядке были эвакуированы части белой армии Врангеля и гражданские беженцы. В своих воспоминаниях Врангель писал, что «Кедров имел репутацию исключительно умного, решительного и знающего моряка. При личном знакомстве он произвел на меня наилучшее впечатление. После некоторых колебаний адмирал Кедров изъявил согласие должность принять. Этот выбор оказался чрезвычайно удачным. Беспримерная в истории исключительно успешная эвакуация Крыма в значительной мере обязана своим успехом адмиралу Кедрову». После прибытия в Константинополь Кедров довел Русскую эскадру до Бизерты (Тунис). 31 декабря 1920 года сдал командование контр-адмиралу М.А. Беренсу и выехал в Париж.

В эмиграции Кедров жил во Франции, где успешно закончил Школу дорог и мостов. Работал инженером, опубликовал в Париже монографию «Современный курс железобетона». Был председателем Федерации русских инженеров в Париже, объединившей эмигрантские инженерные организации и входившей в состав Всеславянского объединения инженеров. Добился того, что на мероприятиях этого объединения Россию представляли эмигранты, а не советские инженеры. Играл значительную роль в русской военной эмиграции, был председателем Военно-морского союза, в состав которого входили более 30 отделов и групп в различных странах. С 1930 года – второй заместитель председателя Русского общевоинского союза (РОВС) генерала Е.К. Миллера. После похищения Миллера советскими агентами в 1937 году недолго исполнял обязанности председателя РОВС, затем отошел от политической деятельности. С 1938 года – второй вице-председатель Союза георгиевских кавалеров. В 1945 году вошел в состав делегации русских эмигрантов, посетивших советское посольство и приветствовавших военные успехи Красной армии, однако советского гражданства не принял. Скончался Кедров М.А. в Париже и похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Одна из первых жертв революционного насилия, военный губернатор Кронштадта адмирал Вирен Р.Н., в сентябре 1916 года в своем докладе Главному морскому штабу охарактеризовал настроения кронштадтских матросов, как «революционные»: «Крепость – форменный пороховой погреб, в котором догорает фитиль – через минуту раздастся взрыв… Мы судим, уличенных ссылаем, расстреливаем их, но это не достигает цели. 80 тысяч под суд не отдашь». Таков был итог мятежного десятилетия (1905—1915) в российском военно-морском флоте.

Да, десятилетие с 1905 по 1915 год действительно было для военно-морского флота мятежным. От Петербурга до Владивостока почти непрерывно шли бунты, мятежи и восстания на кораблях и в морских гарнизонах. Часто они рождались на собственной флотской почве (неустроенного быта, сложных отношений между офицерами и нижними чинами), но не реже подогревались работой активистов и революционеров различных общественных партий (в основном социалистами). Но это были разрозненные и стихийные выступления, и поэтому все они закончились поражением. У их руководителей не было хорошо разработанных и согласованных планов борьбы. Большинство военных моряков остались верными царскому правительству. Видимо поэтому, в 1917 году, учтя тот первый опыт, партии достаточно основательно и результативно сумели привлечь военно-морской флот на сторону революции.

Глава V Участие военных моряков в Великой российской революции 1917 года

Напомним, что Великая российская революция – это условное название революционных событий, произошедших в России в 1917 году, главным образом в ее столице Петрограде, начиная со свержения царизма в феврале, когда власть перешла к Временному правительству, свергнутому в свою очередь революцией в октябре с провозглашением Советской России. Основные события в феврале происходили в Петрограде. Руководство армии и флота во главе с начальником штаба Верховного главнокомандующего генералом Алексеевым М.В. и командующими фронтами и флотами посчитало, что они не имеют средств для подавления революции. Последний российский царь Николай II отрекся от престола. После того, как его предполагаемый преемник, великий князь Михаил Александрович также отказался от престола, Госдума взяла страну под свой контроль, образовав Временное правительство России. Это правительство под председательством князя Георгия Львова было тесно связано с буржуазными общественными организациями, возникшими в годы войны (Всероссийский земский союз, Городской союз, Центральный военно-промышленный комитет). Временное правительство соединило в своем лице законодательную и исполнительную власть, заменив царя, Госсовет, Думу и Совет министров и подчинив себе высшие учреждения (Сенат и Синод). В своей Декларации Временное правительство объявило амнистию политическим заключенным, гражданские свободы, замену полиции «народной милицией», реформу местного самоуправления. Практически одновременно революционно-демократическими силами был сформирован параллельный орган власти – Петроградский Совет – что привело к ситуации, известной как двоевластие. 1 (14) марта 1917 года новая власть была установлена в Москве, в течение марта – по всей стране.

Февральские революционные события 1917 года в России начались как стихийный порыв народных масс, однако успеху революции способствовал и острый политический кризис в верхах, резкое недовольство либерально-буржуазных кругов самодержавной политикой царя. Хлебные бунты, антивоенные митинги, демонстрации, стачки на промышленных предприятиях города наложились на недовольство и брожение среди многотысячного столичного гарнизона и военно-морских баз Балтийского флота, присоединившихся к вышедшим на улицы революционным массам. 27 февраля (12 марта) 1917 года всеобщая забастовка переросла в вооруженное восстание; войска и военные моряки, перешедшие на сторону восставших, заняли важнейшие пункты города, правительственные здания. В сложившейся обстановке царское правительство проявило неспособность к быстрым и решительным действиям. Разрозненные и немногочисленные силы, сохранявшие ему верность, оказались не в состоянии самостоятельно справиться с анархией, охватившей столицу, а несколько частей, снятых с фронта для подавления восстания, не смогли пробиться к городу.

Февральские события привели к революционным событиям в октябре 1917 года. Во время этих событий Петроградский Военно-революционный комитет, подконтрольный большевикам во главе с В.И. Лениным, сверг Временное правительство. На II Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов большевики выдерживают тяжелую борьбу с меньшевиками и правыми эсерами, формируется первое советское правительство. В декабре 1917 года составлена правительственная коалиция большевиков и левых эсеров. В марте 1918 года подписан Брестский мир с Германией. К лету 1918 года окончательно сформировалось однопартийное правительство, и началась активная фаза Гражданской войны и иностранной интервенции в Россию. Окончание Гражданской войны (1922) создало условия для образования Союза Советских Социалистических Республик (СССР).

И во всех этих революционных событиях принимали участие моряки российского военно-морского флота. Причем в некоторых из них они были передовым отрядом и играли решающую роль. Военно-морской флот по-прежнему оставался бунтующим флотом России.

5.1. Военные моряки в революционных событиях февраля 1917 года

Накануне февральской революции в России

Важное замечание. Авторы настоящей книги разделяют мнение некоторых историков и исследователей о том, что во многом российские революционные события в 1917 году, особенно февральский переворот и уничтожение монархии в России, были подготовлены не только внутренними протестными силами, но и активными, целенаправленными действиями союзников. Они боялись, что победа в Первой мировой войне усилит Россию, даст ей в руки чашу весов международной политики. «Русская опасность» тревожила неумолчной угрозой, и ее было решено ликвидировать еще в зачаточном состоянии. В январе 1917 года в Петроград прибыла союзная миссия, в лице представителей Англии, Франции и Италии. Эта миссия имела наглость представить российскому императору требования следующего рода: I. Введение в Штаб Верховного главнокомандующего союзных представителей с правом решающего голоса. II. Обновление командного состава всех армий по указаниям держав Согласия. III. Введение конституции с ответственным министерством. Николай II эти требования отверг. Тогда союзники приняли решение: войти в сношения с русскими либеральными и революционными партиями, субсидировать их и приспособить для своих целей; когда же почва окажется достаточно подготовленной, посредством государственного переворота свергнуть царскую власть и у кормила правления водворить преднамеченных ставленников, покорное подчинение которых обеспечит дальнейшее использование России. Союзники предали Николая II. В английском посольстве в связи с этим состоялось экстренное совещание представителей союзников и российских революционеров.

На этом роковом и преступном совещании, имевшем для России бесповоротно гибельное значение, было решено «бросить законный путь и выступить на путь революции», причем время для переворота было назначено на первый же отъезд государя в Ставку. На полученные от союзных представителей деньги начала вестись усиленная агитация в пользу переворота. Открыто шла агитация, прежде всего, среди солдат и матросов, и им прививался яд злобы и ненависти к существующему строю. Результаты превзошли ожидания. Петроград занялся заревом многочисленных пожаров, и забушевал бессмысленный, дикий бунт. Беспрерывная стрельба, красные флаги, возбужденный вой озверелой толпы, непрерывные выступления агитаторов разных партий, которые, как по мановению какой-то волшебной палочки, все вышли из своих подполий на улицы. С учетом накопленного опыта бунтов и мятежей (1905 —1915 годов), особенно в военно-морском флоте, успех заговора получился полный. Переворот совершился, и с этого времени началась медленная агония России.

И еще малоизвестный факт. Несмотря на то, что большинство военных моряков поддержало в феврале 1917 года свержение монархии в России, именно с помощью военных моряков планировалось в апреле освободить томившихся в неволе государя императора и его августейшую семью. Предполагалось на русском крейсере вывезти их из России и передать на английский военный корабль. Этому плану сочувствовал даже Керенский. Но англичане отказались участвовать в реализации такого плана.

Балтийский флот накануне событий февраля 1917 года

Этот флот буквально бурлил бунтами и мятежами. В гарнизонах флота и на кораблях среди личного состава активно работали агитаторы от общественных партий, которые настраивали матросские массы против офицеров. Офицеры же, особенно высший состав, выступали против какой-либо революции и стояли на позициях верности императору. Сама обстановка в стране вносила раскол во флотские коллективы между командирами и подчиненными.

Значительную часть матросов составляли мобилизованные рабочие, в том числе ранее участвовавшие в революционной деятельности. В первую очередь это относилось к Кронштадтской военно-морской базе, а также к военно-морской базе в Гельсингфорсе. В этом была одна из причин распространения революционной пропаганды во флоте. Кронштадтские матросы – это были почти сплошь вчерашние городские рабочие. Такая исключительность положения создалась оттого, что с отдаленных, незапамятных времен Кронштадт являлся рассадником специальных морских знаний для всего Балтийского флота. В Кронштадте с давних пор были сосредоточены различные специальные школы – эти своего рода факультеты матросского университета. Не считая школы юнг – низшего учебного заведения, дававшего элементарное образование будущим унтер-офицерам, – здесь находились учебно-артиллерийский и учебно-минный отряды, а также машинная школа.

Условия военной службы в Кронштадте были тяжелыми и сопровождались рядом унизительных ограничений для нижних чинов: например, матросам запрещалось ходить по восточной стороне главной улицы, у входа на Екатеринский бульвар помещалась надпись, запрещающая вход «собакам, солдатам и матросам». В Кронштадтской военно-морской базе размещался дисциплинарный батальон для самых неблагонадежных матросов. Там было много штрафованных и других матросов, которых никто не хотел брать на корабли, как негодный элемент. Между ними и офицерами были чересчур натянутые отношения. Когда начальство списывало матросов с кораблей и отправляло их в Кронштадт, они рассматривали это назначение как самое тяжкое административное наказание. В их представлении остров Котлин был так же ненавистен, как остров Сахалин – это мрачное убежище ссыльных и каторжан.

Волнения на флоте начинались задолго до 1917 года. Еще в 1905 году происходили мятежи в Кронштадте и Свеаборге. К концу 1906 года главный морской штаб оценивал из 15 тыс. матросов Кронштадта 1893 «неблагонадежными», а 2127 – «вообще подлежавшими удалению с военных судов». В 1911, 1912 и 1916 годах проводились аресты нескольких десятков матросов по подозрению в подготовке новых бунтов. 19 октября 1915 года взбунтовался стоявший на гельсингфорсском рейде линкор «Гангут». После подавления мятежа матросы с крейсера «Рюрик» отказались конвоировать осужденных матросов с «Гангута». В ответ на «Рюрике» были арестованы и преданы суду 42 матроса, из которых 27—30 марта 1916 года были приговорены: трое к смертной казни, три человека к каторге и 34 человека в дисциплинарный батальон.

Контроль контрразведки над военно-морской базой в Гельсингфорсе осложнялся и тем, что этот город находился в Великом княжестве Финляндском, которое фактически являлось полунезависимым государством, входившим в состав Российской империи лишь формально. Ряд современников указывают на активную деятельность германской агентуры в Гельсингфорсе, также в прибалтийских городах, Ревеле и Риге. В сентябре 1916 года военный губернатор Кронштадта Вирен Р.Н. сообщал в Главный морской штаб о революционном настроении матросов: «Достаточно одного толчка из Петрограда, и Кронштадт вместе с судами, находящимися сейчас в кронштадтском порту, выступит против меня, офицерства, правительства, кого хотите. Вчера я посетил крейсер “Диана”, на приветствие команда ответила по-казенному, с плохо скрытой враждебностью. Я всматривался в лица матросов, говорил с некоторыми по-отечески; или это бред усталых нервов старого морского волка, или я присутствовал на вражеском крейсере, такие впечатления оставил у меня этот кошмарный осмотр». В кают-компании офицеры откровенно говорили, что матросы сплошь революционеры. Адмирал Вирен предлагал переформировать Кроштадтскую военно-морскую базу, переведя ее матросов «куда угодно», а взамен их назначив надежных матросов из Сибирской и Беломорской флотилий. Однако Ставка ответила отказом на это предложение, а Министерство внутренних дел заверило, что ситуация у него под контролем.

Участник революционных событий февраля 1917 года на Балтийском флоте капитан 2-го ранга Граф Г.К., находясь позже в эмиграции, написал интересные воспоминания о том времени. В этой главе мы использовали его воспоминания. Поэтому сделаем отступление и немного расскажем об этом офицере.

Гаральд Карлович Граф (имя при рождении – Гаральд Густав Герман Карлович Граф; после принятия православия – Георгий Карлович Граф) родился 29 декабря 1885 года в Выборге, в семье потомственного финляндского дворянина. С 1893 года семья обосновалась в Санкт-Петербурге, где Гаральд после окончания гимназии в 1898 году поступил в Морской кадетский корпус. В летнюю кампанию 1900 года совершил первое учебное плавание на судне «Моряк», а в следующие две кампании регулярно выходил в море на крейсере 1-го ранга «Князь Пожарский» и учебном судне «Верный». В 1903 году его произвели в старшие гардемарины. С началом Русско-японской войны он произведен в числе сверстников в мичманы и определен служить на Балтийский флот. В декабре 1904 года Гаральд Карлович Граф получил назначение на транспорт «Иртыш» Второй Тихоокеанской эскадры. Во время длительного похода исполнял обязанности ревизора. В Цусимском сражении «Иртыш» получил тяжелые повреждения и был затоплен у берегов Японии; экипаж попал в плен, продолжавшийся семь месяцев.

После возвращения в Россию Граф служил на крейсере «Аврора», затем привлекался для приема новых миноносцев, построенных во Франции; с 1906 года находился на эсминцах балтийской Минной дивизии, исполняя обязанности вахтенного, а затем – старшего офицера. В 1907—1908 годах прошел обучение и успешно окончил Минный офицерский класс. В период обучения произведен в лейтенанты. В 1908 году последовательно занимал должности старшего офицера на эскадренном миноносце «Трухменец» и младшего минного офицера на крейсере «Адмирал Макаров». Во время похода в Средиземное море принимал участие в спасательных работах после землетрясения в Мессине. 1 мая 1909 года назначен старшим минным офицером на минный заградитель «Амур». На этом корабле сумел наладить четкое действие системы постановки мин заграждения и подготовить должным образом личный состав, заслужив самые лестные отзывы непосредственных начальников. После этого Г.К. Граф преподавал в Минной школе и работал в Николаевской военно-морской академии.

С 11 августа 1914 года – младший минный офицер эсминца «Новик». В 1915 году Г.К. Граф был назначен старшим минным офицером и получил чин старшего лейтенанта, а в следующем году стал старшим офицером «Новика». Участие Гаральда Карловича в боевых действиях отмечено наградами: орденами Святого Станислава 2-й степени с мечами (1914), Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1915), Святой Анны 2-й степени с мечами (1916).

В феврале 1917 года назначен флагманским минным офицером штаба начальника Минной обороны и вскоре произведен «за отличие» в чин капитана 2-го ранга. Вскоре после прихода к власти большевиков покинул флот и остался в Гельсингфорсе, став гражданином Финляндии. Гаральд Карлович принял некоторое участие в белой борьбе на Северо-Западе, после поражения Юденича вслед за великокняжеской семьей Кирилла Владимировича Г.К. Граф перебрался в Германию. Там он издал свои воспоминания о службе в русском флоте и вскоре занялся писательской деятельностью.

В эмиграции принял православие и получил имя Георгий. В 1924 году Георгий Карлович Граф становится начальником канцелярии и личным секретарем великого князя Кирилла Владимировича, который обнародовал манифест о принятии им императорского титула. До начала Второй мировой войны он состоял при великом князе; в 1930 году Графу было присвоено звание капитана 1-го ранга, а в 1939 – контр-адмирала. 23 июня 1941 года Г.К. Граф был арестован гестапо во Франции и на 14 месяцев помещен в концлагерь «Фронтсталаг» под городом Компьен. После окончания войны Георгий Карлович поселился в США, где скончался 11 октября 1966 года. Но вернемся в февраль 1917 года.

Вооруженное восстание на Балтийском флоте (февраль – март 1917 года)

С января 1917 года на флоте начался зимний период с его обычной жизнью: отпусками, ремонтами, занятиями, комиссиями и тому подобными событиями. К концу февраля 1917 года внутреннее политическое положение России стало сильно обостряться. Это обострение наблюдалось также в частях и на кораблях флота. В Петрограде начались бунты, в том числе и среди военных моряков. Среди взбунтовавшихся частей гарнизона был и Гвардейский экипаж, который, не веря в сочувствие своих офицеров перевороту, стал вести себя по отношению к ним самым угрожающим образом. Все офицеры, находившиеся при исполнении служебных обязанностей, были тотчас же им арестованы, и матросы поговаривали о том, что следует арестовать и остальных, а после уже заодно расправиться со всеми. В конце концов положение настолько обострилось, что командиру экипажа великому князю Кириллу Владимировичу ничего не оставалось, как, для предупреждения печальных эксцессов, лично вести экипаж, по его требованию, к Государственной думе. Пришло также известие, что на крейсере «Аврора», стоявшем в Неве, был убит командир – капитан 1-го ранга М.И. Никольский, пытавшийся не пустить к себе на крейсер банду неизвестных подозрительных лиц. Со старшим офицером он вышел ей навстречу и загородил собою путь. Его тут же убили и ворвались на крейсер.

27 февраля неожиданно командующий Балтийским флотом адмирал Непенин, находящийся в Гельсингфорсе, получил от председателя Государственной думы Родзянко телеграмму. В ней сообщалось, что в Петрограде вспыхнуло восстание, которое разрастается с каждой минутой. Ввиду якобы очевидного бессилия правительства Государственная дума, чтобы предотвратить неисчислимые бедствия, образовала Временный комитет, который и принял власть в свои руки. На сохранение династии может быть надежда только в том случае, если государь отречется от престола в пользу наследника цесаревича, при регентстве великого князя Михаила Александровича. Кроме того, в телеграмме указывалось, что Временный комитет Государственной думы уже признан великим князем Николаем Николаевичем и несколькими главнокомандующими фронтов. В силу создавшегося острого положения Родзянко просил Непенина дать срочный ответ. Стремясь сохранить в боеспособном состоянии вверенный ему флот, адмирал Непенин после долгой внутренней борьбы решил признать Временный комитет Государственной думы. Увы, адмирал Непенин не знал, что он был жестоко спровоцирован Родзянко. Вероятно, так же, как и Непенин, были спровоцированы и главнокомандующие фронтов и командующие других флотов. Таким образом, получалось впечатление, что переворот единодушно признан всем высшим командованием.

Отослав ответ Родзянко о «признании» Временного комитета, адмирал Непенин немедленно устроил у себя на штабном корабле «Кречет» собрание всех флагманов, где объявил о телеграмме Родзянко и о своем ответе, прибавив, что если кто-либо из присутствующих не согласен с его решением, того он просит прийти к нему в каюту. Все присутствовавшие на собрании флагманы признали решение командующего правильным. Они, разумеется, не приветствовали разыгрывавшихся событий, но считались, как тогда представлялось, с их неизбежностью. Но один из флагманов – адмирал Михаил Коронатович Бахирев – никак не мог согласиться с логичностью приводимых доводов. Сейчас же после заседания он прошел в каюту к адмиралу Непенину и заявил ему, что остается верен его величеству, а потому не считает для себя возможным продолжать службу. Но после беседы с Непениным он согласился остаться служить, но только до конца войны. Кроме адмирала Бахирева отрицательное отношение к вынесенному на собрании флагманов решению высказал временно исполнявший должность начальника 2-й бригады линейных кораблей капитан 1-го ранга Г.О. Гадд. 1 марта императору поступил доклад: «Адмирал Непенин доносит, что не признал возможным протестовать против призыва Временного Комитета. Таким образом, Балтийский Флот признал Временный Комитет Государственной Думы».

2 марта командующий Балтийским флотом послал на имя государя императора вторую телеграмму: «С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю еще надежды его удержать. Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повлечет за собою катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей Родины. Вице-Адмирал Непенин». Адмирал Непенин не участвовал и даже не знал о заговоре против императора, который в это время расцвел пышным цветом. Также об этом ничего не знали и командиры главных военно-морских баз Балтийского флота.

Командование военно-морской базы в Кронштадте, имевшее с Петроградом прямую телефонную связь, было прекрасно осведомлено 27 февраля о начале революции. Стремясь избежать распространения брожения на матросов, командование попыталось скрыть от них новости из столицы. 28 февраля главный командир порта адмирал Вирен и комендант крепости адмирал Курош созвали совещание офицеров флота и гарнизона. На совещании рассматривался главный вопрос: можно ли рассчитывать на кронштадтских солдат и матросов, в случае если придется бросить их на борьбу с восстанием в Петрограде. Большинство офицеров ответило, что матросы немедленно присоединятся к революционерам.

В ночь с 28 февраля на 1 марта новости из столицы все же просочились в Кронштадт. Ряд частей, начиная с 1-го Балтийского флотского экипажа, самовольно вышли на улицы, направляясь к дому адмирала Вирена. 2-й крепостной артиллерийский полк восстал вместе со всеми офицерами, включая командира полка. Собравшаяся толпа расправилась с адмиралом Виреном. Неизвестный матрос сорвал с него погоны, и по пути на Якорную площадь главный командир Кронштадтского порта адмирал Вирен был расстрелян. Вскоре также был убит его заместитель, начальник штаба Кронштадтского порта адмирал Бутаков. Это были грозные симптомы бунта на флоте, которые были слишком очевидны.

Все время, пока Гельсингфорс находился в изолированном положении, командующий флотом адмирал Непенин, получая известия, немедленно все их сообщал по кораблям, чтобы никто не мог заподозрить его в замалчивании событий и верить злонамеренным слухам. Он передал офицерам, что за все происходящее на флоте отвечает исключительно он, и только просил вполне положиться на него и беспрекословно исполнять все его требования. Команды на судах пока вели себя спокойно и никакой подозрительности не выказывали, очевидно, как и большинство офицеров, не отдавая себе отчета в происходившем.

3 марта, утром, был получен текст акта об отречении государя императора. Адмирал Непенин просил немного обождать с его объявлением на судах, в силу особых политических соображений. И хотя распоряжение на корабли поступило лишь вечером, почти все уже знали об отречении императора. Поэтому настроение команд кораблей с утра этого дня стало заметно повышаться, среди них велась усиленная агитация. На стеньгах подняли красные флаги. Командующий флотом потребовал, чтобы все офицеры и команды с 7 часов вечера находились бы на кораблях.

Акт об отречении императора экипажи кораблей, стоявших в Гельсинфорсе, принимали по-разному. Например, на эсминце «Новик» это прошло спокойно. А вот на линкорах «Андрей Первозванный» и «Павел I» вспыхнули беспорядки; на них были убитые и раненые. Взбунтовались еще два дивизиона миноносцев, и там тоже были убитые офицеры. На всех кораблях тотчас же после переворота были сняты и уничтожены портреты государя и его августейшей семьи. Около 10 часов вечера в городе состоялся митинг, в котором участвовали представители с каждого корабля, причем вооруженные револьверами с боевыми патронами. Телефонная связь с берегом на всех кораблях была прервана. Вышло распоряжение, чтобы команды арестовали своих офицеров и отобрали у них оружие. Это было исполнено на большинстве судов. Большая толпа вооруженных винтовками солдат и матросов направлялась к кораблям, стоящим в заводе, чтобы на них убивать офицеров. Под влиянием чьей-то злой воли творились акты безрассудного зверства, жертвами которого были неповинные люди или виновные только в том, что в этот революционный момент оказались в положении командиров и начальников, а следовательно, лиц, на которых должна обрушиться злоба мятежников. В госпиталь Гельсингфорса то и дело приносили тяжелораненых и страшно изуродованные трупы офицеров.

Слухи о бунте на кораблях быстро распространились по городу; конечно, все передавалось в сильно преувеличенном виде. К этому времени на улицах началась беспорядочная ружейная стрельба, стали раздаваться дикие крики и то и дело с бешеной скоростью носиться автомобили. Это была страшная ночь! Близился день. Но улицы были полны шумом, криками, стрельбой. Над Гельсингфорсом вставало багровое солнце, солнце крови.

4 марта в частях гарнизона и на кораблях продолжали расправляться с офицерами. Команды выдвигали требования немедленно списать офицеров и сверхсрочнослужащих, которые не пользовались авторитетом у личного состава. Во второй половине дня экипажи кораблей пошли на Вокзальную площадь встречать приезжающих из Петрограда членов Временного правительства и Петроградского Совета солдатских и рабочих депутатов. Здесь собралась огромная толпа представителей армии и флота в Гельсингфорсе, причем все солдаты и матросы были вооружены, а все офицеры – безоружны. Там был невообразимый хаос. Вдруг началась бессмысленная стрельба. Все это многотысячное революционное воинство обуяла неимоверная паника. Для успокоения обезумевшей толпы оркестру было приказано играть какой-то марш, и тогда понемногу все стали приходить в себя. Когда наконец все успокоились и заняли свои места, для безопасности и предотвращения вторичной паники была оцеплена вся площадь, а караулы обыскали и заняли прилегающие дома. Паника началась с того, что в автомобиль, в котором ехал генерал Н.Ф. Котен, влезли вооруженные солдаты и в грубой форме потребовали от генерала выдачи оружия. Генерал отказался исполнить требование и выхватил револьвер; тогда его тут же убили.

В 3 часа дня разнеслась весть, что в 1 час 20 минут в воротах Свеаборгского порта предательски, в спину, убит шедший на Вокзальную площадь командующий флотом вице-адмирал А.И. Непенин. В командование флотом сейчас же вступил, как старший, вице-адмирал Максимов, который стал величать себя первым революционным адмиралом. Вскоре на Вокзальную площадь въехал автомобиль с адмиралом Максимовым А.С., украшенным огромным красным бантом и окруженным несколькими офицерами своего штаба и вооруженными матросами. Команды приветствовали его громкими криками «ура». Это уже был один из популярнейших вождей переворота и враг «старого режима», вице-адмирал, проведший всю жизнь на службе его величества. Кстати, его избрали командующим флотом еще при живом Непенине на случайно собранном сходе матросов по предложению писарей штаба флота. Но Непенин не признал законности этого схода. Надо сказать, адмирал Максимов не был авторитеным офицером. Вот как о нем писал Г.К. Граф: «Адмирал Максимов всегда отличался карьеризмом и мелочно-честолюбивым характером. Не имея ни по заслугам, ни по уму никаких данных, чтобы претендовать на занятие высокого поста командующего флотом, он был в страшной претензии, когда не он, а адмирал Непенин был назначен на этот пост. Ведь Непенин был моложе его! При первых же признаках революции Максимов почувствовал, что пришла, наконец, пора осуществить свои честолюбивые замыслы. Он стал тайно агитировать среди своих подчиненных, чтобы те выбрали его на пост, который ему так хотелось занять».

А вот Непенин А.И. был заслуженным адмиралом, но стал жертвой февральской революции. 4 марта 1917 года, в день своей гибели, он издал приказ, в котором говорилось: «Считаю абсолютно недопустимым пролитие драгоценной русской крови. От имени нового Правительства Великой и Свободной России еще раз призываю офицеров к спокойствию и единению с командой и категорически воспрещаю пролитие крови, ибо жизнь каждого офицера, матроса и солдата особенно нужна России для победоносной войны с внешним врагом». Но через несколько часов его убили.

Убийство адмирала Непенина произошло при следующих обстоятельствах. Большинство команды флагманского корабля «Кречет» отправилось на площадь, чтобы встретить членов Временного правительства. В это время к «Кречету» подошла большая вооруженная толпа и стала шумно требовать, чтобы адмирал тоже пошел на площадь встречать депутацию. Адмирал Непенин решил пойти и в сопровождении своего флаг-офицера лейтенанта П.И. Тирбаха сошел на берег. Они шли впереди, а за ними толпа, среди которой находился и будущий убийца адмирала, одетый в морскую унтер-офицерскую форму. Он шел все время сзади адмирала, держа наперевес винтовку. Едва только адмирал стал выходить из ворот порта, сзади него раздался выстрел. Это убийца в матросской форме совершил свое злое дело. Адмирал упал, но и тогда в него было сделано еще несколько выстрелов из винтовок и револьверов.

Вечером того же дня лейтенант Тирбах разыскал тело адмирала, обмыл, одел и на следующий день устроил похороны. Похоронен Андриан Иванович был на русском православном кладбище в Хельсинки.

Впоследствии Петр Грудачев, который в 1917 году был матросом береговой минной роты в Гельсингфорсе, в своих воспоминаниях утверждал, что это он убил Непенина вместе с тремя другими матросами: «Я вглядывался в адмирала, когда он медленно спускался по трапу. Вспомнились рассказы матросов о его жестокости, бесчеловечном отношении. И скованность моя, смущение отступили: передо мной был враг. Враг всех матросов, а значит, и мой личный враг. Спустя несколько минут приговор революции был приведен в исполнение. Ни у кого из четверых не дрогнула рука, ничей револьвер не дал осечки…» Однако, по мнению В. Звягинцева, Грудачев мог задним числом приписывать себе «революционные заслуги». Большевик Н.А. Ховрин оправдывал убийство тем, что Непенин скрывал вести о революции в Петрограде от матросов и не согласился добровольно сдать командование флотом выбранному на матросском митинге адмиралу Максимову.

Кровавая ночь на Балтийском флоте в марте 1917 года

В Гельсингфорсе и на флоте долго находились под впечатлением страшной, кровавой ночи с 3 на 4 марта. Каждый момент можно было ожидать повторения вспышек, новых насилий, новых убийств. Постепенно стали выясняться подробности того, что происходило на кораблях в ту ночь.

На гельсингфорсском рейде в ту ночь стояли линейные корабли и крейсера. Здесь были сосредоточены главные силы, главный оплот России на Балтийском море. Мористее других кораблей стояла бригада дредноутов: «Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Слава», «Громобой», «Россия», «Диана». Именно эти корабли стали буревестниками революции, злодеяний и позора. Именно здесь начинался бунт, полилась кровь офицеров… Более остро, чем где-либо, он прошел на 2-й бригаде линейных кораблей. Вот что происходило на «Андрее Первозванном», по рассказу его командира капитана 1-го ранга Г.О. Гадда. Вместе со своими офицерами он пережил эту ночь при самых ужасных обстоятельствах.

«1 марта, утром, корабль посетил командующий флотом адмирал Непенин и объявил перед фронтом команды об отречении государя императора и переходе власти в руки Временного правительства. Через два дня был получен акт государя императора и объявлен команде. Все эти известия она приняла спокойно. 3 марта вернулся из Петрограда начальник нашей бригады контр-адмирал А.К. Небольсин. Но около 8 часов вечера старший офицер доложил, что в команде заметно сильное волнение. Тогда я направился к командным помещениям. По дороге мне кто-то сказал, что убит вахтенный начальник, а далее сообщили, что убит адмирал Небольсин. Потом я встретил нескольких кондукторов, бежавших мне навстречу и кричавших, что “команда разобрала винтовки и стреляет”. Видя, что времени терять нельзя, я приказал офицерам взять револьверы и держаться всем вместе в кают-компании. Команда, увидев, что офицеры вооружены револьверами, не решалась наступать по коридорам и начала стрелять через иллюминаторы в верхней палубе, что было удобно, так как наши помещения были освещены. Тем временем офицеры разделились на две группы, и каждая охраняла свой выход в коридор, решившись, если не отбиться, то, во всяком случае, дорого продать свою жизнь. Пули пронизывали тонкие железные переборки, легко достигали нас, так что скоро был тяжело ранен в грудь и живот мичман Т.Т. Воробьев и убит один из вестовых. Через некоторое время, так как осада все продолжалась, я предложил офицерам выйти наверх к команде и попробовать ее образумить. Но убедился, что пока выходить нельзя и придется продолжать выдерживать осаду внизу. Уже три четверти часа продолжалась эта отвратительная стрельба по офицерам.

Не видя ей конца, я опять решил выйти к команде. Поднявшись по трапу и открыв дверь деревянной надстройки, я увидел против себя одного из молодых матросов корабля с винтовкой, направленной на меня, а шагах в двадцати стояла толпа человек в сто и угрюмо молчала. Небольшие группы бегали с винтовками по палубе, стреляли и что-то кричали. Вбежав в толпу, я вскочил на возвышение и, пользуясь общим замешательством, обратился к ней с речью: “Матросы, я, ваш командир, всегда желал вам добра и теперь пришел, чтобы помочь разобраться в том, что творится, и оберечь вас от неверных шагов. Я перед вами один, и вам ничего не стоит меня убить, но выслушайте меня и скажите: чего вы хотите, почему напали на своих офицеров? Что они вам сделали дурного?” Вдруг я заметил, что рядом со мной оказался какой-то рабочий, очевидно, агитатор, который перебил меня и стал кричать: “Кровопийцы, вы нашу кровь пили, мы вам покажем…” В этот самый момент раздались душераздирающие крики, и я увидел, как на палубу были вытащены два кондуктора с окровавленными головами: их тут же расстреляли; а потом убийцы подошли к толпе и начали кричать: “Чего вы его слушаете, бросайте за борт, нечего там жалеть…”

Но в этот момент произошло то, чего я никак не мог ожидать. От толпы, окружавшей меня, отделилось человек пятьдесят и пошло навстречу убийцам: “Не дадим нашего командира в обиду!” Тогда и остальная толпа тоже стала кричать и требовать, чтобы меня не тронули. Убийцы отступили… Это была победа, и я был окончательно спасен. Но остальные офицеры продолжали быть в большой опасности, и, слыша продолжающуюся по ним стрельбу, я решил опять заговорить о них. Но позже выяснилось, что, когда шайка убийц увидела, что большинство команды на моей стороне, она срочно собрала импровизированный суд, который без долгих рассуждений приговорил всех офицеров, кроме меня и двух мичманов, к расстрелу. Однако большая часть команды не позволила осуществить этот приговор.

Время шло, но на корабле все еще было неспокойно, и банда убийц продолжала свое дело. Мы слышали выстрелы и предсмертные крики новых жертв. Это продолжалась охота на кондукторов и унтер-офицеров, которые попрятались по кораблю. Ужасно было то, что я решительно ничего не мог предпринять в их защиту. Мимо корабля по льду прошла толпа каких-то людей, среди которых были и матросы, и скрылась в направлении города. Как позже выяснилось, она шла убивать всех встречных офицеров и даже вытаскивала их из квартир. Весь остаток ночи я и офицеры не спали и все ждали, что опять что-нибудь произойдет, так как продолжали не доверять команде. Но, наконец, около 6 часов утра начало светать, и сразу стало легче на душе; да и выстрелы на корабле окончательно затихли, и все как будто успокоилось. Тогда я пошел к себе в каюту, думая немного отдохнуть. Осмотревшись в ней, я увидел, что все стены, письменный стол и кровать изрешечены пулями, а пол усеян осколками разбитых стекол иллюминаторов и кусочками дерева. Печальный вид каюты командира линейного корабля во время войны и после боя, но не с противником, а со своей же командой!»

Когда происходили эти события на «Андрее Первозванном», на соседнем «Императоре Павле I» наблюдалась картина еще ужаснее. Бунт вспыхнул с того, что в палубе матросами был поднят на штыки штурманский офицер лейтенант В.К. Ланге, якобы за то, что числился агентом охранного отделения; в действительности ничего подобного не было. Вскоре здесь были убиты лейтенант Савинский, мичманы Шуманский и Булич. Старший офицер корабля, старавшийся на верхней палубе образумить команду, был ею схвачен, избит, за ноги дотащен до борта и выброшен на лед. Командир корабля капитан 1-го ранга С.Н. Дмитриев, к сожалению, на защиту своих офицеров выступить не решился, успокоить команду не пытался и просидел в течение всего острого момента в кают-компании, предоставив каждому действовать по своему усмотрению. Так проходил переворот на кораблях, на берегу же убийства офицеров происходили в обстановке еще более ужасной. На второй или третий день после переворота были убиты командир Свеаборгского порта генерал-лейтенант В.Н. Протопопов и молодой корабельный инженер Л.Г. Кириллов. Первый был очень гуманный человек, и его все любили, а второй только что начал свою службу и даже не успел себя ничем проявить. Таким образом, нельзя и предположить, чтобы причиной убийства могло послужить их отношение к подчиненным. Тем более, что они были убиты из-за угла какими-то неизвестными лицами, которые безнаказанно скрылись. Офицеров убивали при встрече на улице или врываясь в их квартиры и места службы, бесчеловечно издеваясь над ними в последние минуты. Но и этим не довольствовалась толпа зверей-убийц: она уродовала трупы и не подпускала к ним несчастных близких, свидетелей этих ужасов.

«Бескровный» переворот в Гельсингфорсе стоил жизни тридцати восьми морским офицерам, не считая сухопутных. Большинство из них погибло от рук таинственных убийц в форме матросов и солдат, но были павшие и от рук своей собственной команды… В каждом из других портов Балтийского моря переворот имел свои характерные черты и проявлялся спокойно или бурно в зависимости от того, какие корабли и части на них базировались, и, главным образом, насколько подпольная агитация обратила серьезное внимание на данный пункт.

Второй базой действующего флота был Ревель. В нем зимовали: 1-я бригада крейсеров, Дивизия подводных лодок и часть Минной дивизии. Это были все корабли, много плававшие и часто входившие в соприкосновение с неприятелем. Поэтому их настроение было значительно бодрее, чем на дредноутах и броненосцах. Команды были более сплочены, лучше знали своих офицеров и, находясь не один раз в тяжелых боевых переделках, научились ценить начальников, понимая, как трудно их заменить. 1 марта на судах было объявлено о перевороте в Петрограде и переходе власти к Временному комитету Государственной думы. Затем пришло известие об отречении государя императора и наследника цесаревича. Все эти известия команды приняли совершенно спокойно; ни на одном корабле не возникло беспорядков, и ни одного морского офицера не было убито. Команды то и дело обращались к офицерам за разъяснениями по поводу текущего момента, советовались с ними и относились во всех случаях с должным чинопочитанием. Служба на кораблях не только не опустилась, но стала еще строже, команда старалась добросовестнее относиться к своим обязанностям и следила друг за другом. Было полное желание воевать, и о мире никто не хотел и слышать. Такое спокойное отношение команд к текущим событиям позволило даже, параллельно с возникновением революционных организаций матросов, организовать и офицерский союз для защиты прав офицеров и урегулирования нового положения.

В Моонзунде, на передовой позиции, всю зиму стояли линейный корабль «Цесаревич» и крейсер «Адмирал Макаров». На них известие о перевороте ничуть не испортило отношений между офицерами и командами.

А вот в Кронштадте переворот ознаменовался настоящим погромом и зверскими убийствами. Здесь действующий флот во время войны не базировался; кроме нескольких учебных судов и транспортов, других кораблей не было. Но зато там был огромный контингент молодых матросов, обучавшихся в специальных классах; были береговые команды из старых матросов, списанных с кораблей за плохое поведение и отбывших наказание в тюрьмах и дисциплинарных батальонах. Уже только по своему составу матросов этот порт был благодатной почвой для мятежа. Молодые матросы призыва 1917 года явились на службу наполовину распропагандированными и не желавшими воевать. Еще в деревнях услужливые агитаторы вдалбливали им в головы, что воевать не надо и что начальство, которому великолепно живется за счет казны, только и занято угнетением своих подчиненных. Они были готовыми жадно внимать всякой подпольной агитации о «мире во что бы то ни стало» и про то, что офицеры – это их злейшие враги.

Главным командиром и военным губернатором Кронштадта был адмирал Р.Н. Вирен, человек по натуре прямой, властный и храбрый, но бесконечно строгий и требовательный. Он был неумолим ко всякой мелочи и немилосердно распекал всех на каждом шагу. Угодить ему было невозможно: и то было плохо, и это нехорошо, и чуть что – пощады не жди. Матросы, как угорелые, мчались от главного командира в разные стороны, стремясь спрятать фуражку: при малейшем упущении адмирал Вирен немедленно требовал ее, чтобы узнать номер. По этому номеру потом находили провинившегося матроса. В своем порту, не только в военное время, но и в мирное, адмирал Вирен завел такие строгие порядки, что матросам во время отпуска в город решительно некуда было деваться: все запрещалось. Бродить же по улицам было скучно, да и опасно, так как можно было попасться на глаза главному командиру или другим офицерам, которые под влиянием предъявляемых им требований тоже становились чрезмерно взыскательными. Оставалось, чтобы за какой-нибудь пустяк не попасть на гауптвахту, скрываться по разным сомнительным притонам.

Строевых офицеров в Кронштадте почти не было. Большинство из начальников частей и штабных уже давно отошло от строевого флота и потеряло с ним всякую связь. Матросами заведовали офицеры, числившиеся по Адмиралтейству, из которых очень много было перешедших из армии; другая же часть их состояла из подпоручиков и прапорщиков, произведенных во время войны из моряков торгового флота и кондукторов. Офицеры по Адмиралтейству совершенно не были подготовлены к обращению с матросами и не понимали их, а те, видя в них «чужих офицеров», не питали к ним должного уважения хотя бы потому, что они были «армейскими». Что же касается подпоручиков и прапорщиков, то они, как вообще временный элемент, уже не пользовались в матросской среде никаким авторитетом. Вполне понятно, что воспитать в надлежащем духе своих подчиненных они не могли.

Во главе учебных отрядов стоял вице-адмирал Л.Д. Сапсай, человек малоэнергичный и замкнутый, всегда сторонившийся команд. Они его совсем не знали.

Количество учеников-матросов доходило до 3 тысяч человек. Из-за недостатка офицеров все они и на занятиях в классах, и все вечера, то есть круглые сутки, находились на полной ответственности своих инструкторов из унтер-офицеров и фельдфебелей. Инструкторы же эти сами по себе были не слишком надежны, так как из-за большого спроса на них приходилось брать каждого, кто, казалось, мало-мальски удовлетворял требуемым условиям и изъявлял на это желание. Ученики-матросы и в грош не ставили своих инструкторов; наоборот, те сами подпадали под их влияние. Таким образом, создавалась благоприятная обстановка для революционной пропаганды. Наивно было думать, что какие-либо меры могли совершенно изолировать такое большое количество людей от внешнего влияния. Конечно, из нелегальных источников к ним доходили все известия, но уже в сильно извращенном виде. Злоба и ненависть, возбуждаемые агитаторами, накапливались все больше и больше. Вот тут-то и произошла трагедия. Когда у вождей бунта в Кронштадте составилось впечатление, что положение восставших в Петрограде окрепло (28 февраля), они начали кровавый бунт и на острове Котлин (в Кронштадте).

5.2. Массовые убийства офицеров на флоте в 1917 году

Хотя февральская революция (1917) именовалась «бескровной», в действительности это было не так. Только в Петрограде и только со стороны восставших в дни свержения старой власти погибло около 300 человек, около 1200 человек были ранены. На Балтийском флоте было убито около ста офицеров. Кровь пролилась во многих местах России. Поэтому начало Гражданской войны в России ряд историков отсчитывают от февраля 1917 года. Печать того времени твердила на все лады об удивительной, никогда раньше не случавшейся «Великой бескровной революции». Поэтому о многочисленных убийствах в тылу и на фронте умалчивалось. Умолчать об убийствах моряков было для печати значительно труднее, так как они происходили на базах флота, в многолюдных центрах, на глазах многочисленных свидетелей.

Мы рассуждаем сейчас, почему в «бескровной» революции погибло столько морских офицеров? Почему по отношению к ним так жестоко тогда поступали матросы? Почему вдруг родилась такая злоба, такая ненависть? Отчасти эти вопросы уже звучали на предыдущих страницах книги. Но все же осмыслим ответы на них еще раз.

Почему так жестоко убивали морских офицеров?

Разбираясь в этих убийствах, в существовавших тогда взаимоотношениях на флоте между офицерами и командами, нельзя не прийти к убеждению, что произошедшее было не случайным явлением, а кем-то организованным преднамеренным убийством. Но с какой целью? В чем причины убийства несчастных офицеров?

Некоторые исследователи приписывали это германским агентам, с целью расстроить боеспособность флота; другие – какой-то таинственной организации, тем более что заранее были составлены списки офицеров, намеченных к убийству, причем в них были помещены все командиры, старшие офицеры и старшие специалисты. Если бы убийства действительно были бы по ним выполнены, то российский флот оказался бы совершенно без руководителей. Видимо, всего этого отрицать нельзя. В реальности все это было. Как и было определенное матросское недовольство поведением отдельных офицеров и их грубым отношением к нижним чинам. Но также ясно, что все эти эксцессы были вызваны искусственно, под влиянием агитации, совершены просто подосланными убийцами, а не были вспышкой негодования за отношение начальства к подчиненным (хотя, безусловно, такие факты были).

Мы придерживаемся твердого убеждения, что ответственность за убийства офицеров надо возлагать не на одураченных матросов, а на устроителей и вождей революции от социал-революционеров, меньшевиков, большевиков, эсеров, анархистов. В подтверждение этого один из видных революционных деятелей присяжный поверенный еврей Шпицберг в 1924 году в разговоре с несколькими морскими офицерами совершенно откровенно заявил, что убийства были организованы партийными руководителями во имя революции. Они принуждены были прибегнуть к этому, так как не оправдались их расчеты на то, что из-за тяжелых условий жизни, режима и поведения офицеров переворот автоматически вызовет резню командиров. Поэтому и сделали ставку на террор. Шпицберг говорил: «Прошло два, три дня с начала переворота, а Балтийский флот, умно руководимый своим командующим адмиралом Непениным, продолжал быть спокойным. Тогда пришлось для “углубления” революции, пока не поздно, отделить матросов от офицеров и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти и недоверия. Для этого-то и были убиты адмирал Непенин и другие офицеры. Образовывалась “пропасть”, не было больше умного руководителя, офицеры уже смотрели на матросов как на убийц, а матросы боялись мести офицеров в случае реакции…»

Многие революционные партии, планируя свои акции, делали ставку на военно-морской флот. Учитывалась его мобильность, значительная пролетарская прослойка среди матросов. Партии рассматривали флот, как эффективный инструмент в ходе будущей борьбы за власть. На Балтике особенно преуспели в этом большевики и эсеры, на Черном море – меньшевики и анархисты. Все они соревновались в расшатывании и разложении матросской массы. Шпицберг был прав, именно мартовский беспредел 1917 года расколол флот на правых и левых, а в последующем – на белых и красных. Убийства офицеров имели целью создание обстановки психологического террора. И эта цель была достигнута. В матросскую массу в самый решительный момент войны были брошены лозунги о мире и тем самым преднамеренно подорваны дисциплина и авторитет офицеров.

Большинство убийств на Балтике были произведены в самом начале революции, 3 марта, и произошли так же неожиданно, как и сама революция. Никакого сопротивления происходящему со стороны офицерства не было. Это важно подчеркнуть, чтобы отвести мысль, что будто бы эксцессы явились результатом взрыва со стороны матросских масс против командного состава, оказывавшего сопротивление революции. Также неосновательно мнение, что убийства офицеров были следствием озлобленности масс, вызванной слишком строгой дисциплиной и несправедливостями со стороны командного состава, своего рода местью. На флоте, конечно, существовала дисциплина, он она была значительно легче, чем в армии, и сам командный состав был по своим установкам весьма либерален. Кроме того, большинство убитых офицеров «мордобойцами» не были, и убиты они были в большинстве случаев не своей командой, а неизвестными им матросами. Среди пострадавших было много начальников, весьма популярных среди своих подчиненных.

В газетах того времени писалось, что офицеры были убиты «лицами, одетыми в матросскую форму». Этим утверждением газеты хотели оправдать матросскую массу, свалив вину на каких-то «посторонних флоту лиц». Но это не соответствовало действительности и не подтверждалось фактами. Убийцы были настоящими матросами, а отнюдь не ряжеными. Обращает на себя внимание подвижность этих убийц. Определенные группы и отдельные лица ходили и убивали там, где они могли застать свои жертвы, причем можно констатировать явное стремление обезглавить флот.

Убийства офицеров носили не стихийный, а явно организованный характер. Жертвами убийств пали начальники, начиная с командующего флотом, командиры кораблей и офицеры-специалисты: штурманы, минеры, артиллерийские офицеры. Флот был обессилен. Если в двух-трех случаях можно было объяснить убийство местью, то в остальных случаях личных мотивов не могло быть, так как убийцы не знали раньше своих жертв. Их жертвы были офицерами и только за это должны были быть убиты. С какой целью? Для торжества революции. Офицеры к 3 марта не успели выявить своего отношения к революции, но изначально оно считалось отрицательным.

Другим обстоятельством, привлекавшим внимание тогдашних наблюдателей, кроме организованности убийств, было появление откуда-то у убийц денег. Рассказывали, что убийца адмирала Непенина хвастался перед товарищами, что за свое дело он получил 25 тысяч. Из какой кассы они были выданы? Этот вопрос остался без ответа. Однако можно предположить, что это делали соответствующие революционные партии. Например, эсеры. Социал-революционеры кроме своей основной боевой организации (террор) имели еще военную организацию, занимавшуюся устройством ячеек в воинских частях и во флоте. Если на миноносцах эсеровских организаций не было, то они имелись как раз на крупных кораблях и в базах, где в основном и совершались убийства. Роль этих организаций была значительна. Они взяли инициативу в свои руки и, оставаясь анонимными, оказались хозяевами положения, чему способствовала инертность как матросских масс, так и начальства. Убийство командного состава входило в планы эсеров, поэтому, как только стало известно о государственном перевороте, представители их на флоте немедленно занялись «ликвидацией холопов царизма». Социал-революционнные ячейки во флоте были довоенного происхождения и сохранились лучше армейских, так как флот не имел таких потерь, как армия. Вполне возможно, что кровавые события на флоте в феврале – марте 1917 года были также делом их рук.

При этом заметим, что политические симпатии матросов трудно было отнести к кaкой-либо конкретной партии. Не обремененные идеями, эти «бунтари по духу», как правило, пребывали в оппозиции к любой власти. И как только она им не нравилась или переставала их удовлетворять, они снова поднимались на бунт и восстания.

Все убийства офицеров были ужасны, но еще ужаснее то, что они никем не были осуждены. Сам военно-морской министр нового правительства Гучков санкционировал награждение Георгиевским крестом унтер-офицера запасного батальона Волынского полка Кирпичникова за то, что тот убил своего батальонного командира. Господа Керенские, Гучковы, Львовы, Милюковы и прочие объявили амнистию всем таким убийцам и этим не только покрыли убийства во имя революции, но и узаконили их после переворота. Правительство Керенского не просто объявило амнистию убийцам. Те из них, кто в процессе самообороны офицеров был убит, были объявлены героями и жертвами революции и торжественно захоронены. Этим они взяли на себя кровь, пролитую наемными убийцами офицеров, которые были посланы «вырыть пропасть». Целый ряд надмогильных крестов на кладбищах Гельсингфорса и Кронштадта остался живым укором этим господам от революции.

К чести основной массы балтийских матросов следует отнести то, что на передовых позициях в Моонзунде и Ревеле жертв среди офицеров практически не было.

Избежал того позора в марте и Черноморский флот, руководимый умным, гибким и решительным адмиралом Колчаком. Подчеркнем еще важную мысль: убийцам не удалось перебить все офицерство по обстоятельствам, не от них зависящим. В большинстве случаев это случилось вследствие сопротивления, оказанного им со стороны подчиненных убиваемых офицеров. Это еще раз подтверждает, что убийства не были простой местью.

Морские офицеры революционной России

Неожиданный взрыв революции в феврале 1917 года, перевернувший весь уклад жизни русского государства, поставил всех офицеров в тяжелое положение, особенно – морских. Они росли и воспитывались в традициях монархического строя, принесли присягу на верность царю и Родине и особо не участвовали в политике. Поэтому им были совершенно чужды те лозунги, которые были выдвинуты революцией. Временное правительство встретило их недоброжелательно и с полным недоверием, сказавшимся в оскорбительном отношении и натравливании на них подчиненных. Это не могло завоевать симпатий, и с первых же дней многие офицеры стали к нему в оппозицию. Вскоре, однако, убедившись, что без офицеров никакая военная сила немыслима и будет только разнузданной толпой, правительство стало заискивать перед ними.

Среда морских офицеров была в основном однородной. Большинство из них были кадровые офицеры, вышедшие из Морского корпуса. Первая мировая война не повлияла на такую однородность, так как за все время потерь было очень мало. Таким образом, все главные должности, как например, начальников бригад, дивизий, отрядов, командиров кораблей, старших офицеров и специалистов были заняты кадровыми офицерами. Только младший состав на кораблях был частью из мичманов «военного времени», да должности в тылу флота замещались офицерами из запаса, моряками торгового флота и произведенными кондукторами. Таким образом, в общей массе офицерство было монархично и совершенно не сочувствовало перевороту. Только среди офицеров «военного времени», в число которых вошло довольно много студентов, были его сторонники.

Но и среди кадровых офицеров были такие, кто решил использовать революцию, то есть стали ярыми сторонниками новой власти. Здесь были и молодые, и старые офицеры. Были среди них и те, которым в прежнее время по службе «не везло», а потому они считали себя обиженными. Главная масса офицерства признала переворот и Временное правительство только потому, что считало его принявшим власть законным порядком и совершенно не знало закулисной стороны. Офицерам казалось, что государь добровольно отрекся от престола и добровольно передал власть. Весь переворот был произведен за спиною офицеров, которые были всецело поглощены войной и не могли ждать никакой революции. Они были глубоко преданы государю и, хотя бы уже поэтому, переворот не встретил среди них сочувствия. За них решили главнокомандующие, командующие и другие высшие начальствующие лица, на которых и лежит вся ответственность. Офицеры явились только статистами в этой величайшей трагедии, разыгранной либеральными кругами русского общества при благосклонном содействии союзников.

Офицеры были так привержены монархии не только потому, что она давала им хорошее положение и материальные выгоды. Они были убежденными монархистами, так как, кроме всего остального, понимали, что для России, при ее самобытности, только царская власть могла обеспечить спокойное развитие и силу. Они понимали все безумие проведения утопических идей социализма, отрицания отечества и признания какого-то «всемирного III Интернационала».

Расстрелянные морские офицеры Кронштадта (март 1917 года)

Первой жертвой ненасытной злобы пал адмирал Р.Н. Вирен (1 марта 1917 года). Когда толпа подошла к дому главного командира, адмирал Вирен, услышав шум и крик, сам открыл дверь, однако оставив ее на цепочке. Увидев матросов, он стремительно распахнул ее настежь и громко крикнул: «Что нужно?!» Матросы, еще так недавно трепетавшие при звуке его голоса, и теперь сразу притихли и растерялись. Только когда из задних рядов послышались единичные выкрики: «Тебя надо, кровопийца, вот кого нам надо», – толпа опять взволновалась, заревела и, бросившись на адмирала, стащила его полуодетым вниз и поволокла по улицам. Матросы улюлюкали, подбегали к Вирену, плевали ему в лицо и с площадной бранью кричали: «А ну-ка, покажи свой номер! . .» Толпа была одета в самые фантастические костюмы: кто – в вывернутых шерстью наружу полушубках, кто – в офицерских пальто, кто – с саблями, кто – в арестантских халатах. Ночью, при свете факелов, это шествие имело очень жуткий вид, точно демоны справляли свой адский праздник. Мирные жители, завидев эту процессию, с ужасом шарахались в стороны.

Посреди этой толпы шел адмирал. Он был весь в крови. Искалеченный, еле передвигал ноги. Падая, медленно двигался мученик навстречу лютой смерти. Из его груди не вырывалось ни одного стона, что приводило толпу в еще большее бешенство… Когда-то, в дни Порт-Артура, в неравном бою с несколькими японскими крейсерами и миноносцами погибал миноносец «Страшный». Японские корабли уже готовились его захватить. В это время на выручку «Страшному» несся его собрат «Баян». На командном мостике стоял его командир, тогда еще капитан 1-го ранга Вирен. Впившись глазами вперед, он все время приказывал передать в машины, чтобы дали еще больший ход, чтобы успеть прикрыть «Страшного». «Баян», подлетев к месту недавнего побоища, застопорил машины. «Страшного» уже не было, он скрылся под волнами. Подобрав оставшихся людей, «Баян», при общем восторге, возвратился в Порт-Артур…Что если бы теперь пред этой зверской толпой вдруг встали бы те матросы, которые были тогда спасены «Баяном»? Что сказали бы они убийцам адмирала Вирена? Сумели бы отстоять ему жизнь? Пожалуй, нет. Толпа уже была опьянена кровью. Мукам Вирена приближался конец. Пресытившись терзанием жертвы, палачи окончательно добили ее на Якорной площади, а тело сбросили в овраг. Там оно лежало долгое время, так как его было запрещено хоронить.

На следующий день, рано утром, был арестован и начальник штаба порта контр-адмирал А.Г. Бутаков. На двукратное предложение матросов признать новую власть адмирал, не задумываясь ни на одно мгновение, ответил: «Я присягал государю и ему никогда не изменю, не то, что вы, негодяи!» После этого его приговорили к смерти и расстреляли у памятника адмиралу Макарову. Первый залп был неудачен, и у адмирала оказалась простреленной только фуражка. Тогда, еще раз подтвердив свою верность государю, адмирал спокойно приказал стрелять снова, но целиться уже как следует…

Также зверски был убит командир 1-го Балтийского флотского экипажа генерал-майор Н.В. Стронский, нелюбимый матросами за свою требовательность. Командир учебного корабля «Император Александр II» капитан 1-го ранга Н.И. Повалишин был убит на льду, когда он, видя, что ему неизбежно грозит смерть, хотел скрыться от преследователей. Его заметили и тут же расстреляли. Старшего лейтенанта Н.Н. Ивкова, служившего на учебном судне «Африка», команда живым спустила под лед. Всю ночь убийцы рыскали по квартирам, грабили и вытаскивали офицеров, чтобы с ними расправиться. В числе убитых были капитаны 1-го ранга К.И. Степанов и Г.П. Пекарский; капитаны 2-го ранга А.М. Басов и В.И. Сохачевский; старшие лейтенанты В.В. Будкевич, В.К. Баллас и мичман Б.Д. Висковатов. Остальные – были офицеры по Адмиралтейству, подпоручики и прапорщики. Только по официальным сведениям штаба, очень неполным, убитых было свыше двадцати пяти человек. Кроме того, было убито много кондукторов и сверхсрочнослужащих.

Оставшиеся в живых на кораблях офицеры находились под арестом; у них было отобрано оружие и сняты погоны. Жившие на берегу были заключены на гауптвахту, среди них – вице-адмиралы А.Д. Сапсай, А.П. Курош и контр-адмирал Н.Г. Рейн. Все они были расстреляны. Адмирал Курош всего только три дня тому назад приехал в Кронштадт, чтобы принять должность коменданта крепости. Контр-адмирал Рейн тоже совсем недавно приехал в Кронштадт, где получил Учебно-минный отряд. Всех офицеров непрерывно допрашивали, предъявляя им самые нелепые обвинения. Часть из них была расстреляна на площади перед гауптвахтой. В том числе георгиевский кавалер адмирал Рейн. Особо утонченным издевательствам подвергался адмирал А.П. Курош, на котором старательно вымещали энергичное подавление им Свеаборгского бунта в 1906 году.

Так Кронштадт снова прогремел на всю Россию. Вся психология кронштадтской эпопеи носила грубый, варварский, но зато настоящий революционный характер. Ничего идейного в ней не было: было только стремление разрушить, уничтожить дотла все, что создано веками, стремление удовлетворить свои животные инстинкты. Это был дикий и бессмысленный бунт. Период с начала революции в феврале 1917 года до прихода к власти большевиков в конце октября 1917 года был для всех офицеров самым страшным, опасным и трудным временем. Фактически они находились вне закона; кто угодно мог убить офицера безнаказанно.

5.3. Бунтарские настроения на флоте (март – октябрь 1917 года)

Разложение флота продолжается

Общую атмосферу в то время на военно-морском флоте, особенно на Балтике, можно охарактеризовать одним словом – разложение. Балтийский флот быстро разлагался в гаванях Гельсингфорса, Кронштадта и Петрограда. Общее разложение коснулось не только команд, но и части офицерства. По-прежнему наблюдалось сильное брожение среди команд и можно было опасаться повторения мартовских событий. Причиной этому послужила усиленная агитация за снятие с офицеров и кондукторов погон, а с унтер-офицеров нашивок как ярких отличий «старого режима». Матросы ходили, как в угаре: большинство из них, несмотря на свою «ультрареволюционную» окраску, совершенно не понимало смысла и значения совершившихся событий: почему отрекся от престола государь, что за люди взяли теперь власть и так далее.

Тем временем революционная агитация делала свое дело. Среди команд начал уже наблюдаться «сознательный» элемент. Раньше он являлся исключением, а теперь был сплошь и рядом. Примеры Кронштадта, особо революционных кораблей, усталость от трехлетней войны, а главное, сплошные ошибки Временного правительства и нового, революционного командующего Балтийским флотом – все это вело к развалу флота.

Разрастался беспорядок и развал на кораблях. Молодые матросы, ничего не понимавшие в морском деле, принеся в экипажи лозунг о «мире во что бы то ни стало» и кичась «революционными заслугами», благодаря своему большинству захватили в свои руки все влияние. Развал всего государства шел быстрыми шагами и неизбежно передавался на флот. И только сверхчеловеческая воля отдельных начальников могла этому как-то помешать.

Как следствие мартовского переворота явились большие перемены в командном составе флота. Командир минной дивизии Балтийского флота контр-адмирал М.А. Кедров был назначен товарищем морского министра. Его место занял капитан 1-го ранга А.В. Развозов, один из самых выдающихся офицеров флота того периода. Ему удавалось еще сдерживать разложение экипажей кораблей, благодаря поразительной энергии, твердой воле и удивительному умению говорить с командами. Подчиняя своему влиянию лучших матросов, он тем самым заставлял их влиять уже на остальных.

В июле распоряжением Временного правительства был смещен с должности командующего Балтийским флотом адмирал Максимов. Его сменил контр-адмирал Д.Н. Вердеревский. Однако его командование длилось весьма недолго: после конфликта с Временным правительством адмирал был вызван в Петроград и там арестован. На его место заступил вице-адмирал А.В. Развозов.

Общая разруха, постигшая флот после переворота, неизбежно отразилась и на боевых делах. В летний период погибли три новые подлодки – «Барс», «Львица» и «АГ-14». В конце августа по небрежности своего командира выскочил на мель миноносец «Стройный». Этот командир, выбранный матросами, явился удивительно ярким выразителем пресловутого «выборного начала».

Согласно распоряжению командующего Балтийским флотом, главное командование над всеми силами в Рижском заливе принял на себя вице-адмирал М.К. Бахирев. Михаил Коронатович Бахирев был моряк до мозга костей. Этот адмирал стоит того, чтобы мы о нем снова вспомнили. Всю свою службу он провел в беспрерывных плаваниях. Для него море и флот были сутью жизни, все его интересы сосредоточились только на них. Но он был не только моряк, но и военачальник Божией милостью, что блестяще доказал еще в Русско-японскую войну, будучи командиром миноносца «Смелый», который под его командованием проявлял чудеса храбрости и отваги. Первая мировая война застала М.К. Вяхирева в должности командира крейсера «Рюрик». Блестящие военные дарования быстро выдвинули его в начальники бригады крейсеров, потом – бригады дредноутов и, наконец, начальники Минной обороны. На флоте Михаила Коронатовича действительно любили и относились к нему с глубочайшим уважением. На вид суровый, молчаливый, он в кругу офицерской семьи был просто почитаемый и обаятельный соплаватель. Всегда спокойный, выдержанный, в минуты опасности никогда не теряющийся и безупречно храбрый офицер. Был награжден 13-ю орденами. При такой своей храбрости, прежде чем послать в опасность корабли, долго взвешивал и обдумывал, как бы подвергнуть их меньшему риску, и потом все время болел душой, пока они ни вернутся обратно.

Адмирал не любил слов, он признавал только дело. Катастрофа февральского переворота на него подействовала удручающим образом. Он хотел от всего сразу же совершенно отстраниться, но тяжелое положение, в которое попала Россия после революции, заставило его, верного сына своей Родины, еще остаться на некоторое время, пока не кончится война. Он привел к достойному финалу русский Балтийский флот, доблестно выведя его навстречу сильнейшему врагу, во время боя в Моонзунде.

Потом же, когда война закончилась, он не счел возможным больше оставаться на службе, вышел в отставку. Точнее, в январе 1918 года он был уволен в отставку без права на получение пенсии. Но в начале августа 1918 года был арестован, освобожден только 13 марта 1919 года. Однако 17 ноября 1919 года снова был арестован по обвинению в сотрудничестве с Юденичем. 9 января 1920 года Коллегия ВЧК постановила: «Бахирева Михаила… расстрелять, приговор привести в исполнение по особому постановлению Президиума ВЧК, оставив Бахирева в качестве заложника на случай террористических актов со стороны агентов белогвардейцев». 16 января Михаила Коронатовича Бахирева расстреляли.

Политики адмирал терпеть не мог. Он просто честно любил Россию, любил всей силой своей самобытной, гордой души, мучился и страдал за нее. Вся красота души М.К. Бахирева сказалась в его словах во время допроса: «Никакой партии я не сочувствую, но люблю Россию», и в ответе на смертный приговор: «Ну что же, над телом вы вольны, но духа моего вы не убьете». Он был представителем старых морских традиций и был очень популярен во флоте.

Обострение отношений между офицерами и матросами

Обострению этих отношений способствовали революционные изменения и новые правила организации и жизни военно-морского флота. Первой большой реформой после переворота февраля 1917 года в организации флота явилось образование судовых комитетов. Возникли они самочинно, но почти немедленно были узаконены Временным правительством, которое приказало, чтобы выборы были произведены на всех кораблях. Получилось так, что этот выборный орган встал между командным составом и матросами. По идее он должен был ведать только вопросами внутренней жизни команды: распределением на работы, питанием, сходом на берег и наказаниями. Однако вскоре комитеты стали вмешиваться во все решительно распоряжения по кораблю. Несмотря на военное время, они созывали общие собрания команды для обсуждения приказа о выходе в море, выносили порицания и выговоры всем офицерам, не исключая и командира. Попутно решался и какой-либо политический вопрос государственного значения. Резолюции публиковались обыкновенно в одном из демократических органов. Бывало, например, что судовой комитет от имени команды какого-нибудь сторожевого судна «Куница», состоявшей всего из двадцати человек, требовал немедленного заключения мира «без аннексий и контрибуций», передачи всей власти Советам или еще чего-нибудь в том же роде, причем заявлял, что готов с оружием в руках поддержать эти требования.

Чем дальше шло углубление революции, тем больше комитеты забирали в свои руки власть. Главным образом они старались «показать свои права» командному составу, авторитет которого благодаря этому падал с каждым днем. Среди матросов комитеты, за редким исключением, пользовались большим влиянием. Но и тут все шло гладко только до тех пор, пока их распоряжения не шли вразрез с желаниями команды. Едва лишь выносились неприятные постановления, вроде ограничения съезда на берег или увольнения в отпуск, требования исполнения некоторых обязанностей, наложения наказаний и так далее, как сейчас же шел ропот и начинались требования о переизбрании комитета.

В первое время в судовые комитеты выбирались наиболее активные матросы, особенно проявившие себя во время февральского переворота. Вскоре, однако, ввиду возникновения всевозможных революционных организаций – комиссий, съездов и тому подобных, требовавших ежедневно все новых и новых представителей от кораблей, все они убыли в эти новые организации. На кораблях же остался хотя и более спокойный элемент, но совсем неумелый, который не мог сам разобраться в возникающих вопросах. Он слепо действовал по указаниям центральной инстанции, которая сосредоточивалась сначала в местных Советах депутатов, а потом в Центральном комитете Балтийского флота. Бывали случаи, что в состав комитета выбирались и офицеры, которые пользовались любовью команды; тогда, если они были энергичны, им легко удавалось руководить комитетом и проводить в нем любое решение. Впрочем, они держались там недолго и забаллотировывались при следующих же выборах. Упорная агитация достигала своей цели. Чем дальше шло время, тем реже становились случаи выбора офицеров; комитеты уже состояли исключительно из матросов.

Центральный комитет Балтийского моря, или сокращенно – «Центробалт», возник несколько позднее (28—30 апреля 1917 г.) и состоял из уполномоченных от отдельных частей флота и портов. Устав его был выработан на первом съезде представителей Балтийского флота в Гельсингфорсе. Центробалт сразу же стал домогаться полноты власти и вел непрерывную борьбу со штабом флота и самим командующим. Имея энергичную поддержку в центральных революционных инстанциях, он понемногу стал захватывать административную часть, а впоследствии даже добился того, что должность командующего флотом была вообще уничтожена и вся власть передана ему. Соответственно с ростом значения Центробалта увеличивался и его состав, почти исключительно состоявший из матросов (только вначале там был один офицер). Раньше скромно ютившийся на пароходике «Виола», позже он забрал в свое распоряжение императорскую яхту «Полярная Звезда», а потом – и «Штандарт».

Члены Центробалта по своим качествам и способностям были несколько выше членов судовых комитетов, но настрой их был значительно резче в революционном духе. В специальных же вопросах морского дела все они были слабы. Тем не менее на Центробалт возлагались все отрасли управления флотом, кроме одной – оперативной; главным образом, конечно, политические дела. Вопросы разбирались секциями; незначительные – ими же и решались, а более важные обсуждались на «пленарном» заседании всего комитета. Если вопрос был чрезвычайной важности, то назначалось общее собрание вместе с судовыми комитетами или представителями от различных кораблей. Так началось коллективное управление – сначала отдельными кораблями, а потом и всем флотом. История всех стран и веков осудила и доказала полную абсурдность такой системы управления военной силой. Но революционные деятели упорно проводили этот принцип и старались на разных собраниях и митингах доказать его жизненность, ссылаясь на недоверие масс к единоличному управлению. В итоге флот стал разлагаться еще больше и терять боеспособность.

Следствием процветания комитетов явилось обсуждение вопросов о выходах в море и на стрельбу, о зимовке, относительно выполнения приказаний о постановке мин или какой-либо другой боевой операции. Часто команды отказывались исполнять приказания, полученные и от самого командующего флотом. Например, «Слава» пошла в Моонзунд только после целого ряда уговоров; заградитель «Припять» в самый решительный момент защиты Кассарского плеса отказался идти ставить заграждение, отказывались работать тральщики. Можно много еще насчитать подобных случаев, явившихся следствием коллективного управления.

На кораблях и в частях флота продолжала вестись активная агитация, направленная на то, чтобы ни в коем случае не допустить единения офицеров с матросами. Причем особое внимание обращалось на Ревель, где февральский переворот носил совершенно мирный характер, и офицерство пока не утратило влияния на команды. В конце марта и в начале апреля там уже началась усиленная агитация, очень умно рассчитанная на более или менее воинственное настроение части команд. В городе и на кораблях стали циркулировать упорные слухи, что среди офицеров есть много германских агентов, причем указывалось на всех офицеров с иностранными фамилиями. Это возымело действие. Были арестованы: начальник 4-го дивизиона миноносцев, командир миноносца «Пограничник», начальник 2-й партии траления, заведующий обучением отряда подводного плавания и один летчик. К целому ряду других офицеров с иностранными фамилиями были предъявлены обвинения в шпионаже. Этого было мало. Вскоре всюду стали распространяться и слухи о злоупотреблениях при кормлении команд и ремонте кораблей. Команды с жадностью ухватились за них, рассчитывая получить деньги, которые можно было бы поделить между собою. Без всякого основания подверглись аресту бывшие ревизоры «Рюрика», «Баяна», «Двины» и многих других кораблей, несколько командиров корабей оказалось под подозрением.

Одновременно с арестами офицеров на кораблях произошел и еще один инцидент, но уже в городе, с штаб-офицером для поручений при коменданте морской крепости Императора Петра Великого капитаном 2-го ранга Э.И. Вещицким. Матросы не любили его за строгость. Во время переворота он, предугадывая месть, хотел скрыться из Ревеля, но был задержан и привезен обратно. Его посадили в командный карцер, но потом решили перевести в береговое помещение и повели туда под конвоем четырех матросов.

Собравшаяся вокруг толпа переобула его в лапти, повесила другую пару на шею, а в руки заставила взять метлу. В таком виде она провожала его, награждая побоями, до самого арестного помещения. Ни конвой, ни члены «советов» нисколько не пытались прекратить это бесчинство. Этот инцидент сильно дискредитировал офицерство и, пройдя совершенно безнаказанно, позволил поднять голову его врагам. Одним словом, по безумству матросов по отношению к офицерам Ревель стал догонять Гельсингфорс и Кронштадт.

Следующими причинами обострения отношений между офицерами и командами кораблей послужили вопросы о снятии погон и уничтожении званий кондукторов и сверхсрочнослужащих. Офицеры очень дорожили своей исторической формой, которая уже больше века держалась на флоте, но, понимая момент, готовы были подчиниться требованию об ее изменении. Этот вопрос был особенно взвинчен на 2-й бригаде линейных кораблей, «каторжной бригаде», где едва не произошли новые эксцессы. Для срочной ликвидации этого вопроса в Гельсингфорсе было собрано общее собрание морских и сухопутных офицеров. Собрание вышло очень бурным. При этом несколько офицеров публично сорвали с себя погоны. Собрание решило послать своих представителей к командующему флотом с просьбой разъяснить им его отношение к вопросу. В ответ на это Максимов тоже сорвал с себя погоны и сказал, что он издает приказ об их уничтожении. Во избежание новых эксцессов было принято решение – немедленно снять погоны и надеть нарукавные нашивки. В последующие дни было много случаев, когда на улицах Ревеля и Гельсингфорса толпы солдат и матросов нападали на офицеров, не снявших еще погоны.

Так обстояло дело с погонами. Второй вопрос – о кондукторах и сверхсрочнослужащих – был гораздо серьезнее. С их уходом флот лишался своей главной технической силы, а они между тем выбрасывались на улицу, без всяких средств к существованию. В большинстве же случаев это были многосемейные люди. Все они долголетней практикой приобретали огромный опыт и являлись лучшими помощниками офицеров по всем отраслям техники. Упразднением этих должностей был нанесен непоправимый вред боеспособности флота: он оказался без главных специалистов.

Агитация против кондукторов и сверхсрочнослужащих велась очень упорно. Она была основана на том обвинении, что при прежнем режиме они играли роль «жандармских и полицейских агентов», так как обо всем доносили по начальству. В конечном итоге командующий флотом, с такой же легкостью, как снял погоны, издал приказ и об уничтожении этих должностей.

В числе других революционных реформ Временного правительства важным было переименования командами своих кораблей. От самого зарождения российского флота с наречением имен кораблям была связана особая традиция. Имена давались обыкновенно в честь верховных вождей флота, в честь его героев, в память былых побед и святых, в дни которых были одержаны эти победы. Когда корабль за старостью кончал свою службу, погибал в бою или при крушении, то его именем назывался какой-либо из вновь строившихся кораблей. Таким образом, славные имена не терялись, а переходили из поколения в поколение, и каждый корабль имел свое прошлое, свою историю. Со старым именем в молодой корабль как бы вселялась душа его предшественника; к нему переходили его былые заветы и традиции. Его экипаж гордился делами своих предков и старался в свою очередь поддержать их славу, вплести новые лавры в их венок. Имя корабля всегда было дорого для личного состава. С воспитательной точки зрения это имело огромное значение.

Когда вспыхнула революция, команды, под влиянием всеобщего угара, принялись переименовывать свои корабли на революционно-демократический лад. В большинстве это коснулось тех кораблей, которые носили имена императоров или императорские титулы. Все эти новые официальные названия прививались плохо. Они мало что говорили флоту и совершенно не выражали лица корабля; даже сугубо революционные матросы часто называли свои корабли старыми именами.

Переименования кораблей весной 1917 года

Одним из характерных явлений революции было возникновение на флоте бесчисленных союзов политического и профессионального характера. Объединялись решительно все «товарищи»: музыканты, шоферы, доктора, фельдшера, санитары, чиновники и так далее. При объединении они, прежде всего, должны были выяснить свое отношение к революции, показать свое «политическое лицо», или иначе – «платформу».

Эти союзы сейчас же принимались вырабатывать для своих членов новые права; повышать ставки заработной платы или жалованье, уменьшать число рабочих часов и вести непримиримую борьбу с какой-нибудь организацией «буржуев». Это называлось защищать интересы своей корпорации. Например, «союз санитаров» забрал главную роль в госпиталях; «союз фельдшеров» оттеснил докторов; «союз вольнонаемных служащих портовой конторы» вмешивался в управление портом и так до бесконечности.

Офицерство было меньше всех подготовлено к борьбе за свои права и прерогативы. Кроме того, насколько приветствовались всякие профессиональные союзы, настолько косо смотрели на «объединение» офицеров. Революционные власти видели в этом опасность для «завоеваний революции» и зорко следили за офицерами, ограничивая все их попытки возвысить голос в свою защиту.

В то время политика настолько вскружила всем головы, что нельзя было подойти даже к самому простому вопросу, чтобы не потратить бесконечные часы на споры о политической платформе. Характерным примером в этом отношении явился 1-й Всероссийский съезд офицеров армии и флота в Петрограде. Созвал его Петроградский союз офицеров, кстати, настроенный очень «революционно». Офицеры съехались со всех концов России, но, конечно, офицеров тыла было больше, чем с фронта. Приехали и морские офицеры от флотов всех морей. Кадровые офицеры фронта и морские просто понимали задачу, а именно – что они должны выяснить общее состояние армии и флота, свое положение после переворота и выработать то направление, которого следует держаться. Другие же офицеры, главным образом из недоучившихся студентов, еще с университетской скамьи зараженных социализмом и политиканством, требовали, прежде всего, выяснить отношение офицерства к революции. Это привело только к тому, что все разделились на три группы: первая стояла на платформе Временного правительства, вторая – на платформе Совета рабочих и солдатских депутатов и третья – вне политики.

В итоге съезд кончился ничем. Он только внес в души многих офицеров горькое разочарование в возможности единения офицерства. Несмотря на все препятствия, все же на Балтийском флоте возникли два офицерских союза: один в Ревеле, а другой, позже, в Гельсингфорсе. Впоследствии они слились вместе и просуществовали до перехода флота в Кронштадт. Роль этих организаций была очень незначительной, так как офицерам нельзя было даже громко заявлять свое мнение; иначе союз разогнали бы сейчас же. Да и само офицерство как-то мало приспособлялось к политике и к подобным организациям относилось весьма скептически, прибегая к ним только в случаях большой опасности.

Бунты на флоте летом 1917 года

Работа по «углублению революции» на флоте летом шла полным ходом, и команды кораблей левели с каждым днем. А в адрес Временного правительства все громче и громче стали раздаваться брань и угрозы со стороны судовых комитетов и других флотских организаций. Среди офицеров на флоте в это время преобладал еще взгляд, что Керенский, бывший одновременно и главой Временного правительства и военно-морским министром, является исключением из общереволюционного руководства страны. Впрочем, не одни только морские офицеры ошибались в оценке Керенского: о его «удивительной порядочности и честности» почему-то твердила вся Россия.

Июль ознаменовался тем, что Временное правительство наконец отстранило от командования флотом Максимова и назначило на его место контр-адмирала Д.Н. Вердеревского. Смена не обошлась без инцидента. Максимов сначала категорически воспротивился этому. Он был поддержан сильно обольшевичившимся дредноутом «Петропавловск» (на нем были сильны большевистские настроения), который даже ультимативно заявил, что откроет огонь по штабному кораблю «Кречет», если только в должность вступит новый командующий флотом. При этом «Петропавловск» демонстративно поднял второй флаг командующего флотом. Но инцидент был исчерпан, и адмирал Вердеревский вступил в командование. Новый командующий хорошо понимал положение, в котором находился флот. Ему стало ясно, что едва ли теперь можно что-либо изменить к лучшему. Дни проходили в непрерывных переговорах и уговорах: на разных кораблях то и дело возникали самые невероятные конфликты и недоразумения. Только и приходилось что-нибудь улаживать, объяснять, разъяснять и доказывать.

В это время в Гельсингфорсе собрался 1-й съезд представителей всех портов и частей Балтийского флота. Приехали и кронштадтские представители, из-за которых начались новые недоразумения. Они требовали введения мер демократизации, самочинно проведенных ими в Кронштадте: уничтожения кают-компаний и передачи их в пользование матросов, уничтожения чинов и, наконец, уничтожения должности командующего флотом. Только благодаря представителям Минной дивизии, бригады крейсеров и влиянию самого командующего флотом удалось отклонить эти требования.

В начале июля большевики в Петрограде предприняли первую попытку поднять восстание. Временное правительство очутилось в очень критическом положении и в момент паники потребовало от командующего флотом немедленной присылки нескольких миноносцев. Центробалт энергично восстал против поддержки правительства, и команды кораблей не пожелали идти. Но все же Временное правительство одержало верх. Почувствовав под собою почву, оно потребовало от адмирала Вердеревского отчета и приказало ему явиться в Петроград, где он был тут же арестован. Адмирал обвинялся в государственной измене, для разбора дела было назначено чрезвычайное следствие. Этот арест возмутил не только офицеров, но и команды кораблей. Немедленно был потребован отчет уже от самого Керенского. В конце концов адмирал был выпущен на свободу, а позже даже сделан морским министром. А на должность командующего Балтийским флотом был назначен самый популярный в то время адмирал – начальник минной дивизии А.В. Развозов. Его назначение положительно восприняли все офицеры и команды, ибо он как нельзя лучше подходил для роли командующего флотом в такое тревожное время.

Но 26 августа в Петрограде опять вспыхнуло восстание – корниловский мятеж с целью свержения Временного правительства. Корниловское выступление имело для морских офицеров самые печальные последствия, многих из них обвиняли в «контрреволюционном заговоре». От всех офицеров была отобрана подписка о признании Временного правительства и непричастности их к корниловскому мятежу. Очевидно, было рассчитано на то, что часть офицеров откажется выполнить требование, а тогда можно будет использовать это в целях агитации. Фактически большинство морских офицеров не участвовало в этом выступлении и даже ничего заранее не знало о нем. Но вполне понятно, что когда оно произошло, то все в душе ему сочувствовали. Тем не менее без эксцессов не обошлось. Снова произошли убийства офицеров. В Або, по подозрению в сочувствии корниловскому выступлению, был расстрелян лейтенант А.И. Макаревич, а на «Петропавловске», якобы за отказ дать подписку, арестованы и тоже расстреляны матросами по приговору команды корабля лейтенант Б.П. Тизенко и мичманы Д. Кандыба, К. Михайлов и М. Кондратьев.

Несмотря на все усилия офицеров, убийцы остались совершенно безнаказанными, ибо такие убийства Временное правительство считало в порядке вещей.

«Революционный вождь армии и флота» Керенский по этому поводу заявил: «Эти жертвы неизбежны… Необходимо было таким образом прорваться буре народного негодования…»

Несмотря на все усилия адмирала Развозова, Балтийский флот, как, впрочем, и другие силы российского флота, продолжал катиться по наклонной плоскости. В сентябре последовало наступление немцев на Рижский залив. После печальной эпопеи защиты Моонзунда флот отступил в Лапвик, вскоре был сдан и Ревель, и те корабли, которые на него базировались, перешли в Гельсингфорс.

Тем временем на флоте активизировалась большевистская пропаганда. Опять нa палубах послышались речи: «Товарищи матросы, не верьте вашим офицерам, следите за ними и, если заметите что-нибудь, уничтожайте их». Немного спустя начались выборы в Учредительное собрание. Организованы они были и происходили под давлением и вмешательством судовых комитетов. Матросы могли выбирать только большевистских кандидатов. Что касается офицеров, то их голоса не имели никакого значения. Они имели своих кандидатов (офицеров же), которых и выбирали сами, хотя заранее уже знали, что из этого ничего не выйдет.

5.4. Военные моряки накануне революционных событий октября 1917 года

Взгляды РСДРП(б) на участие военных моряков в ревоюции

Одним из важнейших условий, обеспечивших большевикам победу в революционных действиях в октябре 1917 года, явилась работа партии по привлечению армии и флота на сторону революции. Без успешного решения этой задачи нельзя было добиться победы. Вооруженные силы России в то время насчитывали более 10 млн солдат и матросов, обладавших военной техникой и оружием. Это была могучая сила. Вот почему борьба партии за армию и флот в период подготовки и проведения революции явилась составной частью ее борьбы за упрочение союза рабочего класса с крестьянством. Партия большевиков стремилась вовлечь в ряды революционной армии пролетариата массы солдат и матросов, объединить их передовую часть с Красной гвардией и создать, таким образом, единый и могучий вооруженный оплот революции. Особое внимание в этой работе уделялось военно-морскому флоту, представлявшему в то временя внушительную военную силу и имевшему ряд особенностей, обусловивших его активную роль в революционной борьбе.

Русский флот размещался в районах с большой промышленной базой. Его обслуживали 17 крупных казенных заводов военно-морского ведомства, в том числе такие, как Адмиралтейский, Балтийский и Обуховский в Петрограде, Севастопольский и Николаевский на юге страны, 18 частных заводов и 80 заводов по ремонту судов. Работа на судостроительных заводах требовала длительного повседневного общения рабочих и матросов. Вступающие в строй корабли были оснащены сложной боевой техникой и приборами, для обслуживания которых необходимы были грамотные люди, имеющие технические навыки и квалификацию. Поэтому корабли укомплектовывались большей частью выходцами из фабрично-заводских рабочих. Наличие на флоте большой прослойки пролетарской и полупролетарской молодежи, их общение с рабочими промышленных центров предопределяли активное участие матросов в революционной борьбе.

В 1917 г. флот России располагал 561-м боевым кораблем и 549-ю вспомогательными судами. К началу 1917 г. во флоте России насчитывалось 173 528 матросов, 5916 офицеров, 91 адмирал и 118 генералов.

Основная масса боевых и вспомогательных судов оказалась на Балтике. В подчинении командующего Балтийским флотом находилось большое число сухопутных войск. Базируясь на Гельсингфорс, Кронштадт, Ревель, Або и Петроград, имея мощную военную технику и оружие, Балтийский флот оказывал существенное влияние на ход политической борьбы. В свою очередь петроградский пролетариат, тесная связь матросов с рабочими судостроительных и судоремонтных заводов в местах базирования флота, постоянное и непосредственное руководство большевистскими организациями Балтийского флота способствовали бурному развитию революционного движения на флоте и определяли его активное участие в революции. Основное внимание большевики уделяли Кронштадту и Гельсингфорсу как базам, определяющим положение на флоте в целом. Более того, партия рассчитывала превратить Балтийский флот в свою мощную опору для укрепления большевистского влияния на всех других флотах.

Для руководства революционной борьбой во всех военно-морских базах были созданы партийные организации, объединявшие рабочих, матросов и солдат, причем во многих из них матросы составляли ядро. Большевистские организации основных баз флота были тесно связаны с партийными ячейками на кораблях и в частях, регулярно и оперативно руководили их деятельностью. Большую работу по созданию большевистских организаций на Балтийском флоте, революционному воспитанию матросов вели организаторы и руководители военных моряков: П.Е. Дыбенко, братья С.Г. и М.Г. Рошаль, Т.И. Ульянцев, Ф.Ф. Раскольников, И.Д. Сладков, С.Г. Пелихов, Н.А. Ховрин, И.П. Флеровский, Н.А. Пожаров, П.Д. Хохряков, И.Н. Колбин, Е.Ф. Зинченко, С.С. Гредюшко, В.А. Антонов-Овсеенко, Б.А. Жемчужин и другие. Среди военных моряков флотилии Северного Ледовитого океана в Мурманске революционную работу вели В.П. Павлов, В.Ф. Полухин и другие, на Каспийской флотилии – большевики Баку. Среди матросов Сибирской флотилии огромную организаторскую работу проводили большевики Владивостока, а среди моряков Амурской флотилии – Л. Герасимов, В. Голионко, М. Малышев и Ф. Мухин.

С выходом большевиков из подполья ЦК партии укрепил связи с большевистскими организациями флотских баз. Это было одним из важнейших условий создания легальных большевистских организаций во флотских базах. Неотложным делом большевистских организаций флота являлось создание легальной партийной печати. Поэтому после организации партийных комитетов большевики немедленно приступили к изданию газет. В Кронштадте стала выходить газета «Голос правды», в Гельсингфорсе – «Волна», в Ревеле – «Утро правды». Большевистская печать являлась самым сильным оружием идейно-политического воспитания матросских масс в подготовке их к новому этапу революции. Большевики Балтийского флота развернули большую работу по распространению газет не только среди матросов, но и среди солдат действующей армии. Кронштадтский комитет РСДРП(б) только в марте – мае 1917 года отправил на фронт, во все флоты и флотилии 224 380 экземпляров большевистских газет.

С первых дней февральского переворота на флотах и флотилиях были образованы Советы, объединившие депутатов от рабочих, матросов и солдат. Они стали основными центрами совместной революционной борьбы. К концу марта начали действовать комитеты кораблей и частей, ограничивавшие власть командования и сплачивавшие матросские массы.

Вскоре по инициативе матросов-большевиков был создан Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) – высший революционно-демократический орган флота. Председателем Центробалта 1-го созыва был избран большевик П.Е. Дыбенко. Комитет рассматривал «все приказания, постановления и распоряжения, касающиеся общественной, политической и внутренней жизни флота, откуда бы они ни исходили». Принятые решения проводились в жизнь Исполнительным бюро Центробалта в составе девяти человек. Центробалт имел также секции, в которых разбирались специальные вопросы деятельности флота. Комитет представлял собой высшую инстанцию, без одобрения которой ни один приказ, касающийся Балтийского флота, не имел силы. Отчитывался Центробалт перед съездом моряков Балтийского флота.

Центральный комитет большевистской партии уделял большое внимание работе на Черноморском флоте и в портовых городах Юга. Борьба большевиков за матросские массы была здесь более сложной и длительной, чем на Балтике. Оторванность Черноморского флота от крупных промышленных и пролетарских центров, засилье буржуазных элементов, черносотенцев, анархистов, недоступность Севастополя для гражданского населения мешали проникновению на флот большевистских агитаторов.

Командованию Черноморского флота удалось ввести в состав революционных комитетов представителей офицеров и ограничить права этих комитетов. Более того, созданный Объединенный центральный военно-исполнительный комитет из представителей матросов, офицеров и кондукторов (ОЦВИК) находился под влиянием командования флота. Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак имел большое влияние на эсеро-меньшевистский ЦИК Совета армии, флота и рабочих Севастополя. Однако благодаря последовательной революционной работе большевиков матросы-черноморцы постепенно становились под знамя большевистской партии.

3 (16) апреля 1917 года балтийские моряки, выделенным Гельсингфорсским комитетом большевиков встречали В.И. Ленина на пограничной станции Торнео после его приезда в Россию. Первая речь Ленина была обращена к матросам почетного караула. Он призвал их бороться за революцию, бороться до конца, до полной победы пролетариата. Большевики 20 апреля (3 мая) призвали к демонстрации протеста против политики Временного правительства. В тот же день на улицы Петрограда вышло около 100 тыс. рабочих, солдат и матросов. На следующий день на улицы вышли новые массы людей. Активизировались и контрреволюционные силы, пытавшиеся спровоцировать революционно настроенные массы на вооруженное столкновение. Выступления рабочих, солдат и матросов Петрограда активно поддержали балтийские моряки. На массовых митингах и демонстрациях, организованных большевиками в Гельсингфорсе и Кронштадте, на кораблях и в частях, матросы осудили политику Временного правительства, потребовав его отставки и передачи всей власти Советам. Гельсингфорсский Совет на заседании 21 апреля (4 мая) принял резолюцию, в которой указывалось, что он готов в любой момент поддержать вооруженной силой требование об отставке Временного правительства. Митинги и демонстрации протеста проходили на Черноморском флоте, Каспийской и Амурской флотилиях.

На многочисленных собраниях, демонстрациях и митингах, проводившихся каждый день, моряки Балтийского флота призывали к борьбе за переход власти к Советам, за прекращение империалистической войны. Когда в главную базу Балтийского флота Гельсингфорс прибыл сам военный и морской министр Керенский, матросы предъявили ему свои претензии и выразили недовольство деятельностью Временного правительства.

Опираясь на революционных моряков Балтики, большевики усилили агитационно-пропагандистскую работу среди солдат действующей армии, матросов других флотов и флотилий. В мае 1917 года Центробалт направил на Черноморский флот делегацию матросов-агитаторов. Значительная агитационно-пропагандистская работа проводилась балтийцами среди моряков флотилии Северного Ледовитого океана, в Архангельске, а также среди моряков Каспийской флотилии. И всюду матросы поддержали требования большевиков о мире, земле и передаче власти Советам.

Рост революционных настроений на флоте под влиянием большевиков

После июльских событий в стране начался разгул контрреволюции. В действующей армии и на флоте были восстановлены военно-полевые суды и смертная казнь, запрещены митинги и собрания. Начались массовые аресты революционных солдат и матросов. Делегация моряков Балтийского флота в составе 76 человек, прибывшая на миноносце «Орфей» в Петроград 5 (18) июля, была арестована и посажена в «Кресты». Арестованным членам Центробалта П.Е. Дыбенко, Н.А. Ховрину, Н.Ф. Измайлову и другим было предъявлено обвинение в «измене родине и революции». Были арестованы также руководители Кронштадтского комитета РСДРП(б) С.Г. Рошаль, Ф.Ф. Раскольников и другие. Однако под давлением революционных моряков все делегаты были освобождены, но председатель Центробалта П.Е. Дыбенко был оставлен в «Крестах» в качестве заложника. Меньшевистско-эсеровские вожди и их пособники на флоте предпринимали самые отчаянные попытки принудить революционных матросов Балтики служить Временному правительству.

Обвинив команды линейных кораблей «Республика», «Петропавловск», «Слава» в измене революции, Керенский 7 (20) июля издал провокационный приказ о наказании этих команд и о роспуске Центробалта. От матросов революционного Кронштадтского гарнизона и ряда крупных кораблей, твердо стоявших на позициях большевистской партии, он потребовал безоговорочного подчинения Временному правительству. Был отдан приказ о выводе из Гельсингфорса на «учебную стрельбу» большевистских кораблей – крейсеров «Россия», «Диана», броненосца «Республика» и др. Были закрыты все большевистские газеты на Балтийском флоте, которые, однако, вскоре стали снова выходить под другими названиями. Для расследования участия военных моряков в июльских событиях была создана правительственная комиссия, которая потребовала ареста активных участников выступления на флоте. В ответ на это моряки Кронштадта, команды кораблей «Слава», «Петропавловск», «Республика» ответили, что в случае арестов они окажут сопротивление. Балтийцам удалось спасти свои силы от разгрома. Таким образом, объективные условия развития новых революционных событий резко изменились. Период мирного развития революции закончился. Теперь уже переход власти к Советам без вооруженного восстания был невозможен.

Июльские события открыли глаза тем матросам, которые до этого времени оказывали доверие и поддержку Временному правительству. На сторону большевистской партии в июле перешли экипажи таких крупных боевых судов, как линкоры «Гангут», «Севастополь», крейсера «Рюрик», «Громобой» и другие, находившиеся ранее под влиянием эсеров. Матросы флотилии Северного Ледовитого океана в ответ на гонения на матросов Балтийского флота послали участникам июльской демонстрации приветственную телеграмму, в которой писали: «Находясь на диком Севере, приветствуем вас, как истинных борцов за свободу… проклятие тем, кто способствовал поднятию оружия против наших борцов». Моряки Сибирской флотилии после июльских событий заявили, что, «пока власть не перейдет в руки Советов, не может быть устранена возможность таких случаев, какие имели место на улицах Петрограда 4 июля с. г.».

Матросы всех флотов и флотилий единодушно выступили против попыток Государственной думы начать кампанию за уничтожение Советов. Кронштадтцы и северяне потребовали немедленного разгона этого оплота монархии, моряки Севастополя, Одессы и Николаева заявили о том, что они не потерпят «реакционных посягательств членов Государственной думы на свободу, завоеванную ценой невинной крови многих тысяч борцов многострадальной России».

Таким образом, расчеты запугать военных моряков расправой ни к чему не привели. Подавляющее большинство их в эти дни стало еще больше ориентироваться на сплочение вокруг большевиков.

5.5. Военные моряки в октябрьских событиях 1917 года

В связи с резко изменившейся обстановкой в стране VI съезд РСДРП(б), проходивший с 26 июля по 3 августа (8—16 августа) 1917 года, принял решение взять курс на вооруженное свержение Временного правительства и установление диктатуры пролетариата. Первостепенное значение съезд придавал организации и укреплению вооруженных сил как одному из главных условий взятия власти пролетариатом.

Большое внимание VI съезд партии уделил деятельности флотских большевиков, заслушав специальные доклады о положении в Финляндии и в Кронштадте. Большевики Балтийского флота, руководствуясь решениями VI съезда, развернули подготовку матросских масс к вооруженному восстанию.

Курс на вооруженное свержение власти

В трудных условиях борьбы с эсеро-меньшевистским влиянием на моряков активизировали революционную деятельность и большевики Черноморского флота. Так, моряки-черноморцы потребовали немедленной отмены смертной казни, ареста вождей контрреволюции и освобождения большевиков, создания ответственного перед Советами правительства. Безраздельному влиянию эсеров и меньшевиков на Черноморском флоте приходил конец.

В период подготовки вооруженного восстания рабочий класс, революционные солдаты и матросы подавили корниловский мятеж. Предательски сдав 21 августа (3 сентября) кайзеровским войскам Ригу и подготовив, таким образом, предлог для введения военного положения в Петрограде, Корнилов 25 августа (7 сентября) начал спешно перебрасывать войска в район Петрограда. Матросы Балтийского флота сыграли большую роль в разгроме корниловского мятежа. Для разгрома мятежа Центробалт направил из действующего флота в Петроград 6 миноносцев. Кроме того, из Гельсингфорса и Выборга были отправлены 2 артиллерийские батареи, 6 бронемашин и 1500 солдат. Кронштадтский гарнизон выделил пятитысячный отряд моряков для защиты подступов к Петрограду. В самом Петрограде под охрану кронштадтцев были переданы Смольный, Таврический дворец, Адмиралтейство, Центральная телефонная станция, почтамт и другие важные пункты.

Началась быстрая большевизация флота, превращение его в одну из важных боевых сил пролетарской революции. В сентябре – октябре 1917 года большевики всесторонне обсуждали сложившуюся политическую обстановку, проводили подсчет боевых сил, намечали ближайшие задачи. И всюду единодушно приходили к выводу о необходимости вооруженного восстания и перехода власти к Советам.

Мощной силой готовившегося вооруженного восстания являлся Балтийский флот. Уже в сентябре большевики окончательно привлекли на свою сторону матросские массы. Так называемая «демократия» меньшевиков и эсеров потерпела поражение. На кораблях и в частях флота повсеместно были приняты резолюции о неподчинении Временному правительству с требованием созыва II съезда Советов и создания рабоче-крестьянского правительства. 19 сентября (2 октября) на пленарном заседании ЦК Балтийского флота совместно с судовыми комитетами 89 судов и матросской фракцией Гельсингфорсского Совета было вынесено постановление о том, что флот больше «распоряжений Временного правительства не исполняет и власти его не признает…» Комиссары Временного правительства вынуждены были покинуть Балтийский флот. На кораблях были подняты красные флаги. Моряки Балтийского флота, таким образом, встали на путь открытого восстания против Временного правительства. Вслед за пролетариатом Петрограда балтийцы начали непосредственную подготовку к вооруженному восстанию.

Областной комитет армии, флота и рабочих Финляндии 21 сентября (4 октября) обратился с призывом к рабочим, солдатам и матросам России поддержать решительную борьбу моряков Балтийского флота за ниспровержение Временного правительства и создание подлинно революционного правительства, которое станет «на путь действительной борьбы за мир, хлеб и свободу». В ответ на этот призыв черноморцы заявили: «Черноморский флот никогда не изменял и не изменит делу революции». 11 (24) сентября ЦК Черноморского флота, опираясь на решение матросских масс, потребовал передачи всей власти Советам. Моряки флотилий также поддержали балтийцев. В течение сентября – октября на флотах и флотилиях было принято более 70 резолюций, решительно требовавших немедленного созыва съезда Советов и передачи им всей власти.

2-й съезд Балтийского флота

В подготовке военных моряков к вооруженному восстанию большая роль принадлежит 2-му съезду Балтийского флота, начавшему свою работу 25 сентября (8 октября) в Гельсингфорсе. На съезде присутствовали преимущественно моряки, идущие за большевиками. В это время Центральный комитет партии выдвинул лозунг о созыве II съезда Советов и передаче власти Советам. Делегаты 2-го съезда Балтийского флота потребовали немедленного созыва II съезда Советов. Передача всей государственной власти Советам являлась основной целью 2-го съезда Балтийского флота. В ответ на решение съезда моряков Балтики черноморцы заявили: «Мы присоединяем свой голос к вашему горячему призыву, мы идем вместе с вами на баррикады последнего боя!» 2-й съезд Балтийского флота показал, что военные моряки действительно становятся надежной опорой большевиков в революционной борьбе за власть Советов.

Стремясь уничтожить Балтийский флот, прорваться к Петрограду, немцы предприняли крупную комбинированную операцию ВМФ и сухопутных сил (29 сентября – 20 октября 1917 г.) по овладению Моонзундскими островами в Балтийском море, принадлежащими Российской республике. Победу одержала Германия. На осуществление операции враг бросил более 300 боевых и вспомогательных судов, свыше 100 самолетов и 25-тысячный десант. Эти силы превосходили эскадру Балтийского флота втрое. Ценой больших потерь немцам удалось захватить острова Эзель, Даго, Моон и Вормси, однако дальнейшее его продвижение было приостановлено. В боях за Моонзундские острова было уничтожено и повреждено до 50 кораблей и судов противника. Эти потери вынудили противника отказаться от прорыва в Финский залив.

Русский флот потерял линкор «Слава», эсминец «Гром» и несколько других кораблей.

В то время как моряки Балтики мужественно сражались в Моонзундском проливе, Керенский телеграфировал: «Настал момент, когда Балтийский флот ценою своей крови должен искупить свои преступления и предательство». Эта телеграмма вызвала возмущение и негодование всех матросов. 2-й съезд Балтийского флота направил в ЦИК Петроградского Совета требование немедленно удалить из состава правительства Керенского. В адрес самого Керенского в этой резолюции было сказано: «Тебе же, предавшему революцию, Бонапарту Керенскому, шлем проклятья».

После 2-го съезда Балтийского флота Центробалт стал штабом по подготовке балтийских моряков к вооруженному восстанию, одним из опорных центров большевиков в дни октябрьских событий 1917 года. Но, кроме Центробалта, большевики еще нигде не имели большинства. Однако обстановка в пользу большевиков менялась каждый день. И так было не только на Балтике, но и на Черном море, на Севере и на Дальнем Востоке.

Военные моряки в октябрьском перевороте 1917 года

Большевики 10 (23) октября 1917 года на заседании ЦК партии приняли решение начать вооруженное восстание в ближайшие дни. По плану восстания Балтийскому флоту отводилось одно из решающих мест. Поэтому большевики Балтийского флота приступили непосредственно к мобилизации и организации сил для вооруженного восстания. Главное внимание уделялось военно-технической подготовке восстания. Повсюду производился точный учет имеющегося оружия, а также принимались меры к нелегальной доставке его. Кронштадтцы доставляли оружие из Сестрорецка, матросы кораблей, базировавшихся на Гельсингфорс, по указанию Центробалта получали оружие от различных полковых комитетов.

В Гельсингфорсе, Кронштадте и Ревеле, а также в других базах флота 17 (30) октября по указанию Центробалта судовые и береговые комитеты начали формировать боевые взводы и морские отряды. Согласно решению Центробалта боевые взводы создавались на всех линейных кораблях, крейсерах и в береговых частях флота, имевших команду более 200 человек. В начале октября в Гельсингфорсе, Ревеле и Кронштадте начали формироваться десантные батальоны для участия в вооруженном восстании и отражении возможного вторжения немецких войск в Эстонию, Финляндию и Петроград.

Подготовкой и организацией военных сил Кронштадта для свержения Временного правительства руководили Кронштадтский комитет партии и Военно-техническая комиссия Кронштадтского Совета, без одобрения которой ни один приказ не исполнялся.

20 октября (2 ноября) комиссары Центробалта установили полный контроль над телеграфом, телефонными станциями и радиостанциями всех баз Балтийского флота, весь командный состав был поставлен под контроль Центробалта. На заседании Кронштадтского Совета 23 октября (5 ноября) были избраны делегаты на 2-й Всероссийский съезд Советов, а также назначены 18 комиссаров в боевые отряды моряков, сформированные для участия в вооруженном восстании.

Будучи небольшой по численности частью вооруженных сил, флот в социально-политическом отношении выделялся революционной энергией, решительностью и активностью личного состава, что во многом обусловливалось сильными революционными традициями, опытом революционной борьбы. Рост большевистского влияния среди моряков определялся тем, что в основных районах базирования Балтийского флота – в Петрограде, Кронштадте, Гельсингфорсе, Выборге, Прибалтике – к августу 1917 года насчитывалось более 62,7 тыс. членов РСДРП(б). Это составляло свыше трети всей численности партии.

Был образован партийный центр для руководства вооруженным восстанием и разработан подробный план захвата всех важнейших стратегических пунктов столицы и правительственных зданий. Был также создан высший орган военно-оперативного руководства вооруженными силами революции – Военно-революционный комитет (ВРК). Решающая и основная сила революции – Красная гвардия и ее мощная и надежная опора – революционные матросы Балтийского флота и солдаты Петроградского гарнизона были приведены в полную боевую готовность и ждали приказа о выступлении. Такой приказ был отдан 24 октября (6 ноября). Военно-революционный комитет через радиостанцию крейсера «Аврора» передал воззвание к гарнизонам, охранявшим подступы к Петрограду. В нем предписывалось действовать твердо и осмотрительно, а где нужно – беспощадно. Так началась вооруженная борьба за власть Советов.

Центробалту была поставлена задача: обеспечить приход боевых судов в Неву, взять под обстрел Зимний дворец и другие важные стратегические пункты, обеспечить боевое взаимодействие с отрядами красногвардейцев и солдатами Петроградского гарнизона, захватить железнодорожную линию Ораниенбаум – Петергоф и высадить сводный отряд моряков для совместных боевых действий с питерским пролетариатом. Утром 25 октября (7 ноября) линкор «Заря Свободы» во главе с комиссаром И.Н. Колбиным встал на указанное по плану место в Морском канале – против станции Лигово. А отряд моряков с линкора занял эту станцию и организовал ее оборону. Радиостанция линкора по предписанию ВРК должна была держать постоянную связь с Северным фронтом – Латышским и Сибирским полками, преданными делу революции. Отряд моряков 1-го Балтийского флотского экипажа в составе 700 человек без боя занял Ораниенбаумский вокзал, обезоружив юнкеров, и по железной дороге двинулся в сторону Петрограда. К 10 часам утра военные моряки заняли всю железную дорогу Ораниенбаум – Петроград. Крейсер «Аврора» и минный заградитель «Амур» были поставлены на Неве у Николаевского моста для обстрела Зимнего дворца. Миноносцы расположились в районе набережной Васильевского острова. Однако офицеры этих миноносцев категорически заявили командам, что непосредственного участия в выступлении они не примут. Это не прошло даром. Так, на миноносце «Деятельный» были арестованы все офицеры, кроме командира, которому удалось скрыться. Их отправили в Кронштадт, где собирались судить как «врагов народа». Стараниями командующего флотом эти офицеры были спасены и отделались только двухнедельным арестом. Страхи, как всегда, оказались преувеличенными. За все дни переворота, кроме «Авроры», ни один корабль не дал ни одного выстрела. «Аврора» же действительно для острастки сделала несколько выстрелов, но только холостыми патронами.

Сводный морской отряд Кронштадта, в который входили матросы машинной школы, учебно-артиллерийского и учебно-минного отрядов, часть матросов 1-го Балтийского флотского экипажа, Кронштадтского флотского полуэкипажа, матросы учебных судов и отряд красногвардейцев, насчитывал более 10 тыс. человек. Для участия в вооруженном восстании и переброски в Петроград сводного морского отряда были назначены боевые корабли. Экипажи боевых кораблей и сводный морской отряд, прибыв в Петроград, получили конкретные боевые задачи от ВРК и были направлены на захват таких важных пунктов, как почтамт, Центральная телефонная станция, телеграф, мосты, вокзалы, электростанции, Главный военный штаб и Зимний дворец.

Вечером 24 октября (6 ноября) ВРК направил в Гельсингфорс председателю Центробалта П.Е. Дыбенко с требованием немедленно выслать в Петроград боевые суда и вооруженные отряды матросов. Это явилось сигналом к выступлению кораблей и частей флота, а также войск, расположенных в Финляндии. Центробалт поднял весь флот и войска, находившиеся в Финляндии, на вооруженное восстание. Были взяты под контроль все железнодорожные линии, связывающие Финляндию с Петроградом. Высланный Центробалтом сводный отряд моряков занял все важнейшие стратегические пункты от Гельсингфорса до станции Белоостров. По железной дороге из Гельсингфорса в Петроград были направлены три эшелона вооруженных матросов. Однако контрреволюционеры из железнодорожных служащих всячески задерживали движение. Моряки прибыли в Петроград с большим опозданием и не участвовали в штурме Зимнего дворца. В решающий день основной силой восстания были моряки Кронштадта и Петрограда.

Вечером 25 октября (7 ноября) из Гельсингфорса по предписанию Центробалта в Петроград прибыли эскадренные миноносцы «Самсон», «Забияка», «Деятельный», «Меткий» и сторожевой корабль «Ястреб». Красногвардейцы и матросы Балтийского флота шли в авангарде боевых сил, штурмовавших Зимний дворец. Наступление на Зимний дворец началось вечером 25 октября (7 ноября). Чтобы избежать кровопролития, ВРК дважды предлагал Временному правительству прекратить сопротивление. Но Временное правительство ждало прибытия с фронта «верных» ему полков и потому предложения ВРК отклоняло. Тогда ВРК отдал приказ о взятии Зимнего дворца. В 21 час 40 минут раздался исторический выстрел с крейсера «Аврора». Почти одновременно был открыт артиллерийский огонь из орудий Петропавловской крепости, полевых орудий, установленных под аркой Главного штаба, и ружейно-пулеметный огонь атакующих. Начался штурм Зимнего дворца. В 1 час 50 минут 26 октября (8 ноября) Зимний дворец был взят. В 2 часа 10 минут последнее Временное правительство России было арестовано и под конвоем матросов препровождено в Петропавловскую крепость.

День 25 октября (7 ноября) стал днем победы октябрьского переворота. В 10 часов утра ВРК принял написанное В.И. Лениным обращение «К гражданам России», в котором сообщалось о свержении Временного правительства. Это обращение было передано радиостанцией крейсера «Аврора», а вскоре – радиостанциями Кронштадта и кораблей Балтийского флота.

Взвешивая обстоятельства октябрьского переворота, нельзя не признать, что решающая роль в нем принадлежала флоту. 25 октября к утру на Неве в Петрограде находились революционные корабли: миноносцы «Прозорливый», «Прочный», «Рьяный», минные заградители «Амур» и «Хопер». С них был спущен десант военных моряков – от Николаевского к Дворцовому мосту. Всего к этому моменту на Неве было 25 военных кораблей, расчехленные орудия и пулеметы которых были направлены на Зимний. В их числе были миноносцы «Самсон», «Забияка» и «Деятельный», подводные лодки «Ерш» и «Форель». Не кончись так успешно восстание, скорее всего, и «Аврора», и миноносцы не задумались бы бомбардировать Петроград, который не мог оказать им никакого сопротивления. Так или иначе, но большевики, имея в своем распоряжении флот, обеспечивали себе хотя бы временный захват столицы.

26 октября (8 ноября) на заседании II Всероссийского съезда Советов были приняты первые важнейшие документы советской власти – Декреты о мире и о земле. II Всероссийский съезд Советов законодательно оформил победу октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Съезд сформировал первое советское правительство – Совет народных комиссаров (СНК) во главе с В.И. Лениным. В составе СНК был образован Комитет по военным и морским делам, куда вошли В.А. Антонов-Овсеенко, П.Е. Дыбенко и Н.В. Крыленко. Вскоре П.Е. Дыбенко был назначен народным комиссаром по морским делам.

26 октября (8 ноября) 1917 года делегаты флотов и флотилий, прибывшие на II Всероссийский съезд Советов, провели совещание, на котором было принято решение распустить Центрофлот и создать вместо него Военно-морской революционный комитет (ВМРК), непосредственно подчиненный Петроградскому ВРК. Руководящее ядро Военно-морского революционного комитета составили 10 делегатов съезда: 6 балтийцев, 2 черноморца, 1 каспиец, 1 от Сибирской флотилии. Председателем комитета был избран большевик-балтиец И.И. Вахрамеев.

Началась полоса реорганизации управления военно-морским флотом. В середине ноября управление морским ведомством было преобразовано, и во главе его встала Морская коллегия, состоявшая из представителей матросов всех морей. Для решения же технических вопросов в нее вошел офицер, с правами почти морского министра. На эту должность был избран капитан 1-го ранга Модест Иванов. 19 ноября Иванов прибыл в Гельсингфорс и поднял на «Гражданине» (бывший «Цесаревич») флаг морского министра. Он рассчитывал, что к нему немедленно явится командующий флотом. Но адмирал Развозов передал, что он его не признает и как представителю власти комиссаров не подчинится. Возник конфликт. Центробалт встал на сторону Иванова и постановил отстранить от должности адмирала Развозова за непризнание власти Совета народных комиссаров. Тогда командующий флотом собрал у себя совещание флагманов. На нем они решили сложить с себя обязанности в случае ухода Развозова. На флагманском корабле «Кречет» Иванов дал флагманам полный отчет, причем заявил, что он вовсе не член правительства большевиков и назначен не им, а выбран морским съездом в Петрограде. После этого флагманы согласились его признать, но только как выборное лицо, а не представителя Совета комиссаров. Инцидент был улажен, и адмирал Развозов остался командовать флотом. Однако в первых числах декабря Морская коллегия уже прислала декрет об упразднении должности командующего флотом и передаче всей власти Центробалту.

Офицеры снова заволновались. 4 декабря в Морском собрании было созвано и общее собрание офицеров. В результате было решено ультимативно предупредить Центробалт, что если должность командующего флотом будет уничтожена, то все офицеры сложат с себя свои обязанности. Центробалт был сильно обеспокоен неожиданным протестом офицеров и старался как-нибудь уладить дело. В конечном итоге из этого первого и последнего открытого протеста офицеров Балтийского флота ничего не вышло. Они были и слабы, и нерешительны для таких серьезных выступлений. Они подчинились декрету новой власти. Поэтому ушел адмирал Развозов.

Вслед за вице-адмиралом Развозовым ушел и вице-адмирал М.К. Бахирев, а с ним – его популярный начальник штаба капитан 1-го ранга М.А. Беренс и много еще других офицеров.

29 января 1918 года Совет народных комиссаров издал декрет об организации нового, Красного флота, уже не под Андреевским, а под красным флагом. Декрет начинался так: «Российский флот, как и армия, приведены преступлениями царского и буржуазных режимов и тяжелой войной в состояние полной разрухи, а потому флот, существовавший на основании всеобщей воинской повинности царских законов, объявляется распущенным и организуется социалистический, рабоче-крестьянский флот…»

5.6. Морской след Троцкого в истории России

Личность Льва Давидовича Троцкого до сих пор остается загадочной в российской истории, а его участие в октябрьском 1917 года перевороте и последующие действия в составе руководителей новой советской власти вызывают много вопросов. Есть вопросы без убедительных ответов и в отношении Троцкого к военным морякам. Он особо заигрывал с ними еще до октябрьского переворота. А потом его назначили морским министром Советской России. И здесь он тоже оставил свой особый след в отношении к военно-морскому флоту и его флагманам.

Краса и гордость русской революции

Февральская революция 1917 года застала Льва Троцкого в эмиграции в Нью-Йорке. Так же, как и для Ленина, революция в России стала для Троцкого неожиданностью. В начале мая 1917 года Троцкий прибыл в Петроград и вскоре стал руководителем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. В отсутствие Ленина, который находился в Финляндии, он фактически возглавлял деятельность большевиков в Петрограде вплоть до его возвращения. Именно по его инициативе был сформирован Петроградский военно-революционный комитет (ВРК), который стал основным органом подготовки вооруженного восстания в Петрограде. Троцкий лично много времени проводил в Кронштадте и организовывал революционную работу на кораблях и в частях военного флота по подготовке вооруженного восстания. В мае 1917 года, когда Кронштадтский совет объявил себя единственной властью в городе, Троцкий приложил много усилий, чтобы защитить его перед эсеро-меньшевистским большинством Петросовета по обвинению в образовании «Кронштадтской республики», решившей «отложиться от России». В те дни он принимал «очень близкое участие в кронштадтских делах».

В период июльских событий 1917 года Троцкий сыграл заметную роль в защите от революционной толпы матросов министра земледелия Временного правительства Чернова В. М., лидера партии эсеров, пользовавшегося на тот момент значительной популярностью. Толпа попыталась арестовать Чернова. Кронштадтские матросы уже затащили его в автомобиль. И тут Троцкий выступил перед матросской массой: «Товарищи кронштадтцы, краса и гордость русской революции! Я убежден, что никто не омрачит нашего сегодняшнего праздника, нашего торжественного смотра сил революции, ненужными арестами. Каждый из вас доказал свою преданность революции. Каждый из вас готов сложить за нее голову. Я это знаю. …Да здравствует красный Кронштадт! Дай мне руку, товарищ! . . Дай руку, брат мой!» После этого толпа с недовольным видом расступилась, и кронштадтцы отпустили Чернова. Выражение Троцкого «краса и гордость революции», сказанное им в адрес кронштадтских матросов, стало крылатым.

В июле – сентябре 1917 года Троцкий благодаря своим способностям оратора играл ключевую роль в «разагитировании» кронштадтских матросов и их переходе на сторону большевиков. Бывало, что его в Кронштадте ждали несколько часов. И когда он прибывал на катере, матросы встречали его овациями.

Находчивостью и страстностью Троцкий побеждал аудиторию настолько, что заставлял всех себя слушать. Его речь всегда заканчивалась аплодисментами.

Интересно, что исследователи до сих пор не могут разобраться, кто исполнял обязанности председателя ВРК в период 21—25 октября 1917 года. Но в ноябре 1917 года Троцкий точно подписывал документы как «председатель ВРК». Главное, что он был одним из тех, кто командовал стотысячной армией революции в октябре 1917 года. Несмотря на то, что ВРК – руководящий орган революции – самораспустился в декабре 1917 года, в марте 1918 года Троцкий по требованию кронштадтских моряков подписал воззвание к населению о переносе столицы в Москву также от имени председателя ВРК. Л.Д. Троцкий всегда опирался на мнение и силу военных моряков. Не случайно согласно плану октябрьского восстания предполагалась помощь восставшим со стороны революционных матросов Гельсингфорса и Кронштадта.

Немедленно после октябрьского восстания в Петрограде большевикам пришлось столкнуться с самым ожесточенным сопротивлением. Дезорганизация власти сказывалась во всем. Это проявлялось и в действиях военных моряков. Характерными примерами в этом отношении явились случаи побегов ледоколов «Волынец» (бывший «Царь Михаил Федорович») и «Сампо», которые перешли на сторону белых финляндцев. В Гельсингфорсе повсюду шла бойкая распродажа различного казенного имущества с кораблей и из порта. Продавались: продукты, материалы, масла, топливо, мебель кают-компаний, револьверы, винтовки и пулеметы. Бывали случаи, когда судовые комитеты продавали даже шлюпки. Никому и в голову из них не приходило, что они совершают преступление; все казалось в порядке вещей. «Ведь это – все наше, народное», – говорили матросы, когда кто-либо из офицеров пытался остановить грабеж.

В это время адмирал Развозов заявил, что он уходит с поста командующего флотом. Общее собрание представителей всех судовых команд и членов Центробалта постановило просить адмирала Развозова вернуться. Такой неожиданный поворот на флоте сильно обеспокоил Смольный. Троцкий послал в Гельсингфорс комиссара Раскольникова с тем, чтобы тот, так или иначе, но убрал Развозова. Состоялось еще одно общее собрание военных моряков. Новая резолюция гласила о смещении адмирала Развозова и о передаче всей власти Центробалту. На счет Троцкого можно уверенно зачислить и расправу с военным моряком капитаном 1-го ранга Щастным А.М.

Бунтарские действия командующего флотом Щастного А.М

Когда убрали Развозова, оперативная часть перешла к капитану 1-го ранга А.М. Щастному, как старшему в бывшем штабе командующего флотом. Благодаря совершенной непригодности Центробалта к управлению флотом, особенно в такой серьезный момент, он стал распоряжаться им почти самостоятельно.

21 марта 1918 года германский флот появился перед Гангэ (полуостров Ханко или Ганге-Удд; Финляндия) и высадил десант. При его приближении были уничтожены находившиеся там русские подлодки АГ-11, АГ-12, АГ-15 и АГ-16, а также их матка – пароход «Оланд» и сторожевое судно «Ястреб». Немедленно к вице-адмиралу Мейреру, командовавшему оккупационной немецкой эскадрой, выехала делегация, состоявшая из нескольких офицеров и матросов Балтийского флота. Этой делегации было передано требование, чтобы к 30 марта весь русский флот покинул Гельсингфорс. Те же корабли, которые по своему состоянию принуждены будут остаться, должны иметь минимальное количество команды, необходимое лишь для охраны, и они не должны принимать никакого участия в борьбе немцев с финскими красными. В случае неисполнения этих требований германский адмирал угрожал принять активные меры.

По возвращении делегации капитан 1-го ранга Щастный решил во что бы то ни стало вывести все корабли в Кронштадт. Совершенно не считаясь ни с двусмысленными приказаниями Москвы, требовавшей то вывода, то оставления флота, ни с определенным давлением со стороны англичан, требовавших его уничтожения, Щастный приступил к выполнению такой трудной задачи. Началась лихорадочная подготовка к предстоящему переходу. Лед еще был довольно прочный, в особенности от Гогланда до Кронштадта, а потому сильно опасались, что часть кораблей, не осилив его, затонет во время пути. Однако рассуждать не приходилось; затих даже Центробалт. Было решено послать все суда, даже и те, которые стояли в ремонте, с разобранными машинами. Они должны были идти на буксире ледоколов. Работа кипела. Команды, напуганные слухами, что немцы будут вешать матросов без суда и следствия, работали так, как не работали и в доброе старое время. Один за другим корабли быстро готовились к выходу в море.

Первыми, еще задолго до прихода германцев, ушли дредноуты. Потом потянулись другие большие суда: линейные корабли, крейсера, заградители и транспорты. Наконец, в последнюю очередь – миноносцы, тральщики, яхты «Штандарт» и «Полярная Звезда» с членами Центробалта и посыльное судно «Кречет» с А.М. Щастным. Больше всех волновались и торопились члены Центробалта, которые боялись, что германцы не выпустят яхты из Гельсингфорса и всех их немедленно расстреляют. В Гельсингфорсе осталось лишь самое незначительное число судов, не имевших никакого боевого значения. 30 марта германская эскадра вошла на гельсингфорский рейд и, одновременно с войсками, ее десант занял город.

Переход в Кронштадт был особенно труден малым кораблям. С большим трудом, ломая лед, они очень медленно продвигались вперед. При нормальных условиях этот переход занял бы всего 10—12 часов; теперь же многие миноносцы совершили его в 8—9 дней. Однако, несмотря на такие трудности, все корабли благополучно дошли до Кронштадта, и только несколько миноносцев оказались с сильно продавленными бортами. Многие корабли дошли, имея у себя самое ничтожное количество команды, едва достаточное, чтобы обслуживать котлы и машины на одну смену. Также мало на многих кораблях было и офицеров – иные дошли только с одним командиром.

Конечно, это был слишком рискованный переход. Но это был исторический и вместе с тем глубоко трагический поход русского флота, так недавно мощного, в блестящем состоянии, а ныне разрушенного, не пригодного ни к какой борьбе. Во время этого последнего похода во флоте еще раз вспыхнула искра прежней энергии, прежнего знания дела, и личный состав сумел привести флот в базу. Главная заслуга в том, что флот был приведен в Кронштадт, без сомнения, принадлежит капитану 1-го ранга А.М. Щастному. Только благодаря его энергии он не был оставлен неприятелю или затоплен, как того хотели союзники.

Придя в Кронштадт, часть судов перешла в Петроград и расположилась там вдоль всей Невы; часть же миноносцев и тральщиков была поставлена в Шлиссельбург для охраны берегов Ладожского озера. Теперь флот оказался вблизи от центра власти, под непосредственным влиянием и неусыпным наблюдением Смольного. Тем не менее на нем далеко не все было спокойно, в особенности на Минной дивизии. На многолюдных митингах, на которых выступали и офицеры, там стали раздаваться речи против новой власти и призывы к открытому восстанию. Смольному стало об этом известно. Немедленно начались аресты, как среди офицеров, так и среди команд. Миноносцы как ненадежные корабли были переставлены значительно выше по течению Невы, вне черты города.

Одним из первых по личному решению Троцкого был арестован и затем отправлен в Москву А.М. Щастный, которому предъявили обвинение в измене. Обвинение, предъявленное А.М. Щастному, было сформулировано так: «Щастный, совершая героический подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против Советской власти». Такая странная формулировка обвинения не может не поразить каждого здравомыслящего человека, тем более что на суде не было ни одного факта, ни одного свидетеля, показывавшего против A. M. Щастного. Наоборот, все показания в один голос говорили в его пользу. Против Щастного выступал только один – Троцкий, который на суде был в качестве свидетеля. Присутствовавшие ни одной минуты не сомневались, что будет вынесен оправдательный приговор. Но председатель Верховного революционного трибунала громко и раздельно прочитал смертный приговор, обвинив Щастного в совершении контрреволюционного преступления. Формулировки обвинения были туманные и неопределенные, ясности не давали. Такой явной и возмутительной несправедливости никто не ждал. Но на рассвете 22 мая 1918 года во дворе Александровского военного училища Щастного расстреляли. Получается – за спасение Балтийского флота. Приговор поддержали Ленин и Свердлов. Предсмертными словами Алексея Михайловича были: «Смерть мне не страшна. Свою задачу я выполнил – спас Балтийский флот».

Впервые архивные документы по делу А.М. Щастного появились в открытой печати в 1991 году в журнале «Человек и закон» № 3—4 в статье военного юриста Вячеслава Звягинцева «Первый смертный приговор». Стало известно, что арест был произведен в кабинете Троцкого, сразу после бурного объяснения между Щастным и Троцким. Скорее всего, Щастного сгубило то, что он прямо заявил о гибельной политике тех, кто стоял тогда во главе флота. Нарком военмор вскипел, а Щастный продолжал говорить правду: «В настоящее время на службе остались те из офицеров, которые, сознавая, что присутствуют при агонии флота, настолько, тем не менее, с ним сжились, что решили остаться и таким образом исполнить свой долг до конца. Трагическое положение этого немногочисленного офицерства, несущего на себе всю тяготу службы, должно быть по заслугам оценено государством и обществом». Вывод Щастного о тяжелейшем положении Балтийского флота в 1918 году не был надуманным, и нельзя согласиться с Троцким, что Щастный использовал это обстоятельство в контрреволюционных целях.

О деле капитана 1-го ранга Щастного до сих пор мало известно. Оно пролежало в архивах КГБ без движения более 70 лет. Из-за этого не один архивный документ не публиковался при советской власти по известным причинам, сегодня замалчивается по другим. Военная прокуратура Балтийского флота реабилитировала А. Щастного. А.М. Щастного в 1918 году арестовывал лично Лев Троцкий без всяких санкций. Арест явился неожиданностью не только для самого Щастного, но и для Высшего военного совета и Адмиралтейства. Только сегодня стало известно, что нарком по военным и морским делам Л. Троцкий не имел права увольнять своим приказом А. Щастного, назначенного декретом Совнаркома, а тем более лично арестовывать его.

Судьба А.М. Щастного и его семьи, к сожалению, трагична, как и других его современников – моряков, прославивших Россию. Через тюрьмы и лагеря прошли А.Н. Гарсоев (первый «главный подводник» Советской России), А.Н. Бахтин (командир знаменитой подлодки «Пантера»), следы Н.А. Зарубина (возрождавшего подводные силы Советской России) не найдены до сих пор. Все они были офицерами царского флота, честно ставшими на сторону революции.

Военная карьера А.М. Щастного похожа на карьеру многих морских офицеров. Он родился в потомственной дворянской семье Волынской губернии. В 17 лет поступил в Морской кадетский корпус, в 1901 году он уже мичман. С конца 1902 года был направлен на Дальний Восток на эскадренный броненосец «Севастополь». В Русско-японскую войну служил на кораблях Порт-Артурской эскадры, участвовал в боевых операциях. Прошел японский плен, и снова служил на Балтике. Первую мировую войну А. Щастный встретил старшим офицером линкора «Полтава». В октябре 1915 года он поднялся уже на командирский мостик эскадренного миноносца «Пограничник». В июле 1917-го Щастному было присвоено очередное звание – капитан 1-го ранга, и друзья прочили ему адмиральские погоны. Октябрьские события 1917 года перевернули очередную страницу биографии А.М. Щастного, которая оказалась последней.

По иронии судьбы, человек, спасший от захвата немцами Балтийский флот, оказался первым лицом, официально осужденным советским ревтрибуналом. О причинах скоропалительно вынесенного ему смертного приговора до сих пор спорят историки. А главному автору убийства Щастного Л.Д. Троцкому тоже выпала трагическая судьба. С 1923 года он оказался лидером внутрипартийной левой оппозиции. В 1927 году был снят со всех постов и отправлен в ссылку. В 1929 году его выслали за пределы СССР, а в 1932 году лишили советского гражданства. В мае 1940 года было совершено неудачное покушение на жизнь Троцкого. Но утром 20 августа 1940 года агент НКВД Рамон Меркадер, проникший ранее в окружение Троцкого как убежденный его приверженец, пришел к Троцкому, чтобы показать свою рукопись. Троцкий сел ее читать, и в это время Меркадер нанес ему удар по голове ледорубом, который пронес под плащом. Троцкий после полученной раны прожил еще почти сутки и 21 августа умер. После кремации был похоронен во дворе дома в Койокане (Мексика). Советская власть тогда публично отвергла свою причастность к убийству Троцкого. Убийца был приговорен мексиканским судом к двадцатилетнему тюремному заключению. Но в 1960 г. Рамону Меркадеру, освободившемуся из мест заключения и приехавшему в СССР, было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина. Л.Д. Троцкий (Бронштейн) 21 мая 1992 г. был реабилитирован Прокуратурой РФ, а затем реабилитирован 16 июня 2001 г. Генеральной прокуратурой РФ.

Глава VI «Белые» и «красные». Флотская анархия (1918—1922)

В 1917 году в результате революции Россия перестала быть монархией и превратилась в Советскую республику. В 1918 году завершилась Первая мировая война, в которой Россия принимала участие на стороне стран Антанты (военно-политический блок России, Англии и Франции) против Германии, но не оказалась среди победителей. С 1918 года в России началась Гражданская война и военная интервенция. Вот такое было насыщенное и сложное время. И во всех этих событиях активно участвовали моряки военно-морского флота России, причем часто находясь на передовых рубежах и играя ведущую роль. Военно-морской флот и в те годы бурлил мятежами и бунтами. Военные моряки, как и весь российский народ, раскололись на «белых» и «красных». По стране «гуляла» флотская анархия. Вспомним, какие тогда настроения бродили среди военных моряков.

6.1. Обстановка и настроения на флоте в 1918—1920 годах

Трудно представить, как в тех условиях еще существовал в России военно-морской флот. Главная особенность того периода – отсутствие ясности в обстановке, нестабильность власти и сложность управления силами флота. Флотом распоряжались и Совет, и Центрофлот, и различные комиссии. 27 ноября 1917 года Ленин создал Верховную морскую коллегию (народный комиссар по морским делам матрос П.Е. Дыбенко; управляющий Морским министерством капитан 1-го рaнга М.В. Иванов; начальник военно-политическоrо отдела матрос И.И. Вахрамеев). Но 9 декабря коллегию реорrанизовали (Дыбенко, Иванов, контр-адмирал А.С. Максимов и мичман Ф.Ф. Раскольников). А 12 февраля Совет народных комиссаров (СНК) утвердил новый состав коллегии: Дыбенко, Вахрамеев, Раскольников, С.Е. Сакс. Реорганизация органов управления флотом шла непрерывно.

Для организации отпора врагам пролетарской революции новая советская власть принимала все меры. 15 января 1918 года Совет народных комиссаров Республики принял декрет об образовании Рабоче-крестьянской Красной армии, а 29 января – о создании Рабоче-крестьянского Красного флота. 29 мая на сессии ВЦИК было принято постановление об обязательной военной службе, на основании которого уже в июне был проведен первый призыв. Рабоче-крестьянский Красный флот (РККФ) вначале комплектовали добровольцами по декрету СНК от 11 февраля 1918 года Но с заключением Бресткого мира с Германией (3 марта 1918 г.) Москва начала демобилизацию. Неуправляемая демобилизация вела к катастрофическим последствиям. Дисциплина на флоте резко упала. Росли дезертирство и анархия. Офицеры стали по разные стороны баррикад: кто-то признал советскую власть, другие ушли в Белое движение против этой власти. На юге России (на Дону) стала формироваться Добровольческая армия. Там, особенно среди казаков, росло движение против большевизма.

Матросский фактор в жизни России (1918—1920)

После Великой российской революции (1917) матросский фактор в жизни расколовшейся России продолжал играть существенную роль. Причем между «красой и гордостью революции» (военными моряками) и новой советской властью стало явно проявляться растущее противостояние. Это еще не были открытые выступления против советской власти, но они выражали большие недовольства и проявлялись в массовых протестах различных флотских коллективов. Противостояние флота и новой власти достигло большой остроты в связи с заключением Брестского мира и его последствиями. Объяснялось это во многом ростом значения свершившейся революции и тем, что участие в ней становилось для матросов главным приоритетом, в то время как для миллионов солдат старой армии, с настроениями которых советская власть должна была гораздо больше считаться, революция продолжала оставаться, прежде всего, средством заключения мира и демобилизации. Другой причиной были исключительно тяжелые условия Брестского мира для флота. Он терял свои главные базы, находившиеся в Финляндии и Украине, в которых к тому же побеждали буржуазные режимы. Противостояние развернулось в Петрограде, Москве, Крыму, на Северном Кавказе, Волге, в Баку, Архангельске и ряде других ключевых политических точек России. И оно значительно влияло на общий ход событий в стране. При этом на стороне большевистских властей всегда выступали немалые силы со стороны самих моряков. Чаще всего это были соратники большевиков по октябрьским событиям – кронштадтцы, а противниками выступали матросы Севастополя и Гельсингфорса. Противостояние моряков большевистской власти имело и демократическую основу, отражавшую протест матросских масс некоторым положениям Брестского мира. Вместе с тем протестные проявления, доходившие до жестких требований к новой власти, до смыкания с противниками Советов, в том числе и с интервентами, провоцировали тенденции со стороны официальной власти к уничтожению флота как народного национального достояния.

5—6 января 1918 года с участием военных моряков разогнали Учредительное собрание в России. Это был представительный орган (собрание), избранный в ноябре 1917 года и созванный в январе 1918 года для определения государственного устройства России. В пятом часу утра начальник охраны Таврического дворца, состоящей из матросов, анархист Железняков А.Г. заявил председательствующему правому эсеру Чернову, что он «получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседаний, потому что караул устал». 6 января в 4.40 утра делегаты Учредительного собрания расходятся, постановив собраться в тот же день в 17.00. Председатель Совнаркома Ленин приказывает охране Таврического дворца «не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и свободно выпускать всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов». Комиссар Дыбенко заявляет начальнику охраны Железнякову, что требуется разогнать собрание силой, немедленно, не дожидаясь окончания заседания, согласно приказу («приказ Ленина отменяю. Учредилку разгоните, а завтра разберемся»). Кстати, сам Дыбенко был также избран в Учредительное собрание от Балтийского флота. На заседании, где его избирали, он послал в президиум записку с шуточным предложением «избрать Керенского и Корнилова секретарями».

А 5 января 60-тысячная демонстрация в поддержку Учредительного собрания была расстреляна революционными солдатами и матросами на углу Невского и Литейного проспектов. Сторонники собрания не решились применить оружие в защиту своих интересов. 8 января собирается III Всероссийский съезд Советов, который 18 января одобряет разгон Учредительного собрания. III съезд встречает аплодисментами матроса Железняка, который заявляет съезду от имени революционных матросов: «Мы готовы расстрелять не единицы, а сотни и тысячи, ежели понадобится миллион, то и миллион». Вот такое было время. Так завоевывалась советская власть с помощью военных моряков.

В немалой степени под влиянием матросской опасности СНК было принято решение о переносе столицы в Москву. Продолжались оппозиционные выступления балтийских матросов в Петрограде. Наиболее острым являлось выступление Минной дивизии Балтийского флота, затронувшее и широкие рабочие массы Петрограда. Оно находилось в русле ряда других выступлений весны – лета 1918 года, которые отражали борьбу между проправительственными и оппозиционными представлениями о путях претворения в жизнь идеалов Октября. Эта борьба порождала стремление матросских масс найти виновников ухудшающейся обстановки как среди сторонников Октября, так и его противников, а также насаждение методов террора с обеих сторон, что вело к эскалации Гражданской войны.

Еще драматичнее проходили события на Черноморском флоте. Антибрестовская политика черноморцев, особенно авантюристический таганрогский десант Азовской флотилии 8—9 июня 1918 года, закончившийся большими жертвами, способствовали склонности правительств Германии и Советской России к уничтожению флота, несмотря на, казалось бы, общую заинтересованность в использовании его против Антанты и войск А.И. Деникина. В результате основное ядро флота самозатопилось 18 июня 1918 года в Новороссийске. Судьба Черноморского флота приняла масштаб общенациональной трагедии и сыграла большую роль в провоцировании экстремизма с активной ролью матросов в т.н. «украинском потоке» отступавших с Украины через Юг и Волгу советских отрядов. Это вызывало недовольство местного населения и способствовало созданию почвы для распространения Белого движения в данных районах. Черноморская трагедия явилась также важной причиной «мятежа левых эсеров» 6—7 июля 1918 года в Москве, в котором военные моряки, в том числе и сошедшие на берег с затопленных кораблей, были не только основной военной силой, но и в значительной степени инициаторами и вдохновителями выступления. Выступление левых эсеров и моряков в Москве было продолжено попыткой командующего Восточным фронтом М.А. Муравьева «повернуть фронт» против немцев. Поражение июльского «левоэсеровского мятежа» привело к установлению однопартийной (большевистской) системы в стране и в то же время к решающему поражению матросской оппозиции большевикам.

Крупные антибрестовские выступления военных моряков имели место также в июле – августе 1918 года на Каспийской флотилии, которые закончились установлением в Баку антибольшевистского правительства «Диктатуры Центрокаспия», и на Флотилии Северного Ледовитого океана в Архангельске. Но там они быстро сомкнулись с действиями стран Антанты, хотя во многом и продолжились потом выступлениями против новых антибольшевистских правительств.

Долгое время в российской истории этого периода почти не упоминалось выступление матросов в Петрограде 14 октября 1918 года, хотя оно было предвестником следующих больших событий с участием военных моряков. 13 октября 1918 года прибывшие в Петроград по объявленной мобилизации матросы численностью до нескольких тысяч человек во 2-м Балтийском экипаже устроили митинг, на котором потребовали разрыва Брестского мира, отказа от уплаты контрибуции и похода на Украину для изгнания германских оккупантов. Был выдвинут лозунг «истинной власти Советов без большевистских комиссаров». Комиссаров Балтийского флота И. Флеровского и Б. Фрунтова матросы согнали с трибуны, а своих комиссаров арестовали. 14 октября матросы устроили митинг на Театральной площади, а затем ворвались в Мариинский театр, забрали оркестрантов и под музыку двинулись к кораблям на Неве. Но там они не встретили сочувствия и после непродолжительной демонстрации по улицам Петрограда, сопровождавшейся антибольшевистскими эксцессами, возвратились в казармы с намерением продолжить выступление на следующий день. Ночью около полусотни матросов и красноармейцев окружили экипаж и, не встретив сопротивления, арестовали зачинщиков. 11 организаторов выступления были расстреляны Петроградской ЧК.

Балтийский флот, сосредоточенный в Кронштадте и Петрограде, представлял собою довольно необычную картину. Не только матросы, но даже командиры кораблей включались в экипажи в зависимости от симпатий судовых комитетов и команд. Так, Флеровский 11 июня доносил в Морской наркомат: «Самочинность приемки моряков на корабли, и на мелкие суда в особенности, сопровождается тем, что на одном судне принимают только большевиков, на другом – только не большевиков, на третьем – только эстонцев». На рынках Петрограда и Кронштадта нередко можно было увидеть матросов, занимающихся спекуляцией продуктами и обмундированием. За право особого продовольственного обеспечения флота у матросов нередко возникали конфликты со своими «союзниками по Октябрю» (рабочими). Но матросы самого Кронштадта, удаленного от столичных соблазнов и линкоров, базировавшихся там, отличались более сознательным отношением к своему авторитету революционного моряка. К октябрю 1918 года в Кронштадте находилась основная масса матросов, прибывших по мобилизации (всего прибыло свыше 14 тысяч). Именно там обнаружилось, что они являются не столько опорой большевистской власти на флоте, сколько выразителями претензий к ней, высказываемых на местах. Именно там начало проявляться их возмущение, хотя еще в рамках бытовых вопросов.

Однако выступление 14 октября было осуществлено матросами, в основном демобилизованными весной 1918 года, то есть участниками революционных событий 1917 года. Этот исторически обусловленный факт не устраивал ни сторонников, ни противников Октября, что и послужило основной причиной замалчивания ими тех событий. В целом матросское выступление 14 октября 1918 года, проходившее под лозунгами «мятежа 6 июля» (события в июле 1918 года, связанные с убийством германского посла Мирбаха и вооруженным выступлением левых эсеров против большевиков), можно оценить как его второй этап, последнюю заметную попытку левых эсеров открыто бороться с большевиками. Его неудача способствовала усилению красного террора (официально он действовал со 2 сентября до 6 ноября 1918 года). Вместе с тем его можно рассматривать и как пролог известных первых открытых антисоветских восстаний на форту Красная Горка в июне 1919 года и в Кронштадте в марте 1921 года, о чем будет идти речь в седующей главе.

Брожение моряков Черноморского флота после революции 1917 года

На Черноморском флоте в это время рoковую роль сыграл мощный фактор украинского национализма. К декабрю 1917 года, благодаря разным декретам и приказаниям, были окончательно уволены в запас последние старые матросы. Матросские комитеты сложно управляли жизнью флота. В море матросы еще как-то coхраняли видимость дисциплины, на рейде же в основном они митинговали, обыскивали и разоружали офицеров. Из Петрограда в Севастополь прислали комиссаров, нaчавших агитацию против Дона. В Азовское море 25 ноября 1917 года ушла флотилия матроса В.Е. Драчука (эсминец «Капитан Сакен», 2 истребителя, 2 тральщика). 6 декабря корабли пришли в Ростов, и матросы вели бои с казаками. Их отряды, отправленные пешим порядком на Дон, в пути таяли, так как большинство расходилось по городам и селам с целью грабежа; меньшинство же, доходя до фронта, несло поражения. Именно тогда родилась известная частушка «Дуня ягодка», в которой точно отразилась суть матросской «силы» тех дней: «На плетне висит моряк. Шашку обнажил казак…»

Вернувшись в Севастополь, разочарованные матросы выплеснули свою злость на безобидных офицеров. Обозленность против офицерства на флоте накапливалась давно, теперь она усиливалась с каждым днем. Всплеск ее резко произошел в декабре 1917 года, вылившись в массовое убийство офицеров. Начались аресты, сначала лиц, якобы причастных к подавлению неудавшегося мятежа на Черноморском флоте в 1912 году. Потом хватали по надуманым, самым фантастичным поводам. По приказанию комиссара флота, матроса Роменца, были арестованы адмиралы: Новицкий, Каськов, Александров; генерал Кетриц; капитаны 1-го ранга Кузнецов, Свиньин; капитан 2-го ранга Салови, несколько других офицеров. Тогда же за отказ идти с командой против Дона были арестованы командир миноносца «Пронзительный» капитан 2-го ранга Каллистов и почти все его офицеры. Первым сигналом к расстрелу офицеров было убийство среди бела дня на миноносце «Фидониси» мичмана Скородинского. В эти же дни командующий флотом адмирал Немитц срочно выехал в Петроград на какое-то совещание, но на пути он куда-то исчез. Немитц за себя оставил начальника штаба адмирала Саблина.

Вечером 15 декабря, в день похорон мичмана Скородинского, командой миноносца «Гаджибей» были арестованы и затем расстреляны на Малаховом кургане командир капитан 2-го ранга Пышнов и почти все офицеры миноносца. Ночью же матросами, среди которых видную роль играли вернувшиеся с похода против Дона, были в экипаже расстреляны и все арестованные офицеры с адмиралом Новицким во главе. На следующий день происходили почти поголовные аресты офицеров, из которых в ближайшие ночи были расстреляны: капитан 1-го ранга Климов, капитан 2-го ранга Орлов, старший лейтенант Погорельский, лейтенант Дубницкий и другие. В большинстве случаев расстрелы производились из-за личной мести. С трудом разными революционными организациями были приняты меры к прекращению расстрелов. Далее были лишь отдельные случаи убийств. Всего в Севастополе было убито не менее 40 офицеров флота.

Но в январе 1918 года убийства офицеров продолжились в других городах Крыма. В это время немцы продолжали вести наступление на Крым с целью завладения Черноморским флотом и портами Черного моря. Войска Германии и Украины шли к Перекопу. Красные организовали его оборону. В середине января было спровоцировано наступление на Севастополь каких-то несуществующих Крымских войск. Дело в том, что после декабрьских событий большое число морских офицеров бежало из Севастополя. Часть их остановилась в Симферополе, где в это время, под призрачной охраной образовавшегося Крымского правительства, собралось значительное количество офицеров армии. Был образован штаб Крымских войск, но самих войск, кроме 2—3-х татарских эскадронов на весь Крым, не было. Штаб этот иногда «бряцал оружием». Это дало достаточный повод для провокации. 11 января, ночью, было объявлено о татарском наступлении на Севастополь. В городе были срочно призваны и вооружены матросы и рабочие, и отряд численностью около 7 тысяч отправился на Симферополь. Не встретив никакого сопротивления, этот отряд вступил туда и стал избивать не успевших бежать офицеров и местных богачей. Часть офицеров бежала в Ялту, а часть – в Евпаторию, где они решили оказать сопротивление. Туда пошли эсминцы, почти без офицеров, которых иногда забирали из первых попавшихся, чуть ли не с улицы. По Ялте и Евпатории матросы выпустили несколько сотен снарядов, расстреляли и утопили около 200 человек, преимущественно офицеров.

Почти весь февраль в Севастополе прошел под знаком митинговой обороны от немцев; всюду трубилось о единении всех партий для дела обороны. Призывались также и офицеры. В середине февраля усиленно ходил слух и писалось в газетах о присутствии в Дарданеллах английского флота под командой адмирала Колчака. Слухи эти всячески провоцировались. В ночь с 23-го на 24 февраля (нового стиля) сравнительно неожиданно произошло первое избиение состоятельного населения города. Хотя убийства определенно и не были направлены против офицеров, тем не менее помимо ряда домовладельцев и купцов были убиты и многие офицеры, в том числе и содержавшиеся в тюрьме Львов, Карказ, Цвингман, Вахтин и другие. Эти убийства были организованы председателем Центрофлота Романовским с согласия председателя Совета матроса-балтийца Пожарова. В первую ночь было убито и вывезено за боны около 250 человек. Убийства продолжались еще и в ближайшие две ночи, но уже в значительно меньшей степени. Затем они прекратились, и имели место только беспрестанные обыски.

Из Москвы 22 марта 1918 года приказали в связи с угрозой захвата Севастополя немцами готовить корабли к переводу в Новороссийск и вывозить ценное имущество. В середине апреля на происходившее в Морском собрании заседание Центрофлота и партий эсеров и социал-демократов были приглашены командиры судов, а также адмирал Саблин. Саблин заявил, что он не видит спасения флота в переводе его в Новороссийск, который не является базой и совершенно не приспособлен для этого, и что с момента выхода флота за боны наступит момент его гибели. Тем не менее на всякий случай адмирал Саблин послал в Новороссийск на гидрокрейсере «Троян» комиссию из морских офицеров под председательством капитана 1-го ранга Лебединского – подготовить этот порт для стоянки хотя бы только боеспособных судов. 23 апреля из Москвы пришло очередное указание о переводе флота в Hoвороссийск.

В двадцатых числах апреля германо-украинские части без всякого сопротивления вступили в Крым и двинулись на Симферополь. С этого момента в Севастополе начинается паника и наступает какая-то вакханалия власти. На судах и на берегу беспрерывно идут митинги, даже ночью. Все ищут власть, способную их спасти. В один и тот же день решают: призвать вновь к власти ушедшего адмирала Саблина, дав ему диктаторские полномочия; уволить Саблина и назначить комиссию с матросом во главе; повиноваться лишь Центрофлоту; упразднить Центрофлот и просить командира «Воли» капитана 1-го ранга Тихменева спасти положение и прочее, и прочее. Все эти постановления, носившие самый категорический характер, отменяли друг друга.

Наконец, 29 апреля неприятельские разъезды появляются в районе Севастополя. В это время команды дредноутов «Воля» и «Свободная Россия» решают: просить капитана 1-го ранга Тихменева и выбранную наскоро делегацию от дредноутов найти адмирала Саблина и просить его как единственного человека, могущего теперь спасти положение, принять единоличное командование флотом. Адмирал, после короткого колебания, соглашается и приказывает кораблям: «Поднять украинский флаг». Дредноуты исполняют приказание сразу, остальные же суда, особенно миноносцы, колеблются. В то же время адмирал Саблин дает телеграмму на Украину и германскому командованию о том, что Черноморский флот украинизировался и просит приостановить наступление на Севастополь. На самом деле только на части кораблей подняли украинские флаги. Более того, почти все миноносцы приняли решение идти в Новороссийск и в полночь вышли в море. Но уверенности в командах кораблей совсем не было в том, что они поступили правильно. И были даже настроения по приходе в Новороссийск, присоединиться к генералу Корнилову. Утром 1 мая миноносцы пришли в Новороссийск.

В Севастополе в это время происходило следующее. Адмирал Саблин узнал, что немцы не приняли парламентеров Черноморского флота и продолжают наступление на Севастополь. Получив такие известия, адмирал приказал всем судам, могущим идти в море, приготовиться к походу. Оставшиеся корабли было приказано контр-адмиралу Остроградскому, по уходе флота, взорвать, для чего еще раньше была сформирована подрывная партия. В это время немцы уже заняли часть Северной стороны и установили полевую артиллерию и пулеметы на Константиновской батарее, против бонов и на Братском кладбище. Едва корабли дали ход, как немцы в упор открыли по ним огонь. В «Свободную Россию» попало несколько снарядов, причинивших небольшие повреждения в надстройках и легко ранивших пять человек. На огонь неприятеля отвечать было запрещено, так как адмирал не хотел дать лишний повод немцам утверждать, что не выполняются требования Брестского договора, на основании чего они юридически могли бы начать операцию по захвату черноморских судов в свою пользу. На всех оставшихся в Севастополе судах был снова поднят украинский флаг и в командование ими вступил контр-адмирал Остроградский, известивший украинское правительство и германское командование о том, что не пожелавшие украинизироваться суда ушли в море.

Немцы не попытались помешать переходу русских судов, несмотря на то, что еще при вступлении в Крым германское командование запретило русским судам выходить из портов и объявило, что отдало распоряжение своим подлодкам топить все выходящие суда. К вечеру 1 мая все боеспособные суда собрались в Новороссийске, который входил в состав Кубанско-Черноморской Советской республики. В самом Новороссийске тогда сосредоточились почти все главные руководители советской власти на Юге, бежавшие из Одессы и всех городов Крыма. В Новороссийске оказались линкоры «Воля», «Свободная Pocсия», вспомоrательный крейсер, 10 эсминцев, 7 миноносцев и 10 сторожевых катеров. Кроме тoгo, в Цемесской бухте Новороссийска нaходилось до 30 пароходов и транспортов.

На общем собрании экипажей кораблей, находящихся в Новороссийске, а затем по настоянию адмирала Саблина на специальном референдуме была подтверждена его единоличная власть как командующего Черноморским флотом. Из всего состава команд численностью около 3000 человек за вручение власти адмиралу подало 2433, против – 237. Остальные или воздержались, или были за него, но с некоторыми поправками. 4 мая в 8 часов утра на кораблях был поднят Андреевский флаг, и адмирал Саблин вступил в командование флотом. С этого момента корабли обеспечивали охрану города. Флот взял на себя несение всех караулов, которые никого не пропускали после полуночи, не исключая даже революционных властей; пароль же сообщался лишь командирам дежурных кораблей, караулам и патрулям. Все самочинные обыски, разбои, кражи и убийства, бывшие до того времени обыденным явлением в Новороссийске, сразу прекратились. Красноармейцы почти совсем исчезли из Новороссийска. Местный большевистский комитет покинул Новороссийск и переехал в Екатеринодар, центр Кубанско-Черноморской республики.

Флот начал приводить себя в порядок и подтягиваться. Были запрещены увольнения на берег до окончания работ и занятий; выработан порядок дня и вновь составлены и проверены все боевые расписания; во время занятий и работ не допускались митинги и собрания. Под председательством адмирала была образована комиссия из старших начальников для выработки и некоторых изменений караульного и морского уставов. Производились артиллерийские и минные учения и все тревоги. Но через неделю по приходе флота в Новороссийск адмирал Саблин получил от немецкого командования телеграмму с требованием вернуть корабли в Севастополь. Командующий ответил: «Черноморский флот, стоящий в Новороссийске и находящийся под моим единоличным командованием, плавает под русским военным флагом. Суда флота мирный договор не нарушали и никогда не принимали участия в борьбе против германских войск на Украине». При этом адмирал Саблин пытался добиться от немцев подтверждения, что они не будут посягать на корабли Черноморского флота. Но никаких ответов на это он не получал.

Около середины мая неожиданно пришло из Москвы извещение, что главным комиссаром флота назначается некто Глебов-Авилов, бывший комиссаром почт и телеграфов, уже находившийся в Новороссийске. В самых последних числах мая флот узнал о перевороте на Украине. Несколько позже в газетах сообщили о провозглашении донским атаманом генерала Краснова. В Керчи происходило накапливание германских войск, там стояли суда германо-турецкого флота. Некоторые части кубанского казачества мечтали призвать на свою территорию германские войска для освобождения от большевиков. Все это взвинчивало нервы личному составу кораблей Черноморского флота в Новороссийске.

Из Пeтpoгpaдa в Новороссийск 2 июня приехал Вахрамеев с директивой Морского Генерального штаба. На следующий день командующий Черноморским флотом адмирал Саблин, предвидя судьбу кораблей, отказался от командования, оставив вместо себя капитана 1-го рaнга А.И. Тихменева, который 4 июня объявил флагманам документы, подписанные Лениным, Троцким и начальником Mopcкoro Генеральноrо штаба Альтфатером, которые предписывали уничтожить флот в Новороссийске немедленно. Приказ топить корабли показался всем подозрительным. Но более поразила наглость шифрованной телеграммы: «Вам будет послана открытая телеграмма во исполнение ультиматума идти в Севастополь, но вы обязаны этой телегpaммы не исполнять, а наоборот, уничтожить флот, поступая соrласно привезенному Вахрамеевым предписанию». Адмирал Саблин уехал в Москву для выяснения обстановки. Там он был арестован, но потом ему удалось бежать в Англию. Сначала почти все экипажи кораблей решили остаться в Новороссийске. Но затем пришло донесение, что немцы высадили в Тамани отряд в 20 000 человек. Это убило последнюю надежду отстояться в Новороссийске. Матросы, потеряв голову, не ели, не спали, метались из стороны в сторону, митинговали, кончали жизнь самоубийством. Кому-то пришла шальная мысль спасти флот, связав eгo судьбу с Кубано-Черноморской республикой. Тихменев, понимая, что большинство матросов не пойдут в море, а просто разбегyтся, попытался связаться с атаманом Дона. Но генерал Kpacнов советовал флоту вернуться в Севастополь и тем coxpaнить корабли на будущее.

В итоге команды кораблей раскололись на два лагеря: одни выступали за возвращение в Севастополь, другие за то, чтобы флот затопить в Новороссийске. Основная часть жителей города поддерживала идею о затоплении кораблей. Шли непрерывные митинги, но ясности от этого не прибавлялось. Многие матросы самовольно с вещами покидали корабли вообще и разбегались кто куда. Финал этой трагедии получился таким. Одна часть Черноморского флота нашла свою могилу в глубинах тех вод, на которых еще так недавно господствовала (затоплена или взорвана самими экипажами кораблей под Новороссийском). Другая – лежала искалеченной в своей базе (частично тоже взрована и затоплена союзниками в Севастополе); третья – ушла ютиться в иностранном порту (в Бизерте, Тунис). Черноморский флот России в очередной раз перестал существовать.

6.2. Флот России, расколотый на «белых» и «красных»

Большое влияние на настроение и поведение матросских масс оказывала Первая мировая война и ее последствия. В 2014 году отмечалась важная дата – 100-летие Первой мировой войны (1914—1918). Главный вывод: результатами Первой мировой войны стали Великая российская революция (1917) и Ноябрьская революция в Германии (1918), ликвидация четырех империй: Российской, Германской, Османской и Австро-Венгрии, причем две последние были разделены. Россия эту войну проиграла.

Для России важная особенность итогов Первой мировой войны состояла еще и в том, что она переросла в войну Гражданскую и военную интервенцию. И еще четыре года народ воевал. Но уже воевали сами, друг против друга. Здесь не было внешних врагов. Раскололась вся страна. Раскололись армия и флот. В Гражданской войне с обеих сторон участвовали военные моряки. Но если в революции в основном важную роль играли матросские массы, то в Гражданской войне приняли активное участие и флотские офицеры и тоже с обеих сторон: и за «красных», и за «белых».

Несмотря на раскол флота, гибель кораблей и поражения матросской антибольшевистской оппозиции в начавшейся широкомасштабной Гражданской войне роль военных моряков продолжала оставаться высокой. Связано это было с общим укреплением советской власти и потребностью во флоте как в военной силе. Моряки продолжали играть авангардную роль как в проявлениях героизма в боевых действиях, так и в политических процессах, сопровождавших ход Гражданской войны. Стремление к крайним мерам на начальном этапе войны выразилось в принятии политики «красного террора». В начале сентября 1918 года в связи с покушениями на В.И. Ленина и другими громкими террористическими актами, в каждом из которых имелось определенное матросское участие, политика «красного террора» была официально распространена на всю страну. Наибольшие жертвы и длительность она имела в Петрограде и Кронштадте. Однако здесь матросы были и в числе первых, кто стал ощущать вред этой политики и противодействовать ей.

Напомним, под Гражданской войной в России (1918—1922) понимается ряд вооруженных конфликтов между различными политическими, этническими, социальными группами и государственными образованиями на территории бывшей Российской империи, последовавших за захватом власти большевиками в результате октябрьских событий 1917 года.

Как возникли «красные» и «белые»?

Основная борьба за власть в период Гражданской войны велась между вооруженными формированиями большевиков и их сторонников (Красная гвардия и Красная армия), с одной стороны, и вооруженными формированиями Белого движения – с другой, что получило отражение в устойчивом именовании главных сторон конфликта «красными» и «белыми». Обе стороны на период до полной своей победы и умиротворения страны предполагали осуществлять политическую власть путем диктатуры. Для большевиков подавление сопротивления их противников было единственной возможностью удержать власть в крестьянской стране с целью превращения ее в базу мировой социалистической революции и, в перспективе, построения бесклассового коммунистического общества, как в России, так и в Европе. Для достижения этой цели большевики считали исторически оправданным и справедливым применение беспощадного насилия против своих врагов и принуждения по отношению к колеблющимся средним слоям города и деревни, прежде всего – крестьянству. Для многих участников Белого движения – офицерства, казачества, интеллигенции, помещиков, буржуазии, бюрократии и духовенства – вооруженное сопротивление большевикам имело целью возвращение утраченной власти и восстановление своих социально-экономических прав и привилегий. Для этого антибольшевистские силы на подконтрольных им территориях бывшей Российской империи пытались воссоздать армию и аппарат гражданского управления, восстановить права собственности и свободу торговли, мобилизовать людские и хозяйственные ресурсы с целью создать массовую и хорошо оснащенную армию, обеспечить ей поддержку со стороны большинства населения и свергнуть власть большевиков. Конечной целью белых провозглашался созыв нового Учредительного собрания, с передачей на его усмотрение решения вопроса о политическом устройстве России.

Характерной особенностью Гражданской войны была готовность всех ее участников широко использовать насилие для достижения своих политических целей, поэтому применялся «красный террор» и «белый террор». Кто был тогда хороший, кто плохой – в данном случае неважно. Оценки меняются. А термины остались: «белые» против «красных». С одной стороны, – вооруженные силы советского государства, с другой, – его противники. Советские – «красные». Противники, соответственно, «белые». Согласно официальной историографии, противников оказалось много. Но главные – те, у кого на мундирах погоны, а на фуражках кокарды российской армии и флота. Узнаваемые противники, ни с кем не спутать. Корниловцы, деникинцы, врангелевцы, колчаковцы и т.д. Они – «белые». В первую очередь их должны одолеть «красные». Они тоже узнаваемы: погон у них нет, а на фуражках – красные звезды. Таков изобразительный ряд Гражданской войны. Это своеобразная традиция. Она утверждалась советской пропагандой более семидесяти лет. Пропаганда была весьма эффективна, изобразительный ряд стал привычным, благодаря чему осталась вне осмысления сама символика Гражданской войны. В частности, остались вне осмысления вопросы о причинах, обусловивших выбор именно красного и белого цветов для обозначения противоборствующих сил.

Что касается «красных», то причина была вроде бы очевидной. «Красные» сами себя так называли. Советские войска изначально именовались Красной гвардией. Затем – Рабоче-крестьянской Красной армией, Рабоче-крестьянским Красным флотом. Присягали красноармейцы и краснофлотцы красному знамени. Государственному флагу. Почему флаг был выбран красный – объяснения давались разные. К примеру: это символ «крови борцов за свободу». Но в любом случае название «красные» соответствовало цвету знамени. О «белых» ничего подобного не скажешь. Противники «красных» не присягали белому знамени. В годы Гражданской войны такого знамени вообще не было. Ни у кого.

Тем не менее за противниками «красных» утвердилось название «белые». По крайней мере одна причина здесь тоже очевидна: «белыми» называли своих противников лидеры Советского государства. Прежде всего – В. Ленин. «Красные» и «белые» – это конкретная история Гражданской войны в России, это реальные события 1918—1920 годов. Поэтому далее мы будем использовать оба термина – красные и белые, не беря их в кавычки.

Советские и западные оценки Гражданской войны изобилуют утверждениями, что белые ее проиграли потому, что народ был за красных и сделал свой «социалистический выбор». Но на самом деле народ в подавляющем большинстве своем соблюдал нейтралитет и не хотел Гражданской войны. Воевали меньшинства красных и белых. У красных было преимущество центральной позиции – обладание запасами царской армии и железнодорожными узлами, позволявшими быстро перебросить силы в нужное место. Белые несогласованно нападали с окраин и зависели от снабжения ненадежными «союзниками». В отличие от белых, красные использовали возможности поголовной мобилизации. Из 130 тысяч царских офицеров более 30 тысяч согласились у них служить (в том числе около 20 % офицеров царского Генерального штаба). Такими приемами в два года была набрана Красная армия, по численности в 10 раз превосходившая Белую. Но мобилизованный «народ» из армии бежал. Так, ежемесячно из Красной армии дезертировало около 200 тысяч человек – больше, чем было во всей деникинской армии. Надежнее были иностранцы. Латышские стрелки спасали Ленина в самых критических ситуациях, венгры и китайцы подавляли Антоновское восстание. К лету 1920 года интернациональные части красных насчитывали (по разным оценкам) от 182 до 250 тысяч, намного превосходя по численности западных интервентов, которые в боях с красными почти не участвовали. Вот как, например, выглядел по численности Красный флот.

Среднемесячная численность флота Советской Республики за 1918—1920 годы

В ноябре 1920 года красные войска взяли Крым. Многие историки рассматривают это событие как окончание Гражданской войны. И в этом есть своя логика: хотя «штурмовые ночи Спасска и волочаевские дни» имели место и позднее, в 1922 году, но Белое дело уже было проиграно. Красные одержали победу. Но была ли Гражданская война лишь войной белых и красных? И, соответственно, можно ли считать ноябрь 1920 года окончанием грандиозного и трагического общероссийского конфликта? Скорее всего, нет. Потому что от Гражданской войны пострадал весь российский народ. Потому что и после ее окончания продолжалась эта великая общероссийская трагедия.

Гражданская война и иностранная интервенция принесли России неисчислимые бедствия. В тяжелом положении оказался и отечественный военно-морской флот, потеряв 416 кораблей, из них 174 боевых и 242 вспомогательных. Материальная часть оставшихся судов была изношена практически до предела. Но была и еще одна беда, которая осталась и после окончания Гражданской войны: русское офицерство по-прежнему продолжало быть расколотым на красных и белых. Русские офицеры пережили еще одну трагедию. Многие вынуждены были покинуть Россию, стать эмигрантами, большинство из них навсегда.

Флоты белых и красных

И красные, и белые во время Гражданской войны образовали свой военно-морской флот. Надо сказать, что это были очень слабые военные формирования и по состоянию и содержанию кораблей, и по организации их использования, и по настроению личного состава. Такими они были в связи с тем, что одновременно прошли Великую российскую революцию, Первую мировую войну и тут же вступили в войну Гражданскую. Тем не менее эти флоты несли и выполняли свои миссии в тяжелые 1918—1922 годы.

Белый флот (флот Белых армий) – это самостоятельные военно-морские формирования Белого движения в Гражданскую войну в России, включавшие в себя флоты, флотилии, отряды и другие соединения кораблей и вспомогательных судов. В Белый флот входили как боевые корабли специальной постройки, так и мобилизованные и реквизированные суда. Личный состав представляли морские офицеры и матросы российского военного и торгового флота, а также офицеры сухопутных армий. Военно-морские соединения Белого флота подчинялись руководству Белых армий. В правительстве адмирала А.В. Колчака в бытность его Верховным правителем России имелось Морское министерство, возглавляемое контр-адмиралом М.И. Смирновым, пытавшимся управлять всем Белым флотом. Однако реальное управление было существенно ограничено складывающейся обстановкой.

Белый Черноморский флот был создан в январе 1919 года в Новороссийске в составе Добровольческой армии. В июле 1919 года база Черноморского флота была переведена в Севастополь. Черноморский флот подчинялся последовательно командованию Добровольческой армии, Вооруженным силам Юга России (ВСЮР) и Русской армии генерала барона П.Н. Врангеля. Командовали флотом в разное время вице-адмирал В.А. Канин; контр-адмирал, а позже вице-адмирал М.П. Саблин; вице-адмирал Д.В. Ненюков; вице-адмирал А.М. Герасимов; контр-адмирал, а позже вице-адмирал М.А. Кедров; контр-адмирал М.А. Беренс. После разгрома Белой армии генерал-лейтенанта П.М. Врангеля в Крыму в 1920 г. основная масса кораблей и судов Черноморского флота (33 вымпела) под командованием вице-адмирала М.А Кедрова ушла во французскую военно-морскую базу Бизерту (Тунис). Эта часть Черноморского флота белых была преобразована в Русскую эскадру и до 1924 года базировалась в порту Бизерта. В 1924 году Русская эскадра была расформирована, а ее корабли были переданы СССР. Однако переданные СССР корабли остались в Бизерте, а позднее они были проданы во Францию на металлолом. Андреевские флаги на этих кораблях были спущены 24 октября 1924 г. после признания СССР правительством Франции. Русские моряки перешли на положение беженцев.

Сибирская военная флотилия перешла на сторону Белого движения после выступления Чехословацкого корпуса в июле 1918 года, в ходе которого были захвачены суда флотилии. Командовали флотилией в разное время контр-адмирал С.Н. Тимирев, контр-адмирал М.И. Федорович, контр-адмирал М.А. Беренс, контр-адмирал Г.К. Старк. После образования Дальневосточной республики в 1920—1921 годах флотилия вошла в состав ее Народно-революционного флота, но после переворота во Владивостоке 26.05.1921 года вновь перешла в состав Белого флота. В ходе боевых действий провела ряд десантных операций. В октябре 1922 года после поражения белых один отряд кораблей флотилии эвакуировал из Владивостока 10 тысяч беженцев. Этот отряд под командованием адмирала Старка Г.К. взял курс на Филиппины и прибыл туда лишь в январе 1923 года. По пути часть кораблей затонула. Прибывшие на Филиппины корабли затем были проданы. Остальные корабли остались во Владивостоке и в конечном счете перешли в состав РККФ.

После захвата войсками Антанты в августе 1918 года флотилия Северного Ледовитого океана была включена в состав вооруженных сил Верховного управления Северной области, а затем Временного правительства Северной области. Флотилии Северного Ледовитого океана подчинялись гидрографические экспедиции Белого моря и Северного Ледовитого океана, а также ряд речных и озерных флотилий (Печорская, Северо-Двинская, Онежская), а также порты Архангельска и Мурманска.

Флотилия Северного Ледовитого океана в основном занималась проводкой судов с грузами для армий Колчака и гидрографическим обеспечением флотилии. Командовали флотилией контр-адмирал Н.Э. Викорст, а затем контр-адмирал Л.Л. Иванов; гидрографическим обеспечением руководил контр-адмирал Б.А. Вилькицкий. После взятия Красной армией 21 февраля 1920 года Архангельска и 7 марта 1920 года Мурманска корабли флотилии были включены в состав РККФ.

Весной 1919 года была сформирована Каспийская флотилия. Флотилия входила в состав ВСЮР, командовали флотилией капитан 1-го ранга, а затем контр-адмирал А.И. Сергеев, затем капитан 1-го ранга Б.М. Бушен. Каспийская флотилия вела активные боевые действия против красных: сражалась с кораблями Волжско-Каспийской флотилии РККФ в районе дельты реки Волга, вокруг Астрахани поставила минное заграждение из двухсот мин, обеспечив тем самым морскую блокаду города, оказывала существенную поддержку войскам белых на приморском фланге. В связи с успешным наступлением Красной армии, захватившей основные пункты базирования Каспийской флотилии в Гурьеве и Красноводске, вынуждена была в апреле 1920 года перебазироваться в Баку, а из Баку в находившийся под контролем союзной Великобритании иранский порт Энзели. В Энзели флотилия была фактически интернирована англичанами. 17—18 мая 1920 года после успешной Энзелийской операции красных 23 корабля флотилии и 4 гидросамолета были отбиты у англичан, возвращены в Советскую Россию и включены в состав РККФ.

Кроме указанных флотских структур в составе Белого флота еще были речные и озерные флотилии: Речной боевой флот Поволжской народной армии, Северо-Двинская речная флотилия, Чудская озерная флотилия, Онежская озерная флотилия, Печорская флотилия, Волжская военная флотилия, Донская флотилия, Среднеднепровская флотилия, Нижнеднепровская флотилия, Байкальская флотилия, Енисейская речная боевая флотилия, Обь-Иртышская речная боевая флотилия. Указанные флотилии белых вели боевые действия на перечисленных реках и озерах против аналогичных флотилий красных, участвовали в высадке десантов и в поддержке действий сухопутных войск.

Красный флот. Большевики предприняли ряд чрезвычайных и самых энергичных мер для спасения завоеваний революции и создания Рабоче-крестьянской Красной армии, 11 февраля 1918 года был принят декрет о создании Рабоче-крестьянского Красного флота (РККФ). Большинство матросов императорского российского флота после революции остались служить на Красном флоте. Среди старых офицеров тоже были такие, которые с первого дня революции безоговорочно перешли на сторону новой власти. Первыми среди них стали вице-адмиралы Ставицкий и Векман. Впоследствии некоторые офицеры пошли служить в Белый флот или подались в эмиграцию. Другие стали честно служить в Красном флоте. Важная особенность Красного флота была в том, что вся тяжесть разъяснительной, воспитательной, организаторской, а иногда и командной работы ложилась на судовые комитеты. В свою очередь ими руководили бригадные или дивизионные комитеты, и, наконец, во главе матросских масс стоял Центробалт. Несмотря на то, что не весь состав его был большевистским, решающим влиянием в нем пользовались большевики.

В декрете ВЦИК и СНК о создании Рабоче-крестьянского Красного флота военнослужащие флота были названы «Красные военные моряки». Это наименование мгновенно было переиначено в «красвоенмор». Значительная часть матросов и унтер-офицеров Балтийского флота ушла на сушу воевать в Красную армию, другая часть воевала в армии на стороне Белого движения, незначительная часть оставалась на кораблях, пытаясь их сохранить.

РККФ состоял из флотов, морских и речных военных флотилий. В период Гражданской войны корабли флота не играли существенной роли в развернувшейся вооруженной борьбе. Но РККФ участвовал в боевых действиях на морях, реках и озерах, нарушал коммуникации противника и обеспечивал свои перевозки и переправы через водные рубежи, а также содействовал приморским (приозерным, приречным) флангам сухопутных войск огнем своей судовой артиллерии и высадкой десантов в тылу белых войск.

Флот подчинялся главкому всеми Вооруженными силами Республики. В годы Гражданской войны Постановлением СНК РСФСР от 22 февраля 1918 года был учрежден Народный комиссариат по морским делам, а Верховная морская коллегия переименована в Коллегию Народного комиссариата по морским делам. Командующими Красным флотом в тот период были: Дыбенко Павел Ефимович (1917—1918), Иванов Модест Васильевич (1918), Альтфатер Василий Михайлович (1918—1919), Беренс Евгений Андреевич (1919—1920), Немитц Александр Васильевич (1920—1921), Панцержанский Эдуард Самуилович (1921—1924).

Рабочее-крестьянский Красный флот – это официальное наименование Военно-морского флота СССР сохранялось со времени его создания до 1946 года.

6.3. Флотская анархия в России (1917—1922)

Да, в истории России (1917—1922 годов) военные моряки прочно связали себя с анархистским движением. И в глазах многих россиян того времени, к сожалению, понятия «анархия» и «матрос» часто воспринимались в единстве. И для этого было немало оснований. Например. В ночь с 6 на 7 января 1918 года революционными матросами в порядке самосуда были убиты депутаты Учредительного собрания от партии кадетов А.И. Шингарев и Ф.Ф. Кокошкин. 9 марта 1918 года анархически настроенные матросы под предлогом опасности немецкого наступления настойчиво не пропускали правительственный поезд по пути из Петрограда в Москву, куда эвакуировался Совнарком. И Ленина в той ситуации спасли только латышские стрелки. Таких примеров анархического поведения военных моряков в те годы было немало.

Увы, военные моряки (в основном, матросы) под влиянием анархизма совершали ультрареволюционные деяния, стихийные авнтюрные и безумные действия, самосуды над офицерами, государственными и политическими деятелями, акты неоправданного насилия над людьми, участвовали в налетах и грабежах, были часто привержены к крайним взглядам и мерам. На фоне реальной большой революционной деятельности военных моряков в период революции и Гражданской войны в России, что, безусловно, делает им честь, они временами становились на путь безудержного анархизма и даже экстремизма, что подрывало их авторитет в глазах народа, а также приводило к конфликтам с действующей властью.

Чем привлекала анархия военных моряков?

Вообще, понятие анархия (от др.-греч. ἀναρχία) дословно означает «безначалие, безвластие». Идеал анархистов – когда государство заменено безгосударственным обществом (это, конечно, гипотетическая ситуация). Между прочим, именно в морской среде анархия впервые стала получать свою жизненную прописку во время расцвета пиратства на море. Пиратские корабли были «плавающими обществами», в которых существовали механизмы самоуправления. Перспектива получения взаимных выгод от пиратства стимулировала пиратов к налаживанию сотрудничества и поддержанию порядка. Перед выходом в море пираты договаривались о правилах поведения, иногда эти правила фиксировались даже письменно.

А вот анархизм – это политическая философия, основывающаяся на свободе и имеющая своей целью уничтожение всех типов принуждения и эксплуатации человека человеком. Анархизм предлагает заменить сотрудничеством индивидов власть, существующую за счет подавления одних людей другими и благодаря привилегиям одних по отношению к другим. Это означает, что, по мнению анархистов, общественные отношения и институты должны основываться на личной заинтересованности, взаимопомощи, добровольном согласии и ответственности (исходящей из личной заинтересованности) каждого участника, а все виды власти (то есть принуждения и эксплуатации) должны быть ликвидированы.

Военных моряков анархизм привлекал семью своими базовыми принципами:

• отсутствие власти, т.е. один человек либо группа лиц не будут навязывать свое мнение, желание и волю другим лицам;

• свобода от принуждения, отказ от принуждения одних людей другими к участию в какой бы то ни было деятельности, будь то в интересах отдельного человека или даже всего общества, против его воли;

• свобода ассоциаций, т.е. в обществе возможны любого рода ассоциации для удовлетворения всех общественных потребностей; анархисты полагают, что на место власти должен быть привнесен принцип действительной низовой инициативы, когда люди сами, коллективно будут решать общественные вопросы, и индивидуально (без вреда для других) – свои личные вопросы;

• взаимопомощь – это синоним сотрудничества; когда люди работают сообща, их деятельность заметно эффективнее, нежели когда каждый работает поодиночке; коллективное взаимодействие – это укороченный путь к достижению необходимого результата при возможно меньшей затрате усилий;

• разнообразие – залог наиболее полноценной жизни каждого отдельного человека, из которых состоит общество;

• равенство, что означает отсутствие иерархии, одинаковые для всех возможности удовлетворения своих личных потребностей, а также равный доступ ко всем общественным благам;

• братство; оно подразумевает, что все люди являются равными, что интересы и потребности одних не могут быть важнее и/или ценнее интересов и потребностей других людей.

Вроде бы действительно привлекательные принципы. Но вот когда анархисты начинали претворять их в жизнь, то получался воистину только один анархизм. Эффект всегда был отрицательный. Потому что в современном обществе жить по принципам анархизма – это утопия.

Анархия – мать порядка. Никто не знает, как понимать этот лозунг моряков-анархистов. Поэтому воспринимается он людьми чаще всего иронично, ассоциируется с беспорядками и насилием. В отличие от демократии, принципом которой является подчинение меньшинства большинству, выявляемое путем голосования, анархия предоставляет любому меньшинству жить так, как вздумается, если оно при этом не ущемляет свободу других. Поэтому лозунг «Анархия – мать порядка» может означать, что анархия должна стать матерью будущего общественного порядка. Порядок будет основываться не на принудительном подчинении всех и каждого единой насильственной власти, а на добровольных взаимовыгодных соглашениях между отдельными лицами и группами на принципе добровольной кооперации всех членов общества, в которой возникающие конфликты решаются третейским судом. Вряд ли матросы, поддерживающие анархизм, понимали именно так суть этого лозунга. Он им просто нравился, не по сути, а по форме.

Два противоречивых принципа всегда сталкиваются в человеческом обществе: принцип власти одного человека над другим и принцип независимости, свободы каждого человека. Совершенно последовательно эти принципы воплощаются в двух взаимоисключающих состояниях общества: на абсолютном принципе свободы основывается анархия, а на принципе жестокого подчинения власти – тоталитаризм. Понятия «свобода» и «демократия» часто сливаются в массовом сознании. На самом деле демократия основывается на том же принципе принудительного подчинения большинства (народа) меньшинству (законодателям-депутатам и чиновникам-исполнителям).

Мы уже отмечали, что по большому счету матросские массы были апатичны к любым общественным партиям и движениям. Точно также и анархисты просто-напросто «не влезали» в привычную политологию. Дело в том, что они, являясь сторонниками неограниченной свободы, были не только противниками государства, но и принципиально отвергали партийную организацию и представляли собой россыпь групп, которые объединялись по мере надобности. И в этом плане революционно настроенные матросы российского флота и анархисты как бы находили и понимали друг друга.

Анархисты ориентировались на матросскую среду не случайно. Они высоко ценили русского матроса и особенно выделяли в нем такие сильные качества: чувство собственного достоинства, ощущение своей значимости, обостренная реакция на насправедливость, в случаях посягательств на основополагающие ценностные установки, стремление защитить невинного, помочь своим товарищам. И что особенно импонировало анархистам: матросы рассматривали свое участие в мятежах и бунтах как борьбу не против порядка, а, наоборот, за порядок и справедливость.

Анархизм рождался среди матросов под влиянием состояния толпы, в которое они попадали при резких изменениях политической обстановки в стране (имеется в виду контрастность событий революции 1917 года и последовавшей за ней Гражданской войны). Немного прокомментируем это. Дело в том, что в российской науке долгое время уделялось недостаточное внимание проблемам психологии толпы. В связи с этим безмерно преувеличивалась роль политических партий в революционных событиях России. Поэтому история КПСС подавила социальную историю. С одной стороны, в революциях и гражданских войнах массы играют главную роль, так как революция – «праздник эксплуатируемых и угнетенных». С другой стороны, в массовой психологии, в психологии толпы лежит социальная основа многих революционных действий. Причем именно социальная психология и массовые настроения выступают в них приоритетами. Также здесь проявлялись и психология матросской массы и настроения революционных матросов. Так что в революции 1917 года не только партия «тащила» массы на «штурм старого мира», но и массы (в авангарде которых были и матросы) выбирали себе руководителей, в том числе и большевиков. В то же время неприемлемым, на наш взгляд, является представление о революции едва ли не как о коллективном безумии, в том числе со стороны революционных матросов.

Анархисты из-за своей неорганизованности и нежизненных идей за все время революции и Гражданской войны не смогли заявить о себе в качестве самостоятельной силы, не считая формирования батьки Махно, в котором матросы принимали большое участие. Однако роль сторонников безвластия в революционных событиях России была гораздо больше. В 1917 году они тащили народ влево. И агитаторам-большевикам – порой против воли – тоже приходилось подстраиваться под них, дабы не отстать от народа. Не говоря уже о том, что широкие массы анархистов впоследствии пополнили ряды большевиков – и играли там не последнюю роль. Анархистское прошлое имели Григорий Котовский, знаменитый комиссар чапаевской дивизии Дмитрий Фурманов и многие другие. Не говоря уж об Анатолии Железнякове, поставившем точку на российском парламентаризме. Он свои взгляды и не менял. Именно анархисты начали бучу, которая закончилась июльским (1918 года) выступлением, имевшим очень серьезные последствия.

Именно анархистские настроения среди матросов использовали революционные партии для привлечения их к репрессивным действиям против «несогласных», для террористических акций и прочих жестких мер. Но снова заметим: эти матросы не были печальным исключением из российкого народа. Были такие же «злодеи» в то революционное время и среди солдат, рабочих и крестьян. Революция развращала не только матросов, но весь народ. Матросы же – плоть от плоти и кровь от крови этого народа, со всеми его плюсами и минусами, к сожалению, не избежали той же участи. Но так случилось, что в революционной истории России в «злодеях» стали обобщать в основном только матросов. Это не соответствует действительности и несправедливо. Яд разложения коснулся Русского Колосса, в нем оказался отравлен каждый атом. Вот такими-то атомами всего лишь и были матросы. Действие яда не осуждают, с ним только борются, стараются локализовать дальнейший процесс разрушения. И когда выздоровела Россия, здоровым стал и ее военно-морской флот.

Еще раз подчеркнем: в революционных событиях 1917 года под руководством политических партий матросские массы действительно были подвержены проявлению анархизма и даже определенного экстремизма. Но, во-первых, это было характерно не только для матросов, но и для других сил, участвующих в революции. И матросы были только незначительной частью этих сил. Но им выпала доля стать символом той революции, к ним же автоматически «приклеился» и символ революционного насилия. Во-вторых, экстремизм, в той или иной степени, присутствует всегда во всех революциях, восстаниях и протестных движениях. Не отличалась в этом смысле и Великая российская революция 1917 года. Так что не матросы сами по себе были экстремистами в революции, а их особые качества и потенциалы целенаправленно использовали политические партии для проведения своих экстремистских действий. Тогда это были матросы. И в наше время для усиления своего влияния политические партии и общественные движения всего мира находят подобные силы экстремистского характера. Среди них резко выделяются антиглобалисты и «зеленые».

6.4. Как царские офицеры «сделали» советский флот

Речь идет о том, что действительно большое участие в создании Рабоче-крестьянского Красного флота принимали бывшие офицеры императорского флота России. Вспомним, как это было. Получается так: матросы помогли большевикам взять власть в октябре 1917 года, а офицеры помогли удержаться им у власти в 1917—1919 годах.

Кто помог большевикам удержаться у власти в 1917—1919 годах?

Да, помогли бывшие царские офицеры, десятки тысяч которых работали в Красной армии и Красном флоте. Причем в большинстве работали усердно и добросовестно, и без их работы Красная армия не была бы создана. А значит, революция была бы не защищена. Красную армию построили и ее военные победы во многом обеспечили именно царские офицеры. Это правда. Но не будем забывать, что часть офицеров добровольно пошла на службу советской власти, а другая сделала это по принуждению и работала под бдительным надзором политкомиссаров. Но и те и другие исполнили свою важную миссию: они действительно помогли удержаться большевикам у власти. И без них не было бы ни Красной армии, ни ее первых побед.

Ни офицеры, ни унтер-офицеры, ни солдаты старой армии не устремлялись под знамена Красной армии. И уже в апреле 1918 года ленинское правительство было вынуждено отказаться и от принципа добровольности военной службы и от принципа выборности командного состава. Теперь под знамена Красной армии была принудительно собрана миллионная масса новобранцев, но для их обучения и для командования войсковыми частями нужны были, конечно, специалисты военного дела («военспецы»), и ленинское правительство очень скоро прибегло к мобилизации бывших офицеров и унтер-офицеров для службы в Красной армии. Поэтому с 1918 года бывшие царские офицеры командуют красными полками, работают в штабах, преподают военные науки в Академии Генерального штаба и в иных военных школах, подготавливая «краскомов».

Обратим внимание читателей еще вот на какую особенность. С некоторых пор у нас стало модным сочувствовать «белым». Они-де дворяне, люди чести и долга, «интеллектуальная элита нации». Едва ли не половина нашей страны в популярных ныне в стране исторических и идеологических дискуссиях вдруг «вспоминает» о своих благородных корнях. И, как водится, во всех бедах нынешнего времени винят «красных» – «коварных» большевиков, которые так нехорошо обошлись с «элитой русского общества». За этими разговорами становится незаметным самое главное – победили в той борьбе все же «красные», а ведь с ними воевала «элита» не только России, но и сильнейших мировых держав того времени. Да и с чего взяли нынешние новоявленные «благородные господа», что дворяне в той великой русской смуте были только на стороне «белых»? Почему-то ими совсем упускается из виду тот факт, что дворяне тоже были разными. Иные дворяне для Великой революции в России сделали не меньше, нежели Карл Маркс и Фридрих Энгельс, особенно в практическом отношении. И офицеры по своей социальной принадлежности тоже были разными. Поэтому кто-то добровольно служил в Красной армии, кто-то даже вступил в партию большевиков. Кому-то это пришлось сделать в силу обстоятельств или даже насильно. Другим выпала доля служить в силах Белого движения. Мы исходим из того, что в любом случае все офицеры того времени служили интересам России. Только, к сожалению, они по-разному понимали эти интересы. И реальная жизнь развела их по разным сторонам. Они вынуждены были с оружием в руках сражаться друг против друга. Обратимся к фактам, главный из которых таков: в Красной армии служило 75 тыс. бывших офицеров, в то время как в Белой – около 35 тыс. из 150-тысячного корпуса офицеров Российской империи. Одно только это уже в корне опровергает все утверждения ненавистников советской власти о «кровавых» большевиках, уничтоживших якобы весь «цвет русской нации».

Уже 19 ноября 1917 года большевики назначили начальником штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта императорской армии Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича. Именно он возглавил вооруженные силы Республики в самый тяжелый для страны период, с ноября 1917 года по август 1918 года и из разрозненных частей бывшей армии и отрядов Красной гвардии к февралю 1918 года сформировал Рабоче-крестьянскую Красную армию. С марта по август М.Д. Бонч-Бруевич занимал пост военного руководителя Высшего Военного Совета Республики, а в 1919 году – начальника Полевого штаба Рев. Воен. Совета Республики.

В конце 1918 года была учреждена должность главнокомандующего всеми Вооруженными силами Советской Республики. Первым на эту должность был назначен Сергей Сергеевич Каменев (не путать с Каменевым Л.Б., которого затем вместе с Зиновьевым Г.Е. расстреляли). Кадровый офицер, он закончил академию Генштаба в 1907 году, был полковником императорской армии. С июля 1919 года ни одна операция сухопутных и морских сил Советской Республики не обходилась без его непосредственного участия.

Большую помощь Сергею Сергеевичу оказывал его непосредственный подчиненный – начальник Полевого штаба Красной армии Павел Павлович Лебедев, потомственный дворянин, генерал-майор императорской армии. На посту начальника Полевого штаба он сменил Бонч-Бруевича и с 1919 год по 1921 год (практически всю Гражданскую войну) его возглавлял, а с 1921 года был назначен начальником Штаба РККА. Павел Павлович участвовал в разработке и проведении важнейших операций Красной армии по разгрому войск Колчака, Деникина, Юденича, Врангеля, награжден орденами Красного Знамени и Трудового Красного Знамени (в то время высшие награды Республики).

Рабоче-Крестьянский Красный флот – это было вообще аристократическое заведение. Вот перечень его командующих в годы Гражданской войны: Василий Михайлович Альтфатер (потомственный дворянин, контр-адмирал Императорского флота), Евгений Андреевич Беренс (потомственный дворянин, контр-адмирал Императорского флота), Александр Васильевич Немитц (анкетные данные точно такие же). Да что там командующие, Морской Генеральный штаб Русского ВМФ практически в полном составе перешел на сторону советской власти, да так и остался руководить флотом всю Гражданскую войну. Видимо, русские офицеры после Цусимы идею монархии воспринимали, как сейчас говорят, неоднозначно.

К сожалению, у пропаганды свои законы. Поэтому вокруг бывших офицеров царской армии, настоящих героев Гражданской войны, возник своеобразный заговор молчания и в советские годы, и тем более – сейчас. Они вместе с советской властью победили в той войне и тихо ушли в небытие, оставив после себя пожелтевшие оперативные карты и скупые строки приказов. Но многие «их превосходительства» и «высокоблагородия» проливали свою кровь за советскую власть ничуть не хуже пролетариев. За что они воевали? Мы не будем утверждать, что все бывшие царские офицеры, которые служили в Красной армии, были за советсую власть. Конечно, это были офицеры старой закалки. Но это были люди чести и долга. Они искренне желали новой России добра и верили, что, выполняя свою профессиональную миссию, способствуют этому. В абсолютных цифрах вклад русского офицерства в победу советской власти выглядит следующим образом: в период Гражданской войны в ряды Красной армии было призвано 48,5 тысяч царских офицеров и генералов. В решающем 1919 году они составили 53 % всего командного состава РККА.

Белая «кость» Красного флота

Часто безосновательно утверждается о массовом исходе российского морского офицерства на чужбину, идеализирующего благородство офицеров царского флота, принявших белую идею и гонимых красными из-за неприятия ими советского строя. Образно говоря, родился современный либеральный миф о том, что морское офицерство от рождения было белогвардейской глыбой. Так ли это?

Мы уже отмечали, что морское офицерство в России в начале XX века в подавляющей своей массе было глубоко аполитично. Цепь трагических событий – Февральская революция, падение монархии, свертывание боевой деятельности, развал флота и октябрьский переворот – оказалась совершенно неожиданной для большинства из них. Вскоре всем им пришлось делать нелегкий выбор: на какой стороне баррикад братоубийственной войны продолжать службу Родине.

Напомним, что в Великую российскую революцию 1917 года императорский флот вступил, имея по штату 8060 офицеров, из которых 6559 поступили на службу в Красный флот. А где были остальные полторы тысячи? И сколько участвовало в Белом движении? В некоторых исследованиях приводятся сведения – от 2500 до 5000 белых морских офицеров. Откровенное искажение. И вот факты. На стадии формирования Белого движения еще исправно работали канцелярии. Так вот, в так называемом Ледяном походе Антона Ивановича Деникина из 3963 тысяч человек от флота участвовало всего 12 офицеров, 2 гардемарина и 2 матроса. Сложно писать про морские силы белых на Балтике с громким названием Флот Северо-Западного направления, имевший в составе один корабль – посыльное судно «Китобой» (бывшее норвежское рыболовное судно) и над ним целый штаб. Или Белая флотилия Колчака – в составе 25 офицеров, из которых лишь 18 морских, а остальные гражданские лица и армейские офицеры. Всего под знаменами А.В. Колчака в Сибири и на Дальнем Востоке было не более 420 морских офицеров на кораблях Сибирской флотилии, в дивизионе морских стрелков и в составе речной флотилии. Причем бывший командующий Сибирской флотилией контр-адмирал П.В. Римский-Корсаков через всю страну пробрался в Петербург и поступил на службу в РККФ.

Самое большое формирование белых было на юге. Они получили от врагов России по Первой мировой войне – немцев – корабли императорского Черноморского флота, которые не были угнаны. Кстати, гетманская Украина от немцев получила таких кораблей больше. Еще несколько кораблей и судов дала белым приглашенная ими Антанта. И на этом формировании служило приблизительно 500 морских офицеров вместе с гардемаринами. Причем сюда же перешла часть офицеров от разгромленного Колчака. Корабли стояли по причине того, что не было желающих служить в белом флоте и особенно среди матросов. Именно поэтому Врангель создал Корпус корабельных офицеров из армейцев, гражданских волонтеров, недоучившихся гардемаринов.

Поэтому можно утверждать, что число офицеров императорского флота в Белом движении не превышало тысячи. И еще 415 морских офицеров были пленены красными или перешли под знамена Советов. Причем на РККФ с окончанием Гражданской войны вернулись многие из тех, кто сражался «по другую сторону баррикад», но не счел возможным покинуть Россию. Например, капитан 2-го ранга Н.Н. Зубов командовал батальоном у Колчака, попал в плен к красным и продолжил службу в советском флоте, став контр-адмиралом, а позже директором Океанографического института. Его именем названы залив в Антарктиде и 2 научно-исследовательских судна.

Была еще одна группа офицеров, которые без борьбы сразу после революции отбыли в эмиграцию, начав жизнь с чистого листа. Например, командующий Балтийским флотом контр-адмирал Д.Н. Вердеревский, боясь ошибиться, сразу эмигрировал во Францию, где состоял в правлении «Объединения русской эмиграции для сближения с Советской Россией», а после Второй мировой войны принял советское гражданство. Туда же уехали бывший морской министр вице-адмирал С.А. Воеводский, контр-адмирал князь В.В. Трубецкой и другие офицеры. Многие из тех, кто не принимали советскую власть и не желали покидать Россию, написали рапорта об увольнении или ушли с флота по состоянию здоровья, что не мешало им потом работать в советских учреждениях. Так, бывший морской министр адмирал И.К. Григорович до окончания Гражданской войны писал картины для витрин питерских магазинов, контр-адмирал П.Н. Лесков до поступления в РККФ работал электромонтером. Группа офицеров создала «Тралартель» и занималась разминированием на коммерческой основе. Был даже создан и профсоюз бывших офицеров. Отдельные представители нетитульных наций разбежались по национальным квартирам – в Латвию, Эстонию, Польшу, Финляндию, самостийную Украину.

Большая часть флотских офицеров массово перешла на сторону советской власти, к красным пошли лучшие из дворян – спасать Отечество. Если в Красную армию перешло 43 % царских армейских офицеров, то в Красном флоте число офицеров императорского флота составляло 82,2 %. Специфика флота, как известно, такова, что здесь замена офицера любым другим лицом практически невозможна. Если в других родах войск большевиками широко использовались наиболее способные и опытные унтер-офицеры, то командовать кораблем, быть штурманом или корабельным инженером такие лица не могли. Можно с уверенностью утверждать, что с установлением советской власти идейных противников ее среди морских офицеров было немного. Бесспорно и то, что редко кто из офицеров был горячим сторонником коммунистической идеи, хотя таковые тоже имелись. Политику советской власти приняли вице-адмирал А.С. Максимов, контр-адмиралы С.В. Зарубаев, В.М. Альтфатер, А.В. Немитц, генерал С.О. Барановский, офицеры различных званий М.В. Иванов, Е.А. Беренс, М.В. Викторов, В.А. Кукель, Э.С. Панцержанский, Б.В. Хорошихин, Е.С. Гернет, Н.Н. Струйский, Л.М. Галлер, Г.А. Степанов, А.В. Домбровский, П. Зеленый, И.А. Сполатбог и другие. И вместе с этим налицо тот факт, что аристократы духа или «белая кость», как их называли современники, адмиралы и офицеры, высококлассные специалисты присоединялись к большевикам целыми экипажами и штабами, так и оставаясь на своих должностях.

На сторону советской власти в полном составе перешел Морской Генеральный штаб императорского флота и руководил Красным флотом всю Гражданскую войну. Как ни странно, на стороне красных оказались и морская разведка вкупе с контрразведкой. Первым «революционным адмиралом» мог именовать себя капитан 1-го ранга Модест Иванов (1875—1942). Этот морской офицер, принимавший участие в обороне Порт-Артура в 1904 году, получивший в 1907 году из рук царя золотую саблю с надписью «За храбрость», возглавил Морское ведомство. Звание адмирала ему присвоили большевики 21 ноября 1917 года с формулировкой «за преданность народу и революции». В дальнейшем М.В. Иванов работал в Пограничной охране и торговом флоте. В 1936 году ему было присвоено звание «Герой Труда». Умер бывший капитан 1-го ранга в блокадном Ленинграде.

Вице-адмирал Андрей Максимов (1866—1950) был избран матросами командующим Черноморским флотом еще в начале марта 1917 года. Также в 1917 году осознанно перешел на сторону советской власти капитан 1-го ранга Евгений Андреевич Беренс, ставший в ноябре того же года начальником Морского Генштаба. С 24 апреля 1919 года по 5 февраля 1920 года он командовал Морскими силами Советской Республики. На его примере видна справедливость утверждения, что в годы Гражданской войны «брат пошел на брата». Его родной брат капитан 1-го ранга Михаил Андреевич Беренс в 1921 году стал последним командующим Белым флотом и увел его остатки в Бизерту. Гражданская война развела их, с кровью разодрав братские узы, казалось бы, навсегда. Но судьба порой выделывает странные повороты. Когда Франция признала Советскую Республику и зашла речь о возвращении России остатков царского флота, забрать этот флот, которым командовал младший Михаил Беренс, советская власть поручила старшему Евгению Беренсу. Аналогичная история произошла и с детьми адмирала Пышнова А.М., когда сыновья, капитаны 1-го ранга Борис и Евгений, оказались по разные стороны линии фронта.

Командующий Черноморским флотом потомственный дворянин, контр-адмирал императорского флота Александр Васильевич Немитц после революции стал частным лицом и уехал в родовое бессарабское поместье, где, отказываясь от предложений белых, находился до 1919 года. Потом добровольно поступил на службу в РККА, где был начальником штаба Южной группы войск 12-й армии под командованием И.Э. Якира, участвовал в сухопутных боях и даже получил орден Красного Знамени. Кстати, его демократические взгляды проявились еще во время революции 1905—1907 годов, когда он отказался участвовать в расстреле революционных матросов. В РККФ он с 5 февраля 1920 по 22 ноября 1921 года являлся командующим Морскими силами Советской Республики. Впоследствии был преподавателем военных академий.

Но большевики быстро поняли, что хорошие специалисты, а таковыми и были бывшие офицеры, стоят дорого. В начале 1918 года средняя зарплата рабочего была 350 рублей, чиновника 300—500 рублей. Самый высокооплачиваемый пост председателя Совнаркома, занимаемый В.И. Лениным, выражался в оплате 807 рублей в месяц. В то же время для высших чинов РККФ, которые преимущественно были бывшими дворянами и офицерами, денежное содержание составляло 955—1117 рублей. К середине года их оклады выросли до 1500 рублей, а к концу года «красные благородия» получали более 2000 рублей. К 1920 году для командного состава возродили многие привилегии времен императорского флота: они были освобождены от физического труда, восстанавливались кают-кампании, вводились вестовые для их обслуживания, появились знаки различия, разрешалось ношение огнестрельного и холодного оружия, причем наградные сабли и кортики могли носить только бывшие офицеры.

После Гражданской войны началось массовое сокращение армии и флота. В РККФ к этому моменту было около 10 000 лиц начальственного состава. Из них уволено было порядка 4000. И самое интересное, что главными критериями оставления на службе по-прежнему были, прежде всего, профессиональные качества, а не преданность делу партии и политическая лояльность. В итоге были уволены все красные командиры из унтер-офицеров, старшин и матросов, взращенные в годы войны, а царские офицеры и дворяне остались. И вплоть до 1927 года они составляли 87 % флотских командиров, а в штабах – и того более, что стало головной болью в донесениях флотских чекистов и кадровиков. Не секрет, что отдельные офицеры, конечно, служили по инерции, к этому их вынуждали профессиональный статус, бытовые проблемы, желание обеспечить достойную жизнь семей.

К началу 40-х гг. обозначилось слияние старых специалистов и новых, подготовленных из рабочих и крестьян. В 1938 году наркомом ВМФ СССР стал адмирал Н.Г. Кузнецов, выходец из народа. Но бывшие царские офицеры еще занимали командные должности: заместитель наркома – И.С. Исаков, начальник Главного штаба – адмирал Л.М. Галлер. Перед Второй мировой войной бывшие царские офицеры продолжали службу в основном в штабах, управлениях и военно-морских учебных заведениях.

К сожалению, на советском флоте вплоть до середины 30-х годов так и не был преодолен барьер подозрительности и недоверия к военным специалистам со стороны работников политических и карательных органов. Из этих офицеров многие пережили процессы чисток и фильтрации, отдельные были репрессированы. Однако, как ни странно, большинство красных флотских дворян репрессиям не подверглось, все, пережившие Гражданскую войну, а многие и Великую Отечественную, умерли своей смертью в славе и почете, уйдя в запас и завершив службу на ответственной работе по приумножению боевой мощи ВМФ СССР. Только адмиралов в советском Военно-морском флоте из бывших царских лейтенантов, мичманов и гардемаринов было около 30 человек.

Глава VII Первые выступления военных моряков против советской власти (1919—1921)

Удивительно, но именно военные моряки, которые были «красой и гордостью революции», первыми же в Советской России организованно выступили против советской власти. Первое такое заметное выступление было в июне 1919 года. Это восстание морских гарнизонов форта Красная Горка и батареи Серая Лошадь. А через два года произошло еще более крупное восстание военных моряков – в Кронштадте.

7.1. Восстание форта Красная Горка и батареи Серая Лошадь

Вооруженное выступление против советской власти в июне 1919 года красных флотских гарнизонов форта Красная Горка и батареи Серая Лошадь— это эпизод Гражданской войны на северо-западе России. Оба гарнизона были частью Кронштадтской крепости. Так что по сути это был очередной мятеж военных моряков Кронштадта. Но его особенность была в том, что это был первый антибольшевистский мятеж. Он состоялся в ходе наступления белых на Петроград в июне 1919 года и не был масштабным событием (гарнизон Красной Горки и Серой Лошади насчитывал менее 3-х тысяч человек). Восстание было подавлено кораблями красного Балтийского флота, морским десантом и частями РККА. Активное участие в руководстве подавлением восстания принимал И.В. Сталин (тогда он был в составе правительства РСФСР народным комиссаром по делам национальностей).

Кто и как готовил восстание на Красной Горке

Весна 1919 года была неудачной для советской власти на северо-западе России. В результате контрнаступлений латвийской и эстонской армий Красной армии пришлось оставить ранее захваченные области этих государств. В мае перешел в наступление белогвардейский Северный корпус русских добровольцев, находившийся в подчинении и на территории Эстонии. Система береговых фортов южного берега Финского залива, в которую входили форты Красная Горка, «Обручев» и батарея Серая Лошадь, оказалась к началу июня в прифронтовой полосе. В Финском заливе находилась 1-я эскадра легких крейсеров ВМФ Великобритании, присланная туда после поражения Германии в Первой мировой войне, которая сковывала действия красного Балтийского флота.

В самом Петрограде жители голодали. Некоторые командиры Красной армии состояли в тайных контрреволюционных организациях. В городе усиливалась антибольшевистская эсеровская пропаганда. Состояние красноармейских частей 7-й армии было удручающим из-за перебоев со снабжением и голода, неудач на фронте, недостаточного внимания со стороны центральных органов и измен командиров. Дезертирство было значительным.

И у белых, и у красных причиной восстания считалась заговорщическая деятельность военспецов, бывших офицеров во главе с комендантом форта Н.М. Неклюдовым. А между тем в беседе И.В. Сталина с корреспондентом газеты «Правда», вышедшей 8 июля 1919 года и опубликованной в его сочинениях, содержалось ясное указание на то, что основными виновниками мятежа на Красной Горке были левые эсеры, т.е. противники большевиков слева, а не справа. Тем не менее на фортах служило много бывших офицеров Русской императорской армии, которые входили в контрреволюционную подпольную организацию «Национальный центр». «Центр» же тесно работал с английскими дипломатическими представителями, находящимися в Петрограде, а те, в свою очередь, – с морскими офицерами британской эскадры, нелегально посещавшими Петроград со специальными миссиями. По планам «центра» восстание на фортах Финского залива должно было быть всеобщим, а ядром восстания должны были стать бывшие офицеры. Многие матросы на фортах были распропагандированы тоже против большевиков эсерами, которые вели среди них усиленную агитацию и даже проводили на форте митинги, с вынесением эсеровских резолюций, начиная с конца 1918 года. Эти «эсерствующие» матросы должны были стать опорой бывших офицеров.

Реально среди руководителей и зачинщиков восстания оказались и бывшие царские офицеры, и эсеры, и меньшевики. Среди них были бывший поручик Николай Неклюдов (сын генерала) – комендант форта, Куприянов – начальник 12-й батареи форта, бывший полковник Будкевич – начальник артиллерии Кронштадтской крепости, Лащилин – помощник коменданта форта. Но в их числе оказались эсеры Гримм Л.К. (бывший командир сводного отряда кронштадтцев в Октябрьскую революцию), Алимов, Городецкий, меньшевик Проселков Н.Д. (адъютант Н.М. Неклюдова, бывший в 1917 году начальником милиции Кронштадта), Урбанс и другие.

Однако главными участниками в данных событиях оказались те, кого можно отнести к «третьей силе», – дезертиры и «зеленые», которые воевали и против белых, и против красных. Популярными среди них были лозунги: «Советы без коммунистов», «Довольно братской крови». Многие рядовые матросы называли себя левыми эсерами и считали, что они действуют в соответствии с постановлением их ЦК. Возможно, они думали, что совершают революционный переворот против «диктаторов-большевиков». И привлекают на свою сторону военспецов в лице Н.М. Неклюдова для того, чтобы договорится с белыми, чтобы те не помешали своим наступлением осуществить им антибольшевистскую «революцию».

Вообще, столкновение большевиков с их внутренними противниками в Петрограде и его окрестностях, что называется, «висело в воздухе» и не было неожиданностью. К нему готовились обе стороны. При анализе событий на Красной Горке надо иметь в виду и чисто военно-технические факторы. Накануне мятежа Красной Горки среди большевистских вождей шла очень серьезная дискуссия о судьбах балтийских кораблей. Командование Красной армии в лице Л.Д. Троцкого предлагало радикально сократить число кораблей, а оставшиеся, по сути, превратить в плавучие батареи. Таким путем Л.Д. Троцкий стремился уничтожить антитроцкистскую матросскую оппозицию. И.В. Сталин, наоборот, выразил уверенность в экипажах балтийских кораблей.

Красная Горка: восстание матросов

План восстания пришлось срочно менять. 12 июня красноармейские части, защищавшие непосредственные подступы к форту, перешли на сторону белых. На их замену красное командование выставило коммунистические отряды, имеющие идеологическую твердость. Один из таких отрядов, числом в 250 человек, был придан гарнизону Красной Горки, для его усиления. Это встревожило заговорщиков. К тому же произошел какой-то сбой, так как 12 июня на форте было проведено собрание, которое постановило арестовать Николая Неклюдова и ряд других заговорщиков. На собрании присутствовали лица, сообщившие все заговорщикам – красноармейцы Проселков Н. Д., выполнявший роль денщика Неклюдова, и секретарь коллектива Урбанс.

13 июня в 4 часа 30 мин. Неклюдов прибыл в преданную ему пулеметную команду и объявил, что форт окружен белыми, которые предлагают гарнизону сдаться. Также он сообщил, что коммунисты против этого, и что тогда их нужно нейтрализовать. Пулеметная команда арестовала всех коммунистов форта (25 чел.), коммунистический отряд, прибывший в форт накануне, во главе с его комиссаром И.В. Юклявским (250 чел.), и «сочувствующих» (100 чел.).

Около 8 часов утра 13 июня Неклюдов послал от имени восставшего форта две радиограммы. Первую – на финскую военную базу в Биорке о том, что форт перешел на сторону белых и полностью отдает себя в распоряжение финского командования. Вторую – в адрес кронштадтского гарнизона с ультиматумом о переходе на сторону восставших, в противном случае уничтожении Кронштадта артиллерийским огнем. Не получив ответа ни на одну радиограмму, форт около 15 часов дня начал вяло обстреливать Кронштадт из своих орудий. Обстрел, однако, был не прицельным и значительного ущерба не принес. Форт выступил под флагом «довольно братской крови», но сам первым открыл огонь по Кронштадту, самоуверенно пытаясь подтолкнуть его на выступление. Этот ультиматум, быть может, был самой роковой ошибкой мятежников. Он унижал Кронштадт и линкоры, для которых было немыслимо быть на вторых ролях в революции. Надо заметить, что среди команд линкоров сначала тоже были колебания. Линкор «Андрей Первозванный» даже пытался перейти на сторону восставших, но «Петропавловск» угрозой своих орудий заставил его вернуться обратно.

Для подавления мятежа был организован отряд кораблей Красного флота, состоявший из линкоров «Петропавловск», «Андрей Первозванный» и крейсера «Олег». А эскадренные миноносцы «Гавриил», «Свобода» и «Гайдамак» осуществляли разведку и охранение линкоров и крейсера. 13 июня вечером эти корабли вышли в море и начали интенсивный обстрел форта Красная Горка и прилегающих позиций, продолжавшийся в течение 14 и 15 июня (линкор «Петропавловск» начал обстреливать форт, еще стоя у стенки Кронштадта днем 13 июня). Всего кораблями было выпущено по форту 738 снарядов калибра 12 дюймов и 408 8-дюймовых снарядов (линкоры), 750 снарядов 130-мм (крейсер «Олег») и 145 – 100-мм (эсминцы).

Из моряков Красного флота было составлено три отряда добровольцев для высадки десанта, общей численностью 2100 человек. Они и два полка 7-й армии с приданными бронепоездом и броневиками должны были атаковать форт с суши. В подавлении восстания была задействована авиация – гидропланы бомбили форт и совершали разведывательные вылеты.

Обе стороны ожидали решающего вмешательства английских кораблей. Но англичане вовсе не жаждали свержения большевиков. Английское командование стремилось уничтожить русские корабли, не делая большой разницы, на чью сторону они встанут: красных или белых. Видимо, их вполне устраивала борьба линкоров с Красной Горкой, в которой они уничтожали друг друга. Вопреки ожиданиям, белые тоже не оказали помощь форту. Белое командование проявило явное нежелание иметь своими союзниками революционных матросов. Офицеры хорошо помнили их кровавые самосуды, происходившие в феврале – марте 1917 года, и не поверили в реальность восстания. А экипажи линкоров красного флота во многом потому и открыли огонь по Красной Горке, так как не хотели судьбы черноморцев (затопленных кораблей под Новороссийском в мае 1919 года). В противном случае им, возможно, пришлось бы оказаться перед единым фронтом из англичан, большевиков, немцев, да и белых. Своей стрельбой линкоры продемонстрировали свою полезность советской власти.

Форт Красная Горка отстреливался из 12-дюймовых орудий и по маневрирующим кораблям, и по наступающим сухопутным частям, но эффективность огня была низкой. Не получив никакой поддержки, восставшие оставили форт к вечеру 15 июня. К 23 часам на форт вошел красный бронепоезд и красноармейские и флотские части. Восставшие отступили, предварительно расстреляв многих коммунистов и всех чекистов форта (14 человек).

16 июня, получив известия о восстании и не зная, что оно к этому времени было уже подавлено, командующий английской эскадрой все же начал предпринимать действия для поддержки восстания и для блокирования кораблей Балтфлота в его базе, чтобы они не могли более предпринимать активные действия против форта. Но было уже поздно. Правда, командир английского отряда быстроходных торпедных катеров А. Эгар предпринял определенные усилия для помощи восставшим, как только получил на то разрешение от своего командования. Так, ночами 15 и 16 июня, его отряд выходил в море в попытке атаковать крупнотоннажные корабли красных, маневрирующие в заливе, но вылазки были неудачными. Только 17 июня англичанам удалось нанести урон Балтийскому флоту – в ночь на 18 июня быстроходный торпедный катер Эгара потопил торпедой красный крейсер «Олег».

Восстание на батарее Серая Лошадь

13 июня, одновременно с восстанием форта Красная Горка, на батарее Серая Лошадь началось восстание, подготовленное офицером Оглоблиным. Коммунисты и комиссар батареи были арестованы, но команда вела себя пассивно и на сторону восставших не перешла, заняв выжидательную позицию и забаррикадировавшись на одном из бастионов.

Здесь на сторону восставших перешел тральщик «Китобой», переоборудованный в сторожевой корабль, под командой мичмана В.И. Сперанского, который в тот день нес дежурство у батареи. Корабль был вооружен двумя 75-мм орудиями. При переходе на сторону восставших «Китобой» был вначале обстрелян артиллерией форта и батареи, а затем, после того как он спустил красный флаг и поднял Андреевский, – кораблем «Якорь», своего собственного красного дивизиона. «Китобой», однако, получил всего лишь одну маленькую пробоину на палубе. На следующий день «Китобой» ушел к форту Красная Горка, а оттуда он был послан с сообщением для британской эскадры о восстании, при этом англичане захватили корабль и повели себя с ним как с военным трофеем, абсолютно не считаясь с тем, что он нес Андреевский флаг. Только 17 июня «Китобой» был передан Русскому морскому штабу, а действия английской эскадры по оказанию помощи восставшим фортам были запоздалыми и нерешительными. Орудия батареи Серая Лошадь принимали участие в обстреле Кронштадта и кораблей Балтфлота, причем из-за отказа команды артиллерийский огонь вели только офицеры. В ночь на 16 июня восстание было подавлено, восставшие оставили батарею, не повредив орудия и сооружения.

Восстание на форте «Обручев». Точнее, здесь просто была неудачная попытка поддержать восстание на Красной Горке. Командиры форта «Обручев» находились в связи с Николаем Неклюдовым и, получив от последнего информацию о начале восстания, также арестовали всех коммунистов форта и сочувствующих советской власти. Но привлечь на свою сторону команду форта им не удалось. Гарнизон форта, получив информацию о реальном положении, освободил всех арестованных коммунистов, и на их место посадил всех заговорщиков. Восстание в Кронштадтской крепости в 1919 году потерпело неудачу.

Бунтующий тральщик «Китобой»

История этого корабля достаточно емко показывает большой трагизм того времени, которое называлось Гражданской войной в России. Его история ярко показывает, какие тогда были настроения и взаимоотношения у военных моряков, как они резко менялись. За более чем 30-летнюю жизнь (1912—1943) этому небольшому кораблю (310 т водоизмещение) довелось служить и в царском флоте, и во флоте красных, и во флоте белых, и в английском флоте, и в итальянском. Поэтому и имя свое корабль менял неоднократно: «Гамма» (до 1912), «Эррис» (до 1915), «Китобой» (с 1915), «Итало» (с 1926). В его истории есть трагические страницы, но есть и воистину героические.

Тральщиком «Китобой» он стал в Российском императорском флоте. А построен был в 1910 году в Норвегии как траулер. Потом его продали английской кампании. В начале Первой мировой войны он был приобретен через подставное лицо Российским императорским флотом для использования в качестве тральщика. Но оказался непригодным для траления из-за большой осадки и использовался как сторожевое судно.

С 11 июня 1919 года «Китобой», входивший в состав 3-го дивизиона сторожевых судов, находился в дозоре на подходах к Кронштадту. В день восстания 13 июня «Китобой» под командованием бывшего мичмана Российского императорского флота В.И. Сперанского нес дежурство у форта Красная Горка. В 19 часов 30 минут на «Китобое» был спущен советский флаг и корабль поднял Андреевский. Через десять минут на нем была получена радиограмма, в которой сообщалось, что если тральщик не развернется немедленно, его догонит и потопит эсминец «Свобода». Тем не менее в 20 часов 10 минут «Китобой» пришел в контролировавшуюся восставшими Батарейную бухту и стал там на якорь. На тральщик была возложена задача сообщить англичанам о восстании и призвать их на помощь мятежным фортам.

Вечером следующего дня «Китобой» снялся с якоря и направился в Копорский залив для соединения с английской эскадрой. В 22 часа 15 минут тральщик был замечен с советского эсминца, который начал преследование. Батарея Серая Лошадь сделала несколько выстрелов, один из залпов дал накрытие, и эсминец немедленно отвернул. Около полуночи «Китобой» был остановлен английскими кораблями. Англичане захватили корабль. Через несколько минут после прибытия английские моряки подняли на корабле свой флаг и повели его в Биорке. Там «Китобой» был разоружен и ограблен, причем британцы присвоили даже личные вещи офицеров и команды. Только 17 июня, после подписания специального акта о «возвращении судна русскому командованию», «Китобой» был передан в распоряжение Морского управления Северо-Западного правительства. Подписанный документ предусматривал для английской стороны возможность в любой момент вернуть себе корабль.

После торжественного подъема на «Китобое» Андреевского флага адмиралом Римским-Корсаковым корабль стал именоваться посыльным судном. Кроме нескольких специалистов личный состав «Китобоя» был списан с корабля, включая и офицеров; на судне появился новый экипаж. После неудачного исхода второго наступления на Петроград «Китобой» перешел в Ревель, находившийся в руках эстонских войск. Подписанное 3 января 1920 года перемирие между РСФСР и Эстонией стало причиной крайне недоброжелательного отношения эстонских властей к офицерам и добровольцам Белой армии. Белые части интернировались, разоружались, а иногда даже арестовывались и передавались большевикам. В 20-х числах января 1920 года командир «Китобоя» заболел, а команда, обескураженная поражением Северо-Западной армии, в одну из ночей в полном составе дезертировала. На корабле остался лишь вахтенный офицер, вспоминавший впоследствии, что нашел в кубрике записку с сообщением о том, что команда решила «скопом возвратиться на Родину».

Чтобы сохранить «Китобой» для Белой армии, контр-адмирал Пилкин распорядился заново укомплектовать корабль холостыми морскими офицерами, находившимися в рядах Северо-Западной армии. Новым командиром «Китобоя» стал лейтенант Оскар Оскарович Ферсман, а в экипаже числилось 26 офицеров, 1 кадет и 11 нижних чинов. Ферсману было приказано срочно подготовить корабль к переходу в Мурманск для борьбы против большевиков на Северном фронте генерала Миллера.

15 февраля к 10 часам утра Пилкин прибыл на «Китобой» и после напутственного слова сошел на берег, приказав сниматься с якоря. Снявшись с якоря и подготовив к бою орудия и боезапас, состоявший из 30 снарядов, «Китобой» направился к выходу из гавани, сопровождаемый бегущими по пристани эстонскими солдатами. Благополучно пройдя малым ходом непротраленные минные заграждения, «Китобой» пошел в Либаву, где находился с 17 по 24 февраля. О.О. Ферсман получил предложение продать «Китобой» латышам, «не стесняясь размером нужной суммы». Но он отказался. С помощью английских и французских судов, находившихся в Либаве, русскому посыльному судну удалось приобрести под расписку 40 тонн угля и 24 февраля в 11 часов покинуть Либаву. Вечером 27 февраля корабль добрался до гавани Копенгагена.

Проживавшая в столице Дании вдовствующая императрица Мария Федоровна через несколько дней после прихода «Китобоя» устроила русским морякам аудиенцию, встретив их как «борцов против красной напасти». В Копенгагене моряки «Китобоя» узнали о падении Северного фронта генерала Миллера; таким образом, вариант перехода в Мурманск стал неосуществимым. Неопределенность будущего сказалась на настроении личного состава: к 1 мая «Китобой» покинули 9 офицеров, устроившихся на различные работы.

Тем временем англичане, чья крейсерская эскадра находилась на рейде Копенгагена, приняли решение о захвате «Китобоя» на том основании, что он якобы сделался их законным призом в июне 1919 года. Ввиду напряженной обстановки и ожидания новых посягательств на корабль со стороны англичан командир «Китобоя» начал подготовку к выводу русского корабля на рейд для его подрыва. Конфликт был исчерпан лишь 5 июня, когда британское Адмиралтейство заявило об официальном отказе от своих притязаний на «Китобой».

В начале июня лейтенант Ферсман встретился с адмиралом Пилкиным для получения дальнейших инструкций и личного доклада. Был получен приказ о переходе «Китобоя» в Севастополь. С огромными трудностями и лишениями Ферсман выполнил эту задачу. 14 ноября на подходе к Севастополю была встречена целая вереница судов, выходящих в море. С одного из кораблей сообщили, что Перекоп взят красными и белые войска эвакуируются из Крыма. Итак, по иронии судьбы, после всех усилий «Китобою» удалось наконец дойти до родной земли, но в последний день ее существования как кусочка белой России.

В Стрелецкой бухте посыльное судно приняло на борт около 300 человек, и в ночь с 15 на 16 ноября «Китобой» навсегда покинул Россию, конвоируя идущий в Константинополь транспорт «Херсон». Вечером 27 декабря, после многочисленных поломок и длительного плавания, «Китобой» вошел в аванпорт Бизерты. С приходом в Бизерту «Китобой» вошел в состав Русской эскадры и стал одним из наиболее активно используемых кораблей. В апреле 1921 года посыльное судно покинул заболевший лейтенант Ферсман, и в командование «Китобоем» вступил старший лейтенант В.А. Дуров. До середины 1923 года «Китобой» служил под Андреевским флагом, поддерживая сообщение между эскадрой и берегом; вслед за В.А. Дуровым пост командира на нем занял лейтенант князь Ю.С. Шаховский.

В 1923 году «Китобой» был реквизирован французским правительством в счет покрытия расходов по содержанию эскадры. В 1926 году бывший русский корабль был продан в Италию и получил новое название – «Итало». На 1939 год это судно было зарегистрировано в генуэзской судовладельческой компании под номером 609. За месяц до вступления Италии во Вторую мировую войну «Итало» был реквизирован военно-морским флотом и стал именоваться G79. Судно занималось дноуглубительными работами в Генуэзском заливе. 10 сентября 1943 года, опасаясь захвата корабля немецкими войсками, команда G79 затопила свой корабль в порту Генуи. Вот такой необычной оказалась судьба русского тральщика «Китобой».

7.2. Восстание в Кронштадте (март 1921 года)

События, которые произошли в марте 1921 года в Кронштадте, в разное время именовали по-разному. В.И. Ленин назвал их восстанием. Позже объявлены мятежом. В последние годы (в постсоветский период) в России мятеж снова стал восстанием. Это, безусловно, говорит о том, что и сегодня проблемы Кронштадтского восстания далеки от разрешения.

Существуют две основные точки зрения на это событие. «Большевистский» подход, где мятеж военных моряков называют бессмысленным, преступным, который подняла кучка авантюристов. И либеральный, антисоветский подход – когда восставших называют героями, положившими конец политике «военного коммунизма».

Кронштадт сыграл выдающуюся роль в революционном движении. Здесь жили и служили многие моряки-декабристы, и 13 июля 1826 года на линейном корабле «Князь Владимир» состоялась гражданская казнь 15 морских офицеров – участников восстания 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. 19 марта 1882 года в Кронштадте за участие в подготовке убийства императора Александра II был расстрелян лейтенант флота Н.И. Суханов (1851—1882), руководитель военной организации и член исполнительного комитета партии «Народная воля». Царскому правительству с трудом удалось подавить восстания матросов и солдат в Кронштадте в 1905 и 1906 годах. В ночь на 1 марта 1917 года восставшие захватили власть в городе в свои руки, и город стал оплотом революции. Отряды матросов принимали активное участие в вооруженном восстании в Петрограде в октябре 1917 года и в Гражданской войне.

И вот в марте 1921 года на кораблях Балтийского флота, расположенных в Кронштадте, началось антибольшевистское восстание. При этом линкор «Севастополь» даже вел огонь по оставшемуся верным советской власти форту Красная Горка, по городам Ораниенбаум и Сестрорецк, по расположенным на северном берегу Финского залива железнодорожным станциям Лисий Нос, Горская, Тарховка.

Еще до начала восстания делегация судов Балтийского флота предъявила требования: ввести свободную торговлю, тайные выборы в Советы и созвать беспартийную конференцию для выработки новой хозяйственной политики. Непринятие этих требований вызывало создание Временного революционного комитета под председательством флотского писаря Петриченко при участии генерала Козловского. Однако отказ от дальнейших активных действий привел к кровавому подавлению восстания наркомом военно-морских сил Троцким. После падения Кронштадта мятежные экипажи подверглись фильтрации и репрессиям. Состав команд был почти полностью заменен.

Кто действовал преступно: власть или восставшие?

В советское время выступление кронштадтских моряков в марте 1921 года оценивалось как антисоветский мятеж. Но в ходе развернувшейся перестройки (в 80-х годах прошлого века) и ликвидации «белых пятен» истории стало появляться все больше работ с попытками реабилитации этого антибольшевистского выступления. В январе 1994 года был опубликован Указ Президента РФ, который полностью реабилитировал участников Кронштадтского восстания и назвал его протестом против бюрократизации советской системы, демократической альтернативой ее развития. Период гласности и демократизации в отношении публикаций о восстании сопровождался, однако, издержками, выражавшимися в идеализации восставших кронштадтцев и преувеличении масштаба репрессий по отношению к ним. Как реакция на это стали появляться публикации противоположной направленности. Характерной в этом плане являлась дискуссия, развернувшаяся в связи с 70-летием восстания в ленинградских газетах «Смена» и «Ленинградская правда». Эта дискуссия, переместившись в основном на страницы флотской печати, продолжалась еще несколько лет, доходя иногда до такого градуса, когда был обязателен выбор: кто действовал в марте 1921 года преступно – власть или восставшие?

Известные историки еще в период перестройки высказывались в печати о народном характере Кронштадтского восстания. Так, Р.А. Медведев сделал вывод, что нельзя ни идеализировать восставших кронштадтцев, ни считать их врагами. И не стоит так резко ставить вопрос: кто в 1921 году действовал преступно – советская власть по отношению к восставшим, или сами восставшие. Видимо, в действиях и тех и других были крайние меры. Ленин оценивал Кронштадтский мятеж, как «удар контрреволюции кинжалом в спину рабочего класса», говорил, что он пострашнее Деникина, Колчака, Врангеля, вместе взятых. Это действительно была попытка осуществить контрреволюцию, серьезная попытка возврата старого режима. Поэтому мятеж требовал максимально быстрого его подавления. Подавили быстро и жестоко, как того требовала тогда обстановка.

После бурных дискуссий конца перестройки и 1990-х годах число публикаций о Кронштадтском восстании сегодня заметно сократилось, так же как уменьшилось и желание публицистов давать ему однозначные оценки. Зато явно усилилось стремление историков базироваться в своих выводах на документах, свидетельством чему являются двухтомник «Кронштадтская трагедия» и новая книга М.Н. Кузнецова «За что был расстрелян Кронштадт» (СПб., 2001), где опубликованы все выпуски «Известий» Кронштадтского ревкома. Явная идеализация кронштадтцев не способствует, например, ответу на вопрос, почему их не поддержало население Петрограда, в защиту которого они выступили. Современные публикации показывают, что действительно проблемы Кронштадтского восстания далеки от разрешения. Они сейчас, в основном определяются отношением авторов к советскому строю. Похоже, что «черно-белый подход» еще долго будет использоваться при исследованиях событий марта 1921 года. Авторы настоящей книги считают, что причины Кронштадтского восстания до сих пор изучены недостаточно и в основном в отрыве от менталитета матросских масс.

Кронштадтское восстание марта 1921 года имело разнообразный социальный состав участников, отражающий демократическую основу восстания. Ведущую роль играли сознательные элементы матросской массы, незадолго до восстания вышедшие из РКП(б), ядро которых находилось среди закаленных в революционных политических битвах старослужащих матросов линейных кораблей. Восстание почти полностью поддержали военспецы из бывших офицеров, но они играли подчиненную роль. Основную массу восставших составляли молодые матросы, около половины которых были призывники из районов, захваченных махновским движением. Молодые матросы, стремясь следовать революционным традициям старослужащих и авангардной роли флота и Кронштадта, чаще других инициировали выступление. Широким социальным слоем среди молодых матросов были т.н. «клешники», отражавшие анархический протест существовавшей власти на бытовом и дисциплинарном уровне. «Клешники» возникли еще в 1917 году как «леваки», но к весне 1921 года стали приобретать «нэпманскую» окраску. Хотя их наличие давало властям повод таковыми представлять основную матросскую массу в Кронштадте, но в ходе восстания «клешничество» ничем особым себя не проявляло и вписывалось в его общий ход.

Главные причины Кронштадтского восстания вытекали из того, что оно было логическим продолжением всей предшествующей революционной истории крепости. И в начале 1921 года в выражении социального протеста в стране, вызванного кризисной обстановкой, кронштадтцы, как и прежде, стремились играть авангардную роль. Однако именно эта роль, сопровождавшаяся ранее проявлениями экстремизма, и наличие «клешничества» настораживали значительные слои населения, испытывавшего разочарование в революции вообще, что отрицательно сказалось на их поддержке демократических лозунгов восставших. Проявления эти были и в восстании 1921 года и выражались в переоценке своей авангардной роли, в крене от лозунгов советской демократии меньшевистско-эсеровского оппозиционного оттенка, принятых в начале восстания, в сторону лозунгов «третьей революции» и новых симпатий к анархизму.

Как и почему начался Кронштадтский мятеж

28 февраля 1921 года в Кронштадте 14 000 моряков и рабочих выступили против власти коммунистов. Кронштадтское восстание (мятеж) – это вооруженное выступление гарнизона Кронштадта и команд ряда кораблей Балтийского флота с 1 по 18 марта 1921 года. Только в 1999 году в России были впервые опубликованы подлинные документы из ранее закрытых партийных архивов об истинных причинах Кронштадского восстания. Восстание проходило под лозунгом «За Советы без большевиков». События в Кронштадте были тесно связаны с обстановкой в России в целом. На исходе Гражданской войны она резко обострилась. Значительная часть крестьянства и рабочих не только открыто выражали протест против монополии большевиков на политическую власть, но и предпринимали попытки ее ликвидации. Возмущение вызывал произвол большевиков под лозунгом утверждения диктатуры пролетариата, а по сути – диктатуры партии. В начале 1921 года вооруженные восстания крестьян охватили Западную Сибирь, Тамбовскую, Воронежскую губернии, Среднее Поволжье, Дон, Кубань, Украину, Среднюю Азию. Все более взрывоопасной становилась ситуация в городах. Не хватало продовольствия, многие заводы и фабрики закрывались из-за нехватки топлива и сырья, рабочие оказывались на улице. Это стало предпосылкой Кронштадтского восстания.

Особенно тяжелое положение в начале 1921 года сложилось в крупных промышленных центрах, прежде всего в Москве и Петрограде. Волнения в Петрограде, выступления в других регионах страны оказали серьезное влияние на настроения моряков, солдат и рабочих Кронштадта. 24 февраля 1921 года в Петрограде начались забастовки и митинги рабочих с политическими и экономическими требованиями. Петроградский комитет РКП(б) расценил волнения на заводах и фабриках города как мятеж и ввел в городе военное положение, арестовав рабочих активистов. Эти события послужили толчком к восстанию гарнизона Кронштадта. 26 февраля из Кронштадта в Петроград были направлены делегации команд линкоров «Петропавловск» и «Севастополь». 27 февраля они выступили на общих собраниях команд кораблей с сообщением о причинах недовольства в Петрограде, а также о волнениях моряков линкоров «Гангут» и «Полтава», стоящих на Неве. 28 февраля 1921 года состоялось собрание команд линкоров «Севастополь» и «Петропавловск», на котором была принята резолюция с требованиями провести перевыборы Советов, упразднить комиссаров, предоставить свободу деятельности социалистическим партиям, разрешить свободную торговлю.

1 марта на Якорной площади Кронштадта (центр города) было шумно. Собралось не менее 15 тыс. человек. Ждали, что скажет приехавший через залив с подтаявшим льдом председатель ВЦИК Калинин М.И. Матросская «братва» сначала встретила Михаила Ивановича Калинина аплодисментами – не побоялся, приехал. И вот Калинин в бурлящем Кронштадте. С женой – без охраны, проводников. Но недолго слушали военморы речь председателя ВЦИК. «Кончай старые песни!», «Хлеба давай!» – орали тысячи глоток. И митинг подавляющим большинством голосов принял резолюцию с требованием перевыборов Советов, свободы деятельности социалистических партий, политическую амнистию, упразднения института комиссаров и политотделов, предоставления крестьянам полного права распоряжаться землей, за борьбу со спекуляцией. В ночь с 1 на 2 марта мятежники арестовали руководителей Кронштадтского Совета и около 600 коммунистов, в том числе и комиссара Балтфлота Кузьмина.

2 марта на собрании делегатов от частей и кораблей был образован Временный революционный комитет (ВРК), призывающий к новой революции. Во главе ВРК стал эсер, старший писарь линкора «Петропавловск» 29-летний матрос С.М. Петриченко. В комитет также вошли «беспартийные» моряки. Большую роль в мятеже играли эсер-максималист А. Ламанов и бывший священник Путилин (отец Сергий), служивший ранее в Кронштадтском соборе. Они редактировали «Известия временного революционного комитета».

Используя мощные радиостанции военных кораблей, ВРК немедленно передал в эфир резолюцию митинга и просьбу о помощи. Первоклассная крепость, хорошо укрепленный островной бастион со складами боеприпасов, прикрывавшая подступы к Петрограду, оказалась в руках восставших. В этот же день было принято «Обращение населения крепости и Кронштадта». Оно было опубликовано в «Известиях Временного революционного комитета» 8 марта 1921 года.

Восстание в Кронштадте пытались поддержать и внутренние, и внешние враги советской власти. После первых же выстрелов в Кронштадт прибыл из-за границы Вилькен П.В., бывший командир линейного корабля «Севастополь», бежавший в свое время от революции. Он предложил «ревкому» помощь в лице 800 вооруженных офицеров и оставался в городе во время мятежа в качестве «представителя» русского отдела американского Красного Креста в Финляндии. Мятеж поддержал и лидер кадетов П.Н. Милюков. Лидер эсеров В. Чернов предложил мятежникам помощь людьми, даже намеревался «прибыть лично, отдать свои силы, авторитет делу народной революции».

Эмигрантский антисоветский «Административный центр» получил от бывшего царского посла в Соединенных Штатах Америки Б.А. Бахметьева 25 тысяч долларов и отправил их в Кронштадт. Кроме того, «Административный центр» прислал из Парижа 50 тысяч франков и установил связь с русскими банкирами и промышленниками, находившимися в Париже, для организации снабжения мятежников продовольствием. Одновременно с этим меньшевики, эсеры, анархисты и нелегальная группа «уполномоченных собрания представителей фабрик и заводов Петрограда» вели агитацию среди рабочих Петрограда в поддержку мятежников. Однако питерские рабочие, поняв, к чему могут привести забастовки на предприятиях, осудили мятежников. Ход восстания подтверждает, что его никто не готовил. Будь у матросов организаторы и продуманный план, выступить следовало бы на две-три недели позже. Тогда лед в Финском заливе растаял бы, и Кронштадт сделался бы неприступным.

Почему же восстали матросы, которые всегда были верной опорой революции? Может быть, им действительно не хватало хлеба? Может быть, поддались военные моряки на агитацию – эсеров, анархистов и просто белогвардейцев? Нет, дело было в другом. На флот в годы Гражданской войны пришли крестьяне. Они принесли с собой и свою крестьянскую думу – жить свободно на свободной земле. Это значит еще и свободно работать и торговать. Но свободы никакой как раз и не было.

Причина недовольства народа (не только матросов) была проста: фактическая отмена денег и переход к прямому распределению «каждого пуда хлеба, каждого пуда угля» вызвали в стране голод. «Восстание в Кронштадте могло стать детонатором. Вся Россия могла полыхнуть», – писал Виктор Суворов.

Фактически мятеж подняла только часть матросов Кронштадта, позже к мятежникам присоединились гарнизоны нескольких фортов и отдельные обыватели из города. Единства среди восставших не было. Если бы весь гарнизон поддержал восставших, то подавить восстание в мощнейшей крепости было бы намного труднее, и пролилось бы больше крови. Матросы Революционного комитета не доверяли гарнизонам фортов. Поэтому на форт «Риф» было направлено свыше 900 человек, на «Тотлебен» и «Обручев» – по 400 матросов с острова. Комендант форта «Тотлебен» Георгий Лангемак (будущий один из создателей знаменитой «катюши»), категорически отказался подчиняться ревкому, за что был арестован и приговорен к расстрелу.

К непосредственным причинам восстания военных моряков в Кронштадте можно отнести и такие. Это достаточно сильное моральное разложение экипажей линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». В 1914—1916 годах балтийские линкоры не сделали ни одного выстрела по неприятелю. Два с половиной года экипажи находились в ожидании выхода в море, но, увы, линкоры-дредноуты так и не сделали ни одного боевого выстрела за всю Первую мировую войну. На матросскую массу в Кронштадте сказывалось негативное воздействие «отцов-командиров». Вместо того, чтобы назначить в Кронштадт настоящего боевого командира, который бы навел порядок в «матросской вольнице», где были сильны позиции анархистов, командиром Красного Балтийского флота в июне 1920 года был назначен Федор Раскольников, протеже Л. Троцкого-Бронштейна. Среди военных моряков началась пропаганда троцкизма. Раскольников практически не занимался служебными делами, а занимался в основном распространением идей троцкизма. Он всячески подрывал позиции лидеров большевиков. Раскольникову удалось втянуть кронштадтскую партийную организацию численностью около 1,5 тыс. большевиков в «дискуссию о профсоюзах».

Как подавили восстание в Кронштадте

Кронштадский мятеж продолжался до 18 марта 1921 года и был жестоко подавлен. События в Кронштадте вызвали резко отрицательную реакцию советского руководства. 2 марта в Петербурге было введено осадное положение. 4 марта опубликовано правительственное сообщение, в котором Кронштадтское восстание трактовалось как «мятеж», подготовленный белогвардейцами и агентами Антанты, а все его участники объявлялись «вне закона». Советским властям удалось прекратить волнения в Петрограде (сыграла свою роль и официальная пропаганда о «контрреволюционном» характере восстания). Все попытки восставших разъяснить свою позицию и вступить в переговоры пресекались. Кронштадтцы добивались открытых и гласных переговоров с властями, однако позиция последних с самого начала событий была однозначной: никаких переговоров или компромиссов, мятежники должны сложить оружие безо всяких условий. Парламентеров, которые направлялись восставшими, арестовывали. Последовали репрессии в отношении родственников руководителей восстания. Их брали в качестве заложников. В числе первых была арестована семья бывшего генерала Козловского. Вместе с ними были арестованы и сосланы в Архангельскую губернию все их родственники, в том числе и дальние.

В ответ на действия советских властей 3 марта 1921 года в крепости был образован «штаб обороны», который возглавил бывший капитан Е.Н. Соловьянинов. В состав штаба вошли «военные специалисты»: командующий артиллерией крепости, бывший генерал А.Р. Козловский, контр-адмирал С.Н. Дмитриев, офицер Генерального штаба царской армии Б.А. Арканников. В руках восставших оказалась главная база Балтийского флота (свыше 26 тысяч матросов и солдат, два линкора, до 140 орудий, около 100 пулеметов). Однако следует отметить, что в восстании участвовал не весь личный состав. В частности, 450 человек, отказавшиеся примкнуть к восстанию, были арестованы и заперты в трюме линкора «Петропавловск»; с оружием в руках на берег в полном составе ушла партийная школа и часть матросов-коммунистов, имелись и перебежчики (всего до начала штурма крепость покинули более 400 человек).

Советское руководство во главе с В.Лениным, уже вставшее на путь отказа от политики «военного коммунизма», решило подавить Кронштадтское восстание силой, так как видело главную опасность в политических требованиях кронштадтцев. 7 марта большевики стянули к Кронштадту войска. Силы 7-й армии насчитывали 17,6 тыс. красноармейцев. Основной ударной силой являлась сводная дивизия под командованием П.Е. Дыбенко. В 18:00 7 марта начался артобстрел Кронштадта.

В это время в Москве работал X съезд РКП(б) (с 8 по 16 марта 1921 года). 7 марта, непосредственно перед намеченным на 8 марта открытием съезда, наркомвоенмор Троцкий Л.Д. и командующий 7-й армией Тухачевский М.Н. (около 18 тысяч человек) предприняли первую попытку штурма восставшего Кронштадта. Штурм, однако, оказался неудачным, до трех тысяч красных курсантов погибли из-за слабой подготовки и низкого морального уровня красноармейцев, многие из которых отказывались идти в бой против «братьев-кронштадтцев». Ненадежные части были расформированы, многие бойцы расстреляны «за отказ от выполнения боевого задания». Почти 300 делегатов съезда большевиков тоже были брошены для подавления восстания, в том числе Калинин и Ворошилов. К 16 марта численность 7-й армии достигла практически 45 тысяч человек.

В ночь на 17 марта колонны красноармейцев под командованием М. Тухачевского пошли на очередной штурм. Из крепости били орудия и пулеметы. Лед трескался, нападавшие тонули десятками человек. Укрыться можно было лишь за трупами убитых, и ничто не могло сдержать яростный натиск атаковавших, ибо все понимали, что выжить, если удастся, можно только там, на острове. В десять часов утра 17 марта штурмовые отряды уже вели бой в городе. Мятежники защищались, на автомобилях перебрасывали отряды матросов, косивших из пулеметов штурмовые части. К пяти часам вечера атакующие были выбиты из города. И тогда М. Тухачевским был брошен на лед последний резерв штурма – конница, которая рубила опьяненных призраком победы матросов. Руководство Кронштадтского ревкома во главе с Петриченко еще в 5 часов утра 17 марта на автомобиле уехало по льду залива в Финляндию. Вслед за ними ринулась толпа простых матросов и солдат. К концу дня, узнав, что «вожди восстания» ушли в Финляндию, мятежники начали сдаваться. Победителей к этому времени на острове было меньше, чем побежденных, причем каждого десятого из них расстреливали тут же. К 12 часам 18 марта Кронштадтское восстание было подавлено.

Но 18 марта 1921 года штаб мятежников (который находился в одной из орудийных башен «Петропавловска») принял решение уничтожить линкоры (вместе с пленными, находившимися в трюмах) и прорываться в Финляндию. Они приказали заложить несколько пудов взрывчатки под орудийные башни, однако это распоряжение вызвало возмущение. На «Севастополе» старые матросы разоружили и арестовали мятежников, после чего выпустили из трюма коммунистов и радировали, что на корабле восстановлена советская власть. Некоторое время спустя после начала артиллерийского обстрела сдался и «Петропавловск» (который уже покинули большинство мятежников). Линкоры «Петропавловск» и «Севастополь» были сданы наступавшим войскам без боя.

Число павших в бою с той и с другой стороны неизвестно. По данным советских источников, штурмующие потеряли 527 человек убитыми и 3285 ранеными. В книге «Гриф секретности снят: потери вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах» (под ред. Г.Ф. Кривошеева) приводятся следующие советские потери при штурме Кронштадта: безвозвратные – 1912 чел., санитарные – 1208 чел., всего – 3120 человек. В то же время было убито 1 тыс. мятежников, свыше 2 тыс. было «ранено и захвачено в плен с оружием в руках», более 2 тыс. – сдались в плен и около 8 тысяч – ушли в Финляндию. Почти через четверть века Сталин вспомнил об этих людях и в 1944 году при заключении мира с Финляндией потребовал их выдачи. Степан Петриченко тоже попал в руки МГБ и умер в июне 1947 года по пути из Соликамского лагеря во Владимирскую тюрьму.

Началась жестокая расправа не только над теми, кто держал в руках оружие, но и над населением, поскольку все жители мятежного города считались виновными. К высшей мере наказания были приговорены 2103 человека и к различным срокам наказания – 6459 человек, тысячи матросов были отправлены в концлагеря. Арестовывали родственников руководителей ВРК и военных специалистов, которые ушли из Кронштадта в Финляндию. В ноябре 1921-го и в 1922 году советское правительство амнистировало всех рядовых участников мятежа, большинство бежавших за границу вернулось на Родину (позже почти все они были незаконно репрессированы). Но с весны 1922 года началось массовое выселение жителей Кронштадта с острова. Примерно половину гражданских жителей Кронштадта – около 10 тысяч человек – выселили как неблагонадежных. В течение последующих лет оставшиеся в живых участники кронштадтских событий неоднократно вновь были репрессированы. Но в 1990-х годах – реабилитированы. На Якорной площади в Кронштадте установлен памятник участникам кронштадтских событий марта 1921 года. Только надо помнить, что памятник этот – участникам штурма Кронштадта, а не участникам восстания.

По данным историка Игоря Бунича, Ленин после Кронштадского восстания намеревался вовсе упразднить военный флот, передав его остатки ГПУ в качестве морской пограничной стражи. Открыто признать, что восстание подняли военные моряки, было политически неудобно. Поэтому его приписали раскрытой ЧК летом 1921 года Петроградской боевой организации из интеллигентов и бывших офицеров, за участие в которой были расстреляны 96 человек, в том числе поэт Николай Гумилев. Как выяснилось в дальнейшем, участники организации дальше антисоветских разговоров не заходили и к событиям в Кронштадте никакого отношения не имели.

Хотим обратить внимание на одну деталь в истории Кронштадтского мятежа. Сразу после его начала начальник артиллерии Кронштадта генерал Козловский Александр Николаевич был объявлен большевистской пропагандой «закулисным руководителем мятежа». Но сегодня доказано, что Козловский не был руководителем этого восстания. Однако многие современные источники по-прежнему цитируют старые оценки и выводы по Кронштадтскому мятежу, в том числе искажают роль в нем генерала Козловского А.Н. В этой связи вспомним этого человека, ставшего жертвой политической фальсификации.

«Мятежный» генерал на заклание

А.Н. Козловский родился в 1864 году в Красном Селе под Петроградом в семье армейского капитана, происходившего из обнищавшего дворянского рода. С детства ему было предопределено продолжить семейную традицию. Он стал профессиональным военным: закончил Киевский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище, Офицерскую артиллерийскую школу, Михайловскую артиллерийскую академию. Он – участник Первой мировой войны. После революции 1917 года добровольно пошел на службу в Красную армию в качестве «военного специалиста». С декабря 1920 года он был начальником артиллерии Кронштадтской крепости.

Да, Козловский А.Н. принимал участие в мятеже в Кронштадте в 1921 году. Но он всего лишь осуществлял техническое руководство крепостной артиллерией, никакой политической роли не играл. Он организовал собрание личного состава управления крепостной артиллерией; отстранил комиссара управления от ведения собрания, сказав ему при этом: «Ваше время прошло, я сделаю сам, что нужно». Но руководящих должностей в Ревкоме не занимал (хотя в некоторых источниках отмечается, что он был заместителем председателя Военно-революционного комитета восставшего Кронштадта). Козловскому было на тот момент уже за 60 лет

В ответ на действия советских властей 3 марта 1921 года в крепости был образован «штаб обороны», который возглавил бывший капитан Е.Н. Соловьянинов. В состав этого штаба вошел и командующий артиллерией крепости генерал А.Н. Козловский. Военспецы занялись планированием операции мятежников. Но при всей активности офицеров их использовали во время мятежа только в качестве консультантов, не более. Они не принимали участия ни в руководстве восстанием, ни в составлении политической программы. Козловский просто продолжал выполнять свои обычные обязанности и не обладал никакими полномочиями в восстании. Однако большевистская пропаганда активно использовала имя «генерала Козловского» как якобы «царского генерала» для дискредитации мятежа. Козловского объявили вне закона. Трех офицеров, служивших под его началом, обвинили заговорщиками. Родственники и знакомые Козловского (28 человек) были взяты ВЧК в заложники, а после подавления мятежа отправлены в заключение. Только потому, что Козловский в Кронштадте был единственным бывшим царским генералом, власти отвели ему роль белого генерала, планировавшего заговор с целью свержения советского режима.

Сам же Козловский А.Н. вместе с тысячами участников мятежа ушел в Финляндию. Жил там тихо, никакой политической деятельностью не занимался, учительствовал, жил на скудные пособия. Скончался в 1940 году. В Советском Союзе его имя многие десятилетия упоминалось с непременным добавлением «бывший царский генерал», «организатор контрреволюционного мятежа в Кронштадте». Сейчас, когда дана объективная оценка событиям в главной базе Балтийского флота весной 1921 года и сняты вымышленные обвинения с их участников, стало известно и то, что бывший генерал Козловский А.Н. стал жертвой политической фальсификации. Его биография не соответствует тому образу злостного врага советской власти, каким его представляли официальная пропаганда и историография.

По свидетельствам тех, кто общался с Александром Николаевичем Козловским в годы его жизни в Финляндии, он был потрясен трагедией Кронштадта. Там, на чужбине, ему долго пришлось перебиваться случайными заработками. Не без долгих колебаний он написал письмо президенту Маннергейму (тоже бывшему русскому генералу), попросил помочь. Ответ получил короткий и категоричный: «Для красного генерала у меня нет работы». Такова ирония судьбы: на родине его считали врагом, объявили вне закона, а в Финляндии – «красным генералом». Александр Николаевич умер за год до начала Великой Отечественной войны в возрасте почти 80 лет.

Глава VIII «Враги народа» в военно-морском флоте CCCР

Маховик «большого террора», прошедшего по стране и армии в середине тридцатых годов XX века, не мог оставить в стороне и военно-морской флот. В начале 1937 года в Советском Союзе, после серии политических процессов над высокопоставленными партийными чиновниками, началось расследование «военно-фашистской организации» в РККА. После ареста в конце мая группы из восьми высших командиров во главе с маршалом М.Н. Тухачевским и их расстрела уже 12 июня 1937 года по Вооруженным силам, в том числе и РККФ, прокатилась волна политических чисток и репрессий. Уже 28 мая был арестован заместитель наркома оборонной промышленности (начальник морских сил в 1926—1931 гг.) Р.А. Муклевич, 13 июня – старший руководитель кафедры академии ГШ РККА (начальник морских сил в 1921—1924 гг.) Э.С. Панцержанский, 10 июля – начальник морских сил РККА В.М. Орлов, начальник Военно-морской академии (бывший заместитель начальника морских сил) И.М. Лудри. Естественно, вместе с начальниками «врагами» оказывались и их замы, начальники штаба, начальники управлений, прошлась «гребенка» органов по всем флотам и флотилиям, лишая их командующих: Северный – К.И. Душенов, Балтийский – А.К. Сивков, Черноморский – И.К. Кожанов, П.И. Смирнов, Тихоокеанский – Г.П. Киреев, Каспийская флотилия – Д.П. Исаков, Амурская – И.Н. Кадацкий-Руднев. Всего в 1937—1938 годах из состава ВМФ СССР почти 3700 командиров и политработников (из них 705 человек – уже к 01.09.1937 г.) были уволены из рядов флота и по большей части арестованы. И это при штате 1938 года – 19,5 тысячи.

Может быть, количество репрессированных выглядит не слишком масштабным, но это были наиболее подготовленные кадры, выращенные после разгрома офицерского корпуса флота в 1917 году, Гражданской войне и многочисленных чисток 1920—1930 годов. Это и то, что корабельный состав флота увеличивался огромными темпами, не могло ни привести к возникновению «черных дыр» в боевой подготовке флота. Кроме того репрессии отучили командиров от принятия самостоятельных решений, заставляли все время согласовывать их с вышестоящими руководителями. В результате репрессий многие флотские офицеры были объявлены «врагами народа».

8.1. Кто такие «враги народа»?

О понятии «враг народа»

Н.С. Хрущев утверждал, что именно Сталин ввел понятие «враг народа». Этот термин сразу освобождал от необходимости всяких доказательств идейной неправоты человека или людей, с которыми ты ведешь полемику: он давал возможность всякого, кто в чем-то не согласен с политикой партии большевиков, кто был только заподозрен во враждебных намерениях, всякого, кто был просто оклеветан, подвергнуть самым жестоким репрессиям, с нарушением всяких норм законности. Это понятие – «враг народа», – по существу, уже снимало, исключало возможность какой-либо идейной борьбы или выражения своего мнения по тем или иным вопросам даже практического значения (как, например, в рассуждениях о том, какой военно-морской флот нужен стране). Основным и, по сути дела, единственным доказательством вины делалось, вопреки всем нормам юридической науки, «признание» самого обвиняемого, причем это «признание», как показала затем проверка, получалось путем физических мер воздействия на обвиняемого.

Конечно, отнюдь не Сталин ввел это понятие в советский лексикон 1930-х годов. Собственно, термин «враг народа» широко использовался еще в период Великой французской революции (1789—1794). Все русские революционеры 1917 года склонны были смотреть на происходящее в России через призму французской революции, поэтому термин «враг народа» получил среди них широкое распространение. Ленин активно пользовался им перед революцией 1905 года. «Кадеты» (конституционные демократы) – политическая партия, выражающая интересы крупной буржуазии, была запрещена декретом Совета народных комиссаров 28 ноября 1917 года как партия «врагов народа».

Словосочетание «враг народа» впервые было использовано в российской революционной практике в августе 1917 года в листовках Комитета народной борьбы с контрреволюцией. «Врагом народа» назывался генерал Л.Г. Корнилов, поднявший мятеж.

9 (22) ноября 1917 года Верховный главнокомандующий русской армии Н.Н. Духонин был объявлен «врагом народа» за отказ выполнять распоряжение В.И. Ленина немедленно начать переговоры о перемирии на Восточном фронте с Германией. 21 ноября (3 декабря) 1917 года Н.Н. Духонин был растерзан ворвавшимися в Ставку революционными матросами. 13 января 1918 года принимается Постановление СНК РСФСР «О разрыве дипломатических сношений с Румынией», которым командующий румынским фронтом генерал Д.Г. Щербачев официально объявлялся «врагом народа».

В августе 1919 года Совнарком и ВЦИК Советов объявили Верховного правителя России А.В. Колчака, а также «всех ставленников и агентов Колчака» вне закона.

В 1918 году начался красный террор, после восстания левых эсеров и покушений на большевистских лидеров, в том числе на Ленина. Расстреливались граждане, заподозренные в принадлежности к белогвардейским организациям. Нередко расстреливали заложников, принадлежавших к имущим и образованным слоям населения.

В 1918 году началось и раскулачивание, то есть борьба с зажиточными крестьянами. Согласно политике продразверстки избыток продуктов у кулаков изымался. Систематическое раскулачивание производилось в период коллективизации. Указом от 7 августа 1932 года расхитители колхозной собственности были занесены в категорию «врагов народа». Появлялись «враги народа» и в результате борьбы с религией и церковью. Постановлением властей церковное имущество подлежало изъятию. За сопротивление врагам в рясе полагался расстрел.

Чистка партийных рядов привела к росту числа «врагов народа». 1 декабря 1934 года в Ленинграде был убит С.М. Киров (руководитель Ленинградской парторганизации ВКП (б)). После его убийства был введен упрощенный порядок ведения следствия: смертные приговоры выполнялись в течение 24 часов. Период 1936—1938 годов вошел в историю как «ежовщина» (по фамилии Ежова Н.И., генерального комиссара госбезопасности). В это время были уничтожены троцкисты и правые уклонисты. В 1937 году было репрессировано около 800 тысяч человек. Расстрелы проводились по разнарядкам (или лимитам), назначавшимся местным партийным органам. Партийные организации нередко просили увеличить лимиты. Несмотря на старания, деятельность Ежова была оценена как неудовлетворительная. В 1939 году его арестовали, а в 1940 году расстреляли как лидера контрреволюционной организации и шпиона.

Термин «враг народа» стал применяться в СССР с 1930-х годов после выхода постановления Центрального исполнительного комитета (ЦИК) и Совета народных комиссаров СССР от 7 августа 1932 года, известного под именем «Закон о трех колосках». Здесь термин «враг народа» относится не к партийным оппозиционерам, а к преследуемым в рамках законодательства ворам, грабителям и жуликам всех разновидностей. Но в более широком плане «враг народа» – это политический термин, в СССР обозначавший человека, подозреваемого или обвиняемого в антисоветской деятельности. Следует сказать, что и в отношении людей, которые в свое время выступали против линии партии, часто не было достаточно серьезных оснований, чтобы их физически уничтожить. Для обоснования физического уничтожения таких людей и была введена формула «враг народа». «Врагами народа» первоначально называли тех партийных и государственных деятелей, во взглядах и поступках которых политическое руководство страны усматривало несогласие с «линией партии» и политическим курсом, которые считались на данный момент единственно правильными. Позднее «врагом народа» мог быть объявлен любой человек, заподозренный в нелояльности по отношению к советской власти, шпионаже или в так называемом вредительстве, то есть нанесении сознательного ущерба экономике страны.

В годы репрессий существовали подведомственные НКВД (ЧК, КГБ) органы, часто заменявшие суды – тройки и особые тройки, в состав которых входили прокурор, представители НКВД и партийных органов. Заседания «тройки» проходили с нарушением судебной процедуры, без адвоката; дела практически не обсуждались, согласовывались лишь сроки наказания. Военная коллегия Верховного суда СССР, созданная еще в 1924 году, вершила суд над лицами высшего командного состава армии и флота.

Реабилитация «врагов народа»

После смерти Сталина (1953) и разоблачения культа личности из лагерей вернулись выжившие невинно осужденные, и, по выражению поэтессы Анны Ахматовой, «Россия, которая сидела, встретилась с Россией, которая сажала». Дела всех осужденных – и погибших, и вернувшихся – были пересмотрены, а судимость снята за отсутствием состава преступления. Реабилитация «врагов народа» продолжалась несколько десятилетий. В историческом сознании русских массовые политические репрессии сталинской эпохи связываются с именами партийных и государственных деятелей, стоявших в те годы у руководства страной. Главным образом – со Сталиным, наркомом (министром) внутренних дел СССР Л.П. Берией и генеральным прокурором СССР А.Я. Вышинским.

В современной русской речи выражение «враг народа» может быть употреблено в ситуации острой полемики на политические темы; возможны также высказывания типа: настоящий враг народа, новые враги народа. Но прежнее содержание этот термин давно потерял. Юридически это понятие пережило сталинскую эпоху и исчезло из советского законодательства только в 1977 году.

По иронии судьбы, последним уничтоженным «врагом народа» оказался Лаврентий Берия (генеральный комиссар госбезопасности). По партийной версии, он был арестован на заседании Президиума ЦК КПСС 26 июня 1953 года. На срочно созванном пленуме ЦК КПСС Берия был выведен из состава ЦК КПСС и исключен из партии с формулировкой «враг коммунистической партии и советского народа». По официальной же версии, 23 декабря 1953 года он был приговорен Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР к высшей мере наказания и в тот же день был расстрелян.

8.2. «Девятый вал» репрессий на флоте

«Враги народа» в руководстве флота

Массовые репрессии на флоте и в судостроении были начаты летом 1937 года, когда на совещании руководящих работников НКВД нарком внутренних дел Н.И. Ежов заявил, что, по мнению Сталина, «военно-фашистский заговор имеет ответвления и в руководстве Военно-Морских сил». Эта установка стала сигналом к широким арестам и последующему уничтожению видных флотских начальников, включая наркомов ВМФ и командующих флотами, и талантливых кораблестроителей. В результате террора с июля 1937 по март 1939 года высшее командование Военно-морского флота сменялось пять раз.

Кровавая статистика применительно к главным флагманам флота выглядит так. Известно, что постановлением ЦИК и СНК СССР от 22.09.1935 г. в ВМФ были ведены персональные воинские звания, в том числе высшие – флагман флота 2-го и 1-го ранга, флагман 2-го и 1-го ранга. Так вот, из двух флагманов флота 1-го ранга и двух флагманов флота 2-го ранга, семи флагманов 1-го ранга были уничтожены все, за исключением А.К. Векмана, который провел в заключении 1,5 года. Кроме того, были репрессированы 10 флагманов 2-го ранга, 4 инженер-флагмана 2-го ранга.

Руководители флота в это время меняли друг друга слишком часто, оказываясь почти все «врагами народа». Начальник Морских сил РККА – флагман флота 1-го ранга Орлов Владимир Митрофанович арестован 10 июля 1937 года (расстрелян 28.07.1938). С 10 июля по 15 августа 1937 года врио был Л.М.Галлер. Сменивший его флагман флота 1-го ранга Викторов Михаил Владимирович был взят 22 апреля 1938 года (расстрелян 01.08.1938). Новый народный комиссар ВМФ – бывший начальник Главпура РККА – армейский комиссар 1-го ранга Смирнов Петр Александрович недолго побыл на свободе, уже 30 июня 1938 года его арестовали и 22 февраля 1939 года после приговора расстреляли. Чуть больше двух месяцев с 22 июня по 8 сентября 1938 года флотом командовал флагман 2-го ранга Смирнов-Светловский Петр Иванович, его арестовали 26 марта 1939 года (расстрелян 17.03.1940). Вместо него 8 сентября 1938 года наркомом назначили М.П. Фриновского. Никакого отношения к флоту он в прошлом не имел, зато раньше был заместителем Ежова и судьбу имел аналогичную. 25 марта 1939 года он сдал дела Н.Г. Кузнецову. Фриновского расстреляли 4 марта 1940 года – в один день со своим бывшим начальником Ежовым. Только с приходом Николая Ивановича Кузнецова прекратилась эта бесконечная смена руководителей.

За время террора были арестованы видные руководители центральных органов флота: В.И. Зоф, Э.С. Панцержанский, А.К. Векман и др. Волна политических репрессий коснулась многих десятков талантливых советских ученых, конструкторов и организаторов советского судостроения. Среди них Н.В. Алякринский, А.Н. Асафов, С.А. Базилевский, В.И. Бекаури, В.Л. Бжезинский, С.Б. Волынский, П.Г. Гойнкис, Ф.И. Дормидонтов, Л.Х. Казин, А.С. Кассациер, К.Н. Коршунов, Г.Е. Липелис, Б.М. Малинин, В.А. Никитин, Э.Э. Папмель, В.Н. Перегудов, В.Ф. Попов, Н.И. Разин, В.П. Римский-Корсаков, А.В. Сперанский и другие.

Для компрометации фабриковались стандартные надуманные дела «вредителей и заговорщиков», членов «контрреволюционных организаций антисоветского военно-фашистского заговора, участники которого ставили целью при помощи интервенции со стороны Германии и Англии свергнуть советскую власть и восстановить капитализм в СССР», и т.п. Угрозами и пытками от обвиняемых получали нужные признания, от которых многие впоследствии отказались.

Обстановку страха, подозрений и накала репрессий часто нагнетали и отдельные деятели флота и судостроения. Например, прибывший в 1938 году на Тихоокеанский флот нарком ВМФ П.А. Смирнов своей главной задачей объявил «почистить флот от врагов народа». Заместитель наркома И.С. Исаков докладывал В.М. Молотову: «Имеет место неправильный набор людей на ответственные должности уполномоченных военпредов, среди которых оказываются враги народа… проведена тщательная проверка и очистка контрольно-приемного аппарата от врагов или сомнительных элементов» и т.п. Не поднимали голоса против репрессий и руководители судостроения, подтверждая свою приверженность сталинскому курсу на крупное судостроение: нарком судостроительной промышленности И.Ф. Тевосян в своем выступлении на XVIII съезде партии в угоду И.В. Сталину говорил: «Враги народа – агенты фашизма Тухачевский, Орлов и Муклевич и прочая мерзость – старались доказать, что нам не нужен мощный надводный флот». Общей атмосфере тоталитарного государства с его беззаконием и дефицитом гуманизма поддавались в то время и яркие положительные личности. Результатом этой борьбы с «вредителями», «врагами» и «сомнительными элементами» стала потеря многих ценных флотских командиров, специалистов и военных инженеров.

Заметим, что до 1960-х годов о массовых репрессиях на флоте не упоминалось. Отдельные крупицы информации об арестах, гибели и биографий пострадавших флотских командиров исследователи могли найти в монографиях и публикациях о становлении отечественного флота в предвоенные годы. Но и до настоящего времени, несмотря на открытость многих ранее засекреченных документов, политические репрессии начала 30-х годов на флоте не получили должного освещения, статистические сведения о результатах чисток отсутствуют, нет информации о судьбах сотен флотских командиров и начальников, о влиянии репрессий на состояние боеготовности флота накануне Второй мировой войны.

Репрессии на Северном флоте

Волна необоснованных репрессий, прокатившихся по стране, не оставила в стороне и Северный флот. Уже 23 марта 1937 года был арестован начальник штаба отдельного дивизиона эсминцев и сторожевых кораблей Северной военной флотилии Э.И. Батис. 16 августа 1937 года был уволен со службы командир ПЛ Д-2 капитан 2-го ранга Рейснер Лев Михайлович. 20 октября уволили и арестовали пришедших с Балтики командиров ПЛ Щ-403 капитан-лейтенанта Ефимова Ивана Ефимовича и Щ-401 старшего лейтенанта Немченко Ивана Александровича. 21 ноября 1937 года командира 2-го дивизиона ПЛ капитана 3-го ранга Витковского Александра Вацлавовича «за утрату политической бдительности» арестовывают и увольняют с флота по статье 43 «Б».

На Военном совете РККА в ноябре 1937 г. командующий СФ К.И. Душенов доложил следующее: «За это время непрерывно шел процесс проверки начальствующего состава, отсев людей враждебных и ненадежных выразился в общей сложности к наличному составу – 6,3 %. Примерно такой же процентный отсев произошел на Балтийском море, на Черном море – больше. Чистка начсостава флота, которую мы производили, еще не закончена». Ему вторил член Военного совета СФ П.П. Байрачный: «Политическое настроение и политико-моральное состояние личного состава флота, в связи с мероприятиями, проводимыми партией и правительством по выкорчевыванию врагов, – крепкое. Личный состав единодушно встретил с большим высоким одобрением выдвижение молодых кадров начальствующего состава…»

29 декабря 1937 г. взяли под стражу помощника командующего флотом бригадного интенданта Павла Афанасьевича Щетинина. Член большевистской партии с июня 1917 года, Щетинин активно боролся за победу советской власти, избирался членом судовых комитетов и членом Гельсингфорского флотского комитета. И вот через 20 лет после Октябрьской революции он попал в тюрьму. В течение девяти месяцев длилось следствие. 21 сентября 1938 года военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Щетинина к высшей мере наказания. Одним из главных оснований вынесения расстрельного приговора был представленный суду акт о проводимой подсудимым «вредительской деятельности». Но когда в ходе дополнительной проверки в 1956 году был допрошен председатель комиссии, составившей в 1938 году этот акт, некто Черниго, то он сказал: «Комиссия, составляя акт проверки деятельности Щетинина, не имела данных о том, что он занимался вредительской деятельностью, но записала об этом потому, что Щетинин был арестован как враг народа…» Следом за Щетининым арестовали командира подводной лодки капитана 2-го ранга Леонида Рейснера, имевшего орден Ленина. По мнению командования Северного флота, этот широко образованный человек имел все основания считаться перспективным офицером, если бы не его «свободомыслие» и привычка произносить вслух все, что он думает.

В июне 1937 года расстреляли очередных «врагов народа» Тухачевского и Якира. Застрелился Гамарник. А ведь командующий флотом Константин Иванович Душенов их хорошо знал, был близок с ними, гордился дружбой с этими замечательными людьми. И вдруг – они «враги народа». На флоте поползли всякие слухи о связи Душенова с расстрелянными «заговорщиками». Арестовали брата его жены – инженера-геодезиста, обвиненного в шпионаже, подготовке диверсий (впоследствии он полностью реабилитирован). Кое-кто перестал доверять Константину Ивановичу. Душенов чувствовал все это и очень переживал. В 1939 году его вызвали в Москву. В беседе Ворошилов и Ежов заявили, что за Константином Ивановичем нет ничего предосудительного, и что он остается на посту командующего флотом. Но в феврале 1940 года Душенов К.И. все же был арестован и расстрелян.

Репрессии на Тихоокеанском флоте

Морские силы Дальнего Востока (МСДВ) стали именоваться Тихоокеанским флотом лишь с января 1935 года. До этого морской составляющей обороноспособности государства, способной решать стратегические задачи на Дальневосточном театре, не было.

Одним из методов «стимулирования» роста Тихоокеанского флота были, к сожалению, и репрессии командно-начальствующего состава флота (КНС). Именно на этот сложный период становления флота и пришлась основная волна политических репрессий. Активно велись поиски не согласных с режимом власти Сталина «врагов народа». «Политическая чистка» оказала разрушительное воздействие на морально-политическое состояние руководства флота, привела к снижению уровня боеготовности и дисциплины, сопровождалась ростом недоверия подчиненных к своим командирам. Последствия борьбы с «врагами народа» стали причинами срыва сроков оборонительного, базового строительства и судоремонта. Лица, заменившие подвергнутых репрессиям руководителей, командиров, инженеров-строителей и судоремонтников, часто не обладали достаточной квалификацией и образованием. Списочная численность ТОФ на середину 1937 года составляла 69 670 человек (11 144 плавсостав), в том числе 6067 командиров и начальников. За период «большого террора» из ТОФ были уволены 1300 человек, арестован (в 1937—1938 гг.) 501 человек (8 % от всего КНС), из них приговорены к расстрелу/заключению 157/126 (всего 283, или 4 % от всего КНС). За 1935—1937 годы осуждены военным трибуналом ТОФ за все виды преступлений 585 человек (123 КНС), в том числе за политические преступления – 235. Но значительное количество военнослужащих после ареста были освобождены, восстановлены в кадрах РККФ, 18 из них уже в годы войны были присвоены генеральские и адмиральские звания, 6 получили эти звания после войны.

8.3. Конкретные «враги народа» среди военных моряков

Среди главных руководителей ВМФ

Первым наркомом ВМФ стал П.А. Смирнов, бывший начальник политического управления РККА (ПУРККА), одно из доверенных лиц Сталина, политработник дивизионного звена времен Гражданской войны. К сожалению, Петр Александрович Смирнов был не только первым наркомом ВМФ, но это был и активный участник уничтожения флотских кадров под видом поиска «врагов народа». Такой опыт он приобрел, еще находясь в должности начальника ПУРККА. На примере его служебной деятельности видно, как в те годы проходила борьба с «врагами народа» в армии и на флоте.

Он был из рабочих, профессионального образования не имел (окончил курсы усовершенствования высшего политсостава при Военно-политической академии имени Н.Г. Толмачева и курсы марксизма-ленинизма при Коммунистической академии), но зато, будучи членом ВКП(б) с 1917 года, приобрел богатый опыт борьбы с контрреволюцией. В начале марта 1918 года был назначен комиссаром северного летучего отряда по подавлению кулацких контрреволюционных восстаний. Участвовал в подавлении Кронштадтского восстания. В 1918—1922 годах он был военкомом стрелкового полка, стрелковой бригады, штаба армии. В 1922—1924 годах – он уже военком стрелковой дивизии, стрелкового корпуса; в 1924—1926 годах – заместитель начальника отдела политуправления РККА. К военно-морскому флоту он имел то отношение, что в 1926—1929 годах являлся членом РВС – начальником политуправления Балтийского флота. Ему довелось быть членом РВС – начальником политуправлений: Северо-Кавказского военного округа (1929—1931), Приволжского военного округа (1931—1933), Белорусского военного округа (1933—1935), Ленинградского военного округа (1935—1937).

С июля 1937 года Смирнов П.А. стал начальником политуправления РККА (после самоубийства его предшественника Гамарника), с сентября того же года он – заместитель народного комиссара обороны СССР, одновременно в 1934—1938 годах член Военного совета при народном комиссаре обороны СССР. Постановлением ЦИК СССР от 30 декабря 1937 года назначен народным комиссаром Военно-морского флота СССР. Очень важно понимать, почему именно Смирнов П.А. был назначен на эту должность. В чем же кроется секрет назначения П.А. Смирнова? Видимо, в данном случае все дело заключалось в некоторых личных качествах Петра Александровича и стиле его деятельности. Шел 1937 год – год особый. Он предъявил к командным кадрам Красной армии новые, во много раз повышенные требования – усиление «бдительности к проискам врагов народа», улучшение деятельности по их поиску и выкорчевыванию. Организовать эту работу в масштабе РККА был обязан, прежде всего, начальник ПУРККА и его аппарат. Поэтому после ликвидации группы Тухачевского и самоубийства Гамарника должность главного руководителя партийно-политического аппарата армии и флота должен был занять человек жесткий, в значительной мере (по большевистским меркам) беспринципный, способный подозревать «врага народа» даже среди своих близких друзей.

Вот почему в середине 1937 года «тяжелая рука» Петра Смирнова понадобилась не только на флотском и окружном уровне, но и в масштабе всей Рабоче-крестьянской Красной армии. Новый начальник ПУРККА Смирнов изо всех сил старался оправдать оказанное ему партией и Сталиным высокое доверие, считая при этом важнейшей своей задачей чистку армии и флота, в первую голову их командный и политический состав, от «врагов народа» и их пособников. Волна арестов и увольнений среди руководящих кадров Красной армии шла так стремительно, что в кадровых органах не успевали составлять и обновлять кандидатские списки. Это относилось ко всем категориям кадров, в том числе к политсоставу. Уверовавший в правоту культа личности, потерявший разум, этот нарком давал санкцию на арест сотен, прежде всего руководящих, кадров армии.

Назначение Смирнова на пост начальника Политического управления РККА по времени совпало не только с набиравшей стремительно скорость волной репрессий против кадров Красной армии, но и с проведением нескольких чрезвычайно важных мероприятий в области партийно-политической работы. Практически претворять их в жизнь выпало на его долю. Речь идет, прежде всего, о таких мероприятиях, как частичное свертывание единоначалия в армии и на флоте путем введения института военных комиссаров, а также о создании в военных округах и на флотах Военных советов.

Возрастание агрессивных устремлений со стороны некоторых сопредельных государств, и прежде всего Германии и Японии, заставило руководство ВКП(б) принять дополнительные меры по усилению партийного влияния в Красной армии. И еще одно обстоятельство внушало тревогу – численность армейских коммунистов неудержимо продолжала сокращаться. В конце 1936 года их было около 150 тысяч – в два раза меньше, чем в начале 30-х годов, а посему партийная прослойка в РККА к тому времени уменьшилась в два с лишним раза. Особенно сильно снизился удельный вес коммунистов среди рядового и младшего командного состава – они составляли в партийных организациях армии и флота менее одного процента, что было самым низким показателем с момента создания партийных ячеек в РККА. Бурный рост армии и флота, с одной стороны, и уменьшение численности там коммунистов – с другой, создавали угрозу ослабления партийного руководства вооруженными силами страны и снижения партийного влияния в них.

Постановлением ЦИК и СНК СССР от 10 мая 1937 года в военных округах (на флотах), армиях были учреждены Военные советы. Военные советы учреждались в составе председателя – командующего войсками и двух членов. Этот орган являлся высшим представителем военной власти в округе (флоте, армии), ему подчинялись все войсковые части, учреждения и заведения, расположенные на территории округа. Военный совет нес полную ответственность за их боевую и мобилизационную готовность, политико-моральное состояние. Все приказы по округу (флоту, армии) подписывались командующим, одним из членов Военного совета и начальником штаба. Командующий, как и прежде, являлся высшим военным начальником на территории округа (флота, армии). Он председательствовал на заседаниях Военного совета, от его имени отдавались все приказы и распоряжения. Создание Военных советов в РККА не отменяло курс на единоначалие – одного из основополагающих принципов военного строительства.

Хотя «Положение о военных комиссарах» было пронизано духом необходимости дружной и совместной работы командира и комиссара, по своей сути, оно сильно подрезало крылья командирам и давало еще больший простор военкомам, ибо налицо была неполная форма единоначалия. Происходило дополнительное разделение функций: командир руководил военной стороной, а комиссар – политической. Такая форма руководства войсками, введенная с началом военной реформы 20-х годов, фактически продолжала существовать и в последующие годы. Теперь же она распространялась на все части и соединения.

Вторая половина 1937 года для П.А. Смирнова вообще оказалась богатой событиями. Они после утверждения его начальником ПУРККА следовали одно за другим: в октябре – назначение заместителем наркома обороны (по совместительству), в декабре – избрание депутатом Верховного Совета СССР первого созыва. Тогда же ему присваивается очередное воинское звание «армейский комиссар 1-го ранга». А за день до нового, 1938 года, последовало новое назначение, резко изменившее профиль его деятельности, – его назначают наркомом ВМФ, и он становится членом правительства СССР. Это означало, что политика, проводимая П.А. Смирновым на посту начальника Политического управления РККА, его стиль и методы по «наведению порядка» в Красной армии получили полное одобрение и поддержку со стороны ЦК ВКП(б) и лично Сталина. Это означало, что жесткая позиция, занятая Смирновым при инквизиторской чистке командных кадров РККА в 1937—1938 годах, вполне соответствовала генеральной линии партии в тот период, и что он оправдывал оказанное ему доверие.

Стиль работы с людьми у Смирнова и на посту наркома ВМФ остается прежним – частые разносы, подозрительность, отсутствие должного такта с подчиненными, грубость… Стремительное восхождение на самый верх иерархической лестницы, по всей видимости, сильно вскружило ему голову, создало впечатление личной незаменимости и неизменной поддержки со стороны руководства Кремля и лично И.В. Сталина. И как результат – это очень повлияло на рост таких отрицательных качеств, как излишняя самонадеянность, преувеличение значения собственной персоны.

В 1937—1938 годах он основную цель в поездках в войска и на флоты видел, по его же словам, в «наведении порядка». Под этим термином новый нарком ВМФ, то есть член правительства, подразумевал лишь одну ипостась – чистку кадров от троцкистов, «правых», участников «военно-фашистского» и других заговоров.

Возглавлять наркомат Военно-морского флота Смирнову довелось ровно полгода. 30 июня 1938 года он был арестован и препровожден во внутреннюю тюрьму НКВД. Приговорен Военной коллегией Верховного суда (ВКВС) СССР 22 февраля 1939 года по обвинению в участии в военно-фашистском заговоре к высшей мере наказания. Расстрелян в тот же день. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 мая 1956 года дело было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. П.А. Смирнов был реабилитирован.

Ему тоже не долго довелось руководить наркоматом ВМФ. И жизнь его завершилась так же, как и его предшественника по этой должности, – обвинением в измене Родине, арестом и расстрелом. Родился Петр Иванович в русской семье казака, работавшего врачом. Окончил несколько курсов Петроградского политехнического института. В молодости увлекся революционными идеями. В 1914 году вступил в РСДРП. В 1917 году был редактором газет Кронштадтского комитета РСДРП(б) и членом военно-технической комиссии Кронштадтского Совета. Один из организаторов большевистского восстания в Петрограде. В ходе восстания – комиссар и начальник штаба сводного Кронштадтского отряда, направленного для поддержки восставших в Петроград.

С февраля 1918 года Смирнов-Светловский начал службу в РККФ. Один из организаторов Волжской военной флотилии; в июле 1918 года возглавил ее штаб. С января по март 1919 года – военком Кронштадтской морской крепости. 17 апреля 1919 года назначен командующим и военкомом Волжской военной флотилии, а 13 сентября 1919 года командующим Днепровской военной флотилией. Летом 1920 года под его руководством флотилия содействовала войскам 12-й армии в форсировании Днепра и освобождении Киева от польских войск. Затем с 6 октября и до 14 декабря 1920 года вновь командовал Днепровской флотилией.

По окончании Гражданской войны Смирнов-Светловский продолжил службу в РККФ. Проходил службу военкомом и старпомом сторожевого корабля «Воровский», на котором в 1924 году совершил четырехмесячный переход из Архангельска во Владивосток. Затем находился в спецкомандировке в Китае в качестве военного советника. В 1927 году окончил Военно-морскую академию, после чего командовал эсминцем. Затем командовал дивизионом эсминцев КБФ. С 1934 года он был инспектором Управления Военно-морских сил РККА. 15 августа 1937 года его назначили командующим Черноморским флотом. 30 декабря того же года, когда РККФ был выделен в отдельный наркомат, Смирнов-Светловский был назначен 1-м заместителем первого наркома ВМФ П.А. Смирнова. После ареста П.А. Смирнова, произошедшего 30 июня 1938 года, исполнял обязанности наркома ВМФ СССР, вплоть до назначения 8 сентября 1938 года на эту должность М.П. Фриновского.

26 марта 1939 года Смирнов-Светловский П.И. был арестован НКВД. Обвинялся в измене Родине, участии в контрреволюционной организации и вредительстве. Ряд недостатков в организации строительства складов, баз флота, торпедных катеров и т.п. были трактованы как умышленное вредительство. 16 марта 1940 года ВКВС СССР признала Смирнова-Светловского виновным в совершении преступлений и приговорила его к расстрелу. Приговор приведен в исполнение на следующий день. Определением ВКВС от 23 июня 1956 года Смирнов-Светловский был полностью реабилитирован.

Если первый нарком ВМФ Смирнов П.А. был просто активным участником репрессий на флоте, то нарком Фриновский М.П. считается одним из организаторов этих репрессий. И не только на военно-морском флоте, но и вообще в стране.

Михаил Фриновский родился в начале 1898 года в городе (ныне село) Наровчат Пензенской губернии. До Первой мировой войны учился в духовном училище в Краснослободске. В январе 1916 года поступил в кавалерию вольноопределяющимся, служил в чине унтер-офицера. В январе – августе 1916 года дезертировал. Был связан с анархистами, участвовал в убийстве генерал-майора М.А. Бема. С марта 1917 года Фриновский работал счетоводом-бухгалтером военного госпиталя. Участник июльского восстания 1917 года в Москве. В сентябре того же года вступил в Красную гвардию, командовал группой красногвардейцев, участвовал в штурме Кремля, был тяжело ранен. В июле 1918 года записался в Красную армию, служил командиром эскадрона, начальником Особого отдела 1-й Конной армии.

С 1919 года началась его служба в органах ВЧК. Во второй половине 1919 года служил помощником начальника активной части Особого отдела Московской ЧК. Участвовал в важнейших операциях ЧК – разгроме анархистов, ликвидации анархистских и повстанческих отрядов на Украине. С декабря 1919 по апрель 1920 года служил в Особом отделе Южного фронта. В 1920 году был начальником активной части Особого отдела Юго-Западного фронта, заместителем начальника Особого отдела 1-й Конной армии. В 1921—1922 годах – заместитель начальника Особого отдела, заместитель начальника оперативного отряда Всеукраинской ЧК. В 1922—1923 годах Фриновский – начальник общеадминистративной части и секретарь Киевского отдела ГПУ (с 23 июня 1923 года – начальник полпредства ОГПУ по Юго-Востоку). В ноябре 1923 года его переводят на Северный Кавказ на должность начальника Особого отдела Северо-Кавказского военного округа. С марта 1924 года Фриновский – первый заместитель полпреда ОГПУ по Северному Кавказу. В 1925 году – начальник пограничной охраны Черноморского побережья Северо-Кавказского края, с января 1926 года – первый заместитель полпреда и начальник войск ГПУ.

8 июля 1927 года Фриновский был переведен в Москву на должность помощника начальника Особого отдела военного округа. В 1927 году он закончил курсы высшего командного состава при Военной академии РККА имени Фрунзе. С 28 ноября 1928 по 1 сентября 1930 года был командиром-военкомом отдельной дивизии особого назначения имени Ф.Э. Дзержинского при коллегии ОГПУ СССР. 1 сентября 1930 года Фриновский получает повышение и назначается на должность председателя ГПУ Азербайджана. Был одним из организаторов раскулачивания в Азербайджане. 8 апреля 1933 года стал начальником Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ СССР.

С образованием Народного комиссариата внутренних дел СССР 10 июля 1934 года Главное управление пограничной охраны и войск ОГПУ переименовано в Главное управление пограничной и внутренней охраны (с середины 1937 г. – Главное управление пограничных и внутренних войск) НКВД СССР, на должность начальника которого на следующий день, 11 июля, был переназначен М.П. Фриновский.

8 сентября 1938 года Фриновский был назначен наркомом Военно-морского флота СССР. 14.09.1938 года присвоено звание командарма 1-го ранга. Но уже 6 апреля 1939 года он был снят со всех постов и арестован по обвинению в «организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД» (в чем признался под пытками). 4 февраля 1940 года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к смертной казни. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 января 1941 года лишен государственных наград и воинского звания. Нельзя забывать, что Фриновсикй реабилитирован не был.

Репрессиям тогда подвергались не только большие руководители, но и члены их семей. Так, 12 апреля 1939 года арестована и 3 февраля 1940 года была расстреляна жена Фриновского – Нина Степановна Фриновская по обвинению в сокрытии преступной контрреволюционной деятельности врагов народа. Потом она была реабилитирована. 12 апреля 1939 года арестован и 22 января 1940 года расстрелян его сын – 17-летний ученик 10-го класса Олег Михайлович Фриновский по обвинению в участии в некой контрреволюционной молодежной группе. Тоже реабилитирован. Вот так тогда расправлялись с «врагами народа».

Врагом народа был объявлен и начальник Морских сил РККА, флагман 1-го ранга Владимир Митрофанович Орлов.

Владимир Митрофанович родился в Херсоне в семье директора гимназии. Учился на юридическом факультете Петербургского университета, но не окончил. В 1916 году призван на Балтийский флот, окончил школу мичманов (1917). В 1917—1918 годах – вахтенный начальник крейсера «Богатырь». В 1918 году вступил в ВКП(б). В 1918—1920 годах начальник политотдела Балтийского флота, участвовал в боях против войск Юденича. В 1920—1921 годах заместитель начальника Главного политического управления водного транспорта, руководил его восстановлением. С декабря 1921 года – помощник начальника Политуправления Реввоенсовета (РВС) по морской части и начальник Морского отдела Республики. С марта 1923 года – начальник и комиссар военно-морских учебных заведений. С октября 1926 по июнь 1931 года – командующий Морскими силами Черного моря. С июля 1931 года – начальник Морских сил РККА. В 1931—1934 годах – член РВС СССР. С 27 января 1937 года одновременно заместитель наркома обороны СССР по Морским силам.

Орлов В.М. проявил себя как способный организатор строительства советского ВМФ на самой современной для того времени основе. Но 10 июля 1937 года он был арестован и обвинен в измене Родине. Сначала он упорно отказывался подписывать вымышленные показания, но после применения к нему пыток признал себя виновным в том, что был руководителем военно-фашистского заговора на флоте. 28 июля 1938 года приговорен к смертной казни. Расстрелян. Реабилитирован в 1956 году.

Михаил Викторович Викторов был профессиональным морским офицером. Окончил Ярославский кадетский корпус (1910), Морской кадетский корпус (1913), Минный (1915) и Штурманский (1917) офицерские классы, курсы усовершенствования при Военно-морской академии (1924). В Первую мировую войну служил на кораблях Балтийского флота. Участник Моонзундского сражения. В 1917 году – лейтенант, старший штурман броненосца «Гражданин».

После революционных событий в октябре 1917 года перешел на сторону большевиков. В ноябре 1918 – июне 1919 года служил старшим штурманом, а затем первым помощником командира крейсера «Олег». В июне 1919 – апреле 1920 года был командиром эсминца «Всадник». В августе 1920 – марте 1921 года командовал линейными кораблями «Андрей Первозванный» и «Гангут». Участвовал в подавлении Кронштадтского восстания, после чего был назначен старшим морским начальником Кронштадта. С мая 1921 года – начальник Морских сил Балтийского моря. С июня 1924 года – начальник Морских сил Черного моря. С декабря 1924 года по апрель 1926 года – начальник Гидрографического управления Морских сил РККА. С апреля 1926 года – начальник Морских сил Балтийского моря. В 1932 году вступил в ВКП(б). С марта 1932 года – начальник Морских сил Дальнего Востока. В 1935 году после создания Тихоокеанского флота был назначен первым командующим этим флотом.

15 августа 1937 года после ареста В.М. Орлова Михаила Владимировича назначили начальником Морских сил РККА. К концу 1937 года из подведомственных ему учреждений были уволены в ходе чисток около 1400 чел. 28 декабря 1937 года (по другим данным, 27 марта 1938 года) и сам Викторов был освобожден от должности и зачислен в распоряжение Управления по начальствующему составу Наркомата ВМФ. 22 апреля 1938 года его арестовали. В ходе следствия он признался, что был завербован в заговорщицкую организацию Гамарником в 1933 году. Викторов М.В. был обвинен во вредительстве и 1 августа 1938 года приговорен к смертной казни и расстрелян. Реабилитирован посмертно 14 марта 1956 года.

Вячеслав Иванович Зоф был этническим чехом. Он получил образование в народной школе и на вечерних общеобразовательных курсах. К революционному движению присоединился в 1910 году, а в 1913 году вступил в РСДРП. Во время Первой мировой войны Зоф работал слесарем на Сестрорецком оружейном заводе, где возглавлял подпольную большевистскую организацию. После Февральской революции руководил большевистской организацией города Сестрорецк, а также был депутатом Петроградского Совета. В июле 1917 года по поручению ЦК РСДРП(б) Зоф организовал переезд В.И. Ленина под именем рабочего К.П. Иванова из Петрограда в Разлив и стал связным между Лениным и ЦК. С 1917 по 1918 год работал председателем Совета фабзавкомов транспортных рабочих. В 1918 году вступил в ряды РККА.

Во время Гражданской войны Вячеслав Зоф служил комиссаром стрелковой бригады, 29-й стрелковой дивизии, а затем начальником снабжения 3-й армии Восточного фронта. С 1919 по 1920 год являлся членом Реввоенсовета Балтийского флота и Комитета обороны Петрограда. В феврале 1920 года Вячеслав Зоф был назначен на должности комиссара Главного управления и начальника Главного политического управления водного транспорта, в ноябре 1920 года – на должность помощника командующего Морскими силами Республики по технической части. Тогда же стал членом Совета военной промышленности. С 1921 по 1924 год работал комиссаром при командующем Морскими силами Республики, а с 1924 по 1926 год – начальником и комиссаром ВМС («Наморси»). В это время был членом РВС СССР.

В 1927 году Зоф В.И. был назначен на должность председателя правления Совторгфлота. В том же году он стал членом коллегии Наркомата путей сообщения. С 1930 по 1931 год работал заместителем наркома путей сообщения СССР, с 1931 года – первым заместителем наркома водного транспорта. Позже был переведен на должность директора завода «Компрессор» (Москва).

20 декабря 1936 года Вячеслав Иванович Зоф был арестован и 19 июня 1937 года был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР за участие в антисоветской террористической организации к смертной казни. Расстрелян 20 июня того же года. 22 февраля 1956 года Зоф В.И. был реабилитирован.

Эдуард Самуилович родился в Либаве в семье обедневшего польского дворянина. Учился в рижском Политехническом институте. В 1910 году окончил Морской кадетский корпус, в 1913 году произведен в офицеры, служил на Балтийском флоте.

Участник Первой мировой войны (1914—1918) на Балтике, участвовал на эсминце «Гром» в Моонзундской операции 1917 года. Затем – флагманский минер Шхерного отряда Балтийского моря, лейтенант. В феврале 1918 года его избрали начальником этого отряда.

С ноября 1918 года командовал Онежской военной флотилией. В 1920 году он был начальником обороны Кольского залива, начальником Морских сил Каспийского моря, с ноября 1920 года – начальником Морских сил Черного моря, а с апреля 1921 года – помощником командующего войсками Украины и Крыма по морской части.

Панцержанский Э.С. с ноября 1921 по апрель 1924 года был командующим Морскими силами Республики, а в апреле – декабре 1924 года начальником Морских сил СССР. В 1925—1926 годах он служил начальником Морских сил Черного моря. В марте 1937 года был назначен начальником морского отдела и старшим руководителем кафедры Военной академии Генштаба РККА.

13 июня 1937 года Панцержанский Э.С. был арестован. На следствии подвергался жестоким пыткам и истязаниям. 26 сентября 1937 года ВКВС приговорен к смертной казни. Расстрелян в тот же день. В 1956 году Э.С. Панцержанский был реабилитирован Военным трибуналом Верховного суда СССР.

Иван Мартынович Лудри – эстонец. Он родился в крестьянской семье.

Участник Ледового похода Балтийского флота. Член КПСС с 1918 года. Заместитель председателя Кронштадтского военно-морского комитета, с апреля 1919 года комиссар Кронштадтской базы. В сентябре 1919 – феврале 1920 года он – комиссар Онежской военной флотилии. С февраля по октябрь 1920 года работал начальником Прионежского районного управления водного транспорта Наркомата путей сообщения в Вознесенье. С ноября 1920 года назначен комиссаром Морских сил Черного и Азовского морей, в 1921—1923 годах – комиссар и командующий Морскими силами Каспийского моря.

С 1923 по 1927 год он был слушателем Военно-морской академии РККФ. С 1927 года он – командующий береговой обороной Черного моря, с 1 мая по 28 ноября – начальник штаба Морских сил Черного моря. С 1932 года – заместитель начальника Морских сил РККА. В 1937 году его назначили начальником Военно-морской академии РККА им. К.Е. Ворошилова. Лудри И.М. был расстрелян в ходе «сталинской чистки» в 1937 году. Определением Военной коллегии от 8 сентября 1956 года реабилитирован.

«Враги народа» среди командующих флотами

Александр Кузьмич Совков родился в Кронштадте, где в 1909 году окончил гимназию с серебряной медалью. В августе – октябре того же года он обучался в Санкт-Петербургском университете, но тогда же поступил на механическое отделение Морского Инженерного училища, которое окончил 15 апреля 1913 года с присвоением чина гардемарин-механика. С 9 мая того же года Сивков находился в практическом плавании на крейсере «Адмирал Макаров», 26 августа он был назначен вахтенным механиком броненосного крейсера «Россия». 5 октября 1913 года Александр Сивков был произведен в чин инженер-механик-мичмана и служил на крейсере «Россия» в различных должностях до 1915 года. 8 октября 1915 года он был назначен трюмным механиком эскадренного миноносца «Изяслав». 29 февраля 1916 года был назначен непосредственно наблюдающим по механической части за постройкой кораблей Балтийского флота. 6 декабря 1916 года произведен в чин инженер-механик-лейтенанта, а 28 декабря назначен исправляющим должность судового механика эскадренного миноносца «Мощный».

В 1919 году Сивков занимал должность флагманского механика Припятской флотилии, а с 25 сентября – флагманского механика и начальника механической части штаба Днепровской флотилии. В 1920 году вступил в РКП(б). С 20 октября 1920 года по 14 марта 1925 года обучался в Военно-морской академии. После окончания академии Сивков занимал должности помощника командира эскадренных миноносцев «Энгельс» и «Зиновьев». В 1926 году он был назначен командиром эскадренного миноносца «Сталин».

С декабря 1926 года по 7 января 1928 года Сивков занимал должность помощника начальника оперативного отдела штаба морских сил Балтийского флота. 10 января 1928 года назначен командиром и комиссаром линейного корабля «Октябрьская Революция». 29 марта 1930 года назначен начальником 2-го управления УВМС РККА, 4 февраля 1932 года – начальником 4-го управления УВМС РККА, в апреле 1933 года – начальником Главного управления кораблестроения УВМС РККА. 20 августа 1935 года назначен начальником штаба Балтийского флота. С введением в РККФ персональных званий, 26 ноября того же года присвоено звание флагмана 2-го ранга. 25 января 1937 года назначен командующим Балтийским флотом и присвоено звание флагмана 1-го ранга.

20 августа 1937 года Сивков А.К. был арестован, а 22 февраля следующего года приговорен к высшей мере наказания. Реабилитирован 10 октября 1956 года.

Иван Кузьмич Кожанов родился в кубанской станице Вознесенской. В 1911 году поступил в Петроградский горный институт. Но окончить его не успел, поскольку в августе 1916 года был призван на военную службу и направлен в Отдельные гардемаринские классы. Учитывая, что на Балтике шли боевые действия, корабельную практику будущим мичманам пришлось проходить на Дальнем Востоке на судах Сибирской военной флотилии. В 1917 году учился в отдельных гардемаринских классах. Член коммунистической партии с 1917 года. С марта 1918 года в Морском отряде при Наркомате по морским делам, с ноября 1918 года начальник десантного отряда Волжской военной флотилии. Командуя на Восточном фронте отрядом моряков, участвовал в боях с белочехами и белогвардейцами в Поволжье. С августа 1919 года командовал всеми десантными отрядами Волжско-Каспийской флотилии. В марте 1921 года Кожанов был командующим Балтийским флотом при подавлении Кронштадского мятежа. Затем он стал член РВС Черноморского флота, в 1922—1924 годах начальником Морских сил Тихого океана (начальник и комиссар Морских сил Дальнего Востока).

С 16 июля 1924 года Кожанов зачислен в резерв при штабе РККФ. 27 октября 1924 года он стал слушателем Военно-морской академии. С 5 августа 1927 года после окончания Военно-морской академии назначен военно-морским атташе при Полномочном представительстве СССР в Японии. В 1930 году он проходил стажировку на должности помощника командира эскадренного миноносца Балтийского флота «Урицкий». 28 ноября 1930 года Кожанов назначен начальником штаба Морских сил Балтийского моря. С 27 июня 1931 года он стал командующим Морскими силами Черного моря (с 11 мая 1937 г. – Черноморским флотом).

15 августа 1937 года командующий Черноморским флотом флагман флота 2-го ранга Кожанов И.К. освобождается от занимаемой должности и зачисляется в распоряжение НКО СССР. А уже 5 октября 1937 года он был арестован. Во время следствия, несмотря на пытки, отказался признать вменяемые ему в вину преступления, а также не оговорил ни одного человека. Приговорен ВКВС СССР 22 августа 1938 года по обвинению в участии в военно-фашистском заговоре к смертной казни через расстрел. Расстрелян 22 августа 1938 года. Реабилитирован 7 июля 1956 года решением ВКВС СССР.

Константин Иванович Душенов родился в многодетной крестьянской семье. Окончив церковно-приходскую школу, он отправился на заработки. Работал посыльным в аптеке в г. Вологда. Пятнадцатилетним пареньком приехал в Петербург и стал работать упаковщиком на аптекарских складах. В мае 1915 г. его призвали на военную службу и направили в Балтийский флотский экипаж. Первоначальную флотскую подготовку проходил на транспорте «Русь», а с декабря 1915 г. служил матросом на крейсере «Аврора». Здесь его в мае 1917 года избрали секретарем судового комитета крейсера. А в октябре 1917 года он доставлял арестованных министров Временного правительства в Петропавловскую крепость.

Во время Гражданской войны Душенов К.И. служил в управлениях Волжско-Каспийской флотилии, Астраханского и Саратовского портов. В 1920—1924 годах он был командиром Севастопольского и Каспийского военно-морских портов.

В 1928 году Душенов К.И. окончил Военно-морскую академию, в 1930 году он был назначен ее начальником и комиссаром. Командовал учебным судном «Комсомолец». В ноябре 1930 года его назначили начальником штаба Морских сил Черного моря, в марте 1935 года – командующим Северной военной флотилией, в 1937 году, после ее переформирования – командующим Северным флотом. На этом посту он вложил много сил и энергии в боевую подготовку личного состава кораблей и частей, в освоение Северного морского театра, в организацию базирования и развития сил флота.

22 мая 1938 года Душенова К.И. арестовали. Он значился в «сталинских списках». 3 февраля 1940 года его приговорили к смертной казни за принадлежность к военно-фашистскому заговору, и на следующий день расстреляли. В 1955 году Душенов К.И. был реабилитирован.

Григорий Петрович Киреев родился в рабочей семье. Работал на заводе. В 1911 году призван на военно-морскую службу в 1-й Балтийский флотский экипаж. Во время Первой мировой войны служил судовым механиком, был унтер-офицером.

В 1917 году, проходя службу в Российском императорском флоте, примкнул к большевикам. В 1918 году вступил в РКП(б) и Красный флот. В 1918 году он был начальником отряда особого назначения при Совете комиссаров Балтийского флота. Участвовал в переходе кораблей Балтийского флота из главной базы в Гельсингфорсе.

В 1918 году из-за болезни вернулся на свою малую родину. Некоторое время был председателем Брянского городского Совета депутатов. В 1921—1923 годах находился на руководящей работе в Красноярском губкоме РКП(б).

С 1923 года Киреев Г.П. стал членом Реввоенсовета морских сил Черного и Азовского морей. В 1926—1931 годах он был начальником Политуправления морских сил Балтийского моря. В 1933 году он закончил Военно-морскую академию и был назначен командующим и комиссаром Каспийской военной флотилии. Позже он стал помощником, затем заместителем командующего, а с 1937 года – командующим Тихоокеанским флотом.

10 января 1938 года Киреева Г.П. арестовали в Москве. 29 июля 1938 года он был осужден Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации, приговорен к смертной казни и в тот же день расстрелян. Определением Военной коллегии от 13 июня 1956 г. Киреев Г.П. был реабилитирован.

Глава IX Протестные события в советском военно-морском флоте (1950—1990)

Были ли вообще бунты в Советском Союзе после Великой Отечественной войны? Этот вопрос уместен, потому что почти до конца прошлого века об этом не упоминалось ни в одном открытом источнике. И создавалась впечатление, что их не было. Но на самом деле, различные (большие и малые) бунты были. И происходили они почти каждый год. Причем бунтовали и военнослужащие, в том числе и военные моряки. Рассматриваемый период истории Советского Союза иногда называют временем застоя. Конечно, это условное название. Потому что все эти годы Союз развивался и укреплял свои позиции. Но при этом проявлялись и признаки застоя: и в экономике, и в политике, и в социальной сфере, и в жизни КПСС. О народных выступлениях против царизма написано достаточно много. А вот о подобных ситуациях в Советском Союзе никогда и никто не сообщал. Считалось, что в социалистическом обществе достигнуто «полное идейно-политическое единство» и, естественно, ни о каких народных бунтах и речи быть не может. Но борьба между народом и властью в стране не прекращалась. Сведения о бунтах и восстаниях были строжайшей государственной тайной, а тем более среди военнослужащих.

Председатель КГБ СССР Чебриков в своей «Справке» для членов ЦК КПСС отмечал, что за 30 послевоенных лет зафиксировано 24 случая массовых беспорядков, направленных против властей. В 11 случаях для подавления применялось оружие, в результате чего 43 человека были убиты, 166 ранены. Против 600 были возбуждены уголовные дела. За это же время за антисоветскую пропаганду и агитацию были осуждены 8152 человека.

9.1. Протестуют советские военные моряки

В это время была такая своеобразная форма протеста, как побег из страны. О некоторых таких побегах и пойдет речь.

Политические беглецы или обычные предатели?

Мы вспомним два таких случая. И в обоих из них речь можно вести только о предательстве. Хотя оба беглеца утверждали, что совершили побег по политическим мотивам и просили у США политическое убежище.

В июле 1959 года из польского порта Гдыня бежал командир советского эскадренного миноносца «Стремительный» капитан 3-го ранга Николай Федорович Артамонов. Во время стоянки корабля он на служебном катере пошел «на рыбалку» и, захватив с собой польскую подругу, бежал в Швецию, где его тут же передали американцам. Артамонов выдал все, что знал. Ему поменяли имя, помогли получить американское гражданство, а в СССР (заочно) приговорили к расстрелу.

В то время предательство еще не было массовым явлением, и предателей (чтобы привести приговор в исполнение) разыскивали. Артамонова обнаружили в 1965-м. Под именем Николаса Джорджа Шадрина он жил в Арлингтоне и работал в Разведывательном управлении Министерства обороны США. Решили перевербовать. Вербовка прошла успешно, и новый агент получил псевдоним Ларк. В период с 1966 по 1968 год Артамонов поставлял КГБ информацию о некоторых работниках ЦРУ и МО, сведения американцев о ВМФ СССР, анализ которых помогал выявлять примерные источники их информированности, и так далее. Однако ничего действительно ценного от него так и не поступило. Тогда, заподозрив Артамонова в двойной игре, руководство КГБ решает в 1975 году выманить его в СССР и уже на месте получить нужную информацию. Но в ходе этой операции Артамонов скончался. В нашей книге еще будет идти речь о перебежчике Артамонове.

В ночь на 7 апреля 1961 года командир плавучей базы подводных лодок «Смольный» Йонас Йозо Плешкис при переходе из Клайпеды в Таллин (по другим источникам – в Лиепаю) с помощью одного из членов экипажа переориентировал судовой компас. И вместо порта назначения он направил корабль к острову Готланд (Швеция), где обратился с просьбой о политическом убежище (сам корабль был возвращен в СССР).

Йонас Плешкис родился в Литве. Имел репрессированных родственников, отец был на поселении в Игарском районе Красноярского края. По окончании средней школы в 1954 году Йонас был призван в армию и в 1955 году поступил в ВВМУ подводного плавания им. Ленинского комсомола. Училище окончил в 1959 году по штурманской специальности – офицер-штурман подводного плавания.

Плешкис был заочно приговорен в СССР к смертной казни, однако с помощью ЦРУ выехал сначала в Гватемалу. В 1970-х годах проживал в США, где работал программистом и аналитиком в Силиконовой долине, с 1979 года находился в Каракасе (Венесуэла). Посещал независимую Литву в 1992 году. В 1993 году умер в Калифорнии (США).

Интересно, что с Плешкисом неоднократно встречался американский автор бестселлера «Охота за “Красным Октябрем”» Том Кленси. По сюжету командир и офицеры советского подводного ракетоносца «Красный Октябрь» намеревались просить политического убежища в Соединенных Штатах Америки. По этому роману, сделавшему Клэнси имя, был снят фильм с Алеком Болдуином и Шоном Коннери в главных ролях. И командир лодки «Красный Октябрь», который в книге литовец по национальности, был написан с Йонаса Плешкиса.

«Пираты» Балтийского моря. О пьяном угоне советского военного корабля в Финляндию (1970 год)

В истории мирового терроризма и пиратства на море известен такой необычный случай. В июле 1970 года командир Ленинградской военно-морской базы полный адмирал Байков И.И. и член Президиума Верховного Совета Советского государства, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Толстиков В.С., будучи в пьяном виде, захватили советский военный корабль и, угрожая команде дисциплинарным взысканием, угнали его в Финляндию. Финская сторона, верная традициям дружбы и добрососедства, задержала «террористов» и возвратила их вместе с кораблем советскому правительству. Перед лицом мировой общественности Кремлю пришлось покряхтеть, чтобы хоть как-то оправдаться. После этого, как писали зарубежные газеты, «Байкова списали на ветошь, а Толстикова законопатили послом» в недружественный тогда Советскому Союзу Китай. Народ гениально назвал это назначение: «посол на…».

«Политики» в их действиях не было усмотрено, против системы они не выступали. А угон за границу корабля… Наверное, тогда рассудили чисто по-русски: «С кем по пьянству причуд не случается?!» Конечно, позорный случай. Да, он никоим образом не связан с протестными действиями военных моряков, но один из участников этого события имел прямое отношение к преследованию инакомыслия в стране. Кем же были эти странные «беглецы»?

Иван Иванович Бойков был действительно заслуженным адмиралом. Он вместе с будущим ГК ВМФ Горшковым С.Г. учился в ВВМУ им. М.В. Фрунзе. Минер по военной профессии. Прошел большую службу на подводных лодках Тихоокеанского флота. Был командиром ПЛ М-16, командовал бригадой подводных лодок. Командовал Сахалинской военной флотилией (1946). В 1947 году стал командующим 7-м ВМФ на Дальнем Востоке. В 1960 году после переформирования Ленинградского военно-морского района в Ленинградскую ВМБ Бойков И.И. был назначен командиром этой базы и комендантом Кронштадтской крепости с подчинением главнокомандующему ВМФ. И в 1970 году он в этой должности уже пребывал более 10 лет. Пьяная пиратская прогулка на военном корабле в Финляндию закончилась для адмирала Бойкова относительно благополучно: его просто уволили на пенсию.

Василий Сергеевич Толстиков, по сути, был хозяином большого Ленинграда. Он окончил школу-семилетку и местный строительный техникум (1934). Работал на шахтах треста «Москвоуголь» в качестве десятника, техника, прораба. Затем переехал в Ленинград и поступил в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. После получения диплома стал главным инженером Военно-строительного участка. С началом Отечественной войны он был призван в армию и принял участие в боях в Карелии. День Победы встретил в Австрии в звании старшего лейтенанта. В 1945—1946 годах в качестве начальника отдела перевозок группы оккупационных войск в Германии Толстиков занимался демонтажом немецких промышленных предприятий и отправкой трофейного германского оборудования в СССР. Демобилизовавшись, он вернулся в Ленинград и принял активное участие в восстановлении города. После вступления в ВКП(б) в 1948 году Толстикова передвигали на хозяйственную, советскую, партийную работу: попеременно он занимал должности управляющего треста «Ленстройцветмет», заведующего отделом строительства Ленинградского обкома КПСС, 1-го секретаря Гатчинского райкома КПСС, первого заместителя председателя Леноблисполкома и, наконец, 2-го секретаря обкома КПСС. 3 мая 1962 года Толстиков был представлен Н.С. Хрущевым на должность первого секретаря Ленинградского обкома КПСС.

На этом посту он немало сделал для развития экономики и социальной сферы Ленинграда. При нем в городе начала осуществляться экономическая реформа 1965 года, были созданы первые научно-производственные объединения (НПО), велось широкое жилищное и промышленное строительство, построен БКЗ «Октябрьский», Дворец спорта «Юбилейный», открылась фирма «Лето».

Но с именем Толстикова связано многое с преследованием тех, кто пытался тогда в Советском Союзе высказывать свое мнение отличное от официального мнения советской власти. А в то время ужесточалась борьба с инакомыслием. Василий Сергеевич Толстиков выступал сторонником жесткой линии в борьбе с инакомыслием. Впрочем, его заместителем был Григорий Васильевич Романов, один из самых честолюбивых и одиозных партийных вождей (в 1970 году он станет сменщиком Толстикова на посту официального первого властного лица Ленинграда). Он люто ненавидел и травил всех тех, кто не приспосабливался безоговорочно под линию партии. Его имя ассоциировалось с «закручиванием гаек», жестким полицейским режимом. Вот такой тандем образовался в те дни.

В этих условиях Толстиков решил навести порядок на вверенной его управлению территории и зарекомендовать себя решительным и инициативным руководителем перед московскими властями с расчетом на дальнейшее продвижение по службе. Как первый секретарь Ленинградского обкома, Толстиков воспрепятствовал исключению из КПСС полковника КГБ в отставке Монахова. Истребительная команда под начальством Монахова в начале Советско-финской войны (1939) уничтожила в Соловецких лагерях несколько сот иностранных коммунистов. Василий Сергеевич Толстиков выступил откровенным гонителем поэта Иосифа Бродского, будущего лауреата Нобелевской премии. В 1964 году, особо не разбираясь, он приказал осудить и выслать «тунеядца» и еврея Бродского. Он позволял себе думать, что только он может обо всем судить, казнить и миловать.

С именем Толстикова связан террористический акт, который пытались совершить диссиденты Дымшиц и Кузнецов в 1969 году. Эдуард Кузнецов еще в 1961 году был арестован за антисоветскую деятельность. Он в составе группы студентов МГУ участвовал в подготовке покушения на Хрущева Н.С. План был разработан до мелочей, но заговорщиков выдал их слабовольный товарищ, струсивший в последний момент. Эдуард Кузнецов получил семь лет лагерей строгого режима. Отсидел весь срок. После освобождения проживать в Москве ему было запрещено, и он поселился на сто первом километре, в небольшом городишке Струнино Владимирской области под надзором местной милиции. Там Кузнецов сколотил группу авантюристов и предложил ей план в духе приключенческих романов – захватить самолет первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Толстикова и улететь в Израиль. Кузнецов был наполовину русским, наполовину евреем. Группа состояла из шестнадцати человек. Авантюристы прибыли в Ленинград, просочились в аэропорт. Но там их уже ждали чекисты. Террористов арестовали.

Коллегия по уголовным делам, признав доказанной вину подсудимых по делу, приговорила организаторов особо опасного преступления Дымшица и Кузнецова к смертной казни. Террористам-угонщикам неожиданно помог генералиссимус Франко. В испанской тюрьме ждали приведения в исполнение смертного приговора три баска. Их приговорили к расстрелу за реально совершенные ими убийства. Но в Европе развернулись мощные демонстрации под лозунгом отмены этих смертных приговоров. И тут аналогичные судебные решения в Советском Союзе. Мировая общественность стала требовать отмены приговоров и в отношении Дымшица с Кузнецовым. Испанский диктатор своих заключенных помиловал, создав, таким образом, прецедент и поставив в неловкое положение Кремль. Президент США Никсон и главы девятнадцати европейских государств просили советские власти отменить смертные приговоры. Смертные приговоры Кузнецову и Дымшицу были заменены на пятнадцать лет тюрьмы. В 1979 году Кузнецова и еще четверых угонщиков обменяли на шпионов, арестованных в Америке. Кузнецова лишили советского гражданства и предписали покинуть пределы СССР в течение двух часов. Но в это время Василий Сергеевич Толстиков был уже чрезвычайным и полномочным послом СССР в Королевстве Нидерланды. А Кузнецов ныне – гражданин Израиля.

Бунты на советских военных кораблях

Конечно, основной формой протестных действий среди советских военных моряков в рассматриваемый период времени были не побеги за границу, а именно бунты разных уровней и в различных структурных подразделениях флота, в том числе и на боевых кораблях. Ниже приведены общие данные по протестным действиям на советском военно-морском флоте, в том числе и по бунтам на советских кораблях.

Протестные действия на советском военно-морском флоте (достоверные, но не полные данные)

• Эсминец «Спартак» (БФ) – 26.12.1918 года по вине Ф. Раскольникова без боя сдался англичанам.

• Восстание на форту Красная Горка – 1919 год (БФ). Военные моряки на нескольких фортах в районе Кронштадта подняли мятеж против советской власти.

• Тральщик «Китобой» – 1919 год (БФ). Перешел на сторону мятежников во время восстания на форту Красная Горка, а затем целенаправленно сдался англичанам. Первый военный корабль РККФ, который предал советскую власть.

• Кронштадтский мятеж – 1921 год (БФ). Массовое восстание военных моряков против действий советской власти. Несколько кораблей приняло участие в восстании.

• Крейсер «Калинин» – 1947 год (ТОФ). Произошел бунт на крейсере. Корабль пытался уйти в Японию. Бунт был подавлен.

• Крейсер «Дмитрий Донской» – 1955 год (ТОФ). В экипаже крейсера вспыхнул бунт, который был жестоко подавлен.

• Эсминец «Сокрушительный» – 1959 год (БФ). Командир капитан 3-го ранга Артамонов Н.Ф. на командирском катере сбежал в Швецию и попросил в США политического убежища.

• Плавбаза подводных лодок «Смольный» – 1961 год (БФ). Командир лейтенант Плешкис И.И. угнал судно в Швецию и там попросил политического убежища.

• Подпольная организация военных инженеров Балтийского флота «Союз борьбы за политические права». Раскрыта в 1969 году, в 1970 году ее участники осуждены военным трибуналом.

• Военный корабль угнан в Финляндию – 1970 год (Лен. ВМБ). Это произошло по приказанию и с участием командира базы адмирала Бойкова И.И., который находился в пьяном состоянии.

• Сторожевой корабль СКР-74 – 1972 год (ТОФ). Четыре военнослужащих срочной службы захватили арсенал с оружием на корабле. Хотели под пиратским флагом уйти в иностранное государство.

• БПК «Сторожевой» – 1975 год (БФ). Заместитель командира корабля по политической части капитан 3-го ранга Саблин В.М. захватил корабль с целью восстания против режима власти в стране.

• Подводная лодка Б-855—1991 год (ТОФ). Капитан-лейтенант Андрей Медведев, старпом субмарины пытался увести лодку из Владивостока в нейтральные воды.

Об отдельных этих событиях мы уже рассказывали. Но сейчас вспомним и некоторые другие из них. В 1955 году было подавлено восстание на крейсере «Дмитрий Донской» (с 1953 года – «Владивосток»). Корабль строился в Северодвинске, но 2 сентября 1959 года снят со строительства при технической готовности 28,8 % и исключен из состава ВМФ. Сведения об этом выступлении весьма скудны. Степень секретности была столь высока, что и документов сохранилось мало. Даже установление фамилий личного состава этого корабля представляет трудность. Но еще до этого случая в 1947 году произошло восстание на крейсере «Калинин» Тихоокеанского флота. Корабль пытался уйти в Японию. Восстание было подавлено. Крейсер «Калинин» был заложен 12 июня 1938 года в Комсомольске-на-Амуре, спущен на воду 8 мая 1942 года. Флаг поднят 2 февраля 1943 года. Назван корабль в честь Михаила Ивановича Калинина, одного из советских государственных и партийных деятелей (1875—1946).

В августе 1956 года произошли волнения на легком крейсере пр. 68-бис. «Дмитрии Пожарском» (ТОФ) на почве возмущения личного состава из-за того, что не разрешили показывать кино на корабле (хотя показа даже в суточном плане не было). Но на соседнем крейсере «Адмирал Сенявин» кино крутили. Несколько человек самовольно вытащили киноаппаратуру, а когда вмешался врио старпома, стали буянить, возникли волнения среди личного состава срочной службы: возмущались, шумели, кидались друг в друга пачками махорки. Потом все же угомонились. Военное руководство же перестраховалось – придало событиям политическую окраску с расследованием, дознаниями и последующими репрессиями. Всего около десятой части экипажа так или иначе пострадало, в том числе и офицеры. Об этом событии написано в монографии Владимира Заблоцкого «Крейсера “холодной войны”».

В 1969 году была раскрыта и в 1970 году осуждена военным трибуналом подпольная организация военных инженеров Балтийского флота «Союз борьбы за демократические права», выступавший за демократизацию общества. За участие в этом подпольном союзе состоялся суд над офицерами Г. Гавриловым, Г. Парамоновым и Косыревым. В Таллине, Ленинграде и Калининграде по делу этого союза были арестованы около 30 человек и в Польше – два советских офицера. Как выяснилось во время следствия, руководителем организации был морской офицер Геннадий Гаврилов, писавший в самиздате под псевдонимом Алексеев.

Гаврилов служил лейтенантом в Палдиски (Эстония). Офицерский «Союз борьбы за демократические права» издавал самиздатский журнал «Демократ» на русском и эстонском языках. В 1968 году Гаврилов в этом журнале под псевдонимом Геннадий Алексеев издал статью по поводу чешских событий: «Открытое письмо гражданам СССР», где изложил «программу демократических преобразований» в стране. Он также открыто выступил на офицерском собрании с критикой ввода советских войск в Чехословакию. После этого он подвергся преследованиям: был исключен из КПСС, уволен со службы (1969). Членов союза – военнослужащих – судили закрытым судом. Г. Парамонов был признан невменяемым, Г. Гаврилов получил 6-летний лагерный срок, А. Косырев, раскаявшийся на следствии и давший обширные показания, – 2 года лагеря. Судьба остальных неизвестна. Гаврилов находился в заключение с 1969 по 1974 год. Получил освобождение досрочно по помилованию. Жил в Твери, стал священнослужителем.

В 1972 году на СКР-74 (193-я бригада противолодочных кораблей, ТОФ) произошел случай захвата арсенала на корабле. Четыре военных моряка (двое с БЧ-5, один с БЧ-1, и один с БЧ-4), все отличники боевой и политической подготовки, захватили ночью арсенал и хотели поднять на корабле пиратский флаг. Все закончилось быстро. Они поссорились и перестреляли друг друга. В результате – двое убитых, один раненый, один в психушке. Командиром корабля тогда был капитан 3-го ранга Поконин. А командиром 193-й бригады противолодочных кораблей был капитан 1-го ранга Волк Юрий Терентьевич. Суровый человек, но опытный моряк. За события на СКР-74 комбрига сняли с должности и назначили на Камчатку с понижением. Сторожевой корабль СКР-74 был заложен в Калининграде и в 1957 году зачислен в списки кораблей ВМФ, спущен на воду 27.7.1957, вступил в строй 26.11.1957. Его служба проходила в составе Балтийского, потом Северного флотов. А осенью 1959 года он перешел на ТОФ. В июне 1988 года СКР-74 был исключен из состава ВМФ в связи со сдачей в ОФИ для разоружения, демонтажа и реализации.

9.2. Протест против атомной бомбы

Расскажем еще о необычном протесте военных моряков. При появлении атомного оружия наиболее многочисленным классом кораблей в отечественном флоте были подводные лодки. В условиях ядерной войны подлодки, находящиеся под толщей воды, имели бы явное преимущество перед надводными кораблями. Поэтому, естественно, командование ВМФ хотело в первую очередь иметь атомное оружие на подводных лодках. Боевые зарядные отделения (БЗО) торпед были несопоставимо меньше авиационных атомных бомб. Например, первая американская бомба имплозивного типа («Толстяк») имела диаметр полтора метра, в то время как у торпед он был в три раза меньше. В этом заключалась трудность перехода от авиационной атомной бомбы к ее морскому варианту. И преодолеть ее хотели разными путями.

Разработчики ядерных зарядов предлагали увеличить размеры торпеды, а специалисты флота – уменьшить размеры заряда и иметь его хотя бы малой мощности. В связи с этим и появились два проекта торпедного оружия с ядерными боеприпасами.

Инициатором первого проекта выступил В.И. Алферов, деятельность которого в разное время была связана с Военно-морским флотом, Наркоматом судостроительной промышленности и Министерством среднего машиностроения. Во флоте он прослужил от командира торпедного катера до заместителя начальника Научно-исследовательского минно-торпедного института в Ленинграде. В системе Наркомата судостроительной промышленности Алферов работал директором крупного торпедного завода № 182 (позднее «Дагдизель») в Махачкале и заместителем начальника Научно-технического комитета в Наркомсудпроме. Перейдя во вновь организованное 1-е Главное управление Совета министров СССР, капитан 1-го ранга В.И. Алферов был назначен в КБ-11 и принимал самое активное участие в создании первой атомной бомбы, будучи заместителем главного конструктора, разрабатывавшим схему и приборы системы подрыва ядерного заряда.

Работу в Министерстве среднего машиностроения он закончил в звании контр-адмирала и должности заместителя министра, отвечавшего за разработку ядерного оружия. Но это произошло позже, в 1968 году. Авторитет В.И. Алферова в промышленности позволил ему сразу же после испытания первой водородной бомбы быстро организовать разработку сверхбольшой торпеды Т-15 под водородный заряд.

В Военно-морском флоте отношение к Алферову было крайне негативным после его письма Л.П. Берии и Н.А. Булганину о якобы незаконной передаче союзникам во время войны документации на авиационную торпеду 45-36АВ-А (авиационная высотного торпедометания – Алферова). Именно это письмо послужило поводом для известного несправедливого суда над адмиралами Н.Г. Кузнецовым, Л.М. Галлером, В.А. Алафузовым и Г.А. Степановым.

Так вот. По режимным соображениям, а также с учетом сложившихся личностных отношений торпеда Т-15 сначала разрабатывалась без участия Военно-морского флота. О ней 6-й отдел ВМФ узнал через проект первой атомной подводной лодки, главным конструктором которой являлся В.Н. Перегудов. Предполагаемое вооружение атомной лодки стало известно флоту только в декабре 1953 года после утверждения тактико-технических данных эскизного проекта 627. Оно сильно удивило моряков. Размещение одного громадного торпедного аппарата в первом отсеке фактически вытесняло традиционное торпедное вооружение. Торпедный аппарат для сверхторпеды размещался в диаметральной плоскости и повлиял на конфигурацию носа лодки. Вместо заостренной штевневой формы впервые была принята носовая оконечность сферической формы. Длина торпедного аппарата составляла более 22 % общей длины лодки.

А в конце того же 1953 года 6-й отдел ВМФ выдал промышленности (через 6-е управление МО) тактико-техническое задание (ТТЗ) на атомное боевое зарядное отделение (БЗО) корабельной торпеды калибра 533 мм с повышенной дальностью хода.

После этого в разработке одновременно оказались две торпеды: «большая» – калибра 1550 мм (алферовская) и «малая» – калибра 533 мм, соответственно с термоядерным и атомным зарядами. Первая – по инициативе Минсредмаша, вторая – флота.

Военно-морской флот стал возражать против большой торпеды, тем не менее именно она вошла не только в эскизный, но и в технический проект 627 (1954 г.). В техпроекте вооружение атомной подводной лодки опять состояло из одной большой торпеды, предназначенной главным образом для стрельбы по портам и базам, и двух торпед с обычными БЗО для самообороны (все торпеды электрические). А чем же стрелять по кораблям в ордере? Кроме того, весьма сомнительной была возможность подойти на дистанцию выстрела к военно-морской базе противника. Для ядерного боеприпаса больше подходили не малоэнергетичные электроторпеды, которые разрабатывались в то время с аппаратурой самонаведения, а прямоидущие дальноходные торпеды. ВМФ выдал ТТЗ на атомное БЗО именно к такому типу торпед.

Протесты военных моряков против торпеды Т-15 увенчались успехом. Официальные возражения против большой торпеды Т-15 Военно-морской флот изложил в заключении по техническому проекту 627. Взамен одного колоссального торпедного аппарата предлагалось установить аппараты традиционного калибра. В откорректированном в 1955 году техническом проекте вместо трех торпед (из них одна Т-15) боекомплект торпед составил 20 единиц при восьми 533-мм. торпедных аппаратах, что вполне удовлетворило моряков. Только после этого были прекращены работы над торпедой Т-15.

Завершая этот рассказ, заметим: первый ядерный боеприпас для торпедного оружия в СССР создали на два года раньше, чем в США. Выходы в море кораблей с ядерными торпедами разрешили в середине 1962 года. Таким образом, от первого подрыва ядерного заряда торпеды до первого выхода на боевую службу подводных лодок прошло всего лишь десятилетие освоения промышленностью и флотом морского ядерного оружия.

9.3. Военные моряки в «покушении» на Н.С. Хрущева

На Черном море случился громкий скандал. Произошел он под конец всем надоевшего хрущевского правления, поэтому в народном сознании этот случай ассоциировался с заранее подготовленным «покушением». Упорно ходил слух, что, мол, один морской офицер, подводник, возмущенный тем, что Хрущев отдал приказ резать боевые корабли на металлолом, решил отомстить самодуру за разваленный военно-морской флот. Во время последнего отпуска Хрущева этот офицер, командовавший подводной лодкой на Черном море, выследил катер, на котором Хрущев совершал морскую прогулку, и прошил днище судна. В образовавшуюся пробоину хлынула вода. Катер затонул, подводная лодка ушла на глубину, а затем благополучно вернулась на свою базу. Хрущеву чудом удалось спастись – его подобрал вертолет, который барражировал вдоль прогулочного маршрута катера. Командир подводной лодки, узнав, что Хрущева спасли, пустил себе пулю в лоб.

На самом деле все было так. Действительно, катер с Хрущевым на борту во время одной из морских прогулок на полном ходу налетел на какой-то твердый предмет. В днище судна образовалась огромная рваная пробоина, в которую хлынула вода. Но ее тут же откачивала мощная помпа, благодаря чему катер удерживался на поверхности. Экипаж проявил исключительное умение, благодаря чему судно самостоятельно пришвартовалось к пристани. Все пассажиры, включая Никиту Сергеевича, благополучно сошли на берег.

Что же это был за предмет, о который распорол брюхо прогулочный катер?

Перископ подводной лодки. Да, да. Именно подводной лодки. Стало быть, слухи о безумном таране офицера-подводника не миф? Нет. Миф. Расследованием установлено, что причиной ЧП стало чрезмерное любопытство капитана 2-го ранга Владимира Орлова. Так звали командира-подводника, который, решив посмотреть, что это за надоедливые шумы винтов не дают ему покоя, подвсплыл, но не сумел вовремя убрать перископ. Тот, словно гарпун, и прошил дно суденышка с вельможным пассажиром. Это были халатность, разгильдяйство, несогласованность, но никак не попытка покушения.

А вот в другом случае военные моряки предотвратили террористическую акцию подводных аквалангистов против советского крейсера, на борту которого находился Н.С. Хрущев. 15 апреля 1956 года отряд кораблей Балтийского флота в составе крейсера «Орджоникидзе» и эскадренных миноносцев «Смотрящий» и «Совершенный» покинул порт Балтийск и взял курс к берегам Англии. На борту крейсера находились первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев, председатель Совета министров СССР Н.А. Булганин, члены правительственной делегации, известный авиаконструктор А.Н. Туполев и мало кому известный в то время академик-атомщик И.В. Курчатов.

Этот поход знаменателен тем, что тогда впервые в истории советского Военно-морского флота на боевом корабле доставлялась правительственная делегация такого высокого уровня в иностранное государство. 17 апреля крейсер находился в Северном море – это был день рождения Хрущева (ему исполнилось 62 года). На юте корабля проходила церемония поздравления юбиляра. На следующий день отряд кораблей уже ждал Портсмут – главная база военно-морского флота Великобритании. Во время стоянки в Портсмуте произошел инцидент, который потом стал широко известен как «дело Крэбба». Ранним утром 19 апреля вахтенный на баке одного из советских эсминцев увидел, как у борта нашего крейсера всплыл человек в водолазном костюме и, пробыв на поверхности короткое время, вновь погрузился. Об этом немедленно было доложено командованию отряда. Возникло подозрение, что англичане пытаются провести тайный осмотр днища корабля. Не исключалась и диверсия – подрыв крейсера после выхода в открытое море. Поэтому срочно был проведн осмотр подводной части крейсера.

Вскоре командованию отряда советских кораблей стало известно, что исчез известный в британских ВМС подводный диверсант Лайонел Крэбб. Предполагалось, что он погиб. В то время, когда английский аквалангист пытался осуществить свою операцию под днищем крейсера, гребные винты корабля «случайно» провернулись. Спустя 14 месяцев обезглавленное тело подводного диверсанта вынесло на побережье Чичестера. Уже после распада СССР появилось много версий и самых невероятных предположений. Так, в одной из московских газет было опубликовано небольшое сообщение о том, что Крэбб был… советским разведчиком и на крейсере вернулся в Советский Союз. А в книге «Сто великих загадок XX века» утверждалось, что советские аквалангисты пленили англичанина, на борту крейсера его тайно вывезли в СССР, где он стал тренером советских подводников.

В ноябре 2007 года по телевидению был показан фильм «Откровения морского дьявола». В фильме давалась новая трактовка событий, об этом рассказывал их участник Эдуард Кольцов. По его словам, после того как акустик крейсера обнаружил подозрительный объект под днищем корабля, Кольцову было поручено совершить погружение и действовать по обстоятельствам. Когда он спустился в воду, то вскоре заметил силуэт человека в легководолазном костюме, который устанавливал мину на правом борту – там, где находятся зарядные погреба. Соблюдая осторожность, он приблизился к водолазу и перерезал ему дыхательное устройство, затем ударил в горло. Труп пловца унесло течением, а мину советский аквалангист перенес в угол пирса. За этот подвиг Эдуард Кольцов, как утверждал он сам, получил орден Красной Звезды…

Интерес к новейшему советскому крейсеру «Орджоникидзе» британская разведка проявила из-за следующего обстоятельства. Еще в 1955 году на военно-морской базе Портсмут находились с дружественным визитом советские крейсеры «Свердлов» и «Александр Невский». В сторону Портсмута корабль «Свердлов» в сопровождении двух эсминцев двигался по проливу Бельт в условиях густого тумана. Однако в какой-то момент крейсер вышел из строя, отклонился от глубоководного фарватера и на полном ходу пересек песчаную отмель глубиной всего около четырех метров, после чего вернулся в строй. Этот факт вызвал удивление у персонала радарных постов наблюдения НАТО. Маневр был принят за секретные испытания новейшего крейсера, максимально приближенные к условиям боевого прорыва советских крейсеров-рейдеров в Атлантику из Балтийского моря. Британское командование приняло решение при первой возможности осмотреть днище советского крейсера при помощи пловцов. И такая возможность представилась в апреле 1956 года. А вот для чего на самом деле Крэбб нырял под киль советского крейсера с Хрущевым на борту, об этом, возможно, люди узнают лишь в 2057 году. Такое решение приняло правительство Британии, засекретив на сто лет архивные данные по делу таинственно исчезнувшего аквалангиста Лайонела Крэбба.

9.4. Восстание на БПК «Сторожевой»

Безусловно, главным протестным событием в советском Военно-морском флоте был бунт на большом противолодочном корабле (БПК) «Сторожевой» Балтийского флота в 1975 году. Об этом событии известно и написано достаточно много.

Руководителем выступления против брежневского режима тогда был капитан 3-го ранга Валерий Михайлович Саблин.

Осенью 1975 года после выполнения задач боевой службы БПК «Сторожевой» был направлен на плановый ремонт в Лиепаю (Латвия). В связи с чем весь штатный боекомплект к мощному вооружению корабля (за исключением стрелкового оружия для экипажа) был сдан на временное хранение в береговые склады. Но перед постановкой в ремонт корабль получил приказ принять участие в военно-морском параде в Риге, посвященном 58-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Некоторые офицеры корабля (в том числе старший помощник командира капитан-лейтенант Новожилов) ушли в отпуск. 6 ноября 1975 года «Сторожевой» прибыл на рейд Риги и стал на указанную ему швартовую бочку, где он должен был находиться до утра 9 ноября, после чего следовать в Лиепаю на ремонт.

Капитан 3-го ранга Валерий Саблин, заместитель командира по политической части БПК «Сторожевой», протестуя против тогдашнего режима, в ночь с 8 на 9 ноября 1975 года арестовал командира корабля, самовольно снялся с рейда в Риге и повел корабль в Ленинград, чтобы выступить по телевидению и призвать советский народ к бессрочной забастовке. Верховный главнокомандующий Л.И. Брежнев, выслушав доклад министра обороны, принял решение поднять в воздух авиацию. Самолеты нанесли бомбовые удары по курсу корабля. Он застопорил машины. Мятежников арестовали, и началось следствие. Военной коллегией Верховного суда СССР, заседавшей с 6 по 13 июля 1976 года, Саблин В.М. был признан виновным по пункту «а» статьи 64 УК РСФСР (измена Родине) и приговорен к смертной казни. Расстрелян он 3 августа 1976 года в Москве.

В нарушение действующей Конституции СССР партийное руководство КПСС с момента ареста уже приговорило В.М. Саблина к расстрелу. Это подтверждает записка № 408-А от 18.2.76 г. в ЦК КПСС, подписанная председателем КГБ Ю. Андроповым, министром обороны Гречко, генеральным прокурором Руденко и председателем Верховного суда СССР Смирновым. Много лет она хранилась в знаменитой «Особой папке» ЦК КПСС в архиве генсеков и лишь недавно была обнародована. В этом документе действия Саблина 8—9 ноября 1975 года еще до суда были квалифицированы как измена Родине. На полях записки четко видны росписи Брежнева, Суслова, Пельше и других членов Политбюро. Все высказались за смертную казнь Саблину.

И только13 июля 1976 года состоялось заключительное закрытое заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, которая приговорила В.М. Саблина, 1939 года рождения, к смертной казни. С лишением воинского звания и государственных наград.

Всю вину за случившееся Саблин сразу же взял на себя, не назвав никого в качестве сообщников. Обвинения в измене Родине и попытке угнать боевой корабль за границу Саблин категорически отверг. Он явно не ожидал смертного приговора. Поданное им прошение о помиловании почти сразу же было отклонено. Родным Саблина только через восемь месяцев сообщили о его смерти. В это время уже не было в живых преждевременно скончавшегося отца, а смертельно больная мать была прикована к постели.

Принимавший наиболее активное участие в восстании 23-летний матрос Александр Шеин был приговорен к 8 годам лишения свободы. В отношении еще 6-ти офицеров и 11-ти мичманов были возбуждены уголовные дела, однако они были оправданы, хотя многие из них были подвергнуты взысканиям по служебной и партийной линиям. В 1994 г. Военная коллегия Верховного суда РФ пересмотрела дело Саблина «с учетом новых обстоятельств» и переквалифицировала его с «измены Родине» на статьи о воинских преступлениях (превышение власти, неповиновение и сопротивление начальству), по которым изменила приговор Саблину на 10 лет лишения свободы. При этом было указано, что полной реабилитации Саблин и его соратник матрос Александр Шеин не подлежат, так как они совершили уголовное преступление – самовольный угон военного корабля.

О взбунтовавшемся замполите на советском военном корабле по решению партийно-государственного руководства СССР никто из рядовых граждан не должен был ничего знать. И это указание старательно выполнялось соответствующими советскими органами, бдительно охранявшими существовавшую в то время государственную систему. Вокруг всего, что было связано с событиями на «Сторожевом», была создана плотная стена секретности.

О самом Саблине В.М. еще будет идти речь в нашей книге. А сейчас продолжим рассказ о том, как шло «восстание» на БПК «Сторожевом».

Как бунтовал «Сторожевой»

Справка. Корабль зачислен в списки кораблей ВМФ СССР 20 октября 1970 года. 20 июля 1972 года состоялась закладка корабля на судостроительном заводе «Янтарь» в Калининграде. 21 марта 1973 года состоялся спуск на воду, 30 декабря того же года вошел в строй. 7 декабря 1974 года вошел в состав Балтийского флота. После подавления бунта в 1975 году экипаж был расформирован, а корабль через Атлантику, Индийский и Тихий океаны отправлен во Владивосток. Название не менялось. С 1996 года «Сторожевой» стоял и разбирался у причала «Дальзавода» во Владивостоке. 13 октября 2002 года на БПК был спущен флаг, а корабль выведен из состава Тихоокеанского флота и продан в Индию на металлолом.

Итак, БПК «Сторожевой» прибыл в Ригу для участия в параде по случаю 58-й годовщины Великой Октябрьской революции, после чего должен был уйти на ремонт в Лиепаю. Около 19.00 8 ноября 1975 года (спустя ровно 70 лет после восстания на крейсере «Очаков») заместитель командира корабля по политической части капитан 3-го ранга Саблин спровоцировал бунт на корабле. Обманным путем, вызвав командира корабля капитана 2-го ранга Потульного А.В. в гидроакустический пост, закрыл его на замок и выставил для охраны вахтенного старшего матроса Шеина, вооружив его своим пистолетом (без патронов). В помещении Потульный нашел письмо оставленное Саблиным, где объяснялись мотивы его выступления: «…мы не предатели Родины, а наше выступление носит чисто политический характер. Надо разбудить народ от политической спячки!..»

Таким образом, Саблин самопроизвольно арестовал командира корабля и захватил управление «Сторожевым». Затем он собрал 13 офицеров и 13 мичманов в мичманской кают-компании. Он объявил им, что руководство страны отошло от ленинских принципов, из-за чего в стране процветает бюрократизм, использование служебного положения в личных целях. Народ живет хуже год от года, а посему предлагалось совершить переход корабля в Ленинград, где поставить его рядом с символом революции крейсером «Аврора» (как вариант – перейти в Кронштадт). На вопрос, как эти взгляды увязываются с его партийностью, Саблин ответил, что вышел из партии и не считает себя связанным с нею (это был обман, официально он продолжал быть членом КПСС). Когда его спросили, где командир корабля, он заявил, что командир находится в каюте и обдумывает его предложения (это тоже был обман; командир был арестован и заперт в помещении под охраной сообщника). Саблин предложил мичманам и офицерам с помощью черных и белых шашек проголосовать по поводу его соображений. Только три офицера не возражали. Не разделившие взгляды замполита офицеры и мичманы были «изолированы в двух отдельных помещениях».

После окончания просмотра фильма (совсем не «Броненосец «Потемкин», как пишут многие) в 21.40 по сигналу «большой сбор» матросы и старшины выстроились на нижней артиллерийской палубе, в корме корабля. К ним с краткой речью обратился Саблин. Он объявил, что большинство офицеров на его стороне (это был очередной обман, потому что на самом деле было меньшинство) и предложил экипажу также поддержать его. Он говорил о коррупции в верхах, о том, что власти транжирят национальные богатства России, разоряют страну и народ, о необходимости смены руководства. Саблин призвал команду выступить против несправедливых порядков в государстве и довел до моряков план действий: «Сторожевой» идет в Ленинград с тем, чтобы в телевизионном обращении призвать к исправлению допущенных ошибок. Выступление «Сторожевого», по его планам, должно было быть поддержано на Ленинградской военно-морской базе, простыми ленинградцами, а затем и всей страной. В заключение выступления Саблин подчеркнул добровольность участия членов экипажа в походе: «Те, кто не хочет принять в нем участие, может сойти на берег на корабельном катере». Не весь личный состав корабля поддался на агитацию Саблина, о чем свидетельствуют попытки отдельных матросов, старшин и офицеров освободить командира и захватить Саблина еще в начале событий. Но эти попытки были предотвращены сторонниками Саблина.

Более подробное обращение Саблина было записано на магнитофонную ленту и несколько раз за ночь передано по внутрикорабельной трансляции. Вот ее фрагмент: «Напряженно и долго думая о дальнейших действиях, принял решение: кончать с теорией и становиться практиком. Понял, что нужна какая-то трибуна, с которой можно было бы начать высказывать свои свободные мысли о необходимости изменения существующего положения дел. Лучше корабля, я думаю, такой трибуны не найдешь. А из морей лучше всего – Балтийское, так как находится в центре Европы. Никто в Советском Союзе не имеет и не может иметь такую возможность, как мы, – потребовать от правительства разрешения выступить по телевидению с критикой внутреннего положения в стране… Наша цель – поднять голос правды… Наш народ уже значительно пострадал и страдает из-за своего политического бесправия… Только узкому кругу специалистов известно, сколько вреда принесло и приносит волюнтаристское вмешательство государственных и партийных органов в развитие Вооруженных Сил и экономику страны, в решение национальных вопросов и воспитание молодежи… Предполагается, что, во-первых, нынешний госаппарат будет основательно очищен, а по некоторым узлам – разбит и выброшен на свалку истории, так как глубоко заражен семейственностью, взяточничеством, карьеризмом, высокомерием по отношению к народу. Во-вторых, на свалку должна быть выброшена система выборов, превращающая народ в безликую массу. В-третьих, должны быть ликвидированы все условия, порождающие всесильность и бесконтрольность государственного и партийного аппарата со стороны народных масс… Мы твердо убеждены, что необходимость изложить свои взгляды на внутреннее положение в стране, причем чисто критического плана по отношению к политике Центрального Комитета КПСС и Советского правительства, имеется у многих честных людей в Советском Союзе…»

На самом деле всего трое были посвящены в планы Саблина и являлись его действительными сторонниками: мичманы Виктор Бородай, Валерий Величко и старший матрос Александр Шеин.

Предполагалось объявить БПК «Сторожевой» независимой территорией, от имени экипажа потребовать у руководства партии и страны предоставить ему возможность выступлений по центральному телевидению с изложением своих взглядов. Обращение к советскому народу было записано на магнитофонную пленку и непрерывно передавалось по корабельной трансляции: «Всем, всем, всем! Нет смысла доказывать, что в настоящее время слуги общества уже превратились в господ над обществом. На этот счет каждый имеет не один пример из жизни. Мы наблюдаем игру в формальный парламентаризм при выборах в советские органы и в исполнении Советами своих обязанностей. Практически судьба всего народа находится в руках избранной элиты в лице Политбюро ЦК КПСС…»

Планы Саблина нарушил командир электротехнической группы корабля старший лейтенант Фирсов (он же неосвобожденный секретарь комитета комсомола корабля), которому удалось незаметно покинуть «Сторожевой» и добраться до стоявшей на рейде подводной лодки Б-49. Фирсов доложил оперативному дежурному о ситуации на корабле, тем самым лишив Саблина преимущества по времени. Ведь все знали, что БПК должен отправиться на ремонт, и выход корабля из порта, как предполагал Саблин, мог не вызвать никаких подозрений. После бегства Фирсова рассчитывать на это он уже не мог, и поэтому начал действовать немедленно. Кроме того, на самом «Сторожевом» один из младших офицеров передал по радио сигнал тревоги. Поэтому ночью 9 ноября Саблин срочно вывел корабль из порта и направил его к выходу из Рижского залива. Снявшись с якоря, БПК «Сторожевой» вышел из строя кораблей парада, чудом развернулся в узкой реке и в 2 часа 50 мин. 9 ноября (в сопровождении пограничных катеров) вышел из Риги в Рижский залив, взяв курс к Ирбенскому проливу (расположен между латвийским берегом материка и южной оконечностью о. Сааремаа, соединяя Рижский залив с Балтийским морем). Экипаж «Сторожевого», несмотря на отсутствие ряда ключевых офицеров и старшин, действовал четко и слаженно, обеспечивая кораблю непростое маневрирование в темноте по руслу реки. На запрос пограничников, переданный светограммой (ратьером), о цели выхода корабля в море был получен ответ: «Мы не изменники, идем в Кронштадт».

Впоследствии суд, отрабатывая по указанию сверху версию измены Родине, обвинил Саблина в том, что раз он вел «Сторожевой» на выход из Рижского залива через Ирбенский пролив (т.е. на северо-запад), то, следовательно, держал курс на Швецию. Действительно, теоретически кратчайшее направление на Кронштадт – строго на восток, через Моондзундский пролив. Но практически этот курс был весьма опасен для такого крупного корабля, каким был «Сторожевой», из-за узких мест, мелей и банок у сотен островов Моондзундского архипелага. К тому же на корабле не было штурмана. Его обязанности, как и отсутствовавшего старпома, исполнял сам Саблин. Не было на «Сторожевом» и необходимых для прохода Моондзундским проливом специальных навигационных документов. К тому же Саблин знал, что его корабль во время плавания по этому маршруту вполне могла обстрелять береговая артиллерия, а также береговые ракетные установки. Да и остановить корабль в узких местах, перегородив ему путь другими кораблями, было несложно. Поэтому Саблин избрал курс из Рижского залива на Кронштадт на cеверо-запад через Ирбенский пролив – в открытое море, по рекомендованному для таких кораблей фарватеру.

С корабля в эфир понеслись радиограммы в адрес советских и партийных органов, что «Сторожевой» идет в Неву к стоянке «Авроры». К 8.00 9 ноября, когда «Сторожевому» оставалось около 18 часов хода до Кронштадта, на корабль посыпались одна за другой телеграммы от командующего Балтийским флотом, главкома ВМФ, министра обороны с категорическим требованием вернуться на рейд Риги. «Сторожевой» не отвечал на вызовы по радио. Руководство страны долго не могло поверить, что на корабле действительно произошел мятеж. Вышедшие вслед за БПК пограничные корабли потребовали остановиться, в ответ со «Сторожевого» передали семафором: «Друг! Мы не изменники Родины!» Пограничники не решились открыть огонь, «Сторожевой» продолжил свой путь. На корабле был поднят «флаг грядущей коммунистической революции». Однако флотское командование опасалось, что на самом деле корабль уйдет в Швецию. Поэтому была начата масштабная операция по его перехвату. Вдогонку было брошено 9 кораблей береговой охраны и Балтийского флота.

Около трех часов ночи 9 ноября был поднят по боевой тревоге 668-й бомбардировочный полк, базирующийся на аэродроме Тукумс в двух десятках километрах от Юрмалы. «Вводная» звучала так – условный противник вторгся в территориальный воды СССР. На вооружении полка были устаревшие к тому времени фронтовые бомбардировщики Як-28, однако они были подготовлены к нанесению авиационных ударов ночью в сложных метеорологических условиях. Взлетели самолеты-разведчики. В воздух поднялся весь полк! К 9 часам утра «Сторожевой» прошел Ирбенский маяк. В ходе поиска «Сторожевого» один из бомбардировщиков по ошибке атаковал и повредил советский сухогруз, шедший из Вентспилса в Финляндию. Вообще, вылет бомбардировщиков был организован неудачно, за что почти весь руководящий состав авиадивизии и авиаполка получил предупреждение о неполном служебном соответствии от имени главнокомандующего ВВС.

Но после нескольких бомбовых ударов в непосредственной близости от «Сторожевого» члены экипажа, утратив надежду на благополучный исход восстания, освободили командира, который прострелил Саблину колено (это был единственный выстрел на «Сторожевом») и вновь взял командование кораблем на себя. У «Сторожевого» заклинило руль, корабль стал описывать циркуляцию. БПК застопорил ход, тут же к нему подошли корабли, на борт была высажена морская пехота. Экипаж не оказал сопротивления. В 10.32 на КП флота поступила телеграмма от командира «Сторожевого»: «Корабль остановлен. Овладел обстановкой. Жду указаний командующего флотом». В уголовном деле указывалось: «В 10 часов 32 минуты 9 ноября 1975 года преступные действия Саблина и его пособника Шеина силами Военно-морского флота СССР и экипажа “Сторожевого” были пресечены, корабль остановлен в Балтийском море в 21-й миле от советской государственной границы и на расстоянии 50 миль от территориальных вод Швеции».

Корабль отбуксировали на якорную стоянку у полуострова Сырве, южной оконечности острова Сааремаа, где был снят с борта и арестован весь экипаж «Сторожевого». Позже комиссия под председательством главкома ВМФ установит, что никакого восстания не было, а были неосознанные действия людей, поддавшихся на демагогическую агитацию Саблина. Но, видимо, это не совсем точно. Потому что среди экипажа как минимум был один человек, который осознанно поддерживал действия мятежного Саблина и остался верен ему до конца. Это старший матрос Александр Шеин.

Сподвижник Саблина – Александр Шеин

Александр Николаевич Шеин родился в городе Рубцовске Алтайского края 7 марта 1955 года. В апреле 1969 года переехал с семьей в Тольятти, где окончил восемь классов. Поступил сборщиком на Волжский автозавод. Осенью 1971 года пошел в школу рабочей молодежи, где закончил десять классов. На заводе с ним произошел неприятный случай. Откликнувшись на просьбу знакомого, Александр вынес с завода несколько амортизаторов. Был осужден на один год условно. Признавал свою ошибку и ни от кого не скрывал этого факта. В мае 1973 года был призван на Балтийский флот. После учебного курса в октябре того же года прибыл на БПК «Сторожевой». На корабле он заведовал ленинской каютой, был штатным киномехаником, корабельным художником и руководителем самодеятельного ансамбля. Неоднократно поощрялся командованием.

Единственный, кто остался верным Саблину после бунта на БПК «Сторожевой», был А.Н. Шеин. На следствии он «не сдал» своего замполита. Все остальные отреклись от него. Александру было 20 лет. Разделял ли он политические убеждения Саблина, или просто наивно поддался на его агитацию, трудно сказать. Как штатный библиотекарь и киномеханик корабля он подчинялся непосредственно Саблину и находился с ним в постоянном общении. Видимо, это их сблизило, и Саблин доверился Шеину и обсуждал с ним свои политические идеи и взгляды. Шеин оказался и единственным из членов экипажа «Сторожевого», кроме Саблина, кто был осужден и получил за измену Родине 8 лет тюрьмы. Этот срок он полностью отсидел. Честный молодой парень, «упертый» в своей прямоте.

Именно старшему матросу Александру Шеину, полностью разделявшему убеждения и действия мятежного политработника, Саблин вручил свой пистолет и поставил охранять арестованного командира корабля 8 ноября 1975 года. Шеин вспоминал позднее о выступлении Саблина 8 ноября 1975 года перед экипажем корабля:

«После его выступления началось всеобщее воодушевление. То, о чем мы толковали меж собой в курилках, вдруг прозвучало во всеуслышание. Это было как праздник. Чувство достоинства пробудилось в каждом. Мы людьми себя почувствовали». И еще: «Почти все матросы поддержали нас, офицеры и часть старшин отказались, они особо и не высказывали свои мысли, скорее всего, трусили. Мы им предложили перейти в кубрики корабля, где их и закрыли. Один из механиков, секретарь комитета комсомола Фирсов, перебрался на борт стоящей рядом подводной лодки и продал нас. Поэтому уже все знали еще до нашего отхода из бухты о действиях экипажа».

После недолгого следствия в деле мятежного корабля остались только двое: Валерий Саблин и старший матрос Александр Шеин. Оба были помещены в разные камеры Лефортово. Родственники вспоминают, что Саблин и Шеин были сильно избиты. Саблин брал всю вину исключительно на себя, спасая свою команду. Всех отпустили. Кроме Шеина, который вину не признал, сказав, что за Саблиным пошел сознательно, полностью разделял и разделяет его взгляды. Шеин рассказывал, что у них даже в мыслях не было предать Родину и сбежать за границу. Они хотели идти в Ленинград, а если не получится – в Кронштадт. Но его заставили дать показания, что корабль должен был уйти в нейтральные воды. Эти показания сыграли свою чудовищную роль.

Но никакого угона судна за границу не было. Это полностью подтвердила Военная коллегия Верховного суда РФ в составе генерал-майора юстиции Л. Захарова, Ю. Пархомчука и В. Яськина, которая в 1994 году пересматривала дело Саблина/Шеина «в свете новых обстоятельств». Поэтому в обвинительном заключении Саблину и Шеину заменили 64-ю статью за измену Родине на статьи о воинских преступлениях: превышение власти, неповиновение и сопротивление начальнику.

Из уголовного дела: «Подсудимый Александр Шеин признан виновным в том, что, проходя срочную военную службу в качестве матроса на большом противолодочном корабле “Сторожевой”, с 8 на 9 ноября 1975 г. оказал пособничество подсудимому Саблину вступить насильственным путем в командование кораблем». Шеин был осужден к 8 годам лишения свободы с отбытием первых двух лет в тюрьме. В 1994 году общественность и родные В. Саблина и А. Шеина попытались начать борьбу за реабилитацию мятежного капитана и не предавшего его матроса. И дело было пересмотрено. С тем итогом, что все политические обвинения с них были сняты, зато выдвинуты новые – в воинском преступлении. С этим-то уже было трудно спорить. В результате чего расстрел уже казненному Саблину заменялся десятью годами тюрьмы, а отсидевшему восемь лет Шеину срок уменьшили до пяти лет. Вот такой получился поворот. Естественно, никакой компенсации за «лишние» три года тюрьмы матросу Шеину не установили….

Александр Шеин все свои осужденные годы за восстание на БПК «Сторожевой» провел в тюрьме КГБ в Лефортово, в Москве. Там он ремонтировал книги большой тюремной библиотеки. В ней хранились книги, изъятые у «врагов» советской власти, нередко представляющие собой несомненную историческую ценность. Сокамерники догадывались, что за человек Шеин. Его уважали, его слушались. Он был из «государственных», волею судьбы занесенных в этот уголок. У него был самый большой срок из всех, работающих на ремонте корпусов тюрьмы. До 1980 года он находился в тяжелой депрессии и нуждался в немедленной психологической помощи. Все его попытки получить разрешение уйти на зону оканчивались отказом. Но потом ему повезло: в Лефортовской тюрьме он встретил доброго человека, который помог ему выйти из состояния депрессии. У него открылся талант. Этот добрый человек учил его живописи, лепке, игре на гитаре. Он был очень способным учеником. Тонко чувствовал цвет. «Ломал» пальцы над тончайшими элементами. Цепко держался за форму. И Саша стал «оттаивать».

Дальнейшая судьба его складывалась тяжело. Из всех учебных заведений, куда пытался подать документы вернувшийся из тюрьмы бывший матрос Шеин, ему приходили четкие отказы. Без объяснения причин. Стабильно что-то не клеилось с работой, в городе Тольятти пробовал работать театральным художником. Не получилось. Очень неудачно женился, страдал, пил, – в общем, жизнь пошла под откос…

В одном из документальных фильмов о восстании на «Сторожевом» Саша Шеин делает следующий вывод: «Каждое общество нуждается в благородстве. Без него никакое общество не может развиваться. Саблин был именно таким благородным человеком». Фильм заканчивается словами: «Даже после своей смерти Саблин остается загадкой: как он, коммунист, решился выступить против государства». Но для любого человека, знакомого с историей СССР, наверное, в этом нет никакой загадки. Саблин не был отдельным индивидуумом. Но он был, конечно, человек особенный. Он один из плеяды революционных героев, которые боролись и погибли в борьбе, пытаясь спасти наследие Октября, вступив в борьбу с партийной бюрократией. При этом Саблин был не единственным честным коммунистом, выступившим в защиту ленинской политики. Таких безвестных героев были сотни и тысячи. И, скорее всего, сам Александр Шеин своим неординарным поступком тоже подтверждает это.

Литература

Анархисты: документы и материалы. 1883—1935 гг. М., 1999.

Архив русской революции: в 12 т. М., 1991.

Балтийские моряки в подготовке и проведении Великой Октябрьской социалистической революции: сб. документов. М., 1957.

Берх В.Н. Жизнеописания первых российских адмиралов или опыт истории российского флота. В 4-х частях. СПб., 1831—1836.

Близниченко С. Тридцатые роковые… / Красная звезда. 11.07.2007.

Брюханов В.А. Мифы и правда о восстании декабристов. М., 2005.

Вахрин С. Потомки остроклювого бога (Камчадалы). Петропавловск, 1997.

Великие тайны великих людей. М., 1998.

Веллер М.И. Махно. М., 2010.

Волков С.В. Офицеры флота и морского ведомства. Опыт мартиролога. М., 2004.

Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 1999.

Ворошилов К.Е. Из истории подавления кронштадтского мятежа / Военно-исторический журнал. № 3. 1961.

Воспоминания Бестужевых. СПб., 2005.

Граф Г.К. На «Новике». Балтийский флот в войну и революцию. СПб., 1997.

Давидсон А.В., Макрушин В.А. Облик далекой страны. М., 1975.

Певи Дж. Павел Дыбенко и мифы о 23 февраля 1918. Полюс мира, 2012.

Деникин А.И. Очерки русской смуты. М., 2013.

Документальный сборник: Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы. В 2-х книгах. М., 1999.

Доценко В.Д. Мифы и легенды Российского флота. СПб., 2002.

Дыбенко П.Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 1958.

Елизаров М.А. Левый экстремизм на флоте в период революции 1917 года и Гражданской войны: февраль 1917 – март 1921 гг. СПб., 2007.

Завалишин Д.И. Воспоминания. М., 2003.

Залесский К.А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. М., 2000.

Звенькович Н.А. Покушения и инсценировки: от Ленина до Ельцина. М., 1998.

Зенькович Н.А. Тайны уходящего века. М., 1998.

Звягинцев В.Е. Трибунал для флагманов. М., 2007.

Зонин С.А. Адмирал Л.М. Галлер. М., 1991.

Йосифова Б. Декабристы. М., 1983.

Карпущенко С. Беглецы. М., 1996.

Кацурагава Хосю. Краткие вести о скитаниях в северных водах («Хокусамонряку»). М., 1978.

Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. М., 1991.

Клоков А.В. Офицерский корпус в истории России XX века. М., 2003.

Колоницкий Б. Красные против красных. К 90-летию окончания Гражданской войны в России / Нева. № 11. 2010.

Коммунистический режим и народное сопротивление в России. 1917—1991. Сборник под редакцией Ю.М. Бошняк.

Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. Сборник. М., 1997.

Крыжановский Н.Н. Бунт на «Памяти Азова». «Морские записки». Т. 6—8, 1948, 1949.

Кузнецов М.Н. За что был расстрелян Кронштадт. СПб., 2001.

Кузнецов Н.Г. Крутые повороты: из записок адмирала. М., 1997.

Литвин А.Л. Красный и белый террор в России 1918—1924 гг. М., 2004.

Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. М., 2012.

Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб., 1900.

Мильбах В.С. Политические репрессии командно-начальствующего состава, 1937—1938 гг. Тихоокеанский флот. СПб., 2013.

Митюрин Д. Обыкновенное чудо Ледового похода. СПб., 2003.

Мордвинов В. Мятежи. М., 1996.

Морская авиация на службе флота. М., 2008.

Назаренко К.Б. Флот, революция и власть в России. 1917—1921. М., 2011.

Нарочицкая Н.А. Русский код развития. М., 2012.

Петраш В.В. Моряки Балтийского флота в борьбе за победу Октября. М., 1968.

Раскольников Ф.Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990.

Ратьковский И.С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году. СПб., 2006.

Роналд Конн. Толстиков Василий Сергеевич. М., 2013.

Российский Государственный Архив Военно-морского флота. Фонды Военно-морского революционного комитета, центральных комитетов флотов и флотилий, Кронштадтского, Севастопольского, Ревельского и Гельсингфорского Советов. Фонды Штаба Рабоче-Крестьянского Красного флота (РККА), Морского Генерального штаба, центральных комитетов Балтийского и Черноморского флотов.

Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке. М., 1948.

Савченко В.А. Авантюристы Гражданской войны. М., 2000.

Семанов С.Н. Кронштадтский мятеж. М., 2003.

Стариков Н.В. Геополитика. Как это делается. СПб., 2013.

Сысоев Н.Г. Жандармы и чекисты: от Бенкендорфа до Ягоды. М., 2002.

Тушков А.А. Флот России в годы Гражданской войны: историческое исследование. М., 2000.

Флеровский И.П. Большевистский Кронштадт в 1917 году. Л-д, 1957.

Чекуров М. Похождения Морица Беневского /Путешествие вокруг света. № 6. 2002. С. 8—9.

Черная книга коммунизма. М., 2001.

Черкашин Н.А. Адмиралы мятежных флотов. М., 2003.

Черкашин Н.А. Чрезвычайные происшествия на советском флоте. М., 2007.

Чернова О.В. Верные. О тех, кто не предал Царственных мучеников. М., 2010.

14 декабря 1825 года и его истолкователи. М., 1994.

Черушев Н.С., Черушев Ю.Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. М., 2012.

Шигин В.В. Мятежный «Сторожевой». Последний парад капитана 3-го ранга Саблина. М., 2013.

Шошков Е.Н. Наморси А.М. Щастный. СПб., 2001.

Эврич П. Восстание в Кронштадте. 1921 год. М., 2007.

Иллюстрации

«Здесь будет город заложен…» Художник Н.Ф. Добровольский

Мориц Август Бениовский. Неизвестный художник

Гвардейский экипаж в Париже. 1814 г. Художник И.В. Розен

Гвардейский экипаж в 1814 году на фрегате «Архипелаг».

Художник А.А. Тронь

Матрос Г. Вакуленчук

Лейтенант П.П. Шмидт

Броненосец «Потемкин», переименованный в «Святого Пантелеймона»

Линкор «Гангут»

Революционные матросы под знаменем с надписью «Смерть буржуям!»

Линейные корабли «Андрей Первозванный» и «Петропавловск» ведут огонь по мятежному форту «Красная Горка». 1919 г.

Художник Н.Е. Бубликов

П.Е. Дыбенко в годы Гражданской войны

Ф.Ф. Раскольников

Крейсер «Калинин»

Эсминец «Сокрушительный»

Офицеры БПК «Сторожевой» на Кубе

БПК «Сторожевой»

Оглавление

Авторское вступление

Глава I Феномен бунтующего военного моряка России

  1.1. Бунт на корабле

  1.2. Обзор главных бунтарских событий на российском флоте

  1.3. Почему военный моряк стал символом бунта в России?

  1.4. Бунт – интернациональная особенность военных моряков

Глава II Первый бунт на российском флоте (1771 год). Одиссея галиота «Святой Петр»

  2.1. Восстание на Камчатке и роль в нем военных моряков

  2.2. Одиссея восставшего галиота «Святой Петр»

Глава III Военные моряки-декабристы (Декабрьское вооруженное восстание 1825 года)

  3.1. Коротко о Декабрьском вооруженном восстании

  3.2. Участие военных моряков в восстании 1825 года

  3.3. Гвардейский морской экипаж в Декабрьском восстании

  3.4. Связь декабристов с известными адмиралами России

  3.5. Судьбы моряков-декабристов

Глава IV Мятежное десятилетие флота (1905—1915)

  4.1. Революционные бунты на российском флоте в 1905 году

  4.2. Бунты военных моряков в 1906—1907 годах

  4.3. Бунт на линкоре «Гангут» (1915)

Глава V Участие военных моряков в Великой российской революции 1917 года

  5.1. Военные моряки в революционных событиях февраля 1917 года

  5.2. Массовые убийства офицеров на флоте в 1917 году

  5.3. Бунтарские настроения на флоте (март – октябрь 1917 года)

  5.4. Военные моряки накануне революционных событий октября 1917 года

  5.5. Военные моряки в октябрьских событиях 1917 года

  5.6. Морской след Троцкого в истории России

Глава VI «Белые» и «красные». Флотская анархия (1918—1922)

  6.1. Обстановка и настроения на флоте в 1918—1920 годах

  6.2. Флот России, расколотый на «белых» и «красных»

  6.3. Флотская анархия в России (1917—1922)

  6.4. Как царские офицеры «сделали» советский флот

Глава VII Первые выступления военных моряков против советской власти (1919—1921)

  7.1. Восстание форта Красная Горка и батареи Серая Лошадь

  7.2. Восстание в Кронштадте (март 1921 года)

Глава VIII «Враги народа» в военно-морском флоте CCCР

  8.1. Кто такие «враги народа»?

  8.2. «Девятый вал» репрессий на флоте

  8.3. Конкретные «враги народа» среди военных моряков

Глава IX Протестные события в советском военно-морском флоте (1950—1990)

  9.1. Протестуют советские военные моряки

  9.2. Протест против атомной бомбы

  9.3. Военные моряки в «покушении» на Н.С. Хрущева

  9.4. Восстание на БПК «Сторожевой»

Литература

Иллюстрации Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg