«Искусство шпионажа: Тайная история спецтехники ЦРУ»

Искусство шпионажа: Тайная история спецтехники ЦРУ (fb2) - Искусство шпионажа: Тайная история спецтехники ЦРУ [litres] (пер. Владимир Иванович Алексеенко) 11472K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кит Мелтон - Роберт Уоллес - Генри Шлезингер

Роберт Уоллес, Кит Мелтон, Генри Шлезингер Искусство шпионажа: Тайная история спецтехники ЦРУ

Переводчик и консультант Владимир Алексеенко

Редактор Юлия Быстрова

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры С. Мозалёва, М. Миловидова

Компьютерная верстка A. Фоминов

Дизайн обложки А. Антюков

В книге использованы фото из архива К. Мелтона

Фото на обложке shutterstock.com

© Robert Wallace, H. Keith Melton, and Henry R. Schlesinger, 2008

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2017

Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).

* * *

Посвящается коллективам TSS, ТSD и OTS, которые служили своей стране с терпением, мужеством и честью, незаметно, без шума, обеспечивая разведку специальной техникой

Предисловие

7 сентября 2001 г., за несколько минут до появления в штаб-квартире ЦРУ, куда я ехал, чтобы прочесть доклад, посвященный 50-летию Оперативно-технической службы (OTS), я был вынужден вернуться в город на встречу. Слова об угрозе терроризма, которые я собирался сказать нескольким сотням офицеров OTS, собравшимся тем утром, оказались пророческими: 96 часов спустя «Аль-Каида» атаковала нашу страну. Эти слова актуальны и сегодня, когда Америка противостоит терроризму на всех континентах. В течение пяти десятилетий офицеры OTS, их удивительная специальная техника играли жизненно важную роль практически во всех крупных оперативных мероприятиях ЦРУ. По словам Джима Пэвита, заместителя директора по оперативной работе в период моего пребывания на посту директора ЦРУ, OTS «решала нерешаемые технические задачи».

OTS была создана в 1951 г., в начале холодной войны, для противодействия угрозе, которая значительно отличалась от того, с чем Америка сталкивается сегодня. На протяжении 50 лет OTS показывала великолепные результаты применения новой техники разведки в соответствии с потребностями каждой эпохи. Требовались ли для операций ЦРУ микрофотокамеры, аккумуляторы размерами с ноготь или проездные документы с уникальными оттисками печатей, OTS всегда волшебным образом выполняла запросы разведки.

В 1951 г. Соединенные Штаты и западная демократия схлестнулись в битве с идеологией наступающего коммунизма, которую исповедовал СССР со своим ядерным потенциалом. В те смутные времена руководители совсем еще молодого ЦРУ – директор Уолтер Смит, его заместитель Аллен Даллес и перспективный оперативный офицер Ричард Хелмс рассматривали специальную технику, как средство разведки для обеспечения решающего преимущества над Советским Союзом и его партнерами. Опираясь на опыт Второй мировой войны и работу в Управлении стратегических служб, они пришли к выводу, что лучшими были операции, в ходе которых технические специалисты взаимодействовали с оперативными офицерами. Они утвердили концепцию, которая была и простой и блестящей – для решения своих оперативных задач ЦРУ будет применять весь потенциал технических изобретений Америки, как созданных при участии государства, так достижений частных компаний. Именно на этой базе появилась легендарная OTS.

В этой книге рассказано, как на историю нашей разведки повлияла спецтехника и люди, ее создающие. Перед каждым директором ЦРУ стоит дилемма: как сохранить государственную тайну и удовлетворить право американского общества знать, что делает его правительство. Секретность – неотъемлемая часть профессии разведчика, и потому защита конфиденциальных источников и специальных методов – это священный долг каждого офицера ЦРУ. К сожалению, были случаи, когда из соображений секретности приходилось скрывать информацию, которая уже давно потеряла свою оперативную и политическую актуальность, но привлекала пристальное внимание общественности. Излишня секретность приводила к ошибкам в политических решениях, к спекуляциям касательно деятельности ЦРУ и к историческим заблуждениям. Для ЦРУ поддержание общественного доверия, ответственное и точное предоставление информации – разумный и необходимый шаг.

Тысячи книг и лент новостей о деятельности ЦРУ рассказывают, как правило, о больших технических проектах, таких как самолеты-разведчики U-2, спутники и перехват информации или о шпионах, которые работали на ЦРУ или против американских интересов. В этих материалах специальная техника как важнейший элемент агентурных операций часто закрыта от читателя драмой человеческих характеров. Слишком мало написано о том, как рождалась спецтехника, и о тех людях, которые ее создавали. В этой книге представлен великолепный исторический рассказ о вкладе в американскую разведку коллектива талантливых и разносторонних ученых, инженеров, мастеров, художников и техников. Это история слияния в ЦРУ технических инноваций с мастерством классического шпионажа и призыв к талантливой молодежи присоединиться к борьбе против новых врагов Америки.

Авторы этой книги были моими коллегами и друзьями на протяжении многих лет. В этой совместной работе по изучению истории разведки они использовали как оперативную практику, так и свой жизненный опыт. Во время моего пребывания на посту директора ЦРУ Роберт Уоллес возглавил OTS после 25 лет службы в качестве оперативного сотрудника и руководителя. На протяжении всей 32-летней карьеры он многократно награждался за свои успехи. Бизнесмен Кит Мелтон более 20 лет занимается историей ЦРУ. Он прекрасный лектор, автор бестселлеров, признанный в мире коллекционер и специалист по истории технических систем разведки.

Черновик моей речи от 7 сентября 2001 г. заканчивался словами: «XXI век будет ставить все больше задач для нашей разведки, и предстоящие годы станут испытанием для OTS». Через четыре дня эти испытания начались. После событий 9 сентября в ЦРУ снова обратились к техническим новинкам OTS, призванным выявлять и обезвреживать самых беспощадных врагов, действующих в информационной среде, созданной Интернетом и цифровыми технологиями. Книга подробно рассказывает об операциях периода холодной войны и мероприятиях против террористов, сурово предупреждает наших противников и поддерживает тех, кто ценит свободу и понимает, что победа будет за нами.

Джордж Тенет,директор ЦРУ в 1997–2004 гг.

Предисловие к российскому изданию

В большинстве зарубежных рецензий на данную книгу есть фразы: «Не пропустите этот труд, ничего подобного ранее не было написано!» Откуда такое единодушие? Что за причина, которая заставила ветеранов спецслужб и профессиональных историков высказываться столь категорично?

Среди профессий офицеров разведки есть одна уникальная, о которой действительно неизвестно ничего. Даже в шеститомном фундаментальном издании «Очерки истории российской разведки», созданном ветеранами ПГУ КГБ СССР под руководством генерала В. А. Кирпиченко, где можно найти все, оперативно-технической службе отведено всего полтора листа.

Как сотрудник этой службы с 20-летним стажем, работавший со спецтехникой по обе стороны Атлантики, я решился исправить это недоразумение, посвятив переводу и редактированию данной книги почти два года. Мне представляется, что практически все аспекты деятельности оперативно-технической службы ЦРУ совпадают с работой аналогичного подразделения советской разведки. Российские читатели теперь сами могут сделать вывод о том, насколько интересна и уникальна эта профессия, историей которой я занимаюсь уже как пенсионер.

Так случилось, что я оказался первым офицером-техником ПГУ КГБ, в руки которого попал фотоаппарат-зажигалка Т-100 (он детально представлен в нескольких главах), когда незадачливый агент ЦРУ потерял это секретное изделие на партийном собрании. Разбирая и собирая Т-100 перед отправкой в Центр, я, молодой офицер КГБ, вдруг обнаружил, что у специальных камер Комитета, который справедливо считался мировым лидером в оперативной фотографии в период холодной войны, имеется конкурент.

Книга показывает огромный технический потенциал, который специальные службы могут использовать в своей секретной деятельности, а также закрытый процесс разработки, поиска и создания уникальных устройств и систем, которые профессионалы называют «спецтехника». И, наверное, самыми интригующими в этой книге являются воспоминания ветеранов оперативно-технических служб США, организаторов и участников сложных и дерзких операций, проведенных в том числе в Москве в ходе противостояния советской контрразведке.

Ссылаясь на мнения ветеранов ЦРУ, авторы приводят в книге различные высказывания о деятельности КГБ, объективность которых, я надеюсь, читатель оценит сам.

Возможно, настала пора рассказать широкой аудитории о том, чем гордится история оперативно-технической службы советской разведки? Оставляю этот вопрос читателю, который всегда прав!

В. Н. Алексеенко,сотрудник оперативно-технической службы ПГУ КГБ в 1973–1992 гг.подполковник в отставке

Введение

В августе 1995 г. Дэвид Коэн, новый заместитель директора ЦРУ по оперативной работе, вызвал меня к себе. «Я хочу, чтобы вы взялись за руководство Оперативно-технической службой (Office of Technical Service – OTS) в Директорате науки и техники. – заявил Коэн. – Нам там нужен свой человек из Оперативного директората, и я думаю, что вы подходящий кандидат».

Коэн, возможно, намекал на то, что я обращался в программу космических полетов НАСА. Почти 25 лет я прослужил оперативным офицером ЦРУ, а в последние полтора года работал в подразделении ревизий. Мне стукнуло 51, и я уже не участвовал в оперативных мероприятиях разведки, занимаясь кадровыми и бюджетными вопросами. Все это настраивало меня на скорый выход на пенсию.

– Я никогда не работал в Директорате науки и техники. Я специалист по историко-политическим исследованиям оперативной деятельности. Вообще-то я парень с аналоговым мышлением, плохо знакомый с цифровым миром, и мне даже не приходилось менять масло в двигателе автомобиля, – возразил я Коэну.

– Мне известен ваш опыт, и думаю, вы справитесь, – Коэн не сомневался в том, что получит положительный ответ.

– Что ж, я согласен, но с трудом представляю себя среди других кандидатов.

– У нас есть другие кандидаты, но вы лучший. В OTS нам нужен человек из Оперативного директората, руководитель, который знает начальников оперативных подразделений и которому я доверяю. Почти два года вы занимались бюджетами подразделений Оперативного директората. Вы знаете всех руководителей, и они знают вас. И я хочу быть уверен в том, что техническая и оперативная службы ЦРУ эффективно взаимодействуют.

На этом разговор закончился. Раньше я работал с Коэном и помнил его нелюбовь ко всяким обсуждениям, когда решение уже принято. Не в первый раз Коэн направлял меня на работу, к которой я совсем не стремился и с которой вполне справились бы другие. В 1988 г. Коэн послал меня в большую резидентуру, а этого никогда не было в моих планах. Так я стал старшим офицером ЦРУ. Через три года Коэн приказал мне вернуться назад, в штаб-квартиру ЦРУ, чтобы руководить распределением ресурсов. Предыдущие 18 лет я провел в различных резидентурах, и теперь новая работа дала мне возможность познакомиться с ранее неизвестным миром многомиллиардных бюджетов и с руководством ЦРУ.

Через шесть недель после встречи с Коэном со мной побеседовали сначала исполнительный директор ЦРУ Нора Слаткин, а затем заместитель директора по науке и технике доктор Дэвид Рат, оба недавние назначенцы. Итак, я стал одним из руководителей OTS{1}. Очевидно, все согласились с Коэном, что для этой должности требовался, скорее, большой опыт оперативной и руководящей работы, чем техническая подготовка.

При входе в OTS меня приветствовал сотрудник Рой словами: «OTS – это своего рода американский Q (персонаж технического подразделения британской разведки в киноэпопее об агенте 007. – Прим. пер.), не смущаясь аналогией с помощником Джеймса Бонда. Свои первые 10 лет Рой провел в подразделении OTS, занимавшемся изготовлением удостоверений и документов для сотрудников ЦРУ. Такие «изделия» должны быть безупречны с точки зрения шрифта, цвета, дизайна и бумаги. Рой как заместитель по кадрам Роберта Мейнерса, директора OTS, счел нужным дать мне, новичку, небольшой инструктаж. «Только, в отличие от кино, если одна из наших виз в паспорте не проходит проверку на КПП службы иммиграции или один из наших тайниковых контейнеров случайно раскрывается и его содержимое вываливается, мы не сможем переснять эту сцену. Если людей арестуют из-за наших ошибок, они могут надолго попасть в тюрьму или вообще погибнуть».

Рой также пояснил, что американский Q состоял не только из одного научного гения или горстки эксцентричных изобретателей, как в фильмах о Бонде. В ЦРУ это был большой коллектив офицеров-техников, инженеров, ученых, специалистов, художников и социологов, работавших по всему миру и владевших различными смежными профессиями в оперативной сфере. Снабжая ЦРУ специальной техникой, OTS задействовала своих людей на каждом этапе, начиная от проектирования, разработки и тестирования до развертывания технических систем и дальнейшего их обслуживания в резидентурах.

«А теперь кое-что действительно важное, – продолжал Рой нарочито неторопливо. – Мы считаем себя в равной мере частью Оперативного директората и частью Директората науки и техники. Резидентуры и офицеры-агентуристы нуждаются в техническом обеспечении, и мы делаем все, что в наших силах. Когда мы находимся в резидентуре и участвуем в оперативном мероприятии, не возникает вопроса, для кого мы это делаем. Мы это делаем для резидентуры».

Рой объяснил, что офицеры-техники занимаются не только специальными средствами шпионажа. «Обычно мы как исполнители участвуем в операции вместе с офицером-агентуристом или агентом. Мы обучаем агентов, устанавливаем оборудование, проверяем системы и восстанавливаем поврежденную технику. Мы так же рискуем, как и оперативные сотрудники. Мы испытываем те же чувства, что и они, если задание выполнено или провалено. В течение своей карьеры сотрудник OTS привлекается к большему числу операций и встречается с бóльшим количеством агентов, чем многие оперативные офицеры».

Рой описал мне пять основных подразделений OTS, или групп, как они тогда назывались. Самой большой была группа COVCOM (Covert Communication), которая разрабатывала для агентов и офицеров разведки системы скрытой и безопасной связи. Тайнопись, ближняя агентурная связь, микрофотокамеры, специальные фотопленки, высокочастотные радиопередачи, спутниковая связь и микроточки – все это было в COVCOM. Вторая группа OTS создавала и устанавливала технику подслушивания, оборудование для перехвата телефонной связи и системы видеонаблюдения. Нередко сотрудники этого подразделения тратили на дорогу до 50 % своего времени, путешествуя из одной страны в другую, – туда, где в резидентурах требовалась их помощь. Третье подразделение было создано для специального обеспечения военизированных операций, включая совместное использование технических и научно-прикладных средств. Специалисты этого подразделения создавали датчики, системы слежения и системы специального назначения, учили особым приемам применения оружия, анализировали иностранное шпионское оборудование, выполняли оперативно-психологическую оценку. Рой пришел из четвертого подразделения, которое занималось «оперативным прикрытием» – изготовлением и подделкой документов. История подразделения уводит нас далеко в прошлое, ко временам Управления стратегических служб (УСС), предшественника ЦРУ. OTS, в свою очередь, окружали лаборатории по изготовлению электроники и камуфляжа, такие как, например, «Станция III», а также оперативные региональные базы ЦРУ в Южной Америке, Европе и Азии{2}.

Рассказ Роя расширил мои представления об OTS, полученные во время работы в оперативном, а потом в административном подразделениях ЦРУ. В течение двух лет, в начале 1990-х гг., я служил заместителем руководителя Программы неофициальных прикрытий (Non Official Cover – NOC). Мне приходилось взаимодействовать с офицерами OTS, которые в программе NOC обеспечивали оперативных сотрудников документами, техникой COVCOM, маскировкой, оперативными установками (особый вид деятельности спецслужб. – Прим. пер.) и камуфляжем. Это делалось для того, чтобы сотрудников программы NOC нельзя было идентифицировать как американских государственных чиновников. В этой программе OTS обеспечивала разведчиков оборудованием и документами, которые позволяли участникам NOC, тайно работавшим на ЦРУ, жить «обычной» жизнью бизнесменов, фотографов, ученых или торговцев рисом.

Ранее, работая в Административной службе ЦРУ, я сталкивался с OTS в период сокращения бюджета{3}. Начиная с 1991 г., после распада СССР, Административная служба решала непростую задачу распределения сокращенного бюджета ЦРУ. Это было время, когда оперативные офицеры пытались создать новую, лучшую и быстро реагирующую разведку, которая могла бы эффективно бороться с терроризмом и распространением наркотиков. В OTS, как и в других подразделениях ЦРУ, изо всех сил пытались компенсировать сокращение бюджета, не снижая требований к спецтехнике шпионажа.

В течение следующих трех лет как заместитель и затем временно исполняющий обязанности директора OTS я сталкивался с негативными последствиями сокращений бюджета 1990-х гг., отразившихся на системах контрнаблюдения, на современных источниках энергии, на технических возможностях контрразведки и новых видах оружия, а также на процессе обучения{4}. Начиная с 1999 г., когда появились новые финансовые ресурсы, я, получив возможность руководить OTS, смог восстановить прежний потенциал OTS и направить его развитие согласно возросшим в XXI веке потребностям разведки.

С момента создания в 1951 г. OTS занималась разработкой устройств и систем для эффективной оперативной деятельности ЦРУ и надежного управления агентурными сетями. OTS старалась быстро реагировать на появление новых оперативных задач, для решения которых зачастую были необходимы предварительные исследования, разработка моделей, конструирование и производство новой специальной техники, ее внедрение, обучение персонала разведки и агентов. Несколько сотен специалистов OTS уникальными способностями дали американской разведке решающее техническое преимущество в период холодной войны, а затем и во всемирном сражении против терроризма, которое продолжается и сегодня.

Все рассказы об OTS, из которых складывается история организации, показывают, насколько важными по сравнению с личным благополучием и признанием их собственных заслуг были для американских офицеров верность долгу, преданность делу и стране. Лучшие сотрудники OTS всегда были примером для следующих поколений офицеров разведки, которые применяли технику в агентурной работе. Я не могу представить себе более достойного дела или большей чести, чем работа с этими замечательными специалистами, преемниками Уильяма Донована, создавшего УСС в годы Второй мировой войны, и технического гения, Стэнли Ловелла, химика из Новой Англии.

Идея книги «Искусство шпионажа. Тайная история спецтехники ЦРУ» возникла в феврале 1999 г., во время моей встречи в Сан-Антонио с Джоном Алто, отставным оперативным офицером ЦРУ. Я занимал должность директора OTS всего три месяца, а Джон был принят в ЦРУ в 1950 г. и проработал 50 лет на советском направлении.

Джон внимательно отнесся к моему недавнему назначению и неожиданно серьезно спросил: «А вы имеете представление, что сделали OTS и его предшественник TSD (Technical Services Division) для оперативной работы ЦРУ?»

Не дожидаясь ответа, Джон продолжил: «Ваши технические сотрудники и специалисты сделали все возможное, чтобы разведка в конечном счете смогла противостоять КГБ в Москве. И, насколько я знаю, никто так и не сохранил эту историю, не написал об этом».

Следующие три часа Джон рассказывал мне о замечательном арсенале TSD – приборах, технических устройствах, изобретениях, приспособлениях и разных хитростях, которые он, как и другие офицеры, использовал в Москве, а также в странах социалистического блока в течение 40 лет холодной войны. Он поделился со мной удивительными историями о бывшем руководителе отдела, докторе Сиднее Готлибе и талантливых инженерах TSD, рассказал об изобретательности техников, действовавших в резидентурах, о совместной работе TSD и советского отдела, позволившей вырываться нашим агентам из тисков КГБ во время оперативных мероприятий ЦРУ в Москве.

«Вы должны что-нибудь сделать, – убеждал меня Джон, – чтобы сохранить эту историю, прежде чем мы, ее участники, уйдем в мир иной, а неизбежные организационные перетряски в ЦРУ покроют мраком наше прошлое».

Двумя годами ранее я встретил Кита Мелтона, «вечного студента», изучающего историю разведок всего мира, и частного коллекционера техники и систем шпионажа. В 1997 г. Мелтон предоставил сотни экспонатов своей коллекции для выставки специально на период празднования 50-летия ЦРУ. Впоследствии я помогал Мелтону в оформлении его экспозиции на временной выставке «Холодная война» в историческом здании ЦРУ. 7 сентября 2001 г. OTS праздновала свой 50-летний юбилей, и Мелтон на одном из мероприятий сделал блестящую презентацию об истории технической разведки и специальной технике разных стран мира.

Вскоре после того как я уволился, мы встретились в Вашингтоне. Мелтон спросил меня, делал ли я какие-либо записи во время работы директором OTS. Я ответил отрицательно, но его вопрос напомнил мне о беседе с Джоном Алто и навел на мысль о создании истории OTS на основе записей и воспоминаний отставных офицеров-техников. Это была бы настоящая история шпионажа, которая благодаря обширным знаниям Мелтона об эволюции специальной техники могла стать ценным дополнением к литературе о разведке. Мелтон согласился, и так родилась эта книга.

Мы помнили об обязательствах, данных мною в период работы в ЦРУ, требовавших предварительной оценки всего того, что мы напишем о разведке. Эта мера была призвана не допустить публикации секретной информации. Вначале я не ожидал каких-либо трудностей. На первом этапе проекта я встретился с Наблюдательным советом по публикациям ЦРУ (далее Совет), показал им план будущей книги и получил одобрение, необходимое для дальнейшей работы. В июле 2004 г. Совет одобрил детальную схему предложенного мною проекта под названием «Популярное описание истории OTS и ее вклада в американскую разведку». Полагаясь на ранее полученное согласие ЦРУ, в конце 2005 г. мы заключили контракт с фирмой Dutton, отделением издательства Penguin USA, на публикацию нашей рукописи полным тиражом. Затем 6 сентября 2005 г. мы представили на рассмотрение Совета полную рукопись на 774 страницах под названием «Необычная служба». В инструкциях ЦРУ указывался срок рассмотрения рукописей не более тридцати дней.

Однако через шесть месяцев, 13 марта 2006 г. мы получили от Совета письмо, в котором, в частности, говорилось: «Кроме глав с 1 по 3, ваша рукопись не подлежит раскрытию перед широкой аудиторией читателей». Таким образом, Совет одобрил только первые 34 страницы, которые рассказывали о специальной технике времен Второй мировой войны. Остальные 740 «несоответствующих» страниц входили в уже предварительно одобренную Советом детальную схему книги и намеченные нами главы. Никаких конкретных секретов Совет не обнаружил. Скорее всего, в ЦРУ применили уже дискредитировавшую себя «мозаичную схему» редактирования, согласно которой несекретная информация становится секретной, если о ней написал кто-нибудь из старших офицеров ЦРУ моего уровня. В письме Совета утверждалось, что «рукопись содержит много информации, представляющей огромную ценность для наших противников». Нам показалось, что авторы этого ответа не понимают, что наши противники прекрасно умеют читать по-английски, работать с Интернетом и Google, которые мы и использовали при подготовке книги.

За предыдущие семь лет работы в OTS я просматривал некоторые книги и статьи в ходе их проверки до передачи в издательство. В подготовке этой рукописи я, как госчиновник, добросовестно подошел к оценке потенциально секретной информации. Мартовское письмо Совета было попыткой воспрепятствовать авторам в издании книги «Специальная техника шпионажа»; это письмо показало очевидное нежелание ЦРУ делать различие между допустимым описанием работы разведки и противозаконной утечкой секретной информации.

Спустя две недели с помощью адвоката Марка Зэйда мы подали апелляцию. Согласно инструкциям ЦРУ, такие апелляции должен рассмотреть исполнительный директор в течение 30 дней после получения.

Однако в течение последующих восьми месяцев мы так и не дождались ответа. Чиновники-бюрократы среднего уровня не предпринимали никаких действий, что выглядело как попытка задержать публикацию. Мы были готовы искать помощи в федеральном суде, столкнувшись с нежеланием ЦРУ провести оценку согласно его же политике допечатной проверки рукописей. По мнению нашего юрисконсульта, отказ ЦРУ соблюдать свои собственные инструкции, а также произвольное удаление несекретного материала из рукописи, являлись нарушениями первой поправки к Конституции США.

В декабре 2006 г. перед официальным обращением в суд, мы направили личный запрос заместителю директора ЦРУ. 8 февраля 2007 г. нам сообщали, что в результате дополнительного анализа число страниц, вызывающих возражения, сократилось до 50. Затем Совет предложил пересмотреть оставшуюся часть, если авторы докажут, что это не секретный материал. Хотя мы и полагали, что ни один из обсуждаемых материалов не содержит секретов, мы пересмотрели отдельные части рукописи и удалили некоторые термины, которые, по мнению ЦРУ, могли повредить оперативной деятельности. И, наконец, 18 июля 2007 г. мы получили одобрение на издание фактически всего оригинала рукописи.

Лучшее, что мы извлекли из нашего опыта утверждения книги – это то, что ЦРУ в конечном счете признало необходимость изменить политику допечатной проверки рукописи. Ирония состояла в том, что другой автор, Уильям Худ, столкнулся с подобным упорством бюрократии в 1981 г., при написании книги «Крот» (Mole) о событиях 1950 гг. вокруг советского шпиона Петра Попова{5}. «Ни одно слово из этой рукописи не подлежит огласке», – было сказано в предварительной оценке ЦРУ. 25 лет спустя книга «Крот» была признана классикой литературы о шпионаже{6}.

Первые пять частей книги показывают замечательные примеры изобретательности, искусства и храбрости сотрудников OTS, продемонстрированные за 50 лет его истории. В части VI Кит Мелтон, историк техники шпионажа, представляет основы применения специальной техники при подготовке и проведении оперативных мероприятий разведки. Отдельная глава посвящена революционным изменениям в разведывательной деятельности, которые внесли цифровые технологии.

С самого начала мы задумались, как и когда дать читателю необходимые пояснения основ оперативной деятельности, которые предположительно должны были следовать после частей, посвященных техническим вопросам. Нам также показалось неудобным повторять расшифровки терминов каждый раз, когда затрагивалась новая техническая тема. Мы решили, что длинные сноски будут отвлекать внимание читателя, а не просвещать его.

И поэтому появилась часть VI, рассказывающая о главных задачах оперативных мероприятий, которые решают все разведчики мира независимо от национальности или культуры. В этих главах используются материалы лекций Мелтона, его публикаций и выставок, где излагаются основные принципы технического обеспечения оперативных мероприятий. Эти принципы использует каждая спецслужба, и они понятны как профессионалам разведки, так и простым читателям. Мы надеемся, что отдельные главы помогут в понимании основ оперативной оценки, техники прикрытия и камуфлирования, тайников и контейнеров, технологий наблюдения и скрытой связи в деятельности специальных служб. В главах с 1 по 19 читатели окунутся в историю OTS и процесс развития техники шпионажа ЦРУ, а в главах с 20 по 25 познакомятся с терминологией и принципами работы разведки.

Наша книга объединяет опыт и знания технических специалистов разведки, основанные на личных беседах, переписке с сотней инженеров и офицеров оперативных и оперативно-технических служб. Мы проверили описания специфических деталей на основе общедоступных материалов и множества первоисточников. Имена части людей, на которых ссылаются авторы в книге, изменены в целях безопасности и соблюдения требований секретности. В приложении Д имеется список псевдонимов и сведения о профессиональной принадлежности людей, которые под ними скрывались. Кроме этих случаев, мы используем подлинные имена.

Мы не искали доступа к секретным файлам. Местами, в силу несовершенства человеческой памяти, могут иметь место неточности в описании событий давно минувших лет. В нескольких случаях мы намеренно не раскрыли некоторые факты, чтобы защитить оперативную информацию, или по тем же причинам опустили некоторые щепетильные моменты. Например, указаны только регионы проведения оперативных мероприятий, за исключением тех, которые были в Москве, в Советском Союзе и его странах-партнерах. По требованию Совета не использовались некоторые оперативные термины и жаргон ЦРУ, которые ранее появились в работах других авторов, не связанных обязательствами сохранения государственной тайны.

Почему нужно изучать историю? Две тысячи лет назад Цицерон писал: «Не знать, что было до того, как ты родился, значит навсегда остаться ребенком». Уже в XX столетии Честертон сказал: «Не зная прошлого, мы не поймем настоящего. История – отличный наблюдательный пункт для того, чтобы видеть эпоху, в которой мы живем». Ричард Хелмс, который руководил мероприятиями ЦРУ в начале холодной войны и был директором с 1967 по 1973 г., так объяснил цель создания своей исторической книги «Взгляд назад» (A Look Over My Shoulder): «Важно, чтобы американцы понимали, почему тайная разведка – существенный элемент нашей национальной обороны»{7}. И мы надеемся, что книга «Искусство шпионажа. Тайная история спецтехники ЦРУ» станет частью этого наследия.

Роберт Уоллес, бывший директор оперативно-технической службы ЦРУ

Официальное сообщение ЦРУ

ЦРУ предложило авторам включить эту шифровку в книгу. Мы хотим, чтобы читатели реально погрузились в хитросплетения агентурной связи. Авторы публикуют это сообщение, используя страницу шифрблокнота, которым ЦРУ снабдило своего агента Александра Огородника (псевдоним TRIGON) в 1977 г. В главе 8 показана вся история этого агента.

Уважаемые читатели, используйте инструкцию и методику из приложения Е, чтобы расшифровать это сообщение:

Часть I В начале

Глава 1 У меня волосы встали дыбом

В идеальном мире нет места для секретного оружия.

Сэр Уильям Стивенсон. Человек по прозвищу Неустрашимый (A Man Called Intrepid)

Тихим осенним вечером 1942 г., когда Вторая мировая война уже бушевала в Европе и Азии, двое мужчин сидели в одном из самых роскошных домов на окраине Вашингтона и обсуждали военные действия. Однако говорили они вовсе не об атаках бомбардировщиков и тактике наступления пехоты. Хозяину, полковнику Уильяму Доновану, известному в США как «Дикий Билл», во время Первой мировой войны, когда он служил офицером, было уже около 60 лет. Герой, чья доблесть принесла ему Почетную медаль США, Донован снова надел военную форму{8}. Он оставил успешную юридическую практику на Уолл-стрит, чтобы стать директором Управления стратегических служб (УСС) и американским шпионом № 1{9}.

Гость Донована (именно для него предназначалось бутылка шерри-бренди на столе), Стэнли Ловелл, в свои 50 лет был воплощением американского успеха{10}. Осиротев в раннем возрасте, он начал свой трудовой путь в Корнельском университете, намереваясь в будущем стать бизнесменом, и уже тогда проявлял страсть к изобретательству. Затем, как президент Lovell Chemical Company, он был владельцем более 70 патентов, хотя сам себя называл не иначе, как химик-одиночка.

Как профессиональный военный Донован понимал, что для борьбы с фашистским блоком требовалась активная и эффективная разведка, способная по-новому вести тайную деятельность. Важным моментом в работе разведки были такие люди, как Стэнли Ловелл – личности, особо ценимые Донованом, которые могли бы участвовать в секретных операциях. «Мне необходимы специальные устройства и хитроумные методы, которые наши люди могли бы использовать против немцев и японцев, особенно в подполье в оккупированных странах, – сказал полковник Ловеллу несколькими днями ранее. – И вы должны будете изобрести все это»{11}.

Химику с манерами джентльмена предлагалась в новой разведке УСС возглавить Отделение научных исследований и разработок, стать чем-то вроде профессора-злодея Мориарти из рассказов Конан-Дойля о сыщике Шерлоке Холмсе{12}. Ловелл хотя и был вначале заинтригован предложением, но теперь засомневался. И потому он прибыл в Джорджтаун, в дом Донована, чтобы поделиться некоторыми соображениями{13}. Ловелл находился на государственной службе с весны 1942 г. и работал в гражданском Национальном комитете исследований и разработок (NRDC). Комитет был создан президентом Рузвельтом по настоянию группы известных ученых и инженеров. Этому коллективу была поставлена задача изучения новых видов вооружений перед неизбежным вступлением Америки в войну. Ловелл подключился к работе этого комитета, чтобы координировать работу военных, ученых и бизнесменов{14}. Однако Донован сделал ему совершенно другое предложение.

Для Ловелла мантия профессора Мориарти была сомнительным приобретением. Бесспорный гений, придуманный Конан-Дойлем, Мориарти пользовался уважением Шерлока Холмса, и с жестокой изобретательностью тайно управлял обширной преступной лондонской криминальной империей. И вот в этой должности «профессора Мориарти» Ловелл должен был руководить созданием тайного шпионского арсенала УСС, который включал бы все – от сумок с тайниками для доставки секретных документов и сверхминиатюрных шпионских фотокамер до специальных видов вооружений и взрывчатых веществ. К тому же весь этот арсенал должен был использоваться не американскими военнослужащими, а участниками подпольных движений сопротивлений, шпионами и диверсантами!

Шпионаж и диверсии были загадкой для Стэнли Ловелла, как и Америки в целом. Сам Ловелл сделал свое состояние на химических предприятиях для обувной промышленности и производства одежды. Ловелл полагал, что философия Америки несовместима со шпионажем или диверсиями. Когда Соединенные Штаты смотрели в зеркало собственной мифологии, то шпионов, прячущихся в глухих и темных переулках, в нем видно не было, скорее в нем отражались люди, подобные Доновану, которые встречают врага лицом к лицу на передовой.

«Американцы – нация экстравертов. Мы говорим то, что думаем, и этим гордимся, – объяснил Ловелл Доновану. – Образ профессора Мориарти далек от идеалов американцев, и у нас его ремесло весьма непопулярно. Я, конечно, польщен таким назначением, но подобные грязные трюки не вписываются в представления американцев о нравственности»{15}.

Донован, как позже напишет Ловелл, ответил лаконично: «Не будьте столь наивны, Ловелл. Американская публика может думать что угодно, но есть одна вещь, которую они ждут от своих лидеров – мы должны быть умными». Он поучал: «Не будьте ребенком, Ловелл. Финеас Барнум, известный фокусник и мистификатор, был героем Америки, хотя и одурачил кучу людей. Американцы будут приветствовать того, кто одурачит нацистов и японцев… За пределами традиционных представлений о войне есть огромная сфера интриг, секретного оружия и тайных планов. И никто из тех, кто знает Америку, не ждет от нее таких разработок, ведь это не по-американски. Однако когда это будет сделано, рядовой американец разделит славу нашей победы. Это предстоит сделать вам, Ловелл, но если вы думаете, что Америка не будет приветствовать то, что якобы делается не по-американски, то вам со мной не по пути»{16}.

И Ловелл взялся за работу. Донован знал, чего хочет, но что еще важнее, он знал, что необходимо{17}. Он посетил секретные лаборатории Великобритании, в которых создавали специальные устройства для диверсий и шпионажа. Он также поддерживал прямые контакты с английским секретным разведывательным подразделением в Северной Америке, через которое в США поступало оружие в качестве военной помощи. Даже упоминание о Мориарти – безжалостном преступном противнике Шерлока Холмса, – возможно, не было случайным намеком. Двумя годами ранее, в 1940 г., британский премьер-министр Уинстон Черчилль утвердил создание Подразделения специальных операций (Special Operations Executive – SOE) с девизом «Пора выходить и поджигать Европу!»{18}. Главной задачей SOE была поставка военного снаряжения силам сопротивления для партизанской войны против Германии. Лондонский штаб SOE находился в неприметном офисе на той же Бейкер-стрит, где жил литературный герой, Шерлок Холмс.

Хотя Донован и убедил Ловелла работать в УСС, изначальные представления химика о неприязненном отношении американцев к шпионажу имели под собой основания. Один из американских сенаторов заявил: «Господин Донован теперь будет руководить гестапо в Соединенных Штатах»{19}. В лучших бюрократических традициях, Рут Шипли, возглавлявшая Паспортный отдел Государственного департамента, настаивала на штампе «УСС» в удостоверениях личности сотрудников Донована, отправлявшихся за границу, делая их, возможно, единственными секретными агентами в истории шпионажа, занятие которых открыто указывалось в их документах. Чтобы исправить ситуацию, которая уже зашла в тупик, сам Рузвельт, президент США, должен был встать на защиту молодой разведки от упрямой госпожи Шипли{20}.

Средства массовой информации относились тогда к УСС весьма пренебрежительно. Журналист Дрю Персон называл новоявленную разведывательную службу «одной из самых причудливых групп дипломатов-дилетантов, банкиров с Уолл-стрит и детективов-любителей, когда-либо виданных в Вашингтоне»{21}. Столичный газетный комментатор Остин Кассини взахлеб расписывал:

«Если бы вам случилось блуждать по лабиринтам коридоров УСС, вы увидели бы игроков в поло-пони, миллионеров, русских князей, разбитных мальчиков, ученых и детективов-дилетантов. Все они теперь в УСС и обычно курсируют между Нью-Йорком, пляжами Палм-Бич и Лонг-Айленда, Ньюпортом и другими местами, часто посещаемыми элитой. А девочки! Самые симпатичные, благородные, самые сообразительные девочки, которые скуки ради получили образование; теперь они склоняют над столами свои светлые и темные локоны и свои красивые шляпки, работая в УСС, в этой супер-ультра-разведывательной-контрразведывательной группе, которой руководит блестящий «Дикий Билл» Донован»{22}.

То, что писал Кассини, звучало не более чем забавно. Оплот избалованной элиты, УСС казался не опаснее кадрили в сельском клубе. Но в то время, когда сыновья и мужья из менее привилегированных американских семей боролись и умирали на юге Тихого океана и в Северной Африке, легкомысленные «разбитные мальчики» и «детективы-дилетанты» у многих вызывали явное раздражение. Не удивительно, что акроним организации УСС (OSS) кадровые офицеры вооруженных сил и призывники Америки стали далеко не лестно трактовать как «Ах, какие общительные!» (Oh, So Social). А тот факт, что вначале центр обучения УСС базировался в шикарном Загородном клубе Конгресса недалеко от Вашингтона, лишь усугублял представление о привилегированности и элитности УСС{23}.

УСС неспроста казалось оплотом аристократов и банкиров. До УСС, перед началом Второй мировой войны, Уильям Донован работал на Уолл-стрит. В 1941 г. Донован набирал к себе на фирму специалистов из юридических, деловых и финансовых кругов Нью-Йорка, с которыми он был хорошо знаком, и тех, кто окончил самые престижные в стране университеты. Более того, вскоре образовался «Клуб любителей шпионажа». До Второй мировой войны возможности путешествия за границу и изучения иностранных языков были доступны лишь привилегированной части Америки. В результате многие из завербованных агентов уже по прошлым поездкам имели представление о европейских городах и столицах, в частности о Франции, Германии, Италии. Другие будущие сотрудники УСС перед войной занимались в Европе коммерцией и могли восстановить старые контакты.

Менее заметными, чем элита УСС, были беженцы, недавние иммигранты и американцы в первом поколении (а многие из них были уже профессорами), которые также пополнили ряды УСС. В отличие от банкиров с Уолл-стрит и игроков в поло-пони, эти «новобранцы» привносили современные знания об иностранных культурах, одежде, документах, удостоверениях личности, а также владели языками{24}.

Организация, возглавляемая Донованом, стремительно расширялась, несмотря на то, что стала объектом насмешек газетчиков{25}. Если США собирались вступить в «большую игру» международного шпионажа, Доновану следовало действовать быстро. В условиях войны требовалось разделить с союзниками сферы ответственности разведок. В 1942 и 1943 гг. были подписаны Лондонские соглашения{26} о тайном сотрудничестве между УСС и SOE, определившие роль каждой стороны прежде всего в разработке вооружений и финансовых обязательствах. Регионы проведения секретных операций были также разделены между США и Великобританией. Американское УСС отвечало за Китай, Маньчжурию, Корею, Австралию, Атлантические Острова и Финляндию. А британская SOE занималась Индией, Восточной Африкой, Балканами и Ближним Востоком. Западная Европа оставалась британской сферой, но с американским представительством{27}.

Как «младший партнер» этого военного объединения, Донован должен был создать не только первое агентство шпионажа Америки, но и вести глобальную разведывательную войну. Это была совсем непростая задача. Наследие шпионажа, оставшееся от предыдущих войн, было в значительной степени устаревшим или забытым. И Донован должен был создать свою организацию с нуля и, конечно, рассчитывал на помощь британцев. США, например, могли бы сами обеспечить себя специальной техникой, в то время как Великобритания предоставила бы свой оперативный опыт и консультантов для обучения американцев разведывательному ремеслу.

Элита, которую журналисты походя окрестили плейбоями и избалованными спортсменами, стала быстро набираться знаний у британских наставников.

«Ох уж эти первые приезды сотрудников УСС в Лондон! – писал Малкольм Маггеридж, ветеран британской разведки. – Я хорошо помню, как они появились, свежие и невинные, словно красны девицы, чтобы начать работу в нашем старом затхлом борделе. А затем очень быстро эти молодые люди были испорчены, развращены и уже не отличались от других профи, кто занимался шпионажем в течение четверти века или более того»{28}.

Первое поколение подготовленных в Англии сотрудников УСС собиралось с американской изобретательностью совершенствовать шпионаж. Новый Отдел научных исследований и опытно-конструкторских разработок Стэнли Ловелла был официально учрежден 17 октября 1942 г. Приказ № 9 от 1943 г. описывал такие его функции, как проектирование, создание и тестирование в лабораторных условиях «всех секретных и специальных устройств, материалов и оборудования для специальных операций». Четыре его подразделения занимались, соответственно, техническими вопросами, документацией, специальным обеспечением и камуфляжем. Каждое их них тесно сотрудничало с Отделом 19 (настоящее кодовое название Sandman Club Службы научных исследований и разработок), который поддерживал контакты с частными поставщиками. Отдел 19 имел собственную испытательную лабораторию в Maryland Research Laboratory (MRL), располагавшейся на территории Загородного клуба Конгресса.

В то время как Донован и Ловелл потягивали шерри в Джорджтауне, еще молодое УСС уже проявляло американский характер и отличия от своего британского кузена. Британцы держали SOE отдельно от традиционной разведки своей страны, Секретной разведывательной службы (Secret Intelligence Service – SIS). УСС же объединило шпионаж и нетрадиционную войну под одним крылом. Кроме того, британская SIS была гражданским агентством, а УСС стало военной организацией, функционирующей относительно независимо, под руководством Объединенного комитета начальников штабов американской армии{29}.

Новое американское шпионское ведомство отличалось от британского и по способу разработки и приобретения специальной техники. Великобритания создавала по всей стране государственные лаборатории для научно-технических работ в сфере шпионажа. Эти засекреченные «станции», как их называли, действовали в основном независимо, выполняя самостоятельные функции. «Станция-VIIа», например, отвечала за специальное радиооборудование и располагалась в Бонтекс Ниттинг Миллс, Уэмбли. «Станция-ХVa» занималась изготовлением камуфляжа для спецтехники и размещалась в Музее естествознания в Лондоне{30}. Лучшие научные и технические умы Англии были привлечены для работы в этих сверхсекретных лабораториях и распоряжались любыми, в том числе ограниченными военным временем ресурсами, которые им удавалось получать.

Ловелл же, вместо того чтобы нанимать на государственную службу инженеров, ученых и строить лаборатории, искал частные компании с техническими и производственными возможностями, пригодными для создания необходимых устройств по оригинальным проектам или для переделки обычных предметов в технику для секретной работы. Как правило, талантливые умельцы изготавливали специальное изделие для каждого мероприятия. Под руководством Стэнли Ловелла предстояло разработать новое поколение шпионской техники с помощью современных промышленных технологий США.

Американская промышленность и кандидатура Ловелла прекрасно подходили для осуществления этой миссии. В условиях Первой мировой войны достижения науки и инженерного искусства в США стали основой национальной производственно-технической инфраструктуры; сам же Ловелл предлагал УСС гораздо больше, чем просто управленческие и технические знания. Он приступил к задаче, имея за спиной огромный опыт работы в бизнесе и собственные связи с исследователями. Для УСС его личные отношения с руководителями и учеными оказались бесценными.

В процессе создания специальных устройств для шпионажа и диверсий потребовались идеи проектировщиков и заинтересованность производителей. Здесь все обстояло не так, как в других отраслях промышленности военного времени. Работа над техникой шпионажа была секретной, специализированной, а стоимость готовых партий изделий в долларах была относительна невысока. По сравнению с контрактами Министерства обороны на миллионы военных столовых или армейских ботинок, УСС могло заказать всего нескольких сотен специальных радиосистем или немногим более тысячи взрывных устройств. Привлекая подрядчиков и одаренных технических специалистов, Ловелл рассчитывал скорее на их патриотизм, чем на корысть.

Через несколько месяцев после встречи с Донованом, Ловелл и его Отдел исследований и разработок изготовили свой арсенал специального оружия и взрывных устройств{31}. Таймеры для взрывных устройств (ВУ) были необходимы для того, чтобы агенты или диверсанты могли благополучно покинуть место до момента взрыва. Взяв за основу разработки британской SOE, инженеры Ловелла сконструировали таймер «Карандаш» (Pencil). Он представлял собой медную трубку, содержащую стеклянную ампулу с едкой жидкостью, и медный провод, связанный с подпружиненным ударником, который можно было использовать для того, чтобы запалить зажигательное устройство. Маленькие и надежные «Карандаши» были закодированы цветом, указывающим различные интервалы времени{32}. Карманный цилиндрик «Светлячок» (Firefly), разработанный командой Ловелла, соединялся с малогабаритным зажигательным устройством, имевшим отдельный плавкий замедлитель; «Светлячок» изготовили для диверсантов, которые устанавливали его в топливный бак автомобиля{33}.

Другое ВУ, названное «Прилипала» (Limpet – по названию моллюска, который цепляется за камни), было разработано специально для установки на корпусах судов ниже ватерлинии. Взрыв «Прилипалы» пробивал отверстие в стальном листе размерами около 2,5 кв. м{34}. У «Прилипалы» имелся детонатор с многочасовой и многодневной задержкой, который можно было настраивать на многократные взрывы, когда первый взрыв вызывал одновременную детонацию других ВУ{35}.

Таймер-замедлитель «Прилипалы» содержал ацетон, который разъедал диск из целлулоида и вызывал взрыв. Поскольку время взрыва менялось в зависимости от температуры воды, очень часто для диверсий применялась схема одного из британских ВУ, в котором использовались анисовые леденцы – традиционные британские конфеты, растворяемые в воде, в качестве замедлителя взрывателя{36}.

Несколько устройств, созданных по идеям Ловелла, использовали окружающую среду или естественную функцию прибора, чтобы активировать взрыв. Небольшое ВУ с барометром внутри было создано для подрыва самолета, когда он достигал высоты 500 м{37}. Другая диверсионная система, предназначенная для поездов и ласково названная «Родинкой» (Mole), представляла собой одну из первых моделей фотоэлемента и реагировала на внезапное пропадание света{38}. «Родинка» крепилась на колесную тележку вагона поезда и при движении не реагировала на постепенные и небольшие изменения света. Но в темных тоннелях «Родинка» взрывалась, пуская поезд под откос. Трудоемкий разбор завалов внутри тоннеля после взрыва поезда был главным результатом такой диверсии.

Взрывчатые вещества (ВВ) маскировали, например, под кусок угля, чтобы разрушить топку локомотива или электростанции. Там, где враг часто оставлял незащищенными запасы угля, диверсанты просто бросали замаскированные под уголь ВВ в угольную кучу{39}.

В качестве примера необычного камуфляжа можно привести замаскированное под муку высокоэффективное ВВ, разработанное командой Ловелла в начале ноября 1942 г. Фирма DuPont произвела в общей сложности 15 тонн этого гранулированного ВВ под названием «Тетя Джемима» (Aunt Jemima), которое УСС применяло в Китае. Разработанная с учетом серого цвета китайской пшеничной муки, «Тетя Джемима» прекрасно подходила для выпекания блинов или бисквитов. От настоящей муки она не отличалась ни по виду, ни по вкусу, разве что была несколько грубее по текстуре{40}. При наличии соответствующего детонатора, бисквит из такой муки, однако, содержал достаточно ВВ, чтобы превратиться в бомбу.

Другие спецустройства, созданные Ловеллом и его командой, были более простыми. Например, одноразовый пистолет «Либерейтор» (Libereitor) стрелял единственной пулей калибра 45. Концерн General Motors на своем заводе в Guide Lamp запустил массовое производство из металлического листа этого недорого боевого оружия{41}. Были организованы воздушные поставки таких пистолетов бойцам подпольных движений сопротивления. Упаковка пистолета «Либерейтор» включала десять комплектов боеприпасов, инструкцию по стрельбе с картинками и приспособление для выталкивания патронов из ствола после стрельбы{42}. Прицельная дальность стрельбы этого пистолета была всего 20 м, и точностью попадания это оружие не отличалось. «Либерейтор» был создан для «галочки». Из-за дешевизны и скромного вида вскоре его стали нелестно называть «пистолетом из универмага»{43}.

Более серьезным оружием был автоматический пистолет калибра 22, имевший глушитель и специальные пули; он был создан командой Ловелла путем модификации пистолета военного образца. Глушитель на 90 % снижал звук выстрела, который к тому же «закрывался» уличными шумами, хлопающими дверями и другим повседневным звуковым фоном. Этот новый пистолет считался идеальным для использования в закрытых местах или для устранения часовых{44}.

Третий тип оружия, «Стингер» (Stinger), был маленьким одноразовым пистолетом калибра 22, размером с сигарету и предназначался для ближнего боя. Недорогой в производстве «Стингер» можно было легко спрятать в ладонь и при необходимости выстрелить в человека{45}.

Во время войны Стэнли Ловелл изготавливал также специальные устройства и технику для традиционного шпионажа. Из-за невозможности изготовить лучшую по тем временам миниатюрную фотокамеру «Минокс» (Minox) в достаточном количестве, УСС совместно с фирмой Kodak запустили разработку первой американской шпионcкой фотокамеры. Новая «Камера Х» размером со спичечный коробок снаряжалась 16-мм фотопленкой длиной 60 см для съемки 34 кадров. Оптическая система нового фотоаппарата позволяла агентам фиксировать важные элементы вражеских объектов и сооружений. Однако для съемки документов могли потребоваться специальные насадки. Новую фотокамеру можно было легко спрятать, она управлялась одной рукой и могла быть замаскирована с помощью различного камуфляжа, например с помощью спичечных коробков, в том числе шведского или японского образца{46}.

Печатное оборудование УСС позволяло делать фальшивую валюту и воспроизводить удостоверения личности с «официальными» печатями и поддельными подписями{47}. Начиная с 1943 г. были изготовлены сотни фактически идеальных немецких печатей, чековых книжек, удостоверений личности, продуктовых карточек и даже приказов гестапо{48}. А в это время портные УСС создавали такую безупречную одежду, которая ничем не отличалась от подлинных изделий{49}.

Ни одна идея не казалась Доновану нереализуемой, его девиз был «идти вперед и не сдаваться». В лаборатории Отдела исследований и разработок изготовили капсулу из мягкого металла с винтовой крышкой, выпускающую тонкую струю химической жидкости с отталкивающим и трудно удаляемым запахом в качестве психологически изматывающего средства. Когда такая жидкость попадала на тело человека или его одежду, от них шел стойкий запах фекалий. Это напоминало действия детей в оккупированных китайских городах, которые пачкали зловонной жидкостью японских чиновников. И Ловелл повторно применил этот способ{50}.

После атаки японцев на Перл-Харбор один американский стоматолог предложил президенту Рузвельту идею прикрепить к миллиону летучих мышей крошечные зажигательные устройства для атаки на Японию, чтобы устроить большие пожары в домах, построенных практически полностью из дерева и бумаги. Были проведены эксперименты, ставшие известными, как проект BАТ или X-Ray{51}. Летучие мыши были тайно собраны в Карлсбадских пещерах штата Нью-Мексико и доставлены на испытательный полигон. Разработчики изготовили для них контейнер с парашютом, который сбрасывался с самолета. Одновременно были сконструированы крошечные запальные устройства весом 15 г{52}. Первоначальные испытания на авиабазе в Карлсбаде показали как сильные, так и слабые стороны этого проекта. «Вооруженные» летучие мыши действовали весьма успешно, но случайно сожгли дотла недавно построенный ангар, забравшись под его крышу{53}.

Некоторое время этот план, казалось, имел хорошие возможности для реализации. Изготовленные в большом количестве запальные устройства с замедлителями стоили всего четыре цента за штуку, а летучих мышей в период зимней спячки можно было достать вообще бесплатно. Отдельные элементы, необходимые для этого проекта, были подготовлены и проверены на месте, но военные стратеги не одобрили операцию с летучими мышами, объяснив это отсутствием практики использования таких вооружений и возможными проблемами с транспортировкой самолетом миллиона летучих мышей. Проект был отменен в марте 1944 г.{54}

Были проведены дополнительные эксперименты с другими животными, например норвежскими крысами, которые могли нести больше полезной нагрузки, чем крошечные летучие мыши. Испытания показали, что крыса могла доставить до 75 г ВВ, привязанных к хвосту. Предполагалось, что крысы, обычно живущие в подвалах зданий, фабрик и складов, могли бы пронести взрывчатку в охраняемые сооружения{55}, но подобно предыдущему, этот проект так и остался в планах военных стратегов.

Другим необычным проектом, который потерпел неудачу, хотя и был поддержан председателем Комитета сената по ассигнованиям, был «Кот с бомбой». В его основе была идея прикрепить к коту бомбу так, чтобы это не мешало его движению к цели. Теоретически кот вместе с бомбой мог достаточно просто попасть на палубу военного корабля. Но первые же испытания показали, что коты неэффективны, и эта идея также быстро умерла{56}. Другая неудачная идея – отравить Гитлера женскими гормонами, внедряя их в его вегетарианские блюда{57}.

Некоторые программы, весьма сомнительные с моральной точки зрения, воспринимались как цена победы над Германией и Японией. Проводились эксперименты с ботулизмом и токсинами, микробами и нервными газами, хотя такие проекты никогда не были приоритетными в УСС.

Также велись эксперименты с психотропными препаратами и гипнозом, но они никогда не имели успешного развития, хотя идея с так называемой «сывороткой правды» уже существовала{58}. Спецслужбы искали такой волшебный эликсир много лет, но результаты оставляли желать лучшего. Тем не менее Ловелл ассигновал скромные $5000 для этого проекта. «Как и ожидалось, такой проект реалисты считали фантастическим, моралисты неэтичным, а врачи откровенно называли смехотворным», – писал Ловелл в своих отчетах{59}.

Через год после начала работы в УСС, в мае 1943 г. Стэнли Ловелл посетил Дэвида Брюса, руководителя представительства УСС в Лондоне. Через день после этой встречи Брюс написал Доновану: «Стэнли Ловелл приехал ко мне, и мы долго разговаривали за ланчем. У меня волосы встали дыбом после его рассказов о новых научных проектах, над которыми работали он и его команда». Взбудораженный идеями Ловелла, Брюс немедленно связался со своими людьми в SOE, которые занимались подобными проектами{60}.

Одним из многочисленных необычных проектов, реализованных командой Ловелла, была небольшая лодка с дистанционным управлением, начиненная четырьмя тоннами взрывчатки. С помощью видеокамеры с радиопередатчиком на носу лодки изображение передавалось на самолет, удаленный на 80 км, откуда оператор с помощью монитора вел лодку к цели, чтобы затем по радиокоманде произвести взрыв. Несмотря на успешные испытания, проект был закрыт{61}. Ловелл писал впоследствии, что ВМФ США не воспользовался этой идеей, поскольку взрывчатка была слишком опасным грузом, чтобы доставлять ее на корабле или подводной лодке{62}.

К лету 1944 г. УСС выпустило каталог приспособлений для шпионажа и диверсий, который начинался с оглавления по разделам. Каждое специальное устройство имело описание и рисунок{63}. Руководители резидентур могли просмотреть каталог и выбрать любое спецустройство, которое им требовалось. В конце войны, в 1945 г., менее чем через три года после создания, УСС разработало и произвело более 25 специальных видов оружия и множество диверсионных устройств, а также большое количество камуфляжа и контейнеров, систем радиосвязи и средств для подготовки побегов и ухода от погони{64}.

Это было замечательное достижение, которое также отражало нарастающие темпы американского производства продукции военного времени – кораблей, солдатских походных столовых, ботинок и бомб. Начав свою деятельность под руководством британцев, уже через два года УСС смогло перейти от предложения небольшого количества основных инструментов шпионажа к проектированию, изготовлению и распределению удивительного множества разнообразных специальных устройств. Штат офицеров УСС лихорадочно расширялся, создавались разведывательные сети в Европе, на Ближнем Востоке и в Азии. Но, несмотря на это, осенью 1945 г. плоды деятельности Америки в сфере международного шпионажа были практически забыты из-за быстрой военной демобилизации в США.

Глава 2 Мы должны быть безжалостными

Мы не можем позволить себе методы менее безжалостные, чем те, что используются нашими противниками.

Джон Ле Карре. Шпион, пришедший с холода (The Spy Who Came in from the Cold)

Война приближалась к концу, и Донован вспомнил уроки Перл-Харбора, а потом и результаты разведки в оккупированной Европе и на других театрах военных действий. По заданию президента Рузвельта он подготовил детальный меморандум о создании после войны агентства, которое бы действовало как центральная разведка США. В мемуарах 1944 г. Донован приводит выдержку из своего секретного письма: «Когда наши враги будут побеждены, спрос на информацию будет таким же, поскольку она потребуется для решения проблем мира»{65}.

Однако вашингтонская политика последних дней Второй мировой войны разрушала влияние Донована вместе с его мечтой о формировании гражданской центральной разведывательной службы. Многие в правительстве считали УСС временным военным агентством, ненужным в мирное время, по сравнению, например, с Управлением по регулированию цен, которое контролировало распределение сахара и автомобильных шин. Министры считали шпионаж вынужденной необходимостью военного времени, подобно купонам на бензин и производству военных двигателей. Они были неспособны увидеть будущие проблемы национальной безопасности и полагали, что участие Америки в шпионаже должно закончиться вместе с войной.

Записка Донована, предназначенная для личного рассмотрения президентом США и Объединенным комитетом начальников штабов, стала достоянием прессы. Комментатор Уолтер Трохан, выступая против постоянной разведки, писал в феврале 1945 г., в The Chicago Tribune и The New York Daily News: «В рамках нового курса серьезно рассматривается вопрос о создании всесильной разведывательной службы, которая бы шпионила за послевоенным миром и совала бы нос в приватную жизнь граждан. Предполагается, что эта служба должна иметь независимый бюджет и, возможно, секретные фонды для подкупа и роскошной жизни агентов, как это показано в романах Эдварда Оппенхейма»{66}.

Это был явный выпад в адрес Донована и его оперативных офицеров «голубых кровей», в том числе упоминание Оппенхейма. Популярный в то время плодовитый британский автор шпионских романов, Оппенхейм задавал тон в жанре, впоследствии получившем известность как международный триллер. Он не упускал возможности показать своих героев в обстановке экстравагантной роскоши. Тон сообщений прессы был ясен: шпионаж – занятие элитарное, сомнительное и неамериканское.

После того как конфиденциальное сообщение Донована не произвело впечатления на Рузвельта, второе письмо было уже на пути к Трумэну. Полковник Ричард Парк, помощник Рузвельта, сделал разгромный обзор деятельности УСС, а заодно и предлагаемой Донованом разведки для мирного времени{67}. Трумэн не стал попусту тратить время и согласился с позицией полковника Парка. 20 сентября 1945 г. президент подписал закон о расформировании УСС к 1 октября 1945 г.{68} Отведенные 10 дней для роспуска не оставили Доновану и его сторонникам в УСС{69} времени для политического контрнаступления.

За два дня до официального расформирования сотрудники УСС собрались в Вашингтоне недалеко от того места, где сейчас находится Центр исполнительских искусств им. Кеннеди, чтобы проститься друг с другом. Обращаясь к собравшимся, Донован сказал: «Мы довели до конца необычный эксперимент. Он должен был определить, сможет ли группа американцев, представляющая все разнообразие расовых корней, способностей, темпераментов и талантов, рискнуть соревноваться с хорошо обученными профессиональными вражескими организациями»{70}.

Прекращение деятельности УСС, однако, не помешало использовать его потенциал. Некоторые подразделения УСС влились в другие правительственные ведомства. Группа исследований и анализа была передана в Государственный департамент, а другие вошли в Военное ведомство (позже Министерство обороны) под названием Подразделение стратегических служб. Также были оставлены заграничные резидентуры УСС и часть подразделения оперативно-технического обеспечения, состоявшего из нескольких экспертов по радиокоммуникациям, агентурным документам и тайнописи{71}. Однако большинство инженеров УСС, ученых и специалистов, призванных ранее на военную службу, возвратились в частный сектор, унося с собой опыт создания специальной техники для оперативных мероприятий разведки.

Америка не могла долгое время оставаться без работающей центральной разведки. В январе 1946 г., за два месяца до того, как Уинстон Черчилль предупредил об опасности советской угрозы в знаменитой «Речи о железном занавесе» в Фултоне, президент Трумэн подписал указ о создании Центральной группы разведки (ЦГР). Это событие стало веселой церемонией, где посетителям раздавали черные плащи и шляпы и деревянные кинжалы{72}.

Двумя главными функциями ЦГР были стратегический анализ и координация секретной деятельности за границей. Заграничный аппарат нового агентства, поглотивший предыдущую структуру вместе с ее офицерами, агентами, архивами, заграничными резидентурами и неподотчетными фондами, назвали Управлением по спецоперациям (Office of Special Operations – OSO) и наделили ответственностью за зарубежную разведку и контрразведку, специальные операции и техническое оснащение. Однако такая разведка не смогла эффективно действовать без независимых фондов, и потому в течение полутора лет сменила трех директоров{73}.

Под влиянием усиления холодной войны и недостаточной эффективной работы ЦГР, правительственные круги признали, что, не имея независимого статуса и узаконенных полномочий, эта структура не могла выполнять возложенные на нее задачи. В ответ в 1947 г. Конгресс принял Акт о национальной безопасности и создании ЦРУ. Подобно ЦГР, задачами нового Управления были раннее предупреждение и подготовка к советскому вторжению в Западную Европу. Для этого создавались тайники с оружием, в восточно-европейские страны внедрялись агенты, организовывались группы сопротивления и разрабатывались планы противодействия советским оккупационным войскам.

OSO со своими традиционными задачами шпионажа целиком вошел в состав ЦРУ. Располагая более чем третью бывших офицеров УСС, OSO оказался эффективным подразделением, однако его техническое обеспечение не соответствовало оперативным требованиям. В результате в сентябре 1949 г. в OSO был создан Отдел оперативного обеспечения, укомплектованный офицерами, имевшими опыт работы в Группе документации и прикрытий УСС. Отдел оперативного обеспечения состоял из направлений, занимавшихся изготовлением документов и удостоверений личности, тайнописью, фотографией и подслушиванием{74}.

Годом раньше, в сентябре 1948 г., была сформирована отдельная организация, известная как Управление координации политики (Office of Policy Coordination – OPC), для проведения наступательных военизированных и психологических операций против Советского Союза и Восточной Европы. В период 1948–1952 гг. численность служащих OPС выросла от 30 до более чем 2800 сотрудников, не считая офицеров 40 заграничных резидентур{75}. ОРС имело свой собственный технический арсенал с офицерами-техниками, ранее работавшими в УСС, которые выполняли исследования по химии, прикладной физике и механике.

Эти два подразделения работали независимо друг от друга и конкурировали за ограниченные ресурсы, необходимые для производства специальной техники, требовавшейся и агентам, и оперативным офицерам. Небольшая испытательная база и отсутствие скоординированной научно-исследовательской программы привели к тому, что первые образцы спецтехники ЦРУ выпускались в ограниченном количестве и с большим разбросом параметров.

В октябре 1950 г. президент Трумэн, неудовлетворенный действиями разведки после вторжения в Северную и Южную Кореи, назначил генерала Уолтера Смита директором ЦРУ. В свою очередь Смит в 1951 г. сделал Аллена Даллеса руководителем оперативной деятельности разведки, назначив его заместителем директора по планированию. В январе 1952 г. все элементы оперативной деятельности ЦРУ были под контролем заместителя директора по планированию{76}. Даллес на собственном опыте оценил важность специальной техники для оперативной сферы. Как офицер-агентурист УСС, он использовал специальные устройства, поставляемые подразделением Стэнли Ловелла. Даллес также понимал, что ЦРУ столкнулось с проблемой применения новых послевоенных технологий, чтобы улучшить техническое оснащение разведки и снабдить специальными системами действующих оперативных сотрудников.

В начале 1951 г. Даллес обратился за советом к Ловеллу, который уже вернулся в частный бизнес. «Профессор Мориарти из УСС» предложил создать в ЦРУ централизованное подразделение исследований и разработок, подобно такой же структуре в УСС. Это техническое подразделение, работая под руководством Директората планирования ЦРУ, могло бы разрабатывать спецтехнику для оперативной деятельности, а также проводить исследования новых технических возможностей разведки по добыванию информации. Инженеры этого подразделения знали бы потенциал новой техники, а также особенности ее применения в оперативных мероприятиях.

«Война отныне не рыцарство, а подрывная деятельность, – писал Ловелл человеку, которому предстояло руководить американской разведкой следующие 10 лет. – Подрывная деятельность имеет свой собственный специальный арсенал инструментов и оружия. И создан он может быть только в ходе научно-исследовательские работ»{77}. Кроме того, Ловелл советовал включить в центральный аппарат технического подразделения ЦРУ как минимум сотню инженеров и ученых{78}.

Эти рекомендации дошли до чуткого уха Даллеса, и он поручил своему специальному помощнику, Ричарду Хелмсу, изучить проблемы технической оснащенности разведки. Хелмс, в свою очередь, дал задание полковнику Джеймсу Драму подготовить отчет с рекомендациями для решения этой задачи. Четыре месяца спустя Драм, выпускник Военной академии Вест-Пойнт, оставивший военную службу в звании полковника, чтобы присоединиться к ЦРУ, подготовил объемный отчет, в котором формулировался новый подход к оперативно-техническому обеспечению деятельности разведки.

Известный как «Библия Драма», этот отчет рекомендовал объединить все элементы, ответственные за техническое обеспечение оперативной деятельности, в отдельную организацию под непосредственным руководством Директората планирования ЦРУ. В августе 1951 г. Драм написал Даллесу, что предлагаемое им новое подразделение «обеспечит специальной техникой операции секретной службы»{79}. Как рекомендовал Ловелл несколькими месяцами ранее, Драм также предложил новую организацию с двумя главными функциями – централизованного снабжения разведки техникой, необходимой для деятельности в резидентурах, и научных исследований для развития технических возможностей разведки.

Даллес утвердил эти рекомендации и создал техническую службу TSS (Technical Services Staff) с полномочиями и правами, эквивалентными аналогичным службам других оперативных подразделений ЦРУ{80}. 7 сентября 1951 г. Директорат планирования формально объявил о создании TSS, небольшого подразделения, насчитывающего около 50 офицеров во главе с Джеймсом Драмом. В течение последующих двух лет спрос на изделия и услуги TSS возрос настолько, что его штат расширили более чем в пять раз. TSS существовал до июля 1960 г., а затем была переименован в TSD (Technical Services Division).

Потребовалось почти десятилетие, чтобы новая техническая служба разведки была формально признана как подразделение Директората планирования. Ранее такая номенклатура наименований закреплялась исключительно за подразделениями, работающими в определенных географических районах. Однако, прежде чем TSD отпраздновал свою вторую годовщину, он столкнулся с печальным фактом – возможности контрразведки КГБ далеко превзошли способности американской разведки надежно управлять агентами в СССР. События, которые будут преподносить такие жестокие уроки, начались в 1961 г. с потока захватывающих разведывательных сообщений от старшего офицера военной разведки СССР полковника Олега Пеньковского.

Часть II Время захватов

Глава 3 Эра Пеньковского

Каждый человек здесь одинок.

Олег Пеньковский. Записки из тайника[1]

Плохие новости, как и любые другие секретные сообщения из Москвы, поступали в штаб-квартиру ЦРУ в зашифрованном виде. Новости, полученные утром 2 ноября 1962 г. – когда Карибский кризис начал постепенно затихать, – были особенно плохими. Полковник Олег Владимирович Пеньковский, кадровый офицер советской военной разведки и наиболее успешный шпион ЦРУ, был, по всей вероятности, потерян для США. Пеньковский занимал высокую должность в Главном разведывательном управлении (ГРУ) и тайно снабжал американскую и британскую разведки секретной информацией. Теперь же он, выражаясь языком шпионов, «сгорел».

В новом комплексе ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния, еще краска не высохла на стенах, а Центр коммуникаций на первом этаже, обеспечивающий безопасную связь с московской резидентурой, уже получил сверхсекретное сообщение. Телеграмма с пометкой «срочно» – длинная, узкая полоска ленты, вылезшая из громоздкой конструкции, напоминающей биржевой телеграфный аппарат, – была похожа на старинный биржевой билет. Закодированное сообщение представляло собой причудливо перфорированную бумажную ленту. Когда передача закончилась, связист оторвал ленту и пропустил ее через принтер, который на стандартном листе бумаги напечатал столбцы случайных на первый взгляд чисел. Для преобразования сообщения в обычный текст требовался второй уровень декодирования. Эта стадия дешифровки была защитной мерой против отказов системы безопасности коммуникаций, которые осуществлялись как по радиосвязи, так и по кабельным линиям. Подобно тому как маленький, но важный сейф для пущей сохранности помещают в большой сейф, этот последний этап декодирования выполнял только специально назначенный офицер советского отдела ЦРУ{81}.

Хотя Директорат планирования ЦРУ производил впечатление чисто бюрократической структуры, за ним скрывалось самое секретное подразделение в Лэнгли. Именно оно несло ответственность за работу «рыцарей плаща и кинжала». В составе Директората планирования советский отдел был более всего окутан «плащом».

Когда сотрудника советского отдела спрашивали о его работе соседи или друзья, он повторял тщательно отрепетированную фразу о должности в каком-либо ведомстве США, но ни словом не упоминал о ЦРУ. Оперативные офицеры разведки нередко оставались под прикрытием после отставки и вплоть до кончины. Даже допуск «совершенно секретно», обязательный для сотрудников ЦРУ, не позволял кому-либо знать элементарные детали относительно советского отдела или его персонала. Если бы коллеги из ЦРУ спросили кадрового офицера советского отдела о его работе, они получили бы только ответы общего характера, хотя именно эти сотрудники знали больше всего и лучше всех разбирались в деталях. Внутри ЦРУ существовали правила секретности, предписанные официальной политикой управления, что воспринималось всеми как часть профессионального этикета.

За исключением персонала советского отдела, фактически никто не имел доступа в его помещения. Секретарь немедленно преградил бы дорогу любому посетителю, который попытался бы открыть всегда закрытые двери без табличек, за которыми находились кабинеты этого подразделения и куда не заглядывали даже друзья офицеров этого отдела, чтобы спланировать уикенд или рассказать очередную сплетню. Когда офицеры советского отдела покидали его помещения даже на короткое время, выполнялась процедура безопасности – столы надлежало очистить от бумаг и убрать их в черные стальные сейфы повышенной надежности весом более 200 кг.

В советском отделе информация также строго разделялась согласно спискам под кодовым названием BIGOT, ограничивающим доступ к сведениям, которые многие сочли бы обычной информацией, поступающей из Советского Союза. Внутри этого подразделения сведения хранились в виде разрозненных, напоминающих головоломку частей. Только немногие сотрудники видели полную картину операции. Те же, кто находился вне советского отдела, могли только предполагать ее проведение. В молчаливой среде ЦРУ, связанной с безопасностью, дополнительный покров секретности, которым был окутан советский отдел, создавал атмосферу таинственности, которая многим казалась чрезмерной.

Термин «список BIGOT» возник еще во время Второй мировой войны, когда печать на предписаниях сотрудников разведки, отправляющихся из Англии в Африку, имела надпись TOGIB и означала «к Гибралтару». Чтобы попасть в Африку во время войны, большинство сотрудников УСС совершало опасную морскую поездку, чреватую встречей с немецкими подводными лодками. Однако избранным были доступны дорогие места на авиарейсы до Гибралтара. Эти сотрудники имели другие печати на своих предписаниях. По прихоти неизвестного чиновника печать была перевернута и читалась точно наоборот – BIGOT. В результате этот термин приобрел особый смысл в кругах разведки. Он был свидетельством не только исключительности, но также безопасности передвижения и важности миссии сотрудника.

Были и другие правила безопасности. Сверхсекретный допуск TS (top secret) не обеспечивал автоматического доступа к специальным операциям или программам. Допуск TS, требовавшийся для всех служащих ЦРУ, давал право доступа к отдельным программам. Допуск BIGOT предоставлялся на основании функциональных обязанностей и индивидуальных оперативных потребностей сотрудника, чтобы он мог знать о каких-либо операциях, и для этого подписывались соответствующие распоряжения.

Политика безопасности советского отдела распространялась и на бумажный документооборот в пределах штаб-квартиры ЦРУ. Советский отдел не полагался на обычную для ЦРУ внутреннюю почту, доставляемую курьерами. При этом офицерам советского отдела не разрешали использовать и пневматическую почту, практикуемую с 1960-х гг. для доставки конфиденциальных документов к любому закоулку огромного здания ЦРУ{82}. Все, что относилось к действиям советского отдела, доставлялось вручную из одного кабинета в другой специальными офицерами отдела или кадровыми сотрудницами, известными как «секретари разведки».

Для офицера-связиста это была стандартная процедура, во время которой он вкладывал зашифрованное сообщение в плотный конверт из манильской бумаги, надежно запечатывал его и сообщал в советский отдел, что получена телеграмма из Москвы. Утром 2 ноября молодой офицер советского отдела, который прибыл к хранилищу документов связи, получил запечатанный конверт и, не открывая его, повторил свой трехминутный маршрут в обратном направлении, в маленький кабинет младших офицеров. Он, возможно, не знал, какую роль сыграет в одном из самых скандальных событий в истории шпионажа.

Сев за стол, офицер открыл конверт, вытащил единственный лист бумаги и с особой осторожностью, вручную, начал расшифровывать сообщение. Он использовал одноразовый шифрблокнот, колонки чисел и букв которого точно соответствовали тем, что применял сотрудник, подготовивший это короткое сообщение в Москве. После того как сообщение было расшифровано, страницу одноразового блокнота уничтожили. В период Второй мировой войны Советский Союз заплатил дорогую цену, многократно используя страницы одноразового шифрблокнота для поддержания связи с агентами в различных частях света. Безобидная на первый взгляд ошибка дала возможность американским специалистам декодировать многие советские зашифрованные сообщения, перехваченные в Вашингтоне и Нью-Йорке. Эта операция получила известность как «Венона» и до их пор остается одним из самых известных достижений Агентства национальной безопасности США (АНБ){83}.

В полученной из Москвы телеграмме не упоминалось имя Пеньковского. В ней сообщалось о задержании в Москве офицера ЦРУ Ричарда Джейкоба во время изъятия им содержимого тайника. В сообщении говорилось, что после нервного, но относительно короткого допроса, Джейкоб был освобожден советскими властями под поручительство американского посла и возвратился в американское посольство. Как дипломату Джейкобу нельзя было предъявить обвинение в преступлении. Он был объявлен советскими властями персоной нон-грата и покинул СССР{84}.

В течение первых последующих за этим событием часов арест Пеньковского сотрудниками КГБ не был подтвержден, но было ясно, что особых надежд питать не стоит. Как всегда в подобных случаях, было больше неопределенности, чем фактов, но тем немногим офицерам, кто знал об этой операции, не требовалось развитого воображения, чтобы понять, что Пеньковский либо уже мертв, либо скоро умрет.

Офицер доставил расшифрованное сообщение руководителю отдела. Тот доложил плохие новости заместителю директора ЦРУ по планированию, который в свою очередь информировал Джона Маккоуна, директора ЦРУ. В течение 24 часов Маккоун должен был лично доложить о ситуации президенту Кеннеди. До сих пор недооценено огромное воздействие ареста Пеньковского на национальную безопасность Америки. Отчасти это связано с чрезвычайной секретностью операций в Москве, длившихся почти 18 месяцев, а также особой осторожностью при обработке уникальных разведывательных материалов, которыми Пеньковский снабжал Запад{85}.

Основанная на сообщениях Пеньковского, эта информация была специально структурирована таким образом, чтобы создавалось впечатление, будто она получена из различных источников. Чтобы усилить это заблуждение, информация от Пеньковского направлялись под двумя кодовыми именами: IRONBARK – для научных материалов или оценки и CHICKADEE – для его личных наблюдений{86}. Человека, не входившего в группу избранных, знавших правду, обилие разведывательных сведений, прибывающих из Советского Союза, заставляло подозревать наличие огромной шпионской сети, выкачивающей секретные сведения из СССР с помощью передовых технологий шпионажа. Меньше всего это напоминало результаты работы единственного шпиона.

Действиями Пеньковского управляла небольшая команда опытных офицеров ЦРУ и британской разведки, которых называли кураторами. Американские кураторы присвоили Пеньковскому псевдоним «Герой», а британцы – «Йога»{87}. Офицер ЦРУ Джейкоб был выбран для обслуживания тайника Пеньковского. Он недавно прибыл в московскую резидентуру и имел надежное прикрытие в виде традиционно неопасной административной должности низкого уровня. И потому было маловероятно, что он сразу будет заподозрен в работе на ЦРУ и что КГБ установит за ним слежку.

Согласно более поздним отчетам, Джейкоб зашел в темный подъезд жилого дома № 5/6 по улице Пушкинской и забрал обычную спичечную коробку, обернутую короткой проволокой, согнутой в виде крючка, на котором держалась коробка-контейнер, подвешенная позади радиатора отопления. Как только Джейкоб начал прятать спичечную коробку в свой карман, сотрудники КГБ подскочили к нему. Началась драка. Американец сумел через разрез в кармане плаща сбросить на пол спичечную коробку, чтобы избавиться от улики, а заодно от юридических и дипломатических проблем, которые могли возникнуть из-за его причастности к секретной информации Советского государства. Однако эта техническая деталь уже не имела значения для КГБ, так как было совершенно очевидно, для чего американец заходил в здание. Джейкоба затолкали в ожидавший неподалеку автомобиль и повезли к ближайшему отделению милиции{88}.

Заключительный акт драмы Пеньковского начался тем же утром с двух телефонных звонков – с молчанием в трубке – на номер, по которому отвечает американское должностное лицо. Это был сигнал к осуществлению плана связи, придуманного для Пеньковского его кураторами во время встреч вне Советского Союза. Возможно, план безопасной связи для таких агентов, как Пеньковский, с точными инструкциями по контактам и графикам, причем как для обычных, так и для чрезвычайных обстоятельств, был самой уязвимой частью любой операции.

Поскольку ЦРУ предполагало, что КГБ контролировал все телефонные звонки американским должностным лицам, как входящие, так и исходящие, идея с безмолвным звонком казалась хорошей, так как позволяла сделать сообщение даже в условиях прослушки. Пеньковский должен был зайти в обычный телефон-автомат, расположенный в относительно безлюдном месте, и набрать определенный номер телефона. Когда по телефону отвечали, он молчал десять секунд, прежде чем повесить трубку. Звонок на определенный номер, а также время молчания до момента завершения звонка и были сигналом, после которого офицер ЦРУ должен был отправиться к телефонной будке, чтобы проверить, поставлена ли на нем агентом метка в виде написанной мелом буквы Х{89}. Такая простая метка показывала, что Пеньковский заложил тайник в доме по улице Пушкинской.

Эти стандартные мероприятия оперативной связи – звонок с молчанием, сигнал в виде метки «X» и тайник – были частью плана под кодовым названием DISTANT, разработанного специально для Пеньковского и призванного обеспечить раннее предупреждение возможного советского нападения на Запад{90}. Маленькая спичечная коробка, прикрепленная проволокой позади радиатора, которую нашел Джейкоб, могла содержать информацию о начале Третьей мировой войны.

С помощью телефонного звонка с молчанием Пеньковский, о котором с начала сентября ничего не было слышно, очевидно, просто дал о себе знать{91}. Возможно, ничего серьезного не произошло. Если это была ловушка – провокация со стороны КГБ, то, возможно, оставался бы какой-то шанс. «Мы волновались о нем, когда он на какое-то время затих, – рассказывал оперативный офицер, который расшифровывал сообщение. Его воспоминания о событиях более чем сорокалетней давности все еще были точными. – Но потом он вышел на связь. И мне казалось, что у нас нет ни предупреждений, ни информации, которые указывали бы на то, что они его поймали».

Теперь же, после ареста Джейкоба, уже независимо от того, что произошло, надежд на восстановление связи с Пеньковским практически не оставалось. Возможно, у какого-то случайного свидетеля манипуляции Пеньковского с радиатором в подъезде вызвали подозрение, и он сообщил об этом властям. Была вероятность, что прикрытие Джейкоба не смогло обмануть КГБ, и на его маршруте к тайнику было организовано конспиративное наблюдение{92}. У кураторов были разные версии произошедшего с Пеньковским, но в любом случае офицеры ЦРУ очень волновались за его жизнь.

Кураторов Пеньковского беспокоили также недавние события вокруг агента. Пеньковский исчез из поля зрения московской резидентуры за несколько недель до сигнального телефонного звонка, а его начальство в ГРУ неожиданно отменило намеченную поездку Пеньковского в Сиэтл осенью 1962 г.{93} Кроме того, тот объем разведывательной информации, который он обеспечивал ЦРУ с помощью фотоаппарата «Минокс», предполагал невероятный риск разоблачения. В первой половине 1962 г. результативность Пеньковского возросла настолько, что его кураторы решили временно не давать ему новые задания по сбору информации.

В отношении Пеньковского ЦРУ планировало уделять больше внимания поддержке его работы в ГРУ, помогая в подготовке технических статей для издания под его именем. Для этого предполагалось снабжать агента безобидными разведывательными сведениями, которые он мог забирать в Москву во время поездок на Запад. Это было необходимо для завоевания большего доверия руководителей Пеньковского и для создания его репутации выше всяких подозрений, что помогло бы ему внедряться в круги, имеющие доступ к советским секретам.

В течение трех месяцев, между октябрем 1961 г. и январем 1962 г., Пеньковский 11 раз выходил на оперативный контакт в Москве с Джанет Чизхолм, молодой женой офицера британской разведки MИ-6 Родерика Чизхолма. Во время этих коротких встреч она получила 35 фотокассет, содержащих сотни сверхсекретных советских документов{94}. В январе Пеньковский сообщил о возможном наружном наблюдении за госпожой Чизхолм, но не высказал тревоги. Вернее, он предложил вместо контактов на улице использовать тайники{95}. Казалось, прежние успехи придавали Пеньковскому уверенности, но по мнению его кураторов, уровень активности агента вызывал у них не только удовлетворение, но и беспокойство.

Стал ли Пеньковский небрежным в соблюдении мер безопасности, когда постоянная угроза разоблачения превратилась для него в рутину? Возможно. Вырос ли он в собственных глазах, стал чувствовать себя неуязвимым и выше всяких подозрений? Наверное, присутствовали и такие моменты. Только значительно позднее стало известно, что Джордж Блэйк, офицер разведки МИ-6, работавший на СССР, проинформировал КГБ о Джанет Чизхолм, которая активно помогала своему мужу в работе на британскую разведку. Следовательно, когда эта пара прибыла для работы в Москву, служба наружного наблюдения КГБ уже ждала их.

Худшие опасения подтвердились спустя несколько часов после первого сообщения. Пришло известие об аресте Гревилла Винна, британского бизнесмена, приехавшего в Венгрию. Винн, который периодически осуществлял контакты между Пеньковским и его кураторами, 2 ноября был арестован группой КГБ в Будапеште и доставлен в Москву.

Заключительный аккорд этой драмы прозвучал через месяц. 12 декабря появилась статья в газете «Правда», сообщавшая об аресте Пеньковского в конце октября, то есть более чем за неделю до того, как у Джейкоба возникли подозрения. Через шесть месяцев, 7 мая 1963 г., Пеньковский уже стоял в большом зале перед тем же судьей, который председательствовал на процессе по делу Фрэнсиса Гарри Пауэрса, американского пилота самолета-шпиона U-2, сбитого в мае 1960 г. над Свердловском.

Суд продолжался четыре дня. Пеньковский в попытке спасти жизнь признался, что передавал секреты американцам и британцам. Среди причин его измены обвинение называло «моральную деградацию», а один из свидетелей подтвердил это, сказав, что видел, как Пеньковский потягивал вино из женской туфли во время ночной попойки{96}.

17 мая появилось официальное сообщение, что Пеньковский казнен, и поползли слухи о подробностях его смерти. Советская пресса объявила, что приговор приведен в исполнение путем расстрела, но, по слухам, Пеньковский был заживо сожжен в крематории, а устрашающий эпизод засняли на пленку, как предупреждение офицерам ГРУ, которые могли когда-нибудь в будущем строить планы сотрудничества с Западом{97}.

Гревилл Винн на суде также признал себя виновным и был приговорен к восьми годам тюрьмы. В 1964 г. его обменяли на Гордона Лонсдэйла, советского разведчика, осужденного в Великобритании.

Подобно бесшумному взрыву, захват, суд и казнь Пеньковского вызвали в кругах американской, британской и советской разведок волну шока, неуверенности, взаимных обвинений и мести. В то время как в СССР реформировали ГРУ, британцы и американцы, одолеваемые сомнениями, пытались найти ответ на вопрос: когда и как Пеньковский попал под разработку КГБ{98}. Если Пеньковский был под контролем КГБ в декабре 1961 г. или январе 1962 г., означало ли это, что КГБ уже контролировал информацию, которую поставлял Пеньковский? Если это так, то когда он начал давать информацию, переработанную КГБ, чтобы ввести в заблуждение американских и британских аналитиков? И если на то пошло, можно ли было вообще доверять тому, что он тогда сообщал?

Материал, длительное время изучаемый политическими аналитиками, был восстановлен и тщательно исследован повторно. В окончательном заключении говорилось, что СССР не использовал Пеньковского в игре против американцев и британцев. Однако остался без ответа вопрос, почему КГБ продолжал сохранять его доступ к секретам, если Пеньковский попал под подозрение уже в декабре 1961 г.

В последующие несколько лет дело Пеньковского превратилось внутри ЦРУ в целое расследование, где каждый оперативный аспект был проанализирован в попытке определить, что же пошло не так, как надо.

Деятельность Пеньковского принесла огромное количество информации. В течение полутора лет он передал более ста фотокассет «Минокс» по 50 снимков в каждой. Более чем 140 часов записи его бесед в Лондоне и в Париже легли в основу приблизительно 1200 страниц расшифровок стенограмм и стопок рукописных страниц.

Пеньковский помог установить по фотографиям сотни офицеров – сотрудников ГРУ и КГБ, а также обеспечил руководителям западных разведок представление о руководстве СССР постсталинской эпохи самого высокого уровня. Фактически он снабдил ЦРУ и МИ-6 таким количеством информации, что пришлось создать специальные подразделения для обработки этих сведений, чьи отчеты насчитывали порядка 10 000 страниц{99}.

ЦРУ и MИ-6 находились под большим впечатлением от осведомленности Пеньковского и огромного количества материалов на фотокассетах. Он появился в опасный период, когда напряженность в отношениях и угроза ядерной войны между Советским Союзом и Западом были наивысшими. К этому добавлялось отсутствие уверенности каждой из сторон в намерениях и возможностях другой.

Была все еще свежа в памяти неудавшаяся попытка СССР изолировать в течение 1948–1949 гг. британский, французский и американские секторы Берлина путем блокирования транспортных путей. В это время Соединенные Штаты были застигнуты врасплох советскими техническими, военными и политическими достижениями, пик которых пришелся на конец 1950-х. В 1957 г. СССР запустил спутник, 1 мая 1960 г. сбил американский разведывательный самолет, а в 1961 г. была построена Берлинская стена. Доступ американской разведки к планам и намерениям Кремля был столь ограниченным, что текст известной речи Никиты Хрущева, осудившего Сталина на ХХ съезде КПСС в 1956 г., попал в ЦРУ через третьи руки – от израильского источника, работавшего за «железным занавесом»{100}.

К концу 1950-х «зацикленность» Хрущева на Соединенных Штатах достигла опасной точки. Впервые его настороженность по поводу планов США подогрел доклад КГБ в 1960 г., ложно приписывающий Пентагону намерение «как можно скорее начать войну против Советского Союза». Причем сообщение это появилось на фоне неудавшейся попытки свергнуть Кастро в 1961 г. Потом, в 1962 г., два не соответствующих действительности сообщения ГРУ предупреждали советское руководство о неизбежности первого ядерного удара по СССР со стороны США{101}.

«У нас ракеты делают, как сосиски, ракета за ракетой сходят с конвейера», – хвастался Хрущев{102}.

Назначение Пеньковского в Госкомитет по координации научно-исследовательских работ дало ему доступ к высшим военным кругам. Он, в свою очередь, обеспечил Запад наглядным представлением как о мощи Советского Союза, так и о воинственной позиции Хрущева. «Хрущев размахивает дубинкой, чтобы увидеть реакцию. Если реакция негативная, он это прекращает», – говорил Пеньковский своим кураторам в парижском гостиничном номере в 1961 г.{103}

Сообщения Пеньковского демонстрировали администрации Кеннеди лживость и хвастовство советского лидера. Разведывательные данные Пеньковского вместе с другими сведениями разведки повлияли на пересмотр потенциала советского ракетного производства, представленного в США в отчете «Оценки национальной разведки»{104}.

Пеньковский показал также реальные опасности дипломатии, которая ведется без независимой и своевременной разведки. Поскольку назревал кубинский ракетный кризис, советский посол Анатолий Добрынин использовал как обратную связь генерального прокурора Роберта Кеннеди, а также Эдлая Стивенсона и других представителей Белого дома. Добрынин стремился убедить президента Кеннеди только в оборонительных целях размещения советских ракет на Кубе, которые имели ограниченный радиус действия и не являлись наступательными{105}. Подобные фальшивые заверения шли также через Роберта Кеннеди по обратным каналам от полковника советской разведки Георгия Большакова, работавшего под прикрытием ТАСС{106}.

Однако подготовленные Пеньковским технические описания советской ракеты среднего радиуса действия СС-4 дали аналитикам ЦРУ возможность идентифицировать и сопоставить эти описания с фотографиями, сделанными самолетом U-2 над Сан-Кристобаль на Кубе. Оказалось, что и эти ракеты не были оборонительным оружием ограниченного радиуса действия. Советские ракеты были оснащены ядерными боеголовками и легко могли долететь до Вашингтона и Нью-Йорка{107}.

Наконец, с помощью информации Пеньковского США убедились в неподготовленности СССР к войне, что позволило президенту Кеннеди противостоять Хрущеву в ходе кризиса. Оценки, полученные агентом при личном общении с кремлевскими лидерами, подкрепили представления о технических возможностях СССР и показали, что советская военная угроза переоценивалась, если вообще существовала. Американский президент теперь действовал более уверенно и резко возражал против советской ракетно-ядерной базы в Западном полушарии. В этот короткий и опасный отрезок истории был вовремя задействован материал, который предоставил Олег Пеньковский.

Вслед за делом Пеньковского ЦРУ предприняло беспрецедентные шаги, опубликовав в 1965 г. книгу «Записки из тайника». Вместе с журналистом Франком Джибни и издательством Doubledy&Company ЦРУ показало в книге многие аспекты деятельности ГРУ, раскрытые Пеньковским. Сразу ставшая бестселлером, книга впервые дала представление большинству американцев о действиях советской разведки на Западе.

В «Записках из тайника» можно найти интересные детали советских разведывательных методов. В частности, там описаны привычки американцев, то, как они ухаживают за собой и ведут себя в обществе («Многие американцы любят держать руки в карманах и жевать резинку»), способы ухода от слежки, методы обработки тайников и др. Например, в книге предупреждается об опасности, которую представляют белки, ворующие маленькие пакеты-тайники в Центральном парке Нью-Йорка.

Книга подтвердила справедливость подозрений американских читателей об активности и успешности советских разведчиков в Соединенных Штатах. Логично было предположить, что и американская разведка работала в СССР так же агрессивно и результативно. Однако это было не так. Те немногие, кто понимал, как зависима американская разведка от материалов, получаемых от Пеньковского, знали, что пришло время менять технологии шпионажа. Дело Пеньковского обнажило серьезные пробелы в работе с «долгосрочными» агентами в Советском Союзе. Ключевыми моментами в новой оперативной стратегии разведки должны были стать американская спецтехника и оперативно-техническая служба ЦРУ.

Глава 4 После Пеньковского

Советская разведка очень уверена в себе, является слишком сложной и явно переоцененной.

Аллен Даллес. Искусство разведки[2]

Во многих отношениях дело Пеньковского было классическим агентурным мероприятием. В его основе лежал профессионализм агента и его кураторов, а не использование специальной техники. Пеньковский использовал средства, лишь немногим отличавшиеся от тех, что применялись во Вторую мировую войну, а некоторые методы агентурной связи, такие как сигнальная связь, упоминались еще в Ветхом Завете{108}. Встречи с Пеньковским проходили в гостиничных номерах Лондона и Парижа. Это были задушевные беседы, которые продолжались часами в комнатах за сигаретами и вином. В Москве Пеньковский для доставки своих донесений использовал тайники и передачу материалов «из рук в руки» («моментальная передача» на жаргоне спецслужб. – Прим. пер.), а однажды во время дипломатического приема в посольстве тайником служил сливной бачок в туалете{109}.

Хорошо разработанные и должным образом проведенные операции по обмену информацией посредством тайников представляют собой наиболее безопасные средства связи с агентом. Моментальные передачи, хотя и менее безопасны, но все-таки достаточно надежны. Пеньковский провел слишком большое количество личных обменов материалами в период с октября 1961 г. по январь 1962 г., и все – с Джанет Чизхолм. 11 самых важных операций проходили в многолюдных местах, некоторые были заметны для наружного наблюдения{110}. Офицеры наружного наблюдения Седьмого управления КГБ (НН) позже писали в мемуарах, что при слежке за Чизхолм и ее детьми в парке на Цветном бульваре в 1961 г. они заметили, что мужчина средних лет приблизился к детям и подарил им маленькую коробку конфет. Девочка отдала подарок матери, которая, не открывая коробку, положила ее в детскую коляску{111}. Сотрудникам КГБ эти действия показались подозрительными, и позже они установили, что мужчиной с конфетами был Олег Пеньковский.

Подобные недостатки в какой-то степени были оправданны. В то время у ЦРУ просто не было подходящих спецустройств для такого рода операций. Например, в конце 1962 г. ЦРУ еще только предстояло разработать малогабаритную и надежную фотокамеру для копирования документов. Пеньковский же работал с имеющейся в открытой продаже третьей моделью аппарата «Минокс»{112} (рис. 4-1). Достаточно маленькая фотокамера помещалась в мужском кулаке; она отличалась превосходным объективом и позволяла фотографировать письма, записки и страницы из книг. Однако «Минокс» нельзя было использовать конспиративно. Для взвода затвора и перемотки пленки требовались две руки, что делало невозможным скрытое фотографирование в кабинете или в архиве в присутствии посторонних. Хорошие снимки требовали равномерного освещения, соответствующего фиксирования камеры и уединения.

Единственное из того, что использовал Пеньковский и что можно было назвать современной аппаратурой, был радиоприемник для односторонней голосовой связи. Кодируемые голосовые сообщения, известные как OWVL, передавались в диапазоне коротких волн в определенные часы со стационарного передатчика ЦРУ в Западной Европе. Пеньковский слушал по своему радиоприемнику Panasonic последовательность цифр, читаемых бесстрастным голосом, и затем их расшифровывал с помощью одноразового шифрблокнота. Хотя иностранная бытовая техника типа радиоприемника Panasoniс и была редкостью в Советском Союзе, Пеньковский мог свободно использовать его в своей квартире, так как наличие иностранного аппарата у человека, часто бывающего за границей, не вызывало никаких вопросов. Однако такая оперативно-техническая система позволяла только получать сообщения и не могла послать ответ.

Пеньковский прятал использованные листы своего одноразового шифрблокнота, кассеты от фотокамеры «Минокс», а также схемы тайников и мест для сигналов в хитроумном самодельном тайнике в деревянном столе его кабинета. Все это в результате было продемонстрировано на открытом суде как доказательство его шпионских действий.

С технологиями шпионажа Пеньковского резко контрастировала сложная техническая система наблюдения КГБ, которая окружала его после того, как он попал под подозрение. КГБ установил три ключевых пункта наблюдения, чтобы контролировать действия агента дома. Первая система размещалась этажом выше, точно над его квартирой, откуда КГБ вело прослушивание. Через крошечное отверстие в потолке работающего за столом Пеньковского снимала специальная 35-мм фотокамера.

Вторая фотокамера была установлена на балконе, который нависал над окном его квартиры. Камера была скрыта в основании балкона и через дистанционно открываемый люк снимала Пеньковского в моменты фотографирования документов на подоконнике. У Пеньковского получались отличные снимки благодаря равномерному освещению через открытое окно, выходящее на Москва-реку, и он даже не догадывался, что кто-то следит за его действиями.

Третий пост наблюдения КГБ организовал на другом берегу реки в жилом доме на набережной Максима Горького, 36, в квартире 59, напротив дома Пеньковского. Оттуда специальные фотокамеры с мощными телеобъективами делали высококачественные снимки действий Пеньковского с «Миноксом» и даже зафиксировали агента за его столом, когда он слушал радиошифровки и записывал передаваемые цифры (последний снимок сделан уже во время следственного эксперимента 16 ноября 1962 г. – Прим. пер.).

ЦРУ в оценках своих оперативных мероприятий после ареста и суда над Пеньковским обращает внимание на отсутствие эффективной спецтехники, особенно для связи с агентом. В Москве его общение с его кураторами было ограничено тайниками и короткими личными контактами. Звонки по телефону с молчанием в трубку были не более чем заранее оговоренными сигналами опасности.

Техника не способствовала ни результативности работы Пеньковского, ни его безопасности. Он стал успешным агентом не благодаря технике, а вопреки ее отсутствию. Официальное положение Пеньковского позволяло ему периодически выезжать за пределы СССР и общаться с кураторами. Без этих личных встреч деятельность Пеньковского не была бы такой успешной.

Уже было понятно, что ЦРУ в 1960-е гг. не имело оперативной методологии, специальной аппаратуры и персонала, чтобы обеспечивать безопасность действий агента в СССР. Отсутствие надежной, скрытой агентурной связи в Москве вынудило и агента, и его кураторов идти на риск, что сыграло на руку КГБ. Вербовка агентов в Советском Союзе не давала бы результатов, если бы КГБ мог быстро их идентифицировать или если бы агенты не могли надежно пересылать агентурные сообщения с важной информацией, к которой имели доступ.

ЦРУ необходимы были средства обнаружения и противодействия наружному наблюдению КГБ, чтобы начинать операции с агентами, которыми, как предполагалось, офицеры разведки будут конспиративно руководить, проводить безопасные сеансы связи, надежно передавать и получать от агента разведывательные материалы.

Это была непростая задача. Фактически потребовались десятилетия, чтобы инженеры технической службы ЦРУ сделали специальные устройства, способные надежно обеспечивать оперативные мероприятия в СССР. Однако захват Пеньковского ознаменовал начало пятнадцатилетнего периода, в течение которого техническое преимущество постепенно переходило к ЦРУ.

Когда Пеньковский предложил себя западным спецслужбам, ЦРУ испытывало в Москве нехватку способов связи с ним. В противоположность этому, советские посольства, консульства, торговые организации и представительства, миссии при ООН, международные организации и пресс-центры по всему миру были заполнены офицерами и осведомителями КГБ и ГРУ, что раздражало «чистых» дипломатов.

Для немногих американских офицеров разведки, которые смогли попасть в Советский Союз, оперативный успех был практически невозможен. Если не удавалось точно установить каждого американского разведчика, КГБ исходил из предположения, что все американцы работали на ЦРУ, пока не было доказано обратное.

Второе главное управление КГБ открывало дело на каждого американца, куда заносился его возраст, род занятий, должностные обязанности, виды деятельности и возможная роль в разведке{113}.

КГБ также вносил в картотеку «ожидаемые виды деятельности» наряду с общими данными об американском гражданине, в том числе ежедневные вероятные маршруты на работу и обратно. Отмечались даже места, где совершают покупки жены американцев, и места, которые они посещают. В дело вносились информация о служебных и личных поездках на спортивные и культурные мероприятия, об осмотре достопримечательностей, а также о занятиях вне работы. В КГБ знали, что отклонение американцев от обычных маршрутов могло означать, что они следуют на встречу с агентом, ищут места для тайника или обрабатывают тайник.

Американцы быстро поняли, что пытаться уйти от слежки, как в шпионских романах и кинофильмах про Джеймса Бонда, не стоит. Любое действия по отрыву от слежки вызывали подозрение сотрудников Седьмого управления Комитета госбезопасности (службы наружного наблюдения – далее НН. – Прим. пер.).

КГБ наказывал своих офицеров службы НН за небрежность, которая приводила к потере объекта во время «плотной» слежки. А провокации, противодействие или намеренное создание трудностей в работе НН могли закончиться для американцев собачьими экскрементами на ручках автомобиля или разбитым ветровым стеклом. Особенно нервировал американских водителей прием, называемый «замок на бампер», когда автомобиль НН следовал буквально в сантиметрах от заднего бампера объекта.

Широко использовались и провокации. Советские граждане, изображавшие из себя разочарованных или жадных чиновников, предлагали информацию, чтобы заинтересовать ЦРУ. Такие личности, в просторечии – «подставы», создавали трудности и отнимали много времени, которое уходило на проверку подлинности этих потенциальных агентов. К счастью для Запада, некоторые из самых эффективных агентов оказались фантастически упорными в своих попытках установить контакт после того, как от их предложений несколько раз отказывались.

Осторожное отношение к добровольцам было понятным, поскольку излишняя доверчивость могла привести к провалу. В 1963 г. бывший офицер Второго главного управления КГБ Александр Черепанов вручил пакет паре американских туристов, посещавших Советский Союз{114}. Мнения сотрудников ЦРУ разделились, был ли материал подлинный или это часть провокации. В то время просто не было никакой возможности сказать об этом факте что-то определенное.

В пакете содержались детали методов наблюдения КГБ. Все материалы были сфотографированы и в конечном счете возвращены советским властям через дипломатические каналы. Черепанов же, уличенный в предательстве, сбежал из Москвы, но был схвачен, тайно осужден и казнен в 1964 г.{115}

«Невозможно понять, почему американцы предали Черепанова, – такова была оценка КГБ. – То ли они подозревали, что его поступок был провокацией КГБ, то ли хотели загрузить КГБ продолжительными поисками человека, который послал пакет в посольство»{116}.

Американцы были под наблюдением даже в их собственном посольстве на улице Чайковского. Это было десятиэтажное здание, построенное в 1950-е гг. как жилой многоквартирный дом в псевдорусском стиле, распространенном в Советском Союзе. А интерьер в виде лабиринта узких залов и маленьких комнат был типичен для советских зданий того времени.

Американские дипломаты переехали в этот дом в 1952 г., когда Сталин приказал перевести посольство подальше от Кремля. Если бы американцы затянули свой переезд, как это сделали британские дипломаты, он, вероятно, и вовсе бы не случился, поскольку Сталин вскоре умер.

Американцы частично реконструировали здание посольства, поскольку, например, электропроводка в нем была проведена еще 1920-х гг. и совсем не подходила для современных электроприборов.

Работавшие в посольстве советские граждане имели доступ почти во все его уголки. Занимая невысокие административно-хозяйственные должности, они сообщали в КГБ информацию относительно личных привычек американцев, а также сплетни. В 1960-е и 1970-е гг. число русских сотрудников превзошло количество американских граждан, работавших в московском посольстве{117}. В советском же посольстве в Вашингтоне, наоборот, не было ни одного американца.

Среди такого количества советских граждан, разумеется, находились информаторы, с которыми иногда случались и курьезы. В течение 20 лет энергичная женщина Валентина руководила парикмахерской и салоном красоты в цокольном этаже посольства. Никто не сомневался, что она сотрудничала с КГБ, и при расследовании одной из операций КГБ следы привели к ней. Валентина была мгновенно уволена и потом появилась в посольстве лишь один раз, когда группа ее американских клиентов устроила прощальный вечер{118}.

В дополнение к вездесущим информаторам, за персоналом посольства велось техническое наблюдение, которое было обнаружено в 1963 г. Перебежчик сообщил ЦРУ, что посольство опутано подслушивающими устройствами, и это подтвердила техническая команда, посланная на поиски «жучков». Большинство американских дипломатов были под контролем и дома, и на своем рабочем месте. Никакие тайны, личные и профессиональные, нельзя было скрыть от КГБ.

После работы команды поисковиков, закончившейся безрезультатно, прибыли специалисты ВМФ США для демонтажа конструкций здания. Стены, этажи и потолки были разобраны, и вначале специалисты не нашли каких-либо следов подслушивания. Только после демонтажа пары чугунных радиаторов, которые стояли на полу в углу комнаты, и разборки стены позади них было обнаружено первое подслушивающее устройство. В этот момент техник-поисковик указал на выступающую на 2 см часть деревянной конструкции и спросил: «Как вы думаете, что это?»

Хитроумно скрытое позади радиатора, подслушивающее устройство состояло из полого деревянного шпунта, совмещенного с центром крошечного отверстия в облицовке стены. Тридцатисантиметровый шпунт работал как звукопровод для микрофона, скрытого в кирпиче внешней стены здания. Провода от микрофона не проходили через внутренние стены, где они могли быть легко обнаружены, а уходили в штукатурку внешнего фасада здания и далее через фундамент в сторону контрольного поста КГБ.

Сотрудники поисковой команды были поражены такой изобретательностью. Деревянные звукопроводы не обнаруживались западными металлоискателями, а металлические микрофоны располагались вне их досягаемости. Размещение микрофона вглубине, позади радиатора, не только снижало возможность его обнаружения, но и уменьшало риск того, что его могут закрыть краской или обоями.

В таких условиях в 1960-е и 1970-е гг. психологическое давление на сотрудников ЦРУ и их семьи было особенно интенсивным. Временами доходило до абсурда. «Мы просто заведомо исходили из того, что ваша квартира прослушивается, – рассказывала жена технического специалиста OTS. – КГБ, словно заботливая нянька, сам предлагал нам квартиру». Для секретных переговоров члены семей могли пойти в «пузырь» – специальную прозрачную кабину площадью 3 x 3 м и высотой около 2 м в изолированной и защищенной зоне посольства, куда советским людям вход был запрещен. «Пузырь» обеспечивал конфиденциальность и служил напоминанием о необходимости чрезвычайных мер защиты от подслушивающей техники КГБ.

Спецтехника КГБ позволяла вскрывать сейфы иностранных посольств. Секретные группы КГБ использовали портативные рентгеновские аппараты, расположенные над сейфами, чтобы видеть, как набирается шифр. Это хитроумное устройство имело один существенный недостаток – высокий уровень радиации, которая медленно отравляла пользователей. В КГБ сотрудники этих команд были известны как «беззубые».

Особо опасной была операция середины 1960-х гг. с участием иностранного дипломата, завербованного ЦРУ: он должен был заложить агентурный тайник в Москве. В качестве тайникового контейнера инженеры TSD изготовили металлический штырь длиной около 10 см, внутри которого размещались одноразовый шифрблокнот и схема работы с тайником, предназначенные для агента. Цилиндрический тайниковый контейнер был приспособлен для быстрой установки. Надавив на него ногой, его вгоняли в землю заостренной частью вниз, а затем сверху камуфлировали землей.

Однако агент-дипломат оказался ненадежным. Мало того, что он не заложил тайник, вдобавок он игнорировал инструкции безопасности. «Мы сказали ему, чтобы он держал тайник только в специально указанном месте, поскольку имели достоверную информацию о том, что сотрудники КГБ контролировали содержимое многих сейфов московских посольств, в том числе и этот, – рассказал оперативный офицер, куратор этого агента. – Но люди не верили нам. Они думали, что такое бывает только в кино. Так что наш агент хранил контейнер в сейфе посольства до того, как возвратить устройство своему американскому контакту».

Когда этот контейнер-штырь, содержащий одноразовый шифрблокнот и инструкции по связи, прибыл в Лэнгли, офицер ЦРУ спрятал его в свой сейф. Прошло несколько месяцев прежде, чем этот контейнер вернулся обратно в TSD. Его разместили на полке, а неподалеку находился счетчик Гейгера, который вдруг начал издавать сигналы тревоги. Контейнер-штырь имел повышенный радиоактивный фон.

Расследование показало, что сотрудники КГБ проникли в сейф дипломата, извлекли контейнер и его содержимое, а затем обработали одноразовый шифрблокнот радиоактивным препаратом «кобальт-60». По оценке специалистов, шифрблокнот содержал достаточно высокий уровень радиации, если стандартный счетчик Гейгера смог зарегистрировать ее через кирпичную стену. «Этот случай показывает истинные методы контрразведки, – рассказал офицер, в сейфе которого хранился штырь. – Когда внезапно вы осознаете, что сидели в полуметре от радиоактивного устройства в течение многих месяцев, вы понимаете, на что способен КГБ. Потом еще десять лет я был под наблюдением медицинской службы ЦРУ»{119}.

В следующее десятилетие после смерти Пеньковского агрессивные методы работы КГБ в Москве и расследования, проведанные подразделением внутренней контрразведки ЦРУ, вынудили прервать активную работу с агентурой в Советском Союзе. Штаб-квартира ЦРУ ввела серьезные ограничения на вербовку агентов в СССР. Оперативные офицеры не могли разрабатывать или принимать участие в каком-либо мероприятии без предварительного одобрения Лэнгли. Когда оперативники высказывали некое мнение, например: «Нам не нравится тайник в этом месте, потому что…», – окончательное решение принимал только Центр.

С учетом таких ограничений приоритетом стала вербовка агентов в странах, имеющих границы с Советским Союзом, но такие возможности предоставлялись настолько редко, что каждая из них заслуживала особого внимания. В 1968 г. оперативный офицер, владеющий русским языком, получил из Лэнгли неожиданное распоряжение о поездке в Хельсинки – появился шанс встретиться там с советским гражданином. Но офицер прождал целый месяц и возвратился домой ни с чем. Другого выбора не было. С такими весьма скромными перспективами к любым потенциальным возможностям установить контакт с советским гражданином относились с огромным вниманием.

Таким образом, важными разведывательными источниками информации становились эмигранты, невозвращенцы и туристы, которые посещали СССР. Но эти люди обычно были слишком далеки от политических и военных центров или научно-исследовательских институтов. Только шпион, близкий к органам власти и способный безопасно связываться с кураторами, мог стать надежным источником качественной разведывательной информации.

Особая секретность работы элитного советского отдела и сотрудников контрразведки ЦРУ были причиной того, что ни Соединенные Штаты, ни их союзники не могли с уверенностью вербовать и безопасно общаться с советскими агентами, не имеющими возможности свободно выезжать за пределы СССР. Офицеры после увольнения из ЦРУ еще долго помнили о том, в каких суровых условиях им приходилось работать в Москве. «Я был в Москве в течение двух лет в середине 1960-х после потери Пеньковского, и к моему удивлению, мы обработали только один тайник в течение всего этого периода, – рассказывал один ветеран. – За два года я не имел официальных приглашений на обед и не получил ни одного частного приглашения от советского гражданина. Я хорошо говорил по-русски, но меня никогда не звали в гости. Я путешествовал по всей стране, и если какой-то человек вдруг начинал со мной общаться, то, узнав, что имеет дело с американцем, он в ту же минуту уходил».

Руководство Лэнгли разделяло опасения офицеров ЦРУ, работавших в Москве. «Наши действия критиковали и те, кто думал, что мы слишком доверчивы, и те, кто думал, что мы слишком осторожны, – вспоминал офицер-агентурист московской резидентуры. – Другие полагали, что агентурная работа не стоит высоких рисков, потому что самолеты U-2 и спутники-шпионы могли получать такие же разведывательные сведения».

«Советская разведка излишне уверена в себе, слишком сложна и явно переоценена», – писал Аллен Даллес в 1963 г. в своей книге «ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа»[3]. Это утверждение, опубликованное через год после ареста Пеньковского, было скорее бравадой, чем фактом, поскольку Даллес, без сомнения, имел полное представление о ситуации в СССР в то время{120}.

Даллес, однако, не был ослеплен возможностями техники. Зимой 1954 г. один двадцатисемилетний офицер TSS получил странное предложение от своего руководителя, Уиллиса Гиббонса. «Он спросил меня, не хотел бы я заняться весьма необычной работой. Я попросил подробнее описать ее и, конечно, не добился внятного ответа», – вспоминал офицер.

Оказалось, что речь шла о должности технического консультанта Даллеса, который в феврале 1953 г. распоряжением президента Эйзенхауэра был назначен директором ЦРУ. Молодой техник был знаком с Даллесом. Они встречались прошлой осенью, когда офицер занимался техническим оснащением кабинета директора ЦРУ. В новом помещении техник установил несколько скрытых аудиосистем с микрофонами в потолке, подключенных к магнитофонам в кабинете службы безопасности. Он также оборудовал секретную кнопку на столе директора ЦРУ, чтобы вызывать секретаря в случае, если нужно выпроводить назойливого посетителя{121}.

Офицер разведки старой школы, где использовались простые и понятые устройства типа тайников и контейнеров, Даллес понимал, что он теперь работает в технически более сложном мире. Окружая себя инженерами, в число которых входил и его заместитель генерал ВВС Чарльз Кейбел, Даллес стремился поддерживать свои знания на современном уровне. Казалось, он чувствовал, что технический прогресс будет влиять на разведывательную деятельность периода холодной войны.

«Вероятно, Кейбел сообщал Даллесу о каждой технической новинке, поскольку тот хотел "быть в курсе", – вспоминал один офицер. – Директор стремился быть технически образованным. Но вообще-то он слабовато владел профессиональной терминологией и побаивался технических новшеств».

Как и многие сотрудники его поколения, Даллес плохо разбирался и с трудом справлялся даже с простой техникой, включая телефон и систему селекторной связи. Рожденный в 1893 г., он принадлежал к поколению рубежа XIX и XX столетий и был свидетелем нашествия технических чудес современного мира. Его поколение первым начало пользоваться в повседневной жизни бытовой техникой, созданной на основе научных принципов, которые нельзя было понять с ходу, интуитивно, не имея определенных знаний.

Назначенный консультантом Даллеса, молодой инженер всего три года назад закончил колледж, имел ученую степень по физике и электромеханическим системам. Чтобы добраться до кабинета Даллеса на втором этаже Южного (старого) здания ЦРУ, ему требовалось пройти около 3 км от конспиративных помещений технической службы, расположенных недалеко от Министерства земледелия. Возведенное на небольшой возвышенности под названием Медицинский холм, здание было передано американскому ВМФ. С годами появилось несколько других зданий на небольшой огороженной территории, где находился штаб УСС{122}. Сначала в здании располагалась Военно-морская обсерватория, потом в нем находился Музей гигиены ВМФ и Медицинская школа ВМФ США, обслуживающая больницы для офицерского состава. Теперь, в середине 1950-х гг., комплекс опять использовался «шпионским агентством», хотя по современным стандартам безопасность зданий была на удивление слабой.

«Во время визита к Даллесу я хорошо запомнил женщин, которые с ним работали. Они походили на старых наседок, но на самом деле это были самые проницательные создания, каких только можно встретить, – вспоминал технический консультант. – Они производили впечатление почтенных матрон, и казалось, что они на 35–40 лет старше меня. Мне было 27, и я думал, что это пожилые леди. Но однажды в кабинет зашел сбежавший пациент Вашингтонской психиатрической больницы. Я наблюдал, как они разоружили парня, у которого был пистолет. Они разговаривали с ним очень спокойно, вежливо, и тут внезапно сзади возник громадный детина из службы безопасности, и все быстро закончилось».

Техник нашел Даллеса во внутренних помещениях сидящим за внушительным столом. Седой, в очках, в пиджаке из шотландского твида, он походил на директора солидной школы или адвоката престижной фирмы с Уолл-стрит (где он действительно когда-то работал). «Я вошел и представился, – вспоминал сотрудник TSS. – Я спросил его, что он хочет знать, и он сказал: "Понятия не имею. Начните с общих вопросов". И мы заговорили о химии и физике».

В последующие девять месяцев директор и его консультант провели около 20 занятий. Даллес, настоящий шпион, с пристрастием расспрашивал молодого инженера. От чистой науки они скоро перешли к конкретным вопросам, что уже требовало изучения специальной техники, типа Доплеровского радара или сонара. «Теперь я знаю, что в то время у него были разногласия с ВВС США относительно проекта самолета U-2. Я не сомневаюсь, что его заместитель, генерал Кейбел, отстаивал позицию ВВС, а не ученого и изобретателя Эдвина Лэнда, который упорно боролся за U-2. Возможно, Даллес чувствовал, что его оттесняют».

Лэнд, основатель компании Polaroid, возглавлял в разведке коллектив выдающихся ученых, занятых разработкой ракет дальнего действия. Вместе с Джеймсом Киллианом, президентом Массачусетского технологического института, он видел ЦРУ в роли активного инноватора, в то время как ВВС защищали более консервативный подход. В конце концов президент Эйзенхауэр одобрил план создания более совершенного самолета под кодовым названием U-2, за который боролись и Лэнд, и Киллиан. Работы начались под контролем ЦРУ, и самолет был спроектирован легендарным Кларенсом Джонсоном[4] в лаборатории компании Lockheed около Лос-Анджелеса, штат Калифорния.

Даллес инициировал научный рывок, создав в 1953 г. научный совет при ЦРУ. Он состоял из видных ученых и лидеров бизнеса, его членами были Лэнд, вице-адмирал в отставке С. Болстер из General Tire and Rubber Company, и назначенный председателем вице-адмирал ВМФ Луис Де Флорес. «Они приходили на целый день, и Даллес развлекал их в клубе "Алиби", – рассказывал секретарь совета. – Многие встречи были неформальными – Даллес любил непринужденную обстановку. Однажды мы ели устриц, их принесли целую гору, возле стола поставили корзину для мусора, и мы налегли на устриц, запивая их огромным количеством пива».

Нетрудно представить себе вероятную методику Даллеса. Как офицер-агентурист, Даллес собирал и систематизировал информацию, полученную от промышленных гигантов и технологов передовых аэрокосмической и электронной отраслей.

Даллес не был одиночкой. Другие ведущие эксперты по национальной безопасности также понимали, какие перспективы сулит новая техника. В 1955 г. генерал ВВС и герой Второй мировой войны Джеймс Х. Дулитл, работавший по заданию президента Эйзенхауэра, возглавил небольшую группу по подготовке конфиденциального отчета об американских разведывательных возможностях{123}.

Потребовалось всего восемь недель на подготовку 62 страниц отчета, в заключении которого звучала тревога:

«Годная к использованию разведывательная информация, которую мы получаем, все еще далека от наших потребностей… [Поэтому] США должны [использовать] каждое возможное научно-техническое средство для решения задач разведки… Мы должны создать эффективный шпионаж со своей контрразведкой и должны учиться ниспровергать, срывать и уничтожить наших врагов более умными, более искушенными и более эффективными методами, чем те, которые используются против нас».

Трудно сказать, самостоятельно или с помощью выдающихся ученых Дулитл осознал, что будущее разведки – за техникой и что именно она способна преобразить агентурный шпионаж. Стратегия развития разведки отныне была связана с развертыванием масштабных технических программ. В 1950-е гг. появились спутниковая фотография, самолеты-шпионы, радиоперехват, и в последующие десятилетия именно в развитие этих направлений разведка вкладывала огромные средства. Началось все с программы «Корона», в рамках которой была создана серия разведывательных спутников и которая являлась частью еще более масштабной программы «Глобальные технологии» (Big Technology). Это была долгосрочная программа с огромным бюджетом{124}.

Первый фотоспутник «Корона», созданный в рамках программы и задуманный в 1946 г. корпорацией Rand, был запущен 28 февраля 1959 г. Первый полет потерпел неудачу, как и последующие одиннадцать попыток. Успешным стал тринадцатый испытательный запуск низкоорбитального спутника с полезным грузом. Затем 18 августа 1960 г. четырнадцатый испытательный запуск «Короны» позволил сфотографировать из космоса различные территории СССР, а на следующий день над Тихим океаном был успешно сброшен контейнер с фотопленками, который подобрал самолет{125}.

В этом контейнере было 1000 метров отснятых пленок, на которых было запечатлено более 2,5 млн квадратных километров территории Советского Союза, что обеспечило сотрудникам разведки первое знакомство с обширными удаленными областями СССР. Без сомнений, американская разведка резко изменилась еще в августе 1949 г., когда СССР впервые испытал ядерное оружие. Тогда аналитики разведки, как инженеры-горняки, рылись в президентском архиве Герберта Гувера в Стэнфордском университете, разыскивая карту Уральского горного хребта, где произошел взрыв{126}. Теперь же, со спутниковыми изображениями, аналитики имели реальные картины интересующих их мест.

Как и программа «Глобальные технологии» с ее огромными бюджетами, выделенными на разработку спутников и самолетов, классический шпионаж также активно развивался. Программа «Глобальные технологии» привлекала ученых, вдохновляя их на творческий поиск, и подталкивала инженеров к достижению новых высот. Спутники рассматривались как системы, менее непредсказуемые и подверженные опасности, чем традиционные средства слежения. Кроме того, такой технический арсенал не затрагивал этические, моральные и дипломатические правила, связанные с агентурным шпионажем.

Спутник невозможно было арестовать в подъезде жилого дома, он не мог стать поводом для международного инцидента. Спутники не могли совершить предательство, не требовали гарантий и лести. Более того, если спутники делали фотографии, стоившие миллиарды долларов, то за них не нужно было платить каким-то жадным иностранцам. Да, спутники могли сломаться, но они не прекращали свою работу из-за страха или депрессии. Они не нарушали территориальную целостность Советского Союза, тогда как фотографирование охраняемых объектов человеком могло привести к его гибели. Пока спутники с заряженными фотокассетами и новыми батареями кружили в безоблачном небе, они давали недостижимый другими средствами результат – информацию, которая не приводила к политическим конфликтам.

Однако и здесь были ограничения. Спутник мог сфотографировать ракеты, базирующиеся в отдаленных областях, но мощные фотообъективы не могли предугадать намерения советского руководства. Такие же картины видели в свои перископы американские субмарины в Северодвинской морской базе, но они не могли проникнуть в государственные лаборатории в Москве и Ленинграде, чтобы сделать фотографии будущих систем вооружений, появлявшихся в черновиках и рисунках конструкторов. И при этом невозможно было заглянуть в умы членов Политбюро или увидеть сложную междоусобную борьбу за кремлевское лидерство. Только агент в Кремле мог это сделать.

Как ни раскладывай фотографии, они не показывают полной картины. После первых успехов разведывательных спутников американское руководство крайне нуждалось в информации о планах советских лидеров. Особенно актуально это было в 1960 г. в период выборов американского президента.

Кандидат от демократов Джон Кеннеди обвинил республиканцев в недостаточном внимании к национальной безопасности. Демократы спрашивали, как могла республиканская администрация допустить отставание США в этой важнейшей сфере? В свете неточных прогнозов Пентагона и жестких заявлений советского лидера Никиты Хрущева эта проблема беспокоила американских избирателей. Эйзенхауэр строил свою умеренную политику в отношении Советского Союза в том числе и на основе информации, полученной с помощью самолетов-шпионов U-2. Но, к сожалению, эта секретная информация не могла стать достоянием широкой общественности. Фотографии могли бы опровергнуть утверждения о слабости республиканцев в обеспечении национальной безопасности, но без доказательств их позиция была очень уязвимой. Национальный разведывательный отчет о советских ракетах показал, что технически и количественно Америка отстает от СССР{127}, и в национальном словаре появился термин «ракетное отставание».

Американская же общественность слышала хвастливые заявления Хрущева и аргументы Кеннеди против республиканцев. Два года спустя разведка с помощью Пеньковского сопоставила его информацию с фотографиями, полученными от спутников, и официальная оценка советской военной мощи была пересмотрена в течение президентского срока Кеннеди{128}.

Намерения и планы СССР узнать было крайне затруднительно. Тоталитарное государство централизованно контролировало СМИ и своих граждан. Внутри Советского Союза даже дорожные карты и железнодорожные расписания обычно содержали неточности. И наоборот, в любом издании The New York Times, The Washington Post или The Wall Street Journal СССР находил больше подтверждений своим предположениям о действиях американского руководства, чем американская разведка – о событиях в Советском Союзе. Это были отчеты о деятельности сельскохозяйственной отрасли, курсы акций, экономическая статистика и множество других данных, широко доступных в Соединенных Штатах, аналоги которых в СССР считались государственной тайной или преднамеренно искажались.

«Железный занавес» был прозрачным только с одной стороны. Советское руководство могло смотреть сквозь него, но американские лидеры, отчаянно нуждавшиеся в информации об СССР, оставались в неведении. В разгар холодной войны планы кремлевских лидеров были неизвестны Америке. Советские чиновники на Мавзолее Ленина на Красной площади в первомайский праздник в сочетании с плохого качества фотоснимками, сделанными военными атташе, которым удавалось присутствовать на советском параде военной техники, становились объектами глубокого анализа западных разведок. Последние не считали подобные фотоснимки слишком тривиальными для исследования. Практики-профессионалы, которые изучали их, назывались «кремленологами».

Однако в стенах ЦРУ постепенно росла прежде немногочисленная плеяда офицеров, утверждавших, что шпионаж нового типа, основанный на современной оперативной технике, можно применять на улицах Москвы так же, как и в космосе. Эти офицеры, по собственному опыту знавшие советскую тактику контрразведки внутри «железного занавеса», могли бы использовать свои знания для противодействия неуязвимому КГБ{129}. Они считали, что если новые методы шпионажа объединить со всеми существующими к тому моменту техническими наработками, то можно эффективно бороться со слежкой в Москве. Это новое поколение офицеров-агентуристов нашло союзника в энергичном Сеймуре Расселе, руководителе TSD с его инженерами и учеными{130}.

Глава 5 Дело за инженерами

Война больше не рыцарский подвиг, а подрывная деятельность, и эта деятельность имеет свой собственный, специальный арсенал инструментов и оружия. Только [Директорат] исследований и развития способен создать такой арсенал…

Из письма Стэнли Ловелла Аллену Даллесу, 1951 г.

Когда Сеймур Рассел взялся за руководство TSD летом 1962 г., никто не сомневался, что он будет разочарован своим новым назначением. Для Рассела, честолюбивого и успешного оперативного офицера, назначение вне сферы региональных отделов разведки означало шаг назад в его стремительной карьере. После нескольких успешных лет в качестве оперативного офицера и резидента Рассел имел все основания ожидать, что его назначат руководителем оперативного подразделения, ответственного за работу, например, в Западной Европе или Азии, или даже заместителем директора ЦРУ по планированию.

«Сеймур Рассел жил операциями, – заметил офицер TSD, который стал одним из его первых заместителей. – Он не скрывал своего нежелания работать в TSD. Он метил на высокую должность в руководстве разведки». А TSD был только одним из вспомогательных подразделений, не входивших в шесть главных региональных направлений, таких как страны Дальнего Востока, Африки или Советский Союз.

Рассела представили руководящему составу TSD его заместитель, доктор Сидней Готлиб, и Ричард Кругер, возглавлявший Директорат исследований и развития. Химик по образованию, Готлиб руководил в ЦРУ одним из наиболее закрытых исследований в рамках программы MKULTRA. Готлиб пришел в Лэнгли окольным путем. В 1944 г. он поступил на государственную службу в Департамент сельского хозяйства, после этого работал в Управлении по контролю за качеством пищевых продуктов и лекарственных препаратов, а затем получил место в Университете штата Мэриленд до перехода в 1951 г. в ЦРУ. После шестилетней работы в маленьком химическом отделе с дюжиной сотрудников внутри TSS в середине 1950-х гг., он был направлен в двухгодичную командировку в Германию, чтобы затем возвратиться в Вашингтон в 1959 г. и возглавить в TSS программу исследований и развития.

Кругер в молодости занимался тем, что устанавливал скрытые микрофоны и аппаратуру записи в офисе Даллеса и был в то время его техническим наставником. Затем он перешел в программу, связанную с радарами и самолетами-шпионами U-2. Теперь же, погруженный в программу «Глобальные технологии», он возвратился к основам шпионских методов.

Только за последнее десятилетие TSD расширился от 50 сотрудников в 1951 г. до подразделения в несколько сотен инженеров, мастеров, ученых, психологов, художников, резчиков печатей и технических специалистов. После 1962 г., когда в ЦРУ был создан отдельный Директорат исследований, TSD работал исключительно для обеспечения оперативной деятельности, а также для поддержки 20 % своих сотрудников, работавших на зарубежных базах ЦРУ. За исключением специальных направлений типа СССР и Китая, эти разбросанные по всему миру техники могли прибыть в любое место для технического обеспечения оперативных офицеров ЦРУ. Если в операции требовалось установить скрытую камеру, микрофон или организовать контроль телефона, техник мог это сделать. Если что-то не работало, техник мог это «что-то» починить. Кроме того, если оборудование не работало и после ремонта, техник мог заменить его на другую подходящую систему.

Среди молодых оперативных офицеров сотрудники TSD ценились за изобретательность и оперативно-технические навыки. Но были и серьезные проблемы. Многие офицеры, не имевшие тяги к технике, не могли освоить специальные устройства. Мероприятия проводились на основе личного опыта сотрудников, полученного в ходе Второй мировой войны. Когда специалистов TSD привлекали для консультаций или для работы со спецтехникой, их помощь часто рассматривалась как второстепенная по сравнению с ежедневными мероприятиями с агентурой или деятельностью оперативного офицера. «Как здорово иметь возможность, когда нужно, задействовать офицеров-техников, но даже если у нас не было спецсредств, мы проводили мероприятия», – рассказывал офицер-агентурист, работавший в начале 1960-х гг. Компоненты, необходимые для миниатюризации оперативной техники с малым энергопотреблением и высокой надежностью, еще только начинали разрабатывать. А научный прогресс 1960-х гг., как и указания Рассела и доктора Готлиба, требовали, чтобы спецтехника и оперативные мероприятия эффективно дополняли друг друга.

Рассел был также одним из небольшой группы старших офицеров своего поколения, которые уже понимали, что технический потенциал давал преимущества в мероприятиях разведки. «Когда вы приезжали в одну из резидентур Рассела за границей, то видели, как удачно технические методы сочетаются с оперативной работой. Он действительно вникал в сухие термины офицеров-техников, чтобы разобраться в сути их работы, – рассказывал ветеран TSD. – Многие руководители резидентур ЦРУ не хотели вникать в то, что может сделать офицер-техник, многие, не не Рассел».

Более четырех лет команда Рассела – Готлиба – Кругера работала с вдохновением. Такая необычная комбинация далекого от науки офицера-агентуриста, ученого с небольшим опытом оперативной работы и инженера, погруженного в программы «Глобальных технологий», преобразовала TSD. В конечном счете это новое подразделение будет играть важную роль практически во всех крупных мероприятиях ЦРУ конца ХХ века.

Рассел не тратил попусту время на создание себе авторитета в TSD. Он заставил своих подчиненных все время чувствовать себя на передовой, создав у них ощущение срочности любого задания – за это отвечал офицер-агентурист в период вербовки и последующего управления агентом. Со своей стороны технический прогресс начинал влиять на представления Рассела об оперативной деятельности.

Однако Рассел и TSD столкнулись с проблемой, не связанной с техникой, которая серьезно повлияла на деятельность ЦРУ. Несмотря на то, что техническая служба была «всеобщим» подразделением, его офицеры были редко посвящены в детали или цели оперативных мероприятий, которые они технически обеспечивали. Правила конспирации запрещали посвящать в основные детали мероприятия тех, кто не имел в них необходимости. Такое ограничение не имело серьезных последствий, если речь шла о секретном фотографировании документов или подготовке контейнера для тайника. Однако с появлением более сложных и гибких систем ситуация изменилась: чем больше знали офицеры-техники, тем эффективнее были действия TSD и тем совершеннее становилась спецтехника для оперативных мероприятий.

«Это было место, где конспирация и необходимость достижения цели противоречили друг другу, – рассказывал один офицер-агентурист. – Чтобы полностью выполнить задачу, офицер-техник должен знать все. Но в нашем мире техникам этого не позволяли. И потому конспирация была необходимым фактором жизни сотрудника разведки».

Вместе с этим было и другое отличие офицера-техника от оперативного сотрудника – культура. В Оперативном директорате офицер-агентурист был ключевым игроком. Культура ЦРУ брала начало от своего предшественника – УСС. И многие офицеры привнесли в ЦРУ культ элитарности и интеллектуальности, царивший в УСС. Директор ЦРУ Аллен Даллес был интеллектуалом – до прихода в ЦРУ он работал в известной нью-йоркской юридической фирме Sullivan&Cromwell. Ричард Хелмс, следующий директор ЦРУ, до поступления в Уильямс-колледж учился в закрытых школах за границей, в том числе в престижной швейцарской школе LeRosey. Глава УСС Уильям Донован хоть и был выходцем из небогатого семейства, но учился в Колумбийском университете. Директор ЦРУ Уильям Колби, сын военного офицера, закончил Принстон и Юридическую школу Колумбийского университета. Директор ЦРУ Билл Кейси окончил Университет Фордхэма, Католическую школу социальных работ и Бруклинскую юридическую школу.

Президент Линдон Джонсон, возможно, дал исторически верную характеристику типичного оперативного офицера ЦРУ. Он сказал, что ЦРУ состоит из молодых людей, семьи которых послали их в Принстон, но не позволили им заниматься семейным бизнесом{131}.

В TSS и позднее – в TSD, наоборот, было совсем немного известных фамилий или выпускников университетов из членов «Лиги Плюща», за исключением Корнелиуса Рузвельта, внука президента Теодора Рузвельта, который был директором TSS/TSD с 1959 по 1962 г. Причина была весьма простой. После войны, в 1945 г. инженерный и технический состав УСС в большинстве своем возвратился после войны в свои фирмы или в университетские лаборатории. В 1951 г. Аллен Даллес распорядился сформировать техническое подразделение разведки, и ЦРУ для первого набора офицеров-техников обратилось к университетам, техническим колледжам и к институтам, где преобладали инженерные специальности{132}.

Как правило, эти техники-новички демонстрировали интерес к технике с детства, это дало им большой инженерный и научный потенциал. Они были часто первыми или единственными детьми в семьях, многие из них были выходцами из сельских общин Среднего и Южного запада США. Движимые любовью к технике и жаждой приключений, они попали в ЦРУ.

Вскоре эти новые инженеры-умники получили прозвище у оперативных сотрудников – «офицеры-гуманитарии». Для инженеров это прозвище было, мягко говоря, нелестным.

В свою очередь, офицеры-агентуристы имели свои собственные традиции. Теоретически, отбор агентов происходит медленно и скрупулезно и включает оценку, развитие отношений, вербовку и обучение. Обычно агента «вел» один сотрудник-профессионал. Во время пребывания в Швейцарии в период Второй мировой войны Аллен Даллес встречался с агентами в своем хорошо обставленном кабинете{133}. Встречи с Пеньковским проводились в дорогих гостиничных номерах и происходили «с глазу на глаз», и это было всеобщей практикой. Агентов информировали, опрашивали и давали задания в безопасных помещениях или в ресторанах во время неторопливых обедов.

В основе этих встреч лежали взаимное доверие и личных отношения, которые часто походили на дружбу. Несмотря на манипулирование, обман и вероятность гибели агента, он и его куратор работали как одна команда. Лучшие офицеры-агентуристы выступали как психологи, приятели, банкиры, доверенные лица и даже близкие друзья агента в зависимости от его потребностей.

Эта технология шпионажа хорошо работала до 1960-х гг., поскольку после войны большинство контрразведок мира имело ограниченные возможности. Высоко ценимые в ЦРУ шпионы, такие как Петр Попов и Олег Пеньковский, могли использовать обычные фотокамеры, закладывать фотопленки в тайники для своих кураторов, получать шифрованные сообщения на обычный коротковолновый радиоприемник и расшифровывать их одноразовыми шифрами подобно тому, как действовало французское или польское подполье в оккупированной немцами Европе.

Офицеры-агентуристы в основном были равнодушны к оперативной технике. «Мы не понимали, что давала техника, и относились к ней со скепсисом. Мы часто говорили, что успех операции зависит от профессионализма сотрудника, а не от техники», – вспоминал офицер-агентурист.

Оперативные сотрудники, плохо разбирающиеся в спецтехнике, не могли представить ее потенциал, в то время как офицеры-техники боялись, что технику будут неправильно использовать и опасались задействовать ее особые возможности. Пропасть между оперативными мероприятиями и специальной техникой стала причиной того, что TSD не получил место в новом здании ЦРУ в Лэнгли, где разместились все оперативные службы. Шесть миль отделяли центр города, где располагался TSD, от Лэнгли, и это расстояние сокращалось лишь во время встреч и бесед сотрудников за завтраком в кафетерии или во время обмена сплетнями в подразделениях.

Рассел и Готлиб с их оперативным опытом понимали это разделение и поставили себе задачу «навести мосты». «Все дело было в различии культур. Это очевидно. Когда Сид Готлиб вернулся из Германии в 1959 г., чтобы возглавить в TSD научную и проектную работы, его подход был таков: "Да, есть такое разделение, но его не должно быть в резидентурах. И TSD должен это соединить, поскольку Оперативный директорат делать этого не будет", – объяснял инженер TSD. – Готлиб был прав в своей оценке». В конечном счете Оперативный директорат управлял операциями, деньгами и людьми, в то время как TSD получал финансы и задачи, которые надо было успешно решать, и это должно было стать частью оперативной деятельности.

Одним из первых шагов Готлиба была попытка приблизить научные исследования и разработки к деятельности офицеров-техников, непосредственно участвующих в операциях{134}. Менее очевидным в то время был смысл создания в 1962 г. Директората исследований{135}. Однако благодаря новому подразделению этапы НИОКР для космических и спутниковых программ «Глобальных технологий» теперь проводились независимо от оперативной деятельности. И TSD оставался в Оперативном директорате с единственной целью – обеспечивать резидентуры, оперативников и агентов специальной техникой{136}.

Готлиб и Рассел стремились к тому, чтобы TSD организовывала операции с новыми специальными устройствами и методами. Программа «Глобальные технологии», в рамках которой были созданы спутники-фоторазведчики, доказала возможность успеха в относительно предсказуемых условиях. Теперь TSD предстояло доказать, что сложная, менее масштабная техника могла быть очень эффективной в непредсказуемых условиях уличных операций.

Однако эта амбициозная стратегия вначале столкнулась с неприглядными реалиями. Большая часть оборудования TSD была крайне устаревшей, а кроме того, не хватало квалифицированных инженеров.

Еще в 1960 г. большинство электронных устройств, используемых в разведке, были слишком громоздкими, ненадежными, сложными и энергоемкими. Как сказал один научный специалист, это оборудование было просто «мусором».

В то время TSD мог обеспечить разведку превосходно подделанными документами, качественной тайнописью и хорошим камуфляжем. Но это не соответствовало потребностям разведки при проведении секретных операций против Советского Союза.

«Руководителям TSD нужно было решить две проблемы, – рассказывал сотрудник TSD того времени. – Во-первых, это плохая техника. Например, тайнопись – мы пользовались методами, которые применял еще Юлий Цезарь. Мы применяли системы, которые были разработаны в Первую мировую войну. Мы не задействовали достижения послевоенной химии, а наш противник, СССР, конечно, имел возможность обнаружить наши существующие технологии тайнописи. Итак, нам нужна была более совершенная и современная техника. Также мы должны были убедить действующих офицеров-агентуристов, что наши разработки могут принести им пользу. Но на тот момент техника отсутствовала, так что мы должны были развивать новые возможности и создавать новое оборудование по всем направлениям».

Так, в распоряжении Готлиба, например, были несколько дипломированных химиков, занимающихся разработкой тайнописи, которые получали образование еще до Второй мировой войны. Другие химики TSD и техники, обеспечивающие мероприятия с тайнописью, ранее были военными санитарами и не имели профессионального образования{137}.

Для решения этой проблемы и специально для НИОКР Готлиб и Рассел начали набор не техников, а выпускников высших учебных заведений, ученых и инженеров. Они стремились сотрудничать с университетами, исследовательскими центрами и быстро внедрять жизнеспособные специальные системы.

Рассел перестал привлекать кадровое подразделение ЦРУ, традиционный источник новобранцев для TSD, и начал посылать старших офицеров разведки в университеты для бесед с инженерами и привлечения молодых дипломированных специалистов. Была начата программа, в рамках которой второкурсники колледжей и молодежь в летнее время принималась на работу в лабораторию TSD. Программа давала возможность познакомиться с новейшими исследованиями университетов и позволила TSD оценить потенциального сотрудника перед подписанием долгосрочного контракта. За счет этого маневра подразделению удавалось привлекать инженеров с двухлетним контрактом. Эти служащие, не считавшиеся постоянными сотрудниками ЦРУ, находились вне кадровых лимитов. Такие контракты могли возобновляться каждые два года, если позволял бюджет, но для этого TSD всегда находил деньги.

«Я был принят в подразделение в рамках программы сразу после окончания школы. Я помню, как сидел на первом занятии по тайнописи. Некоторые из недавно принятых на работу химиков усмехались, слушая о технологиях тайнописи 1930-х гг., которую нам преподавал инструктор, – рассказывал офицер-химик. – Мы задали инструктору вопрос с подвохом: "А этот д-орбитальный…?" Инструктор, конечно, не знал этого термина, связанного с внутриатомными свойствами некоторых веществ, типа кристаллов и металлов. Я рассказал только об одном эпизоде тех лет, но это хорошо показывает уровень, на котором находилась специальная химия».

Новые сотрудники оказали большое влияние на спецтехнику TSD. Молодые химики улучшили процессы тайнописи, которые до этого оставались неизменными в течение многих десятилетий. Специалисты по тайнописи называли себя «соковыжималки» в подтверждение одного из старейших тайнописных компонентов – лимонного сока.

«Агентурные сообщения времен Второй мировой войны писались деревянной палочкой специальными чернилами на водной основе, – объяснял специалист по тайнописи. – Агент растворял в воде специальные химические чернила, размешивал состав, затем обматывал конец деревянной палочки маленьким кусочком ваты и опускал его в приготовленные чернила. Он должен был предварительно подержать бумагу над водяным паром (пропарить бумагу), затем написать секретное сообщение, пропарить бумагу вторично и положить затем ее под пресс. Наконец, он должен был написать открытое (легальное) письмо поверх секретного сообщения».

Это многошаговый и трудоемкий процесс был неэффективным и очень затратным по времени. Кроме того, он требовал конспиративных квартир в странах с «железным занавесом». «Я начал работать, и через некоторое время мы поняли, что русские и британцы делали все это немного по-другому и более надежно. Когда руководство наконец-то реализовало мое предложение, мы увидели, как отставали в сфере тайнописи, – рассказывал офицер-химик. – Почему мы используем жидкие компоненты? Почему мы не можем сделать их сухими?»

Оперативные офицеры ЦРУ узнали об изменениях не сразу, и на то были свои причины. TSD не перевели в новое здание ЦРУ в Лэнгли в 1961 г., где расположились другие оперативные подразделения. В 1965 г. TSD разместил несколько своих подразделений в трех зданиях, Центральном, Восточном и Южном, в старом комплексе ЦРУ в Вашингтоне, недалеко от Госдепартамента. Руководитель TSD и его заместитель заняли офисы, прежде использовавшиеся Алленом Даллесом и другими директорами ЦРУ. Это улучшило взаимодействие офицеров-техников, правда, теперь техникам нужно было ехать 10 км в Лэнгли, чтобы встретиться с офицерами-агентуристами.

В конце 1960-х гг. усилия Готлиба по привлечению инженеров и ученых, а также финансирование из Оперативного директората и новейшая техника преобразовали TSD. Был достигнут прогресс в технике подслушивания и тайнописи в мероприятиях в Африке, Латинской Америке, Ближнем Востоке и большой части Азии. Исключениями были Китай, Советский Союз, страны советского блока и Куба – страны, где прямой доступ к целям ЦРУ был практически невозможен. Однако именно эти страны были приоритетными для американской разведки. Поэтому важнейшей задачей было создание техники, которая работала бы в сложных контрразведывательных условиях.

С Советским Союзом был связан особый набор оперативных задач. КГБ под руководством Юрия Андропова создал одну из самых мощных контрразведок. КГБ относился с глубоким подозрением к своим гражданам, иностранцам и новой технике.

Для КГБ даже простая техника в руках народа была потенциальной угрозой государственной безопасности. Фактически каждая пишущая машинка, проданная в Советском Союзе, например, опробовалась на листе бумаги для определения шрифта, затем регистрировалась для того, чтобы в случае чего проследить происхождение подозрительного документа. Доступ к копированию текстов был далеко не у всех и осуществлялся в правительственных учреждениях, требовал подписанных руководством разрешений, а количество копий обязательно регистрировалось{138}. Даже потребительские товары, доступные на Западе, типа дешевых фотокамер Kodak и транзисторных радиоприемников на батарейках, невозможно было купить в СССР. И если такие изделия появлялись у советских граждан, это сразу привлекало внимание КГБ.

Таким образом, TSD должен был бы создать ряд специальных фотокамер, технику связи, камуфляж и устройства противодействия слежке для агентов, которые могли бы работать в этой среде, пронизанной глубокой подозрительностью к любой западной технике.

Глава 6 Новые времена – новая техника

Игра так велика, что одним взглядом можно окинуть только маленький ее участок.

Редьярд Кипплинг. Ким

Рассел понимал, какую важную роль играет и будет играть новая специальная техника для улучшения агентурной связи. Для шпиона опаснее всего было не добыть секреты, а передать их своему куратору. Система скрытой связи была главной в планировании агентурных операций. Без способа надежной передачи информации между агентом и куратором шпионаж не может существовать. Самой безопасной системой скрытой связи был безличный обмен, который отделял агента и офицера-куратора расстоянием, временем, местом или комбинацией этих трех компонентов.

Словарь шпионажа изобилует красочными фразами для безличного обмена информацией. Самый известный и наиболее широко используемый называется в ЦРУ – dead drop, в СССР – тайник, а в Великобритании – dead letter box.

Другой личный обмен информацией, который в СССР называли «моментальная передача», а в ЦРУ brush pass, происходил в толпе прохожих: агент и куратор проходили достаточно близко друг от друга и быстро и осторожно передавали записку или пакет. Контейнер для информации клали в хозяйственную сумку или заворачивали в газету. Иногда пакет бросали в открытое окно медленно движущегося автомобиля.

Все эти способы были призваны максимально уменьшить время, которое куратор и агент находятся в одном месте, в непосредственной близости. Некоторые методы, такие как моментальная передача, уменьшают время контакта до доли секунды. Однако даже половина секунды успешной моментальной передачи требует нахождения агента и куратора в одном месте и в одно время. В опасных регионах вроде Москвы простое нахождение рядом двух людей может вызвать подозрение. Насколько вероятно, что в многомиллионной Москве американец в трамвае случайно столкнется с ведущим советским ученым? Сотрудники КГБ не поверили бы в случайность такой встречи. Как хорошо сказал легендарный бейсболист Йоги Бэрра: «Это слишком частое совпадение, чтобы быть совпадением».

Тайник, наиболее предпочтительное средство безличной связи в опасных регионах, отделяет агента и куратора по времени, опасен тем, что пакет остается без присмотра в непредсказуемых условиях. Пакет может найти случайный прохожий, он может пострадать от каких-нибудь климатических катаклизмов типа внезапного снегопада. Закладка тайника тоже может вызвать подозрения, как и выемка из него контейнера{139}.

Рассел, оперативный офицер, окруженный теперь инженерами, предложил идею улучшения агентурной связи, которая была изобретательна и технически изящна. Инженер TSD, специализировавшийся по системам подслушивания, вспомнил неожиданный звонок шефа. «Однажды в начале 1963 г. Рассел позвонил мне и сказал: "Вчера вечером я подумал, а что если вы сообщите агенту, где спрятан микрофон; он сможет говорить около него, и таким образом вы обретете одностороннюю систему агентурной связи"».

Техники сразу начали предлагать офицерам-кураторам акустические устройства или радиозакладки, которые ранее использовались исключительно для подслушивания, теперь же в качестве односторонней системы связи, если агент знал, что его можно слушать через скрытый микрофон и передатчик{140}. Результат стал известен как звуковой тайник. В одном западноевропейском городе техники TSD установили микрофон в дереве прямо в парке. Чтобы связаться с куратором, агент «говорил в дерево». «Как-то мы установили закладку снаружи здания, и наш агент мог остановиться на этом углу, проговорить свое сообщение и продолжить прогулку, – вспоминал сотрудник TSD. – Мы действительно это использовали. Звуковые тайники стали популярными, как только мы их запустили, и это все началось с Расселом».

Представьте, что почтенный дипломат что-то бормочет в ствол дерева. Смешно, не так ли? Тем не менее этот способ был шагом вперед по сравнению с отметками мелом в качестве сигнала закладки или выемки тайника, применяемыми в свое время Пеньковским. Однако даже с таким умным звуковым тайником двухсторонняя безличная агентурная связь в Советском Союзе оставалась наградой и необходимым оружием для противостояния огромному аппарату Второго (контрразведка) и Седьмого (наружное наблюдение) управлений КГБ.

TSD плотно занялся изучением методов, используемых почтовой цензурой в СССР для контроля и исследований внутренней и международной почты. Дело в том, что одним из основных классических методов скрытой связи было обычное письмо с бытовым текстом, которое содержало тайнопись. Смешанные с миллионами почтовых отправлений, письма-прикрытия с описаниями каникул и семейных новостей практически не могли быть обнаружены. Со времен Второй мировой войны агенты, работавшие на американскую разведку, обычно писали и получали сотни тайных сообщений из большинства стран мира. Но Советский Союз отличался от этого большинства.

КГБ тщательно следил за исходящей и входящей в СССР почтой, как и за письмами, отправляемыми за границу. Советские почтовые цензоры хорошо знали о методах тайнописи, и КГБ просматривал как почту иностранцев, так и своих граждан. Но поскольку КГБ не мог открывать, читать и проверять каждое письмо, сотрудники TSD предположили, что советская цензура должна иметь свои правила. И чтобы их обойти, сотрудники TSD решили понять систему отсева, по которой изымались и отмечались подозрительные письма.

«Мы всегда задавали себе вопрос, как на Главпочтамте в Москве выглядит процесс принятия решения о направлении подозрительного письма офицеру-химику КГБ? Как только письмо отмечали как подозрительное, а ваш парень был или отправителем или получателем, начинались неприятности, – рассказывал сотрудник TSD. – Было что-то, какая-то деталь, которую сотрудник почтовой цензуры чувствовал или видел. Почему он откладывал письмо в сторону? Почему это письмо было послано эксперту-химику?»

Сотрудники TSD направили по почте сотни писем-тестов, в СССР и из него, с бесконечными вариациями дат и времени отправки, районов, страны предназначения, типа письма или открытки. Также варьировались печатные и рукописные письма. Исследования продолжались в течение нескольких лет с письмами на разных языках, разных размеров и стилей. Письма посылали из США на восточноевропейские и российские адреса. Письма посылались из СССР в Европу и в США, на специальные адреса, которым ЦРУ присвоило маркировку «АА»{141}. Многие адреса «АА» принадлежали обычным гражданам, завербованным ЦРУ с единственной целью – получать почту от неизвестного им отправителя. После прибытия почты получатель звонил по номеру, это было сигналом для ЦРУ о доставке письма.

Эти письма привозили в TSD для экспертизы и анализа. Конверты рассматривались на ярком экране в поиске маркировок, отпечатков пальцев и определении методов вскрытий, так же как и следов химикатов, которые, возможно, использовались КГБ, чтобы проверить письмо на наличие тайнописи. Маленькие детали, такие как расположение отпечатков пальца по периметру бумаги давали сведения об тщательности исследования письма.

«Я ездил в Ленинград, а затем в Прагу, только чтобы проследить за временем почтового транзита. Открытку, например, получили через два дня; запечатанные посылки шли около двух недель, – рассказывал сотрудник группы зондирования TSD. – Мы начали понимать, как различные страны осуществляют цензуру. Проект дал нам информацию, которую мы направили в советский отдел ЦРУ вместе с рекомендациями: "Используйте этот метод для отправки сообщений из этих городов". У нас были реальные данные, которые офицер-агентурист мог использовать».

Установление сроков доставки писем и открыток может показаться чем-то слишком прозаическим для разведки, однако именно таким способом TSD начал «откалывать кусочки» от массивного аппарата КГБ.

Потребуются годы усилий инженеров, чтобы в техническом оснащении разведки проявился прогресс. Джордж Сакс уже имел ученую степень, когда поступил на работу в ЦРУ после окончания колледжа в 1951 г. Как и у большинства новых офицеров ЦРУ того времени, его приход в разведку не был запланированным, но история его вступления в мир шпионажа остается его любимым воспоминанием.

Студент технического факультета с юго-запада США, Джордж Сакс планировал сделать карьеру в крупной компании типа Westinghouse или General Electric. И вот как-то Джордж заметил объявление на доске объявлений в кампусе. Повернувшись к своему другу, он спросил: «А что ты думаешь о ЦРУ?»

К тому время ЦРУ существовало уже четыре года, но за пределами Вашингтона об этом мало кто слышал. Джордж, не имея на горизонте лучших перспектив будущей работы, записался на беседу. Когда Джордж пришел, он не мог себе представить, что человек, сидевший за столом напротив него, начнет разговор с того, что назовет свой псевдоним, а потом скажет, что его пригласили работать в ЦРУ вовсе не за его технические навыки.

«У этого парня на всем лице были шрамы. А я разложил бумаги с моими учеными степенями и курсами, которые закончил; я уже был готов начать разговор о том, что изучал в течение последних четырех лет, – вспоминал Джордж. – Но первый вопрос был о моем участии в команде по стрелковому спорту». Джордж был капитаном команды и регулярно показывал высокий результат.

«Следующий вопрос был о том, имел ли я когда-либо дело с лодкой. И об этом спрашивали молодого инженера, думающего о своей будущей карьере! – рассказывал Джордж со смехом. – Потом он посмотрел на меня пристально и спросил: "А что вы думаете о прыжке с парашютом?"»

Сказать по правде, Джордж не задумывался над этими вопросами, но ответил отрицательно. Вскоре собеседник пригласил Джорджа в гостиницу университетского городка для продолжения беседы. «Когда мы туда добрались, первое, что он сделал – достал бутылку бурбона. Такое вот начало. И все это совсем не походило на собеседование в фирме Westinghouse».

Дело в том, что собеседование с Саксом проводилось вовсе не для того, чтобы привлечь его к технической работе. Интерес ЦРУ к Джорджу был связан с тайным противостоянием разведки потенциальному советскому вторжению в Западную Европу. Напряженные советско-американские отношения еще не зашли в сорокалетний тупик холодной войны, и все виды военных действий казались возможными, если не вероятными.

«В начале 1950-х гг. Объединенный комитет начальников штабов и люди из Агентства национальной безопасности – каждый, кто думал, что знает что-нибудь о стратегической ситуации в мире, верили, что Советская армия собирается пересекать Рейн, – рассказывал Джордж. – Так что моя первая командировка была в Германию и не имела никакого отношения к вербовкам шпионов и всему тому, что делало ЦРУ в Советском Союзе. Я создавал тайники с оружием и средствами разрушения для тайных действий против вторжения СССР, подобно участникам французского сопротивления времен Второй мировой войны. Через год я должен был заполнить анкету с вопросом, где бы я хотел работать. Мой приятель-рыбак сказал, что было бы неплохо побывать в штате Аляска. И мы получили то, что хотели. В то время на Аляске советский отдел ЦРУ не действовал».

Назначенный на Аляску вместе со своим приятелем-рыбаком, Джордж стал самым контролируемым сотрудником ЦРУ. Как единственный офицер-агентурист в Анкоридже, он подчинялся и руководителю местной резидентуры ЦРУ, и его заместителю. Там работали все трое, поскольку Аляска, подобно Германии, была еще одной точкой на карте, где Советский Союз мог начать военные действия. Недалеко от Берингова пролива находилась советская военная база, и советские летчики регулярно появлялись в зоне американского радара раннего предупреждения и других средств ПВО, защищавших западные и северные границы США. Однако год спустя, когда сокращение бюджета затронуло и эту крошечную резидентуру, Джорджу приказали возвратиться в Вашингтон, где в начале ноября 1962 г. он расшифровал сообщение о захвате Пеньковского.

Следующие два года Джордж провел в советском отделе, выполняя несколько второстепенных операций и осваивая трудный русский язык перед своим назначением в Москву, где он затем два года работал в напряженной, но оперативно «гладкой» обстановке. Вернувшись из резидентуры в штаб-квартиру ЦРУ в середине 1960-х гг., Сакс обнаружил, что в советском отделе произошли некоторые изменения. Несмотря на паралич, который охватил американскую разведку в СССР, у части сотрудников советского отдела зрели смелые намерения бросить вызов КГБ на его собственной территории. Планировалось реализовать нескольких рискованных, но тщательно просчитанных шагов, которые в случае удачи могли бы привести к результативным операциям.

Вскоре после ареста Пеньковского, когда все московские операции ЦРУ «выдохлись», один советский инженер пришел в американское посольство вне СССР и предложил свои услуги. В качестве подтверждения своих намерений он принес фотографии чертежей с детальными описаниями советской ракеты. Руководствуясь указанием не делать никаких ошибок, резидентура обеспечила добровольца планом скрытой связи, который включал инструкции приема кодированных коротковолновых сообщений на радиоприемник; при этом исключались любые последующие контакты с ним.

Пока Джордж изучал это дело, контакт «заморозили». Однако сохранялось ощущение, что работу можно продолжить, и вскоре Сакс получил указание начать операцию. Шансов на успех было немного, а проволочки только усложнили и без того непростую ситуацию. Даже если приход добровольца не был провокацией, даже если с ним можно было бы войти в контакт, у московской резидентуры было слишком мало возможностей для поддержания с ним связи.

Однако доброволец дал понять, что может представить подробную техническую информацию, интересную разведке, в частности чертежи. Внутри СССР было довольно трудно передавать печатные или рукописные документы, что уж говорить о чертежах. Содержание чертежа невозможно пересказать словами или скопировать вручную; их нельзя надолго изымать из места их хранения, не вызывая тревогу советских служб безопасности.

Разработанный Джорджем план заметно отличался от оперативных традиций ЦРУ. Во-первых, план предполагал, что руководство операцией будет осуществляться не из московской резидентуры, а из советского отдела в Лэнгли. Во-вторых, он исключал какие-либо личные встречи, а то и вовсе любое общение агента с американцами.

Джордж хотел, чтобы связь в ходе операции была исключительно безличной. Это бы снизило политические риски и сделало бы мероприятия более безопасными. «Что случилось бы, окажись история с добровольцем провокацией? Мы могли потерять одного из наших немногих офицеров в Москве. И что потом? Это пошло бы наверх, к госсекретарю США, который вызвал бы к себе посла, – объяснял Джордж. – А что сделал бы посол? Он устроил бы нам настоящий ад. Он кричал бы на резидента: "Вы, ковбои из ЦРУ, ломаете советско-американские отношения! У нас достаточно неприятностей с Советами и без ваших ослов"».

Кроме снижения рисков дипломатического конфликта, необходимо было обеспечить и безопасность самого агента. Материал был столь специфический, что в случае его перехвата КГБ агент был бы сразу установлен в качестве источника утечки.

Джордж хоть и был офицером-агентуристом, в душе оставался инженером. Он придумал необычный план. «В течение двух лет я тщательно изучал все сведения об агенте-добровольце и работал с техниками TSD, – вспоминал Джордж. – Агент имел доступ в лабораторию, где разрабатывались чертежи ракет, и он мог бы делать снимки чертежей на обычную 35-мм фотопленку».

План, который в конечном счете был создан специалистами TSD и Джорджем, был сложным, но гарантировал безопасность агента.

Исследование силами TSD советской почтовой системы показало, что аполитичное, безобидное сообщение от американского туриста на открытке, отправленной в США, привлекло бы внимание всего лишь советских цензоров. А открытка или письмо от советского гражданина, отправленное за границу, гарантированно бы вызвало подозрения у КГБ. Была достигнута договоренность с американскими чиновниками, работающими в Европе, о том, что во время визитов в Союз они всякий раз будут покупать черно-белые открытки с достопримечательностями – с видами, например, Эрмитажа, Кремля и Красной площади. Затем открытки посылали в Лэнгли, где сотрудники ЦРУ заполняли их стандартными текстами путешествующих по Советскому Союзу туристов. Открытки затем возвращались в СССР и закладывались в тайник агенту для использования в соответствии с новым планом агентурной связи.

Открытки посылались на западные адреса, где получатель, когда прибывала открытка, связывался с ЦРУ, используя «чистый» телефонный номер.

В тайнике для агента также находился рулон специальной фотопленки, которую инженеры TSD называли «удаляемый слой». Первоначально созданная для спутниковой программы и впоследствии забракованная, эта пленка имела высокое разрешение, а ее тонкий, светочувствительный слой эмульсии легко снимался с толстой пластмассовой основы. Отделенная от основы, фотопленка напоминала прозрачный целлофан. Эта специальная фотопленка оказалась настоящим оперативным сокровищем для TSD.

Чтобы создавать на такой пленке изображение, агент должен был сфотографировать чертежи большого формата обычной 35-мм фотокамерой, а затем перенести изображение на специальную пленку с помощью контактной фотопечати. Для этого 35-мм негативы с чертежами ракеты клали на специальную фотопленку и освещали на короткое время лампой. После проявления фотопленки агент применял «отбеливание изображения» с помощью химикатов, что делало фотопленку полностью прозрачной. Если точно следовать инструкции, то на фотопленке размером с почтовую открытку можно было разместить девять фотоснимков чертежей. На последнем этапе агент приклеивал тонкий прозрачный лист специальной пленки на открытку с изображением достопримечательностей СССР. Готовое изделие напоминало обычную открытку и не привлекало особого внимания почтовых цензоров из КГБ. Однако все эти этапы процесса агент должен был тщательно изучить, а потом повторить в своей крошечной советской квартире, в которой для такой работы было совсем мало места и не было никакой конспирации.

Этот процесс начинался с контактной фотопечати и представлял, по мнению Джорджа, довольно сложную процедуру. Две недели Джордж сам осваивал этот процесс и переводил на русский язык инструкцию к нему{142}. Он консультировался со специалистами по русскому языку относительно каждого слова инструкции, чтобы быть уверенным в том, что она будет абсолютно понятной для агента. Закончив с инструкцией, Джордж сосредоточился на односторонних голосовых радиосообщениях. Короткое радиопослание уведомило агента, что для него в тайник заложен пакет. В этом пакете агент нашел следующие инструкции{143}:

В этот пакет мы поместили рулон специальной фотопленки «Удаляемый слой» шириной приблизительно 90 мм. Открывайте пакет только в темном месте, используя ненаправленный слабый свет. С помощью фотопленки надо сделать контактные копии ваших 35-мм негативов, которые вы хотите послать в США.

Отрежьте часть фотопленки – немного большего размера, чем фотооткрытка. Разместите максимально возможное число ваших негативов на этой части фотопленки (фоточувствительный слой к фоточувствительному слою и сверху 35-мм негативы). Убедитесь, что 35-мм негативы не выступают за пределы пленки.

Направьте лампочку мощностью 100 ватт на 35-мм негативы, разместив ее на расстоянии одного метра от них и осветив их поверхность на несколько секунд. Мы обеспечили вас дополнительной фотопленкой, чтобы вы могли экспериментальным путем определить оптимальное время освещения для получения хороших копий.

Проявите отрезок специальной фотопленки любым доступным хорошим фотопроявителем. После проявления отфиксируйте и промойте фотопленку. Нужно обработать фотопленку до полного отбеливания (удаления) изображения, чтобы она снова стала полностью прозрачной, и на ней не было бы никаких признаков скрытых 35-мм изображений.

Потренируйтесь на чистой открытке (не из тех, которые уже имеют текст и которыми мы обеспечили вас), пока вы не освоите процесс полностью и будете довольны полученными пленками.

Тщательно увлажните водой сторону открытки с изображением, чтобы смягчить фоточувствительный слой; старайтесь, чтобы влага не попала на противоположную сторону открытки, где написано сообщение. Пока часть специальной фотопленки все еще влажная, мягко отделите фоточувствительный слой от подложки. Теперь, когда «удаляемый слой» изготовлен, убедитесь, что на нем нет повреждений. Разместите «удаляемый слой» так, чтобы он находился в контакте с фоточувствительным слоем открытки. Начиная от центра открытки и затем к краям, аккуратно выдавите воздушные пузыри и влагу, чтобы обеспечить полный контакт. Разместите открытку на гладкой, устойчивой, сухой поверхности, затем положите чистые листы промокательной бумаги по центру открытки, а сверху – книгу или что-то подобное, чтобы дать открытке высохнуть под давлением.

Когда открытка полностью высохнет, аккуратно обрежьте лишний фоточувствительный слой по краям открытки и тщательно осмотрите ее, чтобы убедиться, что открытка имеет нормальный вид и что фоточувствительный слой не отделяется от открытки.

Когда вы подготовили одну из заранее написанных открыток, приклейте соответствующую марку, опустите в почтовый ящик в том месте, которое часто посещают иностранные туристы.

После получения одной из ваших открыток мы восстановим ваши 35-мм изображения, используя другую процедуру.

Каждый элемент оперативного плана и подготовки мероприятия требовал времени и внимания к деталям, но дело того стоило. Изображения сверхсекретных чертежей советских ракет начали прибывать в американские почтовые ящики в больших городах и сельских местностях. Получатели, которые согласились помогать ЦРУ, возможно, и не подозревали, что самые большие тайны Москвы проходили через их руки.

В Лэнгли обесцвеченные изображения чертежей восстанавливали с использованием специализированного оборудования TSD. Первая партия чертежей убедила и контрразведчиков ЦРУ, и аналитиков отдела советских вооружений в том, что агент действительно имеет доступ к секретам, и поскольку чертежи продолжали поступать, эта операция расценивалась, как большой успех разведки.

Поток информации о конструкции советской ракеты поступал именно в тот момент холодной войны, когда данные о ракетном потенциале были предметом основного интереса разведок. Но даже самые серьезные операции не обходятся без курьезов. Однажды Джордж сидел в зале заседаний с десятью аналитиками, изучающими копию чертежа ракеты. «Я помню, что мы могли прочесть не все цифры. Аналитики искали последовательность серийных номеров и частей на однотипных деталях. Как они ни старались, они не были уверены относительно каждой буквы и цифры. Наконец один из них в сердцах произнес: "Мне крайне неприятно критиковать вас и ваших парней там, во время операций, но пойдите и купите, Христа ради, вашему агенту камеру получше!"»

Джордж вспоминал: «Аналитик думал, что мы вручили этому парню дешевую камеру. А я вспомнил все, что мы прошли, чтобы получить эти чертежи, и сколько усилий приложили техники TSD, чтобы продумать все технические и оперативные моменты. Представьте также себе, насколько тяжело пришлось агенту и какой стресс он испытывал во время выполнения операции. Так, я лишь горько усмехнулся, когда аналитик предложил решение проблемы: "Потратьте триста долларов и получите чуть более четкое изображение"».

Позже, когда операция продолжилась, агент сообщил, что вскоре посетит полигон для испытаний и предложил попробовать вынести часть ракеты. Советские военные изделия были настоящим сокровищем для Министерства обороны и для аналитиков ЦРУ по вооружениям, поскольку комплектация образца может дать недоступные разведке данные о возможностях вооружений, их конструкции и производственных процессах.

Агент сообщал, что сотрудникам его уровня, отправляющимся в командировки для выполнений государственных заданий, разрешали покупать товары в местах, куда их командировали. Стало обычной практикой для инженеров ездить в командировки с большими пустыми чемоданами, чтобы потом их заполнить местными товарами, такими как мясо, сыры, рыба, овощи и др. В регионе, где проводились испытания ракеты, как сообщил агент, продавалась знаменитая селедка, которую обожало его семейство. С тех пор он брал с собой две большие сумки для селедки. В сумках достаточно места для маленькой части от ракеты.

Получение фрагмента от действующей ракеты было столь важной задачей, что Лэнгли одобрил рискованное мероприятие «бросок в автомобиль» на одной из улиц Москвы. Согласно плану и инструкции, агент должен был ждать в переулке, который пересекал главную улицу. В переулке не было фонарей, и встреча была намечена на безлунную ночь. Агент должен был нести хозяйственную сумку, в которой была спрятана часть ракеты. При этом он должен был находиться в выбранном месте не более пяти минут.

В назначенный день американец, обычный распорядок дня которого предусматривал вечерние покупки продуктов и напитков в одной из гостиниц, обслуживающих западных бизнесменов, выехал из дома. Как обычно, машина с наблюдателями из КГБ следовала за его автомобилем на приличном расстоянии.

В течение более трех часов американец выполнял свои обычные дела, а наблюдение все это время за ним велось. Под занавес, выпив легкий вечерний коктейль, американец отправился домой, двигаясь на автомобиле с небольшой скоростью. Наблюдатели следовали за ним на расстоянии 50 м, и американец решил, что этого расстояния вполне достаточно для проведения операции. В следующие пять минут на пути должен был появиться поворот, полный обзор которого для машины КГБ был невозможен. Оба автомобиля двигались на небольшой скорости, и американец увидел, что автомашина наружного наблюдения находится достаточно далеко. Это был тот самый момент, которого он ждал. Если бы он ошибся, то подписал бы смертный приговор агенту.

Во время крутого поворота направо в переулок, который сокращал дорогу домой, автомобиль американца был закрыт трехэтажными зданиями с обеих сторон в течение нескольких секунд. Сотрудники спецслужб могли видеть, что тормозные сигналы не мигают в последующие секунды движения автомобиля в затемненном переулке. Когда автомашина КГБ повернула за угол, американец двигался немного медленнее из-за сужения дороги и через несколько минут припарковал автомобиль у своего дома.

Сводка сотрудников наружного наблюдения включала все детали предыдущего вечера. За исключением упоминания о стремительной тени, которая появилась из дверного проема в то самое мгновение, когда автомобиль американца повернул за угол, и что старая хозяйственная сумка была передана через открытое со стороны пассажира окно автомобиля.

В это же утро Джордж улыбнулся, когда расшифровывал телеграмму, сообщавшую, что курьер отбыл из Москвы в тот же день в Вашингтон со специальной упаковкой. Его пакет весил несколько больше, чем нормальный ручной багаж, и немного попахивал рыбой.

Результатом участия Джорджа в разработке и создании сложной схемы агентурной связи стало получение ценных чертежей ракеты. За это достижения Джордж был назначен в 1967 г. специальным помощником руководителя операций ЦРУ в СССР. Этот новый пост позволил Джорджу в полной мере использовать свой оперативный и технический опыт, который способствовал началу активных мероприятий в СССР.

Сид Готлиб, возглавлявший в тот момент TSD, сумел разглядеть в Джордже оперативного сотрудника с важной для TSD склонностью к оперативной технике. Джордж был одним из немногих офицеров советского отдела ЦРУ, кто тратил время на участие в разработке техники для связи с агентом. В то время как большинство его коллег планировали свою карьеру с помощью вербовок агентуры, Джордж не стремился стать большим начальником. Он искренне любил техников и ценил их вклад в оперативную работу.

На расстоянии 10 км от Лэнгли, на пересечении с рекой Потомак, находился штаб TSD, где Джордж старался показать инженерам особенности оперативной работы в районах со сложной контрразведывательной обстановкой. Инженеры-разработчики TSD в основном имели весьма скромный опыт оперативной работы. Проблема была в том, чтобы раскрыть им некоторую информацию об операциях, не нарушая принципы конспирации. Даже небольшие подробности об агенте, такие как его военное звание или национальность, могли в дальнейшем негативно повлиять на его безопасность.

Но без этих оперативных деталей техники TSD не могли представить, какую фотокамеру предложить агенту. Фотоаппарат за $1200 в руках агента в 1970-е гг. в СССР, конечно, привлек бы нежелательное внимание. Подозрения могли бы также возникнуть, если бы агент, который не был за границей, внезапно приобрел фотооборудование, недоступное на московском рынке. Это были маленькие, но существенные подробности для TSD, которые надо было понимать. Техники должны были знать, что аппаратура типа фотокамер или радиоприемников должна соответствовать заработку и статусу агента и могла быть достаточно просто куплена в его стране. И наоборот, с точки зрения оперативного офицера, высококачественные фотографии требовали лучшей камеры, но только информированный технический сотрудник мог найти требуемый баланс между уровнем техники и безопасностью агента. Сотрудники советского отдела должны были многое рассказать о своих мероприятиях техникам TSD, которые, в свою очередь, должны были строго соблюдать принципы конспирации.

Было совсем непросто соблюдать оперативные требования при разработке спецтехники для операций за «железным занавесом». Оперативным офицерам казалось, что техники используют принципы проектирования специзделий, которые противоречат требованиям камуфлирования. Индустрия проектирования и создания бытовых, потребительских изделий требовала от инженеров, чтобы форма соответствовала функциям. Штопор и ключ со звуковым брелоком в мастерской выглядели как вещи, область применения которых абсолютно понятна, потому что инженеры выбирали для них самое логичное решение при проектировании. Работа агента переворачивала эти представления. В секретной оперативной технике ее функция должна быть приспособлена к формам, которые маскируют истинное назначение устройства. Инженерам TSD приходилось проектировать штопор, который выглядел как ботинок, или как ваза, или как тюбик зубной пасты, и все эти вещи должны были быть сделаны так, чтобы не исчезла ни одна функция, а надежность при этом сохранилась.

В 1967 г. из советского отдела в TSD поступило задание по камуфлированию. Планировалась операция с использованием тайникового контейнера для передачи денег агенту. Сотрудники московской резидентуры собрали куски кирпичей в районе расположения тайника, чтобы контейнер-кирпич соответствовал цвету и структуре местного стройматериала. Даже поиск кирпичей требовал обстоятельной и хорошо отработанной легенды, поскольку американец в СССР не мог просто так остановить автомобиль, выйти из машины, положить в карман несколько камней с ближайшей стройки и не вызвать интерес КГБ.

В то время, когда московская резидентура ЦРУ занималась поиском фрагментов кирпичей, другой офицер ЦРУ был послан в Швейцарию, чтобы достать «незасвеченные» советские рубли в мелких купюрах. Техническая лаборатория TSD изготовила полый кирпич для размещения внутри плотной пачки денег.

Когда работа была закончена, Джорджа пригласили в лабораторию TSD для осмотра контейнера-кирпича. То, что он увидел, соответствовало цвету, структуре и размерам кирпичных фрагментов. Контейнер был легким и сделан из пенопласта. Каждая деталь контейнера казалась превосходной, пока Джордж сам не попытался его собрать.

«Этот контейнер не подходит. Верните его в лабораторию и сравните его вес с весом реального кирпича. Ваш контейнер-кирпич должен полностью соответствовать оригиналу или быть максимально близким к нему, – сказал Джордж в штабе TSD. – Меня не волнует, как вы увеличите вес или переделаете его. Я знаю, что вы должны сделать контейнер для большой пачки рублей, и что бумага легче, чем кирпич, но если кто-то поднимет контейнер, он должен быть уверен, что держит кирпич».

Таким образом, всего-навсего требовалось, чтобы контейнер-кирпич по всем параметрам «вписался» в место расположения тайника. Недостаточно, чтобы контейнер просто напоминал кирпич. Любой, кто случайно натолкнется на него, должен быть уверен в том, что это кирпич и есть. Вопрос ставился так: «Если вы оставите контейнер на детской площадке, десятилетний мальчик подойдет, подберет его и скажет: "Вот это да! Такой легкий кирпич!" Вряд ли ребенок выбросил бы такую находку. А если бы его нашел рабочий на стройке, он бы весь день рассказывал всем о странном кирпиче». Все должно было соответствовать уровню безопасности, который требовался для связи с агентами в СССР, в том числе качество изделий, изготавливаемых в TSD.

Получение агентами денег в районах повышенной опасности было связано с еще одной проблемой. Крупные рублевые купюры могли вызвать подозрения в магазинах или барах, сотрудники которых могли сообщить об этом в КГБ. С другой стороны, контейнер должен иметь такой размер, чтобы оставаться незаметным среди других подобных предметов. Джордж добыл для TSD двадцатипятирублевые купюры, чтобы выяснить, как можно разместить советскую валюту в небольшом пространстве. В лаборатории TSD инженеры изобрели способ вакуумной упаковки, которая сжимала сотни купюр в рулон, твердый как камень. В итоге именно этим способом в дальнейшем пользовались офицеры советского отдела для передачи огромных сумм агентам в небольших контейнерах.

Несколько месяцев спустя высокопоставленный советский ученый подошел к мачте высоковольтной линии электропередач в одном из мест Подмосковья. Он собирался взять кирпич, как это было сказано в инструкции, в определенном месте, которое соответствовало описанию тайника. «Что-то здесь не так», – решил агент, потому что вокруг строителями, которые установили мачту, были разбросаны другие кирпичи. Отказавшись от дальнейших действий, агент сел в автобус и поехал домой, мучаясь в дороге сомнениями.

Его офицер-куратор провел несколько беспокойных дней, ожидая подтверждения того, что агент благополучно забрал контейнер. Было получено сообщение, что агент действительно был у тайника, но никакого «специального» кирпича не заметил. С помощью радиоприемника ему были переданы новые инструкции с гарантиями того, что обычный кирпич, который агент не взял, в действительности был специальным контейнером. Это был скромный, но важный успех.

«Парни из TSD технически были всегда на высоте, но находились вне реалий оперативной обстановки, – вспоминал Джордж. – Все мы, кто разрабатывал оперативные мероприятия для московской резидентуры, были в советском отделе самой секретной и наиболее консервативной частью ЦРУ. Я имею в виду, что она была жесткой, и TSD никогда не получал особой пользы от работающего в Москве офицера-техника или от его тесного сотрудничества с офицерами-агентуристами. Они не понимали, что мы так же думали и беспокоились обо всех, даже малейших деталям операций».

Новый способ оценки оперативной обстановки и применения спецтехники в опасных регионах был необходим как офицеру-агентуристу, так и инженеру. Для офицеров-кураторов это означало, что спецтехника, успешно использованная в спутниках-шпионах, могла быть приспособлена и для оперативного применения на улицах Москвы или Ленинграда. Для инженеров TSD это означало испытание на себе реалий оперативной деятельности в опасных регионах и применение этих знаний в разработке специальной техники. Для успеха нужно было лишь разрушить традиционные барьеры между лабораториями и оперативными подразделениями.

Часть III Тень в переулке

Глава 7 Прыжок через пропасть

Беда – хороший учитель.

Русская поговорка

В начале 1960-х гг. новые впечатляющие результаты использования самолетов-шпионов U-2 и спутников серии «Корона» на время затмили постепенное развитие спецтехники ЦРУ. Тогдашний руководитель TSD Сид Готлиб (Рассел пришел ему на смену в 1966 г.), твердо верил, что оперативная техника станет необходимым элементом работы с агентурой. В последующие четыре года эти два руководителя стали настоящими друзьями. Они верили, что с помощью техники можно пробить брешь в мощной обороне КГБ. Но остальные руководители ЦРУ не разделяли веру в спецустройства 1960-х гг.

Готлиб по-прежнему рассчитывал на Джорджа Сакса в деле внедрения в оперативную деятельность спецтехники. Как только офицеры-агентуристы в резидентурах стали использовать расширяющийся арсенал спецоборудования, появились и другие проблемы. Во-первых, взаимоотношения между офицерами-агентуристами и офицерами-техниками были сложными. У прагматичных инженеров TSD и офицеров Оперативного директората было различие не только в социальных корнях и образовании, но и в языке.

Люди, работающие со спецтехникой, использовали термины, которые не всегда были понятны другим сотрудникам. Путаница усугублялась активным применением шпионского жаргона. Например, однажды офицер-агентурист заказал в TSD систему для телефонной записи с функцией определения номеров. Но в TSD, услышав слова «телефонная запись», изготовили систему скрытой записи телефонных переговоров, но без фиксации номеров.

Неверное толкование технических терминов, недостатки в изложении оперативных требований и чрезмерная конспирация – все это приводило к оперативным просчетам. Готлиб понимал, что конспирация необходима, но тем не менее технические инструкции и требования относительно оборудования, которое поручали разрабатывать TSD, должны были быть четкими и понятными. Джордж Сакс как раз и отвечал за то, чтобы потребности в спецтехнике советского отдела были бы четко определены и правильно переданы инженерам TSD.

Для решения проблемы Готлиб сделал верный шаг – он пригласил Джорджа как представителя советского отдела ЦРУ на ежегодную техническую конференцию TSD. Она проводилась на острове неподалеку от восточного побережья США, где располагался объект ЦРУ для секретных испытаний и тренировок, и давала возможность ведущим ученым, инженерам и мастерам TSD свободно обмениваться мнениями. Присутствие на мероприятии Джорджа вызвало волнение: «Повсюду звучали фразы: "Он будет говорить что-то вроде: "Эта группа, которая не обеспечила мне помощь, когда я должен был сделать свою работу". Или: "У нас есть новая идея с поставщиком, для чего требуется $50 000, но эти деньги нельзя получить", – вспоминал Джордж. – Итак, когда я появился, парни указывали на меня и говорили: "Кто его впустил?" – Но Готлиб тут же объяснил: "Мы должны больше доверять опыту оперативных офицеров в работе, которую мы технически обеспечиваем". Это была попытка умного руководителя TSD сломать барьер и улучшить обмен информацией. Это была революция».

Готлибу назначили заместителей, двух старших офицеров Оперативного директората, Эверета О'Нила и Квентина Джонсона, что также послужило основой для наведения мостов между технической и оперативной службами разведки. Джонсон как никто другой понимал все риски, связанные с операциями в опасных регионах, так как был одним из старших офицеров-агентуристов ЦРУ, работавших с Пеньковским.

Как руководитель TSD Готлиб решил «встряхнуть» свое подразделение. Он ввел в практику ежедневные оперативные совещания в конференц-зале, который стал известен, как «оперативная комната». «Каждый день, около 16 часов, руководители должны были идти в "оперативную комнату", – вспоминал офицер– химик. – На стене висела огромная карта мира, отмеченная булавками в тех местах, где офицеры-техники участвовали в оперативной работе. Но на таких совещаниях руководители направлений TSD были вынуждены обсуждать проблемы подразделений друг друга – ведь тот, кто отвечал за тайнопись, обычно не разбирался в подслушивании».

Сид Готлиб не терпел ссор и конкуренции в своем отделе. Когда напряженность между двумя начальниками в TSD длилась слишком долго, Готлиб сажал их в один кабинет. «Они работали в маленьком кабинете, голова к голове, – вспоминал сотрудник TSD. – Сид говорил: "Они могут не говорить друг с другом, но клянусь Богом, они будут там сидеть и смотреть друг на друга целый день"». Внимание Готлиба к сотрудникам TSD, их семьям стало легендой. Он звонил начальникам и офицерам в дни рождений, помнил о хобби и юбилеях их близких. «Готлиб был одним из немногих, кто чувствовал такие вещи. Это подкупало – казалось, что босс хорошо знает каждого из нас», – рассказывал химик из TSD.

В то время как TSD и советский отдел начинали сотрудничать, в недрах ЦРУ, среди высокопоставленных чиновников, бушевали бюрократические войны. С самого начала TSD был частью Оперативного директората, но после создания Директората исследований в 1962 г. организационная принадлежность TSD стала вопросом больших дебатов{144}. Директор ЦРУ Джон Маккоун полагал, что все технические разработки ЦРУ должны быть централизованы. И наоборот, Ричард Хелмс, в то время заместитель директора по планированию, выступал против перемещения TSD в новый директорат и уверенно аргументировал это тем, что для оперативной деятельности технический компонент нужен как правая рука. Затем Хелмс стал директором ЦРУ, и следующее десятилетие TSD оставался в Оперативном директорате.

Президент Никсон решил заменить Хелмса и в декабре 1972 г. выдвинул Джеймса Шлезингера в качестве его приемника. Шлезингер стал директором в феврале 1973 г. и сразу начал большую реорганизацию. TSD перевели из Оперативного директората в Директорат науки и техники{145} и дали новое название – Оперативно-техническая служба (Office of Technical Service – OTS). Новым руководителем OTS стал Джон Макмагон, оперативный офицер из Директората науки и техники. А Готлиб уволился в мае 1973 г.{146}

К этим внутренним баталиям скоро добавились схватки на Капитолийском холме. Когда ветеран УСС Уильям Колби вслед за Шлезингером был назначен директором ЦРУ, разразился информационный скандал, связанный с деятельностью ЦРУ в 1950-е и 1960-е гг.{147} В декабре 1974 г. Сэймур Херш, журналист из The New York Times, обнаружил информацию о проектах ЦРУ, таких как MHCHAOS и MKULTRA, и описал ряд мероприятий ЦРУ на территории США{148}. Одним из самых скандальных открытий была причастность ЦРУ вместе с ФБР к вскрытию личной почты американских граждан{149}. В результате и Конгресс, и администрация президента Форда провели расследования. Комитет, возглавляемый сенатором Черчем в Сенате, Комиссия под руководством сенатора Пайка в Палате представителей и назначенная президентом Комиссия Рокфеллера также провели свои расследования мероприятий ЦРУ и посчитали их незаконными, неправильными или ошибочными{150}.

Желая внести ясность в ситуацию, Колби решил обнародовать весьма щекотливые, ранее засекреченные детали деятельности ЦРУ в документе под названием «Фамильные драгоценности»{151}. Этот документ был подготовлен еще в 1973 г. при Шлезингере, по запросу, сделанному во время Уотергейтского скандала. Колби представил этот секретный материал Комитету Сената под руководством Френка Черча. Затем 16 сентября 1975 г. Колби также продемонстрировал микробиопистолет – секретное оружие ЦРУ. Этот импровизированный маневр директора ЦРУ был призван показать Комитету Черча открытость разведки, однако эффект был обратным. Пресса принялась муссировать эту историю. На самом же деле пистолет был даже не разработкой ЦРУ, а результатом научно-исследовательской программы Лаборатории вооружений в Форт Детрике. Пистолет наряду с другой техникой, созданной военными, был направлен в Лэнгли и в другие ведомства для оценки{152}. Колби, взяв пистолет на встречу с комитетом, предполагал, что это вызовет простое человеческое любопытство. Но он серьезно просчитался, и деятельность ЦРУ стали постоянно связывать с этим оружием{153}.

Информация о мероприятиях ЦРУ из сообщений Комитета Черча и Комиссии Рокфеллера обеспечила более полную, чем когда-либо, картину деятельности разведки в период после Второй мировой войны. Несколько офицеров OTS были допрошены или вызваны в суд для расследования их участия в проектах по тестированию психотропных средств на людях, планировании убийств, вскрытии почты или в Уотергейтском скандале. В итоге все действия OTS были расценены как часть санкционированных операций, и ни один офицер OTS не был признан виновным в каком-либо проступке.

В то время как Вашингтон сотрясали политические скандалы, техника стремительно развивалась. Символом прогресса стали персональные компьютеры. Однажды компьютерщики-любители и крупные компании, использующие пяти– и восьмидюймовые флоппи-диски, указали миру путь к цифровому будущему. Американские научно-исследовательские лаборатории и ученые создавали цифровую основу для «мира, объединенного проводами». Компьютерная сеть ARPANET Министерства обороны США постепенно расширялась, превращаясь в систему связи, которая затем в течение двух десятилетий преобразуется в Интернет.

Перед OTS возникла задача как можно быстро создать жизнеспособную и надежную спецтехнику со встроенной новой технологией. Подобно коллегам из Отдела НИОКР разведки УСС, инженеры OTS понимали, что техника, разработанная частными компаниями, может не соответствовать требованиям разведки. Казалась, что техника для шпионажа – плод фантазий сценаристов фильмов, подобных «Миссия невыполнима» и др. Однако голливудские «ручка-коммуникатор» или запись на пленку, которая затем самостоятельно ликвидируется, были вполне востребованными в реальной оперативной практике разработками. На смену транзистору, изобретение которого десятилетием ранее кардинально изменило технику подслушивания, вытеснив электровакуумную лампу, теперь пришел микрочип. Надежная и доступная копировальная машина Xerox положила конец трудоемкой работе офицеров-техников, которые фотографировали, проявляли и печатали копии важных документов, передаваемых офицерам-агентуристам. У OTS возникал вопрос: какой же техникой заниматься?

В начале 1975 г. ученого из OTS пригласили в инженерную лабораторию другого подразделения ЦРУ. «У меня есть новинка, и ваши парни должны обязательно взглянуть на нее», – объяснил инженер. В лаборатории ученый OTS увидел компактную экспериментальную установку, которая могла хранить и передавать довольно большой объем цифровой информации. Метко названное «пузырьком памяти», это устройство хранения информации могло использоваться для создания системы связи с агентом на короткие дистанции – SRAC (Short Range Agent Communication, или, на жаргоне советских спецслужб, – «Ближняя агентурная радиосвязь». – Прим. пер.).

В то время системы SRAC могли хранить и передавать только ограниченное количество букв. А с помощью «пузырька памяти» теперь возможно было записывать в память и передавать целые страницы. Ученый OTS предложил этот проект для практического решения проблемы связи с агентами. Несколько дней спустя он составил смету на $50 000, необходимых для создания макета модуля памяти для нового устройства SRAC. Ему оперативно ответили, что это слишком большие деньги, и проект был отклонен. 18 месяцев спустя деньги появились, но было поздно заниматься «пузырьком памяти», который уже выпускался коммерческой фирмой, как недорогое и легко адаптируемое устройство типа ROM. Техника действительно развивалась быстрее, чем процесс финансирования разведки правительством.

Появилось и другое устройство на основе приборов с зарядовой связью (CCD), созданных в лабораториях компании Bell в конце 1960-х гг. Оно было задумано, как устройство памяти, и каждый его элемент был составлен из множества светочувствительных конденсаторов, которые подобно фотопленке «помнили» свое состояние, создавая изображение. Вместо серебряного зерна на фотопленке мельчайшие детали изображения определялись множеством конденсаторов или пикселей. В 1974 г. OTS начала конструировать первый цифровой блок формирования изображений. Появилась идея использовать для копирования документов не пленочные фотокамеры, а множество электронных датчиков изображений. С весьма скромными инвестициями, на базе секретного контракта инженеры OTS совместно с командой ученых из ведущей американской компании электроники разрабатывали фотоаппарат для агента, способный работать как цифровые камеры спутника-шпиона KH-11{154}.

Потребуется больше десяти лет, чтобы на свет появилась замечательная коробочка, названная «беспленочной камерой», которая фотографировала и хранила изображения в цифровом виде. И что более важно для оперативной работы, эта коробочка имела возможность передачи цифровых электронных изображений, превращая камеру в двустороннее устройство агентурной связи. К 1989 г. в OTS уже был прибор, который работал подобно цифровой фотокамере сотового телефона.

Технический прогресс радикально уменьшил размеры и расширил возможности спецтехники. Малые размеры хорошо подходили для камуфлирования, потребляли меньше энергии, их было удобно хранить в тайнике и проще использовать. Теперь инженерам OTS все чаще стали задавать вопросы типа «Разве мы не можем это уменьшить?» и «Почему эта штука такая огромная?».

Глава 8 Авторучка опаснее, чем щит и меч

Вопрос: Что такое советское трио?

Ответ: Квартет, возвращающийся из заграничного турне.

Советский подпольный юмор 1970-х гг.

В 1973 г. советский дипломат, аккредитованный в Колумбии, вошел в сауну отеля «Хилтон» в Боготе. Несколько минут спустя другой человек спокойно подошел к нему и заговорил по-испански. Советским дипломатом был Александр Огородник, сотрудник Министерства иностранных дел, другим был офицер-агентурист ЦРУ. Их случайная, как могло показаться, встреча на самом деле была этапом тщательно скоординированного плана вербовки Огородника.

Огородник – экономист, специализирующийся на Латинской Америке, – имел доступ к информации о советской политике благодаря дипломатическому статусу и своей должности. Это был шанс для Соединенных Штатов узнать, о чем думали советские лидеры и каковы были их внешнеполитические планы в отношении латиноамериканских стран. В случае успеха эта операция могла бы обеспечить надежную и детальную разведывательную информацию о советских планах и намерениях, недоступную американским спутникам-шпионам.

Вступить в контакт с советскими чиновниками за пределами СССР было легко, гораздо сложнее было их завербовать. Для обеспечения безопасности советских дипломатов СССР предпринимал беспрецедентные меры. Работающие за границей советские чиновники находились под пристальным наблюдением посольской службы безопасности, офицеры которой находились в постоянной готовности. Они собирали сведения о малейших намеках на политические проступки, обращая внимание даже на такие безобидные вещи, как посещение иностранного кинотеатра. Внутри советских представительств были информаторы, или стукачи, которые выслуживались перед начальством, сообщая о любом, самом безобидном проступке. Советские дипломаты были обязаны сообщать офицеру посольской резидентуры КГБ о любом разговоре с американцем. Большинство дипломатов соблюдали подобные ограничения, поскольку это гарантировало роскошное по сравнению с условиями Москвы заграничное проживание. Жизнь этих дипломатов процветала под бдительным оком советского режима, и сами сотрудники ревниво охраняли свой особый статус.

Тем не менее, когда офицер-агентурист в тот день зашел в сауну, он уже имел основания полагать, что советский экономист может быть завербован. Согласно оценкам ЦРУ, Огородник отличался от остальных представителей советского дипломатического сообщества, он был известен как любитель хорошей жизни и наслаждался всеми возможностями, которые давал Запад. У него были хороший автомобиль и даже любимый пудель.

У Огородника имелись также три проблемы, которые делали его вербовку возможной. Во-первых, офицер КГБ в посольстве уже пробовал вербовать его в качестве информатора. Это уже говорило о том, что Огородник более или менее лоялен к советским спецслужбам. Вторая проблема была в том, что женатый дипломат Огородник имел колумбийскую любовницу, которая к тому же была от него беременна. Отсюда появлялась и третья проблема. После окончания командировки он должен был возвратиться в Москву. Огородник оказался в трудной ситуации, попав в ловушку дипломатической «мыльной оперы», в которой были замешаны неудачный брак, беременная любовница, карьерные амбиции и КГБ.

Как только контакт с дипломатом был установлен, для офицера ЦРУ стало очевидным, что Огородник имел сильную мотивацию и подходящий характер для шпионажа. Он не любил советскую систему и был готов работать против нее, хотя был неглуп. Он потребовал компенсаций и защиты. В обмен на обязательства Огородника работать на США, ЦРУ должно было перевести деньги для его любовницы и ребенка в ближайшее время. В долгосрочной перспективе ЦРУ должно было помочь ему бежать на Запад. Огороднику было присвоено кодовое имя TRIGON[5] (треугольник) и даны строгие наставления относительно безопасности и конфиденциальности. Однако для эффективной работы в Советском Союзе TRIGON должен был пройти интенсивный курс обучения перед возвращением в Москву.

Джордж Сакс получил задание и точные инструкции – ему предлагалось закрыть все другие дела и сконцентрировать все усилия на агенте TRIGON. Он не мог обсуждать с кем-либо свое новое задание по обучению агента, а также по созданию системы связи для передачи ЦРУ фотографий документов из Москвы.

Хотя обучение и проводилось в Колумбии, конспирация была необходима. КГБ имел сильные позиции в этой стране и поддерживал близкие отношения с местными полицией, журналистами и правительственными чиновниками. Западный образ жизни выделял Огородника из местного дипломатического сообщества, и посольские офицеры КГБ следили за дипломатом в рамках собственной операции по его вербовке в качестве информатора.

Джорджу понадобился месяц на обучение и подготовку плана связи с агентом. С тех пор как Джордж начал свободно говорить и писать по-русски, он сам проводил обучение непосредственно в Колумбии, в контакте с офицером-техником OTS, находившимся рядом для технической консультации и помощи. В отличие от Пеньковского, Огородник не был офицером разведки. Ему нужно было изучить основы конспирации и освоить методы оперативной работы, включая использование тайников и контейнеров, постановку сигналов, моментальные передачи, автомобильные броски и отправку писем «до востребования». После этого новому агенту нужно было изучить современную спецтехнику и способы ее применения, такие как фотографирование документов, прием коротковолновых радиопередач, работа с одноразовыми шифрблокнотами, а также овладеть навыками тайнописи и чтения микроточек[6].

Даже у профессионалов такая всесторонняя оперативно-техническая подготовка занимает месяцы, а затем требуются годы для ее совершенствования. Но сейчас, в номере отеля «Хилтон» в Боготе, перед Джорджем стояла задача за несколько недель подготовить шпиона, который будет работать в самой жесткой контрразведывательной обстановке.

Среди спецтехники, подготовленной для агента, была новая сверхминиатюрная фотокамера, созданная OTS. Работы над ее созданием развернулись еще в начале 1970-х гг. – предполагалось, что эту камеру будут использовать в мероприятиях с Пеньковским. Офицер Квентин Джонсон в период своей работы в TSD настаивал на разработке фотокамеры для фотографирования документов в особо охраняемых местах, в том числе внутри резидентур КГБ. Первоначально казалось, что выполнить такие технические требования невозможно. В дополнение к высокому фоторазрешению, для четкого копирования изображения всей страницы документа фотокамера не должна была давать искажений на краях кадра. Еще она должна была делать снимки без вспышки, вмещать не менее сотни кадров, а также работать бесшумно. К этому надо добавить требование того, чтобы фотокамера имела минимальные размеры, чтобы можно было спрятать ее внутри предметов, которые человек имеет право вносить в охраняемые помещения и зоны безопасности.

По этим техническим требованиям в OTS был разработан новый сверхминиатюрный фотоаппарат T-100{155}. Он был в шесть раз меньше всемирно известного аппарата «Минокс», который использовал Пеньковский 10 лет назад. Т-100 имел цилиндрическую форму, что в сочетании с малыми размерами позволяло использовать различные бытовые предметы, такие как ручки, часы, зажигалки или брелоки для ключей в качестве камуфляжа.

Объектив новой фотокамеры диаметром 4 мм был собран из восьми элементов с ювелирным искусством и точностью часового механизма. Некоторые элементы объектива были не намного больше булавочной головки. Все эти детали были тщательно собраны в единое целое – микрообъектив для получения четкого негатива при фотографировании стандартной страницы документа.

«Мастерство и оборудование, которые использовались при создании и сборке объектива, были сами по себе уникальны», – рассказывал Джордж Сакс спустя три десятка лет после опробования нового фотоаппарата.

В Т-100 объектив и механизм затвора были собраны в алюминиевом корпусе размерами 3,8 см в длину и 1 см в диаметре. Во время фотографирования фотопленка автоматически подавалась из одного крошечного отсека кассеты в другой. При максимальной длине пленки 38 см можно было сделать до 100 кадров.

Новая фотокамера была создана частной оптической фирмой в обстановке секретности и предназначалась специально для копирования документов. Агент мог бесшумно фотографировать, спрятав камеру в кулаке, на расстоянии около 28 см от плоскости документа, и со стороны казалось, что агент просто изучает описания, чертежи или политические материалы. Несмотря на весьма малые размеры, объектив Т-100 имел достаточную глубину резкости, чтобы пользователь не беспокоился о точном расстоянии до документа. Фотографирование могло проводиться людьми разной комплекции, которые, расставив локти на ширину плеч на столе, как бы создавали треногу для фиксирования камеры.

Агенты могли закрепить аппарат и с помощью штатива, что повышало качественно фотоснимков. В отличие от обычных фотокамер, Т-100 не имел автофокуса и видоискателя, и потому агенту надо было располагать объектив фотоаппарата по центру документа{156}.

Необычная конструкция Т-100 требовала специальной сверхтонкой фотопленки с высоким разрешением. Инженеры OTS нашли выход, используя запасы фотопленки Kodak-1414, созданной для спутникового фотографирования. Эта пленка была покрыта сверхтонкой фотоэмульсией и разработана для спутников-шпионов с учетом жестких требований по весу и габаритам. Специалисты OTS разрезали рулоны Коdak-1414 на полосы шириной 5 мм и длиной 380 мм для установки в кассету Т-100. Итак, спутниковая программа «Глобальные технологии» еще раз помогла в разработке агентурной спецтехники.

Установка фотопленки в миниатюрную кассету требовала больших навыков, доступных далеко не всем специалистам OTS. Небольшой отрезок пленки вставлялся в кассету вручную в полной темноте или с помощью прибора ночного видения. При этом после установки фотопленки в кассету, как правило, оставались сомнения в том, что эта процедура была проведена правильно. «Это напоминало испытание одноразовых фотовспышек. Единственный способ проверить надежность и правильность работы фотоаппарата, это сделать несколько снимков, разобрать кассету, проявить пленку и проверить полученное изображение на негативе. И если негативы были требуемого качества, вы докладывали, что все хорошо, но затем должны были зарядить другую кассету. Было отобрано несколько специалистов по фотографии, о которых руководство точно знало, что именно они установят фотопленку в кассету так, как нужно. У тех сотрудников OTS, кто постоянно занимался снаряжением кассет, установка пленки занимала около 15 минут. Но каждую кассету нельзя было проверить, и потому оставалось только аккуратно завернуть ее в пакет для отправки в резидентуру», – рассказывал техник OTS.

Для установки фотокамеры в камуфляж и снаряжения кассеты фотопленкой требовались тщательность и точность, и потому эта работа выполнялась только техниками OTS. Попытки инструктировать агентов относительно того, как извлекать фотокамеру из камуфляжа и вставлять туда другую, оказались чрезвычайно неудачными. Из-за этого в OTS обычно присылали отдельные детали от камуфляжей и самой фотокамеры, в которой к тому же были «сбиты» все настройки. После нескольких попыток в OTS начали не только самостоятельно снаряжать кассеты фотопленкой, но и устанавливать новую фотокамеру в камуфляж. Это устранило все механические отказы, однако в процессе фотографирования плохое освещение и тени, падающие на документ, а также ошибки фокусировки по-прежнему влияли на качество снимков.

Джорджу для обучения агента TRIGON была передана фотокамера второго поколения T-50. Она имела те же параметры, что и T-100, но позволяла делать только 50 снимков. Это было компромиссом, предложенным конструкторами для улучшения надежности фотокамеры. Практический опыт работы с T-100 показал, что крошечный механизм транспортировки фотопленки был сложным и подвержен отказам. Изменив муфту сцепления и сделав другой зубчатый механизм подачи фотопленки, конструкторы устранили проблему отказов, пожертвовав количеством кадров на одной кассете.

В качестве камуфляжа для фотокамеры Огородника была выбрана известная марка авторучки. Такой дорогостоящий предмет был вполне уместен в кармане дипломата, и это соответствовало любви агента к хорошим вещам. Авторучка была создана одной из самых престижных фирм-изготовителей Америки, заключившей секретный контракт с OTS. Авторучка была достаточно толстой и работала так же, как и обычный аналог, но имела уменьшенный контейнер для чернил, а также более короткую основу для пера, что создавало внутреннюю полость для шпионской фотокамеры{157}.

Джордж, прежде чем начать обучение агента, сам освоил практическую работу с T-50, потратив часы на секретное фотографирование в окрестностях Лэнгли и в местной библиотеке. Он носил авторучку в кармане, выбирал книгу или журнал, садился за стол лицом к другому человеку и делал тайные фотоснимки. Джордж многократно менял положение локтей на столе, пытаясь определить лучшее положение для съемки. Дома, с линейкой, он использовал различные позы, чтобы почувствовать оптимальное расстояние в 28 см от объектива до плоскости документа. Казалось, что никто не замечал его упражнений. После фотографирования нескольких кассет, Джордж передавал их в OTS, где снимки проявлялись и критически оценивались.

После интенсивной месячной практики Джордж наконец-то обрел уверенность в собственных навыках работы с фотокамерой. Прилетев в Боготу и зарегистрировавшись в отеле «Хилтон» под прикрытием, Джордж свел к минимуму все контакты с другими американцами и намеренно избегал посещений посольств и правительственных чиновников. Специально выделенный офицер ЦРУ проводил конспиративные встречи с Джорджем для координации всех действий и передачи поступающих инструкций. Однако атмосфера операции была весьма напряженной. Джордж знал, насколько важным для советского отдела ЦРУ является TRIGON, а также чувствовал, что руководитель подразделения ЦРУ по Латинской Америке пристально следит за ходом операции. Предыдущий оперативный офицер ЦРУ сделал свою работу, завербовав Огородника. Теперь все зависело от результатов обучения навыкам использования фотокамеры и оперативным методам.

Первое, что Джордж должен был определить, это способности агента к конспиративному фотографированию фотокамерой T-50. «Это сильный парень», – таково было первое впечатление Джорджа от встречи с Огородником. Обучение проходило на русском языке, и Джордж, понимая, что русский для него не родной язык, тщательно следил за тем, чтобы инструкции были понятными агенту.

Обучение началось с обычной 35-мм фотокамеры, чтобы познакомить агента с основами фотографии, оборудованием и фотопленкой. Была подобрана фотокамера Pentax OM-1 за $200, которую советский дипломат вполне мог приобрести в загранкомандировке. TRIGON быстро схватывал все инструкции, и фотографии, которые он делал, были практически идеальными.

Затем Джордж показал модифицированную авторучку, подчеркнув особую важность тщательного подбора положения рук и локтей при фотографировании, которое должно проводиться конспиративно, без опасности обнаружения фотокамеры. Вспоминая собственное обучение, Джордж отдавал себе отчет, насколько трудно постоянно удерживать внимание при работе с фотокамерой Т-50. Оценка окружающей обстановки при выполнении тайного действия была ключевым фактором, от которого зависела жизнь агента.

Джордж цитировал впечатления Огородника: «Для меня самой трудной была фотосъемка внутри посольства. Внезапно я ловил себя на том, что сосредоточен только на фотокамере и не уделяю никакого внимания тому, что происходит вокруг меня. Трудно постоянно концентрировать внимание сразу на двух вещах».

Обучение длилось несколько недель, проходило урывками, которые не нарушали ритм жизни агента и не привлекали внимания посольского КГБ. Однажды TRIGON так составил свой маршрут в Культурный центр Боготы, чтобы оставалось время на посещение отеля «Хилтон». В другой раз, после переговоров в Торговой палате Боготы о советской помощи Латинской Америке, он зашел в отель перед возвращением в посольство.

Эти незапланированные «уроки» занимали от 15 минут до двух часов, и Джордж никогда не знал заранее, когда прибудет его ученик. Джордж постоянно сидел в номере и боролся со скукой, ожидая прибытия агента, который внезапно появлялся со словами: «У меня есть 15 минут» или «У меня час».

TRIGON был способным учеником, однако Джордж понимал, что одно дело работать в безопасности вместе с инструктором, и совсем другое дело – пользоваться шпионской техникой в одиночку, безо всякой поддержки. Однако Джордж оценил смелость агента, когда после одного из уроков Джордж собрался отдохнуть, но пришел TRIGON и неожиданно озадачил его: «В посольство только что поступил новый документ весьма ограниченного доступа, касающийся советской политики в отношении Китая, и я должен с ним ознакомиться».

Джордж не одобрил фотографирование документа, поскольку обучение агента еще не было закончено, а важный документ был пока недоступен даже для дипломатов. TRIGON уже имел допуск к секретной информации посольства, однако документ тщательно охранялся. Эти бумаги постоянно находились в шифровальном отделе посольства, и необходимо было получить их под расписку у шифровальщика для прочтения, во время которого охрана просматривала кабинет через маленькое окно в двери.

Тренировки агента продолжались, и после трех успешных практических занятий TRIGON ушел из отеля, забрав авторучку с заряженной пленкой со словами: «Теперь я смогу это сделать».

Дважды он возвращался в отель к Джорджу, описывая систему безопасности посольства и свои риски. «Когда я был в ознакомительной комнате референтуры, охранник начал прохаживаться позади меня, и я не мог воспользоваться камерой. Вы же знаете, что могло случиться, если бы я ошибся», – сказал он.

Джордж разделял беспокойство агента. «Конечно, мы бы хотели получить эти фотокопии, – ответил он. – Я уверен, что и вы хотели бы это сделать, но это не стоит вашей жизни. Продолжайте обдумывать мероприятие. Ведь это хорошая практика перед вашим возвращением в Москву, хотя там будет не так трудно, поскольку у вас будет возможность брать документы и работать с ними в собственном кабинете».

Несколько дней спустя TRIGON вновь появился в дверях гостиничного номера с улыбкой на лице и произнес: «Я думаю, что сделал это».

Когда TRIGON ушел, довольный Джордж воспользовался телефоном вне гостиницы для вызова оперативно-технического сотрудника, который находился в другой части города, и назвал ему условную фразу для срочной встречи. Затем Джордж вышел из отеля, спрятав авторучку с отснятой фотопленкой в поясном кошельке. Напуганный участившимися грабежами в такси, он шел пешком более часа, чтобы передать авторучку офицеру-технику, который должен был попасть на ближайший самолет до Вашингтона с этим сокровищем в руках.

Сообщение, которое получил Джордж из Лэнгли, приятно удивило его. После обработки фотопленки оказалось, что только два кадра из 50 были нечитаемыми. Было снято все важное содержание политического документа. За более чем 20-летний опыт работы с советским направлением это был первый случай, когда особо секретные документы фотографировались агентом ЦРУ в референтуре советского посольства. TRIGON убедительно доказал, что может использовать фотокамеру T-50 в своей агентурной работе.

В сообщении также говорилось, что информация ушла на «седьмой этаж в Лэнгли», откуда директор ЦРУ собственноручно доставил ее госсекретарю Генри Киссинджеру, оценившему документ, как «самую важную разведывательную информацию, которую он когда-либо читал, будучи главой госдепартамента»{158}.

В конце очередного этапа обучения TRIGON вновь удивил Джорджа, неожиданно попросив: «Кстати, достаньте мне, пожалуйста, что-нибудь для самоубийства на случай, если меня поймают».

В отличие от шпионских романов, отравляющие препараты, так называемые Л-таблетки, были редкостью в ЦРУ, и потому их не было на складе OTS. Только в случаях, когда агента нельзя было отговорить и после того, как подобное спецсредство было непосредственно одобрено агентом, готовилась Л-таблетка.

Джордж сообщил о просьбе агента оперативному офицеру резидентуры ЦРУ, который телеграфировал об этом в Центр. Просьбу агента TRIGON должны были обдумать руководитель советского отдела и заместитель директора ЦРУ по оперативной работе. Их ответ был: «Ни в коем случае».

Когда Джордж сообщил Огороднику, что его просьба отклонена и Л-таблетки он не получит, тот ответил: «Отлично, я больше не буду на вас работать».

Последовал разъяренный обмен телеграммами между Лэнгли и резидентурой. В Центре спрашивали, не обманывает ли агент своего куратора. Оперативный офицер резидентуры, который ранее встречался с агентом, попросил Джорджа помочь составить подробный ответ. Еще до вербовки Огородник и его куратор провели вместе много времени в Боготе. Огородник не говорил по-английски, однако офицер ЦРУ свободно говорил и по-русски, и по-испански. Он использовал оба языка, чтобы построить доверительные отношения и соблюсти конспирацию. Они общались вечерами, во время неофициальных встреч. Часто поздно вечером, выпивая, агент и куратор говорили о политике, философии и личных взглядах. Офицер-куратор был уверен, что разобрался в Огороднике как в человеке. Кроме того, сам Джордж только что несколько недель интенсивно обучал советского дипломата основам шпионажа. Два офицера согласились, что их ответ в Лэнгли должен быть таким: «Или агент получает Л-таблетку, или мы не сможем продолжить операцию»{159}.

После этого OTS получила указание изготовить Л-таблетку и спрятать ее в корпусе точно такой же авторучки, как та, в которой находилась фотокамера.

В 1975 г., после завершения своей командировки в Колумбии, TRIGON возвратился в Москву. По мнению ЦРУ, новое назначение агента в Москве было не самым лучшим. Но его должность в американском отделе Министерства иностранных дел СССР давала ему возможность читать и фотографировать сообщения советских послов со всего мира{160}.

Советские чиновники после возвращения из-за границы тщательно проверялись КГБ, и потому ЦРУ не практиковало личные контакты с агентом. После нескольких месяцев бездействия TRIGON изъял из тайника новые шифрблокноты, схему агентурной связи и фотокамеру T-50. После этого от агента была получена серия документальных материалов, раскрывающих детали советской внешней политики. Это подтвердило эффективность как обучения Огородника, так и применяемой им спецтехники.

Для обеспечения максимальной безопасности агента офицеры московской резидентуры ЦРУ ни разу не встречались с Огородником, за исключением, правда, одного случая. С агентом поддерживалась безличная связь с помощью односторонних коротковолновых радиопередач и письменных инструкций, которые он получал через тайники. TRIGON также никогда не встречался с офицером-агентуристом, который обслуживал его тайники. Если бы такая встреча произошла, TRIGON, наверное, был бы потрясен, узнав, кто это.

Марта Петерсон появилась в Москве в 1975 г. Как обычный сотрудник она проводила в посольстве США восьмичасовой рабочий день, работая под прикрытием. Марта совершенствовала русский язык и вела себя очень сдержанно. КГБ редко устанавливал за ней наружное наблюдение. Только в утренние часы и ночью она занималась оперативной работой с агентом, с которым никогда не встречалась и который был наиболее ценным источником ЦРУ в Москве.

Молодая женщина, одетая по последней моде и работавшая на административной должности в посольстве, Марта не соответствовала сложившимся в КГБ представлениям о сотрудниках ЦРУ. Она была совсем не похожа на офицеров московской резидентуры и поэтому не привлекала к себе внимания КГБ. Она получила это престижное назначение из-за настойчивости руководителя резидентуры, который был впечатлен ее оперативными достижениями на предыдущей должности.

С момента своей вербовки в Колумбии TRIGON доказал, что является результативным агентом. Однако весной 1977 г. в мероприятиях с ним начались проблемы. Первым тревожным сигналом стало нарушение графика связи между агентом и резидентурой ЦРУ. В конце концов агенту было отправлено радиосообщение с предписанием выставить стандартный сигнал своим автомобилем, который должен быть припаркован в определенном месте и в определенное время. Вместо традиционно быстрой реакции агента его автомобиль не появился в условленном месте. Однако на второй запрос о дополнительном сигнале красной губной помадой на предупреждающем дорожном знаке «Осторожно, дети» агент дал ответ – красная метка была на знаке уже на следующий день. Этот сигнал обозначал, что TRIGON должен забрать пакет из тайника в оговоренное время, а также указывалось место расположения тайника.

15 июля Марта Петерсон покинула рабочее место в обычное время. В течение следующих четырех часов она шла пешком, ехала на общественном транспорте, снова шла пешком, тщательно проверяя наличие слежки. Единственной оперативной задачей для нее той ночью была закладка тайника для агента. В предыдущие 18 месяцев она провела уже более десятка подобных операций. Ранее она не сталкивалась с признаками того, что за ней велась слежка.

Тайник представлял собой щель в проеме одной из арок на пешеходной дорожке Краснолужского моста через Москву-реку. Петерсон несла в хозяйственной сумке изготовленный OTS контейнер, напоминавший кусок асфальта. Этот плоский, размерами примерно 15 х 20 х 10 см кусок черного камня, половинки которого скреплялись винтами, был испачкан землей так, чтобы придать ему обычный грязный вид. Внутри находилась пачка рублей мелкими купюрами, перетянутая резинкой, дополнительный запас из шести кассет для фотокамеры T-50, несколько ювелирных изделий, авторучка-камуфляж, новые графики связи, одноразовые шифрблокноты, контактные линзы и персональные рекомендации агенту относительно фотопленки Kalvar{161}.

Внутри также был лист – предостережение, напечатанное по-русски:

«Товарищ! Вы проникли в чужую тайну. Возьмите деньги и ценности, остальное бросьте в реку. И забудьте обо всем этом. Вы были предупреждены»{162}.

Если бы кто-то случайно нашел пакет и открыл контейнер, это угрожающее предостережение смогло бы подвигнуть нашедшего на то, чтобы избавиться от находки и не сообщать КГБ.

Свой проверочный маршрут Петерсон завершила уже в сумерках. Уверенная в отсутствии слежки, в 22:30 она поместила пакет с контейнером в тайник, протолкнув его насколько можно глубже в щель. Затем она прошла несколько шагов к длинной лестнице, чтобы спуститься с моста. Вдруг к ней быстро подошли трое мужчин и схватили за руки. Из-под моста тут же выехал фургон, и появилась еще дюжина офицеров КГБ. Чувствуя, что задержание женщины было неожиданностью для КГБ, Марта попыталась использовать это мгновенное замешательство в своих интересах и закричала: «Провокация!» Если бы в этом районе был TRIGON, крики и шум могли бы его предупредить. Завязалась короткая борьба, и Марта – обладательница зеленого пояса по таэквондо – нанесла одному из сотрудников КГБ болезненный удар в пах прежде, чем ее нейтрализовали.

Сотрудники КГБ забрали контейнер из тайника. Затем Петерсон обыскали и обнаружили прикрепленный «липучкой» к бюстгальтеру специальный радиосканер OTS для прослушивания частот КГБ. Ожерелье на шее Петерсон работало как передающая индукционная антенна для крохотного приемника-наушника, вставленного в ее ухо. Предполагая, что сканер является устройством связи, офицеры КГБ пытались говорить в него в попытке получить ответ. Во время обыска маленький приемник в ухе Петерсон так и остался необнаруженным.

Затем Петерсон отвезли на Лубянку, в штаб Второго главного управления КГБ, где начался допрос. Вскоре были сделаны телефонные звонки в американское посольство с неприятной новостью об аресте американской гражданки.

Представитель Государственного департамента США, прибыв на Лубянку и увидев задержанную Петерсон, был удивлен не менее, чем офицеры КГБ на мосту в момент ее задержания. В два часа ночи Марта была освобождена. На следующий день советское правительство объявляло ее персоной нон грата, и Петерсон была выслана из страны. Она покинула Москву первым же самолетом, чтобы больше никогда не возвратиться в свою московскую квартиру.

ЦРУ позже узнало о том, что по крайней мере за месяц до ареста Петерсон TRIGON был уже мертв. Его выдала семья шпионов Кочеров, Карл и его супруга Хана. Кочеры были чешскими подданными, прибывшими в 1965 г. в США по заданию чешской разведки. Они изображали из себя ярых антикоммунистов, заявляя, что сбежали в Америку в поисках свободы. Карл получил ученую степень в Колумбийском университете, и затем его приняли на работу в ЦРУ в качестве переводчика. Чехословацкая разведка передавала КГБ сообщения от своих агентов. Информация Кочера о советском дипломате, работающем на ЦРУ в Колумбии, послужила поводом для начала расследования, что в конечном счете позволило вычислить Огородника.

Точные обстоятельства смерти агента TRIGON остаются невыясненными, но его настойчивость в получении Л-таблетки была свидетельством того, что он обладал даром предвидения. Подтверждение этого есть в книге «Агентурная кличка – TRIGON», вышедшей в 2000 г.[7] Автор, отставной офицер КГБ Игорь Перетрухин вел это расследование и утверждал, что TRIGON, сидя за столом в своей квартире и окруженный офицерами, в два часа ночи попросил бумагу и ручку, чтобы написать заявление председателю КГБ. Он попросил свою авторучку, которая лежала на столе и которую офицер КГБ уже осмотрел. Ручку проверили более тщательно еще раз, прежде чем дать агенту. Во время работы над заявлением TRIGON несколько раз прерывался и играл с авторучкой. Когда около стола никого не было, TRIGON сумел быстро вытащить из авторучки Л-таблетку и положить себе в рот. Внезапно он задрожал, откинулся на спинку стула и начал хрипеть. Офицеры КГБ бросились к нему и попробовали металлической линейкой открыть его твердо сжатые челюсти, чтобы извлечь ампулу с ядом. Изо рта агента начала выходить пенящаяся кровь, и он уже не приходил в сознание{163}.

Карл Кочер был арестован в Нью-Йорке 27 ноября 1984 г. и обвинен в шпионаже. Он отсидел в тюрьме менее двух лет, после чего его обменяли на советского заключенного, диссидента Анатолия Шаранского. Выйдя на свободу, Карл и его жена вернулись в Чехословакию{164}.

Глава 9 Сражение в условиях Арктики

И вы узнаете истину, и истина сделает вас свободными.

Надпись у входа в главное здание штаб-квартиры ЦРУ

Смерть агента TRIGON и арест Марты Петерсон были для КГБ сомнительной победой. TRIGON вел активную агентурную деятельность более четырех лет, и ранее советские руководители, возможно, о ней не знали. Они, однако, понимали значение информации, которую передавал этот агент. По советским меркам TRIGON занимал не такой уж высокий пост, но имел доступ к документам, содержащим жизненно важные секреты СССР.

В отличие от Пеньковского, здесь не было никакого открытого суда с представителями общественности, на котором бы любимый пудель агента и его южноамериканская любовница были бы представлены в качестве доказательства моральной деградации и индивидуализма шпиона. Для КГБ самоубийство Огородника стало настоящим ударом – оно сделало невозможным какие-либо допросы и оценку значимости информации, которую он передал или, возможно, не успел передать американцам[8]. КГБ готовился к худшему. Во время работы в Москве TRIGON имел доступ к самой актуальной политической информации и к планам МИДа, касающимся, в частности, позиции СССР на переговорах по ограничению стратегических вооружений{165}.

TRIGON снабжал ЦРУ жизненно важной разведывательной информацией, которую непосредственно использовали дипломаты в реальной политической игре, а также для оценки военной угрозы в наиболее сложные периоды противостояния в холодной войне. Это были данные разведки, которые нельзя было получить со спутников, из открытых советских источников, таких как средства массовой информации или свидетельства невозвращенцев. Это была «скоропортящаяся» информация – особый вид разведывательных сведений, которые непрерывно требовались для отслеживания изменений в динамике международных отношений. Такую информацию мог дать только реальный агент, снабженный спецтехникой для копирования документов или для записи бесед.

КГБ не сообщил точных деталей расследования советским печатным изданиям, таким как газета «Правда» и другие государственные СМИ. Однако самый главный вывод, который сделала контрразведка КГБ, заключался в том, что теперь американская разведка способна работать с активным агентом в особо опасных для ЦРУ регионах, в том числе в Москве. КГБ напоминало банкира, полностью уверенного в своей мощнейшей системе безопасности и вооруженной охране, который вдруг обнаружил, что в его броне имеется брешь.

Не оставалось сомнений в том, что тайны Москвы, а также всего советского блока были теперь уязвимы для американской разведки, и спецтехника играла при этом существенную роль. Коллекция спецтехники, захваченной при арестах Огородника и Петерсон, состоящая из микрокамеры и радиоприемника для контроля переговоров наружного наблюдения, подтверждала новый потенциал технических возможностей, доступных в мероприятиях американских агентов и оперативных офицеров ЦРУ.

Ранее КГБ уже имел возможность убедиться в высоком техническом уровне американской разведки после обнаружения в 1974 г. специального датчика. Закамуфлированное под пенек в лесу, около базы советских ВВС, это насыщенное до предела электроникой спецустройство было способно перехватывать радиосигналы с летного поля и передавать их сотрудникам ЦРУ{166}. Захват Огородника подтвердил, что в руках агентов появилась более совершенная спецтехника. Тайники, сигнальные метки и одноразовые шифрблокноты все еще использовались американцами, однако оперативные возможности ЦРУ постоянно развивались. Было очевидно, что вскоре в арсенале ЦРУ появятся спецсредства, которые полностью вытеснят старую оперативную технику, позволят убрать агентурную связь с улиц и перенести ее в радиоэфир.

Дело Петерсон показало еще одну проблему для офицеров Второго главного управления КГБ. По стандартам КГБ Марта Петерсон не вписывалась в образ офицера разведки – ее оперативное прикрытие полностью соответствовало образу жизни обычных иностранных специалистов, работающих в Москве. Почти два года огромный аппарат советской госбезопасности, вероятно, не уделял ей должного внимания. «Я думаю, что когда они поймали Марту Петерсон, у них на многое открылись глаза», – вспоминал оперативный офицер ЦРУ, один из активных участников этих мероприятий.

КГБ приложил все усилия, чтобы создать для агентурной работы ЦРУ в Москве тяжелейшие условия, как в Арктике. При этом КГБ пришлось расстаться с иллюзиями относительно возможностей своей службы наружного наблюдения. Тем не менее инструкции нового председателя КГБ руководителям подразделений в начале 1973 г. звучали так: «Ступайте и перетряхните там все».

Руководитель OTS Сид Готлиб направил подобное предписание и своим офицерам-техникам. «Вы там не заигрывайтесь с техническими устройствами. Я посылаю вас туда, чтобы спецтехника стала частью оперативных мероприятий, и вы должны использовать наши специзделия везде, где ждут от них помощи». В последующие два года сочетание новых методов и современной спецтехники должно было изменить оперативную обстановку в Москве. Так началось сражение в «советской Арктике».

Согласно требованиям Оперативного директората новые офицеры ЦРУ проходили интенсивный шестимесячный курс оперативно-технической подготовки. Она включала в себя обучение фотографированию с помощью обычной 35-мм фотоаппаратуры, работу с «Миноксом» и другими типами миниатюрных фотокамер. Проводись тренировки в области обработки фотопленки, приемов открывания замков, создания эскизов мест оперативных мероприятий; изучались тайнопись, изготовление простых видов контейнеров и упаковка микроточек. Цель курса заключалась в том, чтобы показать оперативному составу разнообразную спецтехнику OTS и объяснить ее возможности{167}.

Сотрудников OTS, которых готовили в Лэнгли для участия в операциях за рубежом, называли в переписке «офицеры ТОО» (Technical Operative Officer). Они обучались по всем направлениям OTS, включая изготовление документов, оперативный макияж, технику подслушивания и тайнопись. Только после приобретения необходимой практики в каждом из направлений их признавали готовыми к решению главных задач OTS. В начале 1970-х гг. в работе ЦРУ в Москве приоритетным стало обеспечение оперативных мероприятий специальной фототехникой.

В зависимости от обстоятельств, офицеры московской резидентуры ЦРУ могли использовать обычные 35-мм фотокамеры или специальные миниатюрные фотоаппараты для съемки людей, а также мест для закладки тайников и постановки сигнальных меток. Самой любимой у них была малогабаритная швейцарская фотокамера «Тессина», позволявшая снимать 72 кадра на стандартную 35-мм фотопленку вместо 36 кадров, как у обычных фотокамер. Небольшие размеры и вес «Тессины», а также наличие пружинного механизма перемотки пленки и взвода затвора делали ее очень удобной для качественного фотографирования одной рукой и быстрого сокрытия в камуфляж. Сотрудники OTS иногда делали сами прикрытия-камуфляж для этих фотокамер – кошельки, небольшие кожаные сумки и книги.

Возвращавшиеся после оперативной фотосъемки офицеры (их называли «бегущими камерами») передавали фотоаппарат офицеру-технику, который проявлял и печатал фотографии, а затем возвращал оперативному сотруднику камеру в камуфляже и с новой фотопленкой.

В московской резидентуре ЦРУ также могли изготовить небольшие контейнеры для тайников из ткани, кожи, дерева или обрезков водопроводных труб. В ход шли грязные рабочие рукавицы, куски пластиковых шлангов и даже картонные коробки из-под молока или сока. В тех случаях, когда офицер-техник не мог придумать и изготовить специзделие с помощью имевшихся в его распоряжении инструментов, он выступал в качестве опытного консультанта – показывал все возможности спецтехники, такие, например, как параметры радиозакладок, хранившихся на больших базах OTS за пределами «железного занавеса» или в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли. В районах повышенной активности контрразведки офицеры-техники подвергались таким же испытаниям, как и оперативный состав, в том числе слежке во время посещения ими рынков и магазинов, или когда они отвозили детей в московскую школу для семей дипкорпуса.

КГБ, возможно, не был в курсе всех возможностей американцев в перехвате и контроле радиопередач службы наружного наблюдения (далее – НН) во время ареста Марты Петерсон. Скорее всего, они не знали о маленьком приемнике размером не более двух пачек сигарет, который был спрятал у нее под одеждой{168}.

Разработка этого радиоприемника с кодовым названием SRR-100 началась в первой половине 1970-х гг. после того, как офицер-техник ЦРУ в Москве перехватил радиопередачи КГБ на ранее выявленных частотах и сопоставил радиопереговоры с перемещениями американского персонала. Как и в 1960-е гг., когда OTS исследовала почту стран советского блока для определения особенностей почтовой цензуры, резидентура ЦРУ организовала серию выездов своих оперативников (их называли «бегущие кролики») по заранее спланированным маршрутам, чтобы расшифровать радиопереговоры НН КГБ. Настраивая свои радиоприемники, сотрудникам ЦРУ удалось идентифицировать сигналы и сделать записи радиопередач, а затем отпечатать на стареньком струйном принтере картину размещения частот КГБ.

Упаковки с радиоприемниками SRR-100 были достаточно маленькими, чтобы можно было спрятать их под верхней одеждой. Офицер мог фиксировать время в случае необходимости, нажимая особую кнопку, когда он выходил на улицу, затем пять минут спустя и когда поворачивал за угол. Анализ временных меток и местоположений офицеров был сопоставлен с радиопереговорами НН КГБ, чтобы определить, когда за «кроликом» была слежка и какая частота при этом использовалась. Через некоторое время была составлена картина интенсивности и типа слежки, с которой сталкивались американцы, а также представление о том, как КГБ координировал свои усилия. Так появилась модель определения стандартной оперативной процедуры КГБ, и был проведен детальный анализ типов поведения американцев, которые привлекают к себе внимание КГБ.

Перехват показал, что в радиопереговорах КГБ было совсем немного комбинаций терминов и чисел. Например, произносимое в эфир число «двадцать один» означало, что «объект в моем поле зрения», в то время как другие кодовые выражения обозначали определенных людей или их действия. Короткие радиопереговоры и даже отдельные слова могли указывать на слежку, в то время как продолжительная тишина в эфире являлась надежным признаком ее отсутствия.

ЦРУ обнаружило, что служба НН может следовать за объектом, разбившись на несколько бригад. Одна бригада вела наблюдение открыто и даже демонстративно, в то время как вторая действовала противоположным образом. Иногда сотрудники службы НН использовали переодевание, чтобы избежать расшифровки. Иногда меняли цвет и модели автомобилей. Наблюдение могло быть организовано со стационарных мест, расположенных в жилых домах и офисах. Существовали «теплые комнаты», обогреваемые в зимние месяцы, где свободные от слежки сотрудники НН могли переодеться и где находилась резервная группа офицеров.

Это означало, что НН могло появиться или исчезнуть практически в любое время. Главным моментом для проведения оперативного мероприятия ЦРУ было уверенное определение того, кто и когда был свободен от слежки хотя бы на короткий период. Теперь для того, чтобы использовать результаты радиоперехвата, OTS необходимо было сконструировать закамуфлированное скрытое устройство радиоконтроля. Обдумав со всех сторон эту задачу, инженеры отдела связи OTS спроектировали радиоприемник SRR-100, который позволял его владельцу прослушивать радиоперехваты службы НН КГБ.

Первые модели SRR-100 могли контролировать только одну частоту. Затем появился двухканальный кварцевый приемник, а вслед за этим OTS сконструировала многоканальное устройство радиоперехвата, чтобы держать под контролем все известные частоты радиосвязи КГБ{169}.

Второй задачей было конструирование сканера, который был бы удобным в использовании и который можно было бы носить скрыто. Сканирующий радиоприемник должен был быть достаточно маленьким, чтобы, будучи размещенным под одеждой агента, не привлекать внимания на улице ни зимой, ни летом. В то время транзисторы уже позволяли сделать карманный радиоприемник, однако оставался открытым вопрос, как оперативный сотрудник мог конспиративно прослушивать радиопередачи.

Сегодня, спустя 30 лет после появления сканера SRR-100, привычно видеть на улицах городов людей с большими или маленькими наушниками, подключенными к устройствам типа iPod и к сотовым телефонам. Однако в Москве 1973 г. маленький наушник в ухе или наушники, используемые американцем, конечно же, привлекли бы внимание и вызвали подозрение. Какой-либо намек на провод, тянущийся от уха до кармана рубашки иностранца, независимо от того, как хитро он был замаскирован, был бы замечен на улицах Москвы, и о нем тут же бы узнали в КГБ.

В результате эта проблема была решена за счет использования техниками OTS уже существующей технологии, известной как «индукционная петля». Основанная на электрическом явлении взаимоиндукции, известном уже с середины XIX века, «индукционная петля» излучает электромагнитное поле, которое может восприниматься расположенным рядом с ней проводом. Электромагнитная индукция подобна камертону, который заставляет вибрировать другой камертон.

Инженеры сконструировали металлическую петлю-антенну, которая размещалась вокруг шеи под одеждой и соединялась с радиоприемником, висевшим на плечевом ремне под мышкой. Женщины такое устройство могли класть в специальный кошелек с лямкой, внутри которой также была спрятана индукционная петля. Петля выполняла двойную функцию – с одной стороны, служила антенной для приемника перехвата радиоканалов НН, а с другой стороны, работала как передающая антенна крохотного приемника-наушника, напоминающего слуховой аппарат и размещавшегося в ухе. Такое устройство было изготовлено известной швейцарской компанией – производителем слуховых аппаратов Phonak.

Хотя наушник и был маленьким, но все же мог привлечь к себе внимание. «Наушник имел очевидную проблему. Вы не могли носить кусочек пластмассы в ухе так, чтобы не привлечь внимания», – рассказывал один сотрудник OTS, участвовавший в этом проекте. Для маскировки наушника было использовано «голливудское решение». На основе фотографий ушей оперативных сотрудников изготавливались силиконовые уши, соответствующие наушнику-приемнику Phonak. Затем наушник был окрашен таким образом, чтобы сливаться с ушным каналом. Каждый оперативный сотрудник получал четыре наушника, два для правого уха и два для левого. Оперативники сами вставляли в ушной канал этот приемник, а затем специальную заглушку-камуфляж, чтобы скрыть наушник в ухе.

В дополнение к маскировке наушника заглушка-камуфляж ушного канала выполняла и другую важную функцию. Точная форма заглушки не только, как пробка, удерживала наушник в ухе без помощи пластыря, но и заглушала уличные шумы, позволяя четко понимать команды по радиосвязи на русском языке.

Через некоторое время в OTS продолжили эксперименты с другими способами контроля радиопереговоров НН КГБ. В проекте «Зубная фея» индукционная петля уменьшенных размеров была вмонтирована в курительную трубку. Оперативный сотрудник мог держать эту трубку в зубах и ощущать через зубную кость колебания, передаваемые через челюсть в ушной канал. В другом проекте изделие фирмы Phonak поместили в зубной мост оперативного офицера, который прослушивал радиоэфир благодаря вибропроводимости зубной кости.

Спецтехника для радиоперехвата ЦРУ в течение двух лет прошла путь от простого контроля частот КГБ до возможности идентифицировать местоположение и действия бригад НН. Теперь оперативный сотрудник мог, двигаясь по улице, контролировать радиопереговоры и точно знать, действительно ли он под наблюдением. «Когда я слышал в радиопередаче свое имя, то понимал, что в этот день по какой-то причине ко мне проявляют интерес, – рассказывал офицер-техник о своей работе в Москве. – Я, правда, не знал, являлся ли этот сигнал прямым указанием бригаде НН начать слежку за мной. Но я точно знал, что, если передачи продолжались, то они наблюдали за мной. А если прекращались, это означало, что сегодня я свободен от слежки. Ну а если радиопередачи возобновлялись позже, я понимал, что КГБ снова занес меня в свой список».

Накопленный оперативный опыт ЦРУ в сочетании с использованием спецтехники OTS показал, что система слежки КГБ была не такой уж совершенной и поддавалась «укрощению». Сотрудникам резидентуры пришлось вооружиться терпением, чтобы изучать обстановку неделями и даже месяцами, подготавливая основу для планирования и проведения мероприятия.

Со временем оперативные сотрудники ЦРУ обнаружили, что, даже находясь под наблюдением, они могли иногда исчезать ненадолго, и это не вызывало беспокойства у «наружников». Например, оперативник, одетый как типичный советский гражданин, мог без труда смешаться с толпой на пару минут, достаточных для проведения запланированной операции, а затем снова появиться в поле зрения НН. Московские оперативники из ЦРУ называли этот прием «оперативный зазор». Для таких опасных маневров, конечно, оперативный сотрудник должен был двигаться по хорошо отработанному маршруту так, чтобы короткое исчезновение служба НН сочла собственным недосмотром.

К началу 1980-х гг., после нескольких результативных и особо секретных операций, скепсис относительно возможности оперативной работы ЦРУ в Москве несколько ослаб. Так, в мае 1980 г. Виктор Шеймов, талантливый инженер Восьмого главного управления КГБ (шифрование и дешифровка) был тайно вывезен из СССР вместе со своей женой и дочерью{170}. Агент ЦРУ Толкачев на оперативных встречах в Москве регулярно сообщал о последних достижениях советской авиации{171}. Несмотря на потерю агента TRIGON в 1977 г., c ним, как и с другим агентом, генералом ГРУ под кодовым именем AEBEEP, проводилась успешная оперативная работа внутри СССР с помощью новых специальных технических систем. Итак, новая техника разведки помогла расплавить часть «железного занавеса».

Глава 10 Диссидент в душе

Я избрал путь, который не позволяет мне вернуться назад, и я не намерен сворачивать с этого пути.

Из письма А. Г. Толкачева

В 1970-е гг. число оперативных мероприятий ЦРУ в Советском Союзе уверенно росло – одновременно с доверием к новой шпионской технике. Эти операции, которых в целом было немного, стали проводиться чаще и давали такие результаты, о которых невозможно было даже мечтать во времена Пеньковского. Оперативные сотрудники, занимавшиеся агентурной работой, ранее опирались на традиционные инструменты, такие как тайнопись, сигнальные метки и тайники. Теперь же они вооружились достижениями технической революции и могли эффективно противостоять контрразведке КГБ. Новое поколение спецтехники создавалось и для самых важных агентурных мероприятий, таких как копирование документов, агентурная связь и противодействие слежке.

До 1970 г. агентурная связь осуществлялась с помощью небольшого числа проверенных временем методов, в первую очередь с помощью тайнописи, микроточки, радиосвязи и тайников. Теперь же новые материалы, достижения электроники и химии, а также миниатюризация устройств преобразили агентурную работу. Спецтехника стала составной частью планирования и проведения оперативных мероприятий.

Все новые специзделия – будь то электронный сканер SRR-100 или миниатюрная фотокамера T-100, – получаемые из OTS, опробовались в районах с наиболее сложной контрразведывательной обстановкой, а затем с успехом там использовались. Новая волна развития шпионской техники была довольно неожиданной, и чем дольше специзделие находилось в использовании, тем выше была вероятность, что оно вместе с агентом-дезертиром могло попасть в руки контрразведки и вызвать ответные технические меры.

Москва должна была стать испытательным полигоном современного шпионажа, и результаты оперативных мероприятий ЦРУ уже в значительной степени зависели от новых специальных технических устройств. Высокотехнологические изделия для шпионажа были в новинку и для агентов. И в связи с этим возникало много вопросов, требующих разрешения. Например, как воспримет агент безличную радиосвязь? Как агенту будут доставлять спецоборудование? Как провести обучение агента? Можно ли доверить агенту работу с изделиями стоимостью в миллионы долларов? Сможет ли агент надежно использовать новую технику? Если спецустройство начнет работать со сбоями, как его отремонтировать? Где агент сможет прятать свою спецтехнику?

В среде офицеров-агентуристов также произошли изменения. Почти весь состав московской резидентуры был еще «зеленый», поскольку совсем недавно пришел в ЦРУ из американских колледжей. 30 лет спустя фотографии той эпохи удивляли даже тех, кто запечатлен на них. Выцветшие снимки показывают широко улыбающихся молодых людей, одетых как обычные американцы. Внешний облик этих представителей поколения 1960-х гг. путал КГБ – трудно было распознать в них офицеров разведки.

Молодые кадры были необходимы разведке, поскольку КГБ контролировал всех американцев в Москве. Как только американец идентифицировался как сотрудник ЦРУ, его брали на заметку вплоть до выхода на пенсию. При этом активное наружное наблюдение указывало на то, что американец установлен как офицер разведки.

В связи с этим оперативные офицеры начинали вживаться в свои должности-прикрытия за месяцы, а иногда за годы до отъезда к месту назначения. Они изучали соответствующие официальные процедуры другой страны, профессиональный жаргон и правила поведения. По прибытии в Советский Союз они были фактически неотличимы от коллег, не связанных с ЦРУ. Через несколько лет после возвращения домой, в пригород Вашингтона, офицер OTS вспоминал с некоторой гордостью, как бывший коллега спросил, а не его ли жена была шпионкой.

У молодых офицеров разведки были и другие преимущества. Они в отличие от предыдущего поколения офицеров разбирались в технических новинках. Эти молодые люди выросли в окружении бытовых приборов, которые быстро устаревали и заменялись на другие, более совершенные. Каждое новое устройство становилось все более миниатюрным, более надежным и менее дорогим. Если транзистор был лучше вакуумной лампы, то печатная плата превосходила транзистор и т. д. И неудивительно, что тенденция к непрерывному техническому совершенствованию коснулась и приборов для шпионажа.

Ученые, поступившие в 1960-е гг. в специальные лаборатории OTS, начали отставать от новинок, которые появлялись в исследовательских центрах частных компаний. И потому новые офицеры Оперативного директората в 1970-х гг. сталкивались с тем, что действительность опережала их фантазии о спецтехнике будущего. Телесериалы о шпионах 1960-х гг. типа «Напряги извилины» вместе с кинофильмами о Джеймсе Бонде существенно изменили представления о технике для оперативной работы. Офицеры разведки начали понимать, что шпионские приемы в кино вполне способны стать реальностью{172}. Старшие офицеры OTS после просмотра новой серии очередного шпионского сериала звонили своим техническим специалистам с вопросом: «А сможет ли OTS это сделать?»

Оперативникам не нужно было знать суть процессов, которые использовались, например, для высадки астронавта Нейла Армстронга и его команды на Луну. Им было достаточно знать, что подобное возможно и произошло. То же самое можно было представить и в отношении новой тайнописной копирки или электробатарейки, которая способна работать в подслушивающем устройстве 20 лет. Имело значение лишь то, что это работало, было надежным, помогало решать оперативные задачи и находилось под рукой.

Параллельно с развитием техники ученые ЦРУ начали разрабатывать масштабные и весьма сложные технические системы. Нередко их идеи были настолько своеобразны, что вступали в конфликт с реалиями оперативной работы. Перспективные, технически выполнимые с точки зрения лаборатории в Лэнгли операции могли оказаться неоправданно рискованными для оперативных офицеров, попавших под наблюдение в Москве. Возникала и другая проблема, когда сложное спецоборудование, безупречно работавшее в лаборатории, оказывалось непригодным для оперативного мероприятия.

Разрешать подобные конфликты должны были офицеры ТОО[9], которые стали бы посредниками между учеными из Лэнгли и оперативным составом резидентуры в Москве. Роль офицера-техника заключалась в переводе требований оперативных сотрудников на технический язык инженеров, необходимый для формирования технических параметров новых образцов. Оперативный состав должен был понимать возможности спецтехники и новых предлагаемых OTS технических систем. В свою очередь, инженеры-проектировщики должны были знать, как именно используется спецтехника в регионах со сложной контрразведывательной обстановкой.

«В конце 1970-х и в начале 1980-х гг. Оперативный директорат и OTS регулярно получали предложения об оперативно-технических мероприятиях в регионах со сложной обстановкой, – вспоминал офицер-техник, работавший в Москве. – В описании мероприятия могло быть что угодно, например, агенту предлагалось прогуляться далеко за город, прихватив с собой оборудование весом более 30 кг, забраться на стометровое дерево вместе со всем комплектом техники, установить и направить антенны с точностью 1–2 градуса. Все это, конечно, должно было происходить при полном отсутствии наружного наблюдения. Да, в качестве оперативной задачи или сценария операции это выглядело впечатляюще, но реализовать это было практически невозможно».

Складывавшиеся годами основы работы Оперативного директората добавили еще один барьер для оперативно-технических мероприятий. Крупномасштабные технические комплексы изменили традиционные роли между оперативниками и техниками. Классические методы шпионажа с использованием спецтехники, такие как тайнопись, фотографирование документов и агентурная связь, исторически служили Оперативному директорату как помощь в работе с агентурой. Однако новые оперативно-технические мероприятия в странах со сложной контрразведывательной обстановкой воспринимались уже по-другому. Когда спецтехника стала основным средством получения разведывательной информации, роль Оперативного директората сводилась к тому, чтобы помогать выполнению операции, а не управлять ею, как это было раньше.

Некоторые офицеры Оперативного директората очень рисковали, действуя в опасных регионах, в то время как все успехи могли быть приписаны спецтехнике. А риски были весьма высоки. Подобно действиям агента, которого в любой момент могут разоблачить, исполнитель-оперативник при выполнении оперативно-технического мероприятия мог быть арестован. Это могло раскрыть как методы сбора информации, так и их результат, что привело бы к международному инциденту, а также подвергнуть опасности другие проводившиеся в это время мероприятия разведки, не связанные друг с другом{173}.

Дмитрий Федорович Поляков, кадровый офицер советской военной разведки, получивший звание генерал-лейтенанта во время службы в ГРУ, начал работать на США почти в то же самое время, что и Пеньковский – в 1961 г. Поляков продолжил работать на ЦРУ в 1970-е гг.{174} и стал пионером в переходе ЦРУ от традиционных методов к инновационному высокотехнологичному шпионажу.

Поляков был завербован ФБР в Нью-Йорке в 1961 г. как источник контрразведки. Он выдал агентов-нелегалов, работавших в США на советскую разведку, а также назвал имена нескольких агентов, которые были советским проникновением в правительство США{175}. В 1966 г. Поляков был передан ЦРУ и составлял для этого ведомства отчеты, работая в Бирме, Индии и на Филиппинах. За годы своей карьеры в ГРУ он получил от ЦРУ целый список псевдонимов, включая GTBEEP, TOPHAT И BURBON.

TOPHAT не требовал от своих кураторов астрономических сумм, принимая лишь небольшие подарки, например инструменты для работы по дереву и несколько охотничьих ружей. Мотивируя свои действия ненавистью к Советам, он гордился Россией, а не советской системой. Один офицер-агентурист, который хорошо знал Полякова, описывал его как человека, способного «одновременно гордиться советскими вооруженными силами и презирать систему, которой они служат».

Поляков был настоящим профессионалом. Во время операций в Индии в конце 1970-х гг., когда куратор ЦРУ перед отъездом в США познакомил Полякова со своим преемником, Поляков заметил аккуратно подстриженную бородку нового оперативника. «Мы в ГРУ не носим бороды», – заметил Поляков. На следующей встрече, когда два сотрудника ЦРУ встретились в гостиничном номере, снятым для тайных контактов с агентом, старший офицер спросил «новичка», почему тот не сбрил бороду.

– А почему я должен ее сбрить? – спросил молодой сотрудник.

– Потому что наш друг попросил вас об этом, – объяснил старший офицер и добавил, что генералу ГРУ неудобно встречаться с человеком, который носит бороду. Это может вызвать подозрения.

Молодой офицер пошел в ванную и побрился. Вскоре после этого прибыл Поляков и немедленно похвалил нового куратора за проявленную аккуратность. Оперативные контакты прошли гладко, хотя жена нового куратора очень удивилась внезапному исчезновению бороды мужа.

Понятно, что и ЦРУ, и ФБР дорожили таким источником контрразведывательных сведений, чье поле деятельности за эти годы невероятно расширилось. В числе прочего Поляков сообщал данные о Советской армии и ее вооружениях, в том числе о программах создания биологического и химического оружия. Поляков был просто бесценным. Его информация шла в ЦРУ, затем в Пентагон, Белый дом и в Государственный департамент США.

По оценке офицеров-кураторов, которые с ним работали, Поляков был практически совершенным шпионом. Мало того, что он занимал высокий пост в военной структуре, он обладал обширными знаниями, был дисциплинированным и опытным офицером разведки.

Понимая тактику работы контрразведки КГБ, Поляков оказался чрезвычайно осторожным агентом. Методы агентурной связи часто менялись, чтобы минимизировать риски. Первоначально он делал свои сообщения с помощью тайнописных рецептов, разработанных для него OTS, а также использовал тайники. За пределами СССР он практиковал моментальные передачи и получение сигналов через частные объявления в газете The New York Times, подписанные Donald F{176}.

Для таких методов требовалось много времени и тщательное планирование, но они существенно снижали риск. Поляков ни разу не менял время личных контактов и никогда не опаздывал на встречу с куратором даже в особо опасных случаях.

«У нас был агент, обеспечивавший нас важной контрразведывательной информацией, особо ценными военно-политическими и техническими сведениями относительно советских вооружений, а также о проникновениях шпионов в правительство США. Это была неоценимая информация. Но независимо от объемов информации, все сведения должны были быть сжаты в короткие сообщения из нескольких сотен слов, аккуратно записанных и закодированных с помощью одноразовых шифрблокнотов, – рассказывал один оперативник. – Поскольку Поляков не имел отдельной частной квартиры для своей работы, все это делалось в туалете. Ни жена, ни теща, ни дети ни о чем не подозревали. Он должен был работать с этими миниатюрными одноразовыми блокнотами, а также зашифровывать всю информацию перед отправкой ее к нам, а затем расшифровывать то, что мы ему посылали. Кроме этого, Поляков должен был выходить на прогулки, чтобы заложить тайник в общедоступном месте в надежде, что его не заметят и что куратор найдет тайник прежде, чем кто-то случайно наткнется на него». Для операции требовалось устройство, позволяющее ЦРУ быстро и надежно общаться с агентом с минимальным риском его расшифровки.

Проблема безопасности связи с Поляковым была решена во время его командировки в Индию (1973–1976). В это время ЦРУ снабдило его первой электронной системой агентурной связи на короткие дистанции для использования в опасных регионах. Новое спецустройство из разряда оперативной техники SRAC работало как быстродействующий передатчик, получивший кодовое наименование BUSTER. Устройство размерами около 15 х 7 х 2,5 см и весом не более 230 г было достаточно маленьким, чтобы легко спрятать его в кармане пальто. BUSTER имел крошечный дисплей для показа одной цифры или буквы русского алфавита и клавиатуру не более чем 4 кв. см. Чтобы загрузить в передатчик сообщение, Поляков сначала преобразовывал текст в шифр, используя одноразовый шифрблокнот, затем набирал зашифрованный текст на клавиатуре по одному символу с учетом того, что BUSTER мог хранить в памяти до 1500 знаков. После того как данные были загружены, Поляков выходил на прогулку с передатчиком в кармане и, находясь в пределах 300 метров от места приемника, нажимал кнопку «Передача».

Приемник имел размеры около 22 х 28 х 13 см и обычно находился на одном из подоконников в квартирах, где жили сотрудники ЦРУ или внутри их припаркованных автомобилей. Поскольку местоположение приемника можно было многократно менять, Поляков изменял места передачи, что делало его маршрут внутри большого города практически недоступным для наблюдения КГБ. Радиосигнал от устройства BUSTER был кратковременным и таким образом не позволял КГБ зафиксировать радиопередачу и точно определить ее источник.

Когда Поляков возвратился в Москву, он выходил на связь во время поездки на автомобиле или велосипеде, из трамвая или автобуса, а также во время пешей прогулки. Он просто нажимал кнопку на устройстве в его кармане в течение нескольких секунд, если он был в пределах дальности работы системы. Он мог теперь посылать электронные сообщения, выбирая время и место по своему усмотрению. Кроме того, радиосвязь была еще и двухсторонней. Как только приемная станция получала сообщение, сразу же передавался сигнал подтверждения на комплект агента. Число таких сигналов подтверждения было, конечно, ограничено. И все это происходило менее чем за 5 секунд.

«Поляков загружал в передатчик свое сообщение, затем выходил на прогулку или по делам. Он знал ориентировочно район приема своего сообщения, но не знал точного местоположения основной приемной станции. Попадая в этот район, он просто нажимал кнопку, – объяснял офицер-куратор. – Его сообщение попадало в приемник, расположенный в автомобиле оперативного сотрудника. После получения информации станция автоматически отсылала свою передачу и сигнал «подтверждение». Поляков видел на устройстве BUSTER красный сигнал, который указывал, что передача успешно прошла. Затем он возвращался домой и читал наше сообщение». BUSTER, возможно, представлял собой первый в мире прибор для автоматического обмена текстовыми радиосообщениями.

BUSTER стал техническим прорывом и негласным победителем в тайном соревновании с методом агентурной связи по телефону городской телефонной сети. Расстояние защищало передатчик и приемник от идентификации, в то время как малое время радиопередачи и шифрование защищали непосредственно связь. Главным недостатком было наличие устройства SRAC, которое, конечно же, могло точно указать на владельца – шпиона.

Стоимость разработки аппаратуры BUSTER превышала бюджет всей OTS. Чтобы вынести тяжелое финансовое бремя таких проектов, OTS объединилась с другими подразделениями Директората науки и техники, с Отделом исследований и разработок, а также с Отделом научных исследований. Многие ведущие ученые ЦРУ, принимавшие участие в исследовательских проектах OTS, теперь сосредоточились на долгосрочных программах создания техники.

OTS уже выступала консультантом в работе с другими научно-техническими подразделениями. За несколько лет до этого Джордж Сакс выполнял такую задачу, формулируя оперативные требования относительно спецтехники инженерам OTS. Теперь инженеры OTS получали оперативные задания, чтобы передать их ученым ведущих научно-исследовательских подразделений ЦРУ, и это делало новую технику соответствующей сложнейшим условиям работы в опасных регионах.

Как и традиционные тайники и контейнеры, замаскированные, например, под кирпич, новые разработки по внешнему виду, качествам и весу должны были быть удобными и подходящими для агента, жизнью которого нельзя было рисковать. Спецтехника должна быть легкой в обращении и несложной для понимания, чтобы агент был в состоянии использовать ее даже в условиях огромного нервного напряжения.

Эти требования были и очевидны, и не очень. Например, передатчик устройства BUSTER должен быть достаточно маленьким, чтобы использовать его скрытно во время сеанса передачи. Две кнопки для отправки сообщения – уже было слишком много, устройство агент должен был активизировать одной рукой в кармане пальто. Его небольшой диапазон действия и возможность передачи исключительно в пределах прямой видимости должны были напоминать шепот, а не крик, поскольку, чем слабее радиосигнал, тем труднее его обнаружить.

С электропитанием устройства появились непредвиденные проблемы. Поскольку коммерческие (бытовые) батарейки доставлялись в Москву небольшими партиями, батареи для передатчика BUSTER нужно было либо перезаряжать, либо заменять на новые, поступающие через тайники. Было решено использовать аккумуляторы, поскольку закладывать и вынимать тайники только с обычными батарейками было неоправданным риском. Однако в случае с аккумуляторами агенту требовалось зарядное устройство, которое необходимо было прятать как часть шпионского оборудования дома или в офисе.

OTS изготовила камуфляж для устройства BUSTER в стереоприемнике Полякова, который он купил и отправил домой перед возвращением в Москву в 1977 г. Когда агент находился вне стран советского блока, были изготовлены и другие камуфляжи-прикрытия вместе с запасными передатчиками. Чтобы не привлекать излишнего внимания, эти камуфляжи старались делать в том стиле, которому соответствовало окружение и личные вещи агента.

В Москве решались и другие оперативные проблемы. Например, откуда агент мог вести радиопередачу, не привлекая внимания? Чтобы определить это, офицер ТОО посылал кодированные сигналы из различных мест, пытаясь выявить места в городе, подходящие для передачи и находящиеся неподалеку от оперативных квартир сотрудников ЦРУ. Чтобы не привлекать внимания КГБ к этой работе, она была разделена среди всего персонала резидентуры. Проводилось скрытое фотографирование улиц в районе квартир с целью подбора подходящих для устойчивой радиосвязи мест.

Офицер TОО проявлял фотографии улиц и районов, а затем сравнивал их со спутниковой картой, присланной из штаб-квартиры ЦРУ. Рассчитывались расстояния, углы и учитывались мешающие радиосвязи строения, расположенные между приемными станциями и позициями агента. После этого была подготовлена окончательная карта с отмеченными пригодными для сеансов радиосвязи местами. Когда карта была полностью готова, ее с инструкциями передали агенту через тайник.

По сравнению с достижениями XXI века BUSTER был довольно примитивной техникой. Однако по сравнению с техникой шпионажа, доступной Пеньковскому, это было чудо прогресса. Мало того, что с его помощью агент и офицер-куратор связывались в режиме реального времени, прибор обеспечивал анонимность и безопасность агента. За десять лет после ареста Пеньковского техника для агентурной связи невероятно продвинулась вперед – от спичечной коробки, свисающей позади радиатора, до электронной записки, которую фактически невозможно было обнаружить{177}.

BUSTER предназначался не только для Полякова, но и для новых проектов. «По моему мнению, Поляков как бы "запустил" новую технику, – рассказывал один из его кураторов. – Всем своим видом он как бы мягко намекал: "Вы думаете, что облегчаете мне работу, предлагая нечто громоздкое?" Иногда мне казалось, что он забавлялся, давая понять своему куратору, что он с ним более чем на равных. Не каждый добивается звания генерала ГРУ, и Поляков знал себе цену. Плюс к этому он многое сделал и для нас за годы своей двойной жизни».

Вклад Полякова в деятельность ЦРУ оказался неоценимым, несмотря на все его колкости. Он понимал возможности советской контрразведки и в Союзе, и за границей, так же как последствия, с которыми он должен столкнуться, если его спецустройства или факт их использования будут обнаружены. Когда, наконец, Поляков получил законченную версию передатчика BUSTER, он сказал своему куратору: «Передайте вашим техникам, что это здорово, я люблю такое оборудование…» В 1980 г. Поляков уволился, чтобы отдаться своей страсти – рыбалке, охоте и работе по дереву. На этом история должна была закончиться, и он «со спокойной совестью» тихо прожил бы оставшиеся годы.

КГБ в конечном счете выявил Полякова, но, как и в деле агента TRIGON, причиной было не обнаружение технического оборудования или раскрытие методов работы. Оба агента были выданы американцами, работавшими на советскую разведку{178}. Два американца раскрыли агента TOPHAT. Первым был специальный агент ФБР Роберт Ханссен, который познакомился с делом офицера ГРУ Полякова в 1979 г. во время службы в нью-йоркском подразделении контрразведки. В ГРУ известие о связи Полякова с американской разведкой было поставлено под сомнение, в то время все это казалось невероятным{179}. Поляков был уважаемым высокопоставленным офицером. Несколько робких попыток начать полное расследование были «спущены на тормозах»{180}. В советской военной разведке считали, что, бросая тень подозрения на генерал-лейтенанта, можно погубить и собственную карьеру, если обвинения окажутся ложными, и совсем немногие в ГРУ были готовы рисковать.

Но в мае 1985 г. офицер ЦРУ Олдридж Эймс сообщил о Полякове в КГБ, который уже начал разрабатывать генерала как агента ЦРУ. В конце расследования КГБ выманил Полякова подальше от его скромной дачи под Москвой и затем арестовал. После допросов его казнили в 1986 г.{181}

Надежные источники сообщили, что во время допросов он в деталях рассказал обо всем, что он передал своим американским контактам, и отказался от возможности переговоров об обмене. В 1990 г. газета «Правда» рассказала об истории Полякова как о советском гражданине, который шпионил для американцев под псевдонимом Дональд. Это имя было одним из кодовых имен Полякова, используемых в частных объявлениях несколькими годами раннее в газете The New York Times, и эта деталь указывала на степень его откровенности на допросах{182}.

Предавая эту историю гласности, СССР хотел послать сообщение ЦРУ и ФБР, а также сотрудникам советских разведок, которые могли бы подумать свернуть на путь Полякова. С другой стороны, советский источник подтвердил высокий уровень Полякова как агента, который, по словам его куратора, «был самым совершенным агентом, которого можно было бы представить».

На заснеженной московской улице в январе 1977 г. Толкачев ждал кого-то около бензоколонки. На эту заправку часто приезжали иностранцы, и когда остановилась иномарка, Толкачев спросил водителя по-английски, не из Штатов ли он. Когда водитель ответил, что так и есть, Толкачев спокойно бросил свернутый лист бумаги через открытое окно на автомобильное сиденье.

Сейчас трудно предположить, кто из них, американец или русский, был бы более потрясен, если бы они узнали правду друг о друге. Первый, Толкачев, неприметный советский обыватель средних лет, ведущий советский инженер оборонной промышленности, решил работать в качестве шпиона. Другой, молодой, небрежно одетый американец в автомобиле, был руководителем резидентуры ЦРУ{183}. Оба обладали собственными секретами и оба опасались слежки КГБ.

Толкачев считал себя диссидентом в душе и работал инженером в научно-исследовательском институте. Вдохновленный произведениями Солженицына и статьями Сахарова, он постоянно испытывал внутренние мучения. В одном письме он так описал свое решение стать шпионом:

«Меня начал мучить какой-то червь внутри; я должен был что-то сделать. И я начал писать короткие послания, которые собирался отослать. Но позже, поразмыслив, я понял, что это бесполезное дело. Идея установить контакт с диссидентскими кругами, которые общаются с иностранными журналистами, показалась мне бессмысленной из-за характера моей работы. (У меня имелся допуск к сверхсекретным материалам.) И потому малейшее подозрение в мой адрес – и я буду полностью изолирован или даже уничтожен. Таким образом родился план, по которому я стал действовать»{184}.

Шокированный этой короткой встречей, резидент ЦРУ прочитал послание, в котором была просьба к соответствующему американскому должностному лицу о конфиденциальном разговоре. Также предлагалось несколько удобных мест для встречи, возможно, в автомобиле американца или при входе на станцию метро. Толкачев просил подтвердить встречу сигналом, припарковав в определенном месте автомобиль. В конверте были точные эскизы мест для встреч, а также диаграмма, показывающая, каким образом следует припарковать автомобиль, чтобы дать правильный ответный сигнал.

Толкачев выбрал наихудшее время для контакта. Несмотря на агентурные мероприятия, подобные операциям с агентом TRIGON, которые проводились в пределах Москвы, в отношении любого советского добровольца у ЦРУ возникали большие подозрения, особенно в Москве. Неожиданная встреча резидента лицом к лицу с Толкачевым только усилила недоверие к нему. Можно ли было представить, чтобы настоящий доброволец передал свои предложения американскому офицеру разведки высшего ранга в Москве? И тот факт, что контакт с Толкачевым должен был произойти как раз перед намеченным дипломатическим визитом госсекретаря Сайруса Вэнса, прибывающего в Москву в качестве представителя недавно избранного президента Джимми Картера, лишь усиливал подозрения.

Однако многие из наиболее важных агентов ЦРУ, включая Пеньковского, предложили свои услуги именно в подобной манере. Пеньковский, например, послал несколько сообщений в 1960 г. двум американским студентам, затем британскому и канадскому бизнесменам, чтобы установить канал связи, который затем сделали для него британцы{185}.

Если Толкачев был подставным агентом КГБ, сотрудничество с ним помогло бы контрразведке точно определить состав московской резидентуры ЦРУ и методы агентурной работы. Это помогло бы пресечь текущие оперативные мероприятия американской разведки и бросить тень на недавно избранного президента США{186}. К этому надо добавить и тот факт, что в послании Толкачева не было достаточно информации о нем лично, чтобы установить его, понять его как человека, оценить его возможности доступа к информации и, в конечном счете, оценить риски личного контакта с ним. Из Лэнгли поступило предписание офицерам московской резидентуры – не отвечать Толкачеву.

Месяц спустя Толкачев появился снова. На этот раз он проскользнул в припаркованный автомобиль резидента. Произошла короткая беседа, и Толкачев оставил новое послание. Из Вашингтона снова поступило указание не давать никакого ответа. Две недели спустя Толкачев появился уже в третий раз, оставив сообщение, которое содержало дополнительную личную и профессиональную информацию. В Лэнгли рассмотрели его предложение снова, но решили, что из-за активности контрразведки организовывать такую встречу слишком опасно. В мае Толкачев сделал четвертый подход, встав на пути американского автомобиля, чтобы обратить на себя внимание водителя. И эта попытка была проигнорирована, а летом резидент ЦРУ покинул Москву.

Прошло шесть месяцев, и в декабре 1977 г. в гастрономе к итальянцу, который работал на американцев, подошел неизвестный ему советский гражданин и вручил пакет. В этом сообщении Толкачев предлагал себя в качестве агента и приложил две страницы технических параметров электронной системы советского самолета, чтобы подтвердить наличие у себя доступа к важной информации.

В Лэнгли вновь запретили контакт, и тому были важные причины. Несколькими месяцами ранее, в августе 1977 г., спустя всего месяц после ареста Марты Петерсон и потери Огородника, в посольстве США случился большой пожар, причины которого вызывали массу подозрений. Он разрушил три верхних этажа здания и крышу. Той осенью были и другие оперативные мероприятия с негативным результатом.

Пожар стал настоящим бедствием для большей части посольства. Рон Дункан, офицер ТОО, сидел за вечерним коктейлем в баре, когда услышал первые сообщения о дыме в посольстве. Морские пехотинцы из охраны посольства обнаружили на верхних этажах здания огонь, который уже вышел из-под контроля. Рон помчался на свой пост, узнав, что сделан официальный запрос в пожарную службу Москвы. Среди огня и воды, которая уже лилась с потолка, Рон всю ночь охранял документы, чтобы русские пожарные не завладели ими.

«Российские пожарники были великолепны, – рассказывал Рон. – Русские прибыли с большим количеством пожарных машин. Они заливали огонь с десяти часов вечера в пятницу до восьми утра субботы. И я клянусь, это была эффективная работа, поскольку ни одна капля не пролилась на тротуар. Все было сконцентрировано на пожаре в здании. Однако огонь, вода и дым буквально «вычистили» кабинеты. Почти все было разрушено».

Пожар оставил после себя огромное число проблем, связанных с безопасностью. Поврежденные документы и фотографии нельзя было отправить в общий мусор, который, вероятнее всего, будет осмотрен КГБ. По этим же причинам поврежденная мебель и офисное оборудование нельзя было вывозить на московскую свалку. По соображениям безопасности стулья, столы, пишущие машинки и другое оборудование не российского производства должны были быть возвращены в Соединенные Штаты. Даже такая простая вещь, как число поломанных стульев, могла дать контрразведке КГБ представление о составе резидентуры ЦРУ.

Рон уже знал, что будет генеральная реконструкция здания, и что практически весь интерьер должен быть демонтирован для отправки в Штаты. А затем были восстановительные работы, которые велись более полугода, каждый день и без выходных. В связи с этим у Рона появилась третья работа. Ему пришлось заниматься разбором и очисткой разрушенных помещений, а также участвовать в упаковке и отправке оборудования. Тем временем шла реконструкция здания, и Рон был вынужден работать и по прикрытию, а также выполнять обязанности офицера TОО по подготовке и обслуживанию спецтехники. «По крайней мере, я чему-то научился, – вспоминал Рон. – Пригодились мои технические навыки, знания электромонтажа, практика малярных и столярных работ».

А в это время Толкачев, не представляя кризисную ситуацию в посольстве из-за пожара, продолжал свои попытки встретиться с кем-нибудь из ЦРУ. Только в феврале 1978 г. в Лэнгли наконец-то одобрили контакт с решительно настроенным добровольцем. Информация относительно советского самолета, которую он ранее передал, была высоко оценена аналитиками ЦРУ и стоила того, чтобы рискнуть.

В своем предыдущем письме Толкачев сообщил часть своего телефонного номера, скрыв две цифры. Он предупредил американских разведчиков, что будет стоять на автобусной остановке в определенное время, держа в руках два куска картона, на каждом из которых будут недостающие цифры его телефона. Кто-нибудь из офицеров ЦРУ должен проехать мимо этой автобусной остановки и записать цифры. Но и этот план не сработал. Попытка набрать теперь уже известный телефонный номер оказалась неудачной. Однако резидентура напрасно думала, что Толкачев в конце концов бросит свои попытки. Этот потенциальный агент был на редкость упрямым.

Как-то в марте резидент ЦРУ шел с женой, и тут Толкачев неожиданно приблизился к ним и быстро передал пакет, в котором оказалось 11 рукописных страниц описания самолетного оборудования. В пакете также были подробные сведения относительно самого Толкачева, его семейства, адрес, телефонный номер и другая личная информация. После этого оперативный сотрудник ЦРУ смог связаться с ним по телефону, и контакт состоялся. Если Толкачев не был подставным, то он брал на себя огромный риск, сообщая сведения о себе и своей семье вместе с секретной информацией военного назначения. И если бы пакет попал в руки КГБ, то последствия были бы трагическими.

Спустя пять месяцев после первого контакта по телефону Толкачеву сообщили о тайнике, заложенном в одном из районов Москвы недалеко от его дома. Рон, офицер ТОО, изготовил контейнер из обычной советской строительной рукавицы. И без того грязную и затасканную рукавицу изорвали и испачкали так, что она стала неотличима от мусора. Сам тайник размещался около телефона-автомата, недалеко от квартиры будущего шпиона. В складках рукавицы были материалы для начала тайного сотрудничества с ЦРУ.

В этом контейнере-рукавице находилась специальная копирка для тайнописи, три письма с адресом «до востребования» с уже написанным текстом для последующего нанесения тайнописи, одноразовый шифрблокнот, а также инструкции к нему, перечень вопросов разведывательного характера и описание предстоящих операций по связи{187}.

Месяц спустя три письма достигли своих зарубежных адресатов. Тщательный визуальный и химический анализы, проведенные в лаборатории OTS, показали, что все три письма вскрывались. При этом, однако, не было никаких следов обнаружения тайнописи{188}. В тайнописных сообщениях, чтобы заинтересовать ЦРУ, Толкачев сообщал о том, что уже приготовил рукопись на 91 листе с описанием нового советского бортового радара и системы разведки, а также сведения о вооружении нового советского самолета. В Лэнгли специалисты по СССР сразу отметили большую важность этой информации и, несмотря на провал Огородника, санкционировали продолжение работы с Толкачевым.

Первая встреча и беседа с новым шпионом была запланирована на новогодние праздники 1979 г. В СССР это был самый популярный праздник, во время которого ЦРУ фиксировало снижение активности наружного наблюдения КГБ. Перед встречей оперативный сотрудник московской резидентуры, проверив, что сегодня за ним не следят, сделал звонок Толкачеву, означавший готовность к встрече по заранее известному плану. Встретившись, они прошлись по морозной Москве, беседуя почти час. За это время Толкачев передал около сотни листов авиационных проектов, включая диаграммы, перечни электронных компонентов и копии официальных документов. Взамен оперативник передал ему список вопросов, интересующих разведку, и «честно заработанные деньги». В отчете о встрече куратор отметил спокойствие Толкачева и неторопливый характер его ответов, а также что Толкачев был одним из немногих русских, кому удалось в главный праздничный день года сохранить трезвость.

В Вашингтоне аналитики Пентагона и ЦРУ были приятно удивлены информацией, полученной на первой встрече. Сообщения Толкачева дополнялись другой, уже проверенной информацией о советской авиационной технике и существенно расширяли представление о проектах советских систем вооружений{189}.

Предыдущие рукописные сообщения Толкачева, сделанные им за семь месяцев до первой встречи, были изучены графологом OTS. Этот специалист, конечно, не имел никакой предварительной информации о личности Толкачева, его окружении, и подготовил отчет, в котором говорилось следующее:

«Автор – интеллигентный, целеустремленный и в целом самоуверенный человек. Он дисциплинирован, но не излишне жесток к себе. Его интеллектуальный уровень значительно выше среднего, он обладает хорошими организаторскими способностями. Наблюдательный, аккуратный, уделяет много внимания деталям. Он достаточно самоуверенный и может совершить действия, которые окажутся неблагоразумными или непродуманными. Он интеллектуально и психологически высокоразвитая личность, и представляется, что он может стать полезным и разносторонним источником».

Год спустя Толкачев так описывал свои чувства:

«Я избрал путь, который не позволяет мне вернуться назад, и я не намерен сворачивать с этого пути. Мои действия в будущем зависят от моего здоровья и изменений в характере моей работы. Касаясь вознаграждения, то я не стал бы устанавливать контакт ни за какие деньги, к примеру, с китайским посольством. Но что же касается Америки… Может быть, она околдовала меня и я, с ума сошедши, люблю ее? Я не видел вашу страну своими собственными глазами и не полюбил ее заочно. У меня нет достаточной фантазии или романтизма. Как бы там ни было, основываясь на некоторых фактах, у меня сложилось впечатление, что я предпочел жить бы в Америке. Это одна из главных причин, почему я предложил вам свое сотрудничество. Но я не альтруист-одиночка. Вознаграждение для меня есть не только деньги. Это, что даже значительно больше, оценка значения и важности моей работы».

В 1954 г. Толкачев окончил Харьковский политехнический институт и проходил практику по специальности «оптико-механические радары». Он работал ведущим проектировщиком систем в НИИ, в большой лаборатории, где трудились 24 специалиста. На зарплату 250 рублей в месяц плюс 40 % надбавки за секретность Толкачев со своей женой и сыном жил в девятиэтажке, в квартире из двух комнат, плюс кухня, ванная комната и туалет. Хотя его уровень жизни превышал средний по стране, теснота в квартире впоследствии усложняла его тайную работу.

После первой встречи в январе 1979 г. в ЦРУ начали понимать, что Толкачев, в отличие от Полякова и Пеньковского, ничего не знал о методах разведывательной работы, таких как, например, тайники или контрнаблюдение. Его работа и положение не давали возможности провести какой-либо безопасный курс обучения, подобный тому, который прошел, например, TRIGON. С учетом этих обстоятельств было решено продолжить личные встречи с ним в Москве.

В течение последующих 18 месяцев Толкачев благополучно встречался с куратором каждые два-три месяца. Он передавал информацию, а сотрудник резидентуры старался приспособить сложную систему связи, чтобы агент мог использовать ее дома или на работе. Каждые три месяца Толкачеву предоставлялась возможность передавать материалы своему куратору через тайники. Когда они были готовы, получатель должен был «считать» сигнал, оставленный в запланированном месте в одном из обычных районов города. Сигналом служила метка, сделанная помадой на телефонной будке, или цветная кнопка на деревянном указателе. Сигнал ставился так, чтобы случайный прохожий не мог его увидеть. На следующий день после получения пакета от агента куратор ставил сигнал, подтверждающий, что тайник изъят.

Толкачев мог сам закладывать тайник каждый понедельник и сообщать об этом сигналом, установленным в определенном месте. Куратор сообщал, что готов «очистить» тайник в среду, с помощью сигнала «припаркованный автомобиль»{190}. В свою очередь Толкачев в ночь этого же дня недели «считывал» сигнал и закладывал тайник.

Хотя тайниковые операции были наиболее безопасными, Толкачев предпочитал личные встречи, полагая, что они не более опасны, чем тайники, поскольку куратор должен быть уверен в отсутствии слежки, направляясь на встречу или закладывая тайник{191}. Его кураторы были с ним частично согласны, поскольку новая техника OTS значительно улучшила обнаружение слежки.

Толкачев имел доступ к огромному числу технических документов, но испытывал трудности в их копировании{192}. Фотокамера, которую легко закамуфлировать, была бы лучшим решением этой проблемы. За 20 лет до этого фотокамера «Минокс» третьей модели хорошо поработала на Пеньковского, но с ее помощью можно было копировать документы только в абсолютно безопасных условиях{193}. Несмотря на свои малые размеры, эти коммерческие миниатюрные камеры не предназначались для скрытого использования. С их шумными затворами, без автоматической подачи пленки после съемки кадра и слабыми возможностями для фотографирования документов, эти доступные изделия не были подходящими для проведения агентом секретного фотографирования в условиях повышенного риска{194}.

Толкачеву нужна была специальная фотокамера, которую он мог бы скрыто использовать во время работы, например, за столом, как это делал TRIGON. К сожалению, ЦРУ не хотело рисковать специальной фототехникой, передавая ее непроверенному и необученному агенту. Однако OTS нашла выход, изготовив маленькую закамуфлированную фотокамеру и экспонометр, которыми снабдили агента, заложив их тайник в феврале 1979 г.{195}

В лаборатории OTS эта фотокамера работала превосходно, однако Толкачев делал множество ошибок. Относительно низкая чувствительность фотопленки, которая хоть и была выше, чем у «Минокса», требовала дополнительного освещения при съемке документов. Небольшое щелканье затвора, которое могло привлечь внимание, также заставляло агента волноваться. В дополнение к этому он решил, что слишком сложно фиксировать фотокамеру во время съемки. И потому более чем на дюжине кассет, которые Толкачев передал своим кураторам в апреле и июне 1979 г., большая часть снимков не читалась.

Толкачев попросил другую камеру, и ему передали Pentax МЕ 35 mm SLR с обычным штативом, который можно было прикрепить к спинке стула, чтобы зафиксировать фотокамеру. Теперь снимки получались превосходные, но фотографировать агент мог только дома и в одиночестве{196}. Однако все эти ограничения не сказались на его энтузиазме и не снизили темпы копирования документов. В октябре и декабре 1979 г. он передал 150 кассет стандартной 35-мм фотопленки, которые содержали высококачественные снимки, полученные с помощью камеры Pentax.

Через год работы с Толкачевым ЦРУ решило, что ему можно доверить более современную спецтехнику. В октябре 1979 г. OTS направила ему две свои лучшие миниатюрные фотокамеры с объективом 4 мм и еще четыре – в декабре. Эти фотокамеры могли делать до 50 снимков на одну кассету и могли быть закамуфлированы под бытовые предметы, такие как авторучка, зажигалка или губная помада.

Новые проблемы возникли в декабре 1979 г., когда институт Толкачева ввел новые нормативы секретности. Из-за этого агент уже больше не мог брать неограниченное число закрытых документов из библиотеки института. Ранее Толкачев в библиотеке обещал вернуть документы к концу рабочего дня и спешил домой, чтобы их сфотографировать. По новым нормативам секретные документы могли выдаваться, но только если получивший их сотрудник оставлял свой пропуск в архиве. Это означало, что фотографировать документы дома больше не получится.

Однако Толкачев смог начать фотографировать документы в туалете на работе. В феврале у него было уже более 200 кадров на четырех кассетах, но агент все равно был недоволен маленькой фотокамерой, жалуясь на необходимость дополнительного освещения, трудности фиксирования камеры, которая иногда работала со сбоями.

Толкачев сообразил, как можно снова снимать документы у себя дома, и предложил ЦРУ изготовить точную копию своего пропуска, чтобы оставлять его в архиве, а с помощью другого выходить из института. Агент сделал цветную фотографию своего пропуска и описал все процедуры прохода в здание. Однако неожиданно для всех были отменены новые ограничения в целях безопасности, поскольку персонал архива оказался не готов к новым правилам.

Отмена ограничений позволила Толкачеву снова фотографировать документы дома фотоаппаратом Pentax. Но тут возникла другая проблема – время года. Зимой Толкачев носил гораздо больше документов под одеждой, чем летом. Работа продолжалась, и в июне 1980 г. Толкачев на встрече с резидентом передал более 200 кассет 35-мм фотопленки, и это был его рекорд.

Несмотря на снятые в НИИ ограничения, художники OTS работали над изготовлением дубликата пропуска. В октябре 1980 г. Толкачев попросил ЦРУ изготовить еще одну копию – карточку с перечнем документов, которые агент брал из «секретного» архива. Толкачева беспокоило возможное расследование, во время которого могли обратить внимание на его библиотечную карту. Чистая карточка помогла бы ему избежать ненужных вопросов и не ставила бы под угрозу весь процесс копирования.

Осенью 1980 г. для Толкачева была изготовлена новая система радиосвязи SRAC, которую до него использовал Поляков. Это спецустройство второго поколения могло передавать полную машинописную страницу текста, снижало, таким образом, количество личных встреч и повышало безопасность работы с агентом. Система агентурной связи Толкачева, названная DISCUS, состояла из двух одинаковых комплектов, один находился у куратора и другой у агента. Размер одного комплекта соответствовал двум пачкам сигарет. В комплект входили: малогабаритная съемная антенна, зарядное устройство с дополнительным блоком аккумуляторов, русская или английская клавиатура и инструкция. Перед началом радиообмена агент и куратор готовили сообщения, набирая его текст по одной букве на клавиатуре. Во время набора сообщения DISCUS сам шифровал и затем сохранял информацию в своей памяти. Для сеанса радиосвязи требовалось не более трех секунд. Система связи DISCUS использовала более низкий радиодиапазон, чем BUSTER. Полученное на DISCUS сообщение автоматически расшифровывалось для чтения на маленьком экране, встроенном в лицевую панель.

Толкачев получил DISCUS в марте 1981 г., однако из-за поломки и замены на новый комплект смог успешно воспользоваться им только через несколько месяцев.

Применение новой спецтехники повлекло за собой изменение всех элементов агентурной работы, которую специально разработали для мероприятий в Москве. Согласно плану связи, Толкачев перед сеансом радиообмена сообщениями ставил сигнал белым мелом на заранее выбранной телефонной будке на маршруте, который обычно использовали сотрудники ЦРУ. Как только сигнал был установлен и считан, агент и куратор должны были попасть в зону радиообмена. Такую систему радиосвязи в ЦРУ назвали «электронный тайник»{197}.

Тем временем OTS изготовила дубликаты пропуска и библиотечной карточки Толкачева, которые были переданы Толкачеву в марте 1981 г. Агент, не раздумывая, быстро подменил в библиотеке свой лист перечня на новый, будучи уверенным, что теперь он в безопасности, по крайней мере, в течение ближайшего времени. Пропуск пришлось возвратить, так как его цвет немного отличался от оригинала. К счастью, дубликат пропуска пока не требовался, поскольку агент все еще имел возможность фотографировать документы у себя в квартире.

Для гарантированных контактов с агентом в критических ситуациях Толкачеву также передали бытовой коротковолновый радиоприемник, демодулятор к нему (сделанный в OTS) и два одноразовых шифрблокнота. Эта система односторонней радиосвязи, названная в ЦРУ IOWL (Interim One Way Link), была более совершенной, чем та, которую использовал Пеньковский 20 лет назад{198}. Однако из-за тесной квартиры и проблем со временем для радиопередач эта система была не вполне удобной для Толкачева.

В ноябре 1981 г. в институте опять ввели ограничения на выдачу секретных документов, и для выхода на улицу вновь потребовался пропуск, который нужно было сдавать в архив. В OTS уже изготовили новый дубликат пропуска, но Толкачев опять его вернул из-за разницы в цвете. Понимая технические трудности, с которыми столкнулись художники OTS, пытавшиеся воспроизвести точный цвет пропуска, который они видели только на фотографии, Толкачев предложил ЦРУ передать свой пропуск на два месяца, на время отпуска в январе – феврале 1982 г. Однако куратор посчитал это слишком рискованным. Безопасность Толкачева была важнее.

В марте 1982 г. Толкачев пошел на внеплановый контакт с ЦРУ, во время которого передал куратору часть внешнего покрытия своего пропуска, чтобы OTS смогла сделать дубликат нужного цвета.

Новые сложности в процедуре выдачи секретных документов в институте теперь уже не давали возможности копировать документы в квартире, и производительность Толкачева значительно уменьшилась. Во время одной из встреч куратор назвал опасным фотографирование документов на работе, на что Толкачев засмеялся и ответил, что все опасно.

Толкачев предпочитал передавать материалы своему куратору и получать новые инструкции на личных встречах. Десять таких тайных контактов имели место в октябре и ноябре 1983 г. Каждая встреча зависела от безопасности офицера ЦРУ, его способности уйти от наружного наблюдения. При этом в случаях сомнений в отсутствии слежки встреча отменялась.

Чтобы противостоять слежке КГБ, технической службе ЦРУ пришлось проявить творческий подход. Радиоприемник SRR-100 для контроля радиосвязи НН был модернизирован после захвата Марты Петерсон. Но и КГБ также изменил свою технику наблюдения, и потому нельзя было надеяться на один только SRR-100. Сотрудникам резидентуры, встречавшимся с Толкачевым, требовались и другие средства ухода от слежки.

В связи с увеличением числа личных автомобилей в Москве у ЦРУ появилось одно возможное решение. Офицеры, ответственные за мероприятия, проанализировали тактику ведения НН и пришли к выводу: во время слежки бывают моменты, когда автомобиль выходит из поля зрения бригады НН, и пассажир может ненадолго выйти. И если его силуэт в окне машины останется неизменным, бригада наблюдения ничего не заметит. За это время оперативный офицер ЦРУ мог бы уйти от слежки.

Метод «выброски» из автомобиля был одной из основ шпионажа, и для решения этой проблемы OTS нужно было создать муляж-двойник пассажира автомобиля, находящегося под наблюдением. И здесь OTS вновь помогли потребительские товары.

Два молодых инженера OTS получили задание посетить магазин интимных товаров на Четырнадцатой улице в Вашингтоне. Там инженеры осмотрели товары для сексуальных развлечений и нашли то, что нужно: три надувные секс-куклы. Они имели много анатомических деталей, но главное – были надувными, что и было необходимо для создания муляжа пассажира.

Основным требованием для нового специзделия было то, чтобы куклы надувались быстро и сидели прямо. Такой фиктивный пассажир должен был появиться за доли секунды после того, как оперативник покинет автомобиль, например, при повороте автомобиля за угол. Техники OTS решили, что для быстрого надувания манекена потребуется что-то вроде контейнера со сжатым воздухом. Первое тестирование показало, что манекены рвутся при быстром надувании – швы расходились от сильного давления воздуха.

Когда молодые офицеры вернулись в магазин для покупки новой партии резиновых кукол, владелец шутливым тоном стал задавать нескромные вопросы об их личной жизни. Не зная, что ответить, молодые сотрудники в конце концов сказали: «Видите ли, мы работаем на ЦРУ, и…»

Куклы продолжали рваться даже с укрепленными швами, изготовленные из других материалов и с меньшим давлением воздуха. Надутые манекены сидели криво и были не похожи на живого пассажира. Когда манекен наконец удалось усадить так, как нужно, за счет медленного поддува, начал шипеть клапан. Последующий контроль качества кукол от разных изготовителей показал, что все манекены не выдерживали быстрого надува.

После серии неудач разработчики OTS стали искать более изящное решение. Так ли было необходимо создавать манекен, который был бы как живой? Обычно бригада НН следовала сзади или впереди. Редко когда слежка велась «бампер в бампер». Может быть, трехмерный манекен и не требовался? А что, если обойтись двумерным туловищем с трехмерной головой? И сразу появилась идея альтернативной фигуры из дерева, металла или пластмассы, которая должна быстро «выскакивать» на месте пассажира. В OTS был сделан макет, который позволил обойтись без резиновых кукол, воздушных насосов и постоянных поездок в секс-шоп.

Эта новая спецтехника получила название «Черт из табакерки» (Jack-in-the-Box), или IBL. В окончательном варианте JBL помещался в портфеле среднего размера на пассажирском месте. Никакой предварительной установки не требовалось. Водитель одной рукой открывал портфель, и JBL немедленно занимал свое место. Когда пассажир должен был обратно вернуться в автомобиль, JBL одной рукой убирался в портфель, который кидали на пол.

В мае 1982 г. личные встречи с Толкачевым были временно прекращены из-за возросшей активности НН. Резидентура ЦРУ отменила несколько запланированных встреч. Теперь, используя JBL, куратор смог восстановить прямой контакт. И Толкачев продолжил активную работу, используя дубликат своего пропуска для обхода ограничений секретности и по-прежнему фотографировал дома.

Неожиданно в институте ввели новые пропуска, и, таким образом, фальшивый пропуск, который только что начал работать, был теперь непригоден. Проблема была в новых правилах секретности, введенных в институте, которые, однако, не распространялись на нескольких высокопоставленных чиновников. Теперь покинуть здание в рабочее время можно было только с письменного разрешения. Это правило не касалось только обеденного перерыва. Таким образом, осталась единственная возможность – фотографировать документы в институте.

В ЦРУ расценили новые правила как свидетельство того, что у КГБ возникли подозрения в утечке информации из института, и он пытался определить ее источник. Толкачева убеждали снизить активность, но стойкий агент не хотел останавливаться.

Толкачев сфотографировал свой новый пропуск и передал фотопленку вместе с кусочком его покрытия OTS. Он сообщил, что три раза конспиративно использовал 35-мм аппарат для фотографирования документов на своем рабочем столе, и передал более десятка отснятых кассет в марте и столько же в апреле 1983 г. В итоге ему были переданы модернизированные миниатюрные фотокамеры для использования в институте и дано указание прекратить носить документы домой.

Новая угроза безопасности Толкачева возникла в апреле, после того как он передал сведения о новой системе целеуказания самолета-истребителя. Отдел безопасности института запросил список сотрудников, имеющих доступ к этой информации. Толкачев, уверенный, что расследование утечки могло бы привести к нему, уничтожил весь свой шпионский арсенал и другое потенциально компрометирующее имущество. Устройство безличной радиосвязи SRAC, фотокамера Pentax и остатки сожженных документов были выброшены Толкачевым из автомобиля на обочину во время возвращения с дачи{199}.

Осенью 1983 г. были отменены пять личных встреч из-за высокой активности НН и проблем с планами Толкачева. Когда в середине ноября встреча наконец-то произошла, у него не было ни одной отснятой фотокассеты, но зато он принес 16 страниц рукописных заметок. Офицер-куратор передал ему две недавно разработанные фотокамеры для копирования документов, экспонометр и новый график встреч.

Причиной изменения графика связи была ситуация в семье Толкачева. Ранее перед проведением операций офицеры ЦРУ использовали телефоны-автоматы, расположенные повсюду вокруг его дома, для подачи сигнала о незапланированной встрече. Эта система хорошо работала, пока сын Толкачева, в комнате которого находился телефон, был маленьким. Теперь, как и большинство подростков, при первом же телефонном звонке он кидался к телефону. Эта система связи, с помощью которой удавалось обходить слежку в течение четырех лет, дала сбой.

Еще с первых шагов сотрудничества с агентом ЦРУ начало планировать варианты побега Толкачева и его семьи из Москвы. Конечно, хотелось бы, чтобы Толкачеву ничего не угрожало как можно дольше, но всегда существовала вероятность чрезвычайной ситуации, требующей экстренного побега. Толкачев представлял себе, к чему приведет его поимка. Спустя четыре месяца после первой встречи он спросил у своего куратора о таблетке с ядом. Он заявил: «Я бы не хотел беседовать с КГБ». В Лэнгли отказали, но он упорствовал и, в конце концов, написал личное письмо директору ЦРУ. При этом Толкачев ссылался на задания ЦРУ, которые требовали от него копирования весьма важных документов, а это большой риск. Поэтому ЦРУ должно предоставить ему таблетку с ядом, тем более что только так он может гарантированно обеспечить свое молчание на допросах.

Толкачев думал, что его возможный арест начнется с вызова в кабинет начальника института, где его и схватят. Теперь же, когда ощущение опасности в институте возросло, его могли в любое время вызвать «на ковер». В этом случае он собирался немедленно проглотить таблетку, спрятанную под языком. Учитывая эти чрезвычайные обстоятельства, Толкачев отложил на время фотографирование документов, но продолжал делать заметки по темам, интересующим разведку. Московский куратор Толкачева писал в Лэнгли: «Мы имеем дело с человеком, который считает необходимым идти до конца, даже если его ждет смерть».

В начале 1983 г. Толкачев понял, что власти заподозрили утечку информации в институте. В связи с этим вопрос об организации его побега стал первостепенным для ЦРУ. Куратор Толкачева рассмотрел возможности для побега и сделал вывод, что «Ленинградский вариант» будет наилучшим. Этот план предусматривал переезд всей семьи Толкачева в Ленинград, чтобы оттуда конспиративно вывезти их из СССР в специально оборудованном OTS тайнике внутри автомобиля{200}. На случай, если семье не удастся прибыть в Ленинград, имелся резервный план укрытия семьи в Подмосковье, где они будут находиться до момента вывоза из страны другими средствами.

В апреле Толкачеву был предложен детальный план побега, но он не согласился с ним «из-за ситуации в семье». Жена и сын были знакомы с людьми, уехавшими в Израиль, которые позже написали, они сожалеют об этом. А планы побега, разработанные ЦРУ, не учитывали чувств жены и сына Толкачева. Позже Толкачев дал понять ЦРУ, что не думает о побеге, потому что не может оставить семью.

В Лэнгли проанализировали последнюю информацию Толкачева о советских авиационных новинках – с марта по июнь 1983 г. И предположили, что утечка информации не была причиной активности КГБ в апреле. Однако ЦРУ решило ограничить будущие встречи с Толкачевым до двух раз в год и подготовило новое устройство SRAC взамен сломанного. Толкачеву дали указания быть предельно осторожным, использовать только рукописи, а также фотографировать документы спецфотокамерой только тогда, когда он почувствует себя в безопасности.

В апреле 1984 г. Толкачев передал ЦРУ две полностью использованные фотокамеры и 39 страниц своих рукописей, из которых 26 содержали ответы на вопросы разведки. Качество фотоснимков оказалось великолепным. Взамен он получил два новых фотоаппарата, графики связи и 100 000 рублей. На встрече Толкачев снова отказался от побега. Казалось, что настроение у него отличное. От него не было никаких сообщений о проблемах с безопасностью. Толкачев извинился за уничтожение 35-мм фотокамеры Pentax и попросил замену. Куратор сделал вывод, что в перспективе операции с Толкачевым возвращаются «в нормальное русло».

Однако в Лэнгли оценили ситуацию с Толкачевым совсем иначе. Ему не дали 35-мм камеру, так как кураторы не хотели рисковать агентом, который выносит документы из института. На встрече в октябре Толкачев передал 22 страницы рукописей и потребовал у куратора послать запрос о фотокамере Pentax, поскольку он был готов вернуться к прежней работе. Московская резидентура высказала опасение, что, если Толкачеву не дать другую 35-мм фотокамеру, то он может сам купить такую же. В качестве альтернативы Толкачеву дали дополнительные микрофотокамеры для копирования документов.

В январе 1985 г. Толкачев вернул три микрокамеры с отснятыми пленками и передал 16 листов рукописей. Взамен ему передали 5 новых фотокамер, новые разведывательные задания и 100 000 рублей. Он объяснил, что сможет делать фотоснимки лучше, так как в его распоряжении есть туалетная кабина с окном. Это дает больше света, и отлучиться с рабочего места на 20–25 минут он вполне может себе позволить. К сожалению, присланные фотоснимки не читались из-за пасмурного дня.

На встрече в январе Толкачев вел себя как обычно. По сравнению с предыдущими сведениями, в этот раз информация была изложена последовательно в описаниях и терминах, и куратор не обнаружил изменений в активности НН до или после встречи. Ничто не указывало на то, что Толкачев был разоблачен или работал под контролем КГБ.

Согласно его заметкам, нечитаемые фотографии, переданные на январской встрече, содержали данные о проекте советского фронтового истребителя, который в 1990-х гг. должен поступить на вооружение. Эти сведения были столь важными, что ЦРУ решилось начать подготовку внеплановой встречи в марте. Куратор дал сигнал об экстренной встрече, но сигнала-ответа от Толкачева (открытая форточка одного из окон между 12:15 и 14:30) не поступало. Однако форточка соседнего окна оказалась открытой, что расценили как сигнал опасности. Не получив положительного ответа от Толкачева, в резидентуре решили отложить попытку до июня.

В первую неделю июня Толкачев дал сигнал о готовности встретиться, открыв в определенное время нужную форточку в окне своей квартиры. Но офицер-куратор был вынужден прекратить операцию, поскольку обнаружил плотное наружное наблюдение. 13 июня сигнал «готов встретиться» был снова замечен в окне Толкачева. На этот раз куратор не обнаружил слежки, но как только он приблизился к месту встречи, более дюжины сотрудников КГБ в камуфляжной форме бросились к нему из кустов. Куратора связали и на автомобиле доставили на Лубянку, в штаб Второго главного управления КГБ для допроса.

В течение допроса офицер-куратор был обвинен в шпионаже, ему показали пакет, который он собирался передать Толкачеву. Внутри были пять камуфлированных фотокамер, книги и фломастеры для сына Толкачева, лекарства, книга-прикрытие, содержащая 250 страниц газетных и журнальных статей, о которых просил Толкачев, и конверт с тысячами рублей. В сопроводительной записке Толкачева благодарили «за очень важную письменную информацию», которую он передал на последней встрече, и было описание новой фотопленки для съемки при низкой освещенности. Об аресте офицера-куратора сообщила пресса, но без упоминаний о Толкачеве. Судьба его была неизвестна, и только 22 октября 1986 г. советская печать сообщила, что Толкачев казнен.

Разоблачение Толкачева было вызвано не расшифровкой методов агентурной работы, а изменой двух офицеров ЦРУ, Эдварда Ли Ховарда, а затем Олдриджа Эймса. Ховард, недовольный своей карьерой в ЦРУ, был уволен в апреле 1983 г., но в начале 1983 г. уже знал о Толкачеве. Вероятнее всего, Ховард предал бесценного агента, сообщив о нем КГБ в сентябре 1984 г. на встрече в Австрии. Эймс подтвердил информацию Ховарда, когда передал КГБ в мае и июне 1985 г. имена других активных агентов ЦРУ, включая Полякова.

В феврале 1990 г. газета «Советская Россия» рассказала о Толкачеве в статье, которая была явно подготовлена сотрудниками КГБ. Она содержала множество комментариев, в том числе сдержанную похвалу профессионализму ЦРУ:

«ЦРУ снабдило Толкачева весьма грамотно составленным и полным расписанием встреч. При этом инструкторы ЦРУ не упустили ни одной, даже мелкой детали… миниатюрная фотокамера имела детальную инструкцию и экспонометр… Все это позволяет отдать должное специалистам ЦРУ – они работали действительно в трудных условиях, выбирая для встреч с Толкачевым плохо освещенные и пустынные места в Москве… Незнакомому с уловками ЦРУ человеку не пришло бы и в голову, что свет в зашторенном окне американского посольства означает закодированное сообщение для шпиона… В Лэнгли побеспокоились о здоровье своего агента, когда ему потребовались лекарства… В каждой инструкции были ясно изложенные задания для агента, вопросы о его здоровье и выражения сочувствия, чтобы подчеркнуть, насколько они ценят его и как заботятся о его благополучии».

Для оценки возможностей ЦРУ тех лет ниже представлен список оперативной техники OTS, которая активно использовалась в шпионских операциях:

• набор для тайнописи;

• камуфляжи;

• одноразовые шифрблокноты;

• различные модели миниатюрных фотокамер;

• фотоэкспонометры;

• оперативный макияж;

• радиоприемники для обнаружения слежки;

• бытовые фотокамеры;

• струбцины для крепления фотокамер;

• дубликаты пропусков в закрытый институт;

• дубликаты листа учета выданных документов из секретной библиотеки;

• контейнеры-тайники;

• системы ближней агентурной радиосвязи;

• бытовой коротковолновый радиоприемник с блоком демодулятора;

• таблетка с ядом;

• JBL-система быстрой установкой манекена в автомобиле;

• специальная фотопленка для фотографирования при слабой освещенности.

В течение пяти лет оперативные офицеры ЦРУ провели более 20 встреч с Толкачевым. Ранее никогда не удавалось проводить столько встреч с агентурой в Советском Союзе. В течение пяти лет активных операций с Толкачевым сочетание искусства шпионажа и специальной техники доказали, что наглухо «закрытых» регионов для агентурной работы теперь не существует.

В марте 1979 г. в отчете, представленном директору ЦРУ, особо подчеркивалось значение разведывательных сведений, которые начали поступать от Толкачева, поскольку они были по-настоящему бесценными.

Сообщение Толкачева о советском самолете было исключительно качественным и детальным, что подтверждали фотоснимки, содержащие технические параметры самолета. Особенно важным для ЦРУ был сделанный Толкачевым прогноз о перспективах советских систем вооружений, что было недоступно для технической разведки США. Толкачев показал американским военным аналитикам перспективы советских возможностей в будущем десятилетии. Одна эта информация сэкономила миллиарды долларов американской государственной программе военных исследований и разработок{201}. Информация, полученная от Толкачева, была настолько важной, что использовалась специальной группой планирования заданий разведки вплоть до 1990 г.

После детального изучения дела Толкачева старший оперативный офицер ЦРУ охарактеризовал этого агента как «достойного преемника Пеньковского»{202}.

Глава 11 Операция под кодовым названием CKTAW

Разведка – занятие не для слабонервных.

Ричард Хелмс. Взгляд назад (Look over My Shoulders)

Комплексное оперативно-техническое мероприятие ЦРУ под кодовым названием CKTAW проходило одновременно с агентурными операциями по Толкачеву и было одним из особо охраняемых секретов Америки{203}. Бесценные разведывательные сведения о советских ядерных исследованиях и разработках лазерного оружия были получены не путем тайного фотокопирования секретных оригиналов и не из тайников. Не были задействованы также разведывательные спутники с их мощными телеобъективами. Однако, прежде чем операция CKTAW закончилась, в этой большой шпионской игре был использован весь спектр технических систем разведки – от орбитальных спутников до секретных оперативно-технических мероприятий, отработанных в ходе десятилетий результативных агентурных операций ЦРУ в Москве.

Операция CKTAW имела своей целью контроль подземных коммуникаций, которые соединяли Министерство обороны СССР с научно-исследовательским институтом ядерных вооружений «Красная Пахра», расположенным в закрытом городке Троицке недалеко от Москвы{204}. Сведения, передаваемые по телефону, телефаксу и телетайпу между этими двумя организациями, записывались во время их прохождения через безопасную, как полагали советские специалисты, часть подземного кабеля, расположенного около шоссе в пригороде Москвы.

Тоннели и прослушивание каналов связи ранее уже использовались в сражении против Советского Союза. В период 1955–1956 гг. операция «Берлинский тоннель», названная в планах ЦРУ GOLD{205}, была спланирована в те далекие времена, когда советские коммуникации с подземными телефонными и телеграфными кабелями в большинстве своем не защищались шифрацией.

Однако затем, в 1960-е гг., незащищенные кабельные коммуникации вышли из-под контроля американской разведки, когда правительство и военные ведомства СССР стали использовать микроволновую радиорелейную связь. Направленные радиосигналы, передаваемые в пределах прямой видимости с помощью релейной связи, обеспечивали определенную безопасность. Хотя радиорелейные антенны-тарелки большей частью были видны издалека, их узконаправленные радиопередачи было трудно перехватить. И только если шпионская антенна находилась на линии между антеннами, в Москве был бы возможен радиоперехват техническими разведками западных стран.

В середине 1970-х гг. сотрудники ЦРУ, контролирующие каналы радиосвязи в Москве, обнаружили таинственные микроволновые сигналы неясного происхождения. В конце концов выяснилось, что эти сигналы передавались по линии радиосвязи Министерства обороны СССР в закрытую лабораторию по созданию вооружений в «Красной Пахре»{206}. Эти радиосигналы неожиданно появлялись в радиоэфире во время сильного дождя и исчезали, когда дождь заканчивался{207}. Инженеры ЦРУ, изучавшие это явление, пришли к выводу, что такие периодические радиосигналы были вызваны атмосферной аномалией, связанной с одной уникальной архитектурной особенностью Москвы. Оказалось, что дождь создавал дифракцию передаваемых микроволновых радиосигналов, которые отражались от цинковых покрытий крыш московских зданий. Комбинация дождя и старых крыш превращала узконаправленную радиорелейную передачу в подобие обычной радиосвязи с круговой направленностью, вполне доступной для радиоперехвата. Дождь и точная настройка на выявленные частоты помогали радиоразведке США прослушивать особо охраняемые тайны, касающиеся вооружений в Советском Союзе.

Однако все когда-нибудь кончается. Когда в СССР узнали, что их микроволновые радиорелейные передачи стали уязвимыми для перехвата спутниковыми и наземными станциями разведки, радиосигналы уменьшились и в конце концов полностью исчезли.

Аналитики ЦРУ были уверены, что был создан другой, более безопасный канал связи, но никто не знал, где он располагался. В конце концов, анализ фотографий нового спутника-шпиона KH-11 показал, что советские военные проложили кабели в траншее, ведущей из Москвы в Троицк{208}. Запущенный в декабре 1976 г. спутник KH-11 на своем борту впервые имел аппаратуру, изготовленную по самым передовым цифровым технологиям, для передачи изображений практически в реальном времени. Это был настоящий «разведывательный глаз» в небе над Москвой, который открывался всякий раз, когда спутник находился в интересном для ЦРУ месте, а облака не закрывали нужные участки Земли{209}. Затем фотографии анализировались, и офицеры-техники при участии оперативников в Москве использовали все возможные агентурные и технические источники информации, чтобы подтвердить предположение о траншее с новым каналом связи с объектом «Красная Пахра».

Визуальная разведка выявила несколько люков вдоль предполагаемой линии прохождения подземного кабеля, предназначавшихся для ремонта и проверок системы безопасности. Если бы ЦРУ получило доступ к одному из люков, ведущих в небольшой подземный технический бункер, новый важный канал секретной связи, возможно, удалось бы прослушивать.

Определение наилучшей точки доступа было возложено на оперативников ЦРУ, которые изучили более дюжины люков вдоль Варшавского шоссе[10], около его наиболее загруженной части, рядом с Московской кольцевой автодорогой. Однако, как и все операции разведки в Москве, мероприятие по изучению люков требовало детального и четкого плана. Надо было ответить на вопросы: как часто американцы смогут добираться до своих конечных целей без риска попасть под наружное наблюдение? Можно ли использовать технику скрытого фотографирования? Как близко можно подобраться к люку для обследования бункера под ним и при этом не привлечь никакого внимания?

На заключительной стадии обследования люков работали только опытные оперативники, а также те, кто специально был подготовлен для этого мероприятия. Каждая поездка к люкам проводилась согласно детальному плану, требовала дисциплины и оперативного мастерства, и, что самое важное, требовала точного расчета времени на мероприятия, чтобы быть вне подозрений. Американец, который передвигается по Москве один и вне своих обычных маршрутов – из дома в офис и обратно, – обязательно попадется на глаза вездесущим наблюдателям из КГБ, которые легко определят место, заинтересовавшее ЦРУ. В связи с этим старшие офицеры ЦРУ, отвечавшие за мероприятие CKTAW, потребовали от всех его участников разработать новые маршруты передвижений по Москве. В результате на то, чтобы завершить подготовительную часть операции, потребовалось целых два года.

Наиболее ценные оперативные фотографии были получены с помощью швейцарской фотокамеры «Тессина», специально закамуфлированной специалистами OTS. Московская резидентура ЦРУ обработала спутниковые изображения, затем свои оперативные фотографии и эскизы для того, чтобы сделать трехмерную модель всего участка операции, включая крупные планы особенностей местности. Важная для ЦРУ сторона постоянно загруженного шоссе имела уклон и сужение, что в конце концов стало причиной для отказа от всех люков одного за другим. В итоге был, наконец-то, выбран люк для входа, который был в плохом с оперативной точки зрения месте, однако все предыдущие люки были еще хуже.

Узкая часть зеленых насаждений вдоль шоссе стала одной из наиболее тщательно проверенных и изученных мест в мире. Детали люка, расположенного рядом с шоссе, были внимательно исследованы. Среди основных проблем для ЦРУ были 500 кв. м открытого пространства напротив нужного места и подозрительное учреждение на холме на расстоянии двух километров, принадлежащее, вероятнее всего, Второму главному управлению КГБ[11]. Был, однако, и положительный момент – участок зеленых насаждений, который проходил параллельно шоссе. Хотя ширина этой полосы была всего 15 м, листва создавала хорошее прикрытие для того, чтобы приблизиться к люку в период с мая по октябрь.

Несколько месяцев офицеры ЦРУ тайно исследовали люк, фотографировали его и даже ненадолго забирались в него. Все это позволило им оценить трудности, связанные со вскрытием люка, измерить подземный бункер под ним и глубину воды, которой был залит пол, а также убедиться в том, что кабели коммуникаций находятся в пределах доступности. Советские специалисты не только экранировали кабели, но и установили датчики сигнализации для обнаружения любого вторжения. Теперь требовалось, не касаясь проводников, выявить кабель, по которому передавалась информация, и при этом не повредить целостность всех слоев изоляции проводов.

Выявление кабеля было серьезным испытанием. Учитывая важность секретов, передаваемых по кабелю, ЦРУ в 1977 г. организовало беспрецедентную техническую, очень рискованную и дорогостоящую программу проведения этого мероприятия.

Техническая экспертиза показала, что потребуется координации действий инженеров различных специальностей для проектирования и создания оборудования и датчиков. Затем следует укомплектовать группу офицеров-техников и оперативных офицеров ЦРУ, которые должны будут установить и обслуживать эту системы перехвата в Москве. Впоследствии в эту группу вошли офицеры Директората науки и техники, офицеры Оперативного директората, а также сотрудники Агентства национальной безопасности США. Руководство технической стороной операции осуществлял Отдел разработок и проектирования Директората науки и техники ЦРУ, который был ответственным за программу спутников и высокочувствительных датчиков. Команда конструкторов включала несколько инженеров OTS, которые ранее были задействованы в подразделении радиоперехвата, а также сотрудников Национального фотографического центра исследований и оперативных подразделений советского и восточно-европейского направлений ЦРУ.

Ключевым компонентом новой системы перехвата была сенсорная муфта, которая должна была охватывать экранированный кабель для контроля сигналов и записи их на магнитофон. Перехваченные сигналы должны были переписываться и отсылаться в Лэнгли, где с помощью современного дешифровального оборудования планировалось проводить их анализ и расшифровку.

Пока шла разработка специальной системы перехвата, тайная деятельность вокруг люка продолжалась. Лэнгли и резидентура в Москве обменивались записками, телеграммами, толстыми пачками оперативных фотографий и спутниковых снимков, а также предложениями оперативников вместе со сводками о работе НН. Особо важные документы передавались с дипкурьерами. Оценка всех оперативных деталей потребовала многочасовых обсуждений в Лэнгли и среди оперативных офицеров московской резидентуры{210}.

Сотрудники московской резидентуры периодически посещали люк и бункер под ним для подготовки к установке сенсорной муфты и устройства регистрации (магнитофона). Несколько офицеров ЦРУ прошли обучение в полноразмерной точной копии подземного бункера, созданного на «Ферме» – секретном учебном объекте ЦРУ в США. Во время этих тренировок офицеры были ознакомлены с основными оперативными задачами и овладевали практическими навыками их выполнения. Подтвердить свою квалификацию им предстояло уже в Москве во время осуществления необычной и рискованной миссии{211}.

Кен Сикраст был одним из оперативно-технических офицеров OTS ЦРУ, отобранных для работы в подземном бункере. Он должен был провести измерения и оценку кабелей, чтобы определить канал с наиболее ценной информацией. Эта важнейшая фаза операции требовала, чтобы Кен оставался один в люке почти два часа{212}.

Проникнуть в люк Кен должен был, добравшись до него пешком, на автомобиле и на городском транспорте. Были собраны и тщательно изучены графики работы и маршруты московского метро, троллейбусов и электричек, местами имевшие неточности и ошибки, которые корректировались созданными в ЦРУ картами Московской области. Было точно измерено расстояние между зданием, где работал Кен, и местом расположения бункера. Было также тщательно подсчитано, сколько времени понадобится Кену, чтобы добраться в район расположения люка в течение различных периодов дня.

Чтобы не вызывать подозрений во время нахождения в районе бункера, Кен должен был маскироваться под обычного жителя Москвы. Однако покупка американцами соответствующей одежды могла привлечь внимание КГБ, а приобретение поношенных вещей еще более насторожило бы НН. В связи с этим восточно-европейская одежда была куплена на блошином рынке и в недорогих магазинах Вены, Восточной Германии и Варшавы и отправлена в Лэнгли. Там она была тщательно осмотрена, переписана и упакована перед отправкой в Москву, где хранилась в безопасном месте, исключающем возможные попытки КГБ установить на ней метки или отследить ее перемещение{213}.

Кен прибыл в СССР летом 1979 г. после завершения шестимесячного ускоренного курса изучения русского языка{214}. Среди его товарищей-стажеров был старший офицер, который должен был стать резидентом ЦРУ в Москве. В рамках своего прикрытия Кен сразу начал интересоваться культурной жизнью Москвы, никогда не упуская возможности посмотреть город, и проводил все свободное время со своей семьей вне дома. В его ежедневном графике были посещения достопримечательностей и пешие прогулки. Короче говоря, он был совсем не похож на шпиона из кинофильма. Он не был загадочным мачо, не окружал себя прекрасными женщинами, не произносил тосты в небольшой американской диаспоре Москвы, не имел смокинга, как у Джеймса Бонда. Его скромный Volkswagen совсем не походил на роскошный Aston Martin агента 007. Кен редко задействовал недавно выученный русский язык, поскольку русскоговорящие американцы сразу попадали под пристальное внимание КГБ. Казалось, Кен – человек, полностью посвятивший себя семье, интересующийся искусством и любящий проводить время на воздухе. Днем он часто играл в брумбол[12], а вечерами – в дартс. На самом деле все эти увлечения служили одной цели – создать образ спокойного, предсказуемого человека, который не может доставить властям никаких проблем. Работа Кена, его интересы и хобби, все элементы, составлявшие его жизнь, были тщательно разработанным планом действий, к реализации которого он приступил сразу после того, как вышел из самолета в аэропорту Шереметьево.

Как и все другие американцы в Москве, Кен должен был стать объектом наблюдения и оценки КГБ. Его начали тщательно изучать во время первой недели пребывания в Москве на предмет его полного соответствия своим посольским обязанностям. Поэтому любое его действие, отличное от стандартного поведения иностранного специалиста в Москве, заставило бы КГБ подозревать Кена в сотрудничестве с разведкой, что нанесло бы колоссальный ущерб операции.

Через несколько недель Кен понял: КГБ взял его на заметку, но не в большей степени, чем любого американца. Это означало, что за ним периодически, хотя и не часто, будут следить. Кен заключил, что такое положение дел не препятствует реализации его миссии в Москве.

Важным элементом оперативной работы Кена были постоянные семейные пикники, призванные отвлечь внимание НН от этих маршрутов{215}. Как только появлялась возможность, Кен вместе со своей женой и двумя маленькими детьми отправлялся в какой-нибудь московский парк, где можно было на время укрыться от большого и пыльного города. Ничего странного в том, что человеку с семьей нравится проводить там свой досуг.

Кен и его жена Шэрон проводили много времени в парках вместе со своими детьми, четырех и семи лет. Кен носил рюкзак, с которым почти не расставался. В рюкзаке была еда, напитки, игрушки и одеяла – все, что нужно для пикника. Это увлечение объясняло частые выезды Кена в ближнее Подмосковье, а также позволяло ему знакомиться с дорогами, географией и способами передвижения для определения контрольных точек его проверочных маршрутов, разрабатывать запасные схемы ухода с проверочного маршрута и определять места для наблюдения и оценки. Все это делалось для того, чтобы четко спланировать главный будущий маршрут{216}. В те дни, когда Кен и его семья были под наблюдением НН, он с помощью Шэрон практиковался в определении автомобилей КГБ, учился запоминать их номера, тактику наблюдения и сотрудников, участвующих в слежке.

Весенним утром 1981 г., после пяти лет оперативного планирования, анализа места проведения операции и его спутниковых фотографий, оценки сигналов радиоразведки, этапа разработки и создания оперативной спецтехники, наступила завершающая стадия одного из наиболее продуманных и дорогостоящих семейных пикников в мировой истории. Покинув свой дом в семейном микроавтобусе Volkswagen, Кен начал свое путешествие длиной в 35 км, которое, казалось бы, ничем не отличалась от его обычных выездов на природу. Но в этот раз каждая улица, каждый поворот и каждая остановка были предназначены для обнаружения и подтверждения наличия НН.

В ушах Кена и его жены были маленькие наушники приемников радиоперехвата, изготовленные специалистами OTS. Приемники были спрятаны в специальные чехлы под мышками и настроены на 103,25 МГц, главную частоту радиосвязи НН. Кен также использовал второй, сканирующий радиоприемник на шесть каналов, который мог уловить «в ближней зоне» радиопереговоры подразделений милиции и сотрудников вездесущего Седьмого управления КГБ{217}.

Индуктивные антенны, сделанные в виде петли вокруг шеи и зашитые в мягкую ткань, скрытую под одеждой, передавали сигналы от радиоприемников к наушникам. Эти покрытые латексом крохотные наушники, сделанные специалистами OTS, повторяли естественные контуры ушей, и по цвету соответствовали оттенкам кожи Кена и Шэрон.

Каждый старался услышать важные слова «двадцать один», которые на языке радиопереговоров НН КГБ означали: «Объект находится под моим наблюдением». Если же никаких радиопереговоров или щелчков микрофонов, которые могли также принадлежать сотрудникам НН{218}, слышно не было, то Кен с некоторой долей вероятности мог сделать вывод, что в этот день наблюдение его проигнорировало{219}.

По дороге к парку супруги не могли обсуждать планы и наличие слежки. Кен вспоминал: «Мы мало говорили, двигаясь по проверочным маршрутам, особенно, когда наши дети были с нами, потому что никогда не знаешь, что твои дети могут повторить за тобой или кого из родителей они начнут копировать». И потому Кен и Шэрон должны были принять происходящее как данность.

Кен совершил несколько автомобильных маневров, специально разработанных для обнаружения слежки. В отличие от приключенческих кинофильмов, где герой убегает от наблюдения с помощью захватывающих трюков, настоящий уход от слежки был и более сложным, и более прозаическим. Он не разворачивался через двойную сплошную и не делал опасных, неожиданных поворотов, чтобы уйти от преследования. Его манера вести машину должна была строго соответствовать статусу главы семейства, который везет семью на пикник. Любая бригада НН, которая конспиративно наблюдала бы за ними, увидела бы, что Кен движется более или менее по прямому маршруту к парку с обычной скоростью.

Один раз Кен все-таки резко остановился на дороге, выхватил ребенка с заднего сидения и помчался в кусты «по нужде». Затем Кен «по ошибке» пропустил нужный поворот, развернулся и поехал назад, чтобы свернуть на другую дорогу. Он как бы заблудился. Если бы бригада НН следовала за ними, Кен и Шэрон, выполняя эти, казалось бы, обычные маневры, наверняка бы заметили ее.

В ЦРУ хорошо изучили особенности работы Седьмого управления КГБ. Было известно, что для слежки использовалась советская «Волга», напоминавшая европейский Volvo средних размеров, а также более компактные «жигули» – советская версия итальянского Fiat-24. Поскольку только в КГБ имелись автоматические мойки, их автомобили, как правило, были чистыми по сравнению с другими транспортными средствами на московских улицах. Кроме этого, автомашины КГБ могли похвастаться роскошными дворниками на ветровом стекле, столь редкими среди автомобилей обычных москвичей, у которых часто крали дворники, если автомобили были припаркованы и оставлены без присмотра.

Проверочный маршрут продолжался более часа, и за это время Кен, используя разнообразные остановки и повороты, убедился, что за ним не наблюдают.

Наконец-то уверенный в отсутствии слежки, Кен повернул на стоянку около большого парка, уже давно выбранного для пикника. Кен сознательно избегал мест, популярных среди американцев, где НН уже могло наблюдать за другим объектом. Если он все-таки не был сегодня под наблюдением, то попадать под слежку из-за другого соотечественника ему совсем не хотелось. Семейство углубилось в парк на пару сотен метров, где на краю рощи Шэрон расстелила одеяла. Кен и Шэрон осматривались и слушали радиоэфир для выявления наблюдения, потом Кен заглянул в прилегающий к месту пикника лес. Все его перемещения были спланированы так, чтобы вынудить любых наблюдателей выдать свое присутствие.

Следующие полчаса семья наслаждалась завтраком и наблюдала за происходящим вокруг. Затем Кен надел свой любимый рюкзак, кивнул Шэрон и скользнул в лес. Этот жест сказал ей, что, если он не вернется к определенному сроку, то она должна усадить детей в автомобиль и отправиться домой. А дома, используя заранее условленный сигнал, Шэрон должна была известить резидента о том, что Кен не вернулся к намеченному сроку и, вероятно, у него неприятности. Резидент немедленно принял бы меры, чтобы минимизировать последствия для других оперативных мероприятий и подготовить американского посла к неизбежному дипломатическому протесту со стороны советских властей по поводу «очередного американского шпиона, который пытался разрушить мирные отношения между Америкой и Советским Союзом».

Покинув свое семейство, Кен продолжил выявлять слежку. Ему была необходима полная уверенность в том, что все «чисто», перед переодеванием в обычного москвича{220}. Кен хорошо знал, что Седьмое управление КГБ не всегда задерживало или арестовывало подозрительных офицеров разведки ЦРУ во время операций, а часто продолжало наблюдение за ними в надежде на то, что слежка приведет к агенту или к тайнику. Даже в таких случаях НН давало возможность объекту спокойно продолжать движение, как будто ничего и не произошло{221}.

Именно так случилось с Пеньковским в конце 1961 г. Сотрудники Седьмого управления КГБ вначале определили мужчину, подозреваемого в получении материалов внутри подъезда на одной из оживленных улиц Москвы. Это было во время посещения московских магазинов Джанет Чизхолм, жены офицера британской разведки MИ-6 Родерика Чизхолма. Вместо того, чтобы ее арестовать, КГБ активизировал наблюдение и несколько дней спустя в сквере снова зафиксировал того же мужчину во время обмена информацией. За этим объектом было организовано тщательное наблюдение, и позже было установлено, что это полковник ГРУ Олег Пеньковский.

Именно шпионы или агенты, а вовсе не штатные сотрудники разведки, как правило, были конечной целью слежки{222}. Однако, как только контрразведка КГБ устанавливала агента, мог последовать арест иностранного офицера разведки во время операции. Когда КГБ арестовал американку Марту Петерсон на Краснолужском мосту в 1977 г., агент TRIGON, для которого она закладывала тайник, был уже мертв, и ее задержание повлекло за собой негативную международную реакцию в отношении Соединенных Штатов и, конечно же, расстроило планы работы ЦРУ в СССР.

Кен шел по парку и раздумывал, отправляться к люку или нет – вокруг было слишком много людей. Советские граждане любили московские парки, и в этот весенний день, когда на земле еще лежал снег, но было уже тепло, в парке было много посетителей. Кен знал, что толпу можно было использовать в своих интересах, смешавшись с ней, но среди множества посетителей также могли работать наблюдатели и осведомители КГБ.

Также опасно было слишком близко приближаться к людям, которые проходили мимо Кена. Сотрудники НН старались подражать обычным москвичам, и потому обычных посетителей парка можно было легко принять за сотрудников КГБ. Старик в полотняной шляпе, медленно бредущий, опираясь на палку, молодая пара, гулявшая, взявшись за руки, мать с детьми, вышедшая на несколько часов из своей маленькой квартиры, или тучная женщина средних лет с традиционными полиэтиленовыми пакетами в руках – любой из них мог оказаться сотрудником Седьмого управления{223}. Но в это время дня они могли быть только теми, кем они казались – москвичами, наслаждающимися весенним днем на открытом воздухе.

Кен хорошо знал об особом неврозе оперативника. Офицеры разведки называли этот психологический эффект «видимые призраки повсюду», и он был одной из неприятных сторон оперативной деятельности, связанной с постоянной опасностью. Что больше всего досаждало, так это постоянная неуверенность в том, угрожает ли опасность в тот или иной конкретный момент. Наличие деталей, указывающих на наблюдение, или передачи по радиоприемнику дало бы гораздо больше уверенности для дальнейших действий, но если не видно и не слышно никаких признаков наблюдения, ты не можешь чувствовать себя спокойно. Ведь это может означать и то, что наблюдения действительно нет, и то, что Кен просто не может его обнаружить. Существовала и вероятность реализации худшего сценария из возможных: КГБ уже знает о конечной цели офицера ЦРУ, сидит и ждет его в засаде.

Кен подбадривал себя тем, что часть этой особо секретной операции уже была успешна проведена с использованием методов, которые он собирался применить сейчас. В конце концов, у него уже были свой опыт и знания, которые можно было сейчас задействовать, даже без радиоперехвата слежки. Когда все маневры и проверочные маршруты, которые заранее составлены, изучены, а затем строго выполнены на этапах операции, НН рано или поздно удастся обнаружить. Но в конечном счете Кен все же действовал сообразно своим чувствам и отработанным оперативным приемам. Даже если его автомобильный и пеший проверочные маршруты не выявили слежки, Кен, как и любой другой оперативный офицер, мог прервать операцию, следуя своему «шестому чувству».

«Вы абсолютно уверены в надежности схем проверки. Но в то же самое время вы должны развивать интуицию и уметь определять, что же было и чего не было. Через некоторое время у вас появляется чутье на такие вещи. И тем не менее вы не застрахованы от ошибки», – объяснял Кен{224}.

Несмотря на все планы и подготовку, окончательное решение идти или не идти к люку должен был принять только Кен. Он остановился, несколько раз глубоко вдохнул холодный весенний воздух и сказал себе: «Пора». Войдя в глухую часть леса, он быстро снял плащ, достал из рюкзака «московскую» одежду и переоделся.

В этой одежде он вполне походил на обычного советского гражданина. В 1981 г. стиль одежды в СССР мало отличался от западного. Кен достал из рюкзака потертую серо-коричневую фетровую шляпу с широкими полями, недорогие советские ботинки, пальто до колен и грубоватые, простого покроя брюки. Однако Кен не должен был выглядеть как персонаж фильмов о беженцах Второй мировой войны.

На одном его плече небрежно висел рюкзак с необычными запасами для «пикника». В рюкзаке находилась новейшая аппаратура весом более 30 кг и стоимостью около $20 млн – специальное измерительное и записывающее оборудование, разработанное для перехвата и записи сигналов с кабелей. Если бы КГБ все это обнаружил, то раскрыта была бы не только сама эта операция, но и другие мероприятия, которые проводились в разных частях света.

Пробравшись через березовую рощу к границе парка, Кен выбрал окольный маршрут к остановке общественного транспорта, влившись в общий поток москвичей. Пересаживаясь из одного автобуса в другой, Кен практически затерялся среди обычных пассажиров. Вагоны и автобусы, в которых он ехал, пробивались через интенсивное московское движение, унося его далеко от люка на Варшавском шоссе, чтобы затем возвратиться на расстояние «пешей прогулки» до конечной цели.

При остановке каждого очередного автобуса или вагона метро Кен старался выйти последним, чтобы увидеть того, кто собирается выскочить за ним через закрывающиеся двери. Используя сканирующий приемник, Кен продолжал контролировать каналы НН, пытаясь слушать радиопереговоры. Проверочный маршрут Кена был специально разработан для того, чтобы заставить сотрудников КГБ действовать нестандартно и вынудить их сделать очевидные ошибки. Но внимание Кена привлекали другие моменты. Вот в автобус вошла молодая пара, которую он вроде бы видел в парке. Но это уже было далеко от того места, где он сначала их заметил! Действительно ли это была та же самая девочка, только одетая теперь в другое пальто и шляпу? Автомобиль, который следовал за автобусом, он как будто уже видел полчаса назад?

Кен следовал по своему проверочному маршруту согласно графику. Теперь ему нужно было принять второе важное решение – забираться в люк сегодня или нет? Это его решение означало начало операции, которое открывало дверь к потенциальной кладовой разведывательных сведений. Но его решение посетить бункер могло закончиться арестом, установкой его как офицера ЦРУ, высылкой из СССР и крахом многомиллионного мероприятия, которое бы вызвало негативное мнение у самых высокопоставленных членов американского правительства.

Выйдя из автобуса на своей остановке, Кен прошел пешком еще три километра к цели. Ранее он никогда не подбирался так близко к люку, хотя карты, фотографии и спутниковые снимки, которые он изучал в течение многих месяцев, помогали ему теперь ориентироваться. В описаниях этот участок был назван оперативно опасным. Он был частично закрыт узкой полосой кустарников, а молодая весенняя листва как бы покрывала его. Любопытный взгляд водителя работающего поблизости трактора, брошенный в сторону Кена, или неожиданное появление советского гражданина, который блуждал поблизости – и тысячи других непредвиденных и обычных действий могли стать причиной неудачи, которая свела бы на нет назад годы планирования и подготовки.

Лесная полоса, тянущаяся вдоль шоссе, позволила Кену укрыться от любопытных глаз, когда он доставал из рюкзака специально изготовленное фомку для вскрытия люка. Прием был несложный и многократно отработанный. Верхняя тяжелая металлическая плита люка должна быть быстро удалена с помощью инструмента, специально разработанного OTS. Фомка была сделана из алюминиевого сплава, изогнутого под разными углами; она была компактной, легкой, но достаточно прочной, чтобы зацепить отверстия в люке и вытащить тяжелую плиту из чугунного основания.

Забравшись внутрь, Кен задвинул и поставил люк на место. Кен спустился вниз, в сырой мрак бункера. «Это было довольно легко», – подумал он и решил поблагодарить создателей фомки для открывания люка, когда вернется в лабораторию OTS в Вашингтоне.

Спустившись по лестнице, Кен оказался в холодной воде. Ранее он уже заглядывал вниз через открытый люк и видел только отражение в воде кусочка серого неба и верхушек деревьев. Бункер имел высоту около 2,5 м, а его площадь составляла 1,2 на 1,8 м. На одной стене бункера была плита с отверстиями, из которой выходили кабели, покрытые резиновой изоляцией; они уходили в трубы на противоположной стене бункера. В кабелях с резиновой изоляцией и находились линии телефонной связи.

Стоя по колено в холодной воде, Кен приступил к техническому этапу операции. Задача была получить и записать образцы сигналов информации, передававшейся через множество проводов, которые находились в каждом из вложенных в трубы кабелей. Хотя в ЦРУ и были уверены, что объект «Красная Пахра» использовал для своей связи один или несколько кабелей, именно Кен должен был провести первичную идентификацию линий связи, протестировав сигналы от каждой дюжины кабелей.

Для оценки и точного выбора кабеля надо было использовать специальный прибор, который Кен принес в рюкзаке. Разработанная для ЦРУ частной фирмой, эта электронная система идентификации помещалась в 11-килограммовом пакете и была похожа на прямоугольный радиоприемник со множеством индикаторов на верхней панели и набором проводов с боковой стороны – для подключения и проведения нескольких измерений одновременно. Перехваченные с кабелей сигналы записывались на кассету, похожую на стандартную, но имевшую возможность многодорожечной записи с высоким качеством.

Кен вытащил все необходимые приспособления из рюкзака и приготовился к обследованию первого кабеля. В электронной системе идентификации единственным сигналом для Кена было движение ленты в кассете и загорание индикатора. Если бы индикатор ничего не показывал и лента в кассете не двигалась, Кен не смог бы выяснить причины этого или как-то подстроить систему. В этом случае нужно было прекратить все дальнейшие плановые действия и покинуть бункер.

Кен начал размещать датчик-сенсор – одну его половину положил сверху кабеля и другую снизу. Он стянул половинки сенсора на кабеле с помощью ремешка из белой ткани. Затем закрепил ремешок специальным замком, чтобы прочно зафиксировать сенсор на кабеле. В соответствии с планом операции в комплекте у Кена было 12 ремешков белого цвета.

Если бы Кен уронил один из них, то белый ремешок можно было легко найти в плохо освещенном бункере. Число 12 было также выбрано заранее, чтобы Кену было легко его запомнить, ведь перед выходом из бункера ему нужно было проверить все свое снаряжение. Нельзя было оставлять никаких свидетельств несанкционированного проникновения в бункер.

В бункер выходило более дюжины подземных кабелей, но внимание Кена было сосредоточено на коммуникациях, имевших надежные защитные оболочки и помещенных в газонаполненные трубы, что указывало на их важное назначение{225}. Поскольку поток информации через разные кабели был неодинаковым, Кен должен был зафиксировать принесенную с собой систему идентификации на каждом кабеле достаточно надолго, чтобы получить максимально полный фрагмент записи информации.

Шум от дороги и свист ветра сверху, доносившиеся через приоткрытый люк, постоянно напоминали Кену о возможной опасности – любой любознательный советский гражданин, заглянувший в люк, мог столкнуться лицом к лицу с офицером ЦРУ, стоящим в воде среди рядов толстых кабелей.

Это была утомительная работа. Положение каждой трубы и кабеля должно быть идентифицировано точным и логичным способом. Работая с контрольным списком, Кен делал образцы записей, которые соответствовали его пометкам, и затем передвигался дальше к следующей группе кабелей. Маленькая ошибка в учете кабелей и труб при последующей идентификации нужного кабеля могла бы создать большие трудности. Методично работая, Кен сознавал, что каждая лишняя минута пребывания в бункере увеличивала вероятность расшифровки операции, но в то же время поспешность могла привести к непоправимым ошибкам.

Впоследствии Кен сделал второй заход в бункер. Во время фиксирования и записи передач, проходивших через кабели, Кен сфотографировал расположение труб и кабелей 35-мм фотокамерой с инфракрасной вспышкой{226}. Такое фотодокументирование позволяло подготовить полный отчет о работе в подземном бункере с учетом всех деталей, которые могли бы помочь на заключительных этапах операции, когда на выбранный кабель будет установлен постоянный датчик-сенсор.

Удовлетворенный наконец-то своей работой, Кен внимательно просмотрел все свои отметки, собрал инструменты и оборудование, упаковал их в рюкзак, поднялся вверх и отодвинул головой крышку люка. Когда Кен появился из-под земли, вокруг никого не было. Он быстро задвинул тяжелую крышку на место и углубился в лес.

Кен отошел довольно далеко от своего семейства, но запланированный маршрут возвращения к месту пикника был уже более прямым и коротким, чем тот, которым он воспользовался ранее для движения к своей цели. Проходя через парк, он не встретил ничего подозрительного и нашел другое укромное место для переодевания. После этого возвратился к жене и детям, которые как ни в чем не бывало отдыхали на природе, хотя прошло уже 5 часов.

Шэрон, взглянув мужа, поняла, что операция еще не завершилась. И если за семьей следили и заметили отсутствие Кена, то у сотрудников НН наверняка возникли бы вопросы. Ведь американские мужчины обычно не оставляют свои семейства в парке на несколько часов.

Не тратя попусту время, они собрали детей, все снаряжение для пикника и загрузились в свой автомобиль. Ни Кен, ни Шэрон не могли расслабиться по дороге домой, поскольку они везли пленки с бесценными записями и специальное оборудование, которое могло расшифровать их владельцев. Они двигались, продолжая фиксировать транспорт позади и впереди своего автомобиля, поскольку американец в Москве не мог иметь никаких гарантий от случайных или специально организованных ДТП, которые могли закончиться расспросами или расследованием.

Никакой торжественной встречи в резидентуре Кену не организовали, хотя руководитель с тревогой ожидал результатов операции. Поскольку резидент не получил никаких сигналов опасности от Шэрон, он пошел в резидентуру, открыл дверь, включил свет и увидел лист, оторванный из посольской записной книжки, приклеенный к стене. На листе была небрежно написанная карандашом цифра 1. Такой условный сигнал Кена говорил об успешном завершении опаснейшего этапа одного из самых важных оперативно-технических мероприятий ЦРУ в СССР.

В Лэнгли проанализировали полученные Кеном записи и провели первичную установку требуемого кабеля для последующей оценки сигналов с помощью уже продолжительной записи. В течение нескольких лет CKTAW успешно регистрировала канал связи между «Красной Пахрой» и Министерством обороны СССР. Только весной 1985 г. что-то пошло не так, как надо. Оперативный офицер, посланный для изъятия из устройства регистрации записанной пленки, вынужден был прервать свои действия, когда в ответ на дистанционный радиозапрос, посланный им в бункер, был получен ответный сигнал о посещении бункера посторонним{227}. Записанную пленку удалось получить во время второго посещения бункера, предпринятого через несколько недель. Оценка записи показала, что система контроля перестала функционировать, и все оперативные действия были прекращены{228}.

Что же произошло на самом деле? В течение многих лет американская система контроля секретных советских коммуникаций, фактически работавшая без каких-либо сбоев, внезапно перестала функционировать без признаков ее обнаружения. Офицеры контрразведки ЦРУ полагали, что причина прекращения операции CKTAW была более серьезной, чем простая техническая поломка{229}. Возможно, КГБ обнаружил утечку секретной информации из-за профессиональной ошибки оперативного офицера ЦРУ на проверочном маршруте при выявлении слежки во время поездки для замены пленок? Был ли у КГБ свой шпион, посвященный в секретное мероприятие ЦРУ? Как и в ситуациях с агентурной работой, отказ устройства контроля коммуникаций оставил много вопросов, но контрразведка ЦРУ довольно быстро получила на них ответы.

1 августа 1985 г. полковник Виталий Сергеевич Юрченко{230}, заместитель начальника отдела Первого главного управления КГБ (разведка), позвонил в посольство США в Риме и попросил убежища{231}.

В этот же день Юрченко сообщил Алану Вольфу, резиденту ЦРУ, о вероятных агентурных источниках информации: одном – в Агентстве национальной безопасности США и втором – под кодовым названием ROBERT – непосредственно в самом ЦРУ{232}.

Юрченко утверждал, что не знал настоящего имени ROBERT, но предложил два важных свидетельства: ROBERT продал КГБ секретную информацию во время встречи в Вене в конце 1984 г. и прошел подготовку для работы в резидентуре ЦРУ в Москве, но его командировка в СССР была отменена буквально накануне отлета в Москву{233}. Через два дня после получения информации от Юрченко Служба безопасности ЦРУ сообщила ФБР, что под псевдонимом ROBERT скорее всего скрывается бывший офицер ЦРУ Эдвард Ли Ховард{234}.

Ховард поступил на службу в ЦРУ в 1981 г.{235}, и в 1982 г. был отобран для работы в качестве оперативного сотрудника резидентуры в Москве. Поскольку он, работая в ЦРУ, все время находился под прикрытием и никогда не командировался за границу, его считали «чистым», не заподозренным в принадлежности к американской разведке{236}. В процессе подготовки к назначению в Москву Ховард и его жена Мэри прошли интенсивный шестинедельный курс спецподготовки в секретном учебном центре для обучения действиям против контрразведки КГБ на территории СССР{237}. Они овладели методами обнаружения и ухода от слежки, которые особенно тщательно отрабатывались в реальных условиях и были организованы с участием бригады наружного наблюдения ФБР{238}. Перед отъездом в Москву была проведена проверка Ховарда на детекторе лжи, в ходе которой он признался в употреблении наркотиков и пристрастии к алкоголю, а также в мелком воровстве и обманах во время обучения{239}. После этого ЦРУ уволило Ховарда в начале мая 1983 г.{240}

Обозленный Ховард переехал в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, где получил работу аналитика-экономиста в госструктуре штата. Но его проблемы с алкоголем и долгами продолжались{241}. Ховард совершил несколько странных телефонных звонков, включая один совершенно безумный – в американское посольство в Москве, после чего 24 сентября 1984 г. его бывший начальник и специалист-психолог были посланы к нему домой для беседы{242}. Ховард вновь попал в поле зрения в октябре 1983 г., когда бродил около советского консульства в Вашингтоне. Это наводило на мысли о его намерении предложить свои услуги СССР{243}.

Опираясь на информацию, полученную 3 августа 1985 г., ЦРУ предположило, что Ховард и есть агент ROBERT, и ФБР начало следить за ним, но в конце месяца Ховард обнаружил слежку, ведь как-никак он был профессиональным разведчиком{244}. В начале сентября ФБР начало прослушивать его телефонные переговоры{245}. В результате Ховард оказался под круглосуточным наблюдением{246}.

Примерно через две недели, 19 сентября, ФБР вызвало Ховарда на допрос для идентификации его как советского агента{247}. Чтобы защитить Юрченко, ФБР распространило сведения о том, будто предъявленная Ховардом информация касается невозвращенца, бывшего сотрудника КГБ Олега Гордиевского{248}. Во время беседы с ФБР Ховард ни в чем не признался и отказался от испытания на детекторе лжи{249}. На следующий день во время допроса Ховард заявил, что намерен в конце недели нанять адвоката, и после этого согласился на следующую встречу в понедельник. Однако приезжать на нее он не собирался.

Во время обучения в ЦРУ приемам ухода от слежки, Ховард научился использовать манекен-двойник, а также тайно выбираться из двигающегося автомобиля, медленно поворачивающего за угол{250}. Не имея возможности использовать настоящий манекен, Ховард изготовил свой вариант из шапочки для душа, вешалки и пиджака. Голова куклы была сделана из полистирола и украшена париком, купленным в магазине. Последнему приему он также научился во время секретного обучения на объекте ЦРУ «Ферма»{251}.

Ховард и его жена поехали пообедать в местный ресторан в Санта-Фе в субботу вечером. Возвращаясь домой, они медленно свернули с Гарсия-стрит на Корал Камино, где Ховард выпрыгнул из автомобиля в кусты{252}. Его жена Мэри расположила манекен на месте пассажира, закрепив его пряжкой ремня, и минуту спустя команда НН ФБР ясно разглядела двух «человек» в автомобиле, когда он заезжал в гараж{253}.

Проведя ночь в гостинице аэропорта, наутро Ховард первым рейсом добрался из Альбукерка до Тусона, откуда направился в Москву{254}. А ФБР обнаружило его исчезновение только через 25 часов{255}.

Предательство Ховарда имело катастрофические последствия для мероприятий ЦРУ в Москве. Он показал КГБ систему противодействий советской контрразведке, отработанные методы работы ЦРУ, американскую секретную спецтехнику, эффективные приемы агентурной работы в Советском Союзе и, конечно же, раскрыл операцию CKTAW{256}. Ховард был участником небольшой группы оперативных офицеров ЦРУ, допущенных к проведению операции CKTAW. Во время испытания на детекторе лжи, которое послужило основной причиной его увольнения, Ховард признался в обмане во время тренировок внутри макета бункера, когда он заменил тяжелые предметы в рюкзаке на более легкие из картона, чтобы без труда приникнуть в узкое отверстие люка бункера{257}.

Почти через год, 7 августа 1986 г. ТАСС объявило, что Ховарду предоставлено политическое убежище в СССР{258}. По имеющимся сведениям, Ховард продолжил пить и умер в 50 лет, в июле 2002 г. Российские СМИ сообщили, что причиной смерти было падение с лестницы, в результате которого Ховард сломал себе шею. Однако ни российские, ни американские разведывательные службы не оплакивали его{259}.

Американские технологии шпионажа, выявленные КГБ в бункере и в расположенном рядом тайнике, не остались незамеченными советскими лидерами. В 1990 г. появилась статья с осуждением американского технического шпионажа против Советского Союза, в которой автор, генерал-лейтенант Николай Брусницын, заместитель председателя Государственной технической комиссии СССР, жаловался, что системы сбора информации, подобной той, что была задействована в CKTAW, тормозили совместные программы по контролю над вооружениями и усилия по сокращению вооружений{260}. В заключение Брусницын признался в обеспокоенности, связанной с развитием американских систем сбора разведывательной информации и технологий шпионажа{261}.

Десять лет спустя, в 1999 г. отставной офицер контрразведки КГБ Рэм Красильников, автор книги «Призраки с улицы Чайковского»[13], изложил советскую версию операции CKTAW, которой КГБ присвоил кодовое наименование «Бильярдный шар»{262}. Красильников описал индуктивный датчик-сенсор в бункере, соединенный с металлическим, закопанным в землю контейнером, в котором специалисты КГБ обнаружили магнитофон с электронным управлением, который включался во время переговоров или передачи информации по линии связи, приемопередатчик и блок автономного электропитания, способного обеспечивать энергией все американские устройства в бункере до 4–6 месяцев{263}. Согласно Красильникову, контейнер находился на глубине около полуметра недалеко от места входа в бункер. По версии КГБ, контейнер был окрашен в ярко-красный цвет, имел надпись на русском языке «Опасно! Высокое напряжение», был обеспечен надежной защитой от грызунов и был соединен со скрытой рядом с контейнером антенной диапазона УКВ.

Красильников, цитируя технический отчет КГБ, сообщил, что на приемопередатчик можно было послать радиозапрос с расстояния до 2,5 км. В ответ можно было получить кодированное сообщение, в котором говорилось о работоспособности всей системы, необходимости замены пленки в магнитофоне или источника электропитания{264}. По оценке специалистов КГБ, такие замены требовались для ЦРУ каждые 4–6 месяцев.

Расшифровка операции CKTAW не уменьшила ее значение и результаты. Эта операция показала, что сочетание оперативного мастерства с новыми техническими возможностями способно творить чудеса, а также помогла выявить слабые места в советской системе безопасности связи. Идея, реализованная в этой операции, технический талант специалистов, разработавших и создавших систему перехвата, и ее оперативное исполнение создали, в конечном счете, новое направление технической разведки США. В следующие десятилетия специальная техника, получившая развитие во время операции CKTAW, неоднократно применялись и на других объектах работы ЦРУ.

Часть IV Стены тоже имеют уши

Глава 12 Холодное пиво, дешевые гостиницы и вольтметр

Если есть звук, это уже не барахло!

Неофициальный девиз офицеров-акустиков ЦРУ

Этих офицеров оперативно-технической службы ЦРУ называли «акустиками», и более двух десятилетий, с 1960-х по 1980-е гг. они были элитой OTS. Их было около сотни – тех, кто отвечал за многочисленные операции подслушивания по всему миру, на главных фронтах холодной войны. Акустики работали везде – от фешенебельных европейских столиц до самых отдаленных уголков земного шара, – везде, где резидентуры ЦРУ находили возможности для подслушивания.

Внутри «трудных объектов», таких как СССР, Китай, Куба, Северная Корея и Северный Вьетнам, акустические операции ЦРУ ограничивались из-за жесткой работы органов госбезопасности. Однако в Европе и странах третьего мира обстановка была совсем другой – в этих регионах мероприятия по сбору акустической информации могли проводиться в резиденциях, официальных зданиях и посольских комплексах «главного противника». Особенно актуально это было в странах третьего мира, где государственная безопасность обеспечивалась не так строго, как в большинстве европейских городов.

Как только где-то возникала необходимость в «прослушке», акустики брали билет на ближайший самолет до Парижа, Рима, Западного Берлина или столицы страны третьего мира – одного из городов, которые в круговороте политических потрясений чередовали свои названия, а портреты лидеров на банкнотах национальных валют менялись как перчатки. Акустики работали под видом бизнесменов, военного персонала или ищущих приключений бездельников, что позволяло им смешаться с другими путешественниками и обеспечивало наиболее эффективную конспирацию. Акустик мог выйти из самолета в южноазиатской стране, за неделю установить «жучок», а затем улететь домой на выходные, получить в ЦРУ новые документы прикрытия и уже к вечеру понедельника оказаться в Африке.

По сложности и опасности их работа могла соперничать с операциями офицеров-агентуристов. Акустики OTS пробирались в подвалы и коллекторы, чтобы уточнить место прокладки телефонного провода или канала связи. Они тихо крались по крышам, заползая в узкие окна чердаков, чтобы под покровом ночи измерить толщину стен фешенебельных вилл. Их посылали в дипломатические комплексы, офисы компаний, в резиденции, номера отелей, в лимузины, самолеты и теплоходы для установки техники подслушивания. Подробные и украшенные деталями отчеты об этих мероприятиях со временем превращались в легенды, которые демонстрировали как успехи, так и провалы сотрудников OTS независимо от их секретной специализации. Из многих профессиональных и личных качеств акустиков наиболее характерной чертой, по мнению их коллег, была неистребимая любовь к дешевым гостиницам и холодному пиву{265}.

Подобная непритязательность этих «вечных странников», которые ежегодно преодолевали по воздуху до 200 000 км и проводили вне дома около 150 дней в году, имела свои причины. Американским служащим во время официальных командировок было запрещено «копить часы» авиаполетов, поскольку чиновникам США, в том числе и сотрудникам ЦРУ, полагались вполне приличные деньги на еду и жилье{266}. Однако находчивые офицеры-акустики обнаружили, что могут дополнить свои скромные командировочные, останавливаясь в дешевых гостиницах, известных всему оперативному составу ЦРУ, как «отели для технарей».

В отличие от офицеров-агентуристов, которые, выезжая за границу, должны были полностью соответствовать своей легенде-прикрытию, технари-акустики могли себе позволить жить в недорогих гостиницах и посещать дешевые бары{267}. Чаще всего акустикам приходилось работать безо всяких графиков, и днем, и ночью, в любую погоду, без выходных и отпусков. Главное, чтобы был доступ к месту установки спецтехники. Если проникнуть тайком в консульство или посольство можно было лишь после того, как здание запиралось в конце дня, то рабочий день акустиков начинался в сумерках и заканчивался на рассвете.

В роскошных гостиницах богатым туристам персонал уделял слишком много внимания, а значит, американского бизнесмена или туриста, покидающего отель поздно вечером и возвращающегося на рассвете с кусками изоленты на пыльных ботинках, а иногда и с пятнами краски на волосах, обязательно бы заметили. Персонал же «отелей для технарей» не обращал никакого внимания на суету своих гостей. В таких гостиницах привыкли к тому, что американцы уходили вечером, возвращались на рассвете и сразу требовали горячую ванну.

Как-то раз офицер-акустик понял, как он здорово переборщил, спрашивая самый дешевый номер в гостинице, когда клерк с иронией уточнил: «Вы имеете в виду комнату на всю ночь, я полагаю?» Другой акустик пришел к выводу, что собственное жлобство пора обуздать. А то дошло до того, что ему и его напарнику предложили двуспальную кровать на ночь за $3,5. «А знаете, если мы согласимся спать в одной кровати, вы могли бы вполовину сократить нам стоимость проживания», – настаивал скупердяй-акустик.

Что касается любви акустиков к пиву, то – да, пиво – великолепный напиток. Главная его сила в том, что оно делает любые неудобства не такими уж важными. В странах, где питьевой водой можно отравиться, пиво используют не только для утоления жажды, но и для чистки зубов. Как-то во время операции команда из шести акустиков работала в одном здании несколько дней подряд. Один из технарей, ответственный за продукты, приобрел огромное количество консервированного тунца и пива. И больше ничего. В душном номере гостиницы стоял густой запах тунца и пива. И запах был настолько сильным, что впредь этому парню уже не доверяли покупать еду. Никогда.

Несмотря на суровые условия, акустики творили чудеса. Их сложные системы «подключались к тайнам», скрытым за высокими заборами и плотно закрытыми дверями. Специальное оборудование в сочетании с мастерством позволяло записывать частные беседы людей, к которым у ЦРУ не было доступа. Настроения, мысли и желания потенциальных кандидатов для вербовки записывались на кассеты, что давало оперативникам уникальную возможность заглянуть в профессиональную и личную жизнь будущих агентов. А записи обсуждений официальных политических и дипломатических стратегий обеспечивали аналитиков ЦРУ и руководство США сведениями из достоверных источников. Кроме такой стратегической информации, были сведения и тактического назначения, помогавшие планировать и корректировать операции контрразведки США.

От акустиков ничего не ускользало – ни напряженность беседы, ни важность для разведки тех или иных сведений. Если есть звук, это уже не барахло! – Именно так звучал неофициальный девиз акустиков, который гордо красовался над столом начальника акустического направления OTS в 1970-е гг. Акустики были «тяжелой артиллерией» OTS, и в этом никто не сомневался. Однако все сложнейшие технологии офицеров-акустиков явились результатом многолетней работы. Чтобы стать эффективным, спецоборудование, подобно любой другой технике, развивалось более чем два десятилетия. Сами специальные устройства, как и методы их использования, были созданы в ЦРУ практически с нуля.

Штабу технического обеспечения (TSS), предшественнику OTS ЦРУ, был всего год, когда в 1952 г. в Вашингтоне получили тревожную информацию о том, что в Москве КГБ организовал «прослушку». Во время многократных проверок помещений американской миссии команда поисковиков наконец-то обнаружила устройство, спрятанное в деревянной копии государственного герба США. Герб висел на стене позади стола американского посла Джорджа Кеннана в его апартаментах в километре от Кремля, на Старопесковской площади, дом 10{268}. Герб появился в кабинете посла семь лет назад, после того как 9 февраля 1945 г. в Крыму советские пионеры преподнесли этот герб как символ дружбы тогдашнему американскому послу Авереллу Гарриману. Подаренный улыбающимися детьми в пионерской форме, красивый сувенир скрывал в себе новейшее устройство подслушивания, испортившее настроения в ЦРУ на несколько лет. «Англичане умрут от зависти», – именно так Валентин Бережков, личный переводчик Сталина, прошептал американскому послу Гарриману во время церемонии вручения герба{269}.

То, что советские спецслужбы прослушивали резиденцию американского посла, ни для кого не было секретом. Когда американские дипломаты впервые прибыли в Москву в 1934 г., они обнаружили микрофоны в кабинетах и квартирах, и это считалось нормой в Советском Союзе{270}. Льюэллин Томпсон, бывший послом в Москве с 1957 по 1962 г., а затем с 1966 по 1969 г. вынужден был вести личные беседы, прогуливаясь по Красной площади{271}. Другой молодой американский дипломат, Джордж Кеннан в 1930-е гг. любил поиграть в частного детектива в своей резиденции и, затаившись в бильярдной, всю ночь поджидал советских техников, надеясь поймать их за установкой «жучков»{272}.

СССР использовал устройства подслушивания уже во время Второй мировой войны. Так, поздней осенью 1941 г., когда немецкие войска приблизились к Москве, советское правительство предложило иностранным дипломатам переехать в относительно безопасный город Куйбышев (ныне Самара). И здания иностранных посольств в Москве оказались пустыми.

И тогда НКВД (предшественник КГБ) оборудовал кабелями и микрофонами фактически каждое западное посольство в Москве. После того как немецкая армия в начале 1942 г. была остановлена всего в 25 км от Москвы, дипломатам разрешили возвратиться в столицу, в начиненные «жучками» посольства{273}.

НКВД также прослушивал места встреч и беседы президента Рузвельта и британского премьер-министра Черчилля во время Тегеранской и Ялтинской встреч на высшем уровне{274}. В Тегеране, в 1943 г., Сталин уговорил американского президента остановиться в советской резиденции из-за опасений немецкого заговора и терактов. На Ялтинской конференции в 1945 г. техники НКВД использовали одну из первых моделей направленного микрофона, чтобы фиксировать на расстоянии 50–100 м частные беседы Рузвельта во время его прогулок{275}. Когда Сара, дочь Черчилля, сделала довольно бесцеремонный комментарий о лимонах, которые подаются только к икре (по другой версии, Сара демонстративно предложила лимоны к чаю), лимонное дерево неожиданно появилось в саду на следующий вечер.

Просматривая стенограммы «подслушивания» своих встреч с западными лидерами, Сталин велел НКВД более внимательно относиться к анализу представленной в них информации, настаивая на том, чтобы в расшифровках записей были отметки о тембре голосов. Во время каждого завтрака Сталин изучал распечатки «прослушки», а на переговорах, как правило, молчал и даже выглядел скучающим{276}.

Однако устройство, которое висело над столом американского посла в 1952 г., было настоящей революцией в технике подслушивания. Оно было внедрено в середину деревянного герба, в специально вырезанную нишу, имевшую тщательно скрытое акустическое отверстие, выходившее в ноздри орла, расположенного на лицевой поверхности американского герба. Это новейшее устройство, которое долго не могли обнаружить, вызывало особую тревогу, поскольку использовалось против американцев более пяти лет. И действительно, четыре американских посла – Аверелл Гарриман, Уолтер Смит, Алан Кирк и Джордж Кеннан вели свои секретные беседы рядом с техникой подслушивания.

Это устройство существенно отличалось как принципами работы, так и конструкцией от всех известных к тому времени специальных систем съема информации. Оно имело прецизионную стальную конструкцию и дополнялось длинной, тоньше карандаша, антенной с тонким круглым основанием. Инженеры ЦРУ долго не могли понять, как оно действует. Очевидно, что для работы устройства не требовалось электробатарей или каких-либо других источников питания. Оно не имело никаких проводов, микрофонов и вообще ничего такого, что выдавало бы спецоборудование. Если эта металлическая антенна странной формы передавала беседы, то каким образом?

Неизвестная система подслушивания (которую назвали «Вещь» – The Thing) была скопирована лабораториями ЦРУ, ФБР, а также частными американскими фирмами для оценки и изготовления прототипа. Никто из специалистов не смог разобраться в том, как же «Вещь» работает. Возможно, что устройство было повреждено во время транспортировки из одной лаборатории в другую{277}.

В конце концов устройство отправили Питеру Райту, ученому и главному техническому специалисту британской контрразведки MИ-5. Райт потратил более двух месяцев, чтобы заставить его работать. Он назвал его «объемный пассивный резонатор»{278}. Английский специалист определил принцип работы, основанный на эффекте отражения радиоволн, которые затем фиксировались специальным радиоприемником.

Чтобы включить это устройство, секретный пост НКВД, расположенный в соседнем с резиденцией здании, направлял на деревянный герб постоянный радиосигнал частотой 800 МГц{279}. Тонкая пленочная мембрана устройства (которую впоследствии после поломки восстановил Питер Райт) вибрировала как микрофон под воздействием человеческого голоса. И далее эти колебания модулировали внешний сигнал и передавались на радиоантенну другого, уже приемного поста НКВД{280}. «Вещь» не требовала электропитания и действовала так же, как зеркало при отражении света. Радиопередатчик и радиоприемник этой системы под кодовым названием «Лось» (Loss) были настоящим чудом с точки зрения обработки радиосигнала с помощью доступной в то время техники.

Как писал в своих дневниках Питер Райт, после того как ему удалось понять принцип действия и обеспечить работоспособность нового устройства, в течение следующих 18 месяцев он изготовил подобную систему подслушивания и для британской разведки. Названное «Сатир» (Satyr), устройство Райта имело антенны для передатчика и приемника, закамуфлированные в обычные британские зонтики{281}. «Сатир» был настоящим успехом, и Питер Райт назвал его создание «черной магией»{282}. Райт вспоминал, что американцы заказали ему 12 новых устройств, потом быстро сделали копии с чертежей и смастерили еще 20 комплектов{283}. Американскую версию устройства, по словам Райта, назвали «Удобное кресло» (Easy Chair), а затем оно в ЦРУ носило название «Марк-2» и «Марк-3»{284}.

Концепция устройства представляла собой замечательный рывок вперед в технике подслушивания. Для ЦРУ появление «Вещи» в сфере контроля акустической информации было равнозначно запуску первого советского спутника. Таким образом, как и в космической сфере, ЦРУ надо было ликвидировать отставание в спецтехнике.

По иронии судьбы, в ЦРУ не предполагали, что многим ученым, которые безуспешно работали над раскрытием секрета «Вещи», возможно, был известен автор этого устройства, Лев Сергеевич Термен{285}. Одаренный музыкант и физик, он родился в царской России в конце XXI века и превосходил своими способностями многих талантливых людей, учившихся с ним в престижных университетах. Даже советская власть признавала его гениальность. Он жил в Нью-Йорке в 1920–1930-е гг., где и создал свой необычный электромузыкальный инструмент терменвокс[14]. Лев Термен играл на нем, не касаясь руками. В 1930-е гг. этот инструмент захватил воображение джазовых авангардистов, однако впоследствии его использовали преимущественно для озвучивания фильмов ужасов и научно-фантастических фильмов.

Зрители, заполнявшие концертные залы, чтобы услышать терменвокс, или встречавшие Термена в высшем общества Манхэттена, не подозревали, что «русский гений» работал и на советскую разведку. Незадолго до вступления СССР во Вторую мировую войну Сталин отозвал Термена обратно в Москву, где вскоре его арестовали и отправили в лагерь, в Сибирь. Позже он был переведен в «шарашку», одну из секретных лабораторий КГБ, для работы по созданию шпионской техники. После разработки «Вещи» Термен был награжден одной из самых высоких наград Советского Союза – Сталинской премией I степени, а также получил сумму, равную $20 000 – целое состояние для советского человека, – но пожелал остаться работать в тюремной лаборатории спецтехники{286}.

В составе TSS на момент его создания в сентябре 1951 г. работали всего 50 сотрудников. Инженеры и ученые размещались во временной лаборатории в Индиан-Хед, штат Мэриленд, в 50 км к югу от Вашингтона, округ Колумбия. Этот объект располагался на берегу реки Потомак и ранее использовался ВМФ США для артиллерийских испытаний.

«ЦРУ как-то пыталось получить на время или просто захватить это место, но тамошние условия были ужасными. Требовался ремонт. Мы жаловались, но пришлось делать все своими силами, – вспоминал Курт Бек, инженер, работавший в этой первой лаборатории. – Когда мы начинали, у нас было всего около десяти человек, и лишь шесть-восемь из них – акустики».

«Вещь» поступила в лабораторию TSS в 1952 г., но у инженеров не было аналогов таких устройств, которые помогли бы понять, как она работает. Данных о секретных системах и передатчиках подслушивания, сопоставимых с исследованиями военной техники или частного сектора, в тот период просто не существовало. Систематизация параметров спецтехники была новой концепцией для американской разведки, и технология советского пассивного резонатора была абсолютно недоступна TSS.

Однако, как и все «находки» (обнаруженные специальные устройства), «Вещь» позволила определить ключевые возможности, которые она предоставляла своему владельцу{287}. Начать нужно было с понимания заложенной в устройство идеи. Выяснилось, что советская разведка обладала опытом, не сравнимым с опытом ЦРУ. Конструкция устройства также показала, что советские инженеры ориентировались на подход, в рамках которого для каждой операции создавалось специальное одноразовое изделие. Устройство не было серийным изделием в 50 или 100 штук со сменными компонентами. Для инженеров TSS «Вещь» была профессионально созданной и собранной целиком вручную.

Существование «Вещи» подчеркнуло техническое отставание США от СССР, и это на фоне отсутствия в стране Советов инноваций в производстве предметов массового потребления. В СССР не было частных фирм, которые могли бы частично компенсировать затраты на создание лабораторий и производственных объектов, и потому Советское государство полностью брало на себя все расходы по разработке специальной техники. Это резко отличалось от традиций УСС, которое сотрудничало с коммерческими предприятиями для оснащения разведки. Следовало также учитывать, что «Вещь» появилась в результате длительного исторического процесса, в то время как развитие американского шпионажа, особенно в техническом аспекте, все еще находилось в зачаточном состоянии.

Инженеры TSS в Индиан-Хед признавали этот огромный пробел и ставили перед собой вопрос, требующий немедленного ответа: в каком направлении следует двигаться, чтобы создавать спецтехнику с лучшими параметрами?

В 1950-х гг. состояние техники ЦРУ было таково, что все операции в сфере акустики ограничивались прокладыванием кабелей с микрофонами или подключением к телефонной линии. Даже среди арсенала военного времени было немного ценной техники. Технический персонал УСС концентрировал свои усилия на создании специального оружия и взрывчатых устройств для оснащения партизанских отрядов и оперативников в тылу врага. Мало что из ресурсов военного времени годилось для агентурной работы, и еще меньше – для создания систем подслушивания{288}. Подразделение связи Армии США производило комплекты подслушивания, но это было более 10 лет назад, и теперь эта техника была устаревшей.

На коммерческом рынке в то время имелось оборудование типа микрофонов и усилителей, но эти устройства были слишком громоздкими и не подходили для тайного использования. ЦРУ применяло оставшиеся на военных складах устаревшие устройства и технику телефонных компаний, а также промышленную аппаратуру для звукозаписи.

К проблеме оснащения добавлялся сравнительно небольшой опыт работы сотрудников TSS. Большинство инженеров, таких как Курт, недавно окончили колледж, однако в свои 20 с небольшим лет уже прошли суровую школу войны. Старшее поколение инженеров TSS имело богатый опыт работы с радарами, сонарами, а вовсе не с техникой «негласного слухового контроля» (советский термин. – Прим. пер.). Этой техникой занимались молодые инженеры, которые методом проб и ошибок осваивали технологии скрытого съема информации. А в это время мир был уже на пороге технической революции, которая вскоре направила их усилия в нужное русло.

В 1947 г. ученые компании Bell Labs представили германиевый транзистор и в следующем году его запатентовали. К 1952 г. транзисторы уже использовались в специальных устройствах типа слуховых аппаратов, а также в военных системах. Два года спустя компания Texas Instruments совместно с небольшой фирмой I. D. E. A. из Индианополиса представила первый карманный транзисторный радиоприемник. Названный Regency TR-1, он стоил $50 и появился на прилавках магазинов в канун Рождества{289}. Так началась эра транзисторов.

И тут бытовая электроника стала преподносить всякие чудеса, делая технику все меньше, снижая ее энергопотребление и делая более надежной. Появление транзисторов оказало большое влияние и на специальную технику. Технология Solid State, которая позволяла подросткам слушать Элвиса Пресли на пляжах, обеспечила техническую основу и для новых разработок техники слухового контроля. Однако появление транзистора решило только половину проблем ЦРУ. TSS все еще испытывал потребность в собственных специальных лабораториях и в экспертах, чтобы организовать разработку спецтехники нового поколения, и, конечно, найти деньги для финансирования этого процесса. TSS воспользовался предыдущим опытом формирования партнерских отношений с промышленными и научными кругами для разработки техники, которая поставлялась по контрактам, заключенным для конструирования и производства специальных систем.

Послевоенный экономический бум обострил конкуренцию, и компании начали быстро увеличивать число своих инженеров для НИОКР в попытке удовлетворить потребности рынка в промышленных и потребительских новинках. Решение использовать секретные контракты с частными компаниями казалось весьма практичным способом получить максимальную отдачу от финансирования, а для оперативной деятельности – способом создавать малогабаритные, эффективные устройства акустического контроля. Для реализации актуальных оперативных задач TSS старался задействовать как новые коммерческие изобретения, так и дополнительные ресурсы от больших государственных программ.

Поскольку главным был показатель надежности, TSS выбирал из всей массы выпускаемых радиоприемников, микрофонов и магнитофонов такие образцы и производственные процессы, которые хорошо зарекомендовали себя на потребительском рынке и которые можно было приспособить к секретному использованию{290}.

Компании, сотрудники которых ранее пополняли ряды УСС, получали теперь запросы от TSS о доступе к их собственным исследованиям и к лучшим специалистам. Время от времени это сотрудничество приводило к весьма неоднозначным с этической точки зрения результатам, как в небезызвестной истории со Стэнли Ловеллом[15]. Заказы для TSS не были столь выгодными, как, например, спутники, радары, ракеты, подводные лодки и самолеты. Разработки спецтехники были ничем по сравнению с многомиллиардными военными и космическими программами США. Для ЦРУ не требовалось 10 000 или 50 000 комплектов специальных устройств, а только 50 или даже 100 маленьких, надежных устройств, и этого было вполне достаточно для разведки. К тому же частные фирмы не могли открыто рекламировать эту продукцию или продвигать ее на рынок. Для больших компаний такие контракты с их ограниченным производством давали весьма невысокие прибыли, при этом финансирование оставляло желать лучшего.

В первые годы бюджетные проблемы серьезно ограничивали проекты оснащения ЦРУ акустической спецтехникой. Офицер-техник вспоминает, что весь бюджет акустического спецоборудования для резидентур в 1956 г. составлял менее $200 000. Этого хватало на несколько магнитофонов, микрофонов и другое подобное оборудование. Но этого было мало для разработки эффективных новинок и для проведения оперативно-технических мероприятий. Много новых опытных устройств, созданных частными фирмами и исследовательскими лабораториями, никогда не поступало в ЦРУ, поскольку у TSS не было денег даже на небольшие заказы.

В 1957 г. в докладе главного инспектора ЦРУ рассматривался вопрос о месте техники акустического контроля в задачах разведки и основных методах сбора разведывательной информации. В докладе руководству Оперативного директората и TSS настоятельно рекомендовалось сделать направление акустических операций приоритетным, что привело к существенному увеличению бюджета TSS{291}.

Том Грант, инженер послевоенного поколения, работавший в то время в подразделении акустического контроля, вспоминал, как однажды его неожиданно посетил старший офицер ЦРУ. Во время беседы Грант рассказал о трудностях и важных деталях своей работы. Так, он объяснил, что когда ломалось лабораторное оборудование, он не мог заказать новое или более совершенное, поскольку ограниченное финансирование покрывало расходы только на проведение оперативно-технических мероприятий.

Старший офицер внимательно выслушал инженера, а затем отрывисто произнес: «Мы готовы увеличить ваш текущий бюджет в 10 раз». Грант сразу назвал про себя высокого гостя «штабным денежным мешком».

Дополнительные финансовые средства для новой программы EARWORT появились одновременно с началом ее разработки{292}. Офицерам-техникам казалось, что широкие финансовые шлюзы наконец-то открылись. Теперь работа Гранта не зависела от дешевой техники, появилась возможность обсуждать с инженерами-проектировщиками новые механические и электронные спецустройства для оперативных мероприятий. Также можно было думать и о самых многообещающих заказах. Следует отметить, что не каждое новое изделие оказалось эффективным в оперативной работе, но в результате TSS достиг прогресса в подготовке и реализации операций подслушивания.

Когда в ЦРУ появилось новое эффективное спецоборудование, возникла насущная потребность в квалифицированных инженерах, которые должны были разворачивать новые системы в резидентурах по всему миру, а также грамотно их обслуживать. До 1958 г. было немного оперативно-технических сотрудников, способных установить технику съема информации и организовать контрольный пост, где проводилась ее первичная обработка{293}. Технические приспособления, фотокамеры, микрофоны и магнитофоны выдавались оперативным офицерам резидентур, как правило, так же, как и тайниковые контейнеры и одноразовые шифрблокноты. Резидентуры направляли в TSS заявку на спецтехнику, которая затем присылалась оперативным офицерам вместе с инструкциями по использованию.

Однако новые спецустройства имели более сложную настройку и нуждались в квалифицированном обслуживании. Например, первые ламповые радиопередатчики и ламповые усилители для микрофонов требовали особой осторожности в обращении. Такая обычная вещь, как поездка по плохой дороге со спецтехникой в багажнике автомобиля, могла стать причиной отказа техники или «самовозбуждения» электронного блока (усилитель начинал работать как генератор. – Прим. пер.) из-за тряски корпуса прибора. А бывало и хуже: оперативник открывал коробку с большим катушечным магнитофоном и видел, что техника не работает, и потому все отправлялось назад, в Лэнгли, или передавалось офицеру-технику, присланному в резидентуру для расследования причин отказа.

Ранее не существовало никаких пособий, инструкций, руководств или протоколов испытаний техники, созданной внутри ЦРУ или совместно с подрядчиками. В TSS отсутствовали процедуры документирования или тестирования специальной техники. Так что опыт приобретался исключительно методом проб и ошибок, успехов и неудач. Печальнее всего было то, что нередко во время испытаний спецтехника работала великолепно, а в ходе оперативного мероприятия отказывала.

В одном из таких неудачных случаев использовались модернизированные катушечные магнитофоны для записи телефонных переговоров. Магнитофоны прекращали запись, когда разговор по телефонной линии заканчивался. Это экономило пленку, делая запись более короткой и удобной для последующего прослушивания. Во время испытаний эта система полностью соответствовала техническим требованиям. Серьезные проблемы возникли уже во время оперативного использования. Ни изготовитель, ни ЦРУ не сталкивались с проблемой длительного ожидания вызова. Дело в том, что когда разговор заканчивался, магнитофон выключался, и запись останавливалась. Однако блок магнитных головок не отводился от ленты. Как потом было установлено, магнитные головки нагревались и во время длительного периода ожидания расплавляли магнитную ленту.

Инженер мог легко устранить эту проблему отверткой и быстрой заменой реле для отвода магнитных головок от пленки. Однако «нетехнический» оперативник ЦРУ, работающий в Южной Америке, принял решение вызывать офицера-техника для замены реле в каждом магнитофоне во всех резидентурах региона.

Нередко необходимость установки подслушивающих устройств ставила в тупик оперативника ЦРУ, которому раньше не требовались особые навыки, чтобы объяснить агенту, как пользоваться одноразовыми шифрблокнотами или коротковолновым приемником. Однако простой микрофон, который надо было скрытно установить, и микрофонный кабель, который следовало проложить до контрольного пункта, а также просверлить и закамуфлировать микрофонное отверстие – все это было вне сферы навыков большинства оперативных сотрудников резидентур.

Оперативные офицеры легко разрабатывали нетехнические элементы своих мероприятий, однако с трудом понимали инструкции, необходимые для успешной установки спецтехники. Среди технарей бытовала шутка: «Оперативник просит коллегу: "Назови самую наглую ложь технарей". Ответ: "Это время, которое необходимо оперативнику, чтобы добраться из дома до резидентуры, а также время, за которое офицеру-агентуристу "разжевывают" инструкции на спецтехнику"».

Труднее всего давалось понимание возможностей и пределов применения техники. Оперативники, не имевшие технического образования, увидев новую технику, появившуюся в 1950-е и 1960-е гг., были склонны либо недооценивать, либо переоценивать ее возможности. Их наиболее причудливые предложения относительно использования новинок офицеры-техники дипломатично называли «слишком рискованными». Так, например, один отважный оперативник предложил операцию подслушивания, в которой вертолет должен был опустить сотрудника на балкон квартиры объекта разработки в одном из центральных европейских городов. Такой эффектный ход был бы хорош для кинофильма, однако в реальности под угрозой могло оказаться главное оперативное требование – конспиративность. Вертолет, парящий, например, над центром Мадрида с оперативником на веревочной лестнице, вряд ли остался бы незамеченным.

Постепенно все начали понимать, что новые технические устройства имеют огромный потенциал для получения разведывательной информации, а значит, нужно разработать новые модели взаимодействия офицера-техника и оперативника. Оперативники из-за отсутствия квалификации не могли должным образом использовать спецтехнику на соответствующих этапах мероприятий, однако при этом и инженеры из лабораторий ЦРУ были так же далеки от оперативной практики, не имели опыта и не знали методов оперативной работы, что, конечно же, требовалось во время работы в резидентурах. У инженеров отсутствовали знания об оперативной деятельности, не было опыта планирования проверочных маршрутов для обнаружения наружного наблюдения или для подбора мест, пригодных для закладки тайников.

В 1960-е гг. стало проводиться все больше мероприятий акустического контроля, и потому оперативники и техники-акустики все больше зависели от навыков друг друга. Технику подслушивания начали активно устанавливать скрытно в квартирах в разных регионах мира. Акустикам приходилось работать быстро и в чрезвычайно напряженной обстановке, в условиях постоянной угрозы расшифровки мероприятия. Ошибки и просчеты могли стоить дорого, поскольку вторая возможность проникновения в помещение могла и не представиться. К тому же нельзя было оставлять никаких следов пребывания посторонних в помещении.

Внедрение техники акустического контроля часто было сопряжено с незапланированными ситуациями, когда приходилось быстро принимать решения, если оборудование вдруг отказывало{294}. Быстрый поиск неисправностей с помощью тестера в два часа ночи в подвале иностранного консульства или попытка починить спецтехнику, имея ограниченный набор запасных частей, требовали от офицеров-техников особых способностей. ЦРУ нуждалось в сотруднике нового типа, который сочетал бы в себе качества решительного, готового действовать нестандартно, но при этом технически подкованного уличного «бойца» и холодного прагматика, любящего приключения.

TSS организовал набор кадров среди сотрудников телефонных компаний, военных баз, технических колледжей, на коммерческих радиостанциях и телевидении. В популярных технических, научных изданиях и журналах размещались объявления о вакансиях без указания конечного нанимателя{295}. Первые новички, возможно, не знали, как собрать систему акустического контроля из набора компонентов, но они умели «читать» электронные схемы и были знакомы с паяльником. Это были настоящие умельцы, которые могли разобрать радиоприемник или автомобиль, а потом собрать заново. Они напоминали детей, играющих с конструктором, и любили такие журналы, как The Popular Electronics. Некоторые были радиолюбителями и даже радиооператорами, знали основы радиосвязи, разбирались в антеннах и частотах.

Поступление Тома Гранта на работу в сферу шпионажа было типичным для этой первой группы новичков. В 1952 г. он окончил технический колледж в Канзас-Сити и нашел хорошую работу видеоинженера на Новоорлеанской телевизионной станции WDSU. Спустя несколько дней ему позвонил вербовщик ЦРУ. Ранее Грант уже отказался от сотрудничества, но теперь ответил согласием, был принят на работу и прослужил в TSS, TSD и OTS более 30 лет.

Однако руководству ЦРУ был совершенно непонятен вклад в разведку офицеров-техников, таких как Грант, – тех, кто успешно устанавливал спецустройства и экспериментировал с электроникой. Доктор Герберт Сковилл, заместитель директора ЦРУ по исследованиям в 1962–1963 гг., в своем отчете о встрече с персоналом TSD обозвал их «сборищем радиолюбителей». Это прозвище, в котором звучал оттенок высокомерия, получило широкое распространение в TSD и укрепило мнение о принадлежности техников к Директорату планирования, а не к новому Директорату исследований{296}.

Фактически техники и инженеры TSD получали или начальную оперативную подготовку, или вообще не получали никакой. Если у них и был какой-то опыт, то он приобретался в процессе работы. Многие офицеры-техники обладали хорошей интуицией и успешно модернизировали бытовые электронные схемы для оперативной работы.

Так, например, в начале 1960-х гг. недавно направленный в резидентуру офицер-техник реализовал подслушивание на базе системы трансляции, которую обычно устанавливают стационарно в стены и потолки школьных помещений, в офисы и гостиницы. За несколько часов техник сделал специальный электронный переключатель, который превратил в микрофоны установленные в комнатах динамики, чтобы контролировать и записывать беседы{297}. Это новшество имело преимущество в безопасности мероприятия и высокую техническую эффективность при использовании динамиков в качестве микрофонов. В те годы, как, впрочем, и в настоящее время, системы офисного оповещения использовались для объявлений, для сигналов пожарной тревоги и других целей; они были частью обычного интерьера офисов, и, как правило, беседующие люди не обращали на них внимание.

Настенные динамики не были единственным типом оперативных возможностей, которые можно было полностью изменить и приспособить. Телевизоры и настольные радиоприемники также могли быть модернизированы, чтобы их динамики превращались в микрофоны. Техники ЦРУ могли использовать телевизоры и радиоприемники как камуфляжи для крохотных микрофонов, скрытых тканью или сеточкой на передней панели динамика. Радиопередатчик маскировался внутри схемы радиоприемника и получал электропитание, когда радиоприемник был включен в электрическую розетку.

Когда офицер-техник получал задание установить микрофон в помещении, куда невозможно было проникнуть, где нельзя было просверлить стену или перекрытие, чтобы создать звукопровод, использовался «контактный микрофон». Принцип работы заключался в улавливании колебаний любой твердой поверхности стены или пола квартиры, смежной с целевым помещением. Конструкция такого микрофона была похожа на мембрану классического граммофона с удаленной иголкой. Техник мог выдолбить небольшое углубление в полу квартиры над целевым помещением, установить туда контактный микрофон и закрыть это место шпатлевкой для уменьшения воздействия посторонних шумов и вибраций.

«Техники-акустики должны иметь навыки уголовников при вскрытии замков и копировании ключей, при подключении к телефонам для тайного проникновения и получения доступа к нужным местам. А мы разве делали что-то противозаконное?» – вспоминал Том Грант.

В 1958 г. техник-акустик прибыл в Южную Америку для подготовки системы акустического контроля торгового офиса одной из стран Восточного блока. Эти государственные торговые представительства действовали вне пределов дипломатического сообщества, маскируясь под коммерческую компанию западного типа, и обеспечивали удобное прикрытие для офицеров восточных разведок.

СССР, например, использовал торговую организацию «Амторг» или представительства своей авиакомпании «Аэрофлот» как прикрытие для офицеров советской разведки. Из помещений Амторга СССР осуществлял как политический, так и технический шпионаж. Во время холодной войны Советский Союз искал передовые американские технологии, а также подходящих людей в частных компаниях. Только за один год нью-йоркская резидентура советской разведки получила более 180 000 страниц секретных и несекретных документов наряду с образцами современной техники.

Это был эффективный способ разведывательной работы на Западе. Во-первых, обеспечивалось бизнес-прикрытие в виде «содействия мирной торговле и коммерции», что давало доступ к новейшим образцам производственного оборудования и техническим описаниям. Также существовал доступ к ученым и инженерам, которые могли быть завербованы. В развивающихся странах, где бизнес и политика часто переплетались, эти торговые представительства создавали идеальные каналы, через которые западные экономические и научные секреты уходили в Москву{298}.

И потому не удивительно, что эти торговые представительства были приоритетными объектами для операций подслушивания ЦРУ. Установка микрофонов, контроль телефонных линий или подключение к каналу телекса могли дать ценные сведения о действиях разведки, ее источниках и завербованных агентах. Торговые представительства были более привлекательными для «прослушки» еще и потому, что не имели такой защиты, как дипломатические комплексы. Чтобы поддерживать имидж компаний западного типа, восточные торговые представительства арендовали для своих офисов помещения в бизнес-центрах стран третьего мира, где уровень безопасности обычно соответствовал местным стандартам. В некоторых случаях офицеры ЦРУ арендовали помещения этажом выше, ниже или рядом с кабинетами советских торгпредств, давая возможность акустикам подобраться к общей стенке.

В одной южноамериканской стране торгпредство располагалось в шестиэтажном офисном здании в центре столицы. Возведенное перед Второй мировой войной на главной улице города, это здание было не особенно примечательным. Местная резидентура ЦРУ арендовала маленький офис в этом же здании, чтобы начать подготовительную работу{299}. Офицер-техник, маскируясь под служащего компании, начал технический осмотр здания, его архитектурных особенностей и мест расположения входов для подготовки к установке спецтехники.

Техник только что обнаружил дверь на лестницу, ведущей на крышу и чердак, как вдруг появился швейцар. На своем корявом испанском, широко улыбаясь, техник сказал: «Эй, можно я постою там, на чердаке, откуда виден весь город? Я заметил, как много красивых церквей есть в вашем городе, это замечательное место, чтобы сделать фотоснимки. Как я могу лучше сфотографировать ваши церкви?»

Швейцар загадочно взглянул на техника и жестом показал, чтобы тот следовал за ним. С таким спутником техник вдруг получил возможность найти быстрый выход на крышу. Он стал благодарить швейцара, который хвастался зданием, его лестницами, входами и офисами. Когда они, наконец, достигли верхнего этажа, техник обнаружил, что чердак ничем не застроен, там было много неиспользованных мест, частично закрытых полом, что давало прямой доступ к потолку нужного помещения. Короче говоря, этот свободный чердак был идеальным местом для установки спецтехники точно над нужным помещением, а также имелся весьма простой путь для прокладывания и камуфлирования кабеля к месту контрольного поста в арендованном ЦРУ офисе несколькими этажами ниже. Техник сделал пару снимков из чердачного окна, поблагодарил швейцара и ушел.

Возвратившись на следующий день с высококачественными фотографиями церкви, техник подарил их швейцару вместе с маленьким вознаграждением. Швейцар был настолько рад, что пригласил техника поснимать еще. Так у техника неожиданно появился способ для свободного проникновения на чердак и правдоподобная легенда для пребывания в других частях здания довольно значительное время. На третий день техник появился уже со своей сумкой, полной инструментов, микрофонов и проводов, со сложной фототехникой и c треногой.

Разместившись на чердаке непосредственно над потолком нужной комнаты, техник поставил треногу, укрепил на ней фотокамеру, и направил ее из окна в направлении церкви. На полу лежал один из микрофонов, который техник закамуфлировал так, чтобы он был похож на педаль управления камерой. Как только техник собрался сверлить пол для установки микрофона, он услышал шаги на лестнице. Быстро спрятав спецоборудование, техник оказался лицом к лицу со швейцаром, который в сопровождении всей своей семьи пришел посмотреть, как американец снимает церкви.

Щелкая камерой, техник объяснил, что сегодня он будет делать фотографию с большой выдержкой, на что потребуется несколько часов. После вежливого наблюдения за работой с фотокамерой и за техником семье швейцара стало скучно и они ушли. Оставшись один, техник наконец-то установил микрофон над потолком нужной комнаты и проложил кабели от микрофона через систему труб отопления здания к контрольному посту, где должны будут находиться магнитофоны. «Камуфляж микрофона выглядел как настил на полу чердака, и кто знает, может быть, микрофон и кабели все еще там находятся», – гордо вспоминал техник спустя десять лет.

До 1960 г. мероприятия подслушивания были в основном работой с микрофонами и проводами, во время которой техники соединяли кабелями внедренные микрофоны с контрольным постом (КП). В тех случаях, когда кабель нельзя было вывести за пределы целевого объекта, устанавливался закамуфлированный магнитофон, и ленты регулярно менялись группой сопровождения операции, например, завербованным секретарем или сторожем, который имел доступ на объект. То, что нужно было ЦРУ, так это надежные радиопередатчики от места установки микрофона до контрольного поста.

Каждая система подслушивания имела свои преимущества. Скрытый радиопередатчик не требовал кабелей, но не мог долго работать без замены батарей электропитания и, кроме того, радиосигнал мог быть обнаружен поисковой бригадой. Найти микрофон и кабели гораздо труднее, так как они не излучали радиосигналов, но провода требовали больше времени для установки и могли быть обнаружены во время вскрытий в период физического осмотра и поиска службой безопасности объекта.

В 1963 г. резидент ЦРУ организовал мероприятие для доступа техников в жилые помещения советского комплекса в то время, когда интересующий ЦРУ дипломат уехал из города. Оперативный план предусматривал установку микрофонов в конкретную стену дома, но когда техники начали ее сверлить, обнаружилось, что их сверла не подходят для такой задачи и к тому же создают сильный шум в ночное время. Техники решили смазать сверла и на следующий день послали помогавшего им оперативника на американский военный склад, чтобы купить несколько галлонов кулинарного жира.

Когда стемнело, техники вновь принялись за работу, периодически опуская сверла в жир. Офицеры были довольны низким уровнем шума, но по мере сверления горячий металл стал нагревать жир. И скоро в плохо проветриваемом доме стало пахнуть жареной едой, что могло полностью раскрыть мероприятие.

В то время как одни техники возились со стеной, двое других прокладывали микрофонные кабели через великолепный сад дипломата и лужайку перед домом. Работая в темноте, под лунным светом, техники вручную ножами отрыли неглубокую траншею. Это была довольно утомительная работа. Мало того, что они должны были работать на открытой со всех сторон широкой лужайке и среди клумб в темноте, они также должны были тщательно убирать любую грязь на траве и заменить каждую часть дерна или любой цветок, поврежденные прокладкой кабеля. Двигаясь, как черепахи, техники провели несколько ночей, убирая все следы работы на лужайке.

«Там был очень добросовестный садовник, который занимался озеленением. Мы установили наблюдательный пост, откуда могли круглосуточно наблюдать за домом, на случай, если дипломат возвратился бы раньше, чем предполагалось, или вдруг появились бы посетители. И тут мы начали замечать, что каждое утро, когда садовник приезжал на работу, он направлялся к клумбе, где мы работали, смотрел на нее и качал головой», – вспоминал один из техников.

Возникла паника, которая передалась и руководителю операции. «А вдруг садовник заметил траншею и ждет, когда дипломат возвратится, чтобы сообщить ему об этом?» Восстановленный техниками газон выглядел безупречно, но, возможно, профессиональный глаз садовника отметил что-то или увидел следы узкой траншеи, которую они вырыли для кабеля. Каждый день садовник встревожено осматривал свои клумбы. В конце концов, оперативник решил, что единственный способ – это попытаться привлечь садовника на свою сторону, так как он явно что-то заметил.

План сработал. После того как садовник согласился на тайное сотрудничество с ЦРУ, он сам вздохнул с облегчением. Оказалось, что каждое утро в течение недели он приезжал на работу и видел, что красный цветок был на месте желтого, а вокруг вдруг появились синие цветы. Все стало ясно – из-за темноты техники не разглядели цвета растений, которые они повторно сажали после рытья траншеи, и неосторожно поменяли их местами. Уверенный теперь, что он не свихнулся, садовник сохранил тайну, и операция по установке успешно завершилась.

Глава 13 На пути в Новый век

Как сообщили несколько радиостанций, вчера в лаборатории фирмы Bell Telephone было впервые представлено радиоустройство, где вместо обычной электровакуумной лампы использовался транзистор.

The New York Times, июль 1948 г.

Новый акустический радиопередатчик – результат сотрудничества TSS с частным поставщиком – появился в конце 1950-х гг. Новое устройство было специально разработано для мероприятий подслушивания и получило название SRT (Surveillance Radio Transmitter){300}. В основу SRT-1 были положены микровакуумные лампы и недавно появившиеся транзисторы. Устройство было далеко от совершенства, но тем не менее это был крупный шаг к технике нового поколения.

Для оперативных целей был необходим закамуфлированный, надежный передатчик, который позволил бы отказаться от проводных микрофонов и прокладки кабеля. В случае с SRT-1 уже не нужно было соединять отдельной линией микрофон с магнитофоном, однако новое устройство было размером с обувную коробку и требовало столько энергии от батарей, что использовать его в большинстве оперативных ситуаций было просто невозможно. Создавая модель с батарейным электропитанием, техники ЦРУ попытались изменить часть схемы и добавили конвертор, чтобы уменьшить потребление постоянного тока за счет преобразования его в переменный. Однако это оказались абсолютно неэффективным. В результате пришлось подключать SRT-1 к отдельной линии электропитания, чтобы устройство работало длительное время.

Существенным в SRT-1 было и то, что многие его характеристики не подходили для некоторых видов специального оснащения. Его размеры, например, оказались слишком велики для простого камуфлирования, а «открытый» радиосигнал позволял любому настроиться на его частоту. К тому же новый передатчик не имел дистанционного управления и передавал радиосигнал в эфир непрерывно, питаясь от батарей, а значит, поисковая бригада могла легко его обнаружить{301}.

Однако, несмотря на недостатки SRT-1, вместе с ним у оперативников появилась возможность акустического контроля объекта на определенном удалении от КП. Когда в 1969 г. первые модели SRT были заменены на полностью транзисторные, количество мероприятий по акустическому контролю в резидентурах ЦРУ увеличилось, и стал накапливаться опыт их проведения.

Независимо от того, проводился ли акустический контроль с помощью микрофонной кабельной системы или с помощью радиопередатчика, каждое оперативно-техническое мероприятие требовало детально спланированного проникновения на объект и ухода с него, а также тщательно подобранных инструментов. Также важно было обеспечить безопасность места установки на весь период монтажа спецтехники, включая прокладку и камуфлирование кабелей, установку антенны, проверку работоспособности всей системы, а также быстрое восстановление мест вскрытий. Эти этапы мероприятия не могли быть выполнены быстро. Часто работа велась ночью или в сумерках. Шум инструментов мог привлечь внимание и привести к провалу всей операции. Также нельзя было оставлять после себя мусор или инструменты. Необходимо было спрятать провода, проходящие через открытые и легкодоступные места. Прокладка кабелей была похожа на монтаж современного оборудования для кабельного телевидения, но без присутствия жильцов.

Чтобы ускорить установку спецтехники, офицеры TSD изготовили портативный инструмент с острым, как бритва, специальным раздвоенным ножом для подрезания обоев, с помощью которого можно было быстро установить в место разреза специальные проводники толщиной с человеческий волос и затем легко восстановить прежний вид места вскрытия. Этим инструментом можно было работать даже одной рукой. Кроме того, в комплект входило устройство для установки проводов в секции открытых стен, которые невозможно было закамуфлировать традиционными способами{302}.

Офицеры-техники обычно прятали провода за деревянные плинтусы или под лепные украшения стен, где было сложно их обнаружить, что не создавало проблем для восстановления места установки. С этой целью техники изготовили легкую алюминиевую фомку длиной около 30 см. Она как рычаг давала возможность расширять щели между деревянными лепными украшениями на стене или между плинтусом и стеной, чтобы засунуть тонкие микрофонные провода, не повредив их и не оставляя следов на стене и плинтусе.

В начале 1960-х гг. акустики ЦРУ стали чаще проводить операции подслушивания, которые становились более сложными и смелыми с оперативной точки зрения. Работа велась в странах третьего мира, где постоянно менялась власть, особенно в Африке, где колониальные державы передали власть местным вождям, что делало секретные мероприятия ЦРУ очень рискованными. Местные власти с подозрением относились к иностранцам, в том числе и к техникам ЦРУ, которые прибывали в страну вместе с другими американскими гражданами. Власти полагали, что американцы были в союзе с колонизаторами.

Одна из операций подслушивания была предметом личного внимания президента Эйзенхауэра в период международного скандала, когда самолет-шпион U-2 с пилотом-контрактником ЦРУ Гарри Пауэрсом был сбит советской системой ПВО под Свердловском 1 мая 1960 г. Перед этим инцидентом акустики ЦРУ запланировали подслушивание советских чиновников, которые должны были сопровождать советского лидера Никиту Хрущева на запланированную 16 мая европейскую встречу с президентом Эйзенхауэром. Акустики ЦРУ оборудовали спецтехникой несколько гостиничных номеров, используя проводные микрофонные системы. Когда же встреча на высшем уровне была сорвана после публичного обвинения Хрущевым американского президента в шпионаже, акустики получили указание прослушать свои магнитофонные записи и сделать на их основе доклад президенту.

Эйзенхауэру требовалась информация о советских журналистах ТАСС, которые могли заранее знать об отмене встречи. Было важно установить время, когда им сообщили об этом. Эти сведения нужны были президенту США для того, чтобы на следующее утро провести встречу со своими советниками по безопасности.

Самой важной среди помещений, оборудованных спецтехникой, была комната главного корреспондента ТАСС. Записи разговоров, сделанные в этой комнате, показали, что корреспондент позвонил в Москву после отмены встречи, чтобы повторно передать материал о переговорах, который он подготовил накануне отбытия из Москвы. Запись убедила техников ЦРУ в том, что сотрудник ТАСС ничего не знал об отмене Хрущевым встречи на высшем уровне.

Но часто у техников не было обратной связи в отношении информации, полученной с помощью их спецустройств. Строгие требования конспирации и правила разделения информации принимались как инженерами, так и оперативно-техническими сотрудниками резидентур безоговорочно.

Как раз тогда, когда главы супердержав собирались отменить встречу на высшем уровне, в мае 1960 г. руководитель TSD зашел в лабораторию, где трудился инженер. «Над чем вы работаете?» – спросил руководитель. «Создаем новое закамуфлированное устройство». «А для каких целей?» – продолжил руководитель. «Боюсь, что я не смогу ответить на ваш вопрос. Я и сам не знаю. Есть оперативное задание, и я стараюсь сделать то, что им нужно», – ответил инженер.

Другой техник, работавший в ЦРУ в то же самое время, с этим согласился: «У нас была определенная оперативная этика: мы знали только то, что требуется изготовить, а не само задание, для которого предназначены устройства, его цели и результаты оставались для нас тайной».

Количество отказов в первых мероприятиях по акустическому контролю иногда достигало 50 %. Это происходило по двум причинам. Во-первых, на заключительной стадии изготовления спецтехники не было никаких протоколов для тестирования и подтверждения работоспособности всех компонентов. Считалось, что изготовитель сам завершает все работы, и это автоматически означает, что новое оборудование готово к использованию. Однако условия использования спецтехники на местах значительно отличались друг от друга, и в первую очередь это касалось температуры, влажности, если мероприятие проводилось в пустыне или около арктических территорий и особенно в тропиках. Все это отрицательно влияло на электронные компоненты.

Проверка спецустройств была особой задачей в первые годы деятельности TSS. Спецтехника изготавливалась как неофициально, так и по официальным заданиям. Инженеры в лабораториях и частные компании выполняли заказы и проверяли готовую спецпродукцию так, как они считали нужным, а затем отправляли новые устройства офицерам ТОО в резидентуры. Они как бы говорили: «Ты пока никому не сообщай, но вначале попробуй все сам. Если будет работать, то можно всем сказать "ОК", а если нет, то знать об этом должен только я», – вспоминал один из инженеров.

Как правило, оперативно-технические сотрудники резидентур (офицеры ТОО) получали из Лэнгли батарейки, радиопередатчики, микрофоны и магнитофоны, чтобы затем конспиративно их собрать в системы подслушивания для размещения в самых разных местах, от подсобного помещения правительственного учреждения до гостиничного номера или офиса над залом заседаний. Нередко все компоненты соединяли в единую систему только на месте внедрения. И слишком часто техники обнаруживали, что система не работает.

Подразделения TSD были реорганизованы, чтобы обеспечить надежную работу как спроектированного оборудования, так и собранных в систему компонентов в самых разнообразных внешних условиях. Тем не менее в каждой резидентуре были свои условия. Инженеры в лабораториях должны были в своей работе ориентироваться на место проведения мероприятия, где могло быть очень жарко или холодно, дождливо или сухо, пыльно или влажно. Также надо было учесть, что на спецтехнику может попасть краска или клей, ее могут сверлить, бить по ней молотком – и все это для того, чтобы разместить ее в нужном месте.

Сотрудник TSD Курт, который затем стал ведущим инженером, вспоминал: «Отказ оборудования в резидентурах заканчивался отправкой техники назад для устранения неисправности или для дополнительной проверки в лаборатории. Мы должны были научиться проверять наше оборудование. Никаких инструкций не было. Никто из сотрудников госучреждений США никогда не создавал радиозакладки. И потому мы сами должны были продумать все необходимые процедуры. Потребовалось несколько лет, чтобы отработать методы тестирования и оценки работоспособности, после чего мы могли бы ставить на оборудование что-то вроде штампа "проверено и одобрено". Одно дело, когда спецтехника была в руках инженера в лаборатории, который после проверки утверждал, что все работает. Другое дело, когда ею пытались воспользоваться, например, в Уагадугу».

Сами испытательные протоколы не были проблемой. Например, во время одной операции в Африке офицеру ТОО нужны были источники электропитания для магнитофонов на КП во время мероприятия подслушивания в одном из посольств. Оперативно-технический сотрудник резидентуры заказал и получил шесть батарей из Лэнгли, каждая размером с автомобильный аккумулятор и весом 18 кг. По расчетам, емкости этих батарей было достаточно, чтобы обеспечить работоспособность контрольного поста в течение нескольких лет. Офицер ТОО, получив батареи, подключил первую из них, но ничего не произошло. То же самое – со второй, третьей, четвертой и пятой батареями. Шестая, как уже предположил техник, была также разряженной. Операцию пришлось отложить.

Неделю спустя недовольный офицер ТОО прибыл в Вашингтон и сразу помчался на склад TSD, чтобы разобраться в причинах отказа батарей. Почему они все были разряжены? Как и оказалось, работник склада также был сбит с толку. Он отдельно записал процедуру проверки каждой батареи и сделал об этом отметку, что «в момент проверки все батареи выдержали максимальную нагрузку и длительное время держали напряжение во время всего цикла испытаний». Удостоверившись в их работоспособности, сотрудник склада отправил батареи в резидентуру, не понимая, что они полностью разряжены.

Из-за частых сбоев в работе оборудования сотрудники резидентур все чаще пытались ремонтировать его самостоятельно. Техники, которые разбирались в электронике, могли осмотреть печатные платы и понять, что можно подправить или слегка изменить. Однажды в Мехико офицер ТОО обнаружил в журнале популярной электроники микросхему и сделал в домашних условиях на ее основе новый радиопередатчик. «Это была настоящая шпионская техника», – хвастался он, вернувшись в свое подразделение в Вашингтоне.

Тогда же появились проблемы с использованием для мероприятий подслушивания профессионального акустического оборудования, такого как концертные микрофоны. Первоклассные угольные микрофоны для звезд американской индустрии звукозаписи были настолько чувствительны, что, как было установлено, они фиксировали любой звук по всей комнате. Однако когда микрофон долго находился внутри стены или в другом секретном месте, угольные гранулы внутри спрессовывались, уменьшая его чувствительность. В студии звукозаписи или в концертном зале таких проблем не было. Но характеристики микрофона, который был спрятан в стене, ухудшались через месяцы и годы.

Чтобы решить эти проблемы, TSD в 1964 г. создает специальное подразделение тестирования техники, чтобы проводить независимые экспертизы ее качеств. Новое подразделение проводило тесты и проверяло все оборудование независимо от того, было ли оно создано в лабораториях ЦРУ, изготовлено внешними подрядчиками или приобретено у коммерческих фирм. Вся техника, предназначенная для резидентур, проверялась при высоких температурах, в холодных, влажных и сухих условиях наряду со множеством других испытаний, где ее деформировали, роняли и подвергали вибрациям. Офицеры ТОО приветствовали тестирование, шутя при этом, что проверки нужны, чтобы доказать надежность спецтехники и оперативнику, и агенту. Следующим этапом должно было стать реальное применение спецтехники в самых сложных оперативных мероприятиях. Даже директор ЦРУ Ричард Хелмс заметил, что руководители операций должны учиться не кидать спецтехнику на заднее сиденье автомобиля, а нежно класть ее, поскольку она этого заслуживает{303}.

К концу 1960-х гг. акустическое оборудование стало на 95 % надежнее, чем прежде. Стандарты тестирования устраняли большинство проблем до того, как оборудование попадало в резидентуры. Однако некоторые условия использования все-таки влияли на качественное и полностью проверенное оборудование. Так, например, после того как один офицер ТОО успешно установил радиозакладку в одном европейском городе, прием сигнала на КП от радиопередатчика оказался неустойчивым. Технари были озадачены тем, что даже в два часа ночи, когда все должно работать отлично, радиосигнал периодически пропадал. Поиск неисправностей не дал никаких результатов. Только когда офицер ТОО стал наблюдать через окно за улицей во время работы радиозакладки, он заметил мотоциклистов. Следующий сбой в работе произошел, когда он вновь увидел мотоцикл, проносящийся между передатчиком в контролируемом здании и радиоприемником на КП, и понял, что именно он создает помехи. Сигнал от радиозакладки «забивался» радиопомехами от системы зажигания мотоциклетных моторов.

Был получен и другой урок, связанный с адаптацией спецтехники к реальным условиям. Обычно бытовую технику старались более-менее естественно вписать в существующий интерьер комнаты. В 1960-е гг., если новая стереофоническая система не соответствовала нише в шкафу, то покупали новый шкаф с более широкими полками, что и решало проблему. Позднее, уже в 2008 г., стало традицией полностью обновлять интерьер, чтобы приспособить его, например, к установке большого плазменного телевизора.

Однако в процессе оперативно-технических мероприятий техника должна устанавливаться тайно – без видимых изменений интерьера комнаты.

Обстановка на объекте внедрения была для оперативников величиной постоянной. И если какие-либо физические особенности объекта требовалось изменить, это должно быть сделано своевременно, чтобы затем все тщательно восстановить.

Царапины, вмятины, осколки, отверстия, запахи, мусор, опилки, краска другого цвета, влажный лак, перестановка мебели, приоткрытые двери кабинета, следы обуви на ковре или оставленные инструменты – любая из этих вещей ставила под угрозу всю операцию.

Техники OTS использовали специальные наборы быстросохнущих красок и лаков без запаха, чтобы никто не смог увидеть изменений или почувствовать запах материалов, с помощью которых восстановили стену. Они старательно запоминали и даже записывали количество инструментов и приспособлений своего установочного комплекта, чтобы проверить каждый пункт списка, прежде чем покинуть помещение и само здание. Во время работы инструменты раскладывались на куске ткани или на резиновом коврике, чтобы избежать следов масла или краски на полу или на коврах и чтобы весь комплект находился в одном месте, если вдруг понадобится быстро покинуть помещение.

Больше всего возможностей для поиска нестандартных путей устранения технических проблем было в Африке. Во время мероприятия подслушивания в столице одной западноафриканской страны сотруднику пришлось тайно проникнуть ночью в пустое здание и долго сверлить стены, чтобы установить микрофоны и проложить провода. Нужно было придумать, как уменьшить риск, связанный с громкими звуками в пустом здании, раздающимися ночью. Очевидно, что их могли услышать соседи. Требовалось как-то замаскировать шум на час и даже более.

«Как насчет больших лягушек?» – спросил резидент. Технари смутились. Какое отношение могли иметь такие лягушки к предстоящей операции? «А я думаю, что это сработает, – продолжил резидент. – Где-то здесь недалеко этих лягушек до черта, и все квакают ночью. Мы соберем их несколько мешков и выпустим рядом со зданием, а пока вы будете работать, они немного пошумят».

В 1961 г. появилось новое поколение передатчиков SRT-3, и это был технический рывок. Удалось устранить недостатки старой модели SRT-1 и его редко используемой модификации SRT-2{304}. Первая модель SRT-1 была слишком большой, с нестабильными параметрами и непомерным энергопотреблением, что было следствием объединения в одном устройстве транзисторов и электровакуумных ламп{305}.

Теперь появилась третья модель. Новый передатчик имел размеры, как пачка сигарет, был полностью на транзисторах, излучал трудно обнаруживаемый высокочастотный радиосигнал выше диапазона телевизионных станций и был способен передавать сигнал на несколько сотен метров в открытом пространстве по направлению к КП.

Один оперативно-технический сотрудник, прибывший в Лэнгли из резидентуры в 1961 г., заметил небольшую черную коробочку на столе одного из работников подразделения акустического контроля. Из любопытства он спросил женщину, работавшую поблизости, что это такое. Она с удивлением ответила: «Вы используете радиозакладки и не знаете об этом изделии?» Техник признался, что не знает, и целый час расспрашивал сотрудницу-акустика об SRT-3 – первом в TSD полностью транзисторном передатчике с батареей, обеспечивающей мощность радиосигнала 5 милливатт «в антенну». Для офицера-техника с «передовой» новый SRT-3 стал любовью с первого взгляда.

SRT-3, однако, был не идеальным. У него существовали свои ограничения, такие как количество потребляемой энергии и размер отсека для батарей, что снижало продолжительность операции подслушивания. Кроме того, радиопередатчик, однажды включив, нельзя было выключить, и он давал непрерывный сигнал до тех пор, пока не садились батареи. Тем не менее появление высоконадежного SRT-3 значительно повлияло на программу ЦРУ по акустическому контролю. Для техников же создание радиозакладок с SRT-3 стало настоящим праздником. У SRT-3 был простой черный металлический корпус, у которого открывались верхняя и нижняя крышки для доступа к схеме, а также имелись разъемы для микрофона, дополнительных батарей и внешней антенны.

Новый SRT-3 существенно расширял возможности внедрения спецтехники подслушивания благодаря малым размерам, собственному электропитанию и беспроводной передаче информации. Офицеры ТОО были в восторге от поступления в резидентуры SRT-3. ЦРУ никогда прежде не использовало в оперативной деятельности радиозакладку с автономным электропитанием и достаточно малыми размерами для внедрения в любую стену, в потолок или дверь, а также для продолжительных операций.

Как и водители, которые стремятся испытать все возможности нового автомобиля, техники стали устанавливать SRT-3 туда, куда системы подслушивания никогда ранее не внедрялись. Новое устройство лучше всего работало в межстенных проемах или в деревянных полах. SRT-3 обеспечивал высококачественный звук на весь период заряда батарей при установке в половицы или в полость за деревянной стеной, с микрофоном, закрепленным напротив крохотного отверстия или естественной щели.

Первые модели SRT-3 не имели герметичных корпусов и были восприимчивы к повышенной влажности, высокой температуре и к другим внешним воздействиям. Потому технари сами старались повысить надежность SRT-3, устанавливая их в пластмассовые корпуса или обертывая изолентой, что, однако, не всегда помогало. Нередко техники и оперативные офицеры были крайне расстроены, когда после удачного захода в помещение и грамотной установки спецтехники радиосигнал от передатчика оказывался неустойчивым. Единственным способом исправить положение были повторное проникновение в помещение для изъятия микрофона с передатчиком и замена их на другой комплект. А неисправное оборудование отсылалась в лабораторию для экспертизы. Постепенно, шаг за шагом, удалось выяснить причину отказов – повышенная влажность внутри стен. Здания с центральной системой кондиционирования были еще редки в регионах активной работы техников TSD. Проблема надежности работы спецтехники в резидентурах сохранялась до тех пор, пока инженеры не разработали герметичные корпуса со стандартными герметичными разъемами заводского изготовления.

В азиатском регионе, например, техники ЦРУ однажды получили хороший урок, связанный с химией и технологиями строительства. Планировалась операция внедрения техники подслушивания на этапе строительства посольства одной восточноевропейской страны. Изучая предложения техников, Сеймур Рассел, руководитель TSD, вдруг почувствовал, что операция может провалиться. Его старший технический советник, однако, убедил его, что оперативники и офицеры ТОО вполне способны успешно внедрить специальное оборудование на этапе строительства. Скрепя сердце Рассел согласился с доводами советника и одобрил план мероприятия, хотя сомнения его не покидали.

С самого начала и до конца операция внедрения проходила гладко, без всяких проблем. Оперативник ЦРУ в течение нескольких месяцев вербовал строителей, которые установили более дюжины радиозакладок во влажный цемент на всех ключевых местах по всему зданию. Микрофоны были размещены напротив крошечных отверстий звуковых каналов. Радиозакладки перед установкой были проверены и встроены в стены без каких-либо опасений относительно того, что операция может быть раскрыта. И когда строительство посольства завершалось, настало время для включения техники подслушивания. Но ни одна радиозакладка не заработала!

Плохо знакомый с поведением электроники во влажном бетоне, офицер ТОО не предполагал, что цемент сохнет не так, как глина или грязь. Влага не испаряется из бетона. Когда в раствор добавляется вода, бетон подвергается сложным молекулярным изменениям, называемым гидратацией. В это время происходит изотермическая реакция, которая заканчивается во время затвердевания бетона. Другими словами, при высыхании бетон становится горячим. Например, для обычного тротуара толщиной 5–7 см температура при засыхании может возрасти до 55 градусов. В стене же толщиной 30 и более сантиметров температура может быть еще более высокой. Сам того не зная, технарь установил радиозакладки фактически в «духовку».

«Удивительно, насколько нагревается бетон, по сравнению этим духота в багажнике автомобиля – ничто. Наши устройства в то время не могли противостоять высокой температуре», – рассказывал офицер ТОО. После этой истории корпуса устройств слухового контроля стали предметом пристального внимания TSD: теперь при планировании операции обязательно учитывались климатические условия, такие как высокая температура и влажность.

«Операция заканчивается, когда умирает батарейка» – это изречение стало аксиомой в OTS. Транзисторы стали существенным шагом вперед, однако технологии изготовления батарей по-прежнему оставляли желать лучшего, и проблема электропитания оставалась слабым звеном в акустическом контроле. «Моя жена часто говорила, что я бормочу что-то во сне. Правда, обычно ничего нельзя было разобрать, кроме одной ночи, когда я вскочил и закричал: "Эти чертовы батарейки!"» – вспоминал офицер-техник.

Нехватка малогабаритных и энергоемких батарей ограничивала оперативные возможности передатчиков. Зачем разрабатывать и проводить сложную операцию подслушивания кабинета, если радиозакладка способна работать всего несколько дней?! А в большинстве случаев замена батарей была или невозможна, или требовала значительных рисков, чреватых раскрытием операции.

«Электроника и технологии Solid State быстро обгоняли возможности химических источников электропитания. До появления транзисторов большая часть энергии уходила в нити накаливания электровакуумных ламп. Это был огромный расход батарей! Когда же появились первые транзисторные радиоприемники, даже паршивые батарейки позволили продлить время работы техники для потребителя», – рассказывал офицер-химик.

Но технологии, приемлемые для обычного потребителя, не вполне подходили для специальных операций. Стандартные американские бытовые батарейки были слишком большими, они работали нестабильно, имели малый, а то и вовсе непредсказуемый срок службы. Для продолжительной работы в течение нескольких месяцев и более требовалось большое количество батарей, что увеличивало вес и объем устройств и, соответственно, требовало большего пространства для их установки.

Бытовые батарейки образца 1960-х гг. совсем не походили на те, которые появились спустя полстолетия. Американский обыватель, заходя в местную лавку, мог выбрать источник электропитания из небольшого количества образцов. В продаже имелись батареи типа D для мощных ручных прожекторов и девятивольтовые прямоугольные батарейки для транзисторных радиоприемников. Предлагались также большие цилиндрические сухие батареи – их продавали в хозяйственных магазинах для специального осветительного оборудования, предназначенного для кемпингов.

По сравнению с транзисторами и интегральными схемами, батареи обладали меньшей привлекательностью для изготовителей. Все усилия частных компаний, производящих батареи, были направлены на снижение производственных затрат в ущерб научным изысканиям. Публикуемые изготовителями параметры батарей, такие как выходная мощность, часто были неточными. Производители инвестировали только малую часть средств в улучшение параметров и срока службы своих батарей, поскольку на такие долговечные устройства просто не было массового спроса. Бытовые батарейки были дешевыми, доступными и легко заменяемыми.

Тем не менее техники ЦРУ придумали, как справиться с недолговечностью и нестабильностью работы бытовых батарей. Они оценивали доступное пространство, чтобы скрыть радиозакладку с максимально возможным числом батарей. Параллельное соединение батарей, в отличие от последовательного, не изменяло напряжение, необходимое для радиозакладки, но значительно увеличивало продолжительность работы спецтехники.

«Работая с бытовыми батареями, мы никогда не знали наверняка, какова их реальная емкость, – объяснял Курт. – Например, офицеру-оперативнику я мог сообщить в лучшем случае о результатах работы бытовых батарей в течение многих часов. На основании моих слов он бы принял решение, устанавливать технику подслушивания или нет. Иногда, в случае удачи, батареи работали на 15 % дольше, чем мы прогнозировали. Но иногда срок их работы был на 15 % меньше, и возникали проблемы. Если акустическая информация была ценной и нужно было продолжить операцию, офицерам ТОО приходилось во время повторного захода, рискуя, менять батареи. Мы должны были учиться управлять ожиданиями оперативников. Мы вынуждены были лукавить, когда подозревали, что какая-то часть оборудования сработает плохо или отключится раньше времени».

Такая проблемная ситуация заставила небольшую группу ученых TSD сосредоточиться на ртутной технологии изготовления батарей, которая обеспечивала их наибольший потенциал, длительный срок службы и небольшие размеры. В середине 1960-х гг. TSD начал обширную программу испытания батарей, и в результате были получены более точные и полные данные, которых не было в государственных структурах и в промышленности. В результате тестирования в TSD обратили внимание на ртутно-цинковый элемент RM-1 фирмы R. R. Mallory, а затем занялись созданием специального устройства для оценки бытовых батарей и разработкой малогабаритных и энергоемких источников питания для секретного применения{306}.

Фирма Mallory завоевала репутацию лидера во время Второй мировой войны благодаря своей ртутной батарейке, созданной Сэмюэлем Рубеном, одним из учредителей компании. Ртутная батарейка имела большую емкость при меньшем объеме, чем другие химические источники питания, используемые во время войны, и хорошо работала при высоких температурах и влажности. Но после войны этот проект Mallory потерял актуальность. Батарейки все еще производились, но только для узкого круга потребителей и для некоторого промышленного оборудования. «Элементы питания RM-1 использовались в медицинских целях, а также как тест-источник, чтобы проверить напряжение на другом оборудовании», – объяснял Том Линн, который возглавлял программу разработки источников электропитания в ЦРУ.

Тем не менее ртутные элементы посчитали наиболее пригодными для целей разведки, и TSD использовало их достаточно долго. Несмотря на подходящее напряжение и размеры, ртутная батарея тем не менее не была приспособлена для применения в спецтехнике в течение нескольких месяцев и тем более лет. Постоянный и устойчивый ток при напряжении 1,5 вольт, требуемый для SRT-3, вызывал кристаллизацию внутри батареи и выводил ее из строя.

В TSD изучили процессы отказов RM-1, провели лабораторную модернизацию, затем – повторное тестирование и дальнейшую коррекцию процессов. В результате появилась серия батарей с гарантией. Это уже был сертификат, подтверждающий возможность их использования для различных оперативных мероприятий ЦРУ.

Позже, когда в 1970-е гг. началось производство батарей для кардиостимуляторов, их изготовители применили технологии, полученные ЦРУ в процессе создания батарей для TSD. «Справедливости ради стоит отметить, что в кардиостимуляторах использовались ртутные батарейки, которые разработал TSD», – рассказывал Линн.

Требования для батарей, применяемых в кардиостимуляторах и в технике подслушивания, были на удивление идентичны – источник энергии должен иметь стабильное напряжение, надежный и предсказуемый уровень выходной мощности, увеличенное время работы и малые размеры.

Раньше электропитание для SRT-3 формировалось путем параллельного соединения батарей типа D. Все это изменилось, когда OTS начала изготавливать блоки электропитания и контейнеры для батарей. Не все контейнеры были из металла, использовались и другие материалы, когда нужно было изготовить нестандартную форму для радиозакладки в сложный вид прикрытия, например, когда спецтехника устанавливалась в одежду или обувь. Так, создавались тонкие, плоские, гибкие, удлиненные и изогнутые формы металлических и неметаллических контейнеров для различных химических элементов питания; их проверяли, чтобы расширить варианты прикрытий для спецтехники и увеличить продолжительность их оперативного использования{307}.

Химики TSD также исследовали возможности самых разнообразных веществ с целью изготовить нечто вроде супербатарейки. «Мы пытались найти все известные химические материалы, способные давать электроэнергию. Мы получили несколько замечательных результатов. Но когда мы оценили токсичность некоторых материалов, оказалось, что опасно находиться не только в одной комнате с такой "супербатарейкой", но и в районе, где расположено здание», – рассказывал Стен Паркер, исследователь OTS, всю жизнь посвятивший созданию новых источников электропитания.

Стало ясно, что есть множество экзотических элементов, которые увеличили бы срок службы элементов питания. Но законы физики неумолимы. «Возможности химиков бесконечны, но природа-мать ограничивает вас», – говорит Стен Паркер.

Химики-исследователи TSD столкнулись с одним из законов электролиза Фарадея, который утверждал: количество энергии в любом веществе пропорционально массе вещества. Даже умнейшие ученые OTS, как ни старались, не могли найти лазейки в законе Фарадея. Чтобы получить вдвое больше энергии, необходимо было вдвое больше вещества. Они могли уменьшить количество вещества наполовину, но это давало вдвое меньше энергии.

Инженер, специализировавшийся на источниках питания, так объяснял свою науку руководителям операции, у которых не было технического образования: «Вы не представляете, как электроника уменьшает размеры передатчика. Мы сможем сделать передатчик даже в виде таблички, которую придется наклеить на батарейку типа D».

Разработчики техники акустического контроля, столкнувшись с законом Фарадея, стали искать способы сократить энергопотребление. Вместо того чтобы попытаться упаковать больше батарей в меньшее пространство, инженеры начали минимизировать расход энергии в технике подслушивания и в аппаратуре для агентурной связи. Достичь этого можно было, сократив время работы. Если требовалась, например, пятилетняя эксплуатация спецтехники, нужно было «выкачивать» всю возможную энергию из каждой батарейки.

Решить эту проблему удалось за счет создания дистанционного управления (далее – ДУ), которое позволяло включать и выключать радиозакладку, расположенную на удалении от КП. Это был оперативный шаг вперед, позволивший выключать технику подслушивания, если в контролируемой комнате было тихо. ДУ повышало эффективную жизнь спецтехники, ограничивая радиопередачу периодами, когда велись беседы. «Сотрудник на КП мог нажать кнопку включения ДУ, активизировать радиозакладку и прослушать комнату. Если было кое-что интересное, контроль помещения продолжался, начинал работать магнитофон, и беседа записывалась. Но если было тихо, радиозакладка выключалась».

ДУ давало и другое преимущество. Чтобы обезопасить систему, передатчик можно было выключить во время работы службы безопасности здания с поисковым радиоприемником. Поисковые бригады образца 1960-х гг. при «зачистке» помещений использовали приборы для обнаружения в стенах металлических предметов, а также радиоустройства для фиксирования неизвестных радиочастот. Часть сотрудников службы безопасности проводила обследование стен в поисках металлических корпусов микрофонов или радиозакладок, другие переключали ручки настройки поискового радиоприемника, который автоматически перестраивался вверх и вниз по радиодиапазонам для обнаружения неизвестных радиочастот.

Блок ДУ сам по себе не требовал большого количества энергии, и это давало существенную экономию. Еще одну блестящую идею подала одна из фирм-подрядчиков, с которыми сотрудничало ЦРУ. Она предложила таймер с малым потреблением энергии, который мог включать и выключать приемник ДУ радиозакладки в течение от 1 до 20 секунд. Если в это время не поступал сигнал включения радиозакладки, таймер выключал приемник ДУ. Экономия энергии оказалась огромной. Раньше блок ДУ радиозакладки работал 24 часа, или 1440 минут в сутки, теперь же он потреблял на 90 % меньше энергии. Позднее, при массовом появлении на потребительском рынке портативных электронных устройств с батарейным питанием, такой таймер для экономии электропитания использовался в пейджерах и сотовых телефонах.

Неожиданную проблему преподнесли контейнеры и отсеки для батарей. В некоторых случаях газы и коррозийные химикаты из батареи могли просачиваться наружу. В прожекторах или фотокамерах текущие батарейки создавали некоторое неудобство для потребителей, но химические реакции могли оказаться пагубными для секретных операций ЦРУ. Мало того что система подслушивания прекращала свою работу, газовые или жидкие компоненты, появляясь из батарей вокруг места установки спецтехники, могли привести к ее обнаружению и поставить под угрозу всю операцию.

«Ртутная батарейка может выделять водород и кислород, и необходимо предусмотреть утечку электролита батарейки наружу. Электролит приводит к коррозии и может изменить цвет краски на стене. Мы должны упаковать каждую батарейку таким образом, чтобы она не пропускала жидкости или не испускала газ», – рассказывал химик Линн.

Количество оперативно-технических вариантов подслушивания было, по-видимому, бесконечным. Например, как долго устройство подслушивания должно работать? Если в течение нескольких часов в гостиничном номере, то вполне можно было задействовать батарейки типа D. Но если целью был зал заседаний иностранного посольства, который нужно было прослушивать в течение пяти лет, требовалась совершенно другая техника. Каков должен быть размер предназначенного для этой цели спецустройства вместе с антенной? Это был сложный вопрос, поскольку нередко антенну для максимально эффективной работы приходилось устанавливать горизонтально, а не привычным вертикальным образом. Как выбрать наиболее удобный момент для проведения операции? Если все нужно было сделать за пять дней, офицеры ТОО использовали любое доступное в резидентуре оборудование. А если на подготовку операции выделялось полгода или даже год, инженеры TSD могли полностью разработать, изготовить или адаптировать оборудование и компоненты спецтехники.

«Мне звонили и просили прийти в три часа для обсуждения идеи мероприятия. Я спрашивал, о чем пойдет речь. Я брал с собой информацию о технике, которой мы располагаем. И через три часа мы садились, смотрели на параметры техники и пытались представить себе, как она будет работать. Некоторые оперативные офицеры в резидентурах были прекрасными техническими специалистами, но многие не понимали разницы между транзистором и лампой. И потому приходилось ориентироваться на пользователей с самым разным уровнем подготовленности. С большинством оперативников вы предпочли бы не работать, будь у вас выбор. Но у парней без какого-либо технического образования часто имелись прекрасная оперативная подготовка и большой опыт, которым они делились в ходе таких совещаний. И я всегда говорил, что у нас достаточно различных проблем, которые надо решить перед подготовкой мероприятия, и если кто-то приходил с готовым предложением, мы должны оставить свою профессиональную гордость за дверью и сказать в ответ "спасибо"», – вспоминал Паркер.

Глава 14 И наступила эра Джеймса Бонда

Дайте мне объект, и я сделаю там прослушку!

Девиз акустиков OTS, 1970-е гг.

1970-е гг. стали временем активной работы как для акустиков в резидентурах, так и для сотрудников исследовательских лабораторий Лэнгли. Задания, получаемые акустиками – оперативно-техническими сотрудниками резидентур, действующими во всех уголках мира, включали в себя необходимость внедрения техники c новыми интегральными схемами. С появлением миниатюрных компонентов нового поколения, способных передавать сигналы на большие расстояния и продолжительное время, разработки новых видов радиозакладок, казалось, ограничивало только воображение техников. Установка техники акустического контроля в стены или в деревянные блоки теперь называлась «пассивным оперативным камуфлированием». Техники, однако, понимали, что миниатюризация и микроэлектронные компоненты открывают большие перспективы в методиках установки специальных акустических или видеосистем съема информации в портативные устройства, которые при этом продолжали бы нормально работать. Спецтехника была уже достаточно миниатюрной для того, чтобы внедрять ее в электронный камуфляж – часы, калькуляторы или радиоприемники. Опыт мастеров OTS в изготовлении тайников был теперь использован для создания прикрытий и камуфляжей для спецтехники акустического контроля. Часы и зажигалки были первыми кандидатами на «активное камуфлирование». С таким камуфляжем можно было осуществлять акустический контроль практически на любых объектах.

Устройства акустического контроля устанавливались в мебель, книги, тюбики для крема, в одежду, а в одном случае – даже в каску рабочего-строителя. Горничные или посетители могли внести радиозакладки в любые помещения, например, оставив интересующему разведку постояльцу подарок или незаметно, заменив настольную лампу на переделанный дубликат. Перебежчик ЦРУ Филипп Эйджи демонстрировал снимок своей пишущей машинки с 60 встроенными батарейками. Он утверждал, что это было частью операции ЦРУ, во время которой его прослушивали в периоды путешествий по разным странам{308}.

Камуфлирование стало приоритетным направлением деятельности лабораторий OTS. Как-то раз, во время своего первого посещения лаборатории, недавно назначенный руководитель подразделения обратил внимание на различные деревянные образцы, которые были на складе. Специалист OTS показал на деревянную заготовку и спросил: «Как вы думаете, а что перед вами?» «Это – орех для офисной мебели», – ответил директор, гордясь своими познаниями. «Нет, сэр, – поправил его специалист по камуфлированию, – это сделано из слоев целлюлозы специально под радиозакладку. Таким образом, мы можем поместить спецтехнику в различные пустоты, обертывая ее целлюлозой до нужных объемов и размеров».

Однажды техникам удалось закамуфлировать радиозакладку, состоявшую из микрофона, передатчика, приемника, батарей и антенны в объем менее 100 см³. Деревянный блок стал основой для быстрой установки спецтехники акустического контроля. Из радиопрозрачного дерева можно было сделать блоки любой конфигурации с помощью обычных инструментов и затем разместить их в нужном месте. Маленькие деревянные блоки могли быть сделаны так, чтобы гармонировать с мебелью, лепными украшениями в офисе или рамой картины, соответствуя типу дерева, его структуре и обработке поверхности.

В течение 20 лет после начала эксплуатации серии SRT-3 каждая следующая модификация имела уменьшенный передатчик, была более функциональной и лучше защищенной от обнаружения{309}. В передатчиках середины 1960-х гг. уже была предусмотрена функция маскировки радиосигнала, что уменьшало риск его обнаружения радиоконтрразведкой. Без такой маскировки специальная поисковая бригада могла во время радиопоиска и обследования бытового электронного оборудования оценить спектр радиочастот и обнаружить подозрительное радиоизлучение, определить его местонахождение и найти радиозакладку. Маскировка делала спецтехнику менее уязвимой.

Один такой прием – «закрытие» радиосигнала поднесущей частотой – использовался как в США, так и в СССР. Радиопередатчики могли работать на двух частотах, как в стереорадиовещании. Первый радиосигнал, напоминавший «белый шум», мог быть обнаружен кем-то, кто прослушивал радиоэфир. Немного выше или ниже по частоте находился информационный радиоканал от радиозакладки. Только настраиваясь правильно на информационный канал и убирая «белый шум», можно было услышать передачу радиозакладки. В принципе, использование поднесущей частоты работало как стеклянная пластинка в стакане чистой воды. Пластинка остается невидимой, пока в стакане есть вода.

Такой же метод поднесущей частоты применялся в электросетях для передачи радиосигнала закладки на КП, где он демодулировался и преобразовывался для прослушивания. В этом случае информационный радиосигнал также можно было зашифровать, замаскировать или использовать эти оба метода.

Как и всегда в шпионаже, прогресс, достигнутый одной стороной, наталкивался на энергичные контрмеры. Со временем поисковые бригады КГБ начали исследовать «белый шум» в поисках поднесущей частоты. OTS не отставала и разрабатывала технику с более высоким уровнем защиты. «Прикрытие информационных радиосигналов было той областью, где я чувствовал себя весьма уверенно, – рассказывал менеджер OTS, который руководил этой программой. – Я придумывал каждый год новые схемы модуляции, по крайней мере, четыре или пять совершенно новых видов, которые бы скрывали наши радиопередачи. Какое-то время мы были недосягаемы в маскировке радиосигнала, однако, к сожалению, русские знали, что искать в наших "радиоприкрытиях"».

В результате стали использоваться совершенно особые виды модуляции – с «прыгающими частотами», когда за короткий промежуток времени передатчик использует быстрые и случайные скачки частоты вверх или вниз по диапазону. Без специального приемника, синхронизированного с такой радиопередачей, эти скачки частоты было особенно трудно обнаружить и перехватить.

Возможности техники скрытого акустического контроля теперь казались безграничными. Однако установка спецтехники всегда была персональным риском для техника, чреватым его обнаружением и даже арестом во время прибытия или ухода с места установки или во время работы на самом месте. Создание надежных миниатюрных компонентов для специальных систем, которые могут выдержать экстремальные условия, потребовало лучшего инженерного осмысления. Подготовка спецтехники для установки в скрытую полость требовала тонкой работы и дизайна, но наличие мастерства и инженерной квалификации не имело смысла без доступа, а многие целевые объекты были практически недоступны для ЦРУ.

Проблема доступа заставила TSD и коллег из подразделения научных исследований и разработок ЦРУ провести эксперименты со множеством экзотических систем акустического контроля{310}. В начале 1960-х гг. советские дипломаты в столице одной центральноамериканской страны были вынуждены часто собираться во внутреннем дворике посольства, так как они не решались обсуждать важные дела внутри здания из-за опасности подслушивания. Внутренний дворик, окруженный забором, не охранялся, и сотрудники ЦРУ заметили одну скамейку, которая особенно полюбилась советским дипломатам. Рядом со скамейкой было большое тенистое дерево. У резидентуры ЦРУ не было доступа к этой скамейке, и потому Директорат планирования ЦРУ обратился в TSD с заданием на разработку средства подслушивания бесед, которое можно было бы расположить рядом со скамейкой. Решетчатое ограждение натолкнуло на мысль о специальной пуле с микрофоном и радиопередатчиком. Планировалось, что этой пулей выстрелят и она попадет в дерево – чуть выше места, где обычно собирались дипломаты.

Для радиомикрофона в пуле OTS нужно было создать специальное акустическое устройство, которое помещалось бы в пулю, а также радиоэлектронные компоненты, способные сохранить работоспособность после того, как пуля с микрофоном будет загнана выстрелом в дерево.

Инженер ЦРУ связался с президентом и руководителем научно-исследовательского сектора ведущей американской компании – производителя слуховых аппаратов, чтобы заказать микрофон, достаточно маленький, чтобы поместиться в пуле калибра 45 и, конечно, надежный, чтобы функционировать после удара о дерево. Проблема создания микрофона небольшого размера оказалась вполне разрешимой, но никто в компании не представлял последствия удара. По мере обсуждения всех аспектов этого необычного проекта проблемы, которые надо было решить, начинали разрастаться. В какой-то момент показалось, что у этой идеи нет никакого будущего, пока сам президент не решил: «Хорошо, для нас это действительно настоящий вызов, и мы попробуем это сделать». Была сформирована команда инженеров, чтобы создать единственный в своем роде микрофон без производственных маркировок и фирменных надписей.

После подтверждения заказа от частной компании, специализирующейся на изготовлении микропередатчиков, OTS начала проводить свои анализы и оценки. Через три месяца был получен радиопередатчик на 400 МГц с батарейкой и микрофоном, достаточно маленькими, чтобы поместиться в пуле калибром чуть более 45. Правда, аккумулятор нужного размера работал менее одного дня.

Антенной служил простой провод, который находился с тыльной стороны пули. Однако провод создавал вибрацию пули в полете, что могло увеличить площадь попадания и, соответственно, снижало возможности точного прицела. Со временем офицеры-техники ЦРУ определили, что, регулируя длину антенны, можно управлять полетом пули, в том числе и задавая угол попадания и не снижая дальность радиосвязи с КП.

Испытательным оружием послужила старинная винтовка времен Первой мировой войны. Винтовку долго отлаживали, чтобы добиться достаточной точности и скорости. Испытания проводили на фанерных мишенях толщиной 7 см, скрепленных вместе, в заброшенной каменоломне около Балтимора, штат Мэриленд.

В целях безопасности, поскольку использовалось старое оружие и нетрадиционные боеприпасы, техники прикрепили винтовку к столу, защищенному мешками с песком, а для стрельбы приспособили шнур к спусковому механизму. После нескольких испытательных выстрелов винтовка не развалилась, и наиболее храбрый техник решился стрелять с плеча. Повторные выстрелы дали возможность подсчитать правильное количество пороха, что должно было ограничить проникновение пули не более чем на 5 см – максимальная глубина, на которой могли работать микрофон и радиопередатчик.

Техники подобрали глушитель для снижения шума – специальный 190-литровый стальной барабан, заполненный акустическими перегородками для снижения звука выстрела. Оба конца барабана были срезаны; центр барабана был освобожден для наведения оружия на цель. К концу испытаний шум выстрела удалось уменьшить до глухого басовитого удара. Однако эта система была все еще слишком шумной для оперативных применений, но тут пришла идея задействовать два мотоцикла, которые будут заводить в точно назначенное время, маскируя тем самым звук выстрела.

После первого тестирования все компоненты передатчика и батареи подтвердили свою надежность и сохранили рабочие параметры. Для микрофонов потребовалось несколько регулировок, поскольку они не были приспособлены для ударов и могли противостоять лишь незначительным механическим воздействиям, гораздо более слабым, чем удар пули. В итоге и микрофоны, и другие компоненты системы могли выдерживать скорость пули около 800 км/ч на расстоянии до 45 м. Тестируемые микрофоны фиксировали звуки портативного радиоприемника, установленного рядом с фанерной мишенью, и передавали качественный радиосигнал на расстояние до 75 м.

На следующих этапах испытаний «звуковые пули» были запущены уже в настоящие деревья – в соответствии с оперативным сценарием. После того как пуля попала в дерево, два человека поблизости начинали разговаривать обычными голосами – не слишком тихо, но и не слишком громко. Однако качество передачи речи в этом случае оставляло желать лучшего. Анализ не показал дефектов электроники, но живое дерево отличалось от фанеры. Волокна дерева после повреждения пулей превращались в конусы наподобие «безэховой камеры», поглощавшей все звуки.

Дополнительный анализ показал, что усилить звук можно, увеличив корпус радиопередатчика. В свою очередь, это привело бы к большему уровню шума выстрела, потребовало бы увеличения размера пули и в конечном счете модернизации самого ружья. Оказалось также, что отверстие в дереве будет более заметным. В конце концов руководство ЦРУ подсчитало, что потенциальная ценность информации не оправдывает затраченных времени и денег, и «радиопуля» так и не была реализована.

Однако вскоре стали появляться сверхминиатюрные микрофоны высокой надежности. OTS также создала ряд очень маленьких микрофонов, которые могли противостоять механическим воздействиям и нагреванию. Их можно было устанавливать практически в любой влажной или сухой среде, они имели крайне низкие показатели отказов независимо от мест размещения. Усилиями коммерческих фирм были созданы противоударные микрофоны, которые были не больше слуховых аппаратов, но имели улучшенные акустические характеристики, могли работать при различных температурах и высокой влажности.

У OTS были и необычные проекты, например с участием животных. Во время частных встреч руководства ЦРУ с одним азиатским лидером и его помощниками оперативные сотрудники обратили внимание на бродящих вокруг кошек. Полудиких кошек в этой стране было очень много, и на них не обращали внимания. В ЦРУ уже никто не помнит, кому пришла в голову идея «акустического котенка». Но сама идея стала основой научно-исследовательской работы, которая была потом предметом насмешек и обвинений в прессе{311}.

Проект «акустический котенок» отличался жестокостью, но главное – содержал попытку создания особых существ, как в фильмах ужасов{312}. С самого начала этого проекта OTS, проводившегося совместно с Департаментом научных исследований и разработок, техники почувствовали, что это шаг в довольно рискованную сферу. В то время имплантация электроники внутрь живых существ не была такой обычной процедурой, как сегодня.

Проект внедрения должен быть реализован так, чтобы не повредить никаких естественных функций и движений кошки; при этом кошка не должна была чувствовать присутствие спецустройств. Такая система акустического контроля включала источник электропитания, радиопередатчик, микрофон и антенну.

Работая с главным поставщиком акустического оборудования, техники OTS создали три радиопередатчика диаметром 2 см для установки в основание черепа кошки, где имеется свободная складка кожи – своего рода естественный карман. Внедрение радиопередатчика оказалось удачным, поскольку устройство было упаковано в специальный контейнер для защиты от температуры, жидкостей, химии и влажности тела. Размещение микрофона оказалось более трудной задачей, и в итоге он был установлен в ушной канал. Антенна из тончайшего провода была зашита в длинный мех кошки и присоединена к передатчику. Размер животного позволял размещать только небольшие батарейки, что ограничивало количество часов работы радиопередатчика.

Для определения работоспособности всех отдельных компонентов и поиска лучших мест размещения исследования проводились сначала на макетах, а затем и на живой кошке. Фиксирование и документирование реакций кошек на инородные тела позволили создать интегрированную акустическую систему, подходящую для «генеральной репетиции». Чиновники ЦРУ уделяли внимание гуманитарным аспектам работы с животными и понимали потенциальную опасность огласки. После того как все «за» и «против» были взвешены и соотнесены с ожидаемым оперативным результатом, техники получили разрешение двигаться дальше.

Небольшая группа зрителей окружала хирурга-ветеринара, который провел многочасовую операцию на взрослой серо-белой кошке в чистой, в ярко освещенной операционной больнице для животных. Главный инженер-акустик OTS, увидав первый надрез и следы крови, попросил стул, чтобы присесть. Других осложнений не возникло, и когда кошка очнулась после наркоза, ее поместили в реанимацию для дальнейшего тестирования. Акустическая радиосистема работала и давала устойчивый радиосигнал. Однако движения кошки, несмотря на предварительную дрессировку, оказались настолько непоследовательными, что ее оперативная полезность стала сомнительной. В последующие недели с «акустическим котенком» провели несколько оперативных тренировок.

Проект «Акустический котенок» показал, что радиозакладка может быть внедрена в животных безо всяких повреждения и дискомфорта. Однако вне экспериментальной лаборатории поведением животного невозможно было управлять, а значит, внедрение его в иностранную среду было бы опасно и непрактично. Таким образом, проект был закрыт{313}.

Экзотические проекты показали, что самым эффективным подходом в работе OTS в резидентурах было использование спецтехники, проверенной оперативной практикой. Нужно было четко сформулировать оперативные требования, выбрать место установки спецтехники, изучить его со всех сторон, собрать необходимые для мероприятия компоненты, найти место и оборудовать КП, организовать заход на место установки, внедрить спецтехнику, проверить работоспособность системы, удалить следы вашей работы и покинуть место установки до того, как вас обнаружили.

Как-то во время одного оперативно-технического мероприятия техники ЦРУ использовали специальную установку для сверления горизонтального отверстия длиной более 30 м, от помещения контрольного поста до противоположной стороны здания. «В этот раз мы установили микрофоны в каждую комнату здания, а затем планировали протащить микрофонный кабель вниз, в подвал, – вспоминал офицер-техник, руководивший этой операцией. – Я внимательно изучил место в подвале, куда собирался вывести кабель, а потом принялся сверлить отверстие под углом, предварительно определив положение этого помещения по отношению к подвалу. Однако сверло вышло на 30 см в стороне от нужного места. Присутствующий при этом офицер-оперативник заметил: «А вы промахнулись!» Я ответил: «Черта с два удастся идеально просверлить в подвале канал длиной 35 м, да еще и в чужом городе. Я думаю, что у меня получилось совсем неплохо», – и тут мы быстро нашли способ скомпенсировать отклонение отверстия.

Некоторые особо ловкие и опытные офицеры-акустики для решения возникавших технических проблем использовали свои собственные разработки. В некоторых мероприятиях применялись специально созданные инструменты и приспособления для установки спецтехники. Так, «тихий молоток» использовался для восстановления мест вскрытий, таких как плинтусы и лепные украшения комнат. Это устройство представляло собой полую трубку с массивным, тяжелым плунжером, двигающимся внутри. «Тихий молоток» позволял почти бесшумно поставить гвозди обратно на место, не оставляя на них следов инструментов{314}.

Как-то один изобретатель OTS сделал новый внешний кожух-чехол для микрофона подслушивания. Изобретатель гордился своим усовершенствованием, которое, однако, приобрело несколько неоднозначную репутацию у его коллег-акустиков. Дело в том, что офицеры-техники постоянно сталкивались с трудностями во время монтирования микрофона в предварительно изготовленное отверстие, которое часто сверлилось практически до стены помещения, предполагавшегося к прослушиванию. После установки в просверленный канал напротив крошечного выходного отверстия в стене микрофон по разным причинам мог сдвинуться в сторону. И если микрофон располагался неправильно, качество звука ухудшалось. Решение было найдено: для микрофона придумали специальный кожух из латекса, который позволял точно зафиксировать микрофон напротив выходного отверстия в стене.

По мере получения ценной разведывательной информации с помощью подслушивания у техников росла уверенность в приобретаемых навыках и опыте. Среди установщиков спецтехники и их руководителей утвердилась мысль: «Если можно получить доступ, то любая цель нам под силу». В определенном смысле это напоминало развитие по спирали. Сложные для установки спецтехники объекты требовали больших навыков и опыта, что затем использовалось уже для работы на других, еще более сложных объектах.

Увеличение количества необычных оперативно-технических мероприятий потребовало более совершенного установочного инструмента и оборудования. Сверление микрофонных отверстий стало обязательным навыком для офицеров-акустиков. Такие отверстия для микрофонов и радиозакладок сверлились вертикально, от потолка вниз, или наоборот, из подвала вверх, ну и, конечно, горизонтально, внутри стен. Когда техники не могли проникнуть внутрь комнаты, чтобы установить спецтехнику, они сверлили смежную с этим помещением стену. Подобная операция была довольно опасным делом, поскольку техники буквально «вслепую» сверлили стену, не зная ее толщины и не представляя, что их ждет по ту сторону.

Кроме вероятности просверлить стенку насквозь, установка микрофона таила в себе и другую опасность – шум. Электродрель считалась быстрым, но крайне шумным инструментом. Ее нельзя было использовать ночью или для сверления стены, за которой кто-то мог находиться. Ручная же дрель работала медленно и не годилась для работы с твердыми строительными материалами. Для уверенного и безопасного сверления необходимо время, иногда несколько дней, особенно, если планируется установка нескольких комплектов спецтехники.

В типичной операции по установке микрофона техники начинали сверление отверстия размерами около 10 мм, что немного больше диаметра микрофона, и далее продолжали сверление практически до поверхности стены помещения, которое предполагалось прослушивать. В этой части стены изготавливалось крошечное отверстие, около 1 мм, которое было трудно заметить на поверхности. Такое отверстие создавало хороший звуковой канал для уверенного контроля человеческого голоса.

Оборудуя сквозное отверстие для микрофона, техники часто не могли точно определить, как близко сверло находится от противоположной поверхности стены. Даже самые опытные техники старались действовать крайне аккуратно, руководствуясь интуицией, чтобы не просверлить стену насквозь. Если бы такое произошло, то ситуация могла развиться самым непредсказуемым образом. На полу в другой комнате могли оказаться куски штукатурки и другой строительный мусор. «Если мы не знали толщину стены, то во время сверления отверстия не было уверенности в том, насколько близко сверло подошло к поверхности, – вспоминал один техник-акустик. – Медленно продвигаясь сквозь стену, мы больше всего боялись, что кто-то нас заметит. Иногда мы шутили, что наша операция подслушивания могла превратиться в мероприятие по визуальному контролю, если наше большое сверло прошло бы насквозь и в стене образовалось довольно большая дыра, в которую можно было смотреть».

Был случай, когда техники неосторожно просверлили отверстие насквозь и, заглянув, увидели чей-то глаз, который смотрел на них с любопытством. В другой раз техники просверлили отверстие в квартиру советского сотрудника. И через несколько минут советский дипломат ворвался в квартиру и начал неистово вопить, что соседям нужно быть поаккуратнее, если они решили повесить на стену картину. Хозяин квартиры, оперативный офицер ЦРУ, принес свои извинения и уверил дипломата, что его рабочие в будущем будут более осторожными.

Такие ошибки в работе техников могли привести и к провалу всей операции. Как-то раз акустик сверлил отверстие для микрофона, и неожиданно образовалась большая дыра в стене помещения советского торгового представительства. Не было никакой возможности исправить эту ошибку, и не оставалось ничего другого, как доложить руководителю резидентуры о возникшей проблеме.

Бригадир акустиков рассказал резиденту: «У нас есть отличное отверстие в стене для акустического контроля». Резидент ответил, что это замечательно. Но техник объяснил, что отверстие слишком отличается от всех просверленных ранее, и в первую очередь – своим размером.

Резидент заорал: «Немедленно убирайтесь из страны, и чтобы я вас больше здесь никогда не видел!» Он кричал так громко, чтобы его услышали все сотрудники бригады, и никто не посмел даже думать о каких-то аргументах в свое оправдание. Один из стоявших за дверью техников прошептал: «Просто у кого-то нет чувства юмора».

Когда через неделю резидент успокоился, его посетил офицер OTS, который предложил повторить попытку, учитывая оперативную важность этого советского объекта. На этот раз резидент потребовал гарантий от ошибок и, получив их, разрешил провести еще одну операцию. Мероприятие было проведено безо всяких проблем.

Через несколько дней техники вдруг услышали через отверстие в стене разговор двух советских сотрудников. Было не совсем ясно, кто эти сотрудники – офицеры поисковой бригады КГБ или персонал торгового представительства. Когда они тщательно осматривали стенку с дырой, техники ЦРУ, затаив дыхание, ожидали, что же произойдет дальше.

«Посмотрите-ка на это, – сказал один из сотрудников торгпредства. – Черт возьми, откуда здесь такая дыра?» «Ее не должно быть в этом месте, – ответил другой. – Хорошо, давай поскорее заделаем дыру, и дело с концом». Техники с облегчением услышали, как бригада строителей заделала дыру, не заметив выше другое, крохотное отверстие на расстоянии всего пары сантиметров. На этот раз был удивлен даже сам резидент ЦРУ.

Чтобы избежать излишнего шума и пролома стены, техники часто сверлили микрофонное отверстие с помощью дрели с малой скоростью. Дрель удерживалась большим и указательным пальцами, чтобы чувствовать давление сверла и сразу определить, когда сверло будет достаточно близко к поверхности, чтобы вовремя остановиться.

Проблема измерения толщины стены во время сверления была частично решена с помощью одного из самых «умных» инструментов OTS{315}. Принцип его работы не был новинкой, однако в оперативных целях он применялся впервые. Основой прибора был счетчик Гейгера, который подсчитывал количество заряженных частиц, отраженных от стены. Крошечный радиоактивный источник испускал устойчивые гамма-импульсы, часть которых отскакивала от стены и фиксировалась приемником. Техники измеряли счетчиком число импульсов, которое было пропорционально толщине стены. Более тонкая часть стены отражала меньшее число импульсов и наоборот. Был сделан шаблон, по которому можно было оценить приблизительную толщину оставшейся части стены. Более сложная версия этого прибора позже применялась подразделениями безопасности в аэропортах для просмотра багажа и людей.

Когда OTS приспособила эту новинку для своих мероприятий в 1970-х гг., приборы, основанные на явлении обратного рассеивания, уже широко использовалось в промышленности, в первую очередь для контроля качества. «Этот метод применялся в производстве бумаги, чтобы контролировать ее толщину, – объяснял Мартин Ламберт, инженер, который помог спроектировать эту систему. – При использовании техники обратного рассеяния толщина могла измеряться непрерывно. Пока вторичная радиация оставалась на том же уровне, выпускаемый продукт был хорош. Если же показатель счетчика Гейгера изменялся, то приходилось останавливать производство. Мы хотели использовать тот же самый принцип, чтобы измерить расстояние до поверхности стены, которую мы не могли видеть».

По заданию OTS инженеры разработали измерительную систему, которая устанавливалась напротив микрофонного отверстия в стене. Техники сверлили стену на определенную глубину и затем производили измерения. В процессе работы электромеханический самописец делал отметки толщины стены, и так продолжалось до момента, когда толщина стены становилась минимальной. Со временем некоторые техники настолько освоили новый процесс измерений, что могли судить о глубине сверления исключительно по щелчкам прибора. Чем быстрее или медленнее были щелчки, тем толще или тоньше была стена. Такие тренировки проводились и в темноте, когда по соображениям конспирации требовалось уменьшить или убрать освещение.

«Я только прислушивался к щелчкам, сверля стену. Счетчик располагался на полу с подключенным кабелем, – рассказывал Мартин, опытный офицер-техник. – Через некоторое время щелчки становились реже, и я понимал, что надо быть осторожнее». Такие измерения помогали избегать пролома стены при сверлении. Методика была принята с энтузиазмом многими техниками, работавшими в самых разных уголках мира.

Вторым новшеством, позаимствованным из промышленности, была «Пескоструйка». Гладкое покрытие стены после нанесения штукатурки представляло собой особую проблему для акустиков. Оказалось, что почти каждый дипломат, который был объектом операции по слуховому контролю, работал в офисе или снимал квартиру с оштукатуренными стенами. Чтобы сделать отверстие в штукатурке, требовалось крайне осторожное давление при сверлении, но часто, независимо от того, как аккуратно работал техник, давление сверла приводило к появлению осколков с другой стороны стены. Маленькие кусочки отвалившейся штукатурки были самой очевидной уликой для любого сотрудника службы безопасности при осмотре помещений.

Для решения этой проблемы OTS подготовила и направила инженера под коммерческим прикрытием, чтобы не расшифровать участие ЦРУ. В качестве образцов были взяты кирпичи, куски бетона, керамической плитки и другие материалы; все было аккуратно упаковано в пластиковые контейнеры, с которыми инженер ЦРУ колесил по стране в поисках наилучшего способа их сверления.

Он посетил большое количество крупных и мелких компаний, где консультировался с каждым, кто что-то знал о сверлении особо твердых материалов. На вопросы, для чего это нужно, инженер отвечал, что его компания ищет технологию изготовления точных отверстий размерами до одного миллиметра в строительных конструкциях.

Инженер OTS побывал в компаниях, где делали отверстия в монтажных электронных платах, а также навестил ученых в лабораториях, работающих с микроволновой техникой. В глубинке штата Нью-Йорк ему попалась компания, которая работала с бетоном и могла бы ему помочь. Один из инженеров сказал, что фирма использовала небольшие устройства управляемого взрыва. Эта технология была новинкой, но идея использовать взрывчатые вещества не подходила для тайных дел OTS.

В конце концов инженер нашел частную научно-исследовательскую лабораторию на юге США, где его познакомили с ученым с репутацией необыкновенного изобретателя. Его существующие наработки не могли быть практически применены OTS, но ученый хотел двигаться вперед и попросил оставить ему образцы строительных материалов. Поскольку дальше ехать было некуда, инженер ЦРУ охотно оставил ученому свой тяжелый багаж. Возвратившись в Лэнгли, инженер сообщил, что есть некоторое продвижение в поиске нового способа сверления.

Неожиданно через несколько недель ученый сообщил, что нашел решение, и инженер ближайшим же рейсом вылетел к нему.

В своей лаборатории ученый восстановил старую установку, которую ранее использовали стоматологи. В установке применялось особо тонкое сопло, через которое под большим давлением воздуха подавался поток крохотных частиц окиси алюминия – с их помощью дантисты делали отверстия в эмали зубов. Такая технология устраняла дискомфорт, возникающий от сверления классическими стоматологическими сверлами, но после жалоб пациентов на вкус алюминия во рту эта разработка не получила развития, и о ней забыли.

Инженер и ученый начали эксперименты. Они проделали отверстия в стакане, в бетоне, в штукатурке и даже в керамической плитке. Ни один из строительных материалов не остался без тестирования, и в результате были получены идеальные и точные отверстия в каждом образце. Ученый и инженер были в восторге от полученных результатов. «Получилось! Была решена проблема ошметков штукатурки. Но это не все, что нам нужно», – сказал инженер ошеломленному ученому.

Потом инженер подробно рассказал о том, что точные и чистые отверстия сами по себе еще не решают проблему, поскольку во время сверления брызги алюминиевых частиц и штукатурки могут попадать через отверстие в другую комнату. Получалось, что после создания превосходного отверстия в стене, в соседнем помещении все покроется слоем пыли – пол, ковры, мебель и документы, и это сразу заметят сотрудники офиса или жильцы квартиры.

Ученый внимательно слушал и задавал вопросы уже по существу оперативно-технических мероприятий и специальных инструментов, которые для них требовались. Наконец он спросил: «Я могу продолжать работу в этом направлении?»

Инженер с готовностью согласился. Он подумал, что ученый уже зарекомендовал себя настоящим исследователем и продемонстрировал свой потенциал изобретателя. К тому же он был практически завербован, поскольку имел ясное представление о технологии секретных оперативно-технических мероприятий. И если бы инженер был руководителем всего проекта, процесс вербовки можно было оформить на месте.

Несколько дней спустя секретарь OTS получил довольно загадочное телефонное сообщение от ученого: «Передайте моему другу – пусть приезжает и посмотрит, как можно двигаться дальше». На следующий же день инженер наблюдал, как ученый приспособил дополнительный шланг к устройству, которое было установлено в предварительно сделанное отверстие для последующего сверления крохотной сквозной дыры в стене. Все пространство вокруг отверстия и за его пределами окружал пластиковый кожух. С другой стороны кожуха торчал дополнительный шланг, который соединялся с фильтром пылесоса. Частицы после столкновения со стеной уносились обратно в фильтр пылесоса. После фильтрования не было никакой пыли! В трубе находился выключатель типа шарика от настольного тенниса с фотоэлементом напротив. «Это приспособление работает как выключатель, – объяснил ученый. – Итак, как только газ поступает в сопло для сверления отверстия, он создает давление в трубе и приподнимает шарик. Во время сверления газовый поток постоянно поступает в сопло, и шарик находится в верхнем положении. Как только во время сверления сопло выходит наружу стены, давление в трубе понижается, шарик опускается, срабатывает фотоэлемент, который выключает всю систему».

Проблема пыли во время мероприятия была решена вместе с созданием точного и крошечного отверстия в слое штукатурки. Инженеры OTS повторно собрали это новое устройство уже в переносном варианте и назвали его «Пескоструйка». Гелий заменили сжатым воздухом и увеличили выходную скорость струи. Вся установка с принадлежностями уместилась в стандартном атташе-кейсе.

Как только «Пескоструйка» получила сертификат, инженеру дали задание продемонстрировать эту систему сотрудникам OTS в резидентурах. Скептически настроенные техники уже не раз собирались для демонстрации «последней новинки из Лэнгли». Многое из того, что ранее присылали из Центра, приобрело репутацию красивых, но бесполезных игрушек.

В начале своего выступления инженер подробно описал новую систему и объяснил, как она работает. Затем настроил ее и показал в действии. Он начал сверлить крошечные отверстия в материалах, которые чаще всего дают осыпание покрытия стен при сверлении обычными инструментами. Каждое полученное крошечное отверстие было точным и чистым, без трещин и сколов. Но прежде чем демонстрация закончилась, руководитель подразделения акустических операций прервал показ и сказал: «Я достаточно увидел, и завтра мы используем эту штуку в мероприятии. Готовьте систему – поедете со мной». Инженер был ошеломлен. Мало того, что он никогда не участвовал в секретных мероприятиях, его «Пескоструйка» ранее никогда не применялась в оперативной работе.

Три последующих дня оказались самыми напряженными для инженера. Однако операция с его участием прошла гладко. Теперь, когда его презентация была дополнена настоящим боевым испытанием новой системы, инженера направили в другой регион для демонстрации разработки техникам и всем заинтересованным офицерам ЦРУ. Но самым главным результатом операции были те острые ощущения, которые испытал инженер. Как и его друг-ученый, инженер был во власти сильных эмоций от участия в тайных операциях. Вернувшись в США, инженер провел еще несколько показов, а затем перешел работать из лаборатории OTS в подразделение установщиков техники акустического контроля.

Тем временем системы подслушивания совершенствовались, число типов радиопередатчиков, источников электропитания, микрофонов и монтажных инструментов увеличивалось, и техникам уже потребовалось дополнительное обучение для сборки, настройки и проверки нового оборудования. Эпоха самоучек и радиолюбителей закончилась. Освоение техники акустического контроля «по ходу дела» уступило место более строгому и формализованному следованию инструкциям.

«Если бы мы уйдем из разведки, то будем грабить банки», – сказал Антонио («Тони») Мендес, один из трех сотрудников OTS, которых наградили в ЦРУ в 1997 г. званием «Новатор»{316}. Никакие другие этапы операции по установке техники акустического контроля не давали более сильного прилива адреналина, чем тайное проникновение в охраняемое помещение. Это называлось «тихий заход»{317}. В большинстве случаев техники проникали в помещения или другие места, где могли «познакомиться» с документами, вскрыть багаж, дипломатическую почту или проникнуть в автомобиль. Из-за высокой степени риска тайные проникновения тщательно планировались и многократно репетировались.

Во время Второй мировой войны УСС для тайных проникновений вербовало специалистов из криминального мира, имевших опыт в кражах, вскрытии замков и сейфов. УСС разработало и выпустило маленький «нож для замков», содержащий наборы отмычек вместо лезвий, которые помещались в кармане сотрудника и помогали в случае необходимости пробраться в нужное помещение. Оригинальная инструкция для тайного проникновения сотрудника УСС содержала советы агенту в решении особых проблем:

«Если вам требуется получить доступ к секретным документам, скопировать или запомнить их содержание, вы должны после проведения мероприятия оставить помещения и все предметы в таком же виде, как и до вашего захода. Любые мелочи, способные вызвать подозрения, в большинстве случаев могут закончиться задержанием вас, как взломщика сейфа, и потому агенту требуется полностью изучить процедуру тайного проникновения, чтобы использовать полученные навыки для работы на вражеской территории»{318}.

Задачи для операций тайного проникновения не изменились и после Второй мировой войны. «Вражескими» территориями стали расположенные по всему миру строго охраняемые официальные миссии главных противников США в холодной войне. В то время весь состав офицеров-акустиков обучался основам «тайного проникновения сотрудника разведки», а небольшая группа профессионалов постоянно совершенствовалась в этой работе{319}. Эти техники могли виртуозно подниматься по специальным складным лестницам в обход систем сигнализации, открывать замки, вскрывать сейфы и обследовать помещения для поиска мест установки спецтехники. Эти специалисты утверждали, что если иметь запас времени и достаточное количество инструментов, каждый замок мог быть открыт, а любая сигнализация отключена. Но в реальных условиях всегда были ограничения по времени и по количеству оборудования, которое можно было использовать в процессе внедрения спецтехники{320}.

Теле– и кинофильмы часто показывали сцены открывания замков, однако настоящие методы вскрытия требовали навыков и практики. Как правило, вскрытие сложного замка было больше искусством, чем наукой. Однажды техник ЦРУ конце 1960-х гг. просидел все выходные у себя в квартире в одной из европейских столиц, пытаясь открыть новый иностранный замок. В первый раз ему потребовалось для этого более 20 часов, но после тренировки он смог уверенно открыть замок за пять минут.

Объекты оперативного интереса ЦРУ обычно хорошо защищались, и чем более ценная информация находилась внутри них, тем больше уровней защиты имели замки, специальные двери, бронированные ворота, окна, картотеки, хранилища, сейфы и системы сигнализации. Специалист по замкам должен был иметь опыт работы с множеством запорных механизмов, используемых в различных частях света. Техники ЦРУ вскоре обнаружили, что, например, немецкие замки были особенно трудными по сравнению с устройствами, используемыми в Южной Азии.

Техники ЦРУ знакомились с приемами вскрытия различных замков и систем безопасности, применяемыми от Ганы до Парагвая. Встречались как древние замковые механизмы, так и самые современные системы. Для быстрого тайного проникновения техники должны были точно знать, сколько минут им потребуется для вскрытия замков, отключения сигнализации, а затем для восстановления системы безопасности. Информация относительно всех этих деталей поступала после тщательного предварительного изучения объекта, проводимого техниками совместно с оперативными сотрудниками резидентур. Только после того, как в Лэнгли одобряли все предварительно полученные сведения и план действий, начиналось непосредственное мероприятие по установке спецтехники.

При удачном стечении обстоятельств ЦРУ могло получить оперативную информацию о том, что офицер советский разведки запланировал, например, переезд в новую квартиру или что китайское правительство собирается арендовать офис для своего нового торгового представительства. Если была возможность, местные агенты принимались на работу, чтобы арендовать или даже купить офис, квартиру, дом или другую собственность, смежную со зданием объекта разработки.

Справедливости ради надо сказать, что техники ЦРУ не очень любили вскрывать замки, предпочитая другие способы «тихого захода». С замком, как правило, приходилось долго возиться, результаты были непредсказуемыми. Могли, например, остаться царапины внутри замка или, еще того хуже, вскрыв замок и войдя в помещение, можно было обнаружить спящих жильцов, и в таком случае замок тихо закрывали, а само мероприятие переносилось. Иногда же, когда место установки спецтехники было известно заранее, техники могли работать внутри, как в своей квартире, имея большой запас времени до того, когда прибудут в это помещение новые жильцы. Чердаки близлежащих зданий были особенно привлекательными объектами изучения, так как они, как правило, имели общие конструкции и крыши с интересующим ЦРУ домом. Как только техник получал доступ на чердак, у него был большой выбор помещений, находившихся на верхних этажах под чердаком. Здания могли иметь общий подвал с несколькими внешними входами, что позволяло команде установщиков незаметно пробраться в нужное здание через соседний подвал. В таких случаях техники имели полный доступ и неограниченное время, чтобы организовать внедрение спецтехники, установить большое количество микрофонов и радиопередатчиков, а также проложить и закамуфлировать все провода и кабели, и при этом не нужно было мучиться с замками.

Если были налажены официальные отношения со службами безопасности страны, где должно быть проведено оперативно-техническое мероприятие, у ЦРУ имелись неофициальные связи и контакты, которые могли помочь в организации проникновения на нужный объект. Во многих странах государственная служба безопасности уже имела дубликаты ключей ко всем номерам в каждой крупной гостинице, а также отмычки для квартир жилых домов и важных коммерческих зданий.

Техники ЦРУ могли и сами делать дубликаты ключей. В начале 1960-х гг. над столом оперативно-технического сотрудника европейской резидентуры ЦРУ, как правило, висели мастер-ключи от наиболее известных гостиниц крупных городов Европы. Если представлялась возможность, руководители операции могли попросить, купить или просто заказать дубликаты оригинальных ключей. В OTS имелась установка для изготовления дубликатов, и потому техники, отправляясь на очередное мероприятие, имели в своих портфелях наборы всевозможных ключей и отмычек, а также приспособления, которые позволяли сделать копию ключа за несколько минут.

Техники также использовали портативный комплект для быстрого получения оттиска оригинала ключа. Комплект помещался в маленькой коробочке и состоял из двух половинок, заполненных пластичным материалом{321}. Оригинал ключа помещался посередине, и обе половинки крепко прижимали друг к другу для получения качественного оттиска. Позднее стали применять сплав Вуда с низкой температурой плавления, который позволял быстро получить точную копию ключа{322}.

В исключительных случаях делались попытки открыть замки неизвестного типа. Для работы в таких ситуациях в OTS изготовили специальные комплекты отмычек в небольших кожаных портмоне, которые легко умещалось в кармане пиджака{323}. Их часто использовали для открывания замков багажников, ящиков столов и других небольших замков.

В конце 1960-х гг. инженеры OTS попытались применить ультразвук для измерения основных параметров замковых устройств. Ультразвуковая технология удачно сочеталась с осциллографом, который также появился в то время. Новая техника могла дать возможность изучения и измерения основных внутренних элементов замков для получения точных размеров ключей.

Как только инженер-конструктор делал опытный образец системы, с помощью которой можно было получить точные размеры для изготовления ключей, подрядчики OTS создавали переносной вариант этой установки. Год спустя, после удачных испытаний этой системы, Корд Майер, помощник директора ЦРУ по планированию, вручил инженеру-конструктору награду в $5000. В своей речи Майер не сказал, куда удалось приникнуть с помощью этого нового прибора, но подчеркнул, что это самая большая денежная премия, которой Директорат планирования награждал когда-либо сотрудников ЦРУ за технические достижения. «Это устройство как будто из настоящего арсенала Джеймса Бонда», – добавил Майер.

Глава 15 Гении именно там, где вы ищете

Мир вырос настолько, что способен создавать дешевые и в то же время сложные устройства с большой надежностью, и может получиться кое-что весьма необычное.

Вэннивэр Буш. Как мы мыслим (The Atlantic Monthly), июль 1945 г.

В романах и кинофильмах о шпионах практически ничего не рассказывают об инженерах и ученых, которые создают специальную технику. Исключением является только знаменитая серия фильмов о Джеймсе Бонде, где присутствует технический гений, мистер Q. Великолепно оттеняя фигуру Джеймса Бонда, мистер Q неизменно решал все технические задачи в каждом киноприключении агента 007, суетясь с аппаратурой в своей лаборатории.

В отличие от мистера Q, непрерывно оснащавшего Бонда прекрасно работающей спецтехникой не всегда понятного назначения, в OTS ЦРУ каждый проект по разработке и созданию новых спецустройств был «привязан» к конкретным оперативным задачам. Фактически именно оперативные требования в большинстве своем вынуждали фирмы-изготовители, как и при конкуренции на потребительском рынке, инвестировать ресурсы в создание более сложных технических устройств. Примечательно, что главными причинами появления новых образцов спецтехники было не желание захватить рынок или увеличить прибыль, а необходимость обеспечить надежное взаимодействие агентов и офицеров разведки. Сегодня эта задача так же актуальна, как и во Вторую мировую войну – времена Ловелла и УСС.

За прошедшие десятилетия ЦРУ достигло заметных успехов в последовательном приобретении необходимой спецтехники и методов ее использования. В соответствии с потребностями и сложившимися традициями OTS искала новинки в невероятно широком кругу поставщиков. За эти годы спецтехника для шпионажа разрабатывалась и производилась как известными лидерами бизнеса, академиками, так и скромными изобретателями, остававшимися в тени. Генеральные директора компаний, заинтересовавшиеся техническими задачами, проблемами и готовые служить своей стране, выделяли силы и средства для создания закрытых технических подразделений. Нобелевские лауреаты и всемирно известные конструкторы в свободное время добровольно работали над проектами OTS.

Однако важные идеи часто поступали в ЦРУ от маленьких, узкоспециализированных частных фирм. Эти небольшие «фирмешки» с весьма ограниченным штатом сотрудников изготавливали для разведки специальные устройства с уникальными возможностями не хуже, чем транснациональные корпорации с неограниченными ресурсами. «У OTS давно сложились взаимоотношения с небольшими фирмами и лабораториями. Иногда такие коллективы включали в себя не более 10 сотрудников. Однако это были полноценные фирмы, имевшие даже бухгалтерию, – говорит Джин Неринг, менеджер OTS. – Мы всегда "темнили", рассказывая о наших поставщиках. И потому начальники в Лэнгли ворчали: "Эй, парни, что вас все тянет в крохотные мастерские-гаражи". Да, тянет! Мы так и поступаем, потому что частная лаборатория или мастерская сделают для нас "одну маленькую штучку" лучше, чем большой завод».

Возможно, именно так и было в случае с миниатюрной фотокамерой T-100, наверное, самой эффективной техникой шпионажа времен холодной войны. Разработанная и созданная небольшой фирмой в промышленной зоне Восточного побережья США, пленочная камера T-100 была исключительным инструментом шпионажа. В отличие от камеры «Минокс», которая первоначально была разработана и продавалась как обычная фототехника, Т-100 была сложным и узкоспециализированным устройством с уникальными оптико-механическими параметрами, и кроме сферы шпионажа, эту фотокамеру больше нигде нельзя было использовать. Т-100 работал как фотоаппарат с простой наводкой на объект съемки, не имел видоискателя, но требовал кропотливого процесса установки специальной фотопленки в крохотную миниатюрную фотокассету. Конструкция T-100 была рассчитана только на одну функцию – дать агенту возможность тайно сделать четкий фотоснимок оригинала документа, копии или схемы на листе бумаги, лежащим непосредственно перед ним.

«Только подумайте: эта исключительная и во всех смыслах совершенная фотокамера была полностью бесполезной как коммерческий продукт, – рассказывал Джин. – Она могла сделать превосходный фотоснимок листа формата А4. Но у этой фотокамеры была только одна глубина резкости – около 30 см – и никакой другой».

Сборка новой фотокамеры T-100 более всего напоминала технологию изготовления часов. Владелец компании собирал каждую фотокамеру под большой лупой, что только подчеркивало необычное назначение этого великолепного шпионского устройства. «Все необходимые материалы и компоненты были у него под рукой, – объяснял Джин, который как-то присутствовал во время сборки фотокамеры. – Это был реальная Машина Руби Голдберга[16], в которой крошечные детали соединялись в целый блок».

Камера Т-100 была уникальным устройством и обеспечивала высокий уровень оперативной безопасности. Контрразведка не могла предпринять контрмеры против такого агентурного устройства, тем более что она не сразу узнала о его существовании. Однако эта же уникальность камеры в конечном счете стала причиной беспокойства в Лэнгли. В конце 1970-х гг., когда фотокамера T-100 уже доказала большие технические возможности шпионажа во время холодной войны, руководители забеспокоились о будущих поставках. Маленькая компания-изготовитель была единственным поставщиком такой техники; в ней работал редкий мастер, способный собрать в одно целое все крошечные компоненты. Именно в этом и была опасность для ЦРУ – а вдруг у мастера начнут дрожать руки или он случайно получит травму?

Конструктор-создатель Т-100 понимал уязвимость своего изобретения и сделал для ЦРУ все необходимые спецификации и чертежи. Сложная технология сборки объектива из десятка компонентов, устанавливаемых друг за другом, на первый взгляд казалась вполне понятной, логичной и доступной для других изготовителей. Поэтому ЦРУ обратило внимание на одну из ведущих оптических компаний США, как на возможную базу для создания компонентов и сборки Т-100.

«Мы показали им сборочный чертеж и спросили, что они думают. Смогут ли они это сделать? – вспоминал Джин. – Нам ответили: "Нет, эта штука работать не будет. Свет не будет фокусироваться должным образом, и вы никогда не сделаете снимок с помощью такого микрообъектива". Естественно, мы не стали говорить, что у нас уже есть 50 фотокамер на складе и все они прекрасно работают. Мы ответили: "Большое спасибо", – и ушли».

Другой потенциальный претендент на изготовление Т-100 появился после того, как в Лэнгли разрешили дружественной разведывательной службе позаимствовать некоторые из своих специальных фотокамер. Почти сразу техническое подразделение этой службы попросило разрешения сделать свою собственную модель. ЦРУ согласилось поделиться чертежами, надеясь, что заграничное производство, возможно, станет вторым важным источником уникальных фотокамер. После нескольких месяцев дружественная разведка сообщила, что они не в состоянии сделать копию устройства.

Сами изобретатели, работавшие на ЦРУ, были столь же незаменимыми, как и устройства, которые они создавали. Одна из наиболее странных встреч, о которой вспоминает Джин, произошла в процессе поиска новой энергоемкой электробатареи в окрестностях штата Нью-Йорк. «В один из февральских дней я собирался туда вылететь. Меня встретили в аэропорту, и по дороге мой коллега сказал: «Это наш не совсем обычный подрядчик. Это маленький чудак».

Теряясь в догадках, Джин добрался до пригородного дома изобретателя и обнаружил его на заднем дворе – тот рыл траншеи с помощью небольшого экскаватора. Закончив свое рытье, изобретатель вскочил на маленький бульдозер и засыпал траншею. Как оказалось, рытье траншей, оврагов и последующее их заполнение были его хобби.

После представлений и любезностей друг другу изобретатель пригласил двух офицеров ЦРУ для осмотра его мастерской. «Мы вошли в подвал, где были сварочные аппараты, сверлильные станки и много других инструментов, и все это говорило о том, что перед нами настоящий мастер, – рассказывал Жан. – И среди всего этого хлама изобретатель собирал вручную в подвале небольшие батареи. Но такие люди были единственными в своем роде, и они понимали наши необычные запросы».

Оригиналами были не только внешние подрядчики ЦРУ. Одним из легендарных инженеров OTS стал Брайан Холмс, которого помнят за его потрясающий личный стиль работы и невероятный творческий потенциал. Холмс был непревзойденным технарем, но руководителей и коллег сводила с ума неисправимая беспечность этого сотрудника, оставлявшего секретные бумаги где попало. Эти нарушения были причинами тщательных проверок соблюдения секретности, которые нервировали все подразделение.

«Брайан был кошмаром, просто катастрофой. Этот сукин сын по праву получал свои награды за придумывание всяких штучек, которые никто другой не мог сделать», – рассказывал Грэг Форд, старший менеджер OTS.

Но еще хуже приходилось инспектору, непосредственно контролировавшему работу Холмса; он был полной противоположностью блестящему, но безалаберному инженеру. Волею случая эта пара работала вместе, это было забавно и печально одновременно. Доведенный в конце концов до отчаяния, инспектор попросил Форда принять его. Он больше не мог всего этого выносить.

Форд сказал инспектору: «Вы лучший руководитель подразделения, но если завтра утром у вас что-то случится, то уже днем найдут, кем вас заменить. Но если я потеряю Холмса, я никем не смогу его заменить. Прошу вас, найдите решение, чтобы работа не страдала».

После долгих размышлений у Форда возникла идея. В противоположной части комплекса ЦРУ, где размещались помещения OTS, было несколько сейфовых хранилищ размерами с комнату, построенных специально для громоздкого секретного оборудования, которое не помещалось в стандартные кабинетные сейфы. Эти комнаты были без окон, имели стальные сейфовые двери, хорошие освещение и вентиляцию. Форд переместил стол Холмса и все его оборудование в одну из таких сейфовых комнат, сделав там его новый кабинет и лабораторию.

«Брайан был счастлив, – рассказывал Форд. – Теперь весь его хлам был раскидан повсюду на столах и вокруг них. Но он знал, где и что находится. И это вполне его устраивало. В конце дня он не должен был прятать что-то в сейф, ему оставалось только закрыть за собой сейфовую дверь. Естественно, я всегда давал указание, чтобы кто-то проверил его кабинет».

Для Форда неаккуратный Холмс принадлежал к той редкой и драгоценной категории инженеров, которых он про себя называл «гениальными выродками». «Такие люди были бесценны для нас, мы настойчиво приглашали их работать в ЦРУ и затем давали достаточно свободы творить чудеса. Одной из моих задач было найти таких уникальных специалистов и убедить их работать на OTS, а затем заботиться о них».

Поиск, оформление и обеспечение этих талантливых инженеров и ученых стали главной задачей Форда в ЦРУ. После Второй мировой войны, а затем во время холодной войны ценность спецтехники в мероприятиях разведки постоянно росла, поскольку аппаратура становилась меньше и все более удобной для камуфлирования. «И здесь наука стала настоящими руками разведки. Мы находимся в состоянии важной и ответственной конкуренции с научными разработками Варшавского блока и особенно с советской наукой, и мы должны любым способом сохранить лидерство, – писал Аллен Даллес в начале 1960-х гг. – Возможно, что однажды у нас получится разработка, столь жизненно важная, как радар для Великобритании в 1940 г.»{324}.

Многие разделяли оценки Даллеса, касающиеся важности спецтехники шпионажа и тайной войны, в том числе профессор Массачусетского технологического института Вэнивар Буш. Во время Второй мировой войны Буш был председателем Национального комитета по оборонным исследованиям – той самой организации, в которую был принят на работу Ловелл и из которой в конечном счете появилась OTS{325}.

В конце войны мысли профессора Буша уже далеко опережали свое время, именно тогда он писал свой, опубликованный в июле 1945 г. в Atlantic Monthly, оригинальный трактат «Как мы мыслим» (As We May Think) о науке и способах мышления. Способность Буша проникать в суть проблемы позволила ему сделать абсолютно верный прогноз: «Мир развился настолько, что способен создавать дешевые и в то же время сложные устройства, и с уверенностью можно утверждать, что вскоре мы станем свидетелями появления невиданных ранее устройств».

Вот выдержка из работы «Как мы мыслим»:

«Типичное устройство будущего, предназначенное для индивидуального пользования, будет представлять собой нечто, напоминающее частный архив и библиотеку, автоматически обработанные специальными машинами. Если ему необходимо название, то можно наугад назвать его как Memex – устройство, в котором человек хранит все свои книги, отчеты и контакты, и которое обладает большими гибкостью и скоростью. Это будет лучшее дополнение к возможностям человеческой памяти».

Memex Буша – это персональный компьютер XXI века, хотя многие его прогнозы сбылись и в сотовых телефонах, и в смартфонах, и в ноутбуках и даже в Интернете – во всем, что дополняет возможности нашей памяти.

Во втором документе, написанном в это же время для президента Рузвельта и названном «Наука без границ. Доклад президенту» (Science the Endless Frontier: A Report to the President), Буш утверждал, что наука – это главный ресурс Соединенных Штатов как в мирное время, так и во время войны:

«Правительство должно способствовать расширению границ науки, и это является основой политики Соединенных Штатов. Наука откроет новые земли для пионеров… В мире границы постепенно стираются, в науке же они остаются. Именно в соответствии с американскими традициями эти новые границы должны быть разрушены на благо всех американских граждан».

В 1950-х гг. ЦРУ оказалось в сложном положении в сфере создания новой спецтехники и пополнения своих штатов инженерами и учеными нужных специальностей. И это вовсе не было простой задачей. После Второй мировой войны мужчины и женщины с техническим образованием и техническими склонностями становились «штучным товаром», суперзвездами. В компании Bell Labs спроектировали транзисторы, а затем интегральные схемы. Корпорация Xerox совершала революцию в компьютерных технологиях, преобразовав обычный финансируемый правительством проект в первый компьютер с мышкой и графическим интерфейсом. Пластмассы, синтетические материалы, реактивные двигатели и телевидение сделали инженеров, занятых в промышленности, богатыми, изменили качество жизни американцев.

Даже скромная стартовая зарплата не была препятствием для пополнения рядов OTS, проблема была в ином. Из-за секретности работы служащим ЦРУ не разрешалось публиковать свои труды или получать патенты. Работая на ЦРУ, они материально имели меньше, чем в частном секторе, и к тому же не могли добиться профессионального признания, которое часто сопровождается публикациями или шумными презентациями научных достижений. Правила безопасности требовали, чтобы их тяжелая работа, часто неоценимая, оставалась секретной. Наконец, они никогда не знали, пригодились ли результаты их трудов в оперативной деятельности.

Однако в Лэнгли нашли способы заставить работать на себя технические и научные таланты Америки. Модель сотрудничества OTS с частными компаниями, которая хорошо служила разведке США во время Второй мировой войны, продолжала быть для OTS окном в сферу передовых исследований. В конечном счете эта модель обеспечила решающее преимущество США перед централизованной советской системой. Этот факт был отмечен даже советскими лидерами. «Мы испытываем недостаток в разработчиках и конструкторах на производстве, – сказал как-то Лаврентий Берия, глава НКВД. – Все полагаются на единственного поставщика, завод "Электросила". А у американцев есть сотни компаний с большими заводами»{326}.

Советский Союз, в отличие от США, обращался со своими талантами совершенно по-другому. Там инженеры, блестящие и перспективные ученые и математики, были отобраны и направлены на «специальные» работы. Если они соответствовали особым требованиям, их направляли в разведку, а наиболее талантливых сажали в тюремные лаборатории, называемые «шарашками»{327}. Именно там рождались такие уникальные специзделия, как «Вещь», лучшие образцы вооружений Советского Союза, самолеты и ракетные технологии, включая первые ядерные устройства{328}. Знаменитый советский авиаконструктор А. Н. Туполев содержался в одной из таких тюрем недалеко от Москвы{329}, как и всемирно известный физик П. Л. Капица. Об этом писал Александр Солженицын в книге «В круге первом»{330}, повествующей о его собственном опыте работы в шарашке, известной как Институт № 01, в котором содержался и Лев Термен – создатель «Вещи»{331}.

У советских ученых просто не было выбора, как и где применять свои таланты. «Оставьте их в покое, – говорил Сталин относительно заключенных в тюрьму ученых. – Расстрелять мы их всегда успеем».

Однако Берия ошибался, предполагая, что вся индустриальная мощь Америки была сосредоточена на системах безопасности или на разведке. Послевоенная промышленность была в значительной степени ориентирована на обычного потребителя или на промышленность. А OTS старалась приспособить инновационную коммерческую и военную технику для специального назначения.

Изобретательность TSD проявлялась не только в создании техники подслушивания, но и самолетов. Арест Северной Кореей военного корабля США «Пуэбло» в январе 1968 г. стал толчком для одного из самых амбициозных проектов ЦРУ в сфере авиации. Ни администрация Джонсона, ни администрация Никсона не имели инструментов для того, чтобы отомстить за такие инциденты, они могли лишь объявить «обидчику» войну.

В соответствии с запросом Белого дома весной 1970 г. TSD получил задание создать средство для доставки систем разведки или военизированных групп в труднодоступные места. «Этот проект начался после высказываний Генри Киссинждера, советника по национальной безопасности президента Никсона, – вспоминал один из руководящих офицеров ЦРУ. – Мы понимали, что он хотел получить секретный доступ к стратегическим северокорейским целям, если мы когда-либо решим напасть и разрушить их».

Военные или экономические северокорейские объекты были доступны для американской авиации, и такое задание теоретически мог выполнить «тихий» ночной вертолет, чтобы скрыть «руку» Штатов в такой операции. Кроме этой миссии, разведка использовала бы такой вертолет, например, для установки секретных датчиков сбора разведывательных данных, а также для спасательных операций по освобождению заложников.

Первичными требованиями к воздушному судну была дальность полета более 1500 км без дополнительной заправки горючим и грузоподъемность, допускающая наличие на борту двух сотрудников с багажом до 70 кг. С учетом всего этого разработчики сразу обратили внимание на вертолет Hughes ОН-6, который мог быть основой проекта. OTS получила со склада образец вертолета, и началась работа по снижению его рабочих шумов.

«Сначала мы уменьшили скорость оси на главном роторе, – рассказывал Джек Найт, офицер OTS, который возглавлял проект. – Это потребовало ротора с пятью лопастями вместо четырех, чтобы получить такую же подъемную силу. Мы смогли переместить то же самое количество воздуха при более низких оборотах в минуту и сохранить такую же подъемную тягу. Хвостовой ротор также изменили – с двух до четырех лопастей».

Попытка решить проблему шума вертолета обусловила возникновение нескольких других проблем. Первая попытка изменить глушитель потерпела неудачу, так как подрядчик спроектировал модель, которая весила почти 180 кг, что было слишком много для Hughes ОН-6. Однако Найт узнал, что один из коммерческих авиапроизводителей работал над программой уменьшения шумов реактивного самолета, и решил навестить эту фирму. «Там был конструктор, который занимался снижением шумов для пассажирского самолета для дальних рейсов, и мы решили с ним встретиться, – рассказывал Найт. – Мы попросили фирму поработать для нас несколько месяцев, но у компании были другие планы. Мы были разочарованы, однако, провожая нас, сотрудник вручил мне визитную карточку с его домашним телефоном, написанным на оборотной стороне. Вечером я позвонил ему, и он сказал, что будет работать над проектом в свободное время. И он спроектировал систему глушителя для двигателя, которая весила приблизительно 13 кг и прекрасно подходила нам».

«Этот инженер сделал для нас анализ шумового спектра двигателя и спроектировал уникальные и сложные шумопоглощающие камеры. Так же, как и в дорогих громкоговорителях, где есть фазоинверторы, с помощью которых акустики увеличивают уровень определенных частот, в проекте нашего инженера выполнялась противоположная функция, где звук загонялся в ловушку из точно расставленных особых перегородок».

Сделав роторы и двигатель, которые работали значительно тише, Найт и его команда занялись шумами других движущихся частей вертолета. Они обратили внимание на маленькие, но весьма шумные генераторы, которые обеспечивали вертолет дополнительной энергией. В результате была создана технология, электронные компоненты которой требовали меньше энергии и меньших, более тихих генераторов. «После этого мы вдруг нашли шумный клапан в топливной системе управления, – вспоминал Найт. – Вы никогда не слышите его в нормальном вертолете, только при ускорении. Я привез этот клапан изготовителю и попросил его снизить его шум. Они посмотрели на меня как на психа. Тем не менее они сделали силиконовые вставки, чтобы смягчить шум движущихся частей».

Через два месяца проект был полностью закончен. Результатом был новый Hughes ОН-6, работающий в «тихом» режиме, способный подниматься в воздух с площадки размерами не более 150 м. Полет на оптимальной скорости в 150 км/ч был для вертолета менее экономичным, в то время как более высокие скорости увеличивали шум, но зато улучшали экономию горючего.

Ричард Хелмс, в то время директор ЦРУ, следил за ходом проекта по созданию бесшумного вертолета с большим интересом. Он периодически вызывал Найта для ознакомления с этапами работы и беседовал с ним, часто останавливаясь на показателях «спокойный» и «бесшумный». И вот однажды Лоренс Хьюстон, старший юрист директора ЦРУ, позвонил Найту. «Я хочу отправиться в Калифорнию и послушать эту штуку», – заявил Хьюстон.

Найт доставил Хьюстона в городской аэропорт поздно вечером, они остановились в центре темной взлетно-посадочной полосы. Найт организовал демонстрационный полет стандартного вертолета Hughes ОН-6, шум которого был слышен с другого конца полосы. Хьюстон и Найт стояли на взлетном поле, потом звук стал исчезать и пропал полностью. После нескольких минут ожидания Хьюстон спросил, когда же прибудет «тихий» вертолет. «А он уже здесь», – ответил Найт, и дал пилоту команду по радио, чтобы он сделал второй заход и включил внешние огни.

«Ну и тихий же этот сукин сын», – воскликнул Хьюстон. Его отчет директору ЦРУ снял проблему «спокойный и бесшумный».

Вторым главным требованием для нового вертолета была способность видеть ночью. Найту и его команде из OTS была нужна система инфракрасного видения (Forward-Looking Infrared – FLIR), которая позволяла выполнять ночные полеты на низкой высоте. Найт нашел небольшие и доступные системы FLIR весом не более 100 кг, но с плохим качеством изображения.

В принципе, инфракрасный прибор видит не градации света, как видеокамера, а только различия в температуре. Он показывает высокую температуру объекта, как испускаемый им свет.

Когда Найт попросил, чтобы военная компания – изготовитель компонентов помогла решить проблемы с системой FLIR, были вызваны два молодых инженера. Найт, слушая их идеи, уже не сомневался о целесообразности следующей встречи с ними. А эти инженеры увидели в сотрудничеством с ЦРУ возможность воплотить в жизнь свои идеи.

На следующее утро, когда Найт снова посетил компании, менеджер, отвечающий за создание FLIR, был настроен решительно и недружелюбно. Менеджер чувствовал, что молодые инженеры раскручивают идею, которую, возможно, нельзя будет реализовать, и не хотел рисковать репутацией компании, взявшись за рискованный проект. Найт составил письменное подтверждение для компании и для менеджера, которое освобождало их от любой ответственности за результат проекта. «Я хотел получить этих парней, потому что был убежден, что они смогут сделать кое-что, чего никто раньше не делал», – вспоминал Найт.

Через два месяца у этих двух инженеров был опытный образец системы. Они создали новый способ обработки инфракрасных излучений. Молодые инженеры реконструировали существующую технику для создания приемника из 15 чувствительных элементов, сложенных вместе, что и было датчиком, способным «смотреть» в горизонтальных и в вертикальных плоскостях. Дополнительные элементы позволили системе принимать большее количество информации, которая после обработки давала более детальное изображение. В результате чувствительность оказалась настолько высокой, что система FLIR была уже сравнима со стандартами телевизионного сигнала.

«Мы сказали инженерам, чтобы новая система весила не более 50 кг, но они преподнесли нам всего 7 кг. Мы получили устройство, которое распознавало изображения, правда, не телевизионного качества, но близко к этому, – рассказывал Найт. – Наши люди не могли поверить в то, что они действительно видят это изображение.

Это было здорово – мы могли получать изображения лиц с таким разрешением, что были видны кровеносные сосуды. Новое устройство было просто потрясающим, и я думаю, оно на голову превосходило любые разработки в области FLIR, которые велись в то время в Америке».

Техника и агент становились взаимозависимыми, поскольку каждый получил возможности и уровень безопасности, ранее недостижимые. Крошечные, надежные, долго работающие акустические спецустройства могли добывать и сохранять нужную информацию даже при отсутствии доступа агента в помещение. Маленькие закамуфлированные фотокамеры для съемки слабо освещенных объектов имели высокую чувствительность и позволяли агентам тайно копировать документы даже на охраняемых территориях. Радиопередатчики с малой мощностью предоставляли агентам линии связи с кураторами, с которыми они никогда в жизни не встречались.

Технику повышенной сложности стало труднее находить. Многие из компаний, найденных Джином, которые в 1950–1960 гг. были крохотными частными мастерскими, к 1970-м гг. значительно выросли, а некоторые приобрели статус международных. Часть из них уже была не в состоянии или не желала приспособиться к производству малых партий, типичному для специальной техники. Появилась та же самая проблема, которая стояла и перед Ловеллом 30 лет назад в период привлечения фирм в специализированную и не очень выгодную для бизнеса область разведки. Теперь эту проблему решало новое поколение управленцев ЦРУ.

В начале 1970-х гг. OTS в поисках цифрового устройства для расширения объемов памяти обратила внимание на технику, используемую на спутниках разведки, которая передавала изображение в цифровом виде. Эта техника, казалось, предоставляла массу возможностей. После получения подтверждений, что ученый Джеймс Эрли делал интересные разработки в этой сфере, работая в Fairchild Semiconductors, OTS послала Форда, чтобы разобраться на месте. Ранее один из нобелевских лауреатов, Уильям Шокли, демонстрировал транзистор, разработанный компанией Bell Labs, постоянно заявляя о возможностях этой новой техники для коммерческого рынка и для промышленности{332}.

Когда Форд переступил порог лаборатории Эрли в компании Fairchild, со времени изобретения транзистора уже прошло два десятка лет, и Эрли, старший научный сотрудник, уже пользовался авторитетом у конструкторов и в научных сообществах. Однако Форд увидел ученого, который не почивал на лаврах и демонстрировал неудержимый энтузиазм в продвижении цифровых технологий. «Я наблюдал 45 минут, как он чертил на двух досках, занимавших одну стену его кабинета, огромное количество формул и схем, которых бы хватило для постройки атомной бомбы, – шутил Форд. – Наконец я сказал: "И вы собираетесь сделать эту штуку?"»

Проблемой, с которой столкнулся Форд, было отсутствие у OTS бюджета для теоретических исследований. Вне зависимости от суммы финансирования в конце процесса должно появиться новое устройство! Именно так Форд инструктировал Эрли перед началом создания новой фотокамеры. Эрли обозначил цену в $25 000 и попросил на все про все три месяца. Форд передал ему $50 000 и в уме прикинул, что устройство появится через девять лет, а не за 90 дней.

Однако спустя три месяца Эрли был в кабинете Форда и настраивал свое хитроумное изобретение – маленькую коробочку с 16-мм объективом, установленным с одной стороны, и проводами, выходившими с другой стороны, которые шли к монитору и к источнику питания. Эрли включил свое устройство, и Форд увидел одно из первых цифровых изображений, полученных с помощью нового устройства, прототипа ССD-камеры.

«Эта штука отлично работала. И я перезвонил в научно-исследовательскую лабораторию, где уже велись аналогичные изыскания, и сказал: "Меня не волнует, кто там у вас работает и над чем! Гоните всех в шею"», – вспоминал Форд{333}.

Технология CCD фактически совершила революцию, сделав возможной передачу изображений в реальном масштабе времени из космоса, а также заменив классические фотокамеры на рынке бытовой техники. «Мой руководитель однажды спросил, что убедило меня в том, что Эрли сможет это сделать, – вспоминал Форд. – А я ответил ему, что ничего. Парень перестал обращать на меня внимание после того, как написал на доске первую свою формулу. Но я смотрел на этого инженера, которому было 60 с хвостиком, одного из соавторов транзистора, а он прыгал вокруг доски, как 25-летний юноша. И я даю деньги таким людям, как он».

Другой проблемой, стоящей перед ЦРУ, был сам характер развития техники. Скорость, с которой техника прогрессировала за эти три десятилетия после Второй мировой войны, заставила инженеров OTS пребывать в постоянном соревновании с потребительским и промышленным рынками. «Это была гонка, чтобы обеспечить спецтехникой резидентуры прежде, чем у любой другой службы появятся свои контрмеры. Я должен сделать свое секретное изделие, опередив развитие техники, – рассказывал один из ведущих научных сотрудников OTS. – Например, до середины 1980-х гг. не было никаких сотовых телефонов, и вы не смогли бы купить портативную радиостанцию, достаточно маленькую для тайного использования. Таким образом, мы должны были создать подобное спецоборудование. Теперь же любой может купить большинство устройств, аналоги которых нам приходилось изобретать во времена холодной войны».

Соревнование между потребительским и промышленным рынками было полем, где OTS никогда не выигрывала. Иногда, правда, достижения частных компаний невероятно сокращали оперативную жизнь спецтехники. Однажды в 1970-х гг. OTS потребовалось улучшить компактный аппарат звукозаписи, и был заключен контракт с подрядчиком, взявшимся уменьшить размеры стандартной кассеты, чтобы в конечном счете снизить габариты портативного магнитофона. Подрядчик успешно поставил изделие, но все его усилия были потрачены впустую, так как несколько месяцев спустя на коммерческом рынке появились первые магнитофоны для компакт-кассеты.

Однако развитие потребительского рынка электронной техники приносило выгоду оперативникам. Например, наушники для плеера вместе с дешевыми карманными калькуляторами, пейджерами и электронными часами стали весьма распространенными в 1980-е гг. Эти изделия были также приспособлены и для скрытого применения. Акустические приемники, ранее скрываемые в ухе офицера, могли теперь быть замаскированы под наушники для музыкального проигрывателя или сотового телефона.

Иногда стандартные коммерческие устройства применялись для шпионажа без всякой модификации. Так, в 1980-е гг. в одном европейском городе в кабинете врача автоответчик получал сообщение среди ночи. Таким образом несколько раз в месяц руководитель операции звонил в этот кабинет, оставлял короткое сообщение и затем вешал трубку. Немного позже в этот кабинет звонил агент и подавал сигнал, чтобы получить доступ к сообщениям на автоответчике. После расшифровки инструкций, например, для закладки или выемки тайника, он стирал секретное сообщение с автоответчика, а также звонил в ответ, чтобы подтвердить получение секретного сообщения.

Один ученый OTS вспоминал беседу с офицером-агентуристом, возвратившимся из Европы в середине 1980-х гг. Оперативник предложил устройство, кем-то названное «сотовым телефоном». «Я хочу его использовать. Выясните, как я смогу делать секретные звонки агенту», – спросил он разработчика.

В результате ученый связал оперативного сотрудника, увлекавшегося техникой, со старшим инженером, чтобы выяснить, как можно применять в качестве системы оперативной связи первые модели сотового телефона. Идея, в которой так нуждалась команда из трех сотрудников ЦРУ, пришла из криминального мира. В то время торговцы наркотиками в крупных городах контролировали звонки сотовых телефонов и «взламывали» сим-карты, чтобы затем их тайно перепродавать. В ЦРУ эта идея была реализована в подобных устройствах для перехвата из радиоэфира случайных номеров в заранее выбранных зарубежных странах для создания тайной телефонной системы дублирования, названной «портативный телефон-автомат». Звонки короткой продолжительности поступали на случайные номера, чтобы скрыть любую связь между оперативником и агентом. Чужой, заимствованный код только добавлял несколько пенни к телефонному счету его настоящего владельца.

«Так получалось, что техника становилась более автоматизированной, более умной и более адаптивной, – рассказывал один ученый из ЦРУ. – Чем больше мы делали, тем больше от нас требовали. Новая техника позволяла нам осуществлять многое из того, о чем раньше можно было только мечтать. Но, к сожалению, устройства все быстрее устаревали».

Печатные платы и компьютерные микросхемы обеспечивали разработкам OTS миниатюризацию и гибкость при создании специального оборудования. Цифровая память как общий компонент современных электронных устройств невероятно расширила возможности хранения и записи разведывательной информации. Спецтехника шпионажа становилась все более и более неотличимой от потребительской электроники даже при тщательной экспертизе.

Цифровые технологии также вызвали к жизни концепцию «электронного прикрытия», как это было ранее в классических тайниках и камуфляже. С помощью этих новых технологий создавались шпионские программы, глубоко спрятанные в недрах операционной системы электронного устройства. Бытовые электронные устройства стали многофункциональными, например обычный сотовый телефон может хранить в памяти музыку одновременно с дневником и текстами сообщений, и это станет в XXI веке новым техническим рубежом для OTS.

Часть V Тюрьма, пуля, паспорт, бомба

Глава 16 Выдающаяся стойкость и образцовое мужество в кубинской тюрьме

Вам нельзя брать с собой в район мероприятия то, что сможет раскрыть вашу личность или показать, что вы агент государственной службы.

Приказ офицеру разведки США, направленный в Латинскую Америку в 1905 г.{334}

8 сентября 1960 г. американские бизнесмены вышли из самолета в Гаване. В паспортах и туристических визах, которые они предъявили кубинским чиновникам, значилось «Даниель Карсвелл, инженер-электрик из Истчестера, штат Нью-Йорк», «Юстас Ван Брант, инженер-механик из Балтимора, штат Мэриленд» и «Эдмонд Тарански, инженер-электрик из Нью-Йорка»{335}.

Кроме проездных документов, у них были кредитные карточки, водительские права и другие документы, подтверждающие их личности. Однако все эти официальные документы были мишурой. Профессиональные художники OTS, имевшие большой опыт в изготовлении и копировании документов и создавшие все это «классическое содержимое бумажника», назвали бы это «карманным мусором ЦРУ»{336}.

На самом деле Юстас Ван Брандт был инженером OTS Торнтоном Андерсеном (Энди), а Эдмонд Тарански – Уолтером Замински (Вилли), техником по системам акустического контроля. Третий турист, путешествующий как Дэниел (Дейв) Карсвелл, был старшим группы, которого все называли Крист. Он был недавно назначен руководителем подразделения акустических операций и считался наиболее грамотным специалистом ЦРУ в мероприятиях подслушивания и установке спецтехники{337}.

Имея при себе документы прикрытия и придерживаясь заранее разработанной легенды, все трое прибыли на Кубу для выполнения в течение недели мероприятий по установке техники подслушивания в новое здание посольства одной страны, строительство которого еще не было завершено. Это был редкий для ЦРУ шанс, и появился он после решения кубинских властей начать дипломатические отношения с недругами Америки.

ЦРУ заранее узнало место строительства и заключило договор с его владельцем, чтобы позволить техникам установить систему подслушивания на этапе возведения нового здания. Мало того, что это был великолепный шанс внедрить спецтехнику непосредственно в намеченную цель разведки, сам план операции был вполне выполним. Хозяин стройки мог разрешить трем американцам доступ на стройку в любое время суток, и никто бы не стал задавать никаких вопросов.

Учитывая это обстоятельство, бригада Криста запланировала вначале провести полное предварительное обследование места установки спецтехники, чтобы затем уже работать без опасения расшифровки. Единственным тревожным моментом был рост антиамериканских настроений у кубинского правительства. С тех пор как ранее популярный у американцев курорт стали редко посещать туристы, прибытие в тропики трех американцев в поисках приключений могло привлечь пристальное внимание службы иммиграции или сотрудников кубинской контрразведки.

Летом 1960 г. на Кубе внешне все еще было безопасно, но тревожные изменения уже начались. Прошло чуть больше года после революции, а репутация Кубы как прекрасного места для семейного отдыха стала быстро меняться. В Гаване все чаще происходили гражданские волнения, и в американскую Флориду потекли кубинские беженцы. На все более настойчивые протесты режим Кастро отвечал массовыми арестами. Кубинские бизнесмены, поддерживавшие свергнутого диктатора генерала Батисту, получили клеймо «контрреволюционеров» и уже начинали бояться нового кубинского правительства.

Несмотря на эти тревожные события, политическая ориентация Кастро пока оставалась неясной. Находясь у власти менее двух лет, Кастро по-прежнему отрицал коммунистические ценности, хотя его решение в 1960 г. «подружиться» с коммунистическим Китаем за спиной тайваньского правительства должно было открыть миру глаза на предпочтения кубинского руководителя{338}.

США пока поддерживали дипломатические связи с правительством Кастро, но обстановка осложнялась, и отношения между странами явно ухудшались. Фиделя Кастро возмущали и конфликт вокруг импорта кубинского сахара в США, и осуждение Америкой правительственного контроля кубинской прессы, профсоюзов и университетов. Куба также возобновила дипломатические отношения с СССР, радостно встретив нового посла Сергея Кудрявцева, который 15 лет назад был объявлен канадским правительством персоной нон грата в связи с делом о советской агентурной сети в этой стране{339}. Теперь у Советского Союза в лице «друга Кастро» появилась точка опоры в Западном полушарии, всего в 150 км от США.

В своих речах, обращенных к мировой общественности, говоря об отношениях с Америкой, Кастро рисовал радужную картину. Кубинские же беженцы, оказавшись во Флориде, сообщали о нарушениях прав человека, а также о пустых обещаниях кубинского лидера не национализировать частные фирмы. В одном из своих многочисленных выступлений в декабре 1959 г. Кастро запретил даже Санта Клауса вместе с импортом рождественских елок{340}.

Поскольку формальный разрыв отношений между двумя странами становился все более вероятным, ЦРУ начало формировать основы для ведения разведки на острове. В сельской местности создавались запасы техники и шпионского оборудования. Агентам, которым теперь следовало прекратить личные встречи, дали дополнительные средства безличной связи, такие как тайнописные рецепты и планы тайниковых операций.

В течение лета 1960 г. сотрудники ЦРУ фиксировали периодическое наружное наблюдение со стороны службы безопасности Кубы, которая вела слежку за маленьким офисом в Гаване. В этом офисе базировалась небольшая команда завербованных ЦРУ кубинцев, которых привлекли для поддержки мероприятий американской разведки{341}. А тем временем подразделения ЦРУ уже планировали одобренные Белым домом тайные операции против Кубы, включая вооруженное вторжение на остров отрядов контрреволюционеров-беженцев и возможное убийство кубинского лидера{342}.

Сентябрьское мероприятие подслушивания планировали провести во что бы то ни стало, учитывая вероятность отзыва с острова всех официально находящихся на Кубе американцев. Проводимая месяцем ранее подобная операция подслушивания против другого объекта потерпела неудачу из-за организационных проблем. Плюс ко всем этим неприятностям начался сезон ураганов, и все ожидали знаменитый тайфун «Донна», который, рождаясь в Карибском море, угрожал как поездкам на Кубу, так и планам ЦРУ{343}. Эти обстоятельства убеждали: задержка даже на несколько дней могла повлечь за собой срыв всей операции.

TSD должен был как можно скорее использовать удобный момент, однако в ЦРУ испытывали большой дефицит в «свободных» офицерах-акустиках. Заканчивалось лето, некоторые сотрудники были в плановых отпусках, другие направлялись к местам новых назначений, а оставшиеся офицеры-техники обслуживали операции ЦРУ по всему миру.

Вилли, опытный офицер-техник, вернулся из отпуска после командировки в Азию и направился на Кубу для проведения операции, даже не навестив родителей. Энди, инженер-акустик, рассматривал предстоящую операцию как шанс отличиться. Он верил, что его личный опыт в установке спецтехники поможет ему решить оперативные задачи и внедрить спецоборудование оптимальным образом. Дейв, отвечавший за качество работы акустической спецтехники, также был профессионалом своего дела. И ни у кого не было причин сомневаться в том, что все трое через несколько дней вернутся домой{344}.

После встречи в Гаване с офицером ЦРУ, руководившим этой операцией, техники распаковали свои инструменты и технику подслушивания. Все шло по плану, когда неожиданно начались проблемы. Вдруг ни с того ни с сего струсил владелец здания и отказался пускать бригаду на стройку. Это было серьезной проблемой, но оперативный офицер резидентуры, который был на связи с бригадой, заверил, что поездка не будет напрасной. Местная резидентура ЦРУ получила разрешение из Лэнгли организовать прослушивание другого объекта – открывающегося офиса китайского Агентства печати, который располагался в новом высотном здании Seguro Medico в центре Гаваны{345}.

Эта операция казалась всем достаточно простой. Кубинский учитель танцев по имени Марио, оперативный контакт ЦРУ, арендовал квартиру этажом выше китайского офиса. В случае возникновения проблем, техники TSD могли перебраться со своим оборудованием в квартиру секретаря посольства США, живущего в этом же здании.

На следующий день в центре города, в кафе, техники встретились с оперативником ЦРУ для получения подтверждения о готовности начать мероприятие. В кафе прибыл Марио и, выпив чашку кофе, уехал, не обращая внимания на четырех американцев. Его пустая кофейная чашка была сигналом «добро» для техников, которые планировали вначале осмотреть помещения, где предполагалось провести мероприятие. Резидентура опасалась, что осведомитель ЦРУ попал под наблюдение кубинских спецслужб, и операцию было решено провести без контрнаблюдения. Все согласились, что это довольно рискованно для техников – работать в квартире агента. Предполагалось, что они останутся в квартире агента до полного завершения операции по установке спецтехники.

Прибыв в здание Seguro Medico, Энди и его коллеги заметили отсутствие на месте консьержа. Это был хороший знак. «Было воскресенье, и потому внутри никто нам не встретился. Мы вошли в лифт и поднялись на несколько этажей выше, чтобы затем спуститься по лестнице в квартиру агента. Мы ее обследовали, чтобы определить материал стены и местоположение электросети. Мы обсуждали, какое оборудование придется использовать для сверления и последующей заделки мест вскрытия, а также то, каким образом мы разделим работу между собой. Мы уже подготовили "план внедрения", чтобы сократить время последующей работы. Наконец мы вернулись в свой безопасный дом», – вспоминал Энди{346}.

На следующий день, после согласования и одобрения резидентом ЦРУ плана работы, техники направились в квартиру. Они должны были просверлить пол своей квартиры и далее потолок нового китайского офиса, чтобы сделать крошечные отверстия менее одного миллиметра для микрофонов. «Это не была работа вслепую, – объяснял Энди. – Мы знали, что квартиры расположены симметрично по отношению друг к другу и предполагали контролировать офис одновременно с жилым помещением. Никогда заранее нельзя сказать, как будет работать спецтехника, но мы надеялись, что аккуратное микрофонное отверстие даст хороший акустический эффект, и мы сможем контролировать сразу несколько смежных комнат».

В этом мероприятии предполагалось использовать передатчик SRT-3{347}. Это полностью транзисторное изделие размером с пачку сигарет передавало информацию по незашифрованному радиоканалу{348}. На SRT-3 был установлен маленький приемник дистанционного управления, который позволял контролеру на КП включать и выключать радиозакладку и тем самым снижать риск обнаружения работающего передатчика в случае, если кто-то из китайцев начал бы поиск «жучков»{349}. Питание передатчика должно было осуществляться от сети здания, это позволило бы системе работать сколь угодно долго.

Однако с самого начала все пошло совсем не так, как планировалось. В квартире не было кондиционера, и духота заставила троих американцев раздеться до белья. Толстые бетонные полы с трудом поддавались даже специальным сверхпрочным сверлам с алмазными наконечниками.

В течение следующих двух дней техники продолжали работать, прерываясь только на еду, которой их снабжали Марио и оперативный офицер ЦРУ. Если бы все шло по плану, то вся операция должна была уложиться в три дня.

Но в среду начались неприятности. Первой из них стал визит сотрудника местной сервисной компании, которого без шума отправили обратно. Внезапно громкий стук заставил Дейва подойти к входной двери квартиры. Открыв, он увидел направленное в лицо дуло пистолета и молодого человека в униформе защитного цвета, а с ним – и четырех его товарищей. Пять кубинцев ворвались в комнату и быстро нейтрализовали Дейва, не дав возможности поднять тревогу.

Энди и Вилли были в ванной комнате. Энди вытащил два светильника, один из потолочного крепления и другой над аптечкой, открыл углубление в штукатурке для отвода от линии электропитания, в то время как Вилли работал над антенной. «Мы почти закончили вполне приличную установку, остался последний штрих – уложить плитку в ванной, чтобы закрыть провода от передатчика до линии электросети в стене, – рассказывал Энди. – Мы сделали все, кроме крошечного отверстия в потолке. И тут начались проблемы».

Энди и Вилли продолжали увлеченно работать в ванной и происходящего в холле не слышали. Им показалось, что приехали или Марио, или оперативник. Но Дейв не возвращался, и Вилли пошел узнать, в чем дело. И тут ему в лицо ткнулось дуло пистолета – так близко, что он разглядел следы ржавчины на внутренней стороне ствола. Энди обернулся и увидел вооруженного кубинца. Его вытолкали из ванной на кухню, где уже находились Дейв с Вилли{350}. Кубинцы казались несколько растерянными, как будто не знали, что делать дальше, и это добавляло страху и нервозности трем американцам.

«Мы простояли у стены на кухне несколько часов. Они перерыли все, но, думаю, они сами не знали, что искать, – рассказывал Энди. – Они взяли все наши деньги, потом мои хорошие сигары. Затем нас отправили в спальню и включили свет».

Дейв и Энди, сидя на кровати, общались друг с другом с помощью записок. Американцы не спали всю ночь, а кубинцы ждали, кто еще появится в квартире. Один раз прозвучал выстрел. Кубинцы убили Марио или оперативника? Страхи оказались необоснованными. Один из охранников всего-навсего случайно выстрелил себе в руку.

На следующее утро американцев перевели в гостиную, и начался первый из многочисленных допросов. Все оборудование и инструменты были аккуратно разложены на полу. Отвечая на множество перекрестных вопросов, техники придерживались легенды: прибыли в отпуск и решили подзаработать ремонтом электросети.

Американцам дали кофе и сфотографировали вместе с оборудованием. В течение следующих дней эти снимки появились в местных газетах в заметках об американских шпионах.

Так как операция была спланирована довольно быстро, у техников не было основной легенды, которой можно было твердо придерживаться. Имелось лишь несколько документов и умение нагло отрицать свою вину во время допросов. Никого из этих троих никогда не брали с поличным, американцев даже не тренировали в этом плане, как сотрудников армейских подразделений или офицеров разведки перед проведением особо опасных мероприятий. Если бы кто-то из них раскрыл свой псевдоним или отошел от легенды, или сломался во время допроса, то все трое были бы объявлены преступниками и шпионами. И последствия были бы куда серьезней, ведь правительство Кастро уже установило жесткие наказания за совершение политических и социальных преступлений.

Наконец кубинцы перевели всех троих в здание военной разведки, в нескольких кварталах от американского посольства. Там у американцев сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. К вечеру техников развели по разным комнатам. В этих комнатах, не более 3 кв. м каждая, с совмещенными душем и туалетом, находились другие задержанные, сидевшие на двухъярусных кроватях.

Ночью начался первый из многочисленных допросов. В сопровождении охранника Вилли оказался перед тремя кубинцами в комнате c кондиционером. Один из них, которого американцы называли про себя Гнилые Зубы, взял инициативу на себя. «Что вы здесь делаете, мистер Тарански? – спросил Гнилые Зубы, который говорил по-английски. – Вы ведь работаете на ЦРУ, не так ли?»

Вилли на первых допросах придерживался «туристической» легенды. На второй день его отвезли на квартиру и приказали объяснить назначение оставленного там оборудования. Вилли рассказал, как работают некоторые части оборудования, и сумел «случайно» сломать несколько монтажных блоков, чтобы скрыть истинное назначение спецтехники. На следующий день он был снова доставлен в квартиру, где его поджидали фотокорреспонденты и телерепортеры для пресс-конференции. Когда один из них спросил Вилли, добровольно ли он здесь находится, тот ответил, что нет, и указал на Гнилые Зубы: «Он сказал мне, что я буду расстрелян, если не буду сотрудничать».

После пресс-конференции Вилли и Энди развели по разным камерам. Дейва доставили на военную базу «Колумбия». Трое мужчин должны были провести 29 дней, подвергаясь среди ночи допросам, находясь то в парилке тюремной камеры, то в холодной комнате для допросов. Но на этом их история не закончилась.

В течение следующих 12 недель – до середины декабря – отношения между Кубой и Соединенными Штатами непрерывно ухудшались. Американское посольство посоветовало всем американским подданным уехать из страны. А Кастро, находясь в Нью-Йорке, был тепло принят советской делегацией. После своей четырехчасовой речи в ООН Кастро узнал, что его самолет был конфискован американскими властями в качестве имущественного залога за кубинские долги. СССР, торопясь укрепить отношения с кубинским лидером, любезно обеспечил его своим самолетом{351}.

В ЦРУ арест трех сотрудников вызвал серьезный переполох. Ситуация казалась безнадежной. «Туристическая легенда, которую использовали техники ЦРУ, была слишком простой, – было сказано в докладной записке. – Их прикрытие не выдержит проверки, если кубинцы начнут серьезное расследование и интенсивные допросы{352}. Так, например, Вилли в качестве места жительства в Нью-Йорке назвал адрес женщины, которой он как-то назначал свидание. И если эту женщину начнут расспрашивать, то она ответит, что не знает Эдмонда Тарански».

В конце октября все трое были переведены в старую крепость-тюрьму Ла-Кабана. Техникам выдали тюремную одежду, снова взяли отпечатки пальцев и поместили в отдельные камеры, заполненные уголовниками, «диссидентами» и американскими туристами, арестованными во время революции.

«В тюрьме Ла-Кабана начались серьезные допросы. Дейв был помещен в ту же часть тюрьмы, что и мы, но в другую камеру, – рассказывал Энди. – Я его видел только на допросах, когда он выходил, а я заходил в комнату. Нас приводили из душной камеры в ледяную комнату допросов и угрожали пистолетом. Нам говорили: "Либо вы начнете сотрудничать, либо вас расстреляют". Я верил в реальность угроз. Они сказали, что мы должны сотрудничать, поскольку они знают о нас всю правду. Однажды, когда следователь описал нашу недавнюю встречу с коллегами в кафе, я подумал, что мы могли быть трупами еще до того, как вошли в ту самую квартиру».

Иногда вопросы менялись, и следователи начинали обвинять нашу тройку в работе на ФБР{353}. Гнилые Зубы часто повторял, что двое других задержанных уже признались и, таким образом, правду скрывать бессмысленно. Во время одного допроса молодой охранник постоянно играл со своим оружием, щелкая затвором. «Скажите ему, что мужчины не играют с оружием, – сказал Вилли. – Так делают только дети».

«Мы не знали, что же будет дальше. Я был убежден, что меня расстреляют. Но я бы никогда не сделал ничего, что опозорило бы моих детей или морскую пехоту, – рассказывал Энди. – Я был готов перейти в мир иной, но, слава Богу, не пришлось». Вероятность казни всех троих была вполне реальной. Расстрельные команды были заняты и днем, и ночью – Кастро безжалостно устранял политических противников. Надежные источники утверждают, что в 1961 г. было казнено более 2000 человек{354}. «Они расстреливали от пяти до семи человек каждую ночь. Это происходило прямо под нашими окнами. Одного из них я никогда не забуду, – вспоминал Энди. – Его звали Джулио, он был врачом, получил образование в Испании и руководил несколькими антикастровскими политическими кружками. Чтобы спасти людей из своей группы, он взял всю вину на себя. Он спал надо мной, и через пару дней мы стали друзьями. А потом его расстреляли».

17 декабря, через несколько месяцев противостояния, американо-кубинские отношения испортились бесповоротно. Президент Эйзенхауэр объявил о запрете на весь экспорт на Кубу, за исключением нескольких видов продовольствия и медикаментов. 25 октября кубинское правительство приняло ответные меры, национализировав все банки, частные сахарные и ликероводочные заводы, а также магазины, включая американские транснациональные корпорации, такие как Sears, Reebok, General Electric и Coca-Cola{355}. Через несколько дней американский посол Филипп Бонсэй покинул страну{356}.

Техников формально объявили «врагами Кубы», и судья потребовал 30 лет тюрьмы. Вместе с адвокатом, нанятым посольством США, американцы выдержали четырехдневное заседание военного трибунала. После суда американский консул Хью Кесслер попытался подойти к трем осужденным. Стараясь, чтобы его услышали, он сказал: «Вы настоящие парни. О вас все знают». Кесслер был последним американским чиновником, которого они видели в течение последующих двух лет.

Приговор был «виновны». Техники были приговорены к десяти годам каждый, и это в то время на Кубе считалось хорошим приговором. «Суть была в том, куда вас поведут после суда, налево или направо, – объяснял Энди. – Если направо, то вы оказывались в комнате наподобие небольшой часовни, и было понятно, что завтра утром вас расстреляют. Путь налево для большинства заключенных означал 30 лет тюрьмы. В те дни 30 лет заключения считалось довольно мягким приговором. Нас повели налево, и я понял, что нас не собираются расстреливать».

На параде в Гаване 1 января 1961 г. вместе с другим вооружением были продемонстрированы советские танки. Отношения между США и Кубой были официально разорваны два дня спустя, через две недели после суда. Три техника оставались в тюрьме Ла-Кабана, придерживаясь своей туристической легенды и скрывая настоящие фамилии. В это время они узнали, что их агент Марио, в квартире которого они были обнаружены, был выслан с Кубы к своей жене во Флориду, вероятно, за недостаточностью доказательств его виновности.

22 января 1961 г. тюремные власти сделали официальное объявление о том, что вся тройка вместе с 250 заключенными переведена в тюрьму на Сосновый остров. Официально называемая военным городком тюрьма располагалась на маленьком острове площадью около 2000 кв. км, недалеко от побережья и, возможно, была самой страшной из всех кубинских тюрем. Сам Кастро провел там два года после нападения в 1953 г. на Казармы Монкада{357}.

Этот остров послужил основой знаменитой книги Стивенсона «Остров сокровищ» и в начале двадцатого столетия был известен своими роскошными курортами и плантациями сахарного тростника{358}. Однако в 1925 г. кубинский президент Жирардо Мачадо поддержал идею создания на острове современной тюрьмы. Эта тюрьма должна была стать полигоном для реализации «научной» теории реабилитации преступников. Кубинский посол, направленный в США для изучения состояния дел с тюрьмами, был восхищен новой тюрьмой в штате Иллинойс и предложил использовать американский опыт на Кубе{359}.

В основу проекта новой тюрьмы были положены идеи британского философа XVIII века Иеремии Бентама, заложившего основы теории либерализма. Тюрьма имела форму цилиндра, где камеры располагались радиально к центральной башне охраны, из которой просматривалось все, что делают заключенные. Проект тюрьмы-паноптикума был основан на идее полного контроля заключенных; при этом сами заключенные не могли видеть охранников из-за створок жалюзи на окнах центральной башни{360}.

В период с 1926 по 1931 г. кубинское правительство построило четыре тюремных здания, каждое из которых было связано подземными тоннелями с центральной частью, служившей столовой и чем-то вроде помещения для проведения культурных и общественных мероприятий. Центральную часть окружали камеры-клетки. Они были открытыми и освещались лучами прожекторов. Каждая клетка была шириной около 2 м и длиной 3,5 м.

Уникальность тюрьмы была и в том, что в соответствии с теорией Бентама у клеток не было дверей. Заключенные могли свободно бродить по зданию и готовиться к возвращению в общество в качестве полезных граждан. «Там все сделано для того, чтобы каждый человек смог найти себе занятие или ремесло по душе, – с энтузиазмом писала в 1932 г. одна лондонская газета. – В конце дня разрешались шахматы, домино и карты, а также более активные игры на специальных площадках. Был также кинозал и радиоточки»{361}.

Однако три сотрудника ЦРУ не нашли на Сосновом острове ничего общего с описанием «прекрасной тюрьмы» в британском журнале. Независимо от научных идей, которые, возможно, вдохновляли создателя оригинального проекта тюрьмы, она сама пребывала в ужасающе плохом состоянии.

Камеры-клетки по-прежнему не имели дверей, но тюрьма, рассчитанная на 4500 заключенных, была переполнена. 6000 мужчин еле помещались в четырех блоках, называемых «проспектами». Каждый этаж проспекта был заполнен мусором и всевозможными паразитами, от крыс и вшей до клопов и пиявок. Все это было источником болезней и инфекций, и заключенные должны были самостоятельно заниматься чисткой своих камер.

В каждой клетке были туалет со сливом, но не было проточной воды. Кран на первом этаже давал воду, которая, как скоро обнаружили американцы, была непригодна для питья. Она пахла рыбой и могла использоваться только для мытья, стирки одежды и смыва в уборных. Заключенные таскали воду в клетки в 18-литровых ведрах. Питьевая вода доставлялась в тюрьму и заливалась в цистерну, из которой заключенные могли брать около 4 л за один поход. Вопрос с водой был самым главным, и заключенные быстро приобретали новые навыки, например, учились обходиться одной кружкой драгоценной воды, чтобы побриться.

Так как туалеты не функционировали должным образом, заключенные использовали две клетки в ряду, как общие уборные. Туалеты часто засорялись, и сточные воды переполняли края сливов, стекая вниз на первый этаж и создавая сантиметровый слой нечистот на кафельном полу.

Рассказывает Андерсен: «Время от времени набиралось несколько добровольцев для уборки скопившейся грязи. У заключенных был свой "президент" – бывший полицейский, который работал на режим Батисты. Он мог заставить нескольких парней принести воды для уборки».

В этой тюрьме Кастро держал бесчисленное количество самых разных заключенных, включая многих из дореволюционной кубинской элиты, врачей, адвокатов, бизнесменов, а также сторонников Батисты и американских наемников. Этих заключенных держали отдельно от уголовников. «Конечно, везде была политика. Сторонники революции ненавидели людей Батисты и наоборот, – рассказывал Энди. – Но там они были все вместе».

Обитатели тюрьмы жили впроголодь. Самые везучие получали передачи от родственников и друзей или покупали еду в тюремном военном магазине. Немногие, у кого были деньги, могли приобретать еду из окружающих ресторанов, которую исправно доставляли тюремные служащие. Те же, кто не мог себе этого позволить, выживали с трудом.

Три техника посылали телеграммы горничной, служившей у Марио; она действовала как их внешний контакт и в ответ на просьбы посылала передачи. «В результате время от времени мы получали посылки, – вспоминает Вилли. – Это был единственный способ выжить в кубинской тюрьме».

ЦРУ стало принимать меры, чтобы доставлять узникам посылки из Штатов. Техники были сильно удивлены и приободрились, когда увидели, что посылки перевязаны лентой, которой пользовались на складе OTS под Вашингтоном. Это был явный сигнал, что о них не забыли.

Техники получали письма, в том числе от их семей и коллег из OTS. Одно письмо Дейву пришло из секретариата OTS. Отправителем была указана Салли Уилсон. В конверте была фотография, на которой мужчина из ЦРУ, обнимая женщину, переходил через ручей. Дейв был счастлив, увидев знакомые лица на странной фотографии, он все время думал о ней. Только после освобождения техники узнали, что «Салли Уилсон» было подсказкой, сигналом, что фото содержит тайнопись. «Если бы мы положили снимок в воду, то основа отклеилась бы и появилась тайнопись, – рассказывал Энди. – К сожалению, мы были акустиками и не знали об этих методах связи – мы не разгадали эту тайную подсказку. Таким образом, попытка установить тайнописную связь с тюрьмой провалилась».

В тюрьме часто проводились обыски. После побега одного из заключенных власти построили 1400 мужчин на первом этаже, где они голые стояли полукругом, а в это время клетки обыскивались. «Мы провели целый день на ногах, и если вы поднимали голову, тюремщики заставляли опускаться на грязный пол, – рассказывал Энди. – Люди мочились прямо на пол, поскольку мы стояли там по 14 часов с опущенными головами, и это было невыносимо. Когда стемнело, охрана на центральной башне включила мощные прожекторы, и это был единственный свет.

Все охранники, молодые ребята, имели чешские карабины с коробчатым магазином и штыками. Вдруг они начали нервничать. Внезапно мы услышали удары колокола. Заключенные устали, и многие начали садиться на корточки. Мы сказали, что не собираемся сдаваться, как другие, ведь мы американцы. И только мы, трое, остались стоять. Но если бы охранники начали стрелять, то мы были бы первыми, в кого они попали бы».

Схватки и борьба за еду были постоянными. Когда один голодающий получал порцию получше, тут же начинал голодовку другой. Ответ на этот второй протест был быстрым. Охранники стреляли рикошетом, чтобы запугать заключенных{362}.

«Как мы быстро узнали, самоубийство было обычным делом. Заключенные поднимались по лестницам на пятый этаж и прыгали вниз. Бывший астролог доктор Карбелл попал в заключение после того, как два года назад предсказал в газете крушение режима Кастро». Однажды американцы ночью увидели, как Карбелл начал подниматься по «лестнице смерти». Вилли и Энди быстро спустили его вниз, в безопасное место. «Все кубинцы сторонились его и боялись связываться с ним. Энди и я быстро поднялись с кроватей и сумели вовремя его схватить, – вспоминал Вилли. – Он получил образование где-то в Европе и говорил с небольшим акцентом. Этот тучный мужчина постоянно находился в невероятной грязи».

Американский наемник, Ричард Аллен Пекареро, был захвачен вместе с антикастровскими заговорщиками. Пекареро сошел с ума от тюремной жизни, жил один в своей клетке в полной грязи. Иногда приходили кубинские заключенные и тыкали его палкой, вызывая в ответ его звериный рык. Американцы постарались поддержать Пекареро, такого же, как и они, гражданина США. Они вымыли его и перенесли в другую клетку. Среди заключенных техники OTS нашли кубинского психиатра, который согласился обследовать американца. Затем техники организовали посылку с валиумом для Пекареро.

Наиболее приспособленными к условиям тюрьмы были воры. Они показали политическим заключенным одну хитрость – как пронести контрабанду в камеру. Охранники главных ворот тюрьмы часто спали, и вокруг ее стен было полно мусора и травы. Друзья заключенных прятали контрабанду в сорняках. Двое заключенных прогуливались по периметру в противоположных направлениях и вели наблюдение. Из камеры выбрасывали спичечную коробку с помощью рогатки. Она падала к ногам человека за забором. Он наклонялся завязать шнурок и привязывал газету или другую контрабанду к веревке, которая была намотана на коробок.

Чтобы скоротать время, техники сделали игру «Монополия» и научили других заключенных играть в нее. «У Вилли появилась группа кубинских друзей, которые регулярно заходили к нему, чтобы поиграть, – вспоминал Энди. – И однажды, когда все собрались, раздался истошный крик. Оказывается, в ходе игры Эрнесто, инженер, который строил тоннели в центре Гаваны, "приземлился" там, где у кого-то было четыре гостиницы. Он разразился криками, отказался "заплатить арендную плату" и разломал всю игру».

Наконец техники решили сделать радио. Кто-то принес в тюрьму наушник, и среди тюремного мусора нашли несколько советских поломанных радиоприемников, а также стетоскоп, который использовали как дополнительный наушник. Катушку настройки будущего радиоприемника сделали из круглой картонки из-под рулона туалетной бумаги, которую обмотали медным проводом.

Оставалась последняя проблема – батарейки. «Для этого нужен был исходный материал – два разных металла и электролит. У нас была медь от телеграфного провода, который мы оторвали от стены, и было олово от покрытия ведер, но нужен был еще электролит, – объяснял Энди. – Для этого мы послали одного парня в медчасть, и он возвратился с бутылкой сульфата меди. Хорошо, что охранники не заставили его это выпить». Когда в собранный «элемент питания» добавили сульфат меди, батарея заработала и радио заговорило.

Правда, не хватало припоя, и поэтому все провода в этом кустарном радио должны были быть надежно скручены для хорошего контакта. Последним шагом явилась антенна длиной в сотню метров. Заключенным удалось вывести ее наверх рифленой крыши главного «проспекта» и натянуть вдоль внешней стороны.

«Когда, наконец, радио было собрано, мы смогли принимать несколько американских радиостанций. Ночью я часто подходил к краю крыши для лучшего радиоприема, – рассказывал Энди. – С четырьмя трубками, выходящими из приемника, я впервые за несколько месяцев слушал американскую музыку».

Из-за постоянной опасности обысков наличие радио хранилось в строжайшей тайне. Но слухи все-таки дошли до охраны, обыск устроили, но радио не нашли. Имея контакт с внешним миром, заключенные начали издавать подпольную тюремную газету. «Один из кубинских заключенных был радиооператором, – вспоминал Вилли. – Он разбирался в радиоприемниках и как только настраивался на станцию, его помощник начинал работать как стенографист. Они включали свои наушники и стенографировали новости от каждой станции, которую могли поймать. На следующее утро копия рукописной газеты распространялась среди заключенных.

14 апреля 1961 г. наша тройка как обычно легла спать, однако на рассвете нас разбудили орудийная стрельба и сполохи от рвущихся снарядов. Началось вторжение кубинских эмигрантов в Залив Свиней. Всю зиму циркулировали слухи о возможном вторжении, и теперь оно началось. В тюрьме возник хаос, когда в небе появились бомбардировщики B-26, которые пилотировали кубинские эмигранты, прошедшие обучение в ЦРУ. Несколько дней спустя, 17 апреля, на западном берегу Кубы в Заливе Свиней высадился десант».

Задуманное еще при администрации Эйзенхауэра, вторжение 1400 кубинцев было начато с одобрения президента Кеннеди. Первоначально предполагалась высадка в районе Тринидад, на склонах горного массива Эскамбрай. Согласно этому плану, небольшая вооруженная группа должна была поднять восстание среди кубинского населения. Если бы восстание оказалось неудачным, то можно было отступить в горы и начать партизанскую войну.

Однако в марте 1961 г. Кеннеди назвал этот план «слишком масштабным». Президент изменял несколько раз место высадки перед заключительным решением и остановился на Заливе Свиней, который окружали болота{363}. Когда корабли с 2506 кубинскими десантниками приблизились к острову, президент Кеннеди неожиданно отменил ранее запланированные воздушные удары по Кубе, которые разгромили бы скромные кубинские ВВС{364}. Из-за этой отмены самолеты Кастро смогли потопить корабли снабжения. И десант, захвативший небольшой береговой плацдарм, был обречен на уничтожение.

На второй день военных действий техники ЦРУ начали замечать кубинских полицейских с коробками в тоннелях под третьим и четвертым этажами. Причина такой активности оставалась неясной, пока дно одной из коробок не отвалилось, и заключенные увидели там динамит. Стало очевидно, что Кастро распорядился сделать из тюрьмы смертельную ловушку, в которую попали бы обитатели, если бы решили вырваться на свободу, чтобы присоединиться к силам десанта. Убить 6000 мужчин внутри тюрьмы и тем самым снизить риск появления на свободе маленькой армии заключенных, готовых двинуться на Гавану, – такова была вероятная мысль Кастро.

19 апреля с высадкой десанта было покончено. Из общего числа высадившихся кубинцев в плен попали 1189 человек, и лишь немногие смогли морем вернуться обратно. Когда новость о неудавшемся десанте достигла тюрьмы, ни у кого уже не было надежды на вторую попытку{365}. Никто не вспоминал о взрывчатке до Дня благодарения, когда охранники с помощью отбойных молотков вдруг не начали долбить отверстия в полу и стенах.

Через три недели все отверстия были готовы и прибыли грузовики с коробками, на которых стояла надпись «Взрыватели». Содержимое коробок разгрузили в отверстия, а затем привезли еще коробки, уже с динамитом, который уложили в определенном порядке вдоль стен. Судя по числу коробок, в здание тюрьмы заложили около пяти тонн взрывчатки. Еще более зловещей выглядела раздача заключенным черных пластмассовых колец с тюремными номерами. Это было сделано, как узнали заключенные, для опознания трупов, если бы тюрьма была захвачена. Очевидно, что Кастро все еще боялся тюремного восстания.

Идея жить в заминированном здании совсем не понравилась американцам. Слухи о том, что американцы намереваются что-то предпринять, быстро разошлась по тюрьме, и вскоре к ним подошел кубинец Миро. «Миро привел к нам двух своих приятелей, один из них был очень тучным и походил на рекламу шин Michelin, – вспоминал Вилли. – Мы пошли в одну из клеток на первом этаже, которая использовалась как туалет. Из-за ужасного запаха долго там задерживаться было нельзя. Приятель Миро по прозвищу Michelin закрывал нас от охранников, в то время как два других кубинца в течение четырех дней пытались увеличить отверстие в полу, ведущем к техническому тоннелю со взрывчаткой. Наша команда тогда приняла на работу самого маленького заключенного. Это был светлокожий кубинец по прозвищу Американо, крохотного роста и около 50 кг весом. Американо был убежден, что сможет пролезть внутрь тоннеля через небольшое отверстие.

Соблюдая все условия конспирации, молодой кубинец однажды днем проскользнул в тоннель с заданием найти какие-либо образцы взрывчатки и принести их для оценки. В тоннеле 2,5 на 2,5 м Американо обнаружил много взрывчатки, которой было достаточно для разрушения здания, а также две системы подрыва, одну электрическую и другую – с обычным длинным шнуром. Идея была понятна – если один взрыватель не сработал бы, то можно было привести в действие другой.

Официально команду минеров возглавлял лейтенант кубинской армии, и техники ЦРУ теперь понимали, что работа сделана профессионально. «Он знал взрывчатые вещества, и знал, как и что надо сделать, – рассказывал Вилли. – Они провели линии из двора в здание, одна линия со шнуром помещалась в пластмассовой трубке, а электрическая линия проходила в отдельном пластиковом шланге. Когда мы поняли все то, что он сделал, нам оставалось только чесать затылки. Мы сидели на этой штуке и понимали: если она сработает, нам конец».

Было ясно: надо что-то делать, но просто поломка обеих линий взрывателей ситуацию бы не спасла. Такая акция была бы замечена охраной, а разрыв электрической линии вообще мог вызвать тревогу. Надо было изловчиться и сломать обе системы, не оставляя никаких следов. Технически это было не трудно. При нормальных обстоятельствах специалист OTS с набором инструментов вывел бы из строя взрывное устройство за несколько минут, но у техников ЦРУ в тюрьме было только несколько простых ножей, набор швейных принадлежностей и лезвия для бритья.

«Электрическая линия была похожа на кабель для электросети. Но два проводника немного отходили друг от друга, – рассказывал Вилли. – И мы придумали, как разрезать пластмассовую трубку и затем скрутить проводники между собой. Это короткое замыкание не вызовет срабатывания детонатора при попытке его электроподрыва. Вы подаете напряжение на подрывной капсюль, но взрыва не происходит».

Разрыв электрической линии детонатора было достаточно легко устроить, но шнур ручного подрыва оказался довольно сложной проблемой. Кубинцы сразу могли бы заметить провисание шнура после разрезания. Надо было изловчиться и сделать так, чтобы шнур не провисал. Для этого техники смастерили из обычной катушки, иголок и булавок устройство, которое не давало шнуру провиснуть.

Все три техника ЦРУ были достаточно крупными мужчинами и не смогли пролезть в узкое отверстие, ведущее в тоннель с динамитом. А расширить отверстие, не привлекая внимание охраны, было невозможно. И потому крохотный Американо был снова снаряжен для спуска в тоннель. Техники потратили четыре ночи для его обучения. С острым ножом Американо тренировался в разрезании шнуров и замыкании электрических линий взрывателей, а поврежденные места он камуфлировал изоляционной лентой. В случае попадания в тоннель у него был только один шанс, и нужно было выполнить все безупречно – до начала вечерней переклички.

«Мы понимали, что если охрана станет проверять систему подрыва, то будет всего 20 минут до того, как неисправность обнаружат, – рассказывал Вилли. – А как нам выбраться из этого ада, если охрана начнет выяснять обстоятельства диверсии? Сколько парней пролезет через узкий тоннель? Совсем немного. Нам надо было пробиваться через главный вход тюрьмы».

Приободрившись, американцы стали думать о том, чем вооружиться, если возникнет противостояние между охраной и заключенными. Первой появилась идея огнемета. Вилли разобрал старую керосинку и потратил четыре дня, очищая медные клапаны мраморной крошкой и зубной пастой. Но его усилия оказались напрасными, так как керосинка не смогла держать давление, необходимое для работы огнемета.

«Один заключенный-смельчак придумал идею делать "коктейль Молотова"{366}. Были собраны фрукты – апельсины, грейпфруты, манго, арбузы, которые поместили в стеклянные емкости с водой и сахаром для приготовления спирта. Забродившую смесь подогревали на плите под давлением и пар пропускали через пластмассовую трубку. Этот самодельный алкоголь мы пропускали через дистиллятор еще два или три раза.

С нами сидел главный химик фирмы Bacardi, и мы попросили его профессионально протестировать полученную жидкость, – рассказывал Вилли. – Химик забрал галлон алкоголя и исчез. Через три дня, когда мы курили и болтали, химик появился и вручил мне стакан. Я посмотрел на цвет и выпил. Черт возьми, это было похоже на хороший коньяк. Я спросил химика, как он получил цвет. И он ответил: "Гуталин"».

Техники ЦРУ также пытались делать самодельные ручные гранаты. Для этого Американо притащил из тоннеля несколько детонаторов и немного тринитротолуола (ТНТ). Мы растапливали ТНТ в котелке с двойным дном, выливали взрывчатое вещество в банки из-под сгущенного молока, заполненные гвоздями, стеклом и всем тем, что может быть шрапнелью. Детонаторы-капсюли были установлены в верхней части банки, куда был прикреплен самодельный бикфордов шнур.

Бикфордов шнур был сделан из сухих стеблей и спичечных головок, растертых в порошок. Энди как настоящий инженер устроил испытание самодельного бикфордова шнура. Техник на пятом этаже поджигал шнур и бросал его вниз. Заключенный, с которым договаривались заранее, подбирал шнур и фиксировал, сколько шнура сгорело. В результате техники определили, что 7,5 см шнура будут гореть приблизительно 20 секунд до срабатывания капсюля-детонатора.

Несмотря на то что ежедневная тюремная рутина не повышала настроения, тайное изготовление радиоприемника, обезвреживание взрывных устройств, изготовление небольшого арсенала оружия укрепляли дух техников ЦРУ и других заключенных.

Техники OTS были свидетелями событий 1962 г., когда напряженные отношения между Кубой, США и СССР спровоцировали международный ядерный кризис. Облет Кубы самолетом-разведчиком U-2 в июне показал, что кубинцы готовились к установке ракет «земля – воздух», хотя самих ракет у них не было{367}. Впоследствии разведка США зафиксировала прибытие на остров военных советников, а также оборудования, доставлявшегося на Кубу в специальных контейнерах. Фотографии с U-2 подтвердили активность и в сентябре, включая доказательства подготовки на острове пусковых установок для ракет малого и среднего радиуса действия.

Президент Кеннеди объявил 19 октября национальную военную тревогу и 22 октября информировал мировое сообщество о договоренности СССР и Кубы установить на острове ракеты с целью «обеспечения ядерного удара в отношении Западного полушария»{368}. Угроза международной ядерной конфронтации продолжалась до 28 октября, когда СССР согласился убрать с Кубы свои ракеты.

Мир вдохнул с облегчением, когда удалось избежать ядерной войны, и на Рождество 1962 г. среди узников тюрьмы поползли слухи о начале переговоров по обмену заключенных. 16 марта 1963 г. тюрьму посетил Джеймс Донован. Это был один из ведущих нью-йоркских адвокатов, который был одним из представителей американской стороны на Нюрнбергском процессе{369}. Джеймс Донован был ранее связан с делами разведки США и по решению нью-йоркской Ассоциации юристов защищал в суде советского разведчика Рудольфа Абеля. Спустя несколько лет Донован занимался обменом Абеля на Гарри Пауэрса, пилота самолета-шпиона U-2{370}.

Донован прибыл в тюрьму, имея за плечами опыт в организации обмена кубинских иммигрантов из числа бойцов так называемой «Бригады 2506»[17], что придавало оптимизма Вилли, Дейву и Энди относительно их перспектив. «Донован прибыл, чтобы повидать нас. Мы поняли, что Кастро, очевидно, ему доверял. Итак, его впустили в тюрьму, поскольку он настаивал на том, чтобы лично встретиться со всеми американцами, находящимися в заключении. Я не знал, было ли место наших разговоров с ним „под контролем“, но мы вели себя так, как будто за нами наблюдали. Мы были очень осторожны в словах. Донован дал нам понять, что они работают над нашим освобождением и что волноваться не стоит. Мы были готовы ждать», – рассказывал Энди.

21 апреля 1963 г. Вилли, Дейву, Энди, а также 18 другим заключенным приказали собрать свои вещи. Затем всех доставили назад к Ла-Кабану, где обменяли на четырех кубинских подданных, задержанных в Нью-Йорке по обвинению в заговоре с целью совершения диверсии{371}.

Когда все трое уже летели из Гаваны на базу ВВС во Флориде, сопровождающий их медик ЦРУ сообщил Вилли, что умерла его мать. От этого известия нервы трех кадровых офицеров разведки, переживших два с половиной года мучений и лишений, просто сдали. Все трое рыдали.

Первым из люка самолета вышел на свободу бравый солдат Пекареро навстречу журналистам и репортерам. А три техника ЦРУ постарались выйти из самолета последними, чтобы не попасть под объективы фотокамер, и поспешили подальше от прессы, чтобы увидеть свои семьи, пройти медицинский осмотр и обязательное в таких случаях собеседование.

Офицеры OTS ЦРУ находились в заключении 949 дней, и все это время придерживались своей легенды и документов оперативного прикрытия. В тюрьме они старались не обсуждать свои действия и не вспоминать о доме и семьях, чтобы другие заключенные случайно не подслушали их беседы. Но все же в течение нескольких дней после возвращения кто-то передал в прессу сведения о трех американских туристах, сидевших в кубинской тюрьме и на самом деле являвшихся офицерами ЦРУ.

Беседы с тремя техниками продолжались в ЦРУ в течение недели. С ними беседовали психологи, офицеры контрразведки и службы безопасности. Все трое прошли тесты на полиграфе. Возникали опасения за их личную безопасность после того, как сведения об офицерах попали в прессу. Все лето 1963 г. техники ждали вызова на службу. Вилли отправился на север, чтобы повидать отца, а Энди отправили отдохнуть в рыбацкий кемпинг во Флориде, которым владели отставники из ЦРУ. Только Дейв оставался недалеко от Вашингтона.

В итоге всех признали пригодными для дальнейшей службы, и в 1963 г. офицеры получили новые назначения. Дейв Крист, вопреки его ожиданиям, был переведен в Офис научных исследований недавно сформированного Директора науки и техники ЦРУ. Энди и Вилли продолжали работать в OTS. Энди стал руководителем лаборатории испытаний и сертификации спецтехники в OTS, а Вилли остался в подразделении акустических мероприятий.

Руководитель OTS Сеймур Рассел сказал Энди, что он не должен опасаться негативных оценок других офицеров-техников, поскольку мерилом его профессионализма станет качество его будущей, а не прошлой работы. Дело в том, что вначале некоторые офицеры OTS избегали общения с тремя вернувшимися из заключения коллегами и сплетничали у них за спиной. Единственным официальным руководителем ЦРУ, кто знал все подробности их пребывания в заключении, был исполнительный директор ЦРУ Лаймон Киркпатрик, с которым все трое подробно беседовали в его кабинете. Затем каждый получил продвижение по службе, но официальная бюрократия не учитывала их трехлетнее пребывание в кубинской тюрьме.

Крист, не имея каких-либо личных амбиций, представил администрации ЦРУ в конце 1964 г. обширную и всестороннюю рекомендацию-рапорт, в котором дал высокую оценку Энди и Вилли с ходатайством об их награждении за храбрость, оперативную смекалку и силу духа, которую они показали в тюрьме{372}. Однако его рапорт был проигнорирован, и Крист уволился в 1970 г.

Когда же в 1979 г. Энди объявил о намерении уволиться из ЦРУ, Дэвид Брандвейн, в то время директор OTS, просмотрел личное дело Энди, чтобы определить, какого вознаграждения он заслуживает перед пенсией. В деле оказалась копия рапорта Криста руководству ЦРУ 1964 г. Подробное описание содержания в тюрьме и профессионализм, проявленный офицерами OTS в ужасающих условиях заключения, так впечатлили Брандвейна, что он немедленно поставил вопрос перед руководством ЦРУ о награждении трех офицеров.

По рекомендации Брандвейна был проведен полный анализ всех документов и высказаны рекомендации о награждении всех трех офицеров-техников самой высокой наградой ЦРУ – медалями за храбрость. Директор ЦРУ Стэнфилд Тернер утвердил эти рекомендации и в мае 1979 г. лично вручил медали «Крест за заслуги в разведке» Дэвиду Кристу, Торнтону Андерсену и Уолтеру Замански спустя 15 лет после их возвращения домой.

За 30-летнюю историю ЦРУ только семь офицеров были удостоены этой высшей награды разведки США. В официальном наградном представлении было сказано:

«Офицер… награжден „Крестом за заслуги в разведке“ за исключительный героизм, проявленным с сентября 1960 г. по апрель 1963 г. В течение этого периода офицер… находясь в условиях трудностей и лишений, проявил исключительную преданность, личную храбрость и высокую силу духа. Образцовое поведение… как профессионального офицера разведки явилось следствием непоколебимой преданности ЦРУ, презрения к личной безопасности во имя блага своих товарищей. Эти действия офицера… подтверждают оправданность доверия к нему со стороны Федеральной службы»{373}.

В то время, когда три офицера-техника искали способы выжить в тюрьме, ЦРУ и OTS планировали устранение правительства Кастро. Администрации Эйзенхауэра, а потом и Кеннеди подталкивали ЦРУ к разработке новых решений проблем с Кубой, где ситуация становилось все более невыносимой. Оба президента привлекли ЦРУ для выполнения секретных и конспиративных мероприятий на острове. Директорат планирования ЦРУ разработал два параллельных направления решения «проблемы Кубы». OTS участвовала одновременно в реализации этих двух направлений. Начиная с марта 1960 г., США начали оснащать и обучать секретную армию, состоящую из кубинских беженцев и сторонников бывшего диктатора Батисты, для вторжения на Кубу. Второе направление подразумевало физическую ликвидацию Кастро.

Специалисты OTS обучали бойцов тайной армии беженцев специальным навыкам, необходимым для ведения партизанской войны. Кубинцам-иммигрантам преподавали специальную фотографию и обработку фотоматериалов, тайнопись, методы сигнальной связи, использование легенды и документов прикрытия. Для своих учеников OTS выпустила пронумерованные удостоверения личности, что затем послужило основой для официального наименования «бригады вторжения» на Кубу. Выбирая число 2050 для первого удостоверения, офицер OTS рассуждал, что разведывательная служба Кастро будет таким образом предполагать численность сил противника, которые на самом деле были меньше{374}. Когда Жозе Сантьяго, новобранец под номером 2506, стал жертвой несчастного случая во время занятий, через несколько недель кубинцы-волонтеры решили назвать свое подразделение «Бригада 2506» в честь своего товарища.

Единственный офицер OTS ЦРУ, погибший при исполнении своих служебных обязанностей в период с 1947 по 2008 г., стал жертвой несчастного случая при подготовке антикастровских мероприятий. За четыре дня до вторжения в Залив Свиней эксперты OTS по взрывчатым устройствам обучали членов кубинских сил вторжения. Занятия были посвящены изготовлению и применению небольших взрывных устройств для диверсий и саботажа. Нильс Бэни Бенсон, сорокапятилетний уроженец штата Миннесота и один из опытных офицеров-минеров OTS, демонстрировал формирование заряда из термита и взрывчатки C-4. Случайная искра подожгла эти материалы, и распространяющийся пожар стал угрожать расположенной рядом взрывчатке{375}.

Бенсон немедленно собрал горящую смесь и вынес ее в безопасное место. При этом он сам получил столь обширные ожоги, что умер в больнице Майами три недели спустя. На гранитной Стене Почета главного здания ЦРУ одна из ста звезд стала памятью об офицере Бэни Бенсоне, который погиб, выполнив до конца свой долг.

Другое решение «проблемы Кастро» непосредственно касалось OTS, что в конечном счете привело к негативной политике санкционированных убийств. Отдел специальной химии OTS и его отделение взрывчатых устройств создавало ядовитые вещества и системы их доставки. OTS ранее уже разрабатывала яды для программы полетов U-2 в середине 1950-х гг. Тогда ядом пропитывались иглы для пилотов самолетов-шпионов, на случай захвата и пыток. Так называемые «иглы для самоубийства» были созданы в Специальном оперативном подразделении Армии США, в химической лаборатории, расположенной в Форт Детрике, штат Мэриленд. С этой военной исследовательской организацией OTS ЦРУ работала довольно плотно. На иглу был нанесен закситоксин, яд естественного происхождения, найденный в морском моллюске и являющийся одним из самых известных смертельных ядов{376}.

Л-пилюли были частью особого, «защитного» арсенала УСС времен Второй мировой войны. Они использовались для снаряжения агентов с особо опасными и секретными заданиями. OTS продолжала готовить эти пилюли и для оперативных мероприятий ЦРУ. Оружие, пули, стрелы и камуфлированные взрывчатые вещества, имевшиеся в арсенале OTS для секретных военных операций, также можно было использовать и против определенного человека.

После неудавшегося вторжения в Заливе Свиней президент Кеннеди и генеральный прокурор Роберт Кеннеди убеждали Ричарда Биссела, заместителя директора ЦРУ по планированию, «сделать что-нибудь для ликвидации Кастро»{377}. В связи с этим в ноябре 1961 г. Биссел уже инструктировал офицера ЦРУ Уильяма Харви, который руководил программой ZR/RIFLE, целью которой была «кубинская проблема»{378}. С первых шагов администрация Кеннеди и Белый дом убеждали ЦРУ создавать новые способы убийств, официально именуемые как «исполнительное действие», «волшебная кнопка» и даже «последний курорт»{379}.

ЦРУ попыталось убить Кастро во время вторжения в Залив Свиней, но все это превратилось в комедию типа популярной кинопародии о полицейских Keystone Сops{380}. К операции была привлечена Служба безопасности ЦРУ, которая наняла бывшего сотрудника ФБР, руководившего действиями частного детектива Роберта Майю. Тот принимал на работу лиц из организованной преступности для выполнения частных заданий. Майю установил контакт с бывшим членом преступного синдиката Аль-Капоне, который нанял двух мафиози, «имевших опыт».

При создании «летальной спецтехники» возникло много сложностей, и химики OTS пытались подобрать подходящее оружие – таблетки замедленного действия, которые давали бы время агенту, чтобы успеть скрыться до начала действия яда. Первые ядовитые таблетки не могли растворяться в воде, но вторая партия таблеток сработала во время испытаний на обезьянах. Яд был передан для применения «кубинскому командиру из числа иммигрантов»{381}. Позднее таблетки были им возвращены из-за опасений провала операции{382}.

С 1960 по 1965 г. для устранения Кастро{383} были разработаны различные схемы покушений, некоторые слишком изощренные, другие достаточно серьезные, и все они обсуждались и оценивались. Из всех разработанных и запланированных покушений на Кастро, что, конечно же, было бы негативно воспринято общественным мнением, ни одно из них так и не было запущено в стадию реализации.

Разнообразие планов, которые, как полагали, могли подорвать харизму и привлекательность Кастро во время его выступлений, напоминало высказывания Уильяма Донована первому руководителю OTS Стэнли Лавеллу, чтобы «организовать настоящий веселый ад». Эти планы включали:

Галлюциногенные аэрозоли: ученый и химик-биоорганик из OTS предложили распылить в радиовещательной студии в Гаване, перед выступлением Кастро, аэрозоль наподобие наркотика ЛСД, чтобы вызвать галлюцинации. В OTS в конечном счете узнали, однако, что такой химический элемент не является надежным{384}.

Галлюциногенные сигары: поскольку метод аэрозолей оказался непригодным, было предложено пропитывать сигары для Кастро специальным химическим веществом, способным вызвать временную дезориентацию во время его длинных и эмоциональных выступлений на уличных митингах перед кубинским населением{385}.

Грязные ботинки: этот план был нацелен на всемирно известную бороду Кастро. Во время путешествий кубинского лидера за границу предполагалось насыпать химический порошок внутрь ботинок, которые обычно выставляют на ночь у двери гостиничного номера для чистки. Идея базировалась на солях таллия, являющегося сильным депилятором. Впитываясь в тело человека, этот состав привел бы к выпадению волос знаменитой бороды Кастро. OTS приготовила этот химический состав и успешно испытала его на животных, однако Директорат планирования ЦРУ отменил этот план, поскольку Кастро отложил свою зарубежную поездку{386}.

Депиляторные сигары: концепция этого мероприятия была похожа на неудавшуюся схему с обработкой обуви. На этот раз в сигары для Кастро предполагалось внедрить депиляторий, чтобы опять попытаться вызвать выпадение волос бороды кубинского лидера, сделать его безбородым, что резко изменит его всемирно известный, традиционно мужественный образ. Была приготовлена специальная коробка сигар для Кастро для его выступления на телевизионном ток-шоу известного ведущего Дэвида Саскинда. Однако один из офицеров ЦРУ, Дадли Филипс, высказался против этого мероприятия, поскольку сигары во время ток-шоу могли закурить и другие участники, включая и самого Саскинда{387}. Офицер Филипс уточнил, что схема убийства должна использовать эффективные технические средства и четкое планирование такого оперативного мероприятия.

Отравленные сигары: ЦРУ завербовало двойного агента, который должен был предложить Кастро сигару его любимой марки Cahiba. В сигаре находился яд ботулин, вызывающий смерть практически сразу после контакта сигары с полостью рта закуривающего. Отчеты ЦРУ показывают, что сигары были переданы агенту в феврале 1961 г., но он, очевидно, отказался от выполнения этого плана{388}.

Взрывающаяся сигара: во время посещения Кастро здания ООН, ЦРУ рассматривало план размещения коробки взрывающихся сигар в том месте, где Кастро будет курить один: «Такая сигара может оторвать голову». Но и этот план не был реализован{389}.

Взрыв морских ракушек: в начале 1963 г. OTS попросили сделать морскую ракушку с взрывчатым веществом, которая должна быть установлена на дне в том месте, где Кастро обычно совершал свои подводные плавания. После технического и оперативного анализа ЦРУ отвергло эту идею как непрактичную{390}.

Загрязненный скафандр: это предложение было сделано для американского адвоката, который занимался официальными переговорами об освобождении заключенных, захваченных в Заливе Свиней. Адвокат планировал подарить Кастро комплект для подводного плавания. OTS приобрела скафандр, обработала его внутри грибком, который вызывает хроническую болезнь кожи, а также внедрила в дыхательную систему туберкулезную палочку. План был отменен, когда адвокат решил подарить Кастро другой подводный костюм{391}.

Отравленная ручка: 22 ноября 1963 г., в день, когда был убит президент Кеннеди, в Париже офицер ЦРУ предложил своему агенту AMLASH (имя одного из египетских богов) ручку с ядом для использования против Кастро. OTS уже имела модифицированную шариковую ручку с иглой для подкожного введения яда. Это спецустройство было бы идеальным со всех сторон, и Кастро бы не почувствовал укола. При этом у агента было бы время скрыться прежде, чем наступило действие яда. Агент был проинструктирован, как использовать Blackleaf-40 (коммерческий яд) в спецустройстве, но после убийства Кеннеди отказался взять ядовитую спецавторучку на Кубу{392}.

Пистолет и винтовка c глушителем: после неудачи с авторучкой ЦРУ снабдило агента AMLASH пистолетом, винтовкой FAL с глушителями и оптическим прицелом, а также взрывчаткой{393}. Однако агент так и не предпринял никаких действий, и в июне 1965 г. ЦРУ прекратило контакты с ним{394}.

Директорат планирования ЦРУ также разрабатывал мероприятия ликвидации и других иностранных лидеров, таких как Патрис Лумумба (Конго), для чего в OTS проводились исследования, готовились планы изготовления спецсредств и способы реализации{395}. Первоначальный план устранения Лумумбы предусматривал внедрение яда в продукты питания и в зубную пасту. Шприц, хирургическая маска, резиновые перчатки и пузырек токсина были посланы в Конго для выполнения мероприятия. Однако операция так и не была проведена из-за возражений старших офицеров Директората планирования ЦРУ, а также из-за трудностей доступа в окружение Лумумбы{396}. В конечном счете необходимость в проведении мероприятия отпала, когда силы оппозиции Конго убили Лумумбу в январе 1961 г.

За исключением действий агента AMLASH, планирование убийств иностранных лидеров, как часть политических действий Соединенных Штатов, закончилось 22 ноября 1963 г., когда президент Кеннеди был застрелен в Далласе, штат Техас. Это было за десять лет до того, как Комиссия Рокфеллера и Комитет Черча информировали американское общественное мнение о секретной роли ЦРУ в планах убийств, которые разрабатывались в 1959–1963 гг. Оба расследования оказались в тени сенсационных сообщений прессы, интриг участников этих операций и техники их реализации. Относительно планирования убийств Комиссия Рокфеллера и Комитет Черча сообщили, что офицеры ЦРУ действовали, точно выполняя указания Белого дома и администраций президентов Эйзенхауэра и Кеннеди{397}.

В ответ на эти два сообщения президент Форд выпустил правительственное распоряжение № 11905, в котором говорилось: «Ни один из государственных служащих Соединенных Штатов не должен участвовать в подготовке политических убийств». Впоследствии, в 1981 г. вышло обновленное правительственное распоряжение № 12333, в котором указывалось: «Любой человек, нанятый или действующий от имени правительства Соединенных Штатов, не должен участвовать или находиться в заговоре с целью убийства». Союз предпринимателей добавил, что «никакое агентство Комитета по разведке не будет участвовать или просить кого-либо предпринять действия, запрещенные в соответствии с этим законом» – выражение, которое запретило «косвенное участие» в убийстве.

Этими правительственными распоряжениями закончилось весьма серьезное общественное обсуждение убийства как инструмента американской политики. Однако такого рода мнения возобновились после террористического нападения «Аль-Каиды» 11 сентября 2001 г. Проведенный в декабре 2001 г. опрос журнала Newsweek показал, что 65 % его участников поддержали ликвидацию лидеров «Аль-Каиды». Драматическое изменение общественного мнения, вероятно, отражало глубокое различие между потенциальной опасностью, которая исходила от Кастро, и действительностью, которая показала, что «Аль-Каида» является не государственным образованием, а группой, совершившей нападение на американские города, авиалинии и простых жителей. Однако даже в такой обстановке маловероятно, чтобы американская общественность поддержала секретные мероприятия по ликвидации руководства признанного в мире иностранного правительства.

Глава 17 Война под другим именем

У нас была война, но никто об этом не знал.

Офицер OTS во Вьетнаме, 1962 г.

Шел 1962 г. Офицер TSD Пат Джеймсон сидел на жесткой скамейке в сайгонском аэропорту и изучал расписание авиарейсов, ожидая прилета офицера ЦРУ. Джеймсон наблюдал, как группа американских туристов выходила из самолета. Они шли через взлетную полосу под яркими лучами юго-восточного солнца, спеша в тень, в серое здание старого авиатерминала, в надежде найти какие-нибудь экзотические сувениры.

Кто-то похожий на американца или, по крайней мере, на европейского туриста, подошел к Джеймсону. «Я знаю, что здесь идет война, не так ли?» – спросил он небрежно – так, как будто речь шла о погоде.

Джеймсон кивнул в сторону посадочной полосы: «Посмотрите туда, видите? Там людей выгружают в машины скорой помощи. А на смену им в самолет заходят другие парни, чтобы лететь вглубь страны. Это все по-настоящему, и мы с этим живем».

«Бог мой, я никогда об этом не знал!» – воскликнул турист, внимательно посмотрев на посадочную полосу.

40 лет спустя, вспоминая этот яркий эпизод, Джеймсон говорил: «У нас шла война, но никто об этом не знал».

Не было ничего удивительного в том, что турист не знал о ситуации во Вьетнаме. Для большинства американцев Вьетнам в 1962 г. был непонятной и далекой страной со своими проблемами. Эта страна фигурировала в новостях как бывшая европейская колония; о происходящих в ней событиях газеты обычно писали мельком и неохотно. Кроме офицеров ЦРУ, чиновников в Государственном департаменте и в Пентагоне, о французской войне в Индокитае начала 1950-х гг. уже никто не помнил.

Те же, кто занимается историей, в том числе историей Вьетнама, его будущим, хорошо помнят события 1954 г. Той весной французы потерпели сокрушительное поражение в Дьенбьенфу, когда на 13-тысячный гарнизон напали 70 тысяч вьетнамских солдат{398}. Через долину к северу от Ханоя вьетнамцы протащили через джунгли гаубицы и другую тяжелую артиллерию, чтобы обрушить свой удар на французов{399}. Десятки тысяч вьетнамцев под командованием генерала Зиапа выдержали не только этот тяжкий труд в джунглях, но и авиаудары французских самолетов.

Директор ЦРУ Аллен Даллес направил транспортные грузовые самолеты C-119 для снабжения осажденных во французском гарнизоне солдат, а Пентагон послал 50 бомбардировщиков B-26, чтобы помочь окруженным французам{400}. Несмотря на поддержку, Эйзенхауэр считал нецелесообразными переговоры с вьетнамцами в попытке удержать Вьетнам в рамках колониального правления за счет приглашения в новое правительство коммунистов{401}.

Оценка Эйзенхауэра оказалась правильной. Французский командующий, понимая свою вину за разгромом гарнизона, покончил жизнь самоубийством{402}. Осада гарнизона с марта до начала мая фактически завершила эпоху французского колониального правления в Индокитае, но не принесла окончательного мира. Созванная в июле 1954 г. в Женеве международная конференция предложила план создания коалиционного вьетнамского правительства после демократических выборов 1956 г. Однако США не поддержали Женевское соглашение, переговоры зашли в тупик, и в результате между севером и югом Вьетнама возникла так называемая «демилитаризованная зона», проходящая по 17-й параллели{403}.

В результате появились две страны – управляемая коммунистами Демократическая Республика Вьетнам (ДРВ) на севере и Республика Вьетнам на юге. Почти сразу режим Хо Ши Мина начал затяжную партизанскую войну для объединения Вьетнама под коммунистическим правлением. А США, практиковавшие политику сдерживания во время холодной войны, старались этому помешать{404}.

В период, когда Джеймсон столкнулся с американским туристом в Сайгоне, американская военная помощь Южному Вьетнаму состояла из советников ЦРУ и специальных подразделений Армии США. Администрация Эйзенхауэра помогала Южному Вьетнаму в боевых действиях, в полувоенных операциях и в политико-психологическом противостоянии{405}. Затем Кеннеди расширил помощь Южному Вьетнаму, и теперь специальные военные подразделения ЦРУ занимались перекрытием каналов поставки военной помощи южновьетнамским партизанам с севера, организованной ДРВ.

Из-за скудных новостей и относительно небольшой помощи США немногие американцы понимали, что во Вьетнаме идет война. Она была совсем не похожа на битвы Второй мировой на просторах «старушки Европы» и даже на недавние сражения корейского конфликта. Партизанские отряды Вьетконга (так их называли СМИ) без особой военной техники могли проводить крупномасштабные операции, активно формировали шпионские сети вокруг южновьетнамского правительства, организовывали и проводили террористические атаки.

Офицер TSD Джеймсон был послан во Вьетнам для участия в программе секретных оперативных мероприятий ЦРУ{406}. Его роль как офицера спецслужбы заключалась в продолжении традиций, заложенных два десятилетия тому назад УСС. Точно так же, как УСС готовило немецкие и французские документы для своих агентов в оккупированной Европе, TSD теперь снабжал документами южновьетнамских агентов, проникающих на север страны для сбора разведывательной информации, диверсий и наблюдения за важными объектами.

Однако, по мнению Джеймсона, TSD мог бы делать больше, чем просто обеспечивать агентов документами. У TSD уже был опыт в обучении и оснащении вооруженных групп в период злополучного вторжения кубинских эмигрантов в Залив Свиней в 1961 г. Сейчас, год спустя, военные специалисты и «документальщики» были объединены в секретную оперативную группу. И как сотрудник этой новой группы, Джеймсон отвечал за мероприятия военного характера.

В 1962 г. основной задачей и ЦРУ, и правительства Южного Вьетнама было приостановить приток с севера пополнений и боеприпасов для партизан Южного Вьетнама. Главными маршрутами снабжения юга считались дорога № 1 – периодически прокладываемый путь по восточному побережью Вьетнама, а также всемирно известная «тропа Хо Ши Мина» – множество троп и дорог в джунглях, общей протяженностью около 20 000 км. «Тропа Хо Ши Мина» проходила по западной границе Вьетнама, затем круто поворачивала на юг через Лаос и Камбоджу{407}. Джеймсон и другие офицеры ЦРУ принимали участие в операциях, целью которых было нарушить поставки оружия и живой силы путем диверсий в военных структурах на обоих маршрутах.

Такие операции, проводимые малыми и маневренными военизированными группами, должны были вести антипартизанскую войну. Используя нетрадиционную тактику и специальное вооружение, подобно УСС, американские военные советники работали со специальными армейскими подразделениями Южного Вьетнама, с местными племенами{408}. Однако такой вид военных действий требовал тщательного обучения и детального планирования.

«При выполнении диверсий главной заботой исполнителей были взрывные устройства, которые собирались на месте. Моя работа заключалась в том, чтобы обеспечить учет всех деталей операции. Если что-то будет упущено, то либо мост останется невредимым, либо вы потеряете вашу диверсионную группу», – рассказывал Джеймсон.

При планировании диверсий требовалось, как вспоминал Джеймсон, запоминать все детали операции, и потому обучение группы занимало два-три дня. Была важна каждая деталь, от ежедневного рациона питания до разведки точного нахождения места мероприятия и оснащения группы. Подрыв, например, одного моста требовал скрупулезной организации мероприятия, точного расчета количества взрывчатки, при необходимости – оказания первой помощи раненым, наличия средств связи и четкого представления о том, как полностью обезопасить команду исполнителей. Эта команда должна быть обучена всем приемам обращения со взрывчатыми веществами и установки взрывателей, а также при необходимости уметь импровизировать в районе проведения операции. При этом должны быть собраны все разведывательные данные о месте проведения акции, о возможном подходе к объекту и маршрутах выхода, и только тогда можно реализовать, например, план подрыва моста.

«Нам часто приходилось изучать особенности конструкции моста по небольшому описанию и затем разрабатывать систему подрыва, чтобы исполнители выполнили все работы идеально, – рассказывал Джеймсон. – Если вы хотите что-то "правильно" разрушить минимальным количеством взрывчатки, ее надо располагать в самом слабом месте конструкции. Мы учили вьетнамцев, как быстро закрепить взрывчатку и установить "замедлители", чтобы команда успела покинуть место до взрыва».

Джеймсон предлагал запоминать программу подготовки с помощью аббревиатуры CARVER (от англ.: Criticality – критичность; Accessibility – достижимость; Recognizability – узнаваемость; Vulnerability – уязвимость; Effects – эффект; Recuperability – восстанавливаемость). «Критичность» подразумевала важность и роль цели для противника; «достижимость» ставила вопрос о наличии у команды реального шанса на достижение цели; «узнаваемость» подразумевала возможность команды определить цель, когда она увидит объект; «уязвимость» включала в себя реальную оценку степени повреждения или разрушения, которые могли быть нанесены цели. «Эффект» был связан со степенью разрушения цели. «Восстанавливаемость» оценивала время и усилия, требуемые для реконструкции и восстановления цели противником.

Все элементы CARVER обеспечивали как оперативное планирование на местах, так и действия руководства в Лэнгли для оценки показателя «риск/затраты» типового мероприятия. Было бы глупо, рассуждал Джеймсон, планировать мероприятие с высоким риском и с небольшой вероятностью успеха. «Такой анализ говорил нам, как нанести наиболее эффективный удар по цели противника, имея ограниченные ресурсы – сказал как-то один из офицеров, приятель Джеймсона. – Это было подобно описанию устройства, чтение которого заставляло сконцентрировать внимание на выявлении самого слабого места перед нанесением удара».

TSD начал свою активную деятельность во Вьетнаме уже 1961 г., когда его сотрудник, инженер ВМФ, был послан в Гонконг, чтобы переоборудовать приобретенную ЦРУ старую китайскую джонку. Инженер основательно с ней поработал. Он заменил стандартный мотор на дизельный двигатель Gray Marine-671, что повысило скорость со скромных 5 до 24 км/ч. Также были установлены два 200-литровых топливных бака, скрытых у основания мачты, пулеметы калибра 50 и замаскированная на рубке батарея ракет 8,8 см, которой можно было управлять с пульта капитана. И, наконец, инженер оборудовал тайник на нижней палубе для двух членов экипажа, вооруженных 9-мм шведскими автоматами. Джонка использовалась для секретного патрулирования и проникновения во Вьетнам вдоль побережья, к северу от демилитаризованной зоны. В случае приближения вражеского патрульного судна «ответ» джонки был бы не только неожиданным, но и разрушительным{409}.

Морской резиновый плот «Зодиак», созданный на основе модели RB-12, которая применялась во время войны в Корее, стал основным средством доставки диверсантов в Северный Вьетнам. Эти плоты использовались для высадки групп с базовой джонки к нужному месту на побережье. Чтобы следить за плотами после их отплытия, техники TSD приспособили проблесковые маячки-мигалки вроде тех, что устанавливали на полицейских автомобилях, но со светофильтрами Kodak, через которые свет проходил только в инфракрасном спектре. Такие маячки-мигалки были невидимы для обычного глаза, но могли контролироваться с помощью портативного инфракрасного оптического устройства с батарейным электропитанием{410}.

Тренировать вьетнамских партизан оказалось трудно. «Власти Южного Вьетнама обеспечивали нас необходимым количеством людей для диверсий и разведки, которые, однако, не имели никакой подготовки, что создавало трудности во время обучения, – объяснял Джеймсон. – Это были обычные городские юноши, которые не умели даже стрелять. Мы же просили прислать нам головорезов, а не мальчиков из приличных семей».

Так, для одного мероприятия понадобилось обучить четырех вьетнамцев. Требовалось проникнуть в северную часть Вьетнама и уничтожить мост на дороге № 1. Согласно плану, группа должна была перебраться с джонки на плот, высадиться с него на берег, пройти 8 км к мосту и установить взрывное устройство с замедлителем. Затем надо было вернуться назад к плоту, укрытому на берегу, и возвратиться на джонку.

В ночь операции команда начала действовать по плану, сообщая о своем местоположении по радио. Джеймсон в рубке джонки отмечал точки нахождения команды, как место № 1, затем место № 2 и место № 3. Операция проходила нормально. Несколько минут спустя были получены сообщения: «Место № 3», затем «Место № 2», что указывало на возвращение группы. Когда «Зодиак» ткнулся в борт джонки, один из вьетнамцев, членов команды, показал на дно плота, где была вода.

Джеймсон с удивлением осмотрел плот и обнаружил многочисленные отверстия, сделанные ножом. После тщательных расспросов команда призналась, что после отплытия они испугались и решили сорвать операцию. «Тех парней отправили в тюрьму, а мы получили хороший урок. Ищите диверсантов более высокой квалификации. Мы завербовали четырех нунгов (вьетнамская народность) и обучили их методам проведения секретных операций».

Несколько недель спустя команда нунгов покинула ту же самую джонку, без всяких препятствий добралась на плоту до места высадки на побережье и, следуя по маршруту, вышла в район моста. Согласно плану операции, они прикрепили взрывчатку к опорам моста. Оставаясь незамеченными, члены команды активировали замедлители и покинули район по другому маршруту. На следующий день аэрофотоснимки подтвердили, что мост, как и планировалось, разрушен.

Более важные объекты диверсий требовали творческого подхода. Одним из таких объектов был северовьетнамский нефтяной склад, на котором заправлялось все, что двигалось в Южный Вьетнам. В отличие от моста, этот мощный, тщательно охраняемый объект был окружен забором и недоступен для диверсантов с обычной взрывчаткой. Поскольку воздушные удары еще не практиковались, самой эффективной была бы атака из расположенного недалеко укромного места. Предполагалось разрушить топливные цистерны ракетным ударом, для чего небольшая команда диверсантов должна была доставить ракеты достаточно близко к складу, навести их точно на цель, запустить их в заданное время и поскорее покинуть это место, чтобы избавиться от возможного преследования.

Найденное TSD решение позже назвали «тройная ракетная пусковая установка». «Идея базировалась на обычной противотанковой ракете с самодельной пусковой установкой из нескольких железных уголков, – рассказывал офицер-техник, который сопровождал эту разработку. – Первоначально планировалось запустить противотанковую ракету, заполнив верхнюю часть воспламенителем и установив на другом конце детонатор. Был взят материал, который использовали городские повстанцы во время сражений с танками в период восстания в Венгрии. Мы подумали, что одна ракета – хорошо, а три в любом случае лучше. Таким образом, были установлены три ракеты под тремя разными углами между трубами основания, и к ним добавили электрозапал для запуска ракет в заранее заданное время».

Пусковая установка с тремя направляющими была собрана на модифицированном ранцевом основании, что позволило диверсантам настроить всю систему на месте и точно выполнить инструкции. «Мы попробовали сделать так, чтобы наши ученики все делали автоматически, без всяких размышлений, – объяснял Джеймсон. – Они должны были двигаться к месту согласно маршруту, показанному на карте, определить цель, навести ракеты на склад и нажать две кнопки». Чтобы ракеты пробили цистерны и подожгли горючее, техники TSD добавили зажигательные адаптеры и алюминиевые пакеты, заполненные магнием, который будет интенсивно гореть вместе с кислородом после первого подрыва.

«Нам не хотелось заставлять наших парней после запуска ракет бежать сломя голову почти 15 км до места укрытия плота, – рассказывал Джеймсон. – И мы приспособили механизм задержки времени запуска, чтобы дать команде несколько часов для возвращения к реке прежде, чем ракеты пошли бы к цели».

Чтобы не допустить дальнейшее использование этих самодельных ракетных пусковых установок против американских солдат, техники TSD добавили механизм самоликвидации с 200 г взрывчатки для полного уничтожения всей системы после запуска ракет. Но оставалась другая опасность: а что если вражеский патруль обнаружил бы пусковые установки, прежде чем они начали обстрел? Вьетконг в этом случае получил бы эффективное оружие. И конструкторы TSD добавили сторожевое устройство, которое в случае снятия с предохранителя кем-то другим через секунду автоматически подрывало всю установку{411}.

Другое новшество TSD, имитатор с таймером, воспроизводил звуки различного оружия и взрывчатых веществ. Устройство давало звуки стрельбы из автомата, миномета и взрывов гранат. Американские военные подразделения устанавливали такие устройства около вражеских лагерей, чтобы посеять панику и замешательство. В одном случае, когда такое устройство сработало в полночь, в военном лагере Северного Вьетнама началась стрельба друг в друга{412}.

В 1962 г. администрация Кеннеди передала секретные военные программы ЦРУ под руководство армии. Официальная передача должна была состояться 1 ноября 1963 г. Однако мероприятие было прервано из-за убийства президента Южного Вьетнама Дьема 2 ноября, а затем, три недели спустя, 22 ноября произошло убийство Джона Кеннеди. В декабре этот план был одобрен министром обороны Робертом Макнамарой, и в январе 1964 г. американская военная администрация во Вьетнаме организовала специальное подразделение из бойцов коммандос ВВС, армейского спецназа и «морских котиков» США{413}.

Поскольку военное присутствие расширилось и число отрядов увеличилось, ЦРУ продолжало активное присутствие во Вьетнаме, и TSD играл в этом ключевую роль. Большая часть спецтехники раннего периода, поставлявшейся TSD, напоминала системы УСС времен Второй мировой войны, типа «комплекта для побега из тюрьмы» со скрытыми компасами и разными пилками, радиостанции и одежды. «У нас был пакет не более пачки сигарет, который служил подсвечиваемой изнутри картой, – рассказывал Билл Парр, в то время инженер TSD. – После нажатия на верхнюю часть пакета карта начинала освещаться изнутри. Мы давали такие карты командам, работающим в Северном Вьетнаме, чтобы они могли ночью двигаться по маршруту».

Подсвеченные карты устранили потребность в освещении фонариками, которые могли выдать в ночное время присутствие секретной команды, а небольшого размера карта заменила огромные топографические карты. Позже такие комплекты направили в НАСА, чтобы их оценили в качестве инструмента навигации для работы в темноте в ходе первых полетов в космос.

Другие спецустройства включали в себя камуфляж, который был незаметен в окружающей среде. «Однажды, когда я был в одном из магазинов в штате Оклахома, у меня возникла идея. Я обратил внимание на конструкцию термосов. Объем термоса зависел от небольшой стеклянной вставки в большой корпус термоса. Таким образом образовывалось отдельное пространство, и в нем можно было скрыть бумаги и документы. Это стало отличным решением для наших агентов во Вьетнаме. В основании мы сделали крышку с левой резьбой, чтобы непосвященный человек не смог открыть нижнюю часть контейнера». Техники TSD использовали эту концепцию термоса со вставкой, внутри которой можно было разместить любые бумаги. С помощью растворимой в воде бумаги агент при необходимости мог ликвидировать тайные документы.

Использовалось также новое закамуфлированное радио. Коротковолновая портативная радиостанция RS-6 была предназначена для агентов, работающих в тылу противника. Передача велась в диапазоне 3–15 МГц на расстоянии до 5000 км в режиме CW и AM. Радиостанция размещалась в небольшом атташе-кейсе или могла быть разделена на четыре небольшие части в водонепроницаемой упаковке. Этот радиокомплект мог получать электропитание от батарей, от электросети или ручного генератора{414}.

Устройство защиты, известное как B-3, в баллончике «Пудра» (Dust Powder), состояло из мелкодисперсного слезоточивого газа, находящегося под давлением в маленькой пластмассовой емкости. С помощью «Пудры» можно было разогнать группу людей или использовать баллончик для самозащиты. Когда этот «несмертельный» спрей попадал в глаза, нос или горло, он вызывал кашель, слезы, потерю дыхания и тошноту. Как только человек покидал загрязненное пространство, неприятные эффекты исчезали{415}.

Спецсредство «Транквилизатор» (Puppy Chow) в коробочке собачьего корма содержал 20 капсул препарата и два шприца с противоядием. Комплект использовался, чтобы успокоить сторожевых собак – капсулы транквилизатора смешивались с говяжьим фаршем. Для средней собаки рекомендовалось использовать 4 капсулы, но можно было применять и больше, если животное было особенно свирепым. Съев такую еду, собака «выключалась» на 4 часа, но никаких необратимых последствий средство не давало. Если собаку нужно было быстро привести в себя, ей вводили шприцом дозу противоядия{416}.

К этому времени относится и создание портативной, скрытой в обычном портфеле копировальной установки для фотосъемки документов Document Copy Attache Kit. После открытия портфеля установка быстро собиралась в систему для фотографирования документов формата А4. Основой системы был фотоаппарат Pentax с фиксированным фокусом и бесшумным спуском затвора. Агент или оперативный офицер без какой-либо особой предварительной подготовки могли использовать установку для получения негативов фотокопий различных документов{417}.

В начале вьетнамской войны приходилось носить с собой большие запасы продовольствия, что явилось проблемой для секретных команд, которые могли участвовать в операциях продолжительностью до 90 дней и более. Консервы были большими и неудобными. Они были тяжелыми, а их упаковка и другие отходы могли быть следами операции.

«Когда я впервые прибыл во Вьетнам, я обнаружил, что запас одежды, продовольствия, боеприпасов и другого оборудования на 90 дней для одной команды проникновения занимает 4 паллеты, и при этом еда составляет большую часть, – рассказывал Джеймсон. – Мы могли сбросить с самолета паллеты в отдаленные области, но найти их и распаковать, не оставляя следов, было практически невозможно. Итак, я намеревался уменьшить эту большую кучу».

Сотрудничая с одной из ведущих компаний по производству хлебопродуктов Америки, инженеры TSD нашли решение этой проблемы с продуктом, которое они назвали «Паек для целей гражданской обороны», или «ГО-паек»{418}. ГО-паек напоминал современную энергетическую таблетку и содержал концентрированные белки и другие питательные вещества, которые разбухали воде, превращаясь в съедобную массу. «Я сделал так, чтобы азиатский склад TSD делал специальные разгрузочные жилеты со множеством карманов под размеры новых изделий, – вспоминал Джеймсон. – Затем я нашел военный патруль, который испытал новый паек в течение нескольких дней в период дежурства. Они ушли на неделю и держались только на нем. Мы должны были знать, как наши продукты будут восприняты солдатами по время военных действий».

Джеймсон сопровождал патруль, который состоял из американского спецназа и восьми вьетнамцев. «Никто не жаловался на продовольствие, но некоторые члены патруля через пару дней почувствовали недомогание и выбросили свои пайки, – рассказывал Джеймсон. – У нас не было другой еды, я ведь не позволил брать что-то другое».

Команда нашла деревню с апельсиновым садом и загрузила фрукты в рюкзаки. «Нам было хорошо, но апельсины оказались чрезвычайно кислыми. Все их ели, как яблоки. Но когда мы вернулись к основному лагерю, кислота разъела десны, и они кровоточили. Ну и вид был у нас! И, конечно, следующие патрули уже не спрашивали у меня новые порции спецеды».

Джеймсон сообщил о неудаче с пайком, но техники TSD не бросили эту работу. В конечном счете был разработан новый калорийный хлеб.

На начальном этапе войны стандартный бесшумный пистолет УСС калибра 22 был самым востребованным среди сотрудников ЦРУ и спецназа{419}. Компактный, точный на близкой дистанции и надежный, он отмечал свое тридцатилетие, и специалисты TSD делали все, чтобы улучшить и приспособить это оружие Второй мировой войны для новых операций. В частности, был сделан плечевой приклад, который превратил пистолет, по сути, в винтовку для высокоточной стрельбы.

Возглавлявший этот проект инженер Парр добавил несколько деталей, которые сделали пистолет более удобным для применения в воздухе и в джунглях. «После того как мы сделали плечевую кобуру, нашу новинку стали использовать все больше федеральных агентов; она также стала служить оружием для пилотов самолетов U-2, – рассказывал Парр{420}. – Это был крутой проект. Я прибыл на Калифорнийскую испытательную станцию и сел в кабину SR-71. Я должен был видеть, как это происходит, когда пилот выскакивает наружу с оружием в кобуре. То же самое было и для самолета U-2. Мы спрашивали пилотов, что им мешает, что неудобно? С чем им трудно ужиться? Какое дополнительное оборудование они могли бы держать при себе сверх кучи обязательного барахла? И нам пришлось пройти через все это».

При исследовании конструкции пистолета Hi-Standard инженеры TSD обнаружили, что если фиксатор спускового крючка опустить вниз, то пистолет при нажатии на спусковой крючок стреляет как автомат и опустошает магазин на 10 патронов за полторы секунды. «Нажмите-ка на спусковой крючок, и пистолет ответит вам очередью. Такая стрельба по цели более эффективна, чем одиночный выстрел, – рассказывал Парр. – Но нашей задачей было использование глушителя для снижения шума выстрела. Вы должны компенсировать увеличение шума от стрельбы очередью. А с плечевым прикладом вы повышаете точность прицеливания. Вся штука в том, чтобы убрать фиксатор, и затем вы должны удостовериться в правильной работе пружины магазина. Нашей целью был "тихий автомат", и мы хорошо продвинулись в этом направлении».

В ходе проводимых исследований инженеры сумели заставить оружие стрелять тише, но при этом возникали сбои при использовании стандартных боеприпасов. Для бесшумного, но эффективного оружия пороховой заряд должен быть очень точным. Слишком много пороха дает шум, а если его слишком мало, то страдают скорость пули и пробивная сила. «Проблемы с бесшумным оружием были всегда, когда применялись стандартные боеприпасы. Нужны были другой состав заряда патрона и другая его консистенция, – объяснял Парр. – Оказалось, что бесшумное оружие не работает с обычными боеприпасами».

Инженеры TSD также модифицировали Liberator, единственный пистолет калибра 45, разработанный УСС для массовой поставки партизанским отрядам, действовавшим в тылу врага во время Второй мировой войны{421}. Модель для Вьетнама, названная «Оружие сопротивления», была маленьким, недорогим пистолетиком из алюминия с вороненым стальным стволом, который стрелял одним-единственным боеприпасом от 9-мм парабеллума. Как и Liberator, он предназначался для повстанцев. Его планировали сбрасывать с самолета за линией фронта в пенопластовой коробке{422}.

«Отвинтите ствол, установите один патрон, завинтите ствол и взведите курок, как в игрушечном пистолете, и можно стрелять одной 9-мм пулей, – объяснил Парр. – Потом в Лэнгли кто-то сказал: "Это какое-то бесполезное оружие. Наверное, мы должны обеспечить возможность для второго выстрела". Мы снарядили в рукоятку еще патроны. Но сразу возникла проблема – что делать с застрявшим после выстрела патроном? Поэтому сделали простой шомпол».

Возник вопрос: нужен ли такой одноразовый пистолет, который может развалиться в руке после 5 или 25 выстрелов? «Мы послали техника на стрельбище, где он должен был сделать 50 выстрелов подряд, – вспоминал Пар. – Но во время одного из выстрелов он не удержал пистолет и сломал себе зуб. После этого начали говорить: "А ведь это опасное оружие. При его использовании можно пострадать". Об этом случае мгновенно узнали в Лэнгли, и план выброски на парашюте тысячи таких пистолетов был пересмотрен».

Но не только Hi-Standard и Liberator получили вторую жизнь по время войны во Вьетнаме. Новые технические решения из TSD и других технических подразделений ЦРУ часто улучшали спецтехнику Второй мировой войны с помощью современных материалов и электроники. Среди таких устройств, приспособленных к оперативным запросам 1960-х гг., был «Стингер», оружие калибра 22, предназначенное для выстрела из ладони в человека, сидящего в той же комнате или проходящего в толпе людей. Проведенная в 1962 г. модернизация улучшила возможности камуфлирования и перезарядки пистолета, который теперь имел легкий алюминиевый ствол, 11,4 см в длину и 2 см в диаметре. Новый комплект имел запасные стволы, семь патронов и подробную иллюстрированную инструкцию, в которой была показано, как можно спрятать пистолет (например, в прямой кишке) или замаскировать его внутри тюбика с технической смазкой в наборе инструментов{423}.

Еще одно оружие под кодовым названием Golden Rod («Золотой жезл»), представляло собой камуфлированный внутри ручного прожектора 9-мм пистолет-пулемет, 30 см в длину и 15 см в диаметре, с круглым магазином. «Вы вставляете все патроны в магазин вокруг ствола, нажимаете на кнопку, и пистолет молниеносно "выплевывал" все свои пули разом, – рассказывал Парр. – Он останавливался, когда вы отпускали кнопку, и начинал стрелять снова, когда вы давили кнопку вниз».

Ко вьетнамскому периоду относился и Gyrojet{424}, портативный ракетный пистолет, разработанный в Калифорнии. Изготовленный из штампованной стали и пластика, он стрелял 13-мм ракетами на твердом топливе, которые на дистанции 20 м набирали скорость до 350 м/с. Из-за быстрого сгорания топлива этот пистолет практически не имел отдачи и стрелял почти бесшумно, издавая только характерный свист наподобие проколотой шины. Несмотря на низкий уровень шума, он имел хороший пробивной удар. Во время одного из испытаний ракета пробила дверь огромного грузовика и разорвала 200-литровую бочку с водой{425}.

К сожалению, у Gyrojet было два существенных недостатка – низкая точность и ненадежность. После выхода всего заряда топлива через два отверстия в основании ракеты часто уходили в сторону от цели. «Ракета стабилизировалась с помощью миниатюрных боковых струй, вращающих ее вдоль оси полета. Ракета начинала крутиться перед вылетом из ствола, и это частично решало проблемы этого пистолета. Если вы нажали на курок, то слышали шипящее горение топливного заряда, а затем свист. Это было действительно похоже на ракету, которая набирает скорость за определенное время. Ракета крутилась после вылета из ствола. По сравнению с обычным огнестрельным оружием, Gyrojet имел задержку», – рассказывал Парр.

Парр вспоминал: «Для решения этих проблем требовались огромные суммы, я же был руководителем проекта Gyrojet, а изготовитель пытался убедить меня в улучшении точности. Он сказал – пошли на наше стрельбище, и я вам это докажу».

Поставщик проводил Парра на испытательный стенд компании. Сжимая в руке Gyrojet, изготовитель сделал несколько выстрелов и промахнулся. Все заряды пошли вокруг мишени. «Я сделал один выстрел и попал в центр мишени. Это было чистое везение, но оно повлияло на мою точку зрения», – вспоминал Парр.

TSD не стал продолжать этот проект из-за проблем с точностью выстрела, хотя ракетные пистолеты использовались некоторыми офицерами секретного элитного подразделения Армии США. Старший лейтенант Джордж «Кен» Сислер был вооружен пистолетом Gyrojet, когда в одиночку атаковал вьетнамский взвод, чтобы спасти раненых из его команды. Позднее, после спасения своих товарищей, его застрелил снайпер, и Сислер был посмертно награжден медалью «За героизм»{426}.

Во время войны во Вьетнаме сражение под Дьенбьенфу настойчиво напоминало о поражении французской колониальной державы. Эта бывшая французская крепость стала использоваться армией Северного Вьетнама в качестве гарнизона и военной базы. Именно крепость стала целью военных операций США.

«В Лэнгли уж очень хотели "послать привет" вьетнамской армии, и мы подумывали о том, чтобы задействовать модифицированные ракеты типа 2,75 класса "воздух – земля" для атаки», – объяснял Парр.

Идея заключалась в том, чтобы держать базу Дьенбьенфу в осаде, по крайней мере на время, с помощью тайных операций. Техники должны были разработать средства, необходимые для запуска ракет с помощью команды из десятка вьетнамцев, чтобы имитировать атаку скорострельной артиллерии. Однако чтобы сделать систему работоспособной, команда должна правильно выбрать позицию для запуска ракет и установить точные координаты цели – угол и направление полета. «Но мы не смогли обучить вьетнамцев использовать оптическую систему – это было для них слишком сложно, – рассказывал Парр. – Нужно было все упростить».

Прежде всего техники рассчитали угол запуска по цели от места, до которого можно было сравнительно легко добраться пешком за три дня. Единственным требованием было установить направляющие кронштейны с ракетами на нашу черную отметку. После правильной установки и прицеливания команда могла запустить ракеты и исчезнуть. Как и трехствольный ракетный пускатель, эти ракеты имели таймеры, что давало возможность команде уйти далеко от места запуска, когда начнется обстрел.

Чтобы не привлекать внимание гарнизона, место запуска запланировали в трех днях пути. Каждый из 12 членов секретной команды нес одну модифицированную ракету и маячок, который давал возможность техникам TSD следить за перемещением группы. Ракеты были установлены и нацелены, таймеры включены, и команда вернулась. Ракеты были запущены в полном соответствии с программой и поразили цели внутри гарнизона. «Все мы рассматривали эту операцию как громкий успех, – рассказывал Парр. – Из перехваченного сообщения вьетнамской армии стало известно, что обстрел произошел во время одного из совещаний. Конечно, это больше походило на укус слона комаром, но все мы получили большое удовлетворение».

В 1968 г. Лаос стал основным полем боя для ЦРУ – американцы стремились перекрыть поток вьетнамских войск и снабжения по «тропе Хо Ши Мина», которая частично проходила через Северный и Восточный Лаос. Северовьетнамское правительство охраняло этот маршрут, в частности, поддерживая коммунистических повстанцев движения «Патет-Лао», контролировавших эти территории{427}. Действуя из Удорна, что в Таиланде, ЦРУ и американские военные советники проводили совместные операции с лаосцами под руководством генерала Ванга Пао. Целями операций было пресечение поставок и движения людей по «тропе Хо Ши Мина», а также захват территорий, которые контролировало Патэт-Лао.

В 1968 г. TSD послал команду из четырех человек для анализа ситуации в Лаосе, оценки технической стороны задач поддержки военных операций. Для операций сдерживания ЦРУ располагало базой в Лаосе, возле местечка Удорн, расположенного на тайской стороне реки Меконг, разделяющей Лаос и Таиланд. В дополнение к базе ЦРУ тут же располагались жилые дома персонала авиакомпании «Эйр Америка» и Центр анализа фотографий.

Команда TSD обеспечивала постоянную техническую поддержку оперативных мероприятий. Была построена и оборудована база в качестве склада оперативной техники, включавшая помещение электронной техники, механическую мастерскую, фотолабораторию, столярную мастерскую и переговорную. Важное место занимал рабочий стол, покрытый коричневой бумагой, за которым технари встречались для оперативного планирования и оценки результатов. В связи с отсутствием отдельных кабинетов этот центральный рабочий стол стал символом сотрудничества и интеграции, необходимых для планирования оперативных мероприятий. Техники TSD работали вместе с другими сотрудниками ЦРУ в Северном Таиланде и Лаосе вплоть до вывода американских войск из Вьетнама.

Для электронного наблюдения за движением по «тропе Хо Ши Мина» потребовались технические новации TSD, и в ЦРУ появилась идея использовать сейсмические системы слежения за транспортными средствами. «Для тестирования наших идей использовался один из объектов в США, расположенный вдоль дороги, по которой проходили грузовые автомобили и велосипеды. Мы тестировали новую систему, пока не выяснили, как применить ее для оперативных целей. Я вернулся в Лаос, и мы начали закапывать детекторы вдоль дорог и путей на "тропе Хо Ши Мина". Мы также хорошо замаскировали передатчик в стороне от дороги», – рассказывал Джеймсон. Когда колонна двигалась на юг по «тропе Хо Ши Мина», устройства фиксировали и регистрировали сейсмические колебания, возникающие во время движения транспорта, и отправляли эти данные для записи в блок памяти, спрятанный в стороне. Самолеты-разведчики в ходе ежедневных вылетов запрашивали систему и по радио получали данные этих устройств.

Американцы также обучали местные силы визуальному наблюдению на ключевых позициях вдоль тропы и передаче информации о составе военных колонн Северного Вьетнама. Наблюдатели были оснащены радиостанциями, с помощью которых передавали сигнал, когда видели движение. Однако очень важно было передавать конкретную и точную информацию о том, что они видят. «Некоторые наблюдатели не знали разницы между грузовиком, джипом или прицепом. И потребовались более совершенные средства связи с ними», – рассказывал Джеймсон. Чтобы решить языковую проблему, команды наблюдения использовали передатчики с кнопками со значками, изображавшими человека, велосипед, слона, грузовик, колонны войск или цистерны. Наблюдатель нажимал соответствующую кнопку для записи.

Техники TSD подслушивали разговоры военных Северного Вьетнама там, где имелся доступ к проводным линиям связи или к радиоканалам. В одном из таких мероприятий информация, полученная с кабеля связи, вначале записывалась, а потом передавалась через систему секретных ретрансляторов, протянувшуюся через Лаос в сторону контрольного пункта в Таиланде. В сущности, эта система функционировала как современные сети сотовых телефонов, в которых телефонный сигнал от одной соты передавался на другую и так далее до конечного места прослушивания сообщения. «Самая большая проблема в этой операции была не передача сообщений, а поиск мест для скрытой установки ретрансляторов», – вспоминал Джеймсон.

Оборудование этой системы подслушивания представляло собой набор коммерческих устройств и спецтехники ЦРУ с аккумуляторами, модифицированными для оперативного использования. Некоторые из таких систем были спрятаны в деревянных телефонных столбах. В типичной операции участвовала команда из двух вьетнамцев, которая доставлялась на вертолете в место, расположенное в нескольких минутах ходьбы от цели. Сложнее всего было пронести несколько километров по вражеской территории деревянную опору столба со спрятанными внутри радиопередатчиком и батареями. Вьетнамцы добиралась до места, поднимались на телефонный столб, заменяли деревянный брусок на специальный, изготовленный в TSD, и подключались к линии. Если операция проходила гладко, то через ретрансляторы сразу поступал поток разведывательной информации о войсках Северного Вьетнама. «Мы получали очень много разведданных о движении колонн вдоль "тропы Хо Ши Мина" из Северного Вьетнама на юг. Эта информация позволяла нам контролировать военные поставки и помогала разбираться в планах военных операций на юге. Колонна грузовиков с винтовками калибра 7,2 и минометами явно указывала на подготовку к военным действиям», – рассказывал Джеймсон.

Использование радиосвязи и подключений к линиям коммуникаций явилось, пожалуй, наиболее значительным вкладом TSD в оперативные мероприятия ЦРУ во время вьетнамского и лаосского конфликтов. Исторически сложилось так, что до изобретения радиосвязи костры на вершинах холмов часто служили маяками для ориентирования и поиска маршрутов передвижений, а также для предупреждения о приближении вражеских войск. Пауль Ривер, например, предупредил патриотические силы о продвижении британской армии с помощью маяка на верхушке церковной колокольни.

К 1960 г. наземное радиопеленгационное оборудование стало основным инструментом авиационной навигации или наземных команд для наведения на конкретную цель. Техники TSD установили сотни авиационных радиомаяков HRT-2с для помощи пилотам в поиске точек выброски десанта, мест посадки или районов непосредственной поддержки.

Несмотря на то, что радиомаяк HRT-2с был совместим со всеми автоматическими системами поиска ЦРУ, военных и гражданских самолетов, его установка и обслуживание были связаны с рядом трудностей. Поскольку для каждого маяка требовались антенна высотой не менее четырех метров и кабель заземления, было непросто подобрать подходящие места для его размещения. Люди или животные могли повредить кабели, а антенные трубки из стеклопластика растаскивали сельские жители – для курения опиума.

Несмотря на эти проблемы, наземные навигационные маяки использовались пилотами по всему Лаосу во время авиаперелетов в любых погодных условиях. Агенты и разведывательные команды были оснащены ручными радиостанциями для определения местоположения, идентификации, выявления мест снабжения, маркировки целей, воздушных ударов и вызова для эвакуации. HRT-2 представлял собой небольшой цилиндрический блок, похожий на палку с антенной на одном конце и кнопкой включения передатчика на другом.

Для поддержки диверсантов во время продолжительных рейдов на территории, контролируемые Патет-Лао или силами Северного Вьетнама, самолеты сбрасывали паллеты с продуктами и снаряжением, но при этом из-за секретности операций радиосвязь не использовалась. Было найдено альтернативное решение этой проблемы за счет применения бытовых FM-радиоприемников и ручных радиопеленгаторов. Приемники ловили сигналы высокочастотных радиомаяков, установленных на паллеты и включавшихся только после приземления.

Во время некоторых атак с воздуха в местах боев американцы намеренно оставляли свои бытовые радиоприемники и винтовки с прикладами, внутри которых были спрятаны крохотные передатчики, в надежде, что их подберут солдаты противника. Когда те попадали на территории военных баз, скрытые внутри передатчики давали сигналы, позволяющие вычислить место для точных ударов с воздуха.

«Анализируя все мероприятия по рекогносцировке, пополнению запасов и диверсий, я оценивал использование спецтехники TSD как 30–40 ежедневных операций в Лаосе и Вьетнаме. Техника, которую мы использовали, не была самой передовой для своего времени; но в Лэнгли все более концентрировали внимание на создании новых акустических спецустройств. Однако у нас были достаточно талантливые парни для конструирования своих собственных маяков», – вспоминал Джеймсон.

Одним из таких спецприборов был HRT-10, имевший размеры транзисторного радиоприемника с батарейками для работы в течение всего нескольких часов. HRT-10 можно было спрятать в рюкзак и снабдить им агентов, проникавших на военные базы Патэт-Лао и Северного Вьетнама. «Предметы размещались рядом с базами; при этом антенна забрасывалась на дерево. Затем агент возвращался и рассказывал нам о месте установки, например: 50 м от базы на северо-восток в таком-то районе. Наши самолеты могли принять его слабый радиосигнал и затем уже точно атаковать цель на бреющем полете», – объяснял Джеймсон.

Джеймсон всегда считал, что TSD вкладывал недостаточно денег и усилий в развитие и модернизацию приемников и передатчиков. «Мы сами провели модернизацию. В конце концов приемник был переделан для наших самолетов и соединялся с авиационной пеленгационной антенной на фюзеляже{428}. Это сработало, хотя и небезупречно. Мы летали на транспортных самолетах Air America. Собирая информацию для определения цели бомбардировки, ЦРУ затем сообщало бомбардировщикам ВВС необходимые координаты», – вспоминал Джеймсон.

Поскольку самолеты не могли летать прямо над целью, не привлекая внимания врага, TSD разработал серию устройств для дистанционного наведения на цель. Самолет-корректировщик мог находиться вдали от цели, и техники следили за показаниями приборов и высчитывали реальные координаты цели. Затем эти данные передавали бомбардировщикам, уже подлетающим к этой территории. Корректировщик сбрасывал дымовую гранату как визуальное подтверждение мишени для атакующих пилотов. В следующем поколении приборов дымовая граната с временным замедлителем устанавливалась в сам маяк. Замедлитель не подрывал дымовую гранату до тех пор, пока штурмовики не появлялись над базой, и эта процедура сокращала время для ухода противника с места базирования.

Наиболее успешными были те операции, в которых агент доставлял в лагерь врага маяк с замедлителем. Трости были распространенным предметом обихода по всему региону, и в них без труда можно было спрятать радиомаяк и батареи. «Мы придумали включать таймер в момент, когда агент уже покинул местность, где расположена цель. И затем самолеты ВВС совершали круговой облет "крыло в крыло" вокруг этой территории и выходили прямо на наши сигналы», – рассказывал Пар.

Для ЦРУ и армейских подразделений освобождение пилотов и солдат, попавших в плен, было приоритетной задачей в течение всей войны во Вьетнаме. Захваченные противником и пропавшие без вести никогда не будут забыты или брошены. В 1958 г., когда летчик Аллен Поуп попал в Индонезии в тюрьму, в ЦРУ придумали дерзкий план его освобождения{429}.

Разведка узнала, что Поуп содержался в джунглях, в удаленном регионе Индонезии под домашним арестом. Поскольку у него была относительная свобода передвижений в джунглях, это давало определенный шанс для его спасения. В TSD возникла идея небольшого надувного самолета. С помощью компании Goodyear TSD разработал небольшой резиновый самолет, который мог быть упакован и затем сброшен в расчищенное от джунглей место{430}. Все, что нужно было сделать Поупу, так это добавить воды в специальные гранулы в канистре, после чего начиналась химическая реакция с выделением газа в количестве, необходимом для надувания самолета. «Мы все проверили и остались довольны. Но когда мы были готовы доставить надувной самолет летчику, операцию отменили. Несмотря на блестяще реализованную идею, я не верил, что такой самолет когда-либо будут использовать в оперативной работе», – рассказывал Джеймсон.

В конце концов ЦРУ с помощью подводной лодки доставило двух своих офицеров к индонезийскому побережью. Они отправились в джунгли, нашли Поупа и переправили его в безопасное место, а резиновый самолет так и остался в ЦРУ. «Мы разместили наш самолет на складе, где он пролежал много лет. И однажды возникла идея использовать его в одной операции. Но когда мы пришли на склад, то обнаружили, что резина высохла и растрескалась. Никто не поддержал нас. И мы его забросили», – вспоминал Джеймсон.

Другой вариант эвакуации, которым мог бы воспользоваться Поуп, назывался Skyhook, и был изобретением Роберта Фултона. Он предложил оборудовать самолет системой с «крючком», с помощью которого можно было безопасно поднять человека с земли. Фултон был вдохновлен идеей компании All American System, реализованной в 1920 г. для транспортировки мешков с почтой. Пилоты во время полета могли зацепить почту крючком и доставить ее на борт самолета.

Позже Фултон начал эксперименты, которые в 1950 г. привели к созданию системы Skyhook, у которой имелись специальные 150-метровые тросы для подъема с земли человека или груза. Тросы поднимались над землей надувным шаром, накачанным гелием из небольшого баллона. Как только тросы поднимались, их подхватывали крюком с самолета, крепление запиралось, а воздушный шар отпускали. Крюк с тросами втягивался внутрь самолета через боковую дверь вместе со спасаемым пилотом или агентом{431}.

В течение последующих лет Фултон усовершенствовал систему. Используя Р2V, самолет-спасатель ВМФ США, он постепенно увеличивал вес груза. Плетеные нейлоновые веревки, способные удержать груз весом 1800 кг, явились решением проблемы, но первые эксперименты дали неоднозначные результаты. В одном случае систему испытывали на свинье, и она была успешно доставлена внутрь самолета. Пролетев по воздуху на скорости 200 км/ч, свинья оказалась внутри самолета целой и невредимой, но выразила недовольство, напав на членов экипажа{432}. Однако люди-добровольцы после такого эксперимента пребывали в значительно лучшем расположении духа.

Skyhook воспринимался спецназовцами как тест на храбрость. Один офицер спецназа, парашютист, сделавший более 5000 прыжков, сказал, что испытал наслаждение в полете за самолетом, как киногерой Супермен. А вот случай, ставший легендой спецназа. Пилот «подбирал» высокопоставленного офицера, вызвавшегося лично поучаствовать в тестировании системы этой системы. Пытаясь как можно мягче подхватить офицера, он снизил скорость самолета, и офицера изрядно протащило по земле, что закончилось многочисленными переломами{433}.

Система Skyhook начала использоваться разведкой в 1961 г. после того, как СССР был вынужден отказаться от станции подводного мониторинга в Северном Ледовитом океане, поскольку оборудованные на льду взлетно-посадочные полосы начали разрушаться. Для одного из оперативных применений системы Skyhook – в рамках операции «Холодные ноги» – были отобраны два офицера из ВМФ и ВВС. Их сбросили на парашюте на льдину, где они должны были провести 72 часа, оценить и собрать предметы разведывательного назначения. Система Skyhook использовалась для эвакуации офицеров вместе со сделанными фотографиями, документами и тем, что они обнаружили на заброшенных объектах.

Офицеры приземлились, как и планировалось, на льдину и начали собирать килограммы разведывательных материалов, оставшихся на станции. Когда сбор предметов был закончен, один офицер, прикрепленный к системе Skyhook, был подхвачен ветром, который протащил его почти 100 м, пока крюк самолета его не зацепил. Когда второй офицер надул шар, он крепко держался за часть оборудования, чтобы противостоять ветру, его тащившему. В конце концов, оба офицера были доставлены на борт самолета с информацией и материалами, которые подтвердили, что на советских станциях занимались мониторингом подводных лодок.

Каждый день в 8:00 Брайан Липтон приезжал на работу в Лэнгли и покидал здание ЦРУ в 17:00 или немного раньше, если у него была встреча по футболу. Липтон был кадровым сотрудником университетской команды Готлиба, принятой в ЦРУ и подходившей для работы в TSD. Он нес на своих плечах тяжелое бремя обязанностей, но всегда был любезен и трудился полный рабочий день. Мало кто из его коллег подозревал, что он был занят другой работой, прикрываясь своей обычной должностью в ЦРУ. Ночью, когда парковки и офисы Южного здания штаб-квартиры ЦРУ пустели, Липтон в одиночку возвращался в свой кабинет. Там, за закрытыми дверями, он работал над одним из самых закрытых проектов времен вьетнамской войны – системами скрытой связи для американских заключенных в Северном Вьетнаме.

Для военнопленных, которые были изолированы, задавлены пропагандой и подвергались непрерывным физическим и психологическим пыткам, эти скрытые системы были единственной связью с внешним миром. Таким образом военнопленным посылался знак, что правительство США помнит о них, и это давало надежду. Скрытая связь была также средством для правительства США, чтобы определить, кто из пленных жив, узнать подробности и условия их содержания, а также возможные планы спасательных операций.

«Как новый офицер TSD я вначале думал, что такие вещи происходят в ЦРУ каждый день. Сотрудника вызывают и поручают важную и сверхсекретную работу. Мы понимали, что сверху и снизу кабинета, где мы работали, происходили вещи, совершенно нам неизвестные. Но только позже, когда я узнал результаты, то смог оценить, насколько ценной была эта работа», – вспоминал Липтон.

Своим рождением этот проект обязан случаю с одним военнопленным, капитаном ВМФ Джеймсом Стокдэйлом. Сбитый над Северным Вьетнамом, Стокдэйл первым стал использовать письма своей жене Сибилле, чтобы сообщить фамилии своих приятелей-заключенных, используя простой код, в котором были ссылки на товарищеские футбольные матчи, проходившие во время учебы в академии ВМФ. Фактически эти три человека никогда не играли в футбол в команде Стокдэйла, но их фамилии были такими же, как и пропавших летчиков его эскадрильи, о которых ничего не было известно{434}.

Эта информация была представлена военно-морской разведке США, которая попросила Сибиллу Стокдэйл о сотрудничестве в отправке секретных сообщений мужу с использованием специальных фотографий{435}. Первые фотографии готовились несколько недель, и Сибилла стала посылать их своему мужу вместе с письмами, которые разрешались раз в месяц. Ежемесячные фото были специально разработанной уловкой, чтобы приучить цензоров Северного Вьетнама не обращать на них внимания{436}.

Осенью 1966 г. специальная фотография была готова, и Сибилла добавила в письмо текст, в котором содержалась секретная инструкция мужу – опустить фотографию в воду. Намокшие слои отклеились, и появилось секретное сообщение{437}. На фотографии, судя по подписи, свекровь Сибиллы наслаждалась купанием в океане. Сибилла знала, что ее муж сразу поймет, что это не его мать{438}.

Стокдэйл получил два письма от Сибиллы как раз перед Рождеством 1966 г.; они были переданы ему во время съемок фильма, призванного показать гуманное отношение к американским пленным. Стокдэйл сразу понял, что на фотографии не его мать, но был озадачен тем, почему жена прислала это фото. После Рождества Стокдэйл решил выбросить фото. Однако он подумал, что глупо просто так выбрасывать фото из Америки, надо что-то с ним сделать. Джеймс Бонд, например, мочился на письма, чтобы прочитать секретные сообщения{439}.

Дождавшись, когда охранники начнут обход, Стокдэйл наполнил мочой свой стаканчик для воды и опустил туда фотографию. Через полчаса фотография стала расщепляться на две половинки. Стокдэйл отделил слои фотографии друг от друга и увидел на внутренней стороне появляющийся мелкий текст{440}. Стокдэйл успел прочитать и запомнить весь текст, пока охранники не появились вновь. Секретный текст гласил:

«Письмо в конверте с этой фотографией является тайнописной копиркой… Все последующие письма с нечетными датами буду иметь копирки. Используйте копирку после написания своего письма жене… Положите свое письмо на твердую поверхность, затем копирку и на нее лист бумаги. Напишите на этом листе письмо с хорошим нажимом… Лучше всего писать поперек текста письма жене… Пишите прямо на копирке, если не будет другого листа бумаги. Копирку можно использовать многократно… Начинайте письмо через копирку со слова „дорогая“ и заканчивайте письмо „твой любящий муж“… Будьте осторожны, если вас поймают с копиркой, то могут обвинить в шпионаже. Окунайте в воду каждую картинку, если на ней будет роза. Держитесь{441}».

Первой задачей Стокдэйла была отправка поименного списка всех военнопленных, подтверждавшего, что они живы. 2 января он приготовил свое первое секретное письмо с 40 фамилиями сокамерников, используя копирку и условные фразы «дорогая» и «твой любящий муж»{442}. Этот список был направлен в США, в левую антивьетнамскую организацию «Женщины в борьбе за мир».

Через две недели появилась возможность общения, когда преподобный Мюст из пресвитерианской церкви, частый гость Ханоя, предложил доставить почту в США. Стокдэйл опять использовал копирку для второго сообщения, добавив еще фамилии новых обнаруженных заключенных вместе с информацией о местах заключений и перечнем соседних объектов{443}. На этот раз в секретном послании уже фигурировали «пытки и кандалы по 16 часов ежедневно»{444}.

Работавший с Сибиллой подполковник Роберт Борач из разведки ВМФ пытался расширить круг секретной переписки, но не получил поддержки. Один офицер ЦРУ, узнавший о проекте позже, сказал, что старшие офицеры Пентагона были категорически против, поскольку считали, что американские солдаты и офицеры уже и так находились между жизнью и смертью, в крайне тяжелом положении, чтобы делать их еще и шпионами.

В этой ситуации ВМФ обратился к ЦРУ: «Как мы понимаем, министерство обороны решило не продолжать использование секретной переписки со Стокдэйлом, но мы будем это делать негласно, поскольку считаем, что нашим ребятам это важно. У нас есть старший офицер (Стокдэйл), он просит нас об этом», – так заявил сотрудник TSD, курировавший мероприятие. «Запрос ВМФ выходил за рамки обычной субординации, но были директор и заместитель директора ЦРУ, которые, получив такую просьбу, приказали TSD оказать содействие».

К сожалению, попытки частных секретных сообщений от семей военнопленных были неудачными. В одном случае жена заключенного, не сказав никому, из лучших побуждений спрятала транзисторный радиоприемник в банку с арахисовым маслом. Но вьетнамские охранники украли масло, обнаружили приемник и учинили тщательный досмотр всех посылок. Конфеты в посылках, например, разламывались на мелкие кусочки, а зубная паста выдавливалось из тюбиков.

В апреле 1967 г. подполковник Борач представил Сибиллу эксперту из государственного департамента Брюсу Раундсу. Сибилла вспоминала манеру Раундса посмеиваться во время беседы – это убеждало ее, что он из ЦРУ{445}. Раундс предложил для переписки код, который можно использовать, даже если охранники будут диктовать каждое слово в письме. Раундс обучил Сибиллу новому коду, который она использовала 25 мая 1967 г. в письме с фотографией букета роз, который она получила на День матери. Это фото надо было также намочить в воде{446}.

Прошло 14 месяцев, прежде чем Стокдэйл получил разрешение отправить новое письмо. Он вставил в него фразу, которая представляла особый интерес: «Я часто думаю о Красном и хотел бы вставить сообщение, но это невозможно, передайте, что я сделаю это в следующий раз». Упоминание Красного означало тревогу для разведки и что он не имел возможности послать секретное сообщение. Красным называли вице-адмирала в отставке Уильяма «Рэд» Рэйборна, который до июня 1966 г. был директором ЦРУ.

По мере увеличения потока кодированных сообщений, круг посвященных в этот секретный проект людей не только не увеличивался, но сокращался – непосвященным было трудно объяснить способ получения такой важной информации о пленных, как их фамилии и места заключения.

«За время работы над проектом я получил огромное личное удовлетворение, когда видел благодарность людей, использующих этот канал связи. В течение многих лет было неизвестно, что же произошло с военнопленными. После установления секретной связи многие семьи начали получать информацию о своих сыновьях, отцах и мужьях», – рассказывал Липтон.

После освобождения в 1973 г. из плена Стокдэйла и других американцев началась новая эпопея: появилось множество книг об испытаниях, выпавших на долю заключенных, в том числе и о секретных методах связи, которые они использовали. Уильям Кейси, директор ЦРУ, узнал о намерении Стокдэйла включить в свою автобиографическую книгу и последующий кинофильм с Джеймсом Вудсом подробное описание деталей секретной связи.

Стокдэйл, находившийся на пенсии в звании контр-адмирала и награжденный Почетной медалью, решил написать о секретной связи для военнопленных. Он считал, что, поскольку война закончилась, нет необходимости засекречивать для окружающих специальную связь. «ЦРУ сказало Стокдэйлу: "Вы не можете этого делать". Но Стокдэйл ответил: "Почему, черт возьми, я не могу? Вы что, отдадите меня под трибунал?"» – вспоминал Липтон.

В ходе затянувшихся переговоров Липтону предложили посетить Стокдэйла. Вместе с адвокатом ЦРУ они встретились с отставным адмиралом в его доме, в южной Калифорнии, чтобы попытаться отговорить его от раскрытия тайной связи военнопленных. «Разговор проходил в явно наэлектризованной обстановке. Два часа ушло на то, чтобы убедить адмирала не раскрывать наиболее значимые для ЦРУ детали. После этого адмирал угостил нас обедом в отеле. Возвратившись в Вашингтон, адвокат отправился прямо в кабинет Кейси, который выразил благодарность, поздравил с успешным завершением дела и добавил, что ему самому этого сделать не удалось», – вспоминал Липтон.

За работу по созданию системы тайной связи с военнопленными Ассоциация американских военнопленных сделала Липтона своим почетным членом. На встрече в Ассоциации толпа парней окружила Липтона со словами: «Сегодня меня бы не было в живых, если бы не ЦРУ. Это помогло нам выжить». Липтон подумал: «И для этого я работал ночами, чтобы затем вернуться и продолжить работу днем. Я знал, что мы делаем вещи, которые действительно были необходимы не только в оперативном плане, но лично для этих солдат, их семей».

После вывода американских войск из Вьетнама OTS продолжила участие в секретных военных операциях. Президент Рейган и директор ЦРУ Уильям Кейси считали, что Центральной Америке в начале 1980-х гг. угрожает опасность попасть под влияние коммунистов и просоветских режимов. Левое сандинистское правительство, пришедшее к власти в Никарагуа в июле 1979 г., было похоже на режим Кастро на Кубе. После свержения правящей хунты во главе с Анастасио Самоса новое правительство сразу же установило тесные связи с СССР и начало создавать собственную армию{447}. Сандинисты, имевшие в 1979 г. всего 5000 партизан, к 1982 г. создали армию в 70 000 солдат{448}.

Фотографии с американского спутника также показали наличие в Никарагуа около трех десятков военных баз. Сандинистские военные обучались полетам на поставляемых советских самолетах МиГ, управлению советскими танками и артиллерией{449}.

Появление нового прокоммунистического правительства в Западном полушарии ослабило американскую «политику сдерживания» и открыло новые возможности для дестабилизации проамериканских правительств в соседних странах, в частности в Сальвадоре. Разведка США сообщила о снабжении оружием через Никарагуа партизан Сальвадора. Рейган и Кейси решили, что секретные операции ЦРУ будут частью стратегии противодействия советско-марксистскому влиянию в Латинской Америке.

Под руководством Кейси число тайных операций ЦРУ выросло, затем по окончании войны во Вьетнаме сократилось, но теперь операции вновь стали активизироваться. Кейси решил посетить одну из недавно построенных баз OTS, где проводилось обучение антиповстанческих групп, и провести анализ задач. В качестве принимающей стороны выступали Джеймсон и Парр.

«Кейси с несколькими офицерами специальных направлений OTS просидел до трех утра, они пили пиво и планировали действия ЦРУ в Центральной Америке», – рассказывал Пар. А Джеймсон приготовил план действий, которые могли бы эффективно противодействовать сандинистам в соседних с Никарагуа странах. В этот вечер кипели жаркие споры, участники которых вдохновлялись присутствием Кейси. Он был заинтересован в создании специальных видов вооружений OTS, взрывчатки и в обучении. Под впечатлением выступления Джеймсона директор ЦРУ закончил вечер, пообещав направить средства для расширения деятельности OTS в обучении.

В начале 1984 г. ЦРУ, действующее по секретному разрешению президента Рейгана, начало выборочное минирование нескольких никарагуанских портов. Оперативный директорат поручил OTS разработать, испытать и начать производство специальных мин, которые никак бы не ассоциировались ни с ЦРУ, ни с США. Инженеры OTS использовали секции канализационных труб длиной 76 см и диаметром 25 см, в которые была запрессована взрывчатка С-4. В минах применялись армейские взрыватели Mark-36, срабатывающие на давление, а также взрыватели с магнитным и акустическим подрывом. Техники OTS устанавливали в мины блоки самоуничтожения с таймерами на разное время, в зависимости от оперативной задачи{450}.

Первоначально планировалось минирование с воздуха, но затем оперативное руководство решило, что плавающие парашюты могут раскрыть факт минирования. В качестве альтернативы ЦРУ для минирования использовало скоростные катера, запускаемые с базового корабля из нейтральных вод. Таможенная служба США предоставила океанские скутеры Cigarette («Сигарета»), конфискованные у поставщиков наркотиков{451}.

Инженеры OTS превратили скутеры в военные катера, установив 25-мм пушки, способные пробивать танковую броню{452}. Дополнительное увеличение скорости более 60 узлов давало возможность быстрого ухода с места операции{453}.

С февраля по апрель 1984 г. было установлено около 70 мин в гаванях, на атлантическом и тихоокеанском побережьях Никарагуа{454}. Пострадало несколько судов, в том числе голландский, японский и советский корабли. Мины взрывались с большим шумом, вызывая незначительные повреждения, и не приводили к жертвам. Тем не менее несколько капитанов торговых судов отказались заходить в никарагуанские порты, и, по данным разведки, сандинистское правительство приготовилось к переговорам о прекращении минирования{455}.

Однако в начале апреля операции минирования стали достоянием общественности из-за шумных политических разборок. Сенатор Барри Голдуотер, председатель специального Комитета Сената по разведке, послал Кейси 9 апреля письмо со своими возмущениями о сокрытии от него этих операций{456}. Возмущение Голдуотера было спорным, но публичную реакцию было уже не остановить. Бурные дебаты о секретных минированиях привели к голосованию и появлению сенатского решения № 84–12, осудившего операции ЦРУ. Это решение не имело юридической силы, но администрация Рейгана «прогнулась» перед Конгрессом и закончила операции в Никарагуа{457}.

«Боже мой, сколько было шума и криков о минировании и военных действиях в нейтральных водах. Конгресс и ВМФ постарались быть в стороне от этого скандала. Все они были проинформированы, но удобно забыли обо всем, когда дерьмо всплыло наружу», – вспоминал Пар.

За первые 35 лет существования подразделения офицеры OTS в соответствии с приказами президентов – республиканцев и демократов – провели секретные военные операции на Кубе, во Вьетнаме, Лаосе и в Центральной Америке. В течение последующих 20 лет многие из них будут направлены для участия в мероприятиях разведки США в Ираке, Африке и Афганистане.

Глава 18 Аферисты, изготовители фальшивок и поддельных документов

Американцы были новичками. Их никто не учил лгать так, как мы[18].

Олег Калугин, генерал-майор КГБ в отставке

Жан-Бедель Бокасса, лидер Центральноафриканской Империи, был недоволен Соединенными Штатами{458}. Шел 1972 г., и Бокасса получил в свое распоряжение документ о заговоре с целью переворота в его стране, написанный, по его мнению, чиновником США на официальном бланке. С подозрением относящийся ко всяким «колонизаторам» и «империалистам», Бокасса теперь, казалось, получил подтверждение своим мрачным предчувствиям.

В действительности же у США не было особого интереса к Бокассе или к переворотам в бывшей французской колонии. Расположенная между Чадом и Конго, Центральноафриканская Империя, позже переименованная в Центральноафриканскую Республику, была малопривлекательной территорией даже для развивающихся стран. Несмотря на несколько урановых рудников, это страна была бедной и аграрной, с неразвитым производством и плохими дорогами{459}.

До того как стать главой государства, пусть и непопулярным, Бокасса многое пережил. Как французский легионер, он участвовал в кровавом сражении при Дьенбьенфу во Вьетнаме, был награжден орденом Почетного легиона и Лотарингским крестом{460}. Возвратившись в Африку героем, Бокасса возглавил вооруженные силы в своей молодой стране, которые в 1965 г. в результате переворота усадили его в президентское кресло{461}. Захватив власть, Бокасса начал присваивать себе высокие должности, начиная с поста премьер-министра и заканчивая пожизненным президентством{462}.

Бокасса обращал мало внимания на деятельность диссидентов, периодически скармливая их крокодилам{463}. В 1979 г. он вызвал возмущение мирового сообщества тем, что жестоко наказал школьников за отказ носить новую обязательную форму. Эта слишком теплая для жаркого климата форма была детищем жены Бокассы, которая продавала ее по неподъемным для простых граждан ценам{464}.

Летом 1972 г. Бокасса направил свой гнев в сторону США{465}. В его руках были документы о намерениях силового свержения его правительства. В голове африканского деспота возникли сценарии собственного свержения подобно тому, который реализовал он сам, прокладывая себе путь к власти.

Посол США, пытаясь противостоять ложным обвинениям, обратился за помощью в ЦРУ. В OTS в это время была небольшая группа ученых-криминалистов, которые работали в Лаборатории сомнительных документов (ЛСМ – Questioned Documents Laboratory, QDL). Эти специалисты выявляли документы, создаваемые в то время КГБ для пропагандистских целей. В ЛСМ также изучались вызывающие сомнение в их подлинности документы с целью контрразведывательного обеспечения. Предполагалось, что их экспертиза может быть полезной и в этом случае.

В июле 1972 г. OТS направила своего эксперта, сотрудника ЛСМ, д-ра Дэвида Кроуна в Банги, столицу Центральноафриканской Империи. Посол США знал, что документ, беспокоивший Бокассу, – подделка, но ему не удалось убедить в этом диктатора. Оставалось надеяться, что это удастся эксперту{466}.

При обычных обстоятельствах можно было указать на вопиющие неточности документа. Даже непрофессионалу были очевидны языковые и лингвистические изъяны в нем. Фирменный бланк был украшен элементами ярко-зеленого и красного цветов, невозможными для сдержанной стилистики официальных документов Вашингтона. Название ведомства, создавшего этот «заговор на бумаге», было простым и случайным набором терминов и названий госучреждений США. Вымышленное ведомство возглавлял Ричард Брилланд, значившийся как «председатель совета директоров». Почтовый индекс имел всего две цифры (такие индексы прекратили существование еще в 1961 г.), а все подписи были небрежно сделаны одной рукой. В общем, все это смахивало на любительскую поделку{467}.

Итак, язык документа был агрессивным. Предложения председателя Брилланда читались так: «Руководитель полагается на возможности CAR GBB и надеется, что мы будем использовать агентов, размещенных в Киншасе и в Монровии. Офис полковника № 9 (так было в документе) считает, что наиболее подходящее время между 2-м и 6-м числом, однако № 9 настаивает на 10–15, что уже одобрено большинством». В последнем абзаце ссылаются на посла США: «Посол предложил новую идею, он сказал, что нет времени на военное вмешательство, и мы могли бы нанять киллера за $1 млн и убрать руководство с дороги».

Этот документ, слишком уж неуклюжий, чтобы быть продуктом спецслужб советского блока, являлся весьма тревожным для американских дипломатов. Несмотря на дилетантский характер документа, даже слухи о переворотах и военных вторжениях могли повлиять на политику США в Африке. Правители типа Бокассы, пришедшие к власти военным путем, сами опасались таких же действий. А подобные слухи, просочившись в прессу, могли бы вызвать нестабильность на всем африканском континенте.

Итак, эксперт ЦРУ Кроун сидел перед президентом Бокассой в бывшем здании колониальной администрации, а ныне – президентском дворце{468}. Вместе с послом США, который выступал в роли переводчика, Кроун начал перечислять технические ошибки и недостатки документа, дал полный анализ шрифта пишущей машинки и почерка. Уже этого было вполне достаточно, чтобы разоблачить подделку, но каждая деталь, указанная Кроуном, вызывала все больший интерес у Бокассы.

Чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля и опасаясь, что первая судебная экспертиза документа может смертельно утомить главу государства, Кроун решил изменить тактику. Он сунул руку в карман и вытащил $50. Бокасса сразу оживился, увидев деньги. Эксперт предложил диктатору сделать ставку. Вопреки дипломатическому протоколу, Кроун, указав пальцем на африканского правителя, попросил его приказать своему секретарю набрать телефонный номер, указанный на бланке документа: 1–8338–91–65886. Если секретарь получит ответ из США, то Кроун отдаст $50 Бокассе и оплатит международный звонок. Если же ответа не будет, секретарь должен набрать другой номер – жены Кроуна в Фэрфаксе, штат Вирджиния, и за разговор будет платить Бокасса{469}.

Почувствовав подвох, Бокасса заулыбался: «Не стоит беспокоиться, скажите г-ну Никсону, что я не сумасшедший, все будет хорошо»{470}. Кризис с документами миновал, и казалось, угроза была забыта. Бокасса предложил официальный обед для американских гостей, однако заменил это легкой закуской.

Через несколько лет, 4 декабря 1977 г. Бокасса объявил себя императором и божьим посланником{471}. Французское правительство, по-прежнему стремясь к поддержанию дружественных связей с уранодобывающей страной, приготовило императору золотой трон, корону с драгоценностями, скипетр и вручило все это Бокассе на церемонии, подобной коронации Наполеона{472}. В последующие два года Франция устала от выходок Бокассы и в 1979 г. поддержала свержение императора{473}. Бокасса несколько лет жил в изгнании во Франции, затем в Кот-д'Ивуаре, и в 1987 г. возвратился в родную страну, где его судили за пытки, убийства и каннибализм{474}. Однако после семи лет заключения Бокасса оказался на свободе{475}.

Еще не успел стихнуть скандал с поддельными документами, как подобные бумаги появились в Сьерра-Леоне, Кот-д'Ивуаре, Гане, Мали, Верхней Вольте, Нигере, Сенегале, Габоне и Гвинее. Каждый документ содержал «американские планы» военных вторжений и убийств{476}. Эти явные подделки были всерьез восприняты многими лидерами третьего мира. Президент Гвинеи Ахмед Секу Туре объявил, что вырежет всех американцев в Гвинее, если США начнут вторжение в его страну{477}.

В Африке наблюдалось изобилие сфабрикованных планов вторжений «сил империализма», на которые были покупатели среди спецслужб молодых африканских стран. В течение нескольких месяцев Кроун посетил полдюжины государств, чтобы подтвердить поддельный характер документов и развеять опасения лидеров государств третьего мира. Конец этой истории наступил в декабре 1972 г., когда служба безопасности Кот-д'Ивуара задержала в Абиджане Лемеля Уокера, гражданина Либерии{478}. Среди его вещей вместе с блокнотами, бланками, официальными документами и визитными карточками несуществующих американских ведомств были обнаружены сфабрикованные письма о вторжении ЦРУ в Габон и Мали. После ареста Уокер был передан в Либерию для предъявления обвинений. На допросах он признался по меньшей мере в 18 операциях по дезинформации в Гвинее, Гане, ЦАР, Египте, Ливии, Габоне и Ливане{479}.

У Уокера власти изъяли поддельные удостоверения личности на имя Уолтера Клиффорда, «помощника директора центральной комиссии безопасности Специального разведывательного агентства Национального совета безопасности»{480}. Уокер имел десятки псевдонимов и хорошо отлаженную практику изготовления и продажи бумаг. Он изобрел умный и простой подход к африканским спецслужбам. Размахивая поддельными удостоверениями личности, Уокер посещал дипломатов, утверждая, что работает на западную разведку. Однажды, очутившись в посольстве, он начал рассказ о себе. Легенда была простой: как «секретный агент» он, работая на западную спецслужбу, не смог справиться с угрызениями совести, и решил послужить родной стране. Его фальшивая продукция содержала и крупицы правды, заимствованные из журналов The Time и The Newsweek{481}.

Сотрудники посольств, неспособные удостоверить личность Уокера или проверить подлинность его материалов, пересылали фальшивки своим правительствам. Играя на паранойе местных лидеров, Уокер нашел рынок для своих неуклюжих подделок. Во время суда был озвучен его доход от продажи поддельных документов. Он составил $3307{482}.

Преступники, подобные «предпринимателю» Уокеру, не были редкостью. История доказывает, что нестабильная политическая ситуация в стране и слабость спецслужб привлекают аферистов. Сразу после Второй мировой войны изготовители фальшивок процветали за счет продажи на Западе документов, касающихся СССР и стран Восточной Европы{483}. Работая в одиночку или в группе иммигрантов, они активно сбывали фальшивые отчеты разведок, создаваемые на так называемых «фабриках документов», которые возникали по всей Европе.

Эти подделки, почти всегда содержащие несколько правдивых сведений из общедоступных источников, «обеспечивали» разведки самой разнообразной информацией – от численности вооруженных сил СССР до исследований в области химического оружия. ЦРУ пришлось приложить немало сил, чтобы выявить подделки и источники их появления. Оказалось, что 50 % информации об СССР исходить из таких вот «фабрик документов»{484}. В конце концов западные спецслужбы научились выявлять производителей подделок и общими усилиями составлять их списки. Такие документы часто содержали подробности о том, каким методом работает изготовитель документов и пр.{485}

Советская разведка и спецслужбы Восточного блока были более коварными, чем преступники, торговавшие фальшивками; они готовили постоянный поток подделок для дискредитации политики Америки и ее лидеров. В отличие от Уокера и «фабрик документов» послевоенного периода, такие фальшивки не были результатом погони за личной выгодой. Здесь работали профессиональные подразделения, использовавшие государственные ресурсы. Приуроченные к определенным политическим событиям и выполненные с высокой точностью, эти подделки были направлены специально на создание политических преимуществ для СССР.

Подделки в качестве политического оружия имеют давнюю историю. Бенджамин Франклин, журналист, издатель, ученый и дипломат, подписавший Декларацию независимости США, сыграл свою роль в подлоге и создании фальшивок во время Войны за независимость. В 1777 г. Франклин мастерски составил вымышленное письмо из Германии, от Фридриха II королю Георгу III, чтобы привлечь как можно больше немецких наемников к боевым действиям против колонизаторов.

В подделке Франклина была жалоба на то, что количество погибших немцев было недостаточным для получения германскими королями британской оплаты за каждого погибшего. Возможно, как предлагал поддельный документ, было бы более гуманно лишать раненых наемников медицинской помощи и позволить им умереть, а не жить, как инвалиды. При этом гессенские солдаты дезертировали в массовом порядке – в соответствии с отчетами, 5000 из 30 000 немцев сложили оружие{486}.

В начале 1950-х гг., когда геополитические битвы в ходе холодной войны вышли за пределы Европы, КГБ занялся подделками и фальсификациями как инструментами разведки и внешней политики. Ведь хорошо преподнесенные фальшивки могут разрушить дипломатические отношения между дружественными государствами{487}. Когда такие документы появлялись в средствах массовой информации, они также могли ослабить поддержку политики правительства среди своих граждан или повернуть вспять общественное мнение.

КГБ оценил возможности и опыт в дезинформации своего предшественника, царской охранки, с подачи которой в 1903 г. были опубликованы «Протоколы сионских мудрецов». Эта качественная фальшивка говорила об организации всемирного еврейского заговора, участники которого стремятся управлять всем миром, а также «показала» практику ритуальных жертвоприношений христианских детей в иудейских религиозных обрядах{488}. «Протоколы» – шедевр дезинформации – вызвали еврейские погромы по всей царской России.

Несмотря на проведенный позже анализ документов, доказавший их фальшивость, «Протоколы» стали бестселлером{489}. В дальнейшем они получили распространение на Западе, и позднее Гитлер использовал их в качестве инструмента пропаганды. Примечательно, что «Протоколы» – по-прежнему влиятельная книга, особенно в странах Ближнего Востока, а также у некоторых этнических групп Европы и США{490}.

Советская власть с новой силой взялась за политическую дезинформацию, начиная с 1923 г.{491} В 1950-е гг. советская дезинформация создавалась прежде всего для дискредитации Запада в целом и США в частности, а также для внесения раздора между западными союзниками{492}.

В 1959 г. в Первом главном управлении КГБ создается отдел «Д» (от слова «дезинформация»), укомплектованный полусотней специалистов. Когда на Западе правительственные чиновники раскроют назначение этого подразделения, КГБ изменит название на отдел «А» и продолжит работу в направлении создания дезинформационных материалов{493}.

Советская кампания по дезинформации оказалось настолько действенной, что Сенат США провел специальные слушания. В 1961 г. помощник директора ЦРУ Ричард Хелмс выступил перед подкомитетом Сената с 32 примерами подделок и дезинформаций Восточного блока, используя анализ документов, проведенный Кроуном и другими экспертами OTS{494}. Хелмс засвидетельствовал, что из 32 сообщений и документов «от американских чиновников», в 22 демонстрировались «хищнические» планы и намерения США, а в 17 утверждалось о вмешательстве США в дела стран с коммунистической ориентацией. Обвинения в «хищнических» намерениях были первыми из двух основных «уток», которые распространялись Восточным блоком в Азии, на Ближнем Востоке, Африке и Европе.

Как отметил Хелмс, второй темой «уток» было то, что Соединенные Штаты являются угрозой «миру во всем мире»{495}. В документах были секретные соглашения о заговорах с целью захвата частного бизнеса и местных предприятий{496}. В мире, где новые государства ранее были европейскими колониями, распространение подобных документов могло дестабилизировать еще слабые государства и привести к разрушительным последствиям.

Советская дезинформация и технически, и лингвистически не имела нечего общего с «документами» Уокера, изобиловавшими опечатками. Статьи в «Правде» и передачи на советском телевидении подавались со ссылками на авторитетные источники, без типичной политической риторики. Более того, дезинформация часто появлялась за пределами советского блока перед тем, как их передавали советские СМИ.

Такая дезинформация была результатом работы государственных ведомств, и в ней были заняты талантливые художники-графики, делавшие практически безупречные официальные бланки и печати, уделявшие внимание мельчайшим деталям, таким как качество бумаги и официальный язык документов.

После побега в СССР Ким Филби, офицер британской разведки MИ-6, в начале 1970-х гг. участвовал в деятельности дезинформационного отдела КГБ, создававшего фиктивные политические документы. Работая с подлинными несекретными и официальными документами ЦРУ и Государственного департамента США, Филби вставлял «зловещие» абзацы, касающиеся планов США. КГБ ставил на документах гриф «совершенно секретно» и пускал их в обращение. Для Советского Союза Ким Филби, выпускник Кембриджа, бывший журналист и старший офицер британской разведки, был поистине бесценным активом{497}.

Одной из любимых тактик КГБ было придание документам «зернистости» после ксерокопирования или их перепечатка с фотографий, сделанных немного «не в фокусе». Нечеткие фотографии или плохие ксерокопии не только добавляли доверия к поддельным документам, но и содержали много деталей для работы экспертов. Часто документы, «заслуживающие освещения в печати», рассылались нескольким адресатам анонимно «заинтересованным гражданином», который не просил в ответ никакой оплаты{498}. КГБ разрабатывал для рассылки списки сочувствующих газет или известных писателей, воспроизведение документов которыми будет формировать доверие общества к ним.

В отличие от работы любителей, которые зачастую в своих фальшивках касались масштабных и сложных международных интриг, профессиональные подделки были более целенаправленными, хорошо написанными и безупречными по содержанию. Они выглядели абсолютно правдоподобно, в отличие от явной пропаганды.

Изготовленные Уокером фальшивки, подделки с послевоенных эмигрантских «фабрик документов», советские дезинформационные мероприятия и даже подделка Бена Франклина – все это играло на человеческих страхах и предрассудках определенной части общества{499}. В СССР хорошо это знали, была и оценка способности дезинформации влиять на эмоциональные чувства своих целей. Другими словами, документу, подтверждающему страхи определенной аудитории, скорее всего, должны были поверить, даже если ничего и не было{500}. Как в начале 1970-х гг. сказал гвинейский президент Ахмад Секу Туре, «документы можно подделать, но информация в них не должна выглядеть фантастической»{501}.

Для Кроуна и других экспертов, изучавших сомнительные документы, выявление квалифицированной подделки было трудоемким и сложным процессом, требовавшим точных технологий. Подпись известного лица можно было оценить, сравнив ее с реальной подписью этого лица. Эксперты сравнивали чернила с помощью инфракрасного и ультрафиолетового излучений, а также проводили микроскопическое исследование чернильных штрихов. ЛСМ постоянно пополняла коллекции конвертов, чернил и образцов шрифтов пишущих машинок, которые могли бы указать на марку, модель и дату изготовления подделки. В архивах ЛСМ всегда искали доказательства использования конкретных пишущих машинок для изготовления более ранних подделок. Старые пишущие машинки с ударными литерами, машинки IBM Selectrics и машинки с печатающими головками иногда могут быть идентифицированы по конкретным износам или повреждениям символов.

Для анализа бумаги применяются метод дифракции рентгеновских лучей и микроскопическое исследование волокон, что дает возможность определить тип бумаги и установить ее изготовителя. Поскольку страны используют различные неорганические химические вещества в качестве основы для бумаги, место изготовления может помочь определить автора фальшивки. Например, документ на немецкой бумаге будет иметь в основе сульфат бария, а во французской бумаге используется тальк. Эксперту ЛСМ документ с юга Франции на бумаге, содержащей сульфат бария, сразу показался бы подозрительным.

С появлением копировальной техники в СССР начали создавать документы в виде фотокопий, чтобы противодействовать работе экспертов. При этом предполагалось, что лабораторный анализ фотокопии не поможет установить возможность подделки. Эксперты OTS, однако, выявляли на копиях документов следы подделки, а иногда и происхождения подозрительного материала. Такая информация, как незначительные различия между шрифтами пишущих машинок типа IBM Selectrics, продававшихся в Европе и в США, могла быть обнаружена и в фотокопиях.

Тонкие языковые различия также могут раскрыть поддельный документ. Так, например, в одном предположительно официальном документе США стоял гриф «ограниченное использование», но дата на документе была более поздней, чем период, когда правительство США прекратило применение этого грифа{502}. Другими верными признаками подделки были форматы, используемые в официальных письмах. Правительственные организация могли использовать формат даты «Июль 4 1990» или «4 Июль 1990», но только одна форма использовалась на всех финансовых документах{503}.

Экспертный анализ помогает выявить подделку, однако определить ее источник гораздо труднее. Поэтому эксперты ЛСМ основывали свои заключения относительно источника преимущественно на характеристиках аудитории, на которую рассчитана подделка, и на степени ее воздействия на общество. Основной элемент нетехнического анализа документов – это определение того, кому выгодно, чтобы документу поверили. Путем сравнения мнений экспертов ЛСМ и специалистов контрразведки оценивались данные о том, когда был изготовлен документ и как он стал известен. «В 1960-х и 1970-х гг. мы обнаружили, что в СССР могли делать отличные технические подделки, но им редко удавалось замаскировать истинные мотивы появления таких документов», – рассказывал Кроун.

В начале 1970-х гг., когда советские поддельные документы продолжали течь рекой на Запад, сотрудников ЛСМ регулярно вызывали в страны Ближнего Востока, Южной Америки, Африки и даже Европы. В одном случае СССР «вбросил» телеграмму, направленную на дестабилизацию НАТО. В документе, датированном 3 декабря 1974 г., были изложены инструкции по подкупу иностранных должностных лиц и организации шпионажа против дружественных стран. Подлог был разоблачен после обнаружения подписи несуществующего должностного лица, Роберта Понта, и нескольких ошибок формата, таких как использование косой черты вместо скобок{504}.

КГБ длительное время поддерживал влиятельные общественные организации, такие как Американский совет за мировую свободу, и некоторых известных представителей американских СМИ{505}. КГБ обучал сотрудников «документальных отделов» разведок стран Восточной Европы специально для выполнения конкретных заданий по западным объектам. В середине 1970-х гг. объектами дезинформационных мероприятий КГБ стали Уотергейтский скандал, слушания в Конгрессе США в связи с предполагаемыми нарушениями в ЦРУ и война во Вьетнаме{506}.

Однажды поддельные документы появились в период правления администрации Картера и вызвали споры во всем мире. Скромная сан-францисская газета SunReporter опубликовала в 1980 г. подделку за подписью президента – это был меморандум «Африканский обзор». Уже сам заголовок документа не оставлял никаких сомнений: «Секретный план президента Картера предполагает искусственное провоцирование конфликтов между чернокожими африканцами и чернокожими американцами». Как только Белый дом выпустил гневное опровержение, ТАСС опубликовало эту историю на многих языках мира{507}.

Это было не впервые, когда СССР разыгрывал «расистскую карту» в кампании по дезинформации. В 1971 г. поддельные брошюры, якобы от «Лиги защиты евреев», были отправлены по почте радикальным афроамериканским организациям. Юрий Андропов, тогдашний глава КГБ, утвердил эти подделки, которые призывали начать еврейскую кампанию против «черных собак». Затем в 1984 г. КГБ послан в ку-клукс-клан свои подделки, приуроченные к Олимпийским играм в Лос-Анджелесе. Текст этих материалов, разосланных затем по африканским и азиатским странам, был вызывающим: «Олимпийские игры только для белых! Африканские обезьяны, вас ждет грандиозный прием в Лос-Анджелесе! Мы готовимся к Олимпийским играм, стреляя в черные движущиеся мишени»{508}.

В отличие от сотрудников СМИ и глав государств, американские дипломаты и разведка часто игнорировали советскую пропаганду. Они реагировали только на убедительные доказательства, основанные на экспертизах ЛСМ, подтвердивших факт подделки. Когда документы признавались поддельными и на них в редких случаях публиковались опровержения, урон уже был нанесен, и это делало дезинформацию особенно эффективным оружием в развивающихся странах. Интенсивность этих кампаний практически не ослабевала на протяжении всей холодной войны, и в 1961, 1980 и 1982 гг. Конгресс даже провел слушания по этому поводу.

Учитывая значительную угрозу, которую наносила дезинформация политике США, в сентябре 1979 г. директор ЦРУ Стэнсфилд Тернер попросил Кроуна проинформировать президента Картера о масштабах советских действий и возможности ЦРУ в деле противодействия советским дезинформационным кампаниям. Тернер и Кроун встретились в старом офисе и затем прошли по подземному переходу в Белый дом.

В Овальном кабинете находились президент США Джимми Картер и советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский. Объясняя методы OTS по выявлению и разоблачению подделок, Кроун за несколько минут сделал полноценную презентацию, использовав при этом образцы. Потрясенный масштабами дезинформационной деятельности СССР, Картер и его советник оценили это мощное оружие влияния на дипломатические отношения, их главные направления и возможные воздействия на выборы в США и за рубежом.

В январе 1984 г. на конференции руководящего состава Первого главного управления КГБ был подтвержден приоритет «работы по демонстрации слабых и уязвимых мест противника»{509}. В контексте утверждение «демонстрация» означало изготовление дезинформационных материалов Отделом активных мероприятий ПГУ{510}. Некоторые участники конференции, возможно, уже знали, что в 1983 г. началась одна из самых жестких советских кампаний по дезинформации, целью которой было обвинить Америку в распространении вируса СПИДа{511}.

СССР вначале инспирировал появление в индийской газете The Patriot истории, основанной на выборочном цитировании документов Конгресса США и высказываний анонимных ученых. Эта история называла смертельную болезнь результатом исследований в области биологического оружия, и в то время казалось, что эта информация не станет предметом журналистских расследований и быстро исчезнет из СМИ{512}. Однако два года спустя, когда СПИД стал быстро распространяться и вызвал рост тревоги в обществе, СССР повторил эту историю в «Литературной газете». Особые детали включали в себя утверждения, что американские ученые в Форт Детрике, штат Мэриленд, создавали болезнетворные препараты для испытания в качестве биологического оружия на особых группах населения, используя военных для распространения препаратов по всему миру{513}. В течение нескольких дней газеты Европы, Латинской Америки и Азии перепечатали эту историю. Это было подобно успешной маркетинговой кампании мыла новой марки.

В 1986 г. на встрече Движения неприсоединения на высшем уровне в Хараре, Зимбабве, был распространен поддельный наукообразный документ на английском языке с деталями, якобы свидетельствующими, что СПИД был создан Соединенные Штатами. Африканские СМИ запустили эту историю по всей Африке, а в это время КГБ добавил кампанию слухов, открыток и печатной продукции, сообщений по радио и телевизионным каналам{514}.

В 1987 г. Соединенные Штаты ответили тем, что стали открывать миру глаза на то, что такое СПИД и как с ним бороться. Они предложили лучшему врачу США Эверетту Купу приостановить возглавляемые им совместные исследования в области борьбы со СПИДом, пока не прекратится компания дезинформации. Вскоре советские ученые провели пресс-конференцию в подтверждение естественного происхождения этой болезни{515}.

На самом деле история с появлением СПИДа уже имела исторический аналог. Это была советская пропагандистская кампания 1952 г., утверждавшая, что США использовали биологическое оружие в корейском конфликте. Новым этапом явилось устрашающее упоминание СПИДа. Страхи по поводу ужасной болезни сделали кампанию дезинформации о СПИДе очень действенной и заставили общественное мнение поверить в эту историю. Как и в деле с «Протоколами сионских мудрецов», кампания дезинформации о СПИДе получила развитие в городских мифах и теориях заговора. Исследование, проведенное в 2005 г. Национальным институтом детского здоровья и развития человека США показало, что почти половина из 500 опрошенных афроамериканцев считает, что СПИД вызывается вирусами искусственного происхождения, более четверти считают, что СПИД был произведен в государственной лаборатории, а 12 % уверены, что СПИД создан и распространяется ЦРУ{516}.

В 1969 г. в Судане группа пастухов обнаружила тайник с оружием в водосборной трубе вдоль сельской дороги. В тайнике хранились пистолет-авторучка, коробка с патронами и магнитные мины Limpet, предназначенные для установки на корпуса кораблей. Также имелся блокнот, из записей в котором можно было сделать вывод о причастности Госдепартамента США к политическим заговорам против правительства Судана.

Время, когда пастухи должны были обнаружить тайник, было выбрано идеально. В этот период Судан не имел дипломатических отношений с США – они были разорваны после арабо-израильской войны 1967 г. После этого каждая из сторон поддерживала отношения с другой через посольства третьих стан. Казалось, что найденный суданскими пастухами «сюрприз» в этой непростой ситуации заставит страну склониться в сторону Москвы.

Американским дипломатам в Хартуме необходимо было определить достоверность материалов и выпустить пресс-релиз, чтобы разрядить напряженность. Прорыв в этом деле произошел, когда высокопоставленный суданский представитель, Фарук Осман Хамдалла, майор, министр внутренних дел и государственной безопасности, частным образом связанный с одним из американских сотрудников разведки, дал понять, что он может достать доступные для экспертизы материалы, если оценку произведет неофициальный представитель американской стороны.

Кроун получил задание прибыть в Эфиопию. Имея эфиопскую визу в паспорте, он мог бы обратится за туристической визой в консульский отдел Судана в Вашингтоне. Кроун попросил разрешение посетить соседний с Эфиопией Судан в качестве туриста, для изучения культуры, истории, людей и территории. Это была его заветная мечта – пройти по стопам великого Махди, который убил генерала Гордона в Хартуме в 1885 г. Кроун получил туристическую визу и несколько дней спустя поселился в хартумском отеле Acropol.

Незаметно для суданских официальных властей Круона познакомили с Джорджем Муром, временным поверенным в делах США, имевшим репутацию человека, недолюбливавшего ЦРУ. Во время встречи с Кроуном все опасения Мура испарились; эти двое обнаружили, что оба обладают здравым смыслом и чувством юмора. Мур организовал для Кроуна возможность исследовать находку пастухов в особняке майора Хамдаллы.

Кроун увидел мину Limpet, ручку-пистолет, боеприпасы и машинописные материалы. Поприветствовав гостя, Хамдалла дал указания своему слуге и вышел из дома вместе с Муром: «Попроси слугу позвонить мне, когда закончишь, и я вернусь, чтобы забрать тебя».

Кроун вспоминал свои первые ощущения: «Да, отличная идея. Я, американский гражданин с однократной туристической визой, нахожусь в стране, с которой США не имеют дипломатических отношений, я не знаю местного языка и сижу в доме министра внутренних дел, пытаясь анализировать смертоносные устройства. Если что-то случится, я даже не знаю, как пользоваться местным телефоном. И если пара плохих парней зайдет в комнату, я окажусь в тяжелом положении».

Однако ничего не оставалось, как приступить к работе. Слуга предложил эксперту кока-колу и фaнту. Перед поездкой Кроун получил консультацию по взрывным устройствам, поскольку не был экспертом в этой сфере, и теперь смог определить американское происхождение мины Limpet, которую, вероятнее всего, обнаружили кубинцы после атаки в Заливе Свиней и передали представителям СССР. Авторучка-пистолет была пакистанского производства, и ее было несложно приобрести на месте. Слуга Хамдаллы принес еще одну порцию кока-колы и фанты.

Кроун исследовал каждую букву на машинописном тексте под микроскопом, используя базу данных и классификатор литер. Наконец он пришел к выводу, что текст был отпечатан на машинке «Олимпия» последнего выпуска. Американские правительственные чиновники не пользовались такой машинкой, однако этот тип широко применялся как в Восточной, так и в Западной Германии. Этот вывод был основан на ранее собранных данных и на профессионализме исследователя.

В тот вечер Мур, Кроун и Хамдалла сидели на красных подушках в гостиной министра, декорированной зелеными шторами. Представляя свои выводы, Кроун рассказал, как правительство США готовит свои официальные документы. Кроун описал метод выявления происхождения материалов и пояснил, что содержание самого документа указывает на советские источники или союзников СССР.

Хамдалла вежливо слушал, мало говорил и предложил сотрудничать без каких-либо обязательств. Он согласился позировать Кроуну для фото, а Мур выразил признательность за работу, результаты которой, по его мнению, были достаточными, чтобы посеять сомнение у Хамдаллы. Дело было закрыто.

Визит Кроуна имел неожиданные последствия и для Мура, и для Хамдаллы. Не прошло и двух месяцев, как майор Хамдалла вновь попросил Кроуна о встрече. На этот раз его пригласили в Судан в качестве официального гостя, и Мур настаивал, чтобы Кроун остановился в его резиденции. Хамдалла хотел более детальной информации о типах печатных машинок, используемых для изготовления фальшивок, а также о подделках, имеющих хождение в Африке.

Президент Судана Джафар Нимейри постепенно охладевал к СССР в 1969–1970 гг., что привело к серии левых переворотов в 1971 г., которые были подавлены. Хамдалла, один из сторонников переворота, был в то время в Лондоне, но решил вернуться в Судан в попытке восстановить оппозицию{517}. Однако по дороге в страну он был арестован, вернулся в Судан под стражей, был осужден и расстрелян.

После смерти Хамдаллы были открыты сведения о его тайной жизни. Суданский министр неоднократно сотрудничал с Восточной Германией, а также пользовался услугами американской разведки{518}. Маркус Вольф, бывший глава разведки ГДР, описал Хамдаллу, как «личный контакт», с которым у него была «профессиональная дружба»{519}.

Когда Нимейри был еще у власти, Мур пригласил Кроуна, чтобы проинформировать Зиада Сатти, старшего чиновника суданской полиции, о советских и местных поддельных документах, циркулировавших в регионе. Сатти внимательно выслушал и рекомендовал Муру и Кроуну передать эту информацию новому министру внутренних дел. Министр проявил особый интерес к методам выявления подделок и решил представить рассказ о них бригадному генералу Рашиду аль-Дину, главе суданского Агентства национальной безопасности. Аль-Дин сказал: «Ноги восточных немцев здесь больше не будет»{520}. Затем он вспомнил Хамдаллу и произнес: «Майор был патриотом».

Через месяц старший эксперт ЦРУ встретился с президентом Нимейри. Кроун рассказал ему о впечатляющих результатах в деле выявления советских подделок, появившихся в Африке. Нимейри слушал внимательно, спросил о находке 1969 г. и пистолете. Кроун пересказал историю и свои выводы о том, что находка связана с СССР или восточными немцами.

Нимейри, все еще не доверяя ЦРУ и подозревая, что оно приложило руку к неудавшемуся перевороту 1971 г., стал расспрашивать Кроуна о его профессиональном опыте{521}. Кроун ответил, что как судебный эксперт Пентагона сотрудничает с Государственным департаментом и другими ведомствами США, когда его об этом просят.

Нимейри затем перешел к теме возможной китайской поддержки оппозиции, показав Кроуну фотографии, и спросил, что он думает о профессиональной подготовке суданских экспертов. Мур быстро и дипломатично присоединился к обсуждению, заметив, что правительство США может «во многом» помочь Судану.

Когда они покинули президентскую резиденцию, Мур заметил: «Дэйв, мы сыграли хороший водевиль». Кроун ответил: «Да, спектакль во дворце удался».

Оба с иронией отметили, что подделки из ГДР создали основу для развития нормальных дипломатических отношений между США и Суданом.

В марте 1972 г. на стол Кроуну легло приглашение посетить Хартум. Сатти, назначенный министром внутренних дел, и президент Нимейри просили его о встрече. Кроун изучил свои выводы относительно китайских фотографий, которые, по всей вероятности, были советской пропагандой. Нимейри выразил раздражение политикой советского блока, Ливии и Египта с целью повлиять на Судан. Американо-суданские отношения были в стадии потепления, и кадровый сотрудник дипломатической службы Клео Ноэль стал послом США в Судане. Джордж Мур оставался на своем посту в Хартуме, сотрудничая с послом Ноэлем, до марта 1973 г., когда оба оказались в заложниках во время захвата террористами посольства Саудовской Аравии во время дипломатического приема. На следующий день террористы «Черного сентября» их казнили{522}.

Это событие было одним из многих, произошедших в 1970-х гг., в которых участвовали Кроун, ЛСМ и другие подразделения OTS. Все чаще экcперты по документам должны были обращать внимание на личные документы, используемые террористами. Было очевидно, что паспорта, визы и другие документы могут быть подделаны, приобретены у частных поставщиков, изготовлены на украденных бланках, переделаны из настоящих паспортов или приобретенных при посредничестве коррумпированных чиновников{523}. По данным доклада ЦРУ «Секретные перемещения как ключевые компоненты в концепции терроризма» паспорта для террористов приобретались у наркоманов за рубежом или у мошенников, базирующихся в Чаде или Саудовской Аравии. А подлинные паспорта могли быть приобретены в Пакистане и содержать поддельные действующие визы{524}.

Используя накопленный опыт, ЛСМ подготовила инструкцию по экспертизе паспортов, известную как «Красная книга». В инструкции были показаны образцы фальшивых и украденных паспортов с изготовленными въездными и выездными визами{525}. В «Красной книге» имелось 35 примеров поддельных паспортов и штампов из 45 стран{526}. Каждый пример был дан в цвете с четко выделенными поддельными фрагментами. Отпечатанная на шести языках, «Красная книга» была предоставлена США таможенным и иммиграционным службам стран, сотрудничающих с США в антитеррористической и антинаркотической программах.

В издании 1986 г. «Красная книга» сообщала о более чем 50 лицах, работающих в подделке паспортов и снабжении террористических организаций. Они были выявлены прежде, чем смогли выполнить задания для террористов. Авторы «Красной книги» делают осторожный оптимистический вывод в небольшом предисловии, который заканчивается мрачным предупреждением:

«Чума терроризма угрожает всем нам. Она должна быть остановлена. Используйте „Красную книгу“… будь то пограничный контроль, регистрация в полиции или получение визы. Если проверять туристов и их паспорта, то, как показывает опыт, террористы теряют способность перемещаться незамеченными, и мы будем на один шаг дальше в противодействии международному терроризму! Это реальная угроза!»{527}

И эта угроза была действительно реальной. Поскольку международный терроризм продолжал шириться, специалисты OTS подготовили сотни сотрудников иммиграционного и пограничного контроля для обнаружения подложных паспортов, виз, печатей и других документов. OTS дополнила «Красную книгу» и создал фильм «Реальная угроза», переведенный и распространенный среди сотрудников правоохранительных органов каждой страны, готовой сотрудничать с США в борьбе с терроризмом{528}.

К 1992 г. массовое прочтение «Красной книги» и эффективные методы экспертизы паспортов позволили арестовать более 200 лиц, занимавшихся подделкой паспортов по заказам террористических групп. Инструкции ежегодно обновляются, поскольку качество документов, используемых террористами, непрерывно растет{529}.

Время показало, что террористы стали лучше готовить поддельные паспорта и быстро совершенствовать программное обеспечение, помогающее в их изготовлении. Среди террористов стали циркулировать брошюры с инструкциями о том, как «очистить» визовые штампы и изменять надписи в паспортах. Например, подлинные официальные документы поступали от арабских добровольцев, участвующих в боевых действиях в Афганистане. В случае гибели документы добровольцев, как правило, изменялись, фотографии переклеивались и подделки оперативно передавались другим лицам{530}. До 11 сентября идейный вождь «Аль-Каиды» Халид Шейх Мохаммед путешествовал по саудовскому паспорту с поддельными печатями, которые использовались для «состаривания» документа{531}. Сейчас, через 25 лет после смерти Курта Мура, война с терроризмом будет приоритетной задачей американской разведки.

Глава 19 По змеиному следу терроризма

Мы убили большого дракона, но сейчас мы живем в джунглях, где полно ядовитых гадов.

Выступление Р. Джеймса Вулси в Конгрессе после распада СССР

Война ЦРУ с терроризмом началась более чем за два десятилетия до 11 сентября 2001 г. В декабре 1975 г. в Афинах был убит резидент американской разведки. В октябре 1983 г. террористы использовали грузовик-бомбу для подрыва казарм морской пехоты в Бейруте, и тогда погиб 241 американский солдат. В том же году террористы взорвали посольство США в Бейруте, погибли 63 человека, в том числе сотрудник ЦРУ. Чуть позже Уильям Бакли, резидент ЦРУ в Ливане, был похищен, его долго пытали, а затем убили в 1986 г. После этих событий директор ЦРУ Уильям Кейси создал Центр антитеррора, укомплектованный представителями ведущих подразделений разведывательного сообщества США. Их задачей стало упреждение, обезвреживание и уничтожение террористов.

В течение 1960-х гг. теракты совершали разные радикальные группы, такие как группа «Баадэр-Майнхоф», ИРА и леворадикальная организация Weathermen («Синоптики»), но впервые Америка увидела близко страшное лицо терроризма в 1972 г., во время Олимпийских игр в Мюнхене. Трагедия, передаваемая в прямом эфире с палестинскими террористами в масках, убивших 11 израильских спортсменов, шокировала Америку.

Для ЦРУ международная прямая трансляция этого ужасного зрелища из Мюнхена стала новым вызовом. На протяжении веков акты террора религиозных и политических фанатиков, действовавших самостоятельно или имея государственную поддержку, оказывали влияние на общество и дестабилизировали правительства{532}. В XI веке мусульманская секта «Орден убийц» казнила людей с обещанием «рая»{533}. Заговор английских католиков с целью взрыва парламента в 1605 г. был надеждой вызвать восстание против короля Якова I{534}. Теракты имели место почти во всех странах и на всех континентах. Однако во второй половине XX века число терактов резко возросло. Статистика утверждает, что в 1970-е гг. в мире произошло 8114 терактов. В 1980 г. это число увеличилось почти на 400 % и превысило 30 000{535}.

Техническая революция помогает террористам. Новые химические вещества, например, позволили при меньших объемах взрывчатки наносить больший ущерб, а телевидение посвящает терактам много эфирного времени – тем больше, чем больше убитых и раненых. Можно утверждать, что активное смакование терактов в СМИ порождает страхи в обществе.

Одной из основных тактик террористов является направленность их действий на простых граждан. В XIX веке радикальный немецкий революционер Карл Гейнцен предполагал, что когда-нибудь в руках террористов окажется сверхмощное оружие, достаточное для уничтожения целых городов{536}. И главная задача ЦРУ была не допустить, чтобы это произошло.

Пэт Джеймсон, командированный во Вьетнам, стал первым офицером OTS, который начал работать в направлении антитеррора. В начале 1970-х гг. террористы использовали оборудование и экипировку, уже известные Джеймсону, такие как поддельные удостоверения личности и документы, а также специальное оружие и самодельные взрывные устройства (далее СВУ). Его опыт анализа целей и планирования военных акций во Вьетнаме и Лаосе позволил ему понять, как террористы определяют уязвимость объекта и незаметно приближаются к нему.

Когда в 1973 г. США ушли из Вьетнама, OTS перевела Джеймсона на одну из конспиративных баз ЦРУ в Европе. Теперь опытный техник стал работать над антитеррористическими программами в Европе и странах Ближнего Востока. Ранее основной операцией было внедрение техники подслушивания в дома и офисы лиц, подозреваемых в терроризме. Джеймсон вспоминал: «Эта стратегия полностью себя оправдала, в частности, в западноевропейских странах, где члены террористических групп считали свои квартиры полностью защищенными от постороннего вторжения». В ЦРУ полагали, что такие операции не только помогали странам предотвращать террористические акты, но и позволили укрепить и расширить сотрудничество с местными органами безопасности.

Джеймсон заметил, что многие страны Ближнего Востока были слишком уверены в своей защищенности от терактов. Ряд стран, в том числе друзья США, игнорировали или не использовали мероприятия против терроризма на своей территории до тех пор, пока террористы проводили свои атаки в других странах. В конце 1974 г. руководство ЦРУ направило Джеймсона в одну из стран для оценки ее защищенности от терроризма. После первой встречи с генералом, возглавлявшим службу разведки и безопасности, Джеймсон понял, что защита руководства страны от возможного теракта оставляет желать лучшего. По традиции, Джеймсон провел со своими коллегами по резидентуре вечер за коньяком, в результате чего был разработан первый план программы антитеррора для этой страны.

Несколько дней спустя Джеймсон запланировал встречу с генералом, чтобы предложить программу подготовки местного спецназа для борьбы с террористами. Однако, прибыв в офис генерала, Джеймсон столкнулся с непониманием, несмотря на недавние проблемы в этой стране с группой иностранных террористов. Генерал считал эти инциденты несущественными и был убежден, что страна не нуждается в помощи ЦРУ.

Тут Джеймсона осенило: «Ну что ж, хорошо, предлагаю пари. Я пойду на рынок и, уверен, что куплю там все необходимое и за несколько дней изготовлю взрывное устройство, которое смогу установить в доступном месте для убийства любого важного иностранного гостя».

Глава разведки пришел в ярость. Джеймсон поставил под сомнение его ответственность за безопасность руководства страны и иностранных гостей. Когда генерал успокоился, Джеймсон предложил выделить ему офицера в качестве гида и переводчика на ближайшие нескольких дней, чтобы доказать или опровергнуть его смелое предположение.

В течение следующих трех дней Джеймсон с гидом бродили по рынкам столицы, где купили детскую модель самолета с радиоуправлением, затем удобрения с аммиачной селитрой, дизельное топливо и другие детали для сборки мощной бомбы{537}. Затем Джеймсон поселился в отеле напротив главного офиса генерала и в течение двух дней наблюдал, делая заметки о состоянии систем безопасности в гостиницах, на улицах и около входов в правительственные здания.

На очередной встрече генерал посмотрел на Джеймсона с усмешкой: «Вы зря потратили время, не так ли? Как видите, мы здесь действительно в безопасности». Джеймсон невозмутимо вытащил небольшую зеленую записную книжку, которыми Госдеп США снабжает своих сотрудников, и начал читать записи:

«Я купил радиомодель, чтобы активировать бомбу. Я приобрел аммиачную селитру для изготовления взрывчатки. Затем достал туристический чемодан, чтобы пронести бомбу, сделал воспламенители и купил таймеры. А вот список цен, по которым все это можно купить. Можно сделать одну или несколько бомб – больших или маленьких. Ваш человек подтвердит, что все это я храню в моем номере в гостинице».

Но генерал оставался непреклонным. «Может, и так, но вы никогда не сможете использовать все это здесь, – сказал он. – Вам не удастся приблизиться к моим важным гостям».

Джеймсон с готовностью парировал: «Сэр, посмотрите на улицу. Там стоит большой седан, припаркованный напротив отеля, где останавливаются ваши высокие гости. Я мог бы начинить этот автомобиль взрывчаткой и, сидя на балконе, поджидать ваших гостей. Они выходят из отеля, я нажимаю кнопку – бах! И важных гостей нет».

Но генерал был упрям: «Нет, такое не может произойти. Мои сотрудники службы безопасности хорошо подготовлены, прекрасно вооружены и знают, как защитить важных гостей. Они бы заметили эту машину».

Джеймсон пытался отбиваться: «Мы проверили – эта машина стоит уже три недели». И тут глава разведки наконец согласился рассмотреть предложения Джеймсона.

В окончательный отчет о состоянии безопасности страны Джеймсон включил пункт, который подтвердил его пугающий прогноз. В нем было предупреждение об опасности, связанной с давней традицией в стране: люди могли просить главу государства о личной аудиенции. Джеймсон оценил безопасность этой практики и пришел к выводу, что существует высокая вероятность покушения на лидера страны. Он заметил, что посетители приходили по одному, минуя процедуру проверки, обыска или рентгеновского просвечивания. Джеймсон также добавил, что близкие и дальние родственники имели практически неограниченный доступ к главе государства. Никто и ничто не помешает одному из них пронести пистолет и сделать выстрел с близкого расстояния.

Эта часть доклада Джеймсона была проигнорирована, но с другими американскими предложениями генерал согласился. На генерала подействовал пример с припаркованным автомобилем, и спустя несколько недель частный самолет приземлился на секретной тренировочной базе ЦРУ. Пассажирами были члены антитеррористического подразделения и личные охранники руководства страны, которых генерал послал на месяц для интенсивной тренировки с инструкторами из OTS.

Как-то в середине 1970-х гг. Джеймсон летел домой после одной из своих уже ставших регулярными встреч с генералом. Во время промежуточной остановки, когда он уже собирался на посадку, то с удивлением увидел другого офицера ЦРУ, который его поджидал. Оказалось, генерал требовал немедленно вернуть Джеймсона обратно. Был убит лидер страны.

«Давай-ка я угадаю, что произошло. Лидер принимал посетителей, люди стояли в очереди, а он сидел и разговаривал с одним из них, когда ему выстрелили в голову», – сказал Джеймсон. «Как ты об этом узнал? – спросил коллега, уже посвященный в детали теракта. – Шесть месяцев назад я сказал генералу, что такое может случиться. Но у меня не было конкретики, хотя я видел, как проходил прием посетителей и каким незащищенным был лидер в этом окружении. Риск был очевиден. Ты был прав. Убийца оказался родственником».

Джеймсон понимал деликатность ситуации. Мало того что убийство произошло вскоре после его доклада генералу, так он еще и покинул страну за несколько часов до трагедии. И если бы генерал счел, что Джеймсон как-то замешан в убийстве, его могли арестовать у выхода из самолета. С другой стороны, если бы он не выполнил просьбу и не вернулся, то генерал мог решить, что Джеймсон и ЦРУ замешаны в покушении.

Джеймсон провел бессонную ночь, обмениваясь телеграммами с Лэнгли. В конце концов, все согласились, что для офицера OTS было бы лучше пойти непосредственно к генералу, рассказать о том, что ему известно и предложить помощь – как личную, так и от ЦРУ.

Это была не очень приятная встреча. Генерал начал с тирады о неэффективности подготовки в ЦРУ. Оставив обвинения без комментариев, Джеймсон ответил: «Я рассказал вам, что требуется для исправления ситуации, но вы этого не сделали. То, что произошло, уже в прошлом. Куда мы будем двигаться в будущем?»

«Ты останешься здесь», – приказал генерал, завершая встречу.

Находясь под домашним арестом несколько дней, Джеймсон попросил о новой встрече. Генерал уже успокоился и признался, что на Джеймсоне, как и на ЦРУ, нет никакой вины. Он мог покинуть страну. Однако оставшуюся часть своей карьеры Джеймсон посвятит программе ЦРУ по борьбе с терроризмом – в декабре 1975 г. Ричард Уэлш, резидент ЦРУ в Афинах, погибнет от пули террориста.

Стандартным оружием террористов являются самодельные взрывные устройства (СВУ) с небольшим количеством взрывчатки, скрытые в бытовых предметах. Хотя такие маленькие бомбы и не вызывают масштабных разрушений, они вселяют страх в большую часть населения. Так, например, 30 г взрывчатки в письме способны убить или искалечить человека. Несколько килограммов, спрятанные в сумку, портфель или чемодан, могут разрушить авиалайнер, а более сотни килограммов в автомобиле или микроавтобусе способны уничтожить соседние офисы или посольство.

В конце 1970-х гг. специалист OTS Билл Парр обосновался в небольшом офисе в южной части Европы, однако основная его работа проходила в разных уголках мира. Парру как эксперту по СВУ часто звонили сразу после взрывов в Африке или на Ближнем Востоке. В ЦРУ обнаружили, что после взрывов иностранные спецслужбы особенно охотно принимают помощь специалистов, таких как Парр, которые знали, как проводить расследования после взрыва и как выявлять слабые стороны в системе безопасности.

Парр спал дома, когда в два часа ночи телефонный звонок разбудил его. Узнав голос старшего офицера связи ЦРУ, Парр прибыл в свой офис и увидел сообщения с пометками «срочно» и «ночная работа», которые требовали немедленного реагирования.

Это сообщение пришло из дружественной США страны, чьи политические лидеры часто были объектами террористов. Сообщалось, что у главы разведки страны имеется чемодан с бомбой. Он принес чемодан в свой кабинет, открыл его и обнаружил в нем провода вместе с другими неопознанными предметами, обернутыми черной лентой. Он решил с этим не возиться и обратился за помощью к ЦРУ.

Парр провел в своем офисе всю ночь, задавая в телеграммах дополнительные вопросы с пометками «срочно» и «ночная работа», прежде чем отправиться на утренний рейс, чтобы самому посмотреть на чемодан. В полдень Парр прибыл в офис генерала, где увидел на столе открытый чемодан. Внутри был грязный пучок проводов, коробочки, обернутые черной лентой и другим упаковочным материалом, что могло быть бомбой. Когда в тюрьме, расположенной по соседству, обнаружили рентгеновский аппарат, туда с предосторожностями доставили чемодан. С помощью рентгена Парр увидел шнур-детонатор, обмотанный вокруг непонятной упаковки, которая могла содержать взрывчатку.

Спусковой механизм дистанционного управления был соединен с электронной схемой. Парр решил, что можно на безопасном расстоянии вытянуть электронику из бомбы без риска детонации. Когда чемодан перевезли в отдаленный и безопасный район, он зацепил электронную часть крюком с длинной веревкой и резко дернул с безопасного расстояния. Электроника с детонатором были отсоединены от взрывчатки. Затем Парр просветил чемодан рентгеном еще раз, чтобы перепроверить схему подрыва. Когда бомба была обезврежена, возникла интересная идея. Бомба была получена через агента, внедренного в террористическую группу. Если прикрепить к бомбе радиомаяк, то можно попытаться проследить за чемоданом и выявить цели террористов. Однако для этого надо было снова собрать бомбу.

Парр знал, что у агента есть всего несколько часов, чтобы положить бомбу обратно в тайник, прежде чем кто-то обнаружит пропажу. В Лэнгли, скорее всего, не одобрят возвращение бомбы в тайник террористов. Офицеру OTS пришлось бы собрать бомбу и при этом не оставить никаких следов. Парр использовал слой эпоксидной смолы для предотвращения замыкания капсюля-детонатора. Потребовалось несколько часов для сборки бомбы безо всяких следов постороннего вмешательства. И офицер-техник после бессонной ночи все-таки собрал взрывное устройство, которое затем доставили обратно в тайник. Когда-нибудь в будущем в неизвестном месте и в неизвестное временя местный террорист потерпит неудачу.

Разбирая и собирая бомбу, Парр внимательно изучил и сфотографировал все ее компоненты и сделал эскизы. В этом устройстве использовались детали, которых Парр раньше не видел в изделиях террористов, в том числе новый тип таймера, который впоследствии появится и в других бомбах в качестве отличительного признака конкретного изготовителя.

«Вы заслуживаете медали», – сказал руководитель Парру, когда тот возвратился в резидентуру.

«Я так не думаю, – ответил Парр. – Я провел большую часть своей жизни во Вьетнаме и Лаосе за изготовлением устройств, которые убивают людей. Давать мне медаль за обезвреживание такого устройства – это смешно». Тем не менее несколько месяцев спустя, по рекомендации резидента, Парр и в самом деле получил медаль ЦРУ – «за инициативные и мужественные действия в опасных условиях».

В декабре 1988 г. Джон Оркин был руководителем направления в OTS, занимавшегося техническими исследованиями, в том числе оценками результатов использования советской и другой спецтехники, применяемой против американских объектов. Эти устройства, как правило, оказывались в ЦРУ в результате поисковых мероприятий или приобретались благодаря связям с дружественными спецслужбами.

Инженеры в отделе Оркина, как правило, анализировали каждое получаемое устройство, чтобы определить страну происхождения, назначение, материалы, конструкцию и возможности. Это была непростая задача, поскольку разведки постоянно старались скрывать производителя спецустройств. Когда «жучок» находили в стене дипломатического кабинета, на нем, конечно, не было штампа «Сделано в СССР» или инструкции по эксплуатации, и потому подразделение Оркина пыталось выяснить, как таинственный аппарат работал, кто его сделал и как его можно запустить.

Как шутил Оркин, его конспиративная лаборатория с хорошо оборудованными помещениями за пределами Вашингтона была достаточно далеко от Лэнгли, и можно было спокойно проводить инженерные работы без перерывов на совещания или набеги начальников. Лаборатория была хорошо защищена от нервной атмосферы многих разведывательных подразделений ЦРУ.

Оркин начал свою карьеру в начале 1970-х гг., занимаясь тестированием оборудования OTS. Этой процедуре подвергалась каждая деталь изготовленных в OTS спецустройств перед выдачей свидетельства для использования их в резидентурах. Это подразделение работало внутри ЦРУ как «особая лаборатория». Удаленные от агентов, шпионов и закулисных интриг, процедуры тестирования частот передатчиков и замеры времени работы аккумуляторов в радиоустройствах, проводимые здесь, казались чем-то пришедшим из другого мира, далекого от шпионажа.

Сертификация спецустройств OTS и анализ импортного оборудования включали в себя технические процедуры и тестирование. В 1970-е гг. анализ зарубежных устройств был делом весьма специфическим. «К нам присылали зарубежное спецустройство, и счастливый дежурный инженер получал задание его опробовать и написать отчет о том, как оно работает, – пояснял Оркин. – Мы имели дело с микрофонами, передатчиками, устройствами связи и камуфляжами. В конце концов, стало ясно, что в каждом анализе мы "изобретаем велосипед". Когда поступала зарубежная техника, мы часто не могли вспомнить, видели мы это три года назад и существует ли отчет об исследовании. Наконец один из инженеров сказал: "Отдайте это мне, и я буду сам все фиксировать". Со временем он стал настоящим архивом сведений о зарубежном оборудовании».

В конечном счете в OTS было создано подразделение, специализирующееся на «обратном проектировании» – разборке импортного оборудования и последующем воссоздании действующего образца, оценке его потенциала и технических возможностей страны-изготовителя. Несмотря на ограниченное число поступающих зарубежных устройств, а это не более 10 штук в год, в процессе анализа было необходимо устанавливать их преемственность. «Нам нужно было удостовериться, что мы имеем дело с двумя одинаковыми устройствами, а если нет, то готовился документ об изменениях и улучшениях».

В 1980-е гг. Советский Союз был по-прежнему в центре внимания OTS в плане оценки иностранного оборудования. Анализ спецтехники СССР и стран Восточной Европы позволял получать бесценные контрразведывательные сведения для ФБР, Госдепартамента и подразделений безопасности Армии США.

Однако увеличение количества террористических организаций в Африке, Европе, Ближнем Востоке и в Азии в 1970-е гг. привело к тому, что в ЦРУ стали присылать бомбы и детали взрывных устройств, обнаруженные в тайниках террористов или найденные после взрывов. Большинство ранних СВУ были изготовлены индивидуально из деталей и материалов, которые имелись у террориста под рукой. Экспертиза OTS во время «обратного проектирования» и знание иностранных электронных схем оказались наиболее подходящими для анализа типов воспламенителей, активаторов и таймеров. Именно так, практически случайно, Оркин и его коллеги создали координационный центр ЦРУ по сбору, анализу и учету вооружений террористов.

Анализ террористических устройств развивался медленно, проводился случайным образом – от одного происшествия к другому. «На самом деле, мы сами инициировали эту работу, обращаясь к офицерам контрразведки с вопросом: "А что у вас есть?" И они отвечали: "Ах да, вот устройство, которое я подобрал в Иордании в 1978 г.", – вспоминал Оркин. – И мы предложили сделать отчет. Первоначально мы работали над старыми устройствами, найденными несколько лет назад. Если удавалось определить факт изготовления террористами более одного такого же комплекта СВУ или мы приходили к выводу, что с таким устройством мы уже имели дело, то готовился специальный отчет».

В начале 1980-х гг. Оркин с тревогой обнаружил в СВУ элементы промышленного производства. Террористические организации, которые ранее использовали самодельные таймеры для бомб, стали привлекать передовые технологии, что значительно увеличивало поражающие свойства бомб.

«Государственная поддержка терроризма была причиной того, что техника промышленного производства стала доступна террористам. Они могли купить необходимую технику, поскольку Сирия, Ливия и другие страны, такие как Иран и Ирак, давали им деньги. Первоначально они использовали, например, весьма простые таймеры, такие как будильники на кухне и наручные часы. Я обозначил 1984 г. в качестве даты, когда начали применять новую технику для взрывных устройств. Мы стали получать множество образцов спецтехники для террористов, изготовленной в небольших, но "промышленных масштабах"», – вспоминал Оркин.

Это было существенным поворотом, теперь террористы могли привлекать инженеров-электронщиков для разработки схем таймеров, а не полагаться на любителя, работающего в подвале с паяльником. Террористы, которые традиционно были фанатиками-любителями, нашли союзников и финансирование в профессиональных службах разведки стран-изгоев. Сегодня правительства этих стран оказывают террористам денежную помощь, а также обеспечивают доставку компонентов и самих СВУ.

«На протяжении 1980-х гг. техника террористов прогрессировала от простых устройств до профессиональных систем. И мы видели это развитие», – вспоминал Оркин.

Оркин как офицер разведки и инженер точно определил, что каждый компонент становился технически совершенным, и вполне вероятно, что теперь можно было проследить каналы поставок от конкретных производителей. Технические детали и конструкции, реализованные в каждом электронном чипе и схеме, собранные вместе, иногда показывали путь создания устройства, в том числе его спонсора и даже сборщика.

Местоположение номера, например, указывало на производство и систему учета запасных частей, что в сочетании со стандартными процессами изготовления могло дать историю создания каждого компонента. Исследуя технические стандарты террористических устройств, эксперты ЦРУ обнаружили еще одну тревожную тенденцию – террористические организации уже не работали в изоляции. Они теперь устанавливали связи друг с другом и со странами-изгоями.

Однажды при анализе устройства, обнаруженного на Ближнем Востоке, была отмечена разработка с компонентом предположительно британского происхождения. «Мы нашли компоненты с британскими маркировками. А когда мы показали их англичанам, они определили, что эта техника из арсенала Ирландской республиканской армии (ИРА), – вспоминал Оркин. – Британские эксперты пришли к выводу, что ИРА покупает компоненты вооружений и взрывчатые вещества у Ливии. Ливия обучала некоторых членов ИРА, которые передавали им спецтехнику. Был один инцидент в Перу, и когда мы осмотрели детали, то сделали вывод, что это похоже на устройство ИРА».

И вот, наконец, возникло представление о сети взаимодействия террористических организаций. Например, техника ИРА могла передаваться организациям ЕTA в Испании, а ЕТА могла помогать техникой группе «Сияющий путь» в Перу и т. д. Хотя эти группы не всегда разделяли политические или социальные программы своих лидеров, они были едины в общем стремлении изготовить бомбы. «Было все труднее и труднее проводить различие между группами террористов по их технике», – объяснял Оркин.

Звон колоколов и Рождественские песни 1988 г. звучали совсем не радостно и мирно для семей 259 пассажиров и членов экипажа рейса 103 авиакомпании Pan American. Четыре дня назад, сразу после семи часов вечера 21 декабря бомба пробила отверстие в передней части фюзеляжа «Боинга-747», когда самолет достиг своей крейсерской скорости на высоте 9500 м над Шотландией. Ошеломленные авиадиспетчеры в лондонском аэропорту Хитроу наблюдали, как самолет исчезает с экранов радаров. Обломки самолета обрушились на маленький городок Локерби.

В тот день погибли 270 человек, находившихся на борту, и 11 жителей Локерби. Смерть и разрушения пришли на смену радости рождественских праздников. На следующий день сотрудники ЦРУ отказались от своих праздничных планов, узнав, что среди погибших был их коллега. Новая звезда была высечена на белом мраморе мемориальной стены в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли.

Даже для тех, кого трагедия непосредственно не затронула, фотографии обломков самолета на обложках журналов стали напоминанием о том, что зло работает без выходных. Огромное поле на месте крушения было покрыто человеческими останками, личными вещами погибших и кусками самолета. Лишь немногие СМИ отважились показать это в новостях, однако одна фотография потрясла мир и стала своего рода символом трагедии. Это было изображение поврежденной носовой части «Боинга» с веселой надписью «Дева морей», воткнувшейся при падении в грязную землю.

Терроризм не был чем-то новым для ЦРУ или неизвестным для зрителей вечерних новостей. Однако катастрофа самолета авиакомпании Pan American выглядела по-другому. Самолет потерпел крушение не в истерзанной войной стране. На борту были студенты, отцы семейств и матери. Это были самые обычные люди, чья жизнь прервалась ужасным образом. В чем были виноваты студенты, ехавшие домой на рождественские каникулы? Бессмысленная бойня ломала всю привычную логику вещей.

В ЦРУ быстро пришли к выводу, что это был террористический акт, хотя личности преступников, их мотивы были неизвестны. Подробности стали появляться в течение следующих недель, когда следователи собрали сведения и доклады оперативников, данные радиоэлектронной разведки и фрагменты самолета. Бомба была спрятана в магнитоле Toshiba RT-SF16, которую можно было купить в магазинах бытовой электроники. Фрагменты радиодеталей, а также инструкция по эксплуатации были обнаружены в обломках грузового контейнера, где и произошел взрыв.

На радиодеталях были найдены следы пластиковой взрывчатки Semtex, и эксперты подсчитали, что около 400 г этого вещества, расположенного достаточно близко к внешнему корпусу, было достаточно, чтобы пробить полуметровое отверстие в фюзеляже. Через несколько секунд после взрыва в самолете произошла декомпрессия, началось разрушение обшивки и оторвалась носовая часть. Но еще более загадочным, чем наличие взрывчатки Semtex в магнитоле, было то, что осталось от коричневого чемодана Samsonite. Тесты показали следы Semtex на фрагментах чемодана, что свидетельствовало о его более чем вероятном угрожающем содержимом. Тем не менее ни один такой чемодан не был зарегистрирован и проверен в качестве багажа на Мальте, отправной точке багажного контейнера, в котором произошел взрыв, и следователи не смогли «привязать» эти коричневые обломки ни к одному из пассажиров на борту самолета.

С самого начала следователи сосредоточились на использовании взрывчатки Semtex. Эксперты по борьбе с терроризмом начали подозревать палестинские группы, базирующиеся в Сирии, так как однажды они уже использовали бытовую электронику в качестве носителя взрывчатки. Иранские террористы также применяли это взрывчатое вещество, и потому следствие обратило внимание на гражданина Ирана на борту рейса из Франкфурта в Лондон, который вышел до вылета самолета в Нью-Йорк.

Хотя следователи уже представляли, что случилось, изучение целого поля обломков дало не много сведений о том, кто это сделал и каким образом бомба была помещена в авиалайнер. Только через 18 месяцев местный житель на расстоянии около 180 км от поля с обломками наткнулся на остатки футболки из магазина в порту города Слиема на Мальте. В материал клочка футболки вплавился фрагмент электронной платы размерами с почтовую марку. Это крошечный вещдок в конечном итоге и позволил распутать террористический заговор.

Тем не менее след бомбы над Локерби брал начало не в европейской столице и не на Ближнем Востоке, а в странах Африки южнее Сахары. С Республикой Чад, бывшей французской колонией, США поддерживали дружественные отношения. Задолго до трагедии над Локерби, в начале 1980-х гг., местная служба безопасности во время ареста лица, подозреваемого в шпионаже, и обыска в его чемодане нашла радиоприемник с небольшим количеством взрывчатки Semtex внутри. Разведка Чада, не имея возможности для углубленного технического анализа, передала обнаруженное устройство ЦРУ. Проводя анализ, Оркин отметил неожиданно сложную схему устройства. Электронная часть управлялась пейджером швейцарской фирмы Meister & Bollier AG (MEBO).

Несколько лет спустя, осенью 1986 г., в Ломе, столице Того, местные власти обнаружили тайник террористов с оружием. Американских специалистов пригласили для изучения находок.

Среди кучи старого оружия и боеприпасов выделялись два современных таймера, один из которых Оркин получил для анализа. Как и найденное в Чаде, это устройство также вело к фирме MEBO в Швейцарии.

В феврале 1988 г. два известных ливийских разведчика были сняты с рейса и арестованы в Дакаре, столице Сенегала. Среди предметов в одном из портфелей этих пассажиров был бесшумный пистолет, боеприпасы, четыре блока тротила и два блока Semtex вместе с таймером. Местные власти разрешили офицерам ЦРУ сфотографировать таймер. Фотографии, как и таймеры из Чада и Того, оказались в лаборатории Оркина. И опять-таки таймеры были связаны с фирмой MEBO.

«Мы обнаружили, что устройства из Чада были изделиями нового поколения, – объяснял Оркин. – Затем мы обнаружили, что устройство из Того является его прототипом. Если срезать углы платы, изменить кое-что в разных местах, вы сможете положить ее в коробку и красиво оформить. И это было именно то, что мы получили в третьем, сенегальском устройстве, которое было красиво упаковано». Был виден процесс того, как террористы обучались и совершенствовали принципы конструирования формы, комплектации и функций взрывных устройств.

У Оркина было теперь три устройства – все из Африки, все напрямую связанные с изготовителем в Швейцарии и с ливийским следом. Отчеты о каждом устройстве, как примеры «любопытной техники», не имевшей на тот момент непосредственного оперативного или разведывательного значения для ЦРУ, хранились в архивах OTS.

Потом произошла трагедия с самолетом Pan American. В сентябре 1989 г. следователи побывали в магазине на Мальте. Владелец магазина вспомнил клиента, который купил футболку, и описал его как человека с Ближнего Востока, который покупал без примерки все подряд, как будто просто пытался заполнить чемодан. Полиция сделала фоторобот покупателя, однако не было никаких намеков на его имя.

Шотландская полиция по-прежнему с большим трудом продвигались в исследовании крошечного кусочка электронной платы на клочке футболки. Было невозможно соотнести этот фрагмент с частью самолета или известных электронных компонентов, и фотографию фрагмента отправили в ФБР. Анализ фотографии дал мало, во всяком случае, не принес ничего нового. Через шесть месяцев ФБР получило разрешение показать это фото другим спецслужбам США. В тот же день в кабинете Оркина раздался неожиданный звонок.

«Мне позвонил парень из отдела взрывчатых веществ ФБР. Он приехал в мою лабораторию, вытащил фотографию и лист отчета с кратким описанием фрагмента, в котором было сказано, что это эпоксидное стекловолокно и семислойная электронная плата, – вспоминал Оркин. – Мы обратили внимание на зеленое покрытие мест пайки. Плата покрывается защитным слоем в тех местах, где вы не хотите делать пайку».

Оркин ранее уже видел подобную конструкцию. Зеленое покрытие пайки в сочетании с изгибом платы соответствовало предыдущим отчетам об устройствах, найденных в Того и Сенегале, и было связано с Ливией. Тогда он обнаружил, что методы их изготовления, а также типы разъемов соответствуют устройству, обнаруженному в Чаде. Все они указали на швейцарскую фирму МЕВО. Это уже было отправной точкой расследования, хотя и по-прежнему шаткой.

Теперь ФБР начало масштабное расследование, опираясь на информацию о компонентах, найденных на африканских платах. Бюро отследило компоненты и в итоге вышло на конкретную фирму. Фирма подняла свои записи, которые показали, что сто штук было продано в MEBO, опять-таки швейцарской фирме. Далее следователи уже прибыли в МЕВО. Как позже узнал Оркин, следователям рассказали: «Да, мы сделали 10 устройств в пластиковом корпусе и 10 без пластикового корпуса для ливийцев». После этого, понимая, какая информация вскрылась, менеджер решил больше не говорить со следователями.

Таймеры назывались MST-13 и были сделаны специально для Министерства обороны Ливии. Точность устройства обеспечивала задержку взрыва до 10 000 часов. «Это был сложный электронный таймер с кварцевой схемой управления, что давало ему большую точность, – объяснял Оркин. – Тот самый таймер, который находился в чемодане около плоскости самолета, совершавшего рейс из Мальты во Франкфурт. В Германии багаж был направлен на другой рейс, в Лондон, а затем его положили в самолет Pan American, рейс 103. Это устройство позволяло задержать взрыв на много часов».

На основании восстановленной картины было похоже, что таймер был установлен с целью срабатывания над Атлантикой. Однако неожиданные задержки из-за погоды в аэропорту Хитроу и сильные ветры задержали полет над Шотландией. Если бы самолет взлетел по расписанию, как и планировалось, бомба взорвалась бы над океаном, и все доказательства, вероятно, были уничтожены или потеряны навсегда.

С помощью этих открытий подозрения с сирийцев и палестинцев перешли теперь на ливийское правительство. Ливийский перебежчик, бывший сотрудник спецслужб, назвал двух ливийцев, своих коллег, которые стояли за взрывом рейса 103. Первый, Абдель Бассет Али аль-Меграхи, был установлен в качестве покупателя, который приобрел футболку и другую одежду в швейцарском магазине. Второй ливиец, Аль Амин Халифа Фимах, работал «под прикрытием» в ливийской авиакомпании в аэропорту Мальты. Это создавало им идеальные условия для размещения чемодана в грузовом отсеке самолета. Теперь задача следователей и обвинения была в том, чтобы оба подозреваемых предстали перед судом. Однако ливийский лидер Муаммар Каддафи отклонил просьбу передать этих людей для судебного разбирательства.

Концы этой истории были найдены в марте 1990 г., после распада Советского Союза. Оказалось, что взрывчатка Semtex была изготовлена в Чехословакии. Во время пресс-конференции в Лондоне, получившей широкое освещение в СМИ, чехословацкий президент Вацлав Гавел рассказал, что его страна, бывшая в то время под коммунистическим правлением, продала около 1000 тонн Semtex Ливии.

В 1992 г. собранные материалы рассматривалось Советом Безопасности ООН. На Ливию были наложены санкции, и переговоры с ливийским правительством затянулись на долгие шесть лет. Только в 1998 г., когда санкции стали большим экономическим испытанием, ливийцы согласились, наконец, передать суду двух своих граждан.

Процесс предполагалось провести в Нидерландах, на месте бывшей американской военной базы. Поскольку на суде должны были рассматриваться улики, стало ясно, что таймеры будут играть ключевую роль в доказательстве причастности двух ливийских офицеров к взрыву самолета. Согласно шотландскому закону, в ходе суда защите необходимо было показать, как следователи вышли на таймер. Это ставило Оркина в сложную ситуацию, вся профессиональная деятельность которого велась под прикрытием, не связанным с ЦРУ. Он должен был появиться в международном суде на открытом слушании как опытный свидетель. ЦРУ предложило суду беспрецедентную помощь. Мало того что Оркин должен был свидетельствовать в суде, в случае необходимости два бывших резидента ЦРУ также могли там появиться. Содержание секретных оперативных телеграмм ЦРУ фигурировало как доказательство.

Роль Оркина была в том, чтобы представить ключевые доказательства, которые указывали бы на связь между взрывными устройствами и Ливией, показать их путь, который начинался в Швейцарии, проходил через Африку и трагически закончился в поле в Шотландии. Оркин был единственным свидетелем, который мог обеспечить неопровержимую улику в этой детективной истории, которая началась с крохотной части пластмассы, найденной совершенно случайно. Но его присутствие на следствии могло повредить его оперативному прикрытию, что серьезно усложнило бы его жизнь и подвергло его семью опасности.

Для защиты от расшифровки суд согласился, чтобы Оркин и резиденты могли воспользоваться псевдонимами и оперативной маскировкой. Псевдонимы, которые ранее выбирались для технарей OTS, состояли из комбинации заумных слов и сложных для простого восприятия профессий, и теперь г-н Оркин значился как эксперт по устройствам подслушивания. Было неизвестно, раскроют ли такую уловку ливийцы, но поскольку дата суда приближалась, ключевой свидетель все больше беспокоился о своем прикрытии. То, что ранее казалось забавным, теперь вызывало беспокойство. Адвокаты могли так или иначе использовать псевдоним, чтобы дискредитировать его как свидетеля. Для подготовки свидетелей OTS выбрала старшего офицера подразделения оперативной маскировки. Оркину необходимо было выглядеть не только естественным, он должен был чувствовать себя как в реальной жизни и оставаться совершенно спокойным. Было принято решение сделать его неузнаваемым с помощью грима.

Специалист OTS сделал Оркину макияж и прическу, убрав волосы в одних местах и добавив там, где их раньше не было. «На мне был старый синий костюм с белой рубашкой. Я заклеил дужку очков изолентой, чтобы усилить эффект».

Оркин прилетел в Нидерланды и предварительно встретился с обвинителями для беседы перед процедурой в зале суда. Было решено не смущать судей и адвокатов бессмысленным перечислением технических терминов, но и не давать другим юристам поводов заманить себя в ловушку умными юридическими вопросами. Например, адвокат мог бы спросить Оркина, дает ли научное исследование стопроцентный точный результат, на что грамотный инженер мог бы ответить отрицательно, потому что точность результатов любого исследования составляет 99,99 %. Была вероятность того, что адвокаты уцепятся за этот факт. И потому обвинители подготовили Оркина к тому, что ему придется говорить максимально ясно и понятно.

«Мы собираемся с помощью ряда вопросов установить вашу квалификацию, – сказал обвинитель Оркину. – Отвечайте строго на поставленный вопрос. Если мне понадобится дополнительная информация, я задам вам уточняющий вопрос».

Обвинители предупредили Оркина, что два адвоката уже разыгрывали старую комбинацию «хороший и плохой полицейский» в течение предыдущих дней суда. «Представьте, один из адвокатов встает и сладким голосом пробует заставить вас сказать то, что вы не должны говорить. Потом встает другой адвокат и подвергает сомнению ваш профессионализм и все остальное, чтобы попытаться вас сбить с толку и заставить волноваться».

Оркин прибыл в суд и провел 45 минут на месте свидетеля, отвечая на вопросы обвинителя. Он детально рассказал о процессе «обратного проектирования», в ходе которого фрагмент электронной платы был определен как часть таймера, что, в свою очередь, привело к фирме MEBO. Смущали ли эти технические детали адвокатов, или они просто не считали важной эту часть, было неясно. Однако после представленных многочисленных доказательств обвинения на основании показаний Оркина сторона защиты просто сказала: «Вопросов нет». А другой адвокат встал и задал вопрос, который показал его полную неосведомленность в технических вопросах: «А верно ли, что все электрические устройства содержат электронные компоненты?»

«Совершенно определенно», – прямо ответил Оркин. И больше вопросов не последовало.

К концу слушаний уже не было сомнений в том, что таймеры, произведенные MEBO, оказались в руках ливийского правительства. Свидетельствами стали показания двух служащих корпорации Toshiba, которые подтвердили, что в 1988 г. Ливия купила 20 000 кассетных магнитофонов той же самой модели, в которой скрывалась бомба.

В целом же, адвокаты ливийских офицеров вызвали только трех свидетелей в течение 84 дней суда. 31 января 2001 г., спустя более 13 лет после того, как самолет компании Pan American был взорван, группа из трех судей огласила приговор: один ливиец виновен, а второй – нет. Выдержка из постановления суда:

«Доказательства, которые мы рассмотрели, не оставляют у нас сомнений в том, что причиной крушения был взрыв самодельного взрывного устройства, которое содержалось внутри магнитолы Toshiba, находившейся в чемодане Samsonite коричневого цвета вместе с другими предметами одежды, которая была куплена в магазине Mary's House в городе Слиеме, Мальта, и что взрыв был инициирован при помощи таймера MST-13».

Суд решил, что аль-Маграхи виновен в заговоре с целью убийства, и назначил ему наказание в виде 25 лет заключения. Его сообщник, Фимах, который складывал вещи в чемодан и помогал загружать его в самолет, был признан невиновным из-за недостатка доказательств.

Эпицентр терроризма переместился из Шотландии к югу Африканской Сахары, когда «Аль-Каида» финансировала взрывы посольств США в Кении и Танзании 7 августа 1998 г. Это произошло сразу после получения достоверных сведений о возможном нападении на другие посольства в Африке, Европе и Азии. В качестве цели было определено посольство США на Балканах. Из соображений безопасности американский персонал был временно переведен за пределы города. Вскоре после этого местные службы безопасности захватили одного члена «Аль-Каиды», которого считали участником заговора, но второй подозреваемый из этой группы остался на свободе.

Заметной фигурой в среде террористов был человек, который специализировался на изготовлении проездных документов для членов «Аль-Каиды». Он был женат на местной жительнице, которая утверждала, что ничего не знает о месте пребывания мужа. Захват этого «специалиста» мог помочь разведке отыскать остальных террористов «Аль-Каиды» через их паспорта, водительские удостоверения и другие проездные документы. Смерть и ранения должностных лиц США в результате взрыва американского посольства в Найроби сделали поиск виновных приоритетной задачей спецслужб.

OTS привлекли для участия в этой «охоте», когда техники получили данные из перехвата сообщений, которыми обменивались группы «Аль-Каиды» в странах Западной Европы и балканские террористы. В одном сообщении европейская группа предлагала финансовую помощь балканской группе, планируя доставить деньги через некую женщину-курьера.

Для поиска террористов было предложено использовать комбинированную операцию с радиопеленгацией и применением акустической спецтехники. Предлагалось установить маячок и радиозакладку в пакет, получив который, женщина-курьер доставила бы его затем террористам. Хотя оперативная сторона мероприятия была вполне ясной, техническая реализация оставалась проблематичной. Например, пакет с деньгами и спецтехникой мог оказаться вне пределов контроля ЦРУ, перемещаясь внутри европейской почтовой системы. А какое-либо сомнение в отношении пакета, проходящего по цепочке почтовой доставки, могло вызвать подозрения террористов.

Брайан Mинт, назначенный в OTS руководителем команды техников, понимая сложность этого мероприятия, высказывал осторожный скептицизм. Оперативный руководитель всей операции, старший офицер ЦРУ пытался наставлять техников: «Мы знаем, что ему нужны деньги. Ему прислали средства из Западной Европы, и он хочет их получить. Нужно вложить деньги вместе с техникой слежения и радиозакладкой в какой-нибудь пакет, и мы его "сделаем"».

В отличие от оперативного офицера, у Минта не было уверенности в том, что пакет с техникой «сработает», однако он собрал команду инженеров для решения этой задачи. Для радиомаяка и радиозакладки потребуется некоторый объем, который внутри пакета не должен вызвать каких-либо подозрений. Так как деньги будут главной приманкой, пакет должен быть достаточно большим, чтобы вместить сумму в несколько сотен долларов в европейской валюте вместе с двумя спецустройствами ЦРУ. Тайник для спецтехники и тайник для денег должны иметь два разных секрета открывания.

Техников ЦРУ направили на поиск камуфляжей с подходящими размерами. Европейские туристические рынки безделушек предлагали всевозможные варианты недорогих подарков, которые не привлекут внимания чиновников на таможне и почтовых служащих.

А террорист, увидев сувенир с тайником, поймет, что его «коллеги» тщательно позаботились о конспирации, и это станет для него доказательством того, что посылка не содержит подвоха и опасаться тут нечего. Получалось, что самым важным был психологический аспект «двойного тайника». Нужно было заставить террориста проявить смекалку, чтобы вскрыть тайник, но при этом он не должен был заподозрить наличие второго тайника.

Поскольку полости легче всего сделать в деревянных сувенирах, техники остановили свой выбор на небольшой гравюре с деревянным основанием размерами 35 х 25 х 2 см. На лицевой стороне была тонкая металлическая пластина с гравировкой фасада итальянского собора святой Сусанны.

Техники сняли металлическую пластину и выдолбили в центре полость для мелких купюр на сумму в несколько тысяч долларов. Лингвист-арабист сделал рукописную записку: «Брат, мы с тобой. Надеюсь, что это поможет вам, пока мы не свяжемся с вами вновь». Пластина была снова поставлена на свое место и закреплена адгезивной пастой, которая позволяла достаточно легко оторвать пластину. Затем техники сделали другую полость по краю деревянного основания для электроники и батарей, которые должны проработать две недели в непрерывном режиме.

Пакет, адресованный женщине-курьеру, был отправлен, и команда OTS начала мониторинг акустического сигнала из специально оборудованных автомобилей.

«Мы не знали наверняка, куда направлялся пакет, – рассказывал Минт. – Мы знали лишь предположительный адрес женщины-курьера. Мы не знали, сможет ли наш автомобиль с приемной аппаратурой находиться на таком расстоянии, чтобы спецтехника уверенно работала. Мы сделали то, что смогли, и надеялись на лучшее».

Техники проследили путь пакета на Балканы, где его и получила женщина-курьер. Вскрыв пакет, она прочитала записку на арабском языке и через 15 минут, с пакетом, зажатым в руке, пошла через весь город. Оперативники по сигналам маяка отслеживали сложные маневры, которые она предпринимала, опасаясь возможной слежки, – несколько раз останавливалась на разных улицах и поворачивала в обратную сторону. Затем она села на автобус, который привез ее в одну часть города, где пересела на другой автобус, который доставил ее уже в другой район. Команда наблюдения, осторожно следовавшая за ней, оказалась в кварталах, где проживали радикальные исламисты. Там женщина вошла в окруженный забором двухэтажный дом. Вскоре она вышла из дома, и пакета при ней уже не было.

Местная служба безопасности полностью оцепила здание, а техники оборудовали контрольный пост в соседнем доме в пределах зоны приема радиозакладки. Собралась штурмовая группа, и был прослушан разговор о пакете между несколькими неизвестными, затем послышались звуки удаления металлической пластины с передней части основания. Техники и оперативники поздравили друг друга с первой победой – объект определил сувенир как камуфляж и, открыв его, обнаружил тайник с деньгами.

Техники слушали возбужденный разговор между террористом и его женой, который сразу же переводился на английский. Канал связи с европейской группой террористов сработал. Всю вторую половину дня техники принимали уверенные сигналы маяка из дома, а также продолжали акустический контроль. Вечером террорист и его жена вдруг заволновались. Техники предположили, что террористы, возможно, обнаружили оцепление и решили уйти из дома. Затем техники услышали характерный звук подготовки оружия и боеприпасов.

Наступила ночь, разговоры прекратились, и руководитель местного подразделения безопасности приказал готовиться к штурму. Техники услышали, как группа захвата вошла в дом и устремилась на второй этаж, где предположительно находились террорист и его жена. После 15 минут поиска команда сообщила, что в доме никого нет.

Минт вспоминал: «Я подумал: как это могло случиться? Мы знали, что он был там. Он был уже наш. Было только две возможности. Либо ему удалось проскользнуть мимо сотрудников службы безопасности, либо он все еще прятался в доме».

Еще один час поиска ничего не дал. Жена утверждала, что ей неизвестно о местонахождении мужа. Посчитав, что операция закончилась неудачно, техники зашли в дом забрать сувенир-контейнер, который они нашли в квартире под кроватью. Но когда они повернулись, чтобы уйти, из кухни раздались громкие звуки пистолетных и автоматных выстрелов.

Оказалось, что командир группы захвата продолжал обыскивать дом и решил в последний раз осмотреть кухню. И тут любопытство или инстинкт заставили его подойти к стиральной машине. С большим трудом ему удалось отодвинуть ее от стены, и открылась полость между задней частью машины и стеной. Прятавшийся за стиральной машиной террорист выстрелил командиру в грудь. Другой ближайший офицер открыл огонь. Террорист продолжал стрелять, пока не был убит шквальным огнем из автоматов штурмовой группы.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что рабочие элементы стиральной машины были удалены – это оказался тайник для одного человека.

На следующий день в прессе ничего не говорилось об оперативной и технической роли ЦРУ в этой акции, зато штурмовая группа вместе с раненым командиром получила заслуженные награды. Техники OTS были удовлетворены тем, что негласно участвовали в устранении еще одного террориста в этой бесконечной войне.

Шести членам команды специальных операций OTS всегда не хватало времени, чтобы провести рождественские и новогодние праздники со своими семьями. Созданная в середине 1980-х гг., эта команда прибывала на место теракта в течение нескольких часов после получения сигнала тревоги. Члены команды прошли обучение методам расследования взрывов и поиска боеприпасов и на протяжении почти двух десятилетий обезвреживали бомбы, срывали планы террористических атак, а также отслеживали маршруты передвижений иностранцев, подозреваемых в терроризме. Почему-то чаще всего им приходилось работать в дни рождественских каникул. Казалось, что террористы специально выбирают декабрь для своих смертоносных атак.

В декабре 1983 г. были взорваны американские и французские посольства, и через несколько дней ИРА заложила взрывчатку в самом известном торговом центре Лондона Harrod. Перуанские революционеры под знаменем Движения имени Тупака Амару в декабре 1996 г. захватили несколько сотен заложников в Лиме, в резиденции посла Японии, и в том же месяце террорист-смертник взорвал себя во время предвыборного митинга в Шри-Ланке, ранив президента страны. Ливийские террористы взорвали пассажирский самолет над Локерби как раз перед Рождеством 1988 г. ХАМАС взорвал ресторан в районе Западного берега реки Иордан в декабре 2000 г. и примерно в то же время сработала бомба в индийском парламенте, убив 13 человек.

Однако ситуация в декабре 2001 г. была уже другой – США находились в состоянии войны с «Аль-Каидой» и ее союзником, афганским правительством талибов. И потому техники OTS должны были работать непосредственно в зоне боевых действий. Все они были добровольцами.

Прошло чуть более двух месяцев после первых воздушных ударов в октябре по тренировочным лагерям талибов и «Аль-Каиды», и афганская столица Кабул была освобождена. Талибы и группы «Аль-Каиды» бежали. Часть талибов была окружена под Кандагаром, а другие выбирались через горы Тора-Бора, кто на лошадях, а кто и пешком.

Крупномасштабные военные операции были приостановлены, однако военизированные группы быстрого реагирования ЦРУ периодически вступали в перестрелки, и до мира было далеко. В новостях показывали ликующее население, люди запускали воздушных змеев, запрещенных талибами, мужчины брили ранее обязательные бороды, но политическая ситуация оставалась нестабильной.

Подразделение ЦРУ в Афганистане получило распоряжение обеспечивать безопасность нового правительства. Запрос на офицеров OTS поступил в период, когда талибы покинули юг Афганистана и ключевой город Кандагар. Он был одной из последних твердынь талибов, и потому уже работавшие там оперативные офицеры предполагали, что талибы оставят после себя «сюрпризы». И они не заставили себя долго ждать. Эта ситуация требовала быстрого прибытия специалистов по работе с взрывчатыми веществами, с навыками их идентификации и анализа, для зачистки зданий от СВУ и обычных боеприпасов.

Команде было дано 72 часа на подготовку. Задача была сложной, и решать ее нужно было срочно. В действительности никто не знал, с чем команда столкнется, и какое оборудование будет необходимым. Задачей группы была постоянная помощь военным в обнаружении взрывчатых веществ, их оценке и деактивации. Они должны были действовать в районах, где талибы и «Аль-Каида» находились годами, а также там, где они были несколько дней или часов назад. Команда, вероятнее всего, должна будет заниматься и другой работой, такой как создание аварийной связи, выполнение инженерных работ, а также фотографирование объектов, которые представляли оперативный интерес.

По сообщениям военных, в стране имелись сотни тонн боеприпасов на открытой местности и в тайниках, которые, возможно, пролежали там все 20 лет непрерывных войн. Это означало, что команда должна была подготовиться к работе с взрывчатыми веществами из СССР, Китая и Пакистана. Взрывчатку нужно было как можно скорее уничтожить еще и для того, чтобы предотвратить ее попадение в руки местных полевых командиров или противников нового правительства. По иронии судьбы, некоторые боеприпасы и оружие были хорошо знакомы офицерам OTS, так как их аналоги уже были в архивах ЦРУ. Эти образцы поступили в Лэнгли в 1980-е гг., когда афганские моджахеды вели войну против советских войск.

Предполагалось, что жилье для команды будет весьма скромным, а электричество и водопровод могут отсутствовать вообще. Команда должна была жить рядом с местным населением, которое зачастую относилось подозрительно к новым специалистам, прибывающим из США. Были и те, кто оставался лояльным движению «Талибан». Практически каждый афганец был вооружен. Команду OTS, вероятнее всего, ожидали 16-часовой рабочий день, пыль от грунтовых дорог, атаки летучих мышей и напряженная работа по обезвреживанию взрывчатки, готовой взорваться в любой момент. Но это была их работа.

Команда собрала технику и оборудование весом более двух тонн, которые могли потребоваться в различных по длительности и интенсивности мероприятиях, цели которых заранее не были известны. На авиабазе Andrews под Вашингтоном они загрузили в транспортный самолет C-17 Globemaster все – от портативной рентгеновский аппаратуры и радиостанций до взрывчатки и боеприпасов.

Когда двери грузового отсека самолета захлопнулась и четыре реактивных двигателя стали набирать обороты, поступило срочное сообщение, что последний груз еще в пути на базу. Когда грузовичок без опознавательных знаков остановился около самолета, последний был уже готов взлететь. Курьер вытащил мешок обычного размера и квитанцию о получении груза. «Просто распишитесь здесь, – пояснил курьер старшему группы Марку Фэйрбейну. – Для вас миллион долларов США в стодолларовых купюрах, в пачках по $10 000. Поверьте, времени пересчитать у нас нет». Заглянув в мешок, Марк увидел пачки денег, которые были связаны тонкими веревочками. Этого было достаточно, и он подписал квитанцию.

С мешками оборудования и миллионом долларов самолет поднялся в ночное небо над Вашингтоном. Когда тяжелый транспортный самолет набрал высоту, в салоне появился запах горелой проводки. Команда не стала спорить с решением пилотов посадить самолет в Чарльстоне, Южная Каролина, и не продолжать трансатлантический перелет с грузом, в котором была взрывчатка.

После перегрузки двух с половиной тонн оборудования на другой самолет команда предприняла вторую попытку пересечь Атлантический океан. «Как только самолет оказался в воздухе, мы улеглись на пол, чтобы хоть немного отдохнуть, – вспоминал один из техников. – Единственной проблемой было то, что спальные мешки и коврики были где-то в коробках. И мы, таким образом, спали на голом металлическом полу, подстелив наши драповые пальто».

После тяжелой ночи и шести часов отставания от графика они проснулись на базе «Рамштайн» в Германии – самолет нужно было дозаправить. Затем группа продолжила путь на Бахрейн, а оттуда на секретную авиабазу в Пакистане. Из-за невозможности компенсировать шестичасовую задержку, команде сообщили о попытке пилотов посадить самолет в опасное дневное время. Дело в том, что юго-западная часть Пакистана до сих пор не была полностью безопасной для полетов. Авиабаза, куда они направлялись, уже принимала большие транспортные самолеты, такие как С-130s и С-17s. Расширение западного присутствия вызывало гнев местных боевиков, чьи протесты выражались в обстреле самолетов всеми средствами, от стрелкового оружия до зенитных батарей. Вооруженные силы Пакистана с трудом подавляли эти опасные «протесты».

При подходе к авиабазе команда привязала себя к сидениям на случай, если самолет начнет маневры для ухода из-под обстрела. Предосторожности оказались ненужными, и после штатной посадки техники приступили к разгрузке двух поддонов оборудования, а затем отдыхали в палатках в быстро растущем вокруг авиабазы городке. Ночью, под покровом темноты, они должны были совершить бросок на Кандагар.

Заключительным этапом должен был стать перелет в 500 км из Пакистана в Кандагар на вертолетах ВВС США типа МH-53J Pave-Low. Оборудованные передовыми системами, позволяющими лететь близко над землей, эти машины также были вооружены «до зубов» двумя пулеметами на боковых турелях и пулеметом, установленным на опускающейся рампе.

В соответствии с планом четыре вертолета должны были пересечь Афганистан по разным маршрутам. Два вертолета должны отправиться в Кандагар, а остальные на другую базу. Предположительное время полета было около трех часов, и, таким образом, команда планировала прибыть в Кандагар после полуночи.

Перед наступлением темноты техники загрузили на вертолеты два контейнера, ящики и мешки общим весом около двух с половиной тонн. Длительный предполетный инструктаж содержал темы, начиная от позиции при посадке до процедуры поиска и спасения при возможной аварии. Перед посадкой каждый член команды был вооружен 9-мм пистолетом «Глок».

Неудачи начались сразу после посадки в вертолеты. Сигнальная лампочка замигала в кабине одного из вертолетов через некоторое время после взлета, и команда была отправлена обратно на авиабазу в Пакистан. После приземления команда погрузила свое снаряжение и миллион долларов в другой вертолет.

После взлета с авиабазы шум вертолета заглушал все разговоры. Стрелки заняли свои позиции в открытых боковых дверях и сзади. Пролетая над Афганистаном, все три стрелка сделали тренировочные выстрелы. Открытые двери кабины создавали шум, как в аэродинамической трубе. Марк вспоминал: «Только тогда мы узнали, что такое полет в холоде и тряске, когда вертолет подпрыгивает вверх и вниз, пролетая вдоль южного хребта».

Через три часа вертолет завис над воронками и мусором, прежде чем коснуться темной взлетно-посадочной полосы, что когда-то было современным аэропортом. Построенный в 1970-е гг., международный аэропорт Кандагара был в свое время крупнейшим и самым современным в Центральной Азии, однако был серьезно поврежден после вторжения советских войск в начале 1980-х гг. После ухода военных сил СССР аэропорт стал оплотом талибов и «Аль-Каиды», которые превратили его взлетно-посадочные полосы в минные поля. Последние бомбардировки США добавили разрушений, оставив на асфальте глубокие воронки, в которых скопился весь мусор войны. Теперь аэропорт был вновь захвачен американскими морскими пехотинцами и пуштунскими боевиками, которые контролировали эту современную структуру в 30 км от Кандагара.

Лопасти вертолета все еще вращались, когда команда бросилась выгружать снаряжение, так как через 15 минут пилотам надо было лететь обратно в Пакистан. Никто не встречал шестерых гостей, когда вертолеты исчезли в ночи, оставив команду на затемненной взлетно-посадочной полосе в четыре часа утра. Офицеры стояли позади двух тонн высокотехнологического оборудования, а также мешка с деньгами, который они перебрасывали с самолета на самолет и с вертолета на вертолет, используя в пути как подушку, скамейку для ног и кровать. Марк заметил, что веревочки для обвязки долларов ослабли и некоторые пачки рассыпались.

Вооруженные только пистолетами, члены команды могли лишь ждать на открытой взлетно-посадочной полосе. «Нам сказали, что за несколько часов перед нашим прилетом на аэродром прибудут морские пехотинцы, но их нигде не было видно, – вспоминал один из членов команды. – Внезапно шесть фар вспыхнули у нас на пути. Мы надеялись, что это наши друзья». Так и оказалось – это были автомашины подразделений морской пехоты.

Морские пехотинцы встретили команду OTS на грузовичках Toyota, которые не смогли сразу доставить все две тонны оборудования в резиденцию губернатора в центре Кандагара. Необходимо было совершить две поездки по часу в каждом направлении.

Резиденция до недавнего времени была местом проживания духовного лидера талибов муллы Омара. Главный «архитектор» режима талибов, Омар издал религиозные указы, которые установили в Афганистане репрессивный режим; он предоставил убежище Усаме бен Ладену и террористам «Аль-Каиды». Комплекс резиденции состоял из двух больших зданий, одного для проживания, другого для совещаний. Между зданиями был внутренний двор, окруженный со всех сторон стенами.

Команда еще раз перебросила свой груз, на этот раз прямо в резиденцию. Трехдневная поездка всех вымотала, и хотелось только одного – спать. Однако не прошло и четырех часов, как Марк был разбужен срочными новостями. Афганец, зашедший во внутренний двор, утверждал, что имеет важную информацию о взрывчатке, спрятанной в резиденции. Действуя через переводчика, сонный Марк стал заниматься человеком, одетым в гимнастерку и тюрбан.

Доброволец спокойным голосом объяснил, что отступающие талибы спрятали взрывчатку внутри земляной крыши. По его словам, взрыв будет после захода солнца в день начала мусульманского праздника.

Слушая добровольца-помощника, Марк не мог справиться с подозрениями, что афганец сам помогал устанавливать взрывчатку. С падением режима талибов настроения в стране быстро менялась. Доброволец, который как ни в чем не бывало говорил о взрывчатых веществах, находящихся в нескольких метрах над его головой, вероятно, был не первым, кто переметнулся от талибов на другую сторону.

Внутри резиденции, казалось, все обстояло нормально, и американские и британские офицеры совместно с афганцами разрабатывали планы боевых задач. В это время в здании находилось более 50 человек, которые готовились к празднику. Через несколько часов актовый зал будет заполнен лидерами южной части Афганистана и гостями нового губернатора, Гуль Ага Шерзая.

Опытным офицерам OTS, которые неоднократно видели страшные картины терактов, было несложно представить себе, сколько жертв может быть от взрыва на крыше. Уничтожение одной из ключевых фигур нового Афганистана в священный для мусульман день стал бы жестоким, дерзким и сокрушительным ударом по новому правительству и по престижу США. Задержка же может оказаться фатальной для местных официальных лиц и гостей, для американских, австралийских и британских солдат, а также для американо-афганской политики.

В течение недолгого разговора Марк принял решение направить одного члена команды на крышу. Появление офицера на крыше в дневное время было довольно рискованным делом. Если здание находится под наблюдением, появление любого на крыше будет, конечно, замечено, и террористы могут принять решение взорвать заряд раньше срока. Марк подсчитывал риск с учетом приближающейся темноты и времени начала праздника. Оставалось менее четырех часов.

Фрэнк Шамуэй, техник с опытом поиска СВУ, спал как убитый, когда его разбудили. После того как Марк объяснил ситуацию, Фрэнк решил подняться на крышу.

Он связал веревкой полсотни килограммов оборудования, в том числе систему связи для постоянного контакта с командой. Фрэнк должен был докладывать о каждом своем шаге и обо всем, что ему было видно. Переговоры будут записываться на магнитофон и в случае детонации взрыва из-за неосторожных действий или по сигналу извне обеспечат для следователей и будущих операций ценные данные после возможного взрыва.

Пройдя по узкому выступу стены, Фрэнк поднялся по лестнице на крышу актового зала. На гладкой и твердой поверхности крыши не было никаких следов вскрытий, но как только включился тепловизор, Фрэнк сразу увидел совсем другую картину.

На небольшом экране тепловизора появились четыре «горячих пятна», каждое из которых показывало картину недавних вскрытий. То, что человеческий глаз не мог видеть, было четко зафиксировано на экране. Независимо от того, насколько хорошо были замаскированы недавно вскрытые места, они поглощали тепло со скоростью, отличной от мест без вскрытий. А посторонние предметы под поверхностью крыши, такие как СВУ, могут также иметь различное тепловое поглощение.

«Четыре полости расположены по форме буквы L, одна полость прямо над столом секретаря и три других вдоль зала приемов», – сообщил Фрэнк.

Информация Франка повысила доверие к рассказу добровольца. Если полости содержат даже небольшое количество взрывчатки, взрыв приведет к разрушению крыши. Несмотря на то, что тепловизор не может дать ключевую информацию о том, что же находится под поверхностью крыши, размеры и формы полостей на экране вполне согласуются с тем, что уже было известно о том, как могли быть заложены мины и боеприпасы.

Убедившись, что крыша тщательно проверена тепловизором и получив подтверждение о возможном наличии тайников со взрывчаткой, Марк рекомендовал американским офицерам приказать военнослужащим и местным жителям перенести подготовку к празднику подальше от опасного места. Солдаты выполнили приказ, но афганцы отказались эвакуироваться и даже приостановить подготовку к празднику. Оставалось всего два часа до наступления темноты, и гости уже начали собираться в зале для приемов.

Марк, как и все члены его команды, имел большой опыт в обезвреживании неразорвавшихся боеприпасов, однако он сделал повторное обследование крыши для исследования подозрительных мест. Информация от афганского добровольца в сочетании с картиной скрытых полостей на тепловизоре и узкая линия вскрытий от полостей до края крыши убеждали, что подрыв зарядов должен быть по команде извне. Все четыре «связанных» заряда должны сработать от одного сигнала. Команда подготовила небольшой заряд с электроподрывом, чтобы разорвать сигнальный провод.

Риск был огромным. Команда до сих пор не имела полного представления, какой тип СВУ заложен под крышей, существует ли система вторичного подрыва и есть ли мины-ловушки.

Поскольку зал быстро заполнялся афганцами и при этом темнело, Марк решил забраться по узкой лестнице на крышу и начал осторожно зондировать места вокруг тайников, показанных на экране тепловизора. Его зонд почувствовал соприкосновение с металлом на глубине нескольких сантиметров. Он начал осторожно выковыривать и вытаскивать кусочки покрытия крыши, чтобы расчистить небольшой участок вокруг скрытой полости. Используя тепловое изображение в качестве ориентира, Марк продолжал работать медленно и осторожно, и в конечном итоге обнаружил провод-детонатор, проложенный прямо под поверхностью и соединявший четыре тайника с взрывчаткой. Далее детонатор шел к пучку других электрических проводов, которые уходили за пределы здания. Теперь Марк увидел достаточно. Под крышей находилось несколько взрывных устройств, соединенных сигнальным проводом, который уходил в удаленное от здания место. Марк приладил заряд, дал сигнал, и линия была разорвана.

Марк покинул крышу, когда солнце уже село. Афганские лидеры собрались в зале приемов и, вероятнее всего, не представляли, что несколько сотен килограммов взрывчатки находятся практически у них над головами. Когда Марк спустился вниз по узкой лестнице, уже было объявлено об окончании Рамадана, и свободный Кандагар разразился праздничной стрельбой. Марк не мог сдержать улыбки при мысли, что где-то среди священнослужителей города террорист, неоднократно нажимая пальцем на кнопку подрыва, удивляется, почему, во имя Аллаха, все его попытки не дают результата?

Не было времени рассматривать возможность извлечения из полостей крыши всех боеприпасов. Резиденция была в определенной безопасности, и Марк рассудил, что оставить боеприпасы в тайниках до конца праздника будет не таким большим риском.

После окончания праздника прибыли афганские саперы для извлечения боеприпасов из крыши. По оценке Марка, это могло бы занять четыре дня – по одному дню на каждый тайник, чтобы благополучно выкопать всю взрывчатку. Когда афганская группа была собрана, два офицера OTS начали четырехчасовой курс подготовки процедуры обезвреживания неразорвавшихся боеприпасов и необходимых мер безопасности. Еще не закончились вступительные слова, когда старший офицер-афганец прервал учебу, объявив, что его специалисты хорошо подготовлены для такого вида работ. И никакой дополнительной подготовки им не требуется. Это был самый короткий курс переподготовки в истории OTS.

Команда офицеров OTS на расстоянии смотрела, как афганцы начали свою работу с пугающим энтузиазмом. То, что Марк оценивал в четыре дня, было закончено менее чем за сутки. Когда все завершилось, было подсчитано, что афганцы вытащили из четырех тайников почти тонну взрывчатых веществ, в том числе пятьдесят пять 122-мм танковых зарядов и более сотни противотанковых мин. Пятый тайник оказался пустым.

СВУ, спрятанные на крыше, были определены как довольно примитивные, но недостаток сложности всей системы компенсировался количеством взрывчатки. Подрыв такого заряда превратил бы дома в руины. Погибли или оказались бы ранены все внутри помещений и, по всей вероятности, американские военнослужащие на внутреннем дворе.

«Мы слышали десятки раз от наших военных коллег и оперативно-технических сотрудников OTS, что вся наша работа окупилась в первый же день в полном объеме», – вспоминали офицеры команды.

Несколько дней спустя, когда все компоненты «сюрприза» были вывезены за пределы резиденции и сфотографированы, местный командир созвал пресс-конференцию, чтобы объявить о находке и ее успешном обезвреживании. Одинокий скучающий корреспондент вместе с фотографом вежливо слушал и делал заметки, однако эта история так и не появилась в новостях.

Доброволец был приглашен в резиденцию для вручения награды. Афганские и американские военные организовали неофициальную церемонию. Выпив чаю, он получил тысячу долларов в стодолларовых купюрах. При этом его реакция на деньги была весьма спокойной, он вежливо принял награду, а затем произнес короткую речь, заявив, что его главным мотивом было желание помочь своей стране.

Команда OTS оставалась в Афганистане еще шесть недель, очищая дома и тайники от боеприпасов. Во время одного из бросков с группой морских пехотинцев они обнаружили переполненные тайники со старой взрывчаткой внутри горных пещер. В одной из них были запасы минометов и мин, сложенных от пола до потолка и уходящих далеко вглубь пещеры. Бомбардировщик B-52 должен был взорвать эти огромные склады.

На окраине Кандагара, в развалинах тренировочного лагеря «Аль-Каиды» команда обнаружила и уничтожила десятки бочек химических веществ, используемых для производства жидкой взрывчатки, известной как TATP. Именно эту взрывчатку пытался пронести в обуви в самолет террорист Ричард Райд в декабре 2001 г., а в июле 2005 г. ее планировалось использовать в серии терактов в Лондоне. Только представьте, сколько жизней удалось спасти, уничтожив этот страшный запас!

По возвращении в США каждый офицер команды был награжден медалью «За доблесть» во время церемонии под председательством директора ЦРУ Джорджа Теннета. Они вошли в почетный список из 20 офицеров-техников, чье мужество и преданность были отмечены высокими наградами во время церемонии празднования 50-летия Оперативно-технической службы ЦРУ.

Часть VI Основы деятельности разведки и специальная техника

Кит Мелтон: вступление к разделу

После окончания военных действий Армии США во Вьетнаме, я, военно-морской офицер, вышел на пенсию в конце 1960-х гг. (Кит Мелтон активно занялся бизнесом и стал владельцем нескольких ресторанов McDonalds в своем родном штате Луизиана. – Прим. пер.) В свободное время я начал заниматься историей шпионажа. Истории про подвиги известных шпионов всегда казались мне яркими и захватывающими, однако я как инженер заинтересовался неизвестной в то время сферой использования шпионской техники. Практически все книги о шпионаже были написаны авторами, не имевшими технического образования. Эти книги содержали увлекательные рассказы о разведке, но я крайне редко находил в них подробную информацию, например, об устройствах для тайного фотографирования документов, о внедрении техники подслушивания и других подобных мероприятиях. Я просмотрел все эпохальные фильмы о Джеймсе Бонде и заинтересовался, существуют ли такие специальные устройства в реальном мире или мистер Q, технический помощник агента 007, – только часть волшебного мира этих фильмов. В последующие 40 лет поиск ответов на эти вопросы стал моей страстью, которая заставила меня искать специальные технические устройства по всему миру.

Мои исследования начались в Вашингтоне, округ Колумбия, и в итоге вылились в многочисленные поездки в Россию, Германию, Польшу, Чехию, Великобританию, Францию, Израиль, а также в Азию и Южную Америку. Я неоднократно бывал в штаб-квартире КГБ в Москве. В Берлине меня познакомили с Маркусом Вольфом, легендарным руководителем восточногерманской разведки. Я стал постоянным гостем Уолтера Пфорцхаймеражеймера, старейшего библиографа разведки и основателя исторической коллекции ЦРУ, а затем с его помощью я встретился с Хейденом Пиком, писателем-историком спецслужб, который стал моим другом на всю жизнь.

Изучая в свободное от бизнеса время историю шпионажа, я обнаружил много общего в деятельности ведущих разведывательных служб, каждая из которых выбирает своих разведчиков по их способности вербовать агентов и управлять ими. Вместе с этим, оперативный офицер редко понимает до конца технические возможности шпионажа, используемые в секретных операциях. И потому в мероприятиях разведки необходима помощь со стороны оперативно-технических офицеров и конструкторов, кадры которых формируются разведывательными службами для обеспечения и проведения специальных оперативных мероприятий.

Как правило, разведка сама находит и привлекает для работы специалистов, имеющих опыт работы в таких областях, как фотография, радио, электроника и компьютеры, химия, связь, обработка дерева и ткани. Как оказалось, офицеры-техники, работавшие в КГБ, ЦРУ, МОССАДе, МИ-6 и других спецслужбах, пользовались весьма сходными техническими терминами. Кроме того, каждая разведывательная служба создавала особое подразделение, занимающееся изучением захваченной или восстановленной техники противника. Анализ иностранных образцов дает возможность определять создателей специальных устройств, обнаружить новые шпионские технологии и методы, а также помогает в разработке мер противодействия. Со временем многие специальные технические средства, независимо от страны-изготовителя, стали похожими друг на друга – общность функций привела к унификации форм.

В процессе моей исследовательской работы я также обнаружил, что оперативные мероприятия разведки можно разделить на пять основных направлений, и в рамках каждого из них техническое обеспечение может иметь решающее значение. Фотографии и схемы техники шпионажа, использованной различными спецслужбами, представлены в моих предыдущих книгах – «Тайные войны» (Clandestine Warfare, 1988), «Специальное оружие и техника УСС» (OSS Special Weapons and Equipment, 1992), «Специальное оружие и техника ЦРУ» (CIA Special Weapons and Equipment, 1993), «Идеальная книга для шпиона» (The Ultimate Spy Book, 1996) и «Идеальный шпион» (Ultimate Spy, 2003). В начальной стадии подготовки этой новой книги мы, авторы, столкнулись с проблемой использования в тексте шпионской терминологии, которая требует определений и разъяснений каждый раз, когда появляются новые или специальные термины. Решением этой проблемы и явилась подготовка мною раздела, в котором подробно описываются основные технические и оперативные термины, используемые в этой книге.

В разделе VI, состоящем из шести глав, я также попытался найти место для специальной техники в решении разведкой своих основных задач, которые определяют пути создания и применения арсенала шпионажа. В главах 20–24 описываются пять основных направлений применения специальной техники в агентурных мероприятиях разведки. И когда при этом используются уникальные устройства, созданные талантливыми инженерами, именно такими мероприятиями профессиональные спецслужбы отличаются от тех действий, которые проводятся шпионами-любителями. В главе 25 кратко описываются революционные изменения, которые внесли Интернет и цифровые технологии в деятельность разведки.

Глава 20 Оценка потенциального кандидата в шпионы

Если из 50 попыток вербовки одна была успешной, то вы не зря потрудились.

Британский и советский разведчик Гарольд Ким Филби. Литературный шпион (The Literary Spy)

Тайные разведывательные операции с участием агентов имеют общие основы независимо от того, проводились ли они в XVIII веке мастером шпионажа Джорджем Вашингтоном во время Гражданской войны или в XXI веке исламскими террористами. Пять задач вербовки и управления агентами настолько универсальны и фундаментальны, что их можно назвать основными задачами агентурной разведки, в которых используется специальная техника:

– оценка;

– прикрытие и маскировка;

– тайниковые контейнеры;

– скрытое наблюдение;

– скрытая связь.

В зависимости от стадии операции, одна из этих задач будет считаться главной, и все усилия будут направлены на ее обязательное выполнение. В ЦРУ Оперативно-техническая служба (OTS) была ответственной за разработку и применение технических средств для каждой оперативной задачи, и это давало офицерам разведки США, а также их агентам преимущество перед своими противниками[19].

Оценка является первым шагом в процессе подготовки к вербовке шпиона. От кандидата на вербовку требуется наличие серьезной мотивации, а также способности вести двойную жизнь шпиона. Шпионское мастерство требует большего, чем умение разгадывать тайны{538}. Основываясь на опыте УСС, процедурами оценки и тестирования в ЦРУ занимается небольшая группа профессионалов – дипломированных психологов, которые помогают оперативным офицерам выявлять наиболее подходящих для вербовки людей. Так же, как их предшественники в УСС, психологи OTS применяют различные методы оценки и тестирования, чтобы разобраться в доминирующих чертах личности и ее поведенческих реакциях в конкретных ситуациях.

Процесс подготовки к вербовке часто длится месяцами, и оперативный офицер постоянно воздействует на своего подопечного перед тем, как перевести свои отношения с ним в секретную сферу «агент – куратор». Иногда, довольно редко, вербовка может состояться за пять минут, когда ничего не подозревающего иностранца спрашивают: «А не хотите ли вы работать на ЦРУ?» Вне зависимости от того, является ли человек предметом расширенного изучения или одного расчетливого шага достаточно для его вербовки, – в любом случае от оперативного офицера требуется оценка кандидата в агенты, результаты которой складываются в мозаику из ответов на целый ряд вопросов{539}.

Оценка позволяет сотрудникам ЦРУ понимать вероятную реакцию человека на вербовку и его долгосрочную ценность для ЦРУ. Однако даже при самых благоприятных условиях необходимо предвидеть возможность негативной и даже враждебной реакции человека. Если первый шаг вербовки сделан правильно, то человек может быть завербован. А если вербовочное предложение отклонено, в оценке должна содержаться информация для минимизации негативных последствий.

Мотивы стать шпионом сложны и разнообразны, как и сама человеческая природа. Оперативные психологи занимаются выявлением главных мотивов кандидатов на вербовку, индивидуальные и культурные различия которых зависят от специфики их страны. Мотивы или основы вербовки можно свести в четыре группы – деньги, идеология, принуждение и амбиции.

Деньги считаются главным мотивом в странах, культура которых придает большое социальное значение карьере, статусу человека, его материальным благам. Идеология становятся мощным стимулом для людей, ненавидящих политической или экономической строй государства, из которого они не могут выехать, и потому настроены против него. Принуждение (шантаж и др.) является особым мотивом, который может быть эффективен для вербовки только в определенных условиях и с особой личностью. Амбиции часто являются мотивом для тех людей, кто считает, что их таланты, возможности и значение остались без награды со стороны их работодателей или они не признаны своими коллегами-профессионалами.

Наличие только одного мотива вербовки – это редкий случай; большинство же агентов были привлечены к работе с помощью воздействия на несколько мотивов. Подслушивание бесед с друзьями и родными является одним из наиболее эффективных способов сбора информации о мотивации объекта. Психологи ЦРУ пришли к выводу, что склонить к сотрудничеству с иностранной разведкой вероятнее всего человека в возрасте 35–45 лет, в период переоценки ценностей и кризиса среднего возраста, что часто встречается во многих странах{540}.

Нередко агентами становятся добровольцы. Некоторые из наиболее известных в истории шпионов были добровольцами. Эти лица, а их спецслужбы называют «инициативниками», сами ищут контакты с разведкой, которой они хотели предложить информацию или услуги. К добровольцам относятся с осторожностью, потому что многие из них преувеличивают ценность своей информации или им требуется интригующее ощущение игры в шпионаж{541}. Что еще более важно, добровольцы могут представлять опасность, если они направляются и контролируются другими спецслужбами. И если попасться на эту удочку, противник в состоянии запустить дезинформацию через такого двойного агента или получать через него сведения об источниках разведки, оперативных методах, целях и специальной технике.

Независимо от того, как потенциальный шпион оказался под прицелом ЦРУ, вербовка происходит только после принятия положительного решения, которое делается с учетом доступа человека к нужным секретам, его мотивации и способности к тайной работе. Процесс принятия решения о том, вербовать человека или нет, часто называют оценкой. Два вопроса имеют первостепенное значение для определения перспектив будущего агента.

Первый вопрос: какой доступ к информации разведывательного значения этот человек имеет сейчас или будет иметь в будущем? Уровень доступа и стоимость доступа агента определяются путем опроса, проверки личной добросовестности и анализа исходной информации. Также для подтверждения возможности доступа к важной информации выявляются социальные или семейные контакты, продвижение потенциального агента по службе, его навыки, а также качество уже имеющейся у него информации.

В 1985 г. Олдридж Эймс «сдал» КГБ имена около десяти активных агентов ЦРУ и тем самым подтвердил доступ к информации и готовность работать в качестве шпиона{542}. Когда Агентство национальной безопасности (АНБ) провело оценку первоначального отчета офицера КГБ Виктора Шеймова в 1980 г. о безопасности связи в СССР, его информация оказалась исключительно ценной. СССР и США в случаях с Эймсом и Шеймовым продемонстрировали умение спецслужб действовать быстро, без длительной оценки добровольцев, обладающих доступом к особо важной для разведки информации[20].

Второй вопрос относится непосредственно к вербуемому: сможет ли он выдержать двойную жизнь шпиона и делать то, что требуют задачи шпионажа? Здесь нужно предсказать с высокой точностью будущее поведение агента. Переоценка возможностей агента может привести к провалу. И потому для оценки ситуационного поведения и возможностей будущих шпионов привлекают профессиональных высококвалифицированных психологов. В ЦРУ оперативные психологи OTS также используются для оценки поведения иностранных лидеров и действующих агентов.

Психологи OTS используют как общедоступные, так и специально разработанные психологические тесты для оценки личности, ее мотивации и способности к тайной работе. Исходные данные для оценки берутся из отчетов оперативных офицеров, которые наблюдали за личными и поведенческими особенностями людей. Затем психологи OTS применяют свой опыт для оценки всей информации, собранной о человеке.

Психологи также дают профессиональную оценку добровольцам и перебежчикам. Эти оценки могут быть использованы руководством разведки в построении отношений с такими людьми, для корректировки процесса вербовки, для управления агентом, для минимизации негативных последствий в случае прекращения работы с агентом, для подготовки агента к переселению и для оценки контрразведывательного окружения агента. При оценке часто учитываются результаты проверок на полиграфе, которые проводит подразделение безопасности ЦРУ для получения более полного представления о человеке. В громких делах перебежчиков Носенко и Голицына исследования психологов OTS использовались как для оценки аналитиками контрразведки ЦРУ, так и для оказания помощи сотрудникам, ответственным за переселение перебежчиков{543}.

Оценки могут быть прямыми или косвенными, в зависимости от возможности общения психолога с человеком – объектом исследования. Если личная встреча невозможна, оценки опираются на анализ психологом данных, имеющихся в его распоряжении.

Наиболее полные оценки возможны во время личных встреч психолога и объекта. В целях безопасности в этих оперативных мероприятиях обычно используются различные элементы конспирации и маскировки, а также действия по обнаружению возможного наблюдения. В обычных условиях такие встречи с объектами проводятся таким образом, чтобы не расшифровать профессионального психолога и цели мероприятия.

Психологи проводили оценку в самых разных ситуациях, когда, например, можно было организовать встречу с объектами. В 1980-е гг. в Германии оперативный офицер имел непродолжительные контакты с руководителем террористической ячейки, что было недостаточно для подготовки к его вербовке. Вопрос о том, следует ли продолжать его разработку или прекратить контакт с ним, был адресован OTS. Поскольку объект часто посещал ночные клубы, психологу OTS была поставлена задача посещать ночной клуб в нерабочие дни. Для маскировки психолог выбрала образ «шикарной блондинки», поскольку таких было много среди женщин, посещавших клуб.

В пятницу вечером психолог с помощью специалиста по оперативной маскировке выбрала облегающее платье, надела лохматый парик блондинки и синие тонированные очки, использовала ярко-розовую помаду и синие тени. Выйдя из своего кабинета, психолог прошла мимо секретаря со словами «Приятных выходных». Секретарь с удивлением спросил: «А вы кто? У вас есть сюда допуск?» После минутного замешательства обе стороны выразили восхищение превосходной работой OTS по маскировке офицера разведки.

В ночном клубе психолог расположилась в таком месте, чтобы привлечь внимание объекта. Уловка сработала, и вскоре они оба дружески болтали. Это был удачный вечер для психолога – на все ее вопросы были получены нужные ответы, которые она несколько раз заносила в блокнот в дамской комнате, посматривая на себя в зеркало, чтобы убедиться в сохранности всех элементов маскировки. В конце вечера беседа начала приобретать интимный характер. Террорист, явно считая блондинку своей добычей, становился все более развязным. Он близко наклонился к ней и прошептал: «Я бы хотел запустить пальцы в твои курчавые волосы». Психолог сняла свой парик и передала его террористу со словами: «Я подарю тебе его, если ты перестанешь меня раздражать».

Прямая оценка может включать в себя тестирование под предлогом или беседу «лицом к лицу». Объект не должен знать истинную цель беседы с психологом, пока оперативный офицер официально не представит его как друга или коллегу. В это время психолог должен наблюдать и записывать устные ответы объекта, фиксировать его отношение к оперативному офицеру, жесты, темперамент и другие личностные и поведенческие характеристики.

Во время такой встречи психолога может ожидать необычное развитие беседы. Например, в рамках мероприятия по созданию нового антитеррористического подразделения для дружественной ЦРУ службы психолог OTS должен был принять решение о составе нового спецподразделения. В течение нескольких дней психолог руководил проведением тестов для оценки нескольких десятков кандидатов под предлогом «последнего собеседования». После отбора членов команды были выдвинуты еще несколько кандидатов на должность офис-менеджера. Когда психолог беседовал с молодой женщиной о предстоящей работе, стало ясно, что кандидат не имеет офисных навыков и не умеет печатать. Она также заявила, что никогда не работала секретарем. В конце интервью психолог в недоумении спросил: «Ну, хорошо, а в чем же вы сильны?» «В угоне самолетов», – ответила кандидат.

Расспросы о навыках работы в офисе закончились, и дальнейший разговор с психологом подтвердил, что женщина принимала участие в мероприятиях по угону трех самолетов. Этот кандидат был перенесен из категории офисных работников в категорию потенциальных оперативников.

В ситуациях, когда исключался личный контакт, психологи OTS наблюдали объекта на расстоянии. Это часто делается во время дипломатических приемов, публичных мероприятий или сидя за соседним столиком в ресторане. Оценка записей скрытых видео– или аудионаблюдений за объектом представляет собой еще один непрямой метод оценки. Эти тайные наблюдения используются как в операциях по оценке объектов вербовки, так и при сборе информации о личностях иностранных лидеров.

План необычного мероприятия, от которого в конечном итоге пришлось отказаться, был готов, когда советский премьер Никита Хрущев посетил США в 1958 г. Психологу OTS было приказано оставаться в своем доме до «специального дня». Потом психолога перевели в пустынный район с площадкой для вертолетов. В случае прибытия вертолета психолога планировали доставить в Кэмп-Дэвид[21], где с Хрущевым планировал встретиться президент Эйзенхауэр. Очутившись в Кэмп-Дэвиде, психолог должен был незаметно проскользнуть в шкаф в комнате, где будут беседовать главы двух государств. Предполагалось, что через скрытый глазок в двери шкафа он будет наблюдать за поведением советского лидера, фиксировать колебания его голоса и движения тела, а также отмечать любые другие характеристики, которые могли бы помочь понять менталитет и психотип советского лидера.

Психолог ждал целый день, но вертолет так и не появился. Согласно правилам ЦРУ, «каждый должен знать только то, что касается его части задания», и потому причины отмены этого мероприятия психологу так и не сообщили.

Для оценки личности объекта в OTS выбирают психологические тесты и процедуры, подходящие для статуса объекта, его национальности, перспективы оперативной роли и отношений с офицером-куратором. Инструменты OTS, использованные для оценки тестирования, можно разделить на три класса: общедоступные тесты, которые измеряют уровень интеллекта, психологические характеристики, способности, интересы и черты характера; модифицированные общедоступные тесты, которые адаптированы для конкретных оперативных целей, и собственные тесты и процедуры ЦРУ.

Большой вклад в разработку инструментов первичной оценки ЦРУ внес психолог OTS Джон Гиттингер в 1950-е гг. Его тест был назван «Система личностной оценки»{544}. Придя в ЦРУ в 1950 г., Гиттингер использовал свой опыт и знания ведущего специалиста психиатрической клиники в городе Норман, штат Оклахома. Интерпретация данных его пациентов позволила Геттингеру делать выводы о личности каждого из них. В конце концов он собрал сведения о 29 000 лиц из разных социальных групп, начиная от бродяг и фотомоделей до предпринимателей и студентов. Он одним из первых использовал компьютер для ведения базы данных протестированных пациентов и расчета сравнительных соотношений личностных показателей. В ЦРУ он доработал свою методологию и формализовал ее. Взгляды Гиттингера на личностную ориентацию и его утверждение о необходимости в систематическом, научно обоснованном суждении об индивидуальных качествах потенциальных агентов стали основой для принятия в ЦРУ оперативной психологии как технического средства в агентурной работе.

Методологию Гиттингера критиковали те, кто считал, что психологией должны заниматься профессионалы. Однако его система оказалась весьма полезной для оперативных сотрудников, участвующих в мероприятиях, где время личного контакта с объектами было ограничено. Результаты оказались настолько ошеломляющими, что тесты стали стандартным методом для оценки и прогнозирования мотивации агентов, их ситуационного поведения. Изучение иностранцев с помощью системы Гиттингера дало повод в ЦРУ называть психологов OTS «волшебниками»{545}.

Косвенные оценки включают в себя обзор всех отчетов сотрудников разведки о личной истории объекта, чертах характера, поведении и реакциях на контакты с офицером-куратором. При этом учитывается вся информация, полученная от человека или о человеке, включая его официальные и частные выступления, публикации, письма, а также новости и комментарии его партнеров или родственников. Скрытые аудио– или видеозаписи, если таковые имеются, также становятся важным материалом для оценки. Прямые оценки позволяют получать для анализа данные более высокого качества, чем косвенные оценки, но последние необходимы в ситуациях, когда нет возможности прямого контакта с объектом.

В годы холодной войны, когда многие интересующие разведку объекты жили в странах, где выезд граждан за границу был жестко ограничен, OTS содержала небольшой штат графологов – специалистов по почерку{546}. Графология, более почитаемая в Европе, чем в США, направлена на выявление психологических характеристик личности на основе анализа букв и строчек рукописных материалов. Графологи проводили измерения трех показателей (вертикальные и горизонтальные начертания, а также глубину штрихов) как минимум по 21 характеристике рукописных материалов. Анализ почерка может показать отличие психически здоровых лиц от лиц с отклонениями. Графологи OTS применяют ту же методологию, чтобы определить основные характеристики интересующих разведку лиц, прямой контакт с которыми был невозможен (например, VIP-персон), а также авторов анонимных писем и тех, кто находился под арестом{547}.

Юристы утверждают, что с помощью анализа рукописных материалов, который в графологии называется «почерк мозга», могут быть определены психологические характеристики и черты личности неизвестных, но важных для ЦРУ людей{548}. Хотя психологи расходятся во мнениях относительно значения графологии как отдельного инструмента, многие оперативные руководители ЦРУ согласились с тем, что в качестве дополнения к прямой оценке или в отсутствие ее анализ почерка, проведенный квалифицированным графологом, дает ценную информацию о психологических особенностях человека{549}.

Для полного графологического анализа требуются страницы или несколько рукописных материалов для сравнения с аналогичным количеством письменных бумаг, написанных человеком несколько лет назад. Графологам редко удается получить достаточное количество рукописной информации; обычно для исследований они получают гораздо меньше, чем ожидают. Когда была представлена коллекция пометок Сталина после совещания с американским дипломатом в начале 1950-х гг., графолог OTS отказался предоставить психологическую оценку. На заметках были изображения волков, и графолог заявил, что он может предложить только гипотезу того, как они отражают психическое состояние Сталина.

В другом случае летом 1983 г. графологу была дана собственноручная подпись Юрия Андропова, генерального секретаря ЦК КПСС и бывшего руководителя КГБ. Сравнивая его подпись с предыдущими образцами, графолог пришел к выводу, что Андропов был негибким, целеустремленным человеком, мало склонным к компромиссам. В то время, когда правительство США задавалось вопросом об Андропове как о «новом, более западном» советском лидере, не было уверенности в том, что его здоровье позволит ему достаточно долго занимать пост главы Советского государства. Графологический анализ свидетельствовал о нарастании тревожности и перепадах настроения советского лидера. По заключению графолога, причины стресса могли быть связаны с физическим состоянием и нагрузками. И в самом деле, последующая политика Андропова свидетельствовала скорее о его политической негибкости, а меньше чем через шесть месяцев он умер.

В начале 1990-х гг. офицер резидентуры ЦРУ в Бирме неожиданно получил от прихожанина католической церкви в Рангуне сложенный лоскут шелка с рукописным посланием. Как прошептал на ухо офицеру прихожанин, это письмо было написано политическим заключенным, который тайно передал его для правительства США из тщательно охраняемой тюрьмы. Когда сообщение на шелке прибыло в Лэнгли, графологу OTS было предложено оценить его, но не было дано никакой информации об авторе письма или обстоятельствах его получения. Графолог изучала письмо в течение нескольких дней, применяя стандартную технику измерений, анализа букв и строчек, а затем сообщила: «Автор относится к тем людям, кто действительно верит в мир и является настоящим альтруистом. Это независимый индивидуалист, он является истинным провидцем… чрезвычайно идеалистическим, но в то же время сложно управляемым, смекалистым и тонким субъектом. Его сильной стороной является мирное разрешение конфликтов».

Графолог не знала, что ее работа сыграла ключевую роль в принятии внешнеполитического решения. Запрос на оценку в ЦРУ пришел от президентского посланника, который решал, а стоит ли встречаться с лидером бирманских демократических сил госпожой Аун Сан Су Чжи. Дипломат использовал анализ ЦРУ для подготовки к встрече с этой женщиной, которая в 1991 г. получила Нобелевскую премию мира, а в 2000 г. была награждена «Медалью Свободы» президента США.

В 1954 г. для президента Эйзенхауэра был подготовлен «Доклад о тайных операциях ЦРУ», где давалась оценка национальной безопасности США и утверждалось: «Если США собираются выжить, должны быть пересмотрены старые американские концепции «честной игры». Мы должны научиться ниспровергать, саботировать и уничтожать наших врагов более умными, более сложными и более эффективными методами, чем те, которые используются против нас. Возможно, потребуется ознакомить с этим американский народ, чтобы он понимал и поддерживал эту неприглядную философию». Такая точка зрения была дана в секретном докладе, подготовленном специальной группой во главе с Джеймсом Х. Дулитлом. Доклад отражал представления Вашингтона об угрозах со стороны Советского Союза в середине 1950-х гг.

Программы оценки, разработанные OTS, будут пользоваться доверием и получат достойные отзывы высших должностных лиц ЦРУ{550} за их практическое значение. Тем не менее именно возможность понимать, предсказывать и контролировать реакции и поведение объектов внимания ЦРУ подверглись жесткой критике. В середине 1970-х гг. секретные программы ЦРУ периода 1950–1960 гг. подвергались критике за попытки управлять сознанием, изменять поведение человека, «промывать ему мозги», а также за применение гипноза и эксперименты с наркотиками. В течение пяти лет, с 1972 по 1977 г., руководители ЦРУ Хелмс, Шлезингер, Колби, Буш и Тернер были вынуждены объяснять и защищать проекты и мероприятия разведки, которые собирались свернуть.

В апреле 1953 г. директор ЦРУ Аллен Даллес и помощник заместителя директора по планированию Ричард Хелмс уполномочили OTS провести сверхсекретные программы исследований поведения человека под кодовым названием MKULTRA. Поскольку эти исследования проводились с недавно синтезированными веществами и фармацевтическими препаратами (в том числе с ЛСД), ответственность за программу была возложена на химический отдел OTS во главе с доктором Сиднеем Готлибом. Концепция программы MKULTRA была «наследием» УСС времен Второй мировой войны и последующих исследовательских программ ЦРУ по анализу воздействия наркотиков на человека, таких как проект Bluebird (1950) и проект ARTICHOKE (1951){551}.

Стенли Ловелл, начальник технического отдела УСС, в то время был сосредоточен на разработках химического и биологического оружия. После войны одна из химических лабораторий Армии США исследовала влияние различных препаратов на допросах. В это время в ЦРУ узнали об успешных советских экспериментах с так называемыми методами «контроля над разумом» и наркотиками. Опасения относительно того, что методы «промывания мозгов» будут усовершенствованы коммунистическим Китаем и Северной Кореей, дали дополнительный импульс в исследованиях. Среди галлюциногенных препаратов ЛСД был на особом месте, в частности, из-за сообщений об интересе к нему в СССР.

Директор ЦРУ Даллес отмечал, что общественное мнение Америки имеет односторонне представление о возможности влиять на сознание человека. Выступая в апреле 1953 г. перед выпускниками Принстонского университета в своей альма-матер, Даллес утверждал, что правительство США сделало шаг вперед, признав наличие психологической войны и своей активной роли в ней. Даллес описал «зловещую битву за умы людей», которую ведет СССР, и высказал сомнение, что Америка правильно понимает масштабы этой битвы.

Даллес обвинил СССР в попытке массовой идеологической обработки населения стран, которые Советский Союз пытался контролировать. Он отметил, что «человеческий мозг становится патефоном, воспроизводящим пластинку, поставленную кем-то, и нет никакого контроля над этим процессом»{552}.

За 11 лет своего существования (1953–1964) программа MKULTRA основательно расширилась, в нее вошли 149 отдельных проектов{553}. Первоначально программа была направлена на создание нового оперативного оборонительного потенциала для защиты американских ресурсов от советских психических или психофармакологических воздействий. Понимание воздействий наркотиков и алкоголя на человека было в центре внимания работ программы. В результате исследований и разработок в рамках MKULTRA появится несколько видов токсинов, которые окажутся малопригодными для оперативной работы, а их разработка вызовет негативную общественную реакцию.

После одобрения Даллесом программы MKULTRA доктор Готлиб рассудил, что все разработанные препараты или химические вещества малоценны, если нет методов их тайного применения. И тогда Готлиб обратился за советом к Джону Малхолланду, одному из самых известных фокусников Америки, эксперту в «ловкости рук и магии»{554}. Готлиб хотел привлечь Малхолланда к обучению оперативных сотрудников методам скрытого использования препаратов MKULTRА в отношении интересующих разведку объектов{555}.

Малхолланд согласился и предложил план учебного пособия, которое состояло из следующих частей{556}:

• основные примеры для исправления ошибочных представлений о фокусах и возможности для начинающих выполнять требуемые действия;

• описание скрытых методов, необходимых для «доставки» материалов (химических веществ) в твердом, жидком или газообразном состоянии. Описание приемов и инструкция, как их освоить;

• примеры и тесты для понимания того, как методы и техника фокусника могут быть использованы в различных оперативных ситуациях.

Малхолланд предложил ЦРУ оценить свой труд в $3000 и согласился написать его таким образом, чтобы обеспечить его секретность[22]{557}. Для защиты учебного пособия при попадании в чужие руки в тексте не должно было быть ссылок на «агентов» или «оперативников»; разведчики должны называться «исполнителями», а скрытые действия будут именоваться как «трюки»{558}. Первые черновики проекта пособия содержали пять разделов:

1) базовая основа для успешного выполнения трюков;

2) справочная информация о психологических принципах выполнения трюков;

3) трюки с твердыми материалами;

4) трюки с жидкостями;

5) трюки для скрытого получения (передачи) малых объектов.

Малхолланд писал: «Поскольку разделы 2, 3, 4 и 5 были написаны исключительно для использования мужчинами, работающими в одиночку, в пособие нужно добавить два дополнительных раздела. В одном можно показать приемы и методы, скорректированные для выполнения женщинами, а в другом – трюки для двух или более людей, работающих совместно»{559}.

К зиме 1954 г. рукопись под названием «Некоторые оперативные приемы искусства обмана» была завершена{560}. В предисловии Малхолланд писал: «Целью данной работы является обучение читателя тайному и незаметному выполнению различных действий. Другими словами, здесь даны методы обмана»{561}.

Когда первое пособие в 100 страниц было завершено, Готлиб пригласил Малхолланда поработать над новым проектом «Применение искусства фокуса для скрытой передачи информации»{562}. Работа должна была включать в себя «принципы и методы применения, которыми пользуется автор для передачи информации, а также разработка новых методов»{563}.

В 1956 г. Готлиб предложил расширить сферу деятельности Малхолланда в ЦРУ и сделать его консультантом в OTS в рамках новых оперативных задач. Речь шла об использовании техники фокусов в тайных операциях, в том числе методов внедрения, техники обманных движений для сокрытия запрещенных видов деятельности, различных форм маскировки, систем скрытой сигнализации и т. д.{564}

Малхолланд работал с OTS до 1958 г., пока ему не помешали проблемы со здоровьем{565}. Однако интерес ЦРУ к использованию технологий фокуса продолжался. В 1959 г. OTS посчитала необходимым пересмотреть и модернизировать работы Малхолланда по «методам обмана и психологическим уловкам»{566}.

К 1962 г. ЦРУ стало ясно, что руководители программы MKULTRA подготовили несколько оперативных препаратов с новыми возможностями. Но тут в 1963 г. вышел доклад генерального инспектора ЦРУ с критикой стоимости и руководителей программы MKULTRA, что в сочетании с недостаточной поддержкой программы начальниками оперативных отделов явилось основанием для принятия решения о ее прекращении. До конца десятилетия все сомнительные части проекта были закрыты, остались лишь прикладные исследовательские контракты{567}.

В связи с завершением программы MKULTRA Готлиб писал: «Становится все более очевидным в последние несколько лет, что сфера [биологического и химического контроля поведения человека] имеет все меньше и меньше отношения к нынешним сложным мероприятиям. С научной точки зрения эти вещества и методы слишком непредсказуемы по своему воздействию на отдельного человека. Сотрудники подразделений требовательно и зачастую негативно относятся к этим разработкам. Вероятно, помимо морально-этического аспекта их смущает излишняя сложность операций с применением этих веществ и технологий, их небезопасность и плохая контролируемость»{568}.

MKULTRA охватывала области исследований, в которых использовались новые, непроверенные препараты, непредсказуемо воздействующие на организм человека. Программа была запущена в интересах национальной безопасности помощником директора ЦРУ Хелмсом, который впоследствии сам стал директором Управления. Однако в 1960-е гг., в период изменения приоритетов и стандартов проведения экспериментов с участием человека, контроль над деятельностью в рамках MKULTRA был признан недостаточным.

В конце концов в ЦРУ полностью отказались только от двух проектов MKULTRA, касающихся наркотиков{569}. В течение нескольких лет OTS держала 11 г токсинов из моллюсков в секретном хранилище ЦРУ, несмотря на президентский указ о том, что все материалы этого типа должны быть уничтожены. Такое хранение ядов можно было представить как несоблюдение одним из офицеров служебных правил, а вовсе не как попытку бросить вызов руководству страны. К тому же в процессе экспериментов и оперативного применения токсинов вредных воздействий на человека не оказывалось. Однако факт хранения ядов в течение нескольких лет после президентской директивы бросал тень на ЦРУ. В другой сфере, в исследованиях воздействия наркотиков на человека, отказ OTS от получения необходимых официальных одобрений до начала проведения экспериментов с ЛСД привел к личным трагедиям, правовым препонам и официальным расследованиям.

Так, например, доктор Фрэнк Олсон, биохимик и специалист по биологическому оружию Отдела специальных операций в Форт Детрике, штат Мэриленд, работавший в одном из проектов MKULTRA, умер в Нью-Йорке 25 ноября 1953 г. – он выбросился из окна десятого этажа гостиницы. Было предположение, что Олсон пострадал от замедленной реакции, вызванной употреблением ЛСД несколькими днями ранее. На предыдущей неделе на совещании, организованном OTS в Дип-Крик-Лодж, в Западном Мэриленде, Олсон и несколько других сотрудников выпили бутылку ликера «Куантро». А в бутылке было 70 мг ЛСД, о чем они не догадывались.

В связи с политической неоднозначностью программы MKULTRA ЦРУ некоторое время скрывало обстоятельства смерти доктора Олсона от его семьи, пока они не всплыли в 1975 г. во время работы Комиссии Рокфеллера по расследованию деятельности ЦРУ. Впоследствии, в 1976 г. доклад сенатского Комитета Черча внес существенные дополнительные сведения о программе MKULTRA{570}.

После внутреннего отчета генерального инспектора ЦРУ в 1963 г. и доклада в 1976 г. сенатора Черча произошло третье расследование программы MKULTRA в 1977 г. Через несколько месяцев после того, как Комитет Черча закрыл свое расследование, по запросу на основе Закона о свободе информации были обнаружены около 8000 страниц ранее неизвестных документов MKULTRA. Найденные материалы хранились не в папках проекта MKULTRA, а в центральном архиве ЦРУ, вместе с оригиналами контрактов и финансовыми отчетами.

Все эти документы избежали уничтожения в 1973 г., несмотря на приказ, данный директором ЦРУ Готлибу об уничтожении всех исследовательских и рабочих документов MКULTRA. Впоследствии на эти документы не обратили внимания во время составления ответа на запрос Черча{571}. В мае 1978 г. Хелмс высказал свое мнение об уничтожении документов MKULTRA в интервью журналисту Дэвиду Фросту:

«Это было сознательное решение [уничтожить записи], поскольку существует целый ряд мероприятий, в которых участвуют американцы, помогавшие нам в различных аспектах этого тестирования, с которыми у нас были доверительные отношения и участие которых мы договорились сохранить в тайне. Поскольку в это время и я, и мой сотрудник [предположительно доктор Готлиб], ответственный за программу, собирались выходить на пенсию, не было никакой причины привлекать кого-то еще. Мы сохранили веру в людей, которые помогали нам, и я не вижу ничего плохого в этом»{572}.

О находке 1977 г. сразу сообщили в Белый дом и в Комитет Сената по разведке, что возобновило интерес Конгресса к программе. В том же году Комитет по разведке организовал совместные слушания с подкомитетом сенатора Эдварда Кеннеди по здравоохранению и науке, куда был вызван директор ЦРУ Стэнсфилд Тернер в качестве основного свидетеля. Выступление Тернера показало, что новые документы добавили не много информации к тому, что уже было известно о методах проведения экспериментов, мероприятиях и объемах программы MKULTRA. Комитет по разведке с этим согласился, и совместные слушания были закончены после первого же заседания{573}. Однако отредактированные материалы, выпущенные согласно Закону о свободе информации, стали основой для книги Джона Маркса «В поисках маньчжурского кандидата», бестселлера об исследованиях в ЦРУ особенностей поведения человека в 1950-х и 1960-х гг.{574}

Отрицательное общественное мнение, окружающее MKULTRA, намного превысило скромный вклад этой программы в деятельность разведки, а негативные аспекты программы незаслуженно приобрели статус легенды как у широкой публики, так и у сторонников теории заговора. Тайное, финансируемое правительством исследование по контролю над разумом, опасные эксперименты на людях, секретные препараты для убийства и химики в белых халатах, смешивающие неизвестные составы в секретных лабораториях, – все эти образы будоражили людей. На самом деле ничего этого не было, но спустя более полувека после того, как Аллен Даллес и Ричард Хелмс начали эту сверхсекретную программу, MKULTRA продолжает вызывать яростные дискуссии. А Сидней Готлиб, офицер, ответственный за выполнение этой программы, сделал то, что счел должным сделать, и дорого заплатил за это.

Разносторонняя деятельность Готлиба как ученого и как сотрудника ЦРУ, создателя долгосрочного направления в разведке, гуманитария, уважаемого руководителя подразделения и патриота, оказалась в тени даже в день его смерти 7 марта 1999 г. Заголовок The Washington Post к некрологу Готлиба был таков: «Умер Сидней Готлиб, сотрудник ЦРУ. Руководил экспериментами с ЛСД в 1950-х и 1960-х гг.»{575}. Первая строчка некролога представила Готлиба и его работу исключительно как эксперименты по контролю над разумом с помощью химических препаратов и ЛСД с использованием подопытных людей. Фактически же и ЛСД, и эксперименты с наркотиками, и выборочная проверка их на людях были лишь малой частью официальной программы исследований MKULTRA в подразделении химии с 15 сотрудниками, которое Готлиб и возглавлял.

В некрологе игнорировался замечательный вклад Готлиба в обеспечение безопасности Америки в течение 11 лет работы в качестве заместителя и затем директора Оперативно-технической службы. Речь в некрологе шла лишь о наркотиках, ядах и контроле над разумом; тот факт, что под руководством Готлиба TSD разработал и создал технические устройства, которые позволили ЦРУ пробить дыру в бронированной контрразведке КГБ, полностью игнорировался.

Другая статья в The Washington Post, вышедшая спустя два года после смерти Готлиба и спустя три месяца после террористического нападения на Америку 11 сентября 2001 г., полнее осветила его жизнь и работу. Автор отметил, что Готлиб, дольше всех руководивший техническим подразделением ЦРУ, служил своей стране, как «самый крутой воин», оставаясь в жизни «скромным человеком, альтруистом, стремящимся помочь слабым и больным»{576}.

И все же, независимо от общественной и благотворительной деятельности Готлиба, его имя неразрывно связано с десятилетней программой MKULTRA. Однако ни в одной публикации еще ни разу не подвергался сомнению вывод Комиссии Черча в 1976 г.: в период работы четырех президентов – Эйзенхауэра, Кеннеди, Джонсона и Никсона – ЦРУ всегда и повсюду служило президенту. И среди его сотрудников нет ни одного изгоя{577}.

Глава 21 Прикрытие и маскировка

Они вынуждены вести двойную жизнь… и это жизнь-мука.

Дэвид Филлипс Атли. Литературный шпион (The Literary Spy)

Фальшивые или переделанные удостоверения – часть жизни разведчиков. Оперативные офицеры и офицеры-техники научились жить, привычно пользуясь своими псевдонимами с «правдоподобной историей», или «легендой» (термин КГБ. – Прим. пер.), подкрепленной документами, удостоверяющими личность. Разведчик должен убедительно доказать, что он является именно тем, кем он представляется. За время своей службы большинство офицеров разведки используют более десятка различных псевдонимов, прикрытий и легенд.

В ЦРУ начали изготавливать поддельные удостоверения личности и вспомогательные документы в 1942 г., в Отделе документации подразделения исследований и разработки УСС. Агентам, засылаемым УСС в оккупированную Европу, требовались «железные» документы, поскольку малейшие сомнения могли закончиться для них смертью. Формуляры из архива УСС за октябрь 1943 г. содержат требования к изготовлению печатей, удостоверений личности и проездных документов. Агенты, направляемые в немецкий тыл офицером УСС Уильямом Кейси, ставшим впоследствии директором ЦРУ, были регулярными клиентами лаборатории УСС по изготовлению документов в Лондоне в период 1944–1945 гг.{578} Эта работа выполнялась мастерами подделки и была частью сферы деятельности Стенли Ловелла, руководителя филиала технического отдела УСС, который затем, в послевоенные годы, был преобразован в Отдел документации Директората специальных операций ЦРУ.

В 1951 г. ЦРУ объединило техническую и научную деятельность в подразделение технических служб, в котором изготавливались документы и удостоверения личности. О значении документов для операций ЦРУ говорит тот факт, что первоначально работа трех из шести отделов технического подразделения была сосредоточена на различных аспектах разработки легенд прикрытий и подготовки документов{579}. Для сотен офицеров ЦРУ, работавших за границей, как и для каждого агента, направленного в Восточную Европу или Китай, требовались псевдонимы вместе с надежными документами для подтверждения всех деталей прикрытия. Псевдоним защищает настоящую личность агента, в то время как прикрытие убедительно доказывает необходимость его присутствия в этом регионе. В техническом подразделении разведки команда «документальщиков» состояла из художников, резчиков печатей, изготовителей бумаг, а также фотографов – ветеранов УСС и выпускников американских профессиональных школ. Там были несколько специально отобранных немецких и японских профессионалов, которые первоначально учились своему ремеслу, работая против США.

Выбором соответствующей легенды для оперативников «под прикрытием» занималось отдельное подразделение, подчиненное заместителю директора ЦРУ по планированию{580}. Техническое подразделение, ставшее впоследствии OTS, создавало и копировало бумажные или пластиковые документы, которые обычно человек носит при себе, например паспорт, визы, водительские права, кредитки, членские билеты, визитные карточки и проездные документы. Бумажные документы удостоверяли личность офицера и подтверждали его статус, что было особенно актуально до введения электронных баз данных{581}. Раньше путешествующие за границей туристы имели при себе стандартные бумажные документы, и лишь в последние годы биометрическая идентификация и личные данные, хранящиеся на компьютерных чипах, стали необходимыми элементами, удостоверяющими личность.

Изготовление высококачественных документов всегда было процессом технически сложным и продолжительным. Лаборатория УСС в Лондоне проверяла документы до 30 раз перед выдачей их агентам, собиравшимся работать за линией фронта{582}. Незначительные ошибки или неточности печатей, формата, цвета, текстуры бумаги и чернил или отсутствие отметок службы безопасности на документах, выданных правительственными ведомствами, быстро обнаруживались офицерами иммиграционной службы, таможенниками и пограничниками. Кроме того, местная полиция прекрасно знала о стандартном содержании бумажника местного горожанина или туриста. Администраторы отелей, кассиры и банковские служащие обучались методам выявления подложных документов. Подозрительный документ вызывал дополнительные расследования, которые могли привести к расшифровке легенды предъявителя, что ставило под угрозу выполнение важной операции.

Разведчики, работающие под псевдонимами, снабжаются безупречными копиями официальных документов. Они содержат все текущие удостоверяющие атрибуты, необходимые для перемещений по разным странам. Кредитки должны быть оформлены на то же имя и той же подписью, что и паспорт владельца, водительские права и клубные карточки[23]. Паспорта должны содержать действующие визы, въездные и выездные отметки, соответствующие маршрутам передвижения, отраженным в других документах. Даты на корешках посадочных авиаталонов или на железнодорожных билетах должны соотноситься с датами въезда в страну.

Поддельные документы, разработанные, отпечатанные, заламинированные и искусственно состаренные в OTS, поступают в отдельное подразделение аутентификации (проверки), где каждый документ внимательно рассматривают и проверяют на готовность к оперативному использованию. Офицеры сравнивают весь пакет документов с информацией, содержащейся в полном международном реестре документов и в архивах ЦРУ с текущими и историческими образцами таможенных и иммиграционных форм, штампов, обложек, печатей, паспортов и проездных документов. Чтобы документы, особенно предназначенные для международных поездок, всегда оставались актуальными, сотрудники ЦРУ обследуют туристические маршруты, наблюдают за иммиграционной практикой, собирают штампы виз в паспортах и исследуют процедуры въезда или выезда в страны оперативного интереса.

За несколько месяцев до терактов 11 сентября 2001 г. у офицера ЦРУ в европейской стране был украден атташе-кейс, когда он регистрировался в престижном отеле недалеко от крупного аэропорта. В OTS сделали специальную внутреннюю полость для секретных документов, которые подтверждали, что офицер является гражданином соседней страны.

Атташе-кейс впоследствии оказался в руках местной службы безопасности, которая обнаружила тайник и его содержимое. Документы были переданы в страну, якобы их выдавшую, где расследование установило, что это подделки. Разведка третьей страны без лишних комментариев просто подтвердила получение материалов.

Почти год спустя на конференции спецслужб по сотрудничеству в обнаружении подделок документов, используемых террористами, была рассказана эта история и показаны документы. Офицеры OTS сразу опознали дело своих рук. Позже коллеги из третьей страны в частном порядке прокомментировали: «Мы знали, что это не наша работа. Это действительно превосходные документы. Лучше, чем то, что мы могли бы сделать. Мы не знаем, кто может делать такую прекрасную работу, но мы подумали, что вы должны знать, что такие возможности есть». На языке разведки это был скрытый комплимент профессионализму OTS.

Документы для путешествия под прикрытием имели решающее значение в одной острой операции ЦРУ в конце 1980 г. ЦРУ потребовались данные о возможностях тактической ракеты, разработанной в недружественной США стране. Жесткие меры безопасности вокруг ракетной программы не позволяли иностранцам получить доступ на объект, где собирались компоненты ракеты. Разведка США решила получить такой доступ, предполагая внедрить в недружественную страну агента ЦРУ под видом бизнесмена с Ближнего Востока. Для этого ему было необходимо прикрытие международного посредника по продаже военного оборудования. Агент должен был найти возможность проникнуть внутрь здания, чтобы сфотографировать компоненты ракеты.

Согласно разработанному в ЦРУ плану, агент-бизнесмен якобы представлял интересы третьей страны, также недружественной США, заинтересованной в неофициальном приобретении нескольких ракетных систем. В OTS изготовили все необходимые официальные документы. Агент осуществил контакт с представителем страны-изготовителя для конфиденциального обсуждения предложений о продаже военной техники. Вероятность того, что личность «бизнесмена» вызовет подозрения, была весьма высока, но его легенда и документы выглядели вполне убедительными. Поэтому решили, что встреча состоится.

Агент продемонстрировал свои намерения, выложив несколько сотен тысяч долларов на стол, и начались серьезные переговоры о возможности продажи. Он сообщил об условии своего клиента – любая сделка будет зависеть от проверки «товара» до подписания договора о продаже. В течение нескольких недель переговоры проходили с переменным успехом, пока высокие официальные лица страны-изготовителя не назначили окончательную встречу.

Последовавшие за этим переговоры длились три дня, но в итоге были достигнуты устные договоренности и подготовлены официальные документы для подписания. Продавец согласился показать агенту производство и компоненты ракеты. И в момент, когда готовый к подписанию контракт лежал на столе, старший чиновник резко остановил переговоры. «А покажите-ка мне ваш паспорт», – скомандовал он. Агенту, ошарашенному тоном и самой просьбой, пришлось подчиниться. Чиновник медленно просмотрел паспорт, страницу за страницей, прежде чем передать ее назад с улыбкой. «Я просто хотел убедиться, что вы были в Йемене, в марте, три года назад, о чем вы сказали мне вчера. Я вижу, что вы там были. А теперь вернемся к нашей сделке».

Напряженность спала, но агент нервничал, хотя изо всех сил старался этого не показывать. Он никогда не был в Йемене, несмотря на то что пребывание в этой стране было частью его легенды. В OTS поставили нужную визу в его паспорт, действительную в течение месяца. Техники должным образом проставили отметки въезда и выезда, дополненные небрежными росчерками офицеров иммиграционной службы. А скрытая камера в портфеле агента беззвучно снимала всю эту драматическую историю.

Некоторое время спустя один из руководителей Оперативного директората ЦРУ назвал эту операцию одной из лучших за последние 10 лет. Ее успех зависел от документов, изготовленных OTS и проверенных офицерами подразделения аутентификации.

В соответствии с правилами, служащие ЦРУ попадают в две большие категории: «чистый» и «под прикрытием». Большинство служащих ЦРУ относятся к первой категории, не скрывая своей принадлежности к разведке, и каждый январь они получают формы W-2, наподобие трудовой книжки ЦРУ. Типичными открытыми сотрудниками являются руководители или офицеры подразделений, отвечающих за связь с Конгрессом, за прием на работу новых сотрудников и т. д. «Чистыми» являются также сотрудники аналитических подразделений Директората разведывательной работы и исследовательских подразделений в Директорате науки и техники.

Большинство сотрудников Оперативного директората имеют прикрытия, как и офицеры ЦРУ, участвующие в оперативных мероприятиях. Документы прикрытия обеспечивают подтверждение легенды, а также содержат открытую информацию, необходимую для поддержания законности прикрытия. ЦРУ разделяет прикрытия на два вида: официальное и коммерческое. Официальные прикрытия обеспечиваются правительственными ведомствами, в то время как коммерческие прикрытия приобретаются у компаний частного сектора или у частных лиц. Прикрытие для любого конкретного офицера может быть приспособлено к оперативным требованиям в широком диапазоне от «легкого» до «глубокого».

Офицеры могут иметь прикрытие, которое позволяет им работать под настоящим именем или под псевдонимом. Наиболее часто применяются два типа псевдонимов. Офицеры выбирают случайные имена и фамилии сообразно своим этническим особенностям и подтверждают их личными документами типа водительских прав, кредитных карточек, карточек социального страхования и паспортами. В течение своей карьеры офицеры работают под разными псевдонимами и с разными подтверждающими их документами. Однако с 1990 г. подобные «создаваемые личности» стали очень уязвимыми из-за появления доступных электронных баз данных, содержащих официальную и личную информации о людях.

Альтернативой стало «заимствование личности», для чего необходимо, чтобы человек, чью личность «заимствуют», на время исчез. Такое прикрытие имеет преимущества, поскольку в этом случае есть реальная личная история, которую можно проверить. При этом не нужно изготавливать документы, подтверждающие, например, учебу в колледже, историю трудовой деятельности, социальные связи и т. п. «Заимствованная» личность также существует и в Интернете, поскольку реальный человек имеет реальную кредитную историю, которую можно найти в многочисленных базах данных. Если изготовление личных документов все же требуется, то процедура значительно упрощается, поскольку добровольцы передают все свои личные бумаги «документальщикам» OTS, которые могут обеспечить эффективную маскировку, используя одежду добровольца и, в разумных пределах, особенности его лица и фигуры. «Заимствованная» личность обычно использовалась в качестве прикрытия для особо опасных операций и эффективно применялась для проведения одной личной встречи, которая состоялась между офицером ЦРУ и агентом TRIGON в 1976 г. в Москве.

Маскировка может дополнять псевдоним или скрывать подлинную личность пользователя. История оперативной маскировки в OTS, как и создание документов, началась в УСС. В период формирования технического подразделения маскировка стала частью Отдела комплектации и снаряжений, а затем использовалась в оперативных мероприятиях для изменения внешнего вида офицеров и агентов как для сокрытия своей истинной личности, так и для противодействия визуальному распознаванию, например, со стороны сотрудников наружного наблюдения. Маскировка также может изменить внешний вид человека в соответствии с фотографиями документов, удостоверяющих личность. Маскировка скрывает личность, как деревянный блок, внутри которого находится радиозакладка.

Сотрудники ЦРУ для встречи с агентурой часто используют легкое прикрытие в сочетании с псевдонимом. Легкое прикрытие может включать в себя парик, очки, родинки, дополнительные волосы на лице, стоматологические изменения или некоторые предметы одежды. Легкое прикрытие обычно используется для встречи с неизвестным добровольцем, который просит о встрече с кем-нибудь из разведки. Чтобы избежать расшифровки офицера перед теми, кто может сотрудничать с террористической организацией или с другой разведывательной службой, в ЦРУ используется легкое прикрытие для предстоящей встречи с добровольцем. Легкое прикрытие также применяется сотрудниками бригады наружного наблюдения, чтобы защитить их от расшифровки во время работы над объектом, а иногда и просто от друзей, которые случайно могут появиться во время оперативного мероприятия.

В случае необходимости более сложные виды маскировки используются для полного или частичного изменения лица «под национальный тип» или даже для изменения пола человека. Как вариант, подгоняется одежда для изменения возраста, фигуры и веса человека, подбирается цвет глаз, линия рта и тон речи, делаются макияж и окраска волос, длинные и короткие перчатки для рук для подгонки их под цвет лица, подбираются колодки в обувь для подъема шага и для добавления роста, приспособления для туловища, чтобы создать эффект сгорбленной или наклоненной фигуры. Для полного изменения внешнего вида человека практикуется использование всего арсенала методов маскировки{583}.

Для офицеров, использующих маскировку в ситуациях предполагаемого активного наружного наблюдения, нужно обеспечить надежность всех ее элементов в течение нескольких часов или дней. Поэтому специалистам OTS требуется несколько часов для реализации такой задачи. Эта трудоемкая маскировка, как правило, применяется для лиц, действующих в ситуациях повышенного риска, таких как незаконное пересечение границы. Специалисты по оперативной маскировке будут изменять цвет волос, наносить волосы на лицо, изменять линию рта, использовать стоматологические работы, делать морщины, изменять цвет лица, добавлять очки и родинки, чтобы внешний вид соответствовал фотографиям в документах и, таким образом, избежать расшифровки в момент пересечения границы или на контрольно-пропускном пункте в аэропорту{584}.

Маскировка и прикрытие шпионов XXI века должны быть не только безупречны внешне, они также должны соответствовать сложным системам безопасности документов, используемым во всем мире. Маскировка обязана быть идентичной цифровому коду личности, который включает в себя голографические изображения и микрочипы, содержащие биометрические данные, встроенные в паспорта и проездные документы. Личная информация в Интернете в сочетании с маскировкой становится критерием зашифровки современного шпиона, как ранее традиционные накладная борода и очки.

Глава 22 Тайники и контейнеры

Специалист OTS по тайникам должен быть одновременно мастером, художником и волшебником.

Инженер OTS по тайникам и контейнерам

В 1586 г. секретные письма французского посла, адресованные Марии Стюарт, прятали в бочку с пивом, чтобы доставить в замок в Шеффилде, Англия, где королева находилась под домашним арестом{585}. Во время американской революции курьеры, дипломаты, путешествующие морем, хранили свои разведывательные донесения внутри тяжелой бутылки, которую при угрозе захвата надо было выбросить за борт{586}. Пули без свинцовой начинки использовались для хранения записок, затем такие пули стали делать из серебра. При первых признаках опасности их можно было проглотить без опасений свинцового отравления{587}. На современном оперативно-техническом жаргоне спецслужб пулю с секретной запиской назвали бы контейнером для информационных материалов с тайником внутри, или тайниковым контейнером.

Лаборатория тайниковых контейнеров ЦРУ возникла из Управления исследований и разработок УСС и отдела тайников в Форт Вашингтоне, штат Мэриленд{588}. Первоначально тайниковые контейнеры изготавливались из веток деревьев. Древесина выдалбливалась, и туда вставлялся металлический контейнер таким образом, чтобы для любого постороннего взгляда все выглядело как кусок дерева{589}. Важно было не использовать горючие или съедобные материалы, чтобы тайниковый контейнер не попал в руки случайному прохожему, которому требовались еда или топливо. Затем тайниковые контейнеры улучшили и стали выпускать в различных формах, в том числе в виде камней и старых консервных банок. Такие тайниковые контейнеры для двухстороннего обмена между агентом и офицером-куратором можно было оставить в общедоступном месте на заранее известном расстоянии от дорожного указателя дороги или шоссе{590}.

Армейское подразделение, известное как Отдел № 19, во время войны также выполняло заказы УСС. Свою первую лабораторию, известную как Мэрилендская научно-исследовательская лаборатория, УСС организовало в июне 1943 г. в Загородном клубе Конгресса под Вашингтоном{591}. В рамках проекта под кодовым названием МОТН было создано три тайниковых контейнера для скрытой транспортировки секретных документов, содержимое которых самоуничтожалось, если их открывал незнакомый человек.

Первый тайниковый контейнер помещался внутрь авторучки или набора бритвенных принадлежностей и содержал два-три сложенных листка. Второй контейнер представлял собой блокнот средних размеров, а третий – портфель, способный уничтожить свой внутренний специальный тайник для военных карт и документов{592}.

Во время Второй мировой войны Армия США использовала свою лабораторию, а также мастерскую в Форт Ханте, штат Вирджиния, для реализации секретной программы MIS-X. В рамках этой программы подразделения печатали карты на скрытой в одежде шелковой ткани или прятали их внутрь игральных карт. Миниатюрные компасы вставлялись внутрь фирменных пуговиц, бритвенных наборов, в карандаши и авторучки; коротковолновые радиостанции, например, прятались в различные комплекты, например для игры в бейсбол{593}.

В ЦРУ весь процесс изготовления тайниковых контейнеров возлагался на OTS, а именно – на отдел комплектации и оборудования. Во время холодной войны предметы с внутренними полостями, такие как мебель и автомобили, использовались в оперативных мероприятиях – в них прятали предметы, людей, из них осуществляли незаметную «выброску». Камуфляж создавал иллюзию того, что предмет, используемый в качестве тайникового контейнера, не имеет никакого отношения к оперативной работе{594}.

Тайниковые контейнеры, или ТК, содержат скрытые полости, доступ к которым закрывается механическими шифрозамками, специальными петлями или защелками. Для открытия ТК, как правило, используется последовательность неестественных закручиваний, поворотов или надавливаний, например, левая резьба и др. Разведки использовали камуфляж, чтобы замаскировать вход в тоннели или укрытия, а также для того, чтобы спрятать шпионское оборудование. В ЦРУ тайниковые контейнеры разделяют на активные и пассивные.

Активные ТК имеют явную рабочую функцию, а секретный тайник с механизмом выступает как дополнение. Пример активного ТК – авторучка, внутри которой устанавливалась миниатюрная фотокамера или лампа со скрытой видеокамерой.

Пассивный ТК имеет секретную полость для хранения материалов, но не выполняет никакой другой функции. Например, деревянные статуэтки с полостью внутри. Атташе-кейс с двойным дном, книги с тайником в обложке и подобные предметы стали частью жизни каждого оперативного офицера и агента.

Тайники и контейнеры выполняют следующие задачи:

1) хранение оперативной информации и спецтехники;

2) транспортировку и доставку спецтехники, информации и материалов;

3) моментальный обмен или передачу информации;

4) тайное внедрение, когда, например, в подарок установлен «жучок»;

5) маскировки, например, когда винный бар закрывает вход в тайник.

Шпионы должны уметь хранить компрометирующее их спецоборудование и защищать его от обнаружения и «привязки» к агенту. ТК должен обеспечить быстрый доступ к информации и оборудованию, а также защитить свое содержимое от случайного открывания членами семьи или во время обыска.

Практически любой предмет, имеющий достаточный объем, может быть переделан в ТК, но он должен обязательно вписываться в образ жизни пользователя. Сфера обитания и особенности экономики страны агента часто ограничивают выбор ТК. В районах, где имеется нехватка потребительских товаров, трудно найти предметы, которые можно было бы рекомендовать агенту. Двойное дно в пятилитровом бензиновом бачке может быть эффективным устройством для хранения секретов, если агент имеет автомобиль или гараж. Но если страна испытывает острую нехватку бензина, такая роскошь лишь послужит приманкой для вора.

Задолго до появления CD или винчестеров разведки использовали деревянные столы и книжные шкафы, чтобы скрыть большой портфель, объемный документ, предметы оперативной маскировки, радио, фотокамеры и пр.{595} Мебель для тайников должна была гармонировать с домашней обстановкой пользователя. Книжные шкафы, в частности, были практически у всех. Их можно было изготовить с полостями в самых разным местах – внутри лепных украшений и полок, в задней стенке, в боковых стенках или за панелью нижней части.

Материал, из которого изготовлен ТК, должен гармонировать с материалом предмета-камуфляжа. Так, в парке небольшая кривая ветка дерева могла скрывать внутри себя фотокассету{596}. Водонепроницаемые ТК делались из тяжелого материала для размещения в трубах с водой, в бассейнах или в декоративных водоемах{597}. Другая подходящая среда для ТК – это стены и заборы кирпичной кладки{598}.

Тайниковые контейнеры обычно не встраивались в ценные предметы, чтобы не привлекать лишнего внимания. Наоборот: чем более отталкивающий вид имеет ТК, тем выше его оперативное качество. Предмет с пятнами масла или нефти, торчащий из стены электрический кабель с оголенными проводами, грязные бинты и другие медицинские предметы, а также экскременты животного вряд ли будут подобраны случайным прохожим.

Труп животного, особенно декорированный разлагающимися частями кожи, является универсальным и эффективным камуфляжем для ТК{599}. Специалисты OTS периодически создавали ТК из голубей, крыс и других жертв автомобилей на шоссе. Погибших животных потрошили, чтобы создать искусственную полость. Некоторые тушки сушили и помещали в вакуумную упаковку. Материал, предназначенный для агента, оборачивали в алюминиевую фольгу и вставляли внутрь тушки, которую затем сшивали. Перед этим чучело помещалось в острый соус «Табаско», чтобы отпугнуть всегда голодных уличных котов. ТК внутри чучела голубя или крысы обычно закладывались в парках или у дороги. Чтобы сделать мертвых крыс еще более отталкивающими, OTS изготавливал резиновые «внутренности». Эти ТК открывались таким образом, чтобы затем их можно было быстро восстановить для последующего оперативного использования.

Агентам требовались безопасные способы транспортировки специального шпионского снаряжения. Если вербовка агента происходила вне страны его проживания, после возвращения домой он обязан был восстанавливать контакт со своим куратором, сообщив ему о готовности начать работу. Техники OTS нашли решение – скрывать одноразовые шифрблокноты и расписание сеансов связи в недорогих сувенирах типа фигурок святых, копий известных скульптур и моделей исторических зданий. Такие сувениры можно было купить в любом городе. На дешевые сувениры вряд ли обратят внимание таможенники при осмотре личного багажа. Для большей безопасности такие контейнеры часто делали одноразовыми, то есть, чтобы открыть, нужно было их сломать. Поскольку такие ТК не имеют скрытых замков, они вряд ли будут обнаружены даже при тщательной экспертизе.

Бывает, что в конкретное место нужно тайно доставить не только разведывательную информацию, но человека{600}. В период холодной войны ЦРУ и OTS провели более 140 скрытых транспортировок людей{601}. Для этого создавались специальные тайники в форме коробок или полостей внутри автомобилей для поддержания жизнедеятельности невозвращенцев или перебежчиков. В специальных охлаждаемых коробках человек весом до 110 кг и ростом до 2 м мог прожить около восьми часов. Некоторые контейнеры содержали пакеты для мочеиспускания, впитывающие губки, еду, воду, пакеты со льдом, согревающие элементы и даже вентиляторы. Время использования таких тайников ограничивалось запасом кислорода.

Как-то во время тайного вывоза агента из страны советского блока пересечение границы заняло намного больше запланированного времени – автомобиль долго стоял на нескольких контрольно-пропускных пунктах. Агент был спрятан в тайнике багажника, где фактически не было возможности двигаться. Офицеры ЦРУ, ехавшие на автомобиле, были весьма озабочены состоянием агента, но ничего не могли сделать. Наконец, после нескольких часов сверх ожидаемого срока автомобиль достиг безопасного места, тайник открыли, и человек вышел. Потрясенные офицеры увидели улыбающегося агента, который казался абсолютно невозмутимым. Когда его спросили, как ему удалось сохранить такое самообладание, агент ответил, что служил в танковых войсках Советской армии.

Однако случались и неудачи. Однажды OTS получил задание сделать тайник в автомобиле Mercedes для вывоза человека из Восточной Европы. Специалист OTS разработал тайник, предполагавший уменьшение емкости топливного бака автомобиля. На реализацию проекта ушло полгода; был взят стандартный бак и на его место установлен специальный, с тайником для человека. Когда работа завершилась, салон, багажник и бак ничем не отличались от начинки обычного автомобиля заводской сборки. Техник получил единодушное одобрение за создание первоклассного тайника.

Автомобиль в целях конспирации приобретали без всякой связи ни с ЦРУ, ни с правительством США. Для доставки автомобиля в Берлин местная резидентура ЦРУ привлекла водителя, не посвященного в секретные функции бензобака. Но такая конспирация сыграла злую шутку: во время перегона в Берлин бензин совершенно неожиданно кончился. Напуганный водитель связался с ближайшим дилером фирмы Mercedes и рассказал, что в начале поездки бак был полным, но затем топливо вдруг закончилось, что совершенно невозможно. Автомеханик исследовал автомобиль и сказал водителю: «Сэр, у вас проблема», – указав на уменьшенный объем бака и тайник. После такого «открытия» операция была немедленно прекращена. «Скомпрометированный» автомобиль оставили на одной из секретных баз OTS в качестве служебного транспорта.

В другой операции требовалось поместить в тайник важного для ЦРУ человека, который находился в центральной гостинице одной ближневосточной страны. Как стало известно, отель находился под наблюдением местных спецслужб, враждебно настроенных к США. Специалисты OTS несколько дней тайком следили за прибытием и перемещением гостей в гостинице и обнаружили, что спецслужбы сосредоточены исключительно на людях, но при этом не обращают никакого внимания на чемоданы и багаж. В это время другой техник ОTS консультировался со своими контактами в Голливуде – специалистами по трюкам и фокусам.

Голливудский фокусник и его помощники разработали макет багажной тележки, полностью загруженной чемоданами и коробками разных габаритов, под которыми и должен был расположиться вывозимый человек. Все выглядело более чем реалистично. Когда тайник было готов, швейцар вывез багаж в ожидавший на парковке грузовичок. Операция прошла без инцидентов, и ЦРУ удалось полностью обмануть внимание службы наблюдения.

Тайниковые контейнеры часто использовались для доставки важного секретного оборудования в конспиративную мастерскую OTS, например за границей. Контейнеры изготавливались в виде подарка, который скрывал «жучок», радиомаяк или другое секретное устройство{602}.

В операции против посла коммунистической страны в Европе ЦРУ использовало интерес дипломата к скульптуре. Местная резидентура ЦРУ рассудила, что внушительных размеров бронзовая скульптура «Старый фермер» станет хорошим подарком послу. Размеры скульптуры идеально подходили для установки в ней тайника с радиозакладкой и батареями для длительного периода работы. Резидентура получила оригинальную скульптуру, но техники не смогли сделать полость в бронзе и восстановить оригинал без следов.

Пришлось сделать такую же скульптуру и разместить систему подслушивания в голове фермера. На поддельной скульптуре уже не было никаких следов тайника. В OTS нашли опытного скульптора из числа своих художников, который произвел окончательный осмотр и заявил, что копия сама по себе является шедевром – даже вес соответствовал оригиналу. Все компоненты радиозакладки были проверены, микрофон великолепно воспроизводил все тесты через звукопровод, который техники скрыли в складках рта фермера.

Агент, имевший доступ в посольство, представил статую послу во время церемонии ежегодного государственного праздника коммунистической страны. После нескольких минут прослушивания протокольных бесед, оператор контрольного поста дистанционно выключил радиозакладку до следующего утра. Все с тревогой ждали сведений о том, куда посол поставил новый подарок.

Утром, когда «жучок» был включен снова, статуя блестяще продолжила свою тайную работу. Посол разместил подарок за креслом в кабинете, где проводил ежедневные совещания со своими заместителями. Трудно было представить лучшее место для подслушивающего устройства, чем прямо в зале заседаний посла.

Но радость техников и оперативников оказались преждевременной. Через некоторое время посол заявил, что статуя должна стоять в самом лучшем месте посольства. А все посетители, проходя по лестнице, ведущей в кабинет посла, могли бы остановиться и полюбоваться скульптурой.

Для резидентуры ЦРУ это была ужасная новость. Лестница, конечно же, не место для секретных совещаний и личных встреч. Прослушивание радиозакладки в течение нескольких недель подтвердило этот печальный вывод. Возможно, техник и художник сделали свою работу слишком хорошо. Никто не ожидал такой восторженной реакции посла{603}.

В OTS создавались ТК для спецтехники, размеры, местоположение или функции которой были крайне сложными для маскировки. Так, например, антенны на крыше были скрыты тентами-навесами, чтобы контрразведка не выявила направление антенных систем или их конфигурацию. А, например, система беспроводной связи из окна столовой в квартире агента была замаскирована под большие цветочные горшки. Еще в одном месте вход в секретный тоннель подвала был закамуфлирован под винные шкафы, которые отодвигались в сторону, открывая доступ к тоннелю.

Техники OTS любили кинофильмы о Джеймсе Бонде с красивыми женщинами, смелыми мужчинами и необычными приемами, но особенно им был по душе умница Джеффри Бутройт, известный как мистер Q. Техники никогда не удивлялись тому, насколько хорошо спецустройства мистера Q работали в деле{604}. Мастер спецустройств секретной службы ее величества встречался с Бондом перед каждой операцией и выдавал ему бесконечное множество высококлассных устройств. Мистер Q всегда придумывал технику, которая расширяла границы производства, материалов и мастерства своего времени. В характере Q офицеры-техники узнавали реального ученого-мастера-разведчика, знакомого с каждодневными проблемами OTS. Q имел дело с офицерами – фанатиками техники, работал с теми, кто не только понимал, но и верил в спецтехнику, и безнадежно упрашивал Бонда вернуть спецтехнику обратно в лабораторию после окончания операции. В OTS мистер Q чувствовал бы себя комфортно.

Секретная лаборатория OTS была всего в часе езды от Вашингтона. Один офицер-техник, имея высшее образование по специальности «инженер машиностроения», вспоминал свой первый день в лаборатории. Масса всевозможного оборудования вызывала у него благоговение. В середине 1970-х гг. в лаборатории OTS были заняты техники, мастера, а также женщины-специалисты, которые участвовали в изготовлении профессиональных тайниковых контейнеров. Они делали настоящие чудеса из металла или автомобильных инструментов, из дерева, пластика и керамики, великолепно использовали кожу, ткани, стекло, фоторамки и многое другое. Казалось, что в лаборатории есть практически любое оборудование для работы с различными материалами.

По сравнению с университетской средой, в лаборатории OTS не требовалось искать ни деньги, ни квалифицированных мастеров. Если офицеру-технику по ТК требовался новый инструмент или оборудование, он мог или заказать его, или сделать. Мужчины и женщины с опытом работы более 20 лет стремились передать свои знания и навыки новичкам. Кроме талантливых техников, в лаборатории имелись все необходимые инструменты, материалы, и даже промышленные швейные машины для работы с разными тканями и кожей. Красители всех цветов, а также машины для резки и полировки были всегда под рукой, чтобы придать элементам ТК «заводской» вид или замаскировать их под старую грязную вещь. В механических мастерских были специализированные инструменты, которые могли позволить себе только некоторые американские университеты, в том числе специальные измерители и одноразовые сверла. В столярной мастерской было полно мебели, наличников, декоративных украшений, выполненных с качеством, как от лучших производителей. Образцы экзотических пород дерева, различные пластики и электронные компоненты всегда были в наличии.

Когда число оперативно-технических мероприятий ЦРУ в СССР возросло, лаборатории OTS половину своего рабочего времени тратили на изготовление необходимых ТК. Операции американской разведки на территории СССР были настолько важными и опасными, что оперативным офицерам постоянно требовались новые контейнеры для каждой операции, чтобы ни одно из оперативно-технических изделий никогда не повторялось. Для этого OTS каждый раз запускала новый процесс изготовления тайникового контейнера, от проектирования до изготовления{605}.

Тайники больших размеров, как правило, размещали в мебели – книжных шкафах и столах. В 1970-е гг. техники OTS создавали тайники в мебели с нуля – из необработанных деревянных заготовок, которые превращались затем в красивые письменные столы и книжные шкафы, кровати и барные стойки{606}. Позднее, в 1980-е гг., появилась мебель из ДСП, которая была не такой дорогой, но тяжелой и менее прочной. Для мастеров OTS это означало, что теперь им придется тратить на изготовление тайников больше времени и сил. Оперативный офицер-куратор, получивший шкаф из ДСП с тайником внутри, заметил, что после одного или двух открываний ТК секретные защелки могли не сработать, чего не было с мебелью из настоящей древесины. Техники не могли скорректировать появившийся дефект и потому приняли единственно правильное решение – сделать новый тайник.

Древесина была наиболее часто используемым материалом для тайников, однако только деревом дело не ограничивалось. Лаборатория могла встроить ТК в инструменты, тостеры, блоки электропитания. Для тайников использовались небольшие холодильники, кондиционеры и транспортные средства. Мастерские постепенно оборудовались станками для работы с пластиком, который стал весьма популярным на потребительском рынке. Однако пластиковые изделия были легкими и для тайника с тяжелым предметом подходили плохо.

Мастерская OTS по изготовлению ТК была местом, где самые смелые фантазии оперативников воплощались в требуемые формы, размеры и функции. Выражение «Если ты сможешь себе это представить, то сделаешь это» стало неофициальным девизом мастеров ТК. Техники назвали свою лабораторию «самый большой в мире магазин игрушек».

Мастера-изготовители ТК понимали, что если способ вскрытия контейнера интуитивно понятен и логичен, это плохо. И потому продолжался поиск конструкций секретных замков, защелок и других способов, доступных только посвященному пользователю. Защелки и секретные замочки стали для специалистов OTS игрой, и если новый тайниковый контейнер мог быть открыт кем-то, кроме сотрудников OTS, изделие считалось браком. Петли, магниты, значки, задвижки, даже старомодные болты использовались для создания скрытых полостей. Чтобы открыть ТК, требуются повороты, закручивания и нажатия в точном соответствии с инструкцией, и эта система функционирует как одна из форм механического кода, которым должен воспользоваться офицер или агент.

Техники понимали, что ТК в обычных бытовых предметах должны легко открываться теми, кто знал код. Сотрудник OTS вспоминал разработку и создание одного ТК в начале 1970-х гг., для открытия которого требовались необычные манипуляции пальцами. Однако спецтехника, совершенная во всех отношениях, была возвращена в лабораторию, поскольку у агента был артрит. Его офицер-куратор заранее не представил информацию о таких особенностях агента, а технику не пришло в голову об этом спросить. Этот урок все запомнили надолго. В дальнейшем, только понаблюдав за агентом и получив ответы на важные вопросы в ходе проектирования ТК, техники могли гарантировать, что агент будет уверенно чувствовать и понимать свой новый тайниковый контейнер.

Каждый ТК был разработан для ожидаемого уровня опасности. В доме оперативного офицера-куратора с низким уровнем опасности можно было спрятать его атташе-кейс, который сам был тайниковым контейнером. На другом уровне опасности были ТК для перевозки важных и секретных материалов через международные границы, где они подвергались визуальному осмотру, рентгеновскому просвечиванию и обследованию детектором металла.

Иногда самые совершенные контейнеры для тайниковых операций оказывались непригодными. В конце 1970-х гг. ТК должны были проходить тест на запах, поскольку КГБ установил, что некоторые тайниковые контейнеры ЦРУ, сделанные из дерева, имели запах эпоксидной смолы, применявшейся для заклеивания при сборке. Для поиска запаха эпоксидки в КГБ появились специально обученные собаки. К сожалению, успех КГБ в обнаружении некоторых контейнеров заставил лабораторию проводить тесты на запах, а в дальнейшем заменить эпоксидную смолу на другой материал.

Техники OTS всегда осознавали, что жизнь агента часто зависела от их мастерства и изобретательности при изготовлении ТК. И действительно, если внутри ТК была бы обнаружена агентурная спецтехника, она становилась главным доказательством шпионажа. Такой компромат был не только весьма опасным для судьбы агента, он мог обнаружить и других агентов с аналогичным оборудованием и даже привести к аресту офицера-куратора.

Мастер по изготовлению ТК с высокой степенью защиты работал, исходя из двух оперативных предпосылок: у хозяина ТК могут провести обыск, и дизайн ТК должен соответствовать образу жизни агента и его прикрытию. После завершения изготовления ТК должен выглядеть и работать в полном соответствии с обстановкой вокруг агента.

Подробные чертежи тайника и его секретная инструкция сохранялись в OTS. Эти документы были необходимы при потере ТК или его расшифровке. Если в страну присылали другие ТК, предыдущие изделия отзывались и заменялись. А если контрразведка получала сведения о ТК и способе его вскрытия, можно было ожидать активизации поиска аналогичных изделий.

Изготовители тайниковых контейнеров в OTS были мастерами с богатой фантазией. Они постоянно бросали вызов друг другу, делая новые ТК более высокого уровня сложности. Чтобы сделать тайник, требовались два обязательных умения – мыслить и работать руками. Человек, смотрящий на лампу, не мог себе представить, что освещение является ее вторичной функцией. Основной же функцией лампы была маскировка скрытой фотокамеры. Люди хотят верить в то, что они видят, и ЦРУ пользовалось этим качеством человеческой натуры. Техникам OTS блестяще удавалось создавать ТК из различных материалов; их следующей задачей будет делать то же самое с электронным программным обеспечением.

Глава 23 Cкрытое наблюдение

Теперь за ним не было наружного наблюдения, и Москва была его.

Милт Бирден. Главный противник (The Main Enemy)

В практике спецслужб термин «наблюдение» подразумевает слежение за кем-либо или чем-либо. В ЦРУ это оперативное действие подразумевает «слежение за кем-либо или чем-либо из любого места». В связи с этим на OTS была возложена задача создания и обеспечения работы специального оборудования для мероприятий по наблюдению и контрнаблюдению. Разведка США использовала наблюдение в двух целях – наступательных, скрытно собирая информацию о кандидатах на вербовку, и защитных – для противодействия наружному наблюдению за сотрудниками ЦРУ в ходе оперативных мероприятий.

В зависимости от целей в операциях по наблюдению используются стационарные или мобильные наблюдательные посты (далее – НП). Стационарное наблюдение ведется из многоквартирных домов, кафе, аэропортов или др. Задача наблюдателей – фиксирование перемещений конкретных людей или их действий в определенном месте. Специально обученные сотрудники располагаются на НП с оптикой и видеокамерами. Современная аппаратура, размещаемая на НП, позволяет делать видеозаписи событий и передавать изображения с НП в более удобное для оперативной деятельности место. Это значительно сократило количество персонала, занятого в мероприятиях по наблюдению{607}.

Мобильное наблюдение ведется во время пеших перемещений, на автомобиле или на самолете (вертолете) и фиксирует маршрут человека или других движущихся целей – транспортных средств или грузовых контейнеров. OTS поставляет скрытые камеры, камуфляж и специальное оборудование связи для мобильных команд наблюдения. Мобильное наблюдение незаменимо, когда, например, террористы установлены и нужно проследить за их перемещениями и зафиксировать маршруты.

Фотографирование в процессе наблюдения выполняет две оперативные задачи – создание фотопортретов, по которым можно идентифицировать человека, и документирование оперативных действий, таких как встреча, обмен документами, передача денег и др. Качество этих фотографий зависит от правильного выбора камеры для конкретной обстановки. Стационарный НП, как правило, находится внутри здания, где заблаговременно устанавливаются закамуфлированные камеры, которыми можно управлять вручную или дистанционно. Внутри квартиры или гостиничного номера скрытое фотографирование можно организовать через вентиляционные решетки, точечные отверстия в стене или с помощью предварительно сделанного оптического канала. Изображения цифровой камеры могут сразу передаваться в оперативный штаб мероприятия. В начале 1990-х гг. пленочные фотоаппараты начали заменяться на цифровые камеры. Цифровое изображение можно записать на видеопленку, а потом перенести на цифровые носители. Преимущества электронных накопителей и цифровой передачи изображений позволили активнее применять фототехнику в мероприятиях по наблюдению. Появление в 1990-е гг. миниатюрных видеокамер, работающих при слабом освещении, позволило устанавливать их в деревянные блоки, книги или в офисное оборудование.

Функции мобильного НП со скрытой камерой наблюдения может выполнять пеший сотрудник или велосипедист, водитель автомашины, пассажир поезда, самолета и др. Требования конспирации и необходимость фиксировать движущийся объект слежки ограничивает выбор фотокамер для мобильных НП по сравнению со стационарными вариантами. На близком расстоянии от объекта съемки традиционные системы специального фотографирования часто прячутся под одеждой или в сумках. Появление сотовых телефонов со встроенными камерами коренным образом изменило характер визуального наблюдения. Теперь фотографирование в общественном месте – обычное дело и оно не привлекает внимания.

Исторически сложилось так, что для оперативной фотосъемки разведка использовала 35-мм камеры со стандартными и телеобъективами, что обеспечивало высокое разрешение для фиксирования неподвижных объектов. На больших расстояниях камеры с длиннофокусными объективами позволяют приблизить объект съемки, а затем увеличивать его изображение при фотопечати. Телеобъективы могут быть от 500 мм до 2000 мм и более{608}. Если использовать объектив более 300 мм, то практически невозможно сделать качественные фотоснимки без штатива или других приспособлений для фиксации фотокамеры. Применение длиннофокусного объектива Questar Seven 2.800 mm с 35-мм фотокамерой и штативом позволяет прочитать на снимке цифры номерного знака автомобиля на расстоянии более 3 км при хорошем освещении и благоприятных атмосферных условиях{609}.

С появлением в 2001 г. фотоаппарата Nikon D1X с матрицей 5,9 млн пикселей OTS начала решать задачи оперативного фотографирования с помощью цифровой техники.

Пленочные фотокамеры часто использовались для наблюдения в ночное время и при малой освещенности. В этих случаях применялись фотопленки с высокой чувствительностью или специальные инфракрасные фотоматериалы, часто в сочетании со штативом. Чувствительность доступной в магазинах фотопленки ASA 6400 можно было изменить до уровня ASA 50 000 и даже выше, изменяя время и температуру проявления{610}. На таких предельных значениях чувствительности можно было ночью фотографировать объект, освещенный обычной свечкой. Техника для инфракрасной фотосъемки работает вне светового спектра, что позволяет вести фотосъемку тайно. Для этих целей применялись стандартные 35-мм камеры с инфракрасной фотопленкой, при этом объект съемки скрытно освещался стробоскопическими фотовспышками с инфракрасными фильтрами{611}.

Системы слежения, такие как маяки, помогают в процессе мобильного наблюдения, когда активная слежка нежелательна. Системы слежения выбирают исходя из особенностей объекта и оперативных задач. Наиболее эффективны маяки для отслеживания транспортных средств и грузовых контейнеров. В отличие от замечательных сцен в шпионских фильмах, OTS обнаружила, что поведение человека в сочетании с техническими ограничениями, связанными с законами физики, делает слежку с помощью «персонального маяка на человеке» практически невозможной[24].

Маяки используются в стратегических и тактических системах слежения. Тактические маяки фиксируются наземными радиоприемниками, расположенными, как правило, на близком расстоянии от объекта. Стратегические маяки могут контролироваться высотными самолетами или спутниками. Большинство скрытых маяков использует низкочастотные радиопередатчики, излучающие навигационный сигнал для команды наблюдения ЦРУ. Можно, например, тайно установить спутниковый маяк внутри грузового контейнера, в котором террористам доставляются зенитно-ракетные комплексы.

Во время войны во Вьетнаме OTS замаскировала небольшой маяк в муляж навоза. В куче листвы, рядом с военным лагерем противника, активный маяк никто не заметил и не испортил. Самолет-штурмовик принимал сигналы маяка, которые указывали цель для атаки{612}. На Ближнем Востоке маяки устанавливались, например, в портфели и в брючные ремни для защиты персон, которых с большой вероятностью могли похитить. После активации с помощью незаметного движения маяк передавал сигнал о помощи и указывал местоположение похищенного человека.

Компьютерные программы-маяки было созданы для внедрения в сотовые телефоны и портативные компьютеры. Здесь главной задачей было получить хотя бы кратковременный доступ к ноутбуку или сотовому телефону объекта наблюдения для установки в них специального программного обеспечения. После этого можно было следить за объектом, читать его e-mail-сообщения и прослушивать разговоры.

Вещества-метки используются как одно из средств слежки – их незаметно наносят на объект, когда он проходит, например, через КПП. Как и пластиковые бирки безопасности, которые закрепляются в магазинах на одежде, а затем удаляются после покупки, метящие вещества, созданные на основе химических препаратов и феромонов, наносят на человека или на предмет{613}. Одним из самых известных метящих средств был разработанный КГБ «шпионский порошок». Это химическое соединение c формулой 5-(4-нитрофенил)-2,4-пентадил (NPPD) КГБ использовал против оперативников ЦРУ настолько активно, что OTS пришлось разработать специальную процедуру для обнаружения порошка.

ЦРУ использовало акустические, визуальные, физические, медицинские и электронные технические средства для наблюдения. На протяжении большей части холодной войны самыми успешными техническими мероприятиями были операции акустического контроля и фотографирование со спутников. Акустический контроль был главной функцией OTS, но изначально самым важным было изготовление документов, тайников и контейнеров, а также применение маскировки. К 1960-м гг. операции акустического контроля стали приоритетными для OTS. Правительственные телефонные каналы, офисы и объекты иностранных миссий, места проживания и гостиничные номера – все это контролировалось техниками-акустиками.

Классические кабельные телефонные линии были самыми уязвимыми для секретного прослушивания. Обычный телефонный аппарат содержит высококачественный микрофон, встроенный в трубку, и связан с линиями, выходящими из здания. В начале 1950-х гг. OTS разработала три основных методики для прослушивания телефонов, которые разведка затем использовала десятилетиями.

Первым вариантом было непосредственное подключение к линии, что давало возможность прослушивать и записывать разговоры обеих сторон. Для контроля линии требовался физический контакт с телефонными проводами или специальный индуктивный датчик, который, как воротник, размещался вокруг телефонного провода.

Вторым вариантом подслушивания явилось использование телефона с измененной схемой. Обычно, когда телефонная трубка находится на рычаге, его контакты отключают аппарат от линии. В 1950-е гг. OTS разработала методику «обхода» контактов телефона, что давало возможность использовать микрофон трубки для прослушивания разговоров в комнате. Чтобы изменить схему, требовался доступ к телефонному аппарату. Но если удавалось добыть данные о марке и модели конкретного телефона, то, получив его образец, OTS вносила изменения в конструкцию рычага-отключателя. После этого в интересующем разведку офисе проводилась быстрая подмена телефона «своим» человеком из числа обслуживающего персонала.

В третьей системе подслушивания использовался собственный электрический ток телефона. Напряжение и ток телефонной линии вполне достаточны для электропитания подслушивающих устройств, для которых в этом случае не требуется батарея.

Сотовые телефоны также стали привлекательной мишенью для подслушивания. Все разговоры и сообщения, которыми обмениваются владельцы мобильных телефонов, включая электронную почту, видео, фотоизображения и текстовые сообщения, могут быть перехвачены без доступа к телефону. Также можно определить местоположение мобильного телефона с помощью специальных программ.

Сотовый телефон пригоден для подслушивания также после подмены батареи. Новая «модифицированная» батарея содержит микрофон, цифровую память, а также компьютерный управляющий чип, и все это вместе является автономной системой подслушивания. Она накапливает и хранит акустическую информацию в сжатом формате, а затем управляющая схема набирает предварительно запрограммированный номер и «выстреливает» на него всю информацию. Такой «жучок» автоматически подзаряжает себя, когда пользователь мобильного телефона подключает к нему зарядное устройство.

В 1980-е гг. в сотовых телефонах использовались аналоговые сигналы, которые легко перехватывались и контролировались. В 1990-е гг. цифровые сотовые телефоны уже обладали защитой от любительского перехвата, но не могли противостоять оперативным возможностям и техническим ресурсам разведывательных служб и правоохранительных органов.

Оливка с «жучком» в бокале с мартини прекрасно вписывается в сюжет кинофильма, но такие вещи, как правило, далеки от реальных операций ЦРУ. Чтобы получить важную информацию, техники OTS устанавливали системы подслушивания в стены и потолки консульств и посольств, прятали магнитофоны в атташе-кейсах и внедряли микрофоны с передатчиками в жилые квартиры. Техники использовали контактные микрофоны для прослушивания гостиничных номеров через смежные стены, проводили манипуляции с телефонами, перехватывали звонки сотовых телефонов и фиксировали отражение лазерных лучей от оконных стекол. Даже когда офицер OTS маскировал микрофон в бюстгальтере другого оперативного офицера, он преследовал одну лишь цель – обеспечение национальной безопасности.

Для каждого мероприятия по наблюдению офицеры OTS собирали систему контроля акустической обстановки вокруг объекта слежки и передачи информации на НП. Это оборудование существенно отличалось от техники, которая предлагается в магазинах шпионских принадлежностей{614}. Бытовая техника, как правило, не обладает техническим совершенством и надежностью, которые требуются для работы в сфере государственной безопасности, где скрытность является одним из главных качеств, а климатические условия, в которых используется такая техника, часто бывают непредсказуемыми. По сравнению с профессиональным разведывательным оборудованием, «бытовая» шпионская техника обладает высоким энергопотреблением, часто работает с перебоями и излучает радиосигналы, которые легко обнаружить и перехватить.

Большая часть специального электронного арсенала OTS явилась результатом совместной работы инженеров ЦРУ с частными компаниями{615}. Эта модель сотрудничества между государственным ведомством и фирмами-производителями компонентов позволила создавать оборудование с более высокими техническими стандартами по сравнению с продукцией коммерческих фирм. Наиболее выдающимися примерами стали высокочувствительные микрофоны, которые позднее стали применяться для слуховых аппаратов, а также малогабаритные, энергоемкие батареи для передатчиков, которые в итоге стали использовать в кардиостимуляторах. Приборы с зарядовой связью (ПЗС) начали применять в фотоаппаратах OTS за десять лет до того, как эти технологии стали доступными в бытовых цифровых фотокамерах.

Более позднее и самое сложное акустическое оборудование OTS предназначалось, как правило, для работы в районах c эффективными техническими службами контрразведки. OTS создавала различные компоненты и подслушивающие устройства, каждое с особыми характеристиками и возможностями, позволяющими настраивать техническую систему для решения конкретных оперативных задач.

Коммерческие микрофоны были разработаны в последней четверти XIX века после того, как Эмиль Берлинер продал свой патент на микрофон молодой фирме Bell Telephone Company. Первая в мире электронная система подслушивания, «Диктограф Тернера», появившаяся в 1915 г., использовала угольный микрофон, аккумулятор и наушник. Покупателей предупреждала надпись: «Не использовать это устройство для незаконных или аморальных целей»{616}.

Из различных представленных на рынке микрофонов техники OTS выбирали модели с характеристиками, наиболее подходящими для оперативных потребностей. Микрофоны должны были соединяться с контрольным постом (КП) с помощью кабеля, иметь возможность размещения под одеждой для скрытой записи на магнитофон или входить в комплект радиопередатчика подслушивания. Несмотря на то что относительно безопасной была проводная микрофонная система подслушивания, радиопередатчик (радиозакладка на жаргоне спецслужб) вскоре стал наиболее часто используемой системой акустического контроля, потому что позволял передавать информацию на удаленный КП.

Контактные микрофоны эффективны для контроля звука в комнатах, с которыми есть смежные с другими помещениями поверхности (стены, полы), а также конструкции, передающие вибрацию. Чувствительный контактный микрофон с возможностью преобразования вибрации в электрический сигнал был особенно полезным в гостиничных номерах, когда офицеры OTS имели физический доступ к одной из смежных комнат или в номер этажом выше или ниже. Оперативник мог прикрепить контактный микрофон к стене или полу с помощью клея или гвоздя для передачи вибраций. Особый тип контактного микрофона, названный «акселерометр», позволял фиксировать разговоры в комнате через монолитные бетонные стены толщиной до полуметра. Для мероприятий, где требовались быстрые оперативные действия, OTS изготовила специальные автономные «комплекты для мотеля», замаскированные под небольшие туалетные принадлежности, внутри которых находился контактный микрофон, клей, малогабаритный усилитель с дополнительным выходом на магнитофон и наушник{617}. Такие комплекты можно было спрятать в портфель или под одежду.

Специальные высокочувствительные виброакустические микрофоны-акселерометры внедрялись в ходе строительства зданий – их закрепляли на стальной арматуре внутри несущих колонн каркаса здания. Далее они подключались к скрыто проложенному кабелю, уходящему на КП. Разговоры вызывали вибрацию бетона и арматуры, что и фиксировалось акселерометрами. Несколько таких акселерометров, расположенных внутри колонн каркаса здания на различных участках арматуры, можно было настраивать для контроля важных разговоров в пространстве 360 градусов, «фокусируя» таким образом систему подслушивания на место с важным в данный момент разговором. Однако для установки акселерометров на арматуру необходимо было подкупить охранников или отвлечь их внимание на строительной площадке.

Микрофоны с акустическими отверстиями менее 0,5 мм (pin-hole микрофоны) также использовались командами техников OTS. Где бы ни прятали такие микрофоны, под паркетной доской, внутри стены или в цветочном горшке, для фиксирования всех звуков в комнате требовались только крошечные отверстия. Когда не было возможности доступа в комнату, техники устанавливали микрофоны в смежную стену.

Достижения 1980-х гг. позволили OTS разработать волоконно-оптический микрофон, который работает с использованием световых волн, передаваемых по специальному кабелю толщиной меньше человеческого волоса. Волоконно-оптический микрофон не обнаруживается детектором металла или нелинейным локатором, а его крошечные кабели легко спрятать.

Направленные микрофоны были предназначены для подслушивания лиц, ведущих разговоры на удалении; при этом должны быть исключены какие-либо посторонние шумы. Микрофон-ружье, один из видов направленного микрофона, использовался для подслушивания беседы за столиками на свежем воздухе или в местах курения, удаленных на значительные расстояния. Запреты на курение вне специально отведенных для этого мест превратили курилки в идеальные места для сбора сплетен. Направленный микрофон-ружье, состоящий из набора трубок различной длины, размещенных перед чувствительным микрофоном, позволял фильтровать посторонние звуки и снижать все шумы, кроме звуков голоса.

Акустическая спецтехника сыграла решающую роль в спасении 71 заложника, которых удерживали в течение четырех месяцев боевики Революционного движения Тупака Омару в апреле 1997 г. 15 вооруженных террористов штурмом захватили резиденцию японского посла в Лиме во время дипломатического приема 17 декабря 1996 г. накануне Рождества. Несколько дней спустя, когда стало очевидно, что заложников будут удерживать длительное время, спецслужбы Перу организовали мероприятия по использованию подслушивающих устройств в резиденции в надежде получить информацию о намерениях террористов и положении заложников. Перед фасадом резиденции разместили громкоговорители для передачи сообщений террористам, что было частью попыток правительства оказать на них давление.

Затем, в январе, один из заложников, чиновник перуанского правительства, вдруг попросил его изолировать от других людей. Он начал говорить несвязно, и террористы решили, что он тронулся рассудком. На самом деле это была хитрость чиновника, который знал о подготовке мероприятий подслушивания и предполагал, что где-то в резиденции может находиться микрофон. И в самом деле, одна из икон была камуфляжем для радиопередатчика, с помощью которого было слышно, как молятся заложники, например, со словами «Если вы это слышите, завтра играйте "Ла Кукарача"». И точно в 6 часов на следующее утро «Ла Кукарача» ревела через громкоговорители, приводя в смятение перуанскую прессу тем, что правительство решило использовать известную испанскую песню гражданской войны как инструмент воздействия на террористов.

После музыкальной трансляции эксцентричный чиновник продолжал говорить в икону в течение трех месяцев, до 22 апреля, когда за минуту до атаки команды антитеррора он сообщил, что заложники находятся в относительно безопасных местах, в то время как террористы были на открытой местности, играя в футбол. Была начата атака, во время которой были убиты 15 «революционеров» и спасены все, кроме одного заложника.

В подготовке и планировании своих операций у техников-акустиков ничего не изменилось. Cложность и риск этой работы требовали, чтобы каждый этап любого оперативно-технического мероприятия по наблюдению оценивался и документировался. Этапы изучения и анализа операции оформлялись как письменные предложения под кодовым обозначением «52–6».

Объектами могли быть лицо или телефонная линия учреждения, здание, помещение или автомобиль. Методы, используемые для работы в отношении объектов, различались в соответствии с типом искомой информации. Если целью мероприятия было выступление старшего военного атташе во время еженедельного служебного совещания, то устройства подслушивания устанавливались в конференц-зале посольства. Если атташе рассматривался как кандидат на возможную вербовку, его слабости и наклонности могли обнаружиться в ходе прослушивания спальни или личного телефона. Для проникновения в помещение третьего этажа торговой миссии, с окнами, выходящими на улицу, потребуется совершенно иной оперативный план, чем для радиозакладки в зале заседаний генералитета внутри зоны безопасности на военной базе. При отсутствии незаметного доступа к месту расположения объекта операция подслушивания становится невозможной.

Чтобы провести операцию акустического контроля, необходимо тщательное описание окружения объекта, в том числе мест, подходящих для приема и контроля информации. Потеря сигнала или ухудшение его приема во время испытаний вызываются различными физическими препятствиями. Результаты тестирования записываются. Любая система охраны и сигнализации, в том числе использование служебных собак, тщательно фиксируется. На основании собранной информации оценивается время работы батарей радиозакладки, определяется состав команды, специальные навыки сотрудников и тип требуемого оборудования. Офицеры OTS рассчитывают время безопасного нахождения внутри помещения, оптимальную дату и время для установки спецтехники, предполагаемые пути ухода с объекта, индивидуальные требования к оперативным прикрытиям и риски в случае расшифровки мероприятия. Резидентура и Лэнгли оценивают значение информации, которая может быть получена в результате успешной операции.

На основании известных сведений о месте мероприятия офицеры OTS готовят свой план проникновения на объект и подготовки места для спецтехники, включая сверление, установку радиозакладки, восстановление вскрытых участков стен, сбор и подсчет всех инструментов и надежный уход с объекта. В план мероприятия также вносятся режимы связи с командой контрнаблюдения и последовательность действий в чрезвычайных ситуациях – что необходимо сделать при возникновении технических трудностей или проблем с безопасностью в ходе мероприятия.

После установки радиозакладка проверяется с КП. Отчет включает в себя сведения о месте мероприятия, оборудовании и занятых сотрудниках. Резидентура несет ответственность за персонал на КП, наличие магнитофонов, за перевод и подготовку стенограммы, в то время как OTS обеспечивает прием информации и техническое обслуживание оборудования. После окончания мероприятия оперативники организуют второе тайное проникновение на объект для извлечения спецтехники и восстановления места ее установки. Но эта задача не всегда выполнима, поэтому важно оперативно оценить риски во время изъятия спецтехники и сопоставить их с последствиями утери самой спецтехники в случае, если ее не удастся забрать с объекта.

Оба мероприятия – установка техники акустического контроля и скрытой видеокамеры – состоят из трех основных компонентов: устройства съема информации, канала ее передачи и контрольного поста. Устройства съема – это микрофоны или видеокамеры, которые будут тайно собирать информацию для передачи далее по кабелю или по радиоканалу для прослушивания или просмотра. Миниатюрные микрофоны часто встроены в изделия из дерева, телефонные закладки устанавливаются около кабелей связи, а видеокамеры скрываются, например, за зеркалом гардеробной комнаты. Питание для устройств съема информации подается от батарей или от имеющихся на объекте электросетей.

Канал передачи информации – это сигнал, содержащий звук или изображение, передаваемые на КП к устройству записи. Особенности объекта, сотрудничество резидентуры с местными службами безопасности и расстояние до КП – все эти факторы учитываются для выбора канала передачи информации – по кабелям, по радиоэфиру либо с помощью лазерной техники или волоконно-оптической системы. Если КП расположен близко к цели, например в подвале жилого дома или в соседней комнате отеля, лучше задействовать проводную микрофонную систему, а не радиоканал. Проводные микрофоны или видеокамеры не требуют электропитания от системы энергоснабжения объекта и могут быть установлены в местах, где их невозможно обнаружить без рентгеновского обследования пола, мебели и стен. Однако проводные системы подслушивания устанавливаются, как правило, медленнее, а их кабели нередко случайно обнаруживаются во время мелкого или капитального ремонта помещений.

Для микрофонов, соединенных с КП при помощи кабелей, OTS разработала специальные инструменты и комплекты для скрытой установки и прокладки проводов. Эти комплекты применялись и для скрытой прокладки тонких микрофонных кабелей под окрашенные поверхности{618}. Для установки акустической спецтехники в предметы из дерева и стены инженеры OTS создали специальные быстросохнущие замазки и краски без запаха, чтобы скрыть следы своей тайной работы. Если все шло по плану, техники могли завершить монтаж и скрыть все признаки своей работы в течение одного посещения заранее выбранного места или помещения.

На КП информационные сигналы от спецтехники принимаются и записываются для дальнейшей обработки. Типичный КП может содержать несколько магнитофонов, каждый из которых может быть подключен к отдельному внедренному устройству сбора информации.

В ЦРУ радиозакладки стали наиболее часто используемыми устройствами для получения информации из объекта оперативного интереса. Несмотря на то, что для радиопередатчика требуются батареи или другие источники питания, радиосигналы могут приниматься в любом месте в пределах до километра от места установки и передаваться дальше через ретрансляторы. С начала 1970-х гг. системы наблюдения ЦРУ уже могли дистанционно включать и выключать передатчик для экономии аккумуляторов, а также хранить собранную информацию и передавать ее в нужное время.

Для самых трудных задач были разработаны экзотические лазерные системы, инфракрасное оборудование и волоконно-оптические кабели. Это спецоборудование было технически более сложным и трудоемким в эксплуатации, чем радиозакладки, а также имело ограничения в использовании. Однако такая спецтехника была эффективной в ситуациях, когда объект подслушивания был оснащен техническими инструментами противодействия, чтобы выявить, нейтрализовать или заблокировать любой подозрительный радиосигнал. Передача информационных сигналов через инфракрасный излучатель или использование лазера снижали уязвимость этих систем во время работы поисковых бригад по «зачистке» помещений.

Ричард Томлинсон, офицер британской разведки MИ-6, в своей книге описал трудности, возникшие во время операции в Лиссабоне при установке спецтехники на чердаке дома, где располагалась квартира русского, подозреваемого в принадлежности к разведке. Чердачное пространство над квартирой было подходящим местом для скрытой установки микрофона, однако возникли трудности с прокладкой кабеля к магнитофону, расположенному в другой квартире, этажом ниже. Радиозакладку установить было нельзя по техническим причинам, поэтому решено было соединить чердак и квартиру с КП, проложив небольшой длины кабель «через запутанные водосточные трубы, которые проходили вниз через все здание»{619}. Офицер оперативно-технической службы экспериментировал с различными механическими щупами-протяжками в надежде протащить провод через изгибы водосточной трубы, пока его не посетила идея использовать мышей. Томлинсон так описывает эту операцию:

«Мышь, привязанная леской, располагалась в верхней части водосточной трубы. Затем она опускалась вниз по вертикальной трубе до первого прямоугольного изгиба. Оттуда мышь должна была юркнуть вдоль горизонтальной части трубы до следующего вертикального среза и так далее, вплоть до нижней части трубы, до которой мы можем добраться. Мышка на леске должна была протащить через трубу кабель.

Испытания системы доставки кабеля мышами проводились в водосточных трубах в штаб-квартире МИ-6 в Лондоне с помощью белых мышей, заимствованных в подразделении химического и биологического оружия в Портон-Даун. Результаты оказались достаточно успешными. Одна мышь по прозвищу Микки с восторгом бегала по трубам. Вторая, Трики, попыталась подняться по леске обратно наверх, но как только очутилась в горизонтальной трубе, сообразила, что надо делать»{620}.

Методы тайного внедрения систем подслушивания или фотоустройств ограничивались лишь воображением офицеров-техников. Подслушивающие устройства внутри подарков преподносились дипломатам, бизнесменам и другим известным персонам{621}. В подобных операциях было два основных недостатка – невозможность предсказать, где получатель разместит подарок с подслушивающим устройством, и степень гнева, который обрушится на голову дарителя в случае обнаружения обмана.

Для кратковременных акустических мероприятий OTS разработала несколько портативных систем подслушивания, встроенных в бытовые предметы – зажигалки и одноразовые шариковые ручки{622}. Такие устройства уборщица может положить под стол конференц-зала, где их никто не заметит. Или официальный посетитель разместит «жучок» между подушками дивана. Подслушивающее устройство будет фиксировать и передавать разговоры в комнате до момента, когда закончится заряд аккумулятора либо пока спецтехнику не выключат или случайно не выбросят. В идеале операция быстрого внедрения начинается с выбора и посещения объекта установки, чтобы найти лучшее место для устройства, выбрать соответствующее прикрытие и место для КП.

Камуфляжи для операций быстрого внедрения могут быть как специально разработанными, так и универсальными{623}. Для внедрения одноразовой зажигалки или шариковой авторучки не требуется обычного оперативного планирования. OTS держит на складе целый набор удлинителей – адаптеров переменного тока, которые быстро устанавливаются между лампой и розеткой. Они доступны в разнообразных цветах, стилях и подходят для многих оперативно важных стран{624}. Директор ЦРУ Уильям Кейси лично внедрил спецтехнику под видом большой булавки, воткнув ее в диван офиса высокопоставленного чиновника во время своей поездки в одну их ближневосточных стран{625}.

В мероприятиях быстрого внедрения часто используется деревянный брусок{626}. Бруски с радиопередатчиками предназначены для установки под стол, внутри трибуны, как часть стула или как мебельная фурнитура. Бруски также могут заменить деревянные части элементов крепления в самых разных частях деревянной мебели{627}.

Книги также используются для быстрого внедрения спецтехники, поскольку их корешки имеют полости, в которых можно разместить подслушивающее устройство{628}. Посетитель заходит в комнату и незаметно меняет книгу на идентичное издание, но уже со спецтехникой внутри{629}.

Если доступ в нужное помещение или смежные комнаты невозможен, используются более экзотические дистанционные системы акустического контроля. Лазерный микрофон задействует принцип анализа отраженных от окон лучей, вызванных ведущимися в помещении разговорами. В 1980-е гг. инженеры OTS разработали крохотную прозрачную призму, которая размещалась внутри оконных стекол важных для разведки помещений. Призма значительно увеличила чувствительность лазерного микрофона и позволила OTS производить точную настройку по углу отражения. Такая лазерная система подслушивания может быть направлена на окно с микропризмой, внутри которой сигнал отражения возвращался обратно на контрольный пост. Это новшество устранило необходимость размещения лазерного передатчика и приемника в разных местах и затруднило обнаружение такого вида подслушивания[25].

Пассивный резонатор, скрытый внутри стены или мебели, может быть использован для подслушивания при облучении его внешним радиосигналом. Отраженный сигнал модулируется колебаниями воздуха, что позволяет прослушивать все разговоры в комнате. Поскольку источником энергии является внешний сигнал, такое спецустройство может работать неопределенно долгий срок. Техники ЦРУ увидели первый пассивный резонатор в 1952 г., когда он был обнаружен внутри деревянного герба Соединенных Штатов{630}.

Внутри залов здания штаб-квартиры ЦРУ расположены исторические экспонаты Директората науки и техники, которые показывают изобретательность ученых ЦРУ. Одно устройство под названием «Чарли» представляет собой рыбу-робот. «Чарли» казался настолько реальным, что некоторые эксперты начали опасаться нападения на него крупных хищников. «Чарли» может быть использован в пресноводных реках и каналах для сбора проб воды около объектов атомной энергетики. «Чарли» может также служить в качестве платформы для подводных устройств подслушивания{631}.

Сотрудники ЦРУ, живущие за границей, работают и участвуют в мероприятиях разведки, осознавая, что в любой момент они могут оказаться под наружным наблюдением (НН). Они неделями тренируются, обучаясь выявлять НН и правильно вести себя во время открытой (демонстративной) или конспиративной слежки.

Открытая слежка используется, когда иностранные спецслужбы хотят дать понять одному из офицеров разведки, что за его деятельностью внимательно наблюдают. Такое наблюдение может стать агрессивным, граничащим с домогательством и запугиванием. Тактика слежки часто включает в себя прием «замок на бампер», при котором ближайший автомобиль НН движется на минимальном расстоянии от объекта слежки. На улице же сотрудники НН могут находиться совсем рядом с объектом в магазинах и общественном транспорте. Проколотые шины, разбитые стекла и кража автомобильных аккумуляторов также сообщают: «Мы знаем, кто вы, и все, что вы делаете, нам не нравится».

Агрессивные действия, применяемые службой НН, иногда становятся ответом на провокации или направлены на срыв оперативных мероприятий{632}. Подобное произошло с молодым офицером ЦРУ, чья деятельность вызвала подозрения у местной спецслужбы. Однажды ночью к офицеру неожиданно явился начальник разведки страны. После напряженного разговора руководитель спецслужбы произнес комплимент со скрытой угрозой: «Вы отличный парень. Тем не менее я полагаю, что оставшаяся часть вашей командировки будет достаточно скучной»{633}.

Однако больше всего следует бояться не запугивания, а скрытой слежки. Невозможность определить действия контрразведки может привести к срыву оперативных мероприятий и к потере агента. В начале 1970-х гг. инженеры OTS сделали крохотные радиоприемники для перехвата радиопереговоров службы наружного наблюдения КГБ СССР. В течение нескольких лет эти радиоприемники давали работающим в Москве сотрудникам ЦРУ ценную возможность обнаружения слежки.

Хорошо подготовленные бригады НН пытались усыпить бдительность офицера, убеждая, что он «черный» (то есть не под наблюдением – жаргон ЦРУ). И если офицер не обнаруживал такое наблюдение и начинал оперативное мероприятие, он мог невольно привести НН к своему агенту или его могли арестовать с поличным. Скрытая слежка КГБ сыграла ключевую роль в расшифровке основных операций и высылке офицеров ЦРУ из СССР.

Маскировка была одним из способов противодействия НН КГБ. OTS использовала маскировку фигуры и лица оперативных офицеров и агентов для ухода от слежки, а также чтобы избежать расшифровки. Перед отъездом в другую страну оперативные офицеры обучались различным приемам оперативной маскировки. Каждый получал комплект маскировки, куда входили усы и бороды, парики, фальшивые бородавки, краска для волос, складные трости, двустороннее пальто, обувь с подъемом и зубные протезы{634}. Некоторые офицеры получали полную или частичную маску для лица, скрывавшую индивидуальные особенности, а также средства тонирования кожи{635}. Поскольку работа бригады НН в значительной степени зависит от визуального фиксирования объекта во время слежки, быстрое изменение внешности офицера, добавление или удаление шляпы, длинные волосы, надетые или снятые очки, изменение цвета куртки и др. могут быть причиной потери бригадой НН объекта в толпе или на оживленной улице.

В игре «кошки-мышки» между НН КГБ и ЦРУ преимущество традиционно оказывалось на стороне тех, кто работал на своей территории. Для ЦРУ это означало, что они всегда были в невыгодном положении во время работы с агентами в районах, активно контролировавшихся КГБ. Агентам приходилось общаться со своими кураторами, и победа над слежкой была залогом их безопасности. Всякий раз, когда OTS создавала новый спецприбор или камуфляж, это приносило лишь временное облегчение, прежде чем новая тактическая уловка утрачивала свою актуальность. С появлением в OTS новых цифровых технологий возникли предпосылки для совершенствования безопасной работы с агентами.

Глава 24 Скрытая связь

Мы опутаны паутиной секретных связей.

Эрик Коул. Прячась на виду (Hiding in Plain Sight)

Американские спецслужбы – ЦРУ, ФБР и некоторые подразделения армии, вербовали агентов с доступом к секретной информации, жизненно важной для национальной безопасности США. Однако без возможности надежно и тайно общаться со своими офицерами-кураторами агенты, а значит и собранные ими секреты, бесполезны. Агенты наиболее уязвимы не в процессе сбора информации, а при попытке передать свои секреты третьим лицам. Каждому агенту необходимы тайные персональные каналы связи, которые соответствовали бы его условиям жизни. Чтобы передать кассету с фотоснимками секретных записей, нужны иные каналы скрытой связи, нежели для передачи, например, печатных страниц руководства по эксплуатации радиолокационной системы или образца электронной платы управления противоракетной системой{636}. Обмен информацией между агентом и куратором должен быть безопасным и скрытным. Безопасность обеспечивают коды и шифры, а стеганография скрывает зашифрованную информацию «под плащом» электронных невидимок{637}.

Во второй половине XX века была разработана система «Святой Грааль» – безопасная двусторонняя, надежная голосовая или текстовая связь, которая могла работать 24 часа ежедневно, передавая и принимая сообщения из любого места. Сообщения не обязательно шифровались, но процесс связи было очень сложно обнаружить и перехватить. После сеанса обмена информацией система уничтожала все записи и любые контрольные электронные отметки. Такая связь использовалась для передачи информации «из любой точки в любую точку» мира, в том числе для обмена сообщениями между агентом и куратором или с Лэнгли, и даже для информирования президента США.

Каждая система скрытой связи ЦРУ, от личных встреч куратора с агентом до спутниковой связи между агентом и директором ЦРУ состоит из трех основных сегментов: инструменты набора (то, что использовал агент для получения или отправки), высокоскоростная передача (например, коротковолновая или высокочастотная) и система получения. Личные встречи агента и куратора требуют сравнительно меньше техники, чем связь с помощью спутников{638}. Необходимо помнить, что, чем меньше шпионской техники использует агент и чем меньше подозрительных действий он выполняет, тем меньше риск его расшифровки{639}.

В ЦРУ на протяжении многих лет такие подразделения, как Отдел связи, Директорат исследований и разработок, Директорат разработки и проектирования, а также OTS, решали свои задачи в системе связи «Святой Грааль». Их усилиями были созданы новые поколения технически сложных устройств, которые давали одно или несколько новых качеств для последующих систем: лучшая оперативность и высокая безопасность, максимальный объем информации при обмене и более быстрая доставка разведывательных сведений до конечного адресата.

При выборе системы скрытой связи офицер-куратор рассматривает такие факторы, как образ жизни агента, его профессия, возможность бывать за рубежом и готовность рисковать. Он оценивает, как часто связь будет использоваться, масштабы и активность местной контрразведки, степень внимания службы наружного наблюдения (НН) к офицеру разведки, а также количество и типы систем скрытой связи, уже действующие в этом районе. Скрытая связь между агентом и куратором бывает двух видов: личная и безличная. Каждый вид имеет как преимущества, так и недостатки.

Личные встречи агента и куратора (часто это официальный представитель США) представляют собой весьма рискованную форму связи. Многие страны ведут постоянный надзор за иностранными дипломатами, предполагая, что некоторые из них на самом деле офицеры разведки, действующие в рамках официального прикрытия. За подозреваемыми в принадлежности к разведке лицами систематически ведется наблюдение для выявления признаков незаконной деятельности, таких как выемка и закладка тайников или встречи с агентами.

Несмотря на риск таких встреч «лицом к лицу», подобный способ связи с агентами применялся очень часто. Он обеспечивал надежный обмен материалами, можно было обсудить насущные вопросы, устранить конфликты и поддержать моральный дух агента. Во время личных встреч куратор всегда должен быть особо внимателен к агенту, его мотивации, характеру и состоянию здоровья. Куратор должен быть готов вести практическую подготовку агента, изменять оперативные требования и планы, оценить степень серьезности любой проблемы{640}.

Однако в опасных районах число подобных встреч сводились к минимуму; при этом они тщательно планировались и никогда не проводились без особых причин. Куратор был готов к непредвиденным обстоятельствам; время, продолжительность и место встречи выбирались так, чтобы обеспечить агенту и куратору правдоподобную легенду на случай, если они попадут под НН. На встрече после приветствия следовал стандартный вопрос: «Сколько времени у вас есть?» И далее, по плану, куратор и агент сразу договаривались о следующей встрече, если эту вдруг придется прервать{641}.

Чтобы свести к минимуму вероятность обнаружения агента контрразведкой во время личной встречи с куратором, в ЦРУ разработали так называемые «короткие встречи» (моментальные передачи, или «моменталки» на жаргоне КГБ). Это были очень непродолжительные личные контакты между агентом и куратором – только для обмена материалами. В 1958 г. Хавиленд Смит, резидент ЦРУ в Праге, обучая в Нью-Йорке своего чешского агента, разработал методику «контакт в кустах»{642}. Смит заметил, что агент боится закладывать секретные документы в тайник из-за того, что они могут быть кем-то обнаружены. Смит велел агенту встать прямо у входа в Центральный вокзал, где все входящие могли пройти прямо к старому зданию отеля Baltimore, повернуть направо или спуститься по лестнице в метро.

Смит знал, что в этой точке он на короткое время исчезал из поля зрения сотрудников НН. Агент ждал на верхней части лестницы, и Смит, как только заходил внутрь, передавал газету агенту, который быстро спускался вниз в метро, а Смит шел прямо в отель. Это сработало настолько хорошо, что во время тренировки, когда бригада НН двигалась позади Смита, ничего не было зафиксировано{643}. После этого оперативные офицеры и техники ЦРУ за рубежом стали использовать новый метод в городах по всему миру{644}.

Вариацией метода Смита был следующий прием: выбирался момент, когда медленно движущийся автомобиль куратора, поворачивая за угол, на короткое время выпадал из поля зрения НН, и в этот момент агент мог кинуть пакет или другой предмет в его открытое окно{645}. Маршрут выбирался куратором заранее, в соответствии с его обычным вечерним распорядком и включал в себя несколько правых поворотов на слабо освещенных улицах. В ЦРУ новый прием назвали «работа в закрытой зоне»{646}. Агенту было поручено стоять в тени на углу и следить, когда автомобиль куратора завершит поворот. Когда автомобиль на короткое время оказывался вне поля зрения НН, агент выбегал на улицу и бросал пакет через открытое окно. Сразу после броска агент уходил в тень и оставался в ней до проезда автомобиля НН. Пакет клали в специальную скрытую полость в приборной панели автомобиля или под коврик на полу.

Другой вариант моментальной передачи предусматривал использование автомобилей агента и куратора. Остановившись рядом с автомобилем куратора на светофоре, агент открывал окно и кидал пакет на место пассажира через открытое заранее окно. Такая операция требовала особо тщательного планирования и точного согласования времени проведения, но при правильном ее выполнении такую моментальную передачу обнаружить было практически невозможно.

Связь, не требующая встреч «лицом к лицу», использовались в тех случаях, когда риск личных контактов был крайне высоким или они были невозможны. Безличные связи разделяли агента и куратора во времени и месте{647}. На начальной стадии вербовки агента личные встречи были необходимы, но они прекращались, когда отношения между агентом и куратором принимали скрытый характер. В районах с высокой активностью контрразведки переход к безличной связи был необходим для обеспечения безопасности агента{648}.

Безличные связи с использованием тайников либо электронных устройств давали преимущества и для агентов, и для кураторов, поскольку контрразведке было сложно обнаружить такие операции. Когда задействуется тайник, агенту не требуются электронные устройства, но куратор тратит больше времени на выявление возможного НН, прежде чем оказаться в месте расположения тайника. Электронный обмен информацией устраняет необходимость длительной проверки на наличие слежки, но спецтехника может не сработать, как это часто случалось в первые годы ее использования. Другим недостатком безличной связи было отсутствие возможности у куратора лично оценить эмоциональное и физическое состояние агента. Кроме того, канал безличной связи мог быть случайно или умышленно нарушен или даже перехвачен. Агенты, как в случае с Адольфом Толкачевым, могут считать технику безличной связи слишком громоздкой и отказаться от ее использования. Кроме того, объем информации, передаваемой в течение одного сеанса связи, был слишком ограниченным{649}.

Наиболее распространенными и безопасными формами безличной связи считались тайники{650}. Они позволяли агенту и куратору обмениваться письмами, документами, кассетами с фотопленкой, деньгами, инструкциями и заданиями без прямого контакта. «Короткие тайники» оставлялись ненадолго и требовали быстрой выемки и агентом, и куратором.

Места для тайников выбирались в районах, где агент и куратор могли находиться по своим повседневным делам. Для тайников использовались общественные места от парков до лестничных клеток, гаражей и лифтов. Выбор места тайника зависел от страны, в которой проводилась операция, и обстоятельств жизни агента. Задействовались библиотеки с огромными полками редко читаемых книг или вход в мечеть, где обувь агента или куратора служила контейнером для материалов обмена. Частные заведения, такие как клубы и фитнес-центры, выбирались для оперативных мероприятий, если внутри имелись «закрытые» места, где можно было оставить тайник.

Идеальный тайник должен был иметь точное описание расположения, которое передавалось агенту, а также обладать условиями быстрого доступа к нему как для агента, так и для куратора. Место расположения тайника должно обеспечивать конфиденциальность, невозможность постороннего наблюдения в моменты закладки и выемки материалов{651}. И, наконец, место должно быть выбрано там, где и куратор, и агент могли находиться, не вызывая подозрений. В 1970-е гг. куратор, работавший с польским офицером Рышардом Куклинским, отмечал, что «каждый офицер ЦРУ, действующий в районах с высокой активностью контрразведки, должен иметь собаку». Даже в местах с постоянным и активным НН необходимость выгуливать собаку обеспечивает отличное прикрытие для проведения мероприятий с оперативными сигнальными метками и тайниками{652}.

В большинстве столичных городов, таких как Москва, Вена, Париж, Вашингтон и Берлин, число «нетронутых районов», где имеются подходящие места для тайников, было ограничено, так как тысячи офицеров разведки из разных стран мира работали в одних и тех же местах десятилетиями. Офицеры-техники и оперативные офицеры ЦРУ, ответственные за подбор мест, вели поиск, фотографирование, делали эскизы и учет районов, подходящих для оперативных мероприятий по связи. Трудность этой работы усугублялась тем, что места для сигналов и тайников должны иметь одинаковые оперативные характеристики. В свою очередь, сотрудники контрразведки превентивно устанавливали скрытые посты наблюдения за местами, удобными для проведения операций безличной связи. Тем не менее и по сей день, несмотря на сложности и ограничения, тайники остаются одним из основных методов работы профессиональных разведок всего мира.

Сигнальные операции применяются для обмена условными сообщениями между агентом и куратором. Некоторые типы сигналов сообщают о начале или об успешном окончании операции и, как правило, связаны с конкретным местом встречи или тайником. Например, сигнал в месте «А» может означать начало тайниковой операции в месте «Б» или встречу на заранее выбранной скамейке в парке.

Сигналы, как правило, располагаются в общественных местах, вдали от фактического места тайника, и ставятся таким образом, чтобы агент, куратор или другой офицер разведки проходили мимо них своими обычными ежедневными маршрутами. Часто это уличные указатели, телефонные столбы, опоры моста и почтовые ящики. Визуальные сигналы «ставились» с помощью почтовых марок, белой клейкой ленты, изоленты, цветных кнопок, наклеек и мелков, помады и даже смятых пачек сигарет. Банка кока-колы в качестве сигнала могла быть очень эффективной, так как она хорошо видна из проезжающей мимо автомашины, автобуса или без труда могла быть замечена пешеходом. Наклеенная лента или цветная кнопка, отметка мелом или другим предметом служили сигналом опасности или инициировали начало операции побега{653}. Хотя сигнальный знак, нанесенный мелом, виден всем, его значение неизвестно никому, кроме агента и куратора.

Обычно после закладки материалов в тайник ставится сигнал «тайник загружен». Человек, собирающийся произвести выемку тайника, должен подтвердить получение сигнала прежде, чем отправиться к месту тайника. После выемки должен быть поставлен сигнал, сообщающий, что материалы, извлеченные из тайника, находятся в безопасности и операция завершена. Отсутствие оговоренных заранее сигналов указывало на проблемы и предупреждало агента и куратора о том, что следует держаться подальше от места тайника{654}.

Сигналы по форме были кодами, в которых были зашифрованы информационные сообщения. Еще одним способом установки сигнала была, например, «автостоянка», когда использовался автомобиль, либо припаркованный в определенном месте, либо повернутый на стоянке в заранее оговоренную сторону. Применялся «оконный» сигнал, когда створки окна, шторы или жалюзи были открыты, частично открыты или закрыты. Положение растения в горшке, который виден прохожим с улицы, также использовалось в качестве сигнала.

Несмотря на контроль спецслужб, для безопасной передачи и приема сигналов иногда применялась система городской телефонной связи. Сигнал с кодовым названием «тихий вызов» или «глухой телефон» принимался агентом в заранее оговоренное время. Вызывающий, используя телефон-автомат в неприметном месте, ничего не говорил в трубку, но оставался на линии определенное количество секунд до отбоя. Такой звонок был понятен только агенту, при этом контроль его телефона ничего не давал контрразведке. Тщательное выполнение такой операции и редкое использование «тихого телефонного вызова» практически не оставляли контрразведке шансов на расшифровку сигнала.

Безличный обмен сигналами проводился с использованием почтовой связи, телеграфа, газет, радиопередач, а также Интернета и телефона. Внутри общедоступных систем коммуникаций сигналы скрытой связи смешивались с миллиардами ежедневных телефонных звонков, писем, открыток, телеграмм, газетных объявлений, сообщений электронной почты и т. д.

Когда требовалась личная встреча, применялся прием «опознавательный признак» в качестве безопасного закодированного сигнала от агента куратору. Как правило, агенту давалось задание явиться на оживленный перекресток в заранее оговоренные дату и время в одежде определенного цвета, который был сигналом для куратора, но ничего не говорил контрразведке, даже если агент был под наблюдением. Любой сотрудник, осведомленный об операции, мог наблюдать на расстоянии за появлением в установленное время «правильно» одетого человека.

Тайнопись существует по крайней мере 2000 лет; она появилась до первых европейских почтовых систем{655}. Письма и открытки от агента, отправленные на определенные адреса за пределами страны, широко использовались на протяжении всего ХХ века, чтобы скрыть тайнопись. ЦРУ использовало три способа тайнописи: мокрый, сухой, а также микроточки{656}.

В «мокром» способе использовались специальные чернила, которые становились невидимыми на бумаге после высыхания. Скрытое сообщение проявлялось только после обработки бумаги соответствующим реагентом. Простым материалом были чернила из лимонного сока, который проявлялся от тепла электролампочки или свечи. Специалисты OTS готовили обезвоженные термочувствительные краски, придавая им различный вид. Форма таблетки аспирина была наиболее популярной, поскольку аспирин всегда был под рукой и мог храниться в аптечке дома агента, не привлекая внимания. Такая спецтаблетка растворялась в воде, и агент писал свое секретное сообщение заостренной деревянной палочкой или зубочисткой, окуная ее в жидкость. Перед этим агент готовил лист хорошей бумаги, протирая его мягкой тканью в четырех направлениях. Тайнопись наносилась на бумагу, положенную на стекло, чтобы не оставить следов давления и свести к минимуму деформацию волокон. После высыхания тайнописных чернил агент снова протирал лист в четырех направлениях для устранения каких-либо следов. Затем письмо обрабатывали водяным паром и клали внутрь толстой книги для высыхания{657}. В конце процесса агент писал на листе бумаги с тайнописью обычное письмо и посылал по реальному адресу за пределы своей страны{658}.

Несмотря на то, что агенты чаще готовили тайнописные сообщения для отправки, в некоторых случаях агенты сами получали инструкции и задания в письмах с тайнописью. Для устранения сложностей при использовании тайнописи и снижения количества шпионских химикатов, находившихся у агента, OTS иногда рекомендовала метод «прожаривания». Агент ЦРУ, польский офицер Рышард Куклинский, получал безобидные письма со скрытыми сообщениями, которые проявлялись после интенсивного прогревания бумаги{659}. OTS готовила сотни тайнописных рецептов на основе тысяч комбинаций красок и проявителей. При возникновении чрезвычайной ситуации в качестве тайнописных чернил могли использоваться разведенная кровь, сперма и даже простая вода{660}.

«Мокрая» тайнопись имела два недостатка – необходимость наличия у агента специальных чернил и следы повреждения волокон бумаги, от которых невозможно было полностью избавиться. Даже если секретные чернила не были обнаружены, при квалифицированном обследовании бумаги нарушения волокон иногда могли быть заметными.

«Сухая» тайнопись появилась в конце 1950-х гг. и базировалась на идее копировальной бумаги. Химики пропитывали специальную бумагу небольшим количеством химических веществ и вклеивали их в качестве страниц в журналы, книги или блокноты, а иногда и в чековые книжки. Агент клал три листа бумаги на стекло. Верхний и нижний листы были чистыми, а средний был тайнописной копиркой. Агент писал оперативное сообщение на первом листе и с помощью копирки секретные химические вещества переносились на нижний лист. Эти «сухие» рецепты быстро стали самым востребованным методом тайнописи в 1960-е гг.

Бывший офицер MИ-6 Ричард Томлинсон так описывал способ «сухой» тайнописи, разработанный британской разведкой:

«Используя ручку Pentel Rollerball, которой меня снабдила Служба технического обеспечения, я писал полученные сведения печатными буквами в стандартной форме донесения. Все это умещалось на одну страницу растворимой в воде бумаги из моего блокнота. Положив этот лист написанным вверх на тумбочку, я накрывал его обычной бумагой формата А4 и сверху клал на них книгу. Пяти минут было достаточно для переноса текста на обычной лист А4. Растворимая бумага отправлялась в унитаз, в считаные секунды все превращалось в полупрозрачную пену на поверхности воды, которую я поспешно смывал. Вернувшись в спальню, я брал оставшийся лист А4, клал его в плотный конверт и держал его между страницами Gazzetta dello Sport»{661}.

Авторучку Pentel Rollerball можно было купить в магазине, она не была компроматом, и потому эта простая, но эффективная система тайнописи не вызывала беспокойства офицера{662}. Такая методика позволяла агенту просмотреть, что он написал, прежде чем сделать тайнописную копию. Томлинсон отмечал, что «в настоящее время такой авторучкой регулярно пользуются разведчики МИ-6 за границей для записи разведывательных сведений после разговоров с агентами. Этому методу были обучены несколько особо доверенных агентов, но в целом он держится в секрете даже от служб, с которыми существует взаимодействие, например, от ЦРУ»{663}.

Томлинсон также описал метод проявления тайнописи Pentel:

«Я аккуратно вырывал пятый лист от конца тетради, нес его в ванную комнату, клал на пластиковую крышку унитаза, после чего доставал из несессера лосьон после бритья Ralph Lauren Polo Sport. Смочив небольшой ватный тампон „лосьоном“, я медленно и методично водил им по бумаге. Сообщение начинало появляться в виде букв, которые приобретали темно-розовый цвет. Используя фен из ванной комнаты, я тщательно просушивал влажный лист, стараясь не помять его слишком сильно и чтобы удалить резкий парфюмерный запах. Листок выглядел как обычное письмо, только написанное несколько необычными темно-розовыми чернилами»{664}.

Микроточки и другие технические методы уменьшения изображения стали третьим направлением тайнописи. Микроточка появилась в результате оптического уменьшения страницы текста или фотонегатива до размеров жирной точки в конце текста. Такое микроизображение уже невозможно было рассмотреть или прочитать без многократного увеличения. Обычно считается, что оптимальный размер микроточки менее 1 кв. мм, и для ее чтения требуется оптическое увеличение в 100 раз. Крохотный размер микроточки позволяет прятать («упаковывать» на жаргоне КГБ. – Прим. пер.) микросообщение внутрь самых разных предметов, а также удобно доставлять микроточку практически в любое место мира, используя, например, систему международной почты.

Для офицеров ЦРУ проводились ознакомительные занятия с микроточкой как средством связи. Было понятно, что изготовление и упаковка реальной микроточки требуют помощи со стороны специалиста OTS, обладающего необходимыми инструментами и практическими навыками. Вместе с указанными преимуществами, практика показала недостатки микроточек:

1) при изготовлении и упаковке микроточки сотрудник должен быть предельно внимательным и затратить достаточно много времени;

2) микроточки нередко так хорошо прятались, что агенты с трудом находили их в письмах или документах;

3) микроточки требуют применения специальной оптики с большим увеличением, чтобы сделать сообщение разборчивым;

4) микроточки использовались в основном для односторонней связи от куратора к агенту, поскольку агенты, как правило, не имели навыков в микрофотографии, а для обучения методам изготовления микроточек требовались тщательная подготовка и многократная тренировка;

5) для изготовления микроточки требуется специальное фотооборудование, которое при обнаружении у агента сразу вызовет подозрение.

Для дополнительной секретности микроточки делали полностью прозрачными. Для этого готовая микроточка помещалась в небольшое количество разбавленного йода. После получения микроточки агент для восстановления изображения помещал ее в фотопроявитель. Крошечная прозрачная микроточка могла быть спрятана за почтовую марку, под клапан конверта, в открытку или под выпуклую букву на листе бумаги. OTS изготовила специальное приспособление для аккуратного разрезания края открытки или вырезания крошечного клапана-кармана на листе бумаги для размещения там микроточки{665}. После установки микроточки это место заклеивалось яичным белком и прокатывалось валиком для удаления избытка клея, затем готовый тайник с микроточкой накрывали стопкой книг для просушки. При правильной подготовке и упаковке микроточка могла быть спрятана настолько эффективно, что ее с огромным трудом находили профессионально обученные сотрудники разведки. Часто сложнее и важнее было обеспечить нахождение агентом микроточки, чем спрятать ее как следует{666}.

После извлечения и проявления микроточки агенту требовался достаточно мощный оптический прибор для прочтения текста сообщения. Микроскоп в квартире агента смотрелся бы странно, поэтому OTS использовала три малогабаритных камуфлированных приспособления для чтения. Самым маленьким был объектив «Пуля», также известный как объектив Стэнхоупа{667}. Этот крошечный объектив из тонкого стеклянного стержня диаметром 3 мм и длиной 6,8 мм, немногим толще грифеля карандаша, имел сферическую поверхность с одной стороны и плоскую полированную часть с другой. Микроточка увлажнялась слюной для приклеивания на плоскую сторону объектива, и пользователь размещал выпуклую часть объектива перед глазом, наводя его на окно или лампу. Объектив «пуля» способен был увеличить микроточку более чем в 30 раз{668}.

В начале 1950-х гг. OTS приобрела сто объективов Стэнхоупа у фирмы, которая продавала их с наклеенными эротическими фотографиями американских красавиц. Непристойные картинки удалялись перед отправкой объективов агентам. Миниатюрный объектив можно было легко прятать внутри сигареты или склянки с чернилами и даже помещать в шов одежды. Однажды оперативный офицер спрятал объектив в глаз. В оперативном плане объектив «Пуля» был настолько мал, что требовал сложных навыков использования и хранения, что сделало его непопулярным у агентов.

Несмотря на свои недостатки, объектив «Пуля» оказался бесценным в некоторых операциях. В 1969 г. ЦРУ завербовало китаянку в качестве курьера в южном Китае. Проживая в Гонконге, она помогала членам своей семьи в Кантоне, владея скромным магазином полудрагоценных камней. Ее двоюродный брат, также сотрудничавший с ЦРУ, поддерживал контакты с продемократической группой интеллектуалов, выпускавшей антиправительственные листовки. ЦРУ поддерживало эту подпольную активность и использовало микроточки в личных письмах и открытках в качестве основного средства агентурной связи. Когда агент потерял свой последний объектив для чтения микроточек, канал связи оборвался.

Оперативный офицер предложил курьеру взять для своего брата несколько новых объективов «Пуля», каждый размером с рисовое зерно. Учитывая тщательный досмотр на границе всех, кто въезжает на территорию Китая, с раздеванием и просмотром даже полостей тела, оперативный офицер предложил вложить объектив в медицинский пластырь для раны на ноге курьера.

Это предложение было встречено с иронией. С точки зрения агента этот вариант был слишком опасным, поскольку выпуклые части объектива могли прощупываться через марлю. Женщина согласилась взять один из объективов, но сказала, что подумает о безопасном способе доставки.

Через неделю на встрече агент неожиданно бросила на стол полкило сушеной рыбки крохотного размера. Куратор пытался отыскать крошечный объектив, рассматривая каждую практически прозрачную рыбку. После безуспешных попыток агент сама начала растирать ладонями рыбок и вскоре показала изумленному куратору объектив. Он был вставлен в желудок рыбы через рот. Полость в желудке была вполне подходящей для объектива, но совсем не меняла внешнего вида рыбки. По мнению агента, такой вариант доставки был гораздо безопаснее, чем медицинский пластырь. «На китайской границе никогда не будут проверять рыбу, поскольку каждый везет ее в Китай», – сказала она, и куратор с ней согласился. Доставка прошла успешно, и объектив оказался в нужном месте.

OTS изготовила более удобный для чтения микроточки аппарат 114 Reader размерами как два карандашных ластика. Аппарат развинчивался на две половинки, микроточка помещалась между ними и после обратной сборки удобно читалась. Великолепная оптика и большое поле просмотра сделало 114 Reader популярным у агентов, но его было трудно прятать.

Самым крупным из арсенала ЦРУ был маленький микроскоп размерами с сигарету без фильтра с возможностью увеличения в 150 раз. Этот микроскоп был более мощным и простым, чем предыдущие аппараты, но имел большие размеры. Тем не менее микроскоп приспособили для хранения в пачке сигарет или внутри авторучки.

В 1983 г. ЦРУ завербовало в Будапеште советского полковника Васильева, присвоив ему кодовое имя GTACCORD. После его возвращения в Москву OTS разработала новый метод отправки сообщений агенту с использованием лазерной гравировальной системы фирмы Hewlett Packard. Эта методика позволила ЦРУ создавать микроскопические сообщения на черных рамках между полосами текста внутри февральского номера журнала National Geographic за 1983 г.{669} Столь малое сообщение было невидимым для невооруженного глаза, но читалось с помощью 30-кратного увеличения.

Лазерный гравер выжигал чернила пятнами менее микрона, что и создало микроскопический текст на листе с рекламой в популярном международном журнале. Агент GTACCORD мог приобрести такой журнал, и ничто не указало бы на него в случае обнаружения микротекста, в котором сообщалось: «Ваш пакет (с разведывательными материалами) необходимо защитить водонепроницаемой пленкой и поместить внутри грязной, жирной тряпки, связанной веревкой…»{670}

Васильев шпионил на США в течение трех лет, пока его не разоблачили сотрудники ЦРУ Эдвард Ли Ховард и Олдридж Эймс. Васильева арестовали и казнили в 1987 г.{671}

Одна из операций с использованием лазерного гравирования осталась в памяти офицеров OTS. В этом мероприятии микросообщение было сделано на границе линии рекламы причудливой конфеты в престижном журнале. Реклама была напечатана новой краской с запахом шоколада, и когда лазерный гравер начал выжигать микротекст, вся лаборатория OTS наполнилась запахом свежего шоколадного печенья.

В другой технологии уменьшения фотоизображения текста использовался чувствительный слой фотопленки. Некоторые виды пленок позволяют отделить тонкий фотослой от толстой основы. В КГБ такой метод назывался «мягкая пленка» и стал одним из наиболее удобных для скрытой связи еще до Второй мировой войны, а затем широко применялся во время холодной войны{672}.

Как правило, на мягкой пленке было секретное изображение или страница текста, которые могли иметь различные размеры. Обычный фотокадр гораздо больше микроточки, и потому он более уязвим для обнаружения. Агентам же было намного легче использовать обычный фотокадр для чтения секретных сообщений. Фотопленку с обычным кадром можно было спрятать в бумажнике или в открытке, как это делал агент, курируемый офицером ЦРУ Джорджем Саксом в конце 1960-х гг. Кусочки мягкой пленки можно было cвернуть в крошечные цилиндры, толщиной в спичку, и спрятать в самых разных бытовых предметах, например, в полый карандаш, шариковую авторучку или зашить в подкладку одежды, а затем прочитать с помощью обычной лупы.

Фотопленка Kalvar была разработана частной коммерческой фирмой и стала самой удачной специальной фотопленкой OTS с высоким разрешением для получения негативов с уменьшенным изображением. Компания Kalvar прекратила свою деятельность в 1979 г., но другие фирмы продолжали выпускать Kalvar для нужд OTS{673}. Преимущества Kalvar состояли в том, что с этой фотопленкой можно было работать при нормальном комнатном освещении, она не требовала специальных химикатов и могла проявляться в горячей воде{674}.

Сверхтонкие фотопленки использовались для миниатюрных фотоаппаратов, которые передавались агентам и офицерам ЦРУ для секретного фотографирования. Тонкая основа пленки позволяла заряжать в стандартную кассету более длинный кусок фотопленки, на который снимались сотни фотографий, и это увеличивало объемы передаваемой информации. Сверхтонкие пленки не выдерживали стандартную обработку в автоматизированных системах проявления и фотопечати, и потому в OTS кассеты с такими фотопленками заряжались вручную опытными техниками. Процесс проявления и печати снимков проводился также вручную в отдельных фотолабораториях. Сочетание сверхтонких пленок и надежных миниатюрных фотокамер OTS позволило ЦРУ в годы холодной войны проводить блестящие оперативно-технические мероприятия.

Для повышения безопасности секретного фотографирования OTS разработала пленку с особой обработкой, которая выглядела как стандартная кассета 35-мм фотопленки. Однако после фотографирования любая попытка проявления такой пленки без знания специальных приемов приводила к появлению черных или прозрачных полос по всей ее длине. Оперативное преимущество такой пленки было в том, что агент мог фотографировать секретные документы и оставлять пленку в своей камере, зная, что даже если кто-то посторонний обнаружит и проявит эту пленку, результата он все равно не получит.

Во время оперативных встреч и бесед агент и куратор делали и хранили записи в качестве напоминаний, обсуждали инструкции, записывали имена и телефонные номера. Поскольку такие записи являлись конфиденциальными и потенциально компрометирующими, были созданы средства для быстрого и полного их уничтожения. OTS разработала различные варианты безопасного ведения заметок с возможностью защиты информации.

Растворимая в воде бумага изготавливалась в ЦРУ, где листы нарезались по формам, необходимым для операций. Визуально эта специальная бумага напоминала кальку и могла быть различной толщины. При попадании в воду или другую жидкость бумага вместе с чернильными или карандашными записями немедленно растворялась.

Агент ЦРУ Рышард Куклинский имел блокнот из растворимой в воде бумаги, в котором он хранил план побега. Первоначальный план был передан Куклинскому на микропленке, которую он спрятал. Однако затем агент ЦРУ перенес план на растворимую бумагу и прикрепил блокнот клейкой лентой под своим кухонным шкафом. Куклинский был уверен, он сможет быстро уничтожить информацию в случае необходимости, положив его в кастрюлю с водой в раковине{675}.

Оперативному офицеру во время поездки по городу для подбора возможных мест тайников и сигналов необходимо делать заметки с возможностью их быстрого уничтожения на случай, если его остановит местная полиция или если он попадет в автомобильную аварию. Водорастворимая бумага и удобная емкость с водой могли стать решением этой проблемы.

Альтернативой была бумага из нитроцеллюлозы, которая быстро и полностью сгорала с ярким пламенем без дыма и пепла. Любые копии или записи на бумаге уничтожались при ее воспламенении. Поскольку агенты и офицеры-кураторы в основном курили, зажженная сигарета могла быть использована, чтобы поджечь бумаги с оперативными заметками, одноразовые шифрблокноты, графики мероприятий связи и другие важные материалы.

Еще одним способом делать важные записи были невидимые чернила, разработанные химиками OTS. В 1960-е гг. обилие шариковых авторучек и других пластмассовых изделий дало толчок ученым ЦРУ в создании бытовых предметов со специальными химическими веществами. При использовании в качестве пишущего инструмента они оставляли на бумаге невидимые следы химических веществ, которые могли быть проявлены и прочитаны. Случайный наблюдатель ничего бы не увидел на бумаге, но с помощью профессиональных методов можно было обнаружить наличие секретного письма.

Только воображение ограничивало разнообразие пластмассы, которую можно было использовать в оперативной работе. Офицеры-химики OTS смогли приспособить для тайнописи оправы для очков, колпачки шариковых ручек, пластиковые брелки, кредитные карты и даже пластиковые зубочистки из коммерческих моделей швейцарских военных ножей. Оперативные офицеры, использовавшие эти специзделия, могли сохранять свои записи в безопасности до возвращения в резидентуру, где офицеры-техники их затем проявляли.

В начале 1970-х гг. в OTS поступил запрос Оперативного директората ЦРУ о возможности создания безопасных систем звукозаписи для оперативных офицеров и офицеров-техников, которым требовались голосовые заметки во время мероприятий. OTS модифицировала небольшие стереомагнитофоны Sony, добавив дополнительную записывающую головку. При обычном использовании магнитофон воспроизводил кассеты с музыкой в двухканальном стереорежиме. Когда офицер хотел записать оперативную информацию, он включал установленную OTS систему «секретной» записи на третью дорожку, которая в обычном стереорежиме не прослушивалась даже при использовании другого стереомагнитофона. Только оперативный сотрудник знал, как включить третью дорожку.

Подобная система скрытой звукозаписи была создана подразделением специальных средств британской разведки МИ-6. Бывший офицер MИ-6 Ричард Томлинсон так написал об этом:

«Существенной особенностью этих устройств является то, что они не были компрометирующими, то есть были идентичны свободно продающемуся оборудованию или практически неотличимы от него. Особенно оригинальными были магнитофоны Pettle. У любой обычной аудиокассеты имеется две дорожки, идущие параллельно друг другу, по одной на каждой ее стороне. В магнитофонах Pettle можно использовать часть пленки между дорожками. Мы используем обычный стереомагнитофон, который делает записи на обеих сторонах пленки при обычном использовании. Но если ее перевернуть верхней стороной вниз, выключается один из микропереключателей, и затем, после нажатия кнопок „стоп“ и „запись“ одновременно начинается запись на центральную дорожку, а после нажатия кнопок „стоп“ и „воспроизведение“ эта запись проигрывается»{676}.

Коды и шифры играют важную роль в эффективной системе скрытой связи. Код скрывает смысл любых сообщений путем замены слов, цифр или символов. Один символ может выражать идею или содержать сообщение. Сигналы, сделанные мелом, губной помадой или кнопкой во время тайниковой операции, были примерами кодов, в то время как сообщение внутри тайника было дополнительно защищено шифром. Шифр – это особый тип кода, в котором цифры и буквы систематически заменены в соответствии с заранее подготовленными таблицами. В шифровании используются ключи для преобразования текста исходного сообщения.

Наверное, ни один элемент спецтехники шпионажа не применялся так часто, как одноразовые шифрблокноты (One Time Pad – OTP). Насколько известно, только OTP были теоретически не вскрываемой системой шифрования. Она состояла из одной или нескольких страниц со случайными числами, расположенными в группах из пяти чисел{677}. Делалось только два экземпляра ОТР – один для агента и один для куратора. Для безопасности страницы OTP и все заметки в процессе использования должны были уничтожаться агентом, как только процесс шифрования завершен.

ОТР давали большие преимущества как агентам, так и кураторам. Офицер-техник, участвовавший в операциях в Москве в течение двух десятилетий, заявил: «ОТР не подводили нас. Они не давали вам или агентам сомнений в безопасности связи». ОТР оказался самой безопасной из доступных систем скрытой связи в течение большей части холодной войны; агенты были уверены в безопасности системы OTP. Они понимали, что в случае обнаружения или перехвата сообщения расшифровать или «привязать» его к агенту невозможно. К недостаткам систем связи с ОТР относили необходимость пополнять запасы шифрблокнотов через тайники по мере их использования агентами[26].

Односторонняя голосовая радиопередача (One Way Voice Link, OWVL) была одним из видов скрытой связи, которая давала возможность агенту принимать сообщения на обычный коротковолновый приемник в диапазоне 3–30 МГц. В определенные день и время агент настраивал свой радиоприемник на известную только ему частоту, слушал и записывал последовательность цифр, которые он затем расшифровывал с помощью ОТР. Считалось, что точное выполнение инструкций агентом делало такую систему надежной, устойчивой и защищенной от дешифрования. Агент мог использовать такую систему только для получения сообщений, однако такая связь имела много преимуществ по сравнению с тайнописью или личными встречами. Часто агент мог задействовать коротковолновый радиоприемник, и при отсутствии контроля за его действиями систему односторонней радиосвязи можно признать безопасной. Именно ее ЦРУ предпочитало во времена холодной войны{678}.

OWVL состояла из передачи ряда цифр, как правило, объединенных в группы по четыре или пять. В 1950-е и 1960-е гг. эти передачи велись мужским или женским голосами, а в последующие годы с помощью техники генерирования голоса{679}. Цифры могли читать на любом языке, как правило, в начале часа, четверти часа или получаса, и затем повторяли через несколько часов или дней на той же или на другой частоте{680}.

На стратегически важных объектах в США и за рубежом располагались радиостанции с огромными антеннами для передач OWVL на страны, где ЦРУ вело агентурную работу. Такие объекты выполняли две функции – обеспечения собственной связи ЦРУ и передачи сообщений агентам.

В конце 1970-х гг. OTS и Управление связи ЦРУ начали модернизацию системы OWVL, которая была преобразована во временную одностороннюю связь (Interim One Way Link – IOWL). Новая система использовала такие же радиостанции и диапазоны, как и OWVL, но бытовой коротковолновый приемник агента был заменен на небольшой автономный блок размером менее пачки сигарет с собственной батарейкой. Новый приемник IOWL принимал и записывал радиосообщения, передаваемые с высокой скоростью, которые агент мог затем прослушать через динамик или наушники в удобное время и в подходящем месте. Основным преимуществом системы связи IOWL было сокращение времени радиопередачи. Если раньше агент принимал и записывал радиосообщение в течение часа, то теперь новый блок IOWL делал это за десять минут. Система IOWL повышала безопасность работы агента, была эффективной и надежной даже в случае слабого радиосигнала. Приемник IOWL был прост в использовании, его можно было легко спрятать. Благодаря всем этим преимуществам система IOWL широко использовалась ЦРУ в качестве скрытой агентурной связи.

Ближняя агентурная связь, известная в ЦРУ как SRAC (Short Range Agent Communication), была технической революцией скрытой связи, когда OTS развернула первые спецустройства для агентов внутри Советского Союза в середине 1970-х гг. SRAC позволяла агенту и куратору обмениваться информацией без необходимости личной встречи или закладки тайника, за которыми могли наблюдать. SRAC также устраняла риск оставления важных материалов в тайниках, которые при обнаружении могли привести к расшифровке агента.

Первые системы SRAC применялись для радиообмена короткими зашифрованными сообщениями в несколько сотен символов менее чем за пять секунд между двумя специальными приемо-передатчиками. Агент размещал свой блок SRAC в кармане пальто и «выстреливал» свое сообщение в заранее установленных местах в любое время дня и ночи. Ему не нужно было знать, где находится приемник SRAC, который мог располагаться в посольстве, в квартире сотрудника ЦРУ или в дамской сумке. Система связи SRAC «победила» службу наружного наблюдения, сотрудники которой не могли заранее знать, где именно агент и куратор будут обмениваться радиосообщениями. Однако была потенциальная опасность перехвата сигналов SRAC службой радиоконтрразведки в моменты работы передатчиков.

В ЦРУ появилась возможность получать срочные сообщения от агента и сразу изменять оперативные планы{681}. Когда в 1990-е гг. военная напряженность в отношениях между Грецией и Турцией была максимальной, старшие офицеры ЦРУ получали сообщения агента через систему SRAC практически в режиме реального времени, что использовалось для предотвращения военных действий двух стран. В 1970-е гг. SRAC была основной системой скрытой связи между ЦРУ и генералом ГРУ Поляковым в Москве, когда он активно шпионил на США. В 1980 г. система SRAC сыграла важную роль в побеге из Польши полковника Куклинского.

Комплект оборудования SRAC для Куклинского был создан OTS под кодовым названием DISCUS. В резидентуре ЦРУ в Варшаве он значился как система «Искра»{682}. Ниже приводится описание «Искры»:

Размером с пачку сигарет, устройство весило около 200 г, имело клавиатуру и память. Куклинский мог готовить сообщения у себя дома, носил устройство в кармане и хранил в разных местах. Он мог нажать кнопку передачи прямо в кармане. Устройство имело небольшое окно, через которое можно было читать строчку текста исходящих и входящих сообщений. Если он передавал сообщение непосредственно в посольство, то сигнал тревоги принимался в резидентуре. Как правило, Куклинского просили оставлять сигнал утром, чтобы он передавался ночью, а офицер-куратор «считывал» этот сигнал на улице, используя второй комплект «Искры»{683}.

Система SRAC была одним из первых образцов оперативной техники для обмена текстовыми сообщениями. В 1990-е гг. на рынке бытовой техники появились цифровые пейджеры для приема сообщений, а затем в них добавили функцию передачи. Как только мобильные телефоны оснастили функцией обмена текстовыми сообщениями, радиоэфир буквально взорвался сотнями миллионов сообщений в день. И пейджеры, и мобильные телефоны предлагали новые возможности для скрытой связи – теперь агенту не требовалось никакого специального шпионского оборудования. Однако эти системы связи были особенно уязвимы для контрразведки, если не соблюдались строгие требования конспирации.

Еще в середине 1960-х гг. в ЦРУ оценили потенциал спутников для агентурной связи. Идея заключалась в том, чтобы агент с небольшого телефона посылал направленный информационный сигнал на орбитальный спутник, который, в свою очередь, ретранслировал его в место приема. Развивая эту систему связи, агент смог бы получать и передавать разведывательную информацию, находясь внутри своей страны и без личного контакта с сотрудником ЦРУ. Такая возможность впервые была реализована в конце 1960-х гг. в программе с кодовым названием BIRDBOOK, которая использовала низкоорбитальные спутники в качестве ретранслятора для сообщений агентов{684}.

К сожалению, оперативное использование BIRDBOOK было связано с рядом ограничений. У агентов было всего 5–7 минут в качестве «окна для выстреливания» информации на движущийся по орбите спутник. Успех связи также зависел от прямой видимости в направлении передачи, а также от точной ориентации и расположения передающей антенны{685}. Контрразведка узнала о новой системе связи и разработала средства для перехвата сигнала и пеленгации места расположения агента[27].

Несмотря на свою ограниченность, технология BIRDBOOK показала, что спутники, обработка сигналов и технические компоненты могут быть интегрированы в систему скрытой связи на большие расстояния. В последующие два десятилетия новые поколения государственных и коммерческих спутников увеличили зоны обслуживания и сделали более совершенной обработку сигналов, что в результате позволило применять передатчики малой мощности. За десять лет до появления спутниковых телефонов OTS в кооперации с промышленностью и государственными ведомствами создала аналогичные системы скрытой связи для ограниченного числа особо важных агентов ЦРУ.

Каждый этап развития технического прогресса, от изобретения телеграфа до появления Интернета, приводил к появлению еще одной системы скрытой связи, однако офицеры-техники OTS должны были разработать элементы обеспечения безопасности и скрытности, прежде чем новая техника будет использована в разведке. В конце концов, будь то секретное послание, написанное исчезающими чернилами во времена Цезаря, или закодированный радиочастотный сигнал со спутника, скрытая связь между агентом и куратором должна быть удобной, невидимой ни для кого, кроме участвующих сторон. Однако, как в последнем десятилетии ХХ века, скрытая связь, как и другие элементы конспирации, будут преобразованы благодаря электронной цифровой технике, стеганографии и Интернету.

Глава 25 Шпионы и век информации

Электрон является самым высокоточным оружием!

Из показаний директора ЦРУ Джона Дейча в Сенате, 1996 г.

В середине декабря 1991 г. Отдел СССР и Восточной Европы ЦРУ проводил свою ежегодную рождественскую вечеринку. Настроение было приподнятым, и участники, в числе которых были коллеги из OTS, получили значки с изображением красного советского серпа и молота, а под красной звездой были слова «Конец партии»{686}. Без освещения в СМИ 31 декабря 1991 г. охрана в Кремле заменила красные флаги СССР на трехцветные российские, которых не видели с революции 1917 г.{687} Для ЦРУ и OTS их главный противник, СССР, перестал существовать. Спустя год бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси заявил, что «с окончанием холодной войны пал великий советский дракон». Однако он с иронией заметил, что вместо СССР Соединенные Штаты теперь имеют дело с «клубком ядовитых змей, которые были выпущены в темные джунгли, и возможно, за одним драконом было легче приглядывать»{688}. Перед офицерами ЦРУ были поставлены четыре новые стратегические задачи наряду с традиционными направлениями, такими так Северная Корея, Куба, Ирак, Иран, Китай и Россия. К новым целям относились:

• террористические группы и ближневосточные исламские экстремистские ячейки;

• договор о нераспространении ядерного, биологического и химического оружия;

• организованная преступность и наркокартели;

• региональная нестабильность, особенно в Африке и на Ближнем Востоке.

Техническая революция в разведке не шла в сравнение с тем, что дал технологиям бурный информационный век, пришедший ей на смену{689}. Цифровые информационные системы, используемые в ЦРУ в течение более двух десятилетий, сегодня доступны по всему миру. Бывший сотрудник ЦРУ Джеймс Гослер отметил, что в связи с появлением цифровых технологий в 1990-е гг. «способы шпионажа необратимо изменились в значительной степени вследствие быстрого распространения всеобщей зависимости от информационных технологий»{690}. Эти цифровые технологии в сочетании с серверами, маршрутизаторами и терминалами на каждом столе и в каждом офисе преобразовали информацию на всех уровнях – при создании, хранении, обработке, просмотре, обмене и передаче{691}.

Специальные сверхминиатюрные камеры, разработанные OTS для фотографирования документов, потеряли свою ценность, когда компьютерные сети превратились в хранилища для тайн. Гослер писал, что «тайное фотографирование быстро уступило дорогу сложным техническим операциям, которые используются в сети. Шпионы с персональным доступом к этим сетям могут «скачать» более миллиона страниц важных материалов в микроэлектронную память, которую легко спрятать в часы, авторучку или слуховой аппарат»{692}.

Быстрое старение арсенала спецтехники холодной войны можно отследить на образцах некоторых устройств OTS, разработанных в 1970-е гг. для агента ЦРУ Куклинского. В течение девяти лет Куклинский тайно сфотографировал более 25 000 страниц секретных советских и польских документов о военных планах{693}. Для этих операций OTS снабдила агента различной спецтехникой, включая оперативную маскировку, закамуфлированные устройства, миниатюрные фотокамеры, ядовитые таблетки и аппараты для скрытой связи{694}. Сегодня спецтехника Куклинского для большинства операций по связи и фотокопированию устарела, а секретные документы, которые он снимал и передавал в кассетах через тайники своему куратору, могут отображаться, передаваться и распространяться в электронном виде{695}.

Цифровая революция не изменила цели ЦРУ по тайному сбору секретных планов и намерений противника. Однако роль агента стала другой – из шпиона, которому помогает спецтехника, он превратился в шпиона, который обеспечивает оперативно-технические мероприятия{696}. Шпионские принадлежности пришлось приспособить к потребностям агента, который не является носителем информации, а проникает в компьютерные сети. Другими словами, технику, как и агента, надо было вербовать, чтобы она «шпионила».

Легендарного уголовника Вилли Саттона однажды спросили, почему он грабил банки. Он ответил: «Потому что там деньги». Несмотря на то, что часть денег хранится в зданиях банков, «главный куш» сегодня хранится в виртуальной среде. Навыки Саттона не помогут ему в ограблении электронного банка. То же самое верно и для сбора разведданных. С течением времени место и вид секретной информации изменились, и, соответственно, навыки, инструменты, взаимодействие и культура шпионажа будут вынуждены адаптироваться к этим изменениям{697}.

Для того чтобы раскрыть военные, политические или экономические секреты другой страны, необходимо проникнуть в информационные системы противника, и это будет более ценным, чем кража бумажных документов. Для тайной передачи огромного количества информации или атаки на вражеские сети не требуется физического присутствия; такие операции могут проводиться удаленно, из любой точки земного шара через Интернет{698}.

Независимо от эпохи, классический шпионаж всегда использовал лучшую технику для своей тайной деятельности. Хотя цели разведки остаются неизменными, глобальный доступ к информации и цифровым системам изменил проверенные временем методы и технику шпионажа. Новейшие информационные технологии также позволили по-новому использовать старые, традиционные методы разведки.

Интернет и доступ к личным информационным базам данных делает поиск лиц с потенциальной возможностью вербовки независимым от географии или личных особенностей. Используя Интернет и для оценки, и как средство поиска, спецслужбы могут более тщательно отбирать кандидатов на вербовку. Через Интернет можно узнать их привычки, уязвимости, профессию и должность, часто указывающие на доступ к важной, конфиденциальной информации.

Цифровые чернила никогда не «выцветут», а мысли человека и его комментарии постоянно присутствуют в Интернете в качестве материала для анализа. Независимо от того, где человек проявляет себя – в блоге, чате, электронной почте, в опубликованных книгах, журналах или интервью, они доступны любому, кто пользуется Интернетом.

Общедоступные базы данных Интернета позволяют анонимно и на расстоянии накапливать разносторонние личные и финансовые характеристики. Виды доступной информации включают в себя место работы, профессию, этапы образования, здоровье, семейное положение, адрес, номер полиса социального страхования, номер водительских прав, доходы, личные долги, номера кредитных карт, туристические поездки, любимые рестораны, судебные иски и сведения о банкротствах.

Изучение информационной базы человека может дать основу для его вербовки, например:

• периодические покупки спиртного в магазине или в баре расскажут о проблемах с алкоголем;

• большие расходы в аптеках или больницах дадут представление о скрываемых болезнях;

• банкротство или плохие кредитные истории выявят финансовые трудности;

• туристические снимки и расходы во время отдыха, возможно, связаны с внебрачными связями;

• частая смена работы может скрывать неудачи в карьере;

• интерес к опасным или острым ощущениям, поиск таких развлечений, как подводное плавание, прыжки с парашютом или мотогонки, показывает потребность человека в риске, а значит, и возможную готовность к шпионажу, к жизни «на острие ножа».

Для вербовщиков, этой особой категории сотрудников спецслужб, которые готовят и проводят вербовки агентов, информация из Интернета становится эффективным инструментом отыскания человека для его последующей разработки, а также для отсеивания тех, кто не имеет доступа к объектам интересов разведки или обладает порочными наклонностями.

Доступ через Интернет в коммерческие базы данных сделал создание эффективных оперативных прикрытий и маскировки более сложным процессом. Обычные личные данные, такие как адрес, профессия и членство в клубах или обществах, теперь можно легко проверить. Например, прикрытие и маскировка могут вызвать подозрение даже при их поверхностном изучении, а простое «коммерческое прикрытие» может быть расшифровано любопытным клерком отеля, имеющим доступ в Интернет. В руках сотрудников профессиональной контрразведки даже хорошо сфабрикованное, «железное» прикрытие может «проколоться» из-за обнаруженных несоответствий в информации. В настоящее время о личности человека можно узнать практически все, потому трудно создать необходимые подтверждающие данные для «конструирования» истории жизни отдельного человека, в том числе регистрационные записи об образовании, кредитных карточках, месте проживания, семье, детских школах, библиотечных карточках и водительских правах. Количество информации, необходимой, чтобы «узаконить» личность человека, сделало поддержание надежного оперативного прикрытия в течение длительного периода практически невозможным, если предполагаемый противник вооружен доступом в Интернет.

Простая маскировка, такая как поддельная борода, усы, окраска волос и шрамы, могут обмануть человеческий глаз, но никак не биометрическую аппаратуру. Сбор биометрических данных – сканирование сетчатки глаза, паспорт с чипами памяти, цифровые отпечатки пальцев и электронные подписи – сегодня используется как службами безопасности коммерческих фирм, так и разведкой.

Цифровые технологии открывают возможности для сокрытия информации в формах, немыслимых во времена холодной войны. Десятки тысяч страниц важной информации, собранной Куклинским за 9 лет его шпионской деятельности, теперь можно сохранить в сжатом виде на чип, который намного меньше почтовой марки. Игрушки, фотоаппараты, цифровые музыкальные плееры, калькуляторы, часы, автомобили и предметы домашнего обихода со встроенными компьютерами позволяют скрывать секретную информацию в любом устройстве. Агенту больше не нужно иметь компрометирующие его тайниковые контейнеры для хранения фотопленки, одноразовых шифрблокнотов, тайнописных химических препаратов и планов побега, поскольку вся эта информация может храниться в электронном виде в любом обычном устройстве без опасности расшифровки. Вероятность обнаружения у агента правильно спрятанной цифровой информации стремится к нулю.

Начиная с 1991 г. микрофоны, передатчики и камеры становятся все более миниатюрными, а значит, их проще камуфлировать, они потребляют меньше энергии, в них используются батареи меньших габаритов и с более длительным сроком эксплуатации. Крошечные цифровые видеокамеры и микрофоны могут быть установлены в роботы-сканеры размером с таракана, что позволяет задействовать систему кондиционирования, водосточные трубы и вентиляционные шахты для скрытого наблюдения. Теперь любые изображение или звук можно преобразовать в цифровой формат, а затем в шифрованном виде мгновенно передать через Интернет или по спутниковой связи через государственные или коммерческие каналы связи.

Современные программы распознавания изображений, например, могут соединяться с базами данных, что позволяет наблюдателю фиксировать в реальном масштабе времени номерные знаки автомобилей для быстрого создания перечня всех транспортных средств и их владельцев, проехавших мимо контролируемого места. Такая информация, собираемая в течение длительного времени, может раскрыть личности сотрудников служб безопасности и разведки, участвующих в операциях около этого места. Варианты программ FaceTrace позволяют быстро сравнивать видеоизображения с файлами удаленной базы данных для идентификации человека.

С помощью технологии недорогих штрих-кодов, созданных для розничной торговли, можно установить крошечный чип в одежду или подошву обуви ничего не подозревающего человека. Эти встроенные чипы дают отклик во время прохода через электронные пропускные пункты и представляют собой цифровую версию известного «шпионского порошка», разработанного советскими спецслужбами.

Сегодня беспилотные летательные аппараты с размахом крыльев около сантиметра, несущие на себе камеры и микрофоны, могут дистанционно управляться для наблюдения за целью или направляться прямо в здание в качестве летающего «жучка». Такой летательный аппарат, созданный в одной из лабораторий Министерства обороны США, помещается на ногте и способен нести на себе аудио– или видеодатчики. 90 % энергии этого аппарата расходуется на движение и управление, а 10 % тратится на датчики. Более ранняя модель, созданная ЦРУ в 1976 г., называется «Инсектоптер» (Insectopter) и демонстрируется на выставочном стенде в штаб-квартире ЦРУ вместе с летательным аппаратом размером не больше шмеля.

В материалах СМИ о секретных методах холодной войны часто писали о технологиях скрытой связи, таких как «моментальная передача», «бросок в автомобиль» и тайники. Несмотря на сложность и востребованность в те времена, все эти методы были уязвимы перед действиями службы НН контрразведки. В США арест в 1985 г. шпиона Джона Уокера, офицера ВМФ, и задержание в 1994 г. Олдриджа Эймса, агента КГБ в ЦРУ, стало возможным в результате наблюдения за их операциями скрытой связи со своими советскими кураторами{699}.

Появление Интернета пошатнуло основы конспирации, однако в методах скрытой связи произошла революция. Преступники и террористы, а также спецслужбы быстро осознали, что Интернет дает беспрецедентные возможности для коммуникаций. Записки, сведения и сигналы теряются в шквале информации Интернета. При передаче информации через Сеть, личность и местонахождение получателя и отправителя могут быть скрыты в искусных вариантах маскировки. Во времена холодной войны для планирования операций скрытой связи требовались недели, к тому же эти мероприятия были опасными, а теперь их можно организовать за минуты и безопасно с помощью Интернета. Методы шифрования и стеганографии, основанные на новейших технологиях, защищают и скрывают данные в файлах, передаваемых через континенты.

Интернет позволяет финансистам, преступникам, торговцам, террористам и шпионам общаться быстро и легко. Мировая популярность и доступность Интернета позволяют тому, кто желает остаться незамеченным, «смешивать» свои сообщения с миллиардами файлов и писем, ежедневно передаваемых по электронной почте. Разведки оценили потенциал Интернета, как спутников и мобильных телефонов в предыдущие десятилетия. Тайное использование Интернета до сих пор остается востребованным, поскольку удовлетворяет традиционным требованиям безопасности при обмене сообщениями. Цифровые технологии упростили шифрование сообщений и стеганографию, но каждая эффективная система скрытой связи, будь то тайник, аппаратура SRAC, спутники или Интернет, должна обеспечивать выполнение четырех условий{700}, необходимых для защиты агента и надежности операций:

1. Безопасность: содержимое сообщения должно быть нечитаемым для любого, кроме получателя. Одноразовые шифрблокноты и программы шифрования – это разные пути, ведущие к одной цели – защите сути скрытого сообщения, даже если оно перехвачено{701}.

2. Персональность данных: сообщение не должно быть доступным никому, кроме получателя. Загрузка видеофайлов с помощью цифровой стеганографии напоминает закладку традиционного тайникового контейнера – и тот, и другой способ призваны сделать тайный объект обычным для посторонних глаз.

3. Невозможность анализа трафика: линия связи между агентом и куратором должна быть секретной по той же причине, что и традиционные тайниковые операции, о которых никто не должен знать. Также не должно быть никаких сведений о секретной операции, в том числе о подозрительном программном обеспечении, оставленных на жестком диске компьютера агента{702}.

4. Маскировка скрытой связи: существующая или ранее использованная связь должны оставаться тайной. Тайниковые сайты следует задействовать только один раз, они не должны посещаться ни агентом, ни куратором, поскольку могут быть на подозрении у спецслужб. Для скрытого обмена информацией через Интернет можно использовать анонимные или фиктивные почтовые ящики (remailers), вырезки (cutouts) системы общего пользования и цифровые тайники.

Два важных компонента успешно работающей скрытой цифровой системы связи – это само сообщение и способ его доставки. Сообщение делается с помощью безопасного цифрового шифрования и секретной или невидимой цифровой стеганографии. Оба метода связи могут использоваться отдельно или вместе – сообщение сначала шифруется, а затем скрывается в другом файле, который будет передаваться через Интернет.

Шифрование веками защищало информацию, им занимались люди и простые механические шифраторы. Первые электромеханические шифрмашины высокого уровня появились в 1918 г., когда создавались шифры, которые в то время считались «крепкими орешками» для обычного человека. Поскольку электромеханические машины готовили надежно зашифрованный текст, аппаратура шифрования находилась под контролем правительства и хранилась с особыми правилами секретности{703}. Однако в середине 1970-х гг. алгоритмы надежного шифрования перестали быть прерогативой государственных органов и превратились в общественное достояние. К 1990 г. цифровые алгоритмы шифрования широко использовались для защиты электронной торговли, сетей мобильной телефонной связи и банкоматов. После окончания холодной войны получили широкое распространение сложные алгоритмы шифрования, доступные любому пользователю Интернета.

Филу Циммерману приписывают разработку в 1991 г. первой версии общедоступной программы шифрования PGP (Pretty Good Privacy). Он был активистом антиядерного движения и создал PGP-шифрование, чтобы обеспечить своих единомышленников безопасной системой хранения объявлений, сообщений и файлов. Программа была бесплатной, как и полный исходный код со всеми копиями. В СМИ нет сообщений об известных способах взлома PGP-сообщений криптографическими вычислительными средствами. Впервые в истории программа шифрования высочайшего уровня стала доступной любому, кто имел выход в Интернет{704}.

Разведки, ограниченные в средствах, использовали PGP и аналогичные программы шифрования для создания мощной и невскрываемой системы агентурной связи. Небольшие, но активные кубинские спецслужбы широко применяли доступное программное обеспечение для шифрования связи со своими агентами, действующими на территории США. Улучшенная версия программы шифрования PGP была обнаружена в сентябре 2001 г. во время обыска квартиры Анны Белен Монтес в Вашингтоне, округ Колумбия. Монтес, которой ФБР присвоило кодовое имя Blue Wren (Синий Воробей), работала в разведке Пентагона в должности аналитика по кубинским вопросам, занимаясь шпионажем в пользу Кубы. Для скрытой связи со своим куратором из числа сотрудников кубинской миссии при ООН Монтес было поручено купить портативный компьютер Toshiba-405CS, ей также были переданы две дискеты, S-1 и R-1, для шифрования и расшифровки сообщений. Поскольку наличие программы шифрования высокого уровня сочли бы подозрительным в случае, если ноутбук Монтес был бы протестирован экспертом, цифровые программы шифрования (PGP или схожие) и одноразовые ключи были размещены на дискетах. При получении сообщения на коротковолновый радиоприемник Sony Монтес делала копию, вводила зашифрованный текст в свой портативный компьютер и вставляла дискету R-1 для расшифровки текста. Чтобы подготовить секретную информацию для кубинцев, Монтес печатала текст на своем ноутбуке, а затем использовала программу шифрования и ключ на дискете S-1, чтобы зашифровать текст.

Монтес должна была стирать информацию с жесткого диска после каждого тайного применения и прятать две специальные дискеты. Все сообщения, которые она отправляла и получала, было бы практически невозможно перехватить. Но, несмотря на инструкции, Монтес не стирала информацию с жесткого диска после каждого оперативного использования. В результате обыска квартиры и компьютера ФБР восстановило копии текстов сообщений скрытой связи{705}. Кубинского агента раскрыли не из-за несовершенства криптографической программы, а из-за нарушения Монтес требований конспирации.

Как только сообщение зашифровано, может быть использована цифровая стеганография, чтобы скрыть его среди единиц и нулей в потоке передачи цифровой информации. Стеганография не является формой шифрования, она защищает сообщения, делая их невидимыми.

Широкое распространение цифровых технологий сделало использование стеганографии доступным для всех; теперь скрыть информацию и сообщения можно практически в любом электронном документе и мгновенно отправить в любую точку земного шара. В период холодной войны шпионы использовали ограниченный набор цифровой техники для сокрытия информации. В конце 1980 г. старший офицер ФБР Роберт Ханссен, работавший на КГБ, посылал сообщения своему куратору на восьмидюймовых дискетах. В случае их возможного перехвата, чтобы следы сразу не привели бы к Ханссену, он вначале шифровал информацию и лишь потом прятал ее на дискеты, используя так называемую технологию «40-й дорожки». Эта малоизвестная технология переформатировала компьютерные дискеты и позволяла прятать информацию путем размещения ее на конкретные дорожки дискеты, недоступные для операционной системы компьютера{706}. Если методы, используемые Ханссеном в 1980-е гг., были популярны только среди компьютерных вундеркиндов, то в 1990-е гг. программы цифровой стеганографии стали доступны любому, кто имел доступ к Интернету.

Информацию в цифровом виде можно скрывать внутри музыкальных или видеофайлов таким образом, чтобы сделать звук и изображение неизменными. В аудиофайлах информацию можно скрывать путем изменения цифровых битов файла, которые слышны человеческому уху. Графические изображения позволяют иметь избыточные биты, составляющие цвета, которые при изменении неразличимы для человеческого глаза{707}. Секретные сообщения скрыты внутри битов данных. Если нет оригинала или хост-файла для сравнения, измененный файл со скрытым сообщением будет очень трудно обнаружить, особенно в потоке миллионов электронных писем и вложенных файлов, которые отправляются ежедневно через Интернет. Программа стеганографии использует алгоритм для встраивания данных в хост-изображение или в звуковой файл, а также пароль для получения информации (см. рис. 25-3){708}. Для дополнительной защиты профессиональные службы разведки применяют передовые программы стеганографии в сочетании с программами шифрования в тех случаях, если сообщение может быть обнаружено{709}.

Цифровые технологии также реформировали классическую технику микроточки, в которой использовались крохотные кусочки пленки площадью менее 1 кв. мм, чтобы скрыть страницу текста.

Теперь же можно создавать и вставлять большое количество цифровой информации внутрь крошечной электронной почтовой «точки». Однажды созданная, «цифровая точка» может быть скрыта различными методами, которые не поддаются обнаружению. Практически любые типы цифровых файлов можно изменить для сокрытия информации, а значит, контрразведке предстоит искать иголку не в одном стоге сена, а в миллионе стогов.

Тайники широко использовались во времена холодной войны для обмена информацией и передачи денег от куратора агенту, но оба были подвержены рискам обнаружения и ареста{710}. Интернет позволяет создавать сколь угодно много учетных записей и по электронной почте анонимно отправлять и получать файлы и сообщения.

Учетная запись электронной почты с цифровым тайником может быть легко создана с персонального ноутбука анонимно, путем соглашения с поставщиком услуг Интернета, который периодически обеспечивает свободный доступ без кредитной карты. С этой вновь созданной промежуточной учетной записи пользователь может войти на любой подобный сервис и создать анонимно вторую учетную запись почты в качестве тайника. Любой может передать цифровые файлы на тайниковые почтовые ящики, и если знать первичной пароль учетной записи, содержимое может быть загружено из любой точки мира. Для безопасности тайника пользователи заходят в систему анонимно из промежуточной учетной записи. AOL и другие интернет-провайдеры в США также позволяют пользователям сохранять письма или документы на жестком диске своего сервера для его загрузки пользователем в любое время. Эта функция позволяет «конспираторам», имеющим пароль первичной учетной записи, связываться путем извлечения и редактирования хранящегося там документа, даже не отправляя его в качестве электронного письма или приложения. Независимо от методов, используемых для повышения безопасности, информация с жесткого диска ноутбука должна стираться после каждого выхода в Интернет.

Варианты скрытой связи с использованием цифровых технологий быстро обновляются и остаются постоянной проблемой для контрразведки. Разведывательные службы анонимно создают учетные записи электронной почты под вымышленными названиями и применяют их для получения зашифрованных сообщений и цифровых файлов от источников информации. Адреса электронной почты не ассоциируются с разведкой и могут быть использованы только один раз. Такая учетная запись не будет применяться для связи с агентами в странах с высоким риском обнаружения, но задействуется в других местах. Простое электронное письмо на «условную учетную запись» может маскировать закодированную связь, которая будет устойчивой к дешифровке при условии использования только один раз. Например, кубинский агент, завербованный за рубежом и возвратившийся в Гавану, может отправить безобидное сообщение другу по электронной почте, в котором он расскажет о своем увлечении – коллекционировании марок. В действительности электронное письмо «другу» приходит на компьютер разведки, и это сигнал, что агент готов приступить к работе. Если отсылать такие письма нечасто и тщательно выбирать темы посланий так, чтобы они не вызывали подозрений и соответствовали стилю жизни агента, рассекретить их практически невозможно.

Компьютеры с обычной, не модернизированной операционной системой, сохраняют следы, которые позволяют специалистам контрразведки восстановить текст зашифрованной электронной почты, удаленные файлы, временные файлы Интернета, историю посещений веб-сайтов, разговоры в чате, мгновенные сообщения, просмотренные фотографии, корзины для удаленных файлов и последние документы. Очистка жесткого диска обеспечивает сокрытие тайной деятельности, но этот прием неудобен для агента, который использует свой рабочий или домашний компьютер. В качестве решения скрытая операционная система может быть установлена на крошечное USB-устройство размерами менее кончика мизинца. Когда устройство USB подключено, компьютер загружается с операционной системой, не оставляя следов своей деятельности на внутреннем жестком диске. Агент может использовать клавиатуру компьютера, монитор, принтер и доступ в Интернет, не опасаясь оставить компрометирующий его след. Скрытый прибор USB достаточно мал и легко прячется.

Маршрутизация голосовых данных через Интернет также создает возможность для скрытой связи вне телефонных сетей. Метод шифрования VОIP (Voice Over Internet Protocol) перемешивает фрагменты разговора, чтобы сделать его бессмысленным на случай перехвата. Будущие достижения в области шифрования предлагают безопасную и устойчивую к дешифровке голосовую связь. Однако, несмотря на то что метод шифрования VOIP становится все более распространенным, наличие таких программ на компьютере агента может быть сигналом для контрразведки.

Недорогие мобильные телефоны открывают возможности для анонимного общения. Часто мобильные телефоны приобретаются за наличные с рук и в магазинах в периоды распродаж. В этом случае телефон «не привязан» к пользователю, и звонки на такой телефон с заранее оплаченным временем пользования не могут быть отслежены. Если телефон выбрасывается после однократного применения, уничтожается какая-либо связь с пользователем.

Телефонные карты с предоплатой, впервые появившиеся в США в начале 1980-х гг., стали популярными у студентов, путешественников и шпионов. Компании, выпускающие телефонные карты, начали процветать. Вместо того чтобы держать глобальные системы телекоммуникаций в режиме ожидания, крупные операторы связи стали продавать сотни миллионов минут использования по цене менее цента за минуту. В свою очередь, компании перепродают эти минуты в своих телефонных картах на автозаправочных станциях, аэропортах и магазинах по всему миру. Каждая оплаченная телефонная карта содержит скрытый пин-код, который позволяет пользователю делать звонки в пределах указанной на карте страны с количеством минут, обозначенным на карте{711}.

Телефонные карты позволяют экономным путешественникам звонить домой, а для любовников, преступников и шпионов они удобны тем, что обеспечивают полную анонимность. Если телефонная карта приобретается за наличные в месте, не контролируемом контрразведкой, любой звонок с использованием карты является анонимным и не дает возможности его отследить{712}.

Кубинский агент Анна Белен Монтес использовала телефонные карты и цифровые пейджеры для скрытой связи с куратором, сотрудником кубинского представительства при ООН в Нью-Йорке. Чтобы связаться с Монтес, куратор должен был найти удаленный таксофон в Нью-Йорке и воспользоваться телефонной картой для звонка на цифровой пейджер Монтес и передачи ей сообщений в виде трехзначного кода. Монтес было также поручено анонимно покупать оплаченные телефонные карты и звонить с их помощью с удаленного таксофона в Вашингтоне, округ Колумбия. На телефоне она должна была набрать номер карты, затем пин-код карты и после этого набрать номер цифрового пейджера, который носил кубинский разведчик под прикрытием дипломата ООН. После соединения Монтес должна была ввести трехзначный код, известный только ее куратору. Хотя такая система телефонной связи и давала пользователям условия для анонимности, действия Монтес стали сигналом тревоги для наблюдателей ФБР, после того как она попала под подозрение. Монтес, как известно, имела мобильный телефон, и потому не было никаких веских причин искать удаленный платный таксофон, чтобы сделать вызов на пейджер. В этом случае система скрытой связи была технически совершенной, но не лучшим образом замаскирована.

Достижения в области персональных цифровых помощников (Personal Digital Assistant – PDA) в конце 1990-х гг. упростили передачу информации с помощью аппаратуры SRAС. Старший офицер ФБР Роберт Ханссен прекратил шпионить на СССР после его распада в 1991 г. и возобновил свою тайную деятельность в 1999 г. Он хотел использовать новейшую цифровую технику в качестве системы скрытой связи. В обращении к своему куратору от 8 июня 2000 г. Ханссен писал:

«Одним из коммерческих продуктов в настоящее время является органайзер Palm VII. У меня есть Palm III, и это довольно хороший компьютер. Модель Palm VII поставляется с возможностью встроенного беспроводного подключения к Интернету. Это позволяет быстро передавать зашифрованные сообщения, и если делать это нечасто и нерегулярно, можно обеспечить надежную срытую связь – ведь существование учетной записи, как и самих устройств, может быть надлежащим образом скрыто. Такое устройство пригодно для быстрой передачи важных материалов в цифровом виде»{713}.

Достижения в области микроэлектроники и персональных компьютеров сделали скрытую связь более эффективной и добавили ей возможностей. Бывший офицер MИ-6 Ричард Томлинсон описал систему, известную как «Кот Гарфилд» (Garfield The Cat), используемую только с опытными и проверенными британскими агентами в таких странах, как Россия и Южная Африка:

«Агент записывает сообщение на портативный компьютер, затем загружает его в передатчик SRAC – коробочку размером с пачку сигарет. Приемник, как правило, находится в британском посольстве и постоянно посылает маломощный сигнал запроса. Когда агент находится достаточно близко, его передатчик срабатывает и посылает сообщение на большой скорости в диапазоне УКВ. Передатчик замаскирован под обычный предмет. На протяжении многих лет для системы „Гарфилд“ были популярны фигурки животных, поскольку их лапы на присосках позволяли агенту прикрепить передатчик на боковое окно автомобиля, что улучшало радиосвязь из салона, когда он проезжал мимо посольства»{714}.

В 2006 г. представитель ФСБ России в телепередаче на одном из российских каналов сообщил, что британские дипломаты были сфотографированы во время обслуживания «электронного тайника», скрытого внутри искусственного камня в городском парке. Скрытые видеокамеры ФСБ показали двух британских дипломатов, когда они пытались активировать их сломавшийся «камень». Внутри камня размещались приемник, передатчик, компьютер и блок питания, предназначенные для скрытой связи с русским агентом. Проходя мимо «камня», агент скрытно передавал свой отчет, используя только клавиатуру стандартного сотового телефона или другого персонального электронного устройства. Заранее, после подготовки сообщения, устройство переводилось в режим передачи. Когда агент проходил недалеко от «камня», устройство из кармана агента непрерывно посылало маломощный радиосигнал – это было похоже на технологию Bluetooth. Затем устройство автоматически получало подтверждающий сигнал от «камня» и передавало ему зашифрованную информацию в режиме быстродействия. Если в «камне» находились сообщения для агента, они также автоматически передавались на устройство в кармане агента.

«Умные» устройства усовершенствовали аппаратуру SRAC, разработанную OTS более чем на четверть века раньше, и сделали скрытую связь более безопасной. В качестве аппаратуры агента использовалось стандартное устройство с незаметным изменением программного обеспечения. Маломощная радиопередача и прием в радиусе не более 10 метров сделали его обнаружение весьма затруднительным. Кураторы агента передавали, получали и сохраняли сообщения от «камня» таким же образом, как и агент. Обнаружив «камень», ФСБ намеренно выключила или вывела из строя этот электронный тайник, чтобы зафиксировать сотрудников MИ-6, состоявших в штате британского посольства, которые забрали «камень» для ремонта. После обнаружения первого «камня» сотрудники ФСБ нашли также и второй «камень», спрятанный в сугробе, но уже в другом месте{715}.

Системы скрытой связи, такие как односторонние радиопередачи в период Второй мировой войны, комплекты SRAC для обмена зашифрованными сообщениями во время холодной войны или интернет-стеганография в войне против терроризма – каждая из них должна была соответствовать пяти требованиям:

• Прекращение передачи, если один из участников связи обнаружен, поскольку нельзя давать ссылку на человека на другой стороне канала связи. Содержание сообщения является вторичным по отношению к безопасности агента.

• Использование наилучших из имеющихся физических или электронных методов сокрытия. Система скрытой связи всегда должна включать самую передовую технику, доступную в существующее время. Если система скрытой связи обнаружена, возрастает уязвимость агентов, действующих под руководством одной и той же разведывательной службы. Методы скрытой связи, которые использовались в 1996 г. кубинским агентом Херардо Эрнандесом и его базовой сетью «Оса» в Майями, оказались полезными в обнаружении аналогичной системы связи, применявшейся Анной Белен Монтес в 2001 г.{716}

• Использование стойкого шифрования для подготовки таких сообщений, которые крайне трудно расшифровать, и даже если они обнаружены, их содержимое будет защищено.

• Устройства должны быть портативными с возможностью совместимости с различными компьютерными аппаратными платформами.

• Преемственность предыдущих и новейших технических решений с оптимальной гибкостью, что позволяет при наличии будущих улучшений безопасности читать сообщения старых систем скрытой связи.

Джим Гослер заканчивает свой труд «Цифровое измерение» (The Digital Dimension) разделом «Преобразование разведки США», словами о реальности, а также об осторожности и оптимизме{717}. По мнению Гослера, реальность сталкивает ЦРУ с тем, что разведывательные службы как союзников, так и противников уже применили «цифровое измерение» в своих наступательных и оборонительных операциях. Предостережением для операций ЦРУ является то, что в защите используемых сложных цифровых технологий появляются ранее неизвестные и нерешенные пробелы. Оптимизм же в том, что в ХХI веке оперативные и технические мероприятия, когда они связаны между собой и поддерживают друг друга, эффективны, в противном случае они бессмысленны. Основу для такого оптимизма можно увидеть в истории OTS. Будущая эффективность американской разведки зависит от того, как разведка сможет применить уроки этой истории.

Эпилог Cлужба, не имеющая аналогов Роберт Уоллес

Вот уже 50 лет офицеры OTS готовы служить всегда и везде, где необходимо Америке.

Президент Джордж У. Буш, письмо ЦРУ, 24 августа 2001 г.

Джон Макмагон более, чем любой другой старший офицер ЦРУ, был связан с Оперативно-технической службой. В мае 1973 г. он стал ее первым директором, когда Служба была переведена из Оперативного директората в Директорат науки и техники, а затем переименована. Макмагон опирался на OTS, еще будучи заместителем директора ЦРУ по оперативной деятельности (1978–1981), и курировал технические программы ЦРУ как заместитель директора Управления (1981–1985). Он был неофициальным советником для руководителей OTS после ухода с государственной службы и был почетным председателем Комитета празднования 50-й годовщины образования Службы.

7 сентября 2001 г. Макмагон произнес речь перед 500 ветеранами и действующими сотрудниками ЦРУ, которые собрались в актовом зале Управления отпраздновать золотой юбилей OTS. «Техническое обеспечение определяется не только достижениями в технической сфере, но, что более важно, новаторством инженерно-технических работников, благодаря которым технический потенциал можно задействовать в оперативных мероприятиях», – подчеркнул Макмагон.

В течение полувека OTS вносила свой вклад в секретные операции. «Документальщики» готовили паспорта и другие документы агентам для проникновения в СССР в начале 1950-х гг. и создавали кибералгоритмы для оперативных офицеров пять десятилетий спустя. Химики OTS сделали невскрываемые тайнописные рецепты, когда тайнопись была основным средством скрытой связи, а инженеры-электронщики службы разрабатывали миллисекундные радиопередачи, которые практически невозможно было перехватить. Психологи OTS оценивали мотивацию и мужество будущих агентов. Инженеры-механики для записи частных бесед прятали микрофоны в лампы. Это были ученые, инженеры и мастера, которые создавали американскую спецтехнику и камуфляж. Они прослушивали посольства, обучали диверсантов и выслеживали террористов. Они сидели в иностранных тюрьмах после неудачных операций. Но всегда приходили на помощь, когда в заложники брали других сотрудников.

С самого начала в OTS понимали, что ее предназначение – обеспечивать оперативную деятельность. Изобретательность технических специалистов ЦРУ была безграничной. «Если мы способны это придумать, значит в состоянии и сделать. Нас ограничивают только сила воображения и законы физики», – сказал офицер-техник, 35 лет посвятивший работе в OTS. Эта философия дала разведке США в годы холодной войны решающее техническое преимущество, а сегодня помогает специалистам оснащать ЦРУ для борьбы с терроризмом.

Путь на автомобиле от штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли до Капитолийского холма занимает не более 15 минут. Маршрут дает возможность осмотреть знаменитые туристические места – мемориал Линкольна, Мемориал павшим в войне во Вьетнаме, Белый дом, монумент Вашингтону, мемориал Джефферсона, наконец, Капитолийский холм.

Я обнаружил, что меня очень трогают эти всем знакомые символические памятники свободы. Я проходил этой дорогой десятки раз будучи директором OTS – на встречи в комитеты Сената по разведке. Эти комитеты должны были быть в курсе требований и проблем ЦРУ, и я решил, что они должны узнавать о них непосредственно от руководителя OTS. Беседы, проходившие в кабинетах здания Сената или в южном крыле Капитолия, были откровенными, подробными и не афишировались в СМИ.

В беседах с членами Конгресса я защищал финансирование проектов OTS. Я всегда носил «игрушки», изготовленные в OTS, чтобы показать последние новинки. Эти устройства, как правило, умещались в кармане пальто или в портфеле, но как нельзя лучше демонстрировали изобретательность и мастерство инженеров, художников и подрядчиков OTS. Это могли быть тайниковые контейнеры или камуфляжи, крошечные батареи, прототипы новейших маяков или системы скрытой связи. Обычно «игрушки» расходились по рукам членов Конгресса и сотрудников, каждый хотел сам исследовать отдельный компонент или все спецустройство.

Члены комитетов неизменно поражались небольшим размерам спецустройств и тем, что обычные предметы приспосабливались для выполнения необычных, тайных функций. Мне было нетрудно представить, как Стенли Ловелл и другие руководители ОTS аналогичным образом удивляли президентов, сенаторов или конгрессменов. Известно, что Уильям Донован так гордился бесшумным пистолетом, изготовленным под руководством Ловелла, что демонстрировал его президенту Рузвельту, стреляя в мешок с песком в Овальном кабинете Белого дома, в то время как президент говорил по телефону{718}.

Технический прогресс устройств шпионажа со времен Второй мировой войны и до эры Пеньковского был на редкость впечатляющим, однако не менее революционным было и влияние цифровой техники на оперативные мероприятия за те семь лет, что я проработал в OTS. Параллельно с изменениями техники произошел драматический сдвиг в битве разведок – советская угроза отступила, и на смену ей пришла угроза терроризма. Служба OTS начала использовать цифровую технику, которая радикально изменила возможности и размеры нашего оборудования. Многие «игрушки», которые я брал на встречи в Комитет в 1996 г., оказались в 2001 г. антиквариатом.

Во время моего последнего визита в Конгресс в качестве директора OTS летом 2002 г. я показал наши самые передовые системы слежения и технику связи. Речь шла о роли OTS в операциях по борьбе с терроризмом и «Аль-Каидой». Когда члены Конгресса и сотрудники рассматривали устройства, я вытащил из кармана еще один предмет, который, как я считал, красноречиво говорил о будущем специальной техники.

«Я боюсь, что мой преемник, новый директор OTS, не сможет показать вам так много спецустройств и "жучков", – сказал я и поднял компакт-диск, приобретенный в то утро в обычном магазине. – Я надеюсь, что это и станет спецтехникой будущего, поскольку реальное шпионское снаряжение будет встроено в программное обеспечение. Диск является спецтехникой, но в этом уже нет ничего сенсационного. В XXI веке цифровая шпионская техника столь же необходима, как и передатчик BUSTER и фотокамера Т-100 в свое время».

Шесть лет спустя компакт-диск уже сам стал анахронизмом.

Приложение А Секретные службы США и OTS. Хронология развития 1941–2008 гг.

Приложение Б Выборочная хронология событий в истории спецслужб и OTS

1942

В Управлении стратегических служб (УСС), где директором является Уильям Донован, создается Отделение исследований и разработок под руководством Стэнли Ловелла.

1947

В соответствии с Законом о национальной безопасности создается ЦРУ.

1951 (7 сентября)

В ЦРУ создается Штаб технических служб (TSS), руководитель Джеймс Драм.

1956

Первый разведывательный полет самолета-шпиона U-2 над территорией СССР.

1959

Начало строительства нового комплекса ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния.

1960

Получены первые спутниковые фотографии территории СССР. TSS переименовывают в TSD – Отдел технического обеспечения.

В Гаване арестованы три офицера-акустика TSD.

1961

Вторжение на Кубу кубинских эмигрантов при поддержке ЦРУ.

1962

Сеймур Рассел назначен руководителем TSD. Арестован Олег Пеньковский. Кубинский «ракетный кризис».

1963

Офицеры TSD освобождены из кубинской тюрьмы.

1966

Сидней Готлиб назначен руководителем TSD. TSD переезжает в комплекс бывшей штаб-квартиры ЦРУ в Вашингтоне, округ Колумбия.

1973 (4 мая)

TSD переименован в OTS – Оперативно-техническую службу; из Оперативного директората OTS переводится в Директорат науки и техники ЦРУ.

1975

Президент Форд создает Комиссию по расследованию деятельности ЦРУ в США (Комиссия Рокфеллера).

Сенат создает Специальный комитет по изучению деятельности правительства США по вопросам разведки (Комитет Черча).

1978

OTS назначается ответственной за все системы скрытой связи ЦРУ.

1985

Начато строительство нового здания штаб-квартиры ЦРУ.

1988

OTS переезжает из Вашингтона в новое здание штаб-квартиры.

1989

Падение Берлинской стены.

1991

Распад СССР, восстановление России.

1996

Ответственность за проведение акустических операций передается из OTS в Службу секретных информационных технологий.

1997 (18 сентября)

50-летний юбилей ЦРУ. Офицеров OTS чествуют как ветеранов ЦРУ.

2001 (7 сентября)

50-летний юбилей OTS.

2001 (11 сентября)

«Аль-Каида» захватывает четыре гражданских самолета и проводит террористические атаки против США.

Приложение В Руководители OTS

Штаб технических служб (TSS), 1951–1960 г.

Полковник Джеймс Драм, сентябрь 1951 г. – октябрь 1952 г.

Доктор Уильямс «Гиб» Гиббонс, октябрь 1952 г. – апрель 1959 г.

Отдел технических служб (TSD), 1960–1973 г.

Корнелиус В. С. Рузвельт, май 1959 г. – май 1962 г.

Сеймур Рассел, август 1962 г. – март 1966 г.

Доктор Сидней Готлиб, март 1966 г. – май 1973 г.

Оперативно-техническая служба (OTS), 1973 – по настоящее время

Джон Макмагон, май 1973 г. – июль 1974 г.

Дэвид Брэндуэйн, июль 1974 г. – июнь 1980 г.

Милтон Уонус, июнь 1980 г. – июль 1984 г.

Питер Марино, июль 1984 г. – сентябрь 1986 г.

Джозеф Детрани, декабрь 1986 г. – апрель 1989 г.

Фрэнк Андерсон, апрель 1989 г. – май 1991 г.

Роберт Руле, май 1991 г. – апрель 1994 г.

Роберт Мейннерс, февраль 1994 г. – октябрь 1996 г.

Джеймс Моррис, декабрь 1996 г. – март 1997 г.

Патрик Миан, май 1997 г. – октябрь 1998 г.

Роберт Уоллес, декабрь 1998 г. – август 2002 г.

Эдвард Шарбано, август 2002 г. – июнь 2003 г.

Лоуренс Ботелер, июль 2003 г. – май 2005 г.

Стерлинг Эйнсуорт, июнь 2005 г. – июнь 2006 г.

Анна Менганаро, июнь 2006 г. – настоящее время.

Приложение Г Новаторы из OTS

18 сентября 1997 г. ЦРУ отпраздновало свое 50-летие. В рамках этого мероприятия в ЦРУ были отмечены 50 офицеров, чьи деятельность, пример, инновации и инициативы сформировали историю управления. Четверо офицеров были связаны с Оперативно-технической службой. Их официальные представления выглядели следующим образом:

Дэвид Коффи

Период службы: 1968–1995 гг.

Коффи проявил исключительные способности в решении оперативных задач с использованием техники. Кульминацией явилось успешное создание и использование чрезвычайно важных и ценных возможностей систем скрытой связи. Понимание оперативных потребностей и техники выделяют его как уникального оперативно-технического руководителя и как менеджера. Под его руководством зарубежной базой ЦРУ была значительно улучшена интеграция технического обеспечения заграничных мероприятий. Его личное стремление к совершенству и работа в команде много сделали для развития отношений сотрудничества между Директоратом науки и техники и Оперативным директоратом.

Пол Хоув

Период службы: 1956–1987 гг.

Хоув способствовал большому прогрессу ЦРУ в оперативной фотографии в сфере миниатюрных и микрофотокамер, разработал несколько их образцов. Его результаты позволили фотографировать материалы в самых сложных оперативных условиях. Значение этих полученных сведений, которые были собраны исключительно благодаря таким возможностям, не поддается оценке.

Джон Макмагон

Период службы: 1951–1986 гг.

Начав с нижней ступени карьерной лестницы в ЦРУ, Макмагон занимал руководящие должности во всех четырех директоратах, в аппарате национальной разведки. Будучи заместителем директора ЦРУ, Макмагон демонстрировал великолепные способности лидера, решительность и честность. Его глубокое понимание сотрудников и существа профессии разведчика создавали моральный дух кадров ЦРУ и высокие стандарты достижений, к которым они стремятся.

Антонио Мендес

Период службы: 1965–1990 гг.

Мендес внес огромный вклад в программу оперативной маскировки ЦРУ. Его идеи привели к созданию и внедрению серии сложных систем спецтехники, которые позволили эффективно менять внешний вид оперативных офицеров. За использование этих методов в наиболее успешных операциях ЦРУ Мендес был награжден медалью. Его проницательность и мастерство оказали большое влияние на оперативные возможности ЦРУ в опасных регионах.

Приложение Д Псевдонимы офицеров ЦРУ, использованные в книге

Джордж Сакс – оперативный офицер разведки, специализировавшийся на системах скрытой связи для опасных регионов.

Рон Дункан – оперативно-технический сотрудник резидентуры ЦРУ.

Кен Сикрест – офицер OTS, специализирующийся на мероприятиях в опасных регионах.

Том Грант – офицер-акустик, ветеран, участник мероприятий подслушивания ЦРУ.

Том Линн – руководитель программы ЦРУ по разработке источников электропитания.

Стэн Паркер – офицер-химик, специалист по источникам электропитания.

Мартин Ламбрес – офицер, специализирующийся в подготовке мест для мероприятий подслушивания.

Курт Бэк – старший инженер-акустик и руководитель технических программ ЦРУ

Жан Ниринг – инженер-менеджер.

Григ Форд – инженер – менеджер по специальным устройствам.

Джек Найт – руководитель программ исследований и разработок спецтехники.

Пэт Парр – офицер, участник специальных мероприятий.

Брайан Липтон – специалист по тайнописи.

Джон Оркин – инженер по оценке электронных и взрывных устройств.

Марк Фэрбейн – менеджер по специальным мероприятиям.

Фрэнк Шамуэй – специалист по взрывным устройствам и борьбе с терроризмом.

Приложение Е Инструкция по дешифровке официального сообщения ЦРУ

Первое: перепишите цифры шифровки ЦРУ на большой лист в клетку с интервалом около 2 см между группами:

Второе: под каждой группой напишите цифры из одноразового шифрблокнота (ОТР) агента TRIGON:

Третье: произведите простое вычитание нижнего ряда из верхнего:

Четвертое: преобразуйте отдельно все цифры в соответствии с их номерами по алфавиту от 01 до 26 (А=01, B=02, C=03, D=04 и так далее). Символ X (24) используется для разделения предложений. Сообщение начинается так:

Примечание авторов: Для оперативного использования (но не как в приведенном здесь примере) первая пятизначная группа в верхней части левой колонки была использована как «показатель группы». Первая пятизначная группа принимается с помощью односторонней радиосвязи ОWVL и определяет агенту нужную страницу блокнота OTP для дешифрования. После однократного использования эта страница должна быть уничтожена агентом для дальнейшей защиты и безопасности шифрованной связи.

Если вы успешно расшифровали это сообщение, оно будет идентично такому же сообщению в предисловии, и вы можете получить навыки, необходимые для карьеры в разведке. Авторы предлагают вам получить больше информации по адресу:

.

Словарь использованных в книге наименований, терминов ЦРУ и других спецслужб

Агент – гражданин страны или иностранец, который тайно работает на специальную службу.

Агент доступа – агент, обеспечивающий контакт с важным для разведки человеком или имеющий доступ на объект разведывательного интереса.

Агентурная разведка – добывание, сбор разведывательных сведений с помощью агентуры.

Адрес получения – реальный почтовый адрес, не имеющий явной связи с разведкой, но используемый для получения почты с важными материалами или информацией.

Активный тайниковый контейнер – устройство, закамуфлированное под предмет бытового назначения, тайно используемое для хранения или транспортировки разведывательных материалов или предметов. Типичным примером является шариковая авторучка с внутренней полостью, банка с пеной для бритья, из которой удалена часть пены и др.

Активные мероприятия – термин советской разведки для активных оперативных действий и кампаний пропаганды, проводимых в отношении западных стран для оказания влияния на внешнюю политику или инициирования внутренних волнений. Активные мероприятия включали в себя также операции дезинформации в отношении стран Запада и третьего мира, ЦРУ, американской армии и общественного мнения в США.

Акустические мероприятия – подслушивание и запись разговоров с помощью специальной электронной аппаратуры, более известной как «жучки». Используются проводные, радио– и оптические устройства подслушивания, а также лазерные или инфракрасные системы.

«Аль-Каида» – международная радикальная исламистская организация, образованная Усамой бен Ладеном в 1988 г. для объединения мусульман в борьбе против Запада и немусульманских граждан – жителей Востока. «Аль-Каида» несет ответственность за нападение 11 сентября 2001 г. на США и за другие теракты, проведенные в разных странах с начала 1990-х гг.

Автомобильный бросок – мероприятие разведки, аналогичное моментальной передаче, но с использованием автомобиля, когда предмет выбрасывается в определенном месте из автомобиля или бросается в него через открытое окно.

Безопасный двор – жаргон ЦРУ – место для проведения секретной встречи, где предполагаются временные условия безопасности.

Библия Драма – подготовленный в 1951 г. полковником Джеймсом Драмом документ об основах деятельности централизованного технического подразделения разведки США.

Ближняя агентурная связь (SRAC) – специальные устройства для скрытой связи на короткое расстояние между агентом и офицером-куратором.

Брусок – радиоустройство подслушивания, полностью скрытое в деревянном бруске.

Важная цель – человек или объект, обладающие особо важными разведывательными данными.

Вербовка – процесс привлечения потенциального агента к шпионской деятельности.

Верхняя база – термин ЦРУ, подразумевающий возможности сбора разведывательной информации с помощью спутников или самолетов, способных перехватывать радиосигналы или делать фотоснимки важных для ЦРУ наземных объектов.

Взрыв-пожар – жаргонное словосочетание, используемое сотрудниками ЦРУ для обозначения специалистов или мероприятий, связанных с взрывными устройствами, диверсиями и с проведением экспертизы последствий терактов.

Второе главное управление (ВГУ) – ведущая специальная служба КГБ, ответственная за обеспечение внутренней безопасности государства и контрразведывательную деятельность.

Главный противник – советский термин; так называли США в период холодной войны.

Дипломатическое прикрытие – дипломатическая должность, которую официально занимает сотрудник разведки для маскировки своей тайной деятельности.

Дело (case) – официальный отчет о мероприятии разведки.

Директорат науки и техники (DS&T) – подразделение ЦРУ, отвечающее за работу техники и технических специалистов в решении задач разведки.

Директор национальной разведки (DNI) – должность, введенная в 2005 г. для координации деятельности всех разведывательных служб США.

Заказчик – термин ЦРУ – организация или лицо, которое использует разведку как часть своей аналитической работы или для принятия решений. Заказчиками разведки обычно бывают военное руководство, Государственный департамент и президент страны.

Захват – задержание, арест агента или офицера разведки; часто проводится в момент проведения или завершения оперативного мероприятия.

Инициативник (Walk-In) – человек, добровольно предлагающий разведке свои услуги или документы, предметы и пр.

Камуфлированное устройство – модифицированное бытовое устройство или специально изготовленный предмет, внутри которого находится спецтехника или материалы для секретного хранения и транспортировки, для размещения рядом с объектом или для закладки в тайник.

Карманный мусор – жаргон ЦРУ – набор носимых при себе повседневных предметов, таких как визитные карточки, водительское удостоверение, квитанции, спички и др., которые способствуют подтверждению легенды или оперативного прикрытия офицера разведки.

Качалка – термин OTS из области специальной фотографии. Приспособление для покачивания фотокювет во время химической обработки фотоматериалов – фотопленки, фотобумаги и др.

КГБ – Комитет государственной безопасности, ведущее ведомство СССР, в составе которого действовали службы разведки и контрразведки, а также другие подразделения обеспечения государственной безопасности.

Коммуникатор (офицер-связист) – офицер ЦРУ, ответственный за использование систем шифрованной связи зарубежных резидентур ЦРУ со штаб-квартирой в Лэнгли.

Контршпионаж – операции разведки, проводимые с целью выявления, проникновения и противодействия иностранным разведкам.

Контрразведка – специальная служба для оперативной и аналитической деятельности по защите информации, персонала, оборудования и сооружений от воздействий шпионажа, для противодействия диверсиям и терактам.

Контрнаблюдение – методы работы разведки для обнаружения и противодействия слежке.

Криптоним – кодовое наименование операции, человека или оперативного дела. Криптонимы ЦРУ часто содержат двухбуквенные префиксы для внутренней идентификации.

Клапаны и штампы – жаргон американских спецслужб, обозначающий мероприятия по тайному вскрытию, чтению и обратному заклеиванию конвертов и посылок без ведома получателя.

Копирование документа (doc copy) – специальные устройства или процедуры, связанные с тайным копированием важных для разведки документов. К устройствам относятся портативные фотокамеры, цифровые сканеры и др.

Куратор, оператор – как правило, офицер разведки, который контролирует и управляет действиями агента, а также офицера-перебежчика иностранной спецслужбы.

Иностранное обнаружение – выявление техники, используемой вражеской спецслужбой.

Л-таблетки (Lethal pills) – специальные смертоносные таблетки для агентов, которые предпочли смерть расследованиям и допросам. Весьма популярные в шпионских романах и кинофильмах, Л-таблетки весьма редко использовались в оперативной деятельности.

Легенда – тщательно подготовленное прикрытие для деятельности офицера разведки.

Лимонная соковыжималка – термин OTS, обозначавший специалистов по тайнописи. Термин произошел от одного из самых старых тайнописных рецептов, в котором использовался лимонный сок в качестве тайнописных чернил. После высыхания на бумаге лимонный сок становится невидимым, а при нагревании проявляется.

Лубянка – место в центре Москвы, где располагалась штаб-квартира советской контрразведки – Второго главного управления КГБ.

Маяк – специальное устройство, скрытно установленное на объекте или на человеке и передающее радиосигналы для отслеживания местоположения.

Мельница документов – название подпольных «фабрик», изготавливавших поддельные документы разведывательного характера для продажи. Такие «фабрики» были ответственны за распространение в послевоенное время большого количества ложных и вводящих в заблуждение сведений «разведывательного» характера.

Моментальная передача – короткий контакт между агентом и офицером-куратором, в ходе которого происходит быстрый и незаметный обмен документами, фотопленками, деньгами и другими предметами.

МИ-5 – британская служба контрразведки, во многом сходная с ФБР. Однако офицеры МИ-5 не имеют прав ареста.

МИ-6 – британская разведка, также известная как Секретная разведывательная служба (SIS), во многом сходная с ЦРУ.

Мэрилендская научно-исследовательская лаборатория (MRL) – лаборатория военного времени, сформированная Отделом 19 Национального комитета оборонных исследований; располагалась на территории Загородного клуба Конгресса США, рядом со столицей США.

Микрофон и провод (Mic and Wire) – технический жаргон оперативных мероприятий подслушивания при использовании микрофонов и кабелей, в отличие от радиосигнала, передающего информацию от микрофона на пост прослушивания.

Микроточка – микроизображение, как правило, размерами 1 х 1 мм и менее, полученное с помощью оптического уменьшения обычного текста при фотографировании; активно использовалась многими спецслужбами для скрытой связи в ХХ веке.

Молчаливый звонок – оперативный сигнал, подаваемый агентом или офицером-агентуристом с неизвестного телефонного аппарата, когда после набора номера телефонная трубка вешается после заранее оговоренного промежутка времени и без голосовых сообщений.

Московские правила – термин ЦРУ, которым в период холодной войны называли перечень проверенных практикой правил проведения оперативных мероприятий в Москве, в одном из наиболее опасных для разведки регионе.

Национальный исследовательский комитет обороны (NDRC) – гражданское агентство, созданное для исследований новых видов вооружений в период до возможного вступления США во Вторую мировую войну.

Ночные действия (NIACT) – отметка, используемая в ЦРУ на сообщениях или телеграммах, которые требуют немедленного реагирования независимо от времени получения.

НКВД – Народный комиссариат внутренних дел, специальная советская служба, предшественник КГБ.

Неофициальное прикрытие – прикрытие оперативного офицера ЦРУ, никоим образом не связанное с государственными структурами США.

Нелегал – термин советской и российской разведок; наименование сотрудника разведки, действующего без дипломатического прикрытия. Нелегалы играют роль граждан чужой страны, для чего обеспечиваются сложным прикрытием.

Офицер-агентурист (case officer) – оперативный офицер разведки, ответственный за агентурные мероприятия, включающие вербовку, обучение, финансирование и личное консультирование агентов.

Официальные сокращения – в ЦРУ приняты официальные сокращения, такие как DCI – директор центральной разведки, DCIA – директор ЦРУ, DDO – заместитель директора ЦРУ по оперативной работе, DDP – заместитель директора ЦРУ по планированию.

Оперативное прикрытие – вымышленная личность для зашифровки офицера разведки перед окружением в период оперативной деятельности. Может быть простым, если используется только специально изготовленное удостоверение личности, визитная карточка, или сложным, когда основные и дополнительные сведения о всей карьере человека формируются в легенду, все детали которой подтверждаются официальными документами.

Опасный регион – термин сотрудников ЦРУ для обозначения страны или региона с высокой активностью контрразведки или где затруднены мероприятия разведки.

Оперативный директорат (DO) – подразделение ЦРУ, отвечающее за агентурную разведку. В 2005 г. переименован в Национальную секретную службу, которая координирует всю агентурную работу разведывательного сообщества США.

Отдел 19 – подразделение, отвечавшее за разработку и создание спецтехники, работало под руководством Национального комитета оборонных исследований, который обеспечивал технические потребности УСС в период Второй мировой войны.

Офицер связи – государственный служащий, специально назначенный для передачи секретной информации другой стране.

Одноразовый шифрблокнот (OTP) – небольших размеров блокнот с листами цифр или букв для однократного шифрования или дешифрования. Для безопасности связи после использования листы ОТР обязательно уничтожаются. Такие шифры теоретически не вскрываются при строгом выполнении правил их применения.

Односторонняя голосовая радиосвязь (OWVL) – радиовещание в коротковолновом диапазоне, содержащее шифрованные сообщения агенту.

Оперативно-техническая служба (OTS) – подразделение внутри Директората науки и техники для технического обеспечения деятельности ЦРУ.

Оперативно-технический сотрудник (TOO officer) – сотрудник OTS, находящийся в резидентуре ЦРУ, ответственный за техническое обеспечение мероприятий разведки и участвующий в них.

Открытый источник – любая опубликованная и доступная информация.

Первое главное управление (ПГУ) – отдельное подразделение КГБ, отвечавшее за разведку в период холодной войны. В 1994 г. переименовано в самостоятельную Службу внешней разведки (СВР).

Персона нон грата – нежелательное для страны лицо, например офицер иностранной разведки под дипломатическим прикрытием, захваченный на месте проведения шпионской операции. Он объявляется персоной нон грата и высылается из страны.

Постановка сигнала – средство скрытой связи, использующее простые и не вызывающие подозрения условные сигналы, такие как отметки мелом на фонарном столбе, означающие начало или окончание тайного действия, например закладку или выемку тайника.

Пост прослушивания – секретное место, куда поступает сигнал от устройства подслушивания для контроля и записи информации. Как правило, работа поста прослушивания обеспечивается специально выделенным сотрудником.

Приманка – жаргон ЦРУ – действия человека или создаваемые оперативные ситуации, используемые для выявления и расшифровки иностранных разведчиков.

Проверочный маршрут (SDR) – заранее спланированный автомобильный или пеший маршрут агента или офицера разведки для выявления или ухода от слежки перед принятием решения о проведении или отмене (переносе) заранее запланированного оперативного мероприятия.

Разработка – комплекс оперативных и технических мероприятий спецслужб для сбора возможно более полной информации о человеке, его намерениях, действиях и окружении. Практикуется использование агентуры из окружения разрабатываемого человека.

Радиозакладка, закладка – специальное устройство подслушивания, как правило, с автономным электропитанием и передачей информации по радиоканалу.

Радиоразведка (SIGINT) – сбор разведывательных сведений путем перехвата электронных излучений и радиосообщений.

Разведывательные задачи – информация, которая требуется заказчику разведки, например министерству обороны или президенту.

Разделение – термин ЦРУ – процедурные ограничения доступа только узкого круга сотрудников к полной информации о проведенных или текущих мероприятиях или операциях разведки.

Резидент – руководитель резидентуры разведки, расположенной, как правило, в столице иностранного государства.

Резидентура – секретное помещение внутри иностранного представительства для повседневной работы сотрудников разведки.

Руководитель станции – руководитель резидентуры, резидент.

Самодельное взрывное устройство (IED) – взрывное устройство, собранное из различных компонентов и часто используемое в терактах или диверсиях.

Седьмое управление – специальное подразделение КГБ, ответственное за организацию и ведение наружного наблюдения (слежки).

Секретная разведывательная служба (SIS) – британская разведка МИ-6.

Скрытая связь (COVCOM) – различные методы или устройства для тайной передачи сведений, сообщений от агента офицеру-куратору и обратно.

Служба координации политики (OPS) – подразделение ЦРУ, отвечавшее до 1952 г. за тайные операции.

Служба специальных операций (OSO) – подразделение ЦРУ, ответственное за тайный сбор разведывательных сведений. Совместно со Службой координации политики в августе 1952 г. преобразована в Директорат планирования ЦРУ.

Список БИГОТ (BIGOT) – перечень сотрудников, имеющих особый допуск к делам ЦРУ.

Станция – термин ЦРУ – секретное помещение для оперативной деятельности офицеров разведки (русский синоним – резидентура).

Тайник – метод скрытой связи между агентом и офицером-куратором, при котором материалы или спецтехника оставляются в заранее выбранном и общедоступном месте в различной форме камуфлирования. Тайник может располагаться как в скрытом от посторонних глаз месте, так и на открытом пространстве, в непосредственной близости от случайных прохожих.

Тайнопись – использование специальных чернил или химически обработанной бумаги в качестве копирки для создания секретных сообщений.

Тяжелая цель – термин ЦРУ – человек или объект, тщательно охраняемые от действий разведки.

Управление специальных операций (SOE) – Британская специальная служба, занимавшаяся диверсиями и обеспечением движений сопротивления в период Второй мировой войны.

УСС (OSS) – Управление стратегических служб, являлось разведкой США во время Второй мировой войны.

Фамильные драгоценности – описания наиболее щепетильных операций ЦРУ. Термин впервые использовался Алленом Даллесом в письменных заметках о мероприятиях УСС во время Второй мировой войны. Термин вторично возрожден в 1970-е гг. во время расследований деятельности ЦРУ сенатским Комитетом Черча и применен к описанию деятельности ЦРУ в период 1950–1960 гг.

ФСБ – Федеральная служба безопасности Российской Федерации, ответственная за внутреннюю безопасность страны и контрразведывательное обеспечение.

Хлопок – жаргон ЦРУ – инцидент, вызванный неудачной операцией или ошибкой разведки; включает в себя дипломатические действия и реакцию в СМИ в результате ареста офицера или агента разведки и может вызвать внутриполитические трения и конфликты с другими ведомствами.

Цель – место, предмет, объект или человек, в отношении которых проводятся мероприятия разведки или контрразведки.

Центральная группа разведки – предшественник ЦРУ. Была сформирована в 1946 г.

Чистый сигнал – радиопередача без маскировки или шифрации.

Сокращения и термины, используемые в ЦРУ

АА – адрес получения писем со скрытыми агентурными сообщениями.

COS – резидент, руководитель резидентуры.

DCI – директор Центральной разведки.

DCIA – директор ЦРУ.

DDO – заместитель директора ЦРУ по оперативной деятельности.

DDP – заместитель директора ЦРУ по планированию.

DDS&T – заместитель директора ЦРУ по науке и технике.

DNI – директор Национальной разведки.

HUMINT – агентурная разведка.

IED – самодельное взрывное устройство (СВУ).

LP – контрольный пост (КП) – специальное помещение для контроля и записи информации, поступающей от техники подслушивания.

MRL – Мэрилендская исследовательская лаборатория.

NDRC – Национальный комитет исследований и разработок.

NIACT – отметка на телеграммах и сообщениях о срочном, немедленном исполнении.

NOC – Программа неофициальных прикрытий для оперативных офицеров ЦРУ.

OSO – подразделение ЦРУ для проведения специальных операций до 1952 г.

OSS – Управление стратегических служб (УСС).

OTP – одноразовый шифрблокнот.

OTS – Оперативно-техническая служба ЦРУ.

OWVL – односторонняя голосовая агентурная радиосвязь.

SDR – проверочный маршрут для выявления слежки.

SIGINT – радиоразведка.

SIS – британская разведка, МИ-6.

SOE – британская специальная служба времен Второй мировой войны.

SRAC – ближняя агентурная связь.

SW – тайнопись.

TDY – временно исполняющий обязанности.

TOO – оперативно-технический сотрудник резидентуры ЦРУ за рубежом.

TCSM – специальное аппаратное обследование и проверка предметов, мебели, помещений, коммуникаций, автомобилей, зданий и др. с целью поиска и выявления каналов утечки информации.

TSD – Отдел технического обеспечения.

TSS – Штаб технических служб.

Об авторах

Роберт Уоллес – бывший директор OTS ЦРУ, проживает в штате Вирджиния. За время службы в ЦРУ был награжден медалью «За заслуги в разведке». В 2004 г. Уоллес основал консалтинговую фирму Artemus, работающую с корпоративными клиентами и правительственными организациями. Участник программы, связанной с историей разведки в Центре изучения разведки.

Кит Мелтон – всемирно признанный автор, историк и эксперт в сфере специальной техники и методов ее использования. Технический специалист и историк в Межведомственном учебном центре в Вашингтоне, округ Колумбия. Собрал самую большую в мире коллекцию техники шпионажа. Широко известен в США и многих странах мира, где прочитал большое количество лекций по истории техники спецслужб. Более 30 лет успешно занимался бизнесом в сети ресторанов McDonalds. В настоящее время проживает в штате Флорида.

Генри Шлезингер – автор и журналист, специализирующийся на технике разведки, системам антитеррора и правопорядка. Его работы печатаются в ведущих журналах, посвященных технике. Живет в Нью-Йорке.

С авторами можно связаться через их веб-сайт: .

Сноски

1

Пеньковский О. Записки из тайника. – М.: Центрполиграф, 2000. Пеньковский символически был назван автором этой книги, целиком подготовленной в ЦРУ. – Прим. пер.

(обратно)

2

Даллес А. Искусство разведки. – М.: Международные отношения, 1994.

(обратно)

3

Даллес А. ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа. – М.: Центрполиграф, 1999.

(обратно)

4

Выдающийся американский авиаконструктор, который принимал участие в разработке более 40 самолетов. – Прим. пер.

(обратно)

5

В советской и российской мемуарной литературе использовался псевдоним ТРИАНОН, который придумал Юлиан Семенов. В контрразведке КГБ Огороднику был присвоен псевдоним АГРОНОМ. – Прим. пер.

(обратно)

6

Фотоизображение текста, уменьшенное до размеров 1 х 1 мм и менее. – Прим. пер.

(обратно)

7

Перетрухин И. Агентурная кличка – TRIGON. – М.: Центрполиграф, 2000.

(обратно)

8

По неизвестным причинам вопреки наставлениям ЦРУ TRIGON не уничтожал использованные страницы шифрблокнота, что позволило прочитать часть его переписки, и таким образом контрразведка КГБ получила материал о фактической работе шпиона. – Прим. пер.

(обратно)

9

Офицер ТОО – сокращенное наименование оперативно-технического сотрудника в резидентуре ЦРУ. – Прим. пер.

(обратно)

10

В книге генерала КГБ Рэма Красильникова «Призраки с улицы Чайковского» указывается Калужское шоссе. – Прим. пер.

(обратно)

11

На холме рядом с Калужским шоссе располагался комплекс зданий «Мострансгаза». – Прим. пер.

(обратно)

12

Командная игра на льду, чем-то напоминающая хоккей. – Прим. пер.

(обратно)

13

Красильников Р. Призраки с улицы Чайковского. – М.: Гея итэрум, 1999.

(обратно)

14

Терменвокс был изобретен в 1922 г. в СССР, где Л. С. Термен демонстрировал его В. И. Ленину, высоко оценившему этот необычный по тем временам музыкальный инструмент. – Прим. пер.

(обратно)

15

Стэнли Ловелл, талантливый изобретатель и успешный бизнесмен, поддался уговорам генерала Донована возглавить техническую службу УСС. Добившись успехов в обеспечении диверсионно-разведывательной работы, Ловелл вернулся обратно в бизнес после расформирования УСС. – Прим. пер.

(обратно)

16

Машина Руби Голдберга – персонаж мультфильмов, чрезвычайно сложное, громоздкое и хитроумное устройство, которое стало нарицательным названием всего запутанного и неоправданно сложного. – Прим. пер.

(обратно)

17

«Бригада 2506» – военное формирование из кубинских эмигрантов, созданное в 1960 г. под руководством ЦРУ для вторжения на Кубу. – Прим. ред.

(обратно)

18

Это высказывание Калугина субъективно. Наставниками УСС и затем молодого ЦРУ были британские спецслужбы, считавшиеся лучшими и наиболее ловкими в дезинформации и фальсификациях как на своей территории, так и за рубежом. – Прим. пер.

(обратно)

19

Кроме указанных авторами пяти задач существует важная и необходимая функция обеспечения технической безопасности (создание систем защиты от терроризма, противодействие подслушиванию и др.) планируемых и проводимых разведкой мероприятий, в первую очередь таких мест деятельности разведки, как посольства, консульские и торговые миссии, а также штаб-квартира разведки и ее закрытые объекты на собственной территории. В период холодной войны по распоряжению ЦК КПСС эта функция традиционно возлагалась на оперативно-техническое подразделение ПГУ КГБ СССР. – Прим. пер.

(обратно)

20

Сравнение авторами Эймса и Шеймова, как важных агентов разведки, не вполне корректно – после вербовки Эймс длительное время снабжал своих кураторов информацией, оставаясь внутри ЦРУ в качестве агента иностранного государства. Главным же условием сотрудничества Шеймова с ЦРУ был его конспиративный вывоз в США, после чего Шеймов начал работать консультантом спецслужб, утратив свои агентурные возможности внутри СССР. – Прим. пер.

(обратно)

21

Название загородной резиденции президента США. – Прим. ред.

(обратно)

22

Подробнее об этом см.: Мелтон К. Секретная инструкция ЦРУ по технике обманных трюков и введению в заблуждение. – М.: Альпина нон-фикшн, 2011.

(обратно)

23

Подписи владельца на всех документах должны быть одинаковыми. – Прим. ред.

(обратно)

24

Речь идет о сложности классической пеленгации радиомаяка на человеке в городских условиях из-за многократных отражений радиосигнала от любых преград, приводящих к ошибкам НН. – Прим. пер.

(обратно)

25

Удачное обнаружение микропризмы сразу после ее внедрения позволило КГБ разработать новую технику и методы поиска таких оптических систем подслушивания, а также совершенствовать практику противодействия дистанционному съему информации. – Прим. пер.

(обратно)

26

Наиболее известные агенты ЦРУ Пеньковский и Огородник систематически нарушали строгие правила применения ОТР и не уничтожали использованные листы блокнота, что дало возможность контрразведке КГБ расшифровать часть секретной переписки этих агентов. – Прим. пер.

(обратно)

27

Атташе-кейс с аппаратурой BIRDBOOK был изъят контрразведкой КГБ в марте 1983 г. у сотрудника ЦРУ Ричарда Осборна во время испытаний в Филевском парке Москвы системы спутниковой агентурной быстродействующей связи. – Прим. пер.

(обратно)(обратно)

Комментарии

1

Сотрудники руководящего состава ЦРУ. Назначены в 1995 г. новым директором Д. Дойчем после перехода всей его команды из Пентагона в ЦРУ.

(обратно)

2

Цитируется из несекретного буклета Б. Фишера «Оперативно-техническая служба ЦРУ, 1951–2001», подготовленного к 50-летию OTS.

(обратно)

3

Такая работа в ЦРУ выполняется бюджетным аналитиком, финансовым офицером или менеджером по ресурсам.

(обратно)

4

До 1999 г. все программы OTS претерпели ограничения финансирования, а некоторые были закрыты. Только после 1999 г. Конгресс США увеличил финансирование ЦРУ для активизации антитеррористической деятельности.

(обратно)

5

Hood W. Mole. – New York: W. W. Norton & Company, 1952, р. 11–16.

(обратно)

6

Lathrop C. E. The Literary Spy. – New Haven, Connecticut: Yale University Press, 2004, р. 279.

(обратно)

7

Helms R. A Look over My Shoulder – A Life in the Central Intelligence Agency. – New York: Random House, 2003), р. vii.

Расшифрованное «Официальное сообщение ЦРУ»: все упоминания фактов, мнений или аналитических выводов принадлежат авторам и не отражают официальной позиции, взглядов ЦРУ или любых других правительственных ведомств США. В содержании ничего не должно быть истолковано как утверждение или как официальная информация правительства США или ЦРУ, а только как мнение авторов. Этот материал был рассмотрен подразделением ЦРУ по предотвращению разглашения секретной информации.

(обратно)

8

Медаль Почета, которую часто называют «Почетная медаль Конгресса», является высшей наградой за доблесть в бою с противником (соответствует статусу Героя России). Медалью награждаются военнослужащие различных подразделений вооруженных сил США.

(обратно)

9

Донован был первоначально назначен 11 июля 1941 г. на должность директора подразделения Координации информации (Coordination of Information). 13 июня 1942 г. взамен появилось УСС. См.: .

(обратно)

10

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems. – Englewood Cliffs, New Jersey: Prentice Hall, Inc., 1963, р. 21.

(обратно)

11

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems. – Englewood Cliffs, New Jersey: Prentice Hall, Inc., 1963, р. 17.

(обратно)

12

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems. – Englewood Cliffs, New Jersey: Prentice Hall, Inc., 1963, р. 17.

(обратно)

13

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems. – Englewood Cliffs, New Jersey: Prentice Hall, Inc., 1963, р. 21.

(обратно)

14

Fischer B. The Journal of Intelligence History. – Nurnberg, Germany. Vol. 2. Number 1. Summer 2002, р. 16.

(обратно)

15

Fischer B. The Journal of Intelligence History. – Nurnberg, Germany. Vol. 2. Number 1. Summer 2002, р. 21.

(обратно)

16

Fischer B. The Journal of Intelligence History. – Nurnberg, Germany. Vol. 2. Number 1. Summer 2002, р. 21.

(обратно)

17

После этого Ловелл занимал две должности; он сохранил свое место в NDRC и руководил исследованиями и разработкой в УСС.

(обратно)

18

Boyce F., Everett D. SOE: The Scientific Secrets. – Phoenix Mill, England: Sutton Publishing Limited, 2003, р. 5–6.

(обратно)

19

Persico J. Roosevelt's Secret War. – New York: Random House, 2001, р. 114.

(обратно)

20

Persico J. Roosevelt's Secret War. – New York: Random House, 2001, р. 187.

(обратно)

21

Brown A. C. Wild Bill Donovan: The Last Hero. – New York: Times Books, 1982, р. 301.

(обратно)

22

Brown A. C. Wild Bill Donovan: The Last Hero. – New York: Times Books, 1982, р. 301.

(обратно)

23

Polmar N., Allen T. B. Spy Book: The Encyclopedia of Espionage. – New York: Random House, 1998, р. 408.

(обратно)

24

Ford C. Donovan of the OSS. – Boston: Little, Brown & Company, 1970, р. 135–136.

(обратно)

25

Ford C. Donovan of the OSS.▦– Boston: Little, Brown & Company, 1970, р. 135–136.

(обратно)

26

Bradley F. Smith, The Shadow Warriors: OSS and the Origins of the CIA. – New York: Basic Books, 1983, р. 171.

(обратно)

27

Brown A. C. Wild Bill Donovan, р. 236.

(обратно)

28

Brown A. C. Wild Bill Donovan, р. 285.

(обратно)

29

Warner M. The Office of Strategic Services: America's First Intelligence Agency. – Washington, D. C.: Central Intelligence Agency, 2000, р. 8.

(обратно)

30

Boyce F., Everett D. SOE, Appendix A.

(обратно)

31

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems, р. 22.

(обратно)

32

Иллюстрации и детали см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment: Spy Devices of WWII. – New York: Sterling, 1991, p. 95.

(обратно)

33

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems, p. 42. Изображения и описание см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, p. 85; McLean D. B. The Plumber's Kitchen: The Secret Story of American Spy Weapons. – Wickenburg, Arizona: Normount Technical Publications, 1975, p. 167–171.

(обратно)

34

Изображения и описание взрывного устройства «Моллюск» см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, p. 58–59; McLean D. B. The Plumber's Kitchen, p. 229–232.

(обратно)

35

Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, p. 97.

(обратно)

36

Ford C. Donovan of the OSS, p. 170; Stevenson W. A Man Called Intrepid. – New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1976, p. 114; Macrae S. Winston Churchill's Toyshop. – New York: Walker and Company, 1972, p. 7–11.

(обратно)

37

Изображения и описание см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, p. 67–68; McLean D. B. The Plumber's Kitchen, p. 183–186.

(обратно)

38

Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, р. 65–66; McLean D. B. The Plumber's Kitchen, р. 81–105.

(обратно)

39

Изображения и описание см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, р. 70–71.

(обратно)

40

McLean D. B. The Plumber's Kitchen, р. 137–142.

(обратно)

41

Melton H. K. The Ultimate Spy Book. – New York: DK Publishing, 1996, р. 32; Hogg I. V. The New Illustrated Encyclopedia of Firearms. – Secaucus, New Jersey: Wellfleet Press, 1992, р. 220.

(обратно)

42

Изображения и описание см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, р. 34–35.

(обратно)

43

Имелась в виду сеть популярных магазинов дешевых товаров Woolworth.

(обратно)

44

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems, р. 40. С этим пистолетом связан эпизод, рассказанный Ловеллом. Генерал Донован выстрелил из этого пистолета в Белом доме в присутствии президента Рузвельта в попытке показать качество бесшумного пистолета. Когда Гарри Пауэрс, пилот самолета-шпиона U-2 был сбит над Свердловском 1 мая 1960 г., он был вооружен бесшумным пистолетом УСС калибра 22.

(обратно)

45

Изображения и описание «Стингера» см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, р. 29.

(обратно)

46

Изображения и описание фотокамеры см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, р. 103–104.

(обратно)

47

Persico J. E. Piercing the Reich. – New York: Viking, 1979, р. 26–31.

(обратно)

48

Persico J. E. Piercing the Reich. – New York: Viking, 1979, р. 28.

(обратно)

49

Warner M. The Office of Strategic Services, р. 33.

(обратно)

50

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems, p. 56–57. Изображения и описания см.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, р. 83.; также см.: McLean D. B. The Plumber's Kitchen, р. 177–178.

(обратно)

51

Couffer J. Bat Bomb: World War II's Other Secret Weapon. – Austin, Texas, University of Texas Press, 1992, р. 4–7.

(обратно)

52

McLean D. B. The Plumber's Kitchen, р. 62.

(обратно)

53

Couffer J. Bat Bomb, р. 113–120.

(обратно)

54

McLean D. B. The Plumber's Kitchen, р. 62.

(обратно)

55

McLean D. B. The Plumber's Kitchen, р. 62.

(обратно)

56

McLean D. B. The Plumber's Kitchen, р. 61–63

(обратно)

57

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems, р. 84–85.

(обратно)

58

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems, р. 84–85.

(обратно)

59

Brown A. C. Wild Bill Donovan, р. 745.

(обратно)

60

Bruce D. Memo to General William Donovan, May 8, 1943. Declassified records of the OSS, MORI ID # 24190.

(обратно)

61

Persico J. E. Roosevelt's Secret War, р. 337.

(обратно)

62

Lovell S. P. Of Spies & Stratagems, р. 86. На это ссылается Ловелл, а также на подобный проект Campbell.

(обратно)

63

Center for the Study of Intelligence, Office of Strategic Services 60th Anniversary Special Edition. – Washington, D. C.: Central Intelligence Agency, June 2002, XI.

(обратно)

64

Center for the Study of Intelligence, Office of Strategic Services 60th Anniversary Special Edition. – Washington, D. C.: Central Intelligence Agency, June 2002, XI, р. 11.

(обратно)

65

Ford C. Donovan of the OSS, р. 302.

(обратно)

66

Ford C. Donovan of the OSS, р. 303.

(обратно)

67

Thomas F. Troy, Donovan and the CIA: A History of the Establishment of the Central Intelligence Agency. – Frederick, Maryland: University Publications of America, 1981, р. 282.

(обратно)

68

Ford C. Donovan of the OSS, р. 314.

(обратно)

69

Донован надеялся сохранить после войны УСС или создать подобную гражданскую службу разведки на основе структур военного периода. И действительно, он представил предложение президенту Рузвельту о такой службе, предполагая ее возглавить. Трумэн же вначале отказался от идеи этой службы, утверждая, что она превратится в «Американское гестапо» Однако в 1946 г. Трумэн внезапно изменил свое мнение под влиянием выводов своих советников об угрозе, якобы исходящей от СССР.

(обратно)

70

Ford C. Donovan of the OSS, р. 312.

(обратно)

71

Ford C. Donovan of the OSS, р. 314.

(обратно)

72

Persico J. E. Roosevelt's Secret War, р. 448.

(обратно)

73

Grose P. Gentleman Spy: The Life of Allen Dulles. – New York: Houghton Mifflin, 1994, р. 273.

(обратно)

74

Grose P. Gentleman Spy: The Life of Allen Dulles. – New York: Houghton Mifflin, 1994, р. 11.

(обратно)

75

Grose P. Gentleman Spy: The Life of Allen Dulles. – New York: Houghton Mifflin, 1994, р. 11.

(обратно)

76

OSO отвечал за разведку, контрразведку, тайные операции, и техническое обеспечение. OPC был ответственным за проведение военизированных и психологических операций.

(обратно)

77

Grose P. Gentleman Spy, р. 13.

(обратно)

78

Grose P. Gentleman Spy, р. 13.

(обратно)

79

Fischer B. B. The Central Intelligence Agency's Office of Technical Service, 1951–2001. – Washington, D. C.: Central Intelligence Agency: Center for the Study of Intelligence, 2001, р. 13.

(обратно)

80

Наименование TSS родилось в результате бюрократической борьбы. В Директорат планирования, который управлял оперативной деятельностью разведки, входили отделы. Первоначальное предложение Драма о Техническом отделе столкнулось с возражениями руководителей других отделов, считавших техническое обеспечение разведки не основной и не оперативной, а вспомогательной функцией. Название «Штаб» стало приемлемой альтернативой. К счастью для TSS, первое предложение Драма назвать техническое подразделение Material Assistance and Development Office было также отклонено.

(обратно)

81

Телеграмма была подготовлена в Москве. Оперативный офицер ЦРУ вначале написал ее от руки, затем с помощью одноразового шифрблокнота ОТР зашифровал текст, превратив его в последовательность случайных чисел. Далее офицер-связист вторично зашифровал телеграмму с помощью электронного шифратора перед отправкой в Лэнгли. Поскольку использовалось двойное шифрование, вначале ручное с помощью ОТР, а затем электронное, весь этот процесс называли «суперкодирование» или «перекодировка».

(обратно)

82

Kessler R. Inside the CIA. – New York: Pocket Books, 1992, р. 178.

(обратно)

83

Benson R. L., Warner M. ed. VENONA: Soviet Espionage and the American Response, 1939–1957. – Washington, D. C.: National Security Agency and Central Intelligence Agency, 1996.

(обратно)

84

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World. – New York: Charles Scribner's Sons, 1992, р. 348.

(обратно)

85

Операция проводилась с апреля 1961 г. по август 1962 г. Краткое описание см.: Polmar N., Allen T. B. Spy Book, р. 490–493.

(обратно)

86

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 92–93.

(обратно)

87

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 411.

(обратно)

88

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 340.

(обратно)

89

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 337.

(обратно)

90

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 262.

(обратно)

91

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 413.

(обратно)

92

Перед выходом на тайник Джейкоб выполнил свой проверочный маршрут, который проходил по Москве. Кульминацией этого проверочного маршрута был заход в книжный магазин и выход из него через другую дверь. Ранее проверочный маршрут называли «сухая чистка», но затем стали именовать более просто, как SDR. Через 15 лет офицеры ЦРУ будут пользоваться малогабаритными приемниками радиоперехвата с камуфлированными наушниками для выявления слежки КГБ. У Джейкоба, конечно же, не было такой возможности.

(обратно)

93

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 307.

(обратно)

94

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 394.

(обратно)

95

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 301.

(обратно)

96

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 365–366.

(обратно)

97

Suvorov V. Aquarium: The Career and Defection of a Soviet Military Spy. – London: Hamish Hamilton, 1985, р. 1–4.

(обратно)

98

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 377.

(обратно)

99

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 95, 351.

(обратно)

100

Martin D. C. Wilderness of Mirrors. – New York: Harper & Row, 1980, р. 90.

(обратно)

101

Andrew C., Mitrokhin V. The Sword and the Shield: The Mitrokhin Archive and the Secret History of the KGB. – New York: Basic Books. 1999, р. 182.

(обратно)

102

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 159.

(обратно)

103

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 248.

(обратно)

104

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 280.

(обратно)

105

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 330.

(обратно)

106

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 29.

(обратно)

107

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 334.

(обратно)

108

Из Ветхого Завета, где рассказывается история Иешуа, сына царя Саула, который использовал скрытую связь с Давидом с помощью стрел, пущенных в определенные места.

(обратно)

109

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 320–321.

(обратно)

110

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 394.

(обратно)

111

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 184

(обратно)

112

Эта была третья, улучшенная модель Minox, а предыдущий Minox выпускался в период Второй мировой войны из нержавеющей стали. Новый, послевоенный Minox был сделан из алюминия; буква в его названии указывала на синхроконтакт вспышки, хотя сама фотовспышка редко использовалась в шпионаже.

(обратно)

113

«Дело оперативной разработки» (термин КГБ) заводилось советской контрразведкой на каждого американца и вначале пополнялось сведениями о его предыдущих зарубежных командировках, а затем дополнялось информацией от советских граждан и агентов КГБ, которые регулярно сообщали обо всех контактах иностранца. КГБ заносил в такие дела информацию о возрасте вновь прибывших дипломатов, их семейном положении и хобби, образовании и должностном положении, что было необходимо контрразведке для более полного понимания личности иностранца. Также использовались специальные мероприятия КГБ по наблюдению за иностранцами. Так, например, вызывали интерес недавно прибывшие сотрудники среднего звена, которых регулярно видели за обедом со старшими дипломатами посольства, что могло быть признаком принадлежности к разведке. Советские граждане, работавшие в посольстве США, как правило, прекрасно говорили по-английски, их работа была связана в основном с обслуживанием посетителей посольства, которые хотели получить визу или эмигрировать в США. Советские сотрудники помогали посольству прорываться через барьеры советской бюрократии; они также работали в качестве поваров, водителей, уборщиков, садовников и даже в отделе кадров. Считалось, что такие сотрудники были необходимы для нормального функционирования посольства. Однако, рассматривая их как друзей и коллег, живущие в посольстве американцы часто забывали об их связях с КГБ. Информация для КГБ обо всех мелких эпизодах, даже встречах жен дипломатов за чашкой чая, была направлена на выявление среди персонала посольства офицеров американской разведки.

(обратно)

114

Второе главное управление (ВГУ) КГБ отвечало в СССР за внутреннюю безопасность.

(обратно)

115

Andrew C., Mitrokhin V. The Sword and the Shield, р. 185.

(обратно)

116

Andrew C., Mitrokhin V. The Sword and the Shield, р. 185.

(обратно)

117

В посольствах СССР жены и члены семей советских дипломатов работали на административных должностях и в качестве обслуживающего персонала.

(обратно)

118

Kessler R. Moscow Station. – New York: Charles Scribner's Sons, 1989, р. 68, 106.

(обратно)

119

Этот офицер ЦРУ несколько лет находился под медицинским наблюдением, однако каких-либо следов воздействия радиоактивности на его организм так и не было обнаружено.

(обратно)

120

Dulles A. The Craft of Intelligence. – New York: Harper & Row, 1963, р. 192.

(обратно)

121

15 лет спустя, в 1970 г., после того как большинство подразделений ЦРУ переехало в новую штаб-квартиру в Лэнгли, Восточное и Южное здания старого комплекса разведки были заняты TSD. Техник нашел бывший кабинет директора ЦРУ и вытащил потолочную плитку над предполагаемым местом его стола. В плитке оказался микрофон DD-4 и отключенный от него провод, которые, вероятно, забыли при демонтаже системы акустического контроля.

(обратно)

122

Grose P. Gentleman Spy, р. 308.

(обратно)

123

Martin D. C. Wilderness of Mirrors, р. 61–62.

(обратно)

124

В конце 1950-х гг. несколько инженеров TSS работали или привлекались к программам «Глобальные технологии», таким, например, как самолет-шпион U-2. Однако «Глобальные технологии» были вне пределов производственной сферы TSS.

(обратно)

125

Richelson J. T. A Century of Spies: Intelligence in the Twentieth Century. – New York: Oxford University Press, 1995, р. 25.

(обратно)

126

Grose P. Gentleman Spy, р. 391.

(обратно)

127

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 101.

(обратно)

128

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 101.

(обратно)

129

Helms R. A Look Over My Shoulder, р. 105. По сравнению со спутниками-шпионами и самолетами-разведчиками, на содержание агентов ЦРУ требовались значительно меньшие затраты. Так, например, в 1950-е гг. на агента, полковника ГРУ Петра Попова, выделялось около $4000 в год (примерно $25 000 с учетом инфляции), и за это он должен был снабжать ЦРУ разведывательными сведениями о деятельности ГРУ и КГБ в Европе и США. Затраты на один спутник-шпион были равны зарплатам десяти тысяч агентов, таких как Попов.

(обратно)

130

Образованный в 1962 г. Директорат исследований объединил космическую разведку и спутниковые программы, наряду с финансируемыми ЦРУ другими исследованиями в этом новом подразделении. Однако TSD и его техническое обеспечение оперативных мероприятий разведки оставались под началом Директората планирования ЦРУ.

(обратно)

131

Lathrop C. E. The Literary Spy. – New Haven, Connecticut: Yale University Press, 2004, р. 339.

(обратно)

132

Офицеры ТОО (сотрудники OTS в резидентурах) также относились к «техническому культурному уровню» – см. Grose P. Gentleman Spy, р. 389.

(обратно)

133

Grose P. Gentleman Spy, р. 155–156.

(обратно)

134

Используемый в книге термин «исследования и разработки», как правило, полнее отражал деятельность TSD и затем OTS. TSD/OTS финансировали НИОКР с целью разработки, создания спецтехники и совершенствования ее возможностей для использования в мероприятиях разведки. Программы НИОКР TSD/OTS давали отдачу через 2–5 лет, и чем быстрее, тем лучше.

(обратно)

135

Брошюра ЦРУ «Директорат науки и техники – люди и разведка в борьбе за свободу», с. 3. Созданный в 1962 г. Директорат исследований ЦРУ был предшественником Директората науки и техники, который появился через год.

(обратно)

136

До 1973 г. TSD оставался частью Оперативного директората. Через год, в процессе реорганизации ЦРУ, TSD перевели в Директорат науки и техники и переименовали в OTS.

(обратно)

137

Cambridge Dictionary of Science and Technology. – New York: Cambridge University Press, 1990), р. 632.

(обратно)

138

Mikoyan S. A. Eroding the Soviet «Culture of Secrecy», Studies in Intelligence, № 11, Central Intelligence Agency, 2001.

(обратно)

139

Weiser B. A Secret Life: The Polish Officer, His Covert Mission, and the Price He Paid to Save His Country. – New York: Public Affairs, 2004, p. 221–223.

(обратно)

140

Этот принцип использовался в нескольких электронных системах ближней агентурной связи (SRAC), созданных TSD в течение 10 лет.

(обратно)

141

Адрес «АА» чаще всего являлся обычным почтовым адресом или названием (номером) почтовой ячейки в почтовом отделении. Эти адреса не были напрямую связаны с каким-либо государственным учреждением США.

(обратно)

142

Этот процесс контактной фотопечати был хорошо известен в полиграфической промышленности. Пленка «удаляемый слой» была продуктом коммерческого рынка. Контактная печать на фотоэмульсию использовалась разведками как одна из технологий микрофотографии. Завершающий этап «отбеливания» или обесцвечивания фотоэмульсии был стандартной процедурой для изготовления микроточки, усовершенствованной в КГБ на раннем этапе холодной войны.

(обратно)

143

Эти сложные и подробные инструкции передавались агенту с помощью безличной связи и обеспечивали его техническую подготовку. Показанный образец инструкции не содержит точную технологию всего процесса или текста оперативного сообщения.

(обратно)

144

В 1963 г. в период пребывания Маккоэна на посту директора ЦРУ Директорат исследований был переименован в Директорат науки и техники.

(обратно)

145

В 1973 г. Директорат планирования был переименован в Оперативный директорат.

(обратно)

146

Несмотря на крутой нрав, Макмагон как личность и как руководитель пользовался заслуженным уважением коллектива в период своего 14-месячного пребывания на посту директора OTS. Макмагон был почетным председателем Комитета подготовки к 50-летнему юбилею OTS в 2001 г. Многие старшие офицеры Оперативного директората и OTS считали исторической ошибкой решение директора ЦРУ Шлезингера вывести TSD из Оперативного директората.

(обратно)

147

Колби в качестве нового директор ЦРУ был приведен к присяге в сентябре. Он оставался на своем посту во время войны в Корее и Вьетнаме. Позднее, в 1981 г., президент Рейган назначил директором ЦРУ другого ветерана УСС, Уильяма Кейси.

(обратно)

148

Hersh S. The New York Times, December 22, 1974. Программа вскрытия почтовых отправлений носила кодовое наименование HGLINGUAL.

(обратно)

149

Об участии OTS в программе ЦРУ по вскрытию частной почты см. главу 15.

(обратно)

150

U. S. House of Representatives, Special Subcommittee on Intelligence of the Committee on Armed Services, 1974; U. S. Senate, Select Committee to Study Governmental Operations with Respect to Intelligence Activities, 1975, 1976; U. S. Senate Select Committee on Intelligence and the Subcommittee on Health and Scientific Research of the Committee on Human Resources, 1977; Rockefeller Commission Report to the President on CIA Activities within the U. S., 1975.

(обратно)

151

Автором термина «фамильные драгоценности» был Аллен Даллес, с иронией назвавший именно так свой личный блокнот с именами самых важных агентов.

(обратно)

152

Фотографию этого пистолета и его описание см. Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment: Spy Devices of the Cold War. – New York: Sterling Publishing, 1993, p. 22.

(обратно)

153

Helms R. A Look over My Shoulder, р. 431.

(обратно)

154

Матрицы CCD также были среди технических новинок, которые позволили передавать на землю в реальном масштабе времени фотографии со спутников-шпионов. Первым из них был КН-11, запущенный в 1976 г. До него контейнеры с отснятыми фотопленками сбрасывались на парашютах.

(обратно)

155

Bearden M., Risen J. The Main Enemy: The Inside Story of the CIA's Final Showdown with the KGB. – New York: Random House, 2003, р. 37.

(обратно)

156

Подобные различные приемы были импровизацией агента для обеспечения нужного расстояния до поверхности документа при фотографировании, а также для центрирования фотокамеры. При этом вязальные спицы и нитки использовались в качестве ориентира. Впоследствии проблема фокусного расстояния была решена за счет улучшенной конструкции объективов специальных фотокамер.

(обратно)

157

В OTS авторучку считали «активным прикрытием», поскольку она могла использоваться по прямому назначению в качестве пишущего инструмента.

(обратно)

158

Оценки официальных политиков о деятельности разведки, как правило, основываются на их неофициальных контактах с офицерами ЦРУ, которые предоставляют определенную информацию и осуществляют обратную связь с руководящим составом ЦРУ. Тот факт, что политическая оценка стала известна Саксу, офицеру-агентуристу среднего звена, был необычным явлением и свидетельствовал о значимости добытой ЦРУ информации.

(обратно)

159

Л-таблетка была спрятана в такой же авторучке, в которую была закамуфлирована одна из специальных фотокамер. Эту таблетку TRIGON получил во время продолжительной личной встречи с офицером ЦРУ в Москве в 1976 г. После ареста и самоубийства агента, КГБ показал для СМИ авторучку-контейнер и сообщил, что в ней был яд.

(обратно)

160

Richelson J. T. A Century of Spies: Intelligence in the Twentieth Century. – New York: Oxford University Press, 1995, р. 343.

(обратно)

161

Фотопленка Kalvar, продукт коммерческого рынка, была альтернативой классическим специальным фотопленкам и могла использоваться OTS для микрофотографии. Фирма-изготовитель пленки Kalvar прекратила свою деятельность в 1979 г., но другие компании продолжали делать этот фотоматериал. Пленка Kalvar давала преимущество в оперативном плане, поскольку могла обрабатываться при комнатном освещении. Фотослой этой пленки снимался в горячей воде без каких-либо химикатов.

(обратно)

162

Содержание записки внутри контейнера приводится в соответствии с текстом, показанным в музее ФСБ в Москве.

(обратно)

163

Перетрухин И. Агентурная кличка TRIGON. – М.: Центрполиграф, 2000. C. 217–218.

(обратно)

164

Polmar N., Allen T. B. Spy Book, р. 362.

(обратно)

165

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 10–11.

(обратно)

166

Оригинал «пенька» выставлен в музее ФСБ в Москве, а копию можно посмотреть в Международном музее шпионажа в Вашингтоне, округ Колумбия.

(обратно)

167

Техническое обеспечение со стороны офицеров ТОО в резидентурах ЦРУ отличалось от практики УСС. В 1944 г. УСС выпустил каталог спецтехники, которую могли заказывать оперативные офицеры по мере необходимости. После войны и до начала работы технических сотрудников – офицеров ТОО в резидентурах ЦРУ подразделения TSS и ТСД работали по запросам из резидентур и как дежурные службы. Если периферийным подразделениям ЦРУ требовался технический сотрудник для постоянной работы, его готовили и направляли, обозначая в переписке кодовым названием TDY (временно прикомандированный). Оперативно-технический сотрудник резидентуры ЦРУ (офицер ТОО) перед отправкой за рубеж проходил в Лэнгли всестороннюю оперативную и техническую подготовку для эффективной и всесторонней помощи офицерам-агентуристам в резидентурах и на крупных базах ЦРУ. Таким образом, офицеры ТОО принимали непосредственное участие в планировании оперативных мероприятий разведки и активно в них участвовали.

(обратно)

168

Первые модели радиоприемника SRR-100 имели размеры около 90 х 63 х 8 мм. Решающим показателем была толщина радиоприемника для возможности использования его в кармане рубашки или пиджака оперативника.

(обратно)

169

Методы и техника радиоперехвата были в то время уже широко известны и доступны. Так, например, КГБ активно покупал карманные и настольные радиоприемники BERCAT и другие типы сканеров в американских радиомагазинах для последующего контроля каналов связи наружного наблюдения ФБР. Позднее офицеры-техники резидентур КГБ были частыми посетителями огромной сети американских магазинов Radio Shack, где они могли приобрести качественные батарейки, кабели, антенны и другие радиотехнические принадлежности для использования в мероприятиях советской разведки.

(обратно)

170

Sheymov V. Tower of Secrets: A Real Life Spy Thriller. – Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1993.

(обратно)

171

Royden B. G. Tolkachev, a Worthy Successor to Penkovsky, Studies in Intelligence, Vol. 47:3, Central Intelligence Agency, 2003, р. 12.

(обратно)

172

Уникальная шпионская техника, изготовленная мистером Q для киногероя Джеймса Бонда, на экране часто работала вопреки законам физики. В кинофильмах «Миссия невыполнима» был также показан целый арсенал спецтехники шпионажа, но каждое устройство было отражением реальной техники, доступной в то время. Для дополнительной информации см.: Biederman D. The Incredible World of SPY-FI. – San Francisco: Chronicle Books, 2004.

(обратно)

173

Офицеры-агентуристы, участвующие в технических мероприятиях, неодобрительно относились к отходу от основных принципов оперативной деятельности. Например, для установки спецтехники требовалось длительное присутствие в этом месте офицера, в то время как практически во всех агентурных мероприятиях, таких как тайники, постановка сигнальных меток, моментальные передачи, автомобильные броски и связь с помощью аппаратуры SRAC время нахождения оперативника в опасной зоне сводилось к минимуму. В техническом мероприятии, например при оборудовании отвода от телефонной линии или при установке датчика, может потребоваться значительное время нахождения в опасной зоне для установки спецустройства, его настройки и проверки.

(обратно)

174

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 194.

(обратно)

175

Polmar N., Allen T. B. Spy Book, 508–510; Richelson J. T. A Century of Spies, р. 422. Поляков также проходил в ФБР под кодовым именем Tophat, а в ЦРУ как Вourbon.

(обратно)

176

Polmar N., Allen T. B. Spy Book, р. 509. Моментальная передача позволяет произвести мгновенный обмен материалами, такими как записка или фотокассета, между людьми в оживленном общедоступном месте. Никаких внешних признаков или сигналов для обеих сторон при этом не требуется.

(обратно)

177

Связь между агентами и офицерами разведки делится на две основные системы, известные как «агент-отправитель» и «агент-получатель». Из-за трудностей в конспиративном хранении спецтехники агенты ограничены при выборе устройств связи, которыми они могут пользоваться. В результате у агентов остается не так много вариантов отправки сообщений, в некоторых случаях это микроточки и тайники. К перечисленным выше можно добавить одностороннюю радиопередачу, микропечать и объявления в газете. Спутники дают возможность для дальней связи, а приборы типа BUSTER позволяют применять ближнюю связь.

(обратно)

178

В ЦРУ словом «крот» называли того, кто работает на чужую спецслужбу.

(обратно)

179

Wise D. Spy: The Inside Story of How the FBI's Robert Hanssen Betrayed Аmerica. – New York: Random House, 2002, р. 20–24.

(обратно)

180

Wise D. Spy: The Inside Story of How the FBI's Robert Hanssen Betrayed Аmerica. – New York: Random House, 2002, р. 193.

(обратно)

181

Wise D. Spy: The Inside Story of How the FBI's Robert Hanssen Betrayed Аmerica. – New York: Random House, 2002, р. 193–194.

(обратно)

182

Polmar N., Allen T. B. Spy Book, р. 509.

(обратно)

183

Royden B. G. Tolkachev, a Worthy Successor to Penkovsky, Studies in Intelligence, Vol. 47:3, Central Intelligence Agency, 2003, р. 5.

(обратно)

184

Royden B. G. Tolkachev, a Worthy Successor to Penkovsky, Studies in Intelligence, Vol. 47:3, Central Intelligence Agency, 2003, р. 12.

(обратно)

185

Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World, р. 5, 25, 28.

(обратно)

186

Подставы стараются казаться добровольцами, но реально действуют под управлением другой спецслужбы.

(обратно)

187

Подготовленный заранее текст часто готовился в форме личного письма и содержал информацию, специально разработанную, чтобы не привлекать нежелательного внимания и не вызывать подозрений со стороны советской почтовой цензуры. Содержание было написано рукой другого человека, чтобы почерк не свидетельствовал против самого агента, если цензура обнаружит тайнопись.

(обратно)

188

Советская почтовая цензура использовала слово «перлюстрация» для исследования почты с целью обнаружения тайнописи или микроточки. Сотрудники советской службы перлюстрации обрабатывали письма специальным химическим составом для выявления их скрытого содержания. Следы этого химического состава были обнаружены в OTS после анализа писем, полученных из СССР. Тайнописные рецепты ЦРУ перед оперативным использованием проходили тестирование этим химическим составом КГБ.

(обратно)

189

Royden B. G. Tolkachev, a Worthy Successor to Penkovsky, р. 10.

(обратно)

190

Сигналом могло служить место парковки автомобиля, в какую сторону он стоит, а также другие простые варианты.

(обратно)

191

Личные встречи с агентом в районах высокой активности контрразведки опасны по своей сути, и, если это было возможно, от них старались отказываться. Сам агент мог быть вне опасности, но офицер разведки всегда является объектом внимания контрразведки и может неосторожно привести за собой слежку к месту встречи с агентом. Тайники являются формой «безличной связи», в которой агент и куратор разделены во времени, но не пространстве. Тем не менее личные встречи очень важны для куратора для оценки психического состояния агента и проверки усвоения агентом оперативных инструкций.

(обратно)

192

Информация является более ценной, если ее владелец не знает о доступе к ней других лиц. В связи с этим копирование документов всегда лучше их кражи.

(обратно)

193

Разведка КГБ и другие спецслужбы рекомендовали своим агентам фотокамеру Minox. Шпион КГБ, уоррент-офицер ВМС США Джон Уокер, во время поездки в Вену в конце 1960 г. обучался советским оперативником приемам работы с «Миноксом-С» для копирования документов. В его технических наставлениях говорилось: «используйте черно-белую фотопленку Plus-X Pan, ASA 125, выберите осветитель с лампочкой 75–100 ватт и установите его под углом 45° к поверхности документа, установите выдержку 1/100 на фотокамере и держите ее на расстоянии 45 см от поверхности документа».

(обратно)

194

В 1938 г. первая, оригинальная модель «Минокса» могла прятаться под одежду. При использовании послевоенных моделей с индексом II и III часто требовался отдельный экспонометр, который также можно было спрятать. В 1958 г. у фирмы Minox появился собственный экспонометр, что немного увеличило длину модели Minox-В. Несмотря на добавление новых опций и увеличение размеров, Minox-В и более поздние модели продолжали считаться малогабаритными фотокамерами. В 1981 г. фирма Minox изготовила свой самый маленький и легкий фотоаппарат серии ЕС, но с фиксированным фокусным расстоянием от 90 см и до бесконечности, который был непригоден для документальной фотосъемки. Независимо от модели использования, камеры Minox не были предназначены для скрытого использования, и факт копирования документов был бы очевиден любому наблюдателю.

(обратно)

195

Толкачеву были даны инструкции находиться дома с 18:00 до 20:00 вечера в день, который соответствовал числу месяца, например, 1 января, 2 февраля, 3 марта, 4 апреля, и т. д., а также легенда для режима ожидания звонка, чтобы ответить по телефону – замаскировать вызов под «неправильный номер», где вызывающий называл одно из трех женских имен. С каждым из них были связаны различные тайники: «Ольга», «Анна» или «Нина». А если звонивший просил Валерия, это означало вызов на личную встречу через час в заранее оговоренном месте. Каждый месяц, в день, вычисляемый как порядковый номер месяца плюс число 15, например, 21 июня, 22 июля, 23 августа, Толкачев должен был быть в условленном месте в определенное время и ждать пять минут. Если туда не приходил его куратор, Толкачев с помощью условного сигнала и пароля должен был войти в контакт с другим сотрудником разведки.

(обратно)

196

Фотокамера Pentax ME была обычным, не модифицированным и вполне доступным для покупки аппаратом. Наличие этой техники в квартире агента не требовало объяснений. Специальная же микрофотокамера для копирования документов была серьезным доказательством шпионажа.

(обратно)

197

Для подтверждения приема радиопередач от ЦРУ Толкачев пользовался сигналом «запаркованный автомобиль», меняя направление своей автомашины на парковке. ЦРУ также выставляло «запаркованный автомобиль» в качестве сигнала агенту на обычных маршрутах Толкачева.

(обратно)

198

Толкачев использовал модернизированный демодулятор OTS для приема шифрованных сообщений. В заранее определенные время и день база ЦРУ в Европе вела десятиминутную радиопередачу из реальных и фальшивых сообщений. Чтобы запутать КГБ, радиоэфир был часто наполнен ложными радиопередачами, и только агент точно знал дату, время и частоту сообщения, предназначенного для него. Недавно разработанный демодулятор подключался к радиоприемнику и сразу записывал в свою память принятое радиосообщение. Агент мог позднее «извлечь» сообщение из памяти и просмотреть его на экране демодулятора. Первые три цифры сообщения содержали указатель того, что это сообщение предназначено для Толкачева. Само сообщение содержало около 400 буквенных групп по 5 в каждой. Затем Толкачев должен был использовать одноразовый шифрблокнот для расшифровки сообщения. Он пытался прослушивать передачи IOWL, но не смог это делать, поскольку был не один в своей квартире. Коротковолновые передачи обычно передавались ночью, когда атмосферные условия не создавали помех для радиосвязи, однако присутствие семьи в квартире мешало агенту прослушивать эфир. В результате дальнейшие передачи были перенесены на дневное время, когда Толкачев мог быть один дома. К сожалению, изменения инструкций безопасности не позволили продолжить практику «побегов» домой в рабочее время, и в декабре 1982 г. Толкачев возвратил свой приемник-демодулятор IOWL куратору.

(обратно)

199

Royden B. G. Tolkachev, a Worthy Successor to Penkovsky, с. 27.

(обратно)

200

Без уведомления Толкачева был подготовлен план его побега по образцу первой успешной эвакуации агента ЦРУ из СССР, реализованный тремя годами ранее. Виктор Шеймов, специалист по защите советской шифрсвязи, его жена и маленькая дочь были спрятаны в задней части автофургона и тайно доставлены из Ленинграда в Финляндию в мае 1980 г. Эта история необычного побега была рассказана в книге Шеймова «Башня секретов». Летом 1985 г. по такому же плану британской разведкой MИ-6 была проведена эвакуация агента, полковника КГБ Олега Гордиевского. The Autobiography of Oleg Gordievsky. – London: Macmillan, 1985.

(обратно)

201

Royden B. G. Tolkachev, a Worthy Successor to Penkovsky, р. 33.

(обратно)

202

Royden B. G. Tolkachev, a Worthy Successor to Penkovsky, р. 5.

(обратно)

203

Кодовое наименование CKTAW ничего не говорило тем, кто не был посвящен в это оперативное мероприятие. Буквы СК указывали на принадлежность мероприятия к Отделу СССР и Восточной Европы, который проводил эту операцию.

(обратно)

204

Richelson J. T. The Wizards of Langley: Inside the CIA's Directorate of Science and Technology. – Boulder, Colorado: Westview Press, 2001, р. 239.

(обратно)

205

Richelson J. T. The Wizards of Langley: Inside the CIA's Directorate of Science and Technology. – Boulder, Colorado: Westview Press, 2001, р. 29.

(обратно)

206

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 28.

(обратно)

207

Специальные антенны и широкополосные анализаторы радиоспектра использовались на постах контроля эфира в трех целях: 1) для перехвата разведывательной информации; 2) для контроля радиопереговоров милиции и контрразведки с целью определения уровня активности наружного наблюдения; 3) для поиска неизвестных частот, которые могли указывать на скрытые подслушивающие устройства внутри посольства. Как только на экране анализатора спектра появлялся неизвестный или интересный сигнал, делалось все возможное для определения его источника и назначения. Если радиосигнал имел разведывательное значение, он отмечался и записывался, в противном случае система радиомониторинга игнорировала его и продолжался поиск новых, неизвестных частот.

(обратно)

208

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 28.

(обратно)

209

Кассеты с фотографиями, сделанными спутниками-шпионами, спускались на парашюте и обрабатывались в наземных лабораториях для последующего анализа. В зависимости от того, где проходила обработка фотопленок, процесс получения изображений мог занимать недели и более. В дальнейшем изображения со спутников передавались на наземные станции в цифровом виде в режиме реального времени, и далее в штаб-квартиру разведки для немедленного анализа.

(обратно)

210

OTS разработала новый тип «безопасной комнаты» с защитой от подслушивания КГБ, предназначенной для секретного обсуждения оперативных вопросов ЦРУ. Эта была специальная комната-кабина, в которой все, включая столы и стулья, было сделано из прозрачного пластика, что позволяло выявить любое устройство подслушивания. Теоретически такая комната напоминала фантастический «конус молчания» из популярного телесериала 1960-х гг. Get Smart.

(обратно)

211

Эдвард Ли Ховард был одним из офицеров, которые проходили тренировку в макете колодца на объекте ЦРУ «Ферма».

(обратно)

212

Время нахождения на объекте было главным фактором в каждой операции проникновения. С увеличением времени повышался риск расшифровки всей операции.

(обратно)

213

Смотрите Polmar N., Allen T. B. Spy Book, р. 529. Угроза использования специальных метящих средств была вполне обоснованной. КГБ применял различные методы и вещества для слежки, которые в США назвали «шпионская пыль». Эти вещества были обнаружены в начале 1970-х гг., и в середине 1980-х гг. посол США в СССР заявил об этом официально. Химические вещества наносились на дверные ручки автомашин и других объектов общего пользования, что позволило КГБ отслеживать тех, кто коснулся этих предметов. Впоследствии при анализе эти таинственные вещества оказались из разряда люминофоров, безвредных для здоровья.

(обратно)

214

Отдел SE ЦРУ вел работу в СССР и странах Восточной Европы, где существовал жесткий контрразведывательный режим в отношении западных разведок. И потому офицеры ЦРУ проходили дополнительную подготовку перед направлением в этот регион.

(обратно)

215

Проверочный маршрут (SDR на жаргоне ЦРУ) является одним из вариантов движения к месту проведения операции, в том числе, используя различные виды транспорта и пешком. Основная цель проверочного маршрута – выявить, определить и перепроверить наличие за собой слежки. От офицеров московской резидентуры ЦРУ требовалась решительность и собранность, чтобы после проверочного маршрута начать оперативное мероприятие или отменить его.

(обратно)

216

Наиболее сложными для выявления слежки были такие «узкие» места, как съезды с моста, соединяющего две части города. Бригада НН могла располагаться на выезде с такого моста и затем начать наблюдение за объектом, который был уверен в отсутствии слежки.

(обратно)

217

В радиоприемнике «ближней зоны» использовалась укороченная или ненастроенная антенна для фиксирования радиопередач в ближайшем окружении.

(обратно)

218

Сотрудники службы НН КГБ часто использовали сигналы радиопередатчика в карманах брюк или пиджаков агента. С помощью такого приема удавалось избежать возможной расшифровки, если рядом находился посторонний человек, который мог услышать голосовые команды в микрофон, спрятанный под одеждой.

(обратно)

219

Бывший сотрудник Седьмого управления рассказал, что бригады наружного наблюдения КГБ часто называли просто НН или «наружка». Бригады НН формировались по двум принципам. Для обычной рутинной слежки КГБ использовал, как правило, бригаду из шести сотрудников, бригадира и трех автомашин. Для специальных заданий, в том числе для слежки за возможными офицерами ЦРУ, бригада НН состояла уже из восьми сотрудников, бригадира и трех автомашин. В случае контакта объекта слежки с неизвестным человеком дополнительные сотрудники бригады НН начинали собственную слежку за незнакомцем для определения его ФИО, адреса проживания и работы.

(обратно)

220

Российская одежда была основой «легкой маскировки» (стиль и цвет одежды и обуви, головные уборы, парики, бороды и усы, очки, вставки под пятки), которую можно было применить довольно быстро. Такая «легкая маскировка» была эффективной прежде всего на расстоянии.

(обратно)

221

Контрразведка обычно проявляет гораздо больший интерес к агенту, чем к офицеру разведки. Арест разведчика менее важен для КГБ, чем выявление возможного предателя.

(обратно)

222

История Пеньковского детально описана в книге Schecter J. L., Deriabin P. S. The Spy Who Saved the World.

(обратно)

223

Советские женщины часто носили с собой пустые пакеты в надежде купить дефицитные продукты.

(обратно)

224

Один из руководителей резидентуры ЦРУ в Москве распорядился не давать молодым офицерам радиоприемники для контроля НН в первые месяцы их пребывания в СССР. Он хотел проверить навыки выявления слежки, полученные вновь прибывшими сотрудниками во время тренировки в США.

(обратно)

225

В ходе операции Gold (Берлин, 1955–1956 гг.) было известно, что КГБ защищал свои подземные линии связи, помещая их внутри герметичных оболочек под давлением азота. Любая попытка обычного подключения привела бы к снижению давления и к сигналу тревоги связистам КГБ. Чтобы преодолеть эту защиту, ЦРУ построило специальную герметичную камеру вокруг части кабеля прежде, чем кабель был вскрыт. Последующее подключение к кабелю не вызвало изменения давления и сигнала тревоги.

(обратно)

226

Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment: Spy Devices of the Cold War. – New York: Sterling Publishing, 1993, р. 37.

(обратно)

227

Удаленный радиозапрос позволил ЦРУ передавать сигнал на встроенный приемопередатчик. Автоматический ответ давал сигнал о состоянии всего устройства. Сигнал тревоги или его отсутствие могли свидетельствовать о том, что система перехвата была изменена (вскрыта) или расшифрована. В этом случае сотруднику ЦРУ было бы ясно, что операцию необходимо сворачивать.

(обратно)

228

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 29.

(обратно)

229

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 30.

(обратно)

230

Во время интервью с Китом Мелтоном в Москве в 1997 г. Виталий Юрченко заявил, что его звание было «капитан первого ранга», а не «полковник».

(обратно)

231

Kessler R. Escape from the CIA: How the CIA Won and Lost the Most Important КGB Spy Ever to Defect to the U. S. – New York: Pocket Books, 1991, р. 45.

(обратно)

232

Там же, 47.

(обратно)

233

Wise D. The Spy Who Got Away: The Inside Story of Edward Lee Howard, the CIA Agent Who Betrayed His Country's Secrets and Escaped to Moscow. – New York: Random House, 1988, р. 19.

(обратно)

234

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 83–84.

(обратно)

235

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 40.

(обратно)

236

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 83–85.

(обратно)

237

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 59.

(обратно)

238

Там же, р. 59–60.

(обратно)

239

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 86.

(обратно)

240

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 86.

(обратно)

241

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 86.

(обратно)

242

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 137.

(обратно)

243

Там же, р. 138–139.

(обратно)

244

Kessler R. Escape from the CIA, р. 184.

(обратно)

245

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 186–187.

(обратно)

246

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 188.

(обратно)

247

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 113.

(обратно)

248

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 192.

(обратно)

249

Несмотря на то, что показания полиграфа не используются в суде, ФБР регулярно его применяет как инструмент исследования подозреваемых, которые пытаются доказать свою невиновность.

(обратно)

250

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 62.

(обратно)

251

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 199.

(обратно)

252

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 204.

(обратно)

253

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 204–205.

(обратно)

254

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 115.

(обратно)

255

Wise D. The Spy Who Got Away, р. 213.

(обратно)

256

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 83–85.

(обратно)

257

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, р. 84.

(обратно)

258

В ЦРУ позднее узнали, что Ли Ховард встречался с советскими разведчиками осенью 1984 г. и весной 1985 г. См.: .

(обратно)

259

В мае 1985 г. Олдридж Эймс, офицер контрразведки ЦРУ, начал шпионить в пользу СССР и также раскрыл операцию СКTAW.

(обратно)

260

Brusnitsyn N. Openness and Espionage. – Moscow: Military Publishing House, 1990. Советские представители передали копию этой статьи американской делегации на переговорах в Женеве.

(обратно)

261

Там же, р. 32.

(обратно)

262

Красильников Р. Призраки с улицы Чайковского. – М.: ГЕЯ, 1999.

(обратно)

263

Там же, c. 179–187.

(обратно)

264

Там же.

(обратно)

265

«Все, что происходит вокруг резидентуры, в резидентуре и остается» – это выражение часто повторялось и применялось, кроме тех случаев, когда в оперативной практике происходило что-то совсем необычное, что затем передавалось в Лэнгли. Эти рассказы впоследствии стали частью истории OTS, ее наследием.

(обратно)

266

Командировочным сотрудник ЦРУ являлся, если срок командировки не превышал 180 дней.

(обратно)

267

Отелями «для технарей» пользовались не только сотрудники OTS. Офицеры подразделения связи, обеспечивающие работоспособность коммуникаций ЦРУ по всему миру, также приобрели репутацию искателей дешевых отелей.

(обратно)

268

См.: U. S. Department of State web page: .

(обратно)

269

См.: U. S. Department of State web page: .

(обратно)

270

Наиболее используемыми методами подслушивания того времени были контроль телефонных линий или микрофоны, спрятанные в стены и потолки и соединенные кабелями с обслуживаемым постом прослушивания.

(обратно)

271

Gramont S. de. The Secret War: The Story of Espionage since World War II. – New York: Putnam, 1962, р. 411. U. S. Department of State Web site: .

(обратно)

272

Keenan G. F. Memoirs: 1925–1950. – New York: Pantheon, 1967, р. 189.

(обратно)

273

В то время в мероприятиях подслушивания проводные системы были верхом искусства. В большинстве случаев они требовали только установки микрофонов и прокладки кабелей к посту прослушивания. Таким образом, слушатели были уверены в безопасности кабелей и в постоянном источнике энергии как от самого здания, так и с поста прослушивания. Система могла быть выключена или включена по желанию. Только позднее, когда были разработаны новые малогабаритные и надежные радиопередатчики, появились мероприятия беспроводного подслушивания.

(обратно)

274

Cм. ссылку , чтобы ознакомиться с фрагментами интервью с Сергеем Берией, сыном Лаврентия Берии (возглавлявшего НКВД, светскую секретную полицию), который принимал участие в прослушке операций в Тегеране и Ялте.

(обратно)

275

Там же.

(обратно)

276

Gary Kern, «How 'Uncle Joe' Bugged FDR», Studies in Intelligence. Vol. 47:1. 2003, р. 19–31.

(обратно)

277

Wright P. Spycatcher. – New York: Viking, 1987, р. 20.

(обратно)

278

Wright P. Spycatcher. – New York: Viking, 1987, р. 20.

(обратно)

279

Wright P. Spycatcher's Encyclopedia of Espionage. – Port Melbourne, Victoria: William Heinemann Australia, 1991, p. 238; Wright P. The Spycatcher. – New York: Dell, 1987, р. 26, 28–29.

(обратно)

280

См.: Melton H. K. Ultimate Spy. – New York: DK, 2002, p. 104, диаграмму «Вещь», фотографии и описание ее работы.

(обратно)

281

Wright P. Spycatcher, р. 78–79.

(обратно)

282

Wright P. Spycatcher, р. 78–79.

(обратно)

283

Wright P. Spycatcher's Encyclopedia of Espionage. – Port Melbourne, Victoria, Australia: William Heinemann Australia, 1991, р. 212–213.

(обратно)

284

Glinsky A. Theremin: Ether Music and Espionage. – Urbana and Chicago: University of Illinois Press, 2000, р. 273.

(обратно)

285

Конструктор, советский ученый Лев Сергеевич Термен, в 1943 г. заставил нить лампы накаливания работать в качестве микрофона, а затем в 1945 г. создал подслушивающее устройство внутри резного деревянного герба. В 1947 г. Термен разработал систему прослушивания иностранных посольств в Москве с использованием инфракрасных лучей, направленных на оконные стекла. За это достижение он был удостоен Сталинской премии 1-й степени, эквивалентной на тот момент Нобелевской и Пулитцеровской премиям, вместе взятым.

(обратно)

286

Glinsky A. Theremin, р. 263–264.

(обратно)

287

«Находки» представляют собой системы, компоненты и устройства, изготовленные и применяемые иностранными спецслужбами для тайных операций, которые после обнаружения направляются в США для изучения и анализа. Сюда относится любое шпионское оборудование связи, наблюдения и поддельная техника, а также специальное оружие и самодельные взрывчатые устройства.

(обратно)

288

Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment.

(обратно)

289

Riordan M., Hoddeson L. Crystal Fire. – New York: W. W. Norton, 1997, р. 211–212.

(обратно)

290

Подрядчиком называли людей или компании частного сектора экономики, выпускающие товары для ЦРУ и OTS или оказывающие им услуги.

(обратно)

291

Акустические операции были приоритетными в OTS до 1966 г., когда они были переведены в Службу секретных информационных технологий (Сlandestine Information Technology Office – CITO). CITO существовала до 2000 г., когда большинство ее функций вошло в Центр информационных операций (Information Operations Center – IOC) вместе с офицерами Директората науки и техники и Оперативного директората.

(обратно)

292

Программы разработки и снабжения OTS обычно имели непереводимые названия по двум причинам. Во-первых, это было необходимо для контроля, отслеживания и аудита всех контрактов программ, их финансового обеспечения. Во-вторых, эти наименования обеспечивали уровень безопасности и секретности, когда они были в стадии обсуждения. Для постороннего человека слово EARWORT не даст никакой информации о названии и деятельности программы.

(обратно)

293

Термин «Пост прослушивания» относится к расположенному, как правило, в безопасном окружении месту недалеко от объекта, в отношении которого ведется контроль информации. На посту прослушивания информация принимается, записывается и первоначально оценивается. Прослушивание информации обычно ведется специально подготовленными переводчиками-контролерами, оснащенными наушниками с усилителями, с записью на магнитофоны, которые зафиксируют оперативную актуальность необходимой детали разговора. Лучшие из контролеров могут также обеспечить культурную и эмоциональную интерпретацию разговоров во время прослушания.

(обратно)

294

Перед началом всех акустических операций в OTS проводится предварительный анализ. Он включает в себя детальную информацию о цели и назначении операции, а также о спецтехнике, которая будет использоваться, и ожидаемом уровне безопасности.

(обратно)

295

В 1980-х гг. реклама ЦРУ перестала быть «слепой», и разведка стала официальным работодателем. См.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment: Spy Devices of the Cold War. – New York: Sterling Publishing, 1993, р. 45.

(обратно)

296

Несмотря на многочисленные инженерные и конструкторские достижения TSD и OTS, у офицера-техника разведки всегда будет репутация ремесленника. В 1996 г., после 23-летней работы OTS внутри Директората науки и техники, заместитель директора ЦРУ по оперативной работе во время совещания назвал OTS «мои синие воротнички», с чем согласились другие руководители.

(обратно)

297

Эта система подслушивания была буквально «слеплена» из имевшихся под рукой проводов и электрических компонентов.

(обратно)

298

Амторг длительное время был прикрытием для офицеров советской разведки. См.: Corson W. R., Crowley R. T. The New KGB: The Engine of Soviet Power. – New York: Quill, 1986, p. 296; Andrew C., Mitrokhin V. The Sword and the Shield, p. 186–187. Когда Роберт Ханссен в 1979–1980 гг. хотел продать секреты ГРУ, он попытался сделать это через Нью-Йоркский офис Амторга. Смотрите Wise D. Spy: The Inside Story of How the FBI's Robert Hanssen Betrayed America. – New York: Random House, 2002, р. 21.

(обратно)

299

Подставные фирмы, как правило, напрямую не связаны с разведкой. Однако они обеспечивают разведку прикрытием и помогают тайной деятельности спецслужб. Подставные фирмы используются, как правило, всеми разведками.

(обратно)

300

См.:  – фотографии передатчиков SRT раннего периода.

(обратно)

301

Проверки помещений на предмет скрытых электронных и радиоустройств, магнитофонов выполняются командами технических систем противодействия (Technical Systems Countermeasures Teams – TSCM). Добавление дистанционного управления давало возможность выключать радиопередатчик для снижения риска обнаружения его во время работы TSCM. Позднее дистанционное управление будет использоваться для перевода радиозакладки в «спящий режим» для экономии энергии. Большой заряд батарей обеспечивал длительность операции подслушивания, так как уже не требовалась частая замена элементов питания.

(обратно)

302

См.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 67.

(обратно)

303

Helms R. A Look Over My Shoulder, р. 128.

(обратно)

304

Для ознакомления с историческими моделями приемопередатчиков см.: .

(обратно)

305

Для радиопередатчиков систем подслушивания наиболее важными являются следующие параметры: 1) надежность всех компонентов и источников питания; 2) возможность камуфлирования, которая зависит от размеров и конфигурации передатчика; 3) скрытность работы (противодействие обнаружению), зависящая от наличия прямых или косвенных радиоизлучений и свойств материалов, из которых передатчик изготовлен. Эти параметры имеют решающее значение и для других компонентов систем акустического контроля, таких как микрофоны, кабели, разъемы, аккумуляторы и устройства записи. Эти же параметры характеризуют систему в целом, на их основе принимается решение об использовании в конкретной оперативной ситуации.

(обратно)

306

Фирма Mallory впоследствии была преобразована во всемирно известную компанию Duracell.

(обратно)

307

В дополнение к электропитанию устройств подслушивания батареи были жизненно важными и для других систем шпионажа, выпускаемых OTS, например для скрытой связи, слежения за маяками и для сигнальных систем. Любая спецтехника с электроникой внутри требует источник питания, и в большинстве случаев – определенный тип батареи.

(обратно)

308

Agee P. CIA Diary: Inside the Company. – New York: Stonehill, 1975. Спецтехника внутри крышки машинки не была устройством подслушивания, а только следила за перемещением владельца пишущей машинки.

(обратно)

309

Миниатюризация электроники шла в соответствии с законом Мура, выведенным в 1965 г. Гордоном Муром, одним из основателей компании Intel. Закон говорил, что число транзисторов на квадратный дюйм интегральной схемы за год удваивается. Мур предсказал будущее развитие микроэлектроники.

(обратно)

310

Richelson J. T. The Wizards of Langley – книга представляет историю организации ORD.

(обратно)

311

Richelson J. T. The Wizards of Langley, р. 147.

(обратно)

312

См.:  – отредактированный меморандум TSD об «акустическом котенке».

(обратно)

313

И OTS, и ORD продолжали экспериментировать с другими животными для целей разведки. Проводились эксперименты с установкой «жучков» на ворон, которые, забравшись на подоконник, могли бы подслушивать разговоры. Однако окружающий шум сделал эту идею неэффективной.

(обратно)

314

Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 62.

(обратно)

315

Другое описание этой системы см.: Rustmann F. W., Jr. CIA, Inc.: Espionage and the Craft of Business Intelligenceю – Washington, D. C.: Brassey's, 2002, p. 62.

(обратно)

316

Mendez A. J. The Master of Disguise: My Secret Life in the CIA. – NewYork: Morrow, 1999. Автор этой книги рассказывает о своей работе специалистом скрытого наблюдения OTS.

(обратно)

317

Gardner G. Picks, Clicks, Flaps and Seals: A Monograph on Surreptitious Entry (unpublished monograph), 1944, р. 5. Эта инструкция была первым руководством по тайным вскрытиям, которое использовалось в УСС, а затем и TSD. Джордж Гарднер – скорее всего, псевдоним Уиллиса Джорджа, старшего специалиста УСС по «вскрытиям и проникновениям» и автора послевоенного издания «Скрытое проникновение» – сенсационного рассказа о федеральном агенте, который вскрывал замки и взламывал сейфы, находясь на службе своей страны. George W. D. Surreptitious Entry. – New York: Appleton-Century, 1946.

(обратно)

318

Там же, р. 5.

(обратно)

319

Курс «Вскрытие замков» заканчивался экзаменом, на котором студент должен был разобрать 60 различных замков за 60 минут. «Это, конечно же, было тяжело, – вспоминал один техник. – Но я прошел испытание только потому, что сердобольный инструктор добавил на экзамене несколько простых замков на чемоданах и багаже».

(обратно)

320

Иногда техники не имеют сведений о замках, которые им предстоит вскрыть, и потому берут с собой возможно более полный набор разнообразных отмычек, который должен поместиться в небольшую сумку. Исторически ФБР называло ее «черная оперативная сумка».

(обратно)

321

Фото и описания этого комплекта см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 75.

(обратно)

322

После изготовления копии ключа из сплава Вуда она устанавливалась на копировально-фрезерном станке для изготовления уже копии из прочного металла. Только такой ключ затем можно было использовать в оперативном мероприятии. Фото и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 76

(обратно)

323

Фото и описание набора отмычек TSD см.: Melton H. K. CIA Special Weapons & Equipment, 73, and Melton H. K. Ultimate Spy, р. 114–115.

(обратно)

324

Dulles A. The Craft of Intelligence, р. 68.

(обратно)

325

Fischer B. B. The Journal of Intelligence History, 2, Summer 2000, р. 16.

(обратно)

326

Knight A. Beria: Stalin's First Lieutenant. – Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1993, р. 138.

(обратно)

327

Там же, р. 136, и подтверждено в интервью с бывшим офицером КГБ.

(обратно)

328

Knight A. Beria, р. 106.

(обратно)

329

Montefiore S. S. Stalin: The Court of the Red Tsar (New York. Alfred A. Knopf, 2003), р. 503.

(обратно)

330

Knight A. Beria, р. 136.

(обратно)

331

Из интервью с бывшим сотрудником КГБ.

(обратно)

332

Markoff J. James Early obituary, The New York Times, January 19, 2004.

(обратно)

333

Научно-исследовательская лаборатория ARPA (The Advanced Research Projects Agency) была основана в феврале 1958 г. в качестве исследовательского филиала Министерства обороны. Название было изменено в 1972 г. на DARPA. Этой лаборатории приписывают создание Интернета в 1996 г.

(обратно)

334

Miller N. Spying for America: The Hidden History of U. S. Intelligence. – New York: Paragon House, 1989, р. 179.

(обратно)

335

Nielsen N. Our Men in Havana, Studies in Intelligence, Vol. 23:1, Central Intelligence Agency, 1988, р. 1.

(обратно)

336

«Карманный мусор» включает в себя все мелкие, случайные предметы, которые обычно носят в бумажниках и кошельках. Некоторые предметы «мусора», такие как библиотечные карточки, кредитные карты, хотя и не являются официальными документами, удостоверяющими личность, но хорошо сочетаются с паспортами, водительскими правами или другими выданными правительственными учреждениями документами для идентификации личности. «Карманный мусор» туриста или бизнесмена может содержать бизнес-карты, карты членства в клубе, квитанции из прачечной и корешки билетов в кино. Этот тип «карманного мусора», созданный в TSD, подтверждает псевдоним офицера в соответствии с документами прикрытия.

(обратно)

337

Nielsen N. Our Men in Havana, р. 3.

(обратно)

338

Thomas H. Cuba or the Pursuit of Freedom. – New York: Da Capo Press, 1988, p. 1, 219.

(обратно)

339

Thomas H. Cuba or the Pursuit of Freedom. – New York: Da Capo Press, 1988, p. 1, 219.

(обратно)

340

Thomas H. Cuba or the Pursuit of Freedom. – New York: Da Capo Press, 1988, p. 1, 219.

(обратно)

341

Nielsen N. Our Men in Havana, р. 3.

(обратно)

342

Grose P. Gentleman Spy, р. 495–496.

(обратно)

343

Szuminski W. E. Our Man in Havana: TDY Hell (unpublished monograph), р. 5. Также см. веб-сайт Государственного агентства океанов и атмосферы (National Oceanic & Atmospheric Administration (NOAA): .

(обратно)

344

Там же, р. 3.

(обратно)

345

Szuminski W. E., Mickolus E. Temporary Duty Hell: Our Man in Cuba's Jails (an unpublished monograph, 2001), р. 17.

(обратно)

346

Команда использовала этот прием, чтобы ввести в заблуждение тех, кто наблюдал за остановкой лифта. Кроме того, все члены команды были предупреждены о возможном наружном наблюдении во время их визита в жилой дом.

(обратно)

347

SRT-3 был первым в ЦРУ полностью транзисторным передатчиком. О предыдущем передатчике SR-2A см.: Peter McCollum's web page: .

(обратно)

348

Чистый радиосигнал не имеет маскировки или шифрования. В случае радиоперехвата такой сигнал можно зафиксировать, прослушать и запеленговать.

(обратно)

349

Поисковые бригады 1960-х гг. использовали специальные радиоприемники для обнаружения и локализации скрытых передатчиков. Путем дистанционного выключения передатчика-«жучка» во время работы поисковой бригады сотрудник поста прослушивания препятствовал обнаружению спецтехники.

(обратно)

350

Szuminski W. E. Our Man in Havana, р. 9.

(обратно)

351

Thomas H. Cuba or the Pursuit of Freedom, 1, р. 295.

(обратно)

352

Nielsen N. Our Men in Havana, 2.

(обратно)

353

До создания ЦРУ в 1947 г. ответственность за разведку в Карибском регионе, в Центральной и Латинской Америке была возложена на ФБР.

(обратно)

354

Thomas H. Cuba or the Pursuit of Freedom, 1, р. 460.

(обратно)

355

Thomas H. Cuba or the Pursuit of Freedom, 1, р. 297.

(обратно)

356

Thomas H. Cuba or the Pursuit of Freedom, 1, р. 297.

(обратно)

357

Thomas H. Cuba or the Pursuit of Freedom, 1, р. 847.

(обратно)

358

Cambridge World Gazetteer: A Geographical Dictionary. – New York: Cambridge University Press, р. 157.

(обратно)

359

The New York Times, September 2, 1925.

(обратно)

360

Bosworth M. (editor). Encyclopedia of Prisons and Correctional Facilities, Volume 2. – Thousand Oaks, California: Sage Publications, 2005, р. 663–665.

(обратно)

361

Illustrated London News, February 13, 1932.

(обратно)

362

Szuminski W. E. Our Man in Havana: TDY in Hell, 36–38.

(обратно)

363

Grose P. Gentleman Spy, 519.

(обратно)

364

Grose P. Gentleman Spy, 519.

(обратно)

365

Polmar N., Allen T. B. Spy Book, р. 163–164.

(обратно)

366

Смесь бензина или спирта с мылом заливается в бутылку с тряпичной пробкой, которая после поджигания воспламеняет смесь, когда бутылка разбивается о препятствие.

(обратно)

367

Polmar N., Allen T. B., Spy Book, р. 166.

(обратно)

368

Polmar N., Allen T. B., Spy Book, р. 167.

(обратно)

369

Whitley C. R. Spy Trade: The Darkest Secrets of the Cold War. – New York: Times Books, 1994, p. 54–55; Brown A. C. Wild Bill Donovan, р. 579.

(обратно)

370

Whitley C. R. Spy Trade, 432. См. также: Donovan J. B. Strangers on a Bridge: The Case of Colonel Abel. – New York: Atheneum, 1964.

(обратно)

371

Szuminski W. E., Mickolus E. Temporary Duty in Hell: Our Man in Cuba's Jails, р. 86–87.

(обратно)

372

В рапорте Криста были перечислены ужасные условия, в которых находились его товарищи: «…несколько месяцев без солнечного света, год без какой-либо переписки с семьей, постоянная коммунистическая пропаганда, а также проживание в грязных антисанитарных условиях». Крист описал эмоциональную стабильность двух офицеров, которые «сосредоточили свое внимание на позитивных возможностях, таких как изучение испанского языка, преподавание английского языка, чтение лекций по экономике и демократии, поддержание личной гигиены и порядка, оказание помощи другим заключенным. В результате оба похудели на 35–40 кг, но не имели психических или эмоциональных отклонений».

(обратно)

373

Медалью «За заслуги в разведке» награждаются сотрудники ЦРУ, которые, как и трое офицеров-техников, проявили исключительный героизм и образцовое мужество. В августе 2005 г. 26 офицеров ЦРУ были награждены медалью «За заслуги в разведке».

(обратно)

374

Weyden P. Bay of Pigs: The Untold Story. – New York: Simon & Schuster, 1979, p. 35.

(обратно)

375

Бенсон был десантником во время Второй мировой войны, высаживался с генералом Тито в тылу немецких войск в Югославию, оказывал помощь в эвакуации более чем 200 летчиков союзной авиации, политических эмигрантов и партизан. Он был награжден за участие во Второй мировой войне. Затем, во время службы в ЦРУ, работал в Китае и Греции. 5 апреля 1962 г. он был посмертно награжден Крестом ЦРУ за «мужество в опасных условиях».

(обратно)

376

Закситоксин в тысячу раз сильнее, чем типичный синтетический нервно-паралитический газ зорин; доза в 0,2 мг смертельна для взрослого человека. См. Edwards N. School of Chemistry, Physics, and Environmental Science at the University of Sussex at Brighton: .

(обратно)

377

Martin D. C. Wilderness of Mirrors, р. 120.

(обратно)

378

Martin D. C. Wilderness of Mirrors, р. 121.

(обратно)

379

Martin D. C. Wilderness of Mirrors, р. 121.

(обратно)

380

Martin D. C. Wilderness of Mirrors, р. 121.

(обратно)

381

Martin D. C. Wilderness of Mirrors, р. 121–122.

(обратно)

382

U. S. Senate, Select Committee to Study Governmental Operations with Respect to Intelligence Activities, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, An Interim Report, November 20, 1975, р. 8 0.

(обратно)

383

U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, р. 71.

(обратно)

384

U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, р. 72.

(обратно)

385

U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, р. 72.

(обратно)

386

U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, р. 72.

(обратно)

387

Phillips D. A. The Night Watch. – New York: Atheneum, 1977, p. 91.

(обратно)

388

Hinkle W., Turner W. The Fish Is Red: The Story of the Secret War Against Castro. – New York: Harper & Row, 1981, p. 30–31; U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, р. 73.

(обратно)

389

Wise D., Ross T. B. The Espionage Establishment. – New York: Random House, 1970, р. 130.

(обратно)

390

U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, Senate Report Number 94–465, November 20, 1975, р. 85.

(обратно)

391

U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, Senate Report Number 94–465, November 20, 1975, р. 85–86.

(обратно)

392

U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, Senate Report Number 94–465, November 20, 1975, 88–89.

(обратно)

393

Пистолеты и винтовки с глушителями никогда полностью не были бесшумными. Глушитель снижает силу звука выстрела и частично улучшает точность выстрела. Громкость пистолетного выстрела гораздо легче снизить с помощью глушителя.

(обратно)

394

U. S. Senate, Alleged Assassination Plots Involving Foreign Leaders, р. 90.

(обратно)

395

Ranelagh J. The Agency: The Rise and Decline of the CIA. – New York. Touchstone. 1987, р. 210–211, 336–345.

(обратно)

396

Лумумба был смещен со своего поста в конголезском правительстве и находился под охраной сил ООН, затем сбежал, был схвачен и казнен его конголезскими врагами. см.: Martin D. C. Wilderness of Mirrors, р. 124.

(обратно)

397

Ranelagh J. The Agency, р. 358

(обратно)

398

Karnow S. Vietnam: A History. – New York: Penguin, 1997, р. 214.

(обратно)

399

Karnow S. Vietnam: A History. – New York: Penguin, 1997, р. 211

(обратно)

400

Авиакомпания Civil Air Transport (CAT) была приемником авиакомпании Flying Tigers и затем САТ сменила Air America, завершившая свои полеты в 1977 г. В июне 2001 г. ЦРУ выпустило юбилейную медаль Unit Citation Award для всех, кто работал в САТ и последующих авиакомпаниях, обслуживавших секретные операции ЦРУ. Cм.: .

(обратно)

401

Ranelagh J. The Agency, р. 419.

(обратно)

402

Karnow S. Vietnam, р. 212.

(обратно)

403

Helms R. A Look Over My Shoulder, р. 310.

(обратно)

404

Helms R. A Look Over My Shoulder, р. 230.

(обратно)

405

Ranelagh J. The Agency, р. 419. Автор указывает, что тайные операции ЦРУ во Вьетнаме начались в 1954 г., когда директор ЦРУ Аллен Даллес послал полковника Эдварда Лонсдейла в Сайгон.

(обратно)

406

Целью тайных операций является влияние на правительства или события, на организации или лиц, а также внешнюю политику. Тайные операции могут включать в себя политические, экономические, пропагандистские или полувоенные действия.

(обратно)

407

Plaster J. L. SOG: A Photo History of the Secret Wars. – Boulder, Colorado: Paladin Press, 2000, р. 17–18.

(обратно)

408

Singlaub J. L. Hazardous Duty. – New York: Summit, 1991, p. 293.

(обратно)

409

Высокая скорость джонки оказалась неожиданной и для экипажа. Через год этот же инженер испытывал высокоскоростное судно с большой грузоподъемностью в гавани Мобил, штат Алабама. Очевидцы останавливали свои машины около причала, чтобы посмотреть на эти удивительные испытания.

(обратно)

410

Детали см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 36–37.

(обратно)

411

Детали см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 88.

(обратно)

412

Plaster J. L. A Photo History of the Secret Wars, р. 217.

(обратно)

413

Plaster J. L. SOG: The Secret Wars of America's Commandos in Vietnam. – New York: Simon & Schuster, 1977, р. 22–23.

(обратно)

414

Детали и описание см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 47.

(обратно)

415

Детали и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 99.

(обратно)

416

Детали и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 115.

(обратно)

417

Фото и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 43.

(обратно)

418

Это были первые образцы легких, концентрированных, обезвоженных пищевых продуктов в вакуумной упаковке, которые используют туристы и альпинисты.

(обратно)

419

Plaster J. L. SOG: A Photo History of the Secret Wars, 17–18; Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, р. 36.

(обратно)

420

Фрэнсис Гарри Пауэрс, пилот ЦРУ, летел на самолете-шпионе U-2, когда его сбили над СССР 1 мая 1960 г. Его личным оружием был пистолет Hi-Standard калибра 22 с глушителем.

(обратно)

421

Cм.: Melton H. K. OSS Special Weapons & Equipment, р. 34–35.

(обратно)

422

Изображения и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 12–13.

(обратно)

423

Фото и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 14–15.

(обратно)

424

Фото, история, и детали см.: .

(обратно)

425

Plaster J. L. SOG: A Photo History of the Secret Wars, 161.

(обратно)

426

Plaster J. L. SOG: The Secret Wars of America's Commandos in Vietnam, 77. См. также .

(обратно)

427

Concise Dictionary of World History. – New York: Macmillan Publishing Company, 1983, р. 593.

(обратно)

428

Во время вьетнамской войны авиакомпания Air America, контролировавшаяся ЦРУ, выполняла самые разные задания на Дальнем Востоке. Это были как тайные операции ЦРУ, так и официальные авиаперевозки по контрактам с Республикой Вьетнам и с различными государственными ведомствами США. В свое время это была самая крупная действующая авиакомпания в мире по количеству самолетов.

(обратно)

429

См.: .

(обратно)

430

Фото и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, р. 102.

(обратно)

431

Leary W. M. Robert Fulton's Skyhook and Operation Coldfeet. Studies in Intelligence, 38:5, Central Intelligence Agency, 1994, 99–110. См. также: .

(обратно)

432

Там же.

(обратно)

433

Interview, Jim Morris, Spring 2005.

(обратно)

434

Stockdale J. B., Stockdale S. B. In Love and War. – New York: Bantam, 1985, p. 135.

(обратно)

435

Там же, р. 136.

(обратно)

436

Там же, р. 128. В 1966 г. военнопленным в Северном Вьетнаме разрешили получать по одному письму раз в месяц.

(обратно)

437

Там же, р. 140.

(обратно)

438

Там же, р. 144.

(обратно)

439

Там же, р. 192.

(обратно)

440

Там же, р. 194.

(обратно)

441

Там же, р. 193–194.

(обратно)

442

Там же, р. 196–197.

(обратно)

443

Там же, р. 199–200.

(обратно)

444

Там же, р. 207–209.

(обратно)

445

Там же.

(обратно)

446

Там же, р. 209–211.

(обратно)

447

Concise Dictionary of World History, р. 553.

(обратно)

448

Woodward B. Veil: The Secret Wars of the CIA 1981–1987. – New York: Simon & Schuster, 1987, р. 192.

(обратно)

449

Там же, р. 189.

(обратно)

450

Clarridge D. R. A Spy for All Seasons: My Life in the CIA. – New York: Scribner, 1997, р. 269–270.

(обратно)

451

Там же, 263.

(обратно)

452

Там же. Пушка типа Chain Gun могла пробивать броню советских танков Т-55; она была разработана для американских танков Bradley.

(обратно)

453

Автором разработки оригинального скутера Gigarette был Дон Аронов, этот скутер назван в честь ранее принадлежавшей ему лодки, которую он использовал для контрабанды спиртного во времена сухого закона в США. Также см.: How a Kid From Brooklyn Put Go-Fast Boats on the Map, Power & Motor Yacht, July 2000.

(обратно)

454

Clarridge D. R. A Spy for All Seasons, р. 271–272.

(обратно)

455

Там же, р. 274.

(обратно)

456

Копию текста письма сенатора Голдуотера можно посмотреть здесь: -mining-nicaragua-harbors.html.

(обратно)

457

Clarridge D. R. A Spy for All Seasons, р. 277.

(обратно)

458

В 1976 г. название страны изменилось с Центральноафриканской Республики на Центральноафриканскую Империю, а затем в 1979 г. – обратно.

(обратно)

459

Cambridge World Gazetteer: A Geo graphi cal Dictionary. – New York: Cambridge University Press, 1988, р. 122.

(обратно)

460

The New York Times, November 5, 1996.

(обратно)

461

The Concise Columbia Encyclopedia (New York: Columbia University Press, 1983),151.

(обратно)

462

The New York Times, June 13, 1987.

(обратно)

463

Интервью с Дэвидом Кроуном, 2005.

(обратно)

464

The Concise Columbia Encyclopedia, 151.

(обратно)

465

Интервью с Дэвидом Кроуном.

(обратно)

466

Доктор Дэвид Кроун имеет докторскую степень в области криминологии Калифорнийского университета в Беркли и сделал блестящую карьеру до прихода в ЦРУ. В 1950-е гг. он занимал пост специального агента американской контрразведки с опытом работы в Европе, а затем заместителем директора Лаборатории идентификации Почтовой службы США в Сан-Франциско.

(обратно)

467

The Liberia Official Gazette, Vol. L, 2.

(обратно)

468

Интервью с Дэвидом Кроуном.

(обратно)

469

Там же.

(обратно)

470

Там же.

(обратно)

471

The New York Times, December 5, 1977.

(обратно)

472

The New York Times, June 13, 1987.

(обратно)

473

Cambridge World Gazetteer, 122.

(обратно)

474

The New York Times, January 13, 1987.

(обратно)

475

The New York Times, November 5, 1996.

(обратно)

476

Managhan R., Dr. Trends in African Forgeries. Studies in Intelligence, 19:1, 1975, 14.

(обратно)

477

Интервью с Дэвидом Кроуном.

(обратно)

478

Там же.

(обратно)

479

Там же.

(обратно)

480

Managhan R., Dr. Trends in African Forgeries, 14.

(обратно)

481

Интервью с Дэвидом Кроуном.

(обратно)

482

The Liberia Official Gazette.

(обратно)

483

Helms R. A Look over My Shoulder, р. 93.

(обратно)

484

Там же, р. 95.

(обратно)

485

Там же, р. 99. Реестры с именами изготовителей, более известные как «горячие списки», были распространены среди разведок союзников как средство предотвращения ущерба, наносимого преступниками. 50 лет спустя подобные реестры были созданы для выявления террористов. В то же время в Интернете – масса непроверяемых, но кажущихся правдоподобными сведений от неизвестных источников.

(обратно)

486

Там же, р. 110.

(обратно)

487

Managhan R., Dr. Trends in African Forgeries, 13.

(обратно)

488

Deriabin P. Watchdogs of Terror. – New Rochelle, N Y: Arlington House, 1972, p. 94.

(обратно)

489

Ridgeway J. Blood in the Face. – New York: Thunder's Mouth Press, 1990, p. 30, 32.

(обратно)

490

Там же, р. 32.

(обратно)

491

U. S. House of Representatives, Hearing Before the Subcommittee on Oversight of the Permanent Select Committee on Intelligence, House of Representatives, Ninety-Sixth Congress (February 19, 1980), p. 6.

(обратно)

492

U. S. Senate, Hearing Before the Subcommittee to Investigate the Administration of the Internal Security Act and Other Internal Security Laws of the Committee on the Judiciary United States Senate (June 2, 1961), p. 6.

(обратно)

493

U. S. House of Representatives, Hearing Before the Subcommittee on Oversight of the Permanent Select Committee on Intelligence, House of Representatives, Ninety-Sixth Congress (February 19, 1980), p. 65.

(обратно)

494

U. S. Senate, Hearing Before the Subcommittee to Investigate the Administration of the Internal Security Act and Other Internal Security Laws of the Committee on the Judiciary United States Senate (June 2, 1961), p. 6.

(обратно)

495

Там же, р. 22.

(обратно)

496

Там же, р. 18.

(обратно)

497

Kalugin O. The First Directorate, р. 137.

(обратно)

498

Crown D. A. Political Forgeries in the Middle East. Studies in Intelligence, 22:2, Central Intelligence Agency, 1978, 10.

(обратно)

499

Там же.

(обратно)

500

Там же, р. 9.

(обратно)

501

Managhan, Trends in African Forgeries, 14.

(обратно)

502

Там же, р. 12.

(обратно)

503

Там же, р. 11.

(обратно)

504

Там же.

(обратно)

505

Там же, р. 211.

(обратно)

506

U. S. House of Representatives, Hearing Before the Subcommittee on Oversight of the Permanent Select Committee on Intelligence, House of Representatives, Ninety-Sixth Congress (February 19, 1980), p. 69.

(обратно)

507

The Journal of Intelligence History, 1:1, 2001, p. 62.

(обратно)

508

Andrew C., Mitrokhin V. The Sword and the Shield, р. 238.

(обратно)

509

Там же, р. 224.

(обратно)

510

Там же.

(обратно)

511

Spetrino D. A. Aids Disinformation. Studies in Intelligence, 32:4, Central Intelligence Agency, 1988, p. 10.

(обратно)

512

Там же, р. 11.

(обратно)

513

Там же.

(обратно)

514

Там же, р. 9.

(обратно)

515

Там же, р. 12.

(обратно)

516

The Washington Post, January 25, 2005.

(обратно)

517

Там же.

(обратно)

518

Wolf M. Man Without a Face. – New York: Public Affairs, 1997, р. 289.

(обратно)

519

Там же.

(обратно)

520

Там же, 290. Вольф пишет: «Мы покинули Судан в 1971 г. и больше никогда туда не возвращались».

(обратно)

521

Интервью Кроуна.

(обратно)

522

Вскоре после убийства из достоверных источников появились различные сведения о председателе ООП Ясире Арафате, его непосредственной причастности к убийствам Ноэля и Мура. Тем не менее в 1986 г. Министерство юстиции США заявило, что доказательства для предъявления обвинения против Арафата отсутствуют. Подробнее см.: Korn D. A. Assassination in Khartoum. – Bloomington, Indiana: Indiana University Press, 1993, p. 245–247.

(обратно)

523

National Commission on Terrorist Attacks upon the United States, The 9/11 Commission Report. – New York: W. W. Norton, 2004; Monograph on 9/11 and Terrorist Travel, Chapter 3, p. 1.

(обратно)

524

Там же, р. 22.

(обратно)

525

Интервью с Дэвидом Кроуном.

(обратно)

526

National Commission on Terrorist Attacks upon the United States. Monograph on 9/11 and Terrorist Travel, Chapter 3, 1.

(обратно)

527

Redbook, 1986, буклет опубликован OTS.

(обратно)

528

National Commission on Terrorist Attacks upon the United States. Monograph on 9/11 and Terrorist Travel, Chapter 3, 1.

(обратно)

529

Там же.

(обратно)

530

Там же, р. 12.

(обратно)

531

Там же, р. 22.

(обратно)

532

Laqueur W. The New Terrorism: Fanaticism and the Arms of Mass Destruction. – New York: Oxford University Press, 1999, р. 3–5.

(обратно)

533

Там же, р. 11.

(обратно)

534

Concise Dictionary of World History, р. 336.

(обратно)

535

Stern J. The Ultimate Terrorists. – Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1999, р. 6.

(обратно)

536

Там же, р. 13.

(обратно)

537

Смесь нитрата аммония и дизельного топлива готовится для взрывных устройств, подобным использованным в теракте в 1993 г. во Всемирном торговом центре и в апреле 1995 г. в Федеральном здании в Оклахома-Сити.

(обратно)

538

Значение и проблемы поиска подходящего для мероприятий разведки контингента были для ЦРУ одним из важных уроков, извлеченных из опыта УСС. Практика вербовки была обобщена и опубликована подразделением оценки УСС. См.: Selection of Personnel for the Office of Strategic Services. – New York: Rinehart & Company, 1948.

(обратно)

539

Post J. M. The Anatomy of Treason. Studies in Intelligence, 19:2, Central Intelligence Agency, 1975, р. 37.

(обратно)

540

Там же, р. 36.

(обратно)

541

В УСС считали эту задачу первостепенной. Так как вербовщикам УСС не разрешалось называть службу, на которую человек будет работать, вербовщики не знали, как и в каком качестве новобранец будет работать. Вербовщик говорил о «секретных и увлекательных заграничных заданиях». Это привлекало «скучающих, склонных к риску и опасности невротиков и психопатов». Последние имеют особую способность быстро производить хорошее впечатление. Предпринимались попытки структурированных оценок, чтобы выявить и отсеять тех, кто представляет опасность для себя, для других и для операции. См.: MacKinnon D. W. The OSS Assessment Program. Studies in Intelligence, 23:3, Central Intelligence Agency, 1979, p. 22–23.

(обратно)

542

Wise D. Nightmover: How Aldrich Ames Sold the CIA to the KGB for 4.6 million. – New York: HarperCollins, 1995, p. 114.

(обратно)

543

Голицын, майор ПГУ КГБ, перебежал в США в декабре 1961 г. Носенко, офицер КГБ – в 1964 г. Оба офицера имели доступ к секретным сведениям о мероприятиях КГБ за рубежом. Они, в частности, сообщили сенсационную и противоречивую информацию о якобы сотрудничестве КГБ с Ли Харви Освальдом в убийстве президента Кеннеди. Cм.: Ranelagh J. The Agency, p. 404–409, 563–568; Martin D. C. Wilderness of Mirrors, p. 151–158, 173–176 для получения детальной информации об этих случаях.

(обратно)

544

Cм.: Winne J. F., Gittinger J. W. An Introduction to the Personality Assessment System, Journal of Clinical Psychology. Monograph Supplement, № 38, April 1973.

(обратно)

545

По мнению офицеров OTS и многих старых оперативников, Джеффри Ричардсон в своем труде «Волшебники из Лэнгли» (The Wizard of Langley), посвященном истории Директората науки и техники ЦРУ, ошибочно присваивает звание волшебников инженерам и ученым. Спросите офицера-агентуриста или офицера-техника, кто такие волшебники. Вам ответят: «Волшебники кучкуются в OTS».

(обратно)

546

В середине 1990-х гг., после распада СССР, требования к графологической оперативной оценке снизились до такой степени, что OTS больше не требовались эти сотрудники на полную занятость. Тем не менее графология развивалась в американских частных фирмах для оценки резюме соискателей. См.: Deciphering the Handwriting on the Wall, Washington Post, October 17, 2004.

(обратно)

547

Stappen J. V. Graphological Assessment in Action. Studies in Intelligence, 3:4, Central Intelligence Agency, 1959, p. 49–58.

(обратно)

548

Laycock K. Handwriting Analysis as an Assessment Aid, Studies in Intelligence. – Washington, DC: Central Intelligence Agency, 1959, Vol. 3:3 (1959), p. 27.

(обратно)

549

Rundquist E. A. The Assessment of Graphology. Studies in Intelligence, 3:3, Central Intelligence Agency, 1959, p. 45–51.

(обратно)

550

Бывший заместитель, а затем директор ЦРУ Ричард Хелмс в книге «Взгляд через плечо» (A Look over My Shoulder), отметил, что эти исследования «стали полезным дополнением к текущим дипломатическим и военным отчетам». Для помощи в процессе вербовки OTS разместила психологов на оперативных базах ЦРУ за рубежом. В штаб-квартире ЦРУ психологам OTS выделяли один или несколько полных рабочих дней для обработки поступавших оперативных материалов из советского отдела и отдела Дальнего Востока, а также из Антитеррористического центра.

(обратно)

551

Waller J. The Myth of the Rogue Elephant Interred, Studies in Intelligence, 22:2 Central Intelligence Agency, 1978, p. 6.

(обратно)

552

Dulles A. Brain Warfare, speech to the National Alumni Conference of the Graduate Council of Princeton University, Hot Springs, VA, April 10, 1953.

(обратно)

553

Cм.: DCI Stansfield Turner's 1977 testimony. Директор ЦРУ распределил проект MKULTRA на 149 подпроектов по трем категориям: 1) исследование типов поведения, поведение наркоманов, тестирование и тайное введение препаратов; 2) финансирование и создание легенды для каждого подпроекта; 3) 33 подпроекта, находившихся под финансированием MKULTRA, не были связаны с изучением типов поведения людей, воздействием наркотиков или ядов. К ним относятся исследования полиграфов и эксперименты над животными. Потребуется несколько лет, чтобы полностью закрыть проект MKULTRA.

(обратно)

554

Edwards M. The Sphinx and the Spy: The Clandestine World of John Mulholland, Genii: The Conjurorsh Magazine. April 2001, см.: .

(обратно)

555

Там же.

(обратно)

556

Letter to Dr. Sidney Gottlieb, Central Intelligence Agency, MKULTRA, document 4–29, April 20, 1953.

(обратно)

557

Там же.

(обратно)

558

Edwards M. The Sphinx and the Spy.

(обратно)

559

Mulholland letter to Sidney Gottlieb, Central Intelligence Agency, MKULTRA, document 19–2, November 11, 1953.

(обратно)

560

Memorandum for the Record, Project MKULTRA, Subproject 34, Central Intelligence Agency, MKULTRA document 34–46, October 1, 1954.

(обратно)

561

Edwards M. The Sphinx and the Spy.

(обратно)

562

Memorandum for the Record, Project MKULTRA, Subproject 34, Central Intelligence Agency, MKULTRA document 34–46, October 1, 1954.

(обратно)

563

Memorandum for the Record, Definition of a Task under MKULTR A, Subproject 34, Central Intelligence Agency, MKU LTRA document 34–39, August 25, 1955.

(обратно)

564

Memorandum for the Record, MKULTRA, Subproject 34, Central Intelligence Agency, MKULTRA document 34–29, June 20, 1956.

(обратно)

565

Edwards M. The Sphinx and the Spy.

(обратно)

566

Memorandum for the Record, Central Intelligence Agency, MKULTRA document 8312, March 26, 1959.

(обратно)

567

В 1962 г. доктор Готлиб, руководивший НИОКР в TSD, был повышен до заместителя руководителя TSD, Сеймура Рассела. Ричард Крюгер заменил доктора Готлиба в качестве руководителя НИОКР, но изначально не был информирован о проектах MKULTRA, о чем продолжали сообщать Готлибу. После доклада генерального инспектора ЦРУ Крюгер три года участвовал в разработке процесса поэтапного закрытия всех остальных подпроектов.

(обратно)

568

Marks J. The Search for the Manchurian Candidate, р. 219.

(обратно)

569

Waller J. The Myth of the Rogue Elephant Interred, Studies in Intelligence 22:3. – Washington, DC: Central Intelligence Agency, 1978, p. 6–7.

(обратно)

570

U. S. Congress, Senate, Select Committee to Study Government Operations with Respect to Intelligence Activities. Foreign and Military Intelligence Final Report, Book 1. 94th Congress, 2nd Sess., April 26, 1976.

(обратно)

571

Обнаруженные файлы MLULTRA были взрывоопасными по двум причинам: во-первых из-за самого факта появления неизвестных документов во время расследования Комитета Черча, который мог обвинить ЦРУ в их сокрытии. Во-вторых, новые документы давали дополнительную информацию об экспериментах и оперативных планах в рамках программы MKULTRA. Несмотря на сотни тысяч слов, написанных о MKULTRA, большинство документов этой программы были уничтожены в 1972–1973 гг. по распоряжению Ричарда Хелмса, директора ЦРУ. Как рассказал автору книги офицер TSD, который был связан с уничтожением документов, доктор Готлиб вернулся в штаб-квартиру TSD в конце 1972 г. или в начале 1973 г. и сообщил старшим офицерам, что директор ЦРУ распорядился уничтожить все материалы, связанные с MKULTRA. Это было устное распоряжение. Последовали дискуссии о целесообразности уничтожения всех записей, в частности, результатов исследований. Готлиб ответил, что распоряжения директора были однозначными – все записи должны быть уничтожены. В последующие дни документы проекта МКULTRA стали систематически пропускать через шредер. Впоследствии были многочисленные просьбы со ссылкой на Закон о свободе информации в отношении оставшихся документов проекта MKULTRA, которые были обнародованы после редактирования этой закрытой информации.

(обратно)

572

Center for the Study of Intelligence. An Interview with Richard Helms, Studies in Intelligence, 25:3, Central Intelligence Agency, 1981, p. 21.

(обратно)

573

US Senate, Select Committee on Intelligence and the Sub Committee on Human Resources, Project MKULTR A, The CIA's Program of Research in Behavioral Modification. 95th Congress, 1st Sess., August 3, 1977.

(обратно)

574

Cм.: Marks J. The Search for the Manchurian Candidate.

(обратно)

575

Barnes B. Obituary, Sidney Gottlieb, Washington Post, March 11, 1999, B. 05.

(обратно)

576

Ted T. The Coldest Warrior, The Washington Post Magazine, December 16, 2001.

(обратно)

577

Center for the Studies of Intelligence. An Interview with Former General Counsel John S. Warner, Studies in Intelligence, 22:2, Central Intelligence Agency, 1978, 49.

(обратно)

578

Интервью с Карлом А. Штралем. Он был одним из «документальщиков» Лондонской лаборатории УСС. Также см.: Mauch C. The Shadow War Against Hitler. – New York: Columbia University Press, 1999, 179ff; Persico J. E. Piercing the Reich, 23–26. Кейси станет директором ЦРУ в 1981 г.

(обратно)

579

Первоначальное техническое подразделение ЦРУ состояло из Отдела обеспечения разведки, Отдела изготовления документов и графики, Отдела личных предметов и оборудования, а также из отделов агентурной связи, акустических операций, исследований и разработки спецтехники.

(обратно)

580

Для оперативника разведки прикрытием может быть вымышленная или специально созданная личность, род занятий и происхождение. Оперативник может получить профессиональное прикрытие со своим настоящим или c вымышленным именем. В качестве подтверждения прикрытия могут использоваться все личные и официальные документы, а также конфиденциальные договоренности с правительством или частными организациями для проверки легитимности оперативного прикрытия.

(обратно)

581

На протяжении всей своей истории одной из основных задач OTS являлось документационное обеспечение офицеров и агентов разведки.

(обратно)

582

Интервью с Карлом А. Штралем.

(обратно)

583

Во время презентации оперативной маскировки, которую проводил офицер OTS, прозвучали забавные слова: «В лаборатории маскировки OTS мы специализируемся на том, чтобы вы выглядели старше и толще. Если вы хотите выглядеть моложе и тоньше, мы рекомендуем вам обратиться в Управление медицинской службы. В этой шутке была доля правды. 35-летнего человека мы могли сделать старше на 20 лет».

(обратно)

584

Cм.: Mendez A. J. The Master of Disguise.

(обратно)

585

Kahn D. The Codebreakers. – New York: Macmillan, 1967, p. 122.

(обратно)

586

Center for the Study of Intelligence. Intelligence in the War of Independence, monograph. – Washington, D. C.: Central Intelligence Agency, undated, p. 33.

(обратно)

587

Там же.

(обратно)

588

Brown A. C. (editor). The Secret War Report of the OSS. – New York: Berkley, 1976, p. 76–77.

(обратно)

589

Там же, р. 77.

(обратно)

590

Там же.

(обратно)

591

McLean D. B. The Plumber's Kitchen, р. 11.

(обратно)

592

Там же, р. 239–242.

(обратно)

593

Подробнее о программе MIS-X см.: Shoemaker L. R. The Escape Factory: The Story of MIS-X. – New York: St. Martin's Press, 1990.

(обратно)

594

Crawford D. J. Volunteers: The Betrayal of National Defense Secrets by Air Force Traitors. – Washington, D. C.: Air Force Office of Special Investigations, 1988, p. 24.

(обратно)

595

Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, 113, фотографии секретного отдела.

(обратно)

596

Melton H. K. Ultimate Spy, p. 162, фотографии.

(обратно)

597

Melton H. K. Ultimate Spy, p. 161, фотографии.

(обратно)

598

Mendez A. J. The Master of Disguise, 224.

(обратно)

599

Техники могли изготовить контейнер из тушки практически любого дикого или домашнего животного. Однако офицеры-агентуристы Оперативного директората были брезгливы и согласились только на голубей и крыс. См.: Mendez A. J. The Master of Disguise, p. 224–225, приведено много примеров.

(обратно)

600

Имеются в виду особые операции по тайной транспортировке офицера разведки, перебежчика или агента через границу, проводимые нелегально втайне от контрразведки.

(обратно)

601

Mendez A. J. The Master of Disguise, p. 140.

(обратно)

602

Террористическая организация «Аль-Каида» использовала контейнер типа «троянский конь» для убийства Ахмеда Шаха Масуда, лидера антиталибского Северного альянса в Афганистане 9 сентября 2001 г. Два члена «Аль-Каиды» под видом журналистов были на аудиенции с Масудом. Один принес видеокамеру со взрывчаткой. Во время «интервью» взрывное устройство сдетонировало, и Масуд был убит.

(обратно)

603

Rustmann F. W., Jr. CIA, Inc., p. 53–56.

(обратно)

604

Актер Десмонд Ллевелин играл мистера Q начиная с кинофильма «Из России с любовью» в 1963 г. и вплоть до своей гибели в автокатастрофе в 1999 г.

(обратно)

605

Иногда руководители ЦРУ посещали лабораторию, чтобы посмотреть и послушать рассказы о камуфлированной спецтехнике. Во время одного такого визита инженер с гордостью продемонстрировал действующий ноутбук в качестве активного камуфляжа для советского агента. Спецтехника была настолько мастерски заделана внутрь компьютера, что даже в разобранном виде изменения не были заметными. Высокопоставленный посетитель спросил: «Сколько времени вам потребовалось?» «Двести рабочих дней», – ответил инженер. «А сколько вы их сделали?» – «Только этот». – «Ну, если вы бы сделали сто штук, это было бы серьезно», – последовал ответ. Оперативная ценность единственного в своем роде камуфляжа для мероприятий в СССР оказалась непонятой.

(обратно)

606

Фото и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, p. 113.

(обратно)

607

Человека, выбравшего тихий, непопулярный у посетителей отель, можно контролировать из временного НП, наблюдая за входом в отель. Скрытые видеокамеры могут быть установлены в припаркованных недалеко автомобилях. При этом реальное видеоизображение будет передаваться на НП в соседней гостинице. Стационарные, долгосрочные НП создаются для скрытого фотографирования, например, всех входящих и выходящих из мечети, которая может использоваться как перевалочный пункт для новобранцев из Европы, прибывших для террористической подготовки на Ближний Восток.

(обратно)

608

Используются два типа телеобъективов – рефракционные и зеркально-линзовые. Рефракционные телеобъективы, применяемые в телескопах, как правило, гораздо больше, чем зеркально-линзовые. Последние имеют систему зеркал и линз, через которые проходит изображение. Такой принцип значительно уменьшает размеры телеобъективов. Именно такие телеобъективы применяются спецслужбами для фотографирования удаленных объектов. «Быстрые» телеобъективы имеют больший входной диаметр, они позволяют использовать короткие выдержки. Но такие телеобъективы труднее скрыть. «Медленные» объективы имеют меньший диаметр, их легче скрыть, но для фотографирования с такими объективами требуется большее время экспозиции (выдержки), они также более подвержены вибрации. См.: Siljander R. P Fundamentals of Physical Surveillance: A Guide for Uniformed and Plainclothes Personnel. – Springfield, Illinois: Charles C. Thomas, 1977, p. 182.

(обратно)

609

Телеобъективы также называют длиннофокусными; они требуют штативов для предотвращения воздействия вибрации при фотографировании. Телеобъективы довольно громоздки и вместе с фотокамерой их зачастую довольно сложно использовать в оперативной практике. Неблагоприятные условия съемки, такие как пыль, туман, дымка и турбулентность значительно ухудшают качество фотоизображения. См: Siljander R. P. Fundamentals of Physical Surveillance, p. 195.

(обратно)

610

Каждое удвоение «скорости» фотопленки представляет собой удвоение ее чувствительности. Для повышения реальной чувствительности фотопленку можно использовать по технологии Push Processing, которая позволяет фотографировать с более короткой, чем указано на фотопленке, выдержкой. При этом значительное повышение чувствительности достигается специальным методом проявления фотопленки. Метод Push processing дает возможность увеличить реальную чувствительность обычных бытовых фотопленок до 12800 ASA, 25600 ASA или даже выше. Этот метод до сих пор используется в оперативной фотосъемке при низкой освещенности для идентификации объектов наблюдения. См.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, p. 37.

(обратно)

611

Обычные фотовспышки с ИК-светофильтром Kodak Wratten 87C пропускают свет в инфракрасном диапазоне от 750 до 900 ммк. Примеры см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, p. 37.

(обратно)

612

Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, 71.

(обратно)

613

Феромоны – это химические вещества, выделяемые животными. Спецслужбы используют феромоны для организации скрытой слежки.

(обратно)

614

Известный «шпионский магазин» в Нью-Йорке в 1980-е гг. рекламировал свои товары «с уникальными техническими возможностями подслушивания любого телефонного звонка в любую точку мира» с помощью «универсального портфеля контрразведчика на все случаи жизни». Еще более удивительными были цены, указанные в каталогах этого магазина на английском, испанском и арабском языках. Цены в прайс-листе испанского каталога были вдвое выше, чем в английском, а техника из арабского каталога была в 4 раза дороже.

(обратно)

615

Подрядчики и сотрудники коммерческих фирм, успешно прошедшие все проверки службы безопасности, получали различные уровни допуска для того, чтобы работать с ЦРУ.

(обратно)

616

Сэр Чарлз Уитстон в 1827 г. первым придумал слово «микрофон». Cм.: .

(обратно)

617

Фото и описания см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, p. 65.

(обратно)

618

Фото и описание см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, p. 67; Melton H. K. Ultimate Spy, 102.

(обратно)

619

Tomlinson R. The Big Breach: From Top Secret to Maximum Security. – Moscow: Narodny Variant Publishers, 2000, p. 104.

(обратно)

620

Там же, р. 104–105.

(обратно)

621

Rustmann F. W., Jr. CIA, Inc., p. 54.

(обратно)

622

Фото и описание см.: Melton H. K. Ultimate Spy, р. 103.

(обратно)

623

Rustmann F. W., Jr. CIA, Inc., p. 57.

(обратно)

624

Melton H. K. Ultimate Spy, 96, 105.

(обратно)

625

Woodward B. Veil, p. 147.

(обратно)

626

«Деревянный брусок» является устройством акустического подслушивания. Обычно состоит из микрофона, передатчика и батареи, размещенных внутри бруска, деревянной части стола или ножки стула. Такие устройства предназначены для быстрой подмены такой же деревянной детали в интересующем разведку помещении.

(обратно)

627

Фото и описание «деревянного бруска» см.: Melton H. K. Ultimate Spy, р. 105.

(обратно)

628

Cм.: Melton H. K. Ultimate Spy, р. 103.

(обратно)

629

Практика показывает, что идеальной для подслушивания будет книга на самой верхней полке, куда труднее добраться. Маловероятно, что эту книгу будут читать.

(обратно)

630

Theremin G. P. 273; см. также: Melton H. K. Ultimate Spy, p. 104 – фотографии Великой Печати и диаграммы резонатора.

(обратно)

631

Bridis T. CIA Gadget Museum Showcase Robot Fish, Pigeon Camera, Tiger Dropping Microphone. Associated Press: on -Museum26dec03.htm.

(обратно)

632

«Провокацией» в ЦРУ называют действия оперативного офицера, который пытается уйти от наружного наблюдения, например, быстро выскочив из вагона метро или уйдя на автомашине через пригороды.

(обратно)

633

Paseman F. L. A Spy's Journey: A CIA Memoir. – St. Paul, Minnesota: Zenith Press, 2004, p. 61.

(обратно)

634

Плоские линзы очков (используются в качестве камуфляжа) заметно толще, однако никакого оптического эффекта не имеют. Содержимое портативного комплекта оперативной маскировки офицера ЦРУ см.: Melton H. K. CIA Special Weapons and Equipment, p. 105; Melton H. K. Ultimate Spy, p. 131.

(обратно)

635

Рельефная маскировка лица выглядит удивительно живой. В создании оперативного макияжа для офицеров разведки OTS помог визажист Джон Чемберс, лауреат премии «Оскар» (фильм «Планета обезьян»). См.: Ruane M. E. Seeing is Deceiving, Washington Post, February 15, 2000.

(обратно)

636

От агента требуется умение получать и принимать информацию по каналам скрытой связи. Коротковолновый радиоприемник с ОТР-шифрблокнотом является средством одностороннего получения агентом сообщений. Тайнописная копирка и адреса «до востребования» используются агентом для отправки информации.

(обратно)

637

Стеганография – это способ маскировки самого канала связи. Cм.: Cole E. Hidingin Plain Sight: Steganography and the Art of Covert Communication. – Indianapolis, Indiana: Wiley Publishing, 2003.

(обратно)

638

В 1970-е гг. личные встречи также все более зависели от оперативной техники. Электронные сигнализаторы и «ошибочные» телефонные звонки пришли на смену отметкам мелом и губной помадой. Офицеры-агентуристы носили спецнаушники для контроля радиосвязи НН, чтобы определить наличие слежки.

(обратно)

639

Неестественные действия или подозрительность во время слежки может быть «красной тряпкой» для контрразведки. Например, если ставится большой крест мелом на телефонном столбе или человек часто оглядывается назад во время движения по улице – сотрудники службы безопасности или правоохранительные органы тут же возьмут его на заметку.

(обратно)

640

Crawford D. J. Volunteers, p. 26.

(обратно)

641

Там же, р. 27.

(обратно)

642

Weiser B. A Secret Life, p. 74.

(обратно)

643

Там же.

(обратно)

644

Визуальный пример «моментальной передачи» см. в популярном фильме 1973 г. из жизни криминала «Гарри, в твоем кармане».

(обратно)

645

Weiser B. A Secret Life, p. 81.

(обратно)

646

Там же, р. 75.

(обратно)

647

Crawford D. J. Volunteers, p. 27.

(обратно)

648

Suvorov V. Inside Soviet Military Intelligence. – New York: Macmillan, 1984, p. 119.

(обратно)

649

Crawford D. J. Volunteers, p. 28.

(обратно)

650

Британская разведка МИ-6 называет тайники dead letter boxes (DLB).

(обратно)

651

Сотрудник ЦРУ Олдридж Эймс, агент КГБ и затем СВР, пожаловался в резкой форме своему куратору на размер тайника с кодовым названием «Труба», который был выбран для Эймса в парке штата Мэриленд. Эймс сообщил, что ему нужно больше денег, и, по его оценкам, размер водосточной трубы, используемой для тайника, должен быть рассчитан на 100 000 долларов. Cм.: Wise D. Nightmover, р. 220.

(обратно)

652

Weiser B. A Secret Life, р. 58.

(обратно)

653

Перед арестом Эймса 21 февраля 1994 г. ФБР попыталось заманить в ловушку офицера СВР, оставив горизонтальный знак мелом на почтовом ящике на углу улиц R и 37-й в Вашингтоне, округ Колумбия. Не подозревая о ловушке, резидентура СВР тем не менее не «клюнула» на горизонтальную метку мелом, сделанную ФБР.

(обратно)

654

Crawford D. J. Volunteers, p. 30. Самый известный пример неудачной тайниковой операции имел место 19 мая 1985 г., когда агент КГБ Джон Уокер выполнял сложную последовательность сигналов и закладку тайника в сельской местности округа Монтгомери, штат Мэриленд. Офицер КГБ оставил банку из-под газировки у основания дорожного знака, чтобы указать этим сигналом на свое присутствие и готовность к операции. В свою очередь Уокер увидел эту банку-сигнал КГБ и оставил свой сигнал-подтверждение – пустую банку у основания телеграфного столба на некотором удалении от места сигнала КГБ. Сотрудники ФБР уже следили за Уокером и совершили ошибку, убрав банку-сигнал Уокера около знака. Проезжая мимо дорожного знака, офицер КГБ не увидел ответного сигнала Уокера. Следуя инструкциям, он прервал операцию и возвратился в резидентуру. Сам же Уокер оставил секретные документы для КГБ и поехал ко второму тайнику, где надеялся забрать деньги, которые должен был оставить офицер КГБ. Однако там ничего не оказалось, и Уокер вернулся, чтобы забрать пакет со своими секретами, которого уже не было. На следующее утро Уокер был арестован. А сотрудник КГБ через день покинул США и вернулся в СССР. Cм.: Kneece J. Family Treason: The Walker Spy Case. – New York: Stein and Day, 1986, р. 109–123.

(обратно)

655

Polmar N., Allen T. B. Spy Book, p. 573. В этой книге описывается старейший тайнописный рецепт Овидия, который в поэме «Наука любви» дает совет, как скрыть содержание письма от любопытных глаз, написав его молоком. Для «проявления» молочных чернил надо было просто посыпать письмо золой.

(обратно)

656

Smith J. B. Portrait of a Cold Warrior: Second Thoughts of a Top CIA Agent. – New York: G. P. Putnam's Sons, 1976, p. 130–131.

(обратно)

657

Там же, р. 131.

(обратно)

658

Такое письмо посылалось на «адрес получения» (адрес «АА» – термин ЦРУ). Этот вид связи отличается от тайника тем, что, как только письмо опущено в почтовый ящик, ни агент, ни куратор не могут контролировать его перемещение. На эффективный «адрес получения» должен идти постоянный поток деловой или личной корреспонденции, письма и открытки. Секретное сообщение может быть передано через этот адрес и без тайнописи, если стиль письма, цвет конверта или сама открытка являются сигналом. Например, только что завербованный агент возвращается из-за границы и посылает на «адрес получения» определенного вида открытку-сигнал о своей готовности начать тайную работу. Для наиболее ценных агентов «адреса получения» использовались только один раз.

(обратно)

659

Weiser B. A Secret Life, p. 23.

(обратно)

660

Во времена Первой мировой войны германские агенты, направленные в США, имели предметы одежды, пропитанные тайнописными составами. Чтобы затем получить тайнописные чернила, например, шарфики или шнурки опускали в дистиллированную воду.

(обратно)

661

Tomlinson R. The Big Breach, р. 82–83.

(обратно)

662

Там же, р. 65.

(обратно)

663

Там же, р. 65–66.

(обратно)

664

Там же, р. 127. Томлинсон не указал химическую формулу этого тайнописного рецепта.

(обратно)

665

Cм.: Melton H. K. Ultimate Spy, р. 150.

(обратно)

666

В качестве скрытой связи агенту обычно посылалось несколько одинаковых микроточек, спрятанных в разных местах. Один из пользователей микроточки объяснял это так: «Агенту отправлялись минимум три микроточки. Первую он не находил. Вторую находил, но мог потерять, или сквозняк уносил микроточку в открытое окно. К счастью, агент находил третью микроточку и мог ее прочитать».

(обратно)

667

Микрообъектив «Пуля» был изобретен Чарльзом Станхоупом в Лондоне в конце 1700-х гг. Этот крохотный «увеличительный» объектив первоначально был использован в текстильной промышленности для подсчета количества хлопкового волокна, а затем был доработан Генри Коддингтоном в 1830 г. Объектив Станхоупа также использовался в 1800-х гг., а позднее стал популярным для просмотра крошечных изображений «веселых девочек», которые продавались на карнавалах и аттракционах.

(обратно)

668

Там же.

(обратно)

669

Оригинал журнала представлен в Москве, в музее ФСБ.

(обратно)

670

Wise D. Nightmover, р. 259–260. Это сообщение было продолжением описания всех сигнальных меток и тайников, которые должны были использоваться в Москве. Сигнальная метка «звонок» была связана с проездом на троллейбусе № 10 через Крымский мост. Агент должен был выйти на пятой по счету остановке, найти конкретную телефонную будку и оставить метку в виде буквы Р размером 10 см на стене здания слева от телефонной будки, около водосточной трубы. Метка должна была быть сделана на уровне пояса с помощью черного карандаша или красной помады так, чтобы она могла быть легко «прочитана» из проезжающего мимо автомобиля. В свою очередь ЦРУ подтверждало бы получение этого сигнала путем парковки автомобиля с номерным знаком D-004 на противоположной стороне площади от Центрального музея Ленина.

(обратно)

671

Там же.

(обратно)

672

Фотопленки с основой из нитрата или ацетата целлюлозы были первыми материалами, которые спецслужбы стали использовать для получения «мягкой пленки».

(обратно)

673

Корпорация Xidex приобрела Kalvar Corporation в марте 1979 г. и через три месяца закрыла завод в Новом Орлеане и уволила его персонал. См.: .

(обратно)

674

Для приготовления «мягкой пленки» фотопленку Kalvar и проявленный негатив с информацией для агента помещали (обязательно эмульсия к эмульсии) между двумя стеклянными пластинами. Затем производилась «засветка» электролампой 500 ватт на 40–50 секунд для переноса изображения с негатива на Kalvar. После этого Kalvar помещали на несколько секунд в горячую воду и осторожно снимали фотоэмульсионный слой с основы. Полученный слой сушили, упаковывали в камуфляж и отправляли агенту.

(обратно)

675

Weiser B. A Secret Life, 66.

(обратно)

676

Tomlinson R. The Big Breach, 66.

(обратно)

677

Шифрование сообщений с помощью шифрблокнотов осуществлялось путем добавления случайных рядов чисел-ключей, взятых с заранее оговоренных страниц OTP. Лицо, получившее зашифрованное послание, вычитает случайные числа, которые находит на таком же листе своего OTP, для восстановления исходного сообщения.

(обратно)

678

Для приема односторонней радиопередачи агенту требовался качественный коротковолновый радиоприемник, способный работать в режиме SSB (прием на одной боковой полосе).

(обратно)

679

Вне стен ЦРУ такие радиостанции часто называли «цифровые станции» или «считающие станции». Прослушать такую радиопередачу, а также получить более подробную информацию о «шпионских цифровых станциях» можно на сайте: .

(обратно)

680

Обычное сообщение из 150 пятизначных групп может содержать и до 750 групп. Такое было возможно, но только как исключение. Для односторонних радиопередач использовали английский алфавит, буквы которого «произносились» (A – альфа, B – браво, C – Чарли, D – дельта, F – фокстрот и т. д.). Большинство сообщений были длиной до 150 групп, однако использовались и более длинные. Если сообщение было меньше, чем 150 групп, дополнительные группы добавлялись в качестве «пустышки» в конце.

(обратно)

681

Информация о непосредственных событиях или их обстоятельствах является оперативно значимой (упреждающей) при условии срочного ее получения. Если такая информация вовремя не получена разведкой, она обесценивается.

(обратно)

682

Weiser B. A Secret Life, p. 215, 229.

(обратно)

683

Weiser B. A Secret Life, p. 229–230.

(обратно)

684

Спутники-ретрансляторы – это второстепенные орбитальные системы для приема и ретрансляции сигналов без какой-либо их обработки. По сути дела, сигнал от агентурного передатчика как бы «отражается» от спутника-ретранслятора для приема наземной станцией.

(обратно)

685

В музее ФСБ в Москве демонстрируется система BIRDBOOK в атташе-кейсе, в котором размещена электронная аппаратура ЦРУ с направленной антенной, встроенной в крышку.

(обратно)

686

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, p. 522–523.

(обратно)

687

Bearden M., Risen J. The Main Enemy, p. 522–523.

(обратно)

688

Так Джеймс Вулси высказался о необходимости работы разведки после окончания холодной войны, выступая 2 февраля 1993 г. перед Комитетом Сената по разведке перед утверждением его в качестве директора ЦРУ.

(обратно)

689

«Информационный век» – термин, характеризующий период, когда информация стала распространяться быстрее, чем физическое перемещение объектов.

(обратно)

690

Gosler J. The Digital Dimension, Transforming U. S. Intelligence. Jennifer Sims and Burton Gerber (editors). – Washington, D. C.: Georgetown University Press, 2005, p. 96.

(обратно)

691

Gosler J. The Digital Dimension, Transforming U. S. Intelligence. Jennifer Sims and Burton Gerber (editors). – Washington, D. C.: Georgetown University Press, 2005, p. 96.

(обратно)

692

Gosler J. The Digital Dimension, Transforming U. S. Intelligence. Jennifer Sims and Burton Gerber (editors). – Washington, D. C.: Georgetown University Press, 2005, p. 96.

(обратно)

693

Weiser B. A Secret Life, p. 158.

(обратно)

694

Gosler J. The Digital Dimension, p. 100.

(обратно)

695

Gosler J. The Digital Dimension, p. 100.

(обратно)

696

Gosler J. The Digital Dimension, p. 101.

(обратно)

697

Gosler J. The Digital Dimension, p. 101.

(обратно)

698

В 1969 г. по заданию Министерства обороны США началось создание информационной сети ARPANET Агентством передовых оборонных исследовательских проектов (ARPA). Через 20 лет Интернет стал общедоступной мировой системой взаимодействия компьютерных сетей. Названная Всемирной паутиной, эта система объединила тысячи коммерческих, научных, региональных и государственных информационных сетей, обеспечивая их разнообразной информацией и услугами, в том числе электронной почтой, чатами и сервисами мгновенных сообщений.

(обратно)

699

Джон Уокер был арестован 20 мая 1985 г., на следующий день после закладки им тайника с секретными материалами в сельской местности округа Монгомери, штат Мэриленд. Ордер на обыск в доме Эймса был выдан после обнаружения в его мусорном баке записки с отметками о встрече с представителем российской разведки в Боготе, Колумбия.

(обратно)

700

Decision Support Systems, Inc., Secure Communications Operational Tradecraft; How Not To Be Seen, January 11, 2002 на сайте .

(обратно)

701

Для большей защиты своих сообщений агент может применить двойное шифрование, для первой шифровки используя ОТР, а затем компьютерные программы, такие как Pretty Good Privacy (PGP). Такое шифрование будет довольно медленным и громоздким, но зато сможет обеспечить агента связью, стойкой к дешифровке.

(обратно)

702

«Вредоносные программы» включают в себя программы шифрования, цифровой стеганографии, пароль и программы «взлома». Обладание таким программным обеспечением не является незаконным, но может стать основой для подозрений, если они обнаружены во время исследования компьютера агента и его жесткого диска.

(обратно)

703

Первая электромеханическая шифровальная машина была создана и запатентована Эдвардом Хэберном в 1918 г.

(обратно)

704

Общедоступную версию программы шифрования PGP можно скачать с сайта . Коммерческая версия PGP доступна на сайте .

(обратно)

705

Письменное показание под присягой сотрудника ФБР по делу Ан Белен Монтес, сентябрь 2001 г. С. 8. Полный текст можно скачать с сайта .

(обратно)

706

Показания под присягой сотрудников ФБР об аресте Роберта Ханссена, 2001 г. № 86–87. Техника Ханссена была настолько эффективной, что КГБ не удалось найти сообщение на переданной им дискете. Месяц спустя, 28 марта 1988 г. он послал письмо с простой инструкцией «Использование режима 40-й дорожки». См. .

(обратно)

707

Cole E. Hiding in Plain Sight, p. 5.

(обратно)

708

Cole E. Hiding in Plain Sight, p. 5.

(обратно)

709

В Интернете имеются сотни доступных программ стеганографии. Они позволяют спрятать данные в различные форматы графических файлов с помощью операционной системы Windows.

(обратно)

710

Тайники все еще используются. Их трудно обнаружить, если тайник используется только один раз. Специальный агент ФБР Роберт Ханссен был арестован 18 февраля 2001 г. после закладки тайника с информацией для СВР в парке около городка Виена, штат Вирджиния.

(обратно)

711

Cм.: .

(обратно)

712

Если предположить, что торговля телефонными карточками ведется около иностранных посольств и миссий, вероятнее всего, они будут под наблюдением, а карточки могут быть снабжены специальными кодами для мониторинга и отслеживания звонков.

(обратно)

713

Показания под присягой об аресте Роберта Ханссена, № 131.

(обратно)

714

Tomlinson R. The Big Breach, р. 66–67.

(обратно)

715

Cм.: ; -24-2006/418-britain-russia-and-a-spyrock.html.

(обратно)

716

Показания под присягой ФБР об аресте Анны Белен Монтес, сентябрь 2001 г. C. 11.

(обратно)

717

Gosler J. The Digital Dimension, p. 110.

(обратно)

718

Lovell S. P. Of Spies and Stratagems, 40–41.

(обратно)(обратно)

Оглавление

Предисловие

Предисловие к российскому изданию

Введение

Официальное сообщение ЦРУ

Часть I В начале

  Глава 1 У меня волосы встали дыбом

  Глава 2 Мы должны быть безжалостными

Часть II Время захватов

  Глава 3 Эра Пеньковского

  Глава 4 После Пеньковского

  Глава 5 Дело за инженерами

  Глава 6 Новые времена – новая техника

Часть III Тень в переулке

  Глава 7 Прыжок через пропасть

  Глава 8 Авторучка опаснее, чем щит и меч

  Глава 9 Сражение в условиях Арктики

  Глава 10 Диссидент в душе

  Глава 11 Операция под кодовым названием CKTAW

Часть IV Стены тоже имеют уши

  Глава 12 Холодное пиво, дешевые гостиницы и вольтметр

  Глава 13 На пути в Новый век

  Глава 14 И наступила эра Джеймса Бонда

  Глава 15 Гении именно там, где вы ищете

Часть V Тюрьма, пуля, паспорт, бомба

  Глава 16 Выдающаяся стойкость и образцовое мужество в кубинской тюрьме

  Глава 17 Война под другим именем

  Глава 18 Аферисты, изготовители фальшивок и поддельных документов

  Глава 19 По змеиному следу терроризма

Часть VI Основы деятельности разведки и специальная техника

  Кит Мелтон: вступление к разделу

  Глава 20 Оценка потенциального кандидата в шпионы

  Глава 21 Прикрытие и маскировка

  Глава 22 Тайники и контейнеры

  Глава 23 Cкрытое наблюдение

  Глава 24 Скрытая связь

  Глава 25 Шпионы и век информации

Эпилог Cлужба, не имеющая аналогов Роберт Уоллес

Приложение А Секретные службы США и OTS. Хронология развития 1941–2008 гг.

Приложение Б Выборочная хронология событий в истории спецслужб и OTS

Приложение В Руководители OTS

Приложение Г Новаторы из OTS

Приложение Д Псевдонимы офицеров ЦРУ, использованные в книге

Приложение Е Инструкция по дешифровке официального сообщения ЦРУ

Словарь использованных в книге наименований, терминов ЦРУ и других спецслужб

Об авторах

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg