«Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол»»

495

Описание

Несмотря на многочисленные публикации о советско-германской войне, её правдивая история до сих пор не написана. В этой книге автор размышляет о концепции нашумевшей книги «Ледокол», излагая свою точку зрения, использует многие документальные источники, где оспаривает или опровергает некоторые выводы В. Суворова. И это ему удаётся. На вопрос, кто и почему развязал Вторую мировую войну и каковы причины разгрома Красной Армии в 1941 году, автор даёт исчерпывающий ответ. Книга написана простым и понятным языком и читается легко. Она будет интересна как для широкого круга читателей, так и для историков, пишущих о войне.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол» (fb2) - Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол» 2413K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Валентин Николаевич Богданов

Валентин Богданов Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол»

Мнение издателя не всегда совпадает с мнением автора.

В книге использованы изображения с открытых интернет-ресурсов, находящиеся в общественном достоянии или опубликованные на условиях свободной лицензии.

Третье издание, дополненное

© Валентин Богданов, 2016

© SuperИздательство, 2016

* * *

Красноармейцы по тревоге занимают боевые позиции. 1941 г.

Гитлеровская пехота идёт в атаку. 1941 г.

Автор выражает глубокую признательность за помощь в первом издании книги

своему сыну Андрею,

его другу и соратнику президенту Союза ветеранов госбезопасности Республики Абхазия Виталию Георгиевичу Бганба

и главному инженеру «РН-Абхазия» Сергею Николаевичу Сначеву.

Посвящается светлой памяти моего отца

Николая Петровича Богданова,

погибшего на войне 1941–1945 гг.,

и его детям-сиротам – ныне покойным, моей сестре Римме Николаевне и брату Виталию Николаевичу Богдановым,

безвременно ушедшим из жизни.

Земной им поклон.

Ничто не даётся нам так тяжело, как правда о самих себе.

А. А. Гусейнов

Глава 1

Дивлюсь, как быстро и незаметно пролетели, будто просвистели, двадцать лет с момента выхода в России книги В. Суворова «Ледокол». Тогда я и начал писать о ней свои размышления, вполне уже созревшие. Следует признать, что гремуче-взрывное содержание книги тогда больно полоснуло по сознанию многих людей, буквально разорвало его на две, пока неравные части, особенно людей, небезразличных к военной истории. К тому же невольно вызвало смятение и раздор, как среди учёного сословия, так и среди простых граждан по поднятым в ней вопросам давно отгремевшей войны. Да, мы больше стали знать о той войне, покрытой мраком тайн, незыблемых схем и лживых стереотипов, чем до выхода этой книги. Хорошо помню тот весенний день, когда попалась мне в руки эта невзрачная с виду книга с интригующим подзаголовком «Кто начал Вторую мировую войну?».

Сразу оговорюсь, что я не являюсь ярым поклонником версии В. Суворова о названных им инициаторах Великой Отечественной войны и причинах, её породивших, хотя с некоторыми его выводами согласен без всяких оговорок. К тому же добавлю, что не являюсь также и сторонником его многочисленных и непримиримых оппонентов. У меня свой жанр, если можно так выразиться, своё амплуа, как говорил один известный киногерой. Мои размышления ни в коем случае не вызваны идеологическими пристрастиями и никем не навязаны со стороны в угоду каким-либо другим соображениям. Нет, я не был после её прочтения ни шокирован, ни тем более потрясён. Эта книга почему-то мною ожидалась, будто предчувствовал, что она где-то вызревает, пока не проклюнулась и пошла в стремительный рост. Тогда я, скорее всего, был озабочен дальнейшей судьбой автора после издания его книги в России, где душевные раны большинства граждан от той войны всё ещё кровоточат. Согласитесь, почти в каждой семье нашего Отечества есть страдальцы той войны, погибшие на ней в жестоких боях, раненые, пропавшие без вести и бесследно сгинувшие в ГУЛАГе. Бесспорно, минувшая война – самая болезненная тема в сознании нашего общества, и её молитвенный стон в сердцах родных и близких не прекращается и сегодня, спустя почти семьдесят лет со дня Великой Победы. Об этом нам всегда следует помнить и непременно знать всю правду о войне, какой бы она ни была. Ведь ещё Л. Н. Толстой говорил, что правда грязи не боится, и, как бы профессиональные фальсификаторы войны сегодня её не мазали потешной раскраской, к настоящей правде она не пристанет, отвалится.

А тогда я, повторюсь, не на шутку был обеспокоен дальнейшей судьбой автора, которого, как мне казалось, матёрые историки так размажут по асфальту, что мокрого места не останется от новоявленного открывателя правды о войне. «Как же он будет жить среди людей после такого вселенского позора из-за своей книги?» – с любопытством раздумывал я, просматривая ежедневную почту. Не скрою, с нетерпением стал ожидать разносных статей наших профессиональных историков, неустанно писавших о войне всякую всячину, так и не востребованную для чтения согражданами из-за унылости написанного и невыносимо тошнотворного ура-патриотизма в их содержании. Ну не могли, не имели морального права наши титулованные историки своевременно не отозваться на эту, безусловно, вызывающе-скандальную книгу, взбаламутившую застойное болото нашей историографии до самого дна. И вот, наконец, я дождался. К моему изумлению, неожиданно появилась книга израильского историка Г. Городецкого «Миф “Ледокола”», по названию претендующая на критику «Ледокола», а в сущности далёкая от истины о причинах начала Второй мировой войны и её непосредственных зачинщиках. И я с немалым удивлением понял, что беглый разведчик из военной разведки Генштаба своей книгой уже одержал полную и безоговорочную победу над всеми своими оппонентами, и те на время– молча сдались, чтобы прийти в себя, как после тяжёлого нокдауна, а придя, сосредоточиться для атаки на добивание по всем канонам военного искусства. Но и добивания не получилось, поскольку не было в их руках главного инструмента – фактов, которыми было бы возможно опровергнуть содержание книги «Ледокол» хотя бы частично. Скучно и грустно стало, как в осеннем лесу.

У меня нет желания углубляться в содержание книги Городецкого из-за её никчёмности, поэтому использую привычное в таких случаях выражение моего приятеля: «Ну, прямо обхохочешься каждый день по-разному». А если серьёзно, то залётный критик проявил при этом своё полное и дремучее невежество к истории нашей страны, её народам, их традициям и культуре и безответственно полностью упустил проводившуюся Сталиным политику невиданного в мировой истории вооружения своей армии в течение почти двух десятилетий. А главное, не ответил ни на один вопрос, поставленный автором, и ничего не опроверг, что для профессионального историка просто немыслимо. Но дело даже не в этом, с досадой раздумывал я, неужели наши высоколобые историки и их властные покровители не смогли найти своего доморощенного наёмника, чтобы лишний раз измарать историю минувшей войны так, как это сделал услужливый Г. Городецкий. Да наверняка бы нашёлся и не прогадал, получив за это учёную степень.

Однако чуть отклонюсь от «Ледокола». Когда мы вспоминаем о войне, то невольно на фоне её полыхающих пожарищ и клубов чёрного дыма, застилающего горизонт, почему-то всегда в нашей памяти просматривается портрет Г. К. Жукова, одиноко трепещущий на алом полотнище знамён от ревущего пламени войны, и невольно замирает сердце и рвутся из уст привычные с детства слова восхищения: «Вот он, настоящий герой войны!» Многократный звездоносец среди наших полководцев, выделяющийся среди них особой нахрапистой удалью и геройством. Таким, вкратце, мне и запомнился Г. К. Жуков из моего военного детства. Хотя диапазон восхищения им в нашем детском восприятии тогда был значительно разнообразней. Сейчас многое забылось. Однако должен напомнить читателю, что В. Суворов в своих книгах о Г. К. Жукове «Маршал Победы», «Тень Победы» и «Беру свои слова обратно» называет его стратегом. По моему разумению, делает это он, видимо, со скрытой долей сарказма или иронии, а хуже всего, если с юмором, совершенно неуместным при упоминании об этом полководце. Суворову, как профессиональному военному человеку, надо бы уважать старших по званию и возрасту. Тем более что знаменитый полководец считал себя «единственным» среди всей плеяды сталинских полководцев. Как явствует из книги о Г. К. Жукове, он однажды вынужден был сердито одёрнуть подчинённого, назвавшего его первым заместителем Верховного Главнокомандующего. «Я не первый, я единственный», – грозно рыкнул он в ответ оторопевшему служаке. Давайте будем уважать мнение о себе известного полководца и называть его без всяких длинных званий-величаний, одним словом, как он сам себя назвал: «единственный», поскольку дальше мне придётся частенько о нём вспоминать. Но признаемся, что умный и культурный человек так о себе публично никогда не скажет, постесняется. Неумный может, если он к тому же страдает врождённым нравственным убожеством, что невольно и вырвалось из него, как следствие его взрывной ярости, зачастую характерной для безнравственных людей. А почему это выразительное слово из него так неожиданно вылетело, так, знаете ли, наболело у него, вот и не сдержался, выдал сокровенное. Да и надоело ему быть только первым, приспела пора, после всех совершённым им ратных дел на полях сражений, быть «единственным» и на голову выше своих соратников своей исключительностью, разных там Рокоссовских, Коневых и всяких других полководцев.

Признаюсь, мне не хотелось вводить в название этой книги очень даже хорошее на слух и глубокое по смыслу слово «размышление», поскольку оно было девальвировано знаменитым полководцем в его известной книге, в названии которой это слово было использовано без всякого смысла. Случайно попалась мне та книга в далёком 1972 году, и я, забыв обо всём на свете, с захватывающим интересом читал её с раннего утра и до глубокого вечера, пока не одолел. Не замечая времени, с каким-то неистовым, охотничьим азартом перелистывал я страницу за страницей, ожидая, наконец-то, прочитать в ней то «самое-самое», нам смертным неизвестное, о чём и должен был поведать полководец в своих «Воспоминаниях и размышлениях», представленных издателями самой правдивой книгой о войне. К своему изумлению, ничего из «самого-самого» я так и не обнаружил в довольно увесистом фолианте из семисот страниц. Оглушён я был и опустошён основательно, когда отложил ту книгу, первого издания, не понимая, зачем он её написал. Создалось впечатление, что в книгу было вписано содержание из всех военных и послевоенных блокнотов агитатора, напичканных казёнными и мёртвыми словами и сделавших эту книгу мёртвой навечно. Так что слово «размышление», связанное с умственной работой человека, тут совершенно неуместно и употреблено, скорее, для придания солидности пустой книге. Однако объективности ради, давайте признаем, что Г. К. Жуков в своей книге всё-таки кое о чём вспоминает, но не размышляет, поскольку для такого рода умственной деятельности ему не хватало способностей.

Вся бездонная пустота и никчёмность этой книги меня тогда поразила до глубины души, и больше я её никогда в руки не брал, о ней не вспоминал и не размышлял. Здесь же приходится это делать. Конечно, не сам Жуков писал свои воспоминания, за него это делал авторский коллектив, специально подобранный, но подписывал к изданию первую книгу лично он, и отвечает за всё, что в ней написано. Я не беру во внимание следующие тринадцать или четырнадцать дополнительных изданий, поскольку к тому времени его прах покоился в кремлёвской стене и размышлять он не мог. За него это делали те, кто держал нос по ветру и вносил соответствующие изменения, исходя из политической конъюнктуры, чтобы размышления упокоенного полководца всегда шли в ногу со временем. Иногда думалось: ну хоть бы не тревожили, пощадили прах полководца и память о нём его близкие, в своём несмолкающем раздувании надуманного величия о нём, созданного в военные и послевоенные годы. Нет, не пощадили, по-прежнему неумолимо тревожат его грешную душу.

Скажите, дорогой читатель, двадцать лет в человеческой жизни это много или мало? Наверное, для кого как, ответят мне, и будут правы. Но мне кажется, в разные годы и при разных обстоятельствах этот срок нами по-разному воспринимается. В моей, уже долгой жизни, мне дважды хорошо запомнился двадцатилетний срок, о чём и хочу коротко рассказать ниже. Первый раз это случилось много лет назад, в более весёлые времена, нежели нынче, когда один языкастый, кипучий и потешный руководитель нашего государства озадачил своих верноподданных сногсшибательным заявлением, будто через двадцать лет советский народ будет счастливо жить при коммунизме. К счастью или несчастью, но кипучего волюнтариста партийные диадохи вскоре, сговорившись между собой, сковырнули с самой вершины власти и отправили на заслуженную пенсию, а обещанный им коммунизм летучей тенью отлетел в невидимую даль. Только не намерен я об этом здесь размышлять, поскольку книга о другом. Также не буду размышлять и описывать, когда и каким образом забрёл в его лысую голову долго бродивший призрак коммунизма, поскольку об этой его причуде ничего не знал тогда и не знаю сейчас. Но вот как этот призрак неожиданно из его головы выскочил этаким лукавым чёртиком, хорошо помню. Поэтому очень даже грустно, что первое памятное двадцатилетие оказалось так неожиданно оборванным, несостоявшимся, как и все планы, связанные со строительством светлого будущего. Скверно получилось, но советские граждане так и не дождались тогда вдоволь вкусить обещанной халявы, хотя бы от полкоммунизма, и по давнишней привычке рукавом утёрлись.

Вообще с призраком коммунизма в те далёкие времена происходили какие-то непонятные странности. И в первый раз, и во второй, будто зная верный путь, этот бродячий призрак безошибочно чаще забредал только в лысые головы, и первой лысой голове каким-то образом удалось в ту пору замутить сознание своего измождённого нищетой народа, сманить его покорно следовать за ним в загадочное светлое будущее. И тот, сбитый с толку, поплёлся за ним, да и заблудился, не к ночи будет сказано. И до сей поры с руганью блудит в поисках верного пути, и, похоже, надеется встретить верноподданного россиянина из крестьянского рода-племени, похожего на Ивана Сусанина. Да надо бы им знать, не скоро сыщут наджниго и преданного Отечеству. Все же помнят с детских лет, что завёл тогда чужеземцев Иван в гибельную глухомань для того, чтобы неповадно было им по чужой земле шастать. А нам то то зачем эта морока? Историю своего отечества нам следовало бы хорошо знать, чтобы в потёмках не блудить, когда беда пристигнет. Это намёк со смыслом.

Второе же двадцатилетие, как я уже напоминал, связано с выходом книги «Ледокол», о чём и пишу, хотя для пользы дела вынужден был сделать небольшое отступление.

Глава 2

Довольно странный вопрос задал нам автор «Ледокола», будто первоклашкам, ничего ещё не смыслящим в своей начинающейся жизни: кто начал Вторую мировую войну? «Да, конечно же, Гитлер», – ответим мы, не задумываясь, поскольку усвоили этот простецкий ответ со школьной скамьи, который дожил с нами до седых волос, ни разу не колыхнувшись в нашей памяти от сомнения о зачинщике войны. Признаюсь, я не намерен во всех подробностях описывать предвоенную политику сталинского руководства подготовки к большой войне, которая хорошо известна широкому кругу читателей и не требует лишних доказательств целей и задач, поставленных партией большевиков. Однако для ясности понимания международной политики революционного правительства коротко напомню о высказываниях лидеров октябрьского переворота. Особенно о планах и целях только что рождённого социалистического государства, по форме и террористического по существу, в мировой истории ещё невиданного. В те вихревые послереволюционные годы В. И. Ленин жил надеждой на то, что «как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы немедленно схватим его за шиворот» [Речь Ленина на собрании ячеек Московской организации РКП(б) 26 ноября 1920 г.]. Л. Д. Троцкий в 1919 году предлагал сформировать конный корпус для броска в Индию, так как, по его мнению, путь на Запад пролегал через Афганистан, Бенгалию и Пенджаб. Соратнику Ленина, И. Подвойскому, принадлежит высказывание о том, что «одно должно претворяться в другое так, чтобы нельзя было сказать, где кончается война» [Павлова, 2007, с. 193]. Но почему же в их зашибленную революцией голову не пришла простецкая мысль, что на постоянное ведение войны не хватит послушных людишек, не только в России, но не собрать и со всего мира. Да и нет такого народа на земле, согласного воевать всю свою жизнь, не считаясь с немыслимыми лишениями и потерями. М. И. Тухачевский писал в июле 1920 года: «Война может быть окончена лишь с завоеванием всемирной диктатуры пролетариата» [Тухачевский, 1964, с. 258]. Тоже зашибленный революцией! А знаменитый чекист Ф. Э. Дзержинский добавлял: «Мы идём завоёвывать весь мир, несмотря на жертвы, которые мы ещё понесём» [Борисов, 1919]. Читая их высказывания о будущем Россиипоражаешься, как же они поразительно были похожи друг на друга, – как патроны в обойме трёхлинейки. Давайте запомним, что никто из них ни при каких обстоятельствах не говорил тогда об улучшении жизни своего народа в разорённой гражданской войной стране, о его невообразимой нищете, голоде и детской беспризорности. (Однако следует отметить, что, невзирая на разруху и голод, Ф. Э. Дзержинский в 1921 году издал приказ ВЧК № 23, в котором в частности, говорилось: «Положение детей, особенно беспризорных, тяжёлое… Три года напряжённой борьбы на фронтах [Гражданской войны] не дали возможности, сделать всего необходимого для обеспечения и снабжения детей и окружения их, исчерпывающей заботой… И Чрезвычайные комиссии не могут оставаться в стороне от этой заботы. Они должны помочь всем, чем могут, советской власти и в работе по охране и снабжению детей». Далее в приказе указывались конкретные задачи. В них входили: обследование фактического положения дел на местах; проверка выполнения декретов о детском питании и снабжении и изыскания мер и способов к их выполнению; помощь в отыскании лучших зданий, их ремонте, снабжения топливом… Всё так, было такое просветление в их головах, но они готовы были ради мировой революции сгубить свой народ и страну без всякого сожаления, которым они, скорее всего, никогда не страдали.) В. И. Ленин в то время о судьбе поверженной в разруху России мыслил конкретно и масштабно, считая, что Россия для большевиков лишь плацдарм для завоевания всего мира путём организации революций в каждой стране. Захватить Россию и бросить все её ресурсы на захват и завоевание всего мира. Такова была главная цель большевиков, перед Октябрьским вооруженным переворотом. Их к этой цели вели мировой сионизм и масонство, которые строили свои планы мирового масштаба, рассчитанного на сотни лет, что подтверждают события XIX и XX столетий. Образ Ленина коммунисты превратили во всемирного идола, наделив его неслыханной добродетелью, окутав паутиной лжи, и правдивую информацию о нём наш народ до сих пор не знает. Это касается всей его жизни от рождения до смерти. Зря мы подзабыли пророческие высказывания А. С. Пушкина, который в трагедии «Борис Годунов» отметил черты русского народа следующими словами: «Живая власть для черни ненавистна, они умеют любить только мёртвых…» Уверенно подтвердим сказанное великим россиянином, что это мы «проходили» в своей новейшей истории. Вызывает «восхищение», что мёртвый вождь ещё недавно указывал нам, что мы идём правильной дорогой в светлое будущее, но в очередной раз жестоко ошибся.

Наша искривлённая история помнит, как в октябре 1917 года, после захвата власти большевиками, во главе поверженной страны встал человек, который был ярко выраженным интернационалистом-международником и откровенным русофобом. Его глумливые и издевательские выражения по отношению к России и русскому народу «красной нитью» проходили через все его речи, беседы, выступления, письма. Самая знаменитая и «крылатая» его фраза, брошенная в разговоре с Бонч-Бруевичем: «А на Россию мне наплевать, я большевик…», была зафиксирована советским дипломатом Г. Соломоном [Соломон, 1995, с. 15].

И далее Ленин писал в своей работе «Удержат ли большевики государственную власть» (1917 г.): «Дело не в России, на неё, господа хорошие, мне наплевать – это этап, через который мы проходим к мировой революции». Но и другие выражения основоположника из его огнедышащих речей заслуживают нашего пристального внимания, чтобы узнать и по достоинству оценить истинного Ленина, без прикрас, каким он и был в жизни:

– «пусть 90 % русского народа умрёт, но 10 % доживёт до мировой революции…» [Терне, 1922, с. 5] – фраза Ленина, произнесённая на митинге;

– «…русский народ велик, как может быть велик держиморда, угнетающий другие народы…» [Из письма «К вопросу о национальностях, или Об “автономизации”», декабрь 1922 г.];

– «…Русь!.. Сгнила?.. Подохла?.. Что же! Вечная память тебе…» – продолжение его речи «…а на Россию мне наплевать…» [Климов];

– «…наша партия – не пансион для благородных девиц. Нельзя к оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной из них для нас потому и ценен, что он наш мерзавец…» [Из воспоминаний В. С. Войтинского, соратника Ленина];

– «…все лица, несогласные с большевиками, считаются без исключения буржуями и белогвардейцами…» [Климов];

– «…необходимо шире применять расстрелы…» [Розин, 1996, с. 236]. Самым любимым наказанием, которое применял Ленин, была смертная казнь. Диапазон применения смертной казни в виде расстрелов и даже повешения у Ленина был достаточно широк, он потрясает воображение нормального человека;

– «…Раздайте русским дуракам работу…» [Из писем Ленина Берзину и Горькому, 1918 г.].

Основоположник говорил о русском народе только уничижительно. Мать Ленина (в девичестве Бланк) постоянно твердила сыну: «русская обломовщина», «учись у немцев», «русский дурак», «русские идиоты», «давить Русь и русскую шваль» [Климов].

Ленин советы своей матери воспринимал и понимал в буквальном смысле. Так и поступал. Ещё из его высказываний: «…а на Россию мне наплевать», «“ивашек” надо дурить. Без одурачивания “ивашек” мы власть не захватим. Чтобы на несколько десятилетий ни о каком сопротивлении они и не смели думать. Суд должен не устранять террор, а обосновать и узаконить его принципиально. Нужно поощрять энергию и массовость террора». Не буду комментировать ленинский цинизм в его отношении к России и русскому народу, воздержусь. Пусть это сделает каждый читатель, не равнодушный к истории своего Отечества. Я приведу высказывания русского классика, писателя И. А. Бунина об Ульянове-Ленине: «Выродок, нравственный идиот от рождения. Он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек. И всё-таки мир уже настолько сошёл с ума, что среди белого дня спорит, благодетель он человечества или нет» [Бунин, 1936].

Его соратник Троцкий высказывался о России и русских людях ещё хлеще, чем Ленин: «…что русское быдло, надо столкнуть лбами…», «Камня на камне не оставить от России и русского хлама» [Климов]. А вот П. А. Столыпин в своей речи в Государственной думе 10 мая 1907 года иное говорил о России и её народе: «Народ, не имеющий национального самосознания – есть навоз, на котором произрастают другие народы». Тут не возразишь.

Таков облик тех, кто «созидал» и «строил» светлое настоящее и наше будущее. Сталин был прилежным продолжателем дела Ленина, и чем их бредовая идея окончилась, мы сегодня хорошо знаем. Посмотрим облик тех, кто сразу же после захвата власти стал проводить широкомасштабную политику физического, нравственного и духовного геноцида и террора против собственного народа. Это те, кто стёр с политических карт мира, укоренённое название «Россия», заменив его надуманно-аномальным обозначением «СССР». Это они размежевали и, как мясники, расчленили страну на десятки национально-автономных искусственных административно-территориальных образований, никому ранее неизвестных, и заложили в фундамент нынешней России мину замедленного действия для межэтнических, межрелигиозных конфликтов, которые сегодня уже сотрясают нашу страну, и ещё долго будут сотрясать. Мина под основание пролетарского государства была заложена с чудовищной взрывной силой, но её взрыватель готовят для неё и нас с вами наши нынешние враги. Издевательское «строительство» светлого будущего проводилось ими на костях русского народа, и каждый из нас это ощутил на собственной шкуре и тяжкой судьбе своих предков.

Григорий Александрович Соломон (Исецкий) писал в своей книге «Среди красных вождей»: «Но горе предводителю, который вёл народ к известной туманной точке, вёл и сам не верил в её реальность, но убеждая, что она существует и видна, как путеводная звезда. И ещё больше горя и несчастья тому народу, который частью уверовал в обман, а большей частью подгоняемый дружиной такого вождя, шёл за ним. Обман обнаружился, мираж исчез, и путеводная звезда оказалась расколотой корытом жизни» [Соломон, 1995].

Самое поразительное, что Ленин, став главой государства и партии, ненавидел и громил только Русскую православную церковь. Так в день Николая Чудотворца, когда по православным канонам нельзя было работать, он издал приказ от 25 декабря 1919 года: «“Мириться с «Николой» глупо, надо поставить на ноги все чека, чтобы расстреливать не явившихся на работу из-за «Николы»”. В тоже время он лояльно относился к католичеству, иудаизму, мусульманству и даже к сектантам. В начале 1918 года Ленин намеревался запретить православие, заменив его католичеством. Не успел» [Латышев, 1996].

Страдания Ленина при кончине были ужасными. Возможно, в его меркнущем сознании порою слабо трепетала угасающая мысль мучившей его совести, если только она у него была, – мысль о том, на что он обрёк Россию. Умирая в муках, он впадал в беспамятство, а приходя в себя, не мог не видеть, до чего он довёл Россию, он не мог не понимать, что его левацкая идея максимализма потерпела полный крах, принесший одни несчастья загубленной стране и её обманутому народу. И что масштаб этого несчастья перешагнул границы России. Ведь всё, что Ленин успел натворить в России со своей большевистской гвардией, недавно вернувшихся из тюрем и ссылок, его последователь Сталин прилежно обогатил и развил учение Маркса-Ленина о строительстве светлого будущего и осуществил его на практике по -своему, за все годы своего владычества. Результат обогащённого Сталиным наследия Основоположника очевиден. Сегодня почти в каждом российском городе установлены памятники в честь безвинно репрессированных граждан, иногда – на местах их убийств. О мрачном и страшном ГУЛАГе и говорить больно. Именно всё это и стало прологом неслыханного разгрома Красной Армии летом 1941 года и краха некогда могучего СССР. Только из наследия марксизма-ленинизма, силой навязанного вождями России, и начали вырастать корни всех бед и несчастий в стране Советов, и нет смысла выискивать другие причины этих несчастий. А вождь мирового пролетариата в последние месяцы жизни тяжко мучился не только от физической боли, но и моральной. Его мутнеющее сознание терзали сомнения, от которых охватывал ужас, что наследство созданной им партии может перейти к скрытному и деспотичному Сталину или к буревестнику мировой революции Троцкому, и не скрывал этого. Он считал себя умнее и не признавал их достойными претендентами на пост главы государства и партии, поэтому вынужден был написать завещание, которое Сталин скрыл от людей. Да и кому Ленин мог завещать быть продолжателем своего проваленного дела? Неужели этим, по меткому выражению Троцкого, «из царства наглых посредственностей», исключая, конечно, себя? Да в том-то и дело, что некому. Он мог выбирать только из бывших тюремных сидельцев, в большинстве своём демагогов, не способных к созидательному труду, входивших тогда в состав правительства. Потому и смерть его была ещё более мучительной.

К сказанному добавлю, что я не отклонился от темы размышлений о «Ледоколе». Напротив, привёл подлинные документы и свидетельства соратников Ленина, раскрывающие истинный облик вождя, каким он был при жизни. Только советским историкам на протяжении многих десятилетий каким-то непостижимым образом удавалось представлять нам лубочного вождя как богочеловека, защитника трудового народа, хотя Ленин презирал этот народ до глубины души, о чём не раз открыто говорил. Но неумолимое время стёрло с него позолоту и стирает из нашей памяти голословное кликушество о нём, после чего он предстаёт перед нами в совершенно другом обличье.

Надеюсь, что читателю теперь будет легче понять и осознать трагедию лета 1941 года, полного разгрома Красной Армии в самом начале войны, корни которого были заложены основоположником ещё после Октябрьского вооруженного переворота и при создании СССР. Теперь-то мы знаем, для чего они готовили народы страны Советов, ослеплённые и вооружённые, как им казалось, непобедимым марксистко-ленинским учением!

Трагедия последователей учения К. Маркса в том и заключается, что они не увидели допущенную им роковую ошибку ещё на стадии сочинения проекта возможного строительства коммунистического общества, неосуществимого в реальной жизни, – как маниакальной утопии и необузданной фантастики. Соратники основоположника стали утопистами и фанатиками, тупо следуя его учению, чем обрекли Россию и её народы на самый кровавый эксперимент в истории человечества. Ошибка страшная по своим последствиям, которую мы и по сей день не можем преодолеть. Александр Солженицын как-то говорил, что Россия из большевизма выходит с большим трудом. Да выйдет ли?! Согласимся, хуже нет, чем учиться на собственных ошибках.

Дальнейшие замечания о ленинских высказываниях, мне кажутся излишними, но отреагируем на то, что уже написано, поскольку за матушку-Россию всё-таки обидно. Обидно, что на неё кто-то плюёт. Откровенные высказывания вождя мирового пролетариата характеризуют его как безнадёжно растленного партийца-большевика, маниакально заражённого гибельным марксизмом, как воинствующего безбожника и демагога, непревзойдённого по своему цинизму и фанатизму. На кровавой заре Советской власти Ленин убеждал председателя Чрезвычайной комиссии Дзержинского «немедленно определить коммунизм на живую базу: расстреливать, расстреливать и расстреливать, не допуская идиотской волокиты» [Розин, 1996, с. 236]. Незабвенный Ильич тогда великодушно благословил главного чекиста на внесудебные расправы над безвинными гражданами своей страны. И, надо сказать, Феликс Эдмундович, как пламенный рыцарь революции, довольно успешно и старательно выполнял указания вождя мирового пролетариата. Всякого народа разного в той России он истребил тьму: с одного раза не сосчитать и с десятого – тоже. И в этом его непростительная вина, несмываемая во все века.

Особо отметим и запомним, что ко времени кончины вождя революции, в это непростое для страны время, И. В. Сталин просто «секретарил». Неторопливо попыхивая трубкой, он внимательно присматривался и прислушивался к ленинской гвардии большевиков, входящих в Политбюро и враждующих между собой в постоянных спорах о мировой революции и новом мироустройстве после её окончательной победы. Однако, будучи от природы человеком прагматичным и целеустремлённым, он решал про себя непростую задачу: с кем дружить, против кого, и что из этого в итоге должно у него получиться. И без преувеличения надо сказать, что с этой архисложной задачей он блестяще справился. Став единоличным вождём, он без сожаления перестрелял всю так называемую «ленинскую гвардию», как дремучих демагогов, не способных к созидательному труду в тяжелейшее для страны время. Они, ушли в небытие, и вместо них он подобрал других, способных делать дело, чтобы поднять страну из руин. В сталинском Политбюро навсегда прекратились всевозможные дискуссии и споры, оно стало монолитным, как серый булыжник, покорно подчинённого его неукротимой воле – диктатора огромного государства.

Но главное заключалось в том, что Сталин понял, оценил и в отчаянных политических схватках отстоял догматы ленинской политики в России в самом главном: расширению базы социализма и скорейшего возрождению страны из хаоса гражданской войны, чему яростно сопротивлялись сторонники мировой революции. Путь Сталина был прост и понятен его многочисленным к тому времени сторонникам. Отказаться от надоевшей всем демагогии о мировой революции, с помощью Запада поднять промышленность, перевооружить армию и решить вопрос, с кем дружить, чтобы сокрушить капитализм, пусть пока на европейском континенте, а там видно будет. Этой глобальной цели и была подчинена вся довоенная политика сталинского руководства.

Но это вовсе не означает, что Сталин был одним из главных зачинщиков Второй мировой войны. Давайте вспомним, что он не раз напоминал своим соратникам: «Если мы не будем сильными, нас раздавят», – и это находило живой отклик не только среди членов партии, но и среди большинства населения огромной страны. А всеобщая поддержка этого курса большинством народа снимала с него все моральные ограничения по милитаризации всей экономики и подготовке страны к приближающейся войне, в которой он не сомневался. Два невиданных доселе диктатора были уверены, что военное столкновение между нацизмом и большевизмом неизбежно, какие бы политические шаги они не предпринимали перед этим в международной политике на дипломатическом поприще. Они походили в то время друг на друга, как два паровоза без тормозов, которые, разогнавшись до максимальной скорости, обречённо неслись навстречу по одной колее для лобового столкновения и побеждал тот, у кого масса тяжелей. За спиной Сталин стояла огромная Россия, с её многомиллионным народом, а за спиной Гитлера лишь крохотный клочок Европы.

Нет, Сталин не был одним из главных зачинщиков Второй мировой войны, как утверждает, В. Суворов в своей книге. Думаю, можно согласиться с выводами некоторых историков, как И. Фест, Р. Раак, И. Павлова и других, что у Сталина была подсобная роль, по сравнению с Гитлером. Роль подстрекательская, чтобы капиталистические страны хорошенько разодрались между собой, истощили себя, а потом СССР вступит последним и склонит чашу в свою пользу. На практике получилось наоборот. Сталинскому СССР дали возможность хорошенько разодраться с гитлеровской Германией, а капиталисты вступили в войну последними и в накладе не остались. Но при этом надо учитывать, что в предвоенные годы почти все политические лидеры европейских государств вели подобную политику: исходя из своих способностей и возможностей, остаться вне войны, которая неумолимо приближалась. Более того, как явствует из захваченных немцами документов, Англия совместно с Францией имели разработанные планы нанесения бомбовых ударов по Баку. Но ведь сегодня никто их за это не упрекает. Да и другие европейские политические лидеры миролюбие к Советскому Союзу в те годы особо не проявляли. Конечно, надо отметить, что высказывания Сталина о мире и войне отличались от их риторики по этим вопросам, с присущей ему изворотливостью в сокрытии своих истинных планов, может быть, некоторой ангажированностью борца за мир и коллективную безопасность, но это объяснимо и понятно. Все так поступали.

Нелишне будет сказать, что все мы помним стереотипные утверждения военных историков, что Сталин до последнего момента старался, якобы оттянуть войну, когда в этом уже не было здравого смысла, а для Гитлера промедление было смерти подобно. Это была роковая ошибка Сталина, чуть ни приведшая СССР к катастрофе, а, в конечном счёте, роковой она оказалась для Гитлера, и только позднее для СССР. Однако не следует забывать, что в результате тяжелейших последствий той войны неотвратимая гибель Советского государства стала неизбежной, но случилась значительно поздней, причём в мирном соревновании двух разных политических систем. Для убедительности происшедшей со страной Советов трагедии, публикую в сокращённом виде ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗАВЕЩАНИЕ Г. В. ПЛЕХАНОНОВА, старейшего марксиста России своим соратникам в апреле 1918 года, заранее предсказавшего крах строительству ленинско-сталинского социализма в России.

Пусть Ленин доживёт до того времени, когда со всей очевидностью поймёт ошибочность своей тактики и содрогнётся содеянному. Путь большевиков, каким бы он ни был, коротким или длинным, неизбежно будет ярко раскрашен фальсификацией истории, преступлениями, ложью, демагогией и бесчестными поступками. Всё сказанное о большевиках – их тактика, их идеология, их подход к экспроприации и неограниченный террор – позволяет с уверенностью утверждать: крах большевиков неминуем. Террор, на который уповают большевики – это сила штыка. Я допускаю мысль, что Ленин, опираясь на тотальный террор, выйдет победителем из Гражданской войны, к которой так упорно стремится. В этом случае большевистская Россия окажется в политико-экономической изоляции и неизбежно превратится в военный лагерь, где граждан будут пугать империализмом и кормить обещаниями. Но рано или поздно придёт время, когда ошибочность ленинских идей станет для всех очевидной, – и тогда большевистский социализм рухнет, как карточный домик… Будущее России во многом определится, сроком пребывания большевиков у власти. Рано или поздно она вернётся к естественному пути развития, но чем дольше просуществует большевистская диктатура, тем болезненней будет этот возврат. Верно, писал А. И. Солженицын, что «из большевизма мы выходим тяжело»

Давайте же дорогие читатели, восхитимся проницательным предвидением марксиста В. Г. Плеханова, предсказавшего в завещании с поразительной точностью гибельное развитием ленинского социализма в России и его бесславным конец, будто всю российскую трагедию, строительства этого социализма увидел сегодня своими глазами своими глазами сегодня видел. Поражает в завещании точность описании всех этапов мучительного развития ленинского социализма и его жалкий конец. И, как наглядно убедился народ, большевистская система оказалась поразительно настолько поразительно гнилой изнутри, особенно её руководящая партийная верхушка, что в одночасье рухнула, как карточный домик, без постороннего вмешательства, окончательно похоронив все иллюзии граждан страны Советов о светлом будущем, как и предсказывал в своём завещании В. Г. Плеханов. Наверное, повторюсь, если скажу, что случившаяся трагедия огромной страны, созданная по лекалам Ленина – Сталина, с примесью марксизма, была явно ошибочной. Она ещё раз наглядно доказала всему миру, что большевистское государство не может мирно сосуществовать со своим народом без террора, а со странами с демократическим строем без войн и того же террора, являющихся для коммунистов мощнейшим средством управления народными массами, подчинённых ими силой.

Так с чьей же злой воли началась та война, самая кровопролитная в истории человечества? И почему два террористических государства во главе с «выдающимися диктаторами» всех времён и народов оказались под обломками новейшей истории? Вникнем в содержание «Ледокола», разберёмся.

Подробное описание В. Суворовым, как Сталин привёл Гитлера к власти и сделал из него «Ледокол революции», – не более чем передёргивание очевидных фактов, имевших место в тот период в Германии в борьбе за власть различных партий. Более того, это цепь различных случайностей, неожиданно совпавших с зарождающимися у Сталина замыслами об использовании политической ситуации в Германии в своих далеко идущих планах. Надо иметь в виду, что характер Сталина, его цели и задачи в достижении политических целей в европейской политике с годами менялись, соответственно менялся и политический вектор в международной политике Советского государства. В своей книге «Ледокол» В. Суворов утверждает, что «за пять лет до прихода фашистов к власти в Германии Сталин уже планирует их уничтожение» [Суворов, 1993, с. 27]. И далее: «Фашизм – палач Европы». Согласимся. А коммунизм что – разве сказочный рай для блаженных всего мира, как учили нас классики марксизма-ленинизма? Давайте согласимся и ухмыльнёмся. Но он почему-то поддерживает палача, «но ещё до того как палач начал свою кровавую работу, Сталин уже готовил палачу такую же судьбу, как и его жертвам» [Суворов, 1993, с. 27]. Помилуйте, Виктор Богданович, цыплёнок ещё не вылупился из яйца, и неизвестно каким голосом будет кукарекать, а ему уже советским лидером вынесен смертный приговор?! И что это была за помощь Гитлеру, если сталинские добровольцы в солнечной Испании в жестоких боях сражались с гитлеровским воинством, но проиграли ту битву не по своей вине. А гитлеровских вояк, как победителей, испанский лидер щедро отблагодарил, как спасителей от большевизации своей страны неограниченной поставкой апельсинов, которые немцы получали бесплатно? И не только апельсинами их отблагодарил, но и дивизию своих вояк направил по осажденный Ленинград. Оказывается, и диктаторы могут быть между собой щедрыми и сговорчивыми. Кроме того, в СССР открыто и неистово велась антифашистская пропаганда, соответственно и Геббельс не бездельничал. Полная взаимность. К тому же, неутомимый Сталин в это тревожное время усердно готовил «большой террор» против собственного народа, по размаху и жертвам ещё не виданный в мире. И был он немало озабочен, кого из своих соратников, претендующих на власть и не согласных с проводимой им политикой, отстреливать в лубянских подвалах после публичной судебной порки. Согласимся, работа, хоть и не пыльная, но хлопотливая и нервная, отнимала у вождя много времени и сил. И не мог он отвлекаться от острейших внутренних проблем в борьбе с оппозиционными группировками, находить время заниматься трудоустройством Гитлера во власть и оказывать ему невидимую помощь в неутомимой работе по собиранию немецких земель под одной крышей. Фантастика? Возможно. Но обратим внимание на одно очень любопытное высказывание Гитлера в «Майн Кампф»: «Прежде чем побеждать внешних врагов, надо сперва уничтожить противника внутри страны» [Фест, 2006, с. 156]. Гитлер так и поступал, как писал и думал. Теперь посмотрим и вникнем, что думал и говорил по этому поводу Сталин: Как пишет В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё»: «Очень важной задачей Сталин считал в преддверии Большой войны наведение полного “порядка” в доме, то бишь, превращение СССР в единый военно-трудовой лагерь, сцементированный верой и страхом» [Бешанов, 2006а, с. 81]. И все горластые трубадуры из сталинского окружения приняли высказывания вождя к действию и руководствовались исходящим отсюда лозунгом: «Чтобы успешно бить врага на фронте, надо уничтожить сначала врагов в собственном тылу». Так и поступали, как указывал им вождь, но слишком перестарались от рабского усердия. Расплата за чрезмерное большевистское старание не заставила себя долго ждать. Своего народу столько истребили, что до сих пор не могут точно сосчитать количество и указать места массовых захоронений. Не до этого было. Спешили угодливо отрапортовать, что указание вождя по истреблению врагов народа выполнено, а нередко и перевыполнено. Вновь и вновь перечитываю высказывания двух тиранов и не могу отделаться от ощущения, что Сталину очень многое понравилось в книге фюрера «Майн Кампф», особенно об истреблении внутренних врагов, и он прилежно выполнял эту задачу, безжалостно истребив перед войной большинство командных кадров РККА. Работал настойчиво, не размышляя о последствиях. Возможно, я ошибаюсь – не беда, поправят, если основания найдутся.

Тем не менее, сделаем вывод, что не было у Сталина возможностей использовать в это время Гитлера в качестве «Ледокола революции» (да и не называл он его так никогда), если тот ещё не был избран главой государства. Не надо забывать, что главу государства в Германии избирали в соответствии с нормами Конституции, путём всеобщего и тайного голосования, и расклад политических сил через пять предстоящих лет ещё никому не был известен, даже мудрому Сталину. Да, надо признать, что в расстановке политических сил при выборах в Рейхстаг отрицательную роль сыграл Коминтерн, вроде бы запретивший по указанию Сталина немецким коммунистам объединиться с социал-демократами, что и позволило национал-социалистической партии одержать над ними убедительную победу. Но давайте согласимся, что фюрер, неважно под каким именем, обязательно бы объявился в германском обществе, задавленном и униженном кабальным Версальским договором, коллапсом в экономике, массовой безработицей и невыразительной политикой тогдашнего правительства. Именно такой лидер в тот момент и требовался германскому народу для сплочения нации и освобождения от грабительских условий этого договора, разрухи в стране и от народных волнений, охвативших всё общество, готовое на любые радикальные перемены. И он нашёлся. Ошибался Троцкий, когда писал, что «без Сталина не было бы Гитлера, не было бы и Гестапо» [Суворов, 1993, с. 25]. Только не надо быть уверенным, даже сегодня, что, объединившись в один предвыборный блок, коммунисты и социалисты, придя к власти законным путём, так бы и верховодили до следующих выборов, и на этом политическая борьба за власть в немецком обществе закончилась. Да ни в коем случае! Дело в том, что коммунисты, по свидетельству очевидцев, в своих предвыборных речах призывали избирателей «сделать, как в России», социалисты – как во Франции и только нацисты – как в Германии. Известный немецкий историк Иоахим Фест в своей книге «Гитлер» пишет: «Ошибка коммунистов Германии состояла и в том, что, не обращая никакого внимания на преследования и мучения, на бегство многочисленных товарищей и массовый отток своих сторонников. Коммунисты продолжали считать, что их основной противник социал-демократия, что нет разницы между фашизмом и парламентской демократией, что Гитлер всего-навсего марионетка, что если он придёт к власти, то тем самым только приблизит власть коммунизма, а на нынешней стадии высшая революционная добродетель – терпение. Однако Гитлеру удалось объединить их всех в новом мощном массовом движении. И даже ненадолго, но, тем не менее, на какой-то ошеломляющий момент лозунг “Адольф Гитлер пожрёт Карла Маркса”, с которым Йозеф Геббельс начал борьбу за “красный” Берлин, оказался отнюдь не столь уж дерзким, как могло показаться вначале. Во всяком случае, идеологическая инициатива в 30-е годы перешла на некоторое время из Москвы в Берлин. Утопия о классовом примирении оказалась настолько явно сильнее марксистской утопии диктатуры одного класса, что Гитлер смог привлечь на свою сторону значительные отряды даже вызывающего такой страх пролетариата и включить их в пёстрый состав своих сторонников, где были люди всех классов, всех категорий сознания и имущественного положения. И в этом плане он действительно соответствовал своему притязанию на роль “разрушителя марксизма”» [Фест, 2006, с. 16]. Согласимся, что здесь, похоже, слышатся отголоски грозного шепотка в адрес германских коммунистов кремлёвского владыки. И далее в той же книге: «14 лет разорили Германию. Один год большевизма Германию бы уничтожил. Даже страдания с бедствиями Европы, в центре которой взвился бы красный флаг уничтожения, превратили бы Германию в руины», – говорил Гитлер 1 февраля 1933 года в своей речи перед промышленниками. Затем: «У партий, приверженцев марксизму, и их попутчиков было 14 лет, чтобы доказать, на что они способны. Результат налицо – груда развалин. Я могу вести массу, только вырвав её из состояния апатии. Управлению поддаётся только сфантазированная масса. Апатичная, тупая масса – величайшая опасность для всякого общества», – заявлял Гитлер в своих предвыборных заявлениях. Наконец: «Никогда, никогда… не отступать от задачи истребить в Германии марксизм и сопутствующие ему явления» – и обращался к политическим противникам: «Похороните все иллюзии!» [Фест, 2006, с. 14]. С этой задачей Гитлер справился решительно и в короткий срок. В качестве главной цели правительства Гитлер назвал «единство духа и воли нашего народа».

Немецкий народ поддержал на выборах национал-социалистов, умело сыгравших в предвыборной борьбе на национальных чувствах немцев, униженных кабальными условиями Версальского договора. Нацисты обещали немецкому народу при победе на выборах освободить их от национального унижения этим договором, оздоровить экономику, освободив её от еврейского капитала. Эти факторы рано или поздно позволили бы национал-социалистам тем или иным образом захватить власть в стране без особых моральных мучений. И большинство немецкого народа это событие наверняка встретило бы с ликованием. Конечно, не надо забывать, что не так просто пробивался на вершину власти Гитлер. Да, были недовольные немцы, выступающие против политики его партии, были массовые стычки с полицией, аресты, жертвы, но всё это носило, скорее, стихийный характер, без руководящего центра протестными выступлениями народных масс. На встрече с генералитетом вермахта Гитлер говорил, что «надо сначала начать борьбу против условий Версаля при помощи осторожной внешней политики, чтобы затем, собрав силы, перейти к завоеванию нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадной германизации» [Там же, с. 7]. И совершенно напрасно В. Суворов в своей книге упрощает и минимизирует гитлеровские планы завоевания жизненного пространства на Востоке. Они тогда были всем ясны и понятны без всяких уточнений и публичных дискуссий. Тем более это понятно сейчас.

Напомню, главой партии нацистов был А. Гитлер. И 30 января 1933 года президент Германии П. Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером, т. е. главой государства. Безусловно, таким образом, большинство немецкого народа, с надеждой и верой в своё лучшее будущее, вручило заветные ключи от своей судьбы Национал-социалистической партии Германии, а значит и Гитлеру, причём без какого-либо сталинского воздействия. Согласимся, что это был очень важный момент, как для будущего Европы, так и для всего мира. Однако будем справедливы, не все граждане Германии были тогда согласны с таким выбором. Но бесспорным результатом выборов является то, что национал-социалистическая идеология обеспечила единодушное сплочение немцев вокруг возродившегося государства и его лидера – Гитлера. Да, «Гитлер, придя к власти, дал миру урок, который тот уже никогда не забудет» [Там же, с. 597]. Признаюсь, в этом вопросе я не опровергаю автора «Ледокола», а высказываю сомнение в достоверности его доводов.

Глава 3

Второй момент. Являлся ли И. Сталин одним из главных зачинщиков Второй мировой войны? Давайте попробуем вскрыть подлинные причины возникновения той войны, как самой кровавой трагедии двадцатого столетия. При этом будем руководствоваться не сегодняшними понятиями о прошлом, а теми, которые действовали в тот период. Это главное условие для поиска и установления истины и правильного понимания событий прошлого. Иначе мы окончательно запутаемся. Вначале приведу мнение Иоахима Феста из его книги «Гитлер. Триумф и падение в бездну»: «Ответ на вопрос о том, кто несёт ответственность за развязывание Второй мировой войны, совершенно очевиден. Тем не менее, порой предпринимаются попытки при помощи надуманных схем представить его как дискуссионную проблему. В этих случаях объективность суждений приносится в жертву апологетике, или же склонности испытать остроту ума в обосновании невозможного. Эта война была детищем Гитлера в самом широком смысле: его политика последних лет, строго говоря, весь его жизненный путь были сориентированы на неё. Не будь войны, он внезапно лишился бы цели и перестал быть тем, кем он был в действительности» [Фест, 2006, с. 349]. Сомнительно, что В. Суворов может обоснованно возразить на это утверждение известного немецкого историка. Для убедительности попытаюсь дополнить его выводы.

Напомню, что в предвоенные годы ведение войны одного государства с другим не считалось преступлением, и реакция общественного мнения на подобные события была вялой, чаще сумбурной, без чётко выраженной политической позиции в отношении воюющих сторон. Начнём с аншлюса Австрии Германией, когда в мировом общественном сознании укоренилось мнение, что коварные немцы сумели без применения военной силы присоединить доверчивых австрийцев к своему агрессивному государству. Глубокое заблуждение, которому проницательный В. Суворов почему-то не уделил своего пристального внимания как первой жертве «Ледокола революции» в далеко идущих планах коварного Сталина. Однако не будем упрекать за это автора «Ледокола» и навязывать ему свои неуместные желания. О чём он хотел написать, о том и написал, и точка. А я коснусь этой темы для выяснения насущного вопроса: помогал ли в то время Сталин Гитлеру в его агрессивных устремлениях при помощи военной силы покорять соседние европейские государства одно за другим, ослабляя, таким образом, себе в угоду военно-экономический потенциал стран капитализма, и создавал ли почву для пролетарских революций? С первого взгляда, вроде помогал, но каким образом? Вглядимся через мрак пролетевших десятилетий и обнаружим, что идея соединения с Германией зародилась в австрийском обществе ещё в 1918 году. Кроме того, 2 марта 1919 года между Германией и Австрией был заключён секретный договор о присоединении Немецкой Австрии к Германии, с оглядкой на готовившийся Версальский договор, если он не запретит наметившийся аншлюс. Да вот беда, в Версале хозяйничали победители Первой мировой войны, и они усмотрели в объединении двух стран коварство немцев в будущем, когда они смогут серьёзно осложнить политическую обстановку в Европе, а потому аншлюс запретили. Но к концу тридцатых годов Германия стала одним из сильнейших государств Европы, и с ней вынуждены были считаться все страны. И в ноябре 1937 года английское правительство дало добро на вхождение Австрии в состав германского государства. Следом за этим аншлюс был признан ведущими европейскими государствами, а также правительством США. Такова вкратце незамысловатая история аншлюса, где Гитлер совсем не выглядит злым агрессором, а Сталин подстрекателем, как бы направляющим в нужное русло его агрессию.

Теперь о мюнхенском сговоре. Так, уже много лет, он привычно маячит в нашем сознании, замороченном лживой пропагандой, далёкой от исторической правды. Напомню, что территория, вдруг ставшая спорной, издавна была заселена немцами, а последние примерно триста лет являлась собственностью австрийского государства, и вдруг она по диктату Версальского договора переходит в состав только что зародившегося чехословацкого государства. Кроме того, этим же, явно несправедливым, договором к нему присоединили часть Силезии, и уезда Леобшюц с преобладающим немецким населением с обещанной им широкой автономией. Но все эти привлекательные обещания, как и всё остальное из области правовых гарантий немецкому населению, неожиданным образом из реальной жизни безвозвратно исчезли. Накал политических страстей был столь велик, что в первых числах сентября 1938 года в Судетах вспыхнуло восстание немецкого населения под руководством К. Генлейна, которое было подавлено. Строгая власть щедро предоставляла участникам восстания тюремные услуги с посадкой в узилища, но остроту политической ситуации в стране эти меры не сняли, а лишь резко усилили. Дело в том, что Гитлер в это тревожное время очень даже прилежно и своеобразно выполнял свои предвыборные обещания, данные избирателям, о соединении бывших немецких земель в единое государство. Тут ему и подвернулся удобный случай мирным путём вернуть немецкие территории под немецкое управление. Его требования великими европейскими державами были услышаны и признаны законными, а 29 сентября 1938 года Франция, Великобритания, Германия и Италия безо всяких оговорок подписали в Мюнхене соглашение о передаче спорных областей Германии. Конечно, обидно и непонятно до сих пор, почему гордых чехов даже не пригласили на торжественное подписание договора о разделе собственной страны. А что вы хотели? В нашей жизни давно утвердилось мнение, что правота сильного всегда в силе. К удовольствию участников этого исторического события, почему-то названного мюнхенским сговором, 30 сентября 1938 года чехословацкое правительство одобрило аннексию собственной территории и в безмолвии согласилось со всеми пунктами договора. К этому следует добавить, что Германия в данном случае действовала в рамках политики «прав человека» или в одно ухо прислушивалась к словам премьер-министра Англии Вильсона: «Каждый народ имеет право на самоопределение». Но беда в том, что это право применялось сильными государствами произвольно, по своему усмотрению и распространялось не на все субъекты международного права. Да ведь и нынче так.

И совершенно непонятно, по какой причине – то ли из ложного патриотизма, то ли из показушной решимости – 23 сентября того же года чехословацкое правительство объявило мобилизацию для решительного отпора врагу, посягнувшего на их землю. В короткий срок были отмобилизованы все дивизии, образцово занявшие пограничные оборонительные сооружения. Надо особо отметить, что чехословацкая армия в тот период мало в чём уступала немецкой: ни по численности в живой силе и технике, ни в боеспособности вести с ними борьбу на равных. Да и запасов оружия у них было с лихвой, причём высокого качества, и им они успешно торговали со многими странами мира. Но назревшая война не состоялась якобы по причине того, что союзники не оказали обещанную им помощь. С союзниками было яснее ясного: они подписали с Гитлером договор о разделе суверенного государства. А вот ждать помощи от Советского Союза по недавно подписанному договору с ним было ещё бессмысленней. Единственное, что мог сделать товарищ Сталин в той обстановке, так это передать чехословацкому народу пламенный большевистский привет, но он и этого не сделал. В его далеко рассчитанных планах Чехословакия как суверенное государство, из политической игры уже выбыла и никакой роли в политике европейских стран не играла. Но дело в том, что мюнхенский сговор, как принято считать, явился первым обозначившимся признаком начала новой большой войны в Европе. Возможно. Но что примечательно, Чехословакия, уже готовая дать отпор агрессору, не сделав по нему ни единого выстрела, покорно сдалась. Таким необычным образом она и закончила не начавшуюся войну с агрессором к общему удовольствию всех участников мюнхенского сговора.

Глава 4

Теперь о пакте Молотова – Риббентропа, подписанном сторонами в Москве 23 августа 1939 года и обеспечившем Гитлеру безопасный тыл с Востока, как ему казалось. Но перед этим важнейшим политическим событием Гитлер потребовал от Литвы вернуть Германии, корректно выражаясь, самовольно присоединённый ею ранее к своему государству город Мемель, как жертву Версальского договора, который Литва, без лишних слов, благоразумно вернула. Гитлер без особых осложнений продолжал собирание бывших немецких земель в единое немецкое государство. Заметьте, делалось всё это без кровопролития. Настала очередь разобраться и с Польшей из-за так называемого «коридора» и города Данциг. Но в этом случае затрагивались геополитические интересы в европейской политике Сталина, и с ним следовало в любом случае договориться и заключить мирный договор. 29 июля 1939 года Гитлер предложил советскому руководству учесть советские интересы в Прибалтике и в Восточной Европе в обмен на отказ от договора с Англией и Францией. Сталин охотно пошёл на заключение этого договора, преследуя свои интересы, и нет смысла искать инициатора этого договора, поскольку обе стороны давно стремились к сближению. Образно выражаясь, рыбак рыбака видел издалека. Безусловно, Сталин много выиграл в результате этого пакта, но и Гитлер нейтрализовал СССР от каких-либо неприятностей с его стороны в будущем. Надо признать, что этот пакт играл в ряде случаев того времени важную роль не только в европейской политике, но и в международной, хотя его значение, на мой взгляд, было явно преувеличено в мировой историографии. Давайте упростим ту ситуацию до предела, чтобы можно было легко разобраться в хитросплетениях геополитических интересов различных европейских стран и сложившихся блоков в той непростой, взрывоопасной обстановке.

Удачно решив территориальный спор с Чехословакией и Литвой, Гитлер таким же образом, как говорят, не отходя от кассы, попытался решить территориальный вопрос и с Польшей. Он потребовал от польского правительства вернуть Германии Данциг с окрестностями и разрешить построить по польскому «коридору» автостраду и железную дорогу. К тому же настаивал на продлении действия немецко-польского пакта 1934 года ещё на пятнадцать лет.

Признаем, что требования Гитлера были более чем умеренными, учитывая, что Данциг с 1919 по 1939 год Польше не принадлежал, а был немецким поселением с X века, да так и дожил до 1919 года. Лишь решением победителей по Версальскому договору Данциг становится нейтральным городом под управлением Лиги Наций, но с польской администрацией. И теперь, когда Германия пыталась вернуть свой город под свою юрисдикцию, строптивые поляки воспротивились. Да с чего бы это? Ведь издавна известно, что с соседями всегда желательно жить в дружбе и согласии, а все спорные вопросы следует решать мирным путём на взаимовыгодных условиях, иначе будет не жизнь, а раздор с неизбежной потасовкой. Скорее всего, это взгляд дилетанта на сложившуюся тогда политическую обстановку при решении польского вопроса. Уж кто-кто, а поляки-то знали ненасытный гитлеровский аппетит в завоевании жизненного пространства, и мелкой уступкой его требованиям дело бы не ограничилось. Вторая мировая разгорелась бы в любом случае. Так и получилось. Вот что говорил Гитлер перед подписанием договора о дружбе и дополнительного к нему соглашению: «Быть войне или не быть, удадутся ли его планы или провалятся, это решение в течение суток зависело от Сталина, чтобы он согласился на приезд в Москву фон Риббентропа» [Фест, 2006, с. 327]. Как известно, Сталин дал согласие, и все планы Гитлера о предстоящей войне сбылись не без участия Сталина. Примечательно провидческое высказывание по поводу сговора СССР и Германии главы польского правительства Э. Рыдз-Смиглы: «С немцами мы теряем свободу. С русскими мы утратим нашу душу» [Там же, с. 328]. Всё-таки удивительно ясное и чёткое понимание было у главы польского государства о печальной судьбе своего отечества в ближайшее время, оказавшегося между наковальней и молотом. Но от него уже решительно ничто не зависело. Хотя польскому правительству было хорошо известно, что вермахт значительно превосходит польскую армию во всех отношениях, и рассчитывать им на успех при военном столкновении не придётся, но решить возникший кризис мирным путём они отказались.

Наверное, можно согласиться, что политика Германии в тот период не была столь агрессивной, как принято считать. Российский историк С. Переслегин в своей книге «Вторая мировая: война между Реальностями» пишет, что «политика Германии в тот период была последовательна и ясна: при всех правительствах страна стремилась освободиться от Версальских ограничений. Создать сильную армию и вернуть утраченное положение в Европе. Нацистский режим выделяется на общем фоне лишь темпами наращивания военной мощи и нацистской риторикой. Кроме Германии, в европейской войне были заинтересованы Соединённые Штаты Америки и Советский Союз. Для США война была удобным способом возложить на Европу издержки экономического кризиса 1929 г., а для СССР – важным шагом в “собирании российских земель”. Летом 1939 г. война была уже решена, и вопрос стоял лишь, в какой конфигурации она начнётся» [Переслегин, 2007, с. 20]. Но вот что любопытно: «25 августа, через день после заключения российско-германского договора, правительство Н. Чемберлена предоставило Польше гарантии территориальной целостности и заключило договор о военном союзе в случае агрессии. “Поезд” ушёл, и этот запоздалый шаг был обыкновенной истерикой слабого человека и негодного политика Невиля Чемберлена, который наконец-то понял, что его обманули. В своём роде эти обязательства уникальны – никогда ещё ответственный министр Его Величества не произносил подобного: “в случае акции, которая явно будет угрожать независимости Польши и которой польское правительство сочтёт жизненно важным оказать сопротивление своими национальными вооружёнными силами, Его Величество сочтёт себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах. По букве и духу этого документа вопрос о вступлении Великобритании в войну должно теперь решать польское правительство”» [Там же, с. 20–21]. Чудеса в решете!

Хрупкий мир неумолимо сползал к мировой войне. Не решив с Польшей территориальный вопрос мирным путём, Гитлер сравнительно легко управился с ней за 17 дней при помощи военной силы. Правительство Польши бежало вначале в Румынию, затем осело в Англии и оттуда дирижировало политическими интересами поверженного польского государства. И после решения польской проблемы двумя диктаторами Польша с 1939 года неожиданно для мирового сообщества стала жертвой двух мощнейших держав – своих соседей, которые разорвали её на две примерно равные части, и она исчезла с карты мира как суверенное государство на шесть лет. Как пишет В. Суворов в своей книге «Ледокол»: «Этим пактом Сталин гарантировал Гитлеру свободу действий в Европе и по существу открыл шлюзы Второй мировой войны» [Суворов, 1993, с. 13]. С первым утверждением можно согласиться, во втором усомниться, и вот почему.

В интересной книге М. Солонина «Мозгоимение» эта ситуация описывается так: «Под давлением новообретённых союзников Англии и США Сталин вынужден был признать “бывшую Польшу” снова существующей и вступить в переговоры с правительством Сикорского. 30 июля 1941 г. было подписано советско-польское межправительственное соглашение. Первый его пункт гласил: “Правительство СССР признаёт советско-германские договоры 1939 г. касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу”» [Солонин, 2009, с. 212]. Соглашение предусматривало формирование на советской территории польской армии, которая будет считаться «составляющей частью Вооружённых сил суверенной Польской республики, на верность которой будут присягать её военнослужащие». Специальным протоколом к соглашению предусматривалось, что «советское правительство предоставляет амнистию всем польским гражданам, содержащимся в заключении на советской территории в качестве ли военнопленных, или на других достаточных основаниях» [Там же]. На основании этого протокола 12 августа был издан Указ Президиума ВС СССР об амнистии польских граждан, в том числе «всех военнопленных и интернированных военнослужащих польской армии».

Разумеется, ни сводки Совинформбюро, ни печать и радио не смущали умы советских людей информацией о том, что 30 июля 1941 года Сталин согласился признать «утратившим силу» свой «освободительный поход», в результате которого в восточной части бывшей Польши образовались, так называемые, Западная Украина и Западная Белоруссия. Здесь уместно напомнить, что в сентябре 1939 года и в 1940 году Германия ещё не была готова из-за своего слабого военно-экономического потенциала на серьёзную войну, чтобы двинуться на восток, тем более воевать на два фронта. К тому же должен опровергнуть устоявшееся мнение, что, заключив мирный договор с Германией, Сталин якобы оттянул участие Советского Союза в войне на два года. Какое глубокое заблуждение! Да, благодаря этому договору он присоединил суверенные прибалтийские государства, кроме того Западную Украину, Западную Белоруссию, Молдавию и Бессарабию в единую семью строителей социализма вопреки их воле. Но это, скорее, был подарок Гитлера Сталину за подписанный с ним пакт и секретный протокол, за раздел сфер влияния в Восточной Европе. Самое же худшее для Сталина заключалось в создавшейся общей границе с Германией, в скором будущем сыгравшей зловещую роль в нападении на Советский Союз. В значительной мере Сталин перехитрил Гитлера в этом случае, присоединив обширные земли без военных усилий, тогда как фюреру приходилось почти каждый раз вступать в военный конфликт. В результате Гитлер в мировом общественном мнении – ненасытный агрессор, а Сталин – миротворец и неустанный борец за мир и коллективную безопасность. На первый взгляд, это высший пилотаж Сталина в международной политике, а если серьёзно вдуматься, то блекнут его успехи в политике этих лет, учитывая, каким недальновидным образом он оттягивал войну, даже не подозревая о своей жалкой роли в ней, как политического банкрота, особенно на её первом этапе.

К тому же надо согласиться, что 1 сентября 1939 года произошёл всего лишь военный конфликт между двумя европейским странами, обычное в то время вооружённое противостояние, и ни о какой мировой войне и речи быть не могло, пока не вмешаются другие государства. Ведь Советский Союз Польше войну не объявлял и на её территории военных действий не проводил. Он получил свою долю по тайному сговору с Гитлером, как подарок за оказанную услугу. Всего лишь. Это же исторический факт, и нет смысла его оспаривать. А вот другой исторический факт. Англия, в силу своих обязательств по договору с Польшей, когда та обратилась к ней за помощью, была вынуждена предъявить Германии ультиматум с требованием вывести германские войска с территории Польши до 11.00, но не позднее 17.00 3 сентября 1939 года. После того как Германия ультиматум отклонила, Англия объявила войну Германии, а вслед за ней и Франция. Примерно, после десяти дней согласований и консультаций войну Германии объявили все британские доминионы, находившиеся в полной зависимости во всей своей деятельности от Англии. А Советскому Союзу никто за оккупацию Польши войну не объявлял и агрессором не считал. Надо учиться у товарища Сталина сухим из воды выходить. Именно 3 сентября можно и нужно считать началом Второй мировой войны.

Глава 5

«Война-самое большое свинство, которое когда-либо изобрёл род человеческий.

Н. Н. Никулин.

Лучший политик в довоенной Европе, Гитлер в этом случае просчитался, не предполагая такого исхода, что Англия и Франция, так безоговорочно согласившись на аннексию чехословацких земель, а после и самой Чехословакии, начнут с ним войну. Он был ошеломлён этим событием, что оказался в ловушке, и начал в спешке искать выход из создавшейся ситуации. К изумлению западных политиков Гитлер в своей речи в Рейхстаге 6 октября 1940 года предложил созвать мирную конференцию, но на предложение новоявленного миротворца Запад не отреагировал. В этих условиях, не найдя другого выхода, Гитлер решился на привычный способ разрешения подобных конфликтов – сокрушить военной силой западных союзников. Однако вермахт не был готов к немедленному наступлению по разным причинам, да и противники явно не спешили обуздать зарвавшегося агрессора. Более того, они были довольны, что навязали ему длительную войну, которая Германии была не нужна и таила в себе большие для неё неприятности.

Понимая, какие риски для Германии несёт затяжная война, Гитлер стал торопить командование вермахта наступать на Запад. Началась его беспримерная гонка с неумолимым временем, как бы ни опоздать, везде вовремя успеть, и он вынужден был постоянно спешить во всех своих политических шагах. Но темп им уже был потерян, как говорят шахматисты, и о сокрушении всех своих противников можно было только мечтать. В лучшем случае он мог в своей борьбе с ними добиваться ничьей, но и это, в конце концов, оказалось для него недостижимым. О своём времени Гитлер говорил следующее: «Драма немцев состоит в том, что у нас никогда не бывает достаточно времени. На нас всегда давят обстоятельства. А времени не хватает главным образом потому, что нам не хватает пространства. Русские на своих огромных равнинах могут себе позволить роскошь не спешить. Время работает на них. Но оно работает против нас…» [Фест, 2006, с. 579].

С осторожностью признаем, что времени история отпустила Гитлеру мало, зато у Сталина его было с излишком, но воспользоваться им он разумно не сумел. В своих «мудрых» и тягостных раздумьях он постоянно жил в мнимой реальности и высокомерии к происходящим событиям, и это мешало ему, с его угрюмым здравомыслием, самокритично оценивать сложившуюся политическую обстановку в её реальной действительности. В книге «Ледокол» автор утверждает, что на тайном заседании Политбюро 19 августа 1939 года было принято бесповоротное решение о вступлении СССР в войну: «попытка установить точную дату начала Второй мировой войны и время вступления СССР в неё неизбежно приводит нас к этой дате» [Суворов, 1993, с. 51].

Эту дату, 19 августа 1939 года, когда якобы состоялось тайное заседание Политбюро, которое он вычислил логическим путём, автор считает своим маленьким открытием. Похвально. Пусть будет так. Но давайте согласимся, что тайных заседаний при Сталине, о которых мы ничего не знаем сегодня и не узнаем никогда, было множество. Он был великим конспиратором ещё с предреволюционных лет и умел заблаговременно заметать следы своих преступных замыслов. Вычислить же сегодня дату их проведения самостоятельно, без опоры на архивные документы, практически невозможно, тем более установить принятые на них решения. Да, с опорой на документы, которые сегодня нам известны, можно согласиться, что заседание Политбюро в этот день состоялось, и были приняты на нём уже названные решения. Но позвольте спросить Владимира Богдановича, а что толку от этого Политбюро и принятых на нём решений? Ведь к этому времени Сталин невольно упустил инициативу в международных делах, поглощённый внутренними проблемами. Он всецело был занят подготовкой страны к Большой войне и безнадёжно опаздывал с накатившими проблемами накануне войны, связанной с развёртыванием Красной Армии в приграничье, которые разрешить ему, так и не удалось. Более того, как мы теперь знаем, от него уже не зависело начало войны с Германией, он безнадёжно упустил инициативу и был, если можно так выразиться, вынужденным статистом или, проще говоря, созерцателем неумолимо нарастающих событий в самый канун войны. Хотя об этом не догадывался. Конечно, он проявлял завидную активность по дезинформации Гитлера о своих намерениях, как и международного сообщества и граждан своей страны, изумлённых и возмущённых заключением пакта Молотова – Риббентропа. Это неоспоримый факт. И не важно, сколько армий и корпусов скрытно потянулись к западной границе по решению этого Политбюро с целью возможной подготовки внезапного нападения на Германию, но под предлогом укрепления безопасности западных рубежей. Их катастрофический разгром в приграничных сражениях, фактически был предрешён. По этой причине не вижу оснований утверждать о какой-либо связи между заседанием Политбюро 19 августа 1939 года и началом войны 22 июня 1941 года. Можно согласиться лишь с тем, что между этими, безусловно важными событиями того времени, никак не согласующимися между собой напрямую, существует косвенная связь, разделённая во времени двумя годами.

Да, Сталин умел терпеливо выжидать удобного момента для возможного нападения на Германию, и в этом ему не откажешь, но с определёнными оговорками. Автор «Ледокола» цитирует высказывания Сталина перед своими соратниками. Он, Сталин, неоднократно и раньше на секретных совещаниях высказывал свой план

«освобождения» Европы: «втянуть Европу в войну, оставаясь самому нейтральным, затем, когда противники истощат друг друга, бросить на чашу весов всю мощь Красной Армии» [Суворов, 1993, с. 61].

Забегая вперёд, признаем: выжидая удобный момент для нападения на Германию, он перехитрил себя самым глупейшим образом, ожидая истощения европейских государств от гитлеровской агрессии. Да с чего бы это жители оккупированных Гитлером одиннадцати европейских государств и их экономика вдруг истощились? Политический и экономический строй в этих странах он не изменял, частную собственность не отменял, гражданские права и свободу он ограничил в нужных ему пределах для поддержания оккупационного режима, необходимого в таких случаях. Правительства же оккупированных Гитлером стран хуже всякой войны боялись проникновения большевизма в Европу, создавали из добровольцев небольшие воинские формирования и отправляли их на Восточный фронт воевать на стороне вермахта, где они прилежно убивали бойцов Красной армии – пролетариев до мозга костей. Признаемся, что хитровато-обманчивое лицо большевизма всё более грозно проявляло перед войной свою агрессивную сущность в своей внешней политике в отношении соседних государств. И это пугало западноевропейских обывателей, вынуждало их руководителей оказывать Гитлеру впервые годы, начавшейся войны довольно существенную помощь в поставках оружия, боеприпасов, особенно продовольствия, в его смертельной борьбе с большевизмом.

К прискорбию сталинского окружения, пролетариат этих стран за булыжники так и не схватился и проклятых буржуев, находящихся у власти, не тронул. Более того, на заводах и фабриках почти всей Европы национальные пролетарии изготавливали боеприпасы и оружие различного назначения, да и всего другого, что нужно было на войне для вермахта, причём в больших количествах и высокого качества. Например, на заводах «Прага» и «Шкода» чешские пролетарии на базе своего танка LT vz. 38 и нашей трофейной 76-мм пушки Ф-22 изготавливали до конца войны самоходки с хорошими боевыми качествами, которыми гитлеровские вояки были очень довольны в борьбе с советскими танками. Так что у пролетариев этих стран, оккупированных Германией, была постоянная работа на своих предприятиях по военным заказам вермахта, неплохой заработок и жизнь с достатком. А воевали они в частях вермахта под нацистским лозунгом: «Не пропустим советский “иудео-большевизм” в Европу». Таким образом, надежды партийных идеологов из сталинского окружения на восстание пролетариев в воюющих государствах, якобы доведённых войной до истощения, не оправдались. Они потерпели первое внушительное поражение на идеологическом поле брани. Но и самый глупейший лозунг К. Маркса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» постигла та же горькая участь, как и все его сочинения. Никто из пролетариев разных стран почему-то до сих пор не объединился, чтобы свергнуть свои правительства и с ликованием войти в братскую семью страны Советов. Ну, до чего же капризными и разборчивыми оказались эти пролетарии!

Советские коммунисты такому неожиданному для них повороту событий, конечно, не обрадовались. Они были удручены, но бодрость духа тогда ещё сохранили. Неумолимый крах их идеологии нагрянул позднее, да так скоропостижно, что эта партия мимолётно исчезла с политической арены большинства стран. Это поражение было сокрушительным, как и всё остальное, что она пыталась претворить в новой жизни из марксистско-ленинского словоблудия. Интересно мнение о К. Марксе, почти его современника, знаменитого русского писателя В. Набокова: «Расхлябанный и брюзгливый буржуа в клетчатых штанах времён Виктории, написавший тёмный труд “Капитал”, как плод бессонницы и мигрени» [Набоков, 2010]. Пожалуй, точнее не скажешь. Да и результат очевиден.

От себя добавлю: будучи по происхождению евреем, К. Маркс почему-то был ещё и махровым антисемитом и очень дурно отзывался о евреях: «евреи – омерзительнейшая из рас» (опубликовано в Париже в 1844 году в журнале «Немецко-французский ежегодник»). Это сравнимо с пещерным уровнем расовой теории «величайшего освободителя человечества» Адольфа Гитлера, каковым он себя величал. Он не уступал Марксу в своих воззрениях на еврейскую расу: «“Евреи – исчадие человечества”, – заявил он 21 июля 1939 г. хорватскому министру иностранных дел Славко Кватернику. И ещё одно выказывание Гитлера о евреях: “…ибо коль скоро еврейство действительно, как он постоянно заявлял и писал, было главным носителем инфекции великой болезни мира, то не имело смысла создавать для него какую-то резервацию, а следовало уничтожить его, как биологическую субстанцию”» [Фест, 2006, с. 476]. Согласимся, дико сегодня слышать подобные высказывания двух совершенно разных по своей идеологии знаменитых людей сгинувшей эпохи, но как они были едины в своих убеждениях о еврейском народе!

Это удивляет. С Гитлером понятно, а вот Маркс – какой-то странный тип, с очень уж замутнённой душой и казарменной психологией, исходящей из его книги «Капитал», как фантастического бреда в её большей части.

Однако вернёмся к польским событиям, поскольку мы эту тему не закончили. В международном сообществе, да и среди некоторой части наших военных историков, утвердилось мнение, что Сталин нанёс Польше неожиданный удар в спину во время польско-германского военного столкновения. Да так ли это? Разберёмся. Бытует мнение, что без подписания пакта между СССР и Германией Вторая мировая война не могла бы начаться. Какое глубокое заблуждение. Ведь «план «Вайс» был подписан Гитлером ещё 3 апреля 1939 года, задолго до советско-германского сближения. К тому же германо-польский договор перед этими событиями был немцами аннулирован 28 апреля 1939 года, и войска Германии уже начали сосредоточиваться у польской границы с 15 августа 1939 года. Таким образом, решительный и авантюристичный Гитлер начал бы войну с Польшей в любом случае, независимо от согласия СССР подписать мирный договор с Германией. Более того, в эти роковые для мира сентябрьские дни от мудрого Сталина уже ничего в реальности не зависело, но Польша была обречена. Вот что говорил Гитлер в дни перед заключением пакта в кругу своих ближайших соратников: «Нельзя терять времени. Война должна быть, пока я жив. Мой пакт рассчитан только на выигрыш времени, и, господа, с Россией будет то же самое, что я сделаю с Польшей, – мы раздавим Советский Союз. Теперь мы можем нанести удар в сердце Польши – я приказал направить на Восток мои части “Мёртвая голова” СС с приказом убивать без жалости и пощады всех мужчин и женщин и детей-поляков, или говорящих по-польски» [Кларк, 2004, с. 31].

С учётом сказанного Гитлером, остановлюсь чуть подробнее на отношении к детям во время войны гитлеровского и сталинского режимов, поскольку оно стирает всякие понятия о человечности в понимании здравомыслящих людей. Даже не берусь сравнивать содержание детей в советских и гитлеровских лагерях. Пусть читатель это сам сделает, с учётом, что настолько они похожи своей лютой бесчеловечностью и немыслимой жестокостью к безвинным детишкам, попавшим в жернова их государственной политики, что даже сегодня не верится в реальность происходившего. Поверьте, больно и страшно об этом писать, но мы просто обязаны знать всю правду о том злодействе к малолетним детям, чтобы оно больше никогда не повторилось. Говорят, «дети – цветы жизни», но почему эти цветы так безжалостно истребляли, не считаясь ни с какой гуманностью и милосердием к ним, эти два злодея, проклятые всем миром? Данный вопрос нужно бы адресовать психологам и психиатрам, чтобы вскрыть суть такого злодейства, а я смогу коротко привести лишь некоторые факты.

Всем давно известно, как содержались дети в нацистских лагерях. Об этом много написано и показано. Лишь добавлю. Над ними проводились изуверские медицинские опыты, у них, обескровленных от голода и холода, выкачивали кровь для раненых солдат вермахта, и за каждой каплей детской крови неумолимо следовала человеческая трагедия бесправного малолетнего узника. Их умерщвляли в газовых камерах и сжигали в лагерных крематориях. На своей одежде они носили специальные знаки, указывающие на принадлежность к определённой нации. С 1942 года их стали клеймить в определённом цифровом значении, и с этого момента они потеряли свою фамилию, имя и отчество, а также принадлежность к определённой нации. Одним словом, их полностью обезличили, как человека, родившегося от своих родителей на планете Земля. Вот как описывает Константин Симонов в своих мемуарах «Разные дни войны» лагерь смерти Майданек и всё, что он там увидел: «Барак с обувью, длина 70 м, ширина 40, набитый обувью мёртвых. Обувь до потолка. Под её тяжестью провалилась даже часть стены. Не знаю, сколько её, может быть, миллион, может быть, больше. Самое страшное – десятки тысяч пар детской обуви. Сандалии, туфельки, ботиночки с десятилетних детишек и годовалых» [Симонов, 1981, с. 392]. Больше к этому добавить ничего не могу. Отказывает воображение.

Дорогие читатели! Внимательно посмотрите в глаза этого ребёнка, наполненные неизбывным горем, страданиями и полной безнадёжностью. Не кажется ли вам, дорогие друзья, что мы, сегодняшние, перед ним в неоплатном долгу за всё, что с ним случилось в детские годы?

Это их детство в нацистском лагере, как результат глумления над ними.

К сожалению, советская история не сохранила для нас фотографии и ленты кинохроники, где были бы запечатлены малолетние узники сталинских лагерей, кроме редких воспоминаний очевидцев той мрачной эпохи.

В сталинских лагерях, где зачастую дети содержались вместе с взрослыми, дела обстояли нисколько не лучше, а может быть, в некоторых случаях и хуже, чем в гитлеровских лагерях. Дело в том, что сравнивать одно уже совершённое злодейство с другим, когда речь идёт о гибели миллионов детей, почти невозможно, из-за бессмысленности сравнения всякого зла, от кого бы оно ни исходило. До 1926 года детей до двенадцатилетнего возраста по уголовным статьям не судили. Однако уже с 1926 года ст. 124 УК РСФСР разрешила судить детей с двенадцатилетнего возраста. Но советский социализм год от года крепчал, жить становилось веселей и, видимо, для закрепления достигнутого успеха вышло Постановление ЦИК и СНК от 7 апреля 1935 года, утверждённое на Политбюро за подписью Сталина 20 апреля 1935 года, где предусматривался расстрел детей с указанного возраста «за повреждение железнодорожных и иных путей». Удивляет вот что. Чем ближе сталинский СССР продвигался по пути развитого социализма, тем больше его ненавидели даже несовершеннолетние дети за зверское к ним отношение советской власти. Непостижимо, как они могли своими детскими ручонками взрывать железнодорожные и иные пути. Чем они могли взрывать и зачем? Невозможно представить, что осужденных малолетних детей тогда пыталась перевоспитать в этих лагерях советская власть, вооружённая непобедимым марксистко-ленинским учением. Чудовищная глупость. А ведь всё это было наяву в стране Советов. Людоедов бы им лучше воспитывать этим учением, только не детей.

Совместное содержание детей и взрослых продолжалось четыре года. Имелись колонии, где мальчиков и девочек содержали вместе. Не удивляйтесь, это чистый марксизм без всякой идеологической примеси. Но уже в 1940 году в СССР было 50 колоний для несовершеннолетних и 90 домов для младенцев, родившихся в лагерях. Вроде прогресс, но страшноватый. Дальнейшая их судьба неизвестна. Не возмущайтесь, это тоже по Марксу. Внимательней читайте его «тёмные» творения. Ведь марксизм у нас получился какой-то странный, с бесчеловечным лицом, да ещё с неограниченными расстрельными полномочиями, и для нормальной жизни никак не подходящий. Удивлялся, возмущался народ такому марксизму, который и в стакан не нальёшь и на кусок хлеба не намажешь. Намаялись они с ним за несколько десятилетий до изнеможения, да и выбросили его из-за бесполезности на обочину дороги, думая, что кто-нибудь его подберёт, кому не жалко ни свой народ, ни свою, страну. Никто не подобрал.

В ряде случаев содержались в колониях и дети младше 12 лет. На допросе оголодавший «преступник», наивно, по-детски рассчитывая на милосердие взрослых дядей, называл заниженный возраст, но срок получал сполна. С началом войны, когда развитой социализм начал трещать по всем швам, и после известного обращения Сталина к «братьям и сёстрам» и для большего укрепления социализма вышло еще одно Постановление ЦИК и СНК – судить детей с применением всех мер наказания вплоть до расстрела. Но его изюминка была в том, что теперь можно было осудить малолетнего преступника не только за совершение неумышленного преступления, но и по неосторожности. Много было осуждено малолетних оголодавших детей из деревень за собирание на колхозных полях прошлогодних колосков. Это было страшное судилище, которое могла устроить только Советская власть [РГАСПИ, ф. 17, оп. 1, д. 962]. Капкан над сиротами и голодными детьми захлопнулся, и за их воспитание взялся ГУЛАГ, непревзойдённый истязатель и растлитель всех его сидельцев.

В сталинских лагерях был земной ад, описать который во всех его злодейских проявлениях почти невозможно по многим причинам, не зависящим от желания будущего автора. Отчасти это убийственно правдиво сумел описать в своих рассказах колымский узник с семнадцатилетним стажем Варлам Шаламов. Отмечу только одно – постоянное истязание малолеток матёрыми уголовниками с большим сроком отсидки. Это, как правило, сексуальное насилие над ними, калечащее душу и тело на всю жизнь, как бы она потом не складывалась. Что поражает, ни один высокопоставленный советский каратель так ни разу нигде и не заикнулся перед вождём всех народов, что надо бы содержать малолетних преступников в более щадящем климате с их ещё неокрепшим организмом, только не в Заполярье. Это была их верная гибель за очень редким исключением. Сколько их было расстреляно, погибло от голода, холода и почти неизлечимых болезней в том суровом климате Заполярья, Сибири и Дальнего Востока, мы никогда уже не узнаем. Советская власть всегда умела своевременно замывать следы своих кровавых преступлений от современников и будущих поколений. Задача исследователей нашего прошлого, по возможности их раскрывать, иногда, как это ни странно, рискуя, порой, своей жизнью и здоровьем.

Да, пакт Молотова – Риббентропа развязал руки Гитлера для исполнения самой грязной и кровавой работы, для ведения захватнических войн на Западе, и он безжалостно сокрушал одно государство за другим. Вот что говорил Гитлер о заключённом пакте: «Честным этот пакт никогда не был, – сказал он одному из своих адъютантов, – потому что слишком глубока пропасть между мировоззрениями». К тому же «Гитлер никогда не мог полностью забыть, что пакт с Москвой был лишь второсортным решением» [Фест, 2006, с. 320]. Но и Сталин не лучше думал об этом пакте и считал, что обманул Гитлера, причём в накладе не остался и руки не замарал. Сталин тихой сапой, почти без единого выстрела, позволил Красной армии оккупировать восточную часть Польши, удачно, за единичными случаями, избежал военного столкновения с польской армией, поскольку она была уже разбита вермахтом. При этом нужно иметь в виду, что мирное польское население Красная армия поголовно не истребляла. Тем не менее, надо признать, что карательные органы Советского государства, как главная сила в установлении диктатуры пролетариата на оккупированных территориях, в том числе и на землях Польши, вели себя более сдержанно по отношению к большинству её гражданам, за некоторым исключением. Конечно, насилие и репрессии в отношении определённой части населения имели место и порою носили довольно жестокий характер. Но в то время это было свойственно в той или иной мере любому агрессору, но особенно Советскому Союзу, с его классовым подходом во всех политических конфликтах в оккупированных странах, когда неугодные и опасные представители чуждых классов безжалостно им истреблялись, а большая часть из них депортировались в Сибирь и Дальний Восток. Это надо признать.

Глава 6

Что бы мы сегодня о Сталине ни говорили и ни думали, давайте признаем, что он был в своё время выдающимся и даже мудрым в некоторых вопросах политиком, и доказательством этому служит его умение своевременно находить себе нужных в данный момент союзников, причём из числа своих бывших заклятых классовых врагов. Такими союзниками для него стали с началом гитлеровской агрессии США и Англия, предоставившие Сталину в труднейший момент 1941 года неоценимую материальную и моральную поддержку для отражения победоносного наступления гитлеровских войск. Не зря ведь говорят: «Дорога ложка к обеду». Да и всю войну эта помощь шла непрерывным потоком. Но Сталин без всякого сожаления решительно разрывал дружеские связи, когда этого требовали марксистко-ленинские догмы и интересы мирового коммунистического движения. После победоносной войны с Германией он безжалостно порвал дружбу с бывшими союзниками в войне с фашизмом, поскольку разногласия с ними по политическим вопросам усилились, не без их участия. Более того, они стали для него заклятыми врагами на долгие годы, положившие тем самым начало «холодной войне» особенно после Фултонской речи Черчилля, и последующих антисоветских выпадов других руководителей бывших союзных государств. Как это ни прискорбно признавать сегодня, но холодную войну Советский Союз впоследствии проиграл с треском перед всем изумлённым миром.

Снова о Польше. Прямо скажем, трагически складывалась судьба Польши в эти предвоенные годы. Она, в сущности, являлась лакомым куском добычи двух диктаторов, для их далеко идущих целей в скором будущем. В результате её раздела она стала их жертвой и невольным предвестником Второй мировой войны. Причём дважды – в 1939 году, и второй раз в 1941 году, когда под давлением приобретённых союзников Сталин вынужден был признать «бывшую Польшу» снова существующей и вступить в переговоры с правительством Сикорского. Поэтому 30 июля 1941 года было подписано советско-польское межправительственное соглашение [Солонин, 2009, с. 212]. В третий раз Польша приобрела суверенитет лишь после войны. Но это уже другая история, но коротко о ней напомню.

В сегодняшней, вроде бы, демократической Польше, к нашему прискорбию, особенно в её руководстве, их лидеры превратились в злейших политических дебоширов в Европе, с ненавистью проклинающих Россию за различные грехи, которые, если и были в прошлом, то их надо решать за столом переговоров, не иначе. Но без освобождения Польши Советской Армией, Гитлер истребил бы всю польскую нацию, начиная с детей, всех мужчин и женщин и граждан с польской фамилией, как он и обещал в своей речи, перед заключением пакта Молотов-Рибентроп. Читайте поляки эту речь Гитлера и думайте, думайте. Но от их полного уничтожения спасли воины Советской Армии, потеряв убитыми шестьсот тысяч солдат и офицеров, и полякам не надо бы сегодня массово крушить надгробные памятники своим спасителям, похожее на дикое варварство. За этот вандализм, им когда-то, придётся ответить. Похоже, Господь лишил поляков разума за тяжкие грехи перед своими освободителями, ни в чём перед ними не виновными. Они совсем оглохли и не слышат молитвенный стон убиенных, не нарушать их покой в царстве Небесном. Да уймите же своё безумие! И покайтесь за содеянное!

Однако мы забежали далеко вперёд, нам следует вернуться к трагическим событиям предвоенных месяцев 1941 года, что и является главной темой моих размышлений. Гитлер с 1939 года увяз в локальных войнах с малыми европейскими странами. Но перед этим за семнадцать дней он сумел покорить Францию, и вроде бы назрела пора разгромить Англию, но Германии необходимо было безотлагательное заключение мира с Англией на максимально приемлемых условиях, поскольку Англия не была побеждена ни на суше, ни на море, ни в воздухе.

Напомню, речь Гитлера в Рейхстаге 19 июля 1940 года была миролюбивой и компромиссной. Он говорил о необходимости заключения с Англией и её союзниками прочного мира, поскольку считал, что война для Германии окончена и продолжение войны бессмысленно. Но его призыв к заключению мира не был услышан теми, к кому он обращался. Франция к тому времени из войны вышла не без помощи Гитлера, то есть половина её территории была оккупирована, а вторая была относительно свободной, но правительство функционировало в ограниченных оккупантом пределах и воевать пока ни с кем не собиралось. Однако, проблема состояла в том, что Англии мир с Германией был не нужен, и она была полна решимости продолжить войну с нацистской Германией до победы. Но что делать Гитлеру в этой ситуации? Он не может вести морскую войну с Великобританией как с могучей морской державой. Может решиться только на подводную войну, с туманными перспективами на победу ввиду непременного вступления в войну США с её могучим военно-промышленным потенциалом на стороне непокорной Англии. На мой взгляд, Германия в 1940–1941 годах провела против Англии две крупные военные кампании, воздушную и морскую, и в обоих случаях потерпела поражение, хотя надводному флоту Англии подводниками Германии был нанесён невероятный ущерб.

Всё так, но никакие победы гитлеровских подводников не смогли спасти нацистскую Германию от неизбежного поражения и, как следствие, гибели национал-социалистической партии. Осенью 1940 года перед Гитлером встало много неразрешимых проблем, прежде всего – добиться необходимой победы над главным врагом, Англией, или заключить с ней мирный договор, но Англия категорически отказалась пойти на мир с нацистами и продолжала наращивать свою военную мощь. Продолжать же с ней и её союзниками затяжную войну значило для Германии почти полное истощение военно-экономического потенциала и, в конечном счёте, поражение. Для расширения экономического базиса войны нужна была страна, обладающая огромными природными ресурсами. Такой страной был Советский Союз – восточный сосед, с которым был заключён мирный договор. Но что значила для Гитлера в той, почти безвыходной ситуации какая-то бумажка, пусть и подписанная обеими сторонами? Да ровным счётом ничего. Конечно, война с восточным соседом была рискованной, но вынужденной мерой, поскольку попытка втянуть Советский Союз в орбиту своих глобальных политических интересов закончилась провалом.

12 ноября 1940 года с визитом в Берлин прибыл Молотов с целью укрепления советско-германских отношений, но на самом деле – предъявления новых территориальных претензий, затрагивающих сферу германских интересов. Советскую сторону интересовали Болгария, Греция, Румыния, Югославия и Дарданеллы. При встрече с Гитлером Молотов дал ему понять, что затянувшееся пребывание Германии на Балканах для советской стороны нежелательно. Это был перебор русских в своих притязаниях на новые территории, и Гитлер их решительно отклонил, как и их планы в отношении Финляндии. В итоге двухдневных переговоров последняя попытка Гитлера обеспечить себя советскими ресурсами без риска стать жертвой сталинской агрессии окончательно провалилась. В результате такого неудачного исхода переговоров в декабре 1940 года он принимает окончательное решение отнять у Советов их неисчислимые природные ресурсы военной силой, и это, по его мнению, будет весомым аргументом в дальнейших переговорах с англичанами и американцами.

Он считал, что в связи с завоеванием СССР с его огромной минерально-сырьевой базой возродится и военно-промышленный потенциал Германии, к тому времени значительно ослабленный от ведения беспрерывных войн. Он надеялся, что на мирных переговорах с западными противниками они вынуждены, будут пойти ему на уступки, заключат с ним мирный договор. И это была главная причина нападения на СССР в 1941 году, как единственный выход из тупиковой ситуации, как надёжная гарантия существования самой Германии. Автор книги «Ледокол» задаёт резонный вопрос: «Собирался ли Сталин соблюдать пакт?» Слово Сталину: «Вопрос о борьбе… нужно рассматривать не под углом зрения справедливости, а под углом зрения политического момента, под углом зрения политических потребностей партии в каждый данный момент». И далее: «Война может перевернуть вверх дном всё и всякие соглашения» [Суворов, 1993, с. 43]. Как видим, и для Сталина подписанный сторонами договор был лишь бумажкой, и соблюдать его он не собирался, исходя из политических потребностей партии и государства, так же как и Гитлер в подобной ситуации. А политические потребности партии Ленина, чтобы не соблюдать подписанные договоры с капиталистами, были всегда, с момента зарождения страны Советов. Всё было так же, как и у национал-социалистов, партии Гитлера. Они были похожи друг на друга, как братья-близнецы. Оба были социалистами-революционерами, оба сидели в тюрьме, где Гитлер написал свою единственную книгу «Майн Кампф», а Сталин отделывался лишь редкой перепиской с соратниками по партии. Из тюрьмы оба вышли закалёнными революционерами, полными решимости захватить власть в своей стране любым путём, каким придётся. Правда, цели в революции, в соответствии с партийной доктриной каждой партии, были разными. Гитлер мечтал сделать счастливой жизнь немцев за счёт интересов других народов, Сталин намерен был сделать счастливыми другие народы за счёт России, а её использовать, как плацдарм для мировой революции. Интересы в конечной цели двух разных идеологий были несовместимыми, и вражда между ними была непримиримой.

В своей книге «Кадры решают всё» В. В. Бешанов пишет: «Развитие Красной армии в 1939–1941 годы было фактически скрытым мобилизационным развёртыванием, так как по принятой летом 1939 года системе количество соединений и частей в мирное время доводилось до уровня военного времени» [Бешанов, 2006а, с. 117]. Так зачем, спрашивается, Советскому правительству с началом войны надо было спешить с всеобщей мобилизацией, когда общая численность его армии по скрытой мобилизации на западной границе уже достигла уровня военного времени и составляла 5,8 млн человек? Численность немецкой армии на восточной границе к тому времени составляла 5,5 млн человек, а вместе с союзниками – 6,8 млн. Война неумолимо приближалась, и не было в мире силы, способной её предотвратить.

Глава 7

По сообщениям своей разведки Гитлер знал о невероятном сосредоточении войск Красной армии на его восточной границе и обратил на это самое пристальное внимание. Образно выражаясь, он увидел в руках Сталина сверкающий меч революции, готовый в удобный момент раскроить ему голову, не задумываясь ни минуты. У фюрера накопились к тому времени точные сведения, что Сталин стянул многочисленные силы своей армии к границе с возможным намерением в будущем нанести по его войскам неожиданный и мощный удар. Как было известно многим проницательным политикам, да и гражданам противостоящих государств, и не только им, что время дипломатии прошло, теперь наступила пора заговорить пушкам. Мир оказался на грани, засквозило первым дыханием самой кровавой войны.

Однако проблема состояла в том, что для Гитлера Красная армия в то время представляла загадку, которую ему предстояло срочно решить. Вот как пишет об этом немецкий публицист-историк Пауль Карель: «Естественно, военная разведка Германии, особенно после 1933 г., пыталась заглянуть за кулисы “советского театра”. Однако руководство Советского Союза доверяло гитлеровскому третьему рейху ещё меньше, чем Веймарской республике, и, соответственно, задача создания развитой шпионской сети в СССР не имела радужных перспектив. Кроме того, немецкие разведчики, не склонные особенно рисковать, не слишком-то усердствовали в данном направлении. В конце концов, германское верховное командование не планировало воевать с Россией. Позднее, когда Гитлер потребовал создания шпионской сети в СССР, оказалось, что сделать это в столь короткие сроки не представляется возможным. Бдительная охрана границ коммунистической империи, усиленная слежка за каждым прибывающим в страну иностранцем сделали решение этой задачи практически нереальным. Даже если разведчику из Финляндии, Турции или Ирака и удавалось обосноваться в России, он сталкивался со значительными трудностями при передаче собранной информации. За передвижениями немногих туристов устанавливался строжайший контроль.

Результаты зимней кампании, войны с финнами в 1939–1940 гг., стали причиной неверной оценки боеспособности Вооружённых сил Советского Союза. Тот факт, что маленькая Финляндия смогла так долго и эффективно сопротивляться натиску советских войск, создал ощущение слабости Красной армии. И по сей день остаётся немало историков, считающих, что Сталин нарочно вёл войну с Финляндией устаревшим вооружением и наиболее неподготовленными войсками, что он пошёл на этот гигантский блеф с целью ввести в заблуждение весь мир. И, правда, советское верховное командование не применяло ни Т-34, ни тяжёлых КВ, хотя выпускались они буквально рядом – в Колпино, как не вводило в бой реактивных миномётов. В октябре 1940 г. подполковник Ровель получил совершенно секретное задание лично от самого Гитлера: “Вы создадите части дальней разведки, способные вести аэрофотосъёмку территории на западе России. Вы будете действовать на очень большой высоте, чтобы Советы ничего не заметили. Вы должны быть готовы к 15 июня 1941 г.” В пожарном порядке на разных авиастроительных фирмах принялись создавать соответствующие самолёты на базе уже имевшихся машин, правда, с наддувом пятого двигателя. Зимой эскадра Ровеля начала свои полёты. Первая эскадрилья действовала с Зеераппена в Восточной Пруссии и вела разведку территории Белоруссии. Вторая эскадрилья поднималась в небо с аэродрома в Инстербурге и фотографировала объекты на территории прибалтийских государств, вплоть до озера Ильмень. Над территорией к северу от Чёрного моря действовала третья эскадрилья, укомплектованная He-111 и Do-215B2 и взлетала с аэродрома в Бухаресте. Из Кракова и Будапешта поднимались машины специальной эскадрильи Исследовательского центра высотного воздухоплавания, отрабатывающие районы между Минском и Киевом. Тут применялись самолёты концерна “Юнкерс” – Ju-88B и Ju-86P – великолепные разведчики, способные подниматься на высоту 9900–11700 метров соответственно. В те времена такие высотные характеристики казались просто сенсационными. Затея воплощалась в жизнь без помех. Русские ничего не замечали» [Карель, 2003а, с. 48–50]. А если бы и заметили, то сделать ничего бы не смогли для пресечения разведочных полётов немцев. Не было тогда в ВВС СССР истребителя-перехватчика, способного подняться на такую высоту. Мне кажется, что бывшие на вооружении ВВС тяжёлые бомбардировщики ТБ-3 с наддувом от пятого двигателя, устаревшие к началу войны, достигали такого потолка. Другое дело, почему их не использовали в целях разведки с больших высот. Сейчас это вызывает недоумение. «Только у одного немецкого самолёта-разведчика произошли неполадки в двигателе, и он приземлился на аэродроме в Минске 20 июня, за два дня до начала войны. Однако прежде чем сдаться, экипаж поджёг свою машину. С началом боевых действий о происшедшем забыли» [Там же].

На первой стадии кампании данные аэрофотосъёмки этой эскадры являлись едва ли не единственным источником получения разведданных. Удалось сфотографировать все аэродромы на западе Советского Союза, включая и тщательно замаскированные приграничные базы истребителей. То, что оставалось недоступным человеческому глазу, явственно проявлялось на специальной фотоплёнке с учётом прекрасной немецкой оптики. На передовых лётных полях немцы, к своему удивлению, обнаружили большие скопления самолётов. Огромное количество бронетехники скрывалось в лесах на севере. Полученная информация позволила немцам нанести сокрушительный удар по советской оборонительной системе.

«Идея шпионажа с применением высотных самолётов, таким образом, принадлежала не разведке США. Гитлер успешно применил эту технологию за много лет до американцев. Однако до сих пор эта глава истории не получила заслуживающего освещения. Свидетельства этого мы находим в секретных архивах Америки. Можно не сомневаться, что изучение результатов немецкой аэрофотосъёмки и подтолкнуло американцев к эксперименту с U-2. Секретные материалы хранились в папках “Разведывательная эскадра командующего «Люфтваффе»”» [Карель, 2003а, с. 49]. В предвоенные дни план получил одобрение Гитлера и полностью сработал. Русские истребители стояли на аэродромах рядами и были уничтожены. Таким образом, с самого начала основные силы советской авиации пали жертвой гигантского «“авиационного Перл-Харбора”. Кроме того, лётчики “Люфтваффе” проникли в глубину территории СССР на 300 км и частично уничтожили также базы бомбардировщиков. Если бы не это, ВВС Советского Союза стали бы опасным противником в процессе проведения первых, определяющих дальнейший ход кампании операций» [Там же, с. 49–51].

Не могу согласиться с автором этой книги, что всё произошло именно так, как он нам рассказывает про разведочные полёты немцев и, как результат, последующий разгром ВВС в первый день войны. На этот счёт есть более убедительные доказательства, опровергающие события первого дня войны.

«Целые дни напролёт генерал-фельдмаршал Кессельринг и его подчинённые изучали фотографии и обсуждали оперативный план, который получил одобрение. На каждое лётное поле с русскими истребителями выделялось по три экипажа бомбардировочной авиации, обладавших опытом полётов в ночное время. Идя на большой высоте и над незаселёнными районами – лесами и болотами, эскадрильи скрытно подобрались к целям, появившись над советскими аэродромами с первыми проблесками рассвета – в 03.15. 22 июня. Несмотря на сокрушительный удар в самом начале, в период с 22 июня по 19 июля, “Люфтваффе” потеряли сбитыми или повреждёнными 1284 самолёта. (В советских источниках о первом дне войны прочно закрепилась цифра 1200 уничтоженных самолётов на аэродромах, так и не успевших взлететь. Примеч. авт. Так что война в воздухе на Восточном фронте отнюдь не являлась приятной прогулкой. Совершенно очевидно, что внезапный удар по ВВС Советского Союза имел огромное значение для действий немецких наземных войск. Тут возникает ещё один вопрос: как же всё это оказалось возможным, если в Москве знали о неизбежном немецком вторжении? Как объяснить тот факт, что на передовой советские наземные войска и военная авиация буквально безмятежно спали, тогда, как в тылу были сделаны все приготовления к войне? Например, подготовка к светомаскировке оказалась настолько тщательной и повсеместной, что по всей Западной России с самого начала войны имелись в большом количестве синие лампочки и другие материалы. Мобилизационная система также исправно функционировала. Перевозки людей и грузов в тылу повсюду осуществлялись на высоком уровне. Перевод промышленности на военные рельсы произошёл задолго до этого и без сбоев в соответствии с заранее намеченными планами. Уничтожение потенциальных “врагов народа” в приграничных территориях проходило с механической методичностью. В ночь с 13 на 14 июня 1941 г. – т. е. за восемь дней до немецкого вторжения – советские органы безопасности интернировали из республик Прибалтики несколько тысяч “подозрительных семей”. Сотрудники НКВД в течение считанных часов погрузили в железнодорожные вагоны около 11 000 эстонцев, 15 600 латышей и 34 260 литовцев и отправили их сквозняком в Сибирь. Всё действовало без сбоев» [Карель, 2003а, с. 51].

Первыми в войну вступили лётчики «Люфтваффе». Воздушные сражения всегда носили ожесточенный характер и оказывали существенное влияние на успехи наземных войск. «Люфтваффе» с первого дня захватили господство в воздухе. Но, как пишет М. Солонин в своей книге «На мирно спящих аэродромах…», «потери советских ВВС в первый день войны составили 528 самолётов», но только, наверное, в полосе Западного фронта [Солонин, 2006, с. 422]. Эта цифра почему-то вызывает подозрение, поскольку поступило сообщение Сталину от командования ВВС о потерях 1200 самолётов в первый день войны, но, видимо, на всём советско-германском фронте. Это повергло его в шок [Кузнецов, 2003, с. 29]. Неужели руководство ВВС могло представить ему ложные сведения? Очень сомневаюсь. Однако в ходе войны с Германией наши ВВС несли довольно ощутимые потери, но большей частью не связанные с боевыми действиями. Так В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё» пишет: «Потери в боевых самолётах ВВС в 1944 г. были максимальными, 24 800 машин. Но потрясает другое обстоятельство: из этого количества лишь 9700 погибли в боях, а 15 100 относятся к не боевым потерям. С одной стороны, советская военная приёмка на заводах закрывала глаза на брак, поэтому на фронт нередко поступали самые настоящие “летающие гробы”. С другой, сказывался крайне низкий уровень лётной подготовки пилотов» [Бешанов, 2006а, с. 435]. Вот что пишет об этом историк Р. Иринархов в своей книге «Непростительный 1941»: «Но не все авиационные части были готовы встретить нападение врага. В директиве № 34677 от 17 мая 1941 года отмечалось: “Главный военный совет, рассмотрев итоги боевой подготовки ВВС Красной армии за зимний период 1941 года, отмечает: боевая подготовка ВВС Красной армии проходила неудовлетворительно. Низкие показатели сопровождались чрезвычайно большим количеством катастроф и аварий. Переучивание лётного состава на новые типы самолётов, поступающие в лётные части, проводилось медленными темпами, отсутствовала практика учебных полётов по прицельному бомбометанию. Организация противовоздушной обороны аэродромов тоже оставляла желать лучшего”» [Иринархов, 2012, с. 49]. Например, налёт часов на экипаж в Ленинградском военном округе за этот период составил три часа. Да как же могла Красная армия напасть на Германию в 1941 году с такой недопустимо низкой боеготовностью всех родов войск, исключающей ведение любых наступательных операций, особенно большого масштаба?

Глава 8

Однако на время прервём размышления об авиации, вспомним кое о чём из нашего предвоенного прошлого.

Сегодняшним свободным жителям прибалтийских республик и жителям Западной Украины, Молдавии и Бессарабии необходимо всегда свято помнить, как стучали по рельсам тогда поезда, опутанные колючей проволокой и проводами телефонной связи с автоматчиками и пулемётчиками в специально устроенных тамбурах. Они в то страшное время по-особому стучали для интернированных граждан. Никто из них тогда не знал, на какой срок их насильно увозят, и вернётся ли кто из них в родные края? Наверняка, многие догадывались, что узникам этих поездов предстояло проделать слёзный, а скорее гибельный путь в далёкую Сибирь, Казахстан и Дальний Восток, без всякой надежды когда-нибудь увидеть свою родную землю, свой дом, своих близких. В большинстве своём худшие опасения оправдались. К сожалению, ни один поэт или композитор так и не смог во всю мощь своего таланта создать эпическое произведение, равное Девятой симфонии Шостаковича, и передать своим творчеством всю боль невыносимых страданий десятков тысяч безвинных людей и их мученическую смерть на этом длинном и скорбном пути. Слушайте люди, как стучат поезда, они о многом вам напомнят, отчего содрогнётся всякая человеческая душа. Переведём дух, поскольку всё остальное нам хорошо известно. К сожалению, прибалтийске государства безнадёжно опоздали создать эпическое произведение о трагедии многих тысяч людей, депортированных в Сибирь. Сегодня в их головах кипит и бурлит лишь злобная антироссийская риторика, затмившая разум и к добру это не приведёт.

Постараюсь ответить на вопрос автора «Ледокола», почему Гитлер напал Советский Союз. Только не буду цитировать затасканные выражения из «Майн Кампф», будто он стремился это сделать для завоевания жизненного пространства. Этого пространства у него было так много, что уже не хватало воинства, чтобы охранять эти земли и поддерживать на них оккупационный режим. Вспомним, что говорили Гитлер и его соратники перед началом войны. Как пишет об этом Пауль Карель в своей книге «Восточный фронт»: «Тремя неделями позже после визита Молотова, 21 декабря 1940 года, фюрер подписал Директиву № 21 – план “Барбаросса”. Там содержится одно важное предложение: “Все меры, принимаемые главнокомандующими в силу данного приказа, должны быть недвусмысленным образом представлены, как превентивные шаги, которые мы делаем на случай, если Россия переменит к нам своё отношение”» [Карель, 2003а]. В статье Р. Раак со ссылкой на дневник Геббельса от 16 июня 1941 года читаем: «Роль Сталина в развязывании Второй мировой войны подтверждается тем, что Гитлер много раз говорил, что он вынужден был напасть на Советы прежде, чем они нападут на него» [Раак, 2007]. В декабре 1940 года Гитлер сообщил своим генералам: «Приказ о стратегическом развёртывании вооружённых сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операции». Это обещание Гитлер выполнил. «День 22 июня 1941 г. был окончательно им установлен и доведён до сведения верховного командования вермахта 30 апреля, т. е. за 52 дня до начала операции. А перед этим 9 января 1941 года, выступая на совещании высшего руководящего состава германских вооружённых сил, А. Гитлер заявил: “Особенно важен для разгрома России вопрос времени. Хотя русские вооружённые силы и являются глиняным колоссом без головы, однако точно предвидеть их дальнейшее развитие невозможно. Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена. Тем не менее, и сейчас нельзя недооценивать русских. Поэтому необходимы самые решительные действия”» [Военно-исторический журнал, 1967, № 2, с. 83].

Добавлю к этому о настроении в германском обществе в эти предвоенные месяцы. «Нельзя сбрасывать со счетов и то воодушевление германского народа, которое охватило почти всю нацию в результате блестящих побед на Западе» [Мировая война, 2002, с. 150]. Нет смысла дальше цитировать другие высказывания фюрера по этому поводу, они похожи по смыслу. К тому же они доказаны как архивными документами, так и свидетельскими показаниями его ближайших соратников. Ну а главным аргументом его агрессивных высказываний о сокрушении страны Советов, явилось мощное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз. Чем окончилось это нападение для Германии, мы знаем. Категорически возражаю В. Суворову, утверждающему в своей книге «Ледокол», что «нападение Германии на СССР было вызвано опасностью нанесения неожиданного удара Красной армией по вермахту». Объективности ради, смею утверждать, что имелась, совокупность причин нападения Германии на СССР, и главная из них – завоевание большевистской России с её ресурсами, как козырной карты на будущих переговорах с англо-американцами, как ключ для военного равновесия с ними и прочного мира в Европе, уставшей от войны. И, повторяю, независимо от того, собирался Сталин напасть на Германию или не собирался, Гитлер в любом случае совершил бы нападение, поскольку иного выхода у него не было в той безвыходной для него ситуации. «Война с Советским Союзом, в очередной раз подчеркивал Гитлер, не была продиктована какими-либо волюнтаристскими соображениями: это была основополагающая цель вообще. Мы были обречены на эту войну, и нашей задачей могло быть только одно – по возможности, выбрать наиболее удачный момент для её начала» [Фест, 2006, с. 578]. И Гитлер этот момент выбрал. Скажем так: для начала войны момент был выбран удачный, для её конца оказался гибельным. Однако есть смысл привести мнение фельдмаршала Эриха фон Манштейна из его мемуаров «Утерянные победы»: «Первый вывод: ошибка, в которую впал Гитлер, недооценивая прочность советской государственной системы, ресурсы Советского Союза и боеспособность Красной армии. Поэтому он исходил из предположения, что ему удастся разгромить Советский Союз в военном отношении в течение одной кампании. Но вообще, если это и было возможно, то только в случае, если бы удалось подорвать советскую систему изнутри. Но политика, которую Гитлер вопреки стремлениям военных кругов проводил в оккупированных восточных областях при помощи своих рейхскомиссариатов и СД, могла принести только противоположные результаты. В то время как Гитлер в своих стратегических планах ставил себе целью быстрый разгром Советского Союза, в политическом отношении он действовал в диаметрально противоположном направлении. В других войнах также часто возникали противоречия между военными и политическими целями. В данном случае и военное, и политическое руководство соединялось в руках Гитлера, но результатом было то, что его восточная политика резко противоречила требованиям его стратегии и лишила его, возможно, существовавшего шанса на быструю победу. Вывод второй: в сфере высшего военного командования, то есть между Гитлером и ОКХ, не удалось выработать единой стратегической концепции, что было необходимо, как при разработке общего плана операций, так и в ходе проведения самой кампании 1941 года. Стратегические цели Гитлера основывались преимущественно на политических и военно-экономических соображениях. Путём овладения районами, богатыми сырьевыми источниками, он надеялся по существу парализовать Советский Союз в военном отношении» [Манштейн, 2002, с. 184].

Конечно, битого немецкого полководца можно оспорить, но в этом сейчас нет необходимости. Важно то, что все эти битые генералы и фельдмаршалы при обсуждении и утверждении невразумительного плана «Барбаросса» в восторженном приветствии вскидывали руки вверх и дружно рявкали: «Хайль Гитлер», а после тюремной баланды дружно принялись за мемуары, в которых всю вину за совершённые злодеяния во время войны и поражение так же дружно свалили на мёртвого фюрера, которому служили верой и правдой. А ведь какими стратегами они были вначале войны! Однако после поражения опустились до банального самооправдания.

К сожалению, мы не располагаем сегодня, даже в минимальной степени, архивными документами, подтверждающими намерения Сталина внезапно напасть на Германию. Правда, в последние годы появились ненадлежащим образом оформленные документы или их неполные копии, что не даёт нам с полной уверенностью утверждать об имеющихся сталинских планах и их реальном воплощении в жизнь. Зато в изобилии мы имеем многочисленные показания свидетелей, как соратников Сталина из его ближайшего окружения, так и ответственных работников Генштаба и нижестоящих военнослужащих разных званий-величаний на этот счёт, а главное, характер действий в предвоенные месяцы соединений Красной армии в приграничных областях и на границе. Для убедительности приведу лишь некоторые высказывания свидетелей из окружения вождя. Не случайно В. М. Молотов в кругу своих соратников высказывался о намерениях советского руководства в предвоенный период: «Сегодня мы поддерживаем Германию, однако ровно настолько, чтобы удержать её от принятия предложений о мире. Поддерживаем до тех пор, пока голодающие массы воюющих наций не расстанутся с иллюзиями и не поднимутся против своих руководителей» [Бешанов, 2006а, с. 115]. Согласимся, правильно тогда говорил глава Советского правительства, но почему-то не учитывал мнения трудящихся страны Советов, где повальные голодоморы 1920-х и 1930-х годов унесли миллиона жизней граждан, строящих светлое будущее. Далее Молотов уверенно продолжает: «В этот момент мы придём на помощь, мы придём со свежими силами, хорошо подготовленными, и на территории Западной Европы… произойдёт решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы» [Там же]. Признаемся, безбожным и беспощадным был человеком сталинский нарком по иностранным делам к своим гражданам, которых, совместно с вождём, загубил миллионы. Куда он звал свой покорный обездоленный народ и зачем? Напомню, что западные партнёры не слишком опасались в тот момент вермахта, озабоченного возникшими проблемами с его восточным соседом, и были невысокого мнения о боевой мощи Красной армии. Так же и Гитлер не считал Сталина и Красную армию сильными соперниками и без особых раздумий решился напасть на советскую Россию, чтобы покончить с ней за одну летнюю кампанию.

Есть смысл привести высказывания ближайших соратников Сталина о политике Польши в предвоенный период и на этом фоне показать их агрессивный характер и бахвальство о мощи Красной армии, которым они делились с нижестоящими партийцами. Они напоминали партийным активистам, что Польша, которая категорически отвергала любой союз с Москвой, настаивала на гарантиях Запада, проводила открытую частичную мобилизацию и при этом заигрывала перед Берлином. Политический подручный Сталина по «тёмным» делам Л. Мехлис саркастически вещал с трибуны: «Как проститутка, да извинят меня присутствующие здесь женщины, переходит из рук в руки, так Польша отдавалась то Франции, то завязывала серьёзный роман с Берлином. Сейчас польская мадам объявила, что она заняла твёрдую позицию и ищет серьёзного партнёра, обязательно со средствами. Посмотрим, что из этого выйдет». И далее: «Англия – это профессиональный поджигатель войны, но двурушник, ловкий двурушник. Её политика проста – уничтожать своих вероятных противников чужими руками, втягивая их войну с кем угодно, особенно с Советами, а я приду к концу самым сильным и буду диктовать» [Бешанов, 2006а, с. 109]. Эх, неистовый Лев Захарович! Ну, зачем вы так не корректно говорили о политических и военных планах в будущей войне товарища Сталина? Ведь рисковал пострадать от сталинского гнева, но обошлось. А вот что говорил главный сталинский идеолог А. А. Жданов накануне войны: «Будем копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом» [Там же]. А 5 июня 1941 года перед слушателями Военно-политической академии высказался о предстоящей войне угасающий революционер, дедушка Калинин: «На нас собираются напасть немцы, мы ждём этого! И чем скорее они нападут, тем лучше, поскольку раз и навсегда свернём им шею» [Военно-исторический журнал, 1994, № 6, c. 23]. Вроде бы следует выразить своё восхищение этим выступлением старца-большевика, но не хочется. Вот так они, сталинские трубадуры, истошно и голосили с самых высоких трибун о непобедимой и легендарной Красной Армии, готовой воевать и побеждать врага малой кровью и только на чужой территории.

Как пишет В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё»: «12–16 июня Генштаб приказал штабам западных округов начать под видом учений скрытное выдвижение вторых эшелонов армий прикрытия и резервов округов, которые должны были занять к 1 июля районы сосредоточения в 20–80 км от границы. Всего в войсках первого оперативного эшелона насчитывалось 114 дивизий. Понятно, что все эти приготовления были окружены завесой строжайшей секретности и обеспечивались мощной дезинформационной кампанией. К примеру, из дневников Гальдера следует, что немцы так и не вскрыли наличие в Белостокском выступе ударной советской группировки 10-й армии в составе двух стрелковых, одного кавалерийского и двух механизированных корпусов – почти по 1500 танков» [Бешанов, 2006а, с. 119]. В этом случае можно усомниться в утверждении Пауля Карела в первой книге двухтомника «Восточный фронт», что немецкой авиаразведке удалось с больших высот установить большое скопление советских войск на всём протяжении границы, особенно танков в лесных массивах. Тем не менее, немецкой разведке стало многое известно о количестве и местах дислокации частей и соединений Красной армии вблизи советско-германской границы, о чём регулярно докладывалось Гитлеру. Он, возможно, догадывался о намерениях Сталина нанести по войскам вермахта неожиданный и сокрушительный удар, но только не в 1941 году, из-за неготовности к большой войне Красной Армии во многих отношениях, по его мнению, и заранее упредил эту опасность мощнейшим ударом своих войск по всей советско-германской границе. Понимаю, что это предположение спорное, может быть, это случайное совпадение, но, на мой взгляд, наиболее правдоподобное, не раз подтверждённое высказываниями Гитлера и его генштабистами о причинах начала войны с Советами в июне 1941 года. Манштейн говорил после войны историку П. Карелю о дислокации советских войск на западной границе летом 1941 года следующее: «Учитывая численность живой силы в западных районах Советского Союза, а также значительное сосредоточение бронетехники, как в районе Белостока, так и Львова, Красная армия могла довольно легко перейти в наступление. С другой стороны, то, как дислоцировались советские войска к 22 июня, не говорило о намерении наступать немедленно. Наверное, наиболее точным будет определение характера сосредоточения советских частей, как развёртывание “на любой случай”. Из этого следует, к какому бы мнению кто не склонялся в послевоенный период, Сталин, скорее всего, не собирался нападать на Германию в 1941 году» [Карель, 2003а, с. 52–53]. Смущает вот что: ни гитлеровские генералы и фельдмаршалы, ни разведка и Гитлер не видели намерения Сталина совершить нападение на Германию летом 1941 года, а В. Суворов увидел. Разберёмся.

Глава 9

По установленным разведкой данным о подготовке сторон к возможному нанесению неожиданного удара по противнику совершенно глупым и унизительным для Сталина, на мой взгляд, выглядит сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года. Мировая общественность была в недоумении и язвительно потешалась над сталинской наивностью в отношениях с Гитлером, а советских граждан повергла в растерянность и уныние от непонимания его политики в самый канун войны. Особенно были в недоумении командные кадры РККА. В. Суворов в своей книге утверждает: «Ясным является только один вопрос: об авторстве этого сообщения. Всё остальное – загадка» [Суворов, 1993, с. 193]. Помилуйте, Виктор Богданович! Да какую же загадку вы увидели в этом глупейшем сообщении? Не надо наводить тень на плетень. Этим явно ошибочным заявлением Сталин предпринял последнюю отчаянную попытку ещё раз «оттянуть», таким необычным образом, начало войны, и для этого у него были серьёзные основания. Но, к его прискорбию, это сообщение ТАСС только укрепило решимость Гитлера в принятом им решении начать войну с Советским Союзом в июне 1941 года, и ни одному слову из этой дипломатической писульки Сталина, с явно обозначенной целью, он не поверил и не мог поверить. Более того, это сообщение не было даже напечатано в немецкой прессе, и на него не был дан официальный ответ. Давайте, имея в виду сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года, поразмышляем вот о чём: до начала войны осталось восемь дней, и знает об этом только Гитлер и его ближайшее окружение. А Сталин этого не знает и глубокомысленно размышляет, каким образом можно ещё раз оттянуть начало войны и за это время попытаться устранить в кратчайший срок объективно не устранимые недостатки в боеготовности Красной армии. Но Гитлер сделать этого Сталину времени не дал, несмотря на явно заискивающее и успокаивающее заявление ТАСС, в котором сообщается, что никакой войны между СССР и Германией не предвидится, стороны строго соблюдают условия Пакта о ненападении, слухи о близящейся войне «являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил». Чем интересен этот момент? Сталин привычно хитрит, а Гитлер решительно действует, зная о его хитрости. В. М. Молотов в беседе с Ф. Чуевым вспоминает: «У нас другого выхода не было. Так что, когда нас за это упрекают, я считаю это гнусно. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором, а у нас оказались союзники. Агитация тогда преобладала над натуральной политикой» [Чуев, 1991]. Это глупейшее оправдание Молотова пусть читатель прокомментирует, я не берусь. Да, конечно, поток войск, тянувшийся к западной границе, после этого сообщения заметно погустел, и 77 дивизий внутренних военных округов «под видом учений» устремились к западным границам. Но бессмысленность этой затеи была очевидна. Для нападения на Германию прибывающие войска из-за их низкой боеспособности не были готовы, а к оборонительным мероприятиям их не готовили, и приказов на занятие обороны по прибытии на место дислокации в войска не поступало. Сталин же и его генералитет в главе с Тимошенко и Жуковым, посвящённые якобы в наступательный план войны, почти до 22 июня всё ещё почему-то наивно верили в оборонительный характер действий вермахта и продолжали якобы готовить Красную армию к крупным наступательным операциям. Невозможно сегодня понять, зачем Сталину надо было прикрываться этим унизительным сообщением перед Гитлером, если он почти во всех подробностях знал о его планах нападения на СССР в 1941 году? Напротив, разумнее было открыто демонстрировать перед Гитлером всю силу и мощь Красной армии, чтобы предотвратить нападение в этом году, и от впечатляющей силы РККА фюрер, возможно, отказался бы от своего намерения совсем или перенёс на другой срок.

Упростим ситуацию. Представим на миг, дорогой читатель, что у порога вашего дома появился затаённо злой на вас сосед с топором в руках и с явными намерениями искрошить вашу семью в капусту. Так неужели вы будете при создавшейся смертельной опасности для всей семьи демонстрировать перед ним своё миролюбие? Да ни за что. Наверняка, даже в спешке, найдёте увесистый предмет, чтобы дать ему достойный отпор, прежде чем он переступит порог вашего дома. Согласитесь, что так поступит в этой ситуации любой нормальный человек. Но «мудрый» Сталин продолжал таинственный флирт с Гитлером, хотя оснований для этого уже не было решительно никаких. После войны он объяснил одураченным советским гражданам, что неудачи начального периода войны связаны с внезапным нападением Германии, без объявления войны. Якобы Гитлер коварно злоупотребил его доверием и вероломно напал на мирный Советский Союз, не готовый к войне. К тому же, Гитлер свою армию отмобилизовал, а Красная армия не успела этого сделать. Как всё просто и понятно стало советскому человеку! Но единственной правдой в этом объяснении вождя является его признание, что «Гитлер злоупотребил его доверием» [Там же]. Давайте вместе с вождём возмутимся: вот наглец, этот Адольф, так легко обманул кавказского Ленина, как льстиво раньше величали Сталина его ближайшие соратники.

А теперь погрузимся в документы, свидетельствующие о низкой боеготовности Красной армии, чем был обеспокоен Сталин в эти драматические предвоенные дни, и его неуверенности в принятии самого главного решения перед самым началом войны. Добавлю, что Сталин, возможно, знал, а скорее, догадывался, что к лету 1941 года Красная армия не была готова к большой войне, случись она в это время. Именно неготовность его армии к войне и явилась причиной желания Сталина оттянуть сроки начала войны, и он умудрился непостижимым образом убедить себя и подчинённых, что война в 1941 году не начнётся. Вот мнение маршала А. Василевского: «Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну, большую роль сыграл разгром военных кадров, который у нас произошёл» [Василевский, 1978, с. 69]. Да, за время войны погибло офицеров и генералов 6,5 %, а в период репрессий перед войной более 50 %. Почему же Сталин в преддверии войны истребил 90 % генералов, 80 % полковников и половину нижестоящих командиров? Мне кажется, что сегодня уже ни у кого не вызывает сомнений вопрос о главном виновнике разгрома гитлеровцами Красной армии летом 1941 года. Хрущёв на ХХ съезде КПСС выдал сенсационный ответ. Подавляющее большинство репрессированных командиров ни в чём не виноваты, ни перед партией, ни перед законом. Якобы всё устроил Гитлер через свои секретные службы. Глупо, но ему поверили. В действительности перед большой войной Сталин с присущей ему подозрительностью и энергией решил провести кровавую чистку командного состава Красной армии и полностью подчинить её себе. Именно так писал Гитлер в своей книге «Майн Кампф», а Сталин это хорошо усвоил. Он был прилежным учеником Гитлера по наведению порядка в тылу перед войной. Не вызывает сомнения утверждение Василевского, что истребление командного состава РККА накануне войны было одной из причин нападения Германии на СССР. Возразить знаменитому маршалу нечем. Действительно, после масштабных и кровавых чисток, а по-другому Сталин не умел, Красная армия стала ему «покорной и безвольной до идиотизма» [Кларк, 2004, с. 47]. Как пишет немецкий историк Алан Кларк в книге «План “Барбаросса”»: «Гитлер верил, что советская военная машина настолько пропитана коммунизмом, неуверенностью, подозрительностью и наушничеством и так деморализована чистками, что не может действовать надлежащим образом» [Там же, с. 48].

Наверное, можно согласиться с этими выводами Гитлера, поскольку советские граждане на собственной шкуре испытали, что такое сталинские чистки и массовое стукачество, как основа всех чисток, издевательства над людьми и зверского террора в стране Советов+ над подавляющим большинством его граждан. Это издевательское глумление над невинными людьми в Советском Союзе превратилось в болезненную червоточину на многие десятилетия, которая разъедала советское общество до постыдной деградации. А в предвоенные годы кровавых чисток в армии сыграло самую зловещую роль в истреблении командирских кадров. Но особое злодейство проявили профессиональные стукачи в лагерях смерти, уже имеющие опыт стукачества в годы Советской власти. Находясь плену, они, не задумываясь, выдавали немцам на расправу своих командиров и комиссаров либо за пайку хлеба, либо за возможность выслужиться перед ними, чтобы стать барачным надзирателем над своими товарищами по несчастью. Бывшие узники фашистских лагерей смерти потом с презрением и злостью вспоминали о них, что не было свирепей и злей по отношению к ним, чем эти продажные сволочи, ставшие предателями. Уж они-то, стараясь выслужиться, никого не щадили.

О боеготовности наших войск перед войной свидетельствует и адмирал Н. Г. Кузнецов: «И. В. Сталин представлял боевую готовность вооружённых сил более высокой, чем она была на самом деле» [Кузнецов, 2003, с. 61]. А как было на самом деле? В. Бешанов в книге «Кадры решают всё» пишет, что весной 1936 года командующий Белорусским ВО командарм И. П. Уборевич докладывал: «Каждый призыв бойцов из деревни приносит к нам в казармы 35 малограмотных на сотню. Но эти “малограмотные”, по сути дела, люди совершенно безграмотные: еле пишут фамилию и в час прочтут две страницы. Это люди, которые не знают, кто такой Сталин, кто такой Гитлер, где запад, где восток, что такое социализм» [Бешанов, 2006а, с. 134]. Историк ссылается на донесение в отдел военной разведки неизвестного сотрудника атташе США в Москве, составленное за шесть дней до начала войны и содержащее анализ состояния Красной армии: «Руководство армии состоит из необразованных и даже невежественных людей. В результате чистки 1938 года из армии были изгнаны способные военачальники, что сделало её сегодняшний высший командный состав в качественном отношении неполноценным» [Там же, с. 302–303].

А далее идеологическая, агитпроповская памятка, как соринка в глазу: «Сила классового воспитания, проводимая нашей партией, является могучей силой, притом только силой Красной армии» [Из выступления Мехлиса перед партийным активом Ленинграда в декабре 1940 г.]. Глупость сказанного ошеломляет. Но почему-то забывают, как пишет В. В. Бешанов, «что основную часть красноармейской массы по-прежнему составляли крестьяне, успевшие пройти “школу сталинской коллективизации”, пережившие раскулачивание, страшный голодомор 1932–33 годов, голодуху 1937–38 годов, запуганные террором и закреплённые навечно за колхозами, как рабы и работающие за “трудодни”, фактически бесплатно» [Бешанов, 2006а, с. 303]. Но откуда было взять «высококультурного бойца»? Да ниоткуда. Как-то В. И. Ленин, позируя в 1920 году художнику Ю. П. Анненкову, высказался вполне определённо: «Вообще к интеллигенции, как вы знаете, я большой симпатии не питаю, наш лозунг “ликвидировать безграмотность” отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции. Ликвидировать безграмотность следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель – вполне практическая, только и всего». Какой же, однако, циничный этот пролетарский вождь, давно наплевавший на Россию и её народ! Что удивительно, Адольф Гитлер в своей программе по колонизации завоёванных территорий в России предусматривал точно такую же программу по образованию покорённого им населения. Надо же, оба диктатора, матёрые большевик и нацист, каким-то удивительным образом были похожи друг на друга в этом вопросе, будто родились от одной матери и воспитывались с детства в одной семье. Можно представить, как должны быть несчастны жители любой страны, окажись они под игом одного из этих двух диктаторов. Признаемся, народам Советского Союза больше всего не повезло. Завоёванные и жестоко покорённые большевиками, они испытали их заботу о себе сверх всякой меры, заплатив за неё миллионами жизней безвинных граждан. Страшно высокую цену заломили большевики за прелести социализма в одной отдельно ими взятой на растерзание стране, по-большевистски прихватив в свой нерушимый Союз и некоторые соседние страны.

Глава 10

Готовясь к войне с Советским Союзом, германская разведка установила, что «преобладающее большинство нынешнего высшего командного состава Красной армии не обладают способностями и опытом руководства войсковыми объединениями. Они не смогут отойти от шаблона и будут мешать осуществлению смелых решений. Старшему и младшему командному составу (от командира корпуса до лейтенанта включительно), также, по имеющимся данным, свойственны очень крупные недостатки» [Военно-исторический журнал, 1989,

№ 5, c. 74]. И далее: «Внедрив большое число агентов в приграничные районы Украины и Молдавии, германское командование знало с большой точностью сосредоточение войск Красной армии, их перемещение в другие районы дислокации» [Карель, 2003а, с. 48–51]. Там же: «В середине апреля 1941 года штабы германских армий получили окончательный приказ о развёртывании сил по плану “Барбаросса”, им были даны конкретные указания на проведение наступательных операций. К 1 июня 1941 года сосредоточение и развёртывание войск вермахта было завершено. Ряд проведённых в мае-июне 1941 года инспекций убедил руководство Германии в готовности войск к ведению боевых операций». А теперь представим, какое значение имело для Гитлера сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года? Да решительно никакого, кроме презрительной ухмылки фюрера в адрес самого нелепого поступка Сталина в эти судьбоносные дни для обеих стран.

Ну а каково же было состояние Красной армии, её боеготовность накануне нападения Германии на СССР? Народный комиссар обороны С. К. Тимошенко, оценивая подготовку сформированных в 1941 году армейских управлений, отмечал: «Научившись организовывать взаимодействие родов войск и управлять войсками в стабильном положении, штабы теряли управление в ходе операции и не умели его быстро восстанавливать. Часть высшего командного состава до сих пор остаётся на уровне опыта гражданской войны и пытается перенести его на современность, не учитывая изменений, происшедших в развитии Вооружённых сил Красной армии и армий сопредельных стран. Большие недостатки были выявлены и в оперативной подготовке штабов округа (командиров) от требований полевого устава. Проводившие проверку комиссии отмечали значительное отставание в их недостаточно умелой организации и взаимодействия родов войск в меняющихся условиях боевой обстановки. Штабы всех уровней неумело использовали средства связи, загружая их не нужными сообщениями, управление при помощи радиосредств не было освоено» [ЦАМО РФ, ф. 25880, оп. 1, д. 450, л. 53]. А вот что пишет маршал С. С. Бирюзов в своих мемуарах «Когда гремели пушки»: «Дух боёв за линию Маннергейма продолжал витать над нашей тактикой и боевой подготовкой войск, хотя немцы уже в 1940 году преподали всем такой урок, с которым нельзя было не считаться… Нам приходилось переучиваться уже под огнём врага, дорогой ценой, приобретая опыт и знания, без которых нельзя было победить гитлеровскую армию» [Бирюзов, 1961, с. 31–32]. И всё-таки с какой целью Сталин продолжал гнать свои войска на западную границу, не позволяя прибывающим на место дислокации частям и соединениям проводить оборонительные мероприятия перед очевидным нападением Германии в ближайшее время? Ведь ещё с марта 1941 года непрерывный поток информации о военных приготовлениях фашистской Германии резко возрос. Даже от правительств США и Англии в Москву поступили тревожные сведения, как и из других источников, заслуживающих доверия. Конечно, советскому руководству поступало и достаточно много запутанной информации и даже дезинформации, в которой необходимо было тщательно разбираться, и, надо признать, разбирались. Не зря же существуют разведорганы, чтобы разобраться в полученных сведениях и по другим источникам и каналам провести их проверку. В германском генеральном штабе тогда имелась группа, отстаивающая нападение на СССР без промедления. «До сего момента Гитлер пытается избежать войны на два фронта, но если он убедится, что не сможет совершить успешного вторжения в Англию, то он нападёт на СССР, так как в этом случае он будет иметь только один фронт. С другой стороны, если Гитлер убедится, что он не сумеет победить Англию до того, как Америка сможет оказать ей помощь, он попытается заключить мир с Англией на следующих условиях: восстановление Франции, Бельгии и Голландии и захват СССР. Другая причина, по которой советско-германская война должна начаться в этом году, заключается в том, что Красная армия всё время крепнет, тогда как мощь германской армии, если война с Англией затянется, будет ослаблена. Поэтому Гитлеру выгоднее попытаться сломить Красную армию до того, как будет закончена её реорганизация» [Иринархов, 2011].

Таким образом, советско-германская война стала неизбежной в 1941 году независимо от плана Сталина о внезапном нападении на Германию. Это ещё одно подтверждение того, что грядущая война начнётся без учёта каких-либо намерений Сталина. В сообщении 3-го секретаря посольства СССР в Румынии от 13 марта 1941 года говорилось о том, что в беседе с румынским врачом немецкий офицер СС заявил: «…о марше на Англию нет и речи. Фюрер теперь не думает об этом. С Англией мы будем продолжать бороться авиацией и подводными лодками. Но мы имеем 10 млн парней, которые хотят драться и которые подыхают от скуки. Они жаждут иметь серьёзного противника.

Наша военная машина не может быть без дела. Более 100 дивизий сосредоточено на восточной границе. Теперь план переменился. Мы идём на Украину и на Балтийский край. Мы забираем под своё влияние всю Европу. Большевикам не будет места и за Уралом, фюрер теперь решил ударить и освободить Европу от сегодняшних и завтрашних врагов. Мы не можем допустить в Европе новых порядков, не очистив Европу от врагов этого порядка. Наш поход в Россию будет военной прогулкой. Губернаторы по колонизации уже назначены в Одессу, Киев и другие города. Уже всё зафиксировано. Между нами и русскими не может быть никакой дружбы» [Иринархов, 2012]. И эти красноречивые документы, говорящие о многом, были немедленно положены на стол советскому руководству.

«По поступавшим донесениям из-за границы, никакого сомнения в грядущей победе у германского командования не было. По мнению германского генштаба, Красная армия сможет оказывать сопротивление только в течение первых 8 дней, а затем будет разгромлена» [Иринархов, 2011]. Там же: «Обобщая, можно сказать, что война против СССР вообще не представляет проблемы с военной точки зрения. В два-три месяца немецкие войска будут стоять на Урале».

Читая сейчас весь бред надменных немецких стратегов, приходишь в недоумение и задаёшься вопросом: да за кого же они нас тогда принимали перед нападением? Неужели на полном серьёзе верили в нашу расовую неполноценность, что мы, славяне, недочеловеки? Даже не верится, что такое могло случиться в XX столетии, в одной из самых развитых и культурных стран Центральной Европы. И нам пришлось с ними биться не на жизнь, а насмерть, защищая родную землю от их нашествия, отстаивая своё право на жизнь и человеческое достоинство. Наверное, для советского руководства речь Гитлера от 30 марта 1941 года в имперской канцелярии перед высшими офицерами всех родов войск осталась неизвестной, в противном случае реакция и ответные меры наверняка были бы другими. Дневник Гальдера зафиксировал следующие положения этой речи: «Наши задачи в отношении России: её вооружённые силы разгромить, государство ликвидировать… Борьба двух мировоззрений. Уничтожающая оценка большевизма: это всё равно, что антиобщественное преступление. Коммунизм – чудовищная опасность для будущего. Нам не следует придерживаться тут законов солдатского товарищества. Коммунист не был товарищем и не будет. Речь идёт о борьбе на уничтожение. Нужно бороться с ядом разложения. Это не вопрос военных судов. Войсковые начальники должны знать, о чём тут идёт речь. Они обязаны руководить этой борьбой. Комиссары и люди, представляющие ГПУ, – это преступники, так с ними и следует обращаться. Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке жестокость – это благо для будущего. От командиров требуется жертва – отбросить все сомнения» [Фест, 2006, с. 419].

Дико звучат сегодня утверждения некоторых наших «экзотических» историков, что Гитлер не планировал разрушения политической системы СССР и порабощения Советского Союза. Опомнитесь, господа! Здесь уместно задать вопрос, опасался ли Гитлер нападения СССР на Германию в 1941 году? Эту версию отвергают генералы вермахта. Так генерал К. Типпельскирх вспоминал: «То, что Советский Союз в скором будущем будет стремиться к вооружённому конфликту с Германией, представлялось в высшей степени невероятным по политическим и военным соображениям; однако вполне обоснованным могло быть опасение, что впоследствии при более благоприятных условиях Советский Союз может стать весьма неудобным и даже опасным соседом. Пока же у Советского Союза не было причин отказываться от политики, которая до сих пор позволяла ему добиваться почти без применения силы замечательных успехов» [Типпельскирх, 1999, с. 239–240]. Какое завидное спокойствие и уверенность немецкого генералитета в миролюбивой политике их восточного соседа! Это подтверждает и высказывание генерала Б. Мюллера: «За всё время подготовки к войне против СССР вопрос о превентивном нападении со стороны СССР ни разу серьёзно не рассматривался. Необходимые на этот случай оборонительные мероприятия не проводились – ни в пограничных районах, ни в глубине расположения германских войск не было создано никаких укреплённых рубежей… Стратегические резервы противника находятся в глубине русской территории. Это обстоятельство особенно убедительно подтверждало чисто оборонительные намерения русских» [Мюллер-Гиллебранд, 2002, с. 279, 281]. Какое приятное заблуждение немецких генералов для советского руководства, но оно им не воспользовалось в нужный момент.

Свидетельствует маршал артиллерии Н. Н. Воронов: «Война надвигалась с каждым часом, об этом сигнализировали донесения с границы, а в Наркомате обороны СССР обращали мало внимания на угрожающие симптомы. Никаких совещаний о возможной войне с Германией в наркомате не проводилось. Была самоуспокоенность и благодушие» [Воронов, 1963, с. 170]. То же самое пишет в своих мемуарах «Солдатский долг» маршал К. К. Рокоссовский: «Нередки были случаи пролётов немецких самолётов. Стрелять по ним категорически запрещалось. Так, в районе Ровно произвёл вынужденную посадку немецкий самолёт, задержанный нашими солдатами. В самолёте оказались четыре немецких офицера в кожаных пальто (без воинских знаков). Самолёт был оборудован новейшей фотоаппаратурой, уничтожить которую немцам не удалось (не успели). На плёнках были засняты мосты и железнодорожные узлы на киевском направлении. Обо всём этом было сообщено в Москву. Каким же было наше удивление, когда мы узнали, что распоряжением, полученным из Наркомата обороны, самолёт с экипажем приказано было немедленно отпустить в сопровождении (до границы) двух наших истребителей. Вот так реагировал центр на явно враждебные действия немцев» [Рокоссовский, 2002, с. 29–53].

Поражает нас сегодня невероятная самоуспокоенность сталинского руководства, будто впавшего в гипнотическую спячку в самый канун войны. Далее Рокоссовский продолжает: «Довольно внимательно изучая характер действий немецких войск в операциях в Польше и во Франции, я не мог разобраться, каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев. Судя по сосредоточению авиации на передовых аэродромах и расположению складов центрального значения в прифронтовой полосе, это походило на подготовку прыжка вперёд, а расположение войск и мероприятия, проводимые в войсках, этому не соответствовали. Нанесённый врагом неожиданный удар огромными силами и его стремительное продвижение в глубь территории на некоторое время ошеломили наши неподготовленные к этому войска. Они подверглись шоку. Чтобы вывести их из этого состояния потребовалось длительное время. Растерянности ещё способствовали причины военного и политического характера, относившиеся ко времени, отдалённому от начала войны. Из тех наблюдений, которые я вынес за период службы в КОВО и которые подтвердились в первые дни войны, уже тогда пришёл к выводу, что ничего не было сделано местным командованием в пределах его прав и возможностей, чтобы достойно встретить врага. Но о чём думали в Наркомате обороны, кто составлял подобные директивы, вкладывая их в оперативные пакеты и сохраняя за семью замками? Ведь их распоряжения были явно нереальными. Зная об этом, они всё же их отдавали, преследуя, уверен, цель оправдать себя в будущем, ссылаясь на то, что приказ для “решительных” действий войскам ими был отдан. Их не беспокоило, что такой приказ – посылка мехкорпусов в бой, означал их истребление. Погибали в неравном бою хорошие танкистские кадры, самоотверженно исполняя в боях роль пехоты» [Там же].

Всё так, но ведь в конце мая, меньше чем за месяц до начала войны, на расширенном заседании Политбюро в июне 1941 года Сталин высказался совершенно определённо: «Обстановка обостряется с каждым днём. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии. От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всё можно ожидать». Не могу отделаться от ощущения, что в этих словах Сталина слышится скрытая неуверенность в отношении предстоящей войны с Германией. То он верит в её агрессивные намерения и убеждает в этом других, то не верит до последнего момента, когда война уже началась, а он считает начавшуюся войну на всей советско-германской границе за возможную провокацию немецких генералов, как предупреждал его в своём письме Гитлер. Загадка. Но ещё в феврале 1941 года в беседе с Мерецковым он заметил, «что пребывать вне войны до 1943 года мы, конечно, не сумеем. Нас втянут поневоле. Но не исключено, что до 1942 года мы останемся вне войны». Здесь вот что любопытно: ведь Мерецков – бывший начальник Генерального штаба, и Сталин ему доверял, а о запланированном якобы нападении СССР на Германию летом 1941 года ни словом не обмолвился. Ведь ни слова даже о подготовке к большой войне с Германией не сказал. Странно. При этом следует сказать, что резкое изменение позиции Сталина по вопросу о возможных сроках начала войны произошло после 6 апреля 1941 года в результате нападения немцев на Югославию. После чего позиция Сталина по этому вопросу постоянно смещалась к возникновению войны с Германией в 1941 году, но в сроках её начала он просчитался, потому и совершил ряд непоправимых ошибок для её неудачного начала.

О последнем месяце перед войной и принимаемых Сталиным решениях хочется поразмышлять подробнее на следующих страницах этой книги. В июне 1941 года по всем признакам неумолимо приближалась роковая дата начала Великой Отечественной войны. И тем удивительнее, какие значительные события происходили в этом месяце. Судите сами: 13 июня в средствах массовой информации СССР выходит уже известное нам сообщение ТАСС. А ещё 14 мая Гитлер пишет успокаивающее письмо Сталину о своём якобы миролюбии к СССР и просит его не обращать серьёзного внимания на возможные приграничные провокации со стороны его военных. Надо признать, тон его письма довольно убедительный, миролюбивый и дружеский. Хорошо известно, что Гитлер был превосходным оратором и обладал огромной силой убеждения в своих речах, как на собеседников, так и на массовую аудиторию. Лучше всего об этом сказал в своих мемуарах «Воспоминания солдата» родоначальник танковых войск Германии Гейнц Гудериан, незадолго до окончания войны он был начальником Генерального штаба вермахта: «Гитлер – в высшей степени умный человек, он обладал исключительной памятью, особенно на исторические даты. ‹…› Гитлер обладал необыкновенным ораторским талантом; он умел убеждать не только народные массы, но и образованных людей. В своих речах он исключительно умело подделывался под образ мышления своих слушателей. Перед промышленниками он говорил иначе, чем перед солдатами, перед национал-социалистами по-другому, чем перед скептиками, перед гауляйтерами иначе, чем перед мелкими чиновниками. Самым выдающимся его качеством была его огромная сила воли, которая притягивала к нему людей. Эта сила воли проявлялась столь внушительно, что действовала на некоторых людей почти гипнотически. Я сам лично часто переживал такие минуты» [Гудериан, 1999, с. 596–597]. Приглашаю, уважаемый читатель, прочитать ещё раз письмо Гитлера Сталину накануне войны и убедиться, что Г. Гудериан прав в своём мнении о способностях Гитлера почти гипнотически внушать собеседнику свою мысль, да и как о выдающейся личности того времени.

Письмо Гитлера Сталину от 14 мая 1941 г.:

«Я пишу это письмо в момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно достичь долговременного мира в Европе – не только для нас, но и для будущих поколений, без окончательного крушения Англии и разрушения её как государства. Как вы хорошо знаете, я уже давно принял решение осуществить ряд военных мер с целью достичь этой цели. Чем ближе час решающей битвы, тем значительнее число стоящих передо мной проблем. Для массы германского народа ни одна война не является популярной, а особенно война против Англии, потому что германский народ считает англичан братским народом, а войну между нами – трагическим событием. Не скрою от Вас, что я думал подобным же образом и несколько раз предлагал Англии условия мира. Однако оскорбительные ответы на мои предложения и расширяющаяся экспансия англичан в области военных операций – с явным желанием втянуть весь мир в войну, убедили меня в том, что нет пути выхода из этой ситуации, кроме вторжения на Британские острова. Английская разведка самым хитрым образом начала использовать концепцию “братоубийственной войны” для своих целей, используя ее в своей пропаганде – и не без успеха. Оппозиция моему решению стала расти во многих элементах германского общества, включая представителей высокопоставленных кругов. Вы наверняка знаете, что один из моих заместителей, герр Гесс, в припадке безумия вылетел в Лондон, чтобы пробудить в англичанах чувство единства. По моей информации, подобные настроения разделяют несколько генералов моей армии, особенно те, у которых в Англии имеются родственники. Эти обстоятельства требуют особых мер. Чтобы организовать войска вдали от английских глаз и в связи с недавними операциями на Балканах, значительное число моих войск, около 80 дивизий, расположены у границ Советского Союза. Возможно, это порождает слухи о возможности военного конфликта между нами.

Хочу заверить Вас – и даю слово чести, что это неправда…

В этой ситуации невозможно исключить случайные эпизоды военных столкновений. Ввиду значительной концентрации войск, эти эпизоды могут достичь значительных размеров, делая трудным определение, кто начал первым.

Я хочу быть с Вами абсолютно честным. Я боюсь, что некоторые из моих генералов могут сознательно начать конфликт, чтобы спасти Англию от ее грядущей судьбы и разрушить мои планы. Речь идет о времени более месяца. Начиная, примерно, с 15–20 июня я планирую начать массовый перевод войск от Ваших границ на Запад. В соответствии с этим я убедительно прошу Вас, насколько возможно, не поддаваться провокациям, которые могут стать делом рук тех из моих генералов, которые забыли о своем долге. И, само собой, не придавать им особого значения. Стало почти невозможно избежать провокации моих генералов. Я прошу о сдержанности, не отвечать на провокации и связываться со мной немедленно по известным Вам каналам. Только таким образом мы можем достичь общих целей, которые, как я полагаю, согласованы…

Ожидаю встречи в июле. Искренне Ваш,Адольф Гитлер».[Российская Газета, 2008, 20 июня]

Признаюсь, с первого взгляда письмо фюрера производит на неискушённого читателя положительное впечатление, как о порядочном человеке, искренне желающем мира и согласия с товарищем Сталиным. Не верить содержанию этого письм нужны были веские основания, которых у Сталина к тому времени было более чем достаточно. Далёк от мысли, что письмо фюрера произвело на него гипнотическое воздействие и послужило причиной тем его роковым ошибкам, которые он допустил накануне, перед самым началом войны. Известно, что Сталин тоже обладал огромной силой воли, здравомыслием и был человеком осторожным, недоверчивым, но в нужный момент решительным и беспощадным.

И всё-таки, как мне кажется, некоторые выражения из письма фюрера произвели на Сталина магическое воздействие, и он эти выражения постоянно употреблял в своих выступлениях перед руководством Наркомата обороны в самый канун войны и в первых приказах Красной армии после вторжения гитлеровцев на советскую территорию. Вспомним напоминание Гитлера Сталину в письме: «…убедительно прошу Вас, насколько это возможно, не поддаваться на провокации моих генералов. Я прошу о сдержанности, не отвечать на провокации». А что мудрый Сталин говорил и приказывал своим генералам в последующие дни перед нападением и в первые дни войны? «Командование военных округов и флотов неоднократно пыталось заручиться поддержкой некоторых проводимых мероприятий по повышению боевой готовности своих войск и кораблей, но непременно получало указание из Москвы: “Не поддавайтесь на провокации!” Да и разве мог быть другой ответ, когда всё политическое и высшее военное руководство страны, почему-то, не ожидало нападения Германии. Все запреты шли сверху, от наркома обороны и Генерального штаба РККА, поэтому и катился этот вал до войск со словами: “Запрещаем до особых указаний!” Все передаваемые из Центра распоряжения совершенно лишали командный состав округов, армий корпусов и дивизий инициативы, ставили их порой в затруднительное положение. Находясь на переднем рубеже обороны страны, они прекрасно видели и понимали, для чего осуществляются военные приготовления противостоящих войск противника. А от вышестоящих штабов поступали иной раз совершенно непонятные приказания, противоречащие боевой готовности и здравому смыслу» ЦАМО РФ, ф. 251, оп. 1554, д. 4, л. 431, цит. по: Иринархов, 2012. Генерал армии И. В. Тюленев в самый последний момент вторжения вермахта разговаривал в Кремле с Жуковым. Вот его слова: «Доложил Сталину, но он по-прежнему не верит, считает это провокацией немецких генералов» [Иринархов, 2012, с. 201].

Согласитесь, дорогой читатель, что слова Гитлера, изложенные им в письме Сталину, крепко запали последнему в душу, и он до последнего момента считал, что это провокация непослушных немецких генералов. Да кто бы из них посмел ослушаться фюрера, как и сталинские генералы своего вождя, и самостоятельно решиться на военную провокацию? Да не было таких генералов у двух диктаторов, готовых намертво вцепиться друг другу в глотку. Тем более странно, что Сталин всё-таки поверил в миролюбие фюрера, так убедительно продемонстрированное им в письме. Ведь он до последнего момента сомневался, что Гитлер решится на открытое столкновение с Красной армией. Даже при вторжении вермахта на советскую территорию Сталин запретил ведение артиллерийского огня по наступающему уже противнику и обстрел его самолётов, атакующих советские войска. И это глупейшее приказание немедленно передаётся в части и соединения, ведущие бои, и на некоторых участках пограничной обороны вдруг смолкают орудия, перестают стрелять по бомбящим самолётам зенитки. Слишком дорого пришлось заплатить воинам Красной армии и всему советскому народу за эти запреты «мудрого» вождя дать врагу достойный отпор.

Здесь вот что любопытно. Известно, что Сталин был недоверчивым и осторожным человеком, и обмануть его было не так просто. Он, скорее всего, и Гитлера считал здравомыслящим человеком, не способным на авантюру – воевать с Советским Союзом в 1941 году, не победив непокорную Англию. Вот что пишет Иоахим Фест в своей книге «Гитлер, триумф и падение в бездну»: «Сказанные при прощании с Риббентропом слова Сталин соблюдал не без педантизма. Вопреки всем фактам и обоснованным предупреждениям, он без малого двумя годами позже, в июне 1941 года, до последнего момента не хотел верить в нападение Гитлера на Советский Союз. Поразительное легковерие недоверчивого лукавого советского властителя обусловлено не в последнюю очередь тем восхищением, с которым он относился к человеку, поднявшемуся из низов в разряд фигур исторического значения. В Гитлере он уважал единственного равного себе деятеля своего времени, и, как известно, на это чувство Гитлер отвечал взаимностью. Вся “смертельная вражда” никогда не могла ослабить взаимное чувство признания величия друг друга, поверх идеологических барьеров они чувствовали себя по-своему связанными тем рангом, который присвоила им история» [Фест, 2006, с. 332].

На заключительном этапе войны Гитлер ещё раз открыл для себя, насколько же ближе ему Сталин, этот, как часто он говорил, «гениальный мужик», к которому следует относиться «с безусловным уважением» [Там же]. Особенно убедительно доказывается вера Сталина гитлеровскому письму всеми последующими запретами на открытие огня по вторгшемуся противнику, которые Сталин посылал в войска в предвоенные дни и в первый день войны. Душа содрогается при чтении этих документов.

Однако вернёмся назад, в последние предвоенные дни, чтобы из достоверных источников узнать о принимаемых советским руководством решениях, от которых зависела судьба Отечества. Некоторые историки и советские полководцы утверждают, что Сталин боялся Гитлера и всячески старался войну оттянуть, чтобы успеть до начала войны устранить недостатки в боеготовности Красной армии, а их было сверх всякой меры. Но давайте посмотрим, с чего бы это товарищу Сталину бояться неожиданного нападения Германии? Он к тому времени обладал всей полнотой информации о силах германской армии и возможностях её промышленного потенциала. Главное же – он имел перед собой достоверные цифры. Он знал, что Красная армия превосходит вермахт, как по количеству, так и по качеству боевой техники, а в мобилизационном отношении даже неприлично сравнивать. Он, возможно, планировал напасть в самый подходящий момент всей мощью вооружённых сил, но не успел, и кадровая Красная армия была разгромлена противником за восемь дней в приграничных сражениях. В чём причина столь сокрушительного поражения, какого не знала мировая история? Свидетельствует адмирал Н. Г. Кузнецов: «И. В. Сталин представлял боевую готовность наших вооружённых сил более высокой, чем она была на самом деле. Совершенно зная количество новейших самолётов, дислоцированных на приграничных аэродромах, он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут взлететь в воздух и дать надёжный отпор врагу. И был просто ошеломлён известием, что наши самолёты не успели подняться в воздух, а погибли прямо на аэродромах» [Кузнецов, 2003].

Глава 11

Хорошо известно, что главной ударной силой противоборствующих сторон в минувшую войну были танковые войска. В каком же состоянии находились советские танковые войска накануне войны? В приказе НКО СССР от 6 ноября 1940 года отмечалось, что «подготовка танковых частей и подразделений в тактическом и огневом отношении была посредственной. В лучшую сторону выделялись только подразделения огнемётных танков. Основными недостатками в подготовке танковых войск явилось их неумение взаимодействовать с пехотными подразделениями, нетвёрдое управление командирами и штабами своими подразделениями и частями, необученность экипажей наблюдению за полем боя, слабые знания их экипажей при устранении технических неполадок». Кроме того следует отметить, что рации были только на командирских танках, а на линейных не было, и это осложняло управление ими в боевой обстановке. Можно только предполагать, что подобных недостатков в бронетанковых войсках вермахта не наблюдалось. Будем иметь в виду, что Сталин, предприняв огромные усилия по обновлению вооружения для Красной армии и усилению её мощи, в войсках ни разу не бывал. О боеготовности РККА накануне войны мог судить только по докладам руководства армии. Надо полагать, что эти доклады всегда были обнадёживающими, в чём сомневаться не приходится. В противном случае ни начальник Генерального штаба, ни нарком обороны не избежали бы сталинского возмездия. Вот как описывает В. Суворов подготовку фронтовой системы связи в Красной армии в эти предвоенные месяцы: «Фронтовая система связи для военного времени была заранее хорошо подготовлена и отлажена. Все документы плана, частоты, позывные, пароли хранились в штабе округа, и в случае войны их нужно было рассылать в войска. Радиостанций же в округе насчитывалось несколько тысяч, следовательно, чтобы перестроить работу на военный лад, требовалась минимум неделя. Проводить эти мероприятия заблаговременно не разрешалось». Прекрасно. А на самом деле как было?

При нападении на СССР в вермахте считали: «Разрушение всякой связи в большом русском государстве должно автоматически иметь своим следствием распад советской системы. Обобщая, можно сказать, что война против СССР вообще не представляет проблемы с военной точки зрения. В два-три месяца немецкие войска будут стоять на Урале». Свидетельствует В. В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё»: «Идя непроторенным путём, в Академии Генерального штаба попытались было создать кафедру стратегии, но быстро от идеи отказались в связи с полным отстрелом почти всех военных теоретиков в стране. В 1935 году была сделана попытка организовать курс лекций по стратегии в военной Академии им. Фрунзе, но и она провалилась. Заместитель начальника академии Щаденко поставил на место начальника военно-исторического факультета: “Это что ещё за стратегии? Стратегией занимается лично товарищ Сталин, и это не наше дело”» [Бешанов, 2006а, с. 270–273].

За пять предвоенных лет (1937–1941 гг.) академия

Генерального штаба РККА выпустила более 800 «высокообразованных командиров, не умеющих управлять войсками». Да что там стратегия, если в академиях не изучали даже столь необходимую вещь, как организацию связи. Радиосвязь советские генералы просто игнорировали, слишком мудрёная штука. Руководить предпочитали из тёплого штаба по телефону. Если бомба или снаряд перебили провода, использовали посыльных. Почти отсутствовали средства кодирования переговоров, радиоразведки, шифровальные машины. Развитию связи значения не предавали, радиосвязь не любили и боялись её. Поэтому советские штабы тотчас теряли управление, едва войска трогались с места.

Начальник штаба 4-й армии Л. М. Сандалов свидетельствовал: «Командный состав и штабы всех соединений, в том числе и штаб армии, не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи из-за трудности его применения по сравнению с проводной связью» [Бешанов, 2006а, с. 272]. Но ведь и начальник Генерального штаба Г. К. Жуков, непосредственно курировавший Управление связи НКО, только с началом войны с удивлением обнаружил, что у него нет командного пункта, нет своих линий связи, а хоть какие-нибудь новости о противнике можно узнать, как пишет историк В. Бешанов, только обзванивая сельсоветы: «Товарищи! Немцы в деревне есть?» [Там же, с. 274]. Похоже на анекдот, но слишком правдив. Уже в середине дня 22 июня командующий Западным фронтом якобы доложил, что из имеющихся у него трёх радиостанций две разбиты, а третья повреждена. Ему пообещали прислать исправные, но так и не прислали. В дальнейшем, как пишут некоторые историки, Р. Г. Павлов не только ничем не управлял, но даже не знал, где проходит фронт, а Генштаб не ведал, где находится сам Павлов. Чуть ниже мне придётся заступиться за оболганного Павлова, поскольку появились новые материалы, опровергающие это утверждение. А в Москве Жуков рыдал в голос, когда Сталин задал ему простой вопрос: «Вы управляете фронтами?» Так пишет В. Бешанов, однако есть другие описания жуковских слёз, более подробные, о чём расскажу ниже.

После войны Жуков вспоминал, будто жаловался: «Перед войной считалось, что для руководства фронтами, внутренними округами и войсками резерва Главного командования в случае войны будут использованы преимущественно средства Наркомата связи и ВЧ НКВД. Узлы связи Главного командования, Генштаба и фронтов получат всё нужное от местных органов Наркомата связи, которые, как потом оказалось, к работе в условиях войны подготовлены не были. С состоянием местных органов связи я был знаком по маневрам и командно-штабным полевым учениям, когда на арендных началах пользовался их услугами. Ещё тогда мы сомневались в способностях местных органов обеспечить вооружённые силы а Генеральным штабом для исправления этого положения, за которое персонально отвечал его начальник, т. е. Жуков.) Далее он глубокомысленно размышляет о каких-то военачальниках, якобы неизвестных, допустивших непростительные ошибки, и, как бы в назидание потомкам, по-отечески наставляет: «Все эти обстоятельства обусловили один недостаток в подготовке командиров, штабов соединений и армейских объединений: слабое умение управлять войсками в сложных быстро меняющихся условиях военной обстановки. Командиры избегали пользоваться радиосвязью, предпочитая связь проводную. Что из этого получилось в первые дни войны – известно. Внутренняя радиосвязь в подразделениях боевой авиации, в аэродромной сети, в танковых подразделения и частях, где проводная связь вообще не применима, осуществлялась недостаточно чётко» [Там же, с. 65]. Очень уж двусмысленно высказался полководец и не совсем точно. Ведь запрет на пользование радиосвязью ввёл Генштаб за подписью Г. К. Жукова, а радиосвязь в названных войсках была полностью, за редким исключением, не освоена, что затрудняло пользование ею в боевой обстановке. И кто это такие МЫ, которые понадеялись на связь Наркомата связи с началом войны, Жуков умалчивает, хотя он, как начальник Генерального штаба до войны, лично отвечал за наличие связи и её надёжность. Нам ещё не раз придётся сталкиваться с подобными примерами, когда вина Жукова очевидна, но он ловко уворачивается от честного ответа и ссылается на неизвестных МЫ. Пусть читатель сам догадывается, почему так пишет для потомков «единственный»?

Подведём итог разбору утверждения В. Суворова, что связь в Красной армии была якобы на высоком уровне перед нападением на Германию в 1941 году. Из приведённых примеров совершенно очевидно, что всё было как раз наоборот. Даже Генеральный штаб не имел своей связи, так что не следует утверждать, что Красная армия была полностью боеспособной в этом отношении, готовой к проведению больших наступательных операций. А без надёжной связи управляемость войсками невозможна даже при проведении учебных мероприятий местного масштаба.

Конечно, в преддверии надвигающейся войны руководство Советского Союза продолжало осуществлять необходимые, по его мнению, мероприятия по повышению боеготовности войск на западной границе и в приграничье и сделало всё, что было в его силах. Заметим, что всё это делалось крайне осторожно, чтобы не дать ни малейшего повода вермахту для преждевременного развязывания войны. Это было грубейшей ошибкой советского руководства, на мой взгляд, так примитивно и опрометчиво маскировать военную мощь Красной армии, будучи хорошо осведомлёнными о намерениях противной стороны. Оправданием этой «опрометчивости» советских руководителей может служить только одно: видимо, сами готовились наступать, поэтому и скрывали концентрацию своих войск и все проводимые мероприятия на западной границе.

26 мая 1941 года корреспондент Ассошиэйтед Пресс Генри Д. Кэссиди в своём первом крупном репортаже для американских газет из Москвы описал путешествие с воинским эшелоном от берегов Чёрного моря в столицу советского государства. Он писал: «В результате этой поездки у меня сложилось впечатление, что они хорошо начинают» [Карель, 2003а, с. 52]. Хорошо-то хорошо, согласимся с этим. Но почему же тогда наши передовые войска на границе были застигнуты врасплох по всему фронту наступления германских войск? Генерал-полковник Гудериан написал в своих мемуарах: «14 июня 1941 года Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, чтобы обосновать своё решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении подготовки. Он сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке. Чтобы создать себе неуязвимое положение на Европейском материке, надо разбить Россию. Подробно изложенные им причины, вынудившие его на превентивную войну с Россией, были неубедительны» [Гудериан, 1999, с. 203]. И там же: «20 и 21 июня я находился в передовых частях корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Пристально наблюдая за русскими, я пришёл к твёрдому выводу, что они ничего не знали о наших намерениях» [Там же, с. 208]. Но почему же так ошибался танковый полководец вермахта? Наоборот, советское руководство знало о намерениях немцев очень даже много, но необходимых мер по отражению нападения противника не принимало. Это удивляет. Причина была, видимо, одна: тщательная маскировка всех мероприятий Красной армии на границе и в приграничных районах сосредоточения войск, показная демонстрация миролюбия и благодушия наглядно убедили гитлеровцев в нашей оборонительной политике. Хотя В. Суворов утверждает, что Красная армия скрытно готовились к нападению, игнорируя оборонительные мероприятия, что и привело к её полному разгрому в приграничных сражениях. Но какая же причина могла послужить столь трагическому для РККА началу войны? Их, на мой взгляд, несколько, и главные из них следующие. Недопустимо низкая боеготовность всех родов войск РККА, что подтверждается многочисленными проверками комиссий из Наркомата обороны. Командный состав на всех уровнях не соответствовал требованиям современной войны, о чём выше уже упоминалось. Войскам не ставилась задача о проведении оборонительных мероприятий. Роковая ошибка Сталина накануне войны.

Рассмотрим подробнее ошибки Сталина в предвоенный месяц. В книге «Ледокол» В. Суворов утверждает, как и в других случаях, что нападение Германии было для Сталина внезапным и явно неожиданным. Да так ли это? Давайте ещё раз непредвзято посмотрим на его поведение за несколько дней и часов до германского вторжения и те решения, которые он принимал для отражения агрессии, с учётом разведданных. «Почти каждый день на рабочие столы Сталина и высшего руководства страны и армии ложились всё новые и новые документы, поступающие из различных источников: по дипломатической линии, от военных атташе за границей, через агентуру, от войсковой и пограничной разведок. Все они свидетельствовали о неизбежности фашистского нападения. Но особого беспокойства у руководства страны и Красной армии они не вызывали. Разведывательное управление Генерального штаба чётко отслеживало обстановку на советско-германской границе, отмечая, что развёрнутая группировка германских войск уступает находящимся на границе советским войскам» [Иринархов, 2012]. Какая же всё-таки преступная самонадеянность (иначе назвать нельзя) царила в головах всех советских руководителей в тот ответственный период, что не нашлось ни одного руководителя из сталинского окружения, который проявил бы мужество и здравомыслие, обратив внимание Сталина на трагичность положения Красной армии, совершенно не готовой отразить нападение гитлеровцев. Ведь все прекрасно знали, видели и должны были понимать, что части и соединения Красной армии оборонительными мероприятиями весь предвоенный период не занимались, а только наступательными, и отразить фашистскую агрессию в принципе не могли. Кроме того, советскому руководству ну никак нельзя было не обратить внимания на поспешный отъезд из Москвы посольств Германии, и ее союзников. К тому же 19–20 июня все германские суда покинули советские порты, а некоторые из них ушли недогруженными. Это ли не явный признак неизбежного начала скорой войны? Всякая дипломатия в этой ситуации была бесполезной, и оставался единственно возможный вариант – на силу отвечать силой. Но совершенно необъяснимо другое, довольно странное обстоятельство: по какой причине тоже поспешно выехала из Москвы на родину часть сотрудников английского посольства? Интересный момент, но историки на него до сих пор почему-то не обратили серьёзного внимания.

А тревожные сообщения непрерывным потоком продолжали поступать из всех приграничных округов. Так 19 июня на участке Белорусского погранокруга была захвачена диверсионная группа, пытавшаяся проникнуть на советскую территорию. На допросе диверсанты показали, что 22 июня ожидается нападение германских войск на Советский Союз. Что удивительно, подобных свидетельств от перебежчиков с той стороны накопилось множество, чтобы нельзя было не поверить их сообщениям наряду с информацией от советской агентуры, подтверждающей их сообщения. Таким образом, Сталин и руководство армии прекрасно знали о том, что произойдёт утром следующего дня, но никакой тревоги это у них не вызывало. Сейчас известно, что Сталин, несмотря на неоднократные просьбы Генштаба объявить полную боевую готовность частям и соединениям на границе, отказывал им в этом. Более того, он запретил организацию необходимой обороны на всей территории границы и приграничных районов, что привело к крайне неудачному началу войны для всей Красной армии. Поэтому и телеграмму о приведении войск западных округов в боевую готовность передали с большим опозданием. Хотя руководство страны и армии рассчитывало, что их соединения и части успеют занять оборонительные позиции на границе, но это оказалось непростительной ошибкой. Одного не учли: длительная передача зашифрованного приказа через все штабы вплоть до низшего займёт много времени, а до многих частей он не дойдёт, и им придется принимать свой первый, а зачастую и последний бой на неподготовленных рубежах. И тем удивительней самоуверенность Сталина в высокой боеготовности его армии, способной успешно отразить нападение врага, что подтверждает беседа его с Югославским послом. На его вопрос о возможном нападении Германии на СССР, Сталин уверенно ответил: «Мы готовы, если им угодно, пусть придут» [Военно-исторический журнал, 1994, № 6, с. 23]. На сообщение Г. К. Жукова, что немцы концентрируют военно-воздушные силы и усилили разведку вблизи наших границ, Сталин спокойно ответил: «Они нас боятся» [Жуков, 1969, с. 57]. По свидетельству маршала артиллерии Воронова, «никаких совещаний о возможной войне с Германией в наркомате не проводилось. Была самоуспокоенность и благодушие» [Воронов, 1963, с. 65].

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков (в июне 1941 года заместитель народного комиссара обороны, генерал армии) вспоминал в книге «На службе народу»: «Наркомату обороны к исходу 21 июня 1941 года стала ясной неизбежность нападения фашистской Германии на СССР в следующие сутки. Нужно было побыстрее оповестить войска и вывести их из-под удара, перебазировать авиацию на запасные аэродромы, занять войсками первых эшелонов рубежи, выгодные для отражения нападения агрессора, начать вывод в соответствующие районы вторых эшелонов и резервов, наладить управление войсками. К сожалению, в оставшиеся до начала войны 5–6 часов Наркомат обороны и Генеральный штаб Красной армии не сумели решить этой задачи» [Мерецков, 1969, с. 79]. Никаких решительных мер по отражению агрессии противника Генеральный штаб в войска не послал, кроме осторожных и невнятных предупреждений (вроде «ничего не предпринимать», «границу не переходить»). Только нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов взял на себя всю ответственность, сумел в оставшиеся часы оперативно принять нужные меры и привести флот в боевую готовность. Но существенного влияния это уже не оказало.

Знакомясь с архивными документами предвоенных месяцев, иногда встречаешься с указаниями Сталина и руководителей Красной армии об укреплении на границе и приграничье стратегической обороны, но нигде не встретил документа, подтверждающего завершение оборонительных мероприятий. Странно, чтобы указания Сталина были кем-то не выполнены. Видимо, поступали эти указания слишком поздно, и на их выполнение не хватило времени. Гитлер не дал такой возможности. На одном из проведённых в 1940 году совещаний в Генеральном штабе генерал Мерецков (являвшийся в то время начальником Генерального Штаба) отметил, что «…все разведданные докладываются куда следует, что правительство проводит внешние и внутренние военно-политические мероприятия для улучшения стратегических позиций и дальнейшего укрепления оборонной мощи страны, а всё это требует времени. Единственная возможность – делать вид, что мы всерьёз относимся к советско-германскому пакту о ненападении. Сталин дал указание тщательно следить за сосредоточением и перемещением войск противника. Также велено было, всем присутствующим на совещании, интенсивнее готовиться к проведению общевойсковых учений в приграничных округах и быстрее завершить разработку плана оборонительного строительства» [Хренов, 1982, с. 68]. «В директивах наркома обороны руководящему составу Красной армии одновременно с задачами по отработке наступательных операций обязательно, причём конкретно и подробно, ставились задачи и по оборонным операциям». [Василевский, 1978, с. 98–99]. Там же: «В конце марта 1941 года советским правительством принимается решение о призыве 500 000 красноармейцев, сержантов и командиров, а несколькими днями позже ещё 300 000 человек для укомплектования частей и соединений в укрепрайонах, артиллерии РГК и других специальных войск».

Конечно, при таких массовых призывах резервистов и новобранцев боеготовность войск заметно понижалась, хотя она и без того была на недопустимо низком уровне, и нужно было время, чтобы подготовить из них опытных солдат, хорошо знающих своё дело. И снова времени не хватило. В подтверждение сказанного приведу пример. Известно, что В. Суворов, будучи военнослужащим Советской армии, одно время служил в центре подготовки сержантского состава для всей армии. Мне в далёкой молодости тоже пришлось служить срочную службу, но намного раньше, с 1954-го по 1957 год, когда я окончил годичную полковую школу сержантов и был оставлен в ней, готовить следующий выпуск. Давайте согласимся, Виктор Богданович, что солдаты, в массе своей, по своему уровню развития зачастую бывают разными. Один за неделю не может освоить и даже запомнить, что такое стебель, гребень, рукоятка, другому для этого хватает и нескольких минут. Но ведь мало знать солдату устройство винтовки, надо ещё научиться ею умело пользоваться в боевой обстановке, причём правильно оценивать боевую ситуацию и слаженно действовать в составе отделения, взвода, роты и батальона и взаимодействовать с другими родами войск. Но для этого нужно не менее шести месяцев ежедневной муштры, чтобы подготовить из новобранца профессионально подготовленного красноармейца. Говорю это к тому, что в разные месяцы 1941 года, до начала войны, в Красную армию было призвано более миллиона резервистов, а всех новобранцев замели ещё раньше. Официальной мобилизации не было, но её количественный рост постоянно увеличивался, и согласитесь, подготовить из новобранцев полноценных воинов возможностей уже не было. Из этого следует, что не могла Красная армия с недостаточно обученным воинством в 1941 году дойти до Ла-Манша, как некоторые историки утверждают, и советизировать всю Европу. Глупость безысходная.

2015 г. 1957 г. Фото из личного архива.

Подписание пакта Молотова – Риббентропа, август 1939 г.

Встреча Молотова с Гитлером в Берлине, 1940 г.

Дружеские рукопожатия Сталина и Риббентропа после подписания пакта, август 1939 г.

Вторжение гитлеровцев в Польшу, 1939 г. Современный обелиск, посвящённый этому событию.

Глава 12

«В мае – июне 1941 года в Генеральном штабе побывали многие (если не все) командующие и начальники штабов перебрасываемых на запад войсковых соединений, получив какие-то до сих пор неизвестные указания. Довольно частыми “гостями” в кабинете Сталина были руководители Наркомата обороны Тимошенко и Жуков» [Захаров, 1989, с. 260]. А теперь вернёмся в самый знаменательный день, 21 июня 1941 года, и виртуально побываем в кремлёвском кабинете Сталина. Там в узком кругу его соратников решался самый главный вопрос – о принятии неотложных мер ввиду германского нападения, а значит и о судьбе всей страны в начинающейся войне с самым сильным и грозным противником. Рассмотрим этот рабочий день Сталина во всех подробностях, каковым он остался в документах и воспоминаниях свидетелей того дня.

Удалось ли немцам сохранить втайне от советского правительства новую дату начала войны? Нет, руководство страны и Красной армии прекрасно знало о готовящемся на 22 июня 1941 года нападении фашистской Германии и о высказываниях Тимошенко и Жукова о принятии мер по отражению нападения немцев. Но нужно ли было Сталину и руководству Красной армии принимать упреждающие меры к противнику, готовому совершить нападение? И, как это не прозвучит странно, Сталин, советское правительство и высшее руководство Красной армии, будто намеренно ожидали 22 июня 1941 года на вторжение войск вермахта на свою территорию, чтобы в глазах мирового сообщества выглядеть не агрессором, а страной, подвергшейся нападению. И первым такую версию выдвинул адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов. Очень даже спорная версия, на первый взгляд, вроде бы лишённая здравого смысла. Возможно, весь его планируемый замысел по нападению на Германию и строился на внезапности нанесения мощного удара, к тому же Англия и США постоянно его подталкивали и поддерживали в этом, а он сомневался в их искренности и, как затаившийся охотник, всё выжидал лучшего момента для нападения на Германию и дождался. «Прибыв после начала боевых действий в Кремль за получением указаний, Н. Г. Кузнецов удивился царившей в нём безмятежности. В Кремле было так же спокойно, как в обычный выходной день. Видимо, происходит какое-нибудь совещание и где-нибудь в другом месте. Но что совещаться, когда война налицо, и если её не ожидали, то следовало хоть теперь со всей энергией организовать отражение врага. Что происходило в этот момент на самом деле, я рассказывать не берусь, но как нарком ВМФ по-прежнему никуда не вызывался и никаких указаний не получал» [Морской сборник, 2004, № 7, с. 50].

Здесь речь идёт уже о начавшейся войне, а мы вернёмся в вечернюю пору 21 июня 1941 года, когда Сталиным были приняты роковые решения, сгубившие кадровую Красную армию. Итак, руководство СССР и армии в июне 1941 года уже было почему-то уверено в том, что вооружённые силы страны смогут отразить «неожиданный» удар войск вермахта и перейти в победоносное наступление. Но с началом войны всё пошло не так, как задумывалось руководством страны, и прежде всего Сталиным. Да почему же так неудачно получилось, если к неожиданному нападению на Германию готовились два года, как утверждает В. Суворов? К тому же ведь точно знали день и час нападения вермахта на Красную армию, не готовую к оборонительным боям. Ведь другого выбора у Сталина в тот момент не было, как нанести упреждающий удар по изготовившемуся к нападению противнику, чтобы всю тяжесть сражения перенести на чужую территорию, сохранив миллионы жизней советских граждан.

Ещё раз свидетельствует нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов, вызванный к наркому обороны около 23 часов 21 июня 1941 года и получивший от него предупреждение о возможном нападении Германии: «Когда я возвращался в наркомат, меня не покидали тяжёлые мысли: когда наркому обороны стало известно о возможном нападении гитлеровцев? В котором часу он получил приказ о приведении войск в полную боевую готовность? Почему не само правительство, а нарком обороны отдал мне приказ о приведении флота в боевую готовность, причём полуофициально и с большим опозданием? Было ясно одно: с тех пор как нарком обороны узнал о возможном нападении Гитлера, прошло уже несколько часов. Это подтверждали исписанные листки блокнота, когда я прибыл к Тимошенко, Жуков под его диктовку писал радиограммы в войска, увиденные мною на столе. Уже позднее я узнал, что руководители наркомата обороны – нарком и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И. В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, всё это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И. В. Тюленева – в то время он командовал Московским военным округом, – что 21 июня около двух часов дня ему позвонил И. В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО. Это ещё раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И. В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в этот вечер к И. В. Сталину были вызваны московские руководители А. С. Щербаков и В. П. Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. “Возможно нападение немцев”, – предупредил он» [Кузнецов, 2003, с. 328–329].

Наконец-то, Сталин и руководство армии теперь прекрасно знали о том, что произойдёт утром следующего дня, но никакой тревоги это у них не вызвало. Они были уверены, что их армия в июне 1941 года сможет отразить «неожиданный» удар вермахта и перейти в победоносное наступление, а затем в народно-освободительную войну на европейском континенте. Надо особо отметить, что основания для такой уверенности у Сталина, возможно, были. Красная армия в тот момент не уступала вермахту как по количеству живой силы, так и по вооружению, особенно в качественном отношении, а по некоторым системам имела значительное превосходство. Но он допустил одну, самую главную ошибку, которую, как тиран, не мог не допустить. Он был тупо уверен в способности своей армии отразить любое нападение на страну Советов, и не сомневался в патриотизме и моральной стойкости командиров и солдат, способных проявить мужество и отвагу при отражении гитлеровской агрессии, чтобы перенести боевые действия на территорию противника. Ему в те часы раздумий и в дурном сне не могло присниться, что воины его армии, только что, очищенной им от врагов народа, при первых же залпах начавшейся войны вместе с политруками, чекистами и командирами побросают оружие, дезертируют и разбегутся по лесам и деревням, а большая часть послушно поднимет руки вверх и будет сдаваться в плен полками, дивизиями и корпусами. Невозможно представить, но около четырёх миллионов бойцов и командиров легендарной и непобедимой Красной армии уныло побредут по пыльным дорогам знойного июня 1941 года из закрытого лагеря социализма в закрытые гитлеровские лагеря смерти. Но лагерь – он и есть лагерь, всегда окружённый колючей проволокой – не важно, в каком государстве.

Иногда задаю себе довольно наивный вопрос и не могу на него ответить. Неужели Сталин, прагматичный руководитель, опытнейший политический интриган и безжалостный человек, мог искренне верить во всенародную к нему искреннюю любовь и преданность созданной им политической системе? Неужели он был настолько уверен, что порабощённый и истерзанный им народ свято верит в неуловимые и непроглядные идеалы марксизма-ленинизма после всего, что он сотворил с этим народом в годы коллективизации, индустриализации и чудовищных чисток? Если верил – глупец. Если не верил, то циник и деспот. Однако больше склоняюсь к последнему предположению. Как бы мы сегодня ни обсуждали результаты последнего предвоенного совещания в сталинском кабинете за одиннадцать часов до начала войны, но согласитесь, нам непременно хотелось бы услышать свидетельство наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба РККА Жукова о принятых ими неотложных мерах в создавшейся ситуации. Они же прекрасно знали по результатам многочисленных проверок работниками Наркомата обороны о недостаточной боеготовности РККА. Ведь во всех актах отмечалась её недопустимо низкая боеготовность и полная неспособность проводить наступательные операции, когда сразу же теряется управление войсками, как только они трогаются с места. Да можно ли было замалчивать Тимошенко и Жукову в эти драматические часы в сталинском кабинете, что Красная армия сегодня не способна отразить агрессию Вермахта и нужно, не медля ни минуты, наносить упреждающий удар, тем самым парировать неожиданное нападение противника. Это было единственно правильное решение в той ситуации, но было принято другое, самое худшее: вначале отразить нападение противника, а затем перейти в решительное наступление. В результате этой роковой ошибки Красная армия оказалась в очень сложном положении в ближайшие часы, а в последующие дни июня – июля была разгромлена. Здесь невольно встаёт главный вопрос, правильный ответ на который поможет понять причину происшедшей трагедии. Да был ли план у «мудрого» Сталина о внезапном нападении на Германию? Если был, то лучшего повода для внезапного удара по изготовившемуся противнику не выбрать.

Так почему Сталин не использовал повод в самый выгодный момент нанести внезапный удар по противнику всей мощью Красной армии? Ведь у него было преимущество в том, что он уже точно знал дату нападения Германии на СССР, а Гитлер о его упреждающем ударе даже не подозревал бы. Так почему же такой выгодной ситуацией он не воспользовался? Можно согласиться, что для сокрушительного удара Красная армия в это время не была полностью готовой, но и, будучи не готовой к нанесению внезапного удара, агрессивный натиск вермахта был бы наверняка сильно ослаблен, а возможно, и полностью парирован, и начало войны сложилось бы удачней для РККА.

На эту загадку безответственного сталинского поведения за одиннадцать часов до начала войны я вычислил из бесед писателя Чуев с Молотовым. Оказывается, Сталин не решался нанести по противнику упреждающий удар лишь потому, что остерегался мирового общественного мнения, что его в этом случае сочтут агрессором. Диво дивное! Да когда это товарищ Сталин считался с мировым общественным мнением? Дело в другом. Он не исключал в этом случае возможного объединения своих новоявленных союзников США и Англии с Германией в один противостоящий ему блок, на победу с которыми рассчитывать ему не было оснований. Поэтому и приняли решение отразить нападение немцев и перейти в наступление. В подтверждение этому сошлёмся на недавно опубликованные мемуары С. М. Будённого «Пройдённый путь», где и выясняются все подробности о последнем предвоенном совещании в сталинском кабинете. Маршал Будённый вспоминает, что «21 июня 1941 года Сталин сообщил нам, что немцы, не объявляя войны, могут напасть на нас завтра, т. е. 22 июня, а поэтому, что мы должны и можем предпринять до рассвета? Тимошенко и Жуков заявили, что если немцы нападут, то мы их разобьём на границе, а затем и на их территории. Сталин подумал и сказал, что это несерьёзно» Добрюха, 2011; также с учетом информации из документального фильма «Маршал Буденный. Конец легенды» (2004 г.) А что, по мнению Сталина, могло быть серьёзным, С. М. Будённый почему-

то умалчивает.

Только теперь стало известно, что самый худший вариант в создавшейся ситуации был принят Сталиным по заверению Тимошенко и Жукова, что завтра нападение Германии Красная армия уверенно отразит. Похоже, Сталин им поверил, и два «звезданутых» полководца, взяв под козырёк и щёлкнув каблуками, 22 июня 1941 года пытались самым дурацким образом принятое решение воплотить в жизнь. Это горькая правда с кровавым привкусом, поскольку в своих замороченных мемуарах Жуков о таких моментах, как правило, не вспоминает, где его вина в разгроме Красной армии неоспоримо усматривается. В связи с этим невозможно понять историка Марка Солонина, который в своей книге «23 июня: “день М”» совершенно безосновательно утверждает, что нападение на Германию Сталин готовился совершить 23 июня 1941 года. Допустим! Но, помилуйте! Почему же он не совершил нападение упреждающим ударом, утром 22 июня, за несколько часов до германского нападения, в самый выгодный для него момент, если был готов к нападению через сутки? Да где же здесь просматривается сталинская логика и прагматизм? Нет этого и в помине.

Почти, то же самое утверждает и В. Суворов, что Сталин готовил нападение на Германию 6 июля, и ссылается при этом на свидетельство генерала армии С. П. Иванова, генштабиста, сказавшего после войны, что Гитлер нас упредил всего на две недели. Без всякого сомнения, можно согласиться, что подобные утверждения названных историков и других – это чудовищное нагромождение фантастического бреда, попытка из ложных и неуместных предположений сотворить возможное. Даже при всех изворотах учёной мысли не представляется сегодня возможным привести в пользу этой версии ни одного факта, свидетельствующего о боеготовности Красной армии летом 1941 года осуществить крупную наступательную операцию. И на этом спор по вышеуказанному вопросу можно, наконец, прекратить ввиду его полной бессмысленности.

Но тут возникает ещё один, очень щепетильный вопрос: а могли ли Тимошенко с Жуковым высказать Сталину в то вечернее заседание высшего руководства страны свои сомнения о низкой боеготовности Красной армии и свою неуверенность в её неспособности отразить агрессию вермахта? Ведь речь шла о судьбе страны и миллионах жизней советских граждан. Увы! Не могли. Струсили. Привычно парализующий волю, страх перед вождём постоянно леденил их души, сковывал инициативу высказать своё личное мнение, не совпадавшее с мнением вождя.

Только постоянный страх подчинённых перед дутым величием упоённого неограниченной властью вождя сейчас неумолимо мстил ему и его подчинённым самым жестоким образом, и долго ещё будет мстить допущенными ошибками, которым никогда не будет оправдания. Нет, не зря Троцкий в своё время называл весь сталинский «генералитет» «царством наглых посредственностей». Все неисчислимые промахи, ошибки проистекали именно от воинствующего невежества сталинского генералитета и лично его, как единственного стратега в замордованной им стране. Именно фальшивая мудрость вождя и надуманная придворными лизоблюдами его гениальность, высокомерие и надменность слетели с него в тот вечер, как осенние листья с дерева, и впору было советскому народу во всю глотку завопить: «А вождь-то голый!» Но запуганный и угнетённый народ в созданном им барачно-социалистическом государстве от охватившего страха надолго замолчал. Он боялся и отвык говорить правду, и уже ничего в этом уродливом государстве не было настоящим, кроме страха смерти, вселенского вранья и дебильного бахвальства партийных чиновников, что и доказали первые дни войны и последующие, а потом и послевоенные годы. Его величество страх, и только страх, а не вздорные догмы марксизма-ленинизма, был главным рычагом сталинского управления страной во все годы его кровавого владычества.

Глава 13

В далёкие годы моей молодости я повстречал бывшего пленника фашистских лагерей, который попал в плен в первый день войны, пережил немыслимый ад в разных лагерях смерти все четыре страшных года. Он рассказывал, что все пленные с разных фронтов утверждали, что у нас кругом была измена, и в командирских рядах Красной армии тоже; возможно, это и послужило причиной её разгрома и их плена. Так и ушли безропотно в иной мир миллионы страдальцев фашистских лагерей (да и не только фашистских), не узнав фамилии настоящих изменников, по вине которых они приняли мученическую смерть. Подробно об этом можно прочитать в моих недавно вышедших книгах «Родимая сторонка», 2-е издание и «Исповедь о сыне» (документальная повесть), 3-е издание.

К чему я так подробно выше цитировал воспоминания наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова о принимаемых мерах сталинским руководством по отражению нападения Германии за несколько часов до начала войны? Да потому, что Сталин, наконец-то, поверил в агрессию гитлеровской Германии, и в принимаемых им мерах в эти предгрозовые часы проявился наивысший момент истины, кульминация череды роковых ошибок руководителя огромного государства, неожиданно оказавшегося жертвой агрессии вопреки всем его предвоенным планам в отношении Германии. Хорошо известно, что Жуков как начальник Генерального штаба РККА до июня побывал в кабинете Сталина 33 раза, да в июне, перед началом войны, 10 раз, и не случайно беседы с вождём длились по несколько часов за один заход. Зачастую в этих встречах принимал участие и нарком обороны Тимошенко. О чём у них шёл разговор при столь длительных и частых встречах, мы, к сожалению, никогда не узнаем, документов о тех своих встречах эта великая троица нам не оставила, а можем только предполагать, хотя любые предположения в таком серьёзном деле просто неуместны. В своей книге о войне, как говорили, самой правдивой, он об этих встречах ни слова не пишет. И напрасно. Тем не менее, нас интересует мнение Жукова и Тимошенко в эти драматические часы при принятии самого главного решения в преддверии нападения Германии.

Были ли у них со Сталиным разногласия по поводу принятого им решения, и если были, то почему они не написали официального письменного несогласия, а отделались устными замечаниями, как вспоминал впоследствии Жуков. Но доверять его послевоенным воспоминаниям надо с большой осторожностью. Более того, нужно обязательно просеивать через мелкое сито каждое выражение Жукова, чтобы выловить из его слов крупинку правды. Тем не менее, странно всё это и совершенно непонятно. Невольно создаётся впечатление, что никаких разногласий с вождём по принятому решению у наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба Жукова не было и не могло быть в принципе. Скорее всего, оба в привычном подобострастии от постоянного страха впасть вождю в немилость согласно кивнули, разом встали со стульев и ринулись выполнять преступную директиву.

Но как можно было её выполнить, если у начальника Генерального штаба не было своей связи с войсками, а шифровка с приказом, чтобы они вступили в бой с наступающим противником, в любом случае, опаздывала в войска. Причём в некоторые части и соединения она так и не поступила, и пришлось им вступать в бой на свой страх и риск, не ведая, о чём гласит приказ, как им действовать в случае нападения противника. Ведь до этого в войска не поступало никаких чётких указаний на этот счёт. Постоянно упоминалась во всех директивах, поступающих в войска, одна невразумительная фраза: «не поддаваться на провокации», а самое поразительное, приказ на ответные действия поступил в войска лишь в 6.30 утра 22 июня 1941 года, когда вражеские танки уже давили пехоту, поражали огнём заранее разведанные цели.

С учётом указанных обстоятельств, признаем, что вермахт совершил нападение практически на обезоруженную Красную армию, повязанную глупейшими запретами высшего руководства страны не отвечать огнём на провокации противника. Ещё раз повторю своё твёрдое убеждение, что письмо Гитлера произвело на Сталина усыпляющее воздействие, он ему поверил и надеялся до последнего момента, что возможна лишь провокация со стороны немецких генералов, а не война. Не зря же он постоянно повторял, как заклинание, просьбу Гитлера и в последующих директивах, и в первом приказе предостерегал войска: «не отвечать огнём на провокацию германских генералов». Прискорбно, но факт неоспоримый. Это подтверждает и высказывание В. М. Молотова в беседе с Ф. И. Чуевым от 8 марта 1974 года: «Жуков в своих воспоминаниях снимает с себя ответственность за начальный период войны, но это наивно. И не только снимает, он путается. 21 июня 1941 года составили директиву, что надо привести войска в боевую готовность. У него двусмысленность: то ли правильно он понял Сталина, то ли нет? Сталин поправил. И вот в одних округах сумели принять меры, а в Белорусском округе не сумели» [Чуев, 1991].

Вот свидетельство заместителя командующего Западным фронтом И. В. Болдина из его мемуаров «Страницы жизни», написанных в 1961 году: «В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного фронта Климовских доложил наркому Тимошенко С. К. о наступлении самой мощной группировки противника на части и соединения Западного фронта и о налёте немецкой авиации на города Белоруссии и её столицу Минск. Выслушав информацию, нарком приказал Павлову звонить Сталину. Ответ был тот же, что и в директиве № 1, “не поддаваться на провокации”. Снова звоню Тимошенко С. К., докладываю обстановку, реакция та же. Наконец, звоню в четвёртый раз. Докладываю о новых данных. Выслушав меня, Тимошенко говорит: “Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность Вас и прошу передать Павлову (он был в войсках), что товарищ Сталин не разрешает открывать огонь по немцам”. Как же так? – кричу в трубку, – ведь наши войска вынуждены отступать, горят города, гибнут люди! Я очень взволнован, мне трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать всю трагедию, разыгравшуюся на нашей земле. Подтверждаю, что связь с Павловым была, но “нехороший” Сталин, дескать, запретил по немцам стрелять. Если понимать так, то “сыплется” версия отсутствия связи с Западным фронтом. Всё же, видимо, при издании жуковских мемуаров ретивые борзописцы решили убрать звонки наркома обороны Тимошенко, а отсутствие связи с ним сохранить. А иначе чем объяснить молчание командования Западного фронта. Хитрый Жуков знал, что делает. Ведь директива-2 за его, в том числе, подписью – это своего рода тот же саботаж, послуживший разгрому войск Западного фронта» [Болдин, 1961].

А неоднократное утверждение о временном отсутствии связи с Павловым в первые дни войны – это подленький довесок к его вине за разгром фронта, якобы, как главного виновника случившейся трагедии.

На этом фоне ореол непогрешимого Жукова невольно высвечивается ярче, но для потомков он навсегда останется подлым и бесчеловечным. Эта фальшивка была придумана в послевоенный период, когда мемуары И. В. Болдина ещё не были опубликованы и бригада литературных «негров» при их написании невольно выставила Павлова в самом неприглядном виде, а Жукова умным полководцем. Этим они как бы лишний раз подтверждают причину разгрома Западного фронта и неспособность Павлова управлять войсками в сложной боевой обстановке. Замечу, что перед войной в среде командиров РККА Павлова уважительно называли «русским Гудерианом» на полном серьёзе, а на деле получилась невольная насмешка. Ведь немецкий Гудериан буквально разгромил русского за несколько дней, так опрометчиво названного его фамилией.

Главные же виновники разгрома армии, неслыханного в мировой истории войн, остались безнаказанными. Да и кто их мог наказать в то жестокое время в стране Советов, при зверском режиме, который они установили для своих граждан? Никто. Поэтому и нашли козлов отпущения, расстреляли весь штаб, Западного фронта (Болдин избежал расстрела, поскольку оказался в окружении), а заодно прихватили и выдуманных виновников разгрома: начальника военторга, начальника сансклада и для убедительности начальника окружной военветлаборатории. Выявлял Мехлис ранее не добитых врагов в Красной Армии по привычному большевистско-уркаганскому принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись».

Признаюсь, что я пытался найти фамилии этих жертв ярости Мехлиса и ознакомиться с предъявленным им обвинением, в протоколе закрытого судебного совещания Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР, по делу руководства штаба Западного фронта. Но в панике тех дней они, не имея никакого отношения к деятельности штаба фронта, были пристёгнуты к этому делу яростно-беспощадным Мехлисом. Но не нашёл я этих протоколов. Видимо, каратели не посчитали нужным вообще упоминать их фамилии в протоколе, из-за явной ошибки в выборе виновников, или политкорректности, хотя этим качеством сталинские опричники никогда не отличались. А может быть, их «злодеяния» в разгроме Западного фронта были выделены в отдельное производство и оформлены в другом протоколе, до сих пор недоступном для посторонних? Всё возможно, но их следственные дела нужно найти, изучить и реабилитировать этих людей, как требует закон, если на то есть основания.

Рассмотрим, как началась война. Однако есть проблема. Дело в том, что чем дальше уходит от нас начало войны, тем разноречивее и запутанней преподносятся нам её подробности, как в воспоминаниях её непосредственных свидетелей, так и в работах историков и публицистов, которые много лет успешно «окучивают» эту тему, порой самым экзотическим образом. Не буду мудрствовать, пересказывать многочисленные версии различных авторов, а приму за основу воспоминания её непосредственных свидетелей А. Микояна, В. Молотова и, возможно, Г. Жукова. Хотя, должен признаться, последнему полностью верить, к сожалению, не приходится, когда речь заходит о его непосредственном участии в каком-нибудь деле, кончившимся провалом. В таких случаях он показывает завидную изворотливость ума, представляет себя сторонним и невольным свидетелем неприятного события, человеком, очень внимательным и даже назидательно размышляющим о наступивших тяжких последствиях. Не раз убеждался, силён задним числом наш «единственный». Это приходится учитывать.

Итак, на рассвете 22 июня 1941 года в 3 часа 30 минут началась Великая Отечественная война. Немецкие самолёты бомбили наши города, рвались бомбы на военных аэродромах и танковых парках, превращая в лом боевую технику. Взлетали на воздух склады горючего и боеприпасов, сотнями тысяч гибли красноармейцы и мирное население (его число не установлено до сих пор и, по всей видимости, никогда не будет установлено). По всей советско-германской границе гитлеровские войска вторглись на нашу территорию. «Мудрый» Сталин по-прежнему колеблется. Окружающим его генералам и членам Политбюро с сомнением говорит: «А может быть, всё это провокация германской военщины?» [Чуев, 1991]. До последнего момента все собравшиеся безоговорочно верили Сталину. Ведь он во всех подробностях знал международную обстановку и отношения с Германией, а может, у него была какая-то договорённость с Гитлером? И они, всегда покорно ему послушные, ещё надеялись, что «вождю народов» известна какая-то тайна, о которой они, смертные, и не подозревают. А он, «мудрый», сейчас одним словом развеет все возникшие подозрения и сомнения в отношении начавшегося военного конфликта. Рассказывает В. Молотов Ф. Чуеву: «Собрались у Сталина в Кремле, по его вызову, около 2-х часов ночи 22 июня 1941 года. Сталин говорит: “Пусть Молотов вызовет Шуленбурга, у него прямая связь с Гитлером, и спросит, что происходит”. Но тут, между двумя и тремя часами ночи позвонили от Шуленбурга в мой секретариат, а из моего – Поскребышеву, что немецкий посол хочет видеть наркома иностранных дел Молотова. Шуленбурга я принимал не позднее трёх часов ночи. Германский посол вручил мне ноту одновременно с нападением. У них всё было согласовано, и, видимо, ему было дано указание, вручить ноту в такой-то час, когда начнётся нападение. Этого мы знать, конечно, не могли». Германский посол на вопрос Молотова отвечает: «Это война, германские войска перешли границу СССР по приказу фюрера». «Мы этого не заслужили», – только и выдохнул из себя железный нарком [Там же].

О, святители земли русской! Да что же строители коммунизма должны были заслужить у Гитлера? Лагерь смерти и петлю – это понятно. Но не эту же «заслугу» имел в виду Молотов? А какую? Гробовая тишина. Молчит бывший нарком Молотов и другие свидетели, ушедшие в иной мир вместе со своими тайнами. Позднее, в беседе с Ф. Чуевым В. М. Молотов оправдывался, что такой фразы он не говорил, услышав об объявлении войны от немецкого посла. Замечу, что никто из руководства страны в тот момент не встречался с Шуленбургом и разговора об объявлении войны не вёл. При этом Молотов ссылался на американского журналиста Вирта, якобы сочинившего и приписавшему ему эту фразу. Да зачем нужно было американскому журналисту сочинять небылицу о столь ответственном периоде мировой истории? Тем более он не присутствовал при их встрече. Скорее всего, он её услышал от посла Шуленбурга или его переводчика, когда при встрече с ними беседовал на эту тему. Да и психологически она более правдоподобно подходит в той ситуации, к моральному состоянию В. Молотова, в каком он тогда находился. Вернувшись в сталинский кабинет, Молотов сообщил: «Это война. Шок, который испытал при этом Сталин, лишил его дара речи, как и у других присутствующих» [Там же]. Не кажется ли вам, дорогой читатель, что возникшая ситуация в сталинском кабинете в этот драматический момент была убийственно похожа на последнюю мизансцену из бессмертной комедии H. В. Гоголя «Ревизор», когда городничий сообщил изумлённой публике: «К нам едет ревизор». Признаемся, что неожидаемый для Сталина «ревизор» был настолько жестоким и неподкупным, что проведённая им «ревизия» запомнится всему миру на века. Но особенно народам Советского Союза, когда под неустанным руководством вождя «всех времён и народов» они попали под его ревизию. И надо сказать, что от проведённой им ревизии советского строя он в конце концов рухнул, а у его граждан до сих пор слёзы не просыхают. «Наконец, после долгой и тягостной паузы, Сталин подписывает приказ об отпоре агрессору» [Чуев, 1991]. Но уже было безнадёжно поздно. Его кадровая армия, на которую он ещё вчера возлагал столько надежд, уже несколько часов бесславно гибнет под натиском противника, а большей частью, побросав стрелковое оружие и тяжёлое вооружение, разбегается по лесам и сдаётся в плен на всём протяжении границы от Балтики до Чёрного моря. И только теперь стало совершенно очевидным для его соратников, что Сталин роковым образом просчитался в заигрывании с Гитлером. Тот его легко обманул, как опытный шулер зазевавшегося простофилю. Переводчик Сталина и Молотова В. М. Бережков в своих воспоминаниях пишет: «Сталин с неделю не разговаривал со своими соратниками: стыдился, что позволил Гитлеру обвести себя вокруг пальца» [Бережков, 1993]. Сразу отметём «неделю не разговаривал», как субъективное мнение, придуманное эмоциональным автором, поскольку Сталин в эти дни в услугах переводчика не нуждался, и встреч с ним не было. Другое дело, что психологическое состояние Сталина он описал наиболее правдоподобно, но это взгляд человека, продолжительное время тесно вращавшегося в кругу высшего руководства страны, и в нём доля истины имеется.

Рядовой Н. Н. Никулин все четыре года войны воевавший на передовой, был четырежды раненым, из-за чего в госпиталях провёл девять месяцев, свидетельствует: …»Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945 г.г. Гитлер убивал мириады ни в чём не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа её. Смогут ли жить потомки тех, кто остался? И вообще, что будет с Россией»? Думаю, боль старого израненного солдата, переживающего за судьбу своего Отечества, будет понятна каждому читателю.

Признаюсь, мне не хотелось, но я вынужден познакомить читателя с последним абзацем ноты Германии о причинах, указанных в ней, объявления войны Советскому Союзу. Довод веский. Тем более в советский период она никогда не публиковалась. Однако любопытна причина этого умолчания. На предъявленный немецкой стороной меморандум об объявлении войны Советскому Союзу последний так никогда почему-то не ответил и ни одного пункта не оспорил. Да почему же? Ответ очевиден: мгновенно рушится лживая версия сталинской пропаганды, что напали на страну Советов «вероломно и без объявления», и этим враньём, все послевоенные годы, пытались скрыть от народа истинные причины неудач в начальный период войны. Предлагаю ознакомиться с кратким содержанием текста меморандума, в котором указаны главные причины, якобы побудившие Гитлера начать войну против СССР. Но это был лишь повод, а истинные причины кроются глубже, и о них я писал раньше.

Правительство рейха вынуждено заявить: советское правительство вопреки своим обязательствам и в явном противоречии со своими торжественными заявлениями действовало против Германии, а именно:

1. Подрывная работа против Германии и Европы была не просто продолжена, а с началом войны еще и усилена.

2. Внешняя политика становилась всё более враждебной по отношению к Германии.

3. Все вооруженные силы на германской границе были сосредоточены и развернуты к нападению. Таким образом, в то самое время, когда немецкие войска стягивались на румынской и болгарской территории для отражения массированных английских десантов, высадившихся в Греции, советское правительство попыталось в явном сговоре с Англией нанести удар в спину Германии,

1) оказав открытую политическую и тайную военную поддержку Югославии;

2) попытавшись подтолкнуть Турцию путем предоставления ей гарантий к агрессивным действиям против Болгарии и Германии и к выдвижению турецких армий на очень невыгодные военные позиции во Фракии;

3) сосредоточив сильную группу своих войск на румынской границе в Бессарабии;

4) тем, что в начале апреля заместитель наркома иностранных дел Вышинский внезапно предпринял попытку в ходе переговоров с румынским посланником в Москве Гафенку начать политику быстрого сближения с Румынией, чтобы побудить эту страну порвать с Германией. Английская дипломатия предпринимала в Бухаресте усилия в том же направлении при посредстве американцев.

Таким образом, немецкие войска, вступившие в Румынию и Болгарию, по англо-русскому плану должны были быть атакованы с трех сторон: из Бессарабии, из Фракии и из Сербии – Греции. Только благодаря лояльности генерала Антонеску, реалистической позиции турецкого правительства и, прежде всего, быстрому немецкому наступлению и решающим победам немецкой армии, этот англо-русский план сорвался. По сведениям правительства Рейха, около 200 югославских самолетов, имея на борту советских и английских агентов, а также сербских путчистов во главе с г-ном Симичем, частично улетели в Россию, где эти офицеры сегодня служат в русской армии, частично в Египет. Одна эта подробность проливает особенно характерный свет на тесное сотрудничество Англии и России с Югославией.

Напрасно советское правительство пыталось разными способами замаскировать истинное намерение своей политики. Оно до последнего времени поддерживало экономические отношения с Германией и предприняло ряд отдельных акций, чтобы ввести мир в заблуждение и показать, что отношения с Германией нормальные, даже дружественные. Сюда относится, например, высылка несколько недель назад норвежского, бельгийского, греческого и югославского посланников. Молчание британской прессы о германо-русских отношениях по указанию британского посла в Москве Криппса и, наконец, недавнее опровержение ТАСС от 13 июня 1941 года, пытавшееся представить отношения между Германией и Советской Россией как совершенно корректные. Эти маскировочные маневры, которые находятся в столь явном противоречии с действительной политикой советского правительства, разумеется, не могли ввести в заблуждение правительство Рейха.

Антигерманская политика советского правительства сопровождалась в военной области все большим сосредоточением всех имеющихся русских вооруженных сил на протяженном фронте от Балтийского до Черного морей. Еще в то время, когда Германия была сильно занята на Западе, во французской кампании, а на Востоке оставалась лишь совсем небольшая часть немецких войск, русское верховное командование начало систематическую переброску больших войсковых контингентов на восточную границу Рейха, причем особенно массовые сосредоточения были отмечены на границах Восточной Пруссии и Генерал-губернаторства, а также в Буковине и Бессарабии против Румынии. Постоянно усиливались и русские гарнизоны на финской границе. К другим мерам в этой области относилась переброска все новых русских дивизий из Восточной Азии и с Кавказа в Европейскую Россию. После того, как советское правительство в свое время заявило, что, например, Прибалтика будет занята лишь небольшой армией, только в этой области после ее оккупации сосредотачивалась все более сильная группировка русских войск, которая сегодня оценивается в 22 дивизии. Русские войска все ближе продвигаются к германской границе, хотя с германской стороны не было принято никаких военных мер, которые могли бы оправдать подобные действия русских. Только такое поведение русских вынудило германский Вермахт принять контрмеры. Кроме того, отдельные соединения русской армии и ВВС выдвинуты на передовые позиции, а на аэродромах вдоль германской границы базируются сильные соединения ВВС. С начала апреля также увеличилось число нарушений границы Рейха и ее все чаще перелетают русские самолеты. То же самое, по сообщениям румынского правительства, происходит и в румынских пограничных областях, в Буковине, Молдавии и по Дунаю.

Верховное командование Вермахта с начала этого года неоднократно обращало внимание внешнеполитического руководства Рейха на эту растущую угрозу Германии со стороны русской армии и подчеркивало, что за такими действиями могут скрываться только агрессивные намерения. Эти сообщения верховного командования Вермахта со всеми содержащимися в них подробностями предаются теперь гласности.

Если еще и существовали самые ничтожные сомнения в агрессивных целях сосредоточения русских войск, то они окончательно исчезли после тех донесений, которые получило верховное командование Вермахта в последние дни. После проведения в России всеобщей мобилизации, против Германии сосредоточено сегодня не менее 160 дивизий (фактически 303. – Примеч. авт.). Результаты наблюдений последних дней показывают, что группировка русских войск, особенно моторизованных и танковых соединений, произведена таким образом, что русское верховное командование может в любой момент перейти к агрессивным действиям на разных участках германской границы. Сообщения об активизации деятельности разведки и патрулей, а также ежедневные сообщения об инцидентах на границе и столкновениях аванпостов обеих армий дополняют картину напряженной до предела военной ситуации, при которой в любой момент может произойти взрыв. Поступающие сегодня из Англии сообщения о переговорах английского посла Криппса, о еще более тесном сотрудничестве между политическим и военным руководством Англии и Советской России, а также призыв ранее всегда занимавшего антисоветскую позицию лорда Бивербрука поддержать Россию всеми имеющимися силами в ее грядущей борьбе, и призыв к Соединенным Штатам сделать то же самое, однозначно доказывают, какую судьбу готовят немецкому народу.

Поэтому, подводя итог, правительство Рейха должно сделать следующее заявление:

Вопреки всем взятым на себя обязательствам и в явном противоречии со своими торжественными декларациями, советское правительство повернуло против Германии. Оно

1) не только продолжило, но со времени начала войны даже усилило попытки своей подрывной деятельности, направленной против Германии и Европы; оно

2) во всё большей мере придавало своей внешней политике враждебный Германии характер и оно

3) сосредоточило на германской границе все свои вооруженные силы, готовые к броску.

Тем самым советское правительство предало и нарушило договоры и соглашения с Германией. Ненависть большевистской Москвы к национал-социализму оказалась сильнее политического разума. Большевизм – смертельный враг национал-социализма. Большевистская Москва намеревается нанести удар в спину национал-социалистической Германии, которая ведет борьбу за свое существование. Германия не намерена смотреть на эту серьёзную угрозу своим восточным границам и ничего не делать. Поэтому Фюрер отдал германскому Вермахту приказ отразить эту угрозу всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Немецкий народ понимает, что в грядущей борьбе он не только защищает свою Родину, но что он призван спасти весь культурный мир от смертельной опасности большевизма и открыть путь к истинному социальному подъему в Европе.

Берлин, 21 июня 1941 года.[Оглашению подлежит…, 1991]

Конечно, в предъявленной Германией ноте большинство обвинений советской стороне в нарушении условий заключённого договора, возможно, справедливы, за редким исключением. При рассмотрении этого вопроса постараюсь быть, по возможности, объективным. Ведь при наличии доброй воли и желании найти компромиссное решение о возникших разногласиях Гитлер мог достичь и за столом переговоров и не доводить дело до военного столкновения. Да в том-то и дело, что доброй воли и желания искать компромиссные решения у невольных союзников изначально не было. Каждый из них при заключении мирного договора исходил из того, что он обманул своего оппонента, и ключ к войне с новым союзником находится у него в руках. По этой причине оба в тот момент были довольны заключённым пактом, что добились на переговорах желаемого результата, и устремились к реализации своих планов. Гитлер успел первым, но это не спасло его от сокрушительного поражения.

А теперь возвращаюсь к более подробному рассмотрению состояния боеготовности РККА перед гитлеровской агрессией, как ответа на главный вопрос: была ли Красная армия в 1941 году способна всей мощью совершить нападение на Германию и развить оперативный успех на всю глубину, предусмотренную планом Большой войны? Считаю необходимым рассмотреть замысел и планы сталинского руководства по подготовке к войне, разработанные Генштабом, приблизительно в пяти вариантах. И отдельно, как составную часть общего замысла, – с учётом всех возможных ситуаций, возникающих на границе. Так рекомендует рассматривать этот вопрос военный историк Ричард Раак. Он пишет, что здесь две исторические концепции: одна, устанавливающая политический замысел Кремля, другая – его военную реализацию, и должны рассматриваться в отдельности, тем более что существование самого плана доказано [Военно-исторический журнал, 1995, № 38].

Его выводы по этому вопросу, считаю разумными и полностью с ними согласен. «Можно предположить, что эти планы привлекательно выглядели на штабных картах, но они полностью игнорировали реальное состояние боеготовности РККА накануне войны. Более того, они не были увязаны с качественным состоянием личного состава Красной армии. И, что не менее важно, его моральной составляющей. Поэтому они и должны рассматриваться каждый в отдельности. Другими словами, готовый план войны – вот он, на столе у Сталина, а истинная боеготовность РККА в 1941 году – в непроглядном тумане. Образно говоря, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним – ходить». Не зря так восхищался этим планом В. Суворов, характеризуя его в самых восторженных выражениях, как «стратегический замысел ослепительной красоты», но ни словом не обмолвился о состоянии боеготовности РККА, способной в 1941 году с такой же «ослепительной красотой» этот план исполнить. И далее утверждает: «В случае нападения СССР на Германию перед СССР открывались бы ослепительные внешнеполитические перспективы» [Суворов, 1993, с. 51]. Виктор Богданович! Имейте же чувство меры! Да нельзя историку фантазировать о не состоявшихся событиях, тем более в сослагательном наклонении. Исходя из вышеописанного, нетрудно предположить, что в случае спланированного нападения СССР на Германию, как это представляет В. Суворов, войска Красной армии смогли бы, на мой взгляд, продвинуться в сторону противника лишь на максимальное расстояние выстрела гаубицы – это 40–46 км. Ну а дальше, как писал поэт, «смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой». Началось бы невиданное побоище с непредсказуемым исходом для обеих сторон. Другого развития событий представить невозможно.

Ещё раз обратим свой взор на публикации зарубежных авторов о боеготовности Красной армии накануне войны. К примеру, Алан Кларк в своей книге «Вторая мировая война» пишет: «Летом 1941 года Красная армия представляла загадку для западных разведывательных служб, в том числе и Германии. Её оснащение, по всем данным, было впечатляющим (действительно, у неё было столько же самолётов и больше танков, чем во всём остальном мире), но насколько способны его применять советские командиры? Её резервы живой силы казались неисчерпаемыми, но одна солдатская масса не имеет ценности при отсутствии надлежащего руководства, а коммунистические приспособленцы, отобранные по признаку политической надёжности, будут также беспомощны на поле боя, как дворцовые фавориты в окружении царя. Даже прирождённая храбрость и стойкость русского солдата, проявленные в ряде европейских войн, по мнению некоторых специалистов, были подорваны идеологической обработкой. “Простой русский человек”, как утверждали, “будет только рад сложить оружие, чтобы избавиться от угроз и власти комиссаров”» [Кларк, 2004, с. 34].

Сдаётся мне, возможно, правильно утверждали, поскольку первый стратегический эшелон Красной армии, будучи наиболее профессионально подготовленным, почему-то отказался в своём большинстве воевать, побросал оружие и вместе с комиссарами и чекистами разбежался, а большей частью сдался в плен. Однако следует углубиться в этот вопрос и добавить, что поражения 1941 года связаны, прежде всего, с природой сталинского режима, силой навязанного народу порабощённой России. Чуть ниже постараюсь это доказать на конкретных примерах очевидной небоеготовности и причинах низкого морального состояния войск РККА накануне войны и неспособности командиров всех уровней управлять вверенными им частями и соединениями в ходе боевых действий. Причём, независимо от их характера, как при наступлении, так и отступлении, тем более в окружении, которое на учениях вообще не отрабатывали и даже не мыслили ни о каком либо окружении во время войны.

Глава 14

ЦК ВКП(б) в преддверии наступающих грозных событий принял решение об образовании Южного фронта в составе бывшего Одесского военного округа, и этот факт не был установлен разведкой вермахта. В своей книге «Ледокол» В. Суворов пишет: «9-я армия вошла в состав Южного фронта в качестве ключевой лидирующей армии, выполняла такую же роль, как 7-я армия в Финляндии. Фронтом командовал лично Г. К. Жуков. После известного “освободительного похода” в Молдавию и Бессарабию 9-я армия снова исчезает. И вот под прикрытием сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года она появляется вновь на том же самом месте, где год назад завершила “освобождение”. Теперь она уже не просто ударная армия вторжения, она сверх ударная, она готовится стать самой мощной армией мира. Для чего? Для обороны? – вопрошает В. Суворов и тут же уверенно отвечает: – Для нанесения рассекающего удара по Румынии, чтобы отрезать Германию от нефти, и победа над ней будет обеспечена. 9-я сверхударная армия, создавалась исключительно, как армия наступательная» [Суворов, 1993, с. 149–151].

Разберёмся. «Краткое описание. 9-я армия 3-го формирования была сформирована в первой половине лета 1941 года. Первоначально именовалась 9-й отдельной армией. В её состав вошли 14-й, 35-й, 48-й стрелковые, 2-й и 18-й механизированные корпуса, 2-й кавалерийский корпус, а также 80-й, 81-й, 82-й, 84-й и 86-й укрепрайоны и несколько различных отдельных частей. Штаб армии находился в Тирасполе» [9 армия…]. Прямо скажем, силы немалые. 25 июня 1941 года армия была передана Южному фронту, когда война уже началась. Командующим армией был назначен генерал-полковник Я. Т. Черевиченко, но из-за неудачного начала боевых действий этой армии в начальный период в сентябре он был снят, и на его место назначен генерал-майор Ф. М. Харитонов. Из истории войны нам известно, что неприятель перешёл к активным наступательным действиям против Южного фронта лишь 2 июля 1941 года, так что ни о какой «внезапности» говорить не приходится. Причём две трети наступающих здесь войск противника составляли румынские части вторжения, уступавшие частям вермахта во всех отношениях. Значительно превосходя наступающего противника по численности и вооружению, войска Южного фронта, в том числе и 9-я, мощная и ударная армия, были отброшены от границы на сотни километров – вначале до Днестра и Одессы, затем до устья левого берега Днепра. В своих мемуарах «Разные дни войны» К. Симонов так вспоминает об отступлении 9-й армии, будучи в командировке в осаждённой Одессе: «Бригадный комиссар Кузнецов в разговоре с нами ругал 9-ю армию, которая при отходе на Николаев утащила у них одну из трёх дивизий и без того немногочисленной Приморской группы войск» [Симонов, 1981, с. 256]. По другим сведениям 9-я армия «утащила» не дивизию, а полк из 25-й Чапаевской дивизией, и она в неполном составе, двумя полками, защищала осаждённую Одессу под командованием генерал-майора Петрова. Корректно сказано: «при отходе», а мы вдумаемся, как это она могла незаметно «утащить» целую дивизию или полк, имея в своём составе более десятка дивизий и оставляя позади осаждённую Одессу биться с врагом в окружении. При неорганизованном и паническом отступлении эта мощная и сверхударная армия, сильнейшая в мире (по утверждению Суворова), трижды побывала в окружении и выходила из них с тяжёлыми боями и большими потерями. Затем принимала участие в наступательных операциях, когда совместно с 37-й и 56-й армиями нанесла поражение 1-й танковой армии противника, и 29 ноября 1941 года был освобождён Ростов, в результате чего армия вышла на реку Миусс. Далее 9-я армия принимала участие как в оборонительных боях, так и в наступательных, в результате чего были освобождены Славянск и Краматорск, вначале в составе Юго-Западного фронта, а затем Южного. Участвовала в отражении наступления войск противника в большой излучине Дона. С 14–16 июля 1942 года в третий раз попала в окружение в районе Миллерово и с тяжёлыми боями и потерями вышла из него в южном направлении. К концу июля остатки войск 9-й армии переправились через Дон и сосредоточились в районе Сальска. В начале августа 1942 года остатки войск 9-й армии были переданы 37-й армии. А полевое управление приняло в своё подчинение в районе Орджоникидзе 11-й гвардейский стрелковый корпус. 6 ноября 1943 года на основании директивы Ставки ВГК от 29 октября 1943 года соединения и части армии были переданы в состав других объединений, а полевое управление расформировано. Таков вкратце боевой путь самой мощной и сверхударной 9-й армии, входившей в состав Южного фронта, способной, по утверждению В. Суворова, нанести сокрушительный удар по Румынии, летом 1941 года. Заунывная фантастика или одухотворённый бред, пусть решает читатель.

Точно такую же характеристику даёт В. Суворов и 10-й армии Западного фронта под командованием генерал-майора К. Д. Голубева. По плану Большой войны, 10-я армия должна была мощным ударом прорвать оборону немецких войск и устремиться к Балтийскому морю, отрезая три германские армии, две танковые группы и командный пункт Гитлера в Восточной Пруссии от остальных германских войск. Жутко смелый план. Бесспорно, осуществление этого стратегически ослепительного плана было под силу только сверхударной 10-й армии. При этом необходимо отметить, что нахождение этой армии в Западном округе немецкой разведке обнаружить не удалось. Данное обстоятельство давало ей определённые преимущества при боевом столкновении с противником, но извлечь выгоды из этого она не смогла. К тому же следует иметь в виду, что все войска Западного фронта в первом эшелоне прикрытия находились на удалении до 50 км от государственной границы, а мехкорпуса, составлявшие второй эшелон прикрытия, располагались от границы в 50–100 км, и фактор внезапного нападения исключался. И, тем не менее, немцы, каким-то образом, использовали внезапность (по утверждению некоторых историков), добились тактического успеха, разгромив в полосе наступления 3-ю армию Северо-Западного фронта и четыре дивизии 4-й армии Западного фронта, но западнее на пути их прорыва находилась бронированная мощь 10-й армии и некоторые части 3-й и 4-й армий. Кроме того, на пути прорвавшихся немецких войск оказалось в общей сложности 8 танковых, 4 моторизованные, 12 стрелковых и 2 кавалерийские дивизии. Они то в силу своей мощи, были обязаны нанести противнику сокрушительное поражение. Отметим, что в 6-м мехкорпусе генерал-майора М. Г. Хацкилевича имелось 1130 танков, из них 452 новейших КВ-1 и Т-34, а вместе с другими механизированными частями около двух тысяч танков. И неожиданное появление им навстречу из чащи лесов этого бронированного монстра должно было стать для немецких войск полной неожиданностью и вызвать растерянность и панику. Но этого не случилось. Боевую задачу, поставленную командованием фронта 6-му мехкорпусу, он не выполнил даже в малой части и был полностью разгромлен противником, безоговорочно уступавшим ему в танковой мощи и психологически, менее чем за неделю. Непостижимо. Генерал-майор Хацкилевич погиб при неустановленных обстоятельствах. Бесславная гибель 6-го мехкорпуса, как и всей 10-й сверхударной армии Западного фронта при первом боевом столкновении с противником, ещё ждёт своих добросовестных исследователей.

Исходя из вышеописанного, просто вынужден задать автору книги «Ледокол» и его сторонникам чисто риторический вопрос, хотя при всей очевидности ответа этого можно и не ждать. Скажите, уважаемые историки и учёные мыслители, положа руку на сердце, неужели и сейчас, при всех известных обстоятельствах разгрома Западного фронта, вы будете продолжать настаивать, что 10-я армия была готова к вторжению на германскую территорию летом 1941 года? Если будете, то приведите веские основания в пользу своей версии, которые невозможно будет опровергнуть, и укажите на морально-психологическое состояние воинов этой армии, без учёта которого успешно воевать невозможно. При этом учтите, что говорил А. Гитлер по этому поводу, правда, с расовым душком, в застольных беседах: «Друг с другом борются не машины, а люди. У нас качественно более совершенный человек. Решающее значение имеют духовные факторы» [Фест, 2006, с. 335]. С сожалением признаемся, что духовный фактор немецкого солдата оказался намного выше, нежели у личного состава Красной армии на первом этапе войны, да и на последнем он панически не снижался. Печально, но это бесспорный факт. А вот как главный сталинский трубадур Мехлис бахвалился с трибуны, привычно стреляя зажигательными словами: «С таким пополнением можно и горы ворочать, и скулы выворачивать всем большим и малым козявкам» [Бешанов, 2006а, с. 306]. Издевательски изобличающим всех и вся человеком слыл Лев Захарович, особенно в сталинском кабинете, но все порученные Сталиным дела на фронте неизменно проваливал, хотя доносы на командующих всех рангов писал с особым прилежанием, за что вождь его ценил и многое прощал. Но за чудовищный разгром Южного фронта и сдачу Крыма Сталин его только проклял, но не расстрелял, а тысячи солдат и офицеров, чудом оставшиеся ранеными и в живых, проклинали неистового изобличителя всю оставшуюся жизнь.

Вот что пишет в своей книге «Восточный фронт» Пауль Карель о причине разгрома 4-й дивизии, 6-го мк, 10-й армии: «Последствия катастрофической концепции Сталина оказались ужасными. Ярким свидетельством тому могут служить действия 4-й танковой дивизии, и её гибель. Генерал-майор Потатурчев, командир этой дивизии, стал первым советским генералом, попавшим в плен к немцам. Вот что он рассказывал на допросе 30 августа 1941 года в штабе 221-й немецкой дивизии: “В 00.00 22 июня, по московскому времени, меня вызвали к командиру 6-го корпуса генерал-майору Хацкилевичу. Мне пришлось ждать, поскольку генерала самого вызвали к командарму-10, Голубеву. В 02.00 он вернулся и сказал мне: «Россия в состоянии войны с Германией». «Какие будут приказания?» – спросил я. Он ответил: «Надо ждать»”. Поразительная ситуация. То, что война начнётся, – очевидно. И командующий 10-й армии знает об этом за два часа до её начала. Но не отдаёт – вероятно, не может отдать – иного приказа, кроме как: “Ждите”. Они ждали два часа. Наконец от командующего 10-й армии пришёл первый приказ: “Тревога! Занимайте предусмотренные позиции”. Непонятно, означает ли это, что нужно начинать контратаку, к чему так долго готовили танкистов на учениях? Предусмотренные позиции для 4-й танковой дивизии находились в огромном лесу к востоку от Белостока. Туда-то дивизия и должна была отправиться, чтобы затаиться и ждать. Когда дивизия численностью 10 900 человек стала менять дислокацию, то недосчитались 500 военнослужащих. (Дезертировали за два часа до начала войны, а что же случится с ней, когда война начнётся? – Примеч. авт.) Медсанчасть, в которой числилось 150 человек, недосчиталась 125 человек. Тоже дезертировали в это же время. Тридцать процентов бронетехники находилось в нерабочем состоянии, а из оставшихся семидесяти многое пришлось бросить из-за отсутствия горючего. (Признаюсь, в это трудно поверить. – Примеч. авт.) Но не успели два танковых полка и пехотная бригада начать движение, как от командира корпуса пришёл новый приказ: “танковым и пехотным частям надо разделиться. Пехотинцам предстояло защищать переправу через р. Нарев, а танкистам сдерживать наступление немецких танковых частей с Гродненского направления”. Приказы говорят о полной растерянности советского командования. Танковую дивизию разрывают на части вместо того, чтобы применять целиком для фронтальной или фланговой контратаки. Начался авианалёт. Тем не менее, дивизия вышла на заданные позиции. Однако острие немецкого танкового клина обошло её, и она оказалась отрезанной. Дивизия пыталась вырваться из окружения, но безуспешно. Роты пришли в замешательство, рассеялись, и немецкие танковые части уничтожили их по одной. Та же печальная участь ждала и пехотную бригаду.

К 29 июня знаменитая сталинская 4-я танковая дивизия была разгромлена. Паролем стало “каждый сам за себя”. Солдаты искали спасения в глухих лесах, парами, тройками и группами по 20–30 человек. Бескрайний лес стал их последней надеждой. Командир дивизии с несколькими офицерами отделились от своих людей и намеревались пешком добраться до Минска и оттуда пробиться в Смоленск. Однако под Минском командир дивизии и его спутники попали в руки немцев» [Карель, 2003а, с. 54]. Да как же они собирались напасть на Германию этим летом при полной небоеготовности всей ударной 10-й армии и в её числе 4-й танковой дивизии, считавшейся перед войной лучшей в Красной армии. Надо же!!!

Аналогичная судьба постигла и другие части и соединения 6-го мехкорпуса и всей 10-й армии Западного фронта, как и другие армии страны Советов. Какие же это покорители Европы и её советизации? Кто возьмётся ответить на этот глупейший вопрос, который поставил в книге «Ледокол» В. Суворов и другие историки в своих писаниях на эту тему. Бесспорно, что охватившая личный состав всей Красной армии паника быстро распространялась немецкими провокаторами, заброшенными в её тыл, и результат был потрясающим. Армия дрогнула, побежала и массово стала сдаваться в плен. Не помогло избежать разгрома и постыдного унижения фашистским пленом и всепобеждающее марксистско-ленинское учение, которому так много внимания уделялось при обучении личного состава в предвоенный период. Оно оказалось гнилым и неспособным организовать свою армию для отпора врагу, уберечь свою страну от разграбления, а её защитников от мучительной гибели в лагерях смерти, да и свой покорный народ в тылу спасти от повального голода и немыслимых страданий, что принесла война.

Да, трагически складывались судьбы многих частей и соединений Красной армии в первые месяцы войны 1941 года, но ещё трагичней они были у миллионов красноармейцев, оказавшихся не по своей вине в безвыходной ситуации при разгроме их частей и паническом отступлении, а иногда и бегстве. Свидетельствует маршал К. К. Рокоссовский в своих мемуарах «Солдатский долг»: «…Дорога пролегала через огромный массив буйно разросшихся хлебов. И вот мы стали замечать, как-то в одном месте, то в другом, в гуще хлебов, появлялись в одиночку, а иногда и группами странно одетые люди, которые при виде нас быстро скрывались. Одни из них были в белье, другие – в нательных рубашках и брюках военного образца или в сильно поношенной крестьянской одежде и рваных соломенных шляпах. Оказалось, что это были первые так называемые выходцы из окружения, принадлежавшие к различным воинским частям. Воспевая героическое поведение и подвиги войск, частей и отдельных лиц в боях с врагом, носившие массовый характер, нельзя обойти молчанием и имевшиеся случаи паники, позорного бегства, дезертирства с поля боя и в пути следования к фронту, членовредительства и даже самоубийства на почве боязни ответственности за своё поведение в бою. Растерянности способствовали ещё и причины военного и политического характера, относившиеся ко времени, отдалённому от начала войны» [Рокоссовский, 2002, с. 31–33].

Далее свидетельствует немецкий публицист Пауль Карель в своей книге «Восточный фронт»: «Ситуация на Белостокском направлении сложилась безнадёжная. Три советских пехотных дивизии – 12-я, 89-я и 103-я – не просто не оказали сопротивления немцам, но когда комиссары, размахивая пистолетами, попытались заставить личный состав сражаться, то пристрелили их и затем разбежались. Многие с радостью сдались в плен. Происшествие шокировало Сталина. Ситуация требовала присутстствие очень жёсткого командира» [Карель, 2003а, с. 37–38].

Ещё один пример из книги М. Солонина, «23 июня: “день М”»: «Везде шли, ехали, бежали люди, спасаясь от немцев. Вместо армии шла толпа. Где-то неподалеку от Барановичей и рядом со Слонимом дороги от Бреста и Белостока сходились клином в большом лесу. Там было несколько сот машин, если не тысячи. Здесь впервые я увидел попытку какого-то полковника остановить бессмысленное бегство. Он стоял в кузове машины, кричал, что это позор, что мы должны организовать оборону. Только единицы подходили к машине, где стоял полковник, и слушали его. Основная масса народа стала отходить и высматривать, куда бы уйти. Большинство военных было уже без оружия… Под вечер, 24 июня, уже встречались солдаты, переодетые в гражданскую форму и без оружия» [Солонин, 2008а, с. 306].

Приведённые примеры взяты с разных участков советско-германского фронта, но они похожи в разной степени на трагизм тех дней, на всём протяжении развернувшихся боевых действий, удачных и неудачных для воинов Советской армии в первые дни войны. Считаю необходимым привести здесь в сокращённом виде официально признанные главные причины поражения Красной армии в начальный период войны:

1. Заранее не были отработаны вопросы вывода войск от первого удара и ведение стратегической обороны, так как предстоящие боевые действия Красной армии, скорее всего, рассматривались только как наступательные [Жуков, 1969, с. 263].

2. Преувеличение мощи РККА руководством страны.

3. Серьёзные просчёты, допущенные Генштабом в дислокации и сосредоточении войск приграничных округов, их авиации.

4. Введение до войны из Центра различных запретов «до особых указаний».

5. Недостаточно хорошая работа разведки фронтов и армий.

6. Боевая подготовка механизированных корпусов началась только в апреле-мае 1941 года, поэтому соединения и части оказались к началу войны неорганизованными в единый боеспособный коллектив, а их штабы не были подготовлены к управлению войсками в боевой обстановке.

7. Со всей очевидностью Тимошенко и Жуков доказали свою профессиональную непригодность как военачальники в понимании ведения современной войны, неправильно оценили обстановку на границе в предвоенные дни и месяцы.

Дальнейшее перечисление всех причин займёт несколько страниц, поэтому ограничусь теми, что здесь указаны. Согласимся с названными причинами разгрома Красной армии в начальный период войны, но возникает вопрос: а разве Наркомату РККА эти причины не были известны в предвоенные месяцы, когда многое ещё можно было исправить? И почему об этом не было известно советскому руководству и лично Сталину? Кто скрывал от него эти недостатки в низкой боевой подготовке Красной Армии накануне войны, и по какой причине? Увы, правдивого ответа на эти вопросы уже никто не даст, а различные предположения неуместны. Свидетельства же очевидцев тех событий страдают субъективностью и зачастую носят противоречивый характер.

А мы попытаемся виртуально вернуться в сталинскую приёмную и заглянуть в журнал посещений его кабинета, чтобы понаблюдать за состоянием «мудрого вождя» после шокирующего известия о «наезде» непрошенного «ревизора».

Глава 15

О последней мизансцене в сталинском кабинете мы помним, теперь нужно выяснить, чем он был занят в этот тревожный день и в последующие, не менее печальные дни. Журнал посещений бесстрастно зафиксировал небывалую активность Сталина в это тревожное время первых часов войны, когда в Генштабе царили полная неизвестность и неразбериха с состоянием Красной армии. От предложения членов Политбюро обратиться с речью к народу о начавшейся войне с Германией Сталин отказался, поручив это сделать Молотову. Тогда и был написан, с поправками членов Политбюро и Сталина, известный призыв, ставший главным лозунгом войны: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Вспоминает В. М. Молотов: «Нельзя сказать, что Сталин растерялся, переживал – да, но не показывал наружу» [Чуев, 1991]. По числу принятых им посетителей в этот день, судя по журналу посещений его кабинета, со временем он не считался и провёл встречи с политическими, военными и хозяйственными деятелями государства. Работал по пятнадцать – семнадцать часов ежедневно. Так 22 июня, в первый день войны, его кабинет посетили 29 человек. 23 июня – 21, 24-го – 20, 25-го – 29, 26-го – 28, 27-го – 30, 28-го – 21. Эти факты полностью опровергают слухи о том, что Сталин (по воспоминаниям Хрущёва, Жукова и других) был якобы растерян и деморализован в первые часы и дни войны. Л. М. Каганович называет прострацию Сталина «клеветническими, пасквильными выдумками» [Микоян, 1999]. Странные заблуждения очевидцев тех событий. И глупые, особенно исходящие от Жукова и «не свидетеля» Хрущёва, который не был в кабинете Сталина 22 июня 1941 года, а находился в Киеве. Все его свидетельства о реакции Сталина о начавшейся войне с Германией впоследствии пересказаны со слов Л. Берии, и верить им можно только с большой долей осторожности.

И снова воспоминания Молотова: «Получив 29 июня первые ещё смутные сведения о происшедшем накануне падении Минска, он [Сталин] поехал в Наркомат обороны с делегацией в составе нескольких членов Политбюро Берия, Маленкова и меня». Далее эту поездку в своих воспоминаниях описывает А. Микоян со слов В. Молотова: «Сталин держался спокойно. Спрашивал, где командующий Западным фронтом, есть ли с ним связь, и какая там обстановка. Жуков отвечал, где находится Павлов и штаб Западного фронта им неизвестно, и связи с ними нет. Для выяснения направили работника штаба. Около получаса говорили спокойно, потом Сталин взорвался: “Что за начальник штаба, который в первый день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует? Раз нет связи с войсками, штаб бессилен руководить”. И этот мужественный человек буквально разрыдался, как баба, и выбежал в другую комнату. Все были в удручённом состоянии. Молотов пошёл за ним и минут через десять привёл внешне спокойного Жукова, но глаза у него были заплаканные» [Там же]. Д-а-а! Нашёл же время плакать и рыдать первый полководец Красной армии! А ведь с каким большевистским энтузиазмом и завидным вдохновением они готовились воевать на «чужой территории и побеждать малой кровью». Но не припомню из множества прочитанных мемуаров немецких полководцев, чтобы уже битые немецкие стратеги, такие как Э. фон Манштейн или Г. Гудериан, когда-нибудь плакали перед Гитлером, причём в моменты ожесточённых споров по принципиальным вопросам проведения боевых операций в самой сложной обстановке. Это невозможно представить. Видимо, они дорожили генеральской честью и профессиональным самолюбием и слезу прилюдно не пускали, даже перед своим диктатором, не менее жестоким на расправу со своими подчинёнными, чем Сталин. Вот это мужество, достойное подражания.

В продолжение рассказа о посещении Сталиным Наркомата обороны следует добавить, что в первые дни войны у руководства СССР теплилась надежда на её быстрое окончание. «Полученные сведения от Жукова перечёркивали эти планы. Сталин предложил, чтобы на связь с Западным фронтом пошёл Кулик, а затем пошлют других людей. Такое задание позднее было дано Ворошилову. Сталин был настолько удручён, что, когда вышли из наркомата, сказал: “Ленин оставил нам великое наследие, мы – его наследники – всё это просрали”. Все были поражены этим высказываниям Сталина и посчитали, что это он сказал в состоянии аффекта» [Микоян, 1999].

Но есть и «экзотические» описания этой «слёзной» сцены, и я просто обязан познакомить читателя с ней в интерпретации героических ураган-патриотов, титулованные фальсификаторов минувшей войны. Вот как она выглядит в изложении Николая Зеньковича, рассказанная ему Иваном Стаднюком якобы со слов В. Молотова: «Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывая их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. Нервное напряжение сказалось и на военных. Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет. Изумлённый такой наглостью военных Берия пытался вступиться за вождя, но Сталин, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. Затем он тут же поехал на дачу» [Зенькович, 2004, с. 131]. Переведём дух и, проявив здравомыслие и бдительность, задумаемся над героическим поведением военных, особенно Жукова. Свидетельствует Молотов, на которого ссылается в своих воспоминаниях Иван Стаднюк: «Когда началась война, я со Сталиным ездил в Наркомат обороны. С нами был Маленков и ещё кто-то. Сталин довольно грубо разговаривал с Тимошенко и Жуковым. Он редко выходил из себя» [Чуев, 1991]. А о том, что Жуков Сталина послал «по матушке» и грубо попросил его вместе с приехавшими покинуть кабинет Тимошенко, ни слова. На всю жизнь запомнил бы он этот случай и кому-то бы из своих собеседников непременно об этом рассказал. Такой вопиющий случай из жизни Сталина самый верный ему соратник забыть не мог. Запомнил же он, что Жуков побелел лицом, а не покраснел, а что послал Сталина «по матушке» начисто забыл. Так же забыл и о том, кто ещё поехал с ними в Генштаб. Да невозможно представить, чтобы Сталин назвал, даже сгоряча, «портяночниками» наркома обороны и начальника Генерального штаба. Ношение портянок тогда никто из них не отменял, и обеспеченность ими была достаточной. Это выражение, скорее, взято Стаднюком из солдатского обихода, когда солдат, обозлённый отсутствием сменных портянок или ещё чем-то, может так обозвать своего старшину или каптёрщика, но наказание от старшины за это непременно получит. Кроме того, Жуков с Тимошенко – люди военные и по уставу обязаны блюсти субординацию в отношении своего старшего командира, в данном случае Сталина, которого они всегда боялись и не скрывали этого. И давайте признаемся, что в поступке Жукова, если он действительно был, нет никакого геройства, а проявлено невероятное хамство к главе огромного государства в труднейший момент войны, и за это он должен был понести заслуженное наказание. Этот необычный случай в своих мемуарах Жуков обязательно сделал бы ключевым и описал во всех подробностях, как героический факт из его не менее «героической» биографии. Водился за ним грешок – похвастаться любил. Явно перестарался писатель Иван Стаднюк, подробно описывая «героизм» Жукова в этой придуманной истории. Стыдно за Стаднюка, и почему-то его поступок нагоняет тоску неодолимую.

Позднее сам Сталин признавался, что ночь с 29 на 30 июня была для него самой тяжёлой и памятной. Со слов Берии, переданных Хрущёвым в своих воспоминаниях, «Сталин при возвращении из наркомата был совершенно подавлен и сделал заявление, что началась война и развивается катастрофически. Ленин нам оставил пролетарское государство, а мы его просрали. После чего, якобы, объявил об отказе от руководства государством, сел в машину и уехал на ближнюю дачу. Через некоторое время после этого Берия посовещался с Молотовым, Кагановичем и Ворошиловым, и (как вспоминает Молотов, присутствовали при этом Маленков, Микоян и Вознесенский) они все решили поехать к нему на дачу, чтобы вернуть его к деятельности, использовать его имя и способности по организации обороны страны. Когда приехали к нему на дачу, то Берия по лицу Сталина увидел, что тот испугался, решив, что члены Политбюро приехали его арестовать за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию. Они начали Сталина убеждать, что страна огромная, что есть возможность организовать, мобилизовать промышленность и людей, сделать всё, чтобы поднять их против Гитлера. Сталин пришёл в себя, после чего распределили, кто, за что возьмётся по организации обороны, военной промышленности и прочего» [Хрущёв, 1999].

Каганович называет «прострацию» Сталина «клеветническими выдумками». Не будем возражать, но по воспоминаниям Молотова, находился он в эти дни «в сложном положении». Тут всё дело в терминах, как воспринималось состояние Сталина его верными соратниками. По воспоминаниям Молотова и Микояна, тогда же был создан ГКО и определён его первый состав из членов Политбюро. Однако, как бесстрастно фиксирует журнал посещений сталинского кабинета, его в эти дни в кремлёвском кабинете не было, соответственно и никого принимать 29 июня он не мог. Скорее всего, посещение Наркомата обороны Сталиным состоялось вечером 28 июня, и в воспоминания, написанные через много десятилетий его угасшими от старости верными соратниками, вкралась невольная ошибка. Два дня, 29 и 30 июня, Сталина в его кабинете не было, и на телефонные звонки членов Политбюро он не отвечал, и на дачу не могли дозвониться, что вызвало среди них тревогу и озабоченность.

К сожалению, мы уже никогда не узнаем, о чём думал Сталин в уединении 29–30 июня на даче в Кунцево, в самые тяжёлые и памятные дни, по его признанию, но понять и представить его психологическое состояние можно. А главное, мы теперь точно знаем по его делам, что он придумал в эти дни, чтобы выправить ситуацию на фронте и призвать свой народ на непримиримую борьбу с жестоким агрессором. 3 июля 1941 года вождь наконец-то обратился с речью к советским гражданам, несколько удивлённым его затянувшимся молчанием. Вот что пишет Пауль Карель в своей книге «Восточный фронт»: «“Где он?” – вопрошали русские. Вождь молчал. Он не появлялся на публике. Ни с кем не встречался. Даже не принял членов британской военной миссии, явившихся 27 июня, с тем чтобы предложить Советскому Союзу экономическую и военную помощь. Ходили самые невероятные слухи. Сталин свергнут, поскольку слишком доверился Гитлеру? Договорились до того, что он бежал из страны. Уехал в Турцию или Персию. Так или иначе, вождь не подавал признаков жизни» [Карель, 2003а, с. 42].

Подобных сплетен тогда ходило много, и причина тому – привычная скрытность власти от народа во всех своих делах. Конечно, его речь тронула многих, и прежде всего той непомерной тяжестью в его словах от навалившейся беды, которая глубоко запала в душу каждого, кто её тогда слышал. Выбранный вождём тон тихой скорбной речи и обращение к гражданам страны со словами «братья и сёстры», так непривычные для Сталина, поразили и озадачили многих. По признанию свидетелей, его речь проникла и взволновала сердца большинства граждан и вызвала тревогу за судьбу страны в этой войне и за судьбу своих близких, как уже воевавших на ней, так и готовых встать в строй защитников. Народ в массе своей уже сердцем понял, что жертвы будут большими, и страна Советов заголосила бабьим воем. И как в народе издавна говорят: «Война идёт, всё метёт». Она и начала спешно выметать, без разбора и раздумья, всех, кого можно было поставить под ружьё, да и время торопило. Оно стало самым значимым фактором в самые первые месяцы войны. Время – вот за что бились сейчас командование Красной армии и сталинское руководство. Выиграть время, остановить любой ценой бросок вермахта на восток. Любой ценой создать надёжный рубеж обороны, а прежде всего, навести жесточайший порядок во всех частях Красной армии, чтобы остановить её паническое отступление на главном, московском направлении.

Ясно было, что на подступах к Москве будет решаться судьба всей страны. Сталин это хорошо понимал и действовал привычным для него способом. Для воплощения своего замысла им были приняты драконовские меры. Ставкой был издан хорошо известный тогда в стране приказ № 270 от 16 августа 1941 года «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Нет смысла и необходимости цитировать здесь содержание всего приказа из-за экономии места. Укажу лишь на то, что Сталин со всей прямотой объяснил непонятливым воинам Красной армии, что их семьи, если они находятся на территории, не занятой врагом, являются заложниками их поведения на фронте, и в случае сдачи в плен и других преступлений их семьи будут лишаться государственного пособия на иждивенцев.

В тот же день в Красной армии был установлен институт комиссаров как политических надзирателей, уравнявший их со строевыми командирами во всех правах. При издании любого приказа без подписи комиссара он был недействительным и исполнению не подлежал. Сразу после 29 июня 1941 года Сталиным были приняты неотложные меры, предусматривающие ужесточение большевистской идеологии и дисциплины в стране, особенно в армии, и суровую ответственность за её нарушение. Всем воинам Красной армии было прямо сказано в этом приказе: «ни шагу назад», за нарушение – расстрел. Другой, более эффективной меры воздействия на советских граждан Сталин не знал, а может, и знал, да не считал нужным их применять. Считаю необходимым напомнить читателю, что приказом № 0428 Ставки и другими директивами командирам отступающей Красной армии вменялось в обязанность сжигать и уничтожать всё, что не успели отправить в тыл, чтобы не досталось врагу. Похоже, Сталин сорок миллионов своих граждан, преступно оставленных отступившей Красной армией на территории, занятой врагом, списал в не существенный убыток, вызванные войной, которая потом всё спишет. Где и как эти сорок миллионов граждан его страны будут зимовать, чем питаться вместе с детьми, стариками и женщинами, его уже не интересовало. Нет людей, нет проблем. Это по-сталински, по-большевистски.

«Мы за ценой не постоим», – упиваемся мы с восторгом в День Победы даже сейчас, несмотря на огромные жертвы на той воне, зачастую бездумные. Неужели мы не осознали до сих пор, не совсем приличным свой излишний восторг и ликование, в этот всенародный день скорби и печали, переносимый с душевной болью почти для каждого человека нашего Отечества, потерявшего на этой войне около тридцати миллионов своих граждан?

Глава 16

Да, к ноябрю 1941 года порядка в Красной армии стало больше, но она по-прежнему отступала, хотя уже не бежала, а пятилась, но отступала, оставляя врагу огромные территории, города и сёла с гражданским населением. Тревожная обстановка на всём советско-германском фронте требовала принятия других мер, более решительных. На этот раз для борьбы с проявлениями трусости и паники были воссозданы специальные заградительные отряды численностью не менее одной роты на стрелковый полк и повышены требования к строгому исполнению ими своих прямых обязанностей. Нет, я не ошибся, когда написал слово «воссозданы». Дело в том, что В. Суворов в своей книге «Ледокол» пишет, что в июле 1939 года заградительные отряды тайно возродились. Видимо, они были впервые созданы в годы Гражданской войны, а в первые месяцы сражений 1941 года воссозданы. Моё любопытство вот в чём состоит. Раз они были воссозданы, значит, на каком-то этапе разгрома первого стратегического эшелона Красной армии и они, наверное, понесли ощутимые потери, или тоже случился их полный разгром? Поэтому любопытно. Неужели они успевали удирать о т немцев, когда наши передовые части были разгромлены? Дело в том, что до сих пор нет правдивых мемуаров рядовых солдат и их командиров из заградотрядов и военные историки этой темы почему-то не касаются. Это, на мой взгляд, является досадным недостатком автора «Ледокола», он только обозначил тему, но не придал ей законченную форму.

В июле – августе 1941 года по решению Ставки и партийных органов начали создаваться и отправляться на фронт дивизии из ополченцев Москвы и других городов. Десятки тысяч мужчин, плохо вооружённых, в гражданской одежде, зачастую необученных военному делу, в спешке бросались сталинским руководством под танки Гудериана и Гота, пытаясь их остановить. И, конечно, большинство из них погибали в неравной схватке или попадали в плен. Это одно из тягчайших преступлений сталинского режима, которое совершалось все четыре года войны, когда на фронт отправлялись на явную гибель десятки тысяч неподготовленных новобранцев. Ещё Конфуций говорил, что «посылать на войну не подготовленных людей есть преступление». Да что там Конфуций, когда марксисты-ленинцы приучали свой народ лихо распевать свои залихватские песни, готовя их к смертельной схватке с империализмом. «Смело, мы в бой пойдем, за власть Советов и как один умрем в борьбе за это». Такую возможность Гитлер предоставил гражданам страны Советов: выбирайте, если не хотите ему сдаваться и жить в мире и согласии с буржуями, умирайте, коль сами этого желаете. Выбор за вами! И советские люди выбрали. С фашистской нечистью надо биться насмерть, другого выбора не было.

Должен признаться, что по запоздалым устным воспоминаниям и более поздним мемуарам ближайших соратников Сталина с их субъективностью и ангажированностью невозможно правдиво описать, что происходило в сталинском кабинете в течение десяти дней с начала войны. Настолько они разноречивы и пристрастны в оценке всего, что им запомнилось из происходящего в те дни в узком кругу высшего руководства страны. По этой причине мне не удалось установить единую версию тех событий, и я вынужден был взять за основу более схожие воспоминания ближайших соратников Сталина – Молотова, Берии и Микояна – и некоторые публикации зарубежных историков о том времени.

Пауль Карель пишет: «В книге “Советская армия” под редакцией британского военного историка Лидделла Гарта доктор Раймонд Л. Гартофф, досконально изучивший все источники, заявляет, что сведения о планах Германии напасть на СССР и даже дату этого события сообщил советским разведчикам анонимный источник в немецком генштабе. Чего ещё не хватало Сталину и Генштабу Красной армии? Кремлю на блюдечке преподнесли все секреты Гитлера. Следовательно, Москва могла превратить операцию “Барбаросса”, по сути своей основанную на внезапности, в сокрушительное поражение для Гитлера в течение двадцати четырёх часов. Предположим, конечно, что Сталин сделал верные выводы из представленных ему сведений. Почему же он ничего не предпринял? Совершенно очевидно, что сообщения о приготовлениях Гитлера к нападению не вписывались в рамки сталинской концепции» [Карель, 2003а, с. 47]. Ну и наглым же человеком был Гитлер – не посчитался со сталинской концепцией, а взял и напал!

Генерал-полковник Гот, отвечая на вопрос П. Кареля, пишет, как бы заранее отвечая на концепцию В. Суворова, изложенную в его книге «Ледокол», что «к какому бы мнению кто бы ни склонялся, Сталин, совершенно очевидно, не собирался нападать на Германию в 1941 году. Процесс полного перевооружения Красной армии, особенно в том, что касается танковых частей, находился на середине» [Там же, с. 54].

Конечно, для историков, наверное, будет любопытен тот факт, что в приграничных районах Западного фронта было сосредоточено войск РККА значительно больше, чем требовалось для обороны, по субъективному мнению Гота. При этом он не уточнил, сколько же требовалось войск для обороны СССР на этом стратегически важном направлении при отражении агрессии. С чего бы это, если заранее обо всём знал и предвидел?

Мне не хочется здесь писать о проявленном в борьбе с врагом в первые дни войны массовом героизме советских воинов, оказавшихся в безвыходной ситуации, полной трагизма и отчаяния. Свидетелей массового героизма не сохранилось, а вот массового дезертирства, панического отступления и сдачи в плен – сколько угодно. Но это вовсе не значит, что среди красноармейцев, оказавшихся тогда в сложной боевой обстановке, не было случаев проявления героизма, как одиночками, так и воинскими подразделениями. Признаюсь, но правдивей всего об этом свидетельствуют, не умаляя и не возвеличивая героического сопротивления воинов Красной армии в первые дни войны, воспоминания немецких солдат и генералов.

Свидетельствует Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта: «Русские сражаются до последнего патрона, они не сдаются в плен, пока у них есть боеприпасы. Всяких наших вольностей, которые мы допускали во время войны с западными странами, теперь допускать нельзя. Перед нами совсем другой противник» [Гальдер, 2010, с. 37]. Помимо всего сказанного, капитан немецкой танковой дивизии писал домой, «что после первых боёв не было того чувства, как во Франции, что мы в побеждённой стране. Вместо этого сопротивление, всегда сопротивление, как бы оно ни было безнадёжным. Где-то одна пушка, где-то кучка людей с винтовками, а один раз из дома у дороги, выбежал парень, в каждой руке по гранате…» [Кларк, 2004, с. 62]. Ещё несколько примеров мужества и стойкости воинов Красной армии из книги Пауля Кареля: «Немецкие солдаты начинали осознавать, что с таким противником нельзя не считаться. Эти люди демонстрировали нападавшим не только храбрость, но и изрядное коварство. Они в совершенстве владели техникой маскировки и устройства засад и были превосходными стрелками. Русская пехота всегда славилась умением наносить удары из засад. Бойцы передовых застав, смятые, израненные, дожидались, когда первая волна немецкого наступления прокатится дальше, а потом вновь начинали сражаться. Вооружённые превосходными самозарядными винтовками с оптическим прицелом снайперы, сидя в окопах, терпеливо поджидали свои жертвы. Они “снимали” водителей снабженческих грузовиков, офицеров и связных на мотоциклах. Так, организация обороны Лиепаи находилась на очень высоком уровне. Советские солдаты имели хорошую боевую подготовку и сражались с отвагой фанатиков. В сражении за Лиепаю немцы впервые столкнулись с типичным для советского командования мышлением: оно безжалостно бросало в мясорубку мелкие подразделения ради спасения более крупных. Такой подход приводил к росту потерь у немцев. Однако не обошлось и без печальных уроков: В Лиепае солдаты Красной армии впервые продемонстрировали, что при наличии у них умного, опытного командира они могут организовать надёжную оборону и способны удерживать сильные позиции. В отличие от защитников Лиепаи оборону Даугавпилса русские вели вяло и бестолково» [Карель, 2003а, с. 21]. Исходя из приведённых примеров, можно сделать правильный вывод, о чём и пишет далее П. Карель: «Там, где командование противника охватывал паралич, победа немцам доставалась легко, когда же у неприятеля находилось время на организацию обороны, его солдаты дрались как черти» [Там же].

Согласимся, что там, где командир стойкий, и подчинённые сражаются достойно, а там, где командир дрогнет, и подчинённые дрогнут – и поражение неизбежно. Это правило без исключения, на все времена. В нашей печати в прошлые годы, да и в нынешнее громогласное время, защита Брестской крепости относилась к неудачным сражениям минувшей войны. Но вот что пишет П. Карель со слов немецких солдат и командиров, штурмовавших эту крепость: «22 июня 45-я пехотная дивизия никак не ожидала, что ей придётся понести столь крупные потери при штурме старинной цитадели Брест. Артподготовка, даже тяжёлые снаряды 600-мм мортир, не причинила особого вреда мощной кладке цитадели. Всё, чего достигли немецкие артиллеристы, – подняли по тревоге гарнизон. Полуодетыми русские побежали занимать посты. К вечеру списки убитых немцев пополнили 21 офицер и 290 унтер-офицеров и рядовых. В числе погибших оказались командир батальона, командир дивизиона артиллерийского полка вместе с их штабами. 29 июня во второй половине дня в дело пошли 1800-килограммовые бомбы. Кладка начала разрушаться. Женщины и дети покинули форт, сопровождаемые 400 военнослужащими. Однако защитники офицерской столовой продолжали упорно держаться. Здание пришлось разрушить до основания. Никто не сдался» [Карель, 2003а, с. 32–36]. И далее: «Часть гарнизона Брестской крепости была захвачена немцами сонной». Сдаётся мне, что будили сонных красноармейцев автоматными очередями, чтобы навсегда уснули. Только 30 июня 1941 года крепость Брест была захвачена противником, но не за два часа, как утверждает В. Суворов. Отдельные воины из числа защитников крепости продолжали сражаться в одиночку почти до конца августа, о чём свидетельствуют их записи на внутренних стенах цитадели. Потери немцев, по их данным, составили 482 человека, включая 40 офицеров, убитыми и около 1000 человек ранеными, многие из которых впоследствии скончались. Подсчитано, что потери вермахта на Восточном фронте к 30 июня достигали 8886 человек убитыми. Таким образом, на долю Брестской крепости пришлось свыше пяти процентов убитых гитлеровцев. Упорство и верность присяге защитников Бреста произвели глубочайшее впечатление на немецких солдат и командиров.

Можно ли после этого верить некоторым «экзотическим» историкам, что Брестская крепость была позорно сдана противнику без особого сопротивления за несколько часов? Ведь противник, не склонный к возвеличиванию боеспособности частей Красной армии, был вынужден признать проявленный защитниками цитадели героизм. Они защищали её до последней возможности в течение семи дней, а сталинская власть в своём привычном равнодушии к человеку из страны Советов предала этот подвиг забвению. Да не только подвиг защитников Брестской крепости приказано было забыть, но и самые чудовищные поражения Красной армии по вине сталинского руководства в первые два года войны пытались вымарать из народной памяти. И следует признать, это «вымарывание» им удавалось творить несколько десятилетий при усердном содействии бойцов идеологического фронта, вышколенных и прикормленных военных историков, растерявших ум, честь и совесть задолго до того, как это случилось с партией, которой они верно служили.

Далее. П. Карель пишет: «Военная история знает немного столь же героического презрения к смерти. Истории, подобные Брестской крепости, стали бы широко известными и в других странах, но их мужество и героизм остались невоспетыми до смерти Сталина. В глазах сталинитов, сдача в плен рассматривалась, как позорное явление, а потому и не было никаких героев Бреста» [Там же, с. 34]. Всё остальное читатель знает из многочисленных публикаций о подвиге защитников Брестской крепости и кинофильмов. К этому стоит добавить, если бы так же мужественно и стойко сражалась вся Красная армия в начальный период войны, то и её результат был бы иным. Не зря навечно вырублены в нашей памяти и в граните фамилии известных героев войны, но их ещё больше осталось безвестными, и о совершённых ими подвигах мы уже никогда не узнаем.

Сейчас нередко можно видеть по телевизору, как люди разных возрастов, званий и величаний в торжественном и скорбно-застывшем молчании медленной поступью подходят к могиле Неизвестного солдата с негасимым пламенем и бережно кладут живые цветы на холодный безмолвный камень. Имена героев, павших грозным летом 1941 года, мы не узнаем никогда. Журналистов рядом с ними не было, свидетели их подвига погибли в последующих сражениях, вот и пишут о беспримерных подвигах наших солдат гитлеровские вояки, изумлённые и потрясённые увиденным. Низкий поклон и цветы – это всё, что мы можем сегодня воздать их бессмертному подвигу, как благодарные потомки миллионов неизвестных героев, павших на полях сражений войны. Печально.

Думается, к месту вспомнить о двух героях, всем нам известных с детства, награждённых посмертно званием Герой Советского Союза, – капитане Николае Гастелло и Александре Матросове, совершивших свои бессмертные подвиги в тот период войны, когда до Великой Победы было невообразимо далеко. Меня давно интересовало их психологическое состояние перед осознанным совершением этих подвигов. Почему капитан Гастелло решился направить свой горящий бомбардировщик во вражескую колонну? Причина оказалась до банальности простой для нас, сегодняшних. Дело в том, что командир, приказавший капитану вылететь на бомбардировку вражеского объекта, не обеспечил его прикрытием от вражеских истребителей, которые постоянно и небезуспешно атаковали наши бомбардировщики. Но в самолёт Н. Гастелло попал зенитный снаряд и разбил бензиновый бак. Машина в огне, причём над территорией, занятой немецкими войсками. Прыгать с парашютом из горящего самолёта значило попасть в плен, где либо сразу расстреляют, либо отправят в лагерь смерти на медленную и мучительную гибель. Именно эти вынужденные обстоятельства, из которых не было выхода, и заставили его совершить этот подвиг. Уверен, не думал капитан Гастелло о наградах, направляя свой самолёт полыхающим факелом во вражескую колонну. Единственное, что могло промелькнуть у него в голове в последние минуты жизни, это опасение, не сочтут ли в его полку, что он оказался в плену, и узнают ли, что он свой воинский долг перед Родиной выполнил до конца. В то непростое время всеобщей паники и неразберихи, да и на протяжении всей войны, это имело большое значение для любого военного лётчика, не вернувшегося с боевого задания по неустановленной причине.

В этом же контексте рассмотрим и подвиг Александра Матросова, совершённый им 23 февраля 1943 года в районе деревни Чернушки Псковской области. Думается, многие со мной согласятся, что, бросившись в атаку на вражеские позиции по приказу командира батальона или роты, не помышлял Саша Матросов, что он совершит подвиг, да ему и в голову не приходило, что за это он будет посмертно награждён Золотой звездой Героя Советского Союза. А что за причина заставила молодого паренька-детдомовца, призванного на фронт из трудового лагеря, в критический момент атаки закрыть своим телом амбразуру с вражеским пулемётом, под огнём которого погибали его товарищи? Да та же самая. Его командир в нарушение боевого устава приказал батальону броситься в смертельную атаку на неподавленную огневую точку противника. Видя и понимая, что под гибельным огнём вражеского пулемёта погибнут многие его товарищи, он, чтобы исправить ошибку командира, и закрыл своим телом пулемётную амбразуру. Обстоятельства вынудили. Всего-то. Признаемся, крепким духом был уральский паренёк, Саша Матросов, и не робкого десятка.

Читатель вправе возмутиться, к чему это автор пишет об известных фактах? А вот к чему. Большинство командиров Красной армии, будучи профессионально не подготовленными руководить войсками, частями и мелкими подразделениями, при проведении боевых операций допускали такие чудовищно безграмотные ошибки, что по их вине погибали миллионы солдат и офицеров и миллионы оказались в плену. И никакой массовый героизм наших воинов, проявляемый в жестоких сражениях, не мог исправить тяжелейшие последствия роковых ошибок своих недоученных командиров. К сказанному следует напомнить слова генерал-майора танковых войск В. Г. Лебедева: «Если солдат совершает подвиг, то это означает, что его командир или дурак, не способный видеть дальше своего носа, или подлец, для которого чужая жизнь копейка» [Лебедев, 2011]. С этим утверждением боевого генерала можно согласиться, но расплачиваться за проявленный героизм всегда приходилось реками крови воинов. Другой расплаты за запоздалую учёбу тогда не было.

Глава 17

В книге «Восточный фронт» П. Карель пишет: «Не зря говорят, утопающий хватается за соломинку. Не считаясь и не обращая внимания на свою классовую ненависть к империалистам, Сталин 13 сентября 1941 года просил Черчилля, наиболее яростного ненавистника большевизма, высадить 25–30 дивизий в Архангельске или переправить их через Иран в южные районы СССР» [Карель, 2003а, с. 138–150]. Это ли не вынужденное признание Сталиным врождённой слабости большевистской системы, силой навязанной народу и не способной без посторонней помощи защитить свою страну от агрессора. Враг наступал, а крупных резервов, чтобы его остановить в Подмосковье, под рукой пока не было. Красная армия была разбита в приграничных сражениях, а большей частью сдалась в плен. Нужда заставила обратиться с такой просьбой к Черчиллю. Конечно, он деликатно отказал Сталину, но материальную помощь ему уже оказывал и обещал оказывать дальше, очевидно, имея в виду, чтобы противники хорошенько разодрались, как и мечтал перед войной вождь в отношении будущих союзников. Официальный летописец советской власти А. М. Самсонов так описывает ситуацию в своей книге «Великая битва под Москвой»: «В городе распространялось тревожное настроение. Эвакуация промышленных предприятий, министерств, ведомств и учреждений шла с нарастающим темпом. В то время бывали отдельные случаи проявления гражданами пораженческих настроений. Находились люди, сеявшие панику, бросавшие работу и спешившие покинуть город. Попадались предатели, которые пользовались ситуацией, чтобы похищать социалистическую собственность и подрывать мощь Советского государства» [Самсонов, 1958]. Узнав об этом, кремлёвский владыка ударил по столу железным кулаком. Удар был ощутимым. 20 октября 1941 года Сталин ввёл в Москве чрезвычайное положение. Столицу объявили районом ведения боевых действий. Теперь жизнь города регулировал фронтовой закон. Сталинский порядок был привычно наведён страхом смерти.

Но это в Москве, а на фронте? К началу второй половины октября первый рубеж обороны Москвы был прорван на широком фронте наступления от Калуги до Калинина, и Москва, казалось, обречена. Но, к немалому огорчению немцев, наступающие войска вермахта были остановлены непролазной грязью в 80 километрах от Москвы. Вот характерный эпизод из того времени. Немцы не только отражали атаки частей Красной армии, но и успешно контратаковали, и в один из этих дней уничтожили крупную воинскую часть, взяв пленными значительное количество солдат и офицеров из регулярных частей и народного ополчения. «Среди них было немало украинцев, и некоторые из них кричали: “Война капут!”. Позднее они выдавали немцам комиссаров и командиров, которые при сдаче в плен сорвали знаки различия с формы» [Карель, 2003а, с. 132].

В эти критические дни сентября – октября 1941 года для сдерживания натиска противника на Московском направлении Сталин выскребал все ресурсы, людские и материальные, всё, что было возможно, лишь бы остановить противника. В отчаянии он бросал в лихие смертельные атаки дивизии кавалеристов на пулемёты и под танки противника, курсантов военных училищ, стоявших насмерть, и полки ополченцев, но тщетно. Охватившее Сталина отчаяние в эти тревожные дни больше всего характеризуется предложением Рузвельту, о котором вспоминает Гопкинс, представитель президента: «Сталин приветствовал бы появление американских войск на одном из фронтов России, и, мало того, они действовали бы под неограниченным командованием США» [Там же, с. 150]. Исаак Дойчер, биограф Сталина, справедливо указывает: «Это одно из наиболее откровенных высказываний Сталина, зафиксированное хроникёрами во время Второй мировой войны. И верно, оно как никакое другое показывает, сколь отчаянной представлялась Сталину ситуация, в которой он находился» [Там же]. Конечно, и Рузвельт отказал Сталину в этой просьбе, но материальную помощь по ленд-лизу начал оказывать огромную помощь во всём, что нужно было на войне А в самый критический момент битвы под Москвой прибыли из Сибири и Дальнего Востока укомплектованные по штату военного времени сибирские дивизии. Они и остановили наступление немцев, а затем перешли в решительное наступление. Далее П. Карель пишет: «Появление сибирских дивизий под Москвой имело огромное значение, как бы не оспаривал этот факт маршал Жуков, не желавший делить славу спасителя столицы с сибирскими резервами» [Там же, с. 150–151]. Если верить офицеру Генштаба Красной армии Кириллу Калинову, Жуков заявлял: «Помощь сибирских войск имела для нас чрезвычайно большое значение. Но на долю сибиряков приходится не более 5 % использованных в сражении сил. Смешно даже говорить о том, что их вмешательство было решающим» [Там же].

Генерал Дж. Ф. Ч. Фуллер, один из наиболее авторитетных англосаксонских военных историков, утверждал в своей книге «Советская Армия», посвящённой Второй мировой войне, отрывок из которой цитирует П. Карель: «По всей вероятности, в большей степени Москву спасло не сопротивление русских, каким бы упорным оно ни было, не лётная погода сковывала действия “Люфтваффе”, а тот факт, что немецкая техника застряла в грязи по всему фронту» [Карель, 2003а, с. 168]. Какое глубокое заблуждение иноземного толкователя драматических событий битвы за Москву, да ещё авторитетного! Избавлю читателя от длинных рассуждений на эту тему, а укажу лишь на основные факторы, повлиявшие на исход этой битвы. Конечно, следует признать, что осенняя грязь Подмосковья в какой-то мере снизила темп продвижения немецких войск к Москве, но не настолько, чтобы оказать решающее влияние на исход сражения. При этом надо иметь в виду, что осенняя грязь одинаково действовала на обе стороны, но советские войска умели передвигаться по ней и на её присутствие не жаловались. Более того «генерал Мороз» оказал на боеспособность гитлеровских войск более существенное влияние, нежели грязь. Посмотрите кадры кинохроники начала декабря 1941 года, и вы убедитесь, что брошенная немцами в бесчисленных количествах боевая техника остановилась не от воздействия артиллерийского обстрела или бомбёжек и не из-за грязи, а от нагрянувшего крепкого мороза, неумолимо сразившего всю немецкую технику и значительную часть его живой силы. Надо же иметь в виду, что, по данным вермахта, потери немцев под Москвой от обморожения превышали их боевые потери. Но главным фактором разгрома немцев под Москвой были не только погодные условия, одинаковые для обеих сторон, а вступившие в сражение резервы сибирских и дальневосточных дивизий, поставившие точку в этой битве. Одним словом, в поражении немцев под Москвой свою роль сыграли в разной мере все три фактора, и какой из них был главным, это вторичная проблема, и пусть она останется для размышлений на досуге битым гитлеровцам.

Однако следует иметь в виду, что Красная армия в этой битве не громила сокрушительными ударами окружённые гитлеровские войска, а выталкивала их, атакуя в лоб, что приводило к большим жертвам. Она не только училась наступать, но и впервые побеждать врага, а о покорении и советизации европейских государств в эту осень, как, впрочем, и в любую другую, не было оснований даже думать. Отметим, что общие потери немцев на Восточном фронте по состоянию на 5 декабря 1941 года составили 750 000 человек, или в среднем 23 % от общего количества 3 500 000 человек. Почти каждый четвёртый немец был убит или пропал без вести. Конечно, Красная армия понесла более значительные потери, которые составили примерно 4 308 000 человек (по другим данным, около 6 200 000 человек). Прошу прощения за неточность этих печальных цифр, но точного подсчёта потерь за 1941 год пока нет.

Наступила пора рассмотреть, как воевала Красная армия после принятия Сталиным драконовских мер по наведению порядка в её войсках, хотя даже после этого армия продолжала отступать. Совершенно очевидно, что одного героизма воинов Красной армии в той ситуации было недостаточно, чтобы остановить и разгромить войска вермахта. С самого начала войны в войсках Красной армии постоянно ощущался острый недостаток опытных командиров, и в той спешке взять их было негде. Все недоученные и безграмотные командиры, волею случая взлетевшие на высокие командирские должности, только-только начинали понимать суть современной войны и осваивали военную науку на войне, расплачиваясь за свою учёбу большими жертвами. Да, нередко случалось, что летом 1941 года с поля боя в панике бежали и полковники и генералы, к тому же без приказа покидали свои позиции целые полки и дивизии, а некоторые из них переходили на сторону врага. В этой тяжелейшей ситуации на фронте Сталин вынужден был постоянно повышать градус страха смерти среди воинов Красной армии. Вот как описывают воздействия этого страха в бою немногочисленные свидетели, как, например, генерал Фридрих фон Меллентин в книге «Танковые сражения»: «В 1941 и 1942 годах тактическое использование танков русскими не отличались гибкостью, а подразделения танковых войск были разбросаны по всему огромному фронту. Особенно слабое понимание методов ведения танковых боёв и недостаточное умение проявляли младшие и средние командиры. Им не хватало смелости, практического предвидения, способности принимать быстрые решения. Первые операции танковых армий заканчивались полным провалом. Плотными массами танки сосредотачивались перед фронтом немецкой обороны, в их движении чувствовалась неуверенность и отсутствие всякого плана. Они мешали друг другу, наталкивались на наши противотанковые орудия, а в случае прорыва наших позиций прекращали движение и останавливались, вместо того, чтобы развивать успех. В эти дни отдельные немецкие противотанковые пушки и 88-мм орудия действовали наиболее эффективно: иногда одно орудие повреждало и выводило из строя свыше 30 танков за один час. Нам казалось, что русские создали инструмент, которым они никогда не научатся владеть» [Меллентин, 1957].

В середине января 1942 года немецкая разведка выпустила бюллетень «Опыт войны на Востоке», где обобщила основные особенности русских атак: «Атаки русских проходят, как правило, по раз и навсегда данной схеме – большими людскими массами и повторяются несколько раз без всяких изменений. Наступающая пехота компактными группами покидает свои пехотные позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком “Ура”. Офицеры и комиссары следуют сзади и стреляют по отстающим воинам. В большинстве случаев атаке предшествует разведка боем на широком фронте, которая после прорыва или просачивания в наше расположение переходит в решительное нападение с тыла и фланга» [Бешанов, 2003]. А вот вспоминает рядовой солдат Вермахта Эрвин Х. при встрече с Никулиным. Кстати, оба воевали под Ленинградом, у полустанка Погостье…«что за странный народ? Мы наложили под Синявино вал из трупов около двух метров, а они всё лезут и лезут под пули, карабкаясь через мертвецов, а мы всё бьём и бьём, а они лезут и лезут…» Для немцев, воевавших на Восточном фронте, атаки русской пехоты до конца войны были похожи на безумие яростной толпы, и навсегда остались в памяти». Далее Никулин вспоминает наши атаки со своей стороны: «…не было на передовой крика «за Сталина»! Комиссары пытались вбить это нам в головы, но в атаках их не было. Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «за Родину!», «за Сталина!» как пишут в романах. Над передовой слышался хриплый вой и густая матершинная брань, пока пули, или осколки не затыкали им орущие глотки. До Сталина ли им было, когда смерть рядом». И невольно задаёшь себе безответный вопрос? Да какие же кретины из командиров разных уровней имели право посылать в не подготовленную и бессмысленную атаку необученных военному делу мужиков, да ещё на не подавленные своим огнём вражеские пулемёты. Ведь они сознательно гнали их толпами в смерть, выполняя приказ вышестоящего командира, совершая при этом тяжкое воинское преступление. Да беда в том, что фамилии этих горе-командиров никогда и нигде у нас не называют, ни в печати, ни устно, и напрасно. Своих антигероев россияне должны бы знать каждого пофамильно и всегда помнить о их безнаказанном злодействе на войне.

Заканчивая эту печальную главу, хочу напомнить читателям, что потери наших войск при отступлении составили 1:12. Убивали одного немца, а теряли при этом двенадцать своих воинов. При освобождении же этих территорий соотношение было 1:3,5. И снова потери не в нашу пользу. Причём на стороне врага четыре года войны сражались против советских солдат около полутора миллионов советских граждан. Так, в Сталинградскую битву в армии Паулюса оказалось 51 800 бывших советских воинов, сражавшихся на стороне гитлеровцев. Что заставляло их, бывших воинов РККА, граждан передового социалистического строя, так яростно сражаться насмерть на стороне гитлеровских войск, погибающих в окружении от голода и холода? Есть повод для серьёзных размышлений, поскольку в окружении под Вязьмой и Киевом, да и в других котлах, советские войска больше одной недели не сражались.

Снова возвращаюсь к книге «Ледокол», поскольку считаю эту книгу В. Суворова главной книгой о войне в его творчестве, а всё, что он написал после неё, – это дополнение к ней в более подробном изложении некоторых вопросов, недостаточно описанных в его главной книге. И я, продолжая размышлять об этой книге, иногда вынужден буду выходить за её формат, не нарушая целостности концепции, изложенной автором, а возможно, дополню, уточню или укажу на допущенные автором неточности при рассмотрении некоторых вопросов. В книге «Главная книга о Второй мировой войне» автор пишет: «Осенью 1940 года были созданы так называемые “Трудовые резервы”. Миллионы подростков принудительно посадили на казарменное положение, прикрепили к военным заводам и заставили вкалывать. Механизм закабаления был простым. Было объявлено, что жизненный уровень советского народа поднялся так высоко, что за обучение в вузах и старших классах школ следует платить. Но гражданам платить было нечем, поэтому из старших классов и высших учебных заведений валом повалил народ. Остались только те, которым было чем платить. А обо всех остальных наша родная власть проявила заботу – в “Трудовые резервы”. Ты туда попадаешь по мобилизации, а побег из “Трудовых резервов” (попадали туда с 13–14 лет) был возведён в ранг уголовного преступления. “Обучение” в учебных заведениях трудовых резервов – два года с сочетанием выполнения производственных норм. Тебя будут учить, потом за эту учёбу нужно было 4 года отработать на этом заводе, к которому тебя приписали, без права выбора места работы и условий труда» [Виктор Суворов, 2011, с. 35].

В этом коротком описании про «Трудовые резервы» автором допущен целый каскад неточностей и утверждений, не соответствующих действительности. Сразу внесу некоторую ясность. Мне в 1952 году довелось окончить ФЗО № 5 при Челябинском металлургическом заводе, и я на полном основании просто обязан указать на ошибки автора, коснувшегося этой темы. Мне неизвестны были факты закабаления и принудительной обязаловки насильно обучаться молодых людей в подобных учебных заведениях. К тому же, в своём подавляющем большинстве деревенские и городские ребята и совсем юные девчата принимались в ФЗО только с 16-летнего возраста и стремились попасть туда добровольно, чтобы выучиться хоть какой-нибудь специальности и стать городским жителем, а главное избавиться от закабаления на всю жизнь в колхозе. Да и городская ребятня добровольно стремилась поступить в любое из этих учебных заведений ФЗО, или ремесленное училище, куда принимались юноши с 14 лет, учились два года и два года отрабатывали на предприятии после его окончания. Надо же учитывать, что в названных учебных заведениях было трёхразовое питание, довольно приличное по тому времени, и соответствующая форма одежды за государственный счёт. Кроме того, раз в десять дней была баня, белые чистые простыни, которые производили очень даже сильное впечатление на деревенскую голытьбу. Такого комфорта деревенская безотцовщина ещё не видела в своей жизни. Кроме того, была предусмотрена и культурная программа. Почти каждый выходной день учащиеся коллективно посещали кинотеатр либо ещё какое-нибудь культурное заведение. И давайте не будем забывать, что подавляющее большинство учащихся были сиротами войны. Выбора у них не было. Отрабатывали выпускники положенный по закону срок после окончания этих учебных заведений на том заводе и в цехе по полученной специальности и не имели права менять место работы и полученную специальность после окончания шестимесячного обучения – три с половиной года. Более подробно об этом я описал в своей недавно вышедшей книге «Родимая сторонка» (2-е изд.).

Теперь о главном из всего сказанного. Да, автор «Ледокола» прав: Сталин к Большой войне готовился серьёзно. Он знал, что жертвы предвидятся большими, а сирот будет ещё больше, и о них нужно позаботиться заранее, что он и сделал. Хорошо, видимо, запомнил возникшие проблемы с беспризорностью после гражданской войны. Безусловно, очень даже мудрое решение принял перед войной товарищ Сталин, и сироты век не забудут своё замордованное войной и послевоенным временем сиротское детство со слезами на глазах и неисчислимыми страданиями, выпавшими на их долю. Но будем справедливы, это было спасением для обездоленных войной миллионов сирот, от голода, невиданной нищеты и беспризорности. Надо же понимать, что всё происходило в разорённой войной стране, и тяжкий труд этих молодых людей на заводах и фабриках в ту пору был востребован сполна. Взрослых-то мужиков война большей частью выбила, а искалеченным на войне счёта не было, и судьба их в послевоенной жизни оказалась слишком горькой.

К сказанному добавлю, что у всех родителей деревенских детишек была в ту пору неотвязная заботушка, как своих чад избавить от колхозной жизни в их будущем, и если им не удавалось исполнить своё желание, это было их несчастьем

Глава 18

«Ни одно поражение не может быть мрачнее этой победы».

Веллингтон о битве при Ватерлоо

«Да, такое было. Идут и идут колонны войск. От проходящих колон комиссары берут по несколько человек, везут их в Освенцим, показывают: сами смотрите, да товарищам расскажите! – Ну, как там в Освенциме? – Да ничего интересного, – жмёт плечами бывалый солдат в чёрном бушлате. – Всё как у нас. Только климат у них получше. Пьёт батальон горькую водку перед вступлением в бой. Хорошие новости: разрешили брать трофеи, грабить разрешили. Кричит комиссар. Охрип. Илью Эренбурга цитирует: “сломим гордость надменного германского народа!” Смеются чёрные бушлаты: “это каким же образом гордость ломать будем, поголовным изнасилованием?” Разве всего этого не было?» – с наивным притворством спрашивает автор. И тут же уверенно отвечает: «Нет, это не фантастика! Нет, это было! Правда, не в сорок первом году – в сорок пятом. Разрешили тогда советскому солдату грабить, назвав это термином “брать трофеи”. И “гордость немецкую ломать” приказали. И миллионы людей попали в лапы советской тайной полиции. И гнали их бесконечными колоннами туда, откуда не все вернулись» [Суворов, 1993, с. 338–339].

Переведём дух, успокоимся и подумаем вот о чём. Мне кажется, что в любом деле, особенно творческом, человек должен стремиться проявлять чувство меры, в противном случае результат его работы будет вызывать недоверие, а порою выглядеть нелепым, а зачастую и глупым. Человек, не проявляющий чувства меры в своём поведении и в отношении к окружающим, выглядит невежественным и, как правило, вызывает нехорошее чувство у тех, кто это замечает. Сразу отметём авторскую фантазию о чёрных бушлатах. Их в Красной армии в 1945 году уже не было. Поднимать же сегодня болезненный вопрос, кто из воюющих сторон во Второй мировой войне больше совершил злодейских преступлений, на мой взгляд, совершенно бессмысленно из-за невозможности это подсчитать. Да и любой конечный результат этого подсчёта ничего уже не решает и ни в чём никого не убедит. У каждой войны свой характер, но неизменными спутниками любой войны являются жестокость, убийства, насилие и террор. И больше всего от этого страдает мирное население воюющих государств.

Жестокое сексуальное насилие всегда неразрывно связано с худшим из всех социальных конфликтов – войной. Это правило без исключения, на все времена. К сведению читателей, 9 сентября 1939 года германский министр внутренних дел Вильгельм Фрик издал указ о создании публичных домов на оккупированных территориях, а затем и передвижных фронтовых борделей. Это, по мнению руководства Третьего рейха, служило поддержанию воинской дисциплины и высокому боевому духу в войсках, избавлению от мужеложства среди личного состава, а также изнасилования женщин на оккупированных территориях. Но эти меры не предотвратили массового изнасилования женщин гитлеровским воинством на занятых им территориях. Воинам Советской армии, с жестокими боями вступившим на территорию Германии в начале 1945 года, никогда и никем не разрешалось ни грабить, ни тем более насиловать немецких женщин. И, тем не менее, и то и другое имело место, и скрывать это было бы глупо. Психологическое состояние советских воинов понять нетрудно. Освобождая свою землю от гитлеровских захватчиков, советские воины своими глазами видели их зверства, сожжённые дотла деревни, разрушенные города и неисчислимое множество убитых мирных жителей вместе с детьми. После своего отступления с нашей территории гитлеровские вояки по приказу Гитлера оставляли выжженную землю. Всё это вместе взятое не прибавляло уважения к немецкому народу, а вот ярость благородная отмщения за всё содеянное гитлеровским воинством закипала в сердцах многих воинов, и сдержать себя не все могли. Это правда. Немецкий публицист Атина Гроссманн в статье «Вопрос молчания: похищение немецких женщин» (1995 г.) пишет: «Как только Красная армия вступила на территорию Германии, политуправление армии (штаб – т. Сталин) издаёт приказ, смысл которого сводится к запрещению насилования немок. Странно, когда Красная армия вступила на территорию Румынии, аналогичного приказа не было. А тут появился. Почему? Неужели товарищу Сталину немки дороже румынок или венгерок? Дело в том, что, войдя на территорию Германии, Советская армия вступила в непосредственный контакт с союзниками. И т. Сталин был обеспокоен, какое впечатление она произведёт на союзников. И если бы в мае 1945 года в Берлине “под русскими” произошли массовые изнасилования немок, то назавтра стало бы известно американцам и вездесущим американским газетчикам. И уж они бы постарались показать, что Советская армия не освободительница, а «насильница». И далее Гроссманн продолжает: «Население Германии догадывалось о преступлениях на Восточном фронте и знало, хотя бы по слухам, о том, что поведение вермахта и СС на территории Советского Союза сильно превысило границу известной прежде военной жестокости, а потому ожидало ответной мести в тех же масштабах».

Да, гитлеровцы «хозяйничали» над населением оккупированных территорий более трёх лет, и приказа о расстреле своих воинов за изнасилование советских женщин фюрер не издал. Советские же воины находились в Германии менее полугода, и совершённые сторонами насилия над женщинами по количеству несопоставимы. Более того, приглянувшихся девушек и женщин немцы насильно принуждали оказывать сексуальные услуги своему воинству в созданных ими борделях. Но перед этим невольницы подвергались стерилизации, чтобы навсегда лишить их естественной способности к деторождению. Считаю необходимым добавить к сказанному, что советское правительство за все четыре год войны даже в мыслях не держало отправлять немецких женщин на принудительные работы, на советские предприятия или, хуже того, в колхозы. Думаю, что ни одна немка не вынесла бы непосильных условий работы и скотской жизни в колхозе более одного месяца. На этот немыслимый подвиг были способны только безропотные советские женщины, сумевшие с малыми детишками-сиротами на руках всю войну горбатиться почти задарма на колхозных работах, да бесправные узники ГУЛАГа. Это они на своих костлявых плечах содержали всю войну и в послевоенное время огромное, сверх всякой меры милитаризованное государство с неисчислимыми полчищами партийных чиновников, большей частью уцелевших на войне и надёжно отсидевшихся по «брони» в тылу. Ведь ни одно цивилизованное государство не содержало бы на тощей шее своего народа такое количество партийных лоботрясов в военные и послевоенные годы, как в стране Советов, когда мужских рабочих рук везде не хватало. Да кто же им, рабыням советской крепостнической эпохи, поставит заслуженный памятник в наше беспамятное время? Жукову их налепили без счёта, возвеличивая в угарно-партийном припадке очередного спасителя Отечества, и он с солдафонской готовностью клюнул на эту потешную для себя роль, хотя помнил, должен был помнить, чем эта затея кончилась для «мудрого» Сталина и волюнтариста Хрущёва. Клиника. Здесь следует уже завопить: мировая история действительно ещё не знала ничего подобного с момента падения Римской империи! Признаемся дорогой читатель, что наказывать провинившегося воина в Советской армии умели так жестоко, как нашим доблестным союзникам не приснилось бы и в самом дурном сне. Даже из числа победителей, причём после Победы.

Свидетельствует лучший ас Второй мировой войны лётчик-истребитель «Люфтваффе» Эрих Хартманн, сбивший за два года войны на Восточном фронте 352 самолёта противника: «Немцы были согнаны в импровизированный лагерь на лугу. Им было позволено пройти к озеру, чтобы умыться и постирать одежду. Потом вокруг луга было выстроено кольцо из 30 танков, чтобы организовать охрану на ночь. Русские солдаты снова и снова возвращались к немцам, утаскивая женщин и девочек, которым не могло помочь присутствие мужей и отцов. Насилие продолжалось всю ночь, прекратившись только перед самым рассветом. Женщин притащили назад, как сломанные куклы, когда русские натешились. Воинам эскадрильи JG-52 этой ночью пришлось сделать трудный выбор, и многие из них его сделали. Когда первые лучи солнца упали на окружённый танками луг, множество немцев не поднялось. Когда Эрих проснулся, то увидел унтер-офицера с женой и дочерью, лежащих рядом. Сержант тихо перерезал жене вены на руках самодельным кинжалом. Потом он также убил свою 11-летнюю дочь, после чего перерезал вены самому себе. Другие мужчины задушили своих жён и дочерей, после чего повесились сами на бортах грузовиков. Через день зверства прекратились так же внезапно, как начались. Прибыл русский генерал и взял всё под свой контроль. Он немедленно запретил все подобные крайности в согласии с новой директивой Красной армии. Грабёж и насилия в восточных областях Германии уже прогремели на весь мир. (Здесь авторы явно сгустили краски, поскольку мир этого не знал лишь потому, что массового грабежа и насилия как такого не было, и мировая пресса об этом не писала. – Примеч. авт.) Генерал приказал отделить унтеров и рядовых от офицеров, и русским солдатам было приказано держаться подальше от них. Когда русские солдаты нарушили этот приказ и ночью ворвались в офицерский лагерь, чтобы похитить и изнасиловать девочку, русское возмездие обрушилось на них с такой же безжалостностью, как на бывшего врага. Изнасилованной девочке предложили опознать преступников. Трое солдат были выведены из строя. Не было никакого следствия и допросов и суда. Этим троим проволокой связали руки за спиной и тут же повесили на глазах у немцев и русских. Дисциплина была восстановлена железной рукой. И это тоже было отражением образа мыслей русских. Виселица стала образом жизни в России сразу после 1917 года» [Толивер, Констебль, 2002, с. 260–261]. Ещё раз надо издать отчаянный вопль: мировая история действительно ещё не знала ничего подобного со времени падения Римской империи! От дальнейших комментариев воздержусь, пусть это сделает читатель, прочитавший эти строки.

Глава 19

Мы уже привыкли к тому, что читать произведения о Великой Отечественной войне, где бы ни вспоминали о Г. К. Жукове, это всё равно, что побывать на свадьбе без гармошки. Чего-то явно не хватает. Уж так они органично увязаны в нашем сознании в общую какофонию войны, что разделить её грозное звучание на отдельные отрывки невозможно. Но в этой трагической какофонии всё чаще слышатся неуместные провалы и паузы, когда речь заходит о роли «единственного» в минувшей войне. Здесь всегда больше вопросов, на которые, порой, невозможно найти правдивые ответы, без ссылок на архивные документы, закрытые, к нашему прискорбию. Что и от кого прячем, господа хорошие и не очень хорошие?

Начнём с Халхин-Гола, где начинался героический путь «единственного», и подробности этого пути почему-то до сих пор скрываются. Да что это за причина сохранения какой-то тайны спустя 70 лет с момента тех событий? Воспользуемся логическим размышлением, как учат начинающих разведчиков. Если о Халхин-гольской операции известно буквально всё, но информация хранится в секретных архивах и для любопытных недоступна, то нам остаётся логически вычислить, а что нам неизвестно об этой операции, на какой каверзный вопрос не хотят давать ответ властители архивных дел, и мы получим искомый ответ. Приступим к поиску пока не известной нам причины засекреченности той операции спустя десятилетия с момента тех событий.

В. Суворов пишет в книге «Ледокол»: «Летом 1939 года Жуков, тогда ещё в ранге комкора, появился на Халхин-Голе. Он лично ознакомился с обстановкой, быстро составил планы и начал интенсивно их осуществлять. Малейшее небрежение в работе любого подчинённого означало немедленную смерть. За несколько дней Жуков отправил под трибунал семнадцать офицеров с требованием смертной казни. Трибунал во всех случаях такие приговоры выносил. Из семнадцати, получивших высшие приговоры, один был спасён вмешательством вышестоящего командования, остальные расстреляны. В феврале 1941 года Жуков поднялся на огромную высоту, его власть увеличилась во много раз, и уже не было никого, кто мог бы спасти несчастного от его гнева. Ветераны Генерального штаба вспоминают правление Жукова, как самый страшный период в истории, страшнее, чем “великая чистка”» [Суворов, 1993, с. 326]. Продолжим следовать по кровавому пути «единственного». «В Халхин-Гол был послан, с позволения Сталина, генеральный секретарь Союза писателей СССР В. П. Ставский. Он сообщил Сталину: “За несколько месяцев расстреляно 600 человек, а к награде представлено 83”. Жуков прибыл в Монголию 5 июня 1939 года. 16 сентября боевые действия были прекращены, расстрельные полномочия Жукова кончились. 600 расстрелов за 104 дня. По шесть смертных приговоров сей христианин выносил каждый день» [Суворов, 2008б, с. 701]. Признаемся, мы сегодня привыкли к сообщениям СМИ об убийствах людей, как одиночных, так и массовых. Но 600 воинов, убитых свирепым самодуром в форме генерала за три месяца, не вмещается в сознание, даже при сегодняшней развесёлой жизни. К сожалению, мы не знаем, 600 человек убитых – это окончательный результат его боевой деятельности при проведении победной операции или частичный? Такой интенсивности расстрелов своих подчинённых, каких Жуков достиг в Монголии, не было при репрессиях 1937–1938 годов, и проявленное им при этом зверство не снилось даже самым отъявленным палачам сталинской эпохи. Думаю, что требуется дальнейшее расследование всех обстоятельств этого чудовищного преступления военной прокуратурой с последующей реабилитацией тех, кто этого заслуживает. И непременно следует опубликовать в СМИ полный список убитых Жуковым подчинённых, у которых наверняка были семьи и родственники. Для них эта печальная и запоздалая справедливость, проявленная нынешней властью, лишней не будет.

До сих пор неизвестно, сколько своих подчинённых Жуков по приговорам военного трибунала отправил в тюрьмы и лагеря, какова их дальнейшая судьба. Даже сталинская власть в то время, как и любая другая после неё, не осмеливалась публиковать расстрельные дела полководца Жукова. И это понятно. Ведь сразу потускнела бы от крови убитых его Золотая звезда Героя Советского Союза, да и ореол выдающегося полководца из сталинских выдвиженцев заметно бы поблек, увял в глазах народа. Ну что это за герой и полководец появился в стране Советов, превзошедший сталинских палачей по убийствам своих подчинённых! Да такого быть не может! А раз так, то эту кровавую страницу из его жизни вместе со всеми документами сдали в архив и навечно засекретили.

Таким вот образом мы частично и сняли гриф секретности с самого загадочного дела в нашей невесёлой отечественной истории. Кто не согласен с моими выводами, пусть напишет обоснованное опровержение.

Коснусь ещё одной загадочной истории, связанной с бахвальством «единственного» о его якобы полководческих дарованиях. Свидетельства В. Суворова из книги «Маршал Победы»: «Всё началось с того, что 29 июня 1941 года начальник Генерального штаба генерал армии Жуков в кабинете Сталина предсказал катастрофу советских войск в районе Киева. Он предлагал войска отвести, а Киев сдать. Сталин не согласился. В кабинете Сталина в тот исторический момент находились Маленков и “узколобый” Мехлис. Они мудрых советов великого полководца не слушали, они подпевали Сталину. Разговор пошёл на повышенных тонах. Гениальное предвидение полководца Жукова Сталин назвал “чепухой”. Гордый полководец не стерпел такого к себе отношения и потребовал отставки с поста начальника Генерального штаба» [Суворов, 2008б, с. 599–600]. Вроде достоверно, на первый взгляд, но стоит присмотреться. О том же споре со Сталиным он рассказал писателю К. Симонову несколько в другом варианте. Оказалось, Сталину подпевали не Маленков и Мехлис, а злодей Берия. Да велика ли разница, кто подпевал Сталину? Конечно, нет, но для ясности заглянем в журнал посещений сталинского кабинета. Выясняем, что 29 июня в кабинете Сталина его соратников не было, как и самого Жукова. Оказывается, вся его мудрость и прозорливость имеет пенсионное происхождение. «В июле, когда Жуков якобы требовал отвести советские войска из района Киева, ни Гитлер, ни его генералы никакого окружения под Киевом ещё не затевали, поскольку не знали, как и когда закончится Смоленское сражение в низовьях Днепра. Но и тогда ещё немецкое командование не решило, куда двинуть войска: на Москву или в обход Киева? А гениальный Жуков знал, предвидел и предвосхитил замыслы противника, прежде чем они возникли у немецкого генералитета» [Там же]. Свидетелей прозрения и предсказания Жукова не оказалось, как и письменных документов, подтверждающих этот факт. Неподражаемым слыл «единственный» в своих неуклюжих попытках быть похожим на настоящего гения военного искусства! Свидетельствует по этому факту командарм 5-й армии М. И. Потапов, взятый в плен солдатами истребительно-противотанковых частей В. Моделя. На допросе он показал: «Командование фронта издало приказы об отводе войск. Мы фактически уже отходили на восток, когда из ставки Верховного – т. е. Сталина – пришёл приказ вернуться и принять бой с лозунгом: “Ни шагу назад, держаться и, если придётся, умереть”. Потапов на допросе говорил правду. Ещё 9 сентября Будённый издал приказы о подготовке к отступлению и просил Сталина согласиться на оставление Киева и излучины Днепра. Но диктатор потерял самообладание и отдал свой знаменитый приказ: ни шагу назад, биться насмерть. Этот приказ обошёлся в миллион человек. Он стоил всей Украины. Подобных примеров история войн ещё не знала – было уничтожено пять советских армий. Только военнопленными было взято 665 тысяч человек, 884 танка, 3718 орудий и огромное количество другого вооружения» [Карель, 2003а, с. 11]. На этом удручающем фоне запоздалые и хвастливые предсказания Жукова, якобы высказанные им Сталину, выглядят глупыми и неуместными, чтобы этот вздор воспринимать серьёзно. Как пишет В. Суворов: «Основным занятием Жукова во время войны было упоение своей бесконтрольной властью. За время войны легендарный полководец около 40 % своих радистов отдал под трибунал. А это равносильно тому, что он расстрелял бы их собственноручно. Взбешённый отсутствием связи герой войны мог и собственноручно пристрелить ни в чём не повинного солдата» [Суворов, 2008б, с. 704].

О Жукове после войны сложены мифы и легенды, конечно, не без его безумного усердия и конечно устной молвы солдат. Чего стоит их точное прозвище, данное Жукову солдатами-фронтовиками, – Мясник». «Есть более корректные, но, по своей сути, ещё более глубоко выражающие черты его характера, с особой свирепостью проявленные им на войне. Так, писатель В. Шаламов назвал его «браконьером русского народа», и «Итог этой войны виден в любой деревне. В деревне – потому что там всё обнажённее и уязвимее, чем в городе, и сколько бы горя ни принесли нам революция, Гражданская война и коллективизация, окончательно добила деревню, а значит Россию победоносная Вторая мировая война» [Литературная газета, 2003, 18–24 июня]. А в книге В. Бешанова «Кадры решают всё» Жуков назван «весёлым чудовищем большевизма» [Бешанов, 2006а, с. 282].

Давайте ещё раз внимательно прочитаем стенограмму октябрьского Пленума ЦК КПСС 1957 года, что о Жукове говорили его соратники по службе в армии и участию войне, когда он был снят с поста министра обороны СССР и отправлен в отставку.

Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский, заместитель министра обороны, свидетельствует: «Жуков опасный и даже страшный человек. ‹…› Я 30 лет работаю с Жуковым. Он самовластный, деспотичный, безжалостный человек. Я видел, какое невероятное хамство проявил Жуков к ряду людей, в том числе к крупным волевым людям». Маршал А. И. Ерёменко: «Жуков, этот узурпатор и грубиян, относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески». Маршал Ф. И. Голиков: «Жуков – это унтер Пришибеев». Маршал С. С. Бирюзов: «С момента прихода товарища Жукова на пост министра обороны в министерстве создались невыносимые условия. У Жукова был метод подавлять» [Георгий Жуков…, 2001]. А маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков и адмирал ВМФ Н. Н. Кузнецов вообще отказались о нём что-либо говорить и тем более писать. Любопытно, но ни один из выступавших на пленуме ЦК маршалов и генералов не сказал о «великом» полководце ни одного доброго слова. А рядовой Никулин Н. Н., провоевавший четыре и чудом оставшийся в живых писал следующее о нём в своих «Воспоминаниях о войне: «Он мог без сомнений и размышлений послать миллион-другой на смерть. Он был военачальником нового типа: гробил людей без числа, но почти всегда добивался победных результатов». Согласитесь, это надо было уметь заслужить. Он умел и заслужил всенародную славу.

Адмирал флота И. С. Исаков вспоминает: «Однажды, в 1946 году, позвонил Сталин и сказал, что есть мнение назначить его начальником Главного штаба ВМФ. Я ответил: “Товарищ Сталин, должен Вам доложить, что у меня серьёзный недостаток, ампутирована одна нога”. “Это единственный недостаток, о котором Вы считаете необходимым доложить?” – последовал вопрос. “Да”, – подтвердил адмирал. “У нас раньше был начальник штаба без головы. Ничего, работал. У Вас только ноги нет – это не страшно”, – заключил Сталин» [Адмирал Флота Советского Союза Исаков …, 1975]. Не настаиваю, что, говоря о начальнике штаба без головы, Сталин имел в виду Жукова, но другой кандидатуры, достойной сталинской характеристики, из бывших начальников Генерального штаба во время войны не найти.

После войны Жуков признавался: «Я не чувствовал тогда, перед войной, что я умней и дальновидней Сталина, что лучше его оцениваю обстановку и больше его знаю» [Жуков, 1969]. Это убийственное признание «единственного» говорит лишь о том, что никаких разумных советов он Сталину давать перед войной и всю войну не мог, будучи начальником Генерального штаба, а лишь соглашался со всем, что говорил вождь, и поддакивал. Оттого и случился неслыханный разгром Красной армии, затем последовали неизбежные «котлы» и паническое отступление, пока Сталин не снял его с этой должности, где надо было иметь умную голову и мужество высказывать свою точку зрения и её отстаивать, невзирая ни на что.

Однако пришла пора подвести итог моим затянувшимся размышлениям.

Первое. Красная армия 1941 года – это не армия по сравнению с Вермахтом, а многолюдное сборище вооружённых людей, слабо обученных военному делу, в большинстве своём морально неустойчивых, не способная к осмысленному ведению боевых действий из-за отсутствия опытных командиров, особенно в механизированных войсках.

Второе. Авторская концепция, изложенная в книге «Ледокол», из научной гипотезы стала неоспоримым историческим фактом, с которым не считаться сегодня уже нельзя.

Третье. Сталин не был поджигателем и зачинщиком Второй мировой войны, а был, скорее, её подстрекателем и провокатором войны между капиталистическими странами в своих глобальных интересах расширения социализма на европейском континенте.

Четвёртое. Нет документальных и свидетельских подтверждений тому, что именно Сталин своими внешнеполитическими действиями привёл Гитлера на вершину власти в Германии. Согласен с концепцией автора «Ледокола», что сталинский замысел и разработанные на его основе планы сокрушить Германию внезапным ударом в удобный момент были, что подтверждается некоторыми документами, свидетелями и действиями Красной армии на Западной границе летом 1941 года. Да, но подобные планы, уже по отношению к Советскому Союзу, были у руководителей сопредельных государств. И в то время они не считались и сейчас не считаются агрессивными государствами. И на этом фоне сталинская политика может, в некотором смысле, считаться нормальной, в предвоенные годы.

Пятое. Сталин никогда не был пацифистом и борцом за мир, и представлять его в этом качестве ошибочно и глупо (оборона, борьба за мир – вуаль! вуаль! все так поступают). Великий Сталин, по мнению Никулина, автора книги «Воспоминание о войне», не обременённый ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям».

В сегодняшнем российском обществе не наблюдается сплочённого единства в достижении намеченных целей в нашей жизни, которые размыты, не понятны большинству граждан, а порой и чужды. Причиной тому отсутствие правдиво написанной истории о нашем прошлом, как о Второй мировой войне, так и о Гражданской войне и октябрьском военном перевороте. Разное восприятие российским обществом этих глобальных событий раздирает наше политизированное общество на непримиримых идеологических противников и не способствует его сплочению. Чтобы России не тащиться в хвосте мировой истории позади цивилизованных стран, чтобы не быть страной, не помнящей себя, ей крайне необходимо правдиво написать свою историю, с надеждой, что будущие поколения не будут испытывать угнетающего душевного дискомфорта от затемнённого прошлого своей Родины.

Прежде чем поставить точку в своих размышлениях на обозначенную тему, хотел бы напомнить ураган-патриотам и клиническим сталинистам, что Сталин, как и Гитлер, не нуждаются в адвокатах, их справедливо осудила сама история за чудовищные преступления против человечества, как величайших преступников на планете Земля, и приговор истории тиранам обжалованию не подлежит. Это на века.

Литература

1. 9 армия… – 9 армия (СССР) [Электронный ресурс] // Википедия: Свободная энциклопедия. – Режим доступа: /9-я_армия_(СССР) (дата обращения: 28.05.2014 г.).

2. Абдулин, 2005 – Абдулин М. Г. От Сталинграда до Днепра. – М.: Яуза; Эксмо, 2005.

3. Адмирал Флота Советского Союза Исаков …, 1975 – Адмирал Флота Советского Союза Исаков Иван Степанович: Сборник документов и материалов / Сост. А. О. Арутюнян, О. С. Баликян. – Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1975.

4. Бережков, 1993 – Бережков В. М. Как я стал переводчиком Сталина. – М.: ДЭМ, 1993. – Режим доступа: (дата обращения: 27.05.2014 г.).

5. Бешанов, 2003 – Бешанов В. В. Год 1942 – «учебный». – Мн.: Харвест, 2003. – Режим доступа: (дата обращения: 28.05.2014 г.).

6. Бешанов, 2005 – Бешанов В. В. Ленинградская оборона. – М.: АСТ; Мн.: Харвест, 2005.

7. Бешанов, 2006а – Бешанов В. В. Кадры решают все. Суровая правда о войне 1941–1945 гг. – М.: АСТ; Мн.: Харвест, 2006.

8. Бешанов, 2006б – Бешанов В. В. Красный блицкриг. – М.: Издатель Быстров, 2006.

9. Бешанов, 2008 – Бешанов В. В. Танковый погром 1941 года. – М.: Яуза; Эксмо, 2008.

10. Бирюзов, 1961 – Бирюзов С. С. Когда гремели пушки. – М.: Воениздат, 1961.

11. Болдин, 1961 – Болдин И. В. Страницы жизни. – М.: Воениздат, 1961. – Режим доступа: (дата обращения: 27.05.2014 г.).

12. Борисов, 1919 – Борисов Г. Диктатура пролетариата: Социально-политическое обоснование. – Пг.: Гос. изд-во, 1919.

13. Буденный, 1973 – Буденный С. М. Пройденный путь: в 3 кн. – М.: Воениздат, 1958–1973.

14. Бунин, 1936 – Бунин И. А. Собрание сочинений: в 11 т. – Т. 1. – Берлин: Петрополис, 1936. – Режим доступа: (дата обращения: 2013 г.).

15. Василевский, 1978 – Василевский А. М. Дело всей жизни. – М.: Политиздат, 1978.

16. Видер, Вильгельм, 2007 – Видер И., Вильгельм А. Сталинградский кошмар. За кулисами битвы. – М.: Яуза-Пресс, 2007.

17. Виктор Суворов, 2011 – Виктор Суворов: Главная книга о Второй мировой: сборник / Авт. – сост. Д. С. Хмельницкий. – М.: Яуза-пресс, 2011.

18. Воронов, 1963 – Воронов Н. Н. На службе военной. – М.: Воениздат, 1963.

19. Вся правда Виктора Суворова, 2009 – Вся правда Виктора Суворова. Лучшие статьи ведущих историков / Сост. Д. С. Хмельницкий. – М.: Яуза-пресс, 2009.

20. Гальдер, 2010 – Гальдер Ф. Военный дневник. – М.: АСТ, 2010.

21. Георгий Жуков…, 2001 – Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы / Под ред. акад. А. Н. Яковлева; сост. В. Наумов и др. – М.: Международный фонд «Демократия», 2001. – Режим доступа: (дата обращения: 28.05.2014 г.).

22. Гитлер, 1998 – Гитлер А. Моя борьба. – М.: Витязь, 1998.

23. Гудериан, 1999 – Гудериан Г. Воспоминания солдата. – Смоленск: Русич, 1999.

24. Добрюха, 2011 – Добрюха Н. Кто предупредил Сталина. «Военный дневник Буденного» и тайна начала войны // Аргументы недели. – 2011. – 15 июня. – № 23.

25. Еременко, 2006 – Еременко А. И. Сталинград. – М.: АСТ; Хранитель, 2006.

26. Жуков, 1969 – Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. – М.: Изд-во АПН, 1969. – Режим доступа: (дата обращения: 28.05.2014 г.).

27. Захаров, 1989 – Захаров М. И. Генеральный штаб в предвоенные годы. – М.: Воениздат, 1989.

28. Зенькович, 2004 – Зенькович Н. А. Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплёка. – М., 2004.

29. Иринархов, 2011 – Иринархов Р. С. 1941: Пропущенный удар. Почему Красную Армию застали врасплох? – М.: Яуза; Эксмо, 2011. – Режим доступа: (дата обращения: 27.05.2014 г.).

30. Иринархов, 2012 – Иринархов Р. С. Непростительный 1941. «Чистое поражение Красной Армии». – М.: Яуза; Эксмо, 2012.

31. Карель, 2003а – Карель П. Восточный фронт. Книга первая: Гитлер идет на Восток. 1941–1943. – М.: Изографус; Эксмо, 2003.

32. Карель, 2003б – Карель П. Восточный фронт. Книга вторая: Выжженная земля. 1943–1944. – М.: Изографус; Эксмо, 2003.

33. Карелл, 2003в – Карелл П. Дорога в никуда: вермахт и Восточный фронт 1942 г. – Смоленск: Русич, 2003.

34. Кларк, 1945 – Кларк А. План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945. – М.: Центрполиграф, 2004.

35. Климов – Климов К. Русофобия во власти – Ленин: «А на Россию мне наплевать…»: [сетевой ресурc]. – Режим доступа: (дата обращения: 27.05.2014 г.)

36. Кузнецов, 2003 – Кузнецов Н. Г. Накануне. – М.: АСТ, 2003.

37. Лазаренко, 2002 – Лазаренко Н. Тот самый Жуков // Европа-Экспресс. – 2002. – 24 февраля.

38. Латышев, 1996 – Латышев А. Г. Рассекреченный Ленин. – М.: Март, 1996. – Режим доступа: -lenin-latyishev-a-g (дата обращения: 28.05.2014 г.).

39. Лебедев, 2011 – Лебедев Н. В., Лебедев В. Г. Судьбы гвардии. – М.: ИЦ РИОР, 2011. – Режим доступа: (дата обращения 27.05.2014 г.).

40. Лопуховский, 2006 – Лопуховский Л. Н. Прохоровка. Без грифа секретности. – М.: Эксмо; Яуза, 2006.

41. Лопуховский, 2008 – Лопуховский Л. Н. 1941. Вяземская катастрофа. – М.: Яуза; Эксмо, 2008.

42. Манштейн, 2002 – Манштейн Э. Утерянные победы. – М.: АСТ, 2002.

43. Меллентин, 1957 – Меллентин Ф. В. Танковые сражения 1939–1945 гг.: Боевое применение танков во второй мировой войне. – М.: ИЛ, 1957. – Режим доступа: (дата обращения 28.05.2014 г.).

44. Мельтюхов, 2008 – Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939–1941. – М.: Вече, 2008.

45. Мерецков, 1969 – Мерецков К. А. На службе народу. – М.: Политизат, 1969.

46. Микоян, 1999 – Микоян А. И. Так было. – М.: Вагриус, 1999. – Режим доступа: (дата обращения 27.05.2014 г.).

47. Мировая война, 2002 – Мировая война. Взгляд побеждённых. 1939–1945 гг. – М.; СПб.: АСТ, 2002.

48. Михин, 2006 – Михин П. А. «Артиллеристы, Сталин дал приказ!» – М.: Яуза; Эксмо, 2006.

49. Мюллер-Гиллебранд, 2002 – Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии. 1933–1945 гг. – М.: Изографус, 2002.

50. Набоков, 2010 – Набоков В. В. Соглядатай: Повесть. – М.: Азбука-классика, 2010. – Режим доступа: -nabokov/soglyadataj/?ref_partner=livelib_buy (дата обращения: 28.05.2014 г.).

51. Оглашению подлежит…, 1991 – Оглашению подлежит: СССР – Германия. 1939–1941: Документы и материалы / Сост. Ю. Фельштинский. – М.: Моск. рабочий, 1991.

52. Павлова, 2007 – Павлова И. В. Поиски правды о кануне Второй мировой войны // Правда Виктора Суворова-2. Восстанавливая историю Второй мировой / Сост. Д. С. Хмельницкий. – М.: Яуза-Пресс, 2007.

53. Переслегин, 2007 – Переслегин С. Б. Вторая мировая: война между Реальностями. – М.: Яуза; Эксмо, 2007.

54. Пикер, 1993 – Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. – Смоленск: Русич, 1993.

55. Покрышкин, 1980 – Покрышкин А. И. Небо войны. – М.: Воениздат, 1980.

56. Попель, 2001 – Попель Н. К. Танки повернули на запад. – М.; СПб.: Terra Fantastica, 2001.

57. Пыльцын, 2009 – Пыльцын А. В. Главная книга о штрафбатах. – М.: Яуза; Эксмо, 2009.

58. Раак, 2007 – Раак Р. Роль Сталина в развязывании Второй мировой войны // Правда Виктора Суворова-2. Восстанавливая историю Второй мировой / Сост. Д. С. Хмельницкий. – М.: Яуза-Пресс, 2007. – Режим доступа: -2/index.html (дата обращения: 28.05.2014 г.).

59. Розин, 1996 – Розин Э. Ленинская мифология государства. – М.: Юрист, 1996.

60. Рокоссовский, 2002 – Рокоссовский К. К. Солдатский долг. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.

61. Рудель, 2009 – Рудель Г.-У. Пилот «Штуки». Мемуары аса Люфтваффе. 1939–1945 гг. – М.: Центрполиграф, 2009.

62. Самсонов, 1958 – Самсонов А. М. Великая битва под Москвой. 1941–1942. – М.: Изд-во АН СССР, 1958. – Режим доступа: -xpiunq-15/lxiumd-66.html (дата обращения 28.05.2014 г.).

63. Симонов, 1981 – Симонов К. М. Разные дни войны: дневник писателя: в 2 т. – М.: Известия, 1981.

64. Соломон, 1995а – Соломон (Исецкий) Г. А. Среди красных вождей. – М.: «Современник», 1995.

65. Соломон, 1995б – Соломон (Исецкий) Г. А. Ленин и семья Ульяновых. – М: «Современник», 1995.

66. Солонин, 2006 – Солонин М. С. «На мирно спящих аэродромах…» – М.: Яуза; Эксмо, 2006.

67. Солонин, 2008а – Солонин М. С. 23 июня: «день М». – М.: Яуза; Эксмо, 2008.

68. Солонин, 2008б – Солонин М. С. 25 июня: глупость или агрессия? – М.: Яуза; Эксмо, 2008.

69. Солонин, 2009 – Солонин М. С. Мозгоимение. Фальшивая история Великой войны. – М.: Яуза; Эксмо, 2009.

70. Суворов, 1993 – Суворов В. Б. Ледокол: кто начал Вторую мировую войну. – М.: Новое время, 1993.

71. Суворов, 1994 – Суворов В. Б. День «М»: когда началась Вторая мировая война. – М.: АСТ, 1994.

72. Суворов, 1997 – Суворов В. Б. Контроль: сценарий фильма. – М.: АСТ, 1997.

73. Суворов, 2002 – Суворов В. Б. Освободитель. – М.: «Москва», 2002.

74. Суворов, 2003 – Суворов В. Б. Аквариум. – М.: Издатель Быстров, 2003.

75. Суворов, 2008а – Суворов В. Б. Истина дороже: Последняя республика; Святое дело. – М.: АСТ, 2008.

76. Суворов, 2008б – Суворов В. Б. Маршал Победы: Тень победы. Беру свои слова обратно. – М.: АСТ, 2008.

77. Толивер, Констебль, 1999 – Толивер Р. Ф., Констебль Т. Дж. Лучший ас Второй мировой. – М.: АСТ, 1999.

78. Терне, 1922 – Терне А. В царстве Ленина. – Берлин, 1922.

79. Типпельскирх, 1999 – Типпельскирх К. История Второй мировой войны. – СПб.: Полигон; М.: АСТ, 1999.

80. Тухачевский, 1964 – Тухачевский М. Н. Избранные произведения: в 2 т. – Т. 1. – М.: Воениздат, 1964.

81. Усовский, 2006 – Усовский А. В. Что произошло 22 июня 1941 года? – М.: Витязь, 2006.

82. Фест, 2006 – Фест И. Гитлер. Биография. Триумф и падение в бездну. – М.: Вече, 2006.

83. Хренов, 1982 – Хренов А. Ф. Мосты к победе. – М.: Воениздат, 1982.

84. Хрущёв, 1999 – Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть: Воспоминания: в 4 кн. – Кн. I. – М.: ИИК «Московские Новости», 1999. – Режим доступа: (дата обращения 27.05.2014 г.).

85. Чуев, 1991 – Чуев Ф. И. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. – М.: ТЕРРА, 1991. – Режим доступа: (дата обращения: 27.05.2014 г.).

86. Шойфлер, Тике, 2005 – Шойфлер Х., Тике В. Марш на Берлин 1944–1945 гг.: Разгром Вермахта между Одером и Вислой. Падение Берлина. – М.: Эксмо, 2005.

87. Никулин Н. Н. Воспоминания о войне. «Издательство АСТ» 2007 год.

Отзывы читателей

Уважаемый Валентин Николаевич! Сегодня закончил читать Вашу книгу и делюсь своими впечатлениями. Наверное, со времени прочтения «Ледокола» не испытывал я таких глубоких впечатлений, как по прочтению подобной литературы. Ваша книга произвела на меня сильнейшее впечатление. Однако прошу учесть, что я не специалист по военной истории, а простой читатель, каких много, но люблю читать интересные и правдивые книги о прошедшей войне.

Вы признаётесь, что считаете книгу «Ледокол» главной книгой о войн у Суворова, и я с Вами согласен, но Вы так убедительно написали свою книгу, что у меня сложилось впечатление, будто я читаю дополнение к книге «Ледокол» или комментарий, хотя очевидно, что это глубоко Ваш авторский труд. Критикуя Суворова, даже не критикуя, а поправляя и уточняя некоторые спорные моменты в его книге, Вы представляетесь читателю настоящим специалистом по многим вопросам военной истории, нисколько не уступая Суворову во владении этой темой и многочисленным к ней материалом.

Поздравляю, Вы написали прекрасную книгу, которую, я надеюсь, с интересом прочтут как специалисты, так и простые читатели. Желаю Вам не встретить никаких препятствий к её публикации, этого правдивого и честного труда. Всего Вам хорошего.

Директор клуба Чапаевского механического завода, Самарской областиВ. Г. Щежин

Валентин Николаевич! Возвращаю Вам книгу после её прочтения. Спасибо за Вашу работу и тот огромный труд, который Вы в неё вложили. Думается, если хотя бы половина из нас, ныне живущих, так же остро и честно, как Вы, осознавали свой гражданский и человеческий долг перед своим Отечеством, у нас была бы другая страна. Наша беда даже не в том, что наша история о войне оказалась лживой, а кропотливо разбирать, где правда, – колоссальный труд государственной важности, на который власть денег выделяет скупо, а беда в том, что большинству наших граждан безразлично наше прошлое. Им всё равно, Сталин – преступник или мудрец, Жуков – военный гений или подлец. Создаётся невольное впечатление, что это такие же страшные фигуры из нашего прошлого, как Иван Грозный и его опричник Малюта Скуратов, и памятные нам Берия и Ежов. Это беспамятство страшит, особенно при том, что ещё живы свидетели нашего недавнего прошлого. Поэтому и хочется Вашему педантичному и скрупулёзному труду поклониться.

Главный редактор издательства по работе с молодёжью в доме пионеров г. ТюмениН. В. Харина

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Литература
  • Отзывы читателей Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол»», Валентин Николаевич Богданов

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства