Беларусь. Памятное лето 1944 года Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 70-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков (Минск, 19–20 июня 2014 г.)
НАЦИОНАЛЬНАЯ АКАДЕМИЯ НАУК БЕЛАРУСИ
МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
Редакционная коллегия:
А. А. Коваленя (главный редактор), А. Л. Региня (зам. главного редактора), А. М. Литвин (ответственный редактор), В. В. Данилович, В. Л. Лакиза, А. П. Соловьянов, И. Ю. Воронкова
Рецензенты:
доктор исторических наук, профессор А. Ф. Вишневский, доктор исторических наук, профессор В. В. Тугай
Издание подготовлено в рамках выполнения задания «Военная история Беларуси» Государственной программы научных исследований «Гуманитарные науки как фактор развития белорусского общества и государственной идеологии» (ГПНИ «История, культура, общество, государство») на 2011–2015 годы. Руководитель программы – доктор исторических наук, профессор А. А. Коваленя. Научный руководитель задания – доктор исторических наук, профессор А. М. Литвин.
Приветствия
Приветствие Председателя Президиума НАН Беларуси академика В. Г. Гусакова
Глубокоуважаемые ветераны и участники конференции!
В этом году белорусский народ отмечает 70-летний юбилей освобождения нашей страны от германских захватчиков. Не будет преувеличением сказать, что для Беларуси это событие имеет исключительно важное значение. Дорогой ценой оплачены свобода и независимость. Тысячи и тысячи людей отдали свои жизни, чтобы над нашей страной навсегда утвердилось мирное небо.
Война затронула практически каждую семью в Беларуси. Благодарная память потомков – в тысячах рукотворных мемориалах и обелисках, курганах, она в духовной сути белорусских людей. Для каждого жителя Беларуси 9 мая и 3 июля – священные даты, которые широко отмечаются по всей стране. Проходят годы и десятилетия, но неизменным остается уважение к ратному подвигу воинов, партизан и подпольщиков, которые, не щадя своей жизни, освобождали белорусскую землю; к самоотверженному труду тружеников советского тыла, приближавших Великую Победу. Об этом мы помним и будем помнить всегда!
Ученые Академии наук вместе со всей страной с честью выдержали испытания Великой Отечественной войны. Многие ученые были эвакуированы и продолжали работу в научных центрах России и других регионов Советского Союза, укрепляя своими исследованиями военную мощь страны. Значительная часть сотрудников Академии наук с оружием в руках сражалась с врагом на фронтах Великой Отечественной войны, многие активно боролись против захватчиков в рядах партизан и подпольщиков.
С гордостью хочу отметить, что присутствующий на нашей конференции Почетный президент Академии наук Беларуси академик Николай Александрович Борисевич еще юношей стал партизаном-подрывником и участвовал в штурме Берлина. Еще раз поздравляем Николая Александровича и всех ветеранов с праздником!
За годы войны Академия наук, как и все народное хозяйство Беларуси, понесла невосполнимый ущерб. Научные лаборатории, оборудование, здания, фонды библиотеки были сожжены или разграблены. Несмотря на это, после освобождения Минска в июле 1944 г., уже к началу 1945 г. 8 академических институтов возобновили свою деятельность, началось восстановление и поступательное развитие научного потенциала республики.
В сегодняшнем нестабильном мире мы не вправе забывать героизм воинов и трагедию войны, чтобы избежать новых глобальных конфликтов. Тем более, что в наше непростое время делаются многочисленные попытки пересмотра итогов Второй мировой войны. Некоторые так называемые «исследователи» предлагают даже новое прочтение известных событий.
Что на это можно ответить?
Настоящие ученые тверды во мнении: историю нельзя переписывать в угоду конъюнктуре. Опираясь на факты, надо твердо и аргументированно отстаивать национально-государственные интересы, не гнаться за сенсациями и не подстраиваться под чьи-то интересы.
Остается бесспорным, что Советский Союз вынес на себе главную тяжесть борьбы с нацистской Германией и ее созниками. Неоценим вклад в общую Победу белорусского народа. 1 млн 300 тыс. уроженцев Беларуси сражались в рядах действующей Красной Армии. Развернувшееся в Беларуси движение сопротивления не имеет аналогов в мировой истории: 374 тыс. партизан и 70 тыс. подпольщиков вели непримиримую борьбу с оккупантами. Такого размаха народного движения не было ни в одном другом государстве!
Кроме того, свыше 1 млн жителей Беларуси, эвакуированных в восточные районы СССР, участвовали в героическом трудовом подвиге советского тыла.
Уважаемые участники научного форума! Все вы знаете, какое большое внимание уделяется руководством нашей страны сохранению памяти о героических и трагических событиях Великой Отечественной войны, увековечению подвига советского народа.
На встрече с учеными страны в Национальной академии наук Беларуси 31 марта 2014 г. Президент Республики Беларусь Александр Григорьевич Лукашенко еще раз подчеркнул неабходимость объективного научного изучения и популяризации историко-культурного наследия Беларуси, активного противостояния фальсификации отечественной истории и, прежде всего, истории Второй мировой и Великой Отечественной войн.
Хочу подчеркнуть, что ученые Академии наук уже многие годы системно исследуют эту важнейшую для нашего государства тему. С гордостью скажу, что все наиболее значимые научные труды по военной истории подготовлены именно академическими учеными.
С позиций нынешнего научного знания мы вновь и вновь обращаемся к периоду борьбы с германским нацизмом, когда в полной мере проявились величие и героизм народов СССР, в том числе и народа Беларуси.
Сотрудниками Института истории НАН Беларуси ведется большая работа по исследованию истории Великой Отечественной войны и популяризации подвига белорусского народа. По этой важной проблематике за последние годы подготовлены и изданы десятки монографий, сборников научных статей, документов и материалов. Актуальные проблемы истории Второй мировой и Великой Отечественной войн регулярно обсуждаются на многочисленных международных конференциях, семинарах и «круглых столах» в различных регионах страны. Эта целенаправленная работа позволяет эффективно противостоять попыткам фальсификации отечественной истории.
Важно подчеркнуть, что наши ученые в рамках разработки этой важной проблемы активно взаимодействуют с российскими исследователями.
Успешному сотрудничеству и сближению научных оценок содействовал организованный Институтом истории НАН Беларуси совместно с российским Фондом развития «Институт евразийских исследований» «круглый стол» «От освобождения Ленинграда до освобождения Минска (к 70-летию ликвидации блокады Ленинграда)».
К 70-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков ученые Института истории совместно с Институтом военной истории Министерства обороны Российской Федерации подготовили фундаментальное коллективное издание «Освобождение Беларуси. 1943–1944», а с историческим факультетом Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова – сборник научных статей и воспоминаний участников войны.
Только в этом году ученые Института истории НАН Беларуси совместно с Витебским областным исполнительным комитетом и Витебским государственным университетом имени П. М. Машерова организовали и успешно провели две масштабные международные научно-практические конференции в Витебске: «Победа – одна на всех» и «Витебская область в годы Великой Отечественной войны (к 70-летию освобождения от нацистских оккупантов)».
В связи с этим следует отметить, что деятельность академических ученых-гуманитариев направлена также на формирование патриотических и гражданских качеств подрастающего поколения. С этой целью осуществляется целенаправленная работа по сотрудничеству с органами образования. Так, Институт истории совместно с Белорусским государственным педагогическим университетом имени Максима Танка, Представительством Россотрудничества в Республике Беларусь, Московским районным исполнительным комитетом Минска и гимназией № 174 нашей столицы ежегодно проводят Международную научно-практическую конференцию учащихся «Великая Отечественная война 1941–1945 годов в исторической памяти народа». Уже прошло семь творческих форумов. Совместно с Республиканским государственно-общественным объединением «Белорусское общество «Знание» организована и проведена среди учащихся Минска викторина по истории Великой Отечественной войны.
Дорогие друзья! Программа научного форума обширна и разнообразна по тематике. Я уверен, что в творческих обсуждениях будут найдены аргументированные ответы на многие дискуссионные вопросы.
Желаю всем вам плодотворной работы и новых творческих достижений на благо науки и Отечества!
Благополучия вам всем и успехов!
Приветствие заместителя Премьер-министра Республики Беларусь А. А. Тозика
Уважаемые участники и гости конференции!
Дорогие ветераны Великой Отечественной войны!
Беларусь отмечает знаменательную дату – 70-ю годовщину освобождения страны от германских агрессоров, а через год вместе со всеми народами, входившими в СССР, мы будем отмечать 70-летие Великой Победы.
Среди знаковых событий Великой Отечественной войны незабываемым для белорусского народа остается 3 июля 1944 г. В этот день войска Красной Армии при активном участии партизан и подпольщиков освободили от германских оккупантов столицу Советской Белоруссии – город Минск.
Великая Отечественная война – Великая не только по названию, но и по своему характеру и содержанию. Таких войн, когда на поле брани сталкивались многомиллионные армии, когда на борьбу с захватчиками поднимался весь народ, когда патриотизм тех, кто бился с врагом на фронте и в тылу, достигал такого накала, перед которым меркло все, что было до этого, таких войн мировая история еще не знала!
Великая Отечественная война занимает и, убежден, навсегда займет особое место в мировой истории. В этой войне решался вопрос всемирно-исторического значения. Речь шла о судьбе мировой цивилизации.
Сегодня в Беларуси предпринимается все, чтобы общество и приходящие в эту жизнь новые поколения знали и помнили о Великой Отечественной войне. Знали и помнили Правду! И это не просто красивые слова. Распахнул свои двери новый Музей истории Великой Отечественной войны, открытия которого мы все ждали. Уверен, что это вызовет новый всплеск интереса граждан нашей страны к событиям военной поры.
По поручению Президента Республики Беларусь А. Г. Лукашенко в мае 2013 г. в стране создан организационный комитет по подготовке и проведению празднования 70-й годовщины освобождения Республики Беларусь от немецко-фашистских захватчиков и Победы советского народа в Великой Отечественной войне, утвержден план соответствующих мероприятий. В стране на системной основе с участием ветеранов, молодежи, общественности, научной и творческой интеллигенции реализуется комплекс социальных, военно-мемориальных, поисковых, культурных, спортивных, информационно-пропагандистских мероприятий, посвященных этим великим датам.
Ради формирования нравственных и мировоззренческих установок молодых людей XXI столетия не в последнюю очередь проводятся и такие мероприятия, как сегодняшняя конференция, которая призвана способствовать упрочению исторической памяти, противостоянию фальсификации военной истории, направленной на пересмотр итогов Великой Отечественной и Второй мировой войн, укреплению патриотического воспитания молодежи Республики Беларусь.
Я уверен, что сегодняшний научный форум пройдет в плодотворной и конструктивной атмосфере.
Уважаемые участники конференции!
Желаю всем вам здоровья, благополучия и новых творческих свершений на благо нашего Отечества!
Приветствие первого заместителя председателя Белорусского общественного объединения ветеранов М. Д. Жуковского
Уважаемый Заместитель Премьер-министра Республики Беларусь Анатолий Афанасьевич Тозик!
Уважаемый Министр обороны Республики Беларусь Юрий Викторович Жадобин!
Наши гости из Москвы! Уважаемые участники конференции!
Позвольте па поручению Президиума Республиканского совета Белорусского общественного объединения ветеранов сердечно приветствовать вас и пожелать плодотворной работы. Пусть ваши доклады и выступления послужат еще одним убедительным вкладом в сохранение правды о Великой Отечественной войне, в которой наша республика положила на алтарь Победы каждого третьего своего жителя.
Время неумолимо, редеют ряды участников войны, но мы в меру своих сил пытаемся оказать помощь государству в патриотическом воспитании подрастающего поколения, занимаем активную жизненную позицию, вносим свою лепту в развитие родной Беларуси.
Мы благодарны руководству страны за то, что оно бережно относится к подвигу народа, свято чтит павших и заботливо относится к живущим ветеранам. Мы, пожалуй, одна из немногих стран на постсоветском пространстве, где не разрушают памятники, а возводят новые, бережно сохраняют уже созданные, увековечивающие память о своих героях. Недавно открыт семиметровый барельеф в Светлогорском районе, где началась знаменитая военная операция «Багратион».
Мы гордимся тем, что, по сути, второй фронт открылся в нашей стране, благодаря активному развитию партизанского движения и действиям подпольщиков. Родившееся в народе четверостишие «Земля крестьянская, леса партизанские, шоссе немецкое, а власть советская» точно отражает ситуацию, когда к 1944 г. уже около 60 % территории Беларуси контролировалось партизанами.
В рядах партизан Беларуси сражалось 370 тысяч человек, в подпольной борьбе участвовало 70 тысяч.
Первый бой немецким захватчикам дал партизанский отряд под руководством Василия Коржа на Полесье, первыми Героями Советского Союза среди партизан стали граждане нашей республики Тихон Бумажков и Федор Павловский. Всего партизанами и подпольщиками было убито и ранено свыше 500 тысяч гитлеровцев, пущены под откос тысячи эшелонов с живой силой и техникой врага. Только в ночь на 20 июня 1944 г. партизанами было взорвано и выведено из строя 40 775 рельсов на железнодорожной линии Брест – Минск – Орша. Перед самым началом операции «Багратион» противник был лишен возможности подвозить своим войскам боеприпасы, военную технику и вооружение.
Вклад наших партизан и подпольщиков в разгром врага на территории Беларуси способствовал успеху знаменитой операции «Багратион». Он имел стратегическое значение и сопоставим с вкладом в победу ряда стран антигитлеровской коалиции.
Вот почему мы считаем своей обязанностью донести это до молодого поколения страны, наших внуков, передать им эту гордость, как наше самое дорогое наследство. Это важно особенно сейчас, когда в США, странах Западной Европы есть попытки фальсифицировать историю, полностью приписать победу западным союзникам. А ведь в годы Великой Отечественной войны Президент США Ф. Рузвельт, Премьер-министр Англии У. Черчилль совершенно по-другому оценивали вклад СССР в разгром фашизма, освобождение Европы.
Накануне конференции еще раз перечитал переписку Сталина с Рузвельтом и Черчиллем. Суть посланий лидеров США и Великобритании: «Мы в вечном долгу перед Красной Армией». Именно эту оценку должно знать наше молодое поколение, а не современные измышления, о которых говорилось выше.
Мы также стремимся к тому, чтобы наши юноши и девушки усвоили как непреложную истину, что одной из составляющих нашей Великой Победы явилась дружба народов Советского Союза. В рядах белорусских партизан сражались представители 70 народов СССР. Первые герои Советского Союза среди партизан – белорус Бумажков погиб в декабре 1941 г. на земле Полтавщины, а украинец Павловский, командуя 123-й Октябрьской партизанской бригадой им. 25-летия БССР, освобождал Беларусь в 1944 г. Остались в истории героические совместные боевые действия партизан Беларуси, России и Украины.
В 1941 г. мне было 14 лет. Но и сегодня для меня звучат набатным призывом песня композитора Александра Александрова на слова поэта Василия Лебедева-Кумача «Вставай, страна огромная!», страстная поэма акына из Казахстана Джамбула «Ленинградцы, дети мои!», стихотворение Янки Купалы «Беларускім партызанам».
В годы войны Урал, Сибирь, среднеазиатские и кавказские республики приютили и обогрели миллионы эвакуированных из Беларуси, Украины, ряда областей России, прибалтийских республик. Страна встала, сплотилась и победила!
Сегодня ветераны с болью переживают события, происходящие в Украине, где фашиствующими элементами при поддержке США и ряда стран Западной Европы была свергнута законная власть, ущемлено право населения ее юго-восточных регионов пользоваться русским языком. И это поощряют страны, считающие себя эталоном демократии. Все это делается, чтобы помешать объединению народов бывших союзных республик СССР. Вот почему мы призываем нашу смену всегда помнить, что дружба народов – это великая сила и ее надо беречь.
Уважаемые участники конференции, разрешите поблагодарить Вас за стремление внести свой весомый вклад, основанный на научном материале, в дело зашиты правды о Великой Отечественной войне, вкладе нашего народа в разгром врага и еще раз пожелать плодотворной работы.
Пленарные доклады
Развитие советского военного искусства в ходе военных действий на территории Беларуси: истоки и итоги операции «Багратион»
Ю. В. Жадобин (Минск)
Международная научно-практическая конференция проходит накануне знаменательной даты семидесятилетия освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков, которое мы будем торжественно отмечать 3 июля. Наши отцы и деды победили сильного и коварного врага. Для постижения величия Победы и ее всемирного значения следует понимать сущность и масштабы германского фашизма, поставившего цель завоевать мировое господство. Поработив к 1941 г. большинство европейских государств, правители «третьего рейха» организовали объединенный поход против Советского Союза. Они задействовали все экономические, научные и военные ресурсы Европы.
В общую победу над врагом существенный вклад внес белорусский народ, в числе первых принявший на себя удар военной машины Германии и ее сателлитов. Белорусы не опустились на колени, а поднялись на борьбу: свыше миллиона наших соотечественников сражались на фронтах, а более 440 тысяч стали в ряды партизан и подпольщиков. В борьбе с врагами за свободу и независимость погиб каждый третий житель Беларуси.
Наш священный праздник связан с одной из самых ярких страниц Великой Отечественной войны – Белорусской стратегической наступательной операцией «Багратион», осуществленной войсками четырех фронтов в период с 23 июня по 29 августа 1944 г.
Как правило, вспоминая об этой уникальной операции, мы ведем речь о советском военном искусстве, полководцах и вершинах их таланта. Однако сегодняшнее выступление хотелось бы начать с истоков успеха, отдав дань героизму солдат и командиров 41-го года.
22 июня 1941 г. – черная дата в нашей истории. Ранним воскресным утром без объявления войны, грубо нарушив заключенные договоры, агрессор вероломно вторгся на нашу территорию, вложив в удар всю имевшуюся мощь.
Недопонимание высшим руководством Советского Союза характера современной вооруженной борьбы, фактическое игнорирование в военной доктрине вопросов стратегической обороны, недооценка реальных возможностей вероятного противника, а также ошибки в проведении военно-технической политики поставили войска Западного фронта, которыми командовал генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, в крайне тяжелое положение.
Стремление не допустить потери даже клочка своей территории и жгучее желание наступать во что бы то ни стало, привели к тому, что районы дислокации приграничных группировок войск и оперативного развертывания вторых эшелонов, а также расположения их материально-технических ресурсов были неоправданно приближены к Государственной границе.
Не поддаются логическому объяснению действия командного состава Западного особого военного округа накануне войны, приведшие к срыву освоения новых образцов вооружения, полноценного тылового и технического обеспечения войск первого эшелона. Несмотря на тревожную обстановку, командование округа не отменило артиллерийских сборов, в результате чего соединения 3-й и 10-й армий встретили войну без зенитного прикрытия. Не все было сделано и для обеспечения твердого управления армиями и поддержания непрерывной связи с ними. Опора только на проводные средства, постоянные линии и узлы связи оказалась ошибочной. Соединения и части ВВС округа базировались скученно. Причем большая часть машин нового типа находилась на передовых аэродромах в зоне досягаемости артиллерийского огня.
Первые приграничные сражения имели для нас крайне неожиданный и шокирующий результат. Войска первого оперативного эшелона оказались абсолютно не готовы к отражению массированных танковых ударов противника. В приказе народного комиссара обороны № 3 от 22 июня 1941 г. на проведение контрудара войсками Западного фронта Верховное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможности войск, что недопустимо в самые ответственные моменты вооруженной борьбы.
Попытки остановить прорвавшиеся ударные группировки противника контрударами 6-го и 14-го механизированных корпусов без поддержки авиации и артиллерии закончились массовой гибелью личного состава и уничтожением бронетанковой техники. Применявшаяся тактика явно не соответствовала сложившейся обстановке.
Критическим образом сказалось и то, что Генеральный штаб Красной Армии сделал неверные выводы о вероятном замысле действий противника. Предполагалось, что главный удар гитлеровцы нанесут на Киевском направлении, а вспомогательный – на Ленинградском. В реальности главный удар Вермахт нанес в Беларуси на Московском направлении. Об этом стало известно лишь на пятый день войны, когда личным составом 73-го разведывательного батальона 64-й стрелковой дивизии Западного фронта была захвачена оперативная группа штаба 39-го корпуса Вермахта. Изучая полученные документы, Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников сделал вывод: в полосе Западного фронта противник наносит главный удар.
С целью усиления войск Западного фронта срочно были переброшены из внутренних округов 5-й и 7-й механизированные корпуса для уничтожения лепельской группировки, а также 23,25 и 27-й механизированные корпуса для контрудара в районе Бобруйска. К сожалению, и эти контрудары не имели успеха.
Наша земля обильно полита кровью защитников Родины. В Белорусской оборонительной операции с 22 июня по 9 июля 1941 г. потери в танках составили 4790 единиц, среднесуточные – 267 боевых машин. Такого уровня потерь не было даже в самых крупных танковых сражениях на протяжении всей новейшей истории.
Участники приграничных боев называли шоссе Волковыск – Зельва – Слоним «дорогой смерти». Его участок протяженностью 60 км был завален остовами сгоревших машин и телами погибших красноармейцев. Даже сегодня не все погибшие захоронены с подобающими почестями, о чем свидетельствуют результаты работы 52-го отдельного поискового батальона.
К сожалению, уровень стратегического и оперативного руководства советскими войсками в первые месяцы войны был низким.
Но из боя в бой росло боевое мастерство и уровень управления войсками. Героическая оборона Брестской крепости и таких крупных городов, как Могилев, Гомель и Витебск, стали истоками героического народного сопротивления.
Говоря об обороне Могилева, нельзя обойти вниманием ее продолжительность. 23 дня с 3 по 26 июля 41-го года держалась белорусская твердыня на Днепре, больше, чем столицы захваченных европейских государств. Как известно, Варшава оборонялась 20 суток, Осло – менее одних суток, Копенгаген -3 часа, а военное руководство Франции свою столицу объявило «открытым городом», и поэтому немецкие войска вошли в Париж без боя.
Наиболее тяжелые бои за Могилев развернулись на Буйничском поле, где оборонялся 388-й стрелковый полк под командованием полковника Семена Федоровича Кутепова. Ставший очевидцем тех героических событий фронтовой корреспондент Константин Михайлович Симонов позже опишет увиденное в романе-откровении «Живые и мертвые». По завещанию писателя его прах развеян на этом поле.
Оборона Могилевской твердыни имела огромное значение для последующего хода войны. Здесь было остановлено наступление Вермахта на главном стратегическом направлении. Маршал Советского Союза Андрей Иванович Еременко написал после войны: «Подвиг могилевчан явился прообразом героической обороны Сталинграда, где пример защитников Могилева был повторен в ином, более крупном масштабе».
В настоящее время на Буйничском поле возведен мемориальный комплекс, установлены памятные доски с сотнями фамилий воинов и народных ополченцев. Их имена увековечены в названиях улиц Могилева.
Фронтовые знания и боевой опыт дорогого стоили. Наш соотечественник гомельчанин, генерал-майор Александр Ильич Лизюков успешно командовал 1-й Московской мотострелковой дивизией, за бои в Беларуси Указом Президиума Верховного Совета от 5 августа 1941 г. был удостоен звания Героя Советского Союза.
Александр Ильич проанализировал и обобщил особенности тактики и оперативного искусства немецкой армии в практическом пособии «Что надо знать воину Красной Армии о боевых приемах немцев», изданном в начале 1942 г. Основные идеи автора вошли в Боевой устав пехоты и Полевой устав Красной Армии 1943 г.
В июле 41-го советские газеты радостно сообщили о том, что Красная Армия освободила два белорусских города Рогачев и Жлобин. Это отличились воины 63-го стрелкового корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Леонид Григорьевич Петровский.
В тяжелых условиях, сложившихся для Красной Армии в начальный период войны, руководство Советского Союза принимало все меры для того, чтобы обескровить ударные группировки врага, остановить его наступление, выиграть время и создать предпосылки для изменения стратегической обстановки в свою пользу. Применение новых форм активной стратегической обороны обеспечило срыв планов блицкрига, нанесение противнику тяжелого урона, удержание важнейших рубежей, экономических и административных центров. Ни одно из государств Западной Европы, подвергшееся фашистской агрессии, не смогло решить подобные задачи.
Цели оборонительных операций достигались заблаговременной подготовкой рубежей, высокой активностью войск, нанесением контрударов, умелым использованием авиации и артиллерии, маневром силами и средствами, проведением частных наступательных операций, созданием необходимых резервов.
Именно в ожесточенных боях 41-го года, благодаря мужеству и стойкости тысяч безвестных героев, честно исполнивших свой воинский долг, были заложены основы будущей победы.
Боевые операции Красной Армии по освобождению территории Беларуси являются особой страницей как в истории Великой Отечественной войны, так и в истории советского военного искусства. На сегодняшний день можно назвать семь хорошо исследованных операций по освобождению белорусской земли, проведенных до операции «Багратион». Это заключительные этапы Смоленской, Брянской и Черниговско-Припятской операций, Гомельско-Речицкая и Городокская операции 1943 г., Калинковичско-Мозырская и Рогачевско-Жлобинская, осуществленные в начале 1944-го. Опыт их проведения представляет большой интерес с точки зрения развития военного искусства.
Так, войска левого крыла Белорусского фронта, развивая наступление на гомельско-бобруйском направлении, захватили плацдарм на западном берегу Днепра и создали благоприятные условия для проведения Гомельско-Речицкой операции. Наступление на направлении главного удара началось 10 ноября 1943 г. На второй день были введены в сражение танковые и кавалерийские корпуса. Стремительным ударом войска фронта перерезали железную дорогу Гомель-Калинковичи, а 26 ноября после ожесточенных ночных боев освободили Гомель – первый областной центр. В освобожденный город прибыло правительство Беларуси.
За 20 дней войска Белорусского фронта прорвали оборону противника в полосе шириной 100 км и продвинулись на глубину до 130 км, создав угрозу южному флангу группы армий «Центр» и нарушив ее взаимодействие с группой армий «Юг». Скованный войсками Белорусского фронта, противник не смог перебросить на киевское направление ни одной дивизии. Благодаря этому войска 1-го Украинского фронта 6 ноября 1943 г. освободили Киев.
В советской историографии проблемные вопросы неудачных действий Западного фронта, предшествовавших Белорусской стратегической наступательной операции, глубоко не изучались. Начиная с 12 октября 1943 г. и по 1 апреля 1944 г., войска Западного фронта на Оршанском и Витебском направлениях провели одиннадцать операций. Все они закончились неудачно, войска понесли неоправданно большие потери, а фронт не выполнил поставленную задачу.
По приказу Ставки Чрезвычайная комиссия под руководством члена Государственного Комитета Обороны Г. М. Маленкова проверила работу штаба Западного фронта. На основании этой инспекции было принято постановление от 12 апреля 1944 г. В нем был отмечен ряд негативных фактов, таких как неудовлетворительное управление со стороны командующего фронтом генерала армии В. Д. Соколовского, членов военного совета фронта генерал-лейтенантов Н. А. Булганина и Л. 3. Мехлиса, грубое нарушение командирами объединений правил организации и обеспечения наступления, отсутствие взаимодействия между родами войск, безграмотное использование артиллерии, танковых соединений, сил и средств войсковой разведки.
На основании данных Чрезвычайной комиссии было принято решение Западный фронт ликвидировать и создать на его основе 2-й и 3-й Белорусские фронты. Ряд военачальников были сняты с должностей и предупреждены о недопущении повторения ошибок. На ответственные должности были назначены талантливые полководцы, такие, к примеру, как командующий войсками 3-го Белорусского фронта 38-летний генерал-полковник И. Д. Черняховский.
Главный упор был сделан на подготовку командиров и штабов по организации управления и взаимодействия между родами войск, особенно между пехотой, артиллерией, танками и авиацией. В короткое время под личным руководством Главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова недостатки в применении артиллерии Западного фронта были устранены.
Мы не должны забывать, что в период зимы 1943–1944 гг. активные действия советских фронтов на белорусском направлении вынуждали противника держать здесь мощную группировку войск: порядка 63 дивизий. Тем самым враг лишался возможности перебросить часть своих сил на юг в Украину, где войска Красной Армии наносили главный стратегический удар.
Неудачи осенних и зимних наступлений советских войск закрепили в сознании руководства фашистской Германии стереотипное представление о неприступности созданной ими обороны на белорусском направлении.
В ходе Великой Отечественной войны советские войска провели более 50 операций групп фронтов, около 250 фронтовых операций, тысячи сражений и боев, в ходе которых военная теория и практика обогатились выдающимися образцами стратегии, оперативного искусства и тактики. Большинство операций отличалось оригинальностью замысла, высоким мастерством командного состава, большой эффективностью ударов по врагу.
Белорусская наступательная операция стала вершиной военного искусства. Ее разработку Ставка Верховного Главнокомандования начала весной 1944-го. Одним из активных участников планирования был наш соотечественник, уроженец Гродно – первый заместитель начальника Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов. На совещании в Ставке в конце мая было принято окончательное решение на проведение стратегической наступательной операции в Беларуси, получившей условное наименование «Багратион».
Замысел операции предусматривал одновременный прорыв обороны противника на шести участках, окружение и уничтожение фланговых группировок в районах Витебска и Бобруйска, разгром оршанской и Могилевской группировок. Затем планировалось сходящимися ударами трех Белорусских фронтов в общем направлении на Минск окружить и уничтожить основные силы группы армий «Центр». В дальнейшем, наращивая удар и расширяя фронт наступления, советские войска должны были выйти к западной границе Советского Союза.
Для разгрома противника в Беларуси привлекались войска 1-го Прибалтийского, 1-го, 2-го и 3-го Белорусских фронтов, а также Днепровская военная флотилия. Четыре фронта объединяли 19 общевойсковых, 2 танковые и 5 воздушных армий.
Координацию действий фронтов осуществляли представители Ставки – маршалы Советского Союза Георгий Константинович Жуков и Александр Михайлович Василевский.
В операции «Багратион» в самом широком масштабе осуществлялось взаимодействие советских войск с белорусскими партизанами, которые успешно выполнили задачи по дезорганизации оперативного тыла противника, что позволило сорвать подвоз его резервов к фронту. Только за одну ночь 20 июня 44-го партизанами было взорвано свыше сорока тысяч рельсов.
Прорыв и дробление фронта противника достигалось нанесением ряда мощных ударов на нескольких направлениях и развертыванием наступления на широком фронте по параллельным или расходящимся направлениям. Группировка вражеских войск расчленялась на несколько изолированных и утративших оперативную связь частей, что облегчало уничтожение их порознь.
Стратегическое наступление включало систему одновременных и последовательных операций с двумя сходящимися ударами, проводимых по единому замыслу группой четырех фронтов совместно с пятью воздушными армиями, а также авиацией дальнего действия.
В результате первых шести дней наступления Красной Армии группа армий «Центр» оказалась в катастрофическом положении. Ее оборона была сокрушена на всех направлениях от Западной Двины до Припяти. Наши войска, ломая сопротивление врага, с 23 по 28 июня продвинулись на запад на 80-150 км, освободили десятки городов и сотни деревень. Пали ключевые позиции противника под Витебском, Оршей, Могилевом и Бобруйском. Были окружены и уничтожены 13 дивизий противника. К исходу 28 июня оба фланга группы армий «Центр» были обойдены войсками 3-го и 1-го Белорусских фронтов. Создались весьма благоприятные условия для нанесения концентрических ударов в направлении на Минск с целью окружения 4-й немецкой армии.
Впервые окружение войск противника под Минском достигалось в ходе параллельного и фронтального преследований противника на глубине 200–250 км от его переднего края. Окружение и уничтожение врага осуществлялись как единый процесс, сочетавшийся с высокими темпами наступления на внешней стороне фронта.
Особую роль в достижении высоких темпов наступления сыграли бронетанковые и механизированные войска. Так, например, совершая рейд в тылу противника и не ввязываясь в затяжные бои местного значения, 4-я гвардейская танковая бригада полковника О. А. Лосика опередила главные силы отступающих немцев более чем на 100 км.
Ночью 2 июля эта бригада устремилась к Минску со стороны Королев Стана, с ходу развернулась в боевой порядок и ворвалась на городские окраины. С юго-востока в город вошел передовой отряд 1-го гвардейского танкового корпуса, со стороны Битая Гора – 26-я гвардейская танковая бригада, со стороны Острошицкого Городка наступали 19-я гвардейская танковая бригада и 2-я гвардейская мотострелковая бригада, а также передовые части 31-й армии.
К 11 часам 3 июля 1944 г. столица Беларуси была освобождена. Восточнее города в окружение попала стотысячная группировка противника.
В этот же день в приказе Верховного Главнокомандующего были названы 80 объединений, соединений и воинских частей, отличившихся в боях за овладение Минском. В их числе танкисты маршала бронетанковых войск Ротмистрова, генералов Обухова, Бурдейного, полковников Лосика, Булыгина и Нестерова. Кавалерийские соединения кубанских казаков генералов Плиева, Тутаринова и Головского. Войска генералов Галицкого, Батова, Глаголева и Кошевого. Артиллеристы генералов Барсукова, Семина и Владимирова. Летчики генералов Ушакова и Белецкого.
3 июля в 22 часа Москва салютовала доблестным войскам 3-го и 1-го Белорусских фронтов 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий.
Как напоминание о тех героических сражениях за Минск на постаменте установлена легендарная тридцатьчетверка.
Впервые на решающих участках двух фронтов был осуществлен новый метод артиллерийской поддержки пехоты и танков – двойной огневой вал. В ходе операции был успешно осуществлен ввод в сражение четырех подвижных групп армий, две из которых (2-й гвардейский и 11-й танковые корпуса) были введены в сражение сразу после завершения прорыва тактической зоны обороны противника.
Творческий характер советского военного искусства нашел яркое выражение в смелости и гибкости оперативно-тактического мышления командиров, их инициативных действиях на поле боя, внедрении новых достижений военной теории в боевую практику войск и штабов.
Белорусская стратегическая наступательная операция, продолжавшаяся 68 суток, является одной из выдающихся операций не только Великой Отечественной, но и всей Второй мировой войны. Ее отличительная особенность – огромный пространственный размах и впечатляющие оперативно-стратегические результаты.
Войска Красной Армии, начав наступление 23 июня на фронте 700 км, к концу августа продвинулись на 550–600 км на запад на фронте 1000 км.
Наголову были разбиты немецко-фашистские войска группы армий «Центр». Около 75 000 немецких военнопленных, захваченных в боях под Минском, были проведены по улицам Москвы. Полностью была освобождена Беларусь, войска вышли на рубеж реки Висла и освободили значительную часть Польши, большую часть Литвы, подошли к границам Восточной Пруссии. Были созданы благоприятные условия не только для нанесения новых мощных ударов по вражеским группировкам, действовавшим в Прибалтике, Восточной Пруссии и Польше, но и для развертывания наступательных операций союзных войск, высадившихся в Нормандии.
Победа в Беларуси произвела огромное впечатление на правительства союзных держав. Президент США Рузвельт в послании Сталину написал: «Стремительность наступления Красной Армии изумительна». Английский премьер-министр Черчилль, отмечая огромные успехи Красной Армии, так оценил положение Германии: «Мало оснований сомневаться в том, что вскоре наступит ее общий крах».
За героизм и мужество, проявленные в боях с гитлеровцами на белорусской земле, свыше 1600 генералов, офицеров и солдат удостоились звания Героя Советского Союза, более 400 тысяч воинов и партизан награждены орденами и медалями. Кроме того, свыше 700 воинских соединений получили почетные наименования по названию белорусских городов: «Кричевские», «Бобруйские», «Витебские», «Минские», «Гродненские» и другие. В их составе сражались представители всех народов Советского Союза.
Подвиги старшего поколения не забыты. Героико-патриотическое воспитание наших военнослужащих основывается на преемственности боевых традиций, заложенных в годы Великой Отечественной войны, сохранены почетные наименования и боевые награды соединений и воинских частей, введено звание почетного солдата подразделений.
Плодотворную работу проводят управление по увековечению памяти защитников Отечества и жертв войн и личный состав 52-го отдельного специализированного поискового батальона. За последнее 10-летие были проведены полевые поисковые работы на 488 объектах 46 районов всех областей страны. Удалось эксгумировать и передать местным властям для перезахоронения останки более 1 900 погибших воинов Красной Армии, а также 5 солдат Русской императорской армии периода Первой мировой войны.
Испытав на себе ужасы и лишения военного лихолетья, белорусский народ уважительно относится к защитникам Родины, к ветеранам Великой Отечественной войны и партизанского движения, ухаживает за братскими и воинскими захоронениями. Ко Дню Независимости будет открыто новое здание Музея истории Великой Отечественной войны. К слову, многие экспозиции нового музея созданы благодаря содействию сотрудников российских Центрального музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе и Центрального музея Вооруженных Сил Российской Федерации. Две диорамы «Оборона Минска» и «Минский котел» выполнены в московской Студии военных художников имени М. Б. Грекова.
Министерство обороны Республики Беларусь выступает с новой инициативой создать самобытный народный памятник солдатам 41-го, честно и до конца исполнившим свой воинский долг на полях сражений в Беларуси.
Предположительное место установки монумента – район Волковыск – Слоним – Ружаны, где советские воинские части из состава 3-й и 10-й армий, отошедшие с Белостокского выступа, двое суток 29 и 30 июня 1941 г. вели ожесточенные бои с превосходящими силами противника, сковав весь центр и часть правого крыла немецкой 4-й армии, которую врагу пришлось спешно усилить 10-й танковой дивизией.
Чем дальше уходят в прошлое события Великой Отечественной войны, тем больше появляется желающих переписать историю в выгодном для себя свете. Сегодня западная молодежь с уверенностью говорит о том, что войну начал Советский Союз, а победу одержали США, Великобритания и Франция, фашистское приветствие легализовано в Швейцарии, Латвии и Украине. В связи с этим особую актуальность приобретают слова Президента Республики Беларусь Александра Григорьевича Лукашенко: «Нельзя допустить фальсификации в исторической сфере. Бесценный опыт предшествующих поколений не может подменяться пустыми измышлениями».
Данную конференцию мы рассматриваем как важную веху в военно-научном сотрудничестве Беларуси и России. Подобные мероприятия позволяют по-новому взглянуть на знаменательные события нашей военной истории, переосмыслить боевой опыт, не допустить фальсификации исторических фактов и роли нашей Великой Победы.
Достижения советского военного искусства при подготовке и проведении белорусской стратегической наступательной операции «Багратион»
М. А. Гареев (Москва)
В докладе Министра обороны Республики Беларусь генерал-лейтенанта Ю. В. Жадобина глубоко и убедительно изложены замысел и содержание Белорусской стратегической наступательной операции. Мне, как одному из участников этой операции, разрешите доложить о некоторых новых свершениях в военном искусстве, проявленных при подготовке и проведении операции «Багратион».
Прежде всего, обращаю внимание на то, что эта операция была проведена в общей системе десяти стратегических операций («сталинских ударов») 1944 г., в результате которых война повернула вспять и неотвратимо покатилась туда, где она зародилась.
Белорусская операция с точки зрения высокого уровня военного искусства, стратегической эффективности – это наиболее выдающаяся и поучительная операция во всей истории Великой Отечественной войны и Второй мировой войны в целом.
Для этой операции характерны широкое творчество, хорошо продуманные действия во всех инстанциях, начиная от Верховного Главнокомандования и до командиров соединений и частей. Многие действия с нашей стороны оказывались для противника неожиданными и внезапными.
Это выразилось, прежде всего, в построении и планировании операции «Багратион», главной целью которой были разгром Центральной группы армий немецко-фашистских войск (ЦГА) и освобождение Беларуси. Надо иметь в виду, что до этого в 1941, 1942 и в 1943 гг. был проведен ряд наступательных операций с целью решения этой задачи. Но все они не достигли поставленной цели. Только зимой 1943–1944 гг. было проведено одиннадцать несогласованных друг с другом наступательных операций. Все они закончились ограниченными результатами и большими потерями. Хотя некоторые из них, например, «Марс», проведенная в ноябре – декабре 1943 г., сковав основные силы ЦГА и не допустив переброски резервов на юг, во многом способствовала успешному проведению Сталинградской операции.
Если зимой 1943–1944 гг. каждый фронт проводил относительно самостоятельную операцию, то операция «Багратион» представляла собой единую взаимоувязанную стратегическую операцию четырех фронтов, основной замысел которой состоял в том, чтобы силами 2-го Белорусского фронта сковать ЦГА противника с фронта и сходящимися ударами 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов с севера, 1-го Белорусского фронта с юга, при поддержке четырех воздушных армий, объединений ПВО и Днепровской военной флотилии окружить и разгромить по частям основные силы Центральной группы армий немецко-фашистских войск.
Был достигнут высокий уровень обеспеченности материальными средствами. Например, если в Сталинградской операции обеспеченность боеприпасами была около двух боекомплектов, то в Белорусской – 4 боекомплекта. Запасы горюче-смазочных материалов и продовольствия были рассчитаны на 30 суток.
Действия войск в Белорусской операции были тесно увязаны с действиями на других стратегических направлениях.
Летом 1944 г. 1-й Украинский фронт на львовском направлении продвинулся на запад и занял выгодное стратегическое положение. Противник ожидал там наступления наших войск в первую очередь, в связи с чем из 34 танковых и моторизованных дивизий 22 дивизии держал южнее реки Припять. С началом наступления наших войск в июне 1944 г. в Беларуси германское командование начало переброску этих дивизий на белорусское направление. В это время началось наступление войск 1-го Украинского фронта на львовско-сандомирском направлении, и противник начал возвращать некоторые дивизии в этот район. В итоге дивизии, составлявшие главную ударную силу врага, не смогли организованно вступить в сражение ни на одном из направлений.
Успешному наступлению наших войск в Беларуси способствовала и начавшаяся десантная операция союзников «Оверлорд» в Нормандии. И наоборот – наступление наших войск в Беларуси и на львовско-сандомирском направлении во многом содействовали успеху операции союзников.
Творчество и хитрость проявили и командующие фронтами и армиями. В теории военного искусства считалось, что один из ударов в полосе фронта всегда должен быть главным. И по первоначальному плану Генштаба в полосе 1-го Белорусского фронта предусматривалось нанесение одного мощного удара. При обсуждении в Ставке ВТК стратегических планов на 1944 г. К. К. Рокоссовский настоял на целесообразности нанесения двух примерно равнозначных ударов. Это обстоятельство лишний раз опровергает утверждения фальсификаторов истории о том, что И. В. Сталин отличался узурпаторством, не считался с мнением подчиненных.
В Белорусской операции генералы И. X. Баграмян, И. Д. Черняховский, К. К. Рокоссовский в ряде случаев наносили удары в заведомо труднодоступной местности, где этого противник не ожидал, что тоже способствовало успеху.
Генерал И. Д. Черняховский даже оперативную маскировку осуществлял не по установившемуся шаблону. Обычно для обмана противника макеты танков, орудий и другой техники выставляются на ложных направлениях. Но генерал И. Д. Черняховский приказал выложить макеты там, где действительно будет наступление. Все это вводило противника в заблуждение относительно наших намерений. Много было других находок и «сюрпризов», которые оказались для противника неожиданными.
Весьма конкретной была боевая подготовка войск, когда соединения и части тренировались на местности с учетом выполнения предстоящих боевых задач. Очень предметной была и работа по постановке боевых задач и организации взаимодействия. Во всяком случае, она была мало похожа на то, как это подчас происходит в наше время на занятиях в вузах и на учениях, когда конкретность и предметность рассмотрения боевых задач и способов их выполнения подменяется отвлеченной словесностью и риторикой.
При подготовке операции штаб 3-го Белорусского фронта подготовил план работы командования и штаба фронта в войсках, где предусматривалось вначале поработать в штабах армий, потом в соединениях и частях. Но И. Д. Черняховский заявил начальнику штаба фронта: «Работайте по этому плану, а я с группой командующих родами войск начну работу с ротами и батальонами. Если в этих инстанциях все усвоено и организовано правильно, тогда очевидно, что все остальные инстанции сработали правильно. Если подразделения не готовы к бою, грош цена деятельности всех органов управления».
При подготовке операции особое внимание было уделено взаимодействию с партизанским движением. Первоначально Белорусская операция намечалась на начало июля 1944 г. Но гитлеровское командование в ожидании начала наступления советских войск приняло решение бросить против партизан не только охранные соединения, но и ряд боевых дивизий. В результате многие партизанские районы были блокированы, лишены снабжения и находились в чрезвычайно трудном положении. От них поступали многочисленные тревожные сигналы «СОС». С учетом этого советское командование приняло решение ускорить подготовку наступления и начать его 22–24 июня.
В составе каждого армейского корпуса были подготовлены автомобильные колонны по 40–50 машин в каждой с продовольствием и медикаментами с целью более быстрого продвижения в глубину и оказания срочной помощи. Мне пришлось возглавлять одну из этих колонн и выходить в районы Лепель, Бешенковичи, Сенно, где действовала партизанская бригада им. К. Е. Ворошилова под командованием Д. В. Тябута, который затем много лет работал председателем Минского облисполкома. Несколько позже мы познакомились с П. М. Машеровым, который в 1943 г. являлся комиссаром партизанской бригады им. К. К. Рокоссовского Витебской области, а в 1944 г. возглавил Молодечненский обком комсомола.
Вообще партизаны Беларуси оказали большое содействие советским войскам в разгроме врага и освобождении Беларуси. Они нападали на штабы и коммуникации противника, взрывали мосты и дороги, помогали нашим передовым частям выходить на фланги и в тыл вражеским частям. Удерживали в тылу фашистских войск целые освобожденные районы.
Некоторые историки пишут, что партизанское движение в Беларуси было особенно масштабным и активным потому, что в республике много труднопроходимых лесов и болот. Но главное, конечно, не в этом. В некоторых других краях не меньше было болот и лесов, но мы там больше видели бандеровцев, которые убили генерала Ватутина, сжигали деревни со всем их населением, как это было в Хатыни и в сотнях других населенных пунктах. Вообще в Беларуси весь народ воевал, и в этом отношении белорусский народ является святым народом и к нему должно быть особое отношение.
И еще одно новшество Белорусской операции. Обычно перед началом наступления немцы отводили основные силы в глубину и после нашей артиллерийской и авиационной подготовки, проведенной фактически впустую, основные силы снова выводили на передовые позиции. Учитывая это обстоятельство, было решено 22 июня провести разведку боем передовыми батальонами на фронте до 450 км. Она была успешной. Успех передовых батальонов был сразу развит главными силами.
Формально по уставу 1942 г. полагалось до корпуса включительно строить боевые порядки в одном эшелоне. Но необходимость быстрого развития успеха требовала двухэшелонного наступления боевых порядков. Так, после окружения Витебской группировки, немцы нанесли контрудар силами южнее Витебска, который был отбит поворотом двух эшелонов 45-го стрелкового корпуса 5-й армии на север.
Был применен новый способ окружения и одновременного уничтожения 100-тысячной группировки противника восточнее Минска. Обычно вначале проводили операцию на окружение противника, а затем отдельную операцию по уничтожению, как под Сталинградом. А под Минском в ходе операции по окружению и одновременно в ходе параллельного преследования отступившего противника осуществлялось его одновременное окружение и уничтожение. Потом этих пленных в количестве 57 тыс. человек провели по Москве 17 июля 1944 г.
Г. К. Жуков отмечал, что противник в этой обстановке действовал не пассивно, а очень умело и активно. Когда Гитлер сменил на посту командующего ЦГА генерала Буша на генерала Мод ел я, последний стал использовать резервы для активного контрудара против наших войск.
При планировании Белорусской операции, помня горький опыт наступательных операций 1943 г., задачи фронтам ставились на глубину 200–250 км. А продвинулись они на 500–600 км, освободив полностью Беларусь и выйдя на подступы к Варшаве.
В этой обстановке польское эмигрантское правительство в Лондоне решило поднять восстание в Варшаве, не согласовав свои действия с советским правительством. Посильную помощь восставшим советское командование оказывало. Но возобновить крупное наступление не могло. Пройдя с боями 500–600 км, войска были измотаны, дороги и аэродромы разрушены, запасы ГСМ и боеприпасов иссякли, восполнение потерь в личном составе и технике не производилось. В таких условиях войска наступать не могли. Некоторые думают, что войскам в любом положении стоит дать приказ, и они возобновят наступление. Но так не бывает.
В результате несогласованных действий восстание польских патриотов в Варшаве потерпело жестокое поражение, и многие обманутые люди напрасно погибли.
Руководитель восстания генерал Бур-Комаровский не захотел воспользоваться посланным за ним самолетом и оказался в плену
Современные сторонники фашизма в Польше отрицают освободительную миссию Красной Армии, а освобождение Польши, Прибалтийских и других стран считают оккупацией. Таким образом, потеряв только в ходе освобождения Польши 600 тыс. человек, а при освобождении Европы 1,5 млн человек, мы оказались «оккупантами».
Предположим, наши войска остановились бы, достигнув наших границ в 1944 г. Как бы эти страны добились своего освобождения?
Варшавское восстание показывает, что сами они освободиться не могли. А события в Арденнах в декабре 1944 г. доказывают, что освободиться при помощи западных союзников тоже не смогли бы.
На основании Ялтинских соглашений необходимо было добиться полной безоговорочной капитуляции Германии. Гитлера нельзя было оставлять недобитым, иначе он заключил бы сепаратный договор с кем-либо из западных союзников по антигитлеровской коалиции. Тем более, У. Черчиллем готовилась операция «Немыслимое», заключавшаяся в подготовке немецких военнопленных к войне против СССР.
Интересно, что гитлеровских войск давно уже нет, не существует и «советской угрозы», но на территории Германии, Польши и других европейских стран американские войска остаются. А разговоры о «советской оккупации» нужны для прикрытия этой политики.
Опыт Великой Отечественной войны не следует забывать. Однако это не значит, что ее схема может повториться. Это невозможно. Каждая война и каждое сражение уникальны и неповторимы. В войне действуют такие закономерности, которые всегда надо учитывать, исходя из новых условий.
Возьмем, скажем, вопросы охраны тыла. В Беларуси немцы уделяли им большое внимание. И нам приходилось этим заниматься, но не в такой степени, как немцам. Помню, в нашей дивизии оказалось более 3000 военнопленных, я выделил роту солдат для их охраны и сопровождения в армейский лагерь военнопленных. Командир дивизии отругал меня, говоря: «Зачем этих бездельников охранять, поставить одного солдата сзади, другого – впереди, пусть ведут». Потому, что он знал, что ни один немец не побежит из плена, опасаясь мести партизан и жителей Беларуси.
В Афганистане наши дивизии выделяли до 70 % личного состава для создания блок-постов и для охраны коммуникаций. При ведении современных боевых действий в боевых порядках войск может находиться большое количество населения и частных военных формирований. В этих условиях все элементы боевого порядка, в том числе возглавляемые юристами, медиками, другими тыловыми службами, невозможно охранять боевыми подразделениями.
Все это должны делать тыловые подразделения самостоятельно. Они же должны перемещать боевые порядки по полю боя, находясь в готовности отразить нападение противника. Для этого все специалисты тыла должны уметь это делать, но в последнее время появилась тенденция «огражданивать» эти службы, делать их невоенными. Так должны осуществляться и другие вопросы использования опыта войны: не повторять то, что было, а преломлять через новые условия и новые требования к ведению боевых действий.
В России за 200 лет войска не раз ставились в невыгодное в политическом отношении положение. Это и Крымская война, и русско-японская война, Первая мировая война, 1941 год, Афганская война, чеченские события. Дипломаты и политики нам все время твердили, что военная сила теряет свое значение, что все противоречия надо решать дипломатическими средствами. Но все приходилось расхлебывать на поле боя солдатам и офицерам. Впервые без кровопролития были разрешены крымские события 2014 г. Может это зарождается новый метод решения оборонных задач и обеспечения национальной безопасности страны? Этот опыт нужно всячески усовершенствовать в новых условиях.
Документы государственных архивов Республики Беларусь по истории Великой Отечественной войны в публикационной и выставочной деятельности архивных учреждений
В. И. Адамушко (Минск)
В этом году наша страна отмечает 70-летие освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Важность для судьбы нашей Родины событий, начавшихся осенью 1943 г. и завершившихся летом 1944 г., невозможно переоценить. Это время навсегда останется в памяти всех поколений белорусского народа.
Значительный вклад в сохранение памяти о Великой Отечественной войне вносят государственные архивы Республики Беларусь. Архивы, наравне с гербом, флагом, гимном, государственными институтами, являются неотъемлемым атрибутом любой государственности. По состоянию архивов в мире судят о цивилизованности общества, степени его развития. Общее состояние архивного дела в нашей стране свидетельствует, что по данным показателям Республика Беларусь занимает одно из ведущих мест на постсоветском пространстве, а также в Европе в целом.
В настоящее время в государственных архивах Беларуси на постоянном хранении находится около 13 млн дел, начиная с 1391 г. и до наших дней. Это большое историческое наследие, которое имеет не каждая страна мира.
Значительный массив документальной информации, хранящейся в государственных архивах Республики Беларусь, относится к истории войн. Архивные учреждения нашей страны хранят обширный объем документов, касающихся истории Северной войны 1700–1721 гг., войны 1812 г., русско-турецкой войны 1877–1878 гг., русско-японской войны 1904–1905 гг., Первой мировой войны 1914–1918 гг. Наибольший пласт документальной информации относится к периоду Второй мировой войны и, в частности, Великой Отечественной войны как ее составной части.
Архивные учреждения нашей страны хранят около 400 тыс. дел, касающихся указанного периода, из которых свыше 250 тыс. единиц хранения на бумажных и более 100 тысяч на аудиовизуальных носителях. Полторы тысячи дел, содержащих материалы по истории Великой Отечественной войны, хранятся в фондах личного происхождения.
Работа по сбору и сохранению документов периода Второй мировой войны началась уже в 1942 г. Благодаря точной и оперативной работе архивной службы удалось собрать и сохранить ценнейшие письменные, кино-, фото-и фонодокументы, относящиеся ко времени Великой Отечественной войны.
Постановлением Совета Народных Комиссаров БССР «О мерах улучшения хранения архивных документов, эвакуированных из БССР» от 21 августа 1942 г. предписывалось всем учреждениям и организациям БССР в обязательном порядке направлять в Отдел государственных архивов НКВД БССР печатные издания и документальные материалы о действиях германских властей в оккупированных ими районах Беларуси, независимо от того, кем и где названные документы были найдены. Управлению кинофикации при СНК БССР вменялось в обязанность обеспечение полной сохранности фото– и фономатериалов, характеризующих борьбу народа Беларуси против немецко-фашистских захватчиков, политики нацистских оккупационных властей.
В настоящее время документы военного периода, которые хранятся в государственных архивах Республики Беларусь, можно разделить на несколько групп.
Наиболее значительную часть этого документального массива представляют фонды организаций и формирований движения Сопротивления. Это документы Белорусского штаба партизанского движения, высших партийных, комсомольских и военных органов, руководивших партизанским движением и подпольем, подпольных организаций, партизанских формирований. Информация, содержащаяся в этих фондах (постановления, распоряжения, рапорты, отчеты, директивы, протоколы, письма, подпольная и партизанская печать и др.), позволяет проследить возникновение и развитие партизанского и подпольного движения, оценить его эффективность. В документах содержатся сведения, позволяющие судить о партийном, возрастном, образовательном, профессиональном составе партизан, их количестве и вооружении. Мы единственные на постсоветском пространстве, имеющие именную картотеку на всех участников партизанского движения и подполья, которая содержит данные более чем на 400 тыс. персоналий.
Особый интерес представляют документы Белорусской республиканской комиссии и областных комиссий содействия в работе Чрезвычайной государственной комиссии (ЧГК) по расследованию и установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков и учету причиненного ими ущерба по Белорусской ССР и Комиссии по истории Великой Отечественной войны при ЦК КП(б)Б.
Ценным источником по истории Великой Отечественной войны являются хранящиеся в государственных архивах личные фонды партийных, государственных деятелей, руководителей партизанского движения в Беларуси, партизан, подпольщиков, военнослужащих, деятелей культуры и искусства. Значимость этих документов заключается в том, что общественные события отображены сквозь призму личного восприятия конкретных людей, являвшихся свидетелями и участниками Великой Отечественной войны.
Особую группу документов составляют аудиовизуальные материалы о Великой Отечественной войне, хранящиеся в Белорусском государственном архиве кинофотофонодокументов, в том числе фотографии и фотоальбомы, радиоочерки и радиофильмы, документальные фильмы и киножурналы. Фотографии сделаны военными корреспондентами фронтовой печати, комиссиями по расследованию злодеяний фашистов, а также немецкими военнослужащими.
Значительную часть документов периода Великой Отечественной войны составляют фонды оккупационных и коллаборационистских органов и организаций. Данные документальные источники (приказы, распоряжения, отчеты, доклады, переписка и др.) наглядно свидетельствуют о характере и методах нацистской оккупационной политики, раскрывают преступления немецко-фашистских захватчиков на белорусской земле, массовые истребления ни в чем не повинных мирных граждан и военнопленных, угон гражданского населения на принудительные работы в Германию и другие страны Европы, разрушение, разграбление и расхищение государственной и личной собственности населения, культурных и научных ценностей.
Документы Национального архивного фонда Республики Беларусь широко используются в публикационной и выставочной деятельности. Государственными архивами выпускается в свет большое число сборников документов и материалов, справочников, реализуется значительное количество выставочных проектов, посвященных истории Великой Отечественной войны.
В рамках издательской и экспозиционной деятельности приоритетной задачей является освещение малоизвестных и в целом неизвестных страниц истории войны, введение в научный оборот новых документов. За последние 20 лет государственными архивами было выпущено в свет 69 сборников документов и материалов, а также справочных изданий, посвященных периоду Великой Отечественной войны.
Отмечается достаточно широкий спектр тематики изданий, связанных с периодом 1941–1945 гг. В документальных сборниках нашли свое отражение общая ситуация на территории Беларуси накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны, угон населения нашей страны на работы в Германию и другие страны Европы, состояние мест принудительного содержания советских военнопленных и гражданского населения, оккупационная политика немецких властей, партизанское и подпольное движение на белорусской территории, освобождение Беларуси, организация и проведение восстановительных мероприятий в освобожденных районах, увековечение памяти павших и др.
Отдельные издания архивных учреждений получили высокую оценку на государственном и международном уровне. Так, особое место среди публикаций по военной тематике занимает цикл «Белорусские остарбайтеры», работа над которым началась в 1993 г. Об этих людях в отечественной историографии в то время говорилось очень мало. В рамках данной проблемы насущной задачей являлось создание базы данных, выявление и изучение документов по этой проблеме. В результате научных изысканий белорусским архивистам удалось подготовить и издать в 1996–1998 гг. серию сборников «Белорусские остарбайтеры», состоящую из четырех книг документов и материалов, а также монографического исследования.
За успехи в издании настоящего цикла работ впервые в истории архивного дела в 2003 г. группе архивистов были присвоены звания лауреатов Государственной премии Республики Беларусь в области науки.
В продолжение проекта в 2003 г. вышел в свет сборник документов и материалов «Принудительный труд белорусского населения в Австрии».
На международной конференции в Вашингтоне в 1999 г. издание белорусских архивистов «“Нацистское золото” из Беларуси» было признано лучшим из числа публикаций, освещающих данную проблематику. В сборнике, изданном в 1998 г., были опубликованы уникальные документы о технологии изъятия ценностей у белорусского населения и прослежены пути отправки его в рейх.
Среди публикаций справочного характера, посвященных Второй мировой войне, особо выделяется издание «Документы по истории Великой Отечественной войны в государственных архивах Республики Беларусь (1941–1945)», вышедшее в свет в 2003 г. Оно представляет собой аннотированный перечень фондов (групп фондов), коллекций, документов государственных архивов Республики Беларусь, содержащих информацию по истории Великой Отечественной войны с указанием поисковых данных и количества единиц хранения.
Не оставались без внимания и такие малоизвестные темы в общем контексте истории Великой Отечественной войны, как эвакуация заключенных в 1941 г., уничтожение минского гетто, уничтожение генерального комиссара Беларуси В. Кубе, участие еврейского населения в партизанском движении, деятельность ОУН-УПА в Беларуси в годы войны, наказание немецких военных преступников.
Среди относительно недавних, а также последних издательских проектов по истории Великой Отечественной войны можно выделить следующие.
Определенное внимание было уделено предвоенному периоду, когда вызревали события, приведшие к мировой катастрофе 1939–1945 гг. На данную тему в 2007 г. вышел в свет сборник документов и материалов «Накануне. Западный особый военный округ (конец 1939 г. – 1941 г.)». Следующий этап в истории Беларуси данного периода нашел свое отражение в сборнике, увидевшем свет годом ранее в 2006 г. – «Беларусь в первые месяцы Великой Отечественной войны (22 июня – август 1941 г.)».
Ценным информационным изданием стал справочник «Беларусь в постановлениях и распоряжениях Государственного комитета обороны СССР 1941–1945 гг.» (2008 г.), который представил информацию о малоизвестных для белорусских историков документах, освещающих весь период Великой Отечественной войны, место и роль в нем Беларуси.
Сущность и методы нацистского оккупационного режима на белорусской земле показана в таких сборниках, как «Свидетельствуют палачи. Уничтожение евреев на оккупированной территории Беларуси в 1941–1944 гг.», «Хатынь. Трагедия и память» (оба изданы в 2009 г.).
Крупным публикационным проектом стал сборник документов «Трагедия белорусских деревень» (2011 г.) В настоящее время на сайте Национального архива Республики Беларусь размещена база данных «Белорусские деревни, уничтоженные в годы Великой Отечественной войны», подготовленная по инициативе архивной службы нашей страны. Мы единственные в мире обладатели подобной уникальной базы, которая насчитывает 7 728 наименований деревень, уничтоженных в Беларуси в годы Великой Отечественной войны.
Хотелось бы отметить, что в рамках пополнения указанной базы данных в мае 2014 г. Центральный архив Комитета государственной безопасности Республики Беларусь передал Национальному архиву Республики Беларусь более 70 малоизвестных документов.
Недостаточно изученный в отечественной науке круг вопросов истории Великой Отечественной войны был освещен в сборнике документов «Белорусы в советском тылу» (в двух выпусках, изданных в 2010 г.).
По-настоящему уникальными по своему фактологическому и информационному насыщению стали издания «ОУН-УПА в Беларуси. 1939–1953 гг.» (2011 г.) и «“Зимнее волшебство”. Нацистская карательная операция в белорусско-латвийском пограничье, февраль – март 1943 г.» (2013 г.).
Широко освещались вопросы военного периода в публикациях, посвященных истории войны в отдельных регионах Беларуси. Среди сборников документов данной группы следует отметить такие, как «Гомельская область в первые месяцы Великой Отечественной войны» (2010 г.), «Гомельщина партизанская. Начало. Июнь 1941 г. – май 1942 г.» (2010 г.), «История 4-й белорусской партизанской бригады (Витебская область)» (2010 г.), «Минская область в документах и материалах. Оккупация 1941–1944 гг.» (2013 г.).
Важная проблема, связанная с деятельностью государства по созданию памятников и мемориалов, достаточно остро стоящая в Беларуси, была поднята в сборнике документов и материалов «Увековечение памяти защитников Отечества и жертв войн в Беларуси 1941–2008 гг.» (2008 г.).
Организация государственными архивами выставок документов, посвященных периоду Великой Отечественной войны, приурочивалась, как правило, к двум крупным юбилейным датам в истории Беларуси: освобождению нашей страны от немецко-фашистских захватчиков и годовщинам победы. Получила успешное развитие реализация виртуальных выставочных проектов путем размещения архивных документов в специальной рубрике на сайте «Архивы Беларуси». В 2005 и 2010 гг. в сети Интернет были презентованы проекты, посвященные соответственно 60– и 65-летию Победы в Великой Отечественной войне.
В последнее время государственными архивами осуществляется реализация экспозиционных проектов, посвященных также иным аспектам Великой Отечественной войны.
Наиболее масштабным выставочным проектом последних лет, в котором приняли участие государственные архивы, стала документальная экспозиция «Советское общество и война 1941–1945 гг.», развернутая в 2010 г. в Выставочном зале федеральных архивов России. В том же году данная выставка была презентована в Минске, в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны.
В 2013 г. в Беларуси вспоминали о печальной дате, связанной с 70-летием Хатынской трагедии, которой и была посвящена выставка документов «Хатынь – святыня национальной памяти», организованная при участии Мемориального комплекса «Хатынь». Помимо этого, в рамках памятных мероприятий был реализован еще один крупный выставочный проект «Сожженные деревни. Памятные места в Беларуси». Экспозиция была развернута в Российском доме науки и культуры в Берлине. В открытии выставки приняли участие послы Беларуси и России в Германии, представители дипмиссий стран СНГ, МИД Германии, президент Германского народного союза по уходу за военными могилами, представители учреждений культуры и общественных организаций.
Сегодня здесь, в Национальной академии наук Беларуси, мы рады представить очередную выставку документов «Край мужества и славы», посвященную 70-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Экспозиция подготовлена Департаментом по архивам и делопроизводству Министерства юстиции Республики Беларусь, Национальным архивом Республики Беларусь и Белорусским государственным архивом кинофотофонодокументов, при участии Российского государственного архива социально-политической истории, областных и зональных государственных архивов Республики Беларусь. Каждый раздел выставки представляет собой отдельный тематический блок в рамках общей концепции проекта.
Впервые данная выставка была презентована 2 апреля 2014 г. в Совете Республики Национального собрания Республики Беларусь. В дальнейшем эта экспозиция сопровождала работу международной научной конференции «Гражданское население в период Второй мировой войны в архивных материалах, исследованиях и воспоминаниях», посвященной 70-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков, которая открылась 23 апреля 2014 г. на историческом факультете Белорусского государственного университета. Выставка «Край мужества и славы» будет презентована также в рамках юбилейных мероприятий, организуемых посольствами Беларуси в Германии и Австрии.
Государственные архивы Республики Беларусь хранят большое количество документов по истории Великой Отечественной войны, которые ждут своего исследователя. Значительный объем данных документов еще не был задействован при освещении различных событий периода Второй мировой и Великой Отечественной войн. Архивными учреждениями нашей страны продолжается работа по введению в научный оборот новых документальных источников этого периода. Подготовлен сборник документов «Партизаны в операции “Багратион”». Готовятся документальные сборники «Хатынский некрополь» и «Памятники Великой Отечественной войны в Беларуси». Документы по указанной тематике также будут задействованы при реализации выставочных проектов. Тем более, что в 2015 г. мы будем отмечать 70-летие Великой Победы.
Архивисты Беларуси намерены и дальше осуществлять развитие публикационной и выставочной деятельности, знакомить с новыми страницами истории Великой Отечественной войны.
Роль Ставки Верховного Главнокомандования в подготовке и проведении операции «Багратион»
А. М. Соколов (Москва)
Высший орган руководства Вооруженными силами и боевыми действиями – Ставка Главного Командования (с 10.07.1941 г. – Ставка Верховного Командования, с 08.08.1941 г. – Ставка Верховного Главнокомандования) была создана 23 июня 1941 г. [1, с. 20, 62–63, 109].
С самого начала войны Ставка ВГК держала в своих руках все нити руководства Вооруженными силами и их военными действиями. Она решала колоссальный объем задач: анализировала обстановку, намечала перспективы и цели вооруженной борьбы, разрабатывала замыслы военных кампаний и важнейших операций, создавала необходимые группировки войск, ставила задачи фронтам и флотам, объединениям Военно-воздушных сил и войск ПВО, организовывала взаимодействие между ними, координировала и направляла их действия, осуществляла материально-техническое обеспечение операций, руководила комплектованием войск личным составом, оснащением их техникой и оружием, изысканием и использованием резервов, согласовывала усилия Красной Армии с действиями союзных войск. В поле зрения практической деятельности Ставки, как и Государственного Комитета Обороны, находились также многие военно-политические, военно-экономические и военно-технические вопросы. Опираясь на Генеральный штаб, она формировала общую стратегию вооруженной борьбы, осуществляла ее на практике.
Рабочим органом Ставки являлся Генеральный штаб. При Ставке был создан институт представителей, по образному выражению Г. К. Жукова, «своеобразный институт стратегического руководства» [2, с. 80].
Переломный 1943 год завершился развертыванием Красной Армией крупномасштабных стратегических наступательных операций на юге советско-германского фронта. Начавшийся 1944 год вошел в историю как год решающих побед: советские Вооруженные силы провели 10 стратегических наступательных операций, важнейшим итогом которых было завершение освобождения оккупированной территории СССР, перенесение военных действий за его пределы. Заметным событием этого года было открытие англо-американскими войсками второго фронта.
Планированием и определением задач на 1944 г. Ставка начала заниматься еще в ходе операций 1943 г. Так, только по боевым действиям в Беларуси, привлечению войск для их ведения Ставка в конце 1943-го отдала около 20 различных директив [3].
В середине декабря 1943 г., после многочисленных обсуждений членами Ставки, Генеральным штабом, командующими войсками фронтов предложений по планам боевых действий в 1944 г., состоялось совместное заседание членов ГКО, Ставки ВТК и Политбюро ЦК ВКП(б). На нем с докладами об итогах и опыте борьбы на фронтах, перспективах дальнейшего ведения войны выступили начальник Генерального штаба маршал А. М. Василевский и его заместитель генерал А. И. Антонов. Вопросы военной экономики докладывал председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский, проблемы международного характера проанализировал И. В. Сталин. После всесторонней оценки военно-политического положения страны, тщательного анализа соотношения сил был определен наиболее целесообразный план ведения войны на 1944 г. [4, с. 337].
Перевес в силах и средствах над противником, наличие инициативы в руках Красной Армии, крупные людские и материальные резервы, слаженная работа тыла позволяли провести крупные наступательные операции не на одном-двух направлениях, а на всем стратегическом фронте. Были намечены 10 районов, в которых предстояло последовательно осуществить мощные удары с целью разгрома основных сил Вермахта.
В первой, зимне-весенней кампании 1944 г., предусматривалось разгромить противника на стратегических флангах советско-германского фронта и освободить обширные районы страны. Главный удар наносился на юго-западном направлении силами четырех Украинских фронтов. Основная цель – разгром немецких групп армий «Юг» и «А», освобождение Правобережной
Украины и Крыма и выход на подступы к южной Польше, Чехословакии и Балканам. На северо-западном направлении Ставка планировала разгромить группу армий «Север», полностью снять блокаду Ленинграда, очистить от оккупантов Ленинградскую область, выйти к границам Прибалтики. Фронтам западного направления ставилась также активная задача: сковать силы группы армий «Центр» и быть готовыми к освобождению Беларуси. В соответствии с этим замыслом Ставка отдала свыше 15 конкретных директив.
В первой половине 1944 г. основные события развернулись на южном крыле советско-германского фронта. Советские войска по всем показателям превосходили противника (лишь по танкам силы были равными). Тем не менее, борьба предстояла ожесточенная и кровопролитная.
В результате зимнего наступления на Правобережной Украине оборонительные планы противника были сорваны: его оборона от Припяти до нижнего течения Днепра оказалась взломанной, а войска – отброшенными от Днепра [5, с. 19, 145, 249].
Разработка планов новых операций началась в Ставке ВГК и Генеральном штабе еще в первой половине февраля. Решением Ставки, в выработке которого принимали участие ее представители во фронтах и военные советы фронтов, предусматривалось нанесение мощных ударов на черновицком, уманско-ясском, николаевско-одесском направлениях, завершение разгрома групп армий «Юг» и «А», освобождение Правобережной Украины и выход к Карпатам. Для осуществления намеченных операций привлекались войска 1-го, 2-го и 3-го Украинских фронтов. (В это время войска 4-го Украинского фронта вели подготовки операции по освобождению Крыма.) Решающая роль отводилась армиям первых двух фронтов.
Одновременно с операциями под Ленинградом и на Украине наступление велось и на центральном участке советско-германского фронта. В нем участвовали войска 1-го Прибалтийского, Западного и Белорусского фронтов. Еще в октябре 1943 г. Ставка ВГК требовала от них развить наступление в Прибалтику и Беларусь. В декабре она уточнила задачи фронтам: разгромить витебскую и мозырскую группировки противника с последующим развитием ударов на Полоцк, Борисов, Бобруйск, Минск [3, с. 215, 218, 224, 249].
Несмотря на то, что на западном направлении советские войска не добились существенных успехов, тем не менее они сковали основные силы мощной группы армий «Центр», оказав тем самым большую помощь фронтам, действовавшим на юго-западном и северо-западном направлениях. В середине апреля Ставка приказала фронтам, осуществлявшим операции на западном направлении, перейти к обороне и закрепиться на достигнутых рубежах.
Зимне-весеннюю кампанию 1944 г. можно с полным основанием считать одной из крупных наступательных кампаний Великой Отечественной войны. Она продолжалась около 5 месяцев. Красная Армия за это время с напряженными боями продвинулась на глубину от 250 до 450 км. Общая ширина стратегического фронта наступления составляла свыше 1700 км. В наступлении участвовало 11 фронтов, 59 общевойсковых, 6 танковых и 11 воздушных армий, два флота. Основные стратегические группировки Вермахта на советско-германском фронте потерпели крупное поражение. В течение января – мая 1944 г. войска Красной Армии разгромили около 175 дивизий противника. Потери Вермахта составили более 1 млн солдат и офицеров, 20 тыс. орудий и минометов, около 4,2 тыс. танков, 5 тыс. самолетов [6, с. 22–23]. В этой кампании Красная Армия положила начало восстановлению государственной границы СССР и перенесла военные действия за пределы страны.
Важным фактором в достижении успеха при решении стратегических задач в ходе кампании являлась четкая организация системы стратегического руководства. Ставка ВГК принимала решения после тщательного обсуждения их с командованием фронтов, командующими видами вооруженных сил и родов войск.
Планы действий фронтов также рассматривались и утверждались Ставкой. Она осуществляла общий контроль за действиями вооруженных сил, своевременно вносила уточнения в принятые решения, организовывала оперативно-стратегическое взаимодействие, осуществляла перегруппировки войск, готовила и вводила в действие стратегические резервы. Свои решения Ставка доводила до исполнителей директивами, приказами и частными распоряжениями. За время зимне-весенней кампании Ставкой было отдано около 100 различных директив и приказов [3, с. 27–85]. Эффективным способом руководства являлось направление Ставкой своих представителей во фронты для координации их действий.
Планы боевых действий Красной Армии согласовывались Ставкой ВГК с действиями объединенных сил США и Великобритании. В феврале 1944 г. был разработан совместный план прикрытия и маскировки операций в Европе на 1944 г., получивший кодовое название «Бодигард». В нем, в частности, было предусмотрено, чтобы союзники на восточном и западном фронтах смогли убедить врага, что главное летнее наступление русских не начнется ранее конца июня. Наряду с мерами, предпринимавшимися союзными войсками, намечалось также создать у противника впечатление, что высадка через Ла-Манш произойдет не ранее конца лета 1944 г., а до этого возможны крупные наступления русских на советско-германском фронте и «русская десантная операция на болгарское и румынское побережье» [7].
Задачи Красной Армии на лето и осень 1944 г. были сформулированы в первомайском приказе Верховного Главнокомандующего. Красная Армия должна была завершить изгнание оккупантов с советской территории, восстановить Государственную границу СССР на всем протяжении, вывести из войны на стороне Германии европейских союзников и освободить из немецкой неволи поляков, чехов, словаков и другие народы Западной Европы.
В соответствии с этими задачами Ставкой ВГК предполагалось подготовить и последовательно провести целую серию стратегических наступательных операций на огромном пространстве – от Заполярья до Черного моря. Для этого намечалось привлечь силы нескольких фронтов. На первом этапе кампании (июнь – август) предусматривалось нанести три мощных удара и поочередно разгромить крупные группировки врага: вначале на Карельском перешейке и в Южной Карелии, потом на центральном участке фронта – в Беларуси, а затем в западных областях Украины на львовско-сандомирском направлении. На втором этапе (сентябрь – ноябрь) задумывались наступательные операции на Балканах, в Прибалтике и на Крайнем Севере [5, с. 262–263].
Приоритет в будущей кампании Ставка отдавала центральному участку советско-германского фронта. Только уничтожив крупную стратегическую группировку противника, какой являлась группа армий «Центр», можно было освободить Беларусь. При этом учитывалось, что на ею оккупированной территории активно действовала разветвленная сеть партизанских формирований, которые постоянно дезорганизовывали тыл противника.
О замысле Ставки на лето 1944 г. Сталин 6 июня, в день вторжения англо-американских войск в Нормандию, писал премьер-министру Великобритании Черчиллю: «Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется к середине июня на одном из важных участков фронта. Общее наступление советских войск будет развиваться этапами путем последовательного ввода армий в наступательные операции. В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск…» [8, с. 267].
В планах Ставки Верховного Главнокомандования на лето 1944 г. первостепенное значение отводилось Белорусской операции, получившей кодовое наименование «Багратион». К лету 1944 г. линия фронта на белорусском направлении изгибалась так, что возник огромный выступ, протяженностью 1100 км, который глубоко вклинивался в расположение советских войск. Этот выступ, или, как его называли немцы, «балкон», стал для них важным стратегическим плацдармом. Удерживая его, они могли прикрывать подступы к Польше и Восточной Пруссии, сохранять устойчивое положение в Прибалтике и Западной Украине. Командование Вермахта принимало во внимание и то обстоятельство, что довольно развитая в Беларуси сеть железных и шоссейных дорог позволит ему не только осуществлять маневр силами и средствами, но и поддерживать взаимодействие между группами армий «Север», «Центр» и «Северная Украина». Кроме того, выступ нависал с севера над войсками 1-го Украинского фронта. Это мешало их дальнейшему продвижению на запад, создавало угрозу фланговых ударов. К тому же немецкие авиационные эскадры, базируясь на аэродромах в Беларуси, имели возможность совершать налеты на советские коммуникации и промышленные центры.
Германское командование стремилось любой ценой удержать белорусский выступ. Оно готовило его к упорной обороне. Главная роль отводилась группе армий «Центр» во главе с фельдмаршалом Э. Бушем. В ее состав входили 3-я танковая, 4, 9 и 2-я полевые армии; они занимали рубеж на 950-километровом фронте. Всего группа армий «Центр» имела 50 дивизий и 3 бригады. На территории Беларуси немцы создали сильную в инженерном отношении оборону. Ее рубежи и полосы простирались на глубину 250–270 км [6, с. 276].
Безусловно, Ставка, определяя направление главного удара в летне-осенней кампании, учитывала выгодное охватывающее положение, которое занимали советские войска в Беларуси по отношению к действующему там противнику, наличие в тылу врага крупных сил партизан, а также благоприятные условия для скрытого сосредоточения необходимых для операции больших масс войск. Все это позволяло советским войскам достичь стратегической внезапности. Успешное наступление в Беларуси, по предположениям Ставки, должно было привести к переброске в этот район немецких войск с других направлений, что создавало благоприятные условия для разгрома противника по частям.
Еще продолжались завершающие сражения зимне-весенней кампании, а Ставка и Генеральный штаб уже начали работать над планом сражений на лето 1944 г. В конце марта Ставка запросила у командующих фронтами изложить свои соображения по поводу предстоящих операций. Во второй половине апреля, после обобщения их предложений, Генштаб разработал общий оперативный замысел летне-осенней кампании 1944 г., который был одобрен в конце апреля 1944 г. на совместном заседании Политбюро ЦК ВКГ[(б) и Ставки ВГК.
На основе глубокого анализа обстановки советское Верховное Главнокомандование решило начать летнее наступление не одновременно на всем фронте, а последовательно, нанося взаимоувязанные удары на различных направлениях, которые в дальнейшем должны были вылиться в общее наступление по всему советско-германскому фронту. Наступление должно было начаться в Карелии, затем намечалось нанести удар в Беларуси, немногим позже в западных областях Украины, в дальнейшем в Румынии и Прибалтике и, наконец, на Крайнем Севере.
Планируя одновременно с Белорусской операцией наступательные операции на Карельском перешейке и в Южной Карелии, Ставка ВГК предполагала, что они отвлекут силы и внимание германского командования от центрального участка фронта.
Вырабатывая замысел Белорусской операции, Ставка, безусловно, учитывала и результаты боевой деятельности партизан, под контролем которых к лету 1944 г. находились обширные зоны, которые охватывали около 60 % территории республики.
Подготовка летних операций проводилась со всей тщательностью и продолжалась два месяца. В течение марта и апреля в Ставке неоднократно проводились совещания, на которых обсуждался план, а также его детали. Председатель Ставки ВГК, Верховный Главнокомандующий неоднократно заслушивал своего заместителя Г. К. Жукова, начальника Генерального штаба А. М. Василевского, его заместителя генерала А. И. Антонова, командующих войсками фронтов, командующих видами и родами войск, наркомов, других руководителей по проблемам предстоявшей операции и обеспечения войск всем необходимым.
Ставка ВГК, осуществлявшая общее руководство подготовкой, отдала в этот период свыше 50 различных директив, в том числе фронтам и армиям, принимавшим участие в Белорусской операции. Проводились мероприятия по усилению каждого фронта в соответствии с местом и ролью его в операциях, перегруппировке и сосредоточению стратегических резервов, материально-техническому обеспечению войск. В мае – июне была осуществлена крупная перегруппировка войск. В итоге на центральном участке фронта было сосредоточено от 40 до 60 % сил и средств действующей армии: 3 млн человек, 4,6 тыс. танков и САУ, 44 тыс. орудий и минометов, 6,3 тыс. боевых самолетов [9, с. 684].
Не упускала Ставка ВГК и такой вопрос, как подбор командующих фронтами и армиями, которых планировалось привлечь для операции «Багратион». Именно в эти дни командующим 1-м Белорусским фронтом был назначен генерал К. К. Рокоссовский, 3-м Белорусским фронтом – генерал И. Д. Черняховский, армиями – генералы А. П. Белобородов, А. А. Лучинский, В. Я. Колпакчи и др.
Германское руководство весной 1944 г. все еще не считало войну проигранной. Пытаясь всемерно ее затянуть в надежде на раскол антигитлеровской коалиции, оно рассчитывало упорной обороной на занимаемых рубежах сдержать наступление Красной Армии и не допустить выхода ее на территорию Германии и на Балканы. Главный удар советских войск летом 1944 г. оно ожидало на юго-западном направлении, считая, что выход на Балканы, овладение румынской нефтью и черноморскими проливами является главной целью Советского Союза. Допускалась возможность большого наступления Красной Армии в Прибалтике. Считалось, что наступление в Беларуси не будет преследовать решительных целей. В соответствии с такой оценкой возможных действий Красной Армии командование Вермахта создало наиболее сильную группировку войск на южном крыле Восточного фронта.
Планирование и подготовка Белорусской операции начались в конце марта – апреле 1944 г. 22–23 мая в Ставке ВГК с участием командующих фронтами состоялось всестороннее обсуждение плана операции. Замысел операции, утвержденный Ставкой ВГК 30 мая, состоял в том, чтобы одновременными глубокими ударами войск четырех фронтов на витебском, оршанском, могилевском и бобруйском направлениях прорвать оборону противника на шести участках, расчленить его войска и разбить их по частям. Ставка предполагала, что в результате одновременных действий всех фронтов в обороне противника образуется брешь протяженностью несколько сот километров, которую быстро закрыть вражеское командование не сможет. Это позволяло разгромить наиболее мощные группировки врага в районах Витебска и Бобруйска, что обеспечивало стремительное наступление по сходящимся направлениям на Минск в целях окружения и уничтожения основных сил группы армий «Центр».
Следует отметить, что в отличие от других стратегических наступательных операций, спланированных Ставкой, в Белорусской операции была заложена идея окружения крупных вражеских группировок как в тактической и ближайшей оперативной глубине (Витебско-Оршанская операция), так и в оперативной глубине – под Минском. Наибольшую сложность представляло решение задачи по окружению врага на удалении 200–250 км от линии фронта. Верховное Главнокомандование, представители Ставки, командование фронтами и армиями проявили подлинное искусство в организации наступления и комбинированного преследования группой фронтов в оперативной глубине: фронтального (2-й Белорусский фронт) и по путям, параллельным направлениям отхода главных сил группы армий «Центр» (3-й и 1-й Белорусские фронты).
В соответствии с принятым планом Ставка 31 мая 1944 г. отдала директивы, в которых поставила задачи фронтам на первом этапе операции.
Для контроля и оказания помощи в подготовке фронтов и координации их действий в ходе операции Ставка направила своих представителей: начальника Генерального штаба маршала А. М. Василевского – на 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский фронты, заместителя Верховного Главнокомандующего маршала Г. К. Жукова – на 1-й и 2-й Белорусские фронты. Главная роль в операции отводилась 3-му и 1-му Белорусским фронтам. Кроме того, на 2-й Белорусский фронт Ставка направила начальника оперативного управления Генерального штаба генерала С. М. Штеменко. Представителями Ставки по авиации были главный маршал авиации А. А. Новиков и маршал авиации Ф. Я. Фалалеев.
Все подготовительные мероприятия проводились в строгой тайне. С этой целью Ставка провела крупные мероприятия по оперативной маскировке и дезинформации противника. 29 мая 1944 г. она направила фронтам специальную директиву, в которой подчеркивалась необходимость обеспечения скрытности перегруппировок, смены войск и проведения других работ по подготовке наступления. Командующий авиацией дальнего действия получил предписание сосредоточить большую часть своих соединений западнее и юго-западнее Киева.
На правом крыле 3-го Украинского фронта имитировалось сосредоточение до 10 стрелковых дивизий, усиленных танками и артиллерией. В этом же районе имитировалось оживленное движение личного состава, машин, танков, артиллерии. Места, где располагались макеты боевой техники, прикрывались зенитной артиллерией. В воздухе патрулировали истребители.
Маскировка, дезинформация были сделаны настолько искусно, что даже к середине июня, когда уже завершалось сосредоточение советских войск на белорусском направлении, германское командование было уверено в том, что подготовка наступления советских войск против группы армий «Центр» имела целью ввести его в заблуждение относительно направления главного удара и оттянуть резервы из района между Карпатами и Ковелем. Интересен в этом отношении следующий факт. Германское верховное командование на просьбу группы армий «Центр» выделить ей более крупные резервы ответило отказом, обосновывая это тем, что «общая обстановка на восточном фронте не допускает иной группировки сил» [10, с. 441].
Конечно, помимо непосредственной подготовки операции «Багратион» и летне-осенней кампании 1944 г. Ставка ВГК, Государственный Комитет Обороны обращали особое внимание на восстановление и приведение в полную готовность железных и шоссейных дорог, других путей подвоза. Заново были построены сотни километров грунтовых дорог. Особое внимание обращалось также на подготовку центральных, фронтовых и армейских служб подвоза, обеспечение их исправным автотранспортом. Однако из-за задержки железнодорожных перевозок начало операции с 19–20 июня было перенесено на 23 июня.
В ходе подготовки операции и летней кампании в целом Ставка неоднократно обсуждала различные вопросы, связанные с ходом боевых действий на советско-германском фронте, союзников в Нормандии, подготовки операций, запланированных на лето – осень 1944 г., в том числе и на центральном направлении. На одном из совещаний было принято решение о переносе срока наступления для 1-го Белорусского фронта на день позже – 24 июня. Члены Ставки проводили огромную работу на местах. Вместе с командующими фронтами они работали непосредственно в армиях и соединениях, отрабатывали вопросы взаимодействия, применения артиллерии, авиации, танков, согласовывали действия фронтов, осуществляли контроль за обеспечением войск материальными средствами, сосредоточением резервов и другими вопросами.
Таким образом, несмотря на то, что в планировании летне-осенней кампании и Белорусской операции широкое участие принимали военные советы фронтов и штабы видов вооруженных сил, приоритет в выработке замысла, определении направления главного удара, последовательности ведения и характера первых наступательных операций, безусловно, принадлежал Ставке ВГК и Генштабу. Такой метод планирования и руководства ведением боевых действий позволял полнее учитывать конкретную обстановку и определять реальные задачи фронтам.
Третья годовщина войны Советского Союза против нацистской Германии ознаменовалась началом мощного наступления Красной Армии в Беларуси, вошедшего в историю под названием операция «Багратион». Впервые за три года войны не немецкая армия, а советская открывала летнюю кампанию крупной наступательной операцией силами нескольких фронтов.
Отличительная особенность Белорусской наступательной операции – огромный пространственный размах и впечатляющие оперативно-стратегические результаты. Войска Красной Армии, начав наступление 23 июня на фронте 700 км, к концу августа продвинулись на 550–600 км к западу, расширив фронт военных действий до 1100 км. От захватчиков была очищена обширная территория Беларуси – 80 % и четвертая часть Польши. Советские войска вышли к Висле и границе с Восточной Пруссией. Разгрому подверглась одна из наиболее сильных вражеских группировок – группа армий «Центр». В ходе операции войска четырех советских фронтов взяли в плен более 200 тыс. немецких солдат и офицеров [4, с. 384].
Выход Красной Армии к границе Восточной Пруссии и Висле открывал новые перспективы для проведения крупных операций в целях окончательного освобождения Прибалтийских республик, Польши, овладения Восточной Пруссией и глубокого вклинения на варшавско-берлинском направлении.
Операция «Багратион» явилась первой стратегической наступательной операцией Красной Армии, проведенной в период, когда в Западной Европе был открыт второй фронт. Однако 70 % сухопутных сил Вермахта продолжало сражаться на советско-германском фронте. Катастрофа в Беларуси вынудила германское командование перебросить сюда крупные стратегические резервы с Запада, что, разумеется, создавало благоприятные условия для наступательных действий союзников после высадки их войск в Нормандии и ведения коалиционной войны в Европе.
Безусловно, такой ошеломляющий результат был достигнут благодаря тщательному планированию и подготовке операции. И особая заслуга в этом принадлежит Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральному штабу.
Маршал Г. К. Жуков в своих воспоминаниях, характеризуя деятельность Ставки в годы войны, говорит, что она «руководила всеми военными действиями вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, производила наращивание стратегических усилий в ходе борьбы за счет резервов и использования сил партизанского движения» [2, с. 79]. Оценивая расширение полномочий представителей Ставки ВГК в 1944 г., Г. К. Жуков писал, что эта мера «способствовала мобильному, оперативному управлению войсками» [2, с. 82]. И далее он заявил, что «представители Ставки не командовали фронтами. Эта функция оставалась в руках командующих. Но, наделенные большими полномочиями они могли влиять на ход сражений, вовремя исправлять ошибки фронтового или армейского командования, конкретно помочь им в получении материально технических средств из центра» [2, с. 84].
Вопросам подготовки и ведения операции «Багратион» посвящена специальная глава в 4-м томе «Освобождение территории СССР. 1944 год» [5, с. 445–448] фундаментального многотомного труда «Великая Отечественная война 1941–1945 годов». Этот труд разрабатывается Министерством обороны Российской Федерации совместно с другими ведомствами и Российской академией наук по распоряжению Президента Российской Федерации. Научным руководителем труда является доктор исторических наук, доктор юридических наук, профессор, действительный государственный советник Российской Федерации 1 класса В. А. Золотарев.
В настоящее время опубликовано 8 томов из 12 [11]. В 2014 г. выйдут в свет 9-й том «Союзники СССР по антигитлеровской коалиции» и 10-й том «Государство, общество и война». Подготовка рукописи 11-го тома «Политика и стратегия Победы. Стратегическое руководство страной и Вооруженными силами в годы войны» будет завершена в 2014-м, а выход в свет запланирован в начале 2015 г. К 70-летию Великой Победы в апреле 2015 г. планируется издать завершающий 12-й том «Итоги и уроки войны».
В подготовке фундаментального многотомного труда активное участие принимают и белорусские ученые. Кроме того, представитель Республики Беларусь является членом Главной редакционной комиссии научного труда. Министр обороны Республики Беларусь включен в редакционную комиссию 12-го тома, а начальник Генерального штаба – в редакционную комиссию 11-го тома.
По указанию Министра обороны Российской Федерации генерала армии С. К. Шойгу Министерству обороны Республики Беларусь передается 200 комплектов научного труда.
Сложившееся тесное сотрудничество с Министерством обороны Республики Беларусь, белорусскими учеными в подготовке 12-томного труда позволяет надеяться на успешное завершение данного проекта, а также другого фундаментального шеститомного труда – «Первая мировая война 1914–1918 годов», разработка которого уже началась. Этот проект мы также создаем в тесном сотрудничестве с Министерством обороны, архивами, учеными Беларуси.
Источники и литература
1. Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК: док. и материалы: в 4 т. / рук. авт. кол. А. М. Соколов, Ю. Н. Семин. – Т. 16 (5–1): 1941 год. – М., 1996.
2. Жуков, Г. К. Воспоминания и размышления / Г. К. Жуков. В 3 т. – 10-е изд. Доп. по рукописи автора. – М., 1990. – Т. 2.
3. См.: Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК: док. и материалы: в 4 т. / рук. авт. кол. А. М. Соколов, Ю. Н. Семин. – Т. 16 (5–3): 1943 год. – М., 1999.
4. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – М., 2011. – Т. 1: Основные события войны.
5. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – М., 2012. – Т. 4: Освобождение территории СССР. 1944 год.
6. Соколов, А. М. Великая Отечественная война. Хронограф 1944 / А. М. Соколов. – М., 2010.
7. См.: Лота, В. И. Операция «Бодигард» / В. И. Лота. – М., 2014.
8. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны: в 2 т. – М., 1976. – Т. 1.
9. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. – М., 1961.
10. Типпельскирх, К. История второй мировой войны / К. Типпельскирх; пер. с нем. – М., 1956.
11. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – Т. 1: Основные события войны. – М., 2011; Т. 2: Происхождение и начало войны. – М., 2012; Т. 3: Битвы и сражения, изменившие ход войны. – М., 2012; Т. 4: Освобождение территории СССР. 1944 год. – М., 2013; Т. 5: Победный финал. Завершающие операции Великой Отечественной войны в Европе. Война с Японией. – М., 2013; Т. 6: Тайная война. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. – М., 2013; Т. 7: Экономика и оружие войны. – М., 2013; Т. 8: Внешняя политика и дипломатия Советского Союза в годы войны. – М., 2014.
Боевое взаимодействие партизан с частями Красной Армии в операции «Багратион»
А. М. Литвин (Минск)
Взаимодействие белорусских партизан с частями и подразделениями Красной Армии началось с первых дней создания партизанских отрядов и в разных формах продолжалось до полного освобождения территории Беларуси. К началу Белорусской наступательной операции ими был накоплен значительный опыт боевого взаимодействия с Красной Армией, которое осуществлялось в двух взаимосвязанных формах непосредственного и косвенного взаимодействия.
Косвенное (стратегическое) взаимодействие заключалось в выполнении общих целей партизанской борьбы: военных, политических и экономических всеми участниками партизанского движения и подполья и тем самым оказания помощи Красной Армии в ее борьбе с агрессором [1, с. 205].
Основные задачи борьбы в тылу врага вытекали из целей партизанского движения и состояли в уничтожении живой силы и военной техники противника, дезорганизации вражеского тыла, срыве всех мероприятий военных и гражданских властей, морально-психологическом воздействии на оккупационную администрацию и военнослужащих противника, а также укреплении уверенности советских людей в конечной победе над врагом, вовлечении широких масс в активное сопротивление оккупантам и т. д.
В концентрированном виде цели и задачи партизанской борьбы были изложены в постановлении ЦК ВКП(б) от 18 июля 1941 г. «Необходимо повести дело так, – говорилось в постановлении, – чтобы патриотическая борьба в тылу врага получила размах непосредственной, широкой и героической поддержки Красной Армии, сражающейся на фронте с германским фашизмом» (выд А. Л) [2, с. 537].
Это требование являлось ключевым и в последующих директивных документах, подведших «правовую» основу, «партизанскому фактору», который становился вспомогательной составной частью общей борьбы против захватчиков.
Важно отметить, что благодаря огромной организаторской работе по активизации борьбы в тылу врага, проведенной партийными, советскими и военными органами на протяжении первого года войны, партизанский фактор приобрел стратегическое значение, стал составной частью советской стратегии ведения войны. Поэтому не случайно, что в стратегических планах советского военно-политического руководства на 1943 г. развитие широкого партизанского движения и подпольной борьбы в тылу врага определялось как одна из важнейших задач.
Возвращаясь к непосредственной теме нашего доклада, отметим, что условно можно выделить четыре периода, в которых в разных формах осуществлялось боевое взаимодействие партизан Беларуси с Красной Армией в годы войны.
1-й – период боевого взаимодействия в условиях ведения Красной Армией оборонительных сражений (июль – декабрь 1941 г.). В это же время шел активный процесс создания партизанских групп и отрядов, многие из которых, находясь в прифронтовой полосе, тесно взаимодействовали с частями и подразделениями Красной Армии (тактическое взаимодействие). Особенно это было характерным для партизан Пинской, Полесской, южных районов Минской, Гомельской и частично Могилевской и Витебской областей. В качестве примера можно назвать Пинский (В. 3. Коржа), Туровский, Петриковский, Октябрьский, Глусский, Василевичский и Речицкий партизанские отряды. Все они первоначально создавались из местного населения как истребительные отряды (батальоны). После получения директивы от 29 июня на их основе стали создаваться партизанские отряды. Это взаимодействие проходило как в форме использования бойцов истребительных отрядов в качестве проводников-разведчиков, так и в проведении совместных боевых операций этих формирований с подразделениями воинских частей, в ряде мест партизаны действовали вместе с воинскими подразделениями по удержанию определенного участка линии фронта. В подтверждение можно привести выдержку из отчета Речицкого партизанского отряда о взаимодействии с частями Красной армии в июле-августе 1941 г.
«…11 июля 1941 г. отрядом во взаимодействии с 2 подразделениями 800-го стрелкового полка под командованием капитана Долбина и лейтенанта Максимова в 6:00 было занято мест. Паричи. В бою была уничтожена 1 бронемашина, взят 1 мотоцикл, который передан 800-му стрелковому полку. Убито 9 чел. Наших потерь нет…
С 18 по 21 июля 1941 г. отряд но приказанию генерал-майора тов. Судакова был придан стрелковому полку (командир полка майор Пиния). Занимали оборону в районе Ракшин, Чирковичи и Старина Паричского района.
22 июля 1941 г. отряд но приказанию генерал-лейтенанта Кузнецова был переброшен в Стрешинский район с задачей взаимодействовать с 66-м кавалерийским полком, где командир полка полковник Москаленко, занимал оборону в районе дер. Антоновка, Ящицы, Доброгощи, Василевичи, Кабановка и Стрешин. Совместные действия отряда с полком проходили до 1 августа 1941 г.
4 августа 1941 г. отрядом в мест. Стрешин был принят бой, где было уничтожено 2 бронемашины и захвачено одно 37-мм орудие. Было убито 4 фашиста. Отряд потерь не имел.
С 4 но 18 августа 1941 г. отряд по приказанию штаба 3-й армии проводил разведку в районе Паричи – Стрешин [3, л. 2–7].
Активно взаимодействовали с подразделениями Красной Армии партизаны отряда Т. П. Бумажкова, Туровский и Петриковский партизанские отряды. Туровский отряд, возглавляемый М. М. Белявским, совместно с красноармейцами вел упорные бои за Туров, который неоднократно переходил из рук в руки. 13 августа воинам и партизанам удалось выбить противника из Турова и удерживать его в своих руках до 23 августа. Петриковский партизанский отряд под командованием X. И. Варгавтика, взаимодействуя с воинским подразделением майора Плевако, захватил и несколько дней удерживал г. Петриков [4, с. 142].
Партизаны Василевичского района тесно взаимодействовали с кавалерийской группой полковника А. И. Бацкалевича в качестве разведчиков и проводников во время осуществления рейда в тыл противника в конце июля – начале августа 1941 г. [5, с. 69–73].
В совместных боевых действиях с подразделениями Красной Армии летом 1941 г. белорусские партизаны приобретали боевой опыт, учились тактическому взаимодействию, вырабатывали свою партизанскую тактику.
После оккупации территории Беларуси партизанские отряды и группы самостоятельно выполняли поставленные перед ними задачи. Наиболее эффективными были боевые и диверсионные действия партизан на железнодорожных коммуникациях. За период с сентября по декабрь 1941 г. партизаны Беларуси пустили под откос свыше 80 эшелонов противника. Особенно остро действия советских партизан на коммуникациях в своем тылу гитлеровское руководство ощутило в период битвы за Москву (косвенное взаимодействие).
Для борьбы с белорусскими партизанами гитлеровское руководство вынуждено было привлекать огромные силы, которые так нужны были на фронте: три охранные (221-я, 286-я, 403-я) и две пехотные (339-я, 707-я) дивизии, 1-ю кавалерийскую бригаду СС, части полевой жандармерии, полицейские полки и батальоны [6, л. 51–63].
2-й – период боевого взаимодействия в условиях ведения Красной Армией наступательных и оборонительных операций (январь 1942 – лето 1943 г.). На этом этапе разнообразные боевые действия партизанских сил Беларуси по разгрому вражеских гарнизонов и, особенно, по выводу из строя вражеских коммуникаций, захвату и удержанию партизанских зон, срыву хозяйственных мероприятий оккупантов носили характер косвенного взаимодействия (оперативного и стратегического) в интересах проводимых в этот период важнейших стратегических, фронтовых и армейских оборонительных и наступательных операций Красной Армии. Оно стало возможным лишь благодаря тому, что было создано устойчивое военно-оперативное руководство партизанским движением на территории Беларуси, которое осуществлялось ЦШПД, фронтовыми (Калининский, Западный) и республиканским (БШПД) штабами партизанского движения.
Необходимо отметить, что в период с января по сентябрь 1942 г. осуществлялось также непосредственное (тактическое) взаимодействие Витебских партизан с частями Красной Армии по удержанию так называемых Витебских (Суражских) ворот – 40 км участка линии фронта.
3-й – период боевого взаимодейставия в условиях начала освобождения Беларуси (сентябрь 1943 – апрель 1944 г.) в прифронтовых областях до установления непосредственных контактов с частями Красной Армии; непосредственное взаимодействие при совершении совместных боевых действий во время наступательных операций Красной Армии; проведение боевых действий в период относительного затишья и перехода к обороне.
4-й – период подготовки и проведения Белорусской наступательной операции «Багратион» (апрель – июль 1944 г.)
Сегодня нам хорошо известно, что стратегический просчет германского военного руководства относительно направления главного удара был блестяще использован советским командованием при подготовке стратегической наступательной операции «Багратион».
Известно также, что уже в самом замысле операции, кроме мощных наступательных ударов 4 фронтов – 1-го Прибалтийского, 3-го, 2-го и 1-го Белорусских Ставкой Верховного Главнокомандования было предусмотрено активное участие в операции белорусских партизан. «В то время, как войска готовились к предстоящим боям, в полной боевой готовности находились и белорусские партизаны. План их действий, разработанный Белорусским штабом партизанского движения, был согласован с командованием наступавших в Белоруссии фронтов», – вспоминал позже Маршал Советского Союза А. М. Василевский [7].
Контуры этого плана хорошо прослеживаются по документам БШПД и партизанских формирований Беларуси.
Анализ документов БШПД и его оперативных групп, а также документов партизанских соединений показывает, что в соответствии с указаниями секретаря ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко подготовка к взаимодействию партизан Беларуси с частями Красной Армии в предстоящем летнем наступлении началась с мая 1944 г. Она включала следующие организационно-оперативные мероприятия:
оперативные группы на 1-м Прибалтийском, 1-м, 2-м и 3-м Белорусских фронтах получили директивные указания об организации взаимодействий партизан с наступающими частями Красной Армии, а все партизанские бригады и отряды шифрорадиограммами были сориентированы на немедленную подготовку к оказанию помощи частям Красной Армии при переходе их в наступление;
командованию всех партизанских соединений, бригад и отрядов были поставлены задачи по усилению сбора разведданных в интересах Красной Армии;
решительными ударами по коммуникациям противника срывать его перевозки, задерживать продвижение резервов, уничтожать живую силу и технику противника;
удерживать наиболее выгодные рубежи, районы до подхода частей Красной Армии;
активными боевыми действиями в ближайшем тылу противника сковывать его резервы и мешать подвозу боеприпасов;
захватывать переправы и не давать противнику совершать планомерный отход на заранее подготовленные оборонительные рубежи;
параллельным преследованием изматывать отступающие части противника, истребляя живую силу и заставляя бросать технику и обозы;
выделять в качестве проводников партизан и направлять их в распоряжение командования наступающих наших частей для совершения глубоких обходов боевых порядков противника;
совместными действиями с регулярными частями Красной Армии захватывать населенные пункты, города и важные объекты;
спасать местное население от угона его немцами в рабство, освобождать военнопленных из концлагерей противника и вести борьбу с «факельщиками» противника, пытающимися уничтожать промышленные предприятия и сжигать населенные пункты.
С началом операции «Багратион» эти задачи конкретизировались партизанским соединениям, бригадам и отрядам на проведение тех или иных операций (захват и удержание переправ, населенных пунктов, блокировка дорог, проведение рельсовой войны и т. д.).
В соответствии с указанием П. К. Пономаренко, оперативным отделом БШПД в конце мая была разработана операция по срыву железнодорожных перевозок противника методом «рельсовой войны». С этой целью были приняты меры к усилению заброски боеприпасов и вооружения в партизанские соединения и бригады силами авиации дальнего действия и фронтовой.
Всего за период подготовки к операции «Багратион» партизанам Беларуси было заброшено 1832 т боевых грузов, в партизанские отряды было направлено 240 человек и вывезено в советский тыл 4602 человека. В числе боевых грузов было 49, 2 т тола, 3606 винтовок, 920 карабинов, 470 пулеметов, 134 ПТР, 173 автомата ППС, более 8 млн винтовочных патронов, более 7 млн патронов «ТТ», более 26 т медикаментов, перевязочных материалов и многое другое [8, л.35–37; 9, л. 139].
К 1 июня 1944 г. партизан Беларуси обслуживало: 8 тяжелых самолетов транспортного типа «СИ-47» и, кроме этого, при оперативных группах БШПД на фронтах действовали 62-й гв. полк самолетов типа «У-2» на 1-м Белорусском фронте, полк самолетов типа «У-2» на 2-м Белорусском фронте, дивизия самолетов типа «У-2» на 3-м Белорусском фронте и два полка самолетов типа «У-2» на 1-м Прибалтийском фронте. Кроме того, на партизан Беларуси работал 19-й авиаотряд Белорусского штаба партизанского движения. Для оказания помощи по взаимодействию БШПД с его опергруппами в партизанские соединения направлялись офицеры-представители, офицеры связи и другие специалисты с соответствующими полномочиями и задачами по организации взаимодействия непосредственно в партизанских соединениях. Постоянным обменом шифротелеграммами партизанским соединениям уточнялись и детализировались их боевые задачи и давались советы к успешному их выполнению. В НАРБ хранится уникальный комплекс (Ф. 1450. Оп. 23) шифротеле-грамм, который дает возможность практически по часам восстановить ход постановки задач и их оперативного исполнения.
Знакомство с документами показывает, что уже к середине июня 1944 г. все партизанские соединения, бригады и отряды были подготовлены к взаимодействию с наступающими частями и к оказанию помощи Красной Армии при продвижении ее на запад.
Отметим, что ко времени начала операции «Багратион» в непосредственном тылу группы вражеских армий «Центр» находилось 150 партизанских бригад и 49 отдельно действующих отрядов, насчитывавших более 143 тыс. партизан, которые имели богатый боевой опыт, четкое военно-политическое руководство и были связаны двухсторонней радиосвязью с центральными руководящими органами – ЦК КП(б)Б и БШПД. Свыше 250 тыс. человек числилось в составе скрытых партизанских резервов [10, с. 87].
Это была мощная сила. Достаточно сказать, что удерживаемая 16 партизанскими бригадами Полоцко-Лепельская партизанская зона площадью 3242 кв. км была больше по территории государства Люксембург. А партизаны удерживали в 1944 г. почти 60 % территории Беларуси!!!
Партизанские силы занимали удобное положение для нападения на все коммуникации, были хорошо вооружены и организованы, имели значительный опыт борьбы.
Всеми вопросами оперативного руководства боевыми действиями партизанских бригад и отрядов, как и на первом этапе освобождения, занимались представительства (опергруппы) БШПД при военных советах фронтов и армий, а также оперативные группы обкомов, прикомандированные к военным советам фронтов.
За ними закреплялись и непосредственно им подчинялись партизанские формирования определенных районов или группы смежных районов в направлении полосы действия фронта. Например, опергруппам БШПД при штабе 1-го Прибалтийского (возглавлял И. И. Рыжиков) и при штабе 3-го Белорусского (А. А. Архангельский) подчинялись партизанские отряды и бригады Вилейской, Витебской, северной части Минской, дислоцировавшиеся к северу от железной дороги Вильнюс – Минск – Орша и центральной зоны Барановичской области. Оперативной группе 2-го Белорусского фронта (полковник А. А. Прохоров) – партизанские соединения Могилевской области и восемь бригад юго-восточных районов Минской области; оперативной группе 1-го Белорусского фронта (возглавлял генерал-майор И. М. Дикан) – соединения Полесской, Пинской, Брестской, Белостокской, южных районов Минской и Барановичской областей [11, с. 430].
Оперативные группы БШПД, опираясь на постоянную поддержку штабов фронтов, занимались обеспечением партизан оружием и боеприпасами, обрабатывали и передавали командованию фронтов и в БШПД оперативные и разведывательные данные, разрабатывали и ставили каждому партизанскому соединению конкретные боевые задачи.
В этой связи в общем замысле Ставки особенно важное значение приобретало время начала массового выступления партизан в тылу армий «Центр».
Более раннее массовое выступление патриотов могло раскрыть планы врагу. Поэтому в целях сохранения в тайне стратегического замысла Ставки на летний период советское командование на время запретило партизанам препятствовать переброске вражеских войск с южного участка фронта в район Бреста. Массовый рельсовый удар по коммуникациям и линиям связи противника решено было нанести не в ходе подготовки, а непосредственно перед самим наступлением наших войск [12, с. 160].
Массовый рельсовый удар по коммуникациям противника решено было провести в ночь с 19 на 20 июня 1944 г. Указание об этом было дано 8 июня 1944 г. «Последняя неопределенность относительно сроков начала наступления, – свидетельствует бывший гитлеровский генерал К. Типельскирх, – рассеялась 20 июня, когда партизанами были предприняты крупные диверсии на железных дорогах Пинск – Лунинец, Борисов – Орта и Молодечно – Полоцк, то есть как раз на коммуникациях группы армий «Центр» [13, с. 442].
Однако предпринимать что-либо упреждающее противник был не в состоянии.
«В результате одновременного удара партизан по железнодорожным линиям в ночь на 20 июня 1944 года, который следует рассматривать как подготовку к русскому наступлению, – указывалось в отчете хозяйственного руководителя при главном командовании группы армий «Центр» Нидерфюра, – возникали серьезные помехи в железнодорожном движении… Последствия крупной партизанской акции 20 июня огромны: основные железнодорожные коммуникации, несмотря на немедленно принятые меры и восстановительные работы, были парализованы» [14, л. 250–251].
В ту ночь партизаны подорвали в общей сложности свыше 40 тыс. рельсов. Этой операцией было положено начало третьего, заключительного этапа «рельсовой войны» в Беларуси. Удар был настолько мощным и слаженным, что в результате его многие железнодорожные магистрали были парализованы до конца операции «Багратион». Полностью прекратилось движение на линиях Орша-Борисов, Орша-Могилев, Молодечно-Полоцк, Лида-Молодечно, Брест-Барановичи-Минск, Барановичи-Лунинец, Старушки-Уречье и т. д. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своих мемуарах писал, что операции партизан Белоруссии в период ее освобождения «парализовали вражеский тыл в самый ответственный момент» [15, с. 551]. За этот период было взорвано свыше 61 тыс. рельсов, пущены под откос десятки воинских эшелонов [16, л. 290]. Отступая под ударами советских войск, немцы не могли в достаточной мере использовать железнодорожный транспорт ни для переброски резерва, ни для эвакуации своих частей и тыловых служб.
Одним из важнейших условий успеха этой операции и операций по боевому взаимодействию явилась надежная и устойчивая связь между партизанами, БШПД и командованием Красной Армии. Она поддерживалась слаженной работой 130 радиостанций. Кроме того, армейские и фронтовые штабы направляли в партизанские отряды своих радистов с радиостанциями, многих офицеров связи, которые способствовали координации действий народных мстителей и регулярных войск.
Ценную помощь советскому командованию партизаны оказывали точными разведданными. Различными путями и приемами партизанская разведка к началу операции «Багратион» установила точное расположение самого штаба группы армий «Центр», а также дислокацию штабов 3-й и 4-й танковых, 2-й, 9-й и 4-й общевойсковых армий, 290 воинских частей, входящих в состав центральной группировки противника [17, с. 91]. Были добыты сведения о 900 гарнизонах противника, почти о всех оборонительных сооружениях, 130 зенитных батареях, 54 аэродромах и 24 взлетно-посадочных площадках, о строительстве 11 ложных аэродромов, о 160 крупных складах боеприпасов, горючего и продовольствия [18, с. 11].
Особенно тщательно партизанами изучался передний край обороны противника. Только партизанская разведка бригады им. К. С. Заслонова передала через линию фронта около 200 карт, схем, других сообщений о противнике [19].
Данные партизанской разведки в полной мере использовались как в период подготовки, так и непосредственно во время наступления.
Разведчики партизанской бригады «Чекист» (командир Г. А. Кирпич, комиссар Ф. И. Букштынов) с помощью разведданных составили точный план укреплений противника по западному берегу реки Днепр, указав на нем все огневые точки. Этот план получил высокую оценку Военного Совета 3-го Белорусского фронта: «Схема, выполненная военно-оперативной группой при Шкловском РК КП(б) Белоруссии, представляет большую ценность… Данные схемы почти целиком совпадают с данными аэрофотоснимков» [20, л. 45].
Документы свидетельствуют, что конкретные задачи перед партизанами по сбору сведений о противнике, дислокации его гарнизонов, характере его обороны, оборонительных сооружений и т. д. ставили непосредственно разведотделы фронтов, армий и разведгруппы передовых подвижных отрядов регулярных частей Красной Армии.
Тесное взаимодействие партизанской и армейской разведок осуществлялось в ходе операции «Багратион» на всех четырех фронтах, принимавших участие в освобождении Беларуси.
Так, группа разведчиков 3-го Белорусского фронта, во главе с майором Н. Д. Дятленко, действовавшая в районе Острошицкого городка под Минском, имела в своем составе представителей БШПД П. И. Тараненко и радиста
В. В. Железнякова, а также несколько немцев-антифашистов.
В Могилевском партизанском соединении действовала группа армейской разведки во главе с капитаном П. А. Крылатых, которая оперативно передавала в разведотдел 2-го Белорусского фронта добытые совместно с партизанскими разведчиками сведения по Могилеву, Орше, Горкам, об укреплениях и переправах по Днепру [21, л. 55].
В ночь с 7 на 8 июня 1944 г. разведотделом штаба 2-го Белорусского фронта на 8 самолетах У-2 были переброшены две группы разведчиков на партизанский аэродром юго-западнее Могилева. Первой командовал командир пешей разведки 362-й стрелковой дивизии Герой Советского Союза младший лейтенант С. Л. Ушаков, а второй – командир роты 238-й стрелковой дивизии лейтенант А. С. Скуратовский. На месте совместно с партизанской разведкой было установлено, что в районе Понизовье сосредоточено 120 танков и до 70 бронемашин, принадлежащих 70-й механизированной дивизии. При содействии партизан захвачены пленные и документы, вскрыта группировка 4-й и частично 9-й армий на участке м. Горки юго-западнее Быхова [22, с. 106–107].
Много ценных разведданных получило от партизан командование 1-го Белорусского фронта. Оперативная группа БШПД на 1-м Белорусском фронте 8 июня 1944 г. представила в штаб фронта схемы Бреста, Кобрина, Жабинки с нанесенными на них подробными разведданными. Партизанской разведкой бригады им. Куйбышева Пинского партизанского соединения советскому командованию был представлен план города Пинска, где были подробно указаны все укрепления врага по состоянию на 20 июня 1944 г.
В штабе Пинского соединения офицерами связи были Б. А. Викулов и Г. П. Алавидзе, в бригаде им. В. В. Куйбышева – старший лейтенант В. П. Зыбин, в бригаде им. С. М. Кирова – старшина А. В. Глухов, в 208-м партизанском полку им. И. В. Сталина – старший лейтенант И. Д. Танаев [23, л. 68]. Основной задачей офицеров связи была организация и проведение разведки.
Бывший начальник БШПД П. 3. Калинин в книге «Партизанская республика» писал: «Партизанским разведчикам активно помогало население временно оккупированных областей, особенно молодежь. Поэтому мы в БШПД регулярно получали ценную информацию о перегруппировках вражеских войск, о подходе резервов противника, о сосредоточении его боевой техники. Полученные данные незамедлительно передавались командованию фронтов, а наиболее важные – в Генеральный штаб Красной Армии» [24, с. 266].
С началом летнего наступления, воодушевленные успешными действиями частей Красной Армии, партизаны Беларуси усилили удары по врагу. Тесно взаимодействуя с наступавшими войсками, они дезорганизовывали оперативный тыл противника, срывали подвоз резервов к линии фронта, захватывали важные в тактическом отношении рубежи, населенные пункты, водные переправы, а в ряде мест переходили в решительное наступление против регулярных частей противника.
Наступление Красной Армии и действия партизан слились в один сокрушительный кулак, который повсеместно нещадно громил врага.
«Следует заметить, – отмечал позднее П. К. Пономаренко, – что ни в одной другой операции в ходе войны непосредственная связь и тактическое взаимодействие между партизанами и фронтовыми соединениями не были организованы так широко и четко, как во время Белорусской операции» [25, с. 168].
Массовое отступление гитлеровских войск, которое осуществлялось как по основным, так и второстепенным дорогам в западном направлении, давало возможность повсеместно партизанам проявлять свое умение и приобретенную партизанскую тактику.
Здесь характерными были операции партизан по блокировке путей отступления, а также устройство летучих засад на отступающие колонны и группы противника. При этом наиболее эффективными были действия партизан, согласованные с командованием наступающих войск. Упорные бои с войсками противника вели партизаны Полесской и южных районов Минской областей по блокировке его путей отступления. Так, 225-я бригада (командир В. 3. Путято) к рассвету 27 июня переправилась через р. Птичь и перерезала дорогу Рудобелка-Холопеничи. Подоспевшие войска 53-го гвардейского корпуса благодаря этому уничтожили отрезанные партизанами две немецкие дивизии.
258-я партизанская бригада имени В. В. Куйбышева (командир Г. Н. Столяров) преградила путь отступающим частям по дороге от Бобровичей к Малкову, южнее Глуска. В течение дня и ночи 27 июня бригаде в ожесточенных схватках, переходивших в рукопашные, удалось остановить продвижение противника. Партизаны истребили в этих боях 138 солдат и офицеров, уничтожили 4 орудия, 10 минометов, в том числе 2 шестиствольных, бронемашину, 8 грузовых машин, 24 пароконных повозки. На партизанских минах подорвалось 11 автомашин противника. На рассвете 28 июня бригада соединилась с частями 48-й стрелковой дивизии, командование которой объявило всему личному составу бригады благодарность [26, л. 30-32об].
Белорусские партизаны захватили, очистили от неприятеля и удерживали до прихода Красной Армии многие райцентры и железнодорожные станции. Райцентры Копыль, Узда, Старобин, Красная Слобода, Островец, Кореличи, Ружаны, Свирь, Видзы и другие были освобождены партизанами самостоятельно еще до прихода советских войск. Освобождая населенные пункты и удерживая их до прихода передовых частей Красной Армии, партизаны тем самым содействовали высокому темпу наступления наших войск.
При соединении с частями Красной Армии они выделяли опытных проводников, хорошо знающих местность, помогали строить мосты и переправы, прокладывать дороги. Бригада им. В. И. Ленина (командир В. В. Катков, комиссар В. М. Гребенев), взаимодействуя с частями Красной Армии, с боями продвинулись далеко за реку Буг [27, л. 30-32об].
Активное участие партизанские формирования приняли в совместном с Красной Армией освобождении городов Бреста, Борисова, Вилейки, Ивацевичей, Докшиц, Кличева, Копаткевичей, Логойска, Лиды, Минска, Молодечно, Несвижа, Осиповичей, Пинска, Слуцка, Сморгони, Смиловичей, Столбцов, Червеня и ряда других.
Партизаны Могилевской и Минской областей держали под своим контролем многие участки шоссе Минск – Могилев, Могилев – Бобруйск, Орша – Минск, грунтовые дороги в междуречье Днепра и Друти, Друти и Березины, в треугольнике Борисов – Осиповичи – Минск. Партизаны северо-западных районов Витебской области удерживали в своих руках шоссейные и грунтовые дороги, шедшие в сторону Даугавпилса. Партизанские бригады «Спартак», «За Родину», им. Жукова выдержали натиск врага и ко 2 июля совместно с подоспевшими войсками Красной Армии освободили Браславский и соседние с ним районы.
Тесное оперативное и тактическое взаимодействие было налажено между командованием 61-й армии 1-го Белорусского фронта и партизанскими формированиями Пинской и Брестской областей. Выполняя приказ Военного Совета 61-й армии и одновременно решая задачи, продиктованные обстановкой, партизаны Пинского соединения, начиная со 2 июля 1944 г. вели упорные бои с противником в районе Бостынь – Лунинец – Барановичи. В ночь на 2 июля бригада им. В. И. Ленина (командир В. А. Васильев, комиссар И. В. Зибаров) совершила нападение на гарнизон станции Люща, а бригада им. С. М. Кирова (командир А. П. Савицкий, комиссар В. И. Лисович) – на гарнизон станции Бостынь. Бой длился до 5 июля.
5 июля 1944 г. Военный Совет 61-й армии радировал шифром генерал-майору В. 3. Коржу:
«1. Противник стремился отвести свои силы, сохранившиеся от разгрома, через Лунинец.
2. Взаимодействующий с вами 89-й СК овладел Туровым и обошел Житковичи. 89 ск преследует противника в направлении Лахва – Лунинец.
3. Ваша главная задача: отрезать Лунинец с запада, на участке Лунинец-Парахонск и не выпустить противника до подхода 89-го стрелкового корпуса.
4. Лунинец брать трудно и поэтому будете брать совместно с 89 ск.
5. Сводки Информбюро иногда дают запоздалые сведения. Считайтесь с моими данными. А главное, имейте свое мнение и действуйте решительно. Уже близок день, когда мы встретимся.
Белов. Дубровский» [28, л. 11–12; 29, л. 64–65].
8 июля 1944 г. в шифротелеграмме № 16 командования 61-й армии 1 командиру 208-го отдельного партизанского полка им. И. В. Сталина Е. Н. Беспоясову отмечалось: «То, что Вы сделали на ст. Парохонск, – это хорошо. Но усильте Вашу активность и добейтесь невозможности пр[отивни]ку пользоваться дорогами от Парохонск на Пинск. Через Лунин на Пинск идет 55 гсд. Вы с ней сегодня свяжитесь и донесите. Учтите, что В[оенный] с[овет] фронта Вас подчинил мне» [30, л. 7]. Интересно, что шифротелеграмму подписали командующий 61-й армией П. А. Белов, начальник штаба Д. Г. Дубровский и секретарь Пинского подпольного обкома партии А. Е. Клещев.
О том, как 208-й отдельный партизанский полк имени И. В. Сталина выполнил поставленную задачу, свидетельствует шифротелеграмма № 10489 начальнику БШПД П. 3. Калинину от 10 июля 1944 г.:
«В ночь на 9 июля разгромлен сильно укрепленный гарнизон противника – районный центр местечко Логиьиин, состоящий из кав[алерийского] полка изменников, полиции и фронтового батальона немцев, общей численностью до 1200 человек. На дороге Лунинец-Пинск в районе Сошно-Ермаки атакована колонна противника, шедшая на Пинск. В результате боя убито и ранено солдат и офицеров противника до 200 человек, убито лошадей – 175, сожжено 11 автомашин, из них 2 с боеприпасами, остальные с разным имуществом, 2 тягача, взорвано 2 паровоза, захвачен миномет, 2 пушки. Свои потери: убито и ранено – 53. В результате шестидневных боев израсходовано до 79 % боеприпасов. Выведено из строя 15 винтовок. Прошу боеприпасов. Беспоясов. Щербаков» [31, л. 147].
Продвинувшись в район Логишина, Пинское соединение партизан до 14 июля тесно взаимодействовало с Красной Армией, обеспечивая правый фланг 23-й стрелковой дивизии в направлении Твардовки – Олыпанки – Поречья [32, л. 45].
Важнейшее значение для наступавших войск имел захват партизанами и удержание переправ на реках, а также помощь партизан и населения в возведении переправ и гатей в труднопроходимых местах. Архивные документы свидетельствуют о множестве таких примеров.
Партизанские бригады под командованием А. И. Шубы, К. Ф. Пущина, Г. Н. Столярова из юго-припятской зоны Минского соединения 26 июня 1944 г. захватили и удерживали до подхода Красной Армии переправы на реке Птичь и мост в районе Березовки Глусского района, сосредоточили в районе хутора Корша 40 лодок и плотов.
Одновременно партизаны соединения захватили и удерживали до подхода советских войск переправу через реку Случь на участке Старобин – Погост. Как развивались дальнейшие события, видно из шифротелеграммы № 10123 начальника разведки партизанского соединения Минской области Н. П. Куксова начальнику БШПД П. 3. Калинину от 2 июля 1944 г.: «Главными силами в 16 часов 27 июня нанес удар с тыла по 3-й дивизии, 104-му авиаполку и штабу 35-й стрелковой дивизии. В результате убито 150, ранен генерал Роман – командир 35-й стрелковой дивизии. Сожжено автомашин – 3, мотоциклов – 3. Захвачено: орудий – 3, автомашин – 2, мотоциклов – 4, минометов – 2, пулеметов – 20, винтовок – 140, патронов – 60 000, снарядов – 1500, обмундирование, документы, гранаты, мины и другое военное имущество. Взято в плен 40 гитлеровцев, из них 2 немца, которые служили в авиационной части 28236 и 5258-к, взято 30 автоматов. Бои продолжались до 20 часов 28 июня. В результате действий группы в районе Березовка переправы захвачены Красной Армией: основные бои происходили в районе Бобровичи-Холопеничи. Наши потери незначительны» [33, л. 414].
Захватив исправные переправы и восстановив разрушенные, партизаны оказали большую помощь войскам в форсировании рек Вилия, Птичь, Березина, Случь, Друть, Оресса, Щара, Неман и др., они также захватывали железнодорожные и шоссейные мосты и удерживали их до подхода частей советских войск.
В июле 1944 г. силами партизан под руководством генерал-майора Ф. Ф. Капусты были построены мосты на реке Котра в районе населенных пунктов
Берта и Новая Рудня, в результате чего 6-я кавдивизия сумела сходу овладеть станцией Пожичи, захватив там 6 эшелонов с горючим, танками и другим воинским снаряжением.
2-я Минская партизанская бригада обеспечила переправу Красной Армии через реку Птичь в районе деревни Крынки и провела большую работу по восстановлению ранее разрушенных противником грунтовых дорог. Бригада построила также 17 мостов длиной от 3 до 6 метров каждый, засыпала 74 рва, восстановила 22 моста длиной от 5 до 25 метров и разобрала 8 завалов [34, с. 171].
Подобных примеров в то памятное лето было множество. Достаточно сказать, что только партизанами Вилейской области через водные рубежи было построено для советских частей 312 мостов и 15 переправ [35, с. 171].
Большую помощь оказали партизаны Беларуси Красной Армии также в период ликвидаций окруженных вражеских группировок. Так, при ликвидации Минского «котла» – 105-тысячной группировки противника юго-восточнее Минска – в течение нескольких дней упорные бои с врагом вместе с регулярными войсками вели партизанские бригады «Буревестник», «Смерть фашизму», им. Щорса, 1-я, 2-я Минские, «Беларусь», «За Советскую Белоруссию» и другие формирования народных мстителей.
По указанию ЦК КП(б)Б и БШПД было принято решение: приостановить расформирование партизанских соединений и все силы сосредоточить в Минске и его окрестностях. В последующие два дня около 30 бригад было стянуто в окрестности Минска.
Блокированный противник, словно загнанный зверь, бросался из стороны в сторону, надеясь найти слабое место в кольце окружения. Трагедия фашистских войск, оказавшихся в «мешке», была безысходной. Понимая безнадежность своего положения, командующий 12-м армейским корпусом, генерал-лейтенант Мюллер в конце дня 8 июля сдался в плен. Поздно вечером этого же дня он отдал войскам 4-й армии свой последний приказ, требовавший немедленно прекратить бессмысленную борьбу и сдаваться в плен.
До 11 июля ликвидация окруженной группировки врага фактически была закончена. Более 105 тыс. солдат и офицеров потеряла группа армий «Центр» восточнее Минска. В результате успешного проведения операции «Багратион» противник понес огромные потери. Разгрому подверглись 67 дивизий и три бригады, из них 17 дивизий и все бригады (равноценные силы находились в то время во Франции, Бельгии и Голландии) были полностью уничтожены [36, с. 258]. Только потери, нанесенные противнику партизанами Беларуси, составили более 15 тыс. убитыми и свыше 17 тыс. пленными.
16 июля 1944 г. освобожденный Минск принимал парад партизанских соединений. Утром, в намеченный срок, на бывшем ипподроме и прилегающих к нему улицах выстроились – при полном вооружении – тридцать партизанских бригад и два самостоятельных отряда. На митинг собрались около пятидесяти тысяч минчан. Это было почти все население города-героя (из 250 тыс., насчитывавшихся до войны), большинство из которых остались без крова. В руках букеты полевых цветов, на глазах слезы радости. Народ, измученный тяжелыми годами оккупации, ликовал.
На митинге присутствовал командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии И. Д. Черняховский, а также посланцы индустриального Горького, доставившие минчанам эшелон подарков.
После митинга состоялся партизанский парад. Под звуки духового оркестра стройными колоннами шли бесстрашные лесные бойцы. Впереди бригада «Народные мстители» им. Воронянского во главе со своим командиром Героем Советского Союза Г. Ф. Покровским и комиссаром Н. И. Перепечко, следом – остальные соединения. Завершала парад колонна партизанской кавалерии.
Оценивая вклад белорусского народа в разгром немецко-фашистской группы армий «Центр», газета «Правда» 16 августа 1944 г. в передовой статье «Слава советским партизанам» подчеркивала: «Партизанская война в Белоруссии подготовила благоприятные условия для успешного наступления Красной Армии на всей территории республики».
Историческая заслуга партизан Беларуси перед советским народом заключается еще и в том, что они спасли сотни тысяч мирных граждан от истребления гитлеровцами и угона их на фашистскую каторгу. Патриоты в значительной мере сорвали также и давно намеченный план тотального ограбления Беларуси и проведения в жизнь политики «выжженной земли».
В период соединения войск Красной Армии и партизан в боях за Беларусь в ряды армии влилось свыше 180 тыс. народных мстителей, что благотворно сказалось на пополнении ее резервов.
Взаимодействие партизан с воинами продолжалось уже на новом уровне и в новом качестве. Партизаны Беларуси в качестве рядовых и офицеров частей Красной Армии участвовали в освобождении Беларуси, Прибалтики, Польши, сражались в боях на территории Германии, Чехии, Венгрии и др. стран. А после окончания войны с Германией многим белорусским партизанам пришлось воевать и на советско-японском фронте. Многие из них погибли, были ранены. Многие в этот период совершили выдающиеся подвиги, навечно вписавшие их имена в нетленную память народа.
Завершая обзор боевого взаимодействия партизанских сил Беларуси с войсками Красной Армии, необходимо подчеркнуть, что главная цель, поставленная перед партизанами, «оказывать всемерную поддержку Красной Армии, сражающейся на фронте», ими была выполнена. В разных формах боевое взаимодействие – стратегическое, оперативное, тактическое – проявлялось и совершенствовалось на протяжении всех лет борьбы. В наиболее полном виде оно проявилось в ходе операции «Багратион». Оно стало возможным благодаря наличию многочисленных боеспособных партизанских формирований (областных, зональных и районных партизанских соединений, бригад и отрядов), централизованного управления ими, четкой работе радиосвязи, действиям в тылу врага офицеров связи, широкого применения авиации для оказания материально-технической помощи партизанам. Все это создало условия для использования партизанских сил на стратегическом, оперативном и тактическом уровнях, планирования и осуществления широкомасштабных, объединенных единым замыслом операций с использованием крупных партизанских сил в масштабах района, области, республики.
К сожалению, за 70 лет исследования и освещения событий Великой Отечественной войны, пока еще не подготовлена обобщающая научная работа по этой теме. Здесь недоработка как гражданских, так и военных историков. Мы в большом долгу перед жертвенным подвигом белорусских партизан. Полагаю, что на эту тему необходимо обратить внимание и подготовить соответствующие исследования.
Источники и литература
1. Беларусь в годы Великой Отечественной войны: 1941–1945 / А. А. Коваленя (рук. авт. кол.) [и др.]. – Минск, 2005.
2. Коммунистическая партия в период Великой Отечественной войны (июнь 1941 года -1945 год): документы и материалы. – М., 1961.
3. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 3943. – Оп. 1. – Д. 2.
4. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: в 3 т. / А. Т. Кузьмин [гл. редкол.] [и др.]. Т. 1. – Минск, 1983.
5. Секретарь обкома. Воспоминания и документы о Федоре Михайловиче Языковиче. – Минск, 1982.
6. НАРБ. – Фонд 4683. – Оп. 3. – Д. 956.
7. Цит. по: Звязда. – 1974. – 7 крас.
8. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 2. – Д. 1012.
9. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 3. – Д. 110.
10. Вторая мировая война: материалы науч. конф., посвящ. 20-й годовщине победы над фашистской Германией. Кн. 3. – М., 1966.
11. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 23. – Д. 136. – Л. 441.
12. Псторыя Беларускай ССР. – Мінск, 1975. – Т. 4.
13. Типпельскирх, К. Итоги второй мировой войны / К. Типпельскирх. – М.,1956.
14. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 3. – Д. 119а.
15. Жуков, Г. К. Воспоминания и размышления / Г. К. Жуков. – М., 1969.
16. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 3. – Д. 78.
17. Военно-исторический журнал. – 1976. – № 3.
18. Неман.– 1969.-№ 7.
19. Советская Белоруссия. – 1972. – 24 авг.
20. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 3. – Д.100.
21. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 127.
22. Долготович, Б. Д. В одном строю – к единой цели / Б. Д. Долготович; под ред. А. А. Филимонова. – Минск, 1985.
23. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 1. – Д.1008.
24. Калинин, П. 3. Партизанская республика / П. 3. Калинин. – Минск, 1968.
25. Освобождение Белоруссии. – М., 1970.
26. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 177.
27. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 33а. – Д. 591.
28. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 23. – Д. 90.
29. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 1. – Д. 1008.
30. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 23. – Д. 90.
31. НАРБ. – Фонд 1450. – Он. 23. – Д. 59.
32. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. З. – Д. 132.
33. НАРБ. – Фонд 1450. – Он. 23. – Д. 58.
34. Освобождение Белоруссии. – М., 1970.
35. Климов, И. Партизаны Вилейщины / И. Климов, Н. Граков. – Минск, 1970.
36. Великая Отечественная война: краткий научно-популярный очерк. – М., 1973.
Освобождение Беларуси 1943–1944 гг.: о современном подходе к изучению
В. В. Изонов (Москва)
Освобождение Беларуси от немецко-фашистских захватчиков вошло в историю как одна из самых выдающихся ратных побед Великой Отечественной войны. За годы, минувшие после войны, историческая наука немало сделала для ее изучения. Тем не менее, в изложении прошедших событий военные историки не избежали пробелов и неточностей. Спрашивается: на какие проблемы следовало бы обратить внимание современным исследователям?
1. Из огромного количества вопросов, решаемых на сегодняшний день авторами трудов по истории освобождения Беларуси, необходимо сосредоточить внимание на такой важной проблеме, как создание научной историографии темы. Именно она и должна дать нам ответы на три вопроса. Во-первых, с какой достоверностью и подробностью исследована фактическая сторона освобождения Беларуси, прежде всего вооруженная борьба. Во-вторых, каковы достоинства и недостатки опубликованных трудов. Причем необходимо различать сделанные их авторами ошибки как результат незнания того или иного факта либо преднамеренное искажение исторических событий. В-третьих, определить задачи дальнейшего исследования вопросов освобождения Беларуси.
2. В связи с этим нуждается в кропотливом исследовании неудачный опыт проведения операций на витебском, оршанском и богушевском направлениях в 1943–1944 гг. Войска Западного фронта с октября 1943 по апрель 1944 г. провели одиннадцать наступательных операций (одну из них совместно с 1-м Прибалтийским фронтом). Хотя действия войск этих фронтов приводили лишь к незначительным вклинениям в оборону противника и успеха не имели, они, тем не менее, держали противостоявшую немецкую 4-ю армию в постоянном напряжении, сковывая ее соединения и части, не позволяя германскому командованию перебросить силы и средства на другие направления.
В итоге неэффективных действий войска только Западного фронта потеряли убитыми и ранеными 330 537 человек. Анализ причин неудач фронтовых и армейских наступательных операций этого периода показывает, что основной из них являлась слабая организация управления войсками руководством фронта. Вот на что следует прежде всего обратить внимание исследователей.
У нас еще недостаточно историко-теоретических работ по организации и проведению наступательных операций и операций на окружение. Взять хотя бы Калинковичско-Мозырскую наступательную операцию, которая в целом была проведена успешно. Войска Белорусского фронта, продвинувшись на 30–40 км, а на отдельных направлениях – до 60 км, охватили бобруйскую группировку противника с юга, что способствовало ее разгрому летом 1944 г. В ходе Калинковичско-Мозырской операции они освободили значительную часть Восточной Беларуси, нанесли врагу серьезный урон. Однако немецкой 2-й армии, находившейся под угрозой полного окружения, удалось все-таки выйти из-под удара. Как так случилось? К сожалению, однозначного ответа на этот вопрос пока нет.
3. В целом фактологическая, источниковая часть проблемы освобождения Беларуси изучена и описана, а вот аналитическая, теоретическая, обобщающая часть исследований отстает. Перед военными историками стоит задача подняться в своих исследованиях на более высокую ступень обобщения, углубить научный анализ, писать не только о том, как происходили военные события, сколько о том, почему они развивались именно так, а не иначе.
Кто же разрабатывал план операции «Багратион»? Ставка ВГК, маршалы Г. К. Жуков и А. М. Василевский во взаимодействии с Генштабом или командующие фронтами генералы К. К. Рокоссовский, И. X. Баграмян и И. Д. Черняховский со своими штабами? Ставка ВГК занималась чрезвычайно широким кругом военно-стратегических вопросов: руководила Вооруженными силами и проводила мероприятия по их развитию, определяла стратегические и оперативные задачи фронтам, разрабатывала замыслы кампаний и операций групп фронтов, организовывала стратегическое применение видов Вооруженных сил и их взаимодействие, осуществляла материально-техническое обеспечение войск, управляла партизанским движением. Только Ставка ВГК отдавала директивы войскам.
22 апреля 1944 г. в Ставке ВГК обсуждались планы на летне-осеннюю кампанию текущего года, в том числе и полное освобождение Беларуси. 20 мая Верховный Главнокомандующий уточнил решение о развертывании во второй половине июня наступления на данном театре военных действий. 25 мая И. В. Сталин в присутствии маршалов Г. К. Жукова, А. М. Василевского, а также генерала А. И. Антонова принял генералов К. К. Рокоссовского, И. X. Баграмяна, И. Д. Черняховского. Командующие фронтами, информированные Генштабом о предстоящих операциях, прибыли в Ставку с проектами планов действий вверенных им войск. Поскольку, как это всегда бывало при подготовке крупных операций, разработка планов в Генштабе и штабах фронтов шла параллельно, а командование фронтов, Генштаб и заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Г. К. Жуков поддерживали между собой тесный контакт, проекты планов фронтов полностью соответствовали замыслам Ставки. После уточнения они 30 мая были утверждены И. В. Сталиным.
И еще несколько слов о планировании Белорусской стратегической наступательной операции. Современные немецкие историки пишут: «Советское командование могло нанести удар не в общем направлении с востока на запад, а с юго-востока на северо-запад, в направлении Балтийского моря (приблизительно Ковель, Данциг). Тогда бы отрезанными оказались сразу две немецкие группы армий». Следовательно, и война могла бы закончиться раньше. Рассматривалась ли Ставкой ВТК такая возможность?
Успех операции во многом обусловлен ее замыслом. При его разработке Ставка ВГК учитывала:
характер обороны и группировку противника, то есть наличие основных сил в тактической зоне и отсутствие достаточных резервов, а также переоценку германским командованием своих сил и возможностей и недооценку наступательных возможностей Красной Армии на западном стратегическом направлении;
выгодное охватывающее положение, занимаемое советскими войсками по отношению к группе армий «Центр»;
наличие в тылу врага 150-тысячной армии белорусских партизан и их активные действия на коммуникациях противника, что ограничивало его маневренные возможности и сковывало часть резервов;
характер местности, который позволял скрытно сосредоточить крупные массы советских войск на избранных направлениях.
4. В Белорусской стратегической наступательной операции Ставка ВГК преследовала решительные цели – полное уничтожение главных сил противника. Основным способом действий было избрано окружение с одновременным расчленением и уничтожением ряда вражеских группировок. Новым явлением в развитии военного искусства явилось заблаговременное планирование окружения в одной операции, в том числе и в оперативной глубине, трех крупных группировок – Витебской, Бобруйской и Минской. Как известно, раньше окружение планировалось в одном районе (например, Сталинградская, Корсунь-Шевченковская и другие операции). Следовательно, вопросы изучения планирования операций на окружение требуют тщательной проработки.
Как свидетельствует опыт освобождения Беларуси, методы работы командующих Западным фронтом (с 24 апреля 1944 года – 3-м Белорусским) – генералов В. Д. Соколовского и И. Д. Черняховского, а также их штабов при подготовке и ведении операций зависели не только от конкретной обстановки, но и от их профессиональной подготовленности, слаженности штабов как органов управления, а также от технической базы управления. Генерал Соколовский успеха не имел, а генералу Черняховскому удалось достичь крупных оперативно-стратегических результатов. Методы работы командующих и штабов при подготовке и ведении операций нуждаются в дальнейшем исследовании.
На успешное решение задачи по окружению и уничтожению крупных группировок противника в ходе Белорусской стратегической наступательной операции оказали влияние: высокие темпы преследования противника; одновременное образование внутреннего и внешнего фронтов окружения; надежная поддержка наземных войск с воздуха; тесное взаимодействие с партизанами. Эти вопросы также требуют дальнейших исследований.
Ранее утверждалось, что уже летом 1941 г. враг сразу же встретил сопротивление партизан и подпольщиков. Однако на самом деле на борьбу поднялись далеко не все и не сразу, и самое главное она не носила всеобщего характера. Тяжелейшая обстановка для партизанского движения и подполья оставалась до самого коренного перелома на советско-германском фронте, когда Красная Армия сломала хребет противнику и перешла в наступление на широком фронте. Известно, что после освобождения Беларуси значительная часть партизан влилась в ряды Красной Армии. Осуществлялась ли их подготовка к деятельности в новых для них условиях? Как они проявили себя на фронтах? Поэтому военный опыт партизанского движения и подполья нуждается в дальнейшем исследовании.
5. Проблема коллаборационизма включает комплекс вопросов – огромное поле для исследовательской работы. Например, 23 февраля 1944 г. был издан приказ генерального комиссара Вайсрутениен Курта фон Готтберга о создании Белорусской краевой обороны – военного формирования, которое к апрелю того же года уже имело в своем составе 45 батальонов! Надо ли говорить об актуальности этой проблемы? Сделанное уже в этой области при всей ее важности и значимости – только начало. Общие оценки, пока еще преобладающие, грешат однозначностью и, следовательно, некоторой упрощенностью. Необходимы глубокий анализ, скрупулезная детализация и предельная дифференциация. Пожалуй, такие шаги и определят направление дальнейшего изучения этой проблемы в ближайшие годы, потребуют приложения усилий новых поколений исследователей.
6. Есть еще одна область в военно-исторической науке, тесно связанная с решением общественных проблем сегодняшнего дня. Имеется в виду ее активная роль в разоблачении фальсификаторов истории Великой Отечественной войны вообще, истории освобождения Беларуси в 1943–1944 гг. в особенности.
Фальсификация боевых действий, военного искусства и потерь советских Вооруженных сил в ходе освобождения Беларуси приобрела грубые и уродливые формы. В то же время всячески превозносится роль операций на других театрах военных действий, им придается значение «поворотных пунктов» и приписывается решающая роль в переломе событий во Второй мировой войне. Так, один из авторов (С. Захаревич) пишет, что «успех операции «Багратион» обеспечило отсутствие резервов в глубине немецкой обороны. А это, в свою очередь, стало следствием высадки в Нормандии англо-американцев, оттянувших на себя все наличные немецкие резервы. Без успеха «Повелителя» (т. е. операции «Оверлорд») не было бы и успеха «Багратиона».
Некоторые авторы обходят молчанием новаторский характер советского военного искусства. Они считают, что главными причинами поражения труппы армий «Центр» являлись просчеты Гитлера (хотя, есть в этом доля правды, и немалая), пространственно-климатические факторы и другие обстоятельства, то есть все, кроме искусства ведения войны командованием Красной Армии, умения воинов сражаться и побеждать. Складывается впечатление, что у некоторых российских (Б. Соколов, М. Солонин) и белорусских (В. Бешанов, С. Захаревич) авторов нет элементарного уважения к своей стране. А ведь настоящий исследователь не может писать со злорадством даже о наших неудачах и потерях.
Разумеется, не в субъективных факторах кроются основные причины провала германского командования по руководству вооруженной борьбой. После разгрома под Сталинградом, и особенно на Курской дуге, в связи с потерей стратегической инициативы ему пришлось иметь дело с новыми факторами и методами оперативно-стратегического руководства войсками, к чему оно не было готово. Столкнулось командование Вермахта и с трудностями при вынужденных отходах, и при ведении стратегической обороны, да и оперативное командование не сумело перестроиться. В войсках резко упало морально-психологическое состояние. А ведь при обороне этот фактор имел первостепенное значение.
Германское командование не учло и того, что советские Вооруженные силы как в количественном, так и особенно в качественном отношении в целом неизмеримо выросли, а командные кадры оперативно-стратегического звена в своем искусстве управления войсками далеко шагнули вперед, закалились в тяжелых условиях вооруженной борьбы. Авторы немецкого 10-томника «Германский рейх и Вторая мировая война» вынуждены признать, что «советский потенциал в 1944 году вырос настолько, что речь шла уже не о численном росте, а о переходе в новое, оперативное качество ведения войны».
Потери Красной Армии при освобождении Беларуси действительно очень тяжелые, но они все же не такие, как это подчас изображается фальсификаторами, хотя в ходе многочисленных обсуждений эти данные у нас и в Германии никто в принципе не оспаривал. Если и есть какие-либо отдельные исследования и доказательства, подтверждающие новые данные, то их надо обосновывать соответствующими источниками, а не давать «голые» цифры, взятые «с потолка».
7. История Великой Отечественной войны была и остается одной из главных тем приложения усилий военно-исторической науки. Ее задачей является не только фундаментальная разработка проблем минувшей войны, но их популярное изложение, доступное широким слоям населения, в первую очередь молодежи, что позволит эффективно содействовать формированию исторической памяти, национального самосознания, предотвращать фальсификацию истории Великой Отечественной войны и истории освобождения Беларуси, отстаивать национальные интересы Союзного Государства России и Беларуси. Вот почему военные историки призваны создавать больше трудов, направленных на патриотическое воспитание граждан своих государств, особенно молодежи.
Таков основной современный подход к изучению истории освобождения Беларуси в 1943–1944 гг., который находится в центре внимания российских военных историков. Его успешное решение позволит глубже и эффективнее использовать богатый военный опыт некогда нашей общей Родины, извлечь из него практические рекомендации на будущее в интересах укрепления Союзного Государства России и Беларуси, его безопасности.
Память белорусского народа о своих защитниках – нетленна
Какую песню о победе, Какой сложить о Вас рассказ? Богатыри, язык мой беден, Чтобы воспеть, прославить Вас! Якуб КоласА. А. Коваленя (Минск)
С сентября 2013 г. в Республике Беларусь развернулись торжества по случаю 70-летия освобождения нашей страны от германских захватчиков. Благодарные жители, ветераны и молодежь приводят в порядок захоронения защитников, возлагают цветы к многочисленным мемориалам, памятникам и курганам славы, отдавая дань уважения воинам, партизанам, подпольщикам – всем, кто ценой огромных усилий освобождал белорусскую землю. Неугасима память поколений и память тех, кого так свято чтим.
Главные события, связанные с освобождением Беларуси, развернулись в период осуществления операции «Багратион». Известно, что предпринятые войсками Красной Армии зимой 1943–1944 гг. попытки наступления в районе Витебска и Орши оказались неудачными. Враг прочно удерживал «белорусский балкон»[1]. Специальным приказом Гитлер объявил Витебск, Оршу, Могилев, Бобруйск, Минск, Борисов крепостями, которые требовалось удерживать и не сдавать города без приказа фюрера.
Решение о разработке операции по освобождению Беларуси советское военно-политическое руководство приняло в апреле 1944 г. Операция готовилась тщательно, строго соблюдалась конспиративность. Была организована скрытная доставка необходимого количества войск, боезапасов и вооружения, осуществлялась подготовка личного состава к наступательным действиям в сложных условиях лесисто-болотистой местности Беларуси. Необходимая военно-техническая подготовка войск, умелое включение в разработку стратегического плана операции сил и средств белорусских партизан и подпольщиков, определение им задач по взаимодействию с войсками Красной Армии обеспечили успешную реализацию военного замысла операции.
Белорусская наступательная операция «Багратион» явилась выдающимся событием не только Великой Отечественной, но и всей Второй мировой войны. В ходе успешной ее реализации была разгромлена одна из наиболее сильных группировок Вермахта – группа армий «Центр». В ходе операции «Багратион» советские войска, пройдя с боями несколько сот километров, практически зеркально повторили события трагического 1941 г. Однако на этот раз в «котлах» гибли уже немецкие дивизии. История редко повторяется так точно. Теперь вместо Гейнца Гудериана – Константин Рокоссовский, вместо немецких танковых дивизий, оснащенных Т-III, тылы противника громили советские танковые корпуса. Отступающие колонны противника прикрывали, сея страх и ужас в рядах оборонявшихся, уже не пикирующие бомбардировщики Ju-87, а штурмовики Ил-2. Теперь не немецкие диверсанты, а армия белорусских партизан и подпольщиков совершала бесчисленные диверсии в тылу группы армий «Центр», разрушая железные дороги и мосты, выводя из строя линии связи, уничтожая лидеров оккупационного режима и их пособников.
Оценивая результаты действий белорусских партизан, бывший гитлеровский полковник Герман Теске в статье «Военное значение транспорта» был вынужден признать: «В ночь перед общим наступлением русских на участке группы армий “Центр”, в конце июня 1944 года, мощный отвлекающий партизанский налет на все важные дороги на несколько дней лишил немецкие войска всякого управления. За одну эту ночь партизаны установили около 10,5 тысяч мин и зарядов, из которых удалось обнаружить и обезвредить только 3,5 тысячи. Сообщение по многим шоссейным дорогам из-за налетов партизан могло осуществляться только днем и только в сопровождении вооруженного конвоя…» [1, с. 407].
Теперь из «котлов» пробивались на восток не советские воины, а лесами и болотами пробирались на запад обреченные исполнители «дранг нахт остей». Успешное осуществление операции «Багратион» убедительно продемонстрировало высокое мастерство советских полководцев и военачальников.
Разработка и выполнение замысла этой уникальной операции внесли заметный вклад в развитие военной стратегии, оперативное военное искусство и тактику. Была успешно решена задача прорыва мощной обороны противника, а также быстрого развития успеха в оперативной глубине за счет умелого использования крупных танковых объединений и соединений. Практика одновременного нанесения мощных ударов на шести далеко отстоящих друг от друга участках фронта позволила дробить оборону врага, причем на фронте – в несколько сотен километров. Советское военное искусство было обогащено опытом окружения и уничтожения крупных группировок врага.
В таких условиях германское командование не могло, при всем его желании, отражать удары советских войск. Оценивая итоги операции «Багратион», немецкий военный историк Пауль Карелл[2] отмечает, что советское командование сделало важные выводы из операций 1943 г. Прежде всего оно научилось сосредотачивать свои усилия на решающих участках фронта, умело использовать подвижные войска и проводить крупномасштабные операции бронетанковыми соединениями. Более того, решающая битва летнего наступления советских войск началась в тот момент, когда военные усилия Советского Союза достигли своего зенита как в военно-экономическом, так и в морально-политическом плане.
К этому следует добавить, что германское командование не смогло обеспечить группу армий «Центр» необходимым количеством войск, вооружения и боеприпасов. Это не позволяло успешно решить военно-стратегические задачи, поставленные военно-политическим руководством Третьего рейха. Как справедливо утверждает Пауль Карелл, к «28 июня карта военной обстановки в штабе армий группы «Центр» представляла собой ужасное зрелище. Какой-либо сплошной, прочной линии фронта не было и в помине, оборона немцев была прорвана во всех секторах. Многократные телефонные разговоры генерал-фельдмаршала Буша со ставкой Гитлера в надежде убедить фюрера отказаться от жесткой стратегии удерживания позиций и перейти к эластичной обороне ни к чему не привели». При этом немецкий исследователь, опираясь на фактические материалы, объективно подчеркивает, что разгром «группы армий “Центр” не был обособленным эпизодом войны или несчастным случаем, вызванным стечением неблагоприятных обстоятельств. В нем, как в зеркале, отразилась неспособность немецких войск справиться с новыми, резко возросшими требованиями, которые предъявила к ним война, упадок военного потенциала Германии и приближающийся крах “третьего рейха”. Такова подоплека этого поражения Германии и победы Советского Союза» [2, с. 200–217].
Войска группы армий «Центр» оказались перед лицом катастрофы. То, с чем столкнулись войска Красной Армии летом 1941 г., теперь, летом 1944 г., испытывали на себе германские армии на Востоке. Предпринимаемые попытки остановить советское наступление оказывались тщетными. Наступательный порыв войск Красной Армии остановить было уже нельзя. Наглядное представление о масштабах катастрофы германских войск в период операции «Багратион» свидетельствует следующий пример. Из 47 участвовавших в сражении немецких генералов – командиров корпусов и дивизий – 10 были убиты или пропали без вести, а 21 взят в плен. Немцы потеряли более 440 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести [3, с. 448; 2, с. 217].
Великая битва за Беларусь была выиграна. Она была оплачена дорогой ценой – жизнями бойцов, командиров, партизан, подпольщиков и мирных жителей. В операции «Багратион» с 23 июня по 29 августа 1944 г. безвозвратные потери советских войск составили 178 507 человек. Благодаря мужеству и самопожертвованию воинов Красной Армии белорусский народ был спасен от физического истребления.
Время неумолимо. Героические и трагические события освобождения Беларуси все дальше уходят в историю. Время сглаживает остроту ощущений событий военного времени. Новые поколения, в силу разных причин, не всегда имеют возможность приобщиться к многочисленным уникальным документальным источникам. На поверхности бытия все чаще появляется демонстрация легковесных устремлений, акцентирование внимания на негативных событиях военной истории, на просчетах и ошибках советского командования. К сожалению, сегодня мы чаще слышим имя германского фюрера, развязавшего мировую кровавую бойню, чем имя И. В. Сталина, являвшегося председателем Государственного Комитета Обороны, Верховным Главнокомандующим Вооруженными силами СССР, внесшего, несомненно, огромный вклад в организацию разгрома нацистской Германии.
Увековечение ратного подвига защитников Отечества имеет богатую историю и опирается на вековые славянские традиции, сложившиеся в процессе непрерывной борьбы наших предков с иноземными захватчиками. Эти традиции наполнены глубинным духовным смыслом, уважительным отношением к сохранению памяти о тех, кто погиб на ратном поле, защищая родную землю. К чести политического руководства Беларуси эта традиция продолжается. Она находит свое подтверждение в ряде принятых документов об увековечении памяти о ратных защитниках. Начиная с военных дней и до настоящего времени в стране развернута целенаправленная работа по увековечению памяти о героических и трагических событиях Великой Отечественной войны, в которой участвовали и сегодня продолжают участвовать миллионы белорусских людей.
Основная работа по увековечению событий Великой Отечественной войны и ее героев развернулась после Победы. Уже в июле 1945 г. Верховный Совет БССР принял Закон «Об ознаменовании победы и увековечении памяти воинов Красной Армии и партизан, погибших в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в период Великой Отечественной войны Советского Союза». Этим законом День 3 июля был утвержден как всенародный праздник Победы и освобождения белорусского народа от немецко-фашистских захватчиков. В этом же документе было зафиксировано решение об установке памятника Победы в городе Минске, а также памятников на могилах воинов и партизан, погибших в борьбе с фашизмом, поставлена задача увековечить память павших защитников Родины в песнях, поэмах, произведениях культуры, организовать уход за могилами патриотов.
На белорусской земле нет такого места, которое не было бы свидетелем ратного подвига народа, и нет места, где бы люди не хранили память о героической славе своих защитников: мемориалы, памятники и обелиски, отлитые из бронзы, высеченные из камня, одетые в гранит, с именами тех, кто не вернулся с войны, и безымянные, установленные на городских площадях, в парках, деревнях, на перекрестках шоссейных дорог и на лесных полянах. На белорусской земле их около 8,5 тысяч. Под ними вечным сном упокоены сыны Отечества – воины, партизаны, подпольщики, мирные жители, погибшие, расстрелянные и замученные германскими варварами. Не жалея жизни, патриоты самоотверженно боролись во имя Победы над фашизмом. Возведение величественных мемориалов и курганов – это дань глубокого и непреходящего уважения всем героям и жертвам войн. Это рукотворные храмы памяти. Их величие и красота – символ вечной благодарности потомков своим защитникам. Силой своего непреходящего величия они призваны оказывать не только эмоциональное воздействие на нынешнее и будущие поколения, но и формировать патриотические и гражданские качества молодежи, гордость за страну, служить связующей нитью между прошлым и настоящим.
Одним из первых величественных монументов, установленных на белорусской земле, является памятник воинам Красной Армии и партизанам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, возведенный в центре Минска в канун 10-летия освобождения Беларуси от германских захватчиков в 1954 г. Сорокаметровый гранитный обелиск увенчан трехметровым орденом Победы и символизирует величие подвига воинов, партизан, подпольщиков, всех советских людей.
На четырех гранях постамента памятника расположены бронзовые тематические горельефы: «9 мая 1945 года», «Советская Армия в годы Великой Отечественной войны», «Партизаны Беларуси», «Слава павшим героям», созданные белорусскими скульпторами. Четыре бронзовых венка вокруг обелиска символизируют четыре фронта, бойцы которых участвовали в освобождении Беларуси от германских агрессоров. Перед ним горит Вечный огонь – явственное напоминание о бессмертии подвигов патриотов. Подземная часть монумента окружена кольцевой обходной галереей, переходящей в круглый мемориальный зал, посвященный памяти погибших в годы войны героев. В центре – венок из художественного стекла с подсветкой изнутри – символ Вечного огня памяти.
В возведении величественного монумента, как и в период освобождения Беларуси, принимали участие представители многих народов Советского Союза. Гранит на облицовку был привезен из-под Днепропетровска и Житомира, мозаику для ордена Победы прислали из Академии художеств Ленинграда, резьбу по граниту выполнили украинские каменотесы, бронзовые горельефы, меч и венки отливали ленинградские умельцы завода «Монумент-скульптура».
Площадь Победы в Минске
В наши дни площадь Победы в Минске является самым почитаемым в городе местом. В будни и праздники сюда приходят тысячи минчан и гостей столицы, чтобы почтить память миллионов погибших в годы Великой Отечественной войны. Многие пары молодоженов приезжают к монументу Победы, чтобы выразить уважение, поклониться подвигу защитников и возложить цветы к Вечному огню.
Многочисленные мемориальные комплексы, возведенные в честь ратной славы воинов, партизан и подпольщиков, не только величественные свидетели жестоких боев, проходивших в этих местах в период освобождения Беларуси, но и символы мужества, стойкости, героизма самоотверженности защитников Отечества, знаки благодарной памяти потомков. Во всех областях, районах, больших и малых населенных пунктах местные власти и жители, особенно общественные и молодежные организации, проводят целенаправленную работу, направленную на сохранение памяти о героических и трагических событиях Великой Отечественной войны.
Значительная работа по сохранению и увековечению памяти погибших воинов в годы войны проводится в Могилевской области. На областном учете находится 1407 воинских захоронений и 602 памятных знака, создаются новые памятники. Так, в 2008 г. были установлены бюсты пяти Героям Советского Союза, уроженцам Костюковичского района. Площади, на которой сооружен мемориальный комплекс, присвоено имя Героя Советского Союза В. Ф. Маргелова. В деревне Борки Кировского района, сожженной германскими карателями вместе с жителями, создан мемориал «Памяти сожженным деревням
Могилевской области». Во всех районах, городах и населенных пунктах области проведено обследование, ремонт и реконструкция мемориалов и захоронений. Например, на территории города Бобруйска имеется 33 воинских захоронения, братские могилы и кладбища, которые благодаря заботе местных органов власти и общественности поддерживаются в надлежащем виде. Много сделано в Шкловском районе, где имеется 48 воинских захоронений и 18 памятных знаков. Большое внимание уделяется увековечиванию памяти о воинах-освободителях белорусской земли и медицинской реабилитации ветеранов во всех районах области. Только в 2013 г. в различных санаторно-курортных учреждениях страны прошел оздоровление и реабилитацию 1271 ветеран. Все ветераны обеспечены жильем. В 9 восточных районах области в сентябре-ноябре 2013 г. прошли торжественные мероприятия, посвященные 70-летию освобождения от немецко-фашистских захватчиков. В шести городах были установлены памятные знаки.
В период осуществления стратегической операции «Багратион» происходили сотни местных боев. Одним из них являлся штурм безымянной высоты 150,9 около деревни Лудчицы Быховского района Могилевской области, который был задуман командованием 1-го Белорусского фронта для того, чтобы отвлечь основные силы врага от главного направления удара войск фронта и успешно обеспечить стратегическую задачу фронта. Две ударные роты 558-го полка 169-й стрелковой дивизии под командованием старшего лейтенанта Владимира Мартынова и капитана Гуляма Якубова в ночь на 24 июня 1944 г., прорвав оборону противника, захватили господствующую высоту 150,9 в треугольнике между деревнями Лудчицы, Яново, Комаричи Быховского района. Оказавшись отрезанными от других подразделений полка, командиры организовали оборону. За 19 часов сражения бойцы отразили многочисленные контратаки противника. Большинство бойцов штурмовых рот, в том числе их командиры, старший лейтенант Владимир Мартынов и капитан Гулям Якубов, сражались до последнего патрона и погибли смертью храбрых. В сражении у деревни ценой собственной жизни заставил замолчать вражеский дзот рядовой Сундуткали Искалиев. Задание выполнено. Высота была взята и удержана. А в то время, пока шел кровопролитный бой за высоту, основные силы 1-го Белорусского фронта в нескольких десятках километров южнее высоты прорвут оборону немцев и стремительно двинутся на запад, освобождая города и села Беларуси.
Большой ценой оплачено взятие высоты: 165 воинов погибли и 173 были ранены в боях у деревни Лудчицы [4]. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 г. за мужество и героизм, проявленные в Белорусской стратегической наступательной операции, старшему лейтенанту Мартынову Владимиру Кирилловичу, капитану Якубову Гуляму, рядовому Сундуткали Искалиеву присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Двое из шести героев остались живыми: Иван Борисевич и Галактион Размадзе.
Летом 1984 г. в дни празднования 40-летия освобождения Беларуси от германских захватчиков около деревни Лудчицы Быховского района при широком участии местных жителей, молодежи и участников боев, сражавшихся за высоту 150,9, был торжественно открыт мемориальный комплекс «Лудчицкая высота».
В величественном мемориальном комплексе «Лудчицкая высота» навечно в белом мраморе запечатлены образы шести воинов-героев. Представители пяти национальностей: белорус Иван Борисевич, русские Петр Виниченко и Владимир Мартынов, казах Сундуткали Искалиев, грузин Галактион Размадзе, узбек Гулям Якубов навечно охраняют безымянную высоту.
Чрезвычайно кровопролитные бои происходили за освобождение Придвинского края. С начала октября 1943 г. и почти до конца июня 1944 г. здесь проходила линия фронта. Девять долгих месяцев в сводках Совинформбюро сопротивление в направлении Орша – Витебск значилось как бои местного значения. В этих жестоких боях погибли свыше 330 тыс. воинов Красной Армии. Благодарные жители Витебщины в послевоенный период осуществили огромную работу по увековечиванию памяти событий войны. На территории области имеется более 2,5 тыс. мемориальных комплексов, мест боевой и воинской славы, захоронений воинов и партизан, мест массовой гибели гражданского населения, в том числе 1243 воинских, в которых упокоены более 390 тыс. защитников Отечества, из которых 207 тыс. человек неизвестны.
На 467-м километре шоссе Москва-Минск, на территории Дубровенского района, с октября 1943 по июнь 1944 г. проходила линия фронта. На южной стороне шоссе, неподалеку от деревни Рыленки, воздвигнут один из величественных памятников на местах массовых захоронений воинов армии, освобождавших Беларусь. Мемориальный комплекс «Рыленки» открыт в 1973 г.
Ворота мемориального комплекса «Рыленки»
На площади более трех гектаров на месте братского захоронения 10 тыс. воинов 11-й гвардейской и 31-й армий, погибших в этом районе (деревни Горманы, Ивановщина, Киреево, Костино, Новая Тухинь, Старая Тухинь, Редьки, Рыленки, Рябцево), воздвигнут мемориальный комплекс. У входа на территорию мемориала – ворота с рельефными изображениями лиц воинов. Основную композицию мемориала составляют 299 плит с именами похороненных здесь бойцов и командиров. Вдоль дороги от ворот к плитам установлены четыре стелы, посвященные совершенным в этом районе подвигам Героя Советского Союза Ю. В. Смирнова, которого фашисты распяли на стене блиндажа, А. Н. Васильева, закрывшего амбразуру вражеского дзота своим телом, Героя Советского Союза А. А. Никандровой, поднявшей в атаку бойцов, С. Астахова и Бруно де Фольтано, летчиков полка «Нормандия-Неман», погибших в одном самолете.
В центре – монолитная плита с надписью «Подвиги ваши бессмертны», а перед ней – Вечный огонь. Надпись на мемориальной доске гласит: «В этих местах с октября 1943 по июнь 1944 года проходила линия фронта. Здесь началась операция «Багратион», в ходе которой войска 3-го Белорусского фронта под командованием генерала армии И. Д. Черняховского во взаимодействии с войсками 1-го Прибалтийского и 2-го Белорусского фронтов освободили от немецко-фашистских захватчиков Советскую Белоруссию.
Свобода, завоеванная в борьбе с фашистскими оккупантами, дорого стоила нашему народу. Только в боях за освобождение Дубровенского района погибло около 20 тысяч советских солдат и офицеров.
Склоним низко головы перед светлой памятью героев, которые отдали свою жизнь за наш сегодняшний мирный день».
Торжественное мероприятие в мемориальном комплексе «Рыленки»
Практически в каждом районе Беларуси сооружены мемориальные комплексы и памятники в честь воинов-освободителей белорусской земли от германских оккупантов. Значительная часть мемориалов была создана в 60-80-е годы XX ст. Интересна, например, история мемориального комплекса «Сычково», находящегося в Бобруйском районе. Еще в 1967 г. был насыпан Курган Славы в честь воинов 1-го Белорусского фронта и партизан, освобождавших Бобруйский район. В его основание были заложены капсулы с землей из 70 братских захоронений, имевшихся в районе. В 1986 г. в результате реконструкции был возведен мемориальный комплекс «Сычково», который достраивался и сегодня представляет оригинальное монументальное сооружение. Четырехметровая скульптурная композиция на 18-метровом постаменте и шесть стел в честь Героев Советского Союза – уроженцев Бобруйского района. В 2000-х гг. появились новые памятники – Ворота Славы у трассы Бобруйск – Минск и 13 памятных досок в честь Героев Советского Союза – уроженцев Бобруйского района, а также тех, кто отличился в Бобруйской операции и пал здесь смертью храбрых.
В деревне также построен дзот-памятник, символизирующий повторение на бобруйской земле подвига Александра Матросова командиром стрелкового отделения, старшим сержантом М. Г. Селезневым. Герой похоронен в братской могиле, в которой покоятся останки еще 231 воина. Именем Героя Советского Союза названы школа, парк и центральная улица села.
Много внимания сохранению памяти о событиях войны уделяется в Витебской области. В 2013 г. были отремонтированы 60 мемориальных комплексов, установлены 82 мемориальные плиты с нанесением на них 1159 фамилий защитников Отечества. Большие работы были выполнены в Браславском, Витебском, Лиозненском, Миорском, Городокском районах. В 2014 году продолжалась работа по благоустройству воинских захоронений.
В Витебске над рекой Западная Двина благодарные жители города создали оригинальный мемориал «Освободителям Витебска – советским воинам, партизанам и подпольщикам». Мемориал был открыт еще в 1974 г. Но время шло, и потребовалась реконструкция объекта. В 2009 г. началась масштабная реставрация, и спустя год мемориал преобразился. После реконструкции комплекс приобрел современный внешний вид и оригинальный дизайн.
Сегодня это огромный комплекс, где каждому элементу отведен свой особый смысл, – будь то площадь, парк, скульптурные композиции или же фонтаны со струящейся водой, которая символизирует пролитые кровь и слезы. По центральной оси мемориала на берегу Западной Двины возвышается главный монумент – 3 трапециевидных 56-метровых пилона-обелиска, суженных вверху. На высоте пяти метров пилоны объединены трехгранным монолитным фризом, на гранях которого отлиты рельефы: «Воины», «Партизаны», «Подпольщики». Изнутри пилоны обелиска соединены кольцом с надписью «Слава героям». На невысоком подиуме в форме звезды горит Вечный огонь. Перед площадью мемориала, по бокам, установлены две скульптурные композиции, изображающие воинов Красной Армии и мирных жителей. От монумента к Западной Двине спускаются три лестницы.
Мемориальный комплекс в честь советских воинов-освободителей, партизан и подпольщиков Витебщины – главное мемориальное сооружение Витебска
Мемориальный комплекс – излюбленное место жителей Витебска. Здесь проводятся не только торжественные митинги, но и многие другие мероприятия города. Благодарные жители и гости города возлагают цветы к монументу, отдают дань памяти бессмертному подвигу народа молодожены, тем самым подтверждая народную мудрость: «сохранив память о прошлом, приумножим будущее».
С давних времен над захоронениями славянских воинов возводили курганы. В славянской культуре феномен курганов существует практически непрерывно и до наших дней. В течение многих столетий остается неизменной идея возведения кургана как символа величия победителей, славы и памяти. В нашей стране благодарные потомки возвели более 180 курганов. Они являются зримым символом увековечивания памяти о ратной славе воинов, партизан и подпольщиков, самоотверженно сражавшихся в годы Великой Отечественной войны, а также безвинно погибших жителей Беларуси [5, с 284–291].
Одним из первых курганов, сооруженных после Великой Отечественной войны в честь воинов-освободителей, является Курган Бессмертия в Орше. Именно здесь в 1944 г. шли самые тяжелые и кровопролитные бои. Войскам, участвовавшим в освобождении Орши, Верховный Главнокомандующий объявил благодарность. В их честь 27 июня 1944 г., в день освобождения Орши был дан артиллерийский салют в Москве 20 залпами из 224 орудий. Наиболее отличившимся – 173-й, 192, 220 и 352-й стрелковым дивизиям, 120-й и 213-й отдельным танковым бригадам, 63-му отдельному гвардейскому танковому полку прорыва, 926-му, 1435 и 1445-му самоходным артиллерийским полкам, 20-й артиллерийской дивизии прорыва, 14-й гвардейской пушечной и 43-й истребительной противотанковой артиллерийским бригадам, 83-му гвардейскому гаубичному и 570-му корпусному артиллерийским полкам, 48-й зенитной артиллерийской дивизии, 31-й инженерно-саперной бригаде, 1-му гвардейскому, 36-му и 92-му отдельным полкам связи, 375-му отдельному радиодивизиону, 412-му и 433-му отдельным линейным батальонам связи, 2-му истребительному авиационному корпусу, 4-й гвардейской истребительной и 5-й гвардейской бомбардировочной авиационным дивизиям, 2-му, 64, 65, 89, 115 и 133-му гвардейскому, 15-му, 274, 523 и 900-му истребительным, 17-му ночному бомбардировочному, 154-му гвардейскому, 621-му, 948 и 952-му штурмовым авиационным полкам – приказом от 6 июля 1944 г. было присвоено почетное наименование «Оршанские».
После войны благодарные жители Оршанщины приняли решение увековечить память освободителей сооружением рукотворного кургана. В честь его закладки 16 апреля 1966 г. состоялся 10-тысячный митинг горожан. В основание кургана в герметической капсуле было заложено обращение к потомкам: «Мы, жители города Орши, в 21-ю годовщину Победы над фашистской Германией в Великой Отечественной войне воздвигли Курган Бессмертия в память о тех, кто оказался сильнее огня и стали, кто отдал свою жизнь за нас всех, за свободу и независимость Родины».
Это действительно рукотворный памятник. В его возведении принимали участие большинство жителей города и жители близлежащих деревень. Рабочие заводов и фабрик, железнодорожники и учителя, участники войны и воины, школьники и студенты неустанно носили землю. Техника лишь равняла, придавая насыпи форму кургана. Меньше чем за три недели курган был насыпан. Его высота достигала 8 метров.
Курган Бессмертия в Орше
Открытие Кургана Бессмертия состоялось уже 9 мая 1966 г. На торжественном митинге присутствовали тысячи людей, не только жители Орши и района, но и многочисленные гости из Витебска, Минска, Москвы и других городов Советского Союза. Принимавшая участие в митинге уроженка Ор-шанщины, участвовавшая в обороне Брестской крепости, Н. Контровская привезла капсулу с землей из легендарной цитадели над Бугом. Сюда же была доставлена и земля с захоронений прославленных партизанских командиров К. С. Заслонова и М. Ф. Шмырева (Батьки Миная). Вечный огонь у подножия кургана зажег Герой Советского Союза М. Д. Сиянии, а Герой Советского Союза А. В. Иванов – факел бессмертия на вершине кургана. Впоследствии факел был демонтирован.
На склоне кургана были установлены увеличенный макет Золотой Звезды Героя Советского Союза и мемориальная плита, на которой золотыми буквами написаны слова: «В благодарной памяти народной вечно будут жить имена героев, погибших в борьбе за свободу и независимость нашей Родины в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Осенью возле Кургана Бессмертия был разбит парк, посажены деревья, которые лучами расходятся от кургана на шесть аллей. Главная аллея парка Героев носит имя Неизвестного солдата, увековечившая память тех, кто навсегда остался безымянным солдатом. Пяти аллеям присвоены имена Героев Советского Союза, получивших это высокое звание при освобождении Оршанской земли. Это Константин Заслонов[3], Марсель Лефевр[4], Сергей Митт[5], Анна Никандрова[6] и Юрий Смирнов[7].
Курган Бессмертия стал для горожан священным и почитаемым местом. Отрадно, что многие годы после той кровопролитной войны живет память благодарных потомков. Традиционными здесь являются встречи ветеранов Великой Отечественной войны с молодым поколением. К кургану возлагают живые цветы молодожены. Проводятся многие другие значимые мероприятия в жизни города.
Большая работа по увековечиванию событий войны проводится в Лиде. В послевоенные годы в городе возведено 12 памятников в честь воинов-освободителей, партизан, подпольщиков и мирных граждан, погибших в период войны. Знаковым местом является рукотворный Курган Бессмертия. Его открытие состоялось 8 июля 1966 г., накануне дня освобождения города. Курган выполнен в виде пятигранной пирамиды высотой 7 метров и периметром у основания 55 метров.
Торжественная закладка кургана происходила 9 мая 1966 г. На торжество были приглашены почетные граждане города: К. Н. Галицкий, Н. С. Чепуркин, Е. Д. Гапев, делегации от городов-героев Советского Союза, от всех областей Беларуси и от районов Гродненской области. Из Пулковских высот, Пискаревского кладбища, Мамаева кургана, Одесских катакомб, Малахова кургана, Пирчуписа, Хатыни, Брестской крепости, заставы имени Усова, с концлагеря «Освенцим» и других мест была доставлена священная земля.
В специальную капсулу, которую установили в основание кургана на глубину 3 метров, были помещены: текст завещания потомкам, текст клятвы воинов гарнизона, текст клятвы пионеров и комсомольцев, текст выступления секретаря горкома партии Г. Ф. Фомичева, магнитофонная лента с записью выступления делегаций городов-героев, кинорепортаж студии телевидения и студии кинохроники о засыпке Кургана Бессмертия, газетный репортаж о Лиде, ключ от города Лиды, план города Лиды набор фотоснимков города, памятный значок с изображением Кургана Бессмертия, памятный сувенир «Помните», значок «Ударник коммунистического труда», юбилейная медаль в честь 20-тилетия Победы над Германией, юбилейный рубль, фотоснимки кургана Бессмертия и прилегающей к нему территории.
Увековечивание событий войны является важным направлением деятельности общественных организаций и государственных органов Гомельской области. На территории области учтено 780 воинских захоронений, в которых покоятся 143 259 погибших в годы Великой Отечественной войны. В их числе 6 воинских кладбищ, 664 братские могилы, 93 индивидуальные могилы и 17 мест массового захоронения.
Гомель был первым областным центром Беларуси, который освободили войска Красной Армии от германских агрессоров. В боях за Гомель отличились войска 3-й армии генерал-лейтенанта А. В. Горбатова; 48-й армии генерал-лейтенанта П. А. Романенко; 11-й армии генерал-лейтенанта И. И. Федюнинского; 16-й армии генерал-лейтенанта С. И. Руденко и соединения авиации дальнего действия. Войскам, участвовавшим в освобождении города Гомеля, приказом Верховного Главнокомандующего от 26 ноября 1943 г. объявлена благодарность, и в городе Москве был дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.
Благодарные гомельчане и жители окрестностей в память о своих освободителях насыпали в 1967 г. Курган вечной Славы. В основание кургана была привезена земля из городов-героев России, Украины и Беларуси. Накануне 70-летия освобождения Гомеля завершилась его реконструкция. Молодежные поисковые отряды доставили к знаковому месту капсулы с землей из окрестностей тех населенных пунктов, где велись ожесточенные бои за Гомель: поселка Ченки, деревень Бобовичи, Еремино и др. В настоящее время курган хранит память более чем из 200 мест, где проходили кровопролитные сражения в годы Великой Отечественной войны. По случаю освобождения областного центра от германских оккупантов 25 ноября 2013 г. в Гомеле прошли массовые торжества. Их открыл митинг-реквием у мемориального комплекса «Курган вечной Славы». На торжественной церемонии присутствовали ветераны Великой Отечественной войны, представители органов власти, студенты, школьники и тысячи горожан. К памятнику возложили цветы и венки.
На 21-м километре шоссе Минск-Москва находится один из главных белорусских военных мемориалов – Курган Славы Советской Армии – освободительницы Беларуси, символизирующий подвиг воинов 1-го, 2-го, 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов в период освобождения Беларуси. Именно в этих местах в июле 1944 г. во время крупнейшей наступательной операции «Багратион» в окружение попала 105-тысячная группировка немецких войск. Данное событие получило название «Минский котел». Разгром этой группировки завершился 11 июля и стал еще одним решающим шагом на пути к освобождению Беларуси.
В создании этого грандиозного памятника принимали участие более миллиона человек. Вместе с профессиональными строителями в возведении Кургана Славы воинам Красной Армии участвовали жители Минска и Минской области, ветераны войны, военнослужащие, рабочие и студенты, комсомольцы и пионеры. Многие считали своим долгом сделать вклад в сооружение Кургана Славы и приносили сюда горсти земли. На вершину кургана была доставлена земля из городов-героев Москвы, Ленинграда, Волгограда, Киева, Севастополя, Одессы, Брестской крепости-героя, из городов и сел, прославившихся боевыми и трудовыми подвигами. В основании кургана замурована капсула с наказом потомкам – быть пламенными патриотами своего Отечества, свято хранить дружбу наших народов, отстоявших свободу и независимость своего государства.
Торжественное открытие мемориала состоялось в 25-ю годовщину освобождения Беларуси – 5 июля 1969 г. В канун 60-летия освобождения Беларуси 1 июля 2004 г. мемориальный комплекс «Курган Славы» был вновь открыт после реставрации. Высота «Кургана Славы» 70,6 м. На вершине кургана в центре смотровой площадки находятся 4 обелиска в форме штыков, символизирующих 4 фронта, освободивших Беларусь летом 1944 г., опоясанные каменным кольцом с изображениями партизан и различных родов войск.
К смотровой площадке ведут 2 лестницы по 241 ступени каждая. На склоне находится мемориальная плита с надписью: «У Кургане Славы жменя да жмені лягла зямля з гарадоў-герояў і іншых месц жорсткіх баёў, з гарадоў і сёл, якія навек праславілі сябе ратнымі і працоўнымі подзвігамі дзеля свабоды і незалежнасці Савецкай Радзімы».
Сегодня мемориальный комплекс Курган Славы включает также музей боевой техники под открытым небом. Его посетители могут увидеть танки и пушки, участвовавшие в сражениях Великой Отечественной войны. Мемориал ежемесячно посещают не менее 4000 человек из Беларуси и многих зарубежных государств. За многолетнюю историю сложились свои традиции. Многие иностранные делегации посещают мемориальный комплекс, чтобы почтить подвиг освободителей Беларуси. Здесь принимают присягу военнослужащие срочной службы и возлагают цветы новобрачные. У подножия Кургана Славы традиционно проходит выпускной Академии Министерства внутренних дел Беларуси.
Огромную роль в освобождении Беларуси сыграли воины-танкисты. На территории нашей страны на пьедесталы установлено 43 танка и 6 самоходок [6]. Памятники танкистам-освободителям установлены в Минске, Витебске, Гомеле, Гродно, Могилеве, Борисове, Бобруйске, Сенно и других городах нашей страны, а также на местах ожесточенных боев с врагом.
Мемориальный комплекс «Курган Славы Советской Армии – освободительницы Беларуси»
Важно подчеркнуть, что работа по увековечению славы героической борьбы продолжается. В Черикове в день празднования 70-летия освобождения района от германских захватчиков, 3 октября 2013 г., в честь воинов-освободителей района был открыт памятник «Артиллерийское орудие пушка Д-44». Он установлен в память о героических воинах 413-й и 324-й стрелковых дивизий, которые освобождали район.
События освобождения Беларуси нашли свое воплощение в экспозициях государственных и школьных музеев страны. В экспозиции Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны экскурсантам показывают сюжетные фотографии «Форсирование Днепра войсками 61-й армии Центрального фронта в районе городского поселка Комарин Полесской области 23.09.1943 г.», «Командующий 13-й армией генерал-лейтенант Н. П. Пухов и член Военного совета генерал-майор М. А. Козлов на командном пункте», «Жители Гомельщины приветствуют советских воинов-освободителей» и др.
Большой интерес у посетителей вызывают листовки военного времени, изданные Военным советом 65-й армии в период форсирования Днепра: «Победа идет», «За Днепр! Товарищ, вперед на запад!», красноармейской газеты «Сталинский удар» – «За родную Беларусь!»; газеты «Красноармеец» 277-й Рославльской стрелковой дивизии – «Вперед, воин! Впереди – победа!»
В музее можно познакомиться также со знаменитыми плакатами, которые оформляли художники: В. Корецкий – «Боец, освободи свою Белоруссию!»,
В. Иванов – «Ты вернул нам жизнь»; фотопортретами и наградными листами Героев Советского Союза, отличившихся в первых боях по освобождению Беларуси: старшего лейтенанта В. Г. Солдатенко – старшего радиотелеграфиста артполка 74-й стрелковой дивизии, гвардии полковника А. П. Серегина – командира 215-го гвардейского стрелкового полка 77-й гвардейской стрелковой дивизии, гвардии старшины Ораза Аннаева – помощника командира сабельного взвода 55-го гвардейского полка 15-й гвардейской кавалерийской дивизии.
В Лоеве, где разворачивались героические события форсирования Днепра 9 мая 1985 г., был открыт «Музей битвы за Днепр». С 1990 г. он получил статус самостоятельного государственного музея. Сегодня музейный фонд насчитывает свыше 4 тыс. экспонатов основного и научно-вспомогательного фонда, которые сохраняют память о героизме и самоотверженности бойцов и командиров Красной Армии.
Форсирование Днепра было возложено на 65-ю армию под командованием генерал-лейтенанта Павла Батова. Яркую страницу в историю самоотверженной битвы за Днепр вписали воины и командиры 685-го стрелкового полка 193-й стрелковой дивизии. Командир батальона майор Владимир Нестеров 15 октября 1943 г. одним из первых преодолел Днепр в районе Лоева. Он умело организовал захват плацдарма. Батальон успешно отражал натиск врага, что позволило успешно форсировать реку главными силами полка. Ценой неимоверных усилий воины героически удерживали завоеванный плацдарм до подхода основных сил дивизии. За героизм и мужество 22 бойцам этого батальона и их командиру было присвоено звание Героя Советского Союза. В историю битвы за Днепр легендарное подразделение под командованием майора Владимира Нестерова вошло под названием «батальон 22 героев». За проявленное мужество и стойкость во время форсирования реки, захват и удержание лоевского плацдарма 183 воинам 65-й армии было присвоено звание Героя Советского Союза.
Оценивая самоотверженность воинов и командиров, форсировавших Днепр, газета «Правда» писала: «Сражение за Днепр приобрело поистине эпические размеры. Никогда еще из множества храбрых советских воинов не выделялось столько сверххрабрых. Красная Армия, давшая миру столько примеров воинской отваги, превзошла саму себя» [7].
В боях за освобождение Лоевщины погибли более 8,4 тыс. человек. Благодарные жители обустроили на территории района 25 воинских захоронений, а на центральной городской площади возвели 18-метровый обелиск. Сегодня музей вместе с площадкой боевой техники на берегу Днепра является мемориальным памятником всем участникам Днепровской операции. Экспозицию музея открывают материалы, посвященные командному составу Центрального фронта и Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому. В музее представлены фотографии, документы, боевые листовки, фронтовые письма и другие материалы, раскрывающие немеркнущие подвиги бойцов и командиров Красной Армии.
В стране проводится большая работа не только по созданию монументальных комплексов, но и по духовному увековечиванию героических событий Великой Отечественной войны. Много делается по подготовке и изданию монографических исследований, проведению научно-практических конференций, «круглых столов» и научных дискуссий. За послевоенный период в Беларуси издано более 11 тыс. работ, в которых освящаются героические и трагические события войны. В 2005 г. Институт истории Национальной академии наук Беларуси подготовил крупную работу «Беларусь в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945» [3]. В издательстве «Белорусская энциклопедия имени П. Бровки» в июле 2009 г. была издана оригинальная работа «Энциклопедия Победы. Беларусь – Москва». Это совместный проект Министерства информации Республики Беларусь и Правительства Москвы.
Есть память, воплощенная в мемориалах, обелисках, монументах. Но есть еще памятники, в которых заключен сам дух памяти. Именно таким замечательным памятником подвигу советских людей стало 146-томное издание историко-документальных хроник «Память». Книги «Память» – это уникальные своеобразные малые энциклопедии районов и городов Беларуси. В них увековечена память о воинах Красной Армии, героически сражавшихся и погибших при обороне и освобождении Беларуси, о воинах-земляках, погибших на фронтах Великой Отечественной войны, партизанах, подпольщиках, мирных жителях, ставших жертвами нацистского геноцида, а также тех, кто вернулся домой победителем.
Многочисленные документы, которые опубликованы в книгах «Память», раскрывают многие события освобождения Беларуси, впервые показывают многочисленные героические поступки воинов и партизан в их совместной борьбе по разгрому врага. Можно утверждать, что в белорусской историографии никогда не было такой широкой публикации документальных источников, в том числе и по освобождению Беларуси. Книги «Память» – это духовный памятник благодарных потомков, сыновей и дочерей, внуков и правнуков тех, кто не жалея живота приближал Победу. Это памятник тем, кто не щадя самого дорогого – жизни – сознательно и смело шел на борьбу с врагом.
Отрадно заметить, что работа над серией книг в стране продолжается. Например, в Гродненском аграрном университете 5 февраля 2014 г. состоялась презентация книги «Память. Белорусский пограничный округ», подготовленной доктором исторических наук Владимиром Верхосем. Автор 10 лет работал над книгой. Ему удалось восстановить 12 568 фамилий пограничников из 19 600 человек, которые служили в Белорусском пограничном округе к началу войны, а также имена тех, кому удалось влиться в партизанские отряды, и найти сведения о более 1300 военнослужащих, которые попали в плен.
В Витебском районе ведется активная работа по созданию «Книги Памяти граждан, погибших при защите Отечества». Тысячи людей по всей Беларуси да и из других стран постсоветского пространства ищут любую информацию о судьбе своих родных и близких, погибших во время войны. Однако каким образом, а главное, где найти такие данные, если после болезненных времен прошлого лихолетья прошло уже 70 лет? Услышать ответ на эти вопросы можно было на учебно-методическом семинаре по увековечению памяти защитников Отечества и жертв войн, который прошел на базе Новкинской средней школы. Однако экспертам не под силу отыскать множество документов и составить эту виртуальную энциклопедию. Помощниками в такой ответственной миссии станут школы района, где созданы специальные группы под руководством заместителей директоров по воспитательной работе.
В дополнение к историко-документальной хронике «Память» Климовичского района краевед Алексей Кожемяко, главный хранитель фонда районного музея Наталья Банышевская, директор централизованной библиотечной системы Татьяна Доменикан и учитель истории Наталья Козлова подготовили электронный вариант книги «Воины-климовчане в боях за освобождение Беларуси (октябрь 1943 – август 1944 г.)». Книга посвящена памяти воинов-климовчан, павших в боях на подступах к оборонительному сооружению Вермахта на территории СССР – линии «Фатерлянд» – и в операции «Багратион». В книге основное внимание уделено землякам, участникам боевых действий войск Советской Армии в период с октября 1943 по август 1944 г.
Народная память нужна и нам, и особенно новым поколениям, которым предстоит строить завтрашний день. Они должны знать, какой ценой белорусский народ вместе с другими народами СССР защитил свою страну от фашистского нашествия, отстоял право на жизнь. Эта память нужна нам, чтобы уберечься от кары беспамятства, чтобы не забыть нашей истории и героических традиций. Она поможет нам сохранить и приумножить нашу силу, морально-нравственные ценности, все то, что отстояло и защитило славное поколение Великой Отечественной. Важную роль в формировании исторических знаний учащейся молодежи, укрепления в их сознании памяти о героическом прошлом является спецкурс и факультатив «Великая Отечественная война советского народа (в контексте Второй мировой войны)», введенных в высших учебных заведениях и школах Республики Беларусь с 2004 г. Для успешного решения этой проблемы была разработана программа, подготовлены учебные пособия для учителей и учащихся.
В связи с подготовкой к празднованию 70-й годовщины освобождения Республики Беларусь от германских захватчиков и Победы советского народа в Великой Отечественной войне Министерство образования Республики Беларусь разработало и направило в учреждения образования специальный план подготовки и проведения мероприятий, связанных с празднованием знаменательных событий. В плане предусмотрен целый комплекс учебно-воспитательных мероприятий по гражданско-патриотическому воспитанию учащихся. Это и активизация деятельности школьных музеев как средства гражданско-патриотического воспитания учащихся, и поисково-исследовательская и туристско-краеведческая работа, и шефство над участниками Великой Отечественной войны, тружениками тыла и семьями погибших военнослужащих, и мероприятия по взаимодействию с воинскими частями и подразделениями, и проведение торжественных и военно-спортивных мероприятий. Организация работы по гражданско-патриотическому воспитанию учащихся будет осуществляться в рамках республиканской героико-патриотической акции учащейся молодежи «Спасибо солдатам Победы за то, что не знаем войны» с акцентом на мероприятия, подчеркивающие вклад белорусского народа в победу над гитлеровской коалицией во Второй мировой войне и историческое значение партизанского движения в Беларуси, мирный «почерк» внешней политики нашего государства. В ходе мероприятий важно подчеркнуть и интернациональный аспект данных событий, ведь победа в Великой Отечественной войне является подвигом многих народов, сплотившихся против фашизма.
В рамках акции учащиеся и студенты учреждений образования будут участвовать в республиканском конкурсе на лучший экспонат для новой экспозиции Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны; республиканском конкурсе учащейся молодежи «Документальный свидетель войны»; вахте памяти для активизации архивно-исследовательской работы по установлению имен, судеб и мест захоронений погибших в годы Великой Отечественной войны; открытии новых памятных мест, создании мемориальных зон; республиканской декаде гражданско-патриотических дел «Мы в памяти храним героев имена»; республиканском смотре-конкурсе музеев боевой славы учреждений образования «Их подвиг мы в сердце храним» и других, предусмотренных Планом подготовки и проведения мероприятий по празднованию 70-й годовщины освобождения Республики Беларусь от германских захватчиков и Победы советского народа в Великой Отечественной войне.
Важным фактом сохранения памяти о воинах, партизанах, подпольщиках, отличившихся в борьбе с врагом, является увековечение их имен в названиях населенных пунктов, промышленных предприятий, колхозов, совхозов, научных учреждений, вузов, техникумов, училищ, парков, площадей, проспектов, улиц, школ, установление мемориальных досок. Убедительным примером является столица Беларуси – Минск. Ее площади и улицы стали своеобразными памятниками славы героев Великой Отечественной войны. Сегодня в названиях улиц Минска благодарные минчане увековечили имена маршалов Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского, Ф. И. Толбухина, С. С. Бирюзова, И. И. Якубовского, генералов И. Д. Черняховского, И. Ф. Панфилова, И. Н. Руссиянова, П. С. Рыбалко, Л. М. Доватора, Л. И. Беды, Н. В. Ватутина, Я. Я. Фогеля и др., а также Н. Ф. Гастелло, А. К. Горовца, И. Н. Зубачева, П. И. Куприянова, Д. Г. Фроликова, партизан и подпольщиков Т. П. Бумажкова, И. А. Бельского, И. Д. Варвашени, С. А. Ваупшасова, В. Т. Воронянского, 3. 3. Галло, А. В. Гойшика, И. П. Казинца, К. А. Кедышко, В. 3. Коржа, П. М. Машерова, С. О. Притыцкого, П. К. Пономаренко, В. И. Талаша, В. 3. Хоружей.
Во всех городах и населенных пунктах Беларуси именами героев названы многие улицы, площади, парки, установлены мемориальные доски. Издан специальный энциклопедический справочник «Их именами названы…» [8]. В издании в краткой форме воссозданы и сохранены для потомков образы тех, о ком свято хранит память белорусский народ. Истинной летописью народного подвига стала книга «Навечно в сердце народном» [9], в которой собраны биографии более 2 тыс. Героев Советского Союза, представителей 42 национальностей, сражавшихся за освобождение Беларуси.
Значительным импульсом активизации работы по увековечению памяти героических подвигов защитников Отечества стала подготовка к празднованию юбилейных дат, посвященных выдающимся успехам войск Красной Армии на советско-германском фронте и Победы над нацистской Германией. В нашей стране всегда уделялось большое внимание чествованию ветеранов, оказанию им необходимой помощи, улучшению условий жизни, оказанию медицинских услуг и шефской работе со стороны молодежи. Как правило, государственные органы, общественные организации, учащиеся, студенческая молодежь организуют работу по и благоустройству мест захоронений героев Великой Отечественной войны.
Так, накануне празднования 65-й годовщины освобождения Беларуси от германских захватчиков Указом Президента Республики Беларусь от 29 июня 2009 г. № 355 22 населенных пункта страны были награждены вымпелом «За мужество и стойкость в годы Великой Отечественной войны». В их числе: Брест, Бобруйск, Борисов, Витебск, Гомель, Гродно, Жлобин, Заславль, Кличев, Кричев, Лида, Минск, Могилев, Молодечно, Орша, Полоцк, Скидель, городские поселки Бегомль, Лоев, Октябрьский (Карпиловка), Ушачи, деревня Острошицкий Городок. Торжества по случаю вручения вымпелов проходили в присутствии ветеранов войны и труда, широкой общественности и молодежи. Например 11 августа 2009 г. на Площади Победы города Бобруйска прошел торжественный митинг по случаю вручения вымпела. На торжественном митинге выступил председатель Могилевского областного исполнительного комитета области П. М. Рудник. Он вручил городу Бобруйску вымпел «За мужество и стойкость в годы Великой Отечественной войны» и Почетную грамоту. По окончании состоялся тематический концерт «Бобруйск – город воинской славы».
Ряд интересных мероприятий было организовано в период празднования 70-летия освобождения Беларуси от германских захватчиков. Во всех уголках нашей страны были проведены торжественные культурно-массовые мероприятия, тематические научно-практические конференции, концерты и акции памяти. Интересно и душевно прошли творческие встречи: «Наш подарок ветеранам», «Мелодии военных лет», «Весна 45-го года», «Любовь и война», «Письма с войны», «Творческая молодежь ветеранам», «Концерт-реквием», «Музыка белорусских композиторов о войне». Они были организованы в местах боевой славы, мемориальных комплексах, в том числе на Кургане Славы и «Хатыни», мемориальном комплексе «Прорыв» и музее «Битва за Днепр», «Буйничском поле» и Курганах Бессмертия. Масштабной акцией стал творческий марафон студенческой молодежи вузов культуры и искусства «Мы – наследники Победы». Его участники посетили памятные места, возложили цветы к могилам погибших, ухаживали за памятниками и могилами воинов. В числе мероприятий марафона – конференция «Молодежь Беларуси за мирное будущее», а также организация выставок, просмотр и обсуждение фильмов, спектаклей и телепередач о войне и т. д.
В канун 70-летия освобождения Беларуси развернута широкая массово-политическая работа по разъяснению значения разгрома германских войск в период операции «Багратион», показу массового героизма воинов, партизан, подпольщиков, самоотверженного труда работников тыла. Военно-патриотическая тематика не сходит со страниц газет, журналов, занимает большое место в передачах радио и телевидения. Рубрики «Никто не забыт, ничто не забыто», «Страницы боевой славы», «страницы подвигов» и другие сегодня являются самыми популярными. Повсеместно проходили встречи с участниками войны, тематические вечера, конкурсы, олимпиады, лекции, беседы, научные конференции.
Главным событием в канун празднования 70-летия освобождения Беларуси явилось открытие в Минске 2 июля 2014 г. нового Музея истории Великой Отечественной войны – крупнейшего хранилища реликвий Победы. В торжественной церемонии открытия нового музея приняли участие президент Беларуси А. Г. Лукашенко и президент России В. В. Путин.
Выступая на открытии музея, Президент Республики Беларусь А. Г. Лукашенко обратил внимание на недопустимость перекраивания истории под конкретный политический заказ. Президент подчеркнул, что только «…благодаря единству многонационального советского народа, от мала до велика вставшего на защиту общего Отечества, удалось разгромить мощного, до тех пор непобедимого врага. Притом не просто изгнать агрессора со своей территории, но и освободить все человечество от угрозы фашистского порабощения, – подчеркнул А. Г. Лукашенко. – Именно поражение гитлеровцев на Восточном фронте определило исход Второй мировой войны, а затем и все послевоенное мироустройство» [10].
Далее А. Г. Лукашенко отметил, что Беларусь всегда была против искажения правды о войне и стала первой в мире страной, которая создала Музей Великой Отечественной войны.
Новое здание музея, увенчанное стеклянным куполом, высится возле стелы «Минск – город-герой». Главный фасад здания музея выполнен в виде символических лучей салюта Победы. На каждом луче – скульптурные рельефы о событиях войны.
В архитектурной задумке музей состоит из четырех блоков – по числу военных лет. В музее 10 экспозиционных залов и зал Победы. Экспонаты, свидетели страшной войны, вместе с современным интерактивным мультимедийным сопровождением помогут посетителям музея «прожить» войну от начала до ее победного завершения. Богаты музейные фонды, насчитывающие более 143 тыс. оригинальных экспонатов.
Увековечивание памяти тех, кто в суровые сороковые своим ратным трудом отстаивал свободу и независимость Родины, – это не только естественная потребность историков, политиков, но и общественная необходимость. Героические страницы военной истории – это то, что позволяет укреплять связующую нить поколений, это богатейший материал патриотического воспитания молодого поколения. Практически вся территория Беларуси была превращена в арену всенародного сопротивления германским захватчикам. С тех пор выросло не одно поколение людей, которое встречает рассвет не под звуки артиллерийских разрывов и пронзительный вой сирен, а под мирным небом. Заслуга в этом тех, кто в суровые годы военного лихолетья не покорился врагу, не стал пережидать опасность, не поддался мимолетной панике, а встал в ряды защитников своего Отечества, сражался в рядах Красной Армии, вел борьбу в рядах партизан и подпольщиков, самоотверженно трудился в советском тылу, приближая победу.
Белорусский народ свято чтит героические подвиги участников Великой Отечественной войны. Несмотря на то, что прошло 70 лет со дня освобождения Беларуси, в памяти белорусского народа события военного времени по-прежнему занимают важное место. Живет людская память о тех, кто своей героической борьбой обеспечил свободу, спас белорусский народ от физического уничтожения. Она не только в сердцах людей, но и в многочисленных мемориалах и памятниках, установленных благодарными потомками всем тем, кто ценой своих жизней остановил нашествие коричневого варварства. Она хранится в названиях улиц, в экспозициях музеев, во многих научных трудах и мемуарных изданиях, кинофильмах и художественных произведениях белорусских писателей, поэтов и художников, многочисленных интернет-сайтах о Великой Отечественной войне.
Все меньше среди нас людей, кто не понаслышке знает о всех ужасах войны. Это была война всего народа, ее прочувствовал каждый живущий в стране человек. Память о героических и трагических событиях войны важно сохранить генетически, чтобы не прерывалась связь поколений. Долгом ныне живущих поколений должна стать наша благодарность всем сражавшимся за Отечество. Мы склоняем головы перед памятью тех, кого уже нет, и ныне живущими ветеранами. Сегодня, в канун 70-летия освобождения Беларуси от германских агрессоров, мы отдаем дань уважения всем, кто сокрушил коричневую чуму XX века. Память о героическом ратном подвиге будет помогать белорусскому народу укреплять его морально-нравственные качества, чтобы успешно претворять в жизнь огромные планы построения независимой Республики Беларусь.
Источники и литература
1. Итоги второй мировой войны. – М.: Изд-во иностр. лит., 1956.
2. Карел, П. «Канны» на Березине / П. Карел // От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. – М., 1988.
3. Беларусь в годы Великой Отечественной войны: 1941–1945. – Минск, 2005. – С. 448.
4. Шиманский, М. Была высота безымянной, а стала Лудчицкой / М. Шиманский // Рэспубліка. – 2009. – 5 дек.
5. Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне: 1941–1945: энцыкл. – Мінск, 1990.
6. Броня на пьедестале [Электронный ресурс]. Режим доступа: -by.ucoz.ru/publ/ voennaj a_tekhnika/vo ennaj atekhnikanapo stamentakhimuzej akhrbl chast/4 -1 – 0–3.
7. Слава героям Днепра! // Правда. – 1943. – 17 окт.
8. Их именами названы..: энцикл. справ. – Минск, 1987. – 712 с.
9. Навечно в сердце народном. – Минск, 1984. – 607 с.
10. Открытие нового здания музея истории Великой Отечественной войны [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -lukashenko-primet-uchastie-v-otkry tii-novogo – zdanij a-muzej a-istorii-velikoj – otechest vennoj – vojny-9187/.
Выступления на секциях
Секция 1
Великая Отечественная война в памяти народной: социологический анализ
И В. Котляров (Минск)
Мой отец встретил Великую Отечественную войну в форме пограничника 22 июня 1941 г. в четыре утра на границе под Перемышлем. Тогда на него, молодого человека, фашистские самолеты обрушили тонны бомб. Он до последнего патрона защищал свою Родину – Советский Союз и весь мир от коричневой чумы. После Великой победы он неоднократно с гордостью говорил: «Мы победили фашизм». Да, действительно, старшее поколение победило коричневую чуму, а их дети и внуки не смогли развить эту победу.
Сегодня наступило время Брейвиков, и фашизм наступает по всем фронтам. Он уже не угроза и не химера, он уже во дворе и способен пройти «по главной улице с оркестром», с криками «зиг хайль», под знаменами Степана Бандеры и Романа Шухевича. Фашизм шествует в идеологическом, политическом, физическом, ментальном и духовном смыслах. Современные неандертальцы, считающие себя интеллектуалами и интеллигентами, и свиньей, как «псы-рыцари», лезущие в Европу, с диким восторгом, с сияющими и самодовольными улыбками крушат памятники Ленину, а затем отгрызают куски от поверженного Ильича на сувениры. В центре Европе на глазах восторженной толпы заживо жгут стариков и детей. «О, святая простота» – говорил Ян Гус старушке, подкладывающей вязанку хвороста в костер, на котором горел мыслитель. И те, кто сегодня не замечает возрождения фашизма, готовят вязанки хвороста, заточенные штыри, «коктейли Молотова» и для себя, своих семей, родных и близких.
Великий итальянский революционер Антонио Грамши незадолго до Второй мировой войны писал из фашистской тюрьмы: «Старый мир умирает, и мир новый борется за собственное рождение – наступает время чудовищ». Остановить чудовище могут только люди, много людей, тогда и никакой Брейвик не страшен. Для эффективной борьбы с фашизмом очень важно знать мнение людей, их желания, стремления, чувства. Каковы они сегодня?
На этот вопрос может ответить, прежде всего, социология. Социология знает все – утверждали замечательные российские писатели Илья Ильф и Евгений Петров. Она способна получить огромное количество информации по самым различным проблемам. Социология ближе других наук находится к людям, прекрасно знает, что они думают, как относятся к своим друзьям и соседям, проблемам и властным структурам. Людям важно четко знать цели и ценности, заслуживающие того, чтобы их защищать и за них бороться, предвидеть, по крайней мере, контуры будущего. «Средняя температура по больнице», которую очень часто критикуют политики и журналисты, помогает ответить на важный для каждого человека вопрос: «А болеет ли общество в целом?».
Социологию постоянно пытаются использовать в своих корыстных интересах различные политические силы. Некоторые социологические структуры в нашей республике, не проводя никаких социологических исследований, не имея аккредитации Комиссии по опросам общественного мнения при Национальной академии наук Беларуси, выдают свою информацию за истину в последней инстанции. Но самый вопиющий случай произошел в конце апреля 2014 г. Агентство «РИРА Донбасс» на всю Украину заявило, что Институт социологии НАН Беларуси 21–22 апреля 2014 г. проводил в Луганской области социологический опрос, в рамках которого респондентам было предложено ответить на вопрос: «Поддерживаете ли вы граждан, захвативших здание Луганской областной СБУ и настаивающих на проведении референдума о федерализации области (с последующим присоединением к Российской Федерации)?» Ничего подобного мы не проводили. Опубликованные результаты были придуманы нечистоплотными людьми и использовались для решения собственных проблем. В связи с появлением в интернет-СМИ данных социологического опроса Институт социологии потребовал поместить опровержение, но, к сожалению, это не было сделано, даже – наоборот: Агентство «РИРА Донбасс» с ссылкой на институт подтвердила правильность лживой информации. Однако данный случай в очередной раз подчеркнул необходимость и силу социологии и ответственности социологов за свои действия. В этих условиях особенно важны результаты социологических исследований, проведенных Институтом социологии НАН Беларуси в конце 2013 г. Ученые изучили отношение белорусов к Великой Отечественной войне, к победе над фашистской Германией. Выборочная совокупность опрошенных представителей различных социальных групп и регионов республики репрезентативна, что позволяет считать результаты социологических исследований достоверными, отражающими общественное мнение и оценочные суждения жителей Беларуси.
Великая Отечественная война и Великая Победа вобрали в себя 1418 дней и ночей между 22 июня 1941-го и 9 мая 1945-го, миллионы унесенных жизней, страдания и надежды, ненависть и героизм, страх и горе, так же как радость и торжество, гордость и счастье со слезами на глазах. Социологи определяли, помнят ли жители нашей страны эти события, чтят ли тех, кто героически сражался за будущее Родины. Историю как прошедшую социальную реальность, события и процессы прошлой жизни людей нельзя ни изменить, ни подправить, но ее можно забыть и потом жалеть об этом. Память о войне – это память о наших предках, их жизни и подвигах, героизме на фронте и в тылу, партизанских отрядах и подполье, любви и ненависти. Война против исторической памяти о Великой Отечественной войне – это не просто диверсия против отцов и дедов, бабушек и матерей. Это и удар по будущему каждой семьи и Отчизны в целом.
Социологические исследования показали, что память о Великой Отечественной войне – это в настоящее время единственное историческое событие, которое в значительной степени объединяет население нашей страны, России и бывших союзных республик, которое подавляющее большинство людей оценивает как выдающийся период советской истории, как событие, которое характеризует дух, мужество и характер великого советского народа.
Результаты социологического исследования доказали, что подвиги ветеранов не забыты. Их помнят и знают! Ими гордятся! Что очень важно, по имени называют своих дедов и прадедов, а также бабушек и их сестер – участников Великой Отечественной войны, поклоняются им, бережно хранят их фотографии, знают, где они воевали, за что сложили головы. «Портреты ветеранов на стене – это не шаг в прошлое, как утверждают некоторые, это дверь в будущее» – убеждена старшеклассница из небольшого белорусского городка. И эта девушка не предаст своих стариков, не продаст свою Родину.
88,7 % жителей страны убеждены, что победа в Великой Отечественной войне – это важнейшее событие в истории белорусского народа, что это Великая победа наших отцов и дедов, героический подвиг всего советского народа. Пройдя через сложнейшие испытания, народ осознает самого себя, меру своей силы, воли к жизни, осознает свою роль в собственной и мировой истории. Следует подчеркнуть, что практически все социальные группы, все возрасты примерно одинаково воспринимают важность и значение Великой победы. «Если бы не было Великой победы в Великой войне, и нашей страны, и нас самих не существовало бы, это надо знать каждому жителю Беларуси» – отмечает 20-летний студент. Представитель куда более старшего поколения убежден, что «надо знать уроки истории, чтобы ничего подобного не повторилось впредь».
90 % белорусских юношей и девушек в возрасте до 30 лет считают победу в Великой Отечественной войне важнейшим событием в истории белорусского народа. Несколько критичнее отношение к Великой победе у тех поколений, которые сформировались во время перестройки и первые годы национальной независимости. И все же следует отметить, что белорусские данные значительно выше, чем у российских друзей и коллег.
Белорусский народ оценивает Великую Отечественную войну как символ мужества советского народа, а ее итоги и последствия – как знаковые для нашей Родины. Война против фашизма была самой тяжелой из всех войн в истории Отечества. Она стала суровым испытанием жизнеспособности Советского Союза, Великой Отечественной войной советского народа за свободу и независимость. Именно – Великой и именно – Отечественной. Историческая память о Великой Отечественной войне, победе над нацизмом является системообразующим, основополагающим элементом духовного сознания белорусского народа, фактором его сплочения и мобилизации на преодоление имеющихся проблем, на решение стоящих перед обществом экономических, социальных и политических задач.
Сегодня перед государством, политическими структурами и гражданским обществом стоит сложная задача – сохранить эту память у юношей и девушек на долгие годы, постоянно формировать ее у подрастающего поколения. Забывая подвиги своих предков, человек теряет тот нравственный стержень, уникальный патриотический дух, который чтим и уважаем во всем мире. До тех пор, пока будет жить память о победе в Великой Отечественной войне, День Победы будет одним из самых великих и почитаемых праздников белорусского народа, а сегодняшние дети будут продолжать дело своих отцов. Кроме того, как считают многие респонденты, праздник Великой Победы является важнейшим фактором консолидации народов многих государств, проявляющих благодарность и признательность Советскому Союзу, советскому народу, выполнившим Великую освободительную миссию. Об этом говорят и многочисленные интервью гостей Беларуси в дни всенародного торжества.
На вопрос «С чем из нижеперечисленного в первую очередь у Вас ассоциируется участие Беларуси и белорусского народа в Великой Отечественной войне?» более половины жителей страны заявили – это освобождение Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Среди других ответов респонденты выбрали – массовое партизанское движение (13,4 %), защита Брестской крепости (9,5 %) и т. д.
Социологи спрашивали: «Какие чувства Вы испытываете в связи с 70-летием освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков?» Более двух третей жителей страны испытывают чувство благодарности участникам войны, спасшим страну от порабощения, чувство гордости за Великую страну, победившую фашизм.
Говоря об источниках информации о Великой Отечественной войне, следует отметить их большое разнообразие. Для представителей старших поколений мужского пола важным носителем знаний о войне была армия, в то время как большинство юношей и девушек получали сведения из средств массовой информации, прежде всего, электронных.
Три четверти граждан Республики Беларусь в целом удовлетворены тем, как в Беларуси освещаются эти события. Однако это несколько меньше, чем пять лет назад.
Книга у старших поколений всегда была окном в мир и настоящим другом, спутником в свободное время и главным источником информации. Наиболее любимыми книгами старших поколений являются «Живые и мертвые» Константина Симонова и «Семнадцать мгновений весны» Юлиана Семенова, «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого и «Молодая гвардия» Александра Фадеева, «Они сражались за Родину» и «Судьба человека» Михаила Шолохова, «Блокада» и «Победа» Александра Чаковского, «В августе сорок четвертого» Владимира Богомолова и «Горячий снег» Юрия Бондарева, «А зори здесь тихие» Бориса Васильева и «Реквием каравану PQ-17» Валентина Пикуля. «Звезда» Эммануила Казакевича и «Дорогой мой человек» Юрия Германа. Гораздо меньше любимых книг о войне у младших поколений.
Важную роль в формировании знаний о войне и оценке военных событий играет кино. Половина населения страны получают такую информацию из важнейшего, по словам В. И. Ленина, искусства. Есть фильмы, любовь к которым объединяет все поколения. Среди них – «В бой идут одни старики» и «Летят журавли», «А зори здесь тихие» и «Семнадцать мгновений весны», «Они сражались за Родину» и «Освобождение», «Офицеры» и «Белорусский вокзал».
В то же время у респондентов есть существенные претензии к национальной литературе и кинематографу. Как они утверждают, за последние двадцать лет в Беларуси не написано ни одного романа о Великой Отечественной войне, который будут читать, которым будут гордиться будущие поколения. Имея великолепные традиции (многие поколения воспитывались на фильмах «Константин Заслонов» или «Дзяўчынка шукае бацьку», а киностудия «Беларусь-фильм» совсем недавно называлась в народе «Партизанфильм»), белорусские кинематографисты в последние годы так и не смогли создать национальных шедевров типа «Летят журавли» или «А зори здесь тихие».
Почти половина респондентов получают информацию о войне из средств массовой информации, пять лет назад таких респондентов было 60,8 %. Телевидение и радио, газеты и журналы снизили свою активность и результативность, причем значительно. Самая большая претензия респондентов – отсутствие чувства нормы и вкуса при освещении военных событий. Часто какому-то не очень важному событию, вполне вероятно, родившемуся в головах авторов, придается глобальное значение, оскорбляющее историческую память о Великой войне. Как результат, по нашему телевидению постоянно кочуют с канала на канал фильмы, по мнению ветеранов, с заведомой ложью о войне. Среди них респонденты называли «Штрафбат» и «Полумгла», «Сволочи» и «Сталинград», «Иди и смотри» и, к сожалению, многие другие.
Пятая часть респондентов получают информацию из личных бесед с ветеранами. И хотя ветеранов становится все меньше и меньше, активность их продолжает оставаться достаточно высокой. Это очень важно для подрастающего поколения. Они умные, образованные, грамотные молодые люди, но у многих из них отсутствует тот стержень, который имеется у ветеранов Великой Отечественной войны и который помог им победить.
Каждый четвертый респондент получает сегодня информацию о Великой Отечественной войне через систему образования. Респонденты отмечали, что у нас всегда были хорошие учебники истории. Эти учебники утверждали, показывали, доказывали, что советский народ – народ-победитель. А это рождало гордость за свою страну, свой народ и свою армию. Огромную гордость и радость приносили школьные музеи. Сегодня, как утверждают многие эксперты, интерес к школьным музеям воинской славы у чиновников и руководителей учреждений образования снизился.
Внимание белорусского общества в последние годы все чаще концентрируется на проблеме формирования мировоззренческих, гражданско-патриотических качеств подрастающего поколения. В общественном сознании формируются и укрепляются модели, концепции научного обоснования патриотического воспитания детей и молодежи Республики Беларусь. В стране прекрасно понимают, что будущее необходимо строить на прочном фундаменте, и этот фундамент – патриотизм. Патриотизм как нравственное начало и система социально-политических отношений является мощным фактором и необходимым условием для совершенствования белорусского общества и защиты национальных интересов, уважения к истории и традициям, духовным ценностям белорусского народа. Патриотизм, любовь к Родине, гражданственность носят деятельный характер. Поэтому информирование осуществляется в процессе разнообразной и целенаправленной познавательной и практической деятельности подрастающих поколений. Высшей ценностью в Беларуси является человек, умеющий и способный любить и защищать страну, мать, женщину, а высшей ценностью самого человека является любовь к Родине. Будущее Беларуси во многом зависит от готовности молодых поколений к защите белорусского национального государства, к достойным ответам на исторические вызовы и риски.
Для дальнейшего развития белорусских государства и общества очень важно, чтобы такие дефиниции, как патриотизм, патриот, Родина, Отчизна, гражданин, чувство долга, стали значимыми для молодых людей. Однако, к сожалению, в последнее время работа по формированию патриотических качеств ведется не совсем качественно и системно. Людей, настроенных патриотически, понимающих важность и необходимость патриотического воспитания, в нашей стране достаточно много, но эта работа строго не структурирована. Здесь нет мелочей. Работа не должна быть формальной. Необходим постоянный и системный поиск. Приведу только один, но очень интересный пример. Социологические исследования, проведенные нами, показали, что 95 % начинающих хоккеистов приходят в большой спорт для того, чтобы на чемпионатах мира, Олимпийских играх защищать честь своей Родины – Республики Беларусь и практически не думают о долларах и евро. К 14–16 годам хоккеистов с такими ценностными ориентациями остается примерно половина. Но когда они вырастают, некоторые заявляют, как, например, перед отборочными играми накануне сочинской Олимпиады: «Сначала заплатите, потом играть будем». Президент страны поставил задачу формировать патриотические качества у молодых спортсменов, да и не только у них. Однако некоторые чиновники, даже высокопоставленные, утверждают, что это сделать нереально. Жизнь показывает, что это трудно, сложно, но при желании можно. Начинающий хоккеист два раза в день тренируется, еще к занятиям в школе готовится, ему больше нет ни до чего дела. Он даже не знает, что в нашей стране есть Хатынь или «Линия Сталина». Но если его хотя бы один раз в две недели или раз в месяц отвезти в Беловежскую пущу, сводить в музеи – Великой Отечественной войны или исторический, организовать встречи со знаменитыми людьми, олимпийскими чемпионами, такими как Дарья Домрачева или Александр Медведь, рассказать о героях Великой Отечественной войны, то этот подросток, стоящий на пороге большой жизни увидит, почувствует, поймет, что он живет действительно в великой стране – Республике Беларусь и защищать ее – огромная честь, которая дороже всяких долларов. Вспоминаю, как мальчик после такой целенаправленной работы в рамках социального эксперимента социологической диссертации с гордостью стал постоянно говорить «моя Беларусь», а не «эта страна». И очень жаль, что из-за некоторых чиновников, людей, не любящих свою Родину, белорусские спорт и хоккей, Институт социологии три года не может создать сектор социологии спорта, изучающий ценностные ориентации и патриотические качества спортсменов, а сами исследования практически прекращены.
Если бы концепция этой работы была внедрена в спортивную жизнь страны несколько лет назад, белорусская национальная команда по хоккею на чемпионате мира могла бы быть в турнирной таблице значительно выше, чем на седьмом месте. Чемпион мира – сборная России – команда лидеров. В нашей команде были лидеры, но их личностных качеств и умений, усилий и возможностей явно не хватило, чтобы победить, например, шведов. А настоящей работы по формированию лидеров в командных видах спорта, по формированию у них патриотических чувств в нашей стране практически не ведется.
Национальные идеалы и традиции, любовь к Родине, которые с особой силой проявились в Великой Отечественной войне, являются высшей нравственной ценностью, основой патриотического воспитания подрастающего поколения. Социологические исследования показывают, что у определенной части молодежи произошла деформация такого глубокого нравственно-патриотического качества, как любовь к Родине, к отчему дому, родителям, родной природе, народу. Такая дефиниция, как «патриотизм» сегодня находится в низшей части «турнирной таблицы» нравственных приоритетов белорусского общества. И что бы не говорили, ему еще долго придется предпринимать значительные усилия, чтобы хотя бы приблизиться к легендарному патриотизму времен Великой Отечественной войны, породившему массовый героизм.
Респонденты отметили, что кропотливая работа по формированию патриотических качеств должна проводиться с каждым молодым человеком. Ведь патриотическое воспитание – это процесс сложный, длительный и кропотливый, который должен начинаться с первой минуты жизни человека и вестись без перерывов на обед. Для этого можно использовать проверенные формы и методы, они дают хороший эффект, но не должно быть никаких шаблонов, которые надоели людям. В век современных технологий и инноваций необходим постоянный поиск новых методов работы.
Патриотическое воспитание играет важнейшую роль в формировании молодого человека как личности. Оно детерминирует его взгляды на жизнь, жизненные установки, а значит, и конкретные действия. И от того, что попадет в головы подрастающих поколений сегодня, зависят как выступления национальной сборной команды на чемпионате мира по хоккею, так и судьба нашей Отчизны – Республики Беларусь.
Значительную лепту в решение проблемы формирования патриотизма могли бы внести политические партии страны. Однако в отличие от ветеранских организаций они так и не нашли своего места в белорусском обществе, не созрели для решения насущных общественных проблем. Партии практически не влияют на политические процессы в стране. Их рейтинг составляет от 0,1 до 1,5 %. Как показывает политическая реальность, левые политические партии даже не попытались использовать юбилей Великой победы для повышения своего авторитета. Они предали своих коллег из Украины, растоптанных и растерзанных на Майдане. И вообще нельзя эффективно руководить политическими структурами, сидя в кожаном кресле в уютном и теплом кабинете.
У некоторых наших соседей определенным политическим силам очень хочется вычеркнуть из сознания новых поколений историческую память, святое патриотическое чувство сопричастности к Победе в Великой Отечественной войне, посеять межнациональную неприязнь и конфронтацию. Историю Великой Отечественной войны в прямом и переносном смысле этого слова пытаются стереть с лица Земли. Правду убирают из школьных учебников, вычеркивают из исторической памяти. Искажается реальная действительность, подменяются понятия, навязываются жизненные ценности, которые чужды большинству людей. Что это? Умственный паралич или неконтролируемое сокращение желудка, стремящегося избавиться от накопившейся ядовитой желчи. Нынешние правители отдельных государств пытаются воспитать поколение гоблинов, сделать так, чтобы наркотики заменили им память и честь, любовь и порядочность, патриотизм и уважение к своим старикам. Слышать и видеть, читать и знать такое – горько, страшно и обидно. А ведь эти государства и их народы, как и все человечество, должны быть бесконечно благодарны Советскому Союзу, советскому народу, Красной Армии, партизанам и подпольщикам за ту безмерную жертву, которую они положили на алтарь Победы, за тот бессмертный подвиг, который они совершили.
Каждый житель Беларуси может внести свой посильный вклад в общее Великое Дело – сохранение исторической памяти народа. Он может рассказать своим детям и внукам об их прадеде – участнике Великой Отечественной войны, организовать встречу с ветеранами в школе или сельском Доме культуре, провести урок мужества в учебном заведении, принести экспонаты в школьный музей или цветы к мемориалу, посадить дерево у могилы павшего воина.
Никто не забыт, ничто не забыто – это не дежурный лозунг, это крик души белорусских людей. Так в белорусском обществе было всегда, так и должно быть завтра. Память о прошлом объединяет нас. Память о Великой победе в Великой войне необходимо сохранить навсегда. Пока она жива, Республике Беларусь не страшны никакие кризисы и катаклизмы, бифуркации и давление. Как показывают социологические исследования, жители Беларуси с этим полностью согласны и делают все, чтобы так было всегда. Но, как сказал в свое время великий чехословацкий публицист, коммунист Юлиус Фучик: «Люди, будьте бдительны!». Его «Репортаж с петлей на шее» должен быть напоминанием и предостережением для тех, кто забывает историю, пытается ее переписать, стереть народную память о своих героях.
Новыя падыходы да вывучэння вызвалення Беларусі ад нацысцкіх акупантаў у сучаснай айчыннай гістарыяграфіі
У. В. Здановіч (Брэст)
У 2014 г. споўнілася 70 гадоў вызвалення Беларусі ад захопнікаў. За пасляваенны час навукоўцамі даследаваны шырокі і мнагапланаваны спектр пытанняў па азначанай праблеме. У адпаведнасці з ідэалагічнымі ўстаноўкамі і задачамі ваенна-патрыятычнага выхавання намаганні гісторыкаў савецкага перыяду былі накіраваны на паказ поспехаў наступальных аперацый, гераізму салдат і афіцэраў Чырвонай Арміі, партызан і падполыпчыкаў пры вызваленні тэрыторыі Беларусі ад акупантаў. Асаблівая ўвага надавалася аперацыі «Баграціён», якая падавалася як узор спалучэння стратэгіі і тактыкі.
Для сучаснай айчыннай гістарыяграфіі характэрным стаў плюралістычны падыход да асвятлення завяршальнага этапу Вялікай Айчыннай вайны, асаблівасцю якога з’яўляецца фарміраванне розных, часам ирама супрацьлеглых поглядаў на падзеі Вялікай Айчыннай вайны, трактоўку асобных яе сюжэтаў, ацэнку асноўных этапаў і вынікаў. Разам з навукова абгрунтаванымі сустракаюцца спрэчныя, непераканаўчыя, нават амбіцыйныя заключэнні, якія не пацвярджаюцца гістарычнымі фактамі і аргументамі. Сур’ёзныя даследчыя працы часам падмяняюцца часопіснымі і газетнымі артыкуламі, напісанымі нярэдка некампетэнтна, без глыбокага ведання падзей Вялікай Айчыннай вайны. Разам з ранейшымі догмамі савецкага перыяду пачало знікаць і рэальнае, праўдзівае асвятленне гісторыі.
Аналізуючы постсавецкую гістарыяграфію вызвалення рэспублікі ад акупантаў у ёй можна выдзеліць тры асноўныя напрамкі. Папершае, значнае пашырэнне крыніцазнаўчай базы. Для даследчыкаў былі адкрыты (хаця і не поўнасцю) фонды Палітбюро і Сакратарыята ЦК ВКП(б), фонды раней закрытых дзяржаўных і ведамасных архіваў, у тым ліку Камітэта дзяржаўнай бяспекі, Міністэрства ўнутраных спраў і Міністэрства замежных спраў Гісторыкі пачалі выкарыстоўваць дакументы і матэрыялы архіваў замежных краін, у першую чаргу Германіі і Полынчы. У 1990-я – пачатку 2000-х гг. была прадоўжана праца па публікацыі матэрыялаў, прысвечаных перыяду Вялікай Айчыннай вайны. Толькі на працягу 2005–2010 гг. супрацоўнікамі дзяржаўных архіваў Рэспублікі Беларусь падрыхтавана і выдадзена 25 зборнікаў дакументаў [1, с. 12].
Складальнікамі зборнікаў была праведзена значная праца па апрацоўцы і падрыхтоўцы да друку разнастайных крыніц, выяўленых пераважна ў архівах, у тым ліку замежных і айчынных ведамасных. Дакументальныя зборнікі, якія з’явіліся ў 1990-я – пачатку 2000-х гг., у пераважнай большасці мелі тэматычны характар. Адной з асаблівасцей дадзенага перыяду з’явілася падрыхтоўка дакументальных зборнікаў супрацоўнікамі архіваў сумесна з навукова-даследчымі інстытутамі, грамадскімі аб’яднаннямі, замежнымі партнёрамі. Яскравым прыкладам такога супрацоўніцтва з краінамі далёкага і блізкага замежжа сталі выданні, падрыхтаваныя сумеснымі намаганнямі беларускіх і расійскіх архівістаў [2, 3].
Па-другое, выдзяленне разам з традыцыйнымі тэмамі новых актуальных накірункаў даследавання, якія ў савецкі час па розных прычынах заставаліся па-за ўвагай даследчыкаў Так, не знайшлі грунтоўнага асвятлення ў савецкай айчыннай гістарыяграфіі 11 баявых аперацый (6 на аршанскім, 2 на багушэўскім і 3 на віцебскім накірунках) па вызваленні ўсходніх раёнаў рэспублікі, праведзеныя Заходнім фронтам у перыяд з 12 кастрычніка 1943 г. па 1 красавца 1944 г., нягледзячы на тое, што дадзеныя аперацыі з’яўляліся састаўной часткай так званых «дзесяці сталінскіх удараў». Прычыну такой сітуацыі растлумачылі аўтары кнігі «Беларусь в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945» [4]. «Няўдалыя дзеянні войск Заходняга фронта, – адзначаюць гісторыкі, – моцна дысаніравалі з грандыёзнымі поспехамі савецкіх войск на Левабярэжнай і Правабярэжнай Украіне, пры зняцці блакады Ленінграда, таму аб баявых дзеяннях фронта восенью 1943 – вясной 1944 г. пісалася вельмі мала» [4, с. 430].
Вынікі баявых дзеянняў Заходняга фронту былі прааналізаваны Надзвычайнай камісіяй Дзяржаўнага камітэта абароны пад кіраўніцтвам Г. М. Малянкова. У падрыхтаваным Камісіяй дакладзе адзначалася: «Усе гэтыя аперацыі закончыліся няўдала, і фронт сваіх задач не выканаў. Hi ў адной з пералічаных аперацый абарона праціўніка не была прарвана нават на тактычную глыбіню, аперацыі вызначаліся нязначным укліньваннем у абарону праціўніка пры вялікіх стратах нашых войск…» На падставе дакладу Камісіі камандаванне Заходняга фронту было адхілена ад кіраўніцтва, а Заходні фронт падзелены на 2-гі і 3-ці Беларускія [4, с. 430]. Адным з першых, хто звярнуў увагу на няўдалыя аперацыі па вызваленні Оршы, Віцебска, Магілёва, стаў ўраджэнец Беларусі I. В. Цімаховіч у выдадзенай у 1994 г. кнізе «Битва за Белоруссию: 1941–1944». Аўтар лічыць, што асноўнымі прычынамі невыканання Заходнім фронтам пастаўленых задач з’яўляліся «недастатковае ўзаема-дзеянне стралковых і танкавых войск, артылерыі і авіяцыі пры прарыве абароны і развіцці поспеху наступления; кепская арганізацыя разведкі, таму многія аб’екты праціўніка не былі выкрыты; шаблоннае прымяненне спосабаў атакі і маруднасць, няўменне весці хуткія манеўраныя дзеянні на полі бою» [5, с. 128]. Адзначаючы, што «несумненна дзеянні Заходняга фронту нельга прызнаць паспяховымі» [5, с. 127], гісторык падкрэслівае, што, тым не менш, «наступальныя дзеянні трымалі ў напружанні гітлераўскае камандаванне, стрымлівалі буйныя сілы ворага, не дазвалялі яму перакідваць адсюль дывізіі на паўднёва-заходні напрамак» [5, с. 127].
3 пазіцый новых канцэптуальных падыходаў дзеянні савецкіх войскаў па вызваленні Беларусі ад захопнікаў разглядаюцца ў працах У. I. Лемяшонка. Разнастайныя аспекты гэтай тэмы, распрацаваныя У. I. Лемяшонкам ў асобных артыкулах, знайшлі канцэнтраванае ўвасабленне ў кнізе «Вызваленне без грыфа «Сакрэтна», выдадзенай у 1996 г. Прызнаючы поспехі Чырвонай Арміі пры вызваленні ўсходніх раёнаў Беларусі восенню і зімой 1943–1944 гг., аўтар не пакідае па-за ўвагай і пралікі, якія не дазволілі ў поўным аб’ёме выканаць пастаўленыя заданы. У якасці асноўных прычын невыканання пастаўленых задач беларускі гісторык выдзяляе «…нездавальняючае кіраўніцтва з боку камандавання франтоў, грубыя парушэнні некаторымі камандзірамі і штабамі правілаў арганізацыі забеспячэння і вядзення наступу. Не заўсёды ўдала ствараліся групоўкі войскаў… Былі недахопы ў выкарыстанні танкаў і ў арганізацыі разведкі. У выніку савецкія войскі неслі цяжкія страты і павольна прасоўваліся наперад» [6, с. 41].
Высновы беларускіх даследчыкаў аб тым, што прычынамі няўдач наступальных аперацый Заходняга фронту ў Беларусі восенню 1943 – зімой 1944 гг. былі не толькі аб’ектыўныя абставіны (недастатковая колькасць тэхнікі, узбраення, боепрыпасаў, асабовага складу, неспрыяльныя кліматычныя умовы, магутныя абарончыя збудаванні праціўніка), але і суб’ектыўныя факты, супадаюць з ацэнкамі іх расійскіх калег. Так, У. I. Фясенка ў сваёй кандыдацкай дысертацыі да суб’ектыўных прычын адносіць няўзгодненасць дзеянняў прадстаўнікоў Стаўкі Вярхоўнага Галоўнакамандавання і штабоў франтоў і армій, недастатковую прапрацаванасць планаў аперацый [7].
I айчынныя, і расійскія гісторыкі салідарны таксама ў тым, што дадзеныя аперацыі не былі поўнасцю правальнымі. Вынікам іх правядзення сталі значныя страты германскіх войск, а таксама немагчымасць для нямецкага камандавання перакінуць дадатковыя сілы на другія ўчасткі ўсходняга фронту, на якіх вырашаліся больш важныя стратэгічныя заданы. Акрамя У. I. Фясенкі, аналагічную думку на старонках часопіса «Военная мысль» выказаў удзельнік баёў па вызваленні Беларусі М. А. Гарэеў [8].
Не абмінулі ўвагай даследчыкі і балючую праблему – якой цаной была заваявана перамога. «3 23 чэрвеня і да канца ліпеня, – адзначае I. В. Цімаховіч, – калі вяліся баявыя дзеянні па вызваленні тэрыторыі Беларусі, страты чаты-pox франтоў склалі 440 879 чалавек, ці 29,8 % ад агульнай колькасці іх асабовага складу да пачатку аперацыі, у тым ліку было забіта 97 232 чалавекі. За перыяд аперацыі франты згубілі 2 957 танкаў і САУ, 822 самалёты, 2 447 гармат і мінамётаў, што складала адпаведна 60 %, 22 % і 6 % ад іх колькасці пры пераходзе ў наступление» [5, с. 233–234].
«У сярэднім у суткі гінула болей 2600 чалавек» дадаюць аўтары выдання «Беларусь в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945» [4, с. 448].
Неабходна адзначыць, што прыведзеныя дадзеныя ўзяты з грунтоўнага расійскага даследавання «Гриф секретности снят: потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военнных конфликтах» [9, с. 371].
Варта заўважыць, што сучасная гістарыяграфія Вялікай Айчыннай вайны не адназначная і не аднастайная. Яна не ўяўляе суцэльнага маналіту, як у савецкія часы. Так, Б. Дз. Далгатовіч у артыкуле «Освобождение Беларуси» згадвае бітву за Днепр, Гарадокскую, Калінкавіцка-Мазырскую, Рагачоўска-Жлобінскую, Беларускую наступальную аперацыі і ні слова не гаворыць пра няўдалыя аперацыі Заходняга фронту па вызваленні ўсходніх раёнаў рэспублікі [10].
3. В. Шыбека ў кнізе «Нарыс гісторыі Беларусі (1795–2002)» вызваленню Беларусі прысвяціў некалькі радкоў, згадаўшы толькі аперацыю «Баграціён». Прычым гэтая кароткая інфармацыя пададзена у падраздзеле 29.1 «У чаканні Чырвонай Арміі» раздзела 29 «Напрыканцы нямецка-савецкай вайны. Верасень 1943 – май 1945». Як бачна, аўтар неапраўдана адмаўляецца нават ад тэрміна «Вялікая Айчынная вайна», замяніўшы яго паняццем «нямецка-савецкая вайна», запазычаным з замежнай гістарыяграфіі [11, с. 332–333].
Важнае стратэгічнае значэнне меў Лоеўскі плацдарм шырынёй каля 40 і глыбінёй да 20 кіламетраў, утвораны ў кастрычніку 1943 г. на правым беразе Дняпра пасля вызвалення г. Лоева. Аднак у савецкі перыяд яго гісторыя не стала здабыткам айчыннай гістарыяграфіі. I толькі новыя магчымасці, якія адкрыліся перад беларускімі гісторыкамі у 1990-я – пачатку 2000-х гг., дазволілі раскрыць і гэтую старонку бітвы за Днепр. Аб тым, што Лоеўскі плацдарм «адыграў вялікую ролю ў правядзенні далейшых наступальных аперацый на калінкавіцкім і рэчыцкім напрамках», напісалі аўтары фундаментальная выдання «Беларусь в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945» [4, с. 431]. Дадзеная выснова знайшла пацверджанне ў 6-томнай гісторыі Беларусі [12, с. 353]. Аднак найбольш грунтоўна праблема распрацавана Ф. А. Свінціцкім у артыкуле «Лоеўскі плацдарм» [13]. Аўтар падрабязна з указанием канкрэтных дат прааналізаваў дзейнасць падраздзяленняў на тэрыторыі Лоеўскага раёна ў кастрычніку 1943 г. Абапіраючыся пераважна на дакументы, выяўленыя ў Центральным архіве Міністэрства абароны Расійскай Федэрацыі, гісторык доказна сцвярджае, што «у бітве за Днепр на тэрыторыі Беларусі менавіта Лоеўскі плацдарм стварыў умовы для далейшага наступления» [13, с. 36]. Разам з тым, як адзначае аўтар, «поспех на кожным плацдарме быў аплачаны крывёю тысяч салдат. Не стаў выключэннем і Лоеўскі плацдарм. Паводле афіцыйных даных, на тэрыторьй раёна пахавана 9050 савецкіх воінаў, прычым амаль усе яны загінулі ў баях за плацдарм» [13, с. 36]. Высновы даследчыка ўзмацняюць прыведзеныя ў артыкуле табліцы «Баявы і колькасны склад злучэнняў 65-й арміі на 15 кастрычніка 1943 г.», «Баявыя вылеты штурмавікоў за кастрычнік 1943 г.», «Звесткі аб перакідванні на плацдарм франтавых рэзерваў», «Страты 65-й арміі ў другой палове 1943 года», узятыя ў Цэнтральным архіве Міністэрства абароны Расійскай Федэрацыі [13, с. 30, 34, 36].
Патрэцяе, вывучэнне пытанняў, якія ў ранейшыя часы асвятляліся лаканічна. Так, А. М. Літвін, выкарыстоўваючы раней невядомыя шырокаму колу даследчыкаў дакументы, раскрывае новыя старонкі ўзаемадзеяння партызанскіх атрадаў і брыгад з Чырвонай Арміяй на розных этапах Вялікай Айчыннай вайны, выдзяляе і характарызуе віды ўзаемадзеяння – стратэгічнае, аперытыўнае і тактычнае. Падкрэсліваючы, што партызанскі фактар, пад якім гісторык разумее «у шырокім сэнсе ўсе формы барацьбы ў тыле ворага, галоўнай з якіх з’яўлялася ўзброеная барацьба партызанскіх фарміраванняў» [14, с. 4] «набыў у 1942 г. стратэгічнае значэнне і стаў састаўной часткай савецкай стратэгіі вядзення вайны» [14, с. 7], аўтар у другім артыкуле адзначае, што «за шматгадовую працу ў архіве нам не ўдалося знайсці матэрыялаў з прамымі згадкамі пра непасрэднае аператыўна-стратэгічнае ўзаемадзеянне партызанскіх сіл, як паказвае аналіз дакументаў ЦШПР і БШПР, у партызанскіх штабах існавала ў асноўным доўгатэрміновае планаванне (асенне-зімовы, вясенне-летні перыяд), а таксама распрацоўваліся планы правядзення канкрэтных аперацый лакальнага маштабу» [15, с. 8]
Шмат фактаў, дакументаў і ўспамінаў пра вызваленне асобных раёнаў і гарадоў Беларусі ўтрымліваецца ў кнігах «Памяць». Напрыклад, у другой кнізе гісторыка-дакументальнай хронікі Брэста змешчаны ўрыўкі з апублікаваных успамінаў удзельнікаў вызвалення горада (У. I. Байкова, А. А. Лучынскага, Г. М. Корчыкава, С. А. Піразева, В. С. Антонава, В. М. Мальцава, Я. Д. Чарнышова, М. В. Харытонава, С. П. Дземчука, П. А. Бялова, В. П. Барадзіна, Д. К. Мількова), а таксама мемуары I. Б. Камякова, якія знаходзяцца ў Цэнтральным архіве Міністэрства абароны Расійскай Федэрацыі. Істотна дапаўняюць карціну выяўленыя тамсама тэксты загадаў Вярхоўнага Галоў-накамандуючага, данясенні камандуючага вайскамі 1-га Беларускага фронта К. К. Ракасоўскага, вытрымкі з журналаў баявых дзеянняў асобных вайсковых фарміраванняў [16, с. 130–149].
Такім чынам, на сучасным этапе, дзякуючы пашырэнню крыніцазнаўчай базы, айчыннымі навукоўцамі праведзена значная праца па вывучэнні недаследаваных праблем вызвалення Беларусі ад нацыстаў: няўдалыя аперацыі Чырвонай Арміі, іх страты. Характэрнай рысай новага перыяду гістарыяграфіі з’яўляецца тое, што ў тэмах, заяўленых раней, з’явіліся новыя ракурсы і аспекты. Асаблівасцю постсавецкай айчыннай гістарыяграфіі стаў плюралізм думак па разглядаемых праблемах. Разам з тым, больш глыбокага і дэталёвага вывучэння патрабуюць дзейнасць асобных воінскіх фарміраванняў (франтоў, армій, злучэнняў і інш.), радоў войск, якія прымалі ўдзел у вызваленні Беларусі, ход аперацый Чырвонай Арміі на тэрыторыі Беласточчыны.
Крыніцы і літаратура
1. Адамушко, В. И. Великая Отечественная война в публикационной и выставочной деятельности государственной архивной службы Республики Беларусь / В. И. Адамушко // Великая Отечественная война в исторической судьбе белорусского народа: материалы Междунар. науч. конф., посвящ. 65-летию победы в Великой Отечественной войне, Гродно, 4–5 мая 2010 г. / Ин-т истории НАН Беларуси, Гродн. гос. ун-т им. Янки Купалы [и др.]; редкол.: А. А. Коваленя [и др.]. – Минск, 2012.
2. Освобожденная Беларусь: документы и материалы: в 2 кн. / Комитет по архивам и делопроизводству при Совете Министров Респ. Беларусь, Нац. архив Респ. Беларусь, Федеральное архивное агентство России [и др.]; сост.: В. И. Адамушко [и др.]. – Минск, 2004–2005.
3. Беларусь в постановлениях и распоряжениях Государственного Комитета Обороны СССР, 1941–1945 гг.: справ. / Департамент по архивам и делопроизводству М-ва юстиции Респ. Беларусь, Нац. архив Респ. Беларусь, Федеральное архивное агентство России, Рос. гос. архив соц. – полит, истории; сост.: В. Д. Селеменев [и др.]; редкол.: В. И. Адамушко [и др.]. – Минск, 2008.
4. Беларусь в годы Великой Отечественной войны: 1941–1945 гг. / А. А. Коваленя (рук. авт. кол.) [и др.]. – Минск, 2005.
5. Тимохович, И. В. Битва за Белоруссию. 1941–1944 / И. В. Тимохович. – Минск, 1994.
6. Лемяшонак, У. I. Вызваленне – без грыфа «Сакрэтна» / У. I. Лемяшонак. – Мінск, 1996.
7. Фесенко, В. И. Причины неудач наступательных операций Западного фронта в Белоруссии осенью 1943 – зимой 1944 г.: выводы и уроки: автореф. дис… канд. ист. наук: 07.00.202 / В. И. Фесенко; Ин-т военной истории М-ва обороны РФ. – М., 1992.
8. Гареев, М. А. Причины и уроки неудачных операций Западного фронта зимой 1943/44 года / М. А. Гареев // Военная мысль. – 1994. – № 2. – С. 50–58.
9. Гриф секретности снят: потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: стат. исслед. / под общ. ред. Г. Ф. Кривошеева. – М., 1993.
10. Долготович, Б. Д. Освобождение Беларуси / Б. Д. Долготович // Беларусь. 1941–1945: Подвиг. Трагедия. Память: в 2 кн. / НАН Беларуси, Ин-т истории; редкол.: А. А. Коваленя (пред.) [и др.]. – Минск, 2010. – Кн. 2.
11. Шыбека, 3. Нарыс гісторыі Беларусі / 3. Шыбека. – Мінск, 2003.
12. Псторыя Беларуси у 6 т. / рэдкал.: М. Касцюк (тал. рэд.) [і інш.]. – Мінск, 2000–2006. -Т. 5: Беларусь у 1917–1945 гг. / А. Вабішчэвіч [і інш.]. – 2006.
13. Свінціцкі, Ф. Лоеўскі плацдарм / Ф. Свінціцкі // Беларускі гістарычны часопіс. – 2013. -№ 10. – С. 28–36.
14. Літвін, А. Актывізацыя партызанскага фактару як складаючай часткі савецкай стратэгіі вядзення вайны напярэдадні і падчас Сталінградскай бітвы 1942–1943 гг. / А. Літвін // Беларускі гістарычны часопіс. – 2013. – № 2. – С. 4–12.
15. Літвін, А. Аператыўнае выкарыстанне партызанскіх сіл Беларусі ў інтарэсах фронту ў час падрыхтоўкі і правядзення Курскай бітвы / А. Літвін // Беларускі гістарычны часопіс. -2013.-№ 9.-С. 5-14.
16. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Брэста: у 2 кн. / Беларус. энцыкл.; рэдкал.: Г. К. Кісялёў [і інш.]. – Мінск, 2001. – Кн. 2.
Некоторые аспекты формирования и изменения концепции истории Великой Отечественной войны в советской историографии
Г.И. Близнец (Гомель)
Изучение истории Великой Отечественной войны продолжает оставаться и сегодня, в канун 70-летия Великой Победы, одним из актуальных направлений в исторической науке. Война СССР 1941–1945 гг. вошла в историю как небывалое по ожесточенности, трагизму и героизму, историческим последствиям для судеб мира сражение многонационального советского народа, других народов Земли против фашизма. По этой теме написано больше, чем по любому другому хронологическому периоду. В советский период за прошедшие после войны годы был накоплен огромный багаж исследовательской и мемуарной литературы, посвященной событиям Великой Отечественной войны, начиная от предыстории и конкретики боевых операций, до ее итогов. Длительный и сложный, противоречивый путь изучения советскими историками Великой Отечественной войны можно условно разделить на три этапа: 1) в ходе самой войны и до середины 1950-х гг.; 2) после XX съезда КПСС и до середины 1960-х гг.; 3) с приходом к власти Л. Брежнева и до середины 1980-х гг. [1, с. 4].
Сбор военных материалов начался практически с первых ее месяцев. В январе 1942 г. в Академии наук СССР была создана Комиссия по истории Великой Отечественной войны с задачей сбора и публикации материалов о действующих боевых частях, партизанских соединениях, героическом труде советских людей на фронте и в тылу [2, с. 118–132].
В мае 1942 г. возникла комиссия при ЦК ВЛКСМ, собиравшая материалы об участии комсомольцев и молодежи в Отечественной войне. Комиссии по сбору материалов были также созданы в ВЦСПС, при наркоматах и ведомствах, в Белорусской и Украинской ССР и других местах. Поддержка госорганов, с одной стороны, облегчала им доступ к различным объектам исследования, с другой стороны, обусловливала идеологическую и политическую ангажированность их деятельности.
Для учета последствий нацистской оккупации на части советской территории в ноябре 1942 г. была учреждена Чрезвычайная Государственная Комиссия (ЧГК) по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба. В республиках и областях создали аналогичные структуры, действовавшие в тесном сотрудничестве и под руководством ЧГК. За время своей работы ЧГК рассмотрела и изучила 54 тыс. актов и свыше 250 тыс. протоколов опроса свидетелей и заявлений о злодеяниях фашистов, опубликовала 27 сообщений и два тома документов, которые стали важными доказательствами обвинения на Нюрнбергском процессе [3].
В послевоенные годы триумф Победы наложил отпечаток на всю научную и художественную литературу о войне: прославление и пропаганда боевых и трудовых подвигов составили ее содержание. Победа в общественном сознании делала неуместным критико-аналитический подход, объективное рассмотрение причин тяжелых потерь и поражений, ошибок и просчетов. Власть, в свою очередь, используя феномен Победы, стремилась убедить народ в универсальности существовавшей политической системы, ее актуальности в неизменном виде не только в чрезвычайных обстоятельствах войны, но и во все времена.
В теоретическом отношении работы военного и ближайшего послевоенного времени следовали оценкам войны, сформулированным И. В. Сталиным, отличались непримиримостью к любым отклонениям от официальной точки зрения, апологетикой действий советского руководства, его успехов и достижений без учета их цены [4, с. 5–6]. Концептуальным фундаментом и источником упрощенных, зачастую неверных суждений об истории Второй мировой и Великой Отечественной войн стал сборник речей, приказов и ответов корреспондентам Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза» (впервые издан в 1942 г.), многократно переизданный и дополненный другими выступлениями Сталина [5].
Военная историческая литература 1946–1956 гг. носила преимущественно научно-популярный характер и не давала ответа на коренные вопросы минувшей войны. Как и в военное время, негативное влияние на нее оказывал культ личности Сталина. Для публикуемых работ были характерны субъективистские оценки событий и явлений войны, метод комментирования и цитатничества, иллюстративность изложения. Многие события замалчивались или искажались. Исследования не имели необходимой Источниковой базы, невелика была научная ценность публиковавшихся документов и материалов. Они, как правило, использовались для иллюстрации господствовавших в историографии схем и положений [6, с. 45].
Таким образом, послевоенное десятилетие явилось периодом формирования советской историографии Великой Отечественной войны. Опыт этого десятилетия показал, что историческая мысль при ограниченности действия научных принципов историзма, недостаточности документальной основы не может быть плодотворной, но полностью процесс исторического познания нельзя остановить. Современники событий Отечественной войны понимали необходимость сохранить их в памяти народа. В пределах возможного велась работа по сбору и обработке архивных материалов, на ограниченной базе источников издавались сборники документов о зверствах фашистов, выходили книги о героизме воинов Красной Армии, партизанском движении, публиковались первые воспоминания и дневники участников войны [4, с. 5].
По мере усиления противостояния двух мировых систем история войны становилась фронтом острой идеологической борьбы. Основное внимание в работах о войне уделялось показу преимуществ социалистической системы, акцентировалось внимание только на успешных операциях советских войск, достижениях советского военного искусства и военной экономики. При сопоставлении сил сторон советские авторы стремились преувеличить численность войск и количество вооружений противника и, соответственно, преуменьшить свои силы. Тенденциозным являлся и подход советской историографии к трактовке потерь воюющих сторон [7, с. 8–9].
Определенные изменения в формировании советской историографии Великой Отечественной войны произошли в связи с осуждением на XX съезде КПСС культа личности И. Сталина. С 1956 г. расширился доступ исследователей к архивам, в 1960 г. Главное архивное управление передали в ведение Совета Министров СССР.
Историкам и публицистам дали возможность критиковать ошибки Сталина, допущенные накануне и в ходе войны, в определенной мере высказывать собственное мнение. Произошли заметные количественные и качественные сдвиги в организации научной работы в центре и на местах, значительно расширилась источниковедческая база, более всесторонним стало изучение первоисточников, возрос опыт исследовательских кадров [6, с. 46].
В последующем начали появляться капитальные труды, посвященные важнейшим битвам и операциям советских вооруженных сил. В 1960–1965 гг. был издан шеститомный труд «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг.». Это было время после XX съезда КПСС, когда открыто заговорили о вреде культа личности Сталина, об ошибках военно-политического руководства в предвоенные и военные годы, катастрофических последствиях уничтожения десятков тысяч командиров Красной Армии. Все это нашло отражение в упомянутом исследовании, авторы которого предприняли попытку аналитического изучения истории войны. При этом они не решились упоминать имя Г. К. Жукова, находившегося в то время в опале, чрезмерное внимание уделили роли Н. С. Хрущева в период войны, допустили и иные конъюнктурные переборы и упущения. Несмотря на это, данный труд явился шагом вперед в исторических исследованиях о войне и оказал благоприятное влияние на историческую науку, ибо нанес удар по упрощенной схеме изложения войны, когда все успехи приписывались «мудрому руководству» И. Сталина «как величайшего полководца всех времен и народов» [8, с. 3–4].
На втором этапе в более широких масштабах, чем раньше, стали публиковаться документы и материалы о борьбе советского народа в тылу фашистских оккупантов. Эта тематика стала наиболее актуальна для белорусских исследователей, учитывая, что партизанская борьба, подпольное движение, а также массовое сопротивление мирного населения Беларуси превратились в один из весомых факторов разгрома фашистского нашествия. Белорусские историки всесторонне проанализировали процесс зарождения и развития партизанского движения и подполья, деятельность партизанских, партийных, комсомольских органов в тылу врага. Более 40 монографий и 100 книг мемуарного характера, посвященных проблемам партизанского движения и подпольной борьбы в Беларуси, появились в 1950-1980-е гг. [9].
Второй этап ознаменовался также выходом ряда значительных публикаций по вопросам истории советского тыла в годы войны. В них рассматривались закономерности развития советской военной экономики, функционирование ее отдельных отраслей и регионов, истоки самоотверженности и героизма тружеников тыла, деятельность местных партийных организаций и органов власти [6, с. 49].
Третий период советской доперестроечной историографии Великой Отечественной войны трудно оценить однозначно. С одной стороны, продолжался процесс приращения исторических знаний. Особую ценность представляли публикации документов и материалов [10]. Существенный вклад в историографию Великой Отечественной войны внесли авторы книг серии «Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях, документах» (М., 1964–1974). Историю войны писали не только историки, но и политические, государственные и военные деятели, тысячи активных борцов с фашизмом, писатели, журналисты, рядовые участники баталий. Большой интерес вызывает военно-мемуарная литература, особенно воспоминания Г. К. Жукова, А. М. Василевского, К. К. Рокоссовского и других военачальников, участвовавших в планировании, организации военных кампаний, фронтовых и армейских операциях, а также в стратегическом руководстве вооруженной борьбой [11]. Военно-исторические труды этого периода стали более объективно отражать ход военных действий, что позволило сделать более глубокие и аргументированные выводы.
Таким образом, все это составило огромный пласт знаний о войне, который не следует предавать забвению, ведь главное – народный подвиг получил в них правдивое отражение [12].
С другой стороны, к концу 1960-х гг. в результате сложившейся практики субъективизма и волюнтаризма нарушались принципы историзма и объективности, что приводило к серьезным издержкам в деле создания единой концепции Великой Отечественной войны. Правдивому анализу многих военных событий мешали рецидивы культа личности, появившиеся запреты на использование источников и документов, конъюнктурные соображения, не имевшие ничего общего с исторической наукой. Дифирамбы в адрес Л. И. Брежнева приобрели почти карикатурные формы, поскольку его незначительная роль в ходе войны была очевидна.
В официальной картине истории Великой Отечественной войны не нашлось места ни трагедиям окружения и плена миллионов советских солдат, ни массовому сотрудничеству советских граждан с противником, ни депортациям отдельных народов. В советской историографии не учитывались многочисленные трудности и лишения в жизни общества, замалчивались просчеты и неудачи советского руководства, участие коллаборационистов в репрессиях против своих сограждан, что противоречило бы выводам о «морально-политическом единстве» и «дружбе народов» как главных источниках Победы. Война нередко рассматривалась как полоса сплошных побед, достигнутых усилиями всей страны под руководством Коммунистической партии. Белорусские исследователи в основном повторяли выводы авторов, сделанные на общесоюзном материале, в лучшем случае указывая на отдельные специфические черты, трактовавшиеся как исключение из правил.
В 1973–1982 гг. вышла в свет двенадцатитомная «История Второй мировой войны 1939–1945 гг.», в которой Великой Отечественной войне отвели значительное место. К тому времени был накоплен огромный историографический материал: с 1945 по 1973 гг. вышло 14,5 тыс. книг и брошюр по истории Отечественной войны общим тиражом около 600 млн экземпляров.
В этом фундаментальном труде сделан определенный шаг вперед в освещении ряда вопросов противоборства СССР с фашизмом, особенно вооруженной борьбы. Вместе с тем данный многотомник несет на себе печать своего времени и груз господствовавших тогда идеологических схем и догм: реанимация культа личности И. Сталина, неумеренное восхваление Л. Брежнева, односторонне позитивная трактовка советско-германского договора 1939 г., замалчивание многих негативных явлений и фактов и т. п.
Значительный интерес представляет энциклопедия Великой Отечественной войны [13], в которой примерно в 3300 статьях освещаются все стороны жизни советского государства в военный период. В Беларуси подобная энциклопедия увидела свет в 1990 г. [14].
Давая оценку доперестроечной историографии Великой Отечественной войны, автор согласен с точкой зрения академика РАН Ю. А. Полякова: главная заслуга историографии о войне 40 – 80-х гг. XX в. состоит в том, что в ней показаны люди-бойцы, труженики тыла, рядовые граждане, а главный недостаток – «неизбывное влияние политики, которая, как малярная кисть, закрашивала неугодные ей имена и факты» [7, с. 7].
Сегодня обстановка в мире коренным образом изменилась в связи с фундаментальными социально-политическими преобразованиями в постсоветских странах, нарастает процесс формирования иных взглядов на военное прошлое.
В историографии последних двух десятилетий можно выделить две существенные тенденции. Первая – это стремление ряда историков к радикальному переосмыслению (ревизии) всех основных концептуальных положений советской историографии: умаление побед, раздувание поражений и ошибок, недостатков командования на фронте и руководства в тылу, дегероизация участников войны, оправдание предателей, очернение полководцев [7, с. 12–14]. Представители ревизионистского направления фактически ставят под сомнение отечественный характер войны. Вторая – значительное число историков не видит оснований для отказа от всего наработанного советской военной историографией. Это не означает догматического следования прежним подходам и игнорирования новых документов и материалов.
На наш взгляд, прав немецкий историк Мартин Брозцат, говоря, что «моральную чувствительность к собственной истории, приобретенную в годину бед», следует рассматривать как великое культурное достижение. Если мы, как нация утратим такую чувствительность, у наших детей и внуков будет другая история войны. Наша задача воссоздать подлинную историю Великой Отечественной войны – народной трагедии и народного подвига.
Источники и литература
1. Золотарев, В. А. Проблемы изучения истории Великой Отечественной войны / В. А. Золотарев // Новая и новейшая история. – 2000. – № 2. – С. 3–12.
2. Курносов, Л. А. Воспоминания-интервью о фонде Комиссии по истории Великой Отечественной войны Академии наук СССР / Л. А. Курносов // Археографический ежегодник за 1973 год. – М., 1974.
3. Сборник Сообщений Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков. – М., 1946.
4. Томан, Б. А. Новое фундаментальное издание по истории Великой Отечественной войны / Б. А. Томан // Новая и новейшая история. – 2000. – № 6. – С. 3–16.
5. Сталин, И. В. О Великой Отечественной войне Советского Союза / И. В. Сталин. – 3-е изд. – М., 1943.
6. Плетушков, М. С. Особенности отечественной историографии Великой Отечественной войны / М. С. Плетушков, А. С. Якушевский. – М., 2008.
7. Поляков, Ю. А. Великая война: дискуссии продолжаются / Ю. Поляков // Свободная мысль. – 2000. – № 5. – С. 7–14.
8. Падерин, А. А. Народ-победитель должен знать правду о войне / А. А. Падерин // Отечественная история. – 2000. – № 3. – С. 40–47.
9. В лесах Белоруссии: воспоминания советских партизан и немецких антифашистов / ред. И. М. Игнатенко, А. В. Семенова. – Минск, 1977; В непокоренном Минске: документы и материалы о подпольной борьбе советских патриотов в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944) / ред. кол.: Р. П. Платонов (пред.); сост. Л. В. Аржаева, П. П. Липило. – Минск, 1987; Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: документы и материалы / гл. редкол. А. Т. Кузьмин (пред.) [и др.]. – Минск, 1983–1985. – Т. 1–3.; Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944): документы и материалы. – Минск, 1967–1982. – Т. 1–3.
10. Анатомия войны: новые документы о роли германского монополистического капитала в подготовке и ведении Второй мировой войны. – М., 1971; Анатомия агрессии: новые документы о военных целях фашистского германского империализма во второй мировой войне. – М., 1975; Банкротство стратегии германского фашизма. 1933–1945 гг. – М., 1973. – Т. 1–2; Документы внешней политики СССР. – М., 1973. – Т. 18; Документы внешней политики СССР. – М., 1974. -Т. 19; Документы внешней политики СССР. – М., 1976. – Т. 20; Документы и материалы кануна второй мировой войны / М-во иностр. дел СССР; редкол.: И. Н. Земсков [и др.]. – М., 1981. – Т. 1; Документы и материалы кануна второй мировой войны. – М., 1981. – Т. 2; Документы по истории мюнхенского сговора. 1937 – 1939. – М., 1979; Преступления немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии. 1941 – 1944. Документы и материалы / предисл. И. П. Ховратович, Г. Н. Шевела. – 2-е изд., испр. и доп. – Минск, 1965; Преступные цели – преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1944 гг.) – 2-е изд., доп. – М., 1968; «Совершенно секретно! Только для командования!». Стратегия фашистской Германии в войне против СССР: документы и материалы / сост. В. И. Дашичев. – М., 1967 и др.
11. Баграмян, И. X. Так начиналась война / И. X. Баграмян. – М., 1971; Батов, П. И. В походах и боях / П. И. Батов. – М., 1974; Василевский, А. М. Дело всей жизни / А. М. Василевский. – М., 1973; Галицкий, К. Н. Годы суровых испытаний 1941–1944: записки командарма / К. Н. Галицкий. – М., 1973; Жуков, Г. К. Воспоминания и размышления / Г. К. Жуков. – М., 1971; Конев, И. С. Записки командующего фронтом. 1943–1944 / И. С. Конев. – М., 1972; Малиновский, Р. Я. Величие победы / Р. Я. Малиновский. – М., 1965; Мерецков, К. А. На службе народу: страницы воспоминаний / К. А. Мерецков. – М., 1968; Москаленко, К. С. На юго-западном направлении. Воспоминания командарма: в 2 кн. / К. С. Москаленко. – М., 1979; Рокоссовский, К. К. Солдатский долг / К. К. Рокоссовский. – М., 1968; Ротмистров, П. А. Стальная гвардия / П. А. Ротмистров. – М., 1984; Штеменко, С. М. Генеральный штаб в годы войны / С. М. Штеменко. – М., 1968 и др.
12. Анфилов, В. А. Бессмертный подвиг: исследование кануна и первого этапа Великой Отечественной войны / В. А. Анфилов. – М., 1971; 9 мая 1945 года / ред. А. М. Самсонов. – М., 1972; Колтунов, Г. А. Курская битва / Г. А. Колтунов, Б. Г. Соловьев. – М., 1970; Освобождение Белоруссии. 1944. – М., 1970; Самсонов, А. М. Крах фашистской агрессии 1939–1945: истор. очерк / А. М. Самсонов. – 2-е изд., испр. и доп. – М., 1980; Сталинградская эпопея, 1968 и др.
13. Великая Отечественная война, 1941–1945: энцикл. – М., 1985.
14. Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне, 1941–1945: энцыкл. / рэдкал.: I. П. Шамякін [і інш.]. -Мінск, 1990.
Новыя падыходы айчынных гісторыкаў да вывучэння баявых дзеянняў на тэрыторыі Беларусі летам 1941 г.
С. Я. Новікаў (Мінск)
Становішча айчыннай гістарыяграфіі ў пачатку XXI ст. сведчыць аб важнасці даследавання гісторыі баявых дзеянняў на тэрыторыі Беларусі летам 1941 г. на аснове не столькі значнага пашырэння базы дакументальных крыніц [1–7], у тым ліку нямецкіх, колькі неабходнасці ўсебаковага вывучэння ходу абарончых баёў Чырвонай Арміі ў першыя два месяцы вайны на аснове выкарыстання адэкватных метадаў гістарычнага даследавання [8-10].
У гэтым сэнсе не з’яўляецца выпадковым і зроблены акцэнт у назве нашага артыкула, у якім аўтар звяртае ўвагу навуковай грамадскасці на актуальнасць звароту менавіта да сучасных метадаў навуковага пошуку, якія б стваралі для гісторыкаў больш спрыяльныя ўмовы не толькі для паглыблення гістарычных ведаў аб ужо вядомых падзеях баявой гісторыі, колькі адкрывалі б перспектыву для прынцыпова новай характарыстыкі ходу баявых падзей на тэрыторыі Беларусі ў першыя месяцы Вялікай Айчыннай вайны. На наш погляд, адным з хрэстаматыйных момантаў такога падыходу з’яўляецца прыцягненне новых дакументальных матэрыялаў, якімі ў нашым выпадку з’яўляюцца нямецкія архіўныя крыніцы. Між тым, простае пашырэнне базы крыніц становіцца адметнай прыкметай шматлікіх гістарычных даследаванняў. Аднак такі падыход не заўсёды прыводзіць да якасных зменаў у традыцыйных поглядах, ацэнках і высновах. Як пераконвае вопыт, больш эфектыўна гэтаму садзейнічае выкарыстанне адпаведных сучаснаму ўзроўню развіцця метадаў даследавання, якім у нашым выпадку мы бачым метад гістарыяграфічнай і крыніцазнаўчай кампаратыеістыкі.
Аўтар артыкула зыходзіць з таго, што на цяперашні час для паспяховай навуковай дзейнасці нельга замыкацца ў коле традыцыйных даследчых практык. Імкненне ж асвоіць новыя прыёмы ў канчатковым выніку стане вырашальным у пашырэнні рамак магчымага даследавання і атрыманні ў ім новых навуковых вынікаў А без іх немагчыма ісці ў нагу з сусветнай гістарычнай навукай, дзе толькі ў апошнія два дзесяцігоддзі адбыліся якасныя змены ў даследаванні малавядомых старонак ваеннай гісторыі Беларусі.
Для замежных аўтараў з’яўляецца аксіёмай факт пастаяннага развіцця гістарычнай навукі шляхам пашырэння не толькі базы крыніц, але і выкарыстання адэкватнага метадычнага арсенала, перш за ўсё за кошт уключэння метадаў сумежных навук. Інтэграцыя гуманітарных навук у тэарэтычным І метадычным плане – тэта найбольш відавочны працэс, які істотна змяняе гістарычную навуку, фарміруе новыя яе напрамкі, больш адэкватныя галіны гістарычнага пазнання, прад’яўляючы пры гэтым новыя патрабаванні да самога суб’екта пазнання – гісторыка. Не сакрэт, што ўсё тэта накіравана на аб’ектывізацыю і павышэнне верагоднасці гістарычных уяўленняў і ведаў, на пошук малавядомай інфармацыі шляхам выкарыстання новых навуковых падыходаў Адзін з іх, правераны ў шматлікіх публікацыях аўтара, метад гістарыяграфічнай і крыніцазнаўчай кампаратывістыкі пераканаўча сведчыць аб тым, наколькі строга неабходна падыходзіць да працэдуры збору, сістэматызацыі і аналізу гістарычных крыніц рознага паходжання, у нашым выпадку айчынных і замежных дакументаў і гістарыяграфічных фактаў
Аднаўленне карціны баявых дзеянняў праз увядзенне ў шырокі зварот новага масіву малавядомых айчынных і замежных (нямецкіх) дакументаў пакуль дазволіла зрабіць толькі першы крок у напрамку да аб’ектыўнага вывучэння пачатковага перыяду вайны, аднак не прывяло да атрымання новых якасных ведаў і напісання цэласнай карціны баявых дзеянняў Чырвонай Арміі ў Беларусі ў пачатковы перыяд вайны. У сувязі з гэтым важна мець на ўвазе, што па цяперашні час застаюцца недастаткова вывучанымі, маладаследаванымі гістарычныя падзеі лета 1941 г., калі войскі Заходняга фронту вялі ўпартыя баі на тэрыторыі Беларусі, вынікам якіх стала не толькі спыненне разгортвання вераломнага ўдару трупы армій «Цэнтр», колькі яе пераходу фактычна ўпершыню да абароны на цэнтральным напрамку наступления на Маскву. Тэта азначае, што баявыя дзеянні Заходняга і Цэнтральнага (створанага 24 ліпеня 1941 г.) франтоў якраз у Беларусі зламалі рытм правядзення маланкавай вайны супраць СССР.
Такая выснова стала магчымай у выніку як шматгадовага збору, сістэматызацыі, аналізу і сінтэзу дакументальных матэрыялаў рознага паходжання, так і іх вывучэння з апорай на метад гістарыяграфічнай і крыніцазнаўчай кампаратывістыкі. Без звароту да такога падыходу на цяперашнім этапе развіцця гістарычнай навукі немагчыма не толькі паглыбіць гістарычныя веды, але і падняць іх на новы якасны ўзровень ў дачыненні да аднаго з самым трагічных, супярэчлівых і дыскусійных перыядаў гісторыі Вялікай Айчынай вайны.
Спынімся толькі на асобных момантах гісторыі баявых дзеянняў на тэрыторыі Беларусі летам 1941 г., прапануючы чытачу пазнаёміцца з новымі дакументальнымі крыніцамі, тэхналогіяй аўтарскага пошуку ў ходзе навуковага даследавання на аснове выкарыстання метаду гістарыяграфічнай і крыніца-знаўчай кампаратывістыкі. Аўтар ужывае яго ў якасці асобнага метаду па причине таго, што ён значна пашырае творчыя магчымасці для працы гісторыка, таму не разглядаецца ў якасці адэкватнага гісторыка-параўнаўчаму метаду.
Новым пры даследаванні гісторыі абароны Брэсцкай крэпасці летам 1941 г. неабходна лічыць увядзенне ў навуковы зварот масіву дакументальных крыніц нямецкага паходжання [1; 11], з апорай на якія неабходна праводзіць аналіз фактычных вынікаў двухбаковых баявых дзеянняў: з аднаго боку, васьмідзённага штурму савецкага ўмацаванага рубяжа 45-й нямецкай пяхотнай дывізіяй, а з другога – яго абароны сіламі 6-й і 42-й стралковых дывізій і іншых савецкіх падраздзяленняў Паводле нямецкага данясення аб ходзе баявых дзеянняў пры ўзяцці крэпасці Брэст-Літоўск [11, с. 109–117], арганізаваны штурм крэпасці завяршыўся ўзяццем апошняга ачага арганізаванай абароны – Усходня-га форту 29 чэрвеня 1941 г. Пры гэтым у нямецкім данясенні адзначаецца, што «падраздзяленні рускіх змагаліся выключна ўпарта і стойка, паказалі адметную падрыхтоўку пяхоты і шматлікімі прыкладамі даказалі высокі баявы дух». У тым жа данясенні пачала пісацца адна з самых трагічных старонак гісторыі вайны ў Беларусі, лёсу радавых, сяржантаў, камандзіраў і камісараў Чырвонай Арміі, хто ў першыя дні вайны апынуўся ў нямецкім палоне. Калі ў савецкай гістарыяграфіі пра тэта нельга было знайсці дакументальных звестак, дык нямецкае данясенне ўтрымлівае дакладныя лічбы: на канец штурму ў палоне апынуліся 7223 чырвонаармейцы, у тым ліку 101 афіцэр Чырвонай Арміі [11, с. 116–117].
Аднак ці знойдзем мы сёння на тэрыторыі Мемарыяльнага комплексу «Брэсцкая крэпасць-герой» помнік тым, хто тут патрапіў у нямецкіх палон? Чаму ў некропалі згадваецца лічба ў 850 пахаваных, тады як насамрэч вядомы імёны толькі 224 байцоў? Але ці параўнальна тэта з лічбай тых, хто апынуўся ў нямецкім палоне? Ці маем мы права забываць імёны ўсіх, хто на момант пачатку нямецкага штурму складаў гарнізон абаронцаў крэпасці? Калі там з’явіцца помнік самай вялікай колькасці абаронцаў, пакуль не названых паіменна – савецкім ваеннапалонным? У сувязі з тым, што колькасныя падлікі палонных немцамі былі блізкімі да рэчаіснасці, адразу ж узнікае прынцыпова важнае пытанне аб агульнай колькасці ўдзельнікаў абароны крэпасці на момант яе штурму 22 чэрвеня 1941 г. Паколькі традыцыйная лічба ў 3,5 тыс. абаронцаў, якая з савецкіх часоў пануе ў айчыннай гістарыяграфіі, у гэтым выпадку ніякім чынам не адпавядае колькасці чырвонаармейцаў, якія апынуліся ў нямецкім палоне ў канцы месяца. Не менш важным у святле новых дакументальных звестак з’яўляецца і факт рэальнай працягласці арганізаваных баявых дзеянняў, якія вялі, з аднаго боку, абаронцы крэпасці (калі мець на ўвазе загад № 1 ад 24 чэрвеня, у якім згадваецца думка аб «неадкладным выхадзе» з акружанай крэпасці), а з другой, паводле дакументаў немцы ў час штурму ўмацаванняў крэпасці не неслі страт у жывой сіле фактычна пачынаючы з 26 чэрвеня і г. д
Новым у даследаванні баявых падзей на Віцебшчыне ў першыя тыдні вайны нам бачыцца шырокае выкарыстанне нямецкіх дакументальных крыніц для аб’ектыўнага паказу ходу баявых дзеянняў пад Сянно ў пачатку ліпеня 1941 г., якія апошнім часам атрымалі назву самай буйной танкавай бітвы Другой сусветнай вайны. Аналіз тых падзей метадам параўнання савецкіх (Цэнтральнага архіва Міністэрства абароны РФ) і замежных дакументальных крыніц (Федэральнага ваеннага архіва Германіі) прыводзіць да высноў, якія ставяць пад сумненне факт маштабных танкавых баталій пад Сянно, для паказу якога не знайшлося месца ў фундаментальнай энцыклапедыі савецкага часу «Великая Отечественная война 1941–1945» (М., 1985) і найноўшай расійскай энцыклапедыі «Великая Отечественная война» (М., 2010)». Зварот да дакументаў камандавання 20-й армй Заходняга фронту паказвае, што з мэтай спынення наступления падраздзяленняў 3-й танкавай трупы на Полацк і Віцебск камандавание Заходняга фронту праводзіла сіламі двух механізаваных (5-га і 7-га) карпусоў Лепельскую аперацыю, вынікам якой стала не толькі страта 2/3 баявых адзінак танкавай тэхнікі на працягу 6-11 ліпеня, але і прарыў нямецкімі сіламі рубяжа абароны ў раёне Віцебска 9 ліпеня 1941 г. Адной з актуальных задач беларускай ваенна-гістарычнай навукі з’яўляецца правядзенне спецыяльнага даследавання аб гэтай аперацыі, у аснову якога неабходна пакласці прынцып супастаўлення дакументальных крыніц айчыннага і замежнага паходжання. Толькі так можна абнавіць рэальную карціну тых гістарычных падзей пачатковага перыяду Вялікай Айчыннай вайны [11, с. 55]. Карціну, якая рэальна склалася ўходзе правядзення «Лепельскай аперацыі», вынікам якой стала страта амаль 75 % танкавага парку 5-га і 7-га механізаваных карпусоў, прычым толькі трэць ад іх у ходзе танкавых баёў ці дзейнасці процітанкавай артылерыі праціўніка. Пры гэтым неабходна паказваць рэальны ход падзей, калі ў раёне Толпіна (пад Сянно) адзін матарызаваны і два танкавыя палкі вымушаны былі выконваць загад аб неадкладным уступлены ў бой, але рабілі тэта без артылерыйскай падрыхтоўкі, без узаемадзеяння паміж сабой, без належнай разведкі мясцовасці, без выкарыстання пяхоты, і да таго ж не ў поўным складзе, з парушэннем кіравання і не ў поўнай баявой гатоўнасці [11, с. 54], калі многія военачальнікі і камандзіры мелі схільнасць да дзеянняў метадам «лабавых удараў», «коннай лавай», «навалам», вядомых з часоў Грамадзянскай вайны.
Новым у айчыннай гістарыяграфіі пры даследаванні баявых падзей на Дняпроўскім рубяжы пад Магілёвам летам 1941 г. з’яўляюцца гістарычныя ацэнкі, якія вынікаюць з нямецкіх дакументальных крыніц, напрыклад: Магілёўская бітва! Бастыён на Дняпры! Крэпасць-Магілёў! Кожнае з іх мае дакументальнае пацверджанне і сведчыць пра тое, што пад Магілёвам войскі германскага Вермахта не здолелі адразу ўзяць умацаваны абарончы рубеж Чырвонай арміі, а вымушаны былі падцягваць новыя сілы, у тым ліку выкарыстоўваць палявыя падраздзяленні з рэзерву сухапутных войск Вермахта. Паводле нямецкіх дакументаў, размова ідзе не аб звычайнай абароне, а аб унікальнай абарончай аперацыі пад Магілёвам, фактычна першай удала арганізаванай без дырэктыў зверху і памайстэрску праведзенай у неверагодна складаных умовах абарончай бітве, якую высока ацаніла камандаванне 7-га армейскага пяхотнага корпуса. 3 нямецкіх дакументаў вынікае, што абарону Магілёўскага плацдарма вялі не толькі дзве штатныя дывізіі (110-я і 172-я), якія раней не былі задзейнічаны ў баявых дзеяннях, але і тры выматаныя, між тым баяздольныя дывізіі (148-я, 161-я і 210-я матарызаваныя), а таксама рэшткі 24-й, 50-й, 100-й стралковых і іншых дывізій. Дзякуючы звесткам з нямецкіх дакументаў удаецца ўпершыню ўнесці істотныя ўдакладненні ў колькасныя даныя аб савецкіх ваеннапалонных, лічба якіх пад Магілёвам пераўзыходзіла 35 тыс. чалавек [11, с. 83, 181]. Зразумела, што звесткі, выяўленыя ў нямецкіх дакументальных крыніцах, патрабуюць узважанага аналізу, крытычнага падыходу і грунтоўнага вывучэння.
У пераліку пытанняў, якія чакаюць айчынных гісторыкаў, адным з самых важных можна вылучыць гісторыю баявых дзеянняў абаронцаў магілёўскага плацдарма, якую забяспечвала 172-я стралковая дывізія пад камандаваннем генерал-маёра М. Ц. Раманава. Паводле новых дакументаў, загад на абарону Магілёва для трох стралковых палкоў, а таксама падраздзяленняў артылерый-скага забеспячэння і іншых падпарадкаваных яму часцей быў упершыню аддадзены ў 20.30 толькі 7 ліпеня 1941 г. [11, с. 127–129]. У гэтым плане неабходна прытрымлівацца і новых дакументальных даных, якія вынікаюць з нямецкіх дакументаў у дачыненні да баявых дзеянняў, якія мелі месца 12 ліпеня ў ходзе наступления ў складзе трох рот толькі аднаго нямецкага батальёна на рубяжы баявой абароны 388-га стралковага палка 172-й стралковай дывізіі на ўчастку ад в. Туманаўка да в. Буйнічы і інш.
Пановаму нам неабходна ацэньваць і баявыя дзеянні, якія адбыліся на Гомел ынчыне летам 1941 г. Выяўленне ў нямецкіх дакументах новых гістарычных фактаў прыводзіць да высновы, што пакуль застаюцца «белыя плямы» і ў вывучэнні абароны Жлобіна, Рагачова і Гомеля. Параўнанне выяўленых дакументальных звестак з ужо замацаванымі ў айчыннай гістарыяграфіі паказвае, што гісторыкам неабходна рашуча рухацца наперад у стварэнні цэласнай карціны гістарычных падзей з улікам як новых дакументальных крыніц, так і крытычнага аналізу традыцыйных падыходаў. У такой сітуацыі галоўным з’яўляцца не выстаўленне нейкіх ацэнак, а вызначэнне навуковай верагоднасці фактаў у традыцыйнай гістарыяграфіі, характарыстыка глыбіні выкарыстання дакументальных крыніц і паўнаты ўвядзення ў сучасную беларускую гістарычную навуку новых азначэнняў, ацэнак і высноў у дачыненні да летняй франтавой наступальнай аперацыі на Гомелынчыне часцямі Цэнтральнага фронту, зусім невыпадкова створанага пад такой назвай у канцы ліпеня 1941 г. Пры ўсім гэтым асабліва важна мець на ўвазе наступны гістарычных факт. Упартыя баявыя дзеянні савецкіх сіл у ходзе франтавых контрудараў, праведзеных на тэрыторыі Беларусі, у значнай меры сталі фактычна прычынай таго, што А. Птлер 30 ліпеня 1941 г. падпісаў дырэктыву № 34 [11, с. 204], якой ўпершыню аддаў загад аб пераходзе трупы армій «Цэнтр» да абароны. Што азначае нішто іншае, як пачатак фактычнага краху плана германскага «бліцкрыгу» на ўсходзе.
Адной з самых трагічных старонак лета 1941 г. у Беларусі з’яўляецца гісторыя савецкіх ваеннапалонных, якія праходзяць у найноўшай расійскай літаратуры як «беззваротныя страты». У гэтым плане больш дакладнае ўяўленне аб маштабах той трагедыі даюць нямецкія статыстычныя звесткі, адлюстраваныя з першых дзён вайны ў дакументах Вермахта. Паводле лічбаў статыстыкі, у тыле трупы армій «Цэнтр» да канца жніўня 1941 г. былі ўзяты ў палон 784 тыс. чырвонаармейцаў: у ходзе баявых дзеянняў (да 9 ліпеня) пад Беластокам і Мінскам – 323 тыс., у ходзе бітвы (канец ліпеня) пад Магілёвам – больш за 35 тыс., у час бітвы (сярэдзіна жніўня) пад Гомелем і Крычавам -78 тыс. чалавек. Атрымліваецца, што да канца лета на тэрыторыі Беларусі ў палон патрапілі 436 тыс. чырвонаармейцаў, або кожны другі воін Чырвонай Арміі з занесеных у лік афіцыйных «беззваротных страт» баявога ўліковага складу Заходняга фронту. Акрамя таго, неабходна ўлічваць, што лічба ваеннапалонных складае больш за трэць баявога складу войскаў фронту на момант пачатку баявых дзеянняў на тэрыторыі Беларусі летам 1941 г. [11, с. 97, 242–243, 245, 247]. Трэба памятаць таксама і пра тое, што за гады германскай акупацыі на беларускай зямлі загінуў фактычна кожны трэці вайсковец, які быў узяты ў палон групай армій «Цэнтр», ці кожны пяты ваеннапалонны, хто ўвогуле загінуў у гады Вялікай Айчыннай вайны [11, с. 100]. Таму сярод актуальных задач сучаснай беларускай гістарыяграфіі застаецца даследаванне трагічнага лёсу савецкіх ваеннапалонных як на тэрыторыі Беларусі, так і па-за яе межамі ў гады Другой сусветнай вайны.
Такім чынам, нават агульнае знаёмства з нямецкімі дакументальнымі крыніцамі стварае новыя ўмовы для правядзення на аснове ўсяго ўведзенага на цяперашні час комплексу дакументаў і матэрыялаў спецыяльнага даследавання аб баявых дзеяннях Чырвонай Арміі на тэрыторыі Беларусі летам 1941 г., а таксама ставіць перад айчыннымі гісторыкамі некалькі неадкладных задач. Папершае, сёння гісторыкі не маюць права глядзець на мінулае з іншых пазіцый, чым навуковыя; па-другое, мы не можам надалей замоўчваць гістарычныя факты, на цяперашні час пацверджаныя дакументальна; патрэцяе, гістарычная навука патрабуе не абыходзіць маўчаннем і не пакідаць без аналізу трагічныя старонкі гісторыі Вялікай Айчыннай вайны. Аднак адной з самых актуальных задач, на наш погляд, застаецца для айчынных даследчыкаў гісторыі вайны, асабліва баявых дзеянняў, выкарыстанне метаду гістарыяграфічнай і крыніцазнаўчай кампаратывістыкі.
Крыніцы і літаратура
1. Алиев, Р. В. Брестская крепость. Воспоминания и документы / Р. В. Алиев. – М., 2010.
2. Беларусь в первые месяцы Великой Отечественной войны (22 июня – август 1941 г.): документы и материалы / сост.: В. И. Адамушко [и др.]. – Минск, 2006.
3. Иринархов, В. С. Агония 1941: кровавые дороги отступления / Р. С. Иринархов. – М., 2011.
4. Дакументы і матэрыялы // Новікаў, С. Я. Беларусь улетку 1941 года: новыя падыходы ў даследаванні баявых дзеянняў / С. Я. Новікаў. – Мінск, 2014. – С. 104–272.
5. 1941 год: страна в огне: в 2 кн. – Кн. 2: Документы и материалы. – М., 2011.
6. 1941: в 2 т. – Т. 1: Документы и материалы к 70-летию начала Великой Отечественной войны / сост.: Ю. А. Никифоров [и др.]. – СПб., 2011.
7. 1941: в 2 т. – Т. 2: Документы и материалы к 70-летию начала Великой Отечественной войны / сост.: Ю. А. Никифоров [и др.]. – СПб., 2011.
8. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – Т. 2: Происхождение и начало войны. – М., 2012.
9. 1941 год: страна в огне: в 2 кн. – Кн. 1: Очерки. – М., 2011.
10. Украіна в Другій світовій війні: погляд з XXI ст. Істор. нариси: у 2 кн. – Кн. 1 / редкол.: В. А. Смолій (голова колегіі’) [і др.]. – Кн’ів, 2011.
11. Новікаў, С. Я. Беларусь улетку 1941 года: новыя падыходы ў даследаванні баявых дзеянняў / С. Я. Новікаў. – Мінск, 2014.
Архіўныя крыніцы па гісторыі збройнай майстэрні партызанскай брыгады «Чэкіст» Магілёўскай вобласці
А. М. Бахар, А. М. Лявіцкі, Р. Ю. Урбановіч (Мінск)
Агульнавядомае гістарычнае значэнне, якое меў партызанскі pyx у акупаванай БССР у 1941–1944 гг. Актыўная дзейнасць партызанскіх атрадаў стала важным фактарам у агульным поспеху Чырвонай Арміі. У пасляваенны час партызанскі pyx атрымаў новае вымярэнне – сімвалічнае – стаўшы важным складальнікам гістарычнай памяці беларусаў Яго актыўнае вывучэнне, якое пачалося ўжо ў першае пасляваеннае дзесяцігоддзе, працягваецца і сёння, што з’яўляецца не толькі данінай памяці і павагі, але і суадносіцца з актуальным! патрэбамі беларускай гістарыяграфіі.
У дадзеным артыкуле мы спынімся на канкрэтным пытанні – даследаванні гісторыі саматужнай вытворчасці зброі ў партызанскіх атрадах. Разгляд гэтай праблемы пачаўся ў савецкай літаратуры ў 1952 г., калі выйшла невялікая кніга М. Давіташвілі, прысвечаная вядомаму партызанскаму збройніку Тэнгізу Шаўгулідзэ [1]. Т. Шаўгулідзэ – адзін з найбольш дзейных партызанскіх збройнікаў, а яго вынаходніцтвы знайшлі шырокае распаўсюджванне. Таму нядзіўна, што ён адзін з першых трапіў у фокус увагі. У кнізе, якая з’яўляецца навукова-папулярным выданнем, паслядоўна выкладаецца біяграфія Т. Шаўгулідзэ, выкарыстоўваюцца неабходныя мастацкія сродкі[8].
У далейшым набыў даволі сістэматычны характар літаратурны запіс успамінаў асобных удзельнікаў партызанскага руху. Пры гэтым неабходна улічваць, што гэтыя выданні не мелі на мэце сур’ёзнае вывучэнне праблемы і ні ў якім разе не прэтэндавалі на навуковасць[9]. Часцей за ўсё ў іх маюцца толькі фрагментарныя звесткі, напрыклад, пра рацыяналізацыю мінна-падрыўной справы [2, с. 253–254]. Такія публікацыі маюць вялікую каштоўнасць, калі ўзнікае неабходнасць скласці агульнае ўяўленне пра кантэкст работы партызанскіх збройнікаў (кшталту наступных характэрных выказванняў: «поўная свабода творчасці» [2, с. 253]; «Лепш адчувалі сябе тыя, у каго была трафейная зброя. Ім зайздросцілі» [3, с. 25]).
Гістарыяграфічную каштоўнасць уяўляе таксама шэраг артыкулаў у навуковай перыёдыцы савецкага перыяду, прысвечаных ваенна-гістарычнай тэматыцы. У артыкуле былога камандзіра Лепельскай партызанскай брыгады імя I. В. Сталіна У. Лабанка «Ішлі ў паход партызаны» падрабязна разгледжаны такія аспекты, як прымяненне ў дыверсійнай дзейнасці самаробных мін і прылад, прызначаных для падрыву чыгуначных рэек, а таксама некаторыя моманты працэсу рамонту выйшаўшага са строю серыйнага ўзбраення ў партызанскіх майстэрнях [4, с. 44–45].
Артыкул М. Азяскага «Развіццё тактыкі дыверсійных дзеянняў партызанскіх фарміраванняў у Вялікай Айчыннай вайне» закранае тэматыку вырабу і баявога прымянення партызанскай зброі ў рамках агульнага агляду дыверсійных дзеянняў, ажыццёўленых партызанамі на акупіраванай тэрыторыі. Асаблівы акцэнт робіцца на прымяненні самаробных мін, а таксама «вожыкаў», шыпоў і іншых простых прыстасаванняў для ўскладнення перамяшчэння жывой сілы і тэхнікі праціўніка па тэрыторыі [5, с. 29–35].
Дзейнасць майстэрні вышэйпамянёнага Т. Шаўгулідзэ разгледжана ў артыкуле М. Вауліна «Вынаходнік партызанскай зброі» [6, с. 60 – 63]. Варта адзначыць, што ў адрозненне ад работы М. Давіташвілі яна мае строга навуковы характар і ўтрымлівае некаторую тэхнічную інфармацыю пра канкрэтныя мадэлі самаробнага ўзбраення і прыстасаванняў для ажыццяўлення дыверсійнай дзейнасці на чыгуначных шляхах.
Найбольш грунтоўнай працай, якая мае ў адносінах да разглядаемай тэмы абагульняючы характар, з’яўляецца даследаванне У. Кузьменкі «Партызанскія збройнікі», выдадзенае ў 1990 г. [7]. У ім прадстаўлены як ўсебаковы агляд агульных пытанняў (напрыклад, даецца характарыстыка матэрыялаў для вырабу самаробнай зброі, тэндэнцыі ў вырабе мадэляў і тыпаў узбраення для рэплікацыі і г. д.), так і канкрэтыка разглядаемай праблемы (апісана спецыфіка і кірункі дзейнасці найболып значных збройных майстэрань некаторых партызанскіх брыгад і атрадаў, унёсак і дасягненні выбітных майстроў: Шаўгулідзэ, Менкіна, Цемякова і інш.) Акрамя таго, асобную вартасць кнізе надае дстаткова грунтоўны навуковы апарат і выкарыстанне архіўных крыніц.
Тым не менш, нягледзячы на наяўнасць істотных напрацовак, савецкая гістарыяграфія пытання відавочна недастатковая. Праца У. Кузьменкі, напрыклад, ужо ўтрымлівае пэўныя спробы апісаць асабісты вопыт партызанскіх збройнікаў Аднак не выпадае прызнаць гэтыя спробы паспяхова ажыццёўленымі. У кнізе фактычна не раскрыты «рамесніцкі» вопыт збройнікаў Таксама ў рабоце недастатковая ўвага надаецца аналізу знешніх умоў арганізацыі вытворчасці самаробнай зброі. Нарэшце, у працы не хапае вывадаў і абагульненняў
Зараз прапануем звярнуцца да некаторых гістарычных крыніц. Гаворка пойдзе пра гісторыю вытворчасці самаробнай зброі ў атрадзе № 1 брыгады «Чэкіст». Да нашых дзён захаваўся ўнікальны гістарычны дакумент – частка дзённіка загінуўшага ў маі 1944 г. камісара гэтага атрада Пятра Ігнатавіча Счаслаўскага, азаглаўленая як «Организация оружейной мастерской в Партизанском отряде № 1 бриг. «Чекист» [8, л. 104–113]. Дадзены дакумент дае гісторыку магчымасць вывучаць вытворчасць самаробнай зброі ў рамках такіх даследчых парадыгм, як «гісторыя знізу» і мікрагісторыя. Акрамя дзённіка П. Счаслаўскага, пэўную інфармацыю пра дзейнасць разглядаемай майстэрні падаюць некаторыя іншыя дакументы, сярод якіх, у прыватнасці, невялікі тэкст пад назвай «История мастерской», які з’яўляецца складаючай часткай «Описания истории и боевой деятельности Партизанского отряда № 1 т. Иванова бр. Чекист» [9, л. 332–344]. Неабходна адразу адзначыць, што ў апошнім тэксце роля камісара П. Счаслаўскага паказана не такой істотнай, як у яго ўласным дзённіку.
Псторыя партызанскай збройнай майстэрні атрада № 1 пачалася ў чэрвені 1942 г., калі тагачасны камандзір брыгады «Чэкіст» Г. Кірпіч прыняў рашэнне пра стварэнне ў брыгадзе збройнай майстэрні, якая павінна была займацца рамонтам і аднаўленнем серыйнай заводскай зброі, а ў далейшым, з прычыны ўзнікшай неабходнасці і аб’ектыўнага ўдасканалення навыкаў партызанскіх збройнікаў – таксама і выпускам уласных узораў узбраення. Арганізацыяй майстэрні кіравалі Леанід Нікалаеў (назначаны начальнікам майстэрні) і камісар Пётр Счаслаўскі.
У верасні 1942 г. брыгада была вымушана пакінуць ранейшае месца дыслакацыі (Круглянскі раён) і перайсці ў Лепельскі раён Віцебскай вобласці, дзе і спынілася на зіму. Па загаду камандзіра брыгады атрады пачалі «изучать людей из местного населения» з мэтай папаўнення сваіх радоў. «Личный состав отряда рос с каждым днем, а оружия небыло»[10] – адзначае аўтар дзённіка.
Для папаўнення запасаў узбраення камандзір атрада вырашыў выкарыстаць інфармацыю, атрыманую ад мясцовых жыхароў: у раёне знаходзіўся аэрадром, спалены пры адступленні Чырвонай Арміі ў 1941 г. На аэрадроме, між іншым, партызанская разведка выявіла абгарэўшыя кулямёты, якія былі дастаўлены ў атрад (шэсць «авиопулеметов типа Максим»). У асноўным стан гэтай зброі рабіў не лепшае ўражанне: «Вообще вид этих авиопулеметов был безобразный и безнадежный. Все кто смотрел авиопулеметы из наших командиров говорили, что с них ничего не будет». Аднак П. Счаслаўскі, «ощущая большую потребность в оружии», не палічыў магчымым выкінуць кулямёты і са згоды камандзіра брыгады вырашыў іх адрамантаваць. 25 снежня 1942 г. камісар разам са слесарам 4-га разрада Мікалаем Ігнатавічам Ісадчанкам і яшчэ двума байцамі {«как вспомогательная раб сила») прыступілі да разборкі аднаго з кулямётау
Умовы працы былі не вельмі спрыяльныя, у прыватнасці, «инструментов почти никаких небыло». Некаторыя ўдалося адшукаць у суседняй вёсцы Валова-Гара (напільнікі, іржавая піла, ізбойнік, драўляны дрыль).
Асноўная праблема была ў тым, каб «сделать спусковой механизм и приспособить этот затыльник <…> так, чтобы его можно было использовать как станковый пулемет». У рэшце рэшт рашэнне было знойдзена: распрацавана рычажнае прыстасаванне пуску, зроблена новая пускавая цяга і інш. 3 студзеня 1943 г. камбрыг асабіста праверыў работу адрэстаўраванага кулямёта. Праверка была пройдзена паспяхова: «Комбриг меня [П. Счаслаўскага] поблагодарил пожал руку и пожелал дальнейших успехов».
Майстэрня была пашырана, у атрад прывезлі яшчэ 7 няспраўных кулямётау У канчатковым выніку, як адзначае аўтар дзённіка, з 13 кулямётаў удалося паставіць у строй 12.
Між тым, «командиру отряда захотелось заиметь артиллерию». Для гэтага трупа байцоў была накіравана ў Талячынскі раён, дзе знайшліся танкі {«за 150 км»; з тэксту няясна, што тэта былі за танкі), з якіх партызаны знялі дзве гарматы калібру 45 мм. Акрамя іх, трупа даставіла яшчэ два танкавыя кулямёты. Майстар Л. Нікалаеў[11] распрацаваў план рэканструкцыі дадзенага ўзбраення. Пасля правядзення гэтай работы (выраб лафета з труб, прыцэльнага прыстасавання з газавай трубы і г. д.) гарматы паступілі ў распараджэнне партызан і былі выкарыстаны пры наступленні на адзін з нямецкіх гарнізонаў. Пры гэтым здарыўся, як выказваецца аўтар дзённіка, «казус»; лафеты не вытрымалі і пагнуліся пасля трох стрэлаў. У далейшым тэты недахоп быў выпраўлены.
Акрамя гармат таксама былі адноўленыя вышэйпамянёныя танкавыя кулямёты, якія ў далейшым «работали прекрасно».
Дзейнасць збройнай майстэрні знайшла пазітыўную ацэнку партызанскай супольнасці: «Моя оружейная мастерская завоевала большой авторитет как среди отрядов своей бригады так и среди соседних бригад».
Акрамя апісанай вышэй работы, майстэрня шмат увагі ўдзяляла аднаўленню вінтовак, кулямётаў, пісталетаў, гармат і аўтаматаў «Вообще не было такого вида оружия с которым не работал я или мои мастера».
Пры гэтым камісар П. Счаслаўскі праводзіў вялікую работу «по полит воспитанию личного состава» [8, л. 104–107].
Наступная частка дзённіка прысвечана гісторыі выпуску аўтамата тыпу ППШ, якая ў пэўным сэнсе знаменавала сабой пачатак якасна новага этапу ў дзейнасці партызанскай збройнай майстэрні. У сакавіку 1943 г. атрад атрымаў з «Вялікай зямлі» шмат патронаў для ППШ. У сувязі з гэтым П. Счаслаўскі прыйшоў да думкі аб неабходнасці самастойнага выпуску аўтаматаў дадзенага тыпу [9, л. 341]. Многія з ягоных таварышаў не ўспрынялі гэтую ідэю сур’ёзна, але майстры яе натхнёна падтрымалі: «во всех горело желание выпустить свой автомат». Першы ўзор быў выраблены ім разам з майстрамі Л. Нікалаевым і М. Ісадчанка практычна адразу, на працягу некалькіх сутак з моманту прыняцця адпаведнага рашэння. Але вытворчасць пробнай верей самаробнага аўтамата заняла 4 дні, без уліку далейшых дапрацовак. Для вырабу ППШ былі выкарыстаны розныя падсобныя матэрыялы. Так, напрыклад, затвор майстры выкавалі, выкарыстоўваючы вось ад воза. Выкарыстоўваліся складаныя часткі няспраўнага ўзбраення і тэхнікі. У дзённіку можна знайсці таксама інфармацыю пра набор інструментаў, з дапамогай якога быў зроблены першы самаробны ППШ: «походное горло^), двое тисок, бормашина, ручное наждачное точило, 5 напильников, 5 сверл (ручных), и другой мелкий инструмент». Неўзабаве з аўтамата быў зроблены першы стрэл. Тэта выклікала вялікае задавальненне партизан {«от радости стали качать меня»). 5 красавца 1943 г. аўтамат ППШ быў закончаны поўнасцю [9, л. 108–109]. Як называл! яго самі майстры, «первый номер» зрабіў фурор еярод партызансам факт стварэння ў лясных умовах паўнацэннага, якаснага аўтамата здаваўся многім байцам нечым незвычайным. Майстры з іншых брыгад пачалі прыяз-джаць па канстультацьй. У штабе брыгады факт вытворчасці ўласнага ППШ быў высока ацэнены. Камандаванне атрада і брыгады, пераканаўшыся ў магчымасці стварэння новых адзінак узбраення ў партызанскіх умовах, прыняло меры для пашырэння вытворчасці: у сціслыя тэрміны былі сабраны ўсе майстры з атрадаў, што павялічыла штат супрацоўнікаў майстэрні да 18 чалавек; адразу ж быў складзены план выпуску некалькіх дзесяткаў новых ППШ [8, л. 110; 9, л. 342].
Неўзабаве вытворчасць ППШ была перарваная – брыгада і майстэрня перадыслацыраваліся ў Магілёўскую вобласць. Тут майстэрня была арганізаваная на невялікім востраве ў лесе, які майстры паміж сабой называлі «остров Изобретения». Наладжванню бесперапыннай працы на час перашкодзілі немцы, якія ў ліпені 1943 г. атакавалі атрад. Аднак майстэрня не пацярпела. Майстры па загаду штаба брыгады былі пераведзены ў 113-ы партызанскі полк К. М. Белавусава, дзе майстэрня аднавіла, нарэшце, працу: было выраблена 15 аўтаматаў.
Немцы спрабавалі спыніць дзейнасць «лесного оружейного завода», якая значна павышала баяздольнасць партызанскіх атрадаў у рэгіёне. Не аднойчы сілы нямецкай паліцыі спрабавалі блакіраваць месца дыслакацыі майстэрні. Час ад часу абставіны патрабавалі здымацца з месца для перадыслакацьй. У такіх сітуацыях абсталяванне майстэрні пераязджала разам з атрадам. Паводле даных дзённіка П. Счаслаўскага, чатыры разы партызанскія збройнікі былі вымушаны падчас нечаканых атак праціўніка закопваць абсталяванне ў зямлю і адступаць з-пад удару ворага. Дзякуючы гэтаму майстэрня перажыла ўсе нямецкія атакі і працягвала сваю работу да самога вызвалення Беларусі [7, с. 16].
Яшчэ адзін цікавы і варты ўвагі момант: дзённік сведчыць, якім чынам партизанская майстэрня прымала ўдзел у палітычных мерапрыемствах брыгады. Напрыклад, да святкавання 26-годдзя Кастрычніцкай рэвалюцыі майстры ўзялі на сябе самаабавязацельства («самообязательство»: неабходна адзначыць гэтае словаўжыванне) выпусціць 10 аўтаматаў. У выніку да святкавання план быў перавыкананы на 1 аўтамат, пасля чаго лепшым майстрам была аб’яўлена падзяка ад штаба брыгады.
Пра высокі ўзровень культуры вытворчасці ў партызанскай майстэрні сведчыць апісанне працэсу яе арганізацыі. Уся сукупнасць неабходных аперацый была падзелена і кожнае з дзеянняў было замацавана за канкрэтным майстрам, тэта значыць, меў месца факт вытворчасці і рамонту ўзбраення ва ўмовах партызанскай вайны практычна фабрычнымі метадамі. Акрамя таго, для вырабу кожнай дэталі былі зроблены мадэлі і шаблоны, гатовая прадукцыя праходзіла тэхнічны кантроль (праверка ўсіх дэталей на якасць паасобку і прыстрэлка зброі), пасля чаго на аўтамаце ставіўся год выпуску і ну мар [8, л. 112].
Партызанамі для забеспячэння работы майстэрні былі сабраны і дастаўлены збройнікам кулямётныя ствалы, метал, ціскі, кавадла, кувалды, напільнікі і вялізная колькасць іншых інструментаў. У спецыяльна прыстасаванай зямлянцы ўстанавілі варштат, горан і свідравальны станок з ручным прыводам [7, с. 15]. Некаторыя інструменты здабываліся ў парадку рэквізіцыі ці экспрапрыяцыі трафеяў, некаторыя выкупаліся ў мясцовага насельніцтва, частку інструментаў выраблялі самі збройнікі. Асобныя інструменты даводзілася нават купляць у немцаў, зразумела, праз партызанскіх сувязных [8, л. 111].
Фіксуюцца таксама факты прыцягнення мясцовага насельніцтва да выканання некаторых работ па рамонту і аднаўленню асобных узораў узбраення.
У красавіку 1944 г. брыгадай быў атрыманы загад аб пераходзе ў Шклоўскі раён. Майстры-збройнікі не пакінулі майстэрню, яны пранеслі абсталяванне на сабе больш за 300 км. Менавіта на Шклоўшчыне майстры і сустрэлі вызваленне Беларусь
Для таго, каб больш даведацца пра людзей, чыя гераічная праца дазволіла партызанскай збройнай майстэрні існаваць, звернемся да вышэйпамянёнай «Истории мастерской». У гэтым дакуменце лепш раскрыта роля і значэнне ў арганізацыі і функцыяніраванні майстэрні майстра Л. Нікалаева. Ён рамантаваў зброю яшчэ да выхаду на кантакт з партызанамі, хаваючыся ў лесніка каля в. Пасырава пас л я ўцёкаў з лагера для ваеннапа лонных вясной 1942 г. 7 мая 1942 г. трупа Л. Нікалаева (да таго часу ён здолеў згуртаваць вакол сябе калектыў з 12 аднадумцаў і памочнікаў) далучылася да партызанскага атрада Г. Кірпіча, які пазней увайшоў у брыгаду «Чэкіст». У чэрвені Л. Нікалаеў быў назначаны начальнікам створанай партызанскай збройнай майстэрні [9, л. 341]. На жаль, нам пакуль не ўдалося знайсці поўную інфармацыю пра ўсіх майстроў, якія працавалі над самаробнай зброяй разам з Л. Нікалаевым, але імёны некаторых захаваў для нас дзённік П. Счаслаўскага:
1. Азаренок Александр Семенович;
2. Азаренок Александр Прокопович;
3. Жерносека Антон Станиславович;
4. Годунов Михаил Дмитриевич;
5. Демко Иван Григорьевич [8, л. 111].
Апісанне ўласна рамонту і вырабу зброі партызанамі было б няпоўным без аналізу лічбавай інфармацыі. Пэўныя колькасныя даныя аб аб’ёме і характары работ, выкананых партызанскімі збройнікамі атрада № 1 брыгады «Чэкіст» у перыяд Вялікай Айчыннай вайны даюць архіўныя крыніцы, у прыватнасці памянёныя намі дзённік П. Счаслаўскага і напісаная Р. Івановым, які узначальваў атрад пасля Г. Кірпіча, «Хроніка майстэрні». Згодна з апошнім дакументам, за перыяд з чэрвеня 1942 да ліпеня 1944 г. майстрамі было адрамантавана 1580 вінтовак, 152 кулямёты, 6 мінамётаў, 82 пісталеты, 3 супрацьтанкавых ружжа. Адноўлены таксама 18 пашкоджаных агнём кулямётаў і 6 гармат. Новых аўтаматаў у тэты перыяд было выраблена 122 адзінкі [9, л. 342].
Акрамя таго, асобныя даныя пра колькасць і характар выкананай работы з дзённіка П. Счаслаўскага дазваляюць правесці некаторы аналіз дынамікі прадукцыйнасці работы майстэрні. Прадстаўляем (у арыгінале) параўнальную табліцу выкананага аб’ёму работ па двух перыядах: са снежня 1942 г. да снежня 1943 г. і з лютага да мая 1944 г. [8, л. 111–113].
Безумоўна, такога роду інфармацыю складана назваць поўнай і вычарпальнай з прычыны відавочнай немагчымасці праверкі дакладнасці сабранай ва ўмовах ваеннага ліхалецця статыстыкі. Тым не менш, нават аналіз такіх прыблізных, і, магчыма, не поўнасцю дакладных даных дае нам некаторае ўяўленне пра дынаміку тэмпаў вытворчасці, змену якасных акцэнтаў асноўнага кірунку працы і інш.
Так, напрыклад, мы можам назіраць бліжэй да заканчэння партызанскай вайны на тэрыторыі Беларусі зніжэнне тэмпаў выпуску новых аўтаматаў ППШ, якія да лютага 1944 г. выпускаліся надзвычай актыўна; у той жа час актывізуюцца тэмпы менавіта рамонтнай дзейнасці. Нават сам факт падачы ў табліцы асобнай інафармацыі па рамонту «наших», «фабричных» ППШ і асобна іх «дисок» (г. зн. дэталізацыя апісання структурных кампанентаў аднаго з аспектаў дзейнасці майстэрні) сведчыць пра ўзрастанне значнасці рамонта ўзбраення. Складана, не валодаючы інфармацыяй ад непасрэдных сведкаў тых падзей, як-небудзь інтэрпрэтаваць гэтыя тэндэнцыі. Як варыянт, можна прапанаваць некаторы спад «збройнага голаду», і тэты спад абумовіў адсутнасць практычнай неабходнасці ў падтрыманні выпуску самаробных ППШ у ранейшых аб’ёмах. Акрамя таго, цалкам імаверным здаецца меркаванне пра відавочна горшую якасць самаробных ППШ у параўнанні з фабрычнымі, што абумовіла рост запытаў на рамонт гэтых новых адзінак.
Разам з тым, у архіўных дакументах упамінаюцца і іншыя віды дзейнасці (не прыведзеныя ў нашай табліцы з-за немагчымасці забяспечыць параўнанне): так, у першы перыяд дзейнасці майстэрні, па ўсім відаць, важнае месца займаў рамонт пісталетаў, якіх было адрамантавана 35; у другі перыяд тэты пункт ужо не названы асобна. У цэлым жа ўмоўна вылучаны намі другі перыяд дзейнасці майстэрні характарызуецца павелічэннем аб’ёмаў і разнастайнейшым характарам выкананых работ, у прыватнасці, па рамонту менш прывычных для партызан узораў узбраення і іх дэталей.
Акрамя таго, узгадванне ў рукапіснай справаздачы камандзіра атрада Р. Іванова пра колькасць адрамантаваных ровараў (153 штукі) дазваляе зрабіць вывад, што па меры неабходнасці абсяг прадметаў, з якімі працавалі збройнікі, мог пашырацца і ахопліваць ужо не толькі ўзбраенне, але і сродкі транспарту, напрыклад, вазы [8, л. 113; 9, л. 342].
Зробім некаторыя высновы. Вывучэнне партызанскага руху сёння відавочна патрабуе новых падыходаў і інавацыйных ідэй. У гэтым сэнсе праца можа весціся не толькі ў кірунку пошуку новых праблем, раней абмінутых увагай даследчыкаў. Могуць быць вылучаныя і абгрунтаваныя новыя спосабы фарміравання самога апавядання пра партызанскі рух. Менавіта гэта з’яўляецца асноўнай мэтай артыкула. Прапанаваны намі разгляд вытворчасці саматужнай зброі, як уяўляецца, мае свае перавагі. У першую чаргу, ён дазваляе ўбачыць партызанскі рух непасрэдна на ўзроўні нізавай арганізацыі, паказаць чалавека мінуўшчыны, яго сацыяльнае дзеянне, камунікацыю і інш. Такі падыход можа істотна пашыраць гарызонты нават такіх, здавалася б, звычных тэм і праблем, як партызанскі рух.
Крыніцы і літаратура
1. Давиташвили, М. Тенгиз Шавгулидзе / М. Давиташвили. – Тбилиси, 1952.
2. Захаров, И. К. Война в краю озер / И. К. Захаров; лит. запись Ф. Моделя. 2-е изд. – Минск, 1973.
3. Фядотаў, У. М. Мёртвыя застаюцца жывымі / У. М. Фядотаў. – Мінск, 1967.
4. Лобанок, В. Уходили в поход партизаны / В. Лобанок // Техника и вооружение. – 1967. -№ 10.
5. Азясский, Н. Развитие тактики диверсионных действий партизанских формирований в Великой Отечественной войне / Н. Азясский // Военно-исторический журнал. – 1984. – № 11.
6. Ваулин, Н. Изобретатель партизанского оружия / Н. Ваулин // Военно-исторический журнал. – 1974. – № 1.
7. Кузьменко, В. И. Партизанские оружейники / В. И. Кузьменко; под ред. Э. Ф. Языкович. – Минск, 1990.
8. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Ф. 1406. – Оп. 1. – Д. 394. Организация оружейной мастерской в Партизанском отряде № 1 бриг. Чекист.
9. НАРБ. – Ф. 1450. – Оп. 4. – Д. 105. Описания истории и боевой деятельности Партизанского отряда № 1 т. Иванова бр. Чекист.
Некоторые аспекты восприятия партизанского движения периода Великой Отечественной войны в современном белорусском обществе
Е. Я. Павлова (Минск)
В течение 70 послевоенных лет за Беларусью устойчиво закрепился образ республики-партизанки. Характер сопротивления захватчикам наложил отпечаток также на менталитет современных жителей страны. И, тем не менее, споры вокруг партизанского движения не прекращаются до сих пор. Среди причин такой полемики можно выделить две группы. Во-первых, это изменение научно-исследовательской ситуации. В постсоветский период научными и общественными представителями стали детально изучаться вопросы, ранее замалчиваемые руководством СССР и БССР; рассекречены многочисленные документы; отечественные исследователи получили доступ к зарубежной литературе и документальным источникам, ведется активное сотрудничество белорусских и германских историков в области изучения архивных материалов. Во-вторых, на формирование общественного мнения повлияли изменения в системе образования и появление публикаций публицистов и исследователей-непрофессионалов. Одним из дискуссионных вопросов остается проблема жизненного выбора для населения оккупированных территорий: просто выжить в этой бойне или выжить, громя оккупантов в составе партизанских формирований.
Необходимо учитывать, что общественное мнение формируется на основе семейного и учебного опыта, материалов СМИ, самообразования граждан. Влияние на отношение к советским партизанам опыта каждой конкретной семьи достаточно отчетливо прослеживается по результатам социологического исследования, проведенного на территории Могилевской области [1]. Подобные исследования демонстрируют, что даже в условиях признания достаточного количества негативных примеров деятельности личного состава партизанских формирований преобладающей остается положительная оценка роли партизан.
Восприятие информации институтов социальной памяти (в данном случае, музеев), СМИ, популярной литературы напрямую зависит от чувства патриотизма и отношения граждан к выполнению своих конституционных обязанностей (защита Родины от врага). На формирование чувства патриотизма непосредственное влияние оказывают семья и учреждения образования.
Одним из мощных факторов формирования общественного мнения является современное телевидение. Среди научно-популярных фильмов и программ ТВ фундаментально к теме партизанского движения обращаются нечасто: проекты СТВ «Пятый фронт», TB-Мир «Партизанский край», фильм «Партизаны против Вермахта». И если представители вузовской науки время от времени выступают консультантами таких проектов, то академические историки в них практически не задействованы. Кроме того, положительные стороны упомянутых программ нивелируются обстоятельствами их показа (рабочее время и поздний вечер в будни, середина дня в выходные).
Постепенное сокращение в последние десятилетия гуманитарных дисциплин в учреждениях среднего и высшего образования, качественные изменения выпускников педагогических вузов (объем их знаний и мотиваций) привели к появлению столь существенных пробелов в исторических знаниях по этому периоду у школьников и студентов, что 10 лет назад потребовалось введение в учебных заведениях нашей страны спецкурса «Великая Отечественная война в контексте Второй мировой войны».
Влиять на старшие поколения сложнее. Многим после господствовавших десятилетиями советских версий легче согласиться с прямо противоположными трактовками (даже при отсутствии семейных отрицательных примеров), чем на основе имеющегося жизненного опыта и знаний попытаться найти истину. Происходит кардинальное изменение в восприятии системы «свои» – «чужие». В качестве «чужих» легче воспринимаются представители советской власти, а не иноземные захватчики.
Из литературы, которую рядовые граждане используют для самообразования, приоритетом обладают публицистика и мемуары. Публицистические произведения не столько фиксируют события, сколько отражают эмоции, размышления [7; 34]. Как правило, публицистические произведения явно или имплицитно выражают мнение социальной группы. Продолжают издаваться мемуары участников партизанских действий, приобретают популярность воспоминания детей войны [24; 28]. Мемуары, источники, основанные на памяти, содержат непосредственную информацию о создателе и опосредованную о явлениях и событиях. Подача и толкование информации в воспоминаниях меняются по мере отдаления от времени событий. Таким образом, с точки зрения источниковедения, наиболее правдоподобными можно признать воспоминания, созданные непосредственными участниками событий в максимально приближенное к упомянутым событиям время. Однако, по вышеупомянутым причинам, люди зачастую изначально отрицательно относятся к мемуарам участников партизанского движения, содержащим достаточное количество критического материала и разъясняющим действия партизан в целом ряде проблемных ситуаций с местным населением. Если же в публицистических материалах публикуются воспоминания рядовых участников, то авторы таких публикаций часто стараются нивелировать любые положительные моменты в отношении партизан. (Так, в книге С. Захаревича «Партизаны СССР: от мифов к реальности» приведены воспоминания брата А. Е. Тараса Валентина, который однозначно подчеркнул, что ушел в партизаны из глубоко патриотических соображений. Однако, размещение этих воспоминаний в конце книги после заключения и библиографии приводит к тому, что большинство читателей этот материал даже не заметит.)
Дискуссионные вопросы партизанского движения на территории Беларуси на протяжении последних десятилетий уже не раз становились предметом изучения белорусских историков. Основное внимание в этих исследованиях уделялось анализу деталей, современной историографии [20; 21]. Однако возникает парадоксальная ситуация: историки-профессионалы в настоящее время владеют большей информацией, могут дать детальные разъяснения по самым проблемным вопросам антигитлеровской партизанской борьбы, но при этом результаты работы профессионалов не становятся достоянием широкой общественности. Результаты исследований профессиональных историков публикуются в основном в научных изданиях, малодоступных по причине небольших тиражей и немалой стоимости. Кроме того, специальная литература, даже созданная в научно-популярном жанре, проигрывает публицистике не столько в тираже и стоимости, сколько в рекламе и способе распространения. Редким положительным примером использования современных возможностей для ответа оппонентам можно назвать реакцию Э. Г. Иоффе на публикацию в газете «Комсомольская правда в Белоруссии» материала о якобы ни за что сожженной партизанами деревне Дражно [22].
Непрофессиональные исследователи активно используют популярные СМИ и Интернет. При этом в ряде случаев такие публикации претендуют на научные труды, в особенности при упоминании имен известных деятелей культуры (например, В. Быкова) и включении в библиографию работ представителей отечественной науки [15; 19]. В то время как вызвавшие резонанс своими работами И. Копыл, В. Акудович, В. Батшев четко признаются, что они излагают свою личную точку зрения, то С. Захаревич под видом научного труда делает вольный искаженный пересказ книги Дж. Армстронга (изданной на русском языке в не самом корректном переводе) [2; 4; 7; 19; 24]. Как справедливо отмечает российский историк Ю. А. Никифоров, упомянутые «специалисты» ощущают слабость своих позиций, не участвуют во внутрицеховой полемике историков (их сообщений нет в материалах конференций), но с помощью научно-популярного жанра обращаются к массовому читателю. В таких работах подаются (чаще без объяснений) малоизвестные или нечетко объясненные ранее исторические факты, создается видимость респектабельности в глазах обывателей [26]. Если учесть, что из конъюнктурных соображений многие СМИ героями своих материалов делают именно публицистов («академик» А. Е. Тарас), представляемых как современные исследовательские авторитеты, то создается ситуация, характерная для средневековья, когда степень достоверности информации источника определялась именно общественной авторитетностью. Все упомянутые «специалисты» принципиально не обращаются к отечественным и зарубежным документальным источникам, зато постоянно демонстрируют свое негативное отношение к «официальной науке». Примечательно, что публицисты добровольно отказываются от использования результатов исследований современных германских исследователей. (Их-то в вопросах партизанского движения и отношения обеих сторон с местным населением трудно обвинить в предвзятости!) Таким образом, от общественности скрывается факт, что по ряду основных вопросов выводы отечественных и немецких историков совпадают [27].
Опыт автора в области изучения общественного мнения по интересующей проблеме позволяет сделать вывод, что отношение граждан современной Беларуси к партизанскому движению периода Великой Отечественной войны в основе своей определяется пониманием некоторых важных моментов. На сформировавшиеся в последние десятилетия устойчивые стереотипы восприятия партизанского движения повлияла обусловленная идеологическими рамками советского времени недосказанность авторов научных трудов по указанной проблеме (роль военнослужащих и спецподразделений, законность партизанских формирований, существование лжепартизанских отрядов и уголовных банд и т. д.). То, что 30–40 лет назад было очевидным для большинства (немцы=захватчики, несущие смерть; свою землю необходимо защищать, своим нужно помогать, во всех государствах во время войны отношение к предателям ужесточается; шпионаж необходимо пресекать и т. д.), сегодня необходимо доказывать [14, с. 10–31].
В фундаментальных работах до сих пор отсутствует разъяснение, в чем разница между терминами «партизанское движение», «партизанщина», «бандитизм» [14, с. 10–31]. Как показывает анализ доступных документальных и нарративных источников, еще в период антигитлеровского сопротивления на оккупированных территориях руководители отрядов и бригад в борьбе за дисциплину и законность активно разъясняли личному составу разницу между этими тремя понятиями и принимали меры для искоренения двух последних [28, с. 95–129]. Среди советов о том, как пользоваться компасом и вести разведывательную деятельность, брошюры-пособия для партизан, появившиеся с началом войны, содержали и указания «пресекать дисциплинарные нарушения, факты морально-бытового разложения – пьянство, мародерство» [3]. Для простых читателей необходимо развести в доступной форме понятия «реквизиция» и «мародерство». Действия партизан в подавляющем большинстве случаев подпадали под понятие реквизиция: они действовали от имени государства. Мародерство – незаконное присвоение чужого имущества в атмосфере безнаказанности, направленное на удовлетворение собственных нужд – само по себе военным преступлением не является, но является отягчающим обстоятельством.
В большинстве научных изданий, посвященных событиям 1941–1945 гг., не указано, что партизанское движение являлось разрешенной формой сопротивления по нормам международного права, что основные требования комбатации соблюдались, и это доказано юристами и историками [14; 30]. Публицисты же в своих трудах, с одной стороны, демонстрируют вопиющее невежество в области права, с другой, намеренно используют правовую неосведомленность общества в толковании правовой терминологии (конституционные нормы, военные преступления, преступления перед государством, юрисдикция международного или внутреннего права) и применения норм права в период ведения военных действий [7; 19; 24; 25; 34].
По мере отдаления военных событий у многих граждан возникает непонимание мотивов, побудивших сотни тысяч людей уйти в лес и взяться за оружие. Этот вопрос до сих пор остается спорным для историков и общественности. Удивительно то, что большинство публицистов при обсуждении проблемы вообще упускают (или сознательно обходят) тот момент, что конституционная обязанность граждан – Родину защищать. Если в предыдущий период в обществе идея сопротивления населения оккупантам не вызывала сомнений, то сейчас мотивы сопротивления врагу увязываются со стремлением жителей пережить оккупацию, выжить, спастись. А для этого присоединяться к активной борьбе против захватчиков нельзя. Польский исследователь Ю. Туронак утверждает, что население вступало в отряды, в том числе и для того, чтобы избежать угона в германскую неволю [35, с. 586–594].
В отсутствие четкого взгляда у современной молодежи, например, формируется мнение, что люди присоединялись к партизанам, так как это позволяло легче добывать продовольствие в условиях оккупации. В. В. Акудович считает, что партизанские действия вообще не характерны для белорусов [2, с. 66–79]. По его мнению, идея борьбы против немецко-фашистских оккупантов вообще не белорусского происхождения. В проекции на белорусов у этой идеи нет исторически подтвержденного генезиса. Модель жесткого сопротивления оккупации навязана белорусам Россией.
Еще один тезис состоит в том, что всенародной борьбы против гитлеровских оккупантов на белорусской территории не было [2; 7; 19; 24; 25; 34]. На наш взгляд, это связано с проявившимся еще в советский период употреблением терминов «массовый» и «всенародный». Советские историки и идеологи подразумевали, что на борьбу против захватчиков встали представители всех социальных, возрастных и этнических групп, населявших оккупированные территории СССР [14]. Обыватели же трактуют этот термин как участие большинства населения в количественном отношении. Причем, многие считают, что именно народное начало всегда было в основе партизанской войны. (Кстати, так отмечено в трехтомнике «Всенародная борьба в Белоруссии») [14]. Именно отсутствие в популярной литературе подробных разъяснений разницы этих терминов и подходов в настоящий период используют некоторые популяризаторы.
Исторически сложилось так, что с момента появления регулярных армий в партизанской войне исконно сосуществуют два начала: организованные партизаны-военные и партизаны стихийные – местные жители. Если под партизанским движением понимать организованные действия в тылу врага формированиями армейского типа, то его нельзя определять как всенародную борьбу в тылу врага и относить всех сочувствующих партизанам граждан к числу участников движения. Российский историк В. И. Боярский делает прогноз участия населения в партизанской войне: через несколько лет оккупации 70 % населения займут пассивную выжидательную позицию, а из 90 % патриотов 20 % будут вести активную борьбу с противником, 70 % займут пассивную позицию [9, с. 4–17].
Одним из аргументов против участия населения в активном сопротивлении выдвигается тезис, что для местных жителей минувшая война не была Отечественной. С точки зрения В. Акудовича, А. Тараса, С. Захаревича и др. то, что для России – Отечественная война, для нас – самоуничтожение. Навязанное Москвой сопротивление провоцировало немцев на дополнительную жестокость, а с другой стороны, двигало самих белорусов не неестественную и ненужную им борьбу с оккупацией. Для белорусского народа партизанское движение было чужеродным, напрасным и враждебным делом. Оно несло опасность смерти в значительно большей мере, чем сама оккупация. Опасность была не гипотетической, а непосредственной.
Тот же В. Акудович считает, что оскорбительно звучит называние войны Отечественной для нации и народа, который вынудили самоуничтожаться, сражаясь на стороне одной хищной империи против другой такой же [15]. Многие современные публикации утверждают, что в происходившей войне чужими являлись не германские войска, а советские. Создается возможность выдвинуть идею о попытке национальных сил создать в таких условиях независимое белорусское государство (а партизаны препятствовали созданию белорусской независимости). Однако всемирная история не знает случаев получения реальной независимости в период оккупации одного государства другим.
В связи с этим более подходящей для трактовки сопротивления нацистам видится точка зрения С. Кара-Мурзы. Автор доказывает, что для жителей БССР война была Отечественной, потому что они защищали не столько свое государство и его вождя, а свою родную землю. Поэтому, уходя на Отечественную войну, люди «замораживали» свою память об обидах хотя бы на время войны [23].
Белорусский историк В. Н. Сидорцов, рассматривая Великую Отечественную войну с точки зрения синергетики, исходит из того, что немецкая агрессия представляла опасность для существования государственной системы, а власть в первые дни войны демонстрировала свою беспомощность. Это обострило чувство патриотизма, породило глубокий коллективизм и острое ощущение гражданской ответственности каждого отдельного человека за участие в изгнании захватчиков с родной земли. В это время только личные убеждения и моральные мотивации могли повлиять на принятие такого решения [33, с. 57, 100].
Как отмечалось ранее, в фундаментальных работах слабо обозначаются цели и задачи партизанского движения. Упор делается на благородство целей и освободительный характер войны. Основная цель – нанести агрессору вред, а параллельно не допустить сотрудничества населения с оккупантами. С ней согласны даже большинство популяризаторов. Немецкие оккупационные власти с самого начала чрезвычайно облегчили своими действиями задачи партизан. По мере того, как население все более ясно видело, что оккупанты не желают сотрудничать с ними и смотрят на захваченную территорию только как на источник сырья, материалов, продовольствия и рабочей силы, партизанское движение росло. Оно достигло своего кульминационного пункта летом 1943 г., когда появился приказ о насильственном вывозе трудоспособного населения в Германию.
Задачи партизан, как военизированных формирований, были определены еще в XIX веке, а в 1941–1944 гг. они сводились к следующему: получение сведений чисто военного характера о количестве войск, вооружении, планах немецкого командования; уничтожение живой силы немецкой армии путем вооруженных нападений; организация диверсий – взрывы мостов, поездов с вооружением, складов и т. д.; терроризирование немецкого тыла путем вооруженных нападений, а также путем распространения ложных и панических слухов; уничтожение предателей и шпионов (В. Батшев и С. Захаревич обозначают последних как «антибольшевиков»). Ряд публицистов пытается подменить уничтожение изменников (законы военного времени рассматривали эти поступки как преступления, карающиеся самым строгим образом – вплоть до расстрела) своеобразной зачисткой территории сталинскими силовиками. Необходимо отметить, что тут не все так однозначно: речь идет не об уничтожении антибольшевиков как таковых, а лиц, сотрудничавших с оккупантами. Однако во всем мире ответственность за сотрудничество с захватчиками во время ведения боевых действий ужесточается [13]. Сознательное предательство или измена являются преступлениями против государства и подлежат уголовному наказанию. Хотя даже в недемократическом СССР уже в конце 1942 г. приняли решение о смягчении ответственности лиц, служивших в оккупационных структурах и членов их семей [35, с. 586–594].
Обращаясь к всенародности антигитлеровской партизанской борьбы, ряд исследователей пытаются доказать ошибочность такого определения через характеристику личного состава отрядов и бригад, выдвигая претензии по социальной и национальной составляющим. Состав партизанских отрядов складывался из трех элементов. Это военнослужащие Красной Армии из разбитых и взятых в плен регулярных частей, лишенные возможности из-за быстрого передвижения фронта присоединиться к своим, или бежавшие из немецкого плена. Второй элемент – жители занятых областей, чаще жители городов, чем деревень, спасавшиеся от немецкого террора и вводимых немцами порядков. Третья группа – переброшенные с Большой земли небольшие разведывательно-диверсионные отряды, прошедшие специальную подготовку. Так состав выглядит вкратце. Далее у историков-профессионалов начинаются разногласия с исследователями-публицистами. Основные претензии связаны с незнанием неспециалистами основ партизанской войны и преувеличением идеологической основы. Популярность набирает тезис о том, что партизанил не народ, а советский спецназ. Это связано со смещением акцентов советской историографии на роль простых граждан в сопротивлении. Таким образом, публицисты «получили» разрешение «забыть» про изначально двуединую основу партизанских действий: армия+население. Без участия одной из составляющих успеха не получится. На одном народном патриотизме, без поддержки специально обученных бойцов, с Компартией или без нее, эффективные действия невозможны. Среди гражданского населения также необходимо участие людей, обладающих авторитетом и способных повести за собой. (Это относится к лицам, занимавшим до войны руководящие должности). Второе, в своей трактовке личного состава публицисты намеренно умаляют роль народного участия в партизанской борьбе. Более того, В. Батшев и признающий его экспертом в партизанском вопросе С. Захаревич, считают, основываясь на книге Д. Армстронга (что является абсолютным искажением позиции Д. Армстронга!) [4], что городские жители составили большинство в отрядах, что их настроения были еще более антисоветскими. Единственной причиной ухода в лес упомянутые «исследователи» считают необходимость скрыться от немцев. Они настаивают, что московское руководство не доверяло кадровым военным, оказавшимся на захваченной территории, а молодежь влекла в партизанскую борьбу не столько любовь к Родине, сколько романтика и риск партизанщины, и что позднее многие молодые люди стали активными участниками Русского Освободительного Движения [7]. И. Копыл вообще «доисследовался» до того, что настоящими партизанами называет только еврейские отряды-лагеря и формирования польской Армии Краевой [24].
Главным аргументом против масштабности антигитлеровской партизанской войны является руководящая роль Москвы. Уже не раз упоминалось, что для государства, терпящего поражение от агрессора, партизанские действия в тылу врага могут стать определяющими. Именно в такой ситуации оказалось руководство СССР летом 1941 г., когда призвало к организации партизанской войны. Советское правительство, в отличие от польского, страну не покинуло и руководило организацией отпора врагу. Логично, что, являясь руководящей партией, ВКП(б) взяла этот вид деятельности под свой контроль, хотя среди личного состава партизанских формирований коммунисты составляли не более 10 %.
В. Батшев, с одной стороны, настаивает, что для контроля за действиями партизан и противодействия немецкому террору центральное руководство было нужно, с другой стороны, ставит существование штаба партизанского движения под сомнение на основании того, что об их деятельности перестали писать в научно-популярных публикациях, вышедших в 1980-е годы и позднее. Хочется спросить, а в архивы сходить, документы посмотреть не пробовали? Существование штабов партизанского движения не ставят под сомнение россиянин А. Гогун [17, с. 484–514], польский историк Ю. Туронак [35, с. 586–594], М. Бартушка [8, с. 75], А. Бракель [11, с. 385] и др.
«Бомбой», сброшенной на участников партизанского движения, стало регулярно звучащее в последнее десятилетие обвинение в том, что именно они, а не немецкие оккупанты нанесли мирному населению большие потери, именно они организовали на нашей территории гражданскую войну [7; 19; 24; 34]. Прочитав такие материалы, можно подумать, что немцы не форсировали геноцид, план «Ост» является выдумкой советских идеологов. (А как же спецвыпуски «ARCHE», где зарубежные специалисты настаивают именно на геноцидном характере войны?!) [5; 6; 18; 31; 32]. Партизаны, являясь длинной рукой советской власти, якобы совершали преступления против мирного населения по нескольким причинам: необходимость облегчения зачистки силовыми ведомствами после изгнания захватчиков; требования руководства вести боевые действия; народ партизанами рассматривался как стадо, по отношению к которому допустимо все. Происходит массовая замена социального подтекста событий на политический. Главными преступлениями видятся грабежи под видом хозопераций и под влиянием алкоголя, а также уничтожение антибольшевиков и просто несогласных с действиями партизан [3; 7; 19; 22; 24; 25]. Однако только за последние 5 лет отечественные и зарубежные исследователи (А. Бракель, Е. Павлова, А. Ивицкий и др.) подготовили ряд материалов, предоставив читателю исчерпывающий анализ ситуации [10; 11; 21; 29]. Хочется еще раз напомнить, что за совершение подобного рода деяний в партизанских формированиях судили так же сурово, как за шпионаж и предательство [29; 36].
Даже те современные историки-профессионалы, которые резко негативно относятся к советской власти, отмечают, что объем репрессивных акций, которые устраивали советские партизаны в годы оккупации, был значительно меньше размаха тех «операций», в которых участвовали полицейские в 1941–1944 гг. Речь идет, прежде всего, о соучастии в Холокосте и геноциде цыган, выявлении и казнях нелояльных немцам мирных жителей, арестах и расстрелах заложников, сожжении «партизанских» деревень вместе с населением или без него. Упомянем здесь и содействие в наборе и депортации остарбайтеров [5; 6; 16]. Понятно, что далеко не все коллаборационисты «отметились» в указанных актах, поэтому грести всех под одну гребенку было бы грубой методологической ошибкой. Точно так же нельзя говорить о замешанности поголовно всех партизан в коммунистическом терроре на территории, оккупированной немцами. В целом отношение населения к бывшим партизанам более положительное, чем к бывшим полицаям, хотя и тех и других крестьяне считали вполне своими.
Тот же А. Гогун отмечает, что в жестокости и размахе террора против мирного населения советские партизаны уступали националистам. Советские партизаны применяли классовый террор. Они могли пожалеть даже полицая, если он был крестьянином-бедняком, а зажиточных хозяев грабили. Бандеровцы, действовавшие на юге Беларуси, оценивали людей не только по шкале политической активности, но и по происхождению – могли убить еврея или русского. Действия АК также приводили к жертвам среди населения. Такая ситуация объясняется тем фактом, что бандеровцы и АК, в отличие от советских сталинских формирований, были формированиями националистическими [17, с. 344–345, 484].
Основой советской партизанской историографии являлись три кита: показ руководящей роли Компартии, участия народа и эффективность боевых действий. Эффективность действий войск в своем тылу противник признал еще в военные годы. Причем, кроме военного эффекта, отмечалась и победа партизан в по л итико-психологической войне. Именно в связи с реально ощутимой партизанской угрозой немцы в Беларуси чаще, чем в Украине, проводили антипартизанские операции и связанные с ними репрессии против гражданского населения [8, с. 66–85; 31, 32]. Современные зарубежные историки признают партизанское движение в Беларуси вершиной антигитлеровского сопротивления в Европе [27]. Отечественные публицисты с таким подходом не согласны. Множественные споры вызывают величина и характер ущерба, нанесенного советскими партизанами войскам Вермахта на белорусской территории. А. Тарас постоянно говорит о проведенных С. Захаревичем перепроверках боевой деятельности партизан. Каким образом проводились эти проверки, нигде не упоминается: то ли документы изучает, то ли граждан, переживших войну детьми, опрашивает. В печатных СМИ и Интернете регулярно появляются материалы члена совета минского отделения международного общества «Мемориал» историка И. Кузнецова о том, что эффект от советской партизанской войны является полной фикцией [25]. Причем, никто из упомянутых разоблачителей не знакомился ни с немецкими, ни с отечественными архивами. Они по кругу ссылаются друг на друга.
Главные выводы из состояния общественного мнения о партизанском движении в период минувшей войны, которые должны сделать профессионалы, состоят в том, чтобы независимо от нашего принятия-непринятия такого способа тиражирования результатов научных исследований максимально использовать современные информационные ресурсы для ознакомления населения с результатами достижений науки. Учреждения образования должны приложить максимум усилий, чтобы жители Республики Беларусь с детства гордились своей героической историей и знали, что иноземных агрессоров надо гнать с родной земли всеми имеющимися средствами!
Источники и литература
1. Агееў, А. Р. Вобразы партызан, нацысцкіх акупантаў і паліцэйскіх ва ўспамінах жыхароў Магілёўшчыны. – БіГ. – Вып. 11. – У 2 т. – Т. 1. – С. 47–55.
2. Акудовіч, В. Код адсутнасці: вытокі беларускай ментальнасці / В. Акудовіч. – Мінск, 2007.
3. Анкудо, Е. Неизвестная война / Е. Анкудо // Белорусская газета. – 2002. – 25 ноябр.; 2 дек.
4. Армстронг, Д. Советские партизаны во Второй мировой войне / Д. Армстронг. – Лондон, 1964.
5. Пачатак: паліцаі і партызаны // ARCHE. – 2013. – № 1 (118).
6. Пачатак: ахвяры i каты // ARCHE. – 2013. – № 3(120).
7. Батшев, В. Партизанщина: мифы и реалии / В. Батшев // Электронный ресурс: lebed. com/2007/art4934/htm; lebed.com/2007/art4938.htm; lebed.com/2007/art4947.htm
8. Бартушка, М. Партызанская вайна ў Беларусі ў 1941–1944 гг. / М. Бартушка. – Вільнюс; Беласток, 2011.
9. Боярский, В. И. Партизаны и армия: история утерянных возможностей / В. И. Боярский. – Минск, 2001.
10. Бракель, А. Адносіны паміж савецкімі партызанамі і цывільным насельніцтвам… / А. Бракель // ARCHE. – 2013. – № 1. – С. 304–338.
11. Бракель, А. Найбольш небяспечны гнеў сялян… / А. Бракель // ARCHE. – 2010. – № 5. -С. 372–402.
12. Верт, А. Россия в войне 1941–1945 гг. / А. Верт. – М., 2003.
13. Вронская, Т. В. Право и бесправие в годы Великой Отечественной войны / Т. В. Вронская // Беларусь в годы Великой Отечественной войны: уроки и современность. – Минск, 2004.
14. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: в 3 т. / редкол. А. Т. Кузьмин (предс.) [и др.]. – Минск, 1983–1985. – Т. 2. / А. А. Филимонов (рук.) [и др.]. – Минск, 1984.
15. Гогун, А. Партизаны против народа / А. Гогун // Электронный ресурс: ricolor.org/ journal/wr/hi/pd.
16. Гогун, А. Родня: полиция и партизаны.1941 – 1944. На примере Украины / А. Гогун, И. Дерейко, А. Кентий. – Укр. Изд. Союз, 2011.
17. Гогун, А. Сталинские коммандос / А. Гогун. – М., 2008.
18. Дын, М. Мікракосм: Халакост, калабарацыя і супраціў у Мірскам раёне / М. Дын // ARCHE. – 2013. – № 1 (118). – С. 234 – 273.
19. Захаревич, С. С. Партизаны СССР: от мифов к реальности / С. С. Захаревич. – Вильнюс, 2012.
20. Зданович, В. В. Партизансское движение на территории Беларуси в годы Великой Отечественной войны: дискуссионные вопросы. 1991–2006 / В. В. Зданович // Вести. Акад. МВД РБ. -2008.-№ 1.-С. 17–21.
21. Ивицкий, А. М. Основные источники и способы продовольственного обеспечения партизанских формирований Беларуси в годы Великой Отечественной войны / А. М. Ивицкий / Беларусь и Германия: история и современность: мат-лы Междунар. конф. – Вып. 10, т. 1. – Минск, 2012.-С. 150–155.
22. Иоффе, Э. Г. Что стоит за трагедией в Дражно / Э. Г. Иоффе // Электронный ресурс:
23. Кара-Мурза, С. Не допустить перекройки символов / С. Кара-Мурза // Беларуская думка. – 2010. – № 4. – С. 54–57.
24. Копыл, И. Нябышына. Акупацыя вачамі падлетка / И. Копыл // Электронный ресурс: www.nv-online.info/by/56/300/10532www.nv-online. info/by/57/300/10763.
25. Кузнецов, И. Партизанское движение: правда и мифы / И. Кузнецов // Уроки Холокоста: история и современность. – Минск, 2009. – Вып. 3.
26. Никифоров, Ю. А. Фальсификация истории Второй мировой войны: к постановке проблемы / Ю. А. Никифоров // Партизанское движение в Беларуси и его роль в разгроме фашистских захватчиков в 1941–1944 гг.: материалы Междунар. конф., 25–26 июня 2009 г. – Минск, 2009. – С. 58–72.
27. Новиков, С. Е. Германская историография истории вооруженного сопротивления в Беларуси (1941–1944 гг.) / С. Е. Новиков // Беларусь. 1941–1945. Подвиг. Трагедия. Память: в 2 кн. – Кн. 1. – Минск, 2010. – С. 235–255.
28. Нордман, Э. Б. Не стреляйте в партизан / Э. Б. Нордман. – Минск, 2007.
29. Павлова, Е. Я. Многогранье всенародной борьбы: отношения партизан с местным населением / Е. Я. Павлова // Беларуская думка. -2014. – № 2. – С. 82–91.
30. Попов, А. Ю. НКВД и партизанское движение / А. Ю. Попов. – М., 2003.
31. Рудзінг, П. А. Навука забіваць. 201 батальён ахоўнай паліцыі і гаўптман Р. Шухевіч / П. А. Рудзінг // ARCHE. – 2013. – № 1(118). – С. 65–85.
32. Рудзінг, П. А. Тэрор і мясцовая калабарацыя ў акупіраванай Беларусі (прыклад 118 ахоўнага батальёна) / П. А. Рудзінг // ARCHE. – 2013. – № 1(118). – С. 99–148.
33. Сидорцов, В. Н. Народ во Второй мировой и Великой Отечественной войне / В. Н. Сидорцов, В. А. Латышева. – СПб., 2005.
34. Тарас, А. Е. Партизаны воевали со своими / А. Е. Тарас // Белгазета. – 2013. – 3 июня.
35. Туронак, Ю. Мадэрная гісторыя Беларусі / Ю. Туронак. – Вільня, 2006.
36. Шарков, А. В. Карательная политика государства в отношении лиц, сотрудничавших с нацистским режимом в годы Великой Отечественной войны / А. В. Шарков // Беларусь и Германия: история и современность: мат. Междунар. конф. – Вып. 11. – Т. 1. – Минск, 2013. -С. 36–47.
Аграрная палітыка нацыстаў у Заходняй Беларусі (1941–1944 гг.): гістарыяграфія пытання ў працах замежных даследчыкаў
С. Л. КАЗЛОВА (Минск)
Пытанне эканамічнай палітыкі нацыстаў на тэрыторыі акупаванай Заходняй Беларусі не было прадметам спецыяльнага разгляду ў навуковым асяродку замежных гісторыкаў Хутчэй яго разглядалі ў кантэксце іншых тэм, закранаючы толькі некаторыя асноўныя аспекты. Між тым без яго глыбокага вывучэння і аналізу немагчыма казаць аб аб’ектыўным і поўным асвятленні гісторыі Другой сусветнай вайны. Неабходна адзначыць, што ў працах замежных навукоўцаў вельмі рэдка засяроджваецца ўвага на адрозненнях эканамічнай палітыкі акупантаў, тым больш палітыкі аграрнай, ў розных рэгіёнах акупаванай Беларусі.
Замежную гістарыяграфію, якая закранае праблемы аграрнай палітыкі нацыстаў на тэрыторыі Заходняй Беларусі, мы можам падзяліць на англа-амерыканскую, нямецкую, польскую, украінскую і расійскую.
У канцы 1950 – пачатку 1960-х гг. ў ЗША з’яўляюцца першыя навуковыя працы, прысвечаныя гісторыі падзей Другой сусветнай вайны на Усходнім фронце. Тэта тлумачыцца тым, што значная колькасць дакументальных нямецкіх трафейных матэрыялаў была вывезена амерыканцамі і недаступна гісторыкам іншых краін. Американская і англійская гістарычная навука не была абцяжарана ніякімі складанасцямі для крытычнага паказу падзей.
У 1957 г. свет пабачыла значная навуковая праца, фундаментальнае даследаванне амерыканскага гісторыка А. Даліна [1]. Аўтар піша, што прычынай эканамічнай палітыкі на усходзе Берлін называў «карысць для нямецкай дзяржавы і народа». Усходнія тэрыторыі павінны былі забяспечваць Германію прадукцыяй сельскай гаспадаркі. Канцэпцыя «Grossraum» («Вялікай прасторы») абмяжоўвала эканамічныя функцыі «больш нізкіх» абласцей, да якіх належаў СССР, элементарнымі галінамі эканомікі. Спажыванне на Усходзе павінна было скараціцца, каб Германія не мела абмежаванняў у аграрнай прадукцыі – вось, па меркаванні гісторыка, той ключавы пункт, на якім грунтаваліся нямецкія мерапрыемствы і нямецкая эканамічная палітыка. Асобнай праблемай гісторык называе адсылку остарбайтэраў у Германію, у выніку чаго на вёсцы змяншалася колькасць працоўных рук. Перад акупацыйнымі ўладамі, па меркаванні амерыканскага даследчыка, паўставалі дылемы: хто павінен больш спажываць аграрнай прадукцыі – Вермахт ці грамадзянскае насельніцтва Германіі? Чаму аддаць перавагу – сельскагаспадарчай вытворчасці ці максімальнай адсылцы працоўных у Германію? На гэтыя пытанні, як лічыць амерыканскі гісторык, ніколі не меўся аўтарытэтны і канчатковы адказ, меліся толькі кампрамісы, якія ажыццяўляліся пад ціскам некаторых уладных груповак сярод нямецкага вышэйшага кіраўніцтва.
Амерыканскі даследчык Н. Вакар у сваёй навуковай працы [2], якая выйшла ў свет у 1956 г., робіць спробы разгляду дзейнасці беларускіх мясцовых органаў улады ў сельскай мясцовасці падчас нацысцкай акупацыі. Увагу ён удзяляе таксама нямецкай палітыцы ў сферы эканамічнай вытворчасці, аграрнай рэформы А. Розэнберга, рэквізіцыі харчавання ў беларускага вясковага насельніцтва.
Для нашых даследчыкаў цікавае сучаснае навуковае даследаванне амерыканскага гісторыка, спецыяліста па мадэрнай гісторыі Цэнтральнай і Усходняй Еўропы Ц. Снайдэра [3], якое было пераведзена на беларускую мову і выйшла ў свет у 2013 г. Акрамя шматлікіх пытанняў таталітарызму, нацыяналізму і Халакосту, у дадзеным даследаванні аўтар удзяляе ўвагу таксама эканамічнаму выкарыстанню нацыстамі тэрыторыі Савецкага Саюза, у тым ліку Беларусь Ён сцвярджае, што савецкія тэрыторыі былі «адзіным надзейным пастаўшчыком харчавання» для нацысцкай Германіі і яе саюзнікаў. Гісторык дае кароткую характарыстыку плана «Ост», робіць выснову, што «ў доўгатэрміновай перспектыве план прадугледжваў захоп сельгасугоддзяў, знішчэнне тых, хто працаваў на іх і засяленне іх немцамі». Некаторую ўвагу гісторык ўдзяляе пытанню так званага плана голаду, які быў распрацаваны для будучых акупаваных усходніх тэрыторый яшчэ ў маі 1941 г. На думку аўтара, нацысты зыходзілі з таго, што падчас вайны і пасля яе завяршэння нямецкая армія і грамадзянская акупацыйная адміністрацыя павінны былі існаваць за кошт прадукцыйных рэсурсаў, адабраных у мясцовага насельніцтва. Аўтар падкрэслівае, што тэрор голадам і каланізацыя былі сутнасцю нямецкай акупацыйнай палітыкі на тэрыторыі Беларусі.
Англійскі даследчык А. Кей ў сваім навуковым даследаванні [4] на падставе архіўных крыніц паказвае эвалюцыю поглядаў нацысцкага кіраўніцтва на выпрацоўку стратэгіі эканамічнай эксплуатаций На яго думку, толькі са золением аграрна-эканамічных і больш шырокіх стратэгічных аргументаў па пашыранай эксплуатацыі еўрапейскай часткі Савецкага Саюза прапанова абмежаванай ваеннай аперацыі супраць СССР ператварылася ў «вайну на вынішчэнне» і кампанію па заваяванню «жыццёвай прасторы, зерня і сыравіны».
Нямецкія даследчыкі ў апошнія дзесяцігоддзі вельмі актыўна пачалі вывучаць гісторыю нацысцкай акупацыі Беларусі, выкарыстоўваючы пры гэтым новыя матэрыялы германскіх архіваў. У даследаванні [5] пад рэдакцыяй навуковага дырэктара Цэнтра ваенна-гістарычных даследаванняў у Пацдаме гісторыка Р.-Д. Мюлера сцвярджаецца, што тэарэтычная падрыхтоўка для магчымага эканамічнага выкарыстання савецкай эканамічнай прасторы была праведзена нацыстамі задоўга да пачатку вайны, пры гэтым выкарыстоўваліся савецкія статыстычныя распрацоўкі. Асноўнай дылемай нямецкай аграрнай палітыкі, якая стала відавочнай ужо пры планаванні і не магла вырашыцца да самага канца, называецца канфлікт паміж эканамічным прагматызмам і ідэалагічнымі ўстаноўкамі. У даследаванні сцвярджаецца, што закон аб новым аграрным парадку, у аснове якога была ліквідацыя калгаснай сістэмы і пераход да індывідуальнага землекарыстання, не адносіўся да тых тэрыторый, якія да 1939 г. не належалі Савецкаму Саюзу, таму што тут нешматлікія калгасы распаліся адразу з пачаткам вайны.
Як піша гісторык И. Шлотц у сваей кнізе [6], тэрор і прапаганда з’яўляліся двума бакамі нямецкай акупацыйнай палітыкі. Прымус да працы, крывавае падаўленне непакорлівых і знішчэнне не гарантавалі забеспячэння нямецкага панавання. Прапаганда выкарыстоўвалася дзеля таго, каб зрабіць беларускае насельніцтва лаяльным і пакорлівым. Нямецкая прапаганда базіравалася на канкрэтных мэтах грамадзянскай адміністрацыі: беларускае насельніцтва павінна было падтрымліваць акупацыйныя ўлады ў барацьбе з партызанамі, а таксама пастаўляць сельскагаспадарчую прадукцыю.
У сваёй навуковай працы [7] нямецкі гісторык X. Герлах паказвае шматлікія аспекты ваенна-эканамічнага рабавання захопленай тэрыторыі Беларусі. Аўтар сцвярджае, што Беларусь адразу трапіла ў сферу дзейнасці ваеннай адміністрацыі, якая была прадстаўлена гаспадарчай інспекцыяй, гаспадарчымі камандамі і гаспадарчымі групамі, якія актыўна выкарыстоўвалі яе прадукцыйныя рэсурсы. На думку аўтара, аддзелы сельскай гаспадаркі акружных камісарыятаў атрымлівалі распараджэнні непасрэдна з «усходняга міністэрства» і адказвалі перад ім за іх выкананне. Аўтар лічыць, што ідэю болып інтэнсіўнага выкарыстання захопленай вытворчасці было магчыма ажыццявіць праз змяненні ў арганізацыі сельскагаспадарчых работ, праз зацікаўленасць селяніна ў павышэнні вытворчасці сельскагаспадарчых прадуктаў, праз пашырэнне плошчы ворнай зямлі і г. д. Значны ўплыў на скарачэнне вытворчасці, як адзначае ў сваёй працы Герлах, на тэрыторыі Беларусі аказвалі партызаны.
У сваёй манаграфіі [8], выдадзенай на нямецкай мове і два разы перавы-дадзенай на беларускай, нямецкі гісторык Б. К’яры даследуе розныя пытанні гісторыі ваеннай штодзённасці беларускага грамадства ў перыяд нямецкай акупацыі. У ёй разглядаюцца ў тым ліку і пытанні эканамічнага і сацыяльнага жыцця мясцовага насельніцтва. Даследчык падрабязна апісвае структуру мясцовага самакіравання падчас акупацыі на ўзроўні ад раёна да вёскі, аналізуе яго нацыянальны і ўзроставы склад, адукацыйны ўзровень, паказвае яго цяжкае дваістае становішча «паміж молатам і накавальняй» (г. зн. паміж нямецкай адміністрацыяй і партызанскімі структурамі). Менавіта прадстаўнікі мясцовага самакіравання (старасты, раённыя бургамістры), па меркаванні гісторыка, адказвалі за здачу сялянскім насельніцтвам сельскагаспадарчых падаткаў. Гісторык адзначае, што заход небел арускія сяляне спадзяваліся на агульную прыватызацыю зямлі, падрабязна распавядае пра аграрную рэформу 1942 г. і фактычную немагчымасць яе ажыццяўлення. У навуковай працы надаецца значная ўвага ўплыву партызанскага руху на палітыку нямецкіх акупацыйных уладаў у галіне сельскай гаспадаркі.
Цікавым падаецца таксама даследаванне гісторыка М. Бартушкі [9], якое выйшла ў свет у Германіі ў 2008 г. і выдадзена на беларускай мове ў 2014 г. Некаторую ўвагу ён надае мэтам нямецкай акупацыйнай палітыкі ў Беларусі, сцвярджаючы, што лёс, які мусіў напаткаць Беларусь, доўгі час заставаўся спрэчным пунктам нямецкіх планаў. Згодна са сцвярджэннямі аўтара, частка гісторыкаў лічыць, што Беларусь паводле нацысцкіх планаў павінна была быць германізавана, а іншыя выказваюць меркаванне, што сюды павінны былі перасяліць частку «расава непаўнавартаснага» насельніцтва Прыбалтыкі і Польшчы. Пры гэтым савецкія тэрыторыі пасля чаканай хуткай перамогі павінны былі служыць выключна крыніцай аграрнай прадукцыі і сыравіны. Пасля таго, як надзеі на хуткую вайну не апраўдаліся, гэтая палітыка была зменена. Цяпер немцы планавалі выкарыстоўваць таксама мясцовую вытворчасць і працоўную сілу. Аўтар адзначае, што канфіскацыя лішкаў прадукцыі на карысць нямецкага ўнутранага фронту і войска вымусіла галадаць цэлыя пласты насельніцтва ў Беларусь Гатоўнасць пакінуць паміраць мясцовае насельніцтва ад голаду дзеля мэты забяспечыць сябе, на думку аўтара, таксама вынікала з расісцкай ідэалогіі нямецкага кіраўніцтва.
Цікавасць вызывае праца маладога нямецкага гісторыка А. Бракеля [10]. Даследаванне прысвечана малавядомым аспектам гісторыі Заходняй Беларусі, у тым ліку і эканамічным пытанням падчас Другой сусветнай вайны, на прыкладзе Баранавіцкай вобласці. Разглядаючы факты супрацоўніцтва нацысцкіх уладаў і мясцовага насельніцтва ў гаспадарчай сферы, ён сцвярджае, што ў асноўным тэта супрацоўніцтва насіла прымусовы характар. Аўтар паказвае агульную карціну прыцягнення мясцовага насельніцтва да прымусовай працы і падкрэслівае, што да канца 1943 г. на тэрыторыі Баранавіцкай акругі было зарэгістравана 134 тыс. чалавек мясцовай рабочай сілы, з якой 95 тыс. былі занятыя ў сельскай гаспадарцы.
Вынікі даследаванняў польскіх гісторыкаў могуць служыць у якасці зыходнага матэрыялу для правядзення параўнальнага аналізу асноўных накірункаў аграрнай палітыкі нацыстаў. Заканамернасць такой аналогіі тлумачыцца адзінствам некаторых форм і метадаў правядзення акупацыйнай палітыкі. Сярод гэтых даследаванняў можна выдзеліць працу Е. Карлікоўскага [11], які апісвае акупацыйную палітыку Рэйха і адзін з асноўных акцэнтаў робіць менавіта на аграрнай палітыцы, вельмі падрабязна характарызуе ўсю падатковую сістэму на вёсцы. Аўтар сцвярджае, што немцы, браўшы кантынгенты (натуральныя падаткі), тым не менш пакідалі сялянам сродкі для жыцця.
У працы Ч. Лучака [12] можна знайсці матэрыялы аб вырашэнні пытання адміністратыўнага падпарадкавання акругі «Беласток» і стварэння тут апарата кіравання. Гісторык сцвярджае, што гітлераўская акупацыйная адміністрацыя дамагалася выканання не толькі павялічэння ўраджайнасці сельскагаспадарчых раслін, але таксама і зменаў самой структуры іх вырошчвання, якая павінна была быць дастасавана да патрэб нямецкай ваеннай гаспадаркі. Патрабавалася павялічэнне сельскагаспадарчай і жывёлагадоўчай вытворчасці «любым коштам».
Польскі гісторык беларускага паходжання Ю. Туронак у сваёй працы [13] распрацаваў асабістую канцэпцыю аграрнай палітыкі немцаў на тэрыторыі Заходняй Беларусі. Перш за ўсё ён адзначыў, што савецкая эвакуацыя, вываз сельскагаспадарчай прадукцыі і жывёлы не закранулі гэтую тэрыторыю, што зрабіла яе становішча лепшым у параўнанні з ўсходняй часткай Беларусь У дадзеным даследаванні разглядаецца таксама стаўленне польскага насельніцтва да новай сітуацыі, яго жаданне нанава злучыць Заходнюю Беларусь з Полынчай. Як сцвярджае даследчык, палякі пачынаюць актыўна ўдзель-нічаць у стварэнні польскай адміністрацыі і паліцыі на тэрыторыі Ззаходняй Беларусь Даводзілася выдаваць асобныя дэкрэты і загады для «altsowjetische Gebiete» і для Заходняй Беларусь Болынасць берлінскіх дэкрэтаў і распараджэнняў, якімі рэгулявалася дзейнасць акупацыйнай адміністрацыі ў Остландзе, не датычыліся Беларусі – для яе былі прадугледжаны асобныя ўказанні. Гісторык падкрэслівае, што пастаянна ўзмацнялася эксплуатацыя беларускай сельскай гаспадаркі, значэнне якой узрасло пасля страты немцамі Украіны.
Польскі гісторык Ч. Мадайчык [14] даследаваў пытанні аграрнай палітыкі немцаў ў сваім навуковым выданні «Фашызм і акупацыя». Ён разглядае Беластоцкую акругу, тэрыторыя якой уваходзіла раней у склад Заходняй Беларусі, якая была далучана да СССР за два гады да пачатку Вялікай Айчыннай вайны і дзе новыя сацыяльныя з’явы яшчэ не паспелі замацавацца. Згодна са сцвярджэннем аўтара, на дадзеным абшары яшчэ засталіся рэшткі прыватнай уласнасці на зямлю, што было выкарыстана нямецкімі акупантамі у сваіх інтарэсах. Аўтар прыйшоў да пераканання, што нацысты трактавалі захопленую тэрыторыю Савецкага Саюза выключна як аб’ект эканамічнай эксплуатации Праблемам аграрнай палітыкі яны не надавалі спачатку вялікай увагі, бо былі перакананыя, што вайна хутка скончыцца перамогай. Аграрныя пераўтварэнні павінны былі ажыццявіцца пасля заканчэння ваенных дзеянняў з разлікам на будучую каланізацыю дадзенай тэрыторыі.
Як вядома, частка тэрыторыі Заходняй Беларусі (а менавіта генеральная акруга «Валынь-Падолія») па нямецкім адміністратыўна-тэрытарыяльным падзеле ўвайшла ў склад рэйхскамісарыята «Украіна», таму для дакладнага асвятлення праблемы мы павінны звярнуцца да прац украінскіх гісторыкаў.
Украінскі гісторык В. М. Немяты ў сваёй працы [15] асаблівую ўвагу ўдзяляе барацьбе сялян супраць аграрных мерапрыемстваў захопнікаў. Аўтар сцвярджае, што немцамі прадугледжвалася размеркаванне захопленай савецкай аграрнай прадукцыі спачатку для арміі, пасля для нямецкага грамадзянскага насельніцтва і ў апошнюю чаргу – для насельніцтва акупаваных краін. Даследчык лічыць, што акупацыйныя ўлады ў мэтах кантролю за вытворчасцю, зборам і вывазам ў Германію сельскагаспадарчай прадукцыі лічылі неабходным захаваць на некаторы час на акупаванай савецкай тэрыторыі буйную сельскагаспадарчую вытворчасць. Але пры гэтым даследчык не адзначае асаблівасцей беларускіх і украінскіх заходніх тэрыторый.
У 3-томным украінскім энцыклапедычным выданні [16] даволі шырока адлюстраваны аграрныя мерапрыемствы нацыстаў. Сцвярджаецца, што рэйхскамісар Украіны Э. Кох лічыў «злачынствам» любы план разданы зямлі мясцовым сялянам. Захопнікі свядома і наўмысна асуджвалі насельніцтва акупаваных тэрыторый на галодную смерць. Задача рэйхскамісарыята заключалася ў тым, каб забяспечыць Вермахт і Германію аграрнай прадукцыяй. У 1943 г. на Украіне і ў іншых раёнах па прамым загадзе стаўкі Гітлера пачалі стварацца так званыя прадукцыйныя крэпасці – базы для нямецкіх войск з непарушным запасам прадуктаў па спецыяльным спісе на «выпадак стратэгічнага адступлення» ці «выпрамлення фронту»; прадукты для гэтых баз рыхтавалі акупацыйныя ўлады за кошт рабавання мясцовага насельніцтва.
Асабліва трэба адзначыць працы сучасных украінскіх гісторыкаў, сярод якіх сваёй грунтоўнасцю, аналізам новай факталагічнай інфармацыі вылучаецца праца маладога навукоўца А. Перахрэста, выдадзеная ў 2010 г. [17]. Гісторык адзначае, што яшчэ ўлетку 1941 г. нацысцкае кіраўніцтва, разумеючы, што аднаразовымі рэквізіцыямі сельскагаспадарчый прадукцыі ў мясцовага насельніцтва нельга забяспечыць Вермахт і Германію, выдала распараджэнне, у якім паспрабавала спыніць некантраляванае рабаванне і пачаць праводзіць распрацаваную аграрную палітыку. Галоўнай задачай была названа арганізацыя сельскагаспадарчай вытворчасці. Аўтар піша, што сярод нацысцкай вярхушкі існавалі розныя пункты гледжання адносна метадау здзяйснення аграрнай палітыкі. Кіраўніцтва міністэрства па справах акупаваных усходніх тэрыторый на чале з А. Розэнбергам выступала за роспуск калгасаў і лічыла, што сельскагаспадарчая вытворчасць павінна быць заснавана на індывідуальных гаспадарках. А ведамства па чатырохгадовым плане на чале з рэйхсміністрам Г. Герынгам лічыла патрэбным захаваць савецкую кал гасну ю сістэму і планавала арганізаваць сельскагаспадарчую вытворчасць на базе вялікіх гаспадарак. Асаблівую ўвагу гісторык надае таксама стварэнню сістэмы аграрнага кіраўніцтва на акупаваных тэрыторыях, падрабязна разглядае правядзенне пасяўных і ўборачных кампаній 1941–1943 гг., паказвае аграрныя мерапрыемствы гітлераўцаў.
3 1990-х гг. у расійскай гістарыяграфіі пачаўся новы этап, які характарызуецца стварэннем умоў для далейшага паглыблення ведаў пра вайну, магчымасцю крытычнага асэнсавання дасягненняў папярэдняга перыяду. Разнастайнасць падыходаў пры вывучэнні розных навуковых праблем, засваенне расійскімі гісторыкамі новых пластоў замежнай літаратуры ў цэлым спрыяльна адбіліся на аб’ектыўным асвятленні малавывучаных старонак Вялікай Айчыннай вайны. Побач з метадалагічным плюралізмам галоўнай перадумовай удасканалення гістарычных ведаў стала істотна павялічаная крыніцавая база даследаванняў.
У апошнія гады расійскія навукоўцы зрабілі важныя крокі, прапанаваўшы грамадскасці новыя фундаментальныя працы па гісторыі Другой сусветнай вайны. У кнізе «Мировые войны XX ст.» [18] на падставе дакументаў айчынных і замежных архіваў асвятляецца прадгісторыя вайны, мэты нацысцкай Германіі, падрыхтоўка германскай арміі да вайны з СССР, планы па эканамічным рабаванні савецкіх абласцей, пытанні прапаганды ў будучай вайне, германскія планы на перыяд пасля заканчэння кампаніі з Савецкім Саюзам.
У 1998 г. выйшла ў свет выданне «Вялікая Айчынная вайна (1941–1945 гг). Ваенна-гістарычныя нарысы» у 4 кнігах (пад рэд. У А. Залатарова і Р М. Севасцьянава) [19]. У ім адзначаецца, што становішча акупантаў ў захопленых раёнах СССР у канцы 1942 г. – пачатку 1943 г. вельмі змянілася ў параўнанні з ранейшымі некалькімі месяцамі, аднак кіраўніцтва Германіі не губляла надзеі змяніць ход падзей на сваю карысць. Яны і не імкнуліся штосьці змяняць у сэнсе паслаблення ў сваёй акупацыйнай палітыцы, хаця і разумелі, што вайна, запланаваная як маланкавая, зацягнулася і надоўга. Наадварот, вялікія страты Вермахта на Усходнім фронце, вычарпанне людскіх і матэрыяльных рэсурсаў Германіі прыводзілі яе кіраўнікоў да высновы, што поспехі на фронце ў значнай ступені залежаць ад эфектыўнай працы прамысловасці і сельскай гаспадаркі акупаваных тэрыторый. Чым горш было становішча Германіі ў ваенна-эканамічнай сферы, тым больш акупацыйная адміністрацыя імкнулася прымусова прыцягнуць цывільнае насельніцтва да працы непасрэдна на месцы. Расійскія гісторыкі сцвярджаюць, што напад на СССР, згодна планаў фюрэра, не быў простай ваеннай акцыяй. Ён праследаваў асаблівыя мэты: заваяваць на ўсходзе жыццёвую прастору для нямецкіх каланістаў Заснаванае ўлетку 1941 г. ўпраўленне акупаваных тэрыторый было адбіткам таго, што Птлер не ўспрымаў ніякіх іншых рашэнняў, акрамя «поўнай каланізацыі» захопленых раёнаў СССР. Даследчыкі адзначаюць, што ў розных рэгіёнах акупанты намагаліся ажыццявіць аграрную рэформу парознаму На Украіне яны дзейнічалі вельмі асцярожна, баючыся рэзкімі зменамі дэзарганізаваць вытворчасць у гэтым багатым сельскагаспадарчым рэгіёне; у Беларусі дзейнічалі рашуча ў накірунку дэкалектывізацыі, узнаўлення прыватнай уласнасці на зямлю.
Неабходна адзначыць таксама гісторыка-дакументальнае выданне ў 2-х кнігах «1941 год. Страна в огне»: «Очерки», «Документы и материалы» [20], якое выйшла ў 2011 г. у Маскве як калектыўная праца акадэмічных гісторыкаў Беларусі, Украіны і Расіі. Аўтарскі калектыў выдатна выканаў сваю задачу па ўвядзенні ў навуковы зварот новых фактаў і дакументаў. Цэлы раздзел «Очерков» прысвечаны перыяду акупацыі Беларусі. Увага надаецца планам нацыстаў па каланізацыі, кіраванню акупацыйнай тэрыторыяй, прапагандысцкай палітыцы ў адносінах да мясцовага сельскага насельніцтва. У раздзеле «Война и белорусское общество» таксама зроблены акцэнт на аграрную палітыку нацыстаў у Беларусі, на канфіскацыю ў мясцовага сялянства сельскагаспадарчай прадукцыі ў першыя месяцы вайны, стварэнне дзяржаўных маёнткаў, на адрозненні нацысцкай аграрнай палітыкі ў Заходняй і Усходняй Беларусі.
Разам з тым, аналіз замежнай гістарыяграфіі сведчыць аб тым, што праблема аграрнай палітыкі нямецкіх захопнікаў на тэрыторыі Заходняй Беларусі недастаткова разгледжана на сучасным этапе развіцця гістарычнай навукі. Гісторыкі не ў дастатковай ступені адлюстравалі асаблівасці забеспячэння і ажыццяўлення аграрнай палітыкі нямецкіх захопнікаў на Беларусі ў залежнасці ад зон акупацыі і этапаў вайны. Даследчыкамі разглядалася ў асноўным беларуская тэрыторыя, якая ўваходзіла ў склад Генеральнай акругі Беларусь. Даследаванне нацысцкай палітыкі на той частцы тэрыторыі заходніх абласцей Беларусі, якія падчас вайны ўваходзілі ў склад генеральнага камісарыята «Валынь-Падолія» (рэйхскамісарыят «Украіна») і акругі «Беласток» (Усходняя Прусія), амаль што не праводзілася. А між тым на кожнай з гэтых тэрыторый аграрная палітыка нямецкіх акупантаў мела свае асаблівасці і адрозненні, якія залежалі ад шматлікіх унутраных і знешніх фактараў, аналіз якіх дазволіць больш дакладна высветліць мэты, метады і вынікі аграрнай палітыкі ў цэлым на акупаванай беларускай зямлі.
Крыніцы і літаратура
1. Dallin, A. German rule in Russia 1941–1945: A study of occupation policies / A. Dallin. -London, 1957.
2. Vakar, N. Belorussia: The Making of a Nation / N. Vakar. Cambridge; Massachussets, 1956.
3. Снайдэр, Ц. Крывавыя землі: Еўропа паміж Гітлерам і Сталіным / Ц. Снайдэр. – Мінск, 2013 г.
4. Kay, A. Exploitation, Ressetlement, Mass Murder: Political and Economic Planning for German Occupation Policy in the Soviet Union, 1940-41 / A. Kay. – New-York, 2006.
5. Die deutsche Wirtschaftspolitik in den besetzen sowjetischen Gebieten 1941–1943: Der Abschlußbericht der Wirtschaftsstabes Ost und Aufzeichnungen eines Angehörigen des Wirtschaftskommandos Kiew / hrsg. und eingeleitet von Rolf-Dieter Müller. – Boppard am Rhein, 1991.
6. Schlootz, J. Deutsche Propaganda in WeiBruBland 1941–1944: Eine Konfrontation von Propaganda und Wirklichkeit / J. Schlootz. – Berlin, 1996.
7. Gerlach, Ch. Kalkulierte Morde. Die Wirtschafts– und Vernichtungspolitik in WeiBruBland 1941 bis 1944. 2. Auflage / Ch. Gerlach. Hamburg, 2000.
8. Chiari, B. Alltag hinter der Front: Besatzung, Kollabaration und Widerstand in WeiBruBland 1941–1944 / в. Chiari. – Dtisseldorf, 1998.
9. Бартушка, M. Партызанская вайна ў Беларусі ў 1941–1944 гг. / М. Бартушка. – 3-е выд. – Смаленск, 2014.
10. Brakel, А. Unter Rotem Stern und Hakenkreuz: Baranowicze 1939 bis 1944. Das westliche Weißrußland unter sowjetischer und deutscher Besatzung / А. Brakel. – Paderborn; München; Wien, Zürich, 2009.
11. Karlikowski, J. Polityka okupacyjna III Rzeszy w Okręgu Bialostokim, 1941–1944 / J. Karlikowski. – Bialystok, 1965.
12. Łuczak, Cz. Polityka ludnościowa i ekonomiczna hitlerowskich Niemiec w okupowanej Polsce / Cz. Łuczak. – Poznań, 1979.
13. Туронак, Ю. Беларусь пад нямецкай акупацыяй / Ю. Туронак. – Мінск, 1993.
14. Madajczyk, Cz. Faszyzm i okupację 1938–1945: wykonywanie okupacji przez państwa Osi w Europie: 2 t. / Cz. Madajczyk. – Poznań, 1983–1984. – T. 1–2.
15. Всенародная борьба против экономических мероприятий фашистских оккупантов на Украине (1941–1945 гг.). – Киев, 1980.
16. Украинская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941–1945 гг.: в 3 т. / ред. колл.: И. Д. Назаренко [и др.]; пер. с укр. – Кіїв, 1975.
17. Перехрест, О. Г. Сільське господарство України в роки Великої Вітчизняної війни (1941–1945 рр.) / О. Г. Перехрест / НАН України, Ін-т історії України. – Кіїв, 2010.
18. Мировые войны ХХ ст. – Кн. 4: Вторая мировая вайна. Документы и материалы. – М., 2002. 19. Великая Отечественная вайна (1941–1945 гг). Военно-исторические очерки: в 4 кн. / под ред. В. А. Золотарёва і Г. Н. Севостьянова). – М., 1998.
20. 1941 год: страна в огне: истор. – док. изд.: в 2 кн. Кн. 1: Очерки; Кн. 2: Документы и материалы. – М., 2011.
Акадэмія навук БССР у гады Вялікай Айчыннай вайны: агляд навуковай літаратуры
І. І. Шаўчук (Брэст), Г. У. Карзенка (Мінск)
Гісторыі Нацыянальнай акадэміі навук айчынная гістарыяграфія з 1940-х гг. надавала пэўную ўвагу. Яна знайшла адлюстраванне ў публікацыях тагачасных прэзідэнтаў акадэміі: аб’ёмістым артыкуле М. I. Грашчанкава «Академия наук Белорусской ССР», змешчаным у зборніку, прысвечаным акадэміям навук саюзных рэспублік [6, 35–72], трох выданнях кнігі В. Ф. Купрэвіча «Академия наук Белорусской ССР. Очерк истории и деятельности» (1957, 1958 і 1968 гг.) [18].
Праца па вывучэнні дзейнасці НАН Беларусі актывізавалася і набыла сістэмны характар пасля стварэння па ініцыятыве прэзідэнта акадэміка М. А. Барысевіча, трупы па вывучэнні гісторыі навукі ў складзе Інстытута гісторыі (1973 г., 1980 г. – аддзел, кіраўнік П. Ц. Петрыкаў). Першым значным вынікам навуковых пошукаў яе супрацоўнікаў і вялікага аўтарскага калектыву стала выданне гісторыі Акадэміі навук у 1979 г. [1].
Такім чынам, патрэбы развіцця айчыннай навукі, пільна адчутыя кіраўніком Акадэміі, не толькі знайшлі выйсце ў інстытуалізацыі гісторыка-навуко-вых даследаванняў, але мелі вынікам стварэнне фундаментальнай гісторыі навуковага цэнтру рэспублікі. Працягам гэтых працэсаў стала стварэнне шэрагу прац, прысвечаных асобным установам НАН Беларусі [25]. У большасці іх перыяду Вялікай Айчыннай вайны – лёсу супрацоўнікаў і асноўным накірункам дзейнасці – нададзена толькі фрагментарная ўвага. Гэта заканамерна, паколькі ў невялікіх аб’ёмах, як правіла, юбілейных выданняў, стварыць шырокую панараму ваеннага мінулага ўстаноў наўрад ці магчыма.
Больш падрабязна тэты перыяд апісваецца ў артыкуле М. I. Грашчанкава і, зразумела, кнізе В. Ф. Купрэвіча. Выдзяляецца калектыўная манаграфія, апублікаваная ў 1979 г., дзе асобны трэці раздзел спецыяльна прысвечаны функцыянаванню Акадэміі ў гады Вялікай Айчыннай вайны («Академия наук в период Великой Отечественной войны») [5, с. 47–58] і пасляваеннага аднаўлення («Академия наук в годы послевоенного восстановления») [19, с. 58–77]. У працы выдзелены наступныя часткі: пачатак вайны і эвакуация акадэмічных падраздзяленняў, прафесійная дзейнасць вучоных у розных арганізацыях савецкага тылу, вызваленне Беларусі і аднаўленне Акадэміі навук. Звернута некаторая ўвага на дзейнасць навукоўцаў у нямецкім тыле і на франтах вайны ў складзе рэгулярных фарміраванняў Чырвонай Арміі. Да безумоўна станоўчага моманту можна аднесці тое, што ўсе падзеі, працоўныя і ваенныя, не безасабовыя, а разглядаюцца праз прызму ўнёску ў навуку і баявыя справы канкрэтных людзей. Такім чынам, выданнем «Академии наук Белорусской ССР» былі закладзены асноўныя накірункі наступнага, больш дэталёвага вывучэння яе гісторыі.
Тэма АН БССР перыяду Вялікай Айчыннай вайны атрымала працяг у манаграфіі старшага навуковага супрацоўніка аддзела гісторыі навукі М. У. Токарава [26]. У спецыяльным раздзеле (с. 93-156) выдзяляюцца чатыры параграфы: «Арганізацыя працы вучоных акадэміі ў савецкім тыле», «Унёсак беларускіх вучоных ва ўмацаванне абароназдольнасці краіны», «Удзел супрацоўнікаў АН БССР на франтах, у партызанскіх фарміраваннях і партыйным падполлі», «Навукова-арганізацыйная дзейнасць АН БССР пасля вызвалення Беларусі». Па сутнасці, аўтар развівае палажэнні, закладзеныя раней ў калектыўнай манаграфіі. Аўтарам шырока прадстаўлены архіўныя матэрыялы з Цэнтральнага навуковага архіва НАН Беларусі, якія раней у навуковы зварот не ўводзіліся. Разам з тым, і ў калектыўнай, і індывідуальнай манаграфіях прадэманстраваны розныя падыходы ў рэканструкцыі працэсу пасляваеннага аднаўлення. Тэта адлюстравана нават у назвах адпаведных раздзелаў: «Акадэмія навук у гады пасляваеннага аднаўлення» («Академия наук Белорусской ССР», 1979 г.) і «Навукова-арганізацыйная дзейнасць АН БССР пасля вызвалення Беларусі» (М. У. Токараў).
Для лепшага разумения структуры наступнага тэксту мусім зазначыць дзве акалічнасці. Першая: пры аналізе гісторыка-навуковай праблемы даследчыкам, чыёй базавай спецыяльнасцю з’яўляецца пэўная навука, заўсёды адбываецца своеасаблівы ўхіл менавіта ў яе, што ёсць аксіёма ў супольнасці гісторыкаў навукі. Другая: сярод акадэмічных вучоных найбольшай актыўнасцю ў вывучэнні гісторыі сваёй установи вылучаюцца гісторыкі. Імі на працягу сямнаццаці гадоў выдадзена дзве брашуры і адна калектыўная манаграфія, у якіх адлюстраваны шлях, пройдзены ўстановай з 1929 г. да, адпаведна, 1992 [8], 1999 [10], 2009 гг. [9]. Мусім звярнуць увагу, што брашура 1999 г. канцэптуальна нічым не адрозніваецца ад папярэдняй. Нязначныя адрозненні ёсць у фактычным матэрыяле, за выключэннем новай інфармацыі за 1993–1999 гг., а адзін раздзел (аўтар У. I. Навіцкі) дык і ўвогуле амаль цалкам перапісаны з першай брашуры (1992) [гл. падрабязней: [27, с. 69–78]. М. У. Токараў яшчэ раз звярнуўся да тэмы вайны. У 1992 г. тэты перыяд асобна нават не быў выдзелены ці пазначаны ў змесце. А з 13 старонак раздзела «Стварэнне і развіццё Інстытута гісторыі АНБ (1929–1941 гг.)» яму прысвечаны толькі дзве (с. 11, 19).
Такая звышканспектыўнасць некалькі пераадолена ў наступным выданні. Скарэктаваная і назва: «Утварэнне і дзейнасць Інстытута гісторыі ў 30-я гг. і ў перыяд Вялікай Айчыннай вайны». Цяпер 1941–1945 гг. адведзена 3,5 старонкі. Праўда, і тут М. У. Токараў паўтарае нічым не верыфікаваную інфармацыю пра акадэміка М. М. Нікольскага, «які падтрымліваў сувязь з партызанамі» (с. 19), што пацвярджаецца хіба толькі словамі самога М. М. Нікольскага. Наконт «сувязі» трэба мець на ўвазе, што ў чэрвені 1943 г. Прэзідыум АН, СНК і ЦК КП(б)Б не мелі даных пра лёс сямі акадэмікаў, у тым ліку і пра М. М. Нікольскага [20, арк. 66]. Відавочна, што сціпласць тэксту, а адсюль і нізкая інфарматыўнасць, абумоўлены у вызначальнай ступені фарматам выдання, зададзеным рэдактарам брашуры дырэктарам інстытута М. П. Касцюком.
Гэтая «сціпласць» у пэўнай меры пераадолена ў раздзеле «Станаўленне, развіццё і дзейнасць Інстытута гісторыі. 1929–1945 гг.» (I. I. Шаўчук, с. 7–42) калектыўнай манаграфіі «Інстытут гісторыі Нацыянальнай акадэміі навук Беларусі (1929–2009 гг.)». Тут адпаведны перыяд заняў шэсць старонак. Аўтар сканцэнтраваў увагу на навуковых падзеях, што мелі месца ў савецкім тыле: больш поўна прадстаўлены асобы, што займаліся даследчыцкай працай, яе планы, вынікі, працэс аднаўлення інстытута і інш. У раздзеле толькі называюцца прозвішчы франтавікоў, партызан і падполынчыкаў, шырэй за папярэднія брашуры пададзены аднаўленчыя мерапрыемствы. Абмежаванне 1945 г. абумоўлена структурай кнігі, распрацаванай рэдакцыйным саветам. Наступная пяцігодка аднаўлення Акадэміі навук прадстаўлена ў раздзеле «Станаўленне, развіццё і дзейнасць Інстытута гісторыі. 1946–1970 гг.» (Л. П. Каян, с. 43–66).
Але тут структурна не выдзяляецца адпаведных навукова-арганізацыйных мерапрыемстваў, інфармацыя пра іх размеркавана па ўсім тэксце.
Спецыяльныя даследчыцкія намаганні па вывучэнні гісторыі інтэлігенцыі, якая аказалася на часова акупаванай тэрыторыі, сканцэнтраваў У. I. Кузьменка. Плёнам яго працы сталі некалькі манаграфій пра яе жыццё і змаганне ва ўмовах акупацыйнага рэжыму 1941–1944 гг. Вучоны не акцэнтуе увагу на акадэмічных супрацоўніках, але вялікі аб’ём яго кніг [14; 15] апавядае менавіта пра іх. Асабліва тэта тычыцца апошняга даследавання, праведзенага разам з М. У. Токаравым [17]. У значнай ступені разнастайнасць уяўленняў пра ўзнятую праблему дапаўняе серыя артыкулаў Г. У Карзенкі [13].
Разглядаючы літаратуру па гісторыі Акадэміі навук перыяду вайны, нельга не звярнуць увагу на першую ў беларускай гістарыяграфіі спробу сінтэтычнага гістарыяграфічнага і крыніцазнаўчага аналізу тэмы «Беларусь у гады Вялікай Айчыннай вайны» [7]. У. В. Здановіч самаўпэўнена дэкларуе, што ім праведзена гістарыяграфічнае вывучэнне гісторыі Беларусі у 1941–1945 гг. (крыніцазнаўчы бок кнігі некуды бясследна з тэксту знік). Заканамерна аўтар паспрабаваў не пакінуць без увагі і навуковую інтэлігенцыю. Асноўнай гістарыяграфічнай крыніцай для яго паслужылі публікацыі У. I. Кузьменкі, што пацвярджаецца бібліяграфічным спісам з 25 пазіцый (адзін артыкул у ім згаданы двойчы з рознай колькасцю старонак і праігнараваная цікавая брашура [16]). Адзначым паказальны момант: у тэксце мы выявілі толькі 17 спасылак на працы вучонага.
Згадкі і менавіта толькі згадкі пра творы У. I. Кузьменкі прысутнічаюць ва ўсіх главах, за выключэннем першых дзвюх. Яны змешчаны ў падраздзелах «3.2 Праблемы эвакуацыі на старонках выданняў» (с. 60, 62), «4.1 Даследаванні па гісторыі партызанскага руху» (с. 75, 82), «4.2 Вывучэнне гісторыі партызанскай барацьбы» (с. 87), «5.2 Ідэалагічнае супрацьстаянне на акупіраванай тэрыторыі рэспублікі ў гістарычнай літаратуры» (с. 105, 122), «6.1 Асвятленне ратных спраў айчыннымі навукоўцамі» (с. 133), «7.1 Гістарыяграфія вызвалення Беларусі» (с. 149), «7.2 Першыя аднаўленчыя работы: распрацоўка праблемы навукоўцамі» (с. 154–156). Але ж гісторыя інтэлігенцыі прысутнічае не толькі ў працах У. I. Кузьменкі, а і ў згаданых вышэй публікацыях, у калектыўных і індывідуальных манаграфіях, прысвечаных шэрагу навуковых і вышэйшых навучальных устаноў рэспублікі і інш. Фундаментальная праца, прысвечаная 80-годдзю Інстытута гісторыі, адзіная з падобнага кшталту літаратуры, прысутнічае ў бібліяграфічным спісе выключна для «упрыгожання» і «насычэння» апошняга.
Працы У. I. Кузьменкі, паводле У. В. Здановіча, тэта і ёсць гістарыяграфічны аналіз. Прадставім вынікі рэалізацыі такой методыкі некалькімі цытатамі. Гаворачы пра эвакуацыйныя мерапрыемствы лета 1941 г., аўтар адзначае: «Некаторыя звесткі аб гэтым (працы «розных катэгорый насельніцтва ў сістэме ГУЛАГу» – Аўт) можна знайсці ў… манаграфіі У. I. Кузьменкі. Пра лёс супрацоўнікаў АН БССР, якія ў гады вайны працавалі на прадпрыемствах і ўстановах, кантралюемых НКУС, паведамляецца ў кнізе «Возвращенные имена…»» (с. 62). Дадзеным «аналіз» вычарпаны. Між іншым, аўтара не бянтэжыць, што ў брашуры, складзенай М. У. Токаравым, няма ні слова пра нейкую працу зняволеных у ГУЛАГу, паколькі складальнік не ставіў перад сабой такіх задач, што цалкам апраўдана і аргументавана ў прадмове[12] [3]. Інфармуючы пра расійскія падлікі колькасці тых, хто ў пасляваенныя гады ўтрымліваўся ў «сістэме ГУЛАГа», У. В. Здановіч, забыўшыся да с. 154 пра напісанае на с. 62, наступным чынам падводзіць вынікі ўласных «навуковых» назіранняў (у тэксце больш нічога няма і адпаведна з тэксту яны не вынікаюць, а існуюць самі па сабе): «У сучаснай айчыннай гістарыяграфіі азначаная праблема не знайшла шырокага асвятлення. Асобныя яе сюжэты раскрыты ў працах У. I. Кузьменкі і М. У. Токарава». Аўтар, такім чынам, прадэманстраваў невалоданне літаратурай па гісторыі Беларусі перыяду Вялікай Айчыннай вайны, гісторыі навуковай інтэлігенцыі таго часу, у тым ліку акадэмічнай, і рэпрэсій, азнаёміцца з якімі «сучасная айчынная гістарыяграфія» прадстаўляе значна больш магчымасцей, чым недасканалыя бібліяграфічныя згадкі асобных публікацый двух вучоных. У. В. Здановіч прадэманстраваў таксама невалоданне методыкай тэматычнага гістарыяграфічнага даследавання. Таму відавочна, што дадзеная тэма яшчэ чакае кваліфікаванага навуковага вывучэння.
У якасці асобнай, вельмі нешматлікай трупы гістарыяграфічных крыніц вылучым дакументальныя зборнікі і апублікаваныя мемуары. Сярод іх звернем увагу на зборнік успамінаў супрацоўнікаў Акадэміі навук, якія бралі ўдзел у змаганні з нямецкім фашызмам на франтах, у партызанскім і падпольным руху [4]. Цікавыя даныя пра ваенны час пакінуў рэпрэсаваны ў 1930 г. аспірант БАН Я. Я. Кіпель [11]. Дадаюць новых фарбаў да вядомай гісторыі пра вываз беларускіх вучоных з акупаванай Беларусі невялікія дзіцячыя ўспаміны кандыдата навук А. Ф. Клішына, сына даваеннай выкладчыцы і аспіранткі гісторыка М. Ф. Малаковіч, непасрэднага ўдзельніка партызанскай аперацыі эвакуацыі з Мінска ў савецкі тыл акадэміка М. М. Нікольскага і доктара тэхнічных навук, прафесара А. А. Краўцова [12, с. 440–449].
Беларуская гістарыяграфія мае некалькі дакументальных публікацый па ўзнятай тэме. Яшчэ ў 1991 г. пабачыла свет хроніка «Наука и техника Советской Белоруссии», падрыхтаваная супрацоўнікамі аддзела гісторыі навукі Інстытута гісторыі ў рамках рэалізацыі агульнасаюзнага задания «Наука и техника СССР» [22]. У ёй ваеннаму і аднаўленчаму перыядам прысвечана сямнаццаць старонак (с. 46–62). Пэўная ўвага нададзена вучоным і ўстановам АН БССР [21]. М. У. Токаравым апублікаваны біяграфічны зборнік «Военные судьбы» [2], дзе сканцэнтраваны даведкі пра «супрацоўнікаў Акадэміі навук, што працавалі ў ёй да вайны, а таксама тых, хто паступіў на працу да мая 1945 г.» Ва ўводзінах складальнік слушна пазначыў: «наяўныя матэрыялы не дазваляюць даць поўныя звесткі пра ўсіх выяўленых удзельнікаў Вялікай Айчыннай вайны» (с. 11). Некалькі шырэй адпаведная інфармацыя прадстаўлена ў гісторыка-дакументальным летапісе, зборніку дакументаў і матэрыялаў, складзеных супрацоўнікамі аддзела сацыяльна-эканамічнай гісторыі, навукі і культуры Інстытута гісторыі да 80-годдзя НАН Беларусі [23; 24]. Далейшае развіццё закладзеных у іх сюжэтаў мае навуковую перспектыву, а ўзнятая намі тэма патрабуе болып уважлівага прафесійнага кваліфікаванага гістарыяграфічнага асэнсавання. Тым не менш агульныя напрацоўкі і высновы, зробленыя навукоўцамі, заклалі падмурак сучаснага навуковага бачання дзейнасці НАН Беларусі ў гады Вялікай Айчыннай вайны і адпаведна маюць актуальнасць і надалей.
Крыніцы і літаратура
1. Академия наук Белорусской ССР / Н. И. Галенчик [и др]; редкол.: Н. А. Борисевич (пред.) [и др.]. – Минск, 1979.
2. Военные судьбы: сотрудники АН Беларуси – участники Великой Отечественной войны / сост. и авт. предисл. Н. В. Токарев; под ред. Н. А. Борисевича. – Минск, 1995.
3. Возвращенные имена: сотрудники АН Беларуси, пострадавшие в период сталинских репрессий / сост. и авт. предисл. Н. В. Токарев; под ред. А. С. Махнача. – Минск, 1992.
4. Воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны Национальной академии наук Беларуси в реальном времени истории / сост. А. И. Головнев. – Минск, 2004.
5. Галенчик, Н. И. Академия наук в период Великой Отечественной войны / Н. И Галенчик, А. И. Залесский // Академия наук Белорусской ССР. – Минск, 1979.
6. Гращенков, Н. И. Академия наук Белорусской ССР / Н. И. Гращенков // Академии наук союзных республик. К тридцатилетию Великой Октябрьской социалистической революции. – М.; Л., 1947.
7. Здановіч, У. В. Беларусь у гады Вялікай Айчыннай вайны. Агляд крыніц і айчыннай гістарыяграфіі / У. В. Здановіч; навук. рэд. А. А. Каваленя. – Брэст, 2012.
8. Институт истории Академии наук Беларуси: краткий очерк / Г. В. Корзенко [и др.]; под ред. М. П. Костюка. – Минск, 1992.
9. Институт истории Национальной академии наук Беларуси (1929–2009 гг.) / ред. А. А. Коваленя (рук.) [и др.]. – Минск: Беларус. навука, 2009. – 628 с.
10. Інстытут гісторыі Нацыянальнай акадэміі навук Беларусі (Да 70-годдзя ўтварэння) / М. П. Касцюк [і інш.]. – Мінск, 1999.
11. Кіпель, Я. Я. Эпізоды = Episodes / Я. Кіпель; пад рэд. I. Урбановіч, 3. Саўкі. – Нью-Йорк, 1998; Кіпель, Я. Я. Эпізоды / Я. Кіпель; пад навук. рэд. Н. Гардзіенкі і Л. Юрэвіча; прадмовы: 3. Саўка, I. Урбановіч-Саўка, В. Кіпель. – 2-е выд., дапрац. – Мінск, 2013.
12. Клишин, А. Ф. Как партизаны спасли ученых / А. Ф. Клишин // Институт белорусской культуры и становление науки в Беларуси: к 90-летию создания Института белорусской культуры: материалы Междунар. науч. конф., Минск, 8–9 дек. 2011 г. / редкол.: А. А. Коваленя [и др.]. – Минск, 2012. – С. 440–449.
13. Корзенко, Г. В. Ученые Беларуси в годы Великой Отечественной войны / Г. В. Корзенко // Адукацыя І выхаванне. – 2005. – № 4. – С. 14–19; Корзенко, Г. В. Деятельность научной интеллигенции Беларуси в советском тылу (1941–1944 гг.) / Г. В. Корзенко // Великая Отечественная война в исторической судьбе белорусского народа: материалы Междунар. науч. – практ. конф., посвящ. 65-летию победы в Великой Отечественной войне, Гродно, 4–5 мая 2010 г. / редкол.: А. А. Коваленя [и др.]. – Минск, 2012. – С. 290–295; Корзенко, Г. В. Ученые – для фронта и тыла / Г. В. Корзенко [и др.] // Наука и инновации. – 2010. – № 5. – С. 5–9; Корзенко, Г. В. Даследаванні навукоўцаў Беларусі ў гады Вялікай Айчыннай вайны / Г. В. Корзенко // Вес. БДПУ. Сер 2. -2010. – № 2. – С. 3–7; Корзенко, Г. В. Роль научной интеллигенции Беларуси в укреплении советского тыла (1941 – 1944 гг.) / Г. В. Корзенко // Отечественная и мировая интеллигенция в кризисные периоды истории: материалы XXI Междунар. науч. – теорет. конф., Иваново, 23–25 сент. – Иваново, 2010. – С. 15–17.
14. Кузьменко, В. И. Интеллигенция Беларуси в период немецко-фашистской оккупации (1941–1944 гг.) / В. И. Кузьменко. – Минск, 2001.
15. Кузьменко, В. И. В суровые сороковые: интеллигенция Беларуси в Великой Отечественной войне (1941 – 1945 гг.) / В. И. Кузьменко. – Минск, 2006.
16. Кузьменко, В. И. Партизанские оружейники / В. И. Кузьменко; под ред. Э. Ф. Языкович. – Минск, 1990.
17. Кузьменко, В. И. Политика немецко-фашистских оккупационных властей в отношении научной интеллигенции Беларуси (1941–1944 гг.) / В. И. Кузьменко, И. В. Токарев. – Минск, 2007.
18. Купревич, В. Ф. Академия наук Белорусской ССР. Очерк истории и деятельности / В. Ф. Купревич. – 3-е доп. изд. – Минск, 1968.
19. Марченко, И. Е. Академия наук в годы послевоенного восстановления / И. Е. Марченко // Академия наук Белорусской ССР. – Минск, 1979.
20. Нацыянальны архіў Рэспублікі Беларусь. – Ф. 4п. – Вой. 33а. – Сир. 352. Докладные и справки о распространении литературы, о работе редакций газет, о работе БАИ и Оперного театра. Копии статей и речей. Списки генералов и Героев Советского Союза – белорусов и др. Июль 1942 г. – июль 1943 г.
21. Наука и техника Советской Белоруссии в 1917–1990 гг.: хроника важнейших событий / сост. Г. В. Корзенко [и др.]; под ред. И. Т. Петрикова. – Минск, 1991.
22. Наука и техника СССР, 1917–1987: Хроника / сост. В. А. Волков [и др.]; редкол. Г. К. Скрябин [и др.]. – М., 1987.
23. Национальная академия наук Беларуси: 1928–2008 гг.: документы и материалы / сост.: И. В. Василевская и [др.]; редкол. М. В. Мясникович (пред.) [и др.]. – Минск, 2008.
24. Национальная академия наук Беларуси: историко-документальная летопись, 1928–2008 гг. / Нац. акад. наук Беларуси, Ин-т истории; сост.: Г. В. Корзенко [и др.]; редкол.: М. В. Мясникович (пред.) [и др.]. – Минск, 2008.
25. Степанов, Б. И. Институт физики АН БССР – 25 лет. – Минск, 1980; Физико-технический институт АН БССР: к 50-летию ин-та / Н. И. Галенчик, Н. Ф. Клебанович, Ж. А. Мрочек [и др.]; редкол. В. Н. Чачин (пред.) [и др.]. – Минск, 1981; Институт торфа АН БССР / редкол. Лиштван И. И. [и др.] – Минск, 1983; Институт зоологии Академии наук Беларуси / под общ. ред. Л. М. Сущени [и др]. – Минск, 1992; Институт экономики Национальной академии наук Беларуси: к 70-летию создания. 1931–2001 / И. Г. Никитенко [и др.]; под ред. П. Г. Никитенко и В. С. Фатеева. – Минск, 2001; Институт земледелия и селекции НАН Беларуси: 75 лет из истории развития аграрной науки Беларуси, 1927–2002 / М. А. Кадыров (отв. ред.) [и др]. -Минск, 2003; Институт леса. – Гомель, 2005; Інстытут літаратуры імя Янкі Купалы Нацыянальнай акадэміі навук Беларусь 1931–2006 / У. Гніламёдаў [і інш.]. – Мінск, 2006; Институт философии НАН Беларуси: источник и символ самосознания культуры: к 80-летию института (1931–2011 гг.) / А. А. Лазаревич [и др.]; ред. совет: А. А. Лазаревич (пред.) [и др.]. – Минск, 2011; Ордена Трудового Красного Знамени Государственное научное учреждение «Институт экспериментальной ботаники имени В. Ф. Купревича»: к 80-летию со дня образования / О. С. Гапиенко [и др.]; редкол.: Н. А. Ламан [и др.]. – Минск, 2011; и др.
26. Токарев, Н. В. Академия наук Белорусской ССР: годы становления и испытаний (1929–1945) / Н. В. Токарев; под ред. В. А. Полуяна. – Минск, 1988.
27. Шевчук, И. И. Институт истории Национальной академии наук Беларуси в юбилейных изданиях / И. И. Шевчук // Клио. – 2012. – № 2 (62).
Сістэма абарончых умацаванняў трупы армій «Цэнтр» на картаграфічных дакументах партызан i падпольшчыкаў Беларусі (канец 1943 г. – першая палова 1944 г.)
А. А. Лукашоў (Мінск)
Пачатак вызвалення БССР у верасні 1943 г. выклікаў больш цеснае ўзаема-дзеянне партызан Беларусі і часцей Чырвонай Арміі. Адным з накірункаў было ўзаемадзеянне ў галіне разведкі. Атрыманыя народнымі мсціўцамі разведданыя па абарончых аб’ектах нямецка-фашысцкіх войскаў накіроўваліся ў БШПР і яго прадстаўніцтвы на франтах. На падставе картаграфічнай і тэкставай інфармацыі, перададзенай з-за лініі фронту, разведвальны аддзел БШПР складаў разведкарты і рассылаў іх зацікаўленым структурам: ваенна-палітычнаму кіраўніцтву СССР, ЦШПР, камандаванню паветраных армій. Такім чынам, створаныя ў БШПР карты як бы падсумоўваюць разведвальную дзейнасць многіх тысяч партызан і падпольшчыкаў на акупаванай тэрыторыі.
Умоўныя знакі на разведкартах, якія адлюстроўваюць нямецкія пазіцыі на фронце, вельмі разнастайныя, паколькі яны паказваюць вельмі шырокі пералік аб’ектаў. Найбольш характэрныя знакі, нанесеныя каляровымі алоўкамі і чорнай тушшу, паказваюць кружкамі рознага колеру – нямецкія і паліцэйскія гарнізоны, месцы базіравання часцей СС, СД, так званай Рускай вызваленчай арміі (РВА); флажкамі рознага выгляду – штабы армій, дывізій, палкоў, батальёнаў; трохкутнічкамі – склады боепрыпасаў, харчавання, паліва, хімічнай зброі; паказаны таксама ваенныя шпіталі і ветэрынарныя пункты. Дзесяць відаў умоўных знакаў былі прызначаны для паказу ваенных збудаванняў, такіх як акопы, доты, дзоты (дызайн гэтых знакаў дазваляе бачыць накірункі вядзення з іх агню), дротавыя загароды, супрацьтанкавыя рвы, мінныя палі, аэрадромы (у тым ліку фалынывыя), пасадачныя пляцоўкі, зенітныя батарэі. Значкі дапоўнены наступнымі звесткамі: значкі штабоў – нумарамі воінскіх часцей (калі нумар невядомы, то стаіць пытальнік), гарнізонаў – колькасцю байцоў; аэрадромаў і зенітных батарэй – колькасцю самалётаў і гармат. Не ўсе варожыя гарнізоны ўдавалася своечасова разведаць. Так, да пазначэння нямецкіх пазіцый у раёне Мазыра на ад ной з карт адзначана толькі «скопішча войскаў» [1].
Уся статыстыка суправаджалася датай, якая сведчыла аб часе атрыманай інфармацыі. Параўнанне разведкарт рознага часу дазваляе прасачыць развіццё нямецкай абароны на тэрыторыі Беларусі ў 1943–1944 гг. Напрыклад, на «Справаздачнай карце 2-га аддзела БШПР па стане на 20.11.1943 г.» маштабу 1:500 000, якая ахоплівае паўднёвую палову БССР (ад Мінска і Магілёва да паўднёвых межаў) бачна, што найбольшая канцэнтрацыя варожых войскаў у лістападзе 1943 г. назіралася ва ўсходняй частцы БССР. Там жа ў першую чаргу і ствараліся элементы ваеннай інфраструктуры. Пры выбары месцаў для ўзвядзення абарончых ліній акупанты ўлічвалі наяўнасць натуральных перашкод, якія імкнуліся ўключаць у сістэму абароны. Так, на карце бачна, што лініі акопаў разам з дотамі і дзотамі ішлі амаль заўсёды ўздоўж заходняга берага рэк, у тым ліку невялікіх. Гэтыя лініі ў шэрагу выпадкаў упіраліся бакамі ў балотныя масівы і азёры. Калі ва ўсходняй Беларусі лініі акопаў цягнуліся непарыўна на дзесяткі, часам больш за сотню кіламетраў, то ў заходняй частцы рэспублікі яны толькі прыкрывалі з усходу падыходы да найбольш важных населеных пунктаў [2].
Параўнанне гэтай карты са «Справаздачнай картай РА БШПР па даных на 25.5.44 г.» паказвае, што праціўнік за прамежак часу, які прайшоў пасля складання папярэдняй карты, істотна ўзмацніў абарону, што было звязана з выкананнем спецыяльнага загада А. Гітлера ад 8 сакавіка 1944 г. аб наданні 12 гарадам на ўчастку трупы армій «Цэнтр» статуса «умацаваных раёнаў» з узвядзеннем вакол іх надзвычай моцных кругавых абарончых збудаванняў. Згодна красавіцкаму 1944 г. загаду камандуючага групай армій «Цэнтр», такіх рубяжоў павінна было быць па 3 вакол кожнага горада. На карце ад канца мая 1944 г. бачна, што некалькі ліній палявых умацаванняў цягнуцца з поўначы на поўдзень, засланяючы для савецкіх войскаў шлях у глыбіню тэрыторыі Беларусь На большай частцы гэтых ліній, праз пэўныя прамежкі пазначаны дзоты. Абсталяваны быў і шэраг прамежкавых рубяжоў нямецкай абароны ў аператыўнай глыбіні. У некаторых выпадках гэтыя ўмацаванні былі павернуты фронтам на поўнач і на поўдзень і прызначаны для блакіравання савецкіх часцей, якія маглі прарвацца. На адлегласці 4–6 км на захад ад Бабруйска меліся суцэльныя лініі, павернутыя на захад. Тэта значыць, што населены пункт быў прыстасаваны для кругавой абароны. Асабліва моцныя рубяжы былі створаны каля буйных гарадоў усходняй Беларусі: Віцебска, Оршы, Магілёва, Бабруйска. Падыходы да Мінска і Баранавічаў таксама былі прыкрыты рубяжамі ў 2–3 рады. У цэнтральнай і заходняй частцы БССР умацаванняў было значна менш. Паказана на карце і лінія фронту па стане на май 1944 г.
Дадзеная карта створана на аснове паклееных аркушаў тапакарты маштабу 1:200 000, што дазваляе вельмі дэталёва бачыць абарончую сістэму гітлераўцаў у кантэксце геаграфічнай рэчаіснасці [3]. Як і на папярэдняй карце, побач з кожным подпісам указана дата інфармацыі. Даты паказваюць, што нямецкія часці ў сваёй большасці зафіксаваны па стане не раней за сярэдзіну красавіка 1944 г., а на тэрыторыях, прылеглых да лініі фронту – звычайна не раней, чым на май. Дыслакацыя так званых «усходніх» фарміраванняў у многіх выпадках датавана пачаткам сакавіка.
Параўнанне разведкарт за 20 лістапада 1943 г. і 25 мая 1944 г. сведчыць, што ў размяшчэнні падраздзяленняў праціўніка адбыліся істотныя змены. Калі восенню 1943 г. на тэрыторыях, прылеглых да лініі фронту, было мноства гарнізонаў «усходніх» фарміраванняў (на паўднёвым усходзе яны нават колькасна пераважалі над нямецкімі), то вясною 1944 г. на ўсходзе іх ужо няшмат, яны ў асноўным размешчаны на захадзе БССР. Гэтыя змены тлумачацца тым, што сярод нямецкага камандавання існаваў недавер да такіх падраздзяленняў.
I на тое былі прычыны – пераход іх байцоў на бок партизан быў не рэдкай з’явай, асабліва з лета 1943 г. Баяздольнасць гэтых фарміраванняў таксама не была высокай. Зазначым, што «польскія легіёны Дрэкселя» (у раёне Ліды, на беларуска-літоўскім памежжы Вілейшчыны) пазначаны як нямецкія часці, а, напрыклад, «мусульманскі полк СС» (у Юрацішках) – як «усходнія фарміраванні». Да апошніх на карце аднесены часці РВНА (Руская вызваленчая народная армія), украінскія батальёны, беларускія батальёны «Рагуля» (відавочна маецца на ўвазе калабарацыйнае падраздзяленне пад камандаваннем Б. Д. Рагулі – начальніка Навагрудскай акругі Беларускай краёвай абароны), казацкія часці.
Акрамя таго, сярод важных аб’ектаў пазначаны аэрадромы, зенітныя батарэі І штабы буйных воінскіх часцей (маюцца на ўвазе арміі, корпусы, дывізіі). Прысутнічаюць і штабы некаторых больш дробных падраздзяленняў, такія, як «592 аўта. б-н» у вёсцы Трасцянка на поўнач ад Слаўнага, «794 штраф, б-н» у Беразіно і інш. На паўднёвы ўсход ад Магілёва пазначана сканцэнтраванне танкаў (больш за 200 адзінак). Гэта адзінае месца, дзе згодна з картай знаходзілася бранятэхніка ў колькасці, роўнай нямецкай танкавай дывізіі. Хоць асобныя танкавыя часці пазначаны і ў іншых рэгіёнах БССР (напрыклад, пазіцыі на Віцебшчыне займала 3-я танкавая армія), але вядома, што ў 1944 г. многія нямецкія часці з-за вялікіх страт у баявой тэхніцы, былі танкавымі толькі намінальна. Картдакумент паказвае, што адзінае буйное нямецкае танкавае фарміраванне знаходзілася ў раёне цэнтральнай часткі так званага беларускага балкона, у той час, як асноўныя ўдары савецкіх войскаў падчас аперацыі «Баграціён» наносіліся па яго флангах. Карта падпісана начальнікам разведвальнага аддзела БШПР палкоўнікам С. П. Анісімавым [3]. Падагульняючы можна сказаць, што дадзеная карта дае інфармацыю па ўсёй тэрыторыі Беларусі як раз на той час, калі ішло планаванне аперацыі «Баграціён» і, несумненна, яе змест улічваўся Генеральным штабам Чырвонай Арміі пры распрацоўцы аперацыі. Трэба заўважыць, што да сённяшняга часу неаднаразова выдаваліся карты, якія паказваюць ход аперацыі «Баграціён», аднак паказанае на іх размяшчэнне нямецкіх умацаванняў значна адрозніваецца ад таго, што можна бачыць на разведкарце БШПР.
«Разведвальная карта РА БШПР (па даных партызан, на 25.6.44 г.)», адметная тым, што паказвае становішча акупантаў пасля пачатку беларускай наступальнай аперацыі «Баграціён». Лінія фронту тут пазначана па стане на 25 чэрвеня, у прыватнасці, бачна акружэнне пад Віцебскам 5 нямецкіх дывізій. На гэтай карце маштабу 1:500 000 не нанесены рубяжы абароны нямецка-фашысцкіх войскаў (якія на другі дзень Беларускай наступальнай аперацыі былі прарваны), аднак паказаны месцы дыслакацыі воінскіх часцей (з подпісамі) і іх штабоў [4].
Такім чынам, моцны штуршок разведвальная дзейнасць народных мсціўцаў атрымала летам 1943 г. з набліжэннем савецкіх войскаў да тэрыторыі Беларусь Гэта было звязана з удасканаленнем сувязі атрадаў з штабамі партызанскага руху і ростам партызанскіх сіл. 19 красавіка 1943 г. быў выдадзены загад БШПР «Аб паляпшэнні разведработы ў партызанскіх атрадах». Гэтая і іншыя дырэктывы былі накіраваны на ўдасканаленне сістэмы разведкі партизан, а таксама пераарыентацыю дзейнасці народных мсціўцаў на забеспячэнне патрэб дзеючай арміі. У атрадах і брыгадах ствараліся пасады намесніка камандзіра па разведвальнай рабоце, якія замяшчаліся кваліфікаванымі спецыялістамі, у тым ліку дасылаемымі з-за лініі фронту. Рэфармаванне разведдзейнасці ў атрадах станоўчым чынам паўплывала і на якасць разведвальных карт. Варожымі аб’ектамі, якія сталі трапляць на картматэрыялы партызан і падпольшчыкаў пасля з’яўлення вышэйзгаданага загаду, былі ўмацаваныя абарончыя лініі, месцы дыслакацыі і склады воінскіх часцей. Такім чынам, разведвальныя карты народных мсціўцаў Беларусі паказваюць развіццё нямецка-фашысцкай ваеннай інфраструктуры, а таксама, у больш шырокім плане, змены геаграфічнай рэчаіснасці ў БССР у 1943–1944 гг. Партызанскія разведкарты сталі адным з фактараў, які забяспечыў паспяховае наступление савецкіх войскаў і ўнёс істотны ўклад у вызваленне Беларусі.
Крыніцы і літаратура
1. Расійскі дзяржаўны архіў сацыяльна-палітычнай гісторыі – Ф. 69. – Bon. 1. – Спр. 866.
2. Нацыянальны архіў Рэспублікі Беларусь (далей – НАРБ). – Ф. 1450. – Воп. 24. – Спр. 175.
3. НАРБ. – Ф. 1450. – Воп. 24. – Спр. 361.
4. НАРБ. – Ф. 1450. – Воп. 24. – Спр. 362.
Могилев оккупированный в документах городского управления (1941–1944 гг.)
А. И. Швырев (Могилев)
В фондах Государственного архива Могилевской области хранятся документы периода немецко-фашистской оккупации города Могилева (1941–1944 гг.). Наибольший интерес для исследователя представляют приказы, распоряжения и объявления городского управления.
Сразу же после занятия города немецкими войсками начался процесс создания органов местного управления. В немецких документах подчеркивалось, что «русские административные органы не являются носителями государственной власти. Они действуют единственно по заданиям, получаемым от органов германской исполнительной власти» [1, л. 10].
В августе 1941 г. по распоряжению 7-го отдела Военного управления фельдкомендатуры было образовано Могилевское городское управление, разместившееся в доме № 41 по улице Ленинской (до войны здание занимала школа № 3). Городским головой стал бывший врач 1-й Советской больницы И. С. Фелицин.
Для упорядочения работы управления были созданы специализированные отделы: общеадминистративный, финансовый, жилищный, торговый, службы порядка и другие. Количество сотрудников горуправления постоянно увеличивалось. В связи с этим городской голова издал указ о недопустимости расширения штатов и увеличения окладов [2, л. 43]. Тем не менее, к концу оккупации в управлении образовалось еще 12 отделов.
В обязанности городского головы входило, прежде всего, внедрение «нового порядка» на территории города, наблюдение за строгим исполнением всех распоряжений фельд– и ортскомендатур. Голова имел право регулировать все стороны жизни города: управы, ее отделов, других учреждений, в том числе налагать административные и дисциплинарные штрафы, взыскания, отправлять на принудительные работы, арестовывать, проводить вербовку людей на работу в Германию, отменять и изменять решения мирового суда.
Первые мероприятия, проведенные городским управлением, были связаны с организацией учета граждан и недвижимого имущества. 28 августа 1941 г. все горожане старше 15 лет прошли через процедуру переписи: в городе проживало 45 200 человек русского населения и 6 437 – еврейского [3, л. 40]. Таким образом, население Могилева по сравнению с довоенным временем сократилось вдвое. На это повлияла всеобщая мобилизация, уход части населения с отступающими войсками Красной Армии, многочисленные жертвы в ходе военных действий, переселение части горожан в сельскую местность, где было легче прокормиться, и др.
Остро стоял вопрос предотвращения грабежей и мародерства, в связи с чем появился приказ городского управления о строгом запрете «жителям города и деревень заходить в бывшие магазины, лавки, склады, амбулатории, парикмахерские, фото-павильоны, бани, библиотеки, детские учреждения и предприятия без соответствующих документов Городского Управления» [2, л. 4]. Для того чтобы не допустить распространения эпидемии, горожанам предписывалось «немедленно убрать и закопать трупы людей и животных, находящиеся около их домов и дворов» [2, л. 9]. Организовывались работы по расчистке улиц и площадей. Возобновил работу городской рынок. Власти определили условия лесопользования, рыбной ловли, охоты, выделения неиспользуемых земельных участков для городского населения. Установили плату за пользование холодной и горячей водой, канализацией, электричеством.
По распоряжению коменданта г. Могилева все евреи обоего пола были переселены на территорию созданного гетто [2, л. 14, 71–72]. Первоначально оно размещалось по улицам Большая и Малая Гражданская, в районе Подниколья, затем было перенесено в район Левой и Правой Дубровенки. Территория гетто была огорожена колючей проволокой, позже – деревянным забором, охранялась войсками и полицией. Вход и выход за пределы гетто разрешался евреям, направляемым на принудительные работы; в назначенный срок они должны были возвратиться обратно. Самовольный уход запрещался и строго наказывался. Гетто могли посещать только евреи и служебные лица немецких частей, а также сотрудники городского управления. Остальные категории граждан имели право зайти на территорию гетто только в особенных случаях с разрешения местной комендатуры.
Помимо ограничения места проживания для евреев были введены и другие правила: обязательное ношение звезды Сиона, запрет на посещение поликлиник, амбулаторий и пользование молочной кухней [2, л. 25, 31–32].
При оккупационном режиме в Могилеве продолжали работать почти все промышленные предприятия (за исключением эвакуированных из города): торфозаводы, мастерские, ТЭЦ, типография, метеорологическая станция. Немецкое командование вело строгий учет рабочих. Для всех жителей города от 14 до 65 лет была введена обязательная трудовая повинность. Городское управление взяло на себя функцию распределения трудовых ресурсов. Учитывая крайнюю потребность в рабочей силе для выполнения общественно-городских работ, проводились поквартирные проверки с целью розыска безработных и уклоняющихся от работы лиц. Население привлекалось к уборке улиц, борьбе с пожарами, ремонту дорог, мостов, возведению оборонительных сооружений.
Помимо трудоустройства в городе, регулярно проводилась отправка местных жителей на работу в Германию. В конце 1941 г. нацистское руководство развернуло широкую агитационную кампанию для привлечения желающих уехать для работы на германских заводах и фермах. Всячески рекламировалась сытая и комфортная жизнь в Германии, семьям уехавших обещали ежемесячные выплаты. Когда же стало понятно, что добровольцев для работы в Германии очень мало, началась принудительная отправка по заранее составленным разнарядкам. Всего за годы оккупации из города и района по неполным данным было вывезено 2 643 человека. Им пришлось выполнять тяжелую неквалифицированную работу на промышленных и военных, государственных и частных предприятиях, на строительстве и в сельском хозяйстве. В случае невыполнения заданий им, как саботажникам, грозило тюремное заключение или расстрел.
Для оккупированных территорий была разработана система законов, отвечающих интересам германских властей. На городское управление возлагалась функция контроля над исполнением законов, для чего было создано Управление службы порядка (размещалось в здании бывшей школы № 7).
Наиболее распространенными наказаниями за правонарушения были штрафы и аресты. Система штрафов охватывала практически все стороны жизни горожан: наказание грозило за хождение по улице без документов, появление в нетрезвом виде, уклонение от обучения детей в школе, опоздание или невыход на работу, нарушение или невыполнение распоряжений властей и т. д. Для тюремного заключения был создан арестный дом (переулок Крутой, 6). В Государственном архиве Могилевской области имеются неполные списки арестованных. По состоянию на 13 января 1943 г. через арестный дом прошло 3 126 человек. Высшей мерой наказания была смертная казнь, которая могла приводиться в исполнение без решения суда. К расстрелу приговаривались лица, обвинявшиеся в активном сопротивлении или неподчинении немецким властям. Целенаправленному уничтожению подлежали «расово вредные элементы»: евреи, цыгане, инвалиды и душевнобольные.
Пропаганда оправдывала действия немецких властей благородством их миссии: «Жители Могилевской области освобождены немецкой победоносной армией от ига большевизма, которое больше 20-ти лет тяжело на них лежало. Поэтому жители должны принести жертвы во имя уничтожения большевизма и новоустройства страны» [4, л. 132]. К этим «жертвам» относились и проводившиеся среди горожан сборы личных вещей для нужд немецкой армии: шуб и валенок, велосипедов и лыж, простыней и биноклей. Людям, не сдавшим вещи, грозило строгое наказание, вплоть до расстрела.
В условиях постоянной опасности вспышек эпидемий крайне важным являлось создание центров медицинской помощи населению. Этим вопросом занимался медико-санитарный отдел, возглавлявшийся И. И. Степановым. В отчете о работе отдела за август 1941 г. Степанов писал, что в горбольнице и закрепленных за ней госпиталях налажено питание больных, переливание крови. Ставился вопрос об увеличении снабжения медикаментами. Немцы сохранили все клинические отделения городской больницы, не тронули богатую медицинскую и учебную библиотеки. Большую роль в поддержании функционирования больницы сыграл медицинский персонал, врачи и медсестры делали все возможное для оказания помощи горожанам и беженцам. Несмотря на тяжелые условия работы медперсонала, городу удалось избежать массовых эпидемий среди населения.
При Могилевском городском управлении в июле 1941 г. был создан отдел народного образования под началом Г. Л. Наркевича. Отдел ежемесячно представлял отчеты о своей деятельности городскому голове. Главной задачей отдела стала организация учебного процесса в городе. 23 октября 1941 г. вышел приказ об открытии восьми школ (шести средних, одной неполной средней, одной начальной) [2, л. 101–102]. Обучение в школе для детей в возрасте от 8 до 15 лет было обязательным, родителям, не определившим своих детей в школу, грозило административное наказание [2, л. 109]. Обучение велось при полном отсутствии учебников – советскими германские власти пользоваться запретили. Для того чтобы хоть как-то исправить ситуацию, в феврале 1942 г. на деньги оккупационных властей в Минске начал издаваться журнал «Белорусская школа», в котором печатались необходимые для преподавания материалы.
15 ноября 1941 г. после проведения мероприятий по восстановлению зданий школ, установлению точного количества учителей и детей школьного возраста начался учебный год. За годы оккупации количество учащихся постоянно сокращалось: так, если в 1941 г. обучение начали 4 665 учеников, то к концу 1943 г. школы посещало только 2 145 учеников. Местные власти объясняли такую ситуацию тем, что «часть детей отправлена родителями в деревню к близким и далеким родственникам; часть детей занята на различных работах (пастухи, няньки и т. д.); родители, уходя из города в деревню на работы, оставляют детей дома для охраны имущества; во многих случаях родители не посылают детей в школы, используя их для домашней работы, торговли…» [5, л. 127–128]. Процесс обучения периодически прерывался также из-за размещения в зданиях школ немецких воинских частей. Как школьная, так и внешкольная деятельность строго регламентировалась немецкими властями. В каждом конкретном случае в школы присылались детальные инструкции. Даже поход в кино согласовывался с администрацией школы.
Таким образом, главной целью политики нацистов в оккупированном Могилеве, как и в других городах Беларуси, было подчинение материальных ресурсов и основной массы населения интересам Третьего Рейха. Для достижения поставленной цели оккупанты использовали разветвленный административный и хозяйственный аппарат, состоявший как из представителей немецкой администрации, так и из местных коллаборационистов. Население оккупированного Могилева утратило социальные и юридические свободы, ему был придан статус подконтрольного неарийского народонаселения. Все аспекты социально-культурной жизни города (образование, медицина и др.) несли на себе печать нацистской оккупации, выражавшейся, например, в избирательном подходе к оказанию первой медицинской помощи (таковую запрещалось оказывать евреям), в пропаганде через театр и кино идей национал-социализма (превосходство арийской расы, «освобождение» Беларуси от большевизма и др.)
Источники и литература
1. Государственный архив Могилевской области (далее ГАМО). – Ф. 260. – Оп. 1. – Д. 85.
2. ГАМО. – Ф. 260. – Оп. 1. – Д. 15.
3. ГАМО. – Ф. 260. – Оп. 1. – Д. 14.
4. ГАМО. – Ф. 260. – Оп. 1. – Д. 156.
5. ГАМО. – Ф. 260. – Оп. 1. – Д. 45. – Л. 127–128.
Наследие Великой Отечественной войны в контексте военного строительства Вооруженных Сил Республики Беларусь
А. В. Баранов (Минск)
Согласно ключевым положениям утвержденной в 2002 г. Военной доктрины, «приоритетными задачами Республики Беларусь являются защита государственного суверенитета и политической независимости, обеспечение территориальной целостности и неприкосновенности границ государства» [2]. При этом следует отметить, что Вооруженные Силы составляют основу военной организации государства, обеспечивающей защиту национальных интересов Республики Беларусь.
В условиях современного развития вооружений и военной техники, средств и методов вооруженной борьбы важное значение приобретает обобщение и применение ранее полученного опыта. Не вызывает сомнений, что в данном контексте особое внимание следует уделить изучению огромного наследия Великой Отечественной войны. Особенно полезным для совершенствования военного строительства, патриотического воспитания и идеологической работы на современном этапе является исследование истории партизанского движения, использования диверсионных групп, диверсификации форм, средств и методов духовно-нравственного воспитания и др.
Что касается партизанского движения, не вызывает сомнения, что в годы Великой Отечественной войны на территории Беларуси была организована настоящая партизанская армия. Она возникла по инициативе коммунистов, комсомольцев и беспартийных патриотов, солдат и офицеров Красной Армии из небольших групп народных мстителей, которых активно поддерживало население временно оккупированной территории. Столь массовое сопротивление стало возможным благодаря таким качествам, как патриотизм, непоколебимая стойкость, вера в победу над агрессором, сплоченность и товарищество.
Всенародная борьба против немецко-фашистских оккупантов в Беларуси, продолжавшаяся с первого дня войны до полного освобождения республики, стала серьезным вкладом в победу. Беларусь по праву заслужила название партизанской республики. На ее территории в годы войны активно сражались 1255 партизанских отрядов, из них 258 самостоятельных, остальные были объединены в 213 бригад [1, с. 114]. В 1941 г. большую помощь регулярным войскам оказали истребительные батальоны и народное ополчение.
Отчасти благодаря прикладному использованию значительного опыта народной борьбы в годы Великой Отечественной войны оказалось возможным теоретическое обоснование и практическое создание в рамках военной организации независимой Республики Беларусь подразделений территориальной обороны. «Движение сопротивления, партизанское движение в Беларуси – это неотъемлемая часть сопротивления белорусского народа. И мы сегодня должны население к этому готовить, если вдруг это случится», – таково неизменное и подкрепленное реалиями жизни требование Президента Республики Беларусь А. Г. Лукашенко [3].
Являясь важнейшей составной частью мероприятий, осуществляемых в соответствии с Планом обороны страны, соответствующие усилия ориентированы на придание обороне государства подлинно всенародного характера, повышение возможностей военной организации государства по защите суверенитета и территориальной целостности Беларуси, создание условий для устойчивого функционирования государственных органов и организаций, экономики, объектов инфраструктуры и жизнедеятельности населения республики при возникновении военной угрозы и в военное время.
Официально зафиксированными направлениями активности данных формирований являются: охрана и оборона объектов, выполнение отдельных боевых задач совместно с подразделениями и частями Военной организации Белорусского государства, борьба с десантно-диверсионными силами и незаконными вооруженными формированиями, ведение вооруженной борьбы на временно оккупированной противником территории, участие в усилении охраны участков Государственной границы Республики Беларусь, участие в ликвидации последствий применения противником оружия, участие в выполнении мероприятий по обеспечению поддержания режима военного положения и других мероприятий по обороне Республики Беларусь.
Не менее важным представляется эффективное использование опыта удачного применения мобильных сил и диверсионных групп, поскольку советское командование в годы войны довольно часто и небезуспешно обращалось к подобной практике. За линию фронта отправлялись различные группы для организации партизанских отрядов, разведки, целеуказания, проведения спецопераций. Да и сами партизанские формирования отличались мобильностью (совершение рейдов, скрытых маршей, переброска сил и средств), предпринимались операции по уничтожению важных объектов противника, передача данных центральным органам управления. Например, только этапы операции «Рельсовая война» развернулись на фронте протяженностью почти 10 000 км и в глубину более чем на 700 км.
В современных Вооруженных Силах Республики Беларусь продолжателем данного образа действий являются силы специальных операций (ССО), к основным задачам которых отнесены выполнение разведывательно-диверсионной работы и ведение глубинной разведки с целью сбора информации. Основными наследниками военного опыта в этой сфере являются 33-й отдельный отряд СпН, получивший негласное наименование «СДО» (специальный диверсионный отряд) и особый отряд 5-й бригады.
Заслуживает внимания опыт Великой Отечественной войны (причем, на различных этапах) в ведении войны в воздухе. В частности, внезапная атака, обрушенная Люфтваффе в воскресенье 22 июня 1941 г. на аэродромы ВВС, которые располагались вблизи западной границы СССР, застала врасплох как Красную Армию, так и ее воздушные силы. В большинстве случаев преимущество нападавших было подавляющим, и немало самолетов, включая новейшие, было уничтожено на земле уже в первые часы после вторжения. Основными факторами, которые привели к этому, являлось обилие устаревшей техники, частые организационно-управленческие преобразования, не всегда оправданная абсолютизация ранее полученного боевого опыта, неосвоенность недавно присоединенных территорий, неготовность инфраструктуры, проблемы со снабжением и др.
Отчасти именно поэтому в Республике Беларусь предусмотрено наличие, кроме основных аэродромов базирования, также запасных аэродромов, аэродромных участков дорог, которые могут применяться для маневра авиационных частей и вывода их из-под удара. Так, аэродромы в Лунинце, Витебске, Бобруйске, хоть и не задействованы для размещения авиации, но имеют свои подразделения для обеспечения их готовности. Следует особо отметить, что ВВС и войска ПВО страны вопросы использования участков автомобильных дорог в качестве запасных аэродромов стали отрабатывать на практике еще несколько лет назад. Так, 14 апреля 2007 г. впервые в истории ВВС и войск ПВО Вооруженных Сил Республики Беларусь была совершена посадка на АУД двух самолетов-штурмовиков Су-25УБ из состава 206-й штурмовой авиабазы с аэродрома «Лида». Летом того же года автомобильную дорогу «проверили» на прочность истребители МиГ-29 и Су-27 из состава 61-й истребительной авиационной базы с аэродрома «Барановичи».
Помимо изложенного в условиях сложившейся напряженности в связи с действиями НАТО (проведение учений вблизи границ и усиление авиагруппировки) постоянно выполняются мероприятия по мобилизации аэродромного обеспечения. Примером тому служит размещение сил российских ВВС на аэродромах в Бобруйске и Лунинце. Перечисленные действия показали эффективность созданной с учетом как позитивного, так и негативного опыта Великой Отечественной войны, системы аэродромного обеспечения.
В условиях современной информационной борьбы большое значение приобретает духовно-нравственное воспитание, системному осуществлению и диверсификации форм, средств и методов которого также способствует обращение к событиям 70-летней давности. Напомним, что сразу после начала Великой Отечественной войны руководители практически всех религиозных объединений СССР поддержали освободительную борьбу народов страны против немецко-фашистского агрессора. Обращаясь к верующим с патриотическими посланиями, они призывали достойно выполнить свой религиозный и гражданский долг по защите Отечества, оказать всю возможную материальную помощь нуждам фронта и тыла, осудив тех, кто перешел на сторону врага и помогал насаждать «новый порядок» на оккупированной территории.
Уже с первых дней войны многие священнослужители призывали верующих к защите Отечества, добровольным сборам пожертвований (денег, драгоценных предметов, облигаций госзаймов, вещей, обуви) на нужды фронта и обороны страны, к поддержке партизанского движения и осуждению сотрудничества с гитлеровскими захватчиками. Во время боевых действий церковные клирики часто выезжали на передовую, совершали богослужения, произносили проповеди, призывая бойцов к стойкости и решимости.
В независимой Беларуси особо учитывается религиозное влияние на патриотическое воспитание и в целом идеологическую работу среди военнослужащих и членов их семей. Например, существует и активно реализуется соглашение о сотрудничестве Министерства обороны Республики Беларусь и Белорусской Православной Церкви, которое базируется на принципах соблюдения законодательства страны, уважения права военнослужащих на свободу совести, учета особенностей воинской службы, уважения конфессиональной и военно-профессиональной культуры, традиций Православной Церкви и Вооруженных Сил. Наряду с ролью РПЦ также признается влияние католической, мусульманской, протестантской и других конфессий на историческое развитие Беларуси, налаживаются тесные связи с ними для достижения целей в области духовно-нравственного воспитания. Основными направлениями такого взаимодействия стали участие представителей различных конфессий в мероприятиях военно-патриотической и духовно-нравственной направленности, возрождение религиозных воинских традиций и ритуалов, участие священнослужителей в проведении ритуалов и торжественных мероприятий, посвященных памятным датам Вооруженных Сил, соединений и воинских частей, формирование у военнослужащих нравственной мотивации воинской службы, самоотверженного служения Отечеству и др.
Таким образом, рассматривая вопросы применения опыта Великой Отечественной войны в современных условиях, можно вполне обоснованно утверждать, что наследие минувших лет нельзя отнести к сугубо историческому сегменту человеческих знаний, поскольку таковое по-прежнему находит широкое применение в процессе совершенствования военной организации и комплексного обеспечения безопасности, устойчивого развития и защиты жизненно важных интересов независимой Республики Беларусь.
Источники и литература
1. Великая Отечественная война советского народа (в контексте Второй мировой войны): учеб, пособие / А. А. Коваленя [и др.]. – Минск, 2004.
2. Военная доктрина Республики Беларусь: Закон Республики Беларусь от 03.01.2002 г. № 4–3 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http:// . – Дата доступа: 09.05.2014.
3. Из заявления Президента Республики Беларусь Александра Григорьевича Лукашенко во время доклада Министра обороны о результатах деятельности ВС РБ в 2011 году, 11 нояб. 2011 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: . -Дата доступа: 10.05.2014.
Преподавание истории Великой Отечественной войны как компонент обеспечения национальной безопасности Республики Беларусь
В. В. Воронович (Минск)
В пункте 52 утвержденной в 2010 г. Концепции национальной безопасности Республики Беларусь официально заявлено, что для эффективной нейтрализации угроз, вызовов и рисков стабильности и устойчивому развитию белорусского государства «важное значение будет придаваться духовно-нравственному воспитанию граждан, в том числе путем развития идеологии белорусского государства, основанной на традиционных ценностях нашего общества» [2]. В условиях непрекращающегося информационного противоборства у белорусских властей нет иной альтернативы проводимой государственной политике по воспитанию патриотизма в широких слоях населения (особенно молодежи) и ликвидации попыток со стороны определенных политических сил целенаправленно разрушить нравственное и историческое сознание людей.
Не вызывает сомнений, что в данном контексте особое внимание следует уделить приобщению нашего общества к героико-патриотическому наследию Великой Отечественной войны, наращиванию усилий по увеличению объемов и совершенствованию качественного наполнения соответствующих материалов в национальном и международном информационном пространстве, адресному использованию полученного в 1941–1945 гг. разностороннего опыта военного строительства, повседневной идеологической и воспитательной работы.
Одновременно нельзя не учитывать (и отрадно, что руководство страны это понимает, осуществляя комплекс мер превентивного характера), что на современном этапе рядом западных государств «предпринимаются попытки формирования и навязывания идеологии глобализма, призванной подменить или исказить традиционные духовно-нравственные ценности народов» [2], их историю, в том числе явочным порядком переписав хронологию, факты, оценки и даже реальные итоги событий семидесятилетней давности. Причем главной мишенью злонамеренных нечестных манипуляций извне становится наиболее уязвимая, незрелая и подвижная часть социума – молодежь, у которой отсутствует достаточный жизненный опыт, критическое восприятие поступающей из постоянно увеличивающегося количества и зачастую не поддающихся верификации источников информации, равно как порой не имеется устойчивых убеждений, предпочтений и политических взглядов.
Именно поэтому одной из главных целей государственной молодежной политики в нашей стране, в соответствии со статьей 3 профильного закона, названы «всестороннее воспитание молодежи, содействие ее духовному, нравственному и физическому развитию», а ключевым направлением таковой, согласно статье 12, обозначено «гражданское и патриотическое воспитание молодежи» [3], что является неотъемлемой частью учебного процесса, во многом базирующегося на ярких и понятных каждому примерах массового народного героизма в период Великой Отечественной войны.
Подобный подход представляется правильным, научно обоснованным и согласующимся с нынешними реалиями, особенно если учесть, что, согласно пункту 27 Концепции национальной безопасности Республики Беларусь, к основным угрозам отнесены «утрата значительной частью граждан традиционных нравственных ценностей и ориентиров, попытки разрушения национальных духовно-нравственных традиций и необъективного пересмотра истории, затрагивающие данные ценности и традиции» [2].
Более того, на официальном уровне, наряду с прочими, среди источников подобных угроз стабильности и устойчивому развитию страны в пункте 32 указанного документа названо «изменение шкалы жизненных ценностей молодого поколения в сторону ослабления патриотизма и традиционных нравственных ценностей…» [2]. Последнее вполне может быть спровоцировано в том числе нарастающей интенсивностью сконцентрированного на подрыве социальной стабильности в белорусском государстве информационного противоборства.
В данном контексте уместным представляется вспомнить высказывание маршала Г. К. Жукова, в своих мемуарах совершенно однозначно и четко подчеркнувшего: «Обо что же споткнулись фашистские войска, сделав свой первый шаг на территории нашей страны? Что же прежде всего помешало им продвигаться вперед привычными темпами? Можно твердо сказать – главным образом массовый героизм наших войск, их ожесточенное сопротивление, упорство, величайший патриотизм армии и народа» [1, с. 135].
А значит, на патриотическое воспитание на многочисленных примерах самопожертвования наших дедов и прадедов, на раскрывающее масштабы совершенного нашим предками подлинного подвига по спасению собственной страны и мира в целом от фашизма комплексное интегрированное образование для всех категорий населения и должна быть ориентирована государственная политика в долгосрочной перспективе.
В связи с этим положительным является факт, что мероприятия по информированию учащихся о различных страницах и эпизодах истории Великой Отечественной войны сейчас не ограничиваются исключительно аудиторной работой. Диверсифицированные усилия в указанной сфере охватывают и такие мероприятия, как республиканские, областные, городские и районные молодежные фестивали гражданской и патриотической тематики, посвященные подвигу советского народа конференции, «круглые столы», семинары, и, наконец, просто постоянную социальную поддержку и личное участие молодых людей на безвозмездной основе в судьбе, сохранении здоровья и удовлетворении бытовых потребностей ветеранов, тружеников тыла, бывших узников концлагерей.
Думается, это имеет не только огромный образовательно-просветительский результат, но и оказывает бесценное воспитательное, патриотическое воздействие на подрастающее поколение, является не подверженными никакой девальвации и инфляции стратегическими инвестициями в будущее государства.
Что касается сугубо прикладных аспектов изучения истории Великой Отечественной войны, то здесь нельзя не учитывать следующие соображения. Нынешние вооруженные конфликты носят преимущественно локальный характер, боевые действия ведутся не на широком фронте, а позиционно. Безусловно, указанный аспект дополнительно актуализирует востребованность (особенно в ходе строительства системы территориальной обороны) оправдавшего себя опыта масштабного партизанского движения во взаимодействии с Вооруженными Силами как непременного условия итоговой победы над врагом.
Эксперты справедливо указывают, что массовое народное сопротивление в подобной ситуации становится не только мощным фактором нарушения снабжения войск противника, но и неотъемлемым компонентом развертывания эффективной диверсионной и разведывательной работы на оккупированной территории, мощным психологическим оружием, которое враг создает себе сам, сделав хотя бы шаг на чужой земле.
Во многом именно поэтому продемонстрированная в ходе реальных боестолкновений высокая эффективность мобильных и компактных партизанских формирований нашла отражение в Концепции национальной безопасности и Военной доктрине Республики Беларусь, имеющих оборонительный характер и ориентированных на реформирование Вооруженных Сил в соответствующем ключе, в том числе на расширение использования возможностей службы в резерве и ранней подготовки, совершенствование квалификации профильных специалистов и др.
В условиях непрекращающегося информационного противоборства белорусским органам власти и впредь следует продолжать системную государственную политику по воспитанию патриотизма в широких слоях населения (особенно молодежи), в том числе на основе изучения истории Великой Отечественной войны и ликвидации попыток целенаправленного разрушения нравственного и исторического сознания людей.
Разумеется, в данном контексте было бы крайним преувеличением и несомненной ошибкой считать, что значительная часть молодежи равнодушна к судьбе Отечества. Вместе с тем, нельзя пренебрегать тем фактом, что проблему патриотизма сейчас молодые люди воспринимают совершенно иначе, чем в предшествующие десятилетия. В их сознании многие очевидные истины и ценности, должным образом воспринимавшиеся старшими поколениями, претерпели значительные изменения и трансформации.
Соответственно, научное и педагогическое сообщество, небезразличное к будущему нашего народа, просто обязано внести свой посильный вклад в деятельную ликвидацию (разумеется, на соответствующей теоретико-методологической и фактологической основе), последствий попыток целенаправленного разрушения нравственного и исторического сознания белорусского населения в условиях непрекращающегося информационного противоборства. Причем следует очень аккуратно подходить к столь важному аспекту обеспечения безопасности, как воспитание патриотизма, являющегося важнейшим нравственным качеством.
Таким образом, и далее жизненно необходимым представляется продолжение системной государственной политики по воспитанию патриотизма в максимально широких слоях населения (особенно молодежи) и ликвидации любых попыток исторического ревизионизма и подмены понятий. Исключительно важно помнить, что в современной борьбе идеологий, потенциальный противник может действовать успешно только благодаря приверженцам, которые сами того не зная, будут поддерживать его своими взглядами, идеями и действиями. Детальное изучение опыта Великой Отечественной войны, понимание причин победы нашего народа подтверждают непреходящее значение воспитательного и информационно-пропагандистского компонентов идеологической работы.
Источники и литература
1. Жуков, Г. К. Воспоминания и размышления: в 3 т. / Г. К. Жуков. – 8-е изд. – М., 1987. – Т. 2.
2. Концепция национальной безопасности Республики Беларусь: утв. Указом Президента Республики Беларусь от 9 нояб. 2010 г. № 575 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http:// . – Дата доступа: 10.04.2014.
3. Об основах государственной молодежной политики: Закон Респ. Беларусь от 07.12.2009 г., № 65-3, в ред. от 10.07.2013: текст по состоянию на 10 нояб. 2013 г. // Консультант Плюс: Беларусь. Технология 3000 [Электронный ресурс] / ООО «ЮрСпектр», Нац. центр правовой информ. Респ. Беларусь. – Минск, 2013. – Дата доступа: 10.11.2013.
Роль школьного исторического образования в формировании ценностно-целевых ориентаций учащихся (на примере изучения Второй мировой войны)
М. А. Краснова (Минск)
Воспитательная функция – одна из важнейших функций школьного исторического образования. История, так же как и другие социально-гуманитарные дисциплины, формирует мировоззрение, воспитывает такие качества личности, как гражданственность, патриотизм, национальное самосознание, ответственность за судьбу своей страны. Социальное поведение современного человека обусловлено теми ценностными установками, которые сложились в процессе его образования и жизнедеятельности. При этом ценности задаются тем культурным пространством, в котором существует человек.
Сложность истории как науки и учебной дисциплины состоит в том, что ее всегда используют в качестве инструмента воздействия на общество и управления им. Вторая мировая война закончилась почти 70 лет назад. Казалось бы, чем дальше в историю она уходит, тем меньше должно быть споров по ее поводу. Но вопреки этому естественному ходу развития обсуждения и споры становятся все более ожесточенными. Последние два десятилетия исследователи отмечают усиление идеологической, информационной войны, которая направлена на то, чтобы по-новому интерпретировать историю войны, ее сущность и значение. Несмотря на то, что на Нюрнбергском процессе осуждены военные преступники и нацистская идеология, агрессия признана тягчайшим преступлением, в мире все больше активизируются националистические партии и движения, предпринимаются попытки переписать историю Второй мировой войны, пересмотреть ее итоги, оправдать нацистов и их пособников. Главными аспектами идеологических нападок является роль СССР во Второй мировой войне, оценка роли И. В. Сталина, отношение к пакту Риббентропа – Молотова, освободительная миссия Красной Армии, деятельность партизан и подпольщиков на оккупированной территории Советского Союза.
Вторая мировая война стала переломным моментом в истории человечества, знаковым событием, которое имело определяющее значение в жизни отдельных людей, историческом развитии стран, событием, которое невозможно забыть. Для стран-участниц очень важно, как это событие будет сохранено в памяти народа. «Подобно тому, как личностное самосознание человека немыслимо без индивидуальной памяти, так и самосознание общества невозможно без знаний о прошлом и образов прошлого, живущих в исторической памяти общества» [1, с. 6].
Анализируя понятие «историческая память», М. Хальбвакс описал пути складывания индивидуальной и коллективной (социальной) исторической памяти. Им был сделан вывод об исторической памяти как основе национального самосознания [2]. При этом следует отметить, что в любом обществе во все времена существовали представления о том, как человек должен воспринимать свою страну и ее прошлое. Позитивное восприятие исторического прошлого служило и служит одним из факторов, объединяющих людей. Процесс объединения народа требует определиться с выбором: что забыть, а что сохранить в памяти поколений, что рассказать потомкам, чтобы сформировать привлекательный имидж страны, не навредить ее интересам. Важность иметь положительное представление о своей стране отмечали немецкие исследователи. В своих исследованиях они показали, как трансформируются представления об истории Второй мировой войны у послевоенных поколений немцев, ощущающих сильную эмоциональную потребность услышать о своих предках «хорошие» истории [3].
В постперестроечный период историки и не историки как на Западе, так и на территории постсоветского пространства, начали активно изучать закрытые ранее страницы истории, представляющие, главным образом, негативные стороны истории Советского Союза и, в частности, истории Второй мировой и Великой Отечественной войны, как ее составляющей [4]. Без сомнения, это необходимо для осознания того, что и как происходило, этого требует принцип объективности и познания истинного хода исторического процесса. Однако, плохо зная событийную сторону Второй мировой войны, не зная советских книг и фильмов о войне, как минимум два поколения молодежи постсоветских государств выросло именно на этой волне критики, было воспитано на отрицательных аспектах истории. В результате у многих молодых людей не сформировались гражданско-патриотические качества личности, они начали стыдиться прошлого своей страны. Молодежи навязывались чужие герои, чужие ценности. Российский историк Е. С. Сенявская, являющаяся специалистом по военной истории России XX века, отмечает: «Травмированное и дезориентированное массовое сознание, в том числе в отношении исторического прошлого своей страны, – один из сильнейших факторов подрыва национальной безопасности, способных привести к катастрофе» [5]. К сожалению, именно это происходит сейчас в Украине.
Представления людей об историческом прошлом складываются из исторических знаний, полученных в результате образования, и эмоциональных образов. История должна создавать положительный образ страны, поэтому все то, что может разрушить этот положительный образ, либо не упоминается, либо, как минимум, на нем не акцентируется внимание. Это в полной мере используется при разработке содержания исторического образования в разных странах, формируя образ своей страны, нужный образ другой страны и, следовательно, отношение к ней.
Во всех американских учебниках можно прочитать о решающей роли в разгроме Японии атомных бомбардировок городов Хиросима и Нагасаки. Хотя по завершении Второй мировой войны командование стратегической авиации США провело обследование результатов применения атомных бомб против Японии и в 1946 г. подготовило официальный доклад, в котором констатировалось: «Если говорить о Японии в целом, то пережитые ею потери и военные неудачи, например, на Сайпане, на Филиппинах и на Окинаве, в два раза превосходили по своей значимости атомную бомбу в смысле убеждения населения страны в неизбежности поражения. С этой точки зрения обычные воздушные налеты на Японию, взятые в своей совокупности, в три раза превосходили по своей значимости атомную бомбу… Нельзя, однако, сказать, что именно атомная бомба убедила заключивших мир членов правительства в необходимости капитуляции… Атомные бомбы не убедили военных руководителей в том, что оборона японских островов стала невозможной» [6, с. 581]. И только объявление СССР войны Японии заставило ее принять условия Потсдамской декларации, предлагавшие капитуляцию [7, с. 283–284]. В последние годы США все чаще говорят не только о решающем вкладе американских войск в разгром Японии, но и в освобождение Европы. Как результат, свыше 70 % американцев уверены в том, что освобождение Европы от нацизма произошло благодаря США. Более того, многие американцы считают, что во время войны СССР и Германия были союзниками…
В учебниках по истории западных стран из всех сражений Великой Отечественной войны, как правило, упоминается только Сталинградская битва. Зато много внимания уделяется другим театрам военных действий (на Тихом и Атлантическом океане, в Африке), а также открытию второго фронта в Нормандии в 1944 г., как одного из наиболее значимых событий Второй мировой, преувеличивается их значение в деле разгрома агрессивного блока.
Следует понимать, что все национальные учебники, а не только учебники по истории, должны быть идеологизированными, то есть разработанными на основе национальной идеологии. В таких учебниках показываются как положительные, так и отрицательные стороны не только своей страны, но и других стран, показываются закономерности исторического развития, объясняются причины принятия тех или иных решений с учетом всех возможных обстоятельств. Идеологизированный учебник необходимо отличать от политизированного учебника, который ставит своей целью формирование определенного образа страны как своей, так и других стран, и в силу этого дает одностороннее, как правило, заказное представление об исторических явлениях, людях, государствах.
Важную роль в формировании положительного имиджа страны играют эмоциональные образы, эмоциональное восприятие. О. Б. Леонтьева замечает: «Мобилизующий, интегрирующий потенциал образного восприятия прошлого осознавался всеми идеологами; феномен «социального заказа» на художественную трактовку событий прошлого в «нужном» ключе существовал, вероятно, со времен древнейших цивилизаций» [1, с. 11].
Одним из наиболее популярных художественных персонажей, созданных в патриотических целях в США в 1941 г., является Капитан Америка. Пик его популярности приходится на годы Второй мировой войны. Но и в настоящее время его образ достаточно популярен. По версии IGN[13], в 2011 г. Капитан Америка занял 6-е место в списке «100 лучших героев комиксов».
Очень сильный общественный резонанс в свое время получил фильм Стивена Спилберга «Список Шиндлера» (1993). Не оспаривая художественных достоинств фильма, трагедии еврейского народа и героизма тех, кто помогал спасать евреев в годы Второй мировой войны, все же хочется заметить, что славянские народы также понесли значительные человеческие потери. Как мы знаем, потери белорусского народа составили до 30 % от общей численности населения. А уничтожение, онемечивание и превращение славянского населения в рабов третьего рейха было одной из задач генерального плана «Ост».
В 2001 г. в Голливуде была снята военная мелодрама «Перл Харбор». Фильм получился очень зрелищным, с яркими визуальными эффектами, с хорошим актерским составом. При этом суть реальных событий отошла на дальний план. И в памяти остались образы привлекательных героев и вероломное нападение японцев.
В 2009 г. на экраны вышел фильм Квентина Тарантино «Бесславные ублюдки» в жанре альтернативной истории. Фильм представляет собой художественную интерпретацию событий войны, интересный исторический абсурд, с великолепным актерским составом. Как отмечает в рецензии на этот фильм А. Ющенко: «Он не коверкает историю, не глумится над действительно важной темой. Его работа в этот раз заключается в демонстрации исключительной мощи кинематографического высказывания как такового. Опять-таки нельзя забывать, что порой сила опытного рассказчика заключается в виртуозном владении ложью. «Бесславные ублюдки» – это такая квинтэссенция оправданной высококультурной лжи. В руках режиссера она обретает плоть и кровь, расслаивается на тысячу возмутительных мизансцен, с одной лишь целью – заставить зрителя поерзать в кресле» [8]. И такие примеры можно продолжить.
В постперестроечный период в России и Беларуси был создан ряд художественных и документальных фильмов о Великой Отечественной войне, но ни один из них не имел такого сильного эмоционального воздействия, как перечисленные выше. Такое преподнесение истории формирует ментальные конструкции исторической памяти.
В 2012 г. Российским институтом стратегических исследований была издана монография «Расскажу вам о войне…», которая явилась результатом масштабного исследования о том, как война представлена в школьных учебниках стран СНГ, Центральной и Юго-Восточной Европы, освещены процессы формирования исторической памяти о Второй мировой и Великой Отечественной войнах у молодежи. Авторы выделили три типа представления о Второй мировой и Великой Отечественной войнах в школьных учебниках по истории: традиционный тип, максимально приближенный к советской концептуальной точке зрения (ее придерживаются в учебниках и учебных пособиях Беларуси и Приднестровья); трансформированный тип с введением новых тем (например, повседневной жизни на оккупированной территории и в советском тылу, участие женщин в войне, деятельность церкви) и оценок, учитывающих как положительные, так и негативные аспекты (используется в России, Чехии, Словакии, Сербии, Хорватии, Болгарии) и радикальный тип, в котором происходит кардинальное переосмысление роли СССР, его ответственности за развязывание войны наравне с Германией (представлен в учебниках Украины, Польши, Грузии и прибалтийских государств). При этом в монографии отмечено, что Беларусь – единственная страна, для которой характерна консолидированная позиция и которая хранит и чтит память о Великой Отечественной войне: «Пока ни одна страна, кроме Белоруссии, не смогла органично оценить и осмыслить наследие войны» [9].
Такое разное представление о войне привело к формированию различных ценностных ориентаций учащихся. Как отмечают исследователи, российским, белорусским и приднестровским школьникам присущ национальный патриотизм, чувство гордости за военное прошлое страны. Украинские же школьники разделены в своих оценках и представлениях. Для них характерно скорее депрессивное восприятие войны, так как непонятно, кто герой, а кто предатель, какое место занимает Украина среди участников Второй мировой войны, против кого она боролась – против фашизма в составе СССР, против Германии и СССР? И как боролась: добровольно или вынуждена была служить на стороне одной из воюющих сторон? [10].
Если бы история была нужна только ради знания прошлого, она была бы уделом лишь специалистов. Прошлое и память о нем необходимы для осознания себя в настоящем. Поэтому не может быть единой истории, истории, написанной на все времена. В истории люди ищут ответы на те вопросы, которые волнуют их сегодня. Цель истории как науки – восстановление истинности того, что и как происходило, цель исторического образования – формирование представлений о своей стране, ее месте и роли в истории, цель исторической памяти – сохранение себя как личности, как исторической общности. Д. С. Лихачев отмечал, что «историческая память народа формирует нравственный климат, в котором живет народ» [11, с. 156]. Поэтому очень важно помнить, что история может как объединить народ, так и привести к гражданскому противостоянию.
Источники и литература
1. Леонтьева, О. Б. Историческая память и образы прошлого в российской культуре XIX – начала XX вв. / О. Б. Леонтьева. – Самара, 2011.
2. Хальбвакс, М. Коллективная и историческая память / М. Хальбвакс. – Неприкосновенный запас [Электронный ресурс]. – 2005. – № 2–3. Режим доступа: / nz/2005/2/ha2.html. Дата доступа: 07.04.2014.
3. Вельцер, X. История, память и современность прошлого. Память как арена политической борьбы / X. Вельцер – Неприкосновенный запас [Электронный ресурс]. – 2005. – № 2–3. -Режим доступа: /2/. Дата доступа: 07.04.2014.
4. Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа. – М., 2005.
5. Сенявская, Е. С. Освободительная миссия Красной Армии в контексте информационной войны / Е. С. Сенявская [Электронный ресурс]. – Режим доступа: / clubs.shtml?cat=60&id=455. – Дата доступа: 11.04.2014.
6. Мировые войны XX века: в 4 кн. Кн. 4: Вторая мировая война. Документы и материалы. – М., 2002.
7. История войны на Тихом океане: в 5 т. Т. IV: Второй период войны. – М., 1958.
8. Ющенко, А. Гитлер капут! / А. Ющенко [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http:// kino.meta.ua/film/42108/recenziya/l/1423. – Дата доступа: 15.04.2014.
9. «Расскажу вам о войне…» Вторая мировая и Великая Отечественная войны в учебниках истории и сознании школьников славянских стран / отв. ред.: Т. С. Гузенкова; Рос. ин-т стратег. исслед. – М., 2012.
10. Гузенкова, Т. С. Как сохранить память о Великой Отечественной войне? / Т. С. Гузенкова [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -war.ru/kak-soxranit-pamyat-o-velikoj-otechestvennoj-vojne. – Дата доступа: 21.04.2014.
11. Лихачев, Д. С. Письма о добром и прекрасном / Д. С. Лихачев. – М.,1985.
Ваенная тэма ў творчасці Івана Шамякша
А. І. Шамякіна (Мінск)
Вялікую Айчынную вайну Іван Шамякін сустрэў на Поўначы, пад Мурманском, дзе праходзіў вайсковую службу ў зенітна-артылерыйскім дывізіёне. У гады вайны пісаў апавяданні і нарысы для армейскай газеты, якія, на жаль, да нашага часу не захаваліся. Таму цяжка сказаць, на якія тэмы былі напісаны гэтыя творы. Болын сур’ёзна I. Шамякін стаў займацца літаратурнай творчас-цю ў 1944 г., пачаўшы пісаць на старонках руска-фінскага слоўніка апавяданне «У снежнай пустыні». I ўжо з яго ў творчасць пісьменніка ўвайшла тэма вайны, якая паслядоўна перайшла ў такія творы, як «Выпрабаванне пачуццяў», «Бацька», «Браты», «Помета», «Глыбокая плынь», «Трывожнае шчасце», «Сэрца на далоні», «Снежныя зімы», «Шлюбная ноч», «Гандлярка і паэт», «Вазьму твой боль», «Зеніт» і інш.
У дзённіках «Роздум на апошнім перагоне» I. Шамякін зазначыў наступнае: «Першы свой твор пра вайну «Глыбокая плынь» я напісаў роўна праз тры гады пасля нашай перамогі над фашыецкай Германіяй. Сказаць, што я пісаў гістарычны раман, нельга было, праз тры гады тэта была самая што ні ёсць найсучаснейшая тэма. Тэма, якая хвалявала ўвесь народ, кожнага чытача.
Пазней жа, калі ўжоў сталым узросце – праз дваццаць, праз трыццаць гадоў пасля вайны – я звяртаўся да гэтай тэмы, то ўзнімаў яе парознаму. I непасрэдна пісаў пра вайну, як аповесці «Гандлярка і паэт» і «Шлюбная ноч». I рэтраспектыўна, калі лес герояў цягнуўся з вайны, адтуль пачыналіся сюжэтныя калізіі – так, у прыватнасці, пабудаваны раманы «Сэрца на далоні», «Снежныя зімы», «Вазьму твой боль». Дарэчы, што датычыцца «Сэрца на далоні» і асабліва «Снежных зім», то там гісторыя прысутнічае яўна. Многія ўдзельнікі партызанскага руху на Беларусі пазналі прататыпаў, пазналі тыя падзеі, якія леглі ў аснову калізій, у аснову сюжэтаў гэтых раманаў» [3, с. 9].
Трэба адзначыць, што партызанская тэма прысутнічае ў большасці шамякінскіх твораў: у «Глыбокай плыні», «Снежных зімах», «Вазьму твой боль», а таксама і ў некаторых апавяданнях. У аповесцях «Гандлярка і паэт», «Шлюбная ноч», рамане «Сэрца на далоні» адбыўся як бы сінтэз двух напрамкаў – ад-люстравання партызанскага руху і барацьбы падпольшчыкаў Сам I. Шамякін, як ужо адзначалася, ваяваў на Поўначы, непасрэдна не ведаў партызанскага руху і жыцця на акупаванай тэрыторыі. Але, вярнуўшыся з фронту і пачаўшы работу настаўнікам у вясковай школе, пісьменнік апынуўся сярод былых партызан, якія шмат расказвалі пра сваю барацьбу.
Вось як у навеле «Сюжэты» з цыкла «Начныя ўспаміны» I. Шамякін напісаў пра задуму рамана «Глыбокая плынь» і яе рэалізацыю: «Безумоўна, «Глыбокая плынь» зарадзілася з тэмы – напісаць аб партызанах. Але адной тэмы мала. Трэба характар чалавека, жыццё яго, радасці і беды, яны рухаюць сюжэт. З’явілася Таццяна Маеўская, яе зварот дадому, у сям’ю. Уратаванне яўрэйскага дзіцяці. 3 яе прыходу завязваецца першы сюжэтны вузел. Не таю, што далей, у атрадзе, іншыя характары засланяюць гераіню – Жэнька Лубян, Лясніцкі, хоць апошні напісаны для пэўнай ідэйнай функцыі. Але без гарачага стаўлення аўтара да ўсяго маштабу падзей, што сталі прадметам апісання, твор будзе сляпы, як той нябога-інвалід, які мацае зямлю, па якой ідзе, кіем – што там: груд, яма, камень. У добра арганізаваным творы не можа быць цёмных месц. А хто нарадзіў Таццяну? Мая жонка Маша. Яна, дваццацігадовая фельчарыца, праз месяц пасля пачатку вайны ішла з двухтыднёвай дачкой ад Краснаполля рэчыцкага да роднай Церухі трыццаць кіламетраў у пустэльным балотным міжрэччы Дняпра і Сожа. Але не было б рамана без аўтарскай фантазіі. Яна нібыта нязначная – дзіця чужое, але які вузел завязвае.
Малады нявопытны пісьменнік, якога армія, вайна на пяць гадоў адарвалі ад роднай моўнай стыхіі і якому шмат якія партызанскія рэаліі адкрылі былыя партызаны, сачыніў для таго часу нядрэнны раман, і тады ацэнены высока (Сталінская прэмія), і праз амаль шэсць дзясяткаў гадоў мне не сорамна пачынаць збор твораў «Глыбокай плынню».
Не магу не адзначыць, што добрым памочнікам у пакуль што таемнай для мяне працы быў Іван Сяргеевіч Бібікаў, старшыня Пракопаўскага сельсавета, былы партызан з трагічнай біяграфіяй – немцы і паліцыі па-зверску забілі ўсю яго сям’ю – траіх дзяцей, жонку, цешчу» [2, с. 450–451].
I калі задума рамана «Глыбокая плынь» узнікла адразу, то сюжэт аповесці «Гандлярка і паэт» пісьменнік выношваў многія гады. У той жа навеле «Сюжэты» знаходзім наступнае: «Ды, можа, трыццаць гадоў жыў вобраз жанчыны, пра якую я пісаў, з якой пазнаёміўся на Лагойскім тракце. Вольта (і ў жыцці Вольта) была пляменніцай нашай гаспадыні. У выхадныя, у святы Вольта з дачкой-вучаніцай наведвала цётку…
Гаспадыня з гонарам паведаміла, што Вольта – падпольшчыца. Але ад самой весялухі я не выцягнуў нічога такога, што магло стаць сюжэтам хоць бы аповесці.
А потым я убачыў яе на Камароўскім рынку, яна бойка гандлявала гароднінай. Тэта мяне расчаравала: падпольшчыца – гандлярка!.. Як мы тады глядзелі на гандляроў! (У навеле «Сябры» я пісаў, як мае «прагрэсіўныя» сябры паставіліся да аповесці: гераіня – гандлярка, жах! «Дапісаўся партыйны аўтар да ручкі»).
А гады праз два, калі я ўжо меў кватэру ў цэнтры і забыўся на былых гаспадароў, аднойчы адвячоркам сустрэў Вольту на вуліцы з партфельчыкам. Павіталіся бадай узрадавана.
– Куды вы?
– У школу.
– Бацькоўскі сход?
– Не. Я вучуся ў вячэрняй школе, ужо ў дзясятым…
Падпольшчыца, гандлярка, вучаніца… Вобраз! I доўга-доўга ён жыў, доўга прасіўся галоўнай гераіняй у раман. Была ў сюжэце «Сэрца на далоні». Але з’явілася пакутніца Зося Савіч. У «Снежных зімах» ёй месца не было: там не падполле – партызаны. I раптам… Сяджу ў Саюзе пісьменнікаў. Кірую. Заходзіць жанчына, незнаёмая. Расказвае сумную гісторыю. У пачатку вайны ў лагеры ў Драздах яе сястра выкупіла палоннага раненага чырвонаармейца. Такіх немцы прадавалі міласэрным жанчынам. Гады два хлопец жыў у яе, ірваўся ў бой, пісаў вершы. Памёр. А сшытачак застаўся. I жанчына вырашыла прынесці яго нам, у Саюз пісьменнікаў, можа, надрукуем.
Вершы былі пачаткоўскія, хоць глыбока патрыятычныя, гнеўна антыфашысцкія. Але не ўчынак жанчыны – столькі берагла сшытак! – не вершы мяне ўразілі. Адразу, уміг, як бліскавіцай, высвеціўся сюжэт з Вольгай: во што яна робіць – выкупляе палоннага, паэта. Яго пакахала, з ім уключылася ў барацьбу. За ім ідзе на смерць.
Так з’явілася «Гандлярка і паэт» [2, с. 466–467].
У 1977 г. аповесць «Гандлярка і паэт» была вы л у чана на Дзяржаўную прэмію СССР. Але прэмія не была прысуджана з-за інтрыг А. Асіпенкі, Н. Пашкевіча, У. Юрэвіча: гэтыя літдзеячы на пасяджэнні Савета па беларускай літаратуры Саюза пісьменнікаў СССР у Маскве выступілі супраць. Так, У. Юрэвіч вельмі растрывожыўся, што I. Шамякін забыўся на прынцып гістарызму: Вольга Ляновіч – дачка патомнага рабочага, і на працягу дзесяцігоддзяў жыцця ва ўмовах сацыялістычнага грамадства ў яе не павінна было застацца ні граму прадпрымальніцкай жылкі. Аргумент: Вольга сама працуе ў вагонным дэпо, скончыла восем класаў школы. Ну ніяк не можа яна гандляваць на Камароўцы! У савецкай школе гандляваць не вучылі! Нават векавы жаночы боль за тых, хто пакутуе (маецца на ўвазе выкуп з плена Алеся Гапанюка), крытык змог павярнуць ў цынічнае русла: «Гэта хутка прынаравіўшаяся да акупацыйнага рэжыму жанчына, свая сярод паліцаяў, сумавала не па мужу, а па мужчыне». А Н. Пашкевіч даказваў усім прысутным, што не было ніякіх рабаўніцтваў крамаў і складоў у першыя дні бамбёжкі Мінска: «Людзі акуратна стаялі ў чэргах у чаканні хлеба на чале з міліцыянерам». Аргумент Н. Пашкевіч прывёў таксама жалезны: ён тры разы быў у акупаваным горадзе і нічога такога не бачыў Але ж I. Шамякін таксама нічога не выдумваў у сваёй аповесці: ён абапіраўся на ўспаміны, аповеды тых людзей, якія жылі ў акупаваным Мінску з першага дня акупацыі і да вызвалення, а не былі тры разы ў акупаваным горадзе. Пацверджанне гэтаму можна знайсці ў кнізе гісторыка I. Ю. Варанковай «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа…», дзе адзначана наступнае: «Примечательно, что неприглядные факты беспорядков в Минске в этот период безвластия впервые были обнародованы не историками, а народным писателем Беларуси И. П. Шамякиным в его повести «Торговка и поэт», изданной в 1976 г.» [1, с. 204].
Гэтак жа доўга выношвалася пісьменнікам і задума рамана «Зеніт», прысвечанага складанай праблеме – дзяўчаты на вайне, у прыватнасці, як ваявалі дзяўчаты ў зенітна-артылерыйскіх часцях. Зноў-такі спашлемся на навелу «Сюжэты»: «Зеніт» – раман аб лёсе няшчасных салдат у спадніцах – напісаўся ажно праз 40 гадоў, у другой палове 1980-х. Вунь колькі выношваў жыццё зенітчыц! У некаторых дэталях я паўтараў «Агонь і снег». Але на іншым узроўні, вышэйшым, з большым напружаннем, з новымі героямі, значна пашыраным іх складам. Я, аўтар, задаволены гэтым раманам» [2, с. 455].
Такім чынам, з упэўненасцю можна сцвярджаць, што вайна ў творах I. Шамякіна адлюстравана з розных бакоў: партызанскі рух («Глыбокая плынь», «Снежныя зімы», «Вазьму твой боль», «Браты»), барацьба падполынчыкаў («Сэрца на далоні», «Шлюбная ноч», «Гандлярка і паэт»), ваенныя дзеянні непасрэдна на перадавой («Выпрабаванне пачуццяў», «Бацька», «У снежнай пустыні», «Помета», «Трывожнае шчасце», «Зеніт»), жыццё на акупаванай тэрыторыі («Трывожнае шчасце», дзённікі «Роздум на апошнім перагоне»).
Крыніцы і літаратура
1. Воронкова, И. Ю. «Двадцать второе июня, ровно в четыре часа…»: Минск и минчане в первые дни Великой Отечественной войны. – Минск, 2011.
2. Шамякін, I. 36. тв.: у 8 т. – T. 8. – Мінск, 2007.
3. Шамякін, I. Роздум на апошнім перагоне /1. Шамякін. – Мінск, 1998.
Канцэпты памяціi абавязку ў ваеннай лірыцы Аркадзя Куляшова
І. М. Шаладонаў (Мінск)
Вайна як праява зла і пакуль вечная спадарожніца чалавецтва існуе і функцыянуе ў свеце найперш таму, што ў грамадстве не стае сіл духу. Ва ўсіх сваіх праяўленнях яна ёсць параджэнне анігіляцыі, разарванасці чалавечых узаемасувязей, непамернага працэсу аб’ектывацыі ў стасунках паміж людзьмі. Ваяваць па-сапраўднаму магчыма толькі з аб’ектам, з тым, каго ты лічыш намнога ніжэйшым за сябе, істотай нікчэмнай, з якой мець узаемаадносіны не мае сэнсу. Вайна – тэта машына самазнішчэння як прайграўшых, так і пераможцаў
Усё XX стагоддзе, як і наша сучасная рэчаіснасць, з’яўляецца выразным пацверджаннем гэтай трагічнай дадзенасці. Сублімацыя духу ў сацыяльным і грамадскім развіцціз’ява вельмі складаная і цяжка ўлоўная. Сучасны прагрэс цывілізацыйных сіл не можа нам прадставіць аптымістычных прагнозаў у поглядзе на духоўнае і маральнае ўдасканаленне людзей, грамадскіх супольнасцей. Вайна паранейшаму застаецца амаль галоўным сродкам уладкавання тых ці іншых палітычных, нацыянальных, эканамічных і канфесіянальных канфліктаў, якія ўзнікаюць у той ці іншай «гарачай кропцы» свету.
Татальная пранізанасць чалавечай натуры і гісторыі энергетыкай барацьбы, эгаістычнай канкурэнцыі, культам сілы, уладай грошай выразна паказвае на тое, што людзі і зараз застаюцца ў асноўным раўнадушнымі да заваёў сіл духу, культуры, гуманізму і найбольш схільны давяраць толькі моцы духу сілы. Гэта, праўда, зусім не адмяняе таго, што і ў такія цяжкія моманты гісторыі, як вайна, рэвалюцыя, крызіс, людзі імкнуцца зрабіць прарывы ў царства свабоды, ісціны і праўды, сцвердзіць сябе сапраўднымі падзвіжнікамі свайго высокага боскага прызначэння на зямлі.
Узняць свой голас у абарону сапраўднага боскага вобраза чалавека ў драматычныя моманты ваеннага ліхалецця памайстэрску змагла і беларуская мастацкая літаратура ў асобе сваіх таленавітых паэтаў і пісьменнікаў. Менавіта выразнае імкненне многіх майстроў слова ўбачыць у тым ці іншым чалавеку не столькі пылінку гісторыі, а яе суб’екта, асобу, надзеленую патэнцыяльнай магчымасцю перастварыць тэты недасканалы свет, уладкаваць яго па лекалах любові, спагады, дабра і прыгажосці дазваляла шмат у чым прыцішаць драбільны ход кола гісторыі.
Літаратура ў асобе сваіх лепшых прадстаўнікоў, у сваім духоўным напаўненні заўсёды бачыла сваю задачу заступіцца за самую трагічную іпастась калатнечага, бесчалавечнага часу – простата чалавека, чыім лёсам і жыццём так любілі і любяць распараджацца ўсе вялікія свету гэтага, ператвараючы божую яго сутнасць у простую механістычную адзінку забойства і самазабойства, нізводзячы яго да істоты хаатызаванай, раз’яднанай, пазбаўленай свайго ўнутранага компасу быцця.
Вельмі яскравы, душэўна-шчымлівы і разам з тым тыповы вобраз ахвяры вайны паказаны ў вершы А. Твардоўскага «Две строчки» (1940).
Из записной потертой книжки Две строчки о бойце парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду. Лежало как-то неумело По-детски маленькое тело. Шинель ко льду мороз прижал, Далеко шапка отлетела. Казалось, мальчик не лежал, А все еще бегом бежал, Да лед за полу придержал… Среди большой войны жестокой, С чего – ума не приложу, — Мне жалко той судьбы далекой… Как будто мертвый, одинокий, Как будто это я лежу, Примерзший, маленький, убитый На той войне незнаменитой, Забитый, маленький, лежу. [1, с. 118]Як выразна бачна з прыведзенага ўрыўка, вайна страшэнна прыніжае чалавечую сутнасць індывіда, ствараючы татальны прымат калектыўнай волі над індывідуальнай, нізводзячы яго да паслухмянага выканаўцы чужой, найчасцей ананімнай волі, якая не хоча бачыць у ім вянца прыроды, важнейшую праекцыю ў імкненні да духоўна-абсалютнага.
Цяжкасць вырашэння праблемы вайны ў першую чаргу звязана з яе амбівалентным характарам праяўлення. Будучи сама па сабе выразнай праявай разнузданасці разбуральных негатыўных сіл чалавечай праяўленасці, вайна не заўсёды можа быць самым вялікім злом свету, асабліва калі яна імкнецца вызваліць чалавецтва ад самага вялікага зла, татальнага зла чалавеканя-навісці.
Тады ў нетрах самой вайны могуць актыўна праяўляць сябе самыя высокія духоўна-маральныя сілы. Такія, як гераізм, вера ў чалавека, шчырае сяброўства, патрыятызм, любоў і спагада не толькі да блізкага, але і да ворага, дзе ў людзях прачынаецца вызначальны каштоўнасны механізм бачыць у іншых сабе падобнага.
Незнішчальную пакуль жывучасць перманентнай праяўленасці вайны як вызначальнага фактару гісторыі трэба бачыць яшчэ і ў тым, што яна мае выразны акцэнт да вяртання праз пакаленні, калі забываюцца яе папярэднія разбуральныя дзеянні і негатыўныя ўрокі. I калі напамін і ўспамін пра яе набывае саладжавы смак рамантызацыі, гераізацыі і прыхарошвання.
Менавіта тады народна-псіхалагічны рэфлекс на двухадзіную працу памяці і забыцця пачынае даваць выразны збой на карысць забыцця страшэнных вынікаў вайны, калі памяць пачынаюць выкарыстоўваць толькі ў чыста прапагандысцка-ідэалагічных і выбарачна-карыслівых мэтах.
Вельмі добра пра гэта выказаўся аднойчы паэт Б. Акуджава: «Братцы, все вернется вновь, // Новые родятся камандиры, // Новые солдаты будут получать // Вечные казенные квартиры».
Канцэпты як духоўна-маральныя фокусы ментальнага жыцця і мыслення нацьй маюць у мастацкім выражэнні спадчыны таго ці іншага геніяльнага аўтара выключную ідэйна-каштоўнасную значнасць, каб раскрыць сапраўдную вартасную сутнасць яго творчасці.
Вось чаму наш зварот да канцэптаў «памяці» і «абавязку» набывае такую асаблівую значнасць пры звароце да ваеннай лірыкі народнага паэта Беларусі А. Куляшова, стогадовы юбілей якога мы святкуем сёлета.
Творчасць А. Куляшова з’явілася адной з тых мастацка-духоўных галаграм народнага жыцця, якая захавала ва ўсёй сваёй паўнаце шматстайны спектр чалавечых адносін беларуса са светам у трагічна-драматычны перыяд яго існавання ў XX стагоддзі – гады Вялікай Айчыннай вайны. А. Куляшову давялося быць непасрэдным удзельнікам гэтай чалавечай драмы жыцця, якую ён змог адлюстраваць у сваёй паэзіі ва ўсёй паэтычнай паўнаце.
А. Куляшоў у сваёй творчай рэалізацыі паспяхова выкарыстоўвае сваю выключную здольнасць бачыць свет у кантынуумным адзінстве рэчаў матэрыяльна-прасторавага і маральна-духоўнага напаўнення, амаль візіянерскі адчуваць суладнасць і гарманічнасць быцця і жыцця ў тэты драматычна-трагічны перыяд жыцця краіны.
Надаючы асаблівую ролю прасторава-вобразнай сістэме сімвалізацыі ў раскрыцці галоўнай ідэі твора пры паказе экстрэмальнага трагічнага часу вайны, Аркадзь Куляшоў стварае драматычны малюнак эпізоду гібелі Мікіты Ворчыка. Мікіта, даведаўшыся аб трагічнай смерці жонкі, становіцца зусім зламаным, бязвольным чалавекам.
У той жа час ваенная лірыка паэта яскрава выявіла своеасаблівае светаўспрыманне ім лірычнага героя, якое фарміруецца ва ўмовах памежнай няўстойлівасці і нявызначанасці жыцця, так званым часе метамарфознасці. Калі прыходзілася шмат у чым спадзявацца на тое, што закладзеныя ў глыбіні народнай памяці праявы патрыятызму, адказнасці за свой грамадзянскі і чалавечы абавязак у большасці людзей павінны і вымушаны былі спрацоўваць амаль на аўтаматычным, падсвядомым рэжыме. На гэтыя свядомыя і падсвядомыя рэцэптары людской псіхалогіі памяці абвострана і арыентавалася ваенная творчасць А. Куляшова.
Канцэпт «памяці» ў яго вершах найчасцей выступае тым духоўным цэнтрам, які кандэнсуе ў сабе глыбінныя энергетычныя сілы чалавека, надае ім высокую шкалу каштоўнаснай рэалізацыі. Толькі ўнутранай, крэпка знітаванай з роднымі каранямі мінулага духоўнай працы памяці пад сілу найбольш дакладны і маральна апраўданы выбар мэты і сродку дзеяння, толькі ёй дадзены часавы зазор погляду ў мінулае, для таго каб «расцягнуць» яго, упусціць у тэмпаральны працэс сучаснасці.
Менавіта памяць і задае вышыню той асноўнай маральнай планцы ў выбары дзеянняў чалавека. Таму наша паяднанне ў адзіны мастацка-псіхалагічны комплекс канцэптаў «памяці» і «абавязку» ўтрымлівае пад сабой яшчэ і задачу раскрыцця творчага механізму перадачы ідэйна-пафаснай скіраванасці ваеннай лірыкі А. Куляшова як найбольш выразнай адзнакі яго паэзіі.
Так, у вершы «Паведамленне ТАСС», напісаным у 1941 г., паэт шчыра заяўляе, што калі з цягам часу яго лірычны герой прыедзе ў родны кут і знойдзе ў бацькавай хаце старую газету, дзе прачытае: «Паведамленне ТАСС», то адразу – «I ўспомню ўсё, чым жыў на свеце, //1 ўсё, што хвалявала нас» [2, с. 36].
Шчырае жаданне лірычнага героя верша, акрыленага новымі жыццёвымі павевамі і турботамі, захаваць у сваёй памяці кожную важную старонку жыцця народа як асабісты маральна-духоўны клопат падкупляе сваім грамадзянскім і чалавечым духоўным аптымізмам, прыдае ўпэўненасць паверыць у яго сапраўднае перажыванне за свой край і Радзіму.
У фінальным слупку верша выразна абазначана вялікая роля, якая адведзена менавіта чалавечай памяці як асноўнаму носьбіту духоўнасці ў чалавеку:
Захочацца з юнацкай далі Яшчэ раз навіну пачуць, А там, Як класікі пісалі, Навек забыцца і заснуць. [2, с. 36]«Забыцца і заснуць» тут зусім не азначае выпасці з народнага жыцця, а хутчэй наадварот. Сон у дадзеным выпадку мае пад сабой выразнае азначэнне аб пераходзе жыццёвай біяграфіі героя ў актыўную фазу падсвядомага народнага жыцця, бо сон тут не столькі пасіўная, а, наадварот, вельмі актыўная духоўная фаза ўнутранага адчування героя. I таму аўтар з вялікай павагай ставіцца да дасягнення сусветнай класічнай літаратуры, беручы яе ў свае сведкі і дарадцы, таму што мастацкая класіка заўсёды бачыла ў чалавеку несмяротную яго сутнасць – боскую душу.
У сваім знакамітым вершы «Балада аб чатырох заложніках» А. Куляшоў, засноўваючыся на рэальным факце вайны, вельмі абвострана ставіць пытанне аб абавязку чалавека. Камандзіру партызанскага атрада бацьку Мінаю карнікі-фашысты прапануюць зрабіць выбар: ці здацца і скарыцца ім на міласць, ці стаць віноўнікам, як яны лічаць, смерці чатырох блізкіх людзей – сястры і трох яго родных дзяцей, якіх захопнікі ўзялі ў заложнікі.
У сюжэтнай канве балады паэт выразна акцэнтуе ўвагу на тое, што, нягледзячы на сваю гаротную долю быць расстралянымі, заложнікі не хацелі б, каб бацька і брат скарыліся ворагу, бо старэйшыя з іх добра разумеюць, што фашысты іх ужо ніколі не выпусцяць са сваіх крывавых лап. I калі нават бацька прыйдзе і скарыцца ворагу, то не будзе затым каму адпомсціць забойцам, не толькі за іх смерць. I паэт вуснамі сястры Міная дакладна даводзіць тэту думку:
Спі, засні, – суцяшае кабета, — Спі, сынок, не твая тэта справа. Спі, наш татка не прыйдзе, На тэта Ён не мае бацькоўскага права [2, с. 62]Захопнікі, нелюдзі, якія лічаць апраўданым расстрэльваць малых дзяцей, не могуць дыктаваць законы маральнага права, нават любога права, таму барацьба і перамовы з імі не могуць весціся па нейкіх правілах. 3 імі трэба весьці барацьбу толькі да іх поўнага знішчэння:
Цэліць кат У льняныя галовы, Пачынае 3 сына Міная. Стрэл. Упаў хлапчук трохгадовы, Кат ізноў пісталет узнімае. [2, с. 62]Не бачыць у дзіцячых «льняных галовах» боскіх анёлаў можа толькі самая антычалавечая сіла, сіла беспрасветнай цемры, з якой не можа быць ніякага прымірэння. Толькі фальшывы пацыфізм неяк спрабуе, нават сёння, апраўдваць зладзейства гэтых гнастычна-хтанічных сіл. Свой абавязак перад Радзімай і родным краем, а таксама сіламі святла і дабра бацька Мінай поўнасцю выканаў, хоць і з вялікім унутраным болем і незагойнай душэўнай ранай для сябе. Вось чаму прызывае А. Куляшоў:
Перад бацькам Мінаем Станьце, ўсе бацькі, на калені! [2, с. 62]У ваенна-патрыятычным вершы-баладзе «Над брацкай магілай» (1942 г.) паэт складае гімн-рэквіем загінуўшым на рускай зямлі воінам-землякам, якія ў баі з ворагам «чэсна галовы злажылі». Рэфрэнам у творы праходзяць такія радкі, якія ў пачатку твора гучаць наступным чынам:
Мы без слёз іх хаваем, Памятаем Пра свой абавязак, Нашы слёзы саромяцца мужных вінтовак і касак. [2, с. 64]Менавіта феномен памяці найбольш дапамагае салдатам быць мужнымі і стойкімі ў найцяжэйшых умовах ваеннага змагання. Помніць – гэта значыць вечна тварыць унутры сваиго сэрца і розуму цяжкую маральную працу у адказнасці за адпаведнасць сваіх учынкаў высокаму званию чалавека.
Заканчваецца верш ужо больш жорсткім і пашыраным прызывам-зваротам змагацца з захопнікамі:
Мы сяброў засыпаем зямлёй — Ленінградцы, татары, узбекі, Мы клянёмся варожай крывёй Напаіць беларускія рэкі. Мы салют аддаём, памятаючы свой абавязак, I не плачам, бо слёзы суровых саромяцца касак [2, с. 64]Ёсць у народа такое павер’е, што калі зямля змешваецца з вадой, то яна робіцца граззю, а калі яна злучаецца з крывёю сваіх сыноў, то становіцца Радзімай, святой зямлёй. У гэтых заключных радках балады выразна праяўляецца мудрасць народнага мыслення. Кроў варожых салдат не можа злучыцца з захопленай імі зямлёю, яна павінна быць змыта вадою нашых чыстых рэк. А кроў нашых воінаў, бо кроў заўсёды была сімвалам генетычнай памяці народа, павінна яшчэ болей натхніць абаронцаў Айчыны ў змаганні з лютым ворагам.
Вяршынным творам ваеннай лірыкі А. Куляшова, безумоўна, стала яго паэма «Сцяг брыгады», якая па праве лічыцца ўзорам беларускай героіка-патрыятычнай паэзіі савецкага прыгожага пісьменства.
Сам жанр паэмы ў выглядзе вядзення галоўным героем дзённіка, думаецца, абраны аўтарам дзеля рэалістычнага раскрыцця шмат у чым непадуладных лагічнаму тлумачэнню трагічных падзей пачатку ваеннай навалы. Тэта гаворыць аб тым, што А. Куляшову хацелася як мага дакладней і скрупулёзней ухапіць рэальны план драматызму наступіўшых перамен у жыцці асобнага чалавека і народа.
Мастацкая форма дзённіка дазваляла аўтару крыху спрасціць фармальную задачу разгортвання тэксту ў часе, але разам з тым надавала яшчэ большую вагу выяўленню прасторава-часавай панарамы падзей у іх сімвалічна-каштоўнасным і ідэалагічным аспекце.
Важнейшым арганізуючым тэмпаральным сімвалам-паняццем з’яўляецца ў паэме раскрыццё канстанты памяці, якая набольш выразна і сутнасна факусіруе і фарміруе падзейную і духоўную дынаміку паводзін герояў твора.
Так, галоўнаму герою паэмы Алесю Рыбку ў кукаванні зязюлі – «Дні міналі, мінулі, // Адкукавалі зязюлі», у стракатанні коніка – «Лічыць часу сухой траве, // Нібы конік, гадзіннік чуецца» [2, с. 93], у пошуме лесу – «Б’е гадзіннік. Прыгадваю я, // Што мы ў лесе, не дома» [2, с. 88] настой л іва чуецца кліч сэрца – ціканне гадзінніка. Памяць няўмольна патрабуе ад герояў выбару. Час як бы пачынае настойліва вывяраць і правяраць людзей на іх сапраўдную адпаведнасць сучаснаму стырнавому моманту.
Феномен памяці да сёння застаецца неразгаданай таямніцай прыроднай праявы, якой надзелены чалавек. Магчымасць чалавека ўтрымліваць у жыцці карціны і вобразы падзей і людзей, якіх ужо няма ў наяўнасці, застаецца асноўнай крыніцай чалавечага духоўнага дамінавання ў прыродна-жывёльным свеце.
Вось чаму галоўнай прычынай свайго служэння і адданасці доўгу, Радзіме, жонцы, родным дзецям для галоўнага героя паэмы Алеся Рыбкі становіцца карціна ўспаміну пра загінуўшых таварышаў, якая шмат разоў паўстае перад ім:
Бо чаму, як заплюшчыць ён вочы, Стаяць, як жывыя, Маладыя, суровыя, Гарадскія, вясковыя Дзецюкі – баявая сям’я? [2, с. 68] Сцяг? Хіба яго ўспомніць я мог, Ачуняць ад страты?.. [2, с. 97]Аўтар нават узмацняе фактар амнезіі ў героя, калі далей даводзіць нам:
Тэта праўда. На сцяг зусім Ён забыўся, Чаго яшчэ болей? Не прышлі б мы, ён бы аб ім I не ўспомніў ніколі. [2, с. 97]Паэт зазначае, што скалечаныя, надламаныя душа і цела Ворчыка, які стаўся «чалавекам без веры», як бы павінны знікнуць з матэрыяльнай і быційнай прасторы свету, яна выцясняецца, ігнаруецца іншымі рэчамі навакольнага асяроддзя і часавым дыферэнцыялам. Містычна разумее тэта і Мікіта («сам сабе ён капае дол» [2, с. 98]).
Вобраз ямы паўстае ў мастацкім выяўленні аўтара праекцыяй негатыўнай вертыкальнай быційна-часавай прасторы на паніжэнне, таго, што не вытрымала логікі каштоўнасна-духоўнай вартасці гарызантальнай прасторы рэльнага жыцця і павінна выпасці, знікнуць з яе.
А. Куляшоў імкнуўся раскрыць у паэме думку, што ў пэўныя пагранічныя, метамарфозныя моманты гісторыі выключная, рашаючая роля ў змаганні з ворагам і захаванні народа належыць такому чалавеку-індывіду, які можа ўдзель-нічаць не толькі ў перастварэнні рэальнасці, але і ў стварэнні альтэрнатыўнай прасторы, у якой асаблівая ўвага будзе нададзена «субстанцыянальным людзям», людзям з абвостраным пачуццём духоўнай памяці і грамадзянскага абавязку і іх трансляцыяй у часе і прасторы. I менавіта вобраз «сцягу бригады» і стварае той агульны кантынуумна-каштоўнасны цэнтр прыцягнення для такіх людзей у паэме.
Літаратура
1. Твардовский, А. Стихотворения. Поэмы / А. Твардовский. – М., 1971.
2. Куляшоў, А. Вершы і паэмы / А. Куляшоў. – Мінск, 1966.
Мастацкае асэнсаванне Вялікай Айчыннай вайны Уладзімірам Караткевічам у кантэксце гістарычнага мінулага беларусаў
Г. В. Навасельцава (Віцебск)
Адметнасць мастацкай інтэрпрэтацыі гісторыі празаікамі 1960 – сярэдзіны 1980-х гг. заключалася ў звароце да пераломных перыядаў айчыннай гісторыі, ва ўслаўленні самаахвярнага чалавека-патрыёта. Галоўнымі героямі ў творах У. Караткевіча выступалі пераважна малавядомыя гістарычныя ці выдуманыя асобы (аповесці «Цыганскі кароль», 1958; «Сівая легенда», 1960; «Дзікае паляванне караля Стаха», 1964; раманы «Каласы пад сярпом тваім», 1965; «Христос прызямліўся ў Гародні», 1966; апавяданні «Паляшук», 1954; «Кніганошы», 1962). Эстэтычны ідэал пісьменніка – народны заступнік, высокамаральны чалавек (Раман Ракутовіч, Алесь Загорскі, Грыміслаў Валюжыніч, Юрась Братчык). Уладзімір Караткевіч хоць і прытрымліваўся прынцыпу канкрэтна-гістарычнага апісання падзей, што адпавядае рэалістычнаму бачанню мінулага, аднак актыўна выкарыстоўваў сродкі сімвалічна-іншасказальнай вобразнасці, уласцівыя рамантычнаму пісьму.
Мастацкае асэнсаванне мінулага ў беларускай літаратуры другой паловы XX ст. ўлічвала вопыт літаратурнай традыцыі, якая адбілася ў паэмах «Курган», «Бандароўна», «Магіла льва» Янкі Купалы, нізцы вершаў «Старая спадчына» са зборніка «Вянок», «Апавяданні аб іконніку і залатару…» Максіма Багдановіча, дзе абазначылася непарыўнасць сувязі мінулага беларусаў з іх сучаснасцю. Разам з тым мастацкая арганізацыя часу ў творах пра мінулае, напісаных у рамантычна-асветніцкім рэчышчы, характарызуецца спецыфічнай спалучанасцю мінулага і сучаснасці: напрыклад, для прозы Уладзіміра Караткевіча ўласціва перакрыжаванне розных тэмпаральных адрэзкаў гістарычнага мінулага, дзейнымі асобамі якіх выступаюць скразныя вобразы. Як вядома, для кампазіцыі рамана XX ст. ў цэлым характэрна «ўскладненне часавай арганізацыі аповяду, частая перабіўка часавых планаў, сучаснага і мінулага, «зрушэнне» часу і нават «разбурэнне» яго» [7, с. 28]. Пры гэтым аўтарская фантазія звярталася да дэтэктыўнай формы асэнсавання мінулага, у якую арганічна ўводзіліся легендарныя матывы і вобразы («Дзікае паляванне караля Стаха», «Чорны замак Алынанскі»).
Герой У. Караткевіча свабодна пераходзіць з аднаго гістарычнага перыяду ў іншы, што абумоўлівае спецыфічную арганізацыю твора на структурным узроўні. Дзейнічаюць у іншым часе прывідныя коннікі караля Стаха (аповесць «Дзікае паляванне караля Стаха»). Не адпускае мінулае і герояў рамана «Чорны замак Алынанскі». Як трапна заўважае Антон Косміч, той, «хто не памятае мінулага, хто забывае мінулае – асуджаны зноў перажыць яго. Безліч разоў» [5, с. 417]. Мінулае ў разуменні пісьменніка не толькі ўплывае на сучаснае: мінулае як бы працягваецца ў сучаснасці, становіцца яе неад’емнай часткай. Аўтар усведамляе выразную мяжу паміж гэтымі часавымі пластамі, аднак наўмысна паказвае іх злітна. Такое бачанне гісторыі стала наватарскім у беларускай прозе: часава аддалены, працэсуальна завершаны этап мінулага знаходзіць свой працяг у сучаснасці.
Ускладняецца характар часавых перакрыжаванняў у рамане «Чорны замак Альшанскі», дзе ідэйна-эстэтычны акцэнт зроблены не столькі на фальклорных матывах і вобразах, колькі на ўласна гістарычных. Твор адрозніваецца як спецыфічнай структурнай арганізацыяй, так і аўтарскай філасофскай інтэрпрэтацыяй сувязі часоў: у ім увасабляецца аўтарская сучаснасць – рэчаіснасць 70-х гадоў XX ст. – і трагічнае мінулае розных перыядаў, якое цыклічна паўтараецца. Пры характарыстыцы структуры твора варта ўлічваць слушную думку Т. Я. Камароўскай наконт сістэмы хранатопаў амерыканскага гістарычнага рамана, што ўключае ў сябе не толькі агульнавядомыя раманныя хранатопы: сустрэчы, дарогі, біяграфічнага часу, але і новыя, выяўленыя тэматычнай спецыфікай гістарычнага рамана і яго ідэйнай скіраванасцю, напрыклад, хранатоп бітвы. Хранатоп гістарычнага рамана заснаваны на ўзаема-дзеянні, узаемапрачытанні мінулага, якое можа складацца з некалькіх пластов і сучаснага, што раскрываюць у сваім узаемапрачытанні аўтарскую ідэю – стрыжань твора і сутнасць глыбінных гістарычных працэсаў, вызначальных для аблічча свету [6, с. 100]. Думаецца, структурную і ідэйна-зместавую адметнасць рамана «Чорны замак Алынанскі» найперш раскрывае хранатоп замка.
Замкавы час М. М. Бахцін называў часам гістарычнага мінулага. Замак – месца жыцця ўладароў у феадальную эпоху, у ім адклаліся сляды стагоддзяў і пакаленняў у яго будове, у зброі, у галерэі продкаў, у фамільных архівах, у спецыфічных чалавечых адносінах дынастычнай пераемнасці [1]. У прыватнасці, «продак мог зноў як бы нарадзіцца ў адным са сваіх нашчадкаў, – у межах роду перадаваліся імёны, а разам з імі і ўнутраныя якасці іх носьбітаў. Мінулае аднаўлялася, персаніфікавалася ў чалавеку, які паўтараў характар і ўчынкі продка. Магілы і курганы продкаў у сувязі з гэтым былі побач з сядзібамі жывых: тэта былі нават не два розныя светы, а адзіны свет, у якім мінулае, сучаснае і будучае аказвалася побач і ў цесным суіснаванні» [2, с. 110]. Знатны і ўплывовы чалавек у Сярэднявеччы – той, за чыімі плячыма стаяць многія пакаленні, у якім як бы «згусціўся» радавы час – ён жа час гісторыі. Гісторыя ў той перыяд пераважна была прадстаўлена гісторыяй старажытных феадальных родаў і дынастый. Дэтэктыўная інтрыга арганізуе сюжэт рамана вакол расследавання злачынстваў прадстаўнікоў аднаго роду, патрабуе вывучэння гісторыі, якую трэба спасцігнуць галоўным героям і, у прыватнасці, экспліцытнаму аўтару – Антону Космічу дзеля таго, каб трагізм мінулага не стаў трагізмам сучаснасці. Як і ў аповесці «Дзікае паляванне караля Стаха», мінулае ўваходзіць ў сучаснасць, аднак тэта раскрываецца ўжо праз чатырохразовае перакрыжаванне часоў: перакрыжоўваюцца падзеі XV, XVII стагоддзяў, Вялікай Айчыннай вайны, сучаснага перыяду, што тэмпаральна ўскладняе мастацкую структуру твора. Шматразовае часавае перакрыжаванне дазваляе пісьменніку ўзмацніць эфект уздзеяння мінулага на сучаснасць. Невыпадкова аўтарам напісаны не проста гістарычны дэтэктыў, напрыклад, «Дзікае паляванне караля Стаха», а так званы гатычны твор. Характэрнай прыкметай гатычных твораў з’яўляецца тое, «што ўсе яны павінны выклікаць страх» [3, с. 233]. Такое ж пачуццё выклікае алынанская гісторыя, якая вызначаецца трагічным цыклізмам, што абумоўлена пэўнай заканамернасцю: самае жахлівае з мінулага будзе паўтарацца, пакуль нашчадкі не даведаюцца пра схаваныя таямніцы.
Пагрозны замак, які Косміч трапна параўноўвае з нечаканым цёсам мяча, становіцца сімвалічным увасабленнем мясцовай гісторыі, пра якую ксёндз Жыховіч кажа: «Досыць ужо смерцяў на тэты няшчасны куток зямлі. Проста Бермудскі трохкутнік нейкі: Кладна – Альшаны – Цёмны Бор. Гінуць надзеі, без следу знікаюць людзі. Іх мары і надзеі» [5, с. 489]. У 1481 г. выдаў змову Міхайлы Алелькавіча, князя Слуцкага, і яго стрыечніка Хведара Бельскага і абрабаваў сваіх паплечнікаў Пятро Алынанскі. У 1611 г. Вітаўт Алынанскі падчас паўстання – «удару ў спіну», ініцыятарам якога быў Грыміслаў Валюжыніч, прысвойвае скарбніцу паўстання, а ўцекачоў замуроўвае ў замкавых катакомбах. У Вялікую Айчынную вайну ў ваколіцах замка фашисты, з якімі быў звязаны Юзаф-Ксаверый Алынанскі, бацька апошняга Алынанскага, расстралялі шмат людзей. Такім чынам, гісторыя XV стагоддзя трагічна паўтараецца ў XVII стагоддзі і зноў паўтараецца ў перыяд Вялікай Айчыннай вайны. Драматычныя падзеі вайны ўплываюць на сучаснасць: побач з Космічам і іншымі героямі жывуць людзі, якія былі сведкамі і ўдзельнікамі гэтых падзей: Лапатуха, Высоцкі, Ганчаронак і іншыя. Найбольш выразна выяўлена ў рамане чацвёртае перакрыжаванне часоў – XVII стагоддзя і сучаснасці, што дасягаецца праз мастацкі прыём «сюжэт у сюжэце». У структуру твора аўтар уводзіць сны Косміча пра легендарную сярэднявечную рэчаіснасць: «Не, тэта проста цемра ночы. Тэта ажылі тыя словы Змагіцеля аб людскім погаласе пра тыя ўцёкі» [5, с. 405]. Думаецца, караткевічаўскі «погалас» развівае традыцыю «сказу народнага»
В. Ластоўскага. «Погалас» цудадзейным чынам уваходзіць у сны героя, што дазваляе пісьменніку перадаць каларыт XVII стагоддзя – старажытную зброю, адзенне, маўленне герояў.
Косміч нібы ўвачавідкі бачыць легендарныя падзеі, якія адбываюцца з Грыміславам Валюжынічам і Ганнай-Гардзіславай: уцёкі, перастрэча, другія ўцёкі, палон, вязніца. Яны дапамагаюць разгадаць важную для сучаснага дэтэктыўнага расследавання гістарычную таямніцу. Пры гэтым адбываецца пераход дзейных персанажаў з аднаго часу ў іншы: яны становяцца скразнымі героямі. Валюжыніч, які трапіў у скляпенні замка і ўсвядоміў непазбежнасць сваёй смерці і смерці Ганны-Гардзіславы, усё ж перакананы, што ў іх ёсць будучае: «Нічога. Мы сустрэнемся. Мы вечныя. Няма мяжы шэсцю нашаму па зямлі» [5, с. 518]. Будучае становіцца рэальнай сучаснасцю, калі праз некалькі пакаленняў героі сустракаюцца. Сустрэча праз пакаленні адлюстроўваецца і ў рамане «Нельга забыць», дзе раскрываецца толькі адно часавае перакрыжаванне: амаль праз стагоддзе пасля трагічных падзей жніўня 1863 года сустракаюцца нашчадкі іх удзельнікаў – Андрэй Грынкевіч і Ірына Горава. Яны знаходзяцца ў духоўных пошуках, але ў выбары жыццёвай пазіцыі выступаюць вартымі паслядоўнікамі сваіх продкаў, якія сустракаліся толькі аднойчы. I аднак тэта сустрэча стала вырашальнай для Горава: адна «рабінавая ноч» падзяліла яго жыццё на дзве паловы, і цяпер ён будзе нязменна ўспамінаць малавядомую жанчыну. Паводле слоў самой гераіні, дабрыня і мужнасць Горава даюць мужнасць і ёй, упэўненасць у тым, што рабіць далей, і яна спадзяецца на тое, што іх унукі ніколі не будуць варагаваць. Праз каханне Андрэя Грынкевіча і Ірыны Горавай тэта спадзяванне спраўджваецца. Хоць, у адрозненне ад герояў «паромнай» гісторыі, паўстанец і княгіня Алынанская не пакінулі нашчадкаў, падзеі, якія адбыліся ў мінулым, зноў перажываюцца ў пазнейшы час. Раскрываецца трохсотгадовая таямніца, становіцца вядомай жахлівая гістарычная рэальнасць Сярэднявечча і Вялікай Айчыннай вайны, – каханне Валюжыніча і Ганны-Гардзіславы працягваецца, увасобіўшыся ў іх духоўных спадкаемцах – Космічу і Сташцы.
У кантрасным супастаўленні з гэтымі вобразамі Уладзімір Караткевіч выяўляе галоўныя для прадстаўнікоў княскага роду Алынанскіх – Пятра, Вітаўта, Юзафа-Ксаверыя рысы характару. Іх спадкаемцам не толькі згодна з паходжаннем, але і паводле сваіх спраў выступае апошні з роду Алынанскіх, сучаснік Косміча. Продак нібы зноў нараджаецца ў нашчадку, і мінулае аднаўляецца ў чалавеку, які паўтарае ўчынкі свайго папярэдніка. Уладары Алынанскага замка здзяйсняюць ганебныя ўчынкі: яны пакінулі сляды не ў культурных каштоўнасцях, а ў каменных лабірынтах. Там знаходзіцца прысвоены скарб, што мае надзейных вартаўнікоў: «Два вартавыя неадпетыя і адзін няхрышчаны» [5, с. 490]. У замку айнзацкамандай схаваны маёмасць і архівы, а ў яго ваколіцы – рассталяна чатырыста чалавек, якія ведалі пра тэта. Праз замкавыя катакомбы пралягае шлях да разгадкі сучаснага для караткевічаўскага героя, у чым выяўляецца аўтарам спецыфічная спалучанасць гістарычных часоў. Косміч спазнае пачварную сутнасць, якая хаваецца за прыгожым і велічным абліччам апошняга Алынанскага, падобнага да продка, Вітаўта. Пераступае чалавечыя і Божыя законы Алынанскі XVII стагоддзя, за гэта праз трыста гадоў прыходзіць «смяротная кара за смяротнасць». Учынкамі апошняга Алынанскага гісторыя «ўцягваецца» ў сучаснасць: «Калі памяць аб мінулым, і менавіта аб продках, належыць да ўсведамлення сябе як сям’і, то гэта памяць выяўляе таксама і рэальнасць сям’і, гэта значыць яшчэ працягваецца ў дзейсным сучасным» [8, с. 20]. На яго сумленні патуранне забойствам Мар’яна, Зоі, Лапатухі. Дзеля таго, каб знайсці старажытныя радавыя граматы, арганізоўваецца злачынная група. Апошні з Алынанскіх не раскайваецца ў сваіх учынках, ён усведамляе сябе прадстаўніком роду, які не заслугоўвае права жыць, але гэта яго род, і таму правільна тое, што «я – крапліна ягоная, і што іншым быць не магу, і што дарогі мне ад яго няма» [5, с. 555]. Гэта – дынастычная пераемнасць замкавага часу, у якім суіснуе мінулае і сучаснае. Косміч, які выступае носьбітам «глыбока гуманістычнай канцэпцыі гісторыі» [4, с. 162], глядзіць на мінулае з пазіцыі сучаснага дня, па-іншаму асэнсоўвае паняцце звышчасавай сувязі, у якой існуюць род, сям’я. Ён супрацьпастаўляе князя Вітаўта-Ксаверыя-Станіслава Альшанскага эпізадычна згаданым аднаму з Хадкевічаў і адной з Радзівілаў, якія роўныя Алынанскаму сваім радавітым паходжаннем, аднак якім нічога не трэба было даводзіць, таму што яны былі сабой «і ў падполлі, і ў партызанцы, і на барыкадах, і ў розных турмах» [5, с. 539]. У гэтым, па сутнасці, раскрываецца караткевічаўскае разумение патрыятычнага абавязку чалавека.
Праз перакрыжаванне розных гістарычных перыядаў Уладзімір Караткевіч паглыблена асэнсоўвае мінулае: кантраснае супастаўленне розных гістарычных момантаў дазваляе раскрыць новы змест у мінулым, які яшчэ не быў прадметам мастацкага адлюстравання ў рамантычна-асветніцкай традыцыі. Перакрыжаванне розных гістарычных перыядаў выяўляецца не толькі праз уласна гістарычныя, але і праз фальклорныя матывы і вобразы, і пры гэтым выступае як сэнсава– і стылеўтваральны караткевічаўскі прыём: на ідэйна-зместавым узроўні супастаўляюцца другая палова XIX стагоддзя і XVII стагоддзе ў аповесці «Дзікае паляванне караля Стаха». 3 мінулым сямнаццацігадовай даўнасці – паўстаннем Кастуся Каліноўскага – перакрыжоўваецца сучаснасць у апавяданні «Сіняя-сіняя…». У рамане «Каласы пад сярпом тваім» прыём перыкрыжавання часоў узбуйняецца міфапаэтычнымі і сімвалічнымі вобразнымі сродкамі, што дазваляе аўтару прасачыць як развіццё асобных гістарычных з’яў, так і выявіць вобраз эпохі ў цэлым, перадаць сваё разумение цыклічнай філасофіі гісторыі. Чатырохразовым перакрыжаваннем часоў вылучаецца раман «Чорны замак Алынанскі», дзе перакрыжоўваюцца падзеі XV, XVII стагоддзяў, Вялікай Айчыннай вайны, сучаснага пісьменніку перыяду Найбольш значным у творы выступае перакрыжаванне XVII стагоддзя і аўтарскай сучаснасці. Такім чынам, у творах пісьменніка раскрываецца эстэтычная эвалюцыя спалучанасці часоў
Першым у айчыннай прозе Уладзімір Караткевіч здолеў гарманічна спалучыць гістарычны, нацыянальны і сацыяльны ракурсы пры ўвасабленні мінулага, заклаў ідэйна-эстэтычныя асновы развіцця героіка-рамантычнага напрамку з дамінаваннем патрыятычнага пафасу ў інтэрпрэтацыі мінулага, даказаў прадуктыўнасць ускладнення структуры мастацкага часу праз сумяшчэнне розных храналагічных пластоў («Дзікае паляванне караля Стаха», «Чорны замак Алынанскі»). Прадстаўнікі гэтага напрамку (А. Якімовіч, I. Клаз, Э. Ялугін) асэнсоўвалі найперш працэсы выспявання сацыяльнай свядомасці беларусаў, сцвярджалі гераічны складнік у іх нацыянальным характары праз адлюстраванне народных паўстанняў (А. Якімовіч, I. Клаз), услаўленне памкненняў чалавека-асветніка (Э. Ялугін). Героіка-рамантычная інтэрпрэтацыя мінулага спалучалася з шырокім выкарыстаннем этнаграфічна-бытавога матэрыялу для ўзнаўлення гістарычных рэалій і з паэтызацыяй асобы, што самасцвярджаецца праз пераадоленне неспрыяльных абставін. У творах рускамоўных пісьменнікаў (I. Клаза, Э. Ялугіна) значна радзей сустракаліся фальклорныя элементы, чым у беларускамоўных, а айчынная гісторыя найперш падавалася на фоне гісторыі суседніх народаў.
Крыніцы і літаратура
1. Бахтин, М. М. Литературно-критические статьи / М. М. Бахтин. – М., 1986.
2. Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры / А. Я. Гуревич. – 2-е изд., испр. и доп. – М., 1984.
3. Деке, П. Семь веков романа: сб. ст. / П. Деке; под ред. и с предисл. Ю. Б. Виппера; пер. с франц. Я. 3. Лесюка [и др.]. – М., 1962.
4. Дзюбайла, П. К. Беларускі раман: гады 70-я / П. К. Дзюбайла; рэд. I. Я. Навуменка. – Мінск, 1982.
5. Караткевіч, У. 36. тв.: у 8 т. / У. Караткевіч. – Мінск, 1987–1991. – Т. 7: Дзікае паляванне караля Стаха: аповесць; Чорны замак Альшанскі: раман. – 1990.
6. Комаровская, Т. Е. Проблемы поэтики исторического романа США XX века / Т. Е. Комаровская. М., 2005.
7. Ржевская, Н. Концепция художественного времени в современном романе / Н. Ржевская // Науч. докл. высш. шк.: филол. науки. – 1970. – № 4. – С. 28–40.
8. Уитроу, Дж. Естественная философия времени / Дж. Уитроу. – М., 2004.
Музыкальное воплощение хатынской трагедии в творчестве Белорусских композиторов
Т. Г. Мдивани (Минск)
Одна из героических страниц истории Беларуси, вошедшая в современность – это Великая Отечественная война. Память о ней помогает вступающим в жизнь новым поколениям осознать все значение борьбы за спасение человечества от фашизма, пробуждает чувство гордости за свой народ. Священный долг нашей памяти – передать грядущим поколениям всю правду о войне, о ее героях.
«Хатынь одна, но смысл этого слова огромен» (В. Быков). Хатынь – это миллионы жертв прошлой войны, это символ массового уничтожения мирного населения, это скорбная память о суровых днях Отечества[14]. «Хатынь является одновременно символом мужества и героизма народа, его непокорности черным силам фашизма, нашествию захватчиков, памятником всенародной партизанской борьбы. Горькой гордостью народа» [1].
У памяти нет срока давности. О Хатыни снимаются фильмы, слагаются стихи и поэмы, пишутся книги и музыкальные произведения. Тема памяти и скорби по невинно убиенным жителям деревни, по жертвам фашизма – одна из сквозных тем белорусского искусства, произведений белорусских писателей, поэтов, композиторов, художников. Это «Хатынская повесть» Алеся Адамовича, «Колокола Хатыни» Василя Быкова, «Памяць Хатыні» Геннадия Буравкина, серия автолитографий «Памяти огненных деревень» Василия Шаранговича, мемориал «Хатынь», созданный Ю. Градовым, В. Занковичем, Л. Левиным и С. Селихановым.
Особое место в этом ряду принадлежит белорусским композиторам, представляющим академическую музыку. Ими написаны произведения разных жанров, но наиболее весомыми являются симфоническая поэма «Погребение Хатыни» Андрея Мдивани, оратории «Памяці Хатыні» В. Войтика (на слова Г. Буравкина и Р. Тармолы) и «Хатынь» К. Тесакова (на слова Ф. Жички). Каждый из композиторов нашел свой индивидуальный творческий подход к решению темы хатынской трагедии.
Оратория К. Тесакова написана для большого симфонического оркестра, хора и чтеца. Тема сострадания жертвам Хатыни органично переплетается с темой героического подвига и стойкости белорусского народа. Оратория состоит из 5 частей, пролога и эпилога. В основу музыкальной драматургии положен принцип контраста, который связывает все этапы развития содержания в единую сюжетную линию. В драматической, исполненной мужественной экспрессии музыке 1-й («Стой, чалавек!») и 2-й («Хатынь») частей, передана картина сожжения белорусской деревни. Здесь господствует жесткое диссонансное звучание, которое пронизывает оркестровую и хоровую партии. Следующие две части являются образной метафорой мирной жизни, представленной лирическими («Свет сонца») и жанровыми («Вяселле») сценами. Здесь хроматический элемент, прослаивающий главную тему (cis-d-c-fis-a-b), обращен к созерцательному настроению, но оно прерывается тревожной реальностью, воплощенной с помощью хора-набата «Гудуць званы!». В звучании двух последних частей слышны черты богатырского эпического сказания, в хоре «Клятва памяці» (вокализ на звуки «о», «а», «м») – мужество и твердость духа потомков (чтец: «Беларусь! Шчаслівая матуля»).
Иное музыкальное решение хатынской темы предложил Виктор Войтик. В его оратории «Памяці Хатыні» задействованы хор, солисты и большой симфонический оркестр. Главной темой сочинения выступает мотив смерти. Героями оратории явлются жертвы – люди, которые сгорели в пожаре войны и которые были лишены самого дорогого – жизни. Жуткое воспоминание и ужас от содеянного фашистами определяют характер музыки, где преобладает фатальное музыкальное звучание, своего рода инфернальное состояние звуковой материи. Сочинение состоит из четырех частей, в которых последовательно, сквозь призму «размышления», «повествования» сгоревших в Хатыни, ведется рассказ о злодеяниях фашистских приспешников. Жанровое решение сочинения – заупокойная месса, или реквием, не имеющий, однако, связей с конфессиональным каноном. Жанром обусловлена стилистика сочинения. Здесь доминируют интонационно-синтаксические фигуры плача, нередко близкие фольклорному, народному. Интонации плача органично сочетаются со скорбными хроматическими мотивами (fis-f-f-e-es), с сонорными эффектами и элементами алеаторики как в инструментальной, так и в вокальной партии. Вневысотное вокализирование создает высокую степень эмоционального напряжения, достигая оптимальной степени экспрессивного воздействия на слушателя. Оригинален финал оратории: хор бесстрастно, быстро и вне ритма скандирует число убитых жителей, в том числе детей, и сожженных домов. Примененная здесь алеаторическая техника приобретает особое, семантогенное качество, точно передавая главную идею сочинения. Заканчивается оратория колыбельной матери по навсегда усопшему ребенку. Тем самым идея плача приобрела у композитора концептуальное значение.
Симфоническая поэма Андрея Мдивани «Погребение Хатыни» – это произведение для большого симфонического оркестра, в котором средствами музыки передана хронология событий марта 1943 г. Хатынская трагедия представлена в сочинении как национальная беда, которая охватила всю территорию Беларуси.
Первый раздел симфонической поэмы повествует о мирной, но пропитанной тревогой жизни. Средствами музыкального языка показана белорусская деревня с ее нехитрым жизненным укладом в условиях войны: яркие лирические мотивы сочетаются с эпико-героической темой и напряженными и мужественными интонациями (струнные, виброфон); последние как бы предвещают кровавые события. Небольшой острый и динамичный эпизод является обобщенным образом войны, уже вступившей в свои права на территории Беларуси. Последующие музыкальные картины передают все этапы хатынской трагедии: нашествие агрессоров, музыкально воплощенное средствами «холодного» марша с четким ритмом и «зловещими» хроматическими интонациями, сожжение людей, – с помощью острого интонационного рисунка, диссонансной гармонии и полифонической техники, и выжженную, опустошенную землю – все, что осталось после карательной операции «Зимнее волшебство». Последний эпизод – музыкальный мемориал памяти, мелодическую основу которого составляет белорусская народная песня «А ў полі яліначка». Он пронизан печальным перезвоном хатынских колоколов, которые до сих пор звучат над мемориальным комплексом «Хатынь», воздвигнутом на месте сожженной деревнив 1969 г. по инициативе П. М. Машерова. Тем самым художественная идея симфонической поэмы остро актуальна и резонирует умонастроениям современных белорусов. В сочинении композитору удалось осуществить прорыв к высокой духовности, органично синтезировать философское и высоконравственное начала.
Все три сочинения белорусских композиторов – А. Мдивани, В. Войтика и К. Тесакова – принадлежат к числу сложнейших партитур универсального современного письма, вобравшего в себя практически все новейшие техники и приемы композиции. Во всем характере музыки ораторий и симфонической поэмы звучит тревога за человечество, которая концентрирует в себе драматизм космического масштаба и тем самым оказывается созвучной драматизму современного земного существования. Одна из выдающихся заслуг национальной академической музыки, связанной с темой Хатыни, состоит в том, что она глубоко и многогранно воплотила героику военного лихолетья, мужество и стойкость белорусов и превратила человеческий подвиг белорусского народа в достояние не только своей страны, но и всего мира, человечества в целом.
Источник
1. Электронный ресурс. – Режим доступа: -l-hatyn-tragediya-i-pamyat.html.
Образы войны и человека на войне в киноискусстве Беларуси
М. Г. Костюкович (Минск)
Титульная тема белорусского игрового кинематографа появилась в репертуаре киностудии больше 70 лет назад, если отсчитывать от первого фильма о военном времени, созданного в 1942 г. в Алма-Ате– «Белорусские новеллы», аналог знаменитых «Боевых киносборников». Среди множества кинообразов войны и человека на войне, созданных с того времени до сих пор, отметим важнейшие, связанные со стилистическими, эстетическими и ценностными изменениями белорусского киноискусства.
Первые герои войны в белорусском кино – девочка по прозвищу Пчелка, заводящая фашистов в болотную топь, и молодой танкист, мстящий за убитую мать («Белорусские новеллы», режиссеры В. Корш-Саблин, Ю. Тарич). Герои сюжетов агитационного толка совершают подвиги, и подвиг становится содержанием войны, обстоятельства же сводятся к карикатурным эскизам. Плакатные средства сюжетосложения и образности позволяют изобразить войну лишь через простейшее и доходчивое разделение на своих и чужих, идущее от ранних историко-революционных фильмов: «чужие» – пришельцы извне, агрессивные, нравственно отвратительные, глуповатые, «свои» – здешние, наделенные добродетелями и дающие отпор злодеям.
Первый послевоенный игровой фильм «Новый дом» (1947 г., режиссер В. Корш-Саблин) начинается ликованием в связи с праздником Победы. Окончание войны показано не как восстановление прежней жизни, а как начало словно бы совершенно новой. Главные герои – председатели двух передовых колхозов, Иван да Марья, герои войны, теперь налаживающие хозяйство. Марья, по военной привычке, ездит верхом на коне, Иван носит гимнастерку и отдает приказы, но этой паре гораздо легче руководить колхозами, чем признаться друг другу в любви, и вокруг этого признания разворачивается главная сюжетная линия фильма. Почему не удалась и провалилась в прокате попытка рассказать об эмоциональной опустошенности героев-победителей, их неспособности вернуться в мирную жизнь, будто война стала ее концом? Не только из-за фальши и даже завиральности позднего соцреализма, разительного и возмутительного различия между послевоенной реальностью и ее лакированным кинообразом, но больше из-за того, что обессиленный соцреализм не располагал достойными средствами для раскрытия темы, актуальной в послевоенные годы и воплощенной в белорусском кино только в 1960-х гг. Страдание от одиночества, страх перед мирной жизнью, душевная боль, родственная фантомной, неспособность жить после войны – об этом кинематограф сможет внятно сказать лишь спустя 15 лет, когда откажется от лакировки действительности, агитационных выразительных средств и обратится к образу человека, носителя не идеи, а характера и судьбы. «Новый дом», возможно, первый в белорусском кинематографе случай несоответствия средств – задачам, художественного метода – теме.
В 1949 г. белорусский кинематограф создает новый образ героя, человека на войне – Константина Заслонова в одноименном классическом фильме (режиссер В. Корш-Саблин). Его суть – подвиг, его характер сведен к преувеличенной доблести и отваге. Это фильм-декларация, где явлениям прошедшей войны даются имена: герой (образцовый работник депо Заслонов), враг (оккупанты, принесшие свой новый порядок), предатель (мелкий подлец Буравчик, новое воплощение частого в довоенных фильмах разоблачаемого вредителя), сопротивление (подпольная работа и вредительство, одобряемое потому, что вред наносится врагу), подвиг (долготерпение и самопожертвование) и, разумеется, война (битва добра со злом). Действующие лица – персонифицированные идеи героизма, патриотизма, предательства, фашизма, товарищества, сплочения. Мифологизированный герой Константин Заслонов – порождение войны, как будто не существовавшее до ее начала и не способное существовать после ее конца. Авторы сюжета отказались даже от первоначальной экспозиции, в которой Заслонов медленно привыкает к военному времени и не по-геройски долго отваживается вступать в борьбу, и от финального эпизода смерти и оплакивания героя. Заслонов замкнут в войне, как в шаре, и является ее центром, оком тайфуна. Вокруг него происходят все военные события, он же, как ни странно, остается внутри них почти неподвижным между двумя лагерями, его преследующими: «своими» и «чужими». Его подвиг заключается в долготерпении, но представлен он как лидер, ведущий людей за собой, обезличенный, лишенный индивидуального, обладатель всему народу свойственных качеств – мужества, стойкости, терпения. Война – азартная вражда со зрелищными акциями и увлекательными приключениями – бесконечна, Заслонов, демон войны, ведет людей в бой.
В отличие от «Константина Заслонова», созданный по той же сюжетной схеме фильм «Часы остановились в полночь» дает образ войны как ловушки, в которую попадает главная героиня (1958 г., режиссер Н. Фигуровский). Попытка мифологизировать действительное убийство генерального комиссара Беларуси В. Кубе основана на схожей интриге – персонаж находится меж двух огней, и это вынуждает его действовать. Но Марина Казанич, в отличие от кинематографического Заслонова, крошечный человек на окраине большой войны, мирная жительница, которая случайно оказывается связанной с подпольем и еще более своевольным капризом случая попадает в дом Кубе. Это вынужденный подвиг человека, попавшего в капкан и потому не вредящего врагу, а его убивающего. Война больше не упоительный, вроде мальчишеского, разгром вражеских позиций, а напряженная борьба за выживание, в которой растерянность героя в экстремальных обстоятельствах только усугубляет его озлобленность и жестокость.
Война как приключение, страшная сказка – образ фильма «Девочка ищет отца» (1959 г., режиссер Л. Голуб), где героиня, трехлетняя дочь партизанского командира, оказывается втянутой в опасную, но похожую на игру историю. Поэтика агитационно-пропагандистского фильма, свойственные ему утрирование и гротеск оказались действенными при переводе военной драмы на язык детской сказки.
Кинематограф 1960-х гг. с упоением экспериментатора создает множество образов войны. Война как быт, ежедневный рутинный труд выживания и сопротивления, будничность встреч и диалогов, повседневность подвигов, незаметных постороннему – образ фильма «Через кладбище» (1964 г., режиссер В. Туров). «Свои» и «чужие» отныне неразличимы, исчезают герой и антигерой, но важными становятся образы пограничья между «своими» и «чужими» – здешней девушки, отвечающей симпатией фашисту, деревенского полицая и сельчанина, помогающего партизанам. «Свои» и «чужие» – теперь личный нравственный выбор, а не принадлежность к тому или иному лагерю. Биполярный, предельно ясный мир предшествующих фильмов треснул по швам, возник мир подлинный, смутный, сложный, менее эмоциональный, лишенный экзальтированного драматизма. Герои фильма погружены в войну, как в жизнь, но в этом новом мире войны пока не установлены нравственные законы, и отсутствие ориентиров – самое сокрушительное его свойство. Как нравственное испытание трактует позднее войну Л. Шепитько в фильме «Восхождение» по роману В. Быкова (1976 г.)
«Альпийская баллада» (1965 г., режиссер Б. Степанов) переводит войну из области испытания воли в эмоциональный опыт. Сюжет повести В. Быкова сокращается до основной линии бегства героев, мелодраматическая история выходит на первый план, сильный мотив судьбы, характерный и для повести-первоисточника, усугубляется, и война трактуется как судьба, играющая с героем. Она позволяет герою испытать чувства, которых он прежде не знал, эмоциональное откровение – единственное в пределах фильма завоевание героя.
Война как опыт эмоционального, нравственного и даже эстетического взросления изображена в фильмах «Иван Макарович» И. Добролюбова (1968 г.), «Я родом из детства» В. Турова (1966 г.), «Венок сонетов» В. Рубинчика (1976 г.).
Еще более сложный, не поддавшийся даже автору образ – война как сон, сновидение о войне – фильм «Восточный коридор» В. Виноградова (1966 г.) Персонажи погружены в сомнамбулическое состояние, сюжет движется по сновиденческой логике от впечатления к впечатлению, война обнаруживается как уродливые червоточины в нарочитой красивости сновиденческого мира, обескураживающих противоречиях, по которым спящий понимает, что видит сон, пугающе похожий на действительность. Болезненно эстетичный мир, открывающий в каждом своем проявлении столь же болезненную жестокость – это противоречие и есть воина, в которой персонажи не могут осознать происходящее: так оно противоестественно.
В конце 1970-х – начале 1980-х гг. войну показывают как саднящий в памяти осколок. Тяжелые воспоминания складываются в отдельный временной слой, влияющий на всю настоящую жизнь, как железо на стрелку компаса («Черный замок Ольшанский», «Возьму твою боль», «Водитель автобуса»). Герои, погруженные в прошлое, сладить с настоящим не могут.
Крутой поворот в трактовке военной темы – драма «Иди и смотри» Э. Климова по романам А. Адамовича (1985 г.) – новый, прежде невозможный образ, война как остервенелое истребление людей людьми. Герои – жертвы бесчеловечной охоты. Натурализм изображения, образ сгущенной вокруг главного героя, окончательной физической смерти стал рубежом для последующих режиссеров военных фильмов. Акцент на физической стороне войны стал значительной частью ее образа в современном кино. Постепенно и закономерно вырастает новый для белорусского и привычный для мирового популярного кино образ – война как зрелище, аттракцион («Днепровский рубеж», «Брестская крепость», «Снайпер. Покушение» и др.), иногда с психологической подложкой («В августе 44-го…», режиссер М. Пташук, 2001 г.) Войне, как в кинематографе 1950-х гг., возвращен увлекательный сюжет, основанный на интриге, со зрелищными аттракционами и минимумом психологизма, которого недостаточно для правдоподобия, но, к счастью, в этом жанре оно даже губительно.
Делаются попытки сменить ракурс в военной теме: возникает война как способ жизни, привычка к соседству и в то же время вражде, перманентная оккупация в фильмах «Оккупация. Мистерии» (2004 г., режиссер А. Кудиненко) и «Враги» (2009 г., режиссер М. Можар). Но в этих пробах нового образа войны больше желания оригинальности, нежели художественного осмысления. Наконец, возвращение к моральной драме войны происходит в фильме «В тумане» (2012 г., режиссер С. Лозница), совместной постановке по произведению В. Быкова, которая обращается к угасшей традиции военного кинематографа 1960-1970-х гг., ориентированного на экзистенциальный, моральный, философский аспекты военной темы.
Увековечение памяти о событиях июня – июля 1944 г. на территории города Полоцка
А. И. Корсак (Полоцк)
В результате Полоцкой наступательной операции (29 июня – 4 июля 1944 г.) войск 1-го Прибалтийского фронта (4-я Ударная армия, 6-я гвардейская армия, 43-я армия, 3-я Воздушная армия, 1-й танковый корпус), проведенной без оперативной паузы после окончания Витебско-Оршанской наступательной операции, была разгромлена полоцкая группировка противника и освобожден г. Полоцк. Увековечение памяти о героях, погибших в ходе операции «Багратион», началось практически сразу после освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Не был исключением в этом плане и Полоцк. Так, Военным Советом 1-го Прибалтийского фронта было принято решение о строительстве памятника участникам Великой Отечественной войны, погибшим в боях за город. В решении было оговорено «организовать самое широкое участие трудящихся г. Полоцка в работах по сооружению памятника на площади Свободы» [19, с. 488].
В конце 1940-х гг. начинается процесс перезахоронения останков погибших героев-освободителей из временных могил на территорию кладбищ, и установление на местах их подвигов мемориальных плит, многие из которых в последующем были преобразованы в мемориальные комплексы и другие сооружения.
Рассмотрим данный процесс на примере памятника двадцати трем воинам-гвардейцам, находящемся на улице Нижне-Покровская на берегу реки Западная Двина.
История возникновения данного памятника такова. Город Полоцк географически расположен по обоим берегам Западной Двины, что в условиях проведения военных операций является преградой для оперативных маневренных действий. В период нацистской оккупации через реку Западная Двина существовало несколько переправ: железнодорожный мост и два деревянных моста, один из которых был пешеходным. К лету 1944 г. действующими оставались железнодорожный и пешеходный мосты. Для того чтобы закрепиться на плацдарме на правом берегу реки, советским войскам необходимо было ее форсировать. Немцы при налаживании системы обороны практически все переправы заминировали. Не был исключением в этом плане и деревянный пешеходный мост. Перед воинами гвардии лейтенанта М. Григорьева была поставлена задача разминировать и преодолеть этот мост с целью закрепления на противоположном берегу. Ценой жизни гвардейцев цель была практически достигнута, но, к сожалению, мост все же был взорван. Все гвардейцы были захоронены в одной могиле № 185 в «скверике 150 метров севернее правого берега реки Западная Двина, 200 метров северо-западнее церкви».
В память о подвиге гвардейцев 158-го гвардейского стрелкового полка в городе Полоцке на правом берегу реки Западная Двина была установлена мемориальная плита с надписью: «Здесь 3 июля 1944 года 22 гвардейца 158 гв. стр. полка под командованием гв. лейтенанта Григорьева А. М., в составе Холопова К. П., Гунько П. Г, Носкова Ф. А., Кабиева Т., Кравченко А. Ф., Лысенко И. И., Хорева Н. М., Киселева А. И., Полещук М. И., Ефимова И. Ф., Стельмаха В. П., Глушкова Н. Ф., Гордеева Н. А., Лавриненко В. К., Лукьянова И. Ф., Фролова И. Ф., Панцос П. Г, Песнева М. Ф., Макарова А. С., Туликубаева Д., Саперова В. Н. своим подвигом способствовали успешному штурму г. Полоцка наступающими частями Советской Армии. Все они в неравном бою погибли смертью храбрых, но не отступили ни на шаг. Родина-мать высоко оценила их бессмертный подвиг и посмертно наградила всех правительственными наградами» [8, л. 6].
В 1948 г. в результате перезахоронений останков гвардейцев на городское кладбище на месте их подвига были обнаружены не 22, а только 10 погибших воинов. В связи с этим в 1973 г. ответственным секретарем Президиума Полоцкого городского отделения общества охраны памятников истории и культуры был направлен запрос в Центральный архив Министерства обороны СССР о подтверждении количества погибших гвардейцев при совершении форсирования реки Западная Двина в ходе освобождения города Полоцка 3 июля 1944 г. Согласно ответу на запрос, «по учетным данным Отдела персональных потерь сержантов и солдат Советской Армии», значатся гвардейцы количеством в 19 человек. Данных по А. М. Григорьеву не имеется, а также отсутствуют сведения о судьбе Киселева А. И. и Панцоса П. Г.» [8, л. 9-13].
В 1989 г. были воздвигнуты памятник в виде группы солдат, противостоящих противнику, и стела с именами погибших, над которыми улетают в небо бронзовые журавли. Автор памятника – скульптор А. И. Пеньков. Информация на стеле значительно отличается от надписи на мемориальной плите, установленной ранее (см. табл. 1).
Таблица 1.
Соотношение информации о гвардейцах 51 гв. стрелковой дивизии 158-го гв. стрелкового полка, находящейся на памятнике «23-м воинам-гвардейцам», и данных Центрального архива Министерства обороны РФ[15]
* Полужирным шрифтом выделены несовпадения
[2; 3; 4; 5; 6; 9; 10; 11; 13; 14; 15; 16; 17; 20; 21; 22; 23; 24; 26; 27; 28; 29].
Как видим, из вышеприведенных данных следует, что рядовой Гордеев Николай Андреевич, 1924 года рождения, пропал без вести в 1943 г.; последним местом службы являлся 525-й армейский минометный полк 1-й гвардейской дивизии 1-й гвардейской армии, которая в июле – августе 1944 г. принимала участие в Львовско-Сандомирской стратегической наступательной операции и не имела отношения к освобождению Полоцка. Гвардии ефрейтор Глушков Николай Филиппович погиб 25 июня 1944 г. (захоронен в могиле № 157 на территории Ушачского района Витебской обасти) [2], а гвардии рядовой Киселев Алексей Иванович погиб 2 июля 1944 г. (захоронен в могиле № 172 на территории Полоцкого района Витебской области) [10]. Следовательно, принимать участие в форсировании моста через реку Западная Двина 3 июля 1944 г. эти воины не могли.
Среди воинов 158-го гвардейского Краснознаменного стрелкового полка 51-й гвардейской стрелковой дивизии, погибших 3 июля 1944 г. в г. Полоцке и захороненных в могиле № 185 наряду с другими гвардейцами, в архивных документах значатся также следующие (см. табл. 2).
Таблица 2.
Сведения о гвардейцах 51 Гв. сд., погибших при освобождении г. Полоцка 3 июля 1944 г. и захороненных в могиле № 185 [1; 7; 12; 18; 25]
Что касается гвардии сержанта Кожевникова Михаила Ивановича, 1922 года рождения, согласно данным издания «Памяць: Псторыка-дакументальная хроніка Полацка», «23-ці гвардзеец Кажэўнікаў быў адкінуты выбуховай хваляй, кантужаны, пасля вайны жыў у Полацку» [19, с. 453]. Решением Полоцкого исполнительного комитета имя М. И. Кожевникова было внесено в надпись на памятнике. В связи с этим и улица носит название «23-х гвардейцев».
Следует отметить следующий факт: в списках погибших воинов 51-й гвардейского стрелковой дивизии под номером 46 значится гвардии ефрейтор Кожевников Михаил Иванович, но 1926 года рождения! Последним местом службы указана 51-я гвардейская стрелковая дивизия, а датой гибели и местом захоронения – «3 июля 1944 г. г. Полоцк могила 185». Вероятно, Кожевников был ошибочно внесен в списки погибших.
К сожалению, в боевом донесении № 215 за период наступательных боев 158-го гвардейского полка его командиром Беловым и начальником штаба гвардии подполковником Золотухиным не указаны фамилии и имена тех 22-х гвардейцев, «первыми ринувшихся на штурм центральной части города, расположенной по ту сторону реки» [19, с. 453]. Поэтому исключать возможность ошибки нельзя.
Таким образом, на памятных местах гибели воинов-освободителей в июне-июле 1944 г. были установлены соответствующие знаки. Но перезахоронения, установка памятников на братских могилах и сооружение мемориальных комплексов состоялись в Полоцке значительно позже – в 1970-1980-е гг. Возможно поэтому в их оформлении появились многие неточности: некорректное написание фамилий и инициалов, несоответствие фамилий воинов и событий, в которых они участвовали, и другие.
Источники и литература
1. Барыкин, М. Н. // Центральный архив Министерства обороны (далее – ЦАМО) / М. Н. Барыкин. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. – Дата доступа: 15 мая 2013 г.
2. Глушков, Н. Ф. // ЦАМО / Н. Ф. Глушков. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 1166: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
3. Гордеев, Н. А. // ЦАМО / Н. А. Гордеев. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 70: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
4. Григорьев, А. М. // ЦАМО / А. М. Григорьев. – Ф. 58. – Оп. 11458. – Д. 255: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
5. Гунько, П. Г. // ЦАМО / П. Г. Гунько. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 1296: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
6. Ефимов, И. Ф. // ЦАМО / И. Ф. Ефимов. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
7. Замурцев, Е. П. // ЦАМО / Е. П. Замурцев. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
8. Зональный государственный архив в г. Полоцке. – Ф. 721. – Оп. 1. – Д. 32.
9. Кабиев, Т. // ЦАМО / T. Кабиев. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. – Дата доступа: 15 мая 2013 г.
10. Киселев, А. И. // ЦАМО / А. И. Киселев. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 1296: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
11. Кравченко, А. Ф. // ЦАМО / А. Ф. Кравченко. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
12. Кожевников, М. И. // ЦАМО / М. И. Кожевников. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал». Режим доступа: -memorial.ru. – Дата доступа: 15 мая 2013 г.
13. Лавриенко, В. К. // ЦАМО / В. К. Лавриенко. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
14. Лукьянов, И. Ф. // ЦАМО / И. Ф. Лукьянов. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
15. Лысенко, И. И. // ЦАМО / И. И. Лысенко. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
16. Макаров, А. С. // ЦАМО / А. С. Макаров. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
17. Носков, Ф. А. // ЦАМО / Ф. А. Носков. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал». Режим доступа: http:// www.obd-memorial.ru. – Дата доступа: 15 мая 2013 г.
18. Окуневич, Ф. С. // ЦАМО / Ф. С. Окуневич. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
19. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Полацка / рэдкал.: Г. П. Пашкоў (тал. рэд.) [і інш.]; мает.
Э. Э. Жакевіч. – Мінск, 2002.
20. Панцюсь, П. Г. // ЦАМО / П. Г. Панцюсь. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
21. Песнев, М. Ф. // ЦАМО / М. Ф. Песнев. – Ф. 58. – Оп. 18002. – Д. 622: обобщенный банк данных «Мемориал» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -memorial.ru. -Дата доступа: 15 мая 2013 г.
Мемарыялізацыя ўдзельнікаў падпольнага i партызанскага руху ў назвах вуліц Мінска
І. І. Сацукевіч (Мінск)
3 моманту вызвалення Мінска прайшло 70 год, але дагэтуль працягваецца ўшанаванне памяці ўдзельнікаў Вялікай Айчыннай вайны. Важнае месца тут займае найменаванне гарадскіх вуліц у гонар вайскоўцаў Чырвонай Арміі, партизан і падполыпчыкаў. У дадзеным артикуле разглядаецца праблема ўвекавечвання памяці падполынчыкаў і партызан у назвах вуліц Мінска.
Тэты працэс шмат у чым адлюстроўваў адносіны ўлады да падпольнага і партызанскага руху. Толькі што скончылася вайна, калі з’явіліся першыя прапановы аб увекавечванні яе герояў. Так, 31 мая 1945 г. Выканкам Сталінскага раёна г. Мінска вырашыў перайменаваць вуліцу Гарбарную у вуліцу «Маршала СССР Ракасоўскага», а вуліцу Пуліхаву (не Пуліхава!) – у «Маршала СССР Чарняхоўскага» (заўважым, што загінуўшы генерал маршалам не быў). 1 чэрвеня з Варашылаўскага раёна таксама прыйшоў спіс вуліц, якія можна было б перайменаваць. Відавочна, што ініцыятыва ў гэтым пытанні належала Мінгарсавету.
Захаваўся праект перайменавання вуліц Мінска у сувязі з першай гадавінай вызвалення ад нямецка-фашысцкіх захопнікаў. Планавалася перайменаваць 7 вуліц: Савецкую – у Сталіна, Правіянцкую – Жукава, Чэрвеньскі тракт – Ракасоўскага, Танкавую – Гастэлы, Магілёўскую – Заслонава. На тэты раз прапанавалася надаць вуліцы Гарбарнай імя Даватара, а імя Чарняхоўскага – Лагойскаму тракту[5, арк. 25 – 29]. Заўважым, што ад удзельнікаў партызанскага і падпольнага руху ў гэтым спісе прысутнічаў толькі Заслонаў. Але гэты праект так і не быў рэалізаваны. Чаму? Можна толькі меркаваць, што ініцыятыва мясцовых Саветаў значна апярэдзіла выпрацоўку агульнай пазіцыі па гэтым пытанні партыйнага кіраўніцтва БССР.
Рэальны старт кампаніі па найменаванні вуліц Мінска у гонар удзельнікаў Вялікай Айчыннай вайны быў дадзены у пачатку 1947 г., калі новыя вуліцы мікрараёна прыватнай забудовы каля вуліцы Валгаградскай атрымалі імёны Гастэлы, Даватара, Панфілава, Чарняхоўскага, Ватуціна, Матросава [10, арк. 51]. Знайшлося сярод іх і месца для партызанаў. Так, адна з вуліц была названа ў гонар Зоі Касмадземьянскай, а другая – Канстанціна Заслонава. Заўважым, што прыжыццёвага ўшанавання, якое планавалася раней, не адбылося.
У наступным 1948 г. новая вуліца каля Аўтазавода стала праспектам Чырвоных партызан [ц, арк. 39]. Чаму для гэтага была выбрана менавіта такая назва і месца, становіцца ясна, калі адкрыць карту Мінска. Пачынаецца праспект Чырвоных партызан (сёння – вуліца Цэнтральная) ад Магілёўскай ша-шы, па якой у Мінск 16 ліпеня 1944 г. увайшлі для ўдзелу ў парадзе беларускія партызаны. У Мінску ўжо існавала вуліца Партызанская, названая яшчэ ў 1920-я гады у гонар Козыраўскіх партызан, якія выступалі супраць немецкіх акупантаў у 1918 г. Таму з’явіўся менавіта праспект Чырвоных партызан. Хоць лічыць гэтую назву ўдалай нельга, бо яна правакуе на ідэалагічна няправільныя меркаванні.
У 1949 г. адна з вуліц Трактаразаводскага пасёлка была названа ў гонар члена падпольнай трупы «Маладая гвардыя» Алега Кашавога, пра якога ў тыя гады ведаў увесь СССР. У наступным годзе была ўшанавана памяць аднаго з першых партызан Герояў Савецкага Саюза Ціхана Бумажкова [12, арк. 162]. Далей амаль 10 год ніякіх новых найменаванняў у гонар удзельнікаў партызанскага і падпольнага руху не было. Калі не лічыць адну маленькую вулачку на ўскраіне Мінска, названую ў 1957 г. у гонар легендарнага дзеда Талаша.
Часы хрушчоўскай «адлігі» прынеслі змены і ў гарадскую тапаніміку. Так, у 1959 г. пачалася мемарыялізацыя ўдзельнікаў Мінскага антыфашысцкага падполля, існаванне і дзейнасць якога былі афіцыйна прызнаны рашэннем Бюро ЦК КПБ [1, с. 168]. Ужо ў наступным 1960 г. гэта знайшло адлюстраванне на вулічных шыльдах Мінска: рашэннем Мінскага гарадскога савета вуліца Іпадромная была перайменавана ў гонар аднаго з актыўных дзеячаў Мінскага падполля Героя Савецкага Саюза Мікалая Кедышкі [9, арк. 515]. На доме, дзе знаходзіўся штаб падпольнай арганізацыі «Андруша», стваральнікам якой з’яўляўся Кедышка (вуліца Магілёўская, 68), была ўсталявана мемарыяльная дошка. Цікава, але рашэнне аб ушанаванні памяці Кедышкі было прынята разам з перайменаваннем вуліцы Зялёнае кола ў гонар Веры Харужай – аднаго з арганізатараў партыйнага падполля ў Віцебску. У гэтым можна ўбачыць асцярожнасць, з якой падыходзілі партыйныя ўлады да прызнання Мінскага падполля. Разам з тым зноў пачалі называць вуліцы ў гонар партызан: у 1961 г. невялікая вулачка ў былой вёсцы Вілкаўшчына атрымала імя Марата Казея.
Прызнанне мінскага падполля адбылося і заставалася толькі чакаць зручнага моманту для ўключэння «падпольнага» пытання ў тэматыку Вялікай Айчыннай вайны. I такі момант наступіў у 1964 г., калі адбылося шырокае святкаванне 20-годдзя вызвалення Беларусі. 11 чэрвеня 1964 г. Мінгарсавет прыняў рашэнне № 172, згодна з якім «у мэтах увекавечання памяці актыўных удзельнікаў партыйнага падполля г. Мінска, загінуўшых у барацьбе з нямецка-фашысцкімі захопнікамі ў перыяд Вялікай Айчыннай вайны», 9 вуліц горада былі перайменаваныя ў гонар мінскіх падполыпчыкаў [7, арк. 194]. Так, імя рэдактара падпольнай «Звязды» Уладзіміра Амельянюка было нададзена новай вуліцы ў Заводскім раёне горада, у гонар Захара Галы перайменавалі Цнянскі завулак, Івана Кабушкіна – вуліцу Маладзёжны пасёлак, Ісая Казінца – Паўднёвую, Яўгена Клумава – Клубную, Дзмітрыя Караткевіча – вуліцу Аэрапорт, Георгія Сямёнава – Германаўскую, Канстанціна Хмялеўскага – Пак-гаўзную, а 9-му Чыгуначнаму завулку надалі імя Вікенція Шацько. Да ўсіх прапанаваных назваў дадаваліся падрабязныя біяграфічныя даведкі, падпісаныя намеснікам дырэктара Інстытута гісторыі партыі пры ЦК КПБ па партархіву С. Пачаніным [7, арк.195]. Заўважым, што амаль усе гэтыя вуліцы з’яўляліся другараднымі, нібыта для тых, хто прымаў рашэнне аб перайменаванні, быў больш важны менавіта факт перайменавання, а тое, што назвы вуліц вельмі рэдка будуць трапляць у эпіцэнтр гарадскога жыцця, зусім іх не хвалявала.
Другая палова 1960-х – 1970-я гг. не сталі «застойнымі» у справе мемарыялізацыі памяці беларускіх партызан і падпольшчыкаў: шмат называлі новых вуліц і пераймяноўвалі старыя, прычым вялікія. Можна меркаваць, што тэта было звязана з заняццем пасады кіраўніка ЦК КПБ Пятром Машэравым. Так, у 1967 г. дзве вуліцы былі перайменаваны ў гонар арганізатараў партызанскага руху. Даўгабродская стала насіць імя Васіля Казлова, а Каменная – Васіля Варанянскага. У наступным 1968 г. другая па важнасці траса – Мінска-Магілёўская шаша – была перайменавана ў Партызанскі праспект [13, арк. 66].
Наступнае ўшанаванне памяці пра Мінскае падполле адбылося ў 1969 г. на 25-гадовы юбілей вызвалення Беларусі. Адна з новых вуліц мікрараёна «Ракаўская шаша» была названа ў гонар члена Мінскага падпольнага гаркама КП(б)Б Васіля Жудро [2, с. 218 – 219]. У 1971 г. яшчэ дзве новыя і, заўважым, важныя для горада вуліцы былі названы ў гонар кіраўнікоў Мінскага падполля. Так, адна з іх атрымала імя сакратара Кастрычніцкага падпольнага райкама КП(б)Б Мінска Мікалая Каржанеўскага, а другая – сакратара Чыгуначнага райкама Івана Матусевіча [8, арк. 35].
На чарговы юбілей, у 1974 г., адбываецца перайменаванне невялікай вуліцы Вузаўскай, дзе размяшчаліся інтэрнаты Педагагічнага інстытута імя М. Горкага, у гонар кіраўніка падпольнай камсамольска-маладзёжнай трупы Кастрычніцкага раёна Мінска Анатоля Ляўкова [6, арк. 234]. А новыя вуліцы атрымалі імёны вядомых удзельнікаў партызанскага руху Бельскага і Каржа.
Неаднаразова ўшаноўвалася памяць пра мінскіх падпольшчыкаў у 1977 г. Так, 24 лютага прымаецца рашэнне Мінгарсавета аб наданні новай вуліцы імя арганізатара падпольнай трупы «Дзядзі Васі» Мікалая Дразда, загінуўшага разам з сям’ёй ў Трасцянецкім лагеры [3, с. 163–164]. У сувязі з 60-годдзем Кастрычніцкай рэвалюцыі 4 лістапада 1977 г. яшчэ дзве новыя вуліцы атрымалі імёны мінскіх падпольшчыкаў У мікрараёне «Захад» знайшлося месца аднаму з арганізатараў Мінскага падполля Лявонцію Адзінцову, а ў мікрараёне «Ангарская» – сакратару Сталінскага падпольнага камітэта партыі Назару Герасіменку.
У 1980 г. пасля трагічнай смерці Машэрава ў ягоны гонар была перайменавана Паркавая магістраль (сучасны праспект Пераможцаў). У 1985 г. (40 год Перамогі ў Вялікай Айчыннай вайне) рашэннем Мінгарсавета № 184 ад 3 ліпеня ў гонар удзельнікаў падполля былі названы дзве новыя вуліцы ў мікрараёне «Уручча»: увекавечана імя члена Мінскага падпольнага гаркама КП(б)Б Вячаслава Нікіфарава і сакратара Варашылаўскага падпольнага райкама Мікалая Шугаева. У гэтым жа годзе ў склад Мінска была ўключана веска Лошыца-1, галоўную вуліцу якой назвалі ў гонар падполынчыц сясцёр Чыжэўскіх, загінуўшых на ёй. А адна з новых вуліц мікрараёна Захад была названа ў гонар аднаго з арганізатараў партызанскага руху на Віцебшчыне Уладзіміра Лабанка.
У далейшым справа мемарыялізацыі Мінскага падполля ў назвах вуліц спынілася на 13 год. Толькі ў 1998 г. гарадскія ўлады вырашылі ўвекавечыць імя аднаго са стваральнікаў падполля, сакратара Мінскага падпольнага гаркама КП(б)Б Івана Кавалёва. Доўгія дзесяцігоддзі лічылася, што Кавалёў з’яўляўся здраднікам, ягонае імя не ўзгадвалася ў літаратуры, і толькі ў 1990 г. усе абвінавачанні знялі, і гэтаму чалавеку было вернута добрае імя [4, с. 20–21]. На жаль, але кіраўніку Мінскага падполля знайшлася вуліца толькі ў былой вёсцы Сухарава (раней – Цэнтральная), далучанай да Мінска ў 1997 г. Там жа з’явілася вуліца імя аднаго з кіраўнікоў партызанскага руху ў Мінскай вобласці Рамана Мачульскага.
Апошнім з кіраўнікоў падпольных раённых камітэтаў КП(б)Б, хто быў ушанаваны ў назвах мінскіх вуліц, з’яўляўся Міхаіл Гебелеў – сакратар Тэль-манаўскага райкама, размешчанага ў гета. Калі прызнанне савецкімі ўладамі Мінскага падполля ў пасляваенны час хоць не адразу, але адбылося, то факт існавання арганізаванай барацьбы ў гета замоўчваўся. I толькі ў 1990-я гг. нам адкрылася жахлівая праўда пра лёс Мінскага гета. Таму цалкам справядліва выглядае перайменаванне рашэннем Мінгарсавета № 176 ад 16 чэрвеня 2005 г. Мэблевага завулка (на тэрыторыі былога гета) у вуліцу Міхаіла Гебелева. У 2010 г. у назве новай мінскай вуліцы была ўшанавана памяць камандзіра 1-й Бабруйскай партызанскай брыгады Віктара Лівенцава.
Можна зрабіць выснову, што мемарыялізацыя імёнаў партызан і падпольшчыкаў у назвах гарадскіх вуліц з’яўлялася ў 1960–1985 гг. адлюстраваннем ідэалогіі і палітыкі савецкіх і партыйных органаў улады. Калі ў першай палове 1960-х гэтая палітыка была асцярожнай і шмат у чым фармальнай, то пасля – больш рашучай. Амаль усе найменаванні ў савецкі час у гонар падполынчыкаў і партызан былі прывязаны да юбілейных дат, але былі бессістэмнымі. У апошнія 20 год былі зроблены спробы выправіць некаторыя хібы ў пытанні ўвекавечання памяці ўдзельнікаў партызанскага і падпольнага руху.
Крыніцы і літаратура
1. Бараноўскі, Я. Мінскае патрыятычнае падполле / Я. Бараноўскі, I. Ігнаценка // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. – Мінск, 1999. – Т. 5.
2. Их именами названы..: энцикл. справ. – Минск, 1987.
3. Минск: энцикл. справ. – Минск, 1983.
4. Мінскае антыфашысцкае падполле. – Мінск, 1995.
5. Дзяржаўны архіў Мінскай вобласці (далей – ДАМБ). – Ф. 6. – Bon. 4. – Спр. 149. – Арк. 25–29. Переписка о благоустройстве Минска.
6. ДАМБ. – Ф. 6. – Воп. 3. – Спр. 1106. Протоколы заседаний Мингорисполкома.
7. ДАМБ. – Ф. 6. – Воп. 3. – Спр. 325. Протоколы заседаний Мингорисполкома.
8. ДАМБ. – Ф. 6. – Воп. 3. – Спр. 897. Протоколы заседаний Мингорисполкома.
9. ДАМБ. – Ф. 6. – Воп. 3. – Спр. 93. Протоколы заседаний Мингорисполкома.
10. ДАМБ. – Ф. 6. – Воп. 4. – Спр. 91. – Арк. 51. Протоколы заседаний Мингорисполкома.
11. ДАМБ. – Ф. 6. – Воп. 4. – Спр. 186. – Арк. 39. Протоколы заседаний Мингорисполкома.
12. ДАМБ. – Ф. 6. – Воп. 4. – Спр. 282. – Арк. 162. Протоколы заседаний Мингорисполкома.
13. ДАМБ. Ф. 6. – Воп. 3. – Спр. 590. – Арк. 66. Протоколы заседаний Мингорисполкома.
Современные формы сохранения исторической памяти о Великой Отечественной войне (из опыта работы Белорусского республиканского союза молодежи)
Т. Л. Добриян (Минск)
3 июля 2014 г. наша страна отметила 70-летие освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Беларусь первой из советских республик приняла на себя удар немецкой военной машины и внесла огромный вклад в общую Победу, цена которой для нашего народа очень велика!
Понятно, что современная молодежь не могла стоять в том стальном строю защитников и освободителей нашей страны, чей подвиг мы сегодня чтим. Но мы можем и обязаны сделать так, чтобы на белорусской земле не было ни одного забытого ветерана Великой Отечественной.
Понятия «патриотизм», «гражданственность», «патриотическое воспитание» приобретают сегодня новый смысл. Воспитать гражданина – значит подготовить человека к участию в решении текущих и перспективных задач нашего государства, выполнению функций хозяина и труженика, организатора и исполнителя, защитника Родины и гражданина, который готов к участию в созидательной и активной деятельности на ее благо. В этом контексте Белорусский республиканский союз молодежи (БРСМ) организует ряд гражданско-патриотических мероприятий. Позвольте рассказать о самых ярких из них.
Уже второй год в начале мая по всей стране проходит республиканская акция «Спасибо за Победу», посвященная Дню Победы. Символом акции является изображение красной звезды с надписью «Спасибо за Победу!»
В рамках акции активом Белорусского республиканского союза молодежи и Белорусской республиканской пионерской организации (БРПО) организуются праздничные поздравления ветеранов с вручением открыток со словами пожеланий от молодежи, памятных сувениров; проводятся торжественные мероприятия гражданско-патриотической направленности, благотворительные, трудовые акции волонтерского движения БРСМ «Доброе Сердце» по оказанию социальной адресной помощи ветеранам, участникам войны.
В мероприятиях принимают участие ветераны Великой Отечественной войны, октябрята, представители молодежных субкультур, молодежных творческих групп, других общественных объединений, средств массовой информации.
В 2013 г., в день старта акции, прошел молодежный фестиваль воздушных змеев «ТехноЭнергия» под девизом «Имена Героев живут в наших сердцах и – в облаках!»
Успешно прошла акция «Герои Победы». В ее рамках была изготовлена серия тематических портретов с изображением Героев Советского Союза времен Великой Отечественной войны, уроженцев Беларуси, с информацией о них и их подвигах. Портреты были нанесены на плакаты, карманные календари, поздравительные открытки, флаеры, которые раздавались участникам праздничных мероприятий, приуроченных ко Дню Победы и Дню независимости Республики Беларусь.
Старт акции был дан в Минске на площади Победы 30 апреля 2013 г. Во время митинга с возложением цветочных композиций и венков к монументу Победы представители студенческого актива БРСМ, активисты БРПО торжественно вынесли на площадь около 100 тематических портретов с изображением Героев Победы.
Мероприятие получило широкий отклик в молодежной среде. Сегодня подобные серии плакатов изготавливаются в регионах Беларуси с целью распространения информации о земляках, внесших неоценимый вклад в общую победу Советского народа над немецко-фашистскими захватчиками.
Новый патриотический проект БРСМ – молодежный марафон «70!», посвященный 70-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков, стартовал 12 июня 2014 г. также на площади Победы в Минске. Его изюминкой стала выставка «Музей-бус», которая затем направится во все областные центры Беларуси. В передвижном музее представлены экспонаты, свидетельствующие о героизме белорусского народа и истории освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Экспозицию помогли собрать Историко-культурный комплекс «Линия Сталина», Брестский военно-исторический клуб «Гарнизон» при БРСМ, Белорусский государственный музей истории Великой Отечественной войны и Национальная киностудия «Беларусьфильм».
Марафон охватит многие места боевой славы. Он включает митинги у памятников погибшим за освобождение нашей Родины, тематические флешакции «Это наше!», «Спасибо за жизнь!», «Полевая почта», «Помним…», «Связь поколений», концертные программы, театрализованные постановки.
15 апреля текущего года БРСМ пригласил молодежь к участию в фотопроекте «70 лет мира», посвященном 70-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Через онлайн-фотовыставку об истории Победы, героизме, который проявил наш народ, организаторы проекта попытались взглянуть глазами молодого поколения на судьбы фронтовиков и партизан, прошедших Великую Отечественную войну.
В чем суть проекта? Ритм жизни сейчас настолько быстрый, что молодежь редко читает длинные статьи, смотрит часовые передачи – мышление становится все больше клиповым. Специально для максимального привлечения внимания молодежи к памяти о войне и была задумана онлайн-фотовыставка. В проекте принимают участие внуки, чаще – правнуки ветеранов, которые рассказывают о своих дедушках и бабушках – солдатах, медсестрах, партизанах – которые внесли неоценимый вклад в достижение общей победы.
Участниками проекта стали школьники, студенты, родители со своими детьми – все, кому небезразлична память о войне. Критериев отбора участников в наш проект нет – главное, чтобы было о ком рассказать.
Так как это интернет-выставка, проект широко представлен в социальных сетях, на сайтах БРСМ, в личном блоге проекта. Все подробности и контакты можно найти в группе ВКонтакте «Молодежь Беларуси» и «Спасибо за Победу».
Видно, что проект растет: мы получаем отзывы из всех уголков Беларуси. В частности, в Гомеле волонтеры сами организуют фотосессии и присылают готовые фото. Присылают нам свои истории также из России и Украины.
Промежуточный рубеж проекта – 3 июля 2014 г. К этой дате мы планируем сделать как можно больше фотографий и изготовить из них билборды. С недавних пор фото из нашей онлайн-выставки печатает газета «Знамя юности».
Проект будет продолжаться, а организаторы всегда рады новым участникам.
Секция 2
Боевые действия в Белорусском Полесье в осенне-зимний период 1943–1944 гг.
Б. Д. Долготович (Минск)
Осенью 1943 г. Красная Армия провела одну из выдающихся операций Великой Отечественной войны, которая вошла в историю под названием «Битва за Днепр». Она развернулась на фронте протяженностью 750 км от Лоева до Запорожья.
Днепр, древний Славутич! Река трех братских народов, воспетая в былинах и сказаниях, река, на которой насмерть стояли воины в 41-м. От нее они с болью в сердце уходили на восток, а затем в сентябре 43-го с тяжелыми боями возвратились к родным берегам.
«Нельзя было позволять врагу отвести свои войска за Днепр и встретить наши войска во всеоружии. Фактор времени и на сей раз приобретал решающее значение. С учетом этого и планировалась операция, ее сроки и темпы», – писал позднее начальник оперативного управления Генерального штаба Советской Армии генерал армии С. М. Штеменко.
После операции «Цитадель» германское военное командование, стремясь придать войне затяжной характер, приняло решение перейти на всем Восточном фронте к обороне и отдало приказ своим войскам прочно удерживать занимаемые позиции. Особое значение придавалось Днепру. 11 августа 1943 г. Гитлер отдал приказ о немедленном строительстве «Восточного вала» – стратегического оборонительного рубежа по реке Нарва, линии городов Псков, Витебск, Орша, по реке Сож, среднему течению Днепра, реке Молочная. Главной частью этого вала являлись оборонительные сооружения по Днепру. По мнению гитлеровского командования, он должен был стать непреодолимым барьером для Красной Армии. «Скорее Днепр потечет вспять, нежели русские преодолеют его», – хвастливо заявил Гитлер на одном из совещаний в Берлине 15 сентября 1943 г.
Немецкое командование считало, что для подготовки к форсированию Днепра русским потребуется как минимум месяц. Генералам Вермахта и в голову не могло прийти, что советские войска после грандиозной Курской битвы, потребовавшей от них колоссального напряжения, а потом последовавшего за ней нового трудного наступления, выйдя к Днепру, бросятся с ходу форсировать такую серьезную преграду на подручных средствах: бревнах, плотах и рыбачьих лодках.
Большую роль в успешном форсировании Днепра сыграла директива Ставки ВГК от 9 сентября 1943 г. В ней обращалось особое внимание на форсирование крупных водных преград с ходу и предписывалось представлять наиболее отличившихся воинов к званию Героя Советского Союза. Всего за подвиги, совершенные при форсировании Днепра, звания Героя Советского Союза были удостоены 2438 солдат, офицеров и генералов Красной Армии.
Битва за Днепр проходила в два этапа. На первом (август – сентябрь 1943 г.) советские войска освободили Левобережную Украину, форсировали Днепр и захватили плацдармы на его правом берегу, в том числе в Белорусском Полесье. На втором этапе (октябрь – декабрь 1943 г.) шла борьба за удержание и расширение плацдармов.
Помимо этого, в начальный период освобождения Беларуси (сентябрь 1943 г. – февраль 1944 г.) советскими войсками на территории республики были проведены следующие операции:
Гомельско-Речицкая (10–30 ноября 1943 г.),
Городокская (13–31 декабря 1943 г.),
Калинковичско-Мозырская (8 января – 8 февраля 1944 г.),
Рогачевско-Жлобинская (21–26 февраля 1944 г.).
На территории Беларуси первыми форсировали Днепр недалеко от устья р. Припять войска 13-й армии (командующий – генерал-полковник Н. П. Пухов) Центрального фронта. Штаб этой армии возглавлял белорус генерал-майор А. В. Петрушевский.
Из боевого донесения командования 13-й армии Военному Совету Центрального фронта о выходе частей и соединений на левый берег и форсировании Днепра от 22 сентября 1943 г.: «Армия, обеспечивая себя с севера, между реками Десна и Днепр вышла главными силами 15-го стрелкового корпуса на восточный берег р. Днепр, частями 17-го гвардейского стрелкового корпуса и передовыми отрядами 15-го стрелкового корпуса продолжала форсирование р. Днепр и вела боевые действия по расширению плацдарма на его западном берегу.
В первом эшелоне 13-й армии наступали 15-й стрелковый корпус (командир генерал-лейтенант И. И. Людников) и 17-й гвардейский стрелковый корпус (командир генерал-лейтенант А. Л. Бондарев), во втором эшелоне двигался 28-й стрелковый корпус (командир генерал-майор А. Н. Нечаев). К моменту выхода соединений к реке были подготовлены 42 рыбачьи лодки, 9 табельных лодок и 25 плотов из бочек и бревен» [1, с. 149].
В передовом отряде 15-го стрелкового корпуса наступали части 8-й и 74-й стрелковой дивизий. Ими командовали соответственно полковник П. М. Гудзь и генерал-майор А. А. Казарян. Именно полки этих двух дивизий первыми вступили на белорусскую землю в Полесье и в течение двух суток (21–22 сентября 1943 г.) вели бои за захват плацдарма в районе г. и. Комарин. В ночь на 22–23 сентября в поселок первыми вступили 360-й стрелковый полк 74-й стрелковой дивизии под командованием подполковника Н. И. Сташека, а также некоторые подразделения 8-й стрелковой дивизии. Комарин был первым райцентром Беларуси, освобожденным советскими войсками. Из воспоминаний Н. И. Сташека: «Я оставил один батальон для ложной демонстрации форсирования Днепра севернее Комарина. А главные силы полка с приданными подразделениями (средства усиления) скрытно перебросил на 3–4 км южнее Комарина. Нам удалось обхитрить противника. В то время, когда оставленный у реки батальон под командованием зам. командира полка майора Н. Новикова привлекал к себе внимание, остальные подразделения на других средствах (бревна, лодки, плотики) успешно форсировали Днепр в другом месте. В результате стремительного удара около двух пехотных батальонов противника, оборонявших Комарин и железнодорожный мост, были разгромлены. Огневой налет вражеской артиллерии, усиленный ударом авиации, был настолько мощным, что в течение нескольких минут все вокруг покрылось дымом, пламенем, пылью и грязью. Полыхало ярким пламенем все, что еще сохранилось: дома, подсолнухи, стебли кукурузы, сады и отдельные деревья. Все горело. Казалось, что земля содрогается от боли, что наступил конец света, а враг продолжал бомбить цепи атакующих». Эти воспоминания участника боев убедительно подтверждают, что по всей полосе фронта с 20 октября 1943 г. немцы незамедлительно контратаковали советские войска, переправившиеся на правый берег Днепра, пытаясь сбросить их в реку. Авиация и артиллерия противника наносили непрерывные удары по переправам, делая иной раз невозможным форсирование реки, доставку боеприпасов и вывоз раненых в дневное время суток. Советские войска, действовавшие на небольших плацдармах, не имея в своем распоряжении тяжелого вооружения, несли огромные потери, испытывали острый недостаток боеприпасов, продуктов питания и других видов снабжения.
В ходе боевых действий в Белорусском Полесье были свои особенности. Это проявилось в боях при освобождении Брагинского района в период с 23 сентября по 23 ноября 1943 г.
Во-первых, 13-я армия, которая с 23 сентября вела ожесточенные бои на территории района, с 6 октября по решению Ставки ВГК была передана в состав 1-го Украинского фронта и направлена на Киевское направление.
Во-вторых, войскам 61-й армии (командующий генерал П. А. Белов) и 7-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора М. Д. Малеева удалось выйти к Днепру в Брагинском р-не только 26 сентября. Начались затяжные бои за переправы, за расширение и укрепление захваченных ранее советскими войсками плацдармов. Эти бои продолжались на Брагинщине до начала третьей декады ноября 1943 г. по следующим причинам:
из-за тяжелых ранений вышли из строя пять комдивов и командиров полков, что осложнило управление частями;
в некоторых дивизиях было выведено из строя до 50 % личного состава и 80 % офицерского состава батальонного и ротного звена;
отставали тылы из-за бездорожья в условиях лесисто-болотистой местности; не хватало транспорта, горюче-смазочных материалов, боеприпасов, порой даже питания для личного состава;
железные дороги были разрушены противником;
врагом было сожжено до 80 % деревень в полосе наступления советских войск. Таким образом, два месяца шли упорные бои. Только в одном Брагинском р-не некоторые населенные пункты, такие как Галки, Гдень, Нивки и др., переходили из рук в руки по несколько раз. За освобождение трех последних деревень в среднем были удостоены звания Героя Советского Союза по 10 воинов. Благодаря мужеству и массовому героизму воинов различных видов и родов войск (артиллеристы, кавалеристы, саперы, понтонеры, танкисты, пехота) захваченные плацдармы были удержаны и расширены.
Гитлеровское командование бросило против наших войск значительные силы авиации. Вражеские самолеты непрерывно наносили одновременные удары и по наступающим войскам, и по переправам на Десне, Днепре, Припяти. Зенитная артиллерия не без успеха вела борьбу с ними. Только на Днепре и Припяти, по сведениям самого противника, наши зенитчики сбили 85 самолетов противника. В этом была большая заслуга командира 1287-го зенитноартиллерийского полка, подполковника Н. Я. Остроглазова (белоруса).
В битве за Днепр в осенне-зимний период 1943–1944 гг. звания Героя Советского Союза были удостоены 45 наших земляков [2, с. 149]. Среди них:
Петр Антонович Акуционок, младший лейтенант, погиб в районе Лоева;
Александр Карпович Болбас, капитан;
Аркадий Александрович Борейко, генерал-майор, командир 9-го гвардейского стрелкового корпуса;
Андрей Яковлевич Ворончук, лейтенант;
Михаил Ильич Морозов, старший лейтенант;
Павел Владимирович Нестерович, рядовой;
Борис Тарасович Пищикевич, майор;
Андрей Федорович Самусев, рядовой;
Иван Елисеевич Самбук, старший сержант;
Борис Андреевич Цариков, рядовой, погиб в районе Лоева.
За годы Великой Отечественной войны 13-я армия дала 500 Героев Советского Союза и 32 полных кавалера ордена Славы. Среди командного состава армии следует выделить двух генералов – Героев Советского Союза:
командарма генерала Николая Павловича Пухова – единственного генерала, удостоенного шести полководческих орденов: трех орденов Суворова 1-й степени, двух орденов Кутузова 1-й степени и ордена Богдана Хмельницкого 1-й степени. Генерал был награжден также четырьмя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени и др., в том числе иностранными. После войны генерал-лейтенант Н. П. Пухов командовал рядом военных округов;
генерал-майора Андраника Абрамовича Казаряна, особо отличившегося среди командиров дивизий. Его 74-я стрелковая дивизия освободила первый районный центр Беларуси – г. п. Комарин. За годы войны был награжден тремя орденами Суворова 2-й степени, двумя орденами Ленина, пятью орденами Красного Знамени, а также иностранным орденом. Ни один командир дивизии такого количества и наименования орденов не имел.
В послевоенные годы на мирном поприще среди воинов-белорусов 13-й армии особо отличились:
Николай Александрович Борисевич, президент АН БССР (1969–1987 гг.), с 1992 г. – почетный президент НАН Беларуси; доктор физико-математических наук, профессор, заслуженный деятель науки Республики Беларусь;
Константин Васильевич Герчик, генерал-полковник, начальник космодрома «Байконур» (1958–1961 гг.);
Александр Васильевич Петрушевский, Герой Советского Союза, в 1957–1959 гг. – начальник Военной академии Советской Армии (ныне Военная академия МИД Российской Федерации).
Среди воинов 13-й армии в послевоенные годы Маршалами Советского Союза стали С. С. Бирюзов и К. С. Москаленко, Маршалом бронетанковых войск – А. X. Бабаджанян, генералами армии – С. П. Иванов, П. Н. Лащенко, Г. К. Маландин, С. С. Маряхин, А. М. Майоров.
К. И. Щелкин стал крупным ученым, трижды Герой Социалистического Труда. В. И. Долгих дважды Герой Социалистического Труда, 16 лет работал секретарем ЦК КПСС. Старшина П. А. Трайнин Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда.
На первом этапе освобождения Беларуси отличилась также 65-я армия под командованием генерала П. И. Батова, которая воевала в составе 1-го Белорусского фронта с сентября 1943 г. до полного освобождения республики летом 1944 г. Командарм Батов – единственный человек, удостоенный звания почетного гражданина семи белорусских городов, в освобождении которых участвовала его армия: Лоева, Речицы, Калинковичей, Бобруйска, Светлогорска, Барановичей, Слонима. Он кавалер 18 боевых орденов: 8 орденов Ленина, 5 полководческих орденов (трех орденов Суворова 1-й степени, ордена Кутузова 1-й степени, ордена Богдана Хмельницкого 1-й степени) и др.
В битве за Днепр на территории Беларуси 183 воина 65-й армии были удостоены звания Героя Советского Союза.
В Белорусском Полесье также сражались войска 3, 48, 11, 63, 61-й и других армий. Они особо отличились в Гомельско-Речицкой наступательной операции.
В ходе этой операции большую помощь войскам Белорусского фронта оказали партизаны Беларуси. Отмечая их заслуги, командующий фронтом К. К. Рокоссовский позже писал: «Народные мстители представляли большую силу, и нам нужно было разработать с ними план совместных действий в операции. В этом нам оказал неоценимую помощь тов. П. К. Пономаренко как начальник Центрального штаба партизанского движения».
В Калинковичско-Мозырской наступательной операции принимали участие 61-я армия П. А. Белова, 65-я армия П. И. Батова и 16-я воздушная армия С. И. Руденко. Главной задачей операции был разгром Калинковичско-Мозырской группировки противника, создание плацдарма для наступления в направлении Бобруйск – Минск, а частью сил – вдоль Припяти на Лунинец.
В результате операции советские войска продвинулись на 60 км и отбросили противника до р. Птичь в районе Петрикова, нанеся противнику значительный урон.
В боях за Калинковичи отличился командир 9-го гвардейского стрелкового корпуса белорус А. А. Борейко: 14 января 1944 г. были освобождены города Мозырь и Калинковичи, а 15 января наш земляк был удостоен звания Героя Советского Союза и награжден орденом Суворова 2-й степени.
Посмертно были удостоены звания Героя Советского Союза участники боев за Калинковичи А. А. Лысенко и А. Н. Озерин.
В Калинковичах, в братской могиле, похоронены Герои Советского Союза М. С. Борисов (удостоен звания 17.10.1943 г. при форсировании Днепра на территории Украины, погиб при освобождении Калинковичей 9.02.1944 г.), Т. И. Брагонин (звание присвоено 16.11.1943 г. за отличие при форсировании Днепра, погиб 21.01.1944 г.), М. И. Быковский (удостоен звания 15.01.1944 г. за отличие при форсировании Днепра в районе Лоева, погиб 27.01.1944 г.),
А. Г. Никонов (звание присвоено 30.10.1943 г. за отличие при освобождении Лоевского р-на, погиб 30.01.1944 г. в бою за д. Озаричи Домановичского р-на Полесской обл.), П. Н. Сурков (звание присвоено 17.10.1943 г. за отличие при форсировании Днепра севернее Киева, погиб при освобождении Калинковичей 12.01.1944 г.), Б. Н. Суровцев (удостоен звания 30.10.1943 г. за отличие при освобождении Лоевского р-на, погиб 21.01.1944 г.).
20 января 1944 г., в ходе Калинковичско-Мозырской операции, был освобожден пос. Озаричи. В боях за Озаричи отличился командир взвода 1184-го артиллерийского полка 2-й Речицкой артиллерийской бригады лейтенант А. А. Ананьев (будущий известный советский писатель, в 1973–2001 гг. – главный редактор журнала «Октябрь», Герой Социалистического Труда, почетный гражданин города Калинковичи).
В боях за Калинковичи отличились офицеры Н. Ф. Васильев, П. К. Ежак, Н. И. Есин, Н. П. Жгун, И. И. Ладутько, А. С. Шахбазов; генералы А. В. Кирсанов, П. И. Батов, М. Ф. Панов, М. И. Шеремет. Все они в послевоенные годы также удостоены звания «Почетный гражданин города Калинковичи».
Командир батальона – белорус капитан Иван Иванович Ладутько в боях за Беларусь был награжден орденом Александра Невского. В последующих боях стал Героем Советского Союза.
Рогачевско-Жлобинская операция войск правого крыла 1-го Белорусского фронта имела цель разгромить группировки противника в районе Рогачева и Жлобина и создать благоприятные условия для наступления на Бобруйском направлении. К операции были привлечены 3-я армия генерала А. В. Горбатова и часть сил 48-й и 50-й армий. Главная роль отводилась 3-й армии, которая ударом в обход Рогачева с севера должна была овладеть городом и в дальнейшем развивать наступление на Бобруйск.
21 февраля войска 3-й армии перешли в наступление, в течение двух дней прорвали оборону противника, форсировали по льду Днепр, перерезали железную дорогу Могилев – Рогачев и 23 февраля вышли на подступы к Рогачеву с северо-востока и юго-востока. Отразив контрнаступление противника, они 24 февраля ночным штурмом освободили Рогачев, а севернее него продвинулись до р. Друть, захватили на правом берегу Днепра между д. Новый Быхов и Рогачевом плацдарм (около 60 км по фронту и 30 км в глубину) и вышли на подступы к Жлобину.
Генерал-армии А. В. Горбатов в своей книге «Годы и войны» писал: «За четыре дня операции мы достигли немало результатов. Без потерь ликвидировали плацдарм противника на восточном берегу Днепра, овладели плацдармом на западном берегу Днепра площадью 60x30 км и небольшим плацдармом на р. Друть, освободили город Рогачев. В ходе боев к войскам присоединились до 5 тыс. партизан. Захваченный плацдарм на западном берегу Днепра сыграл огромную роль в последующем наступлении в Белоруссии летом 1944 года». Далее командующий 3-й армией отмечает: «Нам очень помогли партизаны Белоруссии. Множество их бригад, отрядов и групп сковывали действия противника, срывали их перевозки, содействовали нашим войскам в форсировании рек».
Старший лейтенант И. И. Хмелев 20 февраля скрытно вывел свою роту к проволочным заграждениям противника и в конце артподготовки лично возглавил атаку, в ходе которой была занята д. Вищин Рогачевского р-на и образовался плацдарм на правом берегу Днепра, обеспечивший переправу боевой техники по льду. В следующем бою Хмелев был смертельно ранен и похоронен в д. Вищин. 3 июня 1944 г. ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Командир 248-го истребительного авиационного полка подполковник И. Н. Абалтусов 14 февраля 1944 г. в бою за Рогачев направил свой подбитый самолет на вражескую колонну войск.
Первым в Рогачев ворвался взвод лейтенанта Я. П. Зайцева из состава 120-й гвардейской дивизии. Все дивизии, освобождавшие город, входили в состав 41-го стрелкового корпуса, которым командовал белорус генерал В. К. Урбанович.
В боях за Рогачев отличился артиллерийский расчет сержанта П. Г. Кузнецова, который в одном бою уничтожил две пушки и два штурмовых орудия. Все пять членов расчета (сержанты В. Р. Болотин, Н. И. Бобышев, Г. И. Агарков, А. Т. Максимов, М. А. Ермаков) были удостоены орденов Славы 3-й степени.
Звания Героя Советского Союза были удостоены русские Валентин Кузьмич Ардашев, Яков Павлович Зайцев, казах Хасан Мамутов, кумык Эльмурза Джумагулов.
Тринадцать воинских частей были удостоены почетного наименования «Рогачевские». Среди них – 120-я гвардейская стрелковая дивизия (командир генерал-майор Я. Я. Фогель), 169-я стрелковая дивизия (командир генерал-майор А. Ф. Кубасов) и др.
18 участников освобождения Рогачева в послевоенные годы были удостоены звания «Почетный гражданин города Рогачева». Среди них 5 генералов, 3 партизана.
Говоря о значении боев в Белорусском Полесье в осенне-зимний период 1943–1944 гг., следует отметить, что войска Красной Армии с помощью партизан сумели прорвать сплошной стратегический фронт противника, чем затруднили его маневр силами и средствами вдоль фронта между группировками Вермахта. На огромном участке от Ковеля до Гомеля советские войска продемонстрировали свое высокое воинское мастерство.
С сентября до конца декабря 1943 г. были разгромлены около 40 вражеских дивизий, в том числе 7 танковых и моторизованных. Враг был отброшен назад, что создало благоприятные условия для полного изгнания его из пределов Советского государства.
В осенне-зимний период 1943–1944 гг. войска Белорусского фронта освободили два областных центра Беларуси: Гомель (26 ноября 1943 г.) и Мозырь (14 января 1944 г.), а также территорию около 40 районов. После освобождения Гомеля в город прибыли ЦК КП(б)Б и Правительство БССР.
В ходе боев в Белорусском Полесье (сентябрь 1943 г. – февраль 1944 г.) 796 человек были удостоены звания Героя Советского Союза. Из них только в Гомельской обл. захоронены 106 человек, в Лоевском р-не – 41 человек. Несмотря на большие потери в боях за освобождение Беларуси на их первом этапе, советские войска прочно закрепились на своих позициях, с которых летом 1944 г. началась знаменитая Белорусская наступательная операция под кодовым названием «Багратион».
Литература
1. Секерин, М. К. Через всю войну (Очерк о воинах 13-й армии) / М. К. Секерин, И. М. Белкин, В. И. Дорошенко. – М., 1991.
2. 1943 год на Гомельщине: материалы Междунар. науч. – практ. конф. – Гомель, 2013.
Развитие военного искусства в операциях на Гомельщине в 1943–1944 гг.
А. В. Токаревский (Гомель)
Способы и формы организации и ведения наступательных операций фронтов и армий при освобождении Гомельщины в значительной мере определялись условиями их проведения. Операции 1943 г. велись в условиях постепенного перехода общего превосходства в силах и средствах на сторону советских войск, накопления ими боевого опыта и наличия стратегической инициативы в руках советского командования. На гомельской земле шлифовалась на практике еще предвоенная теория оперативного искусства – теория глубокой операции. Кроме того, была создана нормативная база, которая основывалась на опыте боевых действий 1942–1943 гг. В ее документах были проанализированы недостатки и ошибки в ходе ведения боевых действий и доведены требования Верховного командования к организации и ведению наступления на оперативном и тактических уровнях. Советские войска в этот период руководствовались в основном Директивным письмом Ставки ВГК № 03 от 10 января 1942 г., Боевым уставом пехоты 1942 г., проектом Полевого устава 1943 г., приказами НКО № 306 от 1 октября 1942 г., № 325 от 16 октября 1942 г.
Наступление во всех операциях на Гомельщине велось ударными группировками, более эффективно, чем ранее, использовался огонь артиллерии, как того требовали вышеупомянутые директивные документы. Кроме полосы наступления в армии назначался участок прорыва, на котором в начале операции сосредоточивалась ее ударная группировка. В полосе наступления фронта обычно назначался один, реже два армейских участка прорыва шириной 8-12 км [5].
Оперативное построение фронта в операциях на территории Гомельской области было в один эшелон, а в армии – в два, согласно требованиям приказа НКО № 306. Лишь 65-я армия 1-го Белорусского фронта в Бобруйской операции имела оперативное построение в один эшелон, так как у нее была подвижная группа – 1-й гвардейский танковый корпус.
Вторые эшелоны армий и фронта, как правило, располагались на направлении главного удара и использовались для развития наступления. Для увеличения темпа развития наступления применялся такой элемент оперативного построения фронта, а иногда и армии, как подвижная группа. В состав подвижных групп входили кавалерийские и танковые корпуса. Если вторые эшелоны армий при вводе в сражение получали самостоятельные полосы, за которые они полностью отвечали, то в отличие от них подвижные группы при вводе в сражение или прорыве не несли единоличную ответственность за полученную ими полосу действий. Полоса подвижной группы как бы накладывалась на полосы общевойсковых армий, что давало подвижным войскам возможность широкого маневра в оперативной глубине обороны противника. Примером этого служат действия подвижной группы Брянского фронта в полосе действий 63-й армии в сентябре 1943 г. в оперативной глубине по освобождению г. Ветка и содействию в захвате плацдарма на р. Сож [1; 2; 3].
Для успешного ввода в прорыв подвижной группы необходимо было прорвать оборону противника. В ряде случаев так и было. Таким способом вводилась подвижная группа в составе двух кавалерийских корпусов в ходе Калинковичско-Мозырской операции, а также конно-механизированной группы (КМГ) и 1-го гвардейского танкового корпуса на левом фланге 1-го Белорусского фронта в Бобруйской наступательной операции. Однако не всегда удавалось решить задачу ввода классическим способом. Так, на Рогачевском направлении в полосе 3-й армии до окончательного прорыва тактической зоны обороны (ТЗО) был введен 9-й танковый корпус, который участвовал в прорыве и только затем вышел на оперативный простор [6].
Создание во фронтах и армиях сильных подвижных групп, использование некоторых из них для завершения прорыва ТЗО и действия в оперативной глубине в ходе наступательных операций на Гомельщине – все это явилось шагом вперед в искусстве решительного и стремительного наступления.
В операциях на белорусской земле с еще большей полнотой были реализованы требования директивы Ставки ВТК от 10 января 1942 г. о наступлении ударными группировками, о решительном массировании сил и средств на направлении главных ударов фронта армий за счет второстепенных направлений. Наиболее характерные примеры: Гомельско-Речицкая операция, действия 65-й и 3-й армий в Бобруйской операции. Решительное массирование сил и средств позволило советским войскам иметь на участках прорыва превосходство в живой силе и технике в 2–3 раза в летне-осенней кампании 1943 г. и в в 6–9 раз в 1944 г. Значительно выросли оперативные плотности и достигли в числовом значении 1,5–2 км на одну стрелковую дивизию, 180–250 орудий и минометов, 40–90 танков и САУ на 1 км фронта [5].
Отличались разнообразием формы ведения фронтовых и армейских наступательных операций. Формами ведения фронтовых операций являлись следующие:
прорыв обороны противника на одном или двух участках (Калинковичско-Мозырская, Гомельско-Речицкая операции) с последующим развитием фронтальных ударов в глубину для рассечения противника и одновременное развитие прорыва в сторону флангов с целью расширения фронта прорыва и свертывания боевых порядков противника;
прорыв на двух участках и развитие его по сходящимся направлениям с целью охвата или обхода и последующего окружения группировки войск противника (Бобруйская операция).
Для армейских объединений были характерны три формы операций:
первая, когда армия осуществляла прорыв на одном участке с развитием его в глубину (операции 3, 63, 11, 48-й и 61-й армий в Гомельско-Речицкой фронтовой операции; операции 3-й и 48-й армий в Рогачевско-Жлобинской фронтовой операции) [5];
вторая, когда армия, прорывая оборону противника, осуществляла в дальнейшем фланговый маневр с целью окружения противника во взаимодействии с соседней армией своего фронта (операции 3-й и 65-й армий в Бобруйской фронтовой операции);
третья, когда армия прорывала оборону на двух участках и развивала наступление по сходящимся направлениям с задачей охвата или обхода группировки войск противника (действия 65-й армии в Калинковичско-Мозырской фронтовой операции).
Как правило, армия прорывала оборону противника на одном участке шириной 6–9 км, что позволяло не распылять имеющиеся силы и средства. Выбор формы фронтовой и армейской операции определялся рядом условий: замыслом Ставки ВГК (командования фронта), местом и ролью фронта (армии) в операции группы фронтов (фронта), группировкой и оперативным построением войск противника, особенностью лесисто-болотистой, насыщенной водными преградами местности Гомельской области, временами года и условиями погоды, начертанием линии фронта, составом своих войск и характером взаимодействия с соседями [5].
Каждая из форм операций применялась со строгим учетом конкретной обстановки и имела свои сильные стороны. На Гомельщине совершенствовались такие приемы, как прорыв хорошо подготовленной, глубоко эшелонированной обороны противника, ввод подвижных высокоманевренных соединений в сражение и осуществление глубоких оперативных охватов и обходов с преследованием врага.
К сожалению, в период освобождения Гомельщины на ее территории не удалось провести операций на окружение. Враг был еще силен. Но ряд незавершенных окружений все же состоялся в Калинковичско-Мозырской, Рогачевско-Жлобинской операциях. Лишь одна фронтовая операция на окружение начиналась с Гомельской земли – Бобруйская.
Вместе с тем с большим успехом были проведены операции с нанесением нескольких глубоких фронтальных ударов на разных направлениях с целью дробления фронта противника и быстрого перенесения усилий в его оперативную глубину. С такого типа операций началось освобождение Гомельской области, что было обусловлено наличием естественных труднопреодолимых рубежей. К этому типу операций следует отнести в том числе Гомельско-Речицкую фронтовую операцию и практически все армейские наступательные операции описываемого периода.
Таким образом, в ходе боевых действий в Гомельском регионе оперативное искусство в определенной степени получило свое дальнейшее развитие.
Формы ведения фронтовых и армейских наступательных операций отличались решительностью и многообразием. Советское оперативное искусство практически решило важнейшую проблему прорыва глубокоэшелонированной позиционной обороны противника, занявшего рубежи за широкими водными преградами.
Успешный прорыв тактической зоны обороны достигался с помощью непрерывного подавления главной, а также второй полосы обороны противника массированным огнем артиллерии и авиации, т. е. ведением артиллерийского и авиационного наступления.
Бронетанковые и механизированные войска составляли основу подвижных групп фронтов и армий, обеспечивая высокие темпы прорыва ТЗО и действий в оперативной глубине.
Литература
1. Хроника освобождения [Электронный ресурс]. – Режим доступа: .
2. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: .
3. Плотников, Ю. Организация и проведение преследования в Брянской наступательной операции / Ю. Плотников // Воен. – ист. журн. – 1970. – № 9.
4. Горбатов, А. Наступление войск 3-й армии на Рогачевском направлении / А. Горбатов // Воен. – ист. журн. – 1961. – № 1.
5. Развитие советского военного искусства в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. и в послевоенный период. – М., 1966.
6. Болдырев, П. С. Бобруйская операция / П. С. Болдырев. – М., 1945.
Деятельность центральных органов военного управления по выработке замысла операции «Багратион» в марте – мае 1944 г.
С. Г. Лютко (Минск)
Разгром группировки противника в Беларуси был осуществлен в июне-августе 1944 г. Эта операция по смелости замысла, тщательности подготовки, размаху и военно-политическим итогам была наиболее выдающейся стратегической наступательной операцией за весь 1944 г.
Разработка общего оперативного плана на предстоящую летне-осеннюю кампанию началась в Генеральном штабе в марте 1944 г. В отличие от предыдущего стратегического планирования на этот раз было принято решение привлечь к нему командующих фронтами. Поэтому в конце марта Ставка ВГК запросила у них соображения на предстоящие операции.
Среди поданных предложений отличалось оригинальностью мнение командующего войсками 1-го Белорусского фронта генерала армии К. К. Рокоссовского. Он предлагал нанести главный удар в предстоящей кампании на Волыни, а затем зайти в тыл группы армий «Центр» западнее Полесья, осуществив, таким образом, глубокий охват противника и создав условия для общего наступления в Беларуси. На следующем этапе операции предлагалось, используя достигнутый успех, нанести очередной удар на Бобруйско-Минском направлении и, таким образом, разгромить группировку противника в Беларуси. Однако от этого предложения по ряду причин пришлось отказаться [1, с. 277–278].
12 апреля 1944 г. план летне-осенней кампании обсуждался на совместном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), Государственного Комитета Обороны и Ставки ВГК. Было принято решение в течение лета и осени последовательным проведением ряда стратегических наступательных операций на различных участках советско-германского фронта поочередно разгромить группировки противника: сначала в Карелии, потом в Беларуси, а затем в западных областях Украины. На втором этапе кампании намечались стратегические удары по врагу на Балканах, в Прибалтике и в Арктике [2].
Еще раз план предстоящей кампании обсуждался в Ставке ВГК 22 апреля. На этом совещании впервые прозвучало мнение о том, что главный удар целесообразно будет нанести именно в Беларуси. Такой точки зрения придерживались заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и первый заместитель начальника Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов. Однако в тот день Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин окончательного решения не принял и поставил задачу Г. К. Жукову и А. И. Антонову еще раз запросить мнения командующих фронтами и разработать проект плана военных действий на лето 1944 г. [3; 4, с. 16–17].
Через два-три дня после этого совещания Верховный Главнокомандующий снова вызвал Г. К. Жукова и А. И. Антонова для доклада плана кампании. К этому времени свои соображения с краткой оценкой общей обстановки и предложениями на летний период Верховному Главнокомандующему представил и начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза А. М. Василевский. В результате обсуждения было решено первую наступательную операцию провести в июне в Карелии, а затем нанести удар на Белорусском стратегическом направлении [4, с. 17]. Таким образом, было принято окончательное решение о проведении летне-осенней кампании 1944 г., в том числе и Белорусской операции как главного военного события всей кампании. После этого А. И. Антонову было дано указание завершить разработку замысла Белорусской операции, организовать разработку планов операций фронтов, участвовавших в ней, и начать сосредоточение войск и материальных средств.
В начале мая А. И. Антонов поочередно ознакомил командующих фронтами, которые привлекались к участию в боевых действиях, с общей идеей намечавшегося замысла операции, а также с ролью и задачами их войск в предстоящем наступлении. С этого момента работа по планированию Белорусской стратегической наступательной операции осуществлялась параллельно – в Генеральном штабе и в штабах фронтов.
К 14 мая процесс планирования операции был в основном завершен, а 20 мая 1944 г. генерал армии А. И. Антонов представил И. В. Сталину план операции в виде карты и краткой пояснительной записки, выполненной рукописно.
Замыслом Белорусской стратегической операции предусматривалось следующее: одновременный переход в наступление советских войск в полосе свыше 500 км на Витебском, Оршанском, Могилевском и Бобруйском направлениях; прорыв обороны противника на флангах и в центре путем нанесения главных ударов силами 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов с севера в направлении Витебск – Минск и 1-го Белорусского фронта с юга в направлении Бобруйск – Минск; разгром наиболее сильных фланговых вражеских группировок; окружение и уничтожение их в районе Витебска и Бобруйска; а затем развитие наступления в глубину; окружение минской группировки противника; недопущение его отхода на запад. Общая глубина операции намечалась в 250 км, а ее продолжительность – 45–50 суток. К операции предполагалось привлечь и партизан.
Большое внимание уделялось мерам по введению противника в заблуждение относительно планов советского командования и обеспечению скрытности подготовки операции и внезапности действий.
Примечательно, что замыслом Белорусской наступательной операции предусматривалось выполнение задач войсками 1, 2-го и 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов только до рубежа Молодечно, Столбцы, Старобин [2, с. 288; 5, с. 355; 6, л. 13], т. е. освобождение всей территории Беларуси не планировалось.
Так же, как и в других операциях Красной Армии периода Великой Отечественной войны, для руководства и координации действий фронтов назначались представители Ставки ВТК: координацию действий 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов осуществлял Маршал Советского Союза А. М. Василевский, 2-го и 1-го Белорусских фронтов – Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Для окончательной отработки вопросов, связанных с планированием и подготовкой наступления в Беларуси, в Москву были вызваны командующие войсками и члены военных советов фронтов. 22 мая И. В. Сталин совместно с членами Ставки ВТК Г. К. Жуковым, А. М. Василевским и А. И. Антоновым принял командующего войсками 1-го Белорусского фронта генерала армии К. К. Рокоссовского и члена Военного Совета фронта генерал-лейтенанта
Н. А. Булганина [7]. 23 мая в Ставке ВГК с докладом о плане наступательной операции были приняты командующий войсками 1-го Прибалтийского фронта генерал армии И. X. Баграмян и член Военного Совета фронта генерал-лейтенант Д. С. Леонов [8]. В связи с болезнью командующего войсками 3-го Белорусского фронта генерал-полковника И. Д. Черняховского он и член Военного Совета фронта генерал-лейтенант В. Е. Макаров прибыли в Москву несколько позже остальных – 25 мая. Что касается командующего войсками 2-го Белорусского фронта генерал-полковника И. Е. Петрова[16] и члена Военного Совета фронта генерал-лейтенанта Л. 3. Мехлиса, то они в Ставку не приглашались, поскольку на первом этапе стратегической наступательной операции войскам этого фронта отводилась вспомогательная роль. Во время работы в Ставке ВГК и Генеральном штабе командующие фронтами согласовали свои задачи с задачами взаимодействующих фронтов по срокам выполнения и рубежам наступления, получили необходимые данные о количестве и сроках прибытия к ним резервов, об отпущенных лимитах горючего, боеприпасов и других материальных средств. Из Москвы они возвратились в свои штабы с картами, на которых были нанесены уточненные и одобренные Верховным Главнокомандующим их решения на операцию [4, с. 19–20].
При рассмотрении вопросов использования родов войск и материально-технического обеспечения на заседания Ставки ВГК приглашались: командующий артиллерией Красной Армии главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов; начальник Главного артиллерийского управления Красной Армии маршал артиллерии Н. Д. Яковлев; командующий ВВС Красной Армии главный маршал авиации А. А. Новиков; командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко; начальник инженерных войск Красной Армии маршал инженерных войск М. П. Воробьев; начальник войск связи Красной Армии маршал войск связи И. Т. Пересыпкин; начальник тыла Красной Армии генерал армии А. В. Хрулев [4, с. 20].
Таким образом, к концу мая 1944 г. организация Белорусской операции была завершена и начался этап практических мероприятий подготовки к наступлению.
Можно выделить следующие отличительные особенности деятельности центральных органов военного управления по выработке замысла операции «Багратион». Во-первых, было принято военно-политическое решение, что наступление Красной Армии в Беларуси будет являться главным ударом всей летне-осенней кампании 1944 г. Во-вторых, на разработку замысла операции «Багратион» потребовалось около месяца: с конца апреля до 20 мая. В-третьих, к разработке замысла операции по освобождению Беларуси и вообще всего оперативно-стратегического планирования на лето – осень 1944 г. активно привлекались командующие войсками фронтов. Как примечательный момент можно отметить тот факт, что, несмотря на то что конечной целью операции «Багратион» ставилось полное освобождение территории Беларуси от немецко-фашистских захватчиков, замыслом ее проведения предусматривался выход войск Красной Армии до линии Молодечно – Столбцы – Старобин, т. е. фактически до старой советско-польской границы.
И, наконец, следует отметить огромную роль в разработке замысла операции «Багратион» нашего земляка, уроженца г. Гродно, выдающегося советского военачальника генерала армии А. И. Антонова (1896–1962).
Подводя итог, следует отметить, что тщательный и серьезный подход к разработке замысла операции «Багратион» во многом обусловил ее успех и привел в конечном итоге к освобождению нашей родной белорусской земли от немецко-фашистских оккупантов.
Источники и литература
1. Штеменко, С. М. Генеральный штаб в годы войны: в 2 кн. / С. М. Штеменко. – М., 1985. -Кн. 1.
2. Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945. Военно-исторический очерк: в 4 т. / под ред. С. П. Платонова. – М., 1958. – T. 3.
3. Жуков, Г. К. Воспоминания и размышления / Г. К. Жуков. – М., 1971.
4. Лютко, С. Г. История военного искусства. Развитие военного искусства в наступательных операциях в годы Великой Отечественной войны (по опыту стратегической наступательной операции «Багратион»): пособие / С. Г. Лютко [и др.]. – Минск, 2007.
5. Карелл, П. Канны на Березине / П. Карелл // От «Барбароссы» до «Терминала»: взгляд с Запада. – М., 1988.
6. Операции советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945. Альбом схем: в 4 т. / под ред. С. П. Платонова. – М., 1958. – T. 3.
7. Рокоссовский, К. К. Солдатский долг / К. К. Рокоссовский. – М., 1988.
8. Баграмян, И. X. Мои воспоминания / И. X. Баграмян. – Ереван, 1979.
Коалиционная стратегия союзников в 1944 г.
В. П. Зимонин (Москва)
В мировой военной истории было создано много различных альянсов, построенных на общих интересах. Однако самым необычным и в то же время достаточно действенным военным союзом явился союз, который часто называют «Большой тройкой», состоявший из государств с, казалось бы, непримиримыми политическими и идеологическими системами, почти единственным общим интересом которых было уничтожение фашизма.
Для стратегической ситуации и коалиционного взаимодействия рубежа 1943/1944 гг., вплоть до открытия союзниками 6 июня 1944 г. второго фронта на севере Франции, была характерна двойственность. С одной стороны, в результате успешных военных действий Вооруженных Сил СССР на главном, советско-германском фронте Второй мировой войны было очевидно, что Германия и ее союзники эту войну проиграли [1, с. 357].
С другой стороны, для достижения окончательной победы от ведущих государств антигитлеровской коалиции требовалось еще большое напряжение сил. Если первое обстоятельство вынуждало союзников СССР – США и Великобританию – серьезно задуматься о том, кто же будет доминировать при решении проблем послевоенного переустройства в Европе, то второе придавало огромную значимость конкретным шагам трех держав в определении коалиционной стратегии дальнейшего ведения войны. Это объясняется тем, что в то время и Г[резидента США Ф. Рузвельта, и особенно Премьер-министра Великобритании У. Черчилля тревожило быстрое продвижение советских армий на запад. Американский профессор М. Стол ер считает: «В 1943 г. было ясно, что дальнейшее участие Советского Союза в войне… приведет к его значительному усилению и в то же время ослаблению позиций Великобритании» [2, с. 140].
Именно это определяло значение осени-зимы 1943 г. – периода проведения Тегеранской конференции (с 28 ноября по 1 декабря 1943 г.) – как «поворотной точки» [3] в коалиционном взаимодействии, в дипломатической и военной истории Второй мировой войны. От решений, принятых на этой первой встрече лидеров «Большой тройки» СССР, США и Великобритании, напрямую зависели не только военная стратегия антигитлеровской коалиции в 1944 г., но также сроки окончания войны и контуры послевоенного мира.
Следует отметить, что до этого «Большая тройка» была скорее политическим, но не реальным военным союзом. Коалиционное сотрудничество ограничивалось дружескими посланиями лидеров «Большой тройки», политическими декларациями, а военное взаимодействие сводилось в основном к взаимной информации о ходе военных действий, обмену опытом ведения войны и некоторыми данными разведки, к урегулированию вопросов контроля за поставками по программе ленд-лиз в обмен на советские стратегическое сырье и товары и проливаемую воинами Красной Армии кровь на самом сложном участке Второй мировой войны, а также в связи с этим к совместным действиям по защите морских коммуникаций. Такая двусторонняя помощь в какой-то мере способствовала достижению общей цели – борьбе с фашистской агрессией. Взаимодействие вооруженных сил государств антигитлеровской коалиции до второй половины 1944 г. было, однако, относительным, так как союзники не вели на территории Европы операций большого размаха, напрямую влиявшего на положение на советско-германском фронте.
В рамках антигитлеровской коалиции ведущую роль играл Советский Союз. Героическая, самоотверженная борьба советского народа против нашествия гитлеровских и союзных им войск, победа Вооруженных Сил СССР над Вермахтом способствовали консолидации стран и народов. Если до нападения Германии на Советский Союз противниками фашистского блока были 18 государств, то к концу войны их насчитывалось более 50 [4, с. 128].
Непосредственным исполнителем всех принятых решений военно-политического руководства СССР совместно с Народным комиссариатом иностранных дел был Генеральный штаб Красной Армии – рабочий орган Ставки Верховного Главнокомандования.
Внешнеполитическая деятельность Генерального штаба осуществлялась через Управление внешних сношений (до сентября 1944 г. – отдел), которое выполняло все специальные задания, связанные с договорными обязательствами перед союзниками, и осуществляло руководство советскими военными миссиями в этих странах. Оно подчинялось Ставке Верховного Главнокомандования через Генеральный штаб, выполняло оперативные задания по организации военных поставок в Советский Союз из США и Великобритании и контролю за ними, согласовывало проводки конвоев с грузами в советские порты, участвовало в координации действий союзной авиации по военным объектам фашистской Германии. Кроме того, в Генеральном штабе решались некоторые задачи практического взаимодействия с вооруженными силами других участников антигитлеровской коалиции: обмен данными о противнике, боевом опыте, согласование рубежей, времени и порядка действий войск и сил флотов. Согласованные при этом вопросы выносились на решение Ставки Верховного Главнокомандования.
В этот период при Генеральном штабе Красной Армии также были аккредитованы военные миссии союзников: США – генерал Дж. Дин, Великобритании – генерал Берроуз, Франции – генерал Делатр де Тассиньи и др.
В то время как Советский Союз в упорных сражениях решал очень важную для союзников задачу уничтожения основных сил фашистского блока на главном, советско-германском фронте, где было задействовано 4/5 боевых формирований вермахта и где обеспечивалось до 95 % всех потерь немецко-фашистского блока [5, с. 287], Соединенные Штаты и Великобритания, вопреки настойчивым призывам советского руководства сконцентрировать их усилия на стратегически важном для ускорения разгрома гитлеровской коалиции северофранцузском направлении, сочли для себя возможным использовать благоприятные условия для постепенного наращивания своей военной мощи и применения стратегии «непрямых действий» и «распыления сил» на второстепенных направлениях и с ограниченными целями. Эта стратегия явилась наглядным примером подтверждения классической формулы К. Клаузевица о том, что война – это продолжение политики. По этой формуле, насколько решительными и последовательными являются политические цели, настолько решительными и последовательными могут быть и военные действия. Принципы, лежавшие в основе стратегии «непрямых действий» союзников до 1944 г., принятые на Вашингтонской конференции «Аркадия» (22 декабря 1941 г. – 14 января 1942 г.) были следующими: реализация программы создания и производства вооружений (до 1943 г.); обеспечение жизненно важных коммуникаций; наращивание потенциала наступательных действий против Германии; изматывание сил Германии и подрыв ее сопротивления; создание и сжатие кольца вокруг Германии; удержание на Дальнем Востоке позиций, которые обеспечивают жизненные интересы США и Великобритании. Германия при этом признавалась союзниками главным противником в войне. Позднее, на конференции Президента США Ф. Рузвельта и Премьер-министра Великобритании У. Черчилля в Касабланке (Северо-Западная Африка) 14–24 января 1943 г. союзники объявили о принципе безоговорочной капитуляции в отношении Германии и других стран «оси». Это была американская инициатива, поддержанная и У. Черчиллем, хотя он впоследствии пытался дистанцироваться от этого решения, усиливавшего, по его мнению, силу немецкого сопротивления. Главным мотивом Ф. Рузвельта было заверить Москву в решимости англо-американцев довести борьбу с фашизмом до победного конца, ослабить советские подозрения насчет возможности их сговора с Германией, а заодно – исключить возможность заключения сепаратного мира между ней и Советским Союзом, которого тогда еще опасались на Западе [6, с. 485–490]. Дополнительным мотивом служило стремление хоть как-то компенсировать Москве отсутствие второго фронта, притом что Рузвельт и Черчилль, как отмечает американский историк У. Кимболл, понимали, что «цель безоговорочной капитуляции для англо-американцев недостижима без Красной Армии» [7, с. 190]. Советское руководство в целом позитивно отнеслось к этой инициативе и впоследствии не раз ссылалось на этот принцип в своей политике. Так, в приказе Верховного Главнокомандующего от 1 мая 1943 г. И. В. Сталин заявил о борьбе «до полного разгрома гитлеровских армий и безоговорочной капитуляции Германии» [8, с. 100].
В то же время переход к «прямым» военным действиям предусматривался союзниками только «после создания соответствующих[политических] условий». Политические же цели их, в первую очередь Великобритании, в борьбе с европейскими агрессорами заключались в восстановлении имперских позиций Лондона в бассейне Средиземноморья и обеспечении их контроля над Суэцким каналом и ближневосточными нефтяными ресурсами. В этих целях и были развернуты сначала британо-американские военные операции на Севере Африки, а в июле 1943 г. – Итальянская кампания союзников, обеспечившая свержение режима Б. Муссолини, но не исключившая территорию Северной Италии, которую тут же оккупировали немецкие войска, с арены вооруженной борьбы вплоть до 25 апреля 1945 г.
Проведя Итальянскую кампанию, союзнические войска, конечно же, внесли свой вклад в достижение общей победы над фашизмом. И значение этого вклада никто не оспаривает. Однако периферийное место и масштабы этих военных действий не позволяли сыграть должной роли в сокрушении главных сил фашистской Германии и не заставили ее снять необходимые для отпора британо-американцам силы с советско-германского фронта (тем самым они не повлияли существенно на ход борьбы Вооруженных Сил СССР, а Советский Союз, напротив, стал реально помогать союзникам уже с событий в Северной Африке, позволяя им свободно выбирать направления развертывания военных действий).
Характерными чертами ведения операций союзниками при этом являлись длительность и тщательность подготовки, обеспечение значительного превосходства в людских и материальных ресурсах, достижение стратегического превосходства в воздухе и на море, надежное огневое поражение обороны противника при ведущей роли ВВС, чрезмерный методизм и низкие темпы наступления…
Нерациональное, крайне медленное использование на второстепенных направлениях во имя достижения политических целей значительного количества вооруженных сил не только не способствовало достижению главной цели антигитлеровской коалиции – решительному разгрому Германии, но и существенно затруднило открытие второго фронта и проведение Нормандской и последующих операций союзников в Западной Европе. Например, на время первой, самой сложной фазы операции по высадке войск и сил союзников на Севере Франции в Италии находилось превышавшее их численность количество военнослужащих – 1 млн 339 тыс. человек с соответствующим вооружением в составе 27 дивизий против около 441 тыс. человек в составе 20 не самых оснащенных и боеспособных дивизий Германии [9, с. 21; 10, с. 442].
За более чем 1,5 года Итальянской кампании союзниками не было уничтожено ни одной дивизии немцев, в то время как только в зимне-весенней кампании 1944 г. Советские Вооруженные Силы разгромили 175 дивизий противника, при этом Вермахт лишился более 1 млн солдат и офицеров, 20 тыс. орудий и минометов, 4,2 тыс. танков и штурмовых орудий и около 5 тыс. самолетов. В летне-осенней кампании Красная Армия разгромила 314 дивизий и 47 бригад противника, из них 96 дивизий и 24 бригады были уничтожены или пленены, а людские потери составили 1,6 млн человек [1, с. 361; 11, с. 637; 12, с. 714]. На Западном фронте общие потери противника составили за весь 1944 г. 634 тыс. человек [13, с. 40]. «Мы впустую растрачиваем ресурсы… и что еще хуже… теряем время», – признавал генерал Д. Эйзенхауэр, предлагая как можно скорее перейти к десантной операции в Западной Европе, которую он впоследствии и возглавил в качестве главнокомандующего войсками союзников [14, с. 41].
Перед ведущими государствами антигитлеровской коалиции в 1944 г. вставали серьезные вопросы, касавшиеся эффективности их военного взаимодействия и требовавшие скорейшего разрешения. Они были общими для СССР, США и Великобритании, однако каждая из трех великих держав подходила к ним по-своему. Попытка найти общие подходы и была предпринята лидерами «Большой тройки» на Тегеранской конференции в конце ноября-начале декабря 1943 г. Тянуть было больше нельзя. Президент США Ф. Рузвельт, сторонник быстрейшего открытия второго фронта, незадолго до Тегеранской конференции заметил: «…Если дела в России пойдут и дальше так, то, возможно, будущей весной второй фронт и не понадобится» [15, с. 141]. Однако переломить высадки противников в Северной Франции, в первую очередь У. Черчилля, ему долго не удавалось.
Первый вопрос, витавший в атмосфере встреч лидеров «Большой тройки» в Тегеране, заключался в том, насколько союзники могут доверять друг другу, поскольку без определенного минимума доверия их взаимодействие было крайне затруднительным. Для СССР принципиальное значение имел фактор второго фронта: действительно ли политика США и Великобритании достойна доверия, учитывая то, что ключевой вопрос – открытие военных действий в Северной Франции – ими, несмотря на многочисленные заверения, не решался [16, с. 138]. Так, еще в июне 1942 г. между СССР и США было подписано Соглашение о принципах взаимной помощи в ведении войны. В опубликованных совместных официальных коммюнике (советско-американском и советско-английском) указывалось, что «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в 1942 г.» [17, с. 265].
Затягивание союзниками открытия второго фронта в СССР воспринималось крайне негативно, так как в этом очевидно просматривалось их стремление к «максимальному истощению и изнашиванию сил Советского Союза для уменьшения его роли при разрешении послевоенных проблем» [18, с. 670]. В написанном в резких тонах ответном послании И. В. Сталина от 24 июня 1943 г. У. Черчиллю, в котором с цитатами перечислялись все предыдущие обещания премьера на счет второго фронта, с сарказмом говорилось: «…Это Ваше ответственное решение об отмене предыдущих Ваших решений насчет вторжения в Западную Европу принято Вами и Президентом без участия Советского Правительства… хотя Вы не можете не знать, что в войне с Германией роль Советского Союза и его заинтересованность в вопросах второго фронта достаточно велики.
Нечего и говорить, что Советское Правительство не может примириться с подобным игнорированием коренных интересов Советского Союза в войне против общего врага. Вы пишете мне, что Вы полностью понимаете мое разочарование. Должен Вам заявить, что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину» [16, с. 138]. Советскому руководству было тем не менее ясно, что и в 1943 г. в войне с Германией придется рассчитывать лишь на собственные силы.
Что касается встречи на высшем уровне, то Ф. Рузвельт и У. Черчилль и ранее пытались пригласить И. В. Сталина на встречу втроем, скорее для того, чтобы смягчить его представления о коалиционной стратегии союзников [19, с. 37–38]. Однако обстановка на фронте не позволяла Верховному Главнокомандующему покинуть страну. Только теперь, после коренного перелома в ходе войны, советский лидер почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы принять это приглашение. За ним уже стояли крупные военные победы, возросшая мощь и авторитет Советского государства, позволявшие рассчитывать на успешное отстаивание интересов СССР. Ему же принадлежало и предложение о Тегеране как месте созыва конференции.
Поэтому для советской делегации и спустя 1,5 года главным вопросом на Тегеранской конференции было подтверждение обещания открытия союзниками второго фронта. Хотя американские и британские представители в период предшествовавшей встрече в Тегеране Московской конференции союзных государств на уровне руководителей их дипломатических и военных (британские и американский военные представители, генерал-лейтенант Г. Исмей и генерал-майор Дж. Дин) ведомств подтвердили решение об открытии второго фронта «весной 1944 г.» [20, с. 92–106], это, ввиду того что все обещанные до этого сроки его открытия были сорваны, еще не гарантировало точного соблюдения и этого нового срока. Даже когда 30 ноября Ф. Рузвельт сообщил в Тегеране «маршалу Сталину приятную для него новость» о том, что «Оверлорд» намечен на май 1944 г. и будет проведен «при поддержке десанта в Южной Франции», в окончательность этого решения верилось с трудом. И. В. Сталин, выразив, конечно, свое удовлетворение данным решением, для укрепления решимости союзников даже заверил Ф. Рузвельта и У. Черчилля, что «к моменту начала десантных операций во Франции русские подготовят сильный удар по немцам» [21, с. 141].
В определенной степени «подталкиванию» союзников к этому решению было призвано способствовать и заявление уже в первый день работы конференции в Тегеране главы советского правительства о том, что вступление СССР в войну с Японией, о котором неоднократно просили союзники, «может иметь место, когда мы (т. е. все вместе. – В. 3.) заставим Германию капитулировать». Это заявление У. Черчилль при личной встрече с И. В. Сталиным 30 ноября назвал «историческим» – такая реакция премьер-министра в немалой степени была связана с тем, что британское руководство не ожидало, что Москва сама поднимет в Тегеране вопрос о войне с Японией [21, с. 95; 137; 22]. Для президента США и его окружения отношение к вопросу о втором фронте определялось оценкой СССР как могущественного военного союзника для разгрома не только Германии, но впоследствии и Японии [23, с. 270 – 290; 24; 25; 26]. Генерал Дж. Дин, глава американской военной миссии в Москве в 1943–1945 гг., писал, что «почти с начала нападения Японии на США и фактически почти до окончательной катастрофы Японии президент и начальники штабов придавали величайшую важность советскому участию в Тихоокеанской войне» [27, с. 110]. Поэтому, предпринимая этот шаг, советская делегация учитывала его большую политическую значимость. Тем самым СССР продемонстрировал союзникам свое стремление к военному сотрудничеству не только в Европе, но и в Азии. Вместе с тем упоминание о том, что вступление СССР в войну против Японии может иметь место лишь после капитуляции Германии, подчеркивало связь развития дальневосточных событий с быстрейшим открытием второго фронта в Европе. При этом И. В. Сталин развеял опасения союзников о последствиях для послевоенного переустройства в Азии, заявив на заседании 30 ноября о своем согласии с тем, «чтобы была создана независимая Корея и чтобы Формоза и Маньчжурия были возвращены Китаю» [21, с. 143].
Решения Тегеранской конференции имели огромное значение. Договоренность об одновременном проведении «Оверлорда» на западе Европы и советских наступательных действий на востоке, да еще и подкрепленная заверением СССР о готовности оказать помощь союзникам в войне против Японии после завершения разгрома Германии, говорила о том, что отношения в рамках «Большой тройки» наполнились «новым содержанием – согласованием планов их военных операций» [28, с. 187]. По сути, речь шла о новом этапе коалиционной войны с более тесной, чем прежде, координацией военных действий трех государств до конца мировой войны.
Тем не менее масштабы планировавшихся и фактически проводимых союзниками операций в Европе в 1944 г. ни в какое сравнение не входят с развернутым грандиозным наступлением Вооруженных Сил СССР по всему советско-германскому фронту (знаменитые 1 °Cталинских ударов). Сердцевиной этого мощного натиска на гитлеровскую военную машину являлось наступление Красной Армии в Беларуси (Белорусская стратегическая наступательная операция «Багратион»), которое осуществлялось по заранее достигнутой договоренности с союзниками [19, с. 146–147].
В результате к сентябрю 1944 г. Вооруженные Силы СССР освободили часть Румынии и Польши и подошли вплотную к границе Германии, до чего союзникам было еще далеко.
И все же нельзя не отметить с удовлетворением, что в результате решения о приоритете операции «Оверлорд» – этой без преувеличения наиболее грандиозной стратегической десантной операции союзников в годы мировой войны – открывался путь к скорейшей победе над Германией, к реальной возможности «сломать ей хребет», по выражению Главнокомандующего ВМС США адмирала Э. Кинга [29, с. 562].
В конце мая 1944 г. союзники накопили в Англии для высадки в Нормандии порядка 80 дивизий. Только в составе первой волны они насчитывали 156 тыс. человек, поддерживаемых армадой в более 10,8 тыс. боевых самолетов. Всего же до начала августа планировалось перевезти более 2,8 млн человек войск и служб обеспечения [30, с. 459; 31, с. 341; 32, с. 21; 33, с. 30; 1, с. 358–359].
Численность немецких войск в Нормандии составляла от 415 до 490 тыс. человек. Помимо этого, на остальной территории Франции находились 900 тыс. военнослужащих Вермахта, 2200 танков и 2300 самолетов [34, с. 192]. На побережье Северной Франции, Бельгии и Голландии немцы имели 36 дивизий оккупационных войск, а всего здесь дислоцировалось 58 дивизий Вермахта [1, с. 358–359; 35, с. 172]. Немцами была выстроена оборонительная линия – так называемый Атлантический вал. К началу высадки союзников на Западном побережье были возведены более 12 тыс. укреплений, а в районе французского Средиземноморья – 943 оборонительных сооружения [30, с. 467;
1, с. 358–359]. Для воспрепятствования массовой высадке десанта и для изменения главного направления удара союзников в выгодных для немцев направлениях были установлены около 0,5 млн береговых препятствий и заложены 6,5 млн мин [30, с. 467].
Однако немцам, располагавшим малоопытными и плохо оснащенными войсками, так и не удалось создать непреодолимую оборону. Американские военные историки в 1945 г. отмечали: «Система укреплений была совершенно недостаточна», а из средств обороны подавляющее число составляли пулеметы и легкие орудия [36, с. 24–27], поэтому высадка прошла вполне успешно.
Успеху союзников с самого начала способствовали также действия сил движения Сопротивления во Франции, чьи удары синхронизировались с высадкой десанта. Верховный главнокомандующий союзными экспедиционными силами Д. Эйзенхауэр не без основания рассчитывал на серьезное участие в операции «Оверлорд» французского движения Сопротивления. Перед вторжением участники Сопротивления информировали союзное командование о передвижениях частей оккупантов и всячески препятствовали их перемещениям в Нормандии. Союзное командование также ввело в действие несколько планов дезорганизации ко «дню Д» тыла немцев во Франции: план «Грюн» еще перед вторжением предусматривал разрушить 570 железнодорожных узлов и станций на 30 главных направлениях, план «Шильдкротен» – нарушение линий связи, подрыв мостов и виадуков [37, с. 127; 1, с. 362]. Важную роль сыграла и дезинформация, запущенная британо-американским командованием, о месте высадки (Па-де-Кале) и ее командующем (Дж. Паттон) [38, с. 375–376, 390; 39, с. 4–8; 40, с. 45]. Как бы то ни было, успешная высадка союзных войск и их неожиданно для противника скорое продвижение в глубь французской территории явились важнейшими слагаемыми успеха Нормандской операции. Но самым опасным для немецких войск было то, что А. Гитлер не мог снять для усиления позиций на севере Франции никаких подкреплений, кроме небоеготовых территориальных оккупационных войск с других французских и соседних территорий.
Высадка союзных войск началась 6 июня 1944 г. на 5 основных участках: «Омаха», «Юта», «Джуно», «Суорд», «Голд». Для проведения операции в общей сложности использовались 6939 кораблей и судов, в том числе 4126 (3261 британский и 865 американских) десантных кораблей и 1092 (890 британских и 150 американских) военных кораблей всех видов и классов, 1360 транспортных самолетов и около 3000 планеров. Наземной высадке предшествовал воздушный десант в составе 101-й и 82-й воздушно-десантных дивизий США и 6-й – Великобритании [30, с. 540; 13, с. 23].
К концу 6 июня, несмотря на проблемы, возникшие на участке «Омаха», союзникам удалось закрепиться на всех пяти участках высадки морского десанта и доставить на побережье более 155 тыс. солдат и 16 тыс. единиц боевых машин и автотранспорта, в том числе 900 танков и бронетранспортеров, и 600 тыс. орудий. Вопреки ожиданиям, потери союзников оказались относительно незначительны: 6 тыс. американцев, 3 тыс. англичан и канадцев. К исходу 12 июня союзники создали на французском берегу плацдарм протяженностью 80 км по фронту и в 13–18 км в глубину. В течение последующих шести недель десант вел тяжелую борьбу за расширение плацдарма, обеспечение транспортировки и сосредоточение крупных группировок войск для создания решительного превосходства в силах и средствах на восточном и южном направлениях. Только к концу июня плацдарм союзников достиг 100 км по фронту и от 20 до 40 км в глубину. Там были оборудованы 23 аэродрома; численность британо-американских войск составляла 875 тыс. человек [37, с. 144–146].
В ходе подготовки и проведения операции «Оверлорд» и особенно после переноса военных действий Вооруженных Сил СССР на территорию Германии координация взаимодействия шла по линии Генерального штаба Красной Армии, центральных и главных управлений Наркомата обороны с представителями американской и британской военных миссий. Проводился обмен оперативной и другой информацией, согласовывались вопросы по боевому применению и взаимодействию ВМФ, ВВС, артиллерии, инженерных войск и других видов и родов войск как в стратегическом, так в оперативном и тактическом плане. Координировались планы стратегической дезинформации противника и планы пропаганды в связи с операциями по сквозным бомбардировкам. Проводился обмен информацией о состоянии и положении войск с приложением, как правило, оперативных карт, схем и расчетов. Генеральный штаб Красной Армии регулярно информировал союзников об обстановке на фронтах и в зависимости от продвижения войск уточнял рубежи и объекты огневого поражения противника.
Для англо-американской авиации, действовавшей с аэродромов Италии и Англии, было выделено несколько аэродромов на Украине (в районе Полтавы и Миргорода), с использованием которых проводились сквозные челночные операции по бомбардировке военных объектов на территории Германии [41, л. 59].
Хотя противником из других районов Франции в Нормандию и перебрасывались некоторые подкрепления, это происходило с такой медлительностью, что накопление его сил в районе боев в течение первых шести недель кампании составляло в среднем всего около половины дивизии в сутки. Причинами тому являлись мощное наступление Красной Армии в Беларуси и на Украине и активные действия французских партизан на немецких транспортных коммуникациях.
Уже 10 июня 1944 г., т. е. через 4 дня после высадки союзников в Нормандии, развернули наступление войска Ленинградского и Карельского фронтов, а 23 июня началось советское наступление в Беларуси – одно из крупнейших во Второй мировой войне (операция «Багратион»). Успех, достигнутый в этих операциях, в ходе которых 17 дивизий и 3 бригады Вермахта были уничтожены, а 50 – лишились половины состава, был использован для расширения фронта стратегического наступления советских войск от Балтики до Карпат и не позволил немецкому командованию снять часть сил и средств с Восточного фронта для усиления войск на западе, тем самым были созданы благоприятные условия для развития успеха союзным войскам [42, с. 76]. Оценивая влияние мощного удара Красной Армии, вышедшей к границам Третьего рейха, на советско-германском фронте летом 1944 г., американский дипломат Ч. Болен писал: «Советы честно выполнили свои обязательства в соответствии с договоренностью и начали свое наступление тогда, когда оно оказало реальную помощь союзникам» [43, с. 26].
На фоне успешного наступления советских войск действия союзников вызывали огромную озабоченность. Неудовлетворительное завершение осенью 1944 г. операции в Голландии «Маркет-Гарден» («Огород»), предпринятой по инициативе амбициозного британского фельдмаршала Б. Монтгомери с заявленной целью стремительно вырваться к Берлину и опередить русских, имело тяжелые последствия для Западного ТВД. «…Мы продвигались к Рейну несколькими фронтами, – признавал впоследствии Монтгомери, – причем не скоординированными между собой. И чем ответили нам немцы? Одним скоординированным ударом в Арденнах, когда мы утратили равновесие сил и чрезмерно растянули фронт. Вот нас и застали врасплох» [44, с. 302].
Ситуация, связанная с Арденнами, служит классическим примером коалиционного взаимодействия и оказания помощи союзникам на ТВД. 16 декабря американским войскам (1-яА) был нанесен внезапный мощный удар на северном фланге. Гитлеровское руководство рассчитывало таким образом добиться решающего поворота в войне на Западе. Беспорядочное отступление американцев удалось приостановить только в начале января 1945 г., но положение на этом направлении оставалось очень тяжелым. В ночь на 1 января
1945 г. немецкая авиация осуществила массированный налет на аэродромы союзников. В это же время гитлеровцы провели успешное наступление в Северном Эльзасе и развернули подготовку наступления на южном фасе Арденнского выступа.
В это тяжелое для союзников время на советско-германском фронте Красная Армия завершила окружение будапештской группировки противника. С 12 по 14 января началось новое крупное наступление (Восточно-Прусская и Висло-Одерская стратегические наступательные операции), в перенесенные И. В. Сталиным на более ранние сроки по личным просьбам Ф. Рузвельта и У. Черчилля [16, с. 348–349; 19, с. 187]. Кризисная обстановка в Арденнах была ликвидирована. Создались благоприятные условия для последующего наступления британо-американских войск в глубь Германии, завершившегося их встречей с советскими войсками на Эльбе 25 апреля 1945 г. [45, л. 294].
Берлин же был взят советскими войсками во взаимодействии с воинами Войска Польского. А 9 мая представители военного командования союзников под председательством Маршала Советского Союза Г. К. Жукова подписали в пригороде Берлина Карлсхорсте Акт о безоговорочной капитуляции Германии.
Во взаимодействии с местными вооруженными силами и отрядами движения Сопротивления советские войска полностью или частично освободили от фашистского гнета 11 стран Европы. Но на этом коалиционное взаимодействие СССР с союзниками не закончилось – впереди была война против Японии. Решение об участии СССР в этой войне окончательно оформилось к лету 1944 г. По этому поводу Маршал Советского Союза А. М. Василевский писал в своих воспоминаниях: «То, что мне придется ехать на Дальний Восток, я впервые узнал летом 1944 года. После окончания Белорусской операции И. В. Сталин в беседе со мной сказал, что мне будет поручено командование войсками Дальнего Востока в войне с милитаристской Японией» [46, с. 238–239]. Последующее развитие событий подтвердило правильность решения об оказании помощи союзникам на Дальнем Востоке. Дело в том, что на рубеже конца 1944 – начала 1945 г. явно тупиковой оказалась стратегическая ситуация на Азиатско-Тихоокеанском театре Второй мировой войны.
Капитуляция нацистской Германии в мае 1945 г. ознаменовала окончание войны в Европе. Но на Дальнем Востоке и Тихом океане продолжала упорную борьбу против США, Великобритании, Китая и их союзников в Азиатско-Тихоокеанском регионе милитаристская Япония.
Союзникам удалось изгнать японские войска со значительной части территорий, которые они захватили в начале войны. Общими усилиями они заставили Японию отойти на «внутреннюю линию обороны», но периметр ее был еще огромен. Серьезные поражения японского флота в ряде морских боев и сражений с американским флотом на Тихом океане и выход американских вооруженных сил на ближние подступы к Японской метрополии не создали, однако, условий для перехода их в решительное наступление. Морская блокада и бомбардировки японских городов, предпринятые американцами, явно не давали скорого эффекта. Для доведения Японии до полного истощения требовались огромные силы, средства и длительное время. К тому же с началом массированных бомбардировок японцы стали рассредоточивать свою промышленность, строить подземные заводы, усиливать противовоздушную и береговую оборону. В этих условиях планы принудить Японию к капитуляции действиями только флота и авиации, которых ранее придерживалось практически все политическое и военное руководство США, были квалифицированы как «стратегия ограниченных целей», и им была отведена лишь вспомогательная роль. «Эта стратегия, – говорилось в документе ОКНШ, – не дает гарантий в том, что она приведет к безоговорочной капитуляции или разгрому» [47, с. 63].
Япония по-прежнему не помышляла о безоговорочном прекращении военных действий и, продолжая сопротивление силами пяти стратегических группировок [48, с. 538], развернула подготовку для решительного отпора американо-британскому наступлению непосредственно на Японских островах, а также к обороне в Корее и на северо-востоке Китая. Японская армия была в состоянии затянуть войну против Китая, США и Великобритании на длительный срок. Вооруженные силы Японии насчитывали более 7 млн человек, в том числе более 3,5 млн на Японских островах, против менее 2,5 млн войск союзников в зоне Тихого океана. Кроме того, у Японии имелась возможность мобилизовать в действующую армию еще 1,5 млн человек, создавалось многомиллионное ополчение, армия смертников. Американо-британское командование не без оснований считало, что только высадка на островах Японской метрополии будет стоить союзникам больше жизней, чем за всю Тихоокеанскую войну. Кроме того, подготовка и проведение десантных операций были сопряжены с громадными трудностями, а сами операции могли начаться не ранее ноября 1945 г. на второстепенном острове Кюсю [49, с. 395]. Но у США и Великобритании не было уверенности, что даже после того, как их десантные операции увенчаются успехом и Япония капитулирует, ее стратегические группировки на Азиатском субматерике также сложат оружие. По оценкам союзников, война на Востоке могла затянуться в целом еще на 1,5–2 года (более того, главнокомандующий вооруженными силами союзников в войне против Японии Д. Макартур, исходя из своего опыта, считал, что без участия СССР японское сопротивление может продлиться 5–7 лет) и унести с собой жизни по крайней мере 1,5 млн солдат и офицеров американской и британской армий, а также около 10 млн жизней японцев [50, с. VIII; 51; 52, с. 619; 53, с. 545; 54, с. 108]. Этим далеко не исчерпывалось число бед, которые несла бы война народам АТР в случае ее продолжения.
Позиция Китая, потерявшего, по современным китайским оценкам, в результате преступной агрессии Японии более 35 млн своих граждан, по вопросам определения перспектив войны против Японии была аналогичной. Согласно меморандуму Чан Кайши, обсуждавшемуся союзниками 22 ноября 1943 г., лишь в мае 1945 г. было возможным завершение операций по освобождению Кантона и Гонконга; в мае – ноябре 1945 г. – бомбардировки Тайваня; в ноябре 1945 г. – наступление на Шанхай. Вторжение же на территорию собственно Японии считалось возможным только после 1947 г. [29, с. 370–371].
В войне на Тихом океане создалась ситуация, при которой ни та, ни другая воюющие стороны не находили, опираясь только на участвовавшие в вооруженной борьбе в то время силы, быстрого, не связанного с огромными потерями и эффективного решения, ведущего к окончанию военных действий. По мнению многих военных авторитетов союзников, заставить японцев капитулировать в короткий срок можно было только путем нанесения решительного поражения наиболее крупной, сильной, стратегически важной группировке японских войск на материке. Этим параметрам соответствовал Маньчжуро-Корейский район с его более чем миллионной группировкой войск, значительной промышленной и сырьевой базой и крупными стратегическими запасами. Этот район играл роль связующего звена Японской метрополии с континентом. Союзники хорошо понимали, что, потеряв этот важнейший стратегический район, Япония лишится большинства необходимых средств продолжения войны и неизбежно «запросит пощады». Решить эту задачу в короткии срок могли только имевшие колоссальный опыт ведения сухопутных операций советские войска. Поэтому ряд видных военачальников союзников связывали свои планы с обязательным вступлением в войну против Японии Советского Союза [55, с. 552–553]. С другой стороны, руководители США и Великобритании хорошо понимали, что, «если бы Россия все еще оставалась нейтральной», то «огромная японская армия в Маньчжурии могла бы быть брошена на защиту самой Японии» [53, с. 333]. Генерал Д. Макартур был убежден, что американские войска «не должны высаживаться на острова собственно Японии, пока русская армия не начнет военные действия в Маньчжурии» [56, с. 51].
Все это требовало от руководства союзных держав принятия судьбоносных решений, и они были, как уже отмечалось, предварительно обговорены лидерами «Большой тройки» еще на Тегеранской конференции и тщательно проработаны, в том числе на уровне военных штабов, на Ялтинской и Потсдамской конференциях руководителей СССР, США и Великобритании в феврале и июле 1945 г., результатом чего стало вступление 9 августа в военные действия против Японии для оказания помощи союзникам Советского Союза, который имел для этого и собственные основания.
Война против Японии явилась для СССР логическим продолжением Великой Отечественной войны советского народа против фашистского нашествия, за освобождение от нацистского гнета народов ряда стран Европы. Вынеся основную тяжесть кровопролитной борьбы на Европейском театре военных действий, сковывая на протяжении всей Второй мировой войны постоянным присутствием на востоке страны около трети численности Вооруженных Сил СССР (что никогда не снижалось ниже уровня в 1 млн военнослужащих [57, с. 394]), а затем и разгромив костяк японской армии – миллионную Квантунскую группировку войск и часть сил японского 5-го фронта на Сахалине и Курилах, Советский Союз внес существенный вклад в достижение общей победы. И Ф. Рузвельт, и У. Черчилль не раз свидетельствовали о колоссальном значении побед Красной Армии в крупнейших в военной истории битвах, особенно за Сталинград, Кавказ и под Курском, для их борьбы с японской агрессией. Ведь все это решающее для хода и исхода Второй мировой войны время они могли концентрировать свои главные усилия в зоне Тихого океана, постепенно добиваясь перелома в военных действиях на Азиатско-Тихоокеанском театре войны, вплоть до июня 1944 г. оттягивая открытие второго фронта в войне против Германии. Вступление СССР в ответ на настойчивые многочисленные просьбы союзников по антифашистской коалиции в войну против Японии не только обеспечило благоприятное для России решение накопившихся за десятилетия проблем и споров между двумя странами, повысило позитивную роль Советского Союза в делах Азиатско-Тихоокеанского региона и мира в целом, но и значительно приблизило день наступления долгожданного мира, спасло человечеству многие миллионы жизней. В том, что и временные параметры, и число жертв были кардинально сокращены, заключается великое гуманистическое значение вклада СССР в победу на Востоке. Итак, весна и лето 1945 г. вошли в историю как время полного разгрома нацистской Германии и краха милитаристской Японии. Особой гордостью для народов нашего Отечества всегда будет то, что и на Западе, и на Востоке последние победные точки в вооруженной борьбе с главными зачинщиками этой войны были поставлены воинами Вооруженных Сил СССР. И этот факт не дано оспорить никому.
Вместе с тем победа над общим врагом еще долгое время не была бы достигнута ни на Западе, ни на Востоке, если бы не существовало прошедшего испытание суровой войной союза антифашистских государств. Уроки Второй мировой войны вновь и вновь подтверждают важность коалиционных демократических начал в мировом сообществе, проявившихся в действиях союзных держав против общего врага, только уже в целях недопущения новых мировых войн.
Источники и литература
1. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – М., 2011. – T. 1: Основные события войны.
2. Stoler, М. Allies in War. Britain and America Against the Axis Powers 1940–1945 / M. Stolen – London, 2005.
3. Sainsury, K. The Turning Point: Roosevelt, Stalin, Churchill, and Chiang-Kai-Shek, 1943 / K. Sainsury. – Oxford, 1986.
4. Духовная основа и стимул. – М., 2013.
5. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – М., 2012. – T. 3: Битвы и сражения, изменившие ход войны.
6. Foreign Relations of the United States (FRUS). The Conferences at Washington, 1941–1942 and Casablanca, 1943. – Washington, 1943.
7. Kimball, W. Forged in War. Roosevelt, Churchill, and The Second World War / W. Kimball. -Chicago, 1997.
8. Сталин, И. В. О Великой Отечественной войне Советского Союза / И. В. Сталин. – 5-е изд. – М., 1946.
9. Clark, L. Anzio: The Friction of War. Italy and the Battle for Rome 1944 / L. Clark. – London, 2006.
10. Самсонов, A. M. Крах фашистской агрессии 1939–1945 / A. M. Самсонов. – М., 1980.
11. См.: Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – М., 2012. – T. 4: Освобождение территории СССР. 1944 год.
12. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. – М., 1961.
13. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – М., 2013. – T. 5: Победный финал. Завершающие операции Великой Отечественной войны в Европе. Война с Японией.
14. Цит. по: Фейс, Г. Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились / Г. Фейс; пер. с англ. – М., 2003.
15. Цит. по: Рузвельт, Э. Его глазами / Э. Рузвельт; пер. с англ. – М., 1947.
16. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. (далее – Переписка). – М., 1958. – Т. 1.
17. История дипломатии. – М., 1975. – Т. 4.
18. СССР и германский вопрос. – М., 1996. – Т. 1. – Прим. 90.
19. Переписка. – М., 1986; Т. 2. – М., 1958.
20. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19–30 окт. 1943 г.): сб. док. (далее – Московская конференция). – М., 1984.
21. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: сб. док. (далее – Тегеранская конференция). – М., 1978. – Т. 2: Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании; 28 нояб. -1 дек. 1943 г.
22. С. О. S. (Sextant), Nov. 26, 1943 // TNA, CAB/99/25.
23. Зимонин, В. П. Принуждение Японии к миру / В. П. Зимонин // Партитура Второй мировой: гроза на Востоке / авт. – сост. А. А. Кошкин. – М., 2010.
24. Зимонин, В. П. Канун и финал Второй мировой: Советский Союз и принуждение дальневосточного агрессора к миру: историограф, анализ / В. П. Зимонин. – М., 2010.
25. Зимонин, В. П. Регион в огне: узловые проблемы войны на Тихом океане / В. П. Зимонин.-М., 1993.
26. Зимонин, В. П. Последний очаг Второй мировой / В. П. Зимонин. – М., 2002.
27. Дин, Дж. Странный союз / Дж. Дин. – М., 2005.
28. Сиполс, В. Я. Великая Победа и дипломатия / В. Я. Сиполс. – М., 2000.
29. FRUS: The Conferences at Cairo and Tehran, 1943. – Washington, 1961.
30. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg (далее – Das Deutsche Reich).– Stuttgart; Mtinchen, 2001. – Bd. 7.
31. Zetterling, N. Normandy 1944: German Military Organization, Combat Power and Organizational Effectiveness. – New York, 2000.
32. Report by the Supreme Commander to the Combined Chiefs of Staff on the Operations in Europe of the Allied Expeditionary Force. 6 June 1944 to 8 May 1945. – Washington, 1946.
33. Atkinson, R. The Guns at Last Light. The Warin Western Europe, 1944–1945 / R. Atkinson. -New York, 2013.
34. Shulman, M. Defeat in the West / M. Shulman. – New York, 2007.
35. Мировые войны XX века: в 4 кн. – 2-е. изд. – М., 2005. – Кн. 3: Вторая мировая война: ист. очерк.
36. Omaha Beachhead. Center of Military History. – Washington, 1945.
37. Золотарев, В. А. Второй фронт против Третьего рейха / В. А. Золотарев. – 2-е изд. – М., 2005.
38. Брэдли, О. Записки солдата / О. Брэдли; пер. с англ. – М., 1957.
39. D-Day 1944 Air Power Overthe Normandy Beaches and Beyond. – Washington, 1994.
40. Morgan, E. Overture to OVERLORD / E. Morgan. – New York, 1950.
41. Центральный архив Министерства обороны РФ (далее – ЦАМО). – Ф. 40. – Оп. 11549. – Д– 266.
42. Великая Отечественная война 1941–1945. Военно-исторические очерки: в 4 кн. – М., 1999. – Кн. 3: Освобождение.
43. Bohlen, Ch. The Transformation of American Foreign Policy / Ch. Bohlen. – New York, 1969.
44. Монтгомери, Б. Мемуары фельдмаршала. – M., 2006.
45. ЦАМО. – Ф. 40. – Оп. 11549. – Д. 295.
46. Василевский, А. М. Дело всей жизни / А. М. Василевский. – М., 1989. – Кн. 2.
47. The Entry of the Soviet Union into the War Against Japan: Military Plans. 1941–1945. – Washington, 1955.
48. Хаттори, T. Япония в войне 1941–1945 / T. Хаттори; сокр. пер. с яп. – М., 1973.
49. Reports of General MacArthur: Japanese Operations in South-West Pacific Area. – Washington, 1966.-Vol. 1.
50. Relations with China: reference to the Period 1944–1945. – Washington, 1949.
51. The Japan Times. – 1984. – 15 August.
52. Stimson, H. On Active Service in Peace and War / H. Stimson, M. Bundy. – New York, 1948.
53. Churchill, W. The Second World War / W. Churchill. – New York, 1974. – Vol. 6.
54. Зимонин, В. П. Принуждение агрессора к миру: Советский Союз и победная точка во Второй мировой войне / В. П. Зимонин. – М., 2011.
55. Spector, R. Eagle Against the Sun. The American War with Japan / R. Spector. – New York, 1985.
56. The Entry of the Soviet Union into the War Against Japan: Military Plans. 1941–1945. -Washington, 1955.
57. Военная история Отечества с древних времен до наших дней: в 3 т. – М., 1995. – Т. 2.
Подготовка штабов и войск к выполнению поставленных задач в операции «Багратион»
В. Б. Василевский, В. И. Шатько (Минск)
Военная история знает немало примеров, когда хорошие решения на проведение операции или боя не достигали успеха лишь потому, что не была проведена тщательная подготовка войск. Принять решения на операцию и бой, наметить направление ударов и определить группировку войск – это только часть содержания понятия «подготовка». Не менее важно осуществить всестороннюю подготовку войск, боевой техники и обеспечить их всем необходимым для выполнения задачи, а также добиться тесного взаимодействия между элементами оперативного построения и боевого порядка.
Опыт подготовки операции «Багратион» показывает, что она не стала исключением. При этом следует отметить, что в основу подготовки войск и штабов легли условия и факторы, оказывающие влияние на подготовку и проведение операции:
во-первых, это условия лесисто-болотистой местности района операции с большим количеством водных преград, обусловливающие ведение наступления по разобщенным направлениям;
во-вторых, операция «Багратион являлась крупнейшей операцией Великой Отечественной войны по размаху, привлекаемым силам и средствам, что потребовало всесторонней организации и поддержания взаимодействия участвующих войск, в том числе с партизанами и Днепровской речной военной флотилией. Кроме того, отличительной чертой данной операции являлось применение такого способа разгрома противника, как окружение его группировок войск и уничтожение их по частям;
в-третьих, необходимость поддержания высоких темпов наступления как в тактической, так и оперативной глубине потребовала дополнительной подготовки штабов к управлению войсками и обеспечению высокой подвижности войск.
Все это оказало существенное влияние на подготовку войск и штабов к операции.
Подготовка войск является составной частью подготовки операции (боя). Она проводится командующими (командирами), штабами, органами идеологической работы, начальниками родов войск, специальных войск и служб и включает следующее: укомплектование соединений (воинских частей и подразделений) личным составом, вооружением и военной техникой; доведение запасов материальных средств до установленных норм; подготовку оружия и военной техники к боевым действиям; ремонт, усиление проходимости техники, увеличение запаса хода; доведение боевой задачи до личного состава и его подготовку к выполнению этой задачи. Объем, содержание и порядок подготовки определяется указаниями командующего (командира) [1].
Под подготовкой штабов к выполнению боевых задач понимается обучение личного состава и подразделений штабов выполнению возлагаемых на них задач по управлению войсками (силами). Она включает самостоятельную подготовку офицеров и подразделений штаба, а также организацию слаженной работы штаба в целом как органа управления [1].
Перед началом Белорусской наступательной операции проводилась тщательная, кропотливая работа по подготовке войск и штабов, которая заключалась в следующем: доукомплектовании частей и подразделений личным составом, вооружением, техникой и пополнении запасов материальных средств; подготовке командиров и штабов; подготовке личного состава к наступательным действиям в условиях лесисто-болотистой местности; подготовке вооружения и техники к боевому применению; проведении тактических учений на специально подготовленных учебных полях применительно к характеру предстоящих боевых действий; мероприятиях партийно-политической работы. Особое внимание придавалось подготовке командиров и штабов.
Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский вспоминал: «С командирами соединений и частей мы проводили занятия в поле и на рельефных картах той местности, на которой им в скором времени предстояло действовать. Накануне наступления были проведены штабные учения и военные игры от батальона до корпуса на тему «Прорыв обороны противника и обеспечение ввода в бой подвижных соединений». Нелегкое дело предстояло нашим солдатам и офицерам – пройти эти гиблые места, пройти с боями, пройти стремительно. Люди готовили себя к этому подвигу. Пехотинцы невдалеке от переднего края учились плавать, преодолевать болота и речки на подручных средствах, ориентироваться в лесу. Было изготовлено множество мокроступов – болотных лыж, волокуш для пулеметов, минометов и легкой артиллерии, сделаны лодки и плоты. У танкистов – своя тренировка. Вместе с саперами танкисты снабдили каждый танк фашинами, бревнами и специальными треугольниками для прохода через широкие рвы. Не могу не вспомнить добрым словом наших славных саперов, их самоотверженный труд и смекалку. Только за двадцать дней июня они сняли 34 тысячи вражеских мин, на направлении главного удара проделали 193 прохода для танков и пехоты, навели десятки переправ через реки Друть и Днепр. На месте отрабатывалось все, что было связано с предстоящим наступлением: управление войсками и в начале и в ходе операции, маскировка движения наших войск, подвоз техники и боеприпасов, выбор и оборудование маршрутов и дорог, а также всяческие хитрости, которые бы ввели противника в заблуждение относительно наших намерений» [2].
Проводились занятия по розыгрышу предстоящей операции с привлечением командиров корпусов, командиров дивизий и начальников родов войск. В ходе этих занятий детально отрабатывались задачи стрелковых и танковых соединений, план артиллерийского наступления и взаимодействие с авиацией. Основное внимание сосредоточивалось на тщательном изучении особенностей местности в полосе предстоящих действий войск.
В соответствии с теми задачами, которые войскам предстояло решать в наступлении, штабы армий разработали планы боевой подготовки войск. Внимание командиров приковывалось в первую очередь к боевому слаживанию стрелковых рот и батальонов, к отработке их взаимодействия с артиллерией и танками. Для проведения учений с боевой стрельбой подразделения поочередно выводились в тыл на 8-12 км от переднего края. В определенных районах были оборудованы примерно такие же участки обороны, которые предстояло штурмовать. До начала наступления с каждым батальоном из дивизий первого эшелона провели около 10 учений. Войска и штабы настойчиво отрабатывали именно те задачи, которые им предстояло решать в бою. Четко организовывалось взаимодействие пехоты, артиллерии и танков. Пехотинцы научились «прижиматься» к разрывам снарядов своей артиллерии, а артиллеристы – ставить и перемещать огонь, сообразуясь с действиями пехоты и танков. В ходе совместных учений крепла боевая дружба представителей различных родов войск. Командиры батальонов и дивизионов становились лично знакомыми, а это было отнюдь не маловажно для дружной боевой работы [3].
После тщательного изучения обороны противника были составлены индивидуальные планы подготовки частей и подразделений. Так, командующий 39-й армией генерал-полковник И. И. Людников вспоминал: «Мы знали: позиции в обороне противника состоят из трех траншей, а система опорных пунктов и узлов сопротивления неглубоко эшелонирована. Знали: почти вся немецкая пехота располагается на оборонительном рубеже глубиной не более трех километров. С учетом этих особенностей и велась тактическая подготовка наших частей и подразделений. Форсировав на учебных занятиях речку, роты немедленно переходили в наступление. Командиры всех взводов и отделений имели иллюстрированные диаграммы плотности огня противника на отдельных участках нашего наступления. Солдатам объяснили, что самое сильное огневое воздействие неприятель окажет в первой четырехсотметровой полосе перед передним краем обороны. Значит, преодолеть ее надо как можно быстрей. Дальше плотность огня снизится, а за трехкилометровой зоной гитлеровцы и вовсе потеряют возможность управлять своей артиллерией. Опыт показывал, что чем выше темп наступления, тем меньше потерь, тем скорее будет достигнута цель. Солдаты твердо усвоили это. А перед наступлением каждый получил памятку. В ней четко изложены непреложные правила атаки. Вот как были сформулированы отдельные пункты этой памятки: «По команде «В атаку – вперед!» вскакивай быстро. Двигайся бегом и с ходу веди огонь. Не беда, что с ходу в немца не попадешь – к земле его прижмешь. Первую траншею перескочине давай немцу закрепиться на второй. Врага, засевшего в траншеях и блиндажах, уничтожай гранатами. У тебя их пять штук. Расходуй с умом. Лишняя граната не помешает. Если придется драться в траншее – следи, чтобы земля в ствол не набилась. А главное – не медли! Ты присел в воронку, а враг уже окопался. Три километра за первый час одолеешь – врага добить сумеешь. Не прошел – враг ушел. Не медли, солдат!» [4].
Большое место в работе командования и штабов занимали контроль и помощь войскам и штабам. Командующие фронтами и армиями, начальники штабов или их представители, как правило, участвовали на командно-штабных учениях в соединениях, на тактических учениях войск в поле и на командирских занятиях.
В стрелковых дивизиях самых опытных солдат и офицеров направляли в штурмовые батальоны, которые усиливали батареями полковой и дивизионной артиллерии, ротой саперов. Бойцов снабжали дополнительным количеством гранат. Этим батальонам предстояло самое трудное и опасное дело: первыми ворваться в расположение противника, штыком и огнем проломить брешь в его обороне.
Накануне наступления проводились крупные мероприятия, связанные с всесторонним обеспечением войск. Уже со второй половины мая 1944 г. из глубокого тыла страны к фронтам, действовавшим на центральном направлении, шли непрерывным потоком эшелоны с войсками, техникой и материальными средствами. Фронтам, готовившимся к Белорусской операции, ежедневно подавалось в среднем 90-100 поездов. Только за период с 1 по 23 июня 1944 г. фронтам было подано более 75 тыс. вагонов с войсками, техникой, боеприпасами и другими грузами [5].
Благодаря большим усилиям советского руководства, самоотверженной работе тружеников тыла страны и фронтовых тыловых органов войска центрального направления были обеспечены всем необходимым для ведения боевых действий. Во фронтах были созданы значительные запасы боеприпасов – 3,5–4,5 боекомплекта, горючего – 3,5–4 заправки и продовольствия -15-20 сутодач.
Важное место в тыловом обеспечении войск занимала подготовка медицинских учреждений к приему раненых и больных. Были тщательно спланированы мероприятия по эвакуации раненых солдат и офицеров, подготовлено достаточное количество коек в госпиталях. Только в четырех фронтах была развернута госпитальная база на 300 тыс. коек [5].
В преддверии наступления военные советы фронтов, армий и политотделы уделяли большое внимание усилению партийно-политической работы. Главным содержанием ее явилось разъяснение личному составу его воинского долга, конкретных боевых задач, воспитание ненависти к врагу, обеспечение высокого наступательного порыва. В основу политической подготовки войск были положены задачи, поставленные на лето и осень 1944 г. советским руководством– очистить от фашистских захватчиков всю территорию СССР. Учитывалось также и то, что советские войска должны будут вступить на территорию союзной Польши и оказать помощь польскому народу в освобождении от фашистского ига. Главной опорой командиров и политработников в проведении партийно-политической работы являлись коммунисты и комсомольцы. Так, к концу июня 1944 г. в составе партийных организаций четырех фронтов насчитывались 621 тыс. коммунистов, большинство которых находились в боевых подразделениях [6].
Важную роль в политической подготовке личного состава сыграли обращения военных советов фронтов и армий к войскам, тексты которых вручались за несколько часов до начала общего наступления каждому солдату, сержанту и офицеру. В этих обращениях разъяснялись конкретные политические задачи наступательной операции, а весь личный состав призывался к образцовому их выполнению. Одновременно с вручением обращений военных советов до всего личного состава частей первого эшелона доводились боевые приказы их непосредственных командиров.
Все эти мероприятия подготовки войск и штабов позволили снизить влияние негативных условий и факторов и сыграли определяющую роль в успешном выполнении задач операции «Багратион».
Наши полководцы, генералы, офицеры еще раз показали умение готовить войска к операции, доказали, что добывать победу можно не только превосходством в силах и средствах, но и военным искусством командиров, командующих и воинским мастерством солдат и сержантов.
В ходе боевых действий на территории Беларуси советские войска продемонстрировали возросшее искусство ведения боевых действий в условиях лесисто-болотистой местности, на широком фронте и в высоких темпах, что было бы невозможным без огромнейшей подготовительной работы. Опыт подготовки штабов и войск к операции «Багратион» является выдающимся примером в истории военного искусства, остается актуальным в наши дни и, несомненно, заслуживает тщательного анализа, изучения и использования в практике боевой и оперативной подготовки войск в Вооруженных Силах Республики Беларусь.
Литература
1. Советская военная энциклопедия – М., 1978. – T. 6.
2. Рокоссовский, К. К. Солдатский долг / К. К. Рокоссовский. – М., 1986.
3. Плотников, Ю. В. Освобождение Белоруссии / Ю. В. Плотников. – М., 1984.
4. Операция «Багратион». Освобождение Беларуси. – М., 2004.
5. Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне: военно-исторический очерк. – М., 1958. – T. 3.
6. История военного искусства: учебник. – М., 1984.
Развитие теории и практики подготовки наступления по опыту Белорусской стратегической наступательной операции
А. Е. Денисов (Москва)
Весной 1944 г. в Генеральном штабе Красной Армии была завершена разработка оперативного плана стратегической наступательной операции «Багратион». Важные сведения о возможностях нацистской Германии по ведению войны против СССР в Ставку ВГК и Верховному Главнокомандующему докладывала советская военная разведка.
Объем документов, подготовленных военной разведкой в первой половине 1944 г. о силах, намерениях и военно-политическом потенциале нацистской Германии, был достаточно широк. Даже простой перечень только названий одних докладов занял бы несколько десятков страниц.
Разведка смогла добыть сведения о том, что немецкое командование сосредоточило в Беларуси свою наиболее сильную группировку – группу армий «Центр». Многие города и села, как докладывала разведка, были превращены гитлеровцами в неприступные крепости. В общей численности противник сосредоточил в Беларуси (с учетом тылов) около 1,2 млн солдат и офицеров. Немецкое командование готовилось к серьезному сопротивлению на этом участке фронта. Всего, по данным советской военной разведки, на западном стратегическом направлении немцы сосредоточили 63 дивизии и 3 бригады. Они имели 9500 орудий и минометов, 900 танков и штурмовых орудий. Данные разведки также позволили установить, что на Белорусском театре военных действий германские войска занимают положение в виде огромного выступа на восток, который своеобразной дугой огибал территорию Беларуси. Эта конфигурация была выгодна для войск Красной Армии, которые могли нанести противнику сокрушительный удар.
Эти и многие другие сведения о дислокации, составе и вооружении немецких армий на советско-германском фронте поступали в Ставку ВГК от военной разведки и от Группы по разведке, созданной весной 1943 г. В эту группу входили представители всех советских разведывательных служб. Это важный поучительный момент.
Принимая решение о проведении операции «Багратион», Ставка ВГК знала о противостоящем противнике все, что было необходимо для планирования операции.
Необходимо коротко остановиться на результатах наиболее характерных действий сил и средств разведки – засадах, поисках, захватах. Об интенсивности действий разведывательных отделов штабов четырех «багратионовских» фронтов можно судить по количеству проведенных разведчиками засад, поисков, операций по сбору сведений в тылу противника. Наибольшее количество разведывательных операций было проведено в 1944 г. разведчиками 1-го Белорусского фронта, которым командовал генерал-майор П. Н. Чекмазов. На их счету – 22 950 операций. Разведчики 3-го Белорусского фронта отправлялись за линию фронта 16 254 раза. Подчиненные полковника А. А. Хлебова, начальника разведотдела штаба 1-го Прибалтийского фронта, выполняли задания командования в тылу противника 15 350 раз. Разведчики 2-го Белорусского фронта провели 7711 операций по добыванию сведений о противнике.
Судя по этим статистическим данным, можно сделать только один вывод – в авангарде войск четырех фронтов сражалась военная разведка. Она добывала сведения, необходимые для достижения победы и несла невосполнимые потери.
В конце 1944 г. Разведывательное управление Генерального штаба Красной Армии разработало донесение, которое получило название «Боевая деятельность войсковиков-разведчиков Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны за 1944 год». В этом донесении сообщалось, что войсковые разведчики в июне-августе 1944 г. захватили в плен 65 657 офицеров и солдат противника, добыли 92626 документов. Усилиями войсковых разведчиков за 1944 г. было уничтожено 371 503 офицера и солдата противника.
Опыт показал, что на успех разведки боем существенно влияли внезапность и стремительность действий передовых батальонов, их способность наносить решительные и мощные удары, проявлять упорство и стойкость в бою, умение быстро закрепиться на достигнутых рубежах. Действия передовых батальонов при необходимости быстро поддерживались главными силами. В организации и ведении разведки боем имелись и существенные недостатки. Основным было то, что нередко допускался шаблон в выборе времени ее проведения. Это позволяло противнику разгадывать наши планы и выводить свои войска и боевую технику из-под удара артиллерии и авиации.
В операции «Багратион» нашло применение проведение перед началом наступления разведки боем передовыми батальонами. Часто такая разведка являлась или завершающим актом всего подготовительного периода операции, или началом ее осуществления.
Много было поучительного в обеспечении скрытности подготовки операции и внезапности действий. Например, К. К. Рокоссовский и И. X. Баграмян на некоторых направлениях нанесли удары на самых трудных участках местности и добились успеха только потому, что противник этого не ожидал. Особенно отличался творчеством и изобретательством самый молодой командующий фронтом И. Д. Черняховский. Он все делал не по стандартным правилам военного искусства, а так, чтобы его действия в максимальной степени учитывали особенности сложившейся обстановки и были неожиданными для противника.
Обычно перед началом наступления проводились демонстрационные мероприятия по оперативной маскировке с целью показа подготовки к обороне. Генерал Черняховский, вопреки этому правилу, обозначал ложное сосредоточение войск деревянными макетами в тех районах, где предусматривалось действительное сосредоточение ударных группировок для наступления. Немецкая разведка отмечала это ложное сосредоточение и полагала, что «раскрыла» замысел нашего командования. Немецкая авиация даже наносила несколько раз удары по этим деревянным целям. После таких налетов Черняховский выдвигал свои войска в исходные районы для наступления. В результате удары 3-го Белорусского фронта оказывались для противника неожиданными.
Нельзя не отметить титанический объем мероприятий, проведенный войсками при подготовке наступательной операции. Все знают, что Беларусь богата лесами и болотами, через которые для движения автотранспорта с материальными средствами приходилось строить одноколейные дощатые дороги. При этом вся сложность заключалась в том, что движение по этим настилам осуществлялось только в одну сторону, не говоря уже о доставке грузов чаще всего ночью. Бывало порой так, что кто-то из водителей вдруг засыпал, и вся колонна вынуждена была останавливаться, хорошо, что у немцев в этот период было мало авиации.
Еще один эпизод. Я был свидетелем, как, по существу, была перекрыта магистраль Минск-Брест. Отступающие немцы не знали, куда деваться, шли напролом, попадая под огонь вырвавшихся вперед танков. И что там было, только один Бог свидетель.
В Военной академии бронетанковых войск со мной учился Н. И. Агеев, отличившийся в ходе дерзкого перехвата этой магистрали. В 1945 г. он был удостоен звания Героя Советского Союза.
Необходимо коротко остановиться на планировании боевого применения танков. В соответствии с решениями командующих фронтами и армиями танковые и механизированные войска применялись массированно, на направлениях главных ударов.
Из общего количества танков и самоходно-артиллерийских установок, имевшихся на всех четырех фронтах, для непосредственной поддержки пехоты было выделено свыше 2 тыс. танков и самоходно-артиллерийских установок, что позволило создать значительную плотность на 1 км участка прорыва. Наступая в боевых порядках пехоты, танки и самоходно-артиллерийские установки должны были двигаться следующим образом: впереди танки-тральщики, за ними танковые подразделения, поддерживаемые тяжелыми самоходно-артиллерийскими установками. Легкие самоходно-артиллерийские установки в основном должны были наступать совместно со вторыми эшелонами стрелковых дивизий.
Подвижные группы армий и фронтов намечено было ввести в действие последовательно.
Танковые корпуса (подвижные группы армий) планировалось ввести в первый день операции для завершения прорыва главной полосы и развития наступления на главных направлениях армий в соответствии с планами операций. 2-й гвардейский и 9-й танковые корпуса должны были вводиться в сражение по двум маршрутам на фронте 8 и 9 км в двухэшелонном построении, а 1-й гвардейский танковый корпус – на фронте 6 км по трем маршрутам также в двухэшелонном построении.
Конно-механизированные группы 3-го и 1-го Белорусских фронтов намечено было ввести с утра второго дня операции, после прорыва тактической зоны обороны, на фронте до 12 км, в одноэшелонном построении. Каждый корпус конно-механизированных групп планировалось вводить по двум маршрутам в двухэшелонном построении.
Ввод в прорыв 5-й гвардейской танковой армии, намеченный на третий день операции, планировался в одноэшелонном построении: на правом фланге – 29-й танковый и на левом – 3-й гвардейский танковый корпуса. С вводом в действие танковой армии, танковых и механизированных корпусов танковая плотность на направлениях главных ударов 3-го и 1-го Белорусских фронтов должна была повыситься до 60–85 единиц на 1 км фронта наступления и обеспечить прорыв подготовленных оборонительных полос с ходу и развитие операции на большую глубину.
Белорусская операция значительно обогатила теорию и практику окружения крупных группировок противника. Впервые за годы Великой Отечественной войны в одной операции планировалось и осуществлялось окружение трех крупных группировок противника. Окружение достигалось как группой фронтов, так и силами одного фронта. Кроме того, окружение осуществлялось в пределах тактической и ближайшей оперативной глубины (до 250 км). С учетом условий обстановки задача по окружению противника выполнялась силами общевойсковых армий, не имевших в своем составе крупных формирований бронетанковых и механизированных войск, или силами подвижных войск. Окружение, расчленение и уничтожение крупных группировок противника в Белорусской операции осуществлялись без паузы и представляли собой единый непрерывный процесс. Удары на расчленение окружаемого противника наносились до завершения полного окружения или одновременно с окружением, что значительно ускоряло ликвидацию окруженной группировки. В операциях на окружение противника широко применялась авиация, которая массированными или эшелонированными ударами создавала условия для успешных действий наземных войск.
Ликвидация окруженной группировки юго-западнее р. Волма осуществлялась в период с 7 по 11 июля 1944 г. на путях выхода противника из окружения. Для этого соединения 50-й и 49-й армий заблаговременно занимали оборону на выгодных рубежах и подготовленным огнем уничтожали отходившие группы противника.(В это время я находился в составе войск 50-й армии.)
Так, 38-й стрелковый корпус 50-й армии, для того чтобы преградить пути отхода на юго-запад, вышел на западный берег р. Птичь и перешел к обороне на рубеже Томашевичи – Подгай фронтом на восток. Здесь в течение трех дней корпус отражал атаки выходившего из окружения противника и уничтожал его огнем.
Белорусская операция показала, что окружение и уничтожение противника – наиболее эффективный, но вместе с тем и один из самых сложных способов разгрома врага. Опыт учит, что при планировании операции на окружение необходимо творчески учитывать все элементы складывающейся обстановки. Только такой подход может способствовать принятию целесообразного решения на окружение.
Непременным и главным условием успешного проведения операции на окружение является прорыв тактической зоны обороны в короткие сроки, так как только в этом случае появляется возможность осуществления широкого маневра в целях выхода во фланг и тыл окружаемой группировки противника.
Важность опыта Белорусской операции заключается и в том, что он учит проводить операцию на окружение в короткие сроки, для чего следует заблаговременно планировать и выделять силы и средства для расчленения окружаемой группировки, наносить удары на расчленение в тот момент, когда противник еще не оказывает организованного сопротивления в районе окружения, своевременно использовать результаты огневого поражения для завершения уничтожения противника.
Контрразведывательное обеспечение подготовки и проведения стратегической наступательной операции «Багратион»
А. А. Зданович (Москва)
Действия военной контрразведки в период подготовки наступления
В 1944 г. повысилась активность германских спецслужб по созданию и стимулированию подрывной деятельности разного рода «национальных советов», «национальных легионов» и т. д. Гитлеровцы опирались на эмигрантов, проводили антисоветскую пропаганду в лагерях военнопленных, среди угнанных на работу в Германию гражданских лиц. С учетом продвижения Красной Армии на Запад стало практиковаться оставление на освобожденной от оккупантов территории отдельных агентов, небольших групп и даже агентурных отрядов численностью в несколько десятков человек. Агентура, ранее использовавшаяся в контрразведывательных и полицейских целях, а также разного рода пособники гитлеровцев целенаправленно оставлялись в тылу наших войск для ведения разведывательной и диверсионной деятельности.
«За последнее время, – говорилось в докладной записке Управления контрразведки 1-го Украинского фронта в ГУКР НКО «СМЕРШ» от 11 мая 1944 г., -германская разведка усилила заброску на нашу сторону своей наиболее подготовленной и враждебно настроенной к советской власти агентуры из числа националистов, бывших белогвардейцев, предателей и уголовников… Некоторые из арестованных шпионов неоднократно выполняли задания германской разведки в нашем тылу, а отдельные из них убивали своих напарников, не желавших выполнять задания немцев, а при задержании оказывали вооруженное сопротивление» [1, л. 204].
Контрразведчики 1-го Прибалтийского фронта докладывали в ГУКР НКО «СМЕРШ», что идет резкое снижение количества германских агентов – разведчиков и диверсантов, явившихся с повинной. Если с мая по декабрь 1943 г. из 153 заброшенных в наш тыл агентов спецслужб Германии 49 явились с повинной, т. е. почти каждый третий, то с 1 января по 10 июня 1944 г. – только 7 из 77 заброшенных и арестованных, а с мая 1944 г. – вообще ни один агент противника не явился в органы госбезопасности. Причину такого положения сотрудники «СМЕРШ» видели в длительном пребывании в лагерях военнопленных будущих шпионов, где они подвергались сильнейшей идеологической обработке в антисоветском духе. Кроме того, после вербовки они привлекались, как правило, к участию в карательных акциях и к боевым действиям против партизан, а следовательно, запятнали себя активной помощью военному противнику СССР [2, л. 205 об.].
Осуществляя в первой половине 1944 г. контрразведывательное обеспечение объединений, соединений и частей Красной Армии, предназначенных для освобождения Беларуси, военные чекисты действовали в рамках задач, определенных Постановлением СНК СССР от 19 апреля предыдущего года о реорганизации Управления особых отделов НКВД СССР в Главное управление контрразведки НКО «СМЕРШ» [3, с. 397–398].
К концу 1943 г. работа по контрразведывательному обеспечению наступательных операций советских войск приобрела достаточно стройную систему, которая позволяла добиваться хороших оперативных результатов и тем самым эффективно оказывать помощь командованию армий и фронтов.
Эта система включала в себя несколько взаимосвязанных элементов: 1) усиление зафронтовой контрразведывательной деятельности и, в частности, разработки разведывательно-диверсионных органов противника, разного рода профашистских и националистических организаций, созданных либо поддерживаемых немецкой оккупационной администрацией и спецслужбами; 2) активизация розыска агентуры противника в войсках, их окружениях и в прифронтовом тылу; 3) подготовка оперативно-розыскных групп, направляемых вместе с передовыми частями Красной Армии в освобождаемые города и населенные пункты для захвата официальных сотрудников разведки, контрразведки и полицейских органов врага, их агентуры, а также активных пособников оккупантов; 4) организация фильтрационных и сборно-пересыльных пунктов для проверки освобожденных из плена бывших военнослужащих нашей армии, задержанных дезертиров и т. д.; 5) защита секретных сведений о замыслах и планах командования в связи с подготовкой наступательной операции; 6) выявление недостатков в подготовке войск и их снабжении всем необходимым для успешных наступательных действий.
К началу 1944 г. советская военная контрразведка накопила достаточно данных о структуре, местах дислокации и кадровом составе спецслужб противника, а также о местах и способах вербовки агентуры для действий в тылу Красной Армии. Управления контрразведки «СМЕРШ» 1, 2, 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов к весне 1944 г. имели достаточно четкую картину относительно тех разведывательно-диверсионных органов, которые осуществляли свою подрывную работу против войск этих фронтов. По сведениям, полученным ранее от зафронтовой агентуры, дополненным и перепроверенным в ходе допросов захваченных шпионов и диверсантов, а также по информации Главного управления контрразведки НКО «СМЕРШ», аппаратов НКГБ СССР и Белорусской ССР, органов военной разведки, вырисовывалось следующее положение: основным центром добывания информации о войсках фронта, замыслах и планах командования являлась Абверкоманда-103, более известная в современной исторической литературе как «Сатурн» (это был ее радиопозывной). Она дислоцировалась в г. Минск, а с начала июня 1944 г. в г. Вильно и далее в Восточной Пруссии. Агентура вербовалась ее сотрудниками из среды белоэмигрантов, участников украинских и белорусских националистических организаций, из числа личного состава созданных немцами казачьих частей и частей РОА, а также военнопленных в ряде лагерей для военнопленных в городах Смоленске, Бобруйске, Борисове и др. В подчинении Абверкоманды-103 в разное время находились 105, 107, 108, 109, 110-я и 113-я абвергруппы.
При Абверкоманде-103 функционировала Борисовская разведывательная школа. Штаб группы армий «Ц, ентр», в частности отдел «1-Ц» (разведывательный), координировал и направлял деятельность самой Абверкоманды-103 и подчиненных ей абвергрупп [4, с. 92]. Против войск 1-го и 2-го Белорусских фронтов проводила работу Абвергруппа-105 (радиопозывной «Визель») с разведывательными пунктами в ряде городов Беларуси. С марта и до июня 1944 г. она дислоцировалась в г. Лунинец Пинской обл., а затем в г. Кобрин. Абвер-группе подчинялись разведывательные пункты и курсы агентов ближней разведки. А для решения более важных задач привлекались агенты, окончившие Борисовскую и Варшавскую разведшколы. Параллельно с Абвергруппой-105 действовали абвергруппы – 205, 207-я и 209-я, однако они специализировались на диверсионной работе. Основным поставщиком агентурных кадров для них была Смоленская диверсионная школа.
Значительную активность проявляла Абвергруппа-107 (позывной ее радиостанции «Виддер»). Она действовала в основном против войск 2-го Белорусского фронта. Эта абвергруппа дислоцировалась в г. Бобруйск, а с началом наступления советских войск была перебазирована на территорию Польши. Начальник данного разведоргана обер-лейтенант Гебауэр расценивался чекистами как лучший специалист своего дела на всем центральном участке советско-германского фронта [5, с. 682]. В районе г. Брест при 9-й немецкой армии действовала Абвергуппа-109 (позывной ее радиостанции «Вольф»), которая нацеливалась на войска 3-го Белорусского фронта.
Основным диверсионным органом на направлении наступления наших войск являлась Абверкоманда-203. Важно отметить, что агентура для нее вербовалась в большинстве своем из числа перебежчиков, которые содержались в так называемом лесном лагере – филиале пересыльного лагеря близ г. Борисов [4, с. 154]. Абверовцы, несомненно, считали, что изменники родины являются наиболее подходящим материалом для диверсионных акций.
Более точные данные о прифронтовых разведывательных пунктах указанных выше органов противника военные контрразведчики получили еще в конце 1943 г., когда в отдел «СМЕРШ» 48-й армии явились с повинной два агента-диверсанта, бывшие военнослужащие Красной Армии Димитренко и Валидов. Как оказалось, их склонил к отказу от выполнения заданий немецкой разведки зафронтовой агент Управления контрразведки 1-го Белорусского фронта, внедренный в одну из разведшкол [6, л. 45 об.] Обо всем, что знали, они сообщили контрразведчикам и после тщательной проверки были направлены в тыл врага, имея при себе дезинформационные материалы, подготовленные чекистами и офицерами штаба фронта.
В ходе работы с Димитренко и Валидовым чекисты получили также подробные данные на других немецких агентов, подготовленных для заброски в наш тыл, и незамедлительно объявили их в розыск. При подготовке к стратегической наступательной операции «Багратион» большинство этих агентов были установлены и арестованы.
Серьезная подготовка была проведена чекистами по вскрытию резидентур «Зондерштаба-Р», созданного еще в 1942 г. при 1-м отделе штаба «Валли» – головном органе шпионажа и диверсий на советско-германском фронте. При реализации специальных оперативных мероприятий военные контрразведчики выяснили, что в г. Чернигов находилось руководство Разведывательно-резидентской области «Ц», подрезидентуры которой имелись ранее в ряде городов Белорусской ССР [7, с. 155]. Среди агентуры и связных «Зондерштаба-Р» имелось немало членов Народно-трудового союза нового поколения (НТСНП) – эмигрантской организации, тесно сотрудничавшей со спецслужбами Германии и ряда других стран. УКР «СМЕРШ» Белорусского фронта и НКГБ БССР сумели добыть исключительно важную директиву «Зондерштаба-Р» № 00413 от 20 сентября 1943 г.
В тексте этого документа указывалось следующее: «Главным и районным резидентам в случае оставления пункта резидентуры по причине отхода германских войск вменяется в обязанность оставлять на месте прежней дислокации свою агентуру для тайной разведывательной работы на стороне противника» [8, с. 710].
На оккупированной территории Беларуси действовали националистические организации. Особую активность проявлял «Союз белорусской молодежи» (СБМ), созданный по приказу генерального комиссара «Беларуси» в июне 1943 г. [9, с. 143]. Члены СБМ активно привлекались немецкой контрразведкой для работы против партизан и по выявлению разведчиков штабов Красной
Армии. Конкретно их использовала Абвергруппа-315 (позывной ее радиостанции «Фальке»).
Анализ архивных документов показывает, что в конце 1943 – начале 1944 г. наступил новый этап в зафронтовой работе военной контрразведки. Это было связано прежде всего с разработкой ставкой ВГК планов масштабных наступательных операций в зимне-весеннюю кампанию.
Центральный аппарат военной контрразведки и его подчиненные органы значительно усилили зафронтовую деятельность, опираясь при этом на приобретенный в предыдущий период опыт, профессионально окрепшие кадры руководителей и оперсостава, задействованного на данном направлении, а также специально отобранный агентурный аппарат. Зафронтовая работа стала неотъемлемой составной частью контрразведывательного обеспечения Красной Армии и флота, что неоднократно подтверждалось приказами, указаниями и директивами ГУКР «СМЕРШ». Контрразведчики учитывали новые реалии обстановки, связанные прежде всего с тем, что быстрое продвижение наших войск на Запад предопределяет разворачивание упреждающей контрразведывательной работы в освобождаемых районах БССР и Украины, включая и те, которые вошли в состав нашего государства в 1939–1940 гг. Там не приходилось рассчитывать на масштабную поддержку со стороны активной части населения, не впитавшего и во многом не разделявшего идеалы советского политического строя и его ядра – Коммунистической партии.
Отрицательно на зафронтовой работе могло сказаться и сказывалось переформирование и изменение зоны ответственности фронтов и армий, обусловленное соответствующими директивами Ставки ВГК. Отсюда также возникала необходимость усиления централизации. Наглядным примером является ситуация в УКР «СМЕРШ» 2-го Белорусского фронта. Этот орган военной контрразведки лишь частично принял на себя работу, проводившуюся ранее (до 17 февраля 1944 г.) УКР «СМЕРШ» Западного фронта. Однако менее чем через месяц решением Ставки ВГК 2-й Белорусский фронт был упразднен и вновь восстановлен 24 апреля. Вот что докладывал в Москву только что утвержденный начальник УКР «СМЕРШ» генерал-майор Я. А. Едунов: «После выхода Управления фронта из резерва Ставки, за период с 1 марта по 5 апреля с. г. на Ковельском и с 1 мая по настоящее время на Могилевском направлениях, Управлению «СМЕРШ» пришлось контрразведывательную работу по тылу противника начинать дважды совершенно заново» [9, с. 538].
Очевидно, что 4-й (зафронтовой) отдел ГУКР НКО «СМЕРШ» не вполне учел обстановку и не предпринял своевременно организационных и практических мер по развитию начатой еще в январе – феврале 1944 г. зафронтовой работы на Ковельском и Могилевском направлениях УКР «СМЕРШ» 2-го Белорусского фронта первого формирования. Однако упущения были достаточно быстро оценены в Москве, процесс централизации действий в тылу противника ускорился на основе конкретных указаний начальника ГУКР НКО «СМЕРШ» В. С. Абакумова.
Руководитель военной контрразведки В. С. Абакумов распорядился незамедлительно собрать в Москве оперативное совещание и вызвать для участия в нем руководителей вторых отделов УКР «СМЕРШ» фронтов, отдельных армий, тех, кто отвечал за зафронтовую работу.
С учетом укрепления и активизации работы оперативно-тактической разведки фронтовых и армейских штабов, а также партизанских сил аппаратам органов «СМЕРШ» предстояло весной 1944 г. еще в большей мере сосредоточиться на решении сугубо контрразведывательных задач, а именно на проникновении в германские спецслужбы, в их кадровый и агентурный аппарат и получении за счет этого упреждающей информации о разведывательно-подрывных акциях врага против Красной Армии и флота.
Одной из мер, выработанных на совещании и утвержденных В. С. Абакумовым, явилось расширение практики заброски в тыл врага оперативно-чекистских групп с включением в их состав опытных контрразведчиков, способных направлять и управлять работой конкретных агентов. Результаты, достигнутые на этом направлении 4-м (разведывательно-диверсионным) управлением НКГБ СССР, подталкивали военных контрразведчиков к восприятию опыта коллег. Анализ архивных документов позволяет сделать вывод о достаточно активной реализации указанной выше меры. Так, если за последние 4 месяца 1943 г. были скомплектованы и заброшены за линию фронта всего 7 оперативно-чекистских групп фронтовых управлений военной контрразведки, то до августа 1944 г. – 19 и еще 4 непосредственно 4-м отделом ГУКР НКО «СМЕРШ» [10, л. 54–68; 11, л. 23].
В состав оперативно-чекистских групп входили, как правило, от 2 до 5 оперативных работников, красноармейцы из подразделений охраны и обеспечения деятельности управлений и отделов «СМЕРШ», проверенные в боевой работе.
Управлениями контрразведки наступающих войск в первой половине года были заброшены за линию фронта 11 групп. В апреле 1944 г. ГУКР НКО «СМЕРШ» санкционировал, к примеру, направление в тыл противника оперативно-чекистской группы УКР 3-го Белорусского фронта «Запорожцы». Все, что поручалось группе, имело прямое отношение к началу наступательной операции «Багратион». К сожалению, ввиду быстрых темпов наступления группа уже 29 июня 1944 г. оказалась в расположении наших войск, однако, как видно из отчета, даже за короткий срок сумела проделать серьезную работу. В частности, были собраны данные на 22 агента немецких разведывательных и контрразведывательных органов, создана агентурная сеть, большинство участников которой под предлогом боязни ответственности за сотрудничество с оккупационными властями ушли вместе с отступающими частями Вермахта, имея задачу дальнейшей работы в интересах органов госбезопасности. С помощью агентов-боевиков оперативно-чекистской группе удалось захватить штабного сотрудника СД в г. Орша, и при допросе он дал много ценных сведений. Но информации, представленной контрразведчиками, партизаны провели успешную операцию по разгрому карательного отряда, состоявшего из французских фашистов. Более того, переданные по радио данные о месте дислокации штаба «французского легиона» через УКР «СМЕРШ» фронта были незамедлительно доложены в Военный Совет и по приказанию последнего наша авиация подвергла указанный населенный пункт мощной бомбардировке, а каратели-«вишисты» понесли серьезнейшие потери. Параллельно с выполнением контрразведывательных заданий группа собрала и передала в УКР «СМЕРШ» фронта ценные разведывательные сведения об оборонительных укреплениях немецких войск в районе г. Орша и заблаговременных мерах врага по организации отвода своих сил на запасные позиции, о минировании промышленных объектов и зданий в г. Орша. Обо всем этом начальник УКР «СМЕРШ» генерал-лейтенант Зеленин лично проинформировал командование фронта и представителя Ставки ВГК Маршала Советского Союза А. М. Василевского [12, л. 118–121].
В середине июня 1944 г. в район г. Минска была переброшена оперативная группа УКР «СМЕРШ» 2-го Белорусского фронта под руководством заместителя начальника 1-го отделения 2-го отдела капитана И. А. Дунаева. В состав группы вошли радист, 2 агента-вербовщика и 2 агента-связника. Группе надлежало изучить обстановку и новую дислокацию разведорганов противника, осуществить вербовку одного из их официальных сотрудников либо захватить его вместе с важными документами, раскрывающими подготовленные разведывательно-диверсионные акции на освобождаемой территории [13, с. 541].
С целью дальнейшего выявления деятельности немецких разведорганов в полосе подготовляемого наступления наших войск органами «СМЕРШ» готовились и забрасывались на сторону противника и отдельные агенты. Так, еще с начала июля 1943 г. в Абверкоманде-103 (позывной радиостанции – «Сатурн») действовал А. И. Козлов (псевдоним в советской контрразведке – Следопыт) [14, с. 182]. В августе наш секретный сотрудник уже находился в Борисовской разведшколе и работал там преподавателем, собирая сведения об агентуре немцев, готовящейся к заброске в тыл Красной Армии. Среди них Следопыт подбирал тех, кто мог ему помогать в работе и, в случае переброски на сторону советских войск, передать контрразведчикам собранную информацию. Среди таких курсантов был и агент-радист Березовский, который в конце августа явился с повинной в один из отделов «СМЕРШ» с паролем от А. Козлова – «Байкал-61». Козлов склонил к переходу на советскую сторону еще четырех курсантов разведшколы: радистов Николая (псевдоним Гун) и Ольгу (псевдоним Вишницкая), а также разведчиков Санина и Титоренко [14, с. 92].
В Абвергруппе-107 (позывной радиостанции – «Виддер») действовали зафронтовые агенты ГУКР «СМЕРШ» – Марта и Управления контрразведки Брянского фронта – Уланов. Как уже было упомянуто выше, для внедрения в этот разведорган военные контрразведчики направили и перевербованных немецких агентов Димитренко и Валидова. Предпринимались меры для проникновения в Абвергруппы-105 и 205. Подготовленная агентура тщательно инструктировалась как по вопросам контрразведывательной работы, так и в политическом плане. К примеру, фрагмент спецкурса для зафронтового агента УКР «СМЕРШ» Центрального фронта Давыдова: «1. Проработка материалов книги товарища Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза»; 2. Беседа на тему «Отечественная война и патриотизм советских людей»; 3. Беседа на тему «Итоги двухлетней войны СССР с фашистской Германией» [8, с. 25, 92].
УКР «СМЕРШ» 2-го Белорусского фронта со второй половины мая и до начала наступления забросил за линию фронта четырех подготовленных агентов. Один из них – Феник являлся перевербованным агентом Могилевского разведоргана противника (Абвергруппа-105, позывной – «Визель»), которая в мае 1944 г. передислоцировалась в г. Лунинец Пинской обл., но по-прежнему действовала против войск 2-го Белорусского фронта. С началом нашего наступления ему удалось завербовать двух немецких агентов и склонить их к явке с повинной в органы контрразведки, что они и сделали.
Хорошо справилась с порученным заданием и зафронтовой агент Левасиг – бывшая студентка Минского педагогического института. 31 мая 1944 г. она была выброшена на самолете в район г. Могилева и под легендой раскаявшегося агента советской разведки сумела внедриться в фашистскую контрразведку. После отступления частей Вермахта Левасиг незамедлительно явилась в передовую оперативную группу Управления контрразведки «СМЕРШ» фронта и передала установочные и характеризующие данные на 19 официальных сотрудников и агентов Абвергруппы-310. За проделанную работу Левасиг была награждена медалью «За боевые заслуги».
Также успешно справились с заданиями зафронтовые агенты Радомский и Монаков. Последний завербовал ряд осведомителей в Могилевской оккупационной администрации, создал из них контрразведывательную резидентуру для выявления насаждаемой немцами агентуры для последующей работы в тылу наступающих советских войск [13, с. 540–541].
Для внедрения зафронтового агента Рочинского в так называемую «Белорусскую Краевую оборону» (БКО) была разработана специальная агентурная комбинация. Суть порученного Рочинскому, белорусу по национальности, заключалась в его вступлении в БКО под видом офицера-перебежчика и проведения разложенческой работы как лично, так и с помощью завербованных агентов для организации последующего перехода ряда подразделений на сторону Красной Армии.
В зафронтовой работе не отставали от коллег и контрразведчики других фронтов, участвовавших в операции «Багратион». Все данные, получаемые от внедренных в немецкие разведывательные и контрразведывательные органы, а также в коллаборационистские организации агентов, суммировались и на их основе планировались розыскные мероприятия.
Именно розыскные мероприятия приобретали решающее значение в работе военной контрразведки. В этом направлении ГУКР НКО «СМЕРШ» предпринял в 1944 г. серьезные организационные меры. Еще осенью 1943 г. центральный аппарат военной контрразведки разработал специальную инструкцию по организации розыскной работы, в которой удалось аккумулировать накопленный за предыдущий период войны опыт. Значение данной инструкции нельзя переоценить – она сродни боевым уставам Красной Армии, так же, как они, написана, что называется, «потом и кровью». Инструкция явилась одним из важнейших директивных документов, предопределивших работу военных контрразведчиков до конца Великой Отечественной войны. Текст ее был предельно конкретен. В нем, в частности, давались методика организации местного розыска, порядок использования перевербованных агентов разведки противника, раскрывалась требуемая работа оперативно-розыскных групп, описывалась процедура заградительных мероприятий и т. д.
Для проверки состояния розыскной работы во все фронтовые управления контрразведки весной 1944 г. были командированы специальные группы во главе с помощниками В. Абакумова. Им поручалось убедиться в правильности и эффективности агентурно-оперативных мероприятий, предпринятых во исполнение разосланной еще в сентябре 1943 г. специальной инструкции по розыску и иных указаний по данному вопросу. Как показали результаты обследования деятельности управлений контрразведки ряда фронтов, в том числе Белорусских, при наличии реальных успехов в деле розыска агентов разведывательных и контрразведывательных органов противника, а также изменников родины и активных пособников оккупантов эффективность усилий, предпринимаемых в этом направлении, следовало существенно повысить. Для дополнительного инструктажа в конце марта 1944 г. в ГУКР НКО «СМЕРШ» были вызваны ответственные за розыскную работу начальники отделов и отделений управлений контрразведки фронтов.
С объемным и насыщенным конкретными примерами докладом перед ними выступил комиссар госбезопасности 2-го ранга, начальник ГУКР В. Абакумов. По итогам совещания и состоявшегося обмена опытом во все органы «СМЕРШ» в действующей армии и в тыловых военных округах направлялись директивные указания и приказы. Следует подчеркнуть, что эти документы постоянно дорабатывались с учетом предстоящих наступательных операций Красной Армии. К примеру, до начала Белорусской стратегической наступательной операции советских войск был издан приказ начальника ГУКР НКО «СМЕРШ» от 29 марта 1944 г. № 10591. Инспекторская бригада ГУКР НКО «СМЕРШ» с 19 мая по 1 июня проверяла ход реализации данного приказа в управлении контрразведки 2-го Белорусского фронта. Как докладывал руководитель группы – помощник начальника главка генерал-майор К. П. Прохоренко, они сосредоточили свое внимание именно на организации розыска. В акте о проверке были указаны следующие недостатки: 1) слабо изучаются каналы проникновения немецкой агентуры через линию фронта; 2) чекистам не удалось добиться у командования фронта и армий наведения порядка в вопросе прикрытия разрывов в полосах обороны некоторых подразделений, что позволяло разведгруппам противника проникать в наш тыл; 3) явно недостаточно привлекалась к розыску агентурно-осведомительная сеть оперуполномоченных в полках и отдельных военных объектах; 4) слабыми были оперативные возможности в окружении воинских частей и в населенных пунктах за пределами 25-километровой прифронтовой зоны; 5) новый оперативный состав, прибывающий взамен убитых и раненых сотрудников, слабо представлял, как на практике реализовывать основные положения инструкции по розыску
Наряду с недостатками отмечались определенные положительные сдвиги. К примеру, только в полосе действий 49-й армии работали до 60 подвижных оперативно-розыскных групп и до 70 постоянных заградительных постов на перекрестках дорог, в больших селах и городках. В крупных городах, таких как Рославль, действовали опергруппы численностью до 25 человек. Опергруппа в Рославле, в частности, только за май 1944 г. задержала 113 подозрительных лиц, из которых после тщательной проверки были выявлены и разоблачены 2 агента немецкой разведки и 29 дезертиров. Еще 7 человек были взяты в изучение, поскольку их документы имели признаки подделки.
Неплохих результатов добились и контрразведчики 50-й армии. Они сумели разыскать и арестовать в мае 1944 г. 6 агентов (разведчиков и диверсантов) германских спецслужб, 63 дезертира, а также взять в оперативную проверку 954 человека с сомнительными паспортами, красноармейскими книжками и наградными документами.
Всего за май 1944 г. сотрудники оперативных групп УКР «СМЕРШ» 2-го Белорусского фронта доказали причастность к немецкой разведке и арестовали 11 лиц, а также выявили 19 агентов гестапо и полиции. Среди арестованных агентов противника большинство прошли специальную подготовку в разведшколах и, к сожалению контрразведчиков, ранее уже выполняли задания в тылу наших войск. Среди таких агентов были бывшие военнослужащие Красной Армии Кудря (псевдоним Петров) и Ермаков. Теперь они имели задание по сбору разведывательной информации и диверсионным актам на коммуникациях в районе станции Рославль. По показаниям этих агентов, оперативно-розыскная группа задержала еще двух парашютистов – Кошечкина и Серенко, а несколько дней спустя арестовала в районе города Мстиславль двух агентов, экипированных в форму офицеров Красной Армии, намеревавшихся проникнуть в одну из воинских частей по поддельным командировочным удостоверениям.
Приведем еще некоторые данные из отчетных документов отдела контрразведки «СМЕРШ» 50-й армии за май 1944 г. В этом месяце контрразведчики арестовали 155 человек. В их числе были 12 агентов разведки противника, 21 тайный сотрудник контрразведывательных и полицейских структур, 79 изменников родины, 10 дезертиров, 13 членовредителей, 4 человека, высказывавших террористические намерения в отношении своих командиров.
Главное управление контрразведки НКО «СМЕРШ» 14 июня 1944 г., проанализировав разведывательную активность немецкой разведки, доложило в Государственный Комитет Обороны свои соображения относительно предположений противника о возможных направлениях и времени наступления наших войск. Судя по тому, что в мае органами «СМЕРШ» из арестованных 430 германских шпионов и диверсантов, которые в своем большинстве были сброшены противником с самолетов на парашютах в полосе Белорусских фронтов и имели задания, очень ограниченные по срокам (от 4 до 10 дней), контрразведчики сделали вывод: противник с большой долей вероятности рассматривает вариант наступления советских войск в Беларуси, а не на Украине. Это означало, что, возможно, имела место утечка данных о замыслах нашего командования и неэффективность дезинформационных мероприятий, предпринятых штабами фронтов и армий. Цифры говорили сами за себя: на участки 1, 2-го и 3-го Белорусских фронтов был заброшен 91 агент, а на 1-й Украинский – вдвое меньше [13, с. 510]. Контрразведчики указали и на конкретные районы, которые привлекали внимание немецких специальных служб. Следует подчеркнуть, что данные районы зачастую совпадали с местами сосредоточения советских войск, складирования боеприпасов, оружия, продовольственных и материальных запасов [15, л. 38]. Эти данные позволяют несколько усомниться в утверждениях некоторых исследователей о том, что скрытности при подготовке операции «Багратион» удалось достигнуть если и не полностью, то в основном [16]. Безусловно, наличие у противника некоторых данных о предполагаемых действиях говорит и о недоработках военных контрразведчиков.
Для повышения эффективности розыскной работы военные контрразведчики настойчиво добивались от командования фронтов и армий наведения должного прифронтового режима, который даже в 1944 г. далеко не всегда был на уровне требований, предъявляемых соответствующими директивами Генерального штаба РККА.
На основе информации о вскрытых недостатках командующие принимали необходимые меры по данному вопросу. Например, вот как отреагировал на одно из спецсообщений начальника УКР «СМЕРШ» 1-го Белорусского фронта генерал-майора А. А. Вадиса командующий фронтом К. К. Рокоссовский. По его указанию, вопрос о серьезных недостатках в обеспечении режима прифронтовой зоны был рассмотрен на заседании Военного Совета и по итогам обсуждения принято постановление «О наведении государственного порядка во фронтовом и армейском тылу». Военный совет фронта посчитал необходимым поддержать предложения, разработанные контрразведчиками, и, в частности, о назначении внештатных военных комендантов в городах и селах, где находились воинские части. Кроме того, Военный Совет обязал облисполкомы (Гомельский, Полесский, Черниговский, Могилевский и Орловский) создать институт десятидворок во главе с уполномоченными лицами и возложить на них ответственность за выполнение правил режима прифронтовой полосы [13, с. 204–205].
Контрразведывательные аппараты все активнее и масштабнее трудились над организацией и проведением радиоигр со спецслужбами противника.
Прочной основой этого являлись результативные поисковые мероприятия на каналах проникновения агентуры врага в части Красной Армии и флота, в прифронтовые и удаленные от зоны боевых действий районы. Самым положительным образом сказывались и достижения в зафронтовой работе, внедрение в разведывательные органы Абвера и СД.
Изменения в военно-политической и оперативной обстановке влияли на тактику проведения радиоигр и их задачи. Очень важным оставалось дезинформирование противника относительно замыслов и конкретных планов командования. В этом направлении военные контрразведчики базировались на информации, специально созданной в Генеральном штабе Красной Армии группы, возглавляемой начальником Оперативного управления генерал-полковником С. М. Штеменко. Из 61 подконтрольной чекистам немецкой агентурной радиостанции со второй половины 1943 г. по май 1945 г. в основном на дезинформирование противника было задействовано 35, т. е. более 50 % от общего количества.
Естественно, особенно важно было ввести противника в заблуждение в период подготовки и проведения стратегической наступательной операции. Военные контрразведчики исходили из того, что германская разведка предпримет все возможные меры, чтобы выяснить направления главных ударов. Одним из демаскирующих признаков их подготовки являлось сосредоточение войск и боевой техники, связанное, в свою очередь, с передислокацией воинских частей, соединений и объединений Красной Армии в те или иные районы. По направленности и интенсивности железнодорожных перевозок противник мог реально определить время и место предстоящих наступательных операций. Отсюда наблюдались попытки немецкой военной разведки насадить свою агентуру на крупных железнодорожных узлах.
Наряду с непосредственным противодействием разведывательно-подрывной деятельности противника органы военной контрразведки активно применяли предупредительно-профилактические меры по недопущению утечки информации о замыслах и планах командования всех уровней. Особенно важным это представлялось при подготовке и в ходе проведения наступательной операции «Багратион».
Для решения этой одной из важнейших задач сотрудники органов «СМЕРШ» применяли как оперативные, так и административно-репрессивные меры. К сожалению, несмотря на усилия командования и контрразведки «СМЕРШ», происходили утраты документов, составляющих государственную и военную тайну. Данные, обобщенные 1-м отделом ГУКР НКО «СМЕРШ» (за период с июня 1943 г. по май 1944 г.), показали тревожную картину утрат и хищений грифованных документов: на Западном фронте 422, на Белорусском – 195 документов. В органах управления и воинских частях 1-го Прибалтийского фронта было утрачено до 90 документов.
С особой настойчивостью военные контрразведчики вскрывали нарушения правил скрытого управления войсками. А примеров безответственности в данном вопросе было более чем достаточно. Убеждать отдельных военачальников порой приходилось конкретными материалами, добытыми чекистами в ходе оперативной работы. Так, начальник отдела контрразведки «СМЕРШ» 11-й гвардейской армии 3-го Белорусского фронта полковник Митрофанов проинформировал свое фронтовое руководство и Военный Совет о результатах допроса военнопленного обер-ефрейтора П. Цаунса по вопросу о постановке радиоразведки в Вермахте. Эта служба имелась при штабах армий, корпусов и дивизий. Ротам радиоразведки придавалась группа дешифровки и раскодирования. Каждая рота при штабе армии имела 2 взвода радиоразведки, взвод телефонной разведки и взвод радиопеленгации. В каждом взводе насчитывались до 70 человек личного состава. Аналогичной структурой, но с сокращенным составом военнослужащих располагали корпус и дивизия. Пленный привел конкретные примеры успешной работы радиоразведки. Оказалось, что в мае 1944 г. был засечен разговор высокопоставленных командиров соединений, которые готовились к наступлению восточнее г. Витебска. Немецкие военачальники приняли соответствующие контрмеры и начатая атака советских войск успеха не имела [17, л. 6–7].
Следует сказать, что командующие и члены военных советов фронтов незамедлительно реагировали на вскрытые чекистами нарушения правил СУВ. К примеру, Военный Совет 1-го Прибалтийского фронта в декабре 1943 г. издал приказ № 0163 «О запрещении открытых телефонных переговоров», а штаб фронта направил в подчиненные органы управления армиями и корпусами директиву «Об усилении контроля за скрытностью переговоров и передач по проводным средствам связи и радио» [18, л. 75]. Командующий фронтом генерал армии И. X. Баграмян строго указал командующему 11-й гвардейской армией генерал-лейтенанту К. Н. Галицкому на допущенные лично им нарушения правил СУВ, о которых сообщило управление контрразведки «СМЕРШ» [19, л. 10 об.]. Через несколько дней чекисты проинформировали командующего фронтом об аналогичных нарушениях со стороны командующего 4-й Ударной армией генерал-лейтенанта П. Ф. Малышева и его начальника штаба генерал-майора А. И. Кудряшова. Резолюция И. Баграмяна на спецсообщении начальника УКР «СМЕРШ» генерал-майора Н. Г. Ханникова была следующей: «Предупредить Малышева и Кудряшова о недопустимости подобных явлений не только самим, но и добиться этого от подчиненных. Об исполнении доложить. Кроме того – небольшую директиву-шифровку направить всем. Телефонные разговоры в первой линии прекратить…» [19, л. 75].
Руководитель «СМЕРШ» В. Абакумов указал в своей докладной записке в адрес заместителя начальника ГШ РККА А. И. Антонова на выявленные фронтовыми чекистами недостатки в реализации правил СУВ. Он отметил, что утечка информации по линиям связи приводит к неоправданным потерям в личном составе наступающих частей Красной Армии.
Военные контрразведчики в своих спецсообщениях в военные советы фронтов, в докладных записках в ГУКР НКО «СМЕРШ» указывали на нарушения правил СУ В со стороны командующего 31-й армией 3-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта В. А. Глуздовского и многих других генералов и офицеров – командиров соединений и частей. Чекисты констатировали, что количество фактов нарушения правил СУВ возрастало в непосредственно предшествующий наступательным операциям период и в ходе их проведения. В это же время имели место разного рода предпосылки и факты утечки информации к противнику вследствие несоблюдения разного рода режимных мер и, в частности, необоснованного расширения круга лиц, осведомленных о замыслах и планах командования. Особое значение придавалось борьбе с фактами измены Родине в форме перехода на сторону врага, поскольку перебежчики являлись носителями информации о текущей деятельности своих воинских частей, силах и средствах, предназначенных для наступательных или оборонительных операций, и о решениях командования. Чекистам было известно, что ни один предатель не проходил мимо допросов в отделах «1-Ц» (разведывательных) германских воинских соединений и каждый был готов дать противнику нужные сведения, а в последующем мог быть привлечен германскими спецслужбами к разведывательно-диверсионным либо пропагандистским акциям.
Статистические данные привели чекистов к выводу, что намерения и попытки перехода на сторону врага в основном проявляются среди тех военнослужащих, кто ранее находился в плену, дезертировал из своей части и остался проживать на оккупированной территории, а затем был вновь мобилизован в Красную Армию при освобождении нашими войсками тех или иных районов СССР. Такие и некоторые другие категории военнослужащих находились под пристальным вниманием сотрудников контрразведки «СМЕРШ», обслуживающих конкретные воинские части и учреждения. На изучение данного контингента направлялись основные усилия агентурно-осведомительной сети. В случае поступления информации о возможных изменнических намерениях отдельных лиц военные контрразведчики через командование принимали меры к отводу заподозренных военнослужащих с передовой линии. При некоторых очевидных моральных издержках такой меры (поскольку отведенные не принимали какое-то время участие в боях, а следовательно, не подвергались опасности быть ранеными или убитыми) она позволяла доказать реальность подготовки того или иного бойца или командира к переходу на сторону врага либо наоборот – снять возникшие в отношении их подозрения при проверке в более спокойной тыловой обстановке. Последнее, т. е. оправдание, происходило значительно чаще. В таких случаях сотрудники «СМЕРШ» ограничивались профилактическими беседами по поводу непродуманных высказываний.
В периоды, непосредственно предшествующие наступлению, массово практиковалось направление военных контрразведчиков в состав боевого охранения перед позициями наших войск с указанной выше целью.
Достаточная эффективность мер, предпринимавшихся чекистами в тесном взаимодействии с командованием, подтверждается статистическими сведениями, излагавшимися в ежемесячных отчетах фронтовых аппаратов в ГУКР НКО «СМЕРШ» и военным советам соответствующих фронтов.
Одним из важных направлений работы аппаратов контрразведки «СМЕРШ» стала борьба с подрывной деятельностью против советских войск разного рода националистических организаций и подчиненных им бандитских формирований.
В качестве «профилактики» в июне 1944 г. Военный Совет 43-й армии 1-го Прибалтийского фронта дал указание всем командирам частей о рассредоточении «западников», не допуская их концентрации. Аналогичные указания подготовили и военные советы 4-й Ударной и 6-й гвардейской армий. Именно в июне в эти армии поступили в качестве пополнения большое количество военнослужащих-«западников» (в 4-ю Ударную армию – 2727, в 6-ю гвардейскую – 4982, в 43-ю – 3658 человек) [20, л. 248–249].
Во многих случаях с инициативами относительно «западников» выступали военные контрразведчики, что абсолютно понятно, так как именно органы «СМЕРШ» отвечали за борьбу с фактами измены Родине в форме перехода на сторону врага, дезертирством, трусостью и паникерством. Однако, несмотря на принимаемые командованием, политорганами и чекистами меры, первоначально не удавалось полностью парализовать враждебные проявления со стороны некоторых «западников». Так, из 4-й Ударной армии с 27 мая по 21 июня 1944 г. дезертировали 39 человек, прибывших в пополнении мобилизованных в Западной Украине. Удалось задержать лишь нескольких из них. 2 дезертира были приговорены Военным трибуналом армии к высшей мере наказания и расстреляны перед строем сослуживцев и земляков. А в 43-й армии группа «западников» в количестве 4 человек ушла за линию фронта и еще один был убит при попытке перейти на сторону врага. Контроль за «западниками» организовывали и органы «СМЕРШ» тыловых военных округов. В докладной записке в ГКО начальник военной контрразведки 29 августа 1944 г. сообщал И. Сталину и В. Молотову следующее: «В соответствии с Вашими указаниями ГУКР «СМЕРШ» докладывает о результатах работы органов контрразведки военных округов по очистке от враждебного, националистического и другого преступного элемента запасных стрелковых дивизий, укомплектованных мобилизованными из Западных областей Украины». А далее следуют цифры: с 1 апреля по 25 августа 1944 г. арестованы органами «СМЕРШ» 6625 человек, из которых участников ОУН-УПА – 4220; участников религиозных сект, отказавшихся брать оружие, – 2030; активных немецких пособников – 375. Кроме того, из запасных частей изъяты и направлены в спецлагеря НКВД для более глубокой проверки 4383 человека [21, л. 20].
Вместе с тем военные контрразведчики в своих отчетах в Москву и в спецсообщениях в военные советы армий отмечали много фактов геройских поступков среди мобилизованных в Западной Украине. «В наступательных боях подавляющее большинство «западников», – говорилось в докладной записке УКР 1-го Прибалтийского фронта от 19 июня 1944 г., – по оценке нашей агентуры и командования проявляют смелость и мужество, стойко сражаются с немецко-фашистскими захватчиками» [21, л. 255].
Далее в записке приводятся многочисленные конкретные примеры и отмечается, что командование по достоинству оценивает этих бойцов и представляет к награждению орденами и медалями. Но в то же время военные контрразведчики вскрывали серьезные упущения со стороны командования в вопросах подготовки военнослужащих из числа «западников» к участию в боевых действиях.
В период подготовки стратегической наступательной операции «Багратион» сотрудники «СМЕРШ» продолжали борьбу с антисоветскими проявлениями в войсках, рассматривая ее как исключительно важную меру по поддержанию и дальнейшему укреплению политико-морального состояния личного состава советских войск, мобилизации духовных сил военнослужащих и служащих, нацеленности их на окончательную победу над врагом. И если командование совместно с партийно-политическим аппаратом действовало в данном направлении гласными методами, прежде всего путем активной агитации и пропаганды во всех видах, то военные контрразведчики использовали созданный в воинских частях и подразделениях агентурно-осведомительный аппарат. Антисоветские настроения теперь наблюдались в основном со стороны лиц, изучаемых в связи с проявлением с их стороны признаков подготовки преступных действий, в частности измены Родине в форме перехода на сторону врага или шпионажа, террористических актов, дезертирства с оружием, сознательной порчи военного имущества и боевой техники, националистической деятельности и т. д. Характер негативных проявлений со стороны военнослужащих и служащих РККА в 1944 г. значительно изменился. Достаточно редко уже наблюдалось неверие в нашу окончательную победу над врагом, в прочность советского политического строя, правильность шагов, предпринятых руководством страны в ходе войны во внешней и внутренней политике. Одновременно увеличивалось количество так называемых «политически невыдержанных» суждений о послевоенном устройстве жизни в СССР. Значительное количество лиц, находившихся под наблюдением сотрудников «СМЕРШ» в связи с негативными проявлениями в политико-идеологической сфере, допускали достаточно резкие высказывания относительно колхозной системы, надеясь на ее ликвидацию после войны, в том числе под давлением союзников СССР. Безусловно, все это имело под собой объективные основания, что реально осознавали и сотрудники военной контрразведки. Но допустить безнаказанное распространение подобного рода утверждений чекисты не могли. В рамках тогдашнего понимания политико-морального состояния войск, провозглашаемого безоговорочного единения всего советского народа вокруг ВКП(б) и ее вождя – Верховного Главнокомандующего И. Сталина – не было места вышеприведенным открыто высказываемым сомнениям, не говоря уже о попытках организовать коллективное недовольство «политикой партии и Советского правительства».
Количество лиц, арестованных аппаратами «СМЕРШ» за негативные политические проявления, так называемых антисоветских элементов (АСЭ), установить достаточно сложно. В число АСЭ зачастую включались и немецкие пособники, и члены националистических организаций, и бывшие партийные оппозиционеры, и даже разного рода сектанты, которые отказывались брать в руки оружие и защищать свою страну Результаты анализа сохранившихся архивных документов позволяют утверждать, что количество арестованных антисоветски настроенных лиц не превышало в 1944 г. одного-трех десятков человек на том или ином фронте ежемесячно. К примеру, УКР «СМЕРШ» 1-го Прибалтийского фронта арестовал по данной «окраске» (учетной позиции. – А. 3.) в мае – 16, в июне – 21, в июле – 15, в августе – 10, а в сентябре – 25 человек [22].
В подготовительный период Белорусской операции сотрудникам органов «Смерш» пришлось активно заниматься борьбой с бандами украинских националистов. Особенно это касалось 1-го и 2-го Белорусских фронтов. Действуя в тылах наших войск, они реально угрожали мероприятиям по снабжению частей и соединений всеми видами довольствия, предпринимали нападения на мелкие подразделения и склады. Возможно, имея связь с немецкими разведывательными органами, передавали им шпионскую информацию. Поэтому неудивительна констатация одной из проверяющих фронтовых контрразведчиков комиссий того факта, что они, в ущерб работе непосредственно в воинских частях, действуют в основном против банд и организаций ОУН-УПА [23, л. 42 об.].
В конце мая 1944 г. Управление контрразведки «СМЕРШ» 1-го Белорусского фронта представило Военному Совету информацию о том, что бандитизмом поражены тыловые районы 61, 69, 70-й и 47-й армий, расположенные в Житомирской, Ровенской и Волынской областях УССР. За время нахождения войск фронта в этих районах контрразведчики ликвидировали 89 ячеек ОУН, провели 166 операций по ликвидации бандгрупп ОУН-УПА и ликвидировали 47 крупных банд. В период с апреля по конец мая были арестованы 664 участника банд и 266 ликвидированы в ходе боестолкновений. При этом удалось захватить 148 складов с оружием и боеприпасами. Для проведения данной работы были созданы 14 оперативных групп из числа сотрудников отделов контрразведки и военнослужащих подразделений охраны, а также привлеченных солдат и офицеров из частей Красной Армии [24, л. 334–334 об.].
Особое значение приобретала работа по усилению помощи командованию и политическим органам в деле укрепления боеготовности войск. Уже виделась победа над врагом, и военные контрразведчики делали все, от них зависящее, для сокращения числа небоевых потерь личного состава в результате разного рода чрезвычайных происшествий, вскрытия и предотвращения фактов разглашения военных секретов, утраты документов, их содержащих, пресечения нарушения правил скрытого управления войсками. Сотрудники «СМЕРШ» не обходили вниманием случаи неисполнения боевых приказов, недисциплинированности военнослужащих, дезертирства и членовредительства.
На основании директивных указаний ГУКР НКО «СМЕРШ» фронтовые управления, армейские, корпусные и дивизионные отделы контрразведки значительно нарастили объем и подняли качество своих письменных спецсообщений соответствующим военным советам и командирам.
Так, активно информировал Военный Совет 1-го Белорусского фронта начальник управления контрразведки фронта генерал-лейтенант А. А. Вадис. Судя по резолюциям на спецсообщениях УКР «СМЕРШ», командующий генерал армии К. К. Рокоссовский не только положительно оценивал работу А. Вадиса и его подчиненных, но и достаточно быстро реагировал на вскрываемые военной контрразведкой недостатки и предпосылки к чрезвычайным происшествиям в войсках. Не останавливался он и перед серьезной критикой даже командармов, таких как В. Я. Колпакчи, И. В. Галанин, А. В. Горбатов и др., допускавших проступки в личном поведении или служебной деятельности, о чем Военному Совету фронта не раз сообщалось в информациях УКР «СМЕРШ».
Таким образом, в ходе подготовки и проведения наступательных операций советских войск военные контрразведчики выступали в роли дополнительного и достаточно эффективного аппарата Ставки ВГК, командования фронтов и армий.
Чтобы упорядочить и до некоторой степени синхронизировать действия ГУКР НКО, «СМЕРШ» дал указания о подготовке планов работы на непосредственно предшествующий наступлению период в мае – начале июня 1944 г. К примеру, в плане контрразведывательного обеспечения операции, составленном в середине июня 1944 г. УКР «СМЕРШ» 1-го Белорусского фронта, указывалось на необходимость создания нештатной группы подготовки докладных записок в Москву и спецсообщений в Военный Совет фронта. Предусматривалось, что обобщение информации будет происходить каждые 10 дней, а в экстренных случаях – каждые 2–3 дня наступления [25, л. 1].
Пункты плана, посвященные вскрытию недостатков в подготовке операций, были прописаны достаточно детально. Это свидетельствует о хорошем владении контрразведчиками информацией о состоянии войск, запасов боеприпасов, оружия, техники и других компонентов, характеризующих готовность к наступательным боям. Предписывалось незамедлительно направлять спецсообщения в Военный Совет фронта о недостатках в ходе передислокации частей и соединений, их развертывании, об отсутствии достаточного количества засекречивающей аппаратуры связи на фронтовом радиоузле, недостаточной профессиональной подготовке связистов, о фактах разглашения информации, связанной с предстоящими действиями, нарушениях правил СУВ в 66-м и 33-м полках связи, в 919-м авиаполку, о многочисленных случаях несвоевременной доставки боевых приказов и распоряжений. Решено было срочно сообщить командующему фронтом о ситуации на 64-й фронтовой базе: некомплектной отправке в воинские части артиллерийского вооружения и боеприпасов, серьезных недостатках в противодиверсионной и пожарной охране. В военно-санитарном управлении также наблюдались предпосылки к срыву выполнения поставленных задач. В частности, были недостатки в системе эвакуации раненых с поля боя, доставки их в госпитали, обеспеченности медикаментами и медимуществом.
Из докладной записки начальника УКР «СМЕРШ» 1-го Белорусского фронта генерал-майора В. А. Вадиса на имя В. Абакумова видны некоторые результаты проделанной работы при подготовке и в первые дни наступления. Приведены сводные данные по отделам «СМЕРШ» 3, 8, 48, 65-й армий и 16-й воздушной армии. В частности, работали 17 оперативно-розыскных групп с включением в них агентов-опознавателей; на всех сборно-пересыльных и фильтрационных пунктах фронта действовали опергруппы, участвовавшие в проверке бывших военнопленных, дезертиров, отставших от своих частей военнослужащих, а также захваченных в плен солдат и офицеров немецкой армии; за время подготовки к наступлению были арестованы по фронту 139 человек (9 агентов немецкой разведки, 6 террористов, 9 за намерение перейти на сторону врага, 72 активных члена ОУН и банд УПА из числа «западников»); задержаны 2 агента-пропагандиста, специально обученных немцами. Уже в ходе наступления (в период 23 июня – 7 июля 1944 г.) были арестованы 166 человек, из них за террористические намерения в отношении своих командиров – 4, за изменнические намерения – 1, агентов военной разведки противника – 5, участников антисоветских организаций (среди военнослужащих и гражданских лиц) – 77, дезертиров – 12. В помещении, где располагался наиболее активно действовавший против 1-го Белорусского фронта немецкий разведорган «Виддер» (Абвергруппа-107), опергруппа обнаружила часть его архива, включая фотографии ряда агентов, которые были объявлены в розыск [26, л. 82–88].
Уже в первые дни наступления сказались выявленные чекистами в феврале – апреле 1944 г. серьезные недостатки в работе фронтовой и армейской разведок, особенно агентурных и диверсионных отделений разведотделов штабов фронта. Об этом был своевременно проинформирован начальник ГУКР НКО «СМЕРШ» В. Абакумов. Последний довел сведения УКР 1-го Белорусского фронта до руководства Разведуправления Генштаба, но своевременных и эффективных мер принято не было, в частности, отдельные агенты и разведгруппы продолжали снабжаться устаревшими или некачественно отремонтированными радиостанциями, которые в течение короткого времени выходили из строя. Радиоузел разведотдела штаба фронта располагался в 60-100 км от мест дислокации агентурных групп и также далеко от разведотдела. Поэтому даже с трудом принятая информация попадала в штаб фронта только через 5–7 дней. Указания агентуре передавались соответственным образом. За октябрь-декабрь 1943 г. и первый квартал 1944 г. Разведотделу штаба фронта не удалось завербовать ни одного немца из числа военнопленных, а большинство разведгрупп забрасывались на базы партизанских отрядов и не покидали районов их нахождения, пользуясь при этом развединформацией партизан.
Буквально накануне наступления сотрудники УКР «СМЕРШ» фронта выявили факт принятия на вооружение 1455-го артполка 10 самоходных артиллерийских установок (СУ-85) с неисправными двигателями, у нескольких на небольшом марше отвалились колеса. Чекисты незамедлительно проинформировали об этом НКГБ СССР для выяснения ситуации на Уральском машиностроительном заводе и заводе № 16 Наркомата тяжелого машиностроения, где были изготовлены танковые дизели. Одновременно пошла информация на имя командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии маршала Я. Н. Федоренко.
Обеспокоились сотрудники «СМЕРШ» и принятием на вооружение 286-й авиадивизии поступивших с 21-го и 381-го авиазаводов самолетов «ЛА-5» со значительными дефектами. В результате большинство новой авиатехники к эксплуатации допущено не было. Из 133 самолетов вообще не могли подняться в воздух 24, а 60 были допущены к полетам под наблюдением специальной комиссии с участием представителя отдела «СМЕРШ». В НКГБ СССР была направлена также информация о выходе из строя по техническим причинам нескольких танков 2-й танковой армии и о наличии серьезных дефектов в реактивных системах «М-13» (из 24 новых установок, прибывших на фронт, 9 были непригодны к применению).
Деятельность органов «СМЕРШ» в ходе наступления
Силы 1-го Прибалтийского, 2-го и 3-го Белорусских фронтов двинулись вперед на рассвете 23 июня 1944 г. На следующий день перешел в наступление 1-й Белорусский фронт [27, с. 197].
С этого времени перед контрразведчиками встал ряд следующих задач: 1) захват центров разведки, контрразведки и полицейских органов врага в полосе наступления, задержание их штатных и негласных сотрудников, а также захват важных документов; 2) проведение оперативно-розыскных и иных мероприятий среди взятых в плен военнослужащих и служащих немецкой армии и армий их союзников; 3) задержание активных пособников оккупантов, членов профашистских националистических организаций, изменников и предателей; 4) вскрытие и оперативное пресечение через командование случаев нарушения правил скрытого управления войсками (СУВ), фактов утраты секретных документов в результате нарушения правил секретного делопроизводства; 5) выявление и предотвращение возможных фактов невыполнения боевых приказов, срывов в снабжении наступающих войск оружием и боеприпасами, террористических актов в отношении командного состава, случаев дезертирства и уклонения от участия в боевых действиях.
Проделанная подготовительная работа позволяла эффективно выполнить указанные задачи.
С началом летних наступательных операций войск Красной Армии в ГУКР НКО «СМЕРШ» был разработан, лично В. Абакумовым отредактирован и подписан приказ № 00184/СШ от 11 июля 1944 г. «О мероприятиях по усилению розыска агентуры разведки противника» [9, с. 22]. На основании приказа в каждом фронтовом управлении контрразведки «СМЕРШ» надлежало разработать детальный план исходя из сложившейся оперативной обстановки. Например, вот что предусмотрели в УКР «СМЕРШ» 2-го Белорусского фронта: 1) агентуре среди личного состава штабов, узлов связи, шифровальных отделов и других важных подразделениях ставить конкретные задания по выявлению лиц, проводящих шпионскую деятельность в войсках; 2) усилить поисковую работу среди военнослужащих, ранее находившихся в немецком плену либо вышедших из окружения при подозрительных обстоятельствах; 3) среди уже арестованных агентов противника подбирать и перевербовывать тех, кто может опознавать выпускников Нойендорфской (Восточная Пруссия) разведывательной школы, а также штатный и переменный состав Абвергруппы-209 и Абвергруппы-107 («Виддер»), действовавших против войск 2-го Белорусского фронта. С участием агентов-опознавателей создать 7 оперативных групп для работы в частях, на сборно-пересыльных пунктах, на железнодорожных станциях и в других местах скопления военнослужащих; 4) опергруппы создавать и для работы в освобожденных городах Гродно, Белосток, Волковыск, где ранее дислоцировались разведорганы немцев [28, л. 67].
Реализация спланированных мероприятий оказалась достаточно эффективной. Так, уже к концу июля 1944 г. удалось выявить и задержать группу диверсантов-террористов, подготовленных германской разведкой из числа бывших военнопленных, служивших в так называемом Туркменском легионе. Эта группа имела задание по разрушению железнодорожных путей, уничтожению складов с боеприпасами, совершению террористических актов против старших офицеров Красной Армии. Интенсивные допросы арестованных вскрыли масштабный план Абвергруппы-209 по сковыванию наступательных операций 2-го Белорусского фронта. Оказалось, что этот разведорган создал «Русский особый отряд» во главе с изменником родины, бывшим офицером РОА П. Чварой. Первоначально этот отряд использовался для захвата в плен советских военнослужащих на переднем крае, а затем, после дополнительной подготовки «отрядников», уже для минирования мостов, железнодорожного полотна, занимаемых штабами зданий. Арестованные диверсанты дали контрразведчикам информацию о переброске немцами в районе г. Белостока около 70 человек из «Русского особого отряда». На агентов из четырех групп (в общей сложности более 20 «отрядников») были получены установочные данные, сведения о приметах и примерных районах действий. Указанная информация стала незамедлительно использоваться в ходе розыскных мероприятий. По согласованию с командованием усилилась охрана штабов, мест хранения боеприпасов, топлива и горюче-смазочных материалов. В результате диверсионно-террористических актов удалось избежать. Только на участке действий 3-й армии контрразведчики задержали 26 агентов Абвергрупп 208 и 209 [28, л. 82].
Всего за июль 1944 г. сотрудники УКР «СМЕРШ» 2-го Белорусского фронта арестовали 55 агентов указанных Абвергрупп, подготовленных в Нойендорфской разведшколе, а также в Смоленской и Минской школах диверсантов. Кроме того, чекисты разоблачили 46 агентов контрразведывательных и полицейских органов противника, часть которых имела задание внедриться в ряды Красной Армии [28, л. 84].
В докладной записке (за первые 10 дней июля 1944 г.) УКР «СМЕРШ» 1-го Белорусского фронта отметил, что арестованы 72 человека, из которых 12 агентов немецкой разведки, 8 активных членов ОУН-УПА и дезертиры. Опергруппами и заградслужбой были задержаны в ближайшем тылу фронта 4208 человек и уже профильтрованы 2684. Основную массу задержанных направили в запасные полки.
Чтобы проводить проверку подозрительных лиц, прежде всего бывших военнослужащих Красной Армии, лиц, уклонившихся от мобилизации при отступлении советских войск в 1941–1942 гг., органы контрразведки «СМЕРШ» использовали возможности, предоставлявшиеся в период нахождения указанных и других категорий граждан на сборно-пересыльных пунктах, в запасных армейских полках, в фильтрационных (специальных) лагерях НКВД СССР. Количество лагерей менялось в течение войны. В 1944 г. их имелось более 10 и в каждом работал штатный отдел военной контрразведки «СМЕРШ».
При прочесывании населенных пунктов военным контрразведчикам удавалось задерживать не только агентуру противника, но и отдельных официальных сотрудников немецких спецслужб. Так, в июле 1944 г. был задержан зондерфюрер Э. Брониковский-Герасимович – инструктор разведоргана при Ставке германского военного командования. Установив личность задержанного, чекисты проверили его по розыскным спискам. Оказалось, что Брониковский ранее являлся заместителем начальника Борисовской разведшколы, а затем – школы радистов Абвера. На допросе в отделе «СМЕРШ» он назвал 36 агентов, которые были заброшены в тыл Красной Армии, а также в районы Москвы, Калинина и Тулы при его непосредственном участии. Используя полученную от арестованного информацию, чекисты задержали 27 агентов, а остальных объявили в розыск [14, с. 85].
В ходе наступательных операций 1944 г. сотрудники военной контрразведки и аппаратов госбезопасности, вновь организуемых на освобожденной от врага территории, столкнулись с активной деятельностью антисоветских организаций, созданных и функционировавших под эгидой немецкой военной разведки, а также Главного управления имперской службы безопасности (РСХА). Особое внимание чекистов привлекли эти пронацистские образования и их боевые структуры в связи с использованием их кадров немецкими спецслужбами для вербовки в качестве агентов-разведчиков, диверсантов и пропагандистов. Например, так называемый «Зондерштаб-Р» был организован из белоэмигрантов и плененных немцами советских военнослужащих. Как уже было указано, он существовал с марта 1942 г. при 1-м отделе штаба «Валли». С начала 1944 г., будучи формально ликвидированным, «Зондерштаб-Р» передал своих многочисленных сотрудников в разведывательные и диверсионные школы [7, с. 244].
В разведывательно-подрывной работе против нашей страны и ее армии противник широко использовал также кадры РОА, «Боевого союза русских националистов» во главе с бывшим генералом РККА И. Бессоновым (который создал и «Политический центр борьбы с большевизмом»), «Национал-социалистической трудовой партии России», «Русского национал-социалистического союза», националистических легионов: Грузинского, Армянского, Туркестанского, Калмыкского, Эстонского и т. д.
Весной и летом 1944 г. НКГБ СССР и ГУКР НКО «СМЕРШ» подготовили и направили в территориальные и фронтовые органы ряд указаний по выявлению деятельности и личного состава названных выше и других антисоветских и националистических организаций. Одним из первых последовало указание НКГБ СССР № 36 от 28 марта «О выявлении и агентурной разработке связи «Национал-социалистической трудовой партии России» (НСТПР) и командного состава «Русской народной армии» (РНА)». В документе отмечалось, что НСТПР по заданию германского командования активно проводит разведывательную и контрразведывательную работу, засылая в тыл Красной Армии шпионов и диверсантов [9, с. 261–262]. Аналогичную информацию содержало указание НКГБ СССР № 2695 от 11 июля 1944 г. «О работе по «Национально-туркестанскому комитету единства»; директивы ГУКР НКО «СМЕРШ» об агентурно-оперативных мероприятиях по выявлению и аресту участников антисоветской организации «Союз борьбы против большевизма» (№ 50100 от 26 июля 1944 г.) и участников «Союза белорусской молодежи» (№ 55413 от 14 августа 1944 г.); указание НКГБ СССР о проведении контрразведывательных мероприятий в отношении антисоветских казачьих формирований (№ 108 от 24 августа 1944 г.) и т. д.
Базой для подобного рода документов являлись результаты следствия по возбужденным уголовным делам, а также донесения зафронтовой агентуры.
Зафронтовая оперативная группа «Штурм» УКР «СМЕРШ» 1-го Прибалтийского фронта добыла информацию на ряд офицеров и рядовых 1-й Русской бригады СС «Дружина». Это антисоветское формирование было создано Главным управлением имперской безопасности Германии в рамках операции «Цеппелин» и предназначалось для участия в борьбе с партизанами. Из числа личного состава бригады отбирались будущие диверсанты и разведчики. Понимая, что советские войска однозначно разгромят Вермахт, часть бригады во главе с ее командиром бывшим подполковником РККА В. Гилем-Родионовым в августе 1943 г. перешла на сторону белорусских партизан и с того времени носила название «1-я Антифашистская бригада». Однако среди ее бойцов и командиров были и те, кто запятнал себя активным сотрудничеством со спецслужбами Германии – участвовал в карательных акциях, выполнял задания разведки противника [29, с. 275]. 28 августа 1944 г., основываясь на информации опергруппы «Штурм» и других данных, ОКР «СМЕРШ» 6-й гвардейской армии выявил в армейском запасном полку среди партизан, соединившихся с наступающими частями Красной Армии, ряд бывших военнослужащих 1-й
Русской бригады СС. Все они в прошлом являлись офицерами РККА, находясь в плену, согласились сотрудничать с разведслужбами противника [30, л. 79]. В ходе их допросов удалось воссоздать процесс создания и использования гитлеровской службой безопасности Боевого союза русских националистов и организованной на его основе 1-й Русской бригады СС. Подследственные подтвердили, что основными задачами указанных структур являлись карательные мероприятия против партизан и подготовка кадров для разведывательно-подрывной работы в тылу Красной Армии. Отобранные «дружинники» окончили разведывательную школу в м. Яблонь близ г. Люблин (Польша), подчиненную Особой команде «Цеппелин» при Оперативной группе «Б». С июня 1942 г. по март 1943 г. 60 человек были заброшены в различные районы СССР с заданиями по организации диверсий, восстаний и антисоветской агитации [30, л. 134]. Арестованных военными контрразведчиками бывших членов БСРН и 1-й Русской бригады СС осудил Военный трибунал 1-го Прибалтийского фронта, приговорив двух человек к 6 годам исправительно-трудовых лагерей, еще четырех – к 10 годам заключения в лагере, двоих – к высшей мере наказания – расстрелу [30, л. 202].
Управление контрразведки «СМЕРШ» 1-го Прибалтийского фронта с августа 1943 г. разрабатывало также Политический центр борьбы с большевизмом (ПЦББ). В ходе наступления все добытые данные явились основой для розыска членов организации и участников подготовленных немцами боевых отрядов, чтобы исключить возможность проникновения их в ряды Красной Армии после вторичного призыва на военную службу на освобожденной территории СССР.
Продолжалась работа по недопущению фактов утечки к противнику важной информации и расследованию случаев утраты секретных документов. Так, контрразведчики 24 июня 1944 г. вскрыли и факт отсутствия совершенно секретной директивы с элементами плана наступления и задачами авиации по подавлению железнодорожных перевозок противника. Виновником оказался начальник штаба 336-й истребительной авиадивизии. После проведения расследования он был отстранен от должности, собранные контрразведчиками материалы передали в военную прокуратуру для привлечения виновного к уголовной ответственности [31, л. 405].
Чекистам пришлось расследовать и факты чрезвычайных происшествий, таких, например, как трагически закончившаяся тренировка артиллеристов. Под огонь своих орудий попал наблюдательный пункт 457-й стрелковой дивизии. Погибли 7 офицеров и 4 рядовых, еще 20 человек получили ранения разной степени тяжести. Выяснилось, что задействованные в учениях орудия были неисправны, а командир 40-го стрелкового корпуса генерал-майор В. С. Кузнецов необоснованно собрал на НП большое количество людей и не потребовал доклада о готовности артиллеристов к стрельбе. И это при том, что в одной из его боевых характеристик прямо указывалось на умение «организовать взаимодействие пехоты с артиллерией» [32, с. 303]. За безответственное отношение к организации и проведению учений Военный Совет фронта объявил генералу Кузнецову выговор, командир дивизии был предупрежден о неполном служебном соответствии, а командир артполка привлечен к уголовной ответственности. Сотрудники «СМЕРШ» могли быть удовлетворены лишь тем, что в ходе расследования террористических намерений и антисоветских умыслов ни у кого из артиллеристов выявлено не было.
В первые дни наступления войск 1-го Белорусского фронта чекисты представили в штаб воздушной армии полученные оперативным путем сведения о небрежности отдельных командиров при отработке вопросов взаимодействия авиации и стрелковых частей. Однако на информацию чекистов внимание не обратили. 24 июня 2 штурмовика и 3 истребителя произвели обстрел и бомбежку тылов 96-й гвардейской дивизии. Были убиты 6 военнослужащих и 15 ранены. В этот же день 6 «ИЛ-2» обстреляли соседний аэродром, уничтожив на земле несколько штурмовиков, при этом 7 человек получили ранения. Сотрудникам «СМЕРШ» пришлось проводить официальное расследование, в ходе которого оперативные данные нашли свое подтверждение [32, с. 437].
Контрразведчики представили в военные советы фронта и армий значительный объем информации о негативных явлениях в морально-политическом состоянии войск. Имели место факты мародерства и иных противоправных действий по отношению к местному населению со стороны отдельных военнослужащих. От употребления некондиционных спиртных напитков наблюдались групповые отравления солдат и офицеров, повлекшие за собой смерть или длительное лечение в госпиталях.
Таким образом, в ходе масштабной упреждающей работы контрразведчикам, в полном взаимодействии с командованием, удалось обеспечить максимально возможную секретность при разработке замысла и плана стратегической наступательной операции «Багратион» и не допустить утечки к противнику наиболее важных сведений. Разведывательные органы противника не смогли осуществить значимых диверсионных и террористических акций в тылу советских войск. Многоплановая деятельность органов военной контрразведки «СМЕРШ» 1, 2-го и 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов реально способствовала успешной подготовке и проведению операции «Багратион», в ходе которой от оккупантов была освобождена вся территория Белорусской ССР.
Источники и литература
1. Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Омской области (далее – Архив УФСБ РФ по Омской обл.). – Ф. 40. – Оп. 24. – Д. 174.
2. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 15. – Д. 71.
3. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. док. – М., 2008.-T. 4, кн. 1.
4. Структура и деятельность органов германской разведки в годы Второй мировой войны. – Симферополь, 2011.
5. Центральный архив Федеральной службы безопасности России (далее – ЦА ФСБ России). – Ф. 14.-Оп. 5.-Д. 391.
6. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 3. – Д. 167.
7. Грибков, И. Особый штаб «Россия» / И. Грибков, Д. Жуков. – М., 2011.
8. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. док. – М., 2008.-Т. 4, кн. 2.
9. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. док. – М., 2008.-Т. 5, кн. 2.
10. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 5. – Д. 591.
11. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 4. – Д. 17.
12. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 4. – Д. 23.
13. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. док. – М., 2007.-Т. 5, кн. 1.
14. «Смерш». Исторические очерки и архивные документы. – М., 2005.
15. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 5. – Д. 365.
16. В очерке о боевых действиях Советской Армии в годы Великой Отечественной войны, выпущенном Генеральным штабом, отмечено, что особое внимание при подготовке операции «Багратион» обращалось на скрытность с целью обеспечения внезапности ударов (см.: Боевые действия Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945. Краткий военно-исторический очерк. – М., 1958. – Т. 2. – С. 73). Почти страница отведена описанию обеспечения скрытности в книге издательства «Вече», увидевшей свет совсем недавно (Операция «Багратион». – М., 2011. – С. 67–68).
17. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 15. – Д. 273.
18. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 15. – Д. 1.
19. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 15. – Д. 78.
20. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 5. – Д. 435.
21. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 5. – Д. 370.
22. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 15. – Дела со спецсообщениями Военному Совету 1-го Прибалтийского фронта.
23. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 5. – Д. 395.
24. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 5. – Д. 391.
25. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 2. – Д. 174.
26. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 2. – Д. 174.
27. Операция «Багратион». – М., 2011.
28. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 5. – Д. 399.
29. Иванов, А. Н. За фронтом / А. Н. Иванов // Военные контрразведчики. Особым отделам ВЧК-КГБ 60 лет. – М., 1978.
30. Архив УФСБ РФ по Омской обл. – Ф. 40. – Оп. 15. – Д. 73.
31. ЦА ФСБ России. – Ф. 14. – Оп. 5. – Д. 393.
32. Великая Отечественная. Комкоры. Военный биографический словарь: в 2 т. – М., 2006. – Т. 1.
Некоторые особенности тылового обеспечения войск в Белорусской операции
В. М. Лапаник, В. Н. Шкадрович (Минск)
Мероприятия по тыловому обеспечению войск в Белорусской операции осуществлялись в сложных условиях оперативной и тыловой обстановки. В операции принимала участие крупная группировка войск в составе четырех фронтов, которые наносили мощные глубокие удары одновременно на нескольких удаленных друг от друга направлениях. Операция имела большой пространственный размах. Войска действовали в трудных условиях лесисто-болотистой местности. Все это вносило свои особенности в решение задач тылового обеспечения, требовало от органов тыла высокой оперативности и творческого подхода при определении форм и способов их выполнения, экономного расходования имевшихся сил и средств и гибкого маневра ими в ходе боевых действий.
При подготовке к наступлению большое внимание уделялось своевременному созданию группировок оперативного тыла. Во всех фронтах основные силы и средства тыла сосредоточивались по направлениям действий ударных группировок. Для повышения устойчивости и мобильности тылового обеспечения во фронтах и армиях создавались резервы, а склады с запасами материальных средств, медицинские, дорожные, автотранспортные, железнодорожные и ремонтные части и учреждения приближались к линии фронта и эшелонировались по глубине в два-три эшелона.
Первый эшелон фронтового тыла (часть складов и их отделений с запасами боеприпасов и горючего, передовые подвижные госпитали, дорожные и железнодорожные части) развертывался в тыловых районах армий, в 30–50 км от переднего края. Второй эшелон, в состав которого входили основные силы и средства фронтового тыла, размещался в районах фронтовых распорядительных станций, в 80-120 км от линии фронта. Третий эшелон (отдельные склады, загруженные эвакуационные госпитали, ремонтные и некоторые другие тыловые части и учреждения) располагался в глубине фронтовых тыловых районов, в 200–250 км [1, с. 172].
Армейские тыловые части и учреждения также эшелонировались в глубину. В исходном положении основная их часть размещалась в районах армейских станций снабжения, в 20–30 км от переднего края. Подвижные тыловые части и подразделения армий (полевые подвижные госпитали, авто– и конносанитарные роты, дорожные и ремонтно-эвакуационные части и подразделения) были выдвинуты в войсковые тыловые районы и располагались в непосредственной близости от боевых порядков войск. Эти части и подразделения находились в свернутом состоянии в готовности с началом наступления выдвигаться вслед за войсками [1, с. 172].
Таким образом, глубокое эшелонирование оперативного тыла являлось одной из особенностей данной операции и более полно отвечало характеру предстоявших действий войск. Оно позволяло рационально использовать имевшиеся во фронтах и армиях силы и средства тыла при подготовке операции и своевременно выдвигать их на главные направления для обеспечения ударных группировок в ходе развития наступления. Обеспечивалась также необходимая устойчивость работы тыла в случае нанесения противником сильных контрударов.
В ходе успешного развития операции отделения фронтовых и армейских баз, медицинские, дорожные, ремонтно-эвакуационные и другие тыловые части и учреждения систематически приближались к войскам. Особенность выдвижения фронтовых и армейских тыловых частей и учреждений за наступающими войсками состояла в том, что основная тяжесть доставки материальных средств войскам, из-за крайне низких темпов восстановления железных дорог, в начале операции легла на автомобильный транспорт.
Ближе к наступающим войскам выдвигались на автотранспорте головные отделения полевых баз армий, которые перемещались, как правило, через каждые двое-трое суток. Основной же состав армейских и фронтовых баз находился в то время еще в исходных районах. Только с конца июля, когда темпы восстановления железных дорог значительно возросли, началось постепенное перемещение баз. Характерной особенностью базирования тыла фронтов в этой операции являлось приближение фронтовых распорядительных станций (ФРС) к войскам. Во всех фронтах ФРС в исходном положении были размещены всего лишь в 80-120 км от переднего края. Такое расположение ФРС способствовало быстрой доставке материальных средств на фронтовые склады и в войска. Вместе с тем повышались ответственность и роль центральных органов тыла за выполнение снабженческих перевозок.
При подготовке Белорусской операции практически весь объем снабженческих и эвакуационных перевозок во фронтовом звене выполнялся железнодорожным транспортом. По железнодорожным участкам материальные средства подвозились на фронтовые склады, станции снабжения и выгрузочные станции общевойсковых, танковых, воздушных армий, танковых, механизированных и кавалерийских корпусов. В исходном положении каждой армии выделялось, как правило, по две станции снабжения в 20–30 км от линии фронта, выгрузочные станции назначались еще ближе. Например, на 1-м Белорусском фронте выгрузочные станции для 48-й и 28-й армии были назначены буквально в 5–8 км от переднего края [5, с. 25–27].
Большую роль в подвозе материальных средств в ходе Белорусской операции сыграл автомобильный транспорт. С первых дней наступления практически весь объем подвоза материальных средств от головных железнодорожных станций до войск выполнялся фронтовым, армейским и войсковым автомобильным и гужевым транспортом.
Последовательное соблюдение принципа централизованного использования автомобильного транспорта в сложной динамичной оперативно-тыловой обстановке явилось одной из характерных особенностей тылового обеспечения в операции, что в немалой степени способствовало своевременному выполнению большого объема срочных перевозок. Важное значение имели постоянная забота о водителях, организация их питания и отдыха, сокращение простоев транспорта под погрузкой и разгрузкой, надежное техническое обслуживание и своевременная заправка машин на маршрутах. Для этого на фронтовых ВАД примерно через каждые 100–120 км были развернуты пункты отдыха, питания, медицинской помощи, технического обслуживания и заправки горючим, а через 200–250 км оборудованы придорожные гостиницы и бани с душевыми и дезкамерами [5, с. 25–27].
Ценный опыт дала подготовка транспортных коммуникаций. Начиная с апреля 1944 г. во фронтах проводились большие работы по развитию сети и повышению пропускной способности железных дорог, ремонту и улучшению шоссейных и грунтовых дорог. На всех направлениях построили высоководные и низководные мосты-дублеры, создали значительные запасы леса, металлоконструкций и других восстановительных материалов. К началу наступления основные железнодорожные направления и военно-автомобильные дороги были доведены практически до боевых порядков войск, а железнодорожные и дорожные войска выдвинуты на головные участки и приведены в готовность к немедленному развертыванию восстановительных работ.
Немалое внимание при подготовке операции уделялось планированию восстановления железнодорожных направлений. Особенно важное значение это имело для 1-го Белорусского фронта, в полосе наступления которого были два фронтальных железнодорожных направления.
В середине июля 1944 г. фронты были усилены железнодорожными войсками: 1-й Белорусский – тремя железнодорожными бригадами, 3-й и 2-й Белорусские получили по одной бригаде каждый. Для ускорения выдвижения прибывших железнодорожных частей к местам работ им придавался фронтовой автомобильный транспорт и выделялись сверхнормативные лимиты горючего.
С прибытием дополнительных железнодорожных бригад и организацией восстановительных работ на широком фронте темпы восстановления железных дорог резко возросли (до 25–30 км в сутки). Подвоз материальных средств во фронтах коренным образом улучшился, запасы в войсках стали постепенно пополняться.
Восстановительные работы на ВАД выполнялись на широком фронте. При этом непосредственно за наступающими войсками первого эшелона выдвигались головные дорожные подразделения и части (первый эшелон дорожных войск), которые во взаимодействии с инженерными частями вели техническую разведку, разминирование и краткосрочное восстановление дорог. Вслед за головными частями следовали основные силы (второй эшелон) дорожных войск. Они завершали восстановление разрушенных дорожных объектов и организовывали нормальную эксплуатацию ВАД, тесно взаимодействуя с инженерными войсками и широко используя помощь местного населения.
При организации медицинского обеспечения большое внимание уделялось подготовке всех звеньев медицинской службы. В мае и первой половине июня медико-санитарные батальоны соединений и армейские госпитали были максимально высвобождены от раненых, пополнены личным составом и медицинским имуществом, а госпитальные базы армий приближены к войскам и размещены в 15–25 км от переднего края. Около 30 % армейских госпиталей выделялись в резерв для выдвижения за наступающими войсками [3, с. 136].
Госпитальные базы фронтов в исходном положении развертывались по эвакуационным направлениям в два-три эшелона. Первые (передовые) эшелоны ГБФ размещались в армейских тыловых районах в 30–40 км от линии фронта, вторые (основные) – в 80-100 км и третьи (тыловые) – в 150–250 км [3, с. 136].
В составе первого и второго эшелонов ГБФ находилось более 80 % общего количества полевых и эвакуационных госпиталей. В каждом эшелоне ГБФ часть госпиталей (до 10–15 %) выводилась в резерв. Резервные госпитали сосредоточивались главным образом вблизи передовых эшелонов ГБФ. Здесь же располагался и резерв фронтового автосанитарного транспорта, на котором планировалось выдвигать резервные госпитали за наступавшими войсками.
Наличие такого количества медицинских частей и учреждений позволило организовать устойчивое медицинское обеспечение войск на всех этапах операции. Однако вследствие ограниченной пропускной способности железных дорог маневр медицинскими учреждениями из глубины был в значительной мере затруднен. Выдвижение армейских и фронтовых госпиталей за наступающими войсками осуществлялось в основном на автомобильном транспорте. Приближение передовых фронтовых госпитальных баз к войскам осуществлялось и на других фронтах. Это способствовало своевременному высвобождению армейских госпиталей и выдвижению их вперед за наступающими войсками [4, с. 669–680].
Вполне оправдал себя в ходе операции и опыт развертывания межармейских госпитальных баз. Они создавались за счет резервных армейских (частично) и фронтовых госпиталей для обеспечения, как правило, двух соседних армий [1, с. 172].
Управление тылом при подготовке и в ходе операции осуществлялось с тыловых пунктов управления, которые развертывались в 20–25 км от командных пунктов. Во всех фронтах создавались оперативные группы управления, одна из которых постоянно находилась на командном пункте, а другие руководили обеспечением войск, действовавших на отдельных направлениях или в составе подвижных групп.
Опыт организации тылового обеспечения войск, полученный в Белорусской операции, широко использовался в завершающих операциях Великой Отечественной войны. Во многом он не утратил актуальности и в современных условиях.
Литература
1. Антипенко, Н. А. На главном направлении / Н. А. Антипенко. – М., 1967.
2. Операция «Багратион»: освобождение Беларуси / Ю. А. Алексеев [и др.] – М., 2004.
3. Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. – М., 1977.
4. Освобождение Белоруссии. – М., 1974.
5. Воен. – ист. журн. – 1974. – № 8.
Техническое обеспечение в операции «Багратион»
П. Н. Татаринов (Минск)
Опыт Великой Отечественной войны убедительно показал, что успех боевых действий войск во многом зависит от эффективности работы системы по организации и проведению технического обеспечения. Своевременное техническое обслуживание, эвакуация и ремонт боевой техники и вооружения позволяли содержать их в состоянии высокой боеспособности, обеспечивали живучесть и ударную силу частей и соединений, успешное решение боевых задач. Восстановление поврежденной боевой техники и вооружения в ходе операций, быстрый возврат их в строй являлись существенным источником восполнения потерь в материальной части. Неоценимое значение для повышения огневой мощи и ударной силы войск фронтов имело техническое обеспечение в третьем периоде войны, когда Красная Армия вела стратегические наступательные операции огромного размаха, обеспечивая изгнание врага с территории нашей страны и окончательный разгром фашистской Германии. Большая насыщенность войск действующей армии сложной и разнообразной боевой и транспортной техникой, вооружением, высокие темпы наступления ударных группировок фронтов на большую глубину, особенно танковых и механизированных корпусов и армий, большие внутрифронтовые и межфронтовые воинские перевозки в связи с крупными перегруппировками войск, колоссальные масштабы подвоза материальных средств требовали хорошего технического состояния боевой и транспортной техники и вооружения.
Увеличение и усложнение объема работ служб технического обеспечения и значительное изменение оперативно-стратегической обстановки в этот период потребовали внесения определенных изменений в систему и организацию технического обеспечения войск фронтов. В целях дальнейшего усиления специализации и повышения производственных мощностей ремонтных частей и подразделений во всех звеньях оперативного и войскового тыла в 1944 г. была проведена унификация войсковых ремонтных средств и осуществлен перевод их на новые штаты. Многочисленные подвижные ремонтные базы (ПРБ), имевшие различную организацию, были преобразованы в подвижные танкоремонтные базы (ПТРБ) и подвижные автомобильные ремонтные базы (ПАРБ); ремонтные части (отдельные ремонтно-восстановительные батальоны, армейские ремонтно-восстановительные батальоны, кроме входивших в состав механизированных корпусов, были переформированы в отдельные танкоремонтные батальоны (ОТРБ) и отдельные автомобильные ремонтновосстановительные батальоны (АРВБ) [1]. Одновременно с этим в ремонтных подразделениях частей и соединений увеличивалась численность личного состава, они оснащались более совершенной ремонтной техникой. Это позволило значительно поднять производственные возможности ремонтных частей. Например, расчетная месячная производственная мощность ПТРБ по сравнению с НРБ возросла на 54 %, а ОТРБ против ОРВБ – на 45 % [2]. Уменьшена была также разнотипность авиационных и артиллерийских ремонтных мастерских. В результате этого вместо имевшихся ранее 30 различных типов ремонтных частей и подразделений осталось 18–20 типов. В значительной степени пополнилось и частично обновилось оборудование подвижных ремонтных мастерских, улучшилось снабжение действующей армии готовыми агрегатами, запасными частями и материалами.
Во второй половине 1944 г. во всех частях, соединениях и объединениях бронетанковых и механизированных войск вместо помощников командиров (командующих) по технической части была введена должность заместителей командиров (командующих) по технической части [3]. Проведение этого мероприятия подняло ответственность и авторитет лиц, стоявших во главе технической службы, повысило оперативность в руководстве службой технического обеспечения. Новой организационной формой использования ремонтноэвакуационных средств в бронетанковых и механизированных войсках в этот период явилось создание в местах большого сосредоточения ремонтного фонда бронетанковой техники временных ремонтных центров в составе нескольких ремонтно-эвакуационных частей. Это обеспечивало более оперативное решение вопросов ускоренного восстановления танков и САУ в армейском и фронтовом тылу.
В 1944 г. продолжалось расширение сети ремонтных средств. Количество ремонтно-эвакуационных средств по восстановлению бронетанковой техники по сравнению с ее начальным периодом увеличилось по подвижным средствам более чем в 8 раз, а по стационарным ремонтным заводам – почти в 2,5 раза. Более чем в 3 раза возросло количество подвижных мастерских по ремонту самолетов и авиационных моторов [1]. Одновременно с увеличением количества ремонтных частей и подразделений во всех звеньях оперативного и войскового тыла и улучшением их организационной структуры непрерывно совершенствовалась организация технического обеспечения, технология ремонта боевой и транспортной техники и вооружения. Во фронтах, армиях и в войсках внедрялись прогрессивные способы и методы ремонта: в стационарных условиях – переход на поток, в полевых – широкое внедрение агрегатного метода [4]. Ремонт поточным способом позволял делить технологический процесс ремонта боевой техники и вооружения на ряд операций, выполняемых специализированными бригадами. Продолжалась и более узкая специализация ремонтных средств, которая получила довольно широкое распространение. Специализировались подвижные ремонтные заводы, ремонтные части или их подразделения. Специализировались и отдельные ремонтные бригады в составе корпусных и армейских средств. Основным принципом организации и осуществления технического обеспечения войск в операции «Багратион» являлось максимальное приближение ремонтно-эвакуационных средств всех звеньев тыла к войскам. Вышедшая из строя бронетанковая и автотракторная техника эвакуировалась с поля боя средствами вышестоящих ремонтно-эвакуационных органов (соединений и армий) на сборные пункты аварийных машин (СПАМ), которые организовывались в районах наибольшего скопления вышедшей из строя боевой и транспортной техники. Здесь и развертывались основные работы по ее восстановлению средствами соединений и объединений. Нередко фронтовые ремонтные средства выдвигались в армейские тыловые районы, а армейские – в войсковые. При подготовке и в ходе наступательных операций применялись различные способы использования ремонтных средств фронта: создание фронтовых ремонтных центров в районах максимального сосредоточения ремонтного фонда; передача ремонтных частей и подразделений в оперативное подчинение армиям в целях усиления армейских ремонтных средств, приближения их к наступавшим войскам и ускорения среднего ремонта; временное прикрепление фронтовых ремонтных средств к отдельным танковым или механизированным корпусам, но с оставлением их в оперативном подчинении фронта. Выбор того или иного способа обусловливался характером проводимых операций, их размахом и темпами наступления войск, а также наличием сил и средств для восстановления бронетанковой техники. Чем меньшими ремонтными средствами располагал фронт, тем чаще он прибегал к централизованному их использованию – созданию фронтовых ремонтных центров. Обычно фронтовые ремонтные центры состояли из двух отдельных танкоремонтных батальонов и трех-четырех подвижных танкоремонтных баз, эвакуационных средств (одной-двух эвакорот и эвакоотряда), сборных пунктов аварийных машин и сборно-распределительных пунктов по демонтажу танков безвозвратных потерь или подвижных ремонтно-сборных пунктов, летучек (отделений) склада бронетанкового имущества [1]. В том случае, когда фронт наступал на двух разобщенных направлениях, создавалось два фронтовых ремонтных центра. Передвигаясь в тылу наступающих войск, ремонтный центр производил главным образом средний и капитальный ремонт танков, а также восстанавливал значительную часть боевых машин, требовавших текущего ремонта. Например, во время Белорусской наступательной операции ремонтные центры 3-го Белорусского фронта произвели текущий ремонт 374 танков и САУ, средний – 852 и капитальный -286 [5]. Фронтовой ремонтный центр находился на одном месте 6-10 суток, обеспечивая эвакуацию и ремонт поврежденной боевой техники, подвоз бронетанкового имущества, разборку списанных танков. Работой центра руководили офицеры отдела ремонта и эвакуации управления командующего бронетанковыми и механизированными войсками фронта. В тех случаях, когда фронт имел достаточное количество ремонтных средств, они нередко переподчинялись армиям, имевшим в своем составе танковые части и соединения, чтобы отремонтировать как можно больше поврежденных танков в армейских тыловых районах. При этом создавался также резерв ремонтных средств фронта – один-два отдельных танкоремонтных батальона и одна-две подвижные танкоремонтные базы. Они обычно составляли ремонтно-эвакуационные группы фронтов и базировались на фронтовые сборные пункты аварийных машин. Подвижные танкоремонтные заводы и подвижные танкоагрегатные ремонтные заводы входили в состав этих групп или центров и использовались во фронтовом тылу централизованно. При наступлении войск с темпом 15–20 км в сутки все фронтовые ремонтные средства максимально приближались к действующим войскам и работали на сборных пунктах поврежденных машин вместе с войсковыми и армейскими ремонтными частями и подразделениями. При этом они либо оставались в подчинении фронта, либо временно придавались армии и соединениям. Но как только темпы наступления войск возрастали и боевые действия приобретали высокоманевренный характер, фронт возвращал основные средства ремонта в свое подчинение, чтобы при необходимости своевременно сманеврировать ими и оказать войскам необходимую помощь. Жесткая централизация управления всеми ремонтно-эвакуационными средствами и максимальное приближение их (в виде ремонтно-эвакуационных групп или ремонтных центров) к действующим войскам обеспечивали быстрое и эффективное производство ремонта бронетанковой техники в условиях высоких темпов наступления. Необходимость быстрейшего ремонта поврежденной боевой и транспортной техники в ходе операции требовала также и глубокого эшелонирования всех сил и средств технического обеспечения. В бронетанковых и механизированных войсках ремонтные средства в ходе наступления размещались в три или даже четыре эшелона. Первый эшелон обычно составляли ремонтные средства частей и соединений. Они производили основную массу текущих ремонтов, а также значительную часть средних ремонтов (до 1–1,5 суток). Ремонтно-эвакуационные подразделения первого эшелона сосредоточивали на своих сборных пунктах аварийных машин ту часть ремонтного фонда, которая подлежала передаче вышестоящему звену, и обеспечивали ее охрану. В первом эшелоне, как правило, работали и средства усиления, приданные армией или фронтом танковым частям и соединениям. Глубина действия ремонтно-эвакуационных средств эшелона не превышала 15–30 км. Второй эшелон составляли армейские ремонтно-эвакуационные части и части, приданные им фронтом. Они восстанавливали танки и САУ, которые требовали среднего ремонта продолжительностью до двух суток, производили часть текущих ремонтов. В зависимости от обстановки эшелон производил и капитальный ремонт машин, не требовавших серьезных корпусных работ. На сборные пункты аварийных машин этого эшелона эвакуировались все подлежащие ремонту танки и САУ, а также машины, которые были вытащены из болот и рек. Глубина действий ремонтно-эвакуационных средств эшелона достигала 150 км. Ремонтно-эвакуационные группы находились на одном месте 5–6 суток и более. Третий эшелон составляли ремонтноэвакуационные средства фронта, глубина действий которых в зависимости от размаха проводимых операций достигала 250–400 км. В отдельных случаях, например на 3-м Белорусском фронте, глубина достигала 600 км [5]. При наличии у командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии резерва ремонтных средств они составляли четвертый эшелон. Значительная часть ремонтно-эвакуационных средств любого из этих эшелонов выдвигалась в качестве усиления нижестоящего звена. Такое глубокое эшелонирование позволяло наиболее полно использовать все возможности для восстановления боевой и транспортной техники. Правильное сочетание движения и работы ремонтных частей и подразделений, не допускавшее отставания их от наступающих войск, непрерывное взаимодействие между собой на всю глубину эшелонирования обеспечивали одновременный охват максимального количества боевой и транспортной техники, требовавшей ремонта.
Данные принципы технического обеспечения войск действующей армии, зародившиеся в Белорусской наступательной операции, оправдали себя и не потеряли значения в современных условиях. Служба технического обеспечения всех родов войск сыграла исключительно важную роль в поддержании огневой мощи и ударной силы действующей армии, в повышении боеспособности войск. В течение всей войны силами и средствами этой службы было произведено свыше 429 тыс. всех видов ремонтов танков и САУ, около 2 млн средних и капитальных ремонтов автомобилей, около 1640,7 тыс. ремонтов артиллерийских орудий и минометов, а также большое количество ремонтов других видов техники и вооружения. При этом основной объем работ был выполнен войсковыми, армейскими и фронтовыми ремонтно-эвакуационными средствами. Например, ремонтные заводы центрального подчинения выполнили в 1944 г. в 4 раза меньше капитальных ремонтов автомобилей и тракторов, чем подвижные ремонтные средства; ремонт артиллерийского и стрелкового вооружения в войсковых мастерских за 1944 г. составил: по стрелковому вооружению – 71–80 %, по минометам – 74, по орудиям – 70 и по военным приборам – 35 % от общего количества произведенных ремонтов; подвижные ремонтные средства бронетанковых и механизированных войск в 1944 г. охватили ремонтом 91,8 % общего количества отремонтированных танков, в том числе 99,2 % средних и 65,7 % капитальных ремонтов [1]. Развертывание большого количества подвижных ремонтных частей (подразделений) и предприятий во фронтовом, армейском и войсковом тылу, их специализация по типам и маркам машин, создание специализированных подвижных ремонтных заводов, широкое внедрение агрегатного метода ремонта, непрерывное совершенствование организации и способов использования всех средств технического обеспечения дали возможность в ходе Белорусской наступательной операции восстанавливать практически всю технику и вооружение, требовавшие текущего и среднего ремонта. Ремонт боевой и транспортной техники, вооружения в войсковом, армейском и фронтовом тылу имел не только серьезное оперативно-стратегическое, но и военно-экономическое значение. Количество отремонтированных в ходе операции танков и САУ в 2–3 раза превышало число боевых машин, имевшихся к началу операции.
Иными словами, в течение операции танк нередко выходил из строя 2–3 раза и столько же раз в этот период возвращался в строй. Это не только повышало боеспособность танковых и механизированных соединений и оперативных объединений, увеличивало силу и глубину их ударов, но также резко уменьшало доставку боевых машин из глубины страны и облегчало работу предприятий военной промышленности. Аналогичное влияние на повышение боеспособности войск оказывало своевременное восстановление других видов боевой техники и вооружения, технических средств войскового и оперативного тыла.
Литература
1. Строительство и боевое применение советских танковых войск в годы Великой Отечественной войны. – М., 1979.
2. Радзиевский, А. Эвакуировать и восстановить / А. Радзиевский // Воен. – ист. журн. -1976.-№ 3.
3. История Великой Отечественной войны 1941–1945. – М., 1964. – T. 3.
4. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. – М., 1964. – T. 3.
5. Карпенко, А. Совершенствование технического обеспечения бронетанковых войск в операциях / А. Карпенко // Воен. – ист. журн. – 1967. – № 4.
Идеологическое и пропагандистское обеспечение операции «Багратион»
И. В. Сидорок (Минск)
Проблема попыток искажения истории является одной из основных тем в современном информационном противоборстве, причем стремление пересмотреть итоги Второй мировой войны порой наблюдается на самом высоком уровне. В частности, 3 июля 2009 г. Европарламент принял резолюцию «О воссоединении разделенной Европы», согласно которой 23 августа, день подписания в 1939 г. договора о ненападении между СССР и Германией (пакта Молотова – Риббентропа), предлагается считать днем памяти «жертв нацизма и сталинизма».
Принимая во внимание изложенное, на фоне возрастающего информационного противоборства и фальсификации истории все значительнее становится роль идеологической работы в вооруженных силах, и в частности ее пропагандистской составляющей. А значит, весьма востребованным является опыт проведения различных мероприятий идеологической направленности, накопленный во время Великой Отечественной войны и непосредственно в ходе освобождения Беларуси.
Следует отметить, что военные советы фронтов и армий, непосредственно политорганы большое внимание уделяли усилению партийно-политической работы. Главным ее содержанием являлось разъяснение воинам их долга, конкретных задач каждого в предстоящей операции, воспитание личного состава в духе братской дружбы народов СССР, славных боевых традиций Советских Вооруженных Сил и ненависти к врагу.
В своих мемуарах бывший командир 3-го бомбардировочного авиационного Бобруйско-Берлинского ордена Суворова корпуса А. 3. Каравацкий указывает: «В период подготовки к Белорусской операции в полках нашего корпуса ни на один день не угасала партийно-политическая работа. Она велась непрерывно, в любых условиях. Офицеры корпуса почти постоянно находились в частях. Они читали лекции, выступали с докладами, проводили беседы. Особо подчеркивали, что освобождение Белоруссии близило день окончательного разгрома врага, нашу победу» [1, с. 162].
Повышению эффективности данной работы способствовало опубликование весной и летом 1944 г. сообщений Чрезвычайной государственной комиссии о новых фактах злодеяний, совершенных фашистскими захватчиками на советской земле, в частности о массовом уничтожении советских людей в лагерях смерти, о карательных операциях против партизан и местного населения, в ходе которых гитлеровцы убивали детей, женщин и стариков. Кроме того, воинам дополнительно разъясняли особенности действий в лесисто-болотистой местности, при форсировании многочисленных рек, в борьбе за большие города и мощные вражеские опорные пункты, что в дальнейшем позволило сберечь многие жизни освободителей. Так, политотдел 5-й армии, войска которой должны были форсировать Березину, организовал разъяснение особенностей действий воинов при преодолении водных преград. Перед бойцами выступили Герои Советского Союза – участники форсирования Днепра.
Обобщению боевого опыта придавалось особое значение. Например, начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал М. С. Малинин, член Военного Совета генерал К. Ф. Телегин и начальник политуправления генерал
С. Ф. Галаджев направили в армии группы офицеров штаба и политуправления фронта для организации и пропаганды наиболее эффективных приемов и действий при прорыве обороны, ознакомления личного состава с сильными и слабыми сторонами противника. Политуправление 3-го Белорусского фронта совместно с инженерным отделом издало несколько листовок-памяток, в которых содержались советы и рекомендации по преодолению противотанковых препятствий, маскировке и наблюдению за противником, ведению боя в траншеях. Наряду с этим для офицерского состава фронтов были организованы лекции и доклады на темы: «Наступление стрелкового батальона в условиях лесисто-болотистой местности», «Прорыв обороны противника усиленным стрелковым полком в лесисто-болотистой местности», «Бой на окружение и уничтожение врага в лесисто-болотистой местности» и др.
Нельзя не отметить, что значительное влияние на должную мобилизацию не только воинов действующей армии, но и партизан, тружеников советского тыла для успешного проведения операции оказали фронтовая печать и системное планирование в сочетании с последовательным осуществлением комплекса информационно-пропагандистских мероприятий целевой направленности (лекций, митингов, бесед и пр.). В частности, значительный отклик у личного состава получило опубликованное во фронтовой печати письмо колхозников Ельского р-на Полесской обл., в котором говорилось: «…По ту сторону фронта каждый день, каждый час гибнут от рук фашистских палачей наши братья. Освободите их, верните им свободную жизнь на нашей земле» [2, с. 307].
Через газеты, листовки, радио, лекции, доклады, беседы, а также произведения литературы и искусства доносились до широких масс идеи патриотизма и героизма. Например, кроме печатных изданий, которые доставлялись в оккупированную Беларусь из-за линии фронта, непосредственно на белорусской земле, в глубоком тылу врага издавалось более 170 газет. Поэты, писатели, художники, композиторы создавали произведения, призывавшие на борьбу с врагом, вселявшие в сознание партизан, подпольщиков, всего населения убежденность в справедливости войны, ненависть и презрение к жестокому и коварному врагу, веру в конечную победу нашего народа.
В контексте изучения идеологического и пропагандистского обеспечения операции «Багратион» важно также отметить, что значительно активизировалась пропагандистская работа в отношении военнослужащих Вермахта и немецких военнопленных. Что касается последних, главной целью являлась подготовка антифашистски настроенных кадров, которые можно было бы использовать сначала для разложения войск и тыла противника, а в послевоенное время – в борьбе против фашизма и построении новой Германии. Наиболее распространенными формами работы среди немецких военнопленных являлись индивидуальные и групповые беседы, лекции, собрания, конференции с принятием обращений и воззваний от имени военнопленных. Активно использовались стенные и другие газеты, журналы, политическая и художественная литература, клубная работа.
Исторический опыт идеологической и пропагандистской деятельности в войсках Красной Армии в период освобождения Беларуси, несомненно, может быть полезным в сложной, быстро меняющейся современной обстановке, в условиях информационно-психологического противоборства. Императив современности заключается в готовности к отражению не только вооруженной, но и других форм агрессии, активно проявляющихся в настоящее время, тем более что защита государства является обязанностью и святым долгом не только воинов, но и всех граждан Республики Беларусь.
Литература
1. Каравацкий, А. 3. Маршрутами мужества / А. 3. Каравацкий. – Минск, 1978.
2. Телегин, К. Ф. Войны несчитанные версты / К. Ф. Телегин. – М., 1988.
Партийно-политическая работа в войсках в ходе подготовки и в период проведения Белорусской стратегической операции «Багратион»
А. В. Быков (Минск)
В ходе Белорусской стратегической операции «Багратион» основные усилия партийно-политической работы сосредоточивались на решении таких задач, как создание у солдат, сержантов непреклонной решимости разбить врага; разъяснение личному составу боевых задач, целей и значения предстоящего боя, обеспечение постоянного взаимодействия своей части с приданными и поддерживающими подразделениями; воспитание воинов в духе высокой бдительности, сохранение в тайне всех мероприятий по подготовке к наступлению; мобилизация личного состава на умелое преодоление вражеской обороны, использование боевой техники, местности и индивидуальных средств защиты от воздействия оружия противника; популяризация их мужества и бесстрашия в ходе боя, мобилизация на закрепление достигнутых успехов; постоянное и бесперебойное материально-техническое обеспечение всем необходимым для боя и жизни. Главной задачей в любом периоде боя являлось воспитание высокого наступательного порыва – осознанного стремления бойцов и командиров решительными действиями взломать оборону противника, разгромить и уничтожить его, добиться полной победы в бою.
Весной и летом 1944 г. были опубликованы сообщения Чрезвычайной государственной комиссии о новых фактах злодеяний, совершенных фашистскими захватчиками на советской земле, в частности о массовом уничтожении советских людей в лагерях смерти, о карательных операциях против партизан и местного населения, в ходе которых гитлеровцы убивали детей, женщин и стариков. Политорганы и партийные организации добивались, чтобы о зверствах фашистов знал каждый воин. Такие материалы систематически публиковались во фронтовых, армейских и дивизионных газетах. Перед личным составом выступали очевидцы и свидетели злодеяний гитлеровцев [1].
Одной из важнейших задач политорганов в период подготовки операции было восстановление и пополнение партийных и комсомольских организаций, число которых в результате боев сильно сократилось. Пополнение шло в первую очередь за счет бойцов, сержантов и офицеров, отличившихся в предыдущих боях. Так, в 31-й армии в мае – июне 1944 г. были приняты в партию 2495 воинов. В июне партийные организации 3-го Белорусского фронта приняли в члены и кандидаты в члены ВКП(б) 10 015 человек (80 % из них были отмечены правительственными наградами). В целом к началу наступления в войсках фронта насчитывались 162 324 коммуниста. Это составляло пятую часть всего личного состава. Большое значение имел тот факт, что в подавляющем большинстве рот и батарей удавалось создать полнокровные партийные организации.
Во многих соединениях 1, 2-го и 3-го Белорусских фронтов ротные партийные организации имели по 5-10 коммунистов, комсомольская прослойка составляла 10–12 комсомольцев. Каждый штурмовой батальон 1-го Прибалтийского фронта насчитывал до 50 % коммунистов и комсомольцев, в каждой роте было 10–25 коммунистов.
Развернув подготовку к наступательной операции, политорганы фронтов и армий проявляли большую заботу о кадрах заместителей командиров частей и подразделений по политчасти, парторгов и комсоргов. При политотделах корпусов и дивизий был создан резерв парторгов и комсоргов из числа хорошо подготовленных и проверенных в боях партийных и комсомольских активистов [2].
Во всех армиях, соединениях и частях были проведены совещания политработников о задачах партийно-политического аппарата, партийных и комсомольских организаций по подготовке личного состава к предстоящим наступательным боям. Так, например, на 1-м Прибалтийском фронте было проведено 14 семинаров с различными категориями политработников. Были заслушаны доклады: командующего генерала армии И. X. Баграмяна «Об опыте операций, проведенных на нашем фронте», члена Военного Совета генерала Д. С. Леонова «О воспитательной работе с офицерским составом», начальника Политуправления генерала М. Ф. Дребеднева «О руководстве политорганов армий политорганами корпусов, дивизий и бригад» [3].
Формы и методы партийно-политической работы были разнообразны. Важное место в ней занимали дивизионные собрания партийного и комсомольского актива, совещания боевого актива и орденоносцев в батальонах, встречи бывалых воинов с бойцами нового пополнения, беседы агитаторов, громкие читки сводок Совинформбюро, пропагандистские выступления и др.
Например, по указанию Политуправления 2-го Белорусского фронта в частях и подразделениях были проведены лекции и беседы на темы: «Особенности боев в лесисто-болотистой местности», «Траншейная оборона противника и способы ее преодоления», «Средства и приемы борьбы с вражескими танками», «Роль гранаты и залпового огня в бою», которые помогли воинам лучше подготовиться к предстоящим боям.
За несколько дней до начала наступления политотделы армий разослали в войска памятки по действиям бойцов в различных видах боя. Например, в 39-й армии были разработаны памятки по действиям бойцов и командиров в наступательном бою, при форсировании водной преграды, по борьбе с немецкими самоходными орудиями «Фердинанд» и танками «Тигр» [3].
Широкое распространение в войсках получила такая форма воспитания молодого пополнения, как встреча молодых бойцов с опытными воинами и местными жителями. Так, на митинге в 28-й гвардейской танковой бригаде, посвященном приведению молодого пополнения к гвардейской клятве, приняли участие трудящиеся Лиозненского района. В своих выступлениях они рассказали воинам, что на собранные ими деньги будет построена танковая колонна, которую они передадут 28-й танковой бригаде. Жители рассказали танкистам о злодеяниях немецких захватчиков на территории их района и призвали молодых бойцов отомстить за кровь и слезы тысяч советских людей.
Умело было организовано во многих частях вручение боевого оружия, в том числе оружия погибших в боях воинов.
Особое внимание в работе с личным составом уделялось воспитанию патриотизма и ненависти к немецко-фашистским захватчикам. Агитаторы и пропагандисты широко использовали трофейные документы, акты чудовищных злодеяний гитлеровцев на советской земле, рассказы очевидцев, письма, получаемые бойцами из родных мест.
Политработники и партийные активисты немало сделали для того, чтобы показать воинам подлинный облик нацистов. В полосе наступления 91-й гвардейской стрелковой дивизии 3-го Белорусского фронта находилась 197-я пехотная дивизия Вермахта, к которой у наших воинов был особый счет: 29 ноября 1941 г. солдаты именно этой дивизии подвергли мучительной казни партизанку Зою Космодемьянскую. Бойцы и командиры 91-й дивизии поклялись жестоко отомстить гитлеровцам за это и другие злодеяния [4].
Проявляя постоянную заботу о повышении морального духа советских войск, об укреплении их решимости успешно провести наступательную операцию, политические управления фронтов придавали также серьезное значение работе по разложению противника. Резко возросли тиражи печатных изданий на немецком языке, на полную мощность работали звуковещательные средства. Только в полосе 3-го Белорусского фронта за сутки сбрасывались над расположением немецких частей 2 210 000 листовок, было проведено свыше 1 800 звукопередач. Пропагандистские материалы стремились раскрыть немецким солдатам глаза на резко изменившееся соотношение сил, доказать обреченность Вермахта.
Немалое воздействие на немецких солдат оказывали и радиовыступления немецких антифашистов, группы которых возглавлял уполномоченный антифашистского Национального комитета «Свободная Германия» по 3-му Белорусскому фронту обер-ефрейтор Франц Гольд (впоследствии генерал Национальной народной армии ГДР) [5].
Все мероприятия, проводимые в ходе подготовки к наступательной операции «Багратион», играли важную роль в достижении успеха, оказывали благоприятное воздействие на моральный дух бойцов и командиров.
В течение трех ночей, предшествовавших общему наступлению, советская авиация обрушивала сильные бомбовые удары на передний край противника, опорные пункты и узлы, которые находились в глубине его обороны. Тем временем стрелковые дивизии выдвигались на исходные позиции. Политработники направлялись к воинам подразделений, готовившихся к первому броску. В траншеях, на огневых позициях парторги давали конкретные задания коммунистам. Например, парторг 1-й роты 56-го гвардейского стрелкового полка 19-й гвардейской стрелковой дивизии сержант Г. В. Иванов так распределил силы коммунистов в первый день наступления: «Тов. Юнакову – по сигналу атаки провозгласить боевой призыв и личным примером увлечь бойцов; тов. Кивичеву – по информации командира роты передавать по цепи об отличившихся; тов. Ковалеву – первому подняться для атаки второй траншеи противника» [6].
Групкомсорги стрелковых взводов многих соединений получили красные флажки. Их должны были устанавливать лучшие воины-комсомольцы на бруствере первой траншеи противника, а затем на каждом новом захваченном рубеже. На эти флажки, на авангард воинов, равнялись другие бойцы. На 1-м Белорусском фронте перед атакой по передовым окопам были пронесены боевые знамена.
Энергично и целеустремленно вели политическую работу ее политотделы 220-й и 331-й стрелковых дивизий, которые возглавляли полковник И. П. Ковырни и подполковник М. П. Шилович. В 1104-м стрелковом полку и 331-й Краснознаменной Смоленской стрелковой дивизии политработники Ульянович, Лазков, Васильев провели беседы о значении предстоящей боевой операции, рассказали о том, как в этих местах русские войска под руководством М. И. Кутузова в 1812 г. громили полчища Наполеона. По инициативе политработников бывалые воины поделились опытом форсирования Днепра, практически показали, как надо готовить плотики из плащ-палаток, бревен и других подручных средств [6].
Большой силой воздействия на бойцов обладали листовки, издаваемые политуправлениями фронтов, политотделами армий и соединений, периодическая печать. Политорганы заботились о своевременной доставке газет, писем. В целях воспитания у подчиненных высокого наступательного духа многие командиры и политработники широко использовали поздравительные послания. Так, командир 20-й мотострелковой бригады 1-го Белорусского фронта генерал И. Ильин в письме к старшине Скрипнику писал: «Вчера и сегодня в боях с немецко-фашистскими захватчиками Вы проявили исключительную смелость и отвагу. Искусно действуя ручным пулеметом, Вы нанесли врагу значительные потери. Ваши действия – пример для всех воинов нашей части. Надеюсь, что Вы и впредь своим личным примером мужества, отваги и доблести будете воспитывать в бойцах качества, необходимые советскому воину – патриоту страны социализма. Поздравляю Вас с блестящим успехом в боях за окончательный разгром ненавистного врага и представляю к правительственной награде – ордену Красного Знамени. Желаю Вам доброго здоровья. Командир части И. Ильин» [6].
Опыт партийно-политической работы в войсках в ходе подготовки и в период проведения Белорусской стратегической операции «Багратион» вновь и вновь подтверждает, что энергичная и творческая работа военных советов, командиров, политорганов, партийных и комсомольских организаций способна обеспечить успешное выполнение самых сложных боевых задач.
Литература
1. Самсонов, А. М. Освобождение Белоруссии: 1944 / А. М. Самсонов. – М., 1974.
2. История Великой Отечественной войны 1941–1945: в 12 т. – М., 1988. – Т. 4.
3. Крайнюков, К. В. Партийно-политическая работа в Советских Вооруженных Силах в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 / К. В. Крайнюков. – М., 1963.
4. Скачков, А. С. Партийно-политическая работа в частях и соединениях в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 / А. С. Скачков. – М., 1975.
5. Краснознаменный Белорусский военный округ. – 2-е изд. – М., 1983.
6. Белорусская стратегическая операция «Багратион». – М., 2011.
7. Словарь военных терминов. – М., 1988.
Решение проблем достижения внезапности при подготовке операции «Багратион»
В. С. Беляев, В. И. Шатько (Минск)
Весь опыт вооруженной борьбы свидетельствует о большом значении, которое полководцы и военачальники всех времен и народов придавали внезапности действий. Не исключением стала и Великая Отечественная война, в том числе Белорусская стратегическая наступательная операция.
Согласно Советскому Военному Энциклопедическому словарю, под внезапностью понимаются неожиданные для противника действия, способствующие достижению успеха в бою (операции), в войне.
В зависимости от масштаба боевых действий и полученных результатов внезапность может быть стратегической, оперативной и тактической.
Стратегическая внезапность может быть достигнута как в начале войны, так и при проведении стратегических операций в ходе войны (неожиданное применение новых средств вооруженной борьбы, дающих стратегический эффект, новых способов стратегических действий, искусный выбор направления главного удара, дезинформация и др.) [1].
Оперативная внезапность достигается: скрытностью подготовки, упреждением противника в развертывании оперативных объединений и неожиданным началом операции; выбором направления главного удара там, где противник его не ожидает; применением новых способов ведения операций и новых средств поражения, способных оказать влияние на исход операции [1].
Тактическая внезапность обеспечивается: скрытным занятием исходного положения для наступления; упреждением противника в развертывании войск в боевые порядки; внезапным применением новых, неожиданных для противника приемов и способов ведения боя, а также нового оружия; использованием особенностей местности, погоды и времени суток для нанесения ударов; разнообразием в проведении атак, разведки боем, артиллерийской подготовки и др. [1].
В операции «Багратион» внезапность была достигнута на всех трех уровнях. При этом особо следует выделить внезапность, которая при подготовке операции была достигнута следующими способами:
во-первых, сохранением в тайне замысла предстоящих действий путем ограничения круга лиц, знакомых с планом действий, и комплексом организационных мероприятий;
во-вторых, скрытным созданием ударных группировок с соблюдением маскировочной дисциплины, а также использованием условий местности, погоды, времени года и суток;
в-третьих, применением всех способов маскировки: скрытие, демонстративные действия, имитация и дезинформация.
Все перечисленные способы применялись в тесной взаимосвязи друг с другом. Объектами внезапности являлись не только командование и войска противника, но и местное население, а также руководящий состав стран-союзников.
В целях достижения внезапности Ставкой Верховного Главного Командования был проведен комплекс организационных и практических мероприятий, которые обеспечили действия войск и в целом создали условия для успешного проведения операции.
Подготовительные мероприятия проводились в строгой тайне и охватывали все виды оперативной деятельности, боевой подготовки войск и работы тыла. Подготовительный период на фронтах продолжался с конца мая по 22 июня.
Проблемы утечки информации решались следующим способом. Во-первых, к разработке плана операции был привлечен очень узкий круг лиц – всего пять человек. Как правило, на фронте это были командующий, начальник штаба, член Военного Совета, 1–2 человека оперативного управления (отдела). Всякая переписка по подготовке операции, в том числе и шифром, запрещалась. Документы отрабатывались в одном экземпляре от руки лично начальником штаба фронта или начальником оперативного управления. Доклады и постановку задач командующие фронтами осуществляли личным общением. Заявки на потребные средства фронтов собирались и анализировались в Генеральном штабе, минуя центральные управления Народного Комиссариата Обороны. То есть круг лиц, ознакомленных с планом операции, был сведен к минимуму. Во-вторых, запрещалось вести переговоры, касающиеся подготовки к наступлению, по радио и телефону. Чтобы лишить противника возможности перехватывать радиопередачи, Ставка ВГК запретила работу радиостанций на передачу во всех сетях фронтов и армий, кроме ВВС, ПВО, артиллерии для управления огнем. С этой целью был установлен жесткий контроль на всех узлах связи [3].
При перегруппировке войск основной проблемой стало обеспечение маскировки и сохранение в тайне передвижения войск. Данная проблема решалась строгим временным интервалом передвижения войск в ночное время с 22:00 до 04:00, причем движение автомобилей допускалось только с выключенными фарами. При каждом передвижении войск точно определялась величина их перехода, а в ходе передвижения, в каком бы положении ни застал войска и их тылы рассвет, на всех дорогах должно было прекращаться всякое движение.
При появлении одиночных самолетов противника менялось направление движения выдвигающихся в исходные районы колонн войск на обратное. До начала наступления танки и моторизированные части были сосредоточены не ближе 30–40 км от линии фронта. Контроль за выполнением данных требований был жесткий.
Ежедневно в Ставку ВГК и Генеральный штаб стекались доклады о результатах проверки состояния скрытности войск. Для этого привлекались офицеры штабов фронтов, армий и корпусов, которые выезжали на маршруты движения войск, проводили облеты колонн, районов дневного отдыха и железнодорожных направлений. Периодическая проверка этих мероприятий осуществлялась представителями Ставки ВГК и Генерального штаба.
Интересный факт: в дневное время движение разрешалось использовать в количестве не более 100 машин на фронт, при этом на данные транспортные средства выдавались специальные пропуска. Для контроля передвижения войск на дорогах армейского тыла действовали 17 армейских офицерских постов, имевших между собой телефонную связь. Кроме того, связь была налажена и между штабами дорожных частей, дорожно-комендантскими ротами и контрольно-пропускными пунктами. Комендантская служба обеспечивала не только поддержание определенного режима в поведении войск, но и решала часть проблем борьбы со шпионами и диверсантами. Контроль за соблюдением мер маскировки войсками осуществлялся специально выделенными самолетами По-2. Сбрасываемые специальные вымпелы предупреждали войска о тех или иных нарушениях маскировки [2].
К борьбе с агентурной разведкой противника в районах сосредоточения войск, на железнодорожных станциях и узлах дорог, привлекались воинские части и соединения охраны тыла. Создавались нештатные городские и сельские военные комендатуры, которые следили за передвижением отдельных военнослужащих и небольших групп. Благодаря данным мероприятиям органами контрразведки было задержано значительное количество агентов противника, в результате чего вражеское командование не получило необходимых сведений.
С целью недопущения сбора и анализа информации противником на переднем крае рекогносцировочные группы проводили мероприятия на местности на своих направлениях в разное время. Тем самым противнику было затруднительно определить общий замысел действий, при этом генералы и офицеры рекогносцировочных групп на время рекогносцировок на участках прорыва переодевались в форму рядовых. Как правило, состав этих групп был небольшим – по 2–3 человека [2].
В целях дезинформации противника относительно планов советского командования в мае и июне 1944 г. велись усиленные работы по укреплению оборонительных рубежей в полосах 1-го Прибалтийского, 2-го и 3-го Белорусских фронтов, а в 1-м Белорусском фронте – на его правом крыле. Под прикрытием этих работ, проводившихся на большую глубину, шла подготовка исходных районов для наступления главных группировок войск фронтов. Рылись траншеи, ходы сообщения, ложные окопы, устраивались искусственные препятствия [3].
16 июня Ставка ВГК приказала командующим 3-м и 2-м Прибалтийскими и 1-м Украинским фронтами «организовать и провести в период с 20 по 23 июня 1944 г. разведку боем на ряде участков фронта отрядами силою от усиленной роты до усиленного батальона» [3]. Осуществление этого мероприятия одновременно в полосе нескольких фронтов затруднило противнику определение направления главного удара советских войск. Таким образом, советское командование наряду с творческим использованием опыта достижения стратегической внезапности применило такой новый элемент, как ведение разведки боем не только в полосах фронтов, готовящихся к наступлению, но и на других – смежных стратегических направлениях, тем самым не позволив противнику вскрыть общий замысел и определить главные направления наступления [3].
Чтобы ввести противника в заблуждение относительно направления главного удара наших войск и не дать ему возможности перебросить оперативные резервы с других участков фронта на данное направление, был проведен комплекс дезинформационных мероприятий. В частности, 3 мая 1944 г. командующему 3-м Украинским фронтом было отдано следующее распоряжение: «В целях дезинформации противника на вас возлагается проведение мероприятий по оперативной маскировке. Необходимо показать за правым флангом фронта сосредоточение восьми-девяти стрелковых дивизий, усиленных танками и артиллерией. Ложный район сосредоточения следует оживить, показав движение и расположение отдельных групп людей, машин, танков, орудий и оборудование района; в местах размещения макетов танков и артиллерии выставить орудия зенитной артиллерии, обозначив одновременно ПВО всего района установкой средств зенитной артиллерии и патрулированием истребителей…» Аналогичная директива пошла и на 3-й Прибалтийский фронт. Как показали дальнейшие действия, противник сразу же «клюнул» на эти приманки [2].
Инженерная подготовка исходного района для наступления проводилась под видом усиления обороны. Контроль за ходом подготовки осуществлялся под видом проверки обороны. Одновременно демонстративными действиями обозначались ложные перегруппировки войск и рекогносцировки. Ложное сосредоточение войск обозначалось шумами тракторов, танков и автомобилей, а также повышением интенсивности артиллерийского огня. Все эти действия обеспечивались активной работой военных корреспондентов. Армейская и войсковая печать в целях дезинформации освещала в основном оборонительную тематику. Так, армейская газета «Защитник Отечества» 3 июня в заметке «Укрепляем оборону и учимся» писала: «Делая оборону неприступной для врага, в соответствии с инженерными требованиями и маскировкой бойцы далеко перевыполняют нормы отрывки траншей, окопов» [2]. На следующий день газета сообщала, что подразделения офицера Шаволина, «находясь в обороне, повседневно укрепляют свой рубеж, зорко несут службу». Также выпускались памятки и инструкции бойцам по организации обороны [2].
Данные практические действия и освещение их в печати решали ряд проблем введения противника в заблуждение. Во-первых, разведка докладывала, что Красная Армия проводит мероприятия оборонительного характера, во-вторых, пресса, а следовательно, и солдатская молва подкрепляли эти сведения через агентов и дезертиров.
Спланированные мероприятия вводили в заблуждение не только противника, но даже и руководителей стран союзников. Так, 6 июня 1944 г. И. В. Сталин написал У. Черчиллю: «Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется к середине июня на одном из важных участков фронта. Общее наступление советских войск будет развертываться этапами путем последовательного ввода армий в наступательные операции. В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск» [4]. То есть даже в переписке Ставки ВТК с руководителями стран союзников не раскрывался в полной мере общий замысел действий, тем самым решалась проблема утечки информации даже на высоком уровне.
В глубокой тайне сохранялось и время перехода в наступление. Только за несколько часов до его начала военные советы фронтов обратились к войскам с призывом нанести противнику сокрушительный удар и освободить Беларусь [3].
Весь этот комплекс мер в конечном счете оправдал себя. Факты свидетельствуют, что противник был введен в заблуждение относительно истинных наших намерений. К. Типпельскирх, в то время командовавший 4-й немецкой армией, писал впоследствии, что генерал В. Модель, возглавлявший фронт в Галиции (группу армий «Северная Украина»), не допускал возможности наступления русских нигде, кроме как на его участке. И высшее гитлеровское командование вполне с ним соглашалось [3]. Кроме того, по показаниям пленных, а также из захваченных документов было установлено, что противник лишь догадывался о наших намерениях, но не знал, где и когда начнется наступление [2].
Таким образом, весь комплекс проведенных организационных и практических мероприятий по достижению внезапности при подготовке к операции «Багратион» полностью оправдал себя. Командный состав Красной Армии показал, что он мастерски овладел одним из принципов военного искусства – внезапностью. Этот богатейший опыт прошлого нельзя забывать.
Литература
1. Советская военная энциклопедия. – М., 1976. – T. 2.
2. Лобов, В. Н. Военная хитрость в истории войн / В. Н. Лобов. – М., 1988.
3. Сеоев, В. Б. Внезапность в наступательных операциях Великой Отечественной воины / В. Б. Сеоев. – М., 1986.
4. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны, 1941–1945 гг. – М., 1976.
5. Шеховцов, Н. И. Способы достижения внезапности в годы Великой Отечественной войны / Н. И. Шеховцов. – М., 1957.
6. Антипенко, Н. А. На главном направлении. – М., 1967.
7. Сборник материалов по изучению опыта войны / Н. А. Антипенко. – М., 1944.
Решение проблем прорыва обороны и развития успеха подвижными группами армий и фронтов в операции «Багратион»
В. В. Тригубович, В. Е. Сухоруков (Минск)
Еще задолго до войны советская военно-теоретическая мысль пришла к выводу, что успешное ведение наступления потребует не только решительного взлома вражеской обороны, но и быстрого переноса основных усилий наступающих войск в оперативную глубину обороны противника с целью развития успеха. Это достигалось вводом в сражение подвижных групп армий и фронтов, их еще называли эшелоном развития успеха. В зависимости от периода войны они состояли из наиболее подвижных войск (танковых, механизированных и кавалерийских корпусов и даже танковых армий) [1, с. 12].
Эти положения нашли отражение в наступательных операциях второго периода Великой Отечественной войны, в частности в ходе контрнаступления советских войск под Сталинградом, и получили дальнейшее развитие в операциях 1944–1945 гг. Как показывает боевой опыт, Белорусская стратегическая наступательная операция явилась одной из наиболее поучительных по эффективности боевого применения подвижных групп фронтов и армий в ходе развития наступления в оперативной глубине.
Она характеризовалась большим размахом и применением значительного количества соединений и объединений бронетанковых и механизированных войск. Так, к началу операции «Багратион» привлекаемые к участию в ней фронты были дополнительно усилены бронетанковыми и механизированными войсками. Из резерва Ставки ВТК в состав 1-го Прибалтийского фронта был передан 1-й танковый корпус, в состав 3-го Белорусского фронта – 2-й гвардейский танковый и 3-й гвардейский механизированный корпуса. В полосу 3-го Белорусского фронта из состава 2-го Украинского фронта была перегруппирована также 5-я гвардейская танковая армия. Правое крыло 1-го Белорусского фронта усиливалось 1-м гвардейским танковым, 9-м танковым и 1-м механизированным корпусами. На левое крыло фронта прибыли: из состава 2-го Украинского фронта 2-я танковая армия, а из резерва Ставки – 11-й танковый корпус [2, с. 19].
На этапе планирования Белорусской операции в Красной Армии сложились твердые взгляды на способы боевого применения бронетанковых и механизированных войск, выработанные на основе трехлетнего опыта ведения войны.
Танковые армии и конно-механизированные группы, в состав которых входили кавалерийские и механизированные корпуса, планировалось использовать в качестве подвижных групп фронтов. Исключение составлял 1-й Прибалтийский фронт. Здесь для действий в качестве подвижной группы фронта предназначался 1-й танковый корпус генерал-лейтенанта танковых войск
B. В. Буткова. В 3-м Белорусском фронте были созданы две подвижные группы – 5-я гвардейская танковая армия под командованием маршала бронетанковых войск П. А. Ротмистрова и конно-механизированная группа (3-й гвардейский кавалерийский и 3-й гвардейский механизированный корпуса), которой командовал генерал-лейтенант Н. С. Осликовский. В 1-м Белорусском фронте также были созданы две подвижные группы. Одной из них являлась 2-я танковая армия (командующий – генерал-полковник танковых войск
C. И. Богданов), а второй – конно-механизированная группа (4-й гвардейский кавалерийский и 1-й механизированный корпуса) под командованием генерал-лейтенанта И. А. Плиева. Во 2-м Белорусском фронте, не имевшем в своем составе танковых армий и корпусов, подвижная группа включала две танковые, истребительно-противотанковую артиллерийскую бригады, стрелковую дивизию и самоходно-артиллерийский полк [3, с. 41].
Отдельные танковые корпуса (кроме 1-го танкового на 1-м Прибалтийском фронте) предусматривалось использовать в качестве подвижных групп общевойсковых армий, наступавших на направлениях главных ударов фронтов. Так,
2-й гвардейский танковый корпус (командир – генерал-майор танковых войск А. С. Бурдейный) составлял подвижную группу 11-й гвардейской армии, 9-й танковый корпус (командир – генерал-майор танковых войск Б. С. Бахаров) -
3-й армии, 1-й гвардейский танковый корпус (командир – генерал-майор танковых войск М. Ф. Панов) – 65-й армии, а 11-й танковый корпус (командир – генерал-майор танковых войск Ф. Н. Рудкин, с 15 июля 1944 г. – генерал-майор танковых войск И. И. Ющук) – 8-й гвардейской армии [3, с. 162].
Характерной особенностью в применении подвижных войск в Белорусской операции было то, что отдельные танковые корпуса, являвшиеся подвижными группами армий, предусматривалось использовать для завершения прорыва тактической зоны обороны и обеспечения ввода в прорыв подвижных групп фронтов (танковых армий и конно-механизированных групп). При этом планировался последовательный ввод подвижных групп в сражение. Так, например, подвижную группу 11-й гвардейской армии в составе 2-го гвардейского танкового корпуса предполагалось вводить в сражение в первый день операции, а на четвертый день, на том же направлении, должна была вводиться 5-я гвардейская танковая армия как подвижная группа фронта [2, с. 21].
Анализ боевых действий в Белорусской операции показывает, что ввод в сражение эшелона развития успеха осуществлялся на различных направлениях неодинаково и часто совсем не так, как предусматривалось планами армейских и фронтовых операций. В качестве иллюстрации к сказанному приведем несколько примеров. Так, ввод в сражение 5-й гвардейской танковой армии не удалось осуществить по первому варианту, т. е. в направлении на Борисов, поскольку противник оказал войскам 11-й гвардейской и 31-й армий ожесточенное сопротивление. После перегруппировки на правое крыло фронта объединение было введено в сражение на Богушевском направлении, где двумя сутками раньше вводилась конно-механизированная группа [3, с. 127; 4, с. 171]. Обогнав стрелковые соединения на глубине 30 км от бывшего переднего края, 5-я гвардейская танковая армия начала стремительно преследовать противника и вышла на ранее планируемое для нее направление.
Своеобразно был осуществлен ввод в сражение и 2-го гвардейского танкового корпуса – эшелона развития успеха 11-й гвардейской армии. По той же причине, что и 5-я гвардейская танковая армия, корпус не был введен в сражение, как планировалось в первый день для прорыва третьей позиции главной полосы на глубине 5 км от переднего края обороны противника. Необходимые условия для его ввода создались лишь на четвертый день операции для прорыва третьей (армейской) полосы. При этом в полосе 11-й гвардейской армии корпус был перегруппирован на ее правый фланг и введен на глубине 25 км. С вводом в сражение он сумел развить стремительное наступление в общем направлении на Староселье [4, с. 171].
Значительные трудности возникли при вводе в сражение 9-го танкового корпуса – подвижной группы 3-й армии. Ввиду разрушения переправы через р. Друть и недостаточного огневого поражения обороны противника попытки ввода соединения в сражение в первый день операции не увенчались успехом и привели к значительным потерям. Ввод его был осуществлен побригадно только на второй день операции.
Успех ввода эшелонов развития успеха в сражение во многом зависел от артиллерийского, авиационного и инженерного обеспечения. Для этой цели во фронтах привлекались 3–5 пушечных и тяжелых гаубичных артиллерийских и до 2 инженерно-саперных бригад. Значительно больше, чем в предыдущих наступательных операциях, выделялось сил авиации для поддержки и прикрытия подвижных групп. Так, для 5-й гвардейской танковой армии 3-го Белорусского фронта были выделены 4 авиационных корпуса, для конно-механизированной группы – 5 авиационных дивизий [5, с. 188].
После завершения прорыва тактической зоны обороны противника танковые корпуса приступили к развитию успеха наступления, а две танковые армии – подвижные группы 3-го и 1-го Белорусских фронтов – вводились в сражение для разгрома противника в оперативной глубине. Как показывает опыт войны, наиболее характерными задачами подвижных групп при их действиях в оперативной глубине были следующие: преследование отходящих войск противника, борьба с его резервами, прорыв промежуточных оборонительных рубежей, форсирование водных преград, борьба за удержание плацдармов, захват важных объектов.
Одним из важных требований, предъявлявшихся к подвижным группам в ходе преследования, стало достижение ими высоких темпов наступления, которые составляли 40–50, а иногда 80–90 км в сутки. Они в значительной степени зависели от умелых, смелых и решительных действий передовых отрядов, высылавшихся от корпусов в составе усиленной танковой, механизированной или мотострелковой бригады [6, с. 132]. Успех преследования отходящего противника во многом зависел также от способа его осуществления. Танковые армии и корпуса чаще всего вели комбинированное преследование, при котором меньшая часть сил действовала с фронта, а главные силы объединений (соединений) обгоняли врага по путям, параллельным путям его отхода. В тех случаях, когда передовые отряды встречали сильные узлы сопротивления и опорные пункты противника, они, не ввязываясь в бои, обходили их и вновь устремлялись в глубину.
При развитии успеха в оперативной глубине танковые объединения и соединения, действовавшие в качестве подвижных групп, оказывались вынужденными весьма часто вести борьбу с вражескими резервами. Это объяснялось тем, что танковые армии и корпуса, наступая в высоких темпах и в большом отрыве от первого эшелона, как бы «притягивали» к себе резервы неприятеля, которые по составу часто были танковыми, а по силам нередко превосходили наши танковые (механизированные) соединения. Поэтому борьба с резервами принимала форму встречных сражений и боев, которые возникали в различных условиях на глубине от 20 и более километров от бывшего переднего края и зачастую в большом отрыве от стрелковых соединений. Так, например, в сложной обстановке пришлось вести встречный бой 3-му гвардейскому танковому корпусу в ходе операции «Багратион» в районе Крупок, где местность в значительной степени затрудняла маневр силами и средствами [1, с. 16].
Эффективность боевых действий подвижных групп фронтов и армий по развитию успеха находилась в прямой зависимости от их способности быстро преодолевать тыловые оборонительные рубежи и водные преграды в глубине неприятельской обороны. Войска фронтов осуществляли форсирование таких крупных рек, как Западная Двина, Березина, Днепр, Неман, Висла и Нарев. Успех в решении этой сложной задачи обеспечивался прежде всего упреждением противника в выходе к реке, срывом его попыток занять подходящими резервами или отходящими частями оборону на противоположном берегу, организацией форсирования с ходу, на широком фронте силами подвижных групп и передовых отрядов с использованием для этого захваченных мостов и переправ [7, с. 21].
Таким образом, анализ условий и способов ввода в сражение эшелонов развития успеха армий и фронтов в Белорусской операции позволяет сделать вывод, что полученный опыт явился крупным шагом в развитии теории и практики боевого применения бронетанковых и механизированных войск в годы войны. Впервые эшелоны развития успеха фронтов и даже армий (11-й и 8-й гвардейских армий) вводились в сражение после завершения прорыва тактической зоны обороны противника, а некоторые даже после разгрома ближайших оперативных резервов противника [8, с. 65]. В результате эти подвижные соединения и объединения не принимали участия в завершении прорыва тактической зоны обороны противника, а следовательно, не несли потерь, выходили в оперативную глубину в полном боевом составе и развивали наступление в высоких темпах. Совершенно новым в применении подвижных соединений и объединений для развития успеха явился последовательный ввод в сражение на одном и том же направлении сначала подвижных групп армий, а затем фронтовых подвижных групп.
Литература
1. Крупченко, И. Способы развития успеха в оперативной глубине силами танковых армий, танковых и механизированных корпусов / И. Крупченко // Воен. – ист. жури. – 1981. – № 7. – С. 12–20.
2. Лосик, О. А. Применение бронетанковых и механизированных войск в Белорусской операции / О. А. Лосик // Воен. – ист. жури. – 1984. – № 6. – С. 19–24.
3. Гончаров, В. Л. Операция «Багратион» / В. Л. Гончаров. – М., 2011.
4. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. – М., 1962. – T. 4.
5. История военного искусства: учеб, пособие / А. Ф. Ковачевич [и др.]. – Монино, 1987.
6. Радзиевский, А. И. Танковый удар / А. И. Радзиевский. – М., 1977.
7. К 40-летию Белорусской операции // Воен. мысль. – 1984. – № 6. – С. 3–23.
8. История Второй мировой войны 1939–1945. – М., 1978. – Т. 9.
Развитие тактики наступления стрелковой дивизии по опыту Белорусской стратегической наступательной операции
А. А. Корабельников (Москва)
Боевой опыт наступления стрелковых дивизий в лесисто-болотистой местности свидетельствует, что его подготовка имела ряд особенностей. Одна из них заключалась в стремлении командиров дивизий разделить полученную боевую задачу на ряд последовательно решаемых. Так, в Белорусской операции у около 60 % соединений боевая задача подразделялась не на две, как это было предусмотрено Полевым уставом 1943 г., а на три последовательно решаемые: ближайшую, последующую и задачу дня. Это позволяло четко спланировать порядок разгрома противостоявшей группировки противника, организовать и поддерживать в ходе боя более тесное взаимодействие по задачам и времени, а также создать лучшие условия для управления войсками в наступательном бою.
Вторая особенность выражалась в том, что при определении направлений главных ударов и участков прорыва решающим фактором в отличие от обычных условий являлась местность, и прежде всего такое ее свойство, как проходимость. Поэтому направления главных ударов и участки прорыва выбирались на тех направлениях, где с большей эффективностью можно было использовать все рода войск, и в первую очередь танки и САУ. Как правило, участки прорыва стрелковых дивизий совпадали с полосами наступления, которые достигали 6–7,5 км. Однако если в полосе наступления имелись непроходимые места, то участки прорыва выбирались на доступной для наступления местности. Они, как свидетельствует опыт 250-й и 48-й стрелковых дивизий, достигали 1/3 протяженности всей полосы наступления. Это вынуждало командиров дивизий одновременно с сосредоточением основных сил на направлениях главных ударов и обеспечением тем самым превосходства над противником прикрывать недоступные участки необходимым количеством сил и средств. Следовательно, лесисто-болотистая местность обусловила необходимость определять на ряде направлений полосы наступления стрелковых дивизий шире, чем в обычных условиях, что в свою очередь заставляло командиров выбирать направления главных ударов и участки прорыва на доступной местности, а также определять необходимое количество сил и средств для прикрытия пассивного участка полосы наступления.
Создание глубоких боевых порядков для действий в условиях лесисто-болотистой местности правомерно считать третьей особенностью подготовки наступательного боя. Так, из 11 стрелковых дивизий, принимавших участие в Бобруйской операции, 8 имели боевой порядок в два эшелона с выделением общего резерва до стрелкового батальона. Следует иметь в виду, что стрелковые полки, как правило, строили свои боевые порядки в два эшелона. При наличии ПТРез и ПОЗ глубокие боевые порядки позволяли в условиях лесистоболотистой местности наращивать усилия на направлениях главных ударов, а также, что очень важно при действиях в лесисто-болотистой местности, противодействовать скрытному нанесению противником ударов во фланги и тыл первого эшелона, что обеспечивало охрану путей подвоза и эвакуации.
В стрелковых полках также создавались ПОЗ. В каждый из них входило отделение саперов с 100 противотанковыми иЮО противопехотными минами. Кроме этого, в каждой стрелковой роте назначалась группа солдат, которые переносили 10–12 противотанковых мин. По сути дела, это были своего рода отряды заграждения. Создание ПОЗ в стрелковых дивизиях и стрелковых полках, наличие своеобразных отделений заграждения в стрелковых ротах наилучшим образом отвечали условиям ведения боевых действий в лесистоболотистой местности, так как в ней бой распадается на отдельные бои мелких подразделений и более вероятным являлось проведение контратак мелкими группами пехоты при поддержке 3–5 танков (штурмовых орудий).
Четвертая особенность подготовки наступательного боя стрелковой дивизии в лесисто-болотистой местности связана с планированием огневого поражения. Необходимо было создать такую группировку артиллерии, которая была бы способна обеспечить выполнение боевой задачи в условиях лесистоболотистой местности. Это выразилось в создании группировок артиллерии по организационно-тактическому принципу, что было новым явлением в применении артиллерии. Дивизионные артиллерийские группы делились на подгруппы по количеству полков первого эшелона. После окончания артиллерийской поддержки они становились полковыми артиллерийскими группами. Кроме дивизионных артиллерийских групп в соединениях были группы стрельбы прямой наводкой, насчитывавшие до 50 орудий различного калибра и делившиеся также на подгруппы. Это позволяло иметь плотность 20–25 орудий на 1 км полосы наступления. После артиллерийской подготовки они становились орудиями непосредственного сопровождения пехоты. Их плотность составляла 6–8 орудий на стрелковый батальон. В бою, находясь в первом эшелоне, они надежно подавляли огневые средства противника на переднем крае и обеспечивали продвижение пехоты и танков в глубине вражеской обороны.
В каждом стрелковом полку 49-й армии были созданы по две минометные группы. В первую входили 82-километровые минометы минометных рот стрелковых батальонов, во вторую – 120-километровые минометы минометных рот полков. После проведения артиллерийской подготовки и поддержки они раздавались по подразделениям и частям, придавая им большую автономность. Из-за трудностей со сменой огневых позиций на лесисто-болотистой местности огневые позиции выбирались как можно ближе к переднему краю (от 0,2 до 1,5 км). Это позволяло самостоятельно, без заявок в корпусные и армейские артиллерийские группы влиять на ход боя и обеспечивало более тесное взаимодействие артиллерии с пехотой и танками.
Тщательное согласование усилий в звене рота-батальон при организации взаимодействия – следующая особенность подготовки наступательного боя. Организации тесного взаимодействия во многом способствовало то положение, что танки непосредственной поддержки пехоты планировалось использовать децентрализованно. Танки придавались стрелковым полкам, а в некоторых случаях и стрелковым батальонам. Обычно полку придавалось от танковой роты до танкового полка, а батальону – до батареи САУ. Все это приводило к более эффективному использованию ударных и огневых возможностей танков НПП.
Взаимодействие во всех звеньях, начиная с дивизии и кончая ротой, организовывалось только на местности. Здесь же организовывалось взаимодействие с артиллерией и танками. Уточнялись боевые задачи, согласовывались действия с командирами стрелковых частей и подразделений. Это давало возможность наиболее полно использовать боевые качества всех родов войск в интересах стрелковых войск, выполнявших главную роль при прорыве обороны противника.
Ограниченные возможности наблюдения, возможное неравномерное продвижение частей, предполагаемые действия по разобщенным направлениям, сложность поддержания взаимодействия и трудности, связанные с организацией связи, усложняли управления войсками, требовали максимального приближения пунктов управления к войскам. Наблюдательные пункты обычно устраивались на деревьях на удалении 800-1500 м в дивизии, и 500–800 м в полку Командные пункты дивизий располагались в 3–4, а в полках в 1–3 км от переднего края. Командные и наблюдательные пункты командиров частей и соединений, приданных на усиление, а также поддерживавших частей, как правило, оборудовались вблизи командного или наблюдательного пункта стрелкового соединения. В полках и батальонах они обычно совмещались. Это обеспечивало командиру дивизии личное общение с подчиненными командирами и в целом более устойчивое управление.
Следующая особенность подготовки наступательного боя в лесисто-болотистой местности заключалась в тщательной организации разведки непосредственно в подразделениях. Обусловливалось это закрытым характером местности, который позволял противнику скрытно осуществлять маневр и проводить внезапные контратаки. Для того, чтобы своевременно вскрывать замысел противника, в стрелковых дивизиях, кроме штатных разведывательных подразделений, предусматривалось широкое применение и стрелковых войск. В каждом стрелковом батальоне создавалось нештатное разведывательное отделение (8-12 человек), а в роте – внештатная разведывательная группа (7–9 человек). Со всем выделенным во внештатные разведывательные подразделения личным составом организовывались и проводились занятия по обучению ведению разведки в условиях лесисто-болотистой местности. Подготовленные заблаговременно разведывательные органы должны были обеспечить соединения, части и подразделения необходимыми сведениями о противнике и не допустить внезапного столкновения соединений с вражескими войсками при ведении боя в лесу.
При подготовке наступательного боя большое внимание уделялось инженерному обеспечению, которое заключалось в решении нескольких задач, важнейшими из которых являлись прокладка колонных путей и обеспечение преодоления войсками в ходе боя заболоченных участков, а также изготовление дополнительных приспособлений в целях повышения проходимости войск. Для успешного выполнения отмеченных задач стрелковая дивизия получала на усиление 1–3 саперные роты. Этим достигалась плотность 1,5–3 саперные роты на 1 км участка прорыва. Для лесисто-болотистой местности она была недостаточной. Поэтому широко привлекались и другие роды войск. Для прокладки колонных путей и ремонта дорог в ходе наступления заблаговременно заготавливались и предусматривались для транспортирования необходимые материалы: щиты для колейных дорог, настилы, элементы мостов и др. Такая предварительная работа обеспечила успешное преодоление в ходе боя заболоченных участков местности.
При решении второй задачи инженерного обеспечения в первую очередь проводились мероприятия, направленные на повышение проходимости артиллерии и танков непосредственной поддержки пехоты. Для танков, САУ и орудий изготавливались маты, брусья под сошники и под минометные плиты, треугольники, для пехоты – мокроступы, лыжи, маты, волокуши. В целях преодоления различных заграждений в ходе боя в каждой стрелковой роте создавались по две специальные группы разграждения по 4–5 человек в каждой. Группа оснащалась 6–8 ножницами для резки проволоки, 5-10 щупами,
5-6 кошками. Все это в значительной степени повышало возможности войск по ведению маневренных действий в лесисто-болотистой местности.
Таковы лишь основные особенности подготовки наступательного боя. Их содержание свидетельствует о том, что командиры стрелковых дивизий весьма тщательно учитывали влияние лесисто-болотистой местности на применение всех родов войск в наступательном бою. Опыт показывает, что наряду с творческим решением основных вопросов замысла на наступательный бой, в ходе подготовки боевых действий необходимо проводить целый ряд дополнительных мероприятий, связанных в первую очередь с инженерным обеспечением, разведкой, а также необходимостью более тщательно организовывать взаимодействие.
Как и в предшествующих операциях, накануне наступления главных сил в Белорусской операции проводилась разведка боем. Однако в некоторых стрелковых дивизиях (тех, которые действовали на закрытой местности), где противник, используя лесные массивы, мог незаметно для советских войск перестроить свой боевой порядок и систему огня, разведка боем проводилась в ходе артиллерийской подготовки силами мелких (до усиленного взвода) подразделений. Отмеченное положение правомерно считать первой характерной чертой ведения наступательного боя стрелковой дивизией.
В период проведения разведки боем командиры дивизий, полков и батальонов находились на наблюдательных пунктах, сверяя и уточняя ранее полученные данные, и наносили на карты и схемы вновь обнаруженные цели противника. Такая разведка боем позволяла своевременно установить начало отхода противника из первой траншеи и обеспечивала возможность избежать дальнейшего проведения артиллерийской подготовки по оставленным траншеям противника. Такая разведка боем также обеспечивала выявление системы огня противника и не позволяла ему организовать ее заново.
Одновременность атаки переднего края – следующая характерная черта ведения наступательного боя в лесисто-болотистой местности. Опыт наступательного боя стрелковой дивизии в Белорусской операции со всей очевидностью показал, что в условиях лесисто-болотистой местности особое значение для успешного прорыва обороны приобретает одновременность и стремительность атаки переднего края противника. Дело в том, что в условиях такой местности, болота или реки с широкими болотистыми поймами, по берегам которых противник обычно оборудовал передний край, образовывали широкие нейтральные полосы. Так, например, на правом фланге 48-й гвардейской стрелковой дивизии она достигала 2 км. В этих условиях отрывка траншей для приближения переднего края к противнику и укрытие живой силы исключались, а сооружение насыпных укрытий резко демаскировало себя, в связи с чем противник мог их быстро разрушить. Поэтому стрелковые дивизии исходное положение занимали заблаговременно (в ночь перед атакой или во время артиллерийской подготовки) без оборудования рубежа перехода в атаку в инженерном отношении, который отстоял не более чем на 200 м от переднего края противника, что обеспечивало безопасное удаление от разрывов снарядов и стремительный бросок в атаку.
Характерной была атака переднего края, на некоторых направлениях осуществлялась без танков непосредственной поддержки пехоты. В этом случае танки и САУ огнем с места поддерживали стрелковые подразделения. С овладением первой, а иногда и второй траншеей противника, используя проложенные саперами колонные пути, догоняли боевые порядки и в дальнейшем действовали совместно с ней. К примеру, 54-я и 96-я гвардейские стрелковые дивизии 28-й армии в 7:00 24 июня 1944 г. перешли в атаку без поддержки танков и САУ. Последние из-за наличия обширных заболоченных участков по решению командиров дивизий поддерживали атаку пехоты огнем с места. С овладением передним краем танки непосредственной поддержки пехоты по проделанным саперами гатям преодолели труднодоступный участок местности и догнали стрелковые подразделения.
На направлениях, доступных для действий танков и САУ, атака осуществлялась в тесном взаимодействии всех родов войск. Причем нередко при надежно подавленной противотанковой обороне противника танки непосредственной поддержки пехоты действовали в колоннах по имевшимся дорогам совместно с пехотой и орудиями сопровождения. Успешному продвижению танков и САУ способствовали приданные саперы, которые, действуя непосредственно в боевых порядках, вели разведку местности и разминирование маршрутов. Такой порядок атаки обеспечивал ее непрерывность и высокий темп продвижения.
Наращивание усилий в ходе наступления осуществлялось вводом в бой вторых эшелонов и резервов в основном для завершения прорыва первой или второй позиции главной полосы обороны противника. Ход боевых действий показал, что ввод в бой вторых эшелонов дивизий в условиях лесисто-болотистой местности со слабо развитой сетью дорог был сильно затруднен. В то же время имелись неплохие условия для скрытного ввода в бой вторых эшелонов полков, а на более доступных направлениях – и дивизий. Как правило, их ввод осуществлялся «перекатами» или в промежутки между частями и подразделениями первого эшелона, а там, где позволяла местность, – и из-за флангов. Причем там, где по условиям местности ввод всего второго эшелона дивизии был связан с большими трудностями, эта задача успешно решалась вводом части сил второго эшелона. Так, командир 96-й гвардейской стрелковой дивизии, которая встретила сопротивление на высоте 145,6, решил для разгрома врага ввести в бой только часть своего второго эшелона, так как его ввод в полном составе нельзя было осуществлять из-за ограниченной проходимости местности. Стрелковый батальон 291-го гвардейского стрелкового полка (второго эшелона дивизии), введенный в бой из-за левого фланга 295-го гвардейского стрелкового полка, преодолел болото западнее д. Гороховищи Октябрьского р-на Полесской (ныне Гомельской) обл., обошел мешавший продвижению дивизии опорный пункт и после огневого налета во взаимодействии с подразделениями, действовавшими с фронта, стремительной атакой завершил разгром противника, оборонявшего высоту.
Боевой опыт показал, что вторые эшелоны успешно применялись для обеспечения открытых флангов, закрепления достигнутых рубежей, отражения контратак. Во всех случаях вторые эшелоны и резервы немедленно восстанавливались за счет других частей.
Непрерывное ведение разведки с целью обнаружения изготовившейся или контратакующей группировки противника – следующая характерная черта наступательного боя в лесисто-болотистой местности. Разведка велась, как свидетельствует боевой опыт, как штатными, так и специально подготовленными органами. Начиная со стрелковой роты, все подразделения и части самостоятельно организовывали и вели разведку противника и местности, что исключало внезапное столкновение стрелковой дивизии с вражескими войсками при ведении боя в глубине обороны.
Отражение контратак противника в стрелковых дивизиях, как правило, осуществлялось с места, частью сил стрелкового полка и даже батальона, наступавших в первом эшелоне. Опыт показал, что для успешного отражения контратак противника в условиях лесисто-болотистой местности наряду с постоянным ведением разведки необходимо было иметь непосредственно в боевых порядках первого эшелона орудия сопровождения, танки, САУ, а также офицеров – представителей от поддерживавшей артиллерии. Поучительно была отражена контратака 109-м стрелковым полком 39-й гвардейский стрелковой дивизии. Получив от разведчиков сведения о противнике, один из командиров стрелковых батальонов приказал пехоте с орудиями сопровождения и батареей САУ на достигнутом рубеже изготовиться к отражению контратаки. С приближением вражеских войск по установленному сигналу был открыт огонь из всех видов оружия. Его дополнял огонь двух поддерживавших дивизионов. Противник отступил, оставив на поле боя два штурмовых орудия и до 40 человек пехоты. Таким образом, в результате своевременного обнаружения разведывательными органами группировки противника, тесного взаимодействия пехоты, артиллерии и танков непосредственной поддержки пехоты вражеская контратака была отбита. Следует заметить, что этот вариант отражения контратаки был отработан во время организации взаимодействия при подготовке боя.
Успешное ведение наступательного боя в лесисто-болотистой местности, как показал боевой опыт, во многом зависело от эффективности действий артиллерии и танков непосредственной поддержки пехоты. Перемещение артиллерии предусматривалось, как в обычных условиях – подивизионно. Однако на практике это оказалось невозможным. Из-за наличия заболоченных участков артиллерия перемещалась не подивизионно, а побатарейно при обязательном ведении разведки путей перемещения, организации службы регулирования и совместно с приданными в необходимом количестве саперами.
Особенность применения артиллерии заключалась еще и в том, что она осуществляла так называемое прочесывание лесных массивов огнем минометов и орудий по направлениям наступления стрелковых частей. Это позволяло наносить поражение скрытно расположенному в лесных массивах противнику и с меньшими потерями осуществлять разгром его опорных пунктов.
В ходе прорыва обороны танки и САУ действовали непосредственно в боевых порядках пехоты повзводно и поротно (побатарейно), а их действия обеспечивались огнем стрелковых подразделений и закрепленными за ними саперами. При действиях в лесных массивах танки непосредственной поддержки пехоты имели десант до отделения, который успешно вел борьбу с мелкими группами противника. Боевой опыт показал, что для действий в лесисто-болотистой местности механики-водители должны иметь специальную подготовку.
Таким образом, рассмотренный опыт показывает, что для успешного преодоления обороны противника в лесисто-болотистой местности необходимы более тщательная подготовка боевых действий, надежное подавление огневых средств, всестороннее продумывание вопросов инженерного обеспечения, повышенное внимание разведке местности и противника, всесторонняя организация и постоянное поддержание тесного взаимодействия между всеми родами войск. Учет отмеченных факторов в современных условиях во многом может способствовать успешному решению боевых задач при действиях войск в аналогичных условиях.
Могилевская наступательная операция 23–28 июня 1944 г.
О. Ю. Симаков (Москва)
В соответствии с замыслом Ставки ВГК задача по разгрому Могилевской группировки немецких войск возлагалась на войска 2-го Белорусского фронта, который на первом этапе операции «Багратион» действовал на вспомогательном направлении. В полосе его наступления занимали оборону соединения немецкой 4-й армии в составе 260-й и 57-й пехотных дивизий 27-го армейского корпуса; 110, 12-й и 337-й пехотных дивизий 39-го танкового корпуса; 31, 267-й пехотных и 18-й моторизованной дивизий 12-го армейского корпуса. В оперативном резерве командования противника в районе Могилева находились 60-я моторизованная дивизия, а также охранные и специальные подразделения силами до дивизии, которые осуществляли охрану коммуникаций и переправ через Днепр. Всего группировка врага насчитывала 114 тыс. человек, около 2,3 тыс. орудий и минометов, 220 танков и штурмовых орудий.
Общая глубина обороны немецких войск на Могилевском направлении достигала 60 км. Между реками Проня и Днепр они создали две полосы тактической зоны обороны, промежуточный и армейский тыловой оборонительные рубежи. Перед передним краем обороны противник установил проволочные заграждения в два-три ряда с сигнальными приспособлениями, спираль Бруно, рогатки, иные препятствия, которые прикрывались минными полями.
Населенные пункты, особенно расположенные вблизи дорог, представляли собой опорные пункты и являлись составной частью общей системы обороны. Наиболее сильно был укреплен г. Могилев, подступы к которому с востока прикрывались тремя оборонительными обводами: первый – в 5-15 км; второй – в 3–4 км от города и третий – по его окраине. В первой половине марта А. Гитлер объявил Могилев с рядом других городов Беларуси укрепленным районом. По его приказу, как показал плененный впоследствии комендант Могилевского укрепленного района генерал-майор Г. Эрдмансдорф, он «должен был удерживаться любой ценой, даже при полном его окружении. Оставление укрепленного района войсками допускалось только с разрешения фюрера, по ходатайству командования группы армий».
2-й Белорусский фронт к началу Могилевской операции объединял 33, 49, 50-ю и 4-ю воздушные армиии, располагал 22 стрелковыми дивизиями, одним укрепленным районом, отдельными частями и подразделениями различных родов войск. В них насчитывалось более 198 тыс. человек, 4822 орудия и миномета, 276 танков и самоходных артиллерийских установок, 528 самолетов. Фронт не обладал ощутимым превосходством над врагом. Поэтому командующий фронтом генерал-полковник Г. Ф. Захаров принял решение прорвать оборону противника силами одной 49-й армии генерал-лейтенанта И. Т. Гришина на участке шириной 12 км и, ведя наступление в направлении Могилева, к исходу третьего дня выйти на реку Днепр и захватить плацдарм на его правом берегу. Для решения последней задачи создавалась подвижная группа под командованием генерал-лейтенанта А. А. Тюрина. В нее вошли 157-я стрелковая дивизия,13-я истребительная противотанковая артиллерийская бригада, 23-я и 256-я танковые бригады, 1434-й самоходный артиллерийский полк, 1-я гвардейская инженерно-саперная бригада и 87-й отдельный механизированный понтонный батальон. После овладения к исходу пятого дня Могилевом 49-й армии предстояло развивать наступление в направлении Белыничи, Березино.
33-я и 50-я армии генерал-лейтенантов В. Д. Крюченкина и И. В. Болдина получили приказ, продолжая занимать оборону в широких полосах, готовиться к переходу в наступление. Помимо этого, 33-я армия силами одной стрелковой дивизии должна была оказать содействие 31-й армии 3-го Белорусского фронта в разгроме вражеской группировки, действовавшей в районе Орши.
С целью повышения оперативных плотностей на направлении главного удара (НГУ) командующий войсками фронта уменьшил ширину полосы наступления 49-й армии с 53 до 31 км, передал ей 69-й стрелковый корпус (222-я и 42-я стрелковые дивизии) из 33-й армии и 81-й стрелковый корпус (32, 95, 153-я стрелковые дивизии) из своего резерва. Кроме того, он усилил армию танковыми, самоходными артиллерийскими, пушечными, гаубичными, минометными, противотанковыми, зенитными, понтонно-мостовыми, инженерносаперными частями и подразделениями. Всего в ней имелись четыре стрелковых корпуса (стрелковых дивизий – 11), 2237 орудий и минометов, 343 реактивные установки, 253 танка и САУ. Решительное массирование сил и средств на НГУ позволило достичь значительного превосходства над противником. На участке прорыва оно составило: по людям – в 7,5 раза, по танкам – в 3,5 и по артиллерии – в 7,5 раза.
За сутки до начала наступления была проведена разведка боем, которая началась в 4 часа утра 22 июня после 30-минутной артиллерийской подготовки. В ее ходе особенно успешными оказались действия разведывательной роты 330-й стрелковой дивизии, которая, форсировав р. Проня, ворвалась в траншеи врага и закрепилась на ее западном берегу. В ночь на 23 июня 4-я воздушная армия, которой командовал генерал-полковник авиации К. А. Вершинин, провела предварительную авиационную подготовку. При этом фронтовая авиация совершила 359, а авиация дальнего действия – 260 самолето-вылетов. Из-за дождя и густого тумана артиллерийскую подготовку пришлось перенести с 7 часов на 9 часов утра. Уже во время первого огневого налета двенадцать специально подготовленных усиленных стрелковых рот переправились через Проню, преодолели минные и проволочные заграждения и атаковали передний край обороны немецких войск. Двигаясь за разрывами снарядов, они захватили от одной до трех траншей, а в полосах 290-й и 222-й стрелковых дивизий вышли к четвертой траншее. Как показал один из плененных фельдфебелей врага: «23-го утром начался ураганный огонь. Снаряды смешивали все с землей. Траншеи были засыпаны снарядами. Когда через два часа артогонь стал перемещаться в глубину и мы вышли из укрытий, то русские нас уже обошли. Мы были окружены, сопротивление было невозможно».
Используя успех передовых подразделений, стрелковые дивизии по наведенным саперами штурмовым мостикам, на подручных средствах и вплавь начали переправу через реку. К 10 часам инженерные части подготовили четыре моста для танков грузоподъемностью 60 т, по одному в полосе каждого стрелкового корпуса. Однако два из них противник повредил в самом начале боевых действий. В результате этого к полудню на противоположном берегу удалось сосредоточить лишь небольшое количество боевой техники, что отрицательно сказалось на огневых и ударных возможностях войск. Так, например, 32-я стрелковая дивизия, действовавшая в первом эшелоне 81-го стрелкового корпуса (генерал-майор В. В. Панюхов, с 24 июня 1944 г. – генерал-майор Ф. Д. Захаров), прорывала оборону врага и впоследствии отражала его сильные контратаки, имея в боевых порядках полков лишь 45-миллиметровые орудия, которые к тому же испытывали недостаток в боеприпасах.
К 16 часам в сражение были введены стрелковые дивизии из вторых эшелонов 69, 62-го и 70-го стрелковых корпусов генерал-майоров Н. Н. Мультана, А. Ф. Наумова и В. Г. Терентьева. Но они не внесли решительного перелома в ход боевых действий, так как танки и САУ отстали от стрелковых частей и не могли поддержать их огнем. К исходу 23 июня ударная группировка фронта прорвала главную полосу обороны противника, увеличила прорыв в ширину до 25 км и продвинулась в глубину на 5–8 км. Однако задачу дня – выйти к реке Бася – 49-я армия не выполнила. Соединения 33-й и 50-й армий в течение дня отдельными подразделениями пытались вести наступление и, хотя существенного успеха не достигли, ограничили возможности немецкого командования по осуществлению маневра резервами на угрожаемое направление.
Утром 24 июня 49-я армия при содействии 154-го укрепленного района 33-й армии, 139-й и 330-й стрелковых дивизий 121-го стрелкового корпуса (генерал-майор Д. И. Смирнов) 50-й армии возобновила наступление. Противник после неоднократных контратак силами от роты до батальона при поддержке танков и штурмовых орудий все-таки начал отход на р. Бася. Для того чтобы упредить его в занятии заблаговременно подготовленного оборонительного рубежа, стрелковые соединения первого эшелона выделили подразделения на автотранспорте. Вскоре передовые отряды 42, 199-й и 290-й стрелковых дивизий, преодолев с боями 15–17 км, вышли к реке, с ходу форсировали ее и захватили четыре плацдарма на западном берегу.
Используя их, главные силы 49-й армии и подвижная группа фронта с утра 25 июня продолжили наступление и на отдельных участках преодолели р. Реста. Однако подвижные части продвинулись до вечера только на 6 км и, потеряв 10 танков и до 200 человек, так и не смогли оторваться от стрелковых соединений. Успешнее в тот день действовали дивизии 50-й армии, которые форсировали р. Проня и овладели районным центром Могилевской обл. – г. Чаусы.
В итоге трехдневных боев войска 2-го Белорусского фронта прорвали сильно укрепленную оборону врага, увеличили прорыв в ширину до 75 км и, продвинувшись в глубину на 30 км, вынудили немецкое командование начать отвод своих главных сил к Днепру. Учитывая это, генерал-полковник Г. Ф. Захаров в ночь на 26 июня приказал 33-й армии перейти в наступление на Шкловском направлении, 49-й и 50-й армиям – к исходу дня выйти на восточный берег Днепра, а подвижной группе – с ходу форсировать его.
Наиболее значимым событием в боевых действиях 49-й армии 26 июня явилось форсирование Днепра передовыми отрядами 42,153-й и 199-й стрелковых дивизий и захват ими плацдармов на его западном берегу. Передовой отряд 42-й стрелковой дивизии в составе батальона 455-го стрелкового полка, 1197-го самоходного артиллерийского полка, 4-го истребительного противотанкового артиллерийского полка, дивизиона 472-го артиллерийского полка и саперной роты вышел к Днепру в районе Добрейки в 3 часа ночи. Форсировав реку при поддержке огня САУ, стрелковые подразделения отряда продвинулись в глубину до 3 км и перерезали шоссе Шклов – Могилев. В течение 12 часов они отражали атаки немецких войск, удерживая плацдарм до подхода главных сил дивизии. За умелые действия при форсировании Днепра, проявленные доблесть и мужество весь личный состав передового отряда был награжден орденами и медалями. Его командир майор В. К. Андрющенко, а также командиры 42-й стрелковой дивизии и 69-го стрелкового корпуса А. И. Слиц и Н. Н. Мультан стали Героями Советского Союза.
Передовой отряд 153-й стрелковой дивизии в составе батальона 557-го стрелкового полка, истребительного противотанкового артиллерийского дивизиона и роты саперов к 5 часам утра вышел к Днепру восточнее населенного пункта Защита, форсировал его на подручных средствах и овладел плацдармом глубиной около 700 м и до 1 км в ширину. Действенную помощь в удержании плацдармов 42-й и 153-й дивизиям оказали 230-я и 233-я штурмовые авиационные дивизии, которые в течение нескольких часов, нанося групповые удары, уничтожали вражескую живую силу и технику.
В 13 часов воздушная разведка установила выдвижение к району плацдармов танков и штурмовых орудий противника. В условиях, когда главные силы 42-й и 153-й дивизий вели бои в 8-10 км от Днепра, командир 69-го стрелкового корпуса генерал-майор Н. Н. Мультан приказал выдвинуть к реке 92-й отдельный понтонно-мостовой батальон. Совершив в короткие сроки марш, его подразделения навели два понтонных моста грузоподъемностью 30 и 16 т. Эти мосты стали первыми переправами через Днепр во всей полосе наступления 2-го Белорусского фронта. Они сыграли исключительно важную роль в преодолении крупной водной преграды 49-й армией с ходу. За проявленные доблесть и отвагу командир батальона майор А. И. Канарчик был удостоен звания Героя Советского Союза, а 120 солдат, сержантов и офицеров подразделения награждены орденами и медалями.
В полосе 199-й стрелковой дивизии ее передовой отряд в составе батальона 417-го стрелкового полка, 1902-го самоходного артиллерийского полка и роты саперов в 13 часов вышел к Днепру южнее населенного пункта Колесище, с ходу форсировал его и захватил плацдарм глубиной 500–600 м. Через три часа к реке вышли два стрелковых полка, которые при поддержке артиллерии расширили его до 2 км в ширину и до 1,5 км в глубину. Вместе с тем попытки 69, 81-го и 70-го стрелковых корпусов форсировать Днепр в широкой полосе успеха не имели, так как наводившиеся переправы враг уничтожил огнем с противоположного берега. Не выполнила свою задачу по захвату плацдарма на Днепре и подвижная группа фронта. Поэтому генерал-полковник Г. Ф. Захаров передал ее в непосредственное подчинение командующего 49-й армией.
Генерал-лейтенант И. Т. Гришин приказал возглавить группу командиру 23-й гвардейской танковой бригады. Части этой группы, переправившись утром 27 июня через Днепр, обошли Могилев с юго-запада и запада, отрезав пути отхода противнику в направлениях Минска и Бобруйска. Одновременно соединения четырех стрелковых корпусов, полностью переправившись на противоположный берег, начали развивать наступление на запад и блокировали Могилевский гарнизон врага. Советское командование предъявило ему ультиматум, но комендант Могилева не принял его. С 23 часов 27 июня до 10 часов 28 июня немецкие войска предприняли шесть атак силою до полка пехоты с танками и штурмовыми орудиями с целью прорваться из окружения. Наиболее сильный удар на рассвете 28 июня они нанесли вдоль шоссе Могилев – Минск в направлении Казимировки. Здесь действовали части 199-й стрелковой дивизии совместно с 1434-м самоходным артиллерийским полком. В ходе трехчасового боя они уничтожили 5 танков, 6 штурмовых орудий, 45 полевых орудий, 250 автомашин и около 400 человек. 150 немецких солдат и офицеров были взяты в плен.
После отражения попыток противника прорваться из Могилева советские войска начали штурм города. Для этого во всех соединениях были созданы штурмовые группы в составе 50–60 человек, которые усиливались танками, противотанковыми орудиями, самоходными артиллерийскими установками, минометами и саперными подразделениями. В ходе ожесточенных боев 290-я стрелковая дивизия овладела северной окраиной Могилева. Ее 878-й стрелковый полк, захватив парк на северо-восточной окраине города, взял в плен до 500 солдат и 20 офицеров. К 11 часам 855-й стрелковый полк вышел к центру Могилева. Здесь он соединился с подразделениями 238-й стрелковой дивизии. С того времени боевые действия в городе приняли очаговый характер и к 18 часам остатки его гарнизона сложили оружие.
В борьбе за Могилев враг потерял более 6 тыс. солдат и офицеров убитыми и около 3,4 тыс. пленными. В числе пленных оказался и комендант Могилевского укрепленного района генерал-майор Г. Эрдмансдорф с его штабом. Войска фронта уничтожили 70 танков и штурмовых орудий, более 200 орудий и минометов, 316 пулеметов, 840 автомашин. Кроме того, они захватили 15 танков и штурмовых орудий, 160 полевых орудий, 70 минометов, 300 пулеметов, 1200 автомашин, 45 складов.
Плененный командир 12-й пехотной дивизии заявил: «Могилевский гарнизон получил от Гитлера приказ любой ценой удержать город. Стремительный и бурный темп русского наступления опрокинул все наши замыслы и расчеты. Он ошеломил нас. Мы понесли тяжелые потери. Из 8 тысяч солдат в дивизии осталось не более 3 тысяч. Русским достались огромные трофеи, в том числе материальная часть 12-го артиллерийского полка».
В течение 28 июня 33, 49-я и 50-я армии, продолжая преследование немецких частей, продвинулись вперед до 25 км и заняли более 500 населенных пунктов, среди которых районный центр Могилевской области – г. Белыничи. В целом поставленную Ставкой Верховного Главнокомандования задачу – разгромить Могилевскую группировку противника и овладеть г. Могилев – они выполнили за шесть дней. Под их ударами остатки понесших серьезные потери соединений немецкой 4-й армии под прикрытием арьергардов начали отход за р. Березина. При этом потери 2-го Белорусского фронта (с 21 по 30 июня) в людях составили 19 875 человек, из них – 4001 человек убитыми.
Разгром бобруйской группировки противника в ходе Белорусской стратегической наступательной операции
М. В. Синицын (Москва)
Бобруйская наступательная операция стала одной из наиболее ярких страниц операции «Багратион», поскольку в ее ходе была окружена и разгромлена немецкая 9-я полевая армия. Но обстоятельства прорыва из окружения части немецких войск, как и вся Бобруйская операция в целом, до сих пор исследованы мало.
Советские источники дают общую численность окруженных в 40 тыс. человек [14, л. 97; 1, с. 412–413], из которых около 5 тыс. сумели прорваться в направлении Осиповичей и впоследствии были пленены [23, с. 52]. По немецким источникам, 29 июня 1944 г. прорвать окружение удалось группировке численностью до 30 тыс. человек [22, с. 210].
В связи с серьезными расхождениями данных в отечественной и немецкой историографии необходимо тщательно разобраться в событиях, завершивших Бобруйскую операцию. В данной статье на основе ранее не опубликованных архивных документов сделана попытка воссоздать общую картину боевых действий в районе Бобруйска в течение последних дней операции 28–30 июня, когда была разгромлена основная группировка 9-й армии и осуществлен прорыв части ее сил из окружения.
Окружение и ликвидация группировки противника в отечественной историографии представляются как действия последовательные и спланированные. Так, в книге «Солдатский долг» бывший командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский писал: «Ценой огромных потерь гитлеровцам удалось местами вклиниться в оборону 356-й дивизии. В прорыв хлынули 5 тысяч солдат, но спастись им не удалось» [8, с. 261–262].
Воспоминания К. К. Рокоссовского совпадают с данными труда П. С. Болдырева «Бобруйская операция», написанного еще в 1945 г. [2]. П. С. Болдырев опирался на отчеты воинских соединений, но не учитывал некоторую субъективность этих документов. Отчеты направлялись в вышестоящие штабы, а потому заслуги командования соединений в них зачастую преувеличивались. Достоверность этой информации остается под вопросом. Почти во всех открытых источниках указывается, что хотя противник и прорвал линию обороны, но был разбит. Об этом вспоминают и П. И. Батов, командующий 65-й армией [1, с. 412–413], и В. Н. Джанджгава, командир 354-й дивизии [4, с. 156].
Однако из архивных документов следует, что противник действительно сумел прорваться и для его ликвидации советскому командованию пришлось временно свернуть наступление подвижных частей на Минск.
Бобруйская группировка противника была окончательно окружена 27 июня, на четвертый день наступления. При этом часть ее была окружена на восточном берегу Березины еще вечером 26 июня, а вторая – в самом Бобруйске вечером 27 июня. Но советский 1-й танковый корпус 27 июня безуспешно пытался ворваться в Бобруйск. В первой половине 28 июня была предпринята еще одна попытка. Потеряв 20 танков, 15-я танковая бригада перешла к обороне.
Бывший командующий 65-й армией П. И. Батов писал, что приказ Ставки ВГК перебросить 1-й танковый корпус на Минское направление передал ему по телефону К. К. Рокоссовский вечером 28 июня [1, с. 412]. Но комдив 356-й дивизии М. Г. Макаров получил информацию об этом еще утром на командном пункте 1-го танкового корпуса, куда прибыл для согласования действий. Таким образом, приказ Ставки лишал 65-ю армию ее единственного подвижного соединения и, по сути, являлся ошибочным. Тем самым советское командование не только оставило 356-ю дивизию один на один с 40-тысячной группировкой немцев, но и фактически способствовало тому, чтобы они решились на прорыв.
Отход 1-го танкового корпуса начался в 20:00, еще засветло, и противник это заметил. В это время 9-й полевой армией командовал ветеран «корсунь-шевченковского котла» Н. фон Форманн, сменивший 27 июня генерала X. Иордану [5, с. 498]. В связи с отходом советского танкового корпуса в 21:00 в Бобруйске было созвано совещание немецкого командного состава, на котором был зачитан приказ о начале в 23:00 прорыва гарнизона из города.
Численная оценка немецкой группировки в историографии противоречива. У П. И. Батова указана цифра 40 тыс. [1, с. 412–413]. В немецкой историографии говорится о 70 тыс. человек [3, с. 226]. Вероятно, эта цифра включает соединения и в котле на восточном берегу. Дело в том, что советский 9-й танковый корпус перехватил лишь автомобильный мост. Железнодорожный мост, расположенный южнее, оставался в руках противника. Поэтому части Вермахта могли переправиться в Бобруйск. В советской же историографии отмечалось, что группировка немцев на восточном берегу была полностью окружена, и это, как мы видим, не соответствует действительности.
К. К. Рокоссовский и П. С. Болдырев упоминают о группировке более 10 тыс. немецких солдат [8, с. 261]. В отчете 65-й армии численность окруженных в Бобруйске – 15 тыс. [12, л. 10]. На полдень 28 июня, по воспоминаниям коменданта штаба 383-й дивизии фон Борха [7], в городе было около 30 тыс. солдат. Таким образом, оценка группировки в 40–50 тыс. на вечер 28 июня является, по нашему мнению, наиболее объективной.
В результате в ночь на 29 июня под Бобруйском сложилась достаточно тяжелая для советских войск обстановка. С северо-запада город прикрывала лишь 356-я дивизия, которая должна была в одиночку сдерживать всю бобруйскую группировку противника [14, л. 97]. Дивизия к тому моменту располагала тремя стрелковыми полками двухбатальонного состава, численность рот составляла 60–70 человек [17, л. 50 об.]. Согласно приказу штаба 65-й армии, в 1185-м полку был создан штурмовой батальон, в который вошли лучшие бойцы дивизии [18]. 1185-й полк оборонял станцию Мирадино. Севернее оборонялся 1181-й полк, а у Березины находились позиции 1183-го полка. Таким образом, ослабленные полки приняли на себя главный удар.
Комдиву 356-й М. Г. Макарову был обещан огонь реактивных установок по Бобруйску, после чего дивизии следовало наступать на город. Но приказ на открытие огня не был отдан [17, л. 51].
В 01:30 29 июня, после короткого артналета, немцы численностью в 10–15 тыс. человек, при поддержке 42 танков и САУ перешли в наступление [14, л. 98]. В документах 356-й дивизии цифры указаны другие – 15–20 тыс. Штаб же 105-го корпуса докладывал: «Немцы в пьяном виде колоннами, с самоходными орудиями, имея впереди офицеров, шли напролом» [16]. Агитационная литература быстро подхватит из отчетов слова о «поголовно пьяных» немцах, шедших в ту ночь на прорыв.
Первая атака была отбита. В 02:00 противник предпринял вторую атаку и в 2:30 вышел в район огневых позиций артиллерии, которая вела огонь прямой наводкой. В советских частях остро ощущалась нехватка боеприпасов. Вскоре противник прорвался к штабу 356-й дивизии. Штаб отступает на запад, комдив же уйти не успевает и отрезан колонной противника, численностью около тысячи человек [17, л. 52]. Связь с полками потеряна. Поэтому оценить численность прорвавшейся группировки в дивизии не могли.
Нет ничего удивительного в том, что в документах 1-й мотострелковой бригады, которая вечером 28 июня устремилась на Минск, отмечалось: «В 03.00 противник силами до двух дивизий численностью до 16 тысяч человек прорвал боевые порядки 356-й дивизии, вышел на шоссе Бобруйск – Минск и овладел Сычково» [20, л. 9]. Здесь бригада и приняла бой.
В 05:30 штабу 356-й дивизии удалось восстановить связь с полками [17, л. 51 об.]. Однако дивизия не могла серьезно противодействовать прорывавшейся немецкой группировке, поскольку, как докладывал командованию штаб 1-й мотострелковой бригады, «части 356-й дивизии, потеряв управление, бродили отдельными группами, не имея определенной задачи и наводя панику в своих рядах» [20, л. 10]. Как следует из работы немецкого историка Р. Хинце, через порядки дивизии прошли три волны прорывавшихся из окружения. При поддержке 20-й танковой дивизии, которая стала ядром прорыва, окруженным «удалось прорваться, сломив слабое сопротивление, в направлении Назаровки» [22, с. 200].
В 8:00, в ходе третьей немецкой атаки, в 1183-м полку 356-й дивизии были убиты командир полка, замполит, командир батальона, начальник оперативного отдела штаба, 5 командиров рот из 6. В 1181-м полку были ранены командир полка и ряд старших офицеров [17, л. 52]. Некоторые разрозненные части продолжали сражаться с противником. Героизм проявили артиллеристы. 2-я батарея 218-го артполка отбила более 10 атак. Когда кончились боеприпасы, артиллеристы заняли круговую оборону. Отмечены случаи, когда танки противника были подбиты в 9 м от орудия. Поэтому в отечественной литературе много упоминаний только о боях на позициях артиллерии.
Фронт обороны дивизии был прорван, ее остатки к утру сосредоточились в районе Мирадино [17, л. 52 об.]. Р. Хинце указывал, что вторая волна покинула город лишь в полдень. Вероятнее всего, эта информация недостоверна и именно вторая волна атаковала позиции дивизии в 8:00.
В отчете 65-й армии не указывается точная численность группировки немцев, которой удалось вырваться из окружения. Там говорится лишь о том, что 29 июня удалось ликвидировать прорвавшиеся группировки противника [14, л. 100]. Но, как следует из других источников, отчет недостоверен: противник сумел прорваться на запад. К 6:00 29 июня противник силою двух полков, преимущественно офицерского состава, при поддержке четырех орудий и минометной батареи овладел перекрестком дорог у д. Сычково. Советская 1-я мотострелковая бригада перешла к обороне западнее этой деревни [20, л. 10].
В 10:00 наши войска штурмом взяли Бобруйск. В городе оставался лишь немецкий арьергард, поэтому штурм был скоротечным. Немецкие войска покинули город и скрылись в лесах у Бобруйска [15, л. 140].
У Щатково, где находились позиции 129-й дивизии, немцам также удалось вклиниться в ее оборону. Фактически, это был уже второй оборонительный рубеж, прорванный немцами днем 29 июня. В 7:30 к переправе через Березину у Щатково приступили части 108-й бригады 9-го танкового корпуса. Отбив атаки, колонны бригады двинулись на Сычково, которое было к тому моменту занято немцами. Отбив деревню, колонны пошли дальше. Вскоре после этого немцы предприняли новые атаки. Оставшийся у переправы танковый батальон будет обороняться еще двое суток, тылы бригады также оказались отрезанными [19]. 3-я армия докладывала, что 129-я дивизия за день 29 июня отбила 23 контратаки, но была потеснена и только с вводом в бой одного полка 169-й дивизии остановила немцев. На север удалось уйти группировке противника численностью до 6 тыс. человек [11, л. 389 об.].
Тем временем продолжалось наступление на позиции 1-й мотострелковой бригады. К исходу 29 июня положение бригады стало критическим: боеприпасы израсходованы, тылы отрезаны. В отчете 1-го танкового корпуса записано: «Пьяные немцы густыми цепями перешли в атаку, подходили к КП бригады на 200 метров. Атаки следовали одна за другой до самой темноты. Командир бригады бросил весь личный состав, во главе с офицерами штаба, в атаку» [21, л. 21]. Противник понес большие потери и отошел на исходные позиции. Колонны противника начали уходить вдоль Березины на северо-запад. Из-за отсутствия боеприпасов бригада не смогла этому помешать.
29 июня командиру 1-го танкового корпуса, по его воспоминаниям, пришлось создавать новое кольцо окружения противника силами 1-й мотострелковой бригады, 15-й и 16-й танковых бригад, которые вернули к Бобруйску [6, с. 636]. На самом деле вернулась лишь 16-я танковая бригада, насчитывавшая всего 13 танков [13, л. 133], но днем 29 июня она опять ушла на Минское направление. Оборону на р. Волчанки 1-я мотострелковая бригада заняла лишь в ночь на 30 июня. Некоторым немецким частям удалось переправиться через
Волчанку севернее участка обороны бригады. Часть немецких войск осталась в лесах северо-западнее Бобруйска, не успев уйти в прорыв. В 22:00 29 июня противник пытался атаковать части 105-го стрелкового корпуса силою до двух сводных офицерских батальонов, поддержанных 22 танками и САУ, с целью выйти на Минское шоссе [15, л.140]. Противнику в очередной раз удается овладеть д. Сычково и потеснить советские войска. Таким образом, ни о каком дезорганизованном и деморализованном противнике даже вечером 29 июня речи быть не может.
30 июня 3-я армия сообщила: остатки немецких частей общей численностью более 6 тыс. солдат и офицеров с танками и САУ, возглавляемые командиром 35-го корпуса фон Лютцовом, неоднократными атаками стремились отбросить наши части с плацдармов в районе населенных пунктов Свислочь и Октябрь с целью занять переправы и обеспечить вывод остатков полуокру-женной группировки из лесов и выход их на шоссе Могилев – Минск [11, л. 392 об.]. В документе также упоминается, что противник действует силою двух пехотных дивизий: «Противник, отошедший в значительных силах от Бобруйска, удерживает западный берег Березины на участке Свислочь, Голынка» [11, л. 392]. После этого командирам 41-го, 46-го и 80-го корпусов была поставлена задача окружить и уничтожить врага.
Прорвавшаяся группировка немцев будет вновь окружена лишь 30 июня, когда части советской 129-й дивизии с боями выйдут к д. Сычково [11, л. 394].
Только утром 30 июня сопротивление начнет спадать. В журнале боевых действий 1-й мотострелковой бригады за 30 июня отмечено: «Атаки противника начали носить менее организованный характер, а затем началась массовая сдача немцев в плен. Одиночные пленные немцы отпускались в леса самостоятельно или под конвоем и созывали к себе отдельные группы. Целые подразделения с белыми флагами приходили на сборный пункт пленных. Общее число пленных за день достигло более 2 тыс. человек» [20, л. 11].
Войска 105-го стрелкового корпуса в течение 30 июня и 1 июля продолжали вести бои по уничтожению разрозненных групп противника, завершив их ликвидацию 1 июля [15, л. 140].
Вопрос о численности группировки, которой все-таки удалось прорваться, также стоит исследовать более обстоятельно. Отмечу лишь, что она вряд ли превышала 15 тыс. человек. Цифра в 30 тыс. человек упоминается только в отчете немецкой 20-й танковой дивизии, командир которой Мортимер фон Кессель получил за организацию прорыва дубовые листья к Рыцарскому Кресту. Большая часть вырвавшихся из «бобруйского котла» вскоре была окружена восточнее Минска. Это произошло в том числе благодаря успешным действиям 1-го танкового корпуса, который с юга вошел в Минск. Поэтому оценку командиром 20-й немецкой танковой дивизии численности прорвавшейся группировки нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить, поскольку после официальных советских данных о 15 тысячах прорвавшихся никто более не пересчитывал.
Выводы
1. Официальная советская историография определила рамками Бобруйской наступательной операции 24–29 июня 1944 г. Однако поставленная в приказе Ставки от 31 мая задача – «разбить бобруйскую группировку противника» [10, л. 58] – была выполнена лишь 30 июня. Этот день, по мнению автора, и следует считать днем окончания Бобруйской операции. В отчете о действиях артиллерии 1-го Белорусского фронта в ходе Бобруйской операции датой разгрома немецкой группировки также указано 30 июня [9]. Не стоит винить отечественных историков. В советское время очень немногие имели допуск к архивным документам, к печати допускались лишь общие работы, причем в процессе подготовки рукописей их авторы не могли использовать секретные документы, которых было большинство.
2. Некоторым частям противника удалось вырваться из «бобруйского котла», 15 тыс. человек достигли линии фронта под Минском, остальные вплоть до 30 июня оказывали упорное сопротивление.
В год 70-й годовщины освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков стоит еще раз вспомнить о событиях тех дней, в которых русские, белорусы, украинцы и многие другие народы Советского Союза отстояли свободу и независимость своей общей Родины. Поэтому наша общая история, которую нельзя разделить по национальному признаку, должна и впредь являться основным связующим фактором и способствовать политике дружбы и добрососедства между братскими народами, чьи деды и прадеды, сражаясь бок о бок, победили фашизм.
Источники и литература
1. Батов, П. И. В походах и боях / П. И. Батов. – М., 1974.
2. Болдырев, П. С. Бобруйская операция / П. С. Болдырев. – М., 1945.
3. Бухнер, А. Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев.1944 / А. Бухнер; пер. с англ. В. Д. Кайдалова. – М., 2013.
4. Джанджгава, В. Н. Немеренные версты / В. Н. Джанджгава. – М., 1979.
5. Залесский, К. А. Военная элита Германии. 1870–1945. Энциклопедический справочник / К. А. Залесский. – М., 2011.
6. Освобождение Белоруссии. 1944 / под ред. А. М. Самсонова. – М., 1974.
7. Подвиг народа бессмертен[Электронный ресурс] / сайт Бобруйского областного исполнительного комитета. – Режим доступа: . – Дата доступа: 10.06.2014.
8. Рокоссовский, К. К. Солдатский долг / Рокоссовский, К. К. – 5-е изд. – М., 1988.
9. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее – ЦАМО). -Ф. 233. -Оп. 2356. -Д.
10. ЦАМО. – Ф. 233. – Оп. 2356. – Д. 26.
11. ЦАМО. – Ф. 310. – Оп. 4376. – Д. 286.
12. ЦАМО. – Ф. 422. – Оп. 10 512. – Д. 451.
13. ЦАМО. – Ф. 422. – Оп. 10496. – Д. 495.
14. ЦАМО. – Ф. 422. – Оп. 10496. – Д. 559.
15. ЦАМО. – Ф. 997. – Оп. 1. – Д. 79.
16. ЦАМО. – Ф. 997. – Оп. 1. – Д. 70.
17. ЦАМО. – Ф. 1676. – Оп. 1. – Д. 36.
18. ЦАМО. – Ф. 1676. – Оп. 1. – Д. 37.
19. ЦАМО. – Ф. 3195. – Оп. 1. – Д. 7.
20. ЦАМО. – Ф. 3362. – Оп. 1. – Д. 62.
21. ЦАМО. – Ф. 3399. – Оп. 1. – Д. 48.
22. Hinze, R. Der Zusammenbruch der Heeresgruppe Mitte im Osten 1944 / R. Hinze. -Stuttgart, 1994.
23. Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне 1941–1945. Энцыклапедыя. – Мінск, 1990.
Минская наступательная операция 1944 г.
А. А. Цепкалова (Москва)
Минская наступательная операция проводилась с 29 июня по 4 июля 1944 г. и имела целью окружение минской группировки противника и освобождение г. Минска. Осуществлялась она войсками 3, 2-го и 1-го Белорусских фронтов при содействии 1-го Прибалтийского фронта.
В результате Витебско-Оршанской, Могилевской и Бобруйской операций 4-я армия и часть сил 9-й армии немецкой группы армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала В. Моделя оказались глубоко охваченными советскими войсками. К исходу 28 июня 1-й Прибалтийский фронт вел боевые действия на подступах к Полоцку и на рубеже Дретунь, восточнее Ушачей, Лепеля. Войска 3-го Белорусского фронта подошли к р. Березина, охватывая противника с севера. Войска 2-го Белорусского фронта теснили врага с востока. 1-й Белорусский фронт, взломав оборону противника на Березине и охватывая его с юга, вышел на рубеж Свислочь, Осиповичи, западнее Старых Дорог, восточнее Копаткевичей и далее вверх по р. Припять. Подвижные соединения фронтов, действовавшие в районах Борисова и Осиповичей, находились в 100 км от столицы Беларуси, а главные силы противника, отступавшие в направлении Минска, были в 130–150 км от него, не имея возможности оторваться от наступавших с востока войск 2-го Белорусского фронта. В этой обстановке, в соответствии с замыслом Белорусской операции, Ставка Верховного Главнокомандования директивами от 28 июня поставила задачи фронтам на окружение и уничтожение минской группировки противника.
Замысел советского командования заключался в том, чтобы в ходе развернувшегося преследования врага стремительными ударами войск левого крыла 3-го Белорусского фронта и части сил правого крыла 1-го Белорусского фронта по сходящимся направлениям на Минск во взаимодействии со 2-м Белорусским фронтом завершить окружение минской группировки противника. Одновременно войска 1-го Прибалтийского, правого крыла 3-го Белорусского и часть сил 1-го Белорусского фронтов должны были продолжить стремительное наступление на запад, уничтожить подходившие резервы противника и создать условия для развития наступления на Шяуляйском, Каунасском и Варшавском направлениях.
В соответствии с требованиями Ставки ВГК командующий войсками 3-го Белорусского фронта генерал армии И. Д. Черняховский решил главный удар нанести силами 11-й гвардейской и 31-й армий, 5-й гвардейской танковой армии и 2-го гвардейского танкового корпуса с задачей в течение 30 июня -1 июля форсировать Березину и к исходу 2 июля овладеть Минском. Для наступления непосредственно на столицу Белорусской ССР предназначались 5-я гвардейская танковая армия и 31-я армия со 2-м танковым корпусом.
29 июня войска 3-го Белорусского фронта вышли к р. Березина. В соответствии с директивой Ставки ВГК им предписывалось форсировать реку и, обходя опорные пункты гитлеровцев, развивать стремительное наступление на столицу БССР. 29 июня передовые отряды захватили плацдармы на западном берегу Березины и на отдельных участках углубились в оборону противника на 5-10 км. 30 июня реку пересекли основные силы фронта. В ночь на 1 июля войска 11-й гвардейской армии во взаимодействии с 5-й гвардейской танковой и 31-й армиями ворвались в г. Борисов, очистили его от противника и к исходу дня продвинулись к западу от Березины на 16–30 км. В этот же день были освобождены Бегомль и Плещеницы.
После форсирования Березины открылась возможность развивать наступление на правом крыле на Молодечно и на левом – на Минск. В связи с этим Военный Совет фронта 1 июля издал обращение, в котором говорилось: «Противник понес крупное поражение и не располагает в данное время свежими и сколько-нибудь крупными резервами; личный состав войск противника деморализован. Сейчас мы имеем все возможности превратить достигнутый успех в окончательный разгром немецко-фашистских войск на нашем направлении. Для этого надо резко повысить темп наступления, немедленно достигнуть большей стремительности в действиях войск. Мы должны, не давая врагу опомниться, неустанно наносить ошеломляющие удары, проявлять больше дерзости, настойчивости и смекалки в преследовании и разгроме врага» [1, с. 57–58].
Потеряв оборонительный рубеж на Березине, немецкие войска совершали отход, все более обнажая фланг и тыл своей группировки, действовавшей против 2-го Белорусского фронта. Пытаясь избежать полного разгрома группы армий «Центр», командование противника начало переброску из Польши и Восточной Пруссии в район Минска охранных и полицейских полков, принимало меры к усилению обороны в Минском укрепленном районе. Придавая огромное значение железной дороге Минск – Молодечно как важнейшей коммуникации, оно к 3 июля сосредоточило в районе Молодечно 17-ю пехотную дивизию, перегруппированную из полосы группы армий «Север». Однако все прибывшие резервы вводились в сражение разновременно, отдельными группами и не могли решительно повлиять на изменение оперативной обстановки.
2 июля советские войска отрезали минской группировке противника большинство путей для отступления. Были взяты населенные пункты Вилейка, Жодино, Логойск, Смолевичи, Красное. Тем самым немцы оказались отрезанными от всех основных коммуникаций.
В ночь на 3 июля командующий 3-м Белорусским фронтом И. Д. Черняховский отдал приказ командующему 5-й гвардейской танковой армией П. А. Ротмистрову во взаимодействии с 31-й армией и 2-м гвардейским Тацинским танковым корпусом атаковать Минск с северного и северо-западного направления и до конца дня 3 июля полностью овладеть городом.
Утром 3 июля 2-й гвардейский танковый корпус с передовыми отрядами, выделенными от стрелковых дивизий 31-й армии, завязали бои на северо-восточных и восточных окраинах Минска и первыми ворвались в город. Преодолев противодействие двух пехотных полков, поддержанных танками и штурмовыми орудиями, их подразделения к 7 часам 30 минутам прорвались в центр Минска. Через два часа части 2-го гвардейского танкового корпуса, 31-й и 5-й гвардейских танковых армий в ходе совместных действий полностью освободили столицу Белорусской ССР от захватчиков.
Также успешно действовали войска 1-го Белорусского фронта, которые преследовали противника на Минском и Барановичском направлениях. 1-й гвардейский танковый корпус в ночь на 3 июля обошел Минск с юга и вышел на юго-восточную окраину города, где соединился с войсками 3-го Белорусского фронта. Так было завершено окружение основных сил 4-й армии и отдельных соединений 9-й армии (всего 105 тыс. человек).
В направлении Минска одновременно наступали и войска 2-го Белорусского фронта под командованием генерал-полковника Г. Ф. Захарова. Они сковывали, дробили и уничтожали соединения противника, не давали им возможности оторваться и быстро отойти на запад. Так, в период с 29 июня по 4 июля войска 2-го Белорусского фронта, преследуя врага, продвинулись с боями по труднодоступной местности на 150 км, форсировали реки Друть и Березина, взяли в плен более 3 тыс. человек, захватили большое количество военной техники и имущества.
Советская авиация, прочно удерживая господство в воздухе, наносила мощные удары по противнику, дезорганизовывала планомерное отступление его войск, препятствовала подходу резервов.
Большую помощь войскам оказали партизанские формирования, которые с 29 июня по 4 июля во взаимодействии с регулярными войсками участвовали в захвате ряда населенных пунктов. Они обеспечивали советские части проводниками и разведывательными данными о группировках и рубежах обороны вражеских войск, оказывали помощь в восстановлении мостов и переправ, осуществляли диверсии в тылу врага на его основных коммуникациях. Кроме того, устраивали засады на путях отхода противника, громили его штабы и отдельные части, уничтожали автотранспорт и обозы, спасали население от истребления, а города и деревни – от разрушения и сожжения.
Таким образом, в результате наступления советских войск по сходящимся направлениям на Минск столица Белорусской ССР была освобождена от вражеских формирований на четыре дня ранее намеченного срока. 4 июля войска 3-го и 1-го Белорусских фронтов достигли линии о. Нарочь-Сморгонь-Красное-Столбцы-Клецк. Войска 1-го Прибалтийского фронта, обеспечивавшие проведение Минской операции с севера, к этому времени вышли западнее Дретунь-Козяны– о. Мядель. Ликвидация окруженной немецкой группировки была осуществлена в период с 5 по 12 июля войсками 33-й армии, частью сил 50-й и 49-й армий 2-го Белорусского фронта. Противник потерял свыше 70 тыс. человек убитыми и около 35 тыс. пленными (в том числе 12 генералов) [2, с. 153].
Сегодня Минская наступательная операция представляет значительный интерес с точки зрения развития советского военного искусства. Окружение восточнее Минска крупной группировки противника было запланировано еще при подготовке Белорусской операции и осуществлено в ходе преследования противника на глубину 200–250 км от переднего края его обороны. Решение такой задачи стало возможным благодаря четкому взаимодействию фронтов, которые преследовали отходившего противника как по параллельным путям (3-й и 1-й Белорусские фронты), так и с фронта (2-й Белорусский фронт). В Минской операции войска на внешнем фронте не переходили к обороне на определенном рубеже, а продолжали развивать наступление в глубину, чем лишали противника возможности организовать непосредственное взаимодействие его окруженной группировки с основными силами на внешнем фронте окружения из-за его непрерывной подвижности. Важную роль в решении задач по окружению и уничтожению противника играл маневр соединения и объединения подвижных войск. Во время преследования советские войска успешно преодолевали с ходу многие реки и другие естественные рубежи. При этом большое значение придавалось передовым отрядам, основу которых составляли стрелковые батальоны, посаженные на автомашины и усиленные танками, САУ и артиллерией.
За умелые и героические действия в Минской операции свыше 50 соединений и частей были удостоены почетного наименования Минских.
С завершением Минской наступательной операции 4 июля 1944 г. завершился один из этапов грандиозной битвы за Беларусь. Достигнутые в результате этого этапа стратегической операции результаты создали исключительно благоприятную обстановку для дальнейшего наступления главных сил советских войск на запад. За две недели боевых действий в ходе Белорусской операции советские войска разгромили главные силы немецкой группы армий «Центр». В результате образовалась большая брешь до 400 км по фронтовой линии и до 500 км в глубь от нее, которую немцы не смогли ликвидировать в короткое время.
Значение Белорусской операции, одной из составных частей которой была Минская наступательная операция, трудно переоценить. Она явилась выдающимся событием не только для Великой Отечественной, но и для всей Второй мировой войны. Ее результаты предопределили успех всех последующих операций на советско-германском фронте. Разгром группы армий «Центр» серьезно встревожил не только правящую верхушку Германии, но и ее сателлитов. Усилился кризис фашистского блока.
Литература
1. Разгром немецко-фашистских войск в Белоруссии в 1944 году (23 июня – 29 августа 1944 года): в 2 т. – М., 1959. – Т. 2: Ведение Белорусской наступательной операции 1944 года.
2. Военная энциклопедия: в 8 т. – М., 2001. – Т. 5.
3. Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Кампании и стратегические операции в цифрах: в 2 т. – М., 2010. – Т. 2.
4. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – М., 2012. – Т. 4: Освобождение территории СССР. 1944 год.
5. Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945. Военно-исторический очерк: в 4 т. – М., 1958. – Т. 3: Операции советских вооруженных сил в период решающих побед (январь – декабрь 1944 г.).
Боевые действия войск 3-й армии 1-го Белорусского фронта по освобождению Рогачева
Ф. А. Свинтицкий (Могилев)
Битва за Днепр 1943 г. завершилась блестящей победой советских войск. Форсирование Днепра и захват плацдармов на правом берегу войсками Белорусского фронта создали благоприятные возможности для освобождения юго-восточных районов Беларуси. Лоевский плацдарм дал возможность сосредоточить достаточное количество войск для развертывания дальнейшего наступления и освобождения городов Речица и Гомель. После успешного завершения Калинковичско-Мозырской операции фронт сосредоточил главные усилия на Рогачевском направлении.
Рогачевско-Жлобинская наступательная операция, проведенная 21–26 февраля 1944 г., до настоящего времени не стала предметом обстоятельного исследования военных историков. Возможно, причиной является неполное достижение цели наступления войсками 48-й и 50-й армий. Белорусский фронт в этот период не получал достаточного количества сил и средств. Ставка ВГК центр тяжести перенесла на Украину, направляя туда все резервы. Но действия 3-й армии генерала А. В. Горбатова на Рогачевском направлении, несомненно, заслуживают внимания. Командующий фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский отмечал: «3-я армия в исключительно тяжелых условиях форсировала Днепр, овладела Рогачевом и плацдармом на западном берегу, вынудив противника очистить плацдарм на восточном берегу Днепра у Жлобина» [1, с. 246].
В районе Рогачева на правом берегу Днепра оборона противника имела две оборонительные полосы и выглядела неприступной. Протяженность рубежа по переднему краю составляла 32 км. Оборонительная полоса состояла из трех траншей. Первая линия траншей была оборудована пулеметными площадками, наблюдательными пунктами, убежищами. Впереди на расстоянии 30–80 м от траншей установлен «немецкий забор»: забиты сваи, колья, натянута колючая проволока. Вторая линия траншей была оборудована на расстоянии 300–500 м от первой, третья – 400–800 м от второй. Правый берег Днепра, по которому проходил передний край, крутой, обрывистый. Превышение над уровнем реки – до 22 м [2, л. 1]. Оборону на рубеже занимали части 267-й и 31-й пехотных дивизий и пехотный полк 281-й охранной дивизии.
На подготовку 3-й армии к наступлению отводилось всего восемь дней. Для усиления армии, имевшей к этому времени всего пять дивизий, ей были переданы еще пять дивизий 63-й армии и 115-й укрепрайон. Средняя укомплектованность дивизий личным составом составляла 5500 человек. Из средств усиления армии были переданы 36-й и 160-й танковые полки, 1901-й самоходный артиллерийский полк, два пушечных и два истребительно-противотанковых артиллерийских полка, 94-й гвардейский минометный полк реактивной артиллерии [3, л. 141].
Армии предстояла серьезная операция. Внимание командиров всех степеней было направлено на практическую подготовку личного состава. Офицеры непосредственно на местах провели рекогносцировки, разведку и изучение целей. Командующий армией на переднем крае лично проверил решения офицерского состава дивизий первого эшелона. Была проведена тщательная инженерная разведка русла р. Днепр, точно установлены полыньи и слабые участки льда. Для преодоления незамерзших участков реки заготавливались щиты, доски, шесты, веревки. Эти же средства были рассчитаны на штурм обрывистых берегов. Личный состав войск ударной группы накануне был обеспечен полноценным отдыхом, усиленным горячим питанием и двухдневным запасом сухого пайка.
Для проводки батальонных колонн были разведаны и проведены телефонным кабелем пути, проходящие через всю долину реки в обход промоин по льду, до исходных рубежей на том берегу, в 400–500 м от первой траншеи противника. Эти сотни метров атакующие должны были пройти за время десятиминутного огневого налета, а с окончанием его ворваться в траншеи противника на высоком берегу реки. Артиллерийскую пристрелку и подвоз боеприпасов закончили 18 февраля. Батареи заняли свои огневые позиции и наблюдательные пункты в ночь на 20 февраля. На дорогах организовали весьма строгую комендантскую службу. Проход и проезд подразделений и машин разрешался начальниками штабов дивизий. Днем с целью демаскировки организовывалась отрывка траншей, имитировалась забивка кольев для проволочных заграждений [4, с. 328].
Наступление войск армии началось на рассвете 21 февраля с артиллерийской подготовки. Вся артиллерия была поставлена на прямую наводку, что обеспечило эффективное подавление целей противника при незначительном количестве боеприпасов. На прямую наводку были поставлены 224 ствола различных калибров, плотность составила 17,6 ствола на 1 км фронта. Отметим, что в наступательных операциях летом 1944 г. плотность артиллерии была значительно выше.
Для обеспечения внезапности части ударной группы армии в составе четырех дивизий перешли в атаку с первыми выстрелами артиллерийского налета. Пехота в этой операции показала высокие морально-боевые качества. Преодолев при помощи щитов и досок многочисленные полыньи на льду Днепра, воины стрелковых подразделений начали штурмовать обрывистый правый берег. Приходилось подсаживать друг друга, прорубать ступеньки в промерзлом грунте. К 10:00 они прорвали три линии траншей сильно укрепленного рубежа противника, к 11:00 овладели населенными пунктами Днепровск, Заездье, Еленин Лог, Вищин и высотой 150,9. Особенно упорное сопротивление противник оказал в районе д. Кистени, превращенной в сильный опорный пункт. Наступление наших войск, по показаниям пленных, было настолько неожиданным, что командир 221-й охранной дивизии генерал фон Хаузе, прибывший для проверки части в Вищин, бросил свою легковую машину и ускакал на неоседланной лошади на Мадоры [3, л. 157].
Ввиду недоступности западного берега Днепра танки в атаке переднего края не участвовали и были введены в бой лишь после захвата пехотой плацдармов. В документах армии отмечена высокая боевая выучка личного состава 36-го танкового полка, который с ходу атаковал Мадоры, оказав существенную помощь пехоте, оказавшейся без артиллерийской поддержки. Правда, полк в этом бою потерял 6 танков. Танкисты сопровождали наступающую пехоту до реки Друть. 160-й танковый полк фактически участвовал в бою один раз двумя взводами на подступах к Рогачеву. 193-й танковый полк, приданный армии в ходе операции, в боях вообще не участвовал, так как большое количество машин увязли в болотистой пойме р. Друть.
Более эффективной была поддержка авиации 16-й воздушной армии. В ночь перед наступлением 30–40 бомбардировщиков 271-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии произвели удары по технике и живой силе противника в районах Красная Горка, Волчий Почеп, Горелый Мох. Такое же количество ночных бомбардировщиков У-2 произвели удары по немецким позициям в районах Луговая, Вирня, Ветка. В дневное время пехоту надежно поддерживали штурмовики 2-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии (командир – полковник Г. И. Комаров). В рогачевском небе совершил героический подвиг командир эскадрильи 59-го гвардейского полка гвардии капитан А. И. Кадомцев, направив горящий штурмовик Ил-2 на скопление вражеской техники.
При подготовке и в ходе операции большое значение имело инженерное обеспечение действий войск. Эти задачи выполняли 2-я штурмовая инженерно-саперная бригада, 9-й и 385-й армейские инженерные батальоны, 48-й понтонно-мостовой батальон, два военно-строительных отряда и саперные батальоны стрелковых дивизий. Инженерными частями армии было проделано 114 проходов в заграждениях, 112 проходов в минных полях, снято и обезврежено – 1230 мин, построено мостов под грузы 60 т – 16, общей длиной 425 м, под грузы 16 т – 12, общей длиной 255 м, уложено жердевого настила – 3700 м, разминировано 16 кварталов г. Рогачева с общим количеством зданий 412 [2, л. 67].
Одной из особенностей наступательной операции по освобождению Рогачева было применение специально подготовленных лыжных отрядов. Опыт их применения весьма поучителен. Наличие в немецком тылу наших боевых подразделений сковывало переброску резервов противника и содействовало общему успеху армии. Так, в ночь перед наступлением на правый берег Днепра в тыл противника был скрытно переправлен отряд лыжников 120-й гвардейской стрелковой дивизии. Лыжники, пройдя по тылам врага, перехватили шоссе Рогачев – Новый Быхов. В ночь на 22 февраля в тыл противника в район станции Тощица проник лыжный батальон 5-й стрелковой дивизии [5, с. 135]. Командир батальона майор Б. Е. Коваленко принял решение захватить станцию, чтобы перекрыть движение немецких эшелонов по железной дороге. Внезапной атакой батальон захватил станцию, 5 складов с продовольствием и интендантским имуществом, до 250 лошадей с повозками, уничтожил до 500 солдат и офицеров противника, не имея при этом потерь. За время нахождения в тылу отряд установил связь с партизанами и мирным населением, скрывающимся в лесах, вывел в наши тылы до 7 тыс. человек [6, л. 67].
Многие годы замалчивалось участие в освобождении Рогачева 8-го отдельного штрафного батальона (ошб). По численности он примерно в 4 раза превосходил лыжный отряд 120-й гвардейской стрелковой дивизии, в составе которой участвовал в операции. Впервые о наличии в дивизии двух батальонов лыжников упоминает в последнем издании своих воспоминаний А. В. Горбатов. Более подробно об этом пишет А. В. Пыльцин, прошедший в должности командира взвода и роты 8-го ошб боевой путь от Рогачева до Берлина: «Рогачевско-Жлобинская операция началась для штрафников в ночь на 19 февраля. Батальон был поднят по тревоге и в срочном порядке, оставив все тыловые подразделения в с. Майское, совершил ускоренный пеший марш, преодолев за ночь километров 25. Сосредоточились мы в лесу недалеко от села Гадиловичи ближе к линии фронта уже утром. Там нам немедленно выдали боеприпасы, белые маскхалаты, сухие пайки, придали батальону взвод огнеметчи-ков и группу саперов» [7, с. 90].
Боевую задачу батальону поставил лично командующий армией генерал А. В. Горбатов, пообещав всех штрафников, проявивших себя стойкими бойцами, освободить от дальнейшего пребывания в штрафном батальоне и восстановить в воинских званиях. Командир батальона подполковник А. А. Осипов, уроженец Рогачевского р-на, хорошо знавший местность, примыкавшую к Днепру, сумел в ночь на 20 февраля переправить отряд на западный берег и выйти в тыл противника. Батальон Осипова фактически не был лыжным отрядом, передвигаться бойцам приходилось пешком, на лыжах тащили только станковые пулеметы и волокуши для транспортировки раненых. Первоначальная задача по захвату Рогачева оказалась невыполнимой, преодолеть траншеи противника, не имея артиллерии и танков, было невозможно. Батальон действовал по тылам противника, где перекрывал дороги, взрывал мосты, разгромил штаб пехотной дивизии, разбил несколько вражеских колонн, двигавшихся к линии фронта, уничтожал боевую технику и склады с боеприпасами. Среди штрафников были артиллеристы, которые наносили удары по скоплениям вражеских войск из захваченных немецких орудий.
Генерал-лейтенант Горбатов сдержал свое слово. По окончании боевых действий во вражеском тылу за боевые заслуги были досрочно освобождены от дальнейшего пребывания в штрафбате и отчислены из него с восстановлением во всех правах 260 человек. Многим были вручены боевые награды: ордена Славы III степени, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». В приказе по батальону № 47 от 23 февраля названы фамилии 56 офицеров постоянного и переменного состава, павших смертью храбрых в результате боевых действий в тылу противника в районе Мадоры, Рогачев. Семь командиров взводов и рот, получивших ранения, были эвакуированы в госпиталь [8, л. 80].
Продвижение советских войск к Рогачеву отражено в журнале боевых действий армии. Форсировав Днепр, стрелковые дивизии ударной группы (120-й гвардейской, 5, 283, 186-й стрелковых дивизий), прорвали оборону противника на фронте 14 км на всю тактическую глубину. На второй день противник перебросил резервы из Жлобина и Быхова. Немецкая авиация группами по 12–20 самолетов несколько раз бомбила боевые порядки наших войск. Преодолевая упорное сопротивление врага, пехота продвинулась за сутки на 4–5 км. С вводом в бой 250-й и 169-й стрелковых дивизий фронт наступления расширился до 30 км. За третий день, отбив многочисленные контратаки противника из районов Новая Тощица, Тесновка, Старое Село, Рогачев, войска армии продвинулись на флангах до 6 км, в центре – до 15 км, очистив от противника плацдарм южнее д. Гадиловичи. С выходом наших частей на Друть и Днепр противник лишился разветвленной сети рокадных дорог, связывающих Быхов и Рогачев. Армия создала благоприятные условия для захвата Рогачева.
Ночной штурм Рогачева носил ожесточенный характер. Стрелковые подразделения последовательно овладевали одним домом за другим. В 8:30 24 февраля войска армии полностью овладели городом, уничтожив в уличных боях до 1000 солдат и офицеров противника [3, л. 170]. При штурме Рогачева особенно отличились 120-я гвардейская стрелковая дивизия (командир – полковник Я. Я. Фогель), 169-я стрелковая дивизия (командир – полковник Ф. А. Веревкин), 2-я штурмовая инженерно-саперная бригада (командир – полковник М. П. Воронов). Овладев Рогачевом, войска армии лишили противника крупного железнодорожного узла и важного опорного пункта на Бобруйском направлении. Всего в ходе операции были освобождены 150 населенных пунктов с общей площадью до 2400 км2, уничтожены до 8000 солдат и офицеров противника, 96 орудий, 16 самоходных орудий, 59 минометов, 103 пулемета, 180 автомашин, 14 танков, 29 бронемашин, сбиты 8 самолетов. Захвачены: орудий и минометов – 170, пулеметов – 172, винтовок – 1650, автоматов – 300, пленных – 315 человек. Войскам, участвовавшим в освобождении Рогачева, приказом ВГК от 24 февраля 1944 г. была объявлена благодарность, в Москве дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий. 13 наиболее отличившихся воинских частей и соединений удостоены почетного наименования «Рогачевские».
Источники и литература
1. Рокоссовский К. К. Солдатский долг / К. К. Рокоссовский. – М., 1985.
2. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее – ЦАМО). -Ф. 310.-Оп. 4376.-Д. 248.
3. ЦАМО. – Ф. 310. – Оп. 4376. – Д. 286.
4. Горбатов, А. В. Годы и войны / А. В. Горбатов. – М., 1992.
5. Советская военная энциклопедия: в 8 т. / пред. гл. ред. комиссии Н. В. Огарков. – М., 1979. – T. 7.
6. ЦАМО. – Ф. 33. – Оп. 793756. – Д. 21.
7. Пыльцин, А. В. Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина / А. В. Пыльцин. – М., 2008.
8. ЦАМО. – Ф. 8 ошб. – Оп. 80747с. – Д. 12.
Боевые действия на рубеже р. Бобр в ходе операции «Багратион»
Д. Н. Хромченко (Минск)
Одним из главных направлений наступления советских войск во время операции «Багратион» было Витебско-Оршанское с дальнейшим продвижением к столице Беларуси г. Минску. Здесь осуществляли боевые операции войска 3-го Белорусского фронта под командованием И. Д. Черняховского во взаимодействии с 1-м Прибалтийским фронтом во главе с командующим И. X. Баграмяном. В состав фронта входили 4 армейские армии, танковая армия, конно-механизированная группа, состоявшая из механизированного корпуса и кавалерийской дивизии. Вдоль железнодорожной магистрали наступала 31-я гвардейская армия, севернее вела боевые действия 11-я гвардейская армия и другие воинские части. Им противостояли на Оршанском направлении войсковые подразделения группы армий «Центр», которой в то время командовал генерал Типпельскирх. Основной боевой единицей в группировке германских войск была 4-я армия. Орша входила в состав так называемых «городов-крепостей», которые германское верховное командование обязало защищать до последнего солдата. Здесь была создана глубоко эшелонированная система обороны, сконцентрированы крупные силы Вермахта: части 78-й штурмовой, 14-й пехотной, 286-й охранной дивизий и др. Командир 78-й штурмовой дивизии генерал-лейтенант Траут заявил после начала советского наступления: «Пока я под Оршей, Германия может спать спокойно».
С первых дней наступления советских войск наметился крупный успех в районе Витебска, где были разгромлены 6 вражеских дивизий и 26 июня 1944 г. был взят Витебск. Однако в районе Орши ожесточенные бои продолжались несколько дней. Поэтому командование фронта приняло решение ввести в прорыв севернее Орши конно-механизированную группу и 5-ю танковую армию. Танкисты маршала П. А. Ротмистрова 26 июня начали наступление с рубежа железной дороги Витебск-Орша и в этот же день, обойдя Оршу с севера, освободили Толочин и вышли к автомагистрали и железной дороге Москва – Минск. С юга к Орше в этот же день стремительно продвигалась 31-я армия генерала В. В. Глаголева. Это вынудило Оршанскую группировку немецких войск, чтобы избежать окружения, начать отход, стремясь прорваться к своим войскам, занимавшим еще территорию восточнее Борисова.
Единственной водной преградой на пути наступления советских войск в сторону Минска перед Борисовом оказалась довольно глубокая с заболоченными берегами река Бобр, пересекавшая местечко Бобр. Здесь, в районе переправы на автомагистрали Москва-Минск оккупанты заблаговременно, еще осенью 1943 г., создали опорный пункт с дотами в виде броневых колпаков, несколькими рядами траншей, минными полями. Вдоль реки немецкое командование создало промежуточный рубеж обороны, чтобы задержать советские войска, развернувшие наступление в направлении Борисова и Минска и, таким образом, хоть отчасти стабилизировать обстановку, после того как фронт обороны рухнул под Витебском и Оршей.
27 июня 1944 г. маршал А. М. Василевский, который координировал действия 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов, доложил Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину о том, что к 5:30 этого дня г. Орша и железнодорожный узел были полностью очищены от противника и войска 5-й, 11-й и 31-й армий продолжили движение вперед; армия П. А. Ротмистрова главными силами 3-го танкового корпуса начала бои на оборонительном рубеже р. Бобр, а 29-й танковый корпус этой армии находился в движении через м. Обчуга на Бобр [1, с. 78].
Первыми завязали бой за овладение м. Бобр и укреплениями на переправе на восточном берегу р. Бобр 19-я и 3-я танковые бригады 3-го Котельниковского танкового корпуса, которым командовал генерал-майор И. А. Вовченко. Здесь держали оборону, кроме пехотных частей противника, полк тяжелых танков «Тигр». При этом вскоре после начала боя на помощь подошли еще 12 «Тигров» и несколько батальонов пехоты.
После двухчасового боя советские танкисты овладели восточной частью м. Бобр и вышли к реке. Однако первые танки, пытавшиеся прорваться на западный берег, были подбиты. Гитлеровцы несколько раз переходили в контратаки, но вскоре были полностью выбиты с восточного берега. Бой продолжался весь день и даже ночью. В него включились и танкисты 19-й танковой бригады 3-го танкового корпуса. О напряженности боя свидетельствует тот факт, что только в первый день обороны, 27 июня, противник понес крупные потери: около 1000 солдат и офицеров и 5 тяжелых танков [2, л. 5–6].
Для захвата переправы была сформирована десантная группа из числа бойцов мотострелкового батальона капитана Ерофеевских и танкистов роты старшего лейтенанта Кузнецова, которой предстояло прорваться к мосту через реку и удержать его до подхода основных сил. Осуществив обходный маневр, десантники в ночь с 27 на 28 июня прорвались в расположение немецких частей. Танкисты и пехотинцы несколько часов вели бой, при этом 2 танка Кузнецова были подбиты.
Среди десантников был оперуполномоченный отдела контрразведки «СМЕРШ» 19-й танковой бригады В. М. Чеботарев, который имел специальное задание – взять контрольного пленного. В ходе боя лейтенант Чеботарев, уничтоживший несколько немецких солдат, заметил пытавшегося спастись бегством немецкого обер-лейтенанта, погнался за ним и, настигнув, взял в плен. Однако в это время немцы предприняли контратаку и Василий Михайлович оказался в окружении. В двухстах метрах от себя он увидел, как группа немецких солдат захватила советскую санитарку. Увидел немцев и пленный обер-лейтенант, после чего он бросился на Чеботарева. В короткой рукопашной схватке гитлеровец был убит, а Чеботарев поспешил на помощь санитарке. В рукопашной схватке он получил пять ножевых ранений, после чего немцы добили его штыками и затем изуродовали тело. Позже, когда переправа была захвачена основными силами корпуса, тело лейтенанта было найдено и с воинскими почестями похоронено на месте боя в 2 км от пос. Бобр [3, с. 238].
29 июня 1945 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии лейтенанту Василию Михайловичу Чеботареву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. На месте гибели В. М. Чеботарева возведен мемориальный комплекс, его именем названа улица в Минске.
За ночь к обеим противоборствующим сторонам подошли подкрепления. К немцам – до 15 танков «Тигр» и «Пантера», два полка пехоты, другие подразделения 950-й дивизии. На помощь наступающим советским подразделениям подошли 18-я гвардейская танковая бригада и 83-я стрелковая дивизия. В ходе боя, который продолжался до полудня 28 июня, советские танкисты потеряли 11 танков Т-34. Прибывший в средине дня на передний край командующий 5-й гвардейской армией маршал П. А. Ротмистров принял решение форсировать реку в другом месте и затем обходным маневром с севера ударить во фланг вражеской обороны. В 13 часов танкисты 3-й и 18-й танковых бригад и пехотинцы 83-й стрелковой дивизии начали наступление через д. Старый Бобр с выходом с севера к д. Заровье. Здесь отличились танкисты полка под командованием подполковника Григория Гедевановича Шукакидзе. Танкисты Шукакидзе смелым маневром прорвали оборону противника в районе д. Старый Бобр и вместе с мотострелковой бригадой перерезали автомагистраль между местечками Бобр и Крупки. За этот бой командир полка был награжден орденом Ленина [4, л. 156–157].
Когда в тылу противника послышались сильная стрельба и рокот танков, бросились в атаку и передовые части у Бобрской переправы. Во время этого удара отличилась танковая рота под командованием лейтенанта Ахмеда Абдурахмановича Алкаева. Выделив два танка для отвлекающего удара, сам Алкаев во главе танкового взвода из четырех танков обходными путями вышел к железнодорожной станции Бобр, расположенной в 2 км южнее переправы, и занял выгодный рубеж для атаки. Когда два танка завязали бой со стороны автомагистрали, Алкаев главными силами ударил по станции с противоположной стороны. Уничтожив 8 вражеских орудий, из них 2 зенитных, более роты солдат и офицеров, 1 танк (подбитый экипажем Алкаева), советские танкисты без потерь заняли станцию и двинулись далее на поддержку главных сил, наступавших в направлении автомагистрали. За этот бой А. А. Алкаев был награжден орденом Александра Невского.
Гитлеровцы, не имея возможности отбить фланговый удар и оказавшись под угрозой окружения, оставив на р. Бобр сильный заслон из тяжелых танков и пехоты, начали отступать по автомагистрали на запад в сторону районного центра Крупки.
Основная тяжесть боев 28 июня переместилась в район западнее р. Бобр. Для удержания Бобрского рубежа гитлеровское командование направило подкрепление – 5-ю танковую дивизию. Поскольку дивизия не успела выйти на исходный рубеж к р. Бобр, ей была поставлена задача перекрыть в районе райцентра Крупки автомагистраль, чтобы воспрепятствовать движению советских войск на запад. В своем составе дивизия имела 120 средних и 9 тяжелых танков, 120 бронетранспортеров и 4 тыс. солдат и офицеров.
Маршал П. А. Ротмистров поставил задачу 3-му гвардейскому танковому корпусу уничтожить эту дивизию. 28 июня части 18-й танковой бригады, преодолев р. Бобр, с севера вышли к д. Шейка, а 3-й гвардейской танковой бригады – к деревням Заровье и Лебедево и вступили в бой с подоспевшей туда немецкой танковой дивизией. Противник встретил советских танкистов плотным арти л л ерийско-минометным огнем, а затем при поддержке 50 танков перешел в контратаку. Но она уже в самом начале начала давать сбой. Командир 3-го танкового корпуса И. А. Вовченко вызвал на поддержку полк штурмовой и полк бомбардировочной авиации. После массированного бомбового удара на земле остались догорать десятки танков, пехота залегла. Не успели отбомбиться самолеты, как после 20-минутного артиллерийского налета корпусной и армейской артиллерии в атаку пошли танкисты 3-го гвардейского танкового корпуса и 31-й танковой бригады 29-го танкового корпуса. Во второй половине дня 28 июня танкисты 44-го танкового полка вышли к автомагистрали непосредственно в районе Крупок, вступили в бой с сильным заслоном противника и, уничтожив 8 танков, 16 орудий и до 300 солдат и офицеров, завязали уличные бои в райцентре [5, л. 120–121]. К 18 часам 28 июня враг был разгромлен. Остатки подразделений гитлеровцев отступили к Борисову.
11-я гвардейская армия, которой командовал Герой Советского Союза генерал армии К. Н. Галицкий, наступала параллельно с 5-й танковой армией, только севернее. После войны в книге «Годы суровых испытаний. 1944–1945 гг.»
К. Н. Галицкий писал: «Очутившись под угрозой окружения, враг быстро начал отходить. В ходе преследования части 11-й гвардейской армии 28 июня разгромили несколько крупных отрядов противника. Один из них, который насчитывал около тысячи человек и имел на вооружении минометы, штурмовые орудия и танки, был уничтожен на северо-востоке от населенного пункта Бобр. Второй, количеством до 600 солдат и офицеров, с боевой техникой, разгромила 88-я стрелковая дивизия под командованием генерала А. Г. Маслова. Здесь среди взятых в плен оказался командир 25-й пехотной немецкой дивизии генерал-майор Михаэлис» [6, с. 213].
Центром боевых действий была местность в районе деревень Шарнево, Обчуга, Смородинка, Ломское, где заняли оборону уже значительно поредевшие в ходе предыдущих боев, но еще достаточно сильные в боевом отношении 299-я и 195-я германские пехотные дивизии. Им была поставлена задача удерживать позиции по р. Бобр с целью недопущения удара со стороны советских войск с севера по оборонявшейся группировке подразделений в районе м. Бобр на автомагистрали, а также дать возможность немецким соединениям прорваться со стороны Лукомля и Череи на северо-запад на соединение со своими основными силами [7, л. 8–9].
Со стороны советских войск здесь наступали 31, 5, 11-я гвардейские дивизии 11-й гвардейской армии, 29-й танковый корпус 5-й гвардейской танковой армии. 27 июня 29-й танковый корпус главными силами вышел в район Шарнево, а 5-я гвардейская дивизия завязала бои на рубеже деревень Шарпиловка, Смородинка и Ломское. Командование 5-й гвардейской дивизии приняло решение одному полку при поддержке танков и артиллерии нанести фронтальный удар в направлении д. Смородинка, а еще одному полку нанести удар во фланг в районе д. Ломское. Действуя с фронта и с фланга, утром 28 июня пехотинцы при поддержке авиации, артиллерии и танков предприняли атаку на занимаемые противником позиции. Бой продолжался до полудня, пока гитлеровцы не были вынуждены отступить. К вечеру боевые действия переместились в район деревни Шкорневка, где гитлеровцы организовали круговую оборону, пытаясь контратаками прорвать кольцо окружения. Только после ввода в бой резервного полка фашисты начали сдаваться. Бой за Шкорневку продолжался до поздней ночи. По данным командования 5-й гвардейской дивизии, на месте боев остались лежать до 700 захватчиков, 250 солдат и офицеров противника были взяты в плен.
Сильный бой разгорелся в районе д. Обчуга, через которую отступали из-под Орши части 78-й штурмовой дивизии, 256-й и 79-й пехотных дивизий. Вот что об этом вспоминает ветеран 11-й гвардейской стрелковой дивизии И. И. Кривой: «Когда полк достиг середины села, в это время по дороге Черея – Бобр следовали отходившие колонны 78-й штурмовой дивизии и часть сил пехотной дивизии. В колонне следовали 6 танков… Завязался встречный бой. Вскоре подошла 31-я гвардейская стрелковая дивизия и этот бой превратился в побоище… 11-я и 31-я гвардейские дивизии буквально сотнями и тысячами истребляли фашистов, не сдававшихся в плен. Когда разобрались и подбили все танки, то из одного извлекли генерал-лейтенанта Отто Фридриха Траута… Когда через Москву проводили пленных, этот генерал находился в числе пленных генералов, возглавлявших колонну. Встречный бой в Обчуге расчленился на отдельные сражения, продолжавшиеся целый день 28 июня 1944 г. и закончившиеся с наступлением темноты. В результате этого боя обе дивизии немецко-фашистских войск были разгромлены» [8].
В боях за Обчугу отличился командир танкового взвода Иван Остапович Мозговой. В ходе боя взвод Мозгового уничтожил танк, два орудия и около сотни солдат и офицеров, но и танк Мозгового был подбит. Приказав танкистам следовать на соединение с основными силами, Мозговой с экипажем остались возле подбитого танка, пытаясь произвести ремонт. В это время подошла еще одна колонна противника, в составе которой была и бронетехника. Можно было бросить танк и спрятаться в лесу, но танкисты решили принять бой. В ходе его были подбиты два танка, три самоходные установки, уничтожены 13 автомашин. Когда закончились снаряды, Мозговой вместе с тремя автоматчиками с помощью гранат смогли пробиться к своим. За бой возле д. Обчуга И. О. Мозговой был удостоен звания Героя Советского Союза.
Таким образом, в районе промежуточного оборонительного рубежа по р. Бобр были разгромлены полнокровная танковая и три отступавших и ранее понесших большие потери пехотные дивизии противника, взяты в плен более 1 тыс. вражеских солдат и офицеров, в том числе 2 генерала, созданы благоприятные условия для дальнейшего наступления советских войск в направлении Минска.
Источники и литература
1. Василевский, А. М. Воспоминания о белорусской операции / А. М. Василевский // Освобождение Белоруссии: 1944 / А. М. Самсонов [и др.]; под ред. А. М. Самсонова. – 2-е изд., испр. и доп. – М., 1974.
2. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее – ЦАМО). -Ф. 3067. – Оп. 1. – Д. 12. Журнал боевых действий 3-й гвардейской танковой бригады.
3. Вовченко, И. А. Танкисты // И. А. Вовченко. – М., 1976.
4. ЦАМО. – Ф. 3067. – Оп. 1. – Д. 10. Журнал боевых действий 3-й гвардейской танковой бригады.
5. ЦАМО. – Ф. 3095. – Оп. 1. – Д. 4. Журнал боевых действий 18-й гвардейской танковой бригады.
6. Галицкий, К. Н. Годы суровых испытаний // К. Н. Галицкий. – М., 1971.
7. ЦАМО. – Ф. 1054. – Оп. 1. – Д. 69. Журнал боевых действий 5-й гвардейской стрелковой дивизии.
8. Кривой, И. И. Белорусская операция «Багратион» / И. И. Кривой // Крупскі веснік. -2013. – 2 ліп.
Особенности подготовки боевого применения артиллерии в операции «Багратион»
Е. А. Юзефович (Минск)
Организационно-штатная структура войск, а также боевая мощь советской артиллерии к началу Белорусской операции значительно возросли. Это позволило артиллерийским частям и соединениям в тесном взаимодействии с другими родами войск и авиацией успешно решать задачи по огневому поражению противника как при прорыве глубоко эшелонированной и подготовленной в инженерном отношении обороны, так и при развитии успеха в оперативной глубине.
В ходе подготовки операции войска 1-го Прибалтийского, 3, 2-го и 1-го Белорусских фронтов получили значительное количество частей и соединений Резерва Ставки ВГК.
Планирование артиллерийского наступления осуществлялось на основе указаний штабов артиллерии фронтов с учетом данных всех видов разведки. Но при этом не исключались отдельные особенности графика артиллерийского наступления в армиях и соединениях. Артиллерийские штабы объединений разрабатывали график артиллерийского наступления на первый день операции (боя) с указанием расхода боеприпасов по периодам, план и график пристрелки, боевой приказ (боевое распоряжение) с указанием выделяемых средств усиления. А цели и участки подавления вражеских объектов планировались непосредственными исполнителями с последующим утверждением схем огня старшим артиллерийским начальником. Этим обеспечивалось наиболее целесообразное использование артиллерии в армиях, корпусах и дивизиях.
Продолжительность артиллерийской подготовки по планам фронтов была разная и составляла 2 ч – 2 ч 05 мин на 1-м и 2-м Белорусских фронтах, 2 ч 15 мин – на 1-м Прибалтийском, 2 ч 20 мин – на 3-м Белорусском фронтах. При этом значительное количество времени (до 90 мин) отводилось на период разрушения. Объяснялось это тем, что при подготовке обороны противник создал большое количество сильно укрепленных в инженерном отношении оборонительных сооружений.
Артиллерийскую подготовку (за исключением 1-го Прибалтийского фронта) предусматривалось начать мощными огневыми налетами всей артиллерии продолжительностью 5-15 мин на глубину до 6 км, а в конце ее иметь период подавления, представлявший собой чередование мощных огневых налетов с методическим огнем на глубину до 2, а иногда и до 6 км. Построение этого периода было различным. Так, на 3-м Белорусском фронте в конце артподготовки предусматривался перенос огня части артиллерии на первый рубеж огневого вала с целью ликвидации разрыва между окончанием артподготовки и началом поддержки атаки. Остальная часть артиллерии переносила огонь мелкими скачками до совмещения с первым рубежом огневого вала. На 1-м
Белорусском фронте в последнем огневом налете артиллерия в течение 20 мин должна была вести огонь с нарастанием до предельного технического режима орудий. В первые 5 мин он составлял 25 %, во вторые – 50, в третьи – 75 и в последние 5 мин – 100 %. По своей мощи и характеру последний огневой налет мало отличался от огневого вала. Этим, собственно, достигалась внезапность атаки, тем более что после окончания артподготовки артиллерия вела огонь по целям, удаленным более чем на 300 м от переднего края обороны противника.
Артиллерийская поддержка атаки пехоты и танков планировалась во фронтах в зависимости от условий наблюдения и намечавшихся темпов прорыва первой позиции обороны врага. В 1-м Прибалтийском фронте предусматривалось провести артиллерийскую поддержку атаки одинарным огневым валом в течение 30 мин до захвата пехотой первой и второй траншей противника, а затем в течение получаса – методом последовательного сосредоточения огня (ПСО). В 3-м Белорусском фронте поддержка атаки должна была осуществляться одинарным огневым валом в сочетании с ПСО в течение 60 мин на глубину 1,5–2 км. В 1-м Белорусском фронте в полосе 28-й и 65-й армий, а также на некоторых участках 2-го Белорусского фронта впервые в годы войны в оперативном масштабе был спланирован двойной огневой вал на глубину 1,5–2 км. Новый метод артиллерийской поддержки обусловливался потребностями более надежного артиллерийского обеспечения атаки пехоты и танков при прорыве сильной позиционной обороны гитлеровцев и увеличившимися возможностями советской артиллерии [4, с. 175–192].
При планировании артиллерийского сопровождения пехоты и танков при бое в глубине обороны противника намечалось вести сосредоточенный огонь (по групповым целям), осуществлять дальние огневые нападения, а также ставить заградительный огонь для отражения вражеских контратак. Планом намечалось использовать для решения этих задач не менее двух третей всей артиллерии. Кроме того, предполагалось переподчинять командирам стрелковых батальонов, полков, дивизий и корпусов части артиллерии армейских групп прорыва (при их расформировании), корпусных и дивизионных артиллерийских групп.
Большое внимание уделялось организации огневого поражения вражеских объектов при артиллерийском обеспечении ввода в прорыв подвижных соединений. В планах указывались конкретные артиллерийские средства, привлекаемые к выполнению этой задачи, время и методы их использования. К началу операции артиллерия в достаточной степени обеспечивалась боеприпасами (от 2,5 до 4 боекомплектов). Планируемый расход боеприпасов на первый день операции определялся в следующих размерах: на артиллерийскую подготовку – 1, на артиллерийскую поддержку атаки пехоты и танков – 0,5, на артиллерийское сопровождение пехоты и танков в глубине – до 1 боекомплекта.
Штабы артиллерии уделяли большое внимание срыву возможной контрподготовки противника. Так, например, в указаниях командующего артиллерией 1-го Белорусского фронта о применении артиллерии в операции отмечалось: «… в целях срыва нашего наступления до начала артиллерийской подготовки атаки противник может осуществить контрподготовку всеми артиллерийскими средствами. В этом случае командующие артиллерией с санкции военных советов армий проводят мощный огневой налет по его артиллерийским батареям, запланированный до начала артиллерийской подготовки атаки» [2, с. 48–52].
Чтобы лучше организовать взаимодействие между родами войск, в стрелковых корпусах и дивизиях с командирами всех степеней проводились занятия на ящиках с песком, на которых воспроизводились местность района предстоящих действий, оборона противника и боевые порядки советских частей. На занятиях детализировались и конкретизировались действия родов войск в разные периоды наступления, отрабатывались способы преодоления вражеской обороны и отражения контратак.
Для достижения тесного взаимодействия в ходе боя командиры артиллерийских частей и подразделений предусматривали размещение своих командных и наблюдательных пунктов либо вместе с КП и НП общевойсковых командиров, либо поблизости от них. В боевые порядки пехоты высылались наблюдатели, снабженные радиостанциями. При организации взаимодействия с бронетанковыми и механизированными войсками были согласованы схемы огня по обеспечению ввода в прорыв подвижных групп, установлены общие ориентиры и сигналы вызова и прекращения огня. Для корректирования огня в специальных танках размещались артиллеристы-наблюдатели.
Взаимодействие артиллерии с авиацией организовывалось в масштабе армий. Артиллерийские штабы совместно с авиационными уточняли порядок (очередность) выполнения поставленных задач. Артиллерия, как правило, получала задачи на уничтожение и подавление противника в пределах главной полосы, а авиация – в тактической зоне обороны. Для обеспечения действий ВВС в некоторых армиях создавались артиллерийские группы для подавления вражеской зенитной артиллерии.
Лесисто-болотистая местность значительно затрудняла вывод артиллерии в позиционные районы и ее развертывание. Однако заблаговременно проведенные мероприятия позволили успешно решить эту задачу. Артиллерийскими штабами всех степеней в подготовительный период были отрекогносцированы и определены огневые позиции и наблюдательные пункты для вновь прибывающей артиллерии, произведены топографическая привязка и инженерное оборудование большинства из них.
О решительном массировании артиллерии на важнейших направлениях говорят такие факты. На участках прорыва фронтов (армий), составлявших 11–20 % по отношению к общей ширине полосы наступления, сосредоточивалось 80–90 % имевшейся во фронте (армии) артиллерии. Это позволяло на участках прорыва фронтов иметь среднюю плотность артиллерии 150–200 и более орудий и минометов на 1 км фронта. Тактическая плотность, например, в 37-й гвардейской стрелковой дивизии 18-го стрелкового корпуса 65-й армии составляла 235 орудий, минометов и боевых машин реактивной артиллерии. Высокие плотности артиллерии увеличивали возможность одновременного подавления важнейших объектов обороны, повышали плотность огня, обеспечивали завоевание огневого превосходства над артиллерией противника [3, с. 25–33].
При подготовке Белорусской операции шел творческий процесс создания в армиях, корпусах, дивизиях и полках более совершенной группировки артиллерии. Во всех армиях, действовавших на важнейших направлениях, имелись мощные по своему составу группы артиллерии дальнего действия (ДД), предназначенные прежде всего для борьбы с артиллерией противника. Например, группа ДД 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта состояла из четырех пушечных артиллерийских бригад, 5-й армии 3-го Белорусского фронта – из пушечной артиллерийской дивизии и двух пушечных артиллерийских бригад.
В восьми армиях из одиннадцати (кроме 6-й гвардейской, 31-й и 28-й), прорывавших оборону, были созданы группы реактивной артиллерии. В некоторых армиях формировались группы разрушения (3, 5, 28, 49, 65-я) и группы прорыва (5-я и 28-я). Артиллерийские группы создавались также в корпусах, дивизиях и полках. И хотя все они еще носили старые названия («дальнего действия», «поддержки пехоты» и т. д.), однако по характеру решаемых задач, своему составу, методам управления во многом приближались к группам, создаваемым в последующем по организационно-тактическому принципу. Такая группировка артиллерии позволяла выделять больше артиллерии непосредственно в распоряжение командиров стрелковых частей и соединений, более эффективно массировать огонь на участках прорыва, обеспечивать лучшие условия для управления артиллерией в ходе боевых действий [4, с. 175–192].
При подготовке операции с артиллерийскими частями и подразделениями регулярно проводились плановые практические занятия на местности. Например, в 65-й армии 1-го Белорусского фронта с 29 мая по 2 июня 1944 г. во всех соединениях проводились двусторонние полевые учения стрелковых войск с участием артиллерийских подразделений. Большую роль играли учения с боевой стрельбой, на которых отрабатывалась техника сопровождения пехоты огневым валом [1].
В заключение следует отметить, что Белорусская операция явилась новым вкладом в теорию и практику боевого применения артиллерии. Ее разносторонний боевой опыт широко использовался Красной Армией в последующих операциях Великой Отечественной войны. Большое практическое значение он имеет и в настоящее время.
Литература
1. Иванов, Ю. И. Артиллерия в Белорусской операции / Ю. И. Иванов / Во славу Родины. -1997. – 24 июня.
2. Сулимов, В. А. Броня «Багратиона» / В. А. Сулимов // Армия. – 2001. – № 1.
3. Михалкин, В. В. Боевое применение артиллерии в Белорусской операции / В. В. Михалкин // Воен. – ист. жури. – 1984. – № 6.
4. Дегтярев, П. А. Артиллерия в операции «Багратион» / П. А. Дегтярев. – М., 1991.
Авиация Красной Армии в операции «Багратион»
Н. Ю. Панкратов, А. В. Рахманов (Минск)
Белорусская стратегическая наступательная операция «Багратион» и по замыслу, и по осуществлению была не только одной из лучших, но и труднейшей во Второй мировой войне. Для участия в ней привлекалось более половины авиации действующей армии. Такого размаха применение авиации не имело ни в одной другой операции Великой Отечественной войны.
В состав четырех фронтов, силами которых было принято решение провести операцию, были включены: 3-я воздушная армия (командующий – генерал Н. Ф. Папивин) – в состав 1-го Прибалтийского фронта; 1-я воздушная армия (командующий генерал – Т. Т. Хрюкни) – в состав 3-го Белорусского фронта; 4-я воздушная армия (командующий – генерал К. А. Вершинин) – в состав 2-го Белорусского фронта; 16-я воздушная армия (командующий – генерал С. И. Руденко) – в состав 1-го Белорусского фронта. На левом крыле 1-го Белорусского фронта, кроме того, базировались соединения 6-й воздушной армии (командующий – генерал Ф. П. Полынин).
Фронтовая авиация пяти воздушных армий насчитывала в своем составе порядка 5 707 самолетов (в том числе половина была выделена из резерва Верховного Главнокомандования), из них более 1100 дневных и ночных бомбардировщиков и 2000 штурмовиков [2].
В каждой воздушной армии был создан запас горюче-смазочных материалов на 4–8 боевых вылетов и примерно по 8-10 комплектов боеприпасов [4].
Кроме того, в операции задействовалась вся авиация дальнего действия (АДД) – 1007 самолетов 8 авиационных корпусов и 2 отдельных авиационных дивизий [2]. Коммуникации войск фронтов прикрывали соединения зенитной артиллерии и истребительной авиации Северного фронта ПВО (5 истребительных дивизий), насчитывавшие в своем составе более 500 самолетов.
Одним из главных принципов применения авиации стало массирование сил на решающих направлениях, что способствовало созданию численного превосходства над авиацией противника, дало возможность эффективнее решать задачи авиационной поддержки и прикрытия войск при прорыве обороны и развитии успеха в оперативной глубине. Массирование достигалось широким маневром сил и средств авиации и обеспечивалось как перебазированием авиационных соединений на важнейшие направления, так и использованием радиуса действия самолетов без смены районов базирования.
К началу июня 1944 г. для авиации Красной Армии в Беларуси складывалась благоприятная обстановка. Группу армий «Центр» поддерживали авиационные соединения 6-го воздушного флота под командованием генерал-полковника Риттера фон Грейма, имевшие в своем составе 775 самолетов [2]. В связи с наступлением Красной Армии на Карельском перешейке 10 июня 1944 г. из состава 6-го воздушного флота 50 истребителей и штурмовиков были переброшены в Финляндию [2]. Еще около 40–50 истребителей были направлены в Германию в связи с высадкой союзников в Нормандии [2]. Таким образом, к началу операции фронтовая авиация Красной Армии имела превосходство над 6-м воздушным флотом по боевым самолетам более чем в 4 раза. Соотношение сил только в полосе 3-го Белорусского фронта составляло 1 к 7,7 [2].
После начала советского наступления в Беларуси за счет переброски авиагрупп из Германии, Румынии и соседних групп армий численность самолетов люфтваффе в ходе боевых действий была доведена до 2100 машин.
В целях ослабления авиационной группировки противника в Беларуси во второй декаде июня 1944 г. была проведена воздушная операция силами АДД. Массированные удары были нанесены по 8 аэродромам, на которых базировалось около 60 % самолетов 6-го воздушного флота. Было совершено 1472 самолето-вылета, противник понес большие потери и был вынужден отвести свою авиацию с передовых аэродромов [2].
Бывший командующий 4-й немецкой армией генерал Курт фон Типпельскирх вспоминал: «С 1943 года уже никакими способами невозможно было ликвидировать безраздельное господство авиации противника в воздушном пространстве над районами боевых действий. С завоеванием стратегического господства в воздухе снизились потери ВВС Красной Армии, в то время как урон, наносимый авиацией противника, несмотря на постоянно повышающийся удельный вес истребительной авиации в составе люфтваффе, продолжал возрастать…» [2].
На период проведения наступательной операции перед авиацией фронтов и авиацией дальнего действия были поставлены следующие основные задачи: прочно удерживать господство в воздухе; поддерживать и прикрывать сухопутные войска при прорыве тактической зоны обороны противника и развитии успеха в его оперативной глубине; воспрепятствовать подходу резервов и дезорганизовывать планомерный отход его войск; непрерывно вести воздушную разведку и наблюдение за действиями противника. На участках прорыва всех фронтов планировалось провести мощную авиационную подготовку и в ночь перед наступлением совершить 2730 самолето-вылетов силами дальней авиации и фронтовых ночных бомбардировщиков [3]. В период проведения артиллерийской подготовки предполагалось нанести массированный удар с участием 548 самолетов Пе-2 на южном участке прорыва 3-го Белорусского фронта, где оборона противника была особо прочной [3].
Выступивший 21 июня 1944 г. на совещании командиров авиасоединений и руководящего состава штаба и тыла 1-й воздушной армии представитель
Ставки ВГК Маршал Советского Союза А. М. Василевский сказал: «Задача авиации сделать все, чтобы протолкнуть нашу пехоту через оборонительные рубежи противника, изолировать поле боя от вражеских истребителей и бомбардировщиков, равно как и подвижные танковые и конно-механизированные группы, предоставив им возможность работать нормально. Удары нашей авиации с воздуха должны быть эффективными. Действия истребителей – дерзкими, они должны искать и уничтожать врага в воздухе» [2].
В соответствии со специальной «Инструкцией по взаимодействию авиации с наземными войсками» 1944 г., предусматривалось полное использование радио для управления боевыми действиями авиации и обязательное направление ее представителей в общевойсковые (танковые) объединения и соединения. Авангардная роль в разработке вопросов взаимодействия принадлежала командирам штурмовых авиакорпусов и дивизий. В своей практической деятельности решающее значение они придавали тщательной подготовке совместных действий с наземными войсками. В стрелковые корпуса, кавалерийские дивизии, танковые и механизированные бригады выделялись авиационные офицеры с радиостанциями [2].
Общее руководство и координацию боевых действий авиации осуществляли представитель Ставки главный маршал авиации А. А. Новиков и генерал-полковник авиации Ф. Я. Фалалеев.
Командиры авиационных соединений были ознакомлены с боевыми задачами за 5–7 суток, а личный состав полков – за несколько часов до их выполнения. Учитывая трехлетний опыт войны и предшествующих операций, авиационные части и соединения сосредоточивались на аэродромах в 100–120 км от линии фронта и только за день-два до начала наступления перелетали малыми группами на низких высотах на передовые аэродромы [2].
Для скрытия от противника мест базирования отделами аэродромного строительства были замаскированы все задействованные аэродромы и создана сеть ложных. На 12 таких объектах 16-й воздушной армии было поставлено 298 макетов самолетов, 85 муляжей автомашин и зенитных орудий и оборудовано свыше 150 различных ложных сооружений. В результате авиация противника бомбардировала действующие аэродромы только 3 раза (при этом был потерян один самолет), а ложные – 128 раз [2].
Кроме штатных средств наземного обеспечения самолетовождения, в 4-й и 16-й воздушной армии использовались искусственные ориентиры – выложенные на земле у характерных пунктов буквы и цифры. Для обеспечения точного выхода самолетов на цель применялись цветные полотнища и дымовые шашки, а ночью светомаяки. В 1-й воздушной армии основным ориентиром был привязной аэростат, поднятый на высоту 120 м в центре участка прорыва обороны противника.
Непосредственная авиационная подготовка началась в ночь на 23 июня. Первый удар по противнику нанесли летные экипажи 271-й ночной бомбардировочной авиадивизии. Их поддержала АДД, взлетевшая с аэродромов в районе
Белгорода, Борисполя, Белой Церкви, Винницы, Чернигова. 343 самолета пересекли Днепровский рубеж в полосе 1-го Белорусского фронта и в интервале 10 мин сбросили авиабомбы на окопы противника [3]. Так начиналась операция «Багратион» на Белорусской дуге от Северной Двины до Паричей.
Начиная со второго, а на 1-м Прибалтийском и 1-м Белорусском фронтах – с первого дня операции основные усилия воздушных армий сосредоточивались на поддержке танковых и механизированных групп. Авиационная подготовка без всякой паузы переросла в авиационную поддержку сухопутных войск, которая дала возможность советским войскам быстро преодолеть тактическую зону обороны противника.
В ходе развития наступления советских войск активность вражеской авиации повысилась, особенно в период боев за Оршу и Бобруйск. Поэтому советским командованием был организован ряд ударов по аэродромам противника.
Важное значение на решающем этапе борьбы в районе между Днепром и Березиной имели хорошо подготовленные удары с воздуха по артиллерийским позициям, которые стали костяком обороны вследствие ухудшения боеспособности соединений Вермахта и нехватки танков. Авиации Красной Армии удалось подавить немецкие батареи. На дорогах царил хаос. Авиаатакам подвергались отступающие немецкие колонны, подтягивающиеся резервы в местах их скопления и на перекрестках. Воздушное пространство было завоевано окончательно и бесповоротно [1].
Начиная с 26 июня 1944 г. главной задачей авиации всех фронтов стала дезорганизация планомерного отхода и перегруппировки резервов противника.
Однако в действиях авиации были и недостатки. Так, при форсировании р. Березина авиация люфтваффе оказала значительное противодействие. Истребители 1-й воздушной армии слабо обеспечивали прикрытие переправ через реку. В условиях высокой активности авиации противника советские истребители, патрулируя на высотах 1000–3000 м, редко перехватывали немецкие самолеты, действовавшие по переправам с высот 200–500 м [2].
С 27 июня началось перебазирование авиационных полков на аэродромы, оставленные противником и построенные вновь на освобожденной территории. Отдаленность аэродромов от стремительно наступающих войск, которые необходимо было прикрывать с воздуха, сильно сказывалась на эффективности авиационной поддержки.
Оказалось, что белорусские леса и болота – не самое подходящее место для базирования истребителей и штурмовиков. Если находили подходящую площадку для взлетов и посадок авиации, то все усилия сводились на нет невозможностью подвоза горючего и боеприпасов. Авиаторы 1-й воздушной армии приняли решение использовать в качестве аэродромов подскока проселочные дороги [2].
На первом этапе Белорусской операции, продолжавшемся с 23 июня по 4 июля 1944 г., советская фронтовая авиация и авиация дальнего действия совершили 55 тыс. самолето-вылетов, что было в полтора раза больше, чем за все время контрнаступления под Сталинградом. Прочно удерживая господство в воздухе, летчики уничтожили в воздушных боях и на аэродромах около 300 немецких самолетов [2].
Второй этап Белорусской операции начался 5 июля. Авиация должна была поддерживать наступление войск 1-го Прибалтийского и трех Белорусских фронтов в направлении на Даугавпилс, Вильнюс, Новогрудок и Барановичи. Часть сил 1-й и 4-й воздушных армий привлекалась для ликвидации окруженной группировки противника в районе Минска.
В июле – августе фронтовая авиация и АДД одновременно с ликвидацией окруженной минской группировки продолжала активно поддерживать наступление войск Красной Армии на широком фронте.
Среднее удаление истребительной авиации от линии фронта составляло 150–200 км. Это стало характерной особенностью ведения боевых действий авиацией на втором этапе операции [2].
В середине июля создалась такая невероятная растяжка коммуникаций, что никакие силы наземного транспорта уже не могли обслужить далеко ушедшие вперед войска. В этих крайне сложных условиях фронтовые части спасал Гражданский воздушный флот, военно-транспортные полки и соединения авиации дальнего действия.
29 августа советские войска, выйдя на рубеж Елгава, Добеле, Августов, по рекам Нарев и Висла, победоносно завершили Белорусскую операцию.
Боевые действия авиации осуществлялись в форме авиационного наступления, состоявшего из авиационной подготовки и поддержки атаки пехоты и танков при их действиях в глубине обороны противника.
Одним из наиболее сложных вопросов оперативного применения авиации в глубоких наступательных операциях явилось обеспечение своевременного аэродромного маневра авиационных частей вслед за наступающими сухопутными войсками.
Основные усилия авиации были направлены на уничтожение войск и техники противника на поле боя (до 44 %), на борьбу за господство в воздухе (42 %), на воздушную разведку, обеспечение войск и партизан материальными средствами (около 13 %) [2; 4].
Способами боевых действий бомбардировочной и штурмовой авиации при взаимодействии с сухопутными войсками были сосредоточенные удары и эшелонированные действия. Широкое применение получили массированные удары, проводимые воздушными армиями, в которых принимали участие несколько авиационных соединений.
Таким образом, успеху действий авиации Красной Армии способствовали тщательная подготовка к операции, продуманное планирование боевых действий в ходе наступления. Важное значение имел принцип непрерывного и тесного взаимодействия авиации с сухопутными войсками, а также между авиационными объединениями и соединениями, массированное применение авиационных соединений, согласование усилий авиации и сухопутных войск по месту, времени и целям, четкое распределение задач между воздушными армиями. В целях максимального воздействия на войска и технику противника, а также полного использования ночной фронтовой авиации и авиации дальнего действия широкую практику получило проведение авиационной подготовки атаки в ночь перед наступлением.
Однако не все проблемы применения авиации были решены с достаточной полнотой. Не удавалось использовать в полной мере даже имевшиеся возможности советских ВВС. Характерной особенностью их применения являлось низкое среднее напряжение на самолет. Практически невозможно было также устранить сильную зависимость авиации от метеоусловий без создания прицельно-навигационных устройств, отвечающих требованиям времени [5].
Вклад 1-й воздушной армии в освобождение Беларуси (1944 г.)
Д. А. Дьяков (Минск)
Белорусская стратегическая наступательная операция (условное наименование «Багратион») является одной из крупнейших операций Великой Отечественной войны. Для авиационной поддержки наступающих советских войск было привлечено боле 5 тыс. боевых самолетов 1, 3, 4-й и 16-й воздушных армий (ВА).
В данной статье впервые в отечественной историографии автор делает попытку осветить боевую деятельность 1-й ВА в ходе проведения Белорусской стратегической наступательной операции и определить ее вклад в освобождение Беларуси от немецко-фашистских захватчиков в 1944 г.
1-я ВА была сформирована 5 мая 1942 г. Основой для формирования явились авиационные части и штаб Военно-воздушных сил (ВВС) Западного фронта (ЗФ), которые до 1941 г. базировались на территории Беларуси и 22 июня 1941 г. приняли первый удар немецко-фашистских войск. В течение 1941 г., отступая совместно с войсками ЗФ, ВВС фронта принимали участие в трех стратегических оборонительных и одной наступательной операциях. Опыт первого года войны потребовал объединения всех малочисленных авиационных сил ЗФ в единое оперативное объединение – 1-ю ВА. В течение 1942–1943 гг.
1-я ВА приняла участие в Орловской и Смоленской стратегических наступательных операциях, а также во всех фронтовых операциях ЗФ.
Значительные изменения в организационной структуре 1-й В А произошли весной 1944 г. Это было связано с разделением ЗФ на 2-й и 3-й Белорусские фронты. Так, 309-я истребительная авиадивизия (иад), 233-я штурмовая авиадивизия (шад) и 325-я ночная бомбардировочная авиадивизия (нбад), дислоцировавшиеся на левом крыле фронта южнее Смоленска, вошли в состав 4-й ВА
2-го БФ [1, л. 6]. В распоряжение 5-й ВА выбыли 8-й истребительный авиакорпус (иак) и 2-й штурмовой авиакорпус (шак). Взамен убывшей 325-й нбад из состава резерва ВГК в 1-ю ВА вошла 213-я нбад. На базе четырех корректировочных эскадрилий был сформирован 117-й отдельный корректировочно-разведывательный авиационный полк (окрап).
С января по март 1944 г. боевая деятельность войск ЗФ характеризовалась последовательно проводимыми операциями в восточных областях Беларуси, в которых участвовали не более двух воздушных армий. В основном эти операции проводились на правом фланге, во взаимодействии с войсками 1-го Прибалтийского фронта. Конечной целью их являлось овладение крупным опорным пунктом противника – городом Витебск. Локальные операции проводились на Богушевском и Оршанском направлениях. Однако, несмотря на то что с октября 1943 г. по апрель 1944 г. ЗФ провел 11 операций, продвижение советских войск было минимальным – от 1 до 6 км [2, с. 11]. Одной из причин неудачных операций явилась слабая поддержка авиацией, что было связано с плохими метеоусловиями. Так, чтобы окружить врага в районе г. Витебска, на 23 декабря 1943 г. было намечено совместное наступление войск 1-го Прибалтийского фонта и правого фланга ЗФ. Наступление, продолжавшееся с перерывами с 23 декабря 1943 г. по 24 января 1944 г., из-за неблагоприятных метеоусловий не было поддержано авиацией фронтов. Поэтому, не имея авиационной поддержки, части 33-й и 5-й армий продвинулись всего на 2–4 км и были вынуждены перейти к обороне занятых рубежей. В этот период не было ни одного дня, чтобы 1-я ВА действовала с полной нагрузкой.
Неблагоприятные обстоятельства затруднили и вывод из строя железной дороги Витебск – Орша, что должно было иметь решающее значение в овладении Витебском. Так, в течение января – февраля 1944 г. силами 311-й и 325-й шад, а также 3-й гвардейской бомбардировочной авиадивизии (гбад) был выполнен всего 341 самолето-вылет. С наибольшей нагрузкой действовали ночные бомбардировщики У-2 213-й и 325-й нбад, которые за 6 месяцев произвели около 1500 вылетов [1, л. 11].
В результате анализа архивных документов нами установлено, что за первое полугодие 1944 г. (с 1 января по 22 июня) части и соединения 1-й ВА произвели 10 886 самолето-вылетов, из них: днем – 6093, ночью – 4793. Было проведено 126 воздушных боев. Со стороны 1-й В А участвовали 694 истребителя, со стороны противника – 1009 самолетов. В воздушных боях были сбиты 99 вражеских самолетов. Потери 1-й ВА составили 109 самолетов, 137 человек -81 летчик, 18 штурманов, 38 воздушных стрелков. При этом на одну потерю приходилось 109 вылетов днем и 667 ночью [1, л. 17–19].
На 1 июня 1944 г. боевой состав 1-й ВА состоял из 4 авиационных дивизий и 2 отдельных авиационных полков (всего 15 авиационных полков и 467 самолетов) [3, с. 63].
В истории 1-й В А особое место занимает участие в Белорусской стратегической наступательной операции. В ее ходе 1-я В А принимала участие в четырех фронтовых наступательных операциях: Витебско-Оршанской, Минской, Вильнюсской и Каунасской.
Подготовка к операции начались в июне 1944 г. В этот период в 1-ю В А вошли 5 авиационных корпусов резерва ВГК – 1-й гвардейский истребительный авиакорпус (гиак) (командир – генерал-лейтенант авиации Е. М. Белецкий), 3-й иак (командир – Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Е. Я. Савицкий), 2-й иак (командир – Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации А. С. Благовещенский), 3-й шак (командир – генерал-майор авиации М. И. Горлаченко) и 1-й гвардейский бомбардировочный авиакорпус (гбак) (командир – генерал-лейтенант авиации В. А. Ушаков).
В июне 1944 г. генерал-лейтенант авиации М. М. Громов был назначен начальником управления боевой подготовки ВВС РККА. Новым командующим 1-й В А был назначен Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкни, имевший большой опыт боевых действий в Испании, Китае, советско-финлядской войне, а также в качестве командующего 8-й ВА (Юго-Западный, Сталинградский, 4-й Украинский фронты). Вместе с новым командующим из 8-й В А прибыли три авиационные дивизии – 6-я гбад (командир – гвардии полковник Г. А. Чучев), 1-я гшад (командир – гвардии полковник
С. Д. Прутков) и 240-я иад (командир – гвардии полковник Г. В. Зимин). Таким образом, к началу операции в составе 1-й ВА было 58 авиационных полков, на вооружении которых находился 1991 самолет [1, л. 34–36].
Главные силы противника располагались по контуру железной дороги и автомобильной трассы Москва – Минск. Здесь плотность обороны была больше, чем на Витебском и Богушевском направлениях.
Группировка Вермахта, противостоявшая 3-му БФ, расположила свою авиацию на аэродромах Болбасово, Борисов, Докудово и имела 354 самолета, из них – 80 бомбардировщиков, 77 истребителей, 109 разведчиков, 88 вспомогательных самолетов [4, с. 153].
В этой операции перед 3-м БФ совместно с частями 1-го Прибалтийского фронта были поставлены следующие задачи: на Витебском направлении окружить и уничтожить витебскую группировку противника; на Оршанском и Богушевском направлениях прорвать долговременную оборону, овладеть городами Орша и Богушевск; развивая успех, форсировать р. Березина и освободить г. Минск. В ходе самой операции намечалось осуществить мощное авиационное наступление большого размаха. В целом операция была рассчитана на полное уничтожение живой силы и техники противника в его тактической и оперативной глубине.
Имея достаточное количество самолетов, командующий 1-й В А распределил авиацию по двум направлениям действия наземных войск 3-го БФ. Основные силы были сосредоточены на Оршанском направлении – 1019 самолетов (1-й гбак, 3-й шак, 1-й гиак, 2-й иак, 6-я гбад и 1-я гшад), где оборона была наиболее сильной. На Витебское направление планировались 418 самолетов (3-й иак, 3-я гбад, 311-я шад и 213-я нбад). Вне направлений действовали 240-я иад, 303-я иад, 10-й отдельный разведывательный авиаполк (орап) и 117-й окрап (всего 497 самолетов) [1, л. 38–39].
Принятию решения командующим 1-й ВА предшествовала большая работа штаба воздушной армии по производству ориентировочных расчетов на поражение вскрытых перед фронтом ударных армий и объектов. При этом учитывалось, что восполнение потерь в материальной части и летном составе может быть произведено не раньше, чем на 10-й день операции. План использования авиации был составлен в соответствии с двумя направлениями действия наземных войск.
Для поддержки на Витебско-Богушевском направлении конно-механизированной группы (КМГ) и 5-й танковой армии (ТА) выделялась группа под командованием сначала заместителя командующего 1-й ВА генерал-майора авиации А. К. Богородецкого, затем командира 3-го иак Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации Е. Я. Савицкого в составе 3-го иак, 3-й гбад, 213-й нбад и 311-й шад. Всего в группе было 418 самолетов [5, с. 203].
На Оршанском направлении, где оборона противника была наиболее сильной, для взаимодействия с 5-й ТА выделялись 822 самолета 1-го гшак, 3-го шак, 1-го гиак, 2-го иак, 1-го гбак и 6-й гбад под общим руководством командира 1-го гбак генерал-лейтенанта авиации В. А. Ушакова. Остальная авиация (497 самолетов) оставалась в резерве у командующего 1-й ВА.
Распределение авиации по направлениям и характер ее использования были определены в «Плане боевого использования авиации 1-й ВА на три дня операции», где было расписано взаимодействие с войсками 5-й и 11-й гвардейских армий (А), 5-й ТА, КМГ и 2-го гвардейского танкового корпуса (ГТК) [5, л. 202].
За день до наступления (22 июня), после перебазирования на оперативные аэродромы, был нанесен дезориентирующий бомбово-штурмовой удар по переднему краю обороны на Богушевском направлении.
Ночью, в период с 22:30 до 3:00 бомбардировочными действиями одиночных самолетов А-20 и По-2 уничтожалась артиллерия и живая сила в опорных пунктах.
С 6:00 23 июня началась артиллерийская подготовка. Несмотря на сложные метеоусловия, за 15 мин до начала атаки наземными войсками 18 Ил-2 3-го шак нанесли штурмовой удар по штабу 78-й штурмовой дивизии противника. В это же время 160 Пе-2 1-го гбак в сопровождении истребителей нанесли бомбардировочный удар на участке действия 11-й гвардейской А. Самолеты Ил-2 3-го шак, 1-й гшад и 311-й шад действовали по артиллерийским батареям и живой силе противника в заданных районах.
Вечером 1-м гбак (162 самолета Пе-2) был нанесен повторный удар по обороне противника в полосе 11-й гвардейской А. Одновременно с этим 1-я гшад уничтожала обнаруженную группу танков на левом фланге 11-й гвардейской А. Истребители противника группами по 4–6 ФВ-190 и Ме-109 пытались противостоять действию советских бомбардировщиков и штурмовиков. Однако значительного противодействия им достичь не удалось.
В течение первого дня операции было произведено 2214 самолето-вылетов, проведено 28 воздушных боев, в результате которых сбито 15 самолетов противника (8 ФВ-190, 6 Ме-109 и 1 Хш-126). С боевых заданий не вернулись 30 самолетов 1-й BA (1 Пе-2, 14 Ил-2 и 15 истребителей) [1, л. 52].
Ночью второго дня операции 213-й нбад одиночными По-2 уничтожали отходящие войска и технику противника по дорогам в районах Островно, Яново и Богушевск. Самолеты А-20 «Бостон» 6-й гбад выводили из строя летное поле и самолеты противника на аэродроме Болбасово. Для обеспечения ориентировки ночного марша конной группы над пунктом Богушевск самолеты По-2 сбрасывали по 3 светящиеся авиационные бомбы (САБ) с интервалом в 15 мин.
Днем 24 июня авиация содействовала наступлению наземных войск. В 8:50 3-му шак была поставлена задача на уничтожение войск противника в районе Орехи – Выдрица. 98 самолетов Ил-2 тремя колонами, делая от двух до семи заходов, уничтожали противника. Однако, как и в первый день операции, боевые действия затруднялись неблагоприятными метеоусловиями.
В 17:30 командующий 1-й ВА приказал 1-му гбак, 3-му шак и 3-й гбад нанести массированный удар по противнику в северной и западной части г. Богушевск. В ударе участвовали 90 Пе-2 и 180 Ил-2, после чего наземные войска овладели Богушевском [4, с. 154]. В это же время на Оршанском направлении был введен в действие 2-й гвардейский ТК, поддерживаемый 3-м шак.
Ночью 25 июня самолеты А-20 6-й гбад выводили из строя аэродром Болбасово. 213-я нбад действовала по уничтожению противника на дорогах западнее Богушевска. Отдельные самолеты транспортировали боеприпасы и вооружение партизанским отрядам до района Бобруйска [1, л. 53]. Днем штурмовики уничтожали войска противника, отходившие от Витебска. 311-я шад совместно с 3-й гбад нанесли удар по противнику, оборонявшемуся в восточной части г. Витебск. На Оршанском направлении штурмовики группами по 24–26 самолетов уничтожали артиллерию и оборонительные сооружения. В связи с увеличением авиации противника на аэродромах Болбасово и Соколка 6-я гбад (52 Пе-2 и группа А-20) под прикрытием 36 Як-9 совершили массированный бомбардировочный налет на аэродром Болбасово. 52 самолета Пе-2 26-й гбад, вылетевшие на бомбардирование аэродрома Соколка, из-за плохих погодных условий задание не выполнили и бомбили запасные цели в районе Смоляны. На следующую ночь 6-я гбад бомбардировала аэродром Борисов, а 27 июня – аэродром Докудово.
26 июня с 8:40 до 21:50 самолеты Ил-2 группами по 8-24 самолета уничтожали окруженные войска противника юго-западнее Витебска. По этой группировке в 14:30 нанесли удар 46 самолетов Пе-2. К полудню наземные войска овладели городом. В это время авиаразведкой было установлено наличие до 20 эшелонов на участке Орша – Толочин. 1-й гшад была поставлена задача уничтожить паровозы и не дать противнику вывезти эшелоны. На выполнение задачи были отправлены две группы штурмовиков под командованием командира эскадрильи Героя Советского Союза старшего лейтенанта Б. С. Окрестина и командира звена старшего лейтенанта Л. И. Беды. Были разбиты головные и хвостовые эшелоны, а путеразрушители остались на месте и двигаться не могли. Дальнейшие вылеты штурмовиков не позволили восстановить путь или сделать объезды. Дорога досталась 3-му БФ почти не разрушенной, благодаря чему уже 10 июля 1944 г. в Минск пришел первый поезд. За выполнение этой задачи командующий 3-м БФ генерал армии И. Д. Черняховский приказал наградить летчиков знаком «Почетный железнодорожник» [6, с. 88].
Отметим, что Л. И. Беда с 1957 г. командовал 1-й гвардейской авиадивизией истребителей-бомбардировщиков (гадиб) (Лида). С 1966 по 1972 г. был заместителем командующего 26-й ВА, а с 1972 г. генерал-лейтенант авиации Беда являлся командующим 26-й ВА. Погиб в 1976 г. в автомобильной катастрофе.
27 июня основные усилия 1-й В А были направлены на уничтожение отходящего противника и прикрытие наземных войск, а также уничтожение в районе Орши окруженной группировки противника. Штурмовики 311-й шад и 3-го шак с 5:00 до 7:30 группами по 6–8 самолетов непрерывно воздействовали на противника.
В течение последующих дней авиация 1-й ВА действовала по отходящим войскам противника. Для препятствия отходу немецких войск в течение дня 1-й гбак группами по 8–9 Пе-2 разрушал переправы и шоссейные мосты через р. Березина у пунктов Новоборисов, Борисов и Зембин. 3-я гбад уничтожала противника на западном берегу Березины в районе Костюки, Зимник, Брили и Лещины [7, с. 154].
В течение дня немецкие истребители ФВ-190 и Ме-109 прикрывали отход войск и противодействовали авиации 1-й ВА. До 80 Ю-88 пытались бомбардировать советские войска 3-го БФ в районе Крупок. В 21:20 8 самолетов ФВ-190 произвели удар по аэродрому Соколка, где уже базировалась авиация 1-й В А.
При форсировании р. Сха 5-я ТА встретила сильный огонь артиллерии и самоходных орудий из районов Седлище и Брусы. Для подавления огневых точек привлекалась 1-я гшад. С 9:00 эшелонированными действиями по 6-12 самолетов она выполнила 75 самолето-вылетов. В результате работы штурмовиков части 5-й гвардейской ТА к утру 30 июня вышли на северную окраину Борисова. 3-я и 6-я гбад уничтожали противника в пунктах Плещеницы, Логойск и Жодино, а также колонны автомашин на дороге Борисов – Минск.
Содействуя частям 5-й ТА и 11-й гвА в боях за Борисов, штурмовики 1-й гшад группами по 6–8 Ил-2 уничтожали противника на западном берегу Березины и в районе Новоборисов – Юшкевичи.
Противник, пытаясь противодействовать успешному продвижению советских войск, стал активизировать действия своей авиации. Группы по 9-30 Ю-87 под прикрытием 6–8 ФВ-190 и Ме-109 бомбили переправы через Березину и боевые порядки советских войск [1, л. 68].
1 июля был освобожден Борисов. Штурмовая авиация продолжила уничтожение отходящих войск противника по автостраде Москва – Минск, на дорогах южнее Борисова. На участках Мурово, Маконь, Студенка уничтожала окруженную группировку противника в районе Цепелевичи. Бомбардировщики наносили удары по скоплению войск в Вилейке, Молодечно, Красном и Радошковичах, а также по железнодорожным станциям Петришки и Заславль.
В ночь на 3 июля 6-я гбад звеньями самолетов А-20 бомбардировала железнодорожный узел Минск. Отдельные экипажи проводили разведку до рубежа Гродно – Вильнюс. 213-я нбад производила разведку войск противника по дорогам на Вилейку, Сморгонь и Молодечно.
Утром 3 июля части и соединения 1-й ВА были перенацелены на штурм Минска, но данная задача в течение дня не выполнялась, так как наземные войска к 10:00 полностью овладели столицей БССР. 1-я гшад в течение дня поддерживала 3-й ТК, 5-ю гвардейскую ТА, а 6-я гбад вела разведку в полосе фронта. Истребительные части прикрывали войска с воздуха в районах Молодечно, Красное, Вилейка, Логойск, Слобода, Смолевичи. Примечательно, что в этот день авиация 1-й ВА потерь не имела [1, л. 72].
В связи с освобождением Минска приказом Верховного Главнокомандующего была объявлена благодарность войскам 3-го БФ, в котором 1-й гбак, 1-й гшак, 2-й иак, 303-я над, 1-я гшад, 240-я над и 311-я шад были отмечены как отличившиеся. Почетные наименования «Минских» были присвоены 1-му гиак, 3-му шак и 322-й над (из состава 2-го иак).
В ходе первого этапа Белорусской операции за 11 дней наступления (23 июня -3 июля 1944 г.) войска 3-го БФ при поддержке 1-й ВА продвинулись на 280 км, разгромив основные группировки противника под Витебском, Оршей, и окружили под Минском основные силы 4-й немецкой армии (105 тыс. человек). В этой операции 1-я ВА выполнила 12496 самолето-вылетов. Потери составили 146 человек летного состава, 119 самолетов, из которых 98 были сбиты в воздушных боях, 47 – зенитной артиллерией, 34 не вернулись с боевого задания [4, с. 155]. При этом потери оказались меньше, чем предполагалось, и составили 140 вылетов на одну потерю в бомбардировочной авиации, 64 – в штурмовой, 120 – в истребительной. Потери в воздушных боях имели соотношение 1:4,6 в пользу 1-й В А.
Второй этап Белорусской операции начался 4 июля 1944 г. и продолжался до 29 августа 1944 г. (Вильнюсская и Каунасская фронтовые операции). В этот период 3-й БФ развивал наступление в направлении Вильнюса.
С 5 по 11 июля часть сил 1-й В А привлекалась для уничтожения группировки противника, окруженной юго-восточнее Минска. Наиболее эффективно действовали штурмовики 1-й гшад [6, с. 92]. Совершая по 10–12 заходов с малых высот, они расстреливали врага пулеметно-пушечным огнем. Во время одного из таких вылетов 6 июля погибли командир эскадрильи 74-го гшап Герой Советского Союза старший лейтенант Б. С. Окрестин (похоронен на Военном кладбище Минска) и воздушный стрелок старшина В. Л. Солодухин [8].
В г. Минске именем Б. С. Окрестина названа улица. В школе № 65 столицы создан Музей боевой славы героя-летчика, у здания школы установлен памятник.
Большое значение в период преследования противника и дальнейшего продвижения войск Красной Армии придавалось фронтовой разведке. Всего для этих целей было привлечено около 100 самолетов различных типов 10-го орап (командир – подполковник А. К. Родин), 523-го пап (командир – подполковник К. А. Пильщиков), 139-го гиап (командир – подполковник А. К. Петровец), 40 экипажей 213-й нбад (командир – генерал-майор авиации В. С. Молоков [9]) и 47-го одрап ВГК.
15 июля, после убытия 3-го шак и 1-го гбак, была произведена перегруппировка частей 1-й В А. Для обеспечения наступательных действий наземных армий была выделена авиагруппа в составе 3-го иак, 311-й шад и 3-й гбад под командованием генерал-лейтенанта авиации Е. Я. Савицкого. Для обеспечения 2-го танкового корпуса, 11-й гвардейской и 33-й армий – группа в составе 2-го иак, 1-й гшад и 6-й гбад под командованием генерал-лейтенанта авиации А. С. Благовещенского.
После освобождения Каунаса разделение сил авиации на две группы было отменено и управление всей авиацией осуществлялось с командного пункта командующего 1-й ВА. В этот период бомбардировщики нанесли первый удар по скоплению войск противника на территории Восточной Пруссии, а истребители – штурмовые удары по аэродромам Рачки (ныне на территории Польши) и Инстербург (ныне Черняховск Калининградской обл. Российской Федерации), где были повреждены свыше 30 самолетов противника.
1-я ВА действовала и в интересах 1-го Прибалтийского фронта. Так, 16 августа 3-й шак и 311-я шад произвели удар по аэродромам противника Бальцы и Немокшты. Эшелонированными действиями бомбардировщики и штурмовики нанесли большой урон танковой группе противника в районе Кельме.
В результате наступательных действий войск 3-го БФ с 4 июля по 29 августа 1944 г. была полностью освобождена Белорусская ССР и почти вся территория Литовской ССР.
Совместно с летчиками 1-й В А в освобождении Беларуси приняли участие французские летчики авиаполка «Нормандия». За успешные боевые действия при форсировании реки Неман полку было присвоено почетное наименование «Неманский» [10, с. 9].
Таким образом, по нашим подсчетам, в ходе операции «Багратион» 1-я В А совершила 32 308 самолето-вылетов, провела 664 воздушных боя, в которых были сбиты и повреждены 632 самолета противника. На земле были уничтожены 460 танков, 3360 автомашин, 1180 подвод, повреждены 28 эшелонов, подавлен огонь и частично уничтожены 470 батарей зенитной и полевой артиллерии. Потери 1-й ВА составили 343 самолета (359 человек летного состава). Приказами Ставки Верховного Главнокомандования 40 частям и соединениям 1-й В А присвоено 7 почетных наименований в честь белорусских городов Витебска, Орши, Борисова, Минска, Молодечно, Лиды, Гродно. За отличные боевые действия награждены орденами 39 частей и соединений. Из них: 30 частей и соединений орденом Красного Знамени, 2 – орденом Суворова 2-й степени, 3 – орденом Александра Невского, 4 – орденом Красной Звезды [1, л. 210].
После Великой Отечественной войны 1-я ВА перебазировалась из Восточной Пруссии на территорию БССР и вошла сначала в состав Барановичского военного округа, а с 1946 г. – Белорусского военного округа. В январе 1949 г. 1-я ВА была переименована в 26-ю ВА, на базе которой в 1992 г. были сформированы ВВС Республики Беларусь.
Источники и литература
1. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации. – Ф. 290. – Оп. 3284. – Д. 796. История боевой деятельности 1-й ВА в Великой Отечественной войне, часть IV.
2. Гареев, М. А. Неудачи на западном направлении / М. А. Гареев // Великая Отечественная война 1941 – 1945. Военно-исторические очерки. – М., 1999. – Кн. 3. – С. 10–19.
3. История боевой деятельности первой воздушной армии в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. / Управление 1-й воздушной армии. Инженерно-авиационная служба, 1947.
4. Дьяков, Д. А. Участие 1-й воздушной армии в первом этапе Белорусской наступательной операции «Багратион» 23 июня – 4 июля 1944 г. / Д. А. Дьяков // Пст. – арх. зб. – Мінск, 2008. – Вып. 24. – С. 152–155.
5. Дьяков, Д. А. Участие 1-й воздушной армии в Витебско-Оршанской наступательной операции / Д. А. Дьяков // Віцебшчына ў 1941–1944 гг.: супраціў, вызваленне, ушанаванне памяці: матэрыялы Рэсп. навук. – практ. кайф., Віцебск, 18–19 чэрв. 2009 г. / В. У. Акуневіч [і інш.]; ВДУ имя И. М. Машэрава. – Віцебск, 2009. – С. 200–204.
6. Королев, В. О. Гвардейцы первой штурмовой / В. О. Королев. – М., 1980.
7. Дьяков, Д. А. Без грифа «Совершенно секретно». Неизвестное об истории 26-й (1-й) воздушной армии (1942–1992 гг.) / Д. А. Дьяков, И. В. Салук. – Минск, 2013.
8. Качук, И. Возвращение из неизвестности / И. Качук // СБ – Беларусь сегодня. – 2009. -9 июля.
9. Молоков, В. С. Родное небо / В. С. Молоков. – М., 1977.
10. Де Жоффр, Франсуа. Нормандия-Неман: воспоминания летчика / пер. с фр. Г. И. Загревского / Франсуа де Жоффр. – М., 1982.
Подготовка и проведение Львовской фронтовой наступательной операции (1944 г.)
В. Н. Грицюк, А. Е. Лысенко (Киев)
Львовско-Сандомирской стратегической наступательной операции, в результате которой была освобождена от нацистской оккупации территория Западной Украины, посвящено значительное количество трудов [4, 8, 9, 12, 13, 14, 17, 21]. Однако еще не стали предметом серьезных научных изысканий фронтовые и армейские операции, являвшиеся ее составными частями, в частности Львовская операция 1-го Украинского фронта. Эта операция принадлежит к числу тех, которые в силу определенных обстоятельств не состоялись в первоначально запланированные сроки, но были успешно проведены позднее.
Учитывая развитие наступления советских войск в Украине, в соответствии с указаниями Ставки ВГК и решением Маршала Советского Союза Г. Жукова, который тогда возглавлял 1-й Украинский фронт, штаб фронта с 21 марта 1944 г. приступил к планированию фронтовой наступательной операции, основной целью которой должен был стать разгром львовской группировки немецких войск и выход советских соединений на государственную границу. Ближайшей задачей главных сил фронта был определен выход на линию Владимир-Волынский – Сокаль – Львов – Дрогобыч и овладение указанными городами. В дальнейшем армии фронта должны были продолжить наступление с целью овладения районом Перемышля и выходом на государственную границу. К нанесению главного удара привлекались 18, 60, 1-я гвардейская армии (в общей сложности 32 стрелковые дивизии), 3-я гвардейская, 1-я и 4-я танковые армии, 25-й и 4-й гвардейский танковые корпуса (всего до 600 единиц бронетехники). Эта группировка усиливалась всей артиллерией фронта и поддерживалась фронтовой авиацией. Командование фронта ходатайствовало о выделении для доукомплектования танковых войск 300 танков и 10 °CАУ до начала операции [19, л. 176–178].
Начало Львовской наступательной операции ориентировочно планировалось на 8-10 апреля 1944 г. К началу операции войска фронта должны были ликвидировать окруженную в районе Каменец-Подольского 1-ю танковую армию генерала X. Хубе, освободить город Черновцы и выйти на линию Броды – Золочев – Бережаны – Станислав.
В целом планирование Львовской наступательной операции штабом 1-го Украинского фронта было завершено к 24 марта. На следующий день он поступил в Ставку ВГК. Документы плана были рассмотрены и утверждены 27 марта 1944 г. [16, с. 55–56]. Еще до утверждения плана операции начались мероприятия по ее подготовке. Для создания ударных группировок с 21 марта происходил планомерный вывод из боя соединений 1-й гвардейской, 18-й и 38-й армий. Выведенные из боя стрелковые дивизии и управления 18-й армии направлялись на запад в районы боевого назначения.
Однако в этот раз операция не состоялась. Вследствие того что 1-я танковая армия противника не была полностью уничтожена и 5 апреля прорвалась своими главными силами в районе Бучача, советским войскам не удалось развить наступление на Львовском направлении [18].
Опыт планирования Львовской наступательной операции в марте 1944 г. штабом 1-го Украинского фронта является довольно поучительным и вызывает интерес исследователей. Планирование и подготовка операции осуществлялись в ходе предыдущей наступательной операции фронта. Следует отметить решимость поставленной цели – без длительного перерыва, в сложных погодных условиях осуществить третью фронтовую наступательную операцию, не дать врагу опомниться после понесенного поражения, уничтожить его оперативно-стратегические резервы, освободить главный город Западной Украины – Львов и выйти на государственную границу. Основные положения плана Львовской операции были использованы в дальнейшем.
Львовско-Сандомирская стратегическая наступательная операция (13 июля -29 августа 1944 г.), по мнению военных историков, включала три фронтовые операции, первой из которых являлась Львовская (13–27 июля) [5]. Поначалу в планирующих документах наступательная операция 1-го Украинского фронта в Западной Украине называлась «Операция по разгрому львовской и рава-русской группировок противника».
Войска 1-го Украинского фронта еще со второй половины апреля 1944 г. временно перешли к обороне. Длина линии обороны фронта, которым с 21 мая 1944 г. командовал Маршал Советского Союза И. Конев, достигала около 440 км. На начало июля 1944 г. особенно значительные успехи были достигнуты на южном крыле фронта.
Для выполнения поставленных задач в составе 1-го Украинского фронта были сконцентрированы 7 общевойсковых, 3 танковые, 2 воздушные армии, 2 конно-механизированные группы, а также множество других соединений и частей. В них входили 80 стрелковых, воздушных, кавалерийских дивизий, 10 танковых и механизированных корпусов, 4 артиллерийские и 9 зенитно-артиллерийских дивизий, 28 авиационных дивизий, 14 инженерных и понтонномостовых бригад, несколько отдельных полков, батальонов и дивизионов. Это было самое крупное фронтовое образование из всех, которые создавались в предыдущих наступательных операциях Великой Отечественной войны. По боевому составу, количеству артиллерии, танков и самолетов 1-й Украинский фронт превосходил 2-й и 3-й Украинские фронты вместе взятые [1].
Для оценки общего соотношения сил и средств противоборствующих сторон перед Львовско-Сандомирской наступательной операцией нами взяты максимальные показатели из разных источников. С советской стороны в операции привлекались: офицеров и солдат (в боевых частях) – 843 772, с учетом тылов – до 1,2 млн человек, орудий и минометов (всех систем и калибров) -18 535, танков и САУ – 2400, боевых самолетов – 3300 [4, 10, 14, 15].
В интересах 1-го Украинского фронта на территории Западной Украины в тылу врага действовали 11 партизанских соединений и 40 отдельных отрядов, в которых насчитывались 12,6 тыс. партизан. Большинство из них перебазировались сюда еще зимой и весной 1944 г. [7].
Перед войсками 1-го Украинского фронта действовали 4-я, 1-я немецкие танковые армии и 1-я венгерская армия, объединенные в группу армий «Северная Украина». На середину июля противник имел: пехотных дивизий – 32 (кроме того, остатки трех пехотных дивизий были объединены в корпусную группу «Ц», которая по боевым возможностям приравнивалась к одной полноценной дивизии), танковых – 5, моторизованных – 1, пехотных бригад – 2. Из них в резерве командующих армиями и группами армий находилось 5 танковых, 1 моторизованная, 3 пехотные дивизии и 1 пехотная бригада. Общее количество войск и техники противника составляло: личного состава – до 900 тыс. человек, танков и штурмовых орудий – до 900, орудий и минометов разных калибров – около 6300, самолетов – 700 (в некоторых работах указаны 600 тыс. человек, 1085 самолетов) [13].
Ставка Верховного Главнокомандования в своей директиве № 220122 от 24 июня приказала командующему фронтом подготовить и провести операцию по разгрому группировок противника на Рава-Русском и Львовском направлениях и выходу войск фронта на рубеж Грубешув – Томашув – Яворов – Галич. После решения этой задачи намечалось развить наступление войск фронта к рекам Висла, Сан и в предгорья Карпат. В директиве предусматривалось нанесение двух ударов: один – из района юго-западнее Луцка в общем направлении на Рава-Русскую, второй – из района Тарнополь на Львов. Правая ударная группировка должна была частью сил содействовать продвижению войск левого крыла 1-го Белорусского фронта на Люблинском направлении. Левофланговые армии должны были развить наступление в направлении Карпат. Это был единственный за всю Великую Отечественную войну случай, когда фронту ставилась задача разгромить группу армий [15, с. 99–100].
Львовская фронтовая наступательная операция началась 13 июля мощным ударом на Рава-Русском направлении. Накануне противник с целью выхода из-под удара начал отвод своих войск с первой на вторую линию обороны. В течение трех дней удалось прорвать вторую линию обороны врага, после чего 16 июля была введена в прорыв конно-механизированная группа, а 17 июля -1-я гвардейская танковая армия. На следующий день танкисты и пехота с ходу форсировали Западный Буг и захватили плацдармы на левом берегу реки [8].
Наступление главной ударной группировки фронта на Львовском направлении началось 14 июля. Здесь противник продолжал занимать первую и вторую линии обороны и подтянул для контрударов две танковые дивизии. Запланированный прорыв обороны врага осуществить сразу не удалось. Поэтому командующий фронтом вынужден был на второй день наступления ввести в бой передовые отряды корпусов 3-й гвардейской танковой армии. Общими усилиями удалось преодолеть немецкую оборону, но на весьма узком участке (4–5 км) в районе села Колтов. Из района Зборова противник предпринял контрудар двумя танковыми дивизиями. Невзирая на сложную обстановку, И. Конев принял решение ввести в сражение главные силы 3-й гвардейской танковой армии. Утром 16 июля танковые части двинулись в оперативную глубину через так называемый колтовский коридор шириной 4–6 км и длиной 16–18 км. Армия, имея 500 танков и САУ, двигалась по одному маршруту сплошной колонной по размытой дождями лесной дороге [6]. Ее ввод обеспечивали 6 авиационных и 2 отдельных танковых корпуса, большое количество артиллерии. К исходу четвертого дня операции главные силы танковой армии продвинулись на глубину 60 км от бывшего переднего края вражеской обороны. Один из ее корпусов 18 июля соединился с частями северной ударной группы в районе с. Деревляны и завершил окружение бродовской группировки противника.
В окружение попали 361, 340, 349-я пехотные, 454-я охранная дивизии, части 14-й пехотной дивизии СС «Галичина», корпусная группа «Ц» (остатки 183, 217, 339-й пехотных дивизий), а также 2 отдельных танковых батальона и управление 13-го немецкого армейского корпуса [20].
Через «колтовский коридор» 18–20 июля была введена в сражение и 4-я танковая армия. К исходу шестого дня операции в авангарде наступавших войск 1-го Украинского фронта на оперативном просторе действовали 3 танковые армии и конно-механизированная группа. К этому времени вражеская оборона была прорвана на глубину 50–80 км в полосе шириной до 200 км.
Кольцо вокруг бродовской группировки противника сжималось в треугольнике между Бродами, Буском и Золочевым с центром вблизи с. Белый Камень. С 19 до 22 июля окруженная группировка врага была разгромлена. В ходе боев войска фронта уничтожили более 30 тыс. человек, взяли в плен свыше 17 тыс. солдат и офицеров, а также захватили более 1800 орудий и минометов разных калибров, 3850 автомашин и много другой военной техники и снаряжения [7, с. 85]. (По другим данным, погибли до 35 тыс. вражеских солдат и офицеров [3, с. 159].) В «Бродовском котле» потерпела поражение дивизия СС «Галичина», которая комплектовалась из жителей западноукраинских областей. До начала боевых действий она насчитывала 13299 солдат, сержантов и офицеров. Гитлеровское командование бросало части дивизии в бой постепенно, что не давало ожидаемых результатов, но повлекло неоправданно большие потери – до 4 тыс. человек убитыми. Еще 2000 военнослужащих дивизии попали в советский плен. Такую цену солдаты дивизии СС «Галичина» заплатили за намерения своих руководителей создать на ее базе ядро украинской национальной армии, способной отстоять суверенную государственность в случае, если бы Берлин санкционировал таковую. Остаткам разгромленной дивизии (до 3 тыс. человек), избежавшим окружения, удалось прорваться в Закарпатье, где значительная часть воинов смешалась с местным населением, скрывалась в лесах. Большинство из них вступили в отряды Украинской повстанческой армии, но были и те, кто скрыл свое прошлое и был мобилизован в Красную Армию [2, с. 224–254].
К 27 июля соединения фронта освободили Рава-Русскую, Львов, Перемышль, Станислав. Войска продвинулись на глубину более 200 км. Группа армий «Северная Украина» оказалась рассеченной на две части. 4-я танковая армия, прикрываясь арьергардами, отходила в северо-западном направлении за Вислу, 1-я танковая и 1-я венгерская армии откатывались на юго-запад к Карпатам. Задачи Львовской наступательной операции были выполнены полностью. Порядок последующих операций войск 1-го Украинского фронта был определен директивой Ставки от 28 июля 1944 г. [10].
Количество потерь группы армий «Северная Украина» с 14 до 31 июля определяется в 200 тыс. солдат и офицеров. Кроме того, были захвачены трофеи: 537 танков, 120 самолетов, более 4 тыс. орудий и минометов, 316 бронемашин и бронетранспортеров, 10 277 автомобилей, 28 железнодорожных эшелонов, 190 военных складов и много другого вооружения и имущества [11].
За доблестные действия в Львовской операции боевые знамена 198 воинских частей украсили ордена, 133 частям и соединениям были присвоены почетные наименования Львовских, Станиславских, Владимир-Волынских, Рава-Русских, Самборских, Стрыйских. В июле и августе 1944 г. 123 тыс. солдат и офицеров были награждены орденами и медалями, 160 человек получили звание Героя Советского Союза, трое стали дважды Героями Советского Союза, а знаменитый летчик полковник А. Покрышкин в этой операции получил третью медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза [13].
Благодаря успешному завершению Львовской операции была почти полностью освобождена территория Украинской ССР в довоенных границах. Тем самым сложились условия для дальнейших наступательных операций советских войск.
Источники и литература
1. Боевой состав Советской Армии. – М., 1988. – Ч. IV: Январь – декабрь 1944 г.
2. Боляновський, А. Дйвізія «Галичина». Історія / А. Боляновський. – Львів, 2000.
3. Бродовский котел: воспоминания, очерки, документы / сост. М. В. Вербинский, Б. В. Самарин. – Львов, 1974.
4. Гречко, А. А. Некоторые вопросы военного искусства в Львовско-Сандомирской операции / А. А. Гречко // Воен. – ист. жури. – I960.– № 2. – С. 15–31.
5. Гуркин, В. В. Стратегические и фронтовые операции Красной Армии / В. В. Гуркин // Воен. – ист. жури. – 1998. – № 2. – С. 19–27.
6. Дайнес, В. О. Советские танковые армии в бою / В. О. Дайнес. – М., 2010.
7. История Второй мировой войны 1939–1945 гг.: в 12 т. – М.,1978. – T. 9.
8. Катуков, М. Е. В Западной Украине и на Висле / М. Е. Катуков // Воен. вестник. – 1969. -№ 7. – С. 12–18.
9. Крайнюков, К. В. От Днепра до Вислы / К. В. Крайнюков. – М., 1971.
10. Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.: воен. – ист. очерк: в 4 т. – М., 1958. – T. 3.
11. Освобождение Украины. 1943–1944: ист. – стат. исследование / Ю. Ю. Лысаковский, В. Н. Нестеров, В. А. Удин-Некрасов. – Киев, 1995.
12. Петров, С. Достижение внезапности в Львовско-Сандомирской операции (по опыту применения танковых армий) / С. Петров // Воен. – ист. жури. – 1974. – № 7. – С. 31–37.
13. Полушкин, М. А. Львовско-Сандомирская наступательная операция 1-го Украинского фронта в цифрах (13.7 – 29.8.1944 г.) / М. А. Полушкин // Воен. – ист. жури. – 1969. – № 8. – С. 54–67.
14. Полушкин, М. А. На сандомирском направлении. Львовско-Сандомирская операция (июль-август 1944 г.) / М. А. Полушкин // Воен. – ист. жури. – 1969. – № 8.
15. Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВКГ: документы и материалы 1944–1945 / сост. А. М. Соколов [и др.]; под. общ. ред. В. А. Золотарева. – М., 1999. – T. 16 (5–4).
16. Сборник документов Верховного Главнокомандования за период Великой Отечественной войны / под ред. А. Н. Шиманского. – М., 1968. – Вып. 4: Январь 1944 года – август 1945 года.
17. Тракуев, М. На Рава-Русском и Львовском направлениях / М. Тракуев // Воен. – ист. жури. – 1974. – № 7. – С. 24–29.
18. Центральний державний архів вищих органів влади та управління України. – Ф. КМФ 8. – Ролик 136. – 6065306–6065329. Прорыв 1-й бронетанковой армии на юге Украины (30/3 – 22/4 – 1944 г.)
19. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее – ЦАМО РФ). – Ф. 236. – Оп. 2712. – Д. 56. – Л. 176–178.
20. ЦАМО РФ. – Ф. 315. – Оп. 4440. – Д. 9. – Л. 33.
21. Якубовский, И. И. От Тернополя до Сандомира (к 25-летию Львовско-Сандомирской операции) / И. И. Якубовский // Воен. – ист. жури. – 1969. – № 8. – С. 50–76.
Противовоздушная оборона Полоцкого боевого участка летом 1941 г.
С. П. Копыл (Полоцк)
Противовоздушная оборона СССР (ПВО) как комплекс мероприятий и боевых действий по отражению нападения воздушного противника исследована достаточно полно. Среди публикаций на эту тему нужно отметить коллективный очерк «Войска противовоздушной обороны страны» (1968 г.); научные работы Д. А. Журавлева «Зарождение и развитие противовоздушной обороны» (1971 г.), «Противовоздушная оборона страны: 1914–1995 гг.» (1998 г.); Т. В. Ерофеева «Развитие организационной структуры войск ПВО страны» (1973 г.); Г. В. Зимина «Развитие ПВО» (1976 г.); Р. А. Савушкина «Развитие Советских Вооруженных Сил и военного искусства в межвоенный период 1921–1941 гг.» (1989 г.); Б. Чельцова «Зарождение и развитие ПВО страны» (2004 г.); Н. А. Фролова «Подготовка офицеров войсковой ПВО в первой половине XX века» (2005 г.) и др. В современной белорусской историографии выделяются издания: «На земле Беларуси: канун и начало войны. Боевые действия советских войск в начальном периоде Великой Отечественной войны» под научной редакцией В. В. Абатурова (2006 г.) и «Накануне: Западный особый военный округ (конец 1939–1941 г.): документы и материалы», составитель В. И. Адамушко (2007 г.).
В этих трудах рассматриваются основополагающие вопросы создания ПВО государства, ее организационно-штатной структуры и тактики боевого применения. Однако на уровне Полоцкого региона вопросы ПВО в литературе никогда не рассматривались и не представлялись в музейном деле. Цель данной работы – исследование некоторых вопросов противовоздушной обороны г. Полоцка накануне Великой Отечественной войны и в начальном ее периоде. При написании данной статьи использовались архивные документы и воспоминания ветеранов войск противовоздушной обороны.
После подписания мирного договора между РСФСР и Латвией в августе 1920 г., а также после неудачной войны между Советской Россией и Польшей (1920 г.) и последовавшим за ней установлением новых рубежей г. Полоцк на долгие годы стал пограничным городом. С военной точки зрения его значимость заключалась в том, что он являлся важным узлом транспортных коммуникаций. Через него проходили Западная и Белорусская железные дороги, связавшие своими линиями районы Нечерноземной зоны РСФСР с Балтийским морем, а также северо-западную и центральную часть СССР с Польшей. Параллельно этим магистралям тянулись шоссейные и улучшенные грунтовые дороги. Имелся и водный путь по Западной Двине, дававший выход к латвийским портам. С другой стороны Полоцк прикрывал Великолукское оперативное направление, которое выводило потенциального противника к Москве. В силу этих обстоятельств с начала 20-х годов XX в. в Полоцком регионе началась подготовка возможного театра военных действий. Велись работы по улучшению дорожно-транспортной сети, строился Полоцкий укрепленный район, аэродромы, многочисленные склады и другие военные объекты, увеличивалась концентрация войск Красной Армии, укреплялась государственная граница, совершенствовалась мобилизационная готовность населения, промышленности и сельского хозяйства.
Одной из составляющих обороноспособности Полоцкого региона являлась организация его ПВО. К 22 июня 1941 г. она включала в себя объектовую ПВО г. Полоцка, войсковую ПВО, местную противовоздушную оборону города (МПВО) и прикрытие от ударов с воздуха железнодорожных объектов войсками НКВД.
Противовоздушная оборона объекта г. Полоцк возлагалась на 324-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион (ОЗАД ПВО), 2-ю роту 8-го батальона воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), входивших в состав Витебского бригадного района ПВО, и 182-й истребительный авиационный полк (ПАП) 59-й истребительной авиадивизии (ИАД) ПВО.
Свою историю 324-й ОЗАД ПВО вел от 1-й отдельной батареи ПВО, которая дислоцировалась в г. Полоцке, и 98-го артиллерийского полка Белорусского военного округа. В 1928 г. на их базе был сформирован 78-й отдельный артиллерийский дивизион. В октябре 1931 г. он был переформирован в 5-й полк ПВО, который вошел в подчинение начальника ПВО БВО. В связи с совершенствованием органов боевого управления полк стал подчиняться 1-й бригаде ПВО (управление бригады находилось в г. Витебске). А на основании директивы Военного Совета БОВО № 009526 в начале марта 1940 г. 5 полк ПВО был реорганизован в 324-й ОЗАД ПВО с задачей охраны объектов г. Полоцка. При этом в дивизион были переданы переходящие знамена ЦИК СССР, Верховного Совета СССР и шефское знамя полка [1, л. 1–2].
К началу Великой Отечественной войны дивизионом командовал капитан И. Н. Русаченко. Организационно дивизион состоял из трех огневых батарей, зенитно-пулеметной и прожекторной рот, а также подразделений боевого и тылового обеспечения. На вооружении каждой огневой батареи находились 4 76-миллиметровые зенитные пушки образца 1931 г. (заводской индекс 3-К). Всего в дивизионе было 12 зенитных пушек. Огневую мощь дополняли 12 7,62-миллиметровых комплексных счетверенных зенитно-пулеметных установок «Максим» образца 1931 г. (М 4) и 3 12,7-миллиметровых крупнокалиберных пулемета Дегтярева – Шпагина образца 1938 г. (ДШК) зенитно-пулеметной роты. В ночное время 16 прожекторных станций прожекторной роты обеспечивали поиск воздушного противника на максимальной дальности до 12000 м. Выбор огневых позиций батарей дивизиона обеспечивал тройное перекрытие зон обстрела над центром Полоцка, что должно было в первую очередь обеспечить надежное прикрытие мостов через р. Западная Двина.
В Витебской обл. задачу обнаружения самолетов противника и оповещения об их полете выполнял 8-й батальон ВНОС под командованием майора А. А. Соболевского. Из его состава на обороне г. Полоцка стояла 2-я рота (командир – старший лейтенант Н. Н. Сидоренко) [4, л. 21, 41–42, 133]. По уровню боевой подготовки рота считалась одной из лучших в Западном Особом военном округе (ЗапОВО). Ее основу составляли наблюдательные посты (НП) с дистанцией между ними 10–12 км. Посты располагались по большой дуге вдоль старых границ с Польшей и Латвией и полукругом огибали Полоцк с востока, передавая информацию на взводные пункты наблюдения (Россоны, Освея, Дрисса, Ушачи) или непосредственно на ротный пункт (Полоцк). Днем, при хорошей погоде и отсутствии источников шума, наблюдатель по звуку мотора мог обнаружить самолет на расстоянии до 10 км, а увидеть его на расстоянии до 6–7 км. В соответствии с Планом ПВО Западной зоны ПВО 2-я рота ВНОС в мирное время могла находиться в трех степенях боевой готовности, которые назывались «положениями». По первому положению расчет постоянно нес службу только на ротном посту. По второму положению выставлялось 18 НП, на которых несли службу 50 % личного состава. Посты выставлялись за время, не превышающее 4 часа. По третьему положению на подготовленные к работе НП прибывало 100 % личного состава. На это отводилось не более 8 часов [6, л. 249]. Учитывался сложный рельеф лесисто-холмистой местности Витебской обл. В случае начала войны на большинстве наблюдательных постов было предусмотрено строительство 15-20-метровых вышек. Рассчитывалась сметная сумма строительства. Так, на вышку высотой 15 м выделялось 519 руб., а на 20-метровую вышку – 620 руб. Бревна для строительства заготавливались и складировались заблаговременно [5, л. 47]. В мирное время по положениям № 2 и 3 посты НП-8027 (Бобыничи), НП-8028 (Петухово), НП-8029 (Черноручье), НП-8030 (Дисна), НП-8031 (Волынцы) должны были обеспечить целеуказание (ЦУ) истребителям ПВО. Во время войны количество «постов-ЦУ» не менялось. В соответствии с Инструкцией по ЦУ постам ВНОС Витебского бригадного района ПВО посты обеспечивались так называемыми ЦУ-полотнищами длиной 24 м при длине усов 4 м, отростков 6 м, общей шириной 2 м. Зимой использовались полотнища синего или красного цвета, а летом – белого цвета. Комбинируя действия с полотнищем, усами и отростками, расчет НП наводил истребители на самолеты противника [7, л. 65].
Самым слабым звеном в системе оповещения являлась связь, которая, в основном, строилась на использовании гражданских телефонных линий связи Наркомата связи БССР. Радиосвязь считалась дублирующей, так как все радиостанции (5 АК) настраивались на одну частоту ротной радиостанции (11 СК) и выбирать нужное сообщение в потоке донесений было крайне затруднительно. Кроме этого, отрабатывались вопросы наведения своей истребительной авиации постами ВНОС на воздушные цели по радио. Так, уже в ходе войны 23 июня 1941 г. ротный пункт (РП-81, м. Глубокое) сумел навести свои истребители на бомбардировщик противника ДО-17. В результате воздушного боя противник был сбит, а два летчика взяты в плен [9, л. 9].
При организации ПВО Полоцка предусматривалось наведение истребителей 182-го ПАП на вражеские самолеты в дальней зоне, т. е. до зоны обстрела самолетов противника зенитными батареями 324-го ОЗАД ПВО. 182-й ПАП входил в состав 59-й НАД ПВО. Его формирование началось весной 1941 г. на аэродроме м. Будслав Вилейской обл., но к 22 июня не было закончено из-за отсутствия техники. Поэтому полк, существовавший только на бумаге, не смог выполнить поставленную перед ним задачу по прикрытию г. Полоцка.
Обучение населения основам выживания в условиях боевых действий совершенствовалось в составе добровольных формирований МПВО. На заседании 1-го Полоцкого окружного съезда Советов 16 июня 1936 г. отмечалось: «Мы должны добиться того, чтобы каждый житель нашего округа умел обращаться с винтовкой, противогазом, чтобы каждый трудящийся знал, как вести себя в условиях воздушного и химического нападения врага. Эту работу должен организовать ОСОАВИАХИМ».
Штаб МПВО размещался в здании штаба ПВО объекта г. Полоцк и возглавлял его председатель Полоцкого райисполкома. В штабе в две смены круглосуточно устанавливалось дежурство руководящего состава.
На заседании президиума Полоцкого городского Совета депутатов 19 января 1938 г. был рассмотрен вопрос «О состоянии подготовки команд МПВО и объектов города по ПВО». Было подтверждено следующее: «Укрепление обороноспособности СССР является долгом каждого гражданина Советского Союза. Неизбежность воздушных налетов противника в будущей войне, которые планируют использовать все фашистские государства, требует от населения г. Полоцка особого внимания, как жителей пограничного города, к вопросам подготовки и освоения основных положений по ПВО» [11, л. 36].
На всех предприятиях и во всех учреждениях были уточнены составы команд МПВО. В соответствии с графиком их подготовки было принято решение еженедельно в свободное от работы время продолжить проведение совместных занятий команд ПВО объекта и МПВО города. За предвоенные годы сотни полочан были обучены основам противовоздушной обороны.
Несмотря на передачу МПВО в ведение НКВД в ноябре 1940 г., Наркомат обороны СССР не остался в стороне от всеобщей военной подготовки населения. В мае 1941 г. был подписан совместный приказ народных комиссаров обороны и внутренних дел СССР, который закреплял порядок взаимодействия органов МПВО НКВД и ПВО НКО СССР. Была перестроена вся система военного обучения населения. Помимо команд МПВО проходила широкая подготовка наблюдательных постов МПВО. Эта работа возлагалась на ОСОАВИАХИМ. Подготовленные им посты ВНОС повсеместно привлекались на совместные учения по противовоздушной обороне. Так, в феврале 1941 г. командир 8-го отдельного батальона ВНОС сообщил военному отделу Витебского обкома КП(б)Б, что на проведенных учениях несли службу посты ВНОС МПВО, выставленные от 7 сельских советов и 3 населенных пунктов Полоцкого р-на [5, л. 28].
За противовоздушную оборону железнодорожных и шоссейных мостов через реки Полоцкого р-на отвечал 76-й полк войск НКВД, входивший в 3-ю дивизию войск НКВД СССР по охране железнодорожных сооружений. В Полоцке дислоцировался штаб и две роты (4-я и 5-я) 2-го батальона этого полка. В соответствии с директивой Управления ПВО Западного Особого военного округа от 27 декабря 1940 г. № 33225 на подразделения охраны мостов возлагалась обязанность по выставлению дополнительных постов ВНОС (ДНП) с докладом на ротный пост РП-82 о воздушной обстановке. Устанавливались позывные и способы связи по проводным каналам Наркомата связи БССР с присвоением каждому ДНП своего номера [8, л. 41]. Наблюдательные посты НКВД дополнили систему постов 2-й роты ВНОС. А с учетом постов МПВО система оповещения и связи Полоцкого региона приобретала кольцевой характер, обеспечивая сбор информации о воздушном, а при необходимости и наземном противнике со всех направлений.
Части Полоцкого гарнизона обладали своими средствами ПВО, которые, по взглядам советской военной мысли того времени, должны были надежно прикрыть войска от ударов воздушного противника на поле боя. На первую декаду 1941 г. основу Полоцкого гарнизона составляли части 17-й и 50-й стрелковых дивизий. Штатными средствами стрелковая дивизия могла на фронте в 10 км создать плотность 1,2 зенитных орудия и 3,3 зенитных пулемета на 1 км фронта. Считалось, что с учетом станковых и ручных пулеметов частей стрелковая дивизия в состоянии будет обеспечить своим войскам свободу действий при выполнении ими боевых задач в любых условиях обстановки.
Многочисленные склады Полоцкого гарнизона или прикрывались 324-м ОЗАД ПВО, или обладали собственными средствами ПВО, о которых известно крайне мало, так как архивы этих учреждений не сохранились. Например, артиллерийский склад № 69 (железнодорожная станция Полота) оборонялся 38-й отдельной батареей батальона местных стрелковых войск. Ее следы затерялись в боях за г. Андреаполь Калининской обл. осенью 1941 г. [7, л. 62].
Таким образом, можно сделать вывод, что к 22 июня 1941 г. вокруг Полоцка существовала продуманная система противовоздушной обороны, во главе которой стоял городской штаб ПВО под командованием командира 324-го ОЗАД ПВО капитана И. Н. Русаченко.
Накануне войны 17-я и 50-я стрелковые дивизии начали выдвижение походным маршем из Полоцка в район Гродно. На зимних квартирах остался 397-й ОЗАД (50-й СД) на механизированной тяге. Для его перевозки был запланирован железнодорожный транспорт, который так и не прибыл. 324-й ОЗАД ПВО в это время находился на окружном полигоне под Крупками Борисовского р-на. Для прикрытия объектов г. Полоцка от него была оставлена 3-я батарея под командованием младшего лейтенанта Кулакова.
Великая Отечественная война для воинов ПВО началась рано утром 22 июня, когда в 4 часа 13 минут командующему Витебским бригадным районом ПВО поступила телеграмма за подписью помощника командующего войсками ЗапОВО по ПВО генерал-майора С. С. Сазонова, согласно которой ему надлежало выполнить Директиву № 2 командующего войсками ЗапОВО, содержавшую приказ Народного Комиссара Обороны СССР о возможности внезапного нападения немцев в течение 22–23 июня 1941 г. [10, л. 1]. Оперативным дежурным главного поста ПВО были оповещены все командиры подчиненных частей и подразделений, в том числе командир 8-го ОБ ВНОС и 324-го ОЗАД ПВО.
Интересные воспоминания оставил заместитель командира 2-й (Полоцкой) роты ВНОС по политической части младший политрук В. Ф. Паршин. Они вошли в историю батальона как «Записная книжка офицера». Он писал: «В момент начала войны я находился в пути из Витебска в Полоцк. Доклад, принятый мною от командира взвода (младшего лейтенанта М. С. Балицкого. – С. К.), о развертывании роты в боевую готовность, прибытии приписного состава, еще не обмундированного, и информация о начале войны поставили меня в курс событий». К 7:00 часть постов уже работала. К 11:00–12:00 75 % НП были развернуты и включились в работу. К 18:00 развертывание роты с развозкой имущества и личного состава закончилось [9, л. 55–57]. Отсутствие первых лиц гарнизона – командира 17-й СД генерал-майора Т. К. Бацанова, командира 324-го ОЗАД ПВО и командира 2-й роты ВНОС – привело к нарушению схемы оповещения, которая существовала на случай войны. Сбой в оповещении привел к тому, что большинство частей и учреждений города узнали о вероломном вторжении германской армии из выступления В. М. Молотова по радио в 12:15.
Части ПВО Витебского бригадного района ПВО получили Боевой приказ № 1, Приказ по тылу № 1, Приказание по связи № 1 и Инструкцию по целеуказанию постам ВНОС. В Боевом приказе № 1 ставились задачи подчиненным частям: «324 ОЗАД ПВО оборонять пункт Полоцк с входящими в него объектами, отдельной батарее 38-го батальона местных стрелковых войск оборонять военный склад № 69, 182 ПАП уничтожать ВВС противника на дальних подступах к пункту, 8 ОБ ВНОС обеспечить воздушное наблюдение, оповещение района и наведение истребительной авиации на противника» [7, л. 65].
В первой половине 22 июня над городским аэродромом пролетел первый немецкий самолет. С 23 июня 1941 г. на Полоцкий ротный пункт ВНОС стали поступать донесения от 23 НП 2-й роты ПВО, 17 НП МПВО и 2 ДНП НКВД. В 11:00 они обнаружили приближающийся к городу первый немецкий бомбардировщик Ю-88. Своевременно оповещенные зенитчики 3-й батареи 324-го ОЗАД ПВО открыли по нему огонь. Многочисленные свидетели видели этот бой, но не могли видеть его результата. Разочарованные полочане отметили, что немец улетел. Однако к вечеру посты ВНОС доложили, что он был подбит и упал в болото в 23 км от города [9, л. 57].
Во второй половине дня с полигона стали прибывать подразделения 324-го ОЗАД ПВО. Окончательно дивизион прибыл на зимние квартиры и развернулся в боевой порядок на заранее подготовленных позициях 24 июня 1941 г.
В тот день немецкая авиация нанесла первый удар по системе управления ПВО г. Полоцка, аэродромам и окружным складам Полоцкого района.
Штаб ПВО, совмещенный с ротным пунктом, располагался в центре города, на высоком месте, в двухэтажном здании на расстоянии 500 м от железнодорожного моста [2, л. 2]. Три бомбардировщика Ю-88 произвели несколько настойчивых атак штаба, применяя фугасные бомбы и обстреливая здание из пулеметов. 26 июня пять Ю-88 произвели повторный налет на Полоцк. При этом были сброшены 15 фугасных бомб. Две бомбы упали возле здания штаба ПВО, одна бомба попала в его левый угол. Все оборудование ротного пункта было разрушено, проводная связь вышла из строя. Расчет роты организованно перешел на запасный РП, и через 23 минуты связисты обеспечили связь ПВО объекта. По результатам отражения воздушного противника в 17:03 324-й ОЗАД ПВО доложил об уничтожении двух бомбардировщиков ДО-17 [10, л. 7].
В эти дни полочане все чаще стали слышать прерывистые звуки сирен и гудки паровозов, оповещающие их по команде начальника ПВО о воздушной тревоге, а также об ее отбое. В городе было всего два бомбоубежища, и они не могли вместить всех желающих. Часть населения стала прятаться в подвалах универмага, Николаевского собора и Софийской церкви. А большинство горожан – жителей частного сектора – выкопали около своих домов щели и стали в них искать защиту. Из воспоминаний почетного гражданина г. Полоцка И. П. Дейниса: «В конце июня один самолет пролетел над Советской улицей после обеда и бросал бомбы, был ряд попаданий в дома и были жертвы. Одна из бомб попала в детский садик, где дети спали после обеда, погибли ряд детей в одной комнате. Попала бомба в кинотеатр «Интернационал» (ныне «Родина») и разрушила часть крыши. Взрывной волной подняло черепицу, как рыбью чешую, разворотило перекрытие, но жертв не было, так как кинотеатр не работал. Все облепили окна накрест бумажными лентами, но это было бесполезное занятие, так как при близких разрывах вылетали не только стекла, но и рамы, обрушивались печные трубы на домах, вылетали запертые двери. При стрельбе наших зениток сыпались осколки и снарядные стаканы. Их тоже нужно было остерегаться. Они пробивали крыши, а иногда и потолок» [12, л. 168–169].
Уже в первые дни войны система МПВО начала давать сбои. Руководители предприятий и учреждений самоустранились от руководства спасательными командами, и те прекратили свою работу. Чтобы как-то решить эту проблему, военное командование сформировало из военнообязанных городскую команду МПВО. Это нештатное формирование разбирало завалы, вело спасательные работы и тушило пожары вместе с городской пожарной командой. Продолжали работу и ремонтники Полоцкого железнодорожного узла. Они оперативно восстанавливали поврежденные в ходе воздушных налетов пристанционные сооружения и пути.
Самый сильный удар по городу люфтваффе нанесли 3 июля 1941 г. Никакой военной необходимости в уничтожении древнего белорусского города – колыбели белорусской государственности – не было. Это был акт устрашения, к которому подходит понятие «ковровой бомбежки». В 9:15 до 20 бомбардировщиков начали планомерное разрушение города. Заходя с запада и ориентируясь на Софийскую церковь и Николаевский собор, а также прямые улицы Карла Маркса и Орджоникидзе, отходящие от собора, они фактически уничтожили центр Полоцка. Удару не подвергались мосты, городская коротковолновая радиостанция и военные городки. При бомбометании со средних высот область рассеивания смертоносного груза накрыла город от р. Западная Двина до вокзала. В это же время мелкие группы немецких самолетов атаковали линии связи, железную дорогу, городской аэродром, посты ВНОС и позиции зенитчиков. Плотность удара немецкой авиации превысила возможности противовоздушной обороны, поэтому зенитчики не сумели сорвать замыслы противника. В городе возникли многочисленные пожары, нарушилась связь. Многочисленных раненых доставляли в госпиталь, городскую и железнодорожную больницы. В течение дня немецкая авиация совершила еще два налета, но уже меньшими силами, мешая тушить пожары и разбирать завалы. Вечером и в ночь на 4 июля командиры 324-го ОЗАД ПВО и 2-й роты ВНОС все силы бросили на восстановление нарушенной системы ПВО. Но сделать это удалось только частично. В связи с выходом немецких войск на рубежи рек Сарьянка и Ушача большая часть штатных постов ВНОС прекратили свою работу. Прервались доклады и от постов МПВО, дополнительных постов наблюдения 76-го полка войск НКВД. Фактически централизованную систему ПВО г. Полоцка в полном объеме восстановить не удалось. Старший лейтенант Н. Н. Сидоренко с полным расчетом и радиостанцией передислоцировался в д. Секеровщина. На новом месте расчету удалось наладить радиосвязь с командованием 174-й СД, 324-м ОЗАД ПВО, Витебском и проводную связь с м. Труды.
В последующие дни основные усилия немецкой авиации были сосредоточены на поддержке своих наземных войск под Дисной и Уллой. На путях к Полоцку ее самолеты вели воздушную разведку, перехватывали колонны машин с боеприпасами и наносили удары по железнодорожным станциям и складам. Не жалея себя воевали зенитчики отдельной батареи 38-го батальона местных стрелковых войск. Ее орудия, установленные на окраине кладбища д. Юровичи, днем и ночью отбивали налеты немецких бомбардировщиков. Все чаще приходилось маневрировать батареям 324-го ОЗАД ПВО, меняя огневые позиции. При этом все довоенные нормативы по их смене перекрывались в несколько раз. Выживал тот, кто к очередному налету немецких самолетов был готов к стрельбе с новой позиции. В своем приказе № 96 от 7 июля 1941 г. командир дивизиона капитан И. Н. Русаченко объявил строгий выговор «За несвоевременное занятие и оборудование огневых позиций командиру 1-й батареи ст. лейтенанту Бартельс и командиру 2-й батареи лейтенанту Корниевскому». Этот приказ подтверждал незыблемый принцип единоначалия: командир принимает решение и несет персональную ответственность за его выполнение.
8 июля 1941 г. немецкие дивизии 39-го моторизованного армейского корпуса повели мощное наступление на г. Витебск, прорвав советскую оборону под м. Улла и м. Бешенковичи. Связь с 8-м ОБ ВНОС полностью прервалась. Делегаты связи из числа командиров, которых отправлял командир 324-го ОЗАД ПВО к командующему Витебским бригадным районом ПВО, не возвращались. Стало известно, что в самом Витебске идут ожесточенные уличные бои. В условиях резкого осложнения наземной обстановки воины ПВО продолжали выполнять поставленные перед ними задачи, ведя самостоятельные боевые действия. 15 июля по приказу коменданта Полоцкого укрепрайона полковника Н. С. Деви 2-я рота ВНОС и 324-й ОЗАД ПВО начали отход с Полоцкого оборонительного участка в сторону г. Невеля.
Оценивая боевые действия за 1941 г., командир 324-го ОЗАД ПВО в своем докладе от 25 декабря 1941 г. писал: «На обороняемые пункты противник производил налеты одиночными самолетами и группами по 3-18 самолетов, эшелонированных в глубину, и одновременно применял массированные налеты с разных направлений. Массированным налетам обычно предшествовали систематической воздушной разведкой 1–3 самолета на высоте 2000–4000 м, а при необходимости вскрыть систему ПВО разведку боем в сопровождении истребительной авиации с последующим нападением на средства ПВО эшелонов подавления. Бомбометание объектов с горизонтального полета противник производил с высот 1500–2500 м, время прицеливания 15–25 сек. Подход пикирующих бомбардировщиков происходил на высоте 3000–4000 м с последующим пикированием на цель под углом 45–70 градусов и сбросом бомб с высоты 1000-300 м. В облачную погоду самолеты подходили за облаками и пикировали только над целью. В солнечную погоду они подходили к пункту с солнечной стороны. Во всех случаях при первом выстреле самолеты противника в зоне огня зенитной артиллерии маневрировали, резко меняя курс, высоту и скорость или же с большой потерей высоты до 100–200 м уходили от действий ПВО. На пункт ПВО г. Полоцк всего зафиксирован удар 237 самолетов. При этом сброшено 312 бомб калибра 25-500 кг. При отражении ударов воздушного противника израсходовано 76-мм снарядов 13 360 шт. и винтовочных патронов к пулеметам 396696 шт. Сбито 35 немецких самолетов и 1 аэростат наблюдения, подбито 6 самолетов противника» [3, л. 73–75].
По итогам боев под Полоцком 397-й ОЗАД претендовал на уничтожение 1 самолета типа Хеншель-126 и 6 бомбардировщиков типа Ю-88. 2-й батальон 76-го полка войск НКВД по охране железнодорожных сооружений за период с 24 июня по 2 июля 1941 г. доложил об уничтожении 19 немецких самолетов, а средства ПВО 174-й СД как минимум 1 самолета.
В целом были поданы сведения о 62 сбитых немецких самолетах. Однако, по нашему мнению, эта цифра завышена. В ограниченном пространстве, когда зоны обстрела различных частей и подразделений неоднократно перекрывались, был неизбежен неоднократный учет уничтоженного противника.
При всех победных докладах следует признать факт, что система ПВО объекта не сумела надежно прикрыть Полоцк от ударов немецкой авиации. Объясняется это тем, что весной 1941 г. ПВО страны как вид вооруженных сил только начала складываться. Сказалась и недооценка советской военной наукой опыта Вермахта, который умело концентрировал силы и средства на направлениях своих ударов. Пожалуй, самым слабым звеном в системе ПВО оказалась связь. Провода, идущие по столбам, были очень уязвимыми как для действий авиации, так и диверсионных групп, а позже – немецкой дальнобойной артиллерии. Радиосвязь рассматривалась как вспомогательная, применимая непосредственно в ходе боя.
Тем не менее предвоенное время 1940–1941 гг. стало важным этапом совершенствования организационной структуры ПВО СССР, когда его территория была разделена на зоны, представлявшие собой оперативные объединения войск ПВО. Зоны, возглавляемые помощниками командующих военными округами, в свою очередь делились на районы и пункты ПВО. Эти системы использовались и развивались также в послевоенные годы.
Источники и литература
1. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее – ЦАМО). -Ф. 324-го ОЗАД. – Оп. 350282. – Д. 1.
2. ЦАМО. – Ф. 324-го ОЗАД. – Оп. 350287. – Д. 1.
3. ЦАМО. – Ф. 324-го ОЗАД. – Оп. 36081. – Д. 1.
4. ЦАМО. – Ф. 8-го ОБ ВНОС. – Оп. 37460. – Д. 9.
5. ЦАМО. – Ф. 8-го ОБ ВНОС. – Оп. 37460. – Д. 4.
6. ЦАМО. – Ф. 8-го ОБ ВНОС. – Оп. 98416. – Д. 3.
7. ЦАМО. – Ф. 8-го ОБ ВНОС. – Оп. 98419. – Д. 5.
8. ЦАМО. – Ф. 8-го ОБ ВНОС. – Оп. 98419. – Д. 2.
9. ЦАМО. – Ф. 8-го ОБ ВНОС. – Оп. 708965. – Д. 21.
10. ЦАМО. – Ф. 8-го ОБ ВНОС. – Оп. 272134. – Д. 1.
11. Зональный государственный архив в г. Полоцке. – Ф. 104. – Оп. 1. – Д. 129. Полоцкий окружной исполнительный комитет.
12. Дейнис, И. П. Полоцк в XX веке (1905 – 1967 гг.)/ И. П. Дейнис. – Полоцк, 1967.
Мужество и героизм белорусских военачальников на фронтах Великой Отечественной войны
В. И. Свекла (Минск)
Среди множества профессий профессия защитника Отечества является одной из самых важных и уважаемых. Ее представители верой и правдой служат ему, но среди них особая роль принадлежит военачальникам и полководцам. Они обладают особой волей и решительностью, творческим умением предвидеть развитие событий, героизмом и воинским мастерством. Эти качества позволяют им с наибольшей эффективностью использовать имеющиеся в их распоряжении силы и средства для достижения победы в ходе сражений и решении задач в мирное время. Анализ боевых действий свидетельствует, что центральной фигурой во всех войнах был и остается солдат, но без умения и таланта командиров высшего звена, их решительности достижение победы невозможно. Оценивая роль и значение полководцев на полях сражений, древние римляне утверждали: «Лучше стадо баранов, предводимое львом, чем стадо львов, предводимое бараном». Такого же мнения о роли полководцев в ходе сражений придерживались великие представители русского народа. «Красна рать воеводою», – утверждал Петр I. «Присутствие опытного и деятельного полководца стоит более целой армии», – таково было мнение А. В. Суворова. Беларусь вправе гордиться своими военачальниками, активными участниками Великой Отечественной войны на всех участках советско-германского фронта. Среди них по воинскому званию: 2 Маршала Советского Союза, 7 генералов армии, 3 маршала родов войск, 25 генерал-полковников, более 400 генерал-лейтенантов и генерал-майоров, 28 адмиралов. По должности: 2 командующих фронтами, 8 начальников штабов фронтов, 10 членов военных советов фронтов и армий, 38 начальников штабов армий, 21 командарм, более 50 командиров корпусов и 152 командира дивизий и бригад. 51 из них удостоен звания Героя Советского Союза, а четверо стали дважды Героями Советского Союза: Маршал Советского Союза И. И. Якубовский, генерал армии И. И. Гусаковский, генерал-майор П. Я. Головачев, полковник С. Ф. Шутов.
К великому сожалению, большинство из них остаются малоизвестными. Кто может что-то сказать о генерал-полковнике Василии Александровиче Юшкевиче, уроженце г. Поставы Витебской обл.? Летом 1941 г. в боях под Минском комдив В. А. Юшкевич командовал 44-м стрелковым корпусом, а в последующие годы – 22, 31-й и 3-й ударной армиями. С 1944 по 1946 г. он командовал войсками Одесского военного округа.
Каждая советская республика послала на фронт своих лучших сынов и дочерей. Более 1 млн 300 тыс. своих земляков направила на защиту Родины и наша республика. Они насмерть стояли под Москвой и Сталинградом, мужественно сражались на Курской дуге, в числе первых форсировали Днепр. Они были и среди тех, кто штурмовал Берлин и освобождал Прагу, кто принес освобождение народам Европы от фашистского ига. В ходе войны особенно проявились такие черты белорусов, как стойкость, храбрость, бесстрашие. Наши воины всегда оставались верными военной присяге и честно выполняли свой гражданский долг по защите Отечества.
Многие из них, обладая высокими боевыми качествами, в период войны прошли трудный и славный путь от командиров частей до командиров соединений и объединений и выросли в крупных военачальников. Приведем несколько примеров.
Франц Иосифович Перхорович перед войной находился на преподавательской работе. С началом войны был назначен командиром полка в воинском звании полковник, а за время войны прошел путь до командующего армией, последовательно занимая должности заместителя командира дивизии, командира дивизии, корпуса и командующего армией. Ему пришлось сражаться на Западном, Воронежском, 1-м Украинском, 2-м и 3-м Белорусских фронтах. Он являлся участником обороны Москвы, освобождения Украины, Польши, Висло-Одерской и Берлинской операций. За мужество и героизм, проявленные при освобождении Варшавы, 27 января 1945 г. ему было присвоено воинское звание генерал-лейтенант. В конце войны стал Героем Советского Союза.
Дважды Герой Советского Союза Иван Игнатьевич Якубовский к началу Великой Отечественной войны был командиром танкового батальона, капитаном. Он участвовал в боях с фашистами под Минском и Могилевом летом 1941 г., защищал Москву. С весны 1942 г. командует 91-й отдельной танковой бригадой, которая героически сражалась под Сталинградом и на Курской дуге. За годы войны И. И. Якубовский участвовал в боевых действиях на восьми фронтах и прошел с боями около 5 тыс. километров. Войну закончил в звании генерал-майора в должности заместителя командира 6-го гвардейского танкового корпуса. Это один из самых ярких талантов среди военачальников-белорусов. В послевоенные годы он стал Маршалом Советского Союза, первым заместителем Министра обороны СССР и Главнокомандующим Объединенными вооруженными силами стран – участниц Варшавского договора.
Георгий Никитич Холостяков начал войну в должности начальника отдела штаба флота в воинском звании капитана 2-го ранга. В 1941 г. он был назначен начальником штаба, а затем командиром Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота. Одновременно с декабря 1943 г. по март 1944 г. исполнял обязанности командующего Азовской военной флотилией, а в декабре 1944 г. был выдвинут на должность командующего Дунайской военной флотилией. 24 мая 1945 г. ему было присвоено воинское звание вице-адмирал. Стал Героем Советского Союза и кавалером двух флотоводческих орденов Ушакова 1-й степени.
Уже летом и осенью 1941 г. генералы-белорусы отличились в боях за Киев, Смоленск, Москву. Среди них командиры корпусов Л. М. Доватор, И. И. Карпезо и др. Среди командиров дивизий необходимо отметить А. А. Борейко, П. П. Корзуна, И. М. Главатского, А. И. Лизюкова, А. Д. Терешкова, П. И. Чернышева и др.
В начале августа 1941 г. Л. М. Доватор был назначен начальником кавалерийской группы, состоявшей из двух сформированных кавалерийских дивизий, и направлен через линию фронта на Смоленщину. Группа оказалась в оперативном тылу немецкой 9-й армии. Воевать против танков и пулеметов конной лавиной нельзя и потому Л. М. Доватор применил тактику партизанских действий: быстрый налет, удар, стремительный отход, отрыв от погони. Она дала блестящий результат и вызвала панический страх у немцев. Были уничтожены более 2500 вражеских солдат и офицеров, 9 танков, более 200 машин, несколько военных складов [1, с. 3]. Враг вынужден был бросить против казаков пехоту и авиацию, а за голову Доватора было объявлено вознаграждение в 100 тыс. марок. Советское командование высоко оценило результаты этой операции и ее командиру было присвоено звание генерал-майора.
В последующие месяцы группа была преобразована в 3-й кавалерийский корпус, сражавшийся в оборонительных боях за Москву на Волоколамском шоссе, рядом с героями-панфиловцами и гвардейской танковой бригадой генерала М. Е. Катукова. За успешные боевые действия корпус был преобразован во 2-й гвардейский кавалерийский, а его командир получил орден Ленина [2, с. 6].
В наступательных боях на земле Подмосковья корпус был переброшен в район Кубинки и прошел по тылам немецко-фашистских войск порядка 150 км, преследуя их отступающие части. 19 декабря войска корпуса встретили упорное сопротивление фашистов у села Палашкино, где и погиб генерал Доватор. За мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Выступая в марте 1944 г. в районе Мозыря перед бойцами и командирами 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, Маршал Советского Союза С. М. Буденный сказал: «Буду жить хоть сто лет и более, но никогда не исчезнет из моей памяти этот человек, полный мужества и отваги, искусный мастер вождения крупных кавалерийских масс. Он и теперь в боевом строю. Товарищи доваторцы, будьте достойны этого имени» [3, с. 154].
Высокую оценку из уст выдающихся Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского получил Петр Николаевич Чернышев, уроженец города Могилева. «18-я ополченская стрелковая дивизия, – писал К. К. Рокоссовский, – прошла умную школу в руках опытного генерала П. Н. Чернышева, героя обороны Смоленска, получившая звание гвардейской в боях за Москву». Г. К. Жуков писал: «На Истринском направлении… развернулись ожесточенные сражения. Особенно упорно дрались наши стрелковые дивизии – 316-я генерала И. В. Панфилова, 78-я полковника А. П. Белобородова и 18-я генерала П. Н. Чернышева» [4, с. 32].
В Сталинградской битве отличились наши земляки: начальник штаба Сталинградского фронта генерал-майор Кирилл Алексеевич Коваленко, начальник артиллерии этого фронта генерал Владимир Эрастович Таранович, начальник оперативного управления фронта генерал Иван Никифорович Рухле, начальник штаба артиллерии фронта генерал Иосиф Станиславович Туновский. До 13 сентября 1942 г. 62-й армией командовал белорус генерал-лейтенант Антон Иванович Лопатин, в этой же армии командовал бронетанковыми и механизированными войсками уроженец г. Борисова генерал Матвей Григорьевич Вайнруб. О командующем армией А. И. Лопатине в своей книге «Сталинградский рубеж» Маршал Советского Союза Н. И. Крылов, возглавивший в то трудное время штаб армии, пишет: «Это был мужественный, опытный и дальновидный военачальник». Оценивая действия А. И. Лопатина в этот период, Г. К. Жуков так отозвался о нем: «Он сделал все, что он мог, и даже больше» [4, с. 36]. В период оборонительных боев под Сталинградом 24-ю армию возглавлял генерал-майор В. Н. Марцинкевич, а во главе ее штаба был генерал-майор П. М. Верхолович. Штаб 21-й армии в Сталинградском сражении возглавлял генерал Валентин Антонович Пеньковский.
Весомый вклад в подготовку и проведение Сталинградской битвы внесли наши земляки, служившие в Главном артиллерийском управлении Красной Армии, – генерал-лейтенант Константин Романович Мышков и генерал-полковник Василий Исидорович Хохлов.
В этой битве отличились также командиры стрелковых дивизий, уроженцы Беларуси Гавриил Станиславович Зданович, Георгий Петрович Исаков, Николай Захарович Галай, Александр Иванович Пастревич, Яков Сергеевич Шарабурко.
Службы тыла 51-й и 28-й армий возглавляли генералы Михаил Петрович Попков и Александр Иосифович Яновский соответственно. Штаб Волжской военной флотилии возглавлял контр-адмирал Павел Алексеевич Трайнин. Начальником политотдела этой флотилии был дивизионный комиссар Петр Тихонович Бондаренко.
В период оборонительных боев на территории Воронежской области 25 июля 1942 г. погиб наш земляк, командующий 5-й танковой армией генерал-майор Александр Ильич Лизюков. А. М. Василевский писал о нем: «Он был хорошо известен руководству Красной Армии как энергичный, волевой, быстро растущий военачальник. Это и позволило Ставке уже в июне 1942 года поставить его во главе одной из первых формируемых танковых армий, возложив на него выполнение ответственного задания. В его славной полководческой деятельности были сражения на воронежской земле. С 6 по 24 июля 1942 года он находился в непрерывных боях в передовых порядках танковых бригад. В августе 1941 года он был удостоен звания Героя Советского Союза за участие в Смоленском сражении. Такого же звания был удостоен и его брат – командир истребительно-артиллерийской бригады» [5, с. 194–195].
В годы Великой Отечественной войны советскими войсками были проведены 51 стратегическая, 250 фронтовых и более тысячи армейских операций. И в каждой из них принимали активное участие военачальники – сыны Беларуси.
Об их участии в Смоленском сражении, битве за Москву и Сталинград было сказано выше. Назовем героев и других сражений.
Одной из решающих битв Второй мировой войны явилась Курская битва. В ней особо следует выделить командующего 2-й воздушной армией генерала С. А. Красовского. Только за один день боев 6 июля 1943 г. летчики этой армии совершили 892 боевых вылета, провели 64 воздушных боя и сбили около 100 вражеских самолетов [4, с. 43]. Зенитчики дивизии под командованием уроженца Витебской обл. генерал-майора Р. А. Дзивина только за 8 дней Курской битвы сбили 88 самолетов – в среднем 11 самолетов в сутки [4, с. 44].
Высокую оценку заслужили генералы ПВО Н. К. Васильков и С. Г. Король от командующего Центральным фронтом К. К. Рокоссовского: «Части Курского корпусного района… успешно справились с поставленной им боевой задачей по прикрытию коммуникаций фронта» [4, с. 43]. Всему личному составу была объявлена благодарность командующего.
Успешно направляли работу штабов А. И. Батюня (40-я армия), В. А. Пеньковский (6-я гвардейская армия), А. В. Петрушевский (13-я армия), С. И. Любарский (10-я армия); командовали корпусами 3. 3. Рогозный, В. К. Урбанович, Я. С. Шарабурко, дивизиями – И. А. Данилович, Ф. И. Перхорович, И. Я. Малошицкий, Н. М. Маковчук, Д. В. Казакевич. За успешную подготовку Курского сражения начальник оперативного управления Красной Арами генерал А. И. Антонов был награжден в числе первых орденом Суворова I степени.
В битвах за город Ленина и Днепр, освобождение Беларуси, Правобережной Украины, Молдовы, европейских стран, в Берлинской операции наши военачальники проявили воинское мастерство, мужество и героизм, 34 из них было присвоено звание Героя Советского Союза.
28 генералов-белорусов погибли в ходе сражений за свободу и независимость родной земли. Все они верой и правдой служили своему Отечеству. Мы должны помнить о них и передавать эту память следующим поколениям.
Литература
1. Кибик, А. Командир казачьих полков / А. Кибик // Белорусская военная газета. Во славу Родины. – 2008. – 27 июня.
2. Данилов, А. Казачий генерал из Витебска / А. Данилов // Белорусская военная газета. Во славу Родины. – 2013. – 24 мая.
3. Иоффе, Э. Г. Советские военачальники на белорусской земле: путеводитель по местам жизни и деятельности / Э. Г. Иоффе. – Минск, 1988.
4. Долготович, Б. Военачальники земли белорусской: энцикл. справ. / Б. Долготович. – Минск, 2005.
5. Василевский, А. М. Дело всей жизни / А. М. Василевский. – Минск, 1988.
Вклад военных медиков в освобождение Беларуси и победу в Великой Отечественной войне
С. Н. Шнитко (Минск)
Военная медицина Беларуси прошла яркий и самобытный путь, отмеченный участием в многочисленных военных конфликтах. Одной из самых страшных и жестоких была и остается Великая Отечественная война.
Оценивая результаты работы белорусских медиков в годы войны, со всей ответственностью можно утверждать, что успехи, достигнутые в лечении раненых и больных, в их возвращении в строй, по своему значению и объему равны выигрышу крупных стратегических операций.
Бывший командующий 1-м Прибалтийским фронтом Маршал Советского Союза И. X. Баграмян после войны писал: «Проблема сохранения жизни, восстановления здоровья огромного числа раненых и возвращения их в строй в самые короткие сроки является одной из самых сложных и актуальных во всей деятельности не только тыла, но и командования войсками всех степеней. Здесь речь идет не только о медицинском обеспечении той или другой операции, но и о сохранении боеспособности наших Вооруженных Сил вплоть до победоносного окончания войны… быстрое восполнение людских потерь за счет возвращения в строй раненых и больных после лечения становится фактором оперативного и даже стратегического значения» [1, с. 5].
Уже первые дни войны ясно показали, что существовавший в СССР государственный подход к восполнению людских потерь за счет отмобилизования из тыловых районов страны все новых и новых людских ресурсов не отвечал сложившимся реалиям и философии разворачивающихся крупномасштабных событий. Государственные органы управления не были в состоянии в достаточном количестве, быстро и качественно подготовить большое количество военнослужащих, имеющих военную специальность и способных в условиях войны управлять современной боевой техникой и вооружением. Тогда же впервые на самом высоком государственном уровне пришло понимание того, что медицина, в том числе и военная, относится не к сфере обслуживания населения, а также раненых и больных на поле боя, а является фундаментальной наукой, способной, используя все имеющиеся знания и практический опыт, сохранить целостность нации, укрепить мощь государства, стать гарантом его суверенитета и безопасности.
В годы Великой Отечественной войны впервые в полной мере была реализована объективная потребность в объединении многогранной деятельности практического здравоохранения и медицинской науки для достижения гуманной и благородной цели – восстановления человеческих ресурсов государства, необходимых для победы над врагом.
В 1941 г. в передовой статье «Забота о раненых» газета «Правда» отметила героический труд тысяч и тысяч медицинских работников на фронте при выполнении ими своих обязанностей: «… Советская медицина, военная хирургия добились огромных успехов в деле ухода за ранеными…75 % раненых после лечения возвращаются в строй. Это – заслуга нашей медицинской науки, заслуга советских медицинских работников. Малый процент заражений, сокращение числа ампутаций – результат внедрения передовых современных методов обработки раненых, результат самоотверженной работы медицинского персонала, оказывающего первую помощь раненому в самых тяжелых и сложных боевых условиях».
В период войны наиболее ярко проявилась государственная составляющая отечественного здравоохранения. Именно в объединении усилий гражданской и военной медицины и родилась современная медицина, соединившая в себе весь накопленный ранее практический опыт и успехи в области теоретической медицинской науки.
Во главе центральных органов управления здравоохранением стояли авторитетные и опытные организаторы и ученые – врачи-лечебники и профилактики. В годы войны выросла целая плеяда талантливых организаторов медицинского обеспечения. Среди них следует назвать имена начальников военно-санитарных управлений белорусских фронтов, отмеченных высокими государственными наградами. Это – начальник военно-санитарного управления Западного (1941–1944 гг.) и 3-го Белорусского (1944–1945 гг.) фронтов генерал-майор (позже генерал-лейтенант) медицинской службы Михаил Михайлович Гурвич; начальник военно-санитарного управления Белорусского и 1-го Белорусского фронтов (1943–1945 гг.) генерал-майор (позднее генерал-лейтенант) медицинской службы Арсений Яковлевич Барабанов; начальник военно-санитарного управления 2-го Белорусского фронта (февраль – май 1944 г.) генерал-майор медицинской службы Модест Абрамович Шамашкин; начальник военно-санитарного управления 2-го Белорусского фронта (май – август 1944 г.) генерал-майор медицинской службы Леонид Романович Маслов; начальник военно-санитарного управления 2-го Белорусского фронта (с августа 1944 г. и до окончания войны) генерал-майор медицинской службы Константин Михайлович Жуков [2].
Особое значение для организации медицинского обеспечения войск имело создание в 1934 г. института главных медицинских специалистов при Главном военно-санитарном управлении РККА. В ходе войны в состав фронтов, армий и эвакуационных пунктов были введены должности главных хирургов, терапевтов и эпидемиологов. Эти должности замещали выдающиеся ученые-медики, уже проявившие себя до войны в различных отраслях военной и гражданской медицины.
Впервые в истории войн хирургическая помощь на всех этапах эвакуации и в тылу была унифицирована. Успешно решались такие важнейшие проблемы, как ранняя транспортная иммобилизация, широкое применение новокаиновых блокад, наложение вторичного шва, сочетание первичной хирургической обработки ран с применением сульфамидных препаратов и антибиотиков. В ходе войны была разработана эффективная система борьбы с травматическим шоком. Уже к 1942 г. была организована специализированная хирургическая помощь воинам, раненным в голову, грудь, живот и конечности, что позволило значительно снизить летальность и частоту осложнений у тяжелораненых. К концу войны были созданы специализированные госпитали для раненных в кисть, стопу и голень. Четкая организация специализированной помощи легкораненым позволила в короткие сроки возвращать в строй миллионы «обстрелянных» бойцов.
Особая роль в организации хирургической работы принадлежала главным хирургам белорусских фронтов. Главным хирургом Западного и 3-го Белорусского фронтов с первых дней и до конца войны трудился генерал-майор медицинской службы Станислав Иосифович Банайтис; главным хирургом Белорусского и 1-го Белорусского фронтов с 19 ноября 1943 г. по 13 августа 1945 г. состоял генерал-майор медицинской службы Виталий Ильич Попов; главными хирургами 2-го Белорусского фронта в разные периоды состояли генерал-майор (позже генерал-лейтенант) медицинской службы Николай Николаевич Еланский, полковник медицинской службы Борис Федорович Дивногорский и подполковник медицинской службы Павел Николаевич Напалков [3].
В годы войны небывало высоких результатов достигла военно-полевая терапия. Была создана стройная система военно-полевой терапевтической службы на всех этапах эвакуации и лечения раненых и больных. Впервые терапевты стали непосредственно участвовать в лечении раненых. Главным терапевтом Красной Армии был уроженец Беларуси Мирон Семенович Вовси. Под его руководством терапевты накопили немало научных наблюдений, создали особую главу научной медицины, посвященную болезням и поражениям внутренних органов у раненых.
Следует отметить огромный вклад в развитие военно-полевой терапии главных терапевтов белорусских фронтов – генерал-майора медицинской службы Петра Ивановича Егорова (Западный фронт – с 31 июля 1941 г. по 1 апреля 1943 г.); полковника медицинской службы Павла Осиповича Дмитриева (Западный и 3-й Белорусский фронты – с февраля 1943 г. по июнь 1944 г.); полковника медицинской службы Бориса Вячеславовича Ильинского (3-й Белорусский фронт); полковника медицинской службы Михаила Федоровича Рябова (Белорусский и 1-й Белорусский фронты – 19 ноября 1943 г. – 13 августа 1945 г.); полковников медицинской службы Алексея Васильевича Куковерова, Александра Андреевича Трегубова, Алексея Николаевича Николаева; подполковника медицинской службы Бориса Александровича Залкинда (2-й Белорусский фронт – в период 1943–1945 гг.) [4].
Неоценимый вклад в создание системы противоэпидемического обеспечения войск внесли руководители противоэпидемической службы. Труд военных эпидемиологов потребовал от них максимальной самоотдачи и большого эмоционального напряжения, а их вклад в победу над фашизмом явился весьма и весьма весомым.
Приказом Народного Комиссара Обороны СССР от 9 мая 1941 г. («Сборник положений об учреждениях санитарной службы военного времени») был учрежден институт главных эпидемиологов фронтов. На этом ответственном посту в период Великой Отечественной войны находились видные ученые-эпидемиологи страны. К когорте эпидемиологической службы Западного и трех Белорусских фронтов относились: генерал-майор медицинской службы Георгий Андреевич Знаменский (1-й Белорусский фронт – ноябрь 1943 г. – июль 1945 г.); полковники медицинской службы Абрам Самойлович Кузьминский (2-й Белорусский фронт – февраль – март 1944 г.), Василий Геннадьевич Дилигенский (2-й Белорусский фронт – с апреля по май 1944 г.), Вольф Осипович Холодовский (2-й Белорусский фронт – июль 1944 г. – май 1945 г.), Терентий Тихонович Позывай (Западный фронт – 1941–1944 гг. и 3-й Белорусский фронт – 1944–1945 гг.) [5].
Совместная работа военных и гражданских органов здравоохранения по профилактике болезней, их активное взаимодействие на фронте и в тылу по предотвращению эпидемий инфекционных и паразитарных болезней, опасных и неотъемлемых ранее спутников любой войны, полностью себя оправдали и позволили создать эффективную систему противоэпидемических мероприятий.
Большой объем работы выполнили главные эпидемиологи Западного и трех Белорусских фронтов в организации и совершенствовании методов медицинского контроля за состоянием здоровья личного состава, санитарно-эпидемиологического надзора за водоснабжением, питанием и размещением войск в полевых условиях. Весомый вклад в проведение указанных мероприятий внесли ученые. Военно-медицинская служба во главе с главными специалистами армий и фронтов создала действенную систему банно-прачечного и дезинфекционного обслуживания. Обмывочно-дезинфекционная техника активно применялась для санитарной обработки личного состава войск и гражданского населения, дезинфекции и дезинсекции обмундирования и личных вещей в полевых условиях и эпидемических очагах. Только в 1943 г. медицинской службой в эпидемических очагах была проведена санитарная обработка более 1,5 млн человек гражданского населения и продезинфицировано 1,7 млн комплектов белья.
В данном контексте можно привести высказывание Маршала Советского Союза А. М. Василевского: «Успехам в лечении раненых и больных, в профилактике эпидемических заболеваний в большой мере способствовали правильный подбор и умелая расстановка кадров, начиная с ГВСУ и кончая медсанбатами. Я знал руководящий состав ГВСУ и главных специалистов. Последние были известны своими трудами не только в нашей стране, но и за ее пределами… Такое впечатление у меня осталось и от руководителей и главных специалистов 3-го Белорусского фронта, которым мне непродолжительное время пришлось командовать в ходе войны…»
Успех работы военных медиков во время войны был достигнут благодаря внедренной в практику системы этапного лечения раненых и больных с эвакуацией по назначению.
Эта система была налажена уже в начале войны и в зависимости от стратегической обстановки постоянно видоизменялась и совершенствовалась. Основные элементы системы заключались в четком и последовательном оказании раненым и больным медицинской помощи, начиная с первой медицинской на поле боя и заканчивая исчерпывающей специализированной в госпитальных базах фронта и тыла страны.
Исключительно важное значение имела сформулированная Е. И. Смирновым в феврале 1942 г. на заседании V пленума Ученого медицинского совета при начальнике ГВСУ военно-полевая медицинская доктрина. В ее основе лежали следующие положения: единое понимание происхождения и развития болезни, единое понимание принципов хирургической и терапевтической работы в полевой санитарной службе; преемственность в лечении раненых и больных на различных этапах эвакуации; обязательное наличие краткой, четкой и последовательной медицинской документации, позволяющей производить полноценную сортировку раненых и больных и обеспечивающей единую систему лечения, равно как и последовательность ее на различных этапах эвакуации; наличие единой школы и единых взглядов на методы профилактики и лечения раненых и больных на разных этапах санитарной эвакуации одного эвакуационного направления.
Борьба за жизнь раненого начиналась сразу после получения им ранения или травмы, непосредственно на поле боя. Весь медицинский персонал ясно осознавал, что главной причиной гибели раненых на поле боя помимо несовместимых с жизнью травм являются шок и кровопотеря. При решении этой проблемы важнейшим условием успеха были сроки и качество оказания первой медицинской помощи, первой врачебной и квалифицированной медицинской помощи.
Особое внимание уделялось требованию выноса раненых с их оружием, что восстанавливало не только человеческий, но и военно-технический потенциал Красной Армии. Так, в приказе Народного Комиссара Обороны СССР № 281 «О порядке представления к правительственной награде военных санитаров и носильщиков за хорошую боевую работу», подписанном 23 августа 1941 г. И. В. Сталиным, предписывалось представлять к награждению санитаров и носильщиков: «1) за вынос с поля боя 15 раненых с их винтовками или ручными пулеметамипредставлять к правительственной награде медалью «За боевые заслуги» или «За отвагу» каждого санитара и носильщика;… 25 раненых… – … орденом Красной Звезды;… 40 раненых… – … орденом Красного Знамени;… 80 раненых… – … орденом Ленина».
По донесениям фронтов, отдельных армий, санитарные потери советской стороны составили более 18 млн человек, в том числе более 15 млн раненых, контуженых и обожженных, 3 млн заболевших и более 90 тыс. обмороженных. В целом за период войны в лечебных учреждениях всех наименований были учтены более 22 млн госпитализированных. Указанные цифры говорят о том огромном объеме работы, который пришлось выполнить советскому здравоохранению.
В результате в строй были возвращены 72,3 % раненых и 90,6 % больных солдат и офицеров. В абсолютных показателях эти данные впечатляют: продолжили сражаться против врага свыше 17 млн человек. Даже в самый трудный первый год войны ежемесячно в строй возвращались 100–200 тыс. раненых и больных. Анализируя приведенные цифры, участник войны академик Российской академии медицинских наук генерал-полковник медицинской службы Федор Иванович Комаров сделал вывод: «Война была выиграна в значительной степени солдатами и офицерами, возвращенными в строй медицинской службой».
Учитывая современные военные реалии, следует особо отметить, что самоотверженная деятельность медиков в годы Великой Отечественной войны проходила на фоне единства представителей всех национальностей Советского Союза. Труд медиков был высоко оценен. Более 116 тыс. человек личного состава военно-медицинской службы и 30 тыс. тружеников гражданского здравоохранения в годы войны были награждены орденами и медалями. 41 медицинский работник удостоен высшей степени отличия – звания Героя Советского Союза. За выдающиеся заслуги перед Родиной 13 военных медиков удостоены полководческих орденов, 18 стали кавалерами ордена Славы трех степеней. Высшим знаком отличия Международного Комитета Красного Креста – медалью Флоренс Найтингейл – отмечены 44 медицинские сестры. За достижение отличных результатов во время войны 39 военных госпиталей, медико-санитарных батальонов и ряд других медицинских частей и учреждений награждены орденами.
Героями Советского Союза стали и медицинские работники – уроженцы Беларуси: Зинаида Михайловна Туснолобова-Марченко – фронтовая санитарка, старшина медицинской службы; Надежда Викторовна Троян – до войны студентка Минского медицинского института, затем подпольщица, партизанка, в послевоенные годы кандидат медицинских наук; Петр Михайлович Буйко – военврач 3-го ранга, профессор Киевского медицинского института, доктор медицинских наук, подпольщик, казнен фашистами в октябре 1943 г. Звание Героя Советского Союза было также присвоено (посмертно) Евгению Владимировичу Клумову – профессору Минского медицинского института, подпольщику, казненному в марте 1944 г.
В заключение приведем слова некоторых выдающихся советских военачальников, прозвучавшие в адрес медицинских работников.
Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский: «Армия и отдельные соединения пополнялись в основном солдатами и офицерами, вернувшимися после излечения из фронтовых армейских госпиталей и из медсанбатов. Поистине наши медики были тружениками-героями. Они делали все, чтобы скорее ставить раненых и больных на ноги и дать им возможность снова вернуться в строй».
Маршал Советского Союза И. С. Конев: «… Наши фронтовые медики совершили множество подвигов и на поле боя, и в госпитальных условиях, возвращая в строй тысячи и тысячи раненых бойцов и командиров. Здесь уместно сказать, например, что из числа раненых 80 % возвращались из госпиталей в свои части и подразделения».
Но высшая оценка подвига советских медиков в годы Великой Отечественной – это память потомков, память о людях, об их бессмертных делах на благо и во имя спасения ближнего.
Опыт, приобретенный медицинской службой армии и флота в годы Великой Отечественной войны, имеет непреходящее значение. Его объективный критический анализ в сопоставлении с современной действительностью, несомненно, способствует совершенствованию медицинского обеспечения деятельности современных Вооруженных Сил Республики Беларусь.
Литература
1. Баграмян, И. X. Всемерно повышать боеготовность медицинской службы // И. X. Баграмян / Воен. – мед. журн. – 1963. – № 5.
2. Алексанян, И. В. Руководители медицинской службы фронтов и флотов в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. / И. В. Алексанян, М. Ш. Кнопов. – М., 1992.
3. Алексанян, И. В. Главные хирурги фронтов и флотов в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. / И. В. Алексанян, М. Ш. Кнопов. – М., 1985.
4. Алексанян, И. В. Главные терапевты фронтов и флотов в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. / И. В. Алексанян, М. Ш. Кнопов. – М., 1987.
5. Кнопов, М. Ш. Военная эпидемиология в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. / М. Ш. Кнопов. – М., 2005.
Секция 3
Деятели сельскохозяйственной науки БССР в годы Великой Отечественной войны
В. И. Кузьменко (Минск)
В годы военного лихолетья деятели сельскохозяйственной науки разделили судьбу всего белорусского народа, прошли через тяжелейшие испытания, приняли активное участие в противостоянии с врагом. Ввиду быстрого продвижения немецко-фашистских войск властям БССР осуществить организованную эвакуацию научных учреждений и вузов из западных и центральных районов республики не удалось. Это касалось и учреждений сельскохозяйственного профиля. Уже в первые дни войны обычная их деятельность оказалась прерванной. На организованных собраниях и митингах в Белорусской сельскохозяйственной академии в Горках, Витебском ветеринарном институте, других сельскохозяйственных научных заведениях люди выражали свое возмущение вероломным нападением фашистской Германии на СССР, высказывали намерение встать на защиту родной земли. На второй день войны в Минске состоялся митинг работников Академии наук БССР, в нем принимали участие и сотрудники Института социалистического сельского хозяйства АН БССР. Выступавшие гневно осудили фашистскую агрессию и выразили готовность противостоять врагу. Многие направились в военкоматы, старались попасть в состав армейских частей. Однако после массированной, ужасающей по своим последствиях бомбежки Минска 24 июня 1941 г. думать об организованной эвакуации научных учреждений уже не приходилось. Ученым, как и многим другим людям, в одиночку и группами пришлось пробиваться из белорусской столицы в глубь советской территории.
В восточной Белоруссии эвакуация была хорошо организована. Отсюда власти смогли эвакуировать около 60 научно-исследовательских заведений и опытных производств, в том числе некоторые сельскохозяйственные, многие ученые покидали зону линии фронта самостоятельно. Удалось эвакуировать и несколько вузов, в том числе в глубь СССР были направлены сотрудники Витебского ветеринарного института и Белорусской сельскохозяйственной академии.
Ученые белорусской сельскохозяйственной отрасли, как и многие другие наши земляки, воевали на разных фронтах Великой Отечественной войны. Они были заняты на различных должностях, за выдающиеся достижения были удостоены многочисленных наград. Кто-то сумел пройти всю войну и уцелеть. Иные погибли и похоронены в различных регионах Восточной и Центральной Европы. О ком-то в источниках, относящихся к военному времени, можно найти немало информации, о других – лишь несколько скупых строчек.
И. Н. Лаврик в конце 30-х годов XX в. работал научным сотрудником Института агропочвоведения и Института социалистического сельского хозяйства АН БССР. Попав в Красную Армию, на фронт, в 1941 г. служил командиром орудия в подразделении управляемых пусковых установок. Погиб в бою на российской земле 2 октября 1941 г.
Директор Института социалистического сельского хозяйства АН БССР А. Н. Урсулов тоже начал воевать в 1941 г. Служил начальником штаба 32-го гвардейского артиллерийского полка, прошел всю войну и погиб в Польше 1 марта 1945 г. Похоронен в г. Ченстохов.
Репрессированный перед войной кандидат наук А. И. Черненков (выпускник БСХА, старший научный сотрудник Ботанического сада) в 1942 г. был освобожден из заключения и призван в Красную Армию. Воевал на фронте рядовым 256-й стрелковой дивизии и погиб под Ленинградом в феврале 1943 г. В 1957 г. был реабилитирован.
Агрохимик С. И. Шарунич в 1939 г. окончил БСХА, в 1939–1941 гг. был аспирантом Института социалистического сельского хозяйства АН БССР. Воевал на различных фронтах с 1941 по 1945 г., командовал гвардейской ротой, остался жив, награжден орденом Красной Звезды, медалью «За освобождение Варшавы», после войны вернулся в аспирантуру родного института.
Гидротехник НИИ болотного хозяйства (Минск) И. М. Рубенчик на фронте прошел путь от рядового до командира батальона самоходных орудий. После войны вернулся в белорусскую столицу, начал работать на Минской опытной болотной станции.
И. В. Филипенко (в 1935 г. окончил БСХА, работал в Институте социалистического сельского хозяйства АН БССР) войну начал в июне 1941 г. на Западном фронте. Затем были Калининский, Брянский, 3-й Белорусский фронты. Начав свой боевой путь помощником командира автотранспортного взвода, он вырос до начальника артиллерии 171-го гвардейского стрелкового полка 1-й гвардейской стрелковой дивизии. В боях в Восточной Пруссии осенью 1944 г. был тяжело ранен. За боевые заслуги был неоднократно награжден, в том числе такой высокой наградой, как орден Александра Невского (в 1944 г.).
В 1945-м, демобилизовавшись, он снова пришел на работу в свой институт в Минске.
В 1941 г. был призван в ряды Красной Армии и И. Т. Чернявский (перед войной – заведующий отделом экономики сельского хозяйства Института экономики АН БССР). С осени 1941 г. до весны 1942 г. он служил командиром батареи 910-го артиллерийского полка 338-й стрелковой дивизии 33-й армии. В апреле 1942 г., попав в окружение, был контужен и взят гитлеровцами в плен. В плену выжил и после освобождения в мае 1945 г. вновь влился в ряды РККА. Последнее воинское звание – старший лейтенант. В том же году был награжден медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне». Как видим на этом примере, отношение советских властей к попавшим в плен не было огульно репрессивным. И. Т. Чернявского и в офицерской должности восстановили, и наградой не обделили. В армии он служил до ноября 1945 г., а затем вернулся в Минск, в свой институт на работу в прежней должности.
С 1941 г. сражался на фронте и научный сотрудник Всесоюзного НИИ болотного хозяйства в Минске А. Ф. Данилович. В 1942 г. он попал в плен, был вывезен в Чехословакию, где до 1945 г. был вынужден работать на угольной шахте.
М. М. Севернёв (после войны – академик ВАСХНИЛ, академик-секретарь Западного отделения ВАСХНИЛ) с 1941 г. был руководителем подпольной организации в деревне Головчин Белыничского района Могилевской области, затем бойцом 122-го партизанского полка «За Родину», с июля 1944 г. и до конца войны – командиром минометного расчета 1291-го стрелкового полка на 1-м Прибалтийском фронте. Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За взятие Кенигсберга» [1].
В летние месяцы 1941 г. Красная Армия и население БССР оказали на белорусской земле героическое сопротивление наступающим немецким войскам. Тем не менее к началу осени 1941 г. противник полностью захватил Беларусь, установив тяжелейший оккупационный режим. Верховными кругами нацистской Германии ставка была сделана на геноцид и колонизацию захваченных регионов. Варварскими методами оккупационная политика проводилась в Беларуси в социально-культурной сфере, жестко силовой, истребительный подход и здесь был доминирующим. Культурное достояние народа Беларуси повергалось в прах. Подавляющее большинство научных учреждений и вузов БССР было разгромлено и разграблено. Захватчиками они нередко превращались в тюремные застенки. Так, например, случилось с рядом сооружений Горецкой сельскохозяйственной академии, где пытали и мучили патриотов, оказавших нацистам сопротивление. Аудитория № 81 учебного корпуса сельхозакадемии считалась камерой смертников. После изгнания врага на ее стенах были обнаружены предсмертные надписи-послания многих людей. В академическом саду гитлеровцы расстреляли несколько тысяч человек.
Партизанское движение в Беларуси в 1941–1944 гг. получило большой размах, признано наиболее активным в Европе в годы Второй мировой войны. В рядах борцов с фашизмом находились выходцы из самых разных социальных слоев населения, люди разнообразных профессий, в том числе и представители белорусской сельскохозяйственной науки. Источники содержат немало примеров их героической деятельности в ходе развернувшейся борьбы против оккупантов. В партизанских отрядах сражались с захватчиками сотрудники Института социалистического сельского хозяйства АН БССР Ю. И. Гавриленко, И. И. Финкевич, К. В. Хатышев, В. И. Зенкевич. В частности, К. В. Хатышев был бойцом партизанского отряда «За Родину» бригады «Беларусь», действовавшего в Руденском районе Минской области. В. И. Зенкевич по заданию Белорусского штаба партизанского движения дважды направлялся в тыл противника. Еще одна довоенная сотрудница названного института А. И. Абрамчук с 1941 по 1944 г. была связной партизанского отряда им. И. К. Пономаренко 27-й партизанской бригады им. В. И. Чапаева Минской области, имела правительственные награды. Е. Д. Нагорская, окончившая БСХА и работавшая перед войной научным сотрудником Республиканской опытной станции животноводства, в 1942–1944 гг. являлась связной партизанских бригад «Вперед» Гомельской области и им. Н. А. Щорса Барановичской области. 3. С. Тарасенко в 1935 г. окончил Мичуринский плодоовощной институт, в 1938–1941 гг. учился в аспирантуре Академии наук БССР. Оказавшись в оккупированном Минске, уже в 1942 г. установил связь с несколькими партизанскими отрядами, выполнял задания их командования. Летом 1944 г. ушел на фронт, был артиллеристом. Награжден тремя медалями «За отвагу», медалями «За освобождение Праги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Еще одна партизанская связная (спецгруппы НКГБ БССР «Соседи») О. К. Черненкова (до войны – научный сотрудник Ботанического сада АН БССР) в феврале 1944 г. в Минске была арестована СД, содержалась в тюрьме, потом – в Тростенце, откуда была вывезена в концлагерь в Германию. Ей удалось выжить, дождаться освобождения союзными войсками. Героически проявила себя в партизанской борьбе выпускница БСХА, работавшая несколько лет перед войной старшим научным сотрудником Института биологии АН БССР, Л. И. Ярышко. Эта отважная женщина закончила школу инструкторов-подрывников в советском тылу и в ноябре 1942 г. была заброшена в партизанскую бригаду имени ВЛКСМ (Витебская область). Она обучала подрывному делу партизан отряда «Сибиряк», других подразделений бригады. В декабре 1942 г. во время боевой операции на железной дороге была ранена. Погибла в феврале 1943 г.
Ряд представителей белорусской сельскохозяйственной науки активно работали на Победу в условиях эвакуации в различных регионах Советского Союза: Ю. А. Вейс работал в Воронежском сельскохозяйственном институте, Т. Н. Годнев – в таком же институте в Свердловске, А. И. Лаппо – в Новосибирском сельхозинституте и т. д.
Представители сельскохозяйственной науки Беларуси активно участвовали в возобновлении работы учреждений Академии наук БССР в советском тылу 6 января 1942 г. в Ташкенте состоялось заседание Президиума АН БССР. На нем присутствовали и представители белорусской сельскохозяйственной науки А. Р Жебрак и О. К. Кедров-Зихман. Президиум рассмотрел ряд организационных вопросов деятельности белорусских ученых в Узбекской ССР 12 января 1942 г. ЦК КП(б) Узбекистана был утвержден представленный белорусской стороной «План научных работ коллектива АН БССР на 1942 г.», в котором была отражена и сельскохозяйственная тематика. В частности, предполагалось разрабатывать вопросы внедрения в условиях Узбекистана зерновых культур, естественного восстановления почвы, подъема животноводства. Академики АН БССР А. Р. Жебрак и Е. К. Алексеев, член-корреспондент М. Г. Чижевский поставили целью внедрение сахарной свеклы в местных условиях и выведение устойчивых к вредителям и болезням типов пшеницы.
С течением времени ученых начали отзывать в Москву, где с первой половины 1943 г. разворачивали работу восстанавливаемые научные подразделения АН БССР. В структуре АН БССР (в эвакуации) в 1943 г. уже имелось Отделение естественных и сельскохозяйственных наук. В его состав входил и восстановленный Институт социалистического сельского хозяйства (директором был назначен С. С. Захаров).
Как и все граждане СССР во время войны, белорусские эвакуированные ученые отдавали свои силы и способности делу борьбы с фашистской агрессией, старались принести максимальную пользу стране.
В частности, академик А. Р. Жебрак работал по следующим темам: восстановление семеноводства зерновых культур в БССР, выведение сортов озимой и яровой пшеницы для БССР, экспериментальное изучение амфидиплоидных типов пшеницы и их селекция. По первой теме А. Р. Жебраком была подготовлена работа о наиболее распространенных и стандартных сортах сельхозкультур Беларуси. Вторая тема изучалась им на материалах, собранных в Западной Беларуси (он сумел вывезти в РСФСР несколько ценных популяций местной пшеницы, отселекционировал их и размножил). Как пишет Н. В. Токарев, академиком был выведен из образцов ряд перспективных линий, которые были размножены до необходимого количества для передачи их в Госсортсеть, а после освобождения Беларуси в Наркомат земледелия БССР им было передано около трех тонн элитных семян озимой пшеницы своей селекции. В итоге работы по третьей названной теме ученым было получено значительное число амфидиплоидных типов пшеницы, характеризовавшихся иммунитетом к различным заболеваниям и очень высоким весом зерна [2, с. 116–117]. Полученные данные А. Р. Жебрак отразил в книге «Синтез новых видов пшениц», вышедшей в свет в 1944 г. (опубликована в СССР и в том же году за рубежом – в журнале «Nature»).
Нужно отметить, что борьба в науке в среде генетиков продолжалась и в военное время, только в более скрытой форме. Именно в военный период, в начале 1945 г. А. Р. Жебрак написал свою известную статью «Советская биология», опубликованную через несколько месяцев в американском журнале «Science» («Наука») и принесшую ему вскоре столько бед. Общеизвестно сегодня, что о содержании направляемой в США статьи А. Р. Жебрака в 1945 г. хорошо знали высокопоставленные функционеры в ЦК ВКП(б) и советском правительстве. Возражений по ее публикации в научном журнале страны – союзника в войне с Германией не было. В апреле 1945 г. статья была отредактирована и утверждена в высших советских идеологических структурах.
Изучение личных дел известных представителей сельскохозяйственной науки Беларуси в ЦНА НАН Беларуси позволило выявить ряд интересных других детализированных материалов о их работе в эвакуации, в советском тылу. Вот некоторые из них. Так, И. Ф. Гаркуша в 1942–1944 гг. работал директором почвенно-агрохимической лаборатории Туркменского филиала Академии наук СССР в г. Ашхабаде (с августа 1944 по 1952 г. – проректор по научной работе Белорусской сельскохозяйственной академии в Горках Могилевской области, с 1952 г. – ректор БСХА). В 1943–1944 г. в Туркменском филиале АН СССР им были выполнены в рукописных вариантах работы «Почвенная карта Туркмении», «Почвенный покров Туркмении и перспективы его исследования», «Почвы Копет-Дага», «Почвы Больших Балхан», «Почвы Малых Балхан».
В одном из документов раннего послевоенного времени о работе академика Е. К. Алексеева в эвакуации сказано: «Во время Великой Отечественной войны автором была выполнена значительная работа по культуре сахарной свеклы в Самарканде (1941–1943 гг.), куда автор был эвакуирован. Весною 1942 г. впервые в Узбекской ССР предпринимались посевы сахарной свеклы на крупной площади в 70 тыс. га орошаемых земель. Это был военный заказ фронта. Автор проводил курсы по агротехнике поливной свеклы для подготовки агрономов, бригадиров колхозов, составил специальную популярную брошюру, напечатанную к весне 1942 г. (Сахарная свекла в Самаркандской области. Самарканд, 1942). В заложенных автором полевых опытах были подтверждены преимущества предложенных им двухстрочных ленточных посевов сахарной свеклы… Кроме того, под его руководством узбекской бригадой была проработана техника воздушно-солнечной сушки сахарной свеклы, имевшая в Узбекистане большие практические перспективы и в послевоенное время».
О периоде Великой Отечественной войны интересные сведения имеются в автобиографии А. Г. Медведева: «С 1936 г. по 1941 г. заведовал кафедрой почвоведения Белорусской сельскохозяйственной академии. В 1941 г. при эвакуации был направлен НКЗ РСФСР в г. Троицк Челябинской области, где работал в школе среднего сельскохозяйственного образования и старшим научным сотрудником Троицкого опытного поля по 1944 г. включительно… В Троицке написал работы «Краткие итоги работ Троицкого опытного поля по орошаемому земледелию Челябинской областной сельскохозяйственной опытной станции за 1936–1944 гг.» и «Влияние различных доз парникового перегноя на полевую влагоемкость супесчаного чернозема». Обе – в 1944 году… В 1946 г. награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» [3].
Плодотворная, активная работа в советском тылу представителей сельскохозяйственной науки Беларуси была признана научным сообществом. В январе 1944 г. в Москве состоялась юбилейная сессия Академии наук БССР. Она была посвящена 25-летию образования Белорусской Советской Социалистической Республики. На ней в числе других с докладами о развитии науки в Беларуси за годы советской власти выступали и ученые сельскохозяйственного профиля: академики АН БССР Т. Н. Годнев, Е. К. Алексеев, Ю. А. Вейс, член-корреспондент Н. В. Найденов и др.
Среди группы ученых академии, удостоенных в ознаменование юбилея БССР правительственных наград, были академики АН БССР Т. Н. Годнев, А. Р. Жебрак, О. К. Кедров-Зихман (награждены орденом Трудового Красного Знамени). Тогда же звание заслуженного деятеля науки БССР было присвоено А. Р. Жебраку и Т. Н. Годневу [2, с. 122–123].
Летом 1944 г. немецко-фашистские оккупанты были изгнаны из Беларуси. В республике начались восстановительные работы, в том числе и в научных учреждениях сельскохозяйственного профиля. Ученые сельскохозяйственных научных учреждений БССР вместе со всем населением республики в 1944–1945 гг. и позже приложили огромные усилия для восстановления разрушенного врагом. Делались первоначальные шаги по восстановлению учреждений, структур сельскохозяйственной науки БССР. Так, уже 22 августа 1944 г. постановлением Совнаркома БССР была возобновлена деятельность Белорусской плодоовощной опытной станции в Лошице. 26 августа 1944 г. СНК еще одним постановлением запустил процесс восстановления Белорусской научно-исследовательской станции механизации сельского хозяйства под Минском. Осенью 1944 г. возобновилась работа Ганусовской опытной станции в г. Несвиж Барановичской области. В это же время началось восстановление Ботанического сада и Института социалистического сельского хозяйства АН БССР, воссоздание структур БСХА в Горках и Витебского ветеринарного института. С конца 1944 г. также восстановила свою работу Белорусская научно-исследовательская ветеринарная опытная станция в Витебске.
В 1944–1945 гг. белорусскими учеными, вернувшимися из эвакуации, партизанских отрядов, армии, научно-исследовательская работа была успешно налажена. В апреле 1945 г. в Минске состоялась первая после изгнания врага с белорусской земли сессия общего собрания Академии наук БССР. В числе других в работе сессии приняли участие представители белорусских наркоматов земледелия, мелиорации, ученые Тимирязевской сельхозакадемии, московских институтов торфа, каучука. Среди прочих на сессии был заслушан и обсужден доклад академика АН БССР Е. К. Алексеева «Основные пути восстановления и развития полеводства». По другим вопросам развития сельского хозяйства сделали сообщения академики АН БССР Т. Н. Годнев и Ю. А. Вейс, профессоры А. И. Лаппо и Н. А. Дорожкин. По заслушанным докладам и сообщениям Президиумом АН БССР были приняты соответственные решения и направлены в правительственные структуры Беларуси.
Ученые сельскохозяйственного профиля вместе со всей белорусской интеллигенцией в военное время заняли свое место в рядах защитников родной земли, внесли достойный вклад в Победу.
Источники и литература
1. Центральный научный архив Национальной академии наук Беларуси (далее – ЦНА НАНБ). – Фонд 2. – Он. 1. – Д. 22241.
2. Токарев, Н. В. Академия наук Белорусской ССР: годы становления и испытаний (1929–1945) / Н. В. Токарев. – Минск, 1988.
3. ЦНА НАНБ. – Фонд 2. – Он. 1. – Д. 493.
П. К. Пономаренко как один из организаторов партизанского движения на оккупированной территории БССР и СССР в 1941–1942 гг.
Э. Г. Иофф е (Минск)
В начальный период Великой Отечественной войны Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко был членом военных советов Западного, Центрального и Брянского фронтов. Пономаренко с большой энергией включился в выполнение директив партии и правительства СССР по мобилизации сил Белорусской ССР для отпора врага, в том числе для создания на захваченной нацистами территории партийно-комсомольского подполья и партизанских отрядов.
Три года на оккупированной территории Беларуси дни и ночи полыхало пламя небывалой по своим масштабам и характеру, беспримерной партизанской борьбы. В тылу врага были созданы и вели активную вооруженную борьбу 213 партизанских бригад и 258 отдельных отрядов, в которых насчитывалось 374 тысячи бойцов. Почти 400 тысяч человек находились в партизанском резерве.
Следует отметить, что к началу Великой Отечественной войны партизанское движение не имело ни готовых боевых сил, ни заранее разработанных организационных форм. Они создавались в условиях жесточайшей схватки с немецкими оккупантами, непосредственно в тылу врага.
29 июня 1941 г. в директиве ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР партийным и советским организациям прифронтовых областей была поставлена задача «в занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной сети, поджога складов и т. д.».
3 июля 1941 г. эта директива была фактически озвучена И. В. Сталиным в обращении к советскому народу. Сталин, в частности, призвал к партизанской войне в тылу врага: «…в занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие. Создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской борьбы всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телеграфной и телефонной связи, поджога лесов, складов и обозов..»[1, с. 15].
Выступление Сталина носило декларативный характер, и выполнение поставленных задач не было обеспечено реальными действиями власти в вопросах организации партизанского движения. Народная борьба в тылу сильного противника требовала всесторонней подготовки. Однако после выступления Сталина усилилось поспешное формирование и переброска в тыл без должной подготовки партизанских отрядов и диверсионных групп. Между тем не была даже сформулирована их основная задача: отрезать вражеские войска от источников снабжения [2, с. 123].
30 июня 1941 г. ЦК Компартии Беларуси издал директиву № 1 «О переходе на подпольную работу партийных организаций районов, занятых врагом».
1 июля 1941 г. была принята директива № 2 «Партийным, советским и комсомольским организациям о развертывании партизанской войны в тылу врага».
В этих документах ставилась задача создать на всей оккупированной территории республики густую сеть подпольных организаций и групп, партизанских отрядов, ведущих в самых различных формах непрерывную борьбу с противником.
Решая поставленную задачу, обкомы и райкомы КП(б)Б в июле – августе 1941 г. развернули на неоккупированной части республики широкую подготовку к подпольной деятельности, подбирали кадры для формирования партизанских отрядов, комплектовали диверсионные группы. Центральный комитет Компартии Беларуси и обкомы партии в 1941 г. направили в тыл врага 437 групп и отрядов общей численностью свыше 7000 человек.
Однако не все созданные в начале войны отряды и группы смогли выполнить свою задачу. Часть из них не сумела закрепиться на оккупированной территории и отошла вместе с войсками Красной Армии, другие были рассеяны при переходе линии фронта или в первых боях, и сведений о судьбе большинства из них в архивных материалах не сохранилось. По документальным источникам прослеживается история 99 отрядов, действовавших на оккупированной территории Беларуси во второй половине 1941 г.
Непосредственной работой по развертыванию подполья и партизанского движения занимались секретари ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко, Г. Б. Эйдинов, П. 3. Калинин, В. Г. Ванеев, В. Н. Малин, Н. Е. Авхимович, Т. С. Горбунов, И. И. Рыжиков, И. П. Ганенко, секретари обкомов, райкомов, другие ответственные партийные и советские работники, а также командиры, военнослужащие Красной Армии, прорвавшиеся из окружения или бежавшие из немецкого плена.
В конце июня – начале июля 1941 г. в лесном массиве под Могилевом ЦК Компартии Беларуси создал оперативный центр по отправке в тыл врага групп для организации на местах партийного подполья и партизанских отрядов. 2 июля 1941 г. первый секретарь ЦК КП(б)Б, член Военного совета Западного фронта П. К. Пономаренко направил телеграмму И. В. Сталину, в которой были такие строки: «1. В Белоруссии развернулось партизанское движение. Например, в Полесской области каждое село, колхоз имеют партизанский отряд (скорее всего, это преувеличение. – Э. И). Коммунисты оставлены нами на подпольной работе для организации и руководства. Оставлено и отобрано и послано около 1500 чел[овек] отборных людей. Сегодня мной послано 50 отрядов в занятые районы с особо важным заданием, смысл которого не доверяю бумаге. Результаты сказываются уже сейчас…» [3, с. 196].
В этой же телеграмме Пономаренко предложил создать управление по руководству партизанской борьбой при штабе Западного фронта. Он писал: «Охотно это дело возглавил бы я, так как занимаюсь этим сейчас, знание кадров и условий многому помогут. Заместителями назначить Цанаву, НКГБ, и Матвеева, НКВД. Практически это почти сделано» [3, с. 196].
Не позднее 12 июля 1941 г. П. К. Пономаренко направил записку И. В. Сталину, которую затем озаглавили «Развертывание партизанского движения». В ней говорилось: «…Во всех оставленных районах мы оставили организованный партизанский отряд. Всего оставлено свыше 3000 человек…
Все больше и больше начинаем получать сведения о прекрасных действиях партизан…
Партизанские отряды сейчас поголовно вооружаются бутылками с горючим, т. к. это у них пока единственное и верное средство сжигать танки и наиболее удобное средство для сжигания автомашин и самолетов, при нападении на дороги, аэродромы, стоянки и т. д…
В заключение еще повторяю просьбу помочь оружием для колхозников, коммунистов и комсомольцев, т. к. фронт не выделяет, кроме гранат, мне ничего…» [3, с. 210–211].
12 июля 1941 г. записка поступила в Секретариат Г. М. Маленкова, а 13 июля была направлена в Народный комиссариат обороны Л. 3. Мехлису [3, с. 210].
Через пять дней – 18 июля 1941 г. – вышло строго секретное постановление ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск». В нем отмечалось: «…В войне с фашистской Германией, захватившей часть советской территории, исключительное значение приобрела борьба в тылу германской армии… В этой борьбе с фашистскими захватчиками мы имеем много еще неиспользованных средств, много упускаемых нами возможностей для нанесения тяжелых ударов по врагу…
Чтобы придать всей этой борьбе в тылу германских войск самый широкий размах и боевую активность, необходимо взяться за организацию этого дела на месте самим руководителям республиканских, областных и районных партийных и советских организаций, которые должны в занятых немцами районах лично возглавить это дело» [3, с. 217].
Несомненно, одной из «упущенных возможностей», о которых говорилось в постановлении ЦК ВКП(б), следует считать то, что не был своевременно создан единый всесоюзный орган по управлению партизанскими отрядами, наделенный необходимыми полномочиями и укомплектованный профессиональными кадрами. Сталин и Политбюро ЦК ВКП(б) считали вполне достаточным «для руководства всеми действиями против немецких оккупантов» развернуть на захваченной врагом территории «сеть наших большевистских подпольных организаций» [3, с. 217].
Нельзя не согласиться со следующей мыслью российского историка А. С. Князькова: «Это была не совсем удачная попытка механически применить сложившуюся систему партийного руководства советским обществом в мирное время для борьбы с хорошо подготовленным к подавлению народного сопротивления противником. Ее половинчатость и полумерность скорее подтвердились самой практикой борьбы. Несмотря на энергичные и жесткие меры, принятые по созданию сети партийного подполья, закрепилось оно главным образом при крупных партизанских отрядах, а не в населенных пунктах, как того требовали руководящие директивы, и влияние его на размах народной борьбы носило очаговый характер. Не имея постоянной и надежной связи с Большой землей и своего полномочного представителя в советском тылу, созданные подпольные обкомы и райкомы партии не решали проблемы централизованного управления партизанскими силами» [4, с. 41].
Высшее партийное и военное руководство СССР осознавало необходимость централизации управления руководства партизанским движением. Об этом свидетельствует предпринятая еще в июле 1941 г. попытка ЦК ВКП(б) создать специальную комиссию в составе Л. 3. Мехлиса, П. К. Пономаренко и других, на которую возлагалось бы руководство деятельностью подпольных организаций в тылу противника. Однако никаких документов о ее работе не обнаружено, и, таким образом, это постановление, скорее всего, осталось на бумаге.
К сожалению, в аппарате ЦК ВКП(б) в то время не было не только отдела, но даже сектора, который занимался бы вопросами партийного руководства борьбой в немецком тылу. Поэтому основная тяжесть этой важной и необходимой работы была возложена на центральные комитеты компартий союзных республик, оккупированных врагом, на их областные, городские и районные комитеты, а также на партийно-политические структуры действующих фронтов и армий.
Уже в первых числах июля 1941 г. политуправлениями Западного и Северо-Западного фронтов с целью оказания практической помощи местным подпольным партийным органам и партизанским отрядам в тылу врага были разработаны памятки-инструкции по организации и деятельности партизанских отрядов и диверсионных групп.
За партизанское движение на Западном фронте и в ряде армий отвечали соратники П. К. Пономаренко – секретари ЦК Компартии Беларуси Т. С. Горбунов (представитель ЦК КП(б)Б в политуправлении фронта) и И. П. Ганенко (заместитель начальника политуправления фронта), в 19-й армии – член Военного совета, секретарь ЦК КП(б)Б В. Г. Ванеев, в 13-й армии – члены Военного совета, секретари ЦК КП(б)Б В. Н. Малин и И. П. Ганенко, в 21-й армии – член Военного совета, секретарь ЦК КП(б)Б П. 3. Калинин, в 3-й армии – член Военного совета, секретарь ЦК КП(б)Б В. Я. Власов. Первый секретарь Гродненского горкома партии И. Б. Позняков, который 30 июля 1941 г. покинул занятую врагом территорию, 1 августа 1941 г. был назначен начальником 8-го отделения 3-й армии [5, л. 325; 6, л. 89].
Спустя 41 год начальник ЦШПД П. К. Пономаренко напишет: «Работа армейских политорганов по организации партизанского движения, особенно в первый период войны, имела большое значение и являлась серьезной помощью партийным органам областей и республик. Политорганы оказывали влияние на обстановку в тылу противника. Главным в их деятельности стала широчайшая по масштабам и непрерывная в течение всей войны информация населения о положении на фронтах и задачах советских граждан по оказанию помощи Красной Армии, разоблачение лживой фашистской пропаганды, разъяснение истинных целей вторгшихся поработителей»[7, с. 32–33].
В некоторых республиках СССР для руководства антинацистской борьбой в целом и партизанским движением в частности создавались специальные органы. Так, ЦК Компартии Украины уже 30 июня 1941 г. создал в своем аппарате оперативную группу во главе с секретарем ЦК М. С. Спиваком, а в июле 1941 г. – республиканское управление по руководству партизанскими отрядами и диверсионными группами во главе с заместителем наркома внутренних дел, начальником управления пограничных войск НКВД Украины Т. А. Строкачем.
В числе первых в Беларуси начали действовать партизанские отряды под командованием В. 3. Коржа, Ф. И. Павловского и Т. П. Бумажкова, М. Ф. Шмырева, А. И. Далидовича и др.
Нельзя не согласиться с белорусским историком А. М. Литвиным, утверждающим, что в Беларуси в отличие от Украины в 1941 г. специальных групп по руководству партизанской борьбой в структуре партийных органов не создавалось. В 1972 г. П. К. Пономаренко объяснял данное обстоятельство так: «ЦК (имеется в виду ЦК Компартии Беларуси. – Э. И) исходил из того, что никакая группа не сможет выполнить эту задачу так, как это может сделать аппарат ЦК, который владеет знанием кадров и связан со всеми обкомами и райкомами оккупированных областей. Направлять работу должно руководство ЦК непосредственно, не перекладывая это дело на менее ответственных и менее влиятельных в партийной организации Белоруссии отдельных людей» [8, с. 42].
Однако есть основания усомниться в правдивости утверждения Пономаренко, что ЦК КП(б)Б имел связи со всеми обкомами и райкомами и хорошо знал кадры, которые оставались на временно оккупированной врагом территории БССР.
12 августа 1941 г. в беседе с генералом И. В. Болдиным Сталин сообщил ему, что в Москве формируется управление по руководству партизанским движением. Сталин предложил Болдину возглавить это управление, но генерал решительно отказался, заявив, что его дело – находиться в составе действующей армии.
В августе 1941 г. П. К. Пономаренко по своей инициативе разработал записку «К вопросу о постановке диверсионной работы в тылу врага». Записка после обсуждения в ЦК КП Беларуси была направлена И. В. Сталину. Ее содержание было основано более чем на двухмесячном опыте партизанской борьбы, показавшем, какую огромную силу представляет диверсионная работа в тылу врага, особенно касательно коммуникаций. Доказывалась необходимость организации широкой систематической диверсионной работы и предлагались необходимые для этого меры.
4 октября 1941 г. Пономаренко направил Сталину проект постановления ЦК ВКП(б) «О мерах по укреплению борьбы в тылу немецких войск», подготовленного им совместно с работниками ЦК ВКП(б), сотрудниками НКВД СССР и Главного политического управления Красной Армии, а также «Инструкцию по вопросам организации подпольной партийной работы, партизанской борьбы и диверсий в тылу германских войск». Анализ этих документов позволяет проследить в деталях, как в то время предлагалось осуществлять централизацию руководства партизанским движением на оккупированной нацистами территории СССР.
Вот что отмечает А. М. Литвин: «При подготовке вышеназванного проекта постановления ЦК ВКП(б) рабочая группа первоначально подготовила три его варианта: “О руководстве партизанским движением и подпольной партийной работой”, “О мерах помощи и руководстве партизанским движением в тылу германских войск”, “Вопросы партизанского движения и подпольных антифашистских организаций”. Во всех вариантах однозначно высказано предложение о необходимости создания единого военно-политического органа по руководству войной в тылу врага. Предлагалось создать Штаб руководства партизанскими отрядами и подпольными антифашистскими организациями с полномочиями управления ЦК ВКП(б). В штабе планировались отделы связи, диверсионный, пропаганды и агитации, вооружения и материально-технический. Для руководства вооруженной борьбой в тылу врага со стороны военных советов фронтов и армий предлагалось ввести в состав военных советов фронтов членов этого штаба, а в состав военных советов армий – представителей штаба» [9, с. 5].
Персонально в состав будущего штаба предполагалось включить Г. М. Маленкова, Л. П. Берия, П. К. Пономаренко, М. С. Спивака, И. Е. Петрова, В. Т. Сергиенко, В. В. Курасова и др. [10, л. 44–68].
В конце декабря 1941 г. Сталин вызвал к себе Пономаренко. Состоялась двухчасовая беседа по вопросам развития и руководства партизанским движением. Верховного Главнокомандующего заинтересовали предложения, высказанные в составленной Пономаренко записке «К вопросу о постановке диверсионной работы». В ней на основе уже полученного опыта партизанской борьбы доказывалась необходимость организации массовых и широких диверсий на коммуникациях противника. Более того, в записке первого секретаря ЦК КП(б)Б предлагалось перейти от использования одиночек или небольших групп «диверсантов-классиков» к планомерной массовой диверсионной работе, решительно искоренить кустарщину и разобщенность, наблюдаемую в организации этого дела, широкомасштабно использовать охотно оказываемую партизанам помощь населения [11, с. 72].
Вопрос о создании централизованного руководства партизанским движением, который ставился всеми центральными комитетами и обкомами партии оккупированных областей и республик, а также некоторыми военными советами фронтов, Сталин считал правильным и своевременным. ЦК ВКП(б) пришел к определенным выводам. Пономаренко было предложено ознакомиться с материалами Главного управления формирований НКО (Главупроформ), которое по поручению ЦК партии разрабатывало вопросы партизанского движения, и высказать по ним свое мнение.
Материалы Е. А. Щаденко состояли из проекта приказа наркома обороны СССР, постановления ГКО «О создании партизанских армий» и сопроводительной записки, которые были направлены в Политбюро ЦК ВКП(б) 7 декабря 1941 г.
Предложения Главупроформа были нереалистичными и противоречили обстановке, задачам развития народного партизанского движения в тылу врага и тактике борьбы партизан. С такой оценкой Пономаренко возвратился в кабинет Сталина. Он сказал председателю ГКО и Верховному Главнокомандующему, что в предложениях Щаденко речь идет не об организации народного партизанского движения, а о формированиях армий, которые следует ввести на оккупированные территории для партизанских действий.
Сталин заметил, что ЦК ВКП(б) отклонил эти предложения, как нереальные, не соответствующие обстановке и задачам организации народной борьбы в тылу врага, и управление при Главном управлении формирований НКО на этом закончило свою деятельность. После этого Сталин предложил Пономаренко немедленно приступить к организации Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандующего и возглавить его.
В декабре 1941 г. и в начале января 1942 г. работа по созданию Центрального и республиканских штабов партизанского движения развернулась полным ходом. Но вдруг 26 января 1942 г. по решению ГКО эта работа была приостановлена. Как выяснилось впоследствии, руководство НКВД СССР, оказавшее сопротивление созданию штабов партизанского движения и имевшее влияние на некоторых членов ГКО, подало Сталину записку, в которой доказывало нецелесообразность создания ЦШПД. Это мотивировалось тем, что якобы стихийные, разрозненные партизанские выступления населения не могут быть охвачены руководством, да и вряд ли в нем нуждаются. Высказывалось сомнение, что партизанские диверсии могут дать оперативный эффект. Подчеркивалось, что подобные операции под силу только квалифицированным диверсантам, для подготовки и руководства которыми специальный штаб не нужен. Одновременно обострились отношения П. К. Пономаренко с наркомом НКВД СССР, членом Государственного комитета обороны Л. П. Берия, который критиковал его деятельность по созданию Центрального штаба партизанского движения.
В организации вооруженной борьбы и взаимодействия партизанских отрядов с соединениями и частями Красной Армии большая заслуга принадлежала оперативным группам армий и ЦК КП(б)Б. Например, оперативная группа 4-й ударной армии под командованием батальонного комиссара С. Г. Соколова распространяла свое организаторское и политическое влияние до Освейских лесов, Лепеля и Богушевска.
В условиях отсутствия Центрального штаба партизанского движения и Белорусского штаба партизанского движения для руководства партизанским движением и антифашистским партийным подпольем решением ЦК КП(б)Б от 20 марта 1942 г. были созданы Северо-Западная оперативная группа ЦК Компартии Беларуси во главе с секретарем ЦК КП(б)Б Г. Б. Эйдиновым и Западная оперативная группа ЦК КП(б)Б во главе с секретарем ЦК Компартии Беларуси И. И. Рыжиковым.
Особо значительную роль в руководстве партийным подпольем, партизанскими отрядами и бригадами на большей части восточной Беларуси сыграла Северо-Западная оперативная группа, которая в некотором роде выполняла функции Белорусского штаба партизанского движения, созданного позже на базе именно этой группы.
Основными задачами группы были налаживание связей с подпольем и партизанскими формированиями, которые действовали в Витебской и северных районах Минской и Могилевской областей, оказание им помощи, сбор и обработка разведывательной информации о вражеском тыле.
За весь период деятельности Северо-Западной оперативной группы – с 20 марта по 15 сентября 1942 г. – было переправлено через линию фронта подготовленных в советском тылу около 165 групп и отрядов общей численностью свыше 3 тысяч человек, в том числе полностью сформированных отрядов – 27, организаторских групп – 87 и диверсионных групп – 51 [12, л. 18–19].
Высокую оценку деятельности этой группы дал П. К. Пономаренко. Он писал: «До организации штабов оружие доставлялось партизанам из советского тыла путем проноса и провоза гужевым транспортом через линию фронта. Этот способ применялся во многих случаях в Ленинградской, Калининской, Смоленской, Московской областях, в Белоруссии и на Украине. Партизаны, отлично представлявшие себе расположение частей и подразделений противника и характер местности, находили «щели» и даже «ворота» в линии фронта, которые иногда в течение длительного времени использовались для связи с центром и снабжения партизан».
Оценивая деятельность Северо-Западной оперативной группы, февральский 1943 г. пленум ЦК КП(б)Б отметил, что она «впервые начала завязывать устойчивые и глубокие связи с партизанскими отрядами, действующими в Белоруссии» [13, л. 10].
Однако совершенно очевидно было, что при организации партизанских действий в интересах регулярных войск невозможно было обойтись без центрального штаба – стратегического и оперативного органа руководства партизанскими силами. Он должен был дислоцироваться на территории, недосягаемой для противника, располагать средствами связи с подчиненными силами, широкими возможностями по обеспечению партизанских формирований кадрами, специальным вооружением и техникой, средствами их доставки и т. д.
П. К. Пономаренко отмечал: «Вопрос о создании централизованного руководства партизанским движением… И. В. Сталин считал правильным и своевременным…» [7, с. 81]. Факты показывают, что и представители высшего военного командования приходили к выводу о необходимости создания централизованного руководства партизанскими силами страны. Так, 24 мая 1942 г. командующий артиллерией РККА, заместитель наркома оброны генерал-полковник Н. Н. Воронов обратился к Председателю ГКО И. В. Сталину с предложениями о создании единого центра по руководству партизанскими и диверсионными действиями. Обосновывая свои предложения, Воронов подчеркнул, что почти годичный опыт войны показал низкий уровень руководства партизанской борьбой в тылу врага. Он писал: «Партизанской войной у нас занимаются: ЦК ВКП(б), НКВД, немного Генеральный штаб, ряд руководящих работников Белоруссии, Украины…» [14, л. 1–3].
Сущность предложений Н. Н. Воронова сводилась к следующему: создать единый центр по руководству партизанской борьбой в виде партизанского фронта с командующим фронтом и его штабом; командование партизанского фронта подчинить непосредственно Ставке ВГК; во всех фронтовых объединениях регулярных войск иметь оперативные группы по руководству партизанскими действиями. Кроме того, заместитель наркома обороны вполне обоснованно предлагал наиболее крупные партизанские формирования обеспечить радиосвязью с опергруппами фронтов, а также изменить тактику партизанских действий, от крупных отрядов перейти к действиям многочисленных мелких неуязвимых групп и отрядов [14, л. 1–3].
На документе имеется резолюция: «Копию направить начальнику Генерального штаба – генерал-полковнику тов. Василевскому».
Вполне возможно, что эта докладная записка авторитетного военачальника явилась последним решающим аргументом в большой цепи ей подобных за создание единого центра руководства партизанским движением. По крайней мере, на докладной Н. Н. Воронова стоит пометка А. М. Василевского: «Вопрос решен», и дата – 31 мая 1942 г.
Подходил к концу май 1942 г. Все острее назревала необходимость совершенствования военно-оперативного руководства партизанским движением на оккупированной территории страны. ЦК ВКП(б) вновь вернулся к необходимости разработки предложений по организации Центрального и местных штабов партизанского движения. Сталин, испытав горечь сокрушительных поражений в Крыму и под Харьковом, принял решение активизировать партизанское движение.
Разработанные комиссией проекты 30 мая 1942 г. были представлены на рассмотрение ЦК ВКП(б) и ГКО. В тот же день, после значительных поправок, вызванных тем, что некоторые пункты ограничивали роль создаваемых штабов как военно-оперативных органов партии по руководству партизанским движением и придавали этому руководству ведомственный характер, Сталин подписал постановление ГКО № 1837 о партизанском движении. В постановлении, в частности, говорилось: «В целях объединения руководства партизанским движением в тылу врага и для дальнейшего развития этого движения создать при Ставке Верховного Главнокомандования Центральный штаб партизанского движения».
Этим же решением были образованы Украинский, Брянский, Западный, Калининский, Ленинградский и Карело-Финский штабы партизанского движения. Позже были созданы другие штабы партизанского движения, в том числе и Белорусский.
Ровно через пол века – в 1992 г. – бывший первый секретарь ЦК ЛКСМБ, член ЦК Компартии Беларуси Михаил Васильевич Зимянин в беседе с журналистом газеты «Звязда» А. Улитенко на его вопрос об участии в организации партизанского движения ответит: «На первоначальном этапе помощь партизанам была крайне неудовлетворительной. О ней всерьез не думали. Даже подпольные обкомы партии в тылу противника, например Минский, не имели раций. Очень убогим было вооружение и оснащение партизанских групп. Все делалось наспех, непродуманно. Мы отдавали все силы тому, чтобы создать организованное подполье, некоторые опорные звенья создать удалось, но в целом эта работа в условиях отступления шла очень тяжело.
Весь 1941-й и первую половину 42-го года высшее руководство страны, несмотря на известный сталинский призыв к советскому народу 3 июля, партизанским движением не руководило и фактически им не занималось. Считаю это грубой ошибкой, ее результатом были огромные, неоправданные людские потери, гибель подлинных патриотов Отечества.
Только в 1942 году, когда в результате роста народного сопротивления в сводках немецкого командования появились регулярные сообщения о так называемых коммунистических разбойниках и бандитах, до Сталина, наконец, дошло, что партизаны – серьезный фактор войны! К тому же вся мировая печать и радио стали сообщать о народных мстителях, особенно в Белоруссии, на Украине, Брянщине, Смоленщине, Псковщине. Вот тогда в Кремле и решили: надо объединить движение в тылу врага. И тогда появился Центральный штаб партизанского движения во главе с П. К. Пономаренко» [15, с. 74].
Таким образом, есть все основания считать П. К. Пономаренко одним из основных организаторов партизанского движения на оккупированной территории БССР и СССР в июле 1941 г. – мае 1942 г.
Источники и литература
1. Сталин, И. В. О Великой Отечественной войне Советского Союза / И. В. Сталин. – М., 1952.
2. Старинов, И. Г. Мины замедленного действия / И. Г. Старинов. – М., 1999.
3. Известия ЦК КПСС. – 1990. – № 7.
4. Партизанское движение. По опыту Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг. – М., 2001.
5. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 4п. – Оп. 29. – Д. 3.
6. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее – ЦАМО РФ). -Фонд 208.-Оп. 2526. -Д. 1.
7. Пономаренко, П. К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941–1944 (Для служебного пользования) / П. К. Пономаренко. – М., 1982.
8. Солдатами были все. – Минск, 1972.
9. Літвін, А. Цэнтральны штаб партызанскага руху і Беларусь. Да 65-й гадавіны з дня стварэння // Беларускі гістарычны часопіс. – 2007. – № 5. – С. 5.
10. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 33а. – Д. 637.
11. Пономаренко, П. К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941–1944.-М., 1986.
12. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 3. – Д. 86.
13. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 20. – Д. 214.
14. ЦАМО РФ. – Фонд 14. – Оп. 11603. – Д. 9.
15. Бублеев, М. Непобежденный / М. Бублеев. – 2-е изд., испр. и доп. – М., 2007.
Становление и развитие партизанского движения на территории Беларуси в годы Великой Отечественной войны
М. М. Мезенцев (Минск)
Необходимо отметить, что до середины 1930-х гг. в СССР проводилась серьезная подготовка к использованию партизанских формирований в будущей войне. Высшее военное и политическое руководство не исключало возможности вторжения противника на советскую землю, и поэтому во многих приграничных районах готовились базы для развития партизанского движения, изучался и обобщался опыт партизанских действий в войнах прошлого, обучались люди, способные группами и в одиночку действовать в тылу врага, закладывались тайники с продовольствием, оружием, боеприпасами, разрабатывалась специальная минно-взрывная техника. Более того, на маневрах и войсковых учениях отрабатывались вопросы взаимодействия регулярных войск с партизанами. Ведению партизанской войны уделяли внимание такие военачальники, как Я. Берзин, В. Блюхер, В. Примаков, И. Уборевич, Б. Шапошников, И. Якир и др. Однако в предвоенные годы эти мероприятия были свернуты [1].
В исключительно сложных условиях первых дней Великой Отечественной войны СНК СССР, ЦК ВКП(б), ЦК КП(б)Б, местные партийные органы провели огромную организаторскую работу с целью мобилизации всех сил и средств на защиту страны от фашистского нашествия. В партийно-правительственных документах, выступлении И. Сталина по радио, публикациях в печати ставились главные задачи борьбы, определялись пути их решения. ЦК КП(б)Б обязал обкомы, горкомы и райкомы партии создавать партизанские отряды для ведения ожесточенной борьбы с врагом.
29 июня 1941 г., когда враг значительно продвинулся в глубь территории страны, была принята ныне широко известная, а тогда секретная «Директива Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей». В ней наряду с другими вопросами в самом общем виде содержались указания о развертывании подполья и партизанского движения, определялись цели и задачи борьбы в тылу войск противника и ее организационные формы.
«В занятых врагом районах, – говорилось в директиве, – создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской борьбы всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия» [2, с. 281]. Директива сыграла большую роль в мобилизации населения на войну с противником.
В соответствии с этим документом ЦК Компартии Беларуси принял директиву № 2 от 1 июля 1941 г. «О развертывании партизанской войны в тылу врага», в которой подчеркивалось, что партизанская борьба должна носить боевой, наступательный характер: «Не ждать врага, искать его и уничтожать, не давая покоя ни днем, ни ночью» [3].
3 июля 1941 г. из прозвучавшей по радио речи Сталина советским гражданам стало известно о призывах партии и правительства к развертыванию партизанского движения.
Среди первых партизан было много военнослужащих, не сумевших пробиться из окружения к линии фронта или бежавших из плена. В принятии ими решения включиться в ряды партизан большую роль сыграла листовка-обращение Главного политического управления РККА от 15 июля 1941 г. «К военнослужащим, сражающимся в тылу противника». В ней деятельность советских воинов за линией фронта рассматривалась как продолжение выполнения ими боевой задачи. Командирам и рядовым предлагалось переходить к методам партизанской борьбы и всеми доступными средствами уничтожать врага.
На основе данных военной статистики и материалов Центрального штаба партизанского движения установлено, что на оккупированной территории
СССР в партизанском движении в годы войны участвовали около 500 тыс. военнослужащих. В Беларуси на протяжении всей войны военнослужащих в партизанских отрядах было более 11 %. Они вносили в ряды партизан дисциплину, порядок, организованность, обучали обращаться с оружием и военной техникой.
Всех вместе и каждого в отдельности вдохновляло на борьбу чувство патриотизма, стремление защитить большую и малую Родину, своих родных и близких, над жизнью которых нависла смертельная угроза. Война как бы распрямила людей, пробудила в них силу к борьбе с захватчиками. Такая психологическая перестройка в сознании произошла прежде всего под влиянием изначально трагических событий на фронте, и потребовались для нее не месяцы, а буквально считанные дни. Опасность, нависшая над Родиной, всколыхнула самые широкие слои населения, побудила многих подняться выше классовых обид, определила меру ответственности каждого за судьбу Отечества, что позволило Компартии направить волю миллионов к единой цели – разгрому агрессора. 18 июля 1941 г. вышло специальное секретное постановление ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск». Оно было адресовано тем, кто должен был возглавить сопротивление народа во вражеском тылу [2].
Уже в конце 1941 г. в тылу врага на территории СССР сражались свыше 2 тыс. партизанских отрядов общей численностью 90 тыс. человек, в том числе в Беларуси действовало 437 партизанских отрядов, организаторских и диверсионных групп, насчитывавших более 7200 человек.
В своем поступательном развитии партизанское движение в Беларуси прошло три основных этапа: от определения организационно-боевой структуры, форм и методов борьбы до оперативно-тактического взаимодействия с частями и соединениями Красной Армии при освобождении территории республики от врага.
Один из первых партизанских отрядов был организован на пятый день войны по решению Пинского обкома партии из партийных, советских и комсомольских работников города Пинска. Возглавлял отряд работник обкома партии, участник партизанского движения в Западной Беларуси В. 3. Корж.
Яркую страницу в героическую летопись народной войны вписал Суражский партизанский отряд Витебской области, которым командовал директор фабрики М. Ф. Шмырев, любовно прозванный в отряде батькой Минаем. Уже в сентябре 1941 г. в отряде было свыше 100 человек.
Высокие моральные и боевые качества, организованность и стойкость продемонстрировали бойцы отряда «Красный Октябрь», действовавшего на Полесье. Организаторами этого отряда являлись партийный и советский работники Т. П. Бумажков и Ф. И. Павловский, которым 6 августа 1941 г. первым из советских партизан было присвоено звание Героя Советского Союза.
В 1942 г. самым распространенным соединением партизанских отрядов стала бригада, которая насчитывала от нескольких сотен до нескольких тысяч человек и включала в себя от трех до пяти, а иногда и более отрядов. Так, на оккупированной территории Беларуси в годы войны сражалось 213 бригад, в составе которых было 997 отрядов (около 80 % всех действующих партизанских отрядов). Отряды, входившие в бригаду, базировались довольно разобщенно на обширной территории, а потому пользовались почти неограниченной оперативной самостоятельностью.
По мере роста численности партизанских формирований и укрепления их материальной базы создавались разведывательная, диверсионная, хозяйственная и санитарная службы, а при необходимости и подразделения для подготовки партизан по различным военным специальностям. Появлялись типографии, где печатались газеты, листовки, прокламации. Складывалась четкая система управления, включавшая в себя командование партизанским формированием (командир и обязательно комиссар), штаб, партийно-политический аппарат. Руководящие кадры для партизанских отрядов подбирались из числа опытных коммунистов и комсомольцев.
Основные усилия в политической работе партизан были подчинены задачам укрепления духовных сил народа, развитию чувства патриотизма и интернационализма, личной ответственности за судьбы своей Отчизны, воспитанию ненависти к врагу, ворвавшемуся в наш мирный дом.
Историками Беларуси проделана немалая работа по изучению политической работы среди партизан и населения. Этой проблеме уделено немало места в таком, например, обобщающем фундаментальном труде, как трехтомник «Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны» [4].
Как практически решались задачи, применялись формы и методы идеологической работы в тылу врага, показано и в монографии В. И. Лемешонка «Идейно-политическая работа Компартии Белоруссии в годы Великой Отечественной войны» [5].
Идейно-политическая работа должна была отвечать специфическим условиям борьбы на оккупированной территории. Ставилась задача довести до каждого жителя сущность преступных замыслов захватчиков, сохранить высокий морально-боевой дух. Было необходимо парализовать натиск фашистской пропаганды, противопоставив ей правдивую информацию о событиях на фронтах, причинах неудач в начальный период войны, разъяснить характер происходящих событий, укрепить веру в разгром врага, поднять народ на самоотверженную борьбу против гитлеровских захватчиков.
Идеологическая работа среди населения и партизан была направлена на систематическое повышение и укрепление политической сознательности советских людей; уяснение личной ответственности за судьбу Родины и исход войны; готовность сознательно идти на жертвы в борьбе за свободу и независимость; воспитание населения и партизан в духе патриотизма и интернационализма, любви к своей Родине; пропаганду преимуществ социалистического строя, героических подвигов воинов Красной Армии на фронтах, партизан и подпольщиков в тылу врага, трудовых подвигов работников советского тыла; показ полководческого таланта и военного искусства великих русских полководцев прошлого: Александра Невского, Суворова, Кутузова; воспитание ненависти к поработителям и их преступлениям; спасение населения от истребления и угона в рабство; обеспечение сохранности народного достояния и культурных памятников от разрушения и разграбления оккупантами; разложение личного состава вражеских войск; разоблачение измышлений вражеской пропаганды; срыв попыток врага создать вооруженные националистические формирования, разоблачение организаций коллаборационистов («Союз белорусской молодежи», «Белорусская самопомощь», «Белорусская центральная Рада» и др.); мобилизацию народа на оказание помощи наступающим войскам Красной Армии.
В партизанских отрядах была введена должность комиссара. В инструкции ЦК КП(б)Б указывалось, что комиссар наряду с командиром является боевым руководителем отряда, укрепляет авторитет командира, воспитывает дух ненависти к врагу, популяризирует отличившихся бойцов и командиров, возглавляет и обеспечивает идейно-политическую работу, является примером в выполнении должностных обязанностей.
Все это и многое другое укрепляло морально-политический дух и боеспособность, мобилизовывало на всенародную борьбу против оккупантов.
1942 г. ознаменовался бурным ростом партизанского движения в Беларуси. 30 мая 1942 г. ГКО принял решение об образовании Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) при Ставке Верховного Главнокомандующего, начальником которого был утвержден первый секретарь ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко.
В сентябре 1942 г. постановлением ГКО был создан Белорусский штаб партизанского движения (БШПД) для обеспечения количественного и качественного роста партизанских сил, создания новых отрядов и бригад, распределения партизанских формирований по территории Беларуси, материально-технического обеспечения планирования и руководства деятельностью партизан в масштабе республики, а также для организации взаимодействия с частями Красной Армии. БШПД возглавил секретарь ЦК КП(б)Б П. 3. Калинин.
Всего на территории Беларуси в период Великой Отечественной войны были образованы и вели боевые действия с врагом 1255 отрядов, 997 из которых входили в состав 213 бригад, а 258 отрядов сражались самостоятельно. В партизанском движении принимали участие свыше 370 тысяч человек [6, с. 137].
1943 год стал переломным в ходе Великой Отечественной войны. Красная Армия успешно вела наступление по всему фронту. В этих условиях партизанское и подпольное движение приобрело характер всенародной борьбы против гитлеровских захватчиков.
Боевые действия партизан вошли в историю всенародной борьбы как образцы военного мастерства, стойкости и мужества. Широкомасштабная борьба с захватчиками, развернувшаяся на оккупированной врагом территории, явилась одним из важнейших факторов победы над фашистской Германией и ее союзниками.
Литература
1. Макаревич, Л. Рождение «партизанских войск» /Л. Макаревич // Белорусская военная газета «Во славу Родины». – 2007. – 16 февр.
2. Хрестоматия по истории КПСС: пособие для вузов. – Т. 2: 1925 – март 1985 г. / сост. В. Н. Донченко, Л. С. Леонова. – М., 1989.
3. Коммунистическая партия Белоруссии в резолюциях и решениях съездов и пленумов ЦК. – Т. 3: 1933–1945. – Минск, 1985.
4. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. – Минск, 1985. – Т. 3.
5. Лемешонок, В. И. Идейно-политическая работа Компартии Белоруссии в годы Великой Отечественной войны / В. И. Лемешонок. – Минск, 1988.
6. Великая Отечественная война советского народа (в контексте Второй мировой войны): учеб, пособие для студентов учреждений, обеспечивающих получение высш. образования / А. А. Коваленя [и др.]. – Минск, 2004.
Система управления партизанскими формированиями в годы Великой Отечественной войны
О. И. Литавор (Минск)
Опыт Великой Отечественной войны показал, что наиболее эффективное использование партизанских сил в интересах регулярных войск возможно только при наличии централизованного руководства ими и всестороннего обеспечения партизанских операций [1].
Вместе с тем в первые два года войны система управления партизанскими силами практически отсутствовала. Не было надежной связи с большинством партизанских формирований, что исключало возможность постановки им боевых задач в интересах операций, проводимых войсками.
Положение дел в области руководства стало нормализоваться с созданием в мае 1942 г. Центрального штаба партизанского движения, обеспечением партизанских формирований радиостанциями и обученным для работы с ними персоналом [2].
Руководство партизанскими формированиями базировалось на системе управления, которая состояла из взаимосвязанных между собой органов управления, пунктов управления и средств управления [3].
Основными органами управления являлись республиканские и областные штабы партизанского движения. В центре внимания этих организаций находились вопросы планирования партизанских действий, руководства партизанскими формированиями, обобщения и распространения их боевого опыта, организации их материально-технического обеспечения, эвакуации больных и раненых. Кроме того, штабы организовывали разведку всех видов как в интересах самих партизан, так и в интересах Красной Армии, а также готовили кадры специалистов для партизанских формирований.
При фронтах (армиях) находились представительства или оперативные группы республиканских и областных штабов партизанского движения. Они обеспечивали тесное взаимодействие между партизанами и войсками фронтов (армий), координацию их деятельности, использование партизан для глубокой разведки в интересах фронтов (армий).
В партизанских отрядах и соединениях имелись штабы, главными задачами которых были подготовка партизанских действий, обеспечение руководства в ходе их ведения и поддержание боеготовности партизанских формирований [4].
Организационно партизанский штаб, как правило, включал начальника штаба, его помощников, комендантские подразделения и подразделения связи. Нередко начальнику штаба подчинялись службы боепитания и обеспечения, а также подразделения тяжелого вооружения при их наличии [5].
Для управления партизанскими формированиями использовались различные средства: звуковые и визуальные, радио– и проводная связь, направление связных [6].
Штабы партизанских формирований устанавливали и поддерживали связь с вышестоящим штабом, с подчиненными частями и подразделениями, соседними формированиями, городским подпольем, а также частями Красной Армии.
Радиосвязь организовывалась сверху вниз. Вышестоящий штаб устанавливал связь с каждым партизанским формированием по радионаправлению [4]. Вместе с тем сложность организации радиосвязи заключалась в том, что передачу информации приходилось вести, как правило, через территорию, занятую противником, в условиях, когда он мог быстро запеленговать действующие радиостанции.
Организуя радиосвязь с партизанскими формированиями, вышестоящие штабы предусматривали возможность передачи им сведений в любое время, не ожидая очередного сеанса радиосвязи. Для этого каждому соединению (отряду) наряду с указанием времени обязательных сеансов связи сообщались данные для работы на дежурной волне, устанавливался способ кодирования карты, разрабатывались индивидуальные переговорные таблицы [4].
Практически партизанские соединения (отряды) держали радиосвязь только с республиканскими и областными штабами партизанского движения, расположенными на неоккупированной противником территории (Большой земле), а также со штабами фронтов и армий. Внутренняя радиосвязь была сравнительно редким явлением – обычно лишь в крупных соединениях. В интересах маскировки радиосвязь между отдельными группами и небольшими отрядами, как правило, не допускалась. Связь с соседями по радио разрешалась только через штабы крупных партизанских соединений.
Необходимо отметить, что подготовка радистов и специалистов по связи осуществлялась в основном в партизанских спецшколах при Центральном штабе партизанского движения и республиканских штабах. При этом в ходе обучения по трехмесячной программе главное внимание уделялось изучению устройства средств связи, практической работе по передаче информации, умению квалифицированного обслуживания радиостанций.
Проводная связь использовалась главным образом в районах, контролируемых партизанами. Важное значение такому виду связи придавалось при обороне партизанских краев. Так, например, оперативная группа Белорусского штаба партизанского движения в Бегомльской и Полоцко-Лепельской партизанских зонах имела внутреннюю проводную сеть общей протяженностью 450 км [4]. Опытные партизаны и подпольщики использовали для связи и местную телефонную сеть противника, передовая короткие кодированные сообщения.
Наибольшее распространение при управлении партизанскими формированиями получила связь подвижными средствами и связными. Командиры и штабы использовали этот вид связи для доставки документов и передачи устных приказаний, распоряжений, донесений, для обмена информацией. При этом активно привлекались как добровольцы-связные из местного населения, так и подпольщики, действующие в крупных населенных пунктах, что обеспечивало устойчивую связь в условиях немецко-фашистской оккупации.
Сигнальные средства связи партизаны широко применяли при оповещении о противнике, управлении в бою, подаче сигналов самолетам, обозначении посадочных площадок и взаимном опознавании. Визуальные сигналы подавали при помощи фонарей, ракет, костров, цветных дымов и огней, сигнальных спичек, трассирующих пуль, флажков, указок и т. д. Звуковые сигналы партизаны передавали свистками, колоколами, рожками, имитацией голосов птиц и животных и т. д. Ружейные выстрелы, взрывы гранат, мин и фугасов применяли в качестве звуковых сигналов только в условиях боевых действий и при внезапных сборах партизан.
В целом следует отметить, что начатое с 1942 г. централизованное снабжение партизанских формирований современными для того времени средствами связи, комплектование квалифицированными военными радистами позволило им поддерживать устойчивую связь с республиканскими, областными штабами партизанского движения, штабами фронтов, армий и в конечном счете обеспечило устойчивое и оперативное управление партизанскими соединениями и отрядами, дало возможность своевременно докладывать важные разведывательные данные командованию Красной Армии. Особенно значительными были поставки средств связи через линию фронта в конце 1943 – начале 1944 г. [7]. Так, например, до начала операции «Багратион» к партизанам в срочном порядке дополнительно были заброшены 196 радистов со средствами радиосвязи [8].
Таким образом, к 1944 г. партизанские силы, действовавшие в тылу противника, имели централизованное военное руководство, слаженные органы управления, целенаправленно, по мере возможностей, снабжались средствами управления, квалифицированными специалистами связи. В конечном итоге созданная в годы Великой Отечественной войны система управления партизанскими формированиями серьезным образом повлияла на результативность партизанских действий, что в целом обеспечило разгром Красной Армией группировок немецко-фашистских войск.
Литература
1. Пономаренко, П. К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941–1944. _м., 1986.
2. Тарас, А. Е. Партизаны и армия: история утерянных возможностей. – Минск; М., 2003.
3. Рязанов, О. Основы партизанской войны: теория и практика / О. Рязанов [Электронный ресурс]. – Режим доступа: .
4. Андрианов, В. Некоторые вопросы управления партизанскими формированиями / В. Андрианов // Военно-исторический журнал. – 1976. – № 5. – С. 39–44.
5. Андрианов, В. Организационная структура партизанских формирований в годы войны / В. Андрианов // Военно-исторический журнал. – 1984. – № 1. – С. 38–46.
6. Советские партизаны в Великой Отечественной войне [Электронный ресурс]. – Режим доступа: .
7. Партизанское движение: воен. – ист. очерк / В. А. Золотов. – М., 2001.
8. Операция «Багратион»: взаимодействие Красной Армии и партизан [Электронный ресурс]. – Режим доступа: .
Патриотизм против коллаборационизма: системно-исторический подход в организации территориальной обороны Республики Беларусь
О. Н. Любочко, Н. Н. Левчук (Минск)
Начало XXI ст. ознаменовалось обострением военно-политической обстановки в различных регионах земного шара и, как следствие, повышением глобальной военной опасности. Ухудшение отношений между ведущими мировыми державами, череда войн и вооруженных конфликтов, прокатившихся по планете, угрозы применения силы в отношении ряда стран на фоне игнорирования международных правовых механизмов стали характерными чертами современности. Более того, эксперты в области международных отношений прогнозируют дальнейшее нарастание международной напряженности, прежде всего в силу экспансионистской политики ряда государств и обострения конкуренции в сфере доступа к энергетическим и сырьевым ресурсам.
Подобная тенденция может привести к возникновению реальных угроз национальной безопасности Республики Беларусь, в том числе в военной сфере, и обязывает предпринимать все возможное для их нейтрализации. В этом контексте в число приоритетных направлений военного строительства и обеспечения военной безопасности нашей страны входит подготовка территориальной обороны как одного из факторов стратегического сдерживания возможной агрессии и одновременно – как одной из форм вооруженной защиты государства.
В современную эпоху произошло изменение сущности войны, в которой стратегические цели могут достигаться при помощи социально-политических инструментов дестабилизации. При этом военные конфликты нового типа сами становятся неотъемлемой частью реализации дестабилизационных стратегий. Для интерпретации данного феномена военная наука ввела в широкий оборот понятие «мятежевойны». Последние события в Северной Африке и ряде других регионов свидетельствуют, что под лозунгами демократии и защиты прав человека организуется дискредитация и отстранение от власти неугодных лидеров и правительств, изменение политики суверенных государств, дискредитация национальной культуры, разрушение нравственности, «стирание» из сознания таких понятий, как Родина, патриотизм, честь, долг. При этом используемые «грязные» информационно-политические технологии настолько совершенны, что в одночасье в государстве-жертве создается обстановка «мятежевойны».
В условиях отсутствия четкой линии фронта и деления на комбатантов и некомбатантов, когда основную ударную силу агрессора представляют различные радикальные и террористические группировки, состоящие из иностранных боевиков и местных коллаборационистов, армия и полиция не всегда способны в полном объеме выполнить задачи в «мятежевойне».
В такой ситуации придание защите страны всенародного характера становится наиболее востребованным. Это предполагает широкое участие народных масс в решении задач территориальной обороны и прежде всего – в обеспечении поддержания особых правовых режимов, а в крайнем случае – в партизанских действиях на временно захваченной противником территории. Более того, события в сирийской деревне Аль-Хула, когда боевики устроили резню мирного населения, а затем обвинили во всем правительственные войска, подтверждают необходимость предоставления возможности местным органам управления и населению защитить себя на каждой улице, в квартале, городе, районе.
Исторический опыт Второй мировой войны, особенно Советского Союза и Югославии, убедительно показал, какую важную роль в борьбе с врагом может сыграть организация партизанского движения. Исключительное явление представляют собой размах и эффективность действий партизан в Беларуси, а также приобретенный ими практический опыт. Партизанское движение на белорусской земле в годы Великой Отечественной войны продемонстрировало всему миру, какой масштаб может приобрести на волне патриотического подъема народное сопротивление агрессору. В послевоенные годы партизанское движение сыграло решающую роль в разгроме американских войск в Южном Вьетнаме, а в Афганистане партизанская тактика действий позволила «душманам» нанести существенные потери советским войскам.
Тем не менее как в прошлом, так и в наши дни, особенно когда социально-политический раскол в стране-жертве становится главным условием достижения целей агрессора, идея организации территориальной обороны воспринимается неоднозначно. С одной стороны, есть мнение, сущность которого отражена в высказывании неизвестного автора в «Слове о народном ополчении 1806 года»: «Можно ли допустить соединение толпищ и вооружить оные без всякого понятия подчиненности?…Дорого бы заплатил ум мятежный за то, чтобы внутри империи… завесть народные скопища, а ныне они открываются и притом вооруженные» [1]. Аналогичные опасения были присущи в предвоенный период отдельным представителям советского руководства, у которых было предубеждение, что создаваемые в мирное время партизанские силы и подпольный аппарат могут быть использованы в тайной борьбе с существующей властью [2]. С другой стороны, поборники применения территориальной обороны, ссылаясь на исторический опыт партизанской борьбы (в том числе в войне 1812 г.), отвергают подобную точку зрения и доказывают, что вооруженная борьба принимает всенародный характер, когда народ (население) чувствует угрозу собственного исчезновения или потери независимости [2].
Современные скептики интерпретируют свои настороженности в виде вопроса о том, насколько целесообразно в условиях широкого использования «грязных технологий» инициирования коллаборационизма, выдаваемого или исповедуемого в форме патриотизма, развертывать территориальную оборону и формировать территориальные войска. Нейтрализация использования названных технологий представляется одной из главных проблем, которую предстоит решить в процессе организации территориальной обороны. Бесспорно, моделирование противодействия коллаборационизму должно осуществляться в контексте различных отраслей современной науки, в том числе военно-исторической, что и предлагается в настоящей публикации.
В годы Великой Отечественной войны на оккупированной территории Беларуси соотношение между участниками антифашистского сопротивления и коллаборационистами составляло восемь к одному.
По данным белорусских историков, местная вспомогательная администрация была создана в 78 городах, 192 райцентрах и нескольких тысячах деревень и сел Беларуси. Кроме того, было создано 2–2,5 тысячи волостных управ. По имеющимся данным, на службе у немцев в этих органах состояли до 50–55 тысяч человек [3]. В составе германских вооруженных сил в течение 1941–1945 гг. служили около 19 тысяч белорусов, в составе Белорусской краевой обороны – более 30 тысяч [4].
Сотрудничество с врагом выражалось в самых разных формах – от работы в хозяйственных структурах и оккупационной администрации до участия в боевых действиях против Красной Армии и советских партизан в составе воинских частей и полицейских формирований. Следует отметить, что среди коллаборационистов, по разным мотивам, оказались представители самых различных социальных слоев – от прежних руководителей партийных, советских, хозяйственных органов до уголовных преступников, осужденных за убийства [4].
В ходе исследований проблемы коллаборационизма были выявлены ее причины [5]. Во-первых, это страх смерти и физической расправы, в том числе и угроза физического уничтожения близких и родственников. Как известно, инстинкт самосохранения является самым сильным человеческим инстинктом, поэтому, используя его, человека можно заставить пойти на предательство. При этом в мирных условиях такой индивид мог бы быть вполне добропорядочным гражданином своей страны.
Во-вторых, стремление спастись от голода и лишений, получить продукты питания и иные материальные блага, доступ к которым затруднен в условиях военного времени. Например, в годы Великой Отечественной войны часть советских военнопленных, содержавшихся в невыносимых условиях в лагерях и принуждавшаяся к военной службе на стороне немцев, склонилась к сотрудничеству с оккупантами.
В-третьих, желание получить властные полномочия, свести личные счеты, реализовать карьеристские амбиции. Корыстные мотивы нередко толкают морально неустойчивых людей на преступления, в том числе на измену Родине.
В-четвертых, политическая аморфность и безыдейность, космополитизм, равнодушие ко всему, кроме собственных интересов. Отметим, что подавляющее большинство современных мировых СМИ агрессивно пропагандируют именно такую мировоззренческую «позицию». Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что именно аморфная часть населения представит собой благодатную почву для распространения коллаборационистских настроений.
В-пятых, это идеологические мотивы. Например, в годы Великой Отечественной войны часть бывших советских граждан, а также белорусской эмиграции с помощью фашистов стремилась изменить существовавший политический и экономический порядок, поэтому сознательно сотрудничала с оккупантами. К ним можно отнести и так называемых «борцов» за национальную идею, тенденциозно интерпретирующих историю нашего государства.
Закономерным явилось то, что все направления насаждения коллаборационизма как в годы оккупации, так и задолго до нее опирались на следующие причины:
заблаговременное создание различных политических и общественных организаций на территории других государств;
подготовка различных баз, центров; развертывание оккупационных властей и привлечение к политической деятельности и управлению на оккупированной территории деятелей белорусского националистического движения из эмиграции;
создание различных политических, общественных и религиозных структур;
создание военизированных формирований (Корпус белорусской самообороны, Белорусская краевая оборона).
В середине – конце 1930-х гг. при Министерстве внутренних дел Германии было создано Белорусское представительство – сначала в Берлине, а затем в других городах Германии. Оно занималось выявлением и вербовкой лиц, желающих оказывать помощь Германии в белорусских вопросах. Так, третий президент БНР Василий Захарка написал подробный доклад о политическом, экономическом и культурном положении Беларуси, а также обратился с меморандумом к Гитлеру с заверениями о поддержке. Кроме того, был создан Белорусский комитет самопомощи – организация, активно вербовавшая членов среди белорусов, проживающих в Германии [6].
С началом Второй мировой войны немецкое командование создало в Варшаве и Бяла-Подляске базы для переброски белорусской националистической агентуры на территорию СССР. Белорусские коллаборационисты обучались на курсах по подготовке пропагандистов в специальном лагере, организованном Министерством по делам оккупированных восточных территорий недалеко от Берлина, в городке Вустрау.
К политической деятельности и управлению на оккупированной территории привлекли деятелей белорусского националистического движения из эмиграции (Фабиан Акинчиц, Владислав Козловский, Иван Ермаченко, Радослав Островский и др.)
Активно действовали как политические, так и неполитические структуры: Союз белорусской молодежи (12 тыс. чел.), являвшийся аналогом гитлерюгенда, Белорусская народная самопомощь, Белорусская рада доверия, Белорусская центральная рада и др. Регулярно выходили в свет десятки коллаборационистских газет и журналов. Также были созданы другие неполитические коллаборационистские структуры («Женская лига», профсоюзы и др.) Предпринималась попытка создания белорусской церковной автокефалии с целью отрыва белорусских верующих от Московского Патриархата [7, с. 302].
23 февраля 1944 г. генеральный комиссар Беларуси К. фон Готтберг издал приказ о создании Белорусской краевой обороны (БКО) – военного коллаборационистского формирования, руководителем которого был назначен Франц Кушель, и поручил БЦР провести мобилизацию. Более того, было сформировано значительное количество различных полицейских и войсковых формирований, в том числе части СС, а некоторые члены Союза белорусской молодежи после соответствующего обучения входили в состав частей ПВО Берлина [7, с. 302].
Создание всех этих структур основывалось на мнимом национальном возрождении, пропаганде «преимущества» германского национал-социализма перед советским строем. Особенно это заметно на результатах призыва в Белорусскую краевую оборону, который основывался также на игре чувствами искаженно понимаемого патриотизма. Результаты впечатляют. Так, по состоянию на 16 марта 1944 г. только в Смолевичском районе Минской области подлежали призыву 1726 человек, прибыли на пункт сбора 1212 человек [8]. Основной причиной неприбытия остальных явилось их проживание на территории партизанской зоны, и только 4 человека из 514 неприбывших были отмечены как убежавшие в партизаны. Впоследствии выяснилось, что немецкое командование отмечало низкую эффективность применения воинских формирований БКО. Кроме того, отмечались нередкие случаи перехватывания партизанами призывников, следовавших на пункты сбора. На основании этих и других фактов можно предположить, что в основе такого массового призыва на службу врагу лежали вышеназванные первые четыре причины коллаборационизма, особенно политическая аморфность и безыдейность. А это указывает на то, что, по крайней мере, первые четыре причины коллаборационизма можно нейтрализовать путем целенаправленного воздействия.
В значительной мере решению проблемы противодействия коллаборационизму могут способствовать: комплекс мер идеологической работы в сочетании с социальной политикой государства; соблюдение территориального принципа формирования и применения территориальных войск; влияние на личность в рамках воинского коллектива, общества и государства в целом.
Прикладной стороной реализации этого подхода является массовый призыв в территориальные войска и наличие их воинских формирований в каждом населенном пункте (административной единице). Именно осознанное понимание призывниками необходимости защиты своего дома и уверенность населения в государственной власти даже при нахождении на временно захваченной агрессором территории будет способствовать снижению отрицательного влиянии причин коллаборационизма [9].
Наиболее сложной является реализация мер по локализации пятой причины коллаборационизма, основанной на идеологических мотивах, ибо они охватывают вопросы от формирования модели общенационального единства до пресечения действий деструктивно настроенных граждан. Это представляется отдельным направлением исследований в области социальных наук.
В качестве основного вывода следует отметить, что, несмотря на попытки разжечь в государстве социально-политические и другие противоречия, безусловно, нужно готовить и развертывать систему территориальной обороны. «Грязным» технологиям агрессора, его дезинформации, подтасовке фактов, откровенной лжи, чередованию ложной и правдивой информации, извращению содержания действий мы можем противопоставить силу всенародной борьбы, основанной на стремлении защитить свои семьи и родные очаги, отстоять национальный суверенитет и государственную независимость.
Таким образом, исследование проблемы коллаборационизма имеет несомненное прикладное значение. Полностью изжить это явление вряд ли возможно, но ограничить его влияние и в определенной мере предупредить представляется реальным. Ученые должны создать такую модель противодействия этому негативному явлению, которая отвечала бы требованиям сегодняшнего дня. Она должна базироваться на патриотической мотивации подавляющего большинства нашего народа в деле борьбы с внешним агрессором. Это может внести значительный вклад в совершенствование системы территориальной обороны.
Источники и литература
1. Ливчак, Б. Ф. Народное ополчение в Вооруженных Силах России в 1806–1856 годах / Б. Ф. Ливчак // Ученые труды Свердловского юридического института: т. 4. – Свердловск, 1961.
2. Партизанское движение. По опыту Великой Отечественной войны 1941–1945 годов: военно-исторический очерк // под общ. ред. В. А. Золотарева. – М., 2001.
3. Белорусский коллаборационизм во Второй мировой войне // Академик [Электронный ресурс]. – 2010. – Режим доступа: . – Дата доступа: 30.05.2014.
4. Кринко, Е. Ф. Оккупационный режим на Кубани. 1942–1943 гг.: дис… канд. ист. наук: 07.00.02 / Е. Ф. Кринко. – М., 1997.
5. Любочко, О. Н. Организация территориальной обороны Республики Беларусь и проблема коллаборационизма / О. Н. Любочко, В. Н. Суряев // Наука и военная безопасность. – 2009. -№ 3. – С. 54–57.
6. Коллаборационизм в Белоруссии // Bestreferat.ru [Электронный ресурс]. – 2011. – Режим доступа: -215626.html. – Дата доступа: 20.05.2014.
7. Романько, О. В. Коричневые тени в Полесье / О. В. Романько. – М., 2008.
8. Национальный архив Республики Беларусь. – Фонд 382/1/3, т. 1, т. 2: Документы по делопроизводству Белорусской краевой обороны 1944 г.
9. Любочко, О. Н. Основы применения территориальных войск Республики Беларусь / О. Н. Любочко. – Минск, 2013.
К вопросу становления и развития партизанского движения на территории Буда-Кошелевского района
Л. С. Скрябина (Гомель)
В то время, как гитлеровские войска группы армий «Центр» захватили западную и центральную Беларусь, Гомельская и Полесская области более месяца оставались прифронтовой полосой, а население продолжало жить в условиях военного положения. В силу сложившейся обстановки территория Гомельщины в начале войны находилась в более благоприятных условиях для создания партизанских формирований. Об этом свидетельствует командир соединения партизанских отрядов Гомельской области, секретарь Гомельского подпольного обкома КП(б)Б И. П. Кожар: «Поскольку Гомельская область нашими войсками была оставлена последней в Беларуси, мы имели возможность провести некоторую подготовку к созданию подполья и организации партизанских отрядов и сделать в этом отношении больше, чем в других областях Беларуси, захваченных противником раньше» [2, с. 180]. По данным И. П. Кожара, на 4 августа 1941 г. на территории 15 районов области действовали 58 партизанских групп, насчитывавших 1779 человек [2, с. 6].
Один из таких партизанских отрядов был организован на территории Буда-Кошелевского района по решению районного комитета партии еще до отхода частей Красной Армии. Вот что пишет в своей докладной записке от 10 февраля 1942 г., адресованной ЦК КП(б)Б, партизан Буда-Кошелевского отряда Л. 3. Геллер: «… по решению РК КП(б)Б был оставлен в тылу оккупированной немцами территории для ведения партизанской войны в специально организованном партизанском отряде на территории Буда-Кошелевского района. В результате 3-месячного пребывания в тылу немца могу ЦК КП(б)Б информировать о следующем: партизанский отряд, в котором я состоял, насчитывавший 32 человека, был укомплектован преимущественно из партийно-советского актива. 17 августа партизанский отряд, в связи с вступлением немцев, приняв нелегальную форму работы, приступил к практическому действию» [2, с. 169]. Как явствует из вышеупомянутого документа, командиром отряда был Довгалев.
Приведенные в докладной записке факты, подтверждающие фактические действия отряда, свидетельствуют о весьма незначительной активности диверсионной и другой деятельности партизан. Так, с августа по октябрь 1941 г. силами партизан отряда была повреждена телефонная связь по линии Буда-Кошелево – Рогинь, совершено нападение на немецкий обоз, осуществлена диверсия на перегоне Солтаново – Буда-Кошелево, в результате чего «был взорван немецкий поезд с лошадьми и боеприпасами» [2, с. 169]. Дальнейшее действие партизанского отряда, как пишет Л. 3. Геллер, «затруднилось из-за участившихся в сентябре – октябре бомбардировок из самолетов и обстреливания из минометов лесов» [2, с. 169–170]. Следовательно, принимая во внимание дату написания документа (10.02.1942 г.), партизанский отряд под командованием Довгалева почти 4 месяца бездействовал. Впрочем, такая выжидательная тактика, когда десятки партизан бездействовали не только неделями, а и месяцами, была характерна для многих партизанских отрядов на начальном этапе становления и развития партизанского движения на Гомельщине.
Из вышеупомянутого документа также следует, что кроме отряда Довгалева на территории района действовали партизанские группы Лавриновича (уничтожившая двух вражеских мотоциклистов); Гузова Якова (принявшая участие во взрыве немецкого поезда с лошадьми и боеприпасами и прекратившая существование после этой диверсии); группа партизан, созданная в деревне Липиничи Буда-Кошелевского района.
Известно, что для организации и развертывания партизанской войны ЦК КП(б)Б направлял в тыл врага диверсионные группы и партизанские отряды. Только в 1941 г. было направлено в оккупированные Гомельскую и Полесскую области 137 отрядов и спецгрупп, в том числе 13 – в Буда-Кошелевский и Уваровичский (с 1962 г. – в составе Буда-Кошелевского района) [2, с. 197–203]. Однако не все эти группы дошли до места своего назначения, некоторые вернулись назад, часть влилась в действующие отряды, некоторые выросли в более-менее серьезную силу, а некоторые, как указал Э. В. Лавринович в докладной записке, адресованной И. К. Пономаренко, дезертировали.
Остановимся более подробно на документально зафиксированных фактах, изложенных в этом документе. «Ставлю в известность ЦК КП(б)Б в том, что посланная диверсионная группа в Буда-Кошелевский район Гомельской области в августе 1941 года во главе с командиром Корнеевым И. Н. оказалась предательской, т. е. дезертировала. Я, член группы, Лавринович Э. В., оставшийся один и без взрывчатого вещества в октябре 1941 года заготовил поддельные документы и вышел из подполья для организации партизанского отряда или диверсионной группы…» [3, л. 44]. Отметим, что позже Лавринович стал командиром взвода партизанского отряда им. М. И. Калинина 1-й Гомельской партизанской бригады, Героем Советского Союза.
Таким образом, на первом этапе войны партизанская борьба в Буда-Кошелевском районе развивалась очень медленно. Свидетельством тому являются приведенные факты, характеризующие малочисленность партизанских групп, которые не представляли собой единую действующую силу. Целью этих небольших групп в большинстве случаев была борьба за выживание. Неподготовленные, плохо вооруженные, не имея связи, зимней одежды и обуви, партизаны часто гибли, не нанося врагу значительных потерь. Так, только из группы Э. В. Лавриновича, состоявшей из 12 человек, погибли в боях с немцами и полицейскими – трое, ранен – один, взяты живыми и расстреляны – трое. Оставшиеся 4 человека влились в Черниговское партизанское соединение А. Ф. Федорова [3, л. 44].
Более благоприятно складывались условия для развития партизанского движения в конце весны 1942 г. В марте была организована группа партизан в количестве 17 человек во главе с А. Н. Демченко; местом ее дислокации стали Рогинский и Лозовский леса, болота Белицы. Только за май – декабрь 1942 г. группой было спущено под откос 6 железнодорожных эшелонов, подорвана водокачка в деревне Селец, разгромлен полицейский участок в деревне Липиничи, продовольственный склад в Буда-Кошелево, убито 15 полицейских, 2 старосты, 5 немцев [4, л. 12–13].
В тяжелых условиях зимы 1942/43 г. лагерь, где дислоцировалась группа Демченко, был разбит. В жестоких боях погибли 7 партизан, остальные с боем вышли из блокады и стали двигаться в Кличевские леса, где встретились с партизанами Журавичского партизанского отряда С. М. Белых и И. М. Дикана. «Встретившись с ними, – пишет Демченко, – я решил принять все меры, чтобы объединиться с ними и создать бригаду, а из моей группы организовать партизанский отряд на Буда-Кошелевский район. Инициатива моя была поддержана…» [4, л. 23]. Как свидетельствуют архивные документы, в соответствии с приказом Кличевского оперцентра от 18 марта 1943 г., из 10-й Журавичской партизанской бригады была выделена группа в составе 10 человек для развертывания партизанского движения в Буда-Кошелевском районе. Командиром отряда был назначен П. Е. Матюшков, комиссаром А. Н. Демченко. Вскоре отряду был дан номер 263, а затем присвоено имя М. И. Кутузова. В отряд стали вливаться местные жители. Уже 19 марта 1943 г. в нем насчитывалось 60 человек, на вооружении которых находилось 45 винтовок и 3 ручных пулемета, а на 1 июня этого года отряд уже насчитывал 185 человек, имевших 145 винтовок, 12 пулеметов, 1 автомат и 4 миномета [4, л. 25]. В апреле 1943 г. отряд вошел в состав 10-й Журавичской партизанской бригады.
Одной из важных задач, стоявших перед партизанами, было осуществление диверсий на дороге Жлобин – Гомель и шоссейной дороге Гомель – Довск, по которым происходило обеспечение германских войск. За апрель – май 1943 г. партизанами отряда им. М. И. Кутузова было уничтожено 8 паровозов, 80 вагонов, 29 танков, 31 автомобиль [4, л. 15]. Железнодорожные диверсии приносили немцам значительные материальные потери, сокращали вражеские перевозки.
Вместе с тем придавая большое значение диверсионной деятельности партизанских отрядов, не следует преувеличивать ее результаты. Внимательный анализ архивных источников показывает, что в конце 1942 г. результаты диверсий на железной дороге были незначительными: «железная дорога Гомель – Жлобин работала интенсивно, примерно в 1 час – 8 эшелонов» [5, л. 27]. Даже летом 1943 г., когда волна диверсий достигла наивысшего уровня, командир 10-й Журавичской бригады И. М. Гаврилов в своем приказе от 8 августа отмечал, что «несмотря на ряд моих конкретных указаний об усилении диверсионной работы по коммуникациям врага, некоторые партизанские отряды до настоящего времени не поняли важности диверсионной работы, конкретных заданий диверсантам не дают и их работу не контролируют, высланные на железные дороги диверсанты вследствие безответственности не попадают на свои участки, а разъезжают по деревням, занимаются обменом лошадей, зачастую пьянствуют и порученной им работы не выполняют. В результате плохо поставленной работы июльский план пуска под откос эшелонов противника значительно не выполнен. До настоящего времени ещё не поступило ни одного, спущенного под откос, эшелона противника за июль месяц 262-го, 263-го и 108-го партизанских отрядов. Такое положение с диверсионной работой дальше нетерпимо» [7, л. 36]. Понятно, что это снижало эффективность вооруженной борьбы.
Партизаны и бойцы диверсионных групп вели активную борьбу с местной администрацией, созданной немцами, нападали на немецкие и полицейские гарнизоны, хозяйственные объекты. Так, партизанами отряда им. М. И. Кутузова был разгромлен маслозавод и агроучасток в деревне Рогинь, молочный пункт в деревне Ботвиново, полицейские участки в деревнях Рогинь и Липиничи. От рук партизан погибли более тысячи гитлеровцев [4, л. 13].
Нельзя обойти вниманием активную работу партизан по разложению вражеских сил, благодаря которой к партизанскому движению присоединялись бывшие полицейские. Особенно активно стали вливаться полицейские в партизанские отряды с весны 1943 г. после обращения ЦК КП(б)Б, СНК БССР, Президиума Верховного Совета БССР «к старостам, полицейским, служащим городских управ и комендатур, ко всем тем, кто был обманут немецкими захватчиками, кто из-за чувства страха служит врагу». Это обращение призывало помогать партизанам и декларировало прощение. По данным областного архива КГБ, только в партизанский отряд им. М. И. Кутузова было принято около 150 полицейских. Однако главным источником пополнения партизанского движения было местное население.
Анализ проблематики заявленной темы, нашедшей отражение в архивных документах и материалах, убеждает в том, что ситуация изменилась после того, когда ход войны показал, что Советский Союз не побежден, а немцы не такие уж и всемогущие. Партизанская война в Буда-Кошелевском районе очень быстро набирала силу. В сентябре 1943 г. уполномоченный ЦК КП(б)Б по Гомельской области А. Ф. Жданович доносил начальнику БШПД П. 3. Калинину: «Буда-Кошелевский район обслуживается отрядом им. Кутузова, отрядом им. Чкалова и им. Котовского. Уваровичский район обслуживается вновь организованным из населения Уваровичского района отрядом им. Рокоссовского» [3, л. 40]. Кроме вышеназванных на территории Буда-Кошелевского и Уваровичского районов действовали партизанские отряды им. В. И. Чапаева (командир Н. Д. Стефанович), им. Н. А. Щорса (командир А. П. Байков), им. Д. А. Фурманова (командир П. Я. Дедушкин) [3, л. 106–107].
Численность партизанских отрядов в районе постоянно росла, только отряд им. М. И. Кутузова насчитывал 450 человек [1, с. 59]. Поэтому в целях оперативного руководства отрядами 10-я Журавичская партизанская бригада в августе 1943 г. была реорганизована. Из ее состава были выделены три отряда, на базе которых была создана 1-я Буда-Кошелевская партизанская бригада, в которую вошли отряды: 262-й им. В. П. Чкалова, 263-й им. М. И. Кутузова, 108-й им. Г. И. Котовского. Командиром бригады был назначен А. Н. Демченко, комиссаром – С. П. Каспрук. Кроме того, из состава бригады был сформирован отряд им. К. К. Рокоссовского.
Вплоть до прихода советских войск бригада удерживала Василевскую переправу, через которую с 23 сентября по 2 октября 1943 г. были переправлены около 5 тысяч мирных жителей, спасавшихся от гитлеровцев, а затем совместно с частями Красной Армии отбила у врага Струминскую переправу [1, с. 59]. За короткий период деятельности бригады ее партизанами было взорвано 70 вражеских эшелонов, 1607 рельсов, уничтожено 38 танков и бронемашин, 109 автомашин, сожжено 42 моста [4, л. 22].
Боевая деятельность бригады, численный состав которой достигал 1700 человек, продолжалась до 2 декабря 1943 г., затем она соединилась с войсками Красной Армии. Бригада имела на вооружении 1135 винтовок, 52 пулемета, 68 автоматов, 14 минометов, свыше 100 тысяч патронов и др. [1, с. 60].
Наряду с успехами имели место недостатки и трудности становления и развития партизанского движения в регионе. Прежде всего необходимо отметить, что недостаток вооружения и боеприпасов сдерживал создание новых отрядов. Об этом, в частности, доносил представитель БШПД Игнатенко: «… без преувеличения можно отметить, что если бы имелось оружие и боеприпасы в достаточном количестве, то ни один человек из населения Гомельской области не отсиживался дома. Вся область превратилась бы в единый партизанский лагерь… Особенно острую нуждаемость отряды испытывают в патронах, ВВ (взрывчатых веществах. – Л. С), минно-подрывном материале, автоматах и ПТР» [3, л. 109]. Касаясь этой проблемы, напомним, что ЦШПД считал централизованное обеспечение партизан оружием и боеприпасами нецелесообразным, так как это якобы поддерживало их беззаботность, что партизаны должны сами себя обеспечивать за счет противника, добывая у него все необходимое. Сошлемся в связи с этим на доклад командира 10-й Журавичской бригады, где констатируется, что «с самого начала своего формирования (июль 1942 года) и до 10 мая 1943 года бригада от других отрядов и Белорусского штаба партизанского движения ничего из боеприпасов, вооружения и материалов не получала. Все вооружение и боеприпасы были взяты в боях с немцами и изменниками, при разгроме немецко-полицейских гарнизонов. Кроме того, часть вооружения и боеприпасов была взята у местного населения, это вооружение было брошено частями Красной Армии при отступлении в 1941 году» [8, л. 10].
Рассматривая трудности становления и развития партизанской войны в районе, следует отметить отсутствие оперативного руководства первыми отрядами и группами со стороны вышестоящих организаций, что зачастую приводило к их бездействию. Проблема связи с БШПД беспокоила командование 1-й Буда-Кошелевской бригады. В частности, командир бригады А. Н. Демченко прямо указывал: «… долгое время бригада не имела связи с БШПД, не имела возможности получать задания от БШПД…», что, в свою очередь, не позволяло своевременно координировать действия и контролировать выполнение поставленных задач [4, л. 84].
Архивные материалы фиксируют отдельные факты негативного поведения партизан, особенно проявлявшиеся в ходе хозяйственных операций. О непристойном поведении партизан отряда им. М. И. Кутузова сообщает начальнику штаба Гомельского партизанского соединения Е. И. Барыкину комсорг партизанского отряда им. В. И. Чапаева Д. Савостеенко: «При выполнении порученного задания в д. Калиновка к нам обратилось население с жалобой на грубое отношение к ним со стороны бойцов отряда им. Кутузова. Грубости следующие: 1) производятся поголовные обыски по ночам, невзирая на то, у кого делаются обыски и что ищут, при этом отнимают все продукты и не дают даже разговаривать; 2) партизанские семьи пробуют заявлять претензии, то их ставят к стенке, угрожая оружием; 3) у гр-ки Бондаренко Е. насильно взяли сыр, пиджак, брюки. Перекопали все даже под полом, искали водку. У гр-на Т. Стукача несколько ночей подряд были тщательные обыски, требовали самогон. Были неоднократные факты спекуляции коней за водку. Подобные факты имели место в д. Ковалевка, Рудня Толстыковская и др.» [6, л. 40].
Аналогичные факты указываются и в донесении политрука 2-й роты отряда им. Н. А. Щорса: «5 августа 1943 года группа в составе 4-х человек прибыла в д. Васильполье. У гр-на Пушкарева требовали мед, при его отказе угрожали расстрелом, посадили на телегу и увезли за поселок… 11 августа прибыли в пос. Великий Рог, избили гр-ку А. Киселевскую и убили кабана на 2 пуда. Требовали у С. Харитоновой платье и юбку, когда Д. Харитонов сказал, что так делают не партизаны, а банда, то угрожали расстрелом, но Харитонов скрылся. Все население пос. Великий Рог, Васильполье, Чижовки возмущено поведением этой группы» [9, л. 38].
Вместе с тем было бы ошибкой утверждать, что такое, мягко говоря, неодобрительное поведение партизан было всеобщей тенденцией.
Приведенные и многие другие примеры показывают, что становление и развитие партизанского движения в регионе проходило в достаточно сложных условиях. Партизаны Буда-Кошелевщины на протяжении двух с лишним лет вели борьбу с врагом на оккупированной территории, нанося ему ощутимые потери, и таким образом приближали общую победу над германским фашизмом в мае 1945 г.
Источники и литература
1. Алейникова, М. А. Первая Буда-Кошелевская партизанская бригада / М. А. Алейникова // Беларусь і Германія: гісторыя і сучаснасць: матэрыялы Міжнар. навук. кайф., Минск 13 мая 2005 г. – Вып. 4. – Минск, 2005.
2. Гомельщина партизанская: сб. документов и материалов. – Вып. 1: Начало. Июнь 1941 г. – май 1942 г. – Минск, 2010.
3. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 249.
4. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 264.
5. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 33а. – Д. 75.
6. НАРБ. – Фонд 3940. – Оп. 1. – Д. 4.
7. НАРБ. – Фонд 3946. – Оп. 1. – Д. 2.
8. НАРБ. – Фонд 3946. – Оп. 1. – Д. 3.
9. НАРБ. – Фонд 3950. – Оп. 1. – Д. 1.
Советская агитация и пропаганда в партизанских зонах Беларуси (1941–1944 гг.)
А. В. Радюк (Горки)
Во время фашистской оккупации в Беларуси развернулось массовое партизанское движение. Огромные территории в тылу врага были освобождены народными мстителями. Партизаны громили гарнизоны и опорные пункты врага. Так появлялись партизанские зоны. По данным Белорусского штаба партизанского движения, к началу 1944 г. под контролем партизан находилось 108 тыс. кв. км из 184,7 тыс. кв. км оккупированной территории (58,4 %). Свыше 38 тыс. кв. км составляли партизанские зоны. Фактически под контролем противника находились только те места, где располагались его охранные части, имелись крупные гарнизоны [4, с. 101]. Крупнейшими партизанскими зонами являлись: Октябрьско-Любанская, Кличевская, Борисовско-Бегомль-ская, Полоцко-Лепельская, Ивенецко-Налибокская.
Партизаны сочетали боевую деятельность с политико-массовой работой. Восстановленные органы советской власти приложили много усилий, чтобы возродить советскую жизнь в партизанских зонах. Возобновляли свою работу школы. На территориях партизанских зон отмечались советские праздники, действовали коллективы партизанской художественной самодеятельности, смотрели советские фильмы. Повсеместно распространялись сводки Совинформбюро, было организовано слушание советского радио. Этому способствовало установление регулярной связи с Большой землей благодаря строительству партизанских аэродромов.
Политическую работу в партизанских зонах вели партийные и комсомольские работники, командиры и комиссары партизанских бригад и отрядов. Среди населения большую работу проводили партизаны. В партизанских зонах имелись широкие возможности для проведения различных массово-политических мероприятий. Здесь размещались радиостанции подпольных партийных организаций и партизанских формирований. Всего работало 168 радиостанций [2, с. 147]. Это давало возможность систематически организовывать прослушивание советских радиопередач, доводить их содержание до населения партизанских зон. Прослушивание радиопередач организовывалось на постоянных партизанских базах. Часто партизаны выезжали в населенные пункты с радиоприемниками и организовывали коллективное прослушивание радиопередач. Так, в Гресском районе райком комсомола организовал агитповозку с радиоприемником, с помощью которого партизаны и население слушали советские радиопередачи [11, с. 50].
Важную роль в идеологической работе среди партизан и населения играла печать. В партизанских зонах печатались радиосводки в виде листовок и распространялись среди партизан и населения. Вначале их переписывали от руки или печатали на машинке, потом стали выпускать в подпольных типографиях, для которых была создана полиграфическая база. Самолетами из советского тыла через партизанские аэродромы доставлялось большое количество полиграфического оборудования. Только в 1942 г. ЦК КП(б)Б направил в партизанские отряды Беларуси 31 пишущую машинку. За 1943 г. в Беларусь было направлено оборудование для 160 типографий [11, с. 55–56]. Кроме того, в партизанские зоны переправляли на самолетах большое количество газет, листовок, плакатов и других печатных материалов, которые издавались в советском тылу и предназначались для распространения среди партизан и населения.
Многие подпольные газеты издавались непосредственно в партизанских зонах. По решению ЦК КП(б)Б в январе 1943 г. в зоне партизанского соединения Минской и Полесской областей было возобновлено издание газеты «Звязда», которая являлась печатным органом ЦК КП(б)Б и Минского подпольного обкома партии. Ее редактором утвердили М. П. Барашкова – члена ЦК ЛКСМБ, который 25 января 1943 г. прибыл с Большой земли на аэродром Октябрьско-Любанской партизанской зоны на острове Зыслов. Он привез с собой портативную типографию, несколько мешков бумаги и, сформировав редакцию, приступил к работе по выпуску газеты. Через два дня – 27 января – вышел первый номер «Звязды», который в тот же день был распространен среди партизан и подпольщиков. Всего к моменту освобождения Минской области от оккупантов было выпущено 93 номера газеты. Большую помощь редакции оказали секретари Минского подпольного обкома партии В. И. Козлов, И. А. Бельский, И. Д. Варвашеня, член обкома Р. Н. Мачульский, а также продолжительное время работавшие в тылу врага секретари ЦК ЛКСМБ М. В. Зимянин и К. Т. Мазуров [6, с. 250–251].
«Звязда» обычно выходила два раза в неделю и являлась флагманом подпольной печати Беларуси. По решению ЦК КП(б)Б с 14 августа 1943 г. ее формат был увеличен вдвое. Газета рассказывала о самоотверженной борьбе бойцов и офицеров Красной Армии против захватчиков на фронтах войны, трудовых подвигах рабочих и крестьян в советском тылу, боевых делах партизан и подпольщиков, выступала с призывами к населению оккупированной территории расширять партизанское движение и срывать военно-экономические мероприятия оккупантов. Об этом свидетельствуют заголовки статей и заметок: «Всей деревней – в партизаны», «Гремят взрывы на железных дорогах», «Не белорусский хлеб, а пулю в лоб фашисту» [6, с. 251]. Также писали о преступлениях оккупантов, разоблачали лживость немецкой пропаганды.
В Октябрьско-Любанской партизанской зоне издавались также газеты: «Чырвоная змена» (печатный орган ЦК и Минского подпольного обкома ЛКСМБ); «Балыпавік Палесся» (Полесского подпольного обкома КП(б)Б); «Кліч Радзімы» (Любанского подпольного райкома КП(б)Б); «Народны мсцівец» (Октябрьского подпольного райкома КП(б)Б) и др. В Кличевской партизанской зоне издавалась областная газета «За Радзіму», районные газеты «Голас партызана», «За Советскую родину», «Бобруйский партизан» и др. [11, с. 56]. В Чечерской партизанской зоне в 1-й Гомельской бригаде действовала типография, в которой выпускались газета «Смерть оккупантам» Чечерского и Кормянского РК КП(б)Б, а также листовки и обращения [9, л. 140]. Всего на оккупированной территории Беларуси выходило 183 газеты, из них 163 издавали подпольные партийные и антифашистские комитеты, 10 – подпольные комсомольские органы, 10 – партийные организации и командование партизанских формирований [13, с. 17].
Таким образом, партизанская печать содействовала развитию партизанского движения и способствовала укреплению отношений между партизанами и населением. Среди населения и партизан широко практиковалось коллективное чтение газет, листовок, брошюр и книг. Иногда газеты вывешивались на специальных витринах.
Наиболее распространенными видами наглядной пропаганды и агитации были лозунги, плакаты, призывы, карикатуры, иллюстрации в стенных газетах и рукописных журналах. Во многих деревнях, на перекрестках дорог, вблизи вражеских гарнизонов появлялись написанные на фанерных щитах или другом подручном материале обращения: «Что ты сделал для разгрома фашизма?», «Сколько ты убил фашистов?», «Почему до сих пор ты не в партизанах?» [10, с. 11].
Партизанские художники рисовали сатирические плакаты, карикатуры. В Лепельской бригаде им. И. В. Сталина такие плакаты готовили партизаны-художники Н. Т. Гутиев и Н. И. Обрыньба. Их затем размножали типографским способом и вывешивали в расположении отрядов бригады [39, с. 148]. В марте 1944 г. партизаны бригады им. И. В. Сталина Барановичской области нарисовали и распространили 720 плакатов. Накануне 25-й годовщины Октябрьской революции в соединении партизанских отрядов Минской и Полесской областей было написано и вывешено 728 лозунгов и 1380 плакатов, которые клеймили гитлеровских захватчиков, призывали партизан и население на борьбу с оккупантами [10, с. 11].
В партизанских формированиях создавались специальные агитбригады. В их состав входили партийные и комсомольские работники, участники художественной самодеятельности. Обычно перед партизанами и населением агитаторы и пропагандисты выступали с докладами, проводили беседы, участники художественной самодеятельности выступали с концертами, в репертуар которых входили песни советских композиторов, произведения военного и партизанского фольклора, сатирические инсценировки, высмеивавшие оккупантов.
Коллективы художественной самодеятельности имели различные организационные формы: кружки, хоровые коллективы, ансамбли песни и пляски, драматические коллективы, агитбригады и агитотряды. В Вилейской области действовали агитбригады при партизанских бригадах им. К. К. Рокоссовского, «За Советскую Белоруссию». Большую работу в этой области проводил агитотряд им. А. М. Горького. Только в марте 1944 г. он дал 25 концертов для партизан и населения Мядельского и Дуниловичского районов, на которых присутствовали более 4000 человек [11, с. 54]. Командир партизанской бригады «Неуловимые» Витебской области, М. С. Прудников, вспоминал: «Наши артисты выступали часто и имели большой успех и у партизан, и у населения. Ансамбль выступал не только в зоне своей бригады, но и в соседних партизанских соединениях». В Октябрьско-Любанской партизанской зоне активно действовала агитбригада Минского партизанского соединения. В Любанском районе в партизанской бригаде им. А. Ф. Брагина была организована специальная агитповозка, которая сопровождала докладчика. В ней имелась различная литература, газеты, листовки. В Стародорожском районе действовал конный агитотряд [11, с. 51].
В начале 1943 г. в Барановичской области была создана агитационная группа, в которую наряду с агитаторами вошли и участники художественной самодеятельности. На первый концерт была приглашена большая группа наиболее отличившихся в боях партизан. Для проведения этого концерта построили специальное помещение – крытый павильон со сценой, рассчитанный на 150 человек. Присутствовали же в 2 раза больше зрителей. В дальнейшем концерты агитгруппы, получившей название партизанского театра, проводились регулярно [3, с. 149].
В некоторых партизанских зонах проводились смотры художественной самодеятельности. В сентябре 1943 г. был организован смотр художественной самодеятельности партизанских отрядов Кличевской зоны. Лучшие коллективы художественной самодеятельности получили премии и награды. Исполнителям индивидуальных номеров, завоевавшим призовые места, были вручены премии – автомат ППШ, пистолет ТТ, карабин, библиотечка «Молодому партизану» [3, с. 149].
Кружок художественной самодеятельности при партизанском отряде им. И. В. Сталина в Осиповичском партизанском соединении имел баян и гармонь. Проводились выступления хора и отдельных исполнителей песен, частушек и рассказов. Члены кружка своими песнями, рассказами, частушками о героических делах советских людей подымали боевой дух партизан и населения, вселяли в них уверенность в победе Советского Союза, призывали народ к борьбе с оккупантами, разоблачали фашистский «новый порядок» и клеймили позором изменников и предателей. Так, в стихотворении «К изменнику» один из партизан писал:
Изменник проклятый, предатель, подлец, Ты хуже собаки, иуда! Собака хоть служит и лает за хлеб, А ты – за объедки из блюда… [1, л. 133–134]Бойцы и жители деревень тепло встречали «лесных артистов». Крестьяне, чем могли, старались отблагодарить их. Приносили продукты, одежду, оружие и боеприпасы, просили приезжать почаще. К примеру, после выступления агитбригады отряда № 760 под командованием Г. И. Перестенко в одной из деревень Кличевской зоны население в знак благодарности передало партизанам 4 пулемета, 19 винтовок, миномет, автомат, патроны, подобранные на местах боев [7, л. 159].
Большое значение партийные, комсомольские, советские органы, командование партизанских формирований придавали проведению советских праздников. Торжественно отмечались годовщины Октябрьской революции, Международный день солидарности трудящихся 1 Мая, День Красной Армии 23 февраля, 25-летие образование БССР 1 января 1944 г. В эти дни активизировалась боевая деятельность партизанских формирований, проводились различные массово-политические мероприятия. Вывешивались красные флаги, проводились торжественные собрания и митинги. Празднование сопровождалось выступлениями художественной самодеятельности.
В ноябре 1942 г., в дни празднования 25-й годовщины Октябрьской революции, в Октябрьско-Любанской партизанской зоне было проведено 294 собрания и митинга, написано и расклеено на видных местах 728 лозунгов ЦК ВКП(б) и 1380 плакатов, листовок, портретов И. В. Сталина, организовано 19 коллективных слушаний радио, дано 17 концертов. В 102 деревнях были вывешены красные флаги. Партизаны выпустили 14 стенгазет [5, с. 416–417].
В Ушачах Витебской области на торжественное собрание пришли около 600 жителей райцентра и окрестных деревень. Зал, где проходило собрание, был празднично украшен, на стене висел портрет В. И. Ленина. С докладом о 25-й годовщине Октябрьской революции выступил секретарь Ушачского райкома ЛКСМБ, заместитель командира бригады им. В. И. Чапаева по разведке В. Я. Василевский [12, л. 95].
В Гута-Михалинской партизанской зоне в бригаде им. П. К. Пономаренко после отрядных торжественных собраний были организованы праздничные столы, причем командир бригады Н. В. Сенькин разрешил партизанам употребить по 100–150 граммов водки [8, л. 94, 176, 178, 228]. Также необходимо отметить тот факт, что в этой бригаде придавалось большое значение уходу за могилами погибших товарищей [8, л. 176].
В идеологической работе среди партизан и населения довольно широкое распространение получила демонстрация кинофильмов. Управление кинофикации при СНК БССР в 1943 г. подготовило и направило в тыл врага 6 киномехаников, обеспечив их всем необходимым для демонстрации фильмов. В южных районах Минской области состоялось более 300 сеансов кинофильмов «Ленин в Октябре», «Чапаев», «Разгром немецких войск под Москвой», «Ленинград в борьбе», «Разгром немецких войск под Сталинградом». Только в трех сельсоветах Освейского района Витебской области летом 1943 г. фильм «Разгром немецких войск под Сталинградом» просмотрели до 4 тыс. партизан и местных жителей [3, с. 149]. Также демонстрировались кинофильмы «Секретарь райкома», «Концерт фронту», «Петр Первый», «Юность Максима», «Ошибка инженера Кочина» и др. В партизанских зонах Минской области в 1943–1944 гг. было дано 250 киносеансов, на которых присутствовали 178 тыс. человек [11, с. 55].
В целом советская агитационно-пропагандистская работа способствовала росту партизанских отрядов, усилению сопротивления населения политическим, экономическим и военным мероприятиям оккупантов, поднимала боевой дух населения партизанских зон, давала людям веру в скорую победу над гитлеровскими захватчиками.
Источники и литература
1. Байдаков, А. И. Коммунисты – организаторы и руководители Осиповичского партизанского соединения Белоруссии в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками: дис… канд. ист. наук: 07.00.02 / А. И. Байдаков. – Минск, 1953.
2. Великая Отечественная война советского народа (в контексте Второй мировой войны) / А. А. Коваленя [и др.]; под ред. А. А. Ковалени, Н. С. Сташкевича; пер. с бел. яз. А. В. Скорохода. – Минск, 2004.
3. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: в 3 т. / редкол.: A. T. Кузьмин (пред.) [и др.]. – Минск, 1983–1985. -Т. 2. / А. А. Филимонов (рук.) [и др.]. – 1984.
4. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: в 3 т. / редкол. А. Т. Кузьмин (пред.) [и др.]. – Минск, 1983–1985. -Т. 3. / А. Н. Мацко (рук.) [и др.]. – 1985.
5. Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941-июль 1944). Документы и материалы: в 3 т. / ред. комис. В. Ф. Шауро (пред.) [и др.]. – Минск, 1967–1982. – Т. 1: Зарождение и развитие партизанского движения в первый период войны (июнь 1941-ноябрь 1942) / сост.: Р. Р. Крючок [и др.]. – 1967.
6. Доморад, К. И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области, 1941–1944 / К. И. Доморад; под ред. И. М. Игнатенко. – Минск, 1992.
7. Коваленя, А. А. Идейно-политическая работа подпольных партийных организаций КП(б)Б в партизанских зонах: дис… канд. ист. наук: 07.00.01 / А. А. Коваленя. – Минск, 1983.
8. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 1401. – Оп. 1. -Д. 267: приказы и распоряжения штаба партизанской бригады им. Пономаренко и партизанского отряда им. Кирова.
9. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 33а. – Д. 68: протоколы, докладные, отчеты обкома и подпольных райкомов КП(б)Б, первичных парторганизаций партизанских бригад и отрядов Гомельской области. Список работников, направленных Гомельским обкомом КП(б)Б на выполнение спецзадания.
10. Пациенко, А. М. Культурно-просветительная работа среди партизан и населения Белоруссии в годы Великой Отечественной войны: автореф. дис… канд. пед. наук: 13.00.05 / А. М. Пациенко. – М., 1986.
11. Савченко, И. И. На непокоренной земле Беларуси: к 65-летию Великой Победы / И. И. Савченко. – Минск, 2009.
12. Савченко, И. И. Роль партизанских зон в развитии вооруженной борьбы против немецко-фашистских захватчиков на временно оккупированной территории Белоруссии (июнь 1941 – июль 1944 гг.): дис… канд. ист. наук: 07.00.02 / И. И. Савченко. – Минск, 1988.
13. Хухлындина, Л. М. Роль печати подпольных партийных комитетов и партизанских формирований в мобилизации трудящихся Белоруссии на борьбу против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны (1941–1944 гг.): автореф. дис… канд. ист. наук: 07.00.01 / Л. М. Хухлындина. – Минск, 1987.
О военном искусстве партизанской борьбы при освобождении Беларуси (1943–1944 гг.)
Н. Ф. Азяский (Москва)
Освобождение Беларуси было осуществлено благодаря многим усилиям, реализованным, в конечном итоге, не только на полях сражений в прямом противоборстве вооруженных сил. Свой вклад в общую победу внесли как партизанские формирования, действовавшие в захваченных врагом районах, так и труженики советского тыла. Народы нашей многонациональной Родины доказали, что, сплоченные единой целью, они представляют собой могучую силу и могут постоять за себя при любых обстоятельствах.
В условиях начавшегося изгнания германских агрессоров с территории Советского Союза перед патриотами, боровшимися в тылу врага, встали новые, еще более сложные задачи по оказанию действенной помощи наступающим войскам Красной Армии. К началу освобождения территории Беларуси кардинально изменилась военно-политическая ситуация в мире, что укрепляло моральные силы патриотов, их готовность к борьбе с агрессорами. Партизанское движение, развернувшееся на оккупированной территории Беларуси, включало следующие виды деятельности и различные их сочетания: боевую, диверсионную, разведывательную (проводимую в интересах регулярных войск), пропагандистскую (среди населения, проживавшего на оккупированной территории, и по разложению войск противника). Имели место и другие виды деятельности, такие, например, как массово-политическая работа среди населения и советских военнослужащих, оказавшихся на оккупированной территории; подрывная работа против пособников оккупационных властей и др. В ходе боевой деятельности партизаны сковывали большие группировки войск врага, громили его гарнизоны, штабы, учреждения, уничтожали склады, базы и аэродромы. Посредством диверсионных действий партизаны разрушали коммуникации противника, уничтожали вражеские эшелоны с живой силой, техникой, горючим, боеприпасами, а также линии связи, электростанции, системы водоснабжения и промышленные предприятия.
Своей разведывательной деятельностью партизаны добывали для командования регулярных войск сведения о расположении, численности и передвижениях войск противника, их вооружении, системах связи, инженерном оборудовании, противовоздушной обороне и др.
В партизанском движении наряду с отрядами, созданными самим населением, принимали участие подразделения регулярных войск и народного ополчения, действующие в тылу врага. К партизанам относились также военнослужащие – «окруженцы», влившиеся в местные партизанские отряды и направленные в них из-за линии фронта в качестве специалистов и руководителей.
Как форма вооруженной борьбы партизанская борьба имела много общего с боевыми действиями регулярных войск. Но ей были присущи и специфические особенности. Партизанский фронт, по сути дела, существовал без флангов и тыла: жизнь и боевая деятельность партизан протекала в условиях постоянного вражеского окружения при угрозе внезапной атаки противника. Поэтому партизанское движение могло существовать и успешно развиваться только при поддержке народа. Местные жители поставляли партизанам сведения о противнике и его намерениях, являлись проводниками, помогали оружием, боеприпасами, собранными на местах былых боев или похищенными у врага, лечили и укрывали больных и раненых, снабжали продуктами питания, одеждой и обувью. Там же, где борьба партизан приобретала массовый характер, партизаны и население сливались в единый боевой коллектив. В этом – сила партизанского движения и одна из причин его неодолимости.
В отличие от регулярных войск партизанские соединения и части не имели единой организации. Они резко разнились между собой по своей численности, оснащению оружием и боевой техникой, структуре. Все зависело от условий обстановки, в которой действовали партизаны, военного опыта командного состава и выполняемых задач.
Тактика партизанских действий существенно отличалась от тактики регулярных войск. Партизанские формирования, как правило, в материально-техническом отношении были оснащены намного слабее регулярных соединений, частей и подразделений. В связи с этим обстоятельством они стремились не ввязываться в затяжные бои с противником. Партизаны действовали, как правило, ночью, применяли широкий маневр, налетами и из засад наносили стремительные и внезапные удары, после чего быстро исчезали, совершали различного рода диверсии. Дерзость, хитрость, храбрость и решительность являлись основными характерными чертами действий партизан.
Задачи партизанского движения определялись конкретными историческими условиями, в которых протекала борьба народных масс за национальное освобождение. Обычно они состояли в том, чтобы нанести максимальный ущерб врагу и создать предпосылки для достижения победы. На современном этапе развития исторического процесса партизанские действия стали неотъемлемой частью большинства военных конфликтов и локальных войн. В них они играли главную или вспомогательную роль. Так, в минувшей войне основную тяжесть в решении боевых задач вынесли на своих плечах советские вооруженные силы, разгромившие врага под Москвой, Сталинградом, Курском и в других битвах и операциях, приведших фашистскую Германию к безоговорочной капитуляции. Партизаны способствовали выполнению этой важной исторической задачи. При этом они действовали организованно, целенаправленно, взаимодействовали с Красной Армией на основе совместных планов. Свидетельством тому являются высказывания многих советских полководцев и военачальников. Так, Маршал Советского Союза А. М. Василевский в своих мемуарах написал: «По опыту своей работы в Генеральном штабе я могу с полным основанием утверждать, что партизанское движение народов в тылу врага играло роль важного фактора в общих стратегических планах и расчетах Верховного Главнокомандования» [1, с. 8].
Партизаны решительными действиями не только наносили врагу огромный военный и материальный ущерб, но и подрывали моральный дух и боеспособность немецких солдат и офицеров, держали их в постоянном страхе перед неминуемой расплатой за свои злодеяния и тем самым ослабляли боевую мощь гитлеровской армии. Вместе с тем успешные боевые действия партизан укрепляли уверенность советских людей, томящихся под игом немецкого фашизма, в неизбежности краха оккупационной системы, воодушевляли их на новые подвиги, расширяли и активизировали фронт народной борьбы, являлись стимулирующим примером для населения других стран, оказавшихся под гнетом иноземных поработителей.
Миллионы и миллионы людей на оккупированной территории быстро осознали, что война несет им не освобождение от большевизма, как об этом трубила гитлеровская пропаганда, а порабощение и физическое уничтожение, установление на захваченных землях СССР диктатуры «человекогоспод». Это не могло не вызвать всенародного сопротивления, которое под влиянием организационных и политических мероприятий общественных и государственных органов и организаций Советского Союза, многократно усиленное любовью к Родине, быстро превратилось в могучую силу, поистине стало «вторым фронтом», внесшим значительный вклад в Победу.
Опыт вооруженной борьбы партизанских формирований не утратил своей актуальности в современных условиях. Он служит благородным целям героико-патриотического воспитания воинов и всего общества нашей страны. Он ценен также для тех народов, которые, сражаясь против гнета оккупантов, вынуждены прибегать к партизанским формам борьбы во имя своего национального и социального освобождения и развития.
По своему характеру и содержанию разнообразная деятельность партизанских формирований в основном относится к области вооруженной борьбы, к области теории и практики военного искусства. Опыт показал, что действия партизан велись как в стратегическом, оперативном, так и в тактическом масштабе.
Наиболее распространенными формами партизанской борьбы являлись: действия обособленных групп и отрядов, не имевших постоянных мест базирования, но не выходивших за пределы своих административных районов; действия нескольких отрядов (групп) в определенных районах, освобожденных от войск противника и превращенных в партизанские края и зоны; партизанские операции, проводимые по единому замыслу и плану крупными силами; рейды партизанских бригад и соединений по тылам противника [2, с. 543].
Эти основные формы партизанской борьбы, зародившиеся в начале войны, использовались партизанами вплоть до выхода советских войск к западным границам Советского Союза. На разных этапах борьбы преобладала та или иная ее форма. Так, в 1941–1942 гг. наибольшее применение нашли местные обособленные действия партизанских групп и отрядов. Однако в конце 1941 г. начали использоваться и такие формы, как действия групп отрядов по освобождению отдельных районов от фашистской оккупационной администрации и превращению их в партизанские края, а также проведение партизанских рейдов.
Каждый вид партизанской деятельности имел свои специфические способы (приемы) действий. На развитие форм и способов партизанской борьбы влияли многие факторы. К основным из них следует отнести такие, как социально-политическая обстановка на территории, где развертывалась борьба партизан; плотность населения и степень его активности в борьбе с врагом; состояние и степень развитости экономики данного района; оперативно-стратегическая обстановка на советско-германском фронте; удаленность мест базирования партизанских сил от линии фронта; условия местности, наличие лесов, озер, болот и других труднодоступных участков; время года [3, с. 37]. Кроме того, на выбор тех или иных тактических приёмов оказывали свое влияние следующие факторы: характер задач, поставленных военным командованием, уровень овладения командным составом искусством организации и ведения партизанских действий, боевая выучка и мастерство самих партизан, оснащённость партизанских формирований оружием, боеприпасами, взрывчаткой и другими средствами борьбы. Большое значение имели численность войск противника и их оснащение.
На захваченной немецко-фашистскими войсками советской территории партизанская борьба наиболее широкий размах приобрела в центральных и восточных областях Беларуси, северной части Украины, в западных областях Российской Федерации. Намного слабее была активность партизан Прибалтики, Молдавии, западных областей Беларуси и Украины. Главная причина заключалась в степени прочности социалистического государственного строя в рассматриваемых районах. Прибалтийские республики, а также западные области Беларуси и Украины были включены в состав Советского Союза в 1939–1940 гг., т. е. непосредственно перед Великой Отечественной войной. Здесь политическая обстановка не благоприятствовала развитию партизанского движения. В сельской местности преобладали частная собственность и мелкотоварное производство. Буржуазные элементы, которых еще было значительное количество в Литве, Латвии, Эстонии, западных областях БССР и УССР, будучи уверенными в непобедимости гитлеровской армии, активно поддерживали оккупационную власть. Остальное население, подавленное обстановкой, пассивно выполняло распоряжения оккупантов и не проявляло политической активности.
Партизаны внимательно следили за развитием событий на советско-германском фронте. Складывающаяся там обстановка самым непосредственным образом сказывалась на моральном и боевом духе личного состава партизанских формирований. Особенно активизировалась деятельность партизан после победы Красной Армии в важнейших битвах, а также при приближении передовых частей советских наступающих войск к районам их расположения. Боевые успехи регулярных вооруженных сил по освобождению Беларуси повлияли на численный рост рядов партизанских сил в западных областях этой республики и в Прибалтике, на переход их к более решительным способам действий.
Удаленность мест базирования партизан от линии фронта в ходе войны не оставалась неизменной. Однако одним партизанским формированиям пришлось большую часть времени находиться в глубоком вражеском тылу, а другим – действовать вблизи от фронта. Это, безусловно, накладывало свой отпечаток на характер их действий. Например, для партизан западных областей Российской Федерации, которым пришлось длительное время находиться на территории, чрезвычайно насыщенной войсками немецко-фашистской группы армий «Центр», условия жизнедеятельности были очень сложными. С другой стороны, близость линии фронта создавала предпосылки для оказания влияния на действия этих отрядов со стороны советского военного командования. В партизанских рядах было больше военнослужащих, которые тяготели к организационной структуре и тактике действий, свойственной армейским образцам.
Более специфической была деятельность партизан, находившихся в глубоком тылу противника. На них хотя и воздействовали события на фронте, но в гораздо меньшей степени. Здесь до середины 1943 г. наблюдалась меньшая концентрация вражеских войск, особенно регулярных. Партизаны были почти оторваны от фронтового командования, их деятельность носила более самостоятельный характер. В значительной степени формы и способы действий партизанских формирований, которые дислоцировались в глубоком тылу врага, зависели от наличия оружия и боеприпасов, недостаток в которых они часто испытывали.
На развитие партизанской борьбы влияли и условия местности, особенно наличие крупных лесных массивов, рек, озер, заболоченных участков. На местности, труднопроходимой для тяжелой техники и имеющей закрытый характер, партизанам было легче создавать свои базы, склады с запасами продовольствия, боеприпасов и оружия, скрыто разбивать свои лагеря, укрываться после проведенных операций и диверсионных актов. В лесах, на островах озер, заболоченных участках местности партизаны, как правило, устраивали полевые аэродромы и посадочные площадки для приема самолетов и грузов, прибывающих из советского тыла. С этих же аэродромов они осуществляли эвакуацию раненых и больных, в результате чего отрядам предоставлялась большая свобода действий и маневра. Немаловажным фактором, который существенно влиял на способы партизанских действий, являлось время года. Особенно трудно было сохранить высокую боеспособность партизанским формированиям в условиях суровой снежной зимы.
На выбор тех или иных форм и способов партизанской борьбы, безусловно, влиял такой фактор, как характер задач, ставившихся партизанам политическим и военным руководством. В ходе войны объем этих задач и их содержание существенно изменялись, что, в свою очередь, вынуждало менять тактические приемы, отдавать предпочтение отдельным видам партизанской деятельности. Так, с переходом советских войск к широким наступательным действиям, особенно после контрнаступления под Сталинградом, перед партизанами наряду с задачами по усилению боевой и диверсионной деятельности в тылу противника, разрушению его средств связи и транспорта, живой силы и техники выдвигаются такие новые задачи, как всемерное усиление помощи наступающей Красной Армии, срыв переброски неприятельских войск, подвоз оружия и боеприпасов, спасение советских людей от истребления и угона на каторгу в Германию, защита сел и городов от уничтожения отступающим противником.
В период массового изгнания немецко-фашистских захватчиков с оккупированной советской территории перед партизанами были поставлены и такие задачи, как проведение широкой политической работы среди местных жителей с целью укрепления у них веры в победу СССР и разоблачения всякого рода фашистской пропаганды и клеветы; вовлечение в активные партизанские действия новых слоев населения; развертывание подрывной и разложенческой деятельности в частях гитлеровской армии и среди пособников оккупационных властей.
В зависимости от изменяющейся обстановки во вражеском тылу и особенно от характера предстоящих действий советских войск на том или ином направлении военные советы фронтов совместно со штабами партизанского движения определяли содержание и степень важности ставившихся перед партизанами задач. Так, Военный Совет Западного фронта, разрабатывая задачи партизанам на весну 1943 г., учитывал, что противник в это время будет осуществлять крупные перегруппировки своих войск, подвоз горючего, техники и другого военного имущества в связи с намечавшимися активными действиями на летний период. Эти обстоятельства послужили причиной того, что в оперативном плане Западного штаба партизанского движения на апрель – май 1943 г. первоочередной задачей партизанских формирований выдвигался срыв железнодорожных и автотранспортных перевозок противника. В последующем, при планировании действий партизанских группировок в полосе Западного фронта на лето 1943 г., были учтены предстоящие крупные наступательные операции войск этого фронта. Поэтому главные усилия партизан нацеливались на выполнение уже другой задачи – ведения разведки в интересах войск Западного фронта и входивших в него армий.
И, наконец, самое непосредственное влияние на активность борьбы партизан, ее результативность оказывали уровень знаний и необходимых навыков представителей партизанского руководства всех звеньев по организации и ведению партизанских действий, обученность личного состава, а также оснащенность партизанских формирований оружием, боеприпасами, взрывчаткой и другими техническими средствами борьбы.
Таким образом, одной из важных проблем применения партизанских сил в годы Великой Отечественной войны явился поиск наиболее эффективных форм и способов партизанской борьбы. Как показала практика, формы и способы партизанской борьбы были весьма различны и многообразны. Наиболее распространенными формами борьбы являлись: боевые действия отдельных отрядов, которые базировались, как правило, в пределах одного административного района; боевые действия групп отрядов по освобождению и удержанию так называемых партизанских краев; партизанские операции, проводимые по единому замыслу и плану крупными силами.
Специфика партизанской борьбы нашла отражение и в своеобразных способах действий, которые применяли партизаны. Они решали задачи как путем прямых боевых действий против врага (засады, налеты, оборонительные и наступательные бои), так и не вступая в непосредственное столкновение с ним (диверсии). Проводились также рейды по тылам противника.
При решении задач боем основными способами борьбы являлись засады и налеты. В практике партизанской борьбы наиболее частыми были случаи нападения на автоколонны и транспорт в периоды отступления войск противника под ударами Красной Армии. Стремясь как можно эффективнее воспрепятствовать планомерному отходу вражеских колонн, партизаны нередко прибегали к такому испытанному методу действий, как засады.
27 июня 1944 г. после поражения под Могилевом потрепанные части 14-й пехотной дивизии Вермахта отходили на запад. На одной из дорог партизанами 257-го отряда Рогачевской военно-оперативной группы была устроена засада. Ружейно-пулеметный и минометный огонь, открытый партизанами, оказался неожиданным для немецкой части. В результате были разгромлены около двух рот пехоты, взвод кавалерии, выведены из строя 15 автомашин. Гитлеровцы вынуждены были изменить маршрут движения [4, л. 145–146].
Накануне и в ходе Белорусской наступательной операции партизанские формирования Полесской и южных районов Минской областей получили от Военного Совета 1-го Белорусского фронта через оперативную группу БШПД задание захватить и удерживать до подхода частей фронта переправы через реку Птичь в районе населенных пунктов Рыловичи, Березовка, Крынки, а также переправы через реку Случь в районе Погоста, Старобина. Аналогичные задачи ставились и перед другими партизанскими группировками.
Выполняя указания командования фронта, четыре бригады Минского партизанского соединения разгромили тыловые подразделения 3-й и 36-й пехотных дивизий в населенных пунктах Заболотье, Хоромцы, Косаричи и 27 июня 1944 г. захватили переправы на реке Птичь на участке Березовка – Косаричи, удерживая их до подхода наступающих советских войск. 29 июня бригада им. А. В. Суворова захватила рубеж на реке Птичь в районе Житина и удерживала его, обеспечивая переправу частей Красной Армии. 64-я партизанская бригада им. В. П. Чкалова под командованием Н. Н. Розова захватила переправу на реке Случь в районе Погоста, а затем совместно с регулярными войсками овладела городом Слуцк [5, л. 35–36].
Диверсии как способ борьбы с врагом занимали в партизанской тактике одно из центральных мест. Постоянные и многочисленные диверсии не только снижали пропускную способность путей сообщения и наносили врагу большие потери в живой силе и технике, но и вынуждали гитлеровское командование отвлекать крупные силы и средства на охрану и оборону коммуникаций и тыловых объектов.
В целом приобретенный в годы Великой Отечественной войны опыт партизанской борьбы не утратил своего значения и в настоящее время.
Источники и литература
1. Цит. по: Партизанское движение. По опыту Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. – М., 2001.
2. Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. – М., 1959. – T. 4.
3. Опыт партизанской борьбы советского народа в годы Великой Отечественной войны и народов Европы в годы Второй мировой войны. – М., 1964.
4. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 200.
5. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 33а. – Д. 599.
Узброеная барацьба партызан Беларусі на заключным этапе Бранскай i Смаленскай наступальных аперацый Чырвонай Армii (канец верасня – пачатак кастрычшка 1943 г.)
А. А. Крывар от (Мінск)
У выніку агульнага летне-асенняга 1943 г. наступления Чырвонай Арміі на савецка-германскім фронце яе перадавыя воінскія часці ў канцы верасня 1943 г. увайшлі на тэрыторыю Беларусі. Вызваленне ўсходніх раёнаў Гомельскай і Магілёўскай абласцей ад германскіх акупантаў стала ажыццяўляцца на заключным этапе Бранскай (1 верасня – 3 кастрычніка 1943 г.) і Смаленскай (7 жніўня – 2 кастрычніка 1943 г.) наступальных аперацый, падчас якіх вораг быў выбіты на правы бераг рэк Проня і Сож. У канцы верасня – пачатку кастрычніка 1943 г. войскамі Заходняга і Бранскага франтоў былі вызвалены дзевяць раённых цэнтраў Усходняй Беларусі. Акрамя таго, пры правядзенні Чарнігаўска-Прыпяцкай наступальнай аперацыі (26 жніўня – 30 верасня 1943 г.) войскамі Цэнтральнага фронту былі вызвалены райцэнтр Камарын Палескай вобласці (23 верасня 1943 г.) і райцэнтр Церахаўка Гомельскай вобласці (27 верасня 1943 г.).
У выгнанні ворага з усходніх раёнаў Гомельскай і Магілёўскай абласцей дзейсны ўдзел прымалі партызанскія фарміраванні. 3 набліжэннем Чырвонай Арміі да межаў Беларусі дзясяткі партызанскіх брыгад, палкоў і асобных атрадаў апынуліся непасрэдна ў прыфрантавой паласе. Перад гэтымі партызанскімі фарміраваннямі ў якасці галоўных былі пастаўлены заданы зрываць арганізаванае адступленне ворага, узяць пад кантроль водныя пераправы і прымусіць гітлераўскія войскі прымаць бой з часцямі Чырвонай Арміі на нявыгадных для сябе рубяжах, а таксама абараняць мясцовае насельніцтва ад знішчэння і ўгону ў Германію.
Пры выкананні гэтых задач партызанскія фарміраванні Гомельскай вобласці, якія дыслацыраваліся ў яе ўсходніх раёнах, выкарыстоўвалі разнастайныя тактычныя прыёмы. У сувязі з тым, што на шляху адступлення германскіх войск былі водныя рубяжы, найперш рака Сож, партызаны актыўна супраць-дзейнічалі ўзвядзенню праціўнікам перапраў і разбуралі ўжо пабудаваныя. У канцы верасня 1943 г. атрады 10-й Журавіцкай брыгады (камандзір I. М. Гаўрылаў) на працягу трох сутак вялі баі з групамі праціўніка колькасцю да 150 чалавек, якія імкнуліся ўзвесці пераправу праз раку Сож каля вёскі Струмень Кармянскага раёна. У выніку бою непрыяцель быў разбіты і скінуты ў Сож, а пераправа часткова разбурана. Партызанам брыгады ўдалося знішчыць усе пераправы ў межах Валынцаўскага і Струменскага сельсаветаў Кармянскага раёна і максімальна ўскладніць шлях праціўніку на правы бераг Сожа. Прыкладна ў той самы час партызаны 1-й Буда-Кашалёўскай брыгады (камандзір А. М. Дземчанка) утрымлівалі да прыходу часцей Чырвонай Арміі пераправу праз Сож каля вёскі Васільеўка. Амаль суткі партызаны брыгады сумесна з воінамі 17-й стралковай дывізіі вялі бой за пераправу праз Сож каля вёскі Струмень. Тут удалося пераправіць з правага берага ракі на вызваленую тэрыторыю каля 500 мясцовых жыхароў і шмат буйной рагатай жывёлы. Акрамя таго, народныя мсціўцы 1-й Гомельскай брыгады (камандзір П. А. Балыкоў) знішчылі тры паромныя пераправы і затапілі тры баржы з прадуктамі [10, л. 18; 13, с. 363; 20, с. 147, 156; 22, с. 252; 24, с. 240].
Для нанясення максімальнага ўрону нямецкім войскам, якія адступалі пад ударамі Чырвонай Арміі, партызаны разгарнулі актыўныя дыверсійна-баявыя дзеянні на дарогах. 3 улікам таго, што нямецкія войскі адступалі вельмі хутка, іх калоны рухаліся па вялікіх дарогах. У такой сітуацыі партызаны выкарыстоўвалі тактыку нанясення ўдараў з засад інтэнсіўным непрацяглым агнём. Некалькі такіх аперацый на дарогах Сідаравічы – Чачэрск і Свяцілавічы – Чачэрск правяла 1-я Гомельская брыгада. 26 верасня 1943 г. народныя мсціўцы напалі на калону 196-га нямецкага батальёна каля населенага пункта Валосавічы. Падчас бою падраздзяленне гітлераўцаў было поўнасцю разгромлена. Партызаны вызвалілі 150 савецкіх ваеннапалонных і 300 мясцовых жыхароў, знішчылі 28 акупантаў, трох захапілі ў палон, адбілі 300 кароў і 60 падвод 3 нарабаванай маёмасцю. У наступныя два дні трупы брыгады правялі два імгненныя напады на калоны праціўніка з засады і вывелі са строю 28 аўтамашын. Усяго з 26 верасня па 2 кастрычніка 1943 г. партызаны 1-й Гомельскай брыгады знішчылі 128 аўтамашын з жывой сілай і боепрыпасамі, падарвалі 18 дзотаў, правялі каля 160 засад. У сувязі з актыўнымі дзеяннямі гэтай брыгады праціўнік быў вымушаны пры адступленні адмовіцца ад выкарыстання дарог Сідаравічы – Чачэрск і Свяцілавічы – Чачэрск [9, л. 39; 22, с. 250–251; 24, с. 243].
Пастаянныя ўдары па ворагу наносілі і іншыя партызанскія брыгады, якія базіраваліся на ўсходнім беразе ракі Сож. Адной з першых пачала баі з адступаючымі германскімі войскамі Добрушская брыгада (камандзір I. П. Крывенчанка). 23–24 верасня 1943 г. падраздзяленні брыгады прадухілілі спробы акупантаў падпаліць вёску 1-е Селішча ў раёне балынака Карма – Добруш. Партызаны брыгады «Уперад» (камандзір П. Г. Малюгін) 27 верасня 1943 г. каля вёскі Ровенск раптоўна напалі на трупу акупантаў, якая захапіла ў мясцовых жыхароў маёмасць і жывёлу. Уцякаючы з месца бою, гітлераўцы пакінулі 4 батальённыя і 8 ротных мінамётаў, 3 гарматы і 8 кулямётаў, 10 аўтаматаў і 20 вінтовак, шмат боепрыпасаў, а таксама нарабаванае ў мясцовага насельніцтва. 29 верасня 1943 г. у выніку нападу двух падраздзяленняў гэтай брыгады на вялікую калону нямецкіх войск каля вёскі Буда-Кляпінская Кармянскага раёна былі знішчаны 50 гітлераўцаў і яшчэ 12 захоплены ў палон. Разгром акупантаў быў давершаны падаспеўшымі часцямі Чырвонай Арміі. Упартыя баі на працягу пяці дзён вяла 10-я Журавіцкая брыгада ў раёне населенага пункта Кляпіна на маршруце адступлення праціўніка Красная Тара (Арлоўская вобласць) – Валынцы. Нямецкае камандаванне для захавання пад сваім кантролем дарогі пастаянна ўводзіла ў раён баявых дзеянняў свежыя сілы. Толькі дзякуючы ўступленню ў бітву 4-й роты 1-й Гомельскай брыгады народный мсціўцы змаглі пераламаць сітуацыю і прымусілі акупантаў адысці ад населенага пункта. На тэрыторыі Церахаўскага раёна некалькі ўдараў па праціўніку на шашэйных і грунтовых дарогах нанесла Лоеўская брыгада «За Радзіму» (камандзір Р. I. Сінякоў). Актыўна выкарыстоўвала засады для барацьбы з адступаючым ворагам 2-я Клятнянская брыгада (камандзір Т. М. Каротчанка), якая ў межах Валынцаўскага і Струменскага сельсаветаў узаемадзейнічала з 1-й Гомельскай і 10-й Журавіцкай брыгадамі. На тэрыторыі Добрушскага і Чачэрскага раёнаў сумесна з беларускімі партызанскімі фарміраваннямі абаранялі камунікацыі для наступления Чырвонай Арміі брыгады імя Д. М. Пажарскага і А. В. Суворава, перакінутыя па загадзе ЦШПР з Арлоўскай вобласці [19, с. 290; 20, с. 147, 156; 24, с. 242–244; 25, с. 40].
Для нанясення максімальнага ўрону захопнікам партызанскае камандаванне штодня накіроўвала на чыгунку, шашэйныя і грунтовыя дарогі дзясяткі дыверсійных труп. Пастаянна мініравалі дарогі ў зоне сваёй адказнасці народныя мсціўцы 1-й Гомельскай, 1-й Буда-Кашалёўскай і 10-й Журавіцкай брыгад. За перыяд з 26 верасня па 2 кастрычніка 1943 г. падрыўнікі з гэтых брыгад знішчылі 165 аўтамашын праціўніка. Партызаны 1-й Гомельскай брыгады за адзначаны перыяд правялі 250 дыверсій на чыгунцы, шашэйных і грунтовых дарогах, па разгроме апорных пунктаў і складоў праціўніка, арганізавалі 490 завалаў на шляхах адступлення нямецкіх войск. Напярэдадні ўступлення войск Чырвонай Арміі на тэрыторыю Беларусі партызаны 1-й Буда-Кашалёўскай брыгады на ўчастках чыгункі Патапаўка – Буда-Кашалёва, Салтанаўка – Буда-Кашалёва, Калыбаўка – Бароцін падарвалі тры эшалоны, знішчылі два вагоны з жывой сілай, два з боепрыпасамі, чатыры з харчаваннем, восем платформ з ваеннай тэхнікай і боепрыпасамі. У выніку актыўных баявых дзеянняў народных мсціўцаў рух праціўніка на гэтых участках не ажыццяўляўся на працягу 28 гадзін. Значна ўскладнілася сітуацыя для акупантаў пры адступленні і дастаўцы боепрыпасаў сваім франтавым часцям з прычыны разбурэння партызанамі двух мастоў на дарозе Буда-Кашалёва – Рагінь і ўзвядзення завалаў на шляхах Забалацце – Струін, Лозаў – Сляпня. Падраздзяленні 10-й Журавіцкай брыгады актыўна мініравалі ўчасткі дарог Буда-Кляпінская – Горкі, Выдранка – Свербілаўка. Падчас адной з такіх партызанскіх дыверсій падарвалася адна самаходная гармата, некалькі аўтамашын і павозак [10, л. 18; 11, л. 29, 31; 16, с. 124; 20, с. 147; 22, с. 251–252; 24, с. 241].
Такім чынам, яшчэ да злучэння з перадавымі часцямі Чырвонай Арміі партызанскія фарміраванні, якія дзейнічалі на ўсходнім беразе Сожа ў межах Гомельскай вобласці, на працягу другой паловы верасня 1943 г. пастаяннымі ўдарамі па камунікацыях германскіх войск аслаблялі іх баявы патэнцыял і здольнасць да супраціву савецкім войскам, уносілі дэзарганізацыю ў перамяшчэнні праціўніка, скарачалі яго магчымасці па папаўненні харчовых запасаў за кошт рабаўніцтва мясцовага насельніцтва. Акрамя таго, партызанам удалося выратаваць ад знішчэння і ўгону ў Германію некалькіх тысяч мясцовых жыхароў, прадухіліць разбурэнне дзясяткаў населеных пунктаў спецыяльнымі камандамі акупантаў Толькі 1-я Гомельская партызанская брыгада выратавала ад спальвання адступаючым ворагам больш за 50 вёсак на левым беразе Сожа.
У межах Гомельскай вобласці на ўсходнім беразе Сожа ўдары па адыходзячых германскіх войсках наносілі шэсць брыгад Гомельскага партызанскага злучэння, чэкісцкая брыгада «Уперад» і тры брыгады Арлоўскай вобласці. Злучэнне асноўных партызанскіх сіл, якія дзейнічалі на гэтай тэрыторыі, з перадавымі часцямі Чырвонай Арміі праходзіла паэтапна з канца верасня і да пачатку кастрычніка 1943 г. Некаторыя партызанскія фарміраванні пасля сустрэчы з савецкімі войскамі разам удзельнічалі ў ліквідацыі асобных ачагоў супраціўлення ворага. Напрыклад, Добрушская брыгада разам з падраздяленнямі Чырвонай Арміі вызваляла частку раёна ад акупантаў Асноўныя сілы 10-й Журавіцкай брыгады (7 атрадаў) злучыліся з савецкімі войскамі ў ноч з 1 на 2 кастрычніка 1943 г. у раёне Гута-Асінаўская Кармянскага раёна. Па загадзе камандзіра 260-й стралковай дывізіі партызаны брыгады сумесна з чырвонаармейцамі 2 кастрычніка 1943 г. разграмілі і скінулі ў раку каля вёскі Лазавіца Кармянскага раёна батальён гітлераўцаў, які прыкрываў адступленне асноўных сіл на правы бераг Сожа. Частка 1-й Буда-Кашалёўскай брыгады 3 кастрычніка 1943 г. ва ўзаемадзеянні з часцямі 17-й стралковай дывізіі на працягу дня вяла бой на тэрыторыі Кармянскага раёна з мэтай адрэзаць праціўніка ад Струменскай пераправы праз раку Сож. Партызаны 1-й Гомельскай брыгады 3 кастрычніка 1943 г. разам з сіламі 197-й стралковай дывізіі не дапусцілі акупантаў у вёскі Сідаравічы, Загор’е, Рудня-Барталамееўская і тым самым выратавалі іх ад спалення [10, л. 18; 11, л. 20, 65; 13, с. 363; 20, с. 147; 24, с. 244–245].
Расфарміраваныя да 4 кастрычніка 1943 г. партызанскія брыгады Гомельскага злучэння левага берага Сожа направілі ў Чырвоную Армію амаль увесь асабовы склад, што, несумненна, садзейнічала ўмацаванню армейскіх часцей і падраздзяленняў. У дзеючую армію з 10-й Журавіцкай брыгады быў накіраваны 1591 чалавек, са складу 1-й Гомельскай брыгады было перададзена 550 байцоў, з 1-й Буда-Кашалёўскай – 272 партызаны. Тэта былі загартаваныя ў баях з акупантамі байцы – разведчыкі, дыверсанты, падрыўнікі, а таксама вопытныя камандзіры аддзяленняў, узводаў, рот, атрадаў [10, л. 18; 11, л. 20, 65; 13, с. 363; 17, с. 187; 22, с. 237, 252–253].
У другой палове верасня 1943 г. у выніку паспяховага наступления савецкіх войск падчас Смаленскай і Бранскай аперацый прыфрантавымі сталі таксама ўсходнія раёны Магілёўшчыны. Народныя мсціўцы ў ходзе манеўраных баёў у прыфрантавой паласе арганізоўвалі засады падраздзяленням праціўніка, якія адступалі пад ударамі савецкіх войск, мініравалі масты, перакрывалі заваламі дарогі. Асноўныя баі паміж магілёўскімі партызанамі і германскімі акупантамі разгарнуліся на паўднёвым усходзе Магілёўскай вобласці і сумежных раёнах Гомелынчыны, куды з розных прычын перайшлі шэраг партызанскіх фарміраванняў з мэтай далейшай перадыслакацыі на ўсходні бераг Сожа для злучэння з Чырвонай Арміяй. Так, 14-я Цёмналеская брыгада па ініцыятыве яе камандзіра С. Р. Ялецкага на працягу чатырох дзён да 27 верасня 1943 г. перабазіравалася з пераважна бязлесага Чавускага раёна ў раён Рудненскіх лясоў на Кармяншчыне. Гітлераўцы да гэтага часу ўжо сканцэнтравалі свае сілы ў кожным населеным пункце на заходнім беразе Сожа, дзе мелі гарнізоны ад 200 до 1000 чалавек, і працягвалі ўмацоўваць берагавую лінію ракі. У такой сітуацыі было принята рашэнне нанесці ўдары па некалькіх гарнізонах акупантаў і фарсіраваць Сож. Здабыўшы неабходныя разведдадзеныя, камандаванне брыгады сіламі сваіх атрадаў і аднаго атрада з брыгады № 17 агульнай колькасцю да 400 партызан атакавала і разбіла ў вёсках Студзянец, Салабута, Касцюкоўка апорныя пункты праціўніка, якія перашкаджалі пераправе. Раптоўны ўдар дазволіў народным мсціўцам знішчыць да 200 акупантаў, 5 аўтамашын праціўніка, 89 павозак з ваеннай маёмасцю, некалькі складоў з харчамі, палівам і абмундзіраваннем. Да раніцы 29 верасня 1943 г. брыгада ў раёне вёскі Прыбор на падручных сродках пераправілася на ўсходні бераг Сожа [1, л. 85; 2, л. 54; 23, с. 210].
У канцы верасня 1943 г. на ўсходзе Магілёўскай вобласці і сумежнай тэрыторыі Гомелынчыны разам з 14-й партызанскай брыгадай праводзілі баявыя аперацыі Смаленскі полк «13» (камандзір С. У Грышын), 13-я (камандзір
С. А. Мазур) і 17-я (камандзір М. I. Кітаеў) партызанскія брыгады, 15-ты партызанскі полк (камандзір А. С. Дзямідаў) і восем асобных партызанскіх атрадаў. Асноўнымі аб’ектамі баявых удараў магілёўскіх партызан былі калоны германскіх войск, якія перамяшчаліся па шашэйных і грунтовых дарогах. У баях з нямецкімі падраздзяленнямі і часцямі, якія вялікімі калонамі адступалі пад націскам Чырвонай Арміі, партызаны выкарыстоўвалі ўсе свае людскія рэсурсы. У нападзе на вялікае падраздзяленне гітлераўцаў каля вёскі Новыя Жаркі Клімавіцкага раёна 28 верасня 1943 г. удзельнічаў практычна ўвесь асабовы склад 13-й брыгады. У выніку раптоўнай атакі з засады на праціўніка, не паспеўшага заняць абарону пасля маршу, партызаны знішчылі 180 акупантаў. У аперацыі каля вёскі Шалухоўка Краснапольскага раёна 23 верасня 1943 г. супраць калоны з чатырох нямецкіх рот у складзе 500 салдат і афіцэраў, а таксама абозу да 100 падвод з нарабаваным у мясцовых жыхароў дабром удзельнічалі 280 партызан атрада № 45 «За Радзіму» (камандзір У. I. Маркаў). Народныя мсціўцы на адкрытай мясцовасці нанеслі праціўніку сур’ёзныя страты – знішчылі 80 чалавек і разбілі 18 падвод. Толькі адсутнасць боепрыпасаў не дазволіла атраду поўнасцю разграміць ворага. Пасля гэтага бою і да моманту прыходу Чырвонай Арміі гітлераўцы больш не рабілі спроб правядзення карных акцый у зоне адказнасці атрада. У выніку яшчэ аднаго бою з калонай праціўніка на тэрыторыі Клімавіцкага раёна 30 верасня 1943 г. атрад № 45 «За Радзіму» ліквідаваў 11 немцаў і двух узяў у палон. Асобны атрад № 720 (камандзір Г. А. Жмуроўскі) падчас нападу на калону пяхоты ворага каля вёскі Бакунавічы Чэрыкаўскага раёна 30 верасня 1943 г. агнём са 100 вінтовак і 12 кулямётаў ліквідаваў 75 акупантаў і прымусіў нямецкае падраздзяленне змяніць свой маршрут. У той самы дзень шляхам удару з засады па калоне гітлераўцаў на дарозе Краснаполле – Прапойск асобны атрад № 42 (камандзір Г. А. Каралёў) знішчыў 58 захопнікаў, тры аўтамашыны і цягач [4, л. 13; 5, л. 11–12, 32; 7, л. 7; 21, с. 307, 332].
Адчувальны ўрон захопнікам у жывой сіле і тэхніцы наносілі дыверсійныя трупы, якія ў канцы верасня 1943 г. пастаянна накіроўваліся камандаваннем партызанскіх фарміраванняў для мініравання шашэйных і грунтовых дарог, раптоўных нападаў на невялікія падраздзяленні гітлераўцаў. Некалькі дыверсійных труп асобнага атрада № 720 на працягу 29–30 верасня 1943 г. на дарозе Краснаполле – Чэрыкаў падарвалі восем нямецкіх аўтамашын і шляхам абстрэлу калоны праціўніка знішчылі 25 акупантаў. Тры дні запар праводзілі мініраванне дарогі Краснаполле – Прапойск дыверсійныя трупы асобнага атрада № 42. На шляху Чэрыкаў – Прапойск дзейнічалі дыверсійныя трупы асобнага атрада № 721 (камандзір А. М. Гарбаты). За перыяд з 25 па 29 верасня 1943 г. яны ліквідавалі 18 салдат і афіцэраў, знішчылі тры аўтамашыны. Дыверсійныя трупы асобнага атрада № 48 (камандзір А. Л. Гаўрыленка) у канцы верасня 1943 г. неаднаразова абстрэльвалі невялікія калоны гітлераўцаў і такім чынам забілі і паранілі 24 акупанты [4, л. 13; 7, л. 7; 15, л. 313, 323; 18, с. 207].
Істотна затрымлівала перамяшчэнне праціўніка ў заходнім напрамку дзейнасць партызан па разбурэнні камунікацый праціўніка. За апошнюю дэкаду верасня 1943 г. народныя мсціўцы знішчылі дзясяткі мастоў на дарогах, якія былі на шляху адступлення гітлераўскіх войск. Трупы асобнага атрада № 43 (камандзір М. В. Навуменка) падчас выхаду на камунікацыі з 20 па 27 верасня 1943 г. спалілі восем мастоў і зрабілі два завалы на дарогах у Краснапольскім і Прапойскім раёнах. У выніку разбурэння партызанамі асобнага атрада № 48 двух мастоў праз раку Ухлясць і арганізацыі дзесяці завалаў на лясной дарозе Дабужа – Хачанка 25 і 28 верасня 1943 г. рух нямецкай тэхнікі па балынаках Бахань – Красніца і Боўкі – Красніца быў спынены на некалькі сутак. Асобны партызанскі атрад № 721 толькі за 25 верасня 1943 г. знішчыў чатыры масты ў Горацкім раёне. Значна ўскладніўся рух воінскіх эшалонаў праціўніка на ўчастку чыгункі Чавусы – Крычаў у сувязі з падрывам партызанамі гэтага атрада калонкі вадакачкі на чыгуначнай станцыі Верамейкі. Прыкладна на двое сутак затрымаў адыход нямецкіх войск у раёне Прапойска асобны партызанскі атрад № 42, які арганізаваў завалы на ўсіх грунтовых дарогах з перакопамі і мініраваннем. Актыўна дзейнічаў на камунікацыях праціўніка асобны атрад № 47 «Перамога» (камандзір П. Ф. Ліпкін), які 26 верасня 1943 г. пусціў пад адхон воінскі эшалон на ўчастку чыгункі Горкі – Орша, а таксама правёў некалькі дыверсій на балынаку каля вёскі Добрая Горацкага раёна і ліквідаваў пры гэтым 13 немцаў і 22 паліцая [6, л. 15; 7, л. 23; 8, л. 6; 14, с. 230; 15, с. 321; 18, с. 202].
Партызанскія фарміраванні, якія дзейнічалі на ўсходзе Магілёўшчыны, пры набліжэнні Чырвонай Арміі разгарнулі баявую дзейнасць па ратаванні насельніцтва ад угону на германскую катаргу, недапушчэнні спальвання населеных пунктаў спецыяльнымі групамі гітлераўцаў, зрыву вывазу нарабаванай акупантамі маёмасці. Партызаны 13-й брыгады падчас нападу на чыгуначную станцыю Камунары 19 верасня 1943 г. выратавалі ад угону ў Германію каля трох тысяч мірных жыхароў, а 24 верасня 1943 г. на працягу пяці гадзін вялі бой з нямецкім палком, які адступаў па бальшаку Норкіна – Брацькавічы з захопленай у мясцовага насельніцтва жывёлай. Пад аховай гэтай брыгады знаходзіліся да дзевяці тысяч жыхароў з некалькіх вёсак Клімавіцкага раёна. Трупа партызанскага атрада № 48 каля вёскі Смоліца 1 кастрычніка 1943 г. адбіла ў нямецкіх карнікаў і вярнула мясцовым жыхарам 68 галоў жывёлы. Перабраўшыся на ўсходні бераг Сожа і разгарнуўшы там свае баявыя дзеянні, 14-я брыгада абараніла вёскі Сычын, Новая Ельня, Восаў ад разбурэння трупам і нямецкіх факелынчыкаў. На тэрыторыі Чэрыкаўскага раёна з такімі трупам і акупантаў змагаўся асобны атрад № 721 [2, л. 56; 8, л. 13; 15, с. 323; 21, с. 332].
Наступальны рух Чырвонай Арміі па тэрыторыі ўсходняй Магілёўшчыны да лініі Проні і Сожа адбываўся вельмі хуткімі тэмпамі, аб чым сведчаць даты вызвалення раённых цэнтраў дадзенага рэгіёна. У сувязі з гэтым мелі месца толькі адзінкавыя выпадкі ўзаемадзеяння паміж перадавымі армейскімі час-цямі і партызанамі, якія дзейнічалі на гэтай тэрыторыі. Так, партызанскі атрад «За Савецкую Беларусь» (камандзір К. А. Мартынаў) 30 верасня 1943 г. па загадзе камандзіра дывізіі генерал-маёра Раўненкі ўзяў пад свой кантроль балынак Краснаполле – Чэрыкаў, захапіўшы нямецкія дзоты. Праз некаторы час партызаны з засады атакавалі калону праціўніка і ліквідавалі 30 акупантаў. 3 мэтай дапамогі перадавым часцям 50-й арміі дзве роты партызанскага атрада № 42 пад камандаваннем начальніка штаба I. М. Гаўрылава ў ноч на 1 кастрычніка 1943 г. нанеслі раптоўны ўдар з тылу па вялікай калоне нямецкай пяхоты, якая пачала разгортвацца для ўступлення ў бой з савецкімі войскамі ў раёне Ялец – Старынкі. У выніку моцнага агню падаспеўшых часцей Чырвонай Арміі і ўмелых дзеянняў народных мсціўцаў праціўнік страціў каля 900 забітымі і пакінуў свае пазіцыі [3, л. 36; 7, л. 23].
Наступление Чырвонай Арміі на беларускай зямлі адбывалася ў складанай ваенна-стратэгічнай абстаноўцы пры адсутнасці адчувальнай перавагі над праціўнікам у асабовым складзе, ваеннай тэхніцы і ўзбраенні. У савецкіх войск адчувалася стомленасць пасля летніх аперацый, а баявыя дзеянні на тэрыторыі Беларусі даводзілася весці падчас асенняй непагадзі, ва ўмовах складанай мясцовасці. Да таго ж германскім войскам удалося паспець умацавацца на заходнім беразе рэк Проня і Сож. Улічыўшы ўсе гэтыя фактары, Стаўка Вярхоўнага Галоўнага Камандавання прыняла рашэнне аб завяршэнні Смаленскай і Бранскай наступальных аперацый 2 і 3 кастрычніка 1943 г. адпаведна.
Крыніцы і літаратура
1. Нацыянальны архіў Рэспублікі Беларусь (далей – НАРБ). – Фонд 1450. – Bon. 4. – Спр. 128.
2. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 129.
3. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 130.
4. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 134.
5. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 135.
6. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 144.
7. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 149.
8. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 152.
9. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 248.
10. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 253.
11. НАРБ. – Фонд 1450. – Вон. 4. – Спр. 264.
12. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Брагінскага раёна. – Мінск, 2003.
13. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Буда-Кашалёўскага раёна: у 2 кн. – Мінск, 2001–2002. -Кн. 1.-2001.
14. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Горацкага раёна. – Мінск,1996.
15. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Крычаўскага раёна. – Маладзечна, 2004.
16. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Лоеўскага раёна / Беларус. энцыкл. – Мінск, 2000.
17. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Рагачоўскага раёна / Беларус. энцыкл.; Б.I. Сачанка (гал. рэд.) [і інш.]. – Мінск, 1994.
18. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Слаўгарадскага раёна. – Мінск, 1999.
19. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Добрушскага раёна. – Мінск, 1999–2001. – Кн. 1. – 1999.
20. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Кармянскага раёна. – Мінск, 2003.
21. Памяць гіст. – дакум. хроніка Клімавіцкага раёна. – Мінск, 1995.
22. Памяць: гіст. – дакум. хроніка Чачэрскага раёна. – Мінск, 2000.
23. Партийное падполье в Белоруссии, 1941–1944: Витебская, Могилевская, Гомельская, Полесская области: страницы воспоминаний: сб. / Ин-т истории АН БССР, Ин-т истории партии при ЦК КП Белоруссии; фил. Ин-та марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. – Минск, 1985.
24. Рудак, А. Д. Экзамен на зрелость / Д. А. Рудак. – Минск, 1981.
25. Филимонов, А. А. В едином боевом строю: о совместных действиях русских, белорусских, украинских, литовских, латышских, молдавских партизан / А. А. Филимонов, А. Д. Титов, Н. И. Эполетов // Нац. акад. наук Беларуси, Ин-т ист. Беларуси; ред. А. М. Литвин. – Минск, 2005.
Лепельское окружное самоуправление: крах попытки уничтожения Полоцко-Лепельской партизанской зоны (сентябрь 1943 г. – февраль 1944 г.)
Т. В. Буевич (Витебск)
Летне-осенняя кампания 1943 г. позволила Красной Армии освободить от фашистских оккупантов почти 2/3 временно захваченной врагами территории. 6 октября в ходе Невельской операции двум советским ударным армиям удалось прорвать оборону противника на стыке групп армий «Центр» и «Север» [1]. Осенью началось сражение на Витебско-Полоцком направлении.
На территории Витебской области к этому времени действовали многочисленные партизанские формирования, взявшие под свой контроль территорию в тылу оккупационных войск. Только в Полоцко-Лепельской партизанской зоне[17] была построена система укреплений вдоль Западной Двины от Уллы до Полоцка, а также вдоль железнодорожной линии от Полоцка до Крулевщизны [2, с. 421]. В течение 1943 г. партизанами Полоцко-Лепельской зоны было проведено значительное количество боевых акций. Например, в отчете Лепельского подпольного райкома партии говорится, что только с августа по ноябрь 1943 г. совершены нападения на 2 вражеских гарнизона в городах Лепель и Чашники, выведено из строя 9 паровозов, 40 вагонов с военными грузами, 22 моста на шоссейных и 14 на железных дорогах, разрушено 18 км полотна шоссейных дорог. После проведения бригадой «За Советскую Белоруссию» в октябре 1943 г. боевой операции в районе д. Камень было полностью парализовано движение немцев в направлении Лепеля [3, с. 150, 366 – 369, 438, 609]. Шоссе Полоцк – Витебск и Орша – Витебск подвергались систематическим ударам.
16 ноября 1943 г. 3-й гвардейский кавалерийский корпус РККА прорвал немецкую оборону западнее озера Ордово и повернул на юг в направлении Городка. Таким образом, 3-я танковая армия Вермахта оказалась обойденной с тыла [1]. Принимая во внимание всю сложность обстановки на данном направлении, оккупанты развернули строительство узкоколейной железной дороги от Парафьяново до Лепеля. Для этой цели было стянуто около 10 тыс. рабочих военно-строительной Организации Тодта [4].
Большое значение имело также для немцев шоссе Парафьяново – Докшицы – Березино – Лепель, которое фактически являлось восточной и юго-восточной границей Полоцко-Лепельской партизанской зоны. По сути, партизанские соединения контролировали единственную магистраль, по которой осуществлялось снабжение 3-й танковой армии [5]. Командующий армией генерал-полковник К. Рейнгардт подписал специальный приказ о полном уничтожении партизан в местности, прилегающей к грунтовым дорогам Лепель – Ушачи – Полоцк, Лепель – Пышно – Докшицы, Лепель – Бегомль [4].
Людские и материальные потери немецкой армии на Восточном фронте, в особенности группы армий «Центр», к 1943 г. были весьма значительными [6]. Их восполнение превратилось в существенную проблему. Поэтому оккупантами предпринимались попытки организовать борьбу с партизанами силами, как они выражались, «местного населения». Одной из таких попыток стало создание Лепельского окружного самоуправления.
История его тесно связана с Локотским самоуправляющим округом, действовавшим на территории оперативного тыла группы армий «Центр» в июне 1941 г. – сентябре 1943 г. В поселке Локоть Брасовского района Орловской (ныне – Брянской) области была образована Локотская волостная управа. После захвата территории поселка 2-й танковой армией Вермахта под командованием генерал-полковника Р. Шмидта управа была наделена правами местной автономии. А 19 июля 1942 г. Шмидт подписал приказ о преобразовании Локотского уезда в «самоуправляющийся административный округ» под управлением обер-бургомистра Б. Каминского. Осенью 1942 г. на территории округа была проведена мобилизация и создана Русская Освободительная Народная Армия (РОНА), которая известна также как «бригада Каминского» [7].
Какова же была цель создания «самоуправляющегося административного округа»? Из письма Шмидта в Берлин от 1942 г.: «Он [Каминский] создал остров внутри обширного партизанского края в районе Брянска – Дмитровска – Севска – Трубчевска, который… связывает деятельность мощных партизанских сил… Благодаря успешному развертыванию русских войск под руководством Каминского стало возможно не привлекать новых немецких подразделений и сохранять германскую кровь в борьбе с партизанами» [8].
То, что основной задачей самоуправления была борьба с партизанами, подтверждалось и самими членами РОНА. Цитаты из газеты «Боевой путь» – органа РОНА[18] за 1943 г.: «Враги наши – большевики и искусственно насажденные ими лесные бандиты[19]. С этими последними мы и ведем на протяжении двух лет ожесточенную войну», «Наши задачи, как можно скорее избавиться от большевистской нечистилесных банд» [9, л. 6–7, 12]. В феврале 1944 г. именно за борьбу против партизан РОНА было присвоено звание передовой штурмовой бригады [10, л.178].
В связи с активным наступлением советских войск в сентябре 1943 г. части РОНА были перемещены на территорию Лепельского, Сенненского, Чашникского и Бешенковичского районов и образовано Лепельское самоуправление. К этому времени 2-я танковая армия Вермахта была переброшена на Балканы [11] и задачей РОНА стало обеспечение тыла 3-й танковой армии.
13 октября 1943 г. в Лепельском бригадном театре им. Воскобойникова (первый руководитель Локотского округа, убит 8 января 1942 г.) был подписан акт передачи немецкими властями полномочий в руки самоуправления [10, л. 127].
Преемственность Локотского и Лепельского самоуправляющихся округов отражена в основных распорядительных документах. В приказе обер-бургомистра от 10 ноября 1943 г. округ именуется как «русское самоуправление» [12, л. 38]. В приказах от 25 ноября 1943 г. № 116 и от 8 февраля 1944 г. № 25 говорится о том, что Лепельское самоуправление – это бывшее Локотское [10, л. 154, 178]. Подтверждения тому, что именно бойцы РОНА и их семьи прибыли в Лепель, сохранились в приказах от 28 октября [12, л. 39] и от 29 ноября 1943 г. [12, л. 36 об., 39 об.]. Среди архивных документов обнаружены справки, выданные локотским бригадным лазаретом, штабом стрелковой бригады и машинной мастерской РОНА [12, л. 28, 193, 195, 198, 255]. С ноября 1943 г. в целях ликвидации перенаселенности г. Лепеля была проведена кампания по выселению в сельскую местность семей, не связанных с РОНА и не работавших в учреждениях и на предприятиях Лепеля [12, л. 37].
Было ли случайным появление РОНА именно в Лепеле? Принимая во внимание условия дислокации 3-й танковой армии Вермахта, описанные нами ранее, можно однозначно сказать – нет! Цитата из «Боевого пути» о приезде ронавцев в Лепель: «Мы приехали сюда защищать мирное население от сталинских банд». В приказе от 16 мая 1944 г. № 43 об итогах борьбы РОНА с партизанами говорится о том, что в зоне было сосредоточено 16 партизанских бригад общей численностью до 20 000 человек и что партизаны создали прекрасную оборону [10, л. 136]. Антифашистские настроения жителей Лепельщины в расчет не принимались: «До настоящего времени лепельчане и весь округ стоял в стороне… Теперь… должны включиться в орбиту Освободительного движения… Кто не сможет сказать твердого “Да!”… как балласт, должен быть выброшен за борт» [13, л. 14 об.].
К сожалению, в Государственном архиве Витебской области (далее – архив) документы о деятельности РОНА и Лепельского самоуправления сохранились в небольшом объеме. Часть информации отложилась в документах, а часть – в газетах «Боевой путь», «Голос народа». Что же могут они нам рассказать?
Антипартизанская деятельность Лепельского самоуправления развивалась в двух направлениях: физическое уничтожение партизанских формирований и формирование у местного населения негативного восприятия партизан.
Один из первых, после прибытия в Лепель, антипартизанских рейдов был проведен 15–17 октября 1943 г.[20] В приказе № 206 от 29 октября 1943 г. говорится, что силами РОНА «нанесен удар по бригадам Дубова, Лобонка, Леонова, Кириллова, Алексеева, особому смоленскому полку и другим в районах Сенно и Чашники[21]» [9, л. 6]. Приказы о поощрении личного состава по итогам антипартизанских рейдов публикуются в каждом из сохранившихся номеров газет. Деятельность РОНА представлена в них исключительно как победная.
Имеется ряд статей о попытках партизан установить контроль над Лепелем. В газете «Боевой путь» от 25 октября 1943 г. № 5 сообщается, что в ночь с 19 на 20 октября 1943 г. партизаны прорвались в город и в течение 5 часов вели бой, подожгли станцию и танковую мастерскую. Штурм Лепеля продолжался и в ночь с 21 на 22, а также с 24 на 25 октября. Бои длились по несколько часов [14, л. 7 об.]. 19 октября в течение 18 часов партизаны контролировали оборонительный пункт РОНА Черноручье [7, л. 5]. Основной вывод статей – безоговорочная победа каминцев. В статьях, однако, не сообщалось, что удержать Лепель ронавцы смогли только с помощью артиллерии и танковых войск Вермахта. Следует подчеркнуть, что факты систематической поддержки боевой деятельности РОНА немецкими войсками умалчивались. Не освещались и сведения о том, что партизаны продолжали наносить систематические ударыв тылу 3-й танковой армии.
Статьи о боях с партизанами полны противоречий. С одной стороны, партизаны представлены слабыми и трусливыми, а ронавцы – смелыми и профессиональными, что и обеспечивает им победу. С другой – констатируется наличие у партизан хорошо поставленной разведки и готовности до последнего противостоять бригаде: «…узнали о нашем продвижении и всю ночь работали, чтобы остановить колонны… [В д. Шаламы партизаны] открыли по нашим передовым частям ураганный огонь… С непрерывными боями [против партизан] подошли к д. Водопой…» Вот еще цитата из этой же статьи: «…разведка донесла, что партизаны разрушили все мосты, перекопали дороги и сделали колоссальные завалы из сваленных деревьев… проделали эту громадную работу с целью задержать продвижение наших колонн… Справа и слева слышен бой…» И буквально через одну строку: «Партизаны… всюду бегут, не принимая боя» [9, л. 6 об., 7]. Не стоит забывать и об упомянутом нами ранее приказе РОНА от 16 мая 1944 г. № 43, где, случайно или нет, говорится о том, что в течение года партизаны создали прекрасную оборону [10, л. 136].
Самоуправление признавало, что в борьбе с партизанами в бригадах РОНА могли быть потери до 50 % личного состава. Но сразу же отмечалось, что такая потеря имела место в подразделении, которым командовал «большевистский прихвостень», предпринявший попытку перейти на сторону партизан [10, л. 178].
Статьи об антипартизанских рейдах представлены также как личные впечатления бойцов РОНА и несут в себе ярко выраженную эмоциональную окраску: негативно-уничижительная оценка всего, что связано с советской властью, в том числе и партизанского движения («подлое и презренное»), и возвышенно-прославляющие суждения о «высоко моральных», «доблестных бойцах за новую свободную Россию».
В каждом номере «Боевого пути» велась агрессивная антипартизанская агитация, регулярно печатались рассказы об уничтожении партизанами деревень и населения. Партизаны представлены как прибывшие откуда-то советские активисты. Местное население характеризовались как запуганное ими. События в партизанском тылу преподносились в виде рассказов сельских жителей, которые «страдают от действий партизан». Партизан изображали сидящими в деревнях бандитами, которые только и делали, что съедали все продовольственные запасы сельчан.
Случаи перехода ронавцев к партизанам представлены как единичные и не влияющие на общую атмосферу. Имеются всего две статьи о казни бойцов 2-го стрелкового полка РОНА, в сентябре – октябре 1943 г. дислоцировавшегося в Сенно, которые предприняли попытку перехода на сторону партизан [9, л. 11], хотя общеизвестно, что случаи дезертирства членов РОНА во второй половине 1943 г. в связи с победами Красной Армии и отступлением немцев по всему фронту были не единичными.
Имелся в газетах «Уголок юмора», где печатались антисоветские анекдоты и сатирические рассказы. Много публиковалось лирических произведений, основная идея которых, по сути своей, «святая вера в непорочность дела» РОНА [9, л. 1, 4, 10].
Что касается положения на фронте, то информация о победных наступательных операциях Красной Армии 1943 г. либо не публиковалась вообще, либо преподносились как лживая.
В феврале 1944 г. бригада Каминского начала передислокацию в Барановичскую область, где 30 марта 1944 г. был образован «Самоуправляющийся округ Каминского». Обязательному переселению подлежало население бывшего Локотского округа (приказ от 11 февраля 1944 г. [10, л. 179]).
Каковы же итоги антипартизанской войны бригады Каминского?
Хотя «Боевой путь», описывая победы РОНА, еще в ноябре 1943 г. утверждал, что «в течение месяца над партизанами будет одержана окончательная победа», Лепельский самоуправляющийся округ не оправдал ожиданий фашистов. Боевые удары по партизанским отрядам хоть и были чувствительны и РОНА удалось установить контроль над рядом населенных пунктов, но полная безопасность тыла 3-й армии так и не была обеспечена. Лучшим подтверждением данного вывода могут послужить слова фашистского генерала Гейлкеммера из его книги «Борьба и гибель третьей танковой армии»: «Отсутствуют слова, которые могли бы описать дьявольские и грозные действия партизан в эти дни…» [15].
Уже после переброски РОНА в Барановичскую область Вермахту пришлось проводить полномасштабную операцию по уничтожению партизан. Воспользовавшись затишьем на фронте, весной 1944 г. 60-тысячная группировка германских войск, подкрепленная частями СС и различными формированиями коллаборационистов, взяла в кольцо Полоцко-Лепельскую зону. И все же в ночь с 4 на 5 мая вблизи деревень Плино и Паперино партизанам удалось прорвать блокаду и продолжить борьбу. Не принесла результатов и антипартизанская агитация. Мирное население прорывалось из окружения вместе с партизанами [16].
Источники и литература
1. Сайт «Военная литература». Военная история. Хаупт, Вернер. Haupt, Werner. Сражения группы армий «Центр» Орел – Брянск (12 июля – 17 сентября) [Электронный ресурс]. – Режим доступа: . – Дата доступа: 12.03.2014.
2. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: в 3 т. – Т. 2 / гл. редкол.: А. Т. Кузьмин [и др.]. – Минск, 1984.
3. Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944): документы и материалы: в 3 т. – Т. 2: Развитие партизанского движения во второй период войны (июль – декабрь 1943). – Минск, 1978.
4. Сайт «ЛитМИР – электронная библиотека». Жуков Дмитрий Александрович, Ковтун Иван Иванович. 1-я русская бригада СС «Дружина» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: . – Дата доступа: 28.02.2014.
5. Сайт «PROFILIB. СОМ». Владимир Лобанок. Партизаны принимают бой[Электронный ресурс]. – Режим доступа: -lobanok-partizany-prinimayut-boy-8.php. – Дата доступа: 15.03.2014.
6. Сайт «Военная литература». Военная история. Рейнгардт, Клаус. Reinhardt, Klaus. Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941/42 г.[Электронный ресурс]. – Режим доступа: . – Дата доступа: 01.03.2014
7. Сайт «Википедия». Локотское самоуправление [Электронный ресурс]. – Режим доступа: / Локотскоесамоуправление. – Дата доступа: 17.03.2014.
8. Dallin A. The Kaminsky Brigade / A. Dallin. – Р. 25. – Цит. по: сайт «NoNaMe». «Записки дилетанта». «Локотское окружное самоуправление». – Ч. 2 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -okruzhnoe-samoupravlenie-chast-2/. – Дата доступа: 18.03.2014.
9. Государственный архив Витебской области (далее – ГАВт). – Фонд 2290. – Оп. 1. – Д. 5: Газета «Боевой путь» – орган бригады РОНА, Лепельское издание.
10. ГАВт. – Фонд 1602-ОАФ. – Оп. 1. – Д. 154: Постановления и административные распоряжения главнокомандующего областью «Центр», приказы германского главного земельного управления за 1942–1944 гг.
11. Сайт «Танковый фронт. 1939–1945». Германия. 2-я танковая армия [Электронный ресурс]. – Режим доступа: . – Дата доступа: 21.03.2014.
12. ГАВт. – Фонд 1602-ОАФ. – Оп. 1. – Д. 270: «Бюллетени» – органы Лепельского окружного самоуправления № 1–4 за ноябрь 1943 – январь 1944 г., ведомости на выплату заработной платы рабочим и служащим за 1942–1943 гг.
13. ГАВт. – Фонд 2290. – Оп. 1. – Д. 18: Газета «Новый путь», лепельское издание.
14. ГАВт. – Фонд 2290. – Оп. 1. – Д. 8: Газета «Голос народа» – орган оргкомитета НСПР в Лепельском округе и окружного самоуправления, лепельское издание.
15. Цит. по: электронный ресурс-сайт «Военная литература». Военная история. Казаков, В. Б. Боевые аэросцепки / В. Б. Казаков. – М., ДОСААФ, 1988. – Гл. 12: Прорыв из кольца [Электронный ресурс]. – Режим доступа: . – Дата доступа: 27.03.2014.
16. Сайт «Оборона – великие подвиги русского народа». Полоцко-Лепельская партизанская зона [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -vov/polocko-lepelskaya-partizanskaya-zona.html. – Дата доступа: 28.03.2014.
Основные источники снабжения партизан Беларуси боеприпасами к стрелковому оружию
А. М. Ивицкий (Минск)
Во время Великой Отечественной войны быстро растущее партизанское движение с каждым годом испытывало все большую потребность в боеприпасах: патронах, снарядах, гранатах и минах. Для партизан, вооруженных главным образом стрелковым оружием, особенно остро стояла проблема с организацией обеспечения патронами различных калибров. Для ее решения партизанское командование старалось задействовать все возможные ресурсы и источники снабжения: захват патронов у противника, поиск на местах боев, помощь местного населения и поставки из советского тыла.
В начале войны практически единственным способом обеспечения народных мстителей боеприпасами к стрелковому оружию была организация их поиска на местах боев или захват у противника. Из-за малочисленности партизанских групп и отрядов полученных патронов хватало для ведения боевых действий. Однако начиная с 1942 г. полное обеспечение партизанских отрядов патронами за счет собственных ресурсов стало невозможным. Так, к началу второго года войны большая часть оружия и боеприпасов, оставленных Красной Армией при отступлении, была собрана местными жителями и немецкими трофейными командами. Кроме того, в 1942 г. из-за быстрого численного роста партизанских формирований захваченных патронов во время боев с противником или полученных от местного населения было уже недостаточно для обеспечения потребностей народных мстителей. Проблемой являлось также то, что трофейные немецкие патроны не подходили к оружию советского производства, которым преимущественно были оснащены белорусские партизаны.
В результате начиная с 1942 г. необходимые боеприпасы стали доставляться народным мстителям из советского тыла через так называемые Витебские ворота. Так, с начала войны по сентябрь 1942 г. оперативные группы ЦК КП(б)Б отправили партизанам Беларуси 53 680000 патронов, что было в 18 раз больше, чем захвачено народными мстителями у противника за тот же период [1, л. 12; 15, с. 53]. С конца сентября 1942 г., после ликвидации противником «ворот», поставки боеприпасов из советского тыла сократились, однако благодаря самоотверженной работе советских летчиков начиная с весны 1943 г. их рост возобновился. Так, в соответствии с данными Белорусского штаба партизанского движения (БШПД) в 1943 г. в среднем ежемесячно партизанам отправлялось авиацией 2,7–3,5 млн патронов. Весной 1944 г., накануне освобождения Беларуси, заброска боеприпасов еще больше активизировалась, достигнув к апрелю-маю 8-12 млн патронов в месяц. Таким образом, с 1943 г. поставки из советского тыла стали играть главную роль в обеспечении партизан боеприпасами, значительно превзойдя по своим масштабам остальные источники снабжения (см. таблицу).
Однако, несмотря на все усилия советского тыла, обеспечить партизан боеприпасами в достаточных количествах так и не удалось. Из документов БШПД за 1944 г. следует, что «… переброски… боеприпасов по воздуху удовлетворяют потребности партизан в весьма ограниченном количестве» – не более чем на 10–15 % от необходимого [7, л. 27; 14, л. 24]. Как показывают расчеты, проведенные на основании анализа отчетов и докладов материально-технического отдела БШПД, с 1942 по 1944 г. в среднем в месяц на одного белорусского партизана поступало из основных источников около 33 патронов, хотя в соответствии с минимальными нормами на одну винтовку должно было приходиться не менее 100 патронов и 500 патронов на пулемет (см. таблицу). Например, по данным БШПД на 1 июня 1943 г. в 4-й Белорусской партизанской бригаде на одну винтовку приходилось всего по 10–15 патронов, а в Гомельской области на 27 сентября 1943 г. на одного бойца приходилось только около 40 винтовочных патронов [4, л. 107–131; 8, л. 51]. Столь низкая обеспеченность боеприпасами приводила к тому, что отдельные партизанские отряды были вынуждены зарывать свои станковые пулеметы в землю, что значительно снижало огневую мощь подразделений и отрицательно сказывалось на их боеспособности [10, л. 49].
Средняя обеспеченность белорусских партизанских формирований боеприпасами по месяцам, за период с 01.11.1942 г. по 01.06.1944 г.[1, л. 1-11; 5, л. 4–9; 6, л. 9,16, 33, 71, 82; 12, л. 8-17; 14, л. 1–4]
Особенно сложное положение с боеприпасами в партизанских подразделениях складывалось зимой, так как неблагоприятные погодные условия ограничивали работу советской транспортной авиации. Подобная проблема возникала и в периоды проведения противником карательных операций, когда расход боеприпасов был особенно велик, а организованное врагом патрулирование воздушного пространства и блокада аэродромов исключала помощь боеприпасами из тыла. Так, по данным БШПД: «…все операции партизан против немецких экспедиций проходили в условиях недостаточного количества вооружения и повседневной острой нужды в боеприпасах» [11, л. 115]. В результате в отдельных случаях партизанам приходилось принимать бой с боекомплектом 5-10 патронов на винтовку, а израсходовав запасы патронов и не имея возможности их пополнения, они были «…вынуждены оставлять ранее занимаемые районы» [9, л. 6].
Следует отметить, что зачастую партизаны сами усложняли ситуацию с боеприпасами, нерационально и неэкономно их расходуя. Так, по данным БШПД, «партизаны патроны не берегут, расстреливают их при всяком удобном и неудобном случае» [3, л. 40]. Партизанское командование вело с подобными проявлениями решительную борьбу, однако полностью искоренить бесцельную стрельбу не удалось. Например, в апреле 1944 г. в Брестском партизанском соединении был издан приказ, требовавший от подчиненных под страхом самых строгих мер прекратить бесцельное использование боеприпасов. Причем командование бригад и отрядов лично несло полную ответственность за его выполнение [13, л. 282]. Нехватка боеприпасов вынуждала партизанское командование даже ввести лимит на их расходование во время боевых операций. Так, например, лимит расхода боеприпасов 1-й Антифашистской партизанской бригадой во время операции по захвату города Вилейка 1 ноября 1943 г. был утвержден в размере 50 % от полного боекомплекта [2, с. 197].
Но даже в этой тяжелой ситуации партизаны не прекращали борьбу, лишь приспосабливая свои тактические приемы к условиям нехватки боеприпасов. В 1941 г. – начале 1942 г. основным видом боевой деятельности партизанских формирований помимо борьбы против местных органов оккупационной власти и повреждения линий связи были регулярно и часто осуществляемые обстрелы из засад одиночных транспортных средств и колонн врага. Причем наибольший эффект давал обстрел именно одиночных автомашин или небольших колонн (2–3 автомобиля), так как затем партизаны полностью контролировали место боя и имели возможность подобрать трофеи. Однако с лета 1942 г. противник, учитывая эти особенности тактики партизан, стал передвигаться по дорогам только днем, крупными колоннами и часто при поддержке бронетехники. В результате у народных мстителей значительно сократились возможности захвата трофеев, так как разгромить крупную колонну силами партизанской засады обычно не удавалось, и после обстрела партизаны немедленно отходили, опасаясь ответного огня и погони.
С конца 1942 г. от обстрелов и засад, приносивших только локальные успехи, партизаны начинают переходить к организации крупных операций по разгрому укрепленных гарнизонов противника и захвату стратегически важных пунктов (железнодорожных станций, районных центров, хорошо охраняемых железнодорожных мостов и т. д.) Подобные партизанские акции с участием нескольких отрядов или бригад наносили противнику серьезный урон и оказывали значительно большее влияние на ситуацию в его тылу и на фронте, чем организация засад. Немаловажным являлось и то, что в случае успеха был гарантирован захват трофеев, позволявших частично компенсировать израсходованные партизанами патроны. Однако крупные операции были сопряжены с большими затратами боеприпасов, поэтому в условиях их острого дефицита не могли осуществляться часто. Кроме того, требовалось время не только для накопления необходимого количества патронов, мин и снарядов, но и для координации действий участвующих в операции партизанских подразделений. Поэтому в промежутках между крупными операциями партизаны были вынуждены несколько снижать свою боевую активность, ограничиваясь проведением диверсий на железнодорожных магистралях, ставших со второй половины 1942 г. главной задачей всех партизанских отрядов.
Минная война на железнодорожных коммуникациях противника наносила не только значительный урон Вермахту в живой силе и технике, но и затрудняла доставку подкреплений к линии фронта, мешала осуществлению перегруппировки войск, а также вывозу ценностей в Германию. Таким образом, выводя из строя подвижной состав и железнодорожные пути, народные мстители оказывали непосредственную помощь Красной Армии на фронтах. Немаловажным являлось и то, что при проведении диверсий на железнодорожных и шоссейных коммуникациях противника народные мстители старались действовать скрытно и избегать стычек с врагом и тем самым экономно расходовали боеприпасы.
Таким образом, минная война являлась не только самой распространенной, но и самой действенной формой боевой активности партизан, наиболее полно отвечающей особенностям партизанских действий, так как позволяла максимизировать урон противнику при экономном расходовании ресурсов. Необходимую для диверсий взрывчатку партизаны с конца 1942 г. в значительных масштабах начинают самостоятельно производить в мастерских, что позволило снизить зависимость народных мстителей от ее поставок из тыла и частично решить проблему дефицита тола.
Несмотря на возникавшие проблемы с обеспечением партизан боеприпасами, вызванные быстрым численным ростом партизанских подразделений, борьба народных мстителей на территории Беларуси не только не прекращалась, но и усиливалась с каждым годом. Оказываясь в сложном положении, партизаны изыскивали более подходящие тактические приемы, позволявшие при минимальном расходе боеприпасов наносить максимальный ущерб врагу.
Источники и литература
1. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 1450. – Оп. 2. -Д. 1034: Докладная записка о ходе выполнения приказа Народного комиссара обороны СССР товарища Сталина от 5 сентября 1942 года за № 00189 и постановления пленума ЦК КП(б) Белоруссии от 28 февраля 1943 года.
2. Заерко, А. Л. Правда о Гиль-Родионове: в 2 кн. / А. Л. Заерко. – Смоленск, 2011. – Кн. 2.
3. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 294: Материалы по боевой деятельности партизанских бригад и отрядов Барановичской области.
4. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 249: Материалы по боевой деятельности партизанских отрядов и бригад Гомельской области.
5. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 1. – Д. 835: Отчеты БШПД о количестве выданного партизанам вещевого имущества, продовольствия, вооружения и боеприпасов.
6. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 2. – Д. 1059: Отчеты, докладные, справки, диаграммы роста численного состава партизанских соединений.
7. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 1. – Д. 965: Отчеты и сводки о работе партизанских мастерских.
8. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 2. – Д. 1263: Отчеты, рапорта и донесения партизанских соединений и отрядов Белоруссии о проделанной работе с июня по октябрь 1943 г.
9. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 2. – Д. 930: Переписка по обеспечению партизанских бригад и отрядов вооружением и боеприпасами.
10. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 1. – Д. 36: Переписка с ЦШПД, Главным военно-инженерным управлением, заводами по вопросам снабжения боеприпасами и взрывчаткой партизан Белоруссии.
11. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 1: Планы проведения операций «Техника», «Юпитер», «Концерт» и срыва перевозок противника по основным водным путям Белоруссии, активизации боевых действий партизанских отрядов группы Козлова.
12. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 1. – Д. 10: Приказы члена Военсовета 4-й Ударной армии, донесения и рапорта, переписка ЦШПД и БШПД об отправке партизанам вооружения, боеприпасов и оборудования для типографий.
13. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 4. – Д. 367: Распоряжения, инструкции и директивы штаба соединения Брестской области.
14. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 2. – Д. 1007: Справки о численном составе партизанских отрядов Белоруссии.
15. Якубовский, Н. А. Помощь советского тыла партизанам: материально-техническое обеспечение / Н. А. Якубовский. – Минск, 1973.
Военная медицина партизанского движения Беларуси в Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.
О. С. Ишутин (Минск)
Долгие три года изнывала под фашистским игом белорусская земля. Главным средством насаждения здесь своего «нового порядка» нацисты избрали политику геноцида и массового кровавого террора. Однако никакими репрессиями оккупанты не смогли сломить волю белорусского народа. С первых дней войны началась борьба населения Беларуси против оккупантов. Имели место как самостоятельные акты противодействия новому режиму со стороны отдельных лиц и групп, так и организованные в централизованном порядке военные и политические акции. Но наиболее ощутимыми для Вермахта и полицейских сил были действия вооруженных партизанских отрядов и групп.
Большую часть первых, небольших по составу партизанских отрядов составляли бойцы и кадровые командиры Красной Армии, попавшие в окружение. На вооружении этих отрядов находилось в основном легкое стрелковое оружие, собранное на местах боев или добытое у противника. В дальнейшем отряды укрупнялись, и основной формой их объединения стала бригада.
С созданием бригад начался качественно новый этап в организации построения партизанских сил, их управлении и использовании.
Медицинская помощь раненым бойцам и командирам в первые месяцы партизанской войны, когда еще не было централизованного управления партизанским движением, в более крупных партизанских отрядах оказывалась врачами и фельдшерами в импровизированных медицинских пунктах, располагавшихся в землянках и блиндажах [1, с. 41–43]. Нередко небольшие партизанские отряды, стихийно возникавшие в тылу врага, вообще не имели медицинских работников. В состав диверсионно-разведывательных групп, прибывавших с Большой земли, входили обученные санитары или медицинские сестры.
Комплектовалась медицинская служба партизанских отрядов за счет медицинского персонала местных органов здравоохранения и штатного медицинского состава воинских частей и подразделений, которые оказались в тылу немецких войск и присоединились к партизанским формированиям.
С возникновением партизанских соединений, объединивших партизанские отряды и группы, появилась возможность создать более или менее унифицированную организационную структуру их медицинской службы (рис. 1).
Первые санитарные подразделения и госпитали были созданы в партизанских соединениях Беларуси в 1942 г. Основным содержанием их работы была неотложная медицинская помощь раненым и больным.
Рис. 1. Схема типовой организации медслужбы партизанских частей и соединенийна территории Беларуси
Медицинскую службу партизанского отряда (в некоторых соединениях-полках) возглавлял ее начальник – врач, который одновременно являлся и начальником медицинского пункта (санитарной части). При отсутствии в партизанском соединении (бригаде) достаточного числа врачей начальником медицинской службы небольших по численности личного состава отрядов назначался опытный фельдшер. В подразделениях (ротах) некоторых отрядов были созданы санитарные отделения во главе с фельдшером или санинструктором. Однако чаще всего там находился лишь один медицинский работник – медицинская сестра или санитарный инструктор [2, с. 13, 169; 3, с. 287–288; 4, с. 6–7].
По мере организационного оформления и укомплектования кадрами объем медицинской помощи и характер лечебно-профилактической деятельности расширялись. В дальнейшем в каждом соединении создавался подвижный партизанский госпиталь на 50-100 мест, имевший хирургическое, терапевтическое отделения и изолятор для инфекционных больных.
При госпитале предусматривалась также организация амбулатории (приемного покоя) для врачебного осмотра поступающих или приходящих за медицинской помощью раненых и больных партизан. Здесь оказывалась медицинская помощь и проводилось амбулаторное лечение всем тем, кто не нуждался в стационарном лечении.
Подвижной партизанский госпиталь обычно размещали в глубине «партизанского края», т. е. территории, находившейся под контролем партизанского соединения. По периферии этого района располагались партизанские отряды, а в центре вместе со штабом партизанского соединения или в непосредственной близости от него – подвижной госпиталь. Его функциональные подразделения (амбулатория, аптека, госпитальные отделения и изолятор) размещались в хорошо замаскированных землянках.
Передвижение повозок и людей по площадке, на которой размещался госпиталь, в дневное время категорически запрещалось. Раненым и больным партизанам, поступившим в партизанский госпиталь, обеспечивались оказание квалифицированной (хирургической и терапевтической) помощи и госпитальное лечение, а раненые и больные, нуждающиеся в специализированной медицинской помощи и длительном лечении, подготавливались к эвакуации за линию фронта.
Совместно с формированием и совершенствованием форм и способов партизанской войны совершенствовалась и система медицинского обеспечения боевой деятельности партизанских отрядов (рис. 2).
Во время боевой операции медицинский пункт (санитарная часть) отряда имел задачу оказывать раненым первую врачебную, а при отсутствии врача – доврачебную медицинскую помощь. Затем все раненые, нуждающиеся в оказании квалифицированной медицинской помощи и госпитальном лечении, подлежали эвакуации в подвижной госпиталь партизанского соединения. Носилочных раненых обычно отправляли на повозках, а зимой – на санях по хорошо скрытым от воздушного наблюдения лесным партизанским маршрутам.
Рис. 2. Принципиальная схема организации медицинского обеспечения партизанского соединения
В отряде оставляли для амбулаторного лечения при санитарной части только легкораненых, а иногда и некоторую часть раненых средней тяжести и больных, не нуждавшихся в строгом постельном режиме. Если же начальником медицинской службы отряда был фельдшер, то в госпиталь соединения, после выполнения отрядом боевого задания, направляли всех раненых, нуждавшихся в первой врачебной помощи.
К началу 1943 г. после создания санитарных отделов Центрального и Белорусского штабов партизанского движения (ЦШПД, БШПД) наконец формируется достаточно четкая структура медико-санитарной службы. Первым организатором и начальником санитарного отдела БШПД стал Иван Анисимович Инсаров. Опыта работы такого подразделения не было ни в одной гражданской или военной организации мира.
Штат санитарного отдела штаба состоял из начальника, старшего помощника и помощника начальника, фельдшеров. Отдел располагал базой медицинского имущества, осуществлял организационно-методическое руководство медицинской службой партизанских формирований, санитарное снабжение и укомплектование их медицинскими кадрами, руководство эвакуацией в тыл раненых и больных партизан и гражданских лиц с последующим оказанием им специализированной медицинской помощи и их реабилитацией.
Во время пребывания в должности начальника санитарного отдела БШПД И. А. Инсаровым было дано теоретическое обоснование содержания и характера деятельности санитарных частей партизанских формирований, зависевших от боевой обстановки, места дислокации и состава партизанских формирований.
Санитарный отдел БШПД осуществлял работу по розыску медицинских работников из Беларуси, эвакуированных в тыловые районы СССР, чтобы в последующем направлять их в партизанские отряды, действовавшие в республике, либо готовить для работы в медицинских учреждениях после освобождения. С этой же целью проводился призыв врачей, фельдшеров, медицинских сестер, студентов медицинских институтов страны.
67 % начальников медицинской службы партизанских бригад Беларуси составляли врачи, ранее служившие в Красной Армии либо работавшие в системе здравоохранения страны. В основном это были молодые врачи-организаторы и хирурги, стаж работы которых не превышал 5 лет.
По данным санитарного отдела БШПД, на период освобождения Беларуси в 1944 г. партизанские формирования республики имели в своем составе 570 врачей и 2095 работников со средним медицинским образованием [5, с. 83–87].
Медицинская служба партизанских формирований решала задачи по двум ведущим направлениям: лечебном и санитарно-профилактическом. Важной составляющей лечебной работы было решение вопросов по определению структуры и объемов медицинской помощи на различных этапах медицинской эвакуации, обучение бойцов и командиров оказанию самопомощи, первой и доврачебной медицинской помощи.
Что касается санитарно-профилактической составляющей, то в месте постоянной стоянки – партизанском лагере – санитарная часть отряда осуществляла строгий надзор за поддержанием устойчивого благополучного санитарного состояния личного состава партизанского формирования, занимаемых партизанами помещений (шалашей, землянок, наземных строений) и всей территории лагеря. Особое внимание обращалось на своевременное выявление инфекционных больных и их изоляцию, поскольку на оккупированной территории среди местного населения были широко распространены эпидемические заболевания, в частности сыпной и возвратный тифы.
Одним из важных направлений деятельности медицинской службы партизанских формирований являлось оказание медицинской помощи гражданскому населению. Только за 1943 г. медицинская помощь была оказана более чем 2000 больным. К примеру, за время существования Брестского партизанского соединения для обслуживания местного населения в партизанских зонах функционировали три больницы и одна амбулатория.
Масштабы медицинской помощи гражданскому населению, которую оказывал медицинский состав партизанских частей и соединений, были очень большими. По данным БШПД, медицинские работники партизанских формирований на оккупированной территории Беларуси оказали лечебную помощь 135 тыс. гражданских жителей.
Характерной особенностью медицинского обеспечения партизанских частей и соединений после создания органов централизованного руководства партизанским движением явилось установление систематической связи и взаимодействия медицинской службы этих формирований с санитарными отделами штабов партизанского движения и медицинской службой фронта, в полосе и в интересах которого действовали партизанские формирования.
Это взаимодействие имело своей целью оказание помощи медицинской службе партизанских соединений посредством усиления ее медицинским персоналом и путем снабжения медицинским имуществом, лекарственными средствами и, что очень важно, эвакуацию на Большую землю санитарной авиацией тяжелораненых и тяжелобольных, нуждавшихся в специализированном лечении в условиях крупных специализированных учреждений военного и гражданского ведомств.
В связи с этим надо отметить, что санитарными отделами штабов партизанского движения были организованы систематические воздушные рейсы военно-транспортной и санитарной авиации. Так, по заданиям БШПД в период с января по август 1944 г. 1-м отдельным авиасанитарным полком было доставлено 16 694 л консервированной крови и кровезамещающих жидкостей, 11 507 кг медикаментов и медицинского имущества, 6930 кг различных грузов и перевезено в тыл 9000 членов партизанских семей.
Необходимо особо отметить, что, исполняя свой гражданский и профессиональный долг перед ранеными и больными защитниками Отечества, в исключительно тяжелых условиях, постоянно рискуя своей жизнью, медицинские работники партизанских формирований Беларуси проявили подлинный героизм. За мужество и самоотверженность многочисленный отряд медиков-партизан был награжден орденами и медалями. Трое медицинских работников удостоены звания Героя Советского Союза: Евгений Владимирович Клумов, профессор Минского медицинского института, участник антифашистского подполья, казнен в марте 1944 г.; белорус Петр Михайлович Буйко – военврач 3-го ранга, профессор Киевского медицинского института, доктор медицинских наук, один из организаторов подпольной и партизанской борьбы в районе г. Фастов Киевской области, казнен в октябре 1943 г.; белоруска Надежда Викторовна Троян – подпольщица, разведчица партизанской бригады «Дяди Коли» Минской области, кандидат медицинских наук (1962 г.)
12-14 мая 1945 г. в Минске прошел съезд врачей-партизан Беларуси, который подвел итоги деятельности медицинской службы партизанских формирований и поставил задачи по восстановлению здравоохранения БССР.
Деятельность медицинских работников имела высокую эффективность. Результаты работы медицинской службы партизанских формирований в целом: 78,4 % раненых партизан были возвращены в строй, 15,8 – эвакуированы в тыл, 3,4 – умерли, 2,4 % – признаны инвалидами. Эффективной была и терапевтическая помощь: 10 915, или 99,5 %, больных партизан выздоровели, 31 человек, или 0,3 %, эвакуирован в тыл, умерли 26 больных, или 0,2 % [6, 7].
Таким образом, организация медицинского обеспечения партизанского движения Беларуси – это уникальное явление в мировой практике оказания медицинской помощи воинским формированиям подобного типа и местному населению в экстремальных условиях военного конфликта.
Литература
1. Гинзбург, Б. Л. Основные задачи и структура медицинской службы партизанских бригад Белоруссии / Б. Л. Гинзбург // Седьмая науч. конф. по истории медицины Беларуси, посвящ. 50-летию окончания Второй мировой войны: сб. материалов. – Минск, 1995.
2. Сабуров, А. Н. У друзей одни дороги / А. Н. Сабуров. – М., 1963.
3. Баграмян, И. X. Так мы шли к победе / И. X. Баграмян. – М., 1977.
4. 65 лет освобождения Белоруссии // Медицинский вестник. – 2009. – № 27.
5. Кульпанович, О. А. Жизнь и память / О. А. Кульпанович // Вопросы организации и информатизации здравоохранения. – 2009. – № 4.
6. На съезде врачей-партизан // Звязда. – 1945. – 15 мая.
7. На съезде врачей-партизан // Советская Белоруссия. – 1945. – 15 мая.
Эвакуация больных и раненых партизан Беларуси, их лечение в советском тылу в годы Великой Отечественной войны
Ю. В. Милевская (Минск)
Достижения медицины и здравоохранения в годы Великой Отечественной войны – славная страница истории нашей страны. На фронте и в тылу было сделано очень много, чтобы организовать помощь раненым, не допустить возникновения эпидемий, обеспечить население партизанских зон медицинской помощью.
Своевременная первая медицинская помощь раненым всегда была связана с большими трудностями и требовала привлечения значительных сил и средств. Актуальность данной проблемы не была явлением новым, специфичным для фронтов Великой Отечественной войны, чего нельзя сказать о партизанских условиях ведения войны, где нехватка санитаров и санитаров-носильщиков сильно осложняла ситуацию.
Эвакуация раненых и больных партизан из вражеского тыла освобождала партизанские формирования, действовавшие в тылу врага, от небоеспособных бойцов, сковывавших боевые действия партизан. Ведь одним из главных преимуществ партизан являлась их мобильность, которая уменьшалась наличием тяжелораненых бойцов, не имевших возможности самим передвигаться.
К тому же вид раненых страдающих товарищей не прибавлял оптимизма партизанам. «Обозы с ранеными угнетающе действовали на бойцов, в какой-то мере даже снижали их боевой дух», – вспоминал бывший начальник Белорусского штаба партизанского движения (БШПД) П. 3. Калинин [2, с. 124].
Эвакуированные раненые и больные обеспечивались в советском тылу более квалифицированной медицинской помощью, которую невозможно было оказать в партизанских условиях, что, естественно, облегчало работу санитарной службы отрядов и соединений и давало возможность больше уделить внимания тем бойцам, которых можно было вылечить на месте.
До начала 1942 г. раненые и больные партизаны эвакуировались в тыл от случая к случаю, как правило, через слабо контролируемые противником участки фронта. Эвакуация в этих условиях производилась гужевым транспортом или даже вручную на носилках. Больные и раненые партизаны направлялись для лечения, как правило, в гражданские лечебные учреждения. В военные госпитали направлялись только больные и раненые из партизанских отрядов, непосредственно взаимодействовавших вблизи линии фронта с регулярными частями советских войск.
После разгрома немецких войск под Москвой и успешного зимнего наступления в конце 1941 г. – начале 1942 г. войска Калининского фронта вышли к границе Беларуси на Витебском направлении. В результате этого наступления в линии фронта образовался разрыв на участке между городами Усвяты и Велиж. Вскоре силами партизан и частей регулярной армии был взят под контроль тракт Усвяты – Сураж. Он проходил через лесисто-болотистый район, очищенный от немецкого присутствия витебскими, калининскими и смоленскими партизанами. Таким образом, район действия партизан соединился с территорией, освобожденной Красной Армией, на участке шириной 40 км. Этот открытый участок фронта, получивший название «Витебские (или Суражские) ворота», существовал с 10 февраля до 28 сентября 1942 г. Как следствие активных боевых действий партизан был создан партизанский край, который примыкал к району «ворот» и охватывал часть территории Суражского, Витебского, Городокского и Меховского районов.
«Витебские ворота», связавшие Большую землю с оккупированной территорией Беларуси, являлись своеобразной «дорогой жизни» для раненых и больных партизан, а также местного населения, направлявшегося в тыл на лечение. Количество эвакуированных, по свидетельству командира 1-й Белорусской партизанской бригады М. Ф. Шмырева, составило около 200 тыс. человек [10, с. 51].
Начиная с лета 1942 г. для эвакуации раненых и больных партизан стала активно применяться транспортная авиация. Эвакуацию осуществляли обратными рейсами самолеты, которые доставляли партизанам вооружение, боеприпасы, медикаменты. В партизанских зонах были оборудованы аэродромные площадки, пригодные для приема и посадки самолетов. Всего в 1943 г. на территории Беларуси имелось 18 посадочных площадок [10, с. 98], среди них такие крупные партизанские аэродромы, как Селявщина, Бегомль, Печище, Поречье, Сварынь и др., которые давали возможность поддерживать связь с Большой землей. В основном на партизанских аэродромах приземлялись легкие самолеты «Дуглас», а также самолеты гражданского воздушного флота – ЛИ-2, СИ-47, БИ-25. В 1943 г. впервые за время войны были применены планеры. При помощи авиапланерных групп были проведены две операции по доставке грузов и эвакуации раненых в советский тыл. Первая операция проводилась с 6 по 20 марта 1943 г. с аэродрома оперативной группы БШПД на Калининском фронте. За время ее проведения были эвакуированы 82 человека. Вторая операция проводилась с 20 апреля по 24 мая 1943 г., в ходе ее проведения были вывезены 116 человек. В операциях принимали участие планеры А-7 и Г-11 [10, с. 103].
Помимо авиапланерных групп Красной Армии и авиации дальнего действия в 1943 г. партизан Беларуси обслуживала фронтовая и армейская авиация. Так, в ноябре 1943 г. авиация 1-го Прибалтийского фронта произвела 12 самолето-вылетов в Витебскую область, в ходе которых были эвакуированы 15 раненых и больных партизан.
Всего в 1943 г. авиацией Калининского и 1-го Прибалтийского фронтов в Витебскую и северную зону Минской областей было произведено 889 вылетов, из тыла противника вывезены 2273 человека раненых и больных [10, с. 104].
Для эвакуации в советский тыл отбирали раненых и больных, нуждавшихся в хирургическом вмешательстве или специализированном лечении, которое не могло быть оказано в партизанских условиях. Прежде всего это были тяжело раненные в голову, живот, грудь, а также бойцы с тяжелыми переломами и многочисленными ранениями. Такие раненые направлялись с оформленной медицинской документацией в виде справок, где обязательно указывался диагноз и оказанная помощь.
Отбирали и готовили людей к эвакуации на Большую землю в медицинских пунктах отрядов. Предварительно, если это было возможно, раненых и больных осматривал начальник медицинской службы соединения. После этого их сосредоточивали в госпитале партизанского соединения, где окончательно принималось решение об эвакуации.
Эвакуация раненых в тыл являлась очень трудным и далеко не безопасным делом. Существовала целая система подготовительных и обеспечивающих мероприятий. Заранее изучались и разведывались наиболее безопасные пути, передвижение транспорта по намеченным маршрутам допускалось только в ночное время. Людей, снабженных теплой одеждой, если эвакуация проходила в холодное время года, и запасом продуктов питания, заблаговременно доставляли к партизанскому аэродрому. Подвоз раненых производился на крестьянских повозках, санях, на которые накладывалось сено, подушки, а сверху – носилки [4, с. 138]. Обязательно вместе с ранеными и больными шли сопровождающие, как правило, медсестры, которые оказывали в пути необходимую медицинскую помощь. Начальниками санслужб соединений и бригад, в зоне которых находились партизанские аэродромы, организовывались эвакопункты для ухода за ранеными. Они обслуживались врачом, медсестрами, санитарками. Как правило, на аэродроме партизан встречали представители отдела санитарной службы БШПД.
Вот как, например, проходила эвакуация в бригаде «Алексея» Витебской области. Маршрут был разработан лично комбригом А. Ф. Данукаловым (с мая 1944 г. бригада носила его имя). В ночь с 6 на 7 марта 1943 г. обоз с ранеными на 300 подводах двинулся на восток в сторону линии фронта. Пройти надо было между двумя немецкими гарнизонами, размещенными в деревнях Захарки и Чурилово возле дороги Велиж – Усвяты. С первой попытки это сделать не удалось: обоз поджидала вражеская засада, но санитарам удалось быстро развернуть лошадей и увезти раненых. Без потерь добрались до деревни Козловичи. Через два дня двинулись вторым, запасным маршрутом – через озеро. На этот раз эвакуацией раненых руководили разведчики 4-й Ударной армии Калининского фронта. Раненых попросили не стонать, терпеть боль, а некоторым, самым тяжелым, ввели обезболивающее. Переход длился более суток. Как только закончили переход по озеру, немцы открыли обстрел и взорвали лед, но обоз уже был за линией фронта. Все раненые и больные были размещены в двух медсанбатах 4-й Ударной армии [1, с. 57–58].
Для медицинского обслуживания доставленных из Беларуси раненых и больных партизан были выделены эвакогоспиталь № 5023 в Монино под Москвой (приказом Народного комиссариата охраны здоровья СССР № 524 от 14 ноября 1942 г.), койки в 1-й клинической больнице столицы (приказом заместителя Наркомздрава СССР от 22 ноября 1943 г.) и койки в 5-й Советской больнице (эвакогоспиталь 5018) [6, с. 331–335; 7, с. 121].
Эвакогоспиталь в и. Монино был организован на 130 коек на базе нервнопсихиатрического санатория им. В. В. Воровского. Начальником госпиталя был назначен военврач второго ранга М. О. Неусихин [5, с. 43].
Помимо этого, эвакуированных партизан принимали на лечение армейские лечебные учреждения. Так, из объединенных истребительных отрядов Пинского соединения в госпитали 61-й армии были направлены 11 человек, из бригады им. С. М. Кирова того же соединения – 24 человека. Только в мае 1944 г. в госпитали 4-й Ударной армии были вывезены из Беларуси 155 раненых и больных партизан, из бригады им. К. С. Заслонова – 18, из Сенненской бригады В. С. Леонова – 25, из бригады им. В. И. Ленина – 32, из бригады им. С. М. Короткина – 12 и т. д. Амбулаторным лечением партизаны пользовались в поликлинике Наркомздрава СССР и других специальных поликлиниках. Нуждающиеся в специализированной медицинской помощи направлялись в соответствующие лечебные учреждения: Центральный протезный институт, Институт туберкулеза, Институт курортологии и др. [6, с. 332].
Только Центральным штабом партизанского движения (ЦШПД) было направлено в лечебные учреждения Москвы партизан и членов их семей – 452 человека [10, с. 135].
Для эвакуированных партизан в ноябре 1942 г. в Москве был организован первый партизанский госпиталь. Это диктовалось в первую очередь необходимостью сохранения кадров партизанского командного состава и партизан-специалистов, имевших большой опыт партизанской борьбы в тылу врага, а также необходимостью обеспечения лечившихся партизан соответствующей медицинской документацией.
В отличие от армейских, фронтовых и других госпиталей, организация которых предусматривалась в мирное время, партизанский госпиталь явился первым стационарным лечебным учреждением в истории Великой Отечественной войны со специальной задачей – лечением в советском тылу раненых и больных партизан.
Периодически работники ЦК КП(б)Б, ЦШПД, БШПД посещали партизан, находившихся в госпиталях и больницах Москвы. Так, 30 июня 1943 г. представитель БШПД В. С. Задорожников навестил раненых партизан, находившихся в Монинском госпитале им. А. И. Микояна. 1 января 1944 г. партизанам, находившимся на лечении в Москве и Московской области, было вручено 270 посылок, а к 1 Мая 1944 г. – еще 190 посылок [10, с. 135].
Партизанам РСФСР, УССР, БССР, находившимся длительное время в тылу противника и нуждающимся в отдыхе, был предоставлен специальный партизанский дом отдыха под Москвой, в Пушкино, в котором только за 1943 г. побывали 506 человек. В Пушкино отправляли партизан на отдых сроком 10–15 дней. В зависимости от состояния здоровья количество дней отдыха могли увеличить по заявлению начальника дома отдыха, утвержденному начальником медико-санитарного отдела ЦШПД М. Коваленком.
Много партизан получили тяжелые ранения, перенесли инфекционные заболевания, страдали от ревматизма и нуждались в лечении сероводородными ваннами, грязями и другими видами санаторно-курортного лечения. Санитарный отдел БШПД, после заключения лечебной комиссии, отправлял их в санатории в Архангельское под Москвой, Цхалтубо, на Кавказские минеральные воды.
Таким образом, можно говорить о достаточно эффективно организованной службе эвакуации и лечения больных и раненых партизан в годы Великой Отечественной войны на территории Беларуси.
Всего за годы войны в дома отдыха были направлены ЦШПД – 931, БШПД -906 партизан и 41 человек в санатории [8, с. 4].
С целью своевременного протезирования, трудоустройства и обучения партизан-инвалидов новой профессии Народный комиссариат социального обеспечения СССР выделил три здания для инвалидов в Свердловской, Рязанской и Вологодской областях.
Оказывалась большая помощь продовольствием и вещами партизанам и семьям партизан, прибывшим из тыла врага. Кроме того, им выдавались денежные пособия. Для их приема в резервном пункте БШПД имелись специально отведенные комнаты, обеспеченные чистыми постельными принадлежностями. Здесь же эвакуированные обеспечивались питанием, всегда функционировала столовая с пропускной способностью до 2500 человек в сутки с трехразовым питанием. Постоянно действовали санитарная часть и изолятор, баня и душевая установка. Имелось вещевое имущество для обеспечения нуждающихся партизан одеждой и обувью. Также при пункте работал клуб с киноустановкой, организовывались концерты.
С организацией воздушного систематического сообщения возникла возможность эвакуации больных и раненых партизан самолетами. По данным санитарного отдела БШПД, в советский тыл были вывезены таким путем на лечение 6617 раненых и больных партизан и 8986 членов партизанских семей [9, с. 71].
Из недостатков в оказании первой медицинской помощи и эвакуации больных партизан необходимо отметить следующие: 1) острая нехватка санитаров, санитаров-носильщиков, санитарных инструкторов, связанная с большими потерями среди этой категории медицинского состава. Следует подчеркнуть, что потери личного состава медицинской службы были высокими не только в начале войны, но и в последующие ее годы; 2) в результате этого укомплектованность медицинской службы партизанских формирований санитарными инструкторами, санитарами и санитарами-носильщиками была значительно меньше, чем другими категориями медицинского состава, еще более снижаясь в периоды боевых действий, налетов врага; 3) в силу указанных причин медицинская служба партизан не могла в полной мере самостоятельно решить задачи по оказанию первой помощи раненым на поле боя и своевременному их выносу и эвакуации. В ряде случаев последнее обстоятельство становилось причиной гибели раненых. По данным БШПД, 21,9 % всех случаев смерти от кровотечения наступило от повреждений, при которых своевременное оказание помощи и вынос раненых могли бы спасти им жизнь, 40 % смертельных исходов связано с несвоевременно оказанной и неполноценной медицинской помощью [6, с. 43].
Схема структуры организации медицинской службы партизанских соединений
Не всегда удавалось обеспечить вынос и доставку раненых в медицинские пункты в оптимальные сроки. Это, в свою очередь, приводило к их позднему поступлению на последующие этапы медицинской эвакуации, развитию различных осложнений, что сказывалось на продолжительности и результатах лечения. Анализ работы медицинской службы подтверждает актуальность проблемы розыска, сбора и выноса раненых с поля боя, стоявшей перед партизанской медицинской службой на протяжении всей войны, но данная проблема до конца так и не была решена, несмотря на предпринятые командованием и руководством партизанской медицинской службы решительные меры. С целью облегчения нелегкого труда санитаров по сбору и выносу тяжелораненых с поля боя и доставке их на передовые этапы медицинской эвакуации командование партизанских соединений вводило дополнительные должности в структуре медицинской службы. Так, приказом начальника санитарного отдела БШПД И. А. Инсарова в 1943 г. в партизанских отрядах Беларуси ввели должность «боевой стрелок-санитар» (см. рисунок) с задачей оказания первой неотложной доврачебной помощи в бою и выноса раненых и убитых с поля боя [3, с. 77].
Всего в советский тыл на лечение были эвакуированы 15,3 % раненых и больных партизан [8, с. 6]. В партизанских госпиталях, санаториях, домах отдыха были созданы все необходимые условия не только для лечения, но и для полного восстановления сил и здоровья народных мстителей.
Источники и литература
1. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 4п. – Оп. 33а. – Д. 637: График и ведомости отправки авиации с военными грузами, средствами связи и медикаментами для партизан с аэродромов Воротынск и Монино.
2. Калинин, П. 3. Партизанская республика / П. 3. Калинин. – М., 1964.
3. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 2 — Д. 886: Материалы по медицинскому обслуживанию Кличевской военно-оперативной группы.
4. Маевська, Н. К. Медична служба в партизанских з’еднаннях Украши (1941–1945). – Кшв, 1972.
5. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 2. – Д. 885: Материалы съезда врачей-партизан Беларуси.
6. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 1. – Д. 195: Месячные отчеты и справки о поступлении и отправке в партизанские формирования медикаментов медбазой, акты ревизий, заявки, требования и наряды на получение медикаментов для партизанских формирований и спецгрупп.
7. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 1. – Д. 40: Отчеты о состоянии медико-санитарной службы в партизанских формированиях Брестской обл., Полесского соединения и 3-й Белорусской бригады, наличии медикаментов в/ч № 00133, отчетно-требовательные ведомости медикаментов БШПД, выписки из планов переброски медикаментов, заявки БШПД и бригад на медикаменты.
8. Тарнапович, Д. А. Эвакуация раненых и больных партизан на Большую землю / Д. А. Тарнапович // Здравоохранение Белоруссии. – 1979. – № 7. – С. 3–6.
9. Тищенко, Е. М. Здравоохранение Белоруссии в годы Великой Отечественной войны / Е. М. Тищенко. – Гродно, 2009.
10. Якубовский, Н. А. Помощь советского тыла партизанам: материально-техническое обеспечение / Н. А. Якубовский. – Минск, 1973.
К вопросу о преступном характере фашистского оккупационного режима в годы Великой Отечественной войны
И. И. Белоусов (Москва)
Огромное военно-политическое и стратегическое значение в мировом масштабе имели военные победы, одержанные Красной Армией в 1944 г. К началу лета советские войска уже прочно удерживали стратегическую инициативу. Современные немецкие исследователи при рассмотрении событий на советско-германском фронте отмечают, что «война на Востоке вступила в новую стадию. То, что до сих пор пытались скрыть за оперативным отходом или обусловленным обстановкой выравниванием фронта, теперь приобрело, вопреки всей риторике, размах длительного стратегического отступления» [1, с. 255].
Продвигаясь на запад, Красная Армия освободила от оккупации тысячи советских городов, сел и деревень. При отступлении германские войска беспощадно уничтожали объекты промышленности и сельского хозяйства, культурные и образовательные учреждения, жилые дома мирных граждан. На временно захваченных территориях советского государства оккупационные власти совершали массовые и чудовищные зверства.
После ряда поражений 1943 г. германское командование приняло меры к широкому использованию местного населения оккупированных областей для строительства оборонительных сооружений. Главное командование сухопутных войск издало приказ, согласно которому все проживающее на оккупированной территории гражданское население в возрасте от 14 до 65 лет должно было в принудительном порядке работать по 54 часа в неделю. Но и раньше командующие армиями требовали принятия жестких мер с целью обеспечения немецких войск рабочей силой. «Тех, кто уклоняется… надлежит вешать. Приказ об этом должен отдаваться ближайшим к месту события офицером». Заявление рейхсфюрера СС Г. Гиммлера, сказавшего на совещании высших чинов СС о том, что ему безразлично, если «при сооружении противотанкового рва погибнут от изнеможения 10 тыс. русских баб», отражает жестокие реалии оккупационной политики, проводимой германским рейхом [2, с. 597]. Всего за годы хозяйничанья гитлеровцев на оккупированной территории СССР были уничтожены около 9 млн человек, в том числе в РСФСР – 1793 тыс., на Украине – 4497, в Беларуси – 2198, в Латвии – 644, в Литве – 666, в Эстонии -125, в Молдавии – 64 тыс. человека [3, с. 10].
Германские планы ведения войны предусматривали опустошение областей при отступлении. При широкомасштабном отступлении немецкие войска повсеместно проводили «политику тотального разрушения». Значительная часть населения угонялась на принудительные работы. Подобные указания немецких властей не только распространялись по служебным каналам, но и открыто пропагандировались, когда дело шло к поражению: то, чего не удалось получить самим, не должно достаться никому [4, с. 229]. Более 2 млн человек были вывезены из областей Украины, около 378 тыс. человек из Беларуси и прилегавших к ней с востока районов, в которых располагались тылы группы армий «Центр». По сведениям штаба немецкого экономического руководства «Восток», за первый квартал 1944 г. из прифронтового района группы армий «Центр» в Германию были депортированы 33 127 человек, а из генерального комиссариата (Беларусь) – 6564 человека [5, с. 236].
Преступную деятельность государственных руководителей и военачальников Третьего рейха подтверждают опубликованные документы из архивов ФРГ, среди которых имеется приказ главнокомандующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала Э. фон Манштейна № 166/43 от 11 сентября 1943 г. В нем говорится, что опыт армии «Юг», «приобретенный при оставлении областей противнику, показывает, что большая часть населения не отходит добровольно с войсками… Сельское население необходимо заставить любыми средствами переселиться на запад с лошадьми и крупным скотом. При отказе скот и лошадей угонять и либо использовать в войсках, либо убивать… Необходимо всеми средствами проводить уничтожение всего хозяйственного имущества, которое нельзя вывезти» [4, с. 233].
Еще более выразительно свидетельствует об осуществлении целенаправленной политики «выжженной земли» послание рейхсфюрера СС Г. Гиммлера, направленное верховному фюреру СС и полиции Украины Г. Прюцману. В этом письме Г. Гиммлер указывает: «Надо делать все, чтобы при отступлении… не оставалось ни одного человека, ни одной головы скота, ни единого грамма зерна, ни метра железнодорожного полотна, чтобы не уцелел ни один дом, не сохранилась ни одна шахта и не было ни одного неотравленного колодца. Противнику должна остаться тотально сожженная и разоренная страна» [4, с. 232].
Вопросы преступных действий гитлеровских захватчиков были обсуждены на Международной конференции министров иностранных дел СССР, США, и Великобритании, проходившей с 19 по 30 октября 1943 г. в Москве. В качестве приложения к секретному протоколу конференции по предложению Великобритании была принята Декларация об ответственности гитлеровцев за совершенные зверства.
Правительства трех союзных держав указали в Декларации, что жестокости гитлеровского господства не являются новым фактом, «все народы или территории, находящиеся в их власти, страдали от худшей формы управления при помощи террора. Новое заключается в том, что многие из этих территорий сейчас освобождаются продвигающимися вперед армиями держав-освободительниц и что в своем отчаянии отступающие гитлеровцы-гунны удваивают свои безжалостные жестокости. Об этом теперь с особой наглядностью свидетельствуют факты чудовищных преступлений на освобождаемой территории Советского Союза, а также на территории Франции и Италии» [6, с. 363].
В Декларации было провозглашено, что германские офицеры, солдаты и члены нацистской партии, ответственные за массовые зверства, убийства и казни, совершенные ими на оккупированных территориях, будут отосланы в страны, в которых совершались «их отвратительные действия, для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран…» [6, с. 364].
В отношении немцев, виновных в массовых расстрелах итальянских офицеров, казнях заложников в странах Европы или же принимавших «участие в истреблении населения на территориях Советского Союза, которые сейчас очищаются от врага», в документе отмечалось, что они должны знать, что «будут отправлены обратно в места их преступлений и будут судимы на месте народами, над которыми они совершали насилия». Особо подчеркивалось, что три союзные державы найдут военных преступников «даже на краю света и передадут их в руки обвинителей с тем, чтобы могло совершиться правосудие» [6, с. 364].
Для раскрытия этих преступлений в Советском Союзе была создана Чрезвычайная Государственная Комиссия (ЧГК) по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР. «История еще не знает такого массового истребления людей, какое учиняют немецко-фашистские захватчики. Чувство жалости и милосердия им не известны, – говорится в материалах этой комиссии, – с чудовищной жестокостью они глумятся над стариками. Их не останавливают ни слезы матерей, ни протянутые с мольбой о помощи детские руки. Воспитанная Гитлером немецкая армия истязает и умерщвляет всех, кто немцам не нужен, а тех, кто на них может работать, они увозят, как скот, в Германию на рынки рабов» [7, с. 11].
ЧГК проанализировала многочисленные документы, изучила вещественные доказательства преступлений оккупантов. Ее сообщения продемонстрировали всему международному сообществу звериную сущность нацизма и фашизма, показали, с каким страшным и злобным врагом человечества пришлось вести борьбу Советскому Союзу совместно с союзниками за сохранение мировой цивилизации.
Комиссией было рассмотрено около 4 млн актов об ущербе, причиненном врагом государству, колхозам, гражданам за время оккупации советских территорий. К составлению актов и установлению размеров нанесенного ущерба было привлечено большое количество представителей советской общественности. В работе по сбору материалов и составлению актов приняли участие свыше 7 млн инженеров, рабочих, колхозников. Ущерб подсчитывался как в натуральном, так и в денежном выражении. Прямой ущерб составил 679 млрд рублей в государственных ценах 1941 г. [7, с. 9].
Руководитель научно-исследовательского центра «Восток – Запад» Кассельского университета (Германия) доктор философии Г. Горцка отмечает, что «настоящая цель гитлеровской политики на Востоке заключалась в захвате экономического пространства для Германской империи и в создании жизненного пространства для миллионов немцев… По немецким расчетам предполагалось изгнать или уничтожить 30 млн русских, чтобы дать место для поселения немцев. В соответствии с этим война против России велась как завоевательная и истребительная война без всяких “но” и “если”. Классификация военного противника как “недочеловека” снижала во время восточного похода порог физического уничтожения, этническая чистка и традиционная война сплелись в организованную систему насилия и разрушения» [8, с. 12–13].
На оккупированной территории СССР захватчики полностью или частично разрушили и сожгли 1710 городов и поселков городского типа, более 70 тыс. сел и деревень, свыше 6 млн зданий, 31 850 промышленных предприятий, 40 тыс. больниц и других лечебных учреждений, 84 тыс. школ, техникумов, высших учебных заведений и научно-исследовательских институтов, 43 тыс. библиотек. Немецко-фашистские оккупанты разрушили 65 тыс. км железнодорожной колеи, 4100 железнодорожных станций, 36 тыс. учреждений связи. Около 98 тыс. колхозов, 1876 совхозов и 2890 машинно-тракторных станций разорил и разграбил враг. В общей сложности крова лишились около 25 млн человек [9, с. 364].
Оккупанты разграбили и разрушили 427 из 992 музеев, имевшихся в Советском Союзе. Заняв заповедник и усадьбу «Ясная Поляна», где родился, жил и творил писатель Л. Н. Толстой, немцы разорили, изгадили и подожгли ее. Могилу писателя осквернили. Они осквернили Пушкинский заповедник, сожгли Дом-музей великого русского поэта в Михайловском и разрушили его могилу в Святогорском монастыре [9, с. 366–367].
На территории, подвергшейся оккупации, захватчики уничтожили и повредили 1670 церквей, 237 римско-католических костелов, 69 часовен, 532 синагоги и 258 других зданий, принадлежавших религиозным учреждениям.
В Чернигове был разрушен древний Борисо-Глебский монастырь, построенный в начале XII в. В Новгороде были повреждены здания древнего Новгородского кремля, разрушены Антониев, Хутынский, Зверин, Деревяницкий монастыри. В Киево-Печерской лавре были разрушены 8 монастырских корпусов и в груды кирпича превращена Успенская церковь, возведенная еще в 1073 г.
В Беларуси сильно пострадали многие города. Большим разрушениям подвергся Минск – столица БССР. В мемуарах прославленного советского полководца Г. К. Жукова отмечено: «Столицу Белоруссии нельзя было узнать. Семь лет командовал я полком в Минске, хорошо знал каждую улицу, все важнейшие постройки. Мосты, парки, стадион, театры. Теперь все лежало в руинах, и на месте жилых кварталов остались пустыри, покрытые грудами битых кирпичей и обломков. Самое тяжелое впечатление производили люди, жители Минска. Большинство их было крайне истощено, измучено, по щекам их катились слезы…» [10, с. 565–566].
Маршал Советского Союза А. М. Василевский в книге «Дело всей жизни» поделился своими воспоминаниями: «5 июля (1944 г. – И. Б) я посетил Минск. Впечатление у меня оказалось крайне тяжелым. Город был сильно разрушен фашистами. Из крупных зданий враг не успел взорвать только Дом белорусского правительства, новое здание ЦК КПБ, радиозавод и Дом Красной Армии. Электростанция, железнодорожный вокзал, большинство промышленных предприятий и учреждений были взорваны» [11, с. 382].
Вот что написал Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский о Гомеле, втором по величине городе БССР: «Красавец город был превращен в груды развалин. Враг с какой-то звериной злобой уничтожал все здания и постройки. Во время боев на улицах города наши солдаты выловили множество «факельщиков» – фашистских головорезов, имевших специальную задачу: поджигать уцелевшие дома» [12, с. 251].
Члены Чрезвычайной Государственной Комиссии установили, что, «разрушая монастыри, храмы, мечети и синагоги, расхищая их утварь, немецкие захватчики глумились над религиозными чувствами людей. Солдаты и офицеры приходили в храмы в шапках, курили здесь, надевали на себя церковное облачение, держали в церквах лошадей и собак, из икон устраивали нары для спанья…» [9, с. 368].
По мере освобождения территории Советского Союза особую важность приобрела работа по восстановлению народного хозяйства. Опыт быстрого возрождения социально-экономической жизни в областях, избавленных от оккупационного гнета захватчиков, уникален в мировой истории. «Без преувеличения вся страна приняла участие в возрождении освобожденных районов. Помощь пострадавшим от фашистской оккупации областям, краям и республикам включала: направление квалифицированных кадров, выделение из государственных фондов строительных материалов, промышленного оборудования, тракторов, семян, продовольствия, предметов культурно-просветительного значения, а также домашнего обихода, организацию шефства над отдельными предприятиями и индивидуальными центрами, предоставление долгосрочных кредитов и др.» [13, с. 710].
В недавно освобожденных областях из месяца в месяц расширялись масштабы и усиливались темпы восстановительных работ в промышленности и сельском хозяйстве. В этом многогранном процессе советские патриоты проявляли большую самоотверженность и трудовую доблесть, вдохновляемые героическими подвигами воинов Красной Армии на полях сражений. Не жалея своих сил, простые граждане советского государства изо дня в день самоотверженно совершали новые подвиги во имя будущей Победы.
Источники и литература
1. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. – Mtinchen, 2007. – Bd. 8.
2. Штрайт, К. Советские военнопленные – массовые депортации – принудительные рабочие / К. Штрайт // Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований / под ред. В. Михалки; пер. с нем., предисл. В. Рана. – М., 1996.
3. Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза: документы и материалы. – М., 1987.
4. Война Германии против Советского Союза 1941–1945. Документальная экспозиция города Берлина к 50-летию со дня нападения Германии на Советский Союз / под ред. Р. Рюрупа. – Берлин, 1994.
5. Мюллер, Н. Вермахт и оккупация (1944–1944) / Н. Мюллер. – М., 1974.
6. Декларация об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства. Приложение № 10 к секретному протоколу Московской конференции 19–30 октября 1943 г. // Советский Союз на международных конференциях периода Великой отечественной войны 1941–1945 гг.: сб. док. – М., 1978. – Т. I: Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19–30 окт. 1943 г.)
7. Сборник сообщений Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков. – М., 1946.
8. Горцка, Г. Истребительная война на востоке. Введение / Г. Горцка // Истребительная война на востоке. Преступления вермахта в СССР. 1941–1944: докл. / под ред. Г. Горцка и К. Штанга. Серия «АИРО» – науч. докл. и дискус. Темы для XXI века». – Вып. 18. – М., 2005.
9. Из сообщения Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР. 12 сентября 1945 г. // Преступные цели – преступные средств: документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1945 гг.). -М., 1968.
10. Жуков, Г. К. Воспоминания и размышления / Г. К. Жуков. – М., 1969.
11. Василевский, А. М. Дело всей жизни / А. М. Василевский. – М., 1984.
12. Рокоссовский, К. К. Солдатский долг / К. К. Рокоссовский. – М., 1968.
13. Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. – Т. 4: Освобождение территории СССР.-М., 2012.
«Новый порядок» и организация оккупационного управления в Беларуси (1941–1944 гг.)
С. М. Лотоцкий (Гродно)
Захватив территорию Беларуси, гитлеровцы установили здесь оккупационный режим, так называемый новый порядок. Это была продуманная, тщательно разработанная система политических, идеологических, экономических и военных мероприятий, направленных на ликвидацию социалистического общественного и государственного строя, ограбление национальных богатств и ресурсов, закабаление и уничтожение советских людей. Оккупанты упразднили политические и человеческие свободы, лишили белорусский народ социальных и политических завоеваний, элементарных гражданских прав. Уже в июне 1941 г. Гитлером было утверждено окончательное решение административно-политического устройства того, что должно было остаться от СССР, и в частности территории БССР. Предполагалось отдельные области белорусских земель и Прибалтики включить в новую административную единицу – имперский комиссариат «Остланд». Эту административную единицу, как и другие на территории СССР, планировалось создавать по мере продвижения линии фронта на восток и военно-политического умиротворения захваченных земель [4, с. 527–528].
Административно-территориальное деление оккупированной Беларуси было фактически завершено нацистами к концу 1941 г. Ее территорию по линии Полоцк – Борисов на востоке, Старые Дороги – озеро Червоное на юге, по реке Зельвянка и восточной кромке Беловежской пущи на западе выделили в генеральный округ «Беларусь». Площадь округа составляла 53 660 км с населением 2 411 333 человека (по состоянию на 4 декабря 1941 года). Генеральный округ «Беларусь» являлся составной частью имперского комиссариата «Остланд» [5, с. 26]. В этот комиссариат также входили генеральные округа «Литва», «Латвия» и «Эстония». Южные районы Беларуси, а также часть Брестской области вошли в имперский комиссариат «Украина». Белостокская область была выделена в отдельную административную единицу и присоединена к Восточной Пруссии. К генеральному округу «Литва» были присоединены некоторые районы Северо-Западной Беларуси [6, с. 100–101].
Согласно приказу Гитлера от 17 июля 1941 г., было создано Министерство оккупированных восточных областей – главный руководящий орган для вновь созданных административных единиц. Возглавил министерство один из нацистских идеологов и специалистов по «восточным территориям» А. Розенберг [9, с. 51–54].
Высшим органом гражданской оккупационной администрации в генеральном округе «Беларусь» являлся Генеральный комиссариат. Возглавлял его группенфюрер СС В. Кубе. После его убийства белорусскими партизанами 23 сентября 1943 г. исполняющим обязанности генерального комиссара являлся фюрер СС и полиции «Россия-Центр и Беларусь» группенфюрер СС К. фон Готтберг [1, с. 346, 350].
Территория генерального округа была разделена на 10 округов, в каждом из которых был создан окружной комиссариат. Центры окружных комиссариатов находились в следующих городах: Барановичи, Борисов, Вилейка, Ганцевичи, Глубокое, Лида, Минск, Новогрудок, Слоним и Слуцк. В городах и районах были созданы, соответственно, городские и районные комиссариаты. Минск как центр генерального и обычного округов находился на особом положении. Здесь был создан городской комиссариат, руководитель которого пользовался правами окружного комиссара.
Все эти административные единицы подчинялись друг другу непосредственно снизу вверх. Исключением являлось назначение должностных лиц. Имперские и генеральные комиссары назначались и сменялись исключительно Гитлером, окружные, городские и районные – Розенбергом [11, с. 96, 97].
В отличие от западных и центральных областей восточная часть Беларуси на протяжении всего периода войны являлась тыловым районом группы армий «Центр». Здесь организация оккупационного аппарата значительно отличалась от районов, где действовала гражданская администрация. Структура сферы военной оккупации была установлена особыми указаниями от 3 апреля 1941 г. [10, с. 41]. В соответствии с ними все области, находившиеся под управлением военной администрации и обозначавшиеся как оперативная область сухопутных войск, были разделены на три зоны: непосредственный район боевых действий, где командиры дивизий и корпусов и подчиненные им войска фактически сами являлись исполнительной властью по отношению к гражданскому населению; находившийся за ним на глубине примерно от 20 до 50 км тыловой армейский район, в котором для каждой армии назначался специальный комендант; тыловой район групп армий, начальником которого назначался командир одного из корпусов [6, с. 103].
После передачи большей части Украины, Беларуси и республик Прибалтики под гражданское управление органы военной администрации, как имевшие временный характер, были постепенно свернуты. Однако, согласно директиве начальника Верховного командования Вермахта (ОКВ) от 13 марта 1941 г., влияние структур Вермахта должно было распространиться и на области, находившиеся под юрисдикцией гражданской оккупационной администрации. На территории Генерального комиссариата «Беларусь» действовала главная полевая комендатура № 392, которая находилась в Минске. По вертикали коменданту подчинялись полевые комендатуры в Минске (FK 812) и Барановичах (FK 400) и местные комендатуры в Минске (ОК 650), Молодечно (ОК 812), Слуцке (ОК 343), Глубоком (ОК 339), Барановичах (ОК 264), Лиде (ОК 355) и Ганцевичах (ОК 352) [10, с. 42].
1 апреля 1943 г. полицейский аппарат в Беларуси и в имперском комиссариате «Остланд» подвергся значительной реорганизации. Фюрер СС и полиции Генерального округа «Беларусь» был выведен из подчинения главного фюрера СС и полиции области «Россия-Север» и был переподчинен главному фюреру СС и полиции «Россия-Центр и Беларусь», вследствие чего в одних руках сосредоточилась вся полнота полицейской и гражданской власти на территории Беларуси [4, с. 24].
25 февраля 1944 г. указом Гитлера из состава имперского комиссариата «Украина» были выделены Брестский, Кобринский, Пинский и Петриковский районы и присоединены к Генеральному округу «Беларусь». Сюда же была включена и часть Генерального округа «Литва» вместе с городом Вильнюс [2, л. 1]. 1 апреля 1944 г. другим указом Гитлера Генеральный округ «Беларусь» был выделен из имперского комиссариата «Остланд» в самостоятельный комиссариат [7, л. 1–3]. Данное решение было продиктовано тем, что в условиях наступления Красной Армии и активизации партизанской борьбы территория Беларуси не могла больше «рассматриваться как тыловой район», поскольку «усиленная деятельность партизан осложняет политическое управление и мешает организационной работе» [8, л. 135].
Немецкая оккупационная администрация так или иначе привлекала к сотрудничеству население оккупированной Беларуси. Первоначально это было выражено в создании и функционировании органов так называемого местного самоуправления – сельских, районных и городских управлений. Их, соответственно, возглавляли старосты, начальники районных и городских управлений. Эти органы создавались сразу же по установлении на данной территории немецкой военной или гражданской администрации. Их руководители полностью подчинялись соответствующим немецким чиновникам – окружным, районным или городским комиссарам и практически были абсолютно пассивны и бесправны. Если органы самоуправления создавались в зоне действия военной администрации, их руководители подчинялись шефам полевых или местных комендатур [3, с. 316–319].
Руководитель района назначался и увольнялся с должности по предложению полевой комендатуры, командующего тыловым районом армии или группы армий, а в генеральном комиссариате – коменданта местной комендатуры или районного комиссара. Начальнику районного управления в обязанности вменялось общее руководство районом. Он нес ответственность за все подчиненные ему местные учреждения, хозяйство и управление, обязан был обеспечивать безопасность «новой власти» на подведомственной территории. В сферу его деятельности входила борьба с проявлениями саботажа, диверсиями, неподчинением оккупационным властям, а также организация поставок различных видов продукции для нужд Германии и подразделений Вермахта, которые были расквартированы на территории подведомственного района [3, с. 351–353].
Следующим должностным лицом в звене органов оккупационного самоуправления был бургомистр. Это был руководитель общинного или городского управления, который подчинялся начальнику соответствующего районного управления. Для своей территории задачи бургомистра были те же, что и у начальника районного управления для района [1, с. 32].
Низшей инстанцией местного самоуправления было сельское управление, во главе которого стоял староста. Его, как правило, назначал бургомистр общины. В большинстве случаев, по причине активного сопротивления населения оккупационной политике, работа в селах часто выходила за рамки предусмотренного объема и зачастую предусматривала денежную оплату. Староста со своим помощником, бухгалтером и подчиненными управлению полицейскими должен был проводить в жизнь все распоряжения немецкой администрации, бургомистра и начальника районного управления. В задачи этой службы входила регистрация прибывших, ведение учета местного населения, сбор налогов, обеспечение поставок и потребностей воинских частей Вермахта [1, с. 38].
На должности начальников местного самоуправления всех уровней, как правило, назначались люди, зарекомендовавшие себя во всех отношениях благонадежными и активными пособниками оккупантов. При назначении на должность они должны были пройти проверку СД (в гражданской зоне) или тайной полевой полиции (в военной зоне). И в дальнейшем все эти люди продолжали находиться под наблюдением тех или иных оккупационных органов.
Немецкий оккупационный режим на территории Беларуси предполагал оставить в Беларуси только 25 % населения для использования в качестве рабочей силы. Остальные 75 % подлежали уничтожению или высылке. Вся организация оккупационного управления была направлена на безжалостное подавление всех проявлений антинацистского сопротивления.
Источники и литература
1. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: в 3 т. / Ин-т истории партии при ЦК КПБ – фил. Ин-та марксизма-ленинизма при ЦК КПСС; гл. редкол.: A. T. Кузьмин (пред.) [и др.]. – Минск, 1983–1985. – Т. 1.
2. Государственный архив Российской Федерации. – Фонд Р-7021. – Оп. 148. – Д. 222.
3. Гродненщина накануне и в годы Великой Отечественной войны (1939–1945): (по док. грод. архивов) / сост. Г. А. Андросенко [и др.]. – Гродно, 2005.
4. Залесский, К. А. Вожди и военачальники третьего рейха: биограф, энцикл. слов. / К. А. Залесский. – М., 2000.
5. Крысин, М. Ю. Прибалтика между Сталиным и Гитлером / М. Ю. Крысин. – М., 2004.
6. Мюллер, Н. Вермахт и оккупация (1941–1944) / Н. Мюллер. – М., 2010.
7. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 393. – Оп. 1. – Д. 534.
8. НАРБ. – Фонд 393. – Оп. 1. – Д. 1.
9. Преступные цели – преступные средства: документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1944 гг.) / сост.: Г. Ф. Заставенко [и др.]. – 3-е изд. – М., 1985.
10. Романько, А. В. Органы управления на оккупированной территории Белоруссии в 1941–1944 гг. / А. В. Романько // Военно-исторический журнал. – 2008. – № 4. – С. 39–44.
11. Chiari, В. Alltag hinter der Front / В. Chiari. – Dtisseldorf, 1998.
Население, эвакуированное из оставляемых немецкими войсками районов на территории Беларуси (1942–1944 гг.)
Е. А. Гребень (Минск)
Рассматривая гражданское население как ценный военный трофей, немецкие оккупационные власти практиковали эвакуацию его из оставляемых Вермахтом районов. В документах оккупационной и коллаборационистской администрации данная категория граждан обозначалась как «беженцы», хотя добровольно покидали место жительства лица, лояльные оккупационному режиму, подавляющая часть граждан перемещались на запад в приказном порядке. Первые партии беженцев стали размещаться на территории Беларуси уже в 1942 г., когда в результате контрнаступления под Москвой Вермахт оставил значительные территории РСФСР и фронт на некоторое время вплотную приблизился к территории Беларуси. В 1944 г. в ходе отступления немецких войск практиковалась тактика выжженной земли в оставляемых районах, когда одной из приоритетных задач оккупационных властей стала эвакуация трудовых ресурсов, чтобы они не достались советской стороне и могли быть использованы на контролируемой немцами территории и в рейхе. Гражданское население эвакуировалось также из контролируемых партизанами районов во время карательных операций нацистов.
Перемещенные на запад граждане частично направлялись в Германию в качестве остарбайтеров, но основная масса беженцев размещалась в контролируемых немцами районах Беларуси. В 1942–1943 гг. эвакуированные из западных областей РСФСР люди находились в восточных районах Беларуси, но в результате освобождения Красной Армией ряда этих районов передислоцировались оттуда на запад. Соответственно, практически весь период нацистской оккупации на территории Беларуси размещалось огромное количество гражданских лиц, сотрудники коллаборационистской администрации, члены пронацистских вооруженных формирований и их семьи.
На территории тыловой зоны группы армий «Центр» 23 марта 1943 г. был обнародован адресованный крестьянским общинным хозяйствам приказ германского Главного земельного управления, касавшийся размещения и обеспечения продовольствием населения, эвакуированного из зоны боевых действий. В приказе объяснялась причина отступления германской армии, которая якобы «из-за стратегических причин провела местами выправление фронта», что вызвало временную необходимость «очищения некоторых районов». Эвакуированное население распределялось по деревням в немецком тылу и должно было находиться там до того момента, пока немцы, как они надеялись, не вернут оставленные районы. Обеспечение эвакуированного населения возлагалось на крестьянские общинные хозяйства. Предписывалось размещать эвакуированных в бывших колхозных постройках, имевших жилой вид, в иных случаях распределять по домам крестьян. Питание эвакуированные должны были получать из организованных общественных кухонь или от крестьян, в чьих домах они проживали. Поставляемые крестьянскими общинами для этих целей продукты могли зачисляться в военный сбор или оплачиваться деньгами либо премиями как за добровольно сданную продукцию сверх военного сбора при условии документального подтверждения поставок. Для облегчения обеспечения эвакуированных продуктами им также могла быть предоставлена земля и помощь со стороны общин семенами и вспашкой. Урожай с этих наделов засчитывался общине в качестве военного сбора, поэтому о выделении таких земель необходимо было сообщать районному земельному управлению до 31 мая текущего года. Общинным хозяйствам или отдельным крестьянам, уклонявшимся от исполнения данного приказа, обещалось наказание по законам военного времени [1, л. 56–56 об.]
Летом 1943 г. на территории Лепельского района Витебской области насчитывалось 446 беженцев в 8 из 13 волостей и 539 беженцев в Лепеле, всего 985 человек. На территории района проживали 1426 отпущенных из плена красноармейцев (1306 по волостям и 120 в Лепеле) [2, л. 126–127]. В конце 1943 г. в пяти общинах Москаленятской волости Городокского района Витебщины насчитывался 141 беженец в возрасте от 10 до 65 лет (немцы рассматривали людей в этих возрастных рамках как трудоспособное население), 131 человек старше 65 лет и дети до 10 лет [3, л. 71]. На территории волости расселялись беженцы из Невельского и Усвятского районов РСФСР, Меховского района БССР, которые начали прибывать еще в начале 1943 г. Количество беженцев в общинах постоянно менялось: кто-то выезжал далее на запад, постоянно прибывали новые партии [4, л. 1–9, 11–14]. По данным Глусского районного управления, на территории района в июле 1943 г. размещались 1500 беженцев [5, л. 547–548 об.] В г. Лунинец по состоянию на 16 марта 1944 г. насчитывалось 190 беженцев, занимавших 31 дом [6, л. 2]. Наплыв беженцев вызвал необходимость ввести в августе 1943 г. при Могилевском городском управлении должность уполномоченного по беженцам [7, л. 273].
К концу оккупации эвакуационные мероприятия приобретают все больший масштаб. На основании приказа бургомистра все гражданское население г. Орши было обязано явиться 10 декабря 1943 г. к 8:00 с вещами на Коммунальную улицу для эвакуации. Временно освобождались от эвакуации сотрудники городской и районной управы и их семьи, полицейские и их семьи, граждане, работавшие при воинских частях и имевшие специальное разрешение комендатуры, семьи, насчитывавшие в своем составе свыше 50 % нетрудоспособных (немцев интересовала в первую очередь эвакуация трудовых резервов). Перечисленные категории могли временно оставаться в городе вплоть до особого распоряжения [8, л. 1]. Разработанный ранее жилотделом городской управы план переселения жителей Орши на запад предусматривал отправку ориентировочно 2000 человек в день при населении города около 25 800 человек. 5–7 декабря предполагалась отправка жителей Заднепровья (5000 человек), 8-10 декабря – населения между Днепром и рекой Оршица (5500 человек, 2-й и 3-й околотки), 11–13 декабря – жителей Центральной станции (5500 человек, 7, 8, 9-й околотки), 14–16 декабря – жителей Западной станции и 6-го околотка (500 человек), 17–19 декабря – 480 человек, проживавших между рекой Оршица и Восточным вокзалом (4-й и 5-й околотки) [9, л. 106].
Эвакуационные мероприятия вызывали тревожные ожидания среди гражданского населения. Бургомистр Могилева 25 сентября 1943 г. жаловался СД на действия группы отдела пропаганды, которая предложила сотрудникам городского театра выехать в Барановичи, после чего сотрудники театра стали наносить прощальные визиты своим знакомым, что, по мнению бургомистра, вызвало панику в городе. Эвакуация театра, определенно, вызвала резонанс среди горожан, которые понимали ее причины и адекватно оценивали положение немцев на фронте [10, л. 170].
Через территорию Беларуси следовали семьи бойцов РОА, восточных батальонов охраны SIWA (Sicherheitswache) из служб контрразведки и охранной полиции СД, а также команд вспомогательных рабочих при немецких воинских частях. Некоторые из них регистрировались в органах местной администрации, получали освободительные удостоверения и оставались в Беларуси, других эвакуировали далее на запад [11, л. 17]. К концу оккупации немцы стали эвакуировать проживавших на оккупированных территориях фольксдойче. В рассылаемых им извещениях указывалось, что они должны забрать с собой семью и движимое имущество [12, л. 1–7].
Редко кому из эвакуированных удавалось захватить какое-либо имущество, как правило, люди не имели самого необходимого, и, соответственно, приходилось их обеспечивать за счет довольно скудных запасов местных жителей. Транспортировка размещаемых в волостях беженцев осуществлялась силами волостных управ [13, л. 12]. Естественно, коллаборационистская администрация рассматривала их как обузу и стремилась, по возможности, избавиться от них, например, отправляя на работу в Германию. Немцы не проявляли большого интереса к судьбе беженцев (особенно, если речь шла о нетрудоспособных гражданах), поручая их заботам местной администрации, которая имела очень ограниченные возможности по приему и обустройству этих людей. Их положение раскрывает донесение чиновника Бобруйского городского управления бургомистру по итогам обследования положения беженцев (январь 1943 г.) В документе отмечается, что в городе очень часто можно встретить большое количество одиноких беспризорных стариков и старух, калек, которые ютятся по чужим углам, вызывая раздражение, ругань и упреки со стороны местных жителей, к которым их подселили, и что «эти несчастные старики и старушки влачат жалкое существование». В донесении звучала мысль о необходимости создания для этих людей «минимально человеческих условий существования», например, организовав при лагере беженцев дом инвалидов [14, л. 7].
Предоставленные на новом месте жительства фактически сами себе, беженцы вынуждены были апеллировать к местной администрации и благотворительным организациям с просьбой о помощи. Например, в июне 1943 г. в Русский комитет взаимопомощи в Бресте обратился эвакуированный уроженец России, просивший оказать ему денежную помощь. Супруга просителя находилась на последних месяцах беременности, на работу он устроиться не мог. Руководство комитета распорядилось выделить ему помощь в размере 120 рублей, которая кардинально не могла изменить ситуацию [15, л. 108]. В Брестский окружной комитет взаимопомощи 29 сентября 1943 г. обратилась гражданка, эвакуированная из Орловской области (семья 8 душ, сама работала на железнодорожном ремонтном заводе), просившая выделить какие-нибудь вещи. Уроженец Гомельской области в декабре 1943 г. сообщил Брестскому комитету помощи, что ему приходится спать на полу [16, л. 144, 173]. На имя бургомистра Бобруйска 22 октября 1943 г. поступило заявление глухонемой гражданки, эвакуированной немецкой воинской частью из Гомеля и оставленной на жительство в Бобруйске без каких-либо средств к существованию. Бобруйское городское управление определило просительницу в дом инвалидов как нетрудоспособную [17, л. 24, 41].
В ситуации, когда заявлений о помощи поступало огромное количество, коллаборационистская администрация, Белорусская народная самопомощь (БНС) и другие комитеты взаимопомощи практиковали сбор средств среди местных жителей. Не имея достаточно средств для обеспечения беженцев и, естественно, не получая их от немцев, городское управление Бобруйска инициировало среди горожан сбор вещей в пользу беженцев. К 15 ноября 1943 г. было собрано несколько сотен единиц одежды и несколько пар обуви [17, л. 44, 45]. Инициированный Русским комитетом взаимопомощи в Бресте сбор средств в пользу эвакуированных из восточных областей нуждающихся граждан в декабре 1943 г. дал 17 360 рублей, которые пожертвовали 150 человек [15, л. 164, 166, 168–170].
Если эвакуация проходила планово и население о ней оповещалось заранее, некоторые граждане успевали взять с собой домашний скот. Однако во время долгого пути на запад он становился обузой (возникали проблемы с фуражом, уходом) либо возникала нужда в получении средств для покупки продовольствия, поэтому некоторые граждане продавали скот местным жителям, которые таким образом получали неожиданную возможность легального его приобретения. Например, 25 октября 1943 г. житель Горецкого района Могилевщины заключил договор с эвакуированным из деревни Троица Сафроновского района РСФСР гражданином, проживавшим в деревне Замошье Александрийской волости. Последний продал коня 12 лет за 10 пудов жита и 10 пудов ячменя.
Договор был завизирован старостой деревни и Александрийским волостным управлением, после чего начальник Шкловского района 21 июня 1944 г. санкционировал выдачу покупателю паспорта на лошадь [18, л. 1–1 об.]
В местах скопления беженцев часто вспыхивали эпидемии тифа. Огромные массы гражданского населения продолжительное время находились в антисанитарных условиях, без какой-либо медицинской помощи. В результате к моменту расселения их на новом месте многие оказывались носителями заразных заболеваний, угрожавших перекинуться на местное население, поскольку беженцев, как правило, расселяли в домах крестьян. Барановичский областной комиссар 27 ноября 1943 г. направил клецкому районному врачу инструкцию по борьбе с сыпным тифом, в которой констатировалось наличие в округе массы беженцев, что с наступлением зимы создавало угрозу распространения сыпного тифа [19, л. 77]. Связь между ростом заболеваний тифом и очередным наплывом беженцев отмечал также койдановский районный врач в письме к волостным бургомистрам осенью 1943 г. [20, л. 18]. Оценивая санитарное состояние Бобруйска как неудовлетворительное, городской санитарный врач отмечал, что вспышка сыпного тифа наблюдалась в первую очередь среди эвакуированного из Смоленской области гражданского населения. Общежитие эвакуированных было подвергнуто карантину, заболевшие госпитализированы. Эвакуированные расценивались как главная угроза для здоровья местного населения, поэтому санитарный отдел дал указание бирже труда не отправлять их на работы в период карантина. Локализации эпидемических заболеваний также препятствовало отсутствие сыворотки против брюшного тифа и дифтерии, вакцины оспы для инъекций хотя бы новорожденным [21, л. 62].
Смертные случаи среди эвакуированных граждан, в том числе детей, были не редкими. Украинский комитет взаимопомощи в Лунинце 10 января 1944 г. обратился к Лунинецкой волостной управе с просьбой выделить рабочих на кладбище для похорон 7-летнего ребенка из числа эвакуированных, умершего в больнице. С 4 по 22 января 1944 г. Комитет обратился с аналогичной просьбой о погребении еще пяти беженцев, умерших в больнице [22, л. 1–5]. Просьбы о погребении беженцев поступали также от БНС [23, л. 2-49].
В ходе эвакуации многие семьи оказались разделенными, и размещенные на новом месте граждане пытались разыскивать своих родных, подавая заявления в органы коллаборационистской администрации. Объявления о розыске граждан размещались в коллаборационистской прессе. Это касалось как гражданских лиц, так и участников пронацистских вооруженных формирований. Например, в Лепельской газете «Новый путь» публиковались объявления о розыске семей солдатами Русской освободительной народной армии Б. Каминского. Имеющим информацию о потерянных семьях предлагалось обращаться в редакцию газеты [24, л. 134]. Иногда поиски были успешными. Так, в результате опубликованного в газете «Новый путь» объявления о розыске родственников эвакуированных в Глусский район уроженок Смоленской области было установлено, что разыскиваемые граждане размещены в деревне Кабановка Луковской волости Жлобинского района, о чем Осиповичское окружное управление сообщило заявительницам [25, л. 76, 77].
Гражданское население, массово перемещаемое из оставляемых Вермахтом районов на запад, в основном размещалось на остававшейся под контролем немцев территории Беларуси. Используя в интересах рейха трудоспособную часть эвакуированных, немецкие оккупационные власти не интересовались судьбой остальных, поручая их заботам коллаборационистской администрации, которая не имела необходимых ресурсов для обеспечения этих людей. Они испытывали колоссальный дефицит продуктов питания, не имели предметов первой необходимости, часто размещались в малопригодных для жилья условиях.
Источники
1. Государственный архив Витебской области (далее – ГАВт). – Фонд 2088. – Оп. 2. – Д. 1: Приказы, выписки из административных распоряжений германских властей.
2. ГАВт. – Фонд 2088. – Оп. 2. – Д. 2: Приказы начальника Лепельского района по основной деятельности и личному составу, ведомости на выплату заработной платы и списки работников районной управы и подведомственных учреждений за февраль – апрель, июнь – сентябрь 1942 г., денежного пособия семьям, члены которых уехали на работу в Германию, за январь – март 1943 г.
3. ГАВт. – Фонд 2086. – Оп. 1. – Д. 9: Отношения начальника районного управления бургомистру волости и списки граждан волости.
4. ГАВт. – Фонд 2086. – Оп. 1. – Д. 2: Списки беженцев, проживающих на территории Москаленятской волости.
5. Государственный архив Минской области (далее – ГАМн). – Фонд 1613. – Оп. 1. – Д. 2: Постановления полевой комендатуры, отчеты о работе райуправления, списки и др.
6. Государственный архив Брестской области (далее – ГАБр). – Фонд 2149. – Оп. 1. – Д. 35: Сведения о вывезенных немецкими оккупационными властями советских гражданах из восточных областей, проживающих в г. Лунинце по состоянию на 16 марта 1944.
7. Государственный архив Могилевской области (далее – ГАМог). – Фонд 260. – Оп. 1. -Д. 45: Отчеты о работе отделов Могилевского горуправления.
8. ГАВт. – Фонд 2074. – Оп. 1. – Д. 38: Документы о работе отдела (переписка, справки, заявления и др.) за 1941 г. Приказ начальника г. Орши о порядке проведения эвакуации населения г. Орши от 9.12.1943 г.
9. ГАВт. – Фонд 2074. – Оп. 2. – Д. 37: Сведения и списки о количестве сгоревших и разрушенных при бомбометании домов, ведомости на выплату заработной платы работникам жилищного отдела за июль – декабрь, список квартиросъемщиков за май – август 1943 г. и др.
10. ГАМог. – Фонд 259. – Оп. 1. – Д. 26: Переписка с Управлением службы порядка по вопросам отбытия гражданами принудительных работ.
11. ГАМог. – Фонд 261. – Оп. 1. – Д. 1: Приказы по Могилевскому районному управлению.
12. ГАБр. – Фонд 2149. – Оп. 1. – Д. 8: Переписка с Лунинецкой районной управой и сельскими старостами о вывозе из Лунинецкой волости населения немецкого происхождения в г. Лунинец с целью отправки в Германию.
13. ГАВт. – Фонд 2823. – Оп. 1. – Д. 2: Приказы, распоряжения и указания Полоцкой райуправы.
14. ГАМог. – Фонд 858. – Оп. 33. – Д. 89: Приказы по Бобруйской городской управе, отчеты о работе санитарно-эпидемического отряда и административно-хозяйственная переписка городской управы.
15. ГАБр. – Фонд 203. – Оп. 1. – Д. 1: Программа Центра Союза Русских националистов, обращение русских националистов к русскому народу и партизанам, воззвание Русского комитета взаимопомощи к населению Бреста, платежные ведомости, счета и кассовая книга, военные сводки немецкого командования.
16. ГАБр. – Фонд 199. – Оп. 1. – Д. 10: Переписка отдельных лиц (эвакуированных) по вопросу оказания материальной помощи.
17. ГАМог. – Фонд 858. – Оп. 3. – Д. 1: Административная переписка городского управления с местной комендатурой и отделом социального обеспечения.
18. ГАМог. – Фонд 305. – Оп. 1. – Д. 16: Договоры граждан Шклова на покупку и продажу лошадей.
19. ГАМн. – Фонд 1566. – Оп. 1. Д. 6: Переписка с Клецкой районной управой о доставке на бойню скота, назначении на работу и др.
20. ГАМн. – Фонд 681. – Оп. 1. – Д. 4: Приказы и распоряжения Койдановской поветовой управы.
21. ГАМог. – Фонд 858. – Оп. 1. – Д. 30: Отчет о работе жилотдела, тюрьмы, штаба охраны и других учреждений Бобруйска и административная переписка по городскому управлению.
22. ГАБр. – Фонд 2149. – Оп. 1. – Д. 36: Письма комитета Самопомощи в Лунинце к Луни-нецкому волостному правлению с просьбой оказания помощи в похоронах умерших советских граждан, вывезенных оккупационными властями из восточных областей.
23. ГАВт. – Фонд 2073. – Оп. 5. – Д. 4: Материалы о погребении граждан за 1943 г.
24. Государственный архив Гродненской области. – Фонд 659. – Оп. 1. – Д. 1: Переписка с Дятловским магистратом по хозяйственным вопросам.
25. ГАМн. – Фонд 1604. – Оп. 2. – Д. 3: Приказы и распоряжения Окружного управления Осиповичского округа и комендатуры Глусского района. Административная переписка и др.
Денежно-кредитная политика немецко-фашистских оккупантов на захваченной территории СССР (1941–1944 гг.)
Ю. Л. Грузицкий (Минск)
В войне, развязанной фашистской Германией против СССР, нацистское руководство планировало обеспечить свою страну и армию всеми необходимыми ресурсами не только путем неприкрытого грабежа захваченных территорий, но также с помощью различных финансовых механизмов и мероприятий. В директиве Г. Геринга по руководству экономикой в оккупированных восточных областях, известной как «Зеленая папка», имелся раздел «Финансы и кредитное хозяйство», в котором оговаривались важнейшие принципы денежно-кредитной политики на захваченных советских землях. Ставилась задача максимально использовать денежно-кредитный механизм для экономической эксплуатации оккупированных республик и областей СССР. «Деньги не должны быть лишены своего прямого назначения, поэтому нецелесообразно их конфисковывать», – отмечалось в документе. «Государственные банки и другие финансовые учреждения, которые располагают значительными денежными средствами, должны быть немедленно взяты под контроль», – гласила директива нацистского руководства [1, с. 388–389].Сохранение товарноденежных отношений на захваченных территориях предполагало, исходя из опыта оккупационной политики кайзеровской Германии периода Первой мировой войны, широкую эмиссию необеспеченных оккупационных денег. «Каковы бы не были эти деньги, – отмечал гитлеровский финансист Хольцгаубер, – их все же будут более охотно брать, чем реквизиционные расписки» [2, с. 45].
На захваченной территории СССР нацисты установили систему параллельного обращения двух валют – советской и оккупационной. За советским рублем они сохранили силу законного платежного средства. В отличие от других оккупированных фашистами европейских стран, где, как правило, после окончания военных действий оккупационные денежные знаки изымались из обращения и обменивались на местную валюту, на захваченной территории СССР они продолжали широко эмитироваться.
В качестве средства обращения в порабощенных европейских государствах уже в 1939 г. была введена оккупационная марка, которую эмитировали имперские кредитные кассы. На них возлагалась задача регулировать денежное обращение в подчиненных рейху государствах. К концу 1942 г. в европейских странах, попавших под фашистское иго, было учреждено более 50 кредитных касс, большинство из которых функционировало на территориях Прибалтики, Украины и Беларуси.
Планируя агрессию против СССР, немецкое командование первоначально предполагало создать на его территории сеть касс и банков для выпуска в обращение военных рублей. В захваченном в 1941 г. Киеве был даже создан эмиссионный банк и произведен тираж временных рублей, внешне и по размерам похожих на довоенные платежные средства СССР, но без советской символики, к тому же с грамматической ошибкой в надписи. Однако эмиссии этих денег не произошло. Руководство кредитных касс выразило опасение, что такие денежные знаки не будут пользоваться доверием у населения, да и целесообразность одновременного обращения нескольких платежных средств породила у гитлеровских финансистов серьезные сомнения [3, с. 55].
Определив за советской и оккупационной валютами право на свободное параллельное обращение, в начале июля 1941 г. рейхсминистром оккупированных восточных областей А. Розенбергом был установлен курс марки к рублю – 1:10, что было почти в 5 раз выше по сравнению с довоенной котировкой имперской марки и не соответствовало довоенным советским и немецким ценам.
При этом гитлеровская администрация проводила жесткое регулирование цен на основные промышленные товары и сельскохозяйственную продукцию. Уже 11 сентября 1941 г. распоряжением Г. Лозе, возглавлявшего рейхскомиссариат «Остланд», куда входили территории Прибалтики, часть Беларуси и Ленинградской области, были установлены так называемые граничные цены, которые регулярно публиковались в местной оккупационной прессе. С целью переложить на население оккупационные и военные расходы принудительно поддерживался их низкий уровень. В Генеральном комиссариате «Беларусь» был создан «Отдел установления цен и надзора за ними» и определены меры наказания за повышение цен без его санкции: штраф, арест, закрытие предприятия, а «в особых случаях… смертная казнь» [4]. Аналогичную ценовую политику проводила и администрация рейхскомиссариата «Украина», включавшего кроме захваченных земель Украины часть Беларуси. При этом заработная плата рабочих и служащих фактически замораживалась, а нередко устанавливалась ниже довоенной.
Наряду с билетами имперских кредитных касс на оккупированных территориях находились в обращении специальные «платежные средства довольствия для германских вооруженных сил», выпуск которых был осуществлен в 1942 г. в шести бумажных номиналах – 1, 5, 10, 50 рейхспфеннигов, а также 1 и 2 рейхсмарки. Подобные платежные средства предназначались для хождения в гарнизонных магазинах оккупационных частей по линии снабжения интендантских служб [3, с. 52]. Обращает на себя внимание низкое достоинство купюр. Это предполагало возможность солдатам и офицерам Вермахта приобретать чаще всего награбленную и конфискованную продукцию по низким ценам.
Грабительский характер носила и валютная политика оккупантов. В постановлении рейхскомиссара Г. Лозе от 29 ноября 1941 г. о валютном праве в «Остланде» от населения требовалось до 15 января 1942 г. предоставить информацию местным кредитным учреждениям о принадлежащих ему валютных ценностях: золоте, иностранной валюте, ценных бумагах, выданных за границей, с целью «продать их или перепоручить» местной «компетентной» кредитной кассе [5, с. 48]. Так гитлеровцы предполагали проводить изъятие еще оставшихся у граждан СССР после массовых грабежей валютных ценностей.
Особенности денежного обращения были в рейхскомиссариате «Украина». 1 июня 1942 г. Центральный эмиссионный банк в Ровно начал выпускать собственные денежные знаки – карбованцы номиналом в 1, 5, 10, 20, 50, 100, 200 и 500 карбованцев. Один карбованец был равен одному рублю. Населению предписывалось до 25 июля 1942 г. обменять советские деньги в купюрах от 5 рублей и выше на карбованцы. Однако при обмене советских купюр номиналом более 10 рублей (одного червонца) новая валюта на руки не выдавалась, а зачислялась на беспроцентный счет («конто») с выпиской специального свидетельства. Фактически осуществлялась конфискация советских денег, проходившая под демагогическими лозунгами: «Вклад на конто – сбережения на будущее», «Контование – это способ укрепления банкнот» и пр. При этом был сделан ряд оговорок относительно представления свидетельств при получении карбованцев, препятствовавших их выплате. После «реформы» в обращении остались карбованцы, советские разменная монета и денежные знаки достоинством 1 и 3 рубля, а также оккупационные марки и пфенниги [6; 7, с. 168].
Монеты, введенные в обращение на оккупированной территории, были изготовлены из цинкового сплава, а из более дорогих металлов – алюминия, бронзы, серебра – не циркулировали. Фашисты через банковские учреждения только принимали их с целью пополнения резервов монетного сырья для выпуска таких платежных средств лишь в пределах Германии. В 1942 г. появился ряд циркуляров, предписывавших обязательный обмен русских и немецких монет.
В целях максимального выкачивания сельскохозяйственной продукции с оккупированных земель использовался колониальный принцип – устанавливались низкие цены на аграрную продукцию и предельно высокие на изделия промышленного производства, реализуемые через сеть германского Центрального торгового общества «Восток» по заготовке и сбыту сельскохозяйственной продукции и снабжению сельского хозяйства (ЦТО). Но промышленные товары продавались крестьянам лишь при условии выполнения обязательных поставок.
Для этого гитлеровцы использовали денежные суррогаты – «знаки пунктовой стоимости», выполнявшие функцию своеобразных талонов на право покупки промтоваров. За сданную немецким заготовителям сельскохозяйственную продукцию крестьянину начислялось определенное количество условных единиц – «пунктов». При наличии необходимого количества «пунктов», отмеченных в специальной карте, можно было приобрести дефицитные товары.
Однако к каждым 30 «пунктам» необходимо было доплатить еще 10 рублей. Так, для покупки фуфайки следовало набрать 840 «пунктов». А для этого нужно было сдать на заготовительные пункты ЦТО «Восток» 130 кг мяса живым весом или более тонны зерна, или 840 штук яиц. Но при закупочной цене 2 рубля за десяток яиц крестьянин получал на руки лишь 168 рублей. Поэтому ему следовало доплатить за покупку еще 112 рублей [8, с. 52–53].
Такая же система действовала и в пределах рейхскомиссариата «Украина». Литр водки стоил 100 «пунктов», пачка махорки – 10, килограмм соли – 30, сахара – 100 «пунктов». В среднем, как сообщала местная пресса, 10 карбованцев соответствовали стоимости товара примерно на 25 «пунктов» [9]. Ассортимент товаров, предлагаемых сельским жителям для такого обмена, определялся рейхскомиссаром. Так действовал еще один механизм грабежа.
В начальный период оккупации широко использовались расписки государственных кредитных касс, которыми захватчики пытались прикрыть поборы населения. Они были изготовлены на простой бумаге типографским способом, проштамповывались гербовой печатью с надписью «Германские вооруженные силы». Такие платежные средства заполнялись любым офицером Вермахта и, согласно надписи на них, должны были оплачиваться немецким главным командованием.
Несмотря на стремление оккупационной администрации регулировать ценообразование, полностью контролировать цены на сельскохозяйственные и промышленные товары не удавалось. Инфляционные процессы, сопровождавшиеся обесцениванием рубля, карбованца и марки, вели к расширению прямого продуктообмена, уходу части продукции на «черный рынок», что с тревогой отмечали германские власти: «У населения мало денег. Деньги берутся неохотно, так как не всегда на них можно купить необходимые вещи. Преобладает меновая торговля». Доверенное лицо администрации «Остланда», побывавшее в Минске в 1942 г., сообщало: «Деньги не в высокой цене, мерилом служит пуд зерна» [10, л. 21; 11, с. 131].
Выпуск в обращение оккупационных марок первоначально осуществляли имперские кредитные кассы, действовавшие на оккупированной территории СССР, купюрами в 0,5, 1, 2, 5, 20, и 50 марок и разменной монетой в 1, 2, 5, и 10 пфеннигов. Главным управлением имперских кредитных касс руководил административный совет под председательством директора Рейхсбанка, в компетенцию которого входило управление денежными и кредитными системами на захваченных территориях, регулирование денежного обращения. Требовалось, чтобы в оккупированных областях «валюты были достаточно зависимыми от рейхсмарки». Формально обеспечением оккупационной марки объявлялись будто бы находившиеся в портфеле кредитных касс чеки, векселя, рейхсмарки, иностранная валюта и казначейские обязательства, а также товары и ценные бумаги, под которые выдавались ссуды этими кассами. Фактически же оккупационная валюта обеспечивалась режимом кровавого террора и геноцида.
Имперские кредитные кассы учреждались в первую очередь для финансирования войск Вермахта. Они получали из Германии «билеты имперских кредитных касс», которыми снабжали наступавшие войска для выплаты денежного содержания и различных закупок. Кредитные кассы назначали комиссаров во все местные банки с целью установления контроля над ними.
Одно из таких кредитных учреждений было открыто в Минске. Значительную часть дохода кредитной кассы составляли поступления от средств, реквизированных у населения, реализации награбленного имущества. К концу 1941 г. число текущих счетов составляло здесь 160, из них 80 с суммой около 20 млн немецких марок приходилось на немецкие учреждения [10, л. 21].
Как отмечалось, с середины 1942 г. Центральный эмиссионный банк в Ровно на территории рейхскомиссариата «Украина» начал выпуск в обращение денежных знаков – карбованцев. Весной 1943 г. был учрежден «Эмиссионный банк Остланд», также эмитировавший билеты германских кредитных касс. Банк открыл свои отделения в 15 оккупированных городах Прибалтики, Беларуси и России: Каунасе, Паневежисе, Двинске, Нарве, Барановичах, Минске и др. Руководство этого кредитного учреждения располагалось в Риге. «Банк будет заботиться о защите ценности валюты, а также регулировать денежный и платежный оборот в Остланде», – сообщала нацистская пресса [12].
Оба эмиссионных банка проводили фактически неограниченный выпуск бумажных денег для финансирования военных расходов, который приобрел особенно значительные масштабы с началом широкого наступления советских войск в 1943 г. По явно заниженным немецким данным, к началу 1944 г. эмиссия банка «Украина» составляла 1 195 млн марок, а банка «Остланд» -1099 млн марок [2, с. 58]. Размеры эмиссий, проводимых в 1944 г., неизвестны.
Неотъемлемой частью административного экономического аппарата гитлеровцев на захваченной территории Беларуси являлась довольно широкая банковская сеть, которая обслуживала торговые и промышленные предприятия в первую очередь германских торговых и хозяйственных обществ. На базе местных контор и отделений Государственного банка СССР были образованы хозяйственные банки, которые некоторое время продолжали именовать государственными.
Уже в 1941 г. были открыты такие банки в Барановичах, Бегомле, Койданово, Копыле, Логойске, Плещеницах, Слониме, Слуцке, Узде и Вилейке. В Глубоком, Ганцевичах, Лиде, Новогрудке, как докладывал в конце этого же года отдел по вопросам экономики Генерального комиссариата «Беларусь», открытие банковских учреждений было полностью подготовлено. В Минске такой банк решили не создавать, полагая, что для проведения банковских операций достаточно имперской кредитной кассы [10, л. 21].
Хозяйственные банки имели счет в кредитной кассе и переводы денег между собой проводили через нее. В отделении банка могло быть количество денег, необходимое для наличного оборота в районе его действия. Остальные денежные средства перечислялись на текущий счет в государственную кредитную кассу.
В таких банках был организован оборот советских денег, значительная часть которых была захвачена фашистами на начальном этапе войны в учреждениях Госбанка, а также сформировавшийся фонд из налоговых поступлений и других платежей населения. Через эти банки оккупанты скупали советскую валюту с целью поддержания высокого курса марки на рынке.
Предоставление кредитов осуществлялось в первую очередь предприятиям и фирмам, находившимся под немецким руководством. Другие заемщики могли получить ссуду при наличии удостоверения, выданного генеральным комиссаром, комиссаром или бургомистром. Размер ссуды, которая выдавалась под 4,5 % годовых, ограничивался 10 000 рублями. Кредиты на более высокую сумму могли быть выданы лишь с разрешения Генерального комиссара.
Оккупанты пытались развернуть и сберегательные операции. Населению предлагалось размещать в кредитных учреждениях денежные средства в рублях и карбованцах под 2,5 % годовых независимо от времени их хранения в банке, которые начислялись только с апреля 1942 г. Однако фактическое аннулирование оккупантами довоенных вкладов, а также отсутствие у населения свободных денег не позволили развить эту операцию.
Для отправленных на принудительные работы в Германию советских граждан немцы решили ввести «сберегательную карту восточных рабочих» («OstarbeiterSparkarte»). Проведение вкладных операций предполагалось осуществлять в форме сберегательных марок, которые наклеивались на «сберегательную книжку восточных рабочих» в соответствии со сданной в банк суммой и пересылались домой. Сумма, обозначенная на наклеенных марках, засчитывалась вкладчику «в валюте его родины». Любопытно, что срок действия сберегательной карточки был определен нацистами до 31 декабря 1950 г. [13, л. 161–167]. Нищенская оплата труда наших соотечественников в Германии, а в основном ее отсутствие, исключали возможность формирования сбережений населения через такой механизм.
С 1 июля 1942 г. все хозяйственные банки в Генеральном комиссариате Беларусь были включены в единую систему во главе с центральным банком «Банк в Беларуси», или «Общественный банк Беларуси», с местонахождением в Минске. Гитлеровская пропаганда, разжигая националистические настроения, трубила о преимуществах нового окружного банка перед «Московским государственным банком», который высасывал кровь из жил хозяйства (белорусского. – Ю. 77), и московские правители создавали себе денежные фонды» [14]. В окружных и районных городах комиссариата теперь действовало 33 банка, которые объединились в жиросеть германской кредитной кассы в Минске.
Разветвленная сеть таких банков была развернута и в так называемой зоне оперативного тыла группы армий «Центр», куда входили Витебская, Могилевская, большая часть Гомельской, восточные районы Минской областей, некоторые территории РСФСР и УССР. Так, в подчинении Главного военнохозяйственного управления при полевой комендатуре Могилевской области действовали банки в Могилеве, Черикове, Горках, Орше, Борисове, Червене, которые имели еще и сеть филиалов. Всего в ведении хозяйственной группы оперативного тыла было 68 банков, из них на территории РСФСР около 20: в Великих Луках, Брянске, Смоленске, Кирове (Смоленской, ныне Калужской области), Орле, Рославле и др. [15, л. 98].
В рейхскомиссариате «Украина» к осени 1942 г. было открыто 17 отраслевых хозяйственных банков и более 200 филиалов, которые объединили в «Союз хозяйственных банков в Украине» под эгидой Центрального хозяйственного банка. В рамках сети этих банков осуществлялся платежный оборот, проводился довольно широкий круг операций [16; 7, с. 167].
Над значительной частью немецкой торговли и промышленности оккупированных советских земель главенствовал специально учрежденный «Остланд-Банк» с головным отделением в Риге. В конце 1941 г. он приступил к проведению операций, имея незначительный капитал в 500 тысяч марок, который за непродолжительный период многократно вырос. В 1942 г. в захваченной столице Беларуси открылось его отделение под названием «Минский банк» [17, с. 5].
Таким образом, в период гитлеровской оккупации одним из элементов «нового порядка» была денежно-кредитная политика, предусматривавшая широкий выпуск необеспеченных денег и использование разветвленной банковской сети, подчиненной главной цели – финансированию германских торговых и хозяйственных обществ, занимавшихся активной эксплуатацией порабощенных земель.
Источники и литература
1. Нюрнбергский процесс: сб. материалов: в 8 т. – М., 1990. – Т. 4.
2. Алексеев, А. М. Военная валюта / А. М. Алексеев. – М., 1948.
3. Орлов, А. Оккупационные деньги в Беларуси / А. Орлов // Банкаўскі веснік. -2003. – № 31.
4. Голас вёскі. – 1942 – 15 тр.
5. «Нацистское золото» из Беларуси: документы и материалы. – Минск, 1998.
6. Наше слово: орган окружного комісара в Бересці. – 1942. – 12 ліп.
7. Загорулько, М. М. Крах плана «Ольденбург» (о срыве экономических планов фашистской Германии на оккупированной территории СССР) / М. М. Загорулько, А. Ф. Юденков. – М., 1974.
8. Факторович, А. А. Крах аграрной политики немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии / А. А. Факторович. – Минск, 1974.
9. Пінська газета: орган окружного комісара в Пінську. – 1943. – 4 чэрв.
10. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 370. – Оп. 1. – Д. 245.
11. Хартмут, Л. Жизненное пространство на Востоке. Немцы в Белоруссии / Л. Хартмут; пер. с нем. // Неман. – 1993. – № 5.
12. Беларуская газэта. – 1943 – 1 крас.
13. НАРБ. – Фонд 1450. – Оп. 2. – Д. 1408.
14. Беларуская газэта. – 1942. – 18 ліп.
15. НАРБ. – Фонд 411. – Оп. 1. – Д. 6.
16. Наше слово. Орган окружного комісара в Бересці. – 1942. – 25 жовт.
17. Платонов, Р. П. Белоруссия. 1941-й: известное и неизвестное. По документам Национального архива Республики Беларусь / Р. П. Платонов. – Минск, 2000.
Состояние психиатрической медицинской помощи на оккупированной территории Беларуси в годы Великой Отечественной войны
В. А. Латышева (Минск)
Организация медико-санитарной службы и деятельность лечебно-профилактических учреждений под контролем оккупационных властей долгое время оставались «вещью в себе». Однако в последнее время историография Великой Отечественной войны стала обогащаться исследованиями, позволяющими приоткрыть и эти малоизвестные страницы истории. Так, среди авторов отметим работы, принадлежащие, пожалуй, одним из ведущих современных специалистов в области истории отечественной медицины М. Е. Абраменко [1] и Е. М. Тищенко [13].
Однако по ряду причин проблема специализированного медицинского обслуживания населения на оккупированной территории Беларуси продолжает непозволительно долгое время оставаться за рамками исследовательской тематики. По-прежнему малоисследованными остаются вопросы, связанные с оказанием профессиональной помощи в области родовспоможения, пульмонологии, травматологии и других специализированных направлений.
Особое место занимает психиатрическая помощь. Если о катастрофе, постигшей пациентов специализированных медицинских учреждений, мы знаем по фактам их массового уничтожения, то медицинское обеспечение душевнобольных граждан, которые продолжали находиться за пределами этих учреждений, остаются исследовательской terra incognita. Сегодня о состоянии оказания медицинской помощи данной категории населения позволяют судить сохранившиеся материалы советских подпольных и партизанских организаций, собиравших информацию о положении на оккупированной территории, оккупационная и советская подпольная пресса, опубликованные и неопубликованные воспоминания очевидцев, дневниковые записи военных лет, материалы интервью.
Определенным достижением советской медицины в области психиатрии, достигнутым за довоенный период, можно признать укрепление ее материальной базы для оказания помощи психически больным людям, расширение сети структур, оказывавших специализированную помощь населению. Достижению этих результатов способствовал перевод финансирования медицинских учреждений для психически больных пациентов на полное государственное обеспечение. В сравнении с дореволюционным периодом, когда на протяжении довольно длительного времени каждая из губернских больниц в среднем располагала местами для 20 душевнобольных, в советской Беларуси за межвоенный период благодаря созданию крупных центров оказания психиатрической помощи они уже были рассчитаны на стационарное лечение от 300 до 1200 душевнобольных. Старейшие центры психиатрической помощи в Беларуси в Витебске, Минске и Могилеве стали организационной, лечебной и научной базой для дальнейшего развития психиатрии в республики. Однако ситуация стала резко меняться с началом Великой Отечественной войны.
Уже 1 сентября 1941 г. среди жителей оккупированного Минска была распространена листовка о приеме во 2-й больнице по адресу «бывшая улица М. Горького, д. № 2» среди прочих пациентов тех больных, которые страдали теми или иными психическими заболеваниями [7, л. 173].
Содержание листовки не вызывало удивления: это медицинское учреждение являлось одним из старейших на территории Беларуси. Больница была основана в 1799 г. при Свято-Троицком женском униатском монастыре, а в 1921 г. на ее базе открылась 2-я Советская больница. С 1922 г. ее функционирование было тесно связано с открывшимся медицинским факультетом Белорусского государственного университета: психиатрическое отделение больницы послужило практической основой для кафедры психиатрии университета [2]. Больница быстро расширялась; известно, что в 1938 г. она могла принять уже 640 пациентов стационара, из которых большинство – 400 больных – страдали психическими заболеваниями и расстройствами. Однако с началом оккупации начали развиваться иные тенденции.
Выявленные документы свидетельствуют, что с начала 1942 г. на оккупированной территории Беларуси в системе предлагаемой медицинской помощи (терапевтической, хирургической, стоматологической и т. д.) помощь психиатров уже отсутствовала [см., например: 4, л. 656–656 об.] Она не фигурировала ни в одном из приказов по установлению так называемых медицинских такс [см., например: 3, л. 109]. И это не случайно. Именно к началу 1942 г. было покончено практически со всеми пациентами из старейших центров оказания психиатрической помощи в республике. Их ликвидация была связана с реализацией нацистами трагической «Акции Тиргартенштрассе 4». Если первоначально преступная программа была направлена на массовые убийства «лишних едоков», «балластных существ» из числа немецких граждан, то с началом Второй мировой войны политика преследования с целью уничтожения людей с физическими и психическими ограниченными возможностями была перенесена на оккупированные Германией территории, в том числе Советского Союза, включая БССР.
С ликвидацией пациентов специализированных психиатрических учреждений Беларуси исчезли и сами эти учреждения. Помещения психиатрических больниц изымались под нужды войск и новой администрации, например, как это было в Витебске и Минске.
Значительное количество медицинского персонала специализированных учреждений было ликвидировано вместе с пациентами. Именно так произошло летом 1941 г. в Лидском районе. Акция ликвидации пациентов, которую там осуществили оккупанты, была направлена и против медицинского персонала. В числе погибших оказался известный врач еврей Рубинович. Методом ликвидации стал массовый расстрел. Его официальным предлогом декларировалась потребность в устранении очага туберкулеза. Убийство было совершено на глазах у жителей деревни около помойных ям, в которых чуть позже и были зарыты тела всех 120 погибших [11, л. 2].
Вместе с пациентами Могилевской психиатрической больницы в машине-душегубке погиб главный врач учреждения М. М. Клицман. Еще осенью 1941 г. нацистами вместе с семьей был расстрелян врач-психиатр Г. С. Маркович. От пыток в сентябре 1943 г. скончался доктор М. П. Кувшинов. Были расстреляны санитары Ткачев и Миронова [10].
Кроме того, в условиях острой нехватки медицинских кадров и ликвидации их прежних мест работы оставшийся в живых персонал, ранее оказывавший психиатрическую помощь населению, вынужден был либо изменить характер своей деятельности, либо переходить на работу в другие медицинские учреждения. В последнем случае эти люди, как правило, работали уже не по своей специальности, не имея возможности оказывать профильную психиатрическую помощь населению.
Так, например, сложилась судьба доктора О. И. Ольшевской, которая летом 1941 г. заведовала 6-м психиатрическим отделением 2-й больницы в г. Минске. После ликвидации ее пациентов нацистами доктор перешла на работу в 3-ю инфекционную больницу, где у нее на лечении находились уже люди, которые имели заболевания, соответствующие профилю этой больницы. По схожему сценарию сложилась судьба и у большинства персонала, ранее находившегося под руководством доктора [12, л. 46].
Однако следует обратить внимание на то, что в категорию душевнобольных входили не только пациенты специализированных учреждений, но также граждане, которые по тем или иным причинам находились за стенами медицинских учреждений. Кроме того, с началом оккупации не только случаи рецидивов, но и приобретения психических расстройств и заболеваний резко увеличились в силу военных факторов и тяжести оккупационного режима.
Очевидно, что в круг интересов новой, оккупационной администрации вопрос оказания психиатрической медицинской помощи населению не входил. Тот ее минимум, который еще мог оказываться душевнобольным, был подвергнут центробежным тенденциям. На оккупированной территории БССР помощь можно было получить только в Минске. Именно здесь располагалась единственная специальная больница, принадлежавшая так называемому «Gesundheitsamt» (отделу здравоохранения), более известному как «AbteilungdesTodes» (ведомство смерти) [14, с. 288]. Его пациенты состояли из больных, страдавших нейроинфекциями, травмами и функциональными нарушениями нервной системы.
Необходимость оказания такой мизерной помощи со стороны оккупационных властей была вызвана двумя факторами. В первую очередь сказывалась боязнь распространения инфекций: менингита, венерических заболеваний и прочих. Это давало определенный шанс тем психически больным, чье состояние усугублялось нейроинфицированием. Однако эффективность получения здесь специализированной медицинской помощи сводилась к нулю: больных, которым улыбалась удача и они выживали, выписывали уже по истечении 1–4 дней [14, с. 290].
Другим фактором была возможность использования нацистами этой больницы как медицинской инстанции при вывозе населения на принудительные работы. В данном случае профиль этого заведения определяла не необходимость в лечении, а необходимость в увеличении потока рабочей силы. Оккупационные власти пытались даже из нетрудоспособных граждан выбрать тех, кто еще хоть как-то мог быть физически пригодным к труду. Так произошло, к примеру, с больным П. Б., 49 лет (история болезни 2616/220). Ему был поставлен своеобразный диагноз – «аггравация» (от лат. aggravatio – отягощение), т. е. преувеличение симптомов имеющегося заболевания. Таким образом, П. Б., несмотря на его явный и действительный психоневрологический диагноз, подтвержденный еще в довоенное время советскими квалифицированными медицинскими работниками, признали трудоспособным, вследствие чего больной мужчина вместе с семьей был угнан на принудительные работы в Германию.
Однако намного чаще психическое заболевание или расстройство приводило его обладателя к смерти. Зимой 1942 г. советская авиация подвергла массированной ночной бомбардировке Витебск. Утром население согнали на тушение пожаров. В. Т. Бель, будучи тогда ребенком, стал свидетелем следующего происшествия. Под обломками одного из догорающих домов он увидел своего школьного товарища. На юношу было страшно смотреть. На его
стянутом от мороза лице была замерзшая кровь. Он не разговаривал, а жутко мычал. Немецкие солдаты втолкнули мальчика в какую-то медицинскую машину и увезли. Больше своего школьного товарища Владимиру Тимофеевичу встретить было не суждено [9].
В некоторых случаях судьба позволяла душевнобольным остаться в живых. Беженка из Смоленской области Н. Львова в 1942 г. проживала в Минске по ул. Белорусская, дом № 41. Проживавшая там же многодетная мать не прошла мимо совершенно чужой ей пожилой женщины, которая явно нуждалась в помощи, поскольку страдала психическим заболеванием. В дальнейшем, испытывая большие материальные затруднения, Н. Львова была вынуждена обратиться за соответствующей помощью в отдел гражданской опеки. Характерной оказалась реакция местной администрации. В ответ на обращение Н. Львова получила единовременную денежную помощь на сумму в 15 рублей, а также право на пять обедов [6, л. 48]. Физическое состояние женщины, остро нуждающейся в медицинской помощи, просто проигнорировали.
В провинции оказание медицинской помощи душевнобольным было, по всей видимости, еще менее выраженным, чем в городах и районных центрах. Местные органы власти не считали нужным входить в положение и помогать душевнобольным и их семьям. Зачастую люди, страдающие психическими расстройствами и болезнями, даже не рассматривались как нуждающиеся в медицинской помощи. Характерным примером можно считать случай, произошедший в марте 1943 г. в Мядельском районе. Жительница деревни Завруток Слободской волости Ю. Б. смиренно просила начальника района отправить ее дочь Г. в больницу в Вилейку: 22-летняя девушка, по словам матери, заболела «буйным помешательством» и угрожала жизни и здоровью самой Ю. и безопасности соседей. Однако реакция на обращение была предсказуемой: входить в положение просительницы не посчитали нужным, заявив, что Г. в больничном лечении не нуждается. На прошении была наложена красноречивая резолюция: «сама адвыкне» [5, л. 62].
Показателен и следующий факт. Летом 1944 г. А. – жена стражника М. Н. – после родов страдала психическим заболеванием, которое осложнилось нарывом груди. Сумасшедшая мать, испытывавшая жуткую боль, по неосторожности придушила младенца. Однако в глазах администрации состояние душевнобольной не заслуживало внимания. Больную женщину, которой, возможно, еще можно было помочь, отправили в камеру предварительного заключения м. Холопеничи. Без внимания оставались рапорты М. Н., мужа А., начальнику стражи Молчанову, в которых подчеркивалось, что из-за болезненного состояния женщина, по заключению местных врачей, должна находиться под непосредственным присмотром медицинских работников. Все просьбы мужа о необходимой госпитализации жены были проигнорированы [3, л. 233]. О дальнейшей судьбе А. не трудно догадаться…
В целом выявленные источники позволяют утверждать, что в сложившихся социально-экономических условиях оккупации душевнобольные из числа гражданского населения были фактически лишены медицинской помощи. Такая ситуация сложилась вследствие разрушения сети психиатрических учреждений республики уже в первый год оккупации; медицинский персонал был частично уничтожен, частично лишен возможности оказывать квалифицированную помощь; системой новой, оккупационной власти игнорировалось присутствие в обществе душевнобольных с их потребностями. Все это, а также преследование нацистами больных людей обрекали их зачастую на верную смерть.
Исследование специализированной помощи в годы оккупации требует своего продолжения. Очевидно, что представленная тема выходит за рамки истории медицины. Она затрагивает широкий спектр социальных, экономических, духовных, культурных, а также других аспектов оккупации и справедливо претендует на достойное место в рамках современной социальной истории.
Источники и литература
1. Абраменко, М. Е. Здравоохранение Беларуси в годы Великой Отечественной войны (1941 – 1945 гг.) / М. Е. Абраменко. – Гомель, 2010.
2. Вторая городская больница. По материалам, представленным доцентом В. Ф. Зайцевым [Электронный ресурс]. – Режим доступа: -old-new.eom/minsk-3217.htm.b. – Дата доступа: 10.03.1914.
3. Государственный архив Минской области (далее – ГАМн). – Фонд 1039. – Оп. 1. – Д. 100.
4. ГАМн. – Фонд 1613. – Он. 1. – Д. 1.
5. ГАМн. – Фонд 4223. – Он. 1. – Д. 17.
6. ГАМн. – Фонд 622. – Он. 1. – Д. 3.
7. ГАМн. – Фонд 623. – Он. 1. – Д. 1.
8. ГАМн. – Фонд 1039. – Он. 1. – Д. 51.
9. Из материалов интервью А. Беланович с В. T. Белем.
10. Костейко, Л. А. Развитие психиатрии в Белоруссии (конец XVIII века – 1960 г.): автореф. дне… канд. мед. наук: 767 / Л. А. Костейко; Минский гос. мед. ин-т, 1970.
11. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 861. – Оп. 1. – Д. 7.
12. НАРБ. – Фонд 861. – Он. 1. – Д. 8.
13. Тищенко, Е. М. Здравоохранение Беларуси в годы Великой Отечественной войны / Е. М. Тищенко. – Гродно, 2009.
14. Хазанов, М. А. Заболевания нервной системы населения БССР в связи с немецкой оккупацией / М. А. Хазанов // Сб. науч. работ, посвящ. 20-летию высш. мед. образования. – Минск, 1948.-Т. 1.-С. 288–306.
Нацыянальны фактар царкоўна-рэлігійнага жыцця на акупаванай тэрыторыі Беларусі (1941–1944 гг.)
Л. М. Лыч (Мінск)
Нападзенне фашыецкай Германн на Савецкі Саюз ёсць вялікае злачынства не толькі перад усім цывілізаваным светам, але і самім Богам. Нямецкім жа салдатам даводзілі зусім іншае, пра што сведчыць і надпіс «Gottmituns» («3 намі Бог») на спражках іх папругаў. Беларусь! адразу звярнулі ўвагу на такую незвычайную для іх жыцця з’яву і палічылі, што акупанты не будуць весці барацьбы з рэлігіяй, як тэта рабіла бальшавіцкая партия, асабліва пачынаючы з канца 1920-х гг. I ў гэтым яны не памыліліся. Калі ў якімсьці з населеных пунктаў захаваліся хрысціянскі храм ці мусульманская мячэць, «новы гаспадар» не разбураў іх. Такой павагі не мелі да сябе толькі яўрэйскія сінагогі.
Нягледзячы на актыўнае змаганне камуністаў з рэлігіяй, вера ў Бога захавалася ў многіх людзей, асабліва старэйшага ўзросту. Успомніць пра Яго спрыялі і цяжкія наступствы акупацыі, непрадбачанасць таго, што яна ў далейшым прынясе людзям. На добрае не спадзяваліся ад акупантаў Звязвалі яго толькі з Боскай міласцю. Першымі тую непрадказальную, экстрэмальную сітуацыю пастараліся выкарыстаць – і часта даволі паспяхова – баптысты. Пры арганізацыі сваіх малебнаў яны ў адрозненне ад праваслаўных, католікаў, уніятаў маглі абыходзіцца без адмысловых храмаў, задавальняючыся звычайнымі жылымі дамамі. Нельга ўпускаць з-пад увагі і такі факт, што баптысты, як адна з плыняў пратэстантызму, шырока распаўсюджанаму ў Германіі, маглі спадзявацца, што акупанты не будуць мець да іх якіх-небудзь прэтэнзій. А вось праваслаўным і католікам, як асноўным канфесіям варожых Германіі краін Расіі і Польшчы, маглі б стварацца і пэўныя перашкоды ў арганізацыі царкоўна-рэлігійнай дзейнасці. У найбольшай ступені тэта закранула каталіцкі касцёл з-за яго вялікай прыхільнасці да ўсяго польскага. Тэту канфесію нямецкія ідэолагі часта называлі «пятай калонай».
Галоўнымі цяжкасцямі па аднаўленні рэлігійнай дзейнасці з’яўляліся амаль поўная адсутнасць храмаў, недахоп святароў У найбольшай ступені такое датычыла праваслаўнай канфесіі, асабліва на тэрыторыі, што да верасня 1939 г. знаходзілася ў складзе БССР. Мала што тут засталося і ў католікаў У лепшым становішчы знаходзіліся гэтыя канфесіі на тэрыторыі колішняй Заходняй Беларусь У гады акупацыі храмы аднаўляліся і будаваліся пры актыўным удзеле саміх вернікаў і часта толькі за кошт іх сродкаў
Дзеячы рэлігійнага культу не стрымлівалі сябе ў выказванні слоў вялікай удзячнасці акупантам за атрыманую магчымасць беспакарана, адкрыта служыць Богу. Болын за ўсё хваліла іх за тэта праваслаўнае духавенства. У шэрагу храмаў дадзенай канфесіі «святары маліліся за Адольфа Гітлера і вермахт… У пастырскіх пасланнях нямецкая акупацыйная армія паказвалася вызвалі-цельніцай Радзімы… вермахт дзейнічаў згодна з Боскай воляй» [1, с. 120]. Зразумела, падобнага не назіралася б, калі б за балынавікамі праваслаўная царква не перажыла такога страшэннага здзеку.
Як станоўчае ў дзейнасці праваслаўнай царквы ў гады акупацыі трэба прызнаць імкненне многіх святароў, пераважна мясцовага паходжання, весці службу на беларускай мове. Калі раней гэтаму рашуча перашкаджалі залежныя ад Маскоўскага патрыярхату царкоўныя іерархі, дык зараз для іх тэта не з’яўлялася галоўным пытаннем. Затое за ўвядзенне беларускай мовы ў праваслаўныя храмы актыўна выступалі культурныя і грамадска-палітычныя дзеячы нацыянальнай арыентацыі, маючы ў гэтым неабходную падтрымку ад мясцовай нямецкай адміністрацыі. Яна ўсяляк імкнулася не дапусціць ніякіх рускіх праяў у дзейнасці праваслаўнай царквы, што заўжды было так для яе характэрна. Нямецкае ўмяшанне ў справы гэтай канфесіі, можа, нішто іншае так не закранала, як моўную сферу Так, «Дапаможнік для праваслаўнай царквы» быў перад здачай у друк пераправераны і «ачышчаны» ад русізмаў і паланізмаў Акрамя таго, нямецкая цэнзура абмежавала выкладзены ў кнізе тэкст царкоўнай гісторыі тэрыторыямі, населенымі беларусамі, і забараніла ўжыванне фармулёвак кшталту «вялікарасійскія ці літоўскія святыя» [1, с. 121].
Як вядома з гістарычных крыніц, Праваслаўная царква Беларусі доўгі час не па сваёй волі знаходзілася пад юрысдыкцыяй Маскоўскага патрыярхату, што перашкаджала ёй стаць самастойнай, паўней улічваць нацыянальны інтарэс сваіх вернікаў Выключная роля праваслаўнай царквы ў русіфікацыі беларускага народа факт агульнапрызнаны, неаспрэчны. 3 усталяваннем акупацыйнага рэжыму і звязанаму з гэтым выхаду з-пад уплыву Маскоўскай патрыярхіі і абудзілася ідэя аўтакефаліі Праваслаўнай царквы Беларусі. Па вядомых причинах такую ідэю ўсяляк падтрымлівалі нямецкія ўлады. 3 іх дазволу 30 жніўня 1942 г. у Спаса-Прэабражэнскай царкве Мінска адкрыўся Сабор з мэтай абвяшчэння аўтакефаліі Беларускай праваслаўнай царквы. Удзельнікі Сабору падтрымалі гэтую ідэю і толькі з-за складанасцяў ваеннай абстаноўкі не ўдалося аформленыя на аўтакефалію дакументы адаслаць Канстанцінопальскаму патрыярху, што, аднак, не перакрэслівае значэнне правядзення самога Сабору.
Напярэдадні падрыхтоўкі такога лёсавызначальнага для беларускага народа форуму і ў час яго працы было выказана шэраг каштоўных прапаноў, да якіх нельга не прыслухацца і сёння, паколькі праваслаўнае духавенства ўпарта не жадае ўпісвацца ў культурна-моўныя стандарты нашай Бацькаўшчыны. Сённяшнім іерархам вельмі карысным было ўнікнуць у змест 9-га пункта прынятага на Саборы Статута БАПЦ: «Мовай царкоўнай пропаведзі, навучаньня рэлігіі і царкоўнага ўрадаваньня з’яўляецца беларуская мова». Прадпісвалася пры абранні і прызначэнні на кіраўнічыя пасады перавагу аддаваць асобам беларускай нацыянальнасці. А былі і такія пасады, якія ўвогуле патрабавалася камплектаваць толькі беларусамі. Такі падыход цалкам апраўданы не толькі ў ваенны, але і ў мірны час, асабліва сёння пры такой татальнай зрусіфікаванасці беларусаў і пры адсутнасці ўсялякіх захадаў з боку палітычнага кіраўніцтва Рэспублікі Беларусь па выратаванні сваёй тытульнай нацыі ад асіміляцыі.
Неверагодна цяжка было прабіцца беларускаму нацыянальнаму пачатку ў дзейнасць касцёла. У міжваенны перыяд касцёл дзякуючы падтрымцы свецкіх улад вельмі паспяхова займаўся паланізацыяй карэннага насельніцтва «ўсходніх крэсаў» Польшчы. Нямецкі акупацыйны рэжым прывёў да істотных перамен іх рэлігійнага жыцця. Рэзка зменшылася магчымасць уплыву на яго і польскага фактару. Ёсць дастаткова падстаў лічыць, што на цвёрдых нацыянальных пазіцыях стаялі даволі многія ксяндзы. Зразумела, найбольш тыя, што ў міжваенны перыяд служылі ў касцёлах Заходняй Беларусі, актыўна выступаючы супраць апалячвання яе жыхароў 3 такіх ксяндзоў-патрыётаў зайздросным беларускім нацыянальным патрыятызмам вызначаўся Вінцэнт Гадлеўскі. Добра ўсведамляючы выключную важнасць нацыянальнай беларускай асветы для выратавання маладых пакаленняў ад анямечвання, ён па прыбыцці ў верасні 1941 г. у Мінск не стаў займацца душпастырскай дзейнасцю, а заняў пасаду галоўнага школьнага інспектара пры Генеральным камісарыяце Беларусі і працаваў на ёй да жніўня 1942 г. Многае зрабіў дзеля ўкаранення беларускай мовы ў каталіцкае набажэнства, супраць чаго зацята выступалі прапольскай арыентацыі ксяндзы, асабліва заходніх акруг Генеральнага камісарыята Беларусі, г. зн. колішніх «усходніх крэсаў» Другой Рэчы Паспалітай.
Скіраваць дзейнасць каталіцкага касцёла да нацыянальных інтарэсаў краю ў многім магло б дапамагчы спаўненне задумы кіраўніка Беларускай народнай самапомачы, дарадчыка Генеральнага камісара Беларусі Вільгельма Кубэ Івана Ермачэнкі. Сэнс той задумы заключаўся ў кананічным прызначэнні В. Гадлеўскага генеральным вікарыем Каталіцкага касцёла Беларусь Па розных прычынах такому не наканавана было здзейсніцца.
Умеў спалучаць рэлігійную дзейнасць са свецкай шчыра адданы беларускай нацыянальнай справе ксёндз Адам Станкевіч. Служыў у касцёле Св. Mi-хала ў Вільні. Дзякуючы яго стараниям ўдалося засцерагчы ад рабавання акупантамі і мясцовымі жыхарамі каштоўныя экспанаты Віленскага беларускага музея ў гады акупацыі. А. Станкевіч «часткова ажыццявіў фундаментальнае комплекснае даследаванне пад назвай “Гісторыя Беларусі (Сістэматычны нарыс)”. Гэта – чарнавы, але ўжо падрыхтаваны да перадруку рукапіс, 155 старонак…» [2, с. 64].
У асяроддзі ксяндзоў у В. Гадлеўскага і А. Станкевіча было нямала паслядоўнікаў у поглядах, стаўленні да беларускага нацыянальнага пытання, якое вельмі хутка вылучылася на першы план у гады нямецкай акупацыі. Дасягнуць пазітыўнага выніку ў яго (пытанні) развязванні было зусім не проста, прычым не толькі з-за ўсталяванага фашыстамі палітычнага рэжыму У значнай ступені і самі зрусіфікаваныя, спаланізаваныя беларусы, не выключаючы і адукаваных людзей, не бачылі асаблівага сэнсу ўздымаць нацыянальнае пытанне ва ўмовах акупацыі.
Прынцыпова інакш глядзела на нацыянальнае пытанне, не без удзелу каталіцкага духавенства, польскае насельніцтва заходніх раёнаў Беларусь Яго даволі моцна ўласцівы некаторым палякам крайні нацыяналізм прыносіў вялікую шкоду не толькі беларускаму нацыянальнаму інтарэсу, але і агульнай барацьбе гэтых двух славянскіх народаў супраць нямецкіх акупантаў Вядомыя выпадкі, калі па даносе ксяндзоў і папоў бязвінна гінулі адпаведна ад рук польскіх і савецкіх партызанаў сапраўдныя беларускія патрыёты. Іншым разам па ўласнай віне ахвярамі станавіліся і самі дзеячы розных рэлігійных веравызнанняў, як гэта было характэрна і для папярэдніх часоў
Можна сказаць, поўным фіяска закончыліся спробы аднавіць, узняць ролю ўніяцкай царквы, хаця яны рабіліся з высакароднай мэтай: узмацніць беларускі пачатак у царкоўна-рэлігійным жыцці акупаванай Беларусі. Грэка-католікаў не падтрымалі ні праваслаўная царква, ні зарыентаваны пераважна на польскі інтарэс касцёл. 3 1940 г. Беларускі экзархат грэка-каталіцкай царквы ўзначальвала ва ўсіх дачыненнях, у тым ліку і нацыянальных, прагрэсіўная, высока-адукаваная асоба – Антон Неманцэвіч. Быў прыхільнікам выкарыстання беларускай мовы не толькі ва ўніяцкім набажэнстве, але і ў службовым справаводстве гэтай царквы. Аднак акупанты ўжо ў ліпені 1942 г. арыштавалі ўніяцкага экзарха. Дакладная дата яго смерці і месца пахавання не высветлены і па сёння. 3-за страху быць арыштаваным цвёрдай нацыянальнай арыентацыі намеснік экзарха ўніяцкай царквы айцец Леў Гарошка, вядомы як грамадскі дзеяч, літаратар, не прадоўжыў яго справу, а неўзабаве па распараджэнні мясцовай нямецкай адміністрацыі спыніла сваю дзейнасць і галоўная ў Беларусі ўніяцкая абшчына ў Альберціне (зараз мікрараён Слоніма).
Усё лепшае, што ў гады акупацыі можа запісаць на свой рахунак пратэстанцкая царква, у найбольшай ступені звязана з дзейнасцю святара, педагога, перакладчыка рэлігійных кніг на беларускую мову Лукаша Дзекуць-Ма-лея. Будучы прэсвітарам баптыстаў, ён знайшоў час і выдаў на беларускай мове у 1942 г. у Мінску малітоўнік. Ідэі пратэстантызму мелі найбольш прыхільнікаў у заходніх раёнах Беларусі, адкуль яны паступова рухаліся ва ўсходнім напрамку, не сустракаючы перашкод з боку акупацыйных улад. Пры добрым старанні баптыстам удавалася схіліць у сваю веру нямала людзей, старэйшыя пакаленні якіх і яны самі з’яўляліся праваслаўнымі. Такое, да прыкладу, мела месца ў Стальбоўшчыне, Прусінаве, Замосьці, Любячы Уздзенскага раёна Меншчыны. Толькі ў Прусінаўскай баптысцкай абшчыне за 1942–1943 гг. прынялі хрышчэнне 53 чалавекі [3, с. 33].
Не ў прыклад савецкай даваеннай атэістычнай практыцы не збіраліся ні ў чым перашкаджаць вернікам беларускія партызаны, хаця ў шэрагах іх знаходзілася нямала ваяўнічых бязбожнікаў. Узнікшая ў выніку кровапралітнай вайны няўпэўненасць выйсці з яе жывым вымушала людзей і са зброяй у руках пераглядзець сваё нядаўняе адмоўнае стаўленне да Усявышняга.
Папам падабалася такая трансфармацыя ў поглядах, і яны ахвотна ішлі на ўсталяванне цесных сувязяў з партызанамі. Затое апошнія практычна не мелі аніякіх кантактаў з ксяндзамі, сярод якіх панаваў прапольскі дух, існавалі адкрытыя і патаемныя сувязі з Арміяй Краёвай, дзеянні якой з красавіка 1943 г. набылі ярка выражаны антысавецкі характар, што адмоўна адбілася і на стаўленні яе удзельнікаў да беларускага нацыянальнага пытання. Вядомыя выпадкі ўдзелу акаўцаў супольна з ксяндзамі ў жорсткай расправе над беларускімі нацыянальнымі патрыётамі. У самую адказную, цяжкую для беларускага народа часіну не ўдалося дасягнуць такога неабходнага глыбіннага паразумення паміж яго дзвюма галоўнымі хрысціянскімі канфесіямі, хаця пэўныя спробы і рабіліся як з аднаго, так і з другога боку.
Фактар акупацыі не маглі не выкарыстаць у сваіх інтарэсах мусульмане Беларусі, асабліва далучаных да яе ў верасні 1939 г. заходніх раёнаў, паколькі традыцыі гэтай веры тут не панеслі такіх страт, як там, дзе гаспадарылі савецкія атэісты. Найбольш трывала пачувала сябе, праводзіла актыўную рэлігійную дзейнасць мусульманства ў Наваградку, Іўі, Клецку, Міры. Яно таксама зведала на сабе ўплывы польскага пачатку, хаця, як вядома, некалі гэтая канфесія больш арыентавалася на беларускія стандарты. Нават мовай мусульманскай веры, напісання рэлігійных кніг з’яўлялася старабеларуская мова.
3 вялікім жаданнем вярталіся да рэлігіі сваіх бацькоў татары Мінска, хаця тэта патрабавала ад іх сур’ёзных намаганняў Як і многія іншыя культавыя аб’екты, мінская мячэць згубіла сваё сапраўднае аблічча, бо выкарыстоўвалася перад вайной у якасці гандлёвага склада. Набажэнствы ў адноўленай мячэці наведвалі не толькі мінскія татары, але і іх браты з іншых населеных пунктаў.
Падаецца надзвычай парадаксальным, але цяжкая паводле сваіх наступстваў нямецкая акупацыя прынесла жыццё ў святыні ўсіх хрысціянскіх і мусульманскай канфесій. Па віне акупантаў яно адсутнічала толькі ў сінагогах.
Літаратура
1. К’яры, Б. Штодзённасць за лініяй фронту / Б. К’яры. – Мінск, 2008.
2. Роля асобы ў жыцці і дзейнасці хрысціянскіх цэркваў Беларусі ў XX стагоддзі. – Мінск, 2000.
3. Баптизм и баптисты (социол. очерк). – Минск, 1969.
Положение Православной церкви в Беларуси во время Великой Отечественной войны
С. А. Манилкина (Минск)
К началу Великой Отечественной войны на территории Беларуси в тяжелом состоянии находились все конфессии, в том числе и Православная церковь. В результате атеистического наступления на восточных территориях была разрушена православная приходская жизнь, закрыты храмы и монастыри, практически подвергалось репрессиям все духовенство, многих священнослужителей постигла мученическая кончина. В связи с этими причинами в восточной части республики Патриаршая церковь Московского Патриархата почти прекратила свое существование еще к 1939 г. Существовали 2 катакомбные общины в Могилеве и Гомеле. В западных регионах, которые до сентября 1939 г. находились в составе Польши, власти не успели приостановить религиозную жизнь. Накануне войны в Западной Беларуси действовало около 800 храмов и 5 монастырей, объединенных в 3 епархии: Виленскую, Гродненскую и Полесскую, до захвата Польши принадлежавших Польской православной церкви.
17 октября 1939 г. управление новоприсоединенными епархиями было поручено от имени Московской Патриархии архиепископу Пантелеймону (Рожновскому), которому было дано звание Экзарха западных областей Белоруссии и Украины. Но каноническая власть митрополита Сергия (Страгородского) как главы Московской Патриархии была признана только Острожским епископом Симоном (Ивановским); архиепископ Пинский и Полесский Александр (Иноземцев) и епископ Волынский и Кременецкий Алексий (Громадский) учредили Синод, который не был признан Московской Патриархией.
В июле 1940 г. из Москвы в Луцк прибыл митрополит Николай Ярушевич, назначенный митрополитом Сергием (Страгородским) на кафедру Волынской епархии со званием Экзарха Западных Украины и Беларуси. Архиепископ Пантелеймон (Рожновский), ранее занимавший пост, был освобожден от обязанностей экзарха. По просьбе последнего 30 марта 1941 г. в Москве был рукоположен в епископа Брестского, викария Гродненско-Вилейской епархии архимандрит Венедикт (Бобковский), настоятель Жировичского монастыря. Епископ Венедикт остался жить вместе с архиепископом Пантелеймоном в Жировичском монастыре.
Архиереями непосредственно перед войной были: митрополит Николай (Ярушевич) с титулом Экзарха Западной Украины и Белоруссии, убывший вместе с отступающими советскими войсками в июле 1941 г.; архиепископ Пантелеймон (Рожновский), возглавлявший новосозданную Гродненско-Вилейскую епархию и снова назначенный экзархом после отъезда Николая Ярушевича; епископ Венедикт (Бобковский), викарный епископ Брестской епархии, бывший с 1937 г. управляющим Жировичским монастырем; архимандрит Почаевской лавры Вениамин (Новицкий), епископ Полесский.
Религиозная жизнь в период фашистской оккупации на территории Беларуси активизировалась. Гитлеровцы пытались таким образом завоевать симпатии населения. В то же время следует отметить, что все религиозные организации действовали в полной зависимости от оккупационных властей и должны были решать навязываемые им задачи. Нацисты приступили к осуществлению своей политики в отношении конфессий.
Христианство с его универсализмом и общечеловеческими и моральными ценностями противоречило идеологии нацизма. Отвергая христианское мировоззрение, обрядность, традиции, нацисты предлагали создать свой политизированный вариант церкви, являющейся проводником национал-социализма. Даже католицизм в Германии не считался немецкой конфессией, особая роль в обновлении нации отводилась протестантизму. Исходя из общей политики, на оккупированной территории вырабатывались особенности отношений рейха к православию, католицизму, протестантизму. Общим являлось отсутствие запрета на возрождение церковной жизни. Завуалировав истинное отношение к религии, нацисты тем самым решали задачу привлечения на свою сторону широких слоев верующего населения, повышения эффективности антисоветской пропаганды.
Началось возрождение церковной жизни и в восточной Беларуси: открывались новые храмы, рукополагались священники, массово проводились таинства. Оккупационные власти содействовали возрождению церкви в расчете на завоевание симпатий и среди православного населения.
В Генеральном комиссариате «Беларусь» функционировало специальное подразделение «Конфессиональные общества», входившее во 2-й отдел «Политика», являвшийся его главной идеологической структурой. Весь оккупационный период его возглавлял Леопольд Юрда. Здесь решались все вопросы религиозной жизни: начиная от регистрации священнослужителей, их перемещения на новые приходы и должности, открытия храмов, заканчивая формированием автокефальной православной церкви.
Возрождая православную жизнь, как нацистский режим, так и белорусская коллаборация на практике стремились осуществить идею национальной самостоятельной церкви. Она виделась им белорусскоязычной как в проведении проповедей, так и в делопроизводстве.
В сентябре 1941 г. в Варшаве митрополит Дионисий Валединский создал Белорусскую церковную раду, которая получила поддержку германских властей. Во второй половине сентября 1941 г. в Минск прибыл епископ Венедикт Бобковский из Жировичского монастыря для организации церковной жизни. Начальник Минского округа Радослав Островский посодействовал ему в получении разрешения германских властей.
Была учреждена Белорусская митрополия, во главе которой стал Пантелеймон (Рожновский). Власти Генерального комиссариата «Беларусь» по рекомендации приехавших на его территорию коллаборационистов поставили митрополиту Пантелеймону ряд условий:
Православная церковь в Беларуси руководствуется святыми канонами, а немецкая власть не вмешивается в ее внутреннюю жизнь;
Православная церковь в Беларуси должна называться: Белорусская Автокефальная Православная Национальная Церковь;
проповедь, обучение Закону Божию и церковное письмоводство должны вестись на белорусском языке;
богослужения должны совершаться на церковнославянском языке;
назначение епископов, благочинных и священников не должно производиться без ведома немецкой власти;
должен быть представлен статут Белорусской Православной Автокефальной Национальной Церкви.
Устроив официальное заседание, митрополит Пантелеймон и епископ Венедикт постановили принять условия оккупационных властей, однако объявление автокефалии отложить до признания ее прочими поместными церквями, т. е. соблюдая все необходимые канонические правила. В числе прочих решений было придание митрополиту Пантелеймону титула «Митрополит Минский и всея Белоруссии» и перенос митрополичьей кафедры из Жировичского монастыря в Минск.
После этого епископ Венедикт был командирован в Гродно для управления приходами Гродненской епархии (Гродненский регион был присоединен немцами к Восточной Пруссии). В Минск для организации деятельности Православной церкви в восточной Беларуси были приглашены священники Иосиф Балай и Иоанн Кушнир. В восточную Беларусь с санкции оккупационных властей были направлены архимандрит Серафим (Шахмуть) и священник Владимир Кударенко.
В связи с возросшим количеством приходов и священников было принято решение об увеличении количества православных епархий. 30 ноября 1941 г. был возведен в сан епископа архимандрит Филофей (Нарко), служивший до этого в Варшаве в юрисдикции митрополита Варшавского Дионисия. Ему был присвоен титул епископа Слуцкого, викария Минской митрополичьей епархии. После этого митрополит Пантелеймон и епископ Филофей уезжают в Минск на постоянное место жительства.
В Минске с самых первых дней пребывания митрополита Пантелеймона возникли и впоследствии обострялись напряженные отношения с приехавшими после оккупации Беларуси деятелями белорусского коллаборационизма. Последние вместе с немецкими оккупантами требовали скорейшего провозглашения автокефалии, увольнения русских по национальности священников и других подобных мер. В отличие от коллаборационистов, учитывавших лишь политические аспекты деятельности Православной церкви в Беларуси и не учитывавших религиозно-богослужебных аспектов, митрополит Пантелеймон стоял в основном на церковно-богословских позициях и стремился соблюсти канонические нормы, согласно которым объявление автокефалии в Беларуси было возможно только при согласии Русской православной церкви.
В связи с отказом митрополита Пантелеймона от немедленного провозглашения автокефалии и его приверженностью к сохранению канонической связи с Московским Патриархатом, отказом от проповедей на белорусском языке деятели белорусского коллаборационизма неоднократно обращались с жалобами на него к немецким оккупационным властям.
В марте 1942 г. состоялся Собор епископов под председательством митрополита Пантелеймона, постановивший открыть в Беларуси 6 епархий, назначив на них епископов и избрав Пантелеймона митрополитом Минским и всея Беларуси. Собор вновь отказался провозгласить автокефалию и на богослужениях продолжало возноситься имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского).
Углублявшийся конфликт между Пантелеймоном и белорусскими коллаборационистами и многочисленные их доносы привели к тому, что в конце мая 1942 г. Генеральный комиссариат Беларуси отстранил митрополита Пантелеймона от церковного управления и заставил его передать все дела архиепископу Филофею. В последующем коллаборационисты также вмешивались в дела церковного управления.
Митрополит Пантелеймон был сослан в монастырь. Сразу после его высылки деятели белорусской коллаборации выдвинули ряд требований архиепископу Филофею, среди которых были замена русских священнослужителей на белорусов, создание при архиереях «наблюдательных советов» из числа белорусских националистов, назначение в Минскую епархию сторонников автокефалии. Почти все требования Филофей выполнить отказался, заявив, что поскольку не является митрополитом, такие вопросы находятся вне его компетенции.
Имперский министр по делам оккупированных восточных территорий А. Розенберг в мае 1942 г. заявил, что Русская православная церковь не должна распространять свое влияние на православных белорусов. Начальник политического отдела Генерального комиссариата Беларуси Юрда потребовал от архиепископа Филофея и еще двух епископов немедленного объявления автокефалии, но получил ответ, что это невозможно без митрополита и Всебело-русского церковного собора.
Немецкие власти вынуждены были согласится с проведением Собора, однако не допустили на него митрополита Пантелеймона. На Собор прибыли делегаты всего от двух (из шести) епархий – Минской и Новогрудской, что поставило под вопрос его легитимность. Несмотря на давление как оккупационных властей (запретивших дискуссии по вопросу автокефалии), так и коллаборационистов, съезд, принявший Статут Белорусской Автокефальной Православной Национальной Церкви, внес в него следующее положение: каноническое объявление автокефалии наступит после признания ее всеми автокефальными церквами. Таким образом, формального провозглашения автокефалии на съезде не было.
В дальнейшем практически никакой работы по получению признаний Константинопольского патриарха и других первосвященников не велось, что епископы объясняли отсутствием митрополита. В результате митрополит Пантелеймон 16 апреля 1943 г. был возвращен в Минск, однако и в дальнейшем вопрос об автокефалии не получил своего развития.
Между тем белорусские коллаборационисты продолжали обвинять уже в целом весь епископат в антибелорусской позиции, а архиепископа Филофея в том, что он, пользуясь доверием властей, без сомнения, проводит политику издевательства над белорусскостью и через Церковь укрепляет российскость Беларуси. Коллаборационисты требовали возможности надзора над деятельностью Церкви, считали необходимым создание белорусского управления с компетенцией надзора над духовно-национальными делами Беларуси. Однако немцы уже не реагировали на подобные обвинения и требования.
В октябре 1943 г. в Вене проходило «Архиерейское совещание иерархов Православной русской церкви за границей» (РПЦЗ), в котором участвовали 14 человек: иерархи и клирики РПЦЗ и секретарь совещания Г. Граббе, а также два представителя Белорусской церкви: архиепископ Венедикт и архимандрит Григорий (Боришкевич). Встреча имела уникальный характер, ибо была единственным за годы войны случаем допущения встречи иерархов РПЦЗ и клириков с занятых «восточных территорий». В Вене, по предложению Белорусского Синода, была совершена хиротония архимандрита Григория в епископа Гомельского и Мозырского.
В мае 1944 г. в Минске был проведен Собор епископов, который под давлением немцев принял декларацию о незаконном избрании на должность Патриарха митрополита Сергия, отменил решения Всебелорусского церковного собора 1942 г., высказался против вмешательства Белорусской центральной рады во внутренние дела Церкви. Перед занятием Беларуси советскими войсками все белорусские иерархи во главе с митрополитом в спешном порядке выехали в Гродно и оттуда 7 июля 1944 г. эмигрировали в Германию, где впоследствии вошли в состав Русской православной церкви за рубежом.
Литература
1. Беларусь // Православная энциклопедия. – М., 2002. – Т. IV. – С. 485.
2. Новицкий, В. И. Религиозная жизнь Белоруссии в военные годы (1941–1945 гг.) / В. И. Новицкий // Беларусь 1941–1945. Подвиг. Трагедия. Память: в 2 кн. – Кн. 2. – Минск, 2010. – С. 160–164.
3. Мартос, А. Беларусь в исторической, государственной и церковной жизни / А. Мартос. – Минск, 2000.
4. Силова, С. В. Православная церковь в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.) / С. В. Силова. – Гродно, 2003.
Секция 4
Пытанне легітымнасці ўзяднання Заходняй Беларусі з БССР на савецка-польскіх перамовах, у рашэннях міжнародных канферэнцый i Арганізацыі Аб’яднаных Нацый (1941–1945 гг.)
А. Ф. Вялікі (Мінск)
Міжнародна-прававое замацаванне ўваходжання Заходняй Беларусі ў склад БССР з’явілася для беларускага народа адным з важнейшых вынікаў Другой сусветнай і Вялікай Айчыннай войнаў. Разам з тым падзеі, якія папярэднічалі прызнанню гэтага факта з боку міжнароднай супольнасці, выклікаюць і да сённяшняга дня спрэчкі, ставіцца пад сумнеўнасць легітымнасць прынятых рашэнняў з боку краін антыгітлераўскай кааліцыі, асабліва з боку часткі польскіх гісторыкаў.
Таму важным уяўляецца аналіз рашэнняў міжнародных канферэнцый, асаб-ліва на заключным этапе Другой сусветнай і Вялікай Айчыннай войнаў, пазіцыі ААН і двухбаковых савецка-польскіх дагавароў у гэтым пытанні. У гэтай праблеме непарыўна вылучаюцца два моманты: прызнанне факта ўз’яднання
Заходняй Беларуси з БССР і лагічны працяг прызнання – усталяванне савецка-польскай граніцы. Тэта праблема наўпрост закранала нацыянальна-дзяржаў-ныя інтарэсы Беларуси, бо датычыла часткі яе тэрыторьй – Заходняй Беларусі.
Пазіцыя кіраўніцтва Савецкага Саюза ў гэтым пытанні перацярпела тактычныя змены, не закрануўшы стратэгічнай. Яна заключалася ў тым, што I. Сталін на ўсім працягу Другой сусветнай і Вялікай Айчыннай войнаў важнейшай знешнепалітычнай задачай кіраўніцтва СССР лічыў захаванне ў складзе СССР усходніх тэрыторый Польшчы – Заходняй Беларусі і Заходняй Украіны, якія ўз’ядналіся з СССР у верасні 1939 г., што разглядалася як акт гістарычнай справядлівасці [1, с. 200]. Агрэсія Германіі супраць СССР кардынальна змяніла сітуацыю. Задача разгрому Германіі вымусіла Савецкі Саюз і Полынчу аб’яднацца ў рамках антыгітлераўскай кааліцыі, далучыцца да Атлантычнай хартыі і аднавіць дыпламатычныя адносіны. СССР, падпісаўшы 30 ліпеня 1941 г. з урадам У. Сікорскага Пагадненне аб аднаўленні дыпламатычных адносін, прызнаў «савецкагерманскія дагаворы 1939 г. адносна тэрытарыяльных перамен у Польшчы страціўшымі сілу» [2, с. 35]. Разам з тым партнёры па антыгітлераўскай кааліцыі і Атлантычнай хартыі парознаму ацэньвалі і разглядалі падпісанае пагадненне, асабліва ў частцы, якая датычыла ўз’яднання Заходняй Беларусі з БССР і пасляваеннай заходняй граніцы Савецкага Саюза. Польскія палітычныя сілы, якія групаваліся вакол эмігранцкага ўрада, небеспадстаўна лічылі, што тэта крок на шляху да будучага міжнароднага прызнання граніцы 1939 г. [3, с. 104]. У сваю чаргу, кіраўніцтва Савецкага Саюза расцэньвала артыкул пагаднення, аб «тэрытарыяльных зменах», як «дэнансацыю сваіх палітычных дамоўленасцяў з германскім рэйхам» [3, с. 105] і не адмаўлялася ад набытых тэрыторый. Нават у самыя цяжкія для Савецкага Саюза дні, у час бітвы за Маскву (снежань 1941 г.), I. Сталін не адступаў ад стратэгічнай лініі – захаванне былых усходніх тэрыторый Польшчы ў складзе СССР. Так, абмяркоўваючы ў снежні 1941 г. з міністрам замежных спраў Вялікабрытаніі А. Ідэнам умовы будучага англа-савецкага пагаднення аб ваеннай узаемадапамозе і пасляваенным супрацоўніцтве, I. Сталін дамагаўся згоды Вялікабрытаніі на прызнанне існуючых граніц СССР, што аўтаматычна вяло да прызнання легітымнасці ўз’яднання Заходняй Беларусі з БССР. Аднак А. Ідэн без згоды парламента не мог пагадзіцца на тэта, таму перамовы перарваліся і 22 снежня ён вярнуўся ў Лондан [4, с. 227].
У 1942 г. пазіцыя I. Сталіна значна ўзмацнілася, што было звязана з паляпшэннем сітуацыі на савецка-германскім фронце. Пры ўзгадненні ўмоў англа-савецкага пагаднення ў маі 1942 г. Сталін жорстка заявіў: «Пытанне аб граніцах ці хутчэй аб гарантыях бяспекі нашых граніц на тым ці іншым участку нашай краіны будзем вырашаць сілай» [3, с. 105].
Аднак Сталін вырашаў гэтую праблему не толькі «сілай», але абапіраўся і выкарыстоўваў аўтарытэт міжнароднай супольнаці. У 1943 г. кіраўніцтва СССР вельмі ўдала выкарыстала Атлантычную хартыю, каб забяспечыць гарантыі імкнення беларускага і ўкраінскага народаў да аб’яднання ў нацыянальных дзяржавах. Так, у сувязі з дэкларацыяй польскага эмігранцкага ўрада ад 25 лютага 1943 г. аб разрыве дыпламатычных адносін з СССР ТАСС 2 сакавіка 1943 г. апублікавала паведамленне, у якім падкрэслівалася, што: «… спасылкі Польскага Урада на Атлантычную хартыю не маюць пад сабой ніякай глебы. Атлантычная хартыя не дае нікому права пасягаць на нацыянальныя правы ўкраінцаў і беларусаў, а наадварот, яна зыходзіць з прынцыпаў прызнання правоў народаў, у тым ліку ўкраінскага і беларускага народаў (на уз’яднанне ў нацыянальных дзяржавах. – А. В.)» [15, с. 4].
Пазіцыя Савецкага Саюза вельмі жорстка і безкампрамісна прагучала на сустрэчы I. Сталіна і пасла польскага эмігранцкага ўрада ў СССР Т. Ромера, якая адбылася 26–27 лютага 1943 г. Адносна ўз’яднання Заходняй Беларусі І Заходняй Украіны Сталін заявіў Ромеру: «… восенню 1939 г. адбылося ўз’яднанне ўкраінскага і ўз’яднанне беларускага народаў. Украінцы і беларусы не палякі. Савецкі Саюз не далучаў да сябе ніякіх польскіх правінцый. Усе польскія правінцыі адышлі да Германіі» [6, с. 61]. Перамога ў Сталінградскай бітве надала I. Сталіну яшчэ большай упэўненасці ў адстойванні пазіцыі аб граніцах 1939 г. Напрыканцы гутаркі з Ромерам ён заявіў: «… у СССР не існуе і не будзе існаваць урад, які б пагадзіўся змяніць граніцу з Польшчай 1939 г. і адарваць ад СССР раёны, уключэнне якіх у Саюз вызначана Канстытуцыяй СССР» [3, с. 123].
На канферэнцыі ў Тэгеране кіраўнікі СССР, ЗША і Вялікабрытаніі дасягнулі дамоўленасці аб заходняй граніцы СССР, за аснову якой была ўзята так званая лінія Керзана. I. Сталін, пасля таго як абгрунтаваў пазіцыю СССР адносна савецка-польскай граніцы, заявіў, што «ўкраінскія землі павінны адысці да Украіны, а беларускія – да Беларусь Савецкі ўрад стаіць на гэтым пункце погляду на гэтую мяжу і лічыць гэта правільным» [7, с. 77]. У выніку перамоў, якія адбыліся на канферэнцыі, была прынята прапанова У. Чэрчыля аб тым, што «ачаг польскай дзяржавы і народа павінен размяшчацца паміж так званай лініяй Керзана і лініяй ракі Одэр» [8, с. 133].
Для прызнання легітымнасці ўз’яднання I. Сталіну неабходна было заручыцца падтрымкай польскага ўрада, які б прызнаў тэты факт. У якасці будучага ўрада Польшчы ён арыентаваўся на левыя сілы ў польскім нацыянальна-вызваленчым руху. 21 ліпеня 1944 г. было абвешчана аб стварэнні Польскага камітэта нацыянальнага вызвалення (ПКНВ), які 22 ліпеня 1944 г. звярнуўся з Маніфестам да польскага народа, у якім пацвярджалася імкненне да ўрэгулявання пытання савецка-польскай граніцы па этнічным прынцыпе. Краёва Рада Народова (КРН) і створаны ёю ПКНВ прызналі, што «ўсходняя граніца павінна быць лініяй добрасуседскага сяброўства, а не перашкодай паміж намі і нашымі суседзямі, яна павінна быць урэгулявана згодна з прынцыпам: польскія землі – Польшчы, украінскія, беларускія і літоўскія землі – Савецкай Украіне, Беларусі і Літве»[10, с. 79].
24-26 ліпеня ў Маскве адбыліся перагаворы паміж савецкім урадам і ПКНВ, у ходзе якіх важнейшае месца заняло пытанне аб дзяржаўнай граніцы паміж СССР і Полыпчай. У перамовах з польскага боку ўдзельнічалі Э. Асубка-Мараўскі, Б. Дробнер, М. Роля-Жымерскі і С. Котэк-Аграшэўскі. 3 савецкага – I. Сталін, В. Молатаў, А. Вышынскі. 27 ліпеня 1944 г. Молатаў і Асубка-Мараўскі падпісалі пагадненне паміж урадамі СССР і ПКНВ аб савецка-польскай граніцы, за аснову якога была прынята лінія Керзана з адступленнямі ад яе на карысць Польшчы на беларускім участку: «… частку тэрыторыі Белавежскай пушчы на ўчастку Няміраў – Ялаўка, разамешчаную на ўсход ад лініі Керзана, з астаўленнем Нямірава, Гайнаўкі, Белавежа і Ялаўкі на баку Польшчы» [17, с. 327].
Значна складаней сітуацыя выглядала ў адносінах да польскага эмігранцкага урада, які катэгарычна не пагаджаўся на «лінію Керзана» ў якасці савецка-польскай граніцы. Так, перамовы ў Маскве ў кастрычніку 1944 г. з удзелам I. Сталіна, У. Чэрчыля, старшыні эмігранцкага ўрада С. Мікалайчыка і прадстаўнікоў ПКНВ яшчэ раз прадэманстравалі, што Сталін не намераны ісці ні на якія кампрамісы і саступкі эмігранцкаму ўраду ў пытанні граніцы, нягледзячы на пасярэдніцтва У. Чэрчыля [28, с. 436–437]. Калі 15 кастрычніка 1944 г. Мікалайчык паспрабаваў дыскутаваць аб лініі Керзана, то Сталін не толькі не стаў улічваць прыведзеныя аргументы, але «…успыліў, падняўся і дэманстратыўна пакінуў перамовы» [6, с. 65]. Выбар Сталіным партнёраў для перамоў аб будучым дзяржаўным ладзе, граніцах Полынчы быў зроблены на карысць ім жа створанага ПКНВ.
Цвёрдая і прынцыповая пазіцыя савецкага кіраўніцтва знайшла падтрымку французскага боку. Так, напачатку снежня ў Маскве з афіцыйным візітам знаходзіўся глава Французскага камітэта нацыянальнага вызвалення генерал Ш. де Голь, які 6 снежня 1944 г. у час сустрэчы з I. Сталіным заявіў: «Французскі ўрад не пярэчыць ні супраць усходняй граніцы Полынчы ў такім выглядзе, як яна выказана ў савецкіх дакументах, ні супраць заходняй граніцы Полынчы» [13, с. 169].
Важнейшае значэнне для міжнародна-прававога ўрэгулявання пытання аб савецка-польскай граніцы мелі рашэнні Крымскай канферэнцыі (4-11 лютага 1945 г.). I. Сталін, выступаючы ў дыскусіі аб граніцах Полынчы, заявіў, што згода савецкага ўрада з лініяй Керзана ў якасці савецка-польскай граніцы – тэта прынцыповая пазіцыя СССР і на большыя саступкі ён не пойдзе. Пасля дыскусій кіраўнікі СССР, ЗША і Вялікабрытаніі пагадзіліся, што ўсходняя мяжа Полынчы павінна ісці ўздоўж лініі Керзана з адступленнямі ад яе ў некаторых раёнах ад 5 да 8 км на карысць Польшчы [7, с. 87].
Канчаткова савецка-польская граніца была вызначана і замацавана рашэннямі Патсдамскай канферэнцыі кіраўнікоў СССР, ЗША і Вялікабрытаніі (17 ліпеня – 2 жніўня 1945 г.). Міжнародна-прававое прызнанне мяжы паміж СССР і Полыпчай дазволіла гэтым абодвум дзяржавам заключыць замест пагаднення ад 27 ліпеня 1944 г. двухбаковы дагавор аб савецка-польскай граніцы, які 16 жніўня 1945 г. падпісалі намеснік старшыні СНК СССР В. М. Молатаў і старшыня Савета Міністраў Польскай Рэспублікі Э. Асубка-Мараўскі. У дагаворы ўтрымліваліся некаторыя карэктывы адносна дакладнага вызначэння пагранічнай лініі. Канстатавалася адступленне на карысць Польшчы ад лініі Керзана не да 5–8 км, як тэта прадугледжвалася на Крымскай канферэнцьй, а да 30 км. СССР саступіў Польшчы дадаткова тэрыторыю, размешчаную на ўсход ад лініі Керзана да рэк Заходні Буг і Салокія; на поўдзень ад г. Крылоў (на 30 км у глыбіню тэрыторыі УССР), а таксама частку Белавежскай пушчы (на 17 км у глыбіню тэрыторыі БССР). На прэс-канферэнцыі ў Варшаве 27 жніўня 1945 г. прэзідэнт КРН Б. Берут падкрэсліў, што дзякуючы дагавору ўкраінскае і беларускае насельніцтва ўз’ядноўваецца ў сваіх дзяржавах, а Полынча пазбаўляецца ад ачага пастаяннай занепакоенасці і ўнутраных рознагалоссяў, ператвараецца ў аднанацыянальную дзяржаву [7, с. 88].
Не менш важнае значэнне рашэнні Патсдамскай канферэнцьй мелі і для Беларусь Красамоўна аб гэтым заявіў П. Панамарэнка падчас пасяджэння Прэзідыума Вярхоўнага Савета БССР 30 жніўня 1945 г., на якім абмяркоўвалася пытане аб ратыфікацыі Статута Арганізацыі Аб’яднаных Нацый: «Працуючы на канферэнцьй ў Сан-Францыска, наша дэлегацыя сярод ўсіх міжнародных актаў правяла ўстанаўленне заходніх граніц, і такім чынам з пункту гледжання міжнароднага права мы маем юрыдычнае замацаванне ўз’яднання Беларусь Тэта немалаважны факт. У гісторыі ўжо не можа быць звароту да папярэдняга ці перагляду гэтага пытання. Тэта надзвычай важна, таму, што фактычна мы ўз’ядналіся ў 1939 г., але сваю пазіцыю трымалі адкрытай, таму гэта ўяўляла вядомыя нязручнасці. Зараз тэта прызнана ў міжнародным маштабе, тэта лічыцца непарушным фактам. Для Беларусі гэта справа гістарычнага значэння (выдзелена мною. – А. В.)» [14, с. 31].
Крыніцы і літаратура
1. Ладысеў, У. Ф. Паміж Усходам і Захадам. Станаўленне дзяржаўнасці і тэрытарыяльнай цэласнасці Беларусі (1917–1939 гг.) / У Ф. Ладысеў, П.І. Брыгадзін. – Мінск, 2003.
2. Знешняя палітыка Беларусі: зб. дак. і матэрыялаў / склад. Н. М. Дзятчык [і інш.]. -Мінск, 2001. – T. 4: Чэрвень 1941 г. – жнівень 1945 г.
3. Носкова, А. Ф. Сталин и Польша. Из рассекреченных документов российских архивов / А. Ф. Носкова // Новая и новейшая история. – 2008. – № 3.
4. Жуков, Ю. Тайны Кремля. Сталин, Молотов, Берия, Маленков / Ю. Жуков. – М., 2000.
5. Илизаров, Б. Польша и поляки в оценках и представлениях Сталина. Между Польшей довоенной и Польшей послевоенной / Б. Илизаров // История и художник. – 2008. – № 1–2 (15–16).
6. Снапкоўскі, У. Е. Знешнепалітычная дзейнасць Беларусь 1944–1953 гг. / У. Е. Снапкоўскі; пад рэд. Ю. П. Броўкі. – Мінск, 1977.
7. Парсаданова, В. С. Советско-польские отношения в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 / В. С. Парсаданова. – М., 1982.
8. Сообщение ТАСС по поводу декларации Польского Правительства от 25 февраля с. г. // Известия. – 1943. – 2 марта.
9. Знешняя палітыка Беларусь зб. дак. і матэрыялаў / склад. У. М. Міхнюк, У. К. Ракашэвіч, А. В. Шарапа, I. Г. Яцкевіч. – Мінск, 2002. – Т. 5 (верасень 1945–1975 г.).
10. Парсаданова, В. С. Советско-польские отношения. 1945–1949 / В. С. Парсаданова. – М., 1990.
11. Ржешевский, О. А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии: документы. Комментарии / О. А. Ржешевский; Ин-т всеобщ, истории. – М., 2007.
12. Освобожденная Беларусь: док. и материалы: в 2 кн. – Кн. 2: Январь – декабрь 1945 г. / сост. В. И. Адамушко [и др.]. – Минск, 2005.
13. Советско-французские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941–1945 г.: док. и материалы: в 2 т. – Т. 2: 1944–1945 / М-во иностр. дел СССР. – М., 1983.
14. Вялікі, А. Ф. Беларусь у савецка-польскіх міждзяржаўных адносінах. 1944–1959 гг. / А. Ф. Вялікі; навук. рэд. канд. гіст. навук В. Д. Селяменеў. – Мінск, 2010.
Трудовой подвиг советского народа в годы Великой Отечественной войны
Е. А. Соколова (Минск)
Великая Отечественная война Советского союза 1941–1945 гг. против нацистской Германии была продолжением Второй мировой войны. СССР стал главным препятствием на пути осуществления агрессивных планов германских правящих кругов в их борьбе за мировое господство. Германская военщина рассчитывала молниеносным ударом разгромить Советский Союз, захватить его огромные людские, материальные и природные ресурсы, превратить миллионы советских людей в послушных рабов немецких колонистов.
На рассвете 22 июня 1941 г. германский фашизм вероломно нарушил мирную жизнь народов Советского Союза и без объявления войны напал на наши города и села, подвергнув их варварской бомбардировке, регулярные войска германской армии атаковали наши приграничные части на фронте от Балтийского до Черного моря.
Советский народ с первых минут фашистской агрессии начал победоносную Отечественную войну за Родину, Честь и Свободу. С огромной ненавистью и возмущением многонациональный народ СССР встретил сообщение о нападении фашистских орд на родную землю. По всей стране от западных границ до Тихого океана, от Кавказских гор до суровой Арктики прокатилась волна митингов, на которых рабочие, колхозники, интеллигенция единодушно заявляли, что они готовы с оружием в руках защищать свою Родину от вражеского нашествия. Стахановской работой на фабриках и заводах, на колхозных полях будут оказывать всестороннюю помощь Красной Армии. С первых дней фашистской агрессии от каждого труженика, где бы он ни работал, требовалось многократно повысить производительность труда, неукоснительно соблюдать трудовую дисциплину. Каждая рабочая минута должна была быть использована на оборону страны.
Вот что пишут рабочие очковой фабрики города Витебска в своем официальном заявлении от 22 июня 1941 года: «Мы, рабочие, служащие, инженерно-технические рабочие Витебской очковой фабрики, заслушав сообщение Заместителя Председателя Совнаркома СССР и Народного Комиссара иностранных дел В. М. Молотова о наглых действиях германского фашизма, который без предупреждения начал военные действия против СССР, считаем себя полностью мобилизованными на Отечественную войну. Каждый из нас на своем посту будет повышать производительность труда, и увеличивать выпуск продукции…» [6].
Иллюстрацией высокого патриотизма стал митинг на Минском станкостроительном заводе им. С. М. Кирова. Рабочие клеймили фашистов – поджигателей Второй мировой войны. Выступили директор завода Золов, работник механического цеха Шмерлис, строгальщик Пекарский, плановик Марголина и др. Вдохновенно звучали их простые слова, наполненные безграничной любовью к Родине, беспредельной верой в Победу и в то, что враг будет разгромлен окончательно и беспощадно. Металлист Шмерлис напомнил содержание патриотического фильма «Оборона Петрограда», когда путиловцы утроили темпы работы на оборону государства и этим помогли отбить наступление армии Юденича. «Теперь того же требует от нас страна, – заявил кадровый рабочий завода, – и мы должны не только выполнить, но и перевыполнить план, удесятерить свою бдительность, организованность, предотвращать малейшую попытку диверсий». Окончился короткий митинг, и кировцы встали за станки. И в том, с каким творческим порывом они работали, сказалась боевая цель рабочего коллектива – всемерно помогать Красной Армии [14].
«Каждая выполненная нами деталь, каждый выпущенный станок, – сказал в своем выступлении мастер механического цеха Витебского станкостроительного завода им. С. М. Кирова Рутенберг, – это удар по фашистам. Будем работать самоотверженно, покажем чудеса трудового героизма, как покажут чудеса воинского героизма те, кто с оружием в руках защищает священную землю нашей Родины» [10].
Патриотический митинг 22 июня 1941 г. прошел и на Минской фабрике «КИМ». Выступления рабочих были полны любви к Родине и ненависти к врагу. Стахановец Бравин заявил: «Фашистские бандиты напали на нашу страну. Пусть помнят гитлеровские головорезы, что они пожалеют о содеянном. Наша могучая Красная Армия даст сокрушительный отпор любому врагу, уничтожит его на его же территории». Вот что заявила работница этого предприятия Каплан: «Мы должны еще лучше работать, будем стойкими, выдержанными, организованными…» [13].
Нельзя обойти вниманием выступления рабочих московского завода «Калибр». Вот несколько строк из речи стахановца Графкина: «Весь наш народ, как один человек, встал на оборону своего социалистического Отечества. В Великой Отечественной войне советские люди покажут еще раз всему миру, что врага, посягнувшего на страну социализма, ждут разгром и гибель. Наше дело правое, мы победим! В любую минуту, по первому призыву партии и правительства каждый из нас готов взяться за оружие и биться до последней капли крови. А работая на заводе, мы еще больше укрепим трудовую дисциплину, сохраняя выдержку и спокойствие, постараемся работать как можно лучше, продуктивней». «Я готов неотложно пойти на фронт для защиты наших священных границ», – сказал на митинге мастер, бывший краснофлотец Косов [9].
Вероломное нападение гитлеровской Германии вызвало гнев и возмущение украинского народа. Вот один из ярких примеров: весь коллектив Киевского завода «Большевик» собрался на цеховой митинг. В чугуно-литейном цеху выступил мастер Милашов, который заявил: «Мы являемся свидетелями невиданного кощунства. Обнаглевший враг напал на наши границы, посмел поднять свою грязную лапу на Советский Союз. Видно, немецкие фашисты плохо знают историю. Они забыли, как на полях России сломал себе голову Наполеон, как на полях Советской Украины были разгромлены войска кайзеровской Германии и другие оккупанты. Видно, этих уроков мало. Наша доблестная Красная Армия и Военно-Морской флот, весь советский народ сумеют остановить агрессора…» Многочисленные митинги прошли на заводах им. И. В. Сталина, «Ленинская кузница» и других предприятиях столицы Украины [16]. В выступлениях звучала непоколебимая вера в победу.
Советская интеллигенция, видные ученые также заявили о своей беззаветной преданности Родине и уверенности в победе над врагом. Герой Социалистического труда академик С. А. Чаплыгин, академики В. И. Вернадский, В. Г. Хлопни, П. П. Маслов, Ф. А. Ротштейн, член-корреспондент АН СССР X. С. Наштаянц заявили: «Мы защищаем священную землю страны Советов, ограждаем от варварского нашествия передовую науку, прогресс, свободу. Сегодня советские ученые идут плечом к плечу со всем народом…» [11].
Против фашистских варваров гневно выступали профессорско-преподавательский состав и студенты медицинского института им. И. В. Сталина в Симферополе. Высказывая мысли и чувства всего коллектива института, профессор Торгуев заявил: «…Каждый из нас готов по первому призыву партии и правительства вступить в ряды Красной Армии. Но и находясь на своем посту, мы сейчас будем работать особенно самоотверженно и организованно, как этого требует переживаемый нами исторический момент. Враг посмел нарушить спокойствие наших рубежей, и он понесет за это такое наказание, которое останется в веках, как яркое свидетельство несокрушимой мощи первого в мире социалистического государства. Наш народ уверен в Победе, и эту Победу мы завоюем» [3]. Эти слова оказались пророческими.
В единый патриотический строй со всем советским народом встали с первых дней Великой Отечественной войны железнодорожники. Каждый из них самоотверженно трудился на своем посту. Один из лучших машинистов Витебского узла Белорусской железной дороги Колбек в ночь с 22 на 23 июня 1941 г., ведя товарный состав, добился сокращения времени в пути на 55 минут. Паровозная бригада в составе машиниста Сорокина и его помощника Парых быстро и качественно формировала поезда. Свой план бригада выполнила на 125 %. Высокие образцы стахановского труда по формированию поездов показал машинист Колосов и его помощник Карнакова.
Незадолго до начала работы рабочие и служащие смены № 2 станции Витебск-товарный собрались на антивоенный митинг в связи с началом Отечественной войны. Все выступающие заявили, что они будут работать лучше и тем самым окажут помощь нашей доблестной Красной Армии. Свои слова смена сдержала! Отличились бригадиры Иващенко и Козлов, которые, работая по-стахановски, каждый поезд формировали скоростным методом. Не отставали и грузчики. На 350 % выполнили свое сменное задание бригады коммунистов Зимова и Коваленко [17].
Хлеб и Победа – неразрывное целое во все времена. Советские колхозники уже с первых дней Великой Отечественной войны заявили о своей преданности Отечеству. В принятой резолюции колхозниками колхоза «Новые Сурачи» на Витебщине говорилось: «В ответ на развязанную германскими фашистскими заправилами войну против страны Советов мы решили широко развернуть подготовку к уборочной компании и провести ее как никогда организованно. Ни одна фашистская гадина не будет топтать нашей священной земли. Наше дело правое – враг будет разбит» [2].
С высоким патриотическим подъемом на полях работали труженики колхоза им. С. М. Буденного Буденновского сельсовета Гомельской области. К середине июля 1941 г. было завершено окучивание картофеля на площади 90 гектаров, скошено 64 гектара сенокоса. Среди передовиков были 70-летний Григорий Кузьмич Гробок, который ежедневно скашивал от 0,5 до 0,55 гектаров, Герасим Григорьевич Федорович, ответственный за стогование сена. Колхозники, которые работали под руководством Федоровича, постоянно перевыполняли нормы выработки. Особенно отличились Марина Броницкая, Евгения Броницкая, Ефросиния Петрушкевич и др. [12].
Колхозники колхоза «Победа» Холмецкого сельсовета Гомельской области в середине июля 1941 г. успешно завершили окучивание картофеля на площади 80 гектаров. Было прополото 40 гектаров технических культур, закончена прополка овощей, широко развернулась уборка льна. Примеры стахановской работы показывали Федора Марковец, Маланья Марочковская, которые заменили ушедших на фронт мужчин. Самоотверженно работали в этом колхозе Бенчук, Гарный, Кравченко и многие другие колхозники. Сельские труженики говорили: «Героические подвиги славных бойцов нашей родной Красной Армии вдохновляют нас на самоотверженный труд. Уберем урожай быстро и без потерь. Досрочно выполним обязательства перед государством. Дадим героической Красной Армии все необходимые ей продукты» [8].
Самоотверженно работали по уборке богатого урожая и в колхозе «1 мая» Терещенского сельсовета Гомельской области. В первой декаде августа 1941 г. полностью была завершена уборка ячменя, убрана половина посевов пшеницы и завершилась уборка ржи. Высокие результаты показывал колхозник-стахановец Назар Воинов, который ежедневно убирал 6–7 гектаров вместо 4 по норме. По-стахановски работали М. Федоренко, У. Минова и С. Процевник, они ежедневно выполняли по 2 нормы. Успешно завершалась к этому времени уборка зерновых культур в колхозе им. В. В. Куйбышева Гомельской области. Был собран весь урожай ячменя и ржи, и завершалась уборка пшеницы [1].
Помимо единого трудового фронта был создан Фонд обороны Отечества. Трудящиеся вносили свои сбережения и ценности на вооружение Красной Армии. В Речицком отделении Госбанка прошло собрание служащих. Кредитный инспектор Зеленский и бухгалтер Игоров заявили: «Мы должны помочь нашей Красной Армии громить врага не только честным и самоотверженным трудом, но и мобилизацией всех средств на строительство танков и самолетов. Все работники Речицкого отделения Госбанка приняли решение перечислять в фонд обороны 1-2-дневный заработок ежемесячно до конца разгрома фашистских варваров. Учительница из города Речица Омонская внесла в Фонд обороны свой двухдневный заработок и призвала остальных последовать ее примеру» [4].
Врач Ветковской районной больницы Я. Г. Шульман сдал в фонд обороны 2 серебряных бокала, подсвечники, общим весом в 1 килограмм чистого серебра. В Ветковском районе активно проходил сбор средств на укрепление обороны во многих учреждениях. От коллектива Ветковского райсовета в первые дни августа в банк поступил первый взнос – 682 рубля. За один день 2 августа 1941 г. на счет в банке в Фонд обороны поступило 2000 рублей. Работники потребительской кооперации Уваровичского района Новиков и Капустин внесли по 100 рублей каждый, их примеру последовали и другие сотрудники кооперации [15]. Сбор средств проходил на всей территории Советского Союза.
Трудовые подвиги, высокий патриотизм были главным стержнем жизни не только в 1941 г., но и на протяжении всей Великой Отечественной войны. Рабочие, служащие, интеллигенция, эвакуированные в глубь страны, не снижали высокого уровня производительности и качества труда.
Витебский игольный завод был полностью эвакуирован в тыл Советского Союза и начал выпуск боеприпасов. Коллектив завода включился во всесоюзное социалистическое соревнование работников военной промышленности и взял на себя обязательство превысить июньский план 1942 г. на 200 %. Передовая бригада Кушнеровой выполнила план на 200–207 %, станочники Борсукова, Молодова – на 200–250 %. Стахановки Калинина, Егорина, Петроченко и другие выполняли ежедневно по 2 нормы в смену [5].
Один из крупнейших машиностроительных заводов в Беларуси «Гомсельмаш» в глубоком тылу круглосуточно производил вооружение для фронта. Было вывезено в тыл все оборудование, все сырьевые запасы, и в самый короткий срок завод возобновил свою работу. Если июльский план 1941 г. взять за 100 %, то выпуск продукции в декабре 1941 г. увеличился в 25 раз в сравнении с довоенным временем. А выпуск продукции в марте 1942 г. возрос в 50 раз в сравнении с довоенным временем [7].
Заслуживает уважения и благодарности труд белорусских ученых, находившихся в эвакуации. Так, академик Т. Н. Годнев проводил исследования, направленные на повышение урожайности коксагыза, позволяющие увеличить производство каучука. Академик Ю. А. Вейс занимался разработкой конструкций новых сельскохозяйственных машин, которые должны были снизить расход горючего. Важные исследования для обороны страны вели академик С. М. Липатов и член-корреспондент АН БССР Б. В. Ерофеев.
Нельзя обойти вниманием научную деятельность видного историка В. Н. Перцева. В эвакуации он завершил работу на тему «Фашизм и средневековье», в которой на конкретных примерах показал близость идеологии и практики фашизма со средневековым варварством. Народные поэты Беларуси Янка Купала и Якуб Колас за годы войны создали выдающиеся произведения, в которых были раскрыты патриотические чувства белорусского народа, его свободолюбивый дух и всенародная борьба с немецко-фашистскими захватчиками.
Гражданское население, волей судьбы оказавшееся на оккупированной территории, также с первых дней Великой Отечественной войны и до освобождения, рискуя жизнью, оказывало всестороннюю помощь партизанам, подпольщикам, узникам концлагерей и воинам Красной Армии.
Мы победили, потому что свято верили в Победу. Задача нынешних поколений – сберечь историческую память, не допустить искажения и фальсификации реальных событий Великой Отечественной войны, не позволить умалить вклад советского народа в Великую Победу.
Без всестороннего знания истории своей страны, без учета ее положительных и отрицательных сторон, самых мрачных и светлых, невозможно успешно строить государственную политику в интересах всего народа в будущем.
Источники
1. Бурлакоў, В. Заканчваюць уборку зернавых // Гомельская праўда. – 1941. – 13 жн.
2. Гнеўны голас калгаснйкаў // Віцебскі рабочы. – 1941. – 30 чэрв.
3. Гнеўны голас совецкай інтэлігенцыі // Віцебскі рабочы. – 1941. – 24 чэрв.
4. Гурэвіч, I. На узброенне Чырвонай Арміі /1. Гурэвіч // Гомельская праўда. – 1941. – 13 жн.
5. Дадзім яшчэ больш боепрыпасаў фронту // Савецкая Беларусь. – 1942. – 13 чэрв.
6. За радзиму, за чэсць и свабоду // Віцебскі рабочы. – 1941. – 24 чэрв.
7. 3 кожным днём павялічваем выпуск узбраення // Савецкая Беларусь. – 1942. – 1 мая.
8. Маторны, А. Дадзім Чырвонай Армні ўсё, што ёй патрэбна // Звязда. – 1941. – 20 ліп.
9. Наша справа правая, яна пераможа! // Віцебскі рабочы. – 1941. – 24 чэрв.
10. Пакажам цуды працоўнага гераізма // Віцебскі рабочы. – 1941. – 25 чэрв.
11. Плячом к плячу з усім народам // Віцебскі рабочы. – 1941. – 24 чэрв.
12. Работаюць з высокім вытворчым уздымам // Звязда. – 1941. – 18 ліп.
13. Раздавить подлую гадину-фашизм // Советская Белоруссия. – 1941. – 23 июня.
14. Садовский, Е. Народ-победитель / Е. Садовский // Советская Белоруссия. – 1941. -23 июня.
15. У фонд абароны // Звязда. – 1941. – 5 жн.
16. Фашысцкія разбойнікі жорстка паплоцяцца // Віцебскі рабочы. – 1941. – 24 чэрв.
17. Чыгуначнікі паказваюць узоры дысцыплінаванасці і арганізаванасці // Віцебскі рабочы. – 1941. – 24 чэрв.
Дзейнасць першага беларускага драматычнага тэатра ў гады Вялікай Айчыннай вайны
У шматвяковай гісторыі беларускага сцэнічнага мастацтва асаблівае месца займае перыяд Вялікай Айчыннай вайны, калі болыпасць творчых калектываў рэспублікі вымушаны былі прыпыніць сваю дзейнасць, і толькі вядучыя нацыянальныя тэатры (БДТ-1 і БДТ-2) прадоўжылі працу ў новых акалічнасцях ваеннага часу. Гэта знайшло сваё адлюстраванне ў разнастайных калектыўных і манаграфічных навуковых працах беларускіх даследчыкаў. Але разам з тым і да сённяшняга часу адкрываюцца новыя факты і з’явы з гісторыі таго перыяду жыцця і дзейнасці многіх выдатных майстроў славутай купалаўскай сцэны. Пра некаторыя з іх і пойдзе размова ў гэтым артыкуле.
У чэрвені 1941 г. Першы беларускі драматычны тэатр у поўным складзе выехаў на традыцыйныя летнія гастролі, якія акцёры і ўсе іншыя супрацоўнікі калектыву заўсёды чакалі з вялікімі надзеямі на новыя ўражанні, новыя цікавыя сустрэчы. Гастрольны маршрут БДТ-1 пралягаў у славутую і легендарную Адэсу. Гэта быў не першы выезд творчага калектыву ў паўднёвы горад вялікай краіны. Адэскія аматары сцэнічнага мастацтва добра ведалі беларускіх акцёраў, высока цанілі іх унікальнае майстэрства.
Раніцай у нядзелю 22 чэрвеня ігралі шэфскі спектакль «Хто смяецца апошнім» К. Крапівы для ваенных маракоў. Прымалі тэты камедыйна-сатырычны спектакль вельмі добра, у глядзельнай зале была цёплая і ўзрушаная атмасфера. Акцёры працавалі з асаблівым імпэтам і тэмпераментам, а гледачы тэта прыязна ўспрымалі. Адным словам, панавала поўнае ўзаемаразуменне і ўзаемадзеянне артыстаў і гледачоў, і тэта стварала асаблівую атмасферу – прыўзнятую, святочную, па-сапраўднаму тэатральную.
Вось як прыгадваў тэты момант мастацкі кіраўнік тэатра таго часу Л. Рахленка ў 1981 г.: «Спектакль пачаўся за 15 мінут да 12. Поўная зала. Я стаю за кулісамі і чакаю свайго выхаду на сцэну. Раптам да мяне падыходзіць устры-вожаны загадчык цэха і гаворыць, што толькі што па радыё выступіў Молатаў з паведамленнем аб вераломным нападзе Германіі на нашу краіну. Я і хто стаяў побачне паверылі. А тут як раз мой выхад. Толькі я сказаў: «Хвілінкі часу няма, каб адпачыць», – як расчыніліся ўсе дзверы глядзельнай залы і з’явіліся салдаты. Хтосьці з ваенных выйшаў на сцэну і сказаў, каб усе людзі тэрмінова пакінулі тэатр. Імгненна апусцела зала. Толькі мы, збянтэжаныя, засталіся на сцэне. I раптам да нашага ўсведамлення дайшло – вайна!..»
Вечарам 22 чэрвеня БДТ-1 паказаў спектакль «Партызаны» паводле К. Крапівы. Па просьбе Адэскага абкама партыі тэты спектакль беларускія акцёры ігралі кожны вечар. Ён вельмі пасаваў да часу. Прымалі яго, як ніколі! Падчас паветранай трывогі ўсе хаваліся ў падвале. Пасля адбою – ізноў вярталіся: глядач у залу, акцёры – на сцэну. Так калектыў працаваў да 30 чэрвеня, а потым публічныя выступленні былі забаронены – да горада набліжаўся фронт.
3 вялікімі цяжкасцямі і перашкодамі БДТ-1 пераехаў з Адэсы ў Маскву, потым ў Новасібірск. Але і тут доўга не затрымаліся і апынуліся ў Томску.
Тут мясцовыя ўлады стварылі пэўныя ўмовы ў адпаведнасці з магчымасцямі жорсткага ваеннага часу, размеркавалі артыстаў па кватэрах, а самае галоўнае, прадаставілі памяшканне мясцовага тэатра з усім абсталяваннем, дэкарацыямі і касцюмамі. Сюды ў Томск прыехаў таксама Е. Міровіч, якога залічылі ў склад тэатра і ён адразу актыўна ўключыўся ў творчы працэс.
Пачалася напружаная падрыхтоўчая работа да адкрыцця тэатральнага сезона. Усе спектаклі, акрамя «Партызанаў» і «Пагібелі воўка», тэрмінова перакладалі з беларускай на рускую мову, артысты нанова вучылі свае ролі. Рэпетыцыі, прыстасаванне новых дэкарацый і касцюмаў праводзілася літаральна ўсе 24 гадзіны ў суткі. Адным словам, працавалі вельмі напружана, як таго патрабавалі акалічнасці ваеннага часу. I абяцанне, якое кіраўніцтва тэатра дало мясцовым партыйным уладам, адкрыць тэатральны сезон ужо 1 верасня 1941 г., было выканана.
Вечарам таго першага вераснёўскага дня свой першы ваенны сезон у далёкім сібірскім Томску БДТ-1 адкрыў сваім «фірменным» патрыятычным спектаклем «Партызаны». Глядзельная зала была перапоўнена. Пастаноўку вельмі прыхільна сустрэла мясцовая публіка, цёпламу прыёму не перашкодзіла пэўная моўная праблема – тэты спектакль акцёры ігралі на роднай беларускай мове. Кантакт паміж тэатрам і гледачом быў устаноўлены адразу на пачуццёвым і эмацыянальным узроўні. Томскія гледачы адчулі еднасць пачуццяў і памкненняў з беларускімі майстрамі сцэны. Адным словам, таленавітае сцэнічнае мастацтва знайшло самы жывы водгук у глядзельнай зале мясцовага тэатра.
Адначасова беларускія рэжысёры і акцёры напружана працавалі над аднаўленнем бягучага рэпертуару. На афішы БДТ-1 з’явіліся спектаклі «Скупы» Ж.-Б. Мальера, «Хто смяецца апошнім» К. Крапівы, «Фландрыя» В. Сарду, «Машачка» А. Афінагенава, «Апошнія» М. Горкага, якія мелі вялікі поспех у сібірскіх гледачоў.
Мастацкі кіраўнік тэатра Л. Рахленка добра разумеў, што ў надзвычайных умовах ваеннага часу ад тэатральных творцаў чакаюць адпаведных пастановак патрыятычнага кірунку. Тэатр павінен быў уносіць свой уласны творчы ўклад у агульную справу цяжкай барацьбы з ворагам. Бясспрэчна, ва ўмовах ваеннага часу савецкае мастацтва было вымушана выконваць адкрыта агітацыйную функцыю з актуальным патрыятычным заклікам «Усё для фронта, усё для перамогі!».
Першая прэм’ера ў Томску адбылася 12 верасня 1941 г. паводле папулярнай п’есы К. Сіманава «Хлопец з нашага горада» ў рэжысуры К. Саннікава і сцэнаграфіі I. Ушакова. Работу над гэтым спектаклем тэатр пачынаў яшчэ вясной у Мінску, а выпускаць прэм’еру ўжо давялося ў далёкім сібірскім горадзе ў акалічнасцях ваеннага часу. Таму для болыпай злабадзённасці гучання сцэнічнага відовішча рэжысёр К. Саннікаў замяніў назвы некаторых населенных пунктаў на беларускія, а эпізод бітвы з японцамі ў Халхін-Гола паставіў як пабедны бой з фашыстамі. Зразумела, што такі немудрагелісты рэжысёрскі прыём знаходзіў вельмі жывы водгук у глядзельнай зале. У галоўнай ролі энергічнага маладога чырвонага камандзіра Сяргея Луконіна ўдала выступіў пачынаючы акцёр Б. Кудраўцаў, які адразу стаў любімцам мясцовай публікі, асабліва моладзі.
Неўзабаве з’явіліся першыя п’есы савецкіх драматургаў, прысвечаныя непасрэдным падзеям Вялікай Айчыннай вайны. Некаторыя з іх – «Крылатае племя» А. Первенцава ў рэжысуры Л. Рахленкі і «Душа Масквы» Л. Нікуліна ў рэжысуры К. Саннікава – у 1942 г. убачылі святло рампы БДТ-1 у Томску.
Аднак трэба заўважыць, што першыя спробы вядучага беларускага тэатра адгукнуцца на актуальныя запатрабаванні часу насілі, калі можна так сказаць, «разведвальны» характар адносна галоўнай заданы, што паўстала ў тэты перыяд перад дзеячамі айчыннага мастацтва, дапамагаць народу пераадольваць цяжкасці ваеннага часу, загартоўваць яго маральны дух.
Майстры савецкага мастацтва (ці дакладней сказаць, пераважная большасць з іх!) у тэты трагічны момант, калі на карту было пастаўлена пытанне аб самім існаванні сацыялістычнай дзяржавы, скіравалі свае творчыя высілкі на пошук сродкаў і прыёмаў праўдзівага ідэйна-эстэтычнага адлюстравання рэчаіснасці, таму што ў гэтай здольнасці закладзена ўнікальная пераўтваральная роля мастацтва ў грамадстве. Трагічная і гераічная рэчаіснасць Вялікай Айчыннай вайны з яе відавочнымі асаблівасцямі ўсенароднага ўдзелу ў барацьбе супраць фашыстаў з усёй вастрынёй і неадкладнасцю патрабавала ад дзеячаў літаратуры і мастацтва менавіта наватарскага падыходу да яе праўдзівага адлюстравання. Тэатру патрэбны былі новыя таленавітыя п’есы для таго, каб ярка і пераканальна раскрыць глыбокі сацыяльны сэнс і высокі маральны патэнцыял гераічнага дзеяння на вайне як вышэйшага праяўлення патрыятычных пачуццяў да сваёй Айчыны.
14 лютага 1942 г. у газеце «Правда» быў надрукаваны перадавы артыкул з красамоўнай назвай «Мастацтва – на службу Чырвонай Арміі», які заклікаў: «Няхай і нашы драматургі зробяць усё, што яны могуць і павінны зрабіць для таго, каб з падмосткаў тэатраў артысты маглі песняй і музыкай, вострай сатырай на ворага і палымянымі патрыятычнымі вобразамі, якія кожны дзень дае наша вялікая вызваленчая барацьба, яшчэ больш натхніць народ на барацьбу за канчатковы разгром фашызму».
Тэта своеасаблівы і недвухсэнсоўны заклік-загад галоўнай партыйнай газеты Савецкага Саюза быў неўзабаве даволі паспяхова выкананы лепшымі айчыннымі драматургамі. Так, з’яўляюцца п’есы «Рускія людзі» К. Сіманава, «Фронт» А. Карнейчука, «Нашэсце» Л. Лявонава, у якіх трагічная рэчаіснасць ваеннага часу была адлюстравана ва ўсёй яе велізарнай складанасці і супярэчнасці. Вядучыя савецкія драматургі зрабілі першыя і досыць удалыя творчыя спробы сродкамі мастацтва адлюстраваць не толькі трагізм становішча чалавека на вайне, але і магутны маральны дух нашага народа, які рабіў святую справу – абараняў сваю Айчыну ад захопнікаў.
Прэм’ера спектакля БДТ-1 «Фронт» адбылася вечарам 5 лістапада 1942 г. Калектыў тэатра вельмі хваляваўся – як глядач прыме расказ пра камандуючага фронтам, чые здольнасці зусім не адпавядаюць канкрэтным патрабаванням ваеннага часу: генерал Іван Горлаў – адзін з цэнтральных герояў «Фронту» – пакуль што безнадзейна прайграе…
Галоўнае, што вылучала рэжысёрскую работу Л. Рахленкі ў спектаклі «Фронт», тэта дакладнае разумение, у імя чаго і для чаго ён стварае сцэнічны твор у канкрэтных абставінах ваеннага часу. Менавіта такі рэжысёрскі падыход дапамог знайсці адзінства формы і зместу ў сцэнічным прачытанні п’есы А. Карнейчука. Спектакль быў выбудаваны з дакладным адчуваннем яго ўнутранай логікі, з выяўленнем дынамікі змагаючыхся сіл, з натуральнай зменай эмацыянальных эпізодаў, з цвёрда вызначанай рытмічнай партытурай. Адкрытая публіцыстычная накіраванасць спектакля абапіралася на трывалую псіхалагічную распрацоўку характара з выкарыстаннем прыёмаў сатырычнага памфлета.
У галоўнай ролі камандуючага фронтам генерала Горлава выступіў У. Уладамірскі – прызнаны майстар вытанчанай сцэнічнай формы. Яго герой быў безнадзейна адсталым ад патрабаванняў часу камандзірам. У багатай акцёрскай палітры пераважалі адкрыта сатырычныя фарбы і адценні.
Ролю маладога і таленавітага генерала Агнёва выконваў Б. Платонаў, які ўжо сфарміраваўся ў магутную і непаўторную творчую індывідуальнасць. Яго адметны і выразны акцёрскі тэмперамент, памножаны на дакладную псі-халагічную распрацаванасць, паглыбляў і ўзбуйняў сцэнічны характар героя. Вобраз вызначаўся ўнутранай дынамікай, быў пазбаўлены штучнай дэкларатыўнасці і хадульнасці.
Натхнёны выдатным вынікам сваёй напружанай працы над спектаклем «Фронт», Л. Рахленка адразу бярэцца за новую пастаноўку паводле п’есы К. Сіманава «Рускія людзі», якая ў свой час была аператыўна надрукавана ў газеце «Правда» 13–16 ліпеня 1942 г. Да гэтай драмы ў той час звярнуліся многія вядучыя тэатры краіны, шэраг пастановак сталі класікай савецкага шматнацыянальнага сцэнічнага мастацтва ў распрацоўцы ваенна-патрыятычнай праблематыкі. Варта падкрэсліць, што сцэнічнае ўвасабленне «Рускіх людзей» калектывам БДТ-1 таксама ўвайшло ў гісторыю айчыннага тэатра як прыклад таленавітай і актуальнай пастаноўкі на тэму Вялікай Айчыннай вайны.
Прэм’ера адбылася ў Томску 24 красавіка 1943 г. і выклікала вялікую цікавасць гледачоў. Беларускі рэжысёр прачытаў сіманаўскую драму дастаткова проста, без усялякіх мудрагелістых пастановачных эфектаў з поўным даверам да драматургічнага матэрыялу. Яму ўдалося дасягнуць арганічнага з’яднання двух планаў: высокай патэтыкі і глыбокай жыццёвай верагоднасці. У дэкарацыях мастака 3. Сірвінта рэальнасць абстаноўкі злучалася з пэўнай героіка-рамантычнай стылістыкай (на велізарным палотнішчы насустрач чорным хмарам былі накіраваны тры армейскія штыкі з чырвонымі знамёнамі), а ў ігры акцёраў побытавая і псіхалагічная дакладнасць – з мастацкім абагульненнем.
Спектакль «Рускія людзі» на сцэне БДТ-1 дасягаў сваёй галоўнай мэты, дзеля чаго быў пастаўлены вясной 1943 г.: сэрцы гледачоў перапаўняліся пачуццямі патрыятычнага гонару за сваю краіну. Адначасова пастаноўка нараджала і пачуцці нянавісці да ворагаў, якія прынеслі незлічоныя беды і пакуты нашаму міралюбіваму народу. Спектакль беларускіх майстроў сцэны ўсім сваім ладам выяўляў патрыятычную ідэю, абуджаў у глядзельнай зале самыя лепшыя пачуцці, замацоўваў такую неабходную ў той час непахісную веру ў перамогу над фашызмам.
У пачатку 1943 г. у БДТ-1 была створана франтавая брыгада ў складзе 12 чалавек. Кіраўніком брагады быў прызначаны Л. Рахленка. Склалі план работы, асновай якой стала падрыхтоўка адпаведнага рэпертуару. Вырашылі, што асновай выступленняў франтавой брыгады будуць найбольш яркія эпізоды са спектакляў, а таксама канцэртныя нумары – вершы, байкі, песні, танцавальныя нумары.
У красавіку 1943 г. творчая брыгада выехала выступаць перад франтавікамі. У праграме былі асобныя сцэны са спектакля «Скупы» Ж.-Б. Мальера, музычны квартэт і жаночы квінтэт беларускай народнай песні – В. Пола, Р Кашэльнікава, 3. Лідская, Я. Зайчык, М. Шашалевіч. Б. Янпольскі акампаніраваў квінтэту на баяне, 3. Стома – на канцэрціна. Кожнае выступление беларускіх акцёраў прымалася байцамі і афіцэрамі Чырвонай Арміі вельмі горача і ўдзячна.
Л. Рахленка ў той час працаваў вельмі шмат і напружана. Ён быў мастацкім кіраўніком тэатра, рэжысёрам, акцёрам. Праўда, новых роляў (акрамя Глобы) не з’явілася ў яго акцёрскім актыве: іграў увесь свой даваенны рэпертуар. Наогул, выпрацоўка рэпертуарнай палітыкі тэатра – тэта адна з галоўных і адказных задач і прэрагатыў мастацкага кіраўніка. Да звычайных штодзённых абавязкаў напружанага творчага жыцця дабавіліся і новыя, абумоўленыя ваенным часам. Тэта і абслугоўванне шпіталяў, ваенных часцей, што фарміраваліся ў Томску, фабрык, заводаў (маецца на ўвазе – праграмы выступленняў, іх змест), гастрольныя паездкі (Новасібірск, Нарымскі край, Юрга), якія таксама набылі іншы мастацкі і дзяржаўны статус адказнасці, выезд на фронт у дзеючую армію.
За сваю актыўную работу ў ліпені 1943 г. Л. Рахленка атрымаў падзяку ад палітаддзела арміі за ўдзел у мастацкім абслугоўванні часцей Калінінскага фронту.
Але трэба сказаць, што ў тэты час нагрузка фізічная, а яшчэ больш і псіхалагічная была не проста велізарная, яна была проста за межамі магчымасцей чалавека. Дзякавалі вельмі рэдка, больш крытыкавалі і папярэджвалі, а то і проста ў адкрытую пагражалі не толькі турмой, a і ваенным трыбуналам з вядомымі наступствамі. Такі быў ваенны час.
I тут адбылася падзея, якая доўгі час не мела асвятлення ў гісторыі вядучага тэатра. Аднойчы мастацкі кіраўнік псіхалагічна не вытрымаў такой нечалавечаи нагрузкі, моцна пасварыуся з паплечнікамі і іншымі супрацоунікамі тэатра, а таксама з гарадскім начальствам і, што называецца, моцна «грымнуў дзвярыма» і пайшоў прэч з тэатра. Тэта было нечаканае і выключнае здарэнне як для самога Л. Рахленкі, так і для ўсяго творчага калектыву БДТ-1. Ён з гарачыні ўзяў чамадан і адразу паехаў у Маскву. Яго ніхто не мог спыніць, нават яго жонка і верная паплечніца Л. Ржэцкая. У Маскве яго добра ведалі і паважалі як выдатнага тэатральнага дзеяча. Таму, неўзабаве, 29 ліпеня 1943 г. загадам № 76 старшыні Усесаюзнага камітэта па справах мастацтваў пры Саўнаркаме СССР Л. Рахленка быў пераведзены на працу ў Маскоўскі дзяржаўны акадэмічны Малы тэатр на пасаду акцёра.
Тут неабходна заўважыць, што Л. Рахленка быў не толькі таленавітым і эмацыянальным творцам, ён быў яшчэ і сапраўдным інтэлектуалам, здольным узважана ацэньваць любую складаную сітуацыю і рабіць адпаведныя вывады. Так здарылася і на тэты раз. 3 Масквы паехаў у Чалябінск, менавіта тут у эвакуацыі працаваў славуты Малы тэатр. Л. Рахленку цёпла сустрэлі ў калектыве сусветна вядомага тэатра, прапанавалі пазнаёміцца з бягучым рэпертуарам, падумаць над магчымымі творчымі праектамі.
Новы горад, новы калектыў, новая атмасфера. Усё тэта паспрыяла галоўнаму – Л. Рахленка крыху супакоіўся, глыбока прааналізаваў крок за крокам сваі дзеянні і ўчынкі за апошні год і прыйшоў да высновы, што ў канфліктнай сітуацыі, якая здарылася ў трупе БДТ-1 летам 1943 г., значная доля віны ляжыць на ім самім як мастацкім кіраўніку тэатра. Зразумела, такія высновы лёгка нікому не даюцца, а тым болей чалавеку творчаму, таленавітаму, апантанаму менавіта сцэнічным мастацтвам, у аснове якога адна вельмі важная асаблівасць – калектыўная творчасць, узаемадзеянне, узаемадапамога. Без гэтага сапраўдны тэатр не вырашыць сваю галоўную задачу – не будзе выклікаць увагі і павагі трэцяга «сутворцы» гледача.
Л. Рахленка ў выніку сам для сябе шчыра і бескампрамісна прызнаў, што своечасова не заўважыў адказны момант зараджэння творчага і чалавечага канфлікту, не затушыў яго, а наадварот, даў волю свайму найперш акцёрскаму тэмпераменту і іншым самым разнастайным амбіцыям, якія ёсць у кожнага, хто звязаў лёс з мастацтвам.
У канцы 1943 г. ён вярнуўся ў Томск, і калектыў БДТ-1 шчыра прыняў яго ў свае рады. Але пасаду мастацкага кіраўніка ў адсутнасць Л. Рахленкі трупа даверыла на сваім сходзе выдатнаму майстру сцэны Г. Глебаву, які ажыццяўляў тэту складаную для сябе місію да 1948 г.
У канцы 1943 г. Чырвоная Армія пачала вызваляць гарады, пасёлкі і вёскі Беларусі ад фашысцкіх захопнікаў, паступова стала аднаўляцца мірнае жыццё. Калектыў БДТ-1 адразу пачаў рыхтавацца да вяртання ў родны Мінск. Зразумела, што паўстала пытанне аб неабходнасці пашырэння і ўзбагачэння репертуарных даляглядаў. Зноў звярнуліся да багатай драматургічнай спадчыны Янкі Купалы і 23 мая 1944 г. запрасілі томскіх гледачоў на чарговую прэм’еру – спектакль «Вечар камедый» паводле яго п’ес «Паўлінка» і «Прымакі». Рэжы-сёрам гэтай пастаноўкі быў вынаходлівы і радыкальны тэатральны эксперыментатар Л. Літвінаў
Трэба адразу сказаць, што другая частка пастаноўкі – «Прымакі» – па розных творчых прычынах не атрымалася, і неўзабаве засталася толькі «Паўлінка», якая з цягам часу стала сапраўднай і ўнікальнай сцэнічнай легендай і візітоўкай вядучага беларускага тэатра. Пра тэты спектакль шмат напісана грунтоўных кніг, разнастайных артыкулаў і рэцэнзій, успамінаў – усё гэта ўтварыла сапраўдны тэатральны феномен у гісторыі нацыянальнага сцэнічнага мастацтва. Але самае галоўнае, што з таго часу «Паўлінка» Я. Купалы ў рэжысуры Л. Літвінава ўжо ніколі не сыходзіла са сцэны славутага тэатра, толькі мяняліся, натуральна, пакаленні выканаўцаў – маладыя акцёры замянялі сваіх слынных папярэднікаў і працягвалі лепшыя і плённыя традыцыі беларускага тэатра.
Летам 1944 г. калектыў выехаў у Юргу, дзе знаходзіўся летні ваенны лагер Томскага артылерыйскага вучылішча. Штовечар ігралі спектаклі, выступалі з канцэртамі, выязджалі для абслугоўвання навакольных калгасаў, саўгасаў, гарадскіх пасёлкаў, прадпрыемстваў Адным словам, рабілі сваю творчую і патрыятычную працу з энтузіязмам і натхненнем, а ўдзячная глядзельная зала адказвала сваімі гарачымі пачуццямі, доўгімі апладысментамі. Гэта кампенсавала беларускім акцёрам цяжкасці жыцця ў ваенны час.
Нарэшце вечарам 3 ліпеня 1944 г. у далёкую сібірскую Юргу даляцела доўгачаканая радасная вестка – вызвалены Мінск. Колькі было радасці, сапраўднага шчасця ў душах акцёраў, рэжысёраў, усіх супрацоўнікаў тэатра! Ваеннае камандаванне мясцовага гарнізона наладзіла з гэтай нагоды ўрачысты вечар, беларускіх тэатральных дзеячаў шчыра віншавалі і адначасова дзякавалі за выдатныя спектаклі і канцэрты.
Пасля заканчэння гастроляў БДТ-1 вярнуўся на сваю базу ў Томск. Калектыў пачаў рыхтавацца да такога доўгачаканага і радаснага вяртання на Радзіму. Але адначасова і працягвалася напружаная творчая праца над новымі спектаклямі. Л. Рахленка пачаў распрацоўваць рэжысёрскую эксплікацыю паводле новай п’есы пачынаючага беларускага драматурга А. Кучара «Заложит», прысвечанай славутаму партызанскаму камандзіру бацьку Мінаю. Прэм’ера спектакля адбудзецца ўжо ў Мінску ў 1945 г. Але гэта здарыцца полым, а пакуль увесь калектыў тэатра лічыў кожную хвіліну, кожную гадзіну да таго шчаслівага моманту, калі можна будзе рушыць у дарогу.
I ён, гэты момант, прыйшоў. Але ці мог хто-небудзь уявіць, што радасць вяртання будзе азмрочана нечаканым трагічным здарэннем. Недалёка ад Омска вечарам 23 верасня 1944 г. чатыры апошнія вагоны, у якіх ехаў калектыў БДТ-1, паляцелі пад адхон. Чаму, па якой прычыне здарылася гэта жудасная чыгуначная катастрофа – так і засталося не высветленым да сённяшняга часу. Сярод загінуўшых былі выдатныя акцёры Канстанцін Быліч, Барыс Аляксеенка, Маргарыта Шашалевіч, Іван Счансновіч, дачка Г. Глебава Гелена. Давялося вярнуцца ў Омск. Пахавалі загінуўшых, аддаўшы апошні паклон.
Зноў рушылі ў дарогу. На некалькі дзён спыніліся ў Маскве. Кіраўніцтва тэатра вырашала шматлікія арганізацыйныя пытанні, а акцёры хадзілі па сталічных вуліцах, углядваліся ў твары людзей…
Потым зноў на вакзал, у цягнік і паехалі ў родную і шматпакутную Беларусь. У Мінску на вакзале ўбачылі зруйнаваны горад. I недзе там, удалечыні, іх родны дом – Тэатр. Тэта натхняла, тэта абнадзейвала, тым больш, што будынак тэатра застаўся цэлым.
Першыя дні, а тэта быў пачатак кастрычніка, прайшлі ў шматлікіх клопа-тах па ўладкаванні жыцця. А наперадзе чакала сустрэча з гледачом. Усе выдатна разумелі адказнасць гэтай падзеі: першы тэатральны сезон пасля пакутлівай разлукі, першы сезон на вызваленай зямлі. Неўзабаве прыбыў з Омска і тэатральны багаж – дэкарацыі, касцюмы, рэквізіт, іншыя рэчы. Можна зразумець хваляванне калектыву. Чакалі першага спектакля як надзвычайнай з’явы, як адказнага экзамену на мастацкую і грамадзянскую сталасць.
Адкрыліся патрыятычным спектаклем рэжысёра Е. Міровіча паводле п’есы В. Галаўчынера «Урок жыцця». У глядзельнай зале з гэтай выключнай нагоды знаходзіліся прадстаўнікі вышэйшых партыйных і дзяржаўных органаў рэспублікі, шматлікія ваенныя, былыя партызаны, мірнае насельніцтва. Атмасфера была вельмі ўрачыстая і прыўзнятая. Прыём спектакля быў надзвычайны. Адным словам, тэта быў той выключны выпадак, калі сцэна і глядзельная зала жылі ў адзіным душэўным рытме.
У кастрычніку і лістападзе ігралі ўвесь наяўны рэпертуар, што быў назапашаны ў часы эвакуацыі ў Томску, а таксама некаторыя спектаклі яшчэ даваеннай пары. Глядзельная зала была заўсёды перапоўненай, і тэта яскрава сведчыла аб вялікай запатрабаванасці сцэнічнага мастацтва. Сведчыла тэта і пра безумоўна высокі мастацкі ўзровень і сталасць творчага калектыву БДТ-1.
Таму зусім невыпадкова 21 снежня 1944 г. урад БССР прыняў пастанову аб наданні тэатру імя народнага паэта Беларусі Янкі Купалы. Менавіта з гэтага часу тэатр стаў называцца Беларускім дзяржаўным тэатрам імя Янкі Купалы.
Зразумела, што такая ўвага і павага да творчага калектыву вельмі ўсіх падбадзёрыла і натхніла на яшчэ больш актыўную работу, новыя пошукі і здзяйсненні.
Неабходна заўважыць і падкрэсліць, што гераічная праблематыка стала адной з цэнтральных і вельмі плённых у творчай дзейнасці Нацыянальнага акадэмічнага драматычнага тэатра імя Янкі Купалы на працягу ўсіх наступных дзесяцігоддзяў. Вось толькі адзін красамоўны прыклад ужо нашага часу: падчас правядзення конкурсу на першую Нацыянальную тэатральную прэмію, зацверджанаму Саветам Міністраў Рэспублікі Беларусь у 2010 г., пераможцам адразу ў чатырох намінацыях стаў спектакль купалаўцаў «Не мой» паводле аповесці А. Адамовіча ў рэжысуры А. Гарцуева. Гэта пастаноўка стала значным этапам у паглыбленні і пашырэнні ваеннай праблематыкі на беларускай сцэне ўжо XXI ст.
У заключэнне можна зрабіць такую выснову. Вытокаў, якія жывяць і ўзмацняюць патрыятычныя пачуцці ўсіх развітых народаў свету, – шмат. Беларуси не выключэнне. Але ў нас ёсць пры гэтым яшчэ адна асаблівая крыніца – Перамога, у якую беларусы ўнеслі разам з другімі народамі свету асабліва важкі ўклад. Ён дае права ганарыцца тымі пакаленнямі шматпакутнага і адначасова гераічнага беларускага народа, што вытрымалі і перамаглі. Значыць, тая гістарычная Перамога будзе заўсёды з намі, яна заўсёды будзе яскрава сведчыць аб непераможнасці духоўнай і патрыятычнай моцы беларусаў, а калі гаварыць шырэй, аб непераможнасці самога жыцця. Зусім відавочна, што Перамога – гэта люстэрка беларускай нацыі, яе магутнага стваральнага патэнцыялу.
Адсюль можна зрабіць яшчэ адну выснову – сцэнічны летапіс Вялікай Айчыннай вайны можа і надалей рабіць сваю важную ідэйна-выхаваўчую справу: мацаваць патрыятычны патэнцыял новых і новых пакаленняў беларусаў – гра-мадзян сваёй вольнай, незалежнай і моцнай Радзімы. Гэты летапіс адначасова будзе развіваць і ўзбагачаць само тэатральнае мастацтва, будзе дапамагаць фарміраванню новых пакаленняў беларускіх драматургаў, рэжысёраў, акцёраў, мастакоў, кампазітараў і іншых творчых дзеячаў.
Первая попытка освобождения Беларуси и подготовка к восстановлению народного хозяйства республики (1942 г.)
И. Ю. Воронкова (Минск)
Организационные мероприятия по подготовке к восстановлению народного хозяйства Беларуси начались задолго до ее освобождения, когда Великая Отечественная война еще не приблизилась к своему экватору. Первые шаги были сделаны уже в январе 1942 г., когда значительно сокращенные аппараты ЦК КП(б)Б, Совнаркома и Президиума Верховного Совета БССР обосновались в Москве. Условия для этой работы были тяжелейшими, поскольку быстрая оккупация превратила Беларусь, говоря словами Я. Купалы, в «раскіданае гняздо»: разбросала ее население по разные стороны линии фронта, в одночасье разрушила всю довоенную структуру экономики, науки, образования, культуры, социальной сферы. Положение усугублялось тем, что руководство республики не имело даже точных данных о конкретных регионах размещения и количестве эвакуированных людей, промышленных предприятий, учреждений и организаций. В такой непростой обстановке руководители БССР взяли курс на комплексную организаторскую, кадровую, политическую, военно-мобилизационную, хозяйственную деятельность, имея целью объединить усилия соотечественников на оккупированной территории и в советском тылу для победы над врагом и одновременно создать прочную базу для восстановления народного хозяйства республики после освобождения.
Одной из первоначальных задач был определен учет эвакуированного из Беларуси населения и государственного имущества и на этой основе – формирование кадрового резерва из довоенных партийных, советских, хозяйственных работников. С этой целью в начале 1942 г. был организован планомерный сбор соответствующих данных. Созданный в структуре СНК БССР эвакуационный отдел направил многочисленные запросы в адрес совнаркомов союзных и автономных республик, его специальные уполномоченные выехали в различные регионы СССР.
Уже весной того же года отделу кадров СНК удалось поставить на учет 531 человека из состава руководящих работников областей и районов Беларуси, специалистов наркоматов и отозвать некоторых из них в распоряжение СНК. Так, были отозваны наркомы лесной промышленности, автомобильного транспорта, здравоохранения и торговли; заместители наркомов земледелия, топливной промышленности, мелиорации, местной промышленности, просвещения; начальники энергоуправления и дорожного управления [1, л. 46]. Не позднее мая 1942 г. было подготовлено к вызову нужное количество людей для полного укомплектования руководящими кадрами Витебской, Могилевской и Гомельской областей, освобождение которых ожидалось в то время в первую очередь. Для активизации этой работы было решено просить союзные наркоматы и некоторые облисполкомы дать указания предприятиям, рай(гор)исполкомам о проведении специального учета всех эвакуированных специалистов, работавших до войны в Беларуси директорами, главными инженерами, инженерами, бухгалтерами.
Большую работу в данном направлении осуществлял также отдел кадров ЦК КП(б)Б. В конце марта 1942 г. здесь уже сконцентрировались данные о 4500 коммунистах белорусской парторганизации, выехавших в эвакуацию. Их постепенно вызывали в ЦК и готовили либо к подпольной деятельности на оккупированной территории Беларуси, либо к работе по восстановлению народного хозяйства республики после освобождения. Последних, в частности, направляли в Калининскую и Орловскую области для ознакомления с опытом работы в освобожденных районах РСФСР [2, л. 46–50].
Тогда же, в начале 1942 г., появилась первая надежда на скорое полное освобождение Беларуси, что было связано с успешным контрнаступлением Красной Армии на завершающем этапе Московской битвы. В ходе Торопецко-Холмской операции советских войск (9 января – 6 февраля 1942 г.), развивая наступление на Смоленском и Витебском направлениях, войска 3-й и 4-й Ударных армий Северо-Западного фронта (с 22 января находились в составе Калининского фронта) вклинились в глубокий тыл группы армий «Центр». 2 февраля части 249-й стрелковой дивизии 4-й Ударной армии Калининского фронта заняли первые 9 деревень на подступах к Витебску, затем во взаимодействии с местными партизанами освободили территорию 15 сельсоветов тогдашних
Суражского, Меховского и Витебского районов БССР [3, л. 201–208], где располагались не менее 130 населенных пунктов (подсчет автора). 6 февраля передовые части дивизии были уже в четырех километрах от Витебска, однако немцы перебросили сюда дополнительные силы, и дивизия вынуждена была отойти на 40 километров от города.
Наступательные действия советских войск привели к образованию в линии фронта нескольких разрывов, крупнейший из которых, шириной 40 километров, находился между городами Велиж Смоленской области и Усвяты, тогда Калининской, ныне Псковской области, в стык с границей Витебщины. Этот район, вошедший в историю войны под названием «Суражские (Витебские) ворота», с 10 февраля до 28 сентября 1942 г. удерживали с внешней стороны части 4-й Ударной армии, с внутренней – витебские и смоленские партизаны. Здесь возникла Суражская партизанская зона, возобновилась деятельность органов партийной и советской власти, работа небольших предприятий. Через эти «ворота», ставшие такой же «Дорогой жизни» для Беларуси, как Ладога для осажденного Ленинграда, ЦК КП(б)Б, Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД), НКГБ СССР, НКВД БССР, Главное разведывательное управление Красной Армии, штаб Калининского фронта направляли в Беларусь организаторов партизанского движения, разведывательно-диверсионные группы, оружие, боеприпасы, медикаменты, средства радиосвязи, печатные издания. Поток людей и грузов двигался из района «ворот» в глубинные регионы Витебщины и далее – в Минскую, Вилейскую, Гомельскую, Полесскую области.
Исходя из сложившейся ситуации, 16 февраля ЦК КП(б)Б, СНК БССР и Президиум Верховного Совета БССР в качестве своей главной задачи определили организацию помощи армии в деле окончательного разгрома врага на территории Беларуси. Имелось в виду содержание дорог, проведение различных вспомогательных работ, участие в снабжении воинских частей за счет местных ресурсов, проверка и мобилизация в армию «контингентов, не успевших уйти в Красную Армию, отрезанных немцами, очистка от вражеской немецкой агентуры». Для восстановления разрушенных оккупантами населенных пунктов предполагалось получить проекты «наиболее удобных, простых и дешевых домиков», подготовить производство строительных материалов [4, л. 3–7].
В марте 1942 г. председатель СНК БССР И. С. Былинский и секретарь ЦК КП(б)Б П. 3. Калинин направили письмо в СНК СССР и ЦК ВКП(б), в котором сообщали об установленных на то время масштабах ущерба, нанесенного оккупантами народному хозяйству Беларуси, и обрисовали предстоящую огромную работу по его восстановлению в освобождаемых районах, которая «может быть осуществлена только с помощью братских народов Советского Союза». Авторы письма полагали, что лучшей формой помощи является шефство областей и республик над областями БССР и просили дать указание СНК и ЦК КП(б) Узбекистана, Московским горсовету и горкому партии, Московскому, Горьковскому, Свердловскому, Новосибирскому облисполкомам и обкомам партии «принять шефство над областями Белорусской ССР для оказания социалистической помощи населению и по восстановлению народного хозяйства БССР» [5, л. 96–97].
Уже к концу апреля 1942 г. ЦК КП(б)Б и Совнаркомом БССР была проделана значительная работа по подготовке к восстановительным работам. Белорусские наркоматы разработали конкретные планы первоочередных мероприятий, прежде всего в реально освобожденных к тому времени районах Витебщины, куда были направлены отозванные из советского тыла руководящие работники Витебского облисполкома и районных исполкомов [6, л. 61–87].
Мероприятия комплексно затрагивали все сферы общественной жизни. Так, Наркомздрав БССР составил проект бюджета, штатов, сети медучреждений и подготовил заявки на медикаменты, прививочные материалы, дезинфекционные средства, белье и мединструменты. Учитывая большое количество сыпнотифозных больных, предполагалось скомплектовать 4 эпидемиологических отряда для Витебской, Гомельской и Могилевской областей. Для укомплектования кадров райздравов, эпидотрядов и лечебно-профилактических учреждений были направлены запросы во все облздравы, крайздравы и наркоматы автономных республик в отношении эвакуированных из Беларуси медиков. Но в связи с тем, что основная масса эвакуированных медработников вступили в армию, отозвать их в гражданскую медицинскую сеть сразу не представилось возможным. Поэтому было намечено открыть непосредственно после освобождения трехмесячные курсы медсестер в Витебске, Орше, Полоцке, Лепеле, Могилеве, Бобруйске, Горках, Гомеле, Речице, а также просить Наркомздрав СССР откомандировать для Беларуси 200 врачей из выпусков мединститутов 1942 г.
Наркомхозу БССР предстояло организовать немедленное восстановление всех бань в городах, а председателям райисполкомов – в колхозах, вплоть до приспособления под них подвалов домов, зданий эвакуированных предприятий и так далее.
Наркомторгу БССР надлежало предусмотреть завоз достаточного количества мыла, белья и одежды, а Наркомместпрому – открыть в каждой области не менее одной артели по производству мыла [5, л. 41–43].
В конце апреля началась организация курсов по подготовке 1000 трактористов, 100 медсестер, 100 судейских работников. Шесть архитекторов из резерва СНК были направлены на курсы при Московском облисполкоме для изучения опыта восстановления городов и деревень, разрушенных оккупантами. Группа специалистов отправилась также в Калининскую область, чтобы на месте ознакомиться с особенностями восстановительных работ [6, л. 61–87]. Распоряжением СНК БССР № 51 от 6 мая 1942 г. еще пятеро «инженеров-архитекторов» должны были направиться на курсы при Союзе советских архитекторов в Москве, готовившие инструкторов по восстановлению пострадавших населенных пунктов. Летом 1942 г. более 20 белорусских архитекторов были включены в созданную при СНК БССР специальную орггруппу, которая в мае 1943 г. трансформировалась в архитектурно-планировочную мастерскую во главе с известным советским архитектором профессором И. Г. Лангбардом, автором проектов многих зданий довоенного Минска. Одновременно белорусское правительство приняло постановление «О Союзе советских архитекторов БССР», которым констатировало восстановление этой творческой организации и поставило перед ней в качестве первоочередных задач подобрать типовые проекты и создать эскизы жилых и общественных зданий для городской и сельской местности, а также «организовать работу по проектированию памятников героям Отечественной войны» [7, л. 142].
Распоряжением СНК № 68 от 26 мая 1942 г. были подготовлены продукты и промышленные товары (мука, соль, сахар, табачные изделия, мыло, швейные товары, обувь, хлопчатобумажные ткани, чулочно-носочные изделия) для завоза в освобожденные районы Витебской области с целью продажи через Витебский облисполком населению, партизанским отрядам, больницам, детским домам [1, л. 59, 85–86, 180].
В июне – сентябре 1942 г., по договоренности с Наркомземом СССР, в Пензенской, Тамбовской, Саратовской областях и в Татарии областные земельные отделы организовали курсы по подготовке (из эвакуированных белорусов) трактористов для БССР. Курсы закончили 116 человек [8, с. 160–161]. Готовились также повара, бухгалтера, товароведы и другие специалисты. Достигших определенного возраста воспитанников белорусских детских домов направляли в ремесленные и фабрично-заводские училища, работавшие в Мордовии, Новосибирске и Чкалове (совр. Оренбург) [9, с. 74].
Большая работа СНК БССР и его наркоматов нашла отражение в справке за подписью управделами СНК С. С. Костюка, составленной не позднее июня 1943 г. В частности, Наркомхозом, Наркомместпромом и Наркомтопом БССР было приобретено значительное количество различного оборудования (передвижная электростанция, моторы, хлораторы для воды, портативные типографские машины, телефонные аппараты, насосы, генераторы и прочее), материалов и инструментов (провод, электролампы, типографская краска, инструменты для восстановления линий связи); разработаны или подобраны различные строительные проекты и схемы (колхозной усадьбы и колхозного села, бань, прачечных, домов для колхозного и городского строительства, больниц, мостов и других объектов); изданы справочники «Народное хозяйство и культурное строительство к началу Отечественной войны» по пяти восточным областям Беларуси. Этими наркоматами, а также Наркомавтотранспортом, Главдорупром, Уполнаркомсвязи было учтено 810 человек.
Наркомлес получил пилы, топоры, паровые машины, лошадей, телеги и прочее; подготовил 450 шоферов, 100 трактористов, 50 автомехаников, 100 слесарей, 50 рабочих.
По Наркоммясомолпрому было учтено 323 человека руководящих работников и инженерно-технического персонала, зарезервировано необходимое оборудование для предприятий, проведен отбор специализированной литературы, получены каталоги типовых проектов профильных предприятий.
Наркомпищепром подобрал для работы в своей сфере 60 человек, достиг договоренности с Союзглавхлебом о немедленном выделении после вступления на территорию БССР специалистов для восстановления и проектирования предприятий по выпечке хлеба.
Наркомторг БССР учел 131 человека, зарезервировал в Наркомторге СССР для Витебской области продовольственных и промышленных товаров на 30 млн рублей, передал в БШПД различные промтовары для партизан, оказал помощь в приобретении одежды и обуви для семей партизан, эвакуированных из оккупированных районов БССР, организовал ремонт обуви для партизан, временно находившихся на Большой земле, и другие работы.
Наркомздрав установил местонахождение 1653 эвакуированных врачей, 900 человек среднего медперсонала, 1000 студентов Минского медицинского института, заготовил медикаментов на сумму около 100 тыс. рублей, приобрел медико-санитарное имущество для оборудования 1500 больничных коек.
По Наркомфину было учтено 450 специалистов.
Наркомсобес выявил 90 своих работников, организовал учет эвакуированных персональных пенсионеров и выплату им пенсий через сберкассы, зарезервировал большое количество сырья и инструментов для развертывания работы артелей кооперации инвалидов и протезных мастерских.
По Наркомпросу учли 5820 человек, из них 5122 учителя, 519 работников детдомов и дошкольных учреждений, 32 библиотекаря, 147 научных работников. Было установлено местонахождение 134 эвакуированных из Беларуси детских учреждений, обследовано состояние детей в 5 детских домах в Хвалынске Саратовской области и в Тамбовской области, после чего улучшилось их обеспечение питанием и одеждой. Было подобрано 50 тысяч книг для восстановления фондов библиотек; разыскано имущество ряда учебных заведений, при этом в Саратове и Чкалове обнаружено 146 650 белорусских учебников. Продолжалась работа по приему детей-сирот, вывезенных из оккупированной БССР. Устроено в детские дома 12 детей, родители которых умерли или «временно впали в нужду».
Управление по делам искусств при СНК БССР организовало учет свыше 700 артистов, композиторов, художников, профессоров и преподавателей художественных и других специальностей.
По Управлению кинофикации при СНК БССР было учтено 127 человек в тылу и в армии. Получены и направлены на Витебщину 6 кинопередвижек в дополнение к ранее работавшей там в течение полугода передвижке, которая дала более 140 сеансов документального фильма «Разгром немцев под Москвой». С передвижками отправили 6 немых художественных фильмов, звуковой фильм «Секретарь райкома», 10 выпусков «Союзкиножурнала», 4 выпуска «Белорусской кинохроники». В апреле 1942 г. закончили курсы в подмосковном Загорске первые 16 киномехаников из числа «переростков детских домов, эвакуированных из Белоруссии», а также подобранных по линии БШПД. Во второй поток курсантов включили 18 человек, на перспективу намечались еще 40. Готовились 5 передвижных фотовитрин, отражавших преступления нацистских оккупантов в Беларуси и самоотверженный труд эвакуированных белорусов в тылу [10, с. 38–53].
Несмотря на то что освобождение Беларуси в 1942 г. не состоялось, работа по подготовке к восстановлению народного хозяйства республики не была остановлена и продолжалась с перспективой на будущее. Республиканские наркоматы готовили кадры специалистов, приобретали различное оборудование – от передвижных электростанций и электромоторов до пил, топоров, электроламп и типографской краски. В эту работу вносили свой вклад также рабочие эвакуированных белорусских предприятий. Так, в г. Чкалов труженики Витебского станкостроительного завода им. С. М. Кирова изготовили большую партию различных инструментов, а также выделили 9 станков и более 150 инструментов из заводского оборудования [11].
Осенью 1943 г., когда Красная Армия уже необратимо вступила на белорусскую землю, все подготовленные мероприятия по восстановлению освобождаемых районов заработали в полную силу. Так, уже в октябре торговые организации БССР направили в освобожденные районы Гомельской, Могилевской и Витебской областей две крупные партии продуктов питания и различных товаров. Не забыты были также библиотечки и кинопередвижки в сопровождении кинофильмов. В начале 1944 г. решение экономических задач по восстановлению народного хозяйства в освобождаемых районах БССР еще более активизировалось.
Источники и литература
1. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 7. – Оп. 3. – Д. 2.
2. НАРБ. – Фонд 7. – Оп. 3. – Д. 5.
3. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 29. – Д. 158.
4. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 33а. – Д. 3.
5. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 33а. – Д. 12.
6. НАРБ. – Фонд 48. – Оп. 9. – Д. 2.
7. НАРБ. – Фонд 4п. – Оп. 47. – Д. 23.
8. Белорусы в советском тылу. Июль 1941 г. – 1944 г.: сб. док. и материалов: в 2 вып. – Вып. 1: Июль 1941 г. – 1942 г. / сост. В. И. Адамушко [и др.]. – Минск, 2010.
9. Олехнович, Г. И. Трудящиеся Белоруссии – фронту. Трудовая деятельность белорусского населения, эвакуированного в годы Великой Отечественной войны в советский тыл. 1941–1943 гг. / Г. И. Олехнович. – Минск, 1972.
10. Белорусы в советском тылу. Июль 1941 г. – 1944 г.: сб. док. и материалов: в 2 вып. – Вып. 2: 1943 г. – 1944 г. / сост. В. И. Адамушко [и др.]. – Минск, 2010.
11. Совецкая Беларусь. – 1943. – 23 кастр.
Падрыхтоўка i першыя крокi аднаўлення народнай гаспадаркі Беларусі (1942–1945 гг.)
М. Б. Несцяровіч (Мінск)
Мірнае жыццё ў СССР і БССР канчаткова наступіла толькі пасля разгрому Германіі і Японіі. Але вяртанне да мірных будняў было надзвычай цяжкім. Другая сусветная вайна нанесла значны ўрон эканоміцы многіх дзяржаў свету. Амаль на 70 % скарацілася прамысловая вытворчасць у Францыі, не менш чым на 66 % – у Германіі [1, с. 169, 210]. Выпуск прамысловай прадукцыі ў Японіі ў 1945 г. складаў толькі 28,5 % ад узроўню 1935–1937 гг. [2, с. 21]. Вялізнымі былі эканамічныя страты СССР, асабліва яго акупаваных тэрыторый. У 1945 г. прамысловасць вызваленых ад фашысцкай акупацыі раёнаў вырабляла толькі 30 % даваеннай прадукцыі [3, с. 18].
У Беларусі на пачатак 1946 г., калі ўжо некаторая частка прадпрыемстваў была часткова ці цалкам адноўлена, аб’ём прамысловай вытворчасці складаў толькі 20,4 % ад узроўню 1940 г. [4, арк. 3–4]. Нямецкія акупанты разбурылі пераважную большасць прамысловых прадпрыемстваў рэспублікі, знішчылі ці вывезлі ў Германію каля 90 % станочнага і тэхналагічнага абсталявання фабрык і заводаў [5, арк. 2]. На момант выгнання гітлераўцаў у Беларусі захавалася толькі 15 % даваенных прамысловых вытворчасцей [6, с. 471].
У цэлым матэрыяльны ўрон, нанесены рэспубліцы, Надзвычайнай дзяржаўнай камісіяй па ўстанаўленні і расследаванні злачынстваў нямецка-фашысцкіх захопнікаў быў ацэнены ў 75 млрд руб., что склала 35 дзяржаўных бюджэтаў БССР 1940 г. (па нашых падліках, у той час за гэтыя грошы можна было пабудаваць не менш за 50 добраўпарадкаваных гарадоў з насельніцтвам каля 50 тыс. чалавек у кожным) [7, с. 11]. У выніку вайны Беларусь страціла больш за палову свайго нацыянальнага багацця, у той час як у цэлым па СССР страты склалі каля 30 % нацыянальнага даходу [8, с. 11].
Надзвычай вялікімі былі і людскія страты. У гады вайны загінуў кожны трэці жыхар Беларусі (калі ў пачатку 1941 г. у рэспубліцы пражывалі 9,2 млн чалавек, то ў 1945 г. яе насельніцтва складала каля 6,264 млн чалавек) [9, с. 338]. У шэрагу месцаў страты былі яшчэ большымі. Напрыклад, у Палескай вобласці за гады вайны гарадское насельніцтва скарацілася на 71 %, у Віцебскай – на 73, у Гомельскай – на 82 % [10, арк. 15].
Арганізацыйная праца па аднаўленні народнай гаспадаркі Беларускай ССР пачалася яшчэ да вызвалення рэспублікі. Паколькі ўжо ў пачатку 1942 г. нямецкія войскі пад ударамі Чырвонай Арміі пачалі адступленне і стала магчымым вызваленне тэрыторыі Беларусі ў бліжэйшы час, урад рэспублікі, які знаходзіўся ў Маскве, стаў рыхтаваць кадры для дзяржаўных устаноў, у тым ліку і для гаспадарчых органаў. У лютым 1942 г. ён пачаў аднаўляць дзейнасць рэспубліканскіх наркаматаў, частка работнікаў якіх пасля эвакуацыі з Беларусі перайшлі на працу ў апарат адпаведных наркаматаў Саюза ССР.
Гэтых работнікаў вярталі і яны распачыналі працаваць ў рэспубліканскіх наркаматах, якія ствараліся. Акрамя таго, былі прыняты меры па пошуку і ўліку ўсіх кіруючых работнікаў і спецыялістаў, якія былі эвакуіраваны з Беларусі [11, с. 172–173]. Працу ў гэтым напрамку праводзілі і некаторыя рэспубліканскія наркаматы. Так, кіраўніцтва Наркамата тэкстыльнай прамысловасці, якое таксама знаходзілася ў Маскве, да пачатку 1943 г. адшукала і паставіла на ўлік каля 200 работнікаў сваёй сістэмы – дырэктараў прадпрыемстваў, галоўных інжынераў і іншых спецыялістаў Наркамата, яго глаўкаў і трэстаў, з якімі была наладжана пісьмовая сувязь [12, арк. 5].
Пэўная падрыхтоўчая праца па падборы кадраў для гаспадарчых органаў была праведзена падпольнымі органамі Кампартыі Беларусь Ва ўсіх абласцях ствараліся трупы рэзерву партыйных, савецкіх, камсамольскіх і гаспадарчых работнікаў па 80-100 чалавек у кожным раёне. Абапіраючыся на гэтыя кадравыя рэзервы, ЦК КП(б)Б яшчэ напярэдадні ўступлення Чырвонай Арміі на тэрыторыю Беларусі сфарміраваў і ў верасні 1943 г. зацвердзіў абласныя, гарадскія і раённыя аператыўныя трупы Гомельскай, Магілёўскай, Палескай, а пазней – астатніх абласцей. Яны павінны былі садзейнічаць партыйным, савецкім і гаспадарчым органам у аднаўленні гаспадаркі і наладжванні мірнага жыцця [13, с. 387].
Акрамя падрыхтоўкі спецыялістаў-кіраўнікоў для гаспадарчых органаў, СНК БССР пачаў ствараць у адноўленых рэспубліканскіх наркаматах аператыўныя трупы, якім даручалася распрацоўка мерапрыемстваў і планаў аднаўлення народнай гаспадаркі рэспублікі. 29 сакавіка 1942 г. СНК БССР адобрыў мерапрыемствы па аднаўленні электрастанцый, водаправодных і каналізацыйных збудаванняў, 14 мая – па забеспячэнні насельніцтва таварамі першай неабходнасці, у чэрвені – ліпені гэтага ж года зацвердзіў планы аднаўлення Днепра-Дзвінскага рачнога параходства і Верхнядзвінскага басейнавага ўпраўлення пуці, падрыхтоўкі аднаўлення Беларускай чыгункі [11, 173–174].
Гэтыя і іншыя прынятыя СНК БССР і ЦК КП(б) падрыхтоўчыя меры з’явіліся асновай для далейшага разгортвання працы партыйных і дзяржаўных органаў на вызваленай тэрыторыі рэспублікі.
Пасля ўступлення ў верасні 1943 г. часцей Чырвонай Арміі на тэрыторыю Беларусі гэта праца значна паскорылася, маштабы яе павялічыліся. Пры гэтым ЦК КП(б)Б і СНК БССР у сваёй дзейнасці па аднаўленні народнай гаспадаркі рэспублікі кіраваліся дырэктывамі саюзнага цэнтра. На дадзеным этапе яны зыходзілі перш за ўсё з пастановы ЦК УКП(б) і СНК СССР ад 21 жніўня 1943 г. «Аб неадкладных мерах па аднаўленні гаспадаркі ў раёнах, вызваленых ад нямецкай акупацыі» [14, с. 427–465]. У адпаведнасці з гэтай пастановай пры СНК СССР быў створаны Камітэт па аднаўленні гаспадаркі ў раёнах, вызваленых ад нямецкіх акупантаў, які непасрэдна кіраваў аднаўленнем эканомікі і кантраляваў выкананне рашэнняў агульнасаюзнага кіраўніцтва па гэтых раёнах. I хаця ў пастанове аб БССР гаворка не вялася, у ёй утрымлівалася норма, у адпаведнасці з якой яе дзеянне распаўсюджвалася і на раёны, «вызваленыя ад нямецкай акупацыі пасля 1 ліпеня 1943 года».
Да канца 1943 г. ЦК КП(б) і СНК БССР разгледзелі значнае кола пытанняў, звязаных з аднаўленнем народнай гаспадаркі. Так, у развіццё вышэйадзначанай пастановы ЦК УКП(б) і СНК СССР ад 21 жніўня 1943 г. ЦК КП(б)Б 17 верасня 1943 г. прыняў пастанову «Аб арганізацыйных мерапрыемствах па Гомельскай вобласці ў сувязі з яе вызваленнем ад нямецкіх захопнікаў, якое прыбліжаецца». У гэтай пастанове была акрэслена праграма вырашэння першачарговых задач па аднаўленні разбуранай нямецкімі акупантамі народнай гаспадаркі [15]. У кастрычніку 1943 г. СНК БССР рагледзеў пытанні аб аднаўленні дзейнасці гаспадарчых органаў, ад якіх залежала аднаўленне прамысловых прадпрыемстваў. Было прадугледжана першачарговае аднаўленне працы ўпраўленняў і аддзелаў матэрыяльна-тэхнічнага забеспячэння, наркаматаў прымасловасці будаўнічых матэрыялаў, мясцовай прамысловасці, камунальнай гаспадаркі, аўтамабільнага транспарту, Галоўнага энергетычнага ўпраўлення Наркамата камунальнай гаспадаркі, Галоўнага ўпраўлення хлеба-пякарнай прамысловасці, Наркамата гандлю, Галоўнага дарожнага ўпраўлення пры СНК БССР і інш. У лістападзе 1943 г. урад упершыню за ваенныя гады прыступіў да састаўлення народнагаспадарчага плана БССР і дзяржаўнага бюджэту рэспублікі на 1944 г. і IV квартал 1943 г. [11, с. 174, 176].
Між тым да пачатку 1944 г. вызваленая тэрыторыя Беларусі пашырылася: ад нямецкіх акупантаў былі ачышчаны 40 раёнаў у Гомельскай, Магілёўскай, Віцебскай і Палескай абласцях [16, с. 23–24]. У сувязі з гэтым ЦК УКП(б) і СНК СССР 1 студзеня 1944 г. прынялі спецыяльную пастанову «Аб бліжэйшых задачах Саўнаркама БССР і ЦК КП(б) Беларусі» [14, с. 485–489]. У ёй быў распрацаваны шырокі комплекс практычных мерапрыемстваў, якія вызначалі канкрэтныя задачы партыйна-дзяржаўнага кіраўніцтва БССР па хутчэйшым аднаўленні эканомікі на вызваленай тэрыторыі рэспублікі і якія адсу тнічалі ў пастанове ЦК УКП(б) і СНК СССР ад 21 жніўня 1943 г. «Аб неадкладных мерах па аднаўленні гаспадаркі ў раёнах, вызваленых ад нямецкай акупацыі».
Асаблівасцю аднаўленчых работ у Беларусі, якія ажыццяўляліся ў ходзе яе вызвалення і ў першы час пасля яго, з’яўлялася тое, што яны праводзіліся на тэрыторыі рэспублікі ва ўмовах вайны з Германіяй, якая працягвалася. Таму першачарговая ўвага надавалася хутчэйшаму аднаўленню прамысловых прадпрыемстваў, неабходных для абслугоўвання патрэб фронту. На тэта нацэльвала кіраўніцтва Беларусі і вышэйназваная пастанова ЦК УКП(б) і СНК СССР ад 1 студзеня 1944 г. Задачу «поўнасцю забяспечыць патрэбнасці Чырвонай Арміі ў баявой тэхніцы, рэчавай маёмасці і харчаванні» ў якасці першачарговай ставіў таксама дзяржаўны план аднаўлення і развіцця народнай гаспадаркі на 1945 г., які быў прыняты Саўнаркамам СССР 25 сакавіка 1945 г. [17, с. 229–231].
Вынікі дзейнасці партыйна-дзяржаўнага кіраўніцтва БССР у гэтым кірунку былі станоўчымі. Таму ўжо ў 1944 г. пачаў працу Мінскі станкабудаўнічы завод імя К. Я. Варашылава, на якім быў арганізаваны рамонт танкаў. У верасні гэтага года з завода на фронт адправіліся першыя вернутыя ў строй танкі. На Мінскім станкабудаўнічым заводзе імя С. М. Кірава, дзе ўжо да лістапада 1944 г. было падрыхтавана 1200 кубічных метраў вытворчай плошчы, была наладжана сборка самалётаў (да сакавіка 1945 г. калектыў прадпрыемства сабраў 240 і адрамантаваў 237 самалётаў). У кастрычніку 1944 г. на Мінскім мясакамбінаце быў уведзены ў эксплуатацию цэх па вытворчасці медыкаментаў, які пачаў выпускаць медикаменты для патрэб фронту і насельніцтва горада. У кароткія тэрміны аднаўляліся прадпрыемствы і ў іншых гарадах рэспублікі, прадукцыя якіх у першую чаргу ішла на патрэбы фронту: у строй дзеючых уступілі віцебскія станкабудаўнічыя заводы імя С. М. Кірава і імя Камінтэрна, швейная фабрыка «Сцяг індустрыялізацыі», гродзенскія абутковая фабрыка і шклозавод «Нёман» і інш. [18, с. 413–415].
Аднак аднаўленне праходзіла вельмі цяжка. Яно моцна затрымлівалася не толькі тым, што амаль усе вытворчыя магутнасці былі разбураны. Нягледзячы на дапамогу саюзнага ўрада (восенню 1943 г. СНК СССР асігнаваў для Беларусі 429 млн руб., выдзеліў 1 тыс. станкоў, 2 тыс. т металу, 1542 трактары, многа лесу, шкла і іншых матэрыялаў [19, с. 477], а ў 1944 г. краіна атрымала ўжо 491 млн руб. датацыі, што складала 64 % бюджэту рэспублікі [20, с. 302–303]), фінансавых і матэрыяльных рэсурсаў не хапала. Так, у ліпені 1945 г. кіраўніцтва Віцебскага гарадскога камітэта КП(Б)Б дакладвала ў ЦК КП(б)Б, што работа прамысловых прадпрыемстваў горада, пачынаючы з моманту яго вызвалення ад нямецкіх акупантаў, «амаль паралізавана», паколькі адсутнасць усіх відаў змазачных маслаў не дазваляе ўвесці ў эксплуатацию ўстаноўленыя на іх станкі [21]. У выніку велізарных людскіх страт узнікалі цяжкасці з забеспячэннем вытворчасці рабочай сілай. Парушанымі былі эканамічныя сувязі с рэспублікамі СССР, а з раёнамі Беларусі, якія яшчэ заставаліся акупіраванымі нямецкімі войскамі, іх наогул не было.
3 заканчэннем вайны арганізацыя аднаўленчых работ у народнай гаспадарцы паступова была пераведзена ў рэчышча вырашэння задач асабліва мірнага будаўніцтва. У адпаведнасці з пастановай Дзяржаўнага Камітэта Абароны ад 26 мая 1945 г. «Аб мерапрыемствах па перабудове прамысловасці ў сувязі з скарачэннем вытчорчасці ўзбраення» [17, с. 231–232] прамысловыя прадпрыемствы поўнасцю або часткова вызваляліся ад вытворчасці прадукцыі для патрэб арміі і пераводзіліся на выпуск тавараў для насельніцтва. Ім даводзіліся наменклатура і памеры мірнай прадукцыі, графікі асваення гэтай прадукцыі. Завершана была тэта работа ў 1946 г. У БССР на выпуск прадукцьй для народнай гаспадаркі і задавальненне патрэб насельніцтва перайшлі металаапрацоўчыя заводы, прадпрыемствы лёгкай, харчовай, дрэваапрацоўчай і іншых галін прамысловасці [22, с. 45].
Трэба адзначыць, што ў 1944–1945 гг. поруч з аднаўленнем ішло будаўніцтва новых прадпрыемстваў прамысловасці, што ў тых умовах было вельмі важным не толькі для аднаўлення, але і для далейшага развіцця ўсёй народнай гаспадаркі Беларусі. Былі прыняты рашэнні пачаць будаўніцтва ў Мінску тонкасуконнага камбіната, трактарнага, веласіпеднага, інструментальнага, гіпсавага заводаў, завода будаўнічых дэталяў, у Магілёве – лакамабільнага, у Мазыры – рамонтна-экскаватарнага заводаў, у Віцебску – гумава-тасёмкавай фабрыкі і дыванова-плюшавага камбіната, у Лідзе – завода харчовых канцэнтратаў, у Баранавічах – завода па рамонту трактароў, у Гродне – цукровага завода, заводаў па рамонце аўтатрактарных матораў, выпуску запасных частак і інш. [23, с. 558]. Праўда, рэалізаваць некаторыя з гэтых рашэнняў удалося толькі ў наступныя гады.
Тэмпы аднаўлення прамысловай вытворчасці былі неаднолькавымі. Неабходнасць забеспячэння патрэб фронту абумовіла найбольш хуткае аднаўленне прадпрыемстваў машынабудавання і металаапрацоўкі – галін, якія складалі аснову цяжкай прамысловасці і індустрыяльнай моцы Беларускай ССР. У 1944 г. было адноўлена і пушчана ў эксплуатацию 196 машынабудаўнічых прадпрыемстваў, у тым ліку 18 буйных. Машынабудаўнічая прамысловасць Беларусі па валавой прадукцыі ў 1945 г. дасягнула 38,4 % узроўню 1940 г. [20, с. 303–304].
Разам з тым аднаўленне прадпрыемстваў лёгкай і харчовай прамысловасці рэспублікі, якія выраблялі тавары народнага спажывання, праходзіла не так хутка. Хаця к канцу 1945 г. удалося ўвесці ў эксплуатацию значную колькасць прадпрыемстваў гэтых галін (у прыватнасці, ужо дзейнічала 40 фабрык і заводаў лёгкай прамысловасці, тады як напярэдадні вайны іх было 68), аб’ём валавой прадукцыі лёгкай прамысловасці склаў толькі 11 % ад узроўню 1940 г., харчовай – 18,5 % [8, с. 83; 20, с. 304].
У цэлым жа першыя крокі па аднаўленні народнай гаспадаркі Беларусі, улічваючы яе надзвычай цяжкія страты за гады нямецкай акупацыі, абмежаванасць фінансавых, матэрыяльных і працоўных рэсурсаў, былі адносна паспяховымі. Колькасць дзеючых прамысловых прадпрыемстваў, якіх у 1940 г. у рэспубліцы налічвалася 37039, узрасла з 3406 у 1944 г. да 5900 у 1945 г. [24, арк. 14; 25, с. 47] і склала, такім чынам, 15,9 % ад узроўню 1940 г. Сярэднегадавая колькасць рабочых павялічылася з 41,3 тыс. чалавек у 1944 г. да 124,8 тыс. у 1945 г. (38 % даваеннага ўзроўню). Выпуск прамысловай прадукцыі ў Беларусі ў 1945 г. павялічыўся ў параўнанні з 1944 г. у 3,8 раза [падлічана па: 26, арк. 10; 27, арк. 207]. Аднак у параўнанні з 1940 г. ён склаў, як ужо адзначалася, толькі 20,4 %. Патрабаваліся болыпыя намаганні, каб дасягнуць даваеннага аб’ёму вытворчасці.
Крыніцы і літаратура
1. Экономическая история мира. Европа: в 4 т. / под общ. ред. М. В. Конотопова; Рос. акад. наук, Ин-т Европы – М., 2006. – Т. 4.
2. История Японии (1945–1975) / П. П. Топеха [и др.]; редкол.: В. А. Попов (отв. ред.) [и др.]. -М., 1978.
3. Экономика СССР в послевоенный период (краткий экономический обзор) / под ред. А. Н. Ефимова. – М., 1962.
4. Нацыянальны архіў Рэспублікі Беларусь (далей – НАРБ). – Фонд 31. – Вой. 5. – Сир. 295: Аналитическая записка Госплана БССР в ЦК КП(б)Б от 18 сентября 1951 г. «Итоги выполнения четвертого (первого послевоенного) пятилетнего плана Белорусской ССР на 1946–1950 гг.»
5. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 29. – Спр. 521: Отчет о работе Центрального Комитета КП(б) Белоруссии, 1946 г.
6. Беларусь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 / А. А. Коваленя [и др.]; редкол.: А. А. Коваленя (отв. ред.) [и др.]; НАН Беларуси, Ин-т истории. – Минск, 2005.
7. Шестая сессия Верховного Совета БССР. 21–24 марта 1944 г.: стенограф, отчет. – Минск, 1946.
8. Купреева, А. П. Возрождение народного хозяйства Белоруссии / А. П. Купреева. – Минск, 1976.
9. Нарыс гісторыі беларускай дзяржаўнасці: XX стагоддзе / М. П. Касцюк [і інш.]; рэдкал.: А. А. Каваленя [і інш.]; Нац. акад. навук, Ін-т гісторыі. – Мінск, 2008.
10. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 29. – Спр. 518: Отчет ЦК КП(б)Б о ходе выполнения постановления ЦК ВКП(б) от 1 января 1944 г. «О ближайших задачах Совнаркома БССР и ЦК КП(б) Белоруссии».
11. История государства и права Белорусской ССР: в 2 т. / редкол.: С. П. Моргуновский [и др.]. – Минск, 1970–1976. – Т. 2: 1937–1975 гг. – 1976.
12. НАРБ. – Фонд 1004. – Воп. 1. – Спр. 81: Справка Наркомата текстильной промышленности СССР «Итоги работы за 1944 г. и основные мероприятия по восстановлению текстильной промышленности БССР на 1945 г.».
13. Очерки истории Коммунистической партии Белоруссии: в 2 ч. / Ин-т истории партии при ЦК КПБ. – Минск, 1961; Беларусь, 1967. – Ч. 2: 1921–1966. – 1967.
14. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898–1986) / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. – 9-е изд., доп. и испр. – М., 1983–1989. – Т. 7: 1938–1945. – 1985.
15. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 3. – Спр. 1245: Постановление ЦК КП(б)Б от 17 сентября 1943 г. «Об организационных мероприятиях по Гомельской области в связи с приближающимся ее освобождением от немецких захватчиков».
16. Мацюшэнка, Г. Д. Камуністычная партыя Беларусі ў барацьбе за аднаўленне і развіццё прамысловасці ў пасляваенныя гады (1946–1950) / Г. Д. Мацюшэнка. – Мінск, 1962.
17. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам: сб. док. за 50 лет: в 5 т. – М., 1967–1968. – Т. 3: 1941–1952 гг. – 1968.
18. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: в 3 т. / Л. В. Аржаева [и др.]; гл. редкол.: А. Т. Кузьмин (пред.) [и др.]. – Минск, 1983–1985. – Т. 3. – 1985.
19. История Белорусской ССР: в 2 т. / под общ. ред. Л. С. Абецедарского [и др.]. – 2-е изд., доп. – Минск, 1961. – Т. 2.
20. Экономика Советской Белоруссии. 1917–1967 / отв. ред. Ф. С. Мартинкевич. – Минск, 1967.
21. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 38. – Спр. 313: Докладная Витебского городского комитета КП(б)Б в ЦК КП(б)Б от 8 июля 1945 г. о работе промышленных предприятий Витебска.
22. Псторыя Беларускай ССР: у 5 т./ тал. рэдкал.: I. М. Ігнаценка (старш.) [і інш.]. – Мінск, 1972–1975. – Т. 5: Беларуская ССР у перыяд стварэння развітога сацыялістычнага грамадства і будаўніцтва камунізму (1945–1974 гг.) / рэдкал.: А. А. Філімонаў (тал. рэд.) [і інш.]. – 1975.
23. Псторыя Беларускай ССР: у 5 т./ тал. рэдкал.: I. М. Ігнаценка (старш.) [і інш.]. – Мінск, 1972–1975. – Т. 4: Беларусь напярэдадні і ў гады Вялікай Айчыннай вайны Савецкага Саюза (1938–1945 гг.) / рэдкал.: I. С. Краўчанка (гал. рэд.) [і інш.]. – 1975.
24. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 20. – Спр. 217: Стенограмма VI Пленума ЦК КП(б)Б 12–18 февр. 1945 г.
25. Экономика Белоруссии в период послевоенного возрождения / 3. И. Гиоргидзе [и др.]; под ред. В. И. Дрица. – Минск, 1988.
26. НАРБ. – Фонд 30. – Воп. 6. – Спр. 36: Краткий паспорт ЦСУ СССР «Основные показатели развития народного хозяйства и культурного строительства Белорусской ССР» за 1945 г.
27. НАРБ. – Фонд 30. – Воп. 6. – Спр. 80. Экономическая записка ЦСУ БССР в ЦК КП(б)Б от 15 января 1949 г. «Данные по валовой продукции, численности рабочих и выпуску главнейших изделий в натуральном выражении по промышленности Белорусской ССР за 1943–1948 гг.».
На шляху да адбудовы сельскай гаспадаркі ў Савецкай Беларусі (верасень 1943 г. – 1945 г.)
М. У. Смяховіч (Мінск)
Страты і разбурэнні. Сітуацыю, якая склалася пасля вайны ў сельскай гаспадарцы Савецкай Беларуси, можна вызначыць як катастрафічную. На сяле было знішчана звыш 1200 тыс. будынкаў, у тым ліку 420 825 жылых дамоў, 533 тыс. гаспадарчых пабудоў, 23 тыс. культурна-бытавых і адміністрацыйных будынкаў, вывезена з беларускай вёскі ў Германію больш за 980 тыс. коней, больш за 2 млн галоў буйной рагатай жывёлы, больш за 2,8 млн галоў свіней і прыкладна такая ж колькасць авечак і коз [1, с. 202]. Ва ўсіх саўгасах рэспублікі, па дадзеных Наркамата саўгасаў, была «разрабавана і знішчана ўся рабочая і прадукцыйная жывёла. Нямецкія акупанты ўгналі ў рабства і забілі 21 100 рабочых и членаў іх сем’яў, што склала 52 % ад агульнай колькасці рабочых і служачых саўгасаў» [2, арк. 9].
На момант вызвалення Беларусі ў параўнанні з 1940 г. у ёй засталося толькі 39 % коней, 31 – буйной рагатай жывёлы, 37 – кароў, 11 – свіней і 22 % – авечак і коз, пасяўныя плошчы скараціліся на 43 % [1, с. 202].
Аднаўленне сельскагаспадарчай вытворчасці ва ўсходніх абласцях БССР. Аднаўленне калгасаў, як і прамысловых прадпрыемстваў, пачалося з вызваленнем першых раёнаў Беларусі і аднаўленнем дзейнасці органаў дзяржаўнай улады і кіравання. Ужо восенню 1943 г. у вызваленых раёнах Магілёўскай вобласці з 918 даваенных калгасаў адміністрацыйна было адноўлена 913 [5, с. 89]. Да лета 1944 г. практычна ўсе 954 калгасы Гомельскай вобласці таксама атрымалі ўласную адміністрацыю. Аднак гаспадарчыя работы былі арганізаваны толькі ў 593. У дадзены час калгасы гэтай вобласці мелі на ўзбраенні толькі адзін трактар на чатыры калгасы і 21 362 рабочых кані (па 2–3 кані на калгас) [6, арк. 7].
Як і прамысловасць, хутка пераадолець наступствы вайны і акупацыі беларуская сельская гаспадарка не магла з-за адсутнасці матэрыяльна-тэхнічных, фінансавых і людскіх рэсурсаў. У гэты перыяд істотнае значэнне для Беларусі мелі дапамога саюзнага цэнтра і іншых рэспублік. Ужо ў пастанове ЦК УКП(б) і СНК СССР ад 21 жніўня 1943 г. «Аб неад к ладных мерах па аднаўленні гаспадаркі ў раёнах, вызваленых ад нямецкай акупацыі», дзеянне якой распаўсюджвалася і на тэрыторыю БССР па меры яе вызвалення, прадугледжвалася вяртанне ў вызваленыя раёны прадукцыйнай жывёлы, якая павінна была перадавацца «толькі калгасам – уласнікам жывёлы». Акрамя таго, калгасы на 1943–1945 гг. вызваляліся ад пастаўкі коней «на патрэбы абароны». Калгасныя двары, гаспадаркі рабочых і служачых на адзін год вызваляліся ад абавязковай здачы дзяржаве «ўсіх сельскагаспадарчых прадуктаў». Была прадугледжана магчымасць выданы калгасам насеннай ссуды з дзяржаўных рэзерваў, прадугледжвалася вяртанне аўтатрактарнай тэхнікі, іншага інвентару, які быў эвакуіраваны ў 1941 г. Для патрэб жыллёвага будаўніцтва адводзіліся лесасекі, а Ашчадны банк быў абавязаны «выдаваць крэдыты на індывідуальнае жыллёвае будаўніцтва ў сельскай мясцовасці па 10 тыс. рублёў на сям’ю тэрмінам на 7 гадоў». Згодна з пастановай ЦК УКП(б) і СНК СССР ад 1 студзеня 1944 г. «Аб бліжэйшых задачах Саўнаркама БССР і ЦК КП(б) Беларусі» і пастановай СНК СССР ад 26 лютага 1944 г. «Аб неадкладных мерах па аднаўленню жывёлагадоўлі калгасаў у раёнах Беларускай ССР, вызваленых ад нямецкіх захопнікаў», у БССР было вырашана завезці з іншых саюзных рэспублік: буйной рагатай жывёлы – 80 тыс. галоў, свіней – 50 тыс., коз і авечак – 130 тыс., коней – 131 тыс. галоў; вярнуць эвакуіраванай жывёлы: буйной рагатай – 6,4 тыс. галоў, коней – 0,6 тыс. галоў; накіраваць 165 заатэхнікаў і ветурачоў [7, арк. 120].
Пасля гэтага ў БССР пачаўся працэс рээвакуацыі матэрыяльна-тэхнічнага абсталявання, іншых сродкаў сельскагаспадарчай вытворчасці. У першачарговым парадку матэрыяльна-тэхнічная дапамога аказвалася саўгасам. Дзеля гэтага 28 лютага 1944 г. СНК СССР прыняў пастанову № 28 аб аднаўленні саўгасаў сістэмы Наркамата саўгасаў СССР. У сваю чарту СНК БССР и ЦК КП(б)Б 29 сакавіка 1944 г. принялі пастанову «Аб аднаўленні саўгасаў Наркамата саўгасаў у Гомельскай, Магілёўскай, Палескай і Віцебскай абласцях» [8, арк. 6]. У адпаведнасці з гэтымі нарматыўна-распарадчымі рашэннямі вясной 1944 г. з Омскай, Навасібірскай, Горкаўскай, Іванаўскай, Тамбоўскай, Куйбы-шаўскай, Яраслаўскай абласцей РСФСР, Узбекскай і Кіргізскай ССР у саўгасы БССР было накіравана 2410 галоў буйной рагатай жывёлы, 390 коней (адпаведна 36 и 30 % ад агульнай колькасці эвакуіраваных), 43 трактары, 25 грузавых аўтамашын, 290 т паліва [9, арк. 218, 219].
На 10 сакавіка 1944 г. у БССР было ўвезена 132 трактары, 13 тыс. коней, 80 тыс. галоў буйной рагатай жывёлы, 50 тыс. галоў свіней, больш за 130 тыс. галоў авечак і 150 тыс. галоў птушкі [3, с. 53–54, 67]. Гэтыя рэсурсы некалькі ўзмацнілі матэрыяльную базу калгасаў і саўгасаў БССР. Таму ў жніўні 1944 г. ЦК КП(б)Б прыняў рашэнне давесці плошчу «азімага севу ў кожным калгасе ў памеры не меней за 80 % да плошчы даваенных пасеваў» [6, арк. 16].
Значная дапамога наступала ў БССР і ў 1945 г. У тэты час у калгасы рэспублікі было завезена больш за 15 тыс. адзінак сельскагаспадарчага абсталявання [10, с. 48]. Да таго ж восенню 1945 г. на радзіму ў Віцебскую, Гомельскую і Магілёўскую вобласці вярнулася 27 537 дэмабілізаваных воінаў [11, с. 28]. Апошняе садзейнічала паступоваму вырашэнню праблемы забеспячэння сельскай гаспадаркі, як і ўсёй беларускай эканомікі, кваліфікаванымі кіруючымі і рабочымі кадрамі. А гэтая праблема ў разглядаемы перыяд стаяла вельмі востра. Так, у чэрвені 1945 г. у Мінскай вобласці з 1582 старшынь калгасаў сярэднюю адукацыю мелі толькі 50 чалавек – 3 % ад агульнай колькасці, а астатнія 97 % мелі адукацыю толькі ў межах пачатковай школы. Пры гэтым 1227 человек не мелі вопыту кіраўніцкай работы [5, с. 89]. Такая ж сітуацыя назіралася і ў іншых абласцях БССР.
Таму менавіта чалавечы фактар у тых умовах быў асноўным рэсурсам, на які абапіралася ўлада ў працэсе першаснага аднаўлення не толькі сельскай гаспадаркі, але і ўсёй эканомікі краіны. Калі сказаць дакладней, гэта быў працоўны гераізм беларускага народа ў цэлым і працоўнага сялянства ў прыватнасці. Усе работы на вёсцы прыходзілася выконваць у асноўным сваімі рукамі ў надзвычай складаных умовах. У 1945 г. у Беларусі на ручных работах па ўскопванню пашні працавалі 178 тыс. сялян, у асноўным жанчыны, старыя і дзеці. Аднымі рыдлёўкамі яны ўскапалі больш за 150 тыс. га зямлі (78 тыс. га ў калгасах і 80 тыс. га на сваіх прысядзібных участках). У 1944 г. многія сяляне пры абавязковай выпрацоўцы 132 працадзён выпрацавалі па 300–400 працадзён [5, с. 91, 93]. Пры гэтым за ўскапаныя ўручную ОД га пашні калгасы налічвалі толькі 1 працадзень [12, арк. 31].
Сяляне працавалі на мяжы фізічных магчымасцей чалавека, грашовая і натуральная ап лата была вельмі сціплай. У 1945 г. на працадзень яны ў сярэднім атрымлівалі: збожжа – 0,4 кг, бульбы – 0,7 кг, сена и саломы – 0,5 кг [5, с. 93].
Вясной 1945 г. было праведзена франтальнае абследаванне ўсіх раёнаў усходніх абласцей БССР на прадмет становішча сельскай гаспадаркі. У выніку было канстатавана, што становішча аграрнай галіны на месцах заставалася надзвычай цяжкім. Напрыклад, на 1 красавіка 1945 г. у Асіповіцкім раёне налічвалася 94 калгасы, якія аб’ядноўвалі 6977 сялянскіх двароў і 24 030 сялян, з якіх толькі 9454 чалавекі былі працаздольнымі (г. зн. на кожны калгас прыпадала толькі каля 100 працаздольных сялян). У раёне налічвалася 1065 коней (11 коней на 1 калгас), з іх 98 коней былі хворымі, а 642 – надзвычай схуднелымі і замардаванымі (60 % ад агульнай колькасці), пры гэтым у калгасах увогуле не было трактароў і грузавых аўтамашын. У 1944 г. калгасы гэтага раёна засеялі 5003 га пахаты (50,5 га на 1 калгас), а ў 1945 г. трэба было засеяць 10260 га (120 га на 1 калгас, задание было павялічана на 140 %). Для таго, каб выканаць такі аб’ём пахатных работ, у раёне вясной 1945 г. былі «прывучаны для сельгасработ 132 каровы» [13, арк. 14].
У Круглянскім раёне налічвалася 132 калгасы, якія аб’ядноўвалі 7763 сялянскіх двары (58 двароў на 1 калгас) і 26 826 сялян, з якіх толькі 10 450 чалавек былі працаздольнымі (79 працаздольных на 1 калгас). У гэтым раёне налічвалася 1528 коней, з якіх 976 былі хворымі на часотку, знясіленымі і моцна замардаванымі (11 коней на 1 калгас), трактароў не было. Для правядзення пасяўной кампаніі вясной 1945 г. было адабрана «780 кароў калгасаў і калгаснікаў». У 1944 г. калгасы раёна засеялі 7000 га зямлі (53 га на 1 калгас), а ў 1945 г. трэба было засеяць 13 135 га зямлі (прыкладна па 100 га на 1 калгас) [13, арк. 93]. Прыкладна такім жа цяжкім было становішча сельскай гаспадаркі ў Старобінскім, Мсціслаўскім, Петрыкаўскім і ў іншых раёнах усходніх абласцей Беларусі [13, арк. 18, 95, 119].
Становішча сельскай гаспадаркі ў заходніх абласцях БССР. У заходнім рэгіёне Беларусі – Баранавіцкай, Брэсцкай, Гродзенскай, Маладзечанскай,
Пінскай абласцях і заходніх раёнах Полацкай вобласці – аднаўленчыя работы ў сельскай гаспадарцы амаль не праводзіліся. Калі да вайны тут было арганізавана 1115 калгасаў, то на 1 снежня 1946 г. узнавілі сваю работу толькі 132 калгасы [14, арк. 13]. Амаль усе адноўленыя калгасы былі арганізаваны на базе былых нямецкіх дзяржаўных маёнткаў, з якіх акупанты не паспелі вывезці рабочую жывёлу і сельскагаспадарчае абсталяванне. Напрыклад, у Полацкай вобласці ў канцы вайны, па сведчанні начальніка Полацкага абласнога зямельнага аддзела Хорта, было адноўлена 28 калгасаў «У асноўным гэтыя калгасы, – адзначаў ён, – арганізаваны на базе маёнткаў, за выключэннем трох, якія арганізаваны ў вёсках у асноўным з былых батракоў». На кожны калгас у Полацкай вобласці прыпадала ў сярэднім прыкладна 20 сялянскіх гаспадарак [14, арк. 72].
Падобная сітуацыя назіралася і ў іншых абласцях заходнебеларускага рэгіёна. Так, калгас «1-е Мая» Бераставіцкага раёна Гродзенскай вобласці быў арганізаваны з 32 гаспадарак батракоў былых нямецкіх дзяржаўных маёнткаў. У гэтых гаспадарках налічвалася 40 працаздольных сялян [14, арк. 82–83].
Адноўленыя калгасы функцыянавалі ў складаным палітычным становішчы. У сувязі з гэтым старшыня вышэйназванага калгаса «1-е Мая» Бераставіцкага раёна Гродзенскай вобласці, напрыклад, адзначаў: на адлегласці 500 метраў ад праўлення калгаса жылі «былыя асаднікі, пілсудчыкі, былыя кулакі», якія шляхам прапаганды наносілі вялікую шкоду калгаснай і савецкай справе [14, арк. 82–83]. 12–18 лютага 1945 г. адбыўся VI Пленум ЦК КП(б)Б. У дакладзе першага сакратара ЦК КП(б)Б П. К. Панамарэнкі гаварылася, што нямецкія захопнікі «ліквідавалі дасягненні савецкага сялянства заходніх абласцей у зямельным пытанні. Яны вярнулі кулакам усю зямлю. Захопнікі арганізавалі 1192 нямецкія каланізатарскія гаспадаркі і беззямельных беднякоў і батракоў ператварылі ў рабоў нямецкіх памешчыкаў». У сувязі з гэтым перад органамі ўлады заходніх абласцей была пастаўлена задача па вяртанні батракам, беднякам і сярэднякам той зямлі, якая знаходзілася ва ўласнасці «нямецкіх ваенна-прыгонніцкіх гаспадарак». Адначасова Пленум прыняў рашэнне: «…там, дзе сяляне зразумелі перавагі калгаснага ладу і жадаюць аб’яднацца ў калгасы, аказаць ім у гэтым неабходную дапамогу» [15, с. 48–54].
Для арганізацыі калгасаў патрэбны былі немалыя рэсурсы: рабочая і прадукцыйная жывёла, птушка, насенне, сельскагаспадарчы інвентар, памяшканні, тэхніка, спецыялісты. Гэтых рэсурсаў у мясцовага насельніцтва амаль не было. Напрыклад, у пачатку 1945 г. у Гродзенскай вобласці налічвалася 55 тыс. сялянскіх гаспадарак, якія не мелі коней, у Брэсцкай вобласці – 45 тыс., а ўсяго на 1 верасня 1946 г. у заходніх абласцях налічвалася 270 тыс. сялянскіх гаспадарак, якія не мелі коней. [14, арк. 50, 55, 102]. Па сведчанні першага сакратара Гродзенскага абкама КП(б)Б А. П. Эльмана, вясной 1945 г. вобласць мела магчымасць дапамагчы бядняцкім гаспадаркам збожжавым насеннем толькі за кошт таго, што «ў былых нямецкіх маёнтках засталіся зернявыя фонды». Таму мясцовыя ўлады рэкамендавалі «весці арганізацыю калгасаў з беднаты і сярэднякоў у першую чаргу там, дзе ёсць сваё насенне, коні і г. д.» [14, арк. 32, 42].
Палітычная і гаспадарчая сітуацыя ў заходніх абласцях Беларусі ўскладнялася тым, што тут базіраваліся антысавецкія дыверсійна-тэрарыстычныя арганізацыі. Так, у Юрацішкаўскім раёне з 1 мая па 15 чэрвеня 1945 г. анты-савецкімі тэрарыстычна-дыверсійнымі фарміраваннямі былі забіты 16 чалавек (2 з іх былі раённымі работнікамі, а 14 – вясковым актывам), спалены два будынкі сельскіх Саветаў, адзін лесаўчастак, разрабавана вясковая крама [16, арк. 132]. У Астравецкім раёне ў снежні 1945 г. было здзейснена 11 тэрары-стычных актаў, у выніку чаго былі забіты і паранены 8 чалавек раённых і сельскіх кіраўнікоў [15, с. 104].
Улічваючы ўсе фактары, улады заходнебеларускага рэгіёна спачатку засяродзілі ўвагу на аднаўленні савецкай сістэмы землекарыстання. Гэтая работа праводзілася ў адпаведнасці з пастановай ЦК КП(б)Б і СНК БССР «Аб устанаўленні гранічных нормаў землекарыстання на адзін сялянскі двор і надзяленні зямлёй беззямельных і малазямельных сялянскіх гаспадарак», якая была прынята 21 лістапада 1944 г. [14, арк. 37]. Працэс аднаўлення гэтай сістэмы адбываўся на класавай аснове: нямецкія дзяржаўныя маёнткі былі поўнасцю ліквідаваны. Па падліках С. Л. Казловай, акупантамі было створана 1505 такіх маёнткаў [5, с. 199]. Па звестках Міністэрства землекарыстання БССР, на акупіраванай тэрыторыі рэспублікі было створана 1649 такіх маёнткаў [14, арк. 3]. Напрыклад, у Жабінкаўскім раёне акупанты стварылі 30 «ваенна-прыгонніцкіх гаспадарак», у Васілішкаўскім – 27, Зэльвенскім – 21, Ляхавіцкім – 6 [17, арк. 24, 25, 57, 83, 91]. Відавочна адно: тэта праблема патрабуе дадатковага высвятлення.
Адначасова ішло пераразмеркаванне зямельнага фонду, які знаходзіўся ва ўласнасці заможных сялян – так званых кулакоў. Тэта работа распачалася вясной – летам 1945 г. [14, арк. 27]. Па звестках Наркамата землекарыстання БССР, да снежня 1945 г. 98 500 сялянскіх гаспадарак атрымалі зямлю і тым самым «было ліквідавана беззямелле сярод сялян заходніх абласцей» [14, арк. 3]. Мясцовыя ўлады былі зацікаўлены ў хутчэйшай ліквідацыі сялянскага мала-зямелля. Тым больш, што зямельных рэзерваў у дзяржавы хапала. На тэты час свабодны дзяржаўны зямельны фонд у заходніх абласцях БССР складаў каля 2 млн га [14, арк. 7]. Між тым сяляне-беднякі, не маючы коней, валоў і пасяўнога зерня, нярэдка адмаўляліся ад дадатковай зямлі. Дзеля таго, каб дапамагчы ў апрацоўцы зямлі калгасам, беднякам і гаспадаркам, якія не мелі рабочай жывёлы, улады прыступілі да арганізацыі машынна-трактарных (машынна-конных у іх складзе) станцый. Такія станцыі – па адной на раён – ствараліся ва ўсіх заходніх абласцях [15, с. 53].
Калі падвесці вынікі пачатковага аднаўленчага перыяду ў сельскай гаспадарцы БССР, які адбываўся ў 1943–1945 гг., трэба адзначыць, што ў тэты час дзяржавай з руін і пажарышчаў у першую чаргу аднаўлялася вытворчая база саўгасаў і калгасаў усходніх абласцей рэспублікі. Аднак аднаўленчы працэс праходзіў вельмі марудна. У канцы 1945 г. пасяўныя плошчы ў Беларусі складалі толькі 73,8 % ад узроўню 1940 г., пагалоўе буйной рагатай жывёлы – 56,6, коней – 56,3, свіней – 29,4, авечак і коз – 34 %. Ураджайнасць збожжавых у мінімальнай ступені перавышала ўзровень прыроднай (біялагічнай) урадлівасці глебы і складала па ўсіх катэгорыях гаспадарак каля 8 ц/га (у калгасах -7,7 цэнтнера з гектара). Гэтыя факты сведчаць, што сельская гаспадарка БССР пасля вызвалення рэспублікі ад нацысцкіх акупантаў як па аб’ектыўных, так і суб’ектыўных прычынах апынулася ў стане цяжкага крызісу.
Крыніцы і літаратура
1. Народное хозяйство Белорусской ССР за 40 лет / Госплан БССР; под ред. С. Н. Малинина-Минск, 1957.
2. Национальный архив Республики Беларусь (далее – НАРБ). – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 234: Справка «О совхозах» Наркомата Совхозов Белорусской СССР по состоянию на 1 октября 1944 года.
3. Шестая сессия Верховного Совета БССР. 21–24 марта 1944 г.: стенограф, отчет – Минск, 1946.
4. Нарыс гісторыі беларускай дзяржаўнасці: XX стагоддзе/М. П. Касцюк [і інш.]; рэдкал.: А. А. Каваленя [і інш.]; Нац. акад. навук Беларусі, Ін-т гісторыі. – Мінск, 2008.
5. Беларусь. 1941–1945: подвиг. Трагедия. Память: в 2 кн. – Кн. 2 / Нац. акад. наук Беларуси, Ин-т истории; редкол.: А. А. Коваленя (пред.) [и др.]. – Минск, 2010.
6. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 56: Докладная записка заведующему сельхозотделом ЦК КП(б)Б тов. Тишкову С. И. инструктора сельхозотдела Гарусина «О проверке хода сева озимых по Гомельской области», 4 сентября 1944 года.
7. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46 – Спр. 51: Справка заместителя заведующего сельхозотделом ЦК КП(б)Б П. П. Ковальчука «О состоянии животноводства в районах, освобожденных от немецких захватчиков».
8. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 65: Справка о выполнении Наркоматом Совхозов БССР Постановления СНК БССР и ЦК КП(б)Белоруссии от 29 марта 1944 года «О восстановлении совхозов Наркомсовхозов в Гомельской, Могилевской, Полесской и Витебской областях».
9. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 51: Справка инструктора сельхозотдела ЦК КП(б)Б Лазовского «О ходе реэвакуации скота из восточных областей, 10 июля 1944 года».
10. Коммунистическая партия Белоруссии в резолюциях и решениях съездов и пленумов ЦК. – Т. 4: 1945–1955 / Ин-т истории ЦК КПБ; редкол.: Г. Г. Бартошевич (пред.) [и др.]. – Минск, 1986.
11. Псторыя Беларуси у 6 т. – Т. 6: Беларусь у 1946–2009 гг. / Л. Лыч [і інш.]; рэдкал.: М. Касцюк (тал. рэд.) [і інш.]. – Мінск, 2011.
12. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 31: Заявление Железняк Лукерьи Ивановны тов. Сталину.
13. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 160: Данные в ЦК КП(б)Б о землепользовании по состоянию на 1 апреля 1945 года по Осиповичскому, Круглянскому, Старобинскому, Мстиславскому, Петриковскому районам.
14. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 233: Стенограмма совещания партийных, советских и земельных работников Западных областей Белорусской ССР по вопросам землепользования, 27–28 декабря 1946 года.
15. «Ты з Заходняй, я з Усходняй нашай Беларуси..» Верасень 1939 г. – 1956 г.: дакументы і матэрыялы: у 2 кн. – Кн. 2: Ліпень 1944 г. – 1956 г. / склад.: У.І. Адамушка [і інш.]. – Мінск, 2009.
16. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 159: Докладная записка в ЦК КП(б)Б от секретаря Юратишковского РК КПБ Кузнецова от 15 июня 1945 года.
17. НАРБ. – Фонд 4п. – Воп. 46. – Спр. 159: Данные в ЦК КП(б)Б о землепользовании по состоянию на 1 апреля 1945 года по Жабинковскому, Василишковскому, Зельвенскому, Ляховичскому районам.
Аднаўленне транспарту i шляхоў зносін Беларусі ў 1943–1945 гг.
В. Г. Мазец (Мінск)
У выніку паспяховага наступления Чырвонай Арміі значная частка тэрыторыі Беларусі на паўднёвым усходзе была вызвалена ад германскіх захопнікаў. 3 першых дзён вызвалення тут разгарнулася аднаўленне народнай гаспадаркі. 21 жніўня 1943 г. была прынята пастанова СНК СССР і ЦК ВКП(б) «Аб неадкладных мерах па аднаўленні гаспадаркі ў раёнах, вызваленых ад нямецкай акупацыі», спецыяльным раздзелам якой быў прадугледжаны шэраг мерапрыемстваў, накіраваных на аднаўленне транспарту і шляхоў зносін.
Хутчэйшае аднаўленне і будаўніцтва чыгунак, вакзалаў, пуцявых і жыллёвых будынкаў на вызваленай тэрыторыі прызнавалася неадкладнай задачай Народнага камісарыята шляхоў зносін СССР, мясцовых партыйных і савецкіх арганізацый [1, с. 11–12].
Паводле загаду Народнага камісарыята шляхоў зносін (НКШЗ) у верасні 1943 г. у Бранску была створана аператыўная трупа для кіраўніцтва Беларускай чыгункай, а 15 лістапада 1943 г. ва Унечы было сфарміравана Упраўленне Беларускай чыгункі на чале з Н. I. Краснабаевым. Упраўленне разгарнула эксплуатацыйную работу на участках Крычаў – Орша, Орша – (Лепель), Раслаўль – Крычаў, Унеча – Крычаў, Унеча – Гомель, Гомель – (Жлобін) [2, с. 512].
Аднаўленне работы чыгункі адбывалася ў вельмі цяжкіх умовах. За час Другой сусветнай вайны былі разбураны больш за 2 тыс. км галоўных шляхоў, 3,5 тыс. стрэлачных пераводаў, 60 % насосных станцый, 75 % мастоў, літаральна ўсе вакзалы [2, с. 515]. Востры дэфіцыт неабходных матэрыялаў прыводзіў да таго, што для ўзнаўлення чыгуначных шляхоў даводзілася выкарыстоўваць падарваныя, сагнутыя і зламаныя рэйкі [3, с. 312].
Заданы канчатковага адраджэння і далейшага ўмацавання транспартнай гаспадаркі ўскладаліся на спецыяльна створаныя на чыгунцы ўпраўленні будаўніча-аднаўленчых работ (УБАР), якія падпарадкоўваліся Цэнтральнаму ўпраўленню будаўніча-аднаўленчых работ НКШЗ СССР. Арганізацыя УБАР на Заходняй чыгунцы адносіцца да верасня 1943 г. [1, с. 13].
Да пачатку 1944 г. на Беларускай магістралі з ліку вызваленых ад ворага 1282 км чыгуначных пуцей было адноўлена 1247 км, здадзена ў эксплуатацыю 239 мастоў, 87 станцый і раз’ездаў, 552 стрэлачныя пераводы, шэраг вытворчых і бытавых прадпрыемстваў [1, с. 13].
Найважнейшыя чыгуначныя лініі ў аднапутным варыянце з неабходнымі раз’ездамі на тэрыторыі Беларусі былі адноўлены да канца 1944 г. У 1945 г. у першачарговым парадку аднаўляліся аб’екты, якія маглі надзвычай тэрмінова забяспечыць інтэнсіфікацыю працы чыгуначнага транспарту [4, с. 101].
Да канца 1945 г. толькі на Беларускай чыгунцы было адноўлена 2574 км галоўных шляхоў, 672 км станцыйных, 1999 камплектаў стрэлачных пераводаў, 510 мастоў агульнай працягласцю 10 380 пагонных метраў, 472 будынкі. Эксплуатацыйная працягласць чыгуначных шляхоў Беларусі да канца 1945 г. дасягнула 5013 км, што складала 87 % даваеннага ўзроўню [3, с. 312].
Па выніках работы за 1945 г. ордэны і медалі атрымалі 93 работнікі беларускай чыгункі [5, с. 267].
Такім чынам, нягледзячы на вялікія цяжкасці, недасканаласць тэхнікі, зношанасць цягнікоў і вагонаў, недахоп запасных частак і даволі слабае матэрыяльна-тэхнічнае забеспячэнне, чыгунка рэспублікі паступова наладжвала сваю работу і ў асноўным забяспечвала патрэбу ў перавозцы грузаў па тэрыторыі Беларусі.
Паступова аднаўлялася грузавая работа на станцыях беларускай чыгункі. Разам з тым пагрузка і выгрузка выконвалася выключна ўручную грузчыкамі пагрузачна-разгрузачных кантор. На чыгуначных станцыях Віцебск, Полацк, Баранавічы, Лунінец, Ліда, Ваўкавыск, Гродна, Слонім, Стоўбцы, Гарадзея, Магілёў, Крычаў, Асіповічы, Бабруйск, Слуцк былі створаныя пагрузачныя пункты. Адразу пасля вызвалення сталіцы, 7 ліпеня 1944 г., аднавіла сваю работу Мінская пагрузачная кантора і былі адкрыты пагрузачныя пункты на станцыях Мінск-Таварны, Мінск-Пасажырскі, Барысаў, Койданава [2, с. 522].
У 1944 г. галоўнае месца ў грузазвароце займалі ваенныя перавозкі, што ў пэўнай ступені было характэрна і для 1945 г. [4, с. 106]. 3 мэтай забеспячэння перавозак воінскіх грузаў і павышэння прапускной здольнасці ў сціслы тэрмін былі пабудаваны на ліміціруючых участках дадатковыя раз’езды. Для першачарговага пропуску цягнікоў ваеннага прызначэння чыгуначнікі імкнуліся выкарыстаць усе магчымасці. Акрамя агульнапрынятага дыспетчарскага рэгуліравання руху цягнікоў быў арганізаваны аднастаронні рух (пакетны графік руху) цягнікоў у абход вузлоў і пропуск аператыўных цягнікоў праз чыгуначныя вузлы без прыпынку. Выкарыстанне гэтых метадаў дало магчымасць забяспечыць у 1944 і 1945 гг. неабходныя перавозкі наступаючай Чырвонай Арміі [3, с. 310].
Разам з тым адбываўся рост перавозак важнейшых народнагаспадарчых грузаў. У 1945 г. было адпраўлена 9245 тыс. т такіх грузаў. Прыкладна трэцюю частку грузаў складалі лясныя і будаўнічыя матэрыялы. У нашу рэспубліку прыбывалі машыны, металы, прамысловыя і харчовыя тавары народнага спажывання [3, с. 310].
Грузазварот чыгуначнага транспарту ў Беларусі ўжо в 1945 г. дасягнуў, з улікам умоў яго развіцця, даволі высокага ўзроўню. Так, у тарыфных тона-кіламетрах у параўнанні з 1940 г. ён склаў на Заходняй дарозе 80,5 %, Беларускай – 51,1, Брэст-Літоўскай – 147,2, што ў эксплуатацыйных тона-кіламетрах складала 76, 65,9 і 99,5 % адпаведна [4, с. 108].
Адначасова з аднаўленнем чыгуначнага транспарту праводзілася работа па аднаўленні работы рачнога транспарту У перавозках леса, мясцовых будаўнічых матэрыялаў і сельскагаспадарчай прадукцыі значнае месца ў Беларусі належала менавіта гэтаму віду транспарту.
За 1944 г. па ўнутраных водных шляхах БССР было адпраўлена 176,3 тыс. т, а прыбыло ў рэспубліку 163,8 тыс. т грузаў [6, арк. 99].
Галоўнае месцы ў наменклатуры грузаабмену па ўнутраных водных шляхах БССР займалі лясныя грузы. Лясных грузаў было адпраўлена 81,3 тыс. т, а прыбыло ў рэспубліку – 66,2 тыс. т.
На другім месца ў грузаабмене па водным шляху знаходзіліся мінеральна-будаўнічыя матэрыялы: адпраўлена з рэспублікі – 32,3 тыс. т, а прыбыло -32,5 тыс. т.
Трэцяе месца ў структуры грузаабмену займалі хлебныя грузы: адпраўлена з рэспублікі – 10,9 тыс. т, а прыбыло – 10,2 тыс. т грузаў [6, арк. 99].
Паколькі асноўныя суднаходныя лініі знаходзіліся ў распараджэнні Наркамата рачнога флоту, то яму было даручана аднаўленне сваіх транспартных шляхоў, якія базіраваліся ў рэспубліцы, а таксама аднаўленне суднаходства. Сродкі для гэтых мэт вылучаліся з саюзнага бюджэту. Так, напрыклад, у 1944 г. на капітальныя работы было выдаткавана 22,6 млн руб. [4, с. 120].
Задача беларускіх органаў улады і партийных арганізацый заключалася ў тым, каб, з аднаго боку, усяляк садзейнічаць і аказваць дапамогу ўпраўленням Наркамата ў ажыццяўленні аднаўленчых работ, а з іншага боку, кантраляваць іх дзейнасць. Так, пасля вызвалення Гомеля ўжо ў 1943 г. шырока разгарнулася работа на суднарамонтным заводзе. Верхне-Дняпроўскае параходства і іншыя падраздзяленні Наркамата рачнога флоту пачалі аднаўленчыя работы па ўсёй сетцы рачных шляхоў і ўсіх вытворчых аб’ектах. Акрамя рачнікоў і мясцовага насельніцтва ў іх бралі ўдзел ваенна-аднаўленчыя атрады [4, с. 121].
У выніку прынятых урадам захадаў і самаадданай працы рачнікоў і ўсіх удзельнікаў аднаўленча-будаўнічых работ ужо ў 1944 г. выйшлі з рамонту на Гомельскім суднарамонтным заводзе каля 200 суднаў, было паднята з дна рэк і адноўлена 9 суднаў, падрыхтаваны да навігацыі ў 1945 г. Днепра-Бугскі канал, расчышчаны фарватары рэк, на асноўных рачных магістралях пачаліся перавозкі грузаў і пасажырскі рух. Рэгулярна судны курсавалі паміж Гомелем і Кіевам, Гомелем і Слаўгарадам, Бабруйскам і Барысавам і інш. Аднак было неабходна выканаць вялікі аб’ём работы па поўнай расчыстцы рэчышчаў рэк, будаўніцтву прычалаў, партовых збудаванняў, суднабудаўнічай і рамонтнай базы, уладкаванні водных шляхоў, жыллёваму і культурнаму будаўніцтву [4, с. 122].
У распараджэнні Наркамата рачнога флоту знаходзіліся толькі буйныя рачныя магістралі. Тым часам Беларусь валодала сеткай малых рэк працягласцю каля 12 тыс. км, якую можна было б выкарыстоўваць для мясцовых перавозак, аднак сетка выкарыстоўвалася толькі для сплаву лесу Таму ў адпаведнасці з рашэннямі VI Пленума ЦК КП(б)Б (1945 г.) было прызнана неабходным асваенне такіх рэк, і ў ліпені 1945 г. было створана Упраўленне па транспартным асваенні малых рэк пры СНК БССР, а таксама падпарадкаваныя яму І аблвыканкамам 12 абласных упраўленняў [4, с. 122].
На працягу 1945 г. у рэспубліцы праводзілася галоўным чынам падрыхтоўчая і арганізацыйная работа, рыхтаваліся адпаведныя карты. Аднак усё запланаванае не было рэалізавана, і з адпушчаных 1 млн руб. асвоілі толькі палову [4, с. 122].
Тым не менш ужо ў навігацыю 1945 г. рачнікам удалося ажыццявіць перавозкі грузаў і пасажыраў па некаторых кірунках.
Усяго па ўнутраных водных шляхах у 1945 г. грузаў было адпраўлена 461,9 тыс. т, прыбыло 396 тыс. т. Галоўнае месца ў наменклатуры грузаабмену па ўнутраных водных шляхах БССР займалі лясныя грузы. Лясных грузаў было адпраўлена 390,8 тыс. т, а прыбыло – 321,8 тыс. т. 3 гэтай колькасці было адпраўлена з рэспублікі водным шляхам 268,1 тыс. т круглага лесу, а прыбыло -225,4 тыс. т [7, арк. 110].
На другім месцы ў грузаабмене па водным шляху знаходзіліся хлебныя грузы: адпраўлена з рэспублікі – 15,6 тыс. т, а прыбыло – 14,9 тыс. т.
Трэцяе месца ў структуры грузаабмену займала садавіна і гародніна. Так, у 1945 г. было адпраўлена з рэспублікі 12,1 тыс. т, а прыбыло – 13,2 тыс. т садавіны і гародніны [7, арк. 110].
3 першых дзён вызвалення тэрыторыі Беларусі аднаўляліся і рамантаваліся аўтамабільныя дарогі, будаваліся часовыя масты [4, с. 311].
Аднак нямецка-фашысцкія акупанты нанеслі вялікі ўрон гаспадаркам сістэмы Наркамата аўтатранспарту БССР, які склаў 35 млн 443 тыс. рублёў. Шэраг гаспадарак былі цалкам знішчаныя: Гомельскі аўтарамонтны завод, Мінская аўтабаза, Мінская аўташкола, Гомельская аўтабаза, Крычаўская аўтабаза, Гомельскі аўтатэхнікум, Аршанская аўтабаза. Часткова былі пашкоджаны аўтабазы ў Віцебску, Вілейцы. У астатніх гаспадарках будынкі больш-менш захаваліся, але ўсе без выключэння патрабавалі рамонту і прывядзення іх у парадак. Большая частка аўтамашын і цалкам усё абсталяванне і інструменты былі вывезены акупантамі [8, с. 5].
Такім чынам, пры аднаўленні гаспадарак давялося пачынаць працу з самага пачатку.
На працягу 1944 г. (у асноўным за 4-ты квартал 1944 г.) гаспадаркамі сістэмы Наркамата была праведзена вялікая работа па ўпарадкаванні тэрыторыі і памяшканняў прадпрыемстваў, рамонце іх і падрыхтоўцы да зімы. Адначасова праводзілася работа па забеспячэнні аўтагаспадарак аўтамашынамі, без чаго аўтабазы не маглі разгарнуць сваю асноўную работу па эксплуатацыі. Паколькі атрыманне новых аўтамабіляў ускладнялася ўмовамі ваеннага часу, то галоўныя намаганні былі накіраваны на аднаўленне трафейных аўтамабіляў. Дадзеная праца, у сваю чаргу, запавольвалася адсутнасцю ў гаспадарках і рамонтных прадпрыемствах не толькі абсталявання, але і прасцейшых інструментаў Тым не менш, нягледзячы на ўсе гэтыя цяжкасці, аўтагаспадаркамі і рамонтнымі прадпрыемствамі на працягу 1944 г. з ліку трафейных былі адноўлены 82 аўтамашыны, з якіх у сістэму Наркамата быў перададзены 41 аўтамабіль, а астатнія адноўленыя аўтамабілі былі перададзены ў народную гаспадарку У 1944 г. Наркаматам было атрымана 16 новых аўтамабіляў Такім чынам, па прычыне нязначнай колькасці паступіўшых у сістэму Наркамата аўтамабіляў у яго распараджэнні на 1 студзеня 1945 г. знаходзілася толькі 57 аўтамабіляў Пры гэтым большасць гаспадарак Наркамата мелі ў сваім распараджэнні 1–2 аўтамабілі [8, арк. 8].
У выніку ваенных дзеянняў быў цалкам разбураны Гомельскі аўтарамонтны завод, і аднаўленне яго на ранейшай пляцоўцы было немэтазгодным. Па стане на 1 студзеня 1945 г. у асноўным было завершана праектаванне аўтарэм-завода і праведзены падрыхтоўчыя мерапрыемствы да будаўніцтва завода, а менавіта – нарыхтоўка лесаматэрыялаў, размяшчэнне інтэрната ў ацалелай частцы корпуса шарыка-падшыпнікава завода для размяшчэння будаўнікоў
Крыху лепш ішлі справы на Мінскім аўтарэмзаводзе, на якім 1 студзеня 1945 г. працавалі 180 рабочых і служачых і было ўжо 14 станкоў, якія, аднак, патрабавалі ў асноўным капітальна-аднаўленчага рамонту.
На працягу 1944 г. рабочыя Мінскага аўтарамонтнага завода былі занятыя ў асноўным аднаўленнем цэхаў, рамонтам і мантажом станкоў і праводзілі пераборку трафейных аўтамабіляў з мэтай камплектавання машын для перадачы іх у экпсплуатацыю ў народную гаспадарку.
Да вайны ў сістэму Наркамата аўтатранспарта БССР уваходзіла 21 аўтаэксплуатацыйная база, якая мела ў сваім распараджэнні 990 аўтамашын і 3053 рабочых, а таксама рамонтныя майстэрні на 172 рамонтных месца і 191 адзінку механічнага абсталявання.
На 1 студзеня 1945 г. функцыянавалі 18 аўтаэксплуатацыйных баз, у распараджэнні якіх было 57 аўтамабіляў, у тым ліку 52 грузавых і 5 пасажырскіх [8, с. 4].
Аднаўленне працы аўтамабільнага транспарту рэспублікі пачалося з фарміравання органаў кіравання. Наркамат аўтамабільнага транспарту БССР, разам з іншымі наркаматамі рэспублікі, пачаў разгортваць работу па аднаўленні сваіх прадпрыемстваў па меры вызвалення тэрыторыі рэспублікі ад нямецка-фашысцкіх акупантаў. Першай у сістэме Наркамата аўтатранспарту БССР узнавіла сваю работу Рэчыцкая аўтабаза Гомельскай вобласці (пастанова СНК БССР ад 26.11.1943 г.) Адначасова ўзнавіла сваю дзейнасць Галоўнае ўпраўленне матэрыяльна-тэхнічнага забеспячэння Наркамата [8, с. 6].
У студзені 1944 г. СНК БССР прыняў пастанову аб аднаўленні работы Гомельскай і Мазырскай аўтабаз, Гомельскага аўтарамонтнага завода і Гомельскай аўташколы.
3 другой паловы 1944 г. (у асноўным за перыяд ліпеня – верасня 1944 г.) Наркамат аднавіў асноўную масу сваіх гаспадарак амаль у межах даваеннага ўзроўню. На 1 студзеня 1945 г. у сістэму Наркамата аўтатранспарту ўваходзілі наступныя адноўленыя прадпрыемствы і навучальныя ўстановы:
18 аўтаэксплуатацыйных баз – у Баранавічах, Бабруйску, Брэсце, Барысаве, Вілейцы, Віцебску, Гродна, Гомелі, Лідзе, Мінску, Магілёве, Мазыры, Оршы, Полацку, Пінску, Рэчыцы, Слуцку і Чэрвені;
3 рамонтныя заводы – Гомельскі аўтарамонтны, Мінскі аўтарамонтны і Мінскі шынарамонтны;
аўтарамонтныя майстэрні ў Слоніме;
9 аўташкол – у Мінску, Гомелі, Бабруйску, Магілёве, Віцебску, Хойніках, Пінску, Брэсце і Навагрудку;
тэхнікум у Гомелі [8, арк. 4].
Акрамя таго, былі зроблены захады па арганізацыі аўтарамонтнага завода ў Барысаве.
Праблема тэхнічнага ўзбраення дарожных службаў у першую чаргу вырашалася галоўным чынам шляхам збору і рамонту пабітых і пашкоджаных трафейных машын і механізмаў, для чаго былі сфарміраваны спецыяльныя бригады і створаны рамонтныя базы пры Дарожна-эксплуатацыйных упраўленнях. За 1944 г. было сабрана 266 грузавых аўтамабіляў розных замежных марак, з іх адноўлена 98, але 38 не мелі электраабсталявання і шын. 3 сабраных 117 легкавых машын было адноўлена 23, з 75 трактароў – 44, з 327 адзінак розных машын і механізмаў 22 найменняў было адноўлена 168. За 1943 і 1944 гг. ад Галоўнага упраўлення шашэйных дарог было атрымана 19 грузавых аўтамабіляў і 7 трактароў айчынных марак, а таксама 58 адзінак дарожных машын і рознага абсталявання для майстэрняў [4, с. 110].
Аднаўленчыя работы праводзіліся на значнай працягласці дарог. Так, у 1944 г. у вядзенні Упраўлення шашэйных дарог БССР знаходзілася 5798 км дарог саюзнага значэння, да якіх адносіліся дарогі, якія злучалі Беларусь з суседнімі рэспублікамі, абласныя цэнтры паміж сабой, а таксама шматлікія міжраённыя дарогі. 3 іх 187 км мелі чорнае пакрыццё, 2225 км – друзавае, 2204 км – каменнае. На дарогах было больш за 2330 маставых пераходаў. Амаль усе масты патрабавалі аднаўлення і капітальнага рамонту. Болын за 83 % мастоў былі драўлянымі. Усе яны патрабавалі поўнай перабудовы [4, с. 110].
У дрэнным стане ў выніку ваенных дзеянняў апынуліся дарогі рэспубліканскага і мясцовага значэння, якія злучалі асобныя населеныя пункты з галоўнымі. Іх працягласць у рэспубліцы перавышала 65 тыс. км. Давесці да ладу гэтыя дарогі, а таксама дзясяткі тысяч вялікіх і малых пераходаў праз мноства беларускіх рэк і рачулак было справай велізарнай цяжкасці. 3 восені 1943 г. і ў 1944 г. праводзіліся толькі самыя тэрміновыя работы, фарміраваліся дарожна-эксплуатацыйныя ўпраўленні і дарожныя аддзелы выканкамаў мясцовых Саветаў. Было адноўлена 1388 мастоў сумарнай працягласцю больш за 12,9 тыс. пагонных метраў, капітальна адрамантаваны 101 км дарог з цвёрдым пакрыццём, 475 км грунтавых дарог, 7,1 тыс. пагонных метраў мастоў, на што было выдаткавана 20,2 млн руб. [4, с. 114].
У адпаведнасці з пастановай СНК БССР ад 16 снежня 1944 г. «Пра працоўны ўдзел сельскага насельніцтва ў будаўніцтве і рамонце шашэйных дарог» сельскае насельніцтва рэспублікі павінна было бясплатна ўдзельнічаць у работах па будаўніцтве, аднаўленні і рамонце галоўным чынам мясцовых дарог. Арганізацыя прыцягнення насельніцтва на гэтыя работы ўскладалася на сельскія саветы і калгасы, а агульнае кіраўніцтва ажыццяўлялі раённыя дарожныя аддзелы выканкамаў мясцовых Саветаў. Працоўныя і транспартныя рэсурсы, якія прыцягваліся на дарожныя работы, былі вельмі значнымі. Штогод выкарыстоўвалася 3,7 – 3,8 млн чалавека-дзён і каля 1,3 млн коне-дзён [4, с. 115].
Разам з тым па прычыне недахопу рабочай сілы і адсутнасці неабходнай дакументацыі ў 1944 г. з выдаткаваных 4 млн руб. на капітальнае будаўніцтва дарог было асвоена толькі 676 тыс. руб. На аднаўленчыя і эксплуатацыйныя работы было выдаткавана 3 млн руб., а асвоена крыху больш паловы – 1,7 млн руб. [4, с. 115].
Такім чынам, на працягу 1943–1945 гг., па меры вызвалення тэрыторьй рэспублікі ад нямецка-фашысцкіх захопнікаў, адразу адбывалася аднаўленне транспарту і шляхоў зносін. Зыходзячы з таго, што чыгуначны транспарт ва ўмовах ваеннага часу меў найбольш важнае стратэгічнае значэнне, то і асноўныя сілы і сродкі былі накіраваны на аднаўленне менавіта яго работы. Аднаўленне работы рачнога і аўтамабільнага транспарту адбывалася больш марудна, нягледзячы на тое што ў разглядаемы перыяд рачному транспарту належала другое месца па аб’ёме перавозак грузаў пасля чыгуначнага транспарту.
Крыніцы і літаратура
1. Лыч, Л. М. Аднаўленне і развіццё чыгуначнага транспарту Беларускай ССР (верасень 1943–1970 гг.) / Л. М. Лыч. – Мінск, 1976.
2. История Белорусской железной дороги. Из века XIX в век XXI / В. В. Яновская [и др.]. -Минск, 2012.
3. Экономика Советской Белоруссии. 1917–1967. – Минск, 1967.
4. Экономика Белоруссии в период послевоенного возрождения/ 3. И. Гиоргидзе [и др.]; под ред. В. И. Дрица. – Минск, 1988.
5. Железная дорога Беларуси: история и современность. – Минск, 2001.
6. Нацыянальны архіў Рэспублікі Беларусь (далей – НАРБ). – Фонд 30. – Воп. 5. – Спр. 60: Отчёты грузооборота по внутренним водным путям БССР за 1944 год.
7. НАРБ. – Фонд 30. – Воп. 5. – Спр. 283а: Отчёты о межрайонном грузообмене по внутренним водным путям БССР за 1945 год.
8. НАРБ. – Фонд 30. – Воп. 5. – Спр. 52: Объяснительная записка к сводному годовому отчету Наркомата автомобильного транспорта БССР за 1944 год.
Восстановление здравоохранения Беларуси в 1942–1945 гг.
Е. М. Тищенко (Гродно)
Исторический анализ тематических материалов дает основание выделить два основных этапа восстановления здравоохранения Беларуси. Первый (начало 1942 г. – конец 1943 г.) включал совокупность подготовительных мероприятий, проведенных оперативной группой Народного комиссариата здравоохранения БССР, сформированной в эвакуации в начале 1942 г. [1].
Одним из направлений этой работы являлось определение санитарных последствий фашистской оккупации, для чего в июне 1942 г. была разработана инструкция по проведению инвентаризации санитарного имущества медицинских учреждений, а 9 декабря 1943 г. издан приказ Наркомздрава Беларуси по организации работы, устанавливающей ущерб, причиненный каждому лечебно-профилактическому учреждению и органам здравоохранения области (района) в целом.
Второе направление – заготовка санитарно-хозяйственного имущества. С этой целью 22 мая 1942 г. было принято постановление Совнаркома БССР «О плане завоза медикаментов, перевязочного материала и медсанхозимущества в освобождаемые районы республики». В июне 1943 г. возобновили работу Главное аптекоуправление (ГАПУ) и Главное управление медико-хозяйственного снабжения Беларуси. К концу 1943 г. только в освобожденные районы Могилевской области поступило медикаментов на 80 тыс. рублей, 3 т дезинфицирующих средств, 9,5 т мыла, 1000 штук простыней, 900 одеял, 400 пар обуви, 200 халатов.
Третье направление – составление списков медицинского персонала республики, определение кандидатур на должности руководящих работников здравоохранения республиканского, городского, районного уровней. С целью решения задачи укомплектования кадрами лечебно-профилактических учреждений Беларуси Наркомздрав провел учет медицинских работников, эвакуированных из республики и призванных в ряды армии, а также получил из санитарного отдела БШПД сведения о медицинском составе партизанских формирований. На основании этого в конце 1943 г. в освобожденные районы республики было направлено 189 лиц медицинского персонала: 4 врача на должности заведующих областными отделами здравоохранения, 69 медицинских работников на должности заведующих городскими и районными отделами здравоохранения, а также 80 санитарных врачей, 19 педиатров и 17 врачей других специальностей.
Второй этап восстановления здравоохранения (конец 1943 г. – 1945 г.) охватывал комплекс мероприятий, осуществленных на территории республики по мере ее освобождения от фашистских захватчиков вплоть до окончания воины.
Государственные мероприятия социально-экономического восстановления республики содержались в постановлениях Совнаркома, VI (21–24 марта 1944 г.) и VII (3–5 июля 1945 г.) сессий Верховного Совета Беларуси, а также решениях местных исполкомов. Среди форм организационной работы следует выделить деятельность коллегии Наркомздрава БССР (1-е заседание – 15 июня 1944 г. в Ново-Белице), а также проведение республиканского и областных съездов сельских врачей (январь 1945 г.), съезда врачей-партизан (май 1945 г.)
Деятельность здравоохранения в этот период имела ряд направлений. Основополагающим являлось решение кадровой проблемы. С этой целью в июне 1944 г. был утвержден Совет по кадрам при Наркомздраве БССР. Необходимо подчеркнуть, и это находит историческое подтверждение, что органы здравоохранения России и других республик оказали существенную помощь в укомплектовании кадрами восстанавливаемых лечебно-профилактических учреждений Беларуси. Так, газета «Советская Белоруссия» 2 июля 1944 г. информировала о том, что «Наркомат здравоохранения СССР направил в Белоруссию около 600 врачей и других медицинских работников».
Из Ярославля в Минск в октябре 1944 г. прибыл восстановленный в советском тылу медицинский институт, в ноябре начались занятия. Однако в 1945 г. число выпускников (142) не достигло довоенного уровня (в 1941 г. – 364).
В мае 1945 г. вновь был образован Ученый совет Наркомздрава БССР.
Постановления Совнаркома БССР «О подготовке медицинских сестер для республики» (28 марта 1944 г.) и «О подготовке колхозных медсестер в системе общества Красного Креста» (19 марта 1945 г.) были направлены на восстановление количества среднего медицинского персонала. Однако в 1945 г. число средних учебных медицинских заведений (23) было ниже, чем в предвоенное время (в 1941 г. – 35). К тому же медицинские школы не имели достаточного количества помещений, не хватало учебной литературы и наглядных пособий.
Вследствие того, что подготовка медицинских кадров в республике только разворачивалась, а направление медицинского персонала из других республик не могло компенсировать имевшийся недостаток физических лиц, в 1945 г. его количество было ниже довоенного уровня, о чем свидетельствуют данные табл. 1.
К тому же в сельской местности работало значительно меньшее число медицинского персонала, чем в городах. В связи с недостатком медицинских кадров 37,4 % врачебных должностей в городах (при высоком коэффициенте совместительства – 2,0) оставались незамещенными и только на 74 % были укомплектованы средним медицинским персоналом лечебно-профилактические учреждения республики.
Во втором периоде наряду с подготовкой кадров возобновилась работа по повышению квалификации медицинского персонала. Народный комиссариат здравоохранения БССР совместно с Минским медицинским институтом организовывал и проводил в городах и деревнях научные воскресники для участковых врачей, а также декадники лекций по основным проблемам медицины.
Таблица 1.
Медицинские кадры Беларуси на конец 1945 г.
С этой целью еще весной 1944 г. Государственная центральная медицинская библиотека направила в освобожденные районы республики 7 тыс. книг. Возобновили работу и научные медицинские общества (7 декабря 1944 г. – республиканское, 15 ноября 1945 г. – хирургическое).
1 апреля 1945 г. в Минске начал свою деятельность Белорусский институт усовершенствования врачей с небольшим числом кафедр и слушателей. В 1945 г. Центральный институт усовершенствования врачей стал выделять первые путевки для медицинских работников Беларуси.
В первой половине 1944 г. в республике началось восстановление научно-исследовательских институтов. Так, в Гомеле возобновили работу институты переливания крови и туберкулеза, в Костюковичах Могилевской области – кожно-венерологический институт. В дальнейшем они были переведены в Минск, где также открылись институты: микробиологии и эпидемиологии (1944), физиотерапии и неврологии (1944), ортопедии и восстановительной хирургии (травматологии) (1945), санитарно-гигиенический (1945), охраны материнства и детства (1945). Однако процесс восстановления научно-исследовательских институтов происходил с большими трудностями из-за недостатка помещений, необходимого оборудования, научных кадров.
Вторым направлением являлось восстановление сети медицинских учреждений и их материально-техническое обеспечение. Так, по вопросу организации капитального строительства учреждений здравоохранения Совнарком БССР принял 17 июля 1944 г. постановление «О возобновлении работы проектно-технической конторы Народного комиссариата здравоохранения республики». В 1944 г. на капитальное строительство было отпущено 14,4 млн рублей, однако освоено только 702 тыс. рублей из-за отсутствия технического персонала, стройматериалов и транспорта. Примечательным является факт участия в восстановлении учреждений здравоохранения медицинских работников и населения.
В 1945 г. не был достигнут предвоенный уровень по развертыванию коек (79,3 %) и амбулаторно-поликлинических учреждений (81,7 %) в городах. Было восстановлено только 80,6 % сельских врачебных участков, причем 47,3 % из них не имели больницы, 14,7 % – врачей. Наряду с врачами самостоятельный прием, в том числе и в городских поликлиниках, вели фельдшеры. К тому же лишь каждый пятый стационар имел рентгеновское отделение, диагностическую лабораторию, каждый десятый – физиотерапевтический кабинет. Эти показатели были хуже, чем в предвоенный год.
В апреле 1945 г. была открыта республиканская, а в октябре – еще 6 областных станций санитарной авиации. Однако к концу 1945 г. в Беларуси действовали только 80,1 % довоенного количества станций и пунктов скорой медицинской помощи, имевших единичное число автомобилей.
В первой половине 1944 г. Наркомздрав и Главное аптекоуправление Беларуси стали проводить мероприятия по завозу в республику медикаментов и санитарно-хозяйственного имущества. Так, в 1944 г. было приобретено медицинских средств на 56 млн рублей. В дальнейшем начата работа по организации производства медикаментов в республике. Так, 5 ноября 1944 г. Совнарком БССР принял постановление «О восстановлении химико-фармацевтического завода», а 26 января 1945 г. – «Об организации производства выработки медицинских и биологических лечебных препаратов в республике». К концу 1945 г. Всесоюзному тресту лекарственных растений для организации специализированных совхозов-комбинатов были переданы земельные участки площадью 612 га в Желудокском районе Гродненской области. Для приближения лекарственной помощи к населению организовывались передвижные и стационарные аптечные пункты. Вместе с тем в 1945 г. число аптек не достигло довоенного уровня (73,4 %), к тому же в республике работали единичные контрольно-аналитические и галеновые лаборатории.
Третье направление деятельности здравоохранения было непосредственно связано с условиями продолжавшейся войны и взаимодействия с военно-медицинской службой. Так, в образованный в 1944 г. Республиканский комитет помощи раненым вошли также ученые, организаторы здравоохранения. В начале 1945 г. только в восточных и южных областях Беларуси размещалось более 60 эвакогоспиталей. Над большинством из них шефствовали первичные организации восстановленного в октябре 1943 г. Белорусского общества Красного Креста. В 1945 г. 82,7 % заготовленной донорской крови было отпущено фронтовым и тыловым госпиталям. Тогда же в Минске открылось первое гематологическое отделение.
С момента освобождения Беларуси стала проводиться работа по медикосоциальному обеспечению инвалидов Великой Отечественной войны. Так, за первую половину 1945 г. 564 инвалидам была отремонтирована ортопедическая обувь, а для 1180 – проведено протезирование. Однако потребность в протезировании и реабилитации была гораздо выше. В июне 1945 г. на учете состояли 50 349 инвалидов, причем 49,7 % из них – первой и второй группы. В связи с этим Совнарком 16 июня 1945 г. рассмотрел вопрос «Об организации лечебной помощи инвалидам Отечественной войны». Было принято решение о создании при больницах в Бобруйске, Витебске, Гомеле и Могилеве отделений, а в ряде других городов – палат восстановительного лечения, что было весьма актуально, поскольку в этот период работал только 1 из 13 довоенных санаториев для взрослых.
Следующим направлением являлась организация борьбы с острозаразными заболеваниями. В их структуре первое место занимала чесотка, второе – малярия, третье – сыпной тиф. Снятие остроты эпидемической угрозы достигалось целенаправленными мероприятиями, имевшими государственный комплексный характер. Об этом свидетельствует принятие правительственных постановлений: «О мероприятиях по профилактике сыпного тифа» (2 января 1944 г.), «О мерах по ликвидации сыпного тифа в освобожденных районах» (5 января 1944 г.), «О противомалярийных мероприятиях и очередные задачи по борьбе с малярией» (27 июня 1944 г.), «О мероприятиях по борьбе с кожно-венерическими заболеваниями» (23 августа 1944 г.).
В декабре 1943 г. – январе 1944 г. начали действовать чрезвычайные противоэпидемические комиссии (ЧПК) – республиканская, городские, районные и Белорусской железной дороги, противоэпидемические тройки при сельских Советах. Обладая большими полномочиями, взаимодействуя с военно-медицинской службой, ЧПК сыграли решающую роль в мобилизации кадровых и материальных ресурсов, планировании и координации, проведении и контроле за исполнением санитарно-гигиенических и противоэпидемических мероприятий. Например, за первые 1,5 месяца работы республиканская ЧПК провела 5 заседаний, из них 2 выездных в наиболее пораженные сыпным тифом районы Гомельской и Полесской областей. А в марте 1945 г. в соответствии с постановлением республиканской ЧПК в наиболее пораженные сыпным тифом районы были направлены 17 ответственных работников здравоохранения. Однако, несмотря на остроту и важность своевременного проведения противоэпидемических мероприятий, в ряде случаев наблюдались существенные недостатки в организации противоэпидемической работы. Например, Барановичская и Минская областные ЧПК не проявляли должной оперативности в организации и проведении противоэпидемических мероприятий, в результате важные решения оставались лишь на бумаге.
Большая роль в организации мероприятий по устранению угрозы распространения острозаразных заболеваний принадлежала Наркомздраву БССР. Так, в начале 1944 г. им в освобожденные районы было отправлено для санитарной обработки населения 32 т хозяйственного мыла, 4,5 т мыла «К», 5 т альбихтола и 1 т пиретрума. 25–28 октября 1944 г. в Минске по инициативе Наркомздрава было проведено республиканское совещание по противоэпидемической работе. В 1945 г. вопросы борьбы с сыпным тифом обсуждались 8 раз на коллегии Наркомздрава, 5 – республиканской ЧПК, 3 – на заседаниях Совнаркома, 2 – в Ученом медицинском Совете республики.
Значительный объем наиболее ответственных санитарно-противоэпидемических мероприятий выполняли медицинские учреждения и кадры санитарного профиля. Однако, как видно из табл. 2, в 1945 г. численность таких кадров и учреждений была ниже довоенного уровня.
Таблица 2.
Санитарные кадры и санитарно-противоэпидемические учреждения Беларуси в 1940 и 1945 гг.
В то же время стремление доложить о больших результатах организационной работы привело к тому, что в отчетах за 1945 г. количество санитарно-эпидемиологических станций превысило довоенный уровень. Вместе с тем штаты врачей в них были укомплектованы только на 51,7 %, а среднего медицинского персоналана 70,6 %. Необходимо также учесть, что 80 % санитарно-эпидемиологических станций не имели лабораторий, а 40 % – отдельных помещений.
Опыт борьбы с эпидемическими заболеваниями на освобожденной территории Беларуси убедительно доказал, что ее невозможно было полноценно проводить без участия населения. Оправдавшей себя формой такого участия явилось введение на местах общественных санитарных инспекторов. Методическое руководство их подготовкой осуществлял Наркомздрав, для чего к началу 1944 г. направил в освобожденные районы 5000 памяток для общественных санитарных инспекторов, 2000 чертежей и схем по устройству простейших дезкамер и 3000 инструкций по оборудованию бань. На 1 июля 1944 г. при непосредственном участии 8561 общественного санитарного инспектора в этих районах было построено 767 землянок – дезинсекторов, произведено 76356 подворовых обходов и подвергнуты санитарной обработке свыше 241 тыс. человек.
Решающую роль в ликвидации эпидемической угрозы на освобожденной территории Беларуси сыграла военно-медицинская служба. Так, для проведения санитарно-эпидемической разведки и эпиднаблюдения в районах размещения войск и на основных операционных направлениях в январе – апреле 1944 г. медицинской службой 1-го Белорусского фронта было организовано 45 эпидотрядов в составе 77 врачей, 131 фельдшера, 118 санинструкторов. За этот же период было обследовано 5096 населенных пунктов, выявлено 26 977 очагов и 39730 больных сыпным тифом, госпитализировано в военно-лечебных учреждениях – 19 858, в гражданских больницах и изоляторах – 13 751 инфекционный больной, построено 1226 бань и 866 дезкамер, вымыто 761 547 человек и продезинфицировано 822 590 комплектов одежды. Кроме того, в распоряжение Наркомздрава БССР были переданы: одна санитарно-гигиеническая и две клинические лаборатории, 55 т хозяйственного мыла, 2,5 т препарата СК-9, 300 кг альбихтоловой пасты, 30000 пачек дуста. Столь же большую помощь органам гражданского здравоохранения оказала и медицинская служба других фронтов, действовавших по освобождению Беларуси.
Одним из противоэпидемических мероприятий явилось создание на путях передвижения войск и мигрирующего населения сети санитарно-контрольных и обсервационных пунктов. Например, в марте 1944 г. в ряде населенных пунктов восточной Беларуси было организовано 10 обсервационных пунктов на 500 мест каждый. Кроме того, для предотвращения распространения эпидемии сыпного тифа после освобождения заключенных из концентрационных лагерей и координации деятельности гражданского здравоохранения и военно-медицинской службы в 1944 г. была создана правительственная комиссия.
Большую помощь в организации и проведении противоэпидемических мероприятий на освобожденной территории Беларуси оказали органы здравоохранения России и других республик. Об этом свидетельствуют, в частности, принятие Наркомздравом СССР ряда приказов: «О мероприятиях по восстановлению здравоохранения в освобожденных областях и районах Белоруссии» (6 декабря 1943 г.), «Об оказании помощи Белоруссии в проведении противоэпидемических мероприятий» (6 июля 1944 г.), «О ликвидации заболеваемости чесоткой среди населения Белоруссии» (22 августа 1944 г.). В 1944–1945 гг. Наркомздрав СССР послал в Беларусь свыше 100 противоэпидемических отрядов.
Важным направлением деятельности органов здравоохранения в рассматриваемое время являлась охрана материнства и детства. Во исполнение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г. «Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении почетного звания “Мать-героиня” и учреждения ордена “Материнская слава” и медали “Медаль материнства”» в Беларуси был принят ряд правительственных документов: «О мероприятиях по расширению сети детских учреждений и улучшению медицинского и бытового обслуживания женщин и детей» (10 января 1945 г.), «О ходе выполнения Указа» (17 апреля и 31 июля 1945 г.).
Однако в восстановлении сети профильных медицинских учреждений, укомплектовании их кадрами и обеспечении санитарно-хозяйственным имуществом имелись значительные недостатки. Так, в 1945 г. было развернуто 86,3 % родильных, 43,3 % гинекологических и 74,4 % педиатрических коек от уровня 1940 г. При этом 84,5 % родильных и 68,3 % педиатрических коек были размещены в отделениях общих больниц. В 1945 г. количество женско-детских консультаций было ниже (62,5 %) показателей 1940 г. Кроме того, женские и детские консультации работали только в городе, а детских поликлиник в республике насчитывались единицы. Многие районные женско-детские консультации располагались в одном из кабинетов поликлиники. Под медицинское наблюдение поступало только 26,8 % женщин со сроками беременности до трех месяцев и 11,1 % детей до одного месяца. Охват медицинской помощью в родах был низок (85,3 %), прежде всего в сельской местности (53,4 %). Один аборт приходился на семь родов, а каждый десятый аборт носил криминальный характер, в связи с чем в 1945 г. суду было передано 240 лиц. В республике 56,4 % районов не имели акушера-гинеколога, 60,3 % – педиатра. Большинство домов ребенка и детских домов, в которые направлялись дети-сироты, размещалось в приспособленных помещениях, не соответствовавших санитарно-гигиеническим нормам, в них не хватало продуктов питания, что приводило к высокой смертности детей. Вышепредставленный фактический материал показывает, что принятие и выполнение Указа от 8 июля 1944 г. не было достаточно подготовлено и обеспечено кадрами и материально-техническими ресурсами.
Литература
Тищенко, Е. М. Здравоохранение Беларуси в ХІХ-ХХ веках / Е. М. Тищенко. – Гродно, 2003.
Из истории восстановления Белорусского военного округа (осень 1943 г. – весна 1945 г.)
В. Е. Колотков (Минск)
Как известно, в советский период Белорусский военный округ (БВО) формировался несколько раз – в 1926, 1943 и 1946 гг. В соответствии с этим можно выделить три этапа истории БВО. Военный округ с таким названием существовал на территории Белорусской ССР и части земель соседних советских республик (РСФСР, Литовской ССР) в 1926–1938, 1943–1945 и 1946–1992 гг. В остальное время (1918–1941, 1945–1946 гг.) округ именовался Минским, Западным, Западным особым, носил также другие названия.
В отечественной историографии наименее исследованным остается период существования Белорусского военного округа (второго формирования) в 1943–1945 гг. Как видим, деятельность БВО, восстановленного вскоре после вступления советских войск на территорию Белорусской ССР, в эти годы пришлась на второй и третий периоды Великой Отечественной войны.
Специальные труды и публикации по данной теме практически отсутствуют. О возобновлении деятельности округа в период 1943–1945 гг. со ссылкой на первый том Советской военной энциклопедии кратко сообщается во втором издании обобщающего научно-популярного труда «Краснознаменный Белорусский военный округ» (Москва, 1984) [2, с. 272]. В первом же издании этого труда (Минск, 1973) о существовании и деятельности округа в рассматриваемое время не упоминается [1].
Наиболее последовательно, хотя и очень конспективно, история БВО военного времени обозначена в одноименной тематической статье в энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945» [4, с. 87].
Упоминания либо отрывочные сведения об округе имеются и в некоторых других публикациях [5, с. 362–363; 6, с. 369; 7, с. 177–178; 8, с. 101–107]. О задачах, которые возлагались на управление Белорусского военного округа в 1943–1945 гг., можно также косвенно судить по статье генерал-майора В. Яценко [3, с. 32].
Недостаточную изученность истории Белорусского военного округа времен Великой Отечественной войны отчасти можно объяснить тем обстоятельством, что история округа в данный короткий период оказалась, по сути, в тени тех грандиозных военных событий, которые имели место с участием действующей армии на советско-германском фронте, в том числе на территории Беларуси.
Для современных белорусских историков главную трудность в исследовании деятельности БВО рассматриваемого периода (т. е. с начала освобождения территории Белорусской ССР до капитуляции нацистской Германии) представляет недостаточность (ограниченность) Источниковой базы. Основной комплекс документов по истории округа с осени 1943 г. до весны 1945 г. хранится за пределами Республики Беларусь – в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации (город Подольск Московской области). При этом нельзя исключать вероятности того, что многие важные архивные источники по данной теме либо какая-то их более-менее значительная часть остаются до сих пор засекреченными.
На основании отрывочных сведений, имеющихся в отечественной историографии, преимущественно в информационно-справочной и энциклопедической литературе, историю Белорусского военного округа (второго формирования) можно описать лишь схематично.
С началом освобождения территории Беларуси и Правобережной Украины (конец сентября 1943 г.) советское военно-политическое руководство приняло решение восстановить Белорусский военный округ. Это было реализовано в соответствии с секретным приказом НКО СССР от 15 октября 1943 г. № 0431 «Восстановление Киевского, Белорусского военных округов и изменение границ военных округов» (к сожалению, найти текст данного приказа нам не удалось; его название упоминается в интернет-ресурсах).
В округ осенью 1943 г. вошли только что освобожденная Смоленская область РСФСР и, по мере освобождения от немецкой оккупации, включались Витебская, Минская, Вилейская (Молодечненская), Барановичская, Пинская, Брестская, Белостокская (входила до марта 1944 г.), а также переданные из Орловского военного округа Гомельская и Полесская области. В июле 1944 г. в состав БВО была временно включена территория Литовской ССР, а в сентябре того же года – новообразованные Бобруйская, Полоцкая и Гродненская области Белорусской ССР.
Управление Белорусского военного округа, сформированное в Москве на базе управления Московской зоны обороны, с ноября 1943 г. дислоцировалось в Смоленске, а с августа 1944 г. – в Минске.
Войска округа под командованием генерал-лейтенанта В. Ф. Яковлева осуществляли приоритетную в условиях войны подготовку маршевых частей и соединений для действующей армии [7, с. 178]. Начальником штаба БВО являлся генерал-майор А. И. Субботин [5, с. 363].
В округе была развернута большая работа по учету и мобилизации военнообязанных и местных ресурсов, налаживанию военного производства и транспорта. Проводились формирование и подготовка новых соединений и частей. Был выполнен большой объем работ по разминированию и очистке местности от взрывоопасных предметов [4].
Приказом народного комиссара обороны СССР от 18 декабря 1944 г. Белорусский военный округ с 1 января 1945 г. был переименован в Белорусско-Литовский военный округ (БЛВО) с включением в его состав территории Белорусской и Литовской ССР (дополнительно вошла Могилёвская область, а Смоленская область была передана в Московский военный округ)[8, с. 105].
Как показывает анализ имеющихся публикаций по рассматриваемой теме, в дальнейшем изучении нуждаются такие вопросы истории Белорусского военного округа периода 1943–1945 гг., как организация БВО и его роль в подготовке военных кадров (создание и становление округа, обучение командирских кадров в военных учебных заведениях округа, подготовка маршевого пополнения для фронта в запасных и учебных частях округа), формирование в округе воинских частей для действующей армии и их боевой путь (создание стрелковых и других соединений (частей), частей специальных войск и особенности их формирования).
Литература
1. Краснознаменный Белорусский военный округ. – Минск, 1973.
2. Краснознаменный Белорусский военный округ. – 2-е изд. – М., 1984.
3. Яценко, В. Деятельность военных округов в Великой Отечественной войне / В. Яценко // Военно-исторический журнал. – 1985. – № 2. – С. 32–39.
4. Белорусский военный округ // Великая Отечественная война 1941–1945: энциклопедия. – М., 1985.
5. Белорусский военный округ // Советская военная энциклопедия: в 8 т. – 2-е изд. – М., 1990.-T. 1.
6. Глязер, М.І. Беларуская ваенная акруга / М.І. Глязер // Энцыклапедыя гісторыі Беларуси у 6 т. – Мінск, 1993. – T. 1.
7. Яковлев Всеволод Фёдорович // Великая Отечественная: военный биографический словарь. – М., 2003.
8. Кривонос, О. К. Этапы военного строительства в Беларуси в 1918–2013 гг. (К 95-летию образования Минского военного округа) / О. К. Кривонос, А. О. Буторин, В. Е. Колотков // Клио. -2013.– № 6.
Да пытання аб стварэнні Народнага Камісарыята Абароны Беларускай ССР вясной 1944 г.: планы i рэаліі
У гісторыі Беларускай ССР (1919–1991 гг.) пытанне аб стварэнні беларускіх вайсковых фарміраванняў узнімалася тройчы. Прычым з кожным разам яго кошт павышаўся (дзве дывізіідзве армй – Народны Камісарыят Абароны).
У 1920-1930-я гг. на тэрыторыі Беларускай ваеннай акругі (Заходняга фронту, Заходняй ваеннай акругі) дзейнічалі дзве Беларускія стралковыя дывізіі пераменнікаў (да 20 тыс. чалавек), сярэдні камандны склад беларускіх падраздзяленняў рыхтаваўся ў Аб’яднанай Беларускай ваеннай школе імя ЦВК БССР. Падмурак нацыянальнага ваеннага будаўніцтва ў Чырвонай Арміі, закладзены 25 красавіка 1923 г. паводле рашэнняў XII з’езда РКП(б) і падмацаваны планамі, пастановамі, загадамі, партыйна-палітычнай работай, а таксама бела-русізацыяй, паступова стаў разбурацца ў 1935–1938 гг. [1, с. 25–26]. Апошняй датай існавання беларускіх нацыянальных ваенных фарміраванняў у складзе РСЧА варта лічыць 16 красавіка 1938 г., калі быў падпісаны загад наркама абароны СССР К. Варашылава, паводле якога тэрытарыяльна-нацыянальныя часці і злучэнні рэарганізоўваліся ў агульнасаюзныя кадравыя [2, с. 9].
Пачатак другой спробы датуецца летам 1942 г., калі было ўзнята пытанне аб стварэнні дзвюх Беларускіх армій агульнай колькасцю да 154 тыс. чалавек. Кіраўніцтва ЦК КП(б)Б і Савет Народных Камісараў БССР арганізавалі актыўную працу па пошуку магчымых крыніц камплектавання, даследаванні мабілізацыйных магчымасцяў эвакуіраванага ў савецкі тыл беларускага насельніцтва, збору і сістэматызацыі сведкаў аб беларусах, якія ваявалі ў складзе Чырвонай Арміі. Былі распрацаваны штаты беларускіх армій, падрыхтаваны праекты загадаў і пастаноў Дзяржаўнага Камітэта Абароны. Галоўны рухавік ідэі стварэння асобнай беларускай арміі – Панцеляймон Панамарэнка – двойчы безвынікова дасылаў пакет дакументаў на подпіс Іосіфу Сталіну (жнівень і кастрычнік 1942 г.) [1, с. 27–32]. Умоўнай кропкай завяршэння нерэалізаванага праекта можна лічыць канец лютага 1943 г., калі Панамарэнка, выступаючы на V пленуме ЦК КП(б)Б з дакладам аб партызанскім руху, у сваёй заключнай прамове ўспомніў пра магчымасць стварэння Беларускай арміі: «…было бы не плохо вывести из Белоруссии тысяч 100 белорусов, между нами говоря, абсолютно конспиративно для того, чтобы организовать белорусскую армию, оснащенную мощной советской техникой и комсоставом». Пасля заканчэння пленума Панамарэнка выкрасліў гэтыя словы з чарнавіка стэнаграмы [3, арк. 273].
Праз год планка беларускіх мараў аб нацыянальных узброеных сілах паднялася да найвышэйшага ўзроўню: у сакавіку 1944 г. быў дэ-юрэ зацверджаны Народны Камісарыят Абароны Беларускай ССР. Але ў гэтай неардынарнай падзеі беларусы аказаліся толькі статыстамі.
Верагодна, што вытокі чарговага вяртання да пытання стварэння беларускіх нацыянальных узброеных сіл трэба шукаць ў Тэгеране, дзе з 28 лістапада па 1 снежня 1943 г. прайшла сустрэча першых асоб СССР, ЗША і Вялікабрытаніі. Абрысы міжнароднай арганізацыі, якая павінна была б узяць на сябе пасля заканчэння вайны функцыі забеспячэння калектыўнай бяспекі ў свеце (будучая Арганізацыя Аб’яднаных Нацый), яшчэ толькі вырысоўваліся. Рыхтаваўся Статут арганізацыі, вызначаліся краіны-заснавальніцы і краіны-ўдзельніцы. Зразумелым было жаданне I. Сталіна ўключыць у спіс заснавальніц ААН максимальную колькасць савецкіх рэспублік. Вашынгтон і Лондан выступалі супраць, спасылаючыся на адсутнасць у савецкіх рэспубліках асноўных прызнакаў суверэнітэту – міністэрстваў замежных спраў і нацыянальных армій [1, с. 32]. Адказ Масквы прагучаў вуснамі Вячаслава Молатава 1 лютага 1944 г. на X сесіі Вярхоўнага Савета СССР першага склікання: «Наша армия создавалась как общесоюзная армия, а отдельных войсковых формирований республик не существовало. Теперь предлагается ввести войсковые формирования республик, которые должны быть составными частями Красной Армии. В связи с этим возникает потребность в создании Наркоматов Обороны в союзных республиках, а также необходимость преобразования общесоюзного Наркомата обороны в союзно-республиканский наркомат» [4].
Пры абмеркаванні гэтага пытання ад Беларусі выступіў Панцеляймон Панамарэнка, які запэўніў, што «вайсковыя фарміраванні рэспублікі будуць мець слаўныя баявыя традыцыі». Таксама ён адзначыў, што на франтах у тэты час змагаецца некалькі тысяч афіцэраў, 4 адміралы і 157 генералаў – «сыноў беларускага народа» [5].
Частка кіраўніцтва БССР навіну аб прыняцці новага саюзнага закону ўспрыняла з энтузіязмам. Нягледзячы на маўчанне Масквы, ад якой чакалі канкрэтных загадаў і далейшых указанняў, пачалі паступаць практычныя прапановы знізу. «У ЦК ВКП (б) і ва Упраўленні кадраў Чырвонай Арміі (са слоў т. Смародзіна) ніякіх указанняў аб камплектаванні вайсковых фарміраванняў няма. Незалежна ад гэтага ёсць прамая неабходнасць прасіць дазволу ДКА прыступіць да стварэння вайсковых фарміраванняў у Беларусі», – дакладваў П. Панамарэнку загадчык ваеннага аддзела ЦК КП(б)Б М. Прохараў [6]. Ён жа прапанаваў ужо ў сакавіку 1944 г. пачаць фарміраванне 25-30-тысячнага Беларускага корпуса з воінаў-беларусаў 1-га і 2-га Беларускіх франтоў, 1-га Прыбалтыйскага фронту, а таксама з партызан, якія выйшлі з варожага тылу [7]. Далей прапаноў тэта справа не пайшла.
31 снежня 1943 г. ЦК КПБ і СНК БССР былі пераведзены з Масквы ў Нова-Беліцу (раён вызваленага, але дашчэнту разбуранага Гомеля). Там, у клубе запалкавай фабрыкі «Везувій», 21–24 сакавіка 1944 г. і адбылася гістарычная VI сесія Вярхоўнага Савета Беларускай ССР [8, с. 23–24]. Адным з разглядаемых пытанняў на сесіі было абмеркаванне ўтварэння Народнага Камісарыята Абароны Беларускай ССР.
Знаёмства са стэнаграфічнай справаздачай сесіі [9] дазваляе зрабіць выснову, што ідэя стварэння нацыянальнай беларускай арміі ад папяровых праектаў і планаў паступова скацілася да голых дэкларацый. Нягледзячы на ўзнёслыя прамовы дэпутатаў, склалася ўражанне, што некаторыя з іх здагадваліся аб чыста дэкларатыўным характары стварэння Народнага Камісарыята Абароны.
На першым пасяджэнні (21 сакавіка) П. Панамарэнка ў сваім дакладзе толькі адным сказам акрэсліў разглядаемую намі тэму: «Стварэнне воінскіх фарміраванняў у Беларусскай ССР, як і ў іншых Саюзных рэспубліках, будзе азначаць далейшае ўмацаванне нашай доблеснай Чырвонай Арміі і павышэнне яе боездольнасці» [9, с. 59]. На другім пасяджэнні (22 сакавіка) у выступленні К. Міцкевіча (Якуба Коласа) не прагучала аніводнага слова аб стварэнні беларускай арміі. Пры разгляданні (23 сакавіка) дзяржаўнага бюджэту БССР на 1944 г. прадугледжвалася фінансаванне толькі народнай гаспадаркі, сацыяльна-культурных мерапрыемстваў і выдаткаў па кіраўніцтве. Ранішняе паседжанне 24 сакавіка пачалося з зацвярджэння рэспубліканскага, а затым мясцовых бюджэтаў. Абмеркаванне трэцяга пытання дня пасяджэння – «Аб утварэнні Народнага Камісарыята Абароны БССР і Народнага Камісарыята Замежных Спраў» – пачалося з прамовы Старшыні Прэзідыума Вярхоўнага Савета БССР Н. Наталевіча [10].
Трэба адзначыць, што яго даклад атрымаўся змястоўным і аптымістычным. Дакладчык зрабіў экскурс у ваенную гісторыю Беларусі ад перамогі пад Грунвальдам да подзвігаў беларускіх партызан Вялікай Айчыннай вайны. Запэўніў, што «гэтыя слаўныя гістарычныя баявыя традыцыі ўбяруць у сябе і будучыя беларускія нацыянальныя фарміраванні», адзначыў, што партызанскі рух, які разгарнуўся на тэрыторыі Беларусі, выхаваў і вылучыў кадры таленавітых камандзіраў і генералаў, якія маюць велізарны баявы вопыт і з’яўляюцца «каштоўнейшымі кадрамі для вайсковых фарміраванняў нашай Рэспублікі», успомніў пра 2-ю і 33-ю Беларускія стралковыя дывізіі ў складзе РСЧА і падвёў вынік: «Для воінскіх фарміраванняў Рэспубліка мае ўсе неабходныя ўмовы» і «справа чэсці нашага Урада і ўсяго беларускага народа будзе бачыць вайсковыя фарміраванні Беларускай ССР як састаўныя часткі Чырвонай Арміі, самымі ўзорнымі, самымі баяздольнымі і самымі стойкімі ў барацьбе з ворагамі нашай сацыялістычнай Радзімы». Наталевіч прапанаваў неадкладна пачаць шэраг мерапрыемстваў па рэалізацыі закону аб вайсковых фарміраваннях Рэспублікі: пераклад некаторых статутаў і настаўленняў РСЧА на беларускую мову; перагляд праграмы ваеннага навучання ў школах (арганізацыя дадатковых гурткоў па вывучэнні «вінтоўкі, гранаты, кулямёта, мінамёта, гарматы, авіямадэлізму», а таксама паглыбленае вывучэнне замежных моў); уцягненне моладзі ў такія віды спорта, як стралковы, лыжны, водны і спартыўнае паляванне, што будзе вельмі карысным для будучых кадраў беларускіх вайсковых фарміраванняў [9, с. 205–214].
Выступіў пісьменнік Міхась Лынькоў, які гаварыў пра багатыя ваенныя вопыт і традыцыі беларусаў. Пра прыклады гераізму воінаў-беларусаў распавядаў дэпутат Сакольскай выбарчай акругі Беластоцкай вобласці генерал-маёр Д. Дуброўскі. Падпалкоўнік медыцынскай службы прафесар С. Мелкіх звярнуўся да дэпутатаў са словамі: «Хіба нам кожнаму не зразу мела, што калі ў нас будуць свае ўласныя фарміраванні – беларускія, мы з яшчэ большым умением, любоўю і настойлівасцю сумеем абараняць сваю родную беларускую зямлю. Бо тэта ж зусім зразумела, таварышы. У нас павінен быць свой беларускі Камісарыят Абароны» [9, с. 236]. Прапанову зацвердзіць законы аб утварэнні Наркамата Абароны і Наркамата Замежных спраў выказаў М. Прохараў, які ў сваім выступленні засяродзіў увагу на выдатных баявых якасцях беларускага народа, на з’яўленні цэлай плыні таленавітых военачальнікаў-беларусаў На вячэрнім пасяджэнні, якое адбылося пасля перапынку, спрэчкі былі спынены. Закон аб утварэнні саюзна-рэспубліканскага Народнага Камісарыята Абароны БССР і дапаўненні ў Канстытуцыю БССР – «Артыкул 16-6. Беларуская Совецкая Соцыялістычная Рэспубліка мае свае рэспубліканскія вайсковыя фарміраванні» прыняты адзінагалосна. Дэпутаты раз’ехаліся. ЦК КПБ і СНК БССР у ліпені 1944 г. вярнуліся ў вызвалены Мінск.
Пасада наркама абароны БССР так і засталася вакантнай. Наколькі вядома, кандыдатура на тэту пасаду нават не абмяркоўвалася. Пра стварэнне нацыянальных вайсковых фарміраванняў пытанне больш не падымалася. Пра выхад брашурна-кніжнага выдання Канстытуцыі БССР 1937 г. са зменамі 1944 г. і артыкулам пра рэспубліканскія вайсковыя фарміраванні звестак не знойдзена. Лічым, што даць аб’ектыўную ацэнку спробам стварэння беларускіх вайсковых фарміраванняў у складзе Чырвонай Арміі падчас Вялікай Айчыннай вайны толькі па справаздачах і дакладных, якія захаваліся ў архівах, немагчыма. Адсутнасць успамінаў удзельнікаў тых падзей, афіцыйных рэзалюцый кіраўніцтва СССР ускладняе задачу беларускіх гісторыкаў, якія апошнія 20 гадоў даследуюць тэту праблему (Міхаіл Шумейка, Уладзімір Гуленка і інш.).
Крыніцы і літаратура
1. Чирвинский, В. Белорусская Особая. «Совершенно секретно… товарищу Сталину И. В… об организации Белорусской Армии…» / В. С. Чирвинский // Армия. – 2011. – № 3. – С. 24–33.
2. Варенников, В. Из истории создания и подготовки национальных воинских формирований / В. И. Варенников // Военная мысль. – 1990. – № 2. – С. 3–13.
3. Нацыянальны архіў Рэспублікі Беларусь. – Фонд 4п. – Вой. 20. – Сир. 213. Стенограмма (протокол черновой) и постановление V-ro Пленума ЦК КП(б) от 26–28 февраля 1943 г.
4. Доклад тов. В. М. Молотова в Верховном Совете СССР 1 февраля 1944 года // Правда. -1944. – 2 февр.
5. Речь депутата П. К. Пономаренко (Белорусская ССР) // Правда. -1944. – 6 февр.
6. Неажыццёўлены праект, або чаму Сталін не падпісаў дакумент аб стварэнні Беларускай арміі ў 1942 годзе? Гутарка журналіста «Звязды» Паўла Бераснева з гісторыкам Уладзімірам Гуленкам // Звязда. -2011.-5 студз.
7. Шумейко, М. Осталось на бумаге… О двух попытках создания белорусских воинских формирований в годы Великой Отечественной войны / М. Ф. Шумейко // Во славу Родины. -1993. – 3 марта.
8. Памяць: Гісторыка-дакументальная хроніка Гомеля: у 2 кн. – Кн. 2. – Мінск, 1999.
9. Шостая сесія Вярхоўнага Савета БССР, 21–24 сак. 1944 г.: стэнаграф. справаздача. – Мінск, 1946.
10. Даклад Старшыні Прэзідыума Вярхоўнага Савета БССР Н. Я. Наталевіча // Совецкая Беларусь. – 1944. – 23 крас.
Нейтрализация антисоветских подпольных структур, созданых из участников белорусских национал-коллаборационистских партий, организаций и вооруженных формирований (1944–1945 гг.)
И. А. Валаханович (Минск)
В августе 1944 г. руководитель национал-коллаборационистской Белорусской центральной рады (БЦР) Р. Островский обратился с меморандумом к германскому правительству с просьбой предоставить возможность осуществлять политическую и практическую деятельность БЦР на территории Германии. Со своей стороны Рада брала на себя определенные обязательства, одним из которых была организация борьбы разведывательно-диверсионных групп за линией фронта в советском тылу [4, с. 65].
В июле-августе 1944 г. в городке Дальвитц, расположенном недалеко от г. Инстербурга (Восточная Пруссия), по инициативе руководства БЦР и с согласия Абвера была создана разведывательно-диверсионная школа, которая в целях конспирации именовалась «Специальный батальон “Дальвитц”». В октябре 1944 г. Дальвитцкая школа передислоцировалась в имение Вальбуж, расположенное около польского г. Быдгощ. В апреле 1945 г. школа вновь была перемещена в район германского г. Шварценбург. Батальон «Дальвитц» состоял из бывших полицейских, членов Белорусской независимой партии (БНП), Белорусской краевой обороны (БКО), Союза белорусской молодежи (СБМ), других национал-коллаборационистских партий, организаций, вооруженных формирований и насчитывал около 200 человек [3, с. 175].
В процессе обучения курсантов готовили к осуществлению разведывательно-диверсионной деятельности в тылу Красной Армии, проведению антисоветской агитации и пропаганды, совершению террористических актов. Курсанты во время учебы были разбиты на 2 учебные роты – «Северную» и «Южную». В роту «Север» входили уроженцы и жители северных районов Беларуси, в роту «Юг» – уроженцы и жители южных районов.
Общее руководство школой осуществляли представители Абвера майор Герулис, лейтенант Шинклер и фельдфебель Вульфан. Заместителем начальника школы по учебной части был руководитель БНП капитан В. Родько, начальником учебной части – бывший командир 68-го батальона БКО и один из руководителей БНП капитан[22] Б. Рогуля [1, с. 195].
В сентябре 1944 г. в советский тыл была десантирована первая группа дальвитцких парашютистов в количестве 4 человек. Абверовские агенты были одеты в форму военнослужащих Красной Армии, вооружены советским оружием, снабжены рацией, поддельными документами, гражданской одеждой и взрывчаткой.
После задержания советскими органами госбезопасности на одном из допросов руководитель группы А. Войтович сообщил, что перед десантированием он получил от сотрудника школы Вульфена задание установить места расположения аэродромов на территории Барановичской области, количество и типы самолетов, размещенных на них, наименования и фамилии командиров авиачастей, дислоцирующихся в области. Агенты Абвера должны были получить разведданные о местах дислокации частей Красной Армии и наличии групп германских солдат, скрывающихся в тылу советских войск, организовать проведение диверсий на железных дорогах. Для выполнения полученных заданий А. Войтовичу рекомендовалось задействовать секретных сотрудников СД, оставленных в Любчанском, Новогрудском и Сморгонском районах.
Кроме заданий, поставленных Абвером, Б. Рогуля поручил А. Войтовичу изучить возможности ведения подпольной работы на территории Беларуси по линии Белорусской независимой партии. Для этого требовалось установить связь от имени БНП с командованием действовавших там подпольных формирований польской Армии Крайовой.
В сентябре – октябре 1944 г. все 4 агента-парашютиста были задержаны сотрудниками НКГБ Белорусской ССР. В ходе следствия было установлено, что их должны были сменить через 3–4 недели нахождения в советском тылу. Способ и сроки выхода за линию фронта должны были уточниться в ходе радиосвязи с разведцентром. Кроме того, В. Родько перед заброской сообщил, что если от абверовских агентов будут получены разведданные о деятельности белорусских вооруженных отрядов в тылу Красной Армии, из Дальвитцкой разведшколы на территорию Новогрудского района будет выброшен еще один десант [5, с. 167].
Переброска второй группы дальвитцких курсантов произошла в ноябре 1944 г. в районе Вильнюса. В состав группы входили 27 человек во главе с майором германской армии членом БНП М. Витушко, в том числе член ЦК БНП И. Гинько. Парашютисты были одеты в форму офицеров и рядового состава БКО со всеми знаками различия. Практически все участники десанта были членами Белорусской независимой партии. Парашютисты были хорошо вооружены, снабжены портативной типографией, радиостанциями, медикаментами и большим запасом продовольствия на 2–3 недели.
От агентов-десантников требовалось создать базу в Налибокской пуще, наладить связь с белорусским антисоветским подпольем, установить контакты с подпольными структурами АК, германскими диверсионными отрядами. Группа М. Витушко должна была также собирать разведданные о дислокации советских воинских частей и сведения о настроениях местного населения.
Переброска парашютистов проводилась с большой высоты в плохих метеоусловиях, поэтому члены группы М. Витушко в ходе десантирования рассеялись и не смогли собраться в одном месте. М. Витушко, врач Г. Богданович, И. Григорович, М. Шунько и радистка Т. Черемшагина после приземления приняли решение переместиться в Рудницкую пущу В декабре 1944 г. они были задержаны формированием Армии Крайовой под командованием «Комара» и в январе 1945 г. по распоряжению Виленского округа АК были включены в состав этого формирования.
В том же месяце в результате боя с советскими войсками, проводившими облаву в Рудницкой пуще, в районе озера Керново М. Витушко был убит. Во второй половине февраля 1945 г. Г. Богданович, И. Григорович, М. Шунько были переведены в аковский отряд под командованием Мысливого. Т. Черемшагина из-за болезни была отпущена из формирования АК и в дальнейшем ее следы затерялись. В апреле 1945 г. Г. Богданович заболел и около месяца укрывался у местного населения. В начале мая 1945 г. он был переведен в аковский отряда под командованием Лялюся. В июле 1945 г. формирование Лялюся (в том числе Г. Богданович) нелегально перешло на территорию Польши. В 1949 г. Г. Богданович был арестован польскими органами безопасности и передан советским властям.
В ноябре 1944 г. в Вильнюсском уезде Литовской ССР отделом «СМЕРШ» 50-й запасной Литовской дивизии и оперативной группой отдела контрразведки «СМЕРШ» Белорусского военного округа были задержаны 10 германских агентов-парашютистов: лейтенант И. Борисик, И. Макаревич, повар разведшколы В. Талако, Э. Федорович, П. Гросс, И. Мешиц, А. Семашко, М. Бычек, С. Буцкевич и В. Лапкович.
В том же месяце по оперативной ориентировке НКВД Литовской ССР в Лидском районе Гродненской области Лидским городским отделом (ГО) НКВД был задержан член группы М. Витушко П. Шляхтун, который на допросе сообщил, что после приземления под руководством лейтенанта Ф. Давидчика собралась группа десантников в количестве 8 человек. После неудачных попыток установить места приземления других парашютистов было принято решение направиться на территорию Новогрудского района. В состав группы Ф. Давидчика входили В. Конюх, И. Гинько, И. Сергейчик, С. Мацукевич, В. Красковская-Давидчик, А. Куимов, А. Мацук и К. Шишея. После перехода в Новогрудский район участники группы рассредоточились.
В ходе предпринятого розыска в ноябре 1944 г. в Любчанском районе были задержаны Ф. Давидчик и его жена В. Красковская-Давидчик. В Дятловское РО НКВД явились с повинной С. Мацукевич и И. Сергейчик. В Ивьевском районе Молодечненской области были задержаны В. Конюх, И. Гинько, А. Куимов и А. Мацук. В декабре 1944 г. Лидским ГО НКВД был задержан К. Шишея.
М. Кайдак после десантирования вернулся к месту жительства в Любчанский район и проживал на нелегальном положении до сентября 1951 г., вплоть до задержания оперативной группой Управления МГБ Барановичской области. Неизвестной осталась судьба участника группы М. Витушко В. Макаревича [4, с. 69–70].
В декабре 1944 г. на территорию Березинского района Минской области была выброшена еще одна группа дальвитцких парашютистов под руководством члена Белорусской независимой партии Н. Шпакова. В состав группы входили также члены БНП А. Филиппович, Н. Галенчик и М. Сальников. В момент приземления абверовские агенты были задержаны и арестованы.
В ходе следствия Н. Шпаков сообщил, что фельдфебелем Вульфаном и лейтенантом Ю. Луцкевичем перед группой была поставлена задача установить в районе Минска связь с группой германских солдат и офицеров в количестве 200 человек и помочь ей переместиться к месту посадки транспортных самолетов для эвакуации за линию фронта. После этого агенты-парашютисты должны были связаться с М. Витушко и поступить в его распоряжение в качестве пополнения. В случае, если связь с группой М. Витушко не будет установлена, ставилась задача остаться на нелегальном положении, создать повстанческую группу из местного населения и организовать проведение диверсий, терактов и антисоветской агитации [3, с. 176–177].
После провала заброшенных десантных групп Дальвитцкая разведшкола перешла под командование немецкой фронтовой разведки, которая хотела использовать курсантов для ведения неглубокой военной разведки в советском тылу. В. Родько и И. Гелда выступили против такого решения. В результате, после эвакуации школы в январе 1945 г. в Померанию, в марте 1945 г. специальный батальон «Дальвитц» в районе г. Новый Бранденбург был разоружен немцами. Конфликт был улажен в том же месяце на секретном совещании в Берлине у оберштумбанфюрера СС О. Скорцени. На совещании В. Родько предложил повысить эффективность использования в советском тылу на территории Беларуси лиц, прошедших обучение в Дальвитцкой разведывательно-диверсионной школе. Для этого он предложил увеличить численность батальона «Дальвитц» до 700–800 человек и после этого приступить к массовой заброске на территорию Беларуси диверсионных групп численностью в 25–30 человек. Переброска групп намечалась путем десантирования с самолетов. Однако на совещании выяснилось, что СС может доставлять диверсантов к линии фронта только военным автотранспортом. Несмотря на это, после совещания, по настоянию О. Скорцени, личный состав Дальвитцкой разведывательно-диверсионной школы был вновь вооружен и приступил в районе г. Ораниенбург к подготовке согласно намеченному на совещании плану. В течение декабря 1944 г. – апреля 1945 г. было подготовлено 3 группы для заброски в советский тыл. Но стремительное наступление советских войск заставило в апреле 1945 г. эвакуировать Дальвитцкий батальон на территорию Чехословакии, где в мае 1945 г. личный состав разведывательно-диверсионной школы был разоружен местными партизанами [2, с. 22–23].
После разоружения по приказу В. Родько бывшие курсанты были разделены на группы и получили задание пробираться на запад. Сам В. Родько с группой в 13 человек под видом мирных поляков в том же месяце перебрался в Польшу. В июне 1945 г. группа В. Родько в районе Белостока перешла на нелегальное положение. Предполагалось, что в дальнейшем она установит связь с диверсионными отрядами, ранее переброшенными германскими спецслужбами на территорию Беларуси. После этого планировалось приступить к организации повстанческого движения в БССР. Но намеченные планы не осуществились. В июле 1945 г. В. Родько и его группа были арестованы советскими органами госбезопасности [2, с. 33–34].
Для ведения разведывательно-диверсионной работы в тылу Красной Армии и для организации антисоветского подполья на освобожденной территории Беларуси германские разведорганы активно использовали кадры СБМ. В марте – апреле 1944 г. Руководящий штаб СБМ с подачи оккупационных властей собрал в Минске около тысячи членов организации, проходивших до этого подготовку в специальных школах организации, размещавшихся в поселке Дрозды (пригород Минска) и местечках Альбертин и Флорианово (Барановичская область). На протяжении месяца курсанты занимались по специальной программе в двух лагерях на территории Минска. После завершения обучения личный состав обоих лагерей был погружен в эшелон и отправлен за пределы Беларуси.
В пути следования от эшелона отделилось несколько групп, которые были размещены в лагерях, находившихся в городах Эгер (Чехословакия), Дрезден и Оппельн (Германия). Личный состав Альбертинской школы СБМ был направлен для дальнейшего обучения в лагерь «Мальта»[23], размещавшийся недалеко от австрийского г. Шпитталь. До начала Второй мировой войны лагерь принадлежал Гамбургскому округу молодежной организации «Гитлерюгенд» и предназначался для летнего отдыха. Во время войны он перешел в ведение войск СС. Здесь призывная молодежь проходила месячную подготовку и направлялась в запасные части СС.
После переезда в «Мальту» курсантов Альбертинской школы разбили на 8 групп по 10 человек в каждой. Занятия велись по прежней программе подготовки личного состава для вспомогательных частей СС. Но после того, как школу посетили начальник штаба «Гитлерюгенд» обербанфюрер Никель и представитель СБМ в Германии Ю. Барановский, основной упор в учебном процессе был сделан на разведывательно-диверсионную подготовку. Предполагалось создать группы для заброски на территорию Беларуси с целью организации антисоветского подполья и его вооруженных формирований. Однако этот вопрос так и не был решен [2, с. 23–24].
Таким образом, к моменту завершения Великой Отечественной войны попытки создания антисоветского подполья из числа участников белорусских национал-коллаборационистских организаций, руководимых и поддерживаемых германскими спецслужбами, завершились провалом.
Литература
1. Валаханович, И. А. Антисоветское подполье в Беларуси (1944–1946) / И. А. Валаханович // Гістарычная навука і гістарычная адукацыя ў Рэспубліцы Беларусь: стан і перспектывы развіцця: матэрыялы II Усебеларус. канф. гісторыкаў, Мінск, 10–11 крас. 1997 г. / М. П. Касцюк [і інш.]. – Мінск, 1999.
2. Валаханович, И. А. Антисоветское подполье на территории Беларуси в 1944–1953 гг. / И. А. Валаханович. – Минск, 2002.
3. Валаханович, И. А. Война после войны. Ликвидация антисоветского вооруженного сопротивления на территории Белорусской ССР / И. А. Валаханович // Щит и меч Отечества / под ред. В. И. Дементея [и др.]. – Минск, 2006.
4. Валаханович, И. А. «Специальный батальон «Дальвитц»: история и деятельность / И. А. Валаханович // Беларусь і Германія: гісторыя і сучаснасць: матэрыялы Міжнар. навук. канф., Мінск, 12 мая 2006 г. / рэдкал. А. А. Каваленя [і інш.]. – Мінск, 2007.
5. Валахановіч, I. А. Барацьба супраць антысавецкіх арганізацый і груп (1944–1953 гг.) /
I. А. Валахановіч, В. Г. Мазец // Гісторыя беларускай дзяржаўнасці ў канцы XVIII – пачатку XX ст.: у 2 кн. – Кн. 2 / М. У. Смяховіч [і інш.]. – Мінск, 2012.
Солдатская песня Великой Отечественной войны
В. Н. Кунцевич (Минск)
Одно из важнейших мест в повседневной жизни солдат в годы Великой Отечественной войны занимала песня. Она поднимала бойцов в атаку, врачевала в госпитале, создавала настроение в короткие часы отдыха. Культура песни в годы войны была поднята на небывалую высоту. Каждая военная песня – это шедевр. Неудивительно, что песни военной поры до глубины души волнуют даже юное поколение страны, в этом жанре сосредоточена какая-то общая для всех духовная сила и задушевность одновременно.
В годы войны было создано два основных песенных жанра.
Первому из них свойственны маршевые ритмы, страстность, строгость и некоторая суровость. Такие песни мобилизовали внутренние силы бойцов («Священная война», «Эх, дороги», «В землянке», «Марш артиллеристов»).
Интересна история создания одной из самых знаменитых песен Великой Отечественной войны – «Священная война». 24 июня 1941 г. газеты «Известия» и «Красная звезда» опубликовали стихотворение В. И. Лебедева-Кума-ча, начинавшееся словами: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» Стихи эти потребовали от поэта упорной работы. Хранящиеся в архиве черновики говорят о том, что Лебедев-Кумач не раз переписывал и дорабатывал отдельные строки и строфы, подчас заменяя целые четверостишия. Видимо, замысел этих стихов возник у поэта еще в предвоенную пору. По свидетельству поэта Евгения Долматовского, за несколько дней до нападения гитлеровских войск Лебедев-Кумач под впечатлением кинохроники, где показывали налеты фашистской авиации на города Испании и Варшаву, занес в свою записную книжку такие слова:
Не смеют крылья черные Над Родиной летать… [1, с. 37]Стихотворение в газете прочитал руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной Армии А. А. Александров. Оно произвело на него такое сильное впечатление, что он сразу же сел за рояль. На другой день, придя на репетицию, композитор объявил: «Будем разучивать новую песню «Священная война» [1, с. 38]. «Он написал мелом на грифельной доске слова и ноты песни – печатать не было времени! – а певцы и музыканты переписали их в свои тетради. Еще день – на репетицию с оркестром, и вечером – премьера на Белорусском вокзале, узловом пункте, откуда в те дни отправлялись на фронт эшелоны. В зале ожидания был сколочен из свежевыструганных досок помост – своеобразная эстрада для выступления. Артисты ансамбля поднялись на сцену. В зале – шум, резкие команды, звуки радио. Слова ведущего, который объявляет, что сейчас впервые будет исполнена песня «Священная война», тонут в общем гуле. Но вот поднимается рука Александра Васильевича Александрова, и зал постепенно затихает…» [1, с. 40].
С первых же актов песня захватила бойцов. А когда зазвучал второй куплет, в зале наступила абсолютная тишина. Все встали, как во время исполнения гимна, на суровых лицах видны слезы. Песня утихла, но бойцы потребовали повторения.
Вновь и вновь – пять раз подряд! – пел ансамбль «Священную войну». Так начался славный и долгий путь песни.
Кто из бывших фронтовиков не помнит одну из самых известных песен Великой Отечественной войны – «В землянке», музыка К. Листова, слова А. Суркова.
Когда поэт писал стихотворение «Бьется в тесной печурке огонь», он не предполагал его публиковать и тем более не думал, что оно может стать песней. Это были несколько стихотворных строчек из письма жене с фронта. При встрече с Листовым, который просил дать что-нибудь «певческое», показал тому этот список-письмо жене, находившейся в то время в эвакуации: «Прочти, может, что получится…» [2, с. 50].
Стихи захватили композитора своей лирической силой, искренностью, глубоко отозвались в сердце. Через неделю Листов пришел в редакцию, попросил гитару и спел только что написанную песню. Откровенно говоря, он не очень был уверен в том, что песня получилась. Казалось, в те дни нужны были песни, зовущие на бой с врагом, а он написал музыку лирическую, немного грустную…
Но песня пошла. И пользовалась любовью на всех фронтах, особенно у тех воинов, которые воевали под Москвой, кто гнал ненавистного врага от стен родной столицы.
Да, «Землянка» – произведение лирическое, чуть-чуть грустное. Но не уныние вызывала она у бойцов, не тоску. Нет, она воодушевляла на подвиг, звучала как вызов врагу, как презрение к смерти. Случалось, что ее пели перед атакой, ее пели, идя в бой.
Второй песенный жанр военных лет вырастал из таких лирических песен, как «В землянке». Песни этого жанра затрагивают душевные струны. В них солдату рисовался образ родного дома, близких, фронтовых друзей («Темная ночь», «Любимый город», «Давно мы дома не были», «В лесу прифронтовом»).
Редкое долголетие было суждено замечательной песне «В лесу прифронтовом», музыка М. Блантера, слова М. Исаковского.
Как и где она была написана?
М. Исаковский отвечал на этот вопрос так: «Стихи написаны на Каме, в городе Чистополе, когда шел второй год войны. Работая, представил себе русский лес, чуть-чуть окрашенный осенью, тишину, непривычную для солдат, только что вышедших из боя, тишину, которую не может нарушить даже гармонь… Послал стихи старому товарищу, композитору Матвею Блантеру, спустя несколько месяцев услышал по радио, как песню исполняет Ефрем Флакс» [3, с. 77].
Блантер избрал для песни форму вальса. Чудесная мелодия звучит, словно живое человеческое дыхание, она пробуждает воспоминание о родном доме, о мирной жизни. К оригинальным мотивам композитор «пристраивает» хорошо знакомые каждому интонации старинного вальса «Осенний сон», и это связывает песню с чем-то очень дорогим, не омраченным тяготами войны.
«В лирических песнях, которые мы писали во время войны, – вспоминает М. Блантер, – хотелось дать возможность солдату пообщаться с близкими, высказать сокровенные думы свои, высказать их подруге, невесте, жене, находившимся где-то за тридевять земель, в далеком тылу» [3, с. 81].
Но «В лесу прифронтовом» – не только лирическая песня. Это поистине удивительное произведение написано с высоким гражданским чувством и мужественной силой. Мелодия звучит как призыв к борьбе с ненавистным врагом.
Доносили до бойцов песню популярные артисты эстрады и музыкального театра М. Бернес, Л. Утесов, Г. Абрамов, Г. Виноградов, В. Бунчиков. Во время войны в составе фронтовых бригад начала свой творческий путь К. Шульженко.
Все четыре суровых года войны песня объединяла советских людей на фронте и в тылу, в партизанском отряде и в фашистской неволе.
Литература
1. Друзья-однополчане: рассказы о песнях, рожденных войной, мелодии и тексты / авт. – сост. А. Луковников. – 3-е изд., доп. – М., 1985.
2. Искусство в боевом строю. Воспоминания. Дневники. Очерки / ред. – сост. И. Н. Сахорова.-М., 1985.
3. Музы вели в бой: деятели литературы и искусства в годы Великой Отечественной войны / сост. С. Красильщик. – М., 1985.
Об авторах
Адамушко Владимир Иванович – директор Департамента по архивам и делопроизводству Министерства юстиции Республики Беларусь, кандидат исторических наук, доцент.
Азясский Николай Федорович – главный научный сотрудник Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, доктор исторических наук, профессор.
Баранов Артем Витальевич – курсант авиационного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Бахарь Андрей Михайлович – начальник учебно-методической части военного факультета Белорусского государственного университета.
Белоусов Игорь Иванович – заместитель начальника 2-го управления Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, доктор исторических наук.
Беляев Владимир Сергеевич – слушатель командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Близнец Галина Ивановна – доцент кафедры философии, истории и политологии Белорусского государственного университета транспорта, кандидат исторических наук, доцент.
Буевич Татьяна Владимировна- заместитель директора Государственного архива Витебской области.
Быков Александр Валерьевич – слушатель командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Валаханович Игорь Александр о <шч-начальник кафедры теории и практики обеспечения национальной безопасности Института национальной безопасности Республики Беларусь, кандидат исторических наук.
Василевский Валерий Борисович – профессор кафедры управления войсками и службы штабов командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь, кандидат военных наук, доцент.
Великий Анатолий Федорович – ведущий научный сотрудник Национального архива Республики Беларусь, кандидат исторических наук, доцент.
Воронкова Ирина Юрьевна – старший научный сотрудник отдела военной истории и межгосударственных отношений Института истории НАН Беларуси.
Воронович Виталий Валерьевич – доцент кафедры идеологической работы Военной академии Республики Беларусь, кандидат исторических наук, доцент.
Гареев Махмут Ахметович – ветеран Великой Отечественной войны, президент Академии военных наук Российской Федерации, генерал армии в отставке, доктор военных наук, доктор исторических наук, профессор.
Гребень Евгений Александрович – заведующий кафедрой философии и истории Белорусского государственного аграрного технического университета, кандидат исторических наук, доцент.
Грицюк Валерий Николаевич – начальник Гуманитарного института Национального университета обороны Украины имени Ивана Черняховского, кандидат исторических наук, полковник.
Грузицкий Юрий Леонтьевич – доцент кафедры бюджета финансов внешнеэкономической деятельности Белорусского государственного экономического университета, кандидат исторических наук, доцент.
Денисов Александр Ефимович- ветеран Великой Отечественной войны, профессор Академии военных наук Российской Федерации.
Добриян Татьяна Леонтьевна – главный специалист Центра Интернет-проектов Белорусского республиканского союза молодежи, куратор проекта «70 лет мира».
Долготович Борис Дмитриевич – доцент военно-технического факультета Белорусского национального технического университета, кандидат исторических наук.
Дьяков Дмитрий Александрович – доцент кафедры беспилотных авиационных комплексов и боевого управления военного факультета Минского государственного высшего авиационного колледжа.
Жадобин Юрий Викторович – Министр обороны Республики Беларусь, генерал-лейтенант.
Зданович Александр Александрович – ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, генерал-лейтенант, доктор исторических наук, профессор.
Зданович Владимир Васильевич – проректор по научной работе и экономике Брестского государственного университета имени А. С. Пушкина, кандидат исторических наук, доцент.
Зимонин Вячеслав Петрович – старший научный сотрудник Научно-исследовательского центра фундаментального исследования «История Великой Отечественной войны», доктор исторических наук, профессор.
Ивицкий Андрей Михайлович – старший преподаватель кафедры экономической теории и истории Витебской государственной академии ветеринарной медицины.
Изонов Виктор Владимирович – главный научный сотрудник Научно-исследовательского института (военной истории) военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, доктор исторических наук, профессор.
Иоффе Эмануил Григорьевич – профессор кафедры политологии и права Белорусского государственного педагогического университета имени Максима Танка, доктор исторических наук, профессор.
Ишутин Олег Сергеевич- заместитель начальника кафедры военно-медицинского факультета Белорусского государственного медицинского университета, кандидат медицинских наук.
Коваленя Александр Александрович – академик-секретарь Отделения гуманитарных наук и искусств, член-корреспондент НАН Беларуси, доктор исторических наук, профессор.
Козлова Светлана Леонидовна – научный сотрудник отдела военной истории и межгосударственных отношений Института истории НАН Беларуси, кандидат исторических наук.
Колотков Владимир Евгеньевич – заместитель директора – начальник архивной службы Вооруженных Сил Центрального архива Министерства обороны Республики Беларусь.
Копыл Сергей Петрович – заведующий филиалом Музей боевой славы Национального Полоцкого историко-культурного музея-заповедника.
Корабельников Александр Андреевич – действительный член Академии военных наук Российской Федерации, доктор военных наук.
Корзенко Георгий Владимирович – заведующий кафедрой политологии и права Белорусского государственного педагогического университета имени Максима Танка, доктор исторических наук, профессор.
Корсак Алеся Иосифовна – доцент кафедры отечественной и всеобщей истории Полоцкого государственного университета, кандидат исторических наук, доцент.
Костюкович Мария Георгиевна – научный сотрудник отдела экранных искусств Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси, кандидат искусствоведения.
Котляров Игорь Васильевич – директор Института социологии НАН Беларуси, доктор социологических наук.
Краснова Марина Алексеевна – проректор по научно-методической работе Минского областного института развития образования, кандидат педагогических наук, доцент.
Криворот Анатолий Алексеевич – доцент кафедры политологии и права Белорусского государственного педагогического университета имени Максима Танка, кандидат исторических наук, доцент.
Кузьменко Владимир Иванович – заведующий Центром истории постиндустриального общества Института истории НАН Беларуси, доктор исторических наук, доцент.
Кунцевич Виктор Николаевич – доцент кафедры эстетического образования Белорусского государственного педагогического университета имени Максима Танка.
Лапаник Виктор Михайлович – профессор кафедры (слушателей) тылового обеспечения общевойскового факультета Военной академии Республики Беларусь.
Латышева Виктория Александровна – доцент кафедры источниковедения Белорусского государственного университета, кандидат исторических наук.
Левицкий Антон Николаевич – студент исторического факультета Белорусского государственного университета.
Левчук Николай Николаевич – начальник научно-исследовательского отдела научно-исследовательского центра Научно-исследовательского института Вооруженных Сил Республики Беларусь.
Литавор Олег Иванович – слушатель факультета Генерального штаба Вооруженных Сил Военной академии Республики Беларусь.
Литвин Алексей Михайлович – заведующий отделом военной истории и межгосударственных отношений Института истории НАН Беларуси, доктор исторических наук, профессор.
Лотоцкий Сергей Михайлович – начальник цикла общевоенных дисциплин общевойсковой кафедры Гродненского государственного университета имени Янки Купалы.
Лукашов Андрей Алексеевич – историк.
Лысенко Александр Евгеньевич – заведующий отделом военной истории Института истории НАН Украины, доктор исторических наук, профессор.
Лыч Леонид Михайлович – главный научный сотрудник отдела новейшей истории Беларуси Института истории НАН Беларуси, доктор исторических наук, профессор.
Любочко Олег Николаевич – первый заместитель начальника (по научной работе) Научно-исследовательского института Вооруженных Сил Республики Беларусь, кандидат военных наук.
Лютко Сергей Григорьевич – профессор кафедры военной стратегии факультета Генерального штаба Вооруженных Сил Военной академии Республики Беларусь, кандидат исторических наук, доцент.
Мазец Валентин Генрихович – старший научный сотрудник отдела истории белорусской государственности Института истории НАН Беларуси, кандидат исторических наук, доцент.
Манилкина Светлана Александровна- доцент отдела учебно-методической работы Института пограничной службы Республики Беларусь.
Мдивани Татьяна Герасимовна – ведущий научный сотрудник отдела музыкального искусства и этномузыкологии Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси, доктор искусствоведения, профессор.
Мезенцев Михаил Михайлович – доцент кафедры социальных наук Военной академии Республики Беларусь, доцент.
Милевская Юлия Владимировна – ведущий научный сотрудник Государственного архива Минской области, аспирантка кафедры истории Беларуси нового и новейшего времени Белорусского государственного университета.
Нестерович Николай Борисович – старший научный сотрудник отдела истории белорусской государственности Института истории НАН Беларуси, кандидат исторических наук.
Новиков Сергей Евгеньевич – заведующий кафедрой истории, мировой культуры и туризма Минского государственного лингвистического университета, кандидат исторических наук, доцент.
Новосельцева Анна Викторовна – старший преподаватель кафедры белорусской литературы Витебского государственного университета имени П. М. Машерова, кандидат филологических наук.
Павлова Елена Яковлевна – доцент кафедры истории Беларуси и музееведения факультета информационно-документальных информаций Белорусского государственного университета культуры и искусств, кандидат исторических наук.
Панкратов Николай Юрьевич – слушатель командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Радюк Андрей Викторович – старший преподаватель кафедры истории и культурологии Белорусской государственной сельскохозяйственной академии.
Рахманов Алексей Владимирович – слушатель командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Сацукевич Иван Иванович – ассистент кафедры экономической истории Белорусского государственного экономического университета.
Свекла Владимир Иванович – профессор кафедры социальных наук Военной академии Республики Беларусь, кандидат философских наук, доцент.
Свинтицкий Федор Алексеевич – старший преподаватель кафедры гуманитарных дисциплин Могилевского государственного университета продовольствия.
Сидорок Илья Викторович – курсант авиационного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Симаков Олег Юрьевич – старший научный сотрудник Научно-исследовательского института (военной истории) военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, кандидат исторических наук.
Синицын Максим Владиславович – студент Московского государственного технического университета имени Н. Э. Баумана.
Скрябина Людмила Семеновна – доцент кафедры философии, истории и политологии Белорусского государственного университета транспорта, кандидат исторических наук, доцент.
Смехович Николай Владимирович – заведующий центром истории индустриального общества Института истории НАН Беларуси, кандидат исторических наук, доцент.
Смольский Ричард Болеславович – главный научный сотрудник отдела театрального искусства Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси, доктор искусствоведения, профессор.
Соколов Анатолий Михайлович – начальник научно-исследовательского центра – заместитель научного руководителя фундаментального многотомного труда «Великая Отечественная война 1941–1945 годов», доктор исторических наук, профессор.
Соколова Елена Александровна – старший преподаватель Белорусского государственного университета, кандидат исторических наук.
Сухоруков Владимир Евгеньевич – доцент кафедры тактики (соединений и частей, слушателей) командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь, доцент.
Татаринов Петр Николаевич – слушатель командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Тищенко Евгений Михайлович – заведующий кафедрой общественного здоровья и здравоохранения Гродненского государственного медицинского университета, доктор медицинских наук, профессор.
Токаревский Александр Вячеславович – старший преподаватель военно-транспортного факультета Белорусского государственного университета транспорта.
Тригубович Виктор Викторович – старший преподаватель кафедры тактики (соединений и частей, слушателей) командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Урбанович Роман Юрьевич – студент исторического факультета Белорусского государственного университета.
Хромченко Дмитрий Николаевич – доцент кафедры истории, мировой и отечественной культуры Белорусского национального технического университета, кандидат исторических наук, доцент.
Цепкалова Анна Александровна – научный сотрудник Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, кандидат исторических наук.
Чирвинский Виталий Станиславович – старший преподаватель кафедры тактики (соединений и частей, слушателей) командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Шаладонов Игорь Михайлович – старший научный сотрудник отдела белорусской литературы XX и XXI вв. Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси, кандидат филологических наук.
Шамякина Алеся Ивановна – старший научный сотрудник отдела изданий и текстологии Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси, кандидат филологических наук.
Шатько Вячеслав Иванович – профессор кафедры тактики (соединений и частей, слушателей) командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь, кандидат военных наук, профессор.
Швырев Алексей Иванович – архивист Государственного архива Могилевской области.
Шевчук Игорь Иванович – профессор кафедры истории славянских народов Брестского государственного университета имени А. С. Пушкина, доктор исторических наук, доцент.
Шкадрович Виталий Николаевич – начальник цикла – профессор кафедры (слушателей) тылового обеспечения общевойскового факультета Военной академии Республики Беларусь.
Шнитко Святослав Николаевич – начальник военно-медицинского факультета Белорусского государственного медицинского университета, доктор медицинских наук, профессор.
Юзефович Евгений Александрович – слушатель командно-штабного факультета Военной академии Республики Беларусь.
Примечания
1
«Белорусский балкон» – к лету 1944 г. линия фронта в Беларуси проходила восточнее Витебска, Орши, Могилева, Жлобина, по р. Припять. Был образован обращенный на восток выступ огромной дугой протяженностью 1200 км, огибавший Минск. Оборону удерживала группа армий «Центр», которой командовал генерал-фельдмаршал Эрнст Буш. Здесь была оборудована хорошо продуманная система укреплений глубиной до 270 км.
(обратно)2
Пауль Карелл – псевдоним, настоящая фамилия Пауль Карл Шмидт (1911–1997 гг.). Исполнительный директор Службы новостей Третьего рейха и руководитель пресс-департамента Министерства иностранных дел в 1940–1945 гг. После Второй мировой войны Шмидт под псевдонимом Пауль Карел опубликовал целую серию книг по истории войны, в том числе «Накануне “Барбароссы”» (1963) и «Гитлер идет на Восток: 1941–1943» (1965) и др.
(обратно)3
Константин Сергеевич Заслонов – организатор и руководитель патриотического подполья в Оршанском депо, с конца февраля 1942 г. командир партизанского отряда, с июля 1942 г. командир партизанской бригады «Дядя Кости». Погиб 14 ноября 1942 г. в бою против карателей в деревне Куповать Сенненского района. Посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
(обратно)4
Марсель Лефевр – командир эскадрильи «Шербур» истребительного авиационного полка «Нормандия-Неман». Воевал немногим более года. Произвел 105 успешных боевых вылетов, участвовал в 30 воздушных боях, в которых лично сбил 11 самолетов противника. 28 мая 1944 г. в воздушном бою его истребитель был подбит, а сам он был ранен. От полученных ран и ожогов скончался 5 июня 1944 г. Посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
(обратно)5
Сергей Михайлович Митт – командир танкового взвода, лейтенант, отличился в бою за переправу через реку Адров у деревни Рукли в Оршанском районе. В бою его танк был подбит и загорелся. Чтобы не загородить путь взводу, С. М. Митт приказал увести горящую машину в сторону, где она взорвалась. Ценой своей жизни экипаж обеспечил захват переправы и содействовал успеху наступления. Похоронен в братской могиле в д. Смоляны Оршанского района. Посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
(обратно)6
Анна Алексеевна Никандрова – комсорг 426-го стрелкового полка 88-й стрелковой дивизии 31-й армии 3-го Белорусского фронта, старший лейтенант. В боях 23 июня 1944 г. в районе железнодорожной станции Кираево в Дубровенском районе первой бросилась по штурмовой лестнице через противотанковый ров, увлекая за собой бойцов роты. Погибла в этот день при блокировке пулеметного дзота противника. Похоронена в братской могиле в городе Дубровно. Посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
(обратно)7
Юрий Васильевич Смирнов – командир отделения, гвардии младший сержант 77-го гвардейского стрелкового полка (26-я гвардейская стрелковая дивизия, 11-я гвардейская армия, 3-й Белорусский фронт). В ночь на 25 июня 1944 г. в бою за деревню Шалашино Оршанского района Витебской области был тяжело ранен и захвачен в плен. Фашисты распяли на стене блиндажа тело сержанта и искололи штыками. Посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
(обратно)8
У кантэксце ваеннай гісторыі навукова-папулярныя працы маюць адметнае значэнне. У адрозненне ад іншых праблемных палёў гістарычнай навукі, у ваенна-гістарычных даследаваннях навукова-папулярны і акадэмічны складальнік «нашмат менш востра падзелены». Гл.: Echternkamp, J. Militargeschichte// Docupedia-Zeitgeschichte[3HeKTpOHHbm ресурс]. 2013. Режим доступа: . Параўн.: Morillo S. Pavkovic M. What is Military History. Malden, Mass, 2006. P. 43.
(обратно)9
Разам з тым, неабходна звярнуць увагу на іх блізкасць да такога кірунку еўрапейскай гістарыяграфіі, як вусная гісторыя (oralhistory). Тэта ўвогуле даволі цікавы інтэлектуальны сюжэт: як падобнага роду даследчыя практыкі ўзніклі і развіваліся ў кантэксце савецкай культуры менавіта ў сувязі з асэнсаваннем ваеннага вопыту. Творы пісьменнікаў А. Адамовіча, Я. Брыля, У. Калесніка, пазнейшыя працы С. Алексіевіч некаторымі даследчыкамі трактуюцца ўвогуле як беларуская традыцыя. Гл. Sahm A. Der Zweite Weltkrieg als Gruendungsmythos. Wan-del der Erinnerungskultur in Belarus // Osteuropa. 2012. Nr. 5. S. 43–54.
(обратно)10
У цытатах захаваны стыль, пунктуацыя і арфаграфія арыгінала.
(обратно)11
Згодна тэксту дзённіка П. Счаслаўскага, план быў распрацаваны ім сумесна з майстрам Л. Нікалаевым. Складана сказаць, наколькі камісар П. Счаслаўскі, інжынер па адукацыі (але не збройнік), быў здольны ўзяць паўнацэнны ўдзел у рэканструкцыі даволі складаных узораў узбраення. Падрабязней пра біяграфію камісара гл.: Кузьменко В. И. Партизанские оружейники / под ред. Э. Ф. Языкович. – Минск, 1990. – С. 10.
(обратно)12
Паколькі У. В. Здановіч кажа пра «кнігу» і, зыходзячы з праведзенага ім «аналізу», можна зрабіць выснову, што ён не трымаў выданне ў руках, а абмежаваўся толькі вонкавай характарыстыкай бібліяграфічнага запісу.
(обратно)13
IGN (ImagineGamesNetwork) – новостной и информационный веб-сайт, освещающий тематику компьютерных игр, фильмов, музыки.
(обратно)14
22 марта 1943 г. деревня Хатынь, что в Логойском районе Минской области, была уничтожена 118-м батальоном охранной полиции (Schutzpolizei), который был сформирован в Киеве из числа советских военнопленных, вступивших в сотрудничество с немецко-фашистскими захватчиками. Все 149 жителей деревни, из них 75 детей младше 16 лет, были сожжены заживо. Живым свидетелем остался Иосиф Каминский. Карательная операция проходила под названием «Зимнее волшебство». Командовал расправой бывший кадровый офицер Красной Армии, а к тому времени – начальник штаба 118-го батальона – Григорий Васюра. В 1987 г. он был судим и расстрелян.
(обратно)15
Сайт обобщенного банка данных «Мемориал», основанного на архивных документах Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО) Российской Федерации.
(обратно)16
С июня 1944 г. фронтом командовал генерал-полковник, позже генерал армии Г. Ф. Захаров.
(обратно)17
Полоцко-Лепельская партизанская зона, превышавшая 3 тыс. км[24], была создана осенью 1942 г. Охватывала Ушачский, Лепельский, Докшицкий, Бешенковичский и другие районы Витебской области, на территории которых была восстановлена советская власть. К концу 1943 г. в зону входило 1200 населенных пунктов. До апреля 1944 г. в Ушачах располагалась оперативная группа ЦК КП(б)Б и Белорусского штаба партизанского движения.
(обратно)18
РОНА выпускала два издания – «Боевой путь» для военных и «Голос народа» для гражданских лиц.
(обратно)19
Имеются в виду партизанские формирования. Слова «бандиты», «сталинские бандиты», «лесные бандиты» в документах РОНА и Лепельского окружного самоуправления постоянно перемежаются со словом «партизаны».
(обратно)20
Возможно, имеется в виду операция «Хуберт» (Hubertus).
(обратно)21
Так в документе.
(обратно)22
Звания В. Родько, Б. Рогули, Ю. Луцкевича как офицеров БКО. – И. В.
(обратно)23
Название лагеря происходит от названия реки, возле которой он размещался. – И. В.
(обратно)
Комментарии к книге «Беларусь. Памятное лето 1944 года (сборник)», Коллектив авторов
Всего 0 комментариев