«История Русской армии. Часть 3. 1881–1915 гг.»

История Русской армии. Часть 3. 1881–1915 гг. (fb2) - История Русской армии. Часть 3. 1881–1915 гг. (История Русской армии - 3) 2071K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Антон Антонович Керсновский

Антон Антонович Керсновский История Русской армии

От издателя

«Памятники исторической литературы» – новая серия электронных книг Мультимедийного Издательства Стрельбицкого.

В эту серию вошли произведения самых различных жанров: исторические романы и повести, научные труды по истории, научно-популярные очерки и эссе, летописи, биографии, мемуары, и даже сочинения русских царей.

Объединяет их то, что практически каждая книга стала вехой, событием или неотъемлемой частью самой истории.

Это серия для тех, кто склонен не переписывать историю, а осмысливать ее, пользуясь первоисточниками без купюр и трактовок.

Пробудить живой интерес к истории, научить соотносить события прошлого и настоящего, открыть забытые имена, расширить исторический кругозор у читателей – вот миссия, которую несет читателям книжная серия «Памятники исторической литературы».

Читатели «Памятников исторической литературы» смогут прочесть произведения таких выдающихся российских и зарубежных историков и литераторов, как К. Биркин, К. Валишевский, Н. Гейнце, Н. Карамзин, Карл фон Клаузевиц, В. Ключевский, Д. Мережковский, Г. Сенкевич, С. Соловьев, Ф. Шиллер и др.

Книги этой серии будут полезны и интересны не только историкам, но и тем, кто любит читать исторические произведения, желает заполнить пробелы в знаниях или только собирается углубиться в изучение истории.

Часть (Том) 3

Глава XII. Застой

Закат Петровской империи

Царствование Императора Александра III именуется эпохой реакции. Если слово реакция понимать в его обывательском и упрощенном смысле как противовес либеральным реформам, усиление полицейских строгостей, стеснение печати и т. п., то этот термин здесь, конечно, уместен. Но если под реакцией понимать ее первоначальное (и единственно правильное) значение, то характеризовать этим клиническим термином внутреннюю политику Российской Империи 80-х и 90-х годов не приходится. Реакцией называется активное противодействие разрушительным возбудителям человеческого организма (а перенеся этот термин в плоскость политики – организма государственного). Противодействие это вращается в выработке организмом противоядий этим разрушительным началам (в государственной жизни эти противоядия именуются национальной доктриной твердой народной политикой).

Никакого противоядия разрушительным началам, все быстрее расшатывавшим здание построенной Петром империи, в русском государственном организме выработано не было. Болезнь все ширилась и въедалась в этот организм, нисколько ей не сопротивлявшийся и не хотевший ей сопротивляться. Общество радостно приветствовало раковую опухоль на своем теле, ожидая от этой опухоли своего чудодейственного перерождения. Правительство, предоставленное своим силам, действовало неумело, а зачастую и неумно. Вся его работа в этот период сводилась к борьбе с наружными проявлениями этой болезни, к стремлению загнать ее вовнутрь организма. На корень зла не было обращено никакого внимания – его не замечали и не хотели замечать.

Этот корень зла заключался в изношенности и усталости государственного организма. Здание Российской Империи было выстроено на европейский образец конца XVII – начала XVIII столетия. Выстроенный на сваях в северных болотах блистательный Санкт-Питербурх являлся живым воплощением великой, но чуждой народу империи. Эти петровские сваи за два столетия подгнили. Вместо того чтоб их заменить более прочными устоями, к ним лишь приставили подпорки в надежде на спасительное авось.

Государственная машина износилась. Петр I лишил ее могучего духовного регулятора, сообщив ей взамен свою мощную инерцию. Но инерция эта к половине XIX века иссякла, и машина стала давать перебои. Необходим был капитальный ремонт, а ограничились лишь заменой (в 60-х годах) нескольких особенно сносившихся ее частей.

При таких условиях три устоя русской государственной жизни, правильно формулированные Победоносцевым[1], теряли свою силу и вообще оказывались неприменимыми. Православие выражалось в вавилонском пленении церкви у светской власти, что неизбежно атрофировало церковное влияние на страну и приводило к духовному оскудению общества, а затем (не в такой, правда, степени, но все же значительному) к духовному оскудению народа.

Самодержавие сводилось к пассивному следованию по раз навсегда проторенной бюрократической – шталмейстерско-столоначальной – дорожке, в пользовании уже износившейся и обветшалой государственной машиной и в отказе от какой бы то ни было созидательной, творческой инициативы. Народность постепенно сузилась, перейдя с имперской установки на узкоэтническую, отказавшись от широкого кругозора имперской традиции и пытаясь создать одно великорусское царство от Улеаборга до Эривани и от Калиша до Владивостока. Александр III сказал: Россия – для Русских, не совсем удачно выразив прекрасную по существу мысль. Екатерина сказала бы: Россия – для Россиян.

Весь трагизм положения заключался в том, что правительство видело одну лишь дилемму: либо сохранить существовавший строй в его полной неприкосновенности, либо пуститься в различные демократически-либеральные реформы, которые неминуемо должны были бы повлечь за собой крушение государственности и гибель страны. Но оно не замечало третьего выхода из положения: обновления государственного организма не в демократически-катастрофическом духе влево (как то в конце концов случилось в 1905 году), а в обновлении его вправо – в духе сохранения всей неприкосновенности самодержавного строя путем применения его к создавшимся условиям[2], отказа от петровско-бюрократически-иноземного его уклада, поведшего к разрыву некогда единой российской нации и утрате правительством пульса страны. Этот третий путь стихийно чувствовался славянофилами, но они не сумели его формулировать, не владея государственной диалектикой.

Правительство же Царя-Миротворца этого пути не замечало. Обширному и холодному государственному уму Победоносцева[3] не хватало динамизма, действенности. Он правильно поставил диагноз болезни, формулировал даже троичное лекарство против нее, составить же правильно эти лекарства и правильно применить их не сумел. Быть может, потому, что больной ему уже казался неизлечимым. Этому ледяному скептику не хватало пламенной веры в свою страну, ее гений, ее великую судьбу. Россия – ледяная пустыня, – говорил он, и по ней бродит лихой человек. Люби он Родину-мать любовью горячей и действенной – он этих слов, конечно, никогда не сказал бы.

В 80-х годах можно было бы совершить многое, не спеша перестроить государственную машину, влив старое вино в новые прочные мехи. Но ничего не было сделано – и двадцать лет спустя вступивший в полосу бурь русский государственный корабль взял курс на оказавшийся тогда единственно возможным, но фатально гибельный путь – на путь смертоносных реформ влево.

* * *

Твердо, властно и спокойно вел Император Александр Александрович Россию по великодержавному ее пути. В царствование его не случилось войн, как не случилось больших сражений в командование его Рущукским отрядом. Все решения по внешней политике принимались Государем лично. Должность государственного канцлера была упразднена, министр же иностранных дел Гирc[4] был низведен фактически до положения письмоводителя при Государе.

Александр III следовал мудрому правилу: показать вовремя свою силу, чтобы отбить охоту у других ее испытывать. Англия увидела это в 1885 году. Кушка знаменовала собой конец наглой политики Пальмерстона[5] – Дизраэли и с той поры – до русофобского взрыва 1904 года – антирусская политика Англии велась в подполье. Что касается Германии, заключившей с Австро-Венгрией военный союз против России[6], то она убедилась в дальнейшей невозможности загребать жар русскими руками. Попытка Бисмарка создать в пользу Германии союз трех императоров успехом не увенчалась. Хитроумной его системе перестраховок наступил конец. Александр III проникал насквозь германскую игру, и Скерневицкий смотр 1888 года, где Государь любезно чествовал двух немецких императоров – шефов варшавских гренадер, означал в то же время окончание химеры монархического интернационала, успевшей в три предыдущие царствования принести России столько вреда.

Сближением с Францией Царь-Миротворец восстановил европейское равновесие, нарушенное в Версале январским событием 1871 года и агрессивным Тройственным союзом Центральных держав в 1879 году. Посещение французской эскадрой Кронштадта в 1891 году, подписание оборонительной франко-русской конвенции (Обручев – де Буадефр) в 1892 году, ответный визит русского флота в Тулон в 1893 году положили основу франко-русскому союзу.

Сближение это, полагавшее предел наступательным намерениям вдохновляемого Германией Тройственного союза, чрезвычайно встревожило Вильгельма II. Молодой кайзер решил во что бы то ни стало сорвать его в зародыше. Воспользовавшись панамским скандалом, он предпринял смелую, неслыханную по своей бестактности в истории дипломатии выходку, но выходка эта успехом не увенчалась. В списке панамистов значился загадочный инициал М.

Часть французского общественного мнения, не без участия русских нигилистов, заподозрила российского посла в Париже барона Моренгейма. Немедленно же Вильгельм II отправил в Париж громовую ноту протеста от имени всех монархий мира (кайзер питал болезненную страсть к эффектным позам, театральным жестам и трескучим фразам). Попытка Вильгельма создать франко-русский инцидент и раздуть его в конфликт закончилась полной неудачей. Александр III дал сразу ему понять, что российские послы в защите посторонних не нуждаются.

Другим большим делом Александра III было воссоздание морского могущества России. В предыдущее царствование морское дело было в пренебрежении. Отсутствие сильного флота лишило Россию значительной части ее великодержавного веса и пагубно сказалось на ходе войны 1877–1878 годов. Александр III положил начало броненосным эскадрам вместо легких флотилий корветов и клиперов и воссоздал в 1886–1889 годах Черноморский флот. Корабли было поведено строить русским инженерам, на русских заводах, из русских материалов. Принятый в то же время закон о цензах весьма понизил качество старшего командного состава флота.

Финансовое состояние страны было отличным. Бунге[7] и Вышеградский[8] превратили золотой рубль в самую устойчивую и солидную денежную единицу в мире. Наконец в 1891 году положено начало Великому Сибирскому пути – сделан огромный шаг вперед к познанию России. Закладку его произвел цесаревич Николай Александрович во время своей поездки на Дальний Восток.

Другие отрасли государственной жизни получили менее удовлетворительное развитие. Аграрная политика основывалась на сохранении земельного коммунизма любезной славянофильским теоретикам общины. Крестьянин так и не получил клочка своей собственной земли, о которой мечтал. Народное просвещение было в загоне. Грамотность распространялась туго, средняя же школа была задушена злосчастной системой классицизма. Система эта, существовавшая с 1876 по 1903 год, характеризовалась исключительным увлечением древними языками при полном пренебрежении к остальным предметам. На латынь и древнегреческий языки полагалось 2600 часов гимназического курса, тогда как на отечествоведение русскую историю, географию и словесность – 600.

Искусственно создавался тип лишних людей, многому ученных и ничему не обученных, – тип чеховского интеллигента, тип мечтателя чужой старины, ревнителя чужеземной культуры, презирающего свое русское по неведению. Насадитель классицизма граф Д. А. Толстой[9] скопировал германскую классическую программу (во многом ее утрировав), забыв, что германская культура имеет своим фундаментом римскую, тогда как русская культура (первоисточником которой явилось православие) имеет совершенно другие корни. Немецкая классическая система, пересаженная на русскую почву, оказалась ложноклассической, лишенной корней. Классические гимназии Толстого-Делянова были таким же насилием над природой русских людей, как военные поселения первой трети столетия. Уклад их, превращавший учителей в тюремных надзирателей, а учеников – в поднадзорных, действовал растлевающе. Они сыграли большую и печальную роль в угашении духа русского общества, дав поколение Керенского и Ленина. От классической системы пострадала и армия, офицерский корпус которой стал пополняться убоявшимися премудрости гимназистами.

Император Александр II был убит в тот день, когда хотел подписать конституцию, составленную Лорис-Меликовым – посредственным военачальником и слабым политическим деятелем. Не будь злодеяния на Екатерининском канале, день 1 марта 1881 года все равно не принес бы счастья России. Конечно, меликовская конституция была куда осторожнее и приемлемее той, портсмутской, что была навязана впоследствии 17 октября, но тут важно начало. В этого рода машину достаточно вложить палец для того, чтобы рука оказалась отхваченной по самое плечо. Существуй в России конституция с 1881 года, страна не смогла бы пережить смуты 1905 года, и крушение бы произошло на 12 лет раньше. Александру III, отвергнувшему по совету Победоносцева меликовский проект, Россия обязана четвертью столетия блестящей великодержавности. Перед Российской Империей заискивал, ее боялся весь мир. Никогда она не казалась внешне столь могущественной, как в те дни уже начинавшегося заката. Никто не слышал зловещего потрескивания внутри величественного здания, а кто и слышал – не придавал тому особенного значения. Могущество России казалось безграничным, подобно тому, как казались безграничными сила и здоровье ее исполина Царя. Он сгорел в несколько недель, в расцвете сил – всего 49 лет от роду.

Русская армия конца XIX и Начала XX века. Ванновский, Драгомиров, Куропаткин

Николай I и Александр II были военными по призванию. Александр III был военным по чувству долга перед страной. Он не питал страсти к военному делу, но видел и чувствовал, что судьбы вверенного ему Отечества зависят от состояния его вооруженной силы. У России есть лишь два верных союзника – ее армия и ее флот, – говорил он и, сознавая это, неуклонно стремился к всестороннему развитию русской военной мощи. Вместе с тем Государь отошел от армии. Александра II можно было всегда видеть на разводах, частых смотрах, полковых праздниках, на лагерях и в собраниях, беседующего с офицерами, интересующегося всеми их новостями, близко принимающего к сердцу события в полковой семье. Александр III ограничил свое общение с армией строго необходимым, замкнулся в тесном семейном кругу в своем уютном гатчинском дворце. Главной причиной была, конечно, перегруженность его работой, оставлявшая ему мало свободного времени.

Известную роль играла здесь и природная застенчивость Государя, не любившего многочисленное общество, и наконец, тот горький осадок, что оставило на его душе 1 марта 1881 года. Образ покойного Государя, склонившегося над телом раненого казака и не думавшего о возможности вторичного покушения, не покидал нас, – вспоминает о тех днях великий князь Александр Михайлович. – Мы понимали, что что-то несоизмеримо большее, чем наш любимый дядя и мужественный монарх, ушло вместе с ним невозвратно в прошлое. Идиллическая Россия с Царем-батюшкой и его верным народом перестала существовать 1 марта 1881 года. Мы поняли, что никогда более Русский Царь не сможет относиться к своим подданным с безграничным доверием. Царские смотры стали устраиваться реже, разводы были вовсе отменены, флигель-адъютантские и свитские вензеля, щедро раздававшиеся Александром II в армейские полки, стали теперь редкими и в гвардии, сделавшись привилегией очень небольшого круга лиц.

Начало этого царствования ознаменовалось совершенным изменением внешнего вида войск. Изящные мундиры красивой армии Царя-Освободителя не шли к массивной фигуре нового Государя. Александр III не считался с эстетикой, требуя национального покроя и практичности.

Новая форма была введена уже летом 1882 года. Армия стала неузнаваемой. Исчезли гвардейские каски с плюмажем, кепи и шако с султанами, эффектные мундиры с цветными лацканами, уланки и ментики, сабли и палаши. Весь этот блеск был заменен долгополыми кафтанами на крючках, широкими шароварами и низкими шапочками поддельного барашка. Офицеры стали походить на обер-кондукторов, гвардейские стрелки – на околоточных надзирателей, фельдфебеля – на сельских старост в кафтанах с бляхой. Солдаты в своем сермяжном обличий стали похожи на паломников, особенно в армейской пехоте, где были упразднены ранцы и вместо них введены вещевые мешки – точная копия нищенской котомки – носившиеся через плечо. Кавалерия уныло донашивала уланки, кивера и ментики со снятыми шнурами и споротым шитьем, раньше чем по примеру пехоты облачиться в зипуны. Офицеры стремились смягчить уродство новой формы, каждый на свой вкус. Одни укорачивали мундир на прежний образец, другие, наоборот, удлиняли, приближая его к сюртуку, третьи по примеру стрелков утрировали напуск шаровар, доводя их до носков сапог. В результате иностранные корреспонденты, видевшие русскую армию в Маньчжурии, поразились, что нельзя было встретить двух офицеров, одинаковым образом одетых.

Этим обезображением армии была совершена психологическая ошибка. Внешний вид значит очень многое для воинского вида, поддерживающего и воинский дух. Александр III посмотрел на блестящие мундиры как на дорого стоящую мишуру. Но в глазах офицеров и солдат это была далеко не мишура. Они сохраняли преемственность с прошедшими геройскими эпохами. Уже с кепи связывались славные воспоминания Шипки и Шейнова, а с лацканами и ментиками уходили предания Фридланда и Бородина. Утилитарный материализм этой реформы (бывший, впрочем, вполне в духе века) сказался самым отрицательным образом в духовно-воспитательной области – самой важной области военного дела. В пехотных полках, как гвардейских, так и армейских, солдаты, уходя в запас, отказывались брать мундиры нового мужицкого покроя, а на свой счет перешивали их по старой форме – обязательно с лацканами. Увольнявшиеся в отпуск щеголяли в деревне с лацканом, который снимали, возвращаясь с побывки обратно в полк. Единственной положительной стороной этой переобмундировки было введение в жаркое время года белых рубах, до той поры носившихся лишь на Кавказе и в Туркестане.

* * *

Новому царствованию нужны были новые деятели. Первым мероприятием Императора Александра III в военной области было назначение военным министром на место графа Милютина генерал-адъютанта Ванновского – ближайшего своего советника в 1877–1878 годах на должности начальника штаба Рущукского отряда.

Ванновский был полной противоположностью просвещенному и либеральному Милютину. В сравнении с Милютиным он был обскурантом – своего рода военным Победоносцевым, а по характеру – вторым Паскевичем. Человек в высшей степени грубый и придирчивый, он деспотически обращался с подчиненными. Служить с ним было очень тяжело, и редко кто выносил это сколько-нибудь продолжительное время.

Ведь я собака, – любил говорить Ванновский своим подчиненным, – я всех кусаю, никому дремать не даю, а потому и порядок такой, какого, может быть, ни у кого нет; когда вы будете начальниками, советую вам тоже быть собаками.

Заслугой Ванновского явилась отмена пагубной военно-учебной реформы Милютина. Строгий начальник Павловского военного училища видел слабую строевую подготовку милютинских гимназий с их штатскими воспитателями, не сообщавшими своим питомцам воинского духа, результатом чего был все увеличивавшийся уход их по окончании курса на сторону. В 1882 году военные гимназии были снова преобразованы в кадетские корпуса и надлежаще подтянуты. Гражданские воспитатели были заменены офицерами, введены строевые занятия, и наши средние военно-учебные заведения вновь обрели бодрый воинский дух николаевских корпусов. В то же время признано необходимым сохранить военные училища для подготовки однородного – одинаково воспитанного и одинаково обученного офицерского состава. Вопрос о восстановлении специальных классов отпадал. Следует отметить, что в воспитатели кадетских корпусов в большинстве шел далеко не лучший элемент нашего офицерства (приманкой здесь служила спокойная жизнь, высокий оклад и быстрое производство).

Строевая служба стала вестись более отчетливо. В первую очередь была подтянута гвардия. Генералы Васмунд в Лейб-Гвардии Измайловском полку, Меве в Лейб-Гвардии Павловском довели, каждый по-своему, свои части до высокой степени совершенства. По ним равнялись другие, и характерное для милютинской эпохи Фельдфебель, где мое место? окончательно отошло в область преданий. Вместе с тем строевой устав был упрощен отменой ряда сложных перестроений, что характеризовало утилитарный и будничный характер наступавшей эпохи.

Военные реформы предыдущего царствования подверглись пересмотру особой комиссии под председательством генерал-адъютанта графа Коцебу. Этой комиссии надлежало высказаться по вопросам об устройстве Военного министерства, сохранении военно-окружной системы и выработке Положения о полевом управлении войск. Комиссия графа Коцебу отвергла проект организации независимого от военного министра Генерального штаба на прусско-германский образец. Главный штаб продолжал оставаться, как и при Милютине, одним из канцелярских столов Военного министерства. Властолюбие Ванновского играло, конечно, свою роль в принятии этого решения.

Военно-окружную систему положено было сохранить, подвергнув ее лишь некоторым частичным преобразованиям. Однако милютинское Положение о полевом управлении войск 1868 года, доказавшее свою негодность в Турецкую войну, решено было заменить, и выработка нового Положения поручена комиссии генерала Лобко.

В 1881 году был упразднен Оренбургский военный округ (присоединен к Казанскому). В 1882 году Западно-Сибирский военный округ переименован в Омский. В 1884 году Восточно-Сибирский военный округ ввиду своей обширности разделен на два – Иркутский и Приамурский. В 1889 году упразднен Харьковский военный округ (присоединен частью к Киевскому, частью к Московскому). Три западных пограничных округа – Виленский, Варшавский и Киевский – получили в 1886 году систему управления, сходную с таковой же армией военного времени. Войска этих округов должны были составить главные силы трех армий на случай войны с Центральными державами.

В 1890 году утверждено выработанное комиссией генерала Лобко Положение о полевом управлении войск. В сравнении с предыдущим оно значительно увеличивало права главнокомандующего и освобождало его от опеки Военного министерства. Положение это в первый раз определяло правила формирования при мобилизации армейских управлений из военно-окружных (что упустил из виду творец военно-окружной системы граф Милютин). Вместе с тем основная язва милютинского Положения – организация отрядов сообразно обстоятельствам – была сохранена, и мы увидим, к каким печальным результатам эта отрядомания привела в Маньчжурии.

Главной заботой Военного ведомства в царствование Александра III стало увеличение обученного запаса армии путем пропуска большого количества людей через ее ряды. Ежегодный контингент новобранцев составлял при Александре II 150000 человек, в 1881 же году было уже призвано 235000 человек.

Срок службы сперва оставлен тот же: 6 лет в строю, 9 – в запасе. Одним из последних распоряжений Милютина весною 1881 года было сокращение срока службы до 4 лет в пехоте и пешей артиллерии и 5 лет в прочих родах оружия. Ванновский немедленно же отменил это распоряжение, опасаясь за качество и прочность обучения. Действительно, во всей миллионной армии имелось всего 5500 сверхсрочнослужащих унтер-офицеров из намеченного в 1874 году при введении всеобщей воинской повинности числа 32000 (то есть 17 процентов). В 1886 году срок службы вольноопределяющихся по 1-му разряду увеличен до одного года шестимесячные милютинские вольноопределяющиеся давали слишком несведущих офицеров запаса.

В 1888 году количество сверхсрочных удвоилось (все еще составляя около трети намеченного числа), и в этом году было произведено сокращение сроков службы до 4 лет в пеших и до 5 в конных и инженерных войсках. Одновременно была удвоена продолжительность пребывания в запасе – с 9 лет на 18, и запасные стали считаться военнообязанными до 43-летнего возраста включительно. Никакого деления запаса на разряды Ванновский, однако, не установил – мобилизованные войска должны были комплектоваться без разбора и 25-летними запасными, только что покинувшими службу, и 43-летними бородачами.

В 1891 году контингент обученного запаса нижних чинов был закончен – в запасе считалось 2,5 миллиона обученных людей, и в мобилизованной армии (с казачьими войсками) должно было считаться до 4 миллионов бойцов. С 1887 года всеобщая воинская повинность была распространена и на туземное население Кавказа (за исключением горцев). В конце царствования ежегодно призывалось по 270000 человек – примерно вдвое более, чем при Александре II. Ежегодно записывалось 6000–7000 вольноопределяющихся. Была увеличена емкость училищ: в 1881 году произведено 1750 офицеров, в 1895 году – 2370. В 1882 году открыты офицерские школы – стрелковая, артиллерийская (для практического совершенствования кандидатов в ротные и батарейные командиры) я электротехническая.

Обилие кандидатов в Генеральный штаб побудило с 1885 года принимать в академию по конкурсу (трехлетний строевой ценз для кандидатов был установлен еще в 1878 году). К Генеральному штабу причислялась половина оканчивающих остальные возвращались окончившими по 2-му разряду в строй. По разряду кончили академию Скобелев, Юденич и Лечицкий[10]. Эта категория офицеров, имея возможность все время применять на практике в войсках полученные ими в академии познания, принесла армии, пожалуй, больше пользы, чем окончившие по 1-му разряду, пропадавшие даром в различного рода управлениях и канцеляриях. Сильные, независимые характеры, как правило, отчислялись во 2-й разряд, а в 1-м оставались слишком часто карьеристы, во всем согласные с мнением начальства.

В 1883 году был упразднен чин майора (окончательно) и прапорщика (оставленный лишь в военное время для офицеров запаса из вольноопределяющихся). Преимущество Старой гвардии над армейцами стало лишь одним чином, а не двумя, как прежде. Молодая гвардия была упразднена, ее полки (Кирасирский Ее Величества, стрелковые 3-й Финский и 4-й Императорской Фамилии) были переведены в Старую. Фактически же армейские полки стали с этого времени пользоваться преимуществами Молодой гвардии. Из юнкерских училищ (с годичным курсом) стали выпускать подпрапорщиков на правах младших офицеров. Подпрапорщики эти через год-другой производились непосредственно в подпоручики.

Генерал Ванновский стремился к повышению строевого состава войск, и за период 1881–1894 годов количество строевых было доведено с 84 до 95 процентов, но только на бумаге. В то же время ничего не предпринималось для улучшения офицерской службы в строю. Условия эти были тяжелые и неприглядные, строевые офицеры по справедливости могли считать себя пасынками армии. Стоило им покинуть строй, и на нестроевых должностях они имели и высокие оклады, и быстрое движение по службе, и комфортабельный образ жизни – все то, чего не давали строевым труженикам, ковавшим мощь российской армии.

Это создавало пагубный соблазн и имело следствием утечку из строя значительного количества способных офицеров к большому вреду службы. Последствия милютинского пренебрежения к строевому знанию – тому началу, которое, по словам победителя Шамиля, составляет честь и славу воинской службы…

* * *

С приведением в 1879 году пехотных полков в 4-батальонный состав – 16 однородных рот, где все люди были вооружены малокалиберной скорострельной винтовкой, организация русской пехоты в главных своих чертах оставалась неизменной до мировой войны. Строевая часть, как мы видели, была значительно упрощена. Плевна имела последствием снабжение легким шанцевым инструментом всех строевых чинов, Шейново ввело перебежки. В 1886 году во всех пехотных и кавалерийских полках были заведены охотничьи команды из людей, особенно способных к разведывательной службе и выполнению ответственных поручений (по 4 человека на роту и эскадрон). В том же 1891 году преобразованы резервные войска. Номерные резервные батальоны получили наименования, а часть их – в пограничных округах была развернута в 2-батальонные резервные полки, сведенные по 4 в резервные пехотные бригады и разворачивавшиеся при мобилизации в пехотные дивизии нормального состава.

1882 год ознаменовался разгромом русской кавалерии так называемой драгунской реформой. Вдохновителем ее был генерал Сухотин[11] – фактический генерал-инспектор конницы (номинально генерал-инспектором числился великий князь Николай Николаевич-Старший, по смерти которого в 1891 году должность эта вообще была упразднена). Исследуя кавалерийские рейды Северо-Американской войны, Сухотин пришел к заключению о необходимости преобразовать всю русскую регулярную конницу на драгунский лад. Против этой, в сущности здравой, мысли ничего нельзя было возразить – драгунская выучка еще Потемкиным признавалась самонужнейшею и полезнейшей. Однако Сухотин, человек примитивного мышления, материалист и плохой психолог, начал с того, что исковеркал славные наименования полков русской кавалерии, отобрал у них мундиры, которыми они так гордились (в глазах канцелярских утилитаристов эти побрякушки ничего не значили), посягнул на самую душу конницы – ее традиции. Увлекаясь американской ездящей пехотой, он прошел мимо всех сокровищ богатого и славного опыта русской кавалерии.

Станция Бренди заслонила и Шенграбен, и Фер Шампенуаз, и даже знаменитый налет Струкова – налет, перед которым бледнеют все операции Стюарта и Шеридана. Этот психоз рейдов на американский образец, пересаженных на русскую почву, печально сказался затем при Инкоу. Мода на американских ковбоев привела к упразднению пики, оставленной лишь в казачьих частях. Сухотин не сознавал всего значения этого оружия, грозного в руках сильной духом конницы. Он утверждал, что при кратком – всего шесть лет – сроке службы невозможно научить кавалериста владеть этим тяжелым и неудобным оружием – пережитком старины, неуместным в век прогресса техники. Предписано было усиленно заниматься пешим строем и стрельбой, что выполнялось в порядке отбывания номера, но все-таки заметно снижало кавалерийский дух. На лошадь стали смотреть не как на первое и главное оружие кавалериста, а только как на средство передвижения. Отсутствие истинно кавалерийского руководства привело к рутине, отлично ужившейся с поверхностным новаторством на американский образец. Жирные тела становились главной заботой кавалерийских начальников – следствием явились черепашьи аллюры на ровной местности и хороших дорожках.

Условия службы в кавалерии стали неприглядными. Новые дикие наименования Бугские драгуны, Павлоградские драгуны, Ахтырские драгуны – резали ухо кавалеристам и щемили их сердце. Многие офицеры покинули ряды конницы, особенно когда подрагуненные полки были одеты в кафтаны и армяки нового псевдорусского покроя и двинуты в захолустные стоянки на западную границу, откуда стала чувствоваться угроза. В Киевском гусарском полку, например, все офицеры подали в отставку, когда их полк, существовавший двести с лишним лет, был переименован в драгунский 27-й. Только что назначенный тогда командиром Павлоградского полка – шенграбенских гусар – Сухомлинов с горечью вспоминает об этом вандализме: Рационализм у нас в течение долгих лет только разрушал и, не пользуясь содействием современной техники, не давал взамен ничего нового, лучшего. Так, вверенная мне часть из блестящего гусарского полка стала армейским драгунским номера 6-го полком, с традициями которого можно было познакомиться только в архивах, а не по форме одежды и гордому виду людей, ее носящих.

Численный состав регулярной кавалерии был значительно увеличен. Она была усилена более чем в полтора раза. Полки из 4-эскадронного состава приведены в 6-эскадронный, а из новоформированных полков образована в Варшавском округе 15-я кавалерийская дивизия. Зато казачья конница несколько сократилась, ряд полков был спущен на льготу, 3-я Кавказская казачья дивизия упразднена, но сформирована новая – 2-я сводно-казачья – в Киевском округе. В общем, качество русской конницы в 80-х и 90-х годах заметно снизилось, и она приблизилась скорее к типу ездящей пехоты. Реформа генерала Сухотина останется в ее истории печальным памятником бездушного материализма и рационализма, владевших умами руководящих русских военных кругов – все равно, гатчинского, милютинского или послемилютинского периодов – весь XIX век.

Утешительнее обстояло дело в артиллерии, стараниями своего генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича остававшейся на своей всегдашней высоте. Она была вся перевооружена клиновыми орудиями образца 1877 года хороших баллистических качеств, бившими на 4,5 версты. В период 1889–1894 годов сформировано 5 мортирных полков по 4–5 батарей в шесть 6-дюймовых мортир. В 1891 году сформирован горноартиллерийский полк, в котором испытывались горные орудия различных образцов. Как это ни кажется странным, горная артиллерия находилась у нас все время в каком-то пренебрежении руководящих кругов, несмотря на то, что русская армия почти всегда воевала в горах и войска очень ценили эти маленькие, подвижные, тактически неприхотливые пушки с их моментальной готовностью к стрельбе с любой позиции.

С увеличением офицерского состава артиллерии одного Михайловского училища оказывалось недостаточно, и в 1894 году в артиллерийское было преобразовано и Константиновское. Великий князь обращал особенное внимание на стрельбу и всячески поощрял ее учреждением состязаний (знаменитый кубок генерал-фельдцейхмейстера, фельдцейхмейстерский значок и т. д.).

В связи с усиленным строительством крепостей на западной границе значительно увеличен состав инженерных войск. В конце царствования Александра III их считалось 26 батальонов (21 саперный, 5 железнодорожных).

Изменение политической обстановки сказалось и на дислокации войск. В 1882–1884 годах вся кавалерия (за исключением 1-й и 10-й дивизий) сосредоточилась в Западных пограничных округах. Туда же двинута треть кавказских войск. В 1883 году простилась с Кавказом 41-я пехотная дивизия, в 1888 году за ней последовала на Запад 19-я и ряд конных полков. Тогда был расформирован II Кавказский корпус и образованы управления новых корпусов – XVI в Виленском и XVII в Московском округах. Из Казанского округа двинуты в пограничные все полевые войска (40-я, а затем и 2-я пехотные дивизии) и там оставлены только резервные бригады. В Московском округе резервные войска составляли треть общего числа пехотных батальонов. В 1894 году в Санкт-Петербургском округе образован XVIII армейский корпус.

* * *

В 1883 году Россия лишилась Белого Генерала. Не только армия, но и вся страна понесли жестокую, невознаградимую потерю. Смерть Скобелева вызвала взрыв отвратительного ликования в Австро-Венгрии, и особенно в Германии, где поняли, что не стало человека, способного напоить своего белого коня в волнах Шпрее.

Ну, и этот теперь не опасен! – восклицал берлинский Биржевой курьер, торопясь поделиться с читателями этой радостной новостью. – Пусть панслависты и русские слависты (з1с) плачут у гроба Скобелева. Что касается нас, немцев, то мы честно в том сознаемся, что довольны смертью рьяного врага. Никакого чувства сожаления мы не испытываем. Умер человек, который действительно был способен употребить все усилия к тому, чтобы применить слова к делу.

Англичане – враги более благородные – имели приличие не выставлять охватившего их чувства глубокого облегчения.

Все же в царствование Императора Александра III не было недостатка в крупных военных деятелях. Войсками Варшавского округа командовал суровый победитель Балкан Гурко, наложивший на них неизгладимый, отчетливый и воинственный гуркинский отпечаток. Виленский округ возглавлял Тотлебен (умерший в 1884 году), Киевский – с 1889 года – яркий, хоть и парадоксальный Драгомиров. Начальником Генерального штаба все царствование пробыл генерал Обручев, а начальником академии после Драгомирова стал Леер[12].

Наиболее своеобразную фигуру представлял М. И. Драгомиров. Зимница и Шипка показали блестящую подготовку его 14-й дивизии и создали ему заслуженную боевую репутацию. Человек больших достоинств, он имел и большие недостатки, сделавшие его влияние на армию в конечном счете отрицательным. Большой ум уживался у него с отсутствием интуиции – разительная аналогия со Львом Толстым, великим писателем и ничтожным мыслителем. Толстой, пытаясь создать философскую систему, стал только анархистом русской мысли. Драгомирова, вполне разделявшего толстовский софизм о ненужности вообще несуществующей военной науки, можно назвать анархистом русского военного дела. То же отсутствие интуиции, что помешало Толстому понять Евангелие, воспрепятствовало Драгомирову постигнуть Науку Побеждать. Он воспринял ее односторонне, по-доктринерски. Взяв в основание вечную и непреложную истину о первенстве морального, духовного элемента, он свел ее к отрицанию военной науки вообще, и стратегии в частности, своего рода военному нигилизму. Все военное дело низводилось им к тактике, а тактика – к тому, чтобы брать нутром.

Драгомиров противопоставлял дух технике, не сознавая, что техника отнюдь не враг духа, а его ценный союзник и помощник, позволяющий сберечь силы и кровь бойца. Все свои тактические расчеты драгомировская школа строила на грудах человеческого мяса, потоках человеческой крови – и эти взгляды, преподанные с кафедры заслуженным профессором, а затем и начальником академии, имели самое пагубное влияние на формацию целого поколения офицеров Генерального штаба – будущих минотавров Мировой войны. Считая, что всякого рода техника ведет непременно к угашению духа, Драгомиров всей силой своего авторитета противился введению магазинного ружья и скорострельной пушки, которыми уже были перевооружены армии наших вероятных противников. Когда же, несмотря на все его противодействие, скорострельные орудия были введены, Драгомиров все-таки добился, чтобы они были без щитов, способствующих робости.

Результат – растерзанные трупы тюренченских и ляоянских артиллеристов, зря пролитая драгоценная русская кровь. Принятую Драгомировым систему воспитания войск нельзя считать удачной. В бытность его начальником дивизии он развил инициативу частных начальников – батальонных и ротных командиров – до высокой степени совершенства. Став же командующим войсками, всячески подавлял инициативу подчиненных ему корпусных командиров и начальников дивизий. Обратив все свое внимание на индивидуальное воспитание солдата (святой серой скотинки), Драгомиров совершенно проглядел офицера, более того, сознательно игнорировал офицера (его всегдашнее иронически-презрительное гас-па-дин офицер!). Нарочитым умалением, унижением офицерского авторитета Драгомиров думал создать себе популярность как в солдатской среде, так и в обществе. Памятным остался его пресловутый приказ: В войсках дерутся! – незаслуженное оскорбление строевого офицерства… Впоследствии, болезненно переживая первую русскую смуту, он рекомендовал офицерам корректность, выдержку и остро отточенную шашку. Заботься Драгомиров в свое время о поднятии офицерского авторитета, ему, пожалуй, не пришлось бы на склоне своих лет давать подобные советы…

Влияние Драгомирова было очень велико (и выходило даже за пределы русской армии). Во французской армии ревностным проповедником драгомировских идей явился генерал Кардо, составивший себе имя в военной литературе под псевдонимом 1озерГ Саг1от1сЬ, Созадие 1е КоиЬап [13]. Служба в штабе Киевского округа послужила трамплином для карьеры многих деятелей, из коих далеко не все принесли счастье русской армии. Отсюда вышли Сухомлинов, Рузский[14], Юрий Данилов, Бонч-Бруевич[15]. Преемником М. И. Драгомирова на посту начальника академии был генерал Генрих Антонович Леер – крупнейшая военно-научная величина русской армии. Это был могучий ум, мыслитель, смотревший на дело в целом, по-румянцевски. Леер явился защитником стратегии, столь недооцененной его предшественником. Его можно считать у нас в России отцом стратегии как науки. В этой области им разработано учение о главной операционной линии, строго осуждено понятие стратегического резерва (в стратегии резерв – явление преступное).

К сожалению, Леер был совершенно не понят и не оценен в должной мере своими современниками. Он не покорил ни одной неприятельской крепости, и его поэтому считали кабинетным теоретиком. Между тем именно он всячески подчеркивал подчиненность теории, видел смысл науки в регулировании творчества. По его настоянию были введены полевые поездки офицеров Генерального штаба, чрезвычайно расширившие их кругозор именно в практическую сторону. Стратегический глазомер Леера и его военное чутье рельефно выступают из его записки, представленной в конце 1876 года, где он предостерегал от посылки на войну с Турцией слишком незначительных сил и по частям и настаивал на введении сразу большого количества войск – ибо лучше иметь слишком много войск, чем слишком мало.

Эта записка генерала Леера по четкости стратегической мысли и синтезу изложения оставила далеко за собой все остальные и не была поэтому понята нашими военными бюрократами: граф Милютин счел ее недостаточно разработанной, ибо Леер, излагая самую суть дела, пренебрег мелочами, на которые в канцеляриях как раз и обращали главное внимание. Времена Леера можно считать блестящей эпохой академии и русской военной науки вообще. Нельзя не упомянуть о редактировании Леером Военной энциклопедии в 8 томах, обычно именуемой Лееровской. Она заменила устаревший Лексикон Зедделера (издание 1859 года) и явилась важным проводником военных знаний в толщу строевого офицерства.

Значительной фигурой был и начальник Генерального штаба генерал Обручев, с именем которого следует связать все сколько-нибудь положительные мероприятия по военной части в этот период: сооружение стратегических дорог, крепостей на западной границе и, наконец, военная конвенция с Францией. Согласно этой конвенции, в случае войны с державами Тройственного союза Франция обязывалась выставить против Германии 1 300000 человек, Россия – 700–800 тысяч, сохраняя за собой как выбор главного операционного направления, так и свободу действий в отношении остальной вооруженной своей силы. Существенным недостатком этой конвенции было то обстоятельство, что она, обязывая Россию непременной помощью Франции на случай германского нападения, совершенно умалчивала об аналогичных обязанностях Франции на случай нападения Германии на Россию. Это едва не оказалось роковым для обеих союзниц в 1914 году.

Александр III питал большую симпатию и доверие к Обручеву, несмотря на то, что Обручев имел репутацию отчаянного либерала. В 1863 году, состоя в чине капитана старшим адъютантом штаба 2-й гвардейской пехотной дивизии, Обручев потребовал отчисления от должности, когда дивизию двинули в Виленский округ, не желая участвовать в братоубийственной войне. Аргументация более чем сомнительного свойства (братоубийственной войной беспорядки 1863 года назвать нельзя), но показывающая огромную смелость характера и независимость суждений – логически он должен был бы поплатиться за это карьерой. В 1877 году великий князь Николай Николаевич-Старший наотрез отказался допустить Обручева в Дунайскую армию, и он был послан на Кавказ, где оказал ценную поддержку великому князю-фельдцейхмейстеру. После падения Плевны цесаревич Александр Александрович должен был принять Западный отряд и вести его за Балканы. Цесаревич заявил, что он согласен на это лишь при условии назначения начальником его штаба Обручева. Великий князь Николай Николаевич не хотел и слышать про Обручева. Тогда цесаревич отказался от Западного отряда и предоставил Гурко пожать лавры забалканского похода – сам же остался до конца войны во главе Рущукского отряда, утратившего свое значение.

Неудачное возглавление Военного ведомства генералом Ванновским парализовало, однако, творческую работу отдельных деятелей. Его тяжелый и властный обскурантизм превратил эпоху, последовавшую за Турецкой войной, в эпоху застоя – ив этом отношении Ванновского можно смело сравнить с Паскевичем. Опыт войны 1877–1878 годов совершенно не был использован и пропал даром. Он отразился лишь на мелочах.

Стратегически войну вообще нельзя было изучать. Главнокомандовавшим был августейший брат покойного Государя и дядя благополучно царствовавшего Императора. Разбирать объективно с кафедры его плачевное руководство, бесчисленные промахи Главной Квартиры было совершенно немыслимо, так как могло бы привести к подрыву престижа династии. Абсурдный же план войны, посылка войск по частям, неиспользование уже мобилизованных резервов – все это было делом рук графа Милютина, а Милютина раз навсегда условлено было считать благодетельным гением русской армии. Профессору стратегии ставилась таким образом неразрешимая задача – на каждом шагу он натыкался на табу, касаться которых не смел.

Не меньшие трудности встречал и профессор общей тактики. Криденер, Зотов, Крылов, Лорис-Меликов – все это были заслуженные генерал-адъютанты, ошибки их выставлять не приличествовало.

Поэтому в исследованиях той войны критический метод – единственно продуктивный – был заменен методом эпическим, описательным – механическим нанизыванием фактов и цифр, изложением событий не мудрствуя лукаво. Фолианты официальных исследований пестрели неудобочитаемыми текстами бесконечных диспозиций по бесчисленным отрядам, кропотливыми подсчетами стреляных гильз в каждой полуроте, но мы напрасно стали бы в них искать руководящей стратегической нити, отчетливой формулировки тактических выводов. Слушатели академии 80-х и 90-х годов – будущие начальники войсковых штабов в Маньчжурии – ничего или почти ничего не смогли почерпнуть из столь дефективно разработанного материала, и русская армия начала тяжелую войну на Дальнем Востоке, как бы не имея за собой опыта войны после Севастополя. До чего не торопились с разработкой этой войны видно из того, что официальное описание кампаний 1877–1878 годов не было закончено в 1914 году.

Лишенная ариадниной нити русская военная мысль пыталась проложить себе дорогу в этом темном и запутанном лабиринте и в большинстве случаев выходила на ложный путь. Ярок был еще ореол бронзовых защитников Малахова кургана, и к этой славе прибавилась свежая слава стойких шипкинских героев. Смысл войны стали видеть в том, чтобы отбиваться, отсиживаться, не столько наносить самим удары, сколько отражать удары неприятеля, предоставив тому инициативу. Смысл же боя полагали в непременном занятии позиции, на которой и отбиваться до последнего патрона, предоставляя неприятелю разбить себе лоб об эту позицию. Пассивная стратегия влекла за собой пассивную тактику. Эти пассивные воззрения внешне не сказались особенно сильно на уставах, где чувствовалось драгомировское влияние, но они крепко вкоренились в подсознание большинства военачальников и командиров – в частности новой формации – во главе с Куропаткиным.

В неудаче наступательных наших действий под Плевной и турок Сулеймана у Шипки они видели убедительный довод к предпочтению оборонительно-выжидательного образа действий. Они не сознавали однако того, что в обоих этих случаях решающей была не столько сила обороны, пусть и геройской, сколько бездарная организация атаки (в частности у нас – слабость ударной части при гипертрофии резервов и заслонов и путаница отрядной системы). При хорошем управлении 60 таборов Сулеймана обтекли бы и потопили 6 наших шипкинских батальонов, а командуй под Плевной не Зотов, а Скобелев, Осман распрощался бы со своей саблей еще 31 августа. Всякий раз, когда русская пехота имела впереди достойных ее командиров, а позади своевременную поддержку, она не знала неудавшихся атак. Все это, однако, не сознавалось. Религия – вернее ересь – резервов и заслонов, вопреки стараниям Леера, вкоренилась прочно. Отрядная система вошла в плоть и в кровь, и мистика позиций, защищаемых на месте до последней капли крови, завладела умами и сердцами большинства.

Другие пошли за Драгомировым, мужественные призывы которого звучали подобно трубе. Однако односторонняя и предвзятая эта доктрина вела при первой же (и неизбежной) осечке к потере веры в свои силы.

* * *

Военно-окружная система вносила разнобой в подготовку войск. В различных округах войска были обучены по-разному, в зависимости от взглядов командующих войсками. В одном и том же округе система обучения менялась с каждым новым командующим. Если этот последний был артиллерист, то интересовался лишь своими бригадами, предоставляя пехотным и кавалерийским начальникам обучать войска как то им заблагорассудится. Назначали сапера – и начиналось увлечение гробокопательством: сооружение полевых укреплений, самоокапывание без конца при полном пренебрежении ко всему остальному на свете. Сапера сменял малиновый кант – фортификация немедленно же упразднялась, и все обучение сводилось к выбиванию сверхотличного процента попаданий на стрельбищах. Наконец появлялся представитель драгомировской школы, провозглашал, что пуля дура, штык молодец! И стройно идущие под барабан густые цепи начинали одерживать блистательные и сокрушительные победы над обозначенным противником.

Излюбленным видом огня была стрельба залпами – повзводно и всей ротой (впрочем, и команда батальон, пли! далеко не была редкостью). Залповый огонь широко применялся в кавказские и туркестанские походы, да сплошь и рядом и в минувшую Турецкую войну. Он производил неизменный эффект на храброго, но неорганизованного и сильно впечатлительного врага, и его культивировали тем охотнее, что дружный залп показывал выдержку и хорошее обучение части. Меткость подобного декоративного огня была, конечно, ничтожной.

По настоянию генерала Обручева стали производиться периодически (примерно через каждые два года) большие двусторонние маневры, в которых принимали участие крупные массы войск различных округов. В 1886 году у Гродны маневрировали войска Варшавского и Виленского военных округов, в 1888 году под Елисаветградом – войска Одесского и упраздняемого Харьковского, в 1890 году на Волыни – Варшавский округ против Киевского (на этих последних принимало участие до 120000 человек и 450 орудий).

В начале 90-х годов было приступлено к перевооружению войск магазинными винтовками. Из трех представленных в 1891 году образцов была утверждена 3-линейная винтовка системы полковника Мосина[16]. Рутинеры военного дела во главе с Драгомировым яростно восставали против технических новшеств, усматривая в технике гибель духа. Ванновский отчасти разделял эту прискорбную софистику, но лишь в отношении артиллерии – его все-таки хватило на сознание настоятельной необходимости введения магазинок. Это важное мероприятие было осуществлено в 1893–1895 годах – сперва в пехоте, начиная с пограничных округов, затем и в коннице (получившей облегченную и укороченную винтовку драгунского образца). 3-линейная винтовка Мосина зарекомендовала себя блестяще. Имея прицел на 3200 шагов, она значительно превосходила простотой конструкции и баллистическими качествами ружья всех остальных европейских армий.

Вопрос же о введении скорострельной артиллерии остался открытым.

Генерал-фельдцейхмейстеру великому князю Михаилу Николаевичу не удалось побороть оппозицию рутинеров. Вместе с тем клиновую пушку надо было заменить: мы начали сильно отставать от армий наших западных соседей и вероятных противников. Пришлось идти на компромисс и перевооружить артиллерию нескорострельной поршневой пушкой образца 1895 года улучшенных данных в сравнении с предыдущим легким образцом (дальность выстрела – 3 версты шрапнелью и 6 верст гранатой при весе снаряда соответственно 19,5 и 17 фунтов и практической скорости стрельбы 2 выстрела в минуту). Калибр был принят однообразный – 3,42 дюйма – и упразднено деление батарей на батарейные и легкие. Таким образом, вместо коренного преобразования была предпринята частичная и притом очень дорого обошедшаяся поправка, имевшая чисто временный характер. Рано или поздно (и чем раньше, тем лучше) все равно приходилось завести скорострельную пушку – только теперь вместо одного перевооружения сразу приходилось предпринять два – с двойными расходами.

Император Николай Александрович

20 октября 1894 года не стало Царя-Миротворца. Его наследнику – молодому Императору Николаю II – было 26 лет. Он только что откомандовал батальоном в Преображенском полку, должен был вскоре получить генеральский чин и полк, но Волей Божией вместо полка получил всю необъятную Российскую Империю.

Император Александр III не допускал разговоров о политике в семейном кругу и совершенно не посвятил в государственные дела наследника, считая его пока слишком молодым и полагая, что для этого всегда найдется время. Николаю II пришлось одновременно управлять страной и учиться ее управлению, совершать ошибки – всегда неизбежные – и самому же их выправлять. Обращаться же за советом было не к кому. Александр III нес все на своих богатырских плечах министры были лишь послушными исполнителями его предначертаний, неспособными к самостоятельному творчеству и неспособными иметь свое мнение. В мужи совета они не годились. Опоры же в среде своих близких родственников Государь не имел.

Великие князья были с рождения предназначены к одному лишь роду деятельности – военному делу. Многие из них чувствовали склонность к наукам, искусству, дипломатическим делам – фамильная (плохо понятая) традиция запрещала это, требуя обязательно одной военной службы. При отсутствии военного призвания у большинства великих князей служба эта обращалась в синекуру, очень часто шедшую во вред делу. Отдельные великие князья – коль скоро они имели серьезное военное призвание – принесли много пользы. Велика заслуга перед русской артиллерией ее последнего генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича. Из его сыновей много и плодотворно потрудился над артиллерией его преемник великий князь Сергей Михайлович[17], брат которого великий князь Александр Михайлович[18] – вопреки всеобщему противодействию – создал русский воздушный флот. Великий князь Николай Николаевич-Младший[19] переродил конницу, а главный начальник военно-учебных заведений – великий князь Константин Константинович[20] – оставил по себе светлую память в десятках тысяч юных сердец. В общем же великокняжеская среда не выдвинула ни одного государственного ума, дав нескольких видных специалистов по отдельным отраслям военного дела и еще большее количество дилетантов, обладателей синекур.

Высшие сановники и та среда, из которой они стали вербоваться в последнюю четверть XIX века, были невысокого морального уровня, особенно проведенные Победоносцевым. В высшем петербургском свете ставленников Победоносцева, и особенно Витте[21], называли не иначе как на французском диалекте: Ьез ргоЬпуозуз. В лучшем случае это были честные рутинеры, люди 20-го числа, в худшем – были преисполнены самого беззастенчивого карьеризма. Этот последний тип, начиная с 900-х годов, сделался преобладающим.

Современники упрекали Императора Николая II в безволии, двоедушии и недоверчивости. Его горячую и жертвенную любовь к России, на алтарь которой он не поколебался принести себя, свою жену и своих детей, не смеет оспаривать никто. Та твердость духа, что выказал Царь-Мученик в Екатеринбурге, отказавшись признать брестский договор (знал, что подпись под этим актом спасет жизнь ему и семье), опровергает легенду о безволии. Столь же неоснователен и упрек в двоедушии. Он исходил от тех сановников, что оставляли Государя вполне разделяющего их точку зрения, а по приходе домой находили на столе высочайший указ об отставке. Причиной здесь являлась застенчивость Государя (унаследованная от отца) и необыкновенная его деликатность. Он не был в состоянии резко оборвать докладчика, терпеливо выжидал конца его доклада, вежливо благодарил и, оставшись наедине, принимал свое решение, иногда резко расходившееся с тем, которое ему желали навязать. Наконец последний упрек в недоверчивости столь же мало обоснован. Недоверчивость – вообще ценное качество в правителе, и кто посмеет упрекнуть в ней монарха, записавшего в свой дневник в тяжелый для России день: Кругом измена, трусость, обман… Можно лишь пожалеть, что недоверчивости этой не хватило в роковой мартовский день, когда Царь внял предательскому коленопреклоненному совету и принял гибельное решение отречься. Слабой стороной начинавшегося царствования была неопытность Государя, явившаяся причиной ряда промахов, тяжело отразившихся на внешней и внутренней политике.

* * *

Вначале все оставалось, как при предыдущем царствовании, начиная с министров и кончая покроем мундиров. Государственный механизм казался налаженным на многие столетия – везде еще чувствовалась могучая рука Александра III. Международное положение России было блестящим, и московские коронационные торжества 1896 года, когда вся Европа стояла в свите молодой императорской четы, явились апофеозом российской великодержавности. Победоносце остался, и молодой Император с уважением относился к крупнейшему деятелю царствования своего отца. Но что мог посоветовать Государю этот ледяной скептик, пусть и большой государственный ум?

Министерством иностранных дел заправляли заурядные дипломаты: князь Лобанов[22], Муравьев[23], Ламздорф[24], люди, из которых при хорошем министре иностранных дел могли бы выйти сносные посланники и резиденты на второстепенных постах, требующих большой представительности и не столь большой проницательности. Самые большие промахи были совершены именно в этой области, где Александр III не имел себе равного, но где сын его был лишен возможности ориентироваться.

Другим слабым местом были внутренние дела. 90-е и 900-е годы характеризовались ростом промышленности. Последствием этого роста промышленности явился рост фабрично-заводского пролетариата, а последствием усиления пролетариата было нарастание революционных идей. Глухое, скрытое недовольство крестьянских масс, открытое брожение рабочих, быстрое, поистине исступленное левение общества, из оппозиционного превращавшегося в революционное, создавали угрожающую обстановку. Неудачные мероприятия правительства, совершенно недооценивавшего серьезность положения и насущную необходимость социальных мероприятий, лишь подливали масло в огонь. Работа эмигрантских революционных центров облегчалась правительствами и общественным мнением ненавидевших Россию стран Старого и Нового Света.

Исключительное влияние получил министр финансов Витте. Это был политик авантюристической складки, чрезвычайно способный, безмерно честолюбивый и совершенно беспринципный. Витте занял этот пост еще при Александре III, весьма ценившем его финансовые способности. Управление его финансами страны следует признать блестящим – государственные доходы без особенной тяготы для населения были увеличены на целую треть. Особенной заслугой Витте следует считать введение в 1897 году винной монополии, ставшей главной доходной статьей бюджета и давшей народу доброкачественное, дешевое и полезное (если им не злоупотреблять) питье. Лицемеры стали яростно клеймить пьяный бюджет, однако отмена монополии в 1914 году имела самые печальные последствия, вызвав массовое тайное винокурение и, как следствие, – катастрофическое падение нравственности по всей стране и небывалый рост пьянства. Столь же плачевные результаты получились в Северо-Американских Соединенных Штатах по введении закона о принудительной трезвости. Сухой режим там совершенно развратил страну, создав целое сословие гангстеров и увеличив во много раз преступность. Эти два примера показывают всю абсурдность законодательства, идущего вразрез с природой человека и вдохновляемого только отвлеченными утопиями, зачастую к тому же фарисейского характера. К сожалению, влияние Витте скоро стало сказываться не только в области финансов, но и во внешней политике.

* * *

Русская внешняя политика, лишенная твердого руководства со смертью Александра III, сразу же попала под влияние Вильгельма II. Под этим тлетворным влиянием она уклонилась от прямого, реалистического пути, начертанного ей Александром III, и вступила на зыбкий и химерический путь непродуманных авантюр.

Вильгельм II решил обратить на пользу Германии и русскую дальневосточную политику, и самый франко-русский союз (разрушить который ему не удалось в 1893 году). План кайзера был смел и реалистичен. Всячески поощрять, более того провоцировать русскую экспансию на Дальнем Востоке, стремиться придать ей империалистический характер, втянуть Россию в войны с Китаем, с Японией, лучше всего, конечно, с Англией. Россия будет занята этими войнами, ослаблена ими и у Германии будут развязаны руки в Европе и на Ближнем Востоке. Германская промышленность делает сказочные успехи, германский флот – военный, коммерческий – растет не по дням, а по часам… С помощью России (Петербург должен произвести давление на Париж) Германия входит в франко-русский союз и превращает его в лигу континентальных держав под своим главенством, лигу, направленную против Англии – главной препоны германской великодержавности во всех частях света. Иными словами, Германия – Рим, хранительница мужественных добродетелей в союзе с вассальной Галлией и вассальной Скифией, сокрушает презренный Карфаген торгашей и на его развалинах строит свою мировую империю.

В Европе же – германский мир, pax Hermanica, железный бронированный кулак, царящий с берегов нового Тибра – Шпрее над вассалами от Урала до Пиренеев… Грандиозный этот план, увы, удавшийся в первой своей части относительно России, был сорван во второй двумя великими дипломатами – Эдуардом VII и Теофилем Делькассе[25].

1895 год принес успех Германии по всей линии и две крупные победы Симоносеки и Киль.

По инициативе Германии Россия вмешалась в японо-китайскую войну. Россия заставила Японию возвратить Китаю плоды всех ее побед, то есть сыграла в отношении Японии совершенно ту же роль, которую Германия Бисмарка сыграла в отношении России на Берлинском конгрессе. Германия участвовала в этой дипломатической интервенции – и не без прибыли для себя, – но подвела Россию под первый огонь, отведя на Россию весь взрыв негодования и ярости сорокамиллионной японской нации.

Вторая германская победа – участие французской эскадры на торжествах открытия Кильского канала – имела огромное значение: стараниями петербургского кабинета, слепо действовавшего по указке из Берлина, идее реванша во Франции был нанесен первый удар. Откуда разочарование в России французских националистов, считавших, что союз с Россией действует разлагающе на французскую нацию и ставит ее в подчинение Германии, послушным инструментом которой является Россия (Моррас). Круги эти стояли за сближение с Англией, тогда как союз с Россией был популярен в умеренно республиканских сферах. Министр иностранных дел Бертело (известный ученый) подал в отставку, не желая ввергать Францию в немецкое рабство. Он жаловался и негодовал на то, что в каждой ноте, получаемой им из Петербурга, содержатся требования идти навстречу всем германским пожеланиям. В 1897 году Государь предпринял поездку во Францию и присутствовал на больших маневрах в Лотарингии (знаменитый смотр в Бетени). Витте настоял на посещении Государем на обратном пути Германии – и за смотром в Бетени последовал бреславский парад.

Симоносекская интервенция была первым жестоким промахом внешней политики нового царствования. Вторым промахом явилась в 1897 году Гаагская конференция, вызвавшая рост пацифистских настроений в русском обществе, и без того морально расслабленном. Был создан прецедент Лиге Наций и абсурдной эпидемии пактов, разразившейся четверть столетия спустя. Александр III заслужил наименование Царя-Миротворца не учреждением международных говорилен – всегда бесполезных и часто опасных, а твердым и решительным соблюдением достоинства России. Мистицизм Священного союза воскресал в форме усыпительного пацифизма. Убаюканная речами сладкопевцев – нобелевских лауреатов мира, Россия полагала себя за гаагскими бумажками, как за каменной горой. Русская политика перестала считаться с реальностями. И одиноко звучал вещий голос Макарова: Помни войну!

Россия о войне не помнила. Тогда война ей о себе напомнила. Мистика Священного союза дала кровь Севастополя, мистика гаагского пацифизма дала кровь Порт-Артура. Одинаковые причины влекут за собой одинаковые последствия за те же ошибки следует то же возмездие.

С 1895 года политика России на Дальнем Востоке резко меняет свой характер. Вместо разработки своих богатств, как то полагал Император Александр III, учреждая Сибирский путь, мы позарились на чужие, нам ненужные земли. Реализм сменился авантюризмом. В 1897 году Россия приобрела у Китая в аренду Порт-Артур, объект японских мечтаний, результатом чего явился взрыв ненависти к нам в Японии. Война с Россией там стала делом решенным – и сорок миллионов японцев стали к ней готовиться, как один человек. Каменистый и мелководный порт-артурский рейд решено было сделать нашей главной базой на Тихом океане, и там намечена была сооружением крепость.

Став полновластным вершителем судеб России, Витте пошел еще дальше. Вместо того чтобы продолжать Сибирский путь вдоль Амура, как то повелел в свое время Александр III, он повел его по китайской территории через Маньчжурию. Так возникла в 1898–1900 годах Восточно-Китайская железная дорога – грандиозное культурное русское дело на Дальнем Востоке, пробудившее к жизни огромный и богатый край. На протяжении жизни одного поколения население Маньчжурии с 3 миллионов увеличилось на 30. Из ничтожной рыбачьей деревушки Харбина в несколько месяцев возник большой город, в несколько лет – главный промышленный и населенный центр края. Русское золото полилось рекой, обогащая чужую страну. Русское население Приамурского края осталось без железной дороги; дорогу зато получили китайцы, а затем, увы, японцы. Столь необходимая для русского Дальнего Востока Амурская дорога была сооружена в 1908–1911 годах.

Все это строительство стоило огромных денег. Витте поступил просто. Располагая финансами по своему усмотрению, он добывал нужные средства путем урезывания кредитов Военному и Морскому ведомствам. Стоимость всей авантюры возлагалась с легким сердцем на армию и флот, которым еще пришлось платить за все своей кровью…

На арендованном Ляодуне Витте решил устроить коммерческий порт – в явный ущерб Владивостоку. Искусственно был создан город Дальний, который наши офицеры не без основания стали называть Лишний. Витте смотрел на это, как на вопрос своего личного престижа и не жалел затрат. Деньги на сооружение этого удивительного города Витте достал из кредитов, отпущенных на укрепление Порт-Артура. Строитель Порт-Артурской крепости инженер-полковник Величко представил смету на сооружение верков, рассчитанных на 11-дюймовый калибр. Витте приказал сократить эту смету вдвое и ограничиться укреплениями, рассчитанными на 6-дюймовые снаряды. Освободившиеся таким образом миллионы он употребил на украшение Дальнего. Артурские форты стояли недостроенными, но в Дальнем сооружалась монументальная лютеранская кирха на случай, если в открываемый порт станут заходить немецкие либо скандинавские корабли и их команда захочет помолиться. Артурская крепость осталась недостроенной, зато Дальний был оборудован по последнему слову техники и, только что законченный, преподнесен японцам, которые и мечтать не могли о лучшей базе для действий против России, в частности против Артура. Дальний убил Порт-Артур.

Вся эта авантюра стоила России десятков тысяч жизней, целого флота, 3 миллиардов бесцельных затрат, великодержавного престижа и тяжких внутренних потрясений. Главный ее виновник сумел извлечь выгоду для себя из самого банкротства своей политики, став графом Портсмутским и сумев придать законную форму внутреннему врагу учреждением Государственной думы… Убежденный германофил, Витте пользовался полной поддержкой Германии в дальневосточной своей политике, как нельзя больше отвечавшей германским интересам. Вильгельм II не жалел поощрений – памятен остался сигнал, поднятый на грот-стеньге Гогенцоллерна при расставании монархов в Бьоркских шхерах: Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана. Это было в 1902 году. Два года спустя кайзер пожал плоды искусной своей политики. Воспользовавшись русско-японской войной и безвыходным положением России, Германия продала свой нейтралитет чрезвычайно выгодной ценою, навязав России торговый договор, отдавший Россию в полную экономическую кабалу ее неизменно дружественной западной соседке.

* * *

В бытность свою наследником престола молодой Государь получил основательную строевую подготовку, причем не только в гвардии, но и в армейской пехоте. По желанию своего державного отца он служил младшим офицером в 65-м пехотном Московском полку (первый случай постановки члена Царствующего Дома в строй армейской пехоты). Наблюдательный и чуткий цесаревич ознакомился во всех подробностях с бытом войск и, став Императором Всероссийским, обратил все свое внимание на улучшение этого быта. Первыми его распоряжениями же упорядочено производство в обер-офицерских чинах, повышены оклады и пенсии, улучшено довольствие солдат. Он отменил прохождение церемониальным маршем, бегом, по опыту зная, как оно тяжело дается войскам.

Эту свою любовь и привязанность к войскам Император Николай Александрович сохранил до самой своей мученической кончины. Характерным для любви Императора Николая II к войскам является избегание им официального термина нижний чин. Государь считал его слишком сухим, казенным и всегда употреблял слова: казак, гусар, стрелок и т. д. Без глубокого волнения нельзя читать строки тобольского дневника темных дней проклятого года:

27 ноября. Праздник нижегородцев. Где они и что с ними?…

6 декабря. Мои именины… В 12 часов был отслужен молебен. Стрелки 4-го полка, бывшие в саду, бывшие в карауле, все поздравляли меня, а я их с полковым праздником…

24 декабря. Во время чая пошли с Аликс в караульное помещение и устроили елку для 1-го взвода 4-го полка. Посидели со стрелками, со всеми сменами…

Эти последние месяцы земной своей жизни Царь-Мученик был душою с погибавшей без него армией.

В военном отношении начало царствования Императора Николая II явилось продолжением эпохи Александра III.

Совершенствовались отдельные мелочи на фоне общего застоя и рутины. В конце 1897 года Ванновского и Обручева сменили: генерал Куропаткин на посту военного министра и генерал Сахаров[26] на посту начальника Генерального штаба.

Алексей Николаевич Куропаткин был человек большого ума и всесторонней образованности. Он пользовался отличной боевой репутацией и обладал выдающимися административными способностями. Это был подходящий кандидат на высшую административную должность. Новый начальник Генерального штаба генерал Сахаров был заурядным деятелем бюрократической складки.

Вступив в отправление своих обязанностей в первый день 1898 года, генерал Куропаткин натолкнулся прежде всего на чрезвычайные затруднения, чинимые Военному ведомству министром финансов, совершенно не считавшимся с нуждами армии. По принятой тогда системе, кредиты испрашивались на пять лет вперед. Из 455 миллионов рублей чрезвычайных кредитов на пятилетие 1899–1903 годов (последняя смета, составленная генералом Ванновским) министром финансов было отпущено всего 160 миллионов – третья часть.

Деятельность генерала Куропаткина направлялась прежде всего к улучшению условий быта и службы строевого офицерства: устройству собраний, библиотек, заемных капиталов, открытию кадетских корпусов в крупных военных центрах. Мероприятия эти поглотили свыше половины отпущенных средств. Установлен предельный возраст 50 лет для капитанов, 58 – для подполковников, 60 – для полковников.

В течение 1898 года из резервных бригад сформированы 42-я – 45-я пехотные дивизии, а на Дальнем Востоке с приобретением Порт-Артура образована 3-я Сибирская стрелковая бригада. Восстановлен II Кавказский корпус, и образованы армейские – XX в Виленском и XXI в Киевском округе. Финляндский военный округ упразднен и присоединен к Санкт-Петербургскому. Все финские национальные войска намечены к расформированию. К имевшейся Финляндской (русской) стрелковой бригаде были добавлены 2-я и 3-я, и все вместе составили XXII армейский корпус. На Кавказе образована 2-я Кавказская стрелковая бригада. Из Иркутского военного округа образованы Сибирский и Омский.

Китайская война 1900 года вызвала усиленное формирование войск в Приамурском округе. Там были развернуты 4-я, 5-я и 6-я Сибирские стрелковые бригады и образованы I и II Сибирские армейские корпуса. В том же 1900 году Туркестанские линейные батальоны развернуты в 2-батальонные стрелковые полки. Было образовано 5 Туркестанских стрелковых бригад, составивших I и II Туркестанские армейские корпуса.

В 1901 году окружные юнкерские училища с годичным курсом были преобразованы в военные училища с двухлетним курсом, выпускавшие уже не подпрапорщиков, а подпоручиков. Этой важной реформой Куропаткин способствовал поднятию общего уровня офицерского корпуса, его большей однородности и пытался устранить разницу между белой костью и черной.

Система больших маневров не оставлялась. В 1897 году они происходили под Нарвой в присутствии Вильгельма II, в 1898 году в районе Белостока, между войсками Варшавского и Виленского округов. Главнокомандовавший гвардией и Санкт-Петербургским округом великий князь Владимир Александрович принял темой Нарвских маневров нанесение поражения наступающей на Петербург с запада неприятельской армии. Однако придворные круги из угождения Вильгельму II настояли на отмене этой темы, рисковавшей не понравиться августейшему посетителю – и все свелось к банальщине. Любитель театральных жестов, кайзер захотел лично командовать своим Выборгским полком, причем командовал донельзя неудачно. Наконец в 1902 году произошли в Высочайшем присутствии знаменитые Курские маневры между Киевским и Московским. Эти последние маневры создали Куропаткину репутацию полководца. Все действия Куропаткина – командующего Киевской армией – не выходили из обычного трафарета. Волей-неволей ему пришлось победить Московскую армию, командующий которой великий князь Сергей Александрович [27]совершенно не справился со своей задачей. По плану войны генерал Куропаткин должен был командовать Юго-Западным (австрийским) фронтом, а великий князь Сергей Александрович – Люблинской (тогда 3-й) армией этого фронта.

Опыт всех этих маневров ценности не представлял и не шел на пользу ни военачальникам, ни войскам. Начальникам прививались рутинерские взгляды и отрядные навыки, войска расходовали силы по большей части зря. Обе стороны всегда бывали одинаковой силы, составлялись по одинаковому шаблону и в той же пропорции родов оружия. При среднем уровне начальников это вело к отсутствию оригинальности – стратегическим и тактическим общим местам, трафаретной постановке задач, шаблонному их выполнению. Посредники вели тщательный и кропотливый подсчет батальонам – и та сторона, что успевала сосредоточить в данный момент и в данном пункте на один или два батальона больше, неизменно объявлялась победившей. Начальники проникались убеждением, что на войне все решает количество, управление войсками сводится к арифметике, а вывод этой арифметики неизменен: с превосходными силами в бой отнюдь не вступать.

Войска действовали так, как будто в недавнем еще прошлом у них не было тяжелого опыта трех Плевен. Начальники, казалось, соревновались в том, кто из них в кратчайший срок дезорганизует свою дивизию или корпус, нарезав сколь можно большее число отрядов трех родов оружия. Резервы подводились к самой линии огня зачастую на 200 шагов в батальонных колоннах. Последние дни маневров (как раз самые поучительные) обычно комкались, особенно когда на них присутствовал Государь. Все помыслы участников, от генерала до рядового, сводились к одному – как бы не осрамиться на царском смотру, и силы войск сберегались не для нанесения заключительного решающего удара, а для отчетливого прохождения церемониальным маршем.

* * *

Огромный вред войскам в период от Турецкой до Японской войны принесла так называемая хозяйственность. Скудные отпуски кредитов Военному ведомству, которому приходилось торговаться с министром финансов из-за каждого рубля, привели к тому, что у Российской Империя не находилось средств на содержание своей армии. Войска были вынуждены сами себя содержать. Перевооружение войск магазинными ружьями в 90-х годах, двукратное перевооружение артиллерией в 90-х и начале 900-х требовали больших расходов. Приходилось строить помещения, амуницию, одевать и довольствовать войска хозяйственным способом, без расходов от казны.

Полковые хлебопекарни, полковые сапожные мастерские, швальни, шорни, столярные и плотничьи артели стали отнимать все силы войск и все внимание начальников. Офицеры превратились в артельщиков и каптенармусов – некому было посещать тактические занятия. Вся служба – в частности ротных командиров стала заключаться во всевозможных экономических покупках, приемах, сортировках, браковании, поверках разных отчетностей, отписке бесчисленных бумаг и бумажек… На милютинском канцелярском бумагопроизводстве привилась куропаткинская хозяйственность. Система без расходов от казны была заведена еще при Ванновском. Куропаткин – сам ревностный и убежденный хозяйственник развил ее, доведя до геркулесовых столпов.

В русской армии конца XIX века хозяйственность заняла то место, которое в первую половину столетия занимал фронт – шагистика. Она проникала всю армию сверху донизу. Во времена Аракчеева и Паскевича начальство умилялось малиновым звоном ружейных приемов, во времена Ванновского и Куропаткина доброкачественностью сапожного товара, заготовленного без расходов от казны. Капитан, изобретший новый способ засолки капусты, приобретал почетную известность в дивизии, командир полка, у которого кашу варили пятнадцатью различными способами, аттестовывался выдающимся. Все помыслы и устремления были направлены на нестроевую часть.

Для проверки строевой части существовали инспекторские смотры. Взгляды и вкусы начальства бывали известны, равно как и дата приезда, в крайнем случае, отличное состояние нестроевой части должно было загладить впечатление от возможных строевых недочетов. Наконец испытанием тактической подготовки войск должны были служить большие маневры. Они же всегда Слава Богу, благополучно сходили.

Из всего этого отнюдь не следует бросать упрек в очковтирательстве строевому русскому офицерству того времени. Все это были люди чести, преданные своему долгу. В тех ненормальных условиях просто нельзя было иначе служить. Нельзя было требовать от войсковой части самоокупаемости, заставлять ее работать на самое себя, отвлекать людей на работы, ничего общего с военным делом не имеющие, и требовать в то же время совершенства в этом последнем.

В нормальных условиях молодой солдат находился лишь первые четыре месяца своей службы, когда обучался собственно военному делу. По истечении этого, установленного законом, времени всевидящее фельдфебельское око намечало в строю молодых солдат будущих сапожников, портных, слесарей. Не попавшие в эти ремесленные цехи проходили главным образом караульную службу.

На всю Российскую Империю было всего 10000 жандармов. В республиканской Франции, уступавшей России населением в четыре раза, было 36000 жандармов (не считая колоний). Они были облечены такой властью, которая никогда и не снилась нашей полиции. Передовая интеллигенция ненавидела синие мундиры и мечтала о великих достижениях западных демократий, которые она себе представляла без полиции. Министерство финансов всячески урезывало кредиты Департаменту полиции – из той же похвальной экономии, что и Военному ведомству. При совершенно недостаточном количестве городовых и стражников войскам приходилось нести тяжелую полицейскую службу. Например, во Владивостоке до 1910 года обязанности городовых (на заведение которых не давалось средств) исполняли чины Сибирских стрелковых полков гарнизона. От воинских частей требовались все в большем количестве дозоры, конвои, караулы. При малейших беспорядках сил полиции всегда оказывалось недостаточно и приходилось вызывать воинские части. Принимая во внимание слабую их численность (роты в 48 рядов[28]), нередко создавалось положение, при котором треть всего состава несла караульную службу, треть отдыхала, а треть была занята хозяйственными работами. В результате – полезный срок службы солдата вместо 4 лет, как правило, был 4 месяца.

* * *

Еще в самом начале царствования – в 1895 году – была восстановлена должность генерал-инспектора конницы и на нее назначен великий князь Николай Николаевич-Младший.

В результате неудачных реформ 1882 года и абсурдного увлечения американской ездящей пехотой наша конница чрезвычайно понизилась качеством. Славным ее традициям был нанесен жестокий удар, ей прививались чужие и чуждые ей взгляды, и потомки богатырей Шенграбена и Фер Шампенуаза, недавние герои Бегли Ахмета, Аравартана и Адрианополя были низведены до уровня каких-то рейдеров американской междоусобицы.

Великий князь Николай Николаевич – кавалерист Божией милостью – принялся за перевоспитание конницы с замечательной энергией. Перевоспитание это он начал с того, что научил ее езде, поборол робость перед широкими аллюрами и пересеченной местностью.

Была введена новая школа верховой езды (метода Филлиса), а в Поставах (Виленский военный округ) открыта Офицерская кавалерийская школа для подготовки кандидатов в эскадронные командиры. Конница была научена пользованию конем, ее офицерству привит спортивный дух устройством состязаний и парферсных охот. За десять лет – с 1895–1905 годы – русская конница была вновь поставлена на то свое старое и славное место, откуда была сведена рутинерами эпохи военных поселений и неудачным новаторством доморощенных американцев. Ее генерал-инспектор мог оглянуться на это свое дело с чувством полного удовлетворения и справедливой гордости. Впоследствии, однако, великий князь не был в состоянии действовать мечом, который он сам выковал. Став Верховным главнокомандующим и получив в свое распоряжение 30 дивизий лучшей в мире кавалерии, он совершенно не сумел дать им стратегическое применение.

Нелюбимый сын великого князя Николая Николаевича-Старшего, он держался особняком в Императорской Фамилии, где пользовался общей неприязнью. Великий князь не привлек к себе сердец своих подчиненных. Человек необыкновенно грубый и чуждый благородства, он совершенно не считался с воинской этикой и позволял себе самые дикие выходки в отношении подчиненных ему офицеров.

В конце 90-х годов было сформировано 3 отдельных кавалерийских бригады и 2 отдельных драгунских полка в Финляндии и на Дальнем Востоке.

В конце 1894 года права гвардии были пожалованы Кексгольмскому и Санкт-Петербургскому гренадерским полкам. В 1903 году упразднены финские стрелковые батальоны, а в 1905 году и Лейб-Гвардии 3-й Финский батальон. Взамен этого последнего в состав Гвардейской стрелковой бригады был включен Лейб-Гвардии резервный полк, наименованный стрелковым (а с 1910 года Лейб-Гвардии стрелковый Его Величества).

Артиллерии, которой продолжал еще заведовать ее последний генерал-фельдцейхмейстер, удалось преодолеть сопротивление рутинеров и начать перевооружение 3-дюймовой скорострельной пушкой образца 1900 года, причем был принят единственный вид патрона – шрапнель. Граната оставлена лишь для 6-дюймовых мортир. Перевооружение было спешно начато в том же 1900 году, когда Путиловским заводом было выпущено 1500 орудий, но затем приостановлено вследствие некоторых выяснившихся дефектов. Изъяны эти удалось устранить в пушке образца 1902 года (слегка видоизмененный образец предыдущей), которой и было произведено в 1903–1904 годах окончательное перевооружение, начиная с пограничных округов. Пушка образца 1900 года с буферным накатником оказалась впоследствии превосходным зенитным орудием. Еще с 1897 года при стрелковых бригадах, до той поры лишенных артиллерии, были образованы стрелковые артиллерийские дивизионы.

В 1902–1903 годах, в предвидении осложнений на Дальнем Востоке, численный состав Заамурского округа пограничной стражи был с 16000 человек доведен до 24000. Тогда же сформированы 7-я и 8-я Сибирские стрелковые бригады и в конце 1903 года в Порт-Артуре образован III Сибирский армейский корпус.

Генерал Куропаткин, предпринявший в 1903 году поездку на Дальний Восток и присутствовавший на маневрах японской армии, был убежден в невозможности серьезных осложнений, тем более войны с Японией (Министерство иностранных дел поддерживало его в этом убеждении). Поэтому в чрезвычайных кредитах, испрошенных им на пятилетие 1904–1909 годов, из общей суммы 160 миллионов рублей Дальнему Востоку уделялось всего 7 миллионов.

Части, основанные императором Александром III:

18-й, 19-й и 20-й Туркестанские стрелковые полки (1882 г.);

203-й пехотный Потийский полк и 205-й пехотный Шемахииский полк (1889 г.);

202-й пехотный Горийский, 204-й пехотный Ардагано-Михайловский полки (1890 г.);

207-й пехотный Новобаязетский, 208-й пехотный Лорийский полки (1890 г.);

201-й пехотный Сухумский полк (1892 г.);

5-й, 6-й, 7-й и 8-й Кавказские стрелковые (с 1887 г. стрелковые туземные дружины, с 1893 г. – Кавказские стрелковые);

6-й, 7-й и 8-й Сибирские стрелковые полки (с 1893 г.);

15-й уланский Татарский полк (с 1891 г. – 46-й драгунский);

15-й гусарский Украинский полк (с 1891 г. – 47-й драгунский);

саперные батальоны – 12-й и 13-й (1883 г.), 14-й, 15-й, 16-й и 17-й (1889 г.);

18-й саперный батальон (1894 г.);

Донской кадетский корпус (1883 г.).

Полки, основанные императором Николаем II (до мировой войны):

196-й пехотный Инсарский полк (1896 г.);

Финляндские стрелковые: 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, 9-й, 10-й, 11-й и 12-й (1898 г.);

Сибирские стрелковые: 9-й, 10-й, 11-й и 12-й (1898 г.);

Сибирские стрелковые: 13-й, 14-й, 15-й, 16-й, 17-й, 18-й, 19-й, 20-й, 21-й, 22-й, 23-й и 24-й (1900 г.);

Сибирские стрелковые: 25-й, 26-й, 27-й, 28-й, 29-й, 30-й, 31-й и 32-й (1903 г.);

Сибирские стрелковые: 33-й, 34-й, 35-й и 36-й (1904 г.);

Сибирские стрелковые: 37-й, 38-й, 39-й и 40-й (1905 г.);

Туркестанские стрелковые: 21-й и 22-й (1906 г.);

Заамурские пехотные пограничные: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й и 6-й (1909 г.);

Сибирские стрелковые: 41-й, 42-й, 43-й и 44-й (1910 г.);

Финляндские стрелковые: 13-й, 14-й, 15-й и 16-й (1914 г.);

19-й драгунский Архангелогородский и 16-й Иркутский гусарский (1895 г. соответственно 49-й и 50-й драгунские полки);

17-й гусарский Черниговский и 18-й гусарский Нежинский полки (1896 г. соответственно 51-й и 52-й драгунские);

Приморский драгунский полк (1896 г. – драгунский дивизион, с 1898 г. полк);

16-й уланский Новоархангельский и 17-й уланский Новомиргородский полки (1897 г. – соответственно 53-й и 54-й драгунские);

20-й драгунский Финляндский полк (1901 г. – 55-й драгунский);

Крымский конный полк (1903 г. – Крымский конный дивизион, с 1909 г. полк);

Заамурские конные пограничные: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й и 5-й (1909 г.);

Лейб-Гвардии стрелковая артиллерийская бригада, 1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 5-я стрелковые артиллерийские бригады (1897 г.);

1-я Финляндская, 1-я и 2-я Кавказские стрелковые артиллерийские бригады (1897 г.);

42-я, 43-я, 44-я, 45-я артиллерийские бригады, 2-я и 3-я Финляндские артиллерийские бригады (1898 г.);

3-я Сибирская артиллерийская бригада (1898 г. – Восточно-Сибирский стрелковый артиллерийский дивизион, с 1904 г. – бригада);

4-я, 5-я, 6-я Сибирские артиллерийские бригады, 4-я и 5-я Туркестанские стрелковые артиллерийские бригады (1900 г.);

7-я, 8-я и 9-я Сибирские артиллерийские бригады (1904 г.);

10-я Сибирская артиллерийская бригада (1905 г.) и 6-я Туркестанская артиллерийская бригада (1906 г.);

46-я, 47-я, 48-я, 49-я, 50-я, 51-я, 52-я артиллерийские бригады и 11-я Сибирская артиллерийская бригада (1910 г.);

Лейб-Гвардии мортирный дивизион. Гренадерский мортирный дивизион (1910 г.);

1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й, 13-й, 14-й, 15-й, 16-й, 17-й, 18-й, 19-й, 20-й, 21-й, 22-й, 23-й, 24-й и 25-й мортирные дивизионы (1910 г.);

1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й Сибирские, 1-й, 2-й, 3-й Кавказские и 1-й Туркестанский мортирные дивизионы (1910 г.);

1-я и 2-я конногорные батареи (1911 г.);

21-й саперный батальон (1898 г.), 2-й Сибирский саперный батальон (1900 г.), 22-й саперный батальон (1901 г.);

3-й, 4-й и 5-й Сибирские саперные батальоны (1904 г.);

1-й, 2-й, 3-й, 4-й Заамурские железнодорожные батальоны (1909 г.);

23-й, 24-й, 25-й саперные батальоны и Кавказский саперный батальон (1910 г.);

Кадетские корпуса: Варшавский, Суворовский, Одесский, Сумской, Владикавказский, Хабаровский (1900 г.). Ташкентский (1904 г.). Иркутский (1913 г.) и Сергиевское артиллерийское училище (1913 г.).

Китайская война

Неудачные войны с Францией (1882–1885 годов) и Японией, сопровождавшиеся потерей территорий и повлекшие за собой глубокое проникновение в Китай иностранных интересов, пробудили в правящих китайских слоях ненависть к иноземным дьяволам. Душою этого движения явились спортивные организации Больших кулаков, то есть боксеров, откуда и его имя Боксерское.

Особенную ненависть китайцы питали к России, занявшей (и, по-видимому, навсегда) Порт-Артур и сооружавшей в Маньчжурии железные дороги.

Брожение нарастало весь 1899 год, и в мае 1900 года вспыхнуло восстание, охватившее весь Северный Китай и Маньчжурию. К восставшим примкнули войска – и разъяренное полчище осадило иностранный квартал Пекина, где здания посольств и миссий превратились в импровизированные форты.

* * *

Получив известие о критическом положении посольств, командовавший международной эскадрой в Печилийском заливе британский адмирал Сеймур двинулся во главе сборного отряда в 2000 человек из Таку[29] через Тяньцзин на Пекин. Однако он переоценил свои силы, и отряд его, пройдя Тяньцзин, был окружен 30-тысячной отлично вооруженной армией. Из этого критического положения десант Сеймура был выручен 28 мая 12-м Восточно-Сибирским стрелковым полком полковника Анисимова, высаженным в Печилийский район из Порт-Артура по распоряжению адмирала Алексеева[30]. Сеймур и Анисимов отступили в Тяньцзин, были здесь снова блокированы и освобождены уже 14 июня подошедшим 9-м Восточно-Сибирским полком с командиром 3-й Сибирской стрелковой бригады генералом Стесселем[31]. Анисимов и Стессель атаковали китайцев с двух сторон (с фронта и в тыл). Взято 6 орудий.

Тем временем заместивший Сеймура русский адмирал Гильтебрант решил овладеть сильной китайской крепостью Таку, запиравшей устье реки Пейхо. Совместными усилиями сухопутных войск и флота это блестяще было выполнено, и 3 июня Таку был взят. Таку был занят гарнизоном в 3500 человек при 177 орудиях. Главную роль при его взятии играли на суше и на море русские – канонерские лодки Гиляк и Бобр и сводная рота 12-го Сибирского полка поручика Станкевича, первая ворвавшаяся в форт.

24 июня в командование войсками у Тяньцзина (8000 человек, главным образом русских, и 18 орудий) вступил адмирал Алексеев. Он сразу предпринял операцию широкого масштаба и в сражении 1 июля наголову разбил 30-тысячную китайскую армию. Район Тяньцзина представлял целую систему арсеналов и укреплений. У китайцев убыло свыше 3000, у союзников около 600. Все 46 неприятельских орудий взяты русскими, причем наша потеря – всего 7 офицеров и 161 нижний чин.

В первой половине июля в Китай прибыли большие подкрепления из Европы, Америки и Японии. Международная армия возросла до 35000 человек при 106 орудиях, ее ядро составили русские – 7000 сибирских стрелков (2-я и 3-я бригады) с 22 орудиями. Начальствование над всей армией 19 июля принял генерал Линевич[32]. В ночь на 23 июля Линевич двинулся на Пекин во главе 15-тысячного корпуса. 23-го числа он с боем форсировал реку Пейхо у Бей-Цзяна, разбил вновь было собравшуюся китайскую армию и открыл себе дорогу к Пекину. 31 июля войска Линевича стояли под стенами китайской столицы, и на рассвете 1 августа на этих стенах уже победно развевались знамена сибирских стрелков. При Бей-Цзяне сибиряками взято 13 орудий. На штурме Пекина мы лишились 1 генерала, 5 офицеров, 122 нижних чинов.

Восстанию был нанесен решительный удар. Дальнейшая работа свелась к искоренению партизанщины; 6 сентября генерал Штакельберг[33] занял Бейтан, 9-го конный отряд полковника Флуга с налета взял Лутай, а 18 сентября генерал Церпидкий овладел Шанхай-Гуаном на границе с Маньчжурией.

12 сентября в Тяньцзин прибыл прусский фельдмаршал граф Вальдерзее[34], назначенный по настоянию Вильгельма II главнокомандующим международной армией. Но это немецкое светило запоздало – новоявленный Готфрид Бульонский не поспел на штурм Иерусалима. Все лавры были уже без остатка пожаты русскими! 1 января 1901 года русские войска покинули усмиренный ими Печилийский край. К сентябрю в Печилийской области находилось до 66 тысяч международных войск (13 200 русских, 21000 японцев, 8400 англичан, 8200 германцев, 6800 французов, 5600 американцев, 2500 итальянцев и 500 австрийцев). Германские отряды своими зверствами над мирным населением далеко превзошли боксеров. К чести всех остальных войск следует добавить, что никто из них в этих разбойничьих экспедициях не участвовал.

Операции в Маньчжурии

Здесь восстание сказалось с особенной силой. Скопища китайских войск (татарские – восьми знамен и территориальные – зеленого знамени) совместно с Большими кулаками и хунхузами обрушились на русские посты и поселки по строившейся Восточно-Китайской железной дороге, и к середине июня вся дорога была в их руках, а переполненный беженцами Харбин был осажден.

До 9000 китайцев, собравшихся в Сахаляне, на правом берегу Амура, бомбардировали почти что беззащитный Благовещенск.

У нас в Приамурском округе (от Байкала до Тихого океана) и на Квантуне было 56000 войск со 164 орудиями. Часть их была отправлена в Печилийский край, остальные надо было еще мобилизовать, а то и вообще сформировать. Высочайше было поведено двинуть в Маньчжурию все 5 армейских стрелковых бригад Европейской России. Прибыли в Маньчжурию лишь 3-я, 4-я и 5-я. Одновременно в Приамурском округе сформировались 4-я, 5-я и 6-я сибирские стрелковые бригады. К активным операциям – наступлению в бурлящую Маньчжурию со всех четырех сторон – мы смогли приступить лишь в июле. Был организован ряд отрядов.

На севере Маньчжурии выручать Благовещенск двинуты отряды полковника Сервианова и полковника Ренненкампфа[35] из Сретенска. Одновременно из Хабаровска на выручку Харбина отправлен генерал Сахаров с 4000 человек и 26 орудиями. Все упомянутые отряды шли на судах по Амуру – нашей главной артерии сообщения.

Отряд генерала Сахарова, пойдя по Сунгари, деблокировал Харбин 21 июля, пройдя с боем 663 версты в 18 дней. 11 июля при Баян-Туне взято с боя 10 орудий. 15 июля было разгромлено 4000 китайцев у Сянь Синя. Стрелки атаковали эту крепость по грудь в воде, захватив 22 орудия.

Сервианов и Ренненкампф, соединившись и переправившись через Амур, разгромили 22 июля при Айгуне угрожавшее Благовещенску полчище. Ренненкампф с отрядом в 600 шашек бросился его преследовать на Мергень, приказав своему отряду гнать противника так, чтобы весть об Айгунском побоище дошла к Мергеню вместе с казаками. Однако 24-го слабый его отряд был остановлен у Малого Хингана, сильно укрепленного и прочно занятого китайцами горного хребта. Отряд Ренненкампфа был доведен до 5000 человек при 20 орудиях и назван по своему объекту Цицикарским. 28 июля он атаковал Малый Хинган, но не имел успеха, но 2 августа Ренненкампф одержал здесь полную победу, 4-го взял Мергень и уже 15-го был в Цицикаре, пройдя 400 верст в 3 недели.

Усмирение Западной Маньчжурии было возложено на сформированный в Забайкалье отряд полковника Орлова (5000 человек, главным образом казаков, и 6 орудий). Отряд этот перешел границу 13 июля, занял 21-го Хайлар, овладел 10 августа двойным охватом позицией Большого Хингана и соединился в Цицикаре с Ренненкампфом.

На востоке, со стороны Приморья, было образовано два отряда. Один генерала Чичагова (1500 человек, 6 орудий) – предназначался для движения от Никольска на Нингуту, другой – генерала Айгустова (5000 и 12 орудий) собирался в Новокиевске. Никольский отряд, оказавшийся слишком слабым, был присоединен к Новокиевскому, и этот последний 15 июля овладел китайской крепостью Хунчун. 15 августа генерал Айгустов выступил на Нингуту и 16-го взял ее неожиданным налетом.

К 20 августа Восточно-Китайская железная дорога была в наших руках, и адмирал Алексеев предписал всем действовавшим здесь отрядам (15000 шашек и штыков и 64 орудия) двинуться на Гирин (где он предполагал значительные силы противника) и составить там II Сибирский корпус генерала Каульбарса[36].

Однако отважный Ренненкампф выполнил всю эту операцию сам с отрядом всего в 1000 шашек и 6 орудий. 24 августа он выступил из Цицикара, 29-го занял Бодунэ, а 10 сентября овладел Гирином, пройдя за сутки 120 верст, разогнав китайцев и взяв в плен 2000 последних мятежников. Предположенная операция после этого блестящего рейда становилась бесцельной.

В Южной Маньчжурии отошедшие к Дашичао пограничники полковника Хорунженкова заняли 12 июля Сан Ю Чен, а 18-го – Гайчжоу, соединившись здесь с отрядом полковника Домбровского. Принявший здесь командование генерал Флейшер взял 31 июля Хайчен, но дальнейшее наше продвижение на север было остановлено распоряжением из Петербурга. В Гайчжоу нами захвачено 12 орудий.

В половине августа Южно-Маньчжурский отряд, доведенный до 9000 бойцов при 40 орудиях, принял генерал Субботич. 11 сентября он двинулся тремя колоннами слева генерал Флейшер, в центре генерал Артамонов[37], справа полковник Мищенко. Китайские силы расположились в двух группах: 6000 у Ню Чжуанга и 16000 у Айсяндзаня. 11-го же энергичный генерал Флейшер разбил первый отряд и овладел Ню Чжуангом. На следующий день, 12-го китайцы бежали с Айсяндзанской позиции. 15 сентября генерал Субботич разгромил и рассеял одной лишь артиллерией китайские скопища у Ляояна и 17-го без боя занял Мукден. Вся Маньчжурия была усмирена к 20-м числам сентября, и этим закончилась Китайская кампания.

* * *

Экспедиция 1900 года никаких политических выгод нам не доставила. Мы получили назад нашу железную дорогу в совершенно разгромленном виде и не воспользовались слабостью китайского государства, проявив совершенно исключительную умеренность.

Военные действия носили характер партизанских операций в большом масштабе. В Печилийском районе они имели более упорный характер, чем в Маньчжурии, где зачастую походили на действия с обозначенным противником. Качество китайских войск было чрезвычайно низкое, несмотря на их хорошее вооружение. Сколько-нибудь ценных тактических выводов эта кампания не дала. Значение ее было чисто моральным.

Печилийскую операцию, закончившуюся занятием Пекина, провели русские начальники и русские войска. На почетном месте во главе войск восьми держав шли русские флотские роты и батальоны сибирских стрелков. Это они разгромили китайскую армию у Тяньцзина, выручили Сеймура, штурмовали Таку, взяли Пекин. Участие остальных иностранных войск – за исключением разве японцев – было чисто декоративным. Роль же германца генералиссимуса Вальдерзее, прибывшего уже по усмирении Китая Алексеевым и Линевичем, была просто смешной.

Цицикарский поход и набег на Гирин создали громкую репутацию генералу Ренненкампфу – репутацию, оказавшуюся впоследствии, к сожалению, сильно преувеличенной. Выдвинулся Стессель и старый кавказец, герой Карса Линевич. Особенный же авторитет в Петербурге приобрел адмирал Алексеев.

Китайские походы 1900 года явились боевым крещением Амурских, Забайкальских и новоучрежденных Восточно-Сибирских стрелковых полков. Личный состав их оказался превосходным, получив закалку в долголетней многотрудной пограничной службе на этой беспокойной окраине. Служба эта выработала в наших дальневосточных войсках качества, аналогичные создавшимся в кавказских и туркестанских, природные свойства русского воина, не стесненного чужеземными лжеучениями: способность принимать быстро решения, частный почин, боевую сноровку. И молодым сибирским полкам пришлось применить эти свои качества в другой, гораздо более серьезной, тяжелой войне.

Боевые отличия за китайскую войну получили следующие части:

14-й и 15-й стрелковые полки – знаки на шапки за отличие в 1900 г.;

16-й стрелковый полк – георгиевский рожок за отличие в 1900 г.;

Сибирские стрелковые полки:

1-й Его Величества – знаки на шапки за Старый Ню Чжуанг;

2-й – георгиевские рожки за взятие Пекина,

3-й, 4-й и 5-й – знаки на шапки за отличие в 1900 г., 6-й – знаки на шапки за Бейтан, 7-й – знаки на шапки за Бейтан,

9-й – георгиевское знамя за взятие восточного арсенала у Тяньцзина,

10-й – георгиевское знамя за взятие Пекина,

11-й – знаки на шапки за Дашичао в 1900 г.,

12-й – георгиевское знамя за Тяньцзин,

13-й и 14-й – знаки на шапки за отличие в 1900 г., 15-й и 16-й – знаки на шапки за взятие Хунчуна, 17-й и 18-й – знаки на шапки за Сунгарийский поход,

20-й – знаки на шапки за отличие в 1900 г.,

21-й – знаки на шапки за оборону Благовещенска,

22-й – знаки на шапки за Сунгарийский поход;

4-й и 6-й Забайкальские казачьи батальоны – знаки на шапки за отличие в 1900 г.;

Приморский драгунский полк – знаки на шапки за отличие в 1900 г.;

Амурский казачий полк – георгиевские трубы за Хинган;

Забайкальские казачьи полки:

1-й Верхнеудинский – георгиевские трубы за Тяньцзин

и Пекин, знаки на шапки за отличие в 1900 г.,

3-й Верхнеудинский – знаки на шапки за отличие в

Северной Маньчжурии,

1-й Читинский – знаки на шапки за Бейтан и Пекин,

1-й Нерчинский – георгиевские трубы за Хинган я

Цицикар,

1-й Аргунский – георгиевские трубы и знаки на шапки за отличие в Северной Маньчжурии;

Лейб-Гвардии стрелковый артиллерийский дивизион – знаки на шапки за отличие в 1900–1901 гг.;

1-я Сибирская артиллерийская бригада – знаки на шапки за взятие Хунчуна и отличие в 1900–1901 гг.;

2-я Сибирская артиллерийская бригада – знаки на шапки за оборону Благовещенска и отличие в 1900–1901 гг.;

3-я Сибирская артиллерийская бригада – георгиевские трубы за Тяньцзин и Пекин и за отличие в 1900 г.;

4-я Сибирская артиллерийская бригада – знаки на шапки за Хинган и отличие в 1900 г.;

2-я Забайкальская казачья батарея – знаки на шапки за отличие в 1900 г.

Глава XIII. Война с Японией 1904-905 годов и первая смута

Вмешательство России в японо-китайскую войну, когда мы в 1895 году одним росчерком пера лишили Японию всех плодов ее победы, пробудило ненависть к России в сердце каждого японца. Когда же три года спустя – в 1898 году Россия приобрела Ляодун с Порт-Артуром, скрытая эта ненависть превратилась в открытую ярость. Сознание, что Россия не только лишила Японию ее завоеваний, но еще и присвоила их себе, было нестерпимо для национального самолюбия. Государственные расчеты, требовавшие обоснования преобразованной империи на Азиатском материке, шли об руку с уязвленным самолюбием всей нации. От Императора Мутсухито[38] до последнего рикши все поняли, что вопрос этот может быть решен лишь силой оружия. И вся страна без лишних слов принялась за лихорадочную работу. Руководители ее внешней политики во главе с японским Бисмарком маркизом Ито[39] не задавались целью, подобно русским, облагодетельствовать вселенную пацифистскими утопиями. Они соблюдали интересы только своей родной страны и соблюдали их замечательно, использовав к своей наибольшей выгоде международную обстановку, заключив союз с Англией (в 1902 году) и заручившись моральной и экономической поддержкой Соединенных Штатов. Во враждебном отношении Америки большую роль играли еврейские плутократические круги (вспомним только знаменитый банк Кун, Леб и K°, финансировавший русское революционное движение). Американское общественное мнение было особенно восстановлено так называемым кишиневским погромом[40] 1903 года, в действительности никогда не имевшем места и целиком вымышленным враждебными России телеграфными агентствами.

В период 1898–1903 годов был создан однородный и высококачественный броненосный флот, армия перевооружена отличной винтовкой образца 30-го года Мейдзи[41] (1898 год), организованы и обучены значительные резервы, совершенно ускользнувшие от внимания русских наблюдателей. Полевая армия была доведена до 190000 штыков и сабель при 484 орудиях (13 сильных пехотных дивизий и 3 кавалерийские бригады). При мобилизации выставлялось еще 13 сильных резервных бригад и многочисленные маршевые формирования. Мобилизованная армия должна была насчитывать 520000 бойцов – молодых, отлично обученных, одушевленных фанатическим патриотизмом. Артиллерию составило 1032 скорострельных орудия (свыше трети горных). Значительная часть как офицеров, так и нижних чинов запаса имели недавний боевой опыт. Войска отлично знали театр предстоящих военных действий – Корею, Маньчжурию и Ляодун, где сражались в 1894 году и который тщательно изучили. Японский Генеральный штаб был создан по образцу большого германского и усвоил германские доктрины и германские навыки, как положительные, так и отрицательные. Изучив Восточную войну и Турецкую кампанию 1877 года, японцы пришли к заключению, что в лице русской армии они отнюдь не будут иметь выдающегося противника. Возможности Сибирского пути ими также недооценивались – японский Генеральный штаб считал невозможным сосредоточение в 6-месячный срок в Маньчжурии русской армии свыше 150000 человек. Японцы полагали возможным пропуск одной пехотной дивизии в месяц и 3 пары воинских поездов (с войсками и довольствием) в сутки. Они ошиблись вдвое.

Совершенно иначе в смысле готовности к войне обстояли дела у нас. Со времени злополучной Гаагской конференции как правительство, так и общество были проникнуты усыпляющим и расслабляющим пацифизмом. О войне серьезно не думали. В частности, не допускали и мысли о том, что она может вспыхнуть на Дальнем Востоке; все внимание Военного ведомства при генерале Куропаткине сосредоточилось на западной границе.

Наш план войны подвергался с 1895 по 1903 годы значительным изменениям. Сперва считали, что с Японией справятся одни войска Приамурского округа. Затем войска эти решили усилить 6 резервными корпусами Сибирского и Казанского округов. И, наконец, было положено повысить качество подкреплений и направить на Дальний Восток два самых восточных полевых корпуса – Х Киевского и XVII Московского военных округов.

Между политикой и стратегией у нас наблюдался совершенный разнобой. В 1902 году мы ослабили нашу Тихоокеанскую эскадру из чисто меркантильных соображений. К концу 1903 года состав эскадры был вновь усилен, но всемогущий министр финансов Витте, которому нужны были деньги для оборудования своего Дальнего, настоял на переводе кораблей в состояние вооруженного резерва, что чрезвычайно ослабляло готовность флота. Морские силы были к тому же разбросаны: крейсера базировались на Владивосток, а главные силы – броненосцы и минная флотилия – были переведены в мелководный, каменистый и совершенно необорудованный Порт-Артур. В Артуре же отсутствовали доки и мастерские, и малейшие повреждения грозили оказаться смертельными для кораблей.

Первый план войны с Японией был составлен нами еще в 1895 году, ко времени нашей интервенции в японо-китайские дела. Превосходство франко-русско-германского флота над японским было подавляющим. Японская армия на материке предполагалась отрезанной от своих баз, и наши силы в Приамурском округе (30 500 человек, 74 орудия) признавались достаточными для нанесения ей поражения. За последовавшие 4 года наши силы на Дальнем Востоке удвоились, составив в 1898 году, в эпоху приобретения Порт-Артура, 60000 человек при 126 орудиях. Однако мы уже не могли рассчитывать на сотрудничество иностранных флотов. Допускалась высадка японской армии в 110000 – 130000 человек. Наши силы должны были придерживаться строго оборонительного образа действий до прибытия б резервных корпусов, развернутых в Казанском и Сибирском округах и ожидавшихся к концу 4-го месяца.

Китайская война 1900 года имела следствием преобразование наших войск на дальневосточной окраине, увеличившее, как мы видели, их численность и повысившее их качество. Принятый в 1901 году план был проникнут оптимизмом. Положено было защитить Владивосток и Порт-Артур сильными гарнизонами, а остальные войска, около 30000, развернуть в районе Мукден – Ляоян – Хайчен, где они должны были выжидать подкреплений, повышенных, как мы видели, в качественном отношении: вместо 6 резервных корпусов 4 резервных и 2 полевых. То, что у японцев, в свою очередь, могут оказаться резервы, составителями нашего плана не принималось во внимание. Из этого не следует, однако, делать вывод, что русские стратегические расчеты вообще хуже иностранных. Вспомним, что и французский план стратегического развертывания 1914 года (Жоффр[42], Кастельно) совершенно не считался с германскими резервными корпусами.

Летом 1903 года на Дальнем Востоке было учреждено наместничество. На этот высокий и ответственный пост был назначен адмирал Алексеев.

Присутствовавший в этом году на маневрах японской армии генерал Куропаткин вынес впечатление, что войны с Японией не будет. Министерства иностранных дел и финансов всецело разделяли эту точку зрения, и наместнику Алексееву было отказано в кредитах на оборону.

Между тем как раз с лета 1903 года политическая обстановка на Дальнем Востоке стала резко ухудшаться. Кучка беспринципных петербургских дельцов во главе со статс-секретарем Безобразовым решила организовать консорциум для разработки лесных богатств на реке Ялу, вдоль корейско-маньчжурской границы. Заручившись содействием придворных сфер, они стали устраивать на Ялу ряд факторий, формировать с помощью военных и гражданских властей вооруженные отряды и распускать слухи о том, что они намерены присоединить эту область к России. Слухи эти чрезвычайно беспокоили японское правительство и до крайности раздражали японское общественное мнение.

Токио сделало представление в Петербург о выводе русских войск из Маньчжурии (соглашение это было заключено еще в марте 1902 года, но вывод войск задерживался отчасти деятельностью хунхузов, но главным образом происками Безобразова и K°, которым было необходимо присутствие вооруженной силы для обеспечения своего предприятия).

Петербургский кабинет затягивал переговоры. Недооценка противника играла роль в пренебрежительном отношении нашего Министерства иностранных дел, не подозревавшего, что экзотическая страна мимоз может оказаться страною шимоз. Главная же причина заключалась в той нашей наивной уверенности, что раз в Гааге были подписаны державами, и Японией в том числе, бумажки об арбитражах и третейских разбирательствах, то всякая возможность войны тем самым устраняется. Считать Японию великой державой никто не желал.

Военное ведомство все же решилось на ряд предосторожностей. Поздней осенью 1903 года на Дальний Восток было 1 отправлено по бригаде из состава Х и XVII корпусов. Бригады эти были, впрочем, отправлены немобилизованными, без артиллерии и обозов. Этим испытывалась и провозоспособность Сибирского пути, законченного на всем своем протяжении, за исключением Кругобайкальского участка. Из войск на Ляодуне образован новый III Сибирский армейский корпус, а к началу января 1904 года все 8 Сибирских стрелковых бригад развернуты в дивизии 12-батальонного состава (3-батарейные стрелковые артиллерийские дивизионы – в 4-батарейные стрелковые артиллерийские бригады) и вновь сформирована 9-я стрелковая дивизия.

Еще в ноябре Россия предложила нейтрализацию Кореи. Япония отвергла это предложение, добиваясь включения Кореи и Маньчжурии в свою сферу влияния, на что России ни в коем случае нельзя было согласиться. 31 декабря Япония резкой нотой потребовала увода русских войск из Маньчжурии. Петербург не счел нужным ответить – и 24 января 1904 года токийское правительство известило нас о разрыве дипломатических сношений.

Получив известие о разрыве с Японией, наместник адмирал Алексеев телеграфировал в Петербург о разрешении мобилизации и введении военного положения. На это ему было поведено насколько возможно, продолжать обмен мнениями с токийским кабинетом (штаб наместника служил передаточной инстанцией). На следующий же день, 25-го, министр иностранных дел граф Ламздорф телеграфировал наместнику, что разрыв дипломатических сношений с Японией отнюдь не означает войны….

Но маркиз Ито смотрел на это иначе. Он прервал сношения с ясной и определенной целью – ив ночь с 26 на 27 января японские миноносцы атаковали нашу эскадру на артурском рейде.

Этим блестящим ходом Япония сразу поставила себя в наивыгодное политическое и стратегическое положение. Наоборот, пробуждение России от гаагского угара было печальным. Перенеся обывательские взгляды в политику (наша вечная и неизлечимая язва), мы негодовали на вероломство и предательство японцев. В действительности вероломства тут не было ни следа. Прервав весьма недвусмысленной нотой дипломатические сношения, Япония дала нам два драгоценных дня для принятия элементарнейших мер. Если мы, несмотря на все это, оказались застигнутыми врасплох, то лишь потому, что сами напрашивались на это. Упрекать японцев в несоблюдении протокольных формальностей мы не имели оснований, сами начав войну с Турцией в 1806 году и со Швецией в 1808 году без всякого объявления. Очнувшись от пацифистских утопий, мы растерянно оглядывались на враждебный нам мир. Немногочисленные наши друзья смущенно молчали. А многочисленные враги не скрывали больше своей ненависти и злорадства.

Начало войны

Русские силы на Дальнем Востоке составляли в январе 1904 года 90000 человек при 184 орудиях, не успевших еще закончить своего переформирования. Артиллерия еще не освоилась с материальной частью – скорострельной пушкой. Мобилизация Приамурского округа была объявлена 28 января. Сибирского – 2 февраля. Главнокомандующим сухопутными и морскими силами был назначен наместник адмирал Алексеев, начальником его штаба – генерал Жилинский, генерал-квартирмейстером – генерал Флуг[43]. Наместнику были подчинены: на суше – командующий Маньчжурской армией, на море – командующий Тихоокеанской эскадрой. Командующим Маньчжурской армией был назначен генерал Куропаткин, начальником его штаба – генерал Сахаров, генерал-квартирмейстером – генерал Харкевич; командующим Тихоокеанской эскадрой – адмирал Макаров. Оба командовавших находились еще в Петербурге. Во временное командование Маньчжурской армией вступил командующий войсками Приамурского округа генерал Линевич.

27 января в Чемульпо после геройского неравного боя погибли крейсер Варяг и канонерская лодка Кореец. Наша артурская эскадра была приведена минной атакой японцев в расстройство, потеряв подорванными 2 своих лучших броненосца и один крейсер. С первого же дня и часа войны японцы добились господства на море, залога господства на суше – великое политическое и стратегическое преимущество нападающего – ив первых числах февраля в Корее (Цинампо) стали высаживаться войска их I армии барона Куроки[44]. В состав армии Куроки входили дивизии: Гвардейская, 2-я и 12-я и 2 резервные бригады. Подготовка высадки может считаться образцовой. Она началась еще осенью 1903 года, когда японцы стали исподволь посылать в Корею партии запасных под видом рабочих, торговцев, земледельцев, ремесленников. Запасные эти знакомились с местностью, исправляли пути сообщения, производили разведку ресурсов. Японское правительство благодаря этому до последней минуты не производило общей мобилизации (что могло бы встревожить Россию раньше времени). Оно знало, что высадившиеся войска (2-я дивизия) найдут запасных уже на месте. В Японии было приступлено к формированию еще двух армий. Главнокомандующим был назначен маршал Ойяма[45], его начальником штаба – генерал Кодама. Флот вверен был адмиралу Того[46].

Распределение наших сил в феврале было следующим:

Ляодун занимал III Сибирский корпус генерала Стесселя (4-я и 7-я Сибирские стрелковые дивизии).

В районе Ляояна сосредоточились главные силы – I Сибирский корпус барона Штакельберга (1-я и 9-я Сибирские стрелковые дивизии) и 5-я Сибирская стрелковая дивизия II Сибирского корпуса.

На границу с Кореей, на Ялу, был выдвинут Восточный отряд: 3-я и 6-я Сибирские стрелковые дивизии и забайкальцы (дивизия Ренненкампфа и бригада Мищенко[47]) под начальством командира II Сибирского корпуса генерала Засулича[48].

Наконец, в районе Владивостока оставались 2-я и 8-я Сибирские стрелковые дивизии.

В Сибирском военном округе резервные бригады развернулись в 3 Сибирские пехотные дивизии.

1-я могла быть готова раньше других, 2-я и 3-я составили IV Сибирский корпус генерала Зарубаева[49].

Мобилизованы и отправлены на Дальний Восток Сибирская и Оренбургская казачьи дивизии.

Одновременно была произведена частичная мобилизация Киевского и Московского военных округов, где объявлен поход Х и XVII корпусам. Поведено было торопиться скорейшей отправкой этих двух корпусов – и эта торопливость отразилась на их укомплектовании: в строй попали запасные преимущественно старших сроков, 39–43 лет, что не должно было способствовать повышению их боевых качеств. Воинским начальникам было предписано отправлять в части первых явившихся. Таковыми оказались исполнительные и степенные бородачи, являвшиеся в присутствия сразу по получении повестки. Молодые запасные, как правило, загуливали и являлись через несколько дней, когда штатные нормы оказывались заполненными. Бородачи – все отцы семейств и люди, отвыкшие от строя, – видели в этом несправедливость, и это печально отражалось на их духе. Шедший первым Х корпус только что укомплектовал за счет своих кадров 7-ю и 8-ю Сибирские стрелковые дивизии и еще не оправился от операции переливания крови.

Еле достроенный Сибирский путь блестяще справлялся со своей труднейшей и ответственейшей задачей. Войска и грузы шли походным порядком по льду замерзшего Байкала, а с весны переправлялись через это сибирское море на огромном ледоколе Байкал, куда вкатывались составы поездов.

* * *

В начале февраля наместник предписал конному отряду генерала Мищенко (2000 шашек, 6 орудий) произвести рекогносцировку Северной Кореи. Рекогносцировка эта совершенно не дала результатов – артиллеристу Мищенко не хватало кавалерийского глаза и кавалерийского сердца, его войскам (забайкальцы и пограничники) не хватало кавалерийской выучки. Разъезды продвинулись на каких-нибудь 100 верст, не обнаружив неприятеля и не выяснив районов его сосредоточения. Генерал Линевич распорядился отвести отряд Мищенко назад, за Ялу. 25 февраля в Телин прибыл Куропаткин, вступивший в командование Маньчжурской армией. Генерал Линевич вернулся в Хабаровск.

Организация русского верховного командования, совершенно не предусмотренная Положением о полевом управлении войск, явилась ненормальной и глубоко дефективной. Наместник мог считаться главнокомандующим лишь номинально. Командующий Маньчжурской армией – самостоятельный помощник, в действительности же фактический главнокомандующий, – сносился непосредственно с Петербургом.

Куропаткин с самого начала проявил тенденцию не считаться с указаниями Алексеева, полагая его, как моряка, малокомпетентным в вопросах сухопутной стратегии.

Расхождение во взглядах обоих штабов наметилось сразу. Адмирал Алексеев требовал решительного образа действий для недопущения японцев в глубь материка и находил наши силы достаточными для того, чтоб сбросить в море не успевшую еще усилиться японскую армию (к марту у нас было 6 дивизий против 3 японских). Генерал Куропаткин, наоборот, утверждал, что чем дальше заберутся японцы, тем лучше!. Командующий Маньчжурской армией был под очевидным влиянием своего генерал-квартирмейстера, весьма посредственного исследователя Отечественной войны.

Весь февраль и март Маньчжурская армия держалась совершенно пассивно. В главных силах по прибытии IV Сибирского корпуса считалось 6 пехотных и 1 кавалерийская дивизия – 80000 строевых и 210 орудий, расположенных вдоль железной дороги от Ляояна до Мукдена. Восточный отряд генерала Засулича – 2 пехотные и 1,5 кавалерийские дивизии, 25000 бойцов и 78 орудий – составлял стратегический авангард на реке Ялу, в дикой, горной и лесистой местности на отлете свыше 200 верст от главных сил.

По настоянию наместника передовой отряд генерала Мищенко двинулся в Корею и 15 марта имел небольшое столкновение с японским авангардом у Чжен-Чжю. Мищенко отвел свою конницу за Ялу, в исходное положение, опасаясь, что ледоход отрежет его от главных сил Восточного отряда. Никаких результатов этот второй поиск в Корею не дал.

Военные действия сосредоточились на море у Порт-Артура. Прибывший туда Макаров буквально переродил всех и все, сообщив всем артурцам несокрушимую свою энергию и пламенную веру в русское дело. На суше вырастали форты, как за полстолетия до того воздвигались севастопольские бастионы. На море произошел ряд лихих дел. Наши моряки сцеплялись на абордаж с отчаянно храбрыми японскими брандерами, все нападения которых с целью закупорить рейд были отбиты. Наш маленький крейсер Новик (капитан 2-го ранга фон Эссен[50]) атаковал один весь японский флот. С прибытием Макарова эскадру нельзя было узнать.

И тем ужаснее, тем непоправимее была катастрофа 31 марта. Не стало Нахимова Тихого океана! Россия лишилась своего лучшего моряка, эскадра потеряла свое сердце… В числе немногих спасшихся с Петропавловска был великий князь Кирилл Владимирович.

Адмирал Алексеев поставил задачей Маньчжурской армии притянуть на себя японскую армию, дабы не дать ей возможности всеми силами обрушиться на Порт-Артур и задержать ее наступление через Ялу и далее.

Для этой последней задачи, как мы видели, на Ялу был выдвинут Восточный отряд. Задержка японцев на Ялу не входила, впрочем, в расчеты командовавшего Маньчжурской армией, и генералу Засуличу было приказано не вступать в бой с превосходными силами.

Генерал Засулич занял чисто пассивное, кордонное расположение по высотам правого берега. Не помышляя об активной обороне, он не оборудовал тет-де-понов[51] и за два месяца стоянки на Ялу не укрепил своих позиций и не производил разведок.

К концу марта армия Куроки заканчивала свое сосредоточение, и маршал Ойяма поставил ей задачей овладеть линией Ялу, сбить Восточный отряд и открыть этим путь в Маньчжурию. 22 марта к Ялу подошел слабый японский авангард (всего 2000 человек), но генерал Засулич упустил возможность его уничтожить. Когда приказывается не вступать в бой с превосходными силами, то дело всегда кончается тем, что боятся тронуть и неприятельский дозор…

В конце марта Куроки подошел к Ялу, без труда овладел многочисленными островами, навел мост, совершенно нами не замеченный, и 18 апреля нанес Восточному отряду полное поражение под Тюренченом[52]. До чего плохо велась у нас разведка, видно из того, что о переправе японцев наши войска узнали только по грохоту колес по настилке моста. Японцы атаковали 22-й стрелковый полк, поспешно отступивший и обнаживший фланг бригады 3-й стрелковой дивизии генерала Кашталинского. Дальнейший бой свелся к единоборству 11-го и 12-го Восточно-Сибирских полков против 3 дивизий армии Куроки (35000 штыков, 128 орудий). Наши стрелки бились геройски, особенно 11-й полк, пробившийся штыками сквозь кольцо врагов, потерявший командира и ходивший в атаки с музыкой. Полковой священник шел впереди с крестом. Яростное сопротивление наших 6 батальонов 32 японским ввело Куроки в заблуждение относительно нашей численности: каждый наш полк он считал за дивизию. После боя ему были представлены раненые и попавшие в плен русские офицеры.

Узнав от них, что против его армии дрались всего два полка, Куроки поклонился им: В таком случае, господа, поздравляю вас – вы герои! Под Тюренченом 6000 русских с 30 орудиями дрались с 36000 японцев при 128 орудиях.

Мы лишились 63 офицеров, 2718 нижних чинов, 22 орудий и 8 пулеметов – 46 процентов всех участвовавших войск. У японцев убыло 30 офицеров и 1000 нижних чинов. Засулич спешно стал отходить на Фынхуанчен – важный узел путей из Кореи в Маньчжурию и дальше. Следом за ним двинулся и Куроки.

Тюренченский бой, как некогда Альма, показал нашу страшную тактическую отсталость и явился как бы синтезом всех наших недочетов в этой области. Куроки, подобно Сент-Арно, мог бы сказать: Они отстали на полстолетия! Потеря орудий (22 пушки) действовала особенно удручающе – за сто лет от Аустерлица до Тюренчена во всех многочисленных войнах и бесчисленных сражениях русская армия взяла с боя 3 с лишним тысячи орудий, но сама лишь один раз потеряла 16 – в кровавый день Фридланда.

Цена фридландским этим пушкам – один взятый нами штандарт. При Эйлау мы потеряли 14 орудий, но взяли 12, при Бородине потеряли 15, но взяли 13. В неудачных делах 1814 года мы лишились при Нанжи 10 орудий, при Шампобере – 9 и Монмирале – 8. В польскую кампанию потеряли при Сточеке – 8 и при Дембе Вельке – 10 пушек. В Восточную войну в неудачных сражениях при Альме, при Инкермане и на Черной нами не потеряно ни одного орудия; в Турецкую войну 1877 года в неудачном деле при Елене потеряно 11. Большая скорбь, но и большое протрезвление: японец перестал быть макакой, и вся энергия войсковых штабов и строевого офицерства пехоты и артиллерии обратилась на скорейшее исправление всех этих недочетов, поскольку это было вообще возможно в тяжелых военных условиях. Переучиваться приходилось буквально под огнем, но от генерала до рядового железных восточносибирских полков и батарей никто не пал духом.

Дело 18 апреля явилось как бы сигналом к развертыванию на материке всей японской вооруженной силы.

23-го числа у Бицзыво, в 30 верстах на северо-восток от Ляодуна, стала высаживаться II армия генерала Оку[53] в составе 3 дивизий, и 28 апреля сообщения Порт-Артура с Маньчжурской армией и с Россией были прерваны. Армии Оку надлежало действовать фронтально против нашей Маньчжурской армии, в то время как армия Куроки должна была угрожать ее левому флангу и сообщениям. Для связи между армиями Оку и Куроки в первых числах мая в Дагушане высадилась IV армия генерала Нодзу[54] – вначале всего 1 дивизия.

Выйдя на Южно-Маньчжурскую железную дорогу. Оку завернул правым плечом и двинулся на Ляодун в порт-артурском направлении, повернувшись тылом к нашей Маньчжурской армии. Отдаленность наших главных сил и полная пассивность Куропаткина позволили ему выполнить этот чрезвычайно рискованный маневр. II японская армия находилась между двумя русскими, каждая одинаковой с ней силы: с юга – Стессель, с севера – Куропаткин. Перейди они в наступление. Оку попал бы между молотом и наковальней.

13 мая после жестокого сражения и понеся большие потери, Оку форсировал Цзинь-Чжоуский перешеек – ворота в Ляодун. Против 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, схватившегося со всей II японской армией на Цзинь-Чжоуской позиции, генерал Оку развернул 32 батальона и 210 орудий. У нас имелось 56 пушек, главным образом поршневых (трофеи 1900 года), стоявших открыто и сразу же сбитых и приведенных к молчанию. На каждую русскую роту японцы двинули полк, по каждому батальону били из 12 батарей… Все атаки II японской армии 5-м стрелковым полком были отражены, и мы покинули позицию, лишь будучи взяты в оба фланга огнем неприятельского флота. Генерал Стессель ничем не помог защитникам Цзинь-Чжоу. Наши потери – 28 офицеров, 1215 нижних чинов, японцы потеряли 133 офицера, 4071 нижний чин.

Введи Стессель в дело весь свой корпус, а не один лишь полк, разгром японской армии был бы полный, и ход войны решительно изменился бы в нашу пользу. Но русские военачальники конца XIX и начала XX века весь смысл войны полагали в том, чтобы отбиваться, а не самим наносить удары. Стессель отступил в глубь Ляодуна. Оку его не преследовал: оставив на Цзинь-Чжоу заслон, он с главными силами сделал налево кругом и двинулся вдоль линии железной дороги в ляоянском направлении, на сближение с главными силами Маньчжурской армии.

Операции против Порт-Артура были поручены III армии генерала Ноги[55], высадившейся в Талиенванском заливе в середине мая. Овладев без боя Дальним, Ноги нашел там идеально оборудованную базу для действий против Порт-Артура. Так, совершенно без всяких препятствий с русской стороны состоялась высадка на материке четырех японских армий.

В 20-х числах мая положение представлялось в следующем виде. Три японских армии занимали широкий фронт в 200 верст в юго-восточной Маньчжурии. Справа налево (с востока на запад) это были: I армия генерала Куроки (3 дивизии, 45000 человек, 128 орудий), IV армия генерала Нодзу (1 дивизия, 15000 человек, 36 орудий) и II армия генерала Оку (3 дивизии, 40000 человек, 216 орудий). Всего 100000 бойцов при 380 орудиях – 7 пехотных дивизий сильного состава. Наша Маньчжурская армия была расположена своими главными силами (I, II, IV Сибирские корпуса) против Оку и Нодзу, поддерживая с ними контакт выдвинутыми далеко вперед конными отрядами. 17 мая части Сибирской казачьей дивизии генерала Самсонова и пограничники имели лихое конное дело при Вафангоу. Против армии Куроки, нависавшей в горах, подобно лавине над нашим левым флангом, продолжал находиться Восточный отряд, где на место генерала Засулича, вернувшегося во II Сибирский корпус, командующим был назначен только что прибывший из России генерал граф Келлер[56].

* * *

24 мая главнокомандующий адмирал Алексеев предписал генералу Куропаткину перейти безотлагательно в наступление на выручку Порт-Артура силами не менее 48 батальонов (то есть 4 стрелковые дивизии). Наместник требовал активных действий. Командующий Маньчжурской армией являлся, однако, сторонником пассивно-выжидательной тактики, желая дать бой на сильно укрепленных ляоянских позициях и ни в коем случае не наступать самому. На приказ о наступлении генерал Куропаткин посмотрел поэтому как на отбывание номера и отправил, в порядке канцелярской отписки, I Сибирский армейский корпус барона Штакельберга – не 48 батальонов, как то приказывал Алексеев, а вдвое меньше. Предписав Штакельбергу с превосходными силами в бой отнюдь не вступать, Куропаткин счел свой долг исполненным. Выдвинувшийся на юг I Сибирский корпус занял позицию у станции Вафангоу и здесь в двухдневном бою с армией Оку (1 и 2 июня) потерпел поражение и отошел к Дашичао. Превосходство армии Оку над корпусом Штакельберга было более чем полуторным в пехоте и более чем двойным в артиллерии. Штакельберг намеревался сдержать японцев с фронта 9-й Сибирской стрелковой дивизией, а 1-й нанести им удар в правый фланг.

Однако он не сумел согласовать действия своих отрядов, терявших время и атаковавших разрозненно, и плохо распорядился своей артиллерией, дав ее разгромить на открытых позициях (в центре против 40 наших орудий, стоявших открыто, действовало свыше 100 японских). Отступление всего корпуса прикрыли всего 6 рот 36-го Сибирского стрелкового полка полковника Бачинского, задержавших 6 японских полков. Наш урон – 131 офицер, 3577 нижних чинов убитыми и ранеными и 21 орудие. Японцы лишились 35 офицеров и 1137 нижних чинов. Так закончилась первая попытка активных действий Маньчжурской армии. После сражения при Вафангоу Оку занял без боя Сенючен (8 июня) и Гайчжоу (26-го).

Конец мая и весь июнь прошли в Восточном отряде в усиленных рекогносцировках, не дававших никаких положительных результатов и зря утомлявших войска. В июне прибыл в Маньчжурию и был двинут в Восточный отряд Х армейский корпус генерала Случевского (шипкинская 9-я и плевненская 31-я пехотные дивизии). Силы графа Келлера сравнялись с таковыми же Куроки, и он мог перейти к более активным действиям.

Следом за Х корпусом стал прибывать и XVII барона Бильдерлинга[57] (3-я и 35-я пехотные дивизии). В свою очередь и японские армии стали усиливаться резервными бригадами.

В половине июня Куроки стал проявлять активность и рядом частичных наступлений оттеснил авангарды Восточного отряда с перевалов Феншуйлинского (12 июня), Далинского (14-го) и Модулинского (16-го). Мы сумели ответить лишь очередной усиленной рекогносцировкой 26 июня, по обыкновению безрезультатной.

Все это бесполезное изматывание войск, топтание на месте различных отрядов, чередовавшееся с постоянными отступлениями, действовало удручающе на страну и войска. Между тем с подходом Х корпуса мы приобретали перевес. Весь июнь адмирал Алексеев требовал от генерала Куропаткина решительных действий и получал уклончивые ответы.

Чтобы что-нибудь предпринять, командовавший Маньчжурской армией предписал Восточному отряду наступать на Модулинский перевал, но при этом не задаваясь целью непременно овладеть перевалом, действовать в зависимости от обстановки и обнаружившихся японских сил. Вот что приказывал сподвижник Скобелева! Подобного рода проза могла лишь деморализовать подчиненных, безвозвратно убивая в них желание победить, угашая дух, подрывая энергию. И бой 4–6 июля на Модулинском перевале закончился безрезультатно, подобно всем предшествовавшим попыткам. В этом бою мы потеряли 46 офицеров, 1507 нижних чинов.

7 июля на совещании адмирала Алексеева с генералом Куропаткиным было решено ограничиться обороной на южном фронте против Оку и Нодзу и предпринять решительную наступательную операцию на восточном – против наиболее опасной армии Куроки. Сообразно с этим войска Маньчжурской армии получили новую организацию. На правом фланге, по обеим сторонам железной дороги, I и IV Сибирские корпуса составили Южный отряд генерала Зарубаева против армии Оку. В центре слабый II Сибирский корпус генерала Засулича, против армии Нодзу, связывал Южный отряд с сильной ударной группой Восточного отряда (X и часть XVII армейского корпуса, 3-я и 6-я Сибирские стрелковые дивизии), которую должен был повести против Куроки сам Куропаткин. Всего против 112000 японцев у нас в боевой линии было 137000 штыков и шашек, не считая подходившего XVII корпуса.

Наступательная операция наша так и не состоялась. 10 июля обнаружилось наступление армии Оку против нашего Южного отряда в общем направлении на Дашичао. В происшедшем здесь 11 июля бою японцы были отражены по всей линии. Генерал Зарубаев предложил либо отступить заблаговременно без боя, сберегая войска, либо уж драться серьезно, до последнего, и разбить японцев. Но Куропаткин, половинчатая натура которого не выносила определенных решений, настоял на компромиссе – арьергардном бое. Против всей армии Оку мы ввели только 18 батальонов, несмотря на то, что могли бы ввести равные силы (по 40000). Но и эти силы отразили японцев, причем особенно лихо действовал Барнаульский полк. Наша артиллерия работала блестяще – и 122 орудия вырвали господство над полем сражения у 256 японских. Наши потери – 37 офицеров, 782 нижних чина, у японцев выбыло 60 офицеров и свыше 1100 нижних чинов. Тем болезненнее поразил войска, уже было почувствовавшие свое превосходство над неприятелем, приказ Куропаткина отступать… С оставлением Дашичао оставлялся врагу и порт Инкоу (соединенный с Дашичао железнодорожной веткой) и терялась морская связь с Порт-Артуром.

18 июля прибывший в Маньчжурию маршал Ойяма перешел в наступление армиями Нодзу и Куроки. При Кангуалине армия Нодзу потеснила отряд Засулича, а в бою на Янзелинском перевале с армией Куроки потерпел поражение наш Восточный отряд и был убит храбрый граф Келлер. Вся тяжесть боя при Кангуалине пала на Козловский и Воронежский полки. Из 24 батальонов введено лишь 7, из 10 батарей – лишь 2, за неимением позиций для остальных. Мы лишились 60 офицеров, 1611 нижних чинов и 6 орудий. Японские потери – 35 офицеров, 822 нижних чина. Характерна инструкция Куропаткина Засуличу: Задерживаться на каждом шагу, но все же без упорства. На Янзелинском перевале наш урон был до 1800 убитыми и ранеными, 150 пленных и 2 орудия. Японцы потеряли 40 офицеров, 906 нижних чинов. Граф Келлер, бывший начальник штаба Скобелева под Шейновом, был 12 лет до войны на нестроевых должностях директора Пажеского корпуса и екатеринославского губернатора. Последней его командной должностью был стрелковый батальон. Чувствуя свою тактическую неподготовленность, граф старался возместить ее личной храбростью, благородным образом заплатив за честь командовать корпусом.

Зарубаев и Засулич отступили на Хайченские позиции, но 24 июля Хайчен было предписано оставить без боя. Сибирские дивизии Восточного отряда соединены были в III Сибирский корпус генерала Иванова (Николая Иудовича), а находившийся в Квантунской области III Сибирский корпус генерала Стесселя переименован в войска Квантунского укрепленного района.

Бои при Дашичао, Кангуалине и Янзелине знаменовали собой оставление Южной Маньчжурии и отход войск из гор в местность более равнинную. Наши войска отводились в сильно укрепленный район Ляояна, где Куропаткин стремился с самого начала войны дать генеральное сражение. В неизбежности этого генерального сражения и победы в войсках никто теперь не сомневался.

* * *

Ляоянская позиция, сооружавшаяся три месяца, состояла из двух поясов укреплений: передовой позиции (Лянданьсань – Айсяндзянь) и главной (собственно Ляоянской). Оба фланга ее были прикрыты рекою Тай-цзыхэ, и она могла считаться очень сильной, если бы ее строители не упустили из вида двух обстоятельств: наличия на реке Тайцзыхэ, помимо левого берега, еще и правого, и существования в стратегии, помимо лобовых атак, еще и обходных движений. Все их внимание было обращено на левый берег, где в предвидении фронтального удара сооружена сильная позиция из 11 фортов и 8 редутов. Правый берег Тайцзыхэ находился в первобытном состоянии, и фланги позиции – особенно левый – сами напрашивались на обход.

В первых числах августа Маньчжурская армия расположилась на передовой позиции в 30–35 верстах от Ляояна, имея справа налево: I, III Сибирские и Х армейский корпуса в боевой линии, IV, II Сибирские и XVII армейский корпуса в резерве. К Ляояну стал прибывать из Казанского округа V Сибирский корпус генерала Дембовского (54-я и 71-я пехотные дивизии). Весь корпус развернут из 54-й резервной пехотной бригады и целиком состоял из запасных Казанского округа. Сибирским он и его брат-близнец VI корпус названы были только потому, что предназначались для Дальнего Востока.

Японские армии группировались в 10–15 верстах: армия Куроки против Х и III Сибирских корпусов, армия Нодзу против стыка III и I корпусов, армия Оку против I Сибирского корпуса. Расположение японских сил нельзя было признать особенно удачным. Осторожный Ойяма держал главную массу своих войск в армиях Оку и Нодзу – в районе железной дороги, чрезвычайно опасаясь за эту свою главную линию сообщения (базы в Дальнем и Инкоу). Армии эти могли действовать преимущественно фронтальным нажимом. Фланговая же армия Куроки, перед которой открывались наибольшие возможности, была поэтому недостаточно сильна.

10 августа, получив известие об окончательной неудаче штурма Порт-Артура, японский главнокомандующий решил энергично нажать на русскую Маньчжурскую армию. 11 августа Куроки атаковал растянувшийся в ниточку Х корпус, и ожесточенный бой сделался общим. В четырехдневном сражении 11–14 августа японцы были отражены по всему фронту. Особенно блестящий эпизод – бой при Ляндансане, где Зарайский полк гнал штыками 4 версты японскую гвардию. Можно было принять одно из двух решений: оставаться на позициях, либо, введя в дело резервы, перейти в наступление и разбить врага. Но генерал Куропаткин принял третье решение: он приказал отступать… В ночь на 15 августа начался отход на ляоянские позиции, которые и были заняты 16-го числа для упорной обороны. Справа налево опять стали I, III Сибирские и Х армейский корпуса, а еще левее, на правом берегу Тайцзыхэ, собирался XVII корпус.

17 августа завязалось решительное сражение. Главная масса японцев – армия Оку – обрушилась на I Сибирский корпус, тогда как армия Нодзу атаковала III. В то же время Куроки стал готовиться к переходу Тайцзыхэ и охвату нашего левого фланга. Все атаки Оку и Нодзу были отбиты. 18 августа Оку был снова отражен I Сибирским корпусом, но армия Куроки начала переправу через Тайцзыхэ. Движение это сильно обеспокоило генерала Куропаткина, и командовавший Маньчжурской армией решил его парировать сосредоточением главных сил на правом берегу. Оборона Ляоянской позиции поручена резерву генерала Зарубаева (IV и II Сибирские корпуса), а все остальные войска двинуты ночью на 19-е через Тайцзыхэ. Хаотически и разрозненно произведенное наступление на Куроки успехом не увенчалось (54-я дивизия генерала Орлова[58] заблудилась в гаоляновых зарослях). Зато и мечты честолюбивого Куроки устроить русским Седан 19 августа разлетелись прахом. 20 августа на правом берегу Тайцзыхэ шли бои с переменным успехом, тогда как на левом Зарубаев продолжал отбивать все атаки Оку и Нодзу.

Против Куроки, имевшего на правом берегу Тайцзыхэ 24000 человек и 60 орудий, Куропаткин сосредоточил 62000 и 352 орудия. Характерны для рационалистической методики Куропаткина его слова 19 августа: Сегодня собираться, завтра сближаться, послезавтра атаковать! Куроки тем временем не стал дожидаться ни завтра, ни послезавтра, но атаковал немедленно – и победил своей решимостью слабодушного русского главнокомандующего. Штаб I японской армии мечтал устроить русским Седан, взяв в тылу нашей армии Ляоян как раз в годовщину Седана (1 сентября нового стиля), но силы их были слишком недостаточны, и 20 августа войска Куроки замерли перед Сыквантунской позицией. Наступление армий графа Ойямы было отражено по всему фронту нашей Маньчжурской армией. По словам состоявшего при Куроки сэра Яна Гамильтона, когда русские отступили, все были от души рады отделаться от них.

Пользуясь громадным численным превосходством, генерал Куропаткин мог бы развить свою наступательную операцию и сбросить Куроки в Тайцзыхэ. Но дух командующего Маньчжурской армией уже был надломлен, воля к победе покинула его, и он отказался от дальнейшей борьбы. В ночь на 21 августа Куропаткин предписал всей армии отступление на север. Так закончилась ляоянская неделя первое генеральное сражение между русской и японской армиями. Наш урон в Ляоянском сражении 18300 человек (7 генералов, 531 офицер), пленными лишь сотня-другая. 15 августа при отходе I Сибирского корпуса на Ляоянские позиции оставлено 8 орудий завязнувшими в болоте. Японские потери 23 714 человек.

* * *

Маньчжурская армия отступила к Мукдену на позиции по реке Хуньхэ в 70 верстах к северу от Ляояна. Утомленные японцы не преследовали, дойдя главными силами лишь до реки Шахэ и выслав к северу авангарды.

В 20-х числах августа в Мукдене высадился прибывший из Санкт-Петербургского военного округа I армейский корпус генерала барона Мейендорфа (22-я и 37-я пехотные дивизии), а в первой половине сентября из Казанского округа прибыл и VI Сибирский корпус генерала Соболева (55-я и 72-я пехотные дивизии). В нашей армии стало считаться 210000 строевых при 758 орудиях, что давало нам ощутительный перевес над японцами (150000 и 648 орудий). Кругобайкальская дорога 12 сентября была закончена сооружением, снабжение Маньчжурской армии и приток свежих сил могли производиться ускоренным темпом. Дух войск был высок по-прежнему.

Политическая и стратегическая обстановка настоятельно требовали перехода в наступление. Генерал Куропаткин сознавал это. Целью предстоящего наступления он назначил оттеснить противника за реку Тайцзыхэ, поставив армии задачей не разгром живой силы неприятеля, а всего лишь достижение известного географического рубежа. Подготовка наступления отнюдь не держалась в тайне. Печать всего мира была оповещена о нем за неделю. Производились смотры, служили напутственные молебны. Приказ Куропаткина по войскам 19 сентября начинался знаменательно: Пришло для нас время заставить японцев повиноваться нашей воле, ибо силы Маньчжурской армии ныне стали достаточными…

Маньчжурская армия была разделена на два отряда. Западный отряд генерала Бильдерлинга – отряд генерала Дембовского, XVII и Х корпуса – действовал в равнинной местности вдоль железной дороги и должен был сковать армии Оку и Нодзу. Восточный отряд генерала Штакельберга – I, II, III Сибирские корпуса и отряд Ренненкампфа – должен был нанести поражение армии Куроки и охватить в горах правый фланг неприятельского расположения. V Сибирский корпус был распылен, составив отряды генерала Дембовского и генерала Ренненкампфа на двух флангах армии, а I армейский, IV и VI Сибирские корпуса составили резерв.

Главная роль была поручена Восточному отряду. Вместе с тем отряд этот был поставлен в чрезвычайно трудные условия. Он должен был наступать вслепую, в совершенно неисследованной и не занесенной на карту местности, в диких горах Верхней Шахэ. Генерал Штакельберг констатировал, что весь район, где ему надлежало действовать, был отмечен на карте белыми пятнами. Это горное направление сулило мало выгод – Куропаткин сделал его главным случайно: просто потому, что здесь расположились великолепные восточносибирские стрелковые полки. Равнинный район железной дороги, где действовал Западный отряд, сулил гораздо больше выгод: здесь находилась ахиллесова пята японских армий, чего Куропаткин, однако, не замечал. Страх перед Куроки, увы, слишком давал себя знать в штабе Маньчжурской армии, где все помыслы были направлены на борьбу именно с этим опасным противником.

23 сентября наша армия тронулась в наступление по всему фронту. Японцы быстро отходили на соединение с главными силами, избегая боя. 24 сентября наступление продолжалось: в Восточном отряде – ощупью, в Западном – очень медленно, с опаской и оглядкой. Мы овладели все же долиною Шахэ. Между обеими группами образовался разрыв, куда для заполнения был двинут IV Сибирский корпус. 25-го Восточный отряд завязал тяжелые и кровопролитные бои с армией Куроки, отсиживавшейся в укрепленном горном лабиринте, как в огромной крепости. Памятными остались кровавые бои у Проклятой сопки, ночная атака Лаутхалазы (29 сентября) и дела у Бенсиху.

В этих боях перебито было свыше 15 тысяч сибирских стрелков. Операции эти, веденные без карт (белые места), в гористой местности, при почти полном отсутствии горных орудий и мортир, могут считаться самыми тяжелыми за всю войну для сибирских полков. 26-го бои эти продолжались, а Западный отряд оттеснил японцев за реку Шилихэ, где получил приказание Куропаткина в серьезный бой не ввязываться и перешел к обороне. 27 сентября началось контрнаступление японцев. Успокоившись за Куроки, граф Ойяма усилил за счет своей I армии IV и II (Нодзу и Оку) и перешел ими в наступление против Западного отряда. 28-го наш Западный отряд был уже отброшен за Шилихэ – Нодзу атаковал IV Сибирский корпус, Оку главный удар направил на XVII корпус. 29 сентября XVII корпус был сбит, и отход его повлек отступление как Западного отряда, так и Зарубаева. Отчаявшись в успехе, Куропаткин предписал отступить и Штакельбергу, Восточный отряд которого зря понес громадные потери. 30-го числа в бой были введены – по частям – все резервы, как VI Сибирский, так и I армейский корпуса. На рассвете 1 октября Оку нанес сильное поражение Х корпусу, и вечером этого дня вся наша армия отошла в долину Шахэ. 2-го числа нами были потеряны командовавшие здесь высоты, в том числе знаменитая сопка с деревом, но в ночь с 3 на 4 октября генерал-майор Путилов с отрядом из 7 полков блистательной штыковой атакой овладел как сопкой с деревом (с тех пор наименованной Путиловской сопкой), так и остальными высотами. Была уничтожена японская бригада и взято 14 орудий – первые трофеи этой безотрадной войны. Этим славным делом и закончилось кровавое 12-дневное сражение на Шахэ.

Соседняя с Путиловской сопка названа была Новгородской в честь далекой родины большинства победителей (22-я пехотная дивизия пополнялась новгородцами). Всего в сражении на Шахэ у нас убыло: 1021 офицер, 43000 нижних чинов убитыми и ранеными, 500 пленными и потеряно 45 орудий. Японцы лишились 26000 убитыми и ранеными, 500 взято в плен и 14 орудий.

* * *

Осенью и в начале зимы 1904 года внимание всего мира было устремлено на геройскую атаку и геройскую защиту Порт-Артура. В Маньчжурии октябрь, ноябрь и декабрь прошли в накапливании сил обеих враждовавших армий, готовившихся к зимней кампании. Время проходило в позиционной войне на Шахэ и поисках конных отрядов и разведчиков.

12 октября адмирал Алексеев просил Государя освободить его от неблагодарной роли номинального главнокомандующего. Отныне главнокомандующим становился генерал Куропаткин. Маньчжурская армия в конце октября была разделена на две: 1-ю – самого Куропаткина и 2-ю, которую принял командующий войсками Виленского округа генерал Гриппенберг[59].

В октябре из Одесского округа подошел VIII армейский корпус генерала Мылова (14-я и 15-я пехотные дивизии), а с Дона – 4-я казачья дивизия 2-й очереди. Взамен ушедших на Дальний Восток войск в Киевском и Одесском округах развернуты из резервных бригад 51-я, 56-я, 68-я, 73-я и 78-я пехотные дивизии. Из Московского округа на Дальний Восток двинута 61-я пехотная дивизия. Наконец ценой убийственного торгового договора с Германией получена возможность отправлять войска из западных пограничных округов. В ноябре и декабре на Дальний Восток прибыли: 1-я, 2-я и 5-я стрелковые бригады, сведенные в Сводно-стрелковый корпус генерала Чурина[60], а из Виленского округа – XVI армейский корпус генерала Топорнина (25-я и 41-я пехотные дивизии). В конце ноября 1-ю армию принял генерал Линевич и была образована 3-я армия генерала Каульбарса (командующий войсками Одесского военного округа). Куропаткин сохранил за собою главное руководство.

Конец декабря ознаменовался попыткой конного рейда генерала Мищенко на Инкоу (с 26 декабря 1904 года по 6 января 1905 года). Сборный отряд в 8000 шашек при 22 орудиях, обремененный огромным вьючным обозом с пешими проводниками, выполнил эту пародию на кавалерийский набег в высшей степени неудачно. Ни малейших результатов этот наполз на Инкоу не имел. В операции участвовало 78 эскадронов, сотен и охотничьих команд. Колоссальный обоз (взятый, несмотря на обильную продовольствием местность) доходил до полторы тысячи вьюков. Средняя величина перехода была около 23 верст – хорошая пехота ходит быстрей. Генерал Мищенко распорядился всячески избегать атак в конном строю. Приказание это ему, как артиллеристу, простительно, но выполнение его подчиненными Мищенки, настоящими кавалеристами, как генерал Самсонов[61] и герой Караджалара генерал Греков, непростительно. Подойдя к Инкоу 30 декабря, Мищенко не сумел даже воспрепятствовать уходу оттуда поездов, спешил свой отряд, атаковал станцию, введя в дело всего около трети своих сил, был отбит двумя японскими ротами и ретировался. Трофеи всего этого набега – 15 пленных. Наш урон – 39 офицеров, 321 нижний чин.

В первых числах января 1905 года положение наших армий было следующим. На правом фланге располагалась 2-я армия генерала Гриппенберга (начальник штаба генерал Рузский) в составе: I Сибирского, Сводно-стрелкового, VIII и Х армейских корпусов. В центре, по обеим сторонам железнодорожной линии, 3-я армия генерала Каульбарса (начальник штаба генерал Мартос) – V и VI Сибирские, XVI и XVII армейские корпуса. На левом фланге, в горах, 1-я армия генерала Линевича (начальник штаба генерал Харкевич) – I армейский, II, III и IV Сибирские корпуса. Три армии – каждая по одному шаблону в четыре корпуса.

Узнав о падении Порт-Артура, генерал Куропаткин решил перейти в наступление до прибытия к японцам освободившейся армии Ноги. Целью наступления он поставил оттеснить японцев за Тайцзыхэ, с нанесением им возможного (I) поражения – то же, что в сентябре. Операцию начинала 2-я армия, которой надлежало охватить левый фланг японского расположения (армия Оку). По взятии неприятельских укрепленных позиций она должна была действовать в зависимости от действий противника и успехов 3-й армии. Эта последняя должна была наступать в зависимости от действий противника и успехов 2-й армии. Что касается 1-й армии, то ее участь решалась в зависимости от действий противника и успехов 2-й и 3-й армий. Наконец, все три армии всегда должны считаться с возможностью неприятельских контратак, т. е. при первом же неприятельском активном противодействии перейти к пассивной обороне. Таким образом русские армии беспрекословно должны были подчиняться воле противника!

Эта позорная диспозиция, в довершение всего старавшаяся предусмотреть все мелочи и не допускавшая ни малейшей инициативы командующих армиями, была отдана 6 января. Наступление было назначено сперва на 10 января, затем перенесено на 12-е. Генерал Куропаткин запретил генералу Гриппенбергу атаковать всеми силами, 2-й армии разрешалось атаковать лишь тремя дивизиями: I Сибирский корпус – в обход Оку на Хейгоутай, 14-я дивизия – с фронта на Сандепу. Остальные войска могли лишь помогать огнем. В зависимости от успехов этих трех дивизий решалось, наступать ли или нет остальным двадцати двум…

12 января в жестокий мороз доблестный I Сибирский корпус генерала Штакельберга стремительным ударом без выстрела взял Хейгоутай – главный опорный пункт армии Оку. 13-го здесь завязался упорный бой – падение Хейгоутая чрезвычайно встревожило и Оку, и Ойяму, двинувших туда спешно резервы (сражение при Сандепу японцы назвали сражением при Хейгоутае). Павший духом от неудачи 14-й дивизии генерал Куропаткин предписал I Сибирскому корпусу остановить наступление, но генерал Штакельберг принял мужественное решение продолжать удачно развивавшуюся операцию. Его корпус один схватился со всей армией Оку – упорный бой за Сумапу и Хейгоутай шел весь день 14-го, всю ночь и весь день 15-го числа. 15-го же новый командир Х корпуса, энергичный генерал Церпицкий, с согласия генерала Гриппенберга, произвел блестящую скобелевскую атаку на Сяотайцзы. 16 января генерал Гриппенберг намеревался штурмовать Сандепу – армия Оку, охваченная с двух сторон Штакельбергом и Церпицким, долго бы не продержалась. Но генерал Куропаткин отвел Церпицкого за Хуньхэ, отрешил Штакельберга от корпуса и предписал генералу Гриппенбергу отступить в исходное положение. Возмущенный Гриппенберг сложил с себя должность командующего 2-й армией и телеграфно просил Государя разрешить приехать в Петербург для доклада. Так было загублено сражение при Сандепу. Мы лишились 3 генералов, 371 офицера, до 12000 нижних чинов, в том числе многих обмороженными. Пленными потеряно всего 343 человека. Японцы свой урон показали в 7000 человек.

* * *

Январь и начало февраля прошли с обеих сторон в приготовлениях к наступлению. Генерал Куропаткин намеревался повторить наступление на Сандепу. Полное отсутствие интуиции препятствовало ему видеть истинную причину январской неудачи – он полагал, что всему виною небольшие технические недочеты. В командование 2-й армией по уходе Гриппенберга вступил генерал Каульбарс, а 3-ю армию принял генерал Бильдерлинг, сдавший XVII корпус генералу Селиванову.

В свою очередь, к японцам подходила армия Ноги. Граф Ойяма распустил через шпионов слух, что армия Ноги будет двинута под Владивосток. Генерал Куропаткин, встревожившись, двинул во владивостокский район (где и так зря пропадали войска) подкрепления, сформировал там новую 10-ю Сибирскую стрелковую дивизию и только ослабил маньчжурские армии, чего как раз и добивался японский главнокомандующий.

В первых числах февраля один японский эскадрон, поддержанный шайкой хунхузов, произвел налет на наши сообщения к северу от Телина. Это само по себе ничтожное происшествие имело самые печальные последствия. Начальнику охраны железной дороги генералу Чичагову померещились неисчислимые полчища, грозящие из Монголии. Своих 25000 казаков и пограничников ему показалось мало, к он стал слать панические донесения главнокомандующему. Генерал Куропаткин, поддавшись этому паническому настроению, снял с фронта около корпуса и спешно отправил эти сильные подкрепления в глубокий тыл (где тем временем все неприятельское нашествие было ликвидировано одним нерастерявшимся фельдфебелем с командой пограничников). Так полтораста японских всадников вывели из строя русских армий до 30000 человек накануне генерального сражения…

К 10 февраля положение в Маньчжурии было следующим; на правом нашем фланге, по обе стороны реки Хунь-хэ, располагалась 2-я армия генерала Каульбарса (7,5 пехотных дивизий). В центре, по обе стороны железной дороги, занимала позиции по Шахэ 3-я армия генерала Бильдерлинга (6 пехотных дивизий). На левом фланге – по Шахэ и дальше в горах – 1-я армия генерала Линевича (8 пехотных дивизий). В резерве главнокомандовавшего было 3 пехотные дивизии. Всего – 330000 бойцов при 1329 орудиях и 56 пулеметах. Самой сильной армией была 1-я, хотя главную роль в предполагавшемся наступлении надлежало играть 2-й. Причиной этому страх перед Куроки, наиболее предприимчивым и больше всех нам досадившим из японских военачальников. Страх этот красной нитью проходят через полководчество Куропаткина в продолжение всей войны, в чем легко убедиться из его диспозиций. Расположение наших войск (справа налево) было следующим: 2-я армия – Сводно-стрелковый корпус, VIII, Х армейский, I Сибирский корпуса (102000 шашек и штыков); 3-я армия – V Сибирский, XVII армейский, VI Сибирский корпуса (68000); 1-я армия – I армейский, IV, II, III Сибирские корпуса (115000). В перечислениях японских сил 2 резервные бригады принимаются за одну дивизию. В армиях Кавамуры и Нодзу резервные части составляли половину, у Куроки – четверть, у Ноги и Оку – лишь седьмую часть.

Японцы заметно уступали нам в силе. Нашим 25 пехотным дивизиям они могли противопоставить лишь 13,5, а с подходом Ноги – 17, правда, очень сильного состава. Сперва налево – против нашей 1-й армии генерала Линевича стали новообразованная V армия генерала Кавамуры (2 дивизии) и I армия генерала Куроки (4 дивизии). В центре Бильдерлингу противостоял Нодзу со своей IV армией (3.5 дивизии). На их левом фланге, против Каульбарса, находилась II армия генерала Оку (3,5 дивизии) и сюда же граф Ойяма скрытно подводил III армию генерала Ноги (3,5 дивизии), имея в резерве 2,5 дивизии. Всего – 270000 человек. 1062 орудия и 200 пулеметов.

План японского главнокомандующего заключался в энергичной демонстрации армиями Кавамуры и Куроки на Линевича с целью обратить сюда все внимание и все резервы русского командования (Нодзу должен был следить за Бильдерлингом). Когда русские будут окончательно связаны на своем левом фланге и оголят остальные участки, армиям Оку и Ноги надлежало наброситься на Каульбарса и разгромить его: Оку – с фронта, Ноги – широким обходным движением долиною Ляохэ, во фланг и в тыл. В случае особенной удачи, если Кавамуре и Куроки удалось бы сбить Линевича, могли получиться Канны – двусторонний охват русских маньчжурских армий. Расчет следует признать отличным, распределение сил посредственным: на демонстрацию назначалось 6 дивизий, на решительный удар только 7.

12 февраля V и I японские армии яростно атаковали Линевича, начав двухнедельное Мукдеаское сражение. 13, 14, 15 и 16 февраля по всему фронту нашей 1-й армии шел жестокий бой. Ренненкампф отразил Кавамуру, Иванов и Зарубаев сразу же остановили Куроки. Обе японские армии истекали кровью, а I армейский корпус генерала Мейендорфа легко отбил пытавшегося им помочь Нодзу.

Генерал Куропаткин направил в 1-ю армию 72-ю дивизию и снял с фронта 2-й армии I Сибирский корпус. Подчинившись неприятельской инициативе, русский главнокомандующий уже не помышлял о наступлении 2-й армии (а между тем это был бы самый лучший способ оказать помощь атакованной 1-й). Забросив свой первоначальный план, генерал Куропаткин предполагал перейти в наступление уже не правофланговой своей армией, а левофланговой – на Куроки. Но тут 16 февраля обнаружилось движение армии Ноги долиной Ляохэ на Синминтин. Одновременно Оку атаковал Каульбарса. В бой вышла ударная группа японских армий…

Сознав опасность, генерал Куропаткин приказал Линевичу вернуть во 2-ю армию I Сибирский корпус и стал поспешно вводить в бой пачками свой последний резерв – XVI корпус. О наступлении русский главнокомандующий больше не помышлял: все его внимание устремилось на пассивное парирование наносившихся ударов. Растерявшись, колеблясь, меняя решение, генерал Куропаткин выдергивал тут батальон, там два, здесь целый полк, составлял из этих надерганных с бору по сосенке частей отряды и спешно бросал их в бой под командой случайных начальников, не давая им определенной задачи и даже не ориентируя как следует. В дни 17–22 февраля бесследно исчезли, растворившись в отрядах, все корпуса и даже все дивизии 2-й армии. Образовались отряды: генералов Мылова, Церпицкого, Гернгросса[62], Топорнина, фон дер Лауница, целая мозаика более мелких, зачастую штаб-офицерских… 2-я армия генерала Каульбарса перевела свои силы на правый берег Хуньхэ, отбиваясь от наседавшего Оку, парируя охват Ноги, преграждая этому последнему пути к Мукдену. 22 февраля в бешеной схватке под Юхуантуном сломлен наступательный порыв Оку, а 23-го при Тхенитуне ударом Церпицкого и Гернгросса остановлена III японская армия генерала Ноги. При Юхуантуне японская бригада генерала Намбу была совершенно уничтожена нашей 25-й пехотной дивизией. Из 4800 японцев уцелело лишь 550.

Однако жертва их не пропала даром: растерявшийся Каульбарс оставил здесь 36 батальонов; Намбу со своими 6 батальонами отвлек таким образом на себя силы в шесть раз превосходившие. В бою при Тхенитуне нами взято 2 орудия и 6 пулеметов, но сильная песчаная буря помешала развитию успеха. Японское наступление захлебнулось.

Тогда 24 февраля атаковал Куроки, прорвавший фронт нашей 1-й армии под Киузаном (в промежутке между I армейским и IV Сибирским корпусами). В образовавшийся прорыв хлынула их гвардия и 12-я дивизия, направив удар на тылы 3-й армии. Киузанский прорыв оказался роковым. У генерала Линевича было двойное превосходство (80 батальонов против подставивших свой фланг 40 японских), но он и не подумал контратаковать. Все помыслы командующего 1-й армией были направлены на то, чтоб отступить в полном порядке. Линевич до того разбросал свои силы, что, несмотря на двойное превосходство, мы повсюду оказались в меньшинстве. Удар целой японской дивизии принял слабый отряд генерала Левестама в 9 рот. Песчаный ураган, дувший нам в лицо, скрыл подход неприятеля, подгонявшегося бурей. Вообще под Киузаном у нас было три отряда, действовавших без всякой связи друг с другом.

Вечером 24-го генерал Куропаткин предписал общее отступление.

Положение 3-й армии по обе стороны железной дороги стало критическим: атакованная армией Нодзу и обойденная армией Куроки, она рисковала попасть в мешок. Трудными арьергардными боями 25 и 26 февраля 2-я и 3-я армии обеспечили себе отход, совершавшийся в невероятно тяжелых условиях при полном столпотворении тылов. Но и силы японцев были подорваны: Куроки и Нодзу, правда, нажимали, но армии Оку и Ноги присутствовали бессильными зрительницами, не будучи в состоянии перехватить отступления. Стойкость войск, бестолково управляемых, но храбро дравшихся, воспрепятствовала превращению мукденского поражения в катастрофу. Наши потери под Мукденом: 12 генералов, 2410 офицеров, 87677 нижних чинов, из коих 10 генералов, 2100 офицеров, 58052 нижних чинов убиты и ранены, 2 генерала, 310 офицеров и около 29 625 нижних чинов пропали без вести (главным образом оставленными на поле сражения) и пленные. Мы потеряли 58 орудий, из коих около половины осадных либо поршневых, не имевших запряжек, и 4 пулемета. Наши кровавые потери составляют около 70000 человек. Японцам их победа досталась дорогой ценою: они лишились 2353 офицеров, 67 706 нижних чинов, 2 орудий и 10 пулеметов.

* * *

Маньчжурские армии отступили на 120 верст к северу. 1 марта был оставлен Телин, и лишь 9-го числа армии собрались на Сыпингайских позициях. Японцы преследовали накоротке и слабо.

7 марта главнокомандующим был назначен генерал Линевич, а генерал Куропаткин получил 1-ю армию. Начальником штаба главнокомандующего назначен генерал Харкевич, а генерал Сахаров отозван в Россию. Всю весну и лето 1905 года маньчжурские армии непрерывно усиливались и количественно и качественно.

Мукденские потери были уже пополнены в конце марта, когда в Маньчжурию прибыл IV армейский корпус (16-я и 30-я пехотные дивизии) Виленского округа, 3-я и 4-я стрелковые бригады. Эти силы были двинуты в 3-ю армию, командующим которой был назначен генерал Ботьянов. В апреле прибыло свыше 40000 запасных и выздоровевших, а в первой половине мая 40000 охотников со всех полков русской армии. Все стрелковые бригады были развернуты в дивизии и образован II стрелковый корпус. В конце мая прибыла 53-я пехотная дивизия из Одесского округа, в июне – IX армейский корпус (5-я и 42-я пехотные дивизии) из Киевского, в июле – XIX армейский корпус (17-я и 38-я пехотные дивизии) из Варшавского, и в августе стал прибывать XIII корпус (1-я и 36-я пехотные дивизии) Московского округа.

Наше превосходство в силах, бывшее всю весну ощутительным, к лету сделалось подавляющим. У нас стало 38 дивизий, сполна укомплектованных, против 20 японских. Против каждой японской дивизии мы имели корпус. Качество наших войск повышалось с каждым днем благодаря непрерывному прибытию превосходных полевых дивизий и отличных пополнений. В то же время качество японских войск сильно понизилось: их офицерский и унтер-офицерский состав был истреблен, пополнения прибывали необученными, люди охотно стали сдаваться в плен, чего прежде совсем не наблюдалось… Сыпингайское сражение должно было дать России победу, но это сражение не было дано…

Весна и лето прошли в небольших стычках, из коих наиболее значительными были удачные дела Ренненкампфа против Кавамуры и набег генерала Мищенко в тыл армии Ноги 4 – 11 мая. Этот второй (после Инкоу) набег был предпринят силами в 40 сотен (около 4000 шашек) при 6 орудиях и 8 пулеметах. Была разгромлена большая часть тыловых учреждений III японской армии, взято 250 пленных и 5 пулеметов. Японцев перебито свыше 800 человек. Наши потери – до 200 убитых и раненых.

В конце июня в Портсмуте открылись мирные переговоры (честным маклером на этот раз был Теодор Рузвельт), но военные действия продолжались.

Если когда-нибудь России для дальнейшего ее великодержавного существования нужна была победа, то это, конечно, было летом 1905 года. Перейди Линевич всеми своими силами в наступление, он задавил бы японцев своей многочисленностью и качеством своих войск. Победа сразу же подняла бы в стране престиж династии, заметно и опасно ослабевший, беспорядки 1905 года не перешли бы в смуту, и Россия избавилась бы от гангрены Таврического дворца. С другой стороны, победа при Сыпингае раскрыла бы всему миру глаза на мощь России и силу ее армии, сумевшей так скоро оправиться от тяжкого поражения. Престиж России, как великой державы, поднялся бы высоко, и в июле 1914 года германский император не посмел бы послать ей заносчивый ультиматум. Перейди Линевич в наступление от Сыпингая – Россия не знала бы бедствий 1905 года, взрыва 1914-го и катастрофы 1917-го.

К несчастью, генерал Линевич совершенно не чувствовал огромной исторической задачи, что была возложена на маньчжурские армии в то лето 1905 года. Он весь ушел в хозяйственность, смотрел войска, слал в Петербург телеграммы о том, что войска эти горят желанием сразиться и победить врага, но сам желания этого, увы, не обнаруживал…

Не чувствуя себя в силах для наступательных операций против усилившихся русских армий, японцы держались в Маньчжурии совершенно пассивно. Образованная в северо-восточной Корее – во владивостокском направлении – их VI армия генерала Хасегавы (2 дивизии) имела несколько мелких дел с Южно-Уссурийским отрядом генерала Андреева (около 4 дивизий) на границе Приморской области, а высаженный в конце июня десант овладел Сахалином. Губернатор Сахалина генерал Ляпунов имел около 5000 человек (отчасти вооруженных ссыльных) и 12 поршневых пушек. Японцы, высадившись 29 июня, разбили в первых числах июля наши импровизированные войска, взяв до 700 пленных и 6 орудий. 18 июля генерал Ляпунов положил оружие с отрядом в 70 офицеров и 3200 нижних чинов.

Все сроки были пропущены, все возможности упущены… Цусимская катастрофа производила гнетущее впечатление, но значение ее могло быть сведено на нет победой при Сыпингае. Мирные же переговоры вместо того, чтобы стимулировать энергию перспективой позорного мира, лишь угашали слабую, дряблую волю русских военных деятелей упадочного периода. Деятели эти не сознавали, что от них зависит заменить позорный мир этот миром почетным, спасти Россию от надвигавшихся потрясений.

23 августа на борту Майфлоуэра, президентской яхты, в Портсмуте Витте и Такахира подписали мирный договор. Россия передала Японии Квантунскую область с Порт-Артуром и Дальним, уступила южную часть Сахалина до 50 параллели, отдала Южно-Маньчжурскую железную дорогу от Артура до станции Куанчендзы (свыше двух третей) и признала преобладание японских интересов в Корее и Южной Маньчжурии. Не будучи в состоянии произносить букву л, японцы вместо Дальний выговаривают и пишут Дайрен. Домогательства японцев о контрибуции и возмещении издержек (требовали 3 миллиарда рублей) были отвергнуты, и Япония на них не настаивала, торопясь заключением мира и опасаясь возобновления военных действий в невыгодных для себя условиях.

Можно только сожалеть, что Витте не вспомнил о русских кораблях, полузатопленных в Артуре, либо попавших в плен по вине презренного Небогатова. Корабли эти можно было бы возвратить и избавить Россию и ее флот от ужасного и невыносимого зрелища видеть эти 7 броненосцев и 3 крейсера под японским флагом с 1905-го по 1921 год, когда они были исключены из списков (в 1915 году, во время Мировой войны, Япония продала нам Пересвета, Полтаву и Варяга),

Защита Порт-Артура

Порт-Артур расположен на южной оконечности Ляодунского полуострова. Ляодун соединяется с материком узким (всего 3 версты) перешейком у Цзиньчжоу, в 50 верстах от Артура. Если сравнить Ляодун с Крымом, а Порт-Артур с Севастополем, то Цзиньчжоу – Перекоп.

Цзиньчжоуская позиция была укреплена заблаговременно, еще до войны. Сама по себе она была очень крепкой: оба ее фланга упирались в море и ее приходилось атаковать непременно в лоб. Однако успешная ее оборона была возможна лишь при условии господства на море – с моря она простреливалась насквозь. Сейчас же за Цзиньчжоуским перешейком лежали Тафашинские высоты (подобно Юшунской позиции в тылу Перекопского вала) – позиция гораздо более сильная, но на которую не было обращено никакого внимания.

На путях от Цзиньчжоу к Порт-Артуру – верстах в 20 от этого последнего проходит гребень Зеленых гор, за которым верстах в 4 тянутся Волчьи горы. Строители артурской крепости назвали эти гребни позицией на перевалах. К началу войны ни Зеленые, ни Волчьи горы укреплены не были.

Самая крепость была готова менее чем на треть. Ее сухопутный фронт вооружало всего 8 орудий, большая часть укреплений была лишь обозначена. В укрепленном районе Квантунской области находился III Сибирский корпус генерала Стесселя (4-я Сибирская стрелковая дивизия генерала Фок[63]а и 7-я – генерала Кондратенко[64]) сильного состава. Войска были укомплектованы сверх нормы запасными. Кроме того, 4-й стрелковой дивизии был придан 5-й Сибирский стрелковый полк из состава 2-й дивизии. Численность всего гарнизона достигла 43000 человек, артиллерийское вооружение составило 542 орудия на складах, верках и в строю полевых батарей – всевозможных образцов, калибром от 37-миллиметровых до 10-дюймовых морских (на приморских укреплениях). Единства власти не было. Морское и сухопутное начальства были совершенно самостоятельны – более того, в среде сухопутного начальства царила полная анархия.

Начальником укрепленного района был известный нам по Китайской войне генерал Стессель, одновременно исполнявший и обязанности коменданта крепости. В марте 1904 года в Порт-Артур прибыл назначенный комендантом генерал Смирнов[65], а Стессель получил предписание отбыть в Маньчжурскую армию и принять там Восточный отряд. Однако генерал Стессель отказался подчиниться этому распоряжению, заявив, что он в Артуре незаменим, ибо лучше всех знает местность и крепость. Стессель и Смирнов – начальник укрепленного района и комендант крепости – стали игнорировать друг друга. В Артуре образовались две партии – стесселевская и смирновская, начались дрязги, сплетни, взаимные обиды. Обиженный Смирнов не имел благородства генерала Моллера в Севастополе, и его деятельность можно охарактеризовать каким-то протестующим отбыванием номера. Атмосфера на верхах сильно различалась от той, в которой Корнилов, Нахимов, Моллер и Тотлебен из ничего создавали свои бессмертные бастионы. В этом ненормальном положении виноват был главным образом, если не исключительно, генерал Куропаткин, не сумевший справиться со своими подчиненными и не прекративший этого двоевластия, имея полную на это возможность.

Один лишь человек стоял в стороне от этих интриг и высоко над ними. Этот человек был генерал Роман Исидорович Кондратенко. Он явился в эту трудную пору единственным связующим звеном между сухопутными и моряками, стесселевцами и смирновцами, одинаково ценившими и уважавшими его прямоту, непреклонную, заражавшую всех энергию и редкое благородство духа. От генерала до рядового все угадали в нем душу Порт-Артура.

* * *

Февраль и март ознаменовались рядом славных для наших моряков дел и кипучей благотворной деятельностью адмирала Макарова, в несколько дней возродившего нашу эскадру, возвратившего ей веру в свои силы и конечную победу и поднявшего дух Артура на севастопольскую высоту. Гибель его была смертельным ударом для эскадры, горестной утратой для крепости, большим несчастьем для России.

В половине апреля японцы приступили к крупной десантной операции – высадке на материк своей II армии генерала Оку, которой, как мы видели, надлежало прервать сообщения Порт-Артура с армией Куропаткина и овладеть ключом Ляодуна – Цзиньчжоуской позицией. 22 апреля войска генерала Оку стали высаживаться в довольно трудных условиях у города Бицзыво – в 30 верстах на север от Цзиньчжоу, и с 28-го числа Порт-Артур оказался отрезанным от России. Ни Куропаткин, ни Стессель не сделали попытки воспрепятствовать японской высадке и восстановить сообщение. Генерал Куропаткин не думал воспрепятствовать высадке, считая, что чем глубже проникнут японцы в Маньчжурию, тем лучше. Генерал Стессель двинул на усиленную рекогносцировку слабый отряд генерала Фока от Цзиньчжоу на Бицзыво. Отряд этот 3 мая имел бой у Шисалитезы и отступил с потерей 200 человек.

12 мая генерал Оку подошел к Цзиньчжоуской позиции, где три бесстрашных русских батальона приготовились встретить три японские дивизии. 13 мая произошло сражение при Цзиньчжоу – геройское единоборство 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка со II японской армией. И русский полк остановил было японскую армию, но этих героев не поддержали, у японцев же, кроме армии, действовал и флот, взявший с обоих флангов русскую позицию под продольный огонь. Сокрушить же вместе с армией и флот врага пехотному полку даже российской императорской пехоты – было не по силам.

Цзиньчжоуская позиция пала, но ни один офицер, ни один стрелок не сдались японцам.

Заняв Цзиньчжоу, генерал Оку передал дальнейшее ведение операций против Порт-Артура высадившейся в половине мая в Талиенванском заливе III армии генерала Ноги. Оставив 1-ю пехотную дивизию заслоном от Стесселя. Оку с 3-й и 4-й дивизиями пошел на Куропаткина. В армию Ноги вошли 1-я и 2-я пехотные дивизии и 1-я резервная бригада, а с начала июля еще 9-я пехотная дивизия и 4-я резервная бригада.

Генерал Стессель эвакуировал большую часть Ляодунского полуострова, не позаботившись за эти 4 месяца собрать запасы продовольствия. Пришлось оставить стоивший таких бешеных денег город и порт Дальний – ценный подарок министра Витте генералу Ноги, нашедшему там готовую и прекрасно оборудованную базу для действий против Порт-Артура. Русские войска отошли на Зеленые горы и заняли позицию на перевалах – сильную от природы и посильно укрепленную – протяжением около 20 верст и преграждавшую доступ к Артуру. Почти месяц прошел здесь в бездействии с обеих сторон, прерванном внезапной атакой японцев 13 июня на передовые позиции Зеленых гор – Хуинсан и Юпилазу, которыми им удалось завладеть. Наша контратака на Юпилазу 21 июня была отражена.

Шедший к японцам осадный парк с 11-дюймовыми мортирами был тем временем потоплен нашими владивостокскими крейсерами. Это несколько замедлило темп японских операций, и ровно месяц – с 13 июня по 13 июля – армия Ноги бездействовала. Силы русских и японцев весь июнь были равны, но Стессель не помышлял о наступательных действиях, предоставив инициативу противнику, В начале июля III японская армия получила подкрепления, дававшие ей двойной перевес (4 пехотные дивизии против 2), и Ноги положил перейти к решительным действиям.

13 и 14 июля японцы повели яростное наступление на Зеленые горы. Все их атаки были отражены, но в ночь на 15-е им удалось внезапным нападением овладеть командовавшими высотами на нашем правом фланге. Стессель отступил на Волчьи горы, но японцы не дали нам там утвердиться, и в ночь на 17-е прорвали наше расположение на Волчьих горах. Артурские Зеленые горы получили свое название в честь плевненских. У японцев было превосходство в артиллерии ровно в четыре раза: 208 орудий против 52 с нашей стороны. Против 17 батальонов Стесселя Ноги развернул 48 батальонов. Наши потери за оба дня – 47 офицеров, 2066 нижних чинов. Урон японцев превышал 6000. В деле на Волчьих горах – в ночь на 17-е – мы лишились 650 человек.

Так пала позиция на перевалах. Русские войска отступили в район крепости и день 17 июля стал первым днем осады Порт-Артура.

* * *

За пять месяцев, протекших с объявления войны, гарнизон сделал все от него зависевшее для повышения обороноспособности крепости. Однако сделать в пять месяцев, притом в порядке импровизации, то, что было рассчитано на пять лет, было вне пределов человеческой возможности.

Порт-Артурская крепость имела три фронта: Восточный на правом фланге. Северный в центре и Западный на левом фланге оборонительной линии. Оборона Восточного фронта была возложена на генерала Горбатовского[66], Северный поручен полковнику Семенову, а Западный – вверен полковнику Ирману[67]. Всей обороной сухопутного фронта заведывал генерал Кондратенко, а резервами генерал Фок. Дивизии и бригады были фактически упразднены.

Восточный фронт был самым сильным местом оборонительной линии – он единственный мог считаться сколько-нибудь законченным. Северный фронт, несколько выдвинутый вперед, был закончен лишь наполовину. Западный же фронт был еле обозначен, а между тем здесь находился тактический и стратегический ключ крепости – Высокая гора (203 метра) – Малахов курган Порт-Артура, с занятием которой японцами обрекалась на гибель наша Тихоокеанская эскадра, так как она являлась наблюдательным пунктом исключительной важности.

Восточный фронт составили форты: I, II, III и ряд долговременных укреплений, связанных между собою валом – так называемой Китайской стенкой. Передовую позицию здесь составляли редуты: Дагушань (первоклассный наблюдательный пункт) и Сяогушань. Северный фронт состоял из передовой позиции – редутов Водопроводного и Кумирненского и редута из форта IV. На Западном фронте – наскоро укрепленные передовые позиции на горах Угловой, Длинной и Высокой и главная позиция (форты V и VI) в зачаточном состоянии. Создатель плана Порт-Артурской крепости полковник Величко недооценил все огромное значение Высокой, но защитники крепости – генерал Кондратенко, полковник Ирман и инженер-капитан Шварц – осознали это значение и по мере сил исправили эту оплошность.

Долговременные укрепления были рассчитаны на сопротивление 6-дюймовым снарядам. Крепость была обеспечена мукой на 6 месяцев, мясом – лишь на месяц. Со второй половины июля пришлось перейти на конину. Овощами своевременно не запаслись – и этим создавались благоприятные условия для цинги.

* * *

Решив взять крепость открытой силой, генерал Ноги обратил все свое внимание на ее Восточный фронт (более доступный по условиям местности). Его III армия насчитывала 45000 штыков при очень сильной артиллерии – до 400 тяжелых и легких орудий.

25 июля японцы открыли ожесточенный огонь по передовой позиции Восточного фронта – редутам Дагушань и Сяогушань, и к вечеру их атаковали. Весь день 26-го там шел упорный бой – ив ночь на 27-е оба редута были нами очищены. Установив на Дагушане наблюдательный пункт, японцы открыли из своих дальнобойных орудий огонь по эскадре. Слабый и нерешительный адмирал Витгефт[68], не рискнувший вступить в бой со слабейшим противником 10 июня и упустивший тогда исключительно благоприятный случай прорваться во Владивосток, теперь, видя опасность, грозившую кораблям, решил выйти из бездействия и попытаться прорвать блокаду.

Однако в бою 28 июля наша эскадра, веденная вялыми, потерявшими дух (вернее, вовсе его не имевшими) начальниками – Витгефтом, а после его гибели князем Ухтомским – не смогла пробиться ко Владивостоку и вернулась на артурский рейд, ставший впоследствии ее могилой. На последовавшем затем совете старших морских начальников решено было отказаться от дальнейших попыток выхода в море и предоставить все силы флота на оборону крепости по примеру Севастополя. С кораблей были ссажены покрывшие себя громкой славой десантные роты с сотней скорострельных пушек и пулеметов. Об этом своем решении морские начальники не довели, однако, до сведения сухопутных, и генерал Стессель до самой капитуляции так и не узнал, что может располагать всеми средствами флота. Характерный пример царившего в крепости разнобоя. Успехи второй половины июля – взятие Зеленых и Волчьих гор и Дагушаня – в связи с успехами на море чрезвычайно подняли и без того высокий дух японской армии.

Для генерала Ноги падение Артура было вопросом немногих дней. Вы прибыли как раз вовремя, – заявил он приехавшим к нему иностранным корреспондентам. Еще немного, и вы опоздали бы ко взятию крепости. Японский генерал счел излишним дожидаться прибытия 11-дюймовых гаубиц (обещанных ему взамен погибшего в море парка). Он решил овладеть сперва передовыми позициями Северного фронта, сковать здесь русские резервы, а затем обрушиться на Восточный фронт и этой атакой покончить с Порт-Артуром.

6 августа была открыта бомбардировка Восточного и Северного фронтов и этот последний был атакован. 6, 7 и 8-го японцы атаковали с большой энергией Водопроводный и Кумирненский редуты и Длинную гору, но отовсюду были отражены, успев занять лишь Угловую и укрепление Панлуншань.

8 и 9 августа Ноги штурмовал Восточный фронт, овладел ценою жестоких потерь передовыми редутами и 10-го подошел к линии фортов. В ночь на 11-е он думал нанести крепости решительный удар, в промежуток между фортами II и III, но удар этот был отражен. Форты и Китайская стенка остались в наших руках.

В этом четырехдневном сражении легла почти половина японской армии – 20000 человек (из них 15000 перед Восточным фронтом). Наш урон составил около 3000 убитых и раненых. Наступательный порыв японцев выдохся, они увидели, что взять Артур с налета, как в 1894 году у китайцев, им не удается – 11 августа заложили против Восточного фронта 1-ю параллель.

* * *

Вторая половина августа прошла спокойно. Японцы набирались сил и открыли 2-ю параллель. Гарнизон исправлял укрепления и готовил своими средствами ручные гранаты, ставшие грозным оружием в руках моряков и сибирских стрелков. В первый числах сентября III японская армия пополнила свои ряды, и энергичный ее командующий решил повторить штурм. На этот раз генерал Ноги атаковал Северный и Западный фронты.

Штурм начался 6 сентября, и к утру 7-го японцы овладели нашими передовыми позициями – Водопроводным и Кумирненским редутами и Длинной горой. 8-го и 9-го шел упорный бой за Высокую гору, в которой неприятель угадал ключ Артура. Этот главный объект штурма ускользнул от японцев. Высокая чуть было не пала – ее сохранением в результате геройского дела 9 сентября мы обязаны глазомеру и находчивости полковника Ирмана, решительности лейтенанта Подгурского и героизму стрелков 5-го полка. Подгурский с тремя охотниками выбил пироксилиновыми шашками три роты японцев, занявших было наши люнеты. В эти дни у нас убыло 1500 человек, у японцев – 6000.

18 сентября над укреплениями Высокой и над фортами II и III стали взвиваться огромные столбы бурого дыма, земли и щебня. Артур получил крещение 11-дюймовыми гаубицами – эти пятнадцатипудовые адской силы шимозы[69] сделались отныне его насущным хлебом. Рассчитанные лишь на 6-дюймовый калибр, форты и укрепления обратились в груды развалин. Но и эти грозные развалины оказались несокрушимыми и заставили весь мир изумиться перед славою их защитников!

На Восточный фронт были поведены минные атаки. Все усилия японцев были направлены на капониры форта II (противоштурмовые окопы, оборонявшие подступы к форту). Десятки тысяч тяжелых снарядов, выпущенных по этому клочку земли, превратили местность в какой-то лунный пейзаж. Убийственный, неслыханный еще в истории огонь чередовался отчаянными атаками свирепых, как тигры, японцев – и все атаки отбивались! Это длилось непрерывно шестнадцать суток. Тот, кто писал, что мир знает образцы высшего мужества, чем мужество солдата, не мог иметь понятия о том образце мужества, который показала горсть русских воинов, защищавших капониры перед лицом всесокрушающего огня японской артиллерии, записал свидетель этой борьбы (с японской стороны) англичанин Джеме.

К половине октября японцы вывели 6-ю штурмовую параллель перед фортами II и III. Их всесокрушающий огонь привел к молчанию русскую крепостную артиллерию. На этот раз успех Ноги казался обеспеченным. 17 октября он предпринял третий по счету штурм Артура – и в третий раз был отбит. В результате двухдневного боя 17-го и 18-го числа японцам удалось зацепиться на гласисах фортов, и теперь они стали добиваться овладения рвами. Так началась упорная жестокая двухмесячная борьба штыком, лопатой и гранатой – борьба, прерванная лишь одним событием – четвертым штурмом Порт-Артура.

* * *

В первых числах ноября армия Ноги усилилась новой (7-й) пехотной дивизией. 13 ноября генерал Ноги предпринял четвертый – общий – штурм Артура. Удар был направлен с двух сторон – на Восточный фронт, где свелся к отчаянному, бешеному натиску, и на Высокую, где разыгралось девятидневное генеральное сражение всей осады.

Штурм 13-го был отбит и на Восточном фронте и на Высокой. Тогда Ноги, решивший нанести окончательный удар Артуру ночной внезапной атакой в разрез между Восточным и Северным фронтами, вызвал на это дело всех храбрецов своей армии. Собралось 3100 охотников – достойных потомков ронинов и самураев назвавших себя отрядом белых помочей.

В ночь на 14 ноября отряд белых помочей, собравшись у Кумирненского редута, без выстрела ринулся в штыки, овладел Курганной батареей и вышел в тыл Восточного фронта, Порт-Артур повис на волоске… Но тут перед японским отрядом, словно из-под земли, выросла полурота русских моряков – 80 человек, ринувшихся на них с горы в приклады в кромешной темноте. Натиск этой горсти героев был настолько неожидан, стремителен и неистов, что ошеломленный отряд дал тыл. Крепость была спасена этими внуками благодетелей Хрулева. Белые помочи служили японцам для распознавания друг друга в темноте. Геройской морской полуротой командовал лейтенант Мисников, японским отрядом – генерал Накамура.

С 14 ноября вся ярость японской артиллерии, весь неистовый порыв японской пехоты обратился на Высокую. Штурм 14-го был отбит. Ноги сосредоточил тогда 15-го огонь всей своей тяжелой артиллерии по этой горе, превратившейся в вулкан. Отчаянная атака сменялась атакой еще более отчаянной – все были отражены. 16-го введены свежие силы, но тоже безуспешно. 17-го японцы создали там огневой ад, выпустив до 4000 одних 11-дюймовых снарядов. Массы пыли от разрывов засорили затворы винтовок – японцев сбросили с горы штыками. 18-го японцы атаковали уже вяло – порыв их выдохся. 19, 20 и 21-го они переводили дух и 22-го полезли вновь десятками цепей… Высокая была взята…

Теперь началась агония Артура! – сказал вечером этого дня Кондратенко. Овладев Высокой, японцы с 25 по 28 ноября расстреляли и окончательно добили нашу эскадру. Командиры кораблей не приняли никаких мер к уничтожению своих судов. Один лишь Эссен вывел свой Севастополь за Ляотешан и пять дней держался против всего японского флота, отразив 44 минных атаки, а затем затопил свой броненосец на большой глубине. Ноябрьские штурмы обошлись японцам в 20000 человек, зато они добились решительного результата. Дни Порт-Артура отныне были сочтены.

На штурмах одной лишь Высокой горы японцы лишились 288 офицеров и 7730 нижних чинов. Наш урон на Высокой доходил до 4500 человек, а на всем фронте превысил 6000. Борьба за Высокую гору была битвой гигантов; ни одна страна в самую славную эпоху своей истории никогда не выставляла в поле солдат, которые дрались бы с таким упорством, храбростью и презрением к смерти, как русская и японская пехоты в те дни, – писал французский генерал Гранпре.

К началу декабря гарнизон насчитывал еще 14000 обессиленных недоеданием, но все еще твердых духом бойцов. Рацион составляло по полфунта конины четыре раза в неделю – люди стали тенями. В лазаретах находилось свыше 10000 раненых и цинготных. Положение фортов было отчаянным: японцы подвели под них мины, и взрыва их надо было ждать с часу на час. 2-я оборонительная линия (Орлиные гнезда) и 3-я (у самого города) были гораздо слабее, и долго на них удерживаться не было возможно.

2 декабря не стало Кондратенко, убитого на II форте разрывом 11-дюймового снаряда. Отныне Артур был коченеющим телом, от которого отлетела душа…

5 декабря форт II взорван, и после отчаянной, геройской обороны баянцами очищен – из 350 защитников лишь 30 осталось в живых (японцев положено 800). 15 декабря взлетел на воздух форт III… Линия фортов пала. Интервалы между ними – Китайская стенка оставалась еще в наших руках. Созванный Стесселем военный совет постановил удерживаться на стенке до последней возможности ввиду слабой пригодности 2-й и 3-й линий.

Однако уже 18 декабря японцы, взорвав промежуточное укрепление № 3, утвердились на его развалинах и открыли продольный огонь по Китайской стенке, которую пришлось оставить. Остатки наших войск отошли на 2-ю линию, которую японцы немедленно и атаковали. Весь день 19-го шел отчаянный бой за 2-ю линию и на Западном фронте, тоже в этот день атакованном. С падением к вечеру Большого Орлиного гнезда и открытием оттуда японцами фланкирующего огня пала и 2-я линия… Войска отступили на 3-ю и последнюю линию.

Старшие начальники пали духом, найдя дальнейшее сопротивление невозможным, и когда 20 декабря генерал Стессель заявил о своем намерении вступить в переговоры о сдаче, то на совете не раздалось ни одного протестующего голоса. 23-го заключена была капитуляция, согласно которой гарнизон в составе 23000 человек (считая с больными) сдавался военнопленными со всеми запасами боевого снаряжения. Офицеры могли вернуться на Родину, дав честное слово, что не будут участвовать в военных действиях. Некоторые воспользовались этим условием, идущим, однако, вразрез с воинской этикой. За время осады сухопутный гарнизон лишился 6634 убитыми, 24146 ранеными и без вести пропавшими. 4000 умерло от ран и болезней, и вместе с моряками убыль геройского гарнизона достигла 110 процентов наличного состава.

* * *

Блокада Порт-Артура длилась 239 дней, осада в тесном смысле этого понятия – 159. Крепость девять месяцев (до февраля) задерживала III японскую армию и отвлекла на себя в общей сложности 170000 неприятелей – около трети всех сухопутных сил Японии. Урон армии Ноги за всю осаду составил 110000 человек, из коих 85000 в боях и на штурмах. Таким образом, гарнизон отвлек на себя силы, вчетверо большие, и причинил им кровавые потери, вдвое превышавшие его численность. Иными словами, каждый порт-артурец сразился с четырьмя японцами и двух из них убил. Результаты в военной истории доселе неслыханные. Гази Осман притянул к Плевне только тройные силы на четыре месяца и причинил им потери, значительно уступавшие численности гарнизона. В Плевне турецкий гарнизон насчитывал в общей сложности около 60000 (9000 погибло в Горном Дубняке и Телише, до 7000 убито за осаду, 44000 сдалось). Он притянул на себя 170000 русско-румынских войск и вывел у них из строя около 36000 человек. Защитники Артура свою задачу выполнили с честью – и нет награды более заслуженной, чем девять георгиевских знамен, пожалованных за доблестную оборону Порт-Артура.

Общественное мнение и соратники сурово отнеслись к генералу Стесселю. Его обвиняли в преждевременной сдаче до истощения средств крепости, что позволило армии Ноги поспеть к Мукденскому сражению. Генерал Стессель был отдан под суд, приговоривший его к расстрелу, но со смягчающими вину обстоятельствами. Смертная казнь была ему заменена 10 годами заключения в крепости. Все остальные старшие начальники были оправданы.

Упреки эти, исходившие от современников, не могут показаться убедительными. Прежде всего генерал Стессель командовал не автоматами, а живыми людьми. Физические и моральные силы этих живых людей достигли в декабре предела, поставленного им природой.

Крепости к этому времени больше не существовало: то, что носило название 3-й оборонительной линии, не могло бы продержаться и несколько дней, даже будучи занято свежими войсками – эти стрелковые окопчики и китайские импани были бы разбиты одной полевой артиллерией.

Если даже исходить от очевидного абсурда, а именно что сданная преждевременно крепость могла бы своим сопротивлением задержать еще на месяц армию Ноги, то стратегического положения в Маньчжурии это все равно не изменило бы при тех условиях, в которых вынуждены были сражаться наши маньчжурские армии. Не подоспей генерал Ноги к Мукдену в феврале, он подошел бы в марте – дата генерального сражения была бы графом Ойямой отодвинута на месяц и только. Правда, генерал Куропаткин проектировал сам перейти в наступление в середине февраля, однако операция эта, воспроизводившая все ошибки январского наступления на Сандепу, ничем хорошим не могла завершиться. В лучшем случае почин войсковых начальников и доблесть войск дали бы тактический успех масштаба Путиловской сопки, помимо и даже вопреки порочному главнокомандованию. Стратегическая обстановка осталась бы той же, что и до наступления.

Генерал Стессель, конечно, несет большую ответственность, но не за преждевременную сдачу, а за преждевременное отступление в крепостной район. Он должен был ввести в дело при Цзиньчжоу весь свой корпус, а не один только полк, армия Оку была бы разбита – и это отразилось бы на всем ходе войны в Маньчжурии. Упустив эту возможность в мае, он мог бы ее наверстать в июне июле на Зеленых горах атакой и поражением слабой еще армии Ноги, что тоже имело бы громадные стратегические последствия. Но он предпочел отсиживаться и дожидаться ударов, а не бить самому. Эта пассивная психология господствовала, впрочем, во всей русской армии конца XIX столетия. Другим промахом генерала Стесселя было, что он не воспользовался ресурсами Ляодуна и не накопил путем реквизиции либо подрядов продовольственных запасов в крепости, чему весною представлялась полная возможность.

Наконец, не следовало заключать капитуляции. Почетных капитуляций никогда не существовало и существовать не может. Первым условием победителя всегда бывает передача вооружения, верков и запасов в полной неприкосновенности. Поэтому единственным выходом из положения, за исключением героического средства капитана Лико – могий вместити, да вместит, является уничтожение всего, что можно уничтожить, взрыв верков и безусловная сдача. Так поступили Осман-паша в Плевне и генерал Кусманек в Перемышле. Вопрос о воинских почестях никакой роли здесь играть не должен: благородный противник всегда воздаст должное, от бесчестного же врага и почестей принимать не должно.

По этой причине в Мировую войну отказались от почестей защитники Лонгви и форта Во. Германская армия показала себя в ту войну настолько бесчестным противником, что французские офицеры побрезговали принять свои сабли обратно из столь запятнанных рук.

Порт-Артур дал русским армии и флоту выдающихся начальников. Не говоря о главном русском герое всей войны – генерале Кондратенко – мы назовем лишь имена Горбатовского, Ирмана, Шварца, Григоровича, Эссена, Колчака[70]. Но перечень артурских героев будет неполный, если русский историк не упомянет про победителя – славного генерала Ноги, потерявшего на Высокой обоих своих сыновей и впоследствии, восемь лет спустя, не пожелавший пережить своего императора. Он стал у себя на родине народным героем.

Разбор войны

Русская армия расплачивалась своей благородной кровью за неудачную политику своей страны.

Политически мы сделали второй шаг, не сделав первого. Не было смысла захватывать чужие земли, когда собственные оставались втуне. Мы набросились на каменистый Ляодун, пренебрегая богатейшей Камчаткой. Мы затратили огромные деньги на оборудование китайской территории и оставили в запустении искони русский край непочатых сил от Урала до Берингова моря. Имея богатейший в мире Кузнецкий угольный бассейн, мы не тронули его и стали разрабатывать за тридевять земель в чужой стране Янтайские копи. Имея лучшую стоянку на Тихом океане – Петропавловск, мы зачем-то пошли в порт-артурскую мышеловку… И даже в нашей непоследовательной политике мы не сумели быть последовательными: взяв китайские земли, мы не подумали прежде всего их укрепить, принесли Порт-Артур в жертву Дальнему. Сделав второй шаг без первого, мы поспешили сделать четвертый без третьего.

Когда плоха политика, то плоха и та ее ветвь, что именуется стратегией. На плохом фундаменте нельзя построить прочное здание.

Основным пороком нашей стратегии явилось странное, ничем не оправдываемое решение командующего Маньчжурской армией и его генерал-квартирмейстера повторить 1812 год.

Куропаткин и Харкевич с самого начала решили отступать в глубь страны. Они не чувствовали разницы между 1812 и 1904 годом, между Россией и Маньчжурией и серьезно намеревались провести Отечественную войну на китайской земле. Взяв внешние формы кампании 1812 года – отступление, они не потрудились вникнуть в их смысл. Отступление 1812 года велось к сердцу России, на родной земле, среди восставшего на чужеземного раво-евателя русского народа. Русские армии в июле 1812 года были вдвое слабее Наполеона.

Отступательный маневр Барклая был единственно возможным средством измотать неприятеля, занять более сосредоточенное расположение и, главное, соединиться с Багратионом. Совершенно иначе обстояло дело в апреле 1904 года. Против трех высадившихся в Корее японских дивизий Куропаткин мог двинуть семь отличных дивизий сибирских стрелков. Положение не имело ничего общего с таковым же 1812 года – двойное превосходство в силах оказалось как раз у нас.

Куропаткин и Харкевич полагали, что достаточно применять внешний шаблон кампании 1812 года, чтоб получить победу, подобно одержанной в Отечественную войну, при любой политической и стратегической обстановке. Они последовали примеру тех бухарских батырей, которые, увидев издали, как русские солдаты после переправы вытряхивают воду из голенищ, и не поняв, в чем дело, становились на руки и трясли ногами, думая, что постигли весь секрет русской тактики.

Шаблон Отечественной войны в обстановке 1904 года был по меньшей мере столь же бессмыслен.

Положение адмирала Алексеева – номинального главнокомандующего и генерала Куропаткина – самостоятельного помощника было глубоко ненормальным. Оно совершенно не предусматривалось существовавшими правилами о полевом управлении войск и являлось совершенно излишней и вредной импровизацией, сразу же положившей начало разнобою между штабами наместника и командующего Маньчжурской армией. Если в самом начале войны, когда речь шла о карательной экспедиции на дерзкую азиатскую страну, подобную аномалию и можно было с трудом допустить, то весной, после Тюренчена и Вафангоу, когда выяснилось, что вместо охоты на макак предстоит война с перворазрядной военной державой, власть главнокомандующего надо было усилить и точно определить его права. Ответственность ложится на Петербург, где немощь политики передалась и стратегии.

Еще большее смешение языков наблюдалось в Порт-Артуре, где начальник Квантунского укрепленного района, комендант крепости и командующий эскадрой игнорировали друг друга. Все это можно было бы легко и своевременно устранить. Итак, первым недочетом явилась совершенно неудовлетворительная организация верховного командования, приведшая в Маньчжурии к разнобою, в Ляодуне – к полной анархии.

Первой операцией войны должен был быть разгром армии Куроки в апреле месяце. Помешать ей высадиться мы не могли: войска собирались медленно, флот был расстроен. Уничтожить же ее по высадке были обязаны. Подкрепив Засулича главными силами, подтянув из-под Владивостока простоявшие там всю войну без дела 2-ю и 8-ю Сибирские стрелковые дивизии, Куропаткин задавил бы Куроки своей многочисленностью.

Неиспользование 2-й и 8-й Сибирских стрелковых дивизий в эту кампанию представляет полную аналогию с неиспользованием VII и Х армейских корпусов в 1877 году.

Второй операцией должно было быть уничтожение армии Оку в середине мая. Маньчжурская армия, наступающая по линии железной дороги, должна была явиться молотом, III Сибирский корпус Стесселя на Цзиньчжоу – наковальней. Восточный отряд был достаточно силен для удержания Куроки, если даже с армией этого последнего не удалось бы покончить в апреле.

Высаживая свои армии по очереди, по частям, японцы давали нам огромное преимущество, которым мы, однако, и не думали воспользоваться. Предвзятая ребяческая мысль повторения Двенадцатого года сковала все наши действия, сведя их к какой-то игре в поддавки, тогда как противник играл в крепкие. Посылка Штакельберга под Вафангоу с заведомо недостаточными силами – лишь бы отписаться Алексееву, отступление после удачного боя при Дашичао и сдача Инкоу были печальными показателями этого удивительного полководчества.

Ляоянское сражение открыло второй и решительный период кампании – период больших операций. Куропаткин готовился к этому сражению с самого начала войны, подчеркивая, что здесь именно надлежит победить или умереть (Ляоян – моя могила!). Сражение разыгралось для нас в общем очень удачно – все атаки японцев были отражены, они понесли вдвое тяжкие сравнительно с нами потери и выдохлись. У нас было полуторное превосходство в силах, и наши войска горели желанием нанести врагу решительный удар.

Но вместо того чтобы атаковать 18 августа прямо перед собой и добить уже полуразбитых Оку и Нодзу, Куропаткия затеял сложный и путаный маневр на правом берегу Тай-цзыхэ: одной японской дивизии оказалось там достаточно, чтобы слабая его воля безоговорочно подчинилась воле более мужественного Куроки. И несмотря на тройное здесь превосходство в силах (и пятерное в артиллерии), несмотря на отражение Куроки, Куропаткин падает духом, подчиняется впечатлению случайных, мимолетных неудач, отказывается от продолжения борьбы, предписывает отступление. Случай патологический – болезненное отсутствие воли.

За Ляояном – Шаха. Торжественно заявив, что пришло время заставить японцев подчиниться нашей воле, русский главнокомандующий на деле подчиняется воле первого же контратакующего японского ротного командира.

Затем – критический момент всей кампании – потерянное сражение при Сандепу, сражение, в котором главнокомандующий лишил свою армию победы и которое отомстит за себя под Мукденом. Мукденский разгром – завершение всего куропаткинского полководчества, печальный его синтез.

Огромная доля ответственности лежит на Петербурге, оставившем Куропаткина шесть лишних месяцев на посту, явно превышавшем его моральные силы и военные способности. Куропаткин подлежал отчислению уже после Ляояна. На Шахэ он не выдержал переэкзаменовки, а после Сандепу сохранение Куропаткина на посту главнокомандующего было чревато более гибельными последствиями, чем подход к японцам новой армии Ноги.

По складу духа Куропаткин – яркий представитель материалистической школы, убежденный и последовательный материалист. Он совершенно лишен интуиции полководца, лишен чуткости, органически лишен способности чувствовать пульс боя. Святая святых военного дела закрыта для него – не могущий вместить не вмещает.

Со всем этим он заботливый начальник. Всю войну, в каких бы трудных условиях войска ни находились, они были одеты, обуты и накормлены. Но не единым хлебом жив человек. Заботясь о желудках своих подчиненных, Куропаткин не обращал никакого внимания на их дух. Его неизменные приказы атаковать, но без решимости, с превосходными силами в бой не вступать действовали удручающим образом, убивали в командирах желание схватиться с врагом и победить во что бы то ни стало. Волевой паралич Куропаткина сообщался войскам, и в первую очередь войсковым начальникам.

Куропаткин, как и Мольтке, поклонялся расчету и материи, – характеризует это злосчастное полководчество Б. В. Геруа, – но в то время, как Мольтке понимал место того и другого и не мешал армии работать, Куропаткин походил на механика, боявшегося шума машины, им же самим пущенной в ход. Он косился на рычаги с надписями стоп и задний ход с занесенной над ними готовой рукой. Много зная, но плохо чувствуя пульс операций и боя, Куропаткин никогда не умел отличить важное от неважного, решающее от вспомогательного.

Генерал Куропаткин обладал лишь низшей из воинских добродетелей – личной храбростью. Храбрость может считаться достоинством лишь применительно к нижнему чину. От офицера, тем более от старшего начальника, требуется уже нечто гораздо большее. Офицер так же не смеет не быть храбрым, как не может не быть грамотным: это качество в нем подразумевается. Суворов формулировал это ясно, кратко и исчерпывающе: Рядовому – храбрость, офицеру – неустрашимость, генералу – мужество. И он с Наукой Побеждать вдохнул это мужество в сердца Багратиона, Кутузова, Каменского 2-го – взращенной им орлиной стае. Но армия Милютина не знала Науки Побеждать, и громадному большинству ее старших начальников, Куропаткину в том числе (и больше, чем другим) не хватало мужества в суворовском понятии этого слова. Отличный администратор, генерал Куропаткин совершенно не был полководцем и сознавал это. Отсюда его неуверенность в себе. Только бедность в людях заставила Ваше Величество остановить свой выбор на мне, – заявил он Государю, отправляясь в Маньчжурию. Узнав о назначении Куропаткина, М. И. Драгомиров заметил:

А кто же при нем будет Скобелевым? Эти крылатые слова как нельзя лучше характеризуют положение бывшего начальника штаба Белого Генерала.

Отсутствие интуиции имело следствием то, что Куропаткин принял в ведении стратегических операций в Маньчжурии тактический масштаб туркестанских походов. Он забывал о корпусах, интересуясь батальонами, упускал общее, увлекаясь частным, не умел отличить главного от второстепенного. Постоянно вмешиваясь по всяким пустякам в распоряжения своих подчиненных, Куропаткин распоряжался отдельными батальонами через головы войсковых начальников, передвигал охотничьи команды, орудия, разменивался на мелочи и ничего не замечал за этими мелочами. То же отсутствие интуиции и объясняет его поистине болезненную страсть к отрядной импровизации. Отрядами можно было воевать со среднеазиатскими ханами, отнюдь не с могущественной державой. В Мукденском сражении, например, отряд генерала фон дер Лауница состоял из 53 батальонов, надерганных Куропаткиным из состава 43 различных полков 16 дивизий 11 корпусов всех трех маньчжурских армий! Дальше идти было некуда, и этот один невероятный пример характеризует всю систему куропаткинского управления войсками.

Куропаткин имел благородство сознаться в своих ошибках. Покидая Маньчжурию в феврале 1906 года, он отдал правдивый и честный приказ, отлично ставивший диагноз нашему недугу.

Был разнобой в обучении войск, недостаточная подготовленность их, ввод в бой по частям… и главное – недостаток инициативы, недостаток самостоятельности у частных начальников, недостаток боевого воодушевления у офицеров и нижних чинов, малое стремление к подвигу, недостаток взаимной выручки у соседей, недостаточное напряжение воли от нижних чинов до старших начальников, дабы довести начатое до конца, несмотря ни на какие жертвы, слишком быстрый отказ после неудачи иногда только передовых войск от стремления к победе и вместо повторения атаки и подачи личного примера отход назад. Этот отход назад во многих случаях вместо того, чтобы вызвать у соседей увеличение усилий к восстановлению боя, служил сигналом к отступлению и соседних частей, даже не атакованных. В общем, среди младших и старших чинов не находилось достаточного числа лиц с крупным военным характером, с железными, несмотря ни на какие обстоятельства, нервами. Мы бедны выдающимися самостоятельностью, энергией, инициативой людьми. Ищите их, поощряйте, продвигайте вперед. Люди с сильным характером, люди самостоятельные, к сожалению, во многих случаях в России не только не выдвигались вперед, но преследовались: в мирное время такие люди для многих начальников казались беспокойными, казались людьми с тяжелым характером и так и аттестовывались. В результате такие люди часто оставляли службу. Наоборот, люди без характера, без убеждений, но покладистые, всегда готовые во всем согласиться с мнением своих начальников, выдвигались вперед…

Причины наших неуспехов Куропаткин суммировал следующими, делающими ему честь словами: Прежде всего виноват в этом я – ваш старший начальник.

Мы остановились столь подробно на характеристике генерала Куропаткина по двум причинам. Во-первых, она объясняет ведение Русско-Японской войны. Во-вторых, те же волевые дефекты мы встретим у главных русских деятелей Мировой войны. Полководчество Куропаткина было расплатой за бюрократию Милютина и властный обскурантизм Ванновского. Дух был угашен – и его ничто не могло возместить.

Большинство старших начальников маньчжурских армий были, подобно Куропаткину, представителями упадочной эпохи русской армии.

Генерал Линевич – храбрый офицер кавказских войн и усмиритель Пекина – не оказался на высоте, ни командуя армией, когда не сумел ликвидировать Киузанский прорыв, ни тем более в роли главнокомандующего, упустив возможность изменить ход войны. Линевич жаловался на преждевременность заключения мира, но не имел на это ни малейшего права. В его распоряжении, с апреля по август 1905 года, было пять месяцев, за которые он ничего не сумел предпринять – ясно, что будь ему предоставлены вторые пять месяцев, армия по-прежнему продолжала бы бездействовать на Сыпингайских позициях. Это, конечно, не был полководец, с которым русская армия могла бы выйти на победную дорогу.

Отрицательной величиной явился маньчжурский Пфуль – Харкевич посредственный историк и еще более посредственный стратег, автор удивительного плана войны под Барклая. Генерал Каульбарс имеет право на признательность энергичным подавлением смуты. Командующим армией он был посредственным, и то же можно сказать о Бильдерлинге. Большинство командиров корпусов и начальников дивизий были бесцветны и ничем себя не проявили. Совсем слабы Случевский, Засулич, Соболев, Фок; совершенно немыслим генерал Чичагов.

Из немногих отличившихся на первое место надо поставить генерала Гриппенберга. Он показал характер, достойный полководца. Человек с безупречной боевой репутацией, любивший свою армию и свое военное дело, он не смог вынести профанации победы. И характерным признаком упадочности той эпохи является осуждение, которое встретил поступок Гриппенберга в слишком многих военных кругах. Решительно стал на точку зрения Гриппенберга М. И. Драгомиров.

Хорошо себя зарекомендовал генерал Штакельберг. В первом своем деле при Вафангоу он был плох, но затем очень быстро выправился и при Сандепу действовал блестяще, выказав незаурядную силу воли. Яркую фигуру представлял и другой герой Сандепу – генерал Церпицкий. Следует отметить генерала Зарубаева, хорошего арьергардного начальника. Выдвинулся благодаря своему отличному начальнику штаба генералу Мартынову командир III Сибирского корпуса Н. И. Иванов[71], человек весьма ограниченного кругозора, не имевший данных стать полководцем. В штабах трех маньчжурских армий мы встречаем генерала Эверта[72], Рузского, Флуга и М. В. Алексеева[73], а в штабе наместника генерала Жилинского, с которым нам, к сожалению, еще придется иметь дело.

Блестящую репутацию создали себе командиры полков – 18-го стрелкового полковник Юденич, 1-го Сибирского – полковник Леш[74] и 24-го Сибирского полковник Лечицкий.

* * *

Всего было мобилизовано и отправлено на Дальний Восток, считая с гарнизоном Порт-Артура, 23000 офицеров и 1 250000 нижних чинов, из коих свыше трех четвертей приняло участие в военных действиях.

Из 870000 человек, находившихся в строю маньчжурских армий, убыль составила 6593 офицера и 222 591 нижний чин. Чисто бюрократическая и ненаучная система статистики (где умершие от ран и болезней показаны в одной графе, очевидно, просто как списанные с довольствия, а раненые и больные значатся в общей графе эвакуированных) позволяет нам распределить потери по категориям лишь в круглых цифрах. Убито и умерло от ран: 1100 офицеров, 29000 нижних чинов, ранено: 4000 офицеров и 95000 нижних чинов. С гарнизоном Порт-Артура кровавые потери составят убитыми и умершими от ран: 1300 офицеров, 36000 нижних чинов; ранеными: 4000 офицеров и 119000 нижних чинов.

Бросается в глаза огромное количество исключенных за физической негодностью – 52 340 человек – четвертая часть всей убыли. Это личный состав трех дивизий или убыль от большого сражения. Людей отрывали от семьи и занятий, одевали, снаряжали, довольствовали, везли на край света и там убеждались, что они не годны к службе! Их лечили, свидетельствовали, браковали, отправляли назад. И это тогда, когда на одноколейной Сибирской дороге приходилось дорожить каждым местом. Одно довольствие этой инвалидной армии поглотило несметные деньги. Виновны воинские присутствия, небрежно относившиеся к ответственейшему делу пополнения; еще более виновны центральные органы Военного ведомства, требовавшие от местных органов излишнюю спешность. Корень же зла – милютинский Устав 1874 года с его антигосударственными льготами по семейному положению и абсурдной системой жеребьевки, благодаря которым армия засорялась физически негодным элементом. Мы видели причины, по которым в строй действовавших войск были поставлены бородачи – запасные старших сроков. Продолжив срок пребывания в запасе, генерал Банковский в свое время не озаботился ввести различные категории, разряды запаса, а спешка, с которой велась мобилизация первых четырех европейских корпусов, затрудняла отбор.

При всей своей тяжеловесности и отсутствии боевого задора эти запасные долг свой перед Родиной выполнили честно. В наскоро импровизированных псевдосибирских корпусах Казанского округа, сплошь состоявших из запасных, вначале случались неустойки, но качество их по мере обстрелянное повышалось с каждым сражением. 54-я дивизия – орловские рысаки Ляояна – геройски прикрывает отступление своей армии под Мукденом.

Высокое качество личного состава русской армии в эту тяжелую годину ярко сказывается в том, что весною 1905 года из полков, оставшихся в России, отправилось на войну добровольцами 40000 солдат. Они знали, на что шли; слухи о кровавых потерях и жестоких поражениях не поколебали их сердец. Будь вместо Линевича Гурко, вместо Куропаткина – Скобелев, чего бы они не сделали с такими войсками!

Еще рельефнее сказывается доблесть войск ничтожным количеством пленных. Почти все 27000 пленных маньчжурских армий – жертвы мукденского хаоса, за который войска совершенно не ответственны (наоборот, можно лишь удивляться сравнительно незначительному числу пленных в сравнении с огромным кровавым уроном этого жестокого поражения). В десятидневном сражении на Шахэ мы потеряли 44000 убитыми и ранеными, но японцы взяли всего 500 пленных (1 процент всех потерь). В сражении при Ляояне все трофеи армии генерала Оку, лишившейся 7500 человек убитыми и ранеными, составили 13 пленных русских рядовых – какое еще нужно свидетельство геройским полкам 1-й и 9-й Сибирских дивизий?

Остальные пленные: 23000 защитников Порт-Артура – остатки сухопутного гарнизона, 5000 сахалинских вояк, 11000 моряков трех наших тихоокеанских эскадр, несколько тысяч замертво подобранных на полях сражений.

Нами потеряно в боях 158 орудий, а взято 16 (14 на Путиловской сопке, а 2 – дань, взятая с японцев за Мукденскую победу Елецким полком). Японцами взято два знаменных древка, но лент и полотнищ они не получили. Ни одного знамени нами потеряно не было.

Многочисленны и прекрасны подвиги русской пехоты. Вспомним, как заслужил свое георгиевское знамя 11-й Сибирский стрелковый полк под Тюренченом, вспомним 5-й полк, схватившийся со всей армией Оку на Цзиньчжоу, в бою, где три русских батальона пригвоздили к месту три японские дивизии на весь день. Геройский полк, помимо всей неприятельской армии, боролся еще с неприятельским флотом. О стойкость Барнаульского полка разбился порыв неприятеля при Дашичао, зарайцы под Ляояном гнали штыками японскую гвардию четыре версты без передышки… Иностранные агенты, видевшие нашу пехоту (и сами японцы), отзываются о ней с величайшим уважением.

Нашей пехоте пришлось переучиваться под огнем. Сибирские полки уже к началу ляоянских боев усвоили новую тактику, прибывающим из Европы приходилось расплачиваться за рутину в первых своих боях. Чрезвычайно вредила привычка старших начальников командовать ротами и батальонами, забывая про полки и дивизии.

Конница действовала в общем очень слабо. Она была многочисленна, но невысокого качества. Полноценными можно считать лишь три драгунских полка. Главную массу составляли казачьи полки 2-й и 3-й очереди. В зауральских казачьих войсках даже и первоочередные полки были плохо подготовлены и могли считаться, самое большее, отлично ездящей пехотой. Их офицерский состав был плох, за исключением прикомандированных из регулярной кавалерии, на которых и лежала вся работа. Стратегической разведки не производилось всю войну. Иррегулярной коннице и ее начальникам не хватало порыва и готовности пожертвовать собой. При столкновении с неприятелем казаки зауральских войск всегда хватались не за шашку, а за винтовку (сказывались охотничьи инстинкты), и в результате – полное отсутствие конных дел. На это жаловался и Куропаткин: Хотя наши разведывательные отряды достигают силы в одну или несколько сотен, их зачастую останавливает десяток японских пехотинцев. Будь у казаков более воинственный дух, они атаковали бы противника в шашки. Со всем этим дух этих людей был неплох – им не хватало лишь надлежащего воспитания и хороших начальников.

То и другое они получили после войны. Деятельность забайкальцев на Западном фронте в 1914–1916 годах, подвиги сибиряков в Кавказской армии достаточно известны.

Японская конница была слаба количеством и качеством, но этим наши кавалерийские начальники совершенно не воспользовались. Среди этих последних генерал Самсонов и Ренненкампф удачно справлялись с задачей прикрытия флангов армии, хоть и не проявили себя ни одним кавалерийским делом. Что же касается артиллериста Мищенко, то деятельность его во главе конного отряда можно считать только недоразумением.

Артиллерия показала замечательную гибкость и сноровку. Вступила на войну она с новой пушкой, но с древней тактикой, характеризовавшейся прямой наводкой с открытых позиций. Кровавый опыт Тюренчена и Вафангоу был немедленно же использован нашими артиллеристами, не ждавших указаний сверху, и в третьем бою – при Даши-чао – наша артиллерия наводила по угломеру с закрытых позиций и действовала этим новым для себя способом столь блестяще, что 76 орудий нашего I Сибирского корпуса справились со 186 японскими. Блестящие действия дивизиона полковника Слюсаренко под Ляояном также достаточно известны. Эта новая тактика артиллерии вначале встретила противодействие многих старших войсковых начальников, находившихся во власти рутины и не понимавших требований новой боевой обстановки. Прибывшие из России I, VIII армейские, V и VI

Сибирские корпуса имели артиллерийские бригады Варшавского и Виленского округов, чем приведены были в расстройство наши западные пограничные корпуса. Невольно возникает вопрос: не лучше ли было послать на Дальний Восток эти наши пограничные корпуса, хорошо обученные и содержавшиеся в усиленном составе? От них была отобрана артиллерия, и они в таком виде все равно не могли принести пользы на германской границе.

В упрек артиллеристам следует поставить их слабое знакомство с общей тактикой и требованиями пехоты, слишком часто жаловавшейся на недостаточную поддержку, а то и неподдержку ее усилий артиллерией. Этим дефектам способствовала как архаическая организация (командиры артиллерийских бригад подчинялись не начальникам дивизий, а начальникам артиллерии корпуса), так и упомянутые тактические пробелы. В строю артиллерии не было офицеров Генерального штаба. Окончившие Николаевскую академию Генерального штаба пешие артиллеристы зачислялись по пехоте, конные – по кавалерии. Очень немногие из них получали затем артиллерийские бригады, в батареях же и в дивизионах не было таким образом офицеров с высшим тактическим образованием. Прибавим к этому старую неприязнь, которую артиллеристы питали к Генеральному штабу, неприязнь, еще усилившуюся после упразднения преимуществ ученого канта.

Роль инженерных войск в общем была незначительной. Полевой устав 1901 года, составленный при ближайшем участии М. И. Драгомирова и отводивший подобающую роль наступлению и частному почину, не успел привиться войскам. Многочисленные временные уставы и наставления 80-х и 90-х годов не давали командирам никакой руководящей идеи. При таком недостатке тактического обучения особенно важным являлся вопрос тактического воспитания. Офицерский же наш состав – до старших начальников включительно – был со школьной скамьи воспитан на примерах пассивной доблести защитников Севастополя и Шипки. В напряженной боевой обстановке эти вошедшие в плоть и кровь подсознательные рефлексы пересиливали поверхностно усвоенный устав. Откуда – всегдашний отказ от инициативы в критический момент боя, упущение золотых возможностей, безнадежное стоять до конца, обороняться до последнего патрона в тех случаях, когда надлежало схватить уже поколебленного врага за горло, смести все перед собою неистовым движением вперед.

* * *

Японцы были противником высокодоблестным. Традиция, воспитание, весь уклад жизни их народа были направлены к развитию пламенной любви к родине, готовности, не задумываясь, отдать свою жизнь для ее величия. Высокий уровень народного образования делал патриотизм осмысленным, а военное обучение легким. Система воинского воспитания была направлена к закаливанию воли, развитию энергии, культивированию широкой инициативы. Тут сказалось прусско-германское влияние.

Подобно России за два столетия до того, Япония заимствовала западную цивилизацию. Однако Мутсухито не повторил роковой ошибки Петра I. Он бережно отнесся к духовному лику своего народа, его самобытности, его древним обычаям и не насиловал его души слепым и варварским поклонением всему иностранному. Взяв от Европы цивилизацию, японцы сохранили свою культуру. Они ревниво отстояли свое японское естество, свою духовную цельность и не уродовали их на голландский, французский или немецкий образец. В этом отношении преобразователя Японии следует поставить выше полтавского победителя.

Японская армия, как мы видели, была воспитана на германских образцах, восприняв как хорошие стороны мужественных германских доктрин, так и отрицательные, в том числе – предвзятость. Японцы исходили из двух софизмов: невысокого качества русских войск (изучая предыдущие войны России через германские очки) и малочисленности их (нелепая предпосылка: Русская армия в семь раз сильнее, но на театре войны силы будут равны). За первый из них они поплатились кровавыми потерями – 225000 убитыми и ранеными, за второй едва не поплатились проигрышем войны. Все их выкладки оказались никуда негодными – в исчислении сил противника японский Генеральный штаб просчитался в начале войны вдвое, а затем и втрое. Вместо одной дивизии в месяц русские могли подвозить три. Превосходство в силах с первого дня войны и до последнего было на русской стороне и в конце войны стало двойным. Японцы не избежали бы разгрома, находись во главе русской армии вместо папаши Линевича полководец, достойный ее.

Японскую стратегию нельзя признать выдающейся. Она излишне осторожна и обнаруживает склонность уступать тактическим расчетам. Маршал Ойяма не сумел ни разу сосредоточить главные силы на главном направлении. В результате слабая армия Куроки вынуждена оставаться пассивной зрительницей отступления русских от Ляояна, не будучи в силах перехватить его. Совершенно так же полгода спустя замрет на подступах к Мукдену недостаточно сильная ударная армия генерала Ноги.

Из всех японских военачальников на первое место надо поставить Куроки, самое имя которого стало угнетать несчастного Куропаткина. Куроки порадовал Японию первой победой при Тюренчене, сыграл главную роль при Ляояне, а Киузанским своим прорывом решил генеральное сражение всей войны. Он обнаружил отличный стратегический глазомер.

Войска были превосходны, и от них можно было требовать сверхчеловеческих усилий. При Ляояне бригада Окасаки ринулась на два наших корпуса, зная, что подкреплений ждать неоткуда. О бригаде Намбу под Мукденом мы уже упоминали. В огневом аду Порт-Артура полки генерала Ноги сводились в роты, роты – в отделения, и уцелевшие кучки все с тем же энтузиазмом шли на верную смерть. Японские командиры считали вопросом чести справиться с врагом без помощи подкреплений, являя разительный контраст с иначе воспитанными русскими военачальниками, которые взывали о подкреплениях, не успев еще завязать боя.

Отношение японцев к русскому противнику часто можно назвать рыцарским. В официальных сообщениях японской Главной Квартиры неизменно встречаются фразы: тела убитых русских воинов погребены со всеми почестями, русские офицеры преданы земле с отданием особых почестей. Вспоминаются германцы, выставлявшие на поругание трупы раздетых догола преображенцев в Виленских боях 1915 года. Гамильтон был свидетелем искреннего восторга офицеров штаба Куроки при виде удачной хитрости одной из русских батарей (в ляоянских боях). Европейцы или американцы рассердились бы, – замечает он. Нет никого лучше нас в атаке, нет никого выше вас в обороне, – говорили японцы порт-артурцам. – Если бы мы соединились, то завоевали бы весь мир!

Благодаря плохому управлению победа не увенчала знамен маньчжурских армий. Но безграничная доброта Императора Николая Александровича вознаградила героизм и самоотвержение войск многочисленными боевыми наградами.

Были пожалованы отличия в следующие полки:

9-й пехотный Староингерманландский полк – знаки на шапки за отличие 1904 1905 гг.;

33-й пехотный Елецкий полк – поход за отличие;

34-й пехотный Севский полк – георгиевские петлицы (имел за 1877–1878 гг.);

35-й пехотный Брянский полк – поход за отличие;

36-й пехотный Орловский полк – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг.;

53-й пехотный Волынский и 54-й пехотный Минский полки – георгиевские трубы за Мукден (имели за Зимницу и Шипку);

56-й пехотный Житомирский полк – георгиевские трубы за Мукден;

57-й пехотный Модлинский, 58-й пехотный Прагский и 59-й пехотный Люблинский полки – знаки на шапки за Мукден;

60-й пехотный Замосцкий полк – георгиевские трубы за Мукден;

85-й пехотный Выборгский полк – георгиевское знамя за Туилинский перевал (Мукден);

86-й пехотный Вильманстраыдский полк – знаки на шапки за отличие 1904 1905 гг.;

87-й пехотный Нейшлотский полк – знаки на шапки за взятие Сопки с деревом;

88-й пехотный Петровский полк – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг.;

97-й пехотный Лифляндский полк – георгиевские трубы за Юхуантун;

98-й пехотный Юрьевский полк – георгиевские петлицы за отличие 1904–1905 гг.;

99-й пехотный Ивангородский и 100-й пехотный Островский полки – поход за отличие 1904–1905 гг.;

121-й пехотный Пензенский и 122-й пехотный Тамбовский полки – поход за отличие 1904–1905 гг.;

124-й пехотный Воронежский полк – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

138-й пехотный Болховской полк – георгиевские трубы за отличие 1904–1905 гг. (имел за 1877–1878 гг.);

139-й пехотный Моршанский полк – знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имел за 1877–1878 гг.);

140-й пехотный Зарайский полк – георгиевские трубы за отличие 1904–1905 гг.;

145-й пехотный Новочеркасский полк – знаки на шапки за Шахэ;

146-й пехотный Царицынский полк – знаки на шапки за Гаудулинский перевал;

147-й пехотный Самарский полк – знаки на шапки за Цуанвайче (Мукден);

148-й пехотный Каспийский полк – знаки на шапки за Шахэ;

161-й пехотный Александропольский полк – георгиевский рожок за отличие 1904–1905 гг.;

162-й пехотный Ахалцыхский полк – поход за отличие 1904–1905 гг.;

195-й пехотный Оровайский и 196-й пехотный Инсарский полки – знаки на шапки за 1904–1905 гг. Многочисленные резервные части, получившие отличия за 1904–1905 гг. и расформированные в 1910 г., передали их образованным из их состава либо укомплектованным ими полками 47-й, 48-й пехотной и 11-й Сибирской стрелковой дивизий.

Стрелковые:

1-й стрелковый полк – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг.;

4-й стрелковый полк – знаки на шапки за Мукден и отличие 1904–1905 гг. (имел за 1855 г.);

6-й стрелковый полк – георгиевское знамя за отличие 1904–1905 гг. – о награждении этого доблестного полка особенно ходатайствовал маршал Куроки;

7-й стрелковый полк – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг.;

17-й и 20-6 стрелковые полки – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг.;

18-й стрелковый полк – знаки на шапки за Янсытунь (Мукден).

Сибирские стрелковые полки:

1-й Его Величества Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Мукден, георгиевский рожок за Ляоян;

2-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Ляоян, Хейгоутай, Мукден;

3-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Ляоян и Сандепу;

4-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Ляоян, Шахэ и Сандепу;

5-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Цзикьчжоу и Порт-Артур, георгиевские трубы за Высокую гору, георгиевские рожки за Порт-Артур;

7-й Сибирский стрелковый полк – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг. (имел за Бейтан 1900 г.);

9-й Сибирский стрелковый полк – знаки на агапки за Бенсиху (Шахэ), Мукден и отличие 1904–1905 гг.;

10-й Сибирский стрелковый полк – знаки на шапки за Ляоян, Бенсиху, Мукден и отличие 1904–1905 гг.;

11-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Тюренчен, Ляоян и Мукден, знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг. (имел за Дашичао в 1900 г.);

12-й Сибирский стрелковый полк – знаки на шапки за Тюренчен и Ляоян;

13-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Угловую гору в августе и отбитие штурмов в декабре при доблестной защите Порт-Артура, георгиевские трубы за отбитие штурмов на Китайскую стенку в августе;

14-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Юпилазу. Зеленые горы и отбитие ноябрьских штурмов Порт-Артура, георгиевские трубы за отбитие штурмов на Восточном фронте в августе;

15-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за отбитие штурмов в октябре и ноябре при доблестной защите Порт-Артура, георгиевские трубы за отбитие штурмов в августе;

16-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Зеленые горы и отбитие ноябрьских штурмов, георгиевские трубы за отбитие штурмов Порт-Артура в августе;

17-й Сибирский стрелковый и 18-й Сибирский стрелковый полки – георгиевское знамя за отличие 1904–1905 гг.;

19-й Сибирский стрелковый и 20-й Сибирский стрелковый полки – георгиевское знамя за отличие на Шахэ;

21-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Янзелин, Ляояи, Бенсиху, январские и февральские бои в 1905 г.;

22-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Бенсиху;

23-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Ляоян и Мукден;

24-й Сибирский стрелковый полк – георгиевское знамя за Модулинский перевал, Ляоян и Мукден;

25-й Сибирский стрелковый, 26-й Сибирский стрелковый, 27-й Сибирский стрелковый и 28-й Сибирский стрелковый полки – георгиевские знамена и знаки на шапки за доблестную защиту Порт-Артура;

33-й Сибирский стрелковый, 34-й Сибирский стрелковый, 35-й Сибирский стрелковый и 36-й Сибирский стрелковый полки – георгиевские знамена за Ляоян, Шахэ и Мукден.

Пластунские батальоны: 7-й, 8-й, 9-й, 10-й, 11-й и 12-й – знаки на шапки за отличие в 1905 г.;

Приморский драгунский полк – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг. (имел за 1900 г.);

17-й гусарский Черниговский и 18-й гусарский Нежинский полки георгиевские трубы за отличие 1904–1905 гг.;

Донские казачьи полки – 24-й, 25-й, 26-й и 27-й – знаки на шапки за отличие в 1904–1905 гг. Забайкальские казачьи полки:

1-й казачий Верхнеудинский полк – георгиевское знамя за 1904–1905 гг., георгиевские трубы за Порт-Артур (имел за Тянь Цзинь и Пекин);

2-й казачий Верхнеудинский полк – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

1-й и 2-й казачий Читинские полки – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

1-й казачий Нерчинский полк – знаки на шапки за поход в Корею в марте 1904 г.;

2-й казачий Нерчинский полк – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

1-й и 2-й казачий Аргунские полки – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

Амурский казачий полк – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

Амурский казачий дивизион – знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имел за 1900 г.);

1-й конный Заамурский полк – георгиевский штандарт за Вафангоу 17 мая 1904 г. Оренбургские казачьи полки:

1-й – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг. (имел за Хиву и Геок-Тепе);

11-й и 12-й полки – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг.

Кубанские казачьи полки:

1-й казачий Уманский полк – знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг. (имел за 1854 г. и Западный Кавказ 1864 г.);

1-й казачий Екатерине дарский полк – знаки на шапки за отличие в Маньчжурии 1905 г. (имел за Западный Кавказ 1864 г.). Артиллерийские бригады:

3-я артиллерийская бригада – знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имела за 1812 г., Варшаву в 1831 г. и за Плевну, Ловчу и Балканы в 1877–1878 гг.);

6-я артиллерийская бригада – знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имела за Варшаву в 1831 г.);

7-я артиллерийская бригада – знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имела за 1854 г.);

9-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы за Ляояи и Сихеян (имела за Шипку);

25-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы за Мукден;

26-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы и знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имела за 1877–1878 гг.);

28-я артиллерийская бригада – знаки на шапки за Мукден и отличие 1904 1905 гг.;

29-я артиллерийская бригада – знаки на шапки за Мукден;

31-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы и знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имела за Плевну и Никополь);

35-я артиллерийская бригада – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

40-я артиллерийская бригада – знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имела за 1877–1878 гг.);

41-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы за Мукден (имела за 1877–1878 гг.);

43-я и 45-я артиллерийские бригады – знаки на шапки за 1904–1905 гг.

Сибирские артиллерийские бригады:

1-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы и знаки на шапки за отличие 1904–1905 гг. (имела за отличие в 1900–1901 гг. и за взятие Хунчуна);

2-я артиллерийская бригада – знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имела за Благовещенск и отличие в 1900–1901 гг.);

3-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы за 1904–1905 гг. (имела за Тянь Цзинь и Пекин и отличие 1900 г.), знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

4-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы за доблестную защиту Порт-Артура, знаки на шапки за то же (имела за Хинган и отличие 1900 г.);

5-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы и знаки на шапки за 1904 1905 гг.;

6-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы за Тюренчен, Ляоян, Гаудулинский перевал, Кандалисан (Мукден) и знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

7-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы и знаки на шапки за доблестную защиту Порт-Артура;

9-я артиллерийская бригада – георгиевские трубы и знаки на шапки за 1904 1905 гг., знаки на шапки за Дашичао;

1-й стрелковый артиллерийский дивизион – знаки на шапки за 1904–1905 гг. Забайкальские казачьи батареи:

1-я батарея – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

2-я батарея – георгиевские трубы за Бейдалинский перевал (Мукден);

3-я и 4-я батареи – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

1-я Кубанская казачья батарея – знаки на шапки за 1904–1905 гг. (имела за Западный Кавказ 1864 г.). Саперные батальоны:

1-й саперный батальон – знаки на шапки за 1904–1905 гг.:

6-й саперный батальон – поход за отличие 1904–1905 гг.;

12-й саперный батальон – знаки на шапки за Мукден;

16-й саперный батальон – знаки на шапки за 1905 г.,

17-й саперный батальон – георгиевские рожки за 1904–1905 гг.

Сибирские саперные батальоны:

1-й и 5-й саперные батальоны – знаки на шапки за 1904–1905 гг.;

6-й саперный батальон – георгиевские рожки за 1904–1905 гг.;

Сибирские понтонные батальоны:

1-й, 2-й и 3-й понтонные батальоны – знаки на шапки за 1904–1905 гг.

Генерал Куропаткин злоупотреблял предоставленными ему правами расточительной раздачей знаков отличия. Владимир с бантом стал как бы принадлежностью мундира у штабных чинов. Анненское оружие служило лишь распознаванием офицеров, бывавших под огнем, от офицеров, в огне не бывавших (его стали презрительно именовать клюквой).

Золотое оружие, наименованное Георгиевским, жаловалось лишь с немного большей разборчивостью.

Напомним, что золотое оружие стало жаловаться еще Екатериной, статут же свой получило только с 1807 года. Первым кавалером – за Задунайский поход был в 1774 году князь Прозоровский, впоследствии фельдмаршал. Всего при Екатерине было 117 кавалеров. При Павле золотое оружие не жаловалось, а при Александре I оно сделалось весьма распространенной наградой. В 1806 году оно пожаловано 59 лицам, в 1807 – 31. По введении статута было награждено в 1808 году – 240, в 1809 – 47, в 1810 (кампания Каменского) – 92, в 1811 (кампания нелюбимого Государем Кутузова) – 19. В 1812 году оно пожаловано 241 офицеру, в 1813 – 436, в 1814 – 249, в 1815 – 108. Ермолов поставил значение золотого оружия очень высоко. За все его славное главнокомандование на Кавказе было всего 20 золотых сабель. С Паскевичем начался золотой дождь: за Персидскую и Турецкую войны (с балканскими походами) 1826–1829 годов – 349 кавалеров, за 1830–1831 годы (Польская кампания и добавочные за предыдущие) – 341, в полтора раза больше, чем за Отечественную войну! На Кавказе жаловали с большим разбором – в среднем около 15 за кампанию, причем в кампании 1831, 1832 (несмотря на Гимры) и 1849 годов вообще золотого оружия не было дано. Всего с 1831 по 1854 годы выдано 229 сабель, а с 1856 по 1864 годы (Барятинский, великий князь Михаил Николаевич) – уже 273. За Венгерский поход пожалована 121 награда (!), за Восточную войну – 456, за туркестанские походы – 61, текинские – 50, за Кушку – 3. За Турецкую войну 1877–1878 годов пожаловано 500 сабель (22 с алмазами), за Китайскую войну 1900–1901 годов – 48 и, наконец, за Японскую – 610 (7 с алмазами).

Подавление смуты

1905 и 1906 годы – годы первой русской смуты – составили тяжелую эпоху для русской армии. Ей пришлось выдержать напряженную борьбу на внутреннем фронте и спасти свою Родину, обратив на себя всю ярость и ненависть ослепленной интеллектуальной черни.

Особенно тяжелой была служба гвардии в кипевшем котлом Петербурге, где в январе 1905 года удалось при минимальном кровопролитии подавить чрезвычайно опасный бунт.

Памятным осталось и усмирение Кронштадта зимой с 1905 на 1906 год. Беспорядки 9 января 1905 года были провоцированы расстригой Гапоном[75]. Было убито и ранено около 30 человек[76]. Русская революционная общественность подняла невероятную агитацию во всех странах мира против кровавого царизма. Отметим, что в 1920 году в демократическо-парламентской Англии при подавлении (пулеметами и танками) рабочих беспорядков в Манчестере было перебито свыше 200 человек, и никто не кричал о зверствах. В феврале 1934 года при расстреле манифестаций бывших участников войны в Париже было убито и ранено около 800 человек, но ни один француз не унизился до агитации против своей страны за границей.

Но самое выдающееся участие в преодолении смуты принял Лейб-Гвардии Семеновский полк энергичного генерала Мина, подавивший грозное московское восстание – знаменитый Пресненский бунт в декабре 1905 года. Чтобы иметь понятие об угрожавшей России опасности, надо знать, что московское восстание было организовано Всероссийским советом рабочих депутатов (Хрусталев-Носарь и Бронштейн-Троцкий), партией большевиков. Отсюда начинается история Красной Армии, основанием которой явились разгромленные Мином и ушедшие в подполье дружины боевиков.

По всем городам России прокатилась волна фабричных и железнодорожных забастовок, повсюду в деревнях начались аграрные беспорядки. Осенние ночи 1905 года озарились факелами горевших помещичьих усадеб и экономии на всем протяжении от Балтийского моря до Волги. И всюду дорогу анархии и начинавшемуся развалу заступали верные своему долгу императорские войска. Бунты латышей Прибалтийского края, лодзинские беспорядки, восстание Свеаборга, черноморские бесчинства были жестокими ударами по ослабевшему организму России, но этот организм был еще, к счастью, прикрыт стальной кольчугой. Генерал Каульбарс усмирил юг России, адмирал Чухнин удержал Черноморский флот, заплатив за это жизнью. В Сибири анархия (бунты запасных, железнодорожные стачки, проявление сепаратизма) была прекращена энергичными действиями шедших друг другу навстречу генерала Меллер-Закомельского[77] и Ренненкампфа.

Осиным гнездом всей России в эти смутные годы явился Кавказ. Несколько недель (декабрь 1905 года, январь 1906 года) там шла настоящая война. Пяти дивизий округа оказалось недостаточно, и из Киева спешно была туда переброшена 33-я пехотная дивизия. Пограничный Киевский округ остался почти совсем без войск. Большевистская пропаганда имела огромный успех среди грузинского и армянского населения. Тут же разгорались и сепаратистские стремления, а целые уезды и губернии терроризировались шайками экспроприаторов. Среди особенно предприимчивых экспроприаторов отметим Джугашвили-Сталина[78] и Валлаха-Литвинова[79]. Положение здесь оставалось напряженным до конца 1907 года.

В эти тяжелые годы сотни русских офицеров и солдат, тысячи стражников, жандармов и полицейских запечатлели своей кровью и страданиями верность Царю и преданность Родине, которую уже зацепил было крылом красный дракон. Воспитанные в великой школе Русской Армии, они ясным своим взором видели то, чего не дано было видеть ослепленной русской общественности. Одинокие на геройском своем посту, эти люди спасали свою страну, свой народ, спасали тем самым и озлобленную общественность – спасали ее физически и за это не получали иной благодарности, как эпитеты палачей народа, кровопийц и нагаечников. Громкими и негодующими протестами встречала русская общественность смертные приговоры, выносившиеся военно-полевыми судами террористам, экспроприаторам и захваченным с оружием в руках боевикам. Не могу молчать! Льва Толстого прогремело на всю Россию. Великий яснополянский лицемер тем не менее отлично примирялся с нарядом стражников при боевых патронах, охранявших его поместья от экспроприаторов.

Считая своим отечеством вселенную, русская передовая общественность не дорожила своей государственностью, более того – ненавидела ее и всю свою страстную ненависть переносила на защитников этой государственности – на палачей народа, ставивших интересы своей страны выше своих личных. Этого последнего чувства русская радикальная интеллигенция, воспитанная на эгоизме и партийности, оказалась органически неспособной воспринять. Чрезвычайно высоко расценивая себя, она с презрением и ненавистью относилась ко всем, не разделявшим ее партийной окраски, – в отношении этих все было дозволено, их кровь можно было проливать в любом количестве. Десяток казненных террористов были светлыми личностями. Тысяча же мужчин, женщин и детей, разорванных их бомбами, никакой человеческой ценности в ее просвещенных глазах не представляла. В лучшем случае, это была только чернь, как передовая интеллигенция неукоснительно называла русский народ всякий раз, когда он не разделял ее взглядов. 9 января 1905 года было убито и ранено тридцать манифестантов – и этот день был наименован кровавым воскресением. В февральские и мартовские дни 1917 года было растерзано пять тысяч[80] – и революция была наименована бескровной. Ни арифметика, ни логика не помогут нам разобраться в этих эпитетах, но мы прекрасно их поймем, когда увидим, что кровь в этих случаях была разная: эта кровь была священна, ту можно было проливать, как воду…

В годы, предшествовавшие взрыву 1905 года, а особенно в смутный период 1905–1907 годов, революционерами было затрачено много усилий на пропаганду в армии и флоте: подбрасывались прокламации, организовывались ячейки. Усилия эти лишь в немногих случаях увенчались успехом. Так, например, в одном гвардейском полку взбунтовался батальон. В одной из самых лучших дивизий российской пехоты, стоявшей на Кавказе, обнаружились ячейки террористов – тут были убиты командиры двух полков и восемь офицеров в одном из них. Следует отметить случайный, чисто наносной характер этих инцидентов. Дивизия славилась своей доблестью в минувшие войны и блестяще действовала затем в Мировую войну. Все остальные сколько-нибудь кровавые беспорядки происходили в частях, возвращавшихся с Дальнего Востока, – зачинщиками их были запасные. Авторитет офицера был еще слишком высок, чтобы его могла поколебать агитация проходимцев со стороны. Бунтовали, главным образом, запасные, отвыкшие от строя. Брожение сказывалось сильнее во флотских экипажах, отчасти благодаря особенностям тяжелой морской службы, а также благодаря отсутствию лучшей части офицерского состава, бывшей на Дальнем Востоке.

При комплектовании армии не обращалось никакого внимания на политическую благонадежность призываемых. В казармы сплошь да рядом попадал таким образом вредный элемент, правда, в очень небольших количествах. Триединый лозунг за Веру, Царя и Отечество по-прежнему вдохновлял как офицерский корпус, так и огромное большинство солдатской массы. Его, однако, надо было развить в стройную систему государственного учения – в противовес столь разработанным антигосударственным теориям.

В войсках существовала солдатская словесность, но не было заведено словесности офицерской. Между тем роль офицера в стране чрезвычайно возросла с введением всеобщей воинской повинности – и чем дальше, тем росла все больше. Офицер был главной опорой русской государственности, живым воплощением русской совести. Его надо было ориентировать политически, не оставлять его в потемках. Офицерская работа – это работа в первую очередь миссионерская. Духовенство учреждало миссионерские курсы для подготовки борцов с неверием и сектантством. Такие же курсы, но политического характера, надлежало учредить для офицеров. Этого сделано не было – и в 1917 году русское офицерство, политически не ориентированное и вследствие этого растерявшееся, не сумело овладеть положением. Сплочение воедино и политическая ориентировка офицерского корпуса стала насущнейшей из всех задач. Однако правительство эту задачу проглядело и не сумело сделать ни одного вывода из грозного предупреждения, данного ему в 1905 году.

Глава XIV. От Портсмута до Сараева

Внутренняя политика России во вторую половину царствования императора Николая II

Подробное исследование явлений внутренней и внешней политики Российской Империи и их причин завело бы нас слишком далеко за рамки настоящей работы. Мы вынуждены ограничиться поэтому только кратким их синтезом за период от Портсмутского мира до Сараевского взрыва. За отправную точку этого периода между двух войн следует принять манифест 17 октября 1905 года о народном представительстве, исторгнутый у Императора Николая II новопожалованным (за Портсмут) графом Витте и великим князем Николаем Николаевичем. Это народное представительство воплотилось весною следующего, 1906 года в Государственной думе, избранной не по профессионально-деловому признаку, а по партийно-политическому, подобно существовавшим в то время в Европе парламентам, где несколько десятков идеологов – большей частью профессоров и адвокатов – имели претензию представлять десятки миллионов земледельцев и ремесленников.

Эта первая Дума собралась в апреле 1906 года, но оказалась настолько анархической, антигосударственно настроенной, что ее пришлось в спешном порядке распустить. Члены распущенной Думы собрались в Выборге и оттуда обратились к русскому народу с воззванием не давать рекрутов, не платить налогов и не выполнять правительственных распоряжений, то есть призывом к гражданской войне. Позорного выборгского воззвания постыдился бы всякий европейский парламентарий. Столь же русофобской и антигосударственной оказалась и вторая Дума 1907 года. Лишь в 1908 году[81], когда революционный угар начал идти на убыль, удалось избрать сколько-нибудь государственно мыслящую третью Думу, уступившую в 1912 году место четвертой. На этом опыт русского парламентаризма и закончился – пятой Думы так и не было.

Дума выдвинула много хороших ораторов, но ни одного государственного человека. Участие ее в управлении государством было очень ограниченным. Правительство продолжало комплектоваться представителями сановного мира и не было ответственно перед Думой. Эта последняя превратилась, таким образом, как бы в огромный клуб всероссийской оппозиции, по камертону которого шло почти что целиком все русское общество.

О настроениях русского общества мы уже упоминали. Жестокая его война с правительством, которая, собственно, и составляла все содержание внутренней политики России, чрезвычайно обострилась на рубеже 90-х и 900-х годов. Очагами и цитаделями борьбы общества, борьбы антиправительственной по форме, антигосударственной по существу, стали университеты и земства. Установка их в период, предшествовавший вспышке 1905 года, была радикально-демократической чем дальше, тем все более с революционным оттенком. К этим двум очагам прибавился третий – фабрично-заводской. Требования рабочих, добивавшихся элементарной социальной справедливости, носили вначале чисто профессиональный характер, чуждый всякой политики. Но Императорское правительство, испытывавшее какой-то слепой страх перед социалом, усмотрело в этом только крамолу. Оно отбросило русский рабочий класс в стан проповедников марксизма, и он вступил на путь революционно-социалистический. Это было едва ли не самой большой ошибкой правительства Императора Николая II. Русские рабочие составили самую активную, сплоченную и озлобленную из оппозиционных групп.

Основоположником русского марксизма был социолог Петр Струве[82]. Он перевел на русский язык (в 1898 году) Коммунистический манифест и положил начало Всероссийской коммунистической партии, мечтая выварить русского мужичка в фабричном котле и превратить Россию в одну большую коллективистическую фабрику. Упомянутая ВКП вначале именовалась Российской социал-демократической рабочей партией, но на партийном съезде в Лондоне в 1903 году произошло ее разделение на меньшевиков и большевиков. Меньшевики – сторонники малой программы[83] (минимальной) и эволюционного метода. Большевики – сторонники большой программы (максимальной – откуда их название также максималисты), интегрального марксизма и насильственного революционного метода. Меньшевиков возглавил Плеханов[84], большевиков – ученик Струве Владимир Ульянов-Ленин[85].

Струве сперва лавировал между этими двумя течениями, затем в 1904–1905 годах издавал в Германии пораженческую газету Освобождение, где писал гнуснейшие небылицы про русскую армию (соблюдая традиции). В то время, как рабочий класс подвергался обработке марксистов, умеренных или интегральных, крестьянская масса обрабатывалась социал-революционерами, преемниками народовольцев 60-х и 70-х годов. Аграрная программа социал-революционеров была построена на использовании исконной ненависти крестьянина к помещику. Политическая программа их проповедовала индивидуальный террор как способ воздействия на власть, причем, в отличие от интернационалистов социал-демократов, они не чуждались известной национальной установки. В земствах влияние социал-революционеров было довольно ощутительным. Но основной тон там давали умеренно-либеральные течения, воплотившиеся в партию народной свободы, или конституционно-демократическую. Партии социал-революционеров и социал-демократов, как антигосударственные, были запрещены. Их представители попали в Думу под защитным цветом трудовиков [86].

Серьезных политических группировок справа в государственно мыслящих и национально настроенных кругах не существовало. Единственной попыткой динамизма справа было создание Союза русского народа. Основателям его, к сожалению, не хватало научной разработки и государственной диалектики. Движение поэтому не получило политического значения и сошло на нет, выродившись в хулиганство. Подводя итог русской либерально-революционной общественности, мы можем ее политические методы характеризовать партийностью и доктринерством.

Партия и партийная программа представляла для нее святую святых. Русский общественник – все равно конституционно-демократ, социал-революционер, социал-демократ или большевик – твердо верил в непогрешимость своих партийных догматов. Вне партии для него ничего не существовало. Не партия служила интересам страны, а страна должна была служить интересам партии. Если программа расходилась со здравым смыслом и требованиями жизни, то виноват был здравый смысл и требования жизни. Партийная же программа при всех обстоятельствах оставалась непогрешимой. Доктринерство общественности вытекало из ее неопытности в государственном строительстве. Все свои познания в этой области она черпала из иностранной парламентской практики, наивно считая западноевропейский парламентаризм верхом совершенства и мечтая подогнать под те же образцы и Россию. И лишь много лет спустя, уже оказавшись во всероссийской эмиграции, один из этих мечтателей, Керенский, имел мужество признать, что той волшебной, передовой, добродетельной Европы, которую создала в своих восторженных мечтаниях русская передовая общественность, на самом деле никогда не существовало. Мираж рассеялся, однако, слишком поздно.

Во всеоружии своих теоретических познаний передовая русская общественность сгорала властолюбием. Она рвалась к власти на смену отживающему самодержавию, дабы применить эти теории на деле. Никто из этих самонадеянных доктринеров не сомневался в возможности и даже легкости управления громадной страной по самоучителю, к тому же заграничному.

Урок 1905 года прошел бесследно для правительства. Паническая его растерянность сменилась излишней самоуверенностью. Победив благодаря армии революцию, правительство было убеждено, что революция никогда не повторится. Все его помыслы были поэтому направлены не на плодотворные преобразования, а на мелочную борьбу с общественностью. Отсюда десятилетняя война правительства с Думой, война, закончившаяся трагической гибелью обеих сторон и погубившая вместе с ними прекрасную, пусть и несовершенную. Петровскую Империю.

В глазах страны правительство само представляло общественности как бы монополию на прогресс. Полное его бездействие в социальной области истолковывалось как бессилие и неспособность. Правительству надо было не дрожать перед социалом и не считать его крамолой, а смело овладеть им, провести широкую в государственном масштабе реформу как в области рабоче-профессионального, так и аграрно-крестьянского законодательства.

Ничего в этом смысле сделано не было. В области рабоче-профессиональной деятельность правительства выразилась нулем. В области аграрной политики дело ограничилось выделением желающих на отруба – половинчатой реформой, предпринятой кабинетом Столыпина[87] (отчасти против воли самого Столыпина). Эту столыпинскую реформу следует считать скорее отрицательным явлением: она чрезвычайно обострила социальную рознь русской деревни. Со всем этим отруба и вообще забота о крестьянстве были значительным шагом вперед в сравнении с чисто меркантильными воззрениями предшественника Столыпина Витте, смотревшего на русское крестьянство лишь как на материал для образования фабрично-заводского пролетариата.

Вместе с тем реформа подчеркнула антагонизм элементов кулацкого и бедняцкого. На использовании этого антагонизма была построена затем вся советская аграрная политика в период, предшествовавший сплошной коллективизации. Раскрепощение крестьянства от ига общины должно было быть не частичным, а всеобщим. Ему же должно было предшествовать моральное оздоровление деревни. Для этого морального оздоровления необходимо было прежде всего повысить роль сельского духовенства и народного учительства (прозябавших первое – на доброхотные подаяния, второе – на копеечном жаловании). То и другое должно было занять подобающие места в строительстве государства. Вместо этого духовенство низведено было правительством на степень приживальщиков государства, а учительство сознательно оттолкнуто в стан врагов государства. Отрубная реформа была проведена не с того конца.

Столыпин был убит в 1911 году. Человек весьма умный и очень волевой, он все же не являлся таким государственным гением, как многие желали его потом представить. Со всем этим в его лице Император Николай Александрович лишился единственного способного к творчеству государственного деятеля. Убитого Столыпина заменил Коковцев[88], управлявший до того финансами страны, посредственный политик. Всю свою политику Коковцев строил на двух китах бросовом экспорте и внешних займах. Дампинг вел за собой обнищание, внешние займы отдавали Россию в политическую и военную кабалу. Вместе с тем это была линия наименьшего сопротивления, которая вела к блестящему, пусть и чисто внешнему, показному благополучию.

Это показное благополучие – в частности, гигантский рост добывающей промышленности и экспорта – должно было чрезвычайно импонировать французским держателям русских ценностей, совершенно не замечавших обратной (и главной, потому что политической) стороны этой позолоченной экономики. Русским сахаром – по 2 копейки за фунт – откармливали в Англии свиней (и сбывали потом в Россию, но уже на вес золота, йоркширскую ветчину). В то же время в России сахар стоил 10–15 копеек фунт. Для огромного большинства русских детей он был недоступной роскошью, и дети эти росли рахитиками. Из русского зерна, скупаемого за бесценок, варилось в Мюнхене превосходное пиво, но Поволжье пухло с голоду (например, в 1911–1912 годах). Эти два примера позволяют оценить по достоинству все небывалое экономическое благополучие Витте и Коковцова.

Историк очень скептически отнесется к эпохе небывалого экономического расцвета России. Этот небывалый расцвет был построен на песке и ни на чем реальном не основан. Он не отвечал ни экономическому благосостоянию населения, ни – самое главное – политическому положению страны. Экономика – дочь Политики, Политике принадлежит главная роль. Хорошая экономике при плохой политике – лишь опасный мираж. И лишним доказательством этого основного государственного закона – подчинение экономических явлений явлениям политическим – служит упомянутый небывалый экономический расцвет. Он исчез бесследно, рассеялся, как мираж (каковым и был), при первом выстреле на прусской границе. На песке можно выстроить красивое здание, но от этого здания нельзя требовать ни прочности, ни долговечности.

Последние годы перед великой катастрофой были красивыми годами. Россия внешне как бы оправилась от недавних потрясений. Возрождались блеск и обаяние эпохи Александра III. В 1912 году торжественно было отпраздновано столетие Отечественной войны, а в 1913 году с еще большим блеском прошли Романовские торжества. Первый из этих юбилеев – столетие изгнания дванадесяти язык надлежало бы почтить открытием тайны Федора Кузьмича[89]: престиж династии поднялся бы в стране на огромную высоту. А ко второму юбилею – трехсотлетию Дома Романовых и подвигу святителя Гермогена[90] – должно было раскрепостить церковь и восстановлением патриаршества положить предел духовному оскудению России. Но ни того, ни другого сделано не было.

Оглядываясь на государственных деятелей той эпохи, мы видим в них те же качества и недостатки, что и в маньчжурских военачальниках, и немудрено: те и другие были членами того же общества, сынами того же народа, деятелями той же эпохи – эпохи великого духовного оскудения. Те и другие разменивались на мелочи – пассивно отсиживались, отбивались вместо того, чтобы самим захватить инициативу событий. Кругозору ротного командира на верхах армии соответствовал кругозор столоначальника на верхах правительственной иерархии. Одинаковые причины влекут за собой и одинаковые последствия.

Внешняя политика

Внутренняя слабость отразилась и на внешней политике. В период непосредственно за Японской войной наше военное бессилие было полным, и Россия могла еле считаться великой державой.

План Вильгельма II – ослабить Россию дальневосточной войной – удался. Кайзер решил увенчать свой успех расторжением франко-русского союза, с тем, чтобы вовлечь Россию и Францию, каждую в отдельности, в свою орбиту, использовать их против Англии, а когда придет время, то отдельно же и разгромить. Летом 1905 года, пользуясь ослаблением России, Вильгельм II в чрезвычайно грубой ультимативной форме потребовал отставки французского министра иностранных дел Теофиля Делькассе, проводившего политику сближения с Англией. Правительство Рувье беспрекословно подчинилось этому неслыханному унижению. Однако бьеркское свидание монархов (лето 1906 года) успехом не увенчалось – и кайзер вынужден был отказаться от своего грандиозного плана. Затаив в душе смертельную ненависть к тому, кого он продолжал называть своим дорогим братом, германский император взял реванш в екатеринбургском застенке[91]. История Каина и Авеля повторилась летом 1918 года…

Характер франко-русского союза изменился. До войны с Японией это был сговор равных (более того, Россия оказывала влияние на Францию, толкая ее на сближение с Германией). Теперь же положение изменилось – ив сторону для России отнюдь не лучшую. Франция энергично прибрала к рукам свою ослабевшую союзницу, скованную золотыми цепями парижских займов. И начальники французского Генерального штаба стали отдавать своим русским коллегам приказания, лишь из вежливости называя их пожеланиями.

Коренным образом изменились отношения с Англией. В 1904 году дело едва не дошло до войны (гулльский инцидент), и русофобство английского общества превзошло таковое же японского. А в 1907 году по мановению дирижерской палочки Эдуарда VII – искуснейшего из венценосных дипломатов – обстановка совершенно переменилась, и если говорить об англо-русском союзе было еще преждевременно, то англо-русское соглашение было уже налицо: оно разрешало полюбовным образом ряд щекотливых вопросов, в частности о сферах влияния в Персии. О причинах этого внезапного русофильства нетрудно было догадаться. Судостроительные верфи Бремена и Киля работали полным ходом. Походило на то, что там серьезно решили вырвать из рук Британии скипетр вселенной – трезубец Нептуна. Заручиться на всякий случай русским пушечным мясом было неплохо.

Так состоялось зачатие англо-франко-русского Тройственного согласия: еп1еп1е согИа1е – между Парижем и Лондоном, брак по расчету – между Лондоном и Петербургом.

Воинственные выходки Вильгельма II, в частности знаменитый агадирский инцидент 1911 года, способствовали сплочению этих уз. В Берлине увидели в этом политику окружения Германии. Мало-помалу там стали считать единственным выходом из создавшегося положения предупредительную войну, пока Россия еще не окрепла от потрясений и пока можно было положиться на австрийского союзника…

В 1908 году европейский мир повис на волоске. Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину, что явилось прямым нарушением Берлинского трактата. Два миллиона сербов[92] попали под мадьяро-немецкое иго, и на Балканах завязался узел, чреватый грозными политическими последствиями. Наш министр иностранных дел Извольский[93] был предупрежден летом о готовившейся аннексии и предупрежден не кем иным, как своим австрийским коллегой графом Эренталем[94] при посещении Австрии летом 1908 года. За светскими развлечениями (охоты в Моравии) удивительный глава русской дипломатии совершенно забыл об этом вопросе капитальной важности, и Россия была застигнута врасплох.

Заносчивый тон Центральных держав и призрак войны, вставший на западной границе, весьма способствовали отрезвлению русского общества. Застигнутая врасплох Россия должна была примириться с совершившимся фактом: военный министр генерал Редигер[95] имел мужество заявить, что воевать мы еще совершенно не в состоянии. В результате этого кризиса произошли значительные перемены в правительстве. Ничтожного Извольского заменил Сазонов[96], до того посол в Лондоне, человек способный, но легкомысленный, страстный англоман, ставший покорным инструментом в руках лондонского кабинета. Вся русская политика направлялась Сазоновым обязательно так, чтобы в Лондоне остались нами довольны. Это преклонение перед Англией носило прямо нелепый характер, тем более, что оно имело тенденцию обесценивать все русское.

Узнав в день объявления войны 1914 года о том, что петербургская толпа сожгла здание германского посольства, Сазонов пришел в отчаяние. Он вообразил, что, узнав о таком варварском поступке отсталой и дикой русской нации, просвещенное британское общественное мнение с негодованием отвернется от нас, и Россия погибнет. В такой тревоге он пробыл четыре дня, пока не было восстановлено сообщение с Лондоном. Англия успела тем временем объявить войну Германии – и первая телеграмма нашего посла графа Бенкендорфа сообщила Сазонову, что здание германского посольства разгромлено лондонской толпой.

Не без влияния Англии был взят курс на сближение с Японией. Токийский кабинет был, впрочем, больше нас заинтересован в установлении этих дружественных отношений, подготавливая аннексию Кореи. В результате состоявшегося в 1910 году русско-японского соглашения мы могли быть спокойны за наши дальневосточные владения и располагать сибирскими корпусами на западной границе как нам заблагорассудится. Русско-японское соглашение было заключено ездившим в Петербург японским Бисмарком маркизом Ито. На обратном пути из России на вокзале в Харбине Ито был застрелен фанатиком корейцем.

Подлинно блестящим успехом нашей дипломатии при Сазонове следует считать заключенный в Петербурге летом 1912 года союз балканских государств Сербии, Болгарии, Греции и Черногории под верховным покровительством Императора Всероссийского. Целью союза было освобождение от турецкого ига балканских христиан Старой Сербии, Македонии, Фракии и Эпира. Разгром Турции (вовлеченной с 1908 года Энвером[97] в орбиту германской политики) и усиление балканских славянских держав должны были положить предел австро-германским проискам на Балканах.

В октябре 1912 года Балканы вспыхнули как порох. Предводительствуемые престолонаследником Александром, сербы разгромили главную турецкую армию у Куманова и доконали ее окончательно у Битоля, закончив всю кампанию в две недели этим громовым ударом и отомстив за Косово Поле. Однако болгары, несмотря на победы генерала Радко-Дмитриева[98] под Лозенградом и Люле Бургасом, были остановлены под стенами Адрианополя, где их затем выручили сербы. Тем временем греки взяли Салоники, черногорцы осадили Скутари – и Турция запросила аман.

Такой оборот дела чрезвычайно встревожил Германию и Австро-Венгрию, решивших немедленно же перессорить между собой победителей и разрушить торжество ненавистного им панславизма. В Софии происки их увенчались полным успехом, и подстрекаемая Германией и Австро-Венгрией Болгария предъявила совершенно непомерные требования, на которые никак не могли согласиться Сербия и Греция. Император Всероссийский предложил тогда свое посредничество, предусмотренное Петербургским протоколом, но оно было в дерзкой форме отвергнуто Болгарией, окончательно пошедшей по германской указке. Тогда во Второй Балканской войне (июнь 1913 года) Сербия и Греция силою оружия заставили болгар считаться с собой. К ним присоединилась и Румыния, отхватившая себе кусок северо-западной Болгарии с Силистрией. Воспользовавшись этой усобицей, Турция отобрала назад Фракию с Адрианополем. Вчерашние союзники стали заклятыми врагами. Вся работа русской дипломатии пошла прахом.

Балканские войны 1912–1913 годов имели огромное значение для мировой политики. С лета 1913 года Болгарию можно было рассматривать политически как двадцать седьмое государство Германской империи. Ненависть к Сербии определила всю болгарскую политику.

Сербия была с этого времени окружена врагами. С востока точила нож Болгария, с севера и запада грозовой тучей повисла двуединая монархия. Застрельщиком тут явилась Венгрия, вдохновлявшаяся свирепым славянофобом Тиссой[99]. К вековой племенной вражде примешивались, усиливая ее, экономические соображения (успешная конкуренция сербского сельского хозяйства тяжело отражалась на мадьярской экономике). Наличие независимой Сербии смущало и Германию, являясь единственной препоной к осуществлению грандиозного проекта Пгап пасЬ Ов1еп Берлин – Багдад. Этот камень преткновения должен был быть убран с пути колесницы закованного в железо прусского Джагернаута или должен был быть ею раздавлен. Интересы Будапешта совпадали с интересами Берлина – и с каждым месяцем на берегах Савы все больше стало пахнуть порохом.

Период между двух войн (1905–1914 годы). Великий князь Николай Николаевич и генерал Сухомлинов

Девять лет, прошедшие от Портсмутского мира до сараевского убийства, составляют важную эпоху в жизни русской армии, проделавшей большую работу за этот краткий промежуток времени.

Жестокий урок Японской войны сказался двояким образом в душе армии – ее офицерском составе. Главная его масса – средние и младшие начальники с рвением принялись за возрождение подорванной русской военной мощи, быстро и плодотворно проработав весь горький опыт потерянной кампании. Старший же командный состав был глубоко потрясен и подавлен военной катастрофой: устои, казавшиеся незыблемыми, разрушились, переучиваться было поздно… Таким образом, в то время, как в толще армии – на ее низах – шла стихийная творческая работа и здоровая кровь военного организма удивительно быстро затягивала раны, бывшие столь ужасными, на верхах российской вооруженной силы наблюдались упадок духа, уныние, шатания и колебания.

Период с 1905 по 1914 год составил две совершенно отдельных эпохи: великокняжескую (1905–1908 годы) и сухомлиновскую (1908–1914 годы) – по главным деятелям, анархическую и бюрократическую – по методам этих главных деятелей.

Великокняжеская эпоха

По мере того как на маньчжурском небосклоне закатывалась звезда Куропаткина, в Петербурге все более крепло влияние великого князя Николая Николаевича, занимавшего в то время пост генерального инспектора конницы.

Порывистый и чрезвычайно резкий, великий князь производил впечатление человека волевого. Но впечатление это было чисто внешнее: ему как раз не доставало именно силы воли, и он всецело находился во все времена во власти своего окружения. Интересы же этого окружения далеко не всегда совпадали с интересами России и Царствовавшего Дома (достаточно сказать, что им был выдвинут Распутин, нанесший столь жестокий удар престижу династии). Лояльность престолу самого великого князя в тот период сомнению еще не подлежала.

Великий князь был знатоком конницы, дилетантом в стратегии и совершенным профаном в политике. Под его настоянием (в первый раз – угроза самоубийством, во второй раз – коленопреклонение) Император Николай Александрович предпринял два роковых шага своего царствования – учреждение Государственной думы и отречение от престола.

В июне 1905 года, еще во время войны с Японией, по мысли великого князя и под его председательством был учрежден Совет Государственной обороны – центр, предназначавшийся для объединения управления армией и флотом, равно как и согласования всех ведомств, сопряженных с работой по государственной обороне. В Совет Государственной обороны вошли министры всех этих ведомств: начальник созданного только что Главного управления Генерального штаба, инспектора всех родов оружия и много других лиц – членов Государственного Совета, сенаторов и т. д. Военное ведомство было разделено на собственно Военное министерство, которому оставлена административная часть, и Главное управление Генерального штаба, образованное из Ученого комитета Главного штаба, пополненное чинами различных окружных штабов и получившее полную автономию на образец германского большого Генерального штаба. В Главное управление Генерального штаба была передана вся генерал-квартирмейстерская часть.

Автономия Генерального штаба разгружала военного министра и выправляла один из многочисленных дефектов милютинской организации. Однако, копируя германскую систему, наши реформаторы проглядели существенную ее часть: наличие военного кабинета кайзера, где было сосредоточено заведование личным составом. У нас же личный состав был оставлен в ведении министра.

На пост начальника Генерального штаба был назначен генерал Палицын, бывший до того долголетним сотрудником великого князя Николая Николаевича в должности начальника штаба генерального инспектора конницы, человек широкой военной культуры (хоть и позитивистско-рационалистического толка). Должность военного министра, по назначению генерала Куропаткина на Дальний Восток, занимал безличный генерал В. Сахаров, а в 1906 году на этот пост был назначен отличный администратор генерал Редигер.

* * *

Расстроенная неудачной дальневосточной войной русская вооруженная сила едва не была дезорганизована окончательно хаотическим многоголовым управлением. Начальник Генерального штаба и военный министр, генерал-инспекторы и командовавшие войсками округов, игнорируя друг друга, слали противоречивые распоряжения, превращали уже существовавший разнобой в какое-то столпотворение. Например, весною 1908 года штаб Киевского округа получил одновременно два распоряжения; от начальника Генерального штаба – о перестройке форта Дубно в Дубненскую крепость и от военного министра – об упразднении форта Дубно. Это – один пример из сотни. В частности, генерал-инспекторы родов оружия совершенно не считались с командовавшими войсками, давая указания, сплошь и рядом шедшие вразрез с системами и порядками, принятыми в данном округе.

Совет Государственной обороны – многоголовый анархический организм оказался совершенно не в состоянии справиться со своей сложной и ответственной задачей. Заседания этого разношерстного Ноева ковчега носили характер совершенно сумбурный. Заседания Совета Государственной обороны Столыпин характеризовал бедламом, великий князь Сергей Михайлович – кошачьим концертом, а генерал Палицын – один из инициаторов этого учреждения – просто кабаком.

Ясно сказалась вся абсурдность одновременного существования двух взаимно друг друга исключавших систем: старой – военно-окружной и новой – автономной на псевдогерманский образец. При таких обстоятельствах не только нельзя было воссоздать заново русскую военную мощь, но нельзя было и сохранить остатки прежней.

Единственными положительными мероприятиями этого периода были разделение людей запаса на два разряда (в 1906 году) и восстановление в декабре 1907 года исторических наименований и форм кавалерийских полков. Наконец-то была ликвидирована тлетворная и нелепая сухотинская реформа 1882 года. Срок службы в пехоте был в 1906 году с 4 лет сокращен до 3.

Положение армии было очень тяжелым. Она вынуждена была растрачивать накоплявшиеся силы на борьбу с беспорядками. Утомительная караульная служба изматывала войска, препятствовала их обучению. В Русско-Японской войне принимала участие треть русской армии. Эта треть воевала за счет остававшихся в России двух третей, поглотив все их запасы, в частности артиллерийские парки. Восстановить их к моменту конфликта с Австро-Венгрией – зиме 1908 1909 годов – не сумели. В пограничном Киевском округе, по свидетельству генерала Сухомлинова, пехотные полки были сведены в 2-батальонный состав. Офицеров сплошь да рядом насчитывалось по 12–15 в строю полка. Совет Государственной обороны не смог дать ни одного конкретного указания в области, которой должен был ведать. В результате учреждение это в конце 1908 года было распущено, а начальник Главного управления Генерального штаба генерал Палицын заменен генералом Сухомлиновым, командовавшим до того войсками Киевского округа. За три с половиной года самостоятельного существования Главного управления Генерального штаба не было составлено даже плана работ. Сдача дел выразилась в том, что генерал Палицын передал генералу Сухомлинову ключ от пустого ящика своего стола. Когда же я попросил программу по обороне, вспоминает Сухомлинов, – он трагически указал пальцем на свой лоб. Государь был очень разочарован деятельностью Совета Государственной обороны. Вышло так, что все перепуталось, надо нам распутаться, – сказал он Сухомлинову.

Сухомлиновская эпоха

Человек, не лишенный способностей, генерал Сухомлинов отличался властолюбием и вместе с тем поразительным легкомыслием. Своей бодростью и неизменным оптимизмом он нравился Государю и импонировал ему.

Сухомлинов всегда был в натянутых отношениях с великим князем Николаем Николаевичем. С крушением Совета Государственной обороны и выдвижением Сухомлинова вражда между этими двумя одинаково властолюбивыми и одинаково завистливыми людьми перешла в открытую ненависть. На фоне этой ненависти и борьбы двух течений – поверхностно-новаторского великокняжеского и ретроградно-бюрократического сухомлиновского – и прошли для русской армии последние пять лет перед Мировой войной.

В марте 1909 года после драматического совещания министров в Царском Селе военный министр генерал Редигер должен был подать в отставку и на место его был назначен генерал Сухомлинов. Окончательный удар генералу Редигеру нанесла демагогическая речь члена Думы Гучкова, обрушившегося на бездарность высшего командного состава. Редигер неосмотрительно поддакнул Гучкову. Став во главе Военного ведомства, генерал Сухомлинов сделался полным хозяином российской вооруженной силы, так как еще за несколько месяцев до того по его предусмотрительному ходатайству Главное управление Генерального штаба было подчинено военному министру, и положение сделалось опять тем же, что от Милютина до 1905 года.

В период 1909–1910 годов Сухомлиновым был произведен ряд важных реформ. Как бы к ним ни относиться, следует признать, что новый военный министр оказал русской армии огромную услугу, выведя ее из той анархии и маразма, в котором она пребывала. До прихода Сухомлинова было дезорганизованное вооруженное бессилие, с приходом Сухомлинова стала организованная вооруженная сила (пусть и далекая от совершенства). Основными предпосылками сухомлиновских преобразований были следующие положения: упрощение организации, усиление материальной части, проведение территориальной системы, сосредоточение внимания исключительно на полевых войсках в предвидении скоротечного характера будущей войны.

Упадок духа, ставший характеризовать наши военные верхи после Японской войны, побудил еще предшественников генерала Сухомлинова отодвинуть в глубь Западной России наше стратегическое развертывание. Эти идеи воплотились генералом Сухомлиновым в так называемом 19-м расписании 1910 года, по которому Передовой театр (Варшавский военный округ) отдавался врагу без боя. Благодаря этому становилась ненужной продуманная Милютиным, Тотлебеном и Обручевым система крепостей. Лишенное своей души – наступательного духа – русское стратегическое развертывание лишалось и своего бетонного костяка. Еще в конце зимы 1909 года генерал Сухомлинов предложил полное упразднение крепостей. Проект этот встретил сильное противодействие и в последующие годы привел к компромиссу: одни крепости упразднялись, другие оставлялись. Это половинчатое решение приводило к дезорганизации нашу стройную крепостную систему.

1910 год ознаменовался важными мероприятиями. В этом году упразднены были все резервные войска и крепостная пехота. Существовавшие 27 резервных бригад (4 – 8-батальонного состава) и 9 крепостных пехотных полков (в 2–4 батальона) были сведены в 7 полевых пехотных дивизий, с 46-й по 52-ю, нормального состава. Три сибирские резервные бригады составили 11-ю Сибирскую стрелковую дивизию. Одновременно все Сибирские стрелковые полки были приведены из 3– в 4-батальонный состав. Таким образом вся русская пехота была приведена к основным типам 16-батальонной пехотной дивизии и 8-батальонной стрелковой бригады. Учреждены были новые армейские корпуса: XXIII – в Варшавском военном округе, XXIV – в Казанском, XXV – в Московском, III Кавказский и V Сибирский (в Приамурье). В 1906 году при демобилизации резервных войск управлениям IV и V Сибирских корпусов были даны Сибирские стрелковые дивизии, управление же VI Сибирского корпуса было расформировано. Этим покончено с прежней пестротой – и вся армия составила однородные корпуса, в две одинаковые пехотные дивизии каждый, что значительно облегчало стратегические расчеты. В 90-х и 900-х годах штаты войсковых соединений были весьма хаотичны. В пехоте роты содержались в одиннадцати различных составах! В горной артиллерии высшим соединением была отдельная батарея. В артиллерийских бригадах было от 4 до 9 батарей, то есть от 32 до 72 орудий (большой беспорядок внесло спешное формирование в 1904 году Сибирских артиллерийских бригад из отдельно выхваченных батарей). Количество рот в батальонах – полевых, резервных, крепостных – колебалось от 4 до 10. Полки были в 4, 3 и 2 батальона. В армейских корпусах количество пехоты колебалось от 2 бригад до 4,5 дивизий, то есть от 16 до 68 батальонов, конницы – от нуля до 2,5 дивизий, артиллерии – от 7 до 21 батареи, то есть от 56 до 168 орудий. Один корпус мог таким образом быть вдвое и втрое сильнее другого. Расчет мог таким образом вестись не на дивизии, а исключительно на подсчитывание батальонов.

Все округа, за исключением польско-литовских – Варшавского и Виленского, мусульманского Средне-Азиатского и малолюдного Приморья, включены были в территориальную систему, по которой каждый полк имел свой определенный округ комплектования. Старая и слишком сложная милютинская система комплектования была отменена, однако новая территориальная система не успела полностью осуществиться до Мировой войны, а во время войны была вовсе заброшена. Отметим, что графом Милютиным все уезды Российской Империи были разделены на три группы: великорусскую, малорусскую и инородческую. Каждая часть получала пополнения из всех трех групп, причем одна из двух русских считалась основной. Как правило, люди не служили на территории своего жительства. Варшавский округ, например, целиком пополнялся уроженцами русских округов (99,5 процента). Санкт-Петербургский округ был самым территориальным, но и в его частях было 58 процентов чужих. Вообще же лишь 12,5 процентов (восьмая часть) призванных служила в своих округах.

Наконец, в том же 1910 году было предпринято изменение дислокации войск, и 5 пехотных и 1 кавалерийская дивизии (5-я) отправлены с западной границы во внутренние округа (V корпус и новая 46-я пехотная дивизия из Варшавского – в Московский округ, XVI корпус из Виленского – в Казанский). Этим мероприятием генерал Сухомлинов порывал с установившейся за полстолетия системой, по которой главная масса наших войск содержалась в двух северо-западных округах для наступательных операций против Германии. Уже Милютин сосредоточил там две пятых всей армии. Его преемники еще более усилили эти округа, еще совсем недавно, при Сахарове, с Закавказья в Брест была направлена 38-я дивизия.

Профанам, русским и заграничным, было объяснено. что переброска войск с Вислы и Немана на Волгу предпринята для того, чтобы приблизить войска к районам их комплектования. Очевидная несообразность этого объяснения не могла не броситься в глаза. Отвод двух корпусов в глубь России замедлял боевую готовность армии: собственно мобилизация (постановка в строй запасных), правда, ускорялась, но сосредоточение чрезвычайно усложнялось – из Казани и Пензы под Люблин легче и скорее было подвести запасных корпуса – 20 эшелонов, чем везти весь корпус – 120 поездов. В действительности здесь решающими были два соображения. Во-первых, создать в Казанском округе резерв в 5 дивизий XVI и XXIV корпусов на случай войны с Японией либо с Турцией. Во-вторых, стремление Столыпина иметь под рукой войска на случай беспорядков в Центральной промышленной области и Поволжье. Во Франции это мероприятие, бывшее чисто русским внутренним делом, вызвало бурю негодования и даже дипломатические шаги (ослабление германского фронта) – доказательство того, что уже в 1910 году Российская Империя вполне суверенным государством больше не являлась.

* * *

Переходя к устройству родов оружия, укажем, что реформа 1910 года упразднение резервных и крепостных войск – имела следствием усиление кадров полевых полков на 20 офицеров и 380 нижних чинов. Благодаря этому роты нормального штата перешли из состава 48 рядов на 60, а увеличение офицерского состава повысило качество обучения. В пограничных округах войска оставались в прежнем усиленном штате 84 рядов.

К концу войны с Японией при каждой дивизии – пехотной и конной – была сформирована пулеметная команда из 8 пулеметов Максима на колесном лафете. В 1907 году такую пулеметную команду получил каждый пехотный либо стрелковый полк. Дивизионные пулеметные команды оставлены только в коннице. Вместе с тем принята система салазочного станка (люлька), способствовавшего подвижности пулемета и неуязвимости стрелков. Охотничьи команды наименованы командами разведчиков.

Перед войной вся наша пехота составила 70 дивизий, 18 стрелковых, 1 пластунскую и 3 Заамурские пограничные бригады – всего 357 полков (13 гвардейских, считая и Сводный, 16 гренадерских, 208 армейских пехотных, 6 Заамурских пехотных, 44 Сибирских стрелковых – все в 4 батальона; 4 гвардейских стрелковых, 20 армейских стрелковых, 16 Финляндских, 8 Кавказских, 22 Туркестанских стрелковых – все в 2 батальона) и 6 пластунских батальонов. Пехотные дивизии: 1–3 гвардейские, 1–3 и Кавказская гренадерские, 1 – 52 пехотные, 1 – 11 Сибирские стрелковые; бригады: Гвардейская стрелковая, 1–5 армейские, 1–4 Финляндские, 1–2 Кавказские, 1–6 Туркменские, 1 пластунская, 1–3 Заамурские. Всего 1294 батальона (в 1898 году – 1138 батальонов, а в 1881 году – 1034 батальона) и качество ее повышено. Пропорция пулеметов у нас была та же, что и в европейских армиях: 2 на батальон, а в стрелковых полках двойная – 4 на батальон.

Устройство кавалерийских полков осталось без изменений. В 1910 году упразднены учрежденные было при генерале Палицыне в 1906 году четыре кавалерийских корпуса. Меру эту следует признать неудачной: в Мировую войну конные корпуса пришлось импровизировать. Сформированы новые дивизии: 3-я Кавказская казачья, Закаспийская, Забайкальская и Уссурийская конная бригада 4-полкового состава. Перед войной наша конница насчитывала 129 полков: 10 регулярных гвардейских, 21 драгунский, 17 уланских, 18 гусарских, 3 гвардейских казачьих и 52 армейских казачьих (17 Донских, 11 Кубанских, 4 Терских, 6 Оренбургских, 3 Уральских, 3 Сибирских, 4 Забайкальских, 1 Амурский, 1 Уссурийский и 1 Астраханский), 2 туземных конных, 6 Заамурских конных, 2 туземных и 2 казачьих дивизиона и 16 отдельных казачьих сотен. Силы эти составили 24 конные дивизии (1-я – 2-я гвардейские, 1-я – 15-я Кавказские кавалерийские, 1-я Донская, 2-я Сводно-казачья, 1-я – 3-я Кавказские казачьи и Туркестанская казачья), 8 отдельных бригад (Гвардейская, 1-я – 3-я, Уссурийская, Сибирская, Забайкальская, Закаспийская), 12 отдельных полков, 2 отдельных казачьих дивизиона и 16 отдельных казачьих сотен.

Жестоким промахом всей организации было полное отсутствие войсковой конницы, делавшее наши пехотные дивизии и корпуса слепыми. Этот промах не подумали исправить придачей корпусам распыленной по отдельным бригадам и полкам конницы.

В артиллерии больного генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича заменил его сын – великий князь Сергей Михайлович, ставший с 1905 года генерал-инспектором всей артиллерии. Великого князя Сергея Михайловича можно назвать творцом скорострельной русской артиллерии, как Аракчеева творцом гладкоствольной. Знаток своего дела, чрезвычайно требовательный и часто неприятный начальник, он знал достоинства и недостатки каждого из сотен дивизионных и батарейных командиров, а зачастую и старших офицеров. От всех их он сумел добиться подлинной виртуозности в стрельбе – и наши виленские бригады своим огнем на полях Гумбиннена изменили ход Мировой войны[100].

В 1910 году на вооружение полевой артиллерии были введены 48-линейные мортиры. Каждый корпус получил по мортирному дивизиону в 2 батареи по 6 орудий. Обращено, наконец, внимание и на горную артиллерию. Отличной 3-дюймовой горной пушкой были снабжены стрелковые финляндские дивизионы XXII армейского корпуса; ее получили в довольно сильной пропорции кавказские корпуса (в I – половина батарей, во II и III – треть); наконец в I, IV и V Сибирских корпусах Приамурского округа были образованы третьи дивизионы артиллерийских бригад из 2 батарей по 8 горных пушек. Со всем этим мортир и горной артиллерии было еще слишком недостаточно. Печальный опыт маньчжурской кампании заставил отказаться от применения шрапнели, поставленной на удар, и ввести наряду со шрапнелью превосходную тротиловую гранату.

Артиллерию в дальнейшем предполагалось значительно усилить, введя мортирные дивизионы в состав полевых артиллерийских бригад, а тяжелую артиллерию – в состав армейских корпусов. В связи с этим в Одессе было открыто в 1913 году третье артиллерийское училище, по шефу наименованное Сергиевским, специально для подготовки офицеров тяжелой артиллерии.

Необходимо отметить, что после Японской войны артиллерийские бригады были подчинены начальникам дивизий, к великому негодованию правоверных артиллеристов, но на большое благо армии. Артиллерия приобщилась к общей тактике, перестав быть только пушкарским цехом. Начальники артиллерии корпусов были вследствие этого наименованы только инспекторами. Состав батареи был по-прежнему 8 орудий, что обеспечивало массивность огня, быстроту и отчетливость пристрелки. Подражатели иностранного ратовали за 6– и даже 4-орудийный состав как за границей. Утверждали, что это увеличит количество очагов огня, но забывали про главное: ухудшение в таком случае качества этого огня. Мирному времени свойственно, кроме того, увлечение поворотливостью батареи (о чем затем на войне и не вспоминают). В конце концов, при высокой квалификации наших артиллеристов введение 6-орудийной батареи (подобно уже существовавшей в конной артиллерии) опасности еще не представляло. На этом и остановились перед самой войной.

В военно-инженерном деле важнейшими событиями было введение искрового телеграфа (станции которого были приданы войскам) и формирование автомобильных частей. Пионером военно-автомобильного дела в России был полковник Секретов. Совет Государственной обороны противился введению автомобиля, считая его слишком хрупким для русских условий. Совершенно так же в 40-х годах XIX века высокие умы пытались забраковать пистонное ружье, считая его тоже слишком хрупким для грубых солдатских рук.

Наконец великому князю Александру Михайловичу русская армия была обязана зарождением военной авиации, вначале совершенно недооцененной генералом Сухомлиновым, считавшим аэропланы игрушками. Были открыты школы для подготовки военных летчиков-офицеров в Гатчине и на реке Каче в Крыму. За два-три года мирного развития русской авиацией были сделаны громадные успехи – упомянем только, что русский конструктор Сикорский первый в мире, еще в 1913 году, начал строить воздушные корабли. Предположено было создать при каждом корпусе по авиационному отряду в 4–6 самолетов. В момент начала войны у нас было 39 отрядов, 216 разнообразных, допотопных машин[101] и 221 летчик (из коих 170 офицеров).

* * *

Срок службы был еще в 1906 году сокращен до 3 лет в пехоте и 4 лет в конных и специальных войсках. Вместе с тем увеличен контингент новобранцев, с 1908 года составивший ежегодно 450000 человек вместо 300000 – 320000 до Японской войны. Так как абсурдные льготы Устава 1874 года пересмотрены не были и продолжали оставаться в силе, то это увеличение призывного контингента естественно понижало качество новобранцев: приходилось принимать заморышей. В самом Уставе, правда, сделаны небольшие изменения в 1912 году, а именно срок службы вольноопределяющихся определен в два года, основные же его пороки, к сожалению, не были искоренены. Пороками этими, помимо указанных льгот, была отчужденность армии от общества; чин офицера или звание унтер-офицера запаса не требовался, как повсюду за границей, от кандидатов на казенные и выборные должности; все русское учительство – воспитатели нашего народа – было преступно освобождено от воинского долга графом Милютиным!

В осенний призыв 1913 года ввиду тревожных обстоятельств было взято 580000 человек – жеребьевка в большинстве случаев оказалась излишней. Одновременно срок 1910 года, подлежащий увольнению в запас, был задержан на 6 месяцев, так что зимой 1913–1914 годов у нас оказалось под ружьем 2 230000 человек. К весне 1914 года положение прояснилось: в Женеве готовились к торжественному открытию Дворца мира, германский император был особенно благожелателен. Стало ясно и очевидно, что войны не будет. Срок 1910 года был уволен в запас, где ему, впрочем, не было суждено долго оставаться.

В результате упразднения в 1910 году резервных войск у нас была принята система скрытых кадров на германский образец: выделение при мобилизации из полевого пехотного полка второочередного полка. Было намечено формирование 35 дивизий 2-й очереди, что с имевшимися первоочередными давало 105 пехотных дивизий и 18 стрелковых бригад.

Резервные войска составляли, таким образом, 50 процентов полевых против 35 процентов при прежней организации, но качество их не могло быть более высоким вследствие слабости кадров (19 офицеров и 280 нижних чинов на полк – остальное добавлялось запасными). Система скрытых кадров была хороша в Германии, где имелось 5–6 офицеров и 12–15 чинов сверхсрочных на роту. Выделение резервного полка там не ослабляло полевого. У нас же в ротах еле набиралось по 2–3 офицера и 1–2 сверхсрочных – и картина была совершенно иная. Второочередные дивизии почти все формировались во внутренних округах (по причинам демографического характера), где части 1-й очереди и так содержались в слабом составе. Варшавский, Виленский и Кавказский округа выставляли всего по одной дивизии 2-й очереди (соответственно на 10, 8 и 8 пехотных дивизий), Санкт-Петербургский формировал 3 (на 7), Киевский – 7 (на 10), Одесский же, Московский и Казанский формировали по дивизии 2-й очереди на каждую имевшуюся полевую. Иркутский с Омским округами образовывали 3 дивизии (на 5), в Приамурском же и Туркестанских округах образование второочередных частей не предусматривалось. Второочередные войска по сравнению с прежними резервными носили более импровизационный характер, качество запаса в сравнении с маньчжурскими бородачами было, правда, более высоким.

Легкомысленное упразднение крепостной пехоты жестоко отомстило за себя четыре года спустя, когда стали запирать в крепости пехотные дивизии. Сухомлинов совершенно не отдавал себе отчета в том, что позиции защищают лучше те войска, что их знают.

Вообще же преобразованиями 1910 года мы копировали внешние формы германской организации, не постигнув в то же время ее смысла, не уразумев тех предпосылок, что заставляли Германию принять определенный тип армии. Вся германская организация была рассчитана на нанесение молниеносного удара (как к тому побуждали Германию политические, географические и вытекавшие оттуда стратегические обстоятельства). Немцы сознательно готовились поэтому к кратковременной войне: затяжная война была для них гибельной. Мы ничего этого не поняли и принялись вслед за немцами повторять, что будущая война будет скоротечной. Между тем только что закончившаяся война наша с Японией, затянувшаяся на полтора года и характеризовавшаяся многомесячными периодами позиционной борьбы, давала нам богатый материал для размышлений. Вся беда была лишь в том, что мы так и не решались думать собственным умом и предпочитали по столетней привычке – затверживать механически чужие слова.

* * *

Русская военная мысль этого короткого, но знаменательного периода характеризовалась тремя мировоззрениями.

Первое – официальное и господствовавшее – было продолжением умственного застоя после милютинского периода, обскурантизма Ванновского и материализма Куропаткина. К нему примыкали как большинство старших начальников, оказавшихся неспособными воспринять свежий опыт войны, так и значительное число карьеристов, вполне разделявших мнения начальства и быстро восходивших за это по служебной лестнице. Это рутинерское мировоззрение поощрялось и насаждалось Сухомлиновым. Как передают, Сухомлинов похвалялся, что двадцать лет не брал в руки ни одной книги по военному делу. Имена генералов Жилинского, Рузского, Н. И. Иванова характеризуют его корифеев, имена же полковников Ю. Данилова и Бонч-Бруевича – его восходящие светила.

Игнорирование военной науки рутинерами вызвало резкую, хоть в общем и поверхностную, реакцию. Возглавляли ее генерал Щербачев[102] (начальник академии), полковники Головин[103], Свечин[104] и ряд других способных и даже талантливых представителей нашей военной профессуры. Их прозвали младотурками за напористость их новаторских стремлений. Движению сочувствовал великий князь Николай Николаевич, влияние которого было в этот период на ущербе. Младотурки стремились наверстать нашу отсталость равнением по современным иностранным образцам. Их учение состояло, в общем, из смеси французских и германских доктрин (с преобладанием последних). Иными словами, они светили не своим светом, а отраженным чужим. Мольтке и Шлихтинга разбавляли Ланглуа и Фошем[105], полученную смесь сдабривали прикладным методом и получали таким образом русскую военную доктрину.

Младотурецкое движение встретило яростный отпор господствовавших обскурантов. Борьба закончилась полным разгромом академии Сухомлиновым в 1913 году, смещением крамольных профессоров и запрещением думать иначе, чем по раз навсегда установленному казенному шаблону. Младотурки были загнаны в подполье, но идеи их постепенно стали захватывать все более широкие круги. Сами по себе эти идеи особенной ценности не представляли, будучи лишь компиляциями иностранных рационалистических доктрин. Однако в сравнении с царившей официальной косностью и они были огромным шагом вперед. А главное, они давали известный научный метод, существенно расширяли кругозор. Профессора-младотурки сильно способствовали поднятию уровня офицеров Генерального штаба выпусков 1908–1914 годов, выпусков, исключительно ценных по своему качеству и столь ожививших войсковые штабы Мировой войны.

Более ценной в идейном и научном отношении явилась третья группа классиков – сторонников возрождения русского национального военного искусства. Первыми указали на эту основную особенность национальности военного искусства генерал Мышлаевский и полковник Баиов[106]. Реакция классиков была глубже и осмысленнее реакции младотурок – это были основоположники определенной военной философии, а не только талантливые пересказчики иностранных доктрин. Классики чувствовали необходимость возродить русское военное искусство на русских же основаниях. Путь их был более трудным, нежели младотурок, бравших хлесткими и модными лозунгами.

К началу Мировой войны официальное рутинерство еще крепилось, но если не дни, то, во всяком случае, годы его были сочтены. На смену мертвой воде должна была явиться вода живая: ближайшее будущее было за младотурками, дальнейшее за классиками.

* * *

Памятником отжившего, но не желавшего уходить рутинерства остался Полевой устав 1912 года, составленный генералом Рузским и полковником Бонч-Бруевичем (причем главную роль играл этот последний). Устав этот не заслуживал бы упоминания, если бы ему, вернее, идеям, которые он выражал, русская армия не была обязана кровавыми неустойками во встречных боях августа 1914 года, позором Брезин и горлицким разгромом.

Характерной особенностью Устава 1912 года (заменившего драгомировский Устав 1901 года) было прежде всего нарочитое игнорирование встречного боя. Все операции классифицировались на наступательные либо оборонительные. При ведении наступательного боя уделялось излишнее внимание тщательному выяснению обстановки (вообще в маневренном бою невозможному) и сказывалось стремление руководиться действиями противника. Первое влекло к потере времени, ослаблению энергии, проволочкам и трениям при отдаче, передаче и выполнении приказаний. Второе грозило подчинить наши действия воле неприятеля. В оборонительном бою главная роль отводилась передовой линии, которая и насыщалась войсками. О маневрах из глубины и в глубину, о маневренном резерве не давалось и понятия: ничего не делалось для сообщения эластичности боевым порядкам крупных соединений. Вместо того чтоб быть гибкими и упругими, как сталь, они были тверды, но хрупки, как чугун. Поражение передовой, насыщенной войсками линии принимало размеры катастрофы. Ясной идеи сосредоточения главных сил решающего кулака – на главном направлении отнюдь не проводилось, как не проводилось идеи сосредоточения массивного огня – огневого кулака. Наконец, Уставом не была изжита куропаткинская страсть к отрядной организации: он допускал отряды при условии, однако, быть им силою не свыше корпуса.

Главным пороком русской стратегической мысли было какое-то болезненное стремление действовать по обращению неприятельскому. Задачи ставились не так, как того требовали наши интересы, а так, как, полагали, вероятнее всего будет действовать противник. Отказ от самостоятельного мышления вел к отказу от инициативы, подчинению воле неприятеля, переоценке врага, недооценке в то же время наших сил. Все вместе приводило к упадку духа, необоснованным страхам, шатанию мысли – словом, ко всему тому, чем действительно характеризовалась деятельность наших тогдашних военных верхов (особенно в планах стратегического развертывания). Объяснением всех этих человеческих слабостей могло служить одно лишь слово: Мукден. Недавний разгром наложил свой печальный отпечаток на души старших начальников – они так никогда и не смогли вполне отрешиться от психологии побежденных. Принимая во внимание ригоризм производства по старшинству (столь гибельный при подборе старших начальников), можно было допустить, что освежение и моральное оздоровление нашего высшего командного состава смогло бы наступить не ранее 1920–1925 годов, когда наша армия смогла быть возглавленной деятелями, ее достойными.

Должность начальника Главного управления Генерального штаба при генерале Сухомлинове замещалась людьми незначительными, не способными стать соперниками властолюбивому министру. Способный и культурный генерал Мышлаевский был сразу сослан на Кавказ. Его заменил трудолюбивый Гернгросс (командир XXIV армейского корпуса), а Гернгросса – человек в футляре, мелочный столоначальник генерал Жилинский (бывший начальник штаба наместника адмирала Алексеева, а затем командир Х армейского корпуса). Генерал Жилинский пробыл во главе Генерального штаба с 1911 по 1914 год, принял в этой должности ряд легкомысленных и непродуманных обязательств в отношении союзницы Франции и по своему желанию был назначен на ответственнейший пост командующего войсками Варшавского округа (то есть главнокомандующего германским, Северо-Западным фронтом). На место генерала Жилинского был назначен сухомлиновский начальник академии генерал Янушкевич – скромный профессор военной администрации, никогда ничем, даже батальоном, не командовавший и получивший этот новый пост столь же неожиданно, как и свой предыдущий.

Сухомлинов отзывался о Янушкевиче пренебрежительно: наш новый начальник Генерального штаба – малое дитя. Это усиливает ответственность военного министра, доверившего исключительно важный пост малому дитяти. Сурово следует осудить и генерала Янушкевича, принявшего должность, заведомо ему не подходящую. О необычайном легкомыслии и ветрености генерала Сухомлинова дает представление передаваемый графом Коковцевым случай: осенью 1912 года, когда вспыхнула Балканская война и положение в Европе сразу же стало напряженным чрезвычайно, этот легкомысленнейший в мире человек представил на подпись Государя указ о мобилизации (тут же признаваясь, что он сможет вызвать войну) и одновременно ходатайствовал о разрешении ему отпуска для увеселительной поездки на Ривьеру!

Должность генерал-квартирмейстера все это время занимал полковник, затем генерал Ю. Данилов (черный в отличие от другого – рыжего – Данилова). Он явился главным автором нашего стратегического развертывания.

Великий князь Николай Николаевич сохранил за собой пост главнокомандующего гвардией и Санкт-Петербургским военным округом (в военное время главнокомандующий 6-й отдельной армией). Он довел боевую подготовку своих войск до большого совершенства, пригласив сюда многих отличившихся в Маньчжурии начальников (как генералы Лечицкий и Леш) и стал вверять гвардейские полки выдвинувшимся на войне командирам – армейцам. Ежегодный Красносельский лагерный сбор давал определяющую ноту тактической подготовке всей русской армии: здесь испытывались все технические новинки, составлялись и исправлялись на местности всевозможные наставления и уставы, тут, наконец, формировался тактический глазомер и командный навык многочисленных гвардии полковников, что ежегодно ехали во все концы России принимать армейские полки.

Если обучение войск и тактика их шли по камертону Петербургского округа, то руководство русской стратегией стало достоянием Киевского округа, который выдвинул всех главных деятелей Мировой войны, а до того имел огромное влияние в составлении плана войны. Из штаба Киевского округа формировались управления австрийского, Юго-Западного фронта и 3-й армии. Должности эти поручались: первая – известному нам уже по Маньчжурии генералу Н. И. Иванову, вторая – его помощнику генералу Рузскому. Двигающей пружиной округа и вместе с тем мозгом и душою всей русской стратегии был начальник штаба генерал М. В. Алексеев человек выдающейся военной культуры и огромной трудоспособности. В 1913 году генерал Алексеев был назначен командиром XIII армейского корпуса в Смоленске, а начальником штаба Киевского военного округа был назначен генерал В. М. Драгомиров[107]. Виленским округом (1-я армия) командовал генерал Ренненкампф, показавший себя перед этим с самой лучшей стороны на посту командира III армейского корпуса. По свидетельству подчиненных, генерал Ренненкампф был замечательным командиром корпуса. Действительно, тактическую подготовку доблестных 25-й и 27-й дивизий можно считать образцовой. Всегда и во всякую погоду на коне, он был любим войсками, побаивавшимися, впрочем, его внезапных наездов и прозвавшими его желтой опасностью (по желтым лампасам пожалованного ему мундира Забайкальского казачьего войска).

Во главе других округов стояли: Одесского (7-я армия) – генерал Никитин[108], Московского (5-я армия) – генерал Плеве[109] – выдающийся кавалерист и волевой начальник, Казанским (4-я армия) командовал 70-летний барон Зальца[110], Кавказским – столь же престарелый наместник граф Воронцов при помощнике генерале Мышлаевском, Туркестанским округом командовал генерал Самсонов, с началом мобилизации неожиданно поставленный во главе 2-й армии. Сибирские командующие – Омского округа – генерал Эверт, Иркутского – генерал Флуг и Приамурского – генерал Лечицкий – назначались в распоряжение Верховного главнокомандующего для замещения оказавшихся несостоятельными либо принятия новых армий. Самая должность Верховного оставалась вакантной. Пост этот рассчитывал получить генерал Сухомлинов.

* * *

Работа по воссозданию боевой мощи русской армии ограничивалась областью мелких соединений и элементарной тактики. Роты, эскадроны и батареи были доведены до высокой степени совершенства, далеко превосходя таковые же любой европейской армии в искусстве применения к местности, самоокапывании и стрельбе. На стрельбу было обращено особенное внимание, переходившее в увлечение: отмеченная иностранцами неудовлетворительность нашего ружейного огня была основным тактическим впечатлением, вынесенным нами из Маньчжурии. В 1909 году были введены ежегодные Императорские призы первому по стрельбе полку каждого округа. Особенно налегал на стрельбу главнокомандующий гвардией и округом великий князь Николай Николаевич: у него командир полка, не получавшего оценки отлично (а только хорошо), отрешался от должности.

На подготовку высших тактических соединений – дивизий, корпусов и армий с их управлениями – не было обращено никакого внимания. На больших маневрах штабы сторон и посредников имели совершенно случайный отрядный состав. Ни разу не было сделано опыта составления настоящих штабов армий из военно-окружных. Эта важнейшая из всех отраслей служба Генерального штаба была оставлена без всякой разработки. Составление нового Положения о полевом управлении войск (на смену Положению 1890 года) затянулось: оно было издано только в июле 1914 года – в разгар мобилизации, и окружные штабы (переключавшиеся в армейские), не говоря уже о войсковых штабах, совершенно не имели возможности с ним ознакомиться заблаговременно.

Для поверки высшего командного состава – кандидатов в командующие армиями – было решено в декабре 1910 года устроить в Зимнем дворце под верховным руководством Государя военную игру, подобно широко практиковавшимся в германской армии. Идея эта встретила резкое противодействие наших военных верхов, опасавшихся (и, к сожалению, не без основания) публичного экзамена. По категорическому требованию великого князя Николая Николаевича игра была отменена за час до начала. Вторая и последняя попытка в этом направлении была сделана на съезде командовавших войсками в Киеве в апреле 1914 года – игра состоялась, но не дала никаких результатов. Подводя итог состоянию русской армии к лету 1914 года, мы можем увидеть два ее слабых места: во-первых, слабую технику, во-вторых, неудовлетворительный высший командный состав. Исправление первого недостатка было вопросом двух-трех лет. Гораздо серьезнее был второй – наследие предшествовавшей эпохи застоя и оскудения духа. Моральный уровень большинства старших начальников остался тот же, что в доманьчжурский период, и это фатально понижало качество работы самих по себе прекрасных войск. В результате наши отлично применявшиеся к местности взводы, великолепно стрелявшие роты и проявлявшие частный почин батальоны оказывались заключенными в вялые дивизии, неуклюжие корпуса и рыхлые армии. Это слабое место не укрылось от зоркого, холодного и беспощадного взора врага. Характеризуя армии будущих своих противников, германский Генеральный штаб подметил невысокое качество наших крупных единиц. В борьбе с русскими войсками, – заключал в 1913 году его ежегодный рапорт, – мы сможем себе позволить действия, на которые не дерзнули бы с равноценным противником… Так стали писать о русской армии потомки кунерсдорфских беглецов…

Офицерский корпус[111] насчитывал 1500 генералов и 44000 офицеров, врачей и чиновников. На строевых должностях и в войсковых штабах состояло 1200 генералов и 36000 офицеров.

Качество его было превосходно. Третья часть строевого офицерства имела свежий боевой опыт, и этот опыт был отлично использован и проработан. Поражение в Маньчжурии тут не только не подавляло дух (как то было у большинства старших начальников), но, наоборот, стимулировало энергию – и этой самоотверженной работе русского офицера армия была обязана своим перерождением в изумительно короткий срок. Оживлена была программа военных училищ, где решено было в 1913 году ввести трехлетний курс (а именно в бывших юнкерских училищах). Сильно повысился и уровень кандидатов в офицеры.

Еще совсем недавно – в куропаткинские времена и в 1905 году – отношение русского общества к армии и к офицеру было резко отрицательным и пренебрежительным. Генерал Ванновский, на склоне дней своих ставший министром народного просвещения, не находил ничего более умного, как отдавать в солдаты излишне шумных студентов. Нелепая эта мера сильно вредила армии, превращая ее в какое-то место ссылки, тюрьму, вредила и престижу военной службы в глазах страны, обращая почетный долг в отбывание наказания. К мундиру относились с презрением – Поединок Куприна служит памятником позорного отношения русского общества к своей армии. Военная служба считалась уделом недостойным: по господствовавшим в то время в интеллигенции понятиям, в офицеришки могли идти лишь фаты, тупицы либо неудачники, культурный же человек не мог приобщаться к дикой военщине – пережитку отсталых времен. В 1901 году, – вспоминает полковник Сергеевский, – я кончал гимназию в Петербурге, кончал хорошо, с медалью. Заявил о желании поступить в военное училище. Все преподаватели меня отговаривали; дважды вызывался я на квартиру директора для убеждений отказаться от моего некультурного желания. Это позор для гимназии, – говорил мне директор. Ведь кто идет в офицеры? Только идиоты или неудачники, говорили другие…

Милютинский Устав 1874 года, фактически освободивший от военной службы людей образованных и даже полуобразованных, лег всей своей тяжестью на неграмотных. Не отбывавшая воинской повинности интеллигенция, совершенно незнакомая с военным бытом, полагала в начале XX века казарму тюрьмой, а военную службу состоящей из одной лишь прогонки сквозь строй. Из более чем двухвековой и славной военной истории она удержала лишь одно – шпицрутены. В этом отношении характерна психология Керенского, считавшего, что при царе солдат в бой гнали кнутами и пулеметами.

Конец 900-х годов принес резкий перелом. Кризис 1908 года показал опасность, нависшую над Россией с Запада. Германский бронированный кулак заставил всех серьезно призадуматься. Стал пробуждаться от столетнего почти сна патриотизм, и появилась тяга учащейся молодежи в военные училища. Туда шли уже окончившие или кончавшие университет, шли золотые и серебряные медали, пренебрегая традиционными естественными науками. С каждым годом эта тяга становилась все заметнее, все ощутительнее. В 1905 году гимназии и университеты были очагами революции, в 1917 году стали очагами контрреволюции. За этот промежуток они дали армии много тысяч доблестных офицеров. Отрезвление, таким образом, стало наблюдаться в младшем поколении русского общества (родившиеся в 90-х годах), как не успевшем окончательно закостенеть в партийных клетках, подобно отцам и старшим братьям. Это молодые офицеры выпусков начала 10-х годов и прапорщики первого года Мировой войны – та категория русского офицерства, что имела наибольшее количество убитых…

Поднятию престижа военной службы способствовала и введенная весной 1908 года красивая форма обмундирования. Форма эта с ее цветными лацканами и киверами с султаном (этот головной убор – в гвардии) приближалась к образцам александровской эпохи. Офицеры (но только в армейской пехоте) могли носить вместо некрасивых шашек – сабли, как до Александра III. Конница засверкала великолепием касок, киверов, колетов, доломанов и ментиков. Психологически это имело огромное значение – роль одежды была значительна во все времена и у всех народов. Материалисты этого не понимали и ворчали на эти непроизводительные затраты. Их, к счастью, не слушали. Был поднят вопрос об удлинении мундиров и шинелей с пригонкой их в талии и введении остроконечного матерчатого шлема-шишака. Это было осуществлено уже в Красной Армии. В 1910 году введено походное защитное обмундирование: гимнастерка хаки и офицерский китель превосходной (с красноватой искрой) материи.

* * *

Русское офицерство не образовало сплоченной касты – государства в государстве, каким был прусско-германский офицерский корпус. Не замечалось в нем и товарищеского духа австрийцев, бывших с времен Тридцатилетней войны от фельдмаршала до прапорщика на ты. Чрезвычайно разнообразный по происхождению и воспитанию, русский офицерский корпус (по составу – самый демократический в мире) объединялся лишь чувством преданности Царю и жертвенной любовью к Родине. Офицер был привязан к своему полку. Чем глуше была стоянка, тем сплоченнее была там полковая семья, тем выше был дух полка. Гвардия находилась в особых условиях комплектования и службы. Спайка заметно ослабевала в так называемых хороших стоянках, больших гарнизонах, где появлялись посторонние, внеполковые интересы.

Если можно было считать обычным бытовым явлением наличие более или менее сплоченной полковой семьи, то единой общеофицерской семьи не было. Между родами оружия, да и между отдельными подразделениями одного и того же рода оружия наблюдалась рознь и отчужденность. Гвардеец относился к армейцу с холодным высокомерием. Обиженный армеец завидовал гвардии и не питал к ней братских чувств. Кавалерист смотрел на пехотинца с высоты своего коня, да и в самой коннице наблюдался холодок между регулярными и казаками. Артиллеристы жили своим строго обособленным мирком, и то же можно сказать о саперах. Конная артиллерия при случае стремилась подчеркнуть, что она составляет совершенно особый род оружия (известное отрицательное влияние имело предпочтение, оказываемое великим князем Сергеем Михайловичем конноартиллеристам).

Все строевые, наконец, дружно ненавидели Генеральный штаб, который обвиняли решительно во всех грехах Израиля. Если в каком-нибудь провинциальном гарнизоне стояли – даже в небольшом количестве – части трех главных родов оружия, то обязательно имелось три отдельных собрания – пехотное, кавалерийское и артиллерийское. Великий князь Владимир Александрович, в бытность свою главнокомандовавшим гвардией и Санкт-Петербургским округом, боролся с этим взаимным отчуждением, и по его инициативе в 1898 году открылось Собрание армии и флота. Подобные собрания были потом заведены во многих гарнизонах.

Своеобразным и красивым обычаем было кавказское куначество – боевое братство различных полков, свято соблюдавшееся и в мирные времена. Вековой этот обычай сплотил воедино всю Кавказскую армию, жившую одной общей товарищеской семьей. Когда в 1911 году при Кавказской кавалерийской дивизии был образован конногорный артиллерийский дивизион, вновь прибывшие конноартиллеристы пытались было третировать пехоту, но сразу же – и навсегда – были одернуты драгунскими офицерами.

Преимущества, дававшиеся офицерам гвардии и Генерального штаба, очень болезненно воспринимались армейцами, считавшими, что у них перебивают дорогу. Справедливость требует отметить, что эти сетования в общем основательны. Гвардейские преимущества – в частности старшинство чинов – были бы понятны, сохрани гвардия ту важную политическую роль, для которой она была создана. Этого, к сожалению – и очень большому сожалению, уже не было, и целесообразность преимуществ отпадала. Что касается офицеров Генерального штаба, то, получив высшее военное образование, они уже тем самым ставились в исключительно выгодные условия даже без нарочитых привилегий, делавших службу строевого офицерства до чрезвычайности неблагодарной. Армейские штаб-офицеры косились на гвардейских полковников, принимавших армейские полки вне очереди. Необходимо, однако, заметить, что эти гвардии полковники были, как правило, превосходными командирами.

Главной причиной разнородности состава нашего офицерского корпуса была разнородная его подготовка. Кадетские корпуса, а вслед за ними и военные училища, делились на привилегированные и непривилегированные, в училища этой последней категории принимались и не окончившие курса в гражданских заведениях. Уклад жизни, самые программы были различны. При разборке вакансий большинство юнкеров смотрели не на полки, а на стоянки. Кончавшие первыми разбирали лучшие стоянки, кончавшим последними доставались медвежьи углы. Таким образом, одни полки комплектовались портупей-юнкерами, другие последними в списке. Но тут решающий корректив вносила сама жизнь. Последние в школе оказывались часто первыми в строю и в бою, тогда как карьеристы, выбиравшие не полк, а комфортабельную стоянку, обычно мало что давали полку.

Создание единого и сплоченного офицерского корпуса было государственной необходимостью. Для этого требовалось вернуть гвардии ее первоначальное назначение. Гвардия Петра I была государственным учреждением исключительной важности – мыслящим и действующим отбором страны. Павел Петрович совершенно исказил ее характер, передал ее на отбор исключительно физический по королевско-прусскому образцу. Все милютинские пехотные училища надлежало закрыть, а кандидатов в офицеры (юнкеров) и офицеры запаса (вольноопределяющихся) писать в гвардию. Трехлетняя гвардейская шлифовка дала бы однородную, тесно сплоченную, проникнутую одинаковыми воззрениями офицерскую среду, и на этом несравненном фундаменте можно было возвести безбоязненно грандиозное здание обновленной Российской Империи. Каждый гвардейский полк имел бы в своем составе два школьных батальона (юнкерский для подготовки кадровых офицеров и вольноопределяющихся – для подготовки офицеров запаса) и два строевых (солдатских). Портупей-юнкера в звании гвардии сержантов и капралов должны были бы иметь вход ко Двору. По истечении трехлетней научной и строевой подготовки юнкера и вольноопределяющиеся производились бы в гвардии прапорщики с переименованием затем в армейские подпоручики. Строевые батальоны могли бы нести гарнизонную службу в столице и участвовать в походах, что вернуло бы нас к положению, существовавшему во времена Миниха и Кейта.

Императорское правительство совершило жестокий промах, недооценив великой политической роли в стране организованного, сплоченного в монолит офицерского корпуса. Оно не сумело ни его подготовить, ни его ориентировать. Император Николай Александрович смотрел на военных как на членов семьи, инстинктивно угадывая в офицерах вернейшую опору государству. Чувствуя фальшь и интриги придворной среды, Государь в последние годы перед Мировой войной искал общества офицеров, запросто посещая собрания. К сожалению, практически эти чаяния не вылились в законодательстве.

Эволюция нашего плана войны

Когда в результате франко-германской войны на нашей границе создалась – не без нашего просвещеннейшего содействия – могущественная Германская Империя, правительство Императора Александра II увидело, что в своем германофильстве зашло слишком далеко. Начиная с 1873 года, под руководством сперва графа Милютина, затем генерала Обручева началась работа по составлению плана войны с западными нашими соседями. В 1879 году был заключен Тройственный союз, направленный определенно против России, а в 1880 году генералом Обручевым был составлен первый план войны с обеими немецкими державами. План этот подвергся изменениям в 1883 и 1887 годах, но основная его идея оставалась незыблемой: используя выгодное географическое положение вдававшегося в глубь вражеских земель Царства Польского (Передовой театр) и опираясь на продуманную систему крепостей, бить по сообщениям противника. Удар по германцам наносился из бугонаревского района в тыл Восточной Пруссии, удар по австрийцам – вдоль берегов Вислы в тыл Восточной Галиции.

Главные силы направлялись против Австро-Венгрии. Несмотря на то что с Францией не имелось никакого соглашения, генерал Обручев полагал, что она не останется безучастной зрительницей и поспешит воспользоваться случаем для реванша, связав немцам руки. Особенно четко была выражена идея удара по австрийцам в плане 1887 года. Обручев направлял против Австро-Венгрии 405 батальонов, 378 эскадронов и 1318 орудий, тогда как против Германии противника более высококачественного – 461 батальон, 276 эскадронов, 1254 орудий. Стратегические резервы направлялись на австрийский фронт.

В последующие годы активная в общем идея плана войны понемногу стала утрачивать свою четкость. По плану 1890 года силы австрийского фронта оставлены в общем без изменений (396 батальонов, 405 эскадронов, 1324 орудия), тогда как германский фронт был доведен до 531 батальона, 322 эскадронов и 1304 орудий. В дальнейшем этот последний был еще усилен: согласно заключенной 17 августа 1892 года франко-русской военной конвенции, Россия обязалась выставить против Германии 800000 бойцов.

В 1900 году военный министр генерал Куропаткин составил новое – 18-е расписание, согласно которому против Австро-Венгрии развертывалось 540 батальонов, 459 эскадронов и 2064 орудия, а против Германии – 618 батальонов, 450 эскадронов и 1944 орудия (мы знаем, что в 1898 году вооруженные силы России увеличились). Всего развертывалось шесть армий: три против Германии 1-я на Немане, 2-я на Нареве, 6-я в резерве у Вильно, три против Австро-Венгрии – 3-я у Люблина, 4-я у Холма, 5-я у Ровно. Расписание корпусов по армиям в общих чертах осталось неизменным с 1900 по 1914 год: 1-я армия из корпусов Виленского округа, 2-я – Варшавского, 3-я – Московского, 4-я Киевского, 5-я – Одесского, 6-я – Санкт-Петербургского.

Генерал Куропаткин считал, что Германия двинет свои главные силы против России. Основная идея осталась прежней – главный удар по австрийцам (и эту выдержку следует поставить Куропаткину в заслугу, как редкий у него случай проявления воли). Генерал Куропаткин просил высказаться по существу плана М. И. Драгомирова. Герой Зимницы был категоричен: главный удар надлежало нанести Германии как наиболее опасному врагу; удар повести из Передового театра прямо на Берлин; для этого решительного удара сосредоточить подавляющие силы, жертвуя второстепенными направлениями в пользу главного. Цельность и решительность этого взгляда испугали робкую и половинчатую натуру генерала Куропаткина. Записка М. И. Драгомирова, указывавшая на большой стратегический глазомер автора, на плане так и не отразилась. Характерно, что к ноябрю 1914 года обстоятельства на левом берегу Вислы совершенно стихийно сложились в духе предложения М. И. Драгомирова: там столпилась большая часть наших корпусов, но ослабленных уже и действовавших на совершенно необорудованном театре. Поход на Берлин, задуманный Ставкой, мог быть – и стал – при таких обстоятельствах лишь покушением с негодными средствами.

В 1902 году было санкционировано деление вооруженной силы на фронты, названные сперва – по противникам – Германским и Австрийским, затем географически – Северо-Западным и Юго-Западным. Во главе первого был поставлен великий князь Николай Николаевич при начальнике штаба генерале Палицыне, во главе второго – генерал Куропаткин с начальником штаба генералом Сухомлиновым. Превосходный кавалерист, великий князь объехал со своим начальником штаба верхом весь свой фронт от Вислы до Курляндского побережья. Главнокомандующим должен был быть Государь.

Августейший главнокомандующий Северо-Западным фронтом был сторонником оттягивания нашего стратегического развертывания назад, в глубь Белоруссии. Великий князь считал Передовой театр слишком рискованным плацдармом и полагал встретить неприятеля у Борисова и Минска. Эти соображения разделялись и кругами, заинтересованными в дальневосточной авантюре. Осенью 1903 года Куропаткину с большим трудом удалось уговорить Государя оставить в силе милютинские соображения и развертывание войск на Передовом театре.

* * *

Японская война, нанесшая такой ущерб морали наших военных кругов, немедленно же отразилась на плане войны с Центральными державами. Идеи Милютина и Обручева единогласно были признаны слишком рискованными. В Передовом театре был усмотрен только опасный польский мешок, где наши армии могли быть взяты в тиски двойным ударом австрийцев на Люблин и немцев на Ломжу.

Уныние, пессимизм, переоценка противника, стремление предугадать заранее все мелочи и предвидеть только худшее были в этот печальный период всеобщими и разделялись даже лучшими представителями русской стратегической мысли. Записка генерала Алексеева от начала 1908 года об инженерной подготовке театра военных действий считает Передовой театр самым слабым местом и вся проникнута идеей пассивной обороны. Чувства эти всецело разделил тогдашний начальник Генерального штаба генерал Палицын[112].

К этому же времени относится знаменитая записка полковника Ю. Данилова тогда 1-го квартирмейстера Главного управления Генерального штаба – легшая затем в основу всех последовавших наших планов. Чудовищный этот документ был основан на предположении, что Франция останется нейтральной, а Россия будет атакована Швецией, Германией, Австро-Венгрией, Румынией, Турцией, Китаем и Японией одновременно. Не предусмотрено было лишь нашествие марсиан. Абсурдная политическая предпосылка повлекла за собой и абсурднейший план стратегического развертывания. Не имея к тому никаких данных, Юрий Данилов принялся тем не менее гадать за противника – из каких портов и на каких пароходах поплывут шведы отбирать у нас Петербург и тому подобное. Германия, направив все свои армии на Россию, выберет для этого район к северу от Полесья и притянет туда же и австрийцев. Под этот воображаемый им самим план неприятеля Данилов подогнал и весь русский план войны.

Управления обоих фронтов упразднялись. Почти что всю Действующую армию Данилов втиснул в район Свенцяны – Барановичи, сосредоточив здесь – буквально на пятачке – 50 дивизий: за 1-й и 2-й армиями в затылок им стояли 4-я и 5-я. Вся Польша – 10 губерний – отдавалась врагу без выстрела, только в Новогеоргиевске зачем-то запиралось 4 дивизии, обреченные на верную гибель.

Никакой задачи армиям не ставилось, никакого маневра не указывалось. Им предписывалось действовать по обстоятельствам, то есть их отдавали в подчинение неприятельскому главнокомандующему…

На отлете от всей этой столпившейся неподвижно, наподобие римлян под Каннами, массы к югу от Полесья действовала 3-я армия, подставлявшаяся под отдельное поражение. Все же это удивительное развертывание прикрывалось одним XIV армейским корпусом, которому указан был фронт Люблин – Ко ведь – 150 верст по воздушной линии. Эта паутина должна была сдерживать две австрийские армии!

Таков был план, вошедший в силу в сентябре 1910 года. В штабах округов он вызвал единодушные протесты: будущие выполнители не желали расхлебывать столь круто заваренную кашу. На съезде начальников штабов округов в феврале 1912 года он был признан невозможным. С особенной силой и авторитетностью восстал против плана 1910 г. тогдашний начальник штаба Киевского военного округа генерал Алексеев. Он считал, что в 1912 году русская армия достаточно усилилась для того, чтобы действовать наступательно. Против Германии надлежало оставить не свыше 6 корпусов, а все остальные силы двинуть на Австро-Венгрию. Развивая мысль генерала Алексеева, начальник штаба Варшавского округа генерал Клюев указал на бесполезность наступления 2-й армией в Восточную Пруссию (словно предчувствуя ее и свою судьбу) и советовал направить эту армию, в составе трех корпусов, на Юго-Западный фронт. Главному управлению Генерального штаба скрепя сердце пришлось уступить – и выработка новых основ плана развертывания была поручена комиссии генерал-квартирмейстеров окружных штабов во главе с генералом Постовским[113].

Комиссия генерала Постовского пришла к необходимости нанести главный удар Австро-Венгрии (как на том настоял на Московском совещании генерал Алексеев). Признавалось необходимым восстановить управление фронтов и иметь на всякий случай вариант для парирования германского наступления.

Работа комиссии генерала Постовского совпала с получением Главным управлением Генерального штаба ценных самих по себе сведений о стратегическом развертывании австро-венгерских армий. Главное управление Генерального штаба подкупило одного австрийского полковника (начальника штаба 8-го армейского корпуса), выдавшего план развертывания.

Метод этот характерен для руководителей нашей стратегии. Строя все свои планы по обращению неприятельскому, они придавали чрезвычайное значение подобного рода документам, полезным разве лишь в качестве справки. Наш Генеральный штаб совершенно подчинил главную работу – оперативную второстепенной – разведывательной. Требуя от своих официальных представителей за границей шпионской работы (что совершенно не должно входить в круг обязанностей военного агента). Главное управление Генерального штаба ставило наших военных агентов в Велев положение невозможное, а часто – унизительное. Генерал Данилов воспользовался этим и подогнал наш план развертывания под австрийский, дав армиям Юго-Западного фронта указания в зависимости от обнаруженных намерений противника. Прием, допустимый для школьника, подгоняющего решение задачи под ответ, но преступный для составителя плана войны. Русским армиям было указано действовать не так, как того требовали интересы русской стратегии, русской государственности, а так, как то предначертал Его Величество Противник.

По добытым сведениям, Австро-Венгрия, оставив небольшой заслон против Сербии, все свои силы – в четырех армиях – развернула в Восточной Галиции для удара по Киевскому округу. Сообразно с этим, составители русского плана нацелили все армии Юго-Западного фронта на Восточную Галицию, сосредоточив ударную группу (сильная 3-я армия) на левом фланге в львовском направлении и оставив правый фланг на люблинском направлении слабо защищенным. Раз Его Величество Противник соизволил решить двинуться в южном направлении, то и нам надлежало заниматься только Ровно и Проскуровом, пренебрегая Люблином Холмом. Генерал Постовский обращал внимание на огромную важность для нас района 4-й – 5-й армий у Люблина – Холма, но соображения его были оставлены без внимания Жилинским и Даниловым. А между тем, будь у нас вместо нерадивых школяров самостоятельно мыслящие стратеги, они там-то и сосредоточили бы ударную группу, чтоб сокрушительным ударом вверх по Висле поймать в мешок всю австро-венгерскую вооруженную силу.

По плану, принятому в мае 1912 года (видоизмененное 19-е расписание), задачи фронтов при варианте А (на Австрию) были: Северо-Западного – поражение германских войск и овладение Восточной Пруссией. Маневр этот выполнить двумя армиями: 1-й (Гвардейский, I, III и IV армейские корпуса) обойти Мазурские озера с севера, 2-й (II, VI, XIII, XV и XXIII армейские корпуса) обойти те же озера с юга. Здесь мы встречаем кое-какую географию, но не встретим никакого намека на стратегию. Юго-Западному фронту ставилось задачей нанести поражение австро-венграм, воспрепятствовав им отойти за Днестр и на Краков. Для этого 4-я армия (Гренадерский, XIV, XVI и XX армейские корпуса) от Люблина нацеливались на Перемышль, 5-я армия (V, XVII, XIX и XXV армейские корпуса) от Холма шла в тыл Львову, а 3-я армия ломила на Львов с фронта двумя группами; от Ровно (IX, X, XI, XXI и III Кавказский корпуса) и от Проскурова (VII, XII и XXIV корпуса).

Наконец, оставлялись заслоны. От шведов – 6-я армия в Санкт-Петербурге (XVIII и XXII армейские корпуса) и от румын – 7-я армия в Одессе (VIII корпус и приданные ему части). Получив свободу действий, Жилинский и Данилов немедленно решили начать работу по возвращению к плану 1910 года – отходу в глубь России и нагромождению армий друг дружке в затылок. Выработанное ими в 1913 году 20-е расписание уже отражало эту тлетворную тенденцию. В нем чувствуется стремление оттянуть назад наиболее выдвинутые 2-ю и 4-ю армии. Из состава этих армий – как раз главных в стратегическом отношении (ибо выводили на пути сообщения противника) Жилинский и Данилов выдернули по корпусу. Заручившись австрийской шпаргалкой и составив по ней свой план. Главное управление Генерального штаба решило впредь избавиться от опеки окружных штабов и в 1913 году выхлопотало себе самостоятельность в этом отношении.

Существовал еще вариант Г (на Германию). В случае, если германские армии сами переходили в наступление, Северо-Западный фронт усиливался 4-й армией, приводившейся в составе XVI и XX армейских корпусов в районе Риги на правый фланг развертывания, 1-я армия оставлялась в том же составе, а во 2-ю прибывали Гренадерский и XVII корпуса. Северо-Западный фронт усиливался, таким образом, на 4 корпуса, и задача (поражение германцев и овладение Восточной Пруссией) ему оставлялась прежней. Юго-Западному фронту указывалось лишь не допускать австрийцев зайти в тыл Северо-Западного фронта. Непосредственное выполнение возлагалось на 5-ю армию в составе V, XIV, XIX и XXV армейских корпусов, которой указывалось во что бы то ни стало сохранить Брест. Задача 3-й армии оставалась прежней.

Тем временем произошла Балканская война. Куманово и Битоль всполошили Австро-Венгрию. Сербия оказалась врагом более опасным, чем то полагали. Начальник имперского Генерального штаба генерал Конрад фон Гетцендорф[114] коренным образом переработал весной 1914 года свои планы, сняв одну армию с русского фронта на сербский. Фронт развертывания против России пришлось сократить и ориентировать уже не к востоку – на Киев, а к северу – на Люблин во фланг и в тыл Варшавскому округу.

Таким образом, австрийская шпаргалка 1912 года утратила два года спустя всякую ценность, а построенный на се основании план постигла участь плана Вейротера. Одинаковые причины влекут за собой одинаковые последствия. Русский удар по Львову наносился в пустопорожнее пространство. Наоборот, австрийский удар по Люблину попадал в самое уязвимое место нашего развертывания и ставил русскую армию в положение, близкое катастрофическому.

Совещания начальников русского Генерального штаба с их французскими коллегами происходили ежегодно. Требования французов заключались в возможно более срочном наступлении Северо-Западного фронта с целью отвлечь на себя 5 6 германских корпусов. Из протоколов этих совещаний видно, что французы все время подчеркивали, что благодаря обеспеченному нейтралитету Италии они выставят против Германии число бойцов, превышающее условленное конвенцией 1892 года. Нам предлагалось тоже усилить армии Северо-Западного фронта. Австро-Венгрию французы недооценивали – выбор нашего главного удара по австрийцам им, видимо, чрезвычайно не нравился.

Готовность наших войск к наступлению определялась сроком 20 дней. В 1911 году генерал Жилинский заверил генерала Дюбайля[115], что войска эти якобы способны к наступлению уже на 15-й день мобилизации. Следствием этого легкомысленного и преступного обещания должен был быть поход в Восточную Пруссию совершенно неготовых войск. Об организации операционной базы и устройстве продовольственной части генерал Жилинский, оказывается, забыл. Бессознательность эта доходила у него до того, что на военной игре в Киеве (апрель 1914 года) он доказывал возможность перейти в наступление 1-й армией уже на 12-й день! Всемогущий Сухомлинов вопросами стратегического характера совершенно не интересовался и к разработке плана развертывания никакого отношения не имел. Сухомлинов навряд ли и был способен иметь свое суждение по этому вопросу, в котором он совершенно не разбирался. Его пометки согласен, совершенно верно, разумеется и т. п., поставленные на докладах диаметрально противоположного характера, достаточно ясно на это указывают. Делом этим ведали очередной начальник Генерального штаба и бессменный генерал-квартирмейстер Ю. Данилов. Этот последний и несет на себе всю ответственность.

Рассматривая стратегическую подготовку России к войне, мы должны констатировать полный разнобой между стратегией и политикой. Русская стратегия творилась в безвоздушном пространстве, без всякого учета сложившейся политической обстановки. Главное управление Генерального штаба считалось с нападением Швеции, игнорируя фактический наш союз с Англией, тогда как каждый консульский секретарь знал, что Швеция – такой же британский доминион, как и Португалия, и против воли Англии никогда не пойдет. Мы могли быть спокойны за Петербург и сразу же двинуть XVIII и XXII корпуса на фронт, где нужен был каждый батальон. Столь же неосновательны были и опасения за Румынию: после событий 1913 года ей не было никакого интереса сразу объявлять войну Согласию. Ясно было, что Румыния выждет событий, чтобы потом поспешить на помощь победителю. Ни на чем не были основаны страхи перед Японией: мукденские победители нуждались в мире еще больше, чем мы, переваривая Корею и Южную Маньчжурию (на Японию, кроме того, давила и Англия). Наконец, совершенно необъяснимо было упорное желание считать Италию в числе наших врагов, когда нейтралитет ее был обеспечен еще с 1910 года (свидание в Ракониджи). И столь же изумительны были расчеты на Болгарию…

События мировой политики проходили мимо руководителей русской стратегии, не оставляя никакого следа на их решениях. Можно было подумать, что Дворцовая площадь и Певческий мост находились на двух совершенно различных планетах. Политическая неграмотность влекла за собой неграмотность стратегическую.

Большая программа. Реформа 1910 года привела всю пехоту в однородный состав полевых войск и ввела орудия навесного огня в состав корпусной артиллерии. Это был лишь первый шаг к задуманной коренной реорганизации русской армии, значительно усилившей ее состав и техническую мощь. Эта коренная реорганизация тормозилась отсутствием чрезвычайных кредитов, которых испрашивалось на сумму 500 миллионов рублей. Такой же кредит потребовало и Морское ведомство для восстановления совершенно уничтоженного флота.

Император Николай Александрович решил сперва удовлетворить чаяния моряков. Петр I поступил бы совершенно так же. Моря для России составляют легкие, которыми она дышит. Флот нужен ей совершенно в той же степени, что и армия, воссоздание же его всегда является делом гораздо более длительным и трудным. Ассигнование кредитов в первую очередь Морскому ведомству государственно оправдывалось. До сознания этой государственной необходимости не доросло ни общество (Дума отказывалась отпустить кредиты: Гучков[116] доказывал, что России флот не нужен), ни даже правительство в лице генерала Сухомлинова: одна рука потентата игнорировала другую. Своим возрождением после Цусимы флот был обязан целиком Государю.

К сожалению, морской министр адмирал Григорович[117] главное внимание обратил на менее важное Балтийское море и недооценил всей срочности усиления Черноморского флота, дабы держать Турцию в повиновении, а проливы открытыми. Решено было устроить судостроительные заводы в Николаеве. Для этого все верфи и эллинги надо было создать в голой до того степи. Титаническая эта работа была сделана в изумительно короткий срок. Как бы то ни было, первый дредноут мог вступить в строй не ранее лета 1915 года. В то же время турецкий флот должен был осенью 1914 года усилиться двумя строившимися в Англии дредноутами. Настоятельной необходимостью был бы перевод в Черное море из Балтийского (где она все равно была бы бессильна против Германии) дивизии 4 старых линейных кораблей. Этим путем Черноморский флот, доведенный до состава 9 броненосцев, сохранил бы господство на море. Посылка балтийских броненосцев в Севастополь в конце 1913 года была бы шагом, более достойным для российской великодержавности, чем слезливые протесты нашей дипломатии против назначения Лимана фон Сандерса.

Лишь в 1913 году Военному ведомству удалось получить кредиты для выполнения в пятилетний срок Большой программы. По этой программе, русская армия к концу 1917 года сравнивалась техникой с германской. По Большой программе наша сухопутная вооруженная сила доводилась с 1 230000 человек до 1 710000 человек в мирное время. Усиленный призыв 1913 года и оставление на всю зиму срока 1910 года превысили, как мы видели, эту норму.

Пехота получала приращение в 274000 человек. Вновь должно было формироваться 32 пехотных полка и 6 стрелковых (главным образом, третьи бригады в пехотных дивизиях пограничных округов, 3 новых пехотных дивизий, 1 стрелковая бригада и новый XXVI армейский корпус в Варшавском военном округе). Особенное внимание было обращено на увеличение штатов. В пограничных округах определен таковой в 100 рядов (полный). Часть внутренних корпусов должна была с нормального штата 60 рядов перейти на усиленный – 84 ряда.

По Большой программе 1917 годы сформировать кавалерийских дивизиях 6 полков.

По Большой программе предположено было на 1914–1917 годы сформировать 26 кавалерийских полков.

В кавалерийских дивизиях должно было считаться 5–6 полков: 4 собственно в дивизии, а 1–2 (по очереди) в качестве войсковой конницы. Кавалерия должна была увеличиться на 38000 всадников. Усиливались штаты и должна была составиться войсковая конница, отсутствие которой, наконец-то, стало тревожить наши военные верхи.

Особенно усиливалась артиллерия. Все полевые батареи приводились в 6-орудийный состав. В артиллерийскую бригаду включалось 9 пушечных и 2 мортирные батареи – всего 66 орудий, а каждому армейскому корпусу придавался тяжелый дивизион в 4 батареи (42-линейные пушки и 6-дюймовые гаубицы). В корпусе, таким образом, к 1917 году должно было состоять 200 орудий (в Германии – 160), а в дивизии пропорция артиллерии с 3 орудий на батальон повышалась до 5,5.

Все это осталось на бумаге. Весной 1914 года была сформирована 4-я стрелковая Финляндская бригада – все, что успели осуществить из всего грандиозного плана. Германия не стала дожидаться проведения Большой программы русской армии.

* * *

Вопрос о предупредительной войне с каждым месяцем ставился для Германии все более остро. Надо было торопиться и не пропустить все сроки. В 1913 году имперский военный министр генерал Фалькенгайн[118] закончил проведение своей программы, сформировав по корпусу (20-й и 21-й) на русской и французской границах и создав тяжелую артиллерию неслыханных доселе калибров. Два обстоятельства заставляли Германию торопиться и метнуть молот Тора в собиравшуюся над Валгаллой тучу.

Первым обстоятельством была русская Большая программа. Время работало на Россию, русская армия крепла с каждым годом. В 1917 году она грозила стать слишком сильной.

Второе обстоятельство было еще важнее. Надо было использовать австро-венгерского союзника, пока тот еще существовал: одной Германии нечего было и думать справиться с Россией и Францией.

Престарелому императору Францу Иосифу пошел 85-й год. Долго он еще прожить не мог. С его же смертью Австро-Венгрия должна была вступить в период внутренних потрясений и отойти от Германии. Престолонаследник эрцгерцог Франц Фердинанд[119], женатый на чешке, был ненавидим в Будапеште и не скрывал как неприязни к мадьярам и симпатий к славянским народностям габсбургской короны, так и холодности к Германии. Следующий по порядку престолонаследия юный эрцгерцог Карл Франц Иосиф, женившийся только что на бурбонской принцессе, просто ненавидел Германию и считал отход от нее главным условием политики своей страны.

С другой стороны, автономная Венгрия открыто требовала уничтожения Сербии, мешавшей ей дышать. Эта тенденция была для Германии чрезвычайно выгодной, так как совпадала с ее видами на Ближнем Востоке: с уничтожением Сербии открывался путь Берлин – Багдад.

Эти два желания (Будапешта – уничтожить сербского конкурента и Берлина уничтожить еще неокрепших противников на Востоке и Западе) совпали одно с другим во времени.

Первое могло служить предлогом для второго: при натянутости австро-сербских отношений там можно было легко вызвать инцидент и раздуть его. Но пожар на Балканах отнюдь не был необходим для начала предупредительной войны: провоцировать Россию и Францию можно было различными другими путями; австро-сербский конфликт, конечно, значительно мог бы облегчить работу Германии.

В мае 1914 года состоялось в замке Конопишты свидание германского императора с австро-венгерским престолонаследником. Совещание осталось секретным. Судя по тому, как развернулись события, а также принимая во внимание нравственный облик Вильгельма II, можно со значительной долей вероятности предположить, что эрцгерцог Франц Фердинанд воспротивился германо-мадьярскому плану, и его участь в глазах венценосного Каина, как и участь многих других, отныне была решена.

Глава XV. Мировая война

Первая половина 1914 года ознаменовалась двумя событиями.

В мае в Гааге при исключительно торжественной обстановке, в присутствии делегатов всех стран света, был открыт Дворец мира. Отныне война бесповоротно изгонялась из обихода культурного человечества, в истории которого начинался золотой век – эпоха мирного сотрудничества народов…

15 (28) июня в Сараево, в Боснии, были застрелены эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга. Убийца был гимназист – боснийский серб, австрийско-подданный. Убийство вызвало взрыв ликования в ведущих мадьярских кругах. Во-первых, исчез наиболее одиозный для Венгрии политический деятель. Во-вторых, убийство это давало, наконец, возможность раз навсегда покончить с ненавистной Сербией. Завлечь боснийских сербов в искусно расставленную сараевскую западню оказалось делом нетрудным.

Для политиков опытных и беспринципных – а Тисса в его окружение вполне отвечали этим двум требованиям – казалось детской игрой скомпрометировать белградское правительство, обвинить его во вдохновительстве и подстрекательстве и юридически обосновать карательную экспедицию фельдцейхмейстера Потиорека. Возникал, правда, вопрос, что скажет и, главное, что сделает Россия. Но Россию после капитуляции 1909 года великой державой не считали – полагаясь, впрочем, и на устрашающую мощь германского союзника.

В продолжение последних июньских и первых июльских дней политическая жизнь Европы внешне вошла в нормальную колею. В монархических странах был объявлен придворный траур. Сербия, расстрелявшая свои боевые запасы в двух балканских войнах и не успевшая еще их возобновить, налаживала администрацию отвоеванной Македонии; воевода Путник, ничего не подозревая, лечился в Австрии на водах. В России положение было чрезвычайно напряженное. Загнанная внутрь Столыпиным болезнь вновь начинала сказываться. Забастовки и рабочие волнения принимали стихийный характер – и Петербург пришлось в конце концов объявить на военном положении. Внимание правительства и общества сосредоточилось частью на этих настроениях, грозивших повторением 1905 года, частью отвлекалось визитами иностранных гостей. Только что чествовали прибывшую в Кронштадт британскую эскадру адмирала Битти, и сейчас весь Петербург и войска Красносельского лагерного сбора готовились к встрече президента Пуанкаре.

А тем временем в Центральной Европе произошли решающие сдвиги. Подбодряемый Берлином Будапешт склонил Вену на роковой шаг. И 12 июля Европа содрогнулась от первого грома – Австро-Венгрия послала ультиматум Сербии.

* * *

Все свои надежды Сербия возложила на Россию. Выдержать удар начавших уже мобилизацию 11 австро-венгерских корпусов она не могла. Престолонаследник Александр телеграфировал Императору Николаю Александровичу о трагическом положении своей страны. Россия никогда не останется равнодушной к судьбе Сербии, – ответил Император Всероссийский. Получив этот ответ, старик Пашич перекрестился: Есть Бог на небе, а Царь в России! – воскликнул он.

Сербия приняла все условия драконовского ультиматума, за исключением одного второстепенного, рассчитанного на то, чтобы затронуть национальную честь. А именно, подчинения сербских судебных властей австрийским. Любое великодержавное правительство удовлетворилось бы этим. Но имперский министр иностранных дел граф Берхтольд всецело шел по камертону Тиссы – и 15 июля на улицах Белграда стали рваться снаряды земунских батарей.

От Германии зависело остановить австро-сербскую войну либо дать ей разгореться в общеевропейскую. В Берлине не колебались: лучшего повода для предупредительной войны и мыслить было трудно. Еще 8 июля, за четыре дня до австро-венгерского ультиматума, находившиеся в отпуску военнослужащие были вызваны в свои части, а с 11-го числа исподволь начались военные перевозки. Вильгельм II слал в Петербург успокоительные телеграммы, заверяя того, кого он еще называл своим братом, о своих примирительных шагах в Вене, а в то же время категорическими телеграммами своему там послу повелевал ни в коем случае не создавать у австрийцев впечатление, что мы противимся их решительным шагам. Начальник же Большого Генерального штаба граф Мольтке-Младший потребовал 16 июля от генерала Конрада общей мобилизации австро-венгерской армии против России.

Получив известие об австрийском ультиматуме и о начале мобилизации австро-венгерской армии. Император Николай II повелел 13 июля ввести предмобилизационное положение. Находившиеся в отпуску были вытребованы в свои части, а войска из лагерей вернулись на свои стоянки. В германской армии меры эти были приняты за пять дней до того.

15 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну, и 16-го генерал Янушкевич представил Государю на выбор и на подпись два указа: об общей мобилизации и о частичной мобилизации четырех округов, войска которых предназначались к действию против Австро-Венгрии: Киевского, Одесского, Московского и Казанского. Этот последний вариант был элементарной мерой предосторожности против уже вооружившегося соседа.

Чтобы понять весь драматизм ставшей перед Государем дилеммы – сразу общая мобилизация или сперва частичная, надо иметь в виду, что, произведя частичную мобилизацию, Россия уже не могла произвести общей мобилизации. Четыре юго-восточных округа мобилизовывались ценою бесповоротного расстройства трех наиболее важных стратегических северо-западных округов. Мобилизационное расписание не предусматривало частичной мобилизации отдельных округов. Частичные мобилизации должны были быть разработанными лишь по 20-му мобилизационному расписанию, еще не утвержденному. Имелись планы мобилизации отдельных корпусов для усиления сибирских округов в случае войны с Японией и Кавказской армии в случае войны с Турцией.

Мобилизовав только против Австро-Венгрии, мы рисковали бы впоследствии быть беззащитными против Германии. Не следует забывать, что Казанский округ комплектовал Варшавский, а отчасти и Виленский. Гвардия почти целиком пополнялась Киевским округом. В случае частичной мобилизации все эти запасные получали другое назначение. Отметим еще одну катастрофическую особенность частичной мобилизации: она оставляла неприкрытой южную часть Варшавского округа, на которую как рае и обрушивался главный удар австро-венгров.

Надежда на миролюбие Вильгельма II была столь велика, что Император Николай II после мучительных колебаний подписал указ о частичной мобилизации, назначив первым ее днем 17 июля.

Германии надо было найти предлог к объявлению войны. Частичная русская мобилизация таковым не могла считаться, ибо затрагивала только Австро-Венгрию. А эта последняя ничуть не собиралась объявлять войны России. Тогда в Берлине был предпринят мастерский ход. У фридриховских газетиров оказались достойные правнуки. 17 же июля экстренное издание официозной Локаль Анцейгер сообщило о мобилизации германской армии.

Русское посольство немедленно же сообщило об этом исключительном событии в Петербург. Известие это коренным образом изменило обстановку – и в 7 часов вечера последовал Высочайший указ о всеобщей мобилизации сухопутных и морских вооруженных сил. Первым днем этой общей мобилизации было назначено 18 июля. Германское правительство достигло своей цели. Оно смогло поэтому опровергнуть сообщение о мобилизации и в то же время распорядилось задержать на почте телеграмму нашего посла, сообщавшую об этом опровержении. В Петербурге ничего не узнали – и Высочайший указ о всеобщей мобилизации был разослан в штабы округов. Тогда 18 июля Германия в ультимативной форме потребовала от России отмены мобилизации в 24-часовой срок, а сама объявила у себя мобилизацию. В случае непринятия этого ультиматума Германия угрожала войной. Это чудовищное в случае его выполнения требование выдавало Россию головой на милость и немилость вооруженных до зубов соседей. Русская мобилизация никакой решительно опасности для Германии не представляла. Германия все равно заканчивала свою мобилизацию в два раза скорейший срок.

Император Николай II предложил Вильгельму II передать конфликт на рассмотрение третейского суда в Гааге. Ответом было объявление Германией войны России 19 июля в 7 часов вечера.

* * *

Политическому Вгапд nach Osten соответствовал стратегический Вгапе nach УУезеп. Главный удар Германия наносила Франции, направив на Запад 45 полевых пехотных дивизий из 51 и 25 резервных дивизий из 30. Многочисленные бригады Ландвера и эрзаца доводили силы Германии до 123 пехотных дивизий, из коих 97 могли быть использованы на Западе и 26 на Востоке.

Во Франции апрельские выборы 1914 года дали самый левый парламент за всю историю Третьей республики. Выборы проведены были под знаком протеста против вооружений и трехлетнего срока службы. Антимилитаристическое правительство Вивиани[120] ни в коем случае не желало ввязываться а войну Германии с царизмом. 18 июля, в день германского ультиматума России, по приказу военного министра французские войска были отведены на 10 километров от границы в доказательство миролюбия Франции (этот неудачный пацифизм открыл немцам вогезские проходы и имел следствием потерю важнейшего военно-промышленного района Бриэй). 19 июля на требование Берлина выяснить свою позицию Париж ответил уклончиво, видимо, желая сохранить нейтралитет в русско-германской войне. Вивиани ответил, что Франция поступит, как то требуют ее интересы. 20 июля, на второй день русско-германской войны, когда военные перевозки германцев через Рейн на Запад приняли угрожающий оборот, французское правительство было вынуждено объявить мобилизацию, прибавив, что она еще не означает войны.

Но Германии необходимо было провоцировать войну. Ее план предусматривал удар на Западе при всяких политических обстоятельствах. Франция сама не желала объявлять войны – значит ей надо было навязать войну.

21 июля Германия потребовала от Франции уступки Туля и Вердена и, не выждав ответа на это неслыханное требование, объявила ей войну, заявив, что французские летчики бомбардировали Нюренберг. Нюренберг – город, ничтожный в стратегическом отношении (только фабрики игрушек). Если французские летчики хотели бомбардировать немецкие города, то они, конечно, выбрали бы своим объектом какой-нибудь иной пункт.

Две германские армии собрались в Эльзас-Лотарингии, пять развернулись на бельгийской границе. По праву сильного Германия потребовала от Бельгии (чей нейтралитет в свое время гарантировала) свободного пропуска. Но маленькая страна имела великого короля – и немцы получили ответ, какой заслуживали. В тот же день 21-го германцы перешли бельгийскую границу и ринулись на льежские форты.

Завоевание Бельгии немцами грозило смертельной опасностью Англии. Антверпен – заряженный пистолет, направленный в сердце Англии, – говорил император французов, и Англия не за тем воевала полтораста лет с Людовиками, Конвенцией и Наполеоном, отстаивая независимость Фландрии, чтоб видеть этот пистолет направленным в свое сердце мощной германской рукой.

22 июля великобританское правительство объявило Германии войну (поводом послужило нарушение бельгийского нейтралитета, гарантированного в числе прочих держав и Англией). Выступление Великобритании не очень беспокоило немцев: сухопутную британскую армию они презирали и рассчитывали кончить войну одним ударом до того, как начнет чувствоваться блокада страны британским флотом.

Объявив войну России, ввязавшись в войну со всей Европой, Германия увидела, что венский кабинет колеблется последовать ее примеру. В Вену было послано энергичное требование. Не находя никаких предлогов, Австро-Венгрия в конце концов объявила 24 июля войну России, мотивировав это тем, что Россия объявила войну ее союзнице Германии! В своих мемуарах Сазонов рассказывает, как к нему в кабинет явился австро-венгерский посол граф Сапари с текстом объявления войны. Ввиду того, что Россия объявила войну нашей союзнице Германии… – начал он читать по бумажке. Позвольте, – перебил его Сазонов, не Россия объявила войну Германии, а, наоборот, Германия объявила войну России. Сапари посмотрел умоляюще и снова начал: Ввиду того, что Россия объявила войну нашей союзнице Германии… – Позвольте, позвольте, – перебил его опять Сазонов, – это совершенно неверно! – Ах, господин министр! – в отчаянии воскликнул посол. – Войдите же в мое положение: мне так приказали!..

* * *

Тот подъем, что охватил в июльские дни 1914 года все слои русского народа, далеко превзошел своими размерами воодушевление 1877 года. Что-то великое, напоминавшее Двенадцатый год, чувствовалось во всем, начиная с торжественного обещания Императора Николая Александровича не заключать мира, пока хоть один вооруженный неприятель останется на русской земле.

Страна дружно откликнулась на призыв Царя. Во всех концах России запасные прибыли в свои части в количестве, превысившем на 15 процентов норму, предвиденную Главным управлением Генерального штаба. Главное управление Генерального штаба, принимая во внимание все более напряженную внутреннеполитическую обстановку, осторожности ради считало, что на призыв явится только 80 процентов запасных. Явилось много охотников.

Нападение внешнего врага как бы разрядило напряженную политическую атмосферу.

Мобилизация протекла блестяще. Настроение общества было в общем весьма приподнятым. Заступничество за Сербию нашло здесь широкий отклик. Вчерашние космополиты оказались вдруг ярыми националистами. Господствующей нотой был здесь, впрочем, безрассудочный шовинизм, истерическая ярость против всего немецкого. Люди, казалось бы, рассудительные вполне, вдруг потребовали переделки своих фамилий немецкого происхождения на русский лад. Венцом глупости было, конечно, требование переименовать Санкт-Петербург в Петроград град Святого Петра в город Петра I. Невежество наших образованных кругов, от которых исходила инициатива, было поразительно. Петр I назвал основанный им город в честь своего святого – Санкт-Питербурх – на голландский, отнюдь не на немецкий образец и, конечно, не подумал назвать его в честь себя. Санкт-Петербург по-русски можно было бы перевести Святопетровск. Петроград явился первым шагом к Ленинграду. Одни варвары переняли у других. Одновременно с этим по всей стране началась охота на немецких шпионов – дикая травля ни в чем неповинных людей. С помощью услужливой печати, которой вдруг всюду померещились переодетые прусские ротмистры, серьезное и всенародное дело защиты России превращалось в уголовный роман.

Исступленно-шовинистическая форма патриотической вспышки летом года 1914-го заставляла опасаться, что она будет кратковременной. Правительство должно было бы немедля овладеть этой стихией, направить и организовать общественное мнение, собрать энергию в аккумулятор, не дать ей уйти в землю. Но столоначальники до этого не доросли.

Обществу надлежало доказать свой патриотизм и жертвенность не на словах, а на деле – возглавить свой народ в окопах и на заводах. Однако жертвенной готовности служить своей Родине в подавляющем большинстве русской интеллигенции не было. Наше законодательство, начиная с милютинского Устава 1874 года, фактически избавляло образованные классы от долга защищать Отечество, чем классы эти и пользовались. В военные училища пошла вначале очень лишь небольшая часть молодежи – подлинная соль земли. Пределом жертвенности всей массы русской интеллигенции была посылка в Действующую армию кисетов с табаком, исполнение гимна в кабинетах загородных ресторанов и патриотические речи на бесчисленных собраниях (через 2,5 года ставших именоваться митингами).

Стране так и не удалось на деле слиться с армией.

Сосредоточение армий и первые действия

Пехотные дивизии заканчивали свою мобилизацию на 8-й день, после чего немедленно приступали к погрузке. Второочередные дивизии заканчивали свое развертывание между 15-м и 18-м днями. Второочередные дивизии развертывались следующим образом. В Санкт-Петербургском округе – 67-я (из 22-й), 68-я (из 24-й) и 74-я (из 37-й); в Виленском военном округе – 76-я (из 40-й); в Варшавском военном округе – 75-я (из 38-й); в Киевском военном округе – 58-я (из 5-й), 60-я (из 9-й), 65-я (из 19-й), 69-я (из 31-й), 70-я (из 33-й), 78-я (из 42-й) и 79-я (из 44-й); в Одесском военном округе – 62-я (из 13-й), 63-я (из 14-й), 64-я (из 15-й) и 71-я (из 34-й); на Кавказе – 66-я (из 21-й); в Московском военном округе – 53-я, 54-я, 55-я (соответственно из 1-й, 2-й, 3-й гренадерских), 56-я (из 1-й), 57-я (из 3-й), 59-я (из 7-й), 61-я (из 10-й), 72-я (из 35-й), 73-я (из 36-й) и 81-я (из 46-й); в Казанском военном округе 77-я (из 41-й), 80-я (из 45-й), 82-я (из 47-й), 83-я (из 48-й) и 84-я (из 49-й); в Иркутском военном округе – 12-я и 13-я Сибирские (из 7-й и 8-й Сибирских); в Омском военном округе – 14-я Сибирская стрелковая (из 11-й). В пограничных округах срок боевой готовности конницы измерялся 6 часами, во внутренних – двумя сутками. В мобилизованной армии считалось 1830 батальонов, 1243 эскадрона и сотен, 908 батарей при 6720 орудиях.

С первых же дней мобилизации на местах, выполняя ответственную и почетную задачу прикрытия, находились: в 1-й армии – части III армейского корпуса, 2-я и 3-я кавалерийские дивизии; во 2-й армии – VI армейский корпус, 4-я, 6-я и 15-я кавалерийские дивизии; в 4-й армии – XIV армейский корпус, 13-я, 14-я кавалерийские дивизии и отдельная Гвардейская кавалерийская бригада; в 5-й армии – XIX армейский корпус, 7-я казачья и 1-я Донская дивизии; в 3-й армии XI армейский корпус, 11-я кавалерийская дивизия; в новообразованной (из Проскуровской группы) 8-й армии – части XII армейского корпуса, 12-я кавалерийская и 2-я Сводно-казачья дивизии.

На долю этих войск прикрытия и пограничников и выпала честь первых выстрелов и первой крови. Первыми убитыми русской армии в Мировую войну были 6-й Таурогенской пограничной бригады штаб-ротмистр Рамбиди и вахмистр Пристыжнюк.

С 3-го дня в прикрытие были двинуты из внутренних округов 7 конных дивизий и 3 отдельных кавалерийских бригады, а затем – с 8-го дня – начались массивные и решительные перевозки пехоты и артиллерии армейских корпусов и стали прибывать льготные казачьи дивизии – 3-я, 4-я и 5-я Донские, 1-я и 2-я Кубанские, Терская и Оренбургская, составленные из полков 2-й очереди (льготных). Раньше еще были подвезены для усиления прикрытия: 1-я и 2-я Гвардейские кавалерийские дивизии, 1-я кавалерийская дивизия и 1-я отдельная кавалерийская бригада – в 1-ю армию; Кавказская кавалерийская дивизия и 5-я кавалерийская дивизия – в 4-ю армию (на левый берег); 2-я и 3-я кавалерийские бригады – в 5-ю армию; 3-я Кавказская казачья, 9-я и 10-я кавалерийские дивизии – в 3-ю армию.

Первые выстрелы раздались 19 июля вечером в самый день объявления войны, когда германский 5-й корпус[121] захватил Калиш (где предался неслыханным зверствам). 20 июля 6-й германский корпус занял Ченстохов. Оба эти корпуса в последующие дни отбыли во Францию, передав занятый ими район ландверному корпусу генерала Войерша.

Расположенная здесь наша 14-я кавалерийская дивизия генерала Новикова произвела у Гербы налет на германскую территорию с целью отвлечь силы неприятеля, но безуспешно. Кроме 14-й кавалерийской дивизии у нас на всем протяжении левого берега Вислы вначале не было никаких сил.

Прикрытию 4-й, 5-й, 3-й и 8-й армий высочайше было поведено избегать каких-либо неприязненных действий в отношении австрийцев, пока они сами не объявят нам войны. Этого долго ждать не пришлось. 24 июля затрещали выстрелы и на галицийской границе.

В последних числах июля и первых числах августа наша конница имела ряд славных дел по всему фронту нашего развертывания. О неприятеле были собраны многочисленные сведения, тогда как наши силы остались совершенно неизвестными как для германцев, так и для австро-венгров. В 1-й армии 2-я, 3-я и прибывшая 1-я кавалерийская дивизии имели удачные дела у Эйдкунена и Маркграбова. Во 2-й армии 4-я кавалерийская дивизия была сильно потрепана 28 июля в бою с частями 20-го германского корпуса у Бялы. Мы потеряли 7 конных орудий, расстрелянных на открытой позиции, и до 500 человек убитыми и ранеными. На левом берегу Вислы 14-я кавалерийская дивизия не была в состоянии удерживать весь огромный район, и отошла к Кельцам, собрав ценные сведения о противнике: сюда наступали германский корпус Войерша, австрийский Куммера и сформированный в Галиции польский легион Пилсудского, не встретивший, однако, никакого сочувствия в населении Царства Польского.

Австро-венгры, имея превосходную конницу, решили предпринять усиленную стратегическую разведку. 1 августа их 2-я кавалерийская дивизия атаковала Владимир Волынский, но была расстреляна в единоборстве с Бородинским полком. У австро-венгров жестокие потери понесли 8 полка, атаковавшие в конном строю. Урон бородинцев, действовавших как на стрельбище, был всего 40 человек. 4 августа две другие дивизии перешли Збруч. Одна из них (5-я) была разбита нашей 2-й Сводно-казачьей под Городком и ночью совершенно разгромлена у Сатанова. Другая (1-я) захватила было Каменец-Подольск, но уже 7-го спешно отошла, ничего не успев выяснить в проскуровском направлении, где австро-венгерское главнокомандование и не подозревало о присутствии нашей 8-й армии.

* * *

Пока происходили эти первые стычки. Ставка, прибыв в Барановичи, приняла ряд ответственных решений.

Великий князь Николай Николаевич не принимал участия в составлении плана войны и не разделял идей навязанного ему в сотрудники Данилова. Он был сторонником наступательных действий на левом берегу Вислы в сердце Германии. Получив 20 июля назначение Верховным главнокомандующим, великий князь просил Государя назначить начальником штаба своего всегдашнего сотрудника генерала Палицына, а генерал-квартирмейстером – генерала Алексеева. Государь отказал, о чем приходится пожалеть.

Верховному главнокомандующему сразу же пришлось испытать невероятное давление со стороны растерявшегося французского союзника. Французский военный министр сенатор Мессими потребовал наступления русских армий от Варшавы через Познань на Берлин. Это ясно указывало на утрату нашими союзниками душевного равновесия – наступление в Восточную Пруссию уже стало казаться им недостаточно сильно действующим средством. Французский посол Палеолог со своей стороны умолял Государя повелеть наступление, так как иначе Франция будет неминуемо раздавлена.

В результате французских требований великий князь приказал 26 июля свернуть на Варшаву шедшие из Петербурга в 1-ю армию Гвардейский и I армейский корпуса. Туда же он предписал направить и XVIII армейский корпус из 6-й армии. В возмещение взятых у Ренненкампфа двух корпусов Ставка включила в 1-ю армию XX армейский корпус, предназначавшийся на самый ответственный участок Юго-Западного фронта – в 4-ю армию. Таким образом, великий князь задумал сосредоточить у Варшавы маневренную группу для похода на Познань – Берлин, а в то же время вести операции на Восточно-Прусском и Галицийском театрах. Решение это представляет стратегическую бессмыслицу – оно повлекло за собой распыление сил в трех расходящихся направлениях.

Ахиллесовой пятой всех наших планов развертывания была разброска сил в двух направлениях. Разброска эта была неизбежным злом. Если обстановка Русского театра войны повелительно требовала наступления на Австро-Венгрию, то обстановка всей Мировой войны еще повелительнее требовала наступления на Германию. Жестоким промахом Верховного главнокомандующего было добавление к этим двум основным направлениям еще третьего. Организовать удар от Варшавы на Берлин имело смысл лишь при условии отказа от похода в Восточную Пруссию и сосредоточении назначавшихся туда войск на левом берегу Вислы. Решив действовать сразу по трем направлениям, великий князь рисковал разгромом. Результатом перетасовки 26 июля было ослабление 1-й и 4-й армий на один корпус. Первое повлекло за собой тактически нерешительный исход Гумбинненского сражения, второе едва не привело под Красником к катастрофе всего Юго-Западного фронта.

28 июля Ставка образовала из Проскуровской группы 8-ю армию, вверенную командиру XII армейского корпуса генералу Брусилову[122] и направила туда из Одессы VIII армейский корпус ввиду выяснившегося нейтралитета Румынии. Наше развертывание представилось окончательно в следующем виде:

Северо-Западный фронт генерала Жилинского при начальнике штаба генерале Орановском. 1-я армия – генерал Ренненкампф, начальник штаба генерал Милеант[123]. Корпуса – XX генерала Смирнова (28-я и 29-я пехотные дивизии), III генерала Епанчина[124] (25-я и 27-я пехотные дивизии), IV генерала Бек-Алиева[125] (30-я, 40-я пехотные дивизии и 5-я стрелковая бригада); конница – 1-я и 2-я Гвардейские, 1-я, 2-я, 3-я кавалерийские дивизии, 1-я отдельная бригада. 2-я армия – генерал Самсонов, начальник штаба генерал Постовский. Корпуса – II генерала Шейдемана[126] (26-я и 43-я пехотные дивизии), VI генерала Благовещенского (4-я и 16-я пехотные дивизии), XIII генерала Клюева (1-я и 36-я пехотные дивизии), XV генерала Мартоса[127] (6-я и 8-я пехотные дивизии), XXIII генерала Кондратовича[128] (3-я Гвардейская и 2-я пехотные дивизии); конница – 4-я, 6-я и 15-я кавалерийские дивизии. Юго-Западный фронт генерала Иванова при начальнике штаба генерале Алексееве. 4-я армия – генерал барон Зальца, начальник штаба генерал Гутор[129].

Корпуса – XIV генерала Войшин-Мурдас-Жилинского[130] (18-я пехотная дивизия, 2-я стрелковая бригада), XVI генерала Гейсмана (41-я, 45-я и 47-я пехотные дивизии), Гренадерский корпус генерала Мрозовского[131] (1-я и 2-я гренадерские дивизии); конница – 5-я, 13-я и 14-я кавалерийские дивизии. Уральская казачья и Отдельная Гвардейская бригады. 5-я армия – генерал Плеве, начальник штаба генерал Миллер[132]. Корпуса – XXV генерала Зуева[133] (3-я гренадерская, 46-я и 70-я пехотные дивизии), ХIХ генерала Горбатовского (17-я и 38-я пехотные дивизии), V генерала Литвинова[134] (7-я и 10-я пехотные дивизии), XVII генерала Яковлева[135] (3-я, 35-я и 61-я пехотные дивизии); конница – 7-я кавалерийская и 1-я Донская казачья дивизия, 2-я и 3-я отдельные кавалерийские бригады, составившие Сводную кавалерийскую дивизию), затем 3-я, 4-я и 5-я Донские. 3-я армия – генерал Рузский, начальник штаба генерал В. Драгомиров.

Корпуса – XXI генерала Шкинского[136] (33-я, 44-я и 69-я пехотные дивизии), XI генерала Сахарова (11-я, 32-я и 78-я пехотные дивизии), IX генерала Щербачева (5-я, 42-я и 58-я пехотные дивизии), Х генерала Сиверса[137] (9-я, 31-я и 60-я пехотные дивизии); конница – 9-я, 10-я, 11-я кавалерийские дивизии, 3-я Кавказская казачья дивизия. 8-я армия – генерал Брусилов, начальник штаба генерал Ломновский[138]. Корпуса – VII генерала Экка (13-я и 34-я пехотные дивизии), XII генерала Леша (12-я, 19-я, 65-я пехотные дивизии, 3-я стрелковая бригада), VIII генерала Радко-Дмитриева (14-я и 15-я пехотные дивизии, 4-я стрелковая бригада), XXIV генерала Цурикова[139] (48-я и 49-я пехотные дивизии); конница – 12-я кавалерийская, 2-я сводно-казачья дивизии, затем 1-я, 2-я Кубанские и Терская казачьи.

В распоряжении Ставки, в Варшаве, корпуса – Гвардейский генерала Безобразова[140] (1-я, 2-я Гвардейские дивизии и Гвардейская стрелковая бригада), I генерала Артамонова (22-я и 24-я пехотные дивизии), XVIII генерала Крузенштерна[141] (23-я и 37-я пехотные дивизии), 1-я стрелковая бригада и Кавказская казачья дивизия.

Отдельные армии: 6-я генерала Фан дер Флита[142] – в Санкт-Петербургском округе – XXII армейский корпус генерала барона Бринкена[143] (50-я пехотная дивизия, 1-я – 4-я Финляндские стрелковые бригады), 4 второочередных дивизии и Оренбургская казачья; 7-я генерала Никитина – в Одесском округе (4 второочередных дивизии). По окончании мобилизации в 6-й армии – 55-я, 67-я, 68-я и 74-я пехотные дивизии, а в 7-й армии – 62-я, 63-я, 64-я и 71-я пехотные дивизии. На Юго-Западный фронт подвозились назначенный в 3-ю армию III Кавказский корпус генерала Ирмана (21-я и 52-я пехотные дивизии) и 8-я кавалерийская дивизия. Герой Порт-Артура с началом войны ходатайствовал об изменении своей якобы немецкой фамилии на Риманов.

Мы будем называть его настоящей его фамилией. Эпизод очень характерен для эпохи.

Мы видим, что лишь в 3-й армии второочередные дивизии сразу вошли в боевую линию, составив третьи дивизии корпусов. В 8-й армии была лишь одна (остальные составили 7-ю армию), в 4-й они еще не прибыли из Кавказского округа, 5-я армия получила только две. Все второочередные дивизии Московского округа (кроме 61-й) получили назначение на Северо-Западный фронт, где составили никому ненужные гарнизоны крепостей и городов, которым никто не угрожал. Рассматривая картину нашего развертывания, мы видим, что на Северо-Западном фронте сосредоточено 16,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий; на Юго-Западном фронте – 38,5 пехотных и 20,5 кавалерийских дивизий. Совершенно оставались неиспользованными (не считая второочередных дивизий 6-й и 7-й армий) 16 пехотных и 2 кавалерийские дивизии у Варшавы и в Финляндии. Суворов учил: Идешь в бой – снимай коммуникацию! Но Суворова в Барановичах не было.

28 июля Ставка, подсчитав силы Северо-Западного фронта, констатировала двойной перевес над германской армией (забыв, что у немцев есть резервные и ландверные дивизии). Находясь под влиянием просьб Франции, великий князь предписал генералу Жилинскому перейти границу Восточной Пруссии на 14-й день мобилизации.

Поход в Восточную Пруссию

1 августа, на 14-й день мобилизации, наша 1-я армия генерала Ренненкампфа тронулась из районов своего сосредоточения на границу. Справа шел не успевший закончить сосредоточения XX армейский корпус генерала Смирнова, в центре – III генерала Епанчина, на левом фланге, уступом позади, IV корпус генерала Век-Алиева. Вся конница была собрана на флангах: Хан Нахичеванский[144] – на правом, генерал Гурко – на левом, три же корпуса шли вперед вслепую. Тыл армии был еще совершенно неустроен.

Совершив три усиленных перехода без дорог, 1-я армия с утра 4 августа стала переходить границу. III армейский корпус вступил в упорный бой у Сталлупенена с 1-м германским армейским корпусом генерала Франсуа[145], причем благодаря оплошности своего командира едва не потерпел поражения. Дело решила 29-я пехотная дивизия (XX корпуса) энергичного генерала Розеншильд-Паулина, взявшая немцев во фланг и заставившая их поспешно отступить. Между III корпусом и запоздавшим IV образовался разрыв в 20 верст. Генерал Епанчин не счел нужным предупредить об этом 27-ю пехотную дивизию, шедшую в обстановке полной безопасности слева. Дивизия подверглась внезапному огневому нападению и короткому удару, причем застигнутый врасплох 105-й пехотный Оренбургский полк был совершенно разгромлен. Начальник дивизии генерал Адариди парировал, однако, удар. Тем временем 25-я пехотная дивизия генерала Булгакова[146] взяла Сталлупенен, а 29-я дивизия генерала Розеншильд-Паулина, поспешив на выручку, ударом во фланг решила дело. Всего под Сталлупененом наши 42 батальона и 19 батарей сражались с 18 батальонами и 20 батареями противника. Трофеями были 8 орудий и 2 пулемета (взяты 115-м Вяземским полком). Наш урон был 63 офицера, 6664 нижних чинов (половина в Оренбургском полку) и потеряно 12 пулеметов. Немцев перебито 1500 и 500 взято в плен[147]. Конница Нахичеванского действовала крайне вяло.

5 августа генерал Ренненкампф, выполняя директиву штаба фронта (отрезать немцев от Кенигсберга и охватить их левый фланг), двинулся главными силами на север от Роминтенского леса, выслав конницу Хана Нахичеванскогона Инстербург. Однако стратегическая разведка оказалась Хану и подчиненным ему кавалерийским начальникам совершенно не по плечу – и 70 эскадронов лучшей в мире конницы решительно ничего не дали своей армии. Генерал Ренненкампф оставался после Сталлупенена в полном неведении относительно противника.

6-го числа у Каушена конный корпус Хана Нахичеванского ввязался в бой с бригадой прусского ландвера, не сумев ее уничтожить и повторить Фер Шампенуаз (как раз теми же полками). Против 6 батальонов и 2 батарей немцев мы имели 70 эскадронов и 8 батарей. Однако Хан Нахичеванский не подумал воспользоваться маневренным превосходством конницы и четверным огневым перевесом. Обе гвардейские кавалерийские дивизии спешились и начали фронтальный бой с минимальными шансами на успех и зря понесли потери. Гвардейская конная артиллерия стреляла плохо, а начальник 3-й кавалерийской дивизии генерал Бельгард, посланный в обход германской бригады, не отважился на атаку.

Бой решил Лейб-Гвардии конного полка ротмистр барон Врангель[148], лихо атаковавший со своим эскадроном неприятельскую артиллерию и взявший 2 орудия. Наши потери – 46 офицеров и 329 нижних чинов. У немцев убыло 1200 человек[149]. Хан так и не преследовал.

После этого бесполезного и бездарного боя Хан отвел свою конницу в глубокий тыл, не позаботившись предупредить о том пехоту и штаб армии. Последствием этого поистине преступного отхода было обнажение правого фланга 1-й армии, в частности выдвинувшейся вперед 28-й пехотной дивизии.

На следующий день генерал Ренненкампф полагал дать дневку истомленным войскам, но его противник – командовавший VIII германской армией генерал фон Приттвиц[150] – решил атаковать русских всеми своими силами, парируя намечавшийся охват.

И 7 августа разыгралось сражение под Гумбинненом. Наш правый фланг, застигнутый врасплох, был смят и отброшен – положение в XX корпусе, атакованном 1-м германским армейским корпусом и кенигсбергским ландвером, весь день было критическое. Зато в центре 17-й германский корпус генерала Макензена[151] был расстрелян нашим III корпусом и в панике бежал с поля сражения. На левом фланге огневой бой нашего IV корпуса с 1-м резервным германским фон Белова имел нерешительный характер. Весь удар 1-го корпуса приняла 28-я пехотная дивизия, понесшая огромные потери (104 офицера, 6945 нижних чинов, 8 орудий и 23 пулемета). Положение восстановлено было 29-й дивизией, а германская кавалерийская дивизия, захватившая у нас в тылу Пилькаллен, разбита 116-м Малоярославским полком. Решительный успех был одержан нами в центре – в 25-й пехотной дивизии генерала Булгакова, и особенно в 27-й пехотной дивизии генерала Адариди. Эта последняя действовала как на полигоне, расстреляв корпус Макензена, обратив его в бегство и захватив (уфимцы и саратовцы) 15 орудий, 13 пулеметов и до 1500 пленных. 17-й германский корпус бежал 15 верст. К сожалению, конница Нахичеванского бездействовала в глубоком тылу, а генерал Адариди смог преследовать лишь накоротке, остановленный Епанчиным. Бой нашей 40-й пехотной дивизии был безрезультатным. Всего под Гумбинненом 5 германских пехотных и 1 кавалерийская дивизии (62 батальона и 370 орудий) были отражены 5 русскими (70 батальонов и 264 орудия). Потери немцев – 14 800 человек (в 17-м корпусе – 200 офицеров и 8500 нижних чинов). У нас убыло 16 500 человек (главным образом в 28-й пехотной дивизии).

Успех наш был полный[152], и лишь робость командира III корпуса генерала Епанчина, удержавшего рвавшиеся вперед войска, не превратила его в решительную победу. Штаб же 1-й армии сразу не отдал себе отчета в размерах этого успеха, не сообразил, на что были способны им же подготовленные превосходные полки с сотыми и стодесятыми номерами. Весь день 8 августа утомленные войска отдыхали и продвижение свое вперед – по обыкновению ощупью – возобновили только 9-го пополудни. За эти два дня в неприятельской армии произошли решительные события. Генерал фон Приттвиц, ошеломленный разгромом Макензена, пал духом. Силу русских он переоценил в четыре раза, между Ренненкампфом и Самсоновым ему мерещилась еще одна русская армия, наступающая от Гродно. Он донес в Главную Квартиру о своем решении очистить Восточную Пруссию и отступить за Вислу. Для обеспечения отхода от надвигавшейся на его сообщения Наревской армии (то есть нашей 2-й армии генерала Самсонова) он предписал перебросить на усиление 20-го еще 1-й армейский корпус.

Решение очистить Восточную Пруссию – колыбель Гоген цоллернов и всей прусско-германской монархии – произвело ошеломляющее впечатление на кайзера и его окружение. Германское командование немедленно распорядилось (8 августа) перебросить с французского фронта на русский шесть корпусов[153], из коих три, взятые с самого ответственного участка – знаменитого шлиффеновского правого крыла, и были немедленно двинуты для посадки. Это были 11-й армейский и Гвардейский резервный корпуса, переброшенные из Бельгии. Одновременно с ними из армии кронпринца был отправлен 5-й армейский корпус, возвращенный затем и опоздавший к началу битвы на Марне. Мольтке распорядился перебросить еще 18-й резервный корпус из центра, а также 21-й армейский и 14-й резервный корпуса с левого крыла в Лотарингии, но войска эти были уже введены в бой. Этим роковым распоряжением кайзер и Мольтке-Младший ослабили свою армию в решительную минуту войны и на решающем направлении. Гумбиннен родил Марну[154] – геройские полки и батареи 25-й и 27-й дивизий своей блестящей работой на гумбинненском поле решили участь всей Мировой войны!

VIII германская армия быстро отступила на запад, заслонившись от Ренненкампфа своей конницей. Генерал фон Приттвиц и его начальник штаба граф Вальдерзее были заменены, первый – призванным из запаса генералом фон Гинденбургом[155], второй – героем Льежа генералом Людендорфом[156]. Прибыв в штаб VIII армии, они подтвердили последние распоряжения Приттвица о переброске 1-го армейского корпуса на помощь 20-му и все свое внимание устремили на южную свою группу, отбивавшуюся от 2-й русской армии. Подсчет времени и расстояний убедил Гинденбурга с Людендорфом в возможности применить маневр по внутренним операционным линиям, сосредоточив главные силы VIII армии для действия в левый фланг армии Самсонова.

Наша 1-я армия отдыхала и приводила себя в порядок 8 августа и стала продвигаться лишь 9-го пополудни, утратив соприкосновение с быстро отходившим противником. В этот день в ее состав был включен из 2-й армии II армейский корпус. Продвижение 1-й армии было медленным. Хан Нахичеванский оказался совершенно неспособным выполнить задачи кавалерийского начальника. Стратегической разведки в 1-й армии не велось (исключение составляет лишь левый ее фланг, где действовала 1-я кавалерийская дивизия энергичного генерала Гурко).

К 13 августа армия прошла ощупью 50 верст, имея небольшие стычки. Генерал Ренненкампф считал, что неприятель отошел в район кенигсбергского укрепленного лагеря и сжимал свои силы к правому флангу. В этот день 13-го была получена директива штаба Северо-Западного фронта, ставившая 1-й армии дальнейшей целью обложение Кенигсберга примерно двумя корпусами, а остальными преследовать ту часть противника, что не отступила к Кенигсбергу. Этот кенигсбергский мираж Северо-Западного фронта, совпавший со львовским миражом Юго-Западного фронта, обошелся русской армии дорого!

Итак, 1-я армия генерала Ренненкампфа была обращена генералом Жилинским на никому ненужный географический объект – Кенигсберг. Германская армия получила полную свободу действий для широкого наступательного маневра против нашей Наревской армии.

* * *

Назначенная для движения в обход Мазурских озер с запада, наша 2-я армия больше всех потерпела от спешки и тыловой неурядицы. XXIII армейский корпус не имел обозов, и его было приказано довольствовать за счет XV. VI армейский корпус имел лишь 24 батальона из 32. Некомплект имелся и в XV корпусе. XIII корпус выступил в поход без командира: генерал Алексеев был назначен на Юго-Западный фронт, и генерал Клюев, вызванный с турецкой границы, где он командовал I Кавказским корпусом, нагнал незнакомые ему войска уже в Белостоке. По своему составу XIII корпус, на две трети состоявший из запасных, должен был считаться второочередным. Прибыв в свой корпус уже на походе, генерал Клюев мог сравнить эти шедшие без воодушевления войска с великолепными полками 20-й и 39-й дивизий, только что им оставленными. У солдат он нашел славные русские лица, но не встретил воинского облика (переодетые мужики), Походное движение напоминало шествие богомольцев. Во всем этом виноваты предшественники генерала Клюева (последний из них – генерал Алексеев). XIII корпус не пользовался хорошей репутацией и считался, подобно Московскому гарнизону, распущенным.

Назначенный вместо генерала Рауш фон Траубенберга генерал Самсонов кавалерийский начальник блистательной личной храбрости – занимал ответственные штабные (в Варшавском военном округе) и административные (донской атаман) должности, но не командовал ни корпусом, ни даже пехотной дивизией. Ближайшие его сотрудники – чины штаба армии – были случайного состава и неопытные в своем деле, в чем виноват генерал Жилинский, отобравший все лучшие элементы штаба Варшавского военного округа к себе в штаб фронта. Связь совершенно отсутствовала. Единственным ее видом стал радиотелеграф. Депеши, однако, слались незашифрованными и в таком виде перехватывались противником. XIII корпус не имел при себе шифра. Настояния французов с каждым днем становились все более нервными. Ставка и штаб фронта торопились и теряли голову.

На 14-й день армия тронулась к границе. Корпуса наступали безостановочно по сыпучим пескам, без обозов, не получая хлеба по несколько дней. Генерал Самсонов пытался двинуться в северо-западном направлении, вдоль железной дороги – единственной питательной артерии, и это вызвало большое раздражение у генерала Жилинского, канцелярского деятеля, совершенно не знакомого с войсками, не понимавшего, что войскам нужно есть. Его понукания каждый день становились все более резкими: легкомысленно наобещав союзникам наступление на 15-й день, он отыгрывался на подчиненных.

9 августа корпуса 2-й армии подошли к границе. В этот день генерал Жилинский передал II армейский корпус в 1-ю армию, а XXIII дезорганизовал, направив еще 3-ю Гвардейскую дивизию в район Гродно – Белосток, которому ничего не угрожало. Взамен этих войск генерал Жилинский намеревался было передать Самсонову только что прибывшие в Варшаву Гвардейский и 1-й армейский корпуса[157]. Этому воспротивилась Ставка, носившаяся в те дни с идеей наступления сразу по трем направлениям. Гвардию запрещено было трогать, а I армейский корпус придан был 2-й армии лишь условно: ему запрещено было идти за район Сольдау.

10 августа XV армейский корпус завязал бой с 20-м германским у Орлау Франкенау и на следующий день отбросил его. В боях у Орлау – Франкенау мы имели свыше 3000 убитыми и ранеными. XIII корпус оказал содействие XV. Немцы лишились 1700 человек[158]. Симбирцы взяли 2 орудия – это были первые трофеи 2-й армии. Упорство, с которым вели этот бой немцы, встревожило Самсонова, Мартоса и Клюева. По службе своей в Варшавском округе они знали о германских военных играх: проекте сдержать русскую Наревскую армию с фронта и парировать ее наступление сокрушительным ударом с запада (из района Сольдау) во фланг и в тыл. Озабоченные взоры русских военачальников обратились налево – на запад, где происходило что-то неладное, откуда стихийно чувствовался противник.

Но генерал Жилинский не внял этим опасениям. Для него положение было ясно. После Гумбиннена немцы отступили, разумеется, в Кенигсберг (он и на карте обозначен звездочкой!). Другие бегут к Висле, и надо поскорее перехватить им отступление. Самсонов непозволительно медлит и мешкает, и этого он, Жилинский, более не потерпит. И на представления командовавшего 2-й армией об усилении противника перед его фронтом главнокомандовавший Северо-Западным фронтом ответил ужасным, неслыханным, немыслимым для офицера оскорблением: Видеть неприятеля там, где его нет, – трусость, а генералу Самсонову быть трусом я не позволю! Фраза эта была сказана офицером, слышавшим лишь на маневрах стрельбу, про другого, получавшего еще кадетом солдатского Георгия и заслужившего 4-ю и 3-ю степень в Маньчжурии. У генерала Жилинского было весьма своеобразное представление о воинской этике. Душевное равновесие генерала Самсонова было потеряно, и он предписал своей армии безотлагательно двинуться на север. Центральные корпуса – XIII, XV и часть XXIII (5 дивизий) – выводились на Алленштейн – Остероде, VI корпус на отлете прикрывал этот маневр справа, а I корпус в районе Сольдау обеспечивал уступом позади всю эту операцию слева.

Тем временем на правом фланге 20-го германского корпуса бешеным темпом высаживался 1-й армейский корпус для удара в левый фланг Наревской армии, а с востока шли 1-й резервный и 17-й корпуса для удара по правому флангу. Гинденбург и Людендорф нашли директивы Северо-Западного фронта в сумке убитого русского офицера, перехватили незашифрованные русские депеши. Германские военачальники действовали наверняка: положив заслониться от Ренненкампфа конницей и ландвером, они все свои силы – 13 дивизий – двинули концентрически на разбросавшуюся русскую армию. Решив сбить два фланговых русских корпуса, они захватывали затем в клещи центральную группу (5 дивизий) и воспроизводили Канны, как учил их граф Шлиффен. С русской стороны мы не видим никакого стратегического замысла. Штаб Северо-Западного фронта, а за ним и штаб 2-й армии, превратившийся в его послушное эхо, механически ставили войскам задачей овладение отвлеченными географическими объектами – рубежами от сих включительно до сих исключительно. Разбросанные веером на фронте 120 верст корпуса генерала Самсонова шли навстречу своей судьбе, ничего не зная друг о друге и о противнике.

13 августа VIII германская армия перешла в наступление и наша 2-я армия получила удар в оба фланга. На левом фланге, при Сольдау, I армейский корпус генерала Артамонова был атакован 1-м, частью 20-го германских корпусов и ландвером и осадил назад. На правом же фланге, при Гросс Бессау, наша 4-я пехотная дивизия VI армейского корпуса была атакована 1-м резервным и 17-м армейскими германскими корпусами и разбита. Растерявшийся командир корпуса генерал Благовещенский бросил вверенные ему войска и бежал. Корпус последовал за своим командиром и отошел прямо на юг, за границу, не предупредив ни штаб армии, ни соседа – XIII корпус, фланг и тыл которого подставлялись под удар. 4-я дивизия в бою у Гросс Бессау и Ортельсбурга лишилась 73 офицеров, 5283 нижних чинов, 16 орудий и 18 пулеметов. 16-я дивизия потеряла не свыше 1500 человек[159]. Генерал Благовещенский заявил, что он не привык быть с войсками. Мы видим, таким образом, что в русской армии могли быть начальники, не привыкшие быть с войсками, что подобного рода начальникам вверяли корпуса и что у них не хватало честности сознаться в своей непривычке в мирное время и уступить заблаговременно свое место более достойным.

Центральные корпуса наступали: XV – с боем, XIII – беспрепятственно. Командиры их были обеспокоены. Опытный Мартос и умный Клюев чувствовали, что дела идут совсем не так, как должны были бы идти. Им приказывали идти на север, они же видели, что надо повернуть фронт на запад, откуда и грозил удар. XV корпус и 2-я пехотная дивизия так постепенно и делали, XIII же корпус, не встречая сопротивления, шел на указанный ему Алленштейн. Генерал Клюев сознавал всю пагубность этого маневра, но не имел силы воли ослушаться (а ведь местный лучше судит). Он продолжал вести свой корпус в петлю.

14 августа наш I армейский корпус после жестокого боя отошел от Сольдау, а шедшая с XV армейским корпусом 2-я пехотная дивизия разгромлена у Гросс Гардинена. Дорога 1-му германскому корпусу генерала Франсуа в тыл нашим XV и XIII корпусам была открыта. I корпус был всю эту операцию в составе 3 бригад.

В противоположность Благовещенскому генерал Артамонов (известный своим популярничанием под Драгомирова) впал в другую крайность. Он взял винтовку, отправился в огонь, держал солдатам речи, воодушевлял роты, но совершенно упустил и дезорганизовал управление корпусом. Первый армейский стоит, как скала! – донес он генералу Самсонову и час спустя приказал отступать. Артамонов был отрешен и заменен генералом Душкевичем[160] – это было последним распоряжением генерала Самсонова. XV корпус второй день стоял в жарком бою с 20-м германским у Мюлена, тогда как XIII занял злополучный Алленштейн (оба центральных наших корпуса разведены были в противоположные направления). VI корпус самотеком шел к границе. Немцы его не преследовали: оба их корпуса 1-й резервный и 17-й армейский – повернули в охват нашей центральной группы. Положение 2-й армии стало критическим.

На 15 августа генерал Самсонов отдал своим войскам директиву, запоздавшую, по крайней мере, на двое суток и оказавшуюся вне времени и вне пространства. Командовавший армией совершенно потерял голову. Ему надлежало немедленно же приказать VI корпусу сделать налево кругом, схватить I корпус с подошедшими к нему 3-й Гвардейской пехотной дивизией и 1-й стрелковой бригадой и бросить их на Сольдау – во фланг обходящему нашу армию 1-му германскому корпусу. Ничтожный Самсонов ничего этого не видел, он не сумел отдать ни одного распоряжения и сделал худшее, что только мог сделать: отправился к войскам, сняв связь со штабом фронта и корпусами и совершенно дезорганизовав управление армией. 2-я армия с этой минуты перестала существовать как цельный военный организм: Самсонов ее сокрушил, и Гинденбургу оставалось теперь ее добить…

В этот день 15 августа I корпус отходил на Млаву. Остатки 2-й пехотной дивизии и кексгольмцы геройски бились с тремя германскими дивизиями у Ваплица и Лапа, но спасти левый фланг от глубокого охвата уже не могли. У Ваплица калужцами и либавцами взято 9 орудий и 1000 пленных, и войска 20-го германского корпуса были охвачены паникой. Кексгольмский полк у Лапа схватился со всем 1-м германским корпусом. Пал Нейденбург, и отступление XV корпусу было отрезано. Этот последний сбил у Мюлена 20-й германский и поджидал XIII корпус. Генерал Клюев пошел от Алленштейна на сближение с генералом Мартосом, но на марше был внезапно атакован в голову и в хвост. В бою у Мюлена Муромский и Нижегородский пехотные полки взяли 1000 пленных[161].

Генерал Мартос дает драматическое описание этого боя. Пленные в колонне, имея впереди офицеров, стройно, как на параде, подходили к холму, где я был со штабом, распоряжаясь и наблюдая за боем. К этому же времени, неожиданно для меня, к этому же холму, но с другой стороны, приближался со штабом верхом генерал Самсонов, приехавший из Нейденбурга. Когда я докладывал командующему боевую обстановку, он прервал меня и, указав на немецкую колонну, сказал: А это что? Я ответил: Пленные, взятые при отражении утреннего прорыва. Тогда он подъехал вплотную к моей лошади, обнял меня и печально сказал: Только вы один нас спасете…

Летчик XIII корпуса обнаружил движение на Алленштейн с востока 2 дивизий пехоты. Генерал Клюев и его сотрудники решили, что это наш VI корпус (им и в голову не пришло, что Благовещенский отступит куда-то в сторону от главных сил, не предупредив соседа). Но эти подходившие колонны были 1-м резервным германским корпусом. В отчаянном бою на улицах Алленштейна погиб наш 143-й пехотный Дорогобужский полк, схватившийся со всем германским корпусом, но гибелью отдаливший общую катастрофу. Сказались последствия предательского отхода VI корпуса: XIII корпус к вечеру сидел в мешке…

16 августа наступила агония. Сокрушительный удар генерала Франсуа по тылам привел к неслыханному разгрому. Генерал Мартос попал в плен, генерал Самсонов в отчаянии застрелился. Генерал Клюев кое-как наладил отход тремя колоннами, но в трагических боях 17-го и 18-го – у Кальтенборна, Валендорфа, в Напиводском лесу – колонны эти погибли. У генерала Клюева не хватило воли и энергии пробиться, и он сдался со своей колонной перед последним остававшимся препятствием. Штаб XV корпуса был расстрелян из пулеметов, и генерал Мартос взят в плен с оружием в руках. Отход остатков армии под руководством штаба XIII корпуса совершался в невероятно трудных условиях полного окружения. Правая колонна частью пробилась (21-й пехотный Муромский полк в полном составе). Средняя – 20000 человек и 160 орудий, при которой находился сам Клюев, сдалась, почти что выйдя из окружения. У генерала Клюева не хватило твердости духа на последние минуты!

Левая колонна погибла геройски: увлекаемая командиром Невского пехотного полка Первушиным, она ринулась в штыки на заступивший ей дорогу 17-й корпус Макензена, захватила 20 пушек и погибла переколотой на неприятельских орудиях, повторив подвиг Ипатия Коловрата[162] и его дружины. Остается добавить еще, что 141-го пехотного Можайского полка штабс-капитан Семячкин с горстью людей шестидневными боями пробился через расположение 17-го германского корпуса и принес замки захваченных 2 германских пушек!

Катастрофа была бы предотвращена, исполни свой долг фланговые корпуса. Но VI корпус позорно бездействовал, а I корпус действовал с преступной вялостью. Двинутый штабом фронта сборный отряд генерала Сирелиуса занял было 17 августа Нейденбург, но не развил удара, к тому же сильно запоздавшего, и на следующий день отступил.

Совершилось величайшее несчастье нашей военной истории (после Нарвы 1700 года). Наши потери доходят до 100000 человек. Немцы в рекламных целях показали 93000 пленных и 350 орудий, включив сюда погонщиков – крестьян и собственных своих пленных, захваченных было нами и освобожденных. Почти все пленные и трофеи взяты 1-м армейским корпусом генерала Франсуа, которому по справедливости и принадлежит львиная доля в победе.

Следует отметить, что 15 августа испуганный ударами под Ваплицем и Мюленом штаб VIII армии предписал фланговым корпусам, 1-му и 17-му, стянуться к центру, но ни Франсуа, ни Макензен не выполнили этого распоряжения. Инициативе этих двух корпусных командиров обязаны немцы своим триумфом, а мы – разгромом. Можно считать, что в плен попало 70000 человек, наполовину раненых. У нас убито 10 генералов, 13 взято в плен. Орудий потеряно 330, но не оставлено врагу ни одного знамени[163]. Немцы свой урон показывают в 13000. Стратегически для немцев выгода свелась к нулю: они лишены были возможности пожать плоды этой победы. Зато моральные последствия катастрофы при Сольдау были неисчислимы: она окрылила германских командиров и германские войска, а на русское полководчество всей войны наложила отпечаток подавленности, растерянности, уныния заранее побежденных…

* * *

Пока 2-я армия генерала Самсонова вступала по частям в роковое для нее сражение, 1-я армия генерала Ренненкампфа готовилась к блокаде Кенигсберга (по настоянию штаба фронта) и ко встрече подходивших из Франции германских корпусов, которые в любой момент могли вырасти перед ее фронтом. Штаб Северо-Западного фронта нумеровал входящие и исходящие, а Ставка грезила о походе на Берлин 1-й армии, переброшенной на левый берег Вислы совместно со вновь образованными 9-й и 10-й армиями.

Реальность разбила мечты. 14 августа генерал Жилинский предписал генералу Ренненкампфу оказать содействие 2-й армии, находившейся в 100 верстах от ее левого фланга, и 15-го утром Ренненкампф двинул IV и II армейские корпуса на выручку Самсонову (XX и III были прикреплены к Кенигсбергу, да и отстояли слишком далеко). Однако уже 16-го генерал Ренненкампф получил известие из штаба фронта о том, что 2-я армия отошла и в содействии больше не нуждается. Командовавший 1-й армией отозвал свои корпуса назад. С легкой руки пресловутого генерала Гофмана[164] заграничную печать обошли нелепые басни о какой-то личной вражде, существовавшей якобы еще с Японской войны между Ренненкампфом и Самсоновым, и что, мол, по этой причине первый не подал помощи второму. Нелепость этих утверждений настолько очевидна, что их нечего и опровергать. В данном случае II и IV корпуса, к счастью, не дошли до поля самсоновского, они могли бы подойти к 19 августа, когда XIII и XV корпусов уже не существовало и наши 4 дивизии были бы зря уничтожены 13 германскими. 1-я кавалерийская дивизия генерала Гурко 18-го заняла Алленштейн, побывав, таким образом, на самом поле сражения, теперь уже безмолвном.

Перед Ставкой и фронтом встал вопрос: что сделать с 1-й армией? Цель похода в Пруссию, казалось, была достигнута: с французского фронта оттянуты значительные силы врага.

Все указывало на необходимость срочного отступательного маневра на государственную границу – на сближение с базами и навстречу подкреплениям. Однако великий князь рассудил иначе. Весь смысл войны Ставка видела во владении территорией и захвате географических объектов. Эта ересь была характерной для всей русской стратегии Мировой войны и вела к тому, что войска крепко пришивались к занимаемому им району. Это ни шагу назад исключало всякий маневр, делало невозможным заблаговременное парированье, приводило в конце концов к разгрому живой силы и, как неизбежное последствие, утрате той территории, для сохранения которой и приказывалось стоять и умирать. Ставка, да и сам Ренненкампф, не желали отступать. 1-я армия расположилась по рекам Дейме и Алле, имея уплотнение на правом фланге, и генерал Жилинский, придя в себя после разгрома Самсонова, указал ей продолжать подготовку блокады Кенигсберга – как будто бы германской армии (вдобавок и победоносной) никогда и не существовало! В 1-ю армию был двинут новосформированный XXVI корпус генерала Гернгросса (53-я и 56-я пехотные дивизии), направленный на правый ее фланг – к Кенигсбергу. В районе Гродно и Августова образована новая 10-я армия генерала Флуга пока в составе одного лишь XXII армейского корпуса. Остатки 2-й армии возглавил генерал Шейдеман, передавший свой II корпус герою Ляояна генералу Слюсаренко[165].

Тем временем в VIII германскую армию прибыли с запада Гвардейский резервный и 11-й армейский корпуса. Перед Гинденбургом встал вопрос: добить ли остатки 2-й армии ударом на Нижний Нарев и дальше, продвигаясь на юг, выйти в тыл нашим 4-й и 5-й армиям, или обратиться на русскую Неманскую армию и освободить Восточную Пруссию? Германский полководец избрал второе решение более осторожное.

Оставив против 2-й армии ландвер фон дер Гольца (4 дивизии), Гинденбург развернул против 1-й русской армии (имевшей 11,5 пехотных дивизий) 16 пехотных дивизий при двойном перевесе в артиллерии. Людендорф называет это операцией неслыханной смелости – штаб VIII армии считал силы Ренненкампфа равными 24 дивизиям! Сковывая 10 дивизиями русских с фронта, Гинденбург решил нанести удар 6 другими (1-й и 17-й армейские корпуса) в левый фланг Ренненкампфа, удерживавший перешейки Мазурских озер. 25 августа VIII германская армия развернулась для атаки, и в этот день у Бялы правый фланг ее ударной группы опрокинул отряд XXII армейского корпуса, а главные силы навалились на II армейский корпус генерала Слюсаренко.

Бой под Бялой – неудачное боевое крещение финляндских стрелков. Наша сводная бригада была разбита германской дивизией фон Моргена[166] с потерей около 2500 человек и 8 орудий. Штаб 1-й армии, сразу увидя опасность левому флангу, быстрым рокадным движением направил туда с правого фланга XX армейский корпус. 26-го числа сражение разгорелось по всему фронту, на левом фланге достигнув чрезвычайного напряжения. 27 августа 1-я армия, доведенная до 13,5 дивизий, отбивала атаки по всему фронту, но положение на левом фланге, где XX армейский корпус по частям вступал в бой, выручая II корпус, было настолько серьезным, что генерал Ренненкампф решил отступить по всему фронту. Отход удался вполне в XXVI, III и IV корпусах, благополучно оторвавшихся от противника. На левом же фланге XX и II корпуса изнемогали в жестоком бою, своим сопротивлением обеспечивая отход всей армии. Были потеряны Гольдап и Лык.

Удар 6 германских дивизий и 90 батарей приняли наши 3 дивизии (II корпус был усилен 76-й пехотной дивизией) с 20 батареями в бою 26 августа. Наш 169-й пехотный Ново-Трокский полк геройски принял удар всего 1-го германского армейского корпуса. 27 августа Ренненкампф усилил генерала Слюсаренко 72-й пехотной дивизией. В то же время IV армейский корпус, усиленный 57-й пехотной дивизией, успешно контратаковал 11-й германский. 28 августа было самым тяжелым днем. Левый фланг, несмотря на прибытие частей XX армейского корпуса и 54-й пехотной дивизии, понес огромные потери (60 орудий).

29 августа остатки геройских полков генерала Слюсаренко сами перешли в контратаки, и генерал Век-Алиев поддержал их коротким ударом своего IV корпуса, нагнавшим панику на 11-й и 20-й германские корпуса. XX корпус снова захватил Гольдап. 30 августа бились все те же полки – и армия отходила благополучно под их прикрытием. 31-го генерал Ренненкампф получил приказание Жилинского отойти за Неман (2-я армия отводилась за Нарев). Авангард фон Моргена захватил Сувалки. II и XX корпуса отбили неприятельский охват, и 1 сентября вся 1-я армия отошла назад за линию границы, которую ровно за месяц до того перешла с победой…

31 августа у Тильзита погиб 270-й пехотный Гатчинский полк 68-й дивизии с 24 орудиями, который не предупредили об отступлении армии. Строевой рапорт 10 сентября показывает в 13,5 пехотных дивизиях 107000 штыков из штатных 200000, а в артиллерии всей армии 622 орудия из штатного числа 804. Принимая во внимание, что армия с перехода своего в наступление не получала пополнений, мы видим, что потери 1-й армии в пехоте составили 93000, а с личным составом артиллерии и конницы – до 100000 человек и 182 орудия. Вычтя из этого числа потери за Сталлупенен, Гумбиннен и другие бои (25000 человек и 8 орудий), мы получим убыль в сражении с 25 по 31 августа в Мазурских озерах – 75000 человек и 174 орудия[167]. Немцы взяли 29000 пленных и свой урон показали в 14000 человек.

Так закончился наш первый поход в Восточную Пруссию. Он стоил нам до 250000 человек, 500 орудий и, что самое главное, бросил тень на репутацию, которой свыше двух столетий пользовались русские войска. Наглая пропаганда бесчестного врага не встретила с нашей стороны надлежащего отпора. Наши же союзники, для выручки которых и была предпринята вся эта операция, проявили изумительное легковерие. Удельный вес России сильно понизился во всем мире и, в частности, в коалиции.

Идея удара по Германии была правильна. Для общего хода войны важно было облегчить французов как можно скорее, а этой срочности можно было добиться лишь непосредственным ударом войсками Северо-Западного фронта.

Допустим, что Россия поставила бы своей целью исключительно разгром Австро-Венгрии и все свои силы двинула бы на Юго-Западный фронт в надежде, что разгром австрийского союзника заставит Германию перебросить войска с французского фронта. Достигнуть решительной и сокрушительной победы над вполне равноценными в начале войны австро-венгерскими армиями мы не могли раньше, чем на 30 – 35-й день мобилизации. А за это время Германия могла нанести смертельный удар Франции и затем обратить все свои силы на нас. Значение нашей победы над Австро-Венгрией свелось бы к нулю. VIII германская армия все равно существовала бы. Она могла ударить в тыл Юго-Западного фронта и сорвать всю операцию либо, перевезенная под Краков, затянула бы на долгие недели решение на Юго-Западном театре. Наконец – и это для нас был бы худший случай – она, видя, что русские заняты Австро-Венгрией, села бы на поезда и отправилась на запад. Что произошло бы, если корпуса фон Приттвица вдруг вынырнули на знаменитом правом крыле фон Клука[168], под Монсом либо под Парижем?

Историческое оправдание поспешного восточнопрусского похода именно в том, что он заставил Германию ослабить армии[169] Бюлова[170] и фон Гаузена[171] уже на 21-й день мобилизации. Действия Северо-Западного фронта должны были быть энергичными и должны были создать у немцев впечатление о колоссальном перевесе наших сил. Это и было достигнуто Ренненкампфом. После гумбинненской встряски каждый полк великолепной нашей 1-й армии показался немцам в дивизию (24 дивизии – тогда как было 24 полка!). Энергичное наступление шестью корпусами вместо трех с немедленной придачей им раньше готовых второочередных дивизий позволило бы нанести VIII германской армии еще более сильный удар при условии, что все эти силы (15 пехотных дивизий приблизительно) держать в одном кулаке, а не распылять в двух армиях. В Восточной Пруссии в 1914 году одно армейское управление из двух и три корпуса из девяти были лишними – они пошли не на усиление, а на ослабление Северо-Западного фронта, разбросавшегося на две слабых группы.

Первыми виновниками крушения были, таким образом, составители плана войны, не сумевшие распорядиться силами Северо-Западного фронта и давшие этим силам схоластические задачи – географические объекты (обход Мазурских озер, блокада Кенигсберга). Жилинский и Данилов двигали армии, как Вейротер свои колонны о1е егзе Агтее тагзсп1ег1, с11е гмуеНе Агтее тагзсЫег! (Ие агИ;1е… – не считаясь с данной военной обстановкой.

Главнокомандовавший фронтом генерал Жилинский не сумел объединить действий двух вверенных ему армий. Его порочные распоряжения имели следствием необычайную разброску сил. Он задержал в тылу наступавших армий 10 второочередных дивизий (2 – у Самсонова, 8 – у Ренненкампфа) в качестве никому ненужных гарнизонов, и это в то время, как немцы вывели в поле все гарнизоны своих крепостей! Дивизии эти были на местах уже с 18 – 20-го дня мобилизации. Будь они сразу направлены на фронт, не пришлось бы ампутировать 2-ю армию посылкой II армейского корпуса Ренненкампфу. Сохранив II корпус, 3-ю Гвардейскую пехотную дивизию (запрятанную Жилинским[172] куда-то в Гродненский район) и подтянув 2 второочередные дивизии и 1-ю стрелковую бригаду, 2-я армия насчитывала бы 14,5 пехотных дивизий, а не 9, и Гинденбург с Людендорфом, прекрасно знавшие силы Наревской армии, при таких обстоятельствах никогда не рискнули бы на глубокий ее охват. Вся операция 2-й армии все равно не обещала многого: схоластически поставленная ей планом войны задача не сулила особенного успеха и при хорошем управлении.

Генерал Самсонов был главным виновником позора русского оружия. Современники пытались изобразить его жертвой. Исследователь позднейшей эпохи не сможет с этим согласиться. Генерал Самсонов не только жертва схоластики Данилова, бюрократии Жилинского и негодности своих корпусных командиров. Он, кроме того, и сам преступник перед русской армией. Никогда еще русские войска не велись так плохо, как несчастная 2-я армия в августе 1914 года! Она была брошена на произвол судьбы в самую трагическую минуту своей борьбы. Командование армией оказалось не по плечу гусарскому корнету. Отрешив 14 августа вечером генерала Артамонова, гарцевавшего в передовых линиях и дезорганизовавшего управление корпусом, Самсонов на следующее же утро сам повторил ту же оплошность – непростительную уже для корпусного командира и преступную для командующего армией. И затем, видя, что все пропало – и притом по его вине, – он не сумел найти единственный почетный выход из этого положения, не сумел пасть смертью храбрых во главе первого же встретившегося батальона, а предпочел умереть жалкой смертью малодушных…

Как бы то ни было, восточнопрусский поход знаменовал потерю войны для Германии[173]. Никакие эфемерные Танненберги не могли искупить рокового промаха германской стратегии. Но этот наш крупнейший политический и стратегический успех мог быть и должен был быть куплен не столь дорогою ценою.

Галицийская битва

Галицийской битвой называют совокупность операций, разыгравшихся в августе 1914 года на 500-верстном фронте, от Вислы до румынской границы, между русскими армиями Юго-Западного фронта и австро-венгерскими армиями. Это трехнедельное единоборство во времени характеризуется двумя периодами. Первый период – австрийский удар на севере – на Люблин, русский удар на юге – на Львов. Сражения под Красником – между 4-й русской и I австро-венгерской армиями, под Томашовом – между 5-й русской и IV австро-венгерской, под Злочувом (Золотая Липа) и Перемышлянами (Гнилая Липа) между 3-й и 8-й русскими, III и II австро-венгерскими. Тяжелый период, когда лишь доблесть войск и энергия войсковых начальников предотвратили катастрофу, на которую обрекали наши армии неудачное развертывание и неудачная стратегия. День 18 (31) августа является переломом: русская стратегия оправилась, и враг подчинился нашей воле. Это австрийский удар на юге, отчаянный вызов судьбе сражение под Равой Русской – Городком. И в то же время мощный русский удар на севере – от Люблина, решающий трехнедельное единоборство.

* * *

2 августа 1914 года штаб Юго-Западного фронта отдал, как мы видели, своим армиям директиву о переходе 10-го в решительное наступление. 4-я армия от Люблина нацеливалась на Перемышль, имея задачей отрезать от Кракова австро-венгерские армии (сосредоточение которых полагалось по шпаргалке в Восточной Галиции); 5-я армия, способствуя в этом 4-й, выводилась из южной Холмщины на линию Мосциска – Львов. Главные же силы фронта – 3-я и 8-я армии бросались на Львов (3-я – по фронту Куликов – Миколаев; 8-я – по фронту Ходоров – Галич, препятствуя противнику отойти за Днестр).

Наиболее ответственная задача поручалась наиболее слабой 4-й армии, вдобавок с первых же дней сосредоточения еще более ослабленной.

Последняя июльская и первая августовская недели видели блестящую и самоотверженную работу нашей несравненной конницы, непроницаемой завесой скрывшей развертывание русских армий от глаз австро-венгерского главнокомандования: силы их оказались невыясненными, сосредоточение всей 8-й армии прошло вообще необнаруженным. Наоборот, о неприятеле были собраны ценные сведения.

4 августа конница 4-й армии имела удачное дело в Таневских лесах к югу от Красника. Взятые пленные позволили обнаружить развертывание I австрийской армии гораздо западнее, чем то предполагал наш план войны. Угроза нашему слабому правому флангу в люблинском направлении стала очевидной. Фланг этот надо было немедленно усилить, но этого сделано не было. Констатировав угрозу. Ставка и штаб Юго-Западного фронта не сочли нужным на нее реагировать и принять меры к ее парированию. Ставка была ослеплена берлинским миражом организацией авантюры похода в сердце Германии. Штаб же Юго-Западного фронта еще не очнулся от гипноза львовского миража. Было потеряно восемь драгоценных дней.

6 августа наша 3-я армия перешла границу. Генерал Рузский сразу же сжал свой фронт со 120 верст на 75, решив действовать одними лобовыми ударами, не прибегая к фланговым маневрам. Примитивная эта стратегия еще более удаляла 3-ю армию от 5-й. 8 августа перешли Збруч и корпуса 8-й армии. Генерал Брусилов выделил из состава своего XII корпуса Заднестровский отряд, пошедший из Бессарабии на Буковину, в составе Терской казачьей дивизии и 2-й бригады 12-й пехотной дивизии, смененной затем 71-й пехотной дивизией.

8 августа наша 10-я кавалерийская дивизия графа Келлера[174] разгромила 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию в знаменитом конном бою у Ярославице. Пока 1-й Оренбургский казачий полк рубил австрийскую пехоту, 7 эскадрон новгородских драгун и одесских улан схватились фронтально с 8 австрийскими эскадронами. Участь боя повисла было на волоске, и граф Келлер бросил уже в атаку свой штаб и конвой, но подоспевшие 2 эскадрона ингерманландских гусар с ротмистром Барбовичем решили дело в нашу пользу ударом во фланг австрийским белым драгунам и захватом всей их артиллерии. В преследовании приняло участие еще 6 подоспевших эскадронов и сотен. Собственно в конном бою наш урон был 5 офицеров и 110 нижних чинов (большей частью легко раненных), у австрийцев убыло до 350 убитыми и тяжело раненными и 400 пленными и 8 орудий. Это самое большое кавалерийское столкновение Мировой войны. К сожалению, штаб 3-й армии не сумел воспользоваться этим блестящим успехом. Победа у Ярославице после успеха нашей 2-й сводно-казачьей дивизии у Городка окрылила нашу конницу, но все ее возможности, увы, не были использованы.

Пока армии Рузского и Брусилова сближались с III австро-венгерской и группой Кевеша[175], на севере произошли события исключительной важности, сразу переместившие туда центр тяжести стратегии.

* * *

10 августа наша 4-я армия генерала барона Зальца, силою всего в 6,5 дивизий[176], двинулась в общем направлении на Перемышль, как то было ей указано. Отсутствие XX корпуса давало себя знать. Базы армии совершенно не были оборудованы для столь дальней операции. Впрочем, и наступать ей долго не пришлось. Навстречу 4-й армии шла из Таневских лесов вдвое сильнейшая I австро-венгерская армия генерала Данкля силою в 12 дивизий. 10-го же августа генерал Данкль[177] атаковал тройными силами под Красником наш XIV армейский корпус и нанес ему полное поражение. 11 августа разбиты были XVI и Гренадерский корпуса, и 12-го числа 4-я армия стала откатываться к Люблину. В этот день генерал Зальца был заменен генералом Эвертом, командующим войсками Омского военного округа. Отчислению подлежал и командир XIV корпуса генерал Войшин-Мурдас-Жилинский, но вместо него сменен был командир XVI корпуса генерал Гейсман и назначен генерал Клембовский[178]. Всего под Красником с нашей стороны сражалось 109000 человек и 352 орудия против 228000 австро-венгров с 520 орудиями. Наш урон – до 20000 человек (в том числе до 6000 пленных) и 28 орудий.

Поражение под Красником открыло глаза Ставке и штабу Юго-Западного фронта. Ставка вынуждена была двинуть в 4-ю армию один из корпусов, предназначавшихся для похода на Берлин, XVIII армейский и второочередные 80-ю, 82-ю и 83-ю пехотные дивизии.

Назначенный было в 3-ю армию III Кавказский корпус был тоже направлен под Люблин. Генерал Алексеев, со своей стороны, правильно оценил обстановку и решил парировать неприятельский удар по 4-й армии наступлением 5-й и 3-й армий левым плечом вперед – во фланг и в тыл ударной группы (I к IV австро-венгерские армии) неприятеля. Однако это коренное изменение плана операции требовало отчетливой и уточненной формулировки. Этого-то как раз и не было сделано. Найдя решение, генерал Алексеев не сумел его провести и прежде всего не отменил первоначальной директивы от 2 августа, уже не отвечавшей создавшемуся положению, но продолжавшей оставаться в силе.

Тем временем 4-я армия продолжала стойко отбиваться, и ее сопротивление 13 и 14 августа (у Белжице – Туробина) поразило австрийцев, увидевших, что победить русских не так легко, как это им казалось. 15 августа генерал Данкль притянул к себе с левого берега Вислы группу Куммера[179] (2 дивизии). Положение 4-й армии на подступах к Люблину было очень тяжелым, но у генерала Эверта хватило выдержки выждать сосредоточения всего XVIII корпуса, не вводя его пачками. 16 августа 4-я армия была охвачена с обоих флангов: справа, на реке Ходель, группой Куммера, слева, у Суходола, 10-м австро-венгерским корпусом, стремившимся прервать линию Люблин – Холм (у станции Травники) и вклинившимся между 4-й и 5-й армиями. Однако генерал Данкль не сумел сохранить свой маневренный кулак, давший ему победу под Красником, и разбросал свои усилия.

17 августа авангард XVIII корпуса сбил группу Куммера на реке Ходель. В деле 17 августа нами взят 1 генерал, 1000 пленных, 3 орудия, 10 пулеметов. Отличился Двинский полк. Положение под Люблином изменилось к лучшему, но под Суходолом продолжало оставаться напряженным.

Одновременно с 4-й армией генерала Зальца 10 августа перешла в наступление и 5-я армия генерала Плеве. Сближение с противником происходило здесь медленнее по причине большого расстояния. Получив известие 12 августа о поражении 4-й армии, генерал Плеве двинул на поддержку соседа XXV корпус. Однако корпус этот наткнулся 13-го у Замостья на подавляющие силы противника: это была IV австро-венгерская армия генерала Ауффенберга[180]. В боях 13 и 14 августа у Замостья XXV корпус был разбит и отступил на Красностав.

3-я гренадерская дивизия была совершенно расстроена и потеряла 16 орудий. Ее 1-я бригада насчитывала сейчас же после боя всего 850 штыков. 1-я же бригада 46-й пехотной дивизии была накануне отправлена под Люблин, в 4-ю армию. В то же время 13 августа в бой вступил XIX корпус, а 14-го и V (корпуса генерала Плеве шли уступами справа). Бои этих двух корпусов были удачны. 15 августа Томашовское сражение было в разгаре. Ауффенберг обрушился всеми силами на XIX корпус генерала Горбатовского, но наши 17-я и 38-я дивизии стойко отбились от шести неприятельских (2-го, 9-го и 6-го австро-венгерских корпусов). В то же время наш V корпус блестящим ударом разбил у Лащова 6-й австрийский корпус. Но на левом фланге 5-й армии подходивший XVII корпус был на подходе разбит подоспевшей к Ауффенбергу из III армии группой эрцгерцога Иосифа Фердинанда (14-й корпус).

В боях XIX корпуса под Тарнаваткой 13 августа тарутинцы взяли знамя 11-го венгерского полка и 6 орудий. Бородинцы взяли 2 орудия. 14 августа 27-й пехотный Витебский полк нагрянул на рассвете на 10-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию и всю ее разгромил совершенно, выведя ее из строя и захватив коновязи. В славном деле V корпуса у Лащова отличились полочане, томцы и колыванцы: 15-я венгерская пехотная дивизия была разгромлена, и нами взято 4000 пленных, 2 знамени и 22 орудия. При поражении XVII корпуса наша 35-я дивизия была атакована на привале, потеряв 18 орудий, а второочередная 61-я приведена в расстройство и потеряла на следующий день свою артиллерию 40 орудий и 1 знамя.

Положение нашей 5-й армии под Томашовом стало тяжелым. Оба ее фланга оказались сбиты, и центр был охвачен превосходными силами врага. Ауффенберг решил устроить Канны. Группа эрцгерцога Петра Фердинанда должна была обойти наш правый фланг, тогда как эрцгерцог Иосиф Фердинанд наваливался на левый. Все это явило разительное сходство с драмой, разыгравшейся как раз в эти дни при Сольдау, но Плеве не был Самсоновым, Горбатовский не был Клюевым, австрийским же эрцгерцогам было далеко до железных прусских командиров. Против 6,5 русских дивизий Ауффенберг развернул 13, но все его усилия их сломить в боях 16 и 17 августа оказались тщетными. 18 августа генерал Горбатовский, корпус которого у Комарова был уже охвачен с трех сторон, решительным ударом отбросил эрцгерцога Петра – мечты Ауффенберга о Каннах разлетелись прахом. Тем не менее генерал Плеве принял решение 18-го прервать затянувшееся сражение и отвести свою армию на Красностав и Владимир Волынский.

В те дни в лице генерала Горбатовского мы обрели второго Дохтурова. XIX корпус, загнув фланг и простреливаемый насквозь, стоял как гранитная глыба. Герой Порт-Артура генерал Горбатовский, сняв фуражку, поклялся своими седыми волосами, что скорее умрет, чем уступит врагу! В контратаке 18 августа блестящую роль сыграли 1-я и 5-я Донские казачьи дивизии, ударившие в тыл 2-го австро-венгерского корпуса и взявшие 10 орудий. Эрцгерцог Петр приказал отступать, чем привел в отчаяние Ауффенберга. Этот последний изливает свою горечь в дневнике: Ужасное разочарование! Беспомощная ярость! Пропали лучшие плоды победы! Не нахожу слов! При встрече с эрцгерцогом Ауффенберг не скрыл своего негодования, показав себя плохим царедворцем, – и это сыграло свою роль в его опале. Ауффенберг отправил донесение о своей блестящей победе, о совершенном разгроме 5-й русской армии и о захвате 160 русских пушек. В австрийской Главной Квартире стали поэтому считать нашу 5-ю армию выведенной из строя. В числе побежденных им войск Ауффенберг пометил и XIII армейский корпус, как раз погибший в тот день в Восточной Пруссии. Стойкость войск 5-й армии ввела его в заблуждение относительно ее численности. Всего под Томашовом сражалось 160000 русских с 588 орудиями против 205000 австро-венгров с 600 орудиями. Наш урон – до 30000 убитых и раненых, 10000 пленных и 74 орудия. Австрийцы лишились до 40000 убитыми и ранеными, до 12000 пленных, 3 знамени и 39 орудий. Их потери (не говоря о знаменах) превосходили наши. Взяты знамена 11-го гонведного[181], 5-го и 65-го пехотных полков.

* * *

Ударной группе Юго-Западного фронта – 3-й армии генерала Рузского и 8-й генерала Брусилова – было предписано вести энергичное наступление во львовском направлении, где предполагались главные силы неприятеля. Наше превосходство в силах в этом, оказавшемся второстепенном, направлении было полуторным: здесь мы развернули 22 пехотных и 9 кавалерийских дивизий против защищавших Галицию 16 пехотных и 6 кавалерийских дивизий III австро-венгерской армии генерала Брудермана[182] и отряда Кевеша (авангарда перебрасывавшейся из Сербии II австро-венгерской армии).

Австрийское командование ничего не знало о существовании русской 8-й армии (развертывание которой было скрыто блестящей работой нашей конницы). Генерал Конрад предполагал иметь дело с одной лишь 3-й армией. Считая свои силы в этом направлении достаточными, он снял 11 августа с фронта III армии группу эрцгерцога Иосифа Фердинанда[183] и направил ее на север – в армию Ауффенберга. В свою очередь, штаб III армии жаждал скорейших побед над русскими войсками, к которым относился презрительно. Генерал Конрад имел слабость согласиться с доводами своих подчиненных и 12 августа разрешил им перейти в наступление. Таким образом, австро-венгерская армия в Галиции повела наступление по двум направлениям: Данкль и Ауффенберг – на север, Брудерман и Кевеш – на восток.

С русской стороны день 12 августа ознаменовался началом затяжного конфликта между штабом Юго-Западного фронта, требовавшим движения 3-й армии в северо-западном направлении – на Мосты Вельке и Каменку Струмилову – для участия в решительном сражении с обнаружившимися главными силами неприятеля, и штабом 3-й армии, упорно не желавшим считаться с создавшейся на театре войны обстановкой. Генерал Рузский был всецело под влиянием своего начальника штаба генерала В. М. Драгомирова, а этот последний твердо решил искать лавров на штурме первоклассной крепости Львова. С 13 по 20 августа расплывчатые директивы штаба фронта (полупросьбы, полуприказания) указывали на всю важность и решительность событий на люблинском и томашовском направлениях и на всю срочность помощи 5-й армии. Рузский и Драгомиров оставались глухими к этим доводам, преследуя лишь свои узкоэгоистические цели. Отписываясь на уговоры фронта двигаться главными силами на север от Львова и направить XXI корпус и конницу в тыл Ауффенбергу, штаб 3-й армии все продолжал ломить фронтально на никому ненужный Львов… Эта тяжелая штабная драма безволия наверху и злой воли внизу явилась печальным фоном, на котором происходили отрадные сами по себе события.

13 августа у Золочева (иначе на Золотой Липе), в десятую годовщину Ляояна, разыгралось в виде встречного боя сражение между 3-й русской и III австро-венгерской армиями, и наступательный порыв австрийцев был сразу сломлен. На 14-е штаб 3-й армии предписал было XXI корпусу двинуться на Мосты Вельке, чтоб оказать помощь 5-й армии, но все дело испортил сам генерал Алексеев неуместной телеграммой, в которой рекомендовал осторожность, ибо противник может собрать вокруг Львова еще не обнаруженные корпуса.

Само собою разумеется, штабу 3-й армии нечего было повторять это дважды, и он с радостью поспешил отменить движение XXI корпуса. Корпус этот совершенно не был использован: он двигался в пустоту, и штабу 3-й армии не пришло в голову использовать его для охвата противника, с которым вели фронтальный бой остальные три корпуса. 14 августа было решительным днем Золочевского сражения: в этот день III австро-венгерская армия была разбита и отброшена по всему фронту, и 15 августа наша 3-я армия с подравнявшейся 8-й повела преследование.

День 13 августа завершился лихой атакой 165-го пехотного Луцкого полка (IX армейского корпуса), разгромившего три неприятельских полка и взявшего 2000 пленных и 16 орудий. 14 августа отличился XI армейский корпус, взявший 3500 пленных и 32 орудия, тогда как Х корпус тоже взял 6 пушек. Ночью 3-я кавалерийская казачья дивизия очутилась среди колонн разгромленного 11-го австро-венгерского корпуса, поспешно отступавших, но робкий ее начальник генерал Хелмицкий не отважился атаковать и упустил второй Бегли-Ахмет! Завтра преследуем противника, – доносил штаб 3-й армии. – Войска готовы на всякие жертвы, рвутся на противника, не выдерживающего даже фронтального натиска. Этот противник тем более не выдержал бы фронтального натиска, используй генерал Рузский выгодное положение своего XXI армейского корпуса. Всего в Золочевском сражении нами взято до 10000 пленных и до 60 орудий.

Что касается нашей 8-й армии генерала Брусилова, то она продвигалась эти дни, почти не встречая сопротивления. 10-го был занят Тарнополь, в тот же день произошел лихой конный бой 2-й сводно-казачьей дивизии генерала Павлова у Дзюрина и неудачное для нашего заднестровского отряда дело у Раранчи, отвлекшее, однако, на этот второстепенный участок (бессарабско-буковинская граница) силы противника из Галиции. 13 августа было славное для ахтырцев дело у Демни. У Дзюрина взято 4 орудия волгцами. Наш Заднестровский отряд (2-я бригада 12-й пехотной дивизии) потерял при Раранче 1000 человек, но привлек на себя новую неприятельскую дивизию. В деле у Демни 2-й эскадрон ахтырских гусар внезапной и неистовой атакой обратил в бегство целую бригаду австрийских драгун, потеряв своего героя – командира, старшего из трех братьев Панаевых Бориса.

14-го, когда 3-я армия сражалась у Золочева, 8-я отдыхала на дневке, и в ночь на 15-е Брусилов, снявшись с биваков, повел свою армию форсированным маршем на северо-запад – на сближение с армией генерала Рузского. 15 августа части VIII и XII корпусов, выйдя на группу Кевеша, нанесли ей поражение у Подгайцев. У Подгайцев дрались 14-я и 19-я пехотные дивизии. Севастопольцы взяли 4 орудия. В 14-й дивизии большие потери понес Подольский полк, командир которого просил разрешение идти полку в голове дивизии по случаю бывшего в тот день полкового праздника. Разбитая III австро-венгерская армия зацепилась за следующий от Золотой Липы рубеж – долину Гнилой Липы, где генерал Брудерман решил возобновить сражение.

Следует добавить, что 14 августа в XI корпусе 3-й армии 7 орудий взял 44-й пехотный Камчатский полк полковника Май-Маевского, а 25 – взяла 78-я пехотная дивизия.

План генерала Конрада был: III армией генерала Брудермана на Гнилой Липе сковать нашу 3-ю армию, а собравшейся II армии генерала Бем Ермоли[184] нанести группой генерала Карга удар во фланг и в тыл русской 8-й армии – от Рогатина и Галича. И 16 августа разгорелось сражение под Перемышлянами. 3-я армия отбила атаки надломленной армии Брудермана, а 8-я армия генерала Брусилова завязала у Рогатина бой со II австро-венгерской армией генерала Бем Ермоли. 17 августа наш Х корпус прорвал фронт 12-го австрийского под Перемышлянами, и армия Брудермана покатилась назад, преследуемая 10-й кавалерийской дивизией графа Келлера, к сожалению, никем не поддержанной. В 8-й армии 12-я кавалерийская дивизия генерала Каледина ликвидировала наметившийся было прорыв у Руды. В то же время генерал Брусилов круто разделался с Бем Ермоли блестящими ударами VII корпуса генерала Экка под Янчином, XII корпуса генерала Леша у Рогатина и Фирлеюва, а VIII корпус генерала Радко Дмитриева растерзал обходившую наш левый фланг группу генерала Карга в лихом ночном бою у Желибор.

Под Перемышлянами 10-я кавалерийская дивизия захватила 4 орудия и обозы 12-го австро-венгерского корпуса, командир которого генерал Кевеш едва не попал в плен. Х армейский корпус захватил 16 орудий. Елецкий полк взял знамя 50-го австро-венгерского полка. Блестящее дело VII корпуса у Янчина названо было боем генералов, так как впереди атаковавших батальонов 34-й пехотной дивизии встали все старшие начальники этой дивизии. 34-й пехотной дивизией взято 20 орудий. У Рогатина частями 65-й пехотной дивизии взято знамя 2-го Тирольского стрелкового полка. VIII корпус днем отразил натиск Карга, а ночью сам перешел в стремительное наступление, причем особенно отличились прагцы. Здесь взято свыше 4000 пленных, знамя и 32 орудия. Всего же 8-й армией в этом сражении захвачено свыше 20000 пленных, 3 знамени и 70 орудий. 18 августа сопротивление III и II австро-венгерских армий было сломлено по всему фронту. Подбодряемый триумфальными донесениями Ауффенберга, генерал Конрад еще надеялся удержать Львов, но 2 дивизии, предназначавшиеся им к обороне Львова, были разгромлены 19-го числа у Куликова нашим XXI корпусом генерала Шкинского и, охваченные паникой, бежали.

Волевой полководец, генерал Конрад решил отчаянным усилием вырвать победу у русских. Он считал нашу 4-ю армию разбитой, а 5-ю и вовсе разгромленной (поверив донесениям Ауффенберга). Зацепившись I армией генерала Данкля против 4-й нашей армии и оставив группу эрцгерцога Иосифа Фердинанда против нашей 5-й армии, австро-венгерское главнокомандование решило быстро сделать налево кругом IV армией Ауффенберга, бросив ее в южном направлении – на Раву Русскую, в правый фланг нашей 3-й армии и всей львовской группы. В то же время III армия генерала Бороевича (заменившего Брудермана) должна была отбить натиск 3-й армии на сильно укрепленной Городокской позиции за Львовом, а II армия генерала Бем Ермоли, к которой подошел свежий 4-й мадьярский корпус, должна была от Миколаева нанести удар левому флангу 8-й армии. Таким образом Конрад задумал осуществить Канны.

* * *

Пока на полях Перемышлян, Рогатина и Желибор происходили эти славные для русского оружия дела, а штаб Юго-Западного фронта ожидал благоприятного разрешения Суходольского кризиса в 4-й армии, в Ставке стали получаться сперва отрывочные, а затем и более подробные известия о катастрофе при Сольдау.

Удар германской армии, усиленной подходившими с запада корпусами на Нижний Нарев – в тыл нашего стратегического развертывания, ожидался в ближайшие же дни и грозил катастрофическими последствиями. Ставка приняла решение напрячь все усилия на Юго-Западном фронте, чтобы развязать здесь себе руки, разделавшись с австрийцами в ближайшие дни. Если числа до 23-го решительной победы здесь не последовало бы, великий князь решил эвакуировать все Царство Польское и осадить армии Юго-Западного фронта на Брест – Ковель – линию Збруча.

18 августа Рузский продолжал ломиться на Львов. 19-го штаб Юго-Западного фронта опять приказал ему выделить сильную группу на томашовское направление и снова приказание это осталось невыполненным. 20 августа 3-я армия подошла вплотную ко Львову, а в 8-й армии XXIV армейский корпус взял Галич. Взявшая Галич 49-я пехотная дивизия захватила 50 орудий. 21 августа штаб 3-й армии наконец-то получил свой заветный фетиш:

IX корпус занял оставленный австрийцами за полной ненадобностью Львов. Рузский и В. Драгомиров с этого момента стали вменяемыми, а 3-я армия маневренноспособной. При занятии Львова захвачено IX корпусом 20 орудий. Первыми вступили во Львов разъезды стародубовских драгун (12-й кавалерийской дивизии 8-й армии).

Этот день 21 августа принес перелом грандиозного сражения от Вислы до Днестра. Обстоятельства заставили Ставку проявить свою волю. Генерал Янушкевич передал генералу Алексееву, что ввиду большой заминки во 2-й армии и необходимости покончить во что бы то ни стало с австрийцами до подхода с запада германских подкреплений, Верховный главнокомандующий повелел юго-западным армиям перейти к самым решительным действиям, выказав свою непременную волю, чтобы все войска Эверта и Лечицкого наступали где-то возможно самым решительным образом, чтобы раздавить противника…. Генерал Алексеев со своей стороны сообщил генералу Рузскому, что участь кампании зависит не от операций наших против Львова и Днестра, а от исхода сражения Люблинско-Холмско-Грубешовского фронта. Даже взятие Львова не вознаградит нас за потерю сражения на севере…

Во исполнение указанного повеления штаб Юго-Западного фронта предписал новообразованной 9-й и 4-й армиям решительно нажать на северную группу австрийцев, левым флангом отбрасывая ее к Висле, а 5-й и 3-й армиям – обойти с севера южную группу неприятеля на Городокских позициях и прижать ее обходным движением к Сану, в то время как 8-я армия скует ее фронтальным ударом. Таким образом, штаб Юго-Западного фронта задумал два совершенно отдельных сражения, в самой слабой связи – а вернее, без всякой связи – друг с другом: сражение у Люблина и сражение под Равой Русской – Городком.

* * *

Мы видели, что положение нашей правофланговой 4-й армии генерала Эверта к 18 августа значительно окрепло. В результате широкого железнодорожного маневра Ставки армия эта вдвое усилилась за третью неделю августа. На правый ее фланг был приведен XVIII корпус, за левым спешно высаживались знаменитые полки гвардии и III Кавказского корпуса. 10-й австро-венгерский корпус, прорвавший наш фронт у Травников, охватывался этими свежими войсками и бывшими здесь гренадерами полукольцом. Генерал Эверт составил из этих войск отряд генерала Мрозовского.

20 августа отряд генерала Мрозовского атаковал 10-й корпус, и к вечеру у Суходола герои апшеронцы первые прорвали фронт не знавшей доселе неудач армии генерала Данкля. Суходольское дело, к сожалению, не развитое преследованием, возвестило нам победу. Трофеями под Суходолом были 5000 пленных и 8 пулеметов. Наш урон в этом деле был около 2300 человек (половина в Апшеронском полку, пошедшем в бой в своих исторических кунерсдорфских сапогах). Апшеронцами командовал генерал-майор Веселовский. Генерал Эверт отложил общее наступление на 22-е. В то же время генерал Данкль подтянул к себе прусский ландверный корпус генерала Войерша.

В это время 5-я армия генерала Плеве, отошедшая было после Томашовского сражения к Холму, сделала налево кругом. Не будучи ориентирован штабом фронта, генерал Плеве направил свои правофланговые корпуса – XXV и XIX – на сближение с 4-й армией, к юго-западу (что выводило их во фланг и в тыл армии Данкля), а левофланговым – V и XVII – предписал идти на юг, в томашовском направлении на сближение с 3-й армией. 5-я армия составила, таким образом, две группы. 22 августа XXV корпус имел удачный бой у Машева и вошел в связь с 4-й армией. У Машева было взято в плен 20 офицеров, 1600 нижних чинов, 1 орудие и 1 пулемет. 24 августа XXV армейским корпусом (частями его) было взято еще 300 пленных и 2 орудия.

В ночь на 23 августа правофланговые корпуса 4-й армии – XIV и XVIII – с приданной Гвардейской стрелковой бригадой образовали 9-ю армию генерала Лечицкого (начальник штаба – генерал Гулевич[185]). Генерал Эверт решил действовать своим правофланговым корпусом (XVI) фронтально, а из гренадер, гвардии и кавказцев образовать на левом фланге – в духе инструкции фронта маневренную группу.

23 и 24 августа на фронте 9-й и 4-й армий шли упорные бои. Храбрая армия Данкля, на стойкости которой был построен весь план австро-венгерского командования, оказывала отчаянное сопротивление. Вся тяжесть боев легла на 4-ю армию, мало поддержанную соседними 9-й и 5-й.

25-го наступление развивалось туго. Лишь два левофланговых корпуса 5-й армии, совместно с выходившим в томашовском направлении XXI корпусом 3-й армии разбили у Посадова группу эрцгерцога Иосифа Фердинанда. В боях у Посадова 25 августа нами взято 2400 пленных и 18 орудий (175-м пехотным Батуринским полком). Генерал Плеве обратил сюда главные свои усилия: при дальнейшем развитии успеха он заходил в тыл маневренной группе австрийцев у Равы Русской и Городка.

26 августа армии Лечицкого и Эверта, поддержанные сокрушительным огнем 850 орудий, рванули упорного врага. В 9-й армии гвардейские стрелки имели славное дело под Камнем, но главный удар врагу был нанесен вечером в 4-й армии гвардией при поддержке кавказцев у Тарнавки, где был разгромлен корпус Войерша[186]. У Камня захвачено 22 орудия, причем особенно отличились царскосельские стрелки, взявшие 16 пушек. Под Тарнавкой был разбит корпус Войерша и добит 10-й австро-венгерский корпус. Главный удар нанесла бригада генерала Киселевского (московцы и лейб-гренадеры). поддержанная Дагестанским пехотным полком. Было взято 5000 пленных и 42 орудия.

27 августа за Тарнавкой апшеронцами взято еще 9 германских гаубиц. В этот вечер корпус Войерша потерял 8000 человек, не считая 5000–6000 австрийцев. Но потери наших двух гвардейских полков были громадны. В Лейб-Гвардии Московском полку, взявшем все 42 пушки, убыло 63 офицера и 3200 нижних чинов, в Гренадерском – 50 офицеров и 2500 нижних чинов. Всего 4-й армией в боях с 25 по 28 августа захвачено было 15000 пленных и 55 орудий. Прорыв у Тарнавки решил все Люблинское сражение – армия Данкля дрогнула, отошла 27-го к юго-западу и, не имея силы зацепиться, покатилась назад.

Наступил момент развить успех в победу и вывести из строя Австро-Венгрию. Сложившаяся благодаря доблести войск и войсковых начальников обстановка требовала решения полководца. Но полководца в России не оказалось.

* * *

На другой день по взятии Львова генерал Рузский приступил к выполнению поставленной ему двойной задачи: войти в связь с 5-й армией и охватить Городокскую позицию. Следствием этой двойной задачи была разброска корпусов 3-й армии веером на фронте до 85 верст.

Двинувшись на северо-запад от Львова главными силами в район Равы Русской, управление 3-й армии, ошибочно ориентированное штабом фронта, полагало неприятеля отступающим к западу. В действительности же прямо на нашу 3-ю армию надвигалась с севера – с томашовского поля сражения – IV австро-венгерская армия генерала Ауффенберга, северное крыло задуманных Конрадом Канн. 24 августа главные силы 3-й армии – XI и IX корпуса – столкнулись у Равы Русской с тремя корпусами (6-й, 9-й, 17-й) Ауффенберга, завязав здесь кровопролитное шестидневное сражение.

Тем временем 8-я армия, передав в 3-ю свой XII корпус, получила пассивную задачу прикрывать обходной маневр генерала Рузского. Генерал Брусилов решил обеспечить свой левый фланг на Днестре – и 24 августа VIII и XXIV армейские корпуса заняли почти без боя сильно укрепленный Миколаев. В Миколаеве взято 40 орудий. Преследуя австрийцев, 14-я пехотная дивизия захватила на следующий день еще 17 орудий. 25 августа сражение под Равой Русской – Городком закипело по всей линии наших 3-й и 8-й армий. Наша 3-я армия схватилась с IV австро-венгерской; на стык 3-й и 8-й ломила III неприятельская; на левый фланг 8-й армии в долине Днестра нацеливалась II, несколько запоздавшая.

26 августа – в день поражения Данкля под Тарнавкой – наша 3-я армия переживала серьезный кризис. Ее правый фланг – XXI корпус – зашел слишком далеко на север и не смог оказать помощи центру – XI и IX корпусам – в тяжелых боях у Равы Русской. В ночном бою селенгинцами и было взято знамя тирольских егерей 2-го полка. В то же время на левом фланге Х корпус был сбит с реки Верещицы и фронт его был прорван у Вальдорфа. 8-я армия завязала тяжелые бои, перейдя к обороне по всему фронту.

27-го положение ухудшилось. Рассчитывая еще на стойкость Данкля и группы Иосифа Фердинанда, австрийцы развили предельное напряжение. Ауффенберг яростно сопротивлялся 3-й армии под Равой Русской. Бороевич тщетно пытался развить прорыв у Вальдорфа. Бем Ермоли, подтянув свежий мадьярский 4-й корпус, нанес сильный удар у Комарно во фланг 8-й армии, отбросив наш XXIV корпус за речку Щержец. Удар всего австро-венгерского корпуса приняла 48-я пехотная дивизия генерала Корнилова. Мы понесли значительный урон и лишились 18 орудий.

28 августа жаркий бой продолжался. В 3-й армии Х корпусу удалось ликвидировать вальдорфский прорыв. В 8-й нашим VIII и XXIV корпусам удалось сдержать армию Бем Ермоли и даже отразить ее в ночном бою близ Миколаева при помощи подоспевшего и взявшего противника во фланг и в тыл сводного конного корпуса генерала Павлова. Генерал Рузский расценивал положение весьма пессимистически, не подозревая, что австро-венгерское главнокомандование уже составляет приказ об общем отступлении всех армий за Сан… Действительно, утром этого дня эрцгерцог Фридрих и генерал Конрад получили известие об отступлении Данкля и оставлении Томашова группой эрцгерцога Иосифа Фердинанда, благодаря чему русским войскам – в первую очередь 5-й армии – становилось возможным выйти в тыл всему австрийскому расположению. Томашов был взят V армейским корпусом и частями 35-й пехотной дивизии XVII корпуса 26 августа. Наши трофеи при этом – 1800 пленных и 16 орудий. И 29 августа пополудни австрийские IV, III и II армии, прервав сражение, искусно вышли из боя, озадачив русское командование, сразу не заметившее своей победы…

* * *

Так закончилась трехнедельная Галицийская битва, по прежним понятиям целая кампания. 45 пехотных и 11 кавалерийских дивизий австро-германцев потерпели поражение при столкновении с 47 пехотными и 24,5 конными русскими дивизиями. Урон австрийцев составил 326000 человек без корпуса Войерша. Корпус Войерша лишился до 10000 человек, так что урон неприятеля даже по его, сильно приуменьшенным, сведениям, доходит до 336000 человек. В наших армиях Юго-Западного фронта убыло 233000 человек. В том числе до 44000 пленными, одно знамя и 94 орудия. Особенно тяжелые потери понесла 4-я армия. В Гренадерском корпусе урон доходил до 75 процентов всего состава, в XVI – превысил половину, в гвардии – до 40 процентов, а во всей 4-й армии – 35 процентов. Нами было взято до 120000 пленных, 8 знамен, 640 орудий[187] и 220 пулеметов.

Принимая во внимание стратегическую несостоятельность обоих главнокомандовавших (Н. И. Иванова и эрцгерцога Фридриха), мы можем видеть, что все грандиозное сражение было стратегическим единоборством их способных начальников штаба и фактических вдохновителей дела – генерала Алексеева и генерала Конрада. Генерал Алексеев – глазомер без быстроты и натиска. Генерал Конрад – быстрота и натиск без глазомера. Поскольку глазомер является первым качеством военачальника, мы должны отдать предпочтение водительству генерала Алексеева.

Задача Алексеева была огромной и тяжелой. Он начал операцию с руками, связанными абсурдным стратегическим развертыванием. Трагичность его положения усугублялась еще тем, что старшие его сослуживцы и начальники по Киевскому военному округу генералы Иванов и Рузский, в руках которых как раз и сосредоточился весь командный аппарат Юго-Западного фронта, проявили полное отсутствие стратегического кругозора и стратегического чутья. По своему положению начальника штаба генерал Алексеев мог только советовать и уговаривать, но он не мог самостоятельно приказывать. Впрочем, обладай он более твердым характером, ему удалось бы склонить на свою сторону инертного Иванова и заставить 3-ю армию двинуться в тыл Ауффенбергу вместо абсурдного наступления на никому ненужный Львов, таким образом, генералу Алексееву приходилось одновременно выправлять промахи Ю. Данилова, преодолевать инерцию Иванова, злую волю Рузского и В. Драгомирова и в то же время бороться с искусным, энергичным и предприимчивым Конрадом. Препятствия были бы трудноодолимыми и для Наполеона.

Главной ошибкой генерала Алексеева – главным пороком стратегической мысли Юго-Западного фронта – было то, что он считал Люблин и Городок двумя отдельными сражениями, а не одной общей операцией. Благодаря этому заблуждению важнейшая стратегическая роль 5-й армии не была им замечена и осталась неиспользованной. А роль эта была – связать Люблинское и Городокское сражения в единую Галицийскую битву решительным ударом от Томашова на Раву Русскую и дальше – в тыл IV и III австро-венгерских армий. Удар этот мог вывести из строя Австро-Венгрию.

5-я армия была на важнейшем направлении Галицийской битвы, но этого на замечали генералы Иванов и Алексеев, для которых не существовало Галицийской битвы, а было два отдельных сражения. 5-я армия находилась для них между полями этих сражений (тогда как она находилась как раз в середине поля сражения единой Галицийской битвы). Штаб Юго-Западного фронта и разменял 5-ю армию на мелочи, направив два ее корпуса на Люблинское поле сражения и согласившись на движение двух других на поле Городокского сражения. Движение XXV и XIX корпусов никакой роли в поражении Данкля не сыграло: корпуса эти были остановлены самим генералом Алексеевым и способствовали лишь образованию столпотворения частей, обозов и парков в районе Горай – Фрамполь.

Движение V и XVII корпусов на сообщения Ауффенберга сыграло решительную роль в Городокском сражении, заставив неприятеля прервать бой и отступить. Но насколько решительнее была бы победа в случае цельного удара всей 5-й армии в тыл врага!

Штаб Юго-Западного фронта не дал образцов выше хорошей посредственности. Галицийская победа при всем громадном своем стратегическом значении получилась тусклой и вымученной – в противоположность ослепительному и оглушительному (хоть и не имевшему стратегического значения) нашему разгрому в Восточной Пруссии.

Столь же посредственна работа командовавших армиями, за исключением волевого и энергичного Плеве. Командовавший же 3-й армией генерал Рузский дал одни лишь отрицательные образцы вождения войск. За взятие Львова – дело тактически ничтожное, а стратегически вредное (упущена возможность уничтожить живую силу врага) – он был сразу награжден двумя Георгиями. Это доказывает чисто обывательский взгляд Ставки Верховного главнокомандующего, расценивавшей успехи лишь с точки зрения занятия пунктов, отмеченных на карте жирным шрифтом. И когда через несколько дней ход войны повелительно потребовал перемены руководства искалеченными армиями Северо-Западного фронта, то на этот ответственный пост был назначен наименее достойный из пяти командовавших армиями против Австро-Венгрии.

Варшава и Ивангород

Русская армия умела побеждать, но она не умела пользоваться своими победами – не умела преследовать. Штаб Юго-Западного фронта не пожал плодов Галицийской битвы, обратив ее в ординарную победу. Австрийские корпуса, форсируя марши по размытым дорогам, выходили из-под наших ударов, бросая обозы, артиллерию, отсталых. Расстройство их увеличивалось с каждым днем, а в распоряжении Юго-Западного фронта имелось 24 дивизии превосходной конницы.

Но штаб Юго-Западного фронта и не подумал использовать свою конницу, как и не догадался организовать энергичного параллельного преследования по левому берегу Вислы частями 9-й армии. На левом берегу находились конный корпус генерала Новикова (5-я, 8-я и 14-я кавалерийские дивизии), Кавказская кавалерийская дивизия, 75-я пехотная дивизия (гарнизон Ивангорода), части 18-й в 23-й пехотных дивизий. Нагромождение войск на Люблинском поле сражения имело следствием заторы на немногочисленных и вдобавок размытых дождями дорогах. Один затор в районе Горай – Фрамполь, где правофланговая группа 5-й армии вышла перед фронт 4-й армии, и другой – в районе Равы Русской, где левофланговая группа 5-й армии вышла перед фронт 3-й армии.

Преследование запоздало на два дня. Оно было организовано фронтально и велось так вяло, что обратилось в простое следование за врагом. Иванов и Алексеев построили австрийцам золотой мост. Один лишь энергичный граф Келлер преследовал отступавшего неприятеля, и его 10-я кавалерийская дивизия взяла 31 августа у Яворова 500 пленных и 6 орудий. Еще 29 августа, начав отступление, австрийское командование обратилось с призывом о помощи к германскому и 31-го получило известие о переброске целой германской армии на Верхнюю Вислу. Конрад отводил растерзанные I, IV и III армии на Дунаец, сжав их фронт до 80 верст, а II армии предписал оборонять карпатские перевалы.

Следуя за австрийцами, русские армии выходили на линию Сана. 9-я армия с боем форсировала реку у Чекаев (1-го) и Развадова (2 сентября). Левобережная ее группа взяла Сандомир – у Развадова XIV корпус взял 1500 пленных, у Сандомира 75-я пехотная дивизия захватила 1500 пленных и 10 орудий, и 4 и 5 сентября на Сан вышла и 4-я армия, причем III Кавказский корпус овладел Сенявой. У Сенявы 52-я пехотная дивизия III Кавказского корпуса взяла 27 орудий. 5-я, 3-я и 8-я армии имели в эти дни успешные бои с неприятельскими арьергардами.

8 сентября на Сан вышла и 5-я армия – и V армейский корпус захватил Ярослав. При взятии Ярослава захвачено 22 орудия. Войсками 3-й и 8-й армий при преследовании с 1 по 3 сентября захвачено 15000 пленных и 57 орудий. Штаб Юго-Западного фронта решил остановить преследование на Сане. Русская стратегия требовала очередного географического объекта – пунктика, обозначенного на карте жирным шрифтом или звездочкой. Таковой оказался налицо и был крепостью Перемышлем.

Перемышль, подобно магниту, притянул к себе все русские армии. Начиная с 6 сентября штаб Юго-Западного фронта был всецело поглощен организацией осады этой крепости. Операция возлагалась на 3-ю армию, которой с 3 сентября вместо генерала Рузского командовал генерал Радко Дмитриев. 4-й и 5-й армиям надлежало обеспечить эту операцию с севера, 8-й – с юга. Вслед за отступающими армиями врага на реку Вислоку была двинута одна 9-я армия и завеса конницы. Так три австрийские дивизии в Перемышле связали руки 38 русским! Ставка отнеслась к этой досадной авантюре несочувственно, но не сумела настоять на ее отмене (и даже полусогласилась на штурм)…

В дальнейшем генерал Иванов предполагал передать осаду особой Осадной армии, а остальными возобновить наступление, перебросив часть сил на левый берег Вислы. 9 сентября в Холме состоялось совещание его с прибывшим из Барановичей великим князем Николаем Николаевичем и было решено снять с фронта 4-ю армию генерала Эверта (III Кавказский, Гренадерский и XVI армейский корпуса) и двинуть ее походным порядком на Ивангород, где она должна была перейти на левый берег.

Тем временем сотни поездов выгружали в Верхней Силезии и Краковском районе новообразованную IX германскую армию генерала Гинденбурга с неизбежным Людендорфом. В состав этой армии вошли 10-я пехотная и 1-я кавалерийская дивизии. В Восточной Пруссии было оставлено 7 пехотных и 1 кавалерийская дивизии VIII армии, перешедшей к генералу Шуберту. IX армия должна была перейти в решительное наступление по левому берегу Вислы и увлечь за собою австро-венгерские армии. В то же время слабой VIII армии предписано было действовать как можно решительнее, притянув на себя весь русский Северо-Западный фронт.

* * *

С 3 сентября армии Северо-Западного фронта возглавил генерал Рузский. С собою он захватил в качестве генерал-квартирмейстера Бонч-Бруевича, сразу ставшего играть главную (и вредную) роль. Первые распоряжения львовского победителя были проникнуты безнадежным пессимизмом. Несмотря на то что немцы приостановили преследование Ренненкампфа и приступали к переброске двух третей своих сил в Силезию, Рузский распорядился отвести 1-ю армию за Неман, 10-ю – за Бобр и 2-ю – на Нарев. Три русские армии отходили, таким образом, перед тремя германскими корпусами.

Пассивность генерала Рузского волновала штаб Юго-Западного фронта, где генерал Алексеев замечательно верно угадал намерение противника. Генерал Иванов просил Ставку подействовать на штаб Северо-Западного фронта для сосредоточения крупных сил в Варшавском районе с целью обеспечить наступательные действия на левом берегу. Со своей стороны, генерал Рузский решил к половине сентября предпринять наступательную операцию для овладения Восточной Пруссией – этого злосчастного фетиша русской стратегии. Операция эта больше не имела никакого смысла, но Ставка имела дряблость на нее согласиться и предписала Юго-Западному фронту оставаться на месте.

Генерал Иванов, получив эту директиву, просил разрешение отступить (оставаться на месте, имея в тылу неприятельскую крепость, разлившийся Сан и лесисто-болотистый Таневский район, он считал рискованным). Испугавшись отступления и оставления врагу территории, Ставка еще раз изменила решение. 13 сентября произошло второе совещание в Холме, на котором был принят план перебросить на Ивангород вслед за шедшей уже туда 4-й армией еще и 9-ю. Генерал Рузский должен был уступить Юго-Западному фронту 2-ю армию – и этим трем армиям (2-й, 4-й и 9-й) надлежало двинуться с фронта Варшава – Ивангород в сердце Германии.

Пока неустойчивая мысль русского Верховного колебалась подобно флюгеру в стороны противоположных решений, IX германская армия закончила свое сосредоточение, а австрийцы произвели перегруппировку и набрались новых сил.

15 сентября началось наступление австро-германских армий. IX армия Гинденбурга развернулась на левом берегу Вислы, I армия Данкля атаковала по обоим берегам, IV – эрцгерцога Иосифа Фердинанда (заменившего впавшего в немилость Ауффенберга), III – Бороевича и II – Бем Ермоли наступали на правом берегу – последняя от Карпат была нацелена на левый фланг нашего расположения в Галиции. Наша конная завеса стала отходить. После Галицийской битвы конница нашей 8-й армии дошла до Карпат. 2-я сводная кавалерийская дивизия генерала Павлова овладела было 12 сентября Ужокским перевалом, захватив пленных и 5 орудий. Наступлению пяти неприятельских армий мы смогли противопоставить на левом берегу конный корпус генерала Новикова[188], на правом – конницу генерала А. Драгомирова[189], графа Келлера, Каледина[190] и Павлова.

Ставка решила парировать австро-германское наступление фланговым ударом 2-й армии от Варшавы, в то время как 4-я и 9-я армии должны были атаковать от Ивангорода с фронта, а остальные удерживаться на Сане. Однако план этот был сорван генералом Рузским. Штаб Северо-Западного фронта не счел нужным исполнить директивы Ставки и не приготовил в районе Варшавы сил для организации маневренного кулака. Имея 20 пехотных и 9 кавалерийских дивизий против 7 пехотных и 1 кавалерийской германских дивизий (действовавших, однако, искусно и наступательно). Рузский переоценивал силы неприятеля и боялся ослабить свой фронт. Лишь 16 сентября он назначил в Варшаву подходивший II Сибирский корпус генерала Сычевского[191] (4-я и 5-я Сибирские стрелковые дивизии). Последовал торг – унизительный для Ставки, не посмевшей прямо приказать нерадивой подчиненной инстанции. В конце концов Рузский согласился выделить 2-ю армию в составе I и XXIII армейских корпусов.

18 сентября произошло третье совещание в Холме, в результате которого была снята с фронта для переброски в Варшавский район 5-я армия. Штаб Юго-Западного фронта принял руководство операциями сосредотачивающихся на левом берегу 2-й, 5-й, 4-й и 9-й армий. Оборона Галиции – вдоль по Сану – возлагалась на правобережную группу 9-й армии (отряд генерала Крузенштерна) и на 3-ю и 8-ю армии, объединенные под начальством генерала Брусилова. Осадная армия генерала Щербачева (6,5 дивизий) обложила Перемышль.

Конный корпус Новикова старался, как мог, задерживать шесть неприятельских корпусов. Задача была ему явно не по силам. Истинный кавалерист предпринял бы этими 5 конными дивизиями (15000 шашек) широкую операцию по тылам врага, однако генерала Новикова хватило лишь на командование отрядом ездящей пехоты. Для поддержки Новикова штаб 9-й армии переправил у Опатова в качестве стратегического авангарда отряд генерала Дельсаля[192], устроив на Висле Тюренчен. 21 сентября опрометчиво выдвинутый отряд Дельсаля (две бригады) был атакован тремя неприятельскими корпусами, едва не погиб и, зря понеся потери, отошел вслед за Новиковым за Вислу.

В отряд генерала Дельсаля, кроме его Гвардейской стрелковой бригады, вошла еще 2-я стрелковая бригада. Штаб Юго-Западного фронта не видел надобности в задерживании неприятеля, убедившись, что мы все равно не можем его предупредить на левом берегу Вислы (4-я армия была еще далеко). Штаб 9-й армии переслал это генералу Дельсалю, ничего от себя не прибавив. Самонадеянный Дельсаль все же решил принять бой на Опатовской позиции (несмотря на советы командира 2-й бригады генерала Яблочкина). Русский отряд, силой в общем в дивизию, был атакован 7 дивизиями неприятеля и потоплен в его артиллерийском огне. Конница генерала Морица[193] (5-я кавалерийская дивизия) отказалась прикрыть его правый фланг, который был обойден. Стрелкам пришлось отступать 10 верст под убийственным огнем. Они дрались геройски – и немецкие историки, значительно переоценивая русские силы, отмечают этот бой, как для них тяжелый. Наши потери: 79 офицеров, 7120 нижних чинов, 18 орудий, 17 пулеметов.

В то время как правобережные армии противника, дойдя до Сана, завязали фронтальные и затяжные (продлившиеся три недели) огневые бои, левобережная группа – IX армия – дойдя до Вислы у Опатова и Сандомира и не встретив русских войск, попала в стратегический тупик.

Терять время не было в обычае у германских военачальников. Гинденбург решил выйти из этого тупика немедленным ударом своего левого фланга на Варшаву и захватом этого крупного политического центра нанести России чувствительный удар. Для похода на Варшаву был назначен Макензен с двумя корпусами – своим 17-м и Сводным – генерала Фроммеля[194]. Маневр обеспечивался сильным (даже слишком сильным) заслоном в ивангородском направлении, где оставлены Гвардейский резервный и 11-й армейский корпуса. 20-й корпус поддерживал связь между варшавской и ивангородской группами.

24 сентября Макензен начал свое наступление, 25-го занял Лодзь и 26-го уже подошел к Гройцам, непосредственно угрожая Варшаве. 27-го Макензен атаковал под Гройцами II Сибирский корпус и потеснил его, но положение здесь спасли полки 1-й Сибирской стрелковой дивизии (I Сибирского корпуса), высадившиеся у Пясечна и бросившиеся в бой с поездов без единой пушки. 28-го шел жестокий бой на подступах к Варшаве – и генерал Шейдеман отвел сибиряков за варшавские форты, выжидая сосредоточения двинутых в Варшаву I и IV армейских корпусов и окончания выгрузки I Сибирского корпуса генерала Плешкова[195] (1-я и 2-я Сибирские стрелковые дивизии). Все эти дни находившиеся вверх по Висле (к югу от Варшавы) у Гура Кальварии II и XXIII армейские корпуса не могли помочь 2-й армии за неготовностью переправ. В то же время заслон германцев – Гвардейский резервный и 11-й армейский корпуса – подошли к Ивангороду и начали его бомбардировку. Однако победителям Намюра не удалось победить Ивангорода. 26 сентября у Ивангорода и Ново-Александрии начала переправу наша 4-я армия генерала Эверта. Разрозненные атаки III Кавказского, Гренадерского и XVI армейского корпусов вначале не имели успеха, и 28-го Иванов отвел их на правый берег, за исключением 21-й пехотной дивизии в тет-де-поне.

Штаб Юго-Западного фронта остался недоволен пассивностью 2-й армии. Генералу Шейдеману было указано, что она не должна прятаться за укрепления, а лишь опираться на них. В то же время II корпус генерала Чурина и XXIII корпус генерала Н. Данилова[196], стоявшие у Гура Кальварии, получили приказание идти через Варшавский район и выйти на правый фланг 2-й армии.

29 сентября произошло четвертое по счету совещание в Холме. Ставка и фронт решили немедленно же перейти в наступление 4-й армией от Ивангорода для облегчения 2-й армии, положение которой у Варшавы признавалось критическим. 4-ю армию в этот день усилили головным XVI корпусом подвозившейся на Среднюю Вислу 5-й армии.

III Кавказский корпус генерала Ирмана завязал в этот день упорнейшее 15-дневное Козеницкое сражение. С 30-го боевую страду его разделил XVII корпус. Бои эти были самыми тяжелыми из всех бывших до сих пор. Комендант Ивангорода генерал Шварц[197] оказал 4-й армии самое активное содействие всеми силами и средствами крепости.

30 сентября Ставка передала варшавское направление – 2-ю армию и подходившую 5-ю – генералу Рузскому. Ивангородское направление – 4-я и подходившая 9-я армия – оставлялись за Юго-Западным фронтом. В управление операциями на Висле вносилось раздвоение, но это было единственным способом заинтересовать в общем деле узкоэгоистический штаб Северо-Западного фронта.

Вступив в командование 2-й и 5-й армиями, генерал Рузский предоставил им действовать под Варшавой по своему усмотрению, а сам занялся операцией, к делу совершенно не относившейся – организацией Принаревской группы для прикрытия Варшавы от несуществовавшей угрозы со стороны Восточной Пруссии. Здесь он сосредоточил новосформированный XXVII армейский корпус генерала Баланина (77-я и 79-я пехотные дивизии), VI армейский и I Туркестанский корпуса. Таким образом, в то время, когда Макензен железным кулаком стучал в ворота Варшавы с юго-запада, тусклый взор генерала Рузского устремлялся куда-то в сторону – на север. Здесь он без нужды нагромождал корпус на корпус, тогда как под Гройцами и у Пясечна прибывавшие сибирские стрелки расхватывались побатальонно…

1 октября генерал Шейдеман, развернув справа налево II Сибирский, IV, I армейский и I Сибирский корпуса, нанес Макензену сильный встречный удар у Пруткова; 2-го, 3-го и 4-го он продолжал теснить группу Макензена, заняв Блоне, а конница Новикова (прибывшая на правый фланг 2-й армии) захватила Сохачев. Против 5,5 пехотных и 1 кавалерийской дивизий германцев здесь дралось 12,5 пехотных и 5 кавалерийских русских дивизий. Но генерал Шейдеман действовал чрезвычайно нерешительно. Ему мерещились какие-то неприятельские силы (12-й и 19-й саксонские корпуса) у Торна, и он все время опасался удара себе во фланг. Катастрофа при Сольдау тяжелым гнетом висела над Северо-Западным фронтом вообще, и над 2-й армией в частности. Страх за фланги сковывал все движения.

В эти дни в 4-й армии, наступавшей шаг за шагом от Ивангорода, XVII армейский и III Кавказский корпуса дрались на Козеницком плацдарме. В то время, как 2-я армия отталкивала немцев от Варшавы, а 4-я истекала кровью под Козеницами, между ними на Вислу вышла 5-я армия в составе XIX и V армейских корпусов. Переход ее на левый берег затянулся на долгие дни за полнейшим необорудованием переправ. Ставка требовала немедленного наступления 2-й и 5-й армиями на Лович – Скерневицы и энергичного фронтального нажима 4-й и 9-й армий. Но она не учитывала ни отсутствия переправ, ни размытых дорог, ни усталости войск – и все эти требования остались мертвой буквой.

Тем временем Гинденбург признал свое наступление неудавшимся, а положение в варшавском направлении – опасным. Он решил передать ивангородское направление генералу Данклю, сосредоточить всю разбросавшуюся IX армию и отходить к силезской границе, разрушая все пути сообщения и затрудняя русским преследование. Одновременно и австро-венгерское командование убедилось в бесплодности трехнедельных попыток форсировать Сан и решило отступить в целях перегруппировки в краковском направлении, лишь только будет закончено снабжение Перемышля, куда оно решило запереть армию в 140000 человек. Армия Данкля под Ивангородом – своего рода стратегический арьергард – прикрывала как отход IX германской армии в Польше, так и отход австро-венгерских армий из Галиции.

8 октября были взяты Козеницы. Ивангородский плацдарм расширился. 9-го числа армия генерала Данкля, усиленная корпусом Войерша, потеснила шедшие вразброд III Кавказский и XVII армейский корпуса, но в это время к Ивангороду стала подходить наша 9-я армия. Гвардия начала переправу в Ивангороде, а XXV корпус – в Ново-Александрии. Генерал Иванов указал 4-й армии наступать на Радом, а 9-й содействовать ей. Штаб Юго-Западного фронта не задавался широким маневром, а рассчитывал лишь помочь 2-й и 5-й армиям Северо-Западного фронта в Варшавском сражении. 10, 11 и 12 октября в лесах за Козеницами шло чрезвычайно упорное сражение: 10, затем 15 русских дивизий 4-й и 9-й армий дрались против 8, затем 11,5 австро-германских. 13 октября 9-я армия генерала Лечицкого сбила неприятеля и вышла во фланг Данклю.

4-я армия развернула Гренадерский, XVII, XVI и III Кавказский корпуса. Наиболее тяжелым был день 12 октября, когда подошедший Гвардейский резервный корпус генерала Гальвица[198] взял во фланг наших гренадер, лишившихся 5000 человек (2000 пленных). В 9-й армии дралась гвардия, XXV и XIV армейские корпуса. В этих упорных лесных боях мы взяли 60 офицеров, 3300 нижних чинов пленными, 13 орудий и 120 зарядных ящиков.

В эти же дни 2-я армия, сбивая противника, продвигалась вперед, и 11 октября IX германская армия была отброшена за Равку. Войска рвались в бой, но Шейдеман их сдерживал, косясь на Торн. 12-го и 13-го у Ежова завязались упорные бои с германскими арьергардами. В то же время 5-я армия, которой, наконец, удалось переправиться, завязала бои у Равы, выйдя на правый фланг противника. 11 октября при форсировании Равки у Казимержа 93-й пехотный Иркутский полк взял 7 орудий и 5 пулеметов, а 94-й пехотный Енисейский полк (I армейского корпуса) – 5 орудий и 3 пулемета.

14 октября Гинденбург предписал прервать сражение. IX армия быстро стала отступать на границу, разрушая дороги и мосты. Генерал Рузский, развернув против неприятеля более чем двойные силы (16,5 пехотных дивизий против 7), не сумел охватить его, ограничившись примитивным лобовым ударом наподобие своего наступления на Львов. Генерал Шейдеман топтался на месте и утратил всякое соприкосновение с противником. Никто не знал, куда отступила германская армия, несмотря на наличие 7,5 кавалерийских дивизий. Штаб Северо-Западного фронта вообще все свое внимание обратил на прикрытие Варшавы с севера. Сюда – на млавское направление – он перевел генерала Ренненкампфа с его штабом, и новую 1-ю армию составили: V Сибирский корпус на левом берегу, VI Сибирский, VI армейский и I Туркестанский корпуса – на правом. Устроить же переправы через Вислу штаб Северо-Западного фронта не удосужился.

17 октября 2-я армия заняла Лодзь. Тем временем I австро-венгерская армия отходила от Ивангорода в район Келец. Здесь генерал Данкль заранее оборудовал чрезвычайно сильные позиции по лесистым кряжам. 9-я армия преследовала австрийцев фронтально, 4-я взяла 15 октября Радом и продвигалась, не встречая сопротивления. 18 октября 9-я армия встретила на реке Опатовке упорное сопротивление, и генерал Лечицкий увидел, что тут вся армия неприятеля. 19-го числа рядом лихих ударов 9-я армия прорвала фронт неприятеля. 20-го двинутый генералом Эвертом в обход левого фланга армии Данкля III Кавказский корпус занял Кельцы, и I австро-венгерская армия стала быстро отходить в краковском направлении. Сражение под Кольцами было нами выиграно. В Келецком сражении нами взято пленными 200 офицеров, 15000 нижних чинов при 28 орудиях, особенно отличились 18-я и 75-я пехотные дивизии XIV корпуса. За всю Варшавско-Ивангородскую операцию захвачено 23000 пленных при 63 орудиях[199].

Германская армия и четыре австрийских – все те силы, что месяц тому назад шли отвоевывать Галицию и думали одним залпом смести ивангородский курятник, находились в полном отступлении. Настал момент напрячь все наши силы и энергичным преследованием добить врага. Но Ставка не была в состоянии принять решение, достойное полководца. С 15 по 18 октября она решила преследовать, отказалась от преследования, опять решилась на преследование и снова отказалась. Достойным удивления является не то, что русская армия не могла победить Германию и Австро-Венгрию, а то, что она вообще могла воевать при наличии подобного руководства!

Вторая Галицийская битва

Переведя главные свои силы – 5-ю, 4-ю и 9-ю армии – на левый берег Вислы, под Варшаву и Ивангород, штаб Юго-Западного фронта указал остававшимся в Галиции 3-й и 8-й армиям строго оборонительную задачу – удерживаться на рубеже Сана. В расчетах Ставки и фронта Галицийский театр стал играть второстепенную роль, несмотря на то, что сюда были направлены главные усилия врага: левым берегом Вислы – на Варшаву – Ивангород – атаковало 17 неприятельских дивизий, правым – на Перемышль – Львов – 36. За всю Варшавско-Ивангородскую операцию мы развернули в Польше против 17 неприятельских дивизий 30 наших (считая со 2-й армией), а в Галиции против 38 неприятельских (считая с деблокированным перемышльским гарнизоном) – 24 наших.

С 18 сентября наша конница, поддерживаемая пехотными авангардами, отходила на главные силы. Конница поддерживала соприкосновение с неприятелем все дни, предшествовавшие его наступлению. 3-я армия с группой генерала Крузенштерна (арьергард 9-й армии – XVIII армейский корпус, оставленный в Галиции) располагалась по левому берегу Сана. В тылу ее Осадная армия генерала Щербачева заканчивала обложение Перемышля. 8-я армия генерала Брусилова располагалась в карпатских предгорьях от Верхнего Сана до Верхнего Днестра. Заднестровье охраняли незначительные силы.

С неприятельской стороны правобережная группа I армии Данкля наступала на Нижний Сан, IV – эрцгерцога Иосифа Фердинанда – на Ярослав, против Радко Дмитриева, III – Бороевича – должна была деблокировать Перемышль, а II – Бем Ермоли – навалиться на левый фланг Брусилова у Самбора. Нанеся русским армиям поражение, австрийцы намеревались вернуть потерянную Галицию. Наши силы в Галиции были объединены под общим руководством генерала Брусилова, решившего для сохранения Львовского района принять оборонительное сражение.

24 сентября на рассвете генерал Щербачев штурмовал Перемышль, надеясь овладеть им до подхода австрийских армий. Штурм был, однако, отбит, и в тот же день блокада Перемышля снята. Вся тяжесть штурма легла на 19-ю пехотную дивизию у Седлиски. Крымцы и кубанцы взяли было несколько верков. Наш урон до 10000 человек. Генерал Брусилов предписал 3-й армии не ввязываться в сражение на левом берегу (как того хотел было Радко Дмитриев) и отойти на правый берег Сана. Блокадная армия временно расформировывалась.

26 сентября в упорном бою у Пржеворска наш XI армейский корпус был сильно потрепан IV австро-венгерской армией. Генерал Брусилов двинул в 3-ю армию обе дивизии VII корпуса, но в ближайшие дни положение стало критическим и у него. В 8-й армии началось упорнейшее 25-дневное Хыровское сражение.

III и II австро-венгерские армии обрушились на наши XII, VIII и XXIV армейские корпуса. С 28 сентября по всему фронту от Хырова до Стрыя завязались кровавые бои. Каждый день Бороевич и Бем Ермоли переходили в наступление, и каждый день их яростные атаки отбивались. С нашей стороны здесь особенно отличились всюду поспевавшие и везде спасавшие положение Железные стрелки генерала Деникина[200]. 11 октября было критическим днем, но обходивший Бем Ермоли был сам обойден и разбит XXIV армейским корпусом (Цуриков, Корнилов, Деникин) у Стрыя. Австро-венгры начали отход по всему фронту – и 22 октября Хыровское сражение закончилось. Наши трофеи в Хыровском сражении – 150 офицеров, 15000 нижних чинов, 22 орудия и 40 пулеметов. По словам генерала Брусилова, это была последняя операция, которую он вел, имея регулярно обученные войска; в Хыровском сражении особенно отличился 134-й пехотный Феодосийский полк с полковником Кусонским, блестящей атакой 9 октября захватив Стрый. Феодосийцами взято до 3000 пленных, 2 орудия и 8 пулеметов.

Пока Брусилов отражал главные силы австро-венгров у Хырова, 3-я армия генерала Радко Дмитриева вела упорный и затяжной бой с IV австро-венгерской армией за переправы на Сане. Успешное развитие Ивангородской операции чрезвычайно облегчило здесь наше положение. Правобережная группа Данкля была переведена за Вислу, армия же эрцгерцога не была достаточно сильна для поставленной ей задачи – форсировать Сан. В первых числах октября генерал Радко Дмитриев сам стал переходить в частичные наступления на левый берег, действуя по преимуществу короткими ударами и ночными атаками. Особенно успешно действовали части 9-й пехотной дивизии Х армейского корпуса. Переход севцев через Сан у Грабовца в ночь на 7 октября под убийственным огнем и по канату смело может занять место наравне с переходом Чертова моста и Сагрытлинской переправой. Все сражение на Сане стоило 3-й армии до 50000 человек и очень ослабило ее. Трофеев взято немного: около 6000 пленных.

Поражение Макензена под Варшавой, Данкля под Кольцами, неудача эрцгерцога на Сане и Бем Ермоли под Хыровом побудили генерала Конрада начать 22 октября отступление по всему фронту. Перемышль был снабжен запасами, его гарнизон доведен до 150000 человек. II армия была погружена в поезда и отправлена в Польшу на выручку Макензена и Данкля. IV армия отводилась на Краков, III и новообразованная группа генерала Пфланцер-Балтина – к Бескидским Карпатам.

В то же время штаб Юго-Западного фронта, получив указания Ставки о наступлении в сердце Германии, возложил производство этой операции на 4-ю и 9-ю армии на левом берегу Вислы. 3-й армии надлежало прикрыть этот маневр выдвижением на Дунаец, а 8-й – обеспечить фронт со стороны Карпат.

В последних числах октября армии Радко Дмитриева и Брусилова перешли в наступление. 3-я достигла Дунайца без особенных усилий, 8-я имела в предгорьях Карпат несколько авангардных дел. 31 октября наш XXIV армейский корпус занял Балигрод, где взял 1000 пленных, 3 ноября у Воли Петражицкой VIII корпус взял 4 орудия. В то же время вновь образованная Блокадная армия генерала Селиванова приступила к обложению Перемышля. Ее составили новообразованные XXVIII и XXIX армейские корпуса.

Так во Второй Галицийской битве 3-я армия генерала Радко Дмитриева и 8-я генерала Брусилова отстояли Червонную Русь от четырех неприятельских армий.

Августовская операция

За весь период грандиозных сражений, проведенных армиями Юго-Западного фронта в Польше и Галиции, роль Северо-Западного фронта оставалась совершенно второстепенной. Генерал Иванов объединил в своих руках (вернее, в руках своего начальника штаба генерала Алексеева) семь армий из девяти. У генерала Рузского во второй половине сентября остались только 1-я армия, приводившаяся в порядок на Среднем Немане, и 10-я, собиравшаяся на Верхнем Немане, в Гродненском районе и по Бобру. В 1-й армии было 11 пехотных и 14,5 кавалерийских дивизий, в 10-й – 9 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизии. VIII германская армия генерала Шуберта[201] насчитывала всего 7 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии и два корпусных управления – 1-й резервный корпус противостоял нашей 1-й армии, 1-й армейский корпус – 10-й. У нас было тройное численное превосходство, но штаб Северо-Западного фронта, ошеломленный и деморализованный восточнопрусской катастрофой, этим не воспользовался. Армиям были даны пассивные задачи удерживать и прикрывать.

Направив свою новообразованную IX армию фельдмаршала Гинденбурга на выручку Австро-Венгрии, германское верховное командование предписало генералу Шуберту энергичными демонстрациями удержать как можно больше сил на русском Северо-Западном фронте. Результатом был ряд коротких ударов ландвера на Осовец с 14 по 17 сентября и частей 1-го армейского корпуса на Друскеники 12 – 13-го числа. Ландверная дивизия фон дер Гольца едва не захватила Осовца. Маленькая крепость была спасена VI армейским корпусом генерала Балуева, двинувшимся для ее деблокады по собственному почину. Генерал Рузский направил под Осовец со своей стороны 11-ю Сибирскую дивизию I Туркестанского корпуса. Наши трофеи – 2 орудия. Демонстрации эти, отраженные нашими войсками, чрезвычайно тревожили Рузского и Бонч-Бруевича, замедлив перевод 2-й армии под Варшаву.

15 сентября началось наступление 1-й и 10-й армий. Вялое продвижение 1-й армии (III, IV, XX, II и XXVI армейские корпуса) не встречало особенного противодействия все эти дни. 18-го числа IV и II корпуса были выведены генералом Ренненкампфом в резерв и переброшены под Варшаву. 10-я же армия генерала Флуга завязала в тот же день чрезвычайно упорные бои с главными силами VIII германской армии, начав этим сражение в Августовских лесах.

План генерала Флуга был: сковать противника фронтальным ударом II Кавказского и XXII армейского корпусов, атаковавших с юга на север вдоль Немана – на Сопоцкин – Копциово, и перехватить им отступление III Сибирским и I Туркестанским корпусами, атаковавшими на Августов – Лык.

Вялость генерала Мищенко, не сумевшего распорядиться своей фронтальной группой и даже развернуться, привела к тому, что немцы ускользнули. В предшествовавшие наступлению дни генерал Мищенко совершенно измотал свой II Кавказский корпус бесцельными маршами и контрмаршами. Командир XXII армейского корпуса генерал барон Бринкен, в мирное время считавшийся образцовым, совершенно потерял голову еще после неудачи авангарда 25 июля у Бялы. Оба эти командира корпусов не выдержали боевого испытания и оказались много ниже своей репутации. Зато III Сибирский корпус генерала Радкевича занял Августов и вышел немцам на сообщения. 16 и 17 сентября 10-я армия меняла фронт налево, заходя правым плечом, Радкевич вел упорные бои под Августовом, а туркестанцы отвлеклись Осовецкой операцией. Штаб Северо-Западного фронта отдал 16-го директиву, предписывавшую 1-й и 10-й армиям выйти к 22 сентября на фронт Сталлупенен – Сувалки – Граево. 10-й армии был придан VI армейский корпус, деблокировавший Осовец (остальные корпуса 2-й армии были уже под Варшавой в составе Юго-Западного фронта).

Генерал Шуберт притянул на выручку 1-го армейского корпуса 1-й резервный и ландвер. 18 и 19 сентября в Августовских лесах разыгралось жестокое побоище. В этих лесных боях германцы утратили свои преимущества в управлении и тяжелой артиллерии, и тут наши кавказцы, финляндцы и сибиряки показали восточнопрусским полкам свои волчьи зубы. В молниеносной артиллерийской пристрелке и стремительных рукопашных боях превосходство осталось за нами.

Известный уже нам полковник Сергеевский в своих воспоминаниях (Пережитое) описывает эти славные дела. Вот один эпизод. 10-й Финляндский стрелковый полк, идя колонной, внезапно наткнулся на германцев. Командир полка скомандовал: В цепь! Но командир бригады генерал Стельницкий бросился вперед: Какая там цепь – за мной! Блистательным штыковым ударом 600 оторопевших немцев положено на месте, остальные бежали. Наш урон всего 16 человек. Геройский полк бросился в штыки прямо колонной. Так состоялось боевое крещение молодых финляндских полков, и здесь кавказские гренадеры получили от потрясенных танненбергских победителей почетное имя желтых дьяволов. В этих проклятых лесах русские показали свои волчьи зубы, – писал (впоследствии убитый) восточнопрусский гренадер, – мы думали сначала, что это – японцы, потом оказалось, что это были кавказские черкесы. Никаких черкес в 10-й армии не было, а были стальные полки II Кавказского корпуса.

20 сентября II Кавказский корпус занял Сувалки. Августовские леса были очищены от неприятеля. Трофеями 10-й армии было около 3000 пленных и 20 орудий. Взяв Сувалки 20 сентября, генерал Флуг навлек на себя величайший гнев генерала Рузского за недостаток методики. Гофкригсрат Северо-Западного фронта заранее (16 сентября) назначил взятие Сувалок на 22-е число.

* * *

22-го числа VIII германская армия, получив подкрепления, перешла в энергичное наступление на Сувалки. В сражении под Сувалками с 22 по 27 сентября германцам удалось нанести огнем огромные потери II Кавказскому и XXII армейскому корпусам, но не удалось добиться какого-либо успеха. Генерала Шуберта заменил генерал Франсуа. Видя тщетность попыток сбить 10-ю армию и опасаясь охвата своего левого фланга нашей 1-й армией, он отвел потрепанные свои корпуса на прусскую границу. Туркестанцы заняли Лык и Бялу.

В 1-й армии довольно упорные бои шли на ее левом фланге, где XXVI армейский корпус потерпел 30 сентября весьма чувствительную неудачу у Вержболова. 53-я и 56-я пехотные дивизии были опрокинуты с потерей 22 орудий и 12 пулеметов.

В общем наша 10-я армия нанесла поражение VIII германской. Несмотря на одержанную победу, командовавший ею генерал Флуг был отрешен от должности: его неизменно наступательные директивы пугали малодушного главнокомандовавшего фронтом и его штаб. В его действиях Рузский и Бонч-Бруевич усмотрели опасную активность. Штаб фронта запретил 10-й армии использовать августовскую победу фланговым ударом VI армейского корпуса от Граева в тыл германцам и предписал корпусам действовать исключительно кордонным расположением – плечом к плечу. Это повторение бездарной лобовой атаки Львова, где Рузского и Бонч-Бруевича не хватило на использование XXI армейского корпуса во фланг и в тыл австрийцам.

При просвещенном содействии генерала Рузского Гинденбургу удалось приковать 7 дивизиями 24 русских на второстепенном участке фронта, когда под Варшавой и Ивангородом на счету был каждый батальон. Надо было либо довести дело до полного уничтожения VIII германской армии, либо вообще воздержаться от наступательных попыток, ограничиться удержанием Немана, а все, что можно, дивизий 10–11 – направить под Варшаву. Но нечего было требовать полководческих решений от слабых, а то просто ничтожных людей, в чьи неумелые руки в недобрый час была отдана судьба России и ее армии…

10-ю армию принял командир Х армейского корпуса генерал Сивере, близкий сотрудник генерала Рузского по Киевскому округу и 3-й армии. Генерал Рузский ставил ему в особенную заслугу его методичность. Результаты этой методичности мы увидим через четыре месяца.

В первых числах октября в VIII германскую армию прибыл 25-й резервный корпус, потеснивший туркестанпев под Лыком. 1-я Туркестанская бригада понесла значительные потери и лишилась 2 орудий. 10-я армия заняла Сталлупенен и Гольдап (что было названо Вторым походом в Восточную Пруссию). По сформировании на млавском направлении новой 1-й армии туда отошли VI армейский и I Туркестанский корпуса, а взамен их в 10-ю поступили III, XX и XXVI прежней 1-й армии.

Весь октябрь и начало ноября 10-я армия вела частичные бои местного значения и без связи с операциями на главных театрах. Из этих боев нам следует отметить бой XX армейского корпуса в Роминтенском лесу 19 октября и удачное дело сибиряков III корпуса 6 ноября у Бакаларжева. В Роминтенском лесу взято 2 орудия. При Бакаларжеве портартурцами 7-й Сибирской дивизии захвачено 600 пленных и 19 орудий. Генерал Сивере пытался действовать обходами, но генерал Рузский, не признававший вообще никаких обходных движений, требовал исключительно фронтальных атак. Вообще, против 9 неприятельских дивизий VIII армии у нас в 10-й армии было 15 дивизий.

Лодзь

28 октября после долгих колебаний и переговоров Ставка дала директиву для глубокого вторжения в Германию. Для этой операции предназначались 2-я, 5-я, 4-я и 9-я армии – 16 корпусов, растянутых в ниточку на фронте около 250 верст. О том, что существует живая сила врага и что сперва надо разбить эту живую силу, ни Ставка, ни штабы фронтов не догадывались, и дух Вейротера, незримого нашего главнокомандующего весь 1914 год, назначил армиям объектом географическую линию: Ярочин – Кемпен – Каттовиц – Освечин. Наступление было приказано начать 30-го.

Одновременно приняло свое решение и германское командование. В противоположность нашей Ставке оно отнюдь не задавалось указанием географических рубежей и не мечтало о линии Троицк – Челябинск – Екатеринбург, а преследовало цели стратегические. Цепочка кордонно растянутых русских корпусов – без уплотнений, без резервов, без идеи маневра и с открытым правым флангом – напрашивалась на удар в этот открытый фланг и на разгром.

Фельдмаршал Гинденбург был назначен главнокомандующим на Востоке, и IX армию принял генерал-полковник Макензен. В двадцатых числах октября IX армия, отраженная от Варшавы и Ивангорода, была с замечательной быстротой и скрытностью переброшена в район Торна, откуда нацелилась во фланг и в тыл нашей 2-й армии и всего нашего расположения. 29 октября Макензен, не выждав сосредоточения всех сил, бросился вперед.

Удар главных сил германской армии (20-й армейский, 25-й и 1-й резервный корпуса) пришелся по левобережной группе 1-й армии – V Сибирскому корпусу генерала Сидорина[202] (50-я и 79-я пехотные дивизии), прикрывавшему с севера все наше расположение. Неравный бой 30-го и 31-го кончился отходом. Командовавший 1-й армией генерал Ренненкампф немедленно распорядился двинуть с правого берега VI Сибирский корпус генерала Васильева (13-я и 14-я Сибирские стрелковые дивизии), но тут оказалось, что штаб Северо-Западного фронта упустил навести на Висле мосты. Трем корпусам Ренненкампфа пришлось смотреть, как бьют четвертый, не будучи в состоянии ему помочь. К моменту начала Лодзинского сражения 1-я армия вела довольно успешные операции на южной границе Восточной Пруссии; 30 октября туркестанские стрелки взяли 6 пушек при Шарнау.

Русское бездорожье замедлило темп германских операций. 1, 2 и 3 ноября части VI Сибирского корпуса, переправлявшиеся через Вислу на лодках и бросаемые в дело пачками, кое-как подкрепили V Сибирский корпус, упорядочив его отход.

Тем временем штаб Северо-Западного фронта не придал никакого значения удару на стык между 1-й и 2-й армиями. Рузский и Бонч-Бруевич полагали, что немцы заняли позиции на силезской границе и собираются оборонять от нас свои географические рубежи. До понятия о стратегическом маневре они не доросли. Армиям было подтверждено маршировать прямо перед собой для овладения пунктами и линиями – и это, когда Макензен уже заходил им всем в тыл! Командовавший наиболее угрожаемой 2-й армией генерал Шейдеман видел опасность, сознавал, что всякое промедление в перемене фронта направо гибельно, но не смел ослушаться директив фронта, принимал полумеры, терял время и лишь ухудшал свое положение.

1 ноября удар Макензена зацепил 2-ю армию. 1-й резервный корпус генерала фон Моргена продолжал теснить сибиряков. 25-й резервный и 20-й армейский корпуса обрушились на II армейский корпус (правофланговый 2-й армии), откатившийся на Кутно – в сторону от своей армии. 11-й и 17-й армейские корпуса и Фроммель навалились на XXIII армейский корпус. Лейб-Гвардии Волынский полк сдерживал у Константинова наступление 17-го и 11-го германских корпусов, давая возможность устроиться XXIII корпусу. Командир полка генерал Ал. Геруа[203] собрал после этого дела всего 500 человек, но по-львиному настроенных. 2 ноября положение еще ухудшилось. II корпус был разгромлен у Кутно, и связь 1-й армии со 2-й утрачена. На выручку XXIII корпусу, отходившему на Лодзь, генерал Шейдеман двинул II Сибирский. Он сжимал фронт своих корпусов к северу, но так и не решился переменить фронт армии. Вслед за 2-й армией стала сдвигаться на север и 5-я. В то же время 4-я и 9-я армии продолжали готовиться к походу в Силезию и уже начинали атаки в ченстоховском направлении.

Только 3 ноября генерал Рузский отдал себе отчет в критическом положении левобережных армий Северо-Западного фронта. Он предписал 1-й армии (усиленной II армейским корпусом) контратаковать, 2-й – принять полоборота направо, 5-й выделить резервы. Директивы Рузского, отданные с запозданием на три дня, были уже неисполнимы. Утром Макензен взял Кутно и стал рвать дальше на Лович важнейший узел сообщений в тылу 2-й и 5-й армий. В этот день кончилось сражение у Кутно – удар IX германской армии во фланг русского расположения и прорыв его. Немцы показывают свои трофеи в Кутненском сражении в 25000 пленных, 20 орудий и 75 пулеметов. Данные эти, в общем верные для материальной части, в отношении пленных преувеличены примерно втрое. Началось сражение у Лодзи – попытка взять в мешок 2-ю и 5-ю армии.

Опасаясь за Лович, Рузский и Бонч-Бруевич стали бросать туда все, что было у них под рукой: выхваченные из различных дивизий бригады и полки, даже отдельные батальоны, бросаемые в дело без своих управлений, без штабов, без всякой связи и без какой бы ни было ориентировки. Так возникли гарнизон Ловича и Ловичский отряд. Этот последний, подчиненный 1-й армии, представлял совершенную мозаику частей (вобрав остатки войск II корпуса) и должен был восстановить сообщение со 2-й армией. В состав Ловичского отряда вошли сперва 9-й и 12-й Туркестанские стрелковые полки и полк Офицерской стрелковой школы. Начальником отряда был полковник Максимович. Затем присоединились остатки 43-й пехотной дивизии, бригада 63-й пехотной дивизии, части 26-й пехотной дивизии, и в командование вступил генерал Слюсаренко. Наконец туда направили 6-ю Сибирскую стрелковую дивизию. Каждый день менялся начальник отряда: с 4 ноября по 11-е – Максимович, Слюсаренко, Шувалов, Чурин, Васильев[204].

4 и 5 ноября прошли в боях, в общем для нас неудачных, и в непосильных маршах войск, перестраивавших фронт. Чтоб наверстать потерянное по его вине время, генерал Рузский назначал пехоте кавалерийские переходы. I армейский корпус, перебрасывавшийся с левого фланга 2-й армии на правый, должен был пройти 3-го 75 верст и 4-го еще 35 – всего 110 верст за 36 часов по ноябрьской грязи и дорогам, забитым обозами. Когда в армиях плоха голова, то от этого прежде всего страдают ноги.

Инициатива всецело принадлежала германцам. Ставка потеряла дух и устранилась от управления. Юрий Данилов, еще накануне пренебрежительно отзывавшийся о всяком сброде, именуемом 25-м резервным корпусом, сейчас лишь растерянно спрашивал, как это могло случиться, что германцы, имея всего 3,5 корпуса, причинили такую разруху. Рузский слал в пространство директивы, одну невыполнимее другой. Не получая указаний, либо получая заведомо невыполнимые, войсковые штабы принимали каждый свои решения, а войска своей кровью искупали растерянность Ставки и бездарность штаба фронта.

6 ноября распыленная левобережная группа 1-й армии с Ловичским отрядом топталась на месте либо отходила перед 1-м резервным германским корпусом.

Ренненкампф совершенно не сумел организовать наступление во фланг прорвавшемуся противнику. Этот последний – группа Шеффера[205] (25-й резервный корпус, доведенный до 4 дивизий) – глубоко охватил правый фланг 2-й армии и зашел ей в тыл. Макензен охватил 2-ю армию полукольцом, а конница группы Шеффера, захватив Брезины и Колюшки, прервала сообщение штаба Северо-Западного фронта со 2-й и 5-й армиями. 2-я армия загнула фронт дугой к востоку, северу и западу от Лодзи, имея справа налево I армейский, II Сибирский, IV и XXII армейские корпуса. 5-я армия, выделив из своего состава 2 дивизии (I Сибирского и V армейского корпусов), осталась с 4 дивизиями, отбившими в этот день 11-й германский корпус у Есионны. У Есионны взято 500 пленных, 3 орудия и 7 пулеметов.

7 ноября генерал Рузский просил 4-ю армию Юго-Западного фронта разыскать 5-ю армию и поручить генералу Плеве все войска под Лодзью. 8 ноября было критическим днем у Лодзи. Выйдя от Рзгова на южную окраину города, немцы Шеффера могли видеть тыл русских войск, отбивавшихся в других направлениях. Наш I армейский корпус, простреливаемый насквозь, все-таки удержался. Геройским усилием подошедшей из 5-й армии 1-й Сибирской дивизии Лодзь была спасена. Непосредственно спас Лодзь и штабы 2-й и 5-й армий от захвата Генерального штаба капитан Караулов, собравший около 1200 человек приблудившихся команд и управлений, воодушевивший их и отбивший германцев. Дело полковника Букретова при защите Сарыкамыша имеет много общего с этим подвигом. Было взято 1000 пленных и 8 орудий.

9 ноября было днем перелома. Энергичный Плеве уже не сомневался в победе. Оторвавшаяся от своей армии группа Шеффера оказалась в мешке. Ей на сообщения хаотически надвинулся Ловичский отряд и конница Шарпантье[206] и Новикова. Однако штаб Северо-Западного фронта спас немцев своим малодушием. Совершенно не отдавая себе отчета о положении на фронте, генерал Рузский предписал общее отступление 1-й. 2-й и 5-й армиям. К энергичным протестам Ренненкампфа и Плеве присоединилась и Ставка, узнавшая раньше штаба фронта о блестящей атаке нижегородских драгун, знаменовавшей собой переход боевого счастья к нам. Нижегородцами захвачено 4 германских тяжелых орудия.

Эта атака, повлияв на Ставку и Северо-Западный фронт, имела громадное стратегическое значение, изменив ход операции, складывавшейся для нас катастрофически. Император Николай Александрович назвал своих нижегородских драгун бесподобными. Рузский отменил свое распоряжение, но все это внесло совершенную путаницу в войска. В частности, Ловичский отряд, не имевший ни связи, ни штабов, каждый день менявший начальника и надерганный с бору по сосенке, пришел в совершенное расстройство. Одни части наступали, другие отступали, третьи оставались на месте. Части 6-й Сибирской дивизии захватили Брезины, не зная, что этим поймали немцев в мешок. В удачном бою у Галкува и Брезин сибиряками взято 600 пленных и 7 орудий.

Окруженная группа Шеффера – остатки 4 дивизий – смогла благополучно пробиться к своей армии. 10 ноября она отступала на виду наших конных масс: Шарпантье и Новиков беспрепятственно пропустили неприятельские обозы и артиллерию и не подумали отбить многочисленных наших пленных. 11 ноября немцы подошли к Брезинам, в ночном бою рассеяли два наших полка 6-й Сибирской стрелковой дивизии, Ловичского отряда, беспечно стоявших и ни о чем не осведомленных, и вышли из окружения. Наши кавалерийские начальники дали немцам беспрепятственно вывести всю свою артиллерию, обозы, раненых и, что обиднее всего, трофеи – 16000 наших пленных и 64 пушки. Преследование немцев велось весьма неискусно. Предпринятые 12 ноября штабом фронта и генералом Плеве меры уже запоздали, и наше наступление на Брезины стало ударом по воздуху.

13, 14 и 15 ноября на фронте наших 1-й и 2-й армий, наконец-то восстановленном, шли частичные бои. Общий урон германской IX армии в Лодзинском сражении – 50000 человек и 23 орудия. У нас убыло до 110000 человек и 120 орудий. Положение было более серьезно на юге – на стыке между Северо-Западным и Юго-Западным фронтами. Во время лодзинских боев 5-я армия сжимала свой фронт к северу, и между ней и соседней 4-й армией образовался в районе Петрокова, на стыке Северо-Западного и Юго-Западного фронтов, разрыв, который нечем было заполнить. В этот район австро-венгерское командование перебросило II армию Бем Ермоли, которую лишь с трудом удалось сдержать.

16 ноября состоялось в Седлеце совещание Верховного с обоими фронтовыми главнокомандовавшими. Ставка увидела невозможность вторжения в Германию, и было решено осадить весь Северо-Западный фронт назад – на линию Бзуры и Равки.

Краковский поход

Пока к северу от Пилицы, в 1-й, 2-й и 5-й армиях Северо-Западного фронта разыгрывалось Лодзинское сражение, армии Юго-Западного фронта приступили к Ченстоховско-Краковской операции, с тем, чтобы по преодолении этих важнейших узлов сопротивления вторгнуться в Силезию совместно с армиями Северо-Западного фронта, как то указывала директива Ставки от 28 октября.

Штаб Юго-Западного фронта указал 4-й армии овладеть районом Ченстохова, а 9-й – обеспечить эту операцию на левом берегу Вислы в краковском направлении. Для действий против Кракова на правом берегу назначалась 3-я армия. 8-я армия занимала Карпатский фронт и обеспечивала Осадную армию под Перемышлем.

2 ноября началось наступление 4-й армии (Гренадерский, XVI, XVII, III Кавказские корпуса), сразу наткнувшейся на упорное сопротивление 5 германских дивизий Войерша и главных сил I австро-венгерской армии Данкля. Одновременно тронулась от Дунайца и 3-я армия (XXI, XI, IX и Х корпуса), тесня слабые заслоны IV австро-венгерской армии эрцгерцога Иосифа Фердинанда.

3-го числа в наступление перешла 9-я армия (XIV, Гвардейский, XXV и XVIII корпуса), нанеся удар по главным силам IV австро-венгерской армии, бывшим на левом берегу. Гвардия имела упорный бой у Янгрота.

Фельдмаршал Гинденбург и генерал Конрад решили не только не отступать, но и самим перейти в наступление. Лодзинское сражение должно было в ближайшие же дни закончиться разгромом русского Северо-Западного фронта, а прибывшая на левый берег Вислы из Карпат II армия генерала Бем Ермоли должна была дать союзникам внушительное численное превосходство. Ее решено было двинуть на Петроков, в разрыв между 5-й и 4-й армиями, в охват правого крыла этой последней. Одновременно усиленная I армия генерала Данкля должна была рвануть фронтально. В группу Войерша входили 35-я резервная пехотная, Гвардейская резервная дивизии и Сводный ландверный корпус, во II армию – 4-й и 12-й австро-венгерские корпуса, в I армию – 1-й, 5-й, 10-й, Сводный и 2-й корпуса, в IV армию – 6-й и 14-й корпуса на левом и 17-й на правом берегу Вислы.

4 и 5 ноября бои на ченстоховском направлении приняли тяжелый характер. 9-я армия и левый фланг 4-й должны были отойти. 6 ноября II армия генерала Бем Ермоли бросилась в охват правого фланга 4-й армии, но конница князя Туманова[207] и гренадеры задержали ее порыв. Одновременно сильным ударом армии Данкля удалось сбить XIV корпус и прорваться на стыке 4-й и 9-й армий.

Но стойкость наших войск сорвала неприятельский расчет. Мадьярские полки замерли на петроковском направлении. Под Петроков прибыла гвардейская конница генерала Гилленшмидта[208], и наше положение быстро окрепло. 7 ноября все атаки неприятеля были отбиты, и генерал Эверт решил покончить с охватом. В 9-й армии положение продолжало оставаться серьезным, и штаб Юго-Западного фронта предписал 3-й армии срочно переправить часть сил на левый берег Вислы на выручку генерала Лечицкого.

8 ноября гренадеры и конница князя Туманова нанесли 4-му австро-венгерскому корпусу поражение у Едльни. Трофеями в этом деле было 60 офицеров, 3500 пленных и 17 пулеметов. В 9-й армии гвардия ликвидировала прорыв Данкля в XIV корпусе, а головные части XXI армейского корпуса 3-й армии начали переправу через Вислу. Генерал Радко Дмитриев, выведя в резерв Х армейский корпус, направил его от Тарнова на левый берег вслед за частями XXI.

9 ноября правый фланг 4-й армии – Гренадерский и XVI корпуса – успешно наносили удары. В 9-й армии случилась небольшая неустойка, выправленная, однако, фланговым ударом перешедших Вислу авангардных частей XXI корпуса и 7-й кавалерийской дивизией. В делах 9 ноября у Цекаржева гренадерами захвачено еще 3000 пленных и 9 пулеметов. 4-му австро-венгерскому корпусу нанесено серьезное поражение. В 9-й армии гвардией взято 1600 пленных.

В то время как армии Эверта, Лечицкого и Радко Дмитриева справлялись с Войершем, Бем Ермоли, Данклем и эрцгерцогом, 8-я армия генерала Брусилова завязала в Карпатах Бескидское сражение с III австро-венгерской армией генерала Бореев ича и группой Пфланцер-Балтина.

Пока Юго-Западный фронт успешно решал свою задачу, на Северо-Западном фронте наступил кризис Лодзинского сражения, и генерал Рузский принял плачевное решение отступать. Генерал Иванов энергично протестовал против этого малодушного решения своего коллеги.

10 ноября 4-я и 9-я армии отразили неприятеля по всему фронту, а 3-я готовилась к энергичному удару по обоим берегам Вислы. 11 ноября особенно успешно действовал левый фланг 9-й армии – XVIII армейский корпус. У Циборовице XVIII корпусом взято было свыше 3000 пленных.

12 ноября началось наступление Радко Дмитриева на Краков. На левом берегу Вислы Х и XXI корпуса победоносно шли вперед, громя 14-й и 6-й австро-венгерские корпуса. На правом – XI и IX корпуса форсировали Рабу, отбросив 17-й и 11-й корпуса на краковские форты. 13-го победа была полной: Х и XXI корпуса имели крупный успех у Кошице, XI громил врага в Неполомицком лесу, а IX блестящим ударом овладел сильно укрепленной Бохнией – преддверием Кракова. У Кошице войсками переправившихся на левый берег Вислы 9-й, 31-й и 33-й пехотных дивизий было взято 13 ноября свыше 7000 пленных, 28 орудий и 20 пулеметов. 129-й пехотный Бессарабский полк взял знамя 31-го венгерского полка. Бохнию брала 5-я пехотная дивизия – герои Гривицкого редута – вологодцы, поддержанные костромцами. Могучий форт был взят с налета, причем захвачено 3000 пленных и 25 орудий. Разбитая IV австрийская армия была отброшена в Краков, и Радко Дмитриев решил доконать ее могучим ударом – с налета овладеть потрясенной уже неприятельской твердыней. Весь день 14-го шло преследование, а 15-го крылья нашей победы были подсечены.

Ставка согласилась с позорным решением генерала Рузского отступать. Она задержала победоносные полки 3-й армии под стенами Кракова. Не имея мужества лично принять полководческое решение. Верховный главнокомандующий созвал на 16-е совещание главнокомандующих в Седлеце (штаб Северо-Западного фронта).

Седлецкое совещание было печальной иллюстрацией положения сколько голов, столько умов. Генерал Рузский, в моральном отношении человек уже конченый, стоял за немедленное отступление. Генерал Иванов категорически возражал, требуя продолжать наступление. Великий князь так и не сумел принять какое-либо решение и положил Северо-Западному фронту отступать, Юго-Западному наступать. Этим соломоновым решением Действующая армия разводилась в противоположные направления. Порыв не терпит перерыва. Потеря времени смерти безвозвратной подобна. Приостановленное наступление Юго-Западного фронта уже не смогло возобновиться, и с 20 ноября ему самому пришлось отбиваться от перешедшего в наступление противника в тяжелом и вначале весьма неудачном сражении у Лимановы – Папанова…

Бескидское сражение 8-й армии было вспомогательным относительно главной Ченстоховско-Краковской – операции Юго-Западного фронта. Генерал Иванов указал генералу Брусилову атаковать на Змигрод – Дуклу и приковать к своему фронту возможно больше сил врага. Генерал Брусилов избрал объектом наиболее оборудованный и важный из карпатских перевалов – Лупковский. В операции приняли участие XII, VIII и XXIV армейские корпуса против главных сил III австро-венгерской армии – 3-го и 7-го корпусов.

6 ноября XII корпус взял Дуклу. В следующие дни сражение развивалось благоприятно, несмотря на упорное сопротивление, плохую погоду и трудную горную местность. Охватывая неприятеля с флангов XII и XXIV корпусами, нажимая с фронта VIII, Брусилов вытеснил армию Бороевича с Бескид. 10 ноября XXIV корпус овладел Лупковским перевалом. 8-я армия стала спускаться в Венгерскую равнину. VIII корпус занял Мезо Лаборч, XXIV – Гуменное, но дальнейшее развитие успеха было остановлено штабом фронта по распоряжению Ставки. Трофеями Бескидского сражения было до 12000 пленных и 10 орудий.

Наиболее яркий эпизод – лихое дело 189-го пехотного Измаильского полка при Такошанах у Лупковского перевала, когда горсть смельчаков охотников во главе с начальником 48-й пехотной дивизии генералом Корниловым в ночь на 10 ноября опрокинула 2 полка и взяла 1200 пленных с генералом. Этот последний, увидя малочисленность русского отряда и пораженный яростью атаки, заплакал в отчаянии и воскликнул: Корнилов – не человек, а стихия! Дивизия Корнилова спустилась в Венгрию по собственной инициативе и захватила Гуменное (что не было предусмотрено генералом Брусиловым), но, неподдержанная, должна была отойти от Гуменного назад в Карпаты с потерей 2000 человек и 6 орудий.

* * *

Так было сорвано наше наступление в сердце Германии. Генерал Рузский, на немощные плечи которого была возложена эта грандиозная задача, с нею не справился. Не сумев ничего организовать, не желая ничего предвидеть, ни даже видеть совершившееся, он сделал все от него зависившее для осуществления неслыханной катастрофы. Катастрофы этой не произошло благодаря стойкости войск и энергии штаба 5-й армии, возглавлявшейся мужественным Плеве. Тактический позор Лодзи – позор Брезин – выправлялся крупным стратегическим успехом. Германская армия ретировалась из-под Лодзи растерзанной. С рылом в крови, сказал бы Кутузов. Армиям Северо-Западного фронта оставалось преследовать ее и даже просто следовать за ней, дав тем временем возможность Юго-Западному фронту нанести решительный удар австро-венгерским армиям у Кракова. Но генерал Рузский не желал видеть этих выгод[209]. Растерявшийся, деморализованный, он все свои помыслы обратил на отступление – отступление сейчас же и во что бы то ни стало. Рузскому удалось навязать свои взгляды стратегически пустопорожнему месту, именовавшемуся Ставкой Верховного главнокомандующего, – и Ставка целиком пошла по плачевному камертону штаба Северо-Западного фронта. Всю свою вину генерал Рузский свалил на подчиненных. По его настоянию, в 1-й армии генерал Ренненкампф был заменен командиром V армейского корпуса генералом Литвиновым, а во 2-й армии генерала Шейдемана заменил командир XX армейского корпуса генерал Смирнов (генерал Шейдеман впоследствии принял I Туркестанский корпус, карьера же генерала Ренненкампфа, столь много обещавшего в Китае, закончилась навсегда).

Встревоженное поражениями австро-венгров и своими собственными неудачами у Варшавы и Ивангорода, германское командование перебросило в период лодзинских боев с Западного фронта на Восточный четыре корпуса – 2-й и 13-й армейские, 3-й и 24-й резервные и почти всю свою конницу – корпуса фон дер Марвица[210], Рихтгофена[211] и фон Голлена[212] – 7 дивизий. Все эти войска первоначально были направлены на левый берег Вислы, в IX армию за исключением 24-го резервного корпуса, брошенного под Краков на выручку австрийцев. С прибытием этих сил открылась зимняя кампания. Мы не пожелали воспользоваться преимуществами инициативы – ими воспользовался противник.

Первая зимняя кампания. Бзура и Равка

С 18 ноября армии Северо-Западного фронта – 2-я и 5-я – стали осаживать назад. 1-я пока оставалась на месте, обеспечивая правый фланг всего нашего развертывания на Передовом театре.

Немцы – IX армия и группа Войерша, получив 6 свежих пехотных дивизий из Франции, – перешли в контрнаступление, атаковав и потеснив в боях 19-го и 20-го нашу 5-ю армию. У Мержанки 20 ноября немцам удалось прорвать фронт нашего V армейского корпуса и захватить 8 орудий. Генерал Рузский стал настойчиво требовать помощи Юго-Западного фронта. Однако удар по 5-й армии носил лишь демонстративный характер. Главный кулак Гинденбург и Макензен сосредоточили против фронта 1-й армии, в направлении Илов – Сохачев.

21 ноября под Иловом IX германская армия прорвала фронт нашей 1-й армии, но успеха своего Макензен развить не смог. Его удар пришелся по лучшему из наших корпусов – II Кавказскому генерала Мищенко. Второго Кутненского сражения IX германская армия не имела: Макензен наскочил на желтых дьяволов. Старые полки кавказских гренадер и молодые 51-й дивизии отбили десятки атак свежих померанских и вюртембергских дивизий. II Кавказский корпус весь истек кровью, его дивизии были сведены каждая в батальон, но ни пленных, ни единого орудия врагу не досталось. Побоище 21–29 ноября было самым ожесточенным из всех бывших до сих пор. Кавказская гренадерская дивизия была сведена в 5 рот, 51-я – в 4 роты, и эти сводные роты продолжали драться.

30 ноября генерал Литвинов перешел всеми войсками 1-й армии в наступление, но 1 декабря немцы разгромили VI Сибирский корпус, 2-го числа положения восстановить не удалось, и в ночь на 3-е наша 1-я армия отошла за Бзуру. В то же время 2-я и 5-я армии с арьергардными боями и покинув 23 ноября Лодзь, отходили за Равку. Генерал Рузский настойчиво добивался разрешения отойти на варшавские крепостные позиции, но Ставка имела достаточно характера, чтобы воспротивиться этому. Отход этот поставил бы в невозможные условия наш Юго-Западный фронт.

* * *

Решив развить успех Макензена на Бзуре, фельдмаршал Гинденбург предписал австро-германским армиям левого берега Вислы перейти в наступление, и 5 декабря начались ожесточенные бои на Бзуре, Равке, Пилице и Ниде – так называемое сражение на четырех реках. Главный удар наносила IX армия на Нижней Равке – в правый фланг нашей 2-й армии, где немцам удалось смять и отбросить II армейский корпус. Подоспевший VI армейский корпус генерала Гурко восстановил, однако, положение – и 9 декабря австро-германское наступление было отражено по всему 200-верстному фронту. Мы сохранили свои позиции, а в 9-й армии перешли даже в наступление.

Выбив 9 декабря австро-германцев со Скавронского массива, 9-я армия нанесла I австро-венгерской армии чувствительное поражение в боях под Новым Корчином 10–15 декабря и отбросила ее за Ниду. В делах на Скавронском массиве нами взято свыше 3000 пленных. В боях у Нового Корчина частями XVIII и переброшенного в 9-ю армию из 4-й XVII армейского корпуса захвачено 1 генерал, 147 офицеров, 11 500 пленных, 5 орудий и 20 пулеметов.

Германский главнокомандовавший решил выручить армию Данкля и, доведя IX армию Макензена до 25 дивизий, 16 декабря перешел в энергичное наступление на Равке, поставив корпусам Макензена определенные задания и ограниченные цели, которых они, однако, должны были добиваться любой ценой. Особенным ожесточением отличались бои в направлении на Болимов, Боржимов и Волю Шидловскую. Сюда – на фронт наших II Сибирского и VI армейского корпусов 2-й армии – ломили 17-й армейский, 1-й резервный, 2-й армейский, 25-й резервный, 20-й и 11-й армейские корпуса. Все атаки на Болимов были отбиты, но Боржимов 20 декабря был потерян, и наши контратаки не дали иных результатов, кроме громадных потерь.

В этих декабрьских боях 1914 года примечательно необычайное их упорство, совершенно не соответствовавшее незначительности тех объектов, за которые они велись. Урон IX германской армии превысил 100000 человек. Участники этих боев в 17-м германском армейском корпусе вспоминают о них, как о самых тяжелых за все четыре года войны на Восточном и Западном фронтах. Наши потери убитыми и ранеными в 1-й и 2-й армиях превысили 200000. Следует отметить косность управления 1-й армии, не пожелавшего использовать предложенную ему многочисленную тяжелую артиллерию Новогеоргиевска. Германские тяжелые батареи продолжали громить наши позиции безнаказанно.

Пока 1-я и 2-я армии отбивались на Бзуре и Равке, 5-я армия вела затяжные бои со II австро-венгерской армией у Иновлодзи (с 5 по 20 декабря) и сохранила свои позиции.

В общем, 25 германских дивизий ценою серьезных потерь отвлекли 33 русских дивизии, причинив им потери более тяжкие. Все резервы Северо-Западного фронта ушли на заслоны и подпорки в 1-й и 2-й армиях. Будь у нас в Ставке настоящие стратеги, размеры бесполезной этой бойни были бы сокращены. 1-я, 2-я и 5-я армии, маневрируя в глубину (хотя бы и до Варшавских позиций), выигрывали бы время, а все резервы были бы двинуты в 4-ю и 9-ю армии для мощного встречного удара и использования Ново-Корчинской победы. Но ответственным руководителям русской стратегии хватало кругозора лишь на заслоны и подпорки – из-за деревьев они не замечали леса. В бесполезной бойне на оледенелых берегах Бзуры и Равки была подорвана мощь русской армии, что и сказалось в последовавшую кампанию.

На Восточно-Прусском фронте 10-я армия возобновила в первых числах декабря наступательные попытки, но все ее усилия прорвать с мизерными техническими средствами мощно укрепленный фронт VIII германской армии на реке Ангерапп окончились безрезультатно и стоили ей – особенно III и XX армейским корпусам громадных потерь. Немцы сняли с этого направления в Польшу все, что могли, оставив один ландвер. Будь в России полководец – корпуса 10-й армии сказали бы свое слово на берегах Ниды и Дунайца, вместо того чтобы лить свою кровь без всякой пользы в мазурские торфяники. Командовавший 10-й армией генерал Сивере, видя бесплодность попыток прорыва при отсутствии техники, отобрал в этом смысле подписки от своих начальников дивизий. Мы должны осудить этот поступок, с обывательской точки зрения, быть может, и оправдываемый, но воинской этике не отвечающий.

Успешнее обстояли дела к северу от Варшавского района – на млавском направлении. Здесь действовала наша Принаревская группа генерала Бобыря (I Туркестанский корпус и гарнизон Новогеоргиевска), которой противостоял сводный ландверный корпус генерала Цастрова. 20 ноября туркестанцы перешли в наступление – и в результате семидневного Первого Праснышского сражения прусский ландвер был отброшен за линию границы. В этих делах нашими туркестанцами взято 4 орудия и 1000 пленных. История отметит геройскую атаку приморских драгун в ночь на 27 ноября у деревни Журоминск, где 3 наших эскадрона, пожертвовав собой, ринулись на германскую проволоку, отвлекли на себя 2 пехотных и 3 кавалерийских полка неприятеля, изрубили немцев без счета и почти целиком погибли. Это дело подобно Бегли Ахметскому.

На левом берегу Вислы, как мы видели, разыгралось сражение на четырех реках, в результате которого наши 1-я, 2-я, 5-я и 4-я армии сохранили свои позиции, а 9-я (усиленная XVII корпусом, но передавшая гвардию в резерв Ставки) одержала победу над армией Данкля при Новом Корчине.

В то же время на Карпатско-Галицийском театре разыгрывалось упорное Лимановское сражение. IV австро-венгерская армия, сосредоточив все силы на правом берегу Вислы и усилившись 24-м германским корпусом, яростно атаковала нашу 3-ю армию. Генерал Иванов предписал 8-й армии оказать помощь Радко Дмитриеву, и генерал Брусилов направил на запад – под Горлицу и на Дунаец VIII и XXIV армейские корпуса, оставив на Бескидах XII корпус оборонять перевалы. Брусилов ожидал сюда удара – и не ошибся. Угадав ахиллесову пяту нашего расположения на Карпатах, III австро-венгерская армия и группа Пфланцера[213] навалились на XII корпус, сбили его с Бескид и в тяжелых боях у Кросно и Риманува едва не прорвали фронта 8-й армии и не зашли в тыл нашего расположения. Штаб 8-й армии, оставшийся без прикрытия, едва не был захвачен неприятелем. Положение восстановили не без труда XXIV армейский корпус и 10-я кавалерийская дивизия графа Келлера, тогда как VIII корпус, ввязавшийся в операции 3-й армии, понес большие потери у Лимановы.

Сражение развернулось по всему Карпатскому фронту от Тымбарка до Ужка. Сюда обратилось все внимание штаба фронта. С левого берега Вислы были сняты Х и XXI корпуса и двинуты в карпатские предгорья. Туда же направлен и XI армейский корпус. В краковском направлении была оставлена группа генерала Щербачева – усиленный IX корпус – с задачей удерживать линию Дунайца. Генерал Иванов поставил задачей 3-й армии сковать неприятеля, а 8-й, усиленной XXIX армейским корпусом Блокадной армии, оттеснить врага за Карпаты. В 3-й армии развернулись: IX корпус – фронтом на запад, на Дунайце, XI, XXI и Х – фронтом на юго-запад, в карпатских предгорьях. В 8-й армии – на фронте главного хребта Карпат – XXIV, XII, VIII и XXIX, а далее от Ужка – VII и новообразованный XXX. Этот последний, развернутый на громадном фронте от Турки до румынской границы, составил несколько групп и отрядов.

19 ноября Терская казачья дивизия генерала Арутюнова заняла Мармарош Сигет, захватив 1500 пленных и 3 орудия. 27 ноября началось наступление 3-й армии. 27 ноября войсками XI корпуса взято 4000 пленных, 4 орудия и 7 пулеметов. Хоперцы, атакуя в конном строю по глубокому снегу, захватили у Хукливы еще 4 пушки.

В 8-й армии положение оставалось серьезным, особенно в XII корпусе. В последующие дни доблестным ее войскам удалось сломить сопротивление австро-германцев. С 4 декабря в энергичное наступление перешли на левом фланге 8-й армии XXIX корпус генерала Зуева и VII генерала Экка. 8-го разбитые IV, III австро-венгерские армии и группа Пфланцера начали отступление, и к 13 декабря наши 3-я и 8-я армии полностью восстановили положение. С 8 по 13 декабря войсками 3-й армии взято 15000 пленных, а 8-й армией – 10000. Число захваченных орудий невелико: тому препятствовала местность. На 25000 пленных в общей сложности взято 20 орудий и 60 пулеметов.

Лимановское сражение закончилось победой. Преследование, однако, могло вестись лишь накоротке ввиду недостатка снарядов и чрезвычайного истощения войск. 18 декабря Х армейский корпус имел удачное дело у той самой Горлицы, где ему было суждено истечь кровью четыре месяца спустя. 6 декабря, в день своего праздника, 124-й пехотный Воронежский полк полковника Энвальда взял Крулувку, захватив 18 офицеров, 1300 нижних чинов, 3 орудия и 14 пулеметов. 8 декабря у Бржостека отличился 35-й пехотный Брянский полк полковника Волховского, пошедший в бой с музыкой и взявший свыше 1000 пленных. 12 декабря воронежцы внезапной атакой вновь наголову разбили австрийцев, отобрав от них рождественские припасы и свыше 1000 пленных. 17 декабря брянцы снова отличились в лихом штыковом бою, взяв 1000 Пленных у Горлицы, а 19 декабря у Люжно пензенцы взяли 1800 пленных и 11 пулеметов, потеряв своего командира полка полковника Евсюкова. При Горлице полками 31-й пехотной дивизии захвачено 68 офицеров, 3000 пленных, 4 орудия и 6 пулеметов. Вообще же за декабрь месяц всеми армиями Юго-Западного фронта (4-й, 9-й, 3-й и 8-й) захвачено свыше 50000 пленных и 36 орудий. В двадцатых числах декабря Карпатский фронт замер в глубоком снегу. Оживление наблюдалось лишь на левом его фланге, где отряды XXX армейского корпуса овладели большей частью Буковины, до Кымполунга.

Планы сторон на 1915 год

Январь 1915 года застал следующее положение на Восточном театре Мировой войны: в Восточной Пруссии нашей 10-й армии – 15 пехотных дивизий противостояла VIII германская – 8 дивизий. На млавском направлении Варшаву прикрывала Принаревская группа – 4 дивизии, имевшая против себя германский заслон – 2 дивизии. На левом берегу Вислы, по Бзуре и Равке, 1-я, 2-я и 5-я армии – 33,5 дивизий – имели против себя сильную IX германскую армию в 25 дивизий. Всего от Балтийского побережья до Пилицы 52,5 дивизиям нашего Северо-Западного фронта противостояло 35 германских.

Левобережная группа Юго-Западного фронта, 4-я и 9-я армии, 17,5 дивизий имели против себя равные силы группы Войерша и IV австро-венгерской армии – 17 дивизий. На Галицийском фронте, от Вислы до Румынии, 29 нашим дивизиям 3-й, 8-й и Блокадной армии противостояли 31 неприятельская I, III, вновь переброшенной в Карпаты II армий и группы Пфланцера. Всего на Юго-Западном фронте 46,5 нашим дивизиям приходилось иметь дело с 48 неприятельскими, а на всем театре войны нашим 99 пехотным дивизиям противостояло 83 австро-германских: 41 германская и 42 австро-венгерских дивизий. Мы не считаем нашего ополчения и неприятельский ландштурм. В стратегическом резерве Ставки имелось 4,5 дивизии: Гвардейский и IV Сибирский корпуса. В пехоте силы были равны (у нас было больше батальонов, но батальоны были слабее). В коннице у нас был двойной перевес, в артиллерии полуторный перевес был у неприятеля.

Критическое положение наблюдалось в снабжении армии боевыми припасами. Артиллерийский запас, из нормы в 1000 выстрелов на орудие, составил к началу войны 6,5 миллиона выстрелов. За пять месяцев 1914 года было расстреляно 2,5 миллиона.

Теоретически оставалось еще 4 миллиона снарядов, то есть Действующая армия могла считаться вполне обеспеченной до самого лета, когда наши заводы могли закончить свое переоборудование. На деле, однако, наше положение было гораздо худшим. Дело в том, что все остававшиеся запасы хранились в разобранном виде в местных парках, и мобилизация их требовала, смотря по категориям, от 8 до 12 месяцев. В полном размере подача снарядов из местных парков могла осуществиться не ранее июля. Ответственность лежит на Военном ведомстве, своевременно не оборудовавшем как следует местные парки. Некоторым оправданием Военному ведомству, Главному штабу и Главному артиллерийскому управлению служит то, что масштаба войны заранее нельзя было предвидеть.

Ко всему этому следует прибавить разнобой ведомств и управлений, тяжкую болезнь великого князя Сергея, помешавшую ему сразу взять в руки управление этим делом и, наконец, большую нераспорядительность распределительных органов фронтов, приводившую к тому, что немногочисленные мобилизованные парки просачивались туго в войска. Уже к зиме 1914–1915 годов у нас установился настоящий снарядный голод, и к весне положение должно было еще ухудшиться.

Не столь катастрофически, но все же достаточно остро обстоял вопрос с пехотным оружием. Примерно третья часть людей не имела оружия. Инженерные войска и ополченцы еще в ноябре получали ружья Бердана, сдав 3-линейные винтовки в пехоту. Во многих частях по почину войсковых начальников началось перевооружение захваченными неприятельскими винтовками. Трофеи в начале войны, когда как раз их было больше всего, не берегли. В сентябре 1914 года в Галиции солдаты жгли гигантские костры из австрийских винтовок. Пополнения приходили без ружей и совершенно необученными. Формирование новых частей (намечено было развертывание стрелковых бригад в дивизии и формирование новых 25 дивизий) приходилось отложить.

А стратегия тем временем властно требовала принятия ответственных решений. На войне тот, кто не проявляет своей воли, обречен подчиниться воле врага. Генерал Данилов в своем докладе 3 января характеризовал положение как достаточно прочное, хоть и не позволяющее рассчитывать на решительный успех. Сделав эту удивительную предпосылку, наш генерал-квартирмейстер развил свою мысль. Главной нашей целью должен явиться поход на Берлин, первым объектом Восточная Пруссия, а наступление туда повести от Остроленки и Пултуска на Ортельсбург – Сольдау!

Русский исследователь войны не может читать этой записки без скорби и негодования. Данилов задумал точное воспроизведение зловещего самсоновского маневра. Это было все, что Ставка сумела почерпнуть из опыта кампании 1914 года… Злосчастный фетиш Восточной Пруссии всецело владел скудными умами ответственных руководителей русской армии. Корпуса Клюева и Мартоса погибли для того, чтобы четыре месяца спустя столоначальник из Барановичей, как ни в чем не бывало, мог мечтать о завидном преимуществе фронта Ортельсбург Сольдау!

Великий князь, не имевший своего мнения, одобрил план, и уже на следующий день генерал Данилов имел в Седлеце совещание с генералом Рузским о выполнении его. Решено было перевести на млавское направление 1-ю армию генерала Литвинова и сформировать в Ломжинском районе новую 12-ю армию генерала Плеве, которой и поручить главную роль в операции.

Тем временем германское командование решило нанести русской армии грандиозный удар, охватив оба фланга нашего развертывания.

Тяжелое положение австро-венгерских армий побудило Фалькенгайна направить крупные силы на Карпатский фронт. Это был Бескидский корпус генерала фон дер Марвица (4 дивизии), подперший III австро-венгерскую армию, а в районе Мункача сформирована германская Южная армия генерала Линзингена[214] (5 дивизий), подпершая II австро-венгерскую армию слева и новообразованную VII генерала Пфланцера справа. В 20-х числах января нового стиля всему Карпатскому фронту надлежало перейти в наступление для разгрома 8-й русской армии.

Но главный удар Гинденбург решил нанести на севере по правому флангу нашего расположения. С этой целью на Нижнем Немане скрытно была сосредоточена новая Х армия генерала Эйхгорна[215] в составе 21 армейского корпуса из Франции и новых 38-го, 39-го и 40-го резервного – всего 8 пехотных и 1 кавалерийской дивизий. Этой армии надлежало ударить в правый фланг и зайти в тыл нашей 10-й армии. Одновременно VIII армии генерала Отто фон Белова[216] надлежало охватить у Лыка левый фланг 10-й армии и разыграть таким образом Канны – двухсторонний охват 10-й армии в Августовских лесах. Этому решительному удару Эйхгорна и фон Белова должна была предшествовать демонстрация Макензена на Равке, которой поручалось сковать силы нашего Северо-Западного фронта.

7 января началось упорное сражение в Карпатах. 8-я армия, в общем, отбила удар армий Бем Ермоли, Линзингена и Пфланцера, но положение продолжало оставаться напряженным, и Ставка направила в Карпаты XXII армейский корпус, покинувший 10-ю армию как раз накануне решительных событий.

23 января генерал Иванов прибыл в Ставку, где доложил Верховному главнокомандующему свой план вторжения в Венгрию 3-й и 8-й армиями, которым надлежало форсировать Карпаты. Ставка, как мы видели, уже имела план, заключавшийся в наступательной операции Северо-Западного фронта в Восточной Пруссии. Необходимо отметить, что пресловутое наступление на фронт Ортельсбург – Сольдау держалось Ставкой в строгом секрете от штаба Юго-Западного фронта, который не был осведомлен о седлецком совещании Данилова с Рузским. Однако великий князь согласился и с широкой наступательной операцией на Юго-Западном фронте. Ставка хотела наступать одновременно и в Карпатах, и в Буковине, и в Восточной Пруссии, а в общем, сама не знала, чего хотела.

Согласившись на одновременное ведение двух операций по расходящимся направлениям. Ставка профанировала стратегию. А это никогда и никому безнаказанно не сходило. Итак, Северо-Западный фронт наносил удар по задворкам Германии, в то время как Юго-Западный фронт нацеливался на задворки Австро-Венгрии. Полководец искал бы решения на левом берегу Вислы. Но полководца Россия не имела.

Гродно и Прасныш

21 января начались германские демонстрации. IX армия генерала Макензена внезапным ударом овладела фольварком Воля Шидловская.

Падение Воли Шидловской чрезвычайно встревожило как Ставку, так и штаб Северо-Западного фронта, испугавшихся за Варшаву и приостановивших подготовку наступления формировавшейся 12-й армии. Для отобрания злосчастного этого фольварка, не представлявшего никакой тактической ценности, генерал Рузский устроил 22 и 23 января во 2-й армии ужасную бойню, зря растрепав 11 дивизий, несмотря на протесты командира VI армейского корпуса генерала Гурко, которому была навязана эта абсурдная операция.

VI корпус был доведен до состава 8 дивизий. Наши потери в делах 21–23 января составили 353 офицера и 39 720 нижних чинов. Особенно пострадали 4-я, 25-я и 59-я пехотные дивизии. Рузский требовал все новых гекатомб. Надо только побольше упорства! – поучал он нового начальника штаба 2-й армии генерала Кондратовича[217] (бывшего командира XXIII корпуса). Конфликт между волевым и умным Гурко[218], не желавшим дальнейшего самоистребления, и безвольным, но упрямым Рузским, требовавшим новые груды человеческого мяса, не делает чести штабу Северо-Западного фронта и является характерным для системы минотавра драгомировской школы, убежденными сторонниками которой были выдвинутые Киевским округом Рузский и Бонч-Бруевич.

Германская демонстрация удалась вполне, и Гинденбург приступил к решительной части своего плана – уничтожению 10-й русской армии.

Наша 10-я армия генерала Сиверса – 11,5 пехотной и 1,5 кавалерийской дивизии на фронте 160 верст – заканчивала бессмысленную Ласдененскую операцию, предпринятую генералом Рузским вопреки мнения Сиверса для обеспечения правого фланга. Выделение Ласдененской группы поглотило все резервы, удлинило фронт, но правого фланга так и не обеспечило, что и было трагически доказано в ближайшие дни.

23 января части VIII германской армии потеснили к Ломже нашу 57-ю пехотную дивизию. Генерал Рузский встревожился, дал себя обмануть и этой демонстрацией и направил к Ломже все свои резервы: Гвардейский корпус генерала Безобразова, II армейский корпус генерала Флуга и XXVII корпус генерала Баланина[219]. Этим он связал себе руки, лишив фронт резервов.

28 января в метель и вьюгу разразилось наступление Х германской армии во фланг и в тыл нашей 10-й армии. Начальник штаба 10-й армии генерал барон Будберг[220], разгадав намерения противника, с достаточной определенностью к тому времени обнаружившиеся, настаивал на заблаговременном отводе армии из Пруссии и перегруппировке ее.

Но генерал Сиверс был глух к этим доводам. Он писал приказы о резке порций, устройстве нар, утилизации хозяйственных отбросов, устройстве сапожных мастерских. Удар трех германских корпусов пришелся по правофланговому III армейскому корпусу генерала Епанчина (56-я и 73-я пехотные дивизии; 54-я пехотная дивизия была расформирована еще в сентябре, после Мазурского сражения), уже лишенному своих превосходных полевых дивизий. Невысокого качества эти войска пришли в совершенное расстройство. Корпус потерял артиллерию, командир корпуса потерял голову – и все бежало в Ковно. Дорога в тыл армии немцам была открыта, и фланг соседнего XX корпуса генерала Булгакова обнажен.

Генерал Рузский недооценил серьезность положения, подобно тому, как в Лодзинскую операцию не придал значения удару Макензена на Кутно. Он считал атакующих немцев около корпуса и в последующие дни предписывал 10-й армии: сначала – 29-го – перейти в общее наступление совместно с 12-й, затем – 30-го – удерживаться на линии Сувалки – Августов и только 31-го, на четвертый день тяжелого боя, сообразил, что в 10-й армии происходит нечто серьезное, и предписал генералу Сиверсу удерживать во что бы то ни стало Гродненский район. Под Гродно спешно был двинут II армейский корпус от Ломжи и только что восстановленный после самсоновской катастрофы XV из Гомеля. Из другого злополучного корпуса – XIII – к весне удалось восстановить бригаду, а целиком он был восстановлен только к осени 1915 года. С Юго-Западного фронта спешно был вытребован III Кавказский корпус.

Тем временем положение 10-й армии становилось отчаянным. Огромный фронт, лесная местность и полное отсутствие связи свели управление армией на нет и разбили сражение на ряд отдельных боев. III корпус был сметен и выбыл из строя. XX, не получая никаких указаний, стоял еще на прусской земле, и в тыл ему надвигалась вся Х германская армия. XXVI армейский корпус генерала Гернгросса отходил под натиском немцев и обнажил левый фланг XX корпуса. И только на левом фланге армии у Лыка III Сибирский корпус генерала Радкевича, схватившись с тройными силами VIII и части Х германских армий, держал врага мертвой хваткой, не давая ему продвинуться ни на шаг. Стойкость полков 7-й порт-артурской и 8-й дивизий сибирских стрелков спасла 10-ю армию от участи самсоновской 2-й армии. Если Епанчин сыграл роль Благовещенского, то Радкевич не был Артамоновым. Сопротивление III Сибирского корпуса трем германским Людендорф назвал восхитительным.

Охватывая у Лыка левый фланг нашей 10-й армии, Х германская армия подставила свой фланг и тыл группы Лицмана[221] под удар нашей 12-й армии. Но Рузскому и Бонч-Бруевичу и в голову не пришло воспользоваться этим выгодным положением. III Сибирским корпусом в этих боях временно командовал генерал Трофимов. Генерал Сивере задержал отход 10-й армии на целые сутки по требованию Гучкова, желавшего эвакуировать имущество лазаретов Красного Креста.

Только 1 февраля XX корпус получил приказание об отходе. Путь его от Гольдапа на Сувалки и Гродно пролегал через дремучие Августовские леса и был уже перехвачен всей Х германской армией. Корпус – 40000 бойцов при 170 орудиях 27-й, 28-й, 29-й и 53-й пехотных дивизий – был окружен тройными силами. Генерал Булгаков взялся командовать своим корпусом, как ротой, поведя его одной огромной колонной.

Вековым литовским чащам, свидетелям гибели меченосцев и великой армии императора французов, довелось увидеть и скрыть от мира в своих недрах агонию гумбиненских победителей. Восемь дней шел смертный бой. 21-й германский корпус был растерзан, его орудия и знамена лотарингских полков перешли в наши руки[222], увы, на короткое время. 106-й пехотный Уфимский полк взял, например, командира и знамя 173-го германского пехотного полка, 16 офицеров и 1000 нижних чинов пленными, 12 орудий и 4 пулемета в делах у Срезского Ляса 3 и 4 февраля; 116-й пехотный Малоярославский полк захватил 5 февраля у Махарце 500 пленных и 5 орудий. Аналогичные трофеи были в остальных полках 27-й и 29-й пехотных дивизий, взявших в общем 4000 пленных при генерале, орудия и знамена.

У Эйхгорна были еще 38-й и 39-й корпуса. Дивизия за дивизией бросалась на изможденные войска Лашкевича, Джонсона и Розеншильда, отчаянно отбивавшиеся во все стороны. Из 14 полков лишь двум удалось пробиться в Гродно. Это был генерал-майор Российский с полками 113-м Старорусским и 114-м Новоторжским, пошедший на Бартинки, как то указывал начальник 29-й пехотной дивизии генерал Розеншильд-Паулин, а не на Курьянки, как на том настаивал, вопреки мнению всех старших начальников, генерал Булгаков. До чего неумело было налажено движение XX корпуса, видно из того, что пробившаяся на Гродно бригада генерала Российского не догадалась оставить маяков. Шедшие за ней главные силы сбились с пути. Остальные, в количестве около 8000 человек, 8 февраля положили оружие у Липска и фольварка Млынек, где в последней бешеной атаке погибла вся 27-я дивизия. От Малоярославского полка осталось лишь 40 человек с командиром полковником Вицнудой. Окруженные со всех сторон, они отказались сдаться и все до последнего были переколоты. Как передавали затем немцы, раненые этого полка, оставшиеся лежать в количестве нескольких сот человек на позиции, где полк пожертвовал собой, видя, что никого больше не осталось, открыли в упор огонь по подходившим немцам и все были перебиты.

Что же делал генерал Сиверс и его армия в Гродно, когда у самых ворот крепости погибал брошенный на произвол судьбы XX корпус? Отведя на Гродненские позиции XXVI корпус, а затем и III Сибирский, усилившись II и XV корпусами, он ничего решительно не предпринимал в эти трагические дни. 8 февраля, развернув XV, IV и XXVI корпуса, он перешел с ними в коротенькое наступление (аналогия с покушением Сирелиуса в Нейденбурге). Заминки в одном полку XV корпуса оказались для этого не в меру методичного военачальника достаточными для задержки остальных 23 полков. XX корпус мог быть спасен, но не с таким командиром, как генерал Булгаков, и не с таким командующим армией, как генерал Сиверс.

На примере генерала Булгакова мы констатируем одну из язв нашей военной системы: назначения – даже в военное время – не по заслугам, а по мертвой линии старшинства. Булгаков был назначен взамен принявшего 2-ю армию генерала Смирнова по представлению генерала Ренненкампфа, как старейший начальник дивизии (25-й) 1-й армии. Никаких других заслуг у генерала Булгакова не было, а в 1-й армии имелись между тем блестяще уже себя проявившие генералы Адариди и Розеншильд-Паулин.

В своем документальном труде генерал Хольмсен приводит данные о численном составе 10-й армии. Из 126000 человек при 516 орудиях она вывела 70000 человек и 331 орудие. Потери составили, таким образом, 56000 человек и 185 орудий. Лживые утверждения Людендорфа о якобы захваченных им 110000 пленных следует отнести к тем же рекламным сказкам, как 24 дивизии армии Ренненкампфа.

* * *

Пока наша 10-я армия вела тяжелые бои у Гродно с Х германской, на нашем Наревском фронте началось трехнедельное Второе Праснышское сражение между VIII германской армией генерала фон Белова и 12-й армией генерала Плеве.

Направив I армейский корпус и переданный ему 40-й резервный корпус на Лык, в обход левого фланга нашей 10-й армии, генерал фон Белов энергично демонстрировал в южном направлении остальными своими силами – Гвардейским резервом (группа Гальвица), ландвером, 1-м резервным и 20-м армейскими корпусами. Главные удары было решено нанести группой Гальвица на Осовец и группой Моргена (усиленный 1-й резервный корпус) на Прасныш. Наша 12-я армия только собиралась. Нарев удерживали гвардия у Остроленки и IV Сибирский корпус у Пултуска. XXVII армейский корпус был раздерган в осовецком (57-я пехотная дивизия) и праснышском (63-я пехотная дивизия) направлениях.

С 25 января начались бои в осовецком направлении. Маленькая крепость Осовец, энергично защищаемая комендантом полковником Бржозовским, выдержала 400000 снарядов, вплоть до 305– и 420-миллиметрового калибра. Атаки германцев отражались частями из состава 26-й и 57-й пехотных дивизий, вписавшими славную страницу в историю этой тяжелой войны.

Бесчестный враг отправил коменданту неслыханное предложение продать крепость. Полковник Бржозовский тут же приказал повесить парламентера (Гинденбург и фон Белов были, к сожалению, вне досягаемости веревки).

1 февраля весь 1-й резервный германский корпус обрушился на Прасныш, защищавшийся сборным отрядом полковника Барыбина (4 батальона и 16 орудий 63-й пехотной дивизии).

Так началась 11-дневная геройская оборона Прасныша – бой одного сводного полка против целого корпуса, его окружившего. Батальоны дунайцев и балтинцев, громимые артиллерией, одиннадцать суток отражали восточнопрусские и померанские полки. Остатки их, расстреляв патроны, были уничтожены в рукопашном бою. Защита Прасныша делает честь как молодым 249-му Дунайскому и 250-му Балтийскому полкам, так и старым Волынскому и Минскому, сообщившим им дух драгомировской 14-й дивизии. Когда немцы ворвались в Прасныш, полковник Барыбин и офицеры его штаба атаковали их в штыки и все были перебиты или ранены. Полковник Барыбин оказал высокую честь германской армии, согласившись принять от генерала Моргена свою шашку.

Их жертва оказалась не напрасной: наступление VIII германской армии было сорвано, а наша 12-я армия генерала Плеве смогла сосредоточиться и 19 февраля перешла в наступление, развернув справа налево Гвардейский, IV, II и I Сибирский корпуса и двинув под Осовец III Кавказский. 11 февраля на подступах к Праснышу I Сибирский корпус генерала Плешкова схватился с 1-м резервным германским генерала фон Моргена, в двухдневном бою совершенно разгромил его и 13-го отобрал Прасныш. В этом деле 3-й Сибирский стрелковый полк взял знамя 34-го Померанского фузилерного и остатки этого полка в количестве 17 офицеров и 1000 нижних чинов. 1-й Сибирский взял 4 орудия, а украинские гусары в конном строю захватили батарею. Всего 11 и 12 февраля сибиряками взято 3700 пленных и 7 орудий. В то же время на правом фланге армии гвардия завязала упорные бои в районе Едвабно.

Фронт 12-й армии быстро насыщался корпусами, перебрасывавшимися с левого берега Вислы. Во второй половине февраля здесь развернулись: гвардия, III Кавказский, XXIII армейский, IV Сибирский, I армейский, II Сибирский, I Сибирский, II Кавказский, I Туркестанский, XXVII и XIX армейские корпуса, и с левого берега Вислы было переведено управление 1-й армии, к которой отошли I Туркестанский, XXVII и XIX корпуса, а затем и II Кавказский.

Потеряв дух после катастрофы с XX корпусом, Ставка уже не помышляла больше о походе на Берлин виа Ортельсбург – Сольдау и задачей Северо-Западному фронту ставила лишь оттеснить немцев за линию государственной границы. Штаб Северо-Западного фронта был чрезвычайно изумлен этим шатанием мысли. И было от чего прийти в изумление. В январе генерал Данилов считал 4 корпуса достаточными для Ортельсбурга – Сольдау, а в феврале, развернув по Нареву не 4, а 14 корпусов, боялся ввести их в дело. 17 февраля генерал Рузский отдал своим армиям директиву оттеснить противника к Мазурским озерам. Директива эта смогла быть выполнена лишь наполовину.

10-я армия очистила от немцев Августовские леса, понеся в тяжелых боях у Гродно большие потери. В гродненских боях 10-й армией взято до 2000 пленных и 5 орудий. Х германская армия отошла к Сувалкам, переведя часть сил в VIII армию, которой пришлось отбиваться от наседавшего Плеве.

Всю вторую половину февраля в 12-й армии шли успешные бои. Рядом коротких ударов VIII германская армия была отброшена за линию границы. Особенно удачным было дело XXIII армейского корпуса 1 марта у Еднорожца. При Еднорожце 62-я пехотная дивизия генерала Евреинова захватила 500 пленных, 17 орудий и 12 пулеметов. В первых числах марта бои на Северо-Западном фронте стали замирать. План Гинденбурга уничтожить нашу 10-ю армию по Шлиффену не удался. Мы восстановили наш фронт и под Праснышем нанесли врагу поражение, тактическими размерами превышавшее Варшавское.

Всего во Втором Праснышском сражении взято в плен 14000 германцев, 42 орудия и 96 пулеметов[223]. До сентябрьского наступления французов в Шампани это число оставалось непревзойденным. Предыдущий рекорд – 12000 пленных и 38 орудий – был установлен на Марне. Один I Сибирский корпус генерала Плешкова взял 10000 пленных. Общий урон германцев составил в VIII армии до 50000 человек и в Х – до 30000 – всего 80000 человек. Наши потери были гораздо значительнее благодаря разгрому 10-й армии и доходят до 200000 человек, из коих до 70000 пленными (цифра 110000 приводится Людендорфом в целях рекламы) и 280 орудий – артиллерия XX корпуса и большая часть артиллерии III армейского корпуса. Нами потеряно два знамени и взято два[224].

13 марта генерал Рузский заболел и на его место главнокомандующим Северо-Западным фронтом был назначен генерал Алексеев.

* * *

Катастрофе в Августовских лесах суждено было иметь знаменательный и печальный эпилог. Ее не удалось скрыть от страны или замять, подобно самсоновской катастрофе, когда общественному мнению столь кстати был преподнесен Львов. По всей России поползли слухи, один тревожнее и нелепее другого. Невежественная толпа, не знавшая о ходе событий (что составляло государственную тайну), стала, как водится, видеть всюду германских шпионов и темные силы.

Великий князь Николай Николаевич решил воспользоваться этим настроением для переложения ответственности на козла отпущения. Растопчин в 1812 году натравил Москву на купеческого сына Верещагина. Великий князь решил натравить общественное мнение России на полковника Мясоедова. В несуществовавшем преступлении можно было обвинить с таким же успехом любого офицера, любого прохожего, но в данном случае важен был именно Мясоедов. Он слыл за ставленника Сухомлинова – и великий князь рассчитывал свести личные счеты со своим злейшим врагом, пристегнув его имя к скандальной истории. Обвинять прямо Сухомлинова в государственной измене он не мог – это должна была сделать стоустая молва.

Так была инсценирована печальная и позорная мясоедовская история. В первый раз внимание страны отвлекалось от войны с внешним врагом на внутренний фронт. Был сделан ужасный почин, первый шаг к разложению тыла. Начальник Вержболовского жандармского управления подполковник Мясоедов был за служебные проступки отставлен от службы в дисциплинарном порядке еще в 1913 году. Он обратился к военному министру и по заступничеству генерала Сухомлинова был вновь принят на службу. Негодяи встречаются в каждой армии, и в феврале 1915 года Мясоедов был арестован за мародерство. Ставка предъявила ему обвинение в государственной измене, мотивируя это тем, что Мясоедов расспрашивал офицеров о местонахождении их частей. Но сведения эти и так сообщались сотням посторонних лиц, земским и городским деятелям, ехавшим на фронт с подарками, женам военнослужащих, ехавшим проведать мужей. Военно-полевой суд отказался рассматривать дело об измене за недоказанностью и голословностью обвинения. Ставка сменила состав суда, но и новый суд не признал измены. Тогда великий князь сменил состав суда еще раз и после того, когда суд отказался в третий раз, взял дело в свои руки и повел его келейно. Мясоедова судили в Варшаве, в цитадели, без суда. Не было ни председателя, ни правозаступника, а обвинительный акт был составлен депутатом Гучковым, лицом, близким к великому князю, заклятым личным врагом Сухомлинова, но не имевшим никакого отношения к военно-судебному ведомству. Мясоедов был казнен.

Расчеты великого князя оправдались полностью. Сухомлинову был дан шах и мат, и с мясоедовского процесса (если только простое убийство можно назвать процессом) дни его были сочтены.

Штурм Карпат

Мысль о вторжении в Венгрию через Карпаты зародилась в штабе Юго-Западного фронта еще в декабре 1914 года. Идея принадлежала генералу Иванову, находившему, что раз наши армии ввязались в Карпаты, то лучше спустить их с гор вперед, чем назад. Генерал Алексеев, человек более широкого ума, вначале противился этой авантюре. предпочитая решение стратегическое: удар по левому берегу Вислы в ченстоховско-краковском направлении. По полному своему безволию он, однако, не сумел настоять на этом и мало-помалу целиком усвоил закарпатскую точку зрения.

В начале января противник значительно усилил свой Карпатский фронт переброской группы Марвица, II австро-венгерской армии и образованием Южной армии Линзингена, и нашей 8-й армии генерала Брусилова пришлось выдержать чрезвычайно упорное оборонительное сражение, которое мы можем назвать Первой Карпатской битвой.

7 января II австро-венгерская. Южная германская и VII австро-венгерская армии атаковали нашу 8-ю армию. Яростные атаки Бем Ермоли были отражены нашими XII и VIII армейскими корпусами, к которым присоединился и XXIV. Прорыв Линзингена на Стрый был остановлен 78-й пехотной дивизией генерала Альфтана и VII армейским корпусом генерала Экка. Однако на нашем левом фланге Пфланцер-Балтин стал нажимать на XXX корпус, постепенно вытесняя его из Буковины.

12 января неприятельское наступление было остановлено, и наши XXIV, XII и VIII корпуса перешли в контрнаступление по пояс в снегу. Упорнейшие бои в направлении на Бартфельд и Мезо Лаборч шли весь январь, и 23-го Мезо Лаборч был взят VIII армейским корпусом. В боях 15 и 16. января 48-я пехотная дивизия генерала Корнилова овладела перевалом Черемша, взяв 3000 пленных и 6 пулеметов. 23 и 24 января у Мезо Лаборча VIII корпус захватил 108 офицеров, 6000 нижних чинов, 2 орудия и 16 пулеметов. 26 января XII корпус вновь овладел Лупковским перевалом, взяв 69 офицеров, 5200 нижних чинов и 18 пулеметов.

Прибывший с Северо-Западного фронта XXII армейский корпус был двинут на стрыйское направление и занял для упорной обороны ключ Лесистых Карпат Козювку (высота 992), ставшую его Голгофой. И в продолжение десяти недель вся ярость Южной германской армии Линзингена разбивалась о железную грудь финляндских стрелков. Неудовлетворительно обстояли дела только на крайнем левом фланге карпатского расположения, где XXX корпус должен был оставить 31 января Черновицы, эвакуировать Буковину и отойти левым своим крылом к бессарабской границе.

23 января, как мы видели, генерал Иванов ездил в Ставку, представил там свой проект похода в Венгрию и получил согласие Верховного и обещание подкреплений. Начавшееся германское наступление на Гродно и Прасныш отвлекло все внимание Ставки и поглотило все ее резервы, так что Юго-Западному фронту пришлось рассчитывать только на себя. Генерал Иванов усилил свою ударную 8-ю армию, переведя под Стрый XVII корпус из 9-й армии и дальше на Турку – XI корпус из 3-й армии. Наступление 8-й армии развивалось медленно, но неизменно успешно до первых чисел февраля. Трофеями Первого Карпатского сражения с 7 января по 7 февраля были 691 офицер, 47640 нижних чинов, 17 орудий и 119 пулеметов. Вообще же 8-й армией с начала военных действий по февраль было взято 2600 офицеров, 186000 нижних чинов при 250 орудиях.

* * *

10 февраля, когда кризис у Гродно миновал, Ставка предписала перебросить на крайний левый фланг Юго-Западного фронта управление 9-й армии с XVIII армейским корпусом и сформировать на Днестре и Заднестровье новую 9-ю армию из XI, XVIII и XXX армейских корпусов. Дело в том, что Вуковинский театр, стратегически второстепенный, играл важнейшую политическую роль, примыкая к нейтральной Румынии. Успехи наши либо неудачи здесь повышали или понижали престиж России на Балканах. Все это надо иметь в виду, если и не для оправдания, то, во всяком случае, для уразумения психологии Ставки и Юго-Западного фронта, из-за Залещиков проглядевших Горлицу.

Большая часть февраля прошла в подготовке наступления на Венгрию и в упорных боях местного значения, не прекращавшихся у Козювки ни на один день. XXIV и XII корпуса были переданы в 3-ю армию, которой наступать надлежало на Кошицы – Эпериеш. В 8-й армии остались VIII, VII и XXII армейские корпуса, к которым затем присоединился XVII армейский корпус.

Тем временем генерал Конрад решил двинуться на выручку армии генерала Кусманека[225], погибавшей в Перемышле. Неприятельские силы против наших 3-й, 8-й и 9-й армий (33 дивизии) были доведены до 56 дивизий.

20 февраля 9 австро-германских дивизий обрушились на наш VIII корпус генерала Вл. Драгомирова. После Лимановского сражения генерал Брусилов отрешил командира VIII корпуса генерала Орлова, дезорганизовавшего управление корпусом. Это тот самый Орлов, что заблудился в гаоляне, человек способный, но на редкость неудачливый и нелюбимый войсками. 5 других дивизий яростно атаковали VII корпус и еще 5 набросились на XXII. Так началось сражение у Балигрода – Лиски, или Вторая Карпатская битва II австро-венгерской армии генерала Бем Ермоли и Южной германской армии генерала Линзингена с 8-й армией генерала Брусилова.

Тяжелые и славные дни, где 8 русских дивизий, брошенные на произвол судьбы штабом фронта (Брусилов выкрутится!), отразили и поразили 19 отборных австро-германских, нанеся им громадный урон и прикрыв своей грудью Перемышль и Галицию. Наступление Конрада было сорвано, и армия Кусманека предоставлена собственной судьбе. Потери австро-германцев превысили 100000 убитыми и ранеными, 4-й австро-венгерский корпус лег буквально до последнего человека. Трофеями 8-й армии, кроме того, было 450 офицеров, 30000 человек пленных, 10 орудий и 100 пулеметов. Наш урон – свыше 50000 человек.

1 марта генерал Иванов отдал директиву 3-й армии наступать на Гуменное, 8-й – на Ужок, 9-й – на Мармарош – Сигет и Хуст. Наступление было назначено на 7 марта, но смогло быть выполнено лишь 3-й и 8-й армиями, 9-я армия еще не закончила своего сосредоточения.

С 6 марта на фронте армий Радко Дмитриева и Брусилова начались упорные бои. Шаг за шагом, день за днем теснили они армии фон дер Марвица, Бороевича и Линзингена, захватывали высоту за высотой, перевал за перевалом, опрокидывали врага неистовыми ночными атаками, втаскивали руками на кручи превосходные финляндские и сибирские горные батареи, отбивали яростные контратаки. Такова была Третья Карпатская битва. 11 марта ночной атакой XXIV армейский корпус прорвал фронт III австро-венгерской армии и овладел главным хребтом Бескид. Особенно памятны дела 48-й пехотной дивизии у высоты 650, прозванной австрийцами малым Перемышлем.

Пока 3-я и 8-я армии решительно штурмовали Карпаты, в тылу их Блокадная армия отразила 5 марта яростную вылазку перемышльского гарнизона. Стало ясно, что это последние судороги крепости. Истощив все средства обороны, генерал Кусманек взорвал свои верки, уничтожил боевые припасы и утром 9 марта сдался со своей армией в 125000 человек при 1050 орудиях генералу Селиванову[226]. В бою 5 марта нанесено полное поражение полевым войскам перемышльской армии и взято 107 офицеров, до 4000 нижних чинов и 16 пулеметов. По капитуляции сдались 9 генералов, 2300 офицеров и 122 800 нижних чинов. Офицерам оставлено оружие, отобранное, однако, впоследствии, когда летом стали известны зверства врага над нашими ранеными. Русским комендантом был на первых порах назначен уже известный нам генерал Артамонов, которого заменил затем генерал Дельвиг.

Падение Перемышля обрадовало всю Россию и позволило усилить Карпатский фронт, направив XXVIII корпус в 8-ю и XXIX – в 3-ю армии. Блокадная армия была расформирована.

На левом нашем фланге – в новообразованной 9-й армии – положение стало напряженным. XI корпус ввязался в карпатские бои, XVIII собирался на Днестре, XXX был расстроен и отброшен за Днестр. А Пфланцер между тем напирал, введя в дело 8 дивизий. Вытеснив XXX корпус из Буковины, он бросил две дивизии венгерского гонведа на Хотин, в Бессарабию – в охват левого фланга 9-й армии и всего Юго-Западного фронта.

Положение здесь было спасено славной русской конницей. Кавалерия Юго-Западного фронта, которой нечего было делать в горах, сосредоточилась в двух массах; на Дунайце – на правом фланге 3-й армии и на Днестре – на левом фланге 9-й. В этом последнем районе было в первых числах марта образовано два конных корпуса: II – генерала Каледина у Залещиков и III – графа Келлера у Хотина. I конный корпус генерала Орановского[227] был сформирован на Северо-Западном фронте.

II конный корпус состоял из 12-й кавалерийской дивизии и Кавказской туземной (именовавшейся в просторечии Дикой), Эта последняя в составе 6 полков 4-го эскадронного состава была образована при объявлении войны, вобрав в себя самые воинственные элементы горских племен. Кавказ был этим избавлен от горючего материала, и восстание, наподобие случившегося в 1877 году, не могло повториться. Назначение начальником дивизии великого князя Михаила Александровича, брата Белого Падишаха, льстило самолюбию кавказских народов. Во II конный корпус впоследствии поступила и 9-я кавалерийская дивизия, входившая в состав Блокадной армии. III конный корпус состоял из 10-й кавалерийской дивизии, 1-й Донской и Терской, к которым присоединилась Варшавская гвардейская кавалерийская бригада.

Обходившая левый фланг Юго-Западного фронта неприятельская группа была в ночь на 17 марта стремительно атакована графом Келлером и разгромлена под стенами Хотина. Под Хотином особенно блестяще действовала 10-я кавалерийская дивизия, в частности ингерманландские гусары. Было взято 33 офицера и 2100 нижних чинов. Наголову разбита 42-я венгерская пехотная дивизия. Неприятель отброшен в Буковину. В деле 18 марта II конного корпуса 12-я кавалерийская дивизия взяла 21 офицера, 1000 нижних чинов и 8 пулеметов. В то же время – 18 марта – перешел в наступление и III конный корпус у Замуши. 120 эскадронов и сотен, развернувшись на левом фланге 9-й армии, геройской работой как в пешем, так, главным образом, в конном строю, парировали обход войск Пфланцера и вывели свою армию из очень тяжелого положения.

Штаб Юго-Западного фронта еще 12 марта предписал 8-й армии прорвать центр неприятельского расположения от Ужка до Турки и выйти в тыл австро-германцам, оперировавшим против 9-й армии. Операция обеспечивалась левофланговыми корпусами 3-й армии – XXIV, XII и XXIX, прочно укрепившимися в Бескидах.

Наступление 8-й армии началось в ночь на 16 марта. Генерал Брусилов нанес удар правым флангом – VIII, XXVIII и XVII корпусами, наголову разбившими в четырехдневных боях с 16 по 19 марта на Лубненских высотах II австро-венгерскую армию, в то время, как VII и XXII корпуса отражали Южную германскую армию. В боях на Лубненских высотах 16–19 марта взято 12 500 пленных и 5 орудий. 20 марта в контрнаступление перешла III австро-венгерская армия и Бескидский корпус фон дер Марвица, но это контрнаступление было в последующие дни сломлено ударной группой 8-й армии и левофланговой группой 3-й армии.

30 марта Карпаты были форсированы. Их постигла участь Альп, Кавказа и Балкан. Блистательный подвиг был совершен – и наши георгиевские рожки победно перекликались с горными орлами в снежных облаках.

Пройдя за четырнадцать дней 20 верст беспрерывным штурмом, геройские корпуса 3-й и 8-й армий спускались победно с Карпат. Они стояли уже на территории Венгрии, но на искони русской земле – на земле Карпатской Руси. Здесь их застал приказ остановиться и перейти к обороне. Трофеями Третьей Карпатской битвы было 900 офицеров, 70000 нижних чинов, 30 орудий и 200 пулеметов с 6 по 30 марта.

Третья Галицийская битва. Потеря Червонной Руси

Отдавая 28 марта директиву 3-й и 8-й армиям приостановить наступление и прочно укрепиться на западных склонах Карпат, штаб Юго-Западного фронта отдавал себе отчет в недостаточности их сил. Потери неприятеля, правда, были огромны и доходили до 400000 человек. Одними пленными за Карпатскую операцию было захвачено с января по конец марта свыше 2000 офицеров и 148000 нижних чинов. Однако и наш урон превысил 200000 человек[228]. Дивизии равнялись по силе полкам, а их артиллерийские бригады, расстрелявшие все свои запасы, по огневой мощи равнялись взводам, в лучшем случае – батареям. Преодоление Карпат поглотило столько сил и средств, что для самого похода в Венгрию собственно ничего не оставалось. Январские расчеты Юго-Западного фронта, затеявшего эту славную авантюру, не отвечали реальным возможностям.

Генерал Иванов требовал подкреплений и снарядов. Ставка, хоть и признавала поход в Венгрию неотложной необходимостью и даже торопила с ним Юго-Западный фронт, но от прямого ответа уклонялась и подкреплений не давала, желая, очевидно, наступления без затраты войск и стрельбы без расхода патронов. Генерал Иванов мог добиться лишь возвращения III Кавказского корпуса. Известное влияние на Ставку оказывал и новый главнокомандующий Северо-Западным фронтом, генерал Алексеев, с переменой климата переменивший и свои взгляды на целесообразность похода на Венгрию.

На место генерала Алексеева начальником штаба Юго-Западного фронта был назначен генерал Вл. Драгомиров, сдавший VIII армейский корпус генералу Кашталинскому. Начальником штаба Северо-Западного фронта вместо генерала Орановского был назначен генерал Гулевич.

26 марта – в светлый праздник – германцы Линзингена вероломным образом овладели Козювкой. Бесчестный враг знал, как мы чтим праздник Пасхи, и решил этим воспользоваться. К этому времени финляндские стрелки, бессменно 2 месяца защищавшие Козювку, были отведены на отдых и сменены частями 60-й пехотной дивизии. Один из полков этой последней – 237-й пехотный Грайворонский – и занял высоту 992. Германские парламентеры пожелали хороших праздников и обещали все праздники не стрелять. Мягкотелые россияне, разумеется, раскисли от умиления, не подозревая, что германское племя рождено во лжи.

Внезапным ударом вюртембергские полки разметали безмятежно разговлявшихся грайворонцев и захватили Козювку, от которой неизменно два месяца подряд отбивались финляндскими стрелками. Эти последние плакали от бешенства, бросаясь в неистовые контратаки. Но, несмотря на все усилия, вернуть Козювки им не удалось – неравенство сил было слишком велико. Все попытки XXII корпуса и 60-й пехотной дивизии вернуть ее оказались безуспешны. Эта досадная утрата значительно ухудшила положение Карпатского фронта, создав угрозу в стрыйском направлении.

Все внимание Юго-Западного фронта обратилось на левый фланг 8-й армии, а все внимание Верховного – на действия 9-й армии. К апрелю месяцу из 16 корпусов Юго-Западного фронта 13 завязли в Карпатах, отчасти (в 3-й и 8-й армиях) уже перевалив их; 2 корпуса 3-й армии были развернуты фронтом на запад – у Горлицы и по Дунайцу и 1 был в резерве фронта. Западное направление Горлица и Дунаец – совершенно не интересовало руководителей русской стратегии. Направление это, по словам последней подписанной генералом Алексеевым директивы Юго-Западного фронта, ныне еде более уменьшило свое значение, ибо противник не имеет здесь важной реальной цели. Русские стратеги Мировой войны разгром живой силы врага отнюдь не считали реальной целью, полагая таковую лишь в занятии географических объектов.

Март – апрель 1915 года были решительными месяцами в судьбе Российской Империи. Нашей Родине надлежало разорвать все теснее сжимавшееся роковое кольцо неприятельской блокады. С выступлением Турции на стороне Центральных держав политическое и экономическое положение России стало катастрофическим. Она была изолирована от остальных союзников, и ее экономическую жизнь постепенно стал разбивать паралич. По картинному определению генерала Головина, Россию можно было уподобить дому с заколоченными дверьми и окнами, в который можно было проникать только через трубу. Самым важным фронтом для России становился турецкий. Без предварительного разгрома Турции нечего было и надеяться на сокрушение Германии и Австро-Венгрии.

Заправлявшие судьбами страны столоначальники, как в Ставке, так и в Министерстве иностранных дел, до сознания этой задачи не доросли. Они видели дым, но не замечали огня, констатировали следствия, но оказывались бессильны постигнуть причину. Кругозор их был слишком невелик для уразумения взаимодействия политики и стратегии.

Политически обстоятельства складывались как нельзя лучше. Имея в виду свои личные выгоды (гегемония на Ближнем Востоке, моссульская нефть), Британская империя собиралась нанести Турции весной 1915 года решительный удар форсированием проливов. Лорд Китченер обратился к союзникам с предложением участвовать в этой операции. Поглощенная заботой о своем фронте, Франция отнеслась к этому весьма сдержанно, ее участие в замышлявшейся Дарданелльской экспедиции могло быть лишь декоративным. Экспедиция эта всецело ложилась на англичан.

России надлежало форсировать почти что беззащитный Босфор и овладеть Константинополем. Для осуществления двухвековой мечты, ставшей в Мировую войну и государственной необходимостью, надо было только посадить войска на корабли. Превосходство наше на Черном море к весне 1915 года стало подавляющим. У нас 5 линейных кораблей с залпом в 28 – 12-дюймовых орудий, у германо-турок один Гебен с залпом в 10 – 11-дюймовых пушек. В бою 5 мая у входа в Босфор Гебен вторично за войну (в первый раз 5 декабря 1914 года) был жестоко подбит Евстафием и после этого в бой с нашими старыми, но умевшими постоять за себя броненосцами больше не ввязывался.

Императорское правительство относилось к этому жизненному для России делу с преступным равнодушием и недомыслием. Ставка вообще не доросла до претворения политики в стратегию. Характерным пороком русской военной мысли конца XIX и начала XX веков была какая-то необъяснимая недооценка десантных операций – и это несмотря на уроки Крымской кампании и Маньчжурской войны, где мы потерпели поражение именно от неприятельских десантов. Кустарные маневры 1903 года на озере Березани, когда хотели, чтобы десант не удался, имели в этом отношении чрезвычайно вредное влияние. Один лишь Император Николай Александрович чувствовал глубокую необходимость для России этой спасительной операции. По настоянию Государя в конце марта и в начале апреля в портах Черного моря сосредоточился V Кавказский корпус (стрелки и пластуны) и сюда ожидался и II армейский корпус. Руководить операцией должен был командующий 7-й армией генерал Никитин.

Никогда еще российским войскам не предстояло совершить более великое и более важное дело, чем то, что вставало в те апрельские дни 1915 года перед черноморскими моряками, пластунами и молодыми полками кавказских стрелков.

* * *

Пока Ставка и штаб Юго-Западного фронта замышляли поход в Венгрию, а Государь – увы, одинокий – настаивал на константинопольской экспедиции, в стане наших врагов было принято решение чрезвычайной важности.

Стабилизация фронта на Западе исключала возможность быстрого решения войны. От моря до Альп силы были в равновесии и состояние к тому времени техники давало преимущество обороняющемуся. На Востоке же небольшие сравнительно силы сторон на огромном фронте позволяли широкое маневренное творчество.

Стратегическое решение германского командования перенести центр тяжести на Восток диктовалось политической обстановкой. Положение Австро-Венгрии было критическим, ее армия, разгромленная в Карпатах, не смогла бы выдержать нового генерального сражения. Надо было спасти коалицию Центральных держав и расстроить коалицию Согласия выводом из строя России. Этого можно было достигнуть снятием с французского фронта целой армии для решительного удара по русской вооруженной силе.

Удар этот было решено нанести у Горлицы и на Дунайце; прорвав растянутый в ниточку правый фланг 3-й армии, зайти в тыл всем русским армиям Юго-Западного фронта, увязшим в Карпатах, и уничтожить их. Карпаты должны были стать могилой русской армии, а Россия, лишившись вооруженной силы, должна была заключить мир любою ценою.

С французского фронта было снято 14 дивизий, составивших XI армию генерала Макензена. В строжайшей тайне от всех, вначале даже от союзников-австрийцев, войска эти были переброшены в Краковский район. Здесь XI армия вдвинулась между IV и III австро-венгерскими армиями, которые тоже должны были принять участие в наступлении против нашей 3-й армии: IV армия вдоль Вислы, развивая главный удар XI, а III армия, фиксируя нашу 3-ю с фронта в Карпатах.

Горлицкому громовому удару должны были предшествовать демонстрации. На крайнем левом фланге неприятельского расположения вновь образованной Неманской армии генерала фон Белова надлежало вторгнуться в Курляндию и отвлечь все внимание и все резервы русского Северо-Западного фронта. Одновременно в Карпатах должны были энергично демонстрировать II австро-венгерская, Южная германская и VII австро-венгерская армии, отвлекая внимание и резервы Юго-Западного фронта от горлицкого направления.

* * *

14 апреля началась демонстрация в Курляндии. Группа генерала фон Лауэнштейна[229], поддержанная затем всей Неманской армией, овладела к 25-му южной Курляндией с Либавой, но затем была задержана направленным сюда XIX армейским корпусом генерала Горбатовского. Алексеев не был Рузским, и провести его было не так легко. Штаб Северо-Западного фронта угадал в германском наступлении демонстрацию и не разбросал сил, отправив в Курляндию лишь строго необходимое. В первых числах мая сюда было переведено управление 12-й армией с энергичным Плеве, наименованное 5-й армией. 12-ю армию принял командовавший прежней 5-й армией генерал Чурин, а прежняя 5-я армия на левом берегу Вислы была соединена со 2-й. Положение на Северо-Западном фронте все время оставалось твердым.

Иначе, к сожалению, обстояли дела на Юго-Западе. Недалекий Иванов и еще более недалекая Ставка чрезвычайно встревожились австро-германскими демонстрациями в Карпатах, носившими особенно упорный характер на стрыйском направлении. Штаб Юго-Западного фронта ослабил и без того слабую 3-ю армию и все внимание обратил на 8-ю. Ставка же, как мы видели, особенное значение придавала 9-й армии и все время торопила с ее наступлением. Генерал Иванов собирался отбиваться в Карпатах, великий князь требовал наступления в Буковине. Ни тот, ни другой не замечали собиравшейся на Дунайце грозы.

А гроза все приближалась, и те, на кого она в первую очередь должна была обрушиться, уже стали чувствовать ее дыхание. Без глубочайшего волнения нельзя читать сводки обреченных полков IX и Х армейских корпусов за 10–18 апреля. Час за часом, день за днем бесстрастно отмечали они накопление неслыханных сил врага перед своим фронтом. Донесения Радко Дмитриева с каждым днем становились все тревожнее. Главные силы его армии были втянуты в Карпаты, откуда враг не грозил. В то же время растянутым в ниточку IX и Х корпусам с их замолкшей артиллерией предстояло отразить наступление необычайной силы. Генерал Радко Дмитриев чувствовал катастрофу, нависшую над его войсками. Он предлагал единственный спасительный выход: заблаговременный отход и перегруппировку сил. Неприятельский удар пришелся бы впустую, и мы имели бы время, место и силы для организации решительного контрудара. Временно, конечно, пришлось бы пожертвовать Бескидами и Западной Галицией, но силы были бы сохранены.

Ставка не желала этого понять. Ее лозунгом в эти дни было ни шагу назад!. Она предпочитала скорее истребить все свои армии, чем уступить неприятелю хоть одну гуцульскую деревушку… Генерал Иванов считал долгом разделять эту безумную точку зрения, несмотря на представления своего начальника штаба генерала В. М. Драгомирова, уже видевшего опасность. Донесения генерала Радко Дмитриева подтверждали полученную ранее в Ставке телеграмму лорда Китченера о готовящемся германском ударе у Горлицы – Тарнова, но Ставка этими предостережениями пренебрегла. Телеграмма Китченера была от 28 марта. Достойна изумления необычайная осведомленность британского Intelligent service, знавшего за четыре недели место, где было предположено прорвать русский фронт, – и это в то время, когда в тайну еще не было посвящено союзное Германии австро-венгерское командование. Великий князь упорно желал быть слепым. И при таких обстоятельствах генерал Иванов считал, что сам не смеет быть зрячим…

* * *

В середине апреля положение от Вислы до Прута представлялось в следующем виде.

3-я армия генерала Радко Дмитриева растянула свой правый фланг – IX и Х корпуса – по Дунайцу и карпатским предгорьям, от Вислы до Бескид фронтом на запад. Главные силы – XXIV, XII, XXI и XXIX корпуса – группировались на Бескидах и были нацелены на юго-запад, в Венгрию, от Мезо Лаборча на Эпериеш.

8-я армия генерала Брусилова владела главным хребтом Карпат, развернув VIII, XVII, XXVIII и VII армейские корпуса.

Между 8-й и 9-й армиями 18 апреля была образована 11 армия, которую принял генерал Щербачев (сдавший IX корпус генералу А. М. Драгомирову). В 11-ю армию вошли XXII и XVIII армейские корпуса, она владела долиной Верхнего Днестра и обеспечивала стрыйское направление. В командующие 11-й армией предназначали победителя Перемышля генерала Селиванова, но он заболел.

В 9-ю армию генерала Лечицкого в Заднестровье входили новообразованный XXXIII (заамурцы), XI и XXX армейские, II и III конные корпуса.

Сосредоточение неприятельского кулака происходило с большой энергией. Против нашего IX корпуса на Дунайце сосредоточилась вся IV австро-венгерская армия (9-й, 14-й австро-венгерские корпуса, 22-й резервный германский корпус), а против Х корпуса у Горлицы – вся XI германская армия (Гвардейский, 10-й армейский, 41-й резервный, Сводный германский и 6-й австро-венгерский корпуса). Бескидский германский корпус и III австро-венгерская армия были сосредоточены против карпатской группы 3-й армии, тогда как II австро-венгерская армия противостояла 8-й армии. Южная германская – 11-й, а VII австро-венгерская – 9-й.

Никогда еще за всю войну русская армия не подвергалась большей опасности, чем в эти апрельские дни 1915 года. Против 6 ослабленных наших дивизий IX и Х корпусов неприятель сосредоточил 16 свежих. У нас здесь было всего 4 тяжелых пушки против 160 неприятельских. У Горлицы 130 орудиям Х армейского корпуса противостояло 572 орудия всей XI германской армии, но в то время, как наши батареи могли расходовать только по 10 снарядов в день, боевой комплект германцев был неограничен.

Превосходство врага было тройным в пехоте и пятерным в количестве артиллерии[230]. Фактически, принимая во внимание наш снарядный голод, огневое превосходство Макензена над Радко Дмитриевым было в 50 раз. Принимать бой в такой обстановке было безумием и преступлением. Но Ставка совершила это безумие и это преступление, категорически предписав IX и Х корпусам оставаться на месте. Все представления генерала Радко Дмитриева (поддержанного и генералом В. Драгомировым) были ею отвергнуты.

Стратегический примитив, великий князь Николай Николаевич расценивал явления войны по-обывательски. Победу он видел в продвижении вперед и в занятии географических пунктов: чем крупнее был занятый город, тем, очевидно, крупнее была победа. Эта обывательская точка зрения великого князя особенно ярко сказалась в его ликующей телеграмме Государю по поводу взятия Львова, где он ходатайствовал о награждении генерала Рузского сразу двумя Георгиями. А между тем вся львовская авантюра генерала Рузского была стратегическим преступлением, за которое виновника надлежало предать суду и, во всяком случае, отрешить от должности. Вся тлетворная карьера генерала Рузского была создана этой обывательской расценкой Верховного. Поражение же он усматривал в отходе назад. Средство избежать поражения было очень простое: стоило только не отходить, а держаться во что бы то ни стало.

* * *

На рассвете 19 апреля IV австро-венгерская и XI германская армии обрушились на IX и Х корпуса на Дунайце и у Горлицы. Тысяча орудий – до 12-дюймового калибра включительно – затопили огневым морем неглубокие наши окопы на фронте 35 верст, после чего пехотные массы Макензена и эрцгерцога Иосифа Фердинанда ринулись на штурм. Против каждого нашего корпуса было по армии, против каждой нашей бригады – по корпусу, против каждого нашего полка по дивизии. Ободренный молчанием нашей артиллерии, враг считал все наши силы стертыми с лица земли.

Но из разгромленных окопов поднялись кучки полузасыпанных землею людей остатки обескровленных, но не сокрушенных полков 42-й, 31-й, 61-й и 9-й дивизий. Казалось, встали из своих могил цорндорфские фузилеры. Своей железной грудью они спружинили удар и предотвратили катастрофу всей российской вооруженной силы. IV австро-венгерская армия была вообще отражена IX армейским корпусом генерала А. Драгомирова, XI германская армия могла продвигаться лишь шаг за шагом. 20 апреля продолжалось жестокое побоище. 21-го брошенный в бой по частям резерв фронта – III Кавказский корпус – понес жестокие потери у Змигрода, но сдержал XI германскую армию. Он принял на себя удар чудовищного тарана – фаланги 10-го, Сводного и 41-го германского корпусов, которую Макензен вгонял в разрыв Х и XXIV армейских корпусов.

Радко Дмитриев отвел 22 апреля Х и III Кавказский корпуса на Вислоку. На правом фланге 3-й армии IX корпус продолжал стойко держаться на Дунайце против IV австро-венгерской армии. Положение карпатской группы корпусов становилось с каждым днем рискованнее: Макензен уже выходил на сообщения XXIV армейского корпуса. Нельзя было больше терять ни минуты – и командовавший 3-й армией предписал: XXIV и XII корпусам выходить из Карпат, XXI – выйти в резерв для выручки Х и III Кавказского, а XXIX корпусу оставаться пока на месте, держа связь с 8-й армией.

XXIV корпусу пришлось круто. 49-я дивизия успела, правда, отойти, но 48-я генерала Корнилова была уже окружена. В жестоких боях 23 и 24 апреля у Дуклы геройская дивизия прорвалась сквозь 5 неприятельских, но тяжело раненный Корнилов попал в плен. 48-я пехотная дивизия лишилась 5000 человек из 7000 и 34 орудий. Полки ее вынесли свои знамена. На XXIV и XII корпуса навалилась вся III австро-венгерская армия, но натиск неприятеля был сдержан – и к 25 апреля карпатская группа нашей 3-й армии вышла из гор в полном порядке.

В Западной Галиции дела приняли трагический оборот. 23 апреля Макензен сбил Х и III Кавказские корпуса и форсировал Вислоку. Пришлось оттянуть с Дунайца IX армейский корпус и конницу генерала Володченко. В сводный конный корпус 3-й армии (впоследствии IV конный корпус) входили 7-я, 16-я кавалерийские дивизии и 2-й сводный казачий. 24 апреля Радко Дмитриев предписал обескровленной 3-й армии отходить на Сан. Западная Галиция была потеряна. Потери под Горлицей были огромны. Х армейский корпус за один день 19 апреля лишился 17000 человек и 10 орудий. Всего в боях с 19 по 28 апреля 3-я армия потеряла 140000 человек, до 100 орудий и до 300 пулеметов[231]. В строю ее оставалось по приходе на Сан в 16 дивизиях 65000 человек.

Отбрасывая 3-ю армию на Сан, Макензен выходил в тыл всему нашему Карпатскому фронту, и в первую очередь 8-й армии. Необходимо было немедленно начать эвакуацию Карпат, оторвав в то же время 3-ю армию от наседавшего противника.

К несчастью. Ставка совершенно не отдавала себе отчета в положении. Она просто игнорировала горлицкую катастрофу, более серьезную между тем, нежели самсоновская либо гродненская. Незрячие глаза Верховного главнокомандующего были устремлены куда-то на Буковину, где он подготовлял нисколько не отвечавшее обстановке наступление 9-й армии. Вызвав в Холм главнокомандовавших фронтами, великий князь повелел генералу Иванову ни в коем случае не отступать за Сан. Генерал Данилов, подсчитав номера дивизий, пришел к успокоительному выводу, что решительно не видно никаких данных для отказа от операций в Карпатах. Ему просто в голову не пришло, что в этих дивизиях осталось по 800 штыков, что в артиллерийских бригадах осталось по два стреляющих орудия, что люди валятся с ног от истощения. Столоначальники в Барановичах заготавливали бумаги, проставляли на них исходящие номера и отправляли в штаб Юго-Западного фронта к руководству либо к исполнению.

В штабе Юго-Западного фронта отдавали себе отчет в катастрофическом положении 3-й армии и риске, которому подвергалась в Карпатах 8-я армия. Генерал В. Драгомиров настаивал на необходимости спасения того, что можно было еще спасти, и на отводе этих армий за Сан. Но генерал Иванов не нашел в себе мужества последовать этому совету, шедшему вразрез с абсурдными требованиями Ставки, и предпочел скорее не согласиться с действительностью, чем позволить себе не согласиться со старшей инстанцией. Он умыл руки, отказался от какого-либо руководства операциями и ограничился автоматической передачей бумажек Ставки в штаб 3-й армии.

Радко Дмитриев, схватившийся с тремя неприятельскими армиями – эрцгерцога, Макензена и Бороевича, был брошен на произвол судьбы, не получая никаких указаний. Вместо Верховного главнокомандующего был фонограф с раз навсегда напетой пластинкой Ни шагу назад! а вместо главнокомандующего фронтом почтовый ящик. Никогда еще ни один командующий армией не был в более критическом положении. Великий князь прижимал истерзанное тело 3-й армии к раскаленному железу врага, не давая ей оторваться от этого железа.

26 и 27 апреля к востоку от Вислоки шло отчаянное побоище. Брошенный в бой XXI армейский корпус и вновь образованный на правом фланге XXIX спасли 3-ю армию от окончательного истребления. В XXIX армейский корпус в Карпатах входили сперва 58-я и 81-я пехотные дивизии, отданные затем в 8-ю армию. На Вислоке в его состав вошли 62-я пехотная и 13-я Сибирская дивизии, прибывшие с Северо-Западного фроэта, а затем, на Сане. корпус состоял из 12-й Сибирской и 45-й пехотной дивизий. Держаться против пятерного превосходства врага с обескровленной пехотой, молчащей артиллерией и не имея в тылу ни единой укрепленной позиции было все же немыслимо ни человечески, ни сверхчеловечески. Комендант Ивангорода генерал Шварц еще задолго до горлицкого прорыва предложил генералу Иванову укрепить средствами вверенной ему крепости позиции в тылу IX и Х корпусов, однако случившийся при этом генерал В. М. Драгомиров отверг это предложение.

Генерал Иванов пытался сразу же после горлицкого разгрома оказать 3-й армии помощь переброской туда XXXIII армейского корпуса из Заднестровья. Но Ставка запретила трогать этот корпус: он был ей нужен для задуманного ею наступления 9-й армии – покорения гуцульских поселков. Великий князь распорядился отправить вместо XXXIII корпуса V Кавказский, предназначавшийся для овладения Константинополем.

Совершена была величайшая стратегическая ошибка – величайшее государственное преступление. Отказавшись от форсирования Босфора и овладения Константинополем, великий князь Николай Николаевич обрекал Россию на удушение. Отныне война затянулась на долгие годы. В апреле 1915 года Россия была поставлена перед дилеммой:

Царьград или Дрыщув. И Ставка выбрала Дрыщув…

* * *

30 апреля Радко Дмитриев отвел на Сан свою перебитую, но не разбитую армию, заняв по реке фронт Развадов – Перемышль. В 4 дивизиях Х армейского корпуса было 10000 бойцов, в 2 дивизиях XII – 4000, в 3 дивизиях XXIV – всего 5000, в 4 дивизиях III Кавказского корпуса – 10000 человек. В Х армейском корпусе 9-я пехотная дивизия считала 900 штыков (в 35-м пехотном Брянском полку осталось 150 человек), а 61-я пехотная дивизия – 800 штыков. Правофланговые корпуса – XXIX, IX, Х и III Кавказский – отошли за реку, а левофланговые остались для активной обороны на левом берегу: XXIV – в Ярославе, XXI – в Радымно и XII – в Перемышле.

2 мая Макензен обрушил свою фалангу на Ярослав, но остатки XXIV корпуса в геройском бою отразили три корпуса германцев. 3 мая XXI и XII корпуса были переданы в 8-ю армию, а в 3-ю передан XV армейский корпус с Северо-Западного фронта. 4 мая на рассвете XI германская армия овладела Ярославом и форсировала здесь Сан.

Но развить успех ей не удалось: Радко Дмитриев ликвидировал прорыв XXIX и подошедшим V Кавказским корпусами. Макензен приостановил свое наступление. 3-я армия сама перешла в наступление, хоть и безуспешно. 7 мая на место генерала Радко Дмитриева был назначен генерал Леш (сдавший свой XII армейский корпус генералу Каледину), а на место генерала В. Драгомирова начальником штаба Юго-Западного фронта был назначен командир IV Сибирского корпуса генерал Саввич. Опале подверглись как раз те военачальники, что с самого начала предложили единственно разумное решение, позволившее бы избежать катастрофы.

Общее положение армий Юго-Западного фронта стало следующим.

На левом берегу Вислы 4-я армия генерала Эверта (XIV, XVI, Гренадерский, XXV и XXXI корпуса) осадила своим левым флангом с зимних позиций назад и перевела на правый берег новообразованный XXXI армейский корпус, ввязавшийся в бои 3-й армии на Нижнем Сане. 4-я армия перешла 3 мая в короткое наступление у Опатова, причем наш XXV армейский корпус нанес сильное поражение 2-му австро-венгерскому корпусу группы Войерша.

Обескровленная 3-я армия развернула XV, IX, X, III Кавказский, XXIV, XXIX и V Кавказский корпуса по правому берегу Сана для упорной обороны.

8-я армия генерала Брусилова в конце апреля благополучно вышла из Карпат и в начале мая расположилась частью по Сану – XXI и XII корпуса, частью между Саном и Днестром – VIII, XVII, XXVIII и VII армейские корпуса. II австро-венгерская армия генерала Бем Ермоли следовала за ней, но не преследовала ее.

11-я армия генерала Щербачева – XXII и XVIII армейские корпуса – 1 мая отошла от Стрыя и в последующие дни завязала в долине Днестра упорные бои с наседавшей Южной германской армией генерала Линзингена.

9-я армия генерала Лечицкого – XXXIII, XI, XXXII, XXX армейские, II и III конные корпуса – 26 апреля перешла в энергичное наступление вдоль Днестра. Честь этого Заднестровского сражения в первую очередь принадлежит III конному корпусу графа Келлера, разметавшему венгерский гонвед и легионы Пилсудского на полях Баламутовки, Онута и Ржавенцев. Были взяты Залещики и Надворна, и VII австро-венгерская армия генерала Пфланцер-Балтина отброшена за Прут. 27 апреля в знаменитой атаке III конного корпуса у Баламутовки и Ржавенцев участвовало 90 эскадронов и сотен в конном строю. Трофеями этого славного дела было 4000 пленных и 10 орудий. Всего же 9-й армией в Заднестровском сражении взято 20000 пленных и 20 орудий.

При всей значительности тактического успеха XXX армейского и III конного корпусов победа 26–28 апреля не улучшила стратегического положения Юго-Западного фронта: Буковинский театр был слишком удален от важнейших операционных путей, и армия Пфланцера особенно важной роли в расчетах неприятеля не играла.

Верховный главнокомандующий поставил задачей армиям Юго-Западного фронта сохранить Галицию, опять придав главное значение географическому элементу. Особенное значение придавалось Перемышлю, стратегическая ценность которого равнялась нулю, но имя которого импонировало обывателю. С Северо-Западного фронта в Галицию были вытребованы VI и XXIII армейские корпуса.

Остановившись на Сане, Макензен подарил нам целых две недели – срок, достаточный для отрыва от врага, организации планомерного отхода и сохранения живой силы. Но о сохранении живой силы Ставка как раз помышляла меньше всего.

* * *

11 мая Италия объявила войну Австро-Венгрии. На новый фронт было переведено управление III австро-венгерской армии генерала Бороевича и 4-й дивизии. Отбывшие на Изонцо австрийские дивизии были немедленно заменены германскими из Франции – и на русском фронте выступление Италии совершенно не отразилось.

9 мая генерал Жоффр предписал командовавшему Северным французским фронтом генералу Фошу перейти в энергичное наступление для облегчения русского фронта. Начавшееся Лореттское сражение стоило французам до 200000 человек убитыми и ранеными, но не дало никаких результатов: на Западе техника еще не успела подняться до уровня требований новой тактики. Видя безуспешность атак в Артуа и Пикардии, генерал Жоффр приостановил дальнейшие наступательные попытки. Кровавые жертвы французской армии остались неизвестными, и в России общественное мнение негодовало на бездействие союзников, которых мы в прошлом году выручили в Восточной Пруссии и которые сейчас не желали нам помочь. Как бы то ни было, России впредь приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. А силы эти были весьма ограничены.

К весне 1915 года был израсходован весь обученный запас армии. Были призваны сроки 1915-го и 1916 годов, давшие до 1 500000 человек, но которых некому было обучать и нечем было вооружить. Пополнения войск весной и летом 1915 года состояли исключительно из ратников 2-го разряда – людей, за различными льготами, физической слабостью (так называемые белые билеты) и сверхкомплектом в войсках прежде не служивших. Люди эти направлялись в непомерно разросшиеся запасные батальоны, слабые кадры которых совершенно не могли справиться с их обучением. После 3, в лучшем случае 6 недель присутствия в этих батальонах они попадали в маршевые роты и везлись на фронт безоружными и совершенно необученными. Эти безоружные толпы являлись большой обузой в войсковых частях, ослабевший кадр которых не мог усвоить и переработать этой сырой и тяжелой пищи. Они раздували численный состав частей, умножая количество едоков, но не увеличивая количества бойцов. Зачастую прибывшие на фронт ратники ни разу не держали в руке винтовки и, во всяком случае, не умели заряжать обоймами. Не получив ни воинского воспитания, ни даже военного обучения, эти ратники 2-го разряда сразу попали в ад летних боев 1915 года самых тяжелых боев, которые знает военная история. Следует ли после этого удивляться бесчисленным отсталым (халупникам), палечникам, самострелам? Упрекать надо не этих несчастных людей, а тех, кто в таком виде отправлял их на фронт.

В этом вина Военного ведомства – Главного штаба и подвластных ему мобилизационных и распределительных органов, совершенно не справившихся с основным условием организации вооруженной силы – ее комплектованием. Оправившиеся от ран унтер-офицеры и солдаты не возвращались в строй своего полка и роты, а направлялись в первые попавшиеся части.

Это преступное отношение к делу наших военных столоначальников, чудовищное по своей черствой жестокости, донельзя болезненно сказывалось на живом военном организме. Офицеры безвозвратно теряли своих ценных и незаменимых нашивочных помощников и старослуживших солдат. Взамен они получали других – совершенно незнакомых. Эти незнакомые солдаты, попадая в чужие полки к незнакомым начальникам, не могли, конечно, дать то, что дали бы в строю коренной своей роты, родного полка со знакомыми командирами и товарищами. Если наши кровавые потери объясняются отсутствием боевого снаряжения, то причину огромного количества пленных в это лето 1915 года (до 400000 нераненых) следует прежде всего искать в исключительно плохой организации пополнения войск, понижавшей их качества.

Для Милютина и его преемников войска состояли не из живых организмов частей, а из отвлеченных математических единиц. Единица должна была всегда быть равной единице. Двести человек всегда должны были дать роту, даже когда они не знали своих начальников и не имели винтовок… Исстрадавшемуся организму армии пришлось жестоко расплачиваться за мертвое и бездушное отношение военной администрации к ответственнейшему и живому делу комплектования.

Весною 1915 года началось формирование новых 25 пехотных дивизий (100-я по 124-ю) из ополченских дружин и новобранцев (дивизий серии 85-я по 99-ю не существовало). Прибыть на фронт они, однако, смогли не ранее июля за отсутствием вооружения. Большинство имело лишь по дивизиону артиллерии (18 орудий на 16 батальонов). Были образованы новые корпусные управления: с XXXI по XXXVIII. Бригады Пограничной стражи образовали конные полки. Решено было развернуть все имевшиеся стрелковые бригады в дивизии, а для получения новых артиллерийских единиц привести батареи с 8-орудийного состава на 6-орудийные, а мортирные – с 6-орудийного на 4-орудийные. Эти последние мероприятия не могли быть целиком осуществлены до осени.

Ставка, как мы видели, предписала армиям Юго-Западного фронта сохранить Галицию и удерживаться на Сане. Не только не надлежало отступать, но, наоборот, 3-я армия сама должна была перейти к активным действиям, тогда как 8-я должна была удерживать во что бы то ни стало район Перемышля. Этот последний совершенно никакой ценности уже не представлял, и генерал Брусилов хотел было его эвакуировать, но Ставка категорически тому воспротивилась.

Против нашей 3-й армии была развернута IV австро-венгерская армия, XI германская нацелилась на стык между 3-й и 8-й, а II австро-венгерская – на 8-ю. Все эти армии были подчинены новопожалованному фельдмаршалу Макензену.

11 мая Макензен нанес сильный удар в стык 3-й и 8-й армий – по V Кавказскому и XXI армейскому корпусам у Радымно, но успеха здесь не развил. Главное внимание он обратил на 8-ю армию, против которой сосредоточил двойные силы (17 дивизий против 8) в Перемышльском районе. 14 мая завязалось сражение на Сане. 3-я армия атаковала IV австро-венгерскую армию, тогда как 8-я сама была атакована XI германской и II австро-венгерской армиями.

В 3-й армии блестящий успех имел III Кавказский корпус, разгромивший при Сеняве 14-й австро-венгерский. Австро-германцы считали III Кавказский корпус совершенно разгромленным и неспособным к наступательным действиям. Несмотря на уроки Суходола и Ивангорода, они еще не отдавали себе отчета в том, что за войска были в полках 21-й и 52-й дивизий. Тирольский 14-й корпус беспечно праздновал предстоящую отправку на итальянский фронт. Он был захвачен врасплох кавказцами на заре 14 мая и оставил в их руках 7000 пленных и 15 орудий. XXIV и XXIX корпуса тоже наступали.

В 8-й армии операция вылилась в семидневное побоище у Радымно, где лег XXI корпус, и у Перемышля, неудобные позиции которого геройски защищали полки XII корпуса. Потери наши у Радымно были громадны. В XXI корпусе погибла целиком 33-я артиллерийская бригада, изрубленная австрийской конницей. По этим двум корпусам пришелся главный удар Макензена, в то время как VIII, XVII и VII корпуса отразили II австро-венгерскую армию генерала Бем Ермоли. XXVIII корпус поддержал XXI и XII на правом фланге.

Ставка и штаб фронта решили использовать Сенявскую победу. В 3-ю армию были направлены XIV армейский корпус (из 4-й армии) и подошедший с Северо-Западного фронта II Кавказский. На рассвете 19 мая генерал Леш развернул XV, IX, XIV, II Кавказский и Х армейский корпуса у Любачева, нанося удар правым флангом в тыл и центром во фронт IV австро-венгерской армии. Левый фланг – III Кавказский, XXIV и XXIX армейские корпуса – оставались на своих позициях. Кровопролитное наступательное сражение при Любачеве с 19 по 21 мая закончилось безрезультатно и стоило 3-й армии тяжелых и напрасных потерь. Трофеями этой операции было до 7000 пленных, 6 орудий и 30 пулеметов, взятых преимущественно IX армейским корпусом.

Фельдмаршал Макензен, мирясь с тактическими неудачами в IV армии, упорно ломил XI и II армиями на Перемышль – Львов. 22 мая наша 8-я армия должна была покинуть Перемышль. Макензен пытался перехватить отступление XII корпуса, вклинив свою фалангу на Седлиску, но положение спасли Железные стрелки генерала Деникина, не в первый раз и не в последний выручая армию генерала Брусилова. Положение здесь оставалось напряженным до 28 мая. Вслед за 8-й армией отошла и 3-я – линия Сана была потеряна. В боях на Нижнем Сане войсками 3-й армии было еще взято 4000 пленных и 4 орудия.

В 11-й армии все время шли упорные бои. Южная германская армия генерала Линзингена навалилась на левофланговый XVIII армейский корпус, вырученный контратаками XXII корпуса. В боях 14 мая на Днестре финляндскими стрелками XXII корпуса было захвачено 3000 пленных. Трофеи 11-й армии с 15 по 17 мая составили 238 офицеров и 10 422 нижних чина. Расстрелявшая все патроны, истекшая кровью 4-я Финляндская стрелковая бригада однажды не выдержала бешеного напора врага и отошла, спутав расчеты штаба армии. Генерал Щербачев приказал начальнику бригады генералу Селивачеву найти и примерно наказать виновных. На это генерал Селивачев ответил: Побеждают полки, мне вверенные, а если терпят поражения, то в этом виноват я один! XVIII корпус осадил на Журавно и Калущ, а XXII – на Миколаев. На левый фланг армии в 20-х числах мая прибыл VI армейский корпус генерала Гурко.

Успешные наступательные операции 9-й армии в первой половине мая заглохли. Стало ясным, что решительные события наступили не в Буковине, а на Сане.

* * *

1 июня штаб Юго-Западного фронта образовал на стыке 3-й и 8-й армий группу генерала Олохова в составе XXIX, II Кавказского, V Кавказского, новоприбывшего XXIII армейского и IV конного корпусов, которой надлежало заполнить наметившийся разрыв между 3-й и 8-й армиями и прикрывать сообщения на Холм и Владимир-Волынский. Генерал Брусилов отводил 8-ю армию на Городокские позиции, в львовском направлении.

11-я армия генерала Щербачева решительно огрызнулась XVIII и VI армейскими корпусами у Журавно, нанеся в семидневных боях с 27 мая по 2 июня сильное поражение Южной германской. XVIII корпус нажал на армию Линзингена с фронта, VI – по собственному почину генерала Гурко атаковал ее во фланг. Особенно досталось 3-й германской гвардейской дивизии. Трофеями войск генерала Щербачева в Журавненском сражении было 410 офицеров и 18 200 нижних чинов пленных, 23 орудия, 77 пулеметов[232].

9-я армия генерала Лечицкого вела с VII австро-венгерской армией бои местного значения. Следует отметить лихие действия 78-й пехотной дивизии генерала Альфтана на Большом Днестровском болоте. Ею взято в делах 14 и 15 мая 89 офицеров и 3800 нижних чинов, причем 310-й пехотный Шацкий полк полковника Васильева (развернут из 166-го пехотного Ровненского) взял знамя 71-го венгерского.

7 июня 8-я армия и группа Олохова были сбиты с Городокских позиций. Часы Львова были сочтены. Безнадежная его оборона была возложена на группу генерала Кашталинского (XXVIII и VIII армейские корпуса). 9 июня Кашталинский был сбит и вечером Львов оставлен.

Ставка начала прозревать, но, к сожалению, только на один глаз. На совещании 4 июня в Холме Верховный главнокомандующий, убедившись в бесполезности частичных контрнаступлений, предписал Юго-Западному фронту перейти к обороне. Однако Северо-Западному фронту категорически приказывалось оставаться на месте на случай последующего нашего наступления в глубь Германии. Франко-русская конвенция с ее категорическим требованием все время и при всех обстоятельствах атаковать Германию продолжала висеть тяжелым проклятием над обескровленной русской вооруженной силой. Вместе с тем мы можем видеть, что Ставка, констатируя неудачу Юго-Западного фронта, еще не отдавала себе отчета в катастрофических размерах ее. Иначе, вместо мечтаний о берегах Шпрее, она своевременно отвела бы армии Северо-Западного фронта на берега Немана и Буга.

Директива Верховного главнокомандующего, отданная накануне падения Львова, предвидела отход Юго-Западного фронта на линию Люблин – Холм Владимир-Волынский – Ковель – река Збруч. 3-й армии и группе Олохова надлежало прикрыть Люблин и Владимир, 8-й и 11-й – задерживать врага шаг за шагом, 9-й отвлекать на себя силы переходами в наступление.

Армии Юго-Западного фронта отступали в двух направлениях. 3-я и Олохов на южную границу Варшавского округа; 8-я, 11-я и 9-я – к восточной границе Киевского. 12 июня 3-я армия и группа генерала Олохова, как с каждым днем все более тяготевшие к Северо-Западному фронту, были включены в состав этого последнего (4-я армия была передана генералу Алексееву еще в середине мая). Отныне центр тяжести событий переместился на Северо-Западный фронт, и руководство русской стратегией из дряблых рук генерала Иванова переходило в более искусные руки генерала Алексеева.

Оставлением Львова и передачей войск Леша и Олохова Северо-Западному фронту кончается тяжелая Третья Галицийская битва. Не пожелав своевременно отойти по своей воле и сохранить живую силу армии, наша Ставка должна была отступить по воле врага – с разгромом и громадными потерями (500000 человек и 344 орудия), грозившими самому существованию нашей вооруженной силы.

Большое отступление 1915 года

Апрель и май на Северо-Западном фронте прошли спокойно. Оживление наблюдалось лишь в Курляндии и северной Литве – на фронте германской Неманской и нашей 5-й армий, где все время шли бои местного значения. На широких фронтах здесь действовали сравнительно небольшие силы – отряды смешанного состава с большим количеством кавалерии. Германская конница действовала карабином – наша шла в шашки. Александрийские гусары взяли батарею, павлоградцы захватили штаб 76-й германской дивизии. Количество конных дел против пехоты и конницы измеряется десятками. Ядро 5-й армии составлял XIX армейский корпус генерала Горбатовского. В делах под Шавлями 28 апреля нами захвачено 600 пленных и 5 орудий. 29 апреля еще 1000 пленных, а 2 и 3 мая – 1500 пленных и 8 орудий.

Берега Дубиссы и Венты были свидетелями геройских дел нашей конницы. Особенно искусно действовала Уссурийская бригада генерала Крымова, а в этой последней – Приморский драгунский полк. 1 июня под Попелянами приморцы, форсировав Венту, атаковали 8 верст полевым галопом, последовательно изрубив пять германских кавалерийских полков (9-й и 13-й драгунские, 1-й, 2-й и 12-й гусарские). Затем они перемахнули через проволочные заграждения и уничтожили прятавшийся за ними батальон егерей. Потери приморцев – 5 офицеров, 160 драгун и 117 коней. Немцев изрублено без счета.

На всем остальном фронте – по Неману, Нареву и левому берегу Вислы царило затишье, прерывавшееся лишь выпуском немецких ядовитых газов. Первая газовая атака была у Боржимова 10 мая на фронте V Сибирского корпуса 2-й армии (на западе немцы применили газы уже в конце апреля под Ипром). Газы выпустил 3-й германский резервный корпус генерала фон Безелера. У нас было отравлено смертельно 10000 человек[233], 14-я Сибирская дивизия погибла почти целиком.

Тем временем общее стратегическое положение ухудшалось с каждым днем. Разгром Юго-Западного фронта подставлял под удар Макензена тыл Варшавского округа, куда отбрасывались расстроенные корпуса 3-й армии и группы Олохова. Армии Северо-Западного фронта, продолжая оставаться на своих местах, как то им приказывала Ставка, рисковали бы погибнуть в польском мешке.

Вопрос об оставлении левого берега Вислы встал в половине июня с полной отчетливостью перед генералом Алексеевым, в ведение которого было передано 8 армий из 11.

Положение представлялось в следующем виде.

На крайнем правом фланге – в Митавско-Шавельском районе – 5-я армия генерала Плеве (9 пехотных и 7,5 кавалерийских дивизий) сдерживала Неманскую армию Белова (8 пехотных и 4,5 кавалерийских дивизий), а 10-я армия генерала Радкевича, сменившего Сиверса после гродненской катастрофы (8 пехотных и 1 кавалерийская дивизии), имела перед собой Х германскую армию генерала Эйхгорна (9,5 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии) и прикрывала Ковенский район.

В 5-й армии – XIX, III и XXXVII армейский корпуса; в 10-й армии – III Сибирский, XXXIV, II, XXVI и XX. Всего в Курляндии и Литве 17 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий против 17,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий германцев.

По Бобру располагалась 12-я армия генерала Чурина (9,5 пехотных и 1 кавалерийская дивизии), а по Нареву – 1-я армия генерала Литвинова (8 пехотных и 3 кавалерийских дивизии). Обе эти армии прикрывали с севера Царство Польское и имели перед собой соответственно VIII германскую армию генерала Шольца[234] (9 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии) и XII – генерала Галльвица (8 пехотных и 1 кавалерийская дивизии). В 12-й армии – I, V армейские и IV Сибирский корпуса; в 1-й – I Сибирский, I Туркестанский и XXVII армейский корпуса. Всего на наревском фронте 17,5 пехотных и 4 кавалерийских дивизии против германских 17 пехотных и 2 кавалерийских дивизий.

Левый берег Вислы занимала 2-я армия генерала Смирнова (8 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизии) – до Пилицы, базируясь на Варшаву, и 4-я армия генерала Эверта (8 пехотных и 1 кавалерийская дивизии) – до Вислы, опираясь на Ивангород. Им противостояли IX германская армия принца Леопольда Баварского[235] (8 пехотных и 1 кавалерийская дивизии), группа Войерша (5 пехотных и 1 кавалерийская дивизии) и I австро-венгерская армия генерала Пухалло (2 пехотных и 1 кавалерийская дивизии). Во 2-й армии – V Сибирский, IV и XXXV армейские корпуса; в 4-й армии – XXXVI. XV, Гренадерский и XXV корпуса. Всего на левом берегу 16 пехотных и 2,5 кавалерийских дивизий против 15 пехотных и 3 кавалерийских дивизий австро-германцев.

Между Вислой и Бугом, куда был направлен вражеский удар, у нас были остатки 3-й армии (11 пехотных и 2 кавалерийских дивизии) и группы Олохова (8 пехотных и 3 кавалерийских дивизии). На них ломили IV австро-венгерская армия эрцгерцога Иосифа Фердинанда (14 пехотных дивизий) и XI германская армия Макензена (17 пехотных и 1 кавалерийская дивизии). В 3-й армии – X, XV, IX, XIV, III Кавказский, XXIV армейский корпуса (XV еще не в полном составе); у генерала Олохова – XXIX, II Кавказский, V Кавказский и XXIII армейский корпуса. Всего 19 пехотных и 5 кавалерийских дивизий, совершенно обескровленных, против 31 пехотной и 1 кавалерийской дивизий Макензена.

Всего 69,5 пехотным и 21 кавалерийским дивизиям Северо-Западного фронта противостояло 80,5 пехотных и 11,5 кавалерийских дивизий неприятеля – почти сплошь германских, с сильнейшей вдвое артиллерией и неограниченным запасом снарядов.

Три армии Юго-Западного фронта стали выходить из-под главного удара врага, и кризис в них после падения Львова стал идти на убыль.

8-я армия генерала Брусилова (11 пехотных и 3 кавалерийских дивизии) отходила на Волынь, имея дело со II австро-венгерской армией произведенного за взятие Львова в фельдмаршалы Бем Ермоли (12 пехотных и 2 кавалерийских дивизии). 11-я армия генерала Щербачева медленно отступала в Восточной Галиции, задерживаясь на рубежах левобережных притоков Днестра. Ее 7 дивизиям противостояло 9 дивизий Южной германской армии Линзингена. 9-я армия генерала Лечиц-кого сообразовала свой отход с соседом – отступление генерала Щербачева в ночь на 21 июня с Золотой Липы побудило ее оставить Галич и превосходную Галицкую позицию. 11 пехотным и 6 кавалерийским дивизиям здесь противостояло 10 пехотных и 5 кавалерийских дивизий неприятеля. На всем же Юго-Западном фронте против наших 29 пехотных и 9 кавалерийских дивизий действовало 31 пехотная и 7 кавалерийских дивизий австро-германцев.

В 8-й армии – XII, VIII, XVII, VII армейские корпуса (XXVIII отправлен на Северо-Западный фронт). В 11-й армии – XVIII, VI и XXII (четные бригады которого отправлены на Северо-Западный фронт). В 9-й армии – XXXIII, XI, XXXII и XXX корпуса.

Если считать с резервами армейских групп, то нашим 108 пехотным дивизиям, 16 стрелковым бригадам и 35 конным дивизиям противостояло 123 пехотных и 21 кавалерийская дивизии противника. Превосходство неприятеля в пехоте следует считать примерно на треть (у нас больше батальонов, у врага батальоны гораздо сильнее), а в артиллерии – совершенно подавляющим.

Предвидя критический период, генерал Алексеев озаботился созданием сильных резервов и вывел заблаговременно в свой резерв из 12-й армии гвардию, из 2-й II Сибирский и VI Сибирский корпуса и из 4-й – XXXI армейский корпус. Кроме того, как только 3-я армия поступила в его ведение, он снял с ее фронта XXI корпус и укомплектовал его. Всего в резерве Северо-Западного фронта и Ставки находилось к середине июля 17,5 пехотных и 5 кавалерийских дивизий.

План верховного германского командования был уничтожить русскую вооруженную силу двусторонним – по Шлиффену – охватом Царства Польского. Макензен с IV австро-венгерской и XI германской армиями должен был нанести сокрушительный удар между Вислой и Бугом с юга на север, а Галльвиц со своей XII – не менее мощный удар на Нарев с севера на юг. Двигаясь навстречу друг другу в район Седлеца, они должны были окружить нашу 2-ю и 4-ю армии (а также остатки 1-й и 3-й), захватить их в мешок и этим громовым ударом вывести Россию из строя воюющих.

Соглашаясь с основной этой идеей двустороннего охвата – Канн, Гинденбург и Людендорф настаивали, однако, на выполнении его не XII армией Галльвица, а Х Эйхгорна – в обход Ковно на Вильно и Минск. Танненбергские победители мечтали захватить таким образом в свои сети еще 10-ю и 12-ю наши армии, явно теряя чувство меры.

На наше счастье, у Фалькенгайна не хватило авторитета заставить Гинденбурга принять свой план. Кайзер колебался, щадя самолюбие как своего начальника штаба, так и спасителя Восточной Пруссии. Решено было вести на севере одновременно два главных удара – Х армией на Ковно – Вильно – Минск и XII армией на Пултуск – Седлец, навстречу Макензену. Таким образом, неприятель разбросал свои усилия, мы получили два сильных удара, но это было лучше, чем получить один смертельный.

Ведение удара с юга на север группой армий Макензена было возложено на австро-венгерское верховное командование, которому был подчинен Макензен. Однако фельдмаршал Конрад посмотрел на эту операцию с чисто австрийской – и узкоавстрийской – точки зрения. Заботясь прежде всего об освобождении Галиции, он смотрел не столько на север, сколько на восток, не столько на Вислу и Буг, сколько на Збруч. В замышлявшейся операции он видел прежде всего средство оттолкнуть подальше русских от императорско-королевских земель, и он не решился ослабить свое восточное направление ради северного. Из 69 подчиненных ему от Пилицы до Прута дивизий он направил для решительного удара от Вислы до Буга только 35 – едва половину.

Вопросом жизни и смерти для русской армии был заблаговременный вывод 2-й и 4-й армий из польского мешка и отвод всего Северо-Западного фронта на линию примерно Ломжа – Ковель. Генерал Алексеев так именно и полагал, но он был связан категорическим Ни шагу назад! Ставки.

* * *

Перестроив по взятии Львова фронт более на север, фельдмаршал Макензен перешел в наступление 12 июня. Свою фалангу он направил на стык 3-й армии и группы Олохова. В то время, как IV австро-венгерская армия вела довольно вялые бои с нашей 3-й, XI германская армия в результате ожесточенного Томашовского сражения с 13 по 17 июня отбросила группу Олохова на Грубешов. Удар фаланги с особенной силою пришелся по XXIV армейскому корпусу (левофланговому 3-й армии), четыре дня сдерживавшему главные силы XI германской армии. Памятной осталась атака корниловской 48-й дивизии через реку Танев по горло в воде. В 10 наших атакованных дивизиях не было и 40000 человек, в 8 атаковавших германских было 60000 с совершенно подавляющей артиллерией.

Макензен не развил этого чрезвычайно опасного для нас удара. Он задержал XI армию и обратил свое внимание на развитие операций IV. А тем временем генерал Алексеев принял срочные меры для парирования удара.

Генералу Олохову был дан из резерва фронта XXXI армейский корпус и приказано удерживать Холм во что бы то ни стало. А на правый берег Вислы, на пути к Люблину, был переведен левый фланг 4-й армии генерала Эверта – часть Гренадерского и весь XXV армейский корпус, что позволило сжать влево, в угрожаемом направлении, весь фронт 3-й армии.

21 июня Макензен атаковал IV австро-венгерской армией правый фланг нашей 3-й армии, но в четырехдневном Таневском сражении (с 21 по 24 июня) был отражен, причем наши гренадеры, XXV и XV корпуса (этот последний перешел из 3-й армии в 4-ю), нанесли войскам эрцгерцога крупное поражение при Уржендове. В боях при Вильколазе и Уржендове с нашей стороны особенно отличился XXV армейский корпус генерала Рагозы, а в его составе сибирские гренадеры полковника Токарева, отказавшиеся от поддержки; отличилась и 3-я гренадерская дивизия генерала Киселевского. Нами взято в плен 297 офицеров, 22 463 нижних чина и 60 пулеметов.

В последних числах июня в 3-ю армию подошли II Сибирский, Гвардейский и VI Сибирский корпуса, влившие свежие силы в ее обескровленное тело. Группа Олохова была преобразована в 13-ю армию, и во главе ее поставлен герой Томашова генерал Горбатовский.

В свою очередь усилился и противник. XI германская армия, ставшая слишком громоздкой (20 дивизий), выделила из своего состава Бугскую армию, которую принял генерал Линзинген, замещенный во главе Южной армии генералом графом Ботмером[236]. Одновременно с левого берега Вислы на Буг была переведена и I австро-венгерская армия генерала Пухалло[237], доведенная до 6 пехотных и 3 кавалерийских дивизий. Всего в районе между Вислой и Бугом неприятель сосредоточил 40 пехотных и 8 кавалерийских дивизий против наших 31 и 7,5 кавалерийских дивизий. За исключением 11 подошедших из резерва и с левого берега Вислы, наши дивизии равнялись полкам. Против нашего Юго-Западного фронта в Восточной Галиции было оставлено 26 пехотных и 6 кавалерийских дивизий. Наконец, против левобережной группы 4-й армии (5 пехотных и 1 кавалерийской дивизий) оставлена равносильная ей группа Войерша.

3 июля группа армий Макензена перешла в наступление. IV австро-венгерская и XI германская армии атаковали нашу 3-ю армию, начав Красноставское сражение. Бугская и I австро-венгерская армии нажали на 13-ю, где завязалось сражение под Грубешовом.

Под Красноставом 5 июля прусская гвардия разбилась о русскую. Однако Макензену удалось прорвать II Сибирский корпус на стыке 3-й и 13-й армий, и генерал Леш осадил 3-ю армию назад, несмотря на протесты командира Гвардейского корпуса генерала Безобразова, которому хотелось развить свой успех. IV австро-венгерская армия была отражена по всему фронту. Генерал Леш ликвидировал прорыв во II Сибирском корпусе весьма неумело, вводя резервы пачками.

В Грубешовском сражении с 2 по 8 июля Линзинген не добился каких-либо успехов, разбросав свои силы, и Горбатовский держался семь дней против Бугской и I австро-венгерской армий. За 7 дней армии Макензена продвинулись только на 12 верст, что дает некоторое понятие о поразительной стойкости наших войск.

Генерал Алексеев разгадал план неприятеля. Он сознавал, что одновременно с ударом Макензена между Вислой и Бугом разразится удар Гинденбурга по Наревскому фронту. В предвидении этого он на совещании в Седлеце 24 июня потребовал для своего фронта свободы маневра и снятия непременной задачи удерживать Варшаву. Ему удалось добиться относительной свободы действий.

24-го же июня 2-я армия получила приказание отступить на Варшавские позиции. 4-й армии надлежало согласовать свой отход со 2-й – наступление Войерша 6 июля ускорило ее отступательный маневр. 1-й армии предписывалось прикрыть всю операцию от более чем вероятного удара с севера. Осовец, Варшава и Ивангород получили приказ считаться только укрепленными позициями. Дни нашего владычества в Польше были сочтены.

30 июня XII германская армия генерала Галльвица под гром ураганного огня 1400 орудий обрушилась на позиции нашей 1-й армии генерала Литвинова, прикрывавшей линию Нарева. Весь удар фон Галльвиц направил на стык между I Сибирским и I Туркестанским корпусами (генералы Плешков и Шейдеман).

По окопам 2-й и 11-й Сибирских дивизий в этот день было выпущено 2000000 снарядов, что достаточно было для испепеления нескольких армий (наша артиллерия смогла ответить 50000 выстрелов). Но 2-я Сибирская дивизия отразила вюртембергский 13-й корпус, а 11-я дивизия в беспримерном бою отбила 6 дивизий 17-го и 11-го корпусов. В боях 30 июня 2 русские дивизии в необычайно трудных условиях сдержали 8,5 германских. Во 2-й Сибирской дивизии от 5-го стрелкового полка, героев Цзинь-Чжоу и Высокой, к концу боя осталось только 150 человек. В 11-й Сибирской дивизии отряд из 7 батальонов и 22 орудий в окопах полевого профиля отразил 33 германских батальона с 256 орудиями. Соверши такие дела не русские войска, а иностранные, о них бы твердил весь мир!

Геройская стойкость этих двух дивизий разбила в прах все расчеты Гинденбурга. Третье Праснышское сражение с 30 июня по 4 июля вместо разгрома всего русского Северо-Западного фронта закончилось лишь отступлением нашей 1-й армии. Был момент – 3 июля, когда немцам уже удалось прорвать фронт под Нерадовой и все казалось потерянным, но 1-я армия была спасена исключительной по героизму и самопожертвованию атакой митавских гусар, поддержанных донцами 14-го полка. Митавцы, заработавшие здесь георгиевский штандарт, лишились своего героя командира полка полковника Вестфалена и 400 гусар.

Несмотря на более чем посредственное, безнадежно пассивное управление штаба 1-й армии, войска вышли из этого исключительно трудного положения с честью и без чрезмерных потерь. Всего в Третьем Праснышском сражении приняло участие 10 германских дивизий (177000 человек) с 1382 орудиями против наших 5,5 пехотных и 3 кавалерийских дивизий (107000 человек) при 377 орудиях. Потери германцев – 199 офицеров, 8872 нижних чина. У нас убыло 391 офицер и 39464 нижних чина (в том числе 16000 нижних чинов при 40 только офицерах, главным образом, раненые, попали в плен). Нами потеряно 12 орудий и 48 пулеметов, что маловато, когда имеют претензию взять в плен сразу шесть армий да еще по рецепту самого Шлиффена. Германская кавалерия 3 июля, по примеру митавских гусар, тоже хотела было атаковать в конном строю, но была принята в штыки, опрокинута и переколота 21-м Туркестанским стрелковым полком, повторившим у Завад подвиг бутырцев и ширванцев под Красном. Мы сохранили за собой всю линию Нарева.

Одновременно с главным ударом XII армии на Прасныш перешла в частичное наступление в ломжинском направлении и VIII германская армия, которой удалось несколько потеснить наш V армейский корпус 12-й армии.

12-я и 1-я армии (эта последняя, усиленная IV и XXI корпусами) осадили на линию Нарева. 6 июля Ставка, наконец, разрешила генералу Алексееву отвод 2-й и 4-й армий за Вислу. В этот же день группа Войерша сильным ударом прорвала Гренадерский корпус у Илжанки, что побудило генерала Эверта отвести в ускоренном порядке 4-ю армию на правый берег, сохранив, однако, Ивангородский тет-де-пон.

Смертельная опасность, уже более месяца нависшая над 2-й и 4-й армиями, сейчас уже надвинулась вплотную. Участь всей российской вооруженной силы зависела теперь от стойкости 12-й и 1-й армий на севере по Нареву, 3-й и 13-й – на юге у Люблина и Холма. Четырем этим армиям предстояло отразить чудовищный двусторонний охват семи неприятельских армий, в сравнении с которым маневр Аннибала был игрушкой.

Эта решительная операция завязалась 9 июля на юге ударом Макензена на Люблин – Холм и на севере ударом Гинденбурга по Наревскому фронту на Рожаны и Пултуск. Два этих одновременных генеральных сражения и решили кампанию 1915 года.

Направив IV австро-венгерскую армию на стык 4-й и 3-й армий, Макензен обрушился XI германской армией на нашу 3-ю, тогда как Линзинген с Бугской и I австро-венгерской атаковал 13-ю после неудачной попытки выиграть ее левый фланг. В боях с 3 по 5 июля I австро-венгерская армия прорвалась было на Владимир-Волынский, но встречным ударом нашей 13-й армии была отброшена за Буг. По существу, это было скорее усиленной рекогносцировкой. Макензен не назначил сюда, в опаснейшее для нас направление, достаточных сил.

Сражение завязалось 9 июля, и уже на следующий день, 10-го Макензен получил отпор. 3-я и 13-я армии огрызнулись по всему фронту – и весьма чувствительным для германцев образом. У Пясков 19-й пехотный Костромской полк IX армейского корпуса неистовым порывом захватил 17 германских орудий. У Борка, в VI Сибирском корпусе, стрелки 14-го Сибирского полка взяли 9 гаубиц. У Реиовца взято 500 пленных и 6 орудий и на реке Ож – 1000 пленных и 4 орудия. Германская артиллерия платилась за свою дерзость. Все эти дни, пользуясь почти полным молчанием нашей артиллерии, она выезжала сплошь да рядом на 2000 шагов и громила наши линии прямой наводкой. Вслед за тем им пришлось тринадцать дней сдерживать натиск неслыханной силы. Памятны остались Реиовец, Сенница Королевская, Кулик Верещин, Крупы, Лысая Гора – места, где целые дивизии бросались в штыки и сметались без остатка. Войска Леша и Горбатовского истекали кровью, все время наскакивая на врага, но не оставили в руках его трофеев. Германские сообщения гласят о взятии группой армий Макензена во всех боях у Люблина – Холма 21000 пленных и одного орудия[238]. Мы взяли 36 пушек и до 5000 пленных.

17 июля был покинут Люблин, 19-го пал Холм. Генерал Алексеев не счел нужным истощать и без того обескровленные войска в попытках отобрать их обратно. Он отвел 3-ю армию за Вепрж, а 13-ю – за Буг.

Тем временем 4-я армия успешно сдерживала своими левофланговыми корпусами IV австро-венгерскую. Все внимание генерала Эверта было устремлено на содействие 3-й армии под Люблином. Этим воспользовался Войерш и, коротким ударом форсировав 16 июля у Сенно Вислу, утвердился на правом ее берегу. Все попытки правофланговых корпусов Эверта отогнать его за Вислу не увенчались успехом. Не доверяя австрийцам, Войерш поменял местами свои два корпуса ландверный прусский и 12-й австро-венгерский. Удар на Сенно пришелся по стыку XXXVI и XVI корпусов, и безуспешные контратаки стоили этому последнему больших потерь.

Пока в 4-й, 3-й и 13-й армиях разыгрывались эти бои, Наревский фронт тоже переживал критические дни. В ночь на 10 июля VIII германская армия яростно атаковала Рожанский тет-де-пон – и эта атака послужила сигналом для общего сражения на фронте 140 верст от Осовца до Новогеоргиевска.

Оба наших фланга (правый – 12-я и левый – 1-я) упирались в означенные крепости, и немцам оставалось штурмовать линию Нарева в лоб. Задача эта оказалась непосильной для войск Шольца и Галльвица, несмотря на двойное их превосходство в числе пехотных дивизий и пятерное в артиллерии.

Пользуясь мелководьем Нарева, VIII германская армия форсировала его в нескольких местах. 12 июля армии Галльвица удалось овладеть Пултуском, но XXI армейский корпус контратаками воспрепятствовал распространению ее на левом берегу.

Чтение германских источников вызывает у нас справедливую гордость. Немецкие авторы подчеркивают беспредельную самоотверженность и непревзойденную храбрость всех здесь участвовавших русских войск, руководимых к тому же с большим искусством. 9 июля под Пултуском дрогнул 117-й пехотный Ярославский полк. Тогда временно командовавший 40-й пехотной дивизией генерал Ельшин верхом подъехал к заколебавшимся ярославцам, собрал полк в резервную колонну и под ураганным огнем немецкой артиллерии произвел полку скобелевское учение. Характерна поэтому и переоценка наших сил.

Контрнаступление 13 июля, веденное XXI армейским корпусом генерала Шкинского совместно с частями IV армейского корпуса и остатками сибиряков, расценивается солидным трудом генерала Шварте, как произведенное по меньшей мере восемью корпусами, когда у нас там не было и 5 дивизий! Другие немецкие авторы говорят даже о 20 русских дивизиях. В июльских боях по Нареву наши 12-я и 1-я армии лишились до 150000 человек. По немецким сведениям, трофеи VIII и XII армий составили 270 офицеров и 75000 нижних чинов пленными, главным образом, раненых[239]. Мы потеряли 60 орудий и 130 пулеметов.

В то же время жестокое побоище шло на стыке 12-й и 1-й армий у Рожан, где IV Сибирский корпус отражал яростные атаки армии Шольца. 18 июля VIII германской армии удалось потеснить нашу 12-ю и захватить Рожаны, но все ее атаки от Ломжи до Остроленки были отражены I и V армейскими корпусами. 18 июля фронт IV Сибирского корпуса был прорван у Тсиска, но положение восстановлено конной атакой 1-й отдельной кавалерийской бригады – архангелогородских драгун и иркутских гусар.

Положение 12-й нашей армии, несмотря на потерю Рожан и огромный урон в IV Сибирском корпусе, было вполне устойчивым. Хуже обстояли дела под Пултуском в 1-й армии, где генерал Литвинов был настроен весьма пессимистически. Генерал Алексеев предписывал 1-й армии проявить предельное упорство для того, чтобы дать возможность 2-й отойти за Вислу. На наше счастье, XII германская армия не наседала: фельдмаршал Гинденбург, не сочувствовавший, как мы знаем, Наревской операции, держал фон Галльвица накоротке и не дал ему средств развить успех. Обе германские армии, форсировав в нескольких местах Нарев, оказались не в состоянии продолжать операцию за Наревом на сообщения Северо-Западного фронта. Германский план по Шлиффену потерпел полное крушение. Вывод русских армий из польского мешка был обеспечен, хоть и куплен дорогою ценою.

Эвакуация Передового театра шла весь июль месяц. Возникал вопрос: что эвакуировать в первую очередь – Варшаву или Новогеоргиевск? Ставка высказалась за разгрузку в первую очередь Варшавы, не представлявшей между тем никакого стратегического значения. Ценнейшие военные материалы и запасы Новогеоргиевска оставлялись на произвол судьбы. Железнодорожные пути были забиты, подвижного состава не хватало. Из варшавских дворцов и музеев стали вывозить картины, статуэтки, гобелены, шляхетские архивы Речи Посполитой. А рядом, в Новогеоргиевске, оставлялось 1100 орудий, огромные запасы – свыше миллиона снарядов, и это в то время, когда на фронте каждый патрон был на счету.

21 июля войска 2-й армии тронулись с Варшавских позиций. 22-го был оставлен Ивангород – на левом берегу Вислы не осталось ни одного русского солдата. А 23 июля при звуках гимна Еще Польска не сгинела полки IX германской армии Леопольда Баварского вступили в покинутую русскими Варшаву.

* * *

В первой половине июля весь Северо-Западный фронт содрогался от бешеных ударов неприятельских армий – содрогался, но держался.

Одновременно с ударом VIII и XII армий на Нарев фельдмаршал Гинденбург повел вспомогательную операцию в Курляндии. Результатом явилось сражение под Шавлями между Неманской армией генерала фон Белова и нашей 5-й армией генерала Плеве.

Шавельское сражение началось 1 июля. Первоначальный германский удар по нашему правому крылу – на Митаву – был отражен, но 7 июля перешла в наступление южная группа неприятеля, форсировав Дубиссу и овладев Шавлями. В последовавших боях левое крыло 5-й армии было обойдено, и неприятель вклинился между 5-й и 10-й армиями в поневежском направлении. Заняв 14 июля Поневеж, фон Белов смог бы идти на Вильно, в тыл 10-й армии и всему Северо-Западному фронту – войск у нас здесь почти не было. Но германский генерал предпочел менее рискованное митавское направление. 2 августа Неманская армия заняла Митаву и оккупировала почти всю Курляндию.

В Шавельском сражении участвовало с немецкой стороны 7,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий – 115000 человек и 600 орудий (1-й резервный, 39-й резервный, 1-й кавалерийский корпуса и несколько групп). У нас в 5-й армии 7,5 пехотных и 7,5 кавалерийских дивизий слабого состава – 107000 человек и 365 орудий (VII Сибирский корпус генерала Сулимова, только что образованный, XIX – генерала Долгова, III – генерала Зегелова и XXXVII – генерала Лисовского).

Обе армии – и русская и германская – составили по две группы в 50 верстах одна от другой – у Митавы и Шавлей. Прикрывавший Митаву VII Сибирский корпус, наспех сколоченный из необученных и плохо вооруженных людей, понес огромные потери. Положение здесь спасли кавказские стрелки 1-й бригады лихой ночной (на 5 июля) атакой, во время которой взято было 500 пленных, 2 орудия и 7 пулеметов. В боях вокруг Шавлей фон Белов пытался окружить III корпус, но безуспешно – он действовал медленно и чрезвычайно осмотрительно. В поневежских боях был приведен в расстройство XXXVII армейский корпус.

Наши потери во всю эту операцию – до 50000 человек, из коих 24000, включая сюда и раненых, взято в плен. Немцы взяли 23 орудия и 40 пулеметов. Их потери невелики и не должны превышать 8000 – 10000 человек. Обращает на себя внимание быстрота, с которой энергичный Плеве схватывал обстановку и принимал решения. Для принятия всех мер по парированию удара на Митаву потребовалось всего три часа. У Рузского на это ушло бы не менее пяти дней (вспомним Лодзь).

Генерала Алексеева эти неудачи вначале не беспокоили. Поневежское направление лежало в стороне от главного и опаснейшего германского удара, а волевой Плеве выходил с честью и не из таких положений. Дальнейший оборот дел встревожил, однако, русского военачальника, показав слабость и необеспеченность армий правого крыла.

С благополучной эвакуацией Передового театра и минованием кризиса на Нареве и Буге помыслы генерала Алексеева обратились на север. В двадцатых числах июля он отправил в Виленский район 3 дивизии и в дальнейшем проектировал перебросить туда 2-ю армию, с тем, чтобы, сосредоточив у Ковно Вильно сильный маневренный кулак, повести встречный удар во фланг наступающим германским армиям.

* * *

Отходя с Вислы, штабу Северо-Западного фронта пришлось решить вопрос: как поступить с сильнейшей крепостью России – Новогеоргиевском? Армиям предстоял далекий отход, о выручке крепости в дальнейшем не могло быть и речи – ее гарнизон был обречен на гибель.

Полководец не колебался бы: уничтожив верки и запасы, он вывел бы из ставшей бесполезной крепости гарнизон, сохранил бы живую силу. К сожалению, у генерала Алексеева не хватило силы духа на это полководческое решение. Положив защищать потерявшую, с отходом 1-й и 2-й армий, всякое значение крепость, штаб Северо-Западного фронта запер в ней на верную и бессмысленную гибель без малого 100000 войск. Опыт Перемышля, где на глазах того же Алексеева погибла зря запертая армия Кусманека, совершенно не пошел впрок бывшему начальнику штаба юго-западных армий.

Решив в последнюю минуту защищать Новогеоргиевск, генерал Алексеев в последнюю же минуту целиком переменил состав гарнизона, нисколько не заботясь о том, что позиции (да еще крепостные) лучше защищают те войска, которые их знают. Ему стало жалко оставлять на гибель XXVII корпус, в совершенстве успевший изучить за 11 месяцев – с самого начала войны – местность и крепость, и он заменил эти отличные войска только что сформированными ополченскими пехотными дивизиями – 118-й пехотной дивизии в Новогеоргиевске не было, а была 114-я, там же и погибшая; 118-я пехотная дивизия в продолжение войны охраняла Балтийское побережье и была разгромлена у Моона в октябре 1917 года; была еще 119-я пехотная дивизия (обе дивизии, полки которых не успели еще даже получить имен, а люди имели берданки) – и прибывшими с Юго-Западного фронта 58-й и 63-й дивизиями (где пополнения не были еще распределены по полкам).

Заперев всю эту огромную толпу в обреченную крепость, штаб Северо-Западного фронта дарил Гинденбургу целую армию и преподносил немцам ключи крепости на золотом блюде.

Германское командование направило под Новогеоргиевск группу генерала Безелера[240], победителя Антверпена (17-й резервный корпус и ландвер – всего 4 дивизии при 400 тяжелых орудиях калибра от 15 сантиметров до 42). Сбив войска гарнизона с передовых позиций у Дембе и Зегржа, генерал фон Безелер 27 июля обложил крепость и 31-го отбросил защитников на линию фортов. 1 августа по всему северо-восточному фронту крепости был открыт адский огонь и поведена ускоренная атака. 3 августа начались атаки на северо-восточный фронт крепости – форты XV и XVI.

Гарнизон, не знавший крепости, которую ему вдруг пришлось защищать, оказывал вялое сопротивление, ополченцы не выказали никакой стойкости. Все же захват немцами нескольких укреплений не мог оказать особенного влияния на оборону всей крепости: она была построена по системе групп фортов, и каждая группа в оборонительном отношении представляла самостоятельное целое, как бы крепость в крепости. Однако на войне все дело решает дух, а его-то в Новогеоргиевске как раз и не было.

6 августа потерявший голову комендант крепости – презренный генерал Бобырь – перебежал к неприятелю и, уже сидя в германском плену, приказал сдаться державшейся еще крепости. В огромном гарнизоне не нашлось ни генерала Кондратенки, ни майора Штоквича, ни капитана Лико… И утром 7 августа прусский ландвер погнал человеческое стадо в бесславный плен. Численность гарнизона Новогеоргиевска равнялась 86000 человек. Около 3000 было убито, а 83000 (из них 7000 раненых) сдалось, в том числе 23 генерала и 2100 офицеров. Знамена гарнизона благополучно доставлены в Действующую армию летчиками. В крепости потеряно 1096 крепостных и 108 полевых орудий, всего 1204. Торопясь капитулировать, забыли привести в негодность большую часть орудий. Германцы экипировали этими пушками свой Эльзасско-Лотарингский фронт, а французы, выиграв войну, выставили эти русские орудия в Париже, на Эспланаде инвалидов, на поругание своих бывших братьев по оружию.

Огромная крепость держалась только 10 дней и не принесла пользы нашим армиям. История отнесется с презрением к ее коменданту и всем начальствовавшим лицам и строго осудит главного виновника этой позорной страницы нашей истории – главнокомандовавшего Северо-Западным фронтом. Трудно сказать, чем руководствовался генерал Алексеев, предпринимая эту бессмысленную операцию. Вероятнее всего, он желал отвлечь под крепость возможно большее количество неприятельских войск. В таком случае, он плохо знал врага.

Если штаб нашего Юго-Западного фронта (Иванов и Алексеев) предпочел в сентябре 1914 года отказаться от победы над Австро-Венгрией ради обложения географического объекта – Перемышля, то германская военная доктрина от подобного рода жалких предрассудков была свободна. Защита Новогеоргиевска по малой стойкости войск гарнизона напоминает оборону Мобежа, с той только разницей, что поведение коменданта генерала Фурнье – плохого тактика, но честного офицера – было куда более достойным, а крепость своей кратковременной защитой отвлекла на себя целый германский корпус в критические дни на Марне.

* * *

24 июля, на другой день по оставлении Варшавы, в Ровно происходило совещание главнокомандующих. Ставка была чрезвычайно подавлена и расстроена. Деморализован был и генерал Иванов, фронту которого между тем серьезной опасности не угрожало. Было решено начать укрепление линии Днепра. Генерал Алексеев рассчитывал, как мы видели, собрать в ковенском направлении маневренный кулак, но плану этому не суждено было осуществиться. 26 июля перешла в наступление Х германская армия генерала Эйхгорна, нанеся удар 40-м резервным и 21-м армейским корпусами по XXXIV армейскому корпусу нашей 10-й армии, прикрывавшему Ковно.

Эйхгорн штурмовал 28-го Ковенские позиции, но был отбит. 1 августа он повторил атаку и 3-го прорвал линию фортов. Позорное поведение коменданта, генерала Григорьева, бросившего вверенную ему крепость на произвол судьбы, привело к безначалию и разрозненности контратак, без труда отраженных немцами. 5 августа – одновременно с падением Новогеоргиевска – было оставлено Ковно. Линия Нижнего Немана пала – и задуманный генералом Алексеевым маневр был сорван.

Атакой Ковно руководил герой Брезин генерал фон Лицманн, командир 40-го резервного корпуса. Она напоминает атаку Льежа – прорыв линии фортов и захват города и цитадели в тылу. Ковно защищали Пограничная пехотная и 124-я пехотная дивизии и 102-я ополченская бригада. Гарнизон этот был лишь отчасти поддержан XXXIV армейским корпусом генерала Вебеля (бригада 104-й пехотной дивизии). Мы потеряли 20000 пленными и 450 орудий на верках крепости. Генерал Григорьев бежал (как он сам пытался оправдаться, за подкреплениями). Он был судим и по преступному мягкосердечию суда приговорен только к 15 годам крепости.

Одновременно с фланговым ударом Х германской армии на Ковно IX армия и группа Войерша нажали с фронта. 8 августа Гренадерский и XVI корпуса были сбиты, и 4-я армия отошла от Седлеца на Грабовец. В то же время был потеснен и наш XXI армейский корпус 1-й армии. 9 августа была оставлена линия реки Бобра и покинут Осовец, о стойкость коего трижды разбивались германские армии. В этот день русские армии благополучно вышли из польского мешка. Угроза с Нарева исчезла, фронтальный же удар армий Шольца и Галльвица не представлял большой опасности.

13 августа генерал Алексеев предписал общий отход на линию Средний Неман Гродно – Кобрин. 3-я армия, имевшая в первых числах августа упорнейшие бои у Влодавы, эвакуировала Брест-Литовск. Все Царство Польское было уже отдано врагу, и сейчас мы начинали уже терять Литву.

У Влодавы особенно жаркие бои шли 3 августа во II Кавказском корпусе. В последовавших затем боях Кавказская Гренадерская дивизия прорвалась из окружения в гродненских лесах. Крепость Брест-Литовск являла картину полного запустения с кирпичными верками, заросшими травой и кустами. Она, по свидетельству генерала Б. В. Геруа (тогда командовавшего Лейб-Гвардии Измайловским полком), производила впечатление заброшенной помещичьей усадьбы.

Было приступлено к перегруппировке всех наших армий. 13-я армия упразднялась. Ее корпуса переходили в 3-ю, а управление во главе с генералом Горбатовским перебрасывалось на крайний правый фланг фронта в Курляндию и образовывало новую 12-ю армию из части сил 5-й армии и резервов. Прежняя 12-я армия генерала Чурина вливалась в 1-ю, а эта последняя большую часть своих войск передавала во 2-ю армию.

Наконец, на 17 августа было назначено создание нового фронта – Западного из 1-й, 2-й, 4-й и 3-й армий под общим начальством генерала Алексеева. Три северные армии – 12-я, 5-я и 10-я – должны были остаться в составе Северо-Западного фронта. В ожидании выздоровления все еще болевшего генерала Рузского они были объединены под общим руководством генерала Плеве, передавшего 5-ю армию генералу Гурко.

16 августа XI германская и Бугская армии обрушились на нашу 3-ю армию. Ковель и Владимир-Волынский были потеряны. 3-я армия была отброшена в Полесье, и ее отход повлек за собой отступление остальных армий Западного фронта. 1-я армия эвакуировала Белосток, а 2-я – Гродно после жестоких боев I армейского корпуса с 20 по 21 августа с VIII германской армией. Линия Немана – Буга пала.

В результате всех этих неудач Ставка потеряла дух. Растерявшись, она стала принимать решения, явно несообразные. Одно из них – непродуманная эвакуация населения западных областей в глубь России – стоило стране сотен тысяч жизней и превратило военную неудачу в сильнейшее народное бедствие.

Ставка надеялась этим мероприятием создать атмосферу 1812 года, но добилась как раз противоположных результатов. По дорогам Литвы и Полесья потянулись бесконечными вереницами таборы сорванных с насиженных мест, доведенных до отчаяния людей. Они загромождали и забивали редкие здесь дороги, смешивались с войсками, деморализуя их и внося беспорядок. Ставка не отдавала себе отчета в том, что, подняв всю эту четырехмиллионную массу женщин, детей и стариков, ей надлежит позаботиться и о их пропитании.

Организации Красного Креста и земско-городские союзы спасли от верной голодной смерти сотни тысяч этих несчастных. Множество, особенно детей, погибло от холеры и тифа. Уцелевших, превращенных в деклассированный пролетариат, везли в глубь России. Один из источников пополнения будущей красной гвардии был готов.

Прежнее упорство – Ни шагу назад! – сменилось как-то сразу другой крайностью – отступать куда глаза глядят. Великий князь не надеялся больше остановить врага западнее Днепра. Ставка предписывала сооружать позиции за Тулой и Курском.

Аппарат Ставки начал давать перебои. В конце июля стало замечаться, а в середине августа и окончательно выяснилось, что она не в силах больше управлять событиями. В грандиозном отступлении чувствовалось отсутствие общей руководящей идеи. Войска были предоставлены самим себе. Они все время несли огромные потери – особенно 3-я армия – ив значительной мере утратили стойкость. Разгромленные корпуса Западного фронта брели прямо перед собой. Врагу были оставлены важнейшие рокадные линии театра войны, первостепенные железнодорожные узлы: Ковель, Барановичи, Лида, Лунинец.

Предел моральной упругости войск был достигнут и далеко перейден. Удару по одной дивизии стало достаточно, чтобы вызвать отступление всей армии, а по откатившейся армии сейчас же равнялись остальные. Истощенные физически и морально бойцы, утратив веру в свои силы, начинали сдаваться десятками тысяч. Если июнь месяц был месяцем кровавых потерь, то август 1915 года можно назвать месяцем массовых сдач.

На Россию надвинулась военная катастрофа, но катастрофу эту предотвратил ее Царь.

Император Николай Александрович принял решение стать во главе армии. Это было единственным выходом из создавшейся критической обстановки. Каждый час промедления грозил гибелью. Верховный главнокомандующий и его сотрудники не справлялись больше с положением – их надлежало срочно заменить. А за отсутствием в России полководца заменить Верховного мог только Государь.

История часто видела монархов, становившихся во главе победоносных армий для легких лавров завершения победы. Но она никогда еще не встречала венценосца, берущего на себя крест возглавить армию, казалось, безнадежно разбитую, знающего заранее, что здесь его могут венчать не лавры, а только тернии.

Государь не строил никаких иллюзий. Он отдавал себе отчет в своей неподготовленности военной и ближайшим своим сотрудником и фактическим главнокомандующим пригласил наиболее выдающегося деятеля этой войны генерала Алексеева, только что благополучно выведшего восемь армий из угрожавшего им окружения.

23 августа произошла смена Верховных. Великий князь был назначен наместником-главнокомандующим на Кавказ и увез с собой генерала Янушкевича. Главнокомандующим Западным фронтом вместо генерала Алексеева сделан командующий 4-й армией генерал Эверт. 4-ю армию принял командир XXV армейского корпуса генерал Рагоза[241], а освободившийся этот корпус дали генералу Ю. Данилову. На место этого последнего генерал-квартирмейстером Ставки был назначен генерал Пустовойтенко[242] (генерал-квартирмейстер Юго-Западного фронта) – деятель совершенно бесцветный. Можно без преувеличения сказать, что генерал Алексеев – человек необыкновенной трудоспособности – совместил в себе сразу три должности: Верховного главнокомандующего, начальника штаба и генерал-квартирмейстера Ставки.

Уход великого князя и вступление Государя в верховное командование вызвали чрезвычайное возбуждение в политических кругах, не отдававших себе отчета в причинах. Событие это хотели оценивать исключительно с точки зрения политических интриг. В нем желали видеть только победу ненавистной Императрицы и влияние Распутина, имя которого в ореоле гнуснейших и нелепейших легенд успело уже стать всероссийским жупелом. Общество и общественность отнеслись к перемене несочувственно. После кратковременного патриотического подъема начала войны верх снова стали брать упадочные настроения, и внимание общественности все больше стало переключаться с внешнего фронта на фронт внутренний.

Всецело поглощенная своим великим делом, армия отнеслась к смене Верховных скорее безучастно – без сожаления, но и без энтузиазма. Ставка была из Барановичей перенесена в Могилев.

* * *

26 августа была отправлена первая директива новой Ставки, требовавшая прекращения отхода и запрещавшая спешку. Директива эта оказала самое благотворное влияние на войска, почувствовавшие, что ими, наконец, управляют.

Все внимание генерала Алексеева было устремлено на Северо-Западный фронт, где в 20-х числах августа обстановка стала складываться чрезвычайно угрожающе.

Наши 12-я и 5-я армии прикрывали пути к Риге и Двинску. Вильно прикрывала 10-я армия, непосредственно подчиненная Ставке; отличный командир корпуса, генерал Радкевич чувствовал себя неуверенно во главе армии и нуждался в менторе. Армия эта еще в середине августа была усилена II Кавказским корпусом и имела ряд арьергардных дел у Мейшаголы и Новых Трок. 17 августа близ Мейшаголы финляндские стрелки взяли 5 орудий.

В Виленском районе стали обнаруживаться признаки скорого наступления противника: фельдмаршал Гинденбург намеревался в последний раз попытаться уничтожить все время ускользавшие русские армии. Генерал Алексеев немедленно принял решительные меры к парированию этого удара. Сняв шесть корпусов (XIV, XXVI, XXVII, V, XXIX и IV Сибирский) из состава различных армий, он направил их под Вильно с целью образовать маневренный кулак – новую 2-ю армию генерала Смирнова в районе Молодечно. Войска прежней 2-й армии распределились между 1-й и 4-й армиями. Одновременно 10-я армия была усилена гвардией и XXIII армейским корпусом.

30 августа началось Виленское сражение. Х германская армия генерала Эйхгорна ударом на стык между 5-й и 10-й армиями прорвала наш фронт у Новосвенцян. На левом фланге 5-й армии был сбит III армейский корпус, тогда как правое крыло 10-й армии – гвардия, III Сибирский и XXIII армейский корпуса – в последующие дни шаг за шагом было оттеснено за реку Вилию и глубоко охвачено. 3 сентября пало Вильно, а собранная на ударном левом фланге Х германской армии конная группа генерала фон Гарнье[243] (5 кавалерийских дивизий) бросилась от Свенцян нам в тыл. Этот свенцянский прорыв побудил левое крыло 5-й армии к поспешному отходу на Двину. Разгромив тылы III корпуса, фон Гарнье устремился в тыл 10-й армии и произвел здесь большой переполох.

В 5 германских кавалерийских дивизиях было не свыше 7000 сабель (полки в 2 эскадрона, эскадроны в 50–80 сабель). Фон Гарнье (один из лучших германских кавалерийских начальников, опрокинувший со своей дивизией на Урке весь французский конный корпус генерала Сордэ – 3 дивизии) захватил с собой батарею 8-дюймовых мортир, стрельба из которых и огромные разрывы снарядов на глинистой почве производили панику в наших обозах и среди обслуживавших их ополченцев. 8-й конноегерский вестфальский полк прервал железнодорожную линию Минск – Смоленск и дошел до города Борисова.

Охватившая нашу 10-ю армию Х германская армия наткнулась за Вилией на сильные русские резервы. Это были корпуса не успевшей еще собраться нашей 2-й армии, которой генерал Алексеев предписал заполнить разрыв между 5-й и 10-й армиями, атакуя на Сморгонь. В районе Свенцян образовалось смешение войск наподобие лодзинского. Наша 10-я армия, переменившая фронт на север, играла роль армии Шейдемана. Хаотически наступавшая 2-я армия – роль Ловичского отряда. I же конный корпус генерала Орановского оказался хранителем бездарных заветов Новикова и Шарпантье. Неприятельская конница, разгромив наши тылы и проникнув отдельными частями безнаказанно на 200 верст в глубь нашего расположения, смогла благополучно отойти к своей армии. Одна лишь 1-я кавалерийская дивизия не успела проскочить вовремя и была сильно потрепана в Свенцянах нашей пехотой.

Германское командование напрягло все усилия, чтоб нанести у Вильно решительный удар, не удавшийся в июле на Нареве и в августе у Ковно. Фельдмаршал Гинденбург предписал Неманской армии фон Белова сковать энергичной демонстрацией на Двинск нашу 5-ю армию Северо-Западного фронта, а Х армии развить свой прорыв и уничтожить русскую 10-ю армию.

Демонстрация Неманской армии удалась вполне. Вступивший уже в командование Северо-Западным фронтом малодушнейший из военачальников, генерал Рузский, охваченный паникой, заставил Алексеева ослабить Виленский фронт в критическую минуту отправкой на Двинский фронт двух корпусов – XXIX и XXI. Наша 6-я армия, приведенная в порядок энергичным генералом Гурко на левобережном плацдарме Двинского фронта, с успехом отразила все атаки фон Белова и вынудила его отступить по всему фронту. Но генерал Рузский, уже видя отступление неприятеля, не посмел его преследовать. Он задержал 5-ю армию и продолжал взывать о подкреплениях. Все это побудило генерала Алексеева сформировать в районе Полоцка новую 1-ю армию генерала Литвинова из XX, I Сибирского, II Сибирского и XXI армейского корпусов и включить ее в состав Северо-Западного фронта. Корпуса прежней 1-й армии распределились между 10-й и 4-й.

С 10 по 18 сентября на Вилейке и у Нарочи разыгралось последнее действие Виленского сражения. Х германская армия была отражена по всему фронту нашей 2-й армией и правым крылом 10-й и начала отход, местами беспорядочный. С нашей стороны удачно действовал на Вилейке XIV армейский корпус, взявший в боях 10 сентября 20 орудий (11 – 18-й и 9 – 45-й пехотными дивизиями). В ночь на 18 сентября в V армейском корпусе блестящее дело имел 26-й Могилевский пехотный полк подполковника Петрова. Перейдя вброд реку Нарочь, полк этот (в составе всего 8 офицеров и 359 штыков) пробрался германцам в тыл и внезапной атакой захватил 16 орудий. Всего в Виленском сражении наши трофеи составили 2000 пленных, 39 орудий и 45 пулеметов[244]. Отсутствие полководца воспрепятствовало преследованию и полному поражению неприятеля.

Виленским сражением закончился маневренный период на Восточном театре Мировой войны. Истощив свои силы, обе стороны стали зарываться в землю. В начале октября бои местного значения шли в 1-й армии, особенно упорные в XXI корпусе при озере Свентен. У озера Свентен нами взято свыше 1000 пленных. 2-я армия окопалась в озерно-болотистом районе Нарочи, 10-я – у Крево и Сморгони, 4-я – к востоку от Барановичей и 3-я – в Полесье, по Шаре и Огинскому каналу. Здесь у Логишина (на Огинском канале) 10 сентября и у Миничей в ночь на 8 октября Х армейский и III Кавказский корпуса имели удачные дела, потрепав бывшую Бугскую армию – группу генерала Гронау[245]. У Миничей и Нагорни в ночь на 8 октября захвачено 85 офицеров, 3552 нижних чина, 1 орудие и 10 пулеметов.

В первых числах октября Северо-Западный и Западный фронты затихли.

Пока к северу от Припяти разыгрывалась тяжелая драма русского оружия великий отход с Вислы и Немана на Западную Двину, к югу от Полесья все лето положение оставалось прочным. Гроза, в апреле поразившая Юго-Западный фронт, в конце июня промчалась на север. Три армии генерала Иванова, выйдя из-под главного удара, укрепили свое положение.

8-я армия – XII, VIII, XVII и VII армейские корпуса – успешно держалась против части I и всей II австро-венгерской армий в районе Сокаля. 11-я армия VI, XVIII и XXII корпуса – медленно отходила с Золотой Липы на Стрыпу перед Южной германской. 9-я армия – XI, XXXIII, XXXII и XXX армейские корпуса удерживали фронт от Днестра до румынской границы.

Ставка могла бы содействовать Северо-Западному фронту энергичными операциями юго-западных армий, восстановивших силы и средства. Однако она до этого не додумалась и предпочла пользоваться войсками генерала Иванова, как резервуаром, перебросив оттуда с начала июля и по середину августа 13,5 пехотных дивизий. Кроме того, Ставка 18 июля распорядилась перебросить с Юго-Западного фронта 120 наиболее сохранившихся рот, то есть эквивалент 2 дивизиям, на пополнение убыли в 5-й армии после Шавельского сражения. Этим, типично кабинетным распоряжением, не считающимся совершенно с жизнью военного организма, был расстроен ряд полков. Северо-Западному фронту эти бросаемые пачками подкрепления особенной помощи не принесли, а наступательная способность Юго-Западного фронта была сильно скомпрометирована. Причину этого недомыслия, чрезвычайно характерного для русских военных деятелей начала XX века (драгомиров-сколееровской формации), следует искать в пренебрежении синтетическим мышлением, откуда полное неумение смотреть на дело в целом, как учил Румянцев.

Июль месяц прошел в Галиции в боях местного значения, зачастую весьма жарких, особенно в 8-й армии у Сокаля. В начале августа наступило затишье, оказавшееся, однако, кратковременным.

Организуя удар армиями принца Леопольда по нашей 4-й армии и армиями Макензена по нашей 3-й армии от Бреста к Барановичам, австро-германское командование решило сковать наш Юго-Западный фронт наступлением своих галицийских армий. 14 августа I австро-венгерская армия повела наступление от Луцка в обход правого фланга 8-й армии, тогда как II армия нажала по ее фронту от Зборова, направив удар на наш VIII армейский корпус. Одновременно Южная германская армия повела наступление на нашу 11-ю армию.

Положение на угрожаемом правом фланге 8-й армии спасли Железные стрелки и новосформированный XXXIX армейский корпус генерала Стельницкого. XXXIX корпус – 100-я и 105-я пехотные дивизии, – только что сформированный, сосредотачивался буквально побатальонно, и для прочности генерал Брусилов включил в его состав 4-ю стрелковую дивизию, незадолго до того развернутую из бригады. Бем Ермоли был остановлен, а Пухалло отражен.

В то же время 11-я армия коротким, но могучим ударом 17 августа у Збаража пригвоздила к месту армию Ботмера. Тем не менее генерал Щербачев отвел свои войска на Стрыпу, где получил распоряжение генерала Иванова отступать на Серет. Трофеями 11-й армии за дела 17 августа было 3000 пленных, 30 орудий и 24 пулемета. Следует отметить конную атаку барона Рекке с 5-м Заамурским полком, захватившего у Мшанца 6 орудий.

Произведя перегруппировку, фельдмаршал Конрад сосредоточил против 12 дивизий нашей 8-й армии 22 дивизии своих I и II армий. В результате упорного сражения на реке Горыни с 23 по 26 августа генерал Брусилов отвел свое правое крыло и центр – XXXIX, XII и VIII корпуса – за эту реку.

Штаб Юго-Западного фронта направил в 8-ю армию из 9-й армии XXX армейский корпус генерала Заиончковского и предписал 11-й и 9-й армиям перейти в энергичное наступление для выручки 8-й.

25 августа 11-я армия перешла в наступление от Серета на Стрыпу. Операция закончилась полным поражением Южной германской армии. С 25 по 30 августа войсками 11-й армии было взято 609 офицеров, 35435 нижних чинов, 34 орудия и 126 пулеметов. Особенно успешно действовал XXII армейский корпус (1-я и 3-я Финляндские стрелковые дивизии), где 3-й Финляндский стрелковый полк блестящей атакой захватил 30 орудий (в том числе батарею 12-дюймовых гаубиц), из коих 12 вывез, а остальные привел в негодность. В XVIII армейском корпусе 147-й пехотный Самарский полк перешел Стрыпу по горло в воде под ураганным огнем неприятеля и захватил 4-ору-дийную батарею.

29-го числа атаковала 9-я армия, имея ряд тактических успехов над армией Пфланцера. 30 августа у Дзвиняче заамурцами XXXIII армейского корпуса взято 35 офицеров, 2700 нижних чинов и 4 пулемета.

Одновременно огрызнулась и 8-я армия, нанеся поражение Пухалло при Дубне и Бем Ермоли при Вишневце. При Вишневце 31 августа и 1 сентября войсками VIII корпуса (14-я пехотная дивизия) взято 160 офицеров, 9200 нижних чинов, 7 орудий и 26 пулеметов. 1 сентября в Дубненских садах XVII корпус захватил 57 офицеров, 2593 нижних чина, 1 орудие и 7 пулеметов. 2 сентября у Деражно в XII корпусе подошедшая из XXX корпуса 71-я пехотная дивизия взяла 5200 пленными, причем 282-й пехотный Александрийский полк (развернут из 134-го Феодосийского) с боя взял знамя 8-го пехотного австро-венгерского полка.

Так, в результате десятидневного сражения с 25 августа по 3 сентября положение было полностью восстановлено на всем 400-верстном фронте. Трофеями было 71000 пленных и 43 орудия. Преследование неприятеля велось в 11-й и 9-й армиях накоротке, и войска в первых числах сентября были отведены в исходное положение.

В 8-й армии генерал Брусилов решил развить успех занятием Луцка. Он направил XXX корпус на правое крыло для обхода Луцка с севера, а XXXIX назначил для фронтального удара. 10 сентября Луцк был взят. Генерал Брусилов подействовал на самолюбие Железных стрелков, заявив, что, если они не смогут взять Луцка, его возьмет XXX корпус. Неистовым порывом 4-я стрелковая дивизия ворвалась в Луцк, причем генерал Деникин въехал в город на автомобиле с передовой цепью. Наши трофеи: 128 офицеров, 6000 нижних чинов, 3 орудия и 30 пулеметов. Фельдмаршал Линзинген двинул тогда от Ковеля группу генерала Герока (24-й германский корпус – 5 дивизий) во фланг и в тыл. Неудачные директивы генерала Иванова, вздумавшего было распоряжаться корпусами через голову генерала Брусилова, привели 12 сентября к ряду неуспешных столкновений, в результате которых Луцк был снова потерян.

Генерал Иванов распорядился отвести XXXIX корпус за одну ночь на 50 верст назад, XXX корпус спрятать в лесу (как будто речь шла о какой-нибудь роте) и оттуда ударить неприятелю во фланг. В это совершенно бессмысленное, но категорическое распоряжение штаб 8-й армии пытался ввести коррективы, но конечной неудачи предотвратить не смог. 13-й стрелковый полк Железной дивизии был отрезан, два дня находился в окружении и прорвался 15 сентября сквозь неприятельскую дивизию, выведя 2000 пленных и пушку. Полком командовал полковник Марков, впоследствии известный герой Добровольческой армии.

Луцкая операция имела большое психологическое значение: она заставила генерала Брусилова чрезвычайно переоценить важность ковельского направления. Весь сентябрь и октябрь в Полесье, на Волыни и в Галиции шли крупные бои местного характера.

В 8-й армии, на правом ее фланге, спешенная конница IV конного корпуса генерала Гилленшмидта имела необычайно упорное дело с германцами 13 сентября при Железнице. Железницу брали казаки 2-й Сводной дивизии генерала Краснова. Деревня сгорела, и с ней сгорел заживо не пожелавший сдаться германский батальон, повторив подвиг наших азовцев под Яновом в Галиций-ской битве. Взято 4 пулемета и только 2 пленных. В центре VIII армейский корпус имел удачные бои 11 сентября на реке Хорупани и 24-го у Клевани. На Хорупани 14-я пехотная дивизия захватила 62 офицера, 2878 нижних чинов и 9 пулеметов. В делах при Клевани взято еще 3300 пленных.

7 октября в IX корпусе генерал Елыпин с 42-й пехотной дивизией внезапным ударом, отказавшись от долговременной подготовкой, разгромил 12-й австро-венгерский корпус, защищавший подступы к Барановичам.

5 октября на Средней Стрыпе образованный из стрелков XI армейский корпус коротким ударом взял Чарторыйск.

Чарторыйском овладели Железные стрелки генерала Деникина, причем особенно отличился 16-й стрелковый полк. Был взят целиком восточнопрусский 1-й гренадерский кронпринца полк. Трофеями дел 5 и 6 октября были 138 офицеров, 6100 нижних чинов, 9 орудий и 40 пулеметов. Под Чарторыйском была совершенно истреблена восточнопрусская 1-я пехотная дивизия. Все штабы, тылы и артиллерия противника могли стать нашей легкой добычей. догадайся Брусилов бросить в прорыв хоть бригаду конницы. Бои здесь шли весь октябрь, то затихая, то разгораясь снова. Одновременно на стыке 8-й армии с 11-й наши VII и VI армейские корпуса имели с 8 по 10 октября ряд удачных дел к северу от Тарнополя, у Ново-Алексинца.

20 – 22 октября 11-я армия, усиленная XVII и VII корпусами, вела успешные бои на Нижней Стрыпе и у Борканувского леса. В боях при Ново-Алексинце наши трофеи составили 148 офицеров, 7500 нижних чинов, 2 орудия и 35 пулеметов. На Нижней Стрыпе 18 и 19 октября взято 80 офицеров, 3500 нижних чинов. В делах с 20 по 22 октября наш VII армейский корпус генерала Экка захватил 285 офицеров, 14 590 нижних чинов, 2 орудия, 8 минометов и 48 пулеметов.

В 8-й армии части XXX армейского корпуса и IV конного корпуса имели удачное дело у Костюхновки, а 27-го в XI корпусе Железные стрелки расширили у Будки Чарторыйский плацдарм. У Костюхновки взято 22 офицера, 712 нижних чинов, 2 орудия и 7 пулеметов. У Будки стрелки XI корпуса (2-я и 4-я стрелковые дивизии) взяли 71 офицера, 3500 нижних чинов и 31 пулемет. На правом фланге 9-й армии XI армейский корпус и 12-я кавалерийская дивизия имели 27 сентября блестящее дело у Гайворонки на Днестре. Трофеями у Гайворонки были 60 офицеров и свыше 2000 нижних чинов при 4 орудиях и 10 пулеметах. Белгородские уланы полковника Чекотовского в ночной атаке изрубили майкеферов – прусских гвардейских фузилер.

В этих осенних боях[246] войска Юго-Западного фронта вновь обрели в полной степени дух первых месяцев войны, позволивший им и впоследствии свершать великие дела.

* * *

План германского командования вывести Россию из строя уничтожением ее живой силы не удался. Германские армии захлебнулись в русских пространствах. Русские расстояния и русское бездорожье истощили их силы, а отчаянное сопротивление русских войск, плохо управляемых, плохо вооруженных и снабженных, но самоотверженно бившихся, обескровило их.

Осенью 1914 года для Германии выяснилась невозможность скорого решения войны на западе – осенью 1915 года то же пришлось констатировать и на востоке. Германия обратилась тогда на юг. где положение ее стало явно выигрышным не столько благодаря искусству ее дипломатии, сколько благодаря изумительным оплошностям держав Согласия.

Роковая ошибка стратегии – отказ от овладения Царьградом – повлекла неудачу Дарданелльской экспедиции англичан, проведенной нашими союзниками с исключительной бездарностью. Галлиполи и Горлица имели последствием падение престижа Согласия на Балканах. Румыния и Греция отвернулись от нас, а Болгария, с лета 1915 года вовлеченная в орбиту Германии, нашла момент удобным для сведения счетов с Сербией и 28 сентября набросилась на нее. Одновременно на Сербию обрушилась переброшенная с русского фронта XI германская армия, подкрепленная VI австро-венгерской армией. Фельдмаршал Макензен возглавил все австро-германо-болгарские силы на Балканах.

Положение Сербии стало отчаянным. Державы Согласия, воспрепятствовавшие ей летом обезвредить Болгарию до подхода немецких полчищ, сейчас растерялись. Россия, совершенно обескровленная, не могла в ближайшие недели оказать никакой помощи. Западные союзники с выручкой не торопились. Голгофу войск короля Петра разделила лишь горсть русских моряков и артиллеристов. Это был артиллерийский отряд капитана Миклашевского – 7 морских 75-миллиметровых батарей, из коих две поголовно легли при геройской обороне Белграда 7 и 8 октября. Русской помощью Сербии – перевозкой оружия, боевого снаряжения и продовольствия по Дунаю заведовала Экспедиция особого назначения энергичного адмирала Веселкина. Император Николай Александрович особенно близко принимал к сердцу это дело.

С уходом на Балканы Макензена южную группу неприятельских армий принял фельдмаршал Линзинген. Его Бугская армия была обращена в группу.

Северную группу Гинденбурга составили VIII армия (бывшая Неманская) генерала фон Белова, Х – пожалованного за Ковно в фельдмаршалы Эйхгорна, группа Шольца (бывшая VIII армия), XII армия Галльвица, IX – Леопольда Баварского, группа Войерша и группа Гронау (бывшая Бугская армия). В южную группу Линзингена вошли армии: IV австро-венгерская эрцгерцога Иосифа Фердинанда, I австро-венгерская генерала Пухалло, II австро-венгерская фельдмаршала Бем Ермоли, Южная германская графа Ботмера и VII австро-венгерская генерала Пфланцер-Балтина.

* * *

В обескровленных рядах русской армии[247] в середине сентября считалось только 870000 бойцов – в полтора раза меньше мирного состава. Весна и лето 1915 года обошлись нам в 2 500000 человек. Было потеряно и 2600 орудий: 900 в полевых боях, 1700 – в крепостях Новогеоргиевске и Ковно. Утрачены были Польша, Литва и Курляндия, потеряна вся стратегическая железнодорожная сеть. Ответственность за катастрофу ложится прежде всего на Ставку. Упорство стратегия Ни шагу назад! – имело результатом отступление не на шаг, а на целых 500 верст и с разгромом всей вооруженной силы.

В конце марта и начале апреля выяснилось, что о наступательных – в стратегическом масштабе – действиях не могло быть речи. Этому препятствовала как чрезвычайная растянутость фронта (при очень невыгодном начертании), так и отсутствие резервов.

Карпатская операция поглотила все силы и средства Юго-Западного фронта. До конца июля, когда должны были появиться резервы и исчезнуть снарядный голод, положение должно было оставаться в высшей степени критическим. Задачей Ставки должно было сделать эти четыре критических месяца сколь можно менее пагубными для армии и страны. Надо было выиграть время и сохранить живую силу армии, а для этого выход был один: жертвовать пространством.

Выводу Юго-Западного фронта из карпатской мышеловки должен был сопутствовать и вывод Северо-Западного фронта из польского мешка (Передовой театр мог иметь ценность лишь в качестве наступательного плацдарма). Предпринимая отход по нашей собственной воле, мы все время оставались бы господами положения, сохраняли бы за собой инициативу, выбор времени и места.

Разработке плана согласованного отхода фронтов и армий должно было соответствовать заблаговременное укрепление ряда рубежей, на которых эти отходящие армии могли бы показывать волчьи зубы в наиболее выгодной для себя обстановке. Наш катастрофический отход как раз характеризовался совершенным неиспользованием фортификационных возможностей. Истощенные беспрерывными боями войска должны были сами рыть своими же средствами мелкие окопчики, превращавшиеся затем в братские могилы ураганным огнем германской артиллерии. Заранее же заготовленные инженерами (в большинстве тактически малограмотными) и мобилизованным населением окопы обычно оказывались сооруженными вопреки требованиям тактики, а то и просто здравого смысла, и войска не могли ими пользоваться.

Ряд сражений, предпринятых по нашей воле на заранее подготовленных позициях, причинил бы гораздо большие потери врагу и гораздо меньшие нам, чем те бессистемные и бессвязные тридцати– и сорокадневные отступательные побоища, где зря гибли сотни тысяч людей, непродуманно уничтожались ценные и незаменимые кадры, без пользы расходовались без того скудные боевые запасы. Неприятельское нашествие достигло бы гораздо раньше своего стратегического предела. Мы смогли бы сохранить ценнейшие рокадные линии и железнодорожные узлы Ковеля, Вильно, Барановичей, а быть может, и Бреста. По самой своей природе обремененные техникой начала XX века армии были куда тяжеловеснее первых массовых армий начала XIX столетия. Наполеон дошел до Москвы Гинденбург не смог продвинуться дальше Пинска.

Сравнив упадочное полководчество нашей Ставки с таковым же Отечественной войны, мы сможем видеть, насколько стратегия суворовской армии 1812 года была выше стратегии милютинской армии 1915-го. Там, временно жертвуя пространством, Барклай и Кутузов спасли Россию. Здесь, упорно цепляясь за сохранение пространства, губили живую силу, губили страну.

Кампания 1915 года – это Отечественная война наизнанку. Начало их совершенно тождественно – ожидание удара превосходных сил при кордонном нашем расположении (там – у Вильно, здесь – при Горлице). Развитие – диаметрально противоположно, и оттого противоположны результаты – там торжество, здесь разгром. Неудачной стратегии Ставки соответствовало убожество главнокомандовавшего Юго-Западным фронтом генерала Иванова. Поведение его в горлицкой трагедии недостойно офицера. Этому военачальнику совершенно не хватало мужества – той добродетели генерала, о которой учил великий Суворов.

Значительно выше следует поставить генерала Алексеева. Он, конечно, не был полководцем, но был бы превосходным начальником штаба у настоящего полководца, которого, увы, в России не оказалось. На долю генерала Алексеева выпала исполинская задача вывести из гибельного мешка восемь армий – и это когда все сроки по вине Ставки были уже давно пропущены. Ему пришлось пожертвовать кровью 3-й и 13-й армий в ужасном июльском побоище под Люблином – Холмом (Красный и Валутина Гора этой кампании) и этой дорогой ценою спасти весь фронт. Единственный, зато крупный, промах Алексеева – это Новогеоргиевск. Подлинный мастер военного дела никогда бы не совершил этой ошибки.

Фельдмаршал Гинденбург значительно облегчил генералу Алексееву выполнение этой ответственнейшей задачи. Будь принят план Фалькенгайна и ударь немцы всеми силами по 1-й армии на Нареве, трудно представить себе, в какую катастрофу вылился бы отход Северо-Западного фронта. Поведя удар армией Эйхгорна на Ковно с целью захватить в мешок как можно больше русских армий, Гинденбург и Людендорф утратили чувство меры и в конечном итоге просчитались. Они забыли мудрую свою осторожность при Сольдау, когда отказались от окружения Артамонова, дабы уметь ограничивать свои желания. Жилинский и Рузский избаловали германских генералов своей игрой в поддавки – в лице Алексеева здесь оказался совершенно не тот противник.

Главным германским героем этого похода следует признать Макензена человека фаланги, черного гусара, в котором жил неукротимый дух старого Блюхера и Штейнмеца.

В кампанию 1915 года были уничтожены кадры регулярной русской армии добито все то ценное, что не было перебито на берегах Бзуры и Равки. Отныне армия превратилась в ополчение. Потери этой злополучной кампании можно было пополнить, но их нельзя было заменить.

Конец 3-й части

Примечания

1

…правильно формулированные Победоносцевым… – Так называемая «теория официальной народности» (православие, самодержавие, народность) выдвинута в 1832 г. министром просвещения С. С. Уваровым. В 70-е гг. этот постулат разделял историк А. Н. Пыпин.

(обратно)

2

…путем применения его к создавшимся условиям… – Само самодержавие уже не соответствовало этим условиям, так что даже модернизация 1905–1914 гг. не помогла.

(обратно)

3

Победоносцев Константин Петрович (1827–1907), в 1860–1865 гг. профессор Московского университета, учитель Александра III и Николая П, с 1868 г. сенатор, с 1872 г. член Государственного Совета. В 1880–1905 гг. обер-прокурор Синода, автор манифеста об укреплении самодержавия 29 апреля 1881 г. Сторонник клерикализма в деле образования. С октября 1905 г. в отставке.

(обратно)

4

Гирс Николай Карлович (1820–1895), в 1863–1875 гг. посланник в различных странах, в 1875–1878 гг. управляющий Азиатским департаментом Министерства иностранных дел, с 1878 г. фактически министр иностранных дел. Считал, что любая война грозит России революцией.

(обратно)

5

Пальмерстон Хенри Джон Темпл (1784–1865), военный министр Англии в 1809–1829 гг., министр иностранных дел в 1830–1841 гг., 1846–1851 гг., министр внутренних дел в 1852–1855 гг., премьер-министр в 1855–1865 гг. Поддерживал освободительное движение в Италии, колониальное завоевание Индии и Китая, требовал продолжения войны с Россией.

(обратно)

6

…заключившей с Австро-Венгрией военный союз против России… – Союз 1879 г. был направлен против Франции.

(обратно)

7

Бунге Николай Христианович (1823–1895), профессор Киевского университета в 1850–1881 гг., министр финансов в 1881–1886 гг., председатель Комитета министров в 1887–1895 гг. Сторонник государственного капитализма и принудительного финансирования частной промышленности.

(обратно)

8

Вышеградский Иван Алексеевич (1830–1895), министр финансов в 1887–1895 гг., готовил денежную реформу 1895–1897 гг. Политика Бунте и Вышеградского вызвала катастрофический голод 1891 г.

(обратно)

9

Толстой Дмитрий Андреевич (1823–1889), граф, член Государственного Совета (1866), с 1853 г. управляющий канцелярии морского министра, в 1865–1880 гг. обер-прокурор Синода, в 1866–1882 гг. министр народного просвещения, инициатор реформы 1871 г., в 1882–1889 гг. министр внутренних дел и шеф корпуса жандармов, с 1882 г. президент Академии наук. Автор земских контрреформ.

(обратно)

10

Лечицкий Платон Алексеевич (1856 —?), генерал от инфантерии, командовал войсками Приамурского военного округа, в 1914–1917 гг. командующий 9-й армией. С апреля 1917 г. в отставке.

(обратно)

11

Сухотин Николай Николаевич (1847 —?), генерал-майор, начальник Николаевской академии Генштаба в 1898–1901 гг., генерал-лейтенант, в 1901–1906 гг. командующий Сибирским военным округом, с 1906 г. генерал от кавалерии, наказной атаман Сибирского казачьего войска.

(обратно)

12

Леер Генрих Антонович (1829–1904), военный теоретик и историк, с 1858 г. преподаватель академии Генштаба, в 1889–1891 гг. генерал-лейтенант, начальник академии, с 1896 г. генерал от инфантерии, член Военного Совета.

(обратно)

13

ТоверЬ Саг1оу?1сЬ, Соааоие йе КоиЬап – Осип Карлович, кубанский казак.

(обратно)

14

Рузский Николай Владимирович (1854–1918), участник войн 1877–1878 гг. и 1904–1905 гг., генерал-майор, начальник штаба 2-й Маньчжурской армии, генерал-лейтенант, командовал корпусом в 1906–1909 гг., генерал от инфантерии (1909), разрабатывал устав 1912 г. В 1914 г. командовал 3-й армией, с сентября – Северо-Западным фронтом, с 1915 г. член Государственного Совета, командующий 6-й армией и в 1916–1917 гг. – Северным фронтом. С апреля 1917 г. в отставке. В сентябре 1918 г. казнен как заложник по приказу штаба Красной Таманской армии.

(обратно)

15

Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич (1870–1956), окончил академию Генштаба, генерал-майор, в 1898–1907 гг. в штабе Киевского военного округа, с 1907 г. в академии, в 1914 г. генерал-лейтенант, генерал-квартирмейстер 3-й армии и Северо-Западного фронта, с марта 1915 г. начальник штаба фронта, в 1917 г. командующий Северным фронтом. С 1918 г. в Красной Армии, в 1919 г. начальник Полевого штаба. Генерал-лейтенант (1944).

(обратно)

16

…3-линейная винтовка… Мосина… – Винтовка образца 1891 г. получила название по калибру в 3 линии (7,62 мм), была разработана С. И. Мосиным на базе винтовки бельгийца Л. Нагана образца 1889 г. К 1914 г. уступала германской винтовке Маузера образца 98, английской Ли-Энфилда образца 1902 г., японской Арисака образца 38 (1905).

(обратно)

17

Сергей Михайлович (1869–1918), великий князь, с 1905 г. генерал-лейтенант, генерал-инспектор артиллерии, начальник Главного артиллерийского управления. Генерал от артиллерии (1914). В 1916–1917 гг. полевой инспектор артиллерии при Ставке. В 1918 г. расстрелян в Алапаевске.

(обратно)

18

Александр Михайлович (1866–1933), великий киязь, генерал-адъютант, генерал от кавалерии, с 1910 г. начальник Главного инженерного управления, с 1916 г. начальник Управления военного воздушного флота. С 1918 г. в эмиграции.

(обратно)

19

Николай Николаевич, младший (1856–1929), генерал-адъютант (1894), генерал от кавалерии (1901), в 1895–1905 гг. генерал-инспектор кавалерии, в 1905–1914 гг. командующий войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, в 1906–1908 гг. председатель Совета обороны. В 1914–1915 гг. Верховный главнокомандующий, с августа 1915 г. командующий Кавказским фронтом и наместник на Кавказе. С 1918 г. в эмиграции, местоблюститель престола.

(обратно)

20

Константин Константинович, старший (1858–1915), генерал от инфантерии, начальник Главного управления военно-учебных заведений.

(обратно)

21

Витте Сергей Юльевич (1849–1915), граф (1905), в 1889–1892 гг. директор департамента железных дорог, с 1892 г. министр путей сообщения, в 1892–1903 гг. министр финансов. Автор денежной реформы 1897 г., таможенных договоров и винной монополии, сторонник решительных буржуазных реформ. Выступал против колонизации Маньчжурии. В 1903–1905 гг. председатель Комитета министров, в 1905–1906 гг. – Совета министров. С 1906 г. в отставке.

(обратно)

22

Лобанов-Ростовский Алексей Борисович (1824–1896), князь, в 1844–1895 гг. посол в разных странах, в 1895–1896 гг. министр иностранных дел. Сторонник активной экспансии на Дальнем Востоке.

(обратно)

23

Муравьев Михаил Николаевич (1845–1900), граф, министр иностранных дел в 1897–1900 гг., добился аренды Квантунского полуострова в 1898 г., боролся с влиянием Англии в Китае и на Ближнем Востоке.

(обратно)

24

Ламздорф Владимир Николаевич (1844–1907), граф, в 1882–1896 гг. директор канцелярии Министерства иностранных дел, в 1900–1906 гг. министр иностранных дел. Выступал за умеренный курс на Дальнем Востоке. С 1906 г. в отставке. Соратник С. Ю. Витте.

(обратно)

25

Делькассе Теофиль (1852–1923), в 1884–1895 гг. министр колоний Франции, в 1898–1905 гг. министр иностранных дел. Способствовал союзу Франции с Англией и Италией. В 1911–1913 гг. морской министр, в 1914–1915 гг. вновь министр иностранных дел.

(обратно)

26

Сахаров Виктор Викторович (1848–1905). Участник войны 1877–1878 гг., помощник начальника штаба Варшавского военного округа, начальник штаба Одесского военного округа, генерал-лейтенант, генерал-адъютант. В 1898–1904 гг. начальник Главного штаба, генерал от инфантерии. В 1904–1905 гг. исполнял должность военного министра. Убит крестьянами летом 1905 г.

(обратно)

27

Сергей Александрович, великий князь (1857–1905), в 1887–1891 гг. командир Лейб-Гвардии Преображенского полка, с 1891 г. московский генерал-губернатор, с 1896 г. командующий Московским военным округом, генерал от инфантерии, генерал-адъютант. Убит в Кремле террористом эсером И. П. Каляевым.

(обратно)

28

Ряд – два солдата, стоящие в строю в затылок один другому.

(обратно)

29

Форт Дату (Таку) занят 3 (17) июня 1900 г. Здесь и далее даты приводятся по юлианскому календарю.

(обратно)

30

Алексеев Евгений Иванович (1843–1909), внебрачный сын Александра III. Контр-адмирал (1892), в 1892–1895 гг. помощник начальника Главного морского штаба, в 1895–1897 гг. командовал Тихоокеанской эскадрой, в 1897–1899 гг. – 4-й Балтийской эскадрой, в 1899 гг. вице-адмирал, главный начальник Квантунской области, с 1903 г. наместник, с 1904 г. главнокомандующий на Дальнем Востоке, генерал-адъютант, адмирал (1901). С октября 1904 г. в отставке, генерал-адмирал (1906).

(обратно)

31

Стессель Анатолий Михайлович (1848–1915), участник войны 1877–1878 гг., с 1899 г. командовал 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригадой, генерал-лейтенант (1901), с 1903 г. комендант Порт-Артура, с 1904 г. командир 3-го Сибирского корпуса. С 1906 г. в отставке, в 1907 г. осужден за сдачу крепости. Помилован в 1909 г.

(обратно)

32

Линевич Николай Петрович (1838–1908), участник войны 1877–1878 гг., с 1895 г. генерал-майор, командир Южно-Уссурийского отдела, в 1900 г. в Китае, генерал-лейтенант, с 1903 г. генерал от инфантерии, командующий Приамурским военным округом и генерал-губернатор Приамурья. В 1904 г. командующий Маньчжурской и 1-й Маньчжурской армиями, с 1905 г. главнокомандующий на Дальнем Востоке. Смещен в 1906 г.

(обратно)

33

Штакельберг Георгий Карлович фон, барон (1851–1913), генерал от кавалерии, командовал 1-м Сибирским корпусом и Южным отрядом.

(обратно)

34

Вальдерзее Альфред (1832–1904), граф, участник войн 1866 г. и 1870–1871 гг., генерал-фельдмаршал (1877), в 1880–1891 гг. начальник Генерального штаба Германии, с 1891 г. командовал 9-м армейским корпусом, в 1900–1902 гг. главнокомандующий союзными войсками в Китае.

(обратно)

35

Ренненкампф Павел Карлович (1854–1918), в 1900 г. полковник, командир кавалерийской бригады, в 1904–1905 гг. генерал-майор, начальник Забайкальской казачьей дивизии, в 1905–1913 гг. командовал корпусом, генерал от кавалерии (1910), в 1913–1914 гг. командующий Виленским военным округом. В июле – ноябре 1914 г. командует 1-й армией, с ноября в отставке. С 1917 г. подвергался арестам, расстрелян в марте 1918 г.

(обратно)

36

Каульбарс Александр Васильевич (1844–1916), барон, участник войны 1877–1878 гг., генерал-майор (1880), командир 1-й бригады 14-й кавалерийской дивизии, в 1883–1886 гг. военный инспектор в Болгарии. С 1891 г. начальник 15-й кавалерийской дивизии, с 1897 г. генерал-лейтенант, командует 2-м кавалерийским корпусом, с 1900 г. генерал от кавалерии, командует 2-м Сибирским корпусом, в 1904 г. командующий Одесским военным округом, с осени – 3-й Маньчжурской армией, с 1905 г. – 2-й Маньчжурской армией, с 1912 г. во Франции. Курировал авиацию и воздухоплавание, основал в 1907 г. Одесский авиационный клуб. В 1914–1916 гг. командовал авиацией северо-западного направления.

(обратно)

37

Артамонов Леонид Константинович (1859 —?), в 1897 г. полковник, военный советник в Абиссинии, в 1900 г. генерал-майор, начальник штаба Южно-Маньчжурского отряда, затем начальник 2-й бригады 31-й пехотной дивизии, в 1904 г. начальник 8-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, 54-й пехотной дивизии; с 1906 г. генерал-лейтенант, начальник 22-й пехотной дивизии, в 1911–1914 гг. командовал 1-м армейским корпусом, генерал от инфантерии. С 1916 г. в запасе.

(обратно)

38

Муцухито (у автора – Мутсухито) (1852–1912), первый японский император после свержения власти сегуна, лидер революции Мэйдзи 1867–1868 гг.

(обратно)

39

Ито Хиробуми (1841–1909), деятель революции Мэйдзи, премьер-министр Японии в 1885–1888 гг., 1892–1896 гг., 1898 г… 1900–1901 гг., с 1889 г. гэнро, автор конституции 1889 г., лидер партии Сэйюкай, с 1906 г. резидент в Корее, с 1909 г. председатель Тайного Совета.

(обратно)

40

…так называемым «кишиневским погромом»… – Погром на пасху 1903 г. в Кишиневе, сопровождавшийся массовыми убийствами евреев.

(обратно)

41

…образца 30-го года Мейдзи… – Винтовка системы Мурата разработана в 30-й год правления Муцухито. В Японии летосчисление ведется и по императорам. Эпоха Мэйдзи – 1867–1912 гг.

(обратно)

42

Жоффр Жозеф Жак Сезар (1852–1931), участник войны 1870–1871 гг. и походов в Африку и Индокитай, армейский генерал, с 1911 г. начальник французского Генерального штаба, в 1914–1916 гг. главнокомандующий французской армией и войсками союзников на Западном фронте. С 1917 г. военный представитель в США.

(обратно)

43

Флуг (Флюг) Василий Егорович, участник войны 1904–1905 гг., генерал от артиллерии, в 1914 г. командующий 10-й армией, с 1915 г. командир 2-го армейского корпуса. С 1918 г. в эмиграции.

(обратно)

44

Куроки, генерал-лейтенант, участник революции Мэйдзи, в войне 1894–1895 гг. в Китае – начальник 6-й дивизии, в 1904–1905 гг. командующий 1-й японской армией.

(обратно)

45

Ояма (у автора – Ойяма) Ивао (1842–1916), участник революции Мэйдзи, военный министр Японии в 1885–1896 гг., в войне 1894–1895 гг. командовал 2-й армией, в 1899–1904 гг. начальник Генерального штаба, в 1904–1905 гг. главнокомандующий действующей армией, с 1912 г. гэнро.

(обратно)

46

Того Хэйхатиро (1847–1934), участник войны 1894–1895 гг., командовал крейсером, в 1904–1905 гг. адмирал, командующий 1-й эскадрой и Объединенным флотом Японии, с 1909 г. высший военный советник, адмирал флота (1913), маркиз (1934).

(обратно)

47

Мищенко Павел Иванович (1853 —?), участник войны 1877–1878 гг., экспедиций в Среднюю Азию в 1880–1881 гг. и в Китай 1900–1901 гг., генерал-майор, служил на охране КВЖД, в 1901–1902 гг. командовал 1-й бригадой 39-й пехотной дивизии, в 1903 г. – Забайкальской казачьей бригадой, в 1905 г. – Сводной Уральско-Забайкальской казачьей дивизией, с 1906 г. генерал-лейтенант, командир 2-го Туркестанского корпуса, в 1908–1909 гг. командующий войсками Туркестанского военного округа и наказной атаман Семиреченского войска, в 1911–1912 гг. наказной атаман Донского войска, генерал от артиллерии и генерал-адъютант, в 1914 г. командовал 2-м Кавказским корпусом, в 1915–1917 гг. – 31-м армейским корпусом.

(обратно)

48

Засулич Михаил Иванович (1843–1910), участник войны 1877–1878 гг., полковник, с 1894 г. генерал-майор, начальник 1-й бригады 9-й пехотной дивизии, в 1899 г. комендант Осовца, с 1900 г. начальник 6-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант (1901), в 1904–1905 гг. командует 2-м Сибирским корпусом, Восточным отрядом. С 1906 г. генерал от инфантерии, в отставке.

(обратно)

49

Зарубаев Николай Платонович (1843–1912), в 1877–1878 гг. полковник, начальник штаба 7-й кавалерийской дивизии, с 1890 г. генерал-майор, начальник штаба 6-го армейского корпуса, с 1898 г. начальник штаба Одесского военного округа, генерал-лейтенант, в 1900–1903 гг. начальник 9-й пехотной дивизии, в 1904 г. командовал 4-м Сибирским корпусом, в 1905 г. временно командовал 1-й Маньчжурской армией, с 1904 г. генерал от инфантерии, в 1906–1909 гг. генерал-инспектор пехоты, с 1909 г. командующий Одесского военного округа.

(обратно)

50

Эссен Николай Оттович (1860–1915), с 1902 г. капитан крейсера «Новик», с апреля 1904 г. командовал броненосцем «Севастополь», в 1906–1908 гг. контрадмирал, начальник минной дивизии Балтийского флота, с 1909 г. вице-адмирал, начальник морских сил Балтфлота, с 1911 г. командующий Балтфлотом, адмирал (1913).

(обратно)

51

Тет-де-пон – предмостное укрепление (франц.).

(обратно)

52

…под Тюренченом. – Бой 18 апреля (1 мая) более известен как сражение на реке Ялу; у русских было там 20 тысяч солдат.

(обратно)

53

Оку, барон, генерал-лейтенант, в войне 1894–1895 гг. начальник 5-й дивизии, в 1904–1905 гг. командующий 2-й японской армией.

(обратно)

54

Нодзу, участник революции Мэйдзи и войны 1894–1895 гг., генерал-лейтенант, начальник 5-й дивизии, командующий 1-й армией и Гвардейской дивизией. В 1904–1905 гг. маршал, командовал 4-й армией.

(обратно)

55

Ноги Марэсукэ Китэн (1849–1912), в войне 1894–1895 гг. командир 1-й бригады, генерал-майор, с 1896 г. генерал-лейтенант, начальник 2-й и 11-й дивизий. В 1904–1905 гг. командующий 3-й армией, маршал, граф. Покончил с собой после смерти императора Муцухито.

(обратно)

56

Келлер Федор Эдуардович (1850–1904), граф, доброволец сербской армии, участник войн 1876, 1877–1878 гг., в 1893–1899 гг. генерал-майор, директор Пажеского корпуса, с 1899 г. генерал-лейтенант, губернатор екатеринославский, с 1904 г. командир 2-го Сибирского корпуса. Восточного отряда. Убит в бою.

(обратно)

57

Бильдерлинг Александр Александрович (1846 —?), барон, участник войны 1877–1878 гг., полковник, начальник 1-й бригады 12-й кавалерийской дивизии, с 1878 г. генерал-майор, начальник Николаевского кавалерийского училища, с 1891 г. помощник начальника Генерального штаба, с 1899 г. командир 17-го армейского корпуса, генерал-лейтенант, в 1904 г. начальник Западного отряда, в 1905 г. командующий 3-й, затем 2-й армиями, член Военного Совета.

(обратно)

58

Орлов Николай Александрович (1855 —?), с 1881 г. полковник, начальник штаба 1-го армейского корпуса, занимался воздухоплаванием, преподаватель Михайловского артиллерийского училища, в 1900 г. генерал-майор, начальник Хайларского отряда, в 1904 г. начальник 54-й, 3-й пехотных дивизий, с 1905 г. генерал-лейтенант, в 1912–1914 гг. начальник 12-й пехотной дивизии, генерал от артиллерии, в 1914–1915 гг. командовал корпусом.

(обратно)

59

Гриппенберг Оскар-Фердинанд Казимирович (1838–1913), участник войны 1877–1878 гг., в 1878–1883 гг. командир Лейб-Гвардии Московского полка, генерал-майор, в 1888–1889 гг. начальник 1-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии, с 1890 г. генерал-лейтенант, начальник 1-й гвардейской пехотной дивизии, с 1900 г. генерал от инфантерии, командующий 6-м армейским корпусом, в 1902–1904 гг. генерал-адъютант, командующий Вилевским военным округом, в 1904 г. командовал 2-й Маньчжурской армией, с 1905 г. генерал-инспектор пехоты, с 1906 г. в отставке.

(обратно)

60

Чурин Алексей Евграфович, генерал-лейтенант, начальник штаба Варшавского военного округа, с 1914 г. генерал от инфантерии, командовал 2-м армейским корпусом, в 1916 г. командующий 6-й армией и Петроградским военным округом.

(обратно)

61

Самсонов Александр Васильевич (1859–1914), участник войны 1877–1878 гг., в 1904–1905 гг. генерал-майор, командовал Уссурийской казачьей бригадой и Сибирской казачьей дивизией, в 1906 г. начальник штаба Варшавского военного округа, с 1907 г. наказной атаман Донского войска, генерал-лейтенант, с 1909 г. туркестанский генерал-губернатор и командующий Туркестанским военным округом, атаман Семиреченского войска. С 1910 г. генерал от кавалерии, в 1914 г. командовал 2-й армией.

(обратно)

62

Гернгросс Александр Алексеевич (1851 —?), участник войны 1877–1878 гг., в 1900 г. генерал-майор, начальник Харбинского гарнизона, в 1901 г. помощник начальника Заамурского округа Пограничной стражи, в 1902 г. начальник 1-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады, в 1904 г. – 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, генерал-лейтенант, командующий 1-м Сибирским корпусом, с 1910 г. – 24-м армейским корпусом, с 1914 г. генерал от инфантерии, командовал 26-м армейским корпусом.

(обратно)

63

Фок Александр Викторович (1843 —?), участник войны 1877–1878 гг., в 1900 г. начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады, генерал-майор, в 1904–1905 гг. начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, в 1906–1908 гг. под судом, оправдан. В 1912–1913 гг. доброволец болгарской армии, участник Балканских войн.

(обратно)

64

Кондратенко Роман Исидорович (1857–1904), с 1901 г. генерал-майор, дежурный генерал штаба Приамурского военного округа, с 1903 г. начальник 7-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады, в 1904 г. – 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. Убит при штурме Порт-Артура.

(обратно)

65

Смирнов Владимир Васильевич, генерал от инфантерии, в 1914 г. командовал 20-м армейским корпусом, в 1915–1916 гг. командующий 2-й армией.

(обратно)

66

Горбатовский Владимир Николаевич (1851 —?), участник войны 1877–1878 гг., в 1904 г. генерал-майор, начальник 1-й бригады 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, с 1905 г. – 2-й бригады 1-й гренадерской дивизии, с 1908 г. генерал-лейтенант, начальник 3-й гренадерской дивизии, в 1914–1915 гг. генерал от инфантерии, командовал 19-м армейским корпусом, в 1916–1917 гг. – 12-й армией.

(обратно)

67

Ирман (Ирманов) Владимир Александрович (1852 —?), в 1904–1905 гг. генерал-майор, затем генерал-лейтенант, командовал 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизией, 4-м Сибирским корпусом, комендант Владивостока, в 1914–1917 гг. генерал от артиллерии, командующий 3-м Кавказским армейским корпусом.

(обратно)

68

Витгефт Вильгельм Карлович (1847–1904), контрадмирал, начальник штаба морских сил Дальнего Востока, после гибели Макарова возглавил эскадру Порт-Артура. Убит в бою.

(обратно)

69

Шимоза – японский бризантный снаряд, начиненный мелинитом.

(обратно)

70

Колчак Александр Васильевич (1873–1920), участник войны 1904–1905 гг., адмирал (1916), командующий Черноморским флотом в 1916–1917 гг., с 1918 г. в Омске, руководитель военной контрреволюции в Сибири и на Урале, Верховный правитель России, Верховный главнокомандующий. В январе 1920 г. арестован чехами и выдан советским властям. Расстрелян.

(обратно)

71

Иванов Николай Иудович (1851–1919), генерал-лейтенант, в 1904–1905 гг. командовал 3-м Сибирским корпусом, в 1906–1908 гг. начальник Кронштадта, генерал-адъютант (1907), генерал от артиллерии (1908). В 1908–1914 гг. командовал Киевским военным округом, в 1914–1916 гг. – Юго-Западным фронтом, в 1917 г. командовал войсками Петроградского военного округа. Умер на Дону от тифа.

(обратно)

72

Оверт Алексей Ермолаевич (1857–1918), участник войны 1877–1878 гг., в 1904–1905 гг. генерал-майор, генерал-квартирмейстер Действующей армии, в 1906–1908 гг. генерал-лейтенант, начальник Главного штаба, с 1911 г. генерал от инфантерии, командующий Иркутским военным округом и наказной атаман Забайкальского казачьего войска. В 1914–1915 гг. командующий 4-й армией, в 1915–1917 гг. – Западным фронтом. С апреля 1917 г. в отставке. Убит в 1918 г.

(обратно)

73

Алексеев Михаил Васильевич (1857–1918), в 1904–1905 гг. в штабе 3-й Маньчжурской армии, в 1914 г. начальник штаба Юго-Западного фронта, в 1915–1917 гг. – Северо-Западного фронта и Ставки, с 1917 г. член Донского правительства, в 1918 г. командует Добровольческой армией. Генерал от инфантерии (1914).

(обратно)

74

Леш Леонтий Вильгельмович (1862 —?), участник кампании в Китае 1900–1901 гг., в 1904–1905 гг. генерал-майор, начальник 2-й бригады 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, в 1910 г. генерал-лейтенант, начальник 2-й гвардейской пехотной дивизии, в 1912–1914 гг. командовал 1-м Туркестанским, в 1914–1915 гг. – 12-м армейским корпусами, с 1915 г. командующий 3-й армией, генерал от инфантерии.

(обратно)

75

Гапон Георгий Аполлонович (1870–1906), священник, в 1903–1904 гг. под надзором полиции создал рабочую организацию, агент Охранного отделения. После 9 января 1905 г. скрывался, в 1906 г. повешен эсерами на собственной даче.

(обратно)

76

…убито и ранено 30 человек… – Жертвами запланированной на совещании у министра внутренних дел П. Д. Святополк-Мирского расправы с демонстрантами стали до 5000 человек, из них погибло свыше 1000. В правительственном сообщении говорилось о 128 убитых и 360 раненых. В разгоне 200-тысячного шествия участвовало до 40000 войск и полиции.

(обратно)

77

Меллер-Закомельский Александр Николаевич (1844 —?), барон, участник войны 1877–1878 гг., полковник, с 1883 г. генерал-майор, начальник 47-й резервной бригады в 1894–1898 гг., 10-й пехотной дивизии (1898–1904), затем 3-й гвардейской дивизии, генерал-лейтенант (1898), в 1904–1906 гг. командовал 7-м, в 1906–1909 гг. – 5-м армейскими корпусами, генерал от инфантерии, временный прибалтийский генерал-губернатор.

(обратно)

78

Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович (1879–1953), член РСДРП с 1898 г., руководитель Бакинской стачки 1904 г., член Кавказского комитета с 1903 г., член ЦК партии большевиков с 1912 г., активный деятель революции 1917 г., с 1917 г. член ВЦИК, в 1917–1922 гг. народный комиссар по делам национальностей, в 1919–1922 гг. нарком рабоче-крестьянской инспекции, участник гражданской войны, с 1922 г. генеральный секретарь ЦК партии, с 1941 г. председатель Совета Народных Комиссаров (с 1946 г. – Совета Министров) СССР. Герой Социалистического Труда (1939), Герой Советского Союза (1945), в 1941–1945 гг. Верховный главнокомандующий и нарком обороны, генералиссимус (1945).

(обратно)

79

Литвинов Максим Максимович (1876–1951), член РСДРП с 1898 г., член Киевского и Рижского комитетов, в 1905 г. организатор газеты «Новая жизнь». В 1907–1918 гг. в Англии, с 1921 г. заместитель, в 1930–1939 гг. народный комиссар иностранных дел, в 1941–1946 гг. вновь заместитель наркома, в 1934–1938 гг. представлял СССР в Лиге Наций, в 1934–1941 гг. член ЦК ВКП(б).

(обратно)

80

…было растерзано пять тысяч… – Во время Февральской революции было убито и ранено 1200 человек.

(обратно)

81

…Лишь в 1908 году… – Третья Дума начала работу 1 ноября 1907 г.

(обратно)

82

Струве Петр Бернгардович (1870–1944), идеолог «легального марксизма», в 1898 г. составитель Манифеста I съезда РСДРП, в 1902–1905 гг. за границей, с 1905 г. основатель и член ЦК партии народной свободы (конституционные демократы, кадеты), в 1917–1928 гг. академик, член правительств Деникина и Врангеля в 1919–1920 гг., с 1920 г. в эмиграции. Редактор журналов и сборника «Вехи».

(обратно)

83

…сторонники малой программы… – Обе программы, «минимум» и «максимум», выдвинуты В. И. Лениным. Максималисты – течение в партии социалистов-революционеров (эсеров).

(обратно)

84

Плеханов Георгий Валентинович (1856–1918), в 1875–1883 гг. народник, с 1879 г. глава «Черного передела». В 1880–1917 гг. в эмиграции. В 1883 г. основал первую марксистскую группу, в 1898 г. – РСДРП, член ЦК, редактор «Искры», с 1903 г. лидер меньшевиков, в 1914–1917 гг. «оборонец», не принял Октябрьскую революцию, но отказался бороться против большевиков.

(обратно)

85

Ленин (Ульянов) Владимир Ильич (1870–1924), лидер РСДРП с 1900 г., с 1902 г. член ЦК, лидер большевиков, с 1917 г. член ВЦИК, председатель Совета Народных Комиссаров, с 1918 г. председатель Совета Труда и Обороны. Философ, теоретик марксизма.

(обратно)

86

…под защитным цветом «трудовиков». – В Думе всех созывов социал-демократы и эсеры имели независимые фракции. Трудовики – члены трудовой партии, организации народнического толка.

(обратно)

87

Столыпин Петр Аркадьевич (1862–1911), гродненский губернатор в 1902–1903 гг., саратовский губернатор в 1903–1906 гг., с 1906 г. министр внутренних дел и председатель Совета министров. 1 сентября 1911 г. убит агентом охранки.

(обратно)

88

Коковцов (у автора – Коковцев) Владимир Николаевич (1853–1943), сенатор (1900), граф (1914), с 1892 г. статс-секретарь Государственного Совета, с 1895 г. товарищ государственного секретаря, в 1896–1902 гг. товарищ министра финансов, в 1902–1904 гг. госсекретарь, в 1904–1914 гг. министр финансов, с 1911 г. председатель Совета министров. В 1914 г. в отставке, с 1918 г. в эмиграции.

(обратно)

89

…тайны Федора Кузьмича… – Видимо, автор верит в миф о тождестве «старца» с Александром I.

(обратно)

90

Гермоген (1530–1612), казанский митрополит в 1589–1606 гг., патриарх в 1606–1612 гг. Поддерживал царя Василия Шуйского и лидеров ополчений. Арестован и замучен поляками.

(обратно)

91

…взял реванш в екатеринбургском застенке. – Инсинуации автора неуместны: исследования доказывают, что Вильгельм II готовил операцию по освобождению царской семьи.

(обратно)

92

…два миллиона сербов… – Жители Боснии и Герцеговины не являются сербами. В составе Австро-Венгрии они сохранили автономию, а после присоединения к Сербии испытывали национальный и религиозный гнет со стороны Белграда.

(обратно)

93

Извольский Александр Петрович (1856–1919), в 1884–1906 гг. посол в ряде государств, в 1906–1910 гг. министр иностранных дел, в 1910–1917 гг. посол в Париже, с 1917 г. в отставке.

(обратно)

94

Эренталь Алоиз (1854–1912), граф, в 1899–1906 гг. посол Австро-Венгрии в России, в 1906–1912 гг. министр иностранных дел.

(обратно)

95

Редигер Александр Федорович (1853–1920), участник войны 1877–1878 гг., в 1882–1883 гг. военный министр Болгарии, с 1890 г. профессор академии Генштаба, в 1898–1905 гг. генерал-лейтенант, начальник канцелярии военного министра, в 1905–1909 гг. военный министр, генерал от инфантерии (1907). С 1909 г. в отставке.

(обратно)

96

Сазонов Сергей Дмитриевич (1860–1927). с 1909 г. товарищ министра, в 1910–1916 гг. министр иностранных дел, способствовал развязыванию первой мировой войны. В 1918–1920 гг. в правительствах Деникина и Колчака.

(обратно)

97

Энвер-паша (1881–1922), участник младотурецкой революции 1908 г., лидер партии «Единение и прогресс», в 1909–1911 гг. военный агент в Берлине, участник войн 1911–1913 гг. в Ливии и на Балканах. С 1914 г. военный министр, начальник Генерального штаба Турции, маршал. После 1918 г. боролся с Ататюрком, в 1921–1922 гг. возглавил мятеж в Туркестане и погиб в бою с красными.

(обратно)

98

Радко-Дмитриев (у автора – Радко Дмитриев) Рад-ко Дмитриевич, генерал от инфантерии, перешел из Болгарии на русскую службу в 1914 г., в 1914–1915 гг. командовал 3-й, в 1915–1916 гг. – 12-й армиями, в 1916–1917 гг. 7-м Сибирским корпусом.

(обратно)

99

Тиса Иштван (1861–1918), граф, лидер партии Труда (1910), в 1903–1905 гг. и 1913–1917 гг. глава правительства Венгрии. Возражал против войны с Сербией. Убит во время революции в Венгрии.

(обратно)

100

…изменили ход Мировой войны… – Гумбинпен-Гольдапское сражение не изменило хода войны, тем более – исхода.

(обратно)

101

…216 разнообразных, допотопных машин… – В России имелось 263 армейских аэроплана современных тогда систем «Депердюссен», «Вуазен», «Фарман», «Моран», «Илья Муромец».

(обратно)

102

Щербачев Дмитрий Григорьевич, генерал от инфантерии, командовал в 1914 г. Осадной, в 1915 – 11-й, в 1915–1917 гг. 7-й армиями, в 1917 г. – Румынским фронтом.

(обратно)

103

Головин Николай Николаевич (1875–1934), полковник, в 1914 г. командир 20-го Финляндского драгунского полка, затем генерал-майор, исполняющий должность генерал-квартирмейстера 9-й армии. С 1920 г. в эмиграции. Военный историк, преподавал в академии Генерального штаба.

(обратно)

104

Свечин Александр Андреевич (1878–1938), генерал-майор, участник войны 1914–1917 гг., в 1914–1915 гг. при Ставке, в 1917 г. командовал Отдельной морской дивизией, затем начальник штаба 5-й армии. С 1918 г. в Красной Армии, участник гражданской войны, до 1921 г. преподавал в академии Генштаба, комдив (1935). Расстрелян в 1938 г.

(обратно)

105

Фош Фердинанд (1851–1929), профессор Военной академии в 1895–1900 гг., начальник академии в 1907–1911 гг., в 1914 г. корпусной и армейский генерал, командовал 9-й армией, в 1915–1916 гг. командующий группой армий «Север», с 1917 г. начальник Генерального штаба, с 1918 г. маршал Франции, главнокомандующий армиями союзников.

(обратно)

106

Баиов Алексей Константинович (1871 —?), генерал-майор, генерал-квартирмейстер 3-й армии в 1914 г., начальник штаба 3-й армии в 1915 г., генерал-лейтенант в 1916–1917 гг., командовал корпусом. Военный историк, преподавал в академии Генерального штаба.

(обратно)

107

Драгомиров Владимир Михайлович (1867 —?), генерал-лейтенант, начальник штаба Киевского военного округа, с 1914 г. начальник штаба 3-й армии, в 1915 г. начальник штаба Юго-Западного фронта, с 1916 г. в распоряжении Ставки.

(обратно)

108

Никитин Владимир Николаевич (1848 —?), участник войны 1877–1878 гг., с 1900 г. генерал-майор, командир 20-й артиллерийской бригады, в 1904 г. в Порт-Артуре, генерал-лейтенант (1905), командовал 1-м армейским корпусом, в 1910–1911 гг. командовал Иркутским, с 1912 г. Одесским военным округом, генерал от артиллерии (1910). В 1915 г. командовал 7-й армией.

(обратно)

109

Плеве Павел Адамович (1850–1916), участник войны 1877–1878 гг., в 1901–1905 гг. генерал-майор, начальник штаба Донского казачьего войска, в 1905–1908 гг. генерал-лейтенант, командует 22-м армейским корпусом, с 1909 г. генерал от кавалерии, командующий Московским военным округом. В 1914–1916 гг. командующий 5-й армией, в 1916 г. – Северным фронтом.

(обратно)

110

Зальца Антон Егорович (1843 —?), участник войны 1877–1878 гг., с 1895 г. генерал-майор, начальник 1-й Кавказской стрелковой бригады, с 1902 г. генерал-лейтенант, начальник 24-й, в 1904–1905 гг. – 1-й гвардейской пехотных дивизий, генерал от инфантерии (1908), с 1911 г. командующий Казанским военным округом, в 1914 г. командовал 4-й армией, с августа в отставке.

(обратно)

111

…Офицерский корпус – Летом 1914 г. в строю было 51 417 генералов и офицеров, а после мобилизации – 98000.

(обратно)

112

Палицын Федор Федорович (1851–1923), генерал-лейтенант, в 1905–1908 гг. начальник Главногоуправления Генерального штаба, генерал от инфантерии (1907).

(обратно)

113

Постовский Петр Иванович (1857 —?), генерал-лейтенант, начальник 1-й Кавказской стрелковой бригады, затем генерал-квартирмейстер Варшавского военного округа, в 1914 г. начальник штаба 2-й армии.

(обратно)

114

Конрад фон Хетцендорф Франц (1852–1925), генерал-полковник, начальник Генерального штаба Австро-Венгрии в 1906–1917 гг., генерал-фельдмаршал (1915), командующий группой армий и фронтом на Итальянском театре в 1917–1918 гг. С 1918 г. в отставке.

(обратно)

115

Дюбайль, французский армейский генерал, в 1914 г. командовал 1-й армией, в 1915–1916 гг. группой армий «Восток».

(обратно)

116

Гучков Александр Иванович (1862–1936), лидер партии 17 октября, председатель Думы в 1910–1911 гг., в 1915–1917 гг. председатель Центрального военно-промышленного комитета, член Особого совещания по обороне государства, в марте – мае 1917 г. военный и морской министр. С 1918 г. в эмиграции.

(обратно)

117

Григорович Иван Константинович (1835–1930), в 1904–1905 гг. контр-адмирал, начальник Порт-Артурской морской базы, с 1905 г. начальник штаба Черноморского флота, с 1908 г. вице-адмирал, главный комендант Кронштадтского порта, в 1909–1910 гг. товарищ морского министра, в 1911–1917 гг. адмирал, морской министр. С 1923 г. в эмиграции.

(обратно)

118

Фалькенхайн Эрих фон (1861–1922), участник войны в Китае в 1900–1902 гг., генерал-лейтенант, в 1913–1914 гг. военный министр Германии, с сентября 1914 г. по август 1916 г. начальник Генерального штаба, генерал от инфантерии (1915), в 1916–1917 гг. командовал 9-й, в 1918 г. – 10-й армиями. С 1919 г. в отставке.

(обратно)

119

Франц Фердинанд (1863–1914), эрцгерцог Австрийский, с 1898 г. генерал-фельдмаршал, заместитель Верховного главнокомандующего. Противник усиления славянского элемента в Австро-Венгрии. Причастность к убийству его сербским террористом германского правительства является вымыслом автора.

(обратно)

120

Вивьяни (у автора – Вивиани) Рене (1863–1925), социалист, министр труда в 1906–1910 гг., просвещения в 1913–1914 гг., иностранных дел в 1914 г., в 1914–1915 гг. глава правительства, в 1915–1917 гг. министр юстиции. Представитель Франции в Лиге Наций.

(обратно)

121

…когда германский 5-й корпус… – 3-й ландверный корпус занял Калиш и Ченстохов 7–8 августа (25–26 июля). Ландвер – войска 3-й очереди в Германии, 2-й очереди в немецких землях Австро-Венгрии.

(обратно)

122

Брусилов Алексей Алексеевич (1853–1926), участник войны 1877–1878 гг., с 1906 г. генерал-лейтенант, начальник 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, с 1912 г. генерал от кавалерии, командовал 14-м и 12-м армейскими корпусами, в 1914–1916 гг. командующий 8-й армией, в 1916–1917 гг. – Юго-Западным фронтом, летом 1917 г. Верховный главнокомандующий. С 1920 г. в Красной Армии, инспектор кавалерии.

(обратно)

123

Милеант Гавриил Георгиевич (1864 —?) участник войны 1904–1905 гг., затем начальник военных сообщений Санкт-Петербургского военного округа, генерал-майор, начальник 4-й пехотной дивизии, в 1914 г. генерал-лейтенант, начальник штаба 1-й армии. С осени 1915 г. – начальник Главного военно-технического управления.

(обратно)

124

Епанчин Николай Алексеевич (1857 —?), в 1900–1907 гг. генерал-майор, директор Пажеского корпуса, с 1907 г. генерал-лейтенант, начальник 42-й пехотной дивизии, в 1914 г. генерал от инфантерии, командующий 3-м армейским корпусом.

(обратно)

125

Алиев (у автора – Бек-Алиев) Эрис-Хан-Султан-Гирей (1855 —?), командовал 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизией и 2-м Сибирским корпусом, с 1914 г. генерал от артиллерии, командующий 4-м армейским корпусом.

(обратно)

126

Шейдеман Сергей Михайлович (1857–1920), генерал от кавалерии, командовал в 1914 г. 2-м армейским корпусом, в сентябре 1914–1915 гг. – 2-й армией, в 1916–1917 гг. – 1-м Туркестанским корпусом. С 1920 г. в Красной Армии.

(обратно)

127

Мартос Николай Николаевич (1858 —?), генерал от инфантерии, в 1914 г. командовал 15-м армейским корпусом. Попал в плен и судим в Германии за преступления против мирного населения.

(обратно)

128

Кондратович Киприан Антонович (1858 —?), участник войны 1877–1878 гг., генерал-майор, в 1900–1901 гг. начальник 2-й бригады 30-й пехотной дивизии, в 1904–1905 гг. начальник 9-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады (развернута в дивизию), генерал-лейтенант (1905), с 1907 г. командир 2-го армейского корпуса, с 1908 г. помощник командующего Туркестанским военным округом, начальник штаба Семире-ченского казачьего войска. С 1910 г. генерал от инфантерии, командовал до августа 1914 г. 23-м армейским корпусом.

(обратно)

129

Гутор Алексей Евгеньевич (1868–1938), в 1914 г. генерал-лейтенант, командовал 10-м армейским корпусом, начальник штаба 4-й армии, в 1915 г. начальник штаба 12-й армии, в 1916–1917 гг. генерал от инфантерии, командующий 8-й армией, в 1917 г. командующий Юго-Западным фронтом. С 1918 г. в Красной Армии. Расстрелян в 1938 г.

(обратно)

130

Войшин-Мурдас-Жилинский Ипполит Паулинович (1856 —?), генерал-лейтенант, начальник 4-й пехотной дивизии, в 1914–1917 гг. генерал от инфантерии, командующий 14-м армейским корпусом.

(обратно)

131

Мрозовский Иосиф Иванович (1865 —?), командовал 1-й бригадой 38-й пехотной дивизии, начальник штаба 6-го армейского корпуса, в 1914–1915 гг. генерал от артиллерии, командующий Гренадерским корпусом.

(обратно)

132

Миллер Евгений-Людвиг Карлович (1867 —?). генерал-лейтенант, военный агент в Бельгии, начальник штаба Московского военного округа, в 1914–1916 гг. начальник штаба 5-й армии.

(обратно)

133

Зуев Дмитрий Петрович (1854 —?), в 1914–1915 гг. генерал от инфантерии, командовал 29-м и 10-м армейскими корпусами.

(обратно)

134

Литвинов Александр Иванович (1853 —?), генерал от кавалерии, в 1914 г. командовал 5-м армейским корпусом, в 1914–1917 гг. – 1-й армией.

(обратно)

135

Яковлев Петр Петрович (1852 —?), начальник 3-й гренадерской дивизии, в 1914–1917 гг. генерал от инфантерии, командующий 17-м армейским корпусом.

(обратно)

136

Шкинский Яков Федорович (1858 —?). генерал от инфантерии, в 1914–1915 гг. командующий 21-м армейским корпусом.

(обратно)

137

Сиверс Александр Михайлович (1853 —?), генерал от инфантерии, командовал в 1914 г. 10-м армейским корпусом, затем – 10-й армией.

(обратно)

138

Ломновский Петр Николаевич (1871 —?), генерал-майор, генерал-квартирмейстер штаба Киевского военного округа, в 1914–1915 гг. начальник штаба 8-й армии.

(обратно)

139

Цуриков Афанасий Андреевич (1858–1923), генерал от кавалерии, в 1914–1916 гг. командовал 24-м армейским корпусом, в 1916–1917 гг. – 6-й армией. С 1920 г. в Красной Армии.

(обратно)

140

Безобразов Владимир Михайлович (1857 —?), генерал от кавалерии, в 1914–1915 гг. командовал Гвардейским корпусом, в 1916 г. – Особой армией.

(обратно)

141

Крузенштерн Николай Федорович фон (1854 —?), генерал-лейтенант, начальник 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, в 1914–1916 гг. генерал от кавалерии, командующий 18-м армейским корпусом.

(обратно)

142

Ван Дер Флит (у автора – Фан дер Флит) Константин Петрович (1844 —?), генерал от инфантерии, в 1914–1916 гг. командовал 6-й армией и Петроградским военным округом.

(обратно)

143

Бринкен Александр Павел Фридрихович фон дер (1859 —?), генерал-лейтенант, с 1915 г. генерал от инфантерии, в 1914–1917 гг. командовал 22-м армейским корпусом.

(обратно)

144

Нахичеванский Али Гуссейн Хан, генерал-лейтенант, в 1914 г. командовал конным корпусом 1-й армии. Отрешен от должности.

(обратно)

145

Франсуа Херманн фон (1856–1933), генерал от инфантерии, командующий 1-м армейским корпусом Германии в 1914–1916 гг.

(обратно)

146

Булгаков Павел Ильич (1856 —?), генерал-лейтенант, в 1914 г. начальник 25-й пехотной дивизии, в январе – феврале 1915 г. командовал 20-м армейским корпусом.

(обратно)

147

…Немцев перебито 1500… – Германцы потеряли 1200 убитых и раненых, 2 пулемета, 7 орудий. В плен попал только лазарет – 68 раненых и 14 санитаров. Русские потеряли 619 убитых, 2382 раненых, 4466 пропавших без вести, 12 пулеметов.

(обратно)

148

Врангель Петр Николаевич (1878–1928), барон, участник воины 1904–1905 гг., с 1914 г. на фронте, в 1917 г. генерал-майор, начальник Уссурийской конной дивизии, командовал конным корпусом, в 1918 г. генерал-лейтенант Добровольческой армии, командовал дивизией, корпусом, в 1919 г. – Кавказской, в 1920 г. – Добровольческой армией, с мая главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России. С ноября в эмиграции. В 1924 г. создал Русский общевоинский союз.

(обратно)

149

…У немцев убыло 1200 человек. – 2-я ландверная бригада потеряла 66 убитых и 122 раненых, 30 пленных, 2 орудия. Русские потеряли 81 убитого, 293 раненых, 22 пропавших без вести.

(обратно)

150

Притвиц (у автора – Приттвиц) фон Гафрон Макс (1848–1917), генерал-полковник, командовал 8-й армией. Уволен в отставку по навету Франсуа.

(обратно)

151

Макензен Август фон (1849–1945), генерал от кавалерии, с осени 1914 г. генерал-полковник, командовал 17-м армейским корпусом, 9-й армией, в 1915 г. командующий 11-й армией, генерал-фельдмаршал, в 1916–1917 гг. командующий 9-й армией, в 1917–1918 гг. – группой армий. С 1920 г. в отставке.

(обратно)

152

…Успех наш был полный… – В сражении 7(20) августа фланги 1-й армии были охвачены. В центре 17-й армейский корпус противника не бежал, а отбил контратаку 3-го корпуса. Русская сторона израсходовала все снаряды и потеряла без учета конницы 18839 человек (9505 пленных), 40 пулеметов, 12 орудий, 1 знамя (110-го пехотного Камского полка). Германцы, сохранившие свежие резервы, потеряли 1250 убитых, 6414 раненых, 6943 пропавших без вести (из них 405 раненых и 1000 здоровых в плену), 13 пулеметов, 12 орудий. Вторжение в Восточную Пруссию 2-й армии заставило Притвица отказаться от возобновления сражения.

(обратно)

153

…шесть корпусов… – Речь шла вначале о 5 корпусах, реально отправлены 11-6 армейский и Гвардейский резервный, осаждавшие Намюр.

(обратно)

154

…Гумбиннен родил Марну… – Миф о «спасении русскими Франции» стал оправданием катастрофы в Восточной Пруссии. В ходе Марнского сражения гораздо большие силы германцев отвлекли сопротивление Антверпена, Мобёжа и высадку англичан в Остенде.

(обратно)

155

Гинденбург (Хинденбург) фон Бенекендорф Пауль (1847–1934), участник войн 1866 г., 1870–1871 гг. С 1914 г. командовал 8-й армией и Восточным фронтом, с осени 1916 г. начальник Генерального штаба Германии. С 1919 г. в отставке, в 1925–1934 гг. президент Германии.

(обратно)

156

Людендорф Эрих (1865–1937), в 1908–1912 гг. генерал-майор, начальник оперативного отдела Генерального штаба Германии, с 1914 г. генерал-лейтенант, начальник штаба 8-й, 9-й, 11-й армий и Восточного фронта, в 1916–1918 гг. генерал от инфантерии, генерал-квартирмейстер Главной Квартиры.

(обратно)

157

…Гвардейский… – Гвардейский корпус отправился в Польшу, где противник взял Лодзь, Кутно, Плоцк и Петроков. 1-й армейский корпус начал наступление на Зольдау 7 августа.

(обратно)

158

…Немцы лишились 1700… – В боях 10–11 августа германцы потеряли 1588 человек, 2 орудия и 2 пулемета, русские – 4067 человек и знамя 29-го Черниговского пехотного полка.

(обратно)

159

…не свыше 1500… – 16-я пехотная дивизия потеряла 163 человека.

(обратно)

160

Душкевич Александр Александрович (1853 —?), генерал-лейтенант, начальник 22-й пехотной дивизии, в 1914–1917 гг. командовал 1-м армейским корпусом.

(обратно)

161

…взяли 1000 пленных… – Всего у Мюлена и Ваплица взято 1400 пленных, которые вскоре были освобождены противником.

(обратно)

162

…подвиг Ипатия Коловрата… – Отряд рязанца Евпатия Коловрата вступил в бой с арьергардом войск Батыя в декабре 1237 г. и был полностью уничтожен.

(обратно)

163

…не оставлено врагу ни одного знамени… – Армия Самсонова потеряла 6739 убитых, 20 500 раненых, 92000 пленных (15 генералов, 1830 офицеров, 91 400 нижних чинов), 350 орудий, 13 знамен (2 знамени, 7 знаменных древков и элементов полотнища взяты противником). Германцы потеряли 1891 убитого, 6579 раненых, 4588 пропавших без вести (из них 55 пленных), 16 орудий.

(обратно)

164

Хоффманн (у автора – Гофман) Макс фон, полковник, начальник оперативного отдела штаба 8-й германской армии, в 1915–1917 гг. начальник штаба 9-й армии и группы армий, генерал-майор (1917), начальник штаба Восточного фронта в 1918 г., глава германской делегации на переговорах в Брест-Литовске.

(обратно)

165

Слюсаренко Владимир Алексеевич (1857 —?), участник войны 1904–1905 гг., командовал дивизионом 9-й артиллерийской бригады, начальник 43-й пехотной дивизии в 1914 г., генерал-лейтенант, с осени в отставке.

(обратно)

166

Морген Курт фон, генерал-лейтенант, командир 3-й резервной пехотной дивизии (1914), командующий 1-м резервным корпусом и корпусной оперативной группой в 1915–1918 гг. С 1918 г. генерал от инфантерии.

(обратно)

167

…мы получим убыль… – По неполным данным, 1-я и 10-я армии потеряли 5177 убитых, 13 914 раненых, 42812 пропавших без вести и пленных, 150 орудий. Германцы потеряли 9000 человек.

(обратно)

168

Клук Александер фон (1846–1934), генерал-полковник, командующий 1-й германской армией в 1914–1915 гг.

(обратно)

169

…ослабить армии… – Эти армии были ослаблены ранее – 4(17) августа – сопротивлением гарнизонов Льежа и Намюра.

(обратно)

170

Бюло (у автора – Бюлов) Карл фон (1846 —?), генерал-полковник, командовал в 1914–1915 гг. 2-й армией, с 1915 г. генерал-фельдмаршал, в отставке.

(обратно)

171

Хаузен (у автора – Гаузен) Макс фон (1846 —?), генерал-полковник, в августе – сентябре 1914 г. командующий 3-й армией, с сентября в отставке.

(обратно)

172

…запрятанную Жилинским… – 3-я гвардейская пехотная дивизия участвовала в операции Самсонова. От ее Лейб-Гвардии Кексгольмского полка осталось 198 человек и 9 пулеметов.

(обратно)

173

…знаменовал потерю войны для Германии… – Это положение автора не подтверждается документальными исследованиями. Более того, операция в Восточной Пруссии показала невозможность победы для России: 650 тысяч русских против 200 тысяч германцев, и победа на стороне последних.

(обратно)

174

Келлер Федор Артурович (1857–1917), граф, в 1914 г. генерал-майор, начальник 10-й кавалерийской дивизии, с 1915 г. командир 3-го кавалерийского корпуса. Убит осенью 1917 г. в Киеве.

(обратно)

175

Кёвес (у автора – Кевеш) фон Кёвесхаза Херманн, генерал от инфантерии, в 1914 г. командовал 12-м армейским корпусом и армейской группой, в 1915–1918 гг. командующий 3-й и 7-й армиями, фронтом, группой армий. Генерал-полковник с 1916 г., генерал-фельдмаршал с 1918 г.

(обратно)

176

…силою всего в 6,5 дивизий… – Без трех второочередных дивизий и 5,5 конных дивизий.

(обратно)

177

Данкль Виктор фон (1854 —?), генерал от кавалерии, в 1914–1915 гг. командующий 1-й армией, в 1915–1916 гг. – армейской группой «Тироль», в 1916 г. – 11-й армией.

(обратно)

178

Клембовский Владислав Наполеонович (1860–1923), генерал-лейтенант, в 1914–1915 гг. командующий 16-м армейским корпусом, в 1915–1916 гг. начальник штаба Юго-Западного фронта, генерал от инфантерии, в 1916–1917 гг. начальник штаба Верховного главнокомандования, в 1917 г. командующий Северным фронтом. С 1918 г. в Красной Армии, в 1920 г. арестован ЧК, умер в заключении.

(обратно)

179

Куммер фон Фалькенфед Хайнрих, генерал от инфантерии, в 1914 г. командовал группой дивизий ландштурма – австро-венгерских войск 3-й очереди (для Германии – 4-я очередь).

(обратно)

180

Ауффенберг фон Комаров Мориц (1852 —?), генерал от кавалерии, командующий 4-й австро-венгерской армией, с осени 1914 г. в отставке.

(обратно)

181

Хонвед – в австро-венгерской армии войска 2-й очереди, выставляемые венграми, соответствуют австрийскому ландверу.

(обратно)

182

Брудерманн Рудольф фон, генерал от кавалерии, до сентября 1914 г. командовал 3-й австро-венгерской армией.

(обратно)

183

Йозеф Фердинанд, эрцгерцог (1872 —?), генерал от инфантерии, с 1916 г. генерал-полковник, командовал 14-м армейским корпусом, в 1915–1916 гг. – 4-й армией и группой армий. С 1916 г. в отставке.

(обратно)

184

Бём-Эрмолли (у автора – Бем Ермоли) Эдуард фон, генерал от кавалерии, с 1915 г. генерал-полковник, в 1914–1918 гг. командующий 2-й армией, группой армий и фронтом.

(обратно)

185

Гулевич Арсений Анатольевич (1866 —?), генерал-лейтенант, профессор академии Генерального штаба, начальник штаба гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, в 1914–1915 гг. начальник штаба 9-й армии.

(обратно)

186

Войрш (у автора – Войерш) Ремус фон, генерал от инфантерии, в 1914–1915 гг. командующий 3-м лан-дверным корпусом, в 1916 г. – армейской группой, в 1916–1917 гг. – группой армий, с 1915 г. генерал-полковник.

(обратно)

187

…640 орудий… – Австро-венгры потеряли всего 216 орудий, германцы – 30.

(обратно)

188

Новиков Александр Васильевич (1864 —?), генерал-лейтенант, с осени 1914 г. командир конного корпуса, в 1915–1917 гг. командовал 43-м армейским корпусом. С 1918 г. в Красной Армии, в 1919 г. командующий Западной и 16-й армиями, с 1921 г. инспектор Высшего геодезического управления РККА.

(обратно)

189

Драгомиров Абрам Михайлович (1868 —?), генерал-лейтенант, начальник 2-й отдельной кавалерийской бригады в 1912–1914 гг., в 1914 г. начальник 16-й кавалерийской дивизии, в 1915–1917 гг. командовал 9-м армейским корпусом; в 1919–1920 гг. командовал корпусом и группой войск Добровольческой армии белых.

(обратно)

190

Каледин Алексей Максимилианович (1861–1918), генерал-майор, с 1915 г. генерал-лейтенант, с 1916 г. генерал от кавалерии. Командовал кавалерийской дивизией, 12-м армейским корпусом, в 1916–1917 гг. – 8-й армией, в 1917–1918 гг. донской атаман. Застрелился после разгрома антисоветского мятежа на Дону в феврале 1918 г.

(обратно)

191

Сычевский Аркадий Валерианович (1860 —?), участник войны 1904–1905 гг., до 1914 г. начальник 10-й Сибирской стрелковой дивизии, 35-й пехотной дивизии, Заамурского округа Пограничной стражи, генерал-лейтенант, затем генерал от инфантерии, в 1914–1917 гг. командовал 2-м и 5-м Сибирскими корпусами.

(обратно)

192

Дельсаль Петр Алексеевич (1861 —?), генерал-майор, в 1914 г. начальник Гвардейской стрелковой бригады, с 1915 г. – Гвардейской стрелковой дивизии.

(обратно)

193

Мориц Александр Арнольдович (1861 —?), до 1914 г. начальник Елисаветградского кавалерийского училища, начальник штаба Гвардейского корпуса, в 1914 г. генерал-лейтенант, начальник 5-й кавалерийской дивизии.

(обратно)

194

Фроммель Э. фон, генерал от кавалерии, в 1914–1917 гг. командовал 3-м германским кавалерийским корпусом и группой войск.

(обратно)

195

Плешков Михаил Михайлович (1856 —?), генерал-лейтенант, начальник 7-й пехотной дивизии, в 1914 г. генерал от кавалерии, командующий 1-м Сибирским корпусом.

(обратно)

196

Данилов Николай Александрович (1867–1934), генерал от инфантерии, в 1914–1917 гг. командовал 23-м армейским корпусом, в 1917 г. – 2-й армией, с 1918 г. в Красной Армии.

(обратно)

197

Шварц Алексей Владимирович фон (1874 —?), полковник, затем генерал-майор (1914), преподавал в академии Генерального штаба. Комендант Ивангорода, с 1915 г. – Карса.

(обратно)

198

Галльвиц (у автора – Гальвиц) Макс фон, генерал от артиллерии, с 1917 г. генерал-полковник, командовал Гвардейским резервным корпусом (1914), 11-й (1915), 2-й (1916), 5-й (1917) армиями и в 1917–1918 гг. – группой армий.

(обратно)

199

…захвачено 23000 пленных… – Всего противник потерял 55000 человек, взял 35000 пленных и 50 орудий. Русские потери без учета 5-й армии составили 133 500 человек.

(обратно)

200

Деникин Антон Иванович (1872–1947), в 1914 г. генерал-майор, начальник 4-й стрелковой бригады, с 1915 г. – 4-й стрелковой дивизии, генерал-лейтенант (1916), командовал корпусом, весной 1917 г. начальник штаба Ставки, затем командующий Юго-Западным и Западным фронтами. Участник корниловского мятежа. С апреля 1918 г. командующий Добровольческой армией, до марта 1920 г. главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России. С марта 1920 г. в эмиграции.

(обратно)

201

Шуберт Рихард фон, генерал от артиллерии, в 1914 г. командовал 14-м резервным корпусом и временно 8-й германской армией, в 1916–1917 г. – 7-й армией.

(обратно)

202

Сидорин Леонтий Леонтьевич (1852 —?), генерал от инфантерии, до 1914 г. начальник 1-й Сибирской стрелковой дивизии, в 1914 г. командовал 5-м Сибирским корпусом. В ноябре отстранен от командования.

(обратно)

203

Геруа Александр Владимирович (1870 —?), участник войны 1904–1905 гг. В 1910–1912 гг. член военно-исторической комиссии, редактор «Военной энциклопедии», в 1914 г. генерал-майор, командир Лейб-Гвардии Измайловского полка, затем командовал дивизией.

(обратно)

204

Васильев Федор Николаевич (1858 —?), генерал от инфантерии, до войны начальник штаба Одесского военного округа, в 1914–1917 гг. командующий 6-м Сибирским корпусом.

(обратно)

205

Шеффер фон Бойадель О., барон, генерал от инфантерии, в 1914–1918 гг. командовал 25-м резервным корпусом и армейской группой.

(обратно)

206

Шарпантье Клаас-Густав-Роберт Робертович (1858 —?), генерал-лейтенант, в 1914–1915 гг. командовал Кавказской кавалерийской дивизией и конным корпусом, с 1916 г. – в Кавказской армии.

(обратно)

207

Туманов Георгий Александрович (1856 —?), князь, генерал-лейтенант, до войны дежурный генерал штаба Варшавского военного округа, в 1914 г. начальник 13-й кавалерийской дивизии, с 1916 г. – командир 7-го кавалерийского корпуса.

(обратно)

208

Гилленшмидт Яков Федорович фон, генерал-лейтенант, в 1914–1917 гг. командовал кавалерийской дивизией и 7-м кавалерийским корпусом.

(обратно)

209

…Но генерал Рузский не желал видеть этих выгод… – У Рузского из-за больших потерь не было сил для преследования.

(обратно)

210

Марвиц Георг фон дер (1856–1929), генерал-лейтенант, генерал от кавалерии (1915), генерал-полковник (1918). Командовал в 1914 г. 2-м кавалерийским, в 1915 г. 38-м резервным и Бескидским корпусами, в 1916–1917 гг. – армейской группой, в 1917–1918 гг. – 2-й армией.

(обратно)

211

Рихтхофен Вильгельм фон, барон, генерал-лейтенант, в 1914–1915 гг. командовал 1-м кавалерийским, в 1916–1918 гг. – 25-м резервным корпусами и оперативной группой. Отец знаменитого аса Манфреда фон Рихтхофена (82 воздушные победы).

(обратно)

212

Холлен (у автора – Голлен) фон, генерал-лейтенант, в 1914–1916 гг. командовал 4-м германским кавалерийским корпусом.

(обратно)

213

Пфлянцер-Балтин (у автора – Пфланцер-Балтин) Карл фон, барон, генерал-фельдмаршал-лейтенант, с 1915 г. генерал от инфантерии, командовал корпусной группой, с 1916 г. генерал-полковник, до 1917 г. командующий 7-й армией, в 1918 г. главнокомандующий войсками в Албании.

(обратно)

214

Линзинген Александр фон, генерал от инфантерии, с 1918 г. генерал-полковник, командовал 2-м армейским корпусом (1914), Южной германской армией (1915), группой армий (1916–1918).

(обратно)

215

Айххорн (у автора – Эйхгорн) Херманн фон (1848–1918), генерал-полковник, с 1917 г. генерал-фельдмаршал, командовал 10-й армией (1915) и группой армий (1916–1918). Убит эсером-террористом в Киеве в июле 1918 г.

(обратно)

216

Бело (у автора – Белов) Отто фон, генерал-лейтенант, с осени 1914 г. генерал от инфантерии, командовал 1-м резервным корпусом (1914), 8-й (1915), Неманской (1915), 11-й (1916), 14-й (1917–1918) армиями, группой армий в Македонии (1917). С 1918 г. генерал-полковник.

(обратно)

217

Кондратович Лука Лукич (1866 —?), генерал-майор, в 1914 г. начальник штаба 23-го армейского корпуса, в 1915 г. – 2-й армии. Автор путает его с К. А. Кондратовичем.

(обратно)

218

Гурко Владимир Иосифович, генерал-лейтенант, командовал в 1914 г. 1-й кавалерийской дивизией, с 1915 г. генерал от кавалерии, командующий 5-й, с осени 1916 г. Особой армиями. После 1917 г. в эмиграции.

(обратно)

219

Баланин Дмитрий Васильевич (1857 —?), генерал от инфантерии, в 1914–1917 гг. командовал 27-м армейским корпусом, с 1917 г. командующий 11-й армией.

(обратно)

220

Будберг Алексей Павлович, генерал-майор, в 1915 г. начальник штаба 10-й армии, генерал-лейтенант, в 1918 г. – советский персональный пенсионер, в 1919–1920 гг. военный министр у Колчака, с весны 1920 г. в эмиграции.

(обратно)

221

Лицманн (у автора – Лицман) Карл, генерал от инфантерии, в 1915–1916 гг. командовал 40-м резервным корпусом, оперативной группой, в 1917–1918 г. – армейской группой.

(обратно)

222

…и знамена лотарингских полков… – За всю войну русские войска захватили единственное германское знамя – Померанского фузилерного Королевы Шведской 34-го пехотного полка.

(обратно)

223

…Всего во Втором Праснышском… – Германцы потеряли 38000 человек и взяли 40000 пленных, русские потеряли 100000 человек и взяли 14000 пленных. В Мазурском сражении противник потерял 5720 человек и захватил 92000 пленных и 295 орудий.

(обратно)

224

…и взято два… – Взято только знамя 34-го фузилерного полка.

(обратно)

225

Кусманек фон, генерал от инфантерии, комендант Перемышля, командовал находившимися в крепости 7 бригадами ландштурма.

(обратно)

226

Селиванов Андрей Николаевич (1847–1915), генерал от инфантерии, до войны командовал Иркутским военным округом, в 1914–1915 гг. командующий Блокадной (11-й) армией.

(обратно)

227

Орановский Владимир Алоизиевич (1866 —?). генерал-лейтенант, в 1914 г. начальник штаба Северо-Западного фронта, в 1915 г. генерал от кавалерии, командующий 1-м кавалерийским корпусом.

(обратно)

228

…наш урон превысил 200000 человек. – В Карпатской операции противник потерял до 800000, русские – до 1 200000 человек.

(обратно)

229

Лауэнштайн фон, генерал-лейтенант, в 1915–1918 гг. командовал 39-м резервным корпусом и оперативной группой.

(обратно)

230

…Превосходство врага было тройным в пехоте… – Австро-германские войска превосходили 3-ю армию по артиллерии в 2 и по живой силе в 1,5 раза (на участке прорыва – соответственно в 4 и в 2 раза – 126000 солдат и 712 орудий и минометов против 60000 солдат и 145 орудий).

(обратно)

231

…3-я армия потеряла… – Потери в Горлицкой операции составили 160 орудий, 403 пулемета и 152 652 человек только пленными. Противник потерял 5562 убитых, 21195 раневых и 1110 пропавших без вести.

(обратно)

232

…Трофеями войск генерала Щербачева… – В то же время противник взял 13000 пленных у Журавно и 33 805 у Перемышля, а весь Юго-Западный фронт ко 2 июня потерял только пленными 270000 человек, 251 орудие, 576 пулеметов.

(обратно)

233

…отравлено смертельно 10000… – Газовая атака 22 мая унесла жизни 3100 русских и 350 немцев. Первая газовая атака на русском фронте предпринята германцами в январе 1915 г.

(обратно)

234

Шольц Фридрих фон, генерал от артиллерии, в 1914 г. командовал 20-м армейским корпусом, с мая 1915 г. – 8-й армией, с весны 1917 г. – группой армий в Македонии.

(обратно)

235

Леопольд, принц Баварский (фон Байерн), генерал-полковник, с 1916 г. генерал-фельдмаршал, в 1915 г. командующий 9-й армией, в 1915–1917 гг. – группой армий, в 1917–1918 гг. – Восточным фронтом.

(обратно)

236

Ботмер Феликс фон, граф, генерал от инфантерии, в 1915 г. командовал Сводным корпусом, с лета – Южной армией (до 1918 г.).

(обратно)

237

Пухалло фон Брлог Пауль, генерал от артиллерии, с 1916 г. генерал-полковник, командовал 5-м австро-венгерским корпусом, с лета 1915 г. командующий 1-й армией. С 1917 г. в отставке.

(обратно)

238

…о взятии группой армий Макензена… – Противник захватил 16 орудий, 202 пулемета, 126 838 пленных.

(обратно)

239

…трофеи VIII и XII армий… – Трофеи германцев – 41 орудие, 4 бомбомета, 230 пулеметов, 95 023 пленных; потери – 30000 убитых и раненых.

(обратно)

240

Безелер Оскар фон, генерал от инфантерии, в 1914 г. командовал 3-м резервным корпусом, в 1915 г. – Осадной армией, в 1916–1917 гг. – 7-м армейским корпусом и оперативной группой.

(обратно)

241

РАГОЗА Александр Францевич, генерал-лейтенант, до войны начальник 19-й пехотной дивизии, в 1914–1915 гг. командовал 25-м армейским корпусом, в 1915–1916 гг. генерал от инфантерии, командующий 4-й армией, с лета 1916 г. – 2-й армией.

(обратно)

242

Пустовойтенко Михаил Савич, генерал-майор, начальник штаба 1-го Сибирского корпуса, в 1914–1915 гг. генерал-квартирмейстер штаба Юго-Западного фронта, в 1915–1917 гг. генерал-квартирмейстер Ставки.

(обратно)

243

Гарнье фон, генерал-лейтенант, в 1915–1918 гг. командовал 6-м германским кавалерийским корпусом и оперативной группой.

(обратно)

244

…наши трофеи составили… – Трофеи противника – 95 885 пленных, 37 орудий, 298 пулеметов, потери – 15000 человек.

(обратно)

245

Гронау Ханс фон, генерал от артиллерии, в 1914–1915 гг. командовал 41-м германским резервным корпусом, в 1916–1918 гг. – армейской группой.

(обратно)

246

…В этих осенних боях… – Германская Южная, австро-венгерские 1-я, 2-я, 4-я и 7-я армии потеряли 230 886 человек (включая больных), из них до 100000 пленных. Но и русские войска лишились 108000 только пленными.

(обратно)

247

…В обескровленных рядах русской армии… – Общие потери русских войск составили в 1914 г. 1 миллион, в 1915 г. – 3,8 миллиона человек, в том числе 2 миллиона пленных. Австро-венгерская армия потеряла на русском фронте в 1914 г. 730 883 и в 1915 г. 1 777 910 человек (включая больных). Боевые потери германского Восточного фронта в 1914–1915 гг. – до 0,5 миллиона человек. Тем не менее к 1916 г. российская армия (3 855000 солдат, 4650 орудий) сохраняла превосходство в живой силе над противником (до 2 миллионов солдат).

(обратно)

Оглавление

От издателя

Часть (Том) 3

  Глава XII. Застой

    Закат Петровской империи

    Русская армия конца XIX и Начала XX века. Ванновский, Драгомиров, Куропаткин

    Император Николай Александрович

    Китайская война

    Операции в Маньчжурии

  Глава XIII. Война с Японией 1904-905 годов и первая смута

    Начало войны

    Защита Порт-Артура

    Разбор войны

    Подавление смуты

  Глава XIV. От Портсмута до Сараева

    Внутренняя политика России во вторую половину царствования императора Николая II

    Внешняя политика

    Период между двух войн (1905–1914 годы). Великий князь Николай Николаевич и генерал Сухомлинов

    Великокняжеская эпоха

    Сухомлиновская эпоха

    Эволюция нашего плана войны

  Глава XV. Мировая война

    Сосредоточение армий и первые действия

    Поход в Восточную Пруссию

    Галицийская битва

    Варшава и Ивангород

    Вторая Галицийская битва

    Августовская операция

    Лодзь

    Краковский поход

    Первая зимняя кампания. Бзура и Равка

    Планы сторон на 1915 год

    Гродно и Прасныш

    Штурм Карпат

    Третья Галицийская битва. Потеря Червонной Руси

    Большое отступление 1915 года Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg