«Могу копать, могу не копать (Рубен Давид Гонсалес Гальего - 'Радуйтесь, надейтесь, боритесь!')»

Беседовал Александр Вознесенский

Могу копать, могу не копать

Рубен Давид Гонсалес Гальего: "Радуйтесь, надейтесь, боритесь!"

Рубен Давид Гонсалес Гальего (Ruben David Gonzalez Gallego), как известно читателю, стал лауреатом премии "Букер - Открытая Россия" этого года, присуждаемой за лучший роман на русском языке. Его книгу "Белое на черном" (СПб.: Лимбус Пресс, 2003), вышедшую прежде в журнальном варианте в "Иностранной литературе" (# 1, 2002) под названием "Черным по белому", на самом деле трудно назвать романом в привычном смысле слова. Это проза в жанре non-fiction - повествование, разорванное на небольшие рассказы-наблюдения, сливающиеся в единое целое. Родившийся в 1968 году в Москве, с диагнозом ДЦП (детский церебральный паралич), гарантирующим пожизненную недвижимость, разлученный с матерью Ауророй, дочкой генерального секретаря Коммунистической партии народов Испании, которой сказали, что сын ее умер, Гальего тем не менее выжил в экстремальных условиях советских детдомов и лечебных учреждений. Выжил, окончил два колледжа, написал книгу (конечно, страшную, но проникнутую любовью к жизни и людям этой жизни), нашел свою семью и вернулся на родину, которой так долго был лишен. Теперь он живет в Мадриде. Когда мы созвонились на днях, в Москве все текло, да и над Испанией против обыкновения небо было не вполне безоблачным. "- Плюс шесть, холодно!" - сказал Рубен. А на вопрос: "Как дела?" - ответил привычно: "Жив!"

- Прежде всего поздравляю с премией. На мой лично взгляд, букеровское жюри сделало действительно достойный выбор. Но почему вы не приехали на вручение? Говорят (может, врут), вас активно приглашали...

- Спасибо за поздравления. Почему же врут? Меня приглашали. Не приехал я по очень простой причине. Примерно год назад мне сделали в Испании очень сложную операцию. Хирургическое вмешательство может потребоваться в любой момент. Так что еще примерно пару лет я путешествовать не смогу. Возможно, через несколько лет я смогу позволить себе перемещаться по миру. Но и тогда вряд ли мне захочется посетить Россию. Я ж не придуряюсь. Я на самом деле серьезно болен. И мне на самом деле очень и очень непросто передвигаться. Вы представляете себе хоть одну причину, по которой я стал бы рисковать здоровьем и жизнью? Есть интернет, книги, радио, телевидение. Зачем мне ехать в Россию? Да и моя электроколяска - очень сложный прибор. Я не хочу ею рисковать.

- Как рождалась ваша книга, откуда, собственно, появилась сама возможность писать?

- Всю жизнь я рассказывал байки. Как-то раз записал эти байки и показал специалистам. Мне объяснили, что так писать нельзя. Я не настаивал. Потом, оказавшись за границей, встретился с русскими писателями, показал те же самые рассказы, людям понравилось. Сергей Юрьенен - редактор Радио "Свобода", сделал обо мне литературную передачу. И когда мне уже на этот раз объяснили, что писать я могу, продолжил. В общем, как в анекдоте, могу копать, могу не копать.

- Прочитавший вашу книгу может составить приближенное представление о вашем детстве, совсем чуть-чуть, почти намеками - о периоде уже после детдома, есть рассказ о поездке в Америку и т.д. А не расскажете ли подробнее о том, как складывалась жизнь непосредственно перед отъездом из России и как складывается сейчас?

- Понимаете, если я о чем-то не стал рассказывать, значит, не счел нужным это делать.

Как живу сейчас? По-разному. Иногда - получше, иногда - похуже. Если говорить о моей жизни совсем коротко, то это обычная жизнь эмигранта, только в довесок ко всему еще и парализованного эмигранта.

- Было бы интересно услышать ваш рассказ о встрече с матерью (если это не слишком интимно), как она сейчас поживает, как ваша семья?

- Маму я нашел в процессе съемок документального фильма. Встретились два детдомовца, заговорили. Кто жил в детдоме, меня поймет. Кто служил в армии, тоже поймет. Знаете, я принципиально отказываюсь говорить о своей личной жизни не из кокетства или чрезмерной скромности. Все, что я делаю, я делаю обдуманно.

- Уже из вашей книги ясно, как вы воспринимаете жизнь свою сегодняшнюю и то, что пришлось пережить в России. Как почти рай и как нечто даже за гранью ада. Вы говорили в интервью, предварявшем журнальную публикацию, что "утвержденный государством план для таких, как я, заключался в изоляции нас от внешнего мира. Лишние мозги в стране повальных гениев не нужны. Большинство из знакомых мне инвалидов, людей интеллектуального труда, подались за границу". Сейчас так же считаете? Видите ли вообще какую-то перспективу для России и для живущих в России?

- Я не люблю использовать крайние термины. Рая на Земле не существует. Впрочем, как и Ада. Так получилось, что я знаком со многими людьми, вынужденными эмигрировать именно по причине своей невостребованности. Уверяю вас, за границу уехали люди очень даже не глупые. Громадное большинство эмигрировавших ученых на самом деле гении, могу повторить это без тени стеба. Если же говорить об инвалидах, то раньше по большей части у инвалида в России не было почти никаких перспектив, а сейчас, когда появились компьютеры, у многих есть шанс, а шанс - это всегда лучше, чем ничего. Конечно, и шансы, и перспективы есть у многих. Есть ли перспективы у России? Вообще-то это вопрос скорее к историкам. Я не специалист. С точки зрения неспециалиста могу сказать только, что у России тысячелетняя история. Америка, например, по сравнению с Россией по историческим меркам еще младенец. Россия была, есть и будет.

- У вас есть эпизод, где вы пишете о мести. О том, как один парень через полтора года отомстил обидчику, толкнув того под машину. И поступил по детдомовским понятиям правильно. Вы сами мстительны? (Это, может, провокационный вопрос, но наверняка ведь найдутся те, кто скажет, что вы "очерняете советскую действительность" и т.п., то есть - "мстите вскормившей вас Родине".)

- Я не мстителен. Мне незачем и некому мстить. Мой единственный враг - большая политика. Мстить большой политике невозможно. Это все равно, что мстить урагану или землетрясению. Как бы вы стали мстить землетрясению?

И злости во мне нет. Есть раздражение на политизированность всего и вся в России. Политические вопросы меня на самом деле волнуют мало.

Моей книге уже больше года. За все это время ни один человек не нашел в ней очернения какой-либо, тем более советской, действительности. Насчет мести, правда, некоторые восприняли книгу именно так. Что ж. В чтении книги участвуют два человека: писатель и читатель. Если человеку удобнее или приятнее думать, что целью Чехова было очернить "капиталистическую" действительность, пусть. Лично я классовыми понятиями не оперирую. Не знаю. Почти уверен, что в России не найдется ни одного человека, который искренне верит, что, например, в Индии нет голодных только потому, что это страна капиталистическая.

- В книге вы часто употребляете выражения: "хороший учитель", "хорошая нянечка". Или, например, "правильный детдом". У вас и сейчас сохранилась эта привычка оценивать и людей, и события, как в детдоме: только "хорошо" или "плохо"?

- В книге есть также "хороший кочегар". Привычка оценивать людей никогда не пройдет. Примерно такой же подход к жизни я встретил у военных, у людей принимавших участия в реальных боевых действиях.

- Что более всего вас сейчас занимает в окружающем мире? Ну, например, в книге вы замечаете, что лучшие воспоминания детства связаны у вас с едой. А что запомнится из сегодняшнего, как думаете?

- Люди. Еда никогда не занимала меня. Когда я пишу о еде, я пишу о людях. И тогда и сейчас меня интересуют люди, их взаимоотношения, привычки, происхождение культурных различий.

- Что вы сейчас пишете, что планируете к изданию? Над чем работаете?

- Я не отвечаю на этот вопрос.

- А чем все-таки занимаетесь?

- По большей части перечитываю русскую классику, благо интернет позволяет. Некоторое время отнимает элементарное физическое выживание не совсем здорового человека. Пишу, веду переговоры с издательствами. Времени при всем при этом не хватает катастрофически.

- Может быть, я не спросил вас о чем-то, что хотелось бы сказать в интервью совсем незнакомому человеку? То есть мне. Так скажите!

- Мне, как всякому автору, было бы приятней говорить о книге, чем о политике или социальном мироустройстве. Тем более книгу читатели купить не могут. Только в Москве и Санкт-Петербурге. Кажется, довезли до Новосибирска, но не поручусь.

Незнакомому? Не знаю. Ничего бы, наверное, не сказал. Повторил бы обычную банальность. Живите сейчас, радуйтесь, надейтесь, боритесь!