«Два письма к М Ганди»

Письмо первое{1}

Сейчас получил ваше в вышей степени и интересное и доставившее мне большую радость письмо. Помогай Бог нашим дорогим братьям и сотрудникам в Трансваале. Та же борьба мягкого против жесткого, смирения и любви против гордости и насилия с каждым годом все более и более проявляется и у нас, в особенности в одном из самых резких столкновений закона религиозного с законом мирским - в отказах от военной службы. Отказы становятся все чаще и чаще.

Письмо к индусу писано мною[1]. Перевод очень хорош. Заглавие книги о Кришне вам будет выслано из Москвы[2].

Слово reincarnation[3] мне бы не хотелось исключать, потому что, по моему мнению, вера в reincarnation никогда не может быть так тверда, как вера в неумираемость души и в справедливость и любовь Бога. Впрочем, делайте, как хотите. Переведу на индусский язык моего письма и распространению его могу только радоваться.

Думаю, что competition[4], т.е. денежное поощрение, в деле религиозном неуместно. Если я могу служить чем вашему изданию[5], то буду очень рад.

Братски приветствую вас и радуюсь общению с вами.

7 окт. 1909

Комментарии к первому письму

Ответ на письмо М. Ганди из Лондона от 1 октября 1909 г. С подробным описанием тяжелого положения индусов в Трансваале - в Южной Африке.

Сорокалетний Мохандас Ганди (1869-1947) впоследствии прозванный Махатма (великая душа), в 1909 г. Ездил в Лондон и оттуда писал Толстому. Письмо это было откликом на «Письмо к индусу» (Таракуат Дас) 1908 г.

В письме к Толстому Ганди пишет: «Мне выпало счастье изучать ваши писания, произведшие глубокое впечатление на мое мировоззрение».

О положении индусов в Трансваале Ганди сообщает: «Борьба еще продолжается и неизвестно, когда закончится, но она показала, что пассивное сопротивление может и должно победить там, где грубое насилие бессмысленно...Я знаю, что те, кто чтит вас и пытается следовать Вам, не имеют права отнимать Ваше время и, насколько могут, должны воздерживаться чем-либо затруднять Вас. И все же я, абсолютно неизвестный Вам человек, осмеливаюсь обратиться к Вам с этим письмом ради истины и с целью услышать Ваш совет относительно тех вопросов, решение которых Вы сделали задачей Вашей жизни».

По поводу этого письма Толстой писал В.Г. Черткову 28 сентября: «Письмо трансваальского индуса тронуло меня».

Письмо второе {2}

Получил ваш журнал Indian Opinion и был рад узнать все то, что там пишется о непротивляющихся. И захотелось сказать вам те мысли, которые вызвали во мне это чтение.

Чем дольше я живу, и в особенности теперь, когда живо чувствую близость смерти, мне хочется сказать другим то, что я так особенно живо чувствую и что, по моему мнению, имеет огромную важность, а именно о том, что называется непротивлением, но что в сущности есть не что иное, как учение любви, не извращенное ложными толкованиями. То, что любовь, т.е. стремление душ человеческих к единению, и вытекающая из этого стремления деятельность есть высший и единственный закон жизни человеческой, это в глубине души чувствует и знает каждый человек (как это мы яснее видим на детях), знает, пока он не запутан ложными учениями мира. Закон этот был провозглашен всеми, как индийскими, так и китайскими и еврейскими, греческими, римскими мудрецами мира. Думаю, что он яснее всего был высказан Христом, который даже прямо сказал, что в этом одном весь закон и пророки. Но мало этого, предвидя то извращение, которому подвергается и может подвергнуться этот закон, он прямо указал на ту опасность извращения его, которая свойственна людям, живущим мирскими интересами, а именно ту, чтобы разрешать себе защиту этих интересов силою, т.е., как он сказал, ударами отвечать на удары, силою отнимать назад присвоенные предметы и т.п. и т.п. Он знает, как не может не знать этого каждый разумный человек, что употребление насилия несовместимо с любовью как с основным законом жизни, что, как скоро допускается насилие, в каких бы то ни было случаях, признается недостаточность закона любви и потому отрицается сам закон. Вся христианская, столь блестящая по внешности, цивилизация выросла на этом явном и странном, иногда сознательном, большей частью бессознательном, недоразумении и противоречии.

В сущности, как скоро было допущено противление при любви, так уже не было и не могло быть любви как закона жизни, а не было закона жизни, кроме насилия, т.е. власти сильнейшего. Так 19 веков жило христианское человечество. Правда, во все времена люди руководствовались одним насилием в устройстве своей жизни. Разница жизни христианских народов от всех других только в том, что в христианском мире закон любви был выражен так ясно и определенно, как он не был выражен ни в каком другом религиозном учении, и что люди христианского мира торжественно приняли этот закон и вместе с тем разрешили себе насилие и на насилии построили свою жизнь. И потому вся жизнь христианских народов есть сплошное противоречие между тем, что они исповедуют, и тем, на чем строят свою жизнь: противоречие между любовью, признанной законом жизни, и насилием, признаваемым даже необходимостью в разных видах, как власть правителей, суды и войска, признаваемым и восхваляемым. Противоречие этого все росло вместе с развитием людей христианского мира и в последнее время дошло до последней степени. Вопрос теперь стоит очевидно так: одно из двух: или признать то, что мы не признаем никакого религиозно-нравственного учения и руководствуемся в устройстве нашей жизни одной властью сильного, или то, что все наши, насилием собираемые, подати, судебные и полицейские учреждения и, главное, войска должны быть уничтожены.

Нынче весной на экзамене закона божия одного из женских институтов Москвы законо-учитель, а потом и присутствовавший архиерей спрашивали девиц о заповедях и особенно о шестой. На правильный ответ о заповеди архиерей обыкновенно задавал еще вопрос: всегда ли во всех случаях запрещается законом божиим убийство, и несчастные, развращенные своими наставниками девицы должны были отвечать и отвечали, что не всегда, что убийство разрешено на войне и при казнях преступников. Однако, когда одной из несчастных девиц этих (то, что я рассказываю, не выдумка, а факт, переданный мне очевидцем) на ее ответ был задан тот же обычный вопрос: всегда ли греховно убийство? она, волнуясь и краснея, решительно ответила, что всегда, а на все обычные софизмы архиерея отвечала решительным убеждением, что убийство запрещено всегда и что убийство запрещено и в Ветхом завете и запрещено Христом не только убийство, но и всякое зло против брата. И, несмотря на все свое величие и искусство красноречия, архиерей замолчал, и девушка ушла победительницей.

Да, мы можем толковать в наших газетах об успехах авиации, о сложных дипломатических сношениях, о разных клубах, открытиях, союзах всякого рода, так называемых художественных произведениях и замалчивать то, что сказала эта девица; но замалчивать этого нельзя, потому что это чувствует более или менее смутно, но чувствует всякий человек христианского мира. Социализм, коммунизм, анархизм, армия спасения, увеличивающаяся преступность, безработность населения, увеличивающаяся безумная роскошь богатых и нищета бедных, страшно увеличивающееся число самоубийств, все это признаки того внутреннего противоречия, которое должно и не может не быть разрешено. И. Разумеется разрешено в смысле признания закона любви и отрицания всякого насилия. И потому ваша деятельность в Трансваале, как нам кажется на конце света, есть дело самое центральное, самое важное из всех дел, какие делаются теперь в мире и участие в котором неизбежно примут не только народы христианского, но всякого мира. Думаю, что вам приятно будет узнать, что у нас в России тоже деятельность эта быстро развивается в форме отказов от военной службы, которых становится с каждым годом все больше и больше. Как ни ничтожно количество и ваших людей, непротивляющихся, и у нас в России число отказывающихся, и те и другие могут смело сказать, что с ними Бог. А Бог могущественнее людей.

В признании христианства, хотя бы и в той извращенной форме, в которой оно исповедуется среди христианских народов, и в признании вмести с этим необходимости войск и вооружения для убийства в самых огромных размерах на войнах, заключается такое явное, вопиющее противоречие, что оно неизбежно должно рано или поздно, вероятно очень рано, обнаружиться и уничтожить или признание христианской религии, которая необходима для поддержания власти, или существование войска и всякого поддерживаемого им насилия, которое для власти не менее необходимо. Противоречие это чувствуется всеми правительствами, как вашим британским, так нашим русским, и из естественного чувства самосохранения преследуется этими правительствами более энергично, как это мы видим в России и как это видно из статей вашего журнала, чем всякая другая антиправительственная деятельность. Правительства знают, в чем их главная опасность, и зорко стерегут в этом вопросе уже не только свои интересы, но вопрос быть или не быть.

С совершенным уважением Leo Tolstoy. 7 сент. 1910 г. Кочеты

Комментарии ко второму письму

Письмо Толстого к Ганди о непротивлении от 7 сентября 1910 г. Было 6 сентября продиктовано Д.П. Маковицкому на русском языке и отправлено для перевода В. Черткову, который его перевел 14 сентября и отправил свой перевод на одобрение Толстому, сообщив при этом, что написал от себя ответ другу Ганди Калленбаху. Письма эти, одобренные Толстым, опубликованы в «Литературном наследстве» Nr. 37-38 с. 348-350.

Калленбах, друг Ганди, прислал Толстому письмо из Трансвааля от 14 августа 1910 г., в котором писал, что без разрешения Толстого назвал его именем свою ферму (около 1100 акров), предоставленную им для Ганди и его сторонников.

О Калленбахе Ганди писал Толстому: «Калленбах пишет Вам о "Толстовской ферме". С Калленбахом мы дружны уже многие годы. Могу сказать о нем, что он также прошел через большинство тех испытаний, которые Вы так образно описываете в вашей книге "Исповедь". Никакие писания не производили на Калленбаха такого сильного впечатления, как Ваши, и в виде стимула для дальнейшего усилия к достижению тех идеалов, которые Вы возвращаете миру, он позволил себе, посоветовавшись со мной, назвать свою ферму в честь Вас...»

Ганди получил письмо Толстого в Трансваале всего за несколько дней до смерти Толстого. Ответить ему он уже не успел. Ганди напечатал письмо в ближайшем номере своего журнала "Indian Opinion" 19 ноября 1910 г. И вторично в этом же журнале, в так называемом 'золотом номере', выпущенном в ознаменование победы южноафриканских индусов в борьбе за свои гражданские права. Там же был помещен портрет Толстого, под которым значится, что великий русский писатель является одним из главных вдохновителей этой борьбы, длившейся с 1906 по 1914 г.

В своей автобиографии Ганди сообщает о том большом влиянии, которое имело на него Л.Н. Толстой. По словам Ганди, чтение первого попавшегося ему сочинения Толстого его «потрясло» настолько, что все прочие книги показались ему «ничтожными в сравнении с независимостью мысли, глубокой нравственностью и искренностью Толстого». В одном из своих писем Ганди пишет Толстому: «Как Ваш скромнейший последователь посылаю Вам при сем книжку, написанною мною ("Самоуправление Индии"), Ваша критика этого сочинения будет для меня в высшей степени ценной». В другом месте он еще раз отмечает: «Три современника оказали на меня сильное влияние: Райчандбай своим непосредственным общением со мной, Толстой своей книгой "Царство божие внутри вас" и Рескин своей книгой "У последней черты"» (Ганди. «Моя жизнь»).

В своих многочисленных работах, писанных после смерти Толстого, Ганди не раз ссылается на «русского титана», как на «высочайший моральный авторитет».

«Толстовский Листок» печатает два письма к М. Ганди и комментарии к ним по тексту «Юбилейного издания». В комментарии включены также тексты из «Литературного наследства» Nr. 37-38, 1939 г.

Примечания

1

 Речь идет о письме-статье Толстого к Таракуат Дас, 1908 г. Ганди и его друзья намеревались перевести статью, и предварительно хотели удостовериться в авторстве Толстого. Ганди приложил рукопись перевода статьи.

2

В «Письме к индусу» к каждой главе эпиграфом поставлены изречения Кришны в переводе Толстого на русский язык. Ганди спрашивал, откуда взяты эти изречения. Взяты они из книги Baba Premenad Bharati, "Shree Krishna. The Lord of Love", New York, 1904.

3

По поводу имеющегося в конце статьи Толстого возражения против учения о перевоплощении (reincarnation) Ганди просил Толстого исключить 'перевоплощение' из числа тех понятий, в которых Толстой хочет разубедить читателя.

4

Ганди поделился с Толстым своей мыслью о целесообразности общественного конкурса (competition) на статью по вопросу о «нравственности и действительности пассивного сопротивления».

5

Толстой имел в виду свое участие не в издании «Письма к индусу» в переводе на индусский язык, а в составлении статьи на тему о «нравственности и действительности пассивного сопротивления».

Оглавление