«Норманны и Киевская Русь»

Норманны и Киевская Русь (fb2) - Норманны и Киевская Русь 2726K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Алексеевич Амальрик

Андрей Амальрик Норманны и Киевская Русь

© О. Л. Губарев, науч. публикация, предисловие, комментарии, 2018,

© ООО «Новое литературное обозрение», 2018

* * *

…Часто его построения и выводы, так сказать, несбыточностью давали в результате пробуждение у специалистов особенного интереса к спорному вопросу.

В. М. Истрин об А. А. Шахматове

О. Л. Губарев КАК Я ДОСТАЛ ТРУД А. А. АМАЛЬРИКА «НОРМАННЫ И КИЕВСКАЯ РУСЬ»

Все началось с того, что я прочел работу Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?». Еще в юности я зачитывался книгой двух авторов: Амальрика и Монгайта «Что такое археология». Поэтому меня и заинтересовала биография автора-диссидента. Да, он не только оказался сыном знаменитого археолога, но и сам учился на историческом факультете Московского университета, откуда был исключен в 1961 г.

Эти факты, видимо, отложились в сознании, потому что, когда я начал работать над вопросами истории Киевской Руси, поиск источников в Интернете привел меня в числе прочего к работе под названием «Норманны и Киевская Русь». Ссылки на данную работу были достаточно многочисленны. Однако, кроме упоминаний о ней, больше никакой информации в Сети не было. Когда я увидел фамилию автора – Андрей Амальрик, в памяти сразу же всплыло воспоминание об этой его исторической работе.

Два слова, наверное, следует сказать об авторе данной работы – Андрее Амальрике. Его отец Алексей Сергеевич Амальрик был историком и археологом. Его перу принадлежит ряд книг, получивших широкую известность: «Что такое археология», «В поисках исчезнувших цивилизаций» (книги написаны совместно с А. Л. Монгайтом). Андрей Алексеевич Амальрик в 1960 г. поступил на исторический факультет Московского государственного университета. Собственно в 1960 г. он начал писать настоящую работу.

Из биографии Андрея Амальрика я узнал, что именно за эту работу, выполненную в качестве курсовой, он и был исключен из университета со второго курса. Вот что пишет сам Амальрик по поводу своей работы: «В 1961 году я хотел послать свою историческую работу “Норманны и Киевская Русь” датскому слависту профессору Стендер-Петерсену, с которым я переписывался. Посылать ее по почте мне казалось делом бессмысленным, и я решил попросить об этой услуге датское посольство в Москве. Письмо со своей просьбой я отнес в посольство сам, чтобы опять-таки не впутывать в это почту. После препирательств с дежурившим у посольства милиционером мне все-таки удалось бросить письмо в щель для почты на двери. Я был тотчас задержан и доставлен сюда, в 60-е отделение милиции, где в этой же самой комнате какой-то толстый майор из охраны дипкорпуса долго пытался у меня узнать, что я там писал. Я сказал, что просто поблагодарил посольство за ранее данный мне адрес профессора, и меня отпустили. Посольство сначала согласилось переслать мою рукопись, ко мне заехал оттуда чиновник, взял мою работу и письмо к Стендер-Петерсену. Однако затем, может быть, подозревая провокацию с моей стороны, или просто не желая связываться с пересылкой каких бы то ни было рукописей, или, поняв из сопроводительного письма профессору, что за эту работу я был исключен из университета, посольство, ничего не сообщив мне об этом, передало мою рукопись в Министерство иностранных дел СССР, которое немедленно переслало ее КГБ. Так что вместо датского профессора мне пришлось объясняться с советским следователем. Через неделю посольство передало в МИД и мое письмо профессору, о котором я при первом разговоре в КГБ умолчал. Так что мне пришлось довольно туго. До сих пор я не знаю, почему посольство, взявшись сначала переслать рукопись, стало действовать таким странным образом и выдало меня КГБ, вместо того чтобы просто вернуть мне рукопись назад, если она его почему-либо не устраивала. КГБ переслал рукопись на рецензию; убедившись, что ничего антисоветского там нет, а есть лишь разбор славяно-скандинавских отношений в IX веке, через несколько месяцев рукопись мне вернули, порекомендовав не делать больше попыток переслать ее за границу. Все это я мог вспомнить, сидя за столом напротив молодого чиновника…» (Амальрик 1970).

Впоследствии А. А. Амальрик стал известным диссидентом, его перу принадлежит ряд книг, публиковавшихся в самиздате. Широкую известность ему принесла пророческая работа «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?». Погиб А. А. Амальрик в Испании 12 ноября 1980 г. в автокатастрофе, при неясных обстоятельствах, что породило подозрения, что его смерть может быть делом рук КГБ.

К тому времени, когда я натолкнулся на библиографическую справку о курсовой работе А. А. Амальрика, я уже был убежденным сторонником скандинавского происхождения варягов-русов под влиянием исторических книг, собранных по данной теме в моей личной библиотеке. При этом на меня повлияли в основном книги историков-антинорманистов. Потому что только эти книги и можно было достать в книжных магазинах и библиотеках. Историки-антинорманисты на страницах своих книг так отчаянно заклинали читателя не верить летописцу, выдумывали такие сомнительные гипотезы, пестревшие выражениями «возможно», «вероятно», «следует предположить», «не может не наводить на мысль», и т. д. и т. п., что поневоле ты начинал между строк вчитываться в доводы их оппонентов.

Эти доводы они все же вынуждены были пересказывать своими словами или цитировать урывками, и, что греха таить, мне эти критикуемые доводы часто казались более разумными, чем их критика.

Работы советских историков-антинорманистов вызывали у меня множество вопросов. Чувствовалось, что они написаны почти на грани невежественности и сознательного искажения фактов (примерно как в статье С. В. Юшкова, разбираемой Андреем Амальриком в данной работе).

Мальчишкой, учась в шестом классе, я по совету своей преподавательницы истории – древняя история была моим любимым предметом – начал посещать кружок при истфаке Ленинградского университета, которым руководил Л. С. Клейн. Остальные ребята, посещавшие кружок, учились в 10–11 классах. Я на их фоне смотрелся, наверное, несколько смешно. Именно тогда во мне зародился тот интерес к древней и средневековой истории, который потом не угасал никогда.

Я тогда не знал, что аспирант ЛГУ Л. С. Клейн, руководитель кружка при истфаке, в котором я занимался, одновременно с Амальриком подготовил рукопись книги «Спор о варягах». Эта книга, так же как и работа А. А. Амальрика, была напечатана полвека спустя. Но судьба книги и ее автора была другой по ряду причин. Ленинградский университет тогда был либеральнее Московского, кроме того Л. С. Клейн был опытнее А. А. Амальрика (имел уже столкновения с КГБ).

Клейн не пытался переправить рукопись за рубеж, а пробивал ее печать в СССР, хотя и безуспешно. Несмотря на отличную рекомендацию В. В. Мавродина, опубликовать книгу в стране официального антинорманизма было невозможно.

Л. С. Клейну удалось организовать Славяно-Варяжский семинар при ЛГУ. Темы занятий семинара фактически соответствовали теме книги и позволяли обсуждать поднятые в рукописи вопросы. Результатом явилась в конце 1965 г. открытая дискуссия по норманнской проблеме, научную победу на ней одержали Л. С. Клейн и его сторонники.

Как говорит сам Л. С. Клейн: «Но если бы я высказал все открыто в 1960 г., я бы разделил судьбу Амальрика, а мои соображения никто бы не узнал. А так я сумел сам изложить некоторую их часть сразу, другие – потом, всё более полно, и сохранил возможность воспитать в своем семинаре целую плеяду молодых исследователей, преданных принципам объективной науки, ученых, которые немало потрудились на этом поприще, изменив атмосферу в исследовании этой проблемы» (Клейн 2009: 12).

Поэтому сейчас мне очень хотелось ознакомиться с работой А. А. Амальрика и сравнить его доводы и систему доказательств с работами Л. С. Клейна, Е. А. Мельниковой, В. Я. Петрухина и других ученых. Сравнить с тем, что я знал и в чем теперь был убежден. После достаточно углубленного изучения вопроса мне было интересно разобрать его работу с точки зрения наших современных знаний.

Однако я прекрасно понимал, что едва ли мне удастся найти одиозную курсовую работу исключенного из университета студента, написанную в 60-х гг. Да еще и попавшую в руки КГБ.

И только в 2014 г., совершенно случайно, я с удивлением обнаружил отсканированную работу Амальрика в единственном же экземпляре в библиотеке Университета Виргинии в США. Видимо, Андрей Амальрик, после неудачных попыток опубликовать работу в СССР, переслал ее в США, где она была депонирована. Я кинулся к своим интернет-друзьям в США. После нескольких неудачных попыток получить работу мне переслали отсканированный вариант. Не могу описать свою радость! Теперь можно было приступать к работе над ней.

К сожалению, отсканированный машинописный текст на тонкой бумаге был местами подслеповатым, а слова на греческом и латыни были неразборчиво вписаны от руки. Мне пришлось потрудиться, чтобы набрать всю работу в редакторе Word. Иллюстрации в работе А. А. Амальрика, к сожалению, отсутствуют. Я взял на себя смелость приложить те иллюстрации, которые показались мне убедительно поясняющими текст.

При перепечатке работы я сохранил особенности и орфографию автора. Исправлены только замеченные опечатки, и текст разбит для удобства чтения на смысловые разделы и главы. Разделы и главы я снабдил в квадратных скобках собственными заголовками. Орфография А. А. Амальрика сохранена.

А еще, поскольку в примечаниях Амальрик дает ссылки на те или иные страницы своей работы, указываю в тексте в фигурных скобках номера страниц оригинала, чтобы можно было к ним обратиться. Все сноски в тексте работы «Норманны и Киевская Русь» сделаны А. А. Амальриком, если введение сносок не оговорено особо.

Далее я начал поиски правопреемников Андрея Амальрика, каковым в моем представлении должна была быть его вдова Гюзель Амальрик. Я потратил еще около месяца, чтобы ее разыскать. Наконец через ленинградское общество «Мемориал» я выяснил, что Гюзель в возрасте 71 года жила затворницей в Париже и практически ни с кем не общалась. Попытки связаться с ней были тщетными. А в 2014 г. Гюзель Амальрик умерла.

Поскольку сам Андрей Амальрик выразил в предисловии к своей работе пожелание, чтобы она была опубликована, и сделал возможным сканирование и депонирование своей работы в США для ознакомления с ней общественности, я взял на себя смелость подготовить публикацию его работы «Норманны и Киевская Русь», которую и предлагаю вниманию читателей.

Несмотря на то что прошло много времени, работа А. А. Амальрика, как, надеюсь, мне удалось показать в комментариях, во многих отношениях по-прежнему актуальна.

Основное значение этой работы заключается в попытке впервые попытаться восстановить ход исторического процесса, основываясь на гипотезе А. А. Шахматова о Начальном своде. Вторая такая попытка была сделана много позже К. Цукерманом, вызвала дискуссию и в целом не нашла признания историков. Полученные А. А. Амальриком результаты говорят, на мой взгляд, о том, что версия истории Начальной Руси, изложенная в ПВЛ, гораздо ближе к реальности, чем гипотетические реконструкции А. А. Шахматова, и лучше подтверждается данными источников и археологией. В связи с продолжающимися попытками антинорманистов оспорить скандинавскую версию происхождения Древней Руси работа Амальрика по-прежнему актуальна. Кроме того, из нее видно, каким интересным историком мог стать этот студент, отлученный от науки из идеологических соображений.

Хочу выразить свою благодарность Светлане (ник Лана в соцсети «Привет») за присланную из США отсканированную копию работы А. Амальрика, полученную по межбиблиотечному абонементу из Университета Виргинии. Без ее неоценимой помощи эта работа не была бы опубликована и введена в научный оборот, а также благодарю за помощь мою американскую подругу, редактора Nancy Ako и общество «Мемориал», оказавшее помощь в поисках Гюзель Амальрик, а также работника БАН Екатерину Галич за помощь в доступе к историческим источникам. И благодарю своего учителя Льва Самуиловича Клейна за то, что пробудил во мне еще со школьного возраста увлечение историей, за поддержку и ценные советы и рекомендации.

Прежде чем приступить к критическому разбору данной работы, считаю необходимым вначале привести ее полный текст с предисловием А. А. Амальрика.

ПРЕДИСЛОВИЕ АНДРЕЯ АМАЛЬРИКА

Начав заниматься ранней русской историей, я собирался ограничиться исследованием какой-либо узкой темы, но знакомство с источниками и литературой предмета перестроило характер моих разысканий. Во-первых, общая концепция образования Древней Руси, пока что господствующая в нашей историографии, оказалась для меня совершенно неприемлемой, прежде всего трактовка славяно-скандинавских отношений. Во-вторых, я убедился, что концепция эта основывается не столько на серьезных основаниях, сколько на безусловном отрицании так называемых «буржуазных взглядов». Таким образом, неортодоксальная разработка одной темы неизбежно приводила к пересмотру смежных с ней и т. д., поэтому мне пришлось выбрать довольно опасный путь: вместо тщательной разработки какого-либо одного вопроса я предпочел высказаться в самой общей форме по целому их ряду. Я оправдывал себя тем, что смотрел на эту работу как на первый этап дальнейших исследований по протоистории Восточной Европы и хотел скорее целиком поставить здесь одну из проблем, чем решить ее. Правда, я стремился к большей доказательности в той части работы, где я разбираю статьи, на которые обычно ссылаются как на основную «антинорманистскую» литературу. Не знаю, насколько я справился с этим разбором.

Я ограничился здесь вопросами политической истории. Начав чуть ли не с классического норманизма, обзор достижений которого я даю в начале своей работы, постепенно я пришел к мысли, что вопрос должен ставиться гораздо шире – и образование Киевской Руси можно рассматривать как результат скандинавского, византийского, хазарского, западноболгарского и других влияний на восточное славянство. Я думаю, ничего обидного в этом для славян нет. Каждый народ в начале своей истории учится у других.

Случилось так, что впоследствии я уже не смог вернуться к выбранной теме и задуманная работа прервалась в самом начале. Тем не менее публикация рукописи кажется мне тем более оправданной, что за восемь лет, прошедших со времени ее написания, в нашей стране не появилось ни одной серьезной работы, посвященной затронутой здесь проблеме.

Считаю своим долгом поблагодарить проф. А. В. Архицовского (Московский университет), д-ра А. А. Зимина (Институт истории АН СССР), д-ра В. Д. Королюка (Институт славяноведения), д-ра А. Л. Монгайта (Институт археологии), акад. Б. А. Рыбакова (Институт археологии), д-ра А. М. Сахарова (Московский университет), проф. В. М. Турока (Институт славяноведения), прочитавших мою рукопись и сделавших ряд интересных замечаний. К сожалению, по независящим от меня обстоятельствам я не смог познакомить со своей рукописью проф. А. Стендер-Петерсена, ныне покойного. Пользуюсь случаем сказать, что проявленный им интерес к моей работе был для меня большой моральной поддержкой, а присланные статьи – практической помощью.

Январь 1968,Москва

Андрей Амальрик НОРМАННЫ И КИЕВСКАЯ РУСЬ

Так выглядели отсканированные страницы рукописи А.А. Амальрика, депонированной в библиотеке Вирджинского университета.

[1. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИМЕНИ РУСЬ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА СКАНДИНАВСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ РУСИ]

[Появление норманнов на исторической арене]

Сохранилась легенда: Карл Великий, уже старик, в одном из прибрежных городов Южной Галлии увидел из окна замка приближающиеся корабли. Его свита приняла их за купеческие, но Карл возразил: «Суда эти везут не товары, а злейших врагов». И хотя пираты, узнав о присутствии в городе повелителя франков, поспешно ускользнули из гавани, престарелый император, стоя у окна, неожиданно для своих спутников горько заплакал. Никто не решался прервать молчание, пока Карл не сказал: «Если еще при жизни моей враги решились коснуться этого берега, сколько зла они причинят моим потомкам и их подданным».

Так появились в Западной Европе норманны[1].

С IX по XII века бассейны крупных рек и побережье Западной Европы опустошались предприимчивыми викингами. Втягиваясь в орбиту европейской культуры, осваивающей, хотя и с трудом, наследие Средиземноморья, они понемногу оседали, и в X–XI веках появляются первые норманнские государства в Северной Франции (911) и Южной Италии (1030). Но районом деятельности скандинавов была не только Европа. Движимые духом бродяжничества, раскинувшим великую индоевропейскую семью от Атлантического океана до Индийского, они добираются до Исландии, где обитало лишь несколько монахов, и колонизируют ее, доходят до Гренландии, Лабрадора и даже до современной Новой Англии.

А в то же время у норманнов, преимущественно шведов, «под боком» лежали громадные пространства Восточной Европы, с богатейшими запасами пушнины, с населенными городами, с проторенными торговыми путями. К юго-востоку от Скандинавии раскинулось благодатное поле деятельности для морских разбойников и торговцев Средневековья, и, если бы даже отсутствовали какие бы то ни было указания в источниках, мы все равно могли бы предположить значительную роль скандинавского элемента в исторических судьбах Восточной Европы[2].

Главным занятием норманнов была торговля, которая в те далекие времена тесно соединялась с грабежом. Находки византийских {стр. 1} и арабских монет на Готланде указывают два направления этой торговли – восточное и византийское – и два основных торговых пути – Волжский и Днепровский. И хотя Волжский путь стал раньше известен скандинавам и торговля с Востоком значительно преобладала над Византийской, как об этом говорит сравнительное число найденных монет, для нас гораздо интереснее второй путь, потому что на Волхове и Днепре началась история нашего государства.

[Отношения норманнов и славян]

На Волхове и Днепре норманны встретились с восточными славянами. Когда они встретились, в каком состоянии застали аборигенов и в какие отношения стали к ним?

На эти вопросы отвечали много и по-разному. Едва ли можно говорить, что норманны «принесли государство», тот «наряд», по выражению летописца, которого «у нас нет», – государства в IX веке у них самих не было, да и можно ли перенести готовую систему на чужую почву. Но не было ли государство результатом антагонистического столкновения пришлого норманнского и автохтонного славянского начал?[3] Не были ли отношения норманнов к восточному славянству результатом их торговых сношений с Византией и Востоком: сбор дани для торговли и содержания дружины[4]? Если так, то почему славяне на великом пути «из варяг в греки» оказались в таком подчиненном положении и как скоро местная знать ассимилировала тонкую скандинавскую прослойку и норманн из повелителя-князя времен Олега и Игоря превратился в наемника-варяга времен Владимира и Ярослава? Когда, иными словами, русское общество и Русское государство из двух враждебных начал слились в целостный организм?

Доказать эти гипотезы непросто, а отсюда и ответы на так сформулированные вопросы едва ли могут считаться безапелляционными. Тем не менее, по моему глубокому убеждению, никакая теория, отрицающая или принижающая роль норманнов, не сможет ответить на заданный почти тысячу лет назад вопрос: кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть? Из нижеизложенного будет видно, почему я так думаю; сейчас же хочу только заметить, что главное неудобство для себя вижу не в мнимой «шаткости» норманизма, а в том, что придется «доказывать» многое из того, что более 20 лет назад считалось общим местом и никем с тех пор опровергнуто не было. Я попытаюсь здесь проследить эпоху образования Древнерусского государства от первых набегов Руси на Византию до объединения Днепровско {стр. 2} -Волховского пути в одних руках, а потом немного скажу о предыстории восточных славян. Я отнюдь не поставлю тем самым телегу впереди лошади, так как именно норманны были тем конем, который вывез восточнославянскую телегу на широкий исторический простор[5].

[Языковые заимствования]

Опору такому взгляду следовало бы искать прежде всего в языке, так как язык самый беспристрастный исторический свидетель. Принятие, например, религии и церковной организации у Византии нашло отражение в заимствованиях из греческого языка, относящихся к церковно-религиозной сфере, в том числе и самого слова «церковь». При нашей точке зрения следует ждать заимствований из скандинавских языков в военной, морской и административной области. И действительно, в русском языке насчитывают несколько таких скандинавизмов: тиун (др. – норм. ƥionn), яскъ (askr), крюкъ (kruke), ларь (lar), ябетникъ (embœtti), костеръ (kestr), клеймо (kleim), вира (vergeld), гридь (hirth), витязь (viking), луда (lodi), скотъ (skattr), стул (stȯll), стягъ (stőng), Суд (Sund), шнека (snekkja), якорь (anker), кънязь (konung), шлягъ (shilling) и др[6]. Но это влияние не могло быть очень сильным и глубоким, поскольку речь идет, как я попытаюсь показать, не о длительном соприкосновении русских и скандинавских племен, а о деятельности отдельных норманнских дружин на торговых путях Восточной Европы.

Во всяком случае языковые данные говорят о славяно-норманнских отношениях, активная роль в которых принадлежала норманнам, поскольку в скандинавских языках заимствования из славянских носят очень незначительный характер. А это заставляет серьезно посмотреть, насколько высказанные выше домыслы соответствуют нашим источникам, к сожалению немногочисленным.

[Источники: ПВЛ]

Первое место среди них, безусловно, занимает Повесть временных лет, где мы на первых же страницах находим высказанный в несколько иных выражениях, но в основном совпадающий с предложенным выше взгляд на образование Русского государства. Сказание о призвании варягов под 862 годом (в Начальном своде[7] под 854), которое я имею в виду, в течение почти всего века служило одним из основных доказательств ортодоксального норманизма. Сейчас никто, кажется, не верит ни 862 году, ни призванию, но принципиальная схема летописца интересна тем, что книжник XI века на основании своих источников пришел к тем же выводам, что и большинство занимавшихся этим вопросом ученых сов{стр. 3}ременности на основании своих. Как увидим дальше, сказание под 862 годом, рассмотренное не с точки зрения безусловного доверия старой школы, а с точки зрения критического выяснения его источников, и поныне является удачным аргументом норманизма.

Почему же мы, однако, столь скептически подходим к призванию трех князей-варягов и – это будет видно из дальнейшего – к достоверности летописных событий и летописной хронологии до середины X века (сомневаться в ней можно и далее, включая время Владимира[8])? Потому что, прежде чем принимать или не принимать известия нашей летописи, следует ответить на вопрос: что могли знать и какими материалами могли пользоваться летописцы XI–XII веков для IX–X веков, к которым они относят образование Русского государства?

До первого киевского историка дошли смутные народные предания, зачастую противоречащие друг другу, которые он связно изложил в своей хронике, выбирая из них, по его мнению, наиболее достоверные или наиболее отвечающие духу его свода. Этот свод, продолженный и расширенный в 1073 году, не имел еще, как доказал А. А. Шахматов, хронологической сетки[9]. Перед следующим летописцем (составителем Начального свода), расположившим материал по годам, встала, таким образом, задача привязать русскую историю к какому-то определенному моменту. Он впервые воспользовался греческим хронографом[10] и все известные ему легенды о начале земли Русской отнес к вычисленному оттуда 854 году. Для составителя Повести временных лет византийские хроники приобрели еще большее значение, для него и Русская земля «нача ся прозывати» с воцарения Михаила III, «яко при сем цари приходиша Русь на Царьгород»[11]. Все даты Повести до 945 года либо, заимствованы из греческих источников, либо вычислены по ним, о чем буду говорить подробнее далее. К ним примыкают два своеобразных документа – договоры русских с греками (911, 945); их переводы с греческого, можно думать, современны заключению. Оба договора важны тем, что отражают не позднейшие мудрствования летописца, а представления X века. Третьей весьма интересной группой источников для составителей летописных сводов были норманнские саги, возникшие в варяжской среде середины XI века под византийским влиянием и отразившиеся как в русской летописи, так и в позднейшей скандинавской поэзии[12]. Итак, народные предания, греческие хронографы и скандинавские саги – вот тот материал, из которого летописец скомбинировал первые страницы русской истории[13]. {стр. 4}

Морские походы викингов в Западной и Восточной Европе тоже отразились в географических воззрениях нашего летописца[14]. Так, представление о Риме, о котором он узнал от варягов, связано у него с Севером: апостол Андрей, чтобы попасть в Рим, идет для этого из Корсуни вверх по Днепру «и иде в Варяги, и приде в Рим». Или отрывок в географическом введении о море Варяжском, которое на Западе доходит до Рима, а на востоке «до предела Симова» – два направления норманнских торговли и грабежа. В описании пути из «варяг в греки» вновь упоминается дорога по Варяжскому морю в Рим – Romavegr скандинавских саг[15]. В этом же контексте летописец пишет и о другом великом пути – Волжском (Austrvegr), по которому норманны ходили в «Болгары и в Хвалисы». Но все это – результат позднейшего общения с варягами: все эти географические сведения были получены летописцем от наемников-варягов в конце XI – начале XII века, если только речь не идет о каком-то норманнском географическом памятнике. Для нас гораздо интереснее норманно-славянские отношения IX, а не XI века.

[Происхождение имени Русь согласно ПВЛ]

Составитель Повести временных лет выводит из Скандинавии не только династию русских князей, но и само имя «Русь». Русь, по его мнению, один из норманнских народов. «И идоша за море к варягомъ, к руси. Сице бо ся зваху тъи варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, англяне, друзии гъете, тако и си. Реша руси чюдь, словени, и кривичи, и вси: “Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нетъ. Да поидете княжитъ и володети нами”». Как мы знаем, просьба была принята, «и избрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь, и приидоша». Вполне естественно выглядит после этого заключение летописца: «И от тех варягъ прозвася Руская земля»[16].

Эти сведения очень интересны для норманистов, поэтому многие историки искали им подтверждения в других источниках, как А. А. Куник, или просто принимали на веру[17]. Однако дело с русью, как и «призванием варягов», обстоит вовсе не так благополучно. Первое затруднение состоит в том, что никакого крупного и одновременного переселения норманнов источники не знают[18], второе – ни раньше, ни позже предполагаемой даты никакого народа Русь в Скандинавии не находится.

Остается вопрос: каким образом возник такой взгляд на Русь в Повести? Сказание о призвании, в котором мы с этим взглядом встречаемся, появилось впервые, по мнению Шахматова, в Новгородском своде 1050 года, а оттуда перешло в Начальный свод. {стр. 5}

Читались ли фразы о Руси варягов в Начальном своде? Во всяком случае в комиссионном списке Новгородской 1-й летописи младшего извода, по которому восстанавливается Начальный свод, их нет. А. А. Шахматов полагает, что составитель Повести, желая дать ответ на вопрос, отчего прозвалась Русская земля, разбил текст «И идоша за море к варягом и реша»[19] вышеприведенной фразой «к руси… тако и си», вставил фразу «пояша по собе всю русь» и включил русь в перечень варяжских народов в географическом введении[20]. Почему отождествил летописец варягов и русь и сделал такую вставку[21]? Почему он заставил Рюрика захватить с собой весь свой пресловутый народ («пояша по собе всю русь»)? Не говоря уже о том, что ни о каком племенном переселении, т. е. о переселении норманнов с женами и детьми, летописец знать не мог, кажется очень странным, как такая мысль пришла ему в голову, да и зачем она ему понадобилась? Как мы знаем, поиски народа Русь в Скандинавии не дали успеха. Поэтому А. А. Шахматов объяснял загадочную фразу Повести желанием ее составителя, выводя Русь «из заморья», предупредить упрек, что теперь, т. е. в XII веке, там такого народа нет: потому и нет, дескать, что Рюрик с братьями весь его захватили с собой. Но поместил же летописец для того же времени Русь между готами и англичанами. Едва ли он вообще был знаком со скандинавской этнографией[22] и знать, есть ли Русь в Скандинавии или нет, будут его упрекать или не будут, не мог. Тем менее он думал, что спустя много времени будут предприняты попытки искать этот народ, и заготовил ответ для будущих ученых. Здесь, как мне кажется, А. А. Шахматов слишком усложняет подлинный ход мыслей летописца. Обращу внимание и на то, что слова «пояша по собе всю русь» не выглядят вставкой в тексте Повести, хотя в комиссионном списке их нет[23].

[Отсутствие норманнского племени Русь]

Итак, мы стали на ту точку зрения, что норманнского племени русь не было. Тем не менее от Нестора до наших дней существует научная традиция, связывающая этимологию этого слова со Скандинавией. Прежде всего следует указать, что финский (суоми) язык до сих пор сохранил для Швеции имя Ruotsi (эстонское Rõts, ливское Rúotsi и др.). Финны, которые раньше столкнулись с норманнами, усвоили для них это имя, а славяне, общаясь с финнами, могли позаимствовать его у них, а с норманнов перенести на Киевское государство, в котором те составляли правящую верхушку. Могло быть и так, что славяне и финны в равной степени познакомились с этим именем от норманнов, причем в финском языке оно {стр. 6} сохранило первичное значение. Но почему тогда слово rus-ruotsi перестало быть именем скандинавского племени и стало этническим и государственным именем восточных славян? И почему тогда мы не находим в Скандинавии народа с именем rus, ruotsi или подобным?

[Русь как профессиональный, дружинный термин]

Это заставило ученых искать имя Русь на севере не как этнический, а как профессиональный термин. А. А. Куник указывал на Roslagen – побережье Швеции, расположенное напротив Финляндии. О большой роли этого района в славяно-норманнских отношениях свидетельствует анализ норманнских имен в русской летописи, сделанный В. Томсеном, и находки рунических надписей[24]. Однако уже Томсен находил это объяснение – перенесение имени области на выходцев оттуда – неосновательным[25] и гипотетически связывал ruotsi с ropsmenn, ropskalar – гребцы[26]. Лингвистически слово подходит, но сразу видна очень большая историческая натяжка: почему именно оно перешло в этническое обозначение шведов? Скорее это должен быть термин, связанный с военной и колонизаторской деятельностью норманнов среди финских народов. Сам В. Томсен на своей гипотезе не настаивает. В 20-х годах нашего века интересную этимологию слова «Русь» предложил В. А. Брим. Он полагает, что в основе здесь древненорманнское drot – толпа, дружина; термин, распространенный у норманнов до начала IX века, когда он был вытеснен другим. Отсюда drotsmen – дружинники, так как наряду с формой родительного падежа drotar существовала форма drots. Этот термин и отразился в финском как ruotsi. Производство здесь интересно как в историческом, так и в лингвистическом отношении. С финнами скандинавы (шведы) столкнулись раньше, чем со славянами, и стали известны среди них под своим профессиональным именем, а не под этническим. И усваивали финны этот термин первоначально как обозначение норманнской дружины, а не как этническое имя шведов. Каким же образом перешло drotsmenn в ruotsi? Финский язык не терпит комбинации согласных в начале слова, и dr должно было перейти в r. О долгое переходит в финском в дифтонг uo, а в эстонском и водском – в долгое о (rõtsi, rots). При переходе сложных слов в финский язык возможно отделение второй части слова, например riks-daler – riksi. Поэтому же drotsmenn – ruotsi[27].

Северная группа восточных славян, тесно общаясь с финнами, постепенно переняла у них этот термин для обозначения норманнских дружин, которые с IX века начинают играть заметную роль {стр. 7} в исторических судьбах восточного славянства[28]. В русский язык он перешел в форме русь, как suomi перешло в сумь. Ts перешло в русское с, так как русское ц «было мягким звуком не тождественным с ts»[29].

Если стать на точку зрения, что слово «русь» первоначально обозначало норманнскую дружину[30], возникает вопрос, почему же термины drot или drotsmenn не отразились непосредственно в русском языке, а были опосредствованы финнами. Отчасти я уже ответил на этот вопрос. Именно к началу IX века, когда началось общение норманнов с восточными славянами, термин drot вытесняется заимствованным после первого набега на Англию (793) термином hirth – дружина (собственно, англосаксонское hireth – семейство). А это слово, как и следовало ожидать, вошло в русский язык – это гридь, гридинъ – младший дружинник. Младший именно потому, что старшим был русин[31].

[Русь – ruotsi, финское наименование норманнских дружин]

Итак, Русь-Ruotsi – имя, присвоенное славяно-финской средой скандинавской дружине. С конца IX века, вероятно, среди славян и финнов идет своеобразный процесс: у славян русь становится именем норманнской и местной киевской знати, территориальным именем и, наконец, этническим именем – именем русского народа; у финнов, наоборот, ruotsi тоже превращается в этническое имя, но в чужое – в этническое имя шведов, из которых состояли сталкивающиеся с финнами дружины. Прежде чем отвечать, почему так произошло, попытаемся подтвердить наш взгляд на русь тем немногим, что могут дать письменные памятники.

Вернемся к фразе нашей летописи «пояша по собе всю русь», перед которой мы раньше встали в тупик. После вышесказанного она приобретает совершенно новый смысл. Посмотрим, как изложено интересующее нас место в Начальном своде. Там, где в Повести временных лет мы читаем: «И избрашася 3 братья с роды своими, и пояша по собе всю русь, и придоша», в Начальном своде стоит: «Избрашася 3 брата с роды своими и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша»[32].

Такое сопоставление само по себе кажется мне убедительным. Гораздо труднее определить, как произошла эта замена и почему составитель Повести или один из ее редакторов выдавал русь за варяжский народ. Если комиссионный список здесь точно передает текст Начального свода, можно предположить следующее: 1) составитель Начального свода включает в свой свод Сказание о призвании, заимствуя его из Новгородского свода, но фразу вроде «по{стр. 8}яше по собе всю русь» меняет на «пояше со собою дружину многу и предивну», поскольку русь для него уже связывается с Киевом, с киевской аристократией и с киевской территорией, и для севера выглядит неуместно, однако фразу «И от тех варяг… прозвашася русь» он оставляет[33]; 2) составитель Повести временных лет, желая объяснить, как именно «прозвашася», отчего прозвалась Русская земля, что и является одной из главных его задач, восстанавливает фразу Новгородского свода, принимая уже русь за народ Рюрика, тем более что отождествление руси с норманнами он мог встретить в своих греческих источниках. Поэтому он, или второй редактор Повести, Сильвестр, к фразе «И идоша за море к варягом» добавил – «к руси. Сице бо ся зваху тъи варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си». Образцом ему послужил отрывок из географического введения: «Афетово бо и то колено: варязи, свеи, урмане, готе, агняне…», куда он поэтому тоже вставил русь между готами и англичанами[34].

Предложенная сейчас схема во многом сомнительна, и я далее вернусь к этому, хочу только еще раз заметить, что, как бы мы совпадение руси и дружины ни объясняли, оно остается очень интересным и впечатляющим фактом.

[Константин Багрянородный о русах]

Гипотезу, что первоначально под русью понималась дружина, причем норманнская дружина, подтверждает другой интересный памятник – трактат Константина Багрянородного «О народах», написанный в средине X века[35]. Девятая глава посвящена руссам, приезжающим на однодеревках в Константинополь весной и проводящих там лето. Что же делают они зимой? «Зимний и суровый образ жизни этих самых руссов таков. Когда наступает ноябрь месяц, князья их тотчас выходят со всей русью (μετα παντων τον Ρϖς) из Киева и отправляются в полюдье (πολυδια), т. е. круговой объезд, и именно в славянские земли вервианов, другувитов, кривичей, севериев и остальных славян, платящих дань руссам»[36]. Здесь то же словоупотребление, что и в разобранном месте Повести; трудно предположить, что весь народ Русь выходит из Киева и отправляется в полюдье. Интересно и то, что Русь здесь связывается только с Киевом и противопоставляется славянам, которые представлены как ее данники, что совпадает с предложенным выше взглядом.

[Договоры Руси с греками]

Пока что мы познакомились с позднейшими домыслами летописцев и сообщением иностранца, заимствованными из вторых рук. Что же нам дадут два сохранившихся от первой половины X века юридических памятника: договор Олега с греками 911 года[37] и договор {стр. 9} Игоря, отнесенный летописцем к 945 году? Написаны они были по-гречески. Переводы, как полагает С. П. Обнорский на основании морфологического, синтаксического и лексического анализа текстов, современны заключению. Первый договор переведен болгарином и выправлен русским справщиком, второй перевод сделан сразу на русский язык[38]. Впервые, как думают, они были обнаружены в княжеском архиве в сильно попорченном виде составителем Повести временных лет и включены в ее текст. Хотя помимо Повести договоры нигде не сохранились, сомневаться в их подлинности нет оснований. И в них мы встречаемся с тем же словоупотреблением. Точнее, «Русь» обозначает там и сословие и страну[39]. Приведу примеры первого. Договор 911 года заключается «похотеньем наших великих князь и по повелению от всех иже суть под рукою его сущих руси». Русь имеет здесь собирательное значение и ясно означает правящую («по повелению от всех… руси») верхушку, т. е. княжескую дружину. Ни как народ, ни как страну русь здесь понять нельзя. Кого имеет в виду под русью договор, видно несколькими строками раньше: договор заключается «от Олга, великого князя рускаго, и от всех иже суть под рукою его светлых и великих князь и его великих бояр»[40]. Договор отличает русь (высший слой дружинников) от гостей (по-видимому, норманнов, идущих транзитом «из варяг в греки» через Киев): «Аще украден будеть челядинъ русскый, или ускочить, или по нужи продан будеть, и жаловати начнут русь, да покажеть ся таковое о челядине и да поимуть и в Русь; но и гостие аще погубиша челядинъ и жалують, да ищуть, обретаемое да поимуть е»[41]. Здесь права руси требовать обратно челядина распространены и на купцов. Пример из другой статьи: «да приходячи русь слюбное емлют, елико хотячи, а иже придутъ гости да емлют месячину на 6 месяць…»[42] В договоре 945 года такое же словоупотребление, хотя упоминаются уже «людие все рустии», что можно понимать в этническом значении[43]. В обоих договорах мы встречаем и термин «русин», который определили выше как старший дружинник, вообще лицо, принадлежащее к знати. Так же можно понимать его и здесь.

[Русская правда]

Термин «русин» употребляется в другом интересном нашем памятнике – Древнейшей правде, которая имеет сходные черты с некоторыми статьями греко-русских договоров[44]. Правда открывается следующей статьей: «Убьеть муж мужа, мьстить брату брата… аще не будеть кто мстя, то сорок гривенъ за голову, аще будет ру{стр. 10}син, любо гридинъ, любо купчина, любо ябетник, любо мечник; аще изъгой будеть, любо словенин, то 40 гривен положити за нь»[45]. Обычно при комментировании этой статьи слово «русин» сопоставлялось со словом «словенин», и все объяснения строились на этой антитезе, причем уже Ланге противопоставлял словенину-новгородцу русина как жителя киевского юга[46]. Я позволю себе с этим не согласиться. Во-первых, фраза «аще изъгой будеть, любо словенин, то 40 гривенъ положити за нь» – явно поздняя приписка, что видно из повторения вводного слова «аще», повторения «то 40 гривенъ» и всего характера этой фразы, что как будто всеми признается. А уже по одному этому нельзя сравнивать слова двух текстов, появившихся в разное время и по разному поводу, как якобы противопоставленные самим автором памятника. Можно даже представить себе условия, при которых была сделана эта приписка. Она стоит в связи с бурными событиями 1015 года. Ярослав, прекратив в 1014 году выплату дани Киеву[47], содержал в городе наемную варяжскую дружину, и «начаша варязи насилие деяти на мужатых женахъ». Ркоша новгородци: «сего мы насилья не можем смотрити»; и собрашася в мощь, исекоша варягы в Поромоне дворе»[48]. Разгневанный Ярослав побивает за то именитых новгородцев, но тут же вынужден обратиться к новгородцам за помощью для похода на Киев, так как там умер Владимир и, убив братьев, вокняжился Святополк. «И реша ему новгородци: “а мы по тобе идемъ”. И собра вои 4000: варяг бяшет тысяща, а новгородцов 3000; и поиде на нь»[49]. Таким образом, Ярослав набрал свое войско на ¾ из новгородцев; они, видимо, и вынудили его распространить дружинный устав[50], «кодекс рыцарской чести», как назвал его Б. Д. Греков, на словен – «тяглых», пользуясь позднейшей терминологией, жителей Новгорода и пригородов – и изгоев, т. е. «пропащего люда», которого много должно было быть в большом торговом городе и который охотно пошел в войско Ярослава. Поэтому Ярослав, захватив Киев и наделив новгородцев по десяти гривен на человека, сделал соответствующую приписку, приравняв их к своей дружине. Для Новгорода этот момент явился начальным в долгой традиции вольностей: на Ярославовых грамотах впоследствии целовали крест приглашаемые князья[51].

Следовательно, первоначальная часть этой статьи Правды не содержала противопоставления русина словенину, а только список подлежащих 40-гривенной вире лиц в таком порядке: русин, гридин, купец, ябетник, мечник. Все категории социальные, почему же ру{стр. 11}сина считать областным именем? Можно было бы это допустить, если бы в каком-нибудь современном памятнике слово «русин» встречалось именно в таком значении, но подобного памятника нет.

Во-вторых, если русин – обозначение для жителя Киевщины, юга, то почему этот термин, наоборот, встречается в северных памятниках? Например, в договоре новгородского князя Ярослава Владимировича с немцами (XII век): «Оже емути скотъ варягу на русине, или русину на варязе…» – или в договоре смоленского князя Мстислава Давидовича с Ригою и Готским берегом (начало XIII века): «Аже не будет послуха русина, а другого немчина у Ризе…»[52]

Термин «русин» упоминается в одном киевском памятнике второй половины XIII века – в «Посмертных чудесах св. Николая», где вполне может быть истолкован в предполагаемом значении. Во всяком случае этот русин принадлежит к дружинной среде, так как владеет захваченными в походе пленниками и имеет несколько коней, притом верующий христианин[53].

Итак, первая статья Древнейшей правды имеет, по моему мнению, следующий смысл. После ограничения кровной мести кругом родственников идет перечень социальных категорий, мужей, подлежащих 40-гривенной вире, «аще не будеть кто мьстя»: русин – старший дружинник, лицо наиболее близкое к князю; гридин – младший дружинник; купец – славянский или норманнский «гость», под каким именем он и выступает в договорах[54]; наконец, ябетник и мечник – лица, выполняющие судебно-административные функции[55]. Все категории перечислены в порядке их значения и роли в Киевской Руси.

[Доказательства норманнства Руси]

Письменные памятники подтвердили взгляд на русь как дружину, но исходным моментом для такого взгляда послужило то, что русью первоначально называлась у финнов и славян норманнская дружина. Там, где русь акклиматизируется и славянизируется, она сама себе усваивает это имя, и, по мере того как идет процесс славянизации верхушки Киевского государства, русь из сословного термина превращается в этнический и территориальный. Как это происходило, будет видно из краткого обзора политической истории Киевского государства, а сейчас я попытаюсь подтвердить первоначальное норманнство руси.

На то, что термин «русь» возник на севере, в славяно-финской среде, указывает топонимика Новгородской земли, где, как ни в каком другом месте, сохранился корень «рус» в названиях рек и населенных пунктов[56]. Данные топонимики подтверждают ту мысль, что Новгородско-Ладожский район мог быть тем местом, где впервые {стр. 12} возникло государственное образование норманнов на нашей территории, впрочем довольно кратковременное[57].

Что русь еще в первой половине X века состояла из норманнов подтверждает цитированный выше трактат Константина Багрянородного. Описывая «полное опасностей» плавание руссов в Константинополь, он перечисляет днепровские пороги, через которые приходится им пробираться, и дает названия порогов по-русски (ρωσίστί) и по-славянски (σκλαβινιστι)[58]. Славянские названия удовлетворительно объяснимы из славянских языков. Например, (1) Εσσουπῆ – что Багрянородный переводит «не спи» – славянское «не съпи!»[59]; (2) Οστροβουνιπραχ – «остров порога» – слав. «островной прагъ»; (4) Νεασητ – «потому что пеликаны гнездятся на его скалах»[60] – слав. «ненасытец»; (5) Βουλνιπραχ – «потому что он образует большой водоворот» – слав. «вълны праг». А как обстоит дело с русскими названиями? Вполне ожиданным оказывается их происхождение от скандинавских корней: (2) Ουλβορσι – Holmfors (Holm – остров, fors – водопад, быстрина, порог); (3) Γελανδρι[61] – «шум порога» – сканд. причастие gellandi (шумящий, звенящий); (4) Αειφορ – Eiforr, Aeyforr, Eyforr (вечно бегущий, вечно стремящийся)[62]; (5) Βαρουφορος – Barufors (порог волны: baru – волна, fors – водопад)[63].

Из данных Багрянородного заключали раньше, что русский значит норманнский, что русь – одно из норманнских племен. Такой вывод кажется слишком смелым. Скорее можно предположить, что информатор Багрянородного принадлежал к руси – дружине, и «русский» язык – язык на котором говорила русь, – был в то же время его родным языком, норманнским. Вопрос об информаторе довольно сложный[64]. Во всяком случае, он знает о сборе дани русью, подробно описывает путь «в греки», как мог описать только тот, кто сам его совершил, знаком со славянскими городами и славянскими племенами. Неудивительно, что их названия так изуродованы, если они передались норманном, записывались греком и были искажены последующими переписчиками.

Обратимся к еще одному тривиальному доказательству. Как мы предположили, под термином русь в договорах 911 и 945 годов в большинстве случаев подразумевается княжеская дружина, аристократическая верхушка Древней Руси. Не могут ли договоры, в частности договор 911 года, указать нам на этнический состав руси? Договор заключают послы от Олега и «от всех иже суть под рукою светлых и великих князь и его великих бояр». Вот они: «Мы от {стр. 13}рода русского, Карлы (Karli), Инегелдъ (Ingeld), Фарлоф (Farulfr), Веремуд (Vermundr), Рулавъ (Hrolleifr), Гуды (Godr), Руалдъ (Hroaldr), Карнъ (Karni), Фрелавъ (Frelleifr), Руаръ (Hroarr), Актеву (Angantir), Труанъ (Troandr), Лидул (Lidalir), Фостъ (Fastr), Стемидъ (Steinvidr)»[65]. Как видим, все перечисленные в договоре представители руси – русины – носят норманнские имена. В договоре 945 года, кроме норманнских, уже упомянуто несколько славянских имен, что отражает постепенный процесс славянизации руси[66].

Норманны с запада не доходили до Византии, поэтому греки не знали их под тем именем, от которого трепетала вся Европа. Но побывавший в 949 году в Византии послом от итальянского короля Беренгара Лиутпранд (922–972), впоследствии епископ Кремонский, обнаружил норманнов под усвоенным греками именем Ρϖς. «Habet quippe (Konstantinopoles) ab Aquilone Hungaros, Pizenacos, Chazaros, Russios, quos alio nomine nos Nortmannos apellamus, atque Bulgaros nimium sibi vicinos». В другом месте он говорит, что на севере живет народ, который греки называют Русью (Rusii), а они «a positione loci Nordmanni. Lingua quippe Teutonum Nord aquilo, man autem dicitur homo: unde et Nordmannos aquilonares homines dicere possumus». Затем Лиутпранд сообщает, что царь этого народа, Ингер, напал на Константинополь с тысячью кораблей, но был отбит[67].

[2. «ОПРОВЕРЖЕНИЯ» АНТИНОРМАНИСТОВ И «ПОЛЯНСКАЯ» ГИПОТЕЗА]

[Термины «норманны» и «северные народы»]

Эверс доказывал, что Лиутпранд причисляет здесь к норманнам все народы, которые называют северными. А. Куник показал несостоятельность подобного мнения, и С. Гедеонов вполне с ним согласился[68]. Спустя столетие, без каких-либо ссылок на предшествующую дискуссию, С. В. Юшков повторил Эверса, отнеся слова «которых мы называем норманнами» равным образом к венграм, печенегам, хазарам и русским, т. е. «ко всем народам, живущим к северу от Константинополя», и заявив, что и во втором отрывке термин Nordmannos имеет географическое, а не этническое значение[69]. Отнесение [имени] норманнов к перечисленным народам совершенно произвольно; кроме того, ведь и болгары живут «к северу от Константинополя», почему же они поставлены отдельно? Далее почему Лиутпранд для обозначения северных народов использует «тевтонский» термин[70], имеющий в Западной Европе специальное значение, тогда как обычным было бы употребить термин Septemtrionales, принятый в Италии для северных народов?

[С. В. Юшков и методы опровержения норманнства Руси]

С. В. Юшков делает попытки перетолковать и другие доказательства норманистов, в том числе приведенные выше сообщения Багря{стр. 14}нородного о порогах, и его статья заслуживает того, чтобы на ней остановиться более подробно, не из-за убедительности ее аргументов, а потому, что этой статьей начинается более чем двадцатилетний период господства антинорманизма в советской исторической литературе[71].

Удивляет в этой статье многое, прежде всего то, что автор позволяет себе ссылаться на литературу, которой он не читал, и на источники, с которыми совершенно незнаком. Так, С. В. Юшков приписывает В. А. Бриму «предположение, что существовало две Руси – северная, норманнская, и Русь южная, «славянская» (стр. 50), ссылаясь при этом на доклад «Россия и Запад». О Руси как таковой, народ ли это или сословие, В. А. Брим вообще не писал. Он говорил о дославянском бытовании на юге корня рос, а не о какой-то «славянской Руси»[72]. Незнакомство со статьей В. А. Брима не помешало С. В. Юшкову, решившему расправиться с А. А. Шахматовым, заявить, что «как Брим, так и Шахматов никаких серьезных аргументов в пользу своих предположений не приводят» (стр. 50). Не знаю, читал ли С. В. Юшков «Древнейшие судьбы русского племени», которые имеет здесь в виду[73], но походя, без доказательств брошенное в адрес нашего выдающегося ученого обвинение в отсутствии «серьезных аргументов» в книге, подводящей итог его многолетним исследованиям, выглядит крайне некрасиво. С. В. Юшков почему-то вообще любит обвинять в слабости аргументации. Вот пример. «Одни, как Гедеонов в своей работе “Варяги и Русь”, отождествляют варягов и Русь с балтийским славянством (вендами)… Но теория Гедеонова о вендском происхождении Руси (варягов) является крайне слабо аргументированной» (стр. 51). Я полагаю, что С. Гедеонов вообще не аргументировал «вендского происхождения Руси», потому что доказывает ее исконное происхождение и отличает Русь от варягов[74]. Опять-таки С. В. Юшкову, прежде чем упрекать Гедеонова, следовало бы познакомиться с его книгой[75]. Еще один пример. «Норманисты указывают, что описание быта русских купцов, даваемое арабскими писателями, в частности Ибн-Фадланом[76], будто бы не может быть приложено ни к какому другому народу, как только к норманнам», – пишет С. В. Юшков (стр. 48), делая при этом ссылку на стр. 29–34 книги Томсена. Ничего подобного – Томсен, приведя сведения Ибн-Фадлана, замечает: «Однако, как бы ни были интересны эти различные повествования о Руси… они проливают мало света на вопрос о национальности Руси» (Томсен, стр. 34). Такое искажение Томсе{стр. 15}на С. В. Юшковым тем более некрасиво, что Томсен, как кажется, единственный автор, которого он если не прочел, то хотя бы просмотрел, прежде чем писать свою статью[77].

Славянство Руси С. В. Юшков доказывает следующим виртуозным способом. «Не будем подвергать анализу известия позднейших (Х в.) писателей, – предлагает наш автор, имея в виду мусульман, – поскольку норманисты отводят их показания ссылкой на то, что в X веке уже начался процесс слияния якобы норманнской Руси со славянским племенем» (стр. 50). Невольно опускаются руки, ведь именно для X века арабские писатели не только отличают Русь от славян, но и противопоставляют Русь славянам. Какие норманисты «отводят их показания ссылкой на… слияние», С. В. Юшков, конечно, не пишет. Возьмем другой восточный источник. «Исключительное значение имеет и указание Хазарского кагана Иосифа, который в своем письме, рассказывая о походе руссов на Закавказье в 912 году, называет их славянами» (стр. 51). Сносок никаких нет, да и не может быть, потому что ни в краткой, ни в пространной редакции письма нет ни слова о походе 912 года, ни тем более отождествления руссов со славянами[78]. «Истахри указывает, что главным центром поселений русских был город Куяба (Киев), затем Новгород и наконец Артания, под которой по целому ряду соображений следует понимать Русь Таманского полуострова» (стр. 51). Что за «целый ряд соображений» и почему Киев – Куяба, мы, конечно, не узнаем, но где Истахри «упоминает Новгород»[79]?

Говоря о византийских источниках, С. В. Юшков избегает каких-либо имен и не делает никаких сносок. Тут ему открывается простор для самых неожиданных заключений. Так, «по византийским данным», Русь, «которая была грозой народов, живших по берегам Черного моря… имела ряд государств до появления на исторической арене Рюрика и Олега» (стр. 39). Какие византийские источники сообщают о «ряде государств»?! Об одном из «государств» этого ряда можно узнать кое-что далее. На основании Сурожской легенды, каким-то образом зачисленной Юшковым в византийские источники[80], он делает вывод, что, еще в 838 году (?) существовало русское государство в Новгороде» (стр. 57). Чем менее знаком С. В. Юшков с тем, о чем он пишет, тем более внушительным становится его тон. «Имеются некоторые греческие писатели, которые указывают на франкское происхождение Руси, но все исследователи признают полную неосведомленность этих писателей в данном вопро{стр. 16}се» (стр. 50). «Некоторые», «многие», «одни… другие» – любимые выражения С. В. Юшкова, особенно впечатляюще на их фоне выглядит слово «все».

[ «Доказательства» антинорманистов на примере С. В. Юшкова]

Приведу несколько образчиков «доказательств» С. В. Юшкова. «Несомненно (?!), что под норманнами понимали не только северогерманские, скандинавские народы, но и вообще народы, жившие в северной части Европы, как в западной, так и восточной» (стр. 41). Этим положение считается доказанным[81]. Очевидно, столь же несомненным полагал Козьма Индикоплов существование земного рая. Еще пример. «Норманисты как-то не желают понять, что император Людовик должен был прекрасно знать, какие народы жили в Западной и Восточной Европе» (стр. 48). Ну откуда, в конце концов, он мог это знать, да еще прекрасно? Ведь это же раннее Средневековье, а не Новое время с географическими картами. А вот «доказательство» того, что славяне мореходный народ. «Когда норманнские элементы почти исчезли в Киевском государстве, князь Игорь организовал морской поход на Византию» (стр. 48). Достаточно заглянуть в договор Игоря, чтобы увидеть – исчезли они или нет[82].

Кстати сказать, незнание литературы подчас ставит Юшкова в комичное положение. Доказывая, что так называемый «поход Аскольда и Дира» совершен не норманнами, он относит его к 865 году (стр. 44), пользуясь отвергнутой датировкой ультранорманиста А. А. Куника, тогда как даже в общем курсе Ключевского он мог бы найти дату 860 год[83].

Как ни удивительно, но С. В. Юшков проявляет такое же незнание нашей летописи. Так, он полагает, что в 859 году согласно летописному рассказу, «два славянских племени… сделались данниками варягов» (стр. 37). Согласно летописи, они не сделались, а были данниками с какого-то неопределенного времени[84]. Или еще: Аскольд и Дир «согласно самой летописи не являются варягами» на том основании, что они не «племени» Рюрика (стр. 58). Но «племя» здесь ведь употреблено вовсе не в значении народа, а в значении семьи, родни[85]. Аскольд и Дир «не племени его (Рюрика), но боярина» и поэтому противопоставляются в летописи Олегу «от рода ему (Рюрику) суща» как законному князю[86]. А в Начальном своде так и сказано: «Приидоста два варяга и нарекостася князема: одиному бе имя Аскольдъ, а другому Диръ»[87]. В заключение приведу рассуждение С. В. Юшкова о названиях порогов. Для начала он делает неожиданную уступку норманистам. «Если бы удалось доказать, что русские названия порогов являются {стр. 17} переводами славянских названий, тогда действительно пришлось бы прекратить спор по вопросу этнической принадлежности Руси (стр. 46), т. е. признать Русь норманнским племенем. Но почему, собственно говоря, это было бы столь уж решительным доказательством? Почему русские названия вообще должны быть переводами славянских? По-моему, это ровным счетом ничего бы не доказывало. Что же значат «русские» названия порогов? «Названия порогов на русском языке… – отвечает С. В. Юшков, – представляют собой географическую номенклатуру порогов, принятую Русью (т. е. Киевской Русью)» (стр. 47). Если эта Русь состояла из славян, зачем она приняла норманнскую номенклатуру? Оказывается, вовсе не норманнскую. «Эта номенклатура… состояла из названий, в основе которых лежали как скандинавские, так и славянские (?) корни и, можно думать, корни и других (каких?) языков»[88] (стр. 47). Сложная лингвистическая проблема решена одним махом. Но если «славянская Русь» пользовалась «международной номенклатурой», то что же тогда значат славянские названия порогов? Тут самое восхитительное место во всей статье: «Днепровские славяне не могли дать вообще названий днепровским порогам, поскольку они никогда не жили на территории, примыкающей к порогам» (стр. 47). Не говоря уже о том, где жили и где не жили славяне, разве, чтобы дать название чему бы то ни было, нужно непременно жить на «примыкающей территории»? Наконец, откуда же все-таки взялись славянские названия? Что это, досужий вымысел Константина Багрянородного?

[Невозможность полемики с антинорманистами на примере С. В. Юшкова]

При всем желании к статье С. В. Юшкова – этому соединению юридической изворотливости доказательств с катастрофическим незнанием литературы и источников – нельзя отнестись серьезно, разбирать его «аргументацию» и как-то полемизировать с ним[89]. Тем не менее в советской историографии статье этой очень повезло. Б. Д. Греков совершенно неожиданно уделяет ей целую страницу своего труда и говорит о каких-то «остроумных догадках» С. В. Юшкова, посожалев при этом, что «автор не все аргументы норманистов подверг своему разбору»[90]. «Совершенно прав С. В. Юшков…» – говорит уже более определенно М. Н. Тихомиров[91]. «Юшков доказал…» – вторит ему М. В. Левченко[92]. А по мнению Б. А. Рыбакова, С. В. Юшков «очистил представление о ранней русской истории от норманистических искажений»[93].

Хотя статья С. В. Юшкова при чтении может доставить несколько веселых минут, однако наводит на очень грустные размышления. Как {стр. 18} могло появиться подобное произведение после работ Куника и Гедеонова, Грушевского и Преснякова и многих других, а главное – после работ Шахматова? Всех этих исследователей, при разных точках зрения на роль норманнов и происхождение и значение имени Русь, объединяли эрудиция в разбираемой области, осторожность выводов и уважение к работе предшествующих ученых. С. В. Юшков не только не учитывает достижений ученых, занимавшихся до него этим предметом, но позволяет себе пренебрежительно отзываться об их работах, обвиняя в отсутствии аргументации и т. д. Эта статья, как и ей подобные, писалась в явном расчете на то, что никаких возражений не последует, что вся брань в адрес норманистов и норманизма будет принята как само собой разумеющееся. Все это так, но остается для меня загадкой, как сами антинорманисты последних десятилетий не постеснялись включить подобную статью в арсенал основной антинорманистской литературы?

[ «Полянская» гипотеза происхождения Руси]

Прежде чем принять для дальнейшего разбора источников тот взгляд на русь как на военное сословие, состоящее сначала из норманнов и постепенно втянувшее в себя и местную знать и славянизировавшееся, следует, как мне кажется, сказать несколько слов о гипотезе, что русь – другое имя славянского племени полян, а именно его первое, еще доисторическое имя.

Названия славянских племен: древляне, поляне, дреговичи, кривичи и т. д.[94] Русь – для славянского племени название совершенно необычное. Напротив, оно очень напоминает названия, усвоенные славянами для финских племен: чудь, весь, ливь, емь, сумь[95], и это неудивительно, если мы примем взгляд, что русь – перешедшее в русский язык финское ruotsi.

Доказывая, что поляне – русь, ссылаются обычно на фразу нашей летописи: «Бе един язык словенескъ: словене, иже седяху по Дунаеве, их же прияша угри, и морава, и чеси, и ляхове, и поляне, яже ныне зовомая Русь»[96]. Во-первых, отсюда следует, что раньше как раз поляне Русью не назывались, и А. А. Шахматов привел даже как-то эту фразу в доказательство того, что поляне – не Русь[97]. Однако дело отнюдь не в этом и гораздо интереснее. Тот же А. А. Шахматов остроумно предположил и убедительно подтвердил, что составитель Повести временных лет включил в нее возникшее, очевидно, в Моравии «Сказание о переложении книг на словенский язык», поместив его частично под 898 годом, частично в географическом введении[98].

Восточнославянские племена в Сказании во{стр. 19}обще не упоминались, но упоминалось ляшское племя полян. Как я думаю, летописец, желая показать, что Русь не обошли славянские первоучители, что «словеньский языкъ и рускый одно есть, от варягъ бо прозвашася Русью, а первое беша словене», выдал ляшское племя славян за русское и сделал для этого соответствующие вставки: фразу «И прозвашася ляхове, от них же суть поляне, друзии лутичи»[99] – изменил следующим образом – «И прозвашася ляхове, а от тех ляхов прозвашася поляне ляхове, друзии лутичи[100]…», а к фразе «…и ляхове, и поляне» добавил – «яже ныне зовомая Русь», чтобы отличить ляшское племя полян («поляне ляхове») от русских полян («поляне, яже ныне зовомая Русь»). Так что русь в этом тексте употребляется даже не как современное летописцу название племени полян, а только указывает на принадлежность полян к русскому народу. Термин «Русь» в этническом значении, покрывая собой все восточнославянские племена, стал употребляться, по-видимому, с конца XI – начала XII века. В том же контексте мы встречаем такое словоупотребление: «Тем же и словеньску языку учитель есть Павелъ, от него же языка и мы есмо русь, тем же и нам Руси учитель есть Павел»[101].

Как я уже говорил, другим доказательством полянской теории является то, что в XII–XIII веках под Русью в территориальном значении понималась преимущественно Киевщина[102]. М. С. Грушевский уверен, впрочем, что можно и в Повести временных лет «указать не мало мест, где Русь обозначает Киевщину». В украинском издании своей книги он ограничился простым утверждением этого, а при переводе на русский язык первого полутома «Истории Украини-Руси» пошел навстречу русским читателям и привел следующий пример: «Ярославъ же, совъкупивъ Русь, и варягы, и словене…» (под 1018)[103]. Но из чего же следует, что Русь здесь – это Киевщина?

[Доказательство «полянской» теории М. Н. Тихомировым]

В недавнее время с доказательствами, что Русь – исконное название Киевской земли, выступил М. Н. Тихомиров[104]. Я ничего не понял в его статье. Так, например, до сих пор считалось, что договор Игоря с греками стал известен только составителю Повести временных лет (XII век), но М. Н. Тихомиров известие о присяге крещеной Руси в 945 году (стр. 64) приводит в доказательство относимой к 1015–1019 годам «Повести о начале русской земли», которая, по его мнению, «восстанавливается при помощи так называемой Новгородской первой летописи» (стр. 65). Однако в так называемой летописи о договоре Игоря нет ни слова, да и поход помещен прежде Олегова, что находит свое объяснение у А. А. Шахматова[105]. {стр. 20} Доказывает что-либо М. Н. Тихомиров вообще очень решительно. «Летописец[106] сообщает: “и поляне, яже ныне зовомая Русь”… Но поляне по той же летописи населяли Киев и его окрестности. Следовательно, Русь – название Киевской земли» (стр. 62). «Древляне говорят об Игоре: “се князя убихомъ Руского”, но Игорь княжит в Киеве, значит киевская земля – это и есть Русь» (стр. 66). О первой фразе я говорил на предыдущей странице, а что касается второй, той, что русские князья сидели в Киеве, никто, как кажется, не возражает, а доказать из этой фразы, что они потому назывались русскими, что сидели в Киеве, а не Киевщина стала называться Русью, потому что там осела русь со своим конунгом, нельзя.

Приведя после нескольких подобных примеров слова, помещенные в Повести временных лет под 898 годом, «а словеньский язык и рускый одно есть» и «словеньску языку учитель есть Павел», М. Н. Тихомиров пишет: «Итак, анализ летописных известий IX–X веков (?) приводит нас к мысли, что эти известия были записаны уже в начале XI в.» (стр. 66). Меня этот анализ к подобной мысли не приводит, а что касается апостола Павла и «словеньска языка», то я просто не могу понять, как М. Н. Тихомиров, несмотря на исследования А. А. Шахматова[107], приписал это известие своей мифической «Повести», не говоря уже о том, что в Новгородской 1-й летописи младшего извода ничего подобного нет.

В подтверждение того, что Русь не варяги, а поляне, М. Н. Тихомиров приводит следующую фразу Повести временных лет: «Игорь же совкупивъ вои многи: варяги, русь, и поляны, словени, и кривичи, и теверьце», так как русь здесь летописец отличает от варягов (стр. 70). Но ведь равным образом он отличает ее и от полян[108]. Что Русь не варяги, М. Н. Тихомиров доказывает и так: «Русь клялась Перуном и Волосом, а не Одином и Тором, как следовало бы ожидать от норманнских князей» (стр. 73). Об этом писал еще Гедеонов, и с тех пор едва ли не каждый антинорманист считает нужным сослаться на Перуна и Волоса. Скорее всего, русь клялась ими, а не Одином и Тором потому, что летописец XII века не знал скандинавской мифологии[109].

С доказательствами норманистов М. Н. Тихомиров расправляется довольно своеобразно. «Предвзятое мнение о появлении названия “Русь” только после пресловутого призвания князей, – пишет он, – всегда довлело на комментариях вышеупомянутого известия 837 г.» (стр. 74). Эта фраза мне немного неясна: не знаю, как понимать {стр. 21}слова «довлеть на»[110], что здесь значит слово «появление», ведь и по мнению норманистов старой школы название Русь не «появилось» в 862 году, а только было перенесено в Восточную Европу, но совершенно уверен, что вовсе не «всегда» это мнение «довлело на» комментариях к Пруденцию. Уже А. А. Куник признавал, что известие может относиться не к Швеции, а к Новгороду, а А. А. Шахматов в «Сказании о призвании варягов» относит его даже к Киеву.

М. Н. Тихомирову хочется уверить своих читателей, что государственные образования у восточных славян существовали задолго до появления норманнов. Сообщив несколько неясных известий арабских писателей и Иордана, он пишет: «Итак, существование славянских княжеств на территории восточных славян может считаться доказанным» (стр. 79). Пользование арабскими источниками вообще представляет большую опасность, так как неизвестно, что они понимают под «Русью»[111]. Делать же на их основании выводы о существовании восточнославянских государств, да к тому же считать подобные выводы доказанными, по-моему, слишком рискованно.

Боюсь, что статья М. Н. Тихомирова не представляет значительного вклада в полянскую теорию, а сама эта теория – лишь результат неправильно понятых мест Повести временных лет.

[3. «РУССКИЙ КАГАНАТ»]

[Первые появления Руси в источниках]

Итак, мы стали на точку зрения, что русь в первоначальном своем значении – имя, под которым известны среди восточных славян норманнские дружины. Когда появились эти дружины на юге и к какому времени относятся их первые нападения на Византию, где их называли именем Ρϖς[112]? Наша летопись относит первое нападение на Византию – так называемый поход Аскольда и Дира – к «14 лету» царствования Михаила III[113]. Теперь мы знаем, что поход 860 года не был первым появлением Руси на Черном море. Житие св. Георгия Амастридского, написанное, по мнению В. Г. Васильевского, между 820 и 842 годами, сообщает о нападении народа Ρϖς на Амастриду[114]. «То, что следует далее, еще более удивительно. Было нашествие варваров, Руси, народа, как все знают в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия» и далее все в таком же духе[115]. Это нападение, точную дату которого мы не знаем, можно поставить в связь с построением греками для хазар крепости на Дону и с посольством византийского императора Феофила (829–842) к Людовику Благочестивому[116].

В посольстве приняли участие представители народа, называемого Rhos (латинская транскрипция с греческого Ρϖς). В Бертин{стр. 22}ских анналах сохранилось об этом следующее известие под 839 годом. «Пришли также греческие послы, отправленные императором… и принесли вместе с дарами, достойными императора, письмо. Император с почетом принял их 18 мая в Ингельгейме. Целью их посольства было утверждение договора и мира… Послал он (Феофил) с ними также неких (людей), которые говорили (Феофилу), что их, то есть их народ, зовут Рос, и которых, как они говорили, царь их по имени Хакан (Chacanus) отправил к нему ради дружбы. В упомянутом письме (Феофил) просил, чтобы император милостиво дал им возможность воротиться (в свою страну) и охрану по всей своей империи, так как пути, которыми они прибыли к нему в Константинополь, шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен, и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь по ним, подверглись опасности. Тщательно расследовав причину их прибытия, император узнал, что они принадлежат к народности шведской (eos gentes esse Sueonum); считая их скорее разведчиками по тому царству и нашему, чем искателями дружбы, Людовик решил задержать их у себя, чтобы можно было достоверно выяснить, с добрыми ли намерениями они пришли туда или нет»[117]. Хочу обратить внимание, что, как видно из текста, и имя народа, и титул правителя были сообщены франкам в сопроводительном письме императора Феофила, на что указывал уже Гедеонов[118]. Император же Людовик, как впоследствии Лиутпранд, обнаружил под греческим именем Ρϖς (Rhos) известных ему шведов. Что это были за шведы и как они попали к Людовику?

Объяснение известию Пруденция, как мне кажется, можно видеть в следующем. Нападение на Амастриду и другие возможные нападения норманнов на южные берега Черного моря, которые происходили в 30-х годах IX века, заставили греков обратить внимание на народ Ρϖς. Прибывший в 838 году в Хазарию для строительства крепости спафарокандидат Петрона попытался, очевидно, через хазар установить связь с этим народом, что ему удалось, и вскоре в Константинополь прибыло первое русское посольство, возможно вместе с посольством от хазар[119]. Не исключено, что хазары перевели грекам титул русского правителя «конунг» своим термином «каган», который и сообщил Феофил в письме Людовику. Выполнив свою миссию, хазары легко могли вернуться домой. Для русов это было не так просто – на их пути лежали «весьма бесчеловечные и дикие племена»[120], что показывает удаленность «Русского каганата» от Черного моря и опровергает гипотезу о «Приазовской Руси»[121]. По-видимому, путь через франкскую империю и Балтийское море был удобнее, {стр. 23} и руссы отправились вместе с посольством императора Феофила, возглавляемым митрополитом Феодосием Халкидонским и спафарием Феофаном, в далекий Ингельгейм. Там они были задержаны, так как оказались шведами, хотя в греческом письме сообщалось о загадочном народе Рос, и франки заподозрили в них норманнских лазутчиков. Косвенное подтверждение тому, что это были норманны и что Chacanus был титулом их правителя, можно видеть в строках письма Людовика Немецкого (сына Людовика Благочестивого) Василию Македонянину: «Chaganem vero non prelatum Avavrum, non Gasanorum aut Nordmannorum nuncupari reperimus, neque principem Vulgarum, set regem vel dominum Vulgarum»[122].

[Местонахождение «Русского каганата»]

Где же находился «Русский каганат»? Можно делать только гадательные предположения. В частности, можно прибегнуть к помощи арабских источников, говорящих об «острове руссов». Вот что сообщает Ибн-Ростэ[123]. Сначала он описывает славян, в стране которых страшный холод, так что можно думать, что речь идет о северной группе славян[124]. Неподалеку от них живут руссы, которые «воюют со славянами, к которым подъезжают на кораблях, забирают их в плен, отвозят в Хазран или Булгар и продают там». Вот описание территории и организации этих руссов. «Руссы живут на острове, который со всех сторон окружен морем. Этот остров простирается на 3 дня пути и полон лесами и болотами. Они опасны болотной лихорадкой и такие топкие, что ноги погружаются в почву. Они имеют царя, который называется Хакан-Рус. Этот остров служит им крепостью против тех, кто хочет им повредить чем-нибудь. Их общее число оценивают в 100 000 душ»[125]. Это очень походит на «Русский каганат», из которого было совершено нападение на Амастриду и послано посольство к грекам. По-видимому, следует искать «остров руссов» на севере, путь руссов через Ингельгейм подтверждает это, сообщения об их поездках в Булгар и Хазарию указывают на район, связанный с бассейном Волги. Однако это самые общие соображения, не позволяющие более или менее точно локализовать «каганат» и ответить на целый ряд вопросов, почему, например, Ибн-Ростэ говорит об «острове руссов», тогда как ни один из островов Балтийского или Белого моря даже отдаленно не отвечает прочим условиям. Пока что можно высказать две рабочие гипотезы.

Можно предположить, что первое государственное образование норманнов в Восточной Европе возникло в 20–30-х годах IX века в верховьях Волги и районе оз. Ильменя[126]. Его территорию можно {стр. 24} продлить к северу от Ильменя до Ладоги, которая была, очевидно, первым поселением норманнов на востоке[127]. Этот «каганат» служил операционной базой для действовавших на Волжском и, возможно, Днепровском путях торговых и военных скандинавских дружин, которые, оторвавшись от своей родины, сами для себя усваивали имя «русь». Едва ли во главе этой примитивной военно-торговой организации стоял «каган», скорее всего это опосредованное хазарами «конунг».

В качестве второй рабочей гипотезы можно высказать другое предположение, а именно что норманнский «каганат» находился в низовьях Камы и Вятки, соседствуя с Волжской Болгарией. В своей следующей работе я постараюсь аргументировать эту точку зрения, разбирая сведения других арабских авторов о «трех городах Руси» и карту Идриси[128].

[Эпизодичность «каганата руссов»]

Во всех случаях этот «каганат» был эпизодическим образованием и не оставил после себя сколько-нибудь значительного следа. Норманнов манила далекая Византия, и постепенно их центр перемещался с севера на юг, в Киев, причем по Западной Двине, минуя Ладогу и Новгород, вливается новая норманнская струя. Речь здесь идет не о переселении норманнов, а только о передвижении основного центра грабежа и торговли, которое произошло, по-видимому, в 50–60-х годах IX века. Здесь, на территории с давними культурными традициями, идущими еще от скифов, под влиянием Византии, Хазарии процесс эволюции славян шел гораздо быстрее, чем на севере. Оседавшие в Киеве норманны принимали активное участие в этом процессе, однако их слияние с формирующейся местной знатью затянулось на долгие годы и осложнялось появлением с севера все новых норманнских дружин.

Имя Русь, которое передавалось в славянской среде с севера на юг как имя норманнской дружины и, кроме того, было принесено в Киев самими норманнами «каганата», прижилось там, так что в X веке уже норманны из Скандинавии начинают прозываться Русью, попадая в Киев, и наконец стало именем Русского государства и народа[129]. Тому, что имя правящей верхушки перешло в географическое и этническое имя, способствовало давнее бытование на юге корня «рос», слившегося с корнем «рус», что отразилось в словах «Россия» и «русский»[130].

[Первый поход Руси на Константинополь]

Обоснование норманнов в Киеве было ознаменовано новым крупным походом на Византию в 860 году[131]. Летописец, заимствовавший сведения об этом походе из продолжателя Амартола, приписал {стр. 25} его Аскольду и Диру, князьям, сохранившимся в народной памяти. Насколько он был прав, мы посмотрим дальше. После этого похода, как и после Амастридского набега, вновь в Византии возникает интерес к Руси и «льстивые греки» ищут способа как-то прибрать к рукам грозную северную силу, подчинить ее своему влиянию или хотя бы нейтрализовать. Обычным средством для этого служило распространение христианства. По-видимому, Византия предприняла здесь энергичные попытки. Об этом можно судить, например, из окружного послания к восточным церквам патриарха Фотия (867), где он говорит о русских, что «они переменили эллинскую и безбожную веру, в которой прежде всего содержались, на чистое христианское учение, вошедши в число преданных нам и друзей, хотя незадолго перед тем грабили нас и обнаруживали необузданную дерзость. И в них возгорелась такая жажда веры и ревность, что они приняли пастыря и с великим тщанием исполняют христианские обряды». Константин Багрянородный в биографии своего деда Василия Македонянина тоже сообщает о крещении Руси, приводя знаменитый эпизод с несгоревшим Евангелием, попавший затем в Никоновскую летопись под 876 годом[132]. Не совсем понятно, когда же произошло «крещение Руси» и посылка епископа – при императоре Михаиле и патриархе Фотии или при Василии и Игнатии, однако в самой попытке христианизации нет оснований сомневаться. Христианство приняла, возможно, какая-то часть руси, но в целом миссия успеха не имела[133].

Интересно то, что после каждого крупного набега Византия ищет установления с нападающими таких отношений, которые гарантировали бы ее безопасность. Так, после нападения на Амастриду, как мы предположили, посольство греков к хазарам установило связь с «Русским каганатом»; после нападения на Константинополь в 860 году была предпринята попытка христианизации Руси, скорее всего Руси Киевской; походы Олега и Игоря закончились договорами, инициатива которых, как я думаю, исходила от греков; в самой общей форме можно сказать, что походы Святослава в Болгарию, спровоцированные самими греками, способствовали интересу Византии к Руси и принятию – на этот раз уже окончательному – христианства при Владимире.

[4. КРИТИКА ПВЛ И СКАЗАНИЯ О ПРИЗВАНИИ ПО А. А. ШАХМАТОВУ]

[Искусственность построения Рюрик – Олег – Игорь в ПВЛ]

Теперь мы подошли непосредственно ко времени, с которого начинаются известия Повести временных лет.

Уже давно обратили внимание на искусственность построения Рюрик – Олег – Игорь. Во-первых, считая Игоря сыном Рюрика, летописцы колеблются в отношении Олега: то они делают его воеводой при {стр. 26} взрослом Игоре (Начальный свод), то князем, правящим в его малолетство и опекающим его, вплоть до того, что Олег выбирает Игорю жену (Повесть временных лет). Во-вторых, между Рюриком и Игорем получается большой хронологический разрыв: Рюрик по Повести умирает в 879 году, а Игорь в 945, причем оба рождают единственных сыновей перед самой смертью, Игорь в возрасте 60 с лишним лет от жены старше 50 после сорокалетней брачной жизни[134]. В Начальном своде еще большее несоответствие: о женитьбе Игоря и рождении Святослава сообщается до похода 920 года, а в 946 году Святослав еще «велми детеск». При этом летописцу нечем заполнить время от договора Олега до похода Игоря. В Начальном своде просто идет ряд пустых лет (923–944), перебитых двумя упоминаниями о Свенельде, а в Повести временных лет некоторые годы с 913 по 941 заняты событиями, явно составленными по образцу почерпнутых у продолжателя Амартола известий: «В лето 6421. Поча княжити Игорь по Олзе. В се же время поча царствовати Константин, сынъ Леонтовъ…» «В лето 6422. Иде Игорь на деревляны…[135] В то же лето прииде Семионъ Болгаръски на Царьград…» «В лето 6423. Приидоша печенези первое на Рускую землю и сотворише мир с Игорем…[136] В си же времена прииде Семион пленяа Фракию, греки же послаша по поченеги…» «В лето 6428. Поставлен царь Роман в Грекохъ[137]. А Игорь воеваше на печенеги». Под 6437 и 6422 исключительно византийские известия и, наконец, под 6449 годом сообщение о походе Игоря[138].

Можно подозревать, что между Олегом и Игорем не было никакой связи и лежит большой промежуток времени. Это подтверждается и тем, что в договоре Олега, как уже подметил В. А. Пархоменко, ни словом не упомянут Игорь, тогда как в договоре Игоря перечислены не только его сын и жена, но и другие родственники и влиятельные лица, от имени которых выступают послы. В каком отношении тогда стоят Игорь и Олег, историческая реальность которых подтверждена договорами, к Рюрику, в реальности которого можно сомневаться, и кем был заполнен разрыв между Олегом и Игорем?

Первая попытка воссоздания нашей начальной истории принадлежит составителю Древнейшего свода. Напомню, что о призвании князей там не было ни слова[139]. Русскую историю летописец начинал с легенды о киевских князьях Кие, Щеке и Хориве и затем переходил к появившемуся с севера новгородскому князю Олегу. Как полагает А. А. Шахматов, появление Олега было введено словами о дани варягам, которую платили словене, кривичи и меря. «И бысть у них {стр. 27} князь именем Олегъ… и начаша воевати всюду». Откуда же взялось в Начальном своде Сказание о призвании князей-варягов?

Очевидно, из Новгородского свода 1050 года. На это указывает приход Рюрика именно в Новгород, а не в Киев и упоминание Изборска и Белоозера – городов, вряд ли известных и интересных киевлянину.

[Происхождение Сказания о призвании по А. А. Шахматову]

Каково происхождение Сказания о призвании варягов и как оно попало в Новгородский свод? А. А. Шахматов склонен выдать его за сочинительство летописца, скомбинировавшего известия Древнейшего свода о насилиях варягов, избиение варягов в 1015 году, местные белоозерские и изборские предания и новгородские призвания князей, например Владимира в 970 году. Как думается, он уделил здесь летописцу слишком большую и вовсе не подходящую ему роль[140]. Как доказал сам А. А. Шахматов, летописцы только составляли начальную русскую историю из дошедших до них преданий, но отнюдь не сочиняли их. Скорее всего, Сказание дошло до летописца в готовом виде – вероятнее в устном, а быть может, и в письменном – и было взято им как исходный момент новгородской истории.

Такое мнение подтверждается тем, что рассказ о приходе троих братьев-норманнов отнюдь не монополия нашей летописи. Это очень распространенная легенда скандинавского мира[141]. Во многих областях Финляндии, где говорят на шведском языке, сохранились и поныне различные варианты саги о приходе троих братьев, зачастую носящие этиологический характер, например аболандская сага о троих шведских братьях, пришедших из Рослагена и давших имена местностям[142]. В этих сагах, как правило, голод на родине являлся причиной переселения, вытесненный в нашем случае, как полагает А. Стендер-Петерсен, мотивом призвания. Но есть ли вообще наше Сказание о призвании один из вариантов скандинавской переселенческой саги[143]?

[Норманнская переселенческая сага]

Что переселенческая сага отразилась в нашем Сказании – очень вероятно, однако дело здесь, по-видимому, сложнее. Не дадут ли нам что-либо имена призванных князей? Рюрик (Hroerekr) – имя, распространенное в скандинавском мире, – не вызывает никаких сомнений, Трувору можно с большим трудом подыскать скандинавскую аналогию (Torvarðr), Синеус же совершено непонятен (В. Томсен подыскивает ему аналогию Signiutr, натянутость которой сразу бросается в глаза). Но возможно и другое объяснение имен младших братьев из шведского языка. Трувор – tro-varn (верная защита, верная дружина); Синеус – sin-hus (свой дом, свой род, своя семья)[144]. Быть может, приход Рюрика, Тру{стр. 28}вора и Синеуса – это неверно понятое впоследствии предание о приходе Рюрика со своим родом и верной дружиной. Вспомните, «…избрашася 3 брата с роды своими и пояша со собою дружину многу и предивну…»[145]. Если это так, то мы должны сначала подозревать другое, местное норманнское переселенческое сказание – Сагу о приходе Рюрика, основание им Holmgardra и обложение покоренных славянских и финских племен данью[146]. Это предание, которое бытовало среди норманнского населения Новгорода и от него перешло к славянам, имело под собой историческую основу. Во-первых, трудно предположить, чтобы за короткий срок из ничего возникла легенда, а предложенный выше рассказ о Рюрике и его верной дружине настолько историчен, что его трудно назвать только легендой. Во-вторых, следует обратить внимание на то, с каким упорством летописная традиция связывает реального Игоря с Рюриком. Почему, например, составитель Начального свода, чтобы сохранить преемственность между Рюриком и Игорем, низвел Олега из князей в воеводы[147], а составитель Повести временных лет, получив в руки договор, где Олег выступал как князь, вновь вернул ему княжеское достоинство, но Игоря превратил в младенца, опекаемого Олегом? Быть может, потому, что Рюрик был действительно отцом Игоря[148] и Игорь в народной памяти и в летописных источниках жестко с ним связывался. В-третьих, искусственный характер имен младших братьев говорит, что они должны были присоединяться к какому-то реальному имени.

[Как складывалось Сказание]

Таким образом, мы можем себе представить складывание Сказания таким путем.

Появление Рюрика с семьей и дружиной и захват или основание им Holmgadr’a легли в основу норманнского местного предания о Рюрике, его верной дружине и семье. В славянскую среду, соединившись с традиционной переселенческой сагой, услышанной от тех же скандинавов, оно перешло уже как предание о приходе троих норманнских братьев и их насилиях над славянами. Но предание о самовольном приходе троих братьев и их насилиях мало импонировало новгородцам, и под влиянием призвания князя в 970 году, призвания Владимиром варягов против Ярополка, призвания варягов Ярославом и избиения их, получения Ярославовых грамот, призвания варягов в 1036 году легенда постепенно теряет свое основное содержание – объяснение основания Новгорода – и приобретает иной характер: теперь это сказание о насилиях варягов, причем насилие переставляется из конца сказания в начало, их изгнании и призвании троих братьев-князей, чтобы владели и су{стр. 29}дили «по праву»[149]. Непосредственным объяснением призвания было неблагоразумное поведение освободившихся славян: «И всташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не беша в них правды»[150]. Этот мотив мог быть привнесен в Сказание борьбой Новгорода с пригородами (въсташа град на град)[151]. В итоге норманнское сказание об основании Holmgardr’a превратилось в славянское сказание об основании Новгородского государства. Заканчивалось оно, по-видимому, упоминанием сына Рюрика и сообщением о его уходе на юг. Трудно сказать, упоминалось ли в нем о Руси, в частности – упоминалось ли о Руси как дружине. В таком виде Сказание и вошло в свод 1050 года.

[Время возникновения Сказания]

Когда же оно возникло? Пойдем ретроспективным путем. Вполне достоверный поход Игоря относится к 941 году, рождение его сына к 942, от смерти Олега до этого времени идут пустые годы и вымышленные сообщения, так что, вслед за А. А. Шахматовым, можно предположить, что Игорь появился в Киеве примерно в 940 году[152]. В таком случае появление его отца Рюрика в Новгороде или Ладоге могло произойти приблизительно в 20–30-х годах X века, столетие спустя после первых упоминаний о Руси. С этого времени до 40-х годов XI века прошел достаточный срок, чтобы превратить приход Рюрика в легенду о призвании троих братьев.

Почему в таком случае Сказание о призвании было помещено в Начальном своде под 854 годом, а в Повести временных лет под 862? На этот вопрос ответить легче всего. В Новгородском своде 1050 года не было хронологической сетки, и составитель Начального свода, заимствуя Сказание об основании княжеской династии, поместил его под тем же годом, с которого он начинал русскую историю, то есть с вычисленного по греческому хронографу года воцарения Михаила, при котором «приидоша Русь на Царьград». Кстати, под этим годом помещена легенда о Кие, Щеке и Хориве, а легенда о призвании довольно неопределенно относится к «временам же Кия, Щека и Хорива». Для составителя Повести временных лет можно было ожидать, что он поместит сказание под 852 годом, к которому он отнес воцарение Михаила, на основании «Никифорова летописца вскоре»[153], но произошла небольшая путаница: если по Начальному своду выходило, что Игорь княжил 23 года, то по Повести – 33, но летописец не учел этого и при подсчете, вычтя из года смерти Игоря (6453) 83 года (разницу между годом смерти Олега и годом воцарения Михаила, равную 60 годам, плюс 23 года), полу{стр. 30}чил 6370 год, под которым и поместил призвание князей[154]. Быть может, одним из обстоятельств, подсказавших составителю Повести временных лет поместить призвание князей под 6370 годом, было известное ему из Сказания о переложении книг приглашение князем Ростиславом Кирилла и Мефодия в том же 6370 году. Понятно, какое значение придавал он этому событию – началу религиозной истории западного славянства. Желая показать, что в каком-то отношении Русь не отстает от западных славян (ср. «…и нам Руси учитель есть Павел…» или легенду об апостоле Андрее), он под тем же годом поместил призвание князей – то есть начало русской политической истории. Таким образом, вычисления летописца сами показали ему нужную дату, и он увидел в этом перст Божий.

[Сказание о призвании – антигреческая реакция]

В недавнее время высказано мнение, что сказание о призвании – легенда, созданная в антигреческой «узкой среде киевских летописцев», выведших династию русских князей из Скандинавии, так как «в традициях ученой средневековой историографии было возводить происхождение правящей династии к иностранному государству»[155]. Составители сводов 1073, 1095 и 1113 годов для доказательства единства княжеского рода скомбинировали различные местные предания, сообщили им норманистский характер – и получилось Сказание о призвании варягов.

Это мнение основано на упорном желании доказать, что норманны не имеют к образованию Русского государства никакого отношения. Комбинация местных северных преданий – слабая черта построений А. А. Шахматова – здесь вообще приписывается киевским книжникам. Почему они тогда сделали «преже Новгородскую волость и потом Киевскую»? Что же касается «традиций ученой средневековой историографии», то вряд ли подобные традиции были на Руси уже в XI веке. К тому же в летописи не только отсутствует генеалогия Рюрика, но даже не сказано, что он из знатного рода[156]. В то же время летописец отнюдь не гнушается местными князьями Кием, Шеком и Хоривом, первый из которых ходил на Царьград «и великую честь приялъ от царя», и даже, вопреки традициям, нападает на тех, кто отрицает за Кием княжеское достоинство. И после братьев княжил «род их».

Д. С. Лихачев, у которого я познакомился с этим взглядом, по-видимому, потому настаивает на искусственном киевском происхождении легенды, что полагает, будто «легенда о призвании трех братьев варягов, Рюрика, Синеуса и Трувора, служит главным основанием для антинаучных построений норманистов, «доказывающих» {стр. 31} происхождение русской государственности со скандинавского севера», а в фразах Повести «Идоша за море к варягомъ, к руси» и следующей «стремились найти себе опору» норманисты, «доказывающие» варяжское происхождение названий «Русь» и «русьскый»[157]. Боюсь, что кто-то ввел Д. С. Лихачева в печальное заблуждение – можно и не говорить о работах норманиста А. А. Шахматова, показавшего недостоверность Сказания и вставок о Руси, достаточно заглянуть в книгу В. Томсена «Начало русского государства», основывающуюся на трудах А. А. Куника, чтобы увидеть – основа Сказание норманнской теории или нет. А ведь эта книга появилась уже в середине прошлого века. Полемизировать же сейчас с Г. З. Байером столь же уместно, как с самим Нестором. Приписывая норманистам в качестве «основного доказательства» все что угодно, очень легко с ними расправляться. Впрочем, Д. С. Лихачеву и это «основное доказательство» не удалось опровергнуть. Кстати, почему он называет норманистскую теорию «антинаучной», а норманистов «псевдоучеными»[158]? Нужно ли это понимать так, что в число «псевдоученых» он зачисляет Шлецера, Соловьева, Куника, Ключевского, Томсена, Шахматова, Преснякова, Васильева и многих других?

[Олег и Игорь в летописных сводах]

Игоря, ушедшего в Сказании о призвании на юг, составитель Новгородского свода вновь нашел в Киевском своде 1039 года[159]. Этот свод, как я уже заметил, начинался с легенды о Кие, Щеке и Хориве, затем упоминалось о хазарской дани южных племен. Далее, по мнению А. А. Шахматова, шла речь о дани, которую платили словене, кривичи и меря варягам, о насилиях варягов и прозвании словен от тех варягов варягами «прежде бо беша словене. И бысть у них кънязь именъм Олгъ…». Далее говорилось о захвате Олегом Киева, убийстве Аскольда и Дира и походе на Царьград. Игорь вводился словами: «По сих же Игорь седе Киеве къняжа…» – и рассказывалось о его походах на угличей и древлян и его гибели.

Можно сомневаться в том, что в Древнейшем своде вообще упоминалось о дани словен варягам: эта дань взята в Новгородский свод из саги о приходе Рюрика. Едва ли вообще киевский летописец мог знать и интересоваться предысторией Новгорода. Скорее всего, после смерти Кия, Щека и Хорива он переходил к сохранившемуся в народной памяти Олегу, вводя его примерно такими словами: «По сих же Олъг седее Киеве къняжа…» Но был ли тогда эпизод с занятием Киева?

Рюрик и Игорь тесно связывались в народном предании как отец и сын, летописцы не решились разорвать их. Однако ни составитель Начального свода, ни составитель Повести временных лет не {стр. 32} рискуют разорвать также Олега и Игоря: Игорь в народной памяти следовал за Олегом – составитель Древнейшего свода так и поместил их одного за другим, не определяя их взаимные отношения, – но в то же время в народном предании они были связаны в одном ярком эпизоде, который, как я думаю, не вошел в Древнейший свод. Таким эпизодом – единственным, где Игорь и Олег действуют вместе, – было убийство Аскольда и Дира[160].

В Начальном своде рассказ о захвате Киева идет все время в двойственном числе (поидоста, узреста, съзваста), тогда как обычным был бы рассказ в единственном, как в других местах летописи, где речь идет о князе и его воеводе; даже когда Ольга идет на древлян с малолетним князем Святославом, употреблено единственное, а не двойственное число[161]. Двойственное число было бы тем более удивительно, если бы мы думали, что в древнейшем своде стояло единственное. Естественно предположить, что эпизод с убийством Аскольда и Дира – отдельный рассказ, включенный в летопись впервые составителем Начального свода. Обособленность этого рассказа в тексте подтверждается и тем, что в Повести временных лет несоответствие еще резче: «Поиде Олег… и придоста къ горам хъ киевьским», то есть, по-видимому, этот эпизод целиком вставлен после упоминания Олега. Рассказ этот, как и Сказание о призвании, можно разложить на народное предание об убийстве князей Аскольда и Дира князьями Игорем и Олегом и кочующую легенду скандинавского мира о военной хитрости при взятии города. Составитель Повести временных лет привнес сюда еще греческий элемент, вложив в уста норманнского викинга фразу византийского книжника: «Се буди мати градомъ русьскимъ». «Матерь городов» – не что иное, как буквальный перевод греческого μητροπολις.

Это предание, возможно, было известно составителю Древнейшего свода, но он не воспользовался им, так как совместные действия Олега и Игоря противоречили установленной сводом временной их последовательности. Для составителя Начального свода, включившего в свою летопись новгородское Сказание о призвании, где Игорь шел сразу после Рюрика, в легенде о захвате Киева не было уже ничего удивительного[162], и он охотно вставил ее в свой свод, превратив только Олега в воеводу, чтобы не нарушать единство княжеской линии, так как между Рюриком и Игорем Олегу не было места.

В Древнейшем своде Олег вводился, очевидно, так: «По сих же седе Ольгъ княжа Киеве и беша у него мужи варязи оттоле прозвашеся русью…» В этой фразе отразились два момента: воспоминание об {стр. 33} Олеге как норманнском князе, пришедшем с варягами[163], и связь слова «русь» с Киевом.

[Историческая эволюция имени Русь]

Составитель Древнейшего свода еще ничего не знал о норманнском происхождении руси, да и не интересовался историей этого слова[164]. Вышеприведенной фразе он придает скорее обратный смысл: варяги прозвались русью оттого, что пришли в Киев, а не славяне прозвались русью от варягов. Дальнейшая история «руси» в сводах могла быть такой. Составитель Начального свода поставил в начале своей схемы призвание варягов, желая противопоставить современным ему княжеским усобицам идею единства княжеского рода. Искренне или не искренне, но он подменил отдельные набеги норманнских викингов стройной княжеской династией и первый задумался о происхождении слова «русь». Допустим, он знал от того же Яна Вышатича, что у финнов для обозначения скандинавов употребляется термин ruotsi, или встретил отождествление Руси с варягами в своем греческом источнике[165], или просто мог не совсем правильно понять вышеприведенную фразу Древнейшего свода. Для летописца, выводящего от варягов династию русских князей, в таком случае естественно было изменить фразу Новгородского свода «И от тех варяг, находникъ техъ, прозвашеся ноугородци варягы»[166] на «И от тех варяг, находникъ техъ, прозвашеся русь», а фразу Древнейшего свода «И беша у него мужи варязи оттоле прозвашеся русь» на «И беша у него варязи мужи словене и оттоле прочии прозвашеся русью», то есть добавить словен, так как Игорь идет на Киев с варягами и словенами, и добавлением слова «прочии» придать фразе тот смысл, что «от варягов и прочии прозвались русью»[167]. Составитель Начального свода, по-видимому, достаточно широко понимал слово «русь», но здесь придавал ему по-прежнему сословный характер. Составитель Повести временных лет тоже придавал здесь слову «русь» сословный характер[168], причем и в Сказании о призвании, и в комментариях к договору Игоря подчеркивал ее норманнский состав. Редактор Повести временных лет, Сильвестр, принял русь в Сказании о призвании за имя варяжского народа и сделал соответствующие вставки.

Историческая эволюция имени «русь» была, по моему мнению, такова: 1) русь – заимствованное северными славянами у финнов название для скандинавских дружин, операционной базой которых был Пермско-Ладожский район; 2) русь – сословное имя киевской верхушки, состоявшее преимущественно из норманнов; 3) русь – имя страны, имя народа и одновременно областное имя[169]. {стр. 34}

[Эпизод с занятием Киева Олегом]

Разберем эпизод с походом Олега и занятием Киева, как он изложен в Повести временных лет. В целом он вызывает удивление[170]. Во-первых, Олег с кривичами идет захватывать главный город кривичей же – Смоленск; во‐вторых, в Киеве княжат одновременно два князя – вещь для Киевской Руси более ни в одном случае не упоминаемая; в‐третьих, Аскольд и Дир – правящие князья, а приходят на вызов к купцам; в‐четвертых, нелепая речь Олега; в‐пятых, убитых одновременно Аскольда и Дира погребают в разных местах; в‐шестых, Олег, захватив с новгородцами Киев, данью облагает не Киев, а Новгород.

Первое, третье и четвертое можно объяснить так. Как мы знаем, в Древнейшем своде не было похода Олега из Новгорода. Поход Олега и Игоря введен составителем Начального свода, чтобы объяснить появление их в Киеве. Первым крупным городом на их пути был Смоленск, и он упоминает о взятии Смоленска. Составитель Повести временных лет повторяет за ним это, но так как среди племен призвавших варягов были кривичи, то он упоминает кривичей и в войске Олега. Выдача Олега и Игоря за «гостей» и приход к ним Аскольда и Дира – это, как я уже говорил, отражение кочующей легенды скандинавского мира о военной хитрости. В речи, произносимой Олегом, просвечивает мысль летописца о единстве княжеского рода: Аскольд и Дир не настоящие князья, они не «рода Рюрика» и должны уступить свое место.

Бросается в глаза слишком большое число участников эпизода с убийством: четверо вместо двух. Как мы думаем, между Олегом и Игорем лежит значительный промежуток времени, не соединены ли здесь столь же искусственно Аскольд и Дир? Действительно, не говоря об их идиллическом соправительстве, исследователи давно обращали внимание на то, что, хотя обоих убивают вместе, похоронены они в разных местах, причем память об их могилах дожила до летописца. «И убиша Асколда и Дира, и несоша на гору, и погребоша их на горе, еже ся ныне зоветь Угорьское, кде ныне Олъмин двор; на той могиле поставилъ Олъма церковь святого Николу; а Дирова могила за святою Ориною»[171]. Народная память, которая прежде всего забывает даты, но помнит события, склонна соединять в одно сходные эпизоды, как бы синтезировать их. Не слились ли в народной памяти два сходных события – убийство Аскольда Олегом и убийство Дира Игорем в одно: убийство Аскольда и Дира Олегом и Игорем? В таком случае разрыв между Олегом и Игорем, столь неискусно заполняемый летописцем, оказался бы занятым Диром. Подтвер{стр. 35}ждение нашему взгляду мы находим у Масуди, писавшего в 30–50-х годах X века. Он говорит о современнике чешского князя Вацлава (921–935): «Первый из славянских царей (т. е. первый с востока) есть царь Ал-Дир (вариант Дира), он имеет обширные города и многие обитаемые страны; мусульманские купцы прибывают в столицу его государства с разного рода товарами»[172]. Здесь мы встречаем упоминание Дира одного и в предложенное нами время.

Олег врезался в народную память своим походом на Византию, о походе сложились яркие легенды, например легенда о парусах. Игорь – своей гибелью и борьбой с южными племенами. Аскольд же и Дир были довольно тусклыми личностями киевской истории, и память о них сохранилась только в связи с их убийством и могилами, поэтому они и не попали в Древнейший свод[173]. Откуда взялось обложение Новгорода данью, я скажу ниже, говоря о походе Ольги. Что же касается даты мнимого похода Олега и Игоря (882), то летописец просто мог отнести его к первому круглому числу по вокняжении Олега. Получилась довольно интересная прогрессия: 6360 – «нача ся прозывати Руска земля»; через 10 лет – 6370 – призвание варягов; через 20 лет – 6390 – захват Киева; через 30 лет – 6420 – договор Олега с греками. Как установил летописец две первые и последнюю даты этого ряда, мы знаем. Не повлияло ли их расположение на отнесение похода к 6390 году[174]?

Когда же действительно появился норманнский вождь Олег (Helgi) в Киеве? Нам известна дата его договора с греками – 911 год.[175] Вероятнее всего, не Олег послал «построити мира», а Константинополь прислал посольство, желая избежать дальнейших набегов и урегулировать торговые отношения. Трудно вообще предположить, чтобы инициатива договора исходила не от культурной стороны, а от варварской[176]. Мы должны предполагать набег Олега где-то ранее 911 года, в Повести временных лет он помещен под 907 годом, возможно он и был совершен около этого времени или немного позже[177]. Вероятнее всего, Олег начал свое движение из Ладоги, где о нем хранились предания в XII веке, и сначала закрепился в Киеве, убив для этого другого скандинавского «находника» – Аскольда (Hoskuldr). Киев был последним крупным городом вниз по Днепру, безопасным от кочевников.

Осев в Киеве, дружина Олега была ассимилирована местной верхушкой – русью, и от имени этой руси, ездившей торговать «в Греки», представители Олега, приглашенные в Константинополь византийским посольством, заключили договор в 911 году. Владения Оле{стр. 36}га были к тому времени очень невелики – в договоре упомянуты только Киев, Чернигов и Переяславль[178]. Ими, по-видимому, ограничивалось княжество Олега.

В Начальном своде сразу же после похода, а в Повести временных лет после заключения договора Олег сходит со страниц летописи и его место заступает Игорь. Это объясняется тем, что народное предание хоронило Олега сразу же после его похода, не имея о нем других сведений. Причем память о его могиле сохранилась в Ладоге и Киеве[179] (его смерть от собственного коня – один из вариантов распространенной легенды скандинавского мира). Фигурально выражаясь, Олег умер после Византийского похода только для русской истории: бродячий скандинавский викинг не засиделся в Киеве, власть в котором захватил после его ухода другой норманн – тоже пришедший с севера или принадлежащий к местной киевской верхушке – Дир (Dyri). Вообще борьба между пришлыми норманнами и местной славяно-норманской верхушкой, реминисценции которой мы можем найти в разных местах летописи, – очень интересная тема.

[Кембриджский документ]

Дальнейшую судьбу Олега можно проследить по так называемому Кембриджскому документу[180]. На его основании делались смелые попытки пересмотреть политическую историю Киевской Руси первых десятилетий X века, как она изложена в летописи[181]. От большого доверия к Кембриджскому документу в ущерб Повести временных лет предостерегает то, что он немногим ее старше. Как устанавливает П. К. Коковцов, письмо хазарского еврея находится в сильной литературной зависимости от так называемой «Книги Иосиппон», написанной во второй половине X века в Италии и широко распространившейся в еврейском мире с конца XII века. Во всяком случае, в Хазарии или Константинополе при тогдашних условиях распространения книг она не могла стать тотчас известной[182].

Все это ставит под сомнение прежде всего хронологию документа, а также многие сведения по истории хазар, противоречащие письму царя Иосифа[183]. Вряд ли поэтому отнесение княжения Олега (Helgi) ко времени императора Романа (919–944) может иметь большую цену. Вряд ли большую цену имеет сообщение о подчинении русов власти хазар, что прямо противоречит письму Иосифа. Это следует отнести на счет местного патриотизма автора. По-видимому, автор поставил в связь гонения на евреев при Романе со столкновением Олега с хазарами. Гипотетически можно восстановить события так. Олег, осев в Киеве, совершает поход на населенную славянами, но подчиненную хазарами Тмутаракань (S-m-k-r-j-w) и захватывает ее, что вызывает столкновение с каким-то хазарским военачальни{стр. 37}ком[184]. Известный автору документа поход Олега на Константинополь он ставит в связь с этим событием как попытку Олега искупить свою вину перед евреями. Поход, по нашему документу, заканчивается поражением Олега[185]. По возвращении из Византии он вскоре предпринимает поход на Каспийское море и погибает в Персии. И, по данным наших летописей, как мы отметили, Олег навсегда исчезает с русского горизонта после похода на Византию. О набеге Руси на Каспийское море после 300 года гиджры (911/912) и разграблении южного и западного берегов Каспийского моря нам известно из сообщения Масуди[186].

Так в далекой Персии погиб вещий Олег, оставивший яркую память в русских дружинных преданиях.

[Гипотеза об Игоре и Дире]

Его вероятный преемник Дир был убит появившимся на юге из Новгорода викингом Игорем (Ingvarr’ом). Известия о походе Игоря на Царьград в нашей летописи целиком заимствованы из византийских источников[187], летописец только приписал его Игорю. Впрочем, имя Игоря было известно и в Византии[188]. Отсутствие каких-либо народных легенд о его походе, во всяком случае отсутствие их в летописных сводах[189], дает основание предположить, что Игорь совершил свой набег прямо из Новгорода, а Киев занял как первый вверх по Днепру крупный город, который мог бы послужить плацдармом для следующего нападения[190]. Под 944 годом Повесть временных лет и сообщает об этом нападении, однако есть основания предполагать, что поход этот – выдумка летописца, необходимая для национального самолюбия месть за поражение[191], как поход Олега 922 года в Начальном своде был реваншем за поражение Игоря 920 года. Если бы второй поход действительно последовал за первым, то византийские источники и Лиутпранд упомянули бы о нем; кроме того, невыгодные условия договора 945 года вполне понятны после неудачного похода, но не после того, как греки откупаются от Игоря данью «юже ималъ Олегъ» и еще «придают» к той дани. На литературное оформление этого лжепохода оказали влияние аналогичные места летописи о походе Святослава[192]. Упоминание печенегов и Болгарской земли под 944 годом тоже заимствовано из известий о Святославе. Упоминание о корсуньцах, известивших греков о походе, заимствовано из «Видения Василия Нового», где оно относится к походу 941 года. Так что доверять Византийскому походу 944 года не приходится. Скорее в 944 году Игорь мог совершить поход на Бердаа[193].

Договор Игоря тоже можно отнести к 944 году, так как он за{стр. 38}ключается от имени Романа, Стефана и Константина, а в декабре 944 года Стефан и Константин свергли своего отца и заключили в монастырь[194]. Мог, конечно, договор быть заключен и раньше, например в 943 году.

Дату смерти Игоря составитель Повести временных лет взял из Начального свода, где она была отнесена к тому же сентябрьскому 6453 году, т. е. к году отречения Романа, современником которого по Начальному своду был Игорь[195]. А. А. Шахматов предполагает, что она и в действительности могла быть в 945 году или около этого. Загадочная гибель Игоря, о которой уже в Древнем Киеве существовали различные легенды, совершенно затемнена для нас мудрствованиями летописцев[196]. Если мы примем гипотезу, что Игорю на киевском столе предшествовал Дир, то можно, пожалуй, попытаться связать с Диром гибель Игоря. Может быть, одним из оснований для летописца изменить версию убийства Игоря, предложенную Древнейшим сводом, послужило то обстоятельство, что участие в убийстве наследника Дира, как это могло быть в Древнейшем своде, не укладывалось в принятую им схему. Существовали, очевидно, разные устные традиции, составитель Древнейшего свода поверил одной, а составитель Начального – другой. Некоторым подтверждением высказанной здесь мысли может служить текст одной поздней рукописи: Игорь «Мальдитом князем, данником, наследником Дыровым, древлянским государем, убиен бысть». Или другое предание: «От Дыра древляне, или деревляне…»[197] Эта позднейшая народная этимология, но почему именно Дира она привлекла для объяснения имени древлян? Остаток ли это действительных преданий или связь Дира с древлянами по созвучию – не знаю.

Составитель Повести временных лет много потрудился, чтобы реконструировать княжения Игоря и Олега. Княжение Олега ему, можно сказать, пришлось составлять заново, так как в Начальном своде он был всего лишь воеводой Игоря, поэтому для Повести характерно перенесение обстоятельств Игорева княжения на Олегово, так что одно повторяет другое[198].

[5. КНЯЖЕНИЕ ОЛЬГИ]

[Княжение Ольги]

Итак, княгиня Ольга осталась в Киеве одна со своим малолетним сыном. Святослав – первый русский князь, родившийся в Киеве, а не пришедший из Скандинавии, поэтому он первый и носит славянское, а не норманнское имя. Дух викингов отнюдь не умер в Святославе[199], но малолетство князя привязало новую династию к Киеву. Теперь на первое место выдвигается регентша, мать Святослава, княгиня Ольга. К этому времени территория Киевского княжества {стр. 39} была едва ли больше, чем при Олеге. Поход Игоря на древлян, а затем Святослава на вятичей[200] и Владимира на радимичей говорят о том, что подчинение славянских племен Киеву оказалось затяжным и нелегким делом. Присоединение Киева к Новгороду Олегом, как мы видели, позднейшее сочинительство летописца. Однако нет оснований думать, что и Игорь, пришедший в Киев из Новгорода, соединил в своих руках начало и конец славянского участка великого водного пути «из варяг в греки». Движение Игоря – норманнский набег, не преследовавший далеких политических целей, и, осев после Византийского похода в Киеве, Игорь тем самым прерывает всякие связи с Новгородом.

К моменту его смерти населенная славянами часть Восточно-Европейской равнины представляла море родовых общин с островками отдельных княжеств, возникших на торговых путях (в Киеве, Новгороде, Полоцке), во главе которых стояли либо пришлые норманны, как впоследствии Рогволод Полоцкий, либо выделившиеся из местной славянской верхушки князья. Таким образом, Киевское княжество – не единственное, созданное норманнами в Восточной Европе в IX–X веках, но, поскольку ему выпала историческая роль объединить вокруг себя восточнославянские земли и стать политическим и культурным центром Руси, летопись сохранила нам для X века только его историю (или история сохранила нам только его летопись), что позволило позднейшим исследователям наивно смотреть чуть ли не на всю территорию Восточной Европы как на территорию Киевской Руси.

Тонкие артерии торговых путей с узловыми центрами – городами – легли поверх славянской земледельческой и охотничьей массы и мало затронули ее. Процесс разложения общинного строя у славян и выделения племенной знати, развития земледелия и ремесла едва смыкался со скольжением норманнских дружин по речным дорогам равнины. Все назначение норманно-славянских «государств» заключалось в самом неупорядоченном сборе дани с подчиненных славянских племен. Иными словами, их назначение состояло в содержании князя и дружины и обслуживании внешней торговли. Славянский мир развивался своим путем, испытывая лишь поверхностное норманнское влияние. Тенденция к сближению норманнских и славянских интересов, к слиянию норманнской верхушки со славянским обществом и организации национального государства наметилась прежде всего в самом культурном и значительном княжестве восточнославянского мира – в Киевском. Здесь же возникла и дру{стр. 40}гая тенденция – к объединению восточнославянских земель, к объединению Депровско-Волховского пути, объединению, которое в те далекие времена достигалось только путем подчинения. Носительницей этих тенденций явилась княгиня Ольга.

Если Олег и Игорь лишь скользнули по русской жизни, не задев ее глубоко, как скользит по воде брошенный камень, то начиная с Ольги Норманнская династия входит в колею русской жизни, и при Ольге начинается процесс превращения государства из чужеродного тела в необходимую функцию славянского общества и слияния восточного славянства в одно политическое целое.

Прежде всего Ольга окончательно подчиняет Киеву лежащие к западу славянские земли, в которых погиб ее муж[201]. Следующим ее шагом, как мы могли бы ожидать, было бы присоединение к Киевскому княжеству Новгорода, соединение Депровско-Волховского пути под властью Киева. Действительно, под 947 годом мы находим в Повести временных лет следующее известие: «Иде Вольга Новугороду, и устави по Мъсте повосты и дани и по Лузе оброки и дани, и ловища ея суть по всей земли, знамянья и места и повосты, и сани ее стоять в Плескове и до сего дне, и по Днепру перевесища и по Десне, и есть село ее Ольжичи и доселе. И изрядивши, възвратися къ сыну своему Киеву, и пребываше с нимъ въ любъви»[202]. Здесь этот поход носит мирный характер, но я думаю, что Древнейший свод сообщал о военном походе[203]. Составитель Начального свода, включивший в свой свод Сказание о призвании Рюрика в Новгород и легенду о занятии Киева Игорем и Олегом из Новгорода, чему противоречил бы военный поход Ольги, переправил этот поход, обложение Новгорода данью перенес отсюда в эпизод с занятием Киева[204], а саму статью 947 года исправил по образцу концовки 946 года. Скорее всего, речь шла о походе Ольги вместе со Святославом[205], который и был чисто символически посажен в Новгороде, как впоследствии малолетний Владимир. Константин Багрянородный сообщает, что в Новгороде «сидит Святослав, сын русского князя Игоря». Поход Ольги, как впоследствии поход Ивана III, был совершен, очевидно, зимой, когда замерзли новгородские болота. Догадываться об этом можно по упоминанию санок Ольги, которые стояли в Пскове «и до сего дне»[206].

[Поход Ольги]

Начальный свод помещает поход под 947 годом, сразу же после мести Ольги древлянам. По-видимому, он и был совершен сразу же после укрепления Ольги в Киевской области, покорения окрестных племен и подавления сопротивления внутри правящей верхушки. {Стр. 41}

Какую же территорию занимала Киевская Русь после похода Ольги и присоединения Новгорода? Пожалуй, представление об этом может дать трактат Константина Багрянородного, написанный, как мы знаем, через несколько лет после похода Ольги. Я думаю, что у него то же словоупотребление, что и в греко-русских договорах, которые он, вероятно, знал. Под собственно Русью в территориальном значении Багрянородный разумеет, как мне кажется, только Киев. Описывая печенежские земли, он говорит: «Округ Харовои соседит с русью, а округ Явдертим соседит с подвластными русской земле областями, именно с ултинами, дервленинами, лензенинами и прочими славянами»[207]. Так что в этом отрывке под Русью разумеется какая-то очень узкая область. А сообщая о плаваниях руссов в Константинополь, он упоминает, что их однодеревки, «приходящие… из внешней Руси», собираются в Киеве, исключая тем самым Киев из «внешней Руси». Таким образом, здесь противопоставление столичной области Руси – периферии, «внешней Руси». Очевидно, города «внешней Руси», которые перечисляет Багрянородный, и столица Киев – это и есть города, входившие в состав Киевского княжества к середине X века, после похода Ольги. Вот они: Новгород (Νεμογαρδας), Смоленск (Μιλινισκα), Любечь (Τελιουτζα), Чернигов и Вышгород[208]. Переяславль не упомянут, так как он лежит к югу от Киева и в стороне от водных путей. Он возник, по-видимому, не как торговый центр, а как форпост Киевской Руси против вторжения кочевников. Так же объясняет его происхождение и легенда. Как мы видим, Киевское княжество протянулось узкой полоской вдоль Днепровско-Волховского пути с утолщениями на юге и севере: княжество Олега плюс присоединения Ольги. Ее преемникам предстояло объединить под властью Киева все восточное славянство и подчинить дотоле независимые норманнские княжества на территории Восточно-Европейской равнины[209]. Прежде чем Киевская Русь сумела выполнить эту задачу, ее взломала изнутри автаркия княжеской и боярской вотчины.

[Административная деятельность Ольги]

Следующим важным мероприятием, проведенным Ольгой, была административная реформа. Как мы можем предположить, Ольга заменила примитивную систему полюдья, жертвой которой, по летописи, стал ее несчастный муж, системой расположенных во всех районах княжества погостов, куда подвластные племена обязаны были свозить дань: «И платять дань Руси, повозъ везуть и до сего дне»[210]. Ей, видимо, принадлежит первая кодификация древнего права. Она {стр. 42} стремилась к ликвидации местных племенных княжений, и при ней «светлые и великие князья» времен Олега и Игоря превращаются в бояр великого князя[211].

Продолжением той же программы явилась поездка Ольги в Константинополь, чтобы заявить о новом международном положении Киевской Руси и установить культурный контакт с Византией, и принятие ею христианства[212].

Таким образом, в области внутренней и внешней политики и в религиозной области княгиня Ольга, повивальная бабка русской государственности, наметила те направления, по которым пошла деятельность ее преемников и история Киевской Руси, процесс образования которой закончился слиянием Киева и Новгорода. Личность княгини и ее деятельность произвели сильное впечатление на современников, и Повесть временных лет сберегла немало народных и церковных легенд о мудрой Ольге, достойной царствовать в Константинополе.

Княжение ее сына – рецидив старых дружинных представлений в ущерб новым общегосударственным. Святослав – это викинг, лишь случайно родившийся в России, а не в Скандинавии. Лидер бродячей дружины, он «аки пардусъ» рыщет из конца в конец Восточно-Европейской равнины в поисках добычи. «Чюжея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабивъ», – говорят ему с укором киевляне. Неудивительно, что Святослав равнодушен к преобразованиям, враждебен христианской религии[213].

Смерть Святослава принесла столкновение его сыновей за престол – первую трещину в киевском единстве, которой предстояло все расширяться, пока она не разверзлась в огромную пропасть. Победителем из борьбы Святославичей вышел Владимир[214]. Его эпоха – переходный период от образования Киевской Руси к ее распаду, поэтому на много веков запомнила народная память Владимира Красное Солнышко, одного из героев былинного эпоса[215]. Дальнейшая история Киевской Руси – это история ее гибели.

Киевская Русь – с ее недолговечностью, расплывчатой территорией, фиктивной централизацией, заимствованной религией, иноземной династией и уходящей корнями в Скифию и Византию культурой – была по своему историческому значению лишь питательной плазмой, которая вскормила возникшую в ее недрах мельчайшую клеточку будущей государственности – княжескую вотчину. Как Киевская Русь выросла из сельской общины, так Московской Руси предстояло вырастать из княжеской вотчины; из крошечного семени под{стр. 43}нялось могучее древо Московского государства, проследить все трансформации которого – дело будущих историков.

Мы видели, как процесс образования Древнерусского государства, начавшись норманнскими набегами IX века, закончился к середине X века объединением Днепровско-Волховского пути в руках Киева. Можно ли относить образование Древнерусского государства к более раннему времени?

[6. Б. А. РЫБАКОВ И ЕГО МЕТОД]

[ «Эпоха Кия» по Б. А. Рыбакову]

С оригинальной точкой зрения по этому вопросу выступил Б. А. Рыбаков[216]. Предполагая, что Повесть временных лет во вводной своей части, осложненной последующими поправками, в первой редакции резко отличалась от последующих, и пытаясь восстановить утраченный текст, он относит образование государства на территории полян, древлян, словен, дреговичей и северян, а также подвластных им финских племен к VI веку, называя это «эпохой Кия».

Такой взгляд, казалось бы, требует ответа: в каком же отношении стоит государство VI века к Киевской Руси IX века, неужели русский народ 300 лет проспал летаргическим сном и, начав свою историю в VI веке, с той же точки продолжил ее только в IX? Но тут Б. А. Рыбаков ограничивается выразительной по своей простоте фразой: «Процесс превращения Киевского княжества VI–VII вв. в Русское государство IX в. остался нам неизвестен» (стр. 26). Такой взгляд требует ответа и еще на один вопрос, уже чисто социологический: может ли вообще существовать государство без городов и письменности?

Помимо общеисторических соображений, мнение о резко отличной от остальных первой редакции Повести временных лет и пользовании «географическим источником» (прим. 16) требует от автора, как можно думать, детального изучения истории создания начальной летописи. Работы А. А. Шахматова показали, что наряду с исследовательской смелостью только при исключительной точности и тщательности критики возможна серьезная попытка реконструкции письменных памятников. Партизанским набегом, как бы он ни был смел, нельзя «взять» русской летописи, возможна лишь длительная и долготерпеливая осада. Такую осаду и проделал в свое время А. А. Шахматов. Мне кажется, что Б. А. Рыбакову она не удалась, вернее, ее и не было. Его экскурс в область летописания вообще оставляет по себе впечатление некоторой неясности. Приведу несколько примеров. Прежде всего, почему комиссионный список Новгородской 1-й летописи младшего извода автор называет Новгородским сводом? В {стр. 44} основе комиссионного списка в интересующей нас части (до 1015) лежит свод 1093 года, т. е. свод, составленный рукой киевлянина. Ему же, а не загадочному «новгородскому летописцу» принадлежат и даты 854 и 920, заимствованные из греческого источника (точнее, первая вычислена по греческому источнику). Реконструкцию этого свода Б. А. Рыбаков признает и ею пользуется (стр. 42). Кто же тогда этот «составитель Новгородского свода», который «много напутал в своем труде» (стр. 8)?[217]

Неубедительно выглядит мысль, что известие о «Кие-перевознике» – вставка «новгородского компилятора» XII века (стр. 8). Во-первых, кто этот загадочный компилятор XII века? По мнению А. А. Шахматова, Б. А. Рыбаковым не оспоренному, Начальный свод лег в основу новгородского летописания в XV веке (Софийский временник). Во-вторых, сообщение о «Кие-перевознике» имеется как в комиссионном списке, упорно называемом Б. А. Рыбаковым Новгородским сводом, так и во всех редакциях Повести временных лет. Неужели все они прошли через руки «новгородского компилятора» XII века? Вероятно, для того, чтобы как-то объяснить это, Б. А. Рыбаков тут же (стр. 9) называет мнение о «Кие-перевознике» «направлением русской исторической мысли XI в.». Но если XI века, то почему же считать его вставкой, сделанной в XII веке? В-третьих, «Кий-перевозник» в тексте вовсе не выглядит вставкой, никаких доказательств Б. А. Рыбаков не приводит[218]. Что же касается историчности Кия, на которой и сам автор не настаивает, то она очень сомнительна. «Необычайное сходство» между Кием и Хильбудием (стр. 12) столь же «необычайно», как и сходство между Иисусом Христом и Василием Великим, которое не представляло никаких сомнений для Н. А. Морозова. Далее, неясно, почему варяжское происхождение Руси приписывается «последнему редактору Повести» (стр. 17)? Надо ли это понимать так, что Б. А. Рыбаков отвергает принятое деление списков Повести и считает, что все они содержат только «последнюю редакцию»?

[О методе Б. А. Рыбакова]

Разбор этого экскурса можно было бы продолжить. Я привел только несколько примеров, характеризующих метод Б. А. Рыбакова при разборе летописи, не касаясь доказательств наличия гипотетической редакции Повести временных лет. Никаких доказательств, кроме самых общих соображений, и нет. К сожалению, Б. А. Рыбаков никак не аргументирует высказываемых им интересных мыслей, как это делает, например, А. А. Шахматов.

В работе Б. А. Рыбакова есть еще отдельные не совсем понятные {стр. 45} частности. Так, он пишет об отысканном летописцем «в греческой хронике первом упоминании Руси под 860-м годом» (стр. 28). В хронике Амартола 860 года нет, летописцу он был неизвестен[219]. Далее Б. А. Рыбаков говорит, что «в VII в. упоминаются русы, приходящие сухопутьем в Дербент» (стр. 34). Он не делает ссылки на свой источник, но если речь идет о известии Табари под 643/644 годом, то сообщение о русах здесь считается вставкой: в арабском оригинале его нет[220]. Кроме того, Табари писал в X веке, когда русы были уже хорошо известны.

Неясно также, почему, по мнению автора, М. Н. Тихомиров и С. В. Юшков «убедительно показали искусственность ряда вставок о варягах и руси и очистили представление о ранней руси от норманистических искажений» (стр. 28 и прим. 22). Вставки о варягах и русах показал норманист А. А. Шахматов, а как С. В. Юшков и М. Н. Тихомиров производили «очищение», я пытался изобразить выше. Сам Б. А. Рыбаков, довольствуясь уже проведенным «очищением», доказательства норманистов игнорирует.

К большому сожалению, все вышеизложенное – а я привел только частные примеры – делает неприемлемой очень лестную для нашего национального самолюбия точку зрения об образовании Русского государства в VI веке.

[Славяне до появления норманнов]

Что пережили восточные славяне до того, как их взаимоотношения с норманнами привели к созданию Древнерусского государства[221]?

Вопрос о славянской прародине очень сложен и связан с еще более сложным вопросом о прародине индоевропейцев, причем сама неопределенность таких терминов, как «пранарод», «праязык», «прародина», еще более отдаляют решение этой проблемы, если она вообще когда-нибудь будет решена[222]. Очевидно, место, с которого началось славянское расселение по Восточно-Европейской равнине, находилось на широкой области от Немана до Карпат. Географические условия равнины сразу же определили два направления и два способа восточнославянской колонизации: медленное просачивание отдельных славянских семей сквозь финское население лесной области[223] и стремительное движение славянских племен на черноземные земли степного края с очень старыми культурными традициями. Если первое движение с достаточно далекого времени могло идти непрерывно и постепенно простираться все далее к северо-востоку, то второй поток прерывался и затруднялся вторжением кочевых народов, для которых Причерноморские степи служили коридо{стр. 46}ром из Азии в Европу. Падение владычества гуннов, прервавших славянскую колонизацию юга, усилило миграционный поток славян, и для VI века византийские писатели (Прокопий, Маврикий, Менандр) сообщают о восточных славянах – антах (Αντες), ареал которых можно очертить Прутом, берегом Черного моря, Днепром и границей леса и степи. На 602 годе сведения об антах обрываются: в конце VI века сквозь Причерноморские степи прошла аварская орда, повторив движение гуннов. Значительная часть антов, спасая себя, должна была отхлынуть, унося с собой свое имя к северу, под защиту непроходимых для кочевников лесов. Но к северо-западу им препятствовали отступить враждебные славянские племена лесной зоны, и направление антам указало само течение рек – Сулы, Псела, Ворсклы, Орели. Продвижение по течениям и вдоль течений больших рек наиболее типично для доисторических переселений[224]. Таким образом, новые поселения антов должны были находиться где-то в верховьях Сейма и Донца. Там в конце X века Святослав во время похода на хазар застал вятичей[225]. Их имя содержит тот же корень vat, vet, что и слово «анты»[226]. Тот же корень содержит и имя венетов, под которым от германцев славяне были известны римским писателям (Плинию Старшему, Тациту). Но и гораздо раньше Геродот говорил о янтаре, привозимом с реки Эридана, от венетов. Все эти авторы помещают венетов от Балтийского моря до Карпат, т. е. в районе славянской прародины. Можно предположить, что анты, венты, венеты – одно из самых ранних самоназваний славянского племени[227], сохранившееся в историческую эпоху в имени западного крошечного славянского народа.

Приведенные в движение вторжением аваров, анты предварили тот процесс, который несколько веков спустя предстояло пережить населению Киевской Руси, – перейдя с юга на северо-восток, они превратились из антов, наследников скифо-сарматской культуры, в живущих «в лесе, якоже и всякий зверь» вятичей. Так, с самого начала своей истории восточные славяне были вынуждены расплачиваться за сохранение независимости своей культурой.

Уход аваров в Паннонию и образование на нижней Волге Хазарского каганата, закрывшего на время путь азиатским ордам, сделало возможной дальнейшую славянскую колонизацию юга. Тут мы уже близко подходим к летописным временам.

Упоминаемые летописцем группы восточного славянства мы обыч{стр. 47}но называем племенами. Уже С. М. Середонин заподозрил, что в отдельных случаях речь может идти не о племенах, а об областных названиях[228]. Например, дреговичи – от дрягвы, болота (дреговичи жили в районе Припятских болот[229]; точно так же и финское Suomi значит болото). Переезжая в какое-либо другое место, дрегович тем самым переставал называться дреговичем. При таком взгляде бросается в глаза резкая антитеза «поляне-древляне», носящая слишком искусственный характер, чтобы на нее нельзя было обратить внимание.

Дреговичи «седоша межю Припетью и Двиною», словене «около езера Илмиря» и т. д., ну а где летописец помещает древлян? Нигде. Видимо, летописец не связывал это имя с какой-то определенной узкой территорией. Далее, поляне «полями же прозвании быши, зане в полях седяху», но тот же летописец дважды помещает их в лесах[230]. Они и жили в лесах во времена летописца. Он же стремится подчеркнуть особенность полян («поляном же живущемъ особе»), их культурное превосходство, прежде всего над древлянами («поляне бо своих отец обычай имуть кроток и тихъ… а древляне живяху звериньскимъ образом»)[231].

Можно думать, что поляне – потомки передвинувшегося к северу под новым ударом кочевников (мадьяр с середины IX века, а вслед за ними и печенегов) славянского населения Причерноморья, преемников антов, второй южной миграционной волны. Движением полян с юга и объясняется странное название левого притока Днепра Десной. Столкновение со старым славянским населением лесных областей и породило два противопоставляемых названия «поляне – древляне». Под древлянами иммигранты понимали, очевидно, все славянское население лесной зоны до параллели Смоленска, за исключением ляшского племени радимичей[232], резко обособленных вятичей[233] и северы[234].

Полянам же следует приписать живучее воспоминание о хазарской дани. В уплате дани хазарскому кагану от живущих в степи славян нет ничего удивительного, тогда как хазарская власть, простирающаяся до Сожа, способна привести в смущение. Общение в степях с хазарами отразилось и в сохранившемся до XII века названии русских князей каганами[235]. Родовые знаки киевских князей сильно напоминают хорезмийские и боспорские тамги. Влияние юга можно проследить и в легенде об основании Киева, которая, как можно подозревать, носит не только этнологический характер[236].

Три колонизационных потока – «вятичи», «поляне», «древляне» {стр. 48} – и создали три языковые группы восточного славянства: юго-восточную, центральную и северную.

Русской истории, начатой на территории имевшего тысячелетние культурные традиции Причерноморья, суждено было продолжиться среди болот и лесов Среднего Поднепровья. Когда острая мадьярская сабля надвое рассекла славянскую степь, основная масса славян отхлынула к северу и была включена в орбиту норманнского влияния[237], а остальные подались дальше к югу и, предоставленные сами себе среди враждебного окружения, образовали маленькую колонию, которая делалась все меньше и меньше, пока не превратилась в бесполезный аппендикс Киевского государства – крошечное Тмутараканское княжество, откуда приходило мутить Русь проклятое племя Гориславичей.

[7. ЗАКЛЮЧЕНИЕ]

[Роль Киевской Руси в русской истории]

Как время Владимира было переломным моментом в истории Киевской Руси, так и сама Киевская эпоха была переломным моментом в истории Восточной Европы. Завершая один – протоисторический – период, она начинала другой, заменив примитивные формы быта новым общественным устройством. Ее культура, общество и государство складывались под влиянием севера и юга, запада и востока. Можно выделить то или иное влияние и назвать его первенствующим в той или иной области (норманнское – в военной, греческое – в религиозной[238]), нельзя только говорить, что славяне развивались сами из себя, как цыпленок в скорлупе.

Киевская Русь яркой вспышкой надолго осветила темную русскую историю последующих столетий. Политическими воззрениями, сбереженными от Киевской эпохи, жили и Владимирская, и Московская Русь, пока Москва не засветила новым отраженным светом – заимствованной из Болгарии идеологией третьего Рима.

Насколько верно все, что здесь написано? Действительно ли первенствующая роль в образовании Древнерусского государства принадлежит норманнам?

Я думаю, что дать ответ на этот вопрос нельзя. Хотя все имеющиеся в нашем распоряжении сведения складываются в довольно убедительное целое, ни одно из них не может считаться безусловным и доказанным. Каждый исторический факт – это своего рода кубик, из которых дети складывают картинки. Мы можем положить кубик одной стороной кверху – и получится одна картинка, можем положить другой – и получится другая. В данном случае опасно только одно: если мы начнем строить из наших кубиков вавилонскую {стр. 49} башню антинорманизма, она развалится от первого же толчка.

Только признанием многообразия факторов, делающих историю, мы приблизимся к ответу. Если же мы пойдем иным путем – путем выделения какого-либо фактора, через который попытаемся объяснить все остальные, если начнем поиски своего рода «философского камня» средневековых алхимиков, то, попав в наши руки, камень этот будет годен только на то, чтобы дробить им черепа инакомыслящих.

Январь – май 1960Москва

Хронологическая таблица IX–X вв

820 – «Поляне» колонизуют степь и «древляне» леса Восточно-Европейской равнины. Норманнский «каганат» на севере Восточной Европы. Торговля с арабами и греками. Первые набеги на Византию. Участие в Хазарском посольстве (838).

840 – Отступление «полян» под ударами кочевников к северу и столкновение их с «древлянами». Перенесение «операционного» центра норманнов с севера на юг. Киевское Княжество. Поход на Византию (860) и начало христианизации «руси».

880 – Движение норманнских дружин с севера на юг. Новые набеги на Византию. Княжение Аскольда в Киеве.

900 – Захват Киева конунгом Олегом и убийство Аскольда. Поход на Византию. Заключение договора с греками (911). Поход в Персию и гибель там.

920 – Движение норманнских дружин с севера на юг. Княжение Дира в Киеве. Захват конунгом Рюриком Новгорода и княжение там. Вокняжение его сына Игоря.

940 – Поход Игоря на Византию (941). Захват на обратном пути Киева и убийство Дира. Договор с греками. Загадочная гибель Игоря и регентство Ольги. Присоединение Новгорода к Киевскому княжеству. Поездка в Византию и принятие Ольгой христианства (957).

960 – Начало княжения Святослава. Походы на Белую Вежу и Тмутаракань. Походы на Болгарию, а затем на Византию (968–971). Гибель Святослава (972).

980 – Борьба Святославичей. Захват Владимиром Киева с помощью варягов. Походы против ляхов, вятичей, ятвягов и волжских болгар. Участие в византийских распрях. Крещение Владимира и принятие христианства как официальной религии Киевской Руси.

1000 –

{стр. 50}

ПРИЛОЖЕНИЯ

Реплики скандинавских кораблей продемонстрировали их великолепную мореходность, позволявшую норманнам быстро перемещаться на огромные расстояния и осуществлять внезапные набеги (Sea Stallion 2007)

Photo: Werner Karrasch ©The Viking Ship Museum, Denmark

О. Л. Губарев А. А. АМАЛЬРИК – ИСТОРИК, НЕ ДОПУЩЕННЫЙ В НАУКУ

Комментарии[239]

Общие замечания

Андрей Амальрик совершил научный подвиг, подготовив и представив во время господства официального воинствующего антинорманизма работу, целью которой было объективное исследование истории, основанное на анализе источников и доступной историографии.

В СССР работы ученых царского времени и зарубежных ученых, отстаивающих скандинавское происхождение Руси, не публиковались. Достать их было очень трудно. Если первые еще можно было в результате определенных усилий достать в библиотеках, то содержание вторых становилось известно только в пересказе в работах советских историков, посвященных критике «буржуазной историографии» (Шаскольский 1965, 1967). Неудивительно, что, как показано в работе А. Амальрика, ссылки на литературу даже известными историками часто давались без ознакомления с данной работой.

Многие исторические работы попадали в спецхран, как, например, работа А. Кестлера «Тринадцатое колено». Или подвергались разгромным рецензиям и запрещались, как, например, работа М. И. Артамонова «История хазар». Работу над книгой М. И. Артамонов начал в 1939 г., а опубликована она была только в 1962 г., и то только после того, как автор был вынужден «пересмотреть свои взгляды».

Показательно, что и последняя статья Артамонова «Первые страницы русской истории в археологическом освещении», написанная в 1970-х гг., была опубликована только в 1990 г. в сокращенном варианте. Редакция выбросила из статьи полемику с теорией П. Н. Третьякова, сочтя ее «излишне резкой». О том, какой характер могла носить эта критика, дает представление сообщение о докладе М. И. Артамонова и выступлениях других ученых при обсуждении книги П. Н. Третьякова «Восточнославянские племена» (ВЛГУ 1948).

Поэтому понятно, какую негативную официальную реакцию должна была в 1960 г. вызвать резкая критика А. А. Амальриком таких признанных советских историков-антинорманистов, как С. В. Юшков, М. Н. Тихомиров, П. Н. Третьяков и Б. А. Рыбаков.

А. А. Амальрик отказался пересмотреть свои взгляды. В результате он был исключен из Московского университета. Кроме того, он совершил чудовищное по меркам СССР преступление – попытался переслать свою работу в Данию, чтобы получить на нее рецензию видного историка-скандинависта А. Стендер-Петерсена, преданного в СССР официальной анафеме в качестве «неонорманиста» (Рыбаков 1984; Вилинбахов 1963).

Все это привело к забвению работы Амальрика, оставшейся неизвестной отечественным историкам. Известен, да и то только немногим, был сам факт написания в то время такой работы.

Как вспоминает Л. С. Клейн в книге «Спор о варягах»: «Я написал эту книгу в 1960 г., получил хорошие отзывы от декана В. В. Мавродина на публикацию. Но опубликовать такую книгу было крайне сложно. Для непредвзятого человека факты были ясны. В том же 1960 г. в Московском университете студент-историк подал профессорам работу с аналогичным содержанием. Его исключили из университета, затем он попал в тюрьму и в конце концов оказался за границей. Он стал известным диссидентом – это Андрей Амальрик» (Клейн 2009: 11).

После исключения из МГУ скандал с работой А. А. Амальрика утих, но при аресте его в 1970 г. в КГБ вспомнили об этой его работе и обратились к историку Б. А. Сутырину, который написал отрицательную рецензию на работу Амальрика. Эту рецензию я прилагаю к работе А. А. Амальрика.

В этой книге я хотел бы предложить работу А. А. Амальрика вниманию современных историков. Естественно, научные работы устаревают со временем, однако многое в данной работе представляется достойным внимания ученого-историка. Интересно посмотреть, насколько работа Амальрика отвечает нашим современным данным и взглядам на историю Киевской Руси.

В основу своей работы Амальрик положил труды А. А. Шахматова по истории древнерусского летописания. Он следует работе А. А. Шахматова «Разыскания о древнейших летописных сводах», особенно главе XIII «Сказания о первых русских князьях». Следует отметить, что ранее схема древнерусского летописания, разработанная Шахматовым, получила широкое признание среди отечественных историков. Обширная эрудиция и научный метод текстологического анализа позволили А. А. Шахматову разработать свою схему древних летописных сводов и редакций, предшествовавших известным нам спискам ПВЛ.

Во время написания А. А. Амальриком своей работы гипотеза о Начальном своде считалась общепризнанной (Петрухин, Раевский 2004: 256), и в настоящее время ее придерживаются многие историки.

Возможно, что во времена официального антинорманизма в безоговорочном принятии схемы летописания Шахматова и его ученика Приселкова сыграла роль не только и не столько доказательность положений Шахматова, сколько другие соображения.

Важно было то, что, как указал В. В. Мавродин в своей печально знаменитой лекции: «труды академика А. А. Шахматова по истории русского летописания показали книжность и конструктивность домысла самого рассказа о так называемом “призвании варягов” и происхождении термина “Русь” ‹…› Благодаря работам А. А. Шахматова по истории русского летописания, в частности, его капитальному труду “Разыскания о древнейших русских летописных сводах”, а также благодаря трудам в области истории русских летописей ученика его М. Д. Приселкова и за последнее время Д. С. Лихачева можно считать установленным, что пресловутый рассказ о призвании из-за моря трех братьев-варягов является легендой, которая хотя и включает в себя некоторые исторические черты, но, тем не менее, является лишь тенденциозным сочинительством летописцев» (Мавродин 1949).

Советских историков-антинорманистов привлекало в работах А. А. Шахматова то, что, по его мнению, «отождествление варягов с Русью в обоих текстах не является первоначальным; оно введено составителем “Повести временных лет” первой редакции 1111 года, а согласно предшествующему ей “Начальному своду” 1093 г., восстановленному Шахматовым, варяжские дружины стали называться Русью лишь после того, как перешли на юг, в Киев» (Мавродин 1949).

Так же считают и современные антинорманисты: «Объективно его [А. А. Шахматова] труды по истории летописания сыграли важную роль в критике норманизма и подрывали основы норманнской теории» (Меркулов 2005: 68). Не случайно во многих словарях и справочниках «норманист» А. А. Шахматов отнесен к числу историков-антинорманистов. И с этим, по моему мнению, трудно не согласиться.

Однако сразу после опубликования работ Шахматова, да и сейчас часть ученых подвергает схему летописания и метод Шахматова серьезной критике (Истрин 1923, 1924; Бугославский 2006[240]; Еремин 1946; Сендерович 2008; Севальнев 2008; Вилкул 2003; Ostrowsky 2003).

В основу метода текстологического анализа А. А. Шахматова положено одно очень важное неявное допущение: А. А. Шахматов считает, что древний летописец должен был мыслить как современный ученый, совершенно логично, последовательно и не допускать противоречий, повторов, неясностей в изложении.

Именно это допущение позволяет Шахматову подозревать вставки и искажения текста, связанные с позднейшим редактированием текста древних летописей. Вставки и редактирование он предполагает там, где, на его взгляд, встречаются несоответствия, противоречия, неясности.

Кроме того, А. А. Шахматов считает, что летописец при составлении сводов мог быть тенденциозным, заниматься сочинительством с целью сгладить разночтения и противоречия и был скорее литературным работником, чем просто рассказчиком и летописцем. Позицию даже более жесткую, чем позиция А. А. Шахматова занимал его ученик М. Д. Приселков:

«…Располагая весьма незначительным количеством письменных источников, опираясь главным образом на устную традицию, извлекая оттуда факты для повествования о IX и X вв., летописатели пускались в перетолковывание этих фактов…

…Все это делает теперь невозможным для историка строить историю Киевского государства X в. по данным “Повести временных лет” и вынуждает искать иные источники, и более надежные и более современные изучаемым событиям» (Приселков 1940: 215–217).

В частности, не доверяя ПВЛ, М. Д. Приселков «ставит своей задачей изучить Киевское государство второй половины X века на источниках византийских, исходя из положений, что “Повесть временных лет” – источник “искусственный и малонадежный” и что греческие источники в своих данных о Руси якобы “более надежны”» (Греков 1949: 275).

Такое отношение к ПВЛ вытекало из основных положений работ А. А. Шахматова. Именно оно послужило аргументом для заявлений антинорманистов о невозможности доверять ПВЛ в изложении истории древней Руси от Рюрика до Ярослава.

Против такого представления о работе древнерусского летописца выступал И. П. Еремин: «Решительному пересмотру подлежит, по моему мнению, и самый образ летописца, утвердившийся в нашей науке (Нестора, Сильвестра или кого-то третьего – в данном случае это для нас безразлично), – многоопытного литератора-чиновника “политической канцелярии” князя, его официозного апологета и послушного исполнителя его поручений по части идеологической “обработки” общественного мнения. Образ этот – у А. А. Шахматова он уже отчетливо намечен – был окончательно дорисован последователями А. А. Шахматова» (Еремин 1946). В наши дни против мнения об ангажированности древнерусского летописца выступает И. Н. Данилевский (Данилевский 1995).

Если же допустить, что древний летописец мог быть непоследователен в своих писаниях, мог ошибаться и допускать противоречия в изложении, то метод по выявлению «вставок» перестает работать. С. А. Бугославский называл такой метод «конъектуральным», подчеркивая его субъективность.

В настоящее время некоторые историки более критично относятся к схеме древнерусского летописания, разработанной А. А. Шахматовым:

«Эти предположения расшатали шахматовскую схему. В самом деле, если мы признаем, что новгородский сводчик мог свободно обращаться с исходными текстами, гипотеза НСв теряет свое оправдание…

…Надо сказать, этот вопрос может показаться в какой-то степени крамольным. Ученые настолько привыкли к предположению об НСв, что порой в поисках доказательств незаметно для себя создают логический круг» (Вилкул 2003: 5). Андрей Амальрик следует в своей работе за построениями А. А. Шахматова, и это отразилось на его выводах.

Как указывает А. Г. Бобров:

«Разумеется, реконструкция текста реально существовавшей и использованной исследователями рукописи заметно отличается от реконструкции текста гипотетического летописного свода; степень достоверности последней неизбежно оказывается меньшей.

Ни в коем случае нельзя рассматривать реконструкцию такого рода как реально существовавший текст – это лишь наглядная иллюстрация научной гипотезы. Реконструкция текста предполагаемого этапа в истории летописания создается не для того, чтобы ссылаться на него как на источник, а для того, чтобы проверить и проиллюстрировать выдвинутую автором текстологическую концепцию» (Бобров 2001: 99).

Фактически работу Амальрика можно рассматривать как первую попытку на основе схемы древнерусского летописания А. А. Шахматова и его текстологического анализа летописей пересмотреть исторические реалии начальной истории Руси. Амальрик попробовал выстроить их в соответствии с упомянутыми работами А. А. Шахматова.

До этого, насколько мне известно, текстологические исследования летописей и попытки восстановления текстов древних сводов и исследования в области истории Древней Руси велись раздельно.

Не было прямых попыток использовать данные текстологических исследований летописей А. А. Шахматова при восстановлении исторического процесса. Правда, ссылки на отдельные положения А. А. Шахматова часто имели место в работах историков Древней Руси. И. Н. Данилевский справедливо отмечает непоследовательность советских историков, придерживавшихся официального антинорманизма в отношении древнейшей нашей летописи. Он указывает, что если историки принимают гипотезу А. А. Шахматова и М. Д. Приселкова об ангажированности и выдумках летописца, то логическим следствием является признание недостоверности ПВЛ. Но поскольку современные историки признают в основном ход исторического процесса, подтвержденного посторонними источниками в соответствии с изложением ПВЛ, то отсюда следует, что представления об ангажированности летописца, на которых основана гипотеза А. А. Шахматова о «вставках» и «умышленном» редактировании, неверны. На это же противоречие обращает внимание Е. А. Мельникова: «Очевидные расхождения в последовательности и атрибуции сюжетов (событий) в Н1Л и ПВЛ многократно отмечались, но, признавая, что Н1Л отражает, в том числе и на этом отрезке, более ранние, нежели ПВЛ, чтения Начального свода, все историки реконструируют раннюю историю Руси в соответствии с ее репрезентацией в ПВЛ, а не в Н1Л» (Мельникова 2008: 53)».

Относительно реконструкций А. А. Шахматовым древнерусских сводов И. Н. Данилевский отмечает, что «если предшествующие построения Шахматова были поддержаны почти всеми исследователями, то идея о существовании Древнейшего свода вызвала возражения. Считается, что эта гипотеза не имеет достаточных оснований» (Данилевский 2004: 79). Удаление этой гипотезы из схемы летописания Шахматова, где одна гипотеза строится на принятии другой, подобно вытаскиванию одной карты из нижнего ряда построенного карточного домика. Чтобы понять последствия удаления этой гипотезы, достаточно посмотреть, насколько часто, следуя за А. А. Шахматовым, Амальрик упоминает сообщения реконструированного Шахматовым Древнейшего свода.

К сожалению, полученные А. Амальриком результаты во многом не соответствуют общепринятым схемам истории Древней Руси, выстраиваемым на основе летописей, свидетельств других источников и археологии.

Справедливым оказывается замечание В. Я. Петрухина: «Однако последовательное применение методики самого Шахматова показывает, что именно тексты о начале руси подверглись в Новгородской летописи определенной деформации и целостной концепции происхождения руси эта летопись не дает» (Петрухин, Раевский 2004: 256).

Сам А. А. Шахматов в своей рецензии на работу М. Д. Приселкова указывал, что для исследователя основным источником должен быть текст реальной летописи, а не гипотетическая реконструкция текста (Лихачев 2001: 468).

Примерно о том же говорил Б. Д. Греков: «Меня могут упрекнуть в предвзятости или в слишком большом доверии к показаниям “Повести”. Упреки эти совсем не страшны. Факты говорят сами за себя. А достоверность фактов, сообщаемых “Повестью”, тоже несомненна. Она подтверждается всем общим ходом развития Киевского государства, которое ни в коем случае не могло бы достигнуть столь блестящих результатов, если бы факты, сообщаемые в “Повести”, были недостоверны» (Греков 1945: 53).

Амальрик писал свою работу во времена официального советского антинорманизма. Это было время господства «полянской» теории происхождения Руси, с которой автор и полемизирует, разбирая работы С. В. Юшкова и М. Н. Тихомирова, посвященные доказательству данной теории. «Балтийско-славянская» гипотеза Венелина, Забелина и Гедеонова тогда не рассматривалась историками-антинорманистами в качестве достойной внимания (Шаскольский 1964).

Примерно в то же время, когда была написана работа Амальрика, появились статьи В. Б. Вилинбахова, вступившего в печатную полемику с А. Стендер-Петерсеном на страницах зарубежного журнала «Kuml» и «Скандинавского сборника», с попыткой обоснования «балтийско-славянской» гипотезы. Поскольку В. Б. Вилинбахов стоял на позициях антинорманизма, судьба его статей была совершенно иной, чем судьба работы А. А. Амальрика. Ему даже разрешено было вступить в полемику с датским ученым, за попытку переписки с которым пострадал Амальрик (Stender-Petersen 1960; Вилинбахов 1960; Похлебкин, Вилинбахов 1960). Однако с научной точки зрения для Вилинбахова и советского антинорманизма дело кончилось конфузом (Клейн 2009: 127–128).

На данном примере наглядно видно различное отношение в СССР к ученым, отстаивавшим скандинавское происхождение Руси, и к антинорманистам вроде В. Б. Вилинбахова. Разница в отношении разительная, вопреки тому, что об этом говорят сегодня антинорманисты В. В. Фомин, А. Н. Сахаров и их сторонники.

[1. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИМЕНИ РУСЬ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА СКАНДИНАВСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ РУСИ]

[Появление норманнов на исторической арене]

А. А. Амальрик начинает работу с рассказа о предчувствии Карла Великого в отношении норманнов как основных врагов его империи.

В примечании Амальрик отмечает, что реальное появление норманнов на границах империи франков произошло несколько позже, и называет в качестве первого набега набег на Фрисландию в 834 г. Непонятно, почему А. А. Амальрик сделал такой вывод. Скорее первым набегом можно считать опустошение побережья Фрисландии, о котором сообщается под 810 г. в Анналах королевства франков, датским конунгом Готфридом, строителем Датского вала.

Говоря о норманнах, Амальрик особо отмечает размах их плаваний, вплоть до берегов открытой ими задолго до Колумба Америки. Дополнительно хочется отметить отличную мореходность скандинавских судов. Корабли норманнов были весьма быстроходными для своего времени, что позволяло быстро перемещаться вдоль побережий и совершать неожиданные набеги в довольно удаленных друг от друга точках. Многочисленные реплики кораблей норманнов выявили отличные для того времени мореходные качества[241].

При шведском побережье, обращенном к Восточной Европе и отделенном только узкой полосой Балтийского моря, благодаря цепи островов можно плыть из Швеции в земли восточных славян, практически не теряя из виду земли[242].

Как правильно отмечает Амальрик, даже при полном отсутствии свидетельств походов норманнов в земли восточных славян это направление их походов напрашивается само собой. Оно проистекает из географических условий и сопредельности территорий[243]. Из современных историков о том же говорит К. Вестердаль, указывающий на естественную транспортную зону от шведского побережья к Финскому заливу (Westerdahl 2006). И для такого направления активности норманнов существовал стимул в виде притока с Востока арабского серебра по пути «из варяг в греки» (Noonan 1986).

Амальрик говорит о наличии двух направлений торговли норманнов – восточном и византийском. Этим направлениям соответствуют два торговых пути: по Волге[244] и по Днепру. Также он отмечает, ссылаясь на археологические данные, преобладание восточной торговли над византийской. Кроме А. А. Амальрика сторонником более ранней хронологии Волжского пути по сравнению с Днепровским был В. В. Мавродин. По мнению М. И. Артамонова, Волжский путь рано привлек внимание варягов: «По-видимому, то же было и на Верхней Волге, которая рано привлекла варягов как важнейший путь к богатому Востоку, но где они вследствие своей малочисленности не могли прочно утвердиться. В IX в. варяги нащупали путь по Днепру, ведущий в Византию, и еще во второй половине IX в. появились в Киеве» (Артамонов 1988: 3–6). Волховско-Днепровскому пути уделил много внимания Лебедев в своей работе «Эпоха викингов в Северной Европе и Руси» (Лебедев 2005: 546–553), а Волжский путь описал в своей монографии «Великий Волжский путь» Дубов (Дубов 1989). Значение Волжского пути также подчеркивает А. Н. Кирпичников (Кирпичников 2006).

Д. Ф. Диксон посвятил свою статью роли торговли и обоих торговых путей в образовании варяжской Руси (Dixon 1998). Dixon отмечает существование в раннем Средневековье трех центров спроса и торговли: империю Каролингов, Арабский халифат и Византийскую империю. Он отметил наиболее раннее упоминание Волжского пути у Ибн-Хордадбеха в «Книге путей», написанной в 850-х гг. Днепровский путь описан у императора Константина Багрянородного в документе «De administrando imperio», составленном между 948 и 952 гг.

Итак, мы можем сделать вывод, что эти положения работы А. А. Амальрика в целом соответствуют данным современной исторической науки.

[Отношения норманнов и славян]

Говоря об отношениях норманнов и славян, Амальрик формулирует основные вопросы, на которые, по его мнению, следует ответить, рассматривая эти отношения:

1) Когда они [норманны и славяне] встретились, в каком состоянии [норманны] застали аборигенов и в какие отношения стали к ним?

2) Не было ли государство результатом антагонистического столкновения пришлого норманнского и автохтонного славянского начал?

3) Не были ли отношения норманнов к восточному славянству результатом их торговых сношений с Византией и Востоком: сбор дани для торговли и содержания дружины?

4) Почему славяне на великом пути «из варяг в греки» оказались в таком подчиненном положении и как скоро местная знать ассимилировала тонкую скандинавскую прослойку и норманн из повелителя-князя времен Олега и Игоря превратился в наемника-варяга времен Владимира и Ярослава? Когда, иными словами, русское общество и Русское государство из двух враждебных начал слились в целостный организм?

Современная историческая наука занимается вопросами отношений скандинавов и славян и уже частично ответила на поставленные А. А. Амальриком вопросы, но исследования в данном направлении продолжаются[245]. Представляет особый интерес работа А. С. Щавелева, где он разбирает вопрос об отношениях русов и славян примерно в рамках поставленных А. А. Амальриком вопросов[246].

Немногочисленность сведений о норманнах в землях восточных славян всегда была одним из аргументов антинорманистов. Мне представляется весьма логичным объяснение Амальриком в прим. 2 об относительной бедности сведений о норманнах на Востоке по сравнению с известиями о них на Западе, где велись анналы и погодные записи событий. Ведь территория Дании практически примыкала к территории империи франков. Да и набеги норманнов происходили чуть ли не ежегодно, а то и по нескольку раз в год.

В то же время Северная, варяжская Русь находилась на дальней периферии Византийской империи и была удалена от нее, а военные предприятия Руси и набеги на Византию были достаточно редки. В землях восточных славян в то время письменности не было. Поэтому о ранней Руси мы знаем преимущественно из сообщений византийских источников о набегах русов и из туманных сообщений мусульманских географов и путешественников, часто получавших сообщения из вторых рук (Новосельцев 1965; Калинина 1988; Коновалова 1999, 2001а).

Кроме того, внимание древних летописцев и анналистов привлекали в основном походы, битвы, опустошения земель, поединки воинов. Мирная деятельность, такая как колонизация земель, основание городов, торговля, привлекала гораздо меньше внимания. А деятельность норманнов на Востоке была относительно мирной. Торговля здесь преобладала над военными предприятиями. Именно поэтому мы так мало знаем о первом князе Руси Рюрике, ибо основная его деятельность протекала в землях восточных славян и была направлена на укрепление его власти. Однако следует отметить, что в скандинавских сагах Руси принадлежит видное место (Глазырина 1996). А имена ряда легендарных персонажей Саги о Скьёльдунгах, не дошедшей до нас и сохранившейся только в виде отрывков, соответствуют именам первых князей династии Рюриковичей (Молчанов 1992: 46).

Амальрик отмечает, что «едва ли можно говорить, что норманны “принесли государство”, тот “наряд”, по выражению летописца, которого “у нас нет”, – государства в IX веке у них самих не было, да и можно ли перенести готовую систему на чужую почву». Это действительно так, если считать, что русы Рюрика пришли непосредственно из Скандинавии, где государственность еще не сложилась. Но большая группа норманнов Рорика Фрисландского, которого часть историков считает тождественным Рюрику, почти 50 с лишним лет (если считать с 807 по 860 г.) находилась во Фрисландии и была знакома с государственной системой и законами империи франков. Так что если не готовую систему (тут Амальрик прав), то представление о социальных порядках и системе властвования они принести с собой могли (Губарев 2016б).

Амальрик говорит о роли внешней торговли, превратившей норманнов в организующую силу. Это соответствует мнению ряда современных историков о роли торговли в появлении протогосударственных образований в землях восточных славян[247].

Амальрик в прим. 5 говорит, что сознательно ограничивает рассмотрение вопроса письменными источниками, не привлекая данные археологии[248]. Он отмечает, что вынужден ограничиться источниками тридцатилетней давности из-за недоступности более свежих зарубежных работ.

Это связано с характером официального советского антинорманизма, когда зарубежные исторические труды разрешалось только «критиковать», часто без детального ознакомления с ними. А все работы отечественных историков или писались с позиций антинорманизма, или не печатались[249]. Положение начало меняться только начиная с 1985–1990 гг.

Амальрик отмечает, что «главное неудобство… не в мнимой “шаткости” норманизма, а в том, что придется “доказывать” многое из того, что более двадцати лет назад считалось общим местом и никем с тех пор опровергнуто не было».

Примерно о том же говорил В. А. Мошин: «Создаются заключения, которые можно найти в старых работах Эверса, Надеждина, Иловайского… Если так попадают впросак известные ученые, то что можно сказать о многочисленных студенческих рефератах или статьях “любителей истории”? Не зная иногда даже представителей “своей теории”, они часто не имеют никакого представления о работах исследователей противного лагеря и пытаются часто старыми аргументами доказывать то, что уже давно опровергнуто» (Мошин 1931: 110–111). Очень часто современные антинорманисты используют аргументы, обсужденные и отброшенные еще в XIX в.

Естественно, ни А. А. Амальрик, ни критикуемые им официальные антинорманисты не могли предвидеть, что в XXI в. из небытия будет извлечена отвергнутая еще в XIX в. гипотеза о балтийско-славянском происхождении Руси. Гипотеза эта опирается, в том числе, на свидетельства фальсификата – Иоакимовской летописи Татищева[250] и на так называемые Мекленбургские генеалогии XVII в.[251] (Меркулов 2005).

Амальрику трудно было предвидеть, что вопрос о контактах славян со скандинавами может быть заменен вопросом о контактах восточных славян с балтийскими славянами: руянами (русами) и ваграми (варягами) (Фомин 2005). Поэтому основное внимание в своей работе он уделяет критике «славянской» гипотезы, считавшей Русь славянским племенем. В наши дни этой гипотезы продолжал придерживаться только В. В. Седов (Седов 1998), сопоставлявший Русь с волынцевской культурой. Критика гипотезы Седова содержится в статье С. В. Воронятова (Воронятов 2005).

Надеюсь, что будущих историков возрождение и широкое распространение «балтийско-славянской» гипотезы в Интернете и средствах массовой информации тоже будет интересовать скорее как исторический курьез, как явление из области психологии национализма и комплекса национальной неполноценности.

[Языковые заимствования]

В этом разделе своей работы А. А. Амальрик опирается в основном на данные В. Томсена. Как отметил Амальрик, вопрос о скандинавском языковом влиянии и заимствованиях из скандинавских языков в древнерусский еще ждет своего исследователя.

Это замечание А. А. Амальрика остается актуальным и в наше время. Фактически последней серьезной работой в этом направлении был выпуск словаря Фасмера в 1950 г. в Берлине, переизданного на русском языке под ред. О. Н. Трубачёва в 1964 г. Считается, что основной причиной заимствования чужих слов является отсутствие соответствующего понятия в языке их заимствующем (Скрипочка, Джагарян 2011).

Поэтому то, что относительно немногочисленные заимствования в древнерусский язык из скандинавских языков в основном относятся к морскому делу и администрированию, указывает на отсутствие соответствующих слов в славянском языке. Это, в свою очередь, говорит о состоянии данного дела у древних славян до появления варягов.

[Источники: ПВЛ]

Амальрик выделяет ПВЛ среди других источников. Он отмечает, что раньше Сказание о призвании служило основным из доказательств ортодоксального норманизма. Этот норманизм остался далеко в прошлом[252]. Термин «норманизм» современные историки вообще стараются не использовать. В основном в наши дни его используют только журналисты и историки-антинорманисты (Романчук 2013).

Амальрик прав в том, что современные ученые критически относятся и к Сказанию, и к хронологии ПВЛ.

Тем самым лишается силы один из основных тезисов современного антинорманизма, о том, что для их оппонентов именно Сказание является непреложным и главным аргументом.

Согласно Амальрику, вопрос доверия к сообщениям летописи заключается в ответе на вопрос: что могли знать и какими материалами могли пользоваться летописцы XI–XII вв. для IX–X вв.?

Вопрос этот далеко не праздный. Современные антинорманисты, чтобы вывести русь и варягов с побережья Балтийского моря, утверждают, что в географической части введения в ПВЛ содержится упоминание в качестве «земли агняньска» и «агнян» не Англии, а Ютландии. Это та Ютландия, из которой в V в. юты, саксы и англы выселились в Британию (Фомин 2009).

Предполагая столь высокую эрудицию автора ПВЛ в данном вопросе, антинорманисты противоречат сами себе, отказывая ему в знаниях там, где он говорит о скандинавской природе варягов и русов в IX в. и ставит русь в ряд скандинавских народов.

Амальрик последователен при анализе ПВЛ как исторического источника. Однако он ограничен схемой летописания Шахматова, которой детально следует, и его методом. Этот метод Шахматова, использованный при анализе ПВЛ, С. А. Бугославский называл «конъектуральным» (Бугославский 2006).

Для метода А. А. Шахматова вообще характерно основание одной гипотезы на другой, считающейся доказанной. После этого происходит выдвижение новых гипотез, основывающихся на предыдущих.

Здесь интересно привести мнение В. В. Мавродина о ПВЛ как историческом источнике и о методе А. А. Шахматова:

«…настал иной этап, когда историки так называемой “скептической школы” фактически упразднили древнее русское летописание, объявив все фантазией позднейших составителей…

Даже в тонкой, поистине ажурной ювелирной работе А. А. Шахматова и его ученика М. Д. Приселкова чувствуется непомерное, нездоровое, граничащее со снобизмом стремление во что бы то ни стало построить свою гипотезу и даже в том случае, если указание летописи не вызывает никаких сомнений в его достоверности.

Создается гипотеза, подчас заманчивая, всегда умело и остроумно аргументированная; делается вывод, на основании которого в свою очередь строится новая гипотеза; опять вывод, снова гипотеза, и так бесконечно вьется кружево исторического исследования, кропотливого, обстоятельного, свидетельствующего об огромной эрудиции и… неясных стремлениях автора» (Мавродин 1945: 66–67).

Схема древнерусского летописания, разработанная А. А. Шахматовым, получила широкое признание. Однако настораживает то, что последователи и ученики А. А. Шахматова, признавая ее значение в вопросах исследования древнерусского летописания, в то же время постоянно подчеркивают ее гипотетичность и вероятностный характер.

«Иными словами, как своеобразное дополнение к гипотезам в их текстологических построениях предлагались и догадки. Такими же догадками были в ряде случаев и атрибуции отдельных рассказов и источников – отнесение их к тому или иному автору-летописцу» (Лурье 1990: 188).

«В ситуации идеологизирующих властей, ожидавших от ученых утилитарно-воспитательных излияний, среди занимающихся Древней Русью были те, кто демонстрировали также чуждые науке чопорность и начетничество в трактовке гипотез Шахматова, т. е. восприятие предположений, основанных на скромных косвенных указаниях, не как положений, требующих дальнейших доказательств, но как прямо-таки аксиом» (Поппэ 2008: 76).

Шахматов считал, что «…рукой летописца управлял в большинстве случаев не высокий идеал далекого от жизни и мирской суеты благочестивого отшельника, умеющего дать правдивую оценку событиям, развертывающимся вокруг него, и лицам, руководящим этими событиями, – оценку религиозного мыслителя, чающего водворения Царства Божия в земной юдоли, – рукою летописца управляли политические страсти и мирские интересы; если летописец был монахом, то тем большую свободу давал он своей пристрастной оценке, когда она совпадала с интересами родной обители и печерского стада, ее населявшего» (Шахматов 2003: 537–538).

Эта точка зрения на работу древнерусского летописца была развита учеником А. А. Шахматова М. Д. Приселковым.

Другого взгляда на работу летописца придерживался В. В. Мавродин: «Нет никаких сомнений в том, что та редакция “Повести”, которой мы пользуемся, есть продукт литературного творчества и редакционной работы конца XI и начала XII в., но так же несомненно, что это творчество, это работа были основаны не на фантазии, не на патриотических увлечениях, хотя были элементы того и другого, не на невероятных каких-то “припоминаниях” о давно прошедших делах, а на совершенно точных документах (международные соглашения, записи при дворах князей и духовенства, законодательные акты, иностранные известия)» (Мавродин 1945: 222).

С В. В. Мавродиным был солидарен и И. П. Еремин: «Прожженный политик, хитрый дипломат, в руках которого история – послушный материал, из которого можно слепить что угодно, – таков летописец у М. Д. Приселкова… Действительный летописец, каким он рисуется нам на основе реально дошедшего до нас текста “Повести временных лет”, ничего общего с ним не имеет; он неизмеримо проще, он не так хитер, не так обуреваем “политическими страстями”, как в этом пытаются нас уверить; он, вопреки общепринятому мнению, гораздо ближе к пушкинскому Пимену; “не мудрствуя лукаво”, правдиво описывал он все, что знал, что считал необходимым рассказать…» (Еремин 1946: 38).

Дополнительный вопрос, который следует при этом задать: насколько мы можем проникнуть в психологию и метод составителя или переписчика ПВЛ. Насколько правомочно переносить на составителя ПВЛ наши сегодняшние требования логичности и ясности мышления?

«Шахматов предъявляет к летописцу чрезмерно повышенные требования строгой логичности, последовательности мышления; он не допускает у него возможности противоречий, забывчивости, неумения построить синтаксически ясно свое изложение… Если летописец не отвечает какому-либо из этих требований, Шахматов усматривает в его тексте позднейшую вставку или искажение» (Бугославский 2006: 283).

Это же отмечает и К. Цукерман: «В самом деле, ни логика построения повествования, ни логика построения фразы, сколь бы они ни казались нам ущербными, не могут служить единственным критерием для выявления позднейшего редакционного вмешательства и расслоения дошедшего до нас текста на источники. Требовать от текста безупречности построения как условия признания его изначальности мы не вправе» (Цукерман 2009: 191).

Д. Островский также придерживается взглядов С. А. Бугославского: «The НПЛмл contains a number of readings that are secondary in relationship to, and apparently derivative from, the PVL itself…»[253] (Ostrowsky 2003).

Работа Амальрика убедительно показывает, что от того, принимается или не принимается основное положение гипотезы Шахматова о существовании Древнейшего и Начального сводов, предшествующих редакциям ПВЛ, зависит в дальнейшем весь подход к свидетельствам летописей о начальном периоде истории Руси.

Согласно схеме Шахматова, в восстанавливаемом им Древнейшем своде вообще не было упоминания о призвании варягов. Сказание о призвании появилось только в позднейших сводах (Начальном своде и редакциях ПВЛ).

Конечно, более поздние по времени летописные своды могут включать какие-то найденные летописцами дополнительные материалы и источники. Но могут ли позднейшие своды и списки летописей, отделенные временем от описываемых событий, быть более точными, чем свидетельства современников? Или чем еще живая народная память?

А это ставит под вопрос, хочет того или не хочет А. А. Шахматов, гипотезу скандинавского происхождения Руси. Именно поэтому многие справочники относят А. А. Шахматова в разряд антинорманистов.

Слишком многие источники связывают русь и скандинавов. Поэтому гипотеза А. А. Шахматова об отсутствии в Древнейшем своде упоминаний о скандинавском характере руси, представляется, с учетом всех свидетельств о скандинавской Руси, сомнительной.

Как указывает В. Я. Петрухин: «Дело в том, что увлечение исследователей “варяжской легенды” исключительно поисками летописных сводов, следов их контаминации и редактирования составителями ПВЛ, а прежде всего – “политических” мотивов их работы, иногда заслоняют не только фигуру летописца в его стремлении к истине… но даже и определенное единство самого текста. Именно презумпция искусственного происхождения “варяжской легенды” повлияла на то, как А. А. Шахматов объяснял ее текст…» (Петрухин 1995).

Амальрик выделяет три группы источников ПВЛ: 1) устные народные предания; 2) византийские хроники, позволившие привязать события к временной сетке, и договоры русских с греками; 3) норманнские саги, возникшие в варяжской дружинной среде XI в.

Особо Амальрик выделяет тексты договоров руси с греками как документы, переводы которых он считает современными событиям и не содержащими искажений, связанных с деятельностью переписчиков.

Тем не менее имеют место попытки (в основном со стороны антинорманистов) вообще отказать нашим древним летописям в правдивом изображении событий IX–X вв., не обращая внимания на то, подтверждаются ли сообщения летописи археологией и другими науками (Толочко 2015).

Кстати, в тексте договоров есть неясные места, которые составитель ПВЛ оставил и не комментировал, а также не пытался исправить. И это свидетельствует против гипотезы о летописце как литераторе. На мой взгляд, отношение первых летописцев должно было напоминать отношение сказителей былин, сохранивших на Русском Севере древний уклад, – которые в непонятных им самим местах отвечали на вопрос слушателя – «так сказывают!» (Гильфердинг 1894: 27–29).

С. А. Бугославский отмечает, что «переписчики сводов относились к своей работе очень бережно; они чаще всего копировали свой оригинал точно, не исправляя часто даже явные его ошибки…» (Бугославский 2006: 286). Хотя, например, в легенде о Кие составитель ПВЛ и вносит свои уточнения, но, видимо, потому, что у него был выбор в виде двух вариантов легенды.

Очень важно попытаться проникнуть в психологию первых летописцев, наследников тех, кто хранил предания дописьменной эпохи. В ПВЛ летописец проставляет пустые годы между событиями и это соответствует психологии скандинавов дописьменной эпохи.

Вот что говорит об объективности устного предания, такого как сага, А. Я. Гуревич:

«…повествование в саге скачкообразно. Ибо в повествование попадают только те эпизоды жизни персонажей саги, которые имеют отношение к сюжету, т. е. распре, мести, тяжбе, остальное же пропускается. Поэтому те отрезки времени, которые безразличны к сюжету, когда ничего существенного не происходит, минуются в саге, о них так и говорится: “И в следующую зиму ничего не произошло, все было спокойно”. Иногда такие пропуски могли быть весьма обширными…

Король Сверрир, сказано в предисловии к саге, сам говорил Карлу Йонссону, аббату, первым записавшему эту сагу, что именно надлежит ему писать. Казалось бы, в саге должна была проявиться тенденциозность в изображении борьбы, которую узурпатор Сверрир вел против норвежского короля Магнуса Эрлингссона и его отца. Между тем сага эта – отнюдь не “пропагандистское оружие”, как утверждали некоторые историки, и в ней с большой объективностью показаны события гражданской войны в Норвегии в конце XII в. Объективность – функция эпического жанра. Автор в ней почти неощутим».

Таким образом, Гуревич лишний раз подчеркивает объективность автора саги или устного предания, из которого рождалась летопись. «Если автор саги не считает себя ее творцом и не придумывает ее содержания, но фиксирует традицию, до него дошедшую, если он пишет только правду (правду, которая, как мы уже знаем, включала в себя на самом деле и скрытый неявный вымысел, осознававшийся автором саги тоже в качестве правды), то для него, разумеется, абсолютно исключена возможность занять по отношению к материалу саги такую позицию, какую занимает романист по отношению к романному повествованию» (Гуревич 1979: 126–127, 129–130).

А ведь именно на образе летописца как литератора-выдумщика держится вся гипотеза А. А. Шахматова о «вставках» и редакционной работе летописца – составителя сводов.

В целом Амальрик следует перечню источников ПВЛ по А. А. Шахматову, на которого он постоянно ссылается. Кроме того, опираясь на мнение С. М. Соловьева, он справедливо считает, что в географических экскурсах ПВЛ отразились представления, полученные норманнами во время их многочисленных походов.

Примерно того же мнения о норманнском источнике географических сведений ПВЛ придерживался в XIX в. Н. П. Барсов. Он указал, что географии ПВЛ известны народы, сидевшие по побережьям, и неизвестны народы, сидевшие в глубине европейских земель (Барсов 1885: 11). Эту же особенность географии ПВЛ, знакомство с народами, живущими по берегам морей и крупных рек, отмечает и И. Д. Беляев, считая, что эти сведения получены норманнами во время их путешествий (Беляев 1852: 4).

[Происхождение имени Русь согласно ПВЛ]

А. А. Амальрик отмечает, что составитель ПВЛ выводит из Скандинавии не только династию Рюриковичей, но и само имя Русь. Амальрик подчеркивает, что Русь, по мнению, составителя ПВЛ, один из скандинавских народов. В современной исторической науке принята гипотеза о происхождении имени Русь от названия финнами норманнских дружин ruotsi. Аргументация относительно отсутствия какого либо одновременного переселения довольно крупной группы норманнов в источниках заслуживает самого серьезного внимания, однако, мне кажется, этот вопрос еще не решен окончательно.

Мнение Амальрика по поводу того, что объяснение А. А. Шахматова появлению этой фразы в летописи слишком сложное и натянутое, представляется здравым и достаточно убедительным. Амальрик особо отмечает, что слова «пояша по собе всю русь» не выглядят вставкой.

Споры о происхождении имени Русь идут с XIX в. до настоящего времени. Ряд работ, посвященных данному вопросу, появился в последние годы (Максимович 2006; Кулешов 2009; Ковалев 1986; Русинов 2006; Danilenko 2004; Duczko 2004). Время от времени появляются оригинальные гипотезы, правда не получающие широкого признания (Stang 1996; Pritsak 1977). T. J. Hraundal исследует время и обстоятельства первых упоминаний имени Русь в источниках (Hraundal 2009). Еще Д. А. Мачинский указывал, что произведение имени Русь от финского ruotsi является практически единственным серьезно аргументированным вариантом (Мачинский 1988: 46).

В. Дучко особо отмечает, что скандинавская природа руси признана большинством ученых и только среди российских ученых, часть которых упорно не желает признавать скандинавскую природу имени Русь, идут споры. В качестве примера историков, отрицающих скандинавскую природу Руси, В. Дучко ссылается на В. Б. Вилинбахова (Duczko 2004: 20)[254].

А. Даниленко считает, что решение проблемы заключается в вынесении данного вопроса за рамки «Варангомахии», как определил ее А. А. Куник, и переходе от лингвистических диахронических методов к структуралистским, которые, по его мнению, могут оказаться эффективными (Danilenko 2004: 31–32).

Не могу согласиться с мнением Амальрика об утрате ценности работ А. А. Куника. Антинорманисты все время упорно возвращаются к доводам XIX в., стало быть, и аргументация Куника, критиковавшего эти доводы, по-прежнему имеет вес, а вот методологии в работе с источниками и обстоятельности исследований у Куника можно и нужно учиться.

Амальрик встает на ту точку зрения, что норманнского племени русь не было. Эта точка зрения кажется весьма убедительной. Однако мне представляется, что поиски не отдельного племени, а крупной группы норманнов, которых финны могли называть русью, прекращать рано. Тем более что сам А. Амальрик отмечает, что «строго говоря, то, что не сохранилось следов крупного переселения, еще не значит, что его не было». Недавно появилась в Интернете интересная статья Уинфри, указывающая гипотетически на Готланд как родину русов (Whinfrey 1993).

Если мы посмотрим, откуда крупная группа норманнов могла уйти почти полностью примерно в период деятельности Рюрика, – это Фрисландия, территория владений Рорика Фрисландского, включающая торговый центр Дорестад, остров Валхерен и прилегающие территории (Александров 1997а, 1997б; Горский 2008, 2013; Губарев 2016а, 2016б).

Размещение Руси летописцем ПВЛ, как указывает А. А. Амальрик, «между готами и англичанами» как раз и соответствует локализации исходной Руси Рюрика во Фрисландии. Особо интересно отметить, что география ПВЛ среди прибрежных народов Европы не знает данов и фризов.

Этимология имени Русь через финское ruotsi, которую приводит в своей работе Амальрик, представляется весьма убедительной. С ней согласны большинство ученых (Мельникова, Петрухин, Клейн, Горский и др.). Исключение составляет небольшая группа историков-антинорманистов, последователей А. Г. Кузьмина и В. В. Фомина, размещающих свои посты в основном в Интернете и изредка в виде научных публикаций.

Амальрик отмечает различную судьбу слова ruotsi у финнов и славян. У финнов оно стало этнонимом, обозначающим шведов, а у славян – «именем норманнской и местной киевской знати, территориальным именем и, наконец, этническим именем – именем русского народа». А. А. Амальрик предугадал здесь мнение современных историков[255].

В последнее время гипотеза о происхождении имени Русь от финского названия норманнских дружин ruotsi подверглась очередной критике. При этом антинорманисты смешивают два различных вопроса. Как указывает В. В. Пузанов:

«…суть “претензий” к этой концепции… сводится к одному основному аргументу: поскольку-де не найден удовлетворительный древнескандинавский прототип финскому Ruotsi, то и сама схема перехода Ruotsi в Русь несостоятельна…

Нетрудно заметить, что такой постановкой вопроса некорректно подменяются понятия: невозможностью убедительного для всех (как будто такое вообще возможно) объяснения происхождения одного из этнонимов, реально существующих до настоящего времени, доказывается невозможность заимствования данного этнонима (еще раз подчеркнем – реально существующего) другой языковой системой. Такой подход абсолютно некорректен, и проблему трансформации финского Ruotsi в славянское Русь необходимо, здесь мы согласны с Г. Шраммом[256], освободить от балласта решения проблемы происхождения самого термина Ruotsi» (Пузанов 2007: 274).

Л. С. Клейн отмечает, что имя Русь, в славянской огласовке произведенное от финского ruotsi, встраивается в систему подобных же имен (весь, чудь, ливь, ямь, сумь и т. д.) (Клейн 2014).

Особенно интересно примечание Амальрика со ссылкой на Преснякова о том, что рыболовные артели Северной Норвегии называются до сих пор Rossfolk (Пресняков 1993: 282). Это замечание А. А. Амальрика особенно интересно, если вспомнить мнение Н. Т. Беляева, что поток норманнов, прибывавших в земли восточных славян, шел не только из Швеции, Дании и Фрисландии. Беляев считает, что он шел и с севера Норвегии, из Халогаланда, земли «племени Хельги» – халейгов (Беляев 1929: 217–218).

Далее Амальрик пытается ответить на вопрос, почему имя Русь из обозначения норманнских дружин превратилось в этническое имя. Славяне этим именем обозначали сначала скандинавскую знать, а потом оно перешло на славян и всю страну. Финны стали так называть шведов. Гипотезу о профессиональном, дружинном характере имени Русь поддерживают многие современные историки, например В. Я. Петрухин (Петрухин 1995: 51).

Интересную гипотезу выдвинул Д. Линд, что между этапом, когда Русь понималась как профессиональный термин, и этапом, когда это слово стало этническим термином, был промежуточный этап, когда Русь являлась религиозным термином, обозначавшим варягов-христиан (Lind 2006).

Если же принять точку зрения современных антинорманистов на Русь как на племя руян с острова Рюген, с южного побережья Балтийского моря, то необходимо объяснить при этом все ту же фразу летописца, что Рюрик прибыл «пояша по собе всю русь». Необходимо это объяснить, поскольку руяне продолжали в массе оставаться на Рюгене и играли важную роль в войнах с датчанами и франками, как свидетельствует Гельмольд (Гельмольд 1963: 102–106). А вот о норманнах во Фризии после 885 г., когда немногочисленные норманны, оставшиеся в бывших владениях Рорика, были перебиты после убийства их вождя Готфрида, сообщения прекращаются (Губарев 2016б: 17).

А попытки объявить варягов ваграми-ободритами вносят дополнительную путаницу. Летописец неоднократно называет русь варяжским народом, и получается, что, согласно ПВЛ, племя руян с Рюгена принадлежит к племени вагров, что само по себе нонсенс, и это противоречие требует объяснения. О том, что вагры – это варяги, а русы – это руяне с Рюгена, нигде ни словом не упоминает наиболее важный и надежный источник наших сведений о балтийских славянах Гельмольд, автор «Славянской хроники», сам происходивший из вагрской земли. Кроме того, у нас нет данных в источниках о постоянных связях Руси с руянами с острова Рюген, но есть множество свидетельств о постоянных связях Руси со Скандинавией. А поскольку то, что русы и варяги X в. – скандинавы, зафиксировано в письменных источниках, гипотезу о балтийско-славянском происхождении варягов и русов приходится излишне усложнять, предполагая два вида варягов: до X в. это вагры, а после Х в. – скандинавы (Фомин 2005: 336–376). Даже в таком вопросе, как клятвы, приносимые при заключении договоров, клятвы руси и балтийских славян-руян, согласно Саксону Грамматику, совершенно различны (Губарев 3013).

[Отсутствие норманнского племени Русь]

Здесь А. А. Амальрик повторяет вопрос, давно приводящий историков в недоумение. Что означает указание летописца, что Рюрик пришел, забрав с собой «всю русь»? Ведь племени или народа с таким названием в Скандинавии не было.

[Русь как профессиональный, дружинный термин]

Амальрик склоняется к гипотезе В. А. Брима о происхождении слова «Русь» от обозначения финнами норманнских дружинников – drotsmenn. Такая этимология термина «Русь» подтвердила бы гипотезу о профессиональном, дружинном происхождении данного термина. Гипотезу о дружинном происхождении термина «Русь» разделяют из современных историков Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин (Мельникова, Петрухин 1989: 225).

Амальрик, соглашаясь с гипотезой В. А. Брима, объясняет, почему термин drotsmenn не удержался в древнерусском языке. Он считает, что его заменил термин «гридь» (hirth, от англосаксонского hireth), получивший распространение в период викингских походов на Англию. Амальрик справедливо отмечает, что имя Русь у славян распространяется на норманно-славянскую знать, в то время как у финнов превращается в этническое имя шведов.

Чтобы подтвердить свою точку зрения на «русь» как на профессионально-дружинный термин, Амальрик обращается к гипотезе Шахматова о чтении этого отрывка в Начальном своде. И здесь Амальрик совершенно справедливо отмечает, что если принять данную гипотезу о профессиональном, дружинном значении термина «Русь», то нужно объяснить, почему везде летописец заменил понятие руси как норманнских дружин на варяжский народ русь.

Амальрик предлагает два возможных объяснения, но, будучи сам серьезным историком и чувствуя натянутость этих объяснений, он не может не отметить сомнительность предложенной А. А. Шахматовым и им самим схемы. Антинорманист В. И. Меркулов отбрасывает гипотезу В. А. Брима о социально-профессиональном происхождении термина «Русь», но делает это совершенно голословно и неубедительно, заявляя, что «такая трактовка ничего не проясняет, хотя уже давно подмечено, что термин “Русь” близок по значению к военной тематике» (Меркулов 2009: 6). В. В. Фомин просто сообщает, что гипотезу Брима критиковали А. Л. Погодин, В. А. Пархоменко, М. Фасмер, а поддержал данную гипотезу Г. С. Лебедев.

[Русь – ruotsi, финское наименование норманнских дружин]

А. А. Амальрик считает, что Русь – это имя, присвоенное славяно-финской средой скандинавской дружине. Русь в славянской огласовке произведено от финского слова ruotsi, которым финны называли норманнов. Это соответствует мнению, принятому современной наукой.

Согласно Амальрику, у этого имени разная судьба. У славян оно становится именем русского народа, а у финнов – именем шведов.

Амальрик сопоставляет фразу ПВЛ «пояша по собе всю русь» с фразой из Начального свода «пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша», считая их аналогичными выражениями. Таким образом, он является сторонником гипотезы, что начальная русь – название варяжской дружины, то есть профессиональный, а не этнический термин. При этом он опирается на гипотезу А. А. Шахматова о Начальном своде, как предшествующем ПВЛ. То есть, по мнению Амальрика, исходным сообщением в Начальном своде было, что Рюрик взял с собой «дружину многу и предивну». В. Я. Петрухин также отмечает, что «вся русь», поименованная в ряде, – это княжеская дружина: в договоре Святослава с греками (971 г.) упоминаются «боляре и русь вся», как войско – одна из договаривающихся сторон; в более поздних текстах употребляется формула «бояре и дружина вся»; в Новгородской 1-й летописи в тексте легенды о призвании варягов слова «вся русь» заменены на фразу «дружина многа и предивна» (Петрухин 1993: 71).

[Константин Багрянородный о русах]

В известии Константина Багрянородного Амальрик отмечает, что если принять русь за обозначение варяжского народа, пришедшего в земли восточных славян, то трудно представить, что князь отправляется в полюдье со всем народом русь. О сборе полюдья дружиной, что соответствует взглядам А. А. Амальрика на русь как обозначение дружины, указывают Петрухин, Пушкина, Мельникова (Петрухин, Пушкина 1979: 105; Мельникова, Петрухин 1986: 74).

Но если принять, что Русь составляла относительно крупную группу норманнов, пришедших в земли восточных славян, своего рода большую дружину (наподобие норманнских отрядов, вторгавшихся в Англию), то противоречие, отмеченное Амальриком, до известной степени устраняется. Итак, возможно, что русь – это первоначальная довольно крупная группа скандинавов (данов, свеонов и фризов), прибывших с Рюриком, составившая торгово-дружинную знать. Эту знать летописец считает отдельным племенем и отличает от родственных руси варягов, прибывавших в земли славян как ранее, так и позднее. А. А. Амальрик, следуя Шахматову, отмечает, что Русь у Константина Багрянородного связана с Киевом. Однако «внешняя русь» Константина – это, в том числе, Новгород, где сидел Святослав, сын Игоря. Интересно отметить, что Константин нигде не очерчивает границы Внутренней Руси. Существуют разные мнения относительно «внешней Руси» Константина Багрянородного. М. В. Бибиков считает, что Константин относил к Внутренней Руси область полюдья киевских князей (ДР 1999: 98–99), а В. Я. Петрухин и В. Ф. Шелов-Коведяев считают выражение «внешняя Русь» просто принятым в византийской литературе условным географическим делением любой области на внешнюю и внутреннюю по отношению к Византии (Петрухин, Шелов-Коведяев 1988). Е. Прицак считает, что «внешняя» Русь включала Днепровский торговый путь, а «внутренняя» Русь была ростовской землей Волжского «Русского каганата» (Pritsak 1983: 566). Данный вопрос немаловажен, поскольку для многих историков начиная с XIX в. (в том числе антинорманистов) он позволяет связывать Русь не с северной, а с южной областью, с Приднепровьем.

[Договоры Руси с греками]

Договорам Руси с греками посвящена огромная научная литература, привести которую целиком здесь нет возможности. Поскольку тексты договоров руси с греками, сохранившиеся в составе ПВЛ, представляют собой документы, которые не могли быть отредактированы позднейшими летописцами, Амальрик использует их для доказательства своей гипотезы. При этом он встает на точку зрения Шахматова о том, что договор 907 г. является отрывком.

Кроме того, Амальрик полагает, что договоры были написаны на греческом языке. До недавнего времени шли дискуссии о языке, на котором были составлены договоры, но недавно Н. И. Платонова, опирающаяся на ряд старых исследований, выдвинула и доказала гипотезу, что договоры Руси с византийцами написаны были не на славяно-русском языке, а на греческом. Это ясно из лингвистического анализа договоров, выдающего их переводной с византийско-греческого характер (Платонова 1997; Максимович 2013). Тогда А. А. Амальрик и в этом вопросе оказался прав.

П. П. Толочко отмечает, что «в дальнейшем многие исследователи определяли объем раннего киевского летописного фонда, полагаясь на своды А. А. Шахматова “Древнейший” (1039 г.) и “Начальный” (1093 г.), будто они являлись не авторской реконструкцией, к тому же не бесспорной, но археографической реальностью». Кроме того, Толочко полагает, как и Амальрик, что договоры 907 и 911 г. – это один документ, разнесенный летописцем (Толочко 2006). П. В. Кузенков, тем не менее, настаивает на исторической реальности похода Олега на Константинополь в 904 г. и договора от 907 г. (Кузенков 2011).

Здесь мы сталкиваемся с последствиями метода А. А. Шахматова. При рассмотрении текста договоров 907 и 911 гг. А. А. Шахматов опирается на гипотезу о Начальном своде. Относительно своей гипотезы он пишет: «Предположение о зависимости текста Повести вр. лет от другого старшего свода, сохранившегося в довольно значительных отрывках в Новгородской 1-й летописи младшего извода (списки Комиссионный, Академический, Толстовский и др.), не нашло еще своего полного обоснования, ни общего признания, тем не менее я исхожу из него как из доказанного положения» (Шахматов 1915: 2).

Амальрик уже, в свою очередь, опирается на положения Шахматова о текстах договоров и о Начальном своде здесь и в дальнейшем, как на доказанное положение (см. раздел [Олег и Игорь в летописных сводах]).

А. А. Амальрика интересует в основном употребление в договорах термина «русь» для доказательства гипотезы о дружинном характере данного термина. Амальрик отмечает, что в договорах термин «русь» означает и сословие и страну. Так, в договоре 911 г. договор заключается от имени «иже суть под рукою его сущих руси», что, по мнению Амальрика, означает здесь княжескую дружину.

В договоре 945 г. упомянуты «людие все рустии», что опять-таки указывает на этническое значение термина. Термин «русин» в договорах, по мнению Амальрика, обозначает старшего дружинника, указывает на принадлежность к знати. Клятва русов при заключении договора соответствует клятвам скандинавов на оружии и на священных кольцах (Фетисов, Щавелев 2009; Губарев 2013; Мельникова 2014; Кулешов 2017).

[Русская правда]

Амальрик отмечает некоторое сходство отдельных статей договоров руси с греками со статьями Русской правды (статья 5 договора от 911 г. и статья 3 Русской правды в краткой редакции).

Обращают на себя внимание выражения в договорах руси с греками 911 и 945 гг. «по закону нашему», «по закону русскому» (ПВЛ 1950: 25, 26, 38), указывавшему на существование древнего, дописьменного права. Со скандинавским устным правом «русский закон» сближает клятва на оружии (Губарев 2013) и священных кольцах (Мельникова 2014; Кулешов 2017) и понятие виры, выплачиваемой в возмещение за убийство и право личной мести убийце. Взгляды А. А. Амальрика в данном случае совпадают со взглядами М. Б. Свердлова о наличии до Русской правды устного Закона русского (Свердлов 1988). Относительно соответствия Закона русского скандинавскому праву Амальрик ссылается на работу Щепкина о варяжском обычае виры за убийство (Щепкин 1915).

К сожалению, работа Свердлова писалась при господстве официального советского антинорманизма и поэтому М. Б. Свердлов отмечает ошибочность взглядов дореволюционных ученых, считавших Русский закон скандинавским правом. Эту ошибочность он никак не доказывает, ссылаясь на историографические обзоры Шушарина и Шаскольского. Считал ли так сам Свердлов или отдавал дань официальному антинорманизму, сейчас сказать сложно. Советские исследователи С. В. Юшков, В. В. Мавродин, Б. Д. Греков стремились видеть в Законе русском право восточных славян и старались обосновать свою точку зрения, что должно было соответствовать разрабатываемой ими «славянской» теории происхождения Руси.

А. А. Амальрик здесь следует за М. Н. Тихомировым (Тихомиров 1941), А. А. Зиминым (Зимин 1999) и другими учеными, также выделявшими в составе Русской правды Древнейшую правду, и предполагает, что она была записана при Ольге и окончательно оформлена при Владимире, возможно в связи с очередным обращением к варягам за помощью. Амальрик считает, что новгородцы вынудили Ярослава распространить действие Древнейшей правды, которую он связывает с первыми 11 статьями на словен. Амальрик предполагает, что ранняя Древнейшая правда, появившаяся в дружинной среде, может быть датирована IX–X вв.

Создается впечатление, что Амальрик следовал за мыслью Л. К. Гетца (Goetz 1910) о соответствиях между договорами руси с греками и Русской правдой, что, по его мнению, говорит о профессиональном, дружинном смысле слова «Русь». М. Н. Тихомиров стремился опровергнуть эти наблюдения Гетца. Однако Зимин подтверждает здесь мнение Гетца и Амальрика. По его мнению, сравнение норм обоих памятников демонстрирует их близость. Круг мстителей в этих документах один и тот же (Зимин 1999: 58). Так что взгляды А. А. Амальрика по вопросу происхождения и терминологии Русской правды оказываются на уровне современных взглядов по данному вопросу.

Попытки современных антинорманистов на основе общих рассуждений и ссылок на работу С. В. Руссова приписать русскую правду варягам-ваграм с берегов Балтийского моря (Меркулов 2014: 104–116) остаются вне современной исторической науки.

И остается вопрос: насколько кровная месть была присуща восточным славянам. Э. В. Георгиевский отмечает нечастое упоминание о мести у восточных славян. Рассматриваемые Георгиевским примеры упоминания кровной мести в летописи (месть Ольги древлянам, неудавшаяся месть Рогнеды Владимиру и т. д.) относятся к скандинавскому периоду Киевской Руси. А в Правде Ярославичей, т. е. с окончанием скандинавского периода и ассимиляцией скандинавов-русов в славянской среде, месть законодательно отменяется (Георгиевский 2005: 43, 45, 47).

А. А. Амальрик убедительно объясняет появление в Русской правде Ярослава наряду с профессиональными терминами «гридин», «купчина», «ябетник», «мечник» этнического термина «словенин».

По А. А. Амальрику, термин «русин», стоящий в этом ряду, является обозначением старшего дружинника. Согласно А. А. Шахматову, термин «Русь» связан с Киевщиной, но А. А. Амальрик отмечает случаи появления термина «русин» в документах именно Северной Руси. То есть, следуя в целом схеме А. А. Шахматова, А. А. Амальрик в то же время, как объективный исследователь, отмечает слабые места и ошибки в аргументации А. А. Шахматова.

[Доказательства норманнства Руси]

Для доказательства норманнства Руси Амальрик ссылается на топонимику Северной Руси, а именно Новгородско-Ладожского района, отмеченную в работе Экблома.

Рыдзевская в работе от 1939 г. (опубликованной только в 1978 г.) отмечает также, что с привлечением ранее недоступного топонимического материала географически распространение топонимики, производимой от скандинавских личных имен, совпадает с районами проникновения скандинавов на территорию Древней Руси.

Правда, признавая это, она отрицает возможность скандинавской колонизации этих районов. Рыдзевская подчеркивает, что нет ни одного городского центра, основанного скандинавами, название которого объяснялось бы из скандинавского языка (Рыдзевская 1978: 136). Рассматривая работы замечательного скандинависта Е. А. Рыдзевской, мы все же должны учитывать, что как ученый, проходивший по «Академическому делу» в 30-е гг., даже выдерживая свои работы в духе объективной науки, никаких других выводов, кроме антинорманистских, она в то время делать не могла.

Следующим доказательством норманнства Руси Амальрик считает русские имена порогов у Константина Багрянородного. Он сопоставляет найденную на Готланде руническую надпись, упоминающую «русское» название порога Айфор и один из камней у Ненасытецкого порога Руфстайн (Ровстейн) – «Рваный камень», название которого, кстати, сохранилось у лоцманов на Днепре до позднего времени (Афанасьев-Чужбинский 1893: 100).

Еще одним доказательством скандинавского происхождения русов А. А. Амальрик считает имена русов в договорах с греками. В работах Мельниковой и Циммерлинга отмечены и имена скандинавского происхождения, встречающиеся в новгородских берестяных грамотах (Мельникова 1999; Циммерлинг 2013). Далее Амальрик ссылается на свидетельства Лиутпранда о скандинавском происхождении русов.

А. А. Амальрик, на основе приведенных доказательств, приходит к выводу о норманнском характере руси. Современная историческая наука опирается на те же основные доказательства скандинавского происхождения руси плюс остальные прямые и косвенные свидетельства источников и, особенно, археологии (Андрощук, Зоценко 2012).

Однако для поддержания своей гипотезы о профессиональном значении начального термина «Русь» А. А. Амальрик считает, что вывод: русский означает «норманнский» – слишком смел и скорее нужно говорить о том, что «русский» язык – это норманнский язык старшей дружины.

Есть спорная гипотеза, что русы говорили на особом диалекте Old Norse (Stender-Petersen 1953; Strumiсski 1996; Николаев 2012). Щавелев приводит в качестве примера такого смешанного языка позднего времени «руссенорск» (Russenorsk) – смешанный русско-норвежский пиджин XVIII в. (Щавелев 2013: 116). Но в науке эта гипотеза пока признания не получила.

Данное положение А. А. Амальрика мне кажется несколько натянутым. Тогда и славянская знать, имена которой впервые появляются в договоре 945 г., входившая в состав старшей дружины, должна была бы говорить на скандинавском языке. Уровень языковых заимствований тогда мог бы быть другим.

Еще одним доказательством, которое приводит Амальрик, являются скандинавские имена послов в договорах 911 и 945 гг. И действительно, отрицать скандинавский характер этих имен очень сложно.

Даже Гедеонову пришлось признать, что 15 имен носят, несомненно, скандинавский характер. Но тот же Гедеонов показал, что при желании с помощью сложных лингвистических построений и некоторых натяжек можно имена несомненного скандинавского характера превратить в славянские или даже тюркские (Гедеонов 2004: 226–235).

Поскольку греки не называли скандинавов норманнами, то большое значение, по мнению Амальрика, имеет свидетельство Лиутпранда. Посол короля Бренгария, а позже императора Оттона обнаружил во время посольства в Византию, что греки называют норманнов Ρϖς. Кроме того, Амальрик указывает, что тот же Лиутпранд сообщает о нападении князя народа Ρϖς Ингера на Константинополь.

[2. «ОПРОВЕРЖЕНИЯ» АНТИНОРМАНИСТОВ И «ПОЛЯНСКАЯ» ГИПОТЕЗА]

[Термины «норманны» и «северные народы»]

Антинорманисты пытаются дезавуировать данное свидетельство утверждением, что под норманнами Лиутпранд понимал все народы севернее Черного моря. Поэтому далее Амальрик отдельно разбирает термины «норманны» и «северные народы» – «гипербореи» или «септентрионы».

Амальрик указывает: «А. Куник показал несостоятельность подобного мнения, и С. Гедеонов вполне с ним согласился». Действительно, Гедеонов признает: «Говоря вообще, нет сомнения, что под именем норманнов германо-латинские писатели Средних веков понимают обыкновенно или одних норвежцев, или только три скандинавских народа».

Однако тут же, как это свойственно антинорманистам, на протяжении нескольких страниц пытается доказать, что иногда, в отдельных редких случаях, в число норманнов включали и другие народы. Это свое утверждение он подтверждает ссылкой на Адама Бременского, на Анналы, приписываемые Эйнхарду, и на Рабана Мавра.

А поскольку, согласно Гедеонову, хоть и всего в двух или трех случаях, ошибочно под норманнами могли понимать другие народы, то из этого бездоказательно делается вывод, что и Лиутпранд относится к этим редчайшим случаям. И что он тоже понимает под норманнами все «северные народы» (Гедеонов 2004: 356–359).

А вот что на самом деле говорит Адам Бременский: «Данов, свеонов и прочие народы, [которые обитают] за Данией, франкские историки всех именуют норманнами, тогда как римские писатели называют их гипербореями. Марциан Капелла превозносит их многими хвалами» (Адам Бременский 2012). Как видим, свидетельство Адама вовсе не противоречит наименованию норманнами именно скандинавов.

Гедеонову все это нужно для того, чтобы с натяжками доказать, что имя норманнов можно распространить и на балтийских славян.

Почему я так детально останавливаюсь на данном вопросе? Потому что вслед за Гедеоновым это один из расхожих аргументов нынешних антинорманистов.

Амальрик отмечает совершенно справедливо, что непонятно почему Лиутпранд (если бы он говорил о «северных народах») для их обозначения применяет именно термин «норманны», а не общепринятый для северных народов термин Septemtrionales. Кроме того, А. А. Амальрик совершенно верно заметил, что на Востоке и в Византии скандинавов знали как Русь, на Западе их знали как норманнов, и только в редких случаях, как у Лиутпранда, западного дипломата, побывавшего в Византии, и у мусульманского писателя ал-Йакуби, бывавшего и на Западе, и на Востоке, мы находим пояснение, что норманны – это русы. Так, ал-Йакуби указал, что норманны (маджусы) называются еще и ар-Рус. Гаркави считал это свидетельство ал-Йакуби поздней вставкой (Гаркави 1870), но А. А. Куник убедительно показал, что это не так и текст принадлежит самому ал-Йакуби (Куник 1903: 164–166). Сопоставление русов и норманнов содержится и у Масуди, как продемонстрировал Минорский (Минорский 1964: 25).

[С. В. Юшков и методы опровержения норманнства Руси]

Далее А. А. Амальрик на примере работ С. В. Юшкова разбирает аргументацию современных ему антинорманистов. Поскольку работы Юшкова используются антинорманистами и сегодня (на многих антинорманистских сайтах можно найти ссылки на работы Юшкова), то данная часть работы Амальрика по-прежнему актуальна.

В качестве примера приведем одну цитату: «В послевоенные годы критика норманизма получила свое развитие в работах С. В. Юшкова» (Меркулов 2005: 71).

Тем более что методы «опровержения» скандинавства Руси, используемые С. В. Юшковым и критикуемые А. А. Амальриком, получили широкое распространение у нынешних антинорманистов, правда без ссылок на автора этих методов.

[ «Доказательства» антинорманистов на примере С. В. Юшкова]

А. А. Амальрик разбирает статью С. В. Юшкова, поскольку, по его мнению, именно с нее начинается длительный период господства официального антинорманизма в советской исторической науке. Амальрик отмечает, что Юшков ссылается на литературу, с которой вообще не ознакомился, и в результате постоянно попадает впросак. И подтверждает это конкретными примерами.

Навешивание ярлыков, недоказанные утверждения, приписывание «опровергаемым» авторам высказываний, которых их работы не содержат, – вот, согласно Амальрику, набор антинорманистских «методов». А. А. Амальрик отмечает, что Юшков переписывает сноски на западные источники у Томсена, слепо копируя их и внося свои опечатки.

Не будем повторять здесь разобранные Амальриком примеры грубейших ошибок Юшкова. Отметим только, что уровень «опровержений» современных антинорманистов еще на порядок ниже, чем уровень таких «опровержений» антинорманистами времен СССР.

В то время, по крайней мере, не отрицали очевидные исторические факты, хоть и всячески старались приуменьшить их значение. Современные антинорманисты повторяют все старые аргументы, добавляя к ним явные передержки, искажения, бездоказательные утверждения и отрицание исторических фактов (Грот 2015).

[Невозможность полемики с антинорманистами на примере С. В. Юшкова]

Амальрик отмечает, что вести полемику с такими антинорманистами, как С. В. Юшков, абсолютно невозможно из-за применяемых ими приемов и методов работы с источниками.

Главное, что в советской историографии эта статья С. В. Юшкова получила признание таких ведущих историков, как Б. Д. Греков, М. Н. Тихомиров и Б. А. Рыбаков. Амальрик правильно отмечает, что появление таких, наполненных грубыми ошибками и откровенными передергиваниями, статей и работ могло происходить только в обстановке полного господства официального антинорманизма, принудительного единомыслия, цензуры и невозможности возражений и научной критики со стороны оппонентов.

Следует отметить, что, изучая работы историков периода советского официального антинорманизма, необходимо отделять здравое рациональное зерно их работ от идеологических наслоений.

В каждой работе историкам приходилось отдавать неизбежную дань марксизму-ленинизму и критике «буржазной историографии». Слишком жива была все эти годы память об «Академическом деле» («Деле Платонова – Тарле»).

Этого не могли избежать даже самые честные и профессиональные историки вроде Е. А. Рыдзевской, Г. Ловмянского, И. П. Шаскольского и др. Часто вопреки содержательной сути их работ, в которую цензура не вникала из-за профессиональной некомпетентности, окончательные выводы должны были быть только антинорманистскими и никакими другими они быть не могли.

В отличие от нынешних антинорманистов, возродивших забытую гипотезу Морошкина, Забелина и частично Гедеонова (он признавал русов – восточными славянами, а варягов – прибалтийскими славянами), советские антинорманисты считали русь славянским племенем, а варягов скандинавами. Они только отрицали какое-либо значение варягов для русской истории.

Однако вывод А. А. Амальрика, что с антинорманистами, применяющими такие методы и приемы, как выборочное цитирование, ссылки на несуществующие источники и т. д., вести дискуссию в рамках науки невозможно, по-прежнему остается в силе.

[ «Полянская» гипотеза происхождения Руси]

Наиболее распространенной гипотезой была «полянская». При этом антинорманисты выводили Русь из Киевщины или от так называемой Днепровской, или Черноморской, Руси. А. А. Амальрик разбирает «полянскую» теорию как господствовавшую во время написания им своей работы.

Согласно А. А. Амальрику, М. Н. Тихомиров доказывает «полянскую» теорию происхождения Руси с помощью двух фраз летописи: «и поляне яже ныне зовомая Русь» и «древляне говорят об Игоре “се убихомъ князя русского”». Поскольку Игорь княжил в Киеве, то Киев и есть, согласно М. Н. Тихомирову, Русская земля, Русь. Относительно первой фразы А. А. Амальрик ранее показал, что она введена летописцем, чтобы выделить киевских полян от полян ляшских.

Относительно же второй фразы А. А. Амальрик отмечает, что она ничего не доказывает. Неясно, то ли князья и дружина назывались Русью, потому что сидели в Киеве, то ли Киевщина стала называться Русью, потому что в ней осели русы. С ним трудно не согласиться.

Относительно славянства Руси на основе того, что Русь клялась Велесом и Перуном, а не Одином и Тором, Амальрик предполагает, что летописец мог просто не знать скандинавской мифологии. Он указывает, что мы, к сожалению, не знаем, имя какого бога передал писец в греческом варианте договора. Кроме того, отмечая религиозный индифферентизм язычников, Амальрик не считает данный пункт договора свидетельством славянства Руси. На распространенность клятвы местными богами у скандинавов указывает Л. С. Клейн (Клейн 2004: 142). Религиозный индифферентизм скандинавов сказывался в их практицизме при обращении в христианство и в том, что они усваивали из христианской теологии то, что было близко их культуре (Melnikova 2011: 90–91, 107). Несмотря на то что русь клялась славянскими богами, Перуном и Велесом, а не Тором, сама форма принесения клятвы соответствовала скандинавскому обычаю.

Русы-христиане приносили присягу в церкви, а языческая Русь по скандинавскому обычаю клялась на оружии, складывая оружие на землю. Оружие, в частности щиты, складывалось на землю во исполнение формулы «да не ущитятся щитами своими». Именно у скандинавов было поверье, что при нарушении клятвы оружие посечет своих владельцев (Губарев 2013). Кстати, на оковке турьего рога из Черной могилы В. А. Чернецов по поводу сюжета возвращающихся стрел отмечает его близость клятве русов в договорах с греками (Чернецов 1988). Кроме того, русы клялись, складывая на землю свои золотые обручья, – что напоминает о клятве на «священных кольцах» у скандинавов (Мельникова 2014; Кулешов 2017).

Общим местом, как у антинорманистов СССР, так и у современных антинорманистов, являются попытки доказать наличие доваряжских славянских государственных образований на территории Восточной Европы.

[Доказательство «полянской» теории М. Н. Тихомировым]

Амальрик разбирает подобные попытки М. Н. Тихомирова доказать существование подобных образований ссылками на мусульманских авторов и Иордана. Насколько актуальна для своего времени критика Амальрика, показывает простой пример построения гипотез, основывающихся на статьях Юшкова и Тихомирова, как на доказанном материале. Например: «М. Н. Тихомиров суммировал и тщательно разобрал летописные и иные сведения, доказывающие несостоятельность норманнской теории происхождения Руси» (Третьяков 1968: 179). Характерно, как я указал выше, что даже в 1990 г. редакция журнала «Советская археология» сочла необходимым отцензурировать «излишне резкую» полемику с теорией П. Н. Третьякова (Артамонов 1990: 271).

Амальрик совершенно справедливо отмечает, с какой осторожностью нужно подходить к свидетельствам мусульманских писателей. Они постоянно разделяют славян и Русь (за исключением свидетельства ибн-Хордадбеха), но неясно при этом, что они понимают под Русью. Вывод, который делает Амальрик о «полянской» теории, что ее появление является следствием ложно понятых мест летописи, фактически подтвердился. С распадом СССР, снятием цензуры и окончанием господства официального антинорманизма историки в большинстве своем от «полянской» теории отказались в связи с тем, что она не выдерживает серьезной критики.

Сегодня антинорманисты признают влияние и роль варягов. Но при этом они вернулись к «балтийско-славянской» гипотезе Забелина, Гедеонова, Морошкина, объявляя варягов балтийскими славянами-ваграми. При этом официальных антинорманистов времен СССР они называют «псевдоантинорманистами» или «мнимыми норманистами» за признание скандинавского происхождения варягов (Фомин 2005). Интересно, что изменение концепции меняет у антинорманистов поход к историческому факту.

«Отношение к факту только как к подпорке для концепции, на мой взгляд, одна из бед нашей науки. Такой подход открывает путь к манипулированию фактами. Вот один достаточно характерный пример.

А. Г. Кузьмин в течение долгого времени отстаивал и развивал точку зрения тех ученых, которые полагают, что рассказ о призвании на княжение в Новгород Рюрика и других варяжских князей, сохранившийся в “Повести временных лет”, – позднейшая легенда, не имеющая никакого отношения к исторической действительности. Однако в науке накопился материал, заставляющий предполагать, что в варяжской легенде есть, по крайней мере, некоторое рациональное зерно.

Вместе с тем А. Г. Кузьмин со временем отказался от взгляда на летописных варягов как на норманнов, скандинавов и присоединился к давно высказывавшейся, но не получившей признания в науке точке зрения о том, что варягами на Руси называли выходцев из славянского Поморья на территории нынешней Германии.

Тем самым призвание варягов стало означать приход на Русь не иноземцев-норманнов, а единоплеменников-славян. И А. Г. Кузьмин тут же соглашается принять варяжскую легенду и пишет, что его прежний “подход логичен, если исходить из представления о ‘варягах’ как скандинавах. Пересмотр этого положения существенно меняет оценку всего предания”.

А. Г. Кузьмин лишь с наивной откровенностью выразил то убеждение, которое существует у части историков: достоверность фактов, сообщаемых источниками, зависит от того, какую концепцию принимает исследователь. Концепция оказывается важнее фактов.

Тем самым утрачивается критерий истинности концепции, а любая фальсификация, любая подгонка фактов под априорные общие суждения становится простым и легким делом» (Кобрин 1992).

Следует заметить, что похороны «полянской» теории прошли тихо и незаметно, в отличие от постоянных громко афишируемых заявлений о похоронах «норманизма». Возможно, потому, что и до сих пор имеют место упорные попытки связать если не происхождение самой Руси, то хотя бы имя «Русь» с югом и Приднепровьем.

[3. «РУССКИЙ КАГАНАТ»]

[Первые появления Руси в источниках]

К первым появлениям руси Амальрик относит нападение руси на Амастриду. Это нападение, поход князя Бравлина (Браваллина) на Сурож и поход Аскольда и Дира на Царьград в 860 г., а также посольство русов в Ингельгейм ко двору Людовика Благочестивого в 839 г. – вот первые появления руси на исторической сцене. И здесь А. А. Амальрик выказывает мнение, совпадающее с современной точкой зрения (Шинаков 2014).

На тему титула вождя русов «каган» и «Русского каганата» существует множество работ[257].

Амальрик предполагает первое знакомство греков с именем народа Rhos через посредство хазар. Это вполне вероятно, хотя и не доказано. При этом обращает на себя внимание близость взглядов А. А. Амальрика и В. Я. Петрухина на эсхатологический характер имени Рош для греков. Это имя народа известного им из переводов Септуагинты и пророчества Иезекииля (Петрухин 1995).

По мнению Амальрика, титул вождя русов «хакан» является не чем иным, как хазарским переводом норманнского титула «конунг». Другого мнения придерживался А. П. Новосельцев, считавший, на основе упоминаний у восточных авторов, титул «хакан» титулом князя русов, подчеркивавшим независимость нового государственного образования от Византии (Новосельцев 2000: 379).

Такого же мнения придерживается А. В. Назаренко. Он рассматривает свидетельство Бертинских анналов совместно с письмом Людовика II. По детальному ответу Людовика он восстанавливает примерное содержание предшествующего ему письма византийского императора Василия I. Судя по ответу Людовика, Василий, по мнению Назаренко, именовал вождя неких норманнов «каганом» (Назаренко 2012: 16–17). В прим. 122 Амальрик тоже цитирует по С. А. Гедеонову письмо Людовика византийскому императору Василию I. Сейчас уже установлено, что это письмо итальянского короля и франкского императора Людовика II (844–875), а не Людовика II Немецкого, как по недоразумению считалось раньше и как считал С. А. Гедеонов (Назаренко 2012: 16).

На существование проблемы указывает А. В. Комар: «Причиной принятия титула “хакан” вождем русов единодушно называется стремление подчеркнуть свое могущество, сравняться в статусе с Хазарским каганатом. Вот тут и возникает первая проблема. После истории хазаро-византийских взаимоотношений VII – первой половины VIII в. византийская дипломатия и в IX в. традиционно рассматривала титул “хакан” как равноценный королевскому титулу франков и почти равный императорскому. Титулуясь хаканом, вождь русов фактически претендовал на равные права с наимогущественнейшими правителями Европы, однако русов 30-х гг. IX в. очень трудно заподозрить и в глубоком знании дипломатического этикета, и в настолько утонченной дальновидной политике. Стремление сравняться с Хазарским каганатом путем принятия титула хакана также не претендует на особое понимание ситуации в Хазарском каганате, где в IX в. каган уже был отодвинут от власти беком. На этот факт обратил внимание Новосельцев, который попробовал именно на основе титулатуры вождя русов датировать переворот временем после 30-х гг. IX в. “В противном случае русскому князю не было бы смысла именоваться каганом”»[258]. А. В. Комар объясняет принятие титула «каган» вождем русов разрушением и занятием норманнами-русами ряда хазарских форпостов в земле северян (например, Битицкого городища) (Комар 2003: 102–104).

Тогда титул вождя русов указывает на их стремление приравнять себя в глазах греков и франков к властителю такой мощной державы, как Хазарский каганат, пользовавшийся особым статусом у византийцев. Конечно, скорее всего, это были домогательства, не отражавшие реальное положение дел. Просто новая сила, появившаяся на политической арене, недвусмысленно заявила о своих притязаниях, подкрепив их рядом набегов на греческие города и на столицу Византии.

В прим. 1 на стр. 58 А. А. Амальрик указывает, что с тем, что в сообщении Бертинских анналов имеется в виду титул «каган», а не имя собственное Хакон, согласны все. Сейчас это не так. Опубликована гипотеза И. Гарипзанова, замещающая титул «каган» именем вождя русов Хакон (Garipzanov 2006). Такую возможность допускает также А. С. Щавелев (Щавелев 2014: 324). Как видим, сомнения относительно титула вождя русов все еще имеют место и мнение А. А. Амальрика о переводе хазарами звания вождя русов «конунг» как титула «каган» является еще одной точкой зрения по данному вопросу.

В заключение хочется отметить, что хотя А. А. Амальрик и использует термин «русский кагант», но, по взглядам на это эфемерное протогосударственное образование, он близок к В. Я. Петрухину и Т. М. Калининой, критиковавшим использование данного термина (Петрухин 2001а; Калинина 2003).

Особняком стоит более чем спорная версия Е. С. Галкиной, приписывающая «Каганат русов» салтовской культуре, традиционно связываемой с Хазарским каганатом. А. А. Амальрик отмечает, что об обратном пути посольства русов нам ничего не известно. Однако в 1995 г. Дж. Шепард показал, что по обнаружению в Северной Европе очень редких среди археологических находок монет императора Феофила гипотетически возможно отследить обратный путь посольства русов из Ингельгейма через Бирку в Рюриково Городище (Shepard 1995). Что позволяет локализовать русов на северо-западе Восточной Европы, как и предполагал А. А. Амальрик.

[Местонахождение «Русского каганата»]

Некоторые современные историки развивают на основе титула вождя русов гипотезу о существовании некоего протогосударственного объединения, «каганата русов», в Северном Причерноморье, возрождая отвергнутые в XIX в. гипотезы об аланской руси (Галкина 2002: 364–365). Этот титул позволяет строить догадки, например о связях династии каганов Хазарии с русью (Pritsak 1977: 267–268) или о союзе хазар с норманнами в борьбе с арабами (Vernadsky 1943: 285).

Примерно такой же точки зрения, как и Амальрик, на «каганат» русов придерживаются другие современные историки. В. Я. Петрухин считает, что никаких данных для размещения в Причерноморье «каганата» русов нет (Петрухин, 2001а: 132).

Датировки набегов на Сурож и Амастриду, как отмечает Амальрик, вызывают разногласия у историков, несмотря на детальный разбор этих свидетельств В. Г. Васильевским (Васильевский 1915). Да и факт самих нападений, восстанавливаемый по церковным житиям святых, вызывает у ряда историков серьезные сомнения. Однако вполне можно допустить, что они имели место. Дискуссия о датировке нападения руси на Амастриду продолжается до настоящего времени (ДР 1999: 91–92).

Относительно посольства русов к Людовику А. А. Амальрик предполагает, что помимо греков и русов в посольстве могли участвовать и хазары. Ссылка на трудности возвращения через земли диких племен, по мнению Амальрика, указывает на удаленность «каганата» от Черного моря, то есть на его северную локализацию.

Таким образом, говоря об условном «каганате русов», А. А. Амальрик имеет в виду первое государственное образование норманнов в районе оз. Ильмень и в районе Ладоги. Здесь его мнение совпадает с мнением В. Я. Петрухина, Д. А. Мачинского и К. Цукермана.

Амальрик возвращается к вопросу о локализации «острова русов» Ибн-Русте и приходит к выводу, что говорить о его расположении можно только гадательно.

Он рассматривает две рабочие гипотезы: с расположением условного «каганата русов» в районе Ладоги и Ильменя и вторую гипотезу о его расположении в низовьях Камы и Вятки в соседстве с Волжской Болгарией.

Ряд современных историков настаивает на Ладожско-Ильменском центре руси (Мачинский 1984; Кирпичников 2003; Цукерман 2003).

В то же время другие, поддерживая старую гипотезу С. В. Юшкова, М. Н. Тихомирова, Б. Д. Грекова о славянском происхождении руси, по-прежнему считают местом расположения «Русского каганата» Приднепровье с центром в Киеве (Толочко 2005).

Амальрик собирался посвятить гипотезе о соседстве Руси с Волжской Болгарией отдельную работу. В этой работе на основе сообщений арабских авторов и разбора карты Идриси он собирался разобрать сообщение о «трех центрах» Руси, но, к сожалению, видимо, так и не смог написать эту работу. Работа на эту тему была написана почти 40 лет спустя И. Г. Коноваловой (Коновалова 1999).

[Эпизодичность «каганата русов»]

Амальрик считает, что это протогосударственное образование было эпизодичным и не оставило по себе следа. Н. А. Макаров также заключает об эфемерности «каганата русов», но в отличие от А. А. Амальрика локализует его в Приднепровье:

«Единственным приемлемым разрешением противоречий между письменными источниками и археологией является признание того, что политическая организация руси в это время была еще достаточно эфемерной структурой, находившейся в самой начальной стадии формирования.

Сеть административных центров в этом объединении еще не сложилась, население, инкорпорированное в эту систему, было немногочисленно. В таком случае отсутствие археологических следов скандинавов или славянизированного скандинавского населения первой половины IX в., которые могли бы быть связаны с русью, в Среднем Поднепровье не может быть решающим аргументом против южной локализации “русского каганата”[259]» (Макаров 2012: 457). Тем не менее точка зрения А. А. Амальрика представляется более обоснованной, потому что на Северо-Западе археологические следы норманнов в IX в. все же есть, при отсутствии их в Приднепровье.

Точку зрения о нескольких таких норманнских, эпизодически возникавших центрах высказывал Шмурло (Шмурло 1998: 70–71). Он выделял объединение норманнов вокруг трех центров – Ладоги и озера Ильмень, Киева и Полоцка, где впоследствии правили Рогволод и его потомки.

Также считает и А. П. Новосельцев: «Возникло еще одно русское княжество на просторах Восточной Европы. В том, что оно было не единственным, убеждает не только русская летопись, но и данные восточных источников. Они крайне сложны и трудно датируемы» (Новосельцев 1991: 9).

А. А. Горский считает, что если вначале, в IX веке, в процессе складывания Киевской Руси и можно говорить о нескольких центрах, то к середине X века «…говорить для этого периода о неустоявшейся структуре властвования, о множестве независимых варяжских “конунгов”, об отсутствии у Киева статуса главного центра нет серьезных оснований» (Горский 1999: 52).

А. А. Амальрик вслед за А. А. Шахматовым считает, что имя «русь», принесенное в Киев норманнами, закрепилось там и уже новые норманнские дружины стали называться Русью, попадая в Киев (Шахматов 1919: 63). В результате слившись с бытовавшими на юге корнями «рос» в названиях местных племен, название норманнских дружин Русь стало этническим именем нового народа.

При этом Амальрик, как и современные историки, отрицательно отнесся к гипотезе Ф. И. Кнауэра, выводившего имя Русь от индо-европейских корней и названия реки Волги – Ра.

Амальрик справедливо отмечает попытки византийцев нейтрализовать или взять под контроль новую силу, появившуюся на их границах. Такой мерой являлась хотя бы частичная или полная христианизация Руси. Попытки христианизации, согласно греческим источникам, предпринимались неоднократно после похода Руси на Византию.

Эта политика увенчалась частичным успехом в правление Ольги и завершилась полным успехом в правление Владимира Святославича.

[Первый поход Руси на Константинополь]

А. А. Амальрик упоминает свидетельство Венецианской летописи о походе норманнской Руси на Константинополь. Это еще одно дополнительное свидетельство скандинавского происхождения Руси. А. А. Амальрик отмечает, что кроме походов Руси на Амастриду и Сурож из жития святого Игнатия известны сообщения о двух нападениях Руси на Принцевы острова, датированные В. Г. Васильевским примерно 861 г. (Васильевский 1915: 128).

В своей капитальной работе, посвященной походу 860 г. и последующему крещению русов, П. В. Кузенков высказывает мнение, в принципе совпадающее с мнением А. А. Амальрика, что крещение, возможно, имело место, и определяет дату крещения не позднее 867 г. (Кузенков 2003: 3).

[4. КРИТИКА ПВЛ И СКАЗАНИЯ О ПРИЗВАНИИ ПО А. А. ШАХМАТОВУ]

[Искусственность построения Рюрик – Олег – Игорь в ПВЛ]

Идя вслед за построениями А. А. Шахматова, Амальрик считает последовательность княжения Рюрика – Олега – Игоря выстроенной искусственно.

Согласно мнению В. А. Пархоменко, на это указывает то, что в договоре Игоря с греками упомянуты родственник Игоря и другие влиятельные лица, а в договоре Олега Игорь не упомянут. Мнение Амальрика здесь совпадает с мнением Цукермана, который тоже готов предположить пропущенное княжение между Олегом и Игорем (Zuckerman 1995: 237–270). Е. В. Пчелов считает, что сомнения в связи Рюрика и Игоря порождает прежде всего летописная хронология. По его мнению, связь Рюрика и Игоря могла быть «создана» для легитимации княжеской династии (Пчелов 2011: 583, 589).

Мне здесь важно показать на примере гипотезы Амальрика об Олеге и Игоре, куда может завести гипотеза, строящаяся на другой недоказанной гипотезе.

[Происхождение Сказания о призвании по А. А. Шахматову]

Следуя гипотезе Шахматова, восстанавливающего гипотетический Древнейший свод, Амальрик указывает, что в нем не было Сказания о призвании, а начинался он с рассказа о Кие, Щеке и Хориве с переходом к княжению Олега.

Сказание было внесено в него, по мнению Амальрика, из гипотетического же Новгородского свода 1050 г. Такое предположение делается на основе упоминания новгородской топонимики. Здесь мы вступаем в область гипотез и догадок, покоящихся на гипотетическом же основании.

Схема древнейшего русского летописания, разработанная А. А. Шахматовым, позволила польскому историку-антинорманисту Г. Ловмянскому поставить под сомнение сообщения летописи о Рюрике и его варягах, хотя он и признает в Сказании о призвании историческую основу (Ловмянский 1963: 221–227).

Несмотря на то что Амальрик следует в целом схеме Шахматова, он отвергает версию А. А. Шахматова о том, что сказание является результатом сочинительства летописца. Он считает, что летописец использовал сказание, существовавшее уже в законченном виде.

В. Я. Петрухин также отмечает, что современные данные позволяют пересмотреть мнение Шахматова о происхождении Сказания:

«На мысль об “искусственности” мотива о призвании трех братьев в летописи Шахматова навели не текстологические изыскания, а совершенно внетекстологическое соображение о том, что меньшие братья Рюрика сели в городах слишком незначительных для того, чтобы быть “столицами”.

Современная археология это соображение опровергает: и Новгород, и Ладога, и Изборск, и Белоозеро были форпостами славянской колонизации финноязычного севера, где славяне в финской среде столкнулись со скандинавами и где, судя по всему, восприняли от окружающего населения и название норманнов – ruotsi>pycь…» (Петрухин 1995).

[Норманнская переселенческая сага]

Довод Амальрика о том, что Сказание в разных вариантах существовало у скандинавов и германцев, весьма убедителен. Еще Тиандер рассматривал различные варианты сходных переселенческих сказаний (Тиандер 1915). Интересно, что А. А. Амальрик ссылается на Стендер-Петерсена, приводящего аболандскую сагу о троих братьях-шведах, пришедших из Рослагена.

А. А. Амальрик не согласен с мнением А. А. Шахматова, склонного считать Сказание сочинительством летописца. Здесь Амальрик стоит ближе к точке зрения на работу летописца как анналиста, а не литератора. Он отмечает, что ранее сам А. А. Шахматов доказывал, что летописцы только компилировали начальную русскую историю из дошедших до них преданий, но отнюдь не сочиняли их.

Есть два полярных взгляда на работу летописца в Средние века: как на работу историка, не вносящего лишнего, сохраняющего даже непонятные ему места предшествующих источников.

И взгляд на летописца как на книжника, занимающегося сочинительством в угоду определенным политическим интересам. Такой летописец якобы компилировал из имеющихся источников свой «вариант» истории, отвечающий его политическим, художественным и иным запросам.

А. А. Амальрик стоит здесь на первой точке зрения, и, по-моему, для раннего Средневековья такой подход к деятельности летописца больше соответствует реальности. Однако Амальрик считает, что после работ А. А. Шахматова нельзя согласиться с мнением А. Стендер-Петерсена о первичности Сказания. Здесь мне трудно согласиться с Амальриком. Стендер-Петерсен утверждает, что Сказание сохранилось в первичном варианте в Ипатьевском, Хлебниковском, Радзивилловском и Академическом списках ПВЛ, а не в Комиссионном списке Новгородской 1-й летописи младшего извода. Термин «Русь» в Сказании, по мнению Стендер-Петерсена, относится к первичному тексту. После критики схемы летописания А. А. Шахматова и развернувшихся споров о Начальном своде данный вопрос требует, как мне кажется, отдельного исследования.

Далее А. А. Амальрик пытается ответить на вопрос – является ли Сказание о призвании одним из вариантов норманнской переселенческой саги. Современные историки также придерживаются взгляда о существовании в дружинной среде пространного Сказания о Рюрике (Мельникова, Петрухин 1995: 44–57). Здесь А. А. Амальрик предвосхитил данную точку зрения.

Относительно имен братьев Рюрика А. А. Амальрик придерживается версии, впервые выдвинутой З. Байером и поддержанной Б. А. Рыбаковым, подтверждающей предположение, что термин «Русь» носил профессионально-дружинный характер. То есть А. А. Амальрик переводит имена братьев Рюрика как неправильно понятые летописцем выражения sine hus и tro varn «свой род» и «верная дружина» из норманнского сказания.

Е. А. Мельникова считает, что вопрос об именах братьев Рюрика «принадлежит, видимо, к числу неразрешимых на твердой основе источников и потому всегда будет оставаться спорным». При этом Е. А. Мельникова указывает на то, что имя Signiótr встречается в рунических надписях Уппланда, а Ϸórvar[d]r – в исландском именослове (Мельникова 2000: 147–149). Поэтому Е. А. Мельникова считает их, в противоположность взглядам Б. А. Рыбакова (Рыбаков 1982: 298–299), на точке зрения которого стоит и Амальрик, личными именами. Возражения Е. А. Мельниковой против имен братьев Рюрика как прилагательных основаны на том, что эти слова не соответствуют нормам морфологии и синтаксиса древнескандинавских языков.

Амальрик считает, что летописец употребил в Начальном своде эти прилагательные дважды. Один раз летописец перевел фразу в соответствии с истинным смыслом: «…пояша со собою дружину многу и предивну», а потом вторично – приняв за личные имена.

А. А. Амальрик сам отмечает противоречие в предложенном объяснении личных имен братьев Рюрика – ведь не мог Рюрик свой род отослать в Изборск, а дружину в Белоозеро. Но, следуя А. А. Шахматову, считает указания на эти города искусственной вставкой летописца и, тем самым, противоречие считает устраненным.

С. Л. Николаев предлагает объяснение именам братьев Рюрика ошибочно понятой летописцем фразой «Рюрикъ синеусъ труворъ = северогерм. Ryrik si̅nna hu̅sa tru̅ wɔ̅ ra [… по] Рюрику, их домов верному/надежному защитнику […]» (Николаев 2012: 408). Данный эпитет как нельзя лучше подошел бы Рорику Фрисландскому, защитнику побережья Фризии от викингов, если принять гипотезу о его идентичности с Рюриком (Губарев 2016б), тоже «призванным» защищать земли словен «по ряду» (Мельникова, Петрухин 1989).

А. А. Амальрик, в целом следуя взглядам А. А. Шахматова, сам задает вопрос: «Почему составитель Начального свода не сделал Игоря сыном Олега, а Олега сыном Рюрика, создав таким путем стройную княжескую династию, к чему он и стремился, ставя новгородскую легенду о призвании в основу своей схемы?» Ведь если принять гипотезу А. А. Шахматова о том, что летописцы не просто копировали летописи и составляли своды, а еще и занимались сочинительством, то данный вопрос напрашивается сам собой.

Объяснение А. А. Шахматова кажется Амальрику слишком сложным и натянутым. Здесь трудно с ним не согласиться. Предположение Амальрика, что Игорь был в источниках настолько тесно связан с Рюриком, что разорвать их, не исказив историю, было невозможно, выглядит убедительнее. Однако есть и еще один, на мой взгляд, более простой ответ. Скорее всего, А. А. Шахматов и его ученик М. Д. Приселков неправы и летописец, как было сказано выше, не занимался сочинительством. На объективность летописца указывает И. Н. Данилевский (Данилевский 1995). Рациональное зерно в Сказании усматривал и А. П. Новосельцев (Новосельцев 1991).

А. А. Амальрик напоминает нам, что, согласно А. А. Шахматову, в Древнейшем своде не было ничего о призвании князей. А попасть в гипотетический Начальный свод Сказание могло по Шахматову из гипотетического же Новгородского свода 1050 г. Так, опираясь на совершенно гипотетическую конструкцию А. А. Шахматова, Амальрик начинает строить свои собственные гипотезы.

Здесь Амальрик стоит ближе к точке зрения на работу летописца как литератора и склоняется к тому, что изменения были внесены в текст Сказания, чтобы превратить его из Сказания об основании Новгорода в Сказание о насилиях варягов над новгородцами. А. А. Амальрик высказывает предположение, что на формирование Сказания оказали влияние призывы варягов при Владимире и Ярославе. Но сам же высказывает сомнение в этом.

Он отмечает, что независимость Новгорода от Киева начинается только с XII в., а стало быть, призвание варягов для правления «по ряду» не отражает характерный для Новгорода политический порядок. К сожалению, Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин не рассматривают этот аргумент Амальрика против призвания варягов Рюрика «по ряду» в своей работе, посвященной договорным условиям призвания варягов (Мельникова, Петрухин 1995).

[Как складывалось Сказание]

Из современных историков Е. А. Мельникова считает, что это вначале было «повествование о Рюрике и его деяниях. Герой этого повествования, Рюрик, выступал прежде всего военным вождем и удачливым правителем, сумевшим приобрести власть – по ряду с местной знатью – в “великой и обильной земле”» (Мельникова 2000: 158).

Вслед за А. А. Шахматовым А. А. Амальрик старается показать, что первоначальный вид Сказания был иным. Он считает, что только под воздействием ряда факторов Сказание сложилось в том виде, в каком мы видим его в ПВЛ, отмечая, что в ранних Сводах его не было. На схеме летописания А. А. Шахматова основывается также К. Цукерман (Цукерман 2005). Поэтому его выводы близки к выводам А. А. Амальрика, только более осторожны. Цукерман относит появление Рюрика к 890 г. Принимая гипотезу А. А. Шахматова о том, что в Новгородской 1-й летописи младшего извода сохранились сообщения более древнего, чем ПВЛ Начального свода, А. А. Амальрик одним из первых попытался устранить то противоречие, на которое указывает И. Н. Данилевский.

«Из этого [из допущений А. А. Шахматова и М. Д. Приселкова о литературном, заказном сочинительстве летописца. – О. Л. Губарев] с необходимостью последовал вывод: Повесть – “искусственный и мало надежный” исторический источник Древнерусского государства. Тем самым они проявляют удивительную непоследовательность, поскольку принимают все предшествующие высказывания М. Д. Приселкова о древнерусском летописце; мало того, упрекают ученого в тех случаях, когда он временами пытается смягчить свои оценки. Между тем, вывод о недостоверности информации Повести временных лет – единственное строгое логическое умозаключение, которое должно следовать практически из всех построений советских летописеведов, касающихся жизненных ориентаций древнерусского летописца» (Данилевский 2004: 34–35). Заключение, о котором отечественные историки стараются не вспоминать: так или иначе, сообщения Повести временных лет лежат в основе практически всех их исследований.

Предположения А. А. Амальрика об истинной хронологии появления Руси в землях восточных славян, к сожалению, не основаны на фактах и являются выводами из гипотетических положений А. А. Шахматова. Это приводит его к выводу, что появление Рюрика могло произойти в 20–30-х гг. X в. Здесь мы еще раз видим, что следование гипотетическим построениям А. А. Шахматова, взятым за основу, приводит к сомнительным выводам.

«Собственно сюжет легенды о призвании князей в научной литературе интенсивно обсуждается в связи с традиционной проблемой: насколько книжная легенда (и разные ее варианты), зафиксированная на рубеже XI и XII вв., соотносится с историческими реалиями IX в. Принципиальное соответствие мотивов варяжской легенды исторической ситуации IX в. не вызывает сомнения у исследователей, знакомых с источниками» (Петрухин 2008а: 36). Фактически из современных историков только К. Цукерман стоит на той же позиции, что и А. А. Амальрик, следуя схеме А. А. Шахматова и пересматривая хронологию исторического процесса в сторону омоложения. Гипотеза А. А. Шахматова и К. Цукермана подверглась критике (Толочко 2003: 100–103; Петрухин 2001б: 78–82, 2008б: 50–51; Седов 2003: 3–14; Калинина 2003: 15–19; Иванов 2003: 20–22). Эту критику вполне можно отнести и к гипотезе А. А. Амальрика, поскольку он ближе следует за построениями А. А. Шахматова и его пересмотр традиционной хронологии оказывается еще более радикальным.

Если бы гипотеза Шахматова – Амальрика была верна, то не могло бы быть речи о тождестве Рюрика и Рорика Фрисландского. Рорик умирает до 882 г., когда император передает его владения Готфриду. К тому же этим гипотетическим построениям противоречит археология Северо-Запада Руси, и в частности Старой Ладоги, в целом соответствующая изложению ПВЛ. «Почти все исследователи связывают пожар горизонта Е2 (= V ярусу) с бурными событиями, помещенными в летописи под 862 г. (изгнание варягов, междоусобицы среди племен, призвание Рюрика). Наиболее вероятно, что Ладогу, служившую опорным пунктом для походов за данью, сожгли ополчения восставших племен» (Кузьмин 2008).

[Время возникновения Сказания]

Датировку Сказания Амальрик пытается определить, следуя Шахматову, ведя отсчет лет от похода Игоря и от появления Игоря в Киеве по А. А. Шахматову в 940 г.

Далее Амальрик считает необходимым объяснить, почему Сказание о призвании в ПВЛ и Начальном своде помещено под разными годами. Он считает, что Сказание заимствовано из гипотетического Новгородского свода 1050 г., в котором не было хронологической сетки. При этом составитель гипотетического Начального свода поместил его под годом начала русской истории, то есть с вычисленного по Хронографу года воцарения Михаила. К. Цукерман датирует гипотетический источник, легший в основу ПВЛ, 1016–1017 гг. (Цукерман 2009).

Составитель же ПВЛ совершил ошибку, отсчитывая годы от смерти Игоря и не приняв в расчет, что по Начальному своду и по ПВЛ продолжительность княжения Игоря выходила разной (23 и 33 года). Данная гипотеза объясняет расхождение в хронологии ПВЛ и Новгородского летописания. Но совершенно не обязательно привязывать ее к датировке Сказания. Мы видим, как, приняв гипотетическую схему летописания А. А. Шахматова за доказанную, Амальрик делает выводы, уводящие его далеко в сторону от принятых в настоящее время положений.

К чести Амальрика нужно отметить, что сам он считает все эти предположения о комбинации местных северных преданий, вошедших в Сказание о призвании, слабой стороной гипотетических построений А. А. Шахматова.

А. А. Амальрик справедливо отмечает, что если приписывать создание Сказания киевским книжникам, то непонятна тогда выдающаяся роль Новгорода в Сказании по сравнению с Киевом. Объяснение появления Сказания, выдвинутое антинорманистами, необходимостью возведения династии к чужеземным правителям вообще ничего не объясняет. Такое возведение имело смысл, когда династия возводилась к богам – Одину или его сыну Скьёльду, римским полубогам – Энею, к первому императору Рима – Августу или его брату Прусу. Но возведение династии к никому не известному варяжскому князю Рюрику вряд ли имело смысл. Амальрик особо отмечает, что в ПВЛ даже нет указания на его знатное происхождение.

При этом Д. С. Лихачев, как и другие антинорманисты, считает, что именно Сказание о призвании является главным доводом и что его опровержение опровергает и всю гипотезу о скандинавском происхождении руси. А. А. Амальрик совершенно справедливо указывает, что уже В. Томсен и А. А. Куник старались не опираться на Сказание.

Генеалогия же Рюрика от брата императора Августа Пруса, которую современные антинорманисты (Фомин 2005: 425–426) используют для доказательства происхождения русов от балтийских славян, как справедливо указывает Амальрик, появилась только в XV в. Появилась она в связи с политической необходимостью противостоять притязаниям Священной Римской империи. Аналогичной точки зрения придерживаются Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин, Л. С. Клейн и другие ученые, считающие, что нельзя изучать историю IX в. на основе документов XV в. и более поздних.

[Сказание о призвании – антигреческая реакция]

А. А. Амальрик рассматривает также гипотезу Д. С. Лихачева о том, что Сказание есть антигреческая реакция кучки киевских летописцев-книжников. Д. С. Лихачев отвергает существование древнейшего Киевского свода 1039 г. по А. А. Шахматову. Он считает появление Сказания о призвании результатом антигреческой борьбы. Сказание, согласно Лихачеву, оказывается результатом комбинации местных преданий из гипотетических сводов 1073, 1095, и 1113 гг. по А. А. Шахматову.

Амальрик подчеркивает воинствующий характер антинорманистской риторики Д. С. Лихачева, называющего норманистов «псевдоучеными». В ответ на это обвинение Амальрик тонко подметил, что тогда в список «псевдоученых» попадают многие известнейшие историки Древней Руси, такие как Шлецер, Куник, Соловьев, Ключевский, Шахматов, Томсен и др. Это же замечание А. А. Амальрика относится и к современной небольшой группе историков-антинорманистов, противопоставляющих себя всей современной исторической науке.

[Олег и Игорь в летописных сводах]

Говоря об Олеге и Игоре в составе летописных сводов, А. А. Амальрик следует А. А. Шахматову, и это приводит его к совершенно удивительным и, на мой взгляд, весьма сомнительным выводам. Хотя логически Амальрик выстраивает свою гипотезу весьма убедительно и непротиворечиво. Мне кажется, мы имеем здесь дело со случаем, когда исходя из ложных предпосылок, даже при правильном использовании дедуктивного метода невозможно получить выводы, претендующие на истинность. Здесь Амальрик вступает на почву чистых предположений и догадок, вслед за Шахматовым пытаясь восстановить тот или иной текст из гипотетических Древнейшего и Начального сводов, относящийся к первым князьям-Рюриковичам – Олегу и Игорю.

А. А. Амальрик предполагает, что составитель гипотетического Древнейшего свода ничего не знал о норманнском происхождении Руси и считал, что не славяне прозвались русью от варягов, а варяги прозвались русью, попав в Киев. Кстати, данная точка зрения является ключевым пунктом для антинорманистов, сторонников «полянской теории» происхождения руси. Но как это можно увязать с доказательствами норманнства руси, приводимыми им самим выше?

Далее, ввод в состав летописи Сказания о призвании Амальрик приписывает летописцу Начального свода, который «подменил отдельные набеги норманнских викингов стройной княжеской династией». Я не склонен приписывать летописцам начальной руси политические тенденции и книжные мудрствования. Как отмечает С. А. Бугославский, «по Шахматову, почти каждый редактор-переписчик свода, копируя свой источник, сверял его с другим сводом, выбирал то из одного, то из другого своего источника не только статьи и фактические данные, но отдельные фразы, слова, даже орфографию слов. Такой взгляд на метод работы летописца представляется нам модернизацией… переписчики сводов относились к своей работе очень бережно; они чаще всего копировали свой оригинал точно, не исправляя часто даже явные его ошибки…» (Бугославский 2006: 286).

[Историческая эволюция имени Русь]

Далее Амальрик пытается представить, как эволюционировали слово «русь» и вкладываемый в него смысл от одного гипотетического свода к другому. Основной вывод о трех последовательных значениях слова «русь», к которому приходит Амальрик на основе всего приведенного ранее анализа ПВЛ и Новгородского летописания, представляется убедительным.

Однако существуют гипотезы о происхождении если и не племени, то крупной группировки норманнов, объединенных единой исторической судьбой и называвшихся русью. В таком случае более верной мне представляется четырехзвенная схема эволюции имени Русь В. О. Ключевского, из которой Амальрик исключил первое значение.

[Эпизод с занятием Киева Олегом]

Амальрик обращает внимание на ряд несообразностей в рассказе о занятии Киева Олегом. И предлагает собственное их объяснение. Эти объяснения относятся в основном к области предположений.

Следует отметить, что, принимая схему древнерусского летописания, разработанную А. А. Шахматовым, Амальрик использует и методы и приемы А. А. Шахматова при анализе текста летописей. То есть то, что С. А. Бугославский назвал «конъектуральным» методом, в отличие от «текстологического».

Амальрик, так же как и А. А. Шахматов, производит в тексте конъектуры, стараясь исправить его в соответствии со своим пониманием.

С. А. Бугославский отмечает, что А. А. Шахматов «не опирается на всю совокупность вариантов позднейших списков, а исходит чаще всего из анализа смысла, связи, логики автора, нередко усваивая последнему свое мышление. Другими словами, он применяет методы преимущественно конъектуральной критики» (Бугославский 2006: 283). Как мы видим, и А. А. Амальрик, следуя за А. А. Шахматовым, использует тот же подход к анализу летописных текстов.

Вот «несообразности», отмеченные А. А. Амальриком: «Во-первых, Олег с кривичами идет захватывать главный город кривичей же – Смоленск; во‐вторых, в Киеве княжат одновременно два князя – вещь для Киевской Руси более ни в одном случае не упоминаемая; в‐третьих, Аскольд и Дир – правящие князья, а приходят на вызов к купцам; в‐четвертых, нелепая речь Олега; в‐пятых, убитых одновременно Аскольда и Дира погребают в разных местах; в‐шестых, Олег, захватив с новгородцами Киев, данью облагает не Киев, а Новгород».

Аскольд и Дир были «не княжеского рода». На мой взгляд, если учесть, что они не были конунгами или ярлами, а встали во главе той части норманнской дружины, что захотела уйти искать славы и богатства, то большая часть противоречий отпадает.

Норманнские конунги, как показывает «Хеймскрингла», боролись за свое право быть независимыми конунгами. При этом происхождение, родовые имена, генеалогия играли в праве конунга на престол немаловажную роль. В Дании IX в. отмечены случаи, когда несколько конунгов управляли одной территорией. И если принять гипотезу о тождестве Рорика Фрисландского и Рюрика, то правление Аскольда и Дира, Игоря и Олега на одной территории не должно нас удивлять (Mound 1994). На Руси, как и в Дании, действовал принцип «родового сюзеренитета» (Назаренко 1986) и любой член правящего рода (Рюриковичей) мог претендовать на власть. А не принадлежавшие к роду правителя, в случае их прихода к власти, считались самозванцами.

Поэтому ситуация, когда норманнские хавдинги, отколовшиеся от дружины конунга, заняв Киев, становятся в нем правителями де‐факто, с точки зрения рядового норманна не могла быть терпима. Этим я объясняю то, что Аскольд и Дир были убиты без сопротивления со стороны бывших с ними варягов. В истории Древней Руси известны также случаи одновременного правления нескольких посадников, оставленных князем: Ярополк «посадил своих посадников в Новгороде» (977 г.). Так что и здесь нет противоречия. «Нелепая речь Олега» с учетом того, что схваченные им хавдинги претендовали на роль самостоятельных правителей, представляется более чем обоснованной. Предположение о том, что «бросается в глаза слишком большое число участников эпизода с убийством: четверо вместо двух», едва ли возможно отнести к разряду убедительных.

В. В. Мавродин отмечает, что «не вызывает никаких сомнений рассказ летописца о продвижении дружин Олега с севера на юг… Нам отнюдь не кажется фантастичным поход Олега из Новгорода в Киев и объединение им русских городов и земель, лежавших по пути “из варяг в греки”…» (Мавродин 1949: 225).

Антинорманист А. Л. Никитин (Никитин 1991, 2001) отрицает историчность Рюрика и вообще раннюю часть истории Руси – на основании в том числе и того, что непонятно, почему сразу после захвата русами Новгорода Олег и Игорь могут, оставив только что занятую территорию, покинуть ее и уйти в Киев? Но если принять историчность Рюрика и учесть описанную в ПВЛ его деятельность по укреплению владычества Руси в северных землях – то, о чем говорится в ПВЛ, – тогда вопрос Никитина отпадет сам собой.

Получается circus viciosus. Рюрика не могло быть, потому что ранняя история Руси полна выдумок, полна выдумок она потому, что не могли Олег и Игорь покинуть только что занятую территорию Новгорода и уйти в поход на Киев, а только что занятой территория оказывается потому, что не было Рюрика.

В летописи в рассказе о захвате Киева Олегом и Игорем А. А. Амальрик, вслед за А. А. Шахматовым, отмечает, что в гипотетическом Начальном своде повествование идет в двойственном числе. При этом в других местах, где действует князь со своим воеводой, рассказ ведется в единственном числе. На этом основании Амальрик делает вывод о вставном характере этого эпизода.

Но если отвлечься от гипотезы о Начальном своде и предположить, что Новгородский свод есть сокращенный вариант ПВЛ (Севальнев 2008; Вилкул 2003), то такой аргумент отпадает. В ПВЛ действуют два князя – Олег и малолетний Игорь и двойственное число вполне понятно. Я хотел здесь показать, на каком шатком основании покоятся подобные гипотезы.

Для сравнения метода, используемого Амальриком, с методом А. А. Шахматова приведем следующий отрывок из работы А. А. Шахматова «Сказание о призвании варягов»: «Правда, летописец отожествляет Русь и Варягов в этом своем сказании, но он делает это так неловко, что позволяет заподозрить в замечании о тожестве Варягов и Руси позднейшую вставку… Действительно, если Русь тожественна с варягами и если словенские и чудские племена обратились именно к Руси, отчего было не сказать: “И идоша за море к руси?”»

Здесь имеет место то, о чем говорит С. А. Бугославский: «… [Шахматов] исходит чаще всего из анализа смысла, связи, логики автора, нередко усваивая последнему свое мышление».

Мы видим, что и методологически А. А. Амальрик следует за Шахматовым, используя тот же «конъектуральный» метод анализа летописного текста.

В рассказе о хитрости Олега Амальрик справедливо видит кочующую скандинавскую легенду о военной хитрости при взятии города. Еще Рыдзевская выделяла в составе ПВЛ несколько сюжетов, связанных со скандинавскими сагами (Рыдзевская 1978: 159–236).

Далее Амальрик пытается предположить, как выглядел данный текст в гипотетическом Начальном и еще более гипотетическом Древнейшем своде. Здесь, следуя А. А. Шахматову, он видит в Древнейшем своде связь слова «русь» с Киевом.

Тогда получается, что Амальрик критикует Тихомирова и Грушевского за неправомерную привязку термина «русь» к Киеву и Киевщине. А сам А. А. Амальрик, следуя А. А. Шахматову, признает, что, «осев в Киеве, дружина Олега была ассимилирована местной верхушкой – русью».

В. Я. Петрухин отмечает противоречие у А. А. Шахматова: варяги отождествляются с новгородцами, но в Киеве почему-то прозвались русью (Петрухин 2008б: 50).

Правда, как отмечают Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин, те, кто, следуя Б. А. Рыбакову, утверждает, что Шахматов считал, что имя «русь» первоначально было связано с Киевщиной, неправы. По мнению А. А. Шахматова, оно было изначально принесено на юг норманнами с севера и только потом уже там было усвоено дружинами Олега (Мельникова, Петрухин 1995).

Здесь Амальрик намечает очень интересную тему для исследования – борьбу между пришлыми норманнами и местной варяго-славянской знатью, той самой «русью», пришедшей с Рюриком.

Гипотеза Амальрика о том, что после смерти Олега власть в Киеве захватил Дир, относится к области предположений, построенных на основе гипотез А. А. Шахматова.

[Кембриджский документ]

Гипотезы, порожденные открытием Кембриджского документа, критикует А. А. Тортика.

«Личность князя (царя, в переводе Р. Голба) Руси Хельгу, организовавшего нападение на Самкерц, стала причиной появления нескольких генеалогических и хронологических гипотез. Его рассматривали и как прототип Вещего Олега, и как самостоятельного князя, правившего (соправителя) во время Игоря Старого. Сопоставление с Вещим Олегом либо вынуждало авторов пересматривать хронологию ПВЛ, заменяя ее данными Новгородской 1-й летописи и продолжая правление Олега до 20-х гг. X в., либо отказываться от приведенной в тексте Шехтера (Кембриджском анониме) датировки (“во время правления Романа”) и переносить описанное в документе событие в первое десятилетие X в. Среди гипотез, высказанных в последнее время, особой нетрадиционностью и новизной выделяются точки зрения О. Прицака и К. Цукермана. Один из соавторов новой публикации Кембриджского анонима О. И. Прицак уверен, что в этом документе под царем Руси – Хельгу – необходимо понимать только Олега Вещего древнерусской летописи…

К. Цукерман тоже склонен отождествлять Хельгу Кембриджского Анонима и Олега Вещего, предлагая при этом свой вариант пересмотра хронологии Древнерусской летописи и первых киевских княжений. С его точки зрения, Киев был захвачен Олегом не в 882 г., а не ранее 910 г., в 910–930-е гг. Таким образом, Олег княжил в Киеве с 911 по 941 г. В это время существовало своеобразное “двоевластие” Олега и Игоря. Следовательно, Игорь правил самостоятельно только с 941 по 945 г. По мнению К. Цукермана, “текст Шехтера” был написан в 949 г. и сообщал о реальных событиях, происшедших несколько лет назад. Военные действия Хельгу в бассейне Черного моря датируются 941 г. и соответствуют отмеченному в летописи неудачному походу Игоря на Константинополь. Русским флотом во время этого похода командовали и Олег, и Игорь. Игорь бежал в начале сражения в Киев и установил там единоличную власть, а Олег, вместо того чтобы последовать за ним, отправился на Каспий. Таким образом, поход русов на Берда совершил в 944 г. сам Олег Вещий, где он и погиб “за морем”, что и объясняет его неожиданное исчезновение со страниц русской истории» (Тортика 2006).

Отметим, что обе спорные гипотезы, как и гипотеза А. А. Амальрика, построены на основе схемы летописеведения А. А. Шахматова и его гипотезы о Начальном своде. Обе эти гипотезы были подвергнуты справедливой критике, как я указывал ранее. Но нас здесь должна интересовать не столько критика гипотез О. Прицака и К. Цукермана, сколько сходство с ними и отличие от них гипотезы А. А. Амальрика.

Амальрик на основе Кембриджского документа тоже пытается проследить судьбу князя Олега, считая его тождественным Хельгу хазарского документа. Отмечая ненадежность датировок описанных событий, отнесенных к правлению Романа, и самого описания событий, Амальрик восстанавливает реальные события следующим образом.

Олег после захвата Киева нападает на Тмутаракань и берет ее, что вызывает войну с хазарами. После этого совершает поход на Константинополь, заканчивающийся, согласно документу, поражением Олега. По возвращении он совершает набег на берега Каспийского моря, где и гибнет. Амальрик сопоставляет это сообщение с известиями Масуди о набеге руси на южный и западный берега Каспийского моря.

Отметим, что М. И. Артамонов, так же как и позже А. А. Тортика, считал, что нельзя отождествлять Хельгу хазарского документа с летописным Олегом. «Существует ряд попыток согласовать показания письма хазарского еврея с данными Русской летописи и византийских источников.

Одни исследователи полагают, что наименование князя руси в письме хазарского еврея является просто ошибкой, что автор спутал Игоря с его славным предшественником Олегом, другие считают, что путаница произошла не с Игорем, а с его женой Ольгой, третьи думают, что полное имя Игоря было скандинавское Хельги Ингер, что по-русски значило бы Олег Младший, в отличие от Олега Старшего или Вещего» (Артамонов 1962: 377).

М. И. Артамонов считает, что Хельгу был одним из младших князей, подчиненных Игорю. Это мнение разделяет А. А. Горский (Горский 1999). Интересное предположение выдвинул И. Г. Семенов о том, что Хельгу принимал участие в походе Игоря в качестве вождя самостоятельного отряда (Семенов 2005). В. Я. Петрухин указывает на ряд несоответствий между версией НПЛ и ПВЛ, причем в пользу ПВЛ. Он считает, что нет никаких оснований для пересмотра датировок правления Олега в связи с Кембриджским документом. Отождествление Вещего Олега и Хельгу основывается на представлениях о единовластии великого киевского князя (Петрухин 2000: 225). Однако в договоре Олега с греками говорится о наличии целого ряда «светлых и великих» мелких князей под рукой великого киевского князя. Да и сам А. А. Амальрик ранее говорит о существовании нескольких центров Руси.

[Гипотеза об Игоре и Дире]

Амальрик вслед за А. А. Шахматовым и М. С. Грушевским разделяет Аскольда и Дира. Он считает, что составитель ПВЛ практически заново составлял описание княжения Олега, «так как в Начальном своде он был всего лишь воеводой Игоря». Так же считал и Б. А. Рыбаков: «В русской летописи Олег присутствует не столько в качестве исторического деятеля, сколько в виде литературного героя, образ которого искусственно слеплен из припоминаний и варяжских саг о нем» (Рыбаков 2004: 59). Однако А. П. Новосельцев указывает, что «именно от него дошли первые древнерусские документы – договоры с греками, реальность которых подтверждается не только их документальной сущностью, но и косвенными свидетельствами иностранных источников» (Новосельцев 1991: 3).

Здесь, как и в других случаях, Амальрик ссылается на мнение А. А. Шахматова, что обстоятельства гибели Игоря затемнены «мудрствованиями летописцев». Дира он считает преемником Олега, а занятие Киева относит не к походу Олега и Игоря, а к походу Игоря на Византию, причем по его возвращении из Византии. Следование версии событий, изложенной в гипотетическом Начальном своде согласно А. А. Шахматову, то есть Новгородской 1-й летописи, где Олег представлен лишь воеводой Игоря, противоречит тексту договора с греками от 911 г.

В договоре Олег назван великим князем. Если считать, что договоры руси с греками подлинные, то это противоречит версии Шахматова. Правда, сообщения Новгородской 1-й летописи лучше согласуются со свидетельствами восточных мусульманских авторов, но по ряду причин к этим сообщениям надо относиться с большой осторожностью.

В. Я. Петрухин отмечает несообразности изложения истории Руси в Новгородской 1-й летописи младшего извода, однако не отказывается от гипотезы о Начальном своде. Петрухин указывает: «…что решительно нельзя усматривать в этих пассажах, так это объективную хронологическую последовательность в изложении событий…»

Особо В. Я. Петрухин выделяет несообразности изложения событий в Новгородской 1-й летописи. То, что «вслед за Кием в его городе обосновались варяги Аскольд и Дир и это произошло до призвания варяжских князей в Новгород. “Механически” следуя изложению Новгородской Первой летописи, Шахматов предположил, что и собственно русь появилась в Киеве раньше – с Аскольдом и Диром, – чем варяги Рюрика в Новгороде… Шахматов принужден был “переписать” летопись и домыслить ряд эпизодов русской истории» (Петрухин 2004: 261).

Следуя схеме А. А. Шахматова, Амальрик воспроизводит все эти несообразности, возводимые А. А. Шахматовым к восстанавливаемому им гипотетическому тексту Начального свода в качестве исторических реалий.

Восстановленная таким образом схема исторических событий приведена в Хронологической таблице А. А. Амальрика. Мы видим, что она противоречит общепринятым взглядам на последовательность событий, изложенных в ПВЛ. Так, А. А. Васильев считал, что Аскольд и Дир могли возглавлять поход 860 г., а стало быть, придерживался традиционного взгляда на их одновременное правление в Киеве (Vasiliev 1946).

Амальрик следует А. А. Шахматову и его восстановлению текста гипотетического Древнейшего свода. Он предлагает свое объяснение, почему составитель гипотетического Начального свода решил изменить версию убийства Игоря. Амальрик поясняет, что Игоря в Начальном своде убивает наследник Дира, поскольку летописец пытался связать Дира с древлянами.

Здесь мы видим, насколько далеко может завести историка буквальное следование гипотезам А. А. Шахматова. Амальрик считает, что обстоятельства княжения Игоря были перенесены летописцем на княжение Олега. Амальрик вслед за А. А. Шахматовым считает присоединение Киева к Новгороду в результате похода Олега сочинительством летописца. Там, где Амальрик отходит от схемы А. А. Шахматова, его мнения и взгляды в целом соответствуют взглядам современных историков.

Мнение Амальрика, что к моменту смерти Игоря существовало несколько норманнских княжеств, в частности Полоцкое с Рогволодом и Туровское с Туры, в окружении славянских племен, совпадает со взглядами Е. Ф. Шмурло (Шмурло 1998).

Амальрик считает, что летопись сохранила нам историю только Киевского норманнского княжества, выступившего в роли объединителя славянских земель. Это его предположение представляется вполне разумным.

[5. КНЯЖЕНИЕ ОЛЬГИ]

[Княжение Ольги]

До Ольги деятельность норманнских князей состояла в сборе дани с окрестных славянских племен и содержании князя и дружины. Только в правление Ольги наметился переход к подчинению всех славянских племен и собиранию их в единое целое с закладыванием основ будущего государства.

Амальрик отмечает роль Ольги в объединении славянских земель и влияние скандинавских саг на рассказы о мести Ольги, включенные в летопись. Княжению Ольги посвящают свои работы многие современные историки. Биографию Ольги составил А. Ю. Карпов (Карпов 2009). Ольге посвящена глава в книге А. А. Шайкина (Шайкин 2011). Топонимике, связанной с именем Ольги и ее деятельностью, посвятил ряд своих работ А. А. Александров (Александров 1994, 2001, 2006).

[Поход Ольги]

А. А. Амальрик считает, что Ольга присоединила Новгород к Киеву в результате военного похода, но тут же приводит мнение А. А. Шахматова, что в гипотетическом Древнейшем своде известия о походе Ольги не было. Этот поход, согласно Шахматову, есть сочинительство летописца. Поход Ольги на Новгород ставили под сомнение также Грушевский и Лихачев.

Искусственный характер известия Шахматов аргументирует тем, что Ольга идет на Новгород одна, а не со Святославом, как на древлян. А. А. Амальрик здесь не согласен с мнением А. А. Шахматова. Я тоже считаю, что аргументация Шахматова является неубедительной и здесь проявляется та самая субъективность метода выделения вставок в летописи, о которой говорит С. А. Бугославский.

А. А. Амальрик отмечает, что поход Ольги мог состояться, скорее всего, зимой, и ссылается на упоминание в летописи саней Ольги, сохранившихся в Пскове. По этому поводу среди современных историков существуют разные мнения. А. Ю. Карпов придерживается того же мнения, что и Амальрик (Карпов 2009: 123). Украинский историк Ю. Диба отрицает истинность этого сообщения летописи (Диба 2001: 12–13).

А. А. Амальрик указывает, что восстанавливаемый А. А. Шахматовым гипотетический Начальный свод помещает поход Ольги под 947 г., сразу после ее мести древлянам. По его мнению, территория Руси в это время соответствует описанию Константина Багрянородного. У Багрянородного Русь разделяется на собственно Русь и «внешнюю» Русь. Поход Ольги А. А. Амальрик считает военным походом. С. Л. Кузьмин отмечает около 950 г. пожар в Ладоге и других центрах Новгородской земли и связывает их с походом Ольги (Кузьмин 2003).

[Административная деятельность Ольги]

А. А. Амальрик совершенно справедливо отмечает, что Русь растянулась узкой лентой вдоль Днепровско-Волховского пути. Это отмечали и многие другие историки, в частности В. В. Мавродин (Мавродин 1949: 225). А. А. Амальрик отмечает роль Ольги в проведении административной реформы. При этом он предполагает, что именно ей принадлежит первая кодификация древнего права. Но это можно только предполагать, поскольку никаких подтверждений этому нет.

«Светлые и великие князья» времен Олега при Ольге, по мнению Амальрика, превращаются в бояр великого князя, то есть начинается постепенное подчинение отдельных племенных и норманнских княжений киевскому князю. Поездку Ольги в Константинополь он рассматривает как важный внешнеполитический акт, закончившийся принятием Ольгой и частью ее приближенных христианства. Здесь мнение Амальрика совпадает с общепринятым в истории взглядом на реформаторскую и административную деятельность Ольги.

Амальрик отмечает противостояние Ольги с ее сыном по поводу ее религиозных взглядов и характер Святослава как типичного вождя норманнской дружины. Он указывает на неясность обстоятельств смерти Ольги и задается вопросом: не была ли ее смерть связана с ее сыном?

[6. Б. А. РЫБАКОВ И ЕГО МЕТОД]

[ «Эпоха Кия» по Б. А. Рыбакову]

Далее Амальрик обращается к гипотезам о «доваряжской» Руси. Одна из таких гипотез, получившая распространение во время написания работы А. Амальрика, принадлежит Б. А. Рыбакову.

Амальрик отмечает, что Б. А. Рыбаков предполагал, что ПВЛ в начальной своей части наводнена редакторскими вставками. Пытаясь восстановить утраченный текст, Рыбаков переносит образование государства в славянских землях на IV в. и называет это время «эпохой Кия».

Смелая и справедливая критика Амальриком гипотезы Рыбакова опередила аналогичную критику А. П. Новосельцева на 30 лет (Новосельцев 1993: 23–32). На одном из исторических сайтов пользователь задал вопрос: «Почему “Мир истории…” Рыбакова вышел в 1984 г., а статья Новосельцева только в 1993 г.? Сомнительные – а они действительно таковы – построения Рыбакова следовало обозначить сразу же, а не давать им распространяться». Ответом на этот наивный вопрос является судьба настоящей работы А. Амальрика.

[О методе Б. А. Рыбакова]

Далее А. А. Амальрик сравнивает два метода для получения вывода о «резко отличной от остальных первой редакции Повести временных лет» – метод Б. А. Рыбакова и метод А. А. Шахматова. И если первый подход, по мысли Амальрика, оказался неубедителен и недостаточно аргументирован, то второй показал, что возможна «серьезная попытка реконструкции письменных памятников».

Для меня показательно, что различными методами оба историка пытаются достичь одной цели – поставить под сомнение версию скандинавского происхождения Руси, которую А. А. Шахматов при этом вроде бы поддерживает.

А. Амальрик провидчески усматривает в работах Рыбакова связь с грядущей «Новой Хронологией» А. Т. Фоменко: «“Необычайное сходство” между Кием и Хильбудием столь же “необычайно”, как и сходство между Иисусом Христом и Василием Великим, которое не представляло никаких сомнений для Н. А. Морозова».

Свобода обращения с источниками С. В. Юшкова, М. Н. Тихомирова и Б. А. Рыбакова была первым шагом на пути к свободе от опоры на источники и их игнорированию у Фоменко и его последователей.

Сам Б. А. Рыбаков так говорит о своем методе: «Основной метод поиска – ретроспекция, продвижение от известного к более отдаленному прошлому, менее известному нам. Но вместе с тем поиск должен быть как бы “встречно-ретроспективным”, т. е. одновременно с обратно-хронологическим ходом необходимо укладывать все наблюденные факты и явления в прямой, последовательный хронологический ряд ради того, чтобы устанавливать причинную связь явлений и реконструировать реальное течение интересующего нас процесса».

Однако сам же замечает: «Можно во многих случаях использовать ретроспективный метод, но у этого метода есть одно слабое место – и мы далеко не всегда знаем, на какой хронологической глубине следует остановиться в ретроспекции, где кончается точный научный метод и где начинается допущение» (Рыбаков 1987: 4, 8–9).

Демонстрируя на конкретных примерах несостоятельность аргументации Б. А. Рыбакова, А. Амальрик противопоставляет его А. А. Шахматову с его методами научного исследования.

На основе острой критики гипотезы Б. А. Рыбакова Амальрик делает вывод об отсутствии «доваряжских» государственных образований в Восточной Европе. Амальрик в своей работе критикует вывод Б. А. Рыбакова о роли антинорманистов С. В. Юшкова и М. Н. Тихомирова в борьбе с «норманистическими искажениями». Он подчеркивает, что в реальности это сделано было не ими, а А. А. Шахматовым: «Вставки о варягах и русах показал норманист А. А. Шахматов». Забавно, что согласно А. А. Амальрику «норманист» А. А. Шахматов оказывается борцом с «норманистическими искажениями». Это лишний раз говорит нам о том, что термины «норманизм», «норманнская теория» условны и лишены конкретного содержания.

Критика Амальриком гипотез и метода Б. А. Рыбакова и вообще «полянской» теории происхождения Руси не потеряла своего значения. Это доказывает появление диссертаций, где утверждается: «Одной из наиболее авторитетных в советской исторической науке стала концепция академика Б. А. Рыбакова… Эту концепцию Рыбакова воспринял целый ряд советских историков, она вошла в вузовские и школьные учебники… И если к настоящему времени большинство ученых принимают концепцию о том, что это были восточные славяне (поначалу одно племя с таким названием или же объединение восточнославянских племен, принявшее это имя позднее), то этимологический аспект этнонима до сих пор является предметом дискуссий…» (Акашев 2000).

При этом некоторые современные антинорманисты, например тот же Ю. Д. Акашев, умудряются сочетать «полянскую» теорию с происхождением руси от балтийских славян.

Но если упоминания варягов и русов являются, согласно А. А. Шахматову, позднейшими вставками в древние летописные своды, то возникает вопрос – какова же была начальная история Руси, изложенная в этих гипотетических сводах? На этот вопрос и попытался ответить А. А. Амальрик в настоящей работе, «подставив» выводы А. А. Шахматова в свою историческую схему.

[Славяне до появления норманнов]

Естественно, что вслед за этим Амальрик пытается ответить на вопрос: каково же было реальное положение славянских племен до появления норманнов? Он справедливо отмечает сложность вопроса о «прародине» индоевропейцев. В наши дни данный вопрос о родине «праславян» оказался в центре острой дискуссии с привлечением последних данных популяционной генетики (Клейн 2007; Грот 2010; Кучкин 2010; Клесов 2013).

А. А. Амальрик рассматривает историю славянской колонизации юга в связи с появлением сначала гуннов, а затем аваров, оттеснивших племена антов на северо-восток. Амальрик придерживается гипотезы, что потомками древних антов являлись вятичи, наименование которых содержало корень «vat, vet». Тот же корень мог входить в наименование племен антов, имя которых нам известно в греческом варианте и которое могло звучать как ванты или венты.

Среди современных историков гипотезы о вятичах как потомках антов придерживаются М. Гимбутас (Гимбутас 2007) и М. В. Грацианский (Грацианский 2012, 2014).

А. П. Новосельцев был против отождествления антов и вятичей на основании упоминания топонима, встречающегося в арабо-персидской литературе: «Одно время некоторые ученые были склонны рассматривать как указание на область вятичей упоминание в арабско-персидской литературе города В…т (Вабнит, Вантит). Но источники, дающие довольно разные формы написания этого названия, единодушны в том, что речь идет о городе, а не о племени или народе, территории и т. д. По этому и другим мотивам отождествлять его с землей вятичей, где к тому же в IX в. не было городов, оснований нет» (Новосельцев 1993: 32).

Против этой гипотезы выступают и другие историки (Аникин, Иванов 2014). Дискуссия продолжается.

Амальрик предполагает также, что потомки антов под ударами кочевников – мадьяр и печенегов передвинулись к северу и что именно они составили племя полян, которое летопись выделяет как более культурное.

Это представляется весьма вероятным. Именно южные славяне и анты, находившиеся в тесных отношениях с Византией и готами Германариха, должны были под их влиянием перенять и освоить определенные культурные навыки. Культурные навыки, которые впоследствии, несмотря на большие временные промежутки и бурные исторические события эпохи Великого переселения народов, могли частично сохраниться в их памяти.

[7. ЗАКЛЮЧЕНИЕ]

[Роль Киевской Руси в русской истории]

Мнение Амальрика о роли Киевской Руси: «Киевская Русь яркой вспышкой надолго осветила темную русскую историю последующих столетий. Политическими воззрениями, сбереженными от Киевской эпохи, жили и Владимирская, и Московская Русь, пока Москва не засветила новым отраженным светом – заимствованной из Болгарии идеологией третьего Рима» – практически совпадает с мнением Г. В. Вернадского.

Вернадский отмечает: «Киевская Русь тепло воспринималась народной памятью, что выражено в русских эпических песнях – былинах. Никакой другой период истории страны не воспринимается в русском фольклоре с такой симпатией и благодарностью, как киевский» (Вернадский 1996: 26).

Основной вывод А. Амальрика остается справедливым и в наши дни: «Можно выделить то или иное влияние и назвать его первенствующим в той или иной области (норманнское – в военной, греческое – в религиозной), нельзя только говорить, что славяне развивались сами из себя, как цыпленок в скорлупе».

Этот вывод зачеркивает гипотезы славянской доваряжской руси, так усиленно муссировавшиеся в годы официального советского антинорманизма.

Удивительным образом работа А. Амальрика и его конечный вывод «…если мы начнем строить из наших кубиков вавилонскую башню антинорманизма, она развалится от первого же толчка. Только признанием многообразия факторов, делающих историю, мы приблизимся к ответу» совпадает с мнением Л. С. Клейна: «Антинорманизм как научная концепция давно мертв. Антинорманизм как позиция будет возрождаться не однажды…»

Как отметил Е. Н. Носов в послесловии к книге Л. С. Клейна: «Проступающие контуры новой концепции истории Руси во многом восходят не к построениям Б. Д. Грекова, С. В. Юшкова и М. Н. Тихомирова, а к русской исторической мысли начала столетия – В. О. Ключевскому, С. Ф. Платонову, А. Е. Преснякову» (Клейн 2009: 220, 355).

ВЫВОДЫ

Работа Андрея Амальрика является, несомненно, научным подвигом. В те годы так открыто заявлять о своих взглядах в области истории, отличающихся от официального антинорманизма, было чревато серьезными последствиями. При этом нужно отметить, что работа Амальрика носит противоречивый характер. Критика Амальриком работ антинорманистов советского времени Юшкова, Тихомирова, Грекова, Рыбакова и «полянской теории» происхождения руси остается и в наше время острой и актуальной.

Исследование Амальрика о дружинном, профессиональном значении термина «русь» на определенной стадии исторического развития Киевской Руси, составляющее основу данной работы, представляется весьма убедительным и хорошо аргументированным.

Там же, где Амальрик, при построении своих исторических гипотез, следует гипотетическим реконструкциям текстов А. А. Шахматова, отталкиваясь от них как от исторических реалий, он поневоле приходит к весьма странным выводам.

Работы А. А. Шахматова носят противоречивый характер. С одной стороны, Шахматов отстаивает скандинавскую природу Руси, с другой – показывает, что в древнейших, постулируемых им гипотетических летописных сводах об этой скандинавской руси ничего не было сказано. Поэтому, следуя в основном своем изложении за А. А. Шахматовым, А. А. Амальрик невольно переносит эти противоречия и в свою работу. Из современных историков версию исторического процесса на основе схемы летописания А. А. Шахматова восстанавливает в своих работах также К. Цукерман (Zukerman 2003, 2005, 2009). Его гипотеза вызвала дискуссию и серьезную критику, но пока не принята историками. Критику гипотез К. Цукермана вполне можно отнести и к пересмотру хронологии, предлагаемому А. А. Амальриком, поскольку она является столь же радикальной.

Последовательность событий начальной истории Древней Руси, восстанавливаемая А. А. Амальриком на основе гипотез А. А. Шахматова, приведена в конце работы в хронологической таблице. Она значительно отличается от общепринятой последовательности исторических событий, воссоздаваемой на основе сообщений ПВЛ (см. Приложение). До А. А. Амальрика текстологические исследования древних русских летописей и попытки восстановления гипотетических древних сводов, начатые еще А. А. Шахматовым, шли отдельно от собственно исторических и археологических исследований. Вторая по времени попытка омоложения датировок на основе все той же схемы А. А. Шахматова предпринята К. Цукерманом. Эта попытка встретила критику и пока осталась спорной гипотезой и историографическим казусом.

Итак, в результате сопоставления взглядов А. А. Амальрика с работами современных историков можно сказать, что его работа «Норманны и Киевская Русь» в целом находится на уровне представлений современной исторической науки.

Особое значение работы А. А. Амальрика в том, что он, в целом следуя схеме летописания А. А. Шахматова, постарался на основе текстологических гипотез А. А. Шахматова о Древнейшем и Начальном сводах восстановить ход исторического процесса. Но при этом, к чести А. А. Амальрика как историка, нужно отметить, что, встречая у А. А. Шахматова слабую аргументацию и натяжки, Амальрик отмечает их.

А. А. Амальрик впервые в нашей исторической науке постарался восстановить ход исторического процесса, основываясь на схеме А. А. Шахматова. Он тем самым наглядно показал, что полученная им схема событий противоречит свидетельствам исторических источников и данным археологии. И значит, в целом схема исторического процесса, предлагаемая ПВЛ, менее противоречива и более соответствует имеющимся на сегодняшний день данным. В этом, на мой взгляд, заключается основное значение его работы.

Впечатляет то, что работа такого объема, работа, прямо скажем, для своего времени незаурядная, была выполнена студентом второго курса МГУ! В лице А. А. Амальрика российская историческая наука потеряла будущего талантливого историка-медиевиста.

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ

Адам Бременский 2012 – Адам Бременский. Деяния архиепископов гамбургской церкви // Адам Бременский, Гельмольд из Босау, Арнольд Любекский. Славянские хроники / Пер. И. М. Дьяконова и Л. В. Разумовской. М.: СПСЛ; Русская панорама, 2011. C. 7–150.

Акашев 2000 – Акашев Ю. Д. Историко-этнические корни русского народа. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 2000.

Александров 1994 – Александров А. А. Ольгинская топонимика, выбутские сопки и руссы в Псковской земле // Памятники средневековой культуры. Открытия и версии. СПб., 1994. С. 22–33.

Александров 1997а – Александров А. А. Остров руссов. СПб.; Кишинев: Стратум + ПАВ, 1997. С. 222–224.

Александров 1997б – Александров А. А. О руссах на Западе и на Востоке: от Ингельхайма до Могилевского клада // Гiстарычна-археалагiчны зборник. Мiнск, 1997. № 12. С. 17–23.

Александров 2001 – Александров А. А. Во времена княгини Ольги: Легенды и были о княгине Ольге в Псковской земле / Александров Анатолий Алексеевич; [авт. вступ. ст. О. К. Волочкова]; Администрация г. Пскова, Пск. гос. объед. ист-архит. и худож. музей-заповедник, О-во Святой Равноап. княгини Ольги Рос. Псков: Псковское возрождение, 2001.

Александров 2006 – Александров А. А. По следам княгини Ольги // Новая Прагматика. 2006. № 3. С. 106–118.

Амальрик 1970 – Амальрик А. А. Нежеланное путешествие в Сибирь. New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1970.

Андрощук, Зоценко 2012 – Федор Андрощук, Владимир Зоценко / Fedir Androshchuk, Volodymyr Zotsenko / Скандинавские древности Южной Руси / Scandinavian Antiquities of Southern Rus’: Каталог. Paris, 2012.

Аникин, Иванов 2014 – Аникин А. Е., Иванов С. А. Антская проблема как предмет этимологии и этноисториии (возражение М. В. Грацианскому) // Византийский временник. 2014. Vol. 73 (98). С. 251–263.

Артамонов 1962 – Артамонов М. И. История хазар. Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 1962.

Артамонов 1988 – Артамонов М. И. Славяне и норманны в Восточной Европе в период образования Русского государства // Вестник Ленинградского университета. Сер. 2. 1988. № 4. С. 3–6.

Артамонов 1990 – Артамонов М. И. Первые страницы русской истории в археологическом освещении // Советская археология. 1990. № 3. С. 271–290.

Афанасьев-Чужбинский 1893 – Афанасьев-Чужбинский А. С. Собрание сочинений Афанасьева (Чужбинского). Т. VII и VIII. Поездка в Южную Россию. Очерки Днепра. СПб., 1893.

Барсов 1885 – Барсов Н. П. Очерки русской исторической географии. География начальной (Несторовой) летописи. 2-е изд. Варшава, 1885.

Беляев 1852 – Беляев И. Д. О географических сведениях в древней России // Записки Императорского Русского Географического Общества. Кн. VI. СПб., 1852.

Беляев 1929 – Беляев Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик начальной летописи // Seminarium Kondakoviamm. Prague, 1929. Вып. 3. С. 215–270.

Бибиков, Мельникова, Петрухин 2000 – Бибиков М. В., Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Ранние этапы русско-византийских отношений в свете исторической ономастики // ВВ. 2000. Т. 59. С. 35–39.

Бобров А. Г. – Бобров А. Г. Летописный свод митрополита Фотия: (Проблемы реконструкции текста) // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. Т. 52. С. 90–130.

Булкин, Лебедев 1974 – Булкин В. А., Лебедев Г. С. Гнёздово и Бирка (к проблеме становления города) // Культура средневековой Руси. Л. С. 11–17.

Бугославский 2006 – Бугославский С. А. Текстология Древней Руси. Т. 1. Повесть временных лет. М.: Языки славянских культур, 2006.

Васильевский 1915 – Васильевский В. Г. Труды. Т. 1–4. СПб., 1908–1930. Т. 3. 1915.

Вернадский 1996 – Вернадский Г. В. Киевская Русь. Тверь: ЛЕАН; М.: АГРАФ, 1996.

Вилинбахов 1963 – Вилинбахов В. Б. Несколько замечаний о теории А. Стендер-Петерсена // Скандинавский сборник. Таллинн, 1963. Вып. VI. С. 323–336.

Вилкул 2003 – Вилкул Т. Л. Новгородская первая летопись и Начальный свод //Palaeoslavica. Vol. 11. Cambr., Mass., 2003. С. 5–35.

ВЛГУ 1948 – В отделе археологии Исторического института Ленинградского государственного университета // Вестник ЛГУ. 1948. № 9. С. 133–139.

Воронятов 2005 – Воронятов С. В. Волынцевская «культура» и «Русский каганат» // Альманах молодых археологов. По материалам II международной студенческой научной конференции «Проблемы культурогенеза и древней истории Восточной Европы и Сибири». СПб.: Нестор-История, 2005. C. 199–210.

Галкина 2002 – Галкина Е. С. Тайны Русского каганата. М.: Вече, 2002.

Гаркави 1870 – Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII века до конца Х века по Р.Х.). СПб., 1870.

Гедеонов 2004– Гедеонов С. А. Варяги и Русь: В 2 ч. 2-е изд. М.: Русская панорама, 2004.

Гельмольд 1963 – Гельмольд. Славянская хроника. М.: АН СССР, 1963.

Георгиевский 2005 – Георгиевский Э. В. Кровная месть и смертная казнь у восточных славян // Сибирский юридический вестник. 2005. № 1. С. 42–49.

Гильфердинг 1894 – Гильфердинг А. Ф. Сборник отделения русского языка и словесности императорской академии наук. Т. 59: Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом. Т. 1. СПб., 1894.

Гимбутас 2007 – Гимбутас М. Славяне. Сыны Перуна. М.: Центрполиграф, 2007.

Глазырина 1996 – Глазырина Г. В. Исландские викингские саги о Северной Руси. Тексты, перевод, комментарий. М., 1996.

Горский 1999 – Горский А. А. Государство или конгломерат конунгов? Русь в первой половине X века // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 43–52.

Горский 2008 – Горский А. А. Русь «от рода франков» // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2008. № 2 (32). С. 55–59.

Горский 2013 – Горский А. А. «Клады викингов» на франкской земле и начальная история Руси // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2013. № 3 (53). С. 38–39.

Грацианский 2012 – Грацианский М. В. О происхождении этнонима «анты» // Византийский временник. 2012. Т. 71 (96). C. 27–39.

Грацианский 2014 – Грацианский М. В. Анты, венеты, вятичи, славяне: родство имен и родство племен (Ответ С. А. Иванову и А. Е. Аникину) // Византийский временник. 2014. Vol. 73 (98). С. 264–277.

Греков 1945 – Греков Б. Д. Борьба Руси за создание своего государства. М.; Л., 1945.

Греков 1949 – Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1949.

Грот 2010 – Грот Л. П. Праиндоевропейские корни населения на севере России // Российская история. 2010. № 3. С. 171–190.

Грот 2015 – Грот Л. П. Краткий ответ на 18 заповедей норманизма. Опубликовано 11.02.2015 [Электронный документ] URL: / Дата обращения 09.03.2017.

Губарев 2013 – Губарев О. Л. О клятвах русов и славян // Stratum plus. СПб.: Кишинев – Бухарест – Одесса, 2013. № 5. С. 239–245.

Губарев 2015а – Губарев О. Л. «Неонорманизм» или неоантинорманизм? // Stratum plus. СПб.: Кишинев – Бухарест – Одесса, 2015. № 5. С. 351–355.

Губарев 2015б – Губарев О. Л. «А были ли варяги скандинавами?» Об определении «норманистов» и «норманизма» по А. А. Романчуку. Древняя русь // Вопросы медиевистики. 2015. № 3 (61). С. 38.

Губарев 2016а – Губарев О. Л. «Пояша по собе всю русь»: что подразумевала эта фраза? // Valla. 2016. Т. 2. № 3. С. 21–39.

Губарев 2016б – Губарев О. Л. К вопросу об идентичности Рюрика и Рорика Фрисландского // Valla. 2016. Т. 2. № 4/5. С. 9–25.

Гуревич 1979 – Гуревич А. Я. «Эдда» и сага. М.: Наука, 1979.

Данилевский 1995 – Данилевский И. Н. «Добру и злу внимая равнодушно…»? (Нравственные императивы древнерусского летописца) // Альфа и Омега: Уч. зап. О-ва для распространения Свящ. Писания в России. 1995. № 3 (6). С. 145–159.

Данилевский 2004 – Данилевский И. Н. Повесть временных лет: герменевтические основы источниковедения летописных текстов. М.: Аспект-Пресс, 2004.

Диба 2011 – Диба Ю. «И сани єѩ стоѩть въ Плєсъковѣ и до сєго дни»: перший приклад «музеєфікації» чи літературна містифікація? // Княжа доба: історія і культура. Львів, 2011. Вип. 5. С. 9–28.

ДР 1999 – Древняя Русь в свете зарубежных источников: Учебное пособие для студентов вузов / М. В. Бибиков, Г. В. Глазырина, Т. Н. Джаксон и др.; Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 1999.

Дубов 1989 – Дубов И. В. Великий волжский путь. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1989.

Еремин И. П. 1946 – Еремин И. П. «Повесть временных лет»: проблемы ее историко-литературного изучения. Л., 1946.

Жих 2009 – Жих М. И. Древняя Русь и ее степные соседи: К проблеме Русского каганата. Рец. на кн.: Галкина Е. С. 1) Тайны Русского каганата. М., 2002; 2) Номады Восточной Европы: этносы, социум, власть (I тыс. н. э.) / М. И. Жих // Международный исторический журнал Русин [Кишинев]. 2009. № 3 (17). С. 147–157.

Зимин 1999 – Зимин А. А. Правда Русская. М., 1999.

Иванов 2003 – Иванов С. А. Концепция К. Цукермана и византийские источники о христианизации Руси в IX веке // Славяноведение. 2003. № 2. С. 20–22.

Истрин 1923, 1924 – Истрин В. М. Замечания о начале русского летописания: по поводу исследований А. А. Шахматова в области древнерусской летописи // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук, 26, 1921 (1923), 45–102; 27, 1922 (1924), 207–251.

Калинина 1988 – Калинина Т. М. Сведения ранних ученых Арабского халифата: Тексты, перевод, комментарий. Научное издание. М.: Наука, 1988.

Калинина 2003 – Калинина Т. М. Восточные источники о древнерусской государственности (К статье К. Цукермана «Два этапа формирования Древнерусского государства») // Славяноведение. 2003. № 2. С. 15–19.

Карпов 2009 – Карпов А. Ю. Княгиня Ольга. М.: Молодая гвардия, 2009.

Кирпичников 2003 – Кирпичников А. Н. Ладога – культурный и исторический феномен России и Балтийского моря // Полития: Вестник фонда «Российский общественно-политический центр». 2003. № 3 (26). С. 10–17.

Кирпичников 2006 – Кирпичников А. Н. Великий Волжский путь и ладожско-волховский север Руси в эпоху раннего средневековья // Ладога и Ладожская земля в эпоху средневековья. 2006. Вып. 1. Нестор-История. С. 5–12.

Клейн 2004 – Клейн Л. С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. СПб.: Евразия, 2004.

Клейн 2007 – Клейн Л. С. Древние миграции и происхождение индоевропейских народов. СПб., 2007.

Клейн 2009 – Клейн Л. С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб.: Евразия, 2009.

Клейн 2014 – Клейн Л. С. Русь в системе этнонимов как ключ к происхождению термина // Stratum plus. 2014. № 6. С. 283–286.

Клейн 2015 – Клейн Л. С. Ленинградский неонорманизм – в самом деле? // Стратум Плюс. 2015. № 5. С. 345–349.

Клесов 2013 – Клесов А. А. Происхождение славян: ДНК-генеалогия против «норманнской теории». М., 2013.

Кобрин 1992 – Кобрин В. Б. Кому ты опасен, историк? М.: Московский рабочий, 1992.

Ковалев 1986 – Ковалев Г. Ф. О происхождении этнонима Русь // Studia Finlandensia. T. III. Helsinki, 1986. С. 68–90.

Комар 2003 – Комар О. В. Про час і обставини прийняття титулу «хакан» правителем русів // Дружинні старожитності Центрально-Східної Європи VIII – ХІ ст. Чернігів, 2003. С. 102–107.

Коновалова 1999 – Коновалова И. Г. Восточная Европа в сочинении ал‐Идриси. М.: Восточная литература РАН, 1999.

Коновалова 2001а – Коновалова И. Г. Состав рассказа об «острове русов» в сочинениях арабо-персидских авторов X–XVI вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1999 г.: Восточная и Северная Европа в средневековье / Отв. ред. Г. В. Глазырина. М.: Восточная литература, 2001. С. 169–189.

Коновалова 2001б – Коновалова И. Г. О возможных источниках заимствования титула «каган» в Древней Руси // Славяне и их соседи. Вып. 10: Славяне и кочевой мир. М., 2001. С. 108–135.

Конча 2012 – Конча С. В. Скандинавские элементы Иоакимовской летописи и вопрос о ее происхождении // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2012. № 3 (49). С. 98–111.

Кузенков 2003 – Кузенков П. В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках // Древнейшие государства. 2000. М., 2003. С. 3–172.

Кузенков 2011 – Кузенков П. В. Русь Олега у Константинополя в 904 г. // Причерноморье в Средние века. 2011. Вып. 8. С. 7–35.

Кузьмин 2003 – Кузьмин С. Л. Пожары и катастрофы в Ладоге: 1250 лет непрерывной жизни? // Ладога – первая столица Руси: 1250 лет непрерывной жизни. Седьмые чтения памяти Анны Мачинской. СПб., 2003. С. 45–57.

Кузьмин 2008 – Кузьмин С. Л. Ладога в эпоху раннего Средневековья (середина VIII – начало XII вв.) // Исследование археологических памятников эпохи средневековья: Сборник научных статей / Отв. ред. А. В. Виноградов. СПб.: Нестор-История, 2008. С. 69–94.

Кулешов 2009 – Кулешов В. С. К оценке достоверности этимологий слова русь // Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света: Материалы Международной конференции, состоявшейся 14–18 мая 2007 года в Государственном Эрмитаже. (Труды Государственного Эрмитажа. [Т.] XLIX.) СПб.: Издательство Государственного Эрмитажа, 2009. С. 441–459.

Кулешов 2017 – Кулешов В. С. Золотые браслеты русов IX–XI вв.: тексты, вещи и функции // В камне и в бронзе: Сборник статей в честь Анны Песковой / Редакторы-составители А. Е. Мусин (ответственный редактор) и О. А. Щеглова. (Институт истории материальной культуры. Труды. Т. XLVIII.) СПб.: ИИМК РАН; ООО «Невская книжная типография», 2017. С. 253–258.

Куник 1903 – Куник А. А. Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Ч. 2. СПб., 1903.

Кучкин 2010 – Кучкин В. А. Был ли русский север Варягией в праиндоевропейское время? // Российская история. М., 2010. № 4. С. 192–207.

Лебедев 2005 – Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб.: Евразия, 2005.

Лихачев 2001 – Лихачев Д. С. Текстология: (На материале русской литературы X–XVII веков) / Д. С. Лихачев при участии А. А. Алексеева и А. Г. Боброва. 3-е изд., перераб. и доп. СПб.: Алетейя, 2001.

Ловмянский 1963 – Ловмяньский Х. Рорик Фрисландский и Рюрик Новгородский // Скандинавский сборник. VII. Таллин, 1963. С. 221–250.

Лурье 1990 – Лурье С. Я. Схема истории летописания А. А. Шахматова и М. Д. Приселкова и задачи дальнейшего исследования летописей // ТОДРЛ. Л., 1990. Т. 44.

Мавродин 1945 – Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1945.

Мавродин 1949 – Мавродин В. В. Борьба с норманизмом в русской исторической науке (стенограмма публичной лекции, прочитанной в 1949 году в Ленинграде). Л.: Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний, 1949.

Макаров 2012 – Макаров Н. А. Исторические свидетельства и археологические реалии: в поисках соответствий // Русь в IX–X веках: археологическая панорама / Ин-т археологии РАН; отв. ред. Н. А. Макаров. М.; Вологда: Древности Севера, 2012. С. 449–459.

Максимович 2006 – Максимович К. А. Происхождение этнонима Русь в свете исторической лингвистики и древнейших письменных источников // ΚΑΝΙΣΚΙΟΝ: Юбилейный сборник в честь 60-летия профессора Игоря Сергеевича Чичурова / Отв. ред. М. Б. Грацианский, П. В. Кузенков. М.: Издательство ПСТГУ, 2006. С. 14–56.

Максимович 2013 – Максимович К. А. Договоры Руси с Византией X в.: проблемы датировки перевода, языка и традиции текста. Тезисы доклада, 2013. [Электронный документ] URL: /1/К_А_Максимович_Институт_русского_языка_им_В_В_Виноградова_ран_внс_Договоры_Руси_с_Византией_Х_в. html Дата обращения 08.03.2017.

Мачинский 1984 – Мачинский Д. А. О месте Северной Руси в процессе сложения древнерусского государства и европейской культурной общности / Д. А. Мачинский // Археологические исследования Новгородской земли. Л., 1984. С. 5–25.

Мачинский 1988 – Мачинский А. Д. О скандинавском компоненте в составе Волховской Руси // Новгород и Новгородская земля. История и археология. ТД. Новгород, 1988. С. 46–49.

Мельникова 1999 – Мельникова Е. А. Скандинавские личные имена в новгородских берестяных грамотах // Славяноведение. 1999. № 2. С. 10–15.

Мельникова 2000 – Мельникова Е. А. Рюрик, Синеус и Трувор в древнерусской историографической традиции // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998. М., 2000. С. 143–159.

Мельникова 2008 – Мельникова Е. А. Рюрик и возникновение восточнославянской государственности в представлениях древнерусских летописцев XI – начала XII в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 2005. М., 2008.

Мельникова 2010 – Мельникова Е. А. Балтийская система коммуникаций в I тысячелетии н. э. // Древнейшие государства Восточной Европы – 2009. М.: Индрик, 2010. С. 43–57.

Мельникова 2014 – Мельникова Е. А. «Обручья» некрещеной Руси в русско-византийском договоре 944 г. и «кольца клятва» древнескандинавской правовой традиции // Средние века. 2014. Вып. 75 (3–4). С. 176–192.

Мельникова, Петрухин 1995 – Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Легенда о «призвании варягов» и становление древнерусской историографии // Вопросы истории. 1995. № 2. С. 44–57.

Мельникова, Петрухин 1986 – Мельников Е. А., Петрухин В. Я. Формирование сети раннегородских центров и становление государства (Древняя Русь и Скандинавия) // История СССР. 1986. № 5. С. 63–77.

Мельникова, Петрухин 1989 – Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. «Ряд» легенды о призвании варягов в контексте раннесредневековой дипломатии // Славяне и их соседи. Международные отношения в эпоху феодализма: Сборник тезисов. М., 1989. С. 9–11.

Меркулов 2005 – Меркулов В. И. Откуда родом варяжские гости? (Генеалогическая реконструкция по немецким источникам). М.: Амрита-Русь, 2005.

Меркулов 2009 – Меркулов В. И. Исторические истоки Руси // История и историки: Историографический вестник. 2007 / Отв. ред. член-корреспондент РАН А. Н. Сахаров. М.: Наука, 2009. С. 3–11.

Меркулов 2014 –Меркулов В. И. Русская Правда и истоки древнерусского права // Русин. 2014. № 2 (36). С. 104–116.

Минорский 1964 – Минорский В. Ф. Куда ездили древние русы // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. М., 1964. С. 19–28.

Молчанов 1992 – Молчанов А. А. Древнескандинавский антропонимический элемент в династической традиции рода Рюриковичей // Образование Древне-Русского государства. Спорные проблемы. М., 1992. С. 44–47.

Мошин 1931 – Мошин В. А. Варяго-русский вопрос // Slavia. Casopis pro slovanskou filologii. Roсnik X. Sesit 1–3. Praze, 1931. С. 109–136, 343–379, 501–537.

Назаренко 1986 –Назаренко А. В. Родовой сюзеренитет Рюриковичей над Русью (X–XI вв.) / А. В. Назаренко // Древнейшие государства на территории СССР. 1985. М., 1986. С. 149–157.

Назаренко 2012 – Назаренко А. В. Русь IX века: обзор письменных источников. Археологическая панорама / РАН, Ин-т археологии, Рос. гуманит. науч. фонд; отв. ред. Н. А. Макаров. М.; Вологда: Древности Севера, 2012. С. 13–35.

Никитин 1991 – Никитин А. Л. Первый Рюрик – миф или реальность // Наука и религия. 1991. № 4. С. 34–39.

Никитин 2001 – Никитин А. Л. Основания русской истории. Мифологемы и факты. М.: Аграф, 2001.

Николаев 2012 – Николаев С. Л. Семь ответов на варяжский вопрос. I. Этимология и сравнительная фонетика имен варяжских послов в Повести временных лет // Повесть временных лет. СПб., 2012. С. 398–408.

Новосельцев 1965 – Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI–IX вв. // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 355–419.

Новосельцев 1991 – Новосельцев А. П. Образование древнерусского государства и первый его правитель // Вопросы истории. 1991. № 2–3. С. 3–20.

Новосельцев 1993 – Новосельцев А. П. «Мир истории» или миф истории? // Вопросы истории. 1993. № 1. C. 23–32.

Новосельцев 2000 – Новосельцев А. П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. Памяти чл.‐ кор. РАН А. П. Новосельцева / Отв. ред. Т. М. Калинина. М.: Восточная литература, 2000. С. 367–379.

Носов 1999 – Носов Е. Н. Современные данные по варяжской проблеме на фоне традиций русской историографии // Stratum plus. 1999. № 5. С. 112–118.

ПВЛ 1950 – Повесть временных лет / Подгот. текста Д. С. Лихачева; пер. Д. С. Лихачева и Б. А. Романова; под ред. чл.‐ кор. АН СССР В. П. Адриановой-Перетц. Ч. 1–2. 1-е изд. Ч. 1. Текст и перевод. М.; Л.: АН СССР, 1950.

Петрухин 1993 – Петрухин В. Я. Варяги и хазары в истории Руси // Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С. 68–82.

Петрухин 1995 – Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси 9–11 веков. Смоленск. М., 1995.

Петрухин 2000 – Петрухин В. Я. Князь Олег, Хелгу Кембриджского документа и русский княжеский род // Древнейшие государства Восточной Европы. М.: Восточная литература, 1998. С. 222–229.

Петрухин 2001а – Петрухин В. Я. «Русский каганат», скандинавы и Южная Русь: средневековая традиция и стереотипы современной историографии // Древнейшие государства Восточной Европы – 1999. М.: Восточная литература РАН, 2001. С. 127–142.

Петрухин 2001б – Петрухин В. Я. О «Русском каганате», начальном летописании, поисках и недоразумениях в новейшей историографии // Славяноведение. 2001. № 4. С. 78–82.

Петрухин 2004 – Петрухин В. Я., Раевский Д. С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Языки славянской культуры, 2004.

Петрухин 2008а – Петрухин В. Я. Призвание варягов: историко-археологический контекст // Древнейшие государства Восточной Европы, 2005: Рюриковичи и Российская государственность. М., 2008. С. 33–46.

Петрухин 2008б – Петрухин В. Я. Древнейший свод и «начало земли русской». Шахматовская реконструкция и «историческая школа». Материалы Международной конференции «Повесть временных лет и начальное летописание» (К 100-летию книги А. А. Шахматова «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» (Москва, 22–25 октября 2008 г.). Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2008. № 3 (33). C. 50–51.

Петрухин, Пушкина 1979 – Петрухин В. Я., Пушкина Т. А. К предыстории Древнерусского города // История СССР. 1979. № 4. С. 100–112.

Петрухин, Шелов-Коведяев 1988 – Петрухин В. Я., Шелов-Коведяев Ф. В. К методике исторической географии. «Внешняя Россия» Константина Багрянородного и античная традиция // Византийский временник. Т. 49. 1988. С. 184–190.

Петрухин, Раевский 2004 – Петрухин В. Я., Раевский Д. С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М., 2004.

Платонова 1997 – Платонова Н. И. Русско-византийские договоры как источник для изучения политической истории Руси X в. // Восточная Европа в древности и средневековье: IX Чтения памяти В. Т. Пашуто: материалы конф. М., 1997. С. 69–73.

Поппэ 2008 – Поппэ А. В. А. А. Шахматов и спорные начала русского летописания. Материалы Международной конференции «Повесть временных лет и начальное летописание» (К 100-летию книги А. А. Шахматова «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» (Москва, 22–25 октября 2008 г.). Древняя Русь // Вопросы медиевистики. 2008. № 3 (33). С. 76–85.

Похлебкин, Вилинбахов 1960 – Похлебкин В. В., Вилинбахов В. Б. Несколько слов по поводу гипотезы проф. А. Стендер-Петерсена. «Kuml» (1960), Aarhus, 1960. S. 133–134.

Пресняков 1993 – Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М.: Наука, 1993.

Приселков 1940 – Приселков М. Д. Киевское государство второй половины X в. по византийским источникам // Учен. зап. ЛГУ. 1940. № 73. Вып. 8. С. 215–246.

Пузанов 2007 – Пузанов В. В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2007.

Пчелов 2011 – Пчелов Е. В. Был ли Игорь сыном Рюрика? // Україна: культурна спадщина, національна свідомість, державність. Львів, 2011. Вип. 20. C. 582–591.

Романчук 2013 – Романчук А. А. Варяго-русский вопрос в современной дискуссии: взгляд со стороны // Вестник КИГИТ. 2013. № 36 (6). С. 73–131.

Русинов 2006 – Русинов В. Н. К проблеме происхождения этнонима Русь // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Серия «История». 2006. Вып. 1 (5). С. 104–122.

Рыбаков 1982 – Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982.

Рыбаков 1984 – Рыбаков Б. А. Мир истории: начальные века русской истории. М., 1984.

Рыбаков 1987 – Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987.

Рыбаков 2004 – Рыбаков Б. А. Рождение Руси // АиФ. 2004.

Рыдзевская 1978 – Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. М.: Наука, 1978.

Свердлов 1988 – Свердлов М. Б. От Закона Русского к Русской Правде. М.: Юридическая литература, 1988.

Севальнев 2008 – Севальнев А. В. К критике гипотезы о Начальном своде. Материалы Международной конференции «Повесть временных лет и начальное летописание» (К 100-летию книги А. А. Шахматова «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» (Москва, 22–25 октября 2008 г.). Древняя Русь // Вопросы медиевистики. 2008. № 3 (33). С. 61–63.

Седов 1998 – Седов В. В. Русский каганат IX века // Отечественная история. 1998. № 4. C. 3–15.

Седов 2003 – Седов В. В. О русах и Русском каганате IX в. (В связи со статьей К. Цукермана «Два этапа формирования Древнерусского государства») // Славяноведение. 2003. № 2. С. 3–14.

Семенов 2005 – Семенов И. Г. К интерпретации сообщения «Кембриджского Анонима» о походе Хельгу, «царя Руси» // Хазары. Евреи и славяне. Т. 16. М.; Иерусалим, 2005. С. 326–337.

Сендерович 2008 – Сендерович С. Я. Историческое умозрение в повести временных лет: о возможности реконструкции // Материалы Международной конференции «Повесть временных лет и начальное летописание» (К 100-летию книги А. А. Шахматова «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» (Москва, 22–25 октября 2008 г.). Древняя Русь // Вопросы медиевистики. 2008. № 3 (33). С. 63–65.

Скрипочка, Джагарян 2011 – Скрипочка Л. А., Джагарян М. В. Лингвистические заимствования как один из аспектов межкультурной коммуникации // Университетские чтения – 2011. Материалы научно-методических чтений ПГЛУ. Ч. III. Пятигорск: ПГЛУ, 2011. С. 57–60.

Тиандер 1915 – Тиандер К. Датско-русския изследования. Вып. III. Пг., 1915.

Тихомиров 1941 – Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов / М. Н. Тихомиров; Акад. наук СССР. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1941.

Толочко 2003 – Толочко П. П. Русь изначальная // Археологія. 2003. № 1. С. 100–103.

Толочко 2005 – Толочко П. П. Древнерусская народность: воображаемая или реальная. СПб.: Алетейя, 2005.

Толочко 2006 – Толочко П. П. Русско-византийские договоры и время включения их в летопись // ТОДРЛ. Т. 57. СПб.: Дмитрий Буланин, 2006. С. 42–49.

Толочко 2005 – Толочко А. П. «История Российская» Василия Татищева: источники и известия. М.; Киев, 2005.

Толочко 2015 – Толочко А. П. История Руси без Повести временных лет. [Электронный документ] URL: / Дата обращения 08.03.2017.

Тортика 2006 – Тортика А. А. Северо-западная Хазария в контексте истории Восточной Европы (вторая половина VII – третья четверть Х в.). Харьков: ХГАК, 2006.

Третьяков 1968 – Третьяков П. Н. О древнейших руссах и их земле // Славяне и Русь. М.: Наука, 1968. C. 179–187.

Фетисов, Щавелев 2009 – Фетисов А. А., Щавелев А. С. Викинги. Между Скандинавией и Русью. М.: Вече, 2009.

Фомин 2005 – Фомин В. В. Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М., 2005.

Фомин 2009 – Фомин В. В. Происхождение Рюрика и его роль в русской истории // Российская государственность в лицах и судьбах ее созидателей: IX–XXI вв. Материалы международной научной конференции 31 октября – 1 ноября 2008 г. Липецк, 2009. С. 9–33.

Циммерлинг 2013 – Циммерлинг А. В. Скандинавские имена в берестяных грамотах: фонетика и нефонетика. Материалы VI международного круглого стола «Древняя Русь и германский мир в историко-филологической перспективе». Москва, НИУ ВШЭ и Институт славяноведения РАН, 13–14 июня 2013. [Электронный документ] URL: -th-round-table_az.pdf Дата обращения 09.03.2017.

Цукерман 2003 – Цукерман К. Два этапа формирования древнерусского государства / К. Цукерман // Археологія. 2003. № 1. С. 76–99.

Цукерман 2005 – Цукерман К. Перестройка древнейшей русскойистории // У истоков русской государственности: Историко-археологический сборник: Материалы международной научной конференции 4–7 октября 2005 г. Великий Новгород / Отв. ред. Е. Н. Носов и др. СПб.: Дмитрий Буланин, 2007. С. 343–351.

Цукерман 2009 – Цукерман К. Наблюдения над сложением древнейших источников летописи // Борисо-Глебский сборник / Под ред. К. Цукермана. Париж, 2009. Вып. 1. С. 185–305.

Чернецов 1988 – Чернецов А. В. О языческой дружинной культуре Черниговщины // Историко-археологический семинар «Чернигов и его округа в IX–XIII вв.». Тезисы докладов. Чернигов, 1988. С. 143–152.

Шайкин 2011 – Шайкин А. А. Повесть временных лет: история и поэтика. М.: Русская панорама, 2011.

Шаскольский 1964 – Шаскольский И. П. Рец. на: Скандинавский сборник. Вып. V. 1962. 399 с.; Вып. VI. 1963. 350 с.; Вып. VII. 1963. 350 с. // Вопросы истории. 1964. № 11. С. 125–128.

Шаскольский 1965 – Шаскольский И. П. Норманская теория в современной буржуазной науке. Л., 1965.

Шаскольский 1967 – Шаскольский И. П. Вопросы происхождения имени «Русь» в современной буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Л., 1967. С. 128–176.

Шахматов 1915 – Шахматов А. А. Несколько замечаний о договорах с греками Олега и Игоря // Отдельный оттиск из Записок Неофилологического общества С.‐ Петербургского ун-та. Пг.: Типо-литография А. Э. Винеке, 1914. Вып. VIII.

Шахматов 1919 – Шахматов A. A. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919.

Шахматов 2003 – Шахматов А. А. История русского летописания. Т. 1. Повесть временных лет и древнейшие русские летописные своды. Кн. 2. СПб.: Наука, 2003.

Шинаков 2014 – Шинаков Е. А. Три первых упоминания русов (росов) конца 30-х – начала 40-х гг. IX в. в международном аспекте // Вестник Брянского гос. ун-та. (2). История. Право. Литературоведение. Языкознание. Брянск, 2014. С. 158–165.

Шмурло 1998 – Шмурло Е. Ф. Возникновение и образование Русского государства. 862–1462. СПб., 1998.

Шувалов 2009 – Шувалов П. В. Зачатие Руси: пушные пути Европы и устная традиция // Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света, материалы международной конференции, состоявшейся 14–18 мая 2007 года в Государственном Эрмитаже / Труды Государственного Эрмитажа. Т. 49. СПб., 2009. С. 75–88.

Щавелев 2013 – Щавелев А. С. Русы/Росы в Восточной Европе: модель инвазии и некоторые особенности интеграции в мире восточных славян (вторая половина IX–X в.) // Уральский исторический вестник. 2013. № 1 (38). С. 112–121.

Щавелев 2014 – Щавелев А. С. Племя северян и хазарские крепости: еще раз о геополитике юга Восточной Европы первой половины IX века // Книга картины Земли. Сборник статей в честь Ирины Геннадиевны Коноваловой / Под ред. Т. Н. Джаксон и А. В. Подосинова. М.: Индрик, 2014. С. 323–329.

Щепкин 1915 – Щепкин Е. Н. Варяжская вира. Одесса, 1915.

Danilenko 2004 – Danilenko A. The name Rus. In search of a new dimension // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas 52 (1), 2004. P. 1–32.

Dixon 1998 – Dixon D. F. 1998, Varangian – Rus Warrior – Merchants and the Origin of the Russian State // D. G. Brian Jones and Peggy Cunningham, eds. Marketing History Knows no Boundaries, Proceedings of the Conference on Historical Research in Marketing, Kingston, Ontario. P. 145–155.

Duczko 2004 – Duczko W. Viking Rus: studies on the presence of Scandinavians in Eastern Europe. The Northern World; Vol. 12. North Europe and the Baltic c. 400–1700 AD: peoples, economies and cultures. Leiden, Boston: Brill, 2004.

Garipzanov 2006 – Garipzanov I. The annals of St. Bertin (839) and Chacanus of the Rhos // Ruthenica. Кив, 2006. № 5. С. 7–11.

Goetz 1910 –Goetz L. K. Das russische Recht. 1. Bd.: Die älteste Redaktion des russischen Rechts. Stuttgart, 1910.

Golden 1985 – Golden P. B. The Question of the Rus’ Qaganate // Archivum Eurasiae Medii Aevi. 1982. Vol. 2. P. 77–97.

Hraundal 2009 – Hraundal T. J. When and how did the Rūs/Rhos enter written sources? North and South, East and West: Movements in the Medieval World Proceedings of the 2nd Postgraduate Conference of the Institute for Medieval Research University of Nottingham, 30–31 May 2009. J. Mills, M. Stern (eds.). Nottingham. P. 248–257.

Lind 2006 – Lind J. H. Problems of Ethnicity in the Interpretation of Written Sources on Early Rus // Slavica Helsingiensia, 27. The Slavicization of the Russian North. Mechanisms and Chronology / Ed. by Juhani Nuorluoto. Helsinki, 2006. P. 246–258.

Maund 1994 – Maund K. L. «A Turmoil of Warring Princes». Political Leadership in Ninth-century Denmark // The Haskins Society journal. Bd. 6. 1994. P. 29–48.

Melnikova 2011 – Melnikova E. A. How Christian Were Viking Christians? // Ruthenica. Suppl. 4. 2011. P. 90–107.

Noonan 1986 – Noonan T. S. Why the Vikings First Came to Russia // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. Neue Folge. Bd. 34. H. 3. 1986. P. 321–348.

Ostrowsky 2003 – Ostrowski D. The Povest’ vremennykh let: An Interlinear Collation and Paradosis. Harvard Library of Early Ukrainian Literature. Texts. Vol. 10. 2003.

Pritsak 1977 – Pritsak O. The Origin of «Rus» // The Russian Review. Vol. 36. № 3. 1977. Р. 249–273.

Pritsak 1983 – Pritsak O. Where was Constantines inner Rus // Harvard Ukrainion Studies. Okeanos. 1983. Vd. VII. Р. 555–566.

Sea Stallion 2007 – The Sea Stallion on trip to Dublin. 12th April 2007. [Электронный документ] URL: Дата обращения 28.02.2015.

Shepard 1995 – Shepard J. The Rhos guests of Louis the Pious: whence and wherefore? // Early Medieval Europe, 4, 1995. P. 41–60.

Stang 1996 – Stang H. The Naming of Russia. Meddelelser, 77, Slavisk-baltisk avdeling, Universitet i Oslo, Oslo, 1996.

Stender Petersen 1953 – Stender-Petersen А. Le mot varegue polutasvarf // Stender-Petersen А. Varangica. Aarhus, 1953. P. 151–164.

Stender-Petersen 1960 – Stender-Petersen A. Svår på V. V. Pokhljobkins og V. B. Vilinbakhovs bemœrkninger, «Kuml», 1960. Р. 137–144, 144–352.

Strumiński 1996 – Strumiński B. Linguistic Interrelations in Early Rus’. Northmen, Finns, and East Slavs (Ninth to Eleventh Centuries). Roma, 1996.

Vasiliev 1946 – Vasiliev A. A. The Russian Attack on Constantinople in 860. Cambridge, Maas., 1946.

Venadsky 1943 – Vernadsky G. Ancient Russia A History of Russia, vol. 1. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1943.

Whinfrey – Hugh R. Whinfrey. An Inquiry into a Scandinavian Homeland for the Rus, Seattle, December 1993. [Электронный документ] URL: Дата обращения 08.03.2017.

Westerdahl С. The Relationship between Land Roads and Sea Routes in the Past- Some Reflections // Deutsches Schiffartsarchiv. Vol. 29. 2006. S. 59–114.

Zuckerman 1995 – Zuckerman K. On the Date of the Khazars’ Conversion to Judaism and the Chronology of the Kings of the Rus Oleg and Igor. A Study of the Anonymous Khazar Letter from the Genizah of Cairo // Revue des Etudes byzantines. T. 53. 1995. P. 237–270.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Сопоставление хронологической таблицы по А. А. Амальрику, составленной на основе реконструкции Древнейшего и Начального сводов (по Новгородской 1-й летописи младшего извода) с хронологией по К. Цукерману и общепринятой примерной хронологией событий по ПВЛ.

ХРОНОЛОГИЯ ПО А. АМАЛЬРИКУ (1)

820 – «поляне» колонизуют степь и «древляне» леса Восточно-Европейской равнины. Норманнский «каганат» на севере Восточной Европы.

Торговля с арабами и греками. Первые набеги на Византию. Участие в Хазарском посольстве (838)

840 – отступление «полян» под ударами кочевников к северу и столкновение их с «древлянами». Перенесение «операционного» центра норманнов с севера на юг

860 – Киевское княжество. Поход на Византию (860) и начало христианизации «руси»

880 – движение норманнских дружин с севера на юг. Новые набеги на Византию. Княжение Аскольда в Киеве.

900 – захват Киева конунгом Олегом и убийство Аскольда. Поход на Византию. Заключение договора с греками (911). Поход в Персию и гибель там.

920 – движение норманнских дружин с севера на юг. Княжение Дира в Киеве. Захват конунгом Рюриком Новгорода и княжение там. Вокняжение его сына Игоря.

ХРОНОЛОГИЯ ПО К. ЦУКЕРМАНУ (2)

830-870 – первый этап – возникновение государственного образования, возглавленного каганом русов и потому известного в историографии как «Русский каганат».

890 – второй этап – появление на Руси основателя новой династии Рюриковичей.

910-930 – захват Олегом Киева. Двоевластие Олега и Игоря

ПРИМЕРНАЯ ОБЩЕПРИНЯТАЯ ХРОНОЛОГИЯ НА ОСНОВЕ СООБЩЕНИЙ ПВЛ (3)

VI–IX вв. – образование племенных союзов восточных славян.

IX в. – создание раннегосударственных объединений восточных славян в районе Днепра и оз. Ильмень.

856-860 (или 865) – княжение в Киеве легендарных князей Аскольда и Дира.

860 – совместный морской поход днепровских славян и варягов на Константинополь (Царьград).

862(?) -879 – княжение Рюрика в Новгороде.

879-912 – княжение Олега.

882 – перенос резиденции князя Олега из Новгорода в Киев.

907 – поход князя Олега на Константинополь. Первый договор Руси с Византией.

911 – второй договор Руси с Византией (Русь отказывалась от дальнейших набегов на Константинополь).

912-945 – княжение Игоря в Киеве.

(1)

940 – поход Игоря на Византию (941). Захват на обратном пути Киева и убийство Дира. Договор с греками. Загадочная гибель Игоря и регентство Ольги. Присоединение Новгорода к Киевскому княжеству. Поездка в Византию и принятие Ольгой христианства (957).

960 – начало княжения Святослава. Походы на Белую Вежу и Тмутаракань. Походы на Болгарию, а затем на Византию (968-971). Гибель Святослава (972).

980 – борьба Святославичей. Захват Владимиром Киева с помощью варягов. Походы против ляхов, вятичей, ятвягов и волжских болгар. Участие в византийских распрях. Крещение Владимира и принятие христианства как официальной религии.

(2)

941-945 – самостоятельное правление Игоря.

941 – неудачный поход Игоря и Олега на Константинополь.

944 – поход русов на Бердаа и смерть Олега.

(3)

941 – первый поход князя Игоря на Константинополь, закончившийся провалом.

944 – второй поход князя Игоря на Константинополь. Договор Руси с Византией.

945-969 – правление княгини Ольги в Киеве (после убийства древлянами ее мужа князя Игоря).

около 957 – посольство княгини Ольги в Константинополь. 957 Принятие ею христианства (под именем Елена).

964-972 (или 973) – княжение Святослава Игоревича в Киеве.

968-971 – походы князя Святослава в Дунайскую Болгарию. Войны с Византией и печенегами.

972 (или 973) -980 – междоусобицы в Киеве после убийства печенегами князя Святослава.

980-1015 – княжение Владимира I Святославича в Киеве.

985,994-997 – походы князя Владимира на волжских болгар.

988-989 – Крещение Руси.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2 Основные даты биографии А. А. Амальрика

1938, 12 мая

Родился в Москве. Отец – Алексей Сергеевич Амальрик (1906–1965), историк и археолог. Мать – Зоя Григорьевна Амальрик (урожденная Шаблеева) (1900–1961).

1953–1965

Написание и распространение пьес и очерков в самиздате. Коллекционирование картин современных художников.

1960

Учеба на историческом факультете Московского государственного университета.

1961, январь

Смерть матери. Болезни и инвалидность отца. Помощь отцу и своей одинокой тете К. Г. Теодорович.

1963

Исключение из университета за курсовую работу о происхождении русской государственности.

1965, январь

Открытие выставки А. Зверева. Посещение квартиры Амальрика американским журналистом Коренгольдом для взятия интервью у Зверева. Приход милиции и дружинников. Вызовы в милицию. Попытки привлечь Амальрика за тунеядство.

1965, 14 мая

Вызов в прокуратуру. Арест. Помещение в камеру в 60-м отделении милиции г. Москвы. Обыск в квартире. Допрос. Обвинение по статье 228-й. Заключение в Бутырскую тюрьму. Состав заключенных. Условия содержания. Освобождение. Вызов в суд. Судебное заседание. Приговор: 2,5 года высылки в специальные места поселения с обязательным привлечением к физическому труду.

1965, июнь

Препровождение в 60-е отделение милиции. Краснопресненская пересыльная тюрьма. Этап в Томскую область. Свердловская, Новосибирская и Томская пересыльные тюрьмы. Направление в село Гурьевка Кривошеевского района в колхоз им. Калинина. Работа в колхозе на сенокосе, по ремонту техники, на пастбище и др.

1965, 27 сентября

Поездка в отпуск в Москву в связи с тяжелым состоянием отца. Смерть отца.

1965, осень

Отъезд в Сибирь с невестой – художницей Гюзель Ковылевной Макудиновой. Возвращение в Гурьевку. Жизнь и работа в колхозе. Женитьба.

1965, декабрь

Отъезд жены в Москву. Хлопоты друзей и адвоката об отмене приговора.

1966, 20 июня

Отмена приговора народного суда о высылке.

1966, 29 июля

Возвращение в Москву. Встреча с женой.

1966, 17 августа – 1967

Прекращение дела прокуратурой. Получение комнаты. Работа над книгой «Нежелательное путешествие в Сибирь». Возобновление посреднической деятельности в среде художников, коллекционеров, поэтов. Написание статей по культуре для Агентства печати «Новости». Передача рукописи книги для издания на Западе.

1968–1970

Правозащитная деятельность. Участие в подготовке самиздатского бюллетеня «Хроника текущих событий». Составление сборника материалов о «процессе четырех» (Ю. Галанскова, А. Гинзбурга, В. Лашковой, А. Добровольского). Задержание на вокзале с материалами сборника (сентябрь 1968). Освобождение. Установление слежки КГБ. Работа почтальоном. Обыск в квартире (7 мая 1969). Работа над книгой «Доживет ли Советский Союз до 1984 года?». Передача ее на Запад. Выход книги «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?». Интервью американским корреспондентам в связи с выходом книги. Обыск (21 февраля 1970). Поездки с женой в Ленинград, Таллин, Ригу.

1970, 21 мая

Арест. Приезд следственной группы КГБ из Свердловска. Следователь Иван Андреевич Киринкин. Обыск на даче и в московской квартире. Бутырская тюрьма. Состав заключенных. Допросы. Этап в Свердловск. Помещение в специальный корпус Свердловской тюрьмы. Условия содержания. Адвокат В. Я. Швейский. Суд (12 ноября). Приговор: 3 года ИТЛ. Перевод в Камышев до рассмотрения дела в Верховном суде. Утверждение приговора. Этап на Колыму. Помещение с гнойным менинго-энцефалитом в Новосибирскую тюремную больницу. Перевод в Новосибирскую тюрьму. Иркутская тюрьма. Прибытие в Магадан. Направление в исправительно-трудовую колонну (ИТК) 261/3 в поселок Талая. Состав заключенных. Организация культурно-просветительной работы. Медицинское обслуживание в лагере.

1972, май

Перевод в Магаданскую тюрьму. Привлечение в качестве свидетеля по делу П. Якира. Следствие. Следователь Борис Григорьевич Денисов.

1972, 11 сентября

Доставка под спецконвоем в Лефортовскую тюрьму в Москве. Условия содержания. Допросы следователями Тулиевым и Александровским. Очная ставка с Якиром. Этап в поселок Талая. Краснопресненская, Новосибирская и Иркутская пересыльные тюрьмы. Прибытие в ИТК 261/3. Работа уборщиком в лагере. Этапирование в следственный изолятор Магаданской тюрьмы. Допрос по делу В. Красина. Следователь Леонид Ильич Тарасов.

1973

Вызов к прокурору О. С. Ботвиннику. Возбуждение дела и предъявление обвинения в распространении сведений, порочащих советский строй, в местах лишения свободы. Объявление голодовки и снятие ее через 5 дней.

1973, 13 августа

Суд. Приговор: 3 года ИТЛ строгого режима. Свидание с женой. Объявление голодовки. Принудительное кормление. Замена лагеря ссылкой. Снятие голодовки. Освобождение. Жизнь в Магадане. Работа в лаборатории комплексных экономических проблем в Северо-Восточном комплексном научно-исследовательском институте АН СССР. Поездки по Колыме.

1975, январь

Предложение начальника Управления КГБ В. Ф. Коломийченко подать заявление на выезд в Израиль.

1975, 6 мая

Освобождение. Приезд в Москву. Отказ в выдаче паспорта и получении московской прописки. Оформление прописки на станции Ворсино (близ Боровска Калужской области). Жизнь в Москве на нелегальном положении. Получение приглашения из Голландии. Правозащитная деятельность. Участие в создании Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР. Оформление отъезда. Путешествие по России.

1976, 17 мая

Получение виз в Израиль и Голландию.

1976, 15 июля

Отъезд из СССР в Амстердам.

1976–1980

Литературно-публицистическая и общественно-политическая деятельность.

1980, 12 ноября

Гибель в автокатастрофе около г. Гвадалахара (Испания), на пути на Мадридскую конференцию по правам человека. Похоронен в Париже на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

[Сайт Сахаровского центра]

ПРИЛОЖЕНИЕ 3 Рецензия Б. А. Сутырина на статью А. Амальрика «Норманны и Киевская Русь»[260]

Статья А. Амальрика представляет собой не что иное, как образчик перепева известной норманнской теории о происхождении Древнерусского государства. Не являясь оригинальным «исследованием», это сочинение построено целиком и полностью на идеалистической буржуазной платформе «классиков» норманизма – датского историка и филолога В. Томсена, буржуазного русского историка А. Куника и одного из главных теоретиков современного норманизма А. Стендер-Петерсена (1893–1963). Автор довольно часто обращается к работам последнего, имел с ним переписку и собирался ознакомить его с рукописью данной статьи (стр. 593 ат.).

Амальрик, следуя концепции «классиков» норманизма, пытается полемизировать с советскими историками. Он избрал предметом своего исследования только письменные источники, и в центре внимания оказались конкретные лингвистические вопросы, в частности происхождение слова «русь». В пылу полемики с крупными советскими историками Амальрик допускает довольно грубые и необоснованные выпады. Поражает при чтении статьи крайне неэтичное отношение к работам В. В. Мавродина, С. В. Юшкова, П. Н. Третьякова, М. Н. Тихомирова и Б. А. Рыбакова.

Например, о С. В. Юшкове он пишет, что «автор позволяет себе ссылаться на литературу, которой он не читал, и на источники, с которыми совершенно не знаком» (стр. 15). Налицо явный перебор. Подобные нелестные, а скорее даже грубые оценочные моменты встречаются и далее в тексте (стр. 19, 54 и др.).

Но если это все можно отнести к уровню воспитанности, к этике исследователя, по меньшей мере, то характер построения статьи и выводы, к которым приходит автор, связаны со степенью научной квалификации [и политической зрелости] автора.

В статье отсутствует традиционный историографический обзор. Автор обходит молчанием существование определенных исторических этапов, периоды в развитии советской исторической науки. Он обходит молчанием ряд очень важных трудов советских историков [и историков норм социализма], которые подводят итоги изучения истории Древнерусского государства, и в частности современного норманизма (работы Г. Ловмянского, В. П. Шушарина, И. П. Шаскольского и др.). В этих работах обстоятельно, объективно, по достоинству оценены труды советских историков-антинорманистов. По достоинству оценены сочинения и современных норманистов, авторитет которых Амальрик считает непогрешимым.

В статье [Амальрика] много внимания уделено работам Стендер-Петерсена. Автор статьи умолчал о том, что Стендер-Петерсен в последние годы жизни вынужден был отказаться от ряда своих норманнских положений. И в этом большая заслуга советских антинорманистов, которые смогли доказать [правоту своих взглядов] и убедить своих противников в превосходстве марксистско-ленинской исторической науки.

Известно, что Стендер-Петерсен в последних своих статьях «Четыре этапа русско-варяжских отношений» и «Варяжский вопрос» (Stender-Petersen A. Varægerspørgsmålet «Viking». Bd. XXIII. Oslo, 1959) вынужден был прямо признать, что «нужно относиться с большой критикой» к летописному рассказу о призвании варяжских князей (стр. 245), и он был согласен отказаться от признания историчности Рюрика и его братьев и их вокняжения в Новгородской земле. А самому Стендер-Петерсену принадлежит следующая фраза: «Идея добровольного призвания варягов сама по себе изобличает тенденцию, которая, возможно создавалась под влиянием позднейших легитимистических интересов княжеской династии», (подробный анализ взглядов Стендер-Петерсена дан в работе: Шаскольский И. П. Норманнская история в современной буржуазной науке. М.; Л., 1965).

После изложения выше признаний такого авторитета, каким является Стендер-Петерсен, выводы Амальрика на стр. 34, 46, 49 о влиянии норманнов на Киевскую Русь теряют свою «научность».

Но остается в них определенная политическая тенденция. Автор пытается протащить представление о неполноценности русского народа, о его неспособности самостоятельно создать свое государство и свою культуру. И ссылка на то, что автор разделяет мнение о том, что государство нельзя принести извне, лишь легкая ширма для доказательства своей мнимой объективности и мнимого патриотизма. Известно, что антирусская направленность норманнской теории неоднократно использовалась в политической борьбе против нашей страны. Подобные настроения присущи и данному «творению», написанному под очень благовидным предлогом «доказать гипотезы».

Кандидат исторических наук, доцент /Сутырин Б. А./ Подпись

14. IX.70

Комментарии к рецензии Б. А. Сутырина

Статья Амальрика на самом деле является не «образчиком перепева известной “норманнской теории”» (которой в природе не существует), а вполне самостоятельной и оригинальной научной работой.

Рецензия Б. А. Сутырина напоминает нам о худших традициях официального антинорманизма советских времен. Того самого антинорманизма, о котором с легкой руки А. Г. Кузьмина современные антинорманисты заявляют, что его не было, что он являлся «мнимым антинорманизмом». Современные антинорманисты считают, что этот официальный антинорманизм советских времен был таким же «норманизмом», как та работа, которую разбирает Б. А. Сутырин. По этой рецензии мы можем судить, так ли это.

Указания рецензента, что А. Стендер-Петерсен отказался от своих взглядов, не соответствуют действительности и основываются на невозможности в то время проверить, что же на самом деле утверждал Стендер-Петерсен. Как видим, времена меняются, но методы антинорманистов остаются теми же.

Заканчивается рецензия стандартными обвинениями А. А. Амальрика во мнении о неполноценности русского народа, о его неспособности самостоятельно создать свое государство и свою культуру. Эти обвинения и современные антинорманисты приписывают оппонентам.

Дата написания рецензии соответствует времени ареста А. А. Амальрика КГБ, когда ему, видимо, решили вспомнить все старые грехи, в том числе и его работу «Норманны и Киевская Русь».

ПРИЛОЖЕНИЕ 4 Биография Б. А. Сутырина

Б. А. Сутырин родился в Астрахани в семье рабочих судоремонтного завода. Первым его наставником стал талантливый учитель истории средней мужской школы № 3 в Ужгороде фронтовик А. И. Медведев. После получения аттестата зрелости с серебряной медалью Б. А. Сутырин учился на историческом факультете Ленинградского университета, слушая лекции таких известных историков, как акад. В. В. Струве, проф. К. М. Колобова, В. В. Мавродин, С. Б. Окунь, В. Г. Ревуненков и др. Свою трудовую биографию Борис Алексеевич начал в качестве учителя истории Нейво-Шайтанской средней школы г. Алапаевска. С 1959 г. он начал обучаться в заочной, а затем очной аспирантуре в Уральском госуниверситете и в 1964 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Развитие речного транспорта в Камско-Чусовском бассейне в 1840–1870 гг.», работая на кафедре истории СССР УрГУ. В 1970–1974 гг. Б. А. Сутырин был зав. кафедрой архивоведения, в 1977–1984 гг. – зав. кафедрой истории СССР досоветского периода. Являясь проректором УрГУ по учебной работе (1968–1984), содействовал открытию новых специальностей «историко-архивоведение», «политэкономия», «социология», «культурология». Один из инициаторов разработки программы Минвуза РСФСР «Духовная культура трудящихся Урала», начал подготовку специалистов по полевой археографии, открыл лабораторию археографических исследований и первый в стране вузовский музей редкой книги. В 1971–1984 гг. – председатель Уральского отделения Археографической комиссии АН СССР.В 1984 г. Б. А. Сутырин стал ректором Свердловского государственного педагогического института, оставаясь на этом посту до января 1995 г. Борис Алексеевич провел огромную работу по завершению строительства и вводу в строй учебных корпусов комплекса пединститута на пр. Космонавтов. Были открыты новые факультеты: исторический, экономический, социально-педагогический и психологии; стали действовать филиалы вуза в Каменск-Уральском, Первоуральске и Новоуральске. Создан санаторий-профилакторий, открыты музей истории СГПИ – УрГПУ и музей «Шурави». Начали действовать три совета по защите кандидатских диссертаций по педагогическим и филологическим наукам. В 1993 г. пединститут одним из первых в России получил статус педагогического университета. Чрезвычайно плодотворно развивалась деятельность в сфере международного сотрудничества – установлены и развивались связи с вузами США, Германии, Франции, Англии, Бельгии и Японии. С 1992 г. Б. А. Сутырин возглавил первую кафедру тогда еще молодого исторического факультета – всеобщей истории. Борис Алексеевич автор более 100 научных и учебно-методических работ, под его руководством подготовлено и защищено 6 кандидатских диссертаций.

Заслуги профессора Б. А. Сутырина перед высшей школой отмечены правительственными наградами (орденом «Знак Почета», медалями «За доблестный труд», «Ветеран труда»), почетными грамотами. В 1995 г. ему было присвоено почетное звание «Заслуженный деятель всероссийского музыкального творчества», а в 2000 г. – «Заслуженный работник высшей школы Российской Федерации».

Профессор Борис Алексеевич Сутырин скоропостижно скончался 8 марта 2013 г. на 82-м году жизни.

(Биография с сайта исторического факультета УрГПУ)

SUMMARY

In 1960 Andrey Amalrik, a history student at Moscow University, presented his course research project, entitled, Normanny i Kievskaia Rus (Northmen and Kievan Rus), which attempted to prove that modern Russia was partly comprised of descendants of Northmen or Scandinavians. Contrarily, the official Soviet state policy at the time concerning the history of the ancient Rus was “antinormanist,” meaning that Scandinavians, Normanns or Varyags in Russian, offered no influence on Slavic tribes, thought to be the sole source of the creation of the Slavic Kievan Rus state.

Accordingly, the administration of the university required Amalrik to reconsider his views, and to change the theme of his research project. Due to his unwillingness to do so, he was expelled from the university.

When he tried to send his work to the Danish historian, A. Stender-Petersen, who was a specialist on the Scandinavian presence in Slavic lands, he was arrested by the KGB.

This small event marked A. Amalrik as an infamous dissident, which branded him for the rest of his life. Russian and foreign historians were unaware of his research and findings, as his paper was confiscated by the KGB and remained unpublished. Years later, when Amalrik successfully sent his work to the United States, it was deposited, still unpublished, into the library at the University of Virginia.

The goal of this work is to publish Amalrik’s research project and its conclusions, and to guarantee access to it for all who are interested in ancient Rus history.

The first part of this book contains the original research paper of Andrey Amalrik in the Russian language. The second part contains the author’s critical review of Amalrik’s work, and compares it with the views of modern historians.

In his research, Amalrik followed the scheme of Russian scientist, A. A. Shachmatov, who studied the Povest Vremennych Let (Russian Primary Chronicle), allowing him to reconstruct texts of its ancient sources. Amalrik then tried to reconstruct the history of the ancient Rus, based on Shachmatov’s hypotheses and conclusions. Amalrik found the antinormanist reasoning doubtful; a mere textual theory.

Amalrik also offered critical analysis of the works of official Soviet antinormanist historians such as, S. V. Yushkov, B. D. Grekov, and M. N. Tichomirov, illustrating their baseless consensus.

In his work, Amalrik also discussed the question concerning the origin of the name, Rus. He tried to prove that Rus was a professional term attributed to the Scandinavian aristocratic positions within Kievan Rus social and political structure. A konung (highest of chiefs), and his entourage, including bodyguards, relatives, personal army, and warriors; aristocracy who would have taken mates in Slavic lands while on expeditions or diplomatic missions, is an important element omitted from the antinormanist timeline. Much evidence exists to back up his hypothesis, which is offered here in this publication.

Amalrik’s work was a hugely dangerous undertaking. He wrote it and refusing to change his opinion, was expelled from university.

Some points in Amalrik’s criticisms of the antinormanist historians are in use today. Most modern historians unknowingly share Amalrik’s views about the Scandinavian origins of the Rus. It is the author’s wish to provide historians further research material as they seek true, repeatable results.

Transport zones.

(After Westerdahl 1995).

[Появление норманнов на исторической арене

Транспортная зона 3 – естественная транспортная зона от шведского побережья к Финскому заливу и далее вглубь земель финнов и восточных славян.

[Отношения норманнов и славян]

Волжский и Днепровские торговые пути и основные центры Руси с сильным скандинавским влиянием (Карлссон, Селин 2012: 26).

[Константин Багрянородный о русах]

Славянские племена и путь русов, оправляющихся в полюдье согласно описанию Константина Багрянородного (Рыбаков 1982: 317)

[ «Полянская» гипотеза происхождения Руси]

Локализация племен с этнонимами на – ь.

Ареал очерчен пунктиром. Стрелками показано движение западных соседей финноязычного населения, называемых им руотси – русь (Клейн 2014).

[Первые появления Руси в источниках]

Районы военной, торговой и политической активности руси по источниками IX – начала Х в. (Назаренко 2012: 15)

Условные обозначения:

• – пункты и районы активности руси;

⇩ – направления движения руси

Сноски

1

В действительности они появились несколько позже. В 834 году произошло первое нападение на Фрисландию, в 841 – на Францию. На Англию норманнские набеги начались с 793 года.

(обратно)

2

Если для норвежцев и датчан объектом нападения явилась Западная Европа, стоявшая в культурном отношении гораздо выше Скандинавии, то шведы столкнулись на Восточно-Европейской равнине с финнами и славянами, которые вряд ли могли стать их культурными учителями и способствовать развитию письменности. Этим, вероятно, объясняется досадная для русской истории бедность шведских письменных памятников сравнительно с датскими или норвежскими.

(обратно)

3

Термины «аборигены» и «автохтоны», строго говоря, не могут быть применимы к славянам на Волхове и Днепре, таковыми они были только для скандинавов.

(обратно)

4

То есть внешняя торговля превратила находников-норманнов в организующую силу. См., например, о зимнем образе жизни руссов у Константина Багрянородного (здесь с. 9). Норманны везли на продажу лен, дерево, рабов, меха, мед и воск в обмен на вино, хлеб, соль, ткани и золото.

(обратно)

5

Хочу сказать, что законченной картины русской истории IX–X веков я здесь дать не в силах и не в состоянии даже уложить в стройную систему все известные мне факты. Самое большее, на что я претендую, – это показать те направления, в которых мне хотелось бы работать дальше. Поэтому я сознательно ограничился в этой работе письменными источниками, хотя прекрасно понимаю, что без привлечения археологии решение вопроса об образовании Киевской Руси едва ли возможно. Мне пришлось в основном ограничиться публикациями и исследованиями тридцатилетней давности, поскольку затем, в советской историографии прекратилось серьезное изучение славяно-норманнских отношений, а иностранные работы были мне по большей части недоступны.

(обратно)

6

Перечень этот не претендует ни на полноту, ни на безусловность. Обстановка последних лет не способствовала появлению у нас специального исследования, посвященного заимствованиям в русский язык из германских, в частности скандинавских языков. Я составил этот перечень на основании следующих работ: Томсен В. Начало русского государства, М., 1891. С. 116–117; Устинов И. В. Очерки по русскому языку. Ч. 1. М., 1959. С. 332; Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. Т. 1–2. М., 1959.

(обратно)

7

Говоря о русском летописании, я буду везде придерживаться схемы А. А. Шахматова. Напомню ее:

(обратно)

8

Пархоменко В. А. Характер и значение эпохи Владимира, принявшего христианство // Ученые записки ЛГУ. Вып. 8. 1941.

(обратно)

9

Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

(обратно)

10

До нас не дошедшем, но сохранившемся в Толковой Палее. Шахматов. Разыскания… С. 98. В. М. Истрин называет его Хронографом по великому изложению. См.: Истрин В. М. Хроника Георгия Амартола. Т. 1–3. Пг., 1920–1930.

(обратно)

11

Повесть временных лет. Т. 1. М.; Л., 1950. С. 17. (Далее ПВЛ.)

(обратно)

12

К сожалению, саги упущены А. А. Шахматовым в его замечательной работе «Повесть временных лет и ее источники». Наши норманисты мало интересовались самими норманнами. Этому вопросу посвящена интересная книга А. Стендер-Петерсена «Die Varägersage als Quelle der altrussischen Chronik» (Aarhus, 1934), цель которой доказать, что «chronic bei der darstellung des entstehens des russischen staates geschőpft haben, ein gleichzeitige varagische sagenuberlieferung uber grosse kőnige und helden der vorzeit gevesen ist» (S. 23). Интересующая нас здесь норманнская поэзия прошла, по его мнению, 3 этапа: «der bizantisch-orientalische ausgangspunkt, der russisch-varagische durchgangspunkt, der nordisch-skandinavischen endpunkt…» (S. 41).

(обратно)

13

Можно еще говорить о болгарской летописи, послужившей образцом для Древнейшего свода, и западнославянском «Сказании о переложении книг», включенном в ПВЛ. Шахматов А. А. Повесть временных лет и ее источники // Труды отдела древнерусской литературы ИРЛИ АН СССР. Т. 4. 1940 и его же «Разыскания…» (С. 465–468).

(обратно)

14

Об этих воззрениях см.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 1. М., 1959. С. 123–124.

(обратно)

15

«…и того озера внидеть устье в море Варяжьское. И по тому морю идти до Рима…» (ПВЛ. Т. 1. С. 11 и 10).

(обратно)

16

ПВЛ. Т. 1. С. 18.

(обратно)

17

Kunik A. A. Berufung der schwedischen Rodsen. B. 1–2. S. – Petersburg, 1845. Книга эта, очень важная для своего времени, давно уже превратилась в два тома бесполезной эрудиции. М. П. Погодин идет еще дальше. Придя на основании своих источниковедческих исследований к выводу, что летопись подлинна, он принимает не только версию о призвании, не только племя русь, но даже слова – те, по выражению Н. Я. Марра, «для России более вечнозеленые, чем хвойные леса», слова, с которыми обратились славяне к варягам. Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М., 1941. С. 267–268.

(обратно)

18

См., например, Томсена (Начало… С. 80). Строго говоря, то, что не сохранилось следов крупного переселения, еще не значит, что его не было. Интересно отметить, что А. А. Шахматов, который считает упоминание племени русь позднейшей вставкой, сам придерживается взгляда о двукратном крупном переселении норманнов (Введение в курс истории русского языка. Пг., 1916. С. 65), за что его критиковал А. Е. Пресняков (Лекции по русской истории. Т. 1. М., 1938. С. 43).

(обратно)

19

В комиссионном списке «Идоша за море к варягомъ и ркоша». Новгородская 1-я летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 106.

(обратно)

20

Шахматов А. А. Сказание о призвании варягов // Известия ОРЯС АН. Т. 9. Кн. 4. 1904. О том же в «Разысканиях…» и других работах.

(обратно)

21

А. А. Шахматов объясняет это пользованием переводными греческими хрониками, где Русь отождествлялась с варягами. А. Стендер-Петерсен полагает, что упоминание Руси относится к начальному тексту сказания, которое было заимствовано летописцем из устного скандинавского источника. Он довольно остроумно критикует А. А. Шахматова, по которому сказание – результат комбинаций нескольких поколений летописцев. Подробнее об этом см. здесь с. 27–32, сейчас хочу только заметить, что своим взглядом А. Стендер-Петерсен ставит под сомнение шахматовскую схему летописания, не давая своей. С русскими источниками в его книге вообще встречаются досадные недоразумения, вроде того, что варяги о Новгороде говорили Владимиру: «се город наш» (Varägersage. S. 10).

(обратно)

22

Впрочем, М. Н. Тихомиров по другому поводу предполагает, что в руках составителя ПВЛ был норманнский географический источник, летописец неправильно понял его и поместил Русь в Скандинавии (Происхождение названий «Русь» и «Русская земля», «Советская этнография». Т. 6–7. М.; Л., 1947. С. 69). Но это только подтверждает странность выведения оттуда «всей руси».

(обратно)

23

Поэтому и заодно с фразой «сице бо… тако и си» А. А. Шахматов признает ее вставной характер. Можно было бы думать, что летописец из патриотизма вывел «всю» русь «из заморья», желая тем самым показать, что со Скандинавией, мол, все покончено, однако этому противоречит то, что он опять помещает русь среди «варяжских» народов.

(обратно)

24

Провинции Upland, Sodermannland и Östergotland. «Не только все перечисленные имена, – пишет Томсен, – встречаются именно в этих трех областях, но некоторые из них являются даже очевидно характерными именно для этой полосы». Томсен. Начало… С. 68, имена там же на с. 119–130. Из общего числа рунических надписей о Восточной Европе (105) на долю Упланда и Сёдерманланда приходится 75 %. Брим В. А. Путь из варяг в греки // Известия АН СССР. 1931. № 2. С. 209.

(обратно)

25

Само имя Roslagen появилось, как кажется, позже. Впрочем, от изложенного выше взгляда отнюдь не отказались. Так, А. Стендер-Петерсен полагает, что Ros-Ruotsi – «Bezeichnung aus eines von jenseits des meeres, aus dem schwedischen Ropsland eingewanderten volkes» (Varägersage. S. 48).

(обратно)

26

Roƥer – гребец. Томсен. Начало… С. 86. Рыбачьи артели Северной Норвегии до сих пор называются Rossfolk. Пресняков. Лекции… С. 38.

(обратно)

27

Брим В. А. Происхождение термина Русь. Россия и Запад. Т. 1. 1923. Стендер-Петерсен не согласен с производством Ruotsi и Rus от drots-menn, «da dem wort weder im finnischen noch im russischen auch nur die spur einer standesbedeutung anhaftet» (Varägersage. S. 48). Такое заключение не совсем убедительно, что я попытаюсь доказать дальше. См. здесь с. 8–12.

(обратно)

28

IX век – это общее место. Однако некоторые исследователи, как В. А. Пархоменко, относят появление норманнов к более позднему времени – началу X века.

(обратно)

29

Шахматов. Введение… С. 67. Маркварт предположил, что ts могло бы перейти в ч (Osteuropäische und ostasiatische Streifzuge. Leipzig, 1903. S. 353–354), однако в ч переходит йотированное t (tj), а не ts. Маркварт никак не аргументировал свое предположение, а В. В. Мавродин повторил его совершенно безапелляционным тоном, притом в популярной книжке (Древнерусское государство. М., 1956. С. 93). Слову ruotsi в советской историографии вообще не повезло, П. Н. Третьяков, например, даже сомневается в его существовании: «Наименование руси норманисты вели от слова ruotsi, которым якобы финны называли шведов» (Восточнославянские племена. М., 1953. С. 207).

(обратно)

30

Интересно отметить, что задолго до появления этой этимологии С. М. Соловьев высказал мысль, что если на севере для обозначения норманнских дружин служил термин «варяги», то на юге «общим названием для подобных дружин было русь» (Соловьев. История… Кн. 1. С. 126).

(обратно)

31

Древнейшая правда так и поставила их одного за другим во главе списка лиц, имеющих право на 40-гривенную виру: «аще будеть русинъ, любо гридинъ» и далее остальные категории. См. подробнее здесь с. 10–12.

(обратно)

32

ПВЛ. Т. 1. С. 18 и Новг. 1-я лет. С. 106.

(обратно)

33

Оставляет по недоразумению, поскольку несколько далее варяги и словене у него прозываются русью, оттого что обосновались в Киеве: «И седе Игорь, княжа, в Киеве, и беша у него варязи мужи словени, и оттоле прозвашася русью» (прочие – вставка). Именно в Киеве «русь» из названия норманнской дружины превратилась в название правящего сословия, тогда как на севере к моменту складывания Сказания о призвании варягов (см. здесь с. 28–31) под русью еще могли понимать норманнскую дружину. Что процесс переосмысления имени «русь» происходил на юге, видно из того, что для северных финнов ruotsi так и осталось именем норманнов. И А. А. Шахматов во многих своих трудах настаивал, что термин «Русь» впервые появился в Киеве, что вторая волна варягов «прозвашася русью» именно в Киеве.

(обратно)

34

В пользу того, что вставки «руси» в этническом значении сделаны только вторым редактором ПВЛ, можно привести следующее обстоятельство: ни в перечне племен, с которыми Олег идет из Новгорода, ни в том перечне, который помещен перед походом на Царьград из Киева, не упоминается русь. Имя «русь» упоминается только в списке «воев», с которыми Игорь пошел на Византию: летописец встретил имя Русь в греческом источнике об этом походе и потому вставил русь в перечень «воев». Перечни эти, по-видимому, преследовали цель показать зависимые от князя племена. Варяги же вставлены здесь по аналогии с позднейшими призваниями их Владимиром и Ярославом. Прим. 2 на стр. 95.

(обратно)

35

«Περί εθνών». Известен также под латинским названием «De administrando imperio» – «Об управлении империей». Оба названия даны позднейшими издателями. Константин написал трактат для своего сына между 949 и 952 годами.

(обратно)

36

Известия ГАИМК. Вып. 91. 1934. С. 10.

(обратно)

37

Тексты договоров дошли до летописца в попорченном состоянии, и, возможно, этот отрывок оказался отрывком в буквальном смысле слова, во всяком случае мы знаем даже то место договора, откуда он взят: после названия «О взимающих куплю Руси» статья пропущена. Что побудило летописца выдать ее за отдельный договор, объясняет А. А. Шахматов. Он считает и сам поход 907 года вымышленным, но с этим можно и не согласиться. Шахматов А. А. Несколько замечаний о договорах с греками Олега и Игоря. Записки неофилологического общества. Т. 8. 1915.

(обратно)

38

Обнорский С. Язык договоров русских с греками // Язык и мышление. Т. 6–7. Л., 1936. С. 84–103. Ранее В. М. Истриным был высказан другой взгляд на время перевода. Он относил его ко времени Ярослава, когда была организована митрополия и приехавшие греки привезли с собой оба документа. Истрин В. М. Договоры руси с греками X в. // Известия ОРЯС АН. Т. XXIX. 1924.

(обратно)

39

Например: «От коеа любо страны пришедшим в русь» (ПВЛ. Т. 1. С. 28). Впрочем, в этом значении встречается очень редко: в договоре 911 года – 6 раз, в договоре 945 года – 1. Встречаются выражения «Русская земля» (911) и «страна Руская» (945). У Константина Багрянородного, имея в виду его информатора (см. прим. 1 на стр. 38), можно заподозрить то же словоупотребление. В таком случае в договорах под Русью может иметься в виду только Киев (см. здесь с. 42).

(обратно)

40

ПВЛ. Т. 1. С. 25–26.

(обратно)

41

Там же. С. 28. На эту статью обратил внимание еще В. О. Ключевский (Терминология русской истории // Соч. Т. 6. М., 1959. С. 131).

(обратно)

42

Там же. С. 24. Из так называемого договора 907 года.

(обратно)

43

Там же. С. 35. Или еще: «Аще ли же кто от князь или от людий русских, ли хрестеянъ, или не хрестеянъ…» (Там же. С. 39).

(обратно)

44

Например, статья 5 договора 911 года («Аще ли ударить мечем, или бьеть кацем либо сосудомъ, за то ударение или бьенье да вдастъ литръ 5 сребра по закону русскому; аще ли неимовит тако сотворивый, да вдастъ елико может… да пребывает тяжа оттоле не взыскаема». ПВЛ. Т. 1. С. 27) и статья 3 Краткой правды («Аще ли кто кого ударить батогомъ, любо жердью, любо пястью, или чашею, или рогомъ, или тылеснею, то 12 гривне; аще ли сего не постигнуть, то платити ему, то ту конець». Тихомиров М. Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953. С. 76). Можно предположить, что Древнейшая правда, о которой я скажу несколько слов дальше, начала вырабатываться в дружинной среде на рубеже IX–X веков, впервые была записана при Ольге и окончательно оформилась при Владимире, возможно в связи с призванием варягов в помощь.

(обратно)

45

Тихомиров. Пособие… С. 75. Я не так расставил знаки препинания.

(обратно)

46

Примеры таких сопоставлений см.: Русская Правда. Т. 2. М.; Л., 1947. С. 32–42.

(обратно)

47

О происхождении этой дани см. здесь с. 41.

(обратно)

48

Парамонь двор – место, где останавливались в Новгороде норманны. Название, очевидно, от древненорманнского farimenn – так назывался экипаж корабля, кроме рулевого. Брим. Путь… С. 213.

(обратно)

49

Новг. 1-я лет. С. 174–175.

(обратно)

50

Т.е. Древнейшую правду, которая кончалась, очевидно, статьей 11-й и определяла взаимные отношения дружинников, околокняжеского слоя, которые и имеются в виду под именем «мужей», а вовсе не все свободное население. Остальные статьи до Правды Ярославичей приросли, очевидно, во время правления Владимира и Ярослава. О влиянии норманнского права на Русскую правду см.: Щепкин Е. Н. Варяжская вира. Одесса, 1915.

(обратно)

51

Под 1016 годом Новгородская 1-я летопись младшего извода поместила всю Краткую правду, введя ее словами: «И дав им правду, и устав списавъ, тако рекши имъ: “по се грамоте ходите, якоже списахъ вамъ, такоже держите”. А се есть правда рускаа» и далее ее текст. Новг. 1-я лет. С. 175–176. Софийская летопись сохранила два известия (1019, 1035) о даче Ярославом грамот Новгороду. Первой и была, очевидно, Древнейшая правда, т. е. ее распространение на Новгород.

(обратно)

52

Русско-ливонские акты, собранные К. Е. Напьерским. Изд. Археографической комиссии. СПб., 1868. С. 2. Мнение, что русин – житель Киевщины, основано на том только, что в XII–XIII веках под Русью имелась в виду прежде всего Киевщина. Но я как раз привожу примеры для XII–XIII веков. В каком значении употреблен русин в этих памятниках, сказать трудно, я привожу только как пример бытования этого термина на севере. Возможно, для обозначения жителей русского юга служил в то время иной термин, а именно русич. См., например, в Слове о полку Игореве:

Русичи великая поля чрълеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю – славы.

(обратно)

53

Также Г. Е. Кочин толкует его как «категорию населения». Материалы для терминологического словаря древней России. М.; Л., 1937. Русин упоминается в той части памятника, которая является оригинальным русским произведением и служит продолжением перевода с греческого. «Посмертные чудеса святителя Николая, епископа Мирликийского, чудотворца». Памятники древней письменности и искусства. Вып. XXII. Изд. ОЛДН. СПб., 1888. С. III–VII и 47–48.

(обратно)

54

«А иже придутъ гости, да емлют месячину…» (ПВЛ. Т. 1. С. 24). В договоре 945 года упомянут «купецъ Адунь» (Там же. С. 34).

(обратно)

55

Тихомиров. Пособие… С. 154 и 174.

(обратно)

56

Ekblom R. Rus et Vareg dans les noms de lieux de la region de Novgorod. Archives d’Etudes Orientales. V. II. Upsala, 1915.

(обратно)

57

Все это только догадки, основанные на самых общих соображениях. См. об этом здесь с. 24–25.

(обратно)

58

Известия ГАИМК. Вып. 91. С. 9.

(обратно)

59

Так же звучит это слово по-русски. Томсен предложил два объяснения: ne sofi (не спи) и, при переиздании своей книги в 1919 году, ves uppi (будь настороже). Предполагается, что в слове Εσσουπῆ отпало начальное N, так как ν читалось в конце предыдущего слова.

(обратно)

60

Объяснение этой фразы можно видеть в следующем. Информатором Багрянородного был, по-видимому, норманн, принадлежавший к верхушке Киевского государства – руси – и часто бывавший для торговли в Константинополе. Так он называет Новгород – Немогард, с характерным норманнским окончанием gardr, ширину порога Эссупи сравнивает с шириной императорского манежа, а ширину Крарийской переправы – с шириной Константинопольского ипподрома. Он сообщил Багрянородному как русские, так и славянские названия порогов, так как русь в его время была, скорее всего, двуязычной, и объяснил некоторые из них. Для объяснения же славянских был привлечен еще какой-нибудь болгарин или чех, который объяснил слово «неасит» (в данном случае «ненасытец», так как это был самый опасный порог) как «пеликан» (ср. чешское nejasyt). Он же придал «славянским» названиям южнославянский характер, например, «праг».

(обратно)

61

В рукописи он по ошибке отнесен к «славянским» названиям, а «русского» вообще не дано.

(обратно)

62

По-видимому, этот порог упомянут в рунической надписи (X–XI вв.) на Готланде: «Ярко раскрашенный поставили этот камень братья Гегбиарн, Родвисль, Ойстаин и Эймунд, которые воздвигли камни в память Рафна на юге на Руфстайне. Они доехали до Айфура. Вифиль приказал это». «Руфстайн» может значить так называемый «Рваный камень» у Ненасытецкого порога. Брим. Путь… С. 241.

(обратно)

63

Всего семь названий. Я привел только примеры, заимствовав их у Томсена (Начало… С. 50–53) и Брима (Путь… С. 239–244), которые сделали тщательный анализ названий всех порогов, везде обнаружив указанную выше аналогию. Впрочем, не все объяснения удовлетворительны. Гипотезы Поллинга, который исходит из наличия в руках Багрянородного рунического итинерария по Днепру и объясняет названия из систематических ошибок императора, встретили отрицательное отношение Томсена (см.: Брим. Путь… С. 239–244), объяснения которого я приму здесь без оговорок. К сожалению, я не имел возможности ознакомиться с современной зарубежной литературой по этому вопросу. Насколько мне известно из рецензий, ни в одной серьезной работе не отрицается скандинавское происхождение «русских» названий.

(обратно)

64

Не исключено, что речь идет о нескольких источниках, но я не думаю, чтобы Багрянородный пользовался какими-то рукописями, даже для названий порогов, так как сообщаемые им данные слишком свежи – например, он упоминает сидевшего в Новгороде сына Игоря Святослава. Возможно, его информатором был норманн, перешедший на службу в императорскую гвардию. Хотя организация специального корпуса варягов относится к более позднему времени, в службе отдельных норманнов в императорской гвардии нет ничего удивительного. См. прим. 1 на стр. 38.

(обратно)

65

ПВЛ. Т. 1. С. 25.

(обратно)

66

Интересно, что описывая его ратификацию, летописец не только употребляет термин «русь» так, как он употреблен в договоре, но и указывает на то, что русь состояла, главным образом, из норманнов: «…А хрестияную русь (т. е. христианскую часть дружины) водиша роте в церкви святого Ильи… се бо бе сборная церки, мнози бо беша варязи хрестеяни и козаре» (ПВЛ. Т. 1. С. 39). Этот отрывок можно понимать еще так, что, помимо норманнов, русь состояла также из хазар, роль которых в начальной русской истории еще во многом неясна. См. здесь прим.1 на стр. 106.

(обратно)

67

Цит. по: Томсену. Начало… С. 43–44.

(обратно)

68

Гедеонов С. Варяги и Русь. Т. 2. СПб., 1876. С. 526. Кстати сказать, термина «северные народы» у греков вообще не было.

(обратно)

69

Юшков С. В. К вопросу о происхождении русского государства // Ученые записки Московского юридического института. Вып. 2. 1940. С. 43.

(обратно)

70

Разъясняя при этом его смысл: Nord – север, mann – человек. Зачем вообще использовать для обозначения всех живущих к северу от Византии народов термин чужого языка? К тому же «к северу от Константинополя» находилось и Итальянское королевство, и Германское королевство (с 962 года Священная Римская империя); что же, население этих стран Лиутпранд тоже причисляет к норманнам?

(обратно)

71

По мнению С. В. Юшкова, никак, впрочем, не аргументированному, русь – военно-купеческое сословие, «некая социальная группа», возникшая среди славян без всякого участия норманнов. Взгляда, что русь – социальная группа, придерживались многие авторы и до и после Юшкова, в том числе и я пытаюсь обосновать его в этой работе. Возражение вызывает предположение Юшкова о неучастии норманнов в создании этого социального слоя. Взгляд на «русь» как социальную группу характерен для советского антинорманизма предвоенных годов. Послевоенный антинорманизм пошел еще дальше и считал «русь» уже не социальной группой, а «славянским племенем».

(обратно)

72

См. здесь прим. 2 на стр. 62. Помимо всего, статья В. А. Брима помещена не во втором томе указанного сборника, как ссылается Юшков, а в первом; второго вообще не существует. У С. В. Юшкова это, как можно думать, результат неправильно понятого места в статье, приложенной к первому тому лекций А. Е. Преснякова, там же, кстати, в сноску вкралась опечатка, и вместо буквы «П» (Петроград) появилась цифра II (стр. 267 Лекций). С легкой ли руки С. В. Юшкова или по другой причине, но статью В. А. Брима и М. Н. Тихомиров поместил в несуществующий второй том (Происхождение названий… С. 60), добавив при этом, что «теория Брима ничего не объясняет». П. Н. Третьяков почему-то после слов о «готском происхождении рос-русь» компромиссно делает ссылку и на первый и на второй тома, если только это снова не опечатка (Восточнославянские племена… С. 207).

(обратно)

73

В сноске он опять ошибается, относя издание книги к 1918 году. Поскольку для большинства своих утверждений он вообще обходится без сносок, особенно заметны его неточности в немногих имеющихся.

(обратно)

74

«Эти шесть племен (т. е. поляне, древляне, северяне, дреговичи, кривичи, словене), составлявшие особую, совокупную славянскую народность, искони назывались Русью» (Гедеонов. Варяги… Т. 1. С. 69).

(обратно)

75

Если бы С. В. Юшков прочитал те работы В. Г. Васильевского, на которые он ссылается, он мог бы и оттуда узнать о Гедеоновской «славянской, до-варяжской Руси» (Васильевский В. Г. Труды. Т. 3. СПб., 1915. С. CXVII, об этом же на с. VI).

(обратно)

76

Какие арабские писатели, кроме Ибн-Фадлана, описывают «быт русских купцов»? См.: Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. М.; Л., 1939.

(обратно)

77

У него же он списал свои сноски на Monumenta Germaniae Historica, дословно повторяя его: где у Томсена «Scr. III. Стр. 277», там также и у Юшкова, где у Томсена просто «I, 433», там и Юшков повторяет то же самое. Но точного подобия все-таки не получается: у Юшкова вместо Hist. Scr. (Scriptores) какие-то загадочные «hist.sec.» и другие опечатки. Чтобы придать видимость самостоятельной работы с источниками, он отсек начало и конец Томсеновой цитаты, причем конец даже на середине фразы.

(обратно)

78

Коковцов П. К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932. Говоря о «походе 912 года», С. В. Юшков, вероятно, имеет в виду сообщение Масуди. Но ведь у того сказано «после 300 года гиджры», т. е. после 912/913 года. См.: Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870. С. 131.

(обратно)

79

Чувствуя себя после подобных экзерсисов завзятым ориенталистом, С. В. Юшков не преминул дать оценку ученым, работавшим до него в этой области. Так, по его мнению, Ф. Вестберг «крайне извратил смысл арабских источников» (стр. 45). Юшков, по-видимому, этот смысл восстановил.

(обратно)

80

«Византийские источники говорят о нападении руссов на черноморские города Сурож и Амастриду в 828 и 839 годах» (стр. 57). Пространное житие св. Стефана Сурожского сохранилось только на славянском языке, и подозревать, что эпизод с князем Бравлином был в греческом оригинале, если даже таковой и существовал, нет никаких оснований. Распределение нападений по годам можно отнести только на счет фантазий С. В. Юшкова.

(обратно)

81

См. здесь с. 15 и прим. 3 на стр. 41.

(обратно)

82

ПВЛ. Т. 1. С. 34–35. См. здесь с. 13–14. Кстати, и сам Игорь тоже норманн.

(обратно)

83

Ключевский В. О. Курс русской истории. Т. 1. М., 1956. С. 145. Дату 865 Юшков нашел опять же у Томсена (см. здесь прим. 1 на стр. 100). В результате всех перечисленных выше ляпсусов, называемых в статье «анализом источников», С. В. Юшков считает норманизм окончательно ниспровергнутым. Это еще ничего. С другими теориями он расправляется гораздо быстрее. «Падает теория, отождествляющая русь со славянским племенем полян» (стр. 51) на том только основании, что в «житии Стефана Сурожского повествуется о русском новгородском князе Бравлине» (стр. 50). Я вовсе не сторонник полянской теории, но слишком уж легко она падает.

(обратно)

84

«В лето 6376. Имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенех, на мери и на всех кривичехъ» (ПВЛ. Т. 1. С. 18).

(обратно)

85

Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 2. С. 959.

(обратно)

86

ПВЛ. Т. 1. С. 18–19.

(обратно)

87

Новг. 1-я лет. С. 106.

(обратно)

88

Каким именно, С. В. Юшков сообщает ниже: «По этому пути (Днепру) везли свои товары не только русские, но и византийские, хазарские, арабские купцы… в выработке этой номенклатуры принимали участие купцы, принадлежащие к разным народностям…» (стр. 47). Возможно, что хазарские и византийские купцы действительно шли по Днепру, но ведь сделать вывод о их участии в наименовании порогов можно, только указав греческие, хазарские и арабские корни в названиях порогов.

(обратно)

89

Я привел отнюдь не все несообразности С. В. Юшкова. На двадцати трех страничках небольшого формата я насчитал 35 ошибок. Разбирать их здесь все нет смысла. Я остановился на его статье так подробно только потому, что ею начинается более чем двадцатилетний период господства антинорманизма в советской историографии. Интересно было бы еще гипотетически восстановить те материалы, которыми пользовался С. В. Юшков для своей, произведшей столь решительный поворот статьи. Исходным пунктом для него послужила статья А. Е. Преснякова «Вильгельм Томсен о древнейшем периоде русской истории» (1927), перепечатанная в первом томе «Лекций по русской истории». Оттуда он позаимствовал также ссылку на В. А. Брима и затем обратился к книге В. Томсена «Начало русского государства», из которой извлек почти все свои сведения об источниках и с положениями которой в основном полемизировал. При всех несомненных достоинствах книги В. Томсена она насчитывала к тому времени 60 лет существования (Юшков пользовался переводом с немецкой обработки 1879 года) и вряд ли была последним словом норманизма. Кроме того, Юшков держал в руках книгу А. Я. Гаркави «Сказания мусульманских писателей» и третий том «Трудов» В. Г. Васильевского. Как он ими пользовался, мы уже видели. Мог он еще пробежать последнюю главу книги А. А. Шахматова «Древнейшие судьбы русского племени», но я этого не думаю. И это все.

(обратно)

90

Киевская Русь. М., 1949. С. 444–445.

(обратно)

91

Имея в виду названия порогов. Происхождение названий… С. 76.

(обратно)

92

Доказал, «что русские названия являются не переводами славянских». А кто доказывал обратное? Тут и доказывать нечего – это и так видно. М. В. Левченко ссылается на книгу С. В. Юшкова «Общественно-политический строй и право Киевского государства» (М., 1949), где тот повторил свои домыслы. См.: Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956. С. 209.

(обратно)

93

Рыбаков Б. А. Образование древнерусского государства. М., 1955. С. 28 и прим. 22. Об этой работе здесь с. 44–46.

(обратно)

94

Исключение составляет севера, о которой см. здесь прим. 4 на стр.104.

(обратно)

95

Как это заметил уже Томсен (Начало… С. 88).

(обратно)

96

Под 898 годом (ПВЛ. Т. 1. С. 21).

(обратно)

97

Шахматов А. А. Сказание о призвании варягов.

(обратно)

98

Шахматов А. А. Повесть временных лет и ее источники.

(обратно)

99

Фразу эту гипотетически восстанавливает А. А. Шахматов. Для нас, впрочем, ее наличие необязательно.

(обратно)

100

ПВЛ. Т. 1. С. 11.

(обратно)

101

Там же. С. 23. Нельзя же подозревать, что под Русью имеются в виду здесь только поляне.

(обратно)

102

Но отнюдь не только Киевщина. См.: Гедеонов. Варяги… Т. 2. С. 438–439.

(обратно)

103

Iстория Украiни-Руси. Т. 1. Львов, 1904. С. 168; Киевская Русь. Т. 1. СПб., 1911. С. 229. В действительности речь идет о том, что Ярослав для похода присоединил к своей дружине наемных варягов и пришедших с ним в Киев новгородцев (словен). См. здесь с. 11. Употребление слова «русь» в ПВЛ – очень интересный особый сюжет, связанный с тем, как понимали это слово составители летописных сводов и как оно понималось в их источниках. См. здесь прим. 2 на стр. 77.

(обратно)

104

Происхождение названий «Русь» и «Русская земля» в сб. «Советская этнография» (Т. 6–7. М.; Л., 1947).

(обратно)

105

Хотя отдельные возражения М. Н. Тихомирова против схемы А. А. Шахматова кажутся правильными, тем не менее противопоставление комбинации натяжек схеме, основанной на тщательной и остроумной критике, выглядит малоубедительно. Я не хочу сказать, что Шахматов сказал последнее слово в истории летописания и выяснил подлинную историю создания летописных сводов, однако никому, кто захотел бы продолжить это изучение, не удастся игнорировать его работы.

(обратно)

106

Который фигурирует уже как автор начала XI, а не XII века.

(обратно)

107

Шахматов А. А. Повесть временных лет и ее источники. Для всей статьи М. Н. Тихомирова характерно полное игнорирование работ Шахматова.

(обратно)

108

Напомню, что Русь, по моему мнению, дружина князя. Летописец поставил здесь ее после варягов. См. здесь с. 8–9.

(обратно)

109

Что Перун и Волос встречаются в комментариях летописца, отметил Б. Д. Греков, оговорив, что летописец имел на то основание: «…договор Игоря 944 г. уже в своем собственном тексте упоминает Перуна в том же смысле и контексте» (Киевская Русь. С. 451. Прим. 2). О договоре Олега он пишет то же без всяких примечаний (Там же. С. 119–120). В договоре Игоря действительно есть фраза «И да будет клятъ от Бога и от Перуна, яко преступи свою клятву» (ПВЛ. Т. 1. С. 39). Быть может, упоминание Перуна результат постепенной славянизации «руси», происшедшей за полвека между двумя договорами, как и упоминание славянских имен во втором договоре (см. здесь с. 14). Однако неясно, что здесь стояло в греческом оригинале, какое имя передал переводчик именем славянского бога Перуна. Кроме того, при религиозном индифферентизме язычников все это вообще не доказательство.

(обратно)

110

Хотя слово «довлеть» в просторечии и стало употребляться в последние годы как «тяготеть, господствовать» (Словарь русского языка. Т. 1. М., 1957), но ведь это – позднейшее осмысление незнакомого слова по аналогии с «давить». Довлеть – от старого русского слова «довълъ» – быть достаточным – удовлетворять (есть еще значение следовать), самодовлеющий – сам себя удовлетворяющий, автаркичный. Употребление слова «довлеть» в неправильном значении, особенно историком, огорчило меня. Замечу кстати, что «вышеупомянутое известие» относится не к 837, а к 838/839 году.

(обратно)

111

Как я уже заметил, все арабские авторы, за исключением Ибн-Хордадбе, отличают русь от славян. Что же касается Ибн-Хордадбе, то в Багдаде в 846 году, когда он писал фразу: «Что же касается русских – а они суть племя из славян…», Русь была еще мало известна арабам. См.: Васильевский. Т. 3. С. CXIX–CXXIII. А Ибн-ал-Факих, пользовавшийся полным текстом Ибн-Хордадбе, вообще говорит не о руссах, а о славянских купцах (Бартольд В. В. Арабские известия о руссах // Советское востоковедение. Т. 1. 1940. С. 22–23). По-моему, прав П. Смирнов, который считал, что известие об «острове русов» и «трех племенах» (городах) руссов» почерпнуты из разных источников и говорят о разной Руси. Разбрасывание «трех центров древней Руси» по Восточно-Европейской равнине (причем третий «центр» повисает в воздухе) не особенно убедительно и очень странно для тех, кто для того же времени под Русью понимает племя полян. См. об этом здесь на с. 24–25.

(обратно)

112

Греки, как и хазары, принимали это имя за этническое. Откуда они его узнали? В. Томсен предположил, что от хазар (Томсен. Начало… С. 88–89), опосредованное хазарами, оно изменило «u» на «о». Греки поддерживали давнишние тесные отношения с хазарами: спафарокандидат Петрона построил для них крепость Саркел, две хазарские принцессы вышли замуж за византийских императоров (Феодора, жена Юстиниана II, и Ирина, жена Константина V Копронима). Знакомство со словом «русь» от хазар правдоподобно еще и потому, что от хазар же греки заимствовали название Киевской крепости Σαμβατας: хазары исповедовали иудейство, а во многих еврейских книгах, например в Талмуде и «Книге Иосиппон», встречается название страны и реки Sambattion, где живут рыжие люди (славяне). Кстати, и греки называли русских pουσιοζ – красные. Однако это особый, очень интересный сюжет, существует свыше двадцати этимологий слова Σαμβατάς, в том числе и малоудовлетворительные норманнские. См.: Лященко А. И. Киев и Σαμβατάς у Константина Багрянородного // Доклады АН СССР – серия В. 1930. № 4.

С другой стороны, как бы ни было неожиданно для греков нападение грозного северного народа, его имя казалось им знакомым и поэтому легко было воспринято в форме Ρϖς: термином Ρϖς в греческом переводе библии обозначался Рош Иезекииля, ошибочно принятый за имя народа (Рош – по-еврейски глава). «И было ко мне слово господне: сын человеческий! Обрати лице твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала, и изреки на него пророчества и скажи: так говорит господь бог: вот я – на тебя, Гог, князь Роша, Мешеха и Фувала…» (Иезекииль, 38, 1–3). Так пришедший с севера, из стран Гога и Магога, народ Ρϖς оправдал для греков эсхатологические предсказания Апокалипсиса, что Гог и Магог во главе войск сатаны подойдут к священному граду. Недаром первая беседа Фотия, во время осады русскими Константинополя, заполнена библейскими цитатами, связанными с концом света, а составитель жития Георгия Амастридского восклицает: «Этот губительный и на деле, и по имени народ!» Ср.: Сюзюмов М. К. К вопросу о происхождении слова Ρως, Ρωσια, Россия // ВДИ. 1940. № 2. А откуда же узнали имя Рус хазары? От волжских финнов в форме, близкой к ruotsi, от самих норманнов, усвоивших уже себе это имя, или от славян, о взаимоотношениях которых с хазарами я скажу немного далее? Трудно ответить.

(обратно)

113

Прозванный за свои развлечения, напоминающие развлечения молодого Петра Великого, Михаилом Пьяницей. Он царствовал с 842 по 867 год, но составитель ПВЛ, неправильно поняв «Никифоров летописец вскоре», отнес начало царствования к 852 году и, таким образом, поход к 866 году. Откуда он взял «14‐е лето», неизвестно. Теперь считают, что поход произошел в 860 году. См. здесь прим. 1 на стр. 100.

(обратно)

114

Не все исследователи согласны с датировкой В. Г. Васильевского. Х. М. Лопарев относит составление жития ко времени около 866 года (см.: Шахматов. Введение… С. 69), а Грегуар вообще к X веку, полагая, что в житии описан набег Игоря в 941 году. Такого же мнения придерживается А. Васильев. М. В. Левченко согласен со взглядом В. Г. Васильевского. Мне кажется, что с общеисторической точки зрения ничего удивительного в нападении Руси на Амастриду нет. Дорогу воинам указали купцы. На Амастриду напали потому, быть может, что она и раньше была известна по торговым сношениям. «В нее (Амастриду), – говорит писатель конца IX века Никита Пафлагонянин, – как на общее торжище стекаются скифы, живущие по северной стороне Эвксина» (Васильевский. Т. 3. С. XXIII).

(обратно)

115

Васильевский. Т. 3. С. 64. Было ли это нападение единственным? В славянском житии св. Стефана Сурожского сохранилось известие о нападении на Сурож (Сугдею) русского князя Бравлина из Новгорода, которое можно отнести к концу VIII – началу IX века. Едва ли вообще можно пользоваться пространным славянским житием как историческим источником. «Как произведение русского книжника XV столетия… – пишет В. Г. Васильевский, – житие Стефана Сурожского имеет весьма малую историческую ценность» (Труды. Т. 3. С. CCLXIII), а А. Васильев прямо заявляет: «Как исторический источник житие Стефана Сурожского должно быть исключено» (цит. по: Левченко. С. 51). Эпизод с князем Бравлиным напоминает, с одной стороны, аналогичное место Амастридского сказания, а с другой – Корсуньскую легенду о крещении Владимира, чтобы считаться подлинным. Упоминание же Новгорода еще более подтверждает поздний и искусственный характер всего эпизода, хотя, по мнению В. Г. Васильевского, он и может иметь под собой «подлинную историческую основу» (Труды. Т. 2. С. CCLXXXII). Если считать, что нападение на Амастриду – действительное событие, то представляются возможными и другие нападения норманнов на Черноморское побережье.

(обратно)

116

Это предложил уже В. Г. Васильевский. Людовик (814–840), благочестивый сын Карла Великого, первым испытал грозное предсказание своего отца о норманнах.

(обратно)

117

Цит. по: Памятники истории Киевского государства. Л., 1936. С. 23–24.

(обратно)

118

Гедеонов. Варяги… Т. 2. С. 483. Что это был титул каган, а не имя Гакон, признают, кажется, все.

(обратно)

119

Продолжатель Феофана, заимствуя рассказ о построении крепости у Константина Багрянородного, говорит, что оно произошло между возведением на патриарший престол Иоанна и походом Феофила на сарацин, 21 апреля, в воскресенье. Этим условиям соответствует 838 год, но полагают, что строительство крепости может относиться к более раннему времени.

(обратно)

120

По-видимому, те же кочевые народы, для защиты от которых хазары предприняли строительство крепости, т. е. мадьяры.

(обратно)

121

См. рецензию М. Д. Приселкова на книгу: Пархоменко В. А. Начало христианства на Руси // Известия ОРЯС АН. Т. XIX. Кн. 1. СПб., 1914.

(обратно)

122

Цит. по: Гедеонов. Варяги… Т. 2. С. 484.

(обратно)

123

Ибн-Ростэ писал в 30-х годах X века, но его сведения, по мнению Маркварта, восходят к Джейхани, писавшему на рубеже IX и X веков. Между тем временем, которое он описывает, и тем, в которое он пишет, должен был лечь большой срок. Медленная передача информации приводила к тому, что события, описываемые издали как современные, уже принадлежали прошлому.

(обратно)

124

Славяне спасаются от холода, по описанию Ибн-Ростэ, довольно интересным способом. «…Выкапывают они под землей род землянки, и затем прикрывают ее деревянною крышей, все равно как церковь, и затем забрасывают ее землею, после чего славянин со своей семьей входит в нее и приносит дрова и несколько камней. Затем он бросает их в огонь, пока они не станут раскаленными. Как только дрова сгорят, он обливает (камни) водой, так что вследствие этого распространяется пар и помещение становится теплым. Теперь они сбрасывают с себя свои одежды и остаются постоянно в этом жилище до весеннего времени…» (Marquart. Osteuropaische… S. 468–469). Можно предполагать, как это делал уже Хвольсон, что в действительности это описание словенских бань – ср. описание новгородской бани апостолом Андреем (ПВЛ. Т. 1. С. 12), хотя археология знает типы жилищ с таким именно способом отопления.

(обратно)

125

Marquart. Osteuropeische… S. 200–201.

(обратно)

126

С. Ф. Платонов с другой целью и по другому поводу установил, что во многих летописях еще в XV веке «вся местность к югу от оз. Ильменя слыла под именем Русы». Местность по обе стороны реки Ловать, ограниченная со всех сторон болотами и отчасти соответствующая описаниям, даваемым арабскими авторами, содержит также большое число географических названий с корнем «рус»: Новая Руса на р. Мшаге, Старая Руса на р. Полисти, р. Порусье, оз. Русское, Новая Руса на р. Поле, село Русино на р. Рытой, деревня Руска на р. Мсте, р. Русская (Платонов С. Ф. Руса // Дела и дни. 1920. Т. 1. С. 1–5).

(обратно)

127

Это название происходит от финского Llode-jogi, что значит «самая низшая», так как р. Ладога была последним притоком Волхова до впадения его в озеро. Отсюда норманнское Aldeiguborg, Alldoga, видоизмененное славянами в Ладога.

(обратно)

128

По этому вопросу существует обширная литература, начиная с работы Щеглова «Первые страницы русской истории» (ЖМНП. 1876. Ч. 185. № 5–6). Хочу указать также очень интересную книгу П. Смирнова «Волжский путь и древние русы» (Киев, 1928. На укр. языке). Он обратил внимание, что первоначально главным для норманнов был волжский путь, но его выводы о каганате на средней Волге кажутся сомнительными. Вопрос о «каганате» и «трех центрах Руси» очень сложен и едва ли будет решен до тщательного комплексного изучения археологических памятников и восточных и скандинавских известий о Восточной Европе.

(обратно)

129

Для финнов же, для которых норманнская дружина всегда оставалась блуждающим чужеродным телом, термин ruotsi постепенно приобрел свой современный смысл.

(обратно)

130

Корень «рос» встречается в именах дославянских народов юга, на что обратил внимание В. А. Брим. Например, роксоланы, аорсы, жившие к северо-западу от Каспийского моря, росомоны, восставшие против Эрманариха. Упоминаемый сирийским анонимом VI века народ Hros может, пожалуй, ввиду книжнического характера всей компиляции быть библейским Ρως (см. здесь прим. 1. на стр 55). В латинской транскрипции имя упомянутого народа передается как Hros, так что едва ли можно отождествлять его с Ρϖς, которое транскрибируется как Rhos. Ср.: Пигулевская Н. В. Сирийский источник VI века о народах Кавказа // ВДИ. Т. 1. 1939; Дьяконов А. П. Известия псевдо-Захарии о древних славянах // ВДИ. Т. 4. 1939. Корень «рос» характерен не только для юга Восточной Европы. «То этническое имя, которое звучит сейчас в названии нашего народа, – пишет С. П. Толстов, – широко запечатлено в “языке земли” Средней Азии (и не только Средней Азии) в форме рос, рокс, рас, аорс, аракс, арс (префиксированный восточный вариант)» (Толстов С. П. Из предистории Руси // Советская этнография. Т. 6–7. М.; Л., 1947. С. 43). Интересная этимология имени рос-рус была предложена Ф. И. Кнауэром. Он предполагает индоевропейский корень «ros-rons» (с утраченным еще в индоевропейскую эпоху значением: течь), откуда rona-ronsa (река). Первое нашло отражение в скр. Rasa, др. – перс Rana, русск. роса, Рось (Ръсь). Второе в зенд. Ranha, русск. Руса, Русь. Связывая мордовское Rha/Ra Птолемея, Ρϖς Агафемера (?) – название Волги с мифической рекой Rasa гимнов Ригведы, он делает вывод, что родина индоевропейцев находилась в Поволжье и «Rosa-Ronsa» было древнейшим названием Волги. При этом славянское племя сформировалось в Поволжье, и русские были последней миграционной волной. Они и назвали по имени Волги – а от нее и по своему собственному имени – многие реки Восточно-Европейской равнины Рось и Руса, как индийцы назвали Ran’ой одну из рек бассейна Инда (Кнауэр Ф. И. О происхождении имени народа Русь // Труды XI археологического съезда. Т. 2. М., 1902. С. 6–19). Происхождение имени Ф. И. Кнауэр не отделяет от происхождения народа. Не касаясь лингвистической, его историческая реконструкция, вроде приволжской родины славян, не соответствует действительности и никем принята не была. Скорее можно предположить, что Волга явилась заметной вехой на пути индо-иранцев с северо-запада Европы в Центральную Азию. В финских языках сохранились следы соприкосновения с иранцами, от них же могли волжские финны позаимствовать названия Волги и других рек равнины, которые усвоили просачивающиеся сквозь финскую среду славяне (см. здесь с. 46–47). Так индо-иранское движение создало благоприятную подпочву для расцвета на ней имени Русь, которое славяне восприняли от норманнов через тех же финнов. См. также интересную работу Н. Я. Марра (Из переживаний доисторического населения Европы // Избранные работы. Т. 5. М., 1935).

(обратно)

131

Эта велеречивая фраза не обязательно верна. Наоборот, нападение 860 года могло вызвать перемещение норманнского центра в Киев, на ближайший плацдарм для набегов на Константинополь и вместе с тем торговый центр на пересечении путей с юга на север и с запада на восток. Что же касается самого похода, то очень вероятно, как и в случае с нападением на Амастриду, что он был не единственным. В житии патриарха Игнатия, написанном Никитой Пафлагонянином около 880 года, упоминается о двух русских нападениях на Принцевы острова, где жил в то время опальный патриарх (Левченко. Очерки… С. 57–58). По контексту В. Г. Васильевский относит их примерно к 861 году (Труды. Т. 3. С. CXXVIII). Известия о походе 860 года, кроме греческих источников, имеются в Chronikon Venetum, составленной капелланом венецианского дожа Иоанном Дьяконом. Без даты, но в связи с событиями 860 года, он пишет: «В это время норманны осмелились напасть на Константинополь на 360 кораблях, но не будучи в состоянии нанести вред непобедимому городу, они храбро повоевали его предместья, перебили народа, сколько могли, и с триумфом вернулись домой» (цит. по: Томсен. Начало… С. 42). Они захватили, по-видимому, большую добычу, как впоследствии Олег, и сообщение греков о постигшем Русь поражении следует отнести на счет византийского патриотизма, если не считать поражением, что им не удалось взять город. В пользу такого взгляда говорит, пожалуй, письмо папы Николая I императору Михаилу III. «Наконец, не мы, убив много людей, сожгли церкви святых и предместья Константинополя, почти прилегающие к его стенам. И однако не было положено никакого взыскания на тех, кто является язычниками, иноверцами, врагами Христа, которые всегда противятся проповедникам истины…» (цит. по: Левченко. Очерки… С. 73–74). Разграбив окрестности и узнав о приближении крупных военных сил, русские удалились. См. о походе: Две беседы святейшего патриарха константинопольского Фотия по случаю нашествия россов на Константинополь (далее – Две беседы Фотия…). – Христианское чтение, 1882, сентябрь – октябрь».

(обратно)

132

Левченко. Очерки… С. 74, 77–79.

(обратно)

133

Что часть руси была христианской, видно из комментария летописца к договору 945 года. См. здесь прим. 3 на стр. 39. Однако часть небольшая, если впоследствии Святослав на совет Ольги принять христианство отвечал, что дружина будет смеяться.

(обратно)

134

Когда родился Святослав: под 972 годом, сообщая о его смерти, составитель ПВЛ говорит: «И всех летъ княженья Святослава летъ 20 и 8». Скорее всего, здесь годы княженья спутаны с годами жизни, так как в противном случае он начал бы княжить еще при жизни Игоря. Древнейший свод относил его смерть к 970 году, так что рождение Святослава произошло, очевидно, в 942 году, и в 946 он еще «детескъ», как и следует по летописи.

(обратно)

135

Это и предыдущее упоминание о борьбе Игоря с древлянами имеет целью подготовить читателя к гибели Игоря от их рук.

(обратно)

136

Под 968 годом вновь сообщается: «Придоша печенези на руску землю первое…» – после чего идут уже регулярные сообщения о них. Так было и в Древнейшем своде, а упоминание под 915 годом – сочинительство составителя ПВЛ, очевидно в связи с приглашением печенегов греками в помощь.

(обратно)

137

Император Роман – современник Игоря, и поэтому дату его отречения – 6453 – составитель Начального свода взял как год Игоревой смерти. Поэтому и здесь в связи с поставлением Романа (919) вновь упомянут Игорь.

(обратно)

138

ПВЛ. Т. 1. С. 31–33.

(обратно)

139

Я не воспроизвожу здесь аргументацию А. А. Шахматова, которому за отдельными частностями следую.

(обратно)

140

Тем более что сам А. А. Шахматов не очень высокого мнения о новгородских летописцах (Разыскания… С. 187).

(обратно)

141

Скандинавское переселенческое сказание имеет очень глубокие корни и восходит к прагерманской общности.

(обратно)

142

Стендер-Петерсен. Varägersage… С. 52–56, 60.

(обратно)

143

Как считает А. Стендер-Петерсен, приписывая эту сагу народу Ros-Ruotsi и утверждая, что она сохранилась в первичном варианте в Ипатьевском, Хлебниковском, Радзивилловском и Академическом списках ПВЛ, а не в Комиссионном списке Новгородской 1-й летописи младшего извода. «Русь» в Сказании, по его мнению, принадлежит к первичному тексту, с чем вряд ли можно согласиться после работ А. А. Шахматова.

(обратно)

144

«О» в слове tro произносится как русское «у». Sin hus легко могло перейти в «Синий ус» по народной склонности осмыслять непонятные слова. Эта этимология нуждается в проверке лингвиста. На ней настаивает Б. А. Рыбаков (Остромирова летопись // Вопросы истории. 1956. № 10), не указывая своего источника.

(обратно)

145

А как же быть с Изборском и Белоозером? Не отослал же Рюрик своих домочадцев в Белоозеро, верную дружину в Изборск, а сам «седее Новегороде»? Три города появились по числу братьев, как и три племени (словене, кривичи, меря; остальные – позднейшие добавления, как показал А. А. Шахматов). Рюрик, с которым связывалось местное предание, был посажен в Новгороде, а мнимые Синеус и Трувор – в незначительных городах, у которых не было своих преданий и где летописец мог посадить кого угодно (появившиеся там потом легенды – результат летописной традиции). Летописец вообще не знает, что ему делать с мифическими братьями, и «по двою лету» отправляет их к праотцам.

(обратно)

146

В третьей редакции ПВЛ Рюрик и выступает как основатель Новгорода: сначала он приходит в Ладогу, а оттуда поднимается вверх по Волхову и основывает Новгород. Не исключено, что здесь восстановлена подлинная историческая основа Сказания о призвании, искаженная новгородским летописцем из местного патриотизма.

(обратно)

147

Почему составитель Начального свода не сделал Игоря сыном Олега, а Олега сыном Рюрика, создав таким путем стройную княжескую династию, к чему он и стремился, ставя новгородскую легенду о призвании в основу своей схемы? А. А. Шахматов объясняет это так. В Хронографе, которым пользовался составитель Начального свода, под 6428 (920) годом говорилось о поражении Руси, но Древнейший свод, напротив, сообщал о победе Олега. Победа не должна была предшествовать поражению, наоборот – она должна была быть местью за него. Однако сделать так, чтобы сам вещий Олег понес поражение, а Игорь отомстил, летописец не хотел: это шло бы вразрез с преданием. Он сообщает сначала о походе Игоря, а чтобы Игорь не княжил раньше Олега, делает последнего воеводой. Такое объяснение несколько двусмысленно: приписать поражение вещему Олегу летописец не мог, а низвести из князей в воеводы смог, да и поход Игоря не выглядит таким уж поражением. Скорее Игорь был тесно связан в источнике летописца с Рюриком, чтобы тот мог разорвать их, не идя на явный подлог.

(обратно)

148

А. А. Шахматов допускал, что «Игорь был действительно сыном Рюрика» (Введение… С. 74).

(обратно)

149

Впрочем, может быть, это и не так. Мотив призвания, как и мотив переселения во главе с тремя братьями, отнюдь не новгородская особенность. Видукинд Корвейский в хронике о саксах (967) сохранил сказание о призвании саксов в Британию. Бритты, угнетенные постоянными нападениями неприятелей, приглашают саксов словами, живо напоминающими слова нашей летописи: «Terram latam et spatiosam et omnium rerum copia refertam, vestrae mandant ditione parere» (Тиандер К. Ф. Датско-русские исследования. Вып. 3. СПб., 1915. С. 21). Обращу внимание еще на один момент. Начало новгородской независимости и традиции княжеского призвания относится только к XII веку: в 1126 году впервые посадник был избран вечем, а не назначен киевским князем, а в 1132 году князь Всеволод Мстиславич, ушедший было из Новгорода «в Русь» после смерти Мстислава Владимировича, вернулся обратно уже, по-видимому, на каких-то договорных началах. В 1136 году он изгоняется из Новгорода, и с этого времени новгородцы сами приглашают и сами изгоняют своих князей. Считать поэтому, что в Сказании о призвании варягов отразился характерный для Новгорода политический порядок, нет больших оснований. Скорее даже призвание Владимира в 970 году сочинено по образцу нашего Сказания (см.: Новг. 1-я лет. С. 106 и 121).

(обратно)

150

Новг. 1-я лет. С. 106. Интересно, что составитель ПВЛ заменил «всташа град на град» словами «въста род на род», полагая, очевидно, что какие же в далекой Новгородской земле города.

(обратно)

151

Но опять-таки мы находим сюжет призвания с аналогичным объяснением в «Истории» Беды (731). Бритты напали на своих врагов и уничтожили их («изъгнаша варяги за море, и не даша им дани»), но стали предаваться порокам, особенно жестокости и лжи («и не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ»). Тогда они решили призвать саксов из-за моря («и идоша за море къ варягомъ») для защиты от зверей и врагов («иже бы володелъ нами и судилъ по праву»), после чего те прибыли на трех кораблях («и изъбрашася 3 братья с роды своими… и придоша») (см.: Тиандер. Вып. 3. С. 23). В скобках я даю параллельный текст ПВЛ.

(обратно)

152

Шахматов. Введение… С. 73.

(обратно)

153

Этот, говоря словами Крумбахера, «в высшей степени тощий хронологический перечень» оказался настоящим кладом для Нестора, так как благодаря ему он нашел начальную дату русской истории. О византийских хронистах см.: Крумбахер К. Византийские историки и хронисты // Очерки по истории Византии / Под ред. В. В. Бенешевича. СПб., 1913. Вып. 3.

(обратно)

154

Шахматов. Сказание о призвании варягов. Заслуживает внимания, что если для составителя Начального свода начало русской истории – это княжение Кия, Щека и Хорива, а призвание варягов – лишь новгородский эпизод, то составитель ПВЛ уже определенно ставит момент призвания во главе своей схемы.

(обратно)

155

ПВЛ. Т. 2. С. 238, 114.

(обратно)

156

Только в XV веке появилась генеалогия Рюрика, когда политическая мысль доросла до сознания ее необходимости. Желая подчеркнуть независимость Московской Руси от императора Священной Римской империи, генеалогию возводили к Прусу, брату Августа. С этого же времени идет и обычай выведения рода из-за границы.

(обратно)

157

ПВЛ. Т. 2. С. 234, 238. Такого же мнения придерживается и М. Н. Тихомиров (Происхождение названий… С. 67). Антинорманисты, упорно доказывающие, что в 862 году призвания не было и что варяги не назывались русью, живо напоминают Дон Кихота, который принимал стадо баранов за войска и медный таз цирюльника за доспехи.

(обратно)

158

Например, он пишет: «Летописцы представляли создание русского государства более глубоко, чем современные псевдоученые норманисты» (ПВЛ. Т. 2. С. 115).

(обратно)

159

Реконструкцию этих сводов см. в конце книги А. А. Шахматова «Разыскания о древнейших летописных сводах».

(обратно)

160

В таком случае связь между Олегом и Игорем – результат не только книжнической деятельности летописца, она существовала и в киевском предании, а именно в предании об убийстве Аскольда и Дира. Насколько предание это соответствовало действительности, см. здесь с. 35–36.

(обратно)

161

«Ольга съ сыном своимъ Святославомъ собра вои много и храбры и иде на Деревьску землю» (ПВЛ. Т. 1. С. 42).

(обратно)

162

Затруднение теперь было в другом: если первый князь Рюрик, второй Игорь, то куда же деть Олега, который по Киевскому своду 1039 года шел впереди Игоря?

(обратно)

163

Вернее, с теми, кого впоследствии уже во времена первого летописца стали называть варягами. Прим. 2 на стр. 95.

(обратно)

164

Что понимал составитель Древнейшего свода под русью? Скорее всего, в его своде «Русь» имела два значения: 1) страны, территории и 2) сословия, правящей верхушки. Здесь отразились жившие еще в начале XI века в Киеве «представления о том, что имя руси это имя княжеской дружины, княжеских бояр и вообще правящих верхов» (Шахматов. Разыскания… С. 324). Поэтому имя руси связывается у летописца с Киевом как стольным городом (по той же причине Русью уже в территориальном значении этого слова называли Киевщину, а с середины XII века имя Русь начинает употребляться для обозначения Суздальской области). В подтверждение этого можно привести один интересный пример из Древнейшего свода: Ярослав идет из Новгорода на Святополка без руси, а тот ему навстречу из Киева с русью, но затем, взяв Киев, Ярослав идет на Святополка и Болеслава с русью, а те без руси. Можно и не так толковать этот отрывок. Рассказ о парусах, который противопоставляет русь словенам, тоже можно отнести к Древнейшему своду, считая здесь русь княжеской дружиной (А. А. Шахматов приписывает этот рассказ Новгородскому своду).

(обратно)

165

Как, например, составитель ПВЛ в связи с набегом 941 года встретил подобное отождествление в болгарском переводе продолжателя Амартола (в так называемом ватиканском списке Амартола) «Русь… от рода варяжска сущим…». В греческом оригинале Русь отождествляется с франками.

(обратно)

166

Как я уже говорил, А. А. Шахматов относит эту фразу к Древнейшему своду, так как она не согласуется с призванием. Действительно, слово «находники» (наход – нападение, вторжение. Срезневский. Т. 2. С. 347) для призванных варягов звучит странно. Но можно рассматривать эту фразу как принадлежащую к Сказанию о приходе Рюрика, обложении славянских и финских племен данью, основании Новгорода и прозвании новгородцев варягами.

(обратно)

167

По мнению А. А. Шахматова, только составитель ПВЛ добавил «и прочии».

(обратно)

168

См. здесь с. 8–9.

(обратно)

169

В. О. Ключевский, обобщая имевшиеся в 1884 году взгляды на «русь», пишет: «Русь, слово, пережившее чрезвычайно разнообразные значения: этих значений можно различить четыре: 1) этнографическое: русь – племя, 2) социальное: русь – сословие, 3) географическое: русь – область и 4) политическое: русь – государственная территория» (Терминология… С. 130).

(обратно)

170

Особенно на несообразия этого эпизода указывал М. С. Грушевский, доказывающий, что не Киев был захвачен походом из Новгорода, а Новгород походом из Киева (История Украини-Руси. Т. 1. С. 363–365).

(обратно)

171

ПВЛ. Т. 1. С. 20.

(обратно)

172

Гаркави. Сказания… С. 127. Ф. Вестберг, чтобы как-то объяснить этот текст, предлагает читать вместо Ал-Дир – Игир (Игорь). Вестберг Ф. К анализу восточных источников о Восточной Европе (ЖМНП. Ч. 13–14. 1908. С. 396). Довольно характерный пример большего доверия к позднему памятнику, чем к раннему.

(обратно)

173

Их набег на Константинополь – дело рук летописца, открывшего этот набег у продолжателя Амартола и приписавшего Аскольду и Диру как предшественникам Олега (в Начальном своде этот набег упоминается без связи с ними). Составитель ПВЛ вообще прокорригировал Начальный свод, сделав Аскольда и Дира боярами Рюрика, чтобы подчеркнуть незаконность их княжения и зависимость от родоначальника династии, поместил их набег после призвания князей и сообщил о смерти Рюрика, что забыл сделать его предшественник.

(обратно)

174

Составитель ПВЛ отнес его на третий год по вокняжении Олега (879), как и второй поход Игоря поместил на третий год после первого. Вокняжение Олега он отнес к 879 году по следующей причине: годы Олегова княжения, как и княжение Игоря, определялись в народных преданиях эпическим числом 33, а из Начального свода было известно, что Олег умер сразу по возвращении из похода; вычтя из 912 (даты договора, а следовательно, и смерти) 33 года, летописец получил 879.

(обратно)

175

2 сентября сентябрьского 6420 года. Интересно, что в том же 911 году, когда Олег заключением договора с Византией получил от греков юридическое признание существования Киевского княжества, на другом конце Европы Карл IV Простоватый вынужден был уступить предводителю викингов Роллону побережье нижней Сены, где было образовано герцогство Нормандия.

(обратно)

176

См. здесь с. 26.

(обратно)

177

О походе Олега, в отличие от похода Игоря, не сохранилось византийских известий, что дает повод некоторым исследователям, например Грегуару, отрицать поход и самое бытие Олега. Многие сообщаемые летописцем обстоятельства этого похода, которые можно отнести к Древнейшему своду, носят явные следы болгарского влияния: упоминание почитаемого в Болгарии св. Дмитрия Солунского, рассказ о брашне и вине, имеющий аналогию в болгарской летописи, где он отнесен к Симеону, щит на вратах, которому в болгарских легендах соответствует копье Симеона (Шахматов. Разыскания… С. 466; Левченко. Очерки… С. 100). Параллельно с этим прослеживается скандинавское влияние в том же эпизоде со щитом и в хитроумном форсировании Золотого Рога (Стендер-Петерсен. Varägersage. S. 95–99). К местным киевским преданиям можно отнести, пожалуй, сам факт похода да рассказ о парусах.

(обратно)

178

Полоцк, Ростов и Любечь вставлены составителем ПВЛ по собственному разумению, очевидно, из желания широко раздвинуть территорию Олеговых владений, в тексте договора их нет. Показательно отсутствие Новгорода, что подтверждает взгляд о непричастности Олега к Новгороду и о соединении Киева и Новгорода в более позднее время.

(обратно)

179

Начальный свод упорно связывает Олега с Ладогой. «Иде Олег къ Новугороду, и оттуда в Ладогу… есть могила его в Ладозе» (Новг. 1-я лет. С. 109). Объяснить это можно скорее не тем, что Олег после похода пришел в Ладогу, – едва ли он вернулся на отдаленный от культурных и богатых областей север, – а тем, что он свой поход начал из Ладоги и там была жива о нем память. А о захоронении в Киеве пишет составитель ПВЛ: «И несоша, и погребоша его на горе, еже глаголеться Щековица; есть же могила его и до сего дни, словеть могыла Ольгова» (ПВЛ. Т. 1. С. 30). Могила, которую знает сам летописец, серьезное подтверждение реальности Олега и захоронения его в Киеве, так же как и могилы Аскольда и Дира подтверждают их реальность. Однако различные легенды о смерти Олега и данные Кембриджского документа не дают оснований с уверенностью считать, что это могила нашего Олега (да и сам летописец говорит предположительно: «словеть могыла Ольгова»). Еще до открытия Кембриджского документа проф. Антонович предположил, а М. С. Грушевский с ним согласился, что это могила какого-то другого Олега, который княжил ранее (Грушевский. История Украини-Руси. С. 365). В таком случае можно допустить, что это был князь, предшествовавший Аскольду, и приписать ему поход 860 года. Народная память, с подмеченной нами склонностью синтезировать, легко могла слить два Византийских похода двух Олегов в одно и потому именно запомнить его, забыв многое остальное.

(обратно)

180

Испорченная рукопись письма какого-то хазарского еврея своему покровителю была найдена Шехтером в университетской библиотеке Кембриджа, куда она попала из рукописного собрания Каирской синагоги, и опубликована в 1912 году. В подлинности этого письма сомневались некоторые ученые, как Маркварт и Грегуар. Для нас оно интересно упоминанием «царя Русии» Олега, который выступает здесь под своим норманнским именем Helgi (H-l-g-u). Привожу интересующий нас отрывок оттуда в переводе П. К. Коковцова. Во времена императора Романа было гонение на иудеев. Тогда хазарский каган «ниспроверг множество необрезанных. А Роман злодей послал также большие дары Хельгу, царю Русии, и подстрекнул его на его собственную беду. И пришел он ночью к городу S-m-k-r-jj и взял его воровским способом, потому что не было там начальника раб-Хашмоная. И стало это известно Бул-ш-ци (очевидно, титул), то есть досточтимому Песаху, пошел он в гневе на города Романа и избил и мужчин, и женщин. И он взял три города, не считая множества пригородов. И оттуда пошел он на город Шуршун (Χερσόν, Корсунь), и воевал против него… И оттуда он пошел войной на Хельгу и воевал… месяцев, и бог подчинил его Песаху. И нашел он… добычу, которую тот захватил из С-м-к-рая. И говорит он: “Роман подбил меня на это”. И сказал ему Песах: “Если так, то иди на Романа и воюй с ним, как ты воевал со мной, и я отступлю от тебя. А иначе я здесь умру или же буду жить до тех пор, пока не отомщу за себя”. И пошел тот против воли и воевал против Кустантины на море четыре месяца. И пали там богатыри его, потому что македоняне осилили его огнем. И бежал он, и постыдился вернуться в свою страну, и пошел морем в Paras, и пал там он и весь стан его. Тогда стали русы подчинены власти хазар» (Коковцов П. К. Еврейско-Хазарская переписка в X в. Л., 1932. С. 118–120).

(обратно)

181

См., например, статью: Пархоменко В. А. К вопросу о хронологии и обстоятельствах жизни летописного Олега // Известия ОРЯС АН. Т. 19. Кн. 1. СПб., 1914.

(обратно)

182

Да и по самому тексту автор не выдает себя за современника описываемых событий. «Когда было гонение на евреев в дни злодея Романа…» (см.: Бартольд. Арабские известия… С. 24). Кроме того, на позднее составление кембриджского документа указывают такие детали, как имя Песах, появившееся сравнительно поздно. О датировке письма см.: Коковцов. С. XXVIII–XXXI.

(обратно)

183

Так, в Кембриджском документе сказано, что название страны хазар Ар-к-нус, а имя столицы – Козар. Аркнус возможно вместо Urkanus, народа, живущего, если верить «Книге Иосиппон», по соседству с аланами (Коковцов. С. 120).

(обратно)

184

Шехтер предлагает читать Самбарай (S-m-b-r-jj), что можно было бы сопоставить с Σαμβατάς Константина Багрянородного, но категорические возражения П. К. Коковцова против подобного чтения исключают такое сопоставление.

(обратно)

185

О походе Олега, как мы знаем, не сохранилось византийских свидетельств. Кроме того, как можно судить по договору 911 года, поход был удачен. Может быть, тут отразились какие-то известия о неудачном походе Игоря, который как раз и был при Романе. Хазарский еврей, знавший о столкновениях русского князя в Хазарии, мог сопоставить их со слухами о поражении Руси в Византии. Не слились ли вообще в Кембриджском документе события разных времен: борьба князя Олега с хазарами и Византийский и Закавказский походы Игоря? И о нашем ли Олеге вообще идет речь?

(обратно)

186

Ориентировочная дата похода вполне отвечает нашим предположениям. Масуди сообщает далее о разгроме в устье реки Итиль награбивших русов мусульманами с согласия хазарского кагана, после чего понятна фраза Кембриджского документа: «Тогда стали русы подчинены власти хазар» (см.: Гаркави. Сказания… С. 131). По персидскому историку Хахир-ад-ди-Мараши (XV век), нападение русов на Табаристан произошло при Саманидах, а Саманиды были изгнаны оттуда в январе 914 года, так что нападение это можно отнести к 913 году (Бартольд. Арабские известия… С. 25). Ф. Вестберг предлагал 921–926 годы на основании имени военачальника, отразившего нападение русов. Однако этот военачальник – Юсуф Ибн-Абу-с-Саджа – был наместником Азербайджана не только в 922–927 годах, но и в 909–918 годах (Бартольд. Арабские известия… С. 45).

(обратно)

187

Для нашего летописца это были продолжатель Амартола, откуда он заимствовал дату похода, и житие Василия Нового, написанное его учеником Григорием. Григорий пишет, что Василию было видение о набеге варварского народа Ροϛ και Ογ και Μογ (может быть Гог и Магог), и далее сообщает о самом набеге, о котором императора предупреждает херсонесский стратиг. По этому же житию составитель ПВЛ говорит о нападении Игоря на Никомидию, Ираклию и Пафлагонию. Веселовский А. Видение Василия Нового о походе русских на Византию в 941 г. (ЖМНП. Ч. 261. 1889. С. 84–89).

(обратно)

188

Оно стало известно, вероятно, не во время похода, а после заключения договора. Игоря упоминает Багрянородный. Лиутпранд называет его Inger, что напоминает норманнскую форму его имени Ingvarr, а также форму, употребленную в сделанной старыми русскими буквами надписи на печати Святослава «Святославъ Инъгоревичь».

(обратно)

189

Иное дело – Олег. Киевское предание, как я уже говорил, запомнило его именно в связи с походом на Царьград. В византийских источниках ничего нет об этом походе, а в летописи мы найдем такие известия, которые не могли родиться нигде, кроме Руси.

(обратно)

190

В. А. Пархоменко обратил внимание на то, что гора Угорское расположена по Днепру ниже Киева, словно Игорь и Олег приходят к Киеву вверх по Днепру, с юга, а не с севера. Вслед за В. А. Пархоменко, но по другим основаниям, мы можем предположить, что Игорь захватил Киев с юга, возвращаясь из Константинополя. Там он сверг местного норманнского князя Дира, в это же время он женился, вероятно на дочери псковского князя, и у него родился сын Святослав.

(обратно)

191

Игорь «поиде на Греки в лодьях и на конихъ, хотя мъстити себе» (ПВЛ. Т. 1. С. 34). «Поход Игоря 944 года после поражения 941 года, – пишет А. А. Шахматов, – представляется явно сочиненным для того, чтобы покрыть бесславное событие, о котором летописец узнал из продолжателя Амартола» (Шахматов. Разыскания… С. 395).

(обратно)

192

«Царь посла к Игорю лучие боляре, моля и глаголя: “Не ходи, но возьми дань, юже ималъ Олегъ, придамъ и еще к той дани”» (944). «И посла царь, глаголя сице: “Не ходи къ граду, возми дань, еже хощеши”» (971). «Игорь же, дошед Дуная, созва дружину, и нача думати, и поведа им речь цареву» (944). «Святослв же, прия дары, и поча думати с дружиною своею» (971). Речь Игоревой дружины напоминает речь Святослава перед заключением договора. Поход Игоря кончается так: «А сам вземъ у грекъ злато и паволоки и на вся воя, и възвратися въспять, и приде къ Киеву въ свояси» (944), а Святослав у стен Царьграда «взя же и дары многы, и възвратися в Переяславецъ» (971) (ПВЛ. Т. 1. С. 34 и 51). Было бы интересно подробнее разобрать эту зависимость.

(обратно)

193

Подробный рассказ о походе руссов имеется у Ибн-ал-Асира (XIII век), извлеченный из какого-то сочинения X века. Руссы поднимаются по Куре и захватывают Бердаа. Насилия над жителями. Затем происходит решительная битва с мусульманами и гибель предводителя руссов, после чего остальные удаляются по Куре. По Моисею Каганкатоваци, руссы пробыли в Бердаа шесть месяцев и бежали с награбленным (Бартольд. Арабские известия… С. 31–33). Впрочем, полной уверенности, что это были «руссы» Игоря, у нас нет.

(обратно)

194

Греков. Киевская Русь… С. 453.

(обратно)

195

Шахматов. Разыскания… С. 108. Подобное заимствование обычная вещь для примитивной историографии. Так, дату изгнания Писистратидов из Афин римляне рецепировали как дату изгнания царей из Рима. Другим обстоятельством, побудившим составителя ПВЛ отнести смерть Игоря к 945 году, было то, что число лет его княжения определялось эпическим числом 33, а смерть Олега падала на 912 год, или наоборот.

(обратно)

196

Шахматов. Разыскания… С. 340–378.

(обратно)

197

Гиляров Ф. Предания русской начальной летописи. М., 1878. С. 212 и 11. После исследования А. А. Шахматова о Мистише Свенельдиче поздняя запись о Малдите представляет известный интерес.

(обратно)

198

Оба княжат равное число лет – 33 (этим эпическим числом определяла продолжительность их княжений народная память), оба, сев на киевском столе, воюют с окрестными племенами, оба совершают поход на греков, оба заключают договоры, и оба сразу же после этого погибают. При этом рассказы об их смерти вводятся одинаковыми словами. «И живяше Олегъ мир имеа ко всем странамъ, княжа в Киеве. И приспе осень, и помяну Олегъ конь свой…» (912). «Игорь же нача княжити въ Кыеве, мир имея ко всем странамъ. И приспе осень, и нача мыслити на древляны…» (944) (ПВЛ. Т. 1. С. 29 и 39).

(обратно)

199

Как это видно из его последующих походов. Он еще не национальный князь, как Владимир, а предводитель бродячей дружины и с такой же легкостью хочет покинуть Киев для Переяславца, с какой его отец покинул Новгород для Киева.

(обратно)

200

Как предполагает А. А. Шахматов, вятичи в это время жили где-то в верховьях Дона. См. здесь с. 47.

(обратно)

201

Легенды о мести Ольги, носящие в летописи явно вставной характер, сложились под сильным влиянием скандинавской поэзии (Стендер-Петерсен. Varägersage… S. 127–155). Однако сомневаться в самом факте борьбы Ольги с древлянами нет никаких оснований. В Древнейшем своде этот поход был изложен примерно так, как в комиссионном списке под 946 годом.

(обратно)

202

ПВЛ. Т. 1. С. 43.

(обратно)

203

Впрочем, А. А. Шахматов считает, что известия о походе Ольги к Новгороду не было в Древнейшем своде и составитель Начального свода заимствовал его из Новгородского свода. В Новгородском же своде оно появилось потому, что его составитель, пользуясь Древнейшим, принял упоминавшуюся там Древлянскую землю за часть Новгородской области, называющуюся Дерева. В Древнейшем своде, по его мнению, упоминание перевесищ по Днепру и Десне – продолжение фразы «И иде Ольга по Деревъстей земли…», а фраза «И преде в градъ свой…» – позднейшая вставка. А. А. Шахматов аргументирует искусственный характер известия о походе тем, что Ольга идет одна, а не со Святославом, как на древлян. Далее, если Вышгород – «Град Вользинъ», то Киев – город Святослава и землей правит Святослав, что не согласуется с походом одной Ольги (Шахматов. Разыскания… С. 111). Однако это не очень убедительно. Во-первых, Святослав слишком мал, чтобы править самостоятельно, Вышгород – только резиденция Ольги, но не ее удел /уделом он мог стать позднее/. Во-вторых, неизвестно, когда появилась в Новгородской земле местность Дерева, быть может, гораздо позже. В-третьих, летописец знает такую бытовую деталь, как санки во Пскове. Возможно, сведения об этом походе и вставлены только составителем Новгородского свода, но на основе действительных воспоминаний. А. А. Шахматов сам впоследствии писал: «Княгиня Ольга… связала свое имя не только с Киевом, но также и Новгородской областью, где по Мсте и Луге в XI веке охранились следы ее административной деятельности (Шахматов. Введение… С. 74–75). Мысль А. А. Шахматова, что в Древнейшем своде понятие Древлянской земли распространялось и на правый берег Днепра, на течение Десны, сама по себе очень интересна. См. здесь с. 48.

(обратно)

204

Весьма характерно, что в Начальном своде в этом эпизоде данью облагаются как раз северные племена: словене, кривичи, меря… Тогда-то, по-видимому, и Новгород был обложен данью, которую впоследствии отказался платить Ярослав (см. здесь с. 11). На то, что это перенос, указывает и безграмотный характер всей фразы.

(обратно)

205

Фраза «И изрядивши, възратися къ сыну своему Киеву, и пребываше снимъ въ любъви» – явная вставка, как подчеркивает А. А. Шахматов (Разыскания… С. 111).

(обратно)

206

Ольга, по летописи, родом из Пскова. Ее санки во Пскове как-то перекликаются с этим. В Пскове тоже, вероятно, было независимое Норманнское княжество, которое Ольга присоединила к Киеву.

(обратно)

207

Известия ГАИМК. Вып. 91. С. 16.

(обратно)

208

Там же. С. 8.

(обратно)

209

Такие княжества возникали на торговых путях. Примером может служить Полоцкое княжество, которое, по летописи, захватил Владимир в 980 году, убив местного князя, пришедшего «изъ заморья» норманна Рогволода. См. здесь с. 40.

(обратно)

210

ПВЛ. Т. 1. С. 59. Вернее, она не отменила систему полюдья, а сделала погосты центрами этой системы, придав полюдью совершенно иной характер. Но может быть, дело гораздо проще, и речь идет только об обложении данью Новгородской земли, что подтверждает мою точку зрения на военный поход и присоединение Новгорода к Киевскому княжеству. О значении слова «погост» см.: Пресняков. Лекции… С. 65–66.

(обратно)

211

Может быть, поэтому в договоре Святослава уже не упоминаются князья, а только бояре («и суть подо мною русь, боляре и прочии»). Кстати, слово «русь» здесь тоже, по-видимому, упомянуто в сословном значении, поскольку это всего лишь соглашение о мире между войском Святослава и греками.

(обратно)

212

В описании нашей летописью поездки Ольги соединяются церковные и народные предания. Летопись датирует поездку 955 годом. Однако из сочинения Константина Багрянородного «Описание царского церемониала» мы знаем, что Ольга была в Константинополе в 957 году. Доверять летописной дате особенно не приходится, так как летописец даже не знал, при каком императоре приезжала Ольга (он называет Иоанна Цимисхия, который хорошо был известен на Руси, так как с ним воевал Святослав). Есть версия, что Ольга побывала в Константинополе уже крещеной, но Багрянородный называет ее языческим именем Ελγα, а упоминание священника Григория может говорить о предстоящем крещении. Можно думать, что одной из причин поездки была попытка установить династические связи с Византией, женив Святослава на одной из греческих принцесс. Багрянородный с негодованием говорит о притязаниях варварских народов на родство с императорским домом (Левченко. Очерки… С. 224). Едва ли Ольге в Константинополе была оказана торжественная встреча, коль скоро она, вернувшись домой, отвечает через послов императору на его просьбу прислать обещанные дары: «Аще ты… тако же постоиши у мене в Почайне, яко же азъ в Суду, то тогда ти дамь».

(обратно)

213

Не противилась ли Ольга такой деятельности своего сына? Так ли безболезненно перешла власть от нее к Святославу, как это представлено в летописи? Наконец, как умерла Ольга? Повесть временных лет неопределенно сообщает о ее смерти: с одной стороны, Ольгу погребает торжественно Святослав «и людьи вси» киевские, а с другой, втайне священник, которого она держала при себе, возможно тот же самый Григорий (ПВЛ. Т. 1. С. 48–49). Можно заподозрить, не погибла ли христианка Ольга от руки язычника Святослава, который «творяше норовы поганьские» и «гневашеся на матерь» и честолюбивым замыслам которого она препятствовала? Но все это только догадки. Скорее всего, мы имеем здесь механическое соединение разных традиций – церковной, восхваляющей Ольгу и осуждающей Святослава, и дружинной. Летописец не чужд обеим этим традициям.

(обратно)

214

С помощью призванных варягов. Только с этого времени, по-видимому, появляется в русском языке слово «варягъ», поскольку ни в одном памятнике IX–X веков оно не упоминается. Варягами (др.-исл. Varigiar) назывались присягнувшие Владимиру норманны от varar – клятва, обет и ganga – идти. Ср. аналогичное др. – англ. Vargenga. Variagjar – люди, давшие кому-либо обет верного служения, наемники. В скандинавских сагах этот термин появляется с XI века, преимущественно в применении к наемникам византийских императоров. Действительно, с начала XI века норманны, прибывающие в Константинополь через Русь, под этим именем начинают служить в императорских войсках, и с 1060 года в греческих источниках упоминается термин Βάραγγοι, т. е. русское «варяги» в греческой окраске. На Руси это слово с XI века из имени наемников делается национальным именем норманнов, как веком ранее «русь» из имени дружины сделалось национальным именем восточных славян. Более ранним именем норманнов было, очевидно, сохраненное Древнейшей правдой слово «колбягъ». Во всяком случае оно старше, чем варяг, так как в летописи уже не упоминается. Колбяги, по-видимому, были членами норманнского торгового товарищества в Восточной Европе. Слово это происходит от ст. – швед. Kulbo (совр. Klubba, англ. club), т. е. деревянный жезл или дубинка – символ, служащий для созыва членов общества. Таким образом, название членов торгового, купеческого клуба должно было звучать как kulbing. См. статью Стендер-Петерсена «Четыре этапа русско-варяжских отношений» (Varangica. Aarhus, 1953. С. 249). С предлагаемым им аналогичным происхождением слова «варяг» трудно согласиться, как и вообще с его теорией норманнской колонизации.

(обратно)

215

См. интересную статью: Пархоменко В. А. Характер и значение эпохи Владимира, принявшего христианство // Ученые записки ЛГУ. 1941. Вып. 8.

(обратно)

216

Рыбаков Б. А. Образование древнерусского государства. М., 1955. Это изложение доклада, с которым автор выступил на Всемирном конгрессе историков в Риме.

(обратно)

217

Кстати сказать, помещенные в примечаниях (стр. 42) «в качестве основных летописных материалов»: «…2) Новгородский свод (по комиссионному списку), 3) “Временник” 1093–1095 (реконструкция А. А. Шахматова)» – в значительной степени покрывают друг друга, поскольку Шахматов реконструирует Начальный свод (1093–1095) по комиссионному списку. Б. А. Рыбаков вообще небрежно обращается с летописными сводами и исследованиями о них. Так, он пишет: «А. А. Шахматовым давно уже выяснена ошибочность и тенденциозность Новгородской летописи» (стр. 8), делая при этом сноску на с. 171–172, 187, 311–314 «Разысканий…». Эта фраза не совсем понятна, так как А. А. Шахматов в «Разысканиях» под новгородской летописью имеет в виду вовсе не комиссионный список, как Б. А. Рыбаков. Обращение к указанным в сноске страницам еще более запутывает. На с. 171–172 говорится о том, что поход Ольги к Новгороду – новгородское известие, возникшее в результате того, что составитель Свода 1050 года неправильно понял Свод 1039 года. Во-первых, почему Б. А. Рыбаков считает этот поход «ошибочным сообщением»? Во-вторых, Шахматов здесь говорит о тенденциозности Новгородской летописи 1050 года, существование которой Б. А. Рыбаков считает недоказанным (стр. 42). На с. 187 Шахматов говорит, что, хотя в Новгороде летописание велось регулярно, летописных сводов появилось мало. Я не нахожу никого объяснения ссылке на эту страницу, ни о каких «тенденциях» или «ошибках» здесь нет ни слова. На с. 311–314 объясняется, как появилось в Новгородском своде 1050 года в результате знакомства со Сводом 1039 года известие о призвании варягов. Поскольку Б. А. Рыбаков считает наличие этих сводов недоказанным, ссылка на них ставит читателя в тупик. Всех ссылок автора я, разумеется, не проверял.

(обратно)

218

Скорее всего, Киев возник именно на перевозе, на пересечении речного и сухопутного торговых путей, как на пересечении речного и сухопутного путей возник Рим. Названия многочисленных немецких городов (Frankfurt, Erfurt) также говорят об аналогичном происхождении.

(обратно)

219

Датировка похода, который имеет в виду Б. А. Рыбаков, вообще представляла затруднение. В ПВЛ он помещен под 866 годом. А. А. Куник, анализируя беседы Фотия, отнес его к 865 году. Впервые усомнился в этом Е. Е. Голубинский и предположительно отнес к 860 году. После опубликования Кюмоном хранившегося в Брюссельской библиотеке византийского сборника XI–XIII веков, имевшего между прочим список византийских императоров, где против имени Михаила III имелось замечание о нашествии Руси и дата – 18.6.860, В. Г. Васильевский еще раз тщательно проанализировал все источники и пришел к окончательному выводу, что поход был в 860 году. См.: Византийский временник. Т. 1. 1894. С. 258–259.

(обратно)

220

Томсен. Начало… С. 26.

(обратно)

221

Если то, что я писал до этого, в какой-то мере основывается на знакомстве с источниками и критической литературой, то дальнейшее – просто несколько самых общих гипотез.

(обратно)

222

Вполне вероятно, что термины «праязык», «пранарод», для удобства введенные наукой на определенном этапе ее развития, не покрывают собой действительных исторических явлений. Скорее, «праязык» – это для разных языков разновременная «стадия, которую должны были пройти все индоевропейские языки, когда они находились в состоянии взаимодействия друг с другом», а «пранарод» – «совокупность отдельных племен, говоривших на индоевропейских диалектах». Этот взгляд не снимает вопроса о прародине, а только ставит его по-новому. Ее связывают с неолитическими культурами шнуровой керамики, некоторые относят индоевропейскую общность в глубину каменного века. См.: Пизани В. Общее и индоевропейское языкознание // Общее и индоевропейское языкознание. М., 1956. С. 165–183.

(обратно)

223

Возможно, что слово «смерд» – результат общения с финнами. Mard – по-мордовски человек (сами финны заимствовали это слово у иранцев). Славяне сначала усвоили его как обозначение для финнов, а затем оно приобрело специальный характер и стало обозначать вообще представителей низших сословий.

(обратно)

224

«Повозка принадлежит истории, а лодка доистории», – сказал итальянский археолог Дж. Патрони.

(обратно)

225

По мнению А. А. Шахматова, известия о походе Святослава на восток в Древнейшем своде читались так: «И иде на Вългу на Козары. И налезе Вятиче, и рече Вятичемъ: “кому дань даете?” Они же реша: “Козарамъ по шълягу от рала дань даемъ”. Слышавъше же Козаре изидоша противу с къняземъ своим каганъмь и съступишася обои, и бъвши брани, одоле Святославъ Козаромъ и градъ их Белу Вежу възя, и приведе к Киеву Вятиче и дань на ня възложи» (Шахматов. Разыскания… С. 547 и 118–119). Святослав, очевидно, шел по Сейму и спустился к Белой Веже по Донцу. Что это был наезженный путь, говорят находки по нему монет.

(обратно)

226

Анты – слово, дошедшее до нас в греческой переделке. Быть может, оно звучало как ванты или венты. В греческих надписях из Керчи III века упоминается мужское имя Αντας.

(обратно)

227

Слово vet могло означать какой-нибудь тотем. Интересно, не уходит ли этот корень еще глубже, в индоевропейскую общность.

(обратно)

228

Середонин С. М. Историческая география. Пг., 1916. С. 133–143.

(обратно)

229

Не совсем ясен вопрос о югославянских дреговичах.

(обратно)

230

ПВЛ. Т. I. С. 13 и 16.

(обратно)

231

ПВЛ. T. 1. С. 14–15.

(обратно)

232

Г. Ильинский считает их лензанинами Константина Багрянородного. Ledъ – невозделанная пустошь, новь; ledjaninъ – человек, живущий на ляде. Отсюда уменьшительное lechъ, ставшее национальным именем польского народа (Известия ГАИМК. Вып. 91. С. 54).

(обратно)

233

Которых мы считаем потомками первой южной миграционной волны. Летопись могла причислить их к ляхам из-за отличия от остальных славян и соседства с радимичами.

(обратно)

234

Северъ – странное имя для славянского племени; оно дает основания полагать: не жили ли северяне раньше на нижнем Дону, в соседстве с хазарами, и не восприняли ли имя савиров? Направление при переселении под ударом мадьяр им указал Донец. Кстати, то, что они его назвали Донцом, малым Доном, говорит об их первоначальном знакомстве с Доном. Это движение столкнуло их с вятичами, которые под их давлением начали отходить на Оку.

(обратно)

235

К русскому «каганату», по моему мнению, это не имеет отношения. Каганатом его называли хазары.

(обратно)

236

См. об этом интересную статью: Марр Н. Я. Книжные легенды об основании Куара в Армении и на Руси // Избранные работы. Т. 5. М., 1935. Он полагает также, что производство имени полян от «поля» – позднейшая народная этимология.

(обратно)

237

Мы можем только догадываться, какая драматическая борьба происходила между отхлынувшей массой – «полянами» – и местными племенами – «древлянами». Норманны включились в нее, и сохраненные народной памятью походы Игоря на древлян – быть может, реминисценция этой борьбы. Именно из столкновения трех миграционных волн и возникла Киевская Русь.

(обратно)

238

Большой интерес представляет также вопрос о хазарском влиянии, особенно если верна гипотеза Н. Н. Энговатова о протоглаголичеcкой русской дохристианской азбуке, которую он возводит к еврейскому алфавиту. См. также обобщающую работу: Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962.

(обратно)

239

В комментариях все сноски, если не оговорено особо, сделаны О. Л. Губаревым.

(обратно)

240

Работа С. А. Бугославского, незаслуженно преданная забвению, была переиздана только в 2006 г.

(обратно)

241

Так, судно «The Sea Stallion Of Glendalough» длиной 30 м и шириной 3,8 м с осадкой 0,9 м при площади паруса 120 кв. м и 60 веслах при экипаже в 65 чел. Судно совершило плавание от Роскильде до Дублина и от Дублина обратно до Роскильде, пройдя в один конец расстояние 1700 км за 44 дня (The Sea Stallion 2007). Оно могло плыть со скоростью 5–6 узлов, развивая на отдельных участках при благоприятных условиях под парусом скорость до 13 узлов согласно Антону Энглерту, археологу, работнику музея в г. Роскильде.

(обратно)

242

Согласно Адаму Бременскому: «Даны же утверждают, что протяженность этого моря проверена не раз на опыте многими [и что] некоторые при благоприятном ветре за месяц добирались из Дании до Острогарда Руссии… тому, кто плывет из датской области Сконе в Бирку, потребуется пять дней, от Бирки до Руссии путь по морю также составляет пять дней» (Адам Бременский 2011: 427, 432).

(обратно)

243

Кстати, путь из Восточной Скандинавии на Русь гораздо короче, чем из земель прибалтийских славян. Тем более что этот второй путь должен был идти вдоль побережья эстов и куршей – известных морских разбойников.

(обратно)

244

«Время формирования Балтийско-Волжского пути обычно определяется древнейшими комплексами, выявленными в Старой Ладоге, которые датируются 750-ми годами. Предполагается, что возникновение поселения на высоком мысу над р. Ладожкой маркирует начало функционирования этого пути. Однако кажется значительно более вероятным, что появление крупного торгово-ремесленного центра на торговом пути знаменует не начало его освоения, а переход к его интенсивному функционированию» (Мельникова 2010: 54).

(обратно)

245

При СССР особое внимание уделялось истории славян и всячески подчеркивалось их древнее происхождение и высокая культура по сравнению со скандинавами. Все это происходило в рамках официального советского антинорманизма. Несколько особняком стояли работы И. И. Ляпушкина, сумевшего не поддаться давлению государства. И только в 1986 г. вышел сборник «Славяне и скандинавы» под ред. Е. А. Мельниковой, содержащий ряд обобщающих статей по истории скандинаво-славянских отношений в IX веке, заложивший основы нового подхода к данному вопросу.

(обратно)

246

«Изначально схема присутствия русов в Восточной Европе реконструировалась так: “инфильтрация этнических скандинавов” – стирание скандинавских этнических черт – аккумуляция русами разных этнокультурных традиций (славянской, финской, балтской, тюркской) – растворение русов в славянской среде. Между тем необходимо указать на несколько принципиальных нюансов, которые усложняют (хотя и не отвергают in corpore) сложившуюся в историографии картину. Во-первых, опорные пункты русов в Восточной Европе были отчуждены от славянских племенных территорий, а не интегрированы в них. Пункты, которые находились под контролем русов, были противопоставлены славянским вождествам и протогосударствам. А экономика русов и восточных славян, хоть и была взаимосвязана, все же имела совершенно различную структуру… Во-вторых, скандинавы-русы, видимо, изначально в IX – начале X в. эволюционировали в сторону складывания некой отдельной “народности”, “этнографической общности”. Если бы киевским русам (“роду Рюриковичей”) не удалось к середине X в. занять господствующее положение в восточнославянском мире и создать Древнерусское государство, русы бы, скорее всего, сложились в еще одну периферийную народность Восточной Европы, условно говоря, в “континентальных скандинавов”, отличающихся от шведов, данов и норвежцев, повторяющих, только в иных условиях, исторический генезис исландцев» (Щавелев 2013: 112).

(обратно)

247

Значение торговли в образовании Древней Руси после А. А. Амальрика отметили В. А. Булкин и Г. С. Лебедев (Булкин, Лебедев 1974). Значение торговли и торговых путей в становлении Древней Руси подчеркивают многие историки, например, так же считают Е. Н. Носов (Носов 1999) и П. В. Шувалов (Шувалов 2009).

(обратно)

248

За годы, прошедшие со времени подготовки А. А. Амальриком его работы, археологические исследования убедительно показали значительную роль скандинавов в землях восточных славян при образовании Древней Руси.

(обратно)

249

Е. Н. Носов отмечает роль работы И. П. Шаскольского, выдержанной в духе официального антинорманизма, в ознакомлении историков с работами зарубежных коллег: «Дело в том, что И. П. Шаскольский детально излагал концепции западных исследователей по варяжской проблеме и истории Древней Руси, обильно цитировал их труды, привел огромное количество литературы, в том числе почти недоступной в СССР. Он, если так можно выразиться, “просвещал” отечественную историческую среду, не знакомую или знакомую весьма поверхностно со взглядами западных коллег. Критические суждения и оценки, в конце концов, каждый делал сам» (Носов 1999: 115).

(обратно)

250

О достоверности сообщений Иоакимовской летописи противоположных взглядов придерживаются А. П. Толочко (Толочко 2005) и С. В. Конча (Конча 2012).

(обратно)

251

Критический разбор работ В. И. Меркулова о Мекленбургских генеалогиях выполнен В. М. Ворониным в рецензии в журнале Valla (в печати).

(обратно)

252

Относительно правомочности использования терминов «норманисты», «норманизм», «норманнская теория» см. работы Л. С. Клейна (Клейн 2015) и О. Л. Губарева (Губарев 2015а, 2015б).

(обратно)

253

«НПЛмл содержит ряд чтений, которые вторичны в отношении к ПВЛ и очевидно производны от самой ПВЛ…» – перевод с англ. яз. О. Л. Губарев.

(обратно)

254

«Generally scholars accepted the information that the Rhos were Swedes as a very clear statement. For many others it was possible to deny the truth of this information when they decided once and for all to see the Rus as a people of Slav origin. During three hundred years many (predominantly Russian) scholars, have tried to convince themselves and others that the idea that the Rus were originally Northmen was a fantasy, and a very bad one, as it was not possible to accept Germanic strangers as the creators of a Russian state: a Slav state, by definition, could be created only by Slavs. Once the thesis about the Norse origin of the word Rus was repudiated, there was no end of the attempts to find an alternative explanation. One of the earliest expressions of this attitude was the idea that Varangians were western Slavs from the Baltic coast» – «В основном ученые восприняли информацию, что русы были шведы, как очень ясное заявление. Для многих других было возможно отрицать истинность этого сообщения, поскольку они решили раз и навсегда рассматривать Русь как людей славянского происхождения. На протяжении трех сотен лет многие (главным образом, российские) ученые пытаются убедить себя и других, что то, что Русь были первоначально норманны, было выдумкой, и очень плохой, поскольку невозможно принять германских пришельцев в качестве создателей русского государства: славянское государство, по определению, может быть создано только славянами. Поскольку тезис о северном происхождении слова “Русь” отрицался, не было конца попыткам найти альтернативное объяснение. Одним из самых ранних проявлений этой тенденции была идея, что варяги были западными славянами с балтийского побережья» – перевод с англ. яз. О. Л. Губарев.

(обратно)

255

«Композит с rops-, терминологичный в древнескандинавском языке и являющийся профессиональным самоназванием участников походов на гребных судах, а также и обозначением самого подхода (аналогично значение и слова viking – “военный поход” и “участник такого похода”), попадая в иноэтническую среду, приобретал этносоциальное значение, которое в дальнейшем, в зависимости от исторических условий его функционирования, развивалось тем или иным способом. Так, в прибалтийско-финской среде они превратились в чистый этноним и хороним (совр. Ruotsi, эст. Rootsi, Швеция). В восточнославянской среде – через дальнейшую терминологизацию (обозначение скандинавской, затем полиэтничной великокняжеской дружины) – оно приобрело новое географическое и этническое содержание (“русский” как собирательное обозначение всех восточнославянских территорий и народов, подвластных русским князьям)» (Бибиков, Мельникова, Петрухин 2000).

(обратно)

256

Цитируя Г. Шрамма, антинорманисты сознательно обрезают цитату таким образом (Фомин 2005: 399), что это полностью изменяет смысл сказанного Г. Шраммом. Они утверждают, что Г. Шрамм отказался от попыток вывести имя Русь от финского ruotsi. В то время как на деле он требует всего лишь отказаться от попыток определить происхождение финского термина ruotsi, считая, что нужно разделять этот вопрос и вопрос о происхождении имени Русь от финского слова ruotsi, от чего он никогда не отказывался.

(обратно)

257

Например, работы, посвященные «Русскому каганату» (Golden 1985; Коновалова 2001б; Комар 2003; Жих 2009).

(обратно)

258

Перевод с украинского яз. О. Л. Губарев.

(обратно)

259

Однако объяснение Н. А. Макарова полностью противоречит ранее упомянутой гипотезе Е. С. Галкиной о мощной кочевой империи русов с каганом во главе, независимой от Хазарского каганата. Два каганата на одной территории – не слишком ли много каганатов? Тут либо одно, либо другое. Либо отсутствие следов скандинавов-русов не препятствует южной локализации руси IX в. в Приднепровье в связи с эфемерностью этого образования, либо локализация на юге мощного кочевого или полукочевого «каганата русов», не оставившего следов, невозможна.

(обратно)

260

Текст, помещенный в квадратные скобки, в рецензии является правкой рецензента и надписан сверху над строкой. Подчеркивания отдельных мест в тексте рецензии сохранены. – О. Л. Губарев.

(обратно)

Оглавление

О. Л. Губарев КАК Я ДОСТАЛ ТРУД А. А. АМАЛЬРИКА «НОРМАННЫ И КИЕВСКАЯ РУСЬ»

ПРЕДИСЛОВИЕ АНДРЕЯ АМАЛЬРИКА

Андрей Амальрик НОРМАННЫ И КИЕВСКАЯ РУСЬ

  [1. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИМЕНИ РУСЬ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА СКАНДИНАВСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ РУСИ]

    [Появление норманнов на исторической арене]

    [Отношения норманнов и славян]

    [Языковые заимствования]

    [Источники: ПВЛ]

    [Происхождение имени Русь согласно ПВЛ]

    [Отсутствие норманнского племени Русь]

    [Русь как профессиональный, дружинный термин]

    [Русь – ruotsi, финское наименование норманнских дружин]

    [Константин Багрянородный о русах]

    [Договоры Руси с греками]

    [Русская правда]

    [Доказательства норманнства Руси]

  [2. «ОПРОВЕРЖЕНИЯ» АНТИНОРМАНИСТОВ И «ПОЛЯНСКАЯ» ГИПОТЕЗА]

    [Термины «норманны» и «северные народы»]

    [С. В. Юшков и методы опровержения норманнства Руси]

    [ «Доказательства» антинорманистов на примере С. В. Юшкова]

    [Невозможность полемики с антинорманистами на примере С. В. Юшкова]

    [ «Полянская» гипотеза происхождения Руси]

    [Доказательство «полянской» теории М. Н. Тихомировым]

  [3. «РУССКИЙ КАГАНАТ»]

    [Первые появления Руси в источниках]

    [Местонахождение «Русского каганата»]

    [Эпизодичность «каганата руссов»]

    [Первый поход Руси на Константинополь]

  [4. КРИТИКА ПВЛ И СКАЗАНИЯ О ПРИЗВАНИИ ПО А. А. ШАХМАТОВУ]

    [Искусственность построения Рюрик – Олег – Игорь в ПВЛ]

    [Происхождение Сказания о призвании по А. А. Шахматову]

    [Норманнская переселенческая сага]

    [Как складывалось Сказание]

    [Время возникновения Сказания]

    [Сказание о призвании – антигреческая реакция]

    [Олег и Игорь в летописных сводах]

    [Историческая эволюция имени Русь]

    [Эпизод с занятием Киева Олегом]

    [Кембриджский документ]

    [Гипотеза об Игоре и Дире]

  [5. КНЯЖЕНИЕ ОЛЬГИ]

    [Княжение Ольги]

    [Поход Ольги]

    [Административная деятельность Ольги]

  [6. Б. А. РЫБАКОВ И ЕГО МЕТОД]

    [ «Эпоха Кия» по Б. А. Рыбакову]

    [О методе Б. А. Рыбакова]

    [Славяне до появления норманнов]

  [7. ЗАКЛЮЧЕНИЕ]

    [Роль Киевской Руси в русской истории]

ПРИЛОЖЕНИЯ

  О. Л. Губарев А. А. АМАЛЬРИК – ИСТОРИК, НЕ ДОПУЩЕННЫЙ В НАУКУ

  ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ

  ПРИЛОЖЕНИЕ 1

  ПРИЛОЖЕНИЕ 2 Основные даты биографии А. А. Амальрика

  ПРИЛОЖЕНИЕ 3 Рецензия Б. А. Сутырина на статью А. Амальрика «Норманны и Киевская Русь»[260]

  ПРИЛОЖЕНИЕ 4 Биография Б. А. Сутырина

  SUMMARY Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg