«За Путина, за победу»

Михаил Леонтьев За Путина, за победу!

Часть I. Нам нужен новый Горбачев?

Нам срочно нужен новый Горбачев. Вот просто вынь да положь! Ну хотя бы Нельсон Мандела. Смысл в том, что страна опять через 20 лет стоит перед развилкой либо превратиться в большую Северную Корею, либо развалить проклятый режим и развалиться на радость прогрессивному человечеству. И вот, чтобы не разочаровать это человечество, и нужно невнятное, плохо представляющее результаты своей деятельности, но очень современно настроенное существо вроде Горбачева. «Он складывал подарки у наших ног - уступка за уступкой...» - это слова тогдашнего Госсекретаря США Джорджа Шульца. No comment.

Начальнику г-на Гонтмахера г-ну Юргенсу никакой Горбачев не нужен. Этот натужно пытается вырастить Горбачева из действующего президента, представляя себя как его ключевого советника. В интервью «Рейтер» (что характерно) Юргенс строго предостерег Путина от попыток избраться на следующий президентский срок и таким образом превратиться в Брежнева. Как заявил Юргенс, «этот сценарий очень беспокоит современно мыслящих людей». Я бы просил обратить внимание на очень характерное слово «современный». И институт у них недаром «Институт современного развития» с ударением на «современный». С точки зрения нормального человека, развитие - оно либо есть, либо его нет. Но не тут-то было. «Современный», не отсталый, модернизированный - это тот, кто нравится продвинутым мальчикам, девочкам, мальчико-девочкам, интернет-провайдерам и американцам. Которые давно продвинутые по определению (непродвинутые Обам не выбирают).

В стране резко запахло перестройкой, какая-то злобная вторичная пародия: новое мышление, демократизация, разоружение, даже антиалкогольная кампания тут как тут. У горбачевских перестройщиков было хотя бы алиби. Они хотели чего-то неизведанного, розового и светлого. Неоперестройщики - люди глубоко современные, то есть предельно циничные, их интересует только передел власти и имущества. Причем если морковка покажется достаточно достижимой, их энергичному порыву будет противостоять очень трудно. Именно этой заинтересованной энергетикой и надувается до титанических размеров доселе кроткий, незаметный и пустой г-н Юргенс, бывший советский международный функционер по профсоюзной линии. Что само по себе является исчерпывающей человеческой и политической характеристикой. Пресса цитирует анонимный источник в Кремле, заявивший, что г-н Юргенс злоупотребляет своей мнимой близостью к президенту, но наказывать, мол, мы его не будем. Вопрос - насколько продуктивен таковой гуманизм, потому что именно безнаказанность этих самых юргенсов и является главным стимулом так называемого «современного развития», по поводу которого Константин Николаевич Леонтьев (предупреждаю, даже не родственник) еще 100 лет назад заметил: «Все менее и менее сдерживают кого-либо религия, семья, любовь к отечеству - и именно потому, что они все-таки еще сдерживают, на них более всего обращаются ненависть и проклятия всего человечества. Они падут - и человек станет абсолютно и впервые «свободен». Свободен, как атом трупа, который стал прахом».

//__ * * * __//

Шашлычная «Антисоветская» всегда антисоветской и была, сколько себя помню. Поскольку находилась напротив гостиницы «Советская». Запрещать название это так же глупо, как если бы сегодня запретили анекдоты про Брежнева. «Советские» ветераны, непосвященные в народную топологию, имели право обидеться, даже если это выглядит как-то не слишком умно. Антисоветчик Подрабинек имел право обидеться на ветеранов. Пусть даже и оскорбить их, обзывая всякими обидными, с точки зрения антисоветчика, словами, что он на самом деле и сделал. В конце концов можно понять: Подрабинек - профессиональный антисоветчик. То есть он этим до сих пор кормится. Представьте себе: Советов нет, а антисоветчик есть. А тут такая пруха!

На самом деле все не так. Не за то нравственно страдает Подрабинек. В тексте его наезда на «советских» ветеранов есть такая фраза: «В Советском Союзе кроме вас были другие ветераны... ветераны борьбы с советской властью. С вашей властью. Они, как и некоторые из вас, боролись с нацизмом, а потом сражались против коммунистов в лесах Литвы и Западной Украины, в горах Чечни и песках Средней Азии.» Не буду здесь полемизировать с матерым правозащитником, с каким нацизмом и где сражались бандеровцы и айсарги, лесные братья, наши власовцы и кавказские эсэсовцы. И что они делали с такими подрабинеками, попадись они им в руки. Этой фразой Подрабинек встал в один ряд с ветеранами и болельщиками Ваффен СС, митингующими на очищенных от «неправильных» ветеранов площадях. То есть перешел линию фронта. Линию, разделяющую не «советчиков» с «антисоветчиками», а нацистскую мразь с теми, кто ее давил.

Переступил. И тут же спрятался за привычную «правозащиту» и ее почитателей. И оттуда повизгивает, что его жизни угрожают сатрапы кровавого режима. То есть Подрабинек не дурак, а провокатор, точнее -винтик большой и длинной провокации, ловко раздутой из, казалось бы, глупой бытовухи. На бытовом уровне он заслужил бы по морде. Но именно поэтому его и пальцем трогать нельзя.

Вот этот самый «случай подрабинека», перешедшего черту, и есть самая конкретная возможность объединения «советчиков» и «антисоветчиков», оказавшихся по другую сторону этой черты. Императив отношения к собственной стране и соответственно к предателям - это еще не идеология, конечно. Но это некоторая базовая основа для государственной идеологии, той самой, права на которую лишают нас правозащитники. Опять же декларации этих так называемых правозащитников о том, что никакой идеологии вообще не нужно, а нужно только блюсти права и свободы, зафиксированные в образцовых конституционных моделях, - это ложь. Современная либеральная доктрина и есть идеология, не менее тоталитарная, чем коммунизм и фашизм. И предельно жестокая и непримиримая к своим противникам. Что не раз доказано на практике.

//__ * * * __//

Тема власти и политической системы как никогда актуальна. Это вещи, от которых зависит, как принимаются или не принимаются решения о судьбе страны. В мире есть множество стран, которым давно не приходилось и, скорее всего, не придется принимать никаких решений о своей судьбе. Россия, к счастью или к сожалению - кому как, такой страной не является (даже не будем здесь всуе упоминать кризис). Прежде чем говорить о каком-то решении, надо понять, кем и как это решение принимается. Или не принимается. И как сделать так, чтоб эту самую власть не уронить.

Поскольку такая угроза существует в обоих случаях. К примеру, тот тип дискуссии, в котором у нее сегодня обсуждается политическая система, как раз и есть угроза власти. Прямая и явная, как выражаются наши бледнолицые братья.

Что касается действующей «российской модели», то договорные отношения у нас, безусловно, доминируют. Но они, как бы так мягко сказать, институционально не выстроены. Вообще институты никогда со времен Батыя не были сильной стороной «российской модели» (спасибо президенту Медведеву, что он обратил на это внимание).

Боюсь показаться капризным, учитывая исходное - еще десятилетней давности - состояние власти в России, но с некоторых пор и в этой части нарастают определенные проблемы. Понятно, что то самое исходное состояние, не преодоленное революционно-насильственным путем, является естественным препятствием в формировании и нормальной власти, и нормального договора, т. е. системы влияния. Собственно коррупция -естественная самоорганизация общества, когда рухнуло государство. Наша история знает и другой способ самоорганизации - резня. Известная ныне конструкция - бабло побеждает зло - справедлива лишь отчасти и на довольно ограниченное время. И уж точно не способна на принятие судьбоносных решений. Собственно, из тотальной коррупции есть два банальных взаимодополняющих выхода. Это формирование системы власти, той самой «абсолютной», то есть совершенно свободной от любых договорных, тем более денежных отношений. И системы влияния, построенной на договорных отношениях, прозрачных и легальных, то, что грубо говоря, называется рынком. Это вроде как банальность, о которой все говорят, к которой все, включая нас, стремятся, принимая за модель то, что мы видим на Западе. Тути есть главная засада. Западная модель, кажущаяся нам недостижимым идеалом, никакого отношения к этой, казалось бы, банальной концепции не имеет. Поскольку там, в образцовом для нас будущем, никакой существенной разницы в мотивации людей власти и людей влияния нет. Таким образом, нет и принципиальной разницы в способе их функционирования, нет никаких следов этого разделения в политической системе. В конечном счете, в «современной демократии», абсолютно всеобщей, абсолютно тотальной и абсолютно, как теперь уже видно, виртуальной и симулятивной.

Разделяя функцию власти и влияния, необходимо столь же жестко разделить их сферы и их институты. И, стало быть, и людей, в них функционирующих. Сильная, в смысле дееспособная, в конце концов, нам нужная власть осуществляется только людьми, ориентированными на ценности. «Силовиками», считающими своей единственной задачей именно осуществление этой власти, а не сопровождаемые ею блага. Это все не раз излагалось. И при все видимой утопичности выглядит предельно просто -люди власти, сознательно идущие туда, берут на себя совершенно ясные и жесткие обязательства и ограничения. Они просто лишают себя возможности жиреть за счет власти. К примеру, у Михаила Юрьева в книге «Третья империя» есть такая деталь: люди, поступающие на госслужбу, добровольно берут на себя обязательства систематически подвергаться «технодопросу», то есть допросу с помощью сыворотки правды, что при современном развитии науки гарантирует стопроцентный результат. Никакого нарушения прав здесь, заметьте, нет: не хочешь идти во власть - живи, как хочешь. Такая власть, берущая на себя самые жесткие обязательства, естественным образом не будет лезть ни в какие другие сферы. Все, что не относится к ее компетенции, ей просто неинтересно, поскольку заработать на этом невозможно. Да и не нужно...

Речь здесь не идет о том, чтобы чудесным образом, стукнувшись оземь, моментально преобразиться. Речь о том, что те якобы образцы, в рамках которых мы все время мыкаемся, имитируя и выхолащивая с целью самосохранения вожделенные западные модели, - они просто ни о чем. Они не дают ответа ни на одну реальную проблему и не содержат никаких реальных способов их решения.

//__ * * * __//

Хочется поблагодарить российскую сборную за провальную игру в Мариборе. Когда мордатые пацаны в спорт-баре в Барвихе разбрызгивая слюни орут «Россия! Россия!». Какая на хрен Россия!? Страна с обрушившимся на 20% за год обрабатывающим производством, обязана прекратить сублимировать свой позор спортивной фанаберией.

Именно здесь, в обрабатывающей промышленности, ориентированной практически полностью на внутренний спрос, и менее всего связанной с кризисной внешней конъюнктурой, не должно было быть спада. Именно эти отрасли должны были стать тягловой силой антикризисной политики.

Именно здесь сосредоточен весь остаточный технологический и интеллектуальный потенциал российской экономики. Именно в этом контексте весь нынешний попсовый гвалт по поводу «модернизации» и «перехода к инновационному развитию» выглядит особенно нелепо и неприлично. Чего модернизировать? Какое инновационное развитие на фоне неуправляемой индустриальной деградации?!

И, кстати, последовательная индустриальная деградация - это хороший повод забить на надоевшую уже всем проблему постсоветской интеграции. Страна с отмирающей обрабатывающей промышленностью не нуждается в расширении внутреннего рынка, а уж тем более в таких глупостях, как позиция в мировой политике. Для того чтобы гнать на экспорт сырье, не нужно не только таможенного союза, но и вообще суверенитета... Будем надеяться, что все это - явление краткосрочное и проходящее. Свинячий грипп попутал.

Что касается реинтеграции. Это действительно необходимая предпосылка самомохранения. То, что реинтеграция - это инструмент противостояния в глобальной конкуренции, а не порождение толстовской самоотверженной любви, это факт. Факт, подтверждаемый тем, что все значимые интеграционный проекты всегда опирались на фундамент военнополитического союза. НАТО породило Евросоюз, а не Евросоюз - НАТО.

Это еще одна наглядная иллюстрация беспредметности либерально-глобалистской демагогии по теме интеграции. Любые интеграционные союзы - это инструмент самообороны и экспансии. Кто сам не строит свою интеграцию, того с неизбежностью «отинтегрируют» так, что потом мать родная не узнает.

//__ * * * __//

Что-то это все напоминает. Говорится: «Бог - в деталях». Намедни удалось почувствовать острый вкус perestroika. Той самой до боли знакомой. Как-то незаметно, уж простите, прошмыгнул закон о запрещении крепкого алкоголя в аэропортах. В Шереметьеве в барах, наполненных довольно элитным алкоголем, предлагали сделать низкоалкогольный коктейль. То есть, как раньше, в добрые времена, купили бутылку в «Товарах в дорогу», принесли в бар... Проблему злоупотребления алкоголем в процессе пассажирских авиаперевозок мы тут обсуждать не намерены. Речь о другом. Вкус perestroika - это вкус мелкого суетливого идиотизма, унижающего в человеке разумное существо. Вкус этот подавляющий и всепроникающий. Даром что вроде как вполне обычные депутаты подмахнули эту нигде в мире невиданную глупость публично объявить соотечественников не вполне полноценными людьми.

Проблема в том, что «перестроечная» благоглупость никогда не ограничивается бытовыми, отраслевыми, возрастными и половыми рамками. Она тотальна. Антиалкогольные эксперименты времен Горбачева, организационно-административные новации и всемирно-исторические галлюцинации - это одно целое, не поддающееся делению на сектора. Нельзя чтобы вот здесь было «новое мЫшленье», а здесь - какой-нибудь иной способ освоения реальности.

Модернизация нужна стране как воздух. О том много лет талдычим. Однако модернизация не цель, а средство. Средство выжить и победить. При этом победить желательно врага, а не, например, друга, что было бы крайне досадно. Странно, когда ценой модернизации заявляется сдача врагу или отказ считать его таковым. «Чтобы победить врага, мы должны знать его. В этом заключается один из принципов правильной стратегии» - Эрнест Кассириер. Идея «не знать врага» собственно и была квинтэссенций «нового мЫшленья». Если говорить о видимых новациях нынешнего модернизационного ажиотажа, ничего, кроме попытки повторить этот опыт, пока не просматривается.

Проблема даже не в том, что Россия может запросто сползти в перестроечный идиотизм, уничтоживший Союз. Иммунитет от этой заразы еще вполне силен. Проблема в том, что к задачи модернизации со страшной скоростью налипает въедливая «политтехнологическая дрянь», ориентированная на интересы, никакого отношения ни к модернизации, ни к стране под названием Россия, не имеющие. «Экономическая модернизация невозможна без политической демократии, развития гражданского общества...». Нет примеров модернизации в условиях так называемой демократизации. Ни одного в истории нету! Хватит лгать слабо образованному населению. Кстати, антиалкогольные кампании, сопровождающиеся административными ограничениями - лучший способ вовлечения этого населения в натужное пьянство. А если еще демократизацию сюда подбавить, да на фоне экономического кризиса, падения доходов и сокращения занятости... Это такая perestroika может получиться, Горбачев обзавидуется!

//__ * * * __//

Мы совершенно очевидно находимся на переломе. Если хотите, 2010_й год - это переход к перелому.

«Нулевые» очевидным образом закончились. Этот период можно назвать путинской стабилизацией, а еще точнее - путинской реанимацией, потому что стабилизировать на конец 90_х практически было нечего. Об этом, собственно, уже много сказано. И очевидно, что эта стабилизация была предпосылкой восстановительного роста. Кое-как восстановленные государственные и социальные ткани при крайне благоприятной внешней конъюнктуре, при отказе от множества обременительных прежних государственных обязательств обеспечили-таки практически обещанное Путиным и осмеянное его оппонентами «удвоение», да не в десять лет, а в восемь. То есть обеспечили бы совсем, если бы не кризис, который мы совсем не предвидели, и вины в котором нашей - ноль.

«Путинская реанимация» вполне могла бы продолжаться в том же духе и в тех же параметрах еще лет десять как минимум, развернувшись в «путинское восстановление и процветание». Вот дал китайцам Господь 40 лет конъюнктурного счастья, а нам - только десять?! И пусть кто-нибудь докажет, что процветать на дорогой нефти зазорнее, чем на дешевой рабочей силе...

Но тут совершенно неожиданно, особенно для тех, кому очень не хотелось этого ожидать, - мировой кризис. Да причем не циклический (обычный), и не экономический даже - системный: как у системного кризиса у него есть огромное количество всяких разных аспектов, о чем много и отдельно говорилось. Но главное тут для нас - это слом механизмов роста глобальной экономики. То есть облом во внешней конъюнктуре. Оказалось, что придется отвечать на вопросы, на которые очень отвечать не хотелось. Но только на секундочку. Пропасть, представившаяся взору, как-то быстро затянулась, в экономике наметились сначала ростки, а потом прямо-таки побеги стабилизации, рынки пошли вверх, нефть подорожала.

В чем смысл идеологии нашей реанимационно-восстановительной политики? Не умничать, делать все «как у людей», то есть как на патентованном прогрессивном Западе. Вся концепция «модернизации», которая сегодня подается как «новый курс Медведева», это еще более четкое воплощение той же идеологии - не умничать! Характерно, как подают это все люди, сами называющие себя интеллектуальным штабом президента: интервью главы ИНСОРа (и по совместительству, что немаловажно, почетного генерального консула Княжества Монако в России) г-на Юргенса просто так и называется «Жить по-человечески - вот и вся модернизация» (ежемесячник РБК). И далее по тексту: «Модернизация происходит прежде всего в умах людей под воздействием лучшего образования и более совершенной среды.» Что тут еще скажешь? Одно слово - «мозговой центр». Есть ощущение, что слово «модернизация» придумано для того, чтобы снять жесточайшим образом стоящую проблему реиндустриализации, преодоление технологической дегенерации российской экономики. И вправду, можно ли назвать модернизацией попытку, например, восстановить утраченные навыки производства сверхтяжелых транспортных самолетов или хотя бы крупнотоннажных судов? Является ли модернизацией сохранение и реанимация производств, в которых наша страна обладала еще недавно мировым приоритетом? К тому же это как минимум несовременно.

На самом деле вся наша антикризисная политика строится на предположении о том, что в мире все наладится. Кстати, именно в этом контексте мы не ожидаем никаких, во всяком случае связанных с экономикой, катаклизмов в текущем и, возможно, в следующем году. Эффекта глобальной денежной накачки хватит для того, чтобы удержать мировую экономику от катастрофы хотя бы года на два, может чуть больше. Даже если не разделять обоснованного скепсиса по поводу показателей китайского роста, очевиден алгоритм этой накачки. Кредитная накачка китайской экономики дает рост производства, потому что эта экономика продуктивна по сути. Накачка американской экономики никакого продуктивного роста не дает, потому что эта экономика спекулятивна. Она дает рост спекулятивных индексов и цен на сырье, что и обеспечивает облегчение для России. В России кредитная накачка для самой России не дает ровным счетом ничего, потому что это «дырявая посуда»; средства автоматически перетекают в валюту счета, а валюта счета - всегда доллар. Пока жива глобальная долларовая система. На вопрос, долго ли она будет жива, мы уже ответили неоднократно и однозначно. Вся мировая экономика, все ее члены с огромной силой наращивают долг. Кстати, стоит заметить, что Россия в этом ряду пока является чуть ли не единственным значимым исключением, и это один из многих факторов нашей надежды, если мы, конечно, захотим ими воспользоваться. Момент, когда встанет выбор «дефолт или инфляция», практически уже на носу. Выбор, как признает любой аналитик, прост - конечно, инфляция. Но что такое глобальная инфляция как альтернатива глобальному дефолту, никто еще не видел. Придется посмотреть.

В отношении американской антикризисной политики (и так или иначе плетущейся за ней мировой антикризисной политики): по мере того как она развивалась и прояснялись ее стиль, стратегия и результат, стало ясно, что к ней никаких претензий нет и быть не может. Это безальтернативная политика. Именно потому никакие обамы и прочие кадровые новации тут не играют никакой роли. Именно потому никакие «расследования причин кризиса» не поставят под удар положение Бернанке и авторитет Гринспена. Американская экономика (как и ее глобальная проекция) больна неизлечимо. Неизлечимого больного хороший доктор не лечит, он продлевает срок его комфортного существования. А это, признайте, совершенно другая методика. Это единственное и вполне достаточное оправдание тем антикризисным мерам, к которым прибегают американцы. В конце концов, пока страна жива и владеет собой, а в данном случае еще и всем миром, мало что может случиться. Инопланетяне прилетят, и вообще. А попытка вылечить кризис, то есть ликвидировать порождающие его дикие диспропорции в экономике, приведет к одномоментной экономической, социальной и политической катастрофе. С точки зрения Америки, повторим, эта политика безальтернативная.

Однако это очень слабое утешение для России. Жизнь показала, что в расчете на общую конъюнктуру в парадигме догоняющего развития, то есть в рамках «недогоняющей политики», любой конъюнктурный сбой глобальной экономики для России катастрофичен. Сама по себе глобальная система имеет ресурсы и механизмы продлевать свое существование, восстанавливать жизнедеятельность в процессе погружения в трясину кризиса. Нынешняя Россия падает камнем. Концепция «первая волна прошла, а второй не бывать» не имеет ничего общего с действительностью. Первой волны практически и не было. Ее сбили волной эмиссии. То есть антикризисная политика глобальная - это и есть алгоритм погружения в кризис. Если бы не особенности российской экономической структуры и ее политического положения, мы могли бы погружаться в этот кризис совокупно вместе со всеми. Однако даже и такой возможности у нас нет.

Двигаясь по избранной траектории, каждый следующий удар кризиса, даже смикшированный всей мощью глобальной экономики, мы будем встречать с меньшими резервами и падать на более низкую точку. Практика показала, что такие удары способны точечно выбивать именно останки обрабатывающих производств, работающих на внутренний спрос, и технологий, критических для оборонной безопасности. В две-три терации даже ослабленных кризисных волн мы утратим материальные предпосылки суверенитета. Это если глобальную экономику не сорвет с петель, что весьма вероятно в среднесрочной перспективе. Излишне напоминать, что наша социальная и политическая система восстанавливалась именно «под стабильность» и стабильностью питается. То есть для того чтобы она рухнула, достаточно утратить материальные предпосылки стабильности. При этом, заметьте, мы оставляем за скобками сознательное внешнее вмешательство в эту самую стабильность, которое при определенном уровне соблазнов практически гарантировано.

С этой точки зрения «нулевой период» закончился. Он не просто исчерпал себя. Для того чтобы выдержать очередной удар продолжающегося мирового кризиса, России придется изменить радикально и политику, и экономику. Мы обязаны научиться жить в противофазе со всем «прогрессивным человечеством». Так что «пожить по-человечески» по Юргенсу не получится. Ни при каких раскладах.

//__ * * * __//

Три года министерству Анатолия Сердюкова. Реформе военной, конечно, не три года - гораздо меньше, поскольку половина этого времени ушла на инвентаризацию состояния вооруженных сил. Не припомню, чтобы какая-либо реформа последних двадцати лет вызывала бы такое злобное отторжение у профессионально заинтересованного сообщества, включая даже гайдаровские шоковые эксперименты. Сообщество не сплачивалось ради спасения армии, когда ее морально и физически аннигилировали в начале 90-х. Оно не бросилось спасать армию, которую пустили в расход в Первую чеченскую. Кстати, цифра, упоминаемая министром, - 90 тысяч как предельная численность сухопутной группировки, которую способна сформировать российская армия, - в первый раз обнаружилась в связи с Чечней. Хотелось бы уточнить: это 90 тысяч необученных бойцов, собранных в сводные батальоны, не прошедших никакого боевого слаживания. Автор своими глазами видел, например, 165-й полк морской пехоты, «Тихоокеанский». Это полномасштабный полк - 2 тысячи человек. На момент выдвижения в район боевых действий опыт обращения с автоматом Калашникова имело около 30 морпехов.

Если численность центрального аппарата «Арбатского военного округа» за короткий срок сокращается с 52 до 7 тысяч, можно себе представить, что эти 45 тысяч офицеров, почему-то отказавшиеся от предложения поменять московские квартиры на службу в отдаленных гарнизонах и написавшие рапорта об увольнении, не стали мощной группой поддержки проводимой реформы. И их можно понять. Еще легче понять сотни тысяч офицеров и прапорщиков, которым придется покинуть вооруженные силы. Они ни в чем не виноваты. Но армия, в которой на одного командира приходится один боец, - не армия, а цирк. Мы не можем, к сожалению, создавать дополнительные подразделения, чтобы трудоустроить всех желающих служить офицеров. Еще раз повторю: они ни в чем не виноваты, это мы довели армию до такого идиотизма. Но это не повод продолжать существовать в нем дальше. И те 84 полноценно укомплектованные бригады, которые сейчас сформированы, - это, конечно, еще не боеготовые соединения. Их надо обучить и перевооружить. Но во всяком случае есть кого обучать и перевооружать. Армию, состоящую на 90% из складов с устаревшим военным имуществом и сторожей при них, перевооружать невозможно, и переобучать в ней некого.

Теперь о системе военного управления: никого сильно не беспокоило, что наши военные округа превратились в обособленные вотчины, для которых весь смысл общения с центральными органами управления состоял в том, чтобы выбить лимиты. То же самое далее, по армиям, корпусам, дивизиям. Это типичная вассальная система: вассал моего вассала - не мой вассал. Восстановление вертикальной управляемости также почему-то не вызвало бурных восторгов на местах. И, наконец, - то, что называют «новым обликом вооруженных сил». Это концепция, выстраданная зарубежным и отечественным опытом. Характерно, что августовская операция на Кавказе не вызвала ни у политического, ни у военного руководства России победной эйфории. Ровно наоборот.

Военная доктрина, построенная на позиционном выдавливании противника силами фронтов, ушла в прошлое. Кстати, это ничего общего не имеет с политкорректными рассуждениями о том, что на смену конфликтам высокой интенсивности идут локальные конфликты и антитеррористические операции. В конфликтах любой интенсивности в современной войне упор делается на высокомобильные группировки, способные самостоятельно решать задачи на большом удалении от мест дислокации. Нашей дореформенной кадрированной армии для полномасштабного развертывания нормативно требовалось полтора года. Поищите в современном мире противника, который дал бы нам эти полтора года.

Нынешняя военная реформа делается по живому. Отсюда такой вой. Хорошо хоть, что не по мертвому. Кстати, петровские военные реформы также не встречали бурного восторга со стороны тогдашних вооруженных сил. Наглядный пример - картина Репина «Утро стрелецкой казни». При этом колоссальные преимущества петровской военной организации полностью доказаны практикой. Нынешней России эффективные современные вооруженные силы нужны ничуть не меньше, чем петровской, -достаточно просто взглянуть на исторические карты.

//__ * * * __//

Олимпиада в Ванкувере собирается стать самой провальной для нас за всю историю. Придется констатировать факт: Россия более не является великой спортивной державой. Как-то неудобно повторять банальности, но причина, в общем, вполне очевидна. Колоссальный советский задел заканчивается. Великие спортивные школы обладают очень большой инерцией (кстати, не только спортивные), но и она рано или поздно иссякает. Кстати, ровно то же самое касается заложенных в советское время дополнительных, как многие тогда считали, избыточных ресурсов прочности: советских СНИПов, конструкций плотин, промышленной и коммунальной инфраструктуры, даже ресурсов стратегических ракет. Именно за счет таких избыточных ресурсов мы еще живы, пропустив полностью нормальный цикл обновления инфраструктуры. Можно, схватившись за голову, прикупить на стороне иностранного специалиста, броситься вливать серьезные деньги в «спорт высоких достижений». Однако нельзя прикупить на стороне массовый детский спорт. Такой массовый бесплатный детский спорт - единственно возможная база для спорта большого. Победивший в стране эрзац_ капитализм в принципе исключает возможность такого массового бесплатного спорта.

Спортивная политика - сублимация политики «настоящей». Если настоящей и главной задачей любого суверенного государства является победа в самом широком смысле - от победы над конкурентом до победы в войне, если таковая случится, - то спортивная политика, это то место, где застенчивое государство сублимирует эту свою задачу, не стесняясь нарушить политкорректность. Если неудобно стремиться победить в войне, можно призывать победить в спорте. И бог бы с ним со спортом, это вообще вещь второстепенная для страны, занятой настоящим делом. Другое дело, что наши спортивные потуги до боли напоминают текущую кампанию по борьбе за инновации. В том виде, в котором она наблюдается, это очень похоже на идею традиционного русского чуда: отловить в проруби некого инновационного хиддинга по «щучьему велению» открыть нечто самое инновационное, причем все равно что, и ловко так внедрить это в одичавшую экономику. Ничего, собственно, плохого в этом бы и не было. Но очень это похоже на сублимацию. На отказ от до неприличности для некоторых мужественной и грубой политики фундаментального развития. Для начала просто восстановления разрушенных базовых отраслей обрабатывающей промышленности. То есть, по сути, отказ от потенциальной победы. Настоящей, а не спортивно-сублимированной.

//__ * * * __//

Наша политическая система - это имитация. Имитация, естественно, общепринятого «цивилизованного» либерального стандарта. Потому как иного в нынешней глобальной системе не положенно. И хорошо, что имитация. Если мы это понимаем. Советская система, в известном смысле, тоже была имитацией и существовала более или менее стабильно, пока она это понимала. Заметьте: все демократизаторские наскоки на действующую систему построены по старой правозащитно-диссидентской модели: «Вот вы тут написали у себя - извольте выполнять!». Вот пока начальство отчетливо сознавало, что оно не для того писало, чтобы все это выполнять, все шло нормально. Когда же наверх проникли товарищи, не обладавшие навыком к мышлению, но обладавшие, к сожалению, навыком к чтению, они, почесав репу, решили: «Смотрите, действительно, написано?!.». Идея реализовать буквально то, что было придуманно понарошку, наиболее наглядно реализовалось в территориально-государственном устройстве и его последствиях. В страшном сне никто не думал, что эти границы станут настоящими. Буквализация нашей политической системы может иметь только один результат. Она рухнет, похоронив под собой государство. На этот раз уже РФ.

На самом деле, повторюсь, имитацией полной и тотальной является «материнская» образцовая западная демократия. Изысканной, в своих лучших образцах, столетиями выстроенной имитацией участия электората в управлении страной. Это идеальная система, обеспечившая не только политическую, но и идеологическую диктатуру финансовых элит, сегодня находится даже не в кризисе - в тупике, который - обратная часть тупика экономического. Дело даже не в том, что кто-то и что-то угрожает ее власти -пока никто и ничто. Системный кризис тем и отличается, что система не способна адекватно реагировать на вызовы. В процессе такого реагирования такая система себя не лечит, а калечит. То, что антикризисная экономическая политика лишь углубляет кризис, это банальность. Но именно политическая система является непреодолимым препятствием к выбору любых других вариантов антикризисной политики, кроме паллиативных.

Что касается России, у нас это имитация имитации, выстроенная вручную и наспех, что и вызывает претензии лицензиара. Именно поверхностность и вторичность нашей имитационной модели и понимание властью его имитационного характера является основанием нашего иммунитета. У нас во всяком случае власть не собирается молиться идолу, который она сама сляпала в утеху мировой прогрессивной общественности. Это основание шанса, что наша политическая система и соответственно наше государство способны пережить кризис.

1991 год, в отличие от 1917, не привел к гражданской войне, потому что наше общество было социально однородным, бесклассовым. Это верно, как и то, что сегодня его таковым можно назвать с большой натяжкой. То есть по факту наше общество сегодня примитивно-классовое, при том что по идеологии и по сознанию классовая структура подавляющим большинством действительно отвергается. Тоже самое касается и государства, которое продолжает быть патерналистским и социальным. Кстати, именно поэтому фактическое влияние на власть квазиолигархических групп болезненно воспринимается и обществом, и самим государством, чего никак невозможно себе представить в той же благословенной Америке, где эти группы идентичны власти. То есть и в социально-классовом смысле мы - общество переходное. И если до кризиса вопрос о том, куда переходное, можно было замять, то именно кризис вынуждает воспользоваться возможными альтернативами.

Все три русские катастрофы (1612, 1917, 1991), когда наше государство анигилировалось, имеют одну общую составляющую. Это предательство элит. Исторически российская власть не идентична элитам. Она абсолютна, в том смысле, что она не делится с этими элитами властью. В моменты кризиса и слабости, когда элиты завладевают властью, то есть возникает в том или ином историческом контексте та самая либеральная модель, эта модель и эта власть оказываются не легитимны с точки зрения общества. И начинается уничтожение элит, высших классов низшими. При этом предательство на то и предательство: эти элиты всегда обращаются к внешнему врагу для защиты от своего народа и своего государства. Вопрос, способны ли нынешние элиты на такое в момент кризиса, когда им представится возможность взять власть и реализовать либеральную модель, - вопрос этот, повторю, смешной. Для нынешних российских элит, по происхождению мародерских, давно разместивших свои активы, недвижимость, потомство и политическую лояльность за рубежом, вообще никакого риска не существует (кроме как если случайно отловят и замочат). Если не получится, они могут вернуться сюда как уже настоящие полноценные коллаборационисты и полицаи под защитой оккупационной администрации.

Кстати, в последней катастрофе 1991-го альтернативой гражданской войне, то есть резне как средству реанимации институтов управления страной, стала коррупция. Еще раз: коррупция, это способ самоорганизации общества, утратившего государство, альтернативой которому была и, кстати, остается до сих пор, резня. Вопрос о том, созрело ли наше общество «классово» до резни, остается все-таки открытым. В 1991-м коррупция как модель восстановления управляемости, опиралась на колоссальное преимущество -ресурс распределения советского наследства. Как кто-то очень тонко заметил, 90-е годы не были годами первоначального накопления, как это принято было считать. Эпохой первоначального накопления была как раз советская эпоха, вместившая в себя все возможные и невозможные методы экспроприации материальных и нематериальных благ в пользу советского государства. А последующая эпоха была эпохой раздела наследства почившего государства, сопровождавшаяся его частичным (в значительной части) уничтожением. Собственно, поэтому лозунги «модернизации» и особенно «инновационного развития» невольно вызывают подозрения в попытке окончательно списать убытки. Обойти по-тихому сермяжную проблему реиндустриализации и восстановления частично утраченных технологических укладов.

Что касается, собственно, модернизации. При всей двусмысленности этого термина модернизация (см. развитие, конкурентоспособность) необходима. Идея прогресса с религиозной точки зрения бессмысленна. Именно потому прогресс сам по себе не может быть ни целью, ни ценностью. Однако прогресс, и технологический, и организационный, необходим и неизбежен в целях выживания сообщества. Собственно, именно так оно и происходило всегда. Земной мир, в отличие от небесного, построен на антагонистической конкуренции. Семья, племя, государство как высшая форма общественной организации только и ровно для того нужны, чтобы устоять и победить в этой конкуренции. В широком смысле - победить в войне (для чего, в идеальном случае, лучше бы и не воевать в буквальном смысле). Во всех нынешних официальных рассуждениях о модернизации есть один органический порок: нет ответа на вопрос, зачем нынешней России нужна эта модернизация. Зачем модернизация нужна была Петру Первому, зачем она была нужна большевикам, зачем она нужна была Германии, Британии, тем же Соединенным Штатам - ежу понятно. И совсем не затем, чтобы «жить как люди», как утверждает главный идеолог-самозванец нашего времени г-н Юргенс.

Кстати, о Юргенсе и «соврразвивцах». Юргенс гордится, что он спровоцировал в обществе дискуссию о развитии политической системы. Если бы оно было так, ему бы за это можно было все простить. Проблема ровно обратная, и дело здесь совсем не в Юргенсе. Демократизаторы, либерализаторы, неопререстройщики, ничему не научившиеся на самом наглядном и самом катастрофическом опыте, потому что ничего, кроме своих либеральных задов, просто не знают, затянули нас в дискуссию в формате и категориях, не имеющих никакого смысла. Наша политическая система, во-первых, переходная, в том числе и поэтому органически слабая. Она, безусловно, показала свою эффективность в условиях благоприятной внешней и внутренней конъюнктуры, в условиях постоянного ресурсного подсоса. Медицинский диагноз состоит в том, что никакой такой конъюнктуры и никакого подсоса уже в среднесрочной перспективе не будет. С имитационной политической системой мы могли существовать довольно долго и при благоприятной конъюнктуре даже «повышать благосостояние».

С имитационной политической системой мы кризис не переживем. Идея перейти к настоящей «европейской» демократии - это тупик, обманка. Это попытка прыгнуть в поезд, который никогда уже никуда не пойдет. Это аналогично нашим потугам побыстрее создать у нас «настоящий» фондовый рынок, атоу нас финансовая инфраструктура недостаточно разрушена. Нам действительно нужна самая открытая дискуссия и об экономической политике, и о политической системе. И, в конечном счете, о смысле и целях существования нашего государства. Никаких даже общих представлений об этом у нашего общества нет. Навязанная нашему обществу убогая и пошлейшая дискуссия о темпах и способах демократизации и либерализации, ведущаяся по наперсточным технологиям, способствует только общественной дегенерации. «Господа, если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». Это сон. Только не золотой, а золотушный.

//__ * * * __//

Как сказано в одном из «гариков» Губермана: «Протест вербует недовольных, Не разбирая их мотивов, Вот почему в кружках подпольных Полно подонков и кретинов». Назвать подпольным кружком Институт современного развития язык не поворачивается. Однако. очень хочется разобрать мотивы.

Не стоило бы, может быть, труда возвращаться к ИнСоРу и его пресловутому февральскому докладу, который его авторы справедливо называют «нашумевшим». Не даром Игорь Юргенс - глава этого самого ИнСоРа - в одном из своих многочисленных интервью назвал этот доклад «интеллектуальной провокацией». Что касается провокации - это, конечно, да. Что касается интеллектуальности - тут есть некоторые сомнения. Доклад или, как его называет Юргенс, эссе, представляет собой поток стандартных квазиполитических либеральных пошлостей. Эпоха девяностых -«небывалый рывок из посттоталитаризма к ценностям свободы и права, демократии». Но что-то не склалось, и «Россия попала в историческую ловушку. образовалось полицейско-репрессивное государство». Поэтому нужна модернизация, чтобы все было «как у людей». А для модернизации как воздух нужна демократизация и союз с Западом. Однако, как поясняет в своих многочисленных интервью сам глава ИнСоРа г-н Юргенс, «наверху нет единства о том, какими темпами надо идти по пути демократизации . Медведев, безусловно, за более быстрые темпы сближения с Западом и очеловечивания ситуации в России». И вообще: «каждому президенту свое время». No comment.

Кстати, когда дело касается любой конкретики, эксперты ИнСоРа проявляют поразительную некомпетентность. Тот же Юргенс в интервью НГ, рассуждая на тему о взаимности в нашей грядущей любви с Западом, на голубом глазу утверждает, что американцы ради нас «противоракетную оборону убирают, F_22 истребители снимаются с вооружения армии США.» Это, вообще, к доктору. Профессиональное обсуждение продуктов ИнСоРа вызывает просто недоразумения. Например, разработанный институтом доклад о модернизации финансовой системы, который означенный институт имел наглость представить на рассмотрения президента России, вполне нейтральными специалистами был оценен как непрофессиональный. «Если бы доклад был написан в советское время, - заметил бывший бывший зампред ЦВ и директор НИИ Банков Александр Хондруев, - это был бы диссидентский доклад. С позиции сегодняшнего времени, это нерыночный документ». Какая на хрен разница: рыночный -нерыночный? Это все упаковка - имитация технологичности, профессионализма, короче, «современного развития». В конце концов, г-н Юргенс не финансист, а советский активист - профсоюзный. Не в том суть!

Ключевой пункт пресловутого доклада - идея интеграции России в ЕС и НАТО. Не будем здесь говорить о том, что это противоречит основополагающим принципам российской политики и российской государственности и почему противоречит. Интересно, что авторы с подкупающей откровенностью объясняют зачем им это надо. Юргенс: «Самый большой и интересный блок для меня - это отношения и ЕС и НАТО. Потому что нет никаких гарантий, что мы не вернемся обратно, если не интегрируемся в эти сообщества». Лучше не скажешь. «Если наша бюрократия будет тормозить, то мы можем международное сообщество включить в этот процесс».

Помнится, когда Платона Лебедева, главу группы «Менатеп», тащили в кутузку, он как раз угрожал «неприятностями с Вашингтоном».

И вы будете смеяться, не все врут «соврразвивец». Вот глубокоуважаемый Шпигель (Der Spiegel) публикует статью с прямым призывом «открыть двери для вступления России в НАТО». Авторы убедительно рассуждают, как потенциал России пригодился бы альянсу для решения его проблем. «Вступление России в НАТО облегчило бы вхождение в европейские структуры Грузии и Украины». И вправду, что тут сказать! И далее (!): «Готовность войти в альянс, само собой, подразумевает территориальную целостность всех европейских государств». Ясное дело, Россия нужна альянсу в Иране и Афганистане, для энергетической безопасности. И главное, «у всех сторон: Америки, Европы и России имеется объективный интерес к недопущению формирования новых центров влияния за счет старых структур».

В том и вопрос, у всех ли этот интерес «объективный». И вопрос этот, конечно, не к г-ну Юргенсу.

Среди авторов статьи - Фолькер Рюе, бывший министр обороны Германии, и отставной генерал Клаус Науман, бывший глава военного комитета НАТО, фактически руководивший разгромом Югославии в то время, когда г-н Рюе был министром. Автору по несчастливой для г-на Наумана случайности привелось участвовать в конференции, на которой г-н Науман исходя из своего югославского опыта советовался с российскими экспертами: как объектам «гуманитарных интервенций» лучше объяснить всю благотворность от этих самых интервенций. Позволю себе самоцитирование: «Г-н Науман, то, что вы называете «гуманитарной интервенцией», - это принуждение к любви силой. В быту это называется изнасилованием. Известно, что изнасилованные нуждаются в психологической реабилитации. Ваш случай уникален тем, что инициатором психологической реабилитации выступает сам насильник. Это трогательно...».

Не буду описывать реакцию гуманитарного генерала - она не была формальной. Здесь характерно другое: то, что нам предлагается, и есть пропаганда «гуманитарной интервенции». Причем добровольного согласия добиваются угрозой насилия. Прямо как в анекдоте:

«- Вчера спас девушку от изнасилования.

- Как?

- Уговорил.»

Если кто-то думает, что здесь какое-то преувеличение, ни в кой мере!

Есть такой персонаж в ИнСоРе - заместитель г-на Юргенса, его, можно сказать, мозг - Евгений Гонтмахер. Бывший молодой реформатор, замминистра, а затем такой же - на аутсорсинге - могз начинающего диссидента Михаила Касьянова. «Путин и Медведев должны сами себе вырезать аппендикс без наркоза», - рассказывает г-н Гонтмахер журналу Форбс». Мол, потеря власти - это не самое страшное. «В рамках демократических процедур к ним могут прийти и спросить за прошлое, -тонко намекает Гонтмахер. - На днях 30 лет тюрьмы получил Хуан Бордабери, который правил в Уругвае в середине 70-х. Конечно, Путин и Медведев не могут таких вещей не учитывать». Каков г-н Гонтмахер! Он уже не разводит Медведева с Путиным. Идеолог якобы медведевского института публично и по-хамски пугает обоих без разбора «турмой», и намекает, что они «начав эту модернизацию, ничего не потеряют». От чьего имени намекает? Имеет ли полномочия? «В Испании было проще, - сетует Гонтмахер, - диктатор Франко умер. Проживи он дольше, никто не знает, отдал бы он добровольно власть или нет. Авообще, я давно выступал за то, чтобы мы пошли по этому пути». Интересно, кто должен умереть, для того чтобы «соврразвивцы» беспрепятственно пошли по «этому пути»? Оба вместе или по одному?

Кроме шуток, эти ребятки действительно совсем оборзели. Что, собственно, свойственно провокаторам. Интервью Гонтмахерa называется «Нужен управляемый взрыв». Даже не из контекста, из текста ИнСоРовской продукции следует, кто должен управлять взрывом, и на чью милость должны отдаться зицпредседатели этого взрыва. Это даже не горбачевская перестройка. Это просто открытый наглый призыв:

«Сдавайтесь. И вам ничего не будет». Как в нацистских листовках. Причем здесь, спрашивается, модернизация? А ни при чем. Могла бы быть хоть ялоризация - хоть яловизация. Потому что главное здесь - провокация.

Это призыв ломать политическую систему в условиях жесткого внутреннего и внешнего вызова. Ломать, пользуясь ее вопиющими органическими слабостями. Не укреплять власть, а именно ломать и сдавать. Ломать - не строить. И ничего, что похоже на «перестройку». Даже лучше. Тогда получилось, и теперь получится!

//__ * * * __//

Главную тему для этого номера мы не выбирали. У нас, собственно, не было выбора, потому что тема эта важнейшая для нашего ближайшего среднесрочного будущего и сегодняшний поворот ее можно назвать ошеломляющим.

Первое. Что касается перспектив добычи нетрадиционных углеводородов, спорить, собственно, не с чем. И, кстати, никто из серьезных специалистов и у нас, и в мире, с констатирующей частью этого анализа не спорит. То есть люди, которые сейчас будут втюхивать и руководителям компаний, и нашему политическому руководству тезис о том, что история со сланцевыми углеводородами - это происки врагов, которые хотят обвалить наш фондовый рынок, - либо жулики, либо недоумки. Что касается глобальных прогнозов о развитии рынка, например, о глобальном вытеснении нефти газом, о возможности ОПЕК нарастить добычу и сохранить высокую долю традиционной нефти в энергобалансе, - это все вполне уместно для профессиональной дискуссии. В конце концов, мотивы нефтяников, не желающих смириться со среднесрочным летальным диагнозом, тоже можно понять. Тем не менее в чем все эксперты едины: выбросит ли ОПЕК на рынки дополнительные объемы нефти, опустив цены и потеснив сланцевые углеводороды, или нет - углеводородов этих на рынке будет критически много. А стало быть, цены будут падать. А если принять во внимание стремительную капитальную инфляцию доллара, то они будут критически низкими. С точки зрения перспектив нашего бюджета в его нынешнем виде, экономические и политические последствия трудно недооценить.

Второй момент. «Сланцы», они же «газоносные пески», как их там ни называй, это материнская базовая порода, из которой, собственно, и формируются обычные месторождения нефти и газа. Этой породы по определению гораздо больше, чем уже сформированных месторождений, и распространенна она практически везде. И добывать их можно везде. И хватит их на перспективу гораздо большую, чем любое разумное экономическое прогнозирование. При этом себестоимость сланцевых углеводородов будет достаточно быстро падать, в то время как себестоимость традиционной добычи, как известно, только увеличивается. (Единственное, на что мы можем надеяться в среднесрочной перспективе, это на европейскую экологическую паранойю. Правда, никто не помешает параноикам добывать сланцевые углеводороды не у себя, а, например, в Польше и Румынии.) То есть на самом деле революционно меняется вся большая геополитика нефти и газа. Например, Штокман, по всей видимости, уже не будет нужен никогда. Никогда не понадобится NABUKO, так же как, скорее всего, и «Южный поток». А перспективы разрушения, например, украинской газотранспортной системы через десять лет не обеспокоят даже Словакию. Все это в той или иной мере касается всех глобальных энергетических транзитов, кроме, может быть, водных. То есть наконец выяснилось, что наличие могучего океанского флота и есть основной инструмент глобальной безопасности и глобального контроля.

Объяснять сегодня даже старушкам, какое влияние на российский бюджет имеют нефть и газ, излишне. Если прямой вклад «Газпрома» в бюджет не так велик (он является инструментом других игр), то роль нефти в бюджете критична. Тоже самое касается, естественно, и торгового, и платежного баланса. То есть разговоры о необходимости модернизации и о слезании с нефтяной иглы оказались как нельзя к месту. Казалось бы, никого сегодня не надо убеждать, что модернизация нужна. Однако хотелось бы уточнить, о какой модернизации идет речь.

Во-первых, по поводу упора на инновации. Инновации - это, конечно, хорошо. Они нужны и вкладываться в это надо сейчас. Тем не менее никакие инновации наших среднесрочных проблем (а первые громкие звонки мы услышим года через два, а последний звонок может прозвучать лет через восемь - десять) не решат. Инновации это вообще не про то. В нашем случае речь идет о восстановлении полноценной структуры народного хозяйства. И как одной из главных составляющих реиндустриализации. Дело в том, что вся наша посткатастрофная экономическая политика строилась на презумпции экономической открытости. Спор о том, хороша или плоха экономическая открытость и до какой степени, в общем, мог бы быть интересен. Но не при заявленных ныне ограничениях. Нравится вам или не нравится, но единственным параметром экономической открытости, который прийдется соблюдать, является обеспечение критического импорта. Именно критического и не какого попало. Потому что на какой попало средств не будет. С этой точки зрения очень недурно было бы также уменьшать объем этого критического импорта.

На самом деле теоретически нами предлагавшийся курс экономической политики, направленной на минимизацию и экспорта, и импорта, становится безальтернативным. То есть экспорт будет минимизироваться сам, вне воли и сознания. Импорт соответственно тоже. Вопрос в том, биться ли по этому поводу в истерике или использовать как инструмент экономического восстановления. Соответственно во втором случае необходимы адекватные меры по обеспечению независимости и устойчивости финансовой и денежной системы, что опять же безальтернативно предполагает тот или иной валютный контроль, другую налоговую систему, другую антимонопольную политику. Хотелось бы опять же, чтобы вся эта политика осуществлялась в рамках экономического пространства, выходящего за границы РФ: эти границы слишком узки для самодостаточной экономики, и к тому же наши соседи будут прямо или косвенно испытывать аналогичные с нами проблемы. Даже те, кто не получает прямой углеводородной ренты, косвенно все равно существуют за счет ее перераспределения в постсоветском пространстве.

Подзаголовок: Политический режим модернизации То есть вопрос стоит предельно просто. Либо мы в кратчайший период и без дополнительных ресурсов, как внешних, так и внутренних, проведем модернизацию, то есть восстановим нормальную экономику, либо нас не будет. Вопрос о том, как «нас не будет», в какой форме, как будет организовано пространство, в котором нас не будет, не относится к сфере интересов автора данного теста. Таким образом, имеет смысл рассмотреть, как «нас будет», при каких условиях мы можем сделать то, что необходимо для выживания страны.

Начнем с того, что резкое сокращение углеводородной ренты приведет не только к проблемам бюджета, а в гораздо большей степени к давлению на так называемые трансакционные издержки. Грубо говоря, пространство для воровства сократится в разы, если не на порядок. Кстати, кабы мы могли сократить это пространство самостоятельно, в нашем распоряжении было бы, может быть, не пять - семь лет, а 10—15. Жесткое лимитирование физических объемов воровства при тех гомерических масштабах, к которым привыкли наши элиты, приведет к резкому обострению политической ситуации. Причем именно политической, а не социальной. Во всяком случае, на первое время. Потому что политика, это сфера деятельности элит. Политическая идеология для такого обострения и соответственно атаки на власть уже готова. Она, собственно, уже вброшена. Это требования «либерализации и демократизации». Можно было бы опять повторить, что в нашем случае такая «либерализации и демократизация» разрушит страну, как разрушила перестройка. Вещь очевидная для любого, кому не все равно, жива ли эта страна. Но суть даже не в этом.

Что такое либеральная демократия. Это диктатура элит, наиболее совершенный инструмент такой диктатуры. Ну, и казалось бы, Бог бы с ним. Проблема в том, что российские элиты всегда в массе своей антимодернизационны. Им модернизация просто не нужна, им нужны привилегии. Личная неприкосновенность и как, ее развитие, полная безнаказанность. Собственно, то, чего российские элиты добивались во время всех известных русских смут. И далее по известной схеме. Когда элиты добивались своего полновластия и закрепления всех своих привилегий, то есть, по сути, политической революции, их всевластие оказывалось совершенно нелигитимным с точки зрения народа, и начиналась революция социальная, то есть избиение высших классов низшими. Тогда (а как правило, просто загодя) эти элиты наши обращались за помощью к внешнему врагу против своего народа и своего государства. Какая уж тут модернизация?!

Все модернизации в России были авторитарны (кстати, как и большинство известных модернизаций в мире). Диктатура нужна была для обуздания элит и подчинения их идеи модернизации. При этом российская власть обращалась через голову элит непосредственно к народу и в нем получала (или не получала) себе опору. Берусь утверждать, что всякая диктатура может существовать только при массовой народной поддержке, или она довольно быстро свое существование прекращает. В то время как либеральная демократия всегда существует при игнорировании подавляющей массы населения и вытеснения его из процесса принятия политических решений.

Одно существенное отличие нынешней модернизации от петровской или большевистской. Те были построены на массированной эксплуатации и экспроприации человеческого ресурса. Мы не говорим сейчас о том, хорошо ли или дурно топить топку истории собственным населением. У нас этого топлива просто нет. Этот ресурс в нынешней модернизации исключен. С этой точки зрения, например, не имеют никакого смысла так называемые массовые репрессии. Нет такой «массы». То есть нынешняя модернизация может опираться только на абсолютно бережное, штучное использование человеческого капитала. В этих условиях никакого ресурса, никакого пространства для того, чтобы подкармливать паразитические и антимодернизационные элиты не существует. Нравится кому-то или не нравится, но реальная «стопудовая» диктатура нужна для того, чтобы принудить элиты к модернизации. Любыми достаточными для этого средствами.

И кстати, когда речь заходит о реальной диктатуре, либеральный лепет о «кровавом режиме Путина - Медведева» становится уже совсем смешным. Как заметил один собеседник автора, у нас просто затянувшаяся безобразно Февральская революция, которая пока ни во что не вылилась. Единственно, чего удалось добиться Путину, это изъять Родину из оборота, где она ходила наряду со всеми другими товарами, включая такие товары, как «право», «легальное насилие», тот же «административный ресурс». То есть с некоторых пор Родина не является у нас объектом розничного оборота. Но вернется в этот оборот при первой же возможности. Это первое, что пришло в голову нашим элитным либерализаторам, когда запахло паленым.

Собственно, ситуация ясна как белый день. И выбор ясен. Проблема в том, чтоб его сделать.

//__ * * * __//

То особое значение, которое придается нынешнему празднованию Победы, очевидным образом не определяется «полукруглостью» даты. Наверное, имеет значение, что ближайшая круглая дата будет уже в полном смысле исторической, поскольку реальных свидетелей, не говоря уже о живых победителях, можно будет пересчитать по пальцам. Победа уходит в историю. И сейчас определяется то, как она в этой истории останется, и останется ли вообще. И будет ли вообще у нас история. То есть речь не о празднике, не об участии в параде бывших наших союзников, не о плакатах со Сталиным, хотя и об этом тоже. Речь о нашей идентичности, о том, тот ли мы народ, который сотворил эту Победу. И, значит, способен сделать то же самое? Или совсем другой? Так нынешние греки могут чтить подвиг трехсот спартанцев, или монголы - канонизировать Чингисхана. Та атака на нашу Победу, на ее абсолютность и ее сакральность (при абсолютном же признании всей исторической правды, ее сопровождающей) - это атака на нашу идентичность. Или, что гораздо хуже, попытка застолбить смену идентичности.

То, что у нас называют «попыткой фальсификации истории» для многочисленных последышей нацистских коллаборационистов - это, по существу, их реванш, обозначающий одно: что, в конце концов, они выиграли ту войну. В чем их, кстати, наглядно убеждает просто вид современной политической карты. Для более серьезного заказчика это в первую очередь попытка навсегда исключить наш реванш, стереть генетический код, предполагающий в принципе такую возможность. Шизофренический по видимости и позорный по сути скандал вокруг плакатов со Сталиным - очень удачная картинка к мотивации либеральных генетиков. Независимо от их конкретной политической ориентации и общественного положения. Не о репрессиях речь идет и не о цене Победы. В конце концов, Сталин - это лучшее напоминание и о репрессиях, и об этой цене, которую может отрицать только параноик. Панический страх перед Сталиным - это страх Победы, способности к Победе любой ценой. Давайте уж до конца: если цена Победы чрезмерна и непосильна, может, и не надо было Победы? Бог бы с ней, с Победой? Логически допустимая конструкция. И опять же, могла ли в конкретных исторических условиях эта цена быть существенно меньше? Это могло бы быть так же вполне допустимым предметом содержательной дискуссии, если вынести за скобки истерику, эмоции, штампы и табу. Однако вынести их за скобки не удастся, потому что они и есть суть «дискуссии».

В конечном итоге мы приходим к тому же, о чем много раз говорено: для чего вообще нужно государство? Государство нужно для Победы и больше ни для чего (речь идет о настоящем государстве, анео симулякре вроде Датского королевства или Латышской республики). Если вам не нужна Победа, то вам и такое государство ни к чему - цена чрезмерна. Причем чрезмерной будет любая цена. Смысл в том, что нам предложен тест на нашу способность к Победе. И если мы тест не пройдем, последствия будут соответствующие, можете не сомневаться.

Почему мы победили? Развернутые ответы на этот вопрос безразмерны, как и ответы на вопрос, почему мы не могли не победить. Не мы первые, не мы последние. Пытаясь объять необъятное, ограничимся тезисами.

1. Германия не могла выиграть войну на два фронта ни при каких обстоятельствах. Ни Германия, ни ее союзники не обладали ресурсами - и человеческими, и материальными - сколько-нибудь сопоставимыми с ресурсами ее противников, не только всех вместе, но и каждого по отдельности.

2. Почему Гитлер, безусловно обладавший стратегическим мышлением и безусловно считавший войну на два фронта немецким кошмаром, сам, вроде как самостоятельно, на это пошел, напав на СССР? Как писал генерал Блюментрит, «приняв это роковое решение, Германия проиграла войну».

Есть все основания полагать, что это решение диктовалось обстоятельствами непреодолимой силы. Директива «Барбаросса» была импровизацией, вынужденным ходом и отсюда - заведомой авантюрой.

3. Западные державы последовательно и неуклонно толкали Гитлера к столкновению с СССР, сдав ему Чехословакию (мощнейший промышленный ресурс довоенной Европы) и подставив Польшу. Без сдачи Польши фронтальное столкновение Германии и России было технически невозможно - за отсутствием общей границы.

4. Все действия Сталина, при всех тактических ошибках и просчетах, были абсолютно рациональной подготовкой к глобальному столкновению с Германией. Начиная от попыток создать систему коллективной безопасности в Европе и защитить Чехословакию и кончая пресловутым пактом Риббентропа - Молотова. Кстати, что бы ни говорили «критики» этого пакта, элементарный неангажированный взгляд на карту со знанием обстоятельств первых месяцев войны достаточен, чтобы понять, к каким последствиям могли привести эти обстоятельства, если бы военные операции Германии начались бы со «старой» границы.

5. События 1939—1940 годов ясно свидетельствуют о подготовке Гитлера в координации с Японией масштабной операции против британских позиций в Центральной Азии и Индии. Это была вполне рациональная попытка избежать «ресурсного проклятия» и в дальнейшем - войны на два фронта. «Британская нефть на Ближнем Востоке - более ценный приз, чем российская нефть на Каспии» - это адмирал Редер, сентябрь 1940 года. (Тем более обстоятельства и известные исторические документы показывают, что Гитлер не ставил своей целью полный разгром и уничтожение Британии. А в первую очередь - военное поражение и принуждение к союзу.) Вне этого контекста никак нельзя объяснить ни масштабные планы на продвижение Роммеля на Ближнем Востоке, ни немецкую военно-политическую активность в Персии и Индии, ни фактическое принуждение Японии к подписанию Договора о ненападении с СССР. Что лишило Германию единственного шанса на успех в затяжном противостоянии с СССР.

6. В случае удачи этой операции обеспечивалась как минимум «нейтрализация» Британской империи и одновременно окружение СССР с юга соединенными силами Японии и Германии. Последующий за этим удар по СССР в «мягкое подбрюшье» лишал его стратегической глубины обороны, которая была и оставалась нашим основным материальным преимуществом.

7. Есть основания полагать, что Сталин понимал эту по сути единственно рациональную логику Гитлера и в своем планировании исходил именно из этого. Именно на этом основании он скептически относился к аналитической и разведывательной информации о подготовке Гитлером скорого нападения на СССР, расценивая это как целенаправленную британскую дезинформацию.

8. Англичанам, оказавшимся в этой ситуации на грани катастрофы, не оставалось никакого другого выхода, кроме как втянуть как можно быстрее СССР в войну с Германией. Британии оказалось гораздо легче убедить Гитлера в потенциальной угрозе удара со стороны Сталина в тот момент, когда немцы глубоко втянутся в операцию на Ближнем Востоке, чем убедить Сталина в скорой угрозе со стороны Гитлера. Это было тем более несложно, поскольку в большой степени соответствовало и здравому смыслу, и реальности. А также широким возможностям британской агентуры в высших эшелонах Третьего рейха.

9. Единственным шансом избежать затяжной войны на два фронта, войны на истощение ресурсов стал «блицкриг». Расчет на возможности самой эффективной в мире военной машины, расчет не столько на полный военный разгром СССР, сколько на развал советского государства. Которое, как известно, не развалилось. После срыва «блицкрига» никакой внятной стратегии Германия уже сформировать не смогла.

10. Неожиданное с точки зрения планов Сталина нападение Гитлера на СССР, по сути, спасло Британию от поражения. Оно же лишило Сталина шансов стать абсолютным победителем во Второй мировой войне. В настоящем смысле у Второй мировой войны был единственный победитель.

И это, конечно, не Британия, многое сделавшая для этого, но потерявшая в итоге свою империю. Единоличным победителем стали Соединенные Штаты, превратившие антигитлеровскую коалицию в огромный рынок для своей промышленности и своих займов. В итоге войны Соединенные Штаты сосредоточили у себя такую долю мирового богатства, которую история человечества не знала никогда. Что, собственно, для американцев и есть самое важное. В итоге войны Советский Союз оказался лицом к лицу с единым фронтом всех развитых стран мира. Как заметил генерал Билл Одом, бывший начальник АНБ США, «в этих условиях Запад должен был бы играть предельно бездарно, чтобы дать Советам хоть какой либо шанс победить в холодной войне». Он и не дал.

Это все прелюдия, контекст. Советский Союз, как известно, добился и военного перелома, и огромного военно-технического превосходства в ходе войны. Кстати, интересно, что Германия, поставившая на молниеносные победы, вообще первоначально отказывалась от военной мобилизации своей экономики. В том же 1941-м военное производство в Германии возросло на 1% - меньше, чем производство предметов потребления. К тотальной мобилизации, в том числе и к экономической, немцы перешли тогда, когда было уже поздно - когда союзная авиация просто вбомбила германскую индустрию в землю. Но главный переломный момент войны - это 1941-йс июля по декабрь. Советская армия и советская экономика понесли такие потери, при которых любая из остальных воюющих стран считала бы себя разгромленной. СССР не только отказался считать себя разгромленным - он не рассыпался и не пошел по швам. Война между государствами превратилась в народную войну, в которой поражение равносильно полному истреблению народа. В Гитлере воплотился враг рода человеческого. И эту священную войну организовал и возглавил сталинский режим. Смог возглавить и смог организовать. Еще ранее именно этот режим совершил исторически беспрецедентное чудо, подготовив материальные предпосылки для такой войны. 4 февраля 1931 года Сталин произнес речь: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, дибо нас сомнут». Эти десять лет советская экономика росла самыми высокими темпами, какие знала история. Какой ценой и какими средствами это было достигнуто, чрезвычайно важно. Цена эта - массированная экспроприация материальных ресурсов и массированное использование подневольного труда. И когда речь идет о нашей военной победе и в контексте бравурных реляций о выдающихся успехах советской экономики, вопрос цены имеет ключевое значение. И не для того, чтобы осудить и заклеймить, а для того, чтобы понять. В том числе и каким образом работает или не работает система, способная платить любую цену за результат. И ответить на вопрос: почему тогда страна не развалилась, а в 1991_м рухнула от легкого дуновения? И что с этим делать дальше?

//__ * * * __//

Образовательная политика является наиболее полным отражением системы длинных целей, если таковые в системе имеются. Образование нельзя устроить по-быстрому, как Сколково или Олимпиаду. Тем более нельзя получить по-быстрому сколько-нибудь значимые результаты. Образовательная политика таким образом отражает стратегию развития. Или ее отсутствие. Тем не менее даже при отсутствии стратегии образование всегда является индикатором состояния общества. Образовательная система очень точно подстраивается под социальную систему в самом широком смысле практически вне зависимости от воли и сознания общества. Если образовательная система вступает в устойчивый диссонанс с социальными и политическими задачами, жертвой как правило оказываются социальные и политические задачи.

Забавно, что советская система образования, хотя советское общество принято считать конформистским и несвободным, была фундаментально направленна на формирование свободно мыслящих людей в количествах, не имеющих аналогов в истории. Собственно это количество и качество и стало главным фактором эрозии системы. Критически мыслящая по кухням советская интеллигенция научилась критически мыслить отнюдь не в императорских гимназиях и в зарубежных колледжах. Здесь стоит упомянуть статью Петра Турчина «Выстоять - исторический долг» в «Эксперте» №16_ 17, где автор связывает чрезвычайную устойчивость советской системы времен войны и военной катастрофы 41-го с действовавшим механизмом производства элит. По мысли автора, во отличие от дореволюционной системы перепроизводства «лишних людей», сталинская система, наладив машину по производству новых элит, скомпенсировала ее машиной по абсорбированию излишков этой элиты, что обеспечивало удивительную стабильность. У Сталина «лишних людей» не было. Нетрудно заметить, что в постсталинский период эти самые «элиты», достигшие полновластия, просто отключили эту абсорбирующую машинку, что и привело в конечном итоге к гибели системы по сравнительно пустяковым причинам.

Кстати, опытным путем можно предположить, что советская образовательная система пыталась обрести адекватное задачам общества состояние. Уровень гуманитарного образования даже на примере элитных московских школ деградировал настолько стремительно, что было трудно представить, какими способами эти школы ухитрялись скрыть от учеников самые элементарные представления, например, об отечественной истории. Однако процесс не успел достигнуть результата, и теперь дегенерация общедоступного образования приобретает уже системный и нормативный характер. Нет никаких сомнений, что представители нынешней элиты смогут дать своим детям соответствующее их представлениям элитное образование. Общедоступная машина производства действительно образованных людей, чем отличалось советское общество, неуклонно разрушается, как стихийно, так и целенаправленно. С точки зрения социальной устойчивости действующей системы эта политика не просто правильна, а совершенно безальтернативна.

Кстати, нельзя согласиться с тем, что образовательные системы образцовых государств западного мира, как лидирующих, так и второстепенных, преследуют какие-то иные цели и достигают иных результатов. Исключением, может быть, являлся период 60—80 годов, когда американцы вынуждены были предпринимать сверхусилия в конкуренции с Советами. И нынешняя нормализация западного образования - еще один яркий пример как отсутствие советского конкурента способствует тотальному упрощению нынешней глобальной системы.

Так или иначе, глядя на нынешние образовательные новации, можно было бы спокойно подписать нашему обществу либо приговор - это кому как нравится - либо акт сдачи-приемки под ключ новой системы, исключающей внутренние угрозы действующей социальной системе. Системе, которую можно было бы мягко охарактеризовать словом «примитивократия». Но для достижения результата необходимо все-таки некоторое время, лет 10—15. Однако, какая незадача - времени этого скорее всего не будет. Общий кризис - не наш, не по нашей, а по «хозяйской» вине сложившийся - нам этого времени не даст. В складывающейся системе придется иметь дело с людьми несколько иного качества, которым эта система еще немного «жмет».

//__ * * * __//

Настоящим открытием нового политического сезона, просыпающегося после летнего задымления, стал Химкинский лес. Трудно недооценить уровень стратегического вызова: «.если химкин лес окажется разделен дорогой, он станет непригодным для обитания крупных животных!» Не иначе как слонов . Эта слоновья проблема поднимается на уровень политически судьбоносный. Президент останавливает исполнение судебных решений практически всех имеющихся в стране инстанций. Таже непримиримая оппозиция празднует победу над кровавым режимом, призывая добить его в собственном логове, куда его загнали химкины слоны.

Это уровень российской политики. Просто страшно себе представить что бы с ней было, если бы судьбоносный химкин лес сгорел бы во время летних пожаров (а не такие горели)! Политики бы не стало вообще, поскольку делать ее было бы не из чего. Политический сезон не открылся бы вовсе.

Власть и общество контужены кризисом. Совершенно неожиданно выяснилось, что мы сами ничего не можем, от нас ничего практически не зависит, и, таким образом, ничего стратегически существенного, то есть политического, мы делать не должны, да, собственно, и незачем. С этого момента все усилия наши сводятся к тому, чтобы отслюнявить для себя достойное представительство на глобальном сходняке. Чтобы голосочек наш был слышен, а место различимо для фотографов. Зачем дергаться, когда все и так в порядке.

Не в порядке. Рынки уже начали свой медленный, скрипучий и потому неотвратимый разворот в сторону падения. И, кстати - Бог бы с ним, с кризисом, - себестоимость добычи сланцевой нефти (нефти, не газа!) в Техасе опустилась до 9 долларов за баррель. Это - чтобы было понятно - у саудитов 7, ау нас - под 20. «Все хорошо, прекрасная маркиза, и хорошо идут у нас дела.» Нет у нас никаких стратегических проблем. А пока у нас одна группа придурков борется за демократию, гей-парад и свободу своего слова в телевизоре (жаль только никто не знает, что это за слово), а другая -обслуживает их антуражным пиаром, самое время выдувать политических слонов из химкинских мух.

//__ * * * __//

Некий либеральный мыслитель сравнил дело Ходорковского с горьковской ссылкой Сахарова, заметив вполне резонно, что только после горбачевского звонка опальному академику, Запад поверил в реальные изменения в советской политике. Поводом, собственно, послужила резкая реакция Путина на соответствующий вопрос старого польского диссидента Адама Михника. Напомним, на Валдайском форуме - это такие регулярные посиделки российских лидеров с прикармливаемыми западными кремлинологами -Путин обратил внимание Михника на то, что у заместителя Ходорковского руки в крови и что Ходорковский не мог об этом не знать. Отметим, что замечание Путина отнюдь не иносказательное: речь, очевидно, идет о Леониде Невзлине, заочно осужденном в качестве соучастника и заказчика убийств по «делу Пичугина». И жесткий тон Путина, так удививший собеседников, свидетельствует скорее об искренности, нежели чем о циничном политическом расчете.

Не будем останавливаться на том, что сравнение Сахарова с Ходорковским несколько кощунственно. Сахаров, будучи великим путаником, тем не менее никого не убивал, не крал предприятий и не мухлевал с налогами. Однако что касается «сигнала» об изменении политики, тут аналогия вполне уместна. Если само освобождение Сахарова из идиотской ссылки можно только приветствовать, то, объективно оценивая последствия «сигнала», впору немножко задуматься. Так называемому Западу и его подголоскам, жадно ловившим эти «сигналы», не было дела ни до какого Сахарова, как нет дела до Ходорковского тем, кто заправляет нынешней монотонной кампанией за его освобождение. Им нужен «сигнал»! Именно поэтому этого сигнала не будет, пока российская власть сохраняет остатки здравого смысла и чувство самосохранения. К несчастью самого Ходорковского и его гораздо менее виноватых подельников он превратился в заложника ситуации. И в такого заложника его превратили в первую очередь его радетели. Сидящий Ходорковский - это гвоздик, на котором висит вся российская путинская государственность (а никакой другой государственности, кроме этой, кое-как отстроенной на посткатастрофном пепелище, у нас нет). И если этот гвоздь вырвать, вся конструкция сорвется, и тогда. пошла гулять она по кочкам. И тогда, например, Ярославский форум, как раз удачно посвященный теме государственности, легко превращается в апрельский пленум ЦК КПСС, как помнится, откупоривший перестройку. Стаи перестройщиков уже слетелись и, каркая, кружат над несчастным Ярославлем. Им нужен только сигнал.

//__ * * * __//

С некоторым опозданием позволю себе обратиться к теме совсем не главной. Потому что в силу определенных обстоятельств считаю это для себя принципиально важным. Речь идет о скандале вокруг рокера-«протестанта» Юрия Шевчука, которого ретивые борцы с несогласными объявили мародером. Якобы он «во время посещения войск в Чечне в 1995 году» взял себе на память звездочки погибшего офицера. Тут уже само по себе замечательно: вот интересно, как себе эти «герои» представляют «посещение войск в Чечне»? Зимой 1995-го?! Мы помним зиму 1995-го, и помним, что делал Шевчук в Чечне. Юные борцы за дело партии не помнят, а мы помним. Шевчук - один из немногих, по пальцам считанных публичных людей в России, противостоял той дикой интеллигентской истерике, травле и помоям, которые лились на голову наших солдат в Первую чеченскую. И делал это там, где это надо было делать - среди наших солдат, в грязи, в крови, под пулями. Когда вся «культурная» Россия плевала им в спину (если бы только слюной), он для них пел там. Я лично знаю многих, кто его за это любит и будет любить всегда, что бы ни происходило потом.

Дело не в том, что Шевчук талантлив: гений и злодейство - вещи, как известно, вполне совместимые. Опять же, никто не смеет требовать от Шевчука восторгаться текущей российской политической жизнью. Обидно другое: сегодня Юрий Юлианович вызывает восторг и умиление именно той самой мрази, которая плевала в нашу армию в Чечне, отплевалась за Осетию и всегда готова плюнуть в дальнейшем. Тех самых, чьи «либеральные зады зас.ли наши флаги». Обидно то, как Юрий Юлианович увлекся этими восторгами, бесстрашно бросив в лицо кровавому диктатору Путину нелицеприятные вопросы, рискуя лишиться чая с печеньем. Декламируя по бумажке по-английски пронзительные слова песни экологического протеста. Выглядит все это крайне глупо и странно. И обидно именно потому, что мы Шевчука любим. И помним, как он вел себя в Чечне. И будем за это помнить всегда, что бы он над собой ни учудил.

//__ * * * __//

Начну вот с чего: тот факт, что в основу идеи российского павильона на ЭКСПО-2010 был положен образ Незнайки в Солнечном городе, автора несколько смутил. Казалось бы, «Россия, великая наша держава», могла рассчитывать на несколько иной образ будущего, нежели компания Носовских веселых человечков. Опять-таки, если склоняться к концепции критического реализма, тут больше подошел бы образ Незнайки на Луне. К слову сказать, отдельные элементы Луны в экспозиции российского павильона все-таки содержатся. Но об этом позже.

Смущение автора, очевидно, объяснялось неправильным или устаревшим представлением о том, что собой представляют всемирные выставки ЭКСПО. Мы знаем, как выглядели экспозиции на рубеже XIX—XX веков, наполненные передовой машинерией. Знаменитая парижская выставка 1936 года, где советский павильон с рабочим и колхозницей в буквальном смысле слова противостоял нацистскому. Казалось бы, ЭКСПО - это демонстрация технологий будущего, этакая материализованная научная фантастика. Так вот, никаких таких технологий будущего на шанхайской ЭКСПО, собственно, и не было. Если не считать робота в японском павильоне, сносно играющего на скрипке. Зачем нужен робот, играющий на скрипке, понять невозможно. Если вам лень играть самим, есть приличная аудиотехника. И, естественно, на всех экспозициях особенно продвинутых стран лежит навязчивый и как правило доведенный до слюнявости налет экологичности. При этом образы и технические имитации животных, растений и природных пейзажей настолько хороши, что возникает сомнение в том, нужна ли вообще какая-то неотлизанная живая природа, когда есть такая замечательная виртуальная.

На самом деле выяснилось, что все гораздо проще. У нынешней ЭКСПО совершенно другая задача - просто донести желаемый образ страны. И донести его именно до широких масс китайского населения. А массы действительно широкие. На сегодняшний день выставку посетило более 70 миллионов, и вы удивитесь, это в основном китайцы. Которые никогда не были за рубежом и вряд ли когда-нибудь там будут. Иначе кто будет стоять пять часов в очереди в какой-нибудь несчастный павильон. А стояли и по семь, и дольше. И, кстати, в наш павильон тоже.

В принципе интерес на выставке вызывают несколько павильонов. Самый популярный, как считается, и самый дорогой - павильон Саудовской Аравии. Это огромная «летающая тарелка», внутри которой движется круговая дорожка, а на стены экспонируются виды Аравии: приливы, пустыни, небоскребы, верблюды, и т. д. По сути, шикарный туристический рекламный ролик. Нездоровый интерес вызывает павильон Японии, наверное, вследствие той самой экологической избыточной слюнявости, пришедшейся по вкусу массовому китайскому обывателю. И, наконец, павильон Китая -огромная перевернутая красная пирамида. Основная идея - внушить китайским посетителям гордость за свою державу и огромным трудом достигнутое процветание. Ядро экспозиции - кинозал, где на громадном экране опять же демострируется агитационный ролик о великом пути Китайской Народной Республики. Содержание этого ролика более чем достойно внимания. Сначала это толпы в достаточной степени оборванных китайцев, стремящиеся куда-то в едином порыве - нечто мощное в духе Довженко и Риффеншталь. Затем Китай на стройке, феерия индустриального строительства, затем это все плавно переходит в мелодраматические сцены разбора завалов во время недавнего землетрясения (см. «Спасти рядового китайца»), и дальше образ достигнутого индивидуального благосостояния всех и каждого (см. «Шанхай слезам не верит»). Более наглядного и обескураживающего образа выдыхающегося китайского рывка в будущее трудно было бы придумать, даже если бы кто-то специально заказывал.

И наконец. Наш родной российский павильон в этом контексте выглядит чуть ли не лучше всех. То есть, по субъективному мнеию автора, просто лучше всех. Ядро его - огромное пространство, на потолке что-то типа лунной поверхности, на которой разбросаны остатки советских космических достижений: Луноход, станция Мир, Спутник. Все это выкрашено в бледно серые тона и слабо освещено, чтобы не сильно бросаться в глаза. Все оставшееся пространство густо поросло огромными яркими цветами, бутафорскими пятиметровыми тыквами, клубниками, подсолнухами в человеческий рост и т. д. Между всем этим струится вода, плавают такие же бутафорские кувшинки. В этом диком огороде скрываются сказочные солнечногородские домики, где на экранчиках маленькие человечки лопочут по-китайски что-то, по всей видимости, инновационное... Американская тетка, вошедшая в павильон, выдохнула: «О-ля-ля!» и чуть ли не села на пятую точку. Впечатление действительно сильное. Можно только восхищаться фантазией и способностями авторов, которые сумели это сотворить. На пустом месте, когда никакой внятной идеи, никакого «мессаджа» страна послать никому не может. Если, конечно, не считать «мессаджом» картину разваленного космического величия, поросшего гигантской травой и овощами-мутантами... Во всем этом есть что-то очень доброе, простодушное, можно сказать, олигофреническое. Если все же попытаться расшифровать какое-то, вольное или не вольное, содержание послания к посетителям российского павильона: «Мы хорошие, мы очень хорошие - только ногами не бейте!». Китайцам нравится.

//__ * * * __//

На днях автор впервые почувствовал себя украинцем. Точнее сказать, «вукраинцем». Это глубокое впечатление от теледискуссии на тему, надо ли России вступать в НАТО, на российском государственном телеканале. Автору пришлось пять лет назад принять участие в подобной дискуссии в Киеве, в увлекательной программе Савика Шустера. Правда, в отличие от российского формата оппоненту НАТО дали на все про все минуты три. Пришлось напомнить украинской аудитории, что НАТО - это не клуб по интересам и не инвестиционное рейтинговое агентство, а военно_ политический блок. Товарищи вправе принимать решения относительно своей судьбы, но при этом они должны отдавать себе отчет, в кого они собираются стрелять. И что с ними будет после этого. В ответ свщомая общественность загалдела на тему, что, мол, не надо нас тут пугать...

До сих пор тема возможного вступления в НАТО вбрасывалась малым калибром в отечественную политическую тусовку ограниченными силами пылких гитлерюргенсов. На канале «Россия» банальным либеральнопораженческим аргументам Урнова вроде как вполне толково, по существу возражал Дмитрий Рогозин, российский представитель в НАТО. То есть дипломат. Понятно, что дипломатическая позиция существенно ограничивает рамки и содержание полемики. На самом деле больше всего ошеломил сам дискурс. Урнов с доступной ему степенью убедительности перечислял коммерческие, социально-бытовые и общественно-политические выгоды вступления в НАТО. Рогозин деловито и практично, опираясь на квалифицированное мнение экспертов, их парировал. На самом деле все это напоминает эдакую деловую политкорректную дискуссию Мальчиша-Плохиша с Кибальчишем. Плохиш ярко и убедительно показывает, насколько выгоднее предать: вот - ящик печенья гарантирован, бочка варенья. А так всех все равно не за понюх замочат. На что Кибальчиш грамотно, опираясь на экспертов, поясняет, что ящик точно не дадут, максимум пачки две. А варенье вообще по этому случаю у них не положенно. И потому предавать, собственно, не так уж и выгодно. То есть что значит «предавать - не предавать»? Конечно, предать!!! Это ж ежу понятно: при всех раскладах гораздо лучше. Это только при нашем менталитете, как верно заметил товарищ Юргенс, далеко отстающем от среднеевропейского, кому-то непонятно...

Поскольку прагматизм заявляется как главный критерий нашей внешней политики, то надо честно признать: вся эта дискуссия строго и корректно умещается в рамки этого критерия. До сих пор наша внешнеполитическая концепция исходила из абсолютности и неконъюнктурности нашего реального суверенитета. НАТО - это не просто военно-политический блок с той или иной доктриной, практикой, видением противника и потенциальных угроз. НАТО - это институт послевоенной американской оккупации Европы и контроля над ней. Не Европа, заметьте, оккупирует США, а США Европу. Все члены НАТО делегируют свой суверенитет и гарантии собственной безопасности Соединенным Штатам, а отнюдь не наоборот. Соединенные Штаты никому, ни практически, ни юридически, не имеют право делегировать свой суверенитет. Ни в какой форме и доле. С этой точки зрения наша внешнеполитическая доктрина как доктрина реального суверенитета была аналогична американской. До сих пор была. Отказ от суверенитета в пользу другой страны и есть предательство Родины. А что ж еще?

На самом деле это вполне серьезно. В общественное сознание вбрасывается и легализуется дискурс о целесообразности предательства. Это ничего, что пока результат слабый - всего одну шестую зрителей аргументы в пользу предательства убеждают. Лиха беда начало. Общество должно привыкнуть, приблизиться к среднеевропейскому уровню сознания. Вот только вопрос: это сначала надо достичь среднеевропейского уровня, чтобы предать Родину, или, напротив, уже предав Родину, гораздо проще и легче достичь среднеевропейского уровня?

//__ * * * __//

На фоне продолжающейся социальной ремиссии, возвращающей массу российского населения в состояние девственной безграмотности, известная цитата Ленина про кино по-прежнему актуальна в своем первозданном виде. То есть кино может быть и является для нас важнейшим из искусств, но явно после цирка. Да и цирк в общем уже не выполняет той социально просветительной функции, которую имел в виду практичный Ильич.

Всякую серьезную киноиндустрию, а особенно киноиндустрию, стремящуюся выполнять крупные социальные задачи, принято сравнивать с Голливудом. И это правильно. Нет более идеологизированной индустрии, чем голливудская. С этой точки зрения по выстроенности, накалу и средствам воплощения они ни в чем не уступают советским и немецко-фашистским образцам. (Можно, конечно, избрать базой сравнения индийский Болливуд, но это все-таки еще в большой степени даже не кино, а тот самый цирк с этническим оттенком.)

Голливуд создал целую иерархию идеологических продуктов, ориентированных на разные сегменты самой широкой мировой аудитории: от интеллектуально изощренных образцов до примитивного массового ширпотреба - для широких масс международных и собственно американских папуасов. Можно вспомнить, насколько примитивными животнорастительными средствами решались идеологические задачи антисоветской или русофобской пропаганды. Собственно, нашему зрителю знакомы и совсем недавние образцы предельно примитивной сербофобии, заточенные под обеспечение югославской войны.

Однако прежде чем сравнивать что-либо с Голливудом, надо определить принципиальную разницу. Голливуд - такой же уникальный американский продукт как, например, та же пресловутая Кремниевая долина, как и американское государство вообще. Когда либералы, восхищающиеся отсутствием государственного вмешательства во что-нибудь такое, куда естественно и логично нормальное государство привыкло вмешиваться, и приводят в пример Америку, они игнорируют совершенно особую беспрецедентную природу американского государства. Американское государство, в отличие от всех остальных маленьких и больших стран, создано непосредственно американским бизнесом. Бизнес создал государство для себя, на свои средства и для своих целей. Задавать в Америке трудноразрешимый в других местах вопрос, зачем бизнесу государство, - все равно что вопрошать, зачем собственникам корпоративный менеджмент. В Америке бессмысленно проводить границу между государством и бизнесом по причинам, противоположным, например, нашим, российским. В Америке бизнес - государствообразующий, он и есть государство.

И в первую очередь это касается идеологии. А в качестве инструмента и продукта идеологии, в первую очередь именно кино, то есть киноиндустрии, - кинобизнеса. В кинобизнесе цель определяет продюсер. Для Голливуда таким суперпродюсером является само американское бизнес-государство с его целями и задачами. В этом смысле любой голливудский продюсер, по сути (исключения подтверждают правило), это исполнительный продюсер, работающий на большое бизнес-государство за деньги, за свою коммерческую прибыль. То есть в Америке государство формально не финансирует кино, потому что его финансирует (и идеологически окормляет) государствообразующий бизнес. Самая что ни на есть крутая идеология, так называемые американские ценности, то есть ценности американского бизнеса, встроены в ткань американской киноиндустрии органически. Их не надо пришлепывать к кинобизнесу снаружи, как это вынуждены делать в других странах. Безусловно, исключением являлась советская киноиндустрия, но она и не была бизнесом в обычном современном значении.

Претензии к идеологичности отдельных наших кинопродуктов звучат анекдотично, если сравнить их с признанными западными образцами. Тот же упомянутый здесь «Кандагар», это, конечно, притча, имеющая сложные отношения с реальной действительностью. Можно напомнить, что история эта, прямо связанная с противоборством больших спецслужб, имеет свое прямое продолжение в судьбе того самого кандагарского авиаперевозчика Виктора Бута. Есть мнение, что это вообще месть американцев за Кандагар.

Так вот, степень исторического вымысла что в «Кандагаре», что в «Колчаке» (там, собственно, и вымысла никакого нет, есть только некоторая «избирательность») ни в какое сравнение не идет с совершенно банальными образцами исторической пропаганды, принятой во всем западном мире. Чего там Соединенные Штаты - у интеллигентных англичан пользовался популярностью фильм «Елизавета. Золотой век», где из всех исторических деталей этой патриотический эпопеи реальна только одна - Непобедимая армада действительно погибла. Правда погибла она не от героического натиска английских каперов, а от ветра и шторма. Несколько мелких стычек, последовавших уже после гибели Армады, не потянули даже на то, чтобы эта битва получила какое-то историческое название - его просто нет. Представьте себе, какой бы визг подняла наша рефлексирующая интеллигенция, если бы у нас кто-нибудь посмел изваять подобную историческую сагу.

Тут наши авторы вспоминают, какую роль в становлении Голливуда сыграли деньги американской мафии. Забавно, что в лихие 90-е наши бандиты и полубандиты аналогичным образом использовали труп советской киноиндустрии, правда, с совершенно противоположным знаком. Если, отмывая деньги, американские бандиты создали великую киноиндустрию, то у нас ее таким образом просто добили, поскольку - знающие этот процесс люди хорошо помнят - здесь задача была не потратить деньги на кино, а украсть 90% бюджета. Казалось бы, и там бандиты, и здесь бандиты. А разница в том, что нашим - и бандитам, и не бандитам - никакая идеология, то есть никакое кино не требовалось вовсе.

Бессмысленно ждать от государства какой-либо разумной политики по возрождению киноиндустрии, если у этого государства нет идеологии. Авторы наши отмечают, что идеология - это в большой степени формирование идентичности и отличности от остальных. Это способ различения свой-чужой. Такая идеология становится совершенно операбельным практичным инструментом текущей политики: социальной, образовательной, промышленной, внутренней и внешней.

Так вот причем здесь Афганистан. Иран, Югославия, Белоруссия, Украина. Государство, не имеющее идеологии, либо исповедует чужую идеологию, то есть самоликвидируется как государство, либо просто не умеет видеть противника, определять, кто свой, кто чужой. Такое государство в прямом и переносном смысле постоянно попадает под «дружественный огонь». То есть расстреливает само себя. Такому государству в принципе не нужен противник, оно само себя обслужит. И кино ему, собственно, не нужно.

Часть II. От Манежной до Триумфальной

Олег Кашин - очень неплохой, по-настоящему талантливый журналист. То, что произошло с ним, - безусловно, мерзкое безобразие.

И Алишер Бурханович - безусловно, выдающаяся фигура в российской общественной жизни. Однако это никаким образом не объясняет того поистине истерического пиара, который всеми силами раздувается вокруг этого происшествия. Сразу оговоримся: сам Кашин ни в коей мере во всем этом не виновен, у него стопроцентное алиби. И тем более весь этот визг оскорбителен для самого пострадавшего. Чего уж больше, когда наши оперативно взнузданные следственные органы переквалифицируют обвинение в «покушение на убийство». Вот так теперь у нас убивают людей: нудно переламывая челюсти и пальцы.

Олег Кашин - очень хороший публицист. Не репортер-расследователь, не диссидент-разоблачитель. Если действительно выяснится, что Кашина побили за его публицистическую деятельность, мы будем завидовать ему нехорошей, недоброй завистью. Поскольку это будет первый на нашей памяти журналист, которого отметелили за публицистику.

Это сверхэффективная обратная связь с аудиторией. Из кашинского дела, не без участия официальных структур, сделали гигантский матюгальник. И после этого стоит ли удивляться, что к нему бросились матюгаться штатные специалисты по этой части. Профессиональные борцы за свободу - Немцов, Рыжков и компания - обвинили «нашистов» Якеменко и самого Суркова в попытке убийства Кашина. На каких нетрезвых бомжей рассчитана эта публицистика, понять сложно.

Кашин неоднократно, можно сказать, систематически и профессионально уличал именно этих политических деятелей в полном ничтожестве. При этом стоит напомнить, что означенные товарищи также не были чужды властным коридорам: один из них возглавлял аппарат партии власти, а второй трудился целым вице-премьером и гордился тем, что считается царским преемником.

В этот период некоторых журналистов также довольно ощутимо били, а убийц Холодова и Листьева не просто не нашли - их, собственно, не особенно и искали. Более того, на замечание одного такого журналиста в адрес господина Немцова о том, что он является политическим насекомым, господин Немцов не задумываясь ответил ударом в морду (вещественные доказательства доступны в Интернете).

То есть на основаниях, гораздо больших, чем бессмысленные инвективы Немцова и компании, этих товарищей следует заподозрить в организации убийства публициста Кашина. Налицо и мотив, и очевидные косвенные улики.

Уже раздались призывы разработать специальное законодательство, защищающее безопасность журналистов отдельно от прочих человеческих тварей. Невольно вспоминается фильм Юрия Мамина «Бакенбарды», где банда озверевших Пушкиных громит беззащитный город.

Не надо так с журналистами! А то господ Немцова, Рыжкова и далее по списку не спасет даже искусственная кома и третья операция на пальце правой руки.

//__ * * * __//

После Манежной тысячи экспертов и трибунов с полным на то основанием заявляют: «Вот, мы же говорили!» Действительно, Манежной не могло не случиться. Более того, в данном конкретном случае все обошлось удивительно легко. Притом что и милиция проявила, можно сказать, профессиональное мастерство и собственно «фанаты» вели себя настолько деликатно, насколько это вообще возможно в этой не совсем балетной среде. То есть обошлось. Пока. Потому что рано или поздно точно не обойдется.

Поскольку контекст проблемы во всех аспектах многократно обтерт, попробуем по существу. Не открытие: самым уязвимым местом для российского общества, политической системы, вообще существования страны являются межнациональные отношения. Всякий социальный протест у нас будет политизироваться в первую очередь и в основном одним образом - как межнациональный конфликт.

То есть в своей развитой форме - как погром. Понятно, что вести диалог, всяческие дискуссии можно и нужно, наверное, до и после погрома. Во время погрома надо мочить погромщиков. Слава Богу, эта мысль как-то присутствует в сознании нашей власти. Однако с остальным большие проблемы. Потому что не всякий погром власть, в принципе, способна замочить. И не всякая власть.

Здесь придется сказать пару слов о природе нашей власти. Не о высшей власти, не о первых лицах, которые «отвечают за все». А о власти как о иерархической сети, о ее системном наполнении. Как формировалась эта ныне действующая система? Зачем вообще развалили Союз?

И в чем практический смысл всей постсоветской трансформации?

В определенный момент, можно даже предположить примерно в какой, сообразительные люди сообразили, что все реальные прибытки в советской системе производит один источник - валютно ликвидное сырье. Условно говоря, «труба». Все остальное - мировая коммунистическая система, нерентабельная промышленность, армия и оборонка, наука и образование -есть чистые убытки. И если мы освободим «трубу» от обременения, это как мы заживем!!!

Вся постсоветская трансформация - это освобождение трубы от обременения. Для простейшего освобождения от этого обременения развалили государство как институт, как действующую систему власти. Та система - сеть, которая свивалась на ее месте на самом деле, собственно, властью и не является, поскольку она так же ликвидна, как обслуживаемая ей задача. И иерархическая связь внутри нее обеспечивается не приказами, а денежными потоками. И никакие усилия Кремля не смогли изменить сущность этой квазивласти. Как заметил молекулярный биолог К. Северинов: «Раковая опухоль всегда адаптивна. Во всяком случае, с точки зрения самой опухоли ».

А причем здесь Манеж? А притом что все, что там случилось, не о «фанатах», «националистах», «кавказцах». Все это - о власти.

1. Обеспечивать права мигрантов, меньшинств, тех, кого значительная часть населения так или иначе считает «чужими» вне зависимости от гражданства и легальности, власть обязана. Но обеспечить эти права она может, только гарантировав права и безопасность «своим». Иначе власть некоторым образом себя теряет. Ненастоящая власть не обеспечивает прав ни «своим», ни «чужим». Она ими торгует.

2. Прежде чем выстраивать гармоничные межнациональные отношения, власть должна заставить себя уважать. И бояться. Вообще функция власти -осуществлять и оберегать свою монополию на насилие. Никто, и в первую очередь представители гордых народов Кавказа, не может уважать и бояться власть, которую они ежедневно имеют за деньги.

3. Настоящая власть должна себя любить и защищать. Или хотя бы пытаться выжить - как власть. Нет сомнений в том, что каждый представитель нынешней квазивласти себя любит и уж точно хочет выжить. Но не как «власть», как винтик единой властной машины. А как индивид, торгующий предоставленным ему административным ресурсом. Кстати, и предоставленным не всегда бесплатно. Наша сетевая власть как власть себя не любит и уж точно не уважает. Такая власть, в принципе, выжить не может.

Причем все это не касается собственно межнациональных отношений. Это вообще отдельный вопрос: о том, кто, собственно, «свой», кто «чужой». И в России он решается исключительно на основе другого уровня идентичности. Конкретно - имперской идентичности. Нет другого народа в мире, который был бы настолько адаптивен к многонациональной поликультурной империи, чем русский.

Это в известном смысле единственный способ его существования. Но Империя - это вещь, самым непосредственным образом связанная с Властью.

На самом деле вся проблема в том, чтобы власть себя полюбила по-настоящему. И по-настоящему захотела бы выжить именно в этом качестве. Тогда все правильные действия будут легко определяться инстинктом самосохранения. И никто тебя не полюбит, если сам себя не полюбишь.

//__ * * * __//

Основной информационный повод последних недель - по-прежнему Домодедово. Нетрудно догадаться, что первая реакция - «усиление» в вопросах безопасности. Понятно и то, что первое требование - найти виноватых. Ни в кой мере не отрицая необходимость оперативно_ полицейских мер по обеспечению безопасности и пресечению террористических актов, хочется все-таки заметить: нигде и никогда ни при каких сверхусилиях невозможно гарантировать противодействие терактам в местах скопления людей. Особенно терактам, производимым смертниками. Можно поставить рамки на аэро- иж/д вокзалах, в кинотеатрах, в местах массовых празднований и гуляний, хотя и это создает практически невыносимые условия существования. Общество может жить довольно долго в ситуации осажденной крепости. Но тогда это состояние войны. Для этого нужно особое общество, особые мотивы, особая политическая система, и все равно население не может так жить без конца (пример - Израиль). Не даете взорвать вокзал - взорвут переход.

То есть, необходимо в очередной раз напомнить, что террор —это инструмент, причем инструмент, тщательно дозируемый заказчиком в зависимости от его целей и возможностей. Представьте себе некий инструмент, условно, резец: можно его ломать, портить, тупить. Это, собственно, и есть традиционные меры безопасности. Можно заняться тем, кто непосредственно орудует инструментом - слесарем_ инструментальщиком: вычислять, ловить, мочить. Есть еще мастер, начальник цеха и есть, наконец, и хозяин предприятия. Хозяина ловить, а тем более мочить не всегда возможно, а иногда и нецелесообразно. Но хотя бы вычислить его, наверное, стоит. Это очень полезно для общественного здоровья.

Единичный теракт, вроде домодедовского - вещь вроде как не требующая глобальной организации и больших средств. Хотя даже тут трудно представить себе, что необходимые средства собрали по знакомым и соседям. Любой сетевой террор, а уж наш отечественный точно, - это большая система. Это отбор, вербовка, подготовка террористов, инфраструктурное их обеспечение, система их передвижения, размещения, конспирации, как правило, коррупционного взаимодействия с различными структурами безопасности, управление, планирование и соответствующая отчетность. Это достаточно серьезные деньги. Эти деньги кто-то выделяет, переправляет, а кто-то просто позволяет их выделять. Последнее и есть ключевая позиция. Контроль, позволяющий выделять деньги на конкретные задачи, и есть функция управления террористическими потоками, такая же, как и функция управления финансовыми потоками. Это не тотальный контроль, а как бы мягкий, сетевой. Но если управляющему какие-то потоки террора требуется пресечь или активировать, это вполне в его власти.

Говоря о поиске нового «Субъекта Стратегического Действия», можно отметить, что факт применения системного террора в отношении России свидетельствует о том, что этот «Субъект Стратегического Действия» находится вовне. Что бы ни говорили и мы сами о нынешнем кризисе, полезно лишний раз напомнить, что этот самый «Субъект» все тот же, и никакого другого субъекта в рамках нынешней мировой системы не просматривается. Тем более актуальны те вроде как абстрактные историкополитические проблемы, которые поднимают наши авторы. Поскольку если для кого-то это абстракция, то ее конкретизация - это куски человеческих тел в зале прилета аэропорта Домодедово.

Нет никакого международного терроризма. Это очень удобный демагогически-дипломатический жупел, вокруг которого, по возможности, можно «крепить солидарность» неоднозначно настроенных друг к другу политических субъектов. Есть терроризм как инструмент, и нечего здесь распускать сопли по поводу двойных стандартов. Здесь стандарт всегда один, ион у каждого свой. Если одна из сторон по каким-то субъективным или объективным причинам отказалась от использования инструмента, у нее нет никаких рациональных оснований полагать, что от него добровольно откажется какая-нибудь другая сторона. Это такая же ерунда, как одностороннее разоружение. То есть, в принципе, есть способ купировать терроризм - это капитуляция перед террором. Причем не столько перед «слесарем» и «начальником цеха», сколько перед конечным заказчиком. Собственно, и сам факт терроризма свидетельствует о том, что такая капитуляция пока еще не произошла.

В этом контексте особо странно выглядит идея ввести так называемые цветные уровни террористической угрозы. При этом замечательна ссылка на богатый американский опыт. Представьте себе: государство систематически вводит более «цветастые» уровни террористической угрозы, что так же систематически приводит население в состояние паники и стресса. Или, наоборот, власть отказывается повышать уровень «цветастости», не желая провоцировать социальное напряжение. Если в этом случае происходит теракт, власть автоматически расписывается в своей безответственной слепоте. То есть власть наша намеренно, находясь в здравом уме и трезвой памяти, готова поставить себя в раскоряку.

Дело в том, что американский опыт здесь в известном смысле очень показателен. Америка не является объектом «международного терроризма», поскольку смысл такого террора - уничтожение государства. То есть такая дестабилизация, социальная и политическая, которая может представлять собой угрозу существованию данного государства и данной политической системы. То есть совершенно очевидно, что нынешняя американская политическая и социальная система по отношению к такому терроризму пока еще, к счастью или к сожалению (кому как нравится), неуязвима. Посему никакого системного террора против Америки быть не может. Вот против Израиля может, потому что это специфическое средство ведения совершенно конкретной войны. А против Америки - нет. Именно поэтому против Америки никогда не было терактов, в том самом смысле «международного терроризма». Ни одного. Объясняется это отнюдь не эффективностью американской полицейской или антитеррористической системы, а отсутствием угрозы как таковой. В Америке можно с легкостью расстрелять школу, университет и супермаркет, убить выстрелом в голову конгрессмена (вы удивитесь, но есть прецеденты даже среди сенаторов и президентов). А просто взорвать бомбу на людной улице, наверное, ну никак невозможно? Пример 11 сентября является доказательством от обратного. То есть это просто означает, что это было не совсем то и не совсем так, как это трактуют официальные источники.

Именно поэтому Америка может, во всяком случае пока, достаточно свободно экспериментировать с «цветастыми» угрозами. Это удобный инструмент манипулирования общественной температурой и возможностями спецслужб. Россия - не может. В свете реального опыта и реальных угроз.

Можно попытаться сформулировать два обстоятельства, определяющие возможность и интенсивность использования террора против той или иной страны. Первое - это наличие «интереса» со стороны заказчика. Однако это недостаточное обстоятельство, для того чтобы террористическая деятельность разворачивалась в серьезных масштабах. Второе и необходимое условие - чтобы данная страна была эластична к террористическому воздействию. Чтобы существовали серьезные основания считать, что ее политическая и социальная система уязвима по отношению к системному террору. Мы помним, что в течение нескольких лет Россию вроде как оставили в покое. И это время чудесным образом совпадает с периодом очевидной политической стабилизации. Что касается противодействия террору не на уровне полицейском, а на уровне стратегическом, то здесь тоже можно представить себе различные способы давления на заказчика, позволяющие убедить его отказаться от такого экстремального инструмента. Или, если точнее, применить имеющиеся у него средства и возможности воздействия, чтобы пресечь несанкционированную деятельность инструментальщиков.

//__ * * * __//

Честь и слава учителю Волкову из легендарной 57-й школы, остановившему хотя бы на время неумолимую поступь нашей образовательной реформы. Однако создается впечатление, что, подкладывая каменюки под это безумное колесо прогресса, мы боремся с ветряными мельницами. Конечно, обязательных предметов в этом самом стандарте не четыре, а несколько больше, и можно вставить еще пару, идея вариативности образования - вещь вполне достойная обсуждения. Но бессмысленно корректировать данную реформу, отвлекаясь от ее реального и публично заявленного содержания. Это содержание - прагматизация. Как заметил один из авторов стандарта, главный просвещенец Кондаков, «то, что входит в школьную программу, должно ребенку обеспечить его дальнейшую успешность». Успешность в чем? Если наиболее успешными поприщами в нашей стране являются чиновник и проститутка? И какое это вообще имеет отношение к ОБРАЗОВАНИЮ?

То есть если действительно задача формулируется как предоставление образовательных услуг (кстати, заметьте, как здесь невольно и неумолимо просачивается платность, хотя не в этом главное), то все делается в принципе правильно. При обратном подходе идея народного образования не в обслуживании верно или неверно осознанных потребностей образовываемых, а в том, какие граждане, какого качества и возможностей нужны стране. Классическое гимназическое образование, как и следовавшее ему советское, были действительно направлены на формирование самостоятельно мыслящей личности. Фундаментальное образование, по сути своей, непрагматично. Прагматизация образованного и мыслящего человека - это его собственная проблема, а также проблема работодателей, ищущих нужного им работника. Фундаментальные знания не могут быть лишними. В конце концов, если человек по собственному желанию и возможности не получил должного объема образования, то его просто следует считать плохо образованным. И всего-то. Ну не может образованный человек знать меньше гимназической программы! Больше может, а меньше нет! Идея выдать плохое образование за прагматичное - это деликатный PR-ход, препятствующий образованию тяжелых комплексов у широких народных масс.

Народное образование искомого качества - это потребность страны, если таковая существует, и страну никак не трогает, нужно ли это самому учащемуся, его маме и папе, если таковые имеются. Вообще ребенок - это существо, которое, безусловно, нуждается во внешнем принуждении, его надо «ввести в Образ», хочет он того или нет. С другой стороны, требование к качеству массового образования - это самая точная характеристика государства, его целей и амбиций. Советскому государству нужно было всеобщее гимназическое образование. А нынешнему, стало быть, не нужно?

Системным принципом постсоветской эволюции является предельная ликвидность. То есть вы не можете произвести велосипед, потому что металл, резина и краска продаются быстрее. Да и стоят дешевле. Образовательная услуга тоже стоит дешевле и продается быстрее. И продукт этой услуги тоже более ликвиден. Его проще использовать в качестве низкоквалифицированного трудящегося или низкоквалифицированного паразита. Это и есть успех прагматизации.

//__ * * * __//

«Не надо грустить, господа офицеры. Что мы потеряли - уже не вернуть. Уж нету Отечества, нету и веры .» И чем-то отмечен нелегкий наш путь . Главную тему номера - «Армия новой России» или, как принято говорить, «новый облик Вооруженных сил» - мы приурочили к Дню защитника Отечества. Притом что широко распространившееся отношение к нынешней попытке этот «новый облик» создать, трудно назвать праздничным: это какой-то праздник «инвалидов» в известном историческом значении этого слова. Удивительно, что предыдущие попытки реформ, не отличавшиеся, мягко говоря, ни системностью, ни результатом, никакой подобной реакции не вызывали. Это свидетельствует как минимум о том, что реформа-таки есть. Это свидетельствует о том, что армии больно и она вопит дурным голосом. Интересно, что в отношении сердюковских реформ удивительным образом солидарны и пламенные патриоты, и конченые либерал-предатели.

И это свидетельствует о том как минимум, что поддерживать этот вопль политически выгодно. Нельзя не признать, что многочисленные частные претензии к процессам реформирования выглядят зачастую если не обоснованными, то во всяком случае конкретно мотивированными (не то сливают, не тех сокращают, не тем вооружают и т. д.). Каких-либо внятных претензий к самой логике и концепции реформы слышно крайне мало. Оппозиционные оппоненты предпочитают подразумевать, что никакой концепции в принципе нет и быть не может - в парадигме «все продано и предано». Нам представляется, что ценность текста по армейской реформе, и даже не самого текста, а монографии под названием «Новая армия России», в непредвзятом, корректном и критичном освещении содержания нынешней реформы и того объективного положения, в котором наша армия окажется по ее завершении.

Предваряя такой профессиональный разбор, попытаюсь насколько возможно последовательно отрефлексировать основные системные претензии к реформе.

4. ЧТО ИМЕЛИ. Самое общая претензия - «Сердюков разваливает армию!». Не будет преувеличением заметить, что разваливать, собственно, нечего. (Если, конечно, не сравнивать с состоянием февраля 1918_го, к которому, собственно, и относится дата нынешнего торжества.) 90 тысяч бойцов - это тот предел - вот хоть ты лопни, - который могла выдавить из себя наша более чем миллионная армия что в первую Чечню, что во вторую. Подавляющей частью необученных, наспех собранных из разных соединений. Солдаты-срочники, ни разу за всю свою службу не бравшие в руки оружие, офицеры, годами не встретившие ни одного подчиненного им солдата. Ну не мог не утонуть «Курск», если вы десять лет вообще не финансировали флот! С другой стороны, такую армию невозможно перевооружать, потому что некому реально это оружие применять. Конечно, есть очаги профессионализма и боеготовности, незначительные в общей массе. Но все это в целом трудно назвать Вооруженными силами.

5. ЧТО ДОЛЖНЫ ИМЕТЬ. Опять же не пытаясь конкурировать с профессиональным анализом новой структуры: дело даже не в том, локальный или глобальный конфликт вероятнее - логика поддержания стратегических сил сдерживания подразумевает возможность глобального конфликта, - дело в том, что новые Вооруженные силы должны быть ориентированы на совершенно другую войну. Войну, в которой не требуется обеспечение огромного численного превосходства, не существует единых фронтов, окопов и многомесячных позиционных боев. Римские легионы бессильны против рыцарской кавалерии, а «линии Мажино» - против танковых клиньев . Дело даже не в том, что Советская армия соответствовала другим амбициям. А в том, что она соответствовала совершенно другой военной доктрине, не имеющей сегодня отношения к действительности.

6. КАК ДЕЛАЕТСЯ. Реформа проводится заведомо зверскими методами. Чего стоит задача уволить в короткий срок более трети офицеров и прапорщиков?! А это люди, так или иначе связавшие свою жизнь с армией в ситуации, когда эта служба не являлась ни самой престижной, ни самой благодарной. Тем не менее если эта численность комсостава действительно не нужна, то идея содержать его из жалости и уважения, мягко говоря, контрпродуктивна. Армия может позволить себе быть благотворительной организацией еще в меньшей степени, чем коммерческая корпорация. При этом все, естественно, делается, как всегда у нас, через известное место - с ошибками, подставами и т. д. Похоже, что тактика нынешней реформы -любой ценой не останавливаться. Потому что, остановившись, она захлебнется, как и все предыдущие. Удивительно в нынешней военной реформе не то, что она делается коряво, а то, что она вообще делается. Потому как ни в каких других областях никаких системных реформ не происходит совсем. Есть основания полагать, что после завершения мероприятий нынешней реформы армию придется реанимировать. Однако если бы не реформа, то реанимировать было бы нечего.

7. КЕМ ДЕЛАЕТСЯ. Здесь не о министре Сердюкове, призванном стать «чистильщиком» без каких бы то ни было корпоративных связей и пристрастий. Об этом достаточно много сказано. Реальное реформирование проводится через ту же систему, которую мы характеризовали выше. И через тех же людей. Ни через кого другого она проводиться не может. Не говоря об известных недостатках человеческой натуры, буйно расцветших в системе управления в посткатастрофный период, армия в принципе реформироваться не хочет никогда. Это самая костная структура в любом обществе. Можно представить себе восторг стрелецкой старшины в процессе петровского реформирования русской армии (кстати, этот восторг описан в классической картине «Утро стрелецкой казни».)

И, наконец, самое главное. Реформа делается в системе политических, социальных и финансовых ограничений (последнее, наиболее естественное, и наименее трагическое). В логике системной деградации, в которой работает российский социум с момента катастрофы, как раз военная реформа является противным и чужеродным этой логике элементом. Может быть, одним из немногих, если не естественным свидетельством воли власти как-то противостоять этой логике. Однако не факт, что этой логике вообще можно противостоять в рамках действующей системы.

Основанием Вооруженных сил, как это ни смешно, является не оргструктура, не разделение военных и гражданских функций, не вооружение, и даже не военная доктрина - во всех этих элементах нынешняя реформа так или иначе предполагает какие-то ответы, - а система комплектования. Здесь нынешняя реформа и осуществляющее ее военное ведомство безвластны. Спор о том, какая нам нужна армия -профессиональная или призывная, - существует только в плоскости политической демагогии. Ныне действующая система нам дана как данность, не зависимая от воли и сознания, с которой, с другой стороны, долго сосуществовать невозможно. На самом деле никакого общего призыва у нас нет и в помине. А существует и возможна только воинская повинность, ориентированная на социально незащищенные слои трудящихся. Наша армия сегодня «рабоче-крестьянская» в гораздо большем смысле, чем это можно было сказать о послевоенной советской. А как заметил один из бывших советских военачальников: «Рабоче-крестьянская армия ваше поганое буржуйское отечество защищать не станет». И это вполне реальная проблема.

Что такое пресловутая «профессиональная армия»? Есть наемная армия: «буржуйское отечество» могло бы себе такую армию просто купить. Немцовская идея - о том, что «жирные» могли бы откупаться от службы, чтобы на эти деньги нанимать «чумазых», - из этого рода. Однако такая наемная армия все равно будет состоять из чумазых, что для страны с критическим социальным неравенством всегда проблема. Финансовая проблема для России - это как раз реально призывная армия. Это когда людей призывают для обучения, а в бой идут именно обученные резервисты, а не недоученные солдаты-срочники. Это и дорого, и хлопотно. С другой стороны, не факт, что в современной и будущей войне резервисты эффективнее профессионалов. Не совсем в тон нашему министру иностранных дел, отказавшемуся от «комплексов сверхдержавы», хочется заметить, что любая страна, имеющая амбиции на суверенитет, должна сегодня иметь элитную армию. То есть армию, построенную на абсолютной престижности и необходимости воинской службы для вхождения в государственную элиту. Речь идет, грубо говоря, о замене «повинности» на «привилегию». Если вы, конечно, хотите иметь лояльную своей стране государственную элиту. Другое дело - зачем это все элите нынешней?

Однако принцип комплектования армии - это вопрос социальный. А социальная система в любой стране всегда и полностью определяется действующей элитой. За пороки социальной системы военное ведомство ответственности не несет. А жаль .

//__ * * * __//

Предсказуемое весеннее обострение параполитической активности разогревается заранее, и по градусу разогрева уже можно предположить, что нас ожидает. Неизбывный как календарь Ходорковский - вечный образ русской свободы, «наколка на левой груди». Планомерно выжимается все: от Госдепа до судебной секретарши. Тут «Единая Россия» подсуетилась с предложением вынести Ленина из мавзолея. Как раз вовремя, чтобы внести туда Ходорковского и написать на опустевшем пилоне - «Ходорковский» . Наш президент, помнится, говорил, что наше общество любит «сигналы».

Требуют «сигнала»! Не дает. Сигналят за него, из-за спины. Не Ходорковский, так Египет. Трепещите, тираны! Вот родная до боли Киргизия не является вдохновляющим примером?! А Египет - в самый раз. Осталось догадаться, что предпочитает либеральная общественность - военную диктатуру или «братьев-мусульман»?

Вице-премьер Кудрин - человек, в наибольшей степени определяющий российскую экономическую политику и, что еще хуже, идеологию, -посетовал на то, что без «честных» выборов он не может обездолить трудящихся, лишив их избыточной части социальных благ. Чего требует не сходящаяся без этого бюджетная бухгалтерия. Здесь есть некоторая и моральная, и содержательная неувязка. Хочет ли господин Кудрин заявить, что до сих пор осуществляет свою власть на основании нечестных и нелегитимных выборов? Дело в том, что Алексей Леонидович, как и его единомышленники, существуют во власти и полностью доминируют в экономической политике вопреки очевидному электоральному предпочтению российского избирателя. И только благодаря мандату доверия, выданному ему лично Путиным от имени абсолютно очевидного, легитимного и до сих пор устойчивого «путинского большинства». С любых непосредственных выборов г-на Кудрина и его единомышленников они вряд ли унесли бы мандаты - ноги бы унести. Высказывания Кудрина это скорее отражение некой общей паранойи, поселившейся в элитах в отсутствие внятных понятий и представлений о будущем. Алексей Леонидович, конечно, никуда бежать не собирается. Он просто на всякий случай застолбил очередь. Серебреников может на всех не хватить.

Алексей Кудрин вообще неплохой бухгалтер, и если отвлечься от политического стриптиза, то логика его - бухгалтерская - понятна и даже в некоторых кругах банальна. Говорилось же, что вот, мол, остальные страны БРИК растут, потому что не берут на себя социальных обязательств. А мы что - рыжие? Нелепая идея, что для того, чтобы безнаказанно ободрать народ, нужна демократия, впитана нашими постреформаторами из священного гайдаровского опыта. «Вспомнила баба, как девкой была». Современная либеральная демократия - вещь предельно популистская. Ты можешь изъять население из процесса принятия каких-либо содержательных решений, если ты откупаешься от него, минимально соблюдая параметры принятого общественного договора. Не можешь обеспечить - нет либеральной демократии. Для того чтобы заставить людей согласиться с материальными (а тем более с нематериальными) жертвами, нужна не демократия, а идеократия, вера в «светлое будущее» любого типа и окраса. Ельцинский режим и был поначалу идеократией чистого вида. Построенной на популистском антикоммунизме и вере, что «солнце восходит с Запада». Причем в форме массового психоза. И наконец, претензии к нынешней политической системе и организации выборов предъявляют как раз не те, у кого Кудрин намеревается отобрать лишку социальных благ, а ровно те немногочисленные остальные, которые этими казенными социальными благами не пользуются. У первых совсем другие претензии. И реализуются они иначе. Еще Ключевский учил нашу интеллигенцию, как вредно путать политическую борьбу с социальной. Не учат.

Нынешняя атака клонов «перестройки», провалившись в народной памяти позорно и навсегда, стала возможна только благодаря обстоятельствам явно ненормальным, но болезненным. Это и есть, наверное, тот самый «дефицит легитимности. При этом наша власть, безусловно, легитимна по происхождению. Она избрана огромным, но реальным электоральным «путинским» большинством, которое, конечно уж, никаким правом рода или приемства не легитимируется, а только этим самым выбором. С этой точки зрения можно было бы сравнить отмеченный «дефицит легитимности», например, с банальным кризисом популярности любой правящей банально партии через некоторое время после выборов. Делов-то?! Не о той, конечно, легитимности мы говорим. Инео той говорим мы. Речь идет о некоем даже недооформленном, недовербализованном, но очевидно ощущавшемся наборе ценностей, целей, самоидентификации власти, которая позволяла ей в глазах того самого «путинского большинства» быть тем, чем она есть. Как это ни назови - «управляемой», «суверенной», хоть горшком . Это большинство никуда не делось. Просто у него исчезло ощущение, что власть сегодня готова противостоять тем вызовам, внутренним и внешним, ради противостояния которым эта власть и давалась. То есть, возникает ощущение, что власть «делегитимирует» себя сама, добровольно, с какой-то неясной мазохистской целью.

Как-то даже неудобно повторять, что современная либеральная демократия - это власть элит, обеспечиваемая известными стандартными процедурами. С нынешней описанной здесь элитой перезапустить эти процедуры 90-х -этозначит одномоментно и окончательно слить страну.

Иное дело, если предположить, что нужна именно настоящая демократия. Та самая, когда народ не просто «соучаствует в своей судьбе», а таки ее определяет. Это и есть недолгие и крайне трагические переломные моменты истории, которые и принято считать настоящими революциями. Это как раз тот самый пресловутый Египет. А еще и Ливия, и Иран. И Россия 17-го .

Наши либеральные западники очень любят путать оранжевую имитацию с настоящей революцией. Они все время надеются, что история не дойдет до ошибочного «октября», интеллигентно остановившись на «феврале». Нашим радетелям свободы от Кудрина до Ходорковского надо понять, что так называемый путинский режим является единственной гарантией их физического существования. А прямым результатом перехода к «настоящей демократии» будет то, что на территории России не останется ни одного живого «либерала». Может, оно и к лучшему, но все-таки как-то не по-христиански.

//__ * * * __//

Юбилей Михаила Сергеевича Горбачева, первого и последнего президента СССР, «слившего» эту самую страну, его правопреемница отметила в обстановке повышенной елейности. «Человек, изменивший мир», наверное, наиболее деликатное из употреблявшихся определений политического творчества юбиляра и лауреата. Либеральные адвокаты Горбачева говорят, что его подвела экономика. «Что он мог сделать, если СССР уже не сводил концы с концами?..» Так-то оно так. Однако все прошедшие 20 лет Россия (и не только Россия) живет за счет запаса прочности, оставленного слитой Горбачевым страной - технологического, инфраструктурного, социального и человеческого. И вся наша нынешняя проблема в том, что этот запас вышел. У нас стало модно реабилитировать «застой». Так вот, застой он и есть застой. Горбачев и есть прямой продукт застоя - долгой закупорки социальных и кадровых лифтов. Горбачев - человек, не способный завершить ни одной лексической конструкции, - это персонификация вырождения советской политической элиты. Когда, как результат того самого застоя, к власти пришли люди с менталитетом и повадками руководителя скотоводческой бригады, органически не способные понять масштаб объекта, попавшего к ним в распоряжение.

Власть, боящаяся своего народа, не смевшая сказать правду ни ему, ни себе самой, и поэтому начавшая, по выражению Гайдара, «брать политически связанные кредиты» у своего противника, жалка.

Допускаю, что с точки зрения пресловутых «сил Добра» Горбачев достоин жалости. Но уж никак не ордена Андрея Первозванного.

Не много ли внимания жалкому юбиляру. Дело в том, что Горбачев стал примером качества крайне актуального в нынешней политической ситуации. Горбачев продемонстрировал патологическое желание нравиться военнополитическому противнику. Желание, ради которого он, как вспоминал госсекретарь Джордж Шультц «складывал уступки у наших ног одну за другой». Это желание - «феномен Горби» - есть самое распространенное, можно сказать, генетическое, заболевание нашей постсоветской, то есть пост постгорбачевской элиты.

То, что эта болезнь никуда не делась, нам демонстрируют наглядно и ежедневно, но это еще полдела. В свете широко объявленной и реализуемой на деле политики гуманизации уголовного наказания мы можем диагностировать сочетанную форму заболевания - патологическое желание понравиться криминалитету. Это уже инновация. Вопреки объявленному президентом и вполне резонному смягчению наказаний за нетяжкие и ненасильственные преступления, система на практике реализует беспрецедентное смягчение наказаний именно за тяжкие и насильственные преступления. До такой степени, что невольно возникает ощущение, что это прямая легализация криминала. Что же касается тем, которые нынешняя элита вообще не склонна считать не то что насильственными, а вообще преступлениями, тут просто идиллия. Чего стоит историческая инициатива введения штрафов за коррупцию. Прямо как за безбилетный проезд в автобусе. На риторический вопрос, «что делать с коррупцией», наш премьер, помнится, ответил: «Вешать!.. Но это не наш метод.» Нельзя не согласиться - это точная констатация состояния дел на нынешний момент. Однако момент может измениться. Более того, он к этому склонен. И хотелось бы, чтобы это происходило все-таки организованно и в рамках легальных правовых процедур.

//__ * * * __//

Казалось бы, либерализация и гуманизм окончательно побороли карательное российское правосудие. Дума приняла, а президент подписал поправки к Уголовному законодательству и отменяющему нижний предел наказания для таких нетяжких преступлений, как кражи, разбой и грабеж. Чего уж тут удивляться, если взятками с обновленной судебной системой теперь можно просто делиться, а увлечение педофилией сопровождается терпимым финансовым обременением. Здесь есть, конечно, элемент социальной несправедливости, потому как «договориться» с нашим либеральным судом смогут в основном те, кто в процессе совершения краж, грабежей и разбоев достигли искомого материального успеха. Так на то он и «либерализьм».

Все бы замечательно, однако картину наступающего светлого правового будущего резко портит одно обстоятельство - дело Ходорковского. Вот сейчас бы - ина руках бы ликующей общественности внесли бы в Кремлевские палаты!.. И совсем уже мерзким и неуместным выглядит в этой обстановке пресловутое «письмо 55», оправдывающее судебную расправу над невинным МБХ защитой чести и достоинства отечественного правосудия. Кстати, того количества помоев, которые были вылиты на голову подписантов «прогрессивными общественниками», достаточно, чтобы признать их, подписантов, несомненное мужество.

При этом автору в страшном сне бы не приснилось подписаться под чем_ либо в защиту действующего российского правосудия. На самом деле это явление - правосудие - на пространстве нашей страны практически искоренено. Везде, где задействованы хоть сколько-нибудь существенные материальные интересы, наше правосудие продажно. То есть правосудием не является вовсе. То есть публичные, резонансные процессы, к которым приковано внимание влиятельных и заинтересованных сторон, в которых государство, что бы там ни говорили, открыто заявляет свою позицию и так или иначе берет на себя за это ответственность, - это единственная сохранившаяся у нас форма правосудия. «Княжеский суд» лучше продажного потому, что это все-таки суд.

Что касается конкретно «суда над Ходорковским», вокруг него и внутри самого суда создавалась обстановка реальной, мощно организованной паранойи, при которой любые аргументы по существу заглушались праведным воем. То есть письмо в защиту конкретно судьи Данилкина автор бы подписал с легким сердцем.

Сейчас в Ногинском суде завершается процесс над двумя женщинами.

Мать и дочь Гофман обвиняются в завладении имуществом некоего «потерпевшего» путем якобы подделки доверенности и расписки потерпевшего в получении им денег. Неважно, что «завладели» они имуществом на основании решения суда, вступившего в законную силу. Неважно, что дело одновременно (!) рассматривается в арбитраже. Неважно, что основанием для возбуждения дела и заключения двух женщин под стражу (они находятся в тюрьме уже год) являются показания так называемого потерпевшего. Допустим, все это неважно. Интересно, что суд отказал защите в назначении экспертизы подлинников документов: той самой расписки и доверенности. Суд, отказывающийся исследовать вещественные доказательства, - это вообще что?!. И ни одна патентованная правозащитная сволочь не пискнула.

//__ * * * __//

Нам (то есть, понятное дело, силам добра и прогресса) в очередной раз остро захотелось демократии. Причем не какой-нибудь там «управляемой» и «суверенной», не к ночи будет помянута, а настоящей, когда справедливые и свободные выборы и т. п. При этом, конечно, никакой дискуссии о демократии нет и быть не может - сам разговор, как всегда, протекает в странных, исключительно эмоционально определяемых категориях. Поскольку участникам камлания определение категорий ни к чему, когда речь идет о религиозном веровании. Потому как «Демократия» - это и есть нынешняя глобальная тоталитарная религия. С этой точки зрения все видимые действия адептов этой религии, при кажущейся их неуместности и зачастую нелепости, вполне и полностью оправданны.

Тем не менее демократия по-любому - это в первую очередь форма организации власти. То есть прежде чем содержательно говорить о демократии, надо бы понять, что такое власть. Попытки определиться с этим важнейшим понятием мы предпринимали прежде и попытаемся продолжить это далее. Вкратце, чтобы не повторяться, - власть всегда прерогатива меньшинства. Она может быть делегирована с помощью той или иной процедуры или захвачена силой. Таким образом, всякая демократия, как одна из частных форм делегирования власти (избирателями на выборах), по определению является управляемой. Неуправляемых демократий не бывает.

С Античности и до нынешнего постмодерна история демократии - это эволюция техники управления демократией. За счет совершенствования этой техники демократия смогла позволить себе стать формально всеобщей, потеряв при этом практически все содержательные признаки участия граждан в реальном принятии решений. То есть демократия была и остается властью меньшинства, но если ранее это меньшинство было открыто и легально, то теперь оно эффективно скрывается за ширмой демократических процедур.

Демократическая санкция на власть в современном обществе в отличие от традиционного является единственно легитимной. Даже если допустить существование форм «демократий», отличных от образцовой либеральной модели. (Например, китайская, или ранее советская «народная демократия», или ливийская Джамахирия и т. д.) Суть легитимности в признании большинством законности данной формы правления. Забавно наблюдать, как жрецы современной демократической религии пеняют господину Каддафи: «Нельзя воевать с народом!» С любым ли народом нельзя воевать? С любой ли частью народа? С какой частью?.. Напомню блестящую характеристику легитимной власти, данную Виталием Найшулем: «Легитимная власть - это та власть, которая имеет право стрелять в своих». Кураторы мировой демократии произвольно лишают ту или иную власть легитимности, то есть суверенитета. Причем даже неважно, насколько корректны и лояльны критерии, важно, что в этой системе легитимность даруется извне. И отбирается извне. То есть игра по правильным правилам предполагает изначально отказ от суверенитета в пользу куратора. То есть отказ от власти и замена ее теми или иными форматами местного самоуправления.

То есть политическая модель - «Демократия», - если речь не идет собственно о стране-кураторе и бенефициаре этой системы, не предусматривает функции власти. Нигде, кроме Соединенных Штатов Америки, современная демократия не есть власть. То есть чисто этимологически она и не «демократия», поскольку профанируется не только «демос», но и «кратос».

Демократическая религия - господствующая ныне тоталитарная идеология - родилась не из воздуха и не из благодетельных мечтаний. Идеология демократии была ответом на агрессивное наступление идеологии социальной справедливости. В то время она активно впитывала и рекламировала свои социально конкурентные качества. Теперь необходимость в этом отпала вовсе. И если в странах бывшего второго мира еще существуют люди, способные перепутать современную демократию с минимальной социальной справедливостью, то в третьем мире таковых практически не осталось. Именно поэтому, например, в мусульманских странах социально протестные настроения всегда будут принимать форму радикального политического ислама.

Либеральная демократия - это образцовая западная форма господства элит. Понятно, что элиты - это меньшинство. Вопрос - какое меньшинство? Исторически сложившиеся западные демократии подразумевали меньшинство, лояльное своей стране и преемственное в своей лояльности.

Да, современная демократия - это декорация, позволяющая полностью изъять население из политики, то есть из процесса принятия стратегических решений. Потому что стратегические решения в этой системе - это решения об управлении финансовыми потоками. Однако маленькая проблема: центр управления этими потоками находится точно не у нас. В этом контексте - что такое российская стабилизация «нулевых»? Посткатастрофную страну, оказавшуюся на грани хаоса и развала, удалось собрать точно в соответствии с законами функционирования системы. Той современной глобальной системы, в которую Россия окунулась после краха сверхдержавы. То есть с помощью организации управления финансовыми потоками. С одной стороны, это определялось рамками реально возможного и допустимого с точки зрения выживания страны. С другой стороны, это же определило и границы «стабилизации». В частности, многим казалось, что Россия в эти годы восстановила собственный суверенитет. Однако границы этого суверенитета в рамках данной системы определяются границами наших возможностей по управлению финансовыми потоками. Границы эти в принципе понятны, что очень четко и грубо обозначилось во время кризиса. Можно заметить, как вследствие этой наглядной демонстрации Россия сначала утратила интерес к экономической политике (в элементарно стратегическом смысле), а затем, уже в медведевский период, и к политике внешней (в том же смысле). Проблема в том, что современная демократия не предусматривает никакого стратегического управления, кроме управления финансовыми потоками. Вы вообще можете рассчитывать на стратегию только в той степени, в которой вы рассчитываете на управление этими потоками. В этом контексте Россия имеет право рассчитывать только на местное самоуправление. Это экономика. В современной демократии, в отличие, кстати, от других моделей, экономика является в прямом смысле слова базисом, а политика - надстройкой, в точном соответствии с марксистской логикой. И что касается политики - политическая модель «демократия» не обеспечивает осуществление власти нигде, кроме как там, где находится реальный центр управления финансовыми потоками.

Это все, даже если абстрагироваться от проблемы лояльности российских элит собственной стране, о чем много раз уже говорилось. Если не повторяться, можно констатировать одно - либеральная демократия в России как механизм осуществления власти действующих российских элит означает для страны катастрофу одномоментную и безальтернативную. В отличие от наших западных учителей, где эта модель в условиях преемственности государственно лояльных элит означает не одномоментную катастрофу, а более или менее постепенное вырождение государства и нации.

Ныне господствующая политическая религия насильственно ограничивает современную легитимность «демократией». Таким образом, выбор политической системы, а отсюда и социальной, и экономической системы, ограничен вырождением и тупиком. Что касается России, то решение наших проблем даже самых краткосрочных и насущных никак не лежит в плоскости развития и совершенствования демократических процедур. То есть обеспечения преемственности нынешней властной элиты. Поскольку насущной проблемой выживания страны и сохранения элементарной легитимности власти является политическая ликвидация действующей элиты. Прошу заметить, речь идет о ликвидации политической, а вовсе не обязательно физической.

//__ * * * __// 

«Технических проблем для полета на Марс не существует» - заметил в каком-то приуроченном к дате комментарии некий космический эксперт. Однако денег не хватает. Жалко денег на такое баловство, как полет на Марс. Пятьдесят лет назад, 12 апреля 1961 года, кому-нибудь пришло бы в голову озвучить этот трезвый и прагматичный тезис?! Ни на ликующей Красной площади, ни на скорбящей веранде Белого дома. Мечта о космосе - продукт романтического идеализма. Конечно, гонка в космосе, как и военное противостояние (а в значительной части это одно и то же), дают технологический эффект, недостижимый ни при каком коммерческом расчете. Если бы не это противостояние, цена которого - жизнь, человечество не имело бы не то что космической ракеты, а даже более или менее сносного самолета. В мире победившего «вашингтонского консенсуса» Мечта о космосе медленно усыхает, деградируя морально и материально.

Советский Союз был не просто первым в космосе. Советский Союз был движителем космического соревнования, даже проигрывая его. Мы вынудили Америку соревноваться с нами в космосе ровно так же, как в социальной политике, демократии и правах человека. Переигравшая нас Америка - это наша работа, это продукт соревнования. Всего этого больше не надо. И всего этого скоро и не будет.

Один из умных нынешних политиков назвал постсоветский процесс «нормализацией». То есть были ненормальные - стали нормальными. Бабло побеждает зло. Прагматизация - официально объявленный принцип нашей политики. Прагматично «пропустить» резолюцию по Ливии. Стал бы настоящий прагматик сопротивляться Гитлеру? Ценой в 27 миллионов жертв? Тупоголовые фанатики! А разумным прагматиком был, например, маршал Петен.

Что нужно в космосе нынешним американцам? Слежение, целеуказание, в идеале - глобальное ПРО. России - ГЛОНАСС. По Сеньке шапка. И летает вокруг Земли бессмысленная МКС, срок действия которой продлен аж до 2020 года, исключительно из уважения к отжитым предрассудкам. А дальше - тишина?

//__ * * * __//

Главная тема текущего номера строится вокруг поправок в трудовое законодательство, смысл которых - расширить права работодателей и, соответственно, ужать неадекватные, по мнению инициаторов, права работника. Кстати, эти поправки лежат строго в русле одной из «магнитогорских» инициатив президента - снизить нагрузку на бизнес. В первую голову, естественно, социальную. Кстати, вполне нормальная, казалось бы, банальная право-либеральная инициатива. И, кстати, эта инициатива не вызвала энтузиазма у главы правительства. Что касается нашей позиции - дело даже не в гарантиях социальной стабильности, о которых вполне резонно заботится правительство. Повторим, с точки зрения чисто «рыночной» совсем не факт, что порча рынка труда путем его обесценения в стране, отличающейся все-таки по уровню образования и квалификации от африканского, повышает эффективность экономики.

И, кстати, эти вполне технические разногласия как-то ненавязчиво попали в контекст главной текущей политической интриги. Президент и премьер обменялись традиционными терапевтическими заявлениями относительно грядущих выборов. То есть полностью традиционным можно назвать только путинский комментарий к размышлениям президента: он, как и раньше, дистиллированно нейтрален. Что касается Дмитрия Анатольевича, который открыто обозначил «единство целей» с Путиным, однако «разницу в средствах достижения». При этом цель - «чтобы через десять-двадцать лет Россия была одним из самых сильных, мощных государств в мире» - трудно признать основой политического консенсуса. Поскольку обратную цель можно было бы трактовать просто как измену Родине. В этом контексте разногласия «о методах достижения» выглядят как разногласия политические. Страшно сказать - мировоззренческие. Причем мировоззренческая повестка дня агрессивно навязывается одной из сторон -той, у которой «перемен требуют наши сердца». Ужеж требовали, недавно совсем?.. Асса-2.

В ответ на (как раз вовремя) логунг «десталинизации», например, Виталий Третьяков ответил идеей «девласовизации». Оставим за скобками сравнение актуальности этих задач, так же как и соответствие их главной цели, декларируемой президентом. Что принципиально: это не просто «разные пути». Это, мягко говоря, такие разногласия, при которых на одном поле. уж точно не присядешь. Такого рода политические разногласия нуждаются в открытом политическом разрешении. Это уже немножко не тот случай, когда можно просто «сесть и договориться». Тем не менее, нетрудно понять мотивы людей, опасающихся процесса и результата такого политического разрешения, коли до него дойдет дело.

//__ * * * __// 

Политика России на Кавказе: успех или провал? Конкретнее - политика «новой» России и на нашем Северном Кавказе. Вопрос, поставленный в нашей главной теме, не кажется нам надуманным и неуместным.

Про пресловутые 90-е опустим. При всей разнице в отношении к ним, что касается нашего вопроса - это вообще «за рамками добра и зла». Отталкиваясь от этого кошмара, в «нулевые» Россия, казалось бы, добилась беспрецедентных успехов. То, как выглядит нынешняя Чечня, и наши взаимоотношения с Чечней в 99-м присниться не могло. При всем очевидно болезненном состоянии Северного Кавказа, «доктор констатирует жизнь». На пороге «нулевых» он скорее констатировал бы смерть. То есть для начала: в путинские «нулевые» Россия на Кавказе реанимировала себя. И поэтому сегодня есть предмет для разговора.

Предмет разговора в том, что на нашем Кавказе что-то не так. Не в деталях и проблемах, а по существу. Смысл этого «не так» можно сформулировать кратко: Россия не справляется с задачей интеграции народов Кавказа в себя. От этого, собственно, отталкиваются все наши авторы. И ненаши авторы. И вообще вся общественная дискуссия.

Казалось бы, как можно не справиться с задачей интеграции, когда все они уже были интегрированы? Причем Северный Кавказ - да и Закавказье большей частью - были интегрированы безусловно, и на порядки сильнее, нежели чем, например, Средняя Азия. Ответ - они были интегрированы не в Россию, РФ, они были интегрированы в Союз. То есть в Империю.

Является ли нынешняя Россия империей? По «клинической картине», составу, территории, историческому и культурному самоощущению -«фантомным болям» - безусловно, является. По политическому факту - нет. Империя это всегда сверхзадача, миссия. Поэтому империя - это экспансия, совсем не обязательно территориальная. Мировые лидеры - всегда и только империи. И только они - субъекты и творцы истории. Остальные - объекты, жертвы или в лучшем случае клиенты.

Представьте себе электромагнит, от которого отключили ток. Никакого притяжения, все детальки развалились. Вот говорят, посмотрите, ощущает ли себя большинство народов в разных нынешних и потенциальных осколках империи единой частью России? Ощущают ли себя нынешние русские своими на территории этих осколков? Нет. Магнит выключен. И какой смысл рассуждать об источниках его питания, если нет решения, нет воли его включить.

Если исходить из статики - из нынешнего клинического состояния - можно констатировать создание в Чечне чеченского национального государства. Возможно, и России стоило бы заняться формированием своего национального государства, поскольку никакого другого дома для русских, кроме России, нет? Все это так, если исходить «из подлости». И Россия нынешняя, действительно, катится по наклонной плоскости без видимой воли и сознания к формированию пресловутого «национального государства». Имперская по физическому своему состоянию, ощущающая свою имперскость как неизбежную форму существования, но лишенная даже не столько территорий и целостности, сколько осознанного скрепляющего имперского стержня.

Нет ничего более грязного, убогого, унижающего культуру и облегчающего разум, чем процесс формирования национального государства.

Национальные государства рождаются из говна и в своей сущности и есть говно. А империя - это дух.

И, кстати, национальные государства в принципе не могут интегрировать инородцев. То есть исторически есть механизм: ассимиляция или геноцид, обычно то и другое в комплекте. Масштабный опыт интеграции без ассимиляции и геноцида есть пожалуй только у России и Америки. Опыт разный, но одинаково имперский. Современное «демократическое» национальное государство не может интегрировать никого. Потому что большинство всегда будет против. Самые роскошные национальные государства оказываются абсолютно беззащитны перед инокультурной миграцией. Ни Франция, ни Германия, ни даже гордившаяся этим раньше Британия не могут. «Идея мультикультурности провалилась!». Это легко в Германии произнести. Или во Франции. Пока жареный эмиграционный петух окончательно не заклюет. Представьте себе тезис: «Идея мультикультурности провалилась в России». И после этого можно спокойно взять и застрелиться. Россия - мультикультурная страна по сути, и только такой может существовать. Нынешние русские, какие они реально есть, это имперскообразующий народ. Его нельзя выковырять из тела мультикультурной империи, как нельзя выковырять позвоночник с расчетом, что он будет функционировать дальше, как живой организм.

Идею «ампутировать» Кавказ можно рассматривать как медицинское показание. Мол, нету у нас сейчас, на сегодняшний момент средств спасти ногу. Надо резать, чтобы выжить. В принципе эта позиция логически не абсурдна. Тем более что мы уже нарезали себе достаточно ног и рук. Однако в нынешнем состоянии российской государственности подобное решение означало бы, во-первых, сигнал к дальнейшему неконтролируемому демонтажу страны, где никто не может определить, где и как проходят границы этого демонтажа. С вероятной перспективой бесконечной резни в процессе определения этих границ. А главное, это будет по сути и неизбежно манифестом создания того самого русского национального государства. В процессе создания этого государства Россия утратит не только субъектность, исторический смысл своего существования, не только территории, ноис большой степенью вероятности и население, в первую очередь русское. Можно представить себе когда-нибудь на какой-то части территории нынешней Федерации некое «русское национальное государство». Только это будут совсем другие русские. Не только по ценностям, культуре и образу жизни. Этнически совершенно другие, как современные греки, римляне или египтяне никакого отношения не имеют к своим древним землякам.

Кстати, не лишний вопрос: что образуется на ампутированной территории, если оттуда уйдет Россия? Самостийную Ичкерию мы уже видели. Но как бы презентабельно ни выглядели псевдогосударственные осколки российского Кавказа, они помогут быть только инструментом для разыгрывания разнообразных игр в руках настоящих игроков. И кто же будет целевым объектом этих игр?

Пока же политика на Кавказе напоминает анекдот про мужика, который поймал медведя: «Тащи сюда!» - «Не идет!» —«Тогда сам иди!» - «Не пускает!..» Сегодняшняя Россия с задачей интеграции Кавказа не справляется. Прежняя справлялась, а эта не может. Это не проблема политики, политической технологии, тактики, ресурсов и т. д. Это даже нельзя назвать ошибочной политикой или ошибками политиков. Скорее можно говорить, что многое из того, что делается, - это вообще вопреки неумолимой логике вещей. Это системная импотенция. Россия в том виде, в котором она сложилась в результате катастрофы империи, системно, а не по злому умыслу властей не может решить ни одной задачи, жизненно важной для самосохранения. Потому что выключен тот самый «электромагнит». Скажете: «Разве можно все время жить под напряжением с этим вечно работающим магнитом?» Только так и можно жить! Точнее, только так и может жить Россия. Она всегда только так и жила. В обратном случае она просто разлагается на ничем не связанные друг с другом элементы. Есть мнение, что единственной пророссийской партией в Чечне могли бы быть местные русские, которых там теперь уже нет и не будет никогда. Так вот, действительно, техническим, но абсолютно точным критерием успеха интеграции на Кавказе или где-бы то ни было может быть возвращение туда русского, русскокультурного населения. Вы скажете: это фантазии, совершенно оторванные от жизни мечтания? На самом деле задача выживания России, после того что мы сами над ней учудили, из рода фантастических. И нам не остается ничего другого, как эту задачу решить.

//__ * * * __//

Россия - мультикультурная страна. В Европе мультикультурность провалилась, что публично признано европейскими лидерами. А у нас пока еще нет, и не должна. Вот это все, с одной стороны, вроде как правильно до банальности. А с другой стороны, все это ровно ничего не означает, и ничего из этого не следует. Мультикультурный проект, основанный хоть на толерантности, хоть на самом что ни на есть интернационализме, состояться в принципе не может. Потому что эта основа совершенно недостаточна, для того чтобы кого-то с кем-то сколько-нибудь прочно объединить. То есть заставить разделять радости и горести, платить за решение общих задач, и не только имуществом, но и кровью. Государство выращивает свой народ, сплавляя его из этносов. А не наоборот. Единственная форма существования мультикультурности - это империя. Империю составляют народы, для которых государство самоценно. Империя мультикультурна, но не это главное. Главное - это единство. Единство целей и ценностей. Но для этого нужны цели и ценности. Империя - это инструмент реализации целей и сохранения, защиты ценностей. Нет целей - нет империи. Это мы проходили наглядно.

Что касается ценностей - единственной ценностью, которая может скрепить, возродить Русскую империю, является справедливость. Наши понятия о справедливости по-прежнему одинаковы. То есть они, очевидно, гораздо более одинаковы у русского, казаха и чеченца и очевидно разные с французом или американцем. И в этом, собственно, причины всех социальных неустройств у всех постсоветских народов. И нет никаких шансов в контексте реального мирового порядка реализовать эту общую ценность вне имперского могущества.

С другой стороны, экономическая модель - модель жизни, - снизошедшая на нас в результате развала империи, - это модель, в основе которой лежит личная нажива. Вот эта штука выполняет роль некой ядовитой жидкости, «разжижителя», влитого в социальную систему. Которая надежно не дает слепляться не то что народам - любым социальным группам, не объединенным одноходовым шкурным интересом. Это атомизированная страна, неслепляемая в социальный организм. Поскольку из нее выдернута цель, смысл существования. И влит «разжижитель». Страна, постепенно теряющая материальные предпосылки своего восстановления. Кратко это называется «деиндустриализация». Есть базовая генетическая разница между, например, сколковской наномодернизацией, приспособленной существовать в этом самом «разжижителе», и несовместимой с ним идеей «новой индустриализации». Собственно, «новая индустриализация» -гигантская стройка - это как раз та материальная основа, на которой можно восстановить нормальную страну, нормальную Русскую империю. Сделать это довольно трудно, примерно как высидеть цыплят из яичницы. Однако, ничего другого нам не остается. Поскольку империя - единственный способ существования русского народа. Что же нам теперь и не существовать?

//__ * * * __//

Манипулирование сознанием - новейшие технологии навязывания товаров и идей - казалось бы, актуальная политическая тема накануне большой избирательной кампании. Так вот, есть основания полагать, что именно для нашей назревающей избирательной кампании эта тема будет актуальна в минимальной степени. В нашей главной теме мы позволили себе сделать упор в первую очередь на рыночные аспекты манипулирования еще и потому, что, вероятно, у нас остаются считаные недели, а может быть, и дни, до конца нашей замечательной «политической стабильности». И разрушат эту стабильность не происки злодеев или нездоровый зуд известных любителей «перемен». Жизнь ее разрушит.

Политическая стабильность - та самая «путинская стабилизация» - была главным завоеванием нулевых, именно она обеспечивала в «тучные годы» удвоение ВВП, огромный рост капитализации, приток кредитов и инвестиций. Притом что известные процессы постсоветской системной деградации продолжались как ни в чем не бывало. Но страна и общество не ставились перед необходимостью жесткого политического и мировоззренческого выбора, способного их расколоть. То есть эта стабильность опиралась на известное «путинское большинство», идеологически рыхлое, зачастую несовместимое по своим взглядам и вкусам, но объединенное чувством надвигающейся катастрофы. Поскольку, если кто не помнит, страна в начальной точке этого процесса находилась на грани анигиляции, если не за гранью ее. По сути, это был народный консенсус, включающий в себя всех, кроме предателей и идиотов.

Такое большинство в принципе не может существовать вечно, сама «стабильность» его и разрушает. У нас визуальной точкой исчерпания этого процесса стал Кризис. Опять же, кризис - не наш, а мировой - тем не менее показал, что Россия теряет материальные предпосылки своего суверенитета. Отражением этого было прекращение в России сначала экономической политики (в смысле стратегии), а затем, с развитием «тандема», и внешней. Из-под прежнего консенсуса ушла почва, и страна раскорячилась, пытаясь удержаться на разъезжающихся стульях. Побочным, очень характерным продуктом послекризисного разложения стала концепция Перестройки_2 имени г-на Юргенса, по сути, программа окончательного роспуска страны под предлогом ее окончательной вестернизации.

Слова «Фронт» и «Сталинград», произнесенные Путиным - эти слова в этом месте и в этом контексте имеют известное и совершенно определенное значение. Такими словами не шутят. Притом что на сегодняшний момент за этими словами не стоит никакого адекватного смысла. Если «Фронт», то где враг? И в чем Победа? Пока эти слова - сигналы. Как и те, что посылаются с другого берега. То есть с противостоящего фронта.

Эти слова - путинский «Сталинградский фронт» - должны с неизбежностью обрести смысл. Потому что фронт есть, со всей очевидностью. И смысл Победы в восстановлении могущества страны, то есть, по сути, материальных предпосылок суверенитета. Не сколковская наномодернизация, а «Новая индустриализация». Большая стройка вместо большой распродажи. Цена победы понятна, как понятна и цена поражения. И потому есть шанс создать осмысленное «путинское большинство» на той же базе, что и в двухтысячном, то есть все, кроме предателей и идиотов.

//__ * * * __//

«Медведев заявил, что надеяться на его выдвижение в президенты, безусловно, можно»: такой «молнией» потрясло своих подписчиков РИА «Новости» в момент, когда два президента, наш и австрийский, общались с прессой. При менее «молниеносном» взгляде на контекст выяснилось, что наш президент выразился в духе известной сентенции: надеяться, мол, никому не запрещено . И сослался на предшествующую свою большую пресс-конференцию. Вот лишнее свидетельство того, что эта самая пресс_ конференция отнюдь не избавила политическую тусовку от смятения в умах, вызванного совсем не заботами о судьбах техосмотра. Страдания эти напоминают анекдот: мазохист - «ну бей меня, бей!», садист - «а вот не буду».

Тем не менее вопрос-то интересный. То есть стимулирующий наблюдателей взвешивать слова на аптечных весах. Если путинская сторона проявляет в этом вопросе раз на себя принятый холодный стоицизм, то президент в своих высказываниях миллиметр за миллиметром размечает дистанцию .

То есть не будем гадать на кофейной гуще, заниматься спекуляциями на тему нюансов отношений, погружаться в изощренные политологические схемы. Проанализируем сказанное, то есть осознанно размеченную Дмитрием Анатольевичем дистанцию. Его последнее определение мировоззренческого единства с Владимиром Владимировичем - мол, мы оба хотим видеть страну богатой и довольной - выглядит еще более сомнительным, чем предыдущее. Это сравнимо с тем, как если вы спрашиваете: «Простите, вы не каннибал? Нет?! Ну наконец-то я нашел единомышленника!».

Продолжая рассматривать разметку: как президент определил тактические разногласия с премьером. Мол, Путин считает, что модернизация должна быть спокойной и постепенной. В то время как он сам видит шанс провести ее быстрее, совершить рывок. Насколько мы понимаем устные и письменные тексты (поскольку заметных действий ни с одной, ни с другой стороны пока не видно), речь идет о совершенно разных модернизациях. Разных не столько по темпам, сколько по смыслу и целям - идеологически разных. Медведевская модернизация - это локализованный в точках роста и наградах скачок в некое постиндустриальное развитие путем интеграции в глобальный инновационный бизнес. (Основные бенефициары которого находятся совсем не у нас.) То, о чем говорит Путин, - это в первую очередь реиндустриализация, то есть Новая индустриализация для восстановления внутреннего рынка на новой технологической базе. (Которая, кстати, единственная способна обеспечивать выполнение того же гособоронзаказа. А отнюдь не точечное увольнение назначенных виноватыми.) Признайте, что это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Президент наш вообще продемонстрировал некоторую . смелость в обозначении политических позиций партнеров. Так, он мотивировал полезность существования «Правого дела» во главе с новым лидером Михаилом Прохоровым тем, что у людей с правыми, консервативными взглядами тоже должно быть свое представительство. Мысль резонная, однако как-то до сих пор не приходило в голову обозначить электорат и актив «правого дела», как и самого Прохорова «правыми консерваторами». Нам-то казалось, что это ортодоксальные прозападные либералы?

И уж совсем жесткое обозначение дистанции - в «коротком ответе на короткий вопрос». Если Ходорковский не представляет никакой угрозы обществу, зачем его лишать свободы? И как это соотносится с известным замечанием Путина, что «у этих людей руки по локоть в крови»? И с известными замечаниями самого Медведева, что наше общество любит «ловить сигналы»?

Хочу заметить, что мы отнюдь не преследуем цель бестактно подталкивать политических лидеров к обозначению разногласий. Мы просто хотим подчеркнуть, насколько аккуратно, цивилизованно, деликатно по отношению друг к другу и к обществу это делается. Мы хотим констатировать уровень политической цивилизации в России, во всяком случае в том, что касается публичной сферы.

//__ * * * __//

День России. В этот день мы. И что же это такое мы в этот день сотворили? Даже как-то трудно определить в рамках нормативной лексики. То есть, безусловно, есть повод отпраздновать. И мы, конечно, им воспользуемся.

Коллективная паранойя - самая очевидная и банальная трактовка выхода РСФСР из состава России. Здесь даже есть чем гордиться - ни один народ в истории такого над собой не отчебучивал. То, что это катастрофа, предательство, - так же очевидно. Далее: прямой шкурный интерес советских элит - капитализация административной ренты, снятие обременения в виде идеологических, социальных, нравственных обязательств с целью обеспечения максимальной ликвидности. Далее: крах ценностей, идеологический разгром, образовавший в головах такой вакуум, в который с легкостью можно было втиснуть любую самую дегенеративную мифологию. Новая историческая общность «советский народ» в какой-то момент превратился в одну большую одуревшую очередь.

Помню перестроечную историю про нашего туриста, впервые попавшего в немецкий супермаркет: он упал в обморок. То есть с такими не берут Берлин.

Во всей этой клинической истории можно откопать один внятный смысл. Смысл - это сдача империи. Русские расхотели быть империей. Или не русские, а те, кто с их согласия представительствовал от их имени. Это неважно. Важно, что империя - это единственный способ существования русского народа. Империя - это ноша, это миссия. Сколько сказано о тяготах, рисках и издержках этой ноши, многое из этого верно, и, в общем, нет смысла повторять. Однако альтернативой империи является национальное государство. И никак иначе этот процесс развиваться не может. Отказ от империи - это призыв ко всем строить национальное государство.

Интересно, что его тут же услышали все, кроме самих русских. Нам много рассказывали о том, как создаются цивилизованные культурные демократические национальные государства, не на основании этнической или религиозной идентичности, а на основании идентичности гражданской. Правда, теперь выяснилось, что вся эта история в самых цивилизованных и самых развитодемократичных странах почему-то зашла в тупик. «Мультикультурный проект», видите ли, провалился. На самом деле реальная, основательная национальная государственность всегда растет из осознания этнической идентичности. Как это называли большевики - «рост национального самосознания». В каких формах происходит этот «рост», повторять не будем. Но это всегда корень, единственный питательный источник любого национального государства. Только этим оправдано его существование. Иначе оно ни на чем не держится. Есть масса территорий, именуемых государствами, которые могут ни на чем не держаться. Им, собственно, это незачем. Мы говорим здесь о настоящих государствах, о суверенитете. Если вы помните, 21 год назад как раз речь шла об этом самом суверенитете. Суверенное государство должно на чем-то стоять. Нынешняя Россия не стоит ни на чем.

Может, и слава Богу пока. Потому что опереть русское государство на этническую национальную идентичность - это значит совершить над Россией, над русскими в первую очередь, такое, после которого, скорее всего, именно русских как раз не останется вовсе.

Кстати, по стандартной статистике, Россия, где более 80% составляют этнические русские, считается моноэтническим государством. При этом идея строить в России этнически русское государство пока приходит в голову весьма незначительному числу сограждан. Но число это растет и с неизбежностью будет расти, если все будет продолжаться так, как оно идет эти 20 лет. Тогда есть шанс наполнить этот «праздник» реальным смыслом. Собственно, это единственный смысл, которым он может наполниться. Вот тогда это будет настоящий праздник убийства России.

Потому что империя - единственный способ существования русского народа. Поэтому все остальные способы оборачиваются свинством. И президент Медведев - просто нормальный либерал-западник, коим, безусловно, имеет право быть. И проблемы его - это проблемы либерала-западника в стране, абсолютно для этого ни в каком смысле не приспособленной. И можно привести огромное количество объяснений, оправданий, объективных и субъективных причин тому, почему мы через десять лет оказались не там, где хотелось бы, и вряд ли могли бы там оказаться. В первую очередь понимание той точки и того состояния социума, с которого начинается отсчет этих неоправдавшихся ожиданий. Вспомнить, что не было у Путина ни материальных, ни моральных возможностей ломать систему, на самом деле генетически порочную, катастрофную по происхождению. Вспомнить недогосударство, подписавшее формальную капитуляцию перед среднего масштаба этнической криминальной группировкой. Это была клиническая смерть. Единственное, на что у новой власти был мандат и ресурс, - это реанимация. Реанимация, собственно, состоялась. А дальше, после выписки, возникли проблемы.

Да, у нас есть проблемы с суверенитетом. Самые серьезные. Но не было бы суверенитета, не было бы и проблем. Нам вообще не о чем было бы говорить. И нес кем. Вот этот самый «путинский режим» и есть на сегодняшний момент воткнутая в абсолютно непригодную для этого систему скрепа, сохраняющая останки этого суверенитета. И только слепой может не видеть, что все нынешние идеи слить этот «путинский режим» есть в первую очередь слив именно суверенитета.

Повторюсь, можно привести много оправданий и объяснений, даже убедительных, автор - специалист в этом жанре. Однако в этих объяснениях должен быть смысл. Суть не в том, кто виноват и почему не получилось.

Суть в том, что дальше так продолжаться не может и не будет. Двадцатилетний ресурс доедания советского запаса прочности исчерпан. Либо туда, либо сюда. Туда - это в небытие, причем можно гарантировать, что дорожка не будет усыпана розами. Безболезненной смерти никто не гарантирует. Либо к восстановлению во всех смыслах великой, справедливой и могущественной империи. Или, как принято политкорректно выражаться, реально суверенного государства. Что в нынешнем мире, в принципе, одно и тоже. И первое, что надо сделать, - это действительно, «утомившись свинством», прекратить лгать. Для начала самим себе. Сейчас произносятся слова - совершенно правильные, замечательные, можно сказать, слова. Но пока за ними ничего не стоит реального и материального, эти слова обессмысливаются.

И надо назвать все вещи своими именами. Нас систематически призывают к покаянию по разным поводам. Нам действительно необходимо покаяться перед всеми за то, что мы с собой учинили. За то, что сами, своими руками, в несовсем здравом уме и уж точно нетрезвой памяти, разрушили собственную страну. Это покаяние, открыто произнесенное и политически признанное, станет единственным прочным основанием для того, чтобы эту страну как-то восстановить. А 12 июня должно быть черным днем календаря, днем скорби по тем миллионам людей, пострадавшим от нашего безумия.

//__ * * * __// 

Хотят ли русские войны. Для того чтобы ответить на этот вопрос, необязательно прибегать к нерепрезентативной выборке, как в упомянутом произведении Евтушенко. Но этот вопрос, в общем, наша история отвечает. Россия никогда не оказывалась победителем, главным бенефициаром большой мировой игры. И в 1815-м, и в 1945-м, не говоря уже о 1918-м, триумфаторами были совсем другие. Кстати, во всех трех случаях -англосаксы, и во всех трех случаях на нашем горбу и на нашей крови в первую очередь. Мы побеждали, но не выигрывали. Даже в 1878-м, заплатив своей кровью за освобождение Балкан, политкорректно остановившись перед беззащитным Константинополем. Наши «бледнолицые братья» все равно вернули пол-Болгарии туркам. Мы побеждали, но не выигрывали. Это что касается мировой игры. В отечественных войнах мы побеждали всегда. Именно поэтому мы имеем возможность до сего дня пользоваться каким-никаким Отечеством.

Война нам не нужна. Но в том то и дело, что война не спрашивает, нужна она или нет. Вернее, спрашивает, но только у труса и предателя. В этом абсолютная бессодержательность пацифизма. Для войны нужны две стороны. У одной из сторон всегда есть возможность сдаться без боя. Но это не называется пацифизмом.

«22 июня» кончилось «9 мая» только потому, что все, что можно было сделать до «22 июня», было сделано. Сознательно, последовательно и невзирая на цену. Все, чем занималась страна последние десятилетия перед войной, - это подготовка к войне. Это был смысл ее существования. Слезами, потом и кровью была построена экономика, показавшая самый мощный результат во Второй мировой. Все то же касается внешней политики: борьба за коллективную безопасность, договоры с Францией и Чехословакией, попытки оттянуть неизбежное, не дать нас столкнуть с немцами на заведомо проигрышных условиях. Инев последнюю очередь пакт Риббентропа_ Молотова - возможность перенести будущую линию обороны далеко назад. Даже с учетом катастрофы лета 1941_го, прежде всего с ее учетом, вот представьте себе, где бы были немцы через неделю-три, начни они наступления со старой границы?

Стало хорошим тоном в цивилизованной среде утверждать, что СССР вступил во Вторую мировую в сентябре 1939_го, разделив с немцами Польшу. «Германия и Англия являются двумя столпами европейского мира. и поэтому необходимо мирным путем преодолеть наши нынешние трудности . Наверное, можно будет найти решение, приемлемое для всех, кроме России». Это, между прочим, британский премьер Чемберлен в сентябре 1938_го, инев дипломатической переписке с немцами, а во вполне внутренней. «. Можно даже утверждать, что не справедливо пытаться мешать Германии завершить свое единство и изготовиться к войне против славян при условии, что эти приготовления не разубедят Британскую империю, что они одновременно не направлены против нее» - меморандум министра иностранных дел Британии Гендерсона накануне Мюнхена. Это и есть политика «умиротворения». Это никогда не была политика мира, пусть даже ценой уступок Гитлеру. Это было последовательное натравливание Гитлера на нас. Эта политика провалилась именно в сентябре 1939_го и именно пактом Риббентропа-Молотова. Поэтому они так переживают. Шестьдесят лет прошло, а обидно, как вчера. «С русскими невозможно договориться. Наш европейский цинизм разбивается о фанатизм их средневековых душ». Это уже Гитлер Чемберлену на встрече накануне Мюнхена. А ведь прав был Адольф Элоизович .

Британская империя, оставшись в одиночку перед гитлеровской военной машиной, поставила себя на грань катастрофы. Единственный шанс выжить - это заставить Гитлера поверить в то, что Сталин ждет критического момента, чтобы ударить. Гитлер не мог не поверить в это, потому что не поверить в это было невозможно. 22 июня Гитлер спас Британию от катастрофы. Гитлер - тот, кто посвятил кучу страниц обоснованию невозможности «войны на два фронта», - не мог этого не понимать. Это была чистая авантюра, материальным воплощением которой идея «Блицкрига».

Война 1914—1918 годов формально именуется Второй Отечественной. Однако никакой этой «Второй Отечественной» не было. Война со смутными и неясными целями, надрывающая народные силы ради нужд наших геополитических противников. Эта война не смогла стать отечественной, и поэтому Россия ее проиграла. Даже не потерпев военного поражения.

Отечественную войну Россия проиграть не может по определению. Существует два типа отношения к войне и смерти - Господина и Раба. Такое деление, безусловно, имеет смысл. Но есть и другое. Есть войны господ -этакие рыцарские или бандитские разборки, что в сущности одно то же. Это войны по правилам или по понятиям, где решаются конкретные вопросы. Кстати, перед Первой мировой была масса публицистики, где искренне утверждали, что конечно же теперь в век технического прогресса и цивилизации никакие глобальные войны невозможны. Да ис кем вообще воевать, если все европейские монархии - просто члены одной семьи?! Кстати, и Россия подписывала исторические соглашения с Англией по Центральной Азии в 1907-м, и полагала, что это уже полная гарантия от войны. Имея союзные отношения с Германией, с Францией, теперь и с Англией, опять же-таки с кем?..

И есть войны Народные. Которые путать с войнами господскими очень опасно. Это когда за ценой не стоят. Это вообще явление другого порядка, на которое способны не все народы и не всегда. И тем, которые неспособны, судить об этом не дано. Кстати, это и нас касается. Может коснуться.

Россия формально правопреемник СССР. С другой стороны, наше самоопределение, идентичность, напрямую связаны с победой. Не с конкретными результатами Второй мировой, которые . да где они уже, эти результаты? В нашем генетическом коде эта война Народная и Священная. Это абсолютное сакральное столкновение добра со злом. Победа, достигнутая такой ценой, такими невероятными и невиданными усилиями -это та война, которая, безусловно, «все спишет». Только в этом контексте мы можем чтить, судить и прощать. Во всем, что касается памяти об этой войне. Это если мы действительно сохраним правопреемство, потому что кроме международно правовой формы, есть еще право преемства. А его нам еще предстоит заслужить.

//__ * * * __//

Невиданная доселе политическая сила появилась на горизонте. То есть не то чтобы совсем новая, но с явными признаками евроремонта. Михаил Прохоров возглавил «Правое дело», и оно - это дело - тут же заиграло новыми гранями. Что забавно: это такой полный политтехнологический перевертыш. Предыдущий проект - «Справедливая Россия», партия, которая должна была абсорбировать левый электорат, оттягивая его от коммунистов. Партия власти (или около того), прикидывающаяся оппозицией. Идея, в общем, вполне рациональная и довольно удачно реализованная. Гора родила даже не мышь, а вполне здоровую, жизнеспособную крысу, за что, наверное, и пострадала. После стремительной зачистки Миронова мы также стремительно обрели альтернативу - правый либерально-западнический проект, то есть идеологически вроде как оппозиционный, но открыто и нахально объявивший себя партией власти. Заметьте, не вообще партией власти, а именно этой реально действующей, что и обозначилась немедленной аудиенцией у президента.

Проблема тут, собственно, одна: какой электорат и у кого должна абсорбировать эта конструкция. У Немцова с Каспаровым? Там, собственно, никакого электората нет, там - яркие индивидуумы, предоставляющие интеллектуальные услуги на экспорт. На самом деле люди, пожившие некоторое время в этой стране, могли бы заметить: правее «Единой России» электората нет. Возможно, предполагается, что бабло и административный ресурс заменят электорат. Партия вообще строится как бизнес-проект: Михаил Прохоров выкупил бросовый бренд и проводит ребрендинг, привлекая для того финансовые ресурсы. Партия и выглядит как частная собственность Прохорова, в которой он, естественно, царь, бог и воинский начальник, что, кстати, вызывает телячий восторг опытных демократов, уставших от внутрипартийного плюрализма.

Тем не менее демократическая повадка не истребима, хочется все-таки немного электорату. Посему Михаил Прохоров, известный своей дарвинистской социальной позицией, изображает на съезде великого радетеля за социальные нужды. Такая маленькая овечья шкурка на двухметровом волчаре. Ничего не хочу сказать дурного лично о Михаиле Прохорове, но образ вождя нового электорального лидера как специально отбирали: семнадцать миллиардов, нажитых непосильным трудом Куршевель - «Норникель». Мы, конечно, не ставим под сомнение залоговые аукционы, даже в деле ЮКОСа не ставили, это, собственно, основа существующего строя, мы же не хотим революции? Но с точки зрения права морали и справедливости ничего более гнусного история новейшей России не знала. Или мы хотим революции?

Весь проект ребрендинга «Правого дела» построен в расчете на массовую амнезию, это, кстати, очень здравый способ измерить уровень этой амнезии в нашем народе. Есть основания полагать, что расчеты преувеличены, за десять лет даже поколение еще не сменилось. Ничего нового даже из старого, из милых сердцу девяностых, эти люди предложить не могут. Могучая инициатива по децентрализации напоминает известную перестановку кроватей в борделе. Революционный план прорывной, догоняющей модернизации с опорой на могучий частный сектор и иностранные инвестиции - это вдохновляет. Ничего не имеем против того и другого, но это ни о чем. Это как в бюджетном послании. Это не имеет никакого отношения к грандиозной задаче выживания, стоящей перед страной. Другое дело, что для либералов-западников задача выживания «этой страны» точно не является приоритетной.

Остается выяснить, что стоит за новым политтехнологическим проектом -идея окончательного решения либерального вопроса в России в стиле Альфреда Розенберга или олигофреническая наивность относительно страны временного проживания? Вот, оказывается, для чего нужны свободные демократические выборы.

//__ * * * __//

Группа мирных жителей уральского поселка Сарга встретила автоколонну вооруженных бандитов, направлявшихся для расправы над поселком, огнем, дубьем и вилами и с минимальными потерями обратила их в бегство. При явном бездействии местной полиции, даже несмотря на ее судьбоносное переименование. В официальных полицейских реляциях это событие по_ прежнему именуется «массвой дракой». На самом деле это типичная война. Маленькая победоносная война, которая, если продолжать на это реагировать так же, рано или поздно перерастет в большую.

Умиляет главный акцент не только официальной, но и общественной дискуссии: это столкновение на национальной почве или не на национальной? Следствие обнародовало мужественный вывод - не на национальной. Даже несмотря на то что известная часть нападавших являлись вроде как этническими азербайджанцами. С тем же успехом можно было бы утверждать, что это столкновение не на сексуальной почве, хотя там явно участвовали мужчины и женщины и даже дети. На самом деле тот факт, что для сведения счетов с населением была выбрана этническая преступная группировка, вполне случаен. Просто другой под рукой как-то не оказалось. Тут можно еще раз повторить: этническая преступность представляет собой особую социальную опасность. Конфликты могут происходить, как в данном случае, на базе «чистоконкретных» интересов, но в дальнейшем уже провоцируют межнациональные столкновения, выходящие за рамки «чисто конкретных». При нашем уровне неконтролируемого развития этнической преступности эти первоначальные «чистоконкретные» поводы могут потерять всякое значение. Это и есть механизм перехода Маленькой поселковой войны в Большую гражданскую.

Говорить о том, что Сарга - очередной пример паралича правоохранительной системы, банально. Также банальна стандартная реакция системы. Здесь интересно то, что это стандартная реакция на уникальное нестандартное поведение мирных граждан. Потому что, в отличие от Кущевки, где наблюдалось запуганное и в целом лояльное к бандитам население, здесь мы видим именно граждан, способных не просто к сопротивлению, а к эффективному противодействую превосходящим силам бандитов подручными средствами. Это вообще один из уникальных примеров гражданской самоорганизации. За это бы ордена давать не меньше, чем за известную посадку самолета вблизи поселка Ижима. Кстати, и выборочно репрессировать людей, обладающих такой степенью самоорганизации, довольно стремно.

Здесь какая невольно возникает мысль: на фоне бесконечных камланий о развитии местного самоуправления, плюс новейших идей о муниципальном милицейском ополчении и выборных шерифах, это отличный пример того, что нужно делать. Можно и нужно дать людям на местах, там где они этого хотят, там где они к этому реально готовы, создавать такие структуры. Это было бы действительно существенным шагом к реальному местному самоуправлению. Потому как с таким народом не только простым бандитам, но и большим начальникам, вне зависимости от национальности, придется обращаться делекатнее.

//__ * * * __//

Высшей государственной волей Москва расширяется. Формально вроде как в рамках инициативы по перенесению за пределы МКАД административных функций, а на самом деле вполне естественно и инерционно вследствие исчерпания территорий для массовой застройки, необходимой для размещения постоянно набухающего населения столицы. Поскольку ваш покорный слуга, еще будучи самым маленьким научным сотрудником Института экономических проблем развития г. Москвы, еще в 1980 году разработал модель выплескивания Москвы за пределы своих административных границ с помощью эмпирически исчисленной некой производной функции. Тогда как раз первый секретарь МГК КПСС товарищ Гришин заявил, что Москва выйдет за пределы МКАД только через его труп. Функция давала практически точный прогноз свершения этого события.

Это к тому, что административное решение по расширению Москвы и раньше, и сейчас имеет под собой естественные, не зависящие от воли и сознания руководства причины. Опять-таки характерно, что среди всех прожектов выбрано именно Юго-Западное направление. Москва, опять же, совершенно инерционно тяготеет к Юго-Западу. Давно известный факт, что так называемый «центр» Москвы с психологической и ценовой точки зрения асимметрично вытянут к юго-западу. То есть это самое естественное инерционное, то есть наименее волевое решение. То есть любое другое решение, кроме этого, было бы в той или иной степени проявлением воли изменить стихийно складывающуюся тенденцию в сторону некой расчетной рациональности.

Самым простым и элементарным проявлением такой воли была бы, например, реализация уже озвученной идеи построить новый московский «бюроград» на Рублевке - в сторону Звенигорода. Так чтобы обитатели Рублевки и примкнувшие к ним двигались для выполнения своих функций не на восток - на Москву, а в обратную сторону - на запад. Это, кстати, облегчило бы задачу их расселения, поскольку эта популяция на сегодняшний день в Щербинке и Апрелевке представлена незначительно. Однако и это было бы проявлением хоть какой-то властной воли.

На самом деле возрастающая концентрация населения в Москве на фоне возрастающего опустения огромных территорий в общем-то не самой маленькой страны (10% в Москве и примерно 20%, если считать еще московскую агломерацию) представляет собой уже явное уродство -некомпенсированную демографическую гидроцефалию. Казалось бы, идея строительства «бюрограда» вне Москвы - хороший повод это уродство хоть как-то компенсировать. Опять же, наиболее простая идея разместить «бюроград» где-нибудь посередине между Москвой и Питером в районе Вышнего Волочка или Конакова. Там, собственно, и места замечательные. (Правда, когда автор озвучил эту идею в радиоэфире, немедленно пришла эсэмэска из Конакова, что им «этих тварей даром не надо». Но кто ж их спросит.) Это, кстати, дало бы колоссальный толчок развитию всей полосы между Москвой и Питером. Может бы, даже и дорогу наконец бы построили. Эти 700 километров, конечно, несопоставимы с большой Россией, но все-таки это нечто отличающееся от инновационной идеи метастазной застройки ближнего Подмосковья.

И совсем уже запредельным проявлением политической воли и разумного проектирования был бы перенос столицы ближе к российскому географическому центру, куда-нибудь в Томск или Иркутск. Так, кстати, делали многие страны, желавшие показать волю к развитию внутренних территорий, оторвавшись от традиционных сверхурбанизированных пятачков. Как это сделали Бразилия и Австралия. Как это сумел сделать маленький, на порядок уступающий России по своим возможностям Казахстан. И гидроцефальная Москва при этом никуда бы не делась. И как раз имела бы в этом случае шанс справиться с функцией пресловутого финансового центра.

Есть, правда, одно специфическое обстоятельство, по которому переезд столицы из Москвы был бы навряд ли возможен. Россия по своей идее, смыслу существования - сакральная страна. И Москва - ее сакральная столица. Но для того чтобы продолжать быть сакральной страной, потребна политическая воля во много раз большая, чем та, которая нужна для переноса столицы в Иркутск. А для движения по инерции никакой воли не нужно. По инерции столично-административные функции вместе с осуществляющим их сословием последовательно и неумолимо переезжают в Лондон.

//__ * * * __//

В России обозначились «интеллектуалы». Открыто и резко, без обиняков. Обозначились они коллективным письмом в «Новой газете» в поддержку выдвижения Медведева против Путина. В смысле выдвижения президента на второй срок. Сравнивать достоинства потенциальных претендентов и разбирать аргументы авторов письма в связи с этим мы не будем. Потому что аргументов в письме «интеллектуалов» нет. И «интеллектуалами» их именует собственно газета, опубликовавшая письмо. На самом деле это просто интеллигенты. В этом все дело.

Весьма характерно, что список подписантов («интеллектуалов» и примкнувших к ним полковников) открывается подписью Мариэтты Чудаковой - восторженной пропагандистки булгаковского «Мастера и Маргариты». Опять же характерное совпадение той мировоззренческой путаницы, если не сказать клинического идиотизма, свойственного нашей интеллигенции как в свежем письме, так и в несвежем булгаковском творении.

Если без деталей. Булгаковский роман есть глубоко антихристианское, с точки зрения нормального православия, мерзопакостно-кощунственное произведение, лишающее мир Благой вести. А с точки зрения политической - самая мощная апология сталинизма. Абсолютной внеморальной Власти. При этом интеллигенты-чудаковы искренне считают булгаковский роман популяризацией христианства, асебя - стойкими антисталинистами.

То есть, авторы вводки, как обычно, перепутали интеллектуалов с интеллигентами: не называть же полковников интеллигентами - как-то не принято у них в «Новой газете». Хотя полковники на самом деле и есть вполне нормальные интеллигенты. К счастью, не все. Интеллигент имеет такое же отношение к интеллектуалу, как пресловутая «духовность» к Духу Святому. Это суррогат, и мышление его суррогатно. Эти люди никогда не понимают, о чем пишут и о чем говорят. Это тонкая интеллигентская сенсорика. Интеллигент, в отличие от интеллектуала, не мыслит, а чувствует: нюхает и щупает, сверяя предметы со своими коллективно выработанными рефлексами. Это такая система категорий и модель логики, в которой в принципе отсутствуют четко определенные категории и какая-либо логика. Именно поэтому диалог с интеллигентом невозможен. Возможно только синхронное пение.

Письмо на самом деле замечательно своей бессмысленностью. Мы, мол, не знаем, кто такой Медведев, но пусть он нас избавит от этого постылого Путина. При «постылом Путине» вы, суки, отъелись, оперились и получили возможность профессионального пропитания. В том числе и на почве «борьбы с кровавым режимом». Что бы вы делали в отсутствие «кровавого режима» при любимом вами Ельцине? У вас бы и страны не было. А в отсутствие этой страны где-нибудь в лондонах или тбилисях вы бы стояли на паперти, потому как торговать ненавистью к несуществующей стране затруднительно.

Публикация «Новой», по всей видимости, открыла шлюзы общественной инициативы. Ряды «интеллектуалов» пополнили Юргенс и зам его Гонтмахер из ИНСОРа. Не знаю, как про Гонтмахерa, а г-н Юргенс уж точно не является интеллигентом. Это особь совсем другого замеса. Вряд ли можно назвать интеллигентом человека, представлявшего советский ВЦСПС в международном рабочем движении. Если, конечно, это не интеллигент в ленинском смысле, то есть перешедший на позиции пролетариата. То есть Юргенс - профессиональный политический проходимец, и потому в «письме двух» есть даже соответствующий профессиональный аргумент. В случае возвращения Путина в президентское кресло рухнет российский рынок и капитализация отечественных компаний! Мы, как хорошо известно, не в восторге от «посткризисной» экономической политики нашего правительства, но этот аргумент уж совсем лишен всяких оснований. Почему должна рухнуть капитализация рынка от возвращения человека, при котором эта капитализация возросла на порядок?!

Обе инициативные группы объединяет одна общая поза гордости: «интеллектуалы» и «Новая газета», которая, по выражению действующего президента, «никогда никому не лизала», совокупно горды мыслью, что они поднялись до поддержки действующей власти, бросив вызов своим интеллигентским предрассудкам. Юргенс и компания особо подчеркивают, что они, «как противники всякого культа личности, не хотят верноподданически припадать к стопам одного члена нынешнего тандема». «Российские интеллектуалы странным образом ненавидят тех, при ком только и могут выжить», цитирует «Новая газета» Наума Коржавина. Живенькие такие на вид - «интеллектуалы». Подвижные, стало быть, наверное, расконвоированные. Еще раз позволю себе повториться: так называемый «кровавый путинский режим» - это единственная на ближайшее обозримое будущее время форма организации России, при которой на ее территории может быть обнаружен хоть один живой «интеллектуал», то есть прозападный либеральствующий интеллигент. То есть Коржавин, хоть тоже путает интеллектуалов с интеллигентами, в чем-то банально прав: «Мы сами копали могилу себе .»

//__ * * * __//

«Мы яримся порою, но ни в чем не вольны, негде взяться герою, если нету страны» - это Дима Быков - либерал и опозиционер - на смерть Буданова. Получился реквием по стране, которой нету уже 20 лет: «все мы были бы люди, дай нам почву под ноги .»

То, что Путин назвал «величайшей геополитической катастрофой», безусловно, таковой и было - это очевидный факт вне всякого отношения к предыдущим и последующим процессам. Это была, понятное дело, катастрофа не только геополитическая, но и нравственная, социальная и экономическая, в том числе глобального масштаба - о чем свидетельствует как раз нынешний кризис.

Если говорить о политической катастрофе, точнее, о катастрофе мироустройства, - то это очевидным образом была катастрофа для социализма, причем очевидно, что не только так называемый «социалистический лагерь» с реальным социализмом издохли. Самым причудливым образом это оказалось катастрофой для социализма либерального, для социализма социал-демократического, западного. Потому что выяснилось то обстоятельство, что гарантом, политическим и экономическим стимулом для его существования, то есть для мощного социального перераспределения, во всяком случае в пределах «золотого миллиарда», было наличие «реального социализма». И тот демонтаж социальных институтов, которые выстроил капитализм, тот механизм микширования, собственно, настоящей, вполне хищнической природы капитализма - он сейчас демонтируется. Он демонтируется вне воли и сознания - бывший теперь уже «золотой миллиард» никто спрашивать не будет, поскольку не будет уже «золота» на миллиард голов.

И главное: это оказалось катастрофой для «реального капитализма».

Оказалось, что капиталистическая система управления миром, система управления экономикой, система управления финансами, система управления интересами нуждалась в противовесе. И в конкуренте (СССР не был напрямую конкурентом экономическим, но он был конкурентом системным). Лишившись его, она пошла вразнос. Опять же, если представить себе нынешний кризис в условиях действующего СССР в параметрах дееспособности хотя бы 1975 года, - это означало бы одномоментную победу социализма во всемирном масштабе. Именно поэтому такого кризиса никогда не могло произойти. Мировая капиталистическая система не позволила бы себе нынешнего аферизма, авантюризма и разгильдяйства, которые она себе позволила после того, как почувствовала себя полноправным и безраздельным победителем.

Все фукуямовские химеры по поводу «конца истории» - они весьма очевидно приказали долго жить. Мы сейчас видим, что история не только не кончилась, политическое развитие не то что не остановилось, достигнув своих высочайших толерантно-либеральных вершин, - мы видим, что история только начинается. Причем начинается эта новейшая история с таких критически опасных и непредсказуемых форм, перед которыми известные катаклизмы начала прошлых веков просто отдыхают.

А теперь все-таки вернемся к локальным событиям. Что это было с точки зрения конкретного эпизода августа 1991 года. Ровно 20 лет назад господина Горбачева привезли на самолетике из Фороса, как мешок с дерьмом, перевязанный трехцветной ленточкой. Все про господина Горбачева уже известно: и опубликованы документы, и масштаб личности подтвержден. На самом деле Горбачев здесь - очень показательная фигура. Все, что мы видели 20 лет назад, было проявлением системного кризиса и, простите за тавтологию, кризиса советской системы. Суть системного кризиса в том, что система, сталкиваясь с вызовом, не способна адекватно ответить на него. То есть система своими «ответами» усугубляет ситуацию, идет вразнос. Сама фигура Горбачева является идеальной персонификацией системного кризиса. Есть блестящая фраза в одном из его интервью. Когда его спросили: что ж вы из Фороса сами-то не уехали - там и охраны никакой не было, и заборчик низенький. - он ответил: «Не президентское это дело - лазить через заборы!» Человек, с одной стороны, неспособный завершить синтаксическую конструкцию, то есть неспособный органически системно видеть ситуацию, а с другой стороны, идеально «аппаратно адекватный» системе - это просто подарок для катастрофы. История, как правило, заслуженно дарит недееспособным системам такие подарки.

Самый главный ресурс, который отсутствовал у системы, - это способность к легитимному насилию. Понятно, что идея путча была -продемонстрировать некую волю, напугав призраками исторической памяти. Но она совершенно не была рассчитана ни на какое реальное организованное насилие. Виталий Найшуль как-то определил легитимную власть от обратного, как «власть, которая имеет право стрелять в своих». Это определение точно. И точно видно было, что путчисты при всех своих благих намерениях свою власть легитимной не считали. Поэтому случайно подавленные бронетехникой наивные пылкие юноши стали той минимально достаточной каплей, которая обвалила всю конструкцию т. н. путча. Ничего другого быть не могло.

И тут есть два очень важных урока, крайне актуальных сегодня. Первое: в отличие от того времени, сегодня наше общество просто беременно насилием. Тогда никто, никакая силовая структура, не был готов отдать приказ стрелять. Теперь легче пристрелить, чем послать. Проще, дешевле и меньше проблем.

Кстати, лелеемый либералами образ силовиков, отказывающихся стрелять в народ, - совершенно не означает отказа от насилия. Этого товарищи никак понять не могут. Он автоматически может означать как раз намерение стрелять. Но не согласно приказу, а согласно собственному разумению, собственному социальному и нравственному (или безнравственному) выбору. Что никаким образом не ведет ни к каким последствиям либералообразного характера.

И второе. Колоссальная катастрофа, геополитическая и экономическая, социальная и прочая, не привела к каким-то прямым выплескам социального насилия, к гражданской войне, как этого можно было ожидать при таких масштабах обвала и при таких масштабах последующих трансформаций, по одной простой причине: что бы там ни болтали на «тему борьбы с привилегиями», мы были классово однородным обществом. И уровень социальной ненависти в нем был минимален - некому и не на кого было идти в гражданской войне. Опять же - урок: на сегодняшний день уровень социальной неоднородности нашего общества, мягко говоря, латиноамериканский. Поэтому в случае обвалов, обрывов даже несоизмеримо меньшего характера, чем трансформация 20-летней давности, потенциал гражданского столкновения в стране огромен.

Практически все, что происходило за 20 лет (даже с учетом усилий последнего десятилетия по стабилизации и смягчению социальной напряженности), в глубинном плане было наращиванием этого потенциала гражданского противостояния. Крах советской системы выдал новым властям некий ресурс толерантности. Той самой легитимности, которой уже не было у советских предшественников.

Новая система получила мандат на то, на что уже не имела мандата советская - на легитимное насилие, экономическое насилие, политическое и даже физическое. И все это власть использовала крайне быстро и безответственно. Мандат на экономическое и социальное насилие полностью, скорее всего, исчерпался дефолтом. Характерно, что, начиная с нулевых, с путинского периода, у нас резко растут социальные расходы и вообще внимание к социальным вопросам. Наша социальная система, безусловно, не шибко эффективна. Но уже на генетическом уровне власть понимает, что вне зависимости от любых среднесрочных трансформаций в краткосрочном плане необходимо заливать, если есть возможность, социальные раны бюджетными деньгами.

Мандат на физическое насилие был масштабно использован в октябре 93_ го. Можно представить себе: если бы на такое решились гэкачеписты, коммунисты бы висели на всех столбах, как в Будапеште в 56_м. Еще раз: легитимная власть имеет право стрелять в своих. Но, воспользовавшись этим правом, легитимная власть принимает на себя колоссальную ответственность. После 93_го тогдашний «переходный режим» принял на себя колоссальную безответственность. Чем на самом деле исчерпал свою легитимность. Как раз где-то к концу 90_х.

Сегодня, если говорить о насилии полицейском, то нынешняя власть -педантично и жестко пресекающая все неразрешенные гражданские якобы акции, которые на самом деле являются в первую очередь именно провокациями насилия, - поступает совершенно точно: именно с пониманием ограниченных возможностей масштабного насилия. Поскольку, потеряв контроль над такими, якобы смешными и ничтожными, акциями, она может столкнуться с необходимостью куда большего и серьезного насилия, применять которое власть не хочет и не может. Эта тактика абсолютно адекватна.

В целом можно сказать: за эти 20 лет мы сохранили шансы выжить, но не решили ни одной проблемы. Само событие 20_летней давности не было решением - оно было, повторимся, катастрофой. Идеологической, ментальной основной этой катастрофы была великая иллюзия, как в известном анекдоте: «старуха, все, что мы с тобой считали оргазмом, оказалось астмой». Пока общество не осознало, что астма - это не оргазм, ничего ни с обществом, ни со страной сделать было нельзя. С этой точки зрения Ельцин также был вполне адекватной политической фигурой. Он был идеальным председателем свободного падения в пропасть. Пока страна не ударилась о дно пропасти. Большая удача, что шок от удара привел не к гибели, а к частичному пробуждению сознания.

Главное, чего мы добились, - это разгром интеллигентской либеральной иллюзии. Это уже само по себе большое счастье. С этой точки зрения последние конструкции - вроде эксперимента над живым телом Михаила Прохорова - абсолютно бессмысленны. Ничего, кроме дорогостоящего фарса, из них не выйдет.

Теперь о стране, которой нет 20 лет. Что от нее осталось? Остался «остаточный» потенциал советской системы, который оказался на удивление огромен. Не мы тащим на себе останки советской системы: это останки тащат на себе нас. Тащить осталось еще лет 5 от силы. Это первое. Второе: осталось поколение, которое еще помнит ту страну, то есть оно помнит то, что воспроизводить не надо ни при каких обстоятельствах, и оно помнит иной масштаб жизни, задач, мышления, самоидентификации. Причем не только в России - может быть, яснее и больнее это ощущается там, где на это больше всего давят. В Молдове, Грузии, Прибалтике. Этому поколению осталось тоже лет пять в нынешней позиции. Потом придет другое - можно положиться на его генетическую память, но бог знает, что там эта память нарисует в мозгах катастрофного поколения. Наконец: лет пять нам еще осталось протянуть на дорогих энергоносителях. И все: дальше - осторожно, двери закрываются.

...По реванше. Почему при очевидно благоприятном социальном фоне, при спросе на реванш реванша не получилось? Чтобы был реванш, нужна полная и окончательная катастрофа. Ее не произошло. Вот царскую Россию возьмем: к 20 году от нее вообще ничего не осталось. Она практически была уничтожена. Германия после мировой войны была разгромлена, унижена и разоружена. Феномен же Советского Союза заключался в том, что наши победители решили, что все уже кончилось. К 99-му году они были уверены, что страна, проигравшая войну чеченским бандитам, не способна ни на что. Что ее ядерный и прочие потенциалы не представляют ни серьезной угрозы, ни серьезной задачи. Они могли бы нас тогда замочить, но из жадности они этого делать не стали.

Впрочем, квази-реванш нулевых годов у нас тоже был в определенной степени анестезией. Уже осознав катастрофу, страна физически, материально, геополитически была неспособна радикально лечиться. И у власти на это не было ни мандата, ни ресурса. Никаких других ресурсов, кроме как на анестезию и первичную реанимацию, не было.

Вот когда эта анестезия закончится - выяснится, что рана не зажила. И во второй раз анестезия не поможет, придется резать.

//__ * * * __//

К главной теме «Новой Индустриализации» мы подобрались наконец и не собираемся с нею расставаться как минимум в следующем номере. На самом деле были бы готовы посвятить ей все номера, поскольку ничего важнее сложнее и интереснее дня сегодняшней России нет.

Кризис никуда не делся. И некоторые это уже заметили, предрекая «вторую волну». На самом деле будет и вторая, и третья, и четвертая. И «выход» из кризиса с неизбежностью будет похлеще «входа». Повторим: императивом кризиса является принуждение России к модернизации, поскольку уже «вторые» волны его раздолбают нашу сырьевую экономику. Можно еще раз упомянуть о неизбежности наступления эры сланцевых углеводородов - то есть дешевых и общедоступных - но, даже игнорируя эту перспективу, очевидно, что просто конъюнктурное среднесрочное падение сырьевых цен, неизбежное с ударом очередных кризисных волн, нынешнюю российскую экономику добьет. И не только экономику, с учетом вызовов социально_ политического и военного характера, которыми неизбежно сопровождается кризис. Это означает только одно - нам надо в кратчайшие сроки создать другую экономику. Какую?

Вот здесь и проявляется главное фундаментальное различие между двумя подходами к так называемой «модернизации». Давайте сразу оговоримся о презумпции добросовестности сторонников этих двух подходов, оставив за скобками непродуктивный нудеж на тему о том, что все это пустой пиар, или что, мол, все распилят и разворуют. Если по существу:

Концепция либеральной модернизации - назовем ее условно «сколковской» (ничего конкретно против Сколково не имея) - построена на скорейшей интеграции в мировые технологические инновационные цепочки, заманивание сюда глобальных структур, капиталов и технологий, заинтересованных (почему-то) в вовлечении российских интеллектуальных и материальных ресурсов в сферу инноваций. По сути это позиция подрядчика в рамках глобального разделения труда даже с амбициями побороться за место особо привилегированного подрядчика. При этом очевидно, что главным распорядителем и главным бенефициаром по определению будем не мы. В этой схеме не только нет места реальному суверенитету, он в общем, и не нужен. Он мешает адаптации к глобальным рынкам и потокам капиталов и технологий. То есть страна должна выстроить максимальное количество адаптеров - финансовых, экономических, культурных, политических, чтобы как можно легче и быстрее подключиться к глобальной системе. И она нас полюбит. Естественно, эта концепция предполагает, что «капиталов в мире гораздо больше, чем в России», и если обеспечить «инвестиционную привлекательность», они к нам придут. Причем придут, именно, нас модернизировать.

Этот подход, безусловно, обладает тем преимуществом, что он инерционен, неконфронтационен, естественен для действующей ныне модели глобального мира. Это шанс не только подзаработать на подряде, но и понравиться хозяевам этого мира. Шанс, что не будут обижать и даже, возможно, пустят дальше передней.

Однако в контексте нынешнего кризиса, все это просто неверно. Поскольку это кризис именно данной глобальной системы, которая в процессе него перестанет быть и глобальной, и системой. Проще говоря, все эти радужные мечты базировались на концепции непрерывного и неограниченного роста, концепции продуцирования новых и новых ресурсов, достаточных для освоения и адаптации «развивающихся» стран и народов. Это все напоминает мечты Украины о евроинтеграции. Построенные на древних сказках, как Евросоюз поднимал какую-нибудь Испанию и Португалию. Или Грецию. (Кстати, где она теперь, эта Греция?)

Ничего этого больше не будет. Нынешняя экономическая эпоха этим кризисом заканчивается. Даже игнорируя то обстоятельство, что Россия не сможет сохраниться как единый субъект и вообще как субъект, вписавшись на подсобные роли - Бог бы с ним с субъектом, для настоящего либерала это не существенно, - даже в этом случае никаких наджед «вписаться» нет. Внешняя конъюнктура для России на обозримую перспективу будет негативной (послушайте хоть того же Кудрина). А выше описанная модель полностью определяется внешней конъюнктурой.

«Новая индустриализация» предполагает восстановление индустриальной мощи России на новой технологической и социальной базе. Это единственная возможная модель сколько-нибудь автономного развития. То есть единственная модель развития в условиях неблагоприятной внешней конъюнктуры. И, естественно, эта модель, ориентированная на внутренние ресурсы и внутренний рынок. Страна нуждается в такой индустриализации, поскольку объективно потребность в обновлении материальной базы экономики колоссальная. Мы находимся на стадии массового выбытия машин и механизмов всех видов - станков, турбин, движков, самолетов. Эта потребность не рождает коммерческого спроса, поскольку в конечной фазе потребительской, он закрывается лавиной импорта. Эта лавина, оплаченная сырьевой рентой, не только развращает страну, но и добьет ее в ближайшей перспективе, обрушив положительное торговое сальдо - единственное, на чем держится стабильность нашей системы. То есть, повторюсь, для выполнения такой задачи необходимо системно приступить к дестимулированию сначала импорта, а затем и экспорта. Поскольку экспортная зависимость ничуть не менее опасна, чем импортная. Опять же, из задачи автономизации возможностей развития вытекает необходимость максимальной реинтеграции. Нынешняя РФ просто мала для такой задачи с точки зрения потенциала внутреннего рынка. Опять же, строящаяся Россия станет гораздо более привлекательным центром интеграции, чем разрушающаяся.

Есть, кстати, интересная деталь: наша промышленность не может справиться с постоянно растущим гособоронзаказом. Казалось бы, вот вам гарантированный, и надолго, спрос. Не хватает мощностей - почему бы не нарастить производство? Однако и здесь «крадется импорт одинокий». Это пока одинокий. Притом что массированное использование импорта в гособоронзаказе лишает Россию смысла самого гособоронзаказа. Как, собственно, и обороны.

Во всяком случае, страна обладает тем преимуществом при смене технологических укладов, что процессу этому в минимальной степени препятствует наличие действующих старых активов. Историческим средством для расчистки и списания таких активов служили войны. Однако мы справились с этой задачей вручную - как «красные кхмеры» с Пномпенем. При наличии воли, в первую очередь воли к самосохранению, задача всякой модернизации решается одинаково. На стартовом этапе это массовая закупка, иногда под ключ, предприятии, технологий, знаний и их носителей. В этом смысле модернизации Петра, Бисмарка, Мэйдзи, Сталина ничем не отличаются друг от друга. Различия только в источниках средств, способах их добывания и использования. Вот именно это конкретно мы и собираемся обсуждать.

И, наконец, с точки зрения сохранения политической и социальной стабильности, которая в конечном итоге опирается на легитимностью действующей власти, «Новая индустриализация» - это насущная необходимость. Хватит делить, гнить и ныть! «Россия на стройке» - это единственно возможный конкретный материально воплощаемый лозунг, способный вернуть нашему народу смысл существования.

//__ * * * __// 

Подводя промежуточные итоги целым двум номерам, посвященным теме «Новой индустриализации», констатируем вполне ожидаемую вещь: разговор только начинается. Очень бы хотелось в конце этого разговора сформулировать реальную программу реиндустриализации - внятную и операбельную. Сейчас же представляется целесообразным отметить некоторые моменты, прозвучавшие в этом разговоре.

И у идеи реиндустриализации практически нет противников, если за это не прийдется платить. А платить придется. И платить очень дорого, и практически всем. Иначе это разговор не о чем. Нынешняя модернизация -это вопрос выживания нашей страны, народа и цивилизации. Более того, наша локальная реиндустриализация, вызываемая нашими локальными обстоятельствами - катастрофической деиндустриализацией - будет происходить на фоне нынешнего системного кризиса. То есть на фоне смены технологических эпох. Эта смена всегда исторически происходила на фоне войн и катастроф, и такой ценой, которую никогда не обеспечивал коммерческий интерес. Такую цену страны и народы платят только, в буквальном смысле, «с пистолетом у виска». И предложение прекратить «гражданские войны» - абсолютно позитивное, но к сожалению, не имеет никакого отношения к консенсусу о путях русской модернизации и цене, которую за это реально надо платить.

Тот же Иноцемцев в интервью перечисляет возможные варианты модернизации. При всем богатстве выбора, тем не менее, это все равно два пути - «жесткий» и «мягкие», разной степени «мягкости». В контексте выше (и ниже) изложенного, все мягкие варианты бессмысленны. Мы просто не успеем. И это, кстати, позиция, по которой мы никогда не найдем консенсуса с либералами, которые просто не видят этих угроз, как они не видели нынешнего кризиса, и как они, по сути, не видят его и сейчас. То есть, мы можем найти с кем-то из них консенсус, но только потом, когда нас уже не будет. Или когда наша модернизация будет уже успешно сделана.

Вероятность жесткого варианта некоторые оценивают в 1%, по причине отсутствия такой мотивации у наших элит. Ключевой момент - у нас к политике относятся как к виду бизнеса - людей, воспринимающих успех страны как свой, у нас нет. Один процент - это чудо, нормальное штатно повторяющееся в нашей истории русского чудо. У этого чуда есть вполне ясная предпосылка.

Господствующее отношение к политике как к бизнесу - что характерно на всей постсоветской территории, не только в России - свидетельствует о том, что никакой политики у нас нет (кроме, может быть, иногда, непосредственно политики верховной власти). То есть, нет и никакого политического класса, для которого категория успеха собственной страны является определяющей. Почему буксуют попытки постсовесткой реинтеграции? Потому что квазиполитические элиты воспринимают политику как бизнес. Это как в период феодальной раздробленности -князьям в голову не приходило принимать решения на основании этнической культурной и даже религиозной близости. Какое все это имеет отношение к «бизнесу»?

Напомним опрос в прошлом номере. Вопросом жизни и смерти «новую индустриализацию» считают 33% соотечественников по репрезентативной общенациональной выборке. И 87,5% «нашей» аудитории, то есть читателей нашего журнала и сайта. Вопрос, кто элита и может ли она быть элитой? То есть совместимо ли наличие такой элиты с выживанием страны? С социальной точки зрения весь процесс постсовестской эволюции - это процесс легализации воровства. И соответственно (а как же еще) формирование воровской национальной элиты. Которая кстати потом потребовала еще и легитимации этого воровства. И не получила ее от путинской власти именно потому, что эта власть не желала таким образом делегитимировать самою себя. Собственно, в этом социальный смысл конфликта власти с тем же Ходорковским - отказ легитимировать воровство. (С другой стороны, отказ дезавуировать воровство и таким образом сменить элиту, то есть отказ от революции - это и есть видимые границы возможностей такой власти). Так вот, 1% - «русское чудо» активируется в обстоятельствах, когда жизнь страны висит на волоске. Это содержание всех русских Смут. Инстинкт выживания превращает этот один процент в сто. То есть одно из двух - либо этот инстинкт есть, тогда это сработает. Или его нет. Тогда, как выражался Остап Бендер, «обращаетесь в лигу сексуальных реформ».

То есть, спрос на такую модернизацию в отдельных слоях и социальных группах нашего общества огромен. И слои эти, и группы будут востребованы. В случае угрозы войны. В широком смысле этого слова. Разница в том, что одни этой угрозы не видят, ментально отрицают, а другие видят. Какой уж тут консенсус. То есть еще раз: консенсус по «Новой индустриализации» будет, но только после того, как она будет сделана.

И кстати, в силу всего выше (и ниже) изложенного, драйвером такой индустриализации, в первую очередь драйвером технологической революции, может и должна стать в первую очередь «оборнка», которая, кстати, единственная обладает еще кое-какими не утраченными умениями, навыками и приоритетами мирового уровня. Когда пистолет приставлен к вику, первой начинает работать именно «оборонка».

//__ * * * __//

Долгожданная ясность наступила. Вроде бы как. Объявленная «рокировка» в короткую сторону, казалось бы, должна восприниматься как самая естественная. Во всяком случае именно такая логика вытекала из принятого четыре года назад решения. Это логика и аппаратная, и политическая, и человеческая, этическая. Если Путин определенным образом заявил и доказал, что он не собирается «уходить из политики», непонятно, на каком основании (кроме формально конституционного, имевшего смысл четыре года назад) он должен был отказаться от первой позиции в нашей президентской республике. С политической точки зрения тандем был заявлен как союз единомышленников.

То есть все произошло ровно так, как и должно было произойти. Напрасно недруги и злопыхатели вбивали клинья в единство тандема.

На самом деле есть некоторое ощущение, что все это как-то не совсем так.

Даже у тех, кому такое ощущение не должно иметь ни по должности, ни по призванию. Потому что в промежутке между гармоничным началом и гармоничным завершением данного президентского срока нечто происходило. С нашей стороны было бы крайне странно «заделитить» все те имевшиеся, на наш взгляд, очевидные основания и соображения по поводу очевидных - даже не разногласий, Бог бы с ними, с разногласиями, -различий внутри тандема. Мы далеки от мысли считать, будто все, что мы слышали и видели за это время, - пиар, клоунада и попытка навесить общественности лапшу на уши. Мы серьезно относимся к тому, что говорят и делают наши лидеры. Те различия, которые публично и намеренно озвучивались в первую очередь Дмитрием Анатольевичем, повторим, - это различия мировоззренческие, идеологические. Признание того, что оба наших лидера хотят видеть Россию великой и процветающей, -недостаточное основание для политического консенсуса. Давайте возьмем ту же самую пресловутую модернизацию. Понятно, что речь идет пока не столько о действиях, сколько о намерениях и декларациях. Хотя под эти декларации выделены достаточно серьезные материальные средства. Это две совершенно разные модернизации с разными целями, средствами и результатами с точки зрения позиционирования России в мире. Опять же могут сказать, что «говорить - не делать» и между декларациями, даже содержательно противоречивыми, всегда можно найти компромисс. Однако модернизация для России не является декларацией. Это императив, в той или иной форме, с тем или иным результатом, возможно, даже неудачным. Но такая модернизация все равно будет делаться, потому что ничего другого нам делать не останется в ближайшей перспективе. А проводить в жизнь одновременно две модернизации, содержательно противоречащие друг другу, невозможно.

Дело даже не в том, что этот вопрос обязательно должен решаться в каком_ то публичном электоральном поле. Но он все равно как-то будет решаться. Это похоже на то, как во время диагностической операции вы обнаружили у больного какие-то серьезные проблемы, требующие того или иного решения, но пришли к выводу, что любое конкретное решение в настоящий момент вредно, опасно и рискованно, и просто зашили пациента аккуратнейшим косметическим швом и отправили гулять, как будто ничего и не было. Допустим, это адекватная тактика. Но она никаким образом не отменяет необходимости решения.

//__ * * * __//

Наш премьер высказался в том смысле, что он не согласен с неизбежностью «второй волны» кризиса. К сожалению, факт наличия кризиса не зависит от того, согласен с ним или не согласен наш премьер. Помнится, премьер был не согласен с неизбежностью первой волны кризиса. Здесь нужно заметить, что в задачи действующего правительства обязанность говорить правду не входит. Особенно в условиях кризиса. Незачем пугать рынки - они сами испугаются. Хотелось бы рассчитывать на то, что при этом само правительство отдает себе отчет в неизбежности кризиса, в его характере и масштабах.

Есть основания считать, что это так. Начнем от противного, от общественного - народного мнения. Приводимая нами социология свидетельствует о том, что это мнение действительно «противное». И тем не менее вполне благоприятное для нынешнего кандидата в президенты. Сразу ответим, что особого прикладного электорального значения наша социология не имеет. Мы, собственно, из того и исходим, что и сам электоральный вопрос особого значения не имеет. Речь здесь о содержании политики. Путин воспринимается большинством как «свой». На этом, собственно, он и вошел в политику. На этом, собственно, и обломались авторы операции «преемник» 12 лет назад, когда планировали использовать Путина как муляж «своего». Народная система распознавания «свой - чужой» сбоев не дает. Отсюда, кстати, и претензии: если свой, так что же тогда.

А тогда вот что. Первое заявление кандидата в президенты, которое можно считать программой, - статья в «Известиях» о Евразийском союзе. Вынесем за скобки присущую автору политкорректность и подчеркнуто прагматическую мотивацию. Слепому видно, что эта задача, поставленная как политический приоритет, тащит за собой все: и в экономике, и в идеологии, и в политике внутренней и внешней. Если кто-то чего-то не понимает, нам объяснят партнеры по «перезагрузке». Реальный работающий расширяющийся Евразийский союз - это вполне достаточная основа для политической стратегии.

И второе. Объявленая госпрограмма перевооружения армии, те самые 23 триллиона на 8 лет, невольной и невинной жертвой которых, кстати, стал Алексей Кудрин. На самом деле это не так уж много - 650 миллиардов долларов, - это полтора годовых американских военных бюджета. Притом что Америка все эти 20 лет отнюдь не разоружалась в отличие от нас. Это на самом деле абсолютно необходимое императивное материальное дополнение к первой вышеуказанной цели. Это свидетельство того, что все вполне серьезно. Хотелось бы надеяться, что эта часть бюджетных расходов останется защищенной в условиях кризиса. Это не только политически необходимо, учитывая, что кризис не будет ограничивать себя сферой экономики. Он уже сегодня, как мы видим, не ограничивает. Это необходимо и с точки зрения «Новой индустриализации»: модернизации, инновации. И как чуть ли не единственный на сегодняшний день механизм поддержания роста и развития внутреннего рынка в условиях все того же кризиса. То есть более чем неблагоприятной внешней конъюнктуры.

Очевидный вроде бы парадокс публикуемой нами социологии: Путину доверяют втрое больше, чем проводимому им курсу. Путин «свой», поскольку отвечает народному представлению о государстве и власти как целостности и самоценности. С Путиным все ясно. Стало быть, надо менять курс.

//__ * * * __//

На День народного единства у нас традиционно приходится «Русский марш». И обсуждаться политической тусовкой будет в первую очередь «Русский марш», его качественные и количественные параметры, а не какое_ то там «народное единство». Вот на самом деле это и есть разговор ни о чем. При всей масштабности, конечно, не самого мероприятия, а предполагаемой за ним угрюмой энергетики. Все это представляет скорее интерес оперативный, а не концептуальный. Дело тут не в «Русском марше» инев обостряющемся реально «национальном вопросе», а в самом празднике, точнее, в том прочтении (или неспособности к прочтению) этого праздника, которое солидарно демонстрирует государство, его учредившее, и общество. Причем во всех своих ипостасях. Виталий Найшуль заметил как-то, что «беспорядок в головах», в народном и государственном сознании лучше всего виден на праздниках и на том, как они воспринимаются народонаселением. У нас этот показатель очевидно зашкаливает. Есть два праздника на самом деле самых показательных: День России и День народного единства - 12 июня и 4 ноября. Как бы специально учрежденные, чтобы обслуживать потребности разных категорий общественности. Даже флага как бы специально два - бело-красно-синий «коммерческий» триколор, в свое время приватизированный «демократами», и «имперское», остаточным путем доставшееся «националистам». Аналогичным образом разобраны и оба праздника, притом что основная масса населения тупо не понимает, о чем идет речь и в одном, и в другом случае. И, собственно, «за что тостуем?»

«Когда надломились политические скрепы общественного порядка, оставались еще крепкие связи национальные и религиозные: они и спасли общество. Казацкие и польские отряды, медленно, но постепенно вразумляя разоряемое ими население, заставили, наконец, враждующие классы общества соединиться не во имя какого-либо государственного порядка, а во имя национальной, религиозной и простой гражданской безопасности. » -это образцовая цитата Василия Ключевского, передающая содержание Первой Русской Смуты.

На самом деле 4 ноября в историческом и содержательном смысле -прямой антипод 12 июня. И совсем не в смысле разделения на «демшизу» и «нациков». 4 ноября - это праздник чудесного явления России на месте бывшей практически сгнившей Московии - по сути, «день рождения» Империи. В то время как 12 июня - день самопровозглашения Московии на теле распадающейся Империи - «день Гниения». То, о чем опять же пишут наши авторы, - появление народа не как этнической «видовой» популяции крови и языка, а как осознанной, социальной общности: «единство культуры и исторической судьбы» - по Ортеге-и-Гассету. Это и одновременно победа над той политической «бизнес-ментальностью» эпохи раздробленности, когда даже этническая и религиозная идентичность никак не препятствовала практическому обращению к административному ресурсу хоть монголов, хоть поляков. То есть, если бы общественность владела бы элементарными историческими смыслами, «нацики» должны были бы праздновать 12-го «шабаш» российского суверенитета, а имперские государственники - именно 4-го.

На самом деле все не так плохо, не с точки зрения массового народного понимания смыслов, а на уровне инстинктивной сенсорной реакции политических групп. Праздник 4 ноября практически актуален, хотя бы потому, что его уперто ненавидят западники-либералы, упорно делая вид, что не понимают исторических смыслов, и подхихикивая про «победу над поляками». То есть праздник победы над русской Смутой инстинктивно отвергается «смутьянами». Что свидетельствует о том, что История русской Смуты - это актуальная история, «современная», выражаясь языком нашего президента. То есть, наша Смута еще не побеждена, и отсюда такой бардак в головах. И в остальных местах.

//__ * * * __// 

Президент России повторил подвиг Тараса Бульбы, дробным дуплетом пристрелив свое собственное нажитое в неосмотрительной связи с американским коллегой детище - пресловутую «перезагрузку». Детище это с самого начала страдало очевидным увечьем - оно, как теперь подтвердила официальная диагностика, было чрезвычайно развито экономически (в сторону ВТО) и совершенно ущербно военно-политически. Что, в свою очередь, и стало причиной отдельных острых приступов нашей внешнеполитической шизофрении. (Взять тот же ливийский эпизод.) Теперь можно считать, что эта проблема снята.

В целом, если же убрать этот контекст, то само выступление президента было строго техническим, можно сказать, рабочим. Он просто озвучил те ранее анонсированные штатные мероприятия, которые предполагались Россией в случае провала наших попыток договориться с американцами по ПРО. Дипломатичное предположение о том, что у американской стороны еще остается шанс вернуться к диалогу, никто на самом деле и не расценивает как сколько-нибудь вероятное. Форма игнорирования нашими друзьями наших абсолютно очевидных интересов настолько бесстыдно демонстративная, что явно не подразумевает внимания к таким интересам в принципе. Что, собственно, с их стороны вполне естественно. То есть они нас не боятся, а мы их боимся. В том смысле, что они знают, что мы-то на них не нападем, а мы этого не знаем. И правильно делаем. Эта ситуация, конечно, в контексте очевидного нынешнего нашего экономического и военного диспаритета, делает всю традиционную политику «сокращений вооружений» абсолютно невозможной. Ее и не существует. Точнее, на сегодняшний день не существует даже ее некой публичной видимости, которую создавал последний «перезагрузочный» договор СНВ. При этом, по счастью, остается ядерное сдерживание как единственная гарантия от глобального ядерного конфликта. И возвращается, по счастью, понимание того, что основой наших отношений с США является доктрина взаимного гарантированного уничтожения. И пока только на этой основе возможна дружба, любовь, перезагрузка, вступление в ВТО, разочарования, обиды, слезы, сопли и прочие нематериальные ценности. Что касается перспектив новой гонки вооружений, то здесь реально сдерживающим фактором являются наши адекватные нашим интересам и возможностям амбиции и с противоположной стороны - вызовы глобального кризиса, неумолимо принуждающие американцев микшировать свои неадекватные амбиции. А президенту надо сказать большое человеческое спасибо. Он очень аккуратно убрал за собой и своим неаккуратно наследившим коллегой.

//__ * * * __//

Считающаяся само собой разумеющейся, забитая во многие официальные и полуофициальные документы и декларации позиция - что Россия никак не может прожить без трудовых мигрантов - несостоятельна, ни по демографическим, ни по социально-экономическим параметрам. Известные всем демографические проблемы на сегодняшний день и ближайшее десятилетие никакого такого давления на количественную обеспеченность России трудовыми ресурсами не оказывают. Конечно, если нам не удастся переломить демографический тренд (и даже если удастся), они будут оказывать такое давление на следующем временном отрезке. Но нам же объясняют, что миллионы трудовых мигрантов позарез необходимы здесь и сейчас?! Конечно, есть известные проблемы с мобильностью рабочей силы, и с помощью «легкогруженых» мигрантов их решать, конечно, проще. Но гипотетическое отсутствие таковых мигрантов так или иначе бы решило и проблемы с мобильностью. Основным, если не единственным, мотивом для массового привлечения бесправных, зачастую полулегальных или нелегальных мигрантов является острая потребность работодателей в рабской рабочей силе. Что действительно способствует системной деградации рынка труда. Для страны, не являющейся в целом комплексно слаборазвитой, это не ресурс привлечения внешних инвестиций и быстрого экономического роста, как в Китае или Юго-Восточной Азии, а такая же пакость, как сидение на нефтяной игле при условии неспособности проводить внятную структурную политику. Все это, безусловно, так.

А что не совсем так? Идея решить проблему путем прекращения или существенного значимого сокращения притока «низкокачественных» трудовых мигрантов с человеческой, нравственной точки зрения ущербна, с политической - геополитической - точки зрения глубоко ошибочна, а с практической точки зрения нереализуема. Ни одна страна мира, сталкивающаяся с таким вызовом, эту проблему решить не смогла. Ни одна из западных бывших колониальных держав не могла сдержать миграционного потока из своих бывших колоний. А мы не колониальная держава, и эти люди - наши бывшие соотечественники. И, кстати, возможно, и будущие. Это не значит, что вообще не должно быть внятной миграционной политики. Но внятная миграционная политика учитывает реальность, а реальность такова, что простое ужесточение миграционной политики просто увеличит долю нелегальной миграции и так запредельно высокую.

Теперь про межнациональные проблемы, связанные с захлестывающими потоками миграции. Эти проблемы очевидны и действительно, за пределами некой количественной границы таких потоков, просто нерешаемы. И этническая преступность, в силу своих специфических форм солидарности, действительно является проблемой не только полицейской, но и прямой угрозой национальной безопасности, одной из главных болевых точек нынешней России. Однако это не значит, что эти проблемы могут быть сняты путем простого ужесточения миграционной политики и пресечения массовой трудовой миграции. Тем более что значительная часть этой миграции - это уже российские граждане и российские же регионы. Кстати, идея «Хватит кормить Кавказ!» относится к этой же логике. Далее следует: хватит кормить Татарию, Башкирию, Тыву. Москву, с ее не очень коренным населением. И в конечном итоге «Хватит кормить Россию!» со всеми вытекающими последствиями.

То есть мы опять все о том же: когда утверждается, что поток мигрантов смывает нашу традиционную идентичность, вопрос - о какой идентичности идет речь? Еще раз: почему мы не можем интегрировать выходцев из Севреного Кавказа, которые были совсем недавно замечательно итегрированы? А потому что они были интегрированы не в «РФ», а в Империю. Это другая идентичность! Имперская идентичность не предусматривает формирования нацменов. Она подразумевает сохранение русской культурной доминанты, носителями которой являются не только этнические русские, но и все носители такой доминанты. И, что характерно, в такой Империи не было и не может быть никаких «диаспор». И только в такой Империи и не может быть этих самых «диаспор».

И, наконец, очевидно, что идея евразийской интеграции и ее логика прямо противоречит всем миграционным, визовым химерам. Точнее, «визовый шантаж» действительно может в отдельные моменты быть использован как средство побуждения к интеграции. При этом идея Евразийского союза «главнее» идеи миграционного контроля. Даже не столько по мотивам этическим, экономическим, геополитическим, хотя это все тоже существенно, сколько по причине того, что это единственное реальное и долгосрочное средство обуздать критические миграционные потоки. То есть создать потенциальным вынужденным мигрантам возможность жить и развиваться на своей родной земле.

//__ * * * __//

Хотел написать о Высоцком. Потому что это важно. Однако все время лезет какая-то ерунда.

Пустой пруд рядом с Останкино, никого поблизости, даже утки зимуют где-то. Оператор, девочка-корреспондент и автор, тоже явно на Валуев, комментирует нечто для некоего телеканала. Подходит решительно плотненький пацан лет под 20, одетый в черненькое, с рюкзачком, но не скинхед, а такой по виду как бы «левый». «Какой канал?» - не отвечаем, делаем свою работу. Вдруг громко выкрикивает «Да здравствует революция!», разворачивается и быстрыми шагами удаляется прочь.

Вдогонку предлагаю все-таки получить в рыло как настоящему революционеру. Революционные не держат шаг - переходят на рысь. Отлегло. Вот он - образ грядущей русской революции.

А вот и ее вождь - товарищ Яшин в «письме политзаключенного» делится своими героическими воспоминаниями о разгоне революционного митинга.

О том, как у него с соратниками «появилась мысль прогуляться по городу», «передать привет Чурову», но на пути встала полиция, которая «все больше напоминала оккупантов в захваченном городе». Однако его люди легко преодолевали цепочки военных, просто протискиваясь между ними. То есть между оккупантами. Политзек докладывает, как один из оккупантов «кивком шлема» чуть не сломал нос его товарищу по борьбе Навальному. И как они потом встретились в застенке. «Когда стало ясно, что судить нас будет пресловутая судья Боровкова, иллюзий не осталось!» Какие уж тут иллюзии, если у нее руки по локоть в крови революционеров. И влепили пионеру-герою срок, и пошел он по этапу! «Сойдешь поневоле с ума, оттуда возврата больше нету. »

Какой дикий срок влепили кровавые палачи нашему герою и насколько совершенное им деяние подпадает под эту конкретную зверскую статью, уточнять не будем. «Снимайте, я Божена, снимайте!» - кричала в экстазе гламур-девица Рынска, очевидно, предвкушая судьбу Марии Спиридоновой. И где-то там, в небесной дали, гордо реяла Хиллари Клинтон, вдохновляя их на подвиг зеленым знаменем свободы со следами исторической спермы в виде арабской вязи.

На самом деле это не Тахрир, где хотя бы все не понарошку. И даже не Майдан. У этих все понарошку и только так. Подросло, подтянулось поколение, первое поколение интернет-анонимов, героических заникованных блогеров, борцов с игрушечной «кровавой диктатурой», каждый раз готовых вновь и вновь идти на игрушечную смерть. Это поколение Высоцкого не знает, а если и знает, то не может расшифровать букв, им таких букв не показывали. С этим поколением разговаривать не о чем. С ним и не надо разговаривать, в них даже палить бесполезно. Потому что этих зомби пуля не возьмет. Потому они с легкостью и просачиваются через ряды ОМОНа. Они уже неживые - виртуальные, игрушечные.

А Высоцкий живой, настоящий. В настоящем времени. Просто его настоящее время истекло, превратившись в ненастоящее.

//__ * * * __//

Возвращаясь к самому модному событию года, «тренду сезона», по выражению «Коммерсанта», и «вечеринке года». Не последней, думается, вечеринке.

Никакого отношения к конкретным результатам выборов, тем более парламентских выборов, эта движуха не имеет. Ничем эти результаты принципиально не отличаются от результатов прошлых выборов, когда никакой движухи не наблюдалось. Кроме того известного факта, что за партию власти проголосовало меньше половины участвующих, а еще вдвое больше на выборы не пришли. Казалось бы, какого рожна вам еще надо? Берусь утверждать, что формальный результат выборов вообще не имеет никакого политического значения. Никогда и нигде, кстати. Имеет значение восприятие результатов выборов страной в целом, отдельными группами и заинтересованными иностранцами. Вот здесь и почувствуйте разницу.

Публика, в первую очередь «заинтересованная» публика, почуяла слабость власти. «Акела промахнулся!» Или им показалось, что промахнулся. Откуда исходит этот «запах» и почему им так показалось - это вопрос отдельный. И мы об этом довольно много писали. Очевидно одно: власть в России не имеет права демонстрировать признаки слабости. Поскольку это грозит потерей страны. Не властью, заметьте. А вообще потерей. Совсем.

Что касается самой публики, почуявшей «тренд сезона». Вот это действительно самый лучший индикатор этого самого «запаха». Из блога гламур-революционер-ки Божены Рынски: «Ксения - эффективный деятель Сопротивления. У Ксении огромная паства - она кумир крольчат. И как только у крольчонка в башке начинает слегка прорезываться мысль, что, мол, а не на**ывают ли нас . - в этот самый момент крольчонок смотрит на Собчак, на ее реакцию и хлопает себя по лбу: блин, я же подозревал! Так вот оно чо! И выходит с Ксенией на площадь. И дает ту самую рекордную явку. Ксения - реальный властитель дум, и многие сомневающиеся приходят в Сопротивление благодаря ее деятельности.»

Так вот оно что! Оказывается, и «Дом-2», в котором эти твари строили свою кроличью любовь, - это была «Искра», из которой и должно возгореться пламя. Кроличьей любви уже в общероссийском масштабе.

И вот оно возгорелось. Крольчата вышли на площадь за своими поводырями. Но мало того! Заслушаем показания свидетеля Рынски: «Я собственными руками привела троих олигарчиков на площадь. Думала, ну четверо их там было. Но после встречи у Светы поняла, что реального олигархоза было до фига. И это вселяет.» Олигархоз пошел. Это действительно вселяет. Пошел свободно, расслабленно: дены, дети, внучки, жучки и личные телохранители, естественно. И тут же подсуетившийся на свою родимую электоральную базу кандидат в президенты Миша. Прохоров объявляет первым пунктом совоей президентской программы освобождение Ходорковского. Не Ходорковский им нужен, а «Манифест о вольности олигархата». И чтоб все было, как при дедушке.

Вот этим ребятам бессмысленно рассказывать, что обслуживать тупую схему «цветочной революции» по свистку гражданки Клинтон - это пошло. Это их схема и их родной свисток. Им бы объяснить, что никаких «цветочных» или «снежных» революций в России не будет. Потому что та схема подразумевает наличие в руках у одного кукловода двух кукол -власти и оппозиции. В России власть не может быть куклой по определению. В России реализация этой схемы подразумевает хаос и кровавую бойню, в которой первыми жертвами будут эти самые, начиная с крольчатника и кончая олигархозом. Если не успеют скрыться. А скрыться не успеют многие, потому что рамки металлодетектора в Шереметьево и Домодедово такое количество крольчат одновременно не пропускают. Товарищи действительно не понимают, что «путинский режим» - это последняя заслонка, защищающая их от потопа народной ненависти.

Что касается нашей главной темы. Известно, что выбор цвета для нашей будущей революции и соответствующее ему движение «белых повязок» было зарегистрировано 9 октября, через неделю после выхода известной статьи, в которой Путин произнес слово «союз». Это оперативная и достаточно высокая оценка международной общественностью нашего реинтеграционного проекта.

//__ * * * __//

Россия вступает в ВТО. Победа представляется еще более масштабной в свете рекордного срока переговорного процесса - 18 лет в это не вступал никто. Собственно, мы совсем не про ВТО, и в данном случае дело даже не в реальном и потенциальном ущербе от этого странного решения. Все это время мы не слышим от штатных и внештатных пропагандистов ВТО, даже в праздник, ни одного внятного экономического аргумента. Одна склизская абракадабра политкорректных нелепиц. Это как пациенту перед ненужной процедурой объясняют, что будет не больно, а потом, может быть, даже и приятно. Одновременно, но совершенно не соприкасаясь с титанической работой по ВТО, за которой 18 лет пристально следили все отечественные медиа, как-то так тихо шла работа по постсоветской реинтеграции. Совершенно титаническая, почти Сизифова, работа не просто по согласованию огромного количества документов, преодолению противоречий, глупостей, капризов и предательства местных элит. Эта работа проделана до такой степени, что стало возможно не только создать Таможенный союз интеграционного ядра, его единое экономическое пространство, но и открыто объявить о конечной цели - Евразийский союз, или, как это у нас называют, «Большая страна».

Такое ощущение, что вот эти два направления ведут не то что две противоположные политические партии - две разные породы человеков, никак не соприкасающиеся друг с другом. Опять же что забавно. Если по ВТО нет экономических аргументов, то по поводу евразийской реинтеграции они только и есть. Причем не просто аргументы, а даже реальные цифры экономического эффекта от уже действующего Таможенного союза. По поводу евразийской интеграции - одна чистая прагматика. По поводу ВТО -одна чистая политика. Точнее, даже пара-политика: нас наконец приняли в клуб, в котором состоят все приличные страны, и поэтому к нам теперь будут относиться приличнее, и это будет иметь какой-то, непонятно какой, но очень важный экономический эффект.

Бог с ней, с ВТО, попрыгаем - сама отвалится, если будет воля и способность попрыгать. Понятно чем объясняется прагматизация постсоветских интеграционных процессов, хотя и здесь нам никто из заинтересованных потребителей наших аргументов все равно не верит. «Союз» они в Евразии «Союз». Как заметил один видный отечественный политический деятель: «Мы же понимаем, что постсоветская интеграция является нашим безусловным приоритетом. И мы же понимаем, что для «них» это абсолютно неприемлемо». Евразийский союз - Большая страна -это, безусловно, политический проект. Геополитический, построенный на естественной, абсолютно органичной экономической основе, в принципе, в аргументации не нуждающийся. Притом что на чистой прагматике никакой интеграции серьезной достичь нельзя. За тем же «образцовым» Евросоюзом стояла изначально американская воля к консолидации Европы против советского блока и американская военно-политическая крыша. Германская идея Mittel Oyrop, Четвертый реабилитированный рейх. И прочее, и прочее.

И даже этого не хватило. Дело в том, что страна - не какой-то клуб по интересам, а страна - ни большая, ни маленькая, не может существовать по расчету. Потому что как только в силу разных обстоятельств меняются вводные расчетов, начинается перерасчет. Эту конструкцию начинает трясти и рвать. Торговля, о которой говорят апологеты Евразийской интеграции, -это хорошо. Но гораздо важнее, например, ОДКБ и превращение его в реальный военно-политический союз. А еще важнее - общее культурно_ политическое пространство. Потому что, еще раз повторим, страна - это когда люди хотят быть вместе, даже когда в силу обстоятельств это не оправдывается текущим расчетом. В недавно показанном телефильме о развале СССР Аскар Акаев, бывший президент Киргизии, заметил, что люди хотели жить вместе, страну порвали амбиции элит. Что, в общем, очевидный факт. Как и то, что если мы хотим быть вместе в любой формальной конфигурации, таких элит существовать не должно. И не будет.

Высшей формой интеграции считается создание так называемых «наднациональных органов». На самом деле это политкорректный эвфемизм. Никаких наднациональных органов не бывает. Либо это не органы, либо они не наднациональные. Назидательным примером тому - современная ситуация Евросоюза. Органы настоящие, то есть способные к чему-то, могут быть только имперские или, если хотите, «большестранские». Но прежде чем все это действительно может возникнуть, прежде чем об этом можно будет говорить открыто и публично, Россия должна провести над собой некоторую работу. Она должна превратиться в магнит экономический, финансовый, военно-политический и культурный, который притягивает к себе исторически родственное пространство, а не отталкивает, как это было еще совсем недавно. Это, собственно, и есть задача на ближайшее будущее, совсем не вредная и не обременительная для самой России.

Часть III. Болотнокремлевский пул

Дежавю. В стране началась Перестройка. Так надо понимать? То есть сперва вроде как говорили про «ускорение», но с этим как-то не склалось. Хлопотно и не поймут. А тут - родное, до боли знакомое. Опять начнем с себя. Вот и «меченый» реинкарнировался. На запах вышел.

На самом деле ничего уж такого страшного не заявлено. Казалось бы. Есть вещи вообще вполне очевидные. Кому мешает регистрация карликовых партий? Есть вещи странные и бессмысленные. Например, ни один из аргументов, по которым отменялись прямые выборы губернаторов, не опровергнут ни временем, ни даже простыми русскими словами. То, что у нас есть национальные республики, где такие выборы, автоматически -провокация межнациональной резни? Что региональные выборы давно перестали быть, собственно, политическими, что это неизбежно межкорпоративная разборка, к которой электорат не имеет никакого касательства? Забыли глубокомысленного Женю Киселева: «Власть уходит в регионы!..»? Что значит «уходит в регионы»? Значит, что страна разваливается.

На самом деле никакого смысла разбирать объявленую политическую реформу по составляющим нет - нев них дело. Политическая реформа так и ТАКОМУ поводу - это худший ответ на вызов. Это вообще ответ КОМУ? Митингу? Любовно взлелеянному «среднему классу», созревшему для публичного самовыражения? Милые, сытые, «не по погоде, а по моде» одетые, дрожащие от осознания своего гражданского мужества «хомячки». Да хоть затискайте их в объятиях - они не СУБЪЕКТ для диалога. Митинг не субъектен, что бы ни думали по этому поводу собравшиеся офис-менеджеры и примкнувшие к ним властители гламурных и литературных дум. Это ОБЪЕКТ, объект манипуляций, инструмент. А субъектом являются те, кто рулит, как бы, опять же, к этому ни относились сами совершенно самодостаточные участники. Кому вы предлагаете ваши политические реформы? Немцову, Яшину, Навальному?.. Или прямо - господам Макфолу и Клинтон?

Еще раз: ничем эти выборы принципиально не отличаются от всех предыдущих. Кроме, может быть, одного - партию власти по известным причинам не «накачивали» особо, не было такой задачи. Есть даже основания считать, что ее, как бы сказать, «подсливали». Именно этим, кстати, полностью объясняется разница между голосованием в «русских» регионах и в отдельных республиках, где политическая система традиционно устроена иначе. И никак по-другому, кстати, устроена быть не может, без риска превращения в хаос. Так вот, дело не в формальных результатах выборов.

Они вообще не имеют значения. Берусь утверждать, что нигде они не имеют значения. А имеет значение отношение к этим результатам. Еще раз: основная причина, почему все пошло не так, основное отличие этих выборов от предыдущих - люди ощутили слабость власти. Разные люди по-разному. Но важно, что власть показала, что на нее можно давить, ее можно мацать руками. Более того, за очень короткий период это стало «модно». Это, как утверждается, «тренд сезона». Чем же должна ответить власть на открытое, публичное объявление о ее слабости? Ну конечно, публично обоссаться. «Пожалейте меня, вот я какой мокрый! И совсем не страшный?!»

Это ощущение слабости, оно не вчера родилось. Оно накапливалось. Накапливалось, когда власть уперлась в установленный для себя предел рисков. Когда все, что можно было сделать, собрать, склеить, реанимировать в рамках политкорректных инструментов и политкорректного мировоззрения, было исчерпано. В кризис, когда выяснилось, что эта политкорректная модель не обеспечивает стране ни устойчивости, ни выживания. И когда политика - в смысле какого-либо вообще стратегического действия - остановилась, просто умерла. Это ощущение накапливалось всей вязкой историей с тандемом и тоскливо тягучим ее разрешением. За это время на действующего президента налипли надежды, ожидания, мечталки этой самой гламур-элиты, рассчитывавшей с помощью него легко избавиться от постылого Путина. И которой он очень хотел казаться своим. И когда вдруг в одночасье все это рассеялось, сначала дико расстроились и, в общем, склонялись к решению «валить» из этой бесперспективной страны по одному или скопом. Если бы выборы были действительно сфальсифицированы, как это делает какая-нибудь сильная и наглая диктатура, никто бы не пискнул. Активисты радикальных группировок, каждый день вставая на борьбу с «кровавым режимом», действительно создали в гламур-тусовке ощущение, что он вроде как и всамделишно кровавый. А тут даже до хомячков дошло, что это все чушь. И хомячок повелся на последний и решительный «хомячковый» бой, как на праздник. А чо, прикольно.

Собственно, идея «Перестройки-2» - это не сегодняшнее изобретение. Это буквально был проект ближайшего окружения Медведева, его, как они сами себя представляли, мозгового штаба. Тогда их как-то прищучили. Такое ощущение, что кто-то только и ждал повода, чтобы вынести на публику этот уже один раз съеденный суп.

Что это? Нет исторической памяти у нашего народа. За 20 лет прививка выдохлась? И нет исторической памяти у нашей власти? Это все не так. Нет никаких оснований так считать. «Болотная» публика, эти десятки, пусть сотни тысяч людей, - это публика, у которой никогда не было исторической памяти. Этот интеллигентский нарциссизм никуда за последние 100 лет не делся. Эта категория народа всегда жила вне истории. Для нее имеет значение только сегодняшнее свое любимое «Я». И эта публика при власти, во власти, которая представляет сегодня торжествующую «партию ссыкунов», - это те же самые люди, те же самые - сытые, успешные и гламурные. Это, по сути, одна тусовка, «болотно-кремлевская». Плавно перетекающая друг в друга. Когда это в истории революций главными ее органами - чуть ли не штабами, «Искрами» - были гламурные журналы?

Вот, смотрите: Путин сказал про Союз, говорит фантастические вещи про Новую Индустриализацию, впервые пофамильно пальцем тычет в топовую коррупцию. А ведь никто не слышит?! Что делать?! Сливать все - только бы услышали «болотные»! Пусть раздастся наконец радостное кваканье! Кваканье раздастся. Когда «болотные» окончательно уконтропупят страну. И себя вместе с ней.

У нас есть сайт, маленький интернетный ресурсик, сделанный «тремя инвалидами» на чистом энтузиазме, которому и года нет. Там, собственно, все свои. Там чужие не ходят. Так вот, только на этом маленьком ресурсике людей втрое больше, чем на площади «болотных». И они слышат, хотят слышать. Не с «болотной» надо разговаривать нынешней власти, а со страной. Которая никуда пока еще не выходит. Она угрюмо ждет, что ей дадут Смысл, Работу и Будущее. Те люди, которые - помните как -голосовали на «Суде истории»? То есть, если на «сванидзев» сегодня выходит в 20 раз больше, чем на «кургинянов», это что же? Переворот в массовом сознании свершился? Или у этих людей меньше прав? Они теперь «лишенцы»? С ними надо разговаривать, с бывшим «ядерным» путинским электоратом, который верил и надеялся, и, вы удивитесь, совсем не на Перестройку-2. Вот им и говорите, если есть что сказать. Их надо собирать, и если они поверят, то никакие «болотные» не имеют значения. Пусть валят.

P.S. Хотел бы обратить внимание: «дело Гофман» - матери и дочери. Дело модельное для нашей судебно-правовой системы. Точнее для того, что у нас орудует под этим названием. И не то чтобы это дело было никому не известно - штатные борцы правозащитного фронта о нем хорошо знают. Но не «болотно». Не Ходорковский.

//__ * * * __//

Лень самому писать колонку. Поэтому позволю себе попаразитировать на гражданине Лимонове. Цитата из его блога, где он объясняет, почему он не пойдет на разрешенное шествие:

«О шансах на победу у вяло митингующих. Нет никаких. Достаточно оглядеться в недавнее прошлое и посмотреть на опыт красно-коричневого протеста в 1992—1993 годах. Даже монструозные (от 350 до 500 тысяч человек) антиправительственные демонстрации 23 февраля и 17 марта 1992 года, 9 мая 1993 года не привели к смене режима, потому что лидеры этих демонстраций не были решительными людьми, а были вялыми задницами. Сегодня такую власть, как у нас есть, пытаются сковырнуть белыми ленточками, шариками. Только слюнявчиков не хватает. (.)»

Можно заметить, что гражданин Лимонов чрезвычайно комплиментарен по отношению к действующей власти. Пламенный революционер, отличающийся несколько завышенной самооценкой, склонен завышать и оценку противника. Чтобы соответствовал. Кстати, можно себе представить, как бы действовал гражданин Лимонов, окажись он на месте Путина.

«Путин играет в запутанные игры, хотя возвратить общество в додекабрьское состояние достаточно легко. Храбрых ведь всегда мало, а нехрабрые разбегутся сами. Посмотрим, что у него получается. А не так уж плохо получается. (.) В любом случае власть стала меряться митингами с протестным движением, и это плохо для протестного движения. (.) Выпущенные на телевидение господа не являются бомбами, внезапно брошенными в телетолпы. (.) Ничего революционного в появлении на телеэкране лидеров буржуазной оппозиции я не вижу, предсказываю, что они быстро банализируются в потоках новостей. К тому же их появление на телеэкране хитро уравновешено было дозой дерьма: по ящику показали их раболепное хождение на поклон к американскому послу и их новогодние каникулы в жарких странах. Следить за их приключениями на экране люди будут, отчего нет, но я бы на их месте не радовался. (.)»

С одной стороны, здесь ни убавить, ни прибавить. С другой стороны, перфекционист Лимонов преувеличивает масштаб и значение личностей своих оппозиционных конкурентов. Заказчик заказывал играть вдолгую. Ничего четвертым марта не кончится. А только начнется. Концептуально позиция «несистемных» беспроигрышная. Проигрывает Путин в первом туре - он делегитимирует себя как национальный лидер. Это уже другой Путин, с другим мандатом и другими возможностями. Выигрывает Путин в первом туре - они уже заранее делегитимируют выборы. На самом деле в этих «запутанных играх» у власти нет шансов. Потому что стратегия рассчитана не на моральное, интеллектуальное, физическое торжество оппозиции, а на симметричное банкротство нынешней власти. Не оппозиция призвана победить злобную кровавую власть, а слабая безвольная власть призвана рассосаться и окончательно потерять свою собственную политическую базу. Задача - пересидеть, дождавшись любого системного сбоя, который в условиях вызовов, очень грамотно описанных самим Путиным, не заставит себя долго ждать. Это особенно актуально в контексте того обстоятельства, что «болотная» публика и «болотная» политика никак не являются альтернативой нынешней кремлевской политике - ни идейно, ни персонально. Это абсолютно связанные между собой и перетекающие друг в друга сосуды.

В этом контексте хочется еще раз - в который - выразить сожаление, что эта шизофрения не была с самого начала разрешена самым гуманным и естественным путем. Трудно не согласиться, что лучшей оппозиции гр. Путину был бы сам гр. Медведев, а не вымученный аморал Прохоров. Это помогло бы избавить нынешнюю власть от вялотекущей политической шизофрении и обеспечила бы победителю (на счет раз - кому) железобетонную легитимность. Жаль.

//__ * * * __//

«Болотная» оппозиция не признает никаких результатов выборов, независимо ни от чего. На самом деле она уже объявила эти выборы нелегитимными. Путин просто не заслужил перед этой оппозицией права избираться. С этой точки зрения все попытки какого-то диалога, договоренности об участии активистов оппозиции в контроле на выборах и т. п. будут использованы как инструмент в делегитимации выборов. Собственно, эти выборы и нужны этой оппозиции, чтобы делегитимировать власть. То, что Путин, очевидным образом побеждающий на этих выборах, более всех заинтересован в том, чтобы они были дистиллированно чистыми, им понятно и доставляет им садистское наслаждение. И хотя отдельные особо экзальтированные представители «болотных» уже слышат в своих наушничках музыку революции, сжимая ручонки на горле путинского «кровавого режима», главной тактической задачей этого этапа является именно делегитимация российской власти.

Это никак не означает, что спокойная и респектабельная экспансия «болотной» активности будет и дальше продолжаться как ни в чем не бывало. Товарищи уже сейчас закупают палатки и параллельно готовятся к бою. До сих пор, пока их больше всего интересовало увеличение численности митингующих, больше всего они боялись спугнуть «интернет-хомячков», они были заинтересованы в корректном и законопослушном характере митингов. Отсюда такая готовность к сотрудничеству с властями. Как только они почувствуют, что численность далее существенно не надувается, превосходство над улицей они теряют - все может резко измениться. Митинговые горлопаны «несанкционированных» акций и их боевая гопота, в настоящее время явно держащаяся в тени (давненько мы не слышали гр. Навального), выйдут на передний план. Есть все основания полагать, что после 4-го (или прсле 20-го) настанет очередь масштабных провокаций. Настанет час гапонов и гапоновщины. Голубая мечта «болотных» кукловодов - вывести ситуацию на «сирийский» сценарий.

Также очевидна и задача власти этого не допустить. Тем не менее достаточный результат на текущем этапе для оппозиции - еще раз повторим - делегитимация выборов, которая должна быть оформлена внешним вердиктом высшей инстанции. Трудно представить себе, каковы должны быть внутренние проблемы оппозиции, чтобы такой вердикт не был бы им обеспечен заведомо. А далее, объявив де-факто президентские выборы и, таким образом, всю российскую власть нелегитимной, можно компенсировать проблемы оппозиции внешним давлением. Чего и следует ожидать.

//__ * * * __//

Быль ли февраль 17-го революцией? Или февраль 90-го? А нынешний, 2012-го? Все не были. Все это так или иначе варианты «цветных» переворотов разной степени разобщенности. Переворот - это смена власти, революция и смена элит. Так называемые цветочные революции - это бунт элит против власти. Февраль 17-го: генералитет - все командующие фронтами, подавляющее большинство думских правых и либералов, великие князья скопом, все культурное сообщество, «союзники» при непосредственной организующей и направляющей роли своих посольств . Какая же тут смена?

Бунт элит - борьба за так называемые политические права, поскольку этими правами только они и могут пользоваться для воспроизводства себя как элиты. Революция - это всегда и везде социальная революция, это когда в политику грубо и грязно вторгается большинство, при этом уничтожая то, что элиты считают «политикой», их политические права, и в первую очередь их право на жизнь.

Февраль 90_го - тоже не революция. Тогда советская партийно_ государственная элита сливала страну с целью рассовать ее по карманам. Под прикрытием интеллигентствующих баранов на площадях, оказавшихся затем практически поголовно прямыми жертвами собственного демократического мычания. А вот социальной революции тогда быть не могло, для этого еще предстояло «слить» и «рассовать». Двадцать лет постсоветской революции -это тот путь, который был необходим для того, чтобы возможности социальной революции в России восстановились на добром досоветском историческом уровне.

Что теперь. Что бы ни говорили об особенностях конфигурации, движущих силах русских «февралей», удивительно очевидно тупое сходство, и в первую очередь основного наполнителя - массовой движухи. Все это суицидальное расстройство ярко описано «веховцами», дополнено Солженицыным, так что можно было бы и не повторять. Хотя есть внушающие оптимизм обстоятельства. Каждые следующие заметно хуже прежних. Советские интеллигенты - образованцы хуже и тупее русской интеллигенции, нынешний «креативный класс», пресловутые «интернет_ хомячки» - это уж вовсе тупые твари. Проиграть которым страну можно только обладая не менее грандиозной симметричной тупостью.

Тезис о том, что Советский Союз не сам распался, а был убит, хорош лишь частично. Если враг убил страну руками собственной политической элиты и с помощью ее собственной элиты интеллектуальной, он имел на это полное моральное право. Это и есть приговор системе. Наша нынешняя система при всей своей казалось бы слабости очевидным образом еще может сопротивляться. И она сопротивляется. Не в феврале 17_го, не в феврале 90_ го никто не мог вывести на улицы в защиту власти никого. Собственно, даже и не пытался. Эти люди на улицах - это, конечно, аванс. И аванс, конечно, не системе - аванс власти. И это свидетельство того, что микронной глубинной исторической памятью обладает у нас только «креативный класс»: амнезия -это, очевидно, творческая основа креатива. И наши шансы выжить в этой «революции на утичтожение» на самом деле достаточно велики. Они на самом деле гарантированы. Вопрос, какой ценой?

//__ * * * __//

Как мы уже говорили, самое главное начнется после четвертого. Выборы уже объявлены нелегитимными всеми теми, кто взял на себя, причем на спрашивая ни у кого, кроме прогрессивной мировой общественности, право определять легитимность наших выборов. Это означает, что революция уже объявлена. Поясняю: это не означает, что она состоится. Но то, что она объявлена, анонсирована, обещана и раскручивается, - это факт. Бессмысленно играть в шахматы с людьми, которые объявили, что они играют в городки. Не надо никому рассказывать, что у вас тут шахматный турнир. Засмеют.

Собственно, на ближайший поствыборный период единственный вопрос -удержать «болотных» от силовой эскалации. То, что они будут к ней стремиться, - совершенно очевидно. Смысл законопослушных, внешне толерантных хотя бы с точки зрения общественного порядка действий для них исчерпан. Больше народу они уже не соберут, да и чисто количественный фактор становится вторичным на фоне противостоящей массы. Теперь «хомячки» вполне могут пойти на мясо в одноразовом порядке. И хорошо бы, чтобы «хомячки» это понимали. Но понимание не есть достоинство «хомячков».

Совершенно отдельный вопрос - это степень вовлеченности в «болотный» процесс людей, так или иначе связанных с властью и Кремлем. И способность этих людей организовывать не только скрытый саботаж, науськивание и управление уличной движухой, но и подталкивать те или иные кремлевские башни на легальные политические решения. В конце концов, сама так называемая политическая реформа, в виде стремительной и однозначной подачки «болотной», была легальным политическим решением, легитимирующим «несистемную оппозицию» и превратившим ее в более системную, чем оказавшиеся одномоментно шутами гороховыми системные кандидаты в президенты. Сегодня мы видим, как практически все эти кандидаты бегают за этой «несистемной оппозицией», пытаясь протиснуться в кадр со звездами политического подиума.

«Поклонная» - это не пропутинский сбор. Это широкий антиоранжистский фронт, составленный очень разными людьми, которых объединяет ненависть. Не к посетителям «болотных» митингов, а к идеям и задачам, которые эти митинги призваны исполнять. Их разные позиции самоценны. И поэтому совершено не обязательно совпадают друг с другом и с позицией редакции. Из песни слов не выкинешь, и никто их выкидывать не собирался.

Что касается «малого народа». Этот «малый народ» понятен и исторически повторяем. Это интеллигенция или те, кто считает себя таковой, за отсутствием оных. Кстати, бессмысленно говорить, что это русская интеллигенция, потому что никакой другой интеллигенции в мире никогда не было, и к счастью для этого мира, никогда и не будет. Это наш с вами исторический продукт и исторический крест. Интеллигенция как носитель своего узкого сектантского нормативно обязательного знания о мире, о добре и зле, о «рукопожатных» и «нерукопожатных», о том, что, кто не с нами и нашими, как всегда интеллектуально убогими идеалами, тот против нас и вообще не достоин обременять землю. Это на самом деле в определенные моменты истории очень легко манипулируемая среда, подверженная своим узкогрупповым стадным инстинктам и управляемая едиными импульсами. Когда говорят, что на «болотной», мол, не только гламурный и креативный класс, имеется в виду именно эта абсолютно уверенная в своей правоте, исключительности и непогрешимости публика. Эта среда является абсолютным антиподом любому интеллекту и интеллектуализму. С ними бессмысленно разговаривать вне рамок их суррогатных жизненных моделей. Собственно, поэтому власть и ведет с ними диалог на их языке, прикидываясь такой же убогой, как они.

На самом деле вести диалог с ними просто не нужно. Они не представляют собой никакой силы и никакого общественного интереса для того, чтобы вести с ними диалог. Вся эта сила и интерес определяются исключительно политической страстью российской власти в самые разные моменты истории вести с ними диалог. Вопреки распространенному мнению там, в этой среде, на самом деле нет никаких идей, никаких смыслов и никакого интеллекта. Один сплошной креатив.

Понятно, что после победы на выборах, и чем худшим антуражем будет обставлена эта победа, тем быстрее и больше от Путина понадобятся деятельные и содержательные обращения к совсем другим людям, которых гораздо больше, которые гораздо важнее и которые готовы и просто заждались осмысленных и содержательных вещей. И если так, предметный разговор об этих смыслах уместен и актуален. И наши позиции по общим и тем более по частным вопросам могут очень сильно отличаться. Это нормально. Это никаким образом не колеблет нашего «антиболотного» консенсуса.

Что бы ни случилось, Россия им достаться не может. Она не может им достаться по определению. Она может только исчезнуть, если они попытаются ухватить ее своими ручонками. Самый наихудший случай, если нам придется доказывать им ошибочность их позиции на улицах путем прямого физического и огневого контакта. Именно от этого хотелось бы уберечь страну и этих рецидивных идиотов. Именно для этого необходимо присутствие большего количества более адекватных людей на улицах столицы в клинически сложный момент. Что касается более общих перспектив, то нельзя не согласиться с мнением нашего украинского автора, что материальным основанием «русской смуты» по факту является расчлененность страны. Отсутствие единой исторической России всегда будет генерировать смуту. Собственно, для этого ее и расчленили.

Путинский интеграционный проект уже является объявленым ответом на эту ситуацию. Собственно, можно с большой степенью вероятности предположить, что именно за это его заказали и именно с этим связанно столь плотное и навязчивое спецобслуживание нынешней избирательной кампании.

//__ * * * __//

Успехом избирательной кампании Путина мы, безусловно, обязаны «болотной» и «болотным». Они, собственно, придали этой кампании смысл, которого наша власть, как обычно, всеми силами пыталась избежать. Избегать смыслов в публичном пространстве - это и есть политтехнология, заменяющая политику. Поскольку предвыборная кампания - это, безусловно, мероприятие публичное, все наши последние выборы были неполитическими. Можно сказать, что все смыслы, которые проявились на этих выборах, были реакцией на «болотную». Вот ровно столько смыслов, насколько была способна спровоцировать «болотная». Какая «болотная», такие и смыслы.

В этом контексте очень показательна «реакция Вассермана» - та забавная полемика, которую спровоцировал комментарий Павловского по поводу предвыборной тактики некоего путинского «штаба». Мы отнюдь не намерены демонизировать Глеба Олеговича с его авторской трактовкой рисунка избирательной кампании. Мол, Путин взял себя в руки и провел спокойную, адекватную избирательную кампанию, направленную на пенсионеров и запуганное страхом перемен большинство (читай «некреативный класс»). Но тут некая шайка, размахивая образом совершенно несуществующего врага, испугала «штаб» и придала вегетарианской до времени путинской кампании злобно-агрессивный характер. Это по факту не так. Спокойное и травоядное русло в духе «окончательного решения вопросов ЖКХ» ей придала как раз видимая слабость «болотных».

На самом деле здравый и политически содержательный антиоранжевый пафос возник помимо какого бы то ни было «штаба». Даже с учетом, что этих штабов как минимум больше одного. Это и есть та «открытая политика», которой теперь придется заниматься в том числе и публично. Нельзя, уж простите, видеть «болотную» и отрицать существование «антиболотной». Это не политика, а фигня. В которой мы как раз всегда и подозревали «болотных» и «околоболотных». Они просто не могут понять, чем они рискуют, поскольку имеют дело не с шайкой вредителей при «штабе» Путина, а с политически определившимся большинством народа. Который до времени сидел тихо. Так не буди лиха, пока тихо.

Нынешняя предвыборная кампания, откупорившая ящик Пандоры и разбудившая открытую политику, не может кончиться выборами по определению. Дело даже не в объявленом решении оппозиции не признавать выборы легитимными ни при каких условиях. Ящик Пандоры нельзя просто так захлопнуть. Сами «болотные» на голубом глазу прогнозируют мизансцены в духе классической «оранжевой революции». «Очень простая стратегия, - вещает Навальный в «Афише», - вышли раз, вышли два. Мы будем увеличивать этот протест. В какой-то момент мы выйдем и не разойдемся. Будет эскалация конфликта». Далее следует совершенно банальная сентенция, тупо снимающая всю публичную демагогию на тему мирных протестов: «Власть должна будет применить силу к собравшимся. Это история человечества. Это единственный способ борьбы с тираниями. Мы имеем миллион примеров - от древнего Египта до Украины». Два вопросика. Во-первых: кто это должен применить силу для свержения тирании? Тирания? Или «собравшиеся»? И во-вторых: а кто это применял силу к «собравшимся» на Украине?

В том-то и дело, что «оранжевый» сценарий нигде практически не подразумевает ни собственно революции, ни даже переворота. То есть взятия власти силой. Во всех «оранжевых» случаях власть должна сдаться сама. Под давлением угроз и посулов. Публика на улице - это всегда только антураж. Нужна не просто пятая колонна. Нужна «пятая колонна» непосредственно во власти. У Кучмы, например, и у Шеварднадзе (как, кстати, изначально у Горбачева) «пятая колонна» была в собственной голове. Первых «четырех» не было, а «пятая» была.

Проблема в том, что у Путина никакой «пятой колонны» в голове нет. Но она, несомненно, есть в Кремле. Вопрос только в том, какую долю она занимает и какая степень ее мобилизации на сегодня достигнута. Это все называется простым словом «измена». Очевидное присутствие такой возможности и составляет «оранжевую» опасность для России. Собственно, на измену стратегически ставят и «оранжевые». Тот же Навальный в «Афише» проговаривает механизм работы с так называемой политической реформой: «Для того чтобы Путину держать власть, должна быть поддержка 70%. И тогда все региональные жулики, которым наплевать на власть, ориентируются на него, потому что он аккумулятор, который дает им это электричество. Но аккумулятор сел. . Выгоднее его мочить, для того чтобы продвигаться во власть. Поэтому нам нужны конкретные организации конкретных антипутинских кампаний, чтобы его рейтинг убить до 20%». Не будем пенять Навальному, что эта тактика и есть использование жуликов и воров в интересах свержения Путина. И в интересах продвижения во власть новых жуликов и воров. Здесь дискуссия контрпродуктивна. Интересно другое: все описываемые ими сценарии и сценки - это не политика. Они тщательно избегают политики, то есть смысла. Потому что в контексте политики «болотные» просто растворяются в воздухе, как нечистая сила от святой воды. А политика уже никуда не уйдет. Ни от «болотных», ни от победившего на выборах Путина. И это, собственно, основное содержание последующего процесса. Придется делать осознанный выбор. Политический. Что включает в себя автоматически выбор экономический, идеологический, геополитический, кадровый. Техническая часть процесса такого выбора, ее, так сказать, технологическое сопровождение - это устранение «пятой колонны» во власти. Или она ее сожрет. И не будет никакой власти. И никакой страны.

//__ * * * __//

«После 4 марта среди оппозиционно настроенных граждан возникла огромная волна пессимизма» - пишет Владимир Милов, бывший замминистра от Юкоса в профильном ведомстве. Какая там волна - «болото» в одночасье превратилась в одну большую слякоть. Пылкая девушка с «Эха Москвы» заявила, что считает себя и себе подобных лузерами. Особое уныние у «болотных», согласно Милову, вызывает ощущение, что Путин выиграл честно, вызванное как раз наличием огромной массы независимых наблюдателей, которые, несмотря на весь истошный вой координаторов, никаких таковых нарушений не заметили. И никакие попытки их профилактировать не дают искомого результата. К выходу номера мы уже будем иметь представление об итогах оппозиционной акции 10 марта.

Однако можно с уверенностью предположить, что слякоть только усугубится. Даже наш замечательный Рустам Арифджанов, искренне умиляющийся разгулу митингового креатива, обижается: почему на них «кричат и обзываются». А кричат они и обзываются ровно для того, чтобы не возникла ситуация, когда придется давить и стрелять. Строго в интересах креативненьких, ровно для того, чтобы вызвать эту самую «волну пессимизма», понижающую градус идиотизма до общественно безопасного уровня.

Повторим, что «оранжевая революция» - это в первую очередь никакая не революция. В процессе нее власть не берут, а сдают. И главная причина не столько в слабости и деструктивности протестантов, сколько в отсутствии субъекта сдачи власти. То есть градус готовности к предательству во властных структурах оказался гораздо ниже искомого. И вот тут не стоит обольщаться. При благоприятных обстоятельствах и организация протеста, и уровень готовности пятой колоны, могут оказаться на должном уровне. Мы действительно видели только разведку боем. При этом поводом к движухе были выборные процедуры, а отнюдь не социально-экономические неурядицы, избежать которых в среднесрочной перспективе будет очень трудно.

Кстати, уже обозначился конкретный алгоритм продавливания и опускания власти. Такой алгоритм предоставляет дирижерам несистемной оппозиции заполошная и невнятная политреформа. Демократизация ради демократизации. Мы уже писали в прошлом номере, что единственной реальной перспективой будущего, и не только нашего, является постдемократия. И наша задача найти такие формы постдемократии, которые были бы совместимы с человеческой свободой и с человечностью вообще. Вместо этого нам прописывают повторение катастрофной игры в перестройку, перпендикулярную тем реальным вызовам, которые стоят перед экономикой и политической системой.

Единственным способом предотвратить катастрофу является масштабное развитие, структурная реформа, реиндустриализация. Это опять же единственный способ заменить «креативный» класс проектным, вытеснить, по сути, паразитов созидателями. Реиндустриализация, кстати, единственный ответ на вопрос, что-таки делать с Москвой, которая в инерционной схеме скоро высосет из России не только все ресурсы, но и все население. И, наконец, последняя новация протестной кампании - это практически уход крупнейшей системной оппозиционной силы - коммунистов - на оранжевые позиции. Сам Геннадий Андреевич, начавший с разговоров про «оранжевую плесень», так и не решился лично примкнуть к «болотным», делегируя туда свои колонны. Однако открытый брак по расчету с несистемным Удальцовым лишает зюгановскую застенчивость какого-либо внятного смысла. В процессе откровенно неприличных игр мы даже наблюдали попытку коммунистов «сыграть в Медведева» против Путина. И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Медведев согласился в это играть. В итоге Зюганов, давно состоявшийся как матерый оппортунист, так и не признал итоги выборов, то есть держит дверь открытой для продолжения игры в оранжевую сторону. Практически коммунисты сформулировали внятное предложение антипутинскому центру, расположенному, как известно, вне территории России. И не снимают этого предложения с повестки дня. Что произойдет в результате с коммунистической партией, зависит в первую очередь от степени внятности и решительности путинской политики. Поскольку то, что может и должен делать Путин, в гораздо большей степени отвечает запросам коммунистического электората, чем нынешнее нецелевое использование коммунистического бренда. В конце концов это уже относится к компетенции Онищенко в части, касающейся законности обмана потребителей.

//__ * * * __//

Проблема - что делать с девицами из Pussy Riot - живо интересует нашу общественность. Очевидно, что девицы - обыкновенные набитые дуры. А дурак, как было известно еще в советское время, «понятие неполитическое -жить можно». Не сажать же их в самом деле на семь лет, превращая в мучениц дурацкой идеи. С другой стороны, символическое наказание за действия, представляющее собой крайне опасный и потому заразительный прецедент, неприемлемо. На самом деле историческая практика знает абсолютно адекватное такого рода действиям наказание - это порка. Выпороть и отпустить. Если вдруг у кого-то, имеющего в голове примерно такого же рода идеи, возникнет желание быть выпоротым - милости просим, ни в чем себе не отказывайте.

На самом деле проблема гораздо шире. Эти девицы - типичный образчик нового поколения: «креативненькие» наши, выросшие на анонимном безответственном и безнаказанном Интернете. Это поколение людей, в принципе не считающее возможным отвечать за свои поступки, не то что за слова. С точки зрения приведения «креативненьких» из виртуального в человекообразное состояние восстановление телесных наказаний является просто медицински прописанной мерой. Это наиболее простая тактильная форма установления связи с реальностью.

Тут произошло событие, имеющее прямое отношение к этому вопросу: Китай отменил анонимность в Интернете. То, к чему мы всегда призывали на началах добровольности, китайцами, естественно, сделано вполне принудительно. В контексте всего того, что мы говорили о проблеме анонимности Интернета, китайский пример представляется вполне резонным. При том что нашу либеральную душу несколько коробит принудительность и отсутствие выбора. Здесь возникает такая мысль: наши борцы за честные выборы сломали себе последнюю извилину, пытаясь выдумать идеальный механизм контроля за голосованием. А выдумывать ничего не надо. Если у вас нет анонимности в Интернете, вы можете просто голосовать через Интернет, имея возможность проверить свое собственное и любое чужое голосование. Правда при одном условии: такое голосование не может быть тайным. А собственно, почему оно должно быть тайным? Какой смысл наделять политическими правами трусов? То есть потенциальных предателей Родины? Здесь есть следующая идея: политические права избирателей автоматически получает только тот, кто добровольно отказывается от анонимности в Интернете. А вот для остальных «креативненьких» в случае реализации ими неадекватно креативных идей -розги. Идеальная демократия.

//__ * * * __//

«Политическая реформа - профанация. Ни одна наша поправка не принята», - заявил несистемный вождь Борис Немцов, поясняя свой отказ присутствовать на третьем чтении закона о политреформе в Госдуме. «И поэтому мы не будем освящать своим присутствием принятие этих законов». Казалось бы, кто они такие и кому нужно их присутствие и освящение? На самом деле Немцов прав. В том смысле, что текущая политическая повестка дня задана ими, ради них и для их морального ублаготворения. Если вы служите мессу, то вам нужен-таки именно католический священник. Вопрос: кто заказывал мессу?

Константин Затулин и К° в письме, опубликованном в «МК», пишет о том, что у путинских избирателей, выигравших президентские выборы, собираются украсть победу. Кратко смысл письма в том, что реальная угроза исходит не от «болотных», не от несистемной оппозиции, номинально их представляющей, а от властно-собственнической элиты, которая использует их как повод для принятия политических решений, не опирающихся ни на какое волеизъявление и ни на какую легитимность. Поскольку эта элита крепко встроена в партию власти, ей не составляет никакого труда диктовать сегодня политическую повестку дня, перпендикулярную легитимному народному волеизъявлению. Как, между прочим, и не составляло труда до сих пор.

На самом деле митинги на сегодня уже не нужны, тем более что нет гарантий, что народ соберется в достаточном количестве. Особо экзальтированные оппозиционеры грозятся провести «Марш миллионов». На самом деле достаточно провести по маршруту двух-трех миллионеров с женами и охранниками - это и будет настоящий репрезентативный марш миллионов. С результатом гораздо более конкретным, нежели чем демонстрация маловменяемых неструктурируемых человеческих толп.

Возвращаясь к письму Затулина: о том, что у нас собираются украсть победу. Вопрос о том, что собой представляет новое путинское большинство? Представители «реально мыслящей» антипутинской элиты склонны трактовать это следующим образом: «Ну да, конечно, Путин победил, опираясь на это пугливое молчаливое большинство, состоящее из пенсионеров и дегенератов, больше всего боящихся нестабильности, - по советскому принципу «чтобы не было войны»». Это вегетарианское представление о путинском большинстве не просто клевета. Это ошибка. Это большинство только и могло сложиться как реакция на «болотных» и на их «болотную» повестку дня. Сегодняшнее путинское большинство - это партия ненависти. Это в большинстве довольно злые люди. Они злые на текущую действительность и на тех уродов, которые на митингах пытаются навязать им рецепты и реакции на эту действительность, абсолютно противоположные их чаяниям и надеждам. Вот вся эта текущая повестка дня с политреформами, партстроительством, свободами и гей-парадами их совершенно не колышет. Это большинство нельзя накормить стабильностью и смирением. Его надо кормить победами. А не повышением пенсий и пособий, даже если это реально возможно сделать. Нужна реальная политика, реальная стратегия, внушающая людям веру в такие победы. Иначе это очень плохо кончится.

//__ * * * __//

Послевыборная ситуация все более напоминает затишье перед новой, гораздо более мощной атакой перегруппировавшихся сил якобы поверженного противника. Строго говоря, затишье наблюдается только с одной стороны. Со стороны победителя. Противоположная сторона развила бешеную публичную и непубличную активность, используя для самореабилитации и поддержания тонуса своей деморализованной пехоты любые поводы и средства. Мэрские выборы в Ярославле - в общем-то, по сути, вопрос хозяйственного самоуправления в весьма благополучной муниципии - превращены объединенной красно-оранжевой оппозицией чуть ли не в битву за Кремль. Параллельно идет скупка медиаресурсов, особенно в Интернете, особенно политизированных, бизнес-структурами близкими к «болотным». Или к «болотной» части Кремля, что в принципе одно и то же. Не новым, но впервые, похоже, поставленным на широкую ногу, явлением стали публичные провокации, выдаваемые за некие арт-панк-поп-рок-акции, так называемые перформансы. Обычно с матрено-политическим подтекстом. Это идеально отработанная тактика: невинная арт-шалость, болезненно нерешительный формально-юридический ответ власти, бешеная раскрутка героев «шабаша» и организация массовой солидарности в защиту невинных жертв. Тут, конечно, полезно вспомнить старика Маркса: «Наказание не должно внушать большего отвращения, чем проступок». Это, безусловно, верно, и это, безусловно, необходимо учитывать даже с чисто прагматической точки зрения. Но здесь важно понимать, что мы имеем дело с хорошо организованной, скоординированной кампанией, которая, безусловно, будет раскручиваться. Особенно если власть и общество позволят себе, поддавшись на провокацию, наделать ошибок и глупостей.

Пресловутые Pussy Riot, дегенеративные шалавы, заработавшие совершенно неадекватную популярность благодаря исключительно политическому контексту и политическим мотивам заказчиков. Потому что били «по святому» в буквальном смысле слова - нашли резонансную точку. Многочисленные комментаторы, как правило, упускают из вида, что означенные панк-девицы являются ячейкой так называемой группы «Война». Это объединение сугубо политических провокаторов, для конспирации прикрывающихся так называемым «актуальным искусством». То есть матерной лексикой и порнографической эстетикой. Особые симпатии у группы вызывают Химкинский лес и педики. А антипатии - Церковь, Путин и силовые структуры. Арт-прикрытие оказалось настолько действенным, что в прошлом году группа была удостоена премии «Инновация» Министерства культуры РФ. Собственно, произведением, удостоенным премии, был 65_метровый нарисованный мужской половой член, который «художники» подняли напротив здания питерского управления ФСБ .

Именно в этом контексте следует рассматривать нынешнюю разнузданную кампанию против Патриарха и РПЦ в целом. Кампанию против Церкви этой коалиции «правозащитников», эстетов, либералов, педерастов и р-р-радикальных революционеров вести легко и приятно. И не стоит здесь преувеличивать переход на личности и вбросы «компромата»: это неотъемлемая составная часть поносной политтехнологии. Церковь и Патриарх - естественные объекты атаки этой публики как носители абсолютно неприемлемых для них базовых ценностей и смыслов. Эта ненависть имеет у них фундаментальный мировоззренческий характер. Это бесовщина. Кстати, о ненависти - все эти арт-акции невинных детишек отличает звериная политическая злобность. Отсюда и такое необыкновенное даже по нашим понятиям обилие матерщины. Естественно, церковь не может и не будет отвечать им тем же. И наказание не должно быть отвратительнее проступка. Все это в той или иной степени касается мелкой шпаны - бойцов видимого фронта. Осталось предположить, какое небесное и земное возмездие ждет генералов невидимого фронта, пытающихся в очередной раз снести в России Государство и Церковь?

//__ * * * __//

Как это все-таки здорово случилось. Что вся наша «болотная» фауна в едином порыве вовлеклась в травлю церкви и Патриарха. Люди, на первый взгляд, совсем разные, разных сословий, национальностей, политических окрасов мановением чьей-то воли сбились в сплоченную стаю воинствующих сектантов, атеистов и педерастов неопределенной сексуально-политической ориентации. Это, очевидно, такой специфический бесовский способ переживания Великого поста. Все на самом деле вполне естественно, правильно, можно сказать, промыслительно. Потому что для человека верующего присутствие князя тьмы и его бесов столь же естественно, как и присутствие Господа. Сегодня, празднуя Великую Пасху, мы знаем: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут .»

Христос Воскресе! С праздником всех!

//__ * * * __//

Отчетно-программный» текст путинского выступления в Думе, на мой взгляд, выгодно отличается от набора статей, поскольку он в целом лучше структурирован. И поэтому лучше видно не только то, что избранный президент проговаривает, но и то, что он по каким-то причинам, как обычно, не проговаривает, но имеет в виду.

Мы с вами помним, как Россия столкнулась с беспрецедентным абсолютно кризисом в финансово-экономической сфере. По существу, это был первый кризис глобального мира. Правильно говорили те политики, эксперты, что вообще мир стоял на пороге очень возможных серьезных, самых кардинальных изменений. Это был колоссальный вызов для нашей страны. Если бы мы не сумели дать на него ответ, то не только обрушили бы экономику и социальную сферу, но и поставили бы под сомнение сам суверенитет, геополитическую состоятельность страны, надолго похоронили бы всякие идеи модернизации и развития.

То, что из кризиса (точнее, из того, что мы в 2008 году называли кризисом) российская экономика вышла, - это факт. Макроэкономическое равновесие восстановлено на уровне, как минимум ничуть не уступающем «докризисному». При этом Путин замечает, что в начале кризиса «мир стоял на пороге кардинальных изменений». На самом деле не стоял, а продолжает стоять, что, собственно, следует из последующих замечаний докладчика.

Тезис о том, что мы отказались от психологии выживания и можем преодолеть кризис только за счет развития, по факту можно считать справедливым, поскольку заметное по сегодняшнему состоянию экономики отставание от состояния докризисного частной конъюнктуры компенсируется более масштабными и более целенаправленными госинвестициями. Не в последнюю очередь - в ОПК. Это действительно можно считать развитием, другое дело, насколько достаточны его качество и масштаб.

Сейчас стало неприлично вспоминать, что собой представляла страна 12 лет назад. 12 лет назад практически у нас не было страны. Мы стояли перед дилеммой: сдаться тысяче бандитов, которые вторглись в Дагестан, или решиться (!) на сопротивление. Страна разваливалась. Факт, что нам пришлось говорить о «вертикали власти» и выстраивать ее, красноречиво говорит о тогдашнем состоянии государства.

Есть предположение, что в той ситуации 12_летней давности даже разговоры, не говоря уже о решениях, которые принимаются сегодня, имели веские шансы на летальный исход в национальном масштабе. Никакие резкие силовые приемы, встряски, шоковые методы были неприменимы. Больной просто не выдержал бы такой операции. Страна находилась в таком состоянии, что единственно возможным императивом для экономической, социальной политики, для политической системы было «не навреди».

За эти 12 лет удалось сделать необходимый минимум, причем сделать крайне деликатно, нетравматично, жестко и сознательно ограничивая применение силовых, репрессивных инструментов, которые у государства, безусловно, в арсенале есть и которые оно имеет право применить.

Удалось реанимировать государство как действующий институт. Удалось реанимировать социальную систему, бюджетную систему, налоговую систему - то есть возможность государства выполнять свои обязательства перед гражданами. Удалось собрать разрозненные, раздробленные, зачастую полуразрушенные активы в стратегических отраслях, создав для этого и только для этого госкорпорации. Таким образом, удалось остановить технологическую деградацию в этих отраслях экономики. Удалось преодолеть (да, лишь отчасти, худо-бедно) последствия хаотичной, атомизированной приватизации, когда предприятия, входившие в единый технологический цикл, распродавались по отдельности, часть из них просто исчезала. Можно сказать, удалось решить задачу высиживания цыплят из яичницы.

До тех пор пока не было сделано все это, пускать какие угодно пресловутые «нефтегазовые сверхприбыли» в масштабные проекты было если не вредно, то как минимум бессмысленно: система функционирования государства и экономики просто не была готова их принять.

Для справки. Есть такая страна Нигерия - безумно богатая ресурсами, в том числе и углеводородами, где для населения единственной преференцией от этого богатства является возможность сушить белье на трубопроводах. По состоянию на конец 90_х, надо признать, мы в социально-политическом смысле мало отличались от Нигерии. Достаточно вспомнить пресловутые «соглашения о разделе продукции» («Сахалин_1», «Сахалин_2»). Такие соглашения по факту заключаются только с африканскими и им подобными странами.

Так или иначе, сегодня мы требуемую прочность имеем - достаточную для того, чтобы начать реализацию программ структурной перестройки.

Теперь собственно о «дорожной карте». Будем придерживаться порядка, заданного докладчиком.

Нам нужны новые решительные шаги по сбережению и развитию народа, однако если мы не восстановим традиционное отношение к базовым моральным ценностям, то никакие меры экономической и социальной политики не принесут устойчивого результата. Крепкая благополучная многодетная семья - вот вокруг чего следует объединить усилия государства, общества, религиозных организаций, отечественного просвещения и культуры.

Первое - демографический вызов. Ответ на него можно признать адекватным и даже сильно опережающим ожидания не только скептиков. Тому есть разные причины, но никаких оснований сомневаться в дальнейших возможностях здесь нет. Кроме, конечно, резкого ухудшения внешней конъюнктуры.

Озвучен совершенно правильный тезис о восстановлении ценностей семьи, причем именно многодетной семьи, что само по себе подразумевает резкое изменение концептуальной логики государственной политики в области образования и здравоохранения, о чем, собственно, мы много писали.

В самой путинской постановке задачи, если сравнивать с «профильной» предвыборной статьей, очевидно акцентируется не только и не столько количественный рост населения, сколько качественное совершенствование человека. На всякий случай этот акцент еще подчеркивается неизбежностью грядущей новой «демографической ямы». Таким образом, совершенно очевидно приоритет в социальной сфере переносится с «собеса» на «человекостроение», а сама «социалка» перестает быть артелью по «оказанию услуг населению», а рассматривается как базовая отрасль экономики, которая призвана «производить», сохранять, преумножать и развивать самый ценный ресурс страны - человека А «сегодня для России каждый человек на счету».

О государственной политике в области образования в свете заявленных Путиным приоритетов подробно говорилось в «Однако» (№8 за 2012 год). Ее стержнем в ближайшем будущем должна стать общеобразовательная школа -всеобщая, обязательная, фундаментальная, - «производящая» самостоятельно мыслящую и приспособленную к развитию личность. Еще один признак такой школы - обязательная воспитательная компонента. Поскольку задача образования не только дать ученику базовые знания, но и воспитать сознательного гражданина, наделенного теми самыми «культурными кодами», о которых Путин говорил в предвыборной статье о «национальном вопросе».

Аналогичный подход и в здравоохранении. В основе эффективной системы здравоохранения - эффективной не для нее самой, а для страны и для людей - лежит профилактика. Это предупреждение заболеваний и укрепление здоровья людей. И с этой точки зрения, если государство берет на себя очень серьезную нагрузку, то не только гуманитарный, но и чисто экономический, финансовый смысл имеет восстановление всеобщей системы диспансеризации. По сути, это ранняя диагностика, предупреждение заболеваний. И при таком подходе к здравоохранению становится понятной гордость докладчика по поводу успехов последнего времени в массовом строительстве спортивных объектов массового (в первую очередь детского) назначения: ведь спорт - это в первую очередь не шоу-бизнес, а инструмент физического воспитания здорового человека.

Наши пространства мы должны не только сохранить, оградить от внешних угроз, но и обустроить, сформировать современную среду для жизни человека, для работы во всех регионах страны . Нужно сделать так, чтобы темпы увеличения ВВП сибирских и дальневосточных регионов были выше роста общероссийского ВВП, и такая тенденция должна сохраняться как минимум 10—15 лет.

Второе - обустройство пространства. Это действительно реальное поле, реальный ресурс для экономического рывка.

Здесь можно добавить, что на сломе технологических эпох - что, собственно, и составляет содержание нынешнего кризиса - борьба за то, кто будет осваивать глобальные «пустоши и неугодья» есть борьба за будущее выживание и доминирование. Недаром тема «совместного освоения» ресурсов российской Сибири и Дальнего Востока столь популярна среди особо «дружественных» нам геополитиков.

Создание качественных рабочих мест - это востребованность нашего человеческого потенциала, это ключ к победе над бедностью, это массовый средний класс, это возможность для миллионов людей реализовать свою мечту и, конечно, это путь к реальной диверсификации национальной экономики.

Третье - качественные рабочие места. Те самые 25 миллионов, о которых говорилось еще в предвыборную кампанию. Понятно почему докладчик идет именно от рабочих мест, то есть от зарплат, социальной позиции, самореализации ипр., анеот макроэкономических задач, например, тщательнейшим образом избегая слова «реиндустриализация». Хотя совершенно очевидно, что нигде, кроме как в индустрии, такого количества «качественных» рабочих мест создать невозможно - нив сфере услуг, ни, тем более в «инновациях», даже доведя последние до американских масштабов.

С этим же, безусловно, связана идея довести прямые инвестиции в основной капитал до 25—30% от ВВП, что, на наш взгляд, является предельно допустимым показателем. Больше - это явный экономический дисбаланс. Кстати, есть прямое указание на то, что госпрограмма вооружений выполняет также задачу модернизационную.

На самом деле наличные возможности нашей экономики - не только технологические, но и кадровые - на сегодняшний день с трудом обеспечивают выполнение этой самой программы. И любое наращивание усилий по реиндустриализации сверх этих пределов возможно лишь за счет прямого импорта не только мощностей, но и кадров.

Она [экономика]должна быть устойчивой, способной демонстрировать качественный рост в условиях жесткой конкуренции. Мы должны быть готовы к любым внешним шокам, вероятность их повторения, как вы знаете, достаточно высока. Мир вступил в эпоху турбулентности, кроме того, идет новая волна технологических изменений, меняется конфигурация глобальных рынков.

Четвертое - построение новой экономики, которое Путин совершенно справедливо называет, по сути, первым. Хотя бы потому, что все другие четыре стратегемы так или иначе на новую экономику напрямую завязаны.

Здесь, собственно, докладчик ближе всего подходит к главному вопросу экономической стратегии: качественный рост в условиях «глобальной турбулентности». Это, безусловно, подразумевает структурную перестройку экономики. С акцентом не просто на сохранение или даже восстановление советской индустриальной мощи, но на создание (в некоторых случаях с нуля) целых отраслей, технологических циклов, кластеров. А еще с учетом того, что мир вступил в период смены технологического уклада, и, значит, наша реиндустриализация должна идти не просто «опережающими темпами», но и на опережающей научно-технологической базе.

Более того, Путин говорит о том, что государство должно напрямую вкладывать средства в разработку и поддержку новых технологий, даже называет отрасли, вполне сознательно отобранные: станкостроение, двигателестроение, новые материалы, фармакология, авиа- и судостроение.

В чем, на наш взгляд, может состоять роль государства в реиндустриализации и модернизации? Оно определяет приоритеты, создает промышленные компании с нуля или на базе существующих, то есть мобилизует имеющиеся ресурсы, закупает технологии, оборудование, проекты «под ключ», привлекает и обучает специалистов, обеспечивает эффективное и защищенное от коррупции управление (в том числе нанимая по конкурсу управляющие компании мирового класса), обеспечивает вновь созданные предприятия необходимыми преференциями. Задача государства -запустить процесс, довести его до того момента, когда включится режим рыночной самогенерации. Именно этой задачей определяется выбор приоритетов и объем средств, которые нужно изыскать, - а нужно ровно столько, чтобы запустились механизмы рынка.

Остается открытым вопрос об источниках средств для таких усилий в достаточных масштабах. Тем более докладчик констатирует, что «модернизацию мы должны профинансировать сами». Это во-первых. А во-вторых, дорогого стоит реплика о том, что Россия должна ответить на вызов «сланцевой революции». То, что Путин перестал верить в заклинания наших нефтегазовых чиновников о том, что сланцевые углеводороды - это «злобный пропагандистский заговор» недругов нашего «Газпрома», открывает самые светлые перспективы для стратегии ускоренной структурной революции в российской экономике.

Укрепление позиций России в мире и прежде всего через новую интеграцию на евразийском пространстве. Создание Таможенного союза и единого экономического пространства, на мой взгляд, по моему убеждению, является важнейшим геополитическим и интеграционным событием на постсоветском пространстве со времен крушения Советского Союза. Рассчитываем, что к России, Белоруссии, Казахстану присоединятся и другие партнеры, заинтересованные в более продвинутом сотрудничестве.

Привлекательность идеи новой интеграции на евразийском пространстве неуклонно растет, жизненные реалии, накопленный 20-летний опыт расставляют все по своим местам. Стало очевидно, что в одиночку с сегодняшними вызовами глобальной турбулентности не справиться.

И, наконец, пятое - евразийская интеграция, которая еще раз самым четким образом сформулирована как главный приоритет нашей политики, единственная предпосылка нашего совместного выживания в эпоху складывания новых геополитических центров. При этом отмечено, что Россия может осуществить эту миссию, если станет магнитом для окружающего постсоветского пространства.

На самом деле речь идет о таком магните, который мог бы противостоять внешним магнитам, перетягивающим на себя постсоветские элиты. Это вполне реально, если учесть, что экономическая составляющая этих внешних магнитов обнуляется в контексте глобального кризиса.

Путин много говорит об экономической составляющей реинтеграции, о уже работающем Таможенном союзе ит. д. И если мы действительно запустим эту самую модернизацию и структурную перестройку, экономика будет нашим безусловным конкурентным преимуществом. Но, возвращаясь к началу, если евразийская интеграция, как отметил докладчик, является единственным способом выжить в процессе складывания новых геополитических центров, никакая политкорректность не может скрыть тот факт, что речь идет о геополитической, геостратегической реинтеграции со всеми вытекающими отсюда последствиями и смыслами - культурными, цивилизационными и военно-политическими. То есть, по сути, о восстановлении страны, единой исторической России.

P.S. В этом контексте такие судьбоносные вещи, как «президентский фильтр», «собес» и «полусредний класс», оставляем за рамками нашего обсуждения. Единственно позволим себе поддержать эмоциональный ответ докладчика на коммунистический упрек в упадке отечественного производства говядины крупного рогатого скота: Путин совершенно прав, что в СССР практически не существовало коровьего животноводства мясного направления - оно было мясо-молочным. То есть корову принуждали давать мясо и молоко одновременно, отчего она приходила в замешательство и теряла в весе и поголовье. Это к тому, что можно и должно формулировать самые разные претензии и замечания к программным текстам избранного президента, однако уровень альтернатив, предлагаемых ныне действующей оппозицией - что системной, что несистемной, а они, по факту, явно спелись, - не превышает говяжий. Отсюда потери в весе и численности.

//__ * * * __//

Ни одного содержательного аргумента от старателей вступления России в ВТО мы за все долгое время старания не слышали. Самые добросовестные комментарии сводятся к тому, что «это в общем практически не больно и не так долго, быстро пройдет и вообще скоро привыкните». Даже вновь избранный Владимир Владимирович ограничился гипнотическим заклинанием: «Верьте мне, я худого не предложу». Официальные расчеты потерь от вступления в ВТО страдают вопиющей методологической дебильностью. То есть не покидает ощущение, что страна совершает это действие в полубессознательном состоянии, гонимая такими же вескими аргументами, какие привели к перемене времени и отмене продажи алкоголя в аэропортах.

На самом деле мы имеем дело с очередным торжеством медведевской внешней политики, смысл которой полностью сводится к всепобеждающей политкорректности. Мы будем делать так, как принято среди приличных современных людей. Кстати, пора ввести уголовную ответственность за рецидивное употребление слова «современный». Самое обидное - не столько факт бессмысленного и беспощадного вступления России в ВТО, сколько следующая из него декларация о том, что никаких необходимых для настоящего структурного рывка мер в экономической политики Россия обязуется не производить. Чтобы не кошмарить зря публику, оговоримся: никто на самом деле не мешает плюнуть на это ВТО, при наличии соответствующей политической воли, в любой момент. Но тем не менее само по себе событие, безусловно, вызывает чувство омерзения.

//__ * * * __//

Как поведут себя, например, американцы в тех или иных внешнеполитических обстоятельствах, как правило, всем все понятно. Не только поклонникам и прихлебателям, но и противникам и ненавистникам: «Ну ясно, что эти гады будут делать то-то и то-то .» Последовательность и преемственность - признак и привилегия великой державы. Медведевская пересменка сама по себе обозначила тот факт, что мы таковой великой державой в полной мере не являемся. И некоторая «уязвимость» преемственности, обозначенная нашими авторами, и гипотетическая возможность выбора принципиально различных вариантов внешней политики, возможность нас «перезагрузить» - это лишь констатация этого факта. Тем не менее некоторое базовое основание нашей внешней политики, безусловно, есть. Иначе нам не о чем было бы сегодня говорить. Это основание есть прямой результат первого путинского срока. Это принятие абсолютной ценности реального суверенитета. Вообще концепция «реального сувернитета» - это продукт путинской посткатастрофной реставрации: это понимание того, что реальным суверенитетом обладает и может обладать в мире очень ограниченное число стран. Реальный суверенитет - это возможность самостоятельно принимать решения относительно своей судьбы и возможность проводить такие решения в жизнь. В современном мире, где никакие нормы международного права не действуют, такой суверенитет полностью основывается на материальных предпосылках. У России такой безусловной предпосылкой до сих пор был и по сей день остается только чудом сохранившийся ядерный потенциал (остальные необходимые предпосылки, безусловно, существуют, но в некоем замороженном и недоразвитом состоянии). Кстати, инвариантность сохранения потенциала ядерного сдерживания, даже в контексте перезагрузочных шараханий, свидетельствует о том, что в этом смысле Россия великой державой-таки является. И определенные достаточно жесткие рамки преемственности в нашей внешней политике существуют вне зависимости от идеологических озарений тех или иных лидеров.

Проблема в том, что с самого начала путинская политика, и внешняя политика чуть ли не в первую очередь, была конспиративна. Ее цели, не говоря уже о стратегических конструкциях, прикрывались сугубо прагматичными политкорректными формулами и жестами. Это было абсолютно адекватно чудовищному ослаблению страны и, соответственно, слабостью тех самых материальных предпосылок реального суверенитета. Причем конспиративной эта политика была не только для Запада, но и для значительной части собственной элиты, абсолютно не заинтересованной в реализации страной каких-либо самостоятельных стратегических целей. Поскольку в контексте таких целей эти элиты, мягко говоря, лишние. Так вот, эта конспиративность сохранялась все это время и сохраняется до сих пор. Несмотря на все разговоры о «кровавом режиме Путина», несмотря на угрюмую злобу в отношении Путина «передовой» части западных и прозападных элит. Напомним, что даже пресловутая мюнхенская речь была отнюдь не «вызовом к барьеру» наших бледнолицых друзей, а лишь откровенным перечнем упреков и претензий по поводу неразделенной любви. Сегодня эта конспиративность не только нелепо выглядит на фоне неконспиративно «болотного» состояния даже кремлевской части отечественной элиты, но и просто препятствует проведению сколько-нибудь эффективной политики в самых стратегически важных ее направлениях. В первую очередь это касается ближнего зарубежья.

Есть основания полагать, что Путин всегда понимал, что постсоветская евразийская интеграция - это наш абсолютной приоритет. Как и то, что это абсолютно неприемлемо для наших американских партнеров в их нынешнем состоянии. Достаточно сказать, что в этим пункте конспирологическая политика - боязнь ставить на своих, потому что нас заподозрят в «имперских» амбициях, ставка на скользких представителей местных элит, использующих нас для повышения собственной ликвидности, - мягко говоря, себя исчерпала. Реальная реинтеграционная стратегия вынуждает к отказу от конспиративности. И не только в отношении собственно интеграции, но и во внешней политике вообще. Со всеми вытекающими последствиями.

Часть IV Жаркое лето 2012

Поговорим о культурной политике и нашем историческом самосознании. Для нашей главной темы удачным поводом послужили и фильм «Матч», на наш взгляд, сам по себе удачный, и размашистое празднование Дня Победы.

И тут добавился еще один повод, не менее удачный.

Последние мероприятия «болотной» оппозиции отметились как бы неожиданным взрывом насилия, не практиковавшимся у нас в таких формах уже без малого лет 20. Притом что слепому видно, что все действия всех крыльев «болотных», от самых креативно-травоядных до агрессивно-боевицких, преследуют одну цель - провокацию насилия. Когда некто объявляет о марше миллионов, точно рассчитывая, что на него придут максимум тысячи, - он собирается бузить, к доктору не ходи. Соотношение потерпевших - 30 омоновцев на 20 «рассерженных горожан» - в комментариях не нуждается. Это давно предсказанный этап, когда спровоцированное насилие компенсирует падение массовидности. Не в последнюю очередь для телевизионной картинки. А публика мучается вопросом: что же будет дальше?.. Казалось бы, при чем здесь культурная политика?

Начнем с того, что конкретной причиной нарастающих проблем с «радикалами» является проводимая властью «политическая реформа». Не поводом, а именно причиной. Потому что дело здесь не в провоцирующих возможностях или нереализованных ожиданиях. Дело в языке, на котором власть говорит с оппозицией, с населением, да и сама с собой. Политреформа - это язык «болотных», это их культура. Никакого другого языка власть не знает. То есть, даже понимая, что это чужой язык, иностранный, никаким своим языком не владеет. Она пока, по большому счету, немая. И поэтому глупо обижаться, когда ее почему-то не слушают или не понимают.

Подходы, тактика, методы проведения политики могут быть более или менее совершенны. Но никакую культурную политику, то есть любую политику вообще, нельзя проводить, не определившись с тем, кто ты сам есть и что есть твоя культура.

Надо понять, что никакой собственно проблемы с оппозицией нет. Это пролежни на теле государства. Пролежни можно достаточно успешно купировать, протирая, смазывая и используя современные эффективные памперсы вроде ОМОНа. Однако причиной пролежней является лежание как таковое. Пролежни - это постоянная хроническая проблема только для лежачей власти. Если больной лежачий - какие тут претензии. А если не лежачий - вставай и делай что-нибудь, наконец!

//__ * * * __// 

«Скажика-ка, дядя, ведь не даром?..» На самом деле ответ не так прост. С одной стороны, конечно, не даром. Первая Отечественная война - наша нынешняя главная тема, - которой исполняется 200 лет, - это пример, шедевр величия имперской административной машины, не говоря уже о величии духа русского народа. Наши авторы адекватно указывают на недооцененные успехи не только военного руководства, но и хозяйственного таланта, и логистической организации колоссального мероприятия, связанного с передвижением, обеспечением огромной массы войск, с чем, например, блестяще справилась имперская Россия и совсем не справилась «современная» передовая имперская Франция. Никакой кодекс Наполеона, продвижение общечеловеческих ценностей, европейский менеджмент ей в этом никак не помогли. В результате Первой Отечественной и в некотором смысле первого мирового штриха Россия превратилась действительно в самую могучую европейскую державу. А оно нам было надо?

Геополитические результаты войны 1812—1815 годов стандартно абсурдны для русской истории. Это классика нашей внешней политики, ее привычная историческая травма. Мы воевали тогда, и всегда после этого, со своим естественным геополитическим союзником в интересах и на благо своего геополитического противника. Тот факт, что этот геополитический союзник вел себя, как тогда, так и после, крайне нелояльно и делал все, чтобы стать военным противником, не оправдывает идиотизма ситуации. Это, в конце концов, не его проблема, а наша. То, что нас заставили обслуживать интересы геополитического противника, - это наша проблема, наших национальных элит, нашей политической системы, нашей исторической судьбы. Все свои великие войны - три Отечественные - Россия воевала за Британию. Или за англосаксонскую империю в широком смысле слова. Наполеоновская Франция, Кайзеровская и нацистская Германия сделали все что могли, чтобы эта геополитически абсурдная ситуация состоялась. Мы своих проблем решить не сумели. Мы таскали каштаны из огня не просто для чужого дяди, а для своего прямого противника. Как говорил Толеран, это хуже, чем предательство, это ошибка.

Вершиной абсурда Первой Отечественной является его величественный результат - Священный союз. Россия в контексте своей величественной миссии взялась обеспечивать собственные идеологические представления о мире. Легитимизм XIX века - это равно отстаиванию принципов «международного права» сегодня. Россия использовала свое величие и всю мощь, реализуя свою собственную идеологическую химеру ради чужих геополитических интересов. Яркий пример - спасенная нами австрийская империя Меттерних, которая вообще-то Россию видела в гробу и постаралась впоследствии в этом направлении. Кто бы мог подумать?.. Все это как-то невольно напоминает величайшее в новой российской истории событие -августовскую войну в Осетии. И ее геополитический результат, который мы получили в соответствии с нашими идеологическими установками.

Победа, доблесть, слава имеют самодостаточный ресурс. Это все очень важно. Но важно все-таки думать. И как-то так думать, чтобы наши победы не были противоположны нашим геополитическим интересам. Есть известная банальность: «История учит, что она ничему не учит». Однако наш социум нашел способ уйти от этой банальности - не учить истории вообще.

//__ * * * __//

Реакция на коротенькое письмо министра Мединского по поводу демонстрации киноопуса «Служу Советскому Союзу» была разнообразной, бурной (особенно в Интернете), но удивительно бестолковой - в том смысле, что не по существу написанного.

Что, собственно, сказал новый министр культуры?

- Творческая свобода и право на вымысел - это ваше право, это не к нам.

- Право показывать или не показывать - это ваше право, это не к нам.

- Как министр культуры, получивший сотни обращений граждан и вынужденный отсмотреть опус, он констатировал, что фильм - дрянь, и демонстрировать его именно 22 июня считает неправильным.

Заметьте, никто не обсуждает художественных достоинств опуса. Помните, как Ленин про «Мать» Горького: за литературу, мол, ничего не знаю, а политически - очень своевременная книга. То есть про «литературу» - это дело ваше. Про политику - наше. На самом деле если то или иное произведение объективно «дрянь» про политику, то талантливо исполненная дрянь гораздо хуже, чем бездарная. Опять же воздержусь от суждений о художественных достоинствах - нес нашим рылом.

На самом деле абсолютной новостью является то, что новый министр четко и ясно обозначил свою идеологическую позицию - не как частное лицо, а как министр. Президент, утвердивший министра Мединского, заявил перед выборами, что государственная культурная политика необходима, что эта политика должна опираться на определенные (им же письменно обозначенные) принципы, и новый министр, вы будете смеяться, начал эту политику выстраивать. На вполне конкретном частном, но понятном и очевидном примере. Ничего хорошего со стороны «прогрессивной общественности» ему это не сулит.

Министр культуры может и считает себя обязанным формулировать приоритеты государства в культурной политике. Предыдущие министры - не могли и не считали. И никакой культурной политики у нас не было. И всем было хорошо, особенно «прогрессивной общественности». У которой для целей отсутствия такой политики теперь даже будет свое Общественное телевидение.

Может ли общенациональный эфирный канал (по сути, государственный) проводить свою программную, эфирную политику, руководствуясь собственным профессиональным пониманием задач? Может. Может ли общенациональный эфирный канал гадить в мозги миллионам соотечественников, осуществляя трепанацию национального исторического самосознания? Это не вопрос цензуры - это вопрос существования таковых каналов. Которые, по сути, являются медиамашиной для промывки мозгов, нравится это кому-то или нет. И здесь существенной является цель такой промывки. На кого промываете, мастера культуры?

Народ является политическим субъектом только как некая целостность, объединенная общей культурой, ценностями и исторической памятью. Толпа индивидуумов политическим субъектом не является, как не являются политическими субъектами сами эти атомарные индивидуумы. Пример тому - «болотная тусовка». Такая толпа является объектом, инструментом для других субъектов, которые захотят ей воспользоваться. Отсутствие ясной государственной культурной политики является важнейшей базовой предпосылкой для существования такой толпы. И для использования ее другими субъектами - внешними по отношению к государству.

Вот, собственно, и все. Довольно банальная, но тем менее очевидная вещь.

//__ * * * __//

«Му-му» написал Тургенев? А почему памятник Гоголю стоит»?.. Главная тема у нас про первый срок Обамы, а говорить придется про ВТО.

Завершающий аккорд Марлезонского балета в виде парламентской ратификации оказался наиболее печальным. Смотреть на это было просто стыдно. Особенно стыдно было смотреть на грамотного и профессионального министра Белоусова, отвечавшего, по возможности, на те вопросы, которые ему не задавали, поскольку отвечать на некоторые заданные вопросы было нечего. Заявления в духе «.что мы хотим оставаться на обочине, когда весь мир в едином порыве .» - это, как бы так выразиться цензурно, не аргументы. Нет аргументов.

Повторим для дебилов. Предметом российского экспорта является оружие и сырье. И то, и другое не является предметом регулирования ВТО. Для того чтобы предметом российского экспорта стали какие-нибудь другие предметы, эти предметы надо выращивать бережно, аккуратно и целенаправленно с помощью мощнейшей экспортной поддержки, с помощью грамотного стимулирующего протекционизма. Вы будете смеяться, но причем здесь ВТО? Господин Руденский, глава профильного комитета, очень чутко сформулировал нюансы нашего вступления в ВТО: конечно, признал он, прежде чем мы почувствуем наступление искомого счастья, нас ждет серьезное разочарование. Но, как показала практика 2008 года, в кризис мы крепчаем. Ну наконец-то, все стало понятно! С помощью вступления в ВТО мы организуем себе рукотворный кризис, чтобы в нем крепчать.

МЭР радует нас цифрами прямых потерь в первые годы после вступления, это какие-то жалкие сотни миллиардов долларов. Чтобы не доводить до греха, оставим в стороне, как считаются эти потери. Но за прямыми потерями следуют косвенные - в геометрической прогрессии. Нам говорят, что от ВТО простой потребитель только выиграет, поскольку цены на множество импортных товаров - а других, собственно, и не будет - снизятся. Еще как! Потому что цены снизятся не только от либерализации и отмены пошлин, но и от падения спроса, поскольку счастливый потребитель в некоторой степени лишится заработка. Это действительно напоминает товарное изобилие первых лет гайдаровской реформы.

Если, серьезно помучившись, все-таки сформулировать какую-то вменяемую логику лоббистов ВТО, выглядит она так: никаких возможностей развития, модернизации, структурной перестройки за счет внутренних возможностей у России (в широком смысле у евразийской интеграции) нет. Поэтому единственная надежда - это внешние инвестиции, модернизация «снаружи» по модели малых стран Юго-Восточной Азии. Оставим в стороне такое обстоятельство, как системный мировой кризис, то есть гарантированно плохую внешнюю конъюнктуру, в том числе и инвестиционную. Нынешним передовикам производства, задыхающимся от падения спроса, Россия нужна уж точно не как производитель, а как рынок сбыта. Главное в решении вступить в ВТО даже не потери, прямые и косвенные, главное - это концептуальный декларативный отказ от проведения самостоятельной политики развития, от самостоятельного пути спасения от надвигающегося кризиса. И это самое печальное.

Однако, как вступили, так и выступим.

//__ * * * __//

Никакого общественного телевидения в России не будет. Потому что общественное телевидение может существовать тогда, когда общество готово за него платить. Российское общество, как известно, платить за него не готово и не собирается. Платить будет бюджет. До тех пор пока не появятся некие самоотверженные спонсоры. (См. Березовский, Гусинский и т. д.)

Вообще единственная внятная действующая модель общественного телевидения - это телевидение, свободное от коммерции, то есть от рекламодателя вроде BBC. То есть телевидение, которое может позволить себе более качественную программную политику, нежели то, которое вынуждено жестко конкурировать на рынке коммерческой рекламы.

Наверное, у нас также есть люди, которые имеют в виду нечто подобное. Но совсем не они определяют напор и пафос «общественно телевизионного» движения. На самом деле, за этой конкретной идеей стоит абсолютно сюрреалистическая попытка создать за государственный счет «независимое», то есть оппозиционное власти телевидение. Если мы вспомним источник нынешних инноваций - это часть пакета политических уступок, кинутых «болотным» на волне больших московских демонстраций.

Если мы имеем демократическую страну и демократически избранную власть, то никакое общественное управление не может политически принципиально отличаться от государственного. Если мы имеем авторитарный режим, требовать от него создания оппозиционного ему телевидения за его счет - это извращение. Но поскольку у нас есть определенный круг лиц, присвоивших себе эксклюзивное право именоваться «гражданским обществом», такого рода извращения и являются нормальным способом существования обозначенных общественников. Почему на удовлетворение извращенных претензий этой публики надо тратить деньги налогоплательщиков, понять невозможно.

Несколько успокаивает назначение на руководство будущим «общественным» телевидением Анатолия Григорьевича Лысенко - человека, безусловно, профессионального, порядочного и талантливого. Что позволяет надеяться, что никаких уже особенных безобразий от этого прожекта в ближайшее время ожидать не следует. Другое дело, что в данной конфигурации «общественность» этого телевидения будет состоять в том, что профессионалам будут призваны мешать работать полупрофессионалы, дилетанты, политические демагоги и просто идиоты. Анатолий Григорьевич уже один раз был принужден руководить каналом в похожей конфигурации -когда создавал ТВЦ. Трудно сказать, за какие такие грехи ему устроили вторую ходку.

//__ * * * __//

«Расхомячивание» протестного движения, ожидаемое и в общем-то неизбежное, - главный итог недавнего несчастного «марша миллионов». Интернет-хомячки, составлявшие главную надежду и гордость организаторов протеста, дававшие на-гора ту самую численность, ради которой эти организаторы готовы были сдерживать свой провокаторский темперамент, массово покидают публичную сцену. Поскольку митинги утрачивают для них какую-либо привлекательность. Теперь это тупое злобно-угрюмое мероприятие. Скучно, пошло. То есть не модно и не прикольно.

То что никаких содержательных лозунгов как нет, так и не появилось - для хомячков это не главное. Нет даже бессодержательных лозунгов в смысле пресловутого сетевого креатива: от всего этого остались только «пусси» и гудок Гудкова. Вот говорят, что у протеста нет лидеров, так на хомячковой стадии их и быть не могло. Хомячки по своей природе лидеров не признают - они им не нужны в принципе. Особенность этой публики в том и состоит, что ими можно манипулировать некоторое время при удачном подборе средств. Но ими нельзя командовать. Они просто не исполняют команд.

Вот теперь, когда расхомячивание достигнет некоего критического уровня, лидеры появятся. Множество лидеров. Та публика, которая остается на улицах после расхомячивания - а это профессиональные любители протестов всех мастей, городской люмпен, в массе своей с сильным левацким уклоном, - эта публика «лидеров» любит. Ей нужны вожаки: игроки, провокаторы и демагоги. Теперь самое время создавать пресловутый «Координационный совет оппозиции» - азартные тараканьи бега гарантированы.

Что касается оставшейся митинговой публики, ее очевидного полевения.

На сегодня эта публика не столько левая, а именно левацкая, и пришествие туда наших официальных коммунистов не должно никого смущать. Эти просто прибежали на запах полевения - поживиться.

Симптоматично, что настоящий реквием хомячковому протесту пропели именно наши отечественные либеральные ресурсы. По всей форме: с сарказмом, стёбом и скупой либеральной слезой. Они «своих» на улицах больше не видят. При этом западные коллеги, обычно переписывающие избранные места из туземного либерального контента, на это раз вообще проигнорировали произошедшее. Надо полагать, команда не поступила.

Расхомячивание означает, что так называемый городской креативный класс, «московская тусовка» - с улиц ушла. Если не навсегда, то во всяком случае надолго. Гоняться за численность больше незачем. Теперь рисунок действий протестантов, как и предполагалось, станет жестче, грязнее и агрессивнее. При этом реальная серьезная ставка делается только на социальный протест. Мы будем наблюдать стремительную «социализацию» особо избранных кандидатов в протестные вожди. Притом что реальный социальный протест, если он начнется, снесет всех нынешних лидеров «оппозиции». А реальный социальный протест может быть вызван реальными социальными катаклизмами, вероятность которых в контексте нынешнего общего кризиса нарастает. Такой социальный протест может снести всех, если в стране не будет предложена и запущена реальная альтернатива. Нет оснований сомневаться, что действующая власть это понимает. Недавний конфликт президента с правительством - это первый публичный звонок, свидетельствующий о таком понимании. Тем более что предметом такого конфликта впервые оказался бюджет, его основные приоритеты. А с бюджетом не шутят. У нас, во всяком случае до сих пор, это не было принято.

//__ * * * __//

60 лет. Идеальный возраст для политика. Если он государственный деятель. И если он уже состоялся к этому возрасту как государственный деятель. И если перед ним стоит задача состояться еще раз на еще более масштабном уровне задачи и он готов эту задачу решить. Это все, безусловно, относится к Путину В.В. То есть может относиться, если он просто решит задачу. Просто спасет страну от грозящей надвигающейся катастрофы. Во второй раз.

Только и всего.

В новейшем периоде истории такие задачи не удавалось решать никому. Подобная задача стояла перед Горбачевым, и мы помним, как он с ней справился. Вообще в современной политике подобных задач решать не принято. В «цивилизованном мире» считается, что таких задач вообще быть не может. А в «недоцивилизованном» людей, способных решать какие-либо глобальные задачи, считается нужным мочить. Умный американский аналитик Харлан Уллман говорил, что в современном мире (он имел в виду в первую очередь Америку) исчезли политики-визионеры. Доведенный до совершенства механизм либеральной демократии идеально отбраковывает таковых, оставляя наверху политкорректную посредственность: именно «политиков» - в смысле - не государственных деятелей. На горизонте, во всяком случае в «цивилизованном мире», не видно не то что Рузвельтов или Черчиллей, даже рейганов, Тэтчеров и колей. Одни меркели с обамами -идеальные политтехнологические «конструкции» для использования в избирательных шоукастингах. Современный политический рынок предлагает потребителю эдакие избирательные матрешки - пародии на национальные архетипы на все вкусы. В рамках окончательно победившего во всемирно_ историческом масштабе «вашингтонского консенсуса», пресловутого «конца истории», считалось, что этим матрешкам точно не придется решать никаких судьбоносных задач, только выполнять рутинные представительско_ имиджевые функции. А тут кризис, глобальный и системный. И что с этим делать?

И что делать Путину среди этих картонных персонажей? Скучно. Это даже, наверное, развращает, поскольку база сравнения заведомо и намеренно занижена. Инес кем о демократии поговорить. Потому что Ганди-то умер.

Если серьезно, предъявляя претензии к Путину по поводу отсутствия ясной стратегии и четких действий в ситуации надвигающегося глобального кризиса, мы отдаем себе отчет, что таковой стратегии нет ни у кого в мире. И никому в голову не приходит приставать с такими претензиями к кому-либо, кроме Путина. Может быть, потому, что они - идеальные продукты недееспособной и исчерпавшей себя системы. А он - нет. Даже когда хочет таковым казаться. И потому что за ними не стоит ничего, никакого реального масштабного деяния. А за ним стоит.

//__ * * * __//

Будучи призванным к власти в первый раз, Путин спас страну, находившуюся в коматозном состоянии. Аккуратненько собрал из останков. Он оказался нужным человеком в нужном месте в нужное время. Идеально нужным. Весь его профессиональный и личностный опыт оказался идеально востребованным для реаниматора с медицинским принципом - «не навреди». Именно тогда, в начале 2000-х, в период реанимации, обнаружились основные его качества. Это полное отсутствие склонности к каким-либо авантюрам и при этом готовность к жестким и решительным действиям в ситуациях крайней необходимости. Но только в них. Чтобы не повторять много раз уже сказанное, вспомним только три примера. Это Чечня. Это Ходорковский. И это, уже позднее, Южная Осетия. Именно тогда Путин проявился как последовательный эволюционер. И все, что можно было выжать из эволюционных методов упорядочения действующей системы, он выжал. И «вертикаль власти» вертикальна и властна настолько, насколько это возможно в рамках действующей системы. А система-то, как мы не раз объясняли, по сути своей, больная, катастрофная.

Тогда на этапе реанимации у Путина не было ни мандата, ни ресурсов как-либо менять эту систему. Иначе реанимация превратилась бы в эвтаназию. Этот этап, можно считать, закончился в тот момент, когда реанимация, по сути, состоялась. И одновременно исчерпались все возможности эволюционного внутрисистемного развития.

Прострация

Этот этап наступал постепенно. Еще за несколько лет до кризиса и до формальной медведевской паузы. Кризис, точнее его прелюдию 2008—2009 годов, страна действительно прошла относительно безболезненно. Потеряв при этом все иллюзии возможности какого-либо качественного восстановления и развития в рамках действующей системы. Кризис показал абсолютную зависимость этой посткатастрофной модели от внешней конъюнктуры. Он оказался, по сути, кризисом суверенитета. Притом что Путин доказал, что суверенитет России является для него первичной базовой ценностью. Политика в смысле стратегии или каких-то попыток нащупать стратегию замерла, застыла. Сначала экономическая, а затем, в президентство Медведева, удачно подвернувшееся, и внешняя. Не считать же таковой пресловутую «перезагрузку»? Осталась одна административная рефлексия. Текущее техническое управление, сопровождаемое модернизационным карнавалом. Эта прострация - что-то вроде искусственной комы, в которую вводят больного, пока нет средств и возможностей для его активного лечения. И если таковые средства и возможности будут найдены, можно будет согласиться, что в этом и была какая-то великая сермяжная правда.

Революция

Путин на вопрос, в чем он видит задачу своего третьего срока, сухо ответил: «Изменение действующей структуры экономики». Казалось бы, какая банальная прагматичная задача. Выполнить которую в реальное время в реальном месте можно только ценой изменения всей действующей модели не только экономической, управленческой, но и социальной и политической. Проще говоря, надо бы сменить общественно-политический строй. Это революция. Сверху. Желательно. Недаром Путин позднее заметил, что России предстоит совершить рывок, по масштабам сопоставимый с тем, что мы совершили в 30_х годах прошлого века. (Заметьте, по масштабам, а не по формам и методам.)

На самом деле то, чего мы добиваемся от Путина, связано не только с политическими (внутри и внешне) рисками, с конфликтами внутри элит, риском нарушения равновесия и пресловутой стабильности - это, по сути, выход из действующей системы, действующей модели экономики и жизни. Не только российской, компрадорско-паразитической, но и глобальной, мировой, где правила игры и разделение труда и отдыха определены достаточно четко. До сих пор путинская Россия при всех претензиях к ней, нарастающем раздражении со стороны мирового регулятора сохраняла абсолютную лояльность действующему финансово-экономическому порядку. Персонификатором чего всегда был Л. Кудрин, продолжающая существовать после него кудринская модель финансовой политики. По определению не суверенной. Это многое объясняет, и за это многое прощают. Опять же понятно, с какими рисками связан бунт против этого порядка.

На самом деле на сегодняшний момент не существует в разработанном рабочем формате ни идеологии, ни тем более технологии «русского прорыва», которую можно было бы представить Путину как возможную к исполнению. Учитывая вышеизложенное: то, что он совсем не авантюрист, предлагать ему «махнуть не глядя» контрпродуктивно. Другое дело, можно было бы говорить, что он и не делает ничего, для того, чтобы такая идеология и технология была разработана. На сегодня по факту это не так. Осталось ее только разработать и предъявить. В виде и качестве, достаточном для использования за рамками забора психиатрической больницы.

Кстати, в этом контексте хотелось бы уточнить сформулированную формулу «патриотизм минус либерализм». Это все абсолютно верно, если речь идет о политическом либерализме. Много раз говорилось, что русский политический либерализм - это даже не концепция или мировоззрение, а геополитическая ориентация. Посему в России либеральная партия - это всегда партия национального предательства. Что касается либеральных экономических моделей, то они имеют право и обязанность существовать там, где им место. Поскольку более эффективного экономического механизма чем рынок там, где вмешательства государства не требуется по каким-то особым причинам, человечество не придумало. И одна из задач будущей рабочей модели «русского прорыва» - это отделить конкурентный рынок от финансовых паразитов.

Существующая ныне структура экономики не обеспечивает России минимальных гарантий сохранения суверенитета в случае резкого ухудшения внешней конъюнктуры. Наступление этого «случая» безальтернативно. Исходя из понимания того, что для Путина суверенитет является безусловным приоритетом, то есть мы находимся как раз в ситуации крайней необходимости, когда надо принимать жесткие и чреватые риском решения, мы не имеем никаких оснований сомневаться, что такие решения будут приняты. Для этого просто должна быть готова и технология, и идеология. При этом Путину придется преодолеть в себе идеального эволюционера. Путин сумел спасти страну, когда его политический опыт был исчезающе невелик. Сейчас ему предстоит, опираясь на весь свой уже уникальный политический опыт, сделать то же самое во второй раз. 60 лет - это удобный рубеж, и сейчас очень удобный момент, чтобы такой Путин состоялся. В мире найдется мало политиков, которым доводится спасти свою страну дважды. Это большая человеческая удача. Если получится. Мы желаем юбиляру успеха. Искренне, поскольку являемся явно заинтересованными лицами.

//__ * * * __//

У нас есть много людей, страстно вовлеченных в футбол. Есть так же много людей интересующихся футболом. И есть довольно большое число людей, футболом не интересующихся вовсе. Однако обстоятельства складываются так, что сегодня футболом интересуются уже все. По причинам собственно к футболу не имеющим никакого отношения.

Не дай Бог нам высказывать профессиональные суждения об игре российских клубных и национальной команд, у нас для этого нет никакой компетенции. Однако есть как минимум три очевидных факта. Первое: футбол в России не является бизнесом. У нас это абсолютно затратная сфера. Второе: государственные компании тратят публично, можно сказать, демонстративно, астрономические деньги на покупку и содержание футбольных звезд. Кстати, не только импортных, но и отечественных.

Третье: отечественные звезды демонстрируют откровенное наглое презрение к исполнению своего долга, в том числе и профессионального.

Действующего капитана российской сборной г-на Денисова после его известного демарша по уму нельзя было бы близко подпускать не то что к сборной - к дворовой футбольной площадке.

Еще раз, не о футболе речь. Просто футбол - одна из самых публичных популярных освещаемый сфер деятельности. И эта сфера самым популярным и освещенным образом демонстрирует главную болезнь нашей нынешней системы - мотивационную катастрофу. Ничего такого особенного, чего бы ни творилось в других сферах деятельности, в нашем футболе не происходит. Однако лицемерие - последнее прибежище добродетели. Пока грабят и насилуют в темной подворотне, а не на центральной площади при свете софитов, - есть какая-то надежда на исправление нравов. Циничное свинство, демонстрируемое вокруг самой популярной в мире игры - это как порнографический плакат, размещенный на рекламных щитах. Понятно, что демонтаж такого плаката мало что изменит в нравах и повадках общественной подворотни. Тем не менее публичная демонстрация бесстыдства лишает общество последних остатков нравственного иммунитета. И первое, что приходит в голову, это требование, по сути, наверное, ханжеское - запретить государственным компаниям тратить деньги на этот футбол (в конце концов, деньги Керимова и Абрамовича - это их личное дело, и никто им не вправе запретить ими распоряжаться). Что касается замечания, что любой, даже самый жадный, надменный и мажущий по воротам футболист - лучший пример для подражания, чем предлагаемые ему в этом качестве пьяницы и наркоманы: это еще не факт, что эта сука не пьет и не колется.

//__ * * * __//

Массовая трудовая миграция и связанные с ней проблемы и эксцессы превратились в один из самых больных вопросов российской жизни. На котором не спекулирует только ленивый, и это касается не только оппозиционеров и бузотеров, но и представителей официальных новостей профильных ведомств, и так называемого экспертного сообщества. Вступление в силу поправок к соответствующему закону, смысл которых сводится к обязательному экзамену по русскому языку для трудовых мигрантов, это лишь повод для выбора нами главной темы. Однако даже эти минимальные поправки демонстрируют движение в правильном направлении: минимальное знание русского языка создает хоть какой-то фильтр для потока потенциальных дезадаптантов и опять же стимулирует эту самую адаптацию хотя бы на каком-то самом первичном уровне. Притом что ни эти, ни какие-либо другие вероятные законодательные инициативы проблему не решают никак, поскольку нет понимания того, нужна ли вообще России массовая трудовая миграция, и если нужна, то зачем. Попробуем по пунктам.

Первое. Никакой императивной необходимости в трудовой миграции в нынешней России на сегодняшний день нет. Утверждение обратного -безграмотное или лживое манипулирование демографией. Общий прирост и убыль населения и его тенденции неидентичны доле трудоспособных возрастов. Гипотетически проблемы с трудоспособным населением в России могут возникнуть лет через десять, а в необходимости миграции здесь и сейчас нас убедили уже лет пятнадцать назад. Есть проблема с мобильностью трудовых ресурсов, которая, конечно, легче решается передвижением бесправных и бездомных мигрантов, но это не решение, а гнусность.

Второе. Массовый ввоз трудовых мигрантов, по сути, рабской рабочей силы - прямой и мощный интерес работодателей в целом ряде отраслей и сфер деятельности. Это, можно сказать, чистая их выгода, умноженная внутренней конкуренцией. Если ты не используешь рабов в той сфере деятельности, где их используют конкуренты, - тебе конец. Естественное следствие этой заинтересованности - наличие мощнейшего лобби, результатом деятельности которого и является властно-общественный консенсус по поводу жизненной необходимости трудовой миграции.

Третье. Есть сомнения в способности кого-либо в мире, и в нынешней России в частности, реально остановить миграционные потоки. Бог бы с ней с гуттаперчевой Европой. Мексиканскую миграцию в США не останавливает даже стена и пули. Мощнейшим движителем миграции является желание людей выжить и прокормить свои семьи при отсутствии такой возможности на родине. У нас причиной такой миграции стала цивилизационная катастрофа, произошедшая в азиатских, да и некоторых европейских республиках бывшего Союза. Заметьте, что к нам не бегут массы индопакистанского, африканского и латиноамериканского населения.

Четвертое. То, что выгодно для рабовладельца, является прямым и косвенным убытком для бюджета и страны в целом. Большая часть заработков мигрантов вывозится из страны, не подпадая ни под какое налогообложение и вычитается из платежеспособного спроса. Однако самое негативное воздействие такой тип трудовой миграции оказывает на рынок труда и объем внутреннего спроса. Что в настоящее время является единственной реальной предпосылкой для экономического развития по причине реального же и потенциального сокращения возможностей экспорта на фоне мирового кризиса. Утверждение, что мигранты не являются конкурентами местному населению на рынке труда, - это издевательство. Поскольку предлагаемые в этом сегменте условия для людей, не ущемленных в правах и не находящихся на грани голодной смерти, не являются рыночным предложением.

Пятое. Склонность значительной части нашего туземного населения к легкому, в значительной степени бесполезному, хотя и низкооплачиваемому, труду, вроде клерка или охранника, является крайне опасным симптомом. Как справедливо заметил Михаил Юрьев, это «характерно для обществ финального периода их существования, периода полного истощения жизненных сил народа». Примеров достаточно от Римской империи до сегодняшней Европы. Кстати, автор помнит опыт своей работы в советском НИИ. Где собственно работа занимала трое суток в конце года, когда аврально писался годовой отчет. И где они, эти советские НИИ?.. Тем не менее в нынешнем нашем состоянии эта тенденция не кажется необратимой при изменении тенденций в экономической стратегии, то есть ожидаемой и абсолютно неизбежной «Новой индустриализации».

Шестое. В реальной среднесрочной перспективе, преимущества дешевой рабочей силы перестают быть таковыми не только в каких-то отдельных экономиках и сегментах рынка при каких-то специальных способах регулирования трудовой миграции, а перестают таковыми быть вообще. Имеется в виду новая роботизация, когда человек в принципе будет делать только то, что не может делать машина. При современных темпах технического прогресса мы уже видим, что в этих условиях издержки на неквалифицированную рабочую силу вообще перестают играть какую-либо роль. И здесь никакой «таджик-лопата» неконкурентоспособен с роботом, массово производимым другими роботами. Это означает в том числе и то, что «китайцы» больше не нужны. И это означает, что выпадение страны из этой парадигмы - это не просто отставание, это - переход в принципиально низшую по отношению к лидерам форму человеческого существования. Или несуществования.

Есть единственная реальная проблема, связанная с согласием на трудовую миграцию или отказом от нее. Это заявленный и, на наш взгляд, совершенно безальтернативный курс на евразийскую реинтеграцию. Еще раз повторим: только такая реинтеграция может дать перспективу преодоления цивилизационной катастрофы, о которой говорилось выше. И создать условия для приемлемой жизни населения, например среднеазиатских республик, на своей, потенциально вполне благополучной земле. А для России такая реинтеграция означает восстановление внутреннего рынка в объеме, минимально необходимом для самостоятельного экономического роста, не завязанного на внешнюю негативную конъюнктуру. Опять же подчеркнем, что речь идет именно о реальной и полной реинтеграции, в рамках которой всяческие «таможенные союзы» и «единые экономические пространства» являются лишь первой промежуточной стадией. Речь идет о реальном единстве не только рынка товаров, труда и капитала, единой валюте, ноио социокультурном и военно-политическом единстве. Очевидным образом, если по тем или иным причинам, с той или иной постсоветской (или непостсоветской) страной такой уровень единства не возможен, значит, она и должна остаться вне этого единого пространства со всеми вытекающими, в том числе и миграционными ограничениями. Только в таком случае не возникает противоречия между предполагаемым ужесточением паспортно-визового режима для граждан бывшего Союза, декларацией интеграционных намерений и облегченным, атои автоматическим предоставлением российского гражданства всем гражданам бывшего СССР и их потомкам.

А лоббистов массовой трудовой миграции, вещающих о якобы ее кровной необходимости для России, надо либо лечить, либо бить по морде. По наглой рабовладельческой морде.

//__ * * * __//

Великий Болотный Протест не пережил своей годовщины. Рожденному в муках интеллигентской рефлексии Координационному совету координировать в общем-то нечего. Единственное, чего болотные добились, - это внушительного и репрезентативного голосования за Путина, которому болотное движение позволило провести вполне содержательную избирательную кампанию. Надо признать, что никакой такой кампании без наличия демонстративной болотной угрозы провести было невозможно, поскольку никакой содержательной политики на тот момент действовавшая власть не демонстрировала.

Еще летом мы назвали процесс, происходящий в болотном движении, «расхомячиванием протеста». О том, почему интернет-хомяк - главная социальная опора движения - его покинул, говорилось много. Здесь главный факт - что хомячий процесс расхомячился. То есть рассосался. Навсегда. Вернуть хомяка в этот протест невозможно, а для любого другого возможного и вероятного протеста хомяк не нужен, да он и не пойдет. Поэтому никакого возрождения этого протеста не будет. Констатируем это не со злорадством, а с сожалением и даже страхом, поскольку этот протест как раз никакого страха по большому счету вызвать не мог.

Почему хомячий протест в принципе бесперспективен там, где реально существует государство и функционирует власть, хоть как-то сознающая себя таковой? Мы уже говорили, что особенность интернет-публики состоит в том, что ею можно манипулировать, и довольно легко, правильно выбрав момент и тему. Но ею совершенно невозможно руководить. В тот момент, когда хомячья масса чувствует, что ею начинают управлять и руководить, она рассасывается мгновенно. А для настоящей революции нужны настоящие вожди и по-настоящему управляемая масса.

Болотное движение по сути своей есть движение внутриэлитное. Именно с этим связана его исключительно московская локализация. Такой публики в достаточно репрезентативном количестве нет нигде, кроме Москвы, даже в Питере. Поскольку эта публика, весь этот офисноменеджерскожурналистскопиаровский планктон - это и есть обслуга нашей элитной клептократии, локализованной в Москве. Кстати, в этом контексте очень забавно, когда от имени этой публики призывают к борьбе с коррупцией. В случае победы над коррупцией ее даже истреблять не придется, она просто помрет с голоду.

//__ * * * __//

То есть болотное движение - это типичный оранжад. Сырье для производства «оранжевых революций». «Оранжевые революции» тем и отличаются от революций настоящих, что они не революции - это внутриэлитные перевороты, в то время как революция - это есть смена элит. Истребление старых элит новыми. «Оранжевые революции» - это замена менее компрадорской группировки элиты на более компрадорскую. «Оранжевой революцией» нельзя свергнуть власть, если она реально существует как власть. А не как система туземного управления, суверенитетом над которой обладает внешний хозяин. Поскольку ее схема подразумевает необходимость спрашивать разрешения, можно ли туземному правителю сохранить свое кресло или пора сдать его более симпатичному для хозяина претенденту. Кстати, сам факт проявления болотного оранжада свидетельство того, что у большой части российских элит сложилось впечатление, что таковой власти в России нет. И можно попробовать.

На самом деле любой политический процесс, осуществляется ли он через выборы, престолонаследие, перевороты, при любом государственном устройстве, назови его хоть демократией, хоть диктатурой, существенно разделяется только по одному признаку: это механизм воспроизводства власти действующей элиты или это слом такого механизма, то есть смена элит - социальная революция. Болотный протест, безусловно, никакой социальной революцией и даже попыткой таковой не был. Это восстание компрадорской элиты против власти. Во всяком случае против того ее элемента, который таковой властью в русском историческом смысле является, проще говоря, против Путина В.В. Какая элита, такое и восстание. Напомним, накануне революции 1905 года наша буржуазия выработала свою специфическую форму протеста. Мы знаем из советской истории, что форма протеста крестьянства - это бунт, пролетариата - это стачка. А форма протеста нашей буржуазии - это «банкетная компания», когда собирается обильное застолье, на котором произносятся тосты антиправительственного содержания.

Компрадорскобуржуазнодемократическая квазиреволюция в России провалилась. Так же как она проваливалась и будет проваливаться всегда. Социальные протесты и, не дай Бог, социальная революция в России возможны и вполне вероятны при резком осложнении экономической ситуации. А таковое осложнение практически неизбежно. То, что от такой революции нынешняя болотная и околоболотная публика получит мало удовольствия, утешение слабое.

Выход один: расхомячивание протеста должно сопровождаться расхомячиванием власти. В принципе перед нами простая альтернатива. А) восстание власти против элиты. Прямое обращение к народу через голову действующих элит. Собственно, нынешняя власть так и обращается, правда, в основном по имиджевым пустякам. Но даже это обеспечивает ей легитимность. Пока. Б) восстание народа против элиты и власти. Что одновременно будет означать, что власти в действительном исторически русском смысле уже нет. Как не было ее, например, в октябре 1917-го. В нашем конкретном случае это может означать и государственный суицид русского народа.

Собственно, единственный рациональный выход для действующей власти -это осуществить социальную революцию сверху - сменить действующую элиту. Никаких по большому счету мотивов не делать этого нет. Первое. Поскольку действующая элита - мародерская, компрадорская и никчемная -сливает страну. Второе. Поскольку эта элита четко сформулировала и открыто вербализует жестко антигосударственный и антинациональный политический курс и идеологию, при которых никакая системная позитивная деятельность не возможна. И открыто внедряет ее внутри действующей системы власти. Третье. Поскольку по факту эта элита уже восстала против действующей власти, то есть покусала руку, ее кормящую. Продолжать кормить с рук бешеную собаку контрпродуктивно.

P.S. По поводу замечания о том, что для кризиса в России не хватает лишь русской молодежи: дело не в том, что этнодемографическая катастрофа несколько преувеличена. Дело в молодежи как таковой. С социальной точки зрения молодость - это тяжелое психическое заболевание, которое с возрастом неизбежно проходит. Правда, если до этого возраста удастся дожить. Как самому индивиду, так и стране проживания. Социальная болезнь нашего общества, отразившаяся в протестном движении, - свойственное детям эмоциональное отсутствие воли к самоограничению. Преимущество «молодежи» перед зрелыми людьми в том, что там меньше ума, образования, опыта, профессионализма, ответственности - социализации в целом. Больше реактивности, спонтанности, наивного максимализма, неудовлетворенных амбиций, полового влечения и физических сил. Но преимущество это только для желающих учинить какое-либо масштабное безобразие.

//__ * * * __//

Президент выступил с посланием. Жанр трудно назвать новым и оригинальным. Тем не менее само Послание весьма небанально. Попробуем отделить смысл от жанра, подразумевающего некоторую политесность и размытость.

Первое. Ближайшие годы - решающие, переломные для нас и для всего мира. Тут Путин, говоря о задачах России, даже воспользовался гумилевским термином «пассионарность».

Второе. Россия должна сохранить и увеличить востребованность себя в мире. Характерно, что в связи с «востребованностью», с учетом известного глобального контекста, Путин делает упор на военную мощь, предварительно тонко проложившись дипломатией.

Третье. Необходимость восстановления ориентации социума на общие интересы, мотивации работы на общее благо. Это, собственно, базовая проблема, о чем мы много писали. Проблема мотивации. И в первую очередь мотивации элиты, мотивации государственной службы. На самом деле это, собственно, единственная проблема, которую надо решить, чтобы добиться всего того, о чем говорит Путин. Только и всего.

Четвертое. Стержнем всего Послания является идея суверенитета, понимаемая в самом широким смысле слова. От формально государственного до экономического, политического культурно_ идеологического, хотя каких-либо прямых упоминаний идеологии президент тщательно избегает. Путин констатирует демографическую и ценностную катастрофу, последовавшую после краха советской системы. Опять же характерно, что демографическая и ценностная катастрофа упоминаются в связке. Это более чем логично. Поскольку неспособность нации к самовоспроизводству является и продуктом ценностной катастрофы, и с другой стороны, сама по себе эту катастрофу и завершает. Если нация не способна самовоспроизводиться, ее судьба очевидна, ей, собственно, и враг не нужен. Что касается ценностной катастрофы - по сути, она диагностирована выше. Это и есть в первую очередь утрата мотивации работы на общий интерес.

Пятое. Президент говорит о необходимости восстановления единства отечественной истории. По сути, речь идет о том, чтоб прекратить перманентную гражданскую войну между «белыми» и «красными». Собственно, такую войну можно прекратить только между «белыми» и «красными» патриотами, простите за пафосное слово. Что, кстати, в некоторой степени воплощается известным «Изборским клубом». «Белые» и «красные» предатели свою войну давно прекратили, поскольку имеют в основании консенсус в виде предательства. Что в некоторой степени воплощается в «болотном движении».

Шестое. Сепаратизм и национализм признаются как прямая угроза государственному единству. Говоря о таком больном вопросе, как миграционная политика, правда, в свойственной жанру манере избегая конкретики, Путин встает на сторону противников массового завоза дешевой неквалифицированной рабочей силы. Некоторая необязательность текста частично компенсируется четкой формулой натурализации мигрантов - по сути, это абсолютная лояльность к стране, подразумевающая лояльность как политическую, так и языковую, и культурную.

Седьмое. В части, посвященной экономической и бизнес-политике, наряду с известными уже призывами к деофшоризации экономики, формированию привлекательного инвестклимата содержится абсолютно новое требование к денежно-финансовым ведомствам, и конкретно к Центробанку, взять на себя ответственность не только за денежное равновесие и борьбу с инфляцией, но и за обеспечение занятости и экономического роста. Это не новость, что у нас формированием экономической политики практически полностью ведают Центробанк и Минфин. Все остальные ведомства способны только корректировать профильную деятельность в рамках параметров, заданных монетарными ведомствами. При этом последние исповедуют не просто вульгарный либерализм - они в принципе отказываются отвечать за экономическое развитие. Президент впервые мягко вменяет им эту обязанность, прямо ссылаясь на нормативные документы и опыт ФРС и ЕЦБ.

Восьмое. Президент, не замахиваясь на необходимость существования святой кудринской кубышки, говорит о неких пределах ее набивания и необходимости за рамками этих пределов инвестировать бюджетные доходы хотя бы в глобальные инфраструктурные проекты. О государственных проектах реиндустриализации пока речь не идет. Однако в тексте говорится о разрабатываемых программах развития приоритетных отраслей от электроники, производства новых материалов до сельского хозяйства.

Девятое. Президент говорит о перспективной государственной программе массового строительства доступного арендного жилья. Поскольку очевидно, что никакая самая льготная ипотека в среднесрочной перспективе подавляющему большинству наших сограждан не будет доступна. По сути, это уже перспективный государственный проект развития. При этом проект, способный оказать мощный кумулятивный эффект на экономический рост, чрезвычайно эффектный и с социальной точки зрения, и с точки зрения обеспечения необходимой мобильности и силы. И в отличие от большинства ныне действующих этот проект очевидно окупаемый и способный сам себя рефинансировать за счет увеличивающегося потока арендных платежей. В некотором смысле это и есть пример реального масштабного государственно-частного партнерства - строительство Транссиба в начале XIX века. Когда государство выступает заказчиком, а частные компании исполнителями, и в значительной степени бенефициарами.

Десятое. Это, казалось бы, дежурное упоминание воли к доведению до конечного результата постсоветской евразийской реинтеграции. В сегодняшнем контексте оно не выглядит дежурным, поскольку является прямым ответом на хамски жесткое поведение госсекретаря США Клинтон.

О том, что постсоветская реинтеграция является «советизацией», то есть прикрытием восстановления СССР, и Америка будет всеми силами этому противодействовать. Таким образом евразийский акцент Путина является прямым вызовом четко сформулированной американской политике в отношении России. На самом деле это констатация конфронтации со всеми выходящими отсюда последствиями. Можно только упомянуть давнее замечание Путина о том, что постсоветская реинтеграция является для нас безусловным приоритетом, прекрасно понимая, что она абсолютно неприемлема для наших американских «партнеров».

Путинское Послание можно назвать если не идеологическим, то во всяком случае предидеологическим, то есть содержащим в себе явный вектор и ясные рамки, отделяющие его от других известных у нас и в мире идеологических концептов. Также его можно назвать достаточно четко геополитически ориентированным - спасибо товарищу Клинтон за внесение предельной ясности в вопросы, до сих пор маскируемые дипломатической политкорректностью. Что является общепринятой претензией к замечательным текстам нашего президента, это некоторый дефицит обязывающей конкретики и, самое главное, недостаточная наглядность воплощения всего этого в жизнь (конечно же, речь не идет о многочисленных конкретных пунктах и предложениях, имеющих все-таки, как правило, весьма второстепенный, прикладной характер). Особенность нынешнего Послания в том, что оно императивно: с самого начала практически констатируется необходимость реализации всего нижеизложенного для сохранения страны как исторического субъекта. По сути, это ультиматум Путина, причем ультиматум самому себе. Этим не шутят. Да и шутить с нами, собственно, никто и не собирается.

Что касается конкретики, то всегда у нас, да и не только у нас, показателем конкретности намерений служил кадровый вопрос. Кадры решают все. В данном случае качество кадров управления и их мотивация. С чего, собственно, мы и начали. И почему мы сделали тему организации и мотивации управления главной темой нашего номера.

//__ * * * __//

Стакан наполовину пуст или стакан наполовину полон? Когда речь идет о публичном выступлении политического лидера, абсолютно естественно ожидать, что он будет придерживаться последней трактовки. Притом что таковая никак не противоречит действительности. Вопрос в другом: почему этот стакан наполовину пуст, что это за пустая половина и какой пустотой она наполнена? Речь идет о государственной власти и идеологии, о том, что там, где идеология, только там и есть государственная власть. А там, где ее нет, действует пространство утопии - пустая половина стакана. То есть пространство скрытой власти, противостоящей государству. Наша политическая система, как точно определил Сергейцев, это компромисс между государством - институтом президентской власти - и олигархическим правлением.

Отсюда, из этой полупустоты, - все симптомы, отмечаемые нашими авторами. Это - необеспеченность устойчивого воспроизводства власти. И отсюда все эти, до сих пор никак недолеченные игры с «тандемом». Это сохраняющаяся конспиративность всей российской политики и конкретных политических решений, когда вполне логичные в рамках государственной идеологии действия вынужденно прячутся за политкорректными ширмами. Так, например, полный запрет на деятельность политических НКО, действующих на американские гранты, является вполне логичным ответом на преамбулу «акта Магнитского», в которой, по сути, декларируется намерение Соединенных Штатов финансировать свержение действующей власти в России. Однако этот идеологически абсолютно безупречный ответ вынужденно прикрывается нравственно уязвимой возней вокруг запрета американского усыновления.

Наша посткатастрофная элита - «полуолигархия» - тоже, безусловно, имеет свою идеологию. Как и положено, прикрытую утопией - «всеобщей представительной демократией». Эту тоталитарную идеологию можно назвать компрадорским олигархическим либерастизмом (политкорректное название: либеральный фундаментализм). И эта идеология, персонифицированная финансовыми властями и лично «конструктивным оппозиционером Кудриным», полностью определяет экономическую политику и экономический строй современной России.

У Путина есть идеология, безусловно (или протоидеология, поскольку «полуполной» идеологии не бывает). Это идеология суверенитета. И соответственно, желает он того или нет, идеология Империи, имперской идентичности. Поскольку никакого другого реального суверенитета, кроме имперского, в современном мире быть не может. Но идеология суверенитета жестко утыкается в пространство экономической политики, стратегически абсолютно компрадорской и жестко противостоящей любым попыткам самостоятельного развития. «Это не ваша часть стакана! И нечего туда соваться!» Именно поэтому у Путина нет и не может быть, при сохранении действующего властного компромисса, никакой самостоятельной экономической идеологии, а соответственно, и никакой идеологии развития и идеологии лидерства.

Вторая половина пути состоит в том, что такая идеология должна появиться и реализоваться в деятельности. Иначе первая половина будет бессмысленна и безрезультатна. В последнем Послании уже есть мягкий наезд на вторую половину стакана, можно сказать - намек. На ответственность финансовых властей, и ЦБ в первую очередь, за экономическое развитие и рабочие места. Это намек на госпрограмму массового строительства арендного жилья. На самом деле «намеками» вымощена дорога в ад. Вторжение идеологии суверенитета на поле экономической политики за границы действующего властного компромисса означает, по сути, революцию. А без нее, без слома этого компромисса, никакое развитие невозможно. Да и воспроизводство власти и самой страны невозможно. И всякие требования и надежды на спасительные перемены в экономической политике тщетны и беспредметны.

Оглавление

Часть I. Нам нужен новый Горбачев?

Часть II. От Манежной до Триумфальной

Часть III. Болотнокремлевский пул

Часть IV Жаркое лето 2012

Прострация

Революция Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg