«Макаки в полумраке»

Валентин Сорокин

Макаки в полумраке

Очерки. Публицистика. – 496 стр. М., 2010.

В новую книгу поэта Валентина Сорокина вошли очерки и статьи, написанные в последние годы. Перед нами «портрет времени», наглядное представление о котором даёт аннотация:

А что творится на сцене и на экране в России? Выстрелы — в лоб. Крики изнасилованных. Поцелуи и пыхтения бабы на бабе. Мужика на мужике. Бред нашприцованных кокаином скотин. Крокодил пожирает тигра. Тигр — курицу. Курица — червя. Червь — муху. И — голопузые танцы, сопровождаемые вытьём грязнопупых дур, ошалевших от аплодисментов дур, им самим подобных. Командуют на сцене и на экране безродинные новаторы, вечные перестройщики, вечные кочующие “гуманоиды”. Но значит ли это, что так будет всегда?!

Публикация в «Хроносе» и в бумажном варианте имеет незначительные расхождения. Приобрести издание на бумаге можно через интернет-магазин «Политкнига».

Содержание

Без государства

Против раздора………………………………

Мать идёт……………………………………

Будьте вы прокляты…………………………

Друга никто не заменит…………………….

Заказной слепец и безгрешный стукач……..

Они ненавидят нас

Униженные подлецами……………………..

Впереди – былое…………………………….

Золотозобое чудовище……………………..

Не предавай друзей………………………..

Дважды убитый…………………………..

Иудокозлы

Гимн подлости………………………………

Когда вползли ваучеры…………………….

На краю бездны…………………………….

Макаки в полумраке………………………

Мусорщики формируют ударные отряды

Хула не доведёт до добра………………….

Вакханалия содомистов……………………...

Звезда судьбы……………………………..

О хоре на русском просторе…………….

Барончик и его баллончик………………….

Послесловие.

Александр Байгушев. Могучее восхождение Валентина Сорокина…..

Без государства

Против раздора

Свои стишки Тощев-пиит

Покроем Пушкина кроит,

Но славы громкой не получит,

И я котенка вижу в нем,

Который, право, непутем

На голос лебедя мяучит.

Евгений Баратынский

Я говорю о друге

Мне легко говорить о публицисте Владимире Фомичеве: он своими отважными статьями, очерками, книгами давно и конкретно известен каждому русскому человеку, кто не потерял чувство ответственности перед днем идущим, перед собою и перед вечной, святой и гордой обителью наших дедов и отцов, имя которой - Россия!..

В молодости Владимир Фомичев - журналист, неутомимый и беспощадно честный газетчик. На Смоленщине. В Сибири. В Москве. Мальчиком, переживший фашистскую оккупацию, расстрелы, сожжения земляков, он сохранил и нигде не предал совесть, достоинство, боль за материнскую землю, истерзанную войнами, захватчиками, измученную и обнищенную собственными добровольными негодяями:

Я жил да жил тысячелетья -

Под стук копыт,

Порывистый глотая ветер

И ставя скит.

Это - поэт Фомичев, да, Владимир Фомичев заявляет, вздохнув и вспомнив прошедшее. Но о поэте Владимире Фомичеве редко говорят. Публицист Фомичев как бы зазастил своею русской тенью поэта Фомичева, правда, не менее русского. Русского - в благородном и необходимом смысле: ведь если человек забывает - кто он, зачем он среди людей?

Лицо драгоценное вижу,

Что память хранила всегда.

Друг первый!

Ты радостью высшей

Наполнил земные года.

В молодости Фомичев - журналист. Позднее - заместитель заведующего отделом прозы в знаменитом издательстве "Современник". Еще позднее - Главный редактор "Пульса Тушина", газеты, невероятно смелой и заботливой, братской - для соседних народов России, родной и надежной - для русских.

В годы горбачевского и ельцинского предательства Владимира Фомичева даже нагло оклеветали прорабствующие диссиденты и устремились, в сговоре и подлости, посадить, а там - о, сколько же они, грабящие СССР и Россию архитекторы перестройки, истребили патриотов, беззаветных сыновей и дочерей Отчизны?! Истребили - травлей, петлей, судами, замалчиваниями и прочими иудиными приемами:

А когда я читаю газетку "Пульс Тушина",

крысой горло свободе опять перекушено.

Евгений Евтушенко

Ишь, неприязнь какая! Задергался в стукаческой малярии, поломал ритм и разум строк: слово на слово наползло, не произнести, а крыса, так у него, получается, - опять и опять горло, грязное и весьма лживое, перекусывает ему, политбюровскому выкормышу. Ужели под непроницаемой крышей КГБ вильнопопого одописца Политбюро, Женю Гангнуса, часто подстерегало крысиное существо и традиционно кусало?

Почти сохраняя его, Гангнуса, размер и ритм строки, Владимир Фомичев отвечает, борцу отповедь дает:

Спасибо, любезно-болезный, за мерзость,

За ненавистъ-"крысу" - творенье твое.

Навязанный стиль пусть исполнит свое!

Тебя, старика, драть за чуб бесполезно,

Нет чуба - повырвали жены его.

Всю жизнь ты брехал, словно пес, своевольно,

Кавказца в Кремле то хваля, то хуля,

То Ленина славил - что, страсть холуя?

Поэт Владимир Фомичев, как публицист, как человек, атакующий мерзавцев, завербованных антирусскими мафиями, не отступил от державных рубежей, не струсил, не содрогнулся и не унизился:

В нашем крае свирепствуют волки

И творят за разбоем разбой.

Маскируясь

и без маскировки,

И ночной, и дневною порой.

……………………………………

Словно мы в оккупации снова,

Жди удар из любой стороны.

Но за поэтом Владимиром Фомичевым кроме тоски о нормальной народной жизни, народном уюте и опоре - Малая Родина, легендарная Смоленщина: о край, стучащий любою травиной в русскую душу! Смоленская Земля - Слава России. Смоленская Земля - Верность России. Смоленская Земля - Скорбь России. Смоленская Земля - Обелиски России.

Куда уехать Владимиру Фомичеву? В США - к Евтушенко? Но у Гангнуса нет Смоленщины. Там не звенит клятва Кутузова в храмах. Там не мыкают седые вдовы разбойную нужду, кинутую на нас олигархами, демократами, сотоварищами Гангнуса по его иезутскому депутатству...

Пронзительное ощущение любви, распахнутая встреча с ивой и соловьем, лиричность стихов-признаний дают возможность передохнуть поэту от черных дум, от ежедневных мук - где найти счастливый очаг рядового труженика?

Сладостны и улица, и сад,

Если сердце покорилось страсти,

Поменяв на поцелуй напасти,

Переполнившись

 влеченьем к счастью,

Если взоры радостью горят.

На пути в поэзию Владимира Фомичева поддержали Михаил Львов и Владимир Цыбин, Сергей Поделков и земляк Виктор Смирнов, Всеволод Сурганов и Екатерина Шевелева, Владимир Костров и Юрий Пашков, Николай Денисов и Юрий Никонычев, а я ликую, что о них, наверное, о каждом, я успел сказать благодарное слово, включая Максима Замшева, Ивана Голубничего, Евгения Юшина, идущих за нами. Спасибо и Леониду Ханбекову, издавшему красивую и щемяще лиричную книгу "Лирика" Владимира Фомичева.

Лирика - в песне. Лирика - в дружбе. Лирика - в грядущем, в завтрашнем дне, а не склока и разбой, не грабеж и сиротство. Мы, русские, тысячу раз уважение к себе заслужили и покой к дому своему.

Совесть сибиряка

Отец мой, потомственный лесник, следопыт, иногда упрекал меня: -Ты, сынок, не агитируй меня за друзей. Я посмотрю в лицо человеку - всё тебе расскажу о нем. Друзья твои - люди хорошие!- И я умолкал, приводя по десять и по двадцать поэтов погостить за обедом в нашем дому...

А теперь я гляну в лицо Борису Бурмистрову - ясно: добрый, честный, сильный и верный поэт у России. А много ли мы о нем пишем?

Вот и роща поредела,

Просветлела даль и высь -

Время сжато до предела,

До предела сжата жизнь.

Ясно. Ничего не пропустит, горького и трагичного, из жизни родного края, родной страны этот поэт. Чтобы выплеснуть из сердца такие слова и такие строки - надо запастись пережитым, а пережитое не бывает только грустным или веселым, только разящим или покорным. Пережитое - космос, где загораются и потухают звезды, родятся и умирают светила: пережитое - твои отец и мать, ты сам, дети и внуки твои. Пережитое - русский дом твой, то поднимающий ликующие глаза над миром, то опускающий их долу…

Сказала, что вышла на миг,

Сто лет с той поры пролетело...

Исчез под водой Материк,

И память, как платье, истлела.

Сказала: вернусь, подожди,

Куплю только в булочной хлеба...

Давно испарились дожди,

От зноя потрескалось Небо.

Остался лишь в памяти лик,

Живу, новый день ожидая...

То солнце проглянет на миг,

То капля падет дождевая.

Я читал это стихотворение жене, зная, что у Бориса Бурмистрова дочь выкрали "мигранты востока", надругались над ее молодостью и зверски её убили, выбросив на сибирский мороз из автомобиля. Поэту, сибиряку, как вынести такое? Он ведь - сибиряк. У нее ведь - мать есть. Он ведь - поэт и воин. Он ведь - защитник семьи и России. У них ведь - Дом, русский дом, глазастый и приветливый!..

В дни гонений,

вражды

 и мытарства

Чудный голос я слышал вдали,

Был вне времени я, вне пространства,

И летел, не касаясь земли.

Над тем стихотворением плакали мы с женою, а над этим - летели, хотя оно и с поволокой тоски. Но - утверждающее право на свободу и счастье!

Владимира Фомичева, мальчика, чуть не сожгли вместе с мамой, чуть не уничтожили фашисты, а кто доченьку-красавицу лишил жизни? Кто опустил в русскую ширь туман кровавый? Почему, скоро уже век, нам, русским, не дают варвары планеты обустроиться и перестать вслушиваться в непонятны призывы и стуки бесконечных палачей?

Тяжело, тяжело. Не поднять головы,

Чуть поднимешь, накинутся гады.

И живи так - не выше болотной травы,

Ниже можешь...

 могильной ограды.

Мы с женою потеряли старшего сына. Погиб. Очень внезапна гибель. И, читая стихи из книги "Теплое дыхание зимы" Бориса Бурмистрова, изданной Леонидом Ханбековым, сибиряком московским, мы утирали слезы. Тяжело и одиноко... Но кто же, кто творит на Земле исчадие, кто?

Разрушение православных соборов золоченых - лицо Льва Бронштейна. А расстрел Дома Советов - лицо Ельцина. Окровавленный Ирак - физиономия Буша. Взорванные дома палестинцев, а сегодня - взорванные дома евреев - лицо Шарона. Лица - физиономии. Лица - бандитские. Заселяют. Выселяют. Переселяют. Ликвидируют. Вчера Шарон штыком закалывал грудных палестинских детишек. Сегодня Шарон вышвыривает еврейских детишек из люлек и квартир. Шароны - без виноватостей. Шароны - без покаяний. За партзадницей Ельцина Евтушенко ехал на танке в кровь... Кто он, поэт?

Но поэт - Христос, а не Иуда. Приникнем к стихам Бориса Бурмистрова. Как же не стыдно и как же не страшно посягать на святые волнения?

Послушай, как почки на веточках дышат...

Хочу тебя видеть, хочу тебя слышать!

Весеннего леса призывные трубы...

Хочу целовать земляничные губы!

Но Владимир Фомичев - не Иосиф Бродский. А Борис Бурмистров - не Евгений Рейн. У них есть, а у нас же нету опекающего нас Владимира Бондаренко. А тот, что есть, путает Рейна с Кузнецовым, а Есенина с Высоцким. Одумается - набрасывается на русского поэта Валерия Хатюшина, злится: мол, Хатюшин - русский поэт, а я кто? Потому, наверное, много печали в тихих стихах сибирского поэта Бориса Бурмистрова.

Кто-то бредет по ночным переулкам,

Видно, с бессонницей дружит давно...

В этом пространстве, морозном и гулком,

Слышно - снежинки стучатся в окно.

Валерий Ходулин, туляк, Владимир Фомичев, смоляк, Михаил Шаповалов, волгоградец, Иван Савельев, москвич, Борис Бурмистров, кемеровец, ну, и к каждому прислонить по Владимиру Бондаренко? Дудки им... И вообще - зачем русскому народу столько русских поэтов? Есть же гыгыкающий на сцене Петросян. Талантливейший комик перестроечной эпохи!.. А Борис Бурмистров унынием занят:

Спит спокойно гордый внук славян,

Родину отдав на поруганье.

Борис, друг мой, Петросян же есть, Петрося-я-ан-н! Ну, чиво ты? Вон сколько русских за пределами России мыкается?

Молчи, брат, молчи...

У Дома Советов

За день до расстрела Дома Советов Ельциным и его бандитами мы с поэтом Иваном Савельевым у порога Дома Советов, переживая трагедию России, тихо и нервно уточняли собственные разочарования и надежды:

-Нет, Иван, мы не победим. У нас мало ума. Вон, послушай, как Горячева зачитывает имена командиров дивизий и кораблей, приславших телеграммы поддержки? Она же подставляет их, Ваня!.. Через час их арестуют, вот!

- Валентин, победим! Ведь Ельцин - продолжение Горбачева. А в народах СССР и России к ним ненависть выше Гималаев. Победим, Валя, победим!

Позже я встретил Ивана Савельева, похудевшего, бледного, горького: - Эх, Валя, ты, оказалось, прав. Не хочу жить, Валя, какую Родину у нас отбирают мерзавцы?! - И он отвернул от моих глаз лицо. Да, правильно - в лице душа и смысл человеческой судьбы видны. Не иначе. Годы прогремели над нашей несчастной Россией, но русский поэт, прекрасный поэт Иван Савельев не поколебался в ненависти к предателям, а любовь и верность его к Родине - еще острее, еще неодолимее и еще победнее!

Не предвидится сна.

Коротаю все ночи без сна я:

Заболела душа -

 и поэзия стала больная.

Ей микстуры не дашь,

не излечишь, молясь и стеная:

Заболела страна -

 и поэзия стала больная.

Спасибо тебе, брат мой! Ты сказал то, что мучит меня - народ наш заболел, Родина наша, православная, краснофлаговая, обелисковая, горная, орлиная, черемуховая, соловьиная, заболела: от взорванных соборов и сбитых с куполов золотых крестов - тяжко ей дышать. От мародерства Льва Бронштейна и Яши Свердлова, от лагерей и пыточных камер Ягоды - нет сна у нее и покоя. От звериного визга и рыка Адольфа Гитлера, дотопавшего через братские могилы наших отцов и братьев до Сталинграда, - сердце до сих пор стонет у нее. И стон этот я в твоих стихах и поэмах слышу!..

Летит неумирающе Земля

Сквозь звездный шлейф во мраке онемелом...

Куда ушли мои учителя?

Каким душа их мучится пределом?

Учителя наши - Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Блок, Есенин и Маяковский. Учителя наши - Недогонов и Твардовский, Наровчатов и Орлов, Исаковский и Львов, Ручьев и Гумилев, Васильев и Федоров, учителя наши - погибшие поэты на праведных дуэлях и в гвардейских окопах, учителя наши - не коротичи и не гангнусы: они даже в приятели нам не сгодились!

Смотрю и вижу, как в сиянье звезд

Сергей Есенин с млечного откоса,

Не отыскав отеческих берез,

Комет целует огненные косы;

Как Маяковский, пламя мятежа

Не погасивший, мечется упрямо,

Как блоковская гордая душа

Смирилась у колен Прекрасной Дамы.

Стою у прибывающих могил

И чувствую, едва прикрыв ресницы,

Что Пушкин никуда не уходил

И не уйдет, покамест свет струится.

Молодец!!! Дочитать до конца хочется это стихотворение: оно - о совести о душе русской, о крыльях орлиных русского витязя, которого не остановить прошлым и грядущим гитлеровцам! Оно - о звездном русском национальном свете! Пути нашем звездном! Бессмертии нашем!

Пока горит Полярная звезда,

Что на ресницах у ночей промокла,

Он светом стал, чтоб Муза никогда -

Пока жива Россия - не умолкла.

И потому слышны - недалеки!-

На всех просторах Родины притихшей

Его шаги - воздушные шаги

Поэзии, духовных благ добывшей...

Духовных благ, а не ваучеров Чубайса, не фабрик и заводов, не отчей землицы, отобранной у народа горбачевско-елъцинскими бандюгами, Земли, овеянной молитвенным светом обелисков. Русскую Землю - не отобрать!..

Я ценю и защищаю творчество Ивана Голубничего и Максима Замшева, я ценю и защищаю творчество Евгения Юшина и Александра Дорина. Я ценю и защищаю творчество Владимира Бояринова и Валерия Хатюшина. Ценю и защищаю, напоминая, утверждая, восхищаясь творениями Ивана Акулова и Бориса Можаева, Виктора Астафьева и Константина Воробьева, Федора Абрамова и Ивана Стаднюка. Мне часто говорит известный поэт, русский патриот Аршак Тер-Маркарьян: "Валентин, что ты за человек? Ты больше нас всех пишешь об ушедших. Они ведь тебе уже ни в чем не помогут, а ты не забываешь о них, какой ты благородный, a!..».

Мы ни детей, ни внуков не щадим,

Мы сделаем за водку что угодно.

Мы всенародно лодырей растим,

Трудягу убиваем - всенародно.

Почти - кричит Иван Савельев стихами и поэмами! И я не могу забыть благородства Бориса Леонова и Виктора Чалмаева, Евгения Осетрова и Виктора Петелина, Олега Михайлова и Леонида Ханбекова, Сергея Поделкова и Георгия Маркова, Юрия Бондарева и Михаила Луконина - я обязательно всех назову, всех! - кто поддерживал и поддерживает нас, поэтов русских: мы - разных поколений люди, мы, живые и ушедшие, окроплены единой слезою Матери нашей - России! Мы - не те, о ком сказано Иваном Савельевым!

Беспомощные пасынки Земли,

Вселив в глаза жестокость вместо света,

Теперь вы к Богу, кажется, пришли,

Опомнились. Но с вами Бога нету.

Безбожие - самонадеянность хапуг. Свара - граната ворья и киллера.

Вчера, сегодня и завтра

Главная литературная высота моего поколения - за нашими плечами: мы движемся к своим семидесятилетиям. И я, возвращаясь к прошедшим времен судьбы, самоуважительно успокаиваюсь, что сказал не только об Алексаре Прокофьеве и Владимире Луговском, Сергее Викулове и Егоре Исаеве, Валентине Сидорове и Евгении Антошкине, Анатолии Парпара и Владимире Фирсове, Алексее Маркове и Станиславе Куняеве, Петре Проскурине и Александр Проханове, Лидии Сычевой и Михаиле Крупине, Александре Байгушеве и Владимире Гусеве, Николае Воронове и Константине Скворцове - о родных уральцах последовательно и щедро! - о Людмиле Татьяничевой и Зое Прокопьевой, я сказал о Викторе Бокове и Сергее Маркове, Борисе Корнилове и Владимире Автономове, мучениках Ягодо-Бериевских нацистских застенков. Имена поэтов, прозаиков и публицистов, уважительно названных мною, я пронес через годы и годы. Их имена мог я не назвать? Ещё назову Льва Котюкова, Юрия Баранова и Евгения Юшина.

Кого уважал - уважаю. С кем спорил - спорю. С кем ссорился – ссорюсь. А с кем помирился - замечательно. И зря Владимир Бондаренко обзывает Валерия Хатюшина плагиатором, графоманом. Я могу привести разные пример легких путаниц поэтов среди своих и чужих строк: такая смешная и древняя сказка!.. Пусть Владимир Бондаренко не только не переносит, но пусть даже ненавидит стихи Валерия Хатюшина, а куда, куда он денет незыблемо справедливую и неопровержимо русскую книгу Валерия Хатюшина "Во имя Истины", куда? Редчайшая книга - беззащитная боль за Россию, за отвагу русскую, распинаемую на просторах русских мерзавцами и предателями Земли русской!

Но об этой книге - отдельно. Отдельно мы обязаны говорить. И не искать в ее авторе плагиата и графомании, а восторгаться ею!!!.. В Израиле репрессии 1918 - 1937 годов. Детей, родителей, стариков - гонят из домов отчих. А кто их заселял не так уж и давно? Шароны. А кто гонит? Шароны, А кто штыками закалывал там ребятишек палестинских? Шароны. А кто, прикрываясь ныне заботами о евреях-соотечественниках, уничтожает еврейские дома, сады, очаги жизни? Шароны. Кто на века размежевал и рассорил пропагандой, грабежами земли, войнами евреев и палестинцев? Шароны.

Кто сегодня раскалывает единый еврейский народ - на постоянных граждан и временнопроживающих в стране? Шароны. А кто в 1917 - 1937 снося наши солнечные храмы? Шароны. А кто казнил донское, кубанское, уральское и сибирское казачество? Шароны. А кто развалил СССР? Шароны. Кто явился под Сталинград - вешать, утюжить танками русских? Немецкие, еврейские, японские, русские и американские шароны, бенладены и басаевы одинаковы

Дорожная карта в Израиле и в Палестине - завтрашняя карта усобиц и разделов России. Мало шаронам Ирака? Давай им Афганистан. Давай им Иран. Давай шаронам Корею. Международная и многонациональная банда бронштейнов и свердловых, даянов и клинтонов, дудаевых и бушей - наметила сократить население России до 40 миллионов, стравить нас в России с татарами и удмуртами, карелами и башкирами: противопоставить Церковь Мечети, а Христа Аллаху. И мы терпим. Прощаем. Увертываемся. Хитрим. Замалчиваем

Почему кровавый чертополох Израиля перенесен на пространства, занимаемые народами Земли? Двусторонний терроризм в Израиле стал двусторонним терроризмом почти в каждой стране. Не так? Золотом церквей православных подавились. Мудростью мечетей мусульманских отравились. У шаронов - нет Бога. У шаронов - нет колыбельной. У шаронов - нет смысла судьбы.

И наши писательские драки - погребальная песня самим себе. Взаимные наши оскорбления и досмотры - бледная копоть от пожарищ, взметенных над селами и городами, краями и державами шаронами. Убийцами святой Земли.

Горькую исповедь свою я укрепляю прекрасными стихами Михаила Шаповалова, интеллигентного, благородного, светлого русского поэта:

Вот и кончилась повесть о днях августовских.

Ветром скомкано небо, и тучи лилово-черны.

И, недавний герой, ты один на бульварах московских,

Где в тяжелых крылатках два классика месту верны.

Горизонт ненадежен, и в шорохе листьев угроза,

Пробежала по лужам торопливая рябь...

Десять алых гвоздик и - на платье - медовая роза,

Десять встреч и разлук и внезапный сентябрь.

Память глаз, память рук, память губ, сердца память -

Протестуют!.. И жаждут, и страждут, и ждут.

Но окончилась повесть. Зачем пред собою лукавить?

Ни гвоздики, ни розы свиданий былых не вернут.

Дождь, как преданный друг, разразился потоком участья

Ты убыстрил шаги, но протяжно меж веток звеня

И за плечи обняв - он клянется вернуть твое счастье…

Но возможно ль оно на исходе осеннего дня?

Это - из книги Михаила Шаповалова "Избранное", где его очерки о русских поэтах соседствуют талантливо и умно с его же стихами. Валерий Хатюшин, Владимир Фомичев, Борис Бурмистров, Иван Савельев, Анатолий Парпара, Михаил Шаповалов, Людмила Щипахина, Максим Замшев, Феликс Чуев, Геннадий Серебряков, Тамара Пономарева, Леонид Ханбеков, Людмила Шикина, Иван Голубничий, Аршак Тер-Маркаръян, Станислав Золотцев, еще могу назвать десятки русских имен, а покоя на душе у меня нет!.. Живых и ушедших - делят шароны, а русское слово принадлежит русскому народу: зачем разрушать его?

В Прибалтике запрещают говорить, петь и плакать на русском языке, в Крыму запрещают читать Пушкина и Есенина на русском. А наши правящие шароны - в рот воды набрали. Сучий страх у них!.. А в Израиле Шарон долбит автоматными прикладами соотечественников - переселяет с земель, отхапанных у палестинцев им же. И наши шароны под Москвой переселяют соплеменников из Истры: малогабаритно копируют израильского Шарона.

Называть честных русских врагами России - измена, тренировка себя на "Дорожной Карте Израиля" перед участием в скорой, подлой и фашистской борьбе, за "Дорожную Карту России": вспомните завтра мои слова!.. Сергей Михалков - русский. Юрий Бондарев - русский. Феликс Кузнецов - русский. Валерий Ганичев - русский. Арсений Ларионов - русский. А что натворили михалковские автоматчики? Шарон вытеснил соотечественников?

Дело не в Ларионове и не в Бояринове. Дело - в руках Шарона... А следователи - глухонемые. Прокуроры - глухонемые. Судьи - глухонемые.

Только так

Прав Гусев Владимир Иванович, оберегая московских писателей oт сшибок лбами над бездной, организованной приватизаторами и грабителями... Мы обязаны добиваться правды закона и наказания по закону, не сидеть над составлением ягодовских списков - кто враг, кто друг - среди собратьев.

В сентябре - 85 лет здравствующему Ивану Шевцову, встретившему фашистов на границе с Белоруссией в июне 1941 года. Приближается 100-летие со дня рождения Дмитрия Кедрина и Григория Коновалова, не за горами и вековые юбилеи Павла Васильева и Бориса Корнилова. А наш литзамполит Владимир Бондаренко занят последовательным преследованием несгибаемого Валерия Хатюшина и одовосславлением Бродского и Рейна. Спасибо...

На 85-летие Юрия Львовича Прокушева, покоящегося в русской Земле под Москвою, один Губельманьяк четвероного помочился на его святой крест. А русские литхолопы "не заметили" запаха барбосьей экспрессии, да ещё удивились робко, когда я громко назвал негодяйство негодяйством.

Только с Прокушевым боролись мы за романы в ЦК и в Главлите:

"Кануны" - Василия Белова,

"Мужики и бабы" - Бориса Можаева,

"Грабеж" - Ивана Шевцова,

"Братья и сестры" - Федора Абрамова,

"Кончина" - Владимира Тендрякова,

"Касьян Остудный" - Ивана Акулова,

"Былинка в поле" - Григория Коновалова,

"Дон-Жуан" - роман в стихах Василия Федорова.

А беспощадно правдивые и отважные книги Олега Михайлова, Виктора Чалмаева, Михаила Лобанова, Виктора Петелина, Евгения Осетрова, Сергея Семанова, Станислава Куняева, Эрнста и Валентина, братьев, Сафоновых, Анатолия Жукова, Владимира Гусева, да разве всех я теперь назову? Первые книги, давшие авторам право членов Союза Писателей СССР - Юрия Кузнецова, Сергея Суши, Владимира Бояринова, Александра Волобуева, Владимира Крупина, Зои Прокопьевой, Рустама Валеева, Алексея Минькова, Владимира Мирнева, опять: перечислить ли всех мне?..

Если бы мы берегли друг друга?

Нам, русским, о себе подумать пора!

Не надо торопиться разбазаривать честные имена писательские во мгле подозрительностей. Члены Исполкома МСПС, в большинстве своем, я абсолютно уверен, — не только не присутствовали, но и даже не слыхивали о заседаниях Исполкома, посвященных гнусной и воровской распродаже Дома Ростовых, Исторического здания, принадлежащего Международному Сообществу Писательских Союзов. Где именной протокол?

Почему бы не опубликовать протокол незаконного заседания? Он же, протокол таковой, есть. Иначе — как бы продать и перепродать фирмам? А на документе купли-продажи чьи подписи? Почему не публикуют их, а? Почему Председатель МСПС Михалков лишь через два года докумекал, что Дом Его Конторы давно загнан за полцены аферистами? Он что — арендовал себе там кабинет? Что с Ларионовым стряслось? Что с Главбухом Раисой Захаровной случилось? Почему Ревизионную Комиссию не известили?

Мы старались, работали, а за спинами нашими вершилась подлость, и мы примиримся? Нет. Будем советоваться с писателями и разбираться в чудовищном преступлении. С виновных потребуем компенсации — за позор, за безработные месяцы, за клевету!.. Мы не разрешим помыкать нами.

Надо немедленно созвать “старые и новые” Исполкомы, надо немедленно созвать “старые и новые” Ревкомиссии. Надо перестать разевать рот на жульнические побасенки героев раздора. С 1991 года я выступаю за создание Авторитетной Писательской Комиссии, за контроль и за постоянное главное извещение о расхищениях наших газет, журналов, домов творчества, издательств, больниц. А мы? Молчим. И как мы возвратим отобранное?

Я проработал в МСПС два с половиной года. Два — ушли на ликование девяностолетия Михалкова, а шесть месяцев — на склоки. С чем я вас, мои замечательные собратья, и поздравляю!..

Почва для склок — ветхость Михалкова.

Распродажа помещений — алкашество Ларионова.

Нищета писателей России — обжорство Кремля.

Вымирание русского народа — гимн Мирового Масонства.

Имя Юрия Прокушева никакому шарону, никакому шахиду не отделить от великого имени Сергея Есенина. Он - святой человек! Клянусь. Александр Байгушев, бывший заместитель Главного редактора издательства, авторитетнейшего в России, "Современник", часто защищает Прокушева и меня от укусов шароновских мышей... Байгушев - критик, публицист, прозаик, не предал ни Прокушева, ни меня, ни коллектив: добрый, стойкий, одаренный.

Сергей Суша в романе "Скарабей" подробно рассказал о судьбе нашей. А есть среди современниковцев, долька малая, есть мыши: поели сытную крупу, а иногда - попили нашу кровь - и губки сжали. Туда им, выблядкам Шарона, и дорога!.. На многих своих ровесниках-собратьях по призванию я убедился: трусость - удел малоодаренных, жестокость - удел самонадеянных, бытовая и творческая хитрость - стезя понявших быстро личную творческую бездарность. Одаренный поэт - почти Христос!.. Как вел себя, что говорил? Красота какая в мыслях и фразах? А глубина и мощь какая образе Иисуса Христа и тысячелетнем пути Его?

Робкий - не вырастет в Анатолия Иванова. Лживый - не станет Василием Федоровым. Жестокий - не явится Петром Проскуриным. А хитрый - не затмит мудрость и боль Александра Твардовского.

Я присягаю Уралу, Краю своему Танкоградному! Я становлюсь на колени перед Россией, мамой седою моей! Я прошу вас, я умоляю вас: вникните, вслушайтесь и опять вникните в рыдающий голос Некрасова!..

Я рано встал, недолги были сборы,

Я вышел в путь, чуть занялась заря;

Переходил я пропасти и горы,

Переплывал я реки и моря;

Боролся я, один и безоружен,

С толпой врагов; не унывал в беде

И не роптал. Но стал мне отдых нужен -

И не нашел приюта я нигде!

Русский Шарон, точнее, российский Шарон Истринское водохранилище оккупировал элитными, извините за выражение, особняками и виллами своих соплеменников, теперь кинул на них милицию. Выселяет. А разрешил им селиться-то он. Армию Израиля, бросив на выселение соплеменников из сектора Газа, Шарон забыл, что заселял-то ими палестинскую территорию он. Автоматы – на Истре. Автоматы – в секторе Газа. Автоматы – в Москве, у ворот Международного Сообщества Писательских Союзов.

У ворот Союза Писателей СССР. В кабинете Максима Горького и Александра Фадеева. В кабинете Константина Федина и Георгия Маркова. Виноватые – будут виноваты. Не названных – назовут.

Но кто же – Шарон?

Разве он – не Мировое Масонство?

И кто – мы?

Разве – не палестинцы?..

Председатель Ревизионной Комиссии МСПС Владимир Фомичев обратился с письмом к Генеральному прокурору РФ – ускорить расследование оккупации автоматчиками Дома Ростовых и назвать пофамильно расхитителей писательского имущества. Пологода продолжается расследование – возня обоюдная…

И – несколько фраз к Бондаренко. Уважаемый Владимир Григорьевич, ты когда перестанешь сталкивать меня с литераторами: то – с Лидией Сычевой, то – с Валентином Курбатовым, то – с Вячеславом Огрызко, то – с Владимиром Костровым, то – и т.д., и т.д… Ты – крупнейший русский поэт, автор поэм о Евпатии Коловрате и Стеньке Разине, Дмитрии Донском и Емельяне Пугачёве, Игоре Курчатове и Георгии Жукове!..

Ты – неистовый Виссарион Белинский! Ты – Лев Бронштейн наш! Я ещё беззаветнее буду тебя обожать, ежели ты отрастишь пейсы: тебе будет легче извиваться между Россией и Израилем. Проще будет сталкивать лбами евреев и русских, татар и башкир. Твои статьи – лицо твоё. Не горюй.

Победит Березовский – памятник тебе обеспечен. Не победит – ты, как ельцинский, не ты, а имя твоё, как ельцинский замызганный полтинник. Будешь кататься по книжным прилавкам и по карманам: обсчитают – и чёрт с ним, потеряют – туда ему и дорога!.. Ты, Моисей, любишь водить нас по своим чесночным участкам, а я не забываю свои поэмы и лирику… Пока.

Ах, ливни детства, вы отклокотали

И отзвенели стаи лебедей, -

Угрюмей путь и необъятней дали,

И горы жизни выше и трудней.

Я их вершины одолеть пытался,

Над прошлым встал, над будущим я встал,

В грозу с орлом над бездной побратался:

Есть храбрецы?

 Свободен пьедестал!..

Единственная, верная, святая, -

Ты и отвага, молодость и ты!

Опять, опять звенит лебяжья стая,

Бегут к реке глазастые цветы.

Проснулся день в обители небесной

И свет зари над нами, свет зари,

И вновь орёл парит над гиблой бездной,

И ни о чём ты с ним не говори!..

Ах, годы, горы, за бессмертной синью

Я честен был, наивен и удал,

И никому страданья за Россию

И красоты твоей я не отдал.

Звезда и жизнь, судьба и скалы, скалы:

Я крест Христа сквозь непогодь пронёс, -

О, не вчера ль природа нас ласкала

Ладонями, горячими от слёз?

Благодарю тебя, реку и дали,

И пусть мгновенно счастье у людей,

Но ливни наши не оттрепетали,

Не отзвенели стаи лебедей!..

Учись, Володя, учись русских лебедей провожать, сизых, последних.

2005

Мать идет

Вдали за ними край родной,

Земли родной граница.

Александр Твардовский

Сколько нас, нерусских, у России,

И татарских, и иных кровей,

Имена носящих непростые,

Но простых российских сыновей!

Михаил Львов

Литература — зеркало, в которое смотрится народ. И тот образ, который он видит, надолго, по крайней мере, на поколение, запечатляется в его сознании.

Лидия Сычёва

Не мешайте нам быть русскими

Среди перелесков, холмов и полей, среди осенней золотистой печали — под Смоленском бабушка вылезла из блиндажа, сарайчика, вкопанного в твердь ещё при Брежневе, вылезла и спрашивает у ребятишек, скашивающих серпами траву на корм козочкам и овечкам:

— Детки, а чё же Андропов-то вам не помогает? Война-то шестьдесят лет назад закончилась!.. И это — на раздолье, где Михаил Илларионович Кутузов громил французские армии Бонапарта. И это — на раздолье, где в 1941 году бросались под гитлеровские танки русские неукротимые гвардейцы!..

Голова бабушки лунная. Глаза бабушки звёздные. А голос бабушки — храмово-колокольный:

— Русские, посмотрите, какая я старая, какая я мудрая и какая я седая, седая: седее тумана русского, пронзительнее белой вьюги русской, но и неустрашимее гнева русского! Я к вам приду, приду!..

Случилось такое миновавшим летом. Бабушка полвека работала на колхоз и на совхоз, да теперь погребена русская деревня под дворцами и виллами воров, бандитов и грабителей, требующих распродать Россию. И куда же деться бабушке с голодной пенсией и сгнившей хижиной, куда?

Японцы предъявляют нам ультиматум: немедленно передавайте им четыре острова на Дальнем Востоке, значит, самураи учуяли — защитить бабушку, знаменитую мать русскую, Россию защитить, некому!.. Что у русского народа нет хозяина, уверенно знают Масхадов и Басаев. Нет хозяина у России.

А русская Юлия Аренкова меня, патриота русского, оярлычиват в шовинисты, националисты, расисты, фашисты? Да какой я шовинист? Та вон бабушка седая, да, да, она и есть шовинистка — никуда с легендарной смоле некой сторонки не желает сдвинуться, расистка!..

Юлия Аренкова кинула ярлык расиста на могильный холмик Меньшикова, современника Чехова и Горького, Бунина и Толстого, Блока и Есенина, публициста, философа, несгибаемого воина за свободу и авторитет народа русского, с которым переписываться и встречаться, журналистом и политиком, считали за честь сотни и тысячи выдающихся личностей империи. А расстреляли его в 1918 году, тут же, лишь переехали троцкисты в Москву лишь обустроились в Кремле, с ленинцами рядом, Яша Свердлов срочно заслал на Подворье Меньшикова казнителей.

Вывели к озерцу писателя, патриота. Поставили спиной к Храму. А глазами — к глазам дома. А из окон дома — глаза детей: — Мама, папу нашего расстреливают! Мама!..

Глаза отца — в глаза детей. Глаза жены — в глаза мужа. И — выстрел. И — не допускали несколько дней убрать и захоронить тело: пусть, мол, русские националисты, по убеждению Аренковой, — расисты мотают на ус. Революция заставит их подчиниться марксизму и ленинизму. Заставила. Я давно понял: за Революцией, с первых её успехов, ползла Контрреволюция.

Владимир Карпенко, талантливый писатель, казак, рассказывал мне, что Председатель Революционного Совета Кубанской Республики Иван Сорокин указом Ленина был назначен Главковерхом Красной Армии, вызван в Москву, но в степи, на Кубани, его, с четырнадцатью бойцами, охраною, встретила, в триста всадников, банда Бронштейна, Льва Троцкого...

Много легенд. Много сказок. Много лжи. Много правды. Но результат один, и катастрофический:

Где русский Донбасс?

Где Крым?

Где Приднестровье?

Где казачье Зауралье?

Где Даманск?

Ныне доотравливатъ измученный русский народ наклейками сионистских ярлыков “шовиниста”, “националиста”, “расиста”, “фашиста” на честных и не предающих Россию людей, — и есть гитлеровщина, цинизм бывших, настоящих и грядущих изуверов, мечтающих доконать нас и нашу Россию.

Мать Седая стоит

На холме —

 у твердынь Сталинграда!

Одной рукою возводили заводы и фабрики, строили панельные дома и деревянные бараки, искренне стремясь заселить бесквартирных, другою рукою душили крестьян прямо на борозде, прямо у сосков коровы, прямо около мычащего телёночка. В серединной России, на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке — старинные домики уютные, попадаются ещё и сейчас, сохранились, но какая заплатанная, какая заштопанная была советская деревня? А теперь — особняками воров и убийц её задушили.

И разве ленинское Политбюро не осязало на свои укормленные животы, катающиеся в роскошных автомобилях, голь и нужду сегодня, а завтра - полное разорение хуторов и сёл? Осязало. Ежегодно переконструировал систему жизни и условий труда крестьян, но переконструирование смахивало на откровенное вредительство: после каждого заботливого постановления деревня более и непоправимее задыхалась и задыхалась.

А деревня — армии солдат и офицеров. Деревня — учёные и космонавты. Деревня — рыбаки и сталевары. Деревня — поэты и шахтёры. Деревня — невесты и женихи. Деревня — молодуха. Деревня — седая мать наша. На кого же мы обопрёмся в час невзгод, если наши братья старшие, наши отцы и деды лежат под обелисками в братских могилах, а могильные бугорки их деревенских предков заросли полынь-лебедою?

К Родине склоняясь головою,

Знаю,

Бог мне указал перстом

Стать землёй, молитвою, травою,

Эхом стать в моём краю пустом!..

Пусть катится русское эхо по русским просторам, окликая и созывая нас на спасение просторов отчих! Пусть воскреснет статью и красотою каждая изба русская, каждый двор, каждый дом русский, и подмигнёт, и прозвенит ресницами окон хозяину и гостю. Так думают русские патриоты.

Сегодня не анализировать, не вкапываться в прошлые годы измены и расхищения, демагогии и плутовства, подмены советских перспектив обманами и невежествами, трусливыми и вредительскими соглашательствами и договорами — пожинать дальнейшее уничтожение народов России и передачи широт России под коттеджи и дворцы олигархов, под ядерные скопища, фабрики и заводы рабские международных магнатов, под могучую и беспощадную длань Мирового Правительства. Банду интернациональную.

Что же творится? Неужели Михаил Лермонтов о нас напророчил?

Моя мать — злая кручина,

Отцом же была мне — судьбина;

Мои братья, хоть люди,

Не хотят к моей груди

Прижаться;

Им стыдно со мною,

С бедным сиротою,

Обняться!

В Москве или в Челябинске, в Пензе или в Чугуеве, или Вологде, в Туве или в Якутске — девчушки и девушки, невесты и жёны в строгих брюках затянуты, не все, разумеется, но большинство, юных, завтрашних мам, да, навроде массы мороженого, скисшего и неприятного, есть не хочется, а вывалить на тротуар неудобно. Мы — не Иран. Мы — не Турция.

Но в странах и в республиках Ислама — подобная внешняя форма одежды сопровождается веющими, даже овевающими вас кисеями, шалями, как подвенечными лентами, украшениями, ласкающими душу твою. А у нас — голые сосцы да небрежно сполоснутые нахимиченною водою пупки. И — в желтоватых зубах, трогательных улыбках, — длиннющая кривая сигарета, заехавшая к нам из Гаваны или из Афганистана, усердно накокаиненная.

И топотящая, бездарная, безнациональная, пьяная, халтурная, базарная, бредовая музыка, сопровождаемая ангинными всхлипами потных шалав.

Ты просил у меня

В обед,

Я сказала тебе

“Нет”.

Ты просил у меня

На ужин,

Я сказала:

“Я приду с мужем!”..

Много, часто, щедро угощает наше радио и наше телевидение, наши сцены русский народ песнями русскими? А часто мы слышим песни татар, песни коми, песни адыгов? Но народа, некулёмого и безголосо, нет, народа, не одарённого талантами и памятью, нет. Народа, не нужного природе, народ, на Земле, Богом оглуплённого, нет.

И еврейский народ не виноват за еврейских палачей и циников, как не виноват и русский народ за русских палачей и циников. Юлия Аренкова зря вешает на меня ярлыки, выпущенные в свет и гулять среди безвинных народов, зря. Неужели Юлия — с невымытым пупком? Юная ласочка. Неужели Юля молоденькая вдова? Неужели Юлия — седая мать русская? Нет, Юлия Аренкова — марксистка, и на её кожаном боку болтается ягодовский пистолет: Боже мой, смахни наваждения фигуру, чушь расстрельную!

Русский и соседние наши народы вымаривали раскулачиваниями, коллективизациями, уничтожением хуторов, деревень и сёл, осуществляли это политбюровцы, ленинцы, а теперь это осуществляют их приемники, демократы, но где, откуда взять им сильные хутора и деревни, откуда? Вот они и немытыми штанами и экологически засорёнными пупками прикнопивают, душат рождаемость. Раскрепощение красавицы до грубости, до хамства, до прокуренности обрюченных и вяло выбритых мужиков — один из методов, способов расправы над рождаемостью коренных народов России. А дороговизна квартир? А безработица? А нищета? А проституция? А отплыв юных за рубежи?

Эх, Юлия Аренкова

Была бы лучше Хренкова,

Сели бы мы рядком,

Посыпали мойву хренком

И по кружке кваса

Выпили бы за Маркса,

Экую глыбу, —

Он бы вобче

 съел всю нашу рыбу!..

Смешно? Но стихи-то данные сочинил не националист, не фашист, не расист русский, а мой друг, собрат мой по перу, еврей, патриот русский, Рафаил Шпук! Я готов познакомить его с Юлией Аренковой.

Недомогание совести, недомогание смелости, недомогание справедливое! и пренебрежение историей и религией народов, ненасытная жажда нажраться коньяка и сёмговой икры, шулерское умение распихивать деточек по вузам и аспирантурам, по загранпредставительствам и посольствам, врождённый талант унюхать сладость собственных фирм и офисов, мгновенное решение на приватизацию народных предприятий — вот энергия “социализма” и того “коммунизма”, вершину которого узрел Никита Хрущёв, барабаня в ООН по лаковой трибуне кирзовым башмаком.

Троцкисты или бухаринцы, сталинисты или ленинцы привели Никиту к власти в Кремле и в СССР?

А кто привёл в Кремль Брежнева? А кто привёл в Кремль Андропова? Хотя при Андропове фабрики и заводы возродили дисциплину и уважение к себе.

А кто Горбачёва, вслед за кашляющим К. Черненко, привёл в Кремль, в ЦК КПСС, в Политбюро, в Генсеки, в Президенты СССР? А кандидата в члены Политбюро Ельцина кто возвёл на престол Верховного Совета РСФСР?

Куда запропастилась ГДР? Почему Польша в НАТО?

Почему социалистическая Болгария в НАТО?

Где Венгрия социалистическая?

Братская социалистическая Румыния почему не с нами?

А Чехословакия социалистическая где?

Где любимец СССР Цеденбал и братская Монголия?

За какие взятки Горбачёв позорно и жестоко предал Эриха Хоннекера, разве Политбюро не догадывалось о чёрной сделке с Мировым Правительство коммунистического генсека? Ведь до сих пор заместитель Председателя ЦК КПРФ Зюганова, товарищ Купцов, роется в “накладных” миллиардных сумм наших партвзносов, а толком показать их народу робеет. Воспитанный...

Катастрофа народа

Русские глазастые домики нищих деревень русских, осиротелых от войн раскулачиваний и коллективизации, сегодня вам ещё неспокойнее, ещё беднее и ещё безнадёжнее, чем было вчера: даже старух в тесных горница ваших не видать — упокоились на погостах, седые бабушки и прабабушки наши, а внуки и правнуки их развеяны революционными строителями равенства и братства народов и ограблены прорабами горбачёвских реформ.

Даже то, что перед разрушением СССР взошло, подросло и посулило нам завтрашнею радость — сломано, взорвано, распродано и разворовано. Глянь вокруг Москвы! Удались на сто километров — хлынет наперерез дороги твое немота, полное осквернение человеческой личности и судьбы. Да, по всей России ныне — пустота хуторов, заброшенность полей и огородов, одичание мышей, ежей, кошек и собак... В романе “Биллы и дебилы” я поведал о том

Люди скапливаются возле полустанков и гаражей, рынков и пивных прилавков, звеня копеечными рублёвками, а те, кому удалось удержаться у станка, у мартеновской печи, на лесопилке, на тракторной борозде или на шахте, — счастливцы: пусть иногда и годами не выдают нормально им плату за труд, пусть, зато есть уверенность — когда-нибудь выдадут.

Деревня Мельчевка. Рядом — канал им. Москвы. Тихо. Солнце высокое. Небо чистое. Трава на берегу зелёная, буйная, как в тропиках, и ни единого человека, ни единого ока, голоса, улыбки, тихо, тихо. Мёртвый yroj И рядом — громадное здание: корпус, фабрика, сортировавшая торфы для удобрения полей, для отапливания изб. Но корпус — как разбомблённый иракский нефтезавод, как развороченная ненавистью ко Христу и русскому православному народу Церковь, Храм, задержаться возле — страшно и безвозвратно: никогда уже не забыть ужаса!..

Магазин — килограмм сахара 23 рубля. На четыре рубля дороже столичного. У дверей — старуха, седее зимы январской, мать русская, брошенная детьми, внуками, правнуками и государством, мать, вековая вдова России, дрожащими ладонями чёрными клубнику предложить собралась: - Купи, уважь, милый, работаю на неё, а купить её некому, купи!

— Бабушка моя серебристая, да я вон в той деревушке у такой же, как Вы, серебристой бабушки банку трёхлитровую взял!

— Ну, милый, ишшо возьми, за свет платить нечем, грозят выселить, купи!

Да, кто же сюда приедет играть свадьбы и детей рожать, кто? И откуда нагрянут сюда женихи и невесты? Но куда девали девчонок и парней?.. Академик Арбатов, может быть, или академик Заславская, может, быть, сам иудоздравствующий Горбачёв или Ельцин с Гайдаром “неперспективные” русские хутора и деревни поднимут? Но только ли перестроечная кровавая банда уничтожает их? На Урале, в Башкирии, в моём Зилаирском районе с 1917 года по 1987 год поуничтожено десятки и десятки хуторов и деревень, а горбачвско-яковлевско-ельцинские новаторы лихо продолжили учёную линию Заславских и Арбатовых, кириенок и чубайсов: доконали крестьян!

Госпожа Юлия Аренкова обвиняет меня в фашизме, а перед этим — в национализме, шовинизме, расизме и антисоветчине. Обвиняет, прочитав мою статью “Вакханалия содомистов”, опубликованную в газете “Патриот”. Ну и что? В прошлом году я с женою ногами, босыми ногами, босыми, щупали, шевелили, шуршали над могильными бугорочками — обнаружить их, бугорочки пытались, но исчезли они, бугорочки могилок дедов и бабушек наших, нет их: там — заросли и онемелая дикота, почти как на канале им. Москвы!..

Надо, действительно, воспитаться ослеплённым антисоветчиком, чтобы не попытаться разобраться в трагедии родного и благородного русского народа, захлебываясь чесночной верностью марксизму и ленинизму: глупость и предательство без лжи и самомнения — мгновенно уязвимы. Вот и Юлия Аренкова прикрывает сионистскую ложь именами Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина, упрекая меня безграмотностью и неуважением к коммунизму.

А за какие заслуги я обязан пребывать на коленях перед Марксом и Энгельсом? Спасибо им, что призывая истреблять славян, особенно нас, людей русских, позже они подобрели и заметили прозорливо толк революционный в нас и в России. Как бы мы без них просуществовали, а? Чисто жидовская настырность — поучать чужой народ и рекомендовать человечеству личные конструкции и схемы для процветания на планете.

Карл Маркс сидит в бетонном корыте в Москве перед Большим театром, сидит давно, за какие таланты — гадаю: неужели у Карла голос нежнее, чем у Лемешева, или басовитее, чем у Шаляпина?

Юлия Аренкова не назвала ни одного русского поэта, а я ведь многих в статье цитировал. Даже Есенина брезгливо не заметила, лишь строки Иосифа Бродского о сперме её задели за живое: коммунистка пламенная!.. Пусть прогуливается вокруг бетонной чешуистой бородищи Карла и наизусть, присомкнув ресницы, шепчет лирические заповеди из “Капитала”, а я и Фридриха Энгельса не перепутаю не только с Александром Блоком, но даже и с Маргаритой Алигер:

Когда напивались, то в дружбе клялись,

Болтали цинично и пьяно,

А утром их рвало...

 Потом запершись,

Работали тупо и рьяно.

Но у Александра Блока пьют водку поэты, а кровь нашего народа и кров золотокупольных церквей и храмов православных пили, расстреливая на паперти священников и кротких паломников, соратники Ильича

Троцкий, выкинутый Сталиным из СССР,

Зиновьев, упокоенный Иосифом Виссарионовичем,

Ярославский, одёрнутый товарищем Сталиным Губельман,

Свердлов, странно завершивший миссию оракула,

Каменев, упокоенный Иосифом Виссарионовичем,

Загорский, якобы подорвавшийся на бомбе,

Менжинский, досрочно опочивший,

Ягода, упокоенный Иосифом Виссарионовичем,

Дзержинский и прочие, еврейские и русские, палачи!

Разве перечислить их, когда в каждой губернии России, в любом её краю изверги десятками и сотнями ставили к стенке даже поэтов: фашизм в 1917 году, еврейский фашизм, не знал усталости — казнил двадцать четыре часа в сутки русских обескураженных и безвинных людей.

Спроста ли гениальный вождь и учитель трудящихся мира и всего прогрессивного человечества Ленин хапнул правительство — в собственные руки, армию — Троцкому, Бронштейну, ЧК — Дзержинскому, ВЦИК — Якову, Яше Свердлову, неукротимому клопу на сердце русском?

В моём понимании того времени палачи разместились эдак:

Троцкий — один,

Свердлов — один,

Дзержинский — один,

А Ленина — два!..

Первый — трибунный, краснофлаговый, пролетарский, матросский, солдатский, крестьянский, наш, наш:

И не о громкой славе пятилетий,

И не о счастье, и не о труде,

Как самому любимому на свете,

Ему скажу я о своей беде.

Я, Валентин Сорокин, двадцатилетний, шёл к нему в Челябинске на площадь разговаривать и советоваться — как жить по справедливости нам и по закону Отечества, великого и непобедимого СССР!..

Но почему, за какие преступления, Храм Христа взорвали под купальный бассейн? И почему напротив зияющего мыльного болота воздвигли памятник Фридриху Энгельсу? И почему Ильич решил за миллионы и миллионы православных честных трудяг заменить сияющий лик Богородицы и Иисуса Христа не очень чёсанной бородою Маркса и сантехниковой спецовкой Энгельса: ведь Энгельс на постаменте — жэковский слесарь.

Ленин — высокопослушный руль в прочных и беспощадных руках Мирового Капитала, стремящегося к неограниченной власти над народами, государствами и пространствами, но за лозунгами о свободе и счастье, а наяву револьверами и пулемётами, визжа: “Становись к стенке!”.. Ещё и ещё спрашиваю — кому же мешали поэты:

Велемир Хлебников,

Василий Каменский,

Александр Блок,

Сергей Есенин?

Кем и по какой политпричине они убраны тайно и жестоко? и наивная ли Юлия Аренкова, если она не понимает, что оярлыченные “фашистскими званиями” поэты— ни у одного из них до сих пор не нашлось не только строк: а даже слова, близкого фашисту — святые в своём призвании и служении русскому искусству?

Второй Ленин у меня — революционная тройка, расстрелявшая

Гумилёва, классического поэта, петроградца,

Зарубина, классического прозаика, сибиряка,

Васильева, классического поэта, сибиряка,

Карпова, талантливейшего прозаика, сибиряка,

Наседкина, защитника Революции, поэта, уральца,

Корнилова, классического поэта, волгаря,

Мандельштама, поэта вузов, москвича, певца Революции

Князева, Господи, да назвать ли всех казнённых?!

И неужели Вера Инбер нам дороже Ивана Бунина, а Михаил Швыдкой нам ближе Александра Куприна? И чей же тут фашизм: русский или еврейский?..

Второй Ленин — в бурьянах погребённые мои нищие деды и прадеды, их уничтоженные хутора и деревни. Второй Ленин — могилы, могилы, могилы, обелиски, обелиски, обелиски — от Дальнего Востока и до, через Корею и Конго, Соловки и Берлин, аж до Кабула!

Вперёд!

Вперёд!

Рабочий народ!

Но куда подевали рабочий народ: отравили в борьбе с алкоголизмом — водкой-рыковкой, или — водкой-андроповкой, или — излечат водкой-путинкой народ русский? Карл Маркс и Ленин не при чём за растерзанных крестьян, но Сталину от Ильича досталась страна-огрызок, и ему, собирая СССР, потребовалось миллионы уложить под обелиски. Ленин прав: религия — хуже афганской марихуаны, марксизм я имею в виду, опиум.

СССР — бескрайняя страна, а крестьянину — подконтрольный огородик налоги на курицу, петуха, овцу, барана, бычка и коровку. Рабочему — три, пять соток на пнях и кочках, да — многогодовая очередь на каждый жилой метр в городах, хотя и за это спасибо, поскольку теперь — дуля от приватизации и грандиозного строительства цивилизованной России!..

На тяжких северных — мы все северяне — посевных полях, на подмосковных, на уральских, на сибирских, рязанских, калужских, саратовских, смоленских — сверкают цинком башни вилл и дворцов, вознесённых за наши уворованные рубли олигархами, бандитами и христопродавцами России, бессмертными чикатилами, япончиками, на удивление приспособленцами от комсомола и от КПСС, торгашами и грабителями, холуями и бандитами, выпестованными самой правильной наукой марксизма и ленинизма.

Что за предательская отрава? Почему революционный дух в ленинских кадровых массах обернулся духом измены и негодяйства, почему? Какая тут болезнь? Я смотрел на бегущих из ЦК КПСС инструкторов, завов и разных членов, семенящих, озирающихся на кабинеты секретарей и политбюровцев, смотрел — и плакал. Я до сих пор утираю слёзы перед знаменем красным СССР. Но я ведь — простой рабочий, мартеновец, но ведь они, инструкторы и вожди, учили меня не предавать, а сражаться?

Виноват ли я за Ленина?

Виноват ли я за Сталина?

Виноват ли я за лысую дурь Хрущёва?

Виноват ли я за тазиковый звон медалей Брежнева?

Виноват ли я за русофобию Андропова?

Виноват ли я за истощённую грудь Черненко?

Виноват ли я за предательскую эпидемию Горбачёва?

Виноват ли я за кровавое обжорство Ельцина?

Виноват я. И народ виноват. И поэты виноваты. Не виновата одна Юлия Аренкова: у неё есть интернационализм и обиженные ставропольцами армяне, которым южане не отдают собственные огороды и пашни с избами. А, спрошу я, Аренкову: зачем лбами сталкиваете армян и русских? У армян и у русских — за спиною родные государства и правительства, лучше подарите уйгурам свою подмосковную дачу, если имеете, а нет — подарите в Москве квартиру, вы же не сионистка, не намереваетесь убежать в Израиль, как, например, прозаик, Лауреат премии Ленинского комсомола Анатолий Алексин, или — часто живущий в Израиле Лауреат премии Ленинского комсомола Дементьев Андрей? Сии дворяне заменили нам наследственных дворян.

Не все евреи — жиды. И не все русские — не жиды. Не торопитесь на истинно русского поэта вешать бирку антисемита и фашиста, еще не раз пригодятся глубоко русские душе и сердцу еврея. Не спешите. И объявлять Пушкина семитом не торопитесь. Пушкинский род несколько раз “переехал” через ганнибалов род, но и не в том суть: Шарон — семит и Насер — семит Сталин — семит и Шеварднадзе — семит, разве между ними нет разницы?!..

Монгольский вождь Цеденбал женился на русской Анастасии, а русский ордынец Ельцин — на библейской Наине: Юлия, не напяливайте на себя одежды Авдотьи-рязаночки, марксистско-сионисткая закваска омрачит затею и опорочит. Лучше пособите мне решить:

Куда Политбюро дело Грузию?

Куда Политбюро дело Прибалтику?

Куда Политбюро дело Украину?

Куда Политбюро дело Белоруссию, Молдавию?

Куда Политбюро дело республики Средней Азии?

Почему остатки жалкие от ЦК КПСС, КПРФ, вдруг заявила о готовности бороться за русский народ? Кто мешал КПСС и КПРФ озаботиться бесправием русских десять и сорок лет назад, кто? Некоторые кремлёвские уроды и сейчас обзывают русский народ великодержавным шовинистом, народ, полоуробленный вождями и мародёрами, народ, потерявший за семьдесят лет царствования марксистско-ленинских идолов землю и волю, народ, над судьбой которого не задумывается и не горюет только лишь плут и мерзавец, грабитель и палач. Не все семиты — убийцы. И не все убийцы — семиты.

Не надо меня запугивать выпрыгом или вышвыриванием из окна. Палачи маршала Ахромеева повесили напротив кабинета Горбачёва. И мы не забыли.

Ярлычники

Наши оголтелые славянофилы, русофилы, ошпаренные кипятком обожания и верности западным цивилизациям, шовинисты наши надоевшие, отменно русские фашисты, казачьи конники-националисты, косопузые русопяты

Швыдкой, многопудовый танцор и тенор ТВ,

Сванидзе, надоевший краснобай экрана,

Жванецкий, манекен израильского дед-Мороза у нас,

Петросян, хватающийся за живот весельчак,

Якубович, вручающий самовары и “мерсы” близким,

Познер, полысевший в сражениях за русский народ,

Хазанов, двоюродный дядя столичных фазанов, гений,

Ширвиндт, русский князь, и борцы за права человека

Шустер и Войнович, — Боже мой, устал произносить!..

Ай, чего они вытворяют: говорят — только о русских, водку прихлёбывают — только русскую, пельмени едят — только русские, выпускают на сцену — только русских поэтов и прозаиков, пляшут — только русские “цыганочки” и “полечки”, а поют, чёртовы националисты русские,— только про “Выряга”, про “Славное море Байкал”, про “Коробейников” и “Скакал казак через долину”, ну и ну!.. Лишь в редкий день головушки их, русские да буйные, закружатся, слышишь, начали:

“Русские заражены монгольским алкогольным геном!”

“Русские должны перестать много родить!”

“Русская школа — отсталая школа!”

“Русская кухня — кухня дикарей!”

“Россия — первобытная страна!”

А жрут наши пельмени? А запивают нашей водкой? А лезут в нашу Россию как мухи в тарелку с мёдом!.. Зачем такие вибрирующие сыны России, зачем такое русофилъско-сионистское телевидение нам? Раздевают, насилуют, клевещут, убивают, травят пивом и кока-колой, сигаретами и анашой, сея голобрючный женский разврат и абортированную мужскую импотенцию?!

Им всё дозволено, изо дня в день на экранах талдычить о вражде ислама к Израилю, родине самых честнейших, самых порядочных, самых нежных и самых безденежных граждан мира: Гусинском, Алекперове, Березовском, Абрамовиче, Ходорковском, Мамуте, талдычить, вилять весёлыми задницами на сцене, хихикать, гоготать и попугайничать:

“Рязань!”

“Казань!”

“Юрюзань!”

“Обрезань!”.

Но стоило поэту русскому и публицисту Владимиру Фомичеву начать деловой разговор о судьбах людей русских в газете “Пульс Тушино” — сразу же обрушились на голову ему склоки, доносы, кляузы, угрозы и суды. Грозили не зря: более года его таскали по инстанциям, комитетам, прокуратурам, следствиям и обвинениям — прокатились, никакого криминала, никакой неприязни к народам СССР и РСФСР! Заткнулись. Но оскорбление, но выматывание нервов, попытка опозорить и растереть в порошок?

Я защищал ясную позицию друга вместе с другими храбрыми русскими людьми, защищал, от души презирая трусов, лгунов, хитрецов русских, тех, кто на русском горе нашем оберегает свой подлый нейтралитет писателя, не писателя, а холуя! Спасибо им, предателям русского одиночества, русской беды, спасибо им, сиониствующим неугомонцам, карающим нас на каждом шагу за любовь к России: из Владимира Фомичева они сделали, выгранили борца неколебимого за судьбу и землю русскую! Его “Встать, суд идёт!”, двухтомник, оповещает родной народ наш о чёрных инквизиторах. Чёрные инквизиторы казнили Павла Васильева, Пимена Карпова, Василия Наседкина и молоденького сынишку Сергея Александровича Есенина, состряпав на них “Дело” о готовящемся покушении на Иосифа Виссарионовича Сталина...

Возле Иосифа Сталина крутились эти кровавые еноты, как они крутились и возле Ильича, и возле Хрущёва, и возле Брежнева, и возле Андропова, и возле Черненко, а Горбачёв и Ельцин — кровно склеены ими. Ложь и жестокость — фундамент преступников и казнителей!

Кристальная коммунистка, интернационалистка, не шовинистка, не националистка, не сионистка, а публицистка, Юлия Аренкова, угрюмится, мол, Сорокин нападает на христианина-монархиста Владимира Бондаренко. Как, несгибаемая Юлия Аренкова, опора советской власти, а фыркает громко, заметив ущипнутого Сорокиным царского прислужника Бондаренко?

Кто же дороже Юлии Аренковой: Владимир Ильич, вождь пролетарской Революции, или Николай II, Царь всея Руси? И чего Юлия Аренкова шибче обожат: корону Царя или кепку Ильича, а? Хотя Аренкова права: суть жизни в короне, ни в кепке, а в укоренённой твоей наследственности, в незыблемой твоей русскости, готовой взлететь в звёздную высь, дабы обрушит крылья на ворью стаю торгашей и грабителей Родины! Не трогает же, не шевелит соловьиные сердца олигархов, прячущихся от правосудия России в тихом, оглушающем Палестину пушками и бомбами, в милом Израиле, не докучает же интеллигентная Юля: зачем соплеменников по Марксу отвлекать?

Я-то, я советский до мозга костей! Больно, что ещё в мартене — знал о грядущем предательстве политбюровцев, ленинцев, при жизни увенчанных бронзовыми бюстами юбилейными... Семидесяти лет им оказалось лишнего для полного уничтожения Великой Российской Империи. Первоклассные мастера по борьбе с русским и другими народами. Выполнена главная программа вождя Революции — русский народ-шовинист разбросан по СНГ, а малые народы — свободны и счастливы, особенно в Чечне...

Советская власть держалась на крестьянской земле и на мартеновском железе, но крестьян и сталеваров отодвинула марксистско-ленинская орда под марксистскую чертополошную догматическую бородищу, и результат — СНГ и у ворот НАТО. А сражающиеся за Советскую власть, за СССР писатели

Бондарев, Председатель СП РСФСР,

Проскурин, секретарь СП СССР,

Можаев, прозаик, очеркист, защитник села,

Росляков, секретарь СП Москвы,

Шундик, секретарь СП РСФСР,

Чивилихин, прозаик, публицист,

Проханов, прозаик, гл. редактор газеты “Завтра?

Ларионов, секретарь СП РСФСР,

Алексеев, секретарь СП РСФСР,

Машковцев, поэт, прозаик, публицист,

Сорокин, секретарь СП РСФСР,

Шевцов, прозаик, публицист,

Пикуль, прозаик, публицист,

Абрамов, прозаик, секретарь СП СССР,

Гусев, Председатель СП Москвы,

Даже Астафьев, порою спотыкаясь,

но возвращаясь к истине, не раз были приторочены к списку русских фашистов!.. И, слава Богу,— утыкаясь в сионистскую ложь, русский народ и коренные народы России быстрее прозрели: поняли — щустеры и резники, познеры и сванидзе, абрамовичи и жванецкие, якубовичи и мамуты — сколько их? — славянофилы и националисты-расисты, а пикули и Сорокины действуют среди авторитетных людей, патриотов Отечества. Коренные народы на заезжих подлостях авантюристов не только прозревают, но набираются мужества. С мига рождения советской власти ползёт змеёю за ней антисоветчина, накопавшая себе норы на радио и на телестудиях, в газетах и в министерствах.

За какие чёрные деяния убит русский американец Хлебников? А за то убит, что разоблачал грабителей России, мерзавцев, узаконенных на свято русской земле двупаспортными правами гражданскими: США — Россия, Россия — Израиль, и наоборот. Нас русский народ не видит не на экранах, не на сценах, а мы — поколение, рождённое перед Великой Отечественной Войной, сильное и талантливое поколение:

Николай Благов,

Станислав Куняев,

Валерий Шамшурин,

Юрий Кузнецов,

Александр Арцыбашев,

Николай Алёшин,

Алексей Меньков,

Татьяна Глушкова,

Владимир Фирсов,

Виктор Коротаев,

Иван Малахаткин,

Вячеслав Богданов,

Людмила Шикина,

Михаил Беляев,— уже многих из нас нет, но сионистская печать ведёт прежний опыт: не допускать до известности широкой и за нами идущих русских литераторов. Я специально единострочным ракурсом печатаю имена. Пусть ярче видят нас читатели:

Лев Котюков,

Владимир Бояринов,

Иван Голубничий,

Максим Замшев,

Валерий Хатюшин,

Евгений Антошкин,

Валентин Суховский,

Владимир Тепляков,

Сергей Коротков,

Борис Бурмистров,

Евгений Юшин,—

я ведь просто, перебирая в памяти строки их стихотворений, или возвращаясь мысленно к их статьям, очеркам, называю фамилии: стыдно не замечать целые поколения русских литераторов да, мы, русский народ — красный народ Америки, вытуренный пришельцами из материнской обители, туземцы, как называют нас останкинские неистовы шовиниствующие ораторы, расиствующие патриоты приватизированных банков, заводов, фабрик, земель. Аборигены мы, красный народ, подлежащий распылу.

Критики наши, Борис Леонов, Александр Байгушев, Леонид Ханбеков, Сергей Куняев, прозаики, Михаил Крупин, Лидия Сычёва, Анатолий Яковенко, Александр Сегень, замечательные писатели, но разве сионистская пресса в России замолвит доброе слово о них? Никогда.

Недавно на экране болталась, тяжко переваливаясь с боку на бок, круглолицая, холённо-упитанная, утомлённая популярностью дама, Валерия Новодворская. Исповедь и речь её, глубочайший интеллект её посвящались правда, весьма сдержанно, русскому несовершенству: лёгкая, так сказать ирония, — ну, кокетливой жирной лукавостью, игрою сытою, ублажала себя обильнотелая мадам, на НТВ допрашивая Михаила Горбачёва, меченого лорда:

— Были у вас интимные свидания с Тетчер? Были?

— Шо?..

— С Тетчер? Она же вас любила? Подпольный секс был?

— Знаитя, нет. Раиса ж со мною ездила утогда, знаитя?..

Я с интересом наблюдал и слушал, гадая: а на кого же похожа эта, душистая, пышная особа? И, радостный, обнаружил: да это ведь Татьяна Толстая!..

Нравятся мне толстые женщины! Веет от них богатою недвижимостью!..

Монолог матери

— Я в Гагарине нянчила,

Но не вражду,

Я в Матросове нянчила

Нежность солдата.

С императорской плахи

Я Разина жду...

Пугачёва, Сусанина

И Коловрата.

Жду пропавших,

Распятых по тюрьмам земли,

Жду расстрелянных,

Жду

замурованных ложью,

Жду, когда протрубят

Надо мной журавли

И откликнутся лебеди

Звонкою дрожью.

Ярославна я, мать,

Я, Россия, седа,

Я стою на холме,

Сгинь враги и невзгоды,

По цветам и по травам

Струится вода,

Наметают пургу

В мои волосы годы.

По могильным буграм,

По могильным кустам,

С объективным,

Нервущимся,

 подлинным списком,

Я спешу по крестам,

Я спешу по крестам,

Я спешу по кричащим

Во мне обелискам!..

Поучать прошлое легко. Осуждать бронзовых вождей тоже. Ещё безопаснее — навешивать ярлыки на патриотов России. Но любить Россию, служить России, и слышать её рыдающий голос — удел бессмертных!

А не Татьяна ли Фёдоровна Есенина это? И не мать ли Александра Твардовского, раскулаченная и бесправная, шагает по России? А, может, Анна Ефимовна Сорокина, мама моя, похоронившая трёх сыновей и внука, навстречу грядущему горю идёт?..

2004

Будьте вы прокляты

А улыбка — ведь какая малость! —

Но хочу, чтоб вечно улыбалась —

До чего ж тогда ты хороша!

До чего доступна, недотрога,

Губ углы приподняты немного:

Вот где помещается душа.

Павел Васильев

Из голубоглазой русской невесты вы сделали оскорблённую разведёнку, а из благородной русской жены — вечную вдову, а из мудрой русской матери — седую луну, плывущую над бескрайними скитскими просторами.

Верность русской невесты, благородство жены русской и мудрость русской матери — в рыдающих окликах обелисков, журавлиными стаями улетающих в звездное русское бессмертье —

Москвы

И Сталинграда,

Курской Дуги

И Берлина!

Я ничего не боюсь

 Памяти Александра Твардовского

1

Банкиры, олигархи

В настоящем

Готовы нас

И в будущем

Скупить...

А бабушка на плечиках

Из чащи

Дровишки тащит —

Печку протопить.

Я не на них,

Я на себя в обиде,

Я с этим чувством,

Может, и умру:

Пришли они,

Россию ненавидя,

От тренеров —

агентов ЦРУ.

Пришли они

И поменяли флаги,

Знамёна заменили

И гербы,

Ума нам не хватило

Иль отваги

Их повстречать

По правилам борьбы?

Отпор — врагам,

Изменникам — возмездье,

Россию предающие —

Враги:

Прорабы

Горбачёвского полесья

И ельцинской

Оравы битюги!

2

Дороги нет,

Петляет стёжка глухо,

Деревни нет —

Безкрышие дома.

На огороде

Грядка и старуха,

Седая,

Как январская зима.

Отец её

Лежит под Сталинградом,

В Берлине — брат,

А сын в Чечне лежит:

За что ж погибли,

А за то, что гадам

Послушный мир

Теперь принадлежит?..

Коза у бабки,

Кот да балалайка,

Помолится

Старуха

И — к окну, —

Калоши многольготные,

Фуфайка...

И пальцы долго

Трогают струну.

Шершавые,

Ребристые,

 о, пальцы, —

Лопата, серп

На пашне, на стерне:

Мы — нищие,

Бесхозные страдальцы,

Монетные Рабы

При Сатане?

Она поёт:

“Я старая, седая,

Колхозная,

Совхозная,

Ничья,

А ведь была недавно

Молодая,

И целовал милёнок

У ручья!”

Она поёт:

“Осталась я

Без мужа,

Сгорел в Кабуле,

Если б не сгорел, —

Когда в избушке

Ночью воет стужа,

Уж он меня,

Сиротку бы, согрел!”

Она поёт,

И жалоба простая,

В метель светла

Да и в грозу светла,

Колосьями

Из бездны прорастая,

На храмах

Трогает колокола!..

И звонницы

Ей отвечают строго,

И нам велят

Брататься и беречь:

И честь,

И совесть,

Родину

И Бога,

Молитву колыбельную

И меч!

3

Из моря — нефть,

А золото — из сопки,

Из тундры — газ,

Из ледников — алмаз:

Россия вся

Превращена в раскопки

Мерзавцами,

Ограбившими нас.

Не зря

Посереди

Святых народов, —

Глянь на четыре

Жутких стороны:

Скелеты фабрик,

Остовы заводов...

И обелиски,

Ратники страны!

Старушке русской

Гость суёт гитару,

Американец,

Долларово свеж:

“Беры, а мне

Тавай твоя хибару, —

Я здрою здэс

Палшой, палшой котэж!”

Премьеры, президенты,

Встречи, речи,

На проводах паук —

Скрипит Чубайс,

И вымирать нас

Приглашает Тетчер,

Мадлен Олбрайт

И Кондализа Раис.

Мы сдали вдруг

Отечество уродам,

Мы наглость

Научились принимать:

Я виноват

Перед своим народом,

Перед тобой,

Моя седая мать!

Я виноват и вы,

Но вы, поверьте,

Я лишь её

Слезами окроплюсь,

И не боюсь я:

Ни суда,

Ни смерти,

Ни пыток,

Ни расстрелов

Не боюсь!

И слава обелисков

Не увянет,

Не смолкнет

Кровь героев,

потому

Еще не раз в просторе

Буря грянет,

Сметая

Наползающую тьму!..

Ночью, вдвоём с луною, они забредают на покинутое русское кладбище, вокруг которого сгасли и растворились в дождях и в буранах, в морозах серебристых и в зное золотом русские хутора и деревни, раскулаченные и околхозенные, осиротевшие от поборов и войн, целинных авралов и перестроечных нашествий.

Кресты скособочились, а гранитные плиты давно покачнулись. Бабушка ищет, но не видит, щупает тёплыми ладонями, но не касается — нет на кладбище креста отца её, нет на кладбище креста мужа её, нет на кладбище креста сына её!..

— Где могила отца? — спрашивает она у луны.

— Не знаю, милая! — луна отвечает.

— Где могила мужа моего? — спрашивает старуха.

— Не знаю, голубушка! — отвечает луна.

— А где могилка сыночка моего, где она, где она, укажи мне, лунушка!

— А спроси, милая, у журавлей улетающих!

— И они побрели дальше...

Так погибали поэты

Начал я напористо добиваться разрешения — взять в руки и прочитать “Дело Павла Васильева” ещё дотридцатилетним, а раскрыл страницы “дела” седым... И то — помог мне, тогда молодой сотрудник КГБ Саша Михайлов, нынешний генерал МВД, Александр Александрович Михайлов: он пособил.

И страшно было читать: два огромных тома, а в них — имена людей, благородных писателей, оклеветанных, уже после гибели, расстрела, Павла. Лицо Павла Васильева изуродованное пытками, перемазанное кровью отрицания и “признания” вины.

Вот Павел Васильев говорит: “Я, что вы захотите, то и подпишу, только перестаньте меня избивать и мучить!”.. И вот, опамятовшись, он, великий поэт у народа русского, да, да, великий, вновь отшвыривает садистские натиски палачей. Он — юный, сильный, умный, как Христос, невероятно красивый энергией дара, таланта, страсти, фантазией воображения и творческой памяти, вступает в неравную битву за собственную жизнь, в битву с подвальными, казнителями, геноцидниками русского народа.

На страницах — пятна запекшейся и выцветшей крови. Ой, много, много злой чепухи наболтала трусливая братия о бесстрашном певце! Как наболтала она о жизни и смерти Сергея Есенина. Но попробовали бы ретивые болтуны, безгрешные стукачи, попробовали бы сами выдержать схватку.

Но много и крылатых легенд сложили о Павле Васильеве его друзья верные и поэты, явившиеся в мир, когда кровавы волны затихли в нашей России на десятилетия, а, предрастрельные стихи Павла поднялись и зазвучали над нашими тропами и дорогами:

Снегири взлетают красногруды...

Скоро, скоро на беду мою

Я увижу волчьи изумруды

В нелюдимом северном краю.

Как можно поднять руку, револьвер, на такое чудо, крик неистовый такой, стон мученический, как? Но не успел Паша, кудрявый, да глазастый, красногрудых северных снегирей обласкать взглядом. Расстреляли!..

Листал, перелистывал я “Дело Павла Васильева” и на ресницы мои скатывались тихие слёзы. Но я ведь и сейчас, ведя строку за строкою по бумаге, почти реву над великолепными трагически беззаветными стихами русского национального гения, соловья неудержимого, пойманного христопродавцами и захлопнутого в смертельную клетку:

Будем мы печальны, одиноки

И пахучи, словно дикий мёд.

Незаметно все приблизит сроки,

Седина нам кудри обовьёт.

О, и следователи не подряд — звери. Тайно выносили из железной камеры золотисто-огненное слово поэта, в мир выпускали: и летело оно, звенело, плакало и народ православный ужасало пережитым. Ветер пороха и свинца ослеплял голубые очи поэта!..

И ты, уважаемый мною читатель, пропусти через сердце своё то, о чём сообщали нам здесь кратко, но вразумительно и скорбно, Владимир Гончаров и Владимир Нехотин, обнаружив неизвестное стихотворение Павла Васильева, узника геноцида над русским народом, обнаружив и расшифровав на материалах Фондов Центрального Архива ФСБ России:

Неужель правители не знают,

Принимая гордость за вражду,

Что пенькой поэта пеленают,

Руки ему крутят на беду.

Неужель им вовсе нету дела,

Что давно уж выцвели слова,

Воронью на рдость потускнела

Песни золотая булава.

Песнь моя! Ты кровью покормила

Всех врагов. В присутствии твоем

Принимаю звание громилы

Если рокот гуслей – это гром.

О чём говорить? Ну что он мог совершить антигосударственного, что? Разделили единый народ и единые народы на красных и белых: выгода от подобных иудовых разделений — неминуемая победа антирусских и антинародных мерзавцев — на все четыре стороны Российской Империи. Ведь и до сих пор мы — не примирились между собою. Гончаров и Нехотин правы: “О существовании впервые публикуемого здесь стихотворения Павла Васильева прежде известно не было. Оно отсутствует в “Списке стихотворений П. Васильева, не включенных в настоящее издание” в наиболее авторитетном собрании лирики Васильева в Большой серии “Библиотеки поэта” (Л., 1968), и никогда не упоминалась ни мемуаристами, ни хранителями архива поэта”.

Мы так разделены и рассорены, так обижены — красные на белых, а белые на красных, что столетие потребуется нам вместе, чтобы докопаться до страшной истины, замурованной в холмах архивных КГБ. У нас до сих пор есть люди, скулящие жалобно о памятнике палачу Феликсу Дзержинскому, сброшенному с площади в Москве. Дай им власть — расстрелы воскреснут.

Но я не защищаю реформаторов-предателей Горбачёва и Ельцина, я не умиляюсь перед гайдарами и черномырдинами, грефами и чубайсами, явлинскими и хакамадами, они — из команды современных дзержинских, ягод, ежовых, берий, только морят и уничтожают нас без расстрелов, уничтожают ценами на жильё и родную землю, на лекарство и на образование, уничтожают нас ни наркоманией и туберкулёзом, спидом и пьянкой.

Но давайте снова возвратимся к публикации Владимира Гончарова и его коллеги Владимира Нахотина. Спасибо им!

“5 февраля 1935 года начальник Секретно-политического отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Г. А. Молчанов доложил наркому внутренних дел Г. Г. Ягоде “о продолжающихся антисоветских настроениях” поэта Павла Васильева, сопроводив свой рапорт заверенной копией собственноручно написанного Васильевым стихотворения “контрреволюционного характера”, добытого оперативным путем (местонахождение подлинника сейчас установить не удается, так что текст публикуется по этой копии). В рапорте Молчанов настаивал на необходимости “вновь, поставить вопрос об аресте Павла Васильева” и просил соответствующей санкции своего наркома”.

Ягода, однако, на это не пошел, наложив на рапорт резолюцию, вроде человечески сдержанную, предохраняющую гэбэшных псов от азартной их мании — стрелять и стрелять, кровавить и кровавить русский народ. Ягода самому в сей миг понравился. Наложил на рапорт резолюцию: “Надо подсобрать еще несколько стихотворений”. Было ли выполнено это поручение наркома — не известно, однако Васильев по-прежнему находился под контролем НКВД.

Так, три с лишним месяца спустя, 15 мая, помощник начальника 6 отделения Секретно-политического отдела Н. Х. Шиваров подготовил спецсообщение об “очередном дебоше, откровенно-контр-революционного, погромно-антисемитского характера” поэта Павла Васильева. Судя по документу, П. Васильев 14 мая вместе с поэтом И. Приблудным и третьим, неустановленным лицом, “вломившись в квартиру поэта Алтаузена... обрушился с контрреволюционной антисемитской бранью сперва по адресу Алтаузена, а затем по адресу поэтов-евреев... называл советских поэтов политическими проститутками”. П. Васильев также, якобы, “ткнул Алтаузена ногой в живот” (как вспоминали очевидцы, Васильев дал пощечину Алтаузену, оскорбительно отозвавшемуся о Наталье Кончаловской). Этот документ был доложен высшему руководству НКВД: Ягоде, его первому заместители Я. С. Агранову и второму заместителю наркома Г. Е. Прокофьеву.

Вскоре появилось “письмо-протест” ряда литераторов (Н. Асеева, А. Суркова, В. Инбер, Дж. Алтаузена, А. Безыменского и других) в адрес Президиума Союза советских писателей и в НКВД с требованием “принять решительные меры против хулигана Васильева”, опубликованное 24 мая в газете “Правда” с дополнительными подписями группы ленинградских поэтов.

Далее — Владимир Гончаров и Владимир Нехотин характеризуют письмо, в котором говорилось: “Опираясь на странную и неизвестно откуда идущую поддержку, этот человек совершенно безнаказанно делает все для того, чтобы своим поведением бросить вызов писательской общественности... Последние факты особенно разительны. Павел Васильев устроил отвратительный дебош в писательском доме по проезду художественного театра, где он избил поэта Алтаузена, сопровождая дебош гнусными антисемитскими и антисоветскими выкриками...”

26 мая 1935 года Шиваров доложил Ягоде, Агранову и Прокофьеву о реакции литературной общественности на “дело Васильева”. Как следует из спецсообщения, инициаторы “письма-протеста” “ожидали, что последует немедленная изоляция Васильева. Тот факт, что она не последовала вызывает раздраженное недоумение... Спрашивают, почему за меньшее преступление был арестован и выслан Смеляков, бывший только “подкулачником”, а Васильеву — кулаку все прощается... Говорят о том, что если в ближайшее время не последуют, конкретные мероприятия в отношении Васильева, надо написать заявление лично тов. Сталину. Об этом говорили поэты-партийцы Сурков и Безыменский”.

Васильев, как известно, был в результате исключен из Союза писателей, а в июне 1935 года приговорен райсудом к заключению в ИТЛ за хулиганство; в марте 1936 года хлопотами своего влиятельного родственника И. М. Тройского он был досрочно освобожден. Впрочем, оставаться на свободе Павлу Васильеву было суждено не долго: 6 февраля 1937 года последовал новый арест, а 15 июля — двадцатиминутное заседание суда. В последнем слове Васильев просил дать ему возможность продолжить литературную работу. Военная коллегия Верховного суда вынесла поэту смертный приговор”.

Гончаров и Нехотин своими розысками архивных документов ещё острее и подробнее показали нам кровавые упражнения мерзавцев того чёрного времени: с одних трибун — призывы к строительству Магнитки и Кузбасса, а с других — “Становись к стенке!”. И — пули. И — пули. И всё — в русских, в красивых, верных, смелых, талантливых, нужных, дорогих и любимых?!..

Где их молодость?

Где их могилы?

Где их невесты и жёны?

Где их матери?

Где их отцы?

Где их братья и сестры?

А дети, дети, дети их где?

Ни одно имя страдальца и мученика, расстрелянного безвинно палачами, не исчезло из памяти русской, ни одно!.. Гражданская война унесла более 12 миллионов русских, которые рождены были растить хлеб, рожать детей, изобретать машины, защищать Россию в час и ж годы бедствий. Но от них избавились Ульяновы и Каменевы, Зиновьевы и Бронштейны, Дзержинские и Ягоды расстрелами и лагерями. Да будут они, Господи наш, прокляты!!!

Адольф Гитлер не по зарослям и ухабам прошёл до Сталинграда: Ульянов: и Зиновьевы, Троцкие и Свердловы, Дзержинские и Ежовы, Берии и Каменевы Ягоды и Кагановичи развернули перед фашистом готовый и широкий тракт:

“Иди на Россию!”

“Уничтожай русских!”..

Мне кажется — я, опираясь на документы, заключаю: Павла Васильева на расстрельном суде, последнем, уже не было. Внимательно и цепко оглядев тюремный клубящийся прах вокруг золотистоволосой головы былинного певца, перелистав “к нему вопросы” и “его ответы” им, я совершенно уверен: русский витязь, Богом на землю нашу посланный, уничтожен до суда. В сумерках ли... Ночью ли... На рассвете ли, когда огромная красная заря поднимается над милой измученной Россией, поднимается, поднимается, поднимается — сердце народа русского планетарно горит, в дали скифские кричит и светит, кричит и светит!...

Воронью на радость потускнела

Песни золотая булава.

Разве могли его женщины не любить? Разве могли его друзья не славить и забыть? И не о нём ли заря красная скорбит над седыми холмами?..

Я убеждён: сын Есенина, Юра, солдат несмышленый, — взятый подвальными псами по “Делу Павла Васильева, — уничтожен в камере Павла Васильева, из пистолета того же, лапою мародёрной, той же, тяжкая доля — слышать себя русским!..

А сам Есенин — убит или повесился, а?.. Кто дерзнул топнуть ногою, мол, да, убит, или, мол, да, повесился — подверг себя вечному непокою.

Иван Лысцов, возвещавший — Есенина ударили железным предметом, утюгом, по виску, незадолго до своей смерти — мне пожаловался как раз на конференции, посвящённой судьбе Есенина, пожаловался в ИМЛ, на втором этаже, в большом зале:

“Валь, не надо орать нам — убили, убили!.. Не надо могилку вскрывать! Надоедим — люди перестанут ходить к ней!..”

Что же? Мёртвые не лгут. Иван Лысцов погиб, а стон его бродит между нами, поэтами русскими. В октябре 1998 года в Тамбове мне Николай Алексеевич Никифоров передал несколько “незаштампованных” первых фотоснимков и рисунков с мёртвого Сергея Есенина, передал и фотоснимок конца отрезка той проклятой верёвки... Мне, Арсению Ларионову, Петру Проскурину, Аршаку Тер-Маркарьяну и Виктору Сошину передал.

Никифоров Николай Алексеевич — ходячая энциклопедия, история. Мы, участники литературного праздника на Тамбовщине, посвящённого поэту Вячеславу Богданову, слушали в доме братьев Ладыгиных восьмидесятилетнего собирателя, сказочника, мудреца Никифорова: его встречи с Бурдюками. А Давид Бурдюк даже усыновил подростка Колю. Никифоров — крупный человек-изучатель советского литературного периода.

А Сергей Есенин — его кумир. Отрезок конца верёвки “приехал” к ним, в Россию, из Америки. А верёвка — с чемодана Есенина, вернувшегося на Родину из США тогда, в годы двадцатые. Но и теперь без США сложно погибнуть человеку и даже стране... Мир США подконтролен.

Конец той верёвки — змея медяная. Змея — медянка. Змея — игольчатое жало. Змея — смерть!.. Серо-пепельный жгут, свинцовый шнур, дымчатое ожерелье, удавка, отлитая в пули, нанизанные на сверкающее жало гадюки чешуящейся на барханах всех пустынь...

О, здравствуйте, наши спорщики! Наши верные исследователи и последователи исследователей жизни, смерти и судьбы великого Сергея Есенина! С Новым 1999 Годом вас поздравляю! Мы-то с вами и сегодня знаем — как погибают русские беззащитные поэты!..

Снегири взлетают красногруды...

Скоро, скоро...

Нам ли с вами не зарыдать? То, задыхаясь бессмертной волею необъятных просторов скифских, то припадая белометельною головою к суворовским плитам гранитным бессонных обелисков славы русской, мы вновь и вновь — русские,”русские, русские! И вновь с нами — Есенин!..

Разберёмся во всём, что видели,

Что случилось, что сталось в стране,

И простим, где нас горько обидели,

По чужой и по нашей вине.

Ночью на покинутом том кладбище Есенин спрашивает:

— Тебя, Павел, расстреляли?

— Да, расстреляли меня, расстреляли! — отвечает ему Павел Васильев.

— И сынишку моего, Павел, тоже палачи расстреляли?

— Расстреляли, Сергей Александрович, расстреляли.

Будьте вы прокляты

Зачем суду Америки русское горе и русская правда? 60 тысяч ребятишек вывезли от нас, 60 тысяч вывезли за границу!

Алеша, ребенок, брошенный в нищету в России, сгодился “на запчасти” в США.

Кремлевские воротилы землю у нас почти отобрали земли с крестами и обелисками наших отцов и дедов, а детей России разве они пощадят?

Покупая, продают. Продавая, убивают.

1

Ты прости нас, Алешенька,

Мальчик, сиротка, прости, —

Твоя мамка в беде,

Да ведь как в нищете не споткнуться?

Столько нынче мелькает

Детишек таких на пути,

Чтоб в трущобах подвальных

Им в радужный сон окунуться!

Всю Россию ограбила

Банда распутных чинуш,

Эти твари и сердце,

Ликуя, на доллар сменили, -

Секс на сценах!..

 И пляска!..

И траурный гибельный туш

Исполняют холопы,

От рвения в поте и в мыле.

Ты прости нас, Алеша,

Купила тебя сатана

И убила тебя!

И твое

соловьиное тело

На запчасти на рынке

Удачливо сбыла она,

И ее оправдали

Лжецы на суде оголтело.

2

Дескать, мальчик больной,

Генетический, дескать, алкаш,

Психопат!..

О, Америка,

Ты ли, жандарм революций,

Не кровавила мир

И народ ты ль не грабила наш, -

Сколько стран тебе

В спину техасскую

Гневно плюются?!..

Ты прости нас, Алеша,

В Рязани поет соловей,

А кремлевцы заткнули

Икрою лососевой уши,

Ты прости нас, Алеша,

С безбожною мамой своей,

Ей и нам невзначай

Растоптали

захватчики

души!..

Оккупация ширится,

Даже и Дальний Восток

Под пяту златодержцев

Изменческой властью сдается:

Слышишь голос в Кремле?..

Он иуден, он чужд и жесток,

Он по-лисьи глядит

И, шурша,

 по-змеиному

 вьется.

Русский мальчик, Алеша,

Прости нас, трусливых, прости,

Вас ведь тысячи тысяч

Купили,

 бесхозных,

несчастных,

К белоснежной черемухе

В мае тебе не придти,

Нам не встретить очей твоих,

Детски счастливых и ясных!

Будьте прокляты вы,

Палачи перестроечных лет,

Будьте прокляты вы,

Стукачи цэрэушной эпохи:

Вам покоя не даст

И разлуки, и памяти свет,

Из могил вас поднимут

России истерзанной вздохи!

3

 

Мгла велико и страх

Надвигается на рубежи,

Слезы сеются звонко,

Густее, чем в марте пороша:

Здравствуй, русский Алеша,

Алешенька,

здравствуй,

скажи, -

Очень больно тебе?..

Я прошу, расскажи нам, Алеша!

Воскресай и расти,

Сталинград твой

 и Курск твой,

 и Брест

Впереди, где Россия

Сражается с Дьяволом века,

И Господь над тобой

Поднимает возмездия крест

На погибель ворью,

Расстрелявшему в нас человека.

Ты прости нас, Алеша,

Я сжал бы гранату в горсти,

Злодеянью зверей

Ты теперь уже не удивишься;

Здравствуй, русский Алеша,

Скорее, скорее расти —

И Георгием Жуковым

Завтра

 ты к нам

 возвратишься!..

1990 — 2005

Друга никто не заменит

А всё это, значит, безвластье.

Прогнали царя...

Так вот...

Посыпались все напасти

На наш неразумный народ.

Сергей Есенин

Газета, да не эта

Газета “Дом Ростовых” создавалась нами в МСПС для буднего разговор о трудностях и успехах братских литератур народов СНГ и России, но сегодня она превращена Ларионовым в какую-то грязную и визгливо лающею дворнягу. Оббрёханы не только имена лучших писателей, но подворотняя шавка набрасывается теперь на поэтов, которые учились мастерству в семинарах Владимира Цыбина и Егора Исаева, Владимира Гусева итогов Валентина Сорокина, до сих пор еще защищающего хозяина газеты от пропойства и резкого негодования литераторов.

Ларионов увольнял с работы Андрея Облога, сейчас дружно ринулись они на Юзифовича, петухи. Вчера Ларионов рекомендовал Бояринова в зам. Председателя Ревкомиссии Правления МСПС, а сейчас, рехнувшись на Юзифовиче, требует суда над Бояриновым. Но главный виновник — Владимир Гусев: не желает выполнять, указания Ларионова — посылает полководца подальше и гасит склоку. А большая вина — на Валентине Сорокине: как он смог, посмел как признать позицию Гусева необходимой?

Три кита современной русской классической литературы — Слава Орлов, Арсений Ларионов и Андрюша Облог, Три Солнца, Три Радости, день ото дня наглее и наглее поднимаются над Москвою выше и выше, взвинчиваясь градусами и щедро воняя приватизированной жратвою. А Слава Орлов на всех русских поэтов заготовил по нескольку сногсшибательных эпиграмм: то рябчиками их обзовет, то енотами, то гадами, то зайцами.

Пять строчек похвалил я из его поэм,

Я думал — он поймёт, и будет глух и нем,

Но этот графоман, неистовый натурой,

Замордовал Москву своей макулатурой!..

Да, предела нет самовздутию у малоодаренных циничных пупов. Я в свое время написал о Ларионове светлый очерк. Мало. Ниши еще. я в свое вред громко и свободно защищал Ларионова, иногда и виноватого, надеясь на грядущую его трезвость, но?.. Защищай далее. Устал защищать шамана.

Посоветовал евоному рабу, храброму советскому офицеру Облогу, перестать пахнуть водкой, побриться, хорошенько умыться и не забывать доброту и поддержку друзей, особенно — старших, но Андрюшу грабитель ударил по голове трубою и растворился в ночи, мы живем с вами не в государстве, а в Психбольнице: никто не обережен от напасти!.. Перед Андрюшей бандиты оцарапали, помяли и ограбили Ленку, адвокатшу знаменитую, клятвенно обещавшую нам разоблачить и наказать автоматчиков, а сама наманикюрилась и, прихватив тапочки Ларионова, смылась на Кавказ

Один алкаш, другой алкаш сорвется,

А третий похмеляет их: “Браты,

Мы не дебилы с вами,

мы — три солнца,

Три солнышка ума и красоты!

Пустой бутылкой нас чуть не прибила

Юристка и, шатаясь, вышла вон.

Мы не дебилы, нет, мы не дебилы,

Сорокин же — израильский шпион!

Он из когорты бывших коммунистов,

Но дрогнул,

доллар, значит, уловив:

Все бабы от него лишь сионистов

Родят и высылают в Тель-Авив!”..

Андре Отблох, автор этого чудесного стихотворения, троюродный брат Андрея Облога, лирика замечательного России, но братья разошлись на отношениях к народной борьбе за справедливость Арсения Ларионова: Андре Отблох — за приватизацию и распродажу писательского имущества, Андрей Облог — за трезвость, после моего обращения к нему.

Юристка Ленка не хваталась за трубу и не шевелила ее... Арсений бежит от дерущихся в туалет, а позже зовет героев из форточки к битве. Сергей Владимирович Михалков — не вздыбит трубу, стар... Да и есть у него костыль и автоматчики, Феликс Кузнецов — со зрением неважно. А Ганичев в тот вечер пел с Кобзоном в Рязани романсы есенинские. Так кто же долбает по башкам? Не Ганичев же с Кобзоном. Чья мафия долбает?

Да и Андрей Облог не вор, не бандит, не спекулянт, зачем рядового стихотворца трогать? Да еще — трубою по голове. Ведь после данной обширной и невменяемой трубы зоркая память разума советского боевого офицера раскисла. Он стал путать имена и фамилии знакомых людей, стал путать нравы и привычки свои с чужими. Стал родственников забижать, каждую субботу искать свежую девку в мены, а расходы на застолья с кого? Опять — с патриота, Арсения Васильевича Ларионова, сталевара из Ненецкого Округа Архангельской Области, генетического оленевода...

Но на шестую свадьбу Ларионов отказал Облогу в застолье: автоматчики Михалкова все слопали в МОПС, коллектив Ларионова голодает. А Облог не понимает трагедии. Занервничал. Сиониста Юзифовича, ученика Сорокина, перепутал с вепсом, русичем бесстрашным, Арсюхой, а вепса Арсюшу — с Грефом. Но Греф — министр. А Ларионов — ненецкий вепс.

Андрей Облог в пику троюродному брату Андре Отблоху сочинил на Арсена Ларионова антипартийный пасквиль:

Он очень много нам принес уронов,

Талант его, скажу вам,— чистый блеф.

Вот Юзифович — это ж Ларионов,

А Ларионов — аж почти сам Греф!..

Я, например, ничего оскорбительного в сравнении вепса архангельского с кремлевским министром не нашел. Наоборот — почет и зависть. Но Арсений Васильевич закусил удила и понес ахинею на Сорокина: мол, ты воспитал Юзифовича, твой ученик, сионист. А написал гадость-то не Юзифович, а действительно мой ученик, Андрей Облог, воспитанник Высших Литературных Курсов, верный соратник Ларионова. Дебилы.

Получается теперь: враг Арсения Ларионова — Андрей Облог, а не сионист Юзифович, воспитанник Сорокина. И Облог и Отблох — приближенные Ларионова, национальные крупные деятели Вепсии, но вышла оплошка, вызванная некачественным спиртным и половою бесцеремонностью Андрея. Эх, увез бы их всех к чертовой матери из Москвы на чугунном паровозе Слава Орлов и сбросил бы в какой-нибудь чукотский кювет!..

Известный поэт Юрий Баранов издал книгу публицистики, которая названа очень отважно — “По русской правде говоря”, и верно: надоела нам до отвращения эта трусливая болтовня о русской идее, о национальной идее, о программах для уничтоженного крестьянства, о возрождениях сел, угробленных коллективизациями, колхозоизациями, совхозоизацими, фараоноизациями, мавзолеяизациями, коммунизациями, перестроизациями, монетизациями, приватизациями, ограбленизациями, израилизациями, американизациями и подлонизациями, а Юрий Баранов, не сутулясь, не пряча гнева, нам говорит правду, нам говорит о несчастном народе русском.

Кто же виноват в трагедии русского народа? Прежде всего — мы. Это мы позволили русским христопродавцам заключить кровавые союзы с кровавыми нашельцами. Баранов прав. Прав Юрий Баранов, перечисляя Фамилии негодяев и палачей, истребивших миллионы и миллионы самых работящих, самых верных, самых умных снов и дочерей России.

“Из украинского еврейства вышли ближайшие друзья Ленина, прежде все эго те единственных два человека, с которыми он был на “ты” — лидер меньшевиков “Л. Мартов” (Эли Иосифович Цедербаум) и будущий диктатор Северной Коммуны, то есть Петрограда и всей северо-запалной России, и глава Коминтерна “Г. Зиновьев” (Евсей Гирт-Аронович Апфельбаум).

Не хочу перечислять далее их. Лучше давайте заглянем в телеэкран: кто нами руководит сегодня? Кто вещает нам о театре, литературе, экономике, науке, политике, сельском хозяйстве? Кто ищет день и ночь в нас Фашистов русских? Кто изгадил русскую песню, русскую молитву? Кто разрушал Храм Христа Спасителя? Кто, получая от народа русского последние святые гроши на восстановление Храма Христа Спасителя, опять под храмом насрамил: смастачил гаражи и разные доходные службы?

Вчера Каганович советский взорвал храм — под банный бассейн, а ныне перестроечный Каганович, возведя храм на народном пожертвовании, под Арамом Христа Спасителя, под многострадальным храмом, опять смастачил иудину пакость. Да, “Страна негодяев” — поэма Сергея Есенина... Да, мы пожинаем отраву, посеянную биологическими роботами.

Холопствуй, но не остолопствуй

Газета “Дом Ростовых” начала свой путь к читателю продуманно и уютно: рассказ о деятельности МСПС, рецензии на вышедшие в издательствах книги, проза и поэзия, критика и публицистика, страницы под текущее творчество действующих писателей, старых и молодых. Но вдруг ее главный редактор Владимир Фомичев оказался вытесненным. А на его место Ларионов привел литературного и житейского неудачника — газета стала грязной дворнягой.

Он с виду так себе да и умишком плох,

В конторе — раб,

 а в туалете — гордый,

И думал, он — Облог,

а этот тот Отблох,

Что в дурости своей неисправимо твердый.

В каком же дружеском окружении динамичил руководство JJHC Арсений Ларионов? С одной стороны — Вячеслав Орлов, подражающий баснями Сергею Владимировичу Михалкову, но бездарно, и строчащий на четыре стороны эпиграммы, еще бездарнее, с другой стороны — Облог или Отблох, кто их здесь разберет? Облог — триста мелких значков и брошек наколол на измызганный френчик или пиджак, определить невозможно. Наколол — боевой офицер, а где, на каких фронтах воевал? Видимо — на междуусобных драчках.

Видимо — совесть не дает ему покоя? Вот и пахнет день и ночь водкой.

Значков на пиджаке, как мух, аж на дерьме,

Жужжат под бородой

и под гнилым пальтишком,

А ежеле бы ты был при своем уме —

Давно б их раздарил дошкольным ребятишкам!..

Бегает. Высматривает. Доносит. Искажает. Обзывает. Следит. И опять, опять доносит и доносит. И это газета “Дом Ростовых”? Кто не отринет ее' Кто продолжит творческий союз с моськой, грязной и злобной, кому она полезна и кому она, вонючая и жалкая, страшна? Хотя и обижается на меня Олег Шестинский — первый публицист “Дома Ростовых”, но и он убедился: дебил на дебиле сидит и дебил дебила дебилом погоняет.

На совместном заседании членов Исполкома, михалковцев и бондаревцев, было оглашено документально преступление — продажа флигеля, что более 300 кв. метров недвижимости Дома Ростовых, гнезда МСПС, исторического здания. Но два года Михалков молчал. Ларионов продал, а Председатель мСПС молчал о “подвиге” первого заместителя? Ларионов продал, имея на руках право-доверенность Михалкова. А кто дал это право Михалкову? Кто?

Доверяй, но проверяй. И зачем в 92 года Сергею Владимировичу кресло Председателя? Неужели не устал от почестей и медалей? Повода такая... Каким позором за тягу начальствовать михалковскую мы заплатили перед всей писательской организацией? Надо давно было отстранить ненасытную страсть Михалкова руководить. При всем этом — Ларионов оставался почти приемным сыном Михалкова. Он надоедал нам, декларируя к нему любовь и неувядаемую надежду на авторитет и лидерскую смекалку зама, первого...

Ларионов же вставал, по стойке “смирно”, когда раздавался звонок от Председателя. Холуйство цвело тюльпанами перед Михалковым в МОПС, мне даже невыносимо было глядеть на подобное лизоблюдство и рабство. К тому же — Михалковы не гнушались материальных благ, журчащих от мСПС. Они же привыкли — при Сталине и Хрущеве, при Брежневе и при Андропове, при Черненко и при Горбачеве, при Ельцине и при Путине. Клещевидные растения.

Случилась распря. В чем ее причина?.. Нужен образ человека, писателя, равный Михалкову. Тут же — переадресовка на Бондарева. Хотя Бондарева и сравнивать с Михалковым — неуважение к русской литературе. Но Ларионов не пощадил сталинградца: позорные, иногда, заявления “Дом Ростовых”, газета подавала миру за подписью беззаветного Юрия Васильевича Бондарева. А я умолял Арсения не делать сего бескровного злодейства, но тщетно.

Бондарев — солдат. Бондарев — офицер. Бондарев — выдающийся писатель, как не стыдно было его “приторачивать” к тайному торгашеству? Ларионов — понесет наказание. Но и Михалков — не должен оставаться святым. Он сам себя опозорил перед нами и перед грядущими поколениями писателей России и СНГ. Его лживые “афоризмы” я уже лег двадцать слушаю с большим трудом.

Богат, а холоп,

Знаменит, а трус!..

Путин, Президент РФ, прав, приехав за рулем к Михалковым на дачу поздравить Никиту. Не под охраной же ему было заявиться в гости к дворянам, князьям древним или даже боярам? Никита — сын Сергея Владимировича, обожаемого в мире баснописца и детского лирика. Путин, когда бегал в школу, зубрил стихи Михалкова про милиционера, дядю Степу, зубрил — и стал в КГБ служить, зубрил — и стал Президентом, опосля Бориса...

Михалковы — белая кость, а Путин — из черни: мог и на велосипеде к ним прикатить. Простота — неотвязная лукавость черни: бедный, бедный, а на велосипеде к боярскому застолью пожаловал!.. Да и Никита Михалков довольно бесцеремонно, без барского самодовольства, хватал под затылок Президента РФ и чмокал громко, поворачивал голову так и сяк у Владимира Владимировича, прицеливался и, чуток поджав ей уши, снова накренял ее и чмокал, дабы народы России, малые и великие, видели гармонию отношений барина и черни, выдвинутой наверх демократическими силами перестройки.

Дедушка — повар или бабушка — повариха у Президента? Не знаю. Слухи — вроде бы — дед Сталину щи варганил!.. Че зазнаваться-то Президенту? И не тосковать о Сталине или Брежневе Михалковым?

Из гимна:

И Ленин великий нам путь озарил,

Нас вырастил Сталин на верность городу,

На труд и на подвиги нас вдохновил!..

Потом — Сталин исчез из гимна: имя исчезло Сталина. А еще потом — и СССР исчез. Осталась Россия, но я не ;логу вспомнить — как, под какой она строкой и рифмой осталась. Читать противно. Но демократия — демократия, и Путин с Никитой — братья по оружию свободы слова, по Савику Шустеру...

Путин прав: семья Михалковых — бессменная культура России, дворянская и патриотическая!.. Не отдавать же было Сергею Владимировичу пролетариям наследственные апартаменты? Не посылать же было ему детей и внуков на комбайны и в мартены? Экран и касса, дача и Кремль — туда вели тропы дедушку, туда эти же тропы ведут последышей. Святая традиция. Лишь Путин ее нарушил: из поваров — раз и в президенты!.. Народное чудо.

И, понимаете, не зазнался, не задрал носа, а приехал на гулянку к барам.

С Арсением Ларионовым я дружу — не разлей вода! — около тридцати с лишком годиков. Когда редко о ним вижусь — на душе Три Солнышка:

Слава Орлов,

Арсений Ларионов,

Андреи Облог!..

А об Андре Отблохе я давненько ничего не слышу: не в Израиле, не в Тель-Авиве ли он? Покидая Вепсию, он опять сочинил пакостную строфу на Арсения Васильевича, вчерашнего секретаря обкома ВЛКСМ, чуткого сегодняшнего приватизатора, защитника писательской недвижимости, мученика православного Вепсии и Ханты-Мансийска:

Он сделал шаг и с первой же ноги

Попал в дерьмо...

Кругом враги, враги,

И он, сражаясь, по дороге всей

Измазал их, а заодно — друзей!..

В Рязани на Есенинском празднике присутствовало более ста русских писателей, но ни одному не дали выступить в зале. Председатель СП России В. Н. Ганичев вместе с группой поэтов покинул демонстративно зал. И правильно сделал, поскольку концерт заполнили собою Андрей Дементьев и Иосиф Кобзон. До Израиля было — рукой подать!..

О, если бы мы, русские, не грызли друг друга, разве бы нас позорили? Зачем понадобилось Арсению Ларионову предать Шавката Ниязи и Владимира Фомичёва, Рината Мухамадиева и Валентина Сорокина? Зачем он окружил себя жульём и холуями? Мне и нам стыдно за него и жалко его. велико Кузнецов призывает его к покаянию и рассудку, но вряд ли получится.

Пустая забава. Одни разговоры!

Ну что же? Ну что же мы взяли взамен?

Пришли те же жулики, те же воры

И вместе с революцией

Всех взяли в плен...

Да, пленные — мы. В чужой стране — мы. Ну как нам домой вернуться как нам в себе, русским, себя утвердить?

Мы сами виноваты

Талантливые поэты — щедрые и добрые русичи: попроси пособить, обязательно помогут, попроси простить сказанное тобою грубое слово, тут же простят, а напишешь ты хорошее стихотворение, похвалят тебя первыми. Не бездарные поэты — вечно в обидах и претензиях, и кроме своих мелочных программ у них ничего под сердцем не шевелится.

Сергею Михалкову много было отпущено матерью, но, кроме ряда отличных басен он ничего больше не создал: весь энергетический пыл растратил на подлизывание начальственных задниц и на неуёмное пробивание дядь степ и прочих лживых и грубо сколоченных гимнов... Нравиться начальству и торчать возле — удел приспособленцев царских, советских и прорабских эпох. Потому никогда не осенит их страдание Александра Блока:

Лютый голос жгучей боли

Слёз потоком освежать.

Никогда не услышат они внезапный голос трагической минуты жизни, как слышал его Василий Дмитриевич Фёдоров, мудрый и окрылённый поэт России:

Обнови

От недругов и хворей

И от наговоров обнови,

Ты, моя,

Испытанная в ссоре,

В добром мире,

В неутешном горе,

В беспокойном счастье

И любви.

Арсений Ларионов и Сергей Михалков, вчера — отец и сын, сын и отец, — сегодня судят друг друга, втаскивая и нас в грязь, а нам, есенинцам, то Дмитрий Кедрин послышится, то Павел Васильев с Борисом Корниловым, то Сергей Есенин мае окликнет стоном:

Быть поэтом — это значит тоже,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души.

Эта удивительно благородная и глубокая беседа состоялась, организованная Бюро пропаганды литературы и дирекцией Дома Учителя, перед началом Праздника — 110-летием со Дня рождения гениального русского поэта Сергея Александровича Есенина.

В зале сидели тихие скромные люди. Головы их были седы и красивы. Рук устало лежали на коленях. Глаза — внимательные, чуткие. Каждое наше слово о поэте, о русской литературе, поэзии русской родные наши учителя встречали и принимали душою, сердцем, жизнью и собственной судьбою. А судьба русского учителя — без особых привилегий и льгот: скромная зарплата, скромная квартира, скромная награда. Но встречающие нас аплодисментами — как мы, влюблены в стихи Сергея Есенина, любое стихотворение для них знакомо и дорого.

Встреча встретившихся — Праздник и красота Русского Олова. Потому и в Доме Национальностей Столицы поэтический вечер, посвященный Есенину, прошел еще вдохновеннее и крылатее. Поэт Геннадий Гоц кратко рассказал о работе и программах Дома национальностей. Есенинская группа ученых, есенинцы ИМЛ, возглавляемые заместителем директора Александром Ушаковы, поделились радостями, находками и открытиями — они ведь издали полное Академическое Собрание Сочинений Поэта. Еще Юрием Львовичем Прокушевым подобрана “команда” неистовых и честных есенинцев.

Когда я читал стихотворение Сергея Есенина:

Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым...

Кто хлопал в ладоши, кто вытирал слезы, кто улыбался и кивал, живал, поддерживая красоту и дружелюбие. Поэзия Есенина — храм: в ней и молитва, и колокольные звоны, и тяжкий снятой Крест Христа!

А на Высших Литературных Курсах при Литературном Институте им. A. M. Горького, беседуя со слушателями, Владимир Фомичев и я были очарованы молодыми поэтами: их верностью русскому слову, любовью их к гениальному поэту русскому, Сергею Александровичу Есенину. Владимир Фомичев рассказал им кратко о Смоленщине, яростно-героической, Земле русской обелисковой, вспомнил Александра Твардовского, Михаила Исаковского и других великих певцов русского Мира, Державы Русской, СССР!..

Я рассказал о доме Есениных, о матери и отце поэта, о сестрах и сын Константине, рассказал о Рязанском Крае, о праздниках Есенинских. Говорил о Прокушеве — великом подвижнике, до конца своих дней пронесшем есенинский свет над нами.

Спит ковыль. Равнина дорогая.

И свинцовой свежести полынь.

Никакая Родина другая

Не вольет мне в грудь мою теплынь.

Вспомнил скульптора, есенинца, Николая Александровича Селиванова, вспомнил племянницу Сергея Александровича Есенина, Светлану, которая столько организовала мероприятий в память о своем гениальном даже: и праздник у памятника Есенину на Тверском бульваре звенел и плакал, летел ж пел. Светлана Есенина — неудержимый организатор. Прозаик Лидия Сычёва, поэты Александр Бобров и Владимир Фомичёв, а рядом — студенты радовались и читали изумительные строки, строфы, стихотворений поэта.

В Рязань в составе писательской делегации СП России я поехать не мог: часовым разговором в эфире о Есенине меня одарило «Народное радио», его обозреватель Иван Сергеевич Вишневский: и как мы порассуждали!..

Полевое, степное ку-гу,

Здравствуй мать, голубая осина,

Скоро месяц, купаясь в снегу,

Сядет в редкие кудри сына!..

Вопросы. Ответы. Вопросы. Ответы. Стихи. Разговоры. И опять — стихи, Много друзей — есенинцев. Много, сотни и сотни, выпускников института и ВЛК, работающих на бессмертную память о Есенине. Я берегу их дружбу ко мне. Горжусь ими. Они не помогают. Я помогаю им. Годы летят, летят.

Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.

На перекличке дружбы многих нет.

Но, как говорят в народе, семья — не без урода. Об иной мокрый тюфяк на мусорной свалке запинается всякий, кто чистит свой дом, двор и душу: тюфяк этот пахнет всеми наркотиками и спиртами, дурной и обшарпанный. А иногда и похмельный одописец мешает красоте слова тюфяковыми афоризмами: то от имени Бондарева заявит личную глупость, то от имени русского офицера шалавый номер выкинет. Пил бы, болван, и не мешал красоте. А он, знай: то от Исполкома МСПС, то от ВЛК, то от Проскуринского Комитета, лежа на свалке, бубнит и чешется...

Чем чаще он таскает по склочной странице яркие имена поэтов и прозаиков, тем ужаснее веет от него исполинским перегаром, мурло халявное. Зациклился на имени Владимира Гусева, на моем имени. А я спас олуха от явной тюрьмы. Спас от увольнения с работы. Теперь спасаю — от оплеух, нависающих над его обросшей конфликтами физиономией.

Клопы, маломошки и блохи

Сидели на сыне эпохи.

Кусали...

Он дрыхнул, верзила...

А утром их сильно отрезвило —

Лежали без шороха, стона.

Итог:

Скончалися от самогона!..

Прикрываясь именем Юрия Васильевича Бондарева, они, до опохмелиния, в стрессе алкашном, орут: “Юристку убивают! Юристку насилуют!”

Опохмелясь, вопят: “Юристка пропала! Юристка сейф с нашими детскими метриками и бамперсами украла!” А юристка драчливее Жириновского...

Но я точно знаю: на юристке ночью внезапно женился бен Ладен, всунул ее в багажник самолета МЧС и собирается дорого продать ее музею Европы, Шавкат Ниязи, Ринат Мухамадиев, Владимир Фомичев и я сообщили о факте другу, классику Исхаку Машбашу, но тот лишь спросил нас: “Мужики, неужели бен Ладен решил заняться полезным делом?”

Мы все вместе захохотали над шуткой, сострив снова: “На Кавказе и без нее неспокойно. Слава Богу, что она с бен Ладеном смылась из России!”..

Без государства

Вот мне — через год, если я доживу, исполнится 70 лет. Я без перерыв протрудился 53 года на родной земле. Перед кем я должен извиниться, а?

Перед Горбачёвым? Перед Ельциным?

Перед Путиным?

Перед Фрадковым?

Перед Гайдаром, Чубайсом, Черномырдиным, Грефом, а?

На литфондовских территориях домов творчества восходят, как спелые грибы, виллы: кто продаёт землю? Кто продал наши издательства и журналы газеты, больницы, кто? А кто 300 квадратных километров отторгнул от нас передал их китайцам? И почему Гаагский Суд не арестует Шеварднадзе, он ведь пол-океана продал Америке, отняв у СССР? Разве Горбачев и депутаты пригорбачевские не предатели? А где остров Даманский, подаренный пьяным Ельциным КНР? Страна — Россия есть. А Российского Государства нет.

То, что происходит в Кремле, антинародного, антироссийского, антигосударственного, — в малых дозах творится в республиках и областях, районах и комитетах, союзах творческих и прочих организациях. При советской власти ко мне иногда забегал литхмырь: — Василич, а я не работаю. Я за столом творю! —.. И ныне эти хмыри не перевелись: — Василич, я не лезу в склоку, я творю! —.. Чего ты творишь, если ты робеешь замолвить слово против тех, кто продаёт, предаёт, пропивает и прожирает наше, горбом заработанное? Чуток мы сплотись — нет их, жуликов и христопродавцев бы!..

С 1991 года я умоляю собратьев решить вопрос о создании комиссии, наделённой правом разобраться — хотя мы имена опубликовать — литераторов, ограбивших Союз Писателей СССР, но славнее творцы, заикаясь и оглядываясь, убегают от смелых забот и поступков. Хмыри. Вильнопопые герои!..

Друзья! Друзья!

Какой раскол в стране,

Какая грусть в кипении весёлом!

Знать, оттого так хочется и мне,

Задрав штаны,

Бежать за комсомолом.

Возле мертвых и живых есенинцев пляшут бесы. То подавай им раскопку могилы Есенина. То нас, действующих есенинцев, они оболгут, стукачи. Молчим — визжат ж улюлюкают. Не задеваем — воняют. Провоцируют скандал за скандалом. Пытаются затащить, заманить, завлечь, заарканить в бесий круг наивных и безгрешных. Часто сия подлость им удается. Чего скрывают?

А что будет — если мы перестанем ссориться — с тайной отца и сына?

Кто хихикает там исподтишка,

Злобно отплевываясь от солнца?

………………………………….

... Ах, это осень!

Это осень вытряхивает из мешка

Чеканенные сентябрем червонцы.

Да! Погиб я!

Приходит час...

Мозг, как воск, каплет глухо, глухо...

... Это она!

Это она подкупила вас,

Злая и подлая оборванная старуха.

Это она, она, она,

Разметав свои волосы зарею зыбкой,

Хочет, чтоб сгибла родная страна

Под ее невеселой холодной улыбкой.

Борцы за талант и бессмертье Есенина, куда же вы дели Международную премию им. С.А. Есенина? я столько сил и тревог вложил в нее! Она была утверждена Губернатором Рязани Шпаком, Михалковым и Бондаревым, а вы пропили ее или прожрали? А где премия им. Александра Жарова, певца Ленинского комсомола? Я, Фомичёв, мэрия Серпуховская оформили ее и утвердили, но где она? Сии документы юристка украла?..

Наш, бондаревский, Исполком не собирается уже восемь месяцев. Мы не можем выйти на телефоны Ларионова и Облога, корифеев классовой борьбы за русское дело. А печатная дурь от них идет — от Исполкома МСПС.

Лауреаты Международной премии им. М. А. Шолохова, вчера вами зело уважаемые, сегодня у вас — враги:

Анатолий Жуков,

Сеид Досанов,

Николай Федь,

Сергей Есин,

Валентин Сорокин,

Ринат Мухамадиев,

Владимир Гусев,

Александр Николаев, генерал,

Геннадий Зюганов, лидер КПРФ?!..

Как не стыдно? С чего такая сатанинская дурь? С перепоя или с недопоя? Нагло перечеркнув наш, бондаревский, Исполком, вы, однако, напуганы Бояриновым. Но вы же сами избрали Бояринова заместителем Председателя Ревизионной Комиссии МСПС, а приписываете его мне. Я даже в те годы среди вас не значился, не работал в МСПС. С Бояриновым мы 10 лeт проработали в издательстве “Современник”. Хорошо проработали.

На каком Исполкоме МСПС и кто из нас голосовал за продажу имущества МСПС, когда ни нас, ни заседания подобного Исполкома не было? Кто вам разрешил заслонять собственную ложь нашими именами, кто? Кто же есть Исполком МСПС, вы или Исполком?.. И почему не щадите имя Бондарева? Я неугоден вам — не поддался на ваше науськивание, не принял вашего лал не научился от вас пропойству и обжорству. Лидеры комсомола, эх!..

От кого, от какого черта прятался Ларионов? Ильич в шалаше?

От кого пьяно увиливает хвостатый и бородатый Облог?

Какой джигит поцарапал и на коне умчал Братнину в горный аул?

Моя судьба — судьба, увы, нацбола:

Ни взяток, ни аренды, ни попойки, —

О, был бы я стукач из комсомола,

Давно бы стал прорабом перестройки!..

Спасибо не вам, а Есенину. Спасибо поэтам русским. Спасибо маминой песне колыбельной. Спасибо Александру Матросову. И Мусе Джалилю.

За нами — не приватизация. За нами — не распродажа писательских больниц и домов творчества. За нами — русское есенинское слово!.. Его соловьиное, колокольное, набатное слово русское не испугает ни автоматчик, ни стукач, ни олигарх! Пора собраться. Хватит грызться.

От одной беды

Целых три растут, -

Вдруг над Питером

Слышен новый гуд.

Не поймет никто,

Отколь гуд идет:

“Ты не смей дремать,

Трудовой народ.

А Есенинский Праздник в ИМЛИ, 30-го сентября, не Праздник — клен, багрянолистый, на древнем холме рязанском: кланялся в четыре русских стороны, шумел и волновался, звенел и кланялся великому поэту.

И мне наплевать на автоматчиков Михалкова!.. Бессмертие наше — в русском божественном и сверкающем слове Сергея Есенина. Музей Маяковского ликовал молодостью и красотою. Небольшой зал — полон. Владимир Гусев, Наталья Корниенко, Валерий Борисов, Алла Панкова, Валерий Хатюшин, русский песенный ансамбль были встречены студентами на ура. Натосковались видать, по родному слову, по родной песне юные сердца. Где услышать?..

Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!

Что ты?

 смерть?

 иль исцеленье калекам?

Я хочу видеть этого человека.

Проведите, проведите русский народ к нему, проведите!..

2005

Заказной слепец и безгрешный стукач

Не исключено, что Ленин разделял намерения Зиновьева, Троцкого и др. и только воздерживался (по тем или иным причинам) от прямых требований превентивного уничтожения миллионов русских людей; однако в любом случае именно прямые требования играли необходимую и в конечном счете решающую роль в гибели в 1918-1922 годах каждого шестого человека в стране.

Вадим Кожинов

Л. Д. Троцким был разработан план разграбления и осквернения святынь Русской Православной церкви под видом помощи голодающим.

В. И. Ленин подкорректировал этот план...

Николай Коняев

Перестарался

Бедный, бедный стихомаратель Владимир Бушин: несколько уже десятков лет он хвастается тем, что его ранние рифмовки похвалил Сергей Владимирович Михалков. И что? А больше, значит, никто о них не промолвил ни одного приличного слова? Вот и заела тоска и зависть волосатого лирика.

Других-то хвалят большие поэты: то - Твардовский, то - Федоров, а Бушина - баснописец Михалков?.. Но и после фразы Михалкова - Бушин не знает меры: разносит, доносит, возносит, стучит, указывает, наказывает, уличает и поучает. Бездарность и зависть изогнули его, измяли и олоскутили: сложить бородку Яшки Свердлова, Левки Троцкого и Фельки Дзержинского - получится коноплисто-кокаиновая заросля Володьки, но бородища публициста, оклеветавшего и оскорбившего лучших писателей России, - не является правом завистника на стукачество.

Вот он - защищает Ленина. Вот он - защищает Советскую власть. Чего защищать вождя? Ленина сегодня два: борец за правду и чужак. Каждый из нас без бушинской грязи решит - кого и которого любить!.. Но Бушин-то хитрее вороватого хоря. Защищая вождя, может облаять, как старший бомж, не Солоухина, так Проскурина, не Сорокина, так Савельева, не Фомичева, так Астафьева и т.д. О, если бы его похвалил Александр Трифонович Твардовский - мы вообще пропали бы, - шутит Александр Байгушев, критик.

Ныне Бушин взялся выставлять Юрия Васильевича Бондарева, выдающегося писателя России, любимого писателя в нашем народе, - неким недорослем, ваняткой-ослушником, не сумевшем уразуметь провидческую энергию и свет бородатого христопродавца - Володимира Раздолбушина. А уразумел бы - стал бы великим и недосягаемым, как Владимир Сергеевич Бородай!..

Стучит он на друзей и на знакомых,

На Феликса похожий и крутой,

И сеет хоботковых насекомых

Вонючею пропеллер-бородой.

Чем тебе, Библейский Хам, не угодил Егор Исаев? Когда перешел твой иудовский путь Иван Акулов? А чего тебе, кроме добра и поддержки, графоману, да и твоим спецхоботковым жукам, плохого сделал Бондарев?

Бедный, бедный - только и надзирает за нами: кто с кем дружит, кто с кем в ссоре, кто кому задолжал гайдаровский рубль!.. Не публицист, а через забор плюющая сваха в соседскую буренку, молочко от которой ела утром, а к вечеру мозги у ей склокой перешибло.

Пытается ослюнявить Юрия Бондарева, столкнув лбами вокруг него целый патриотический отряд русских верных прозаиков и поэтов, относящихся к Юрию Васильевичу беззаветно. И - сидит, чешет насекомовую мешковатую бороду Иуды, ликующий от собственного маразматического стукачества.

Но ведь Юрий Бондарев - не Владимир Бушин. Но ведь романы Бондарева - не доносные излияния Бушина. Но ведь художественное слово Бондарева - не стукаческий невроз завистника и графомана. Бушин даже ни разу так и не почувствовал, не ощутил храмово пылающей свечи творчества в душе, звездного крылатого огня, оберегающего в человеке совесть и отвагу, ум и независимость, озаряющего путь и судьбу.

Вовик, брат околодевяностолетний, я сам давно старый, я щедро оплачиваю тебе слюни, ложь и оскорбления в мой адрес. Запомни, хотя вряд ли ты способен запомнить, - я первым ни разу никого не оскорбил, но подлости никому не прощаю. И не гнусь, не лизоблюдствую лакейски, как часто нам демонстрируешь ты: твоя хитрость - даже не лукавость, а насекомость, но лезешь, махая бородищей, защищать вождей, поучать народы, сирота хренова!

Лев Троцкий:

«У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти».

Тов. Зиновьев:

«Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию, - инструктировал вождь, имея в виду пока РСФСР, - с остальными нельзя говорить - их надо уничтожать».

Но, как грамотно и убедительно доказал нам Вадим Кожинов, уничтожили-то гораздо больше и гораздо свирепее!..

Закукарекать захотел

Ленин лежит в Мавзолее, Троцкий, Зиновьев, Дзержинский - мне все это не понять. Слава Богу - ты есть!.. Защищай их, но перестань вонзать ягодовский насекомовый хоботок в русские души. Разве ты, обожаемый брат, не видишь - экран у кого в руках, газета у кого в руках, сцена у кого в руках, банки у кого в руках, предприятия у кого в руках?..

Кто спаивает нас?

Кто русских детишек продает на запчасти?

Кто запретил русскую песню отцов и дедов наших?

Кто отбирает у нас образование и науку?

Кто предает и продает землю русскую?

А ты русских поэтов и прозаиков искусно и нагло сталкиваешь лбами, клеветой насекомою осееваешь их. Есть ли русский писатель-патриот, не оплеванный тобою? Мало тебе русского бесправия? Мало тебе русского горя и нищеты? Зачем ты привязался ко мне? Ты - никто и ничто для меня. Но я высоко ценю тебя, ибо твое предательство русских - учит меня неодолимой русскости и стойкости в битве за нашу униженную Россию! Я обнимаю тебя, прощаю тебя: твоя ненависть к русским учит нас быть русскими, спасибо!..

Ты клевещешь на меня Юрию Васильевичу Бондареву. В свое время такие же, как ты, стукачи, надоносили на меня Шолохову. Но время - точные часы Вселенной. Время ставит на место даже не только стрелки, но и секунды. Зачем ты влез в грязную тайну двух писательских склок? Ты ведь нигде путем не работал. Жил и живешь на хребте у народа. И живи спокойно.

 Володя, а у кого было больше ненависти к русским, у Зиновьева, у Троцкого или у Гитлера? Заказной слепец.

Разве важно, разве важно, разве важно,

Что мертвые не встают из могил?

Это - говорит Сергей Есенин. Но и я твердо знаю: мертвые сильнее нас, живых! Мертвые бередят нашу память. Мертвые окликают нашу совесть.

Написал бы ты маленький нормальный стишок или рассказишко, помыл бы ты в тазике оккупированную насекомыми бородищу - и очи бы твои, Володя, попрояснели, и сердце бы твое забилось благороднее! Молюсь за тебя.

У Егора Исаева, известнейшего поэта России, на даче закукарекал петух утром, а ты в этот миг потягивался на матраце и проволочным гребнем, лежа, пытался расчесать спутавшуюся в узлы бороду. Но тебе кто-то дозвонился и рассказал, что у Егора Исаева на даче кукарекает петух.

Ты тут же в «Советской России» выступил, как всегда, с огромной демагогической статьей - запретить петухам на дачах и в деревнях кукарекать и топтать кур, дабы не несли куры яйца, не появлялись бы в хозяйствах молодые петухи, высиженные клухами. Зачем тебе подобная жестокость? Или ты сам собираешься закукарекать? Драчливый филин.

Несгибаемого патриота России Владимира Фомичева принялись предатели гнобить судом за прекрасную русскую государственную газету, печатающую необходимую правду для страны, ты тут же отрекся, прикрыл мокрые ресницы и забыл про совесть и обязанность публициста защищать собрата. Тебя нет там, где нужен голос отваги. Даже насекомые в твоей бороде не шуршат, когда людям нужна честная помощь. Ты - уникум. Сундук с драгоценностями.

Шолоховскую премию-то мне вручал Михалков, а ты просишь Бондарева ее у меня отобрать? Доносчик. Ну и отберут? Борода же у меня не прорастет? Ты называешь меня антисоветчиком. Но антисоветчик - ты. За свою бороду и живот ты клевещешь на нас, кто не юлил перед продажным начальством ни на службе, ни в прессе. Мы были среди защитников Дома Советов, а ты в эти дни добивался запрещения кукарекать сельским петухам.

Владимир Иванович Гусев считает, что тебя стричь не надо, а Арсения Ларионова надо обородаить и вас за чаркой побратать: двух неистовых борцов за троцкистскую сионистскую верность разграбленной стране... А вот Владимир Тимофеевич Фомичев считает, что тебя надо остричь. Он просит меня добыть в мартене Челябинска выточенные стальные ножницы и обкарнать тебя, а ошметки бороды твоей вывезти из Москвы в Кыштым, на Урал, где хранятся международные ядерные пакости. Будем решать.

Ты не переживай. Вовремя остричься и обриться - лафа. Ты станешь не только умнее, но и добрее. Ты возвратишься к тому образу, какой задали тебе родители первоначально. Не отвергай их желание. Угомонись, Мазай.

Дедушка Бушин, глянь - трехлетнюю нашу с тобою внучку насилует марихуанный маньяк. Папа Бушин, глянь - двенадцатилетнюю нашу с тобою дочурку готовят к гражданскому браку, чтобы она никогда уже не испытала осиянности любовью, ребенком и семьей. Глянь, брат, что сотворили с нашей с тобою сестрою: ее развратили, раздели, распяли на хохмах Петросяна и Винокура, а маму ее нарядили в дурацкие лохмотья пьяной попрошайки и с такою же пародийною чучелой вывели на ТВ.

Грязные, заикаистые, похабные слова и мелодии льются в сердца наших жен и матерей. Имя этому - программа Даллеса. Имя этому - уничтожение русского и других народов России. Имя этому - раздор народов России и общая братская могила нам. А ты помогаешь черному преступлению, внося склоками раздоры в среду русскую, в обязанность соседскую. Почему ты раздоришь нас, а не миришь и не объединяешь?

Мазай, добряк царапистый, изучи грабительский сейф Яшки Свердлова, вскрытый после смерти Председателя ВЦИКа:

1. Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108 525) рублей.

2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, - семьсот пять (705) предметов.

3. Семь чистых бланков паспортов царского образца.

4. Семь паспортов, заполненных на следующие имена:

а) Свердлова Якова Михайловича,

б) Гуревич Цецилии - Ольги,

в) Григорьевой Екатерины Сергеевны,

г) княгини Барятинской Елены Михайловны,

д) Ползикова Сергея Константиновича,

е) Романюк Анны Павловны,

ж) Кленочкина Ивана Григорьевича.

5. Годичный паспорт на имя Горена Адама Антоновича.

6. Немецкий паспорт на имя Сталь Елены.

Кроме того, обнаружено кредитных царских билетов всего на семьсот пятьдесят тысяч (750 000) рублей.

Документ этот читал Сталин. Обнаружил этот документ, работая над засекреченными архивами, Эдуард Хлысталов, великий следователь и великий публицист России, сын и защитник русского народа. Не опровергнуть.

За родными пролетарскими лозунгами и за родным нашим красным знаменем уже тогда появились в банках Европы и Америки счета:

Троцкого - 1 млн. долларов и 90 млн. швейцарских франков;

Ленина - 75 млн. швейцарских франков;

Зиновьева - 80 млн. швейцарских франков;

Ганецкого - 60 млн. швейцарских франков и 10 млн. долларов;

Дзержинского - 80 млн. швейцарских франков.

По каждому из опубликованных писем Дзержинского своей сестре Альдоне, жившей в Вене с мужем-миллионером, видно, что он отправлял ценные вещи даже ей. Горбачев и Ельцин, ленинцы, горбачевцы и ельцинисты, последователи троцких, зиновьевых и дзержинских, не уронили достоинства учителей: гробанули СССР и Россию не меньше и не менее активно в перестроечные годы. Потому, когда звонят и плачут колокола уцелевших обнищенных православных церквей, - слезы застилают мою тропу к храму...

Вова, почему увеличением рождаемости занимаются Слиска и Грызлов, Хакамада и Жириновский, госдумовцы, а не семья, русская или коми, башкирская или мордовская? От неперспективных деревень и хуторов гениальных экономистов, - Заславской и Арбатова, Немцова и Явлинского, трагично маячат на русском просторе заржавленные могильные кресты, но где же перспективные деревни и хутора? И никого за вредительство не осудили.

Товарищ Бушин, у меня нет надобности перебегством заниматься: между Михалковым и Бондаревым - путь мой прямой, а между провокаторами, тобой и Ларионовым, - еще прямее!.. В Ларионове я также ошибся, как я ошибся в тебе, лакее и ловкаче, марксисте и стукаче.

Здоровья тебе спортивного!

Удачи тебе в доносах!

Я куплю тебе алюминиевый тазик!

Умойся и почисть бороду!

Неунывающий лжец

Ты лжешь - я перебежал из сторонников Бондарева в сторонники Михалкова теперь. А почему же теперь я выступал и выступаю против Михалкова? Где ж ты прочитал мою оду в честь Михалкова? Крутя всю свою сытую жизнь задницей перед начальством, ты и других видишь такими? Лжец неунывающий.

Мой отец лежит в могиле с немецким свинцом в теле, а ты сомневаешься, мол, хорошо ли он воевал, если его семью дважды раскулачивали? Как тебе не совестно? Ты и мать мою оскорбил, лежащую в земле русской, рядом с отцом, воином русским. Тебя раздражает, что я, как мои отец и мать, русский безоговорочно и неостановимо? А кто ты? Подделыватель чужих строк и переделыватель графоманистый:

Я прошел через такие грозы! - моя строка.

Ты переделал:

 Я пережил такие грозы! - да, сразу верблюжья рассудочность и добавка странная, оптимистическая и сексуальная. Но неужель ты, хрыч, все ещё завлекаешь педофилов, рифмуя:

Я принимал такие позы! Неужель?

Тебе ведь никогда не звенел соловей в сердце. Тебе ведь никогда не плакала в душу кукушка. Ты ведь так и не услышал ни разу вздохи золотострунных горных ковылей. Электрический волосатый глухарь, не птица, а политический робот, упёршийся когтями и клювом в двери Мавзолея. Ты ведь так и мыслить: не считает человек Ильича святым - враг народа!.. А ты народ-то русский не чувствуешь, не знаешь и заочно ненавидишь.

Ты перевертываешь чужие боли, слова, чужие истины, чужие образы, чужие судьбы, клевеща, донося, хихикая и принимая сексуальные позы. «Маниакальная верность твоя распутству собственной совести заставляет тебя лгать и подличать на русском поле. Ты - собрат по борьбе с русскими патриотами Ларионову. Тот, обманув нас, прекрасную группу русских литераторов, склокой с Михалковым, хапужеством, - таскается по судам, прячась за имя Бондарева, а ты бородатую мосю, мусющу волосатую, прячешь за Михалкова.

Я пережил такие грозы!

Я принимал такие позы!

Нет, я не верю, что ты кому-то ещё нравишься, убей, не верю.

Бушин обзывает меня психом, с ножом за голенищем, антисоветчиком, фашистом, сороконожкой, антисемитом, сионистом, шовинистом, бездарем, ну, нет смысла перечислять его сопли. Я бы не таил на клеветника большой обиды, но он мать мою, родившую восемь детей, четыре сына и четыре дочери, крестьянку, колхозницу, записал в еврейки, чем унизил собственную генетическую «жилу»... А я за него, «полуеврея», переживаю.

Зависть у него ко мне, распахнутому и бесстрашному русскому поэту, так жгуча, что он даже не ощущает песенности русского моего стиха, коверкая слова мои русские и летящую энергию строки русской:

Я прошел через такие грозы,

И назло обманчивой судьбе

Вновь душа, как юная береза,

Синий звон баюкает в себе.

Наплывет и медленно отхлынет

Вековая музыка полей

Шорохом тоскующей полыни,

Вздохами горячих ковылей.

Далеко до той причальной грани,

Где луна покоится на дне.

Кровяными гроздьями герани

Вспыхнул день в озерной стороне.

Дом ты мой за скорым перевалом,

Щедрый стол, раздольная кровать, -

Неужели этого мне мало,

Чтобы никогда не горевать?

Красота и удаль русская, да? А Бушин испохабил графоманией каждую мою строку, приводя ее в подкрепление своей доносной аргументации. Обвинил он меня чуть ли не в деляческой измене советской армии - почему я не служил? Да в моей трудовой вписано, что я мобилизован на мартен. Чего же Бушин лжет и стучит? Высоковольтный бетонный столб... Так и не смог стать прозаиком, поэтом, а оформился в ненавистника русского народа.

Эх, просватать бы тебя, позирующую бабушку, за бен Ладена ради мира!

Врет, что я как главный редактор издательства «Современник» склонял к сожительству какую-то Дашу. Даши у нас вообще не было в коллективе. А Машу Шолохову у меня времени не было склонять: она занималась усмирением и литвоспитанием коллектива - отец-то ее в классиках, зачем ей работать? Она по шесть, семь месяцев в году находилась в «творческом» отпуске, как ты: твои одногодки шли на фашистские танки, Сергеич, а ты телефонные провода по закусочным тянул. А теперь меня, бушинского жида, героизму учишь.

Внутри себя ты знаешь, что ты графоман. Завидуешь. Благодаришь Сергея Михалкова, что он похвалил твою раннюю рифмованную графоманию. А если бы тебя Бондарев похвалил? Ты бы всех нас ослюнявил до потери сознания. В России в 2003 году умерло от наркотиков более 100 тысяч. Более 100 тысяч! За последнее время из России выехало 45 тысяч девушек и молодых женщин, 45 тысяч! Скажи, девяностолетний стукач, как же мы возродим деревню и город в России? Кем возродим, тобою? Тебя, одного, лишнего для России!.. Гей.

Ты поносишь Александра Байгушева, вставшего защитить меня от подлой клеветы. Ты поносишь Сергея Семанова. Поноси уж всех, кто помог мне стать свободным и отважным поэтом русским:

Сергея Наровчатова, Николая Воронова,

Михаила Львова, Александра Макарова,

Евгения Осетрова, Сергея Воронина,

 Василия Федорова, Бориса Леонова,

Сергея Орлова, Льва Скворцова,

Георгия Маркова, Владимира Гусева,

Бориса Ручьева, Петра Проскурина,

Людмилу Татьяничеву, Михаила Шевченко,

Юрия Прокушева, Леонида Соболева,

Myстая Карима, Дмитрия Ковалева,

Расула Гамзатова, Бориса Можаева,

Юрия Бондарева, Ивана Акулова,

Егора Исаева, Сергея Поделкова!

Ты даже митрополита Иоанна облаял, перед которым все мы в долгу. Облай Л. Сычеву, Л. Ханбекова, А. Филиппова, Н. Захарова, авторов книг обо мне!

Александр Байгушев защищал меня и Прокушева, когда громили русское издательство «Современник», а ныне - взломал гранитную стену антирусского молчания вокруг меня. Тебя и взбесила его храбрость. Где ты околачивался, когда Сергея Семанова пытались исключить из партии вчерашние идейные ретивцы, а сегодняшние прорабы перестройки? За что исключить? За верность русскому достоинству. А как издевались над Владимиром Фомичевым?

Сергей Владимирович Михалков на партсобрании Московской писательской организации призвал исключить меня из партии за поэму о Г.К. Жукове, о любимом полководце, «Бессмертный маршал», стыдя меня, что я забыл о великом маршале СССР Брежневе!.. Ты, правдолюбец, почему сикал в штаны? Тогда. А теперь ты - воин. Теперь ты - героический доносчик на нас, витязей русских. И удивляешься - почему я принял диплом о Шолоховской премии из рук Сергея Михалкова? Да, принял. И знал - Бог наказывает холуев!

Накажет и тебя. Жаль, ты - графоман, и премии, носящей твое имя, боюсь, на Руси не будет у русских. А была бы - я бы возомнил получить ее: ой, пора клево давать пощечину стукачам!.. Выворачивать их наизнанку.

Что твои кляузные сопли перед моими поэмами:

«Красный волгарь» - о Разине,

«Бунт» - о Пугачеве,

«Евпатий Коловрат»,

«Прощание» - о Курчатове,

«Обелиски» - о павших за Родину,

«Дуэль» - о Пушкине,

«Орбита» - о Гагарине,

«Дмитрий Донской»,

«Плывущий Марс» - о мартеновском огне,

«Оранжевый журавленок» - о детстве!..

Среди нас, литераторов русских, ты похож на дьявола волосатого, а в православном храме - на Феликса Эдмундовича Дзержинского. Твой словарь и вздох твой - не от материнской колыбели, не от яблони цветущей, а от верблюжьей натуги. И на губах твоих - скорпионий скрипучий песок, а не имя России. Зависть - солярка твоего девяностолетнего топливного бака.

Ты мать оскорбил мою

Зачем ты, Сергеич, так ненавидишь русскую маму мою? Ты ни разу, даже издали, не видел ее. Она похоронила трех сыновей. Анна Ефимовна, и что? Ты ее отчество приторочил к отчеству Немцова - тоже Ефимыч, и что? Да ты обязан, лжец, знать - Ефимы на Руси почти как те же Иваны: широко идут среди родного русского народа! Вот ты - Сергеич. А не сводный ли ты братан болтуну и троцкисту Никите Сергеевичу Хрущеву, а не из дворянского ли ты рода вместе с Сергеем Владимировичем Михалковым, постельничий шут?

Сороконожки. Борода. И зависть.

Тебе ведь 90, ну, поплачь:

Все говорят - ты с детства был мерзавец,

Но забывают, что еще - стукач.

Почему бы тебе не выступить с благородной статьей о творчестве Анатолия Ткаченко? Вдохновенный, мудрый, добрый писатель. Горько страдает, видя погибающий русский народ. Прозаик и публицист, поэт оригинальный, сын и патриот России! Я, читая его, удивляюсь его мужеству и таланту.

Почему бы тебе не сказать слова поддержки о Михаиле Алексееве, защитнике Сталинграда? Сейчас он - больной. Солдата не балуют вниманием. Да и Акулова Ивана помянуть тебе не грешно было бы, а праведно: Иван Акулов является выдающимся прозаиком. Ты знаешь. Ты не такой наивный.

И Николая Воронова ободрил бы дружеским вниманием. Воронов - романист знаменитый, неколебимо честный. К своему 80-летию причалил. Где ты? Я беру писателей твоего поколения. Мог бы вспомнить Бориса Можаева, Федора Абрамова, Александра Яшина, Константина Воробьева, великих сеятелей любви к Земле Русской, а ты уставные строки Симонова зубришь, но Симонов и без твоей преданности лжи не забыт в печати и на экране:

Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?

Ты должен слышать нас, мы это знаем.

Не мать, не сына - в этот грозный час

Тебя мы самым первым вспоминаем.

Читать подобную, скомканную страхом лесть простительно, но очень и очень горько. Сергеич, не братишка ли тебе Михаил Горбачев? Два Сергеича. Два краснобая. Два верных ленинца. Два Карла Маркса нового мышления.

Тебе и Ларионову повсюду мерещатся перебежчики: вы зело напоминаете нам палачей ягодовских, которые в каждой городской кухне и в каждой деревенской избе вынюхивали врагов Революции!.. Вы с Ларионовым бегаете, придерживая ладошками ширинки брюк, между Михалковым и Бондаревым. А мне да и нам, патриотам русским, зачем бегать? Я глубоко уважаю Бондарева.

А к тебе не коплю ненависти. Я с удовольствием слушаю, как ласково о тебе поет на Черкизовском рынке интеллигентная седая бомжиха, активистка:

«Я хотела выйти замуж

За Володю Бушина,

Ну а он в невестах сам уж, -

Чем я оглоушена».

И вытирает седое лицо, не очень умытое, но женское, верное любимому:

«Он ягодовской породы,

Он в Рахиль прабабушку,

А московские уроды

Развратили лапушку».

Вынимает раскладной платочек, вырезанный из теплой мохнатой тапочки, и вытирает марксистские серебристые слезы, набежавшие на бражные уста:

«С баснописцем ты обедал,

Экий соловеюшка,

Ах, меня

 зачем ты предал,

Бородатый геюшка!..»

Бабулька, закусывая мокрым пирожком очередную рюмачешку самогонки, поведала тайну мне: в молодости, когда борода у Бушина не клубилась так опасно, как южновьетнамские джунгли, Володя и эта бывшая красавица читали по ночам лирику Пушкина и стихи о любви Есенина, а потом - роман, эпопею Володи Бушина, посвященную Фридриху Энгельсу. Читали и так плакали, так плакали!.. Фридрих Энгельс - красота-то какая!.. Господи! Бомжиха оглянулась вокруг, поежилась и тяжко изрекла, вздыхая:

«В две бородищи, дура, куталась,

Бог наказал - и вот запуталась!»

Дедок, ты умолял Бондарева отобрать у меня шолоховское лауреатство, но печать-то у Ларионова, из-за нее и Михалков с Ларионовым судятся. А Ларионов щедрее тебя: он выдернул из карманов лауреатские медали у Т. Пулатова, Н. Федя, А. Жукова, В. Сорокина, В. Гусева, С. Михалкова, В. Бушина, у тебя, демагог бородатый! Карманника накажут.

Но взялся и перещеголял Ларионова, ты в одной, в одной статье, напечатанной в газете «Дуэль», онасекомил - Ю. Бондарева, В. Варенникова, В. Сорокина, О. Шестинского, И. Савельева, Т. Пулатова, В. Фомичева, Н. Федя, А. Николаева, Ю. Харламова, М. Земскова, И. Белого, Ю. Круглова, боюсь - не всех я назвал!.. Да - Ларионова. Ларионов - швейцарский Ильич.

Почему вы вдвоем с Ларионовым стоите во главе свар русских писательских групп и мажете их предательскими слюнями? Владимир Фомичев доказывает: Ларионов - Азеф сегодня. А я уверен, что и ты - Азеф сегодня. И ваша программа - дискредитация русских патриотов. А когда остаетесь вдвоем - радуетесь антирусским успехам. Провокаторы генетические...

Отрастит Ларионов бороду - в грядущем вам водрузят памятники: тебе - на Лубянке, Ларионову - на площади Революции. Сионистский треугольник повторит новая эпоха: Маркс - Дзержинский - Свердлов!.. Вы, дай вам свободу, перестреляете побольше русских и евреев, чем Яшка и Фелька. А сейчас ты, донося на меня, напомнил мне героя сей басни:

Баран не ждал такого оборота:

Удар, а там железные ворота, -

Баран-то встречного таранил, как врага,

Тот в сторону, а с этого поехали рога,

И вот баран, на удивленье нам,

Порожнею башкой трясет по сторонам.

Итог:

Пастух острит, увидя молодца:

- Ну, ну, теперь и ты у нас овца! - ...

Дободался?

Докляузничался?

Достукачился?

Два Ленина

Русскому народу и России пророчат погибель не только Бзежинский и Кох на страницах газет и на экранах Запад. Некоторые наши ретивцы с большим удовольствием, на случай, выхлопатывают себе двойные гражданства. Словно окончательно уверились в крахе русской земли.

Но русский народ видит предателей!

Но русский народ выдержит!

Но русский народ победит!

Николай Коняев — очень русский человек и очень русский писатель. И его статья «Уроки ушедшей Империи» не удивили меня, а только еще раз и еще раз я благодарно подумал об авторе: какой же он честный и смелый, прочный и свободный внутренне! Ведь говорить о Революции и о Ленине правду и сегодня многие робеют, а многие и до сих пор не поняли трагедии 1917 года. Избегают заговорить о ней с народом и капээрэфники.

Вот “коррекция” Ильича к плану Льва Бронштейна, приведенная отважным Николаем Коняевым, бросающая русскую душу в дрожь:

“Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой большой и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету...” И далее — запредельная дьявольщина:

“Чем больше число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше”. Боже мой, и это — русский человек? И это — крещеный вождь? И это — страдалец за пролетария и крестьянина? И это — патриот России? Пусть лелеет его имя Владимир Бушин, непревзойденный стукач нашей эпохи.

Ну как же крестьяне и горожане не разрешат бандитам громить и грабить русские и других народов храмы, ведь на данный момент горожане и селяне доведены нищетою, разрухою и голодом до самоедства, а Ленин обещает накормить их, транжиря серебро, золото и алмазы по заграничным банкам магнатов? И как же не расстрелять миллионы безвинных людей, в момент их трагического безволия? И вдруг они на миг опомнятся и поймут беспощадность и сумасшествие фараона? Бушин, ты — гений, мы — болваны.

Это Ильичево письмо в Политбюро унесло 11 миллионов безвинных тружеников России. И разве сотни тысяч служителей Православной церкви были ослеплены ненавистью к русскому народу и к России? И почему они, как те крестьяне и те горожане, обязаны были разевать послушно рот на кровавую похоть убийцы? Это Ильичево письмо в Политбюро десятилетия делило народы России на советских и антисоветских. Это Ильичево письмо — бетонная основа для измены Родине на Отечественной войне, оправдательный путь диссидентству. Это письмо — кровавые волны на Соловках и на Колыме.

Это письмо — программа насильственных коллективизаций и раскулачиваний, программа расшвыриваний коренных народов, особенно русского народа, по целинным землям, по коммуностройкам республик и краев СССР, но и это же письмо — Предательство Горбачева и Расстрел Ельциным Дома Советов, да, это письмо, поскольку кровавая жажда этого письма и была, и стала программой руководства Политбюро ЦК КПСС на долгие годы.

Кто посмел усомниться в построении коммунизма у нас и в мире? Бойцы краснозвездные падали от пуль в Анголе и во Вьетнаме, в Корее и в Китае, в Румынии и в Болгарии, в Польше и Чехословакии, это письмо — туполобое упрямство зверя отсекло Финляндию и Прибалтику, Украину и Белоруссию, заставило нас ныне попрощаться с городом русской Славы Севастополем и Крымом, Казахстаном и Донбассом, Средней Азией и тысячами островов на водных рубежах СССР и США. Не сталинисты же базарили?

Это письмо — миллионы братских могил сынов и дочерей СССР на всех пространствах Мира. Неужели не стыдно тебе, хамовитый старец, пророк коммунистического рая, сын или внук председателя колхоза, Володя Бушин, околодевяностолетний Всероссийский Учитель, неколебимый ленинец и гранитный сталинист, неужели не стыдно тебе перед Иосифом Виссарионовичем Сталиным, вынужденным годы и годы посылать на смерть самых сильных и самих красивых защитников родной Земли во имя восстановления ее прежних границ? Сталину оставил Ильич не страну, а взорванную Чечню... Не зря же он рекомендовал на пост Генсека Троцкого, Бухарина и еще кого-то и не зря Сталину пришлось выкинуть их и переиначить его лженауку.

Торчишь ты, старец, у Мавзолея

И лаешь на нас всё злее и злее,

Но мы благодарны тебе за подарок —

Пока не кусаешься ты, перестарок!

И я давно сед. Моя молодость — одинокие и мучительные раздумья о Стеньке Разине и Пугачеве, о Ленине и разрушенных храмах русских, о безбожье своем и о Сергии Радонежском. Моя молодость — мои запрещенные поэмы о Евпатии Коловрате и об Игоре Курчатове, о Дмитрии Донском и о Георгии Жукове. Моя молодость — расследование, по мере возможностей, гибели русских бессмертных поэтов — Сергея Есенина и Павла Васильева, Бориса Корнилова и Николая Гумилева, Алексея Ганина и Василия Наседкина, Ивана Приблудного и Павла Шубина. Лидер и Родина — не одно и то же.

Кого — повесили. Кого — расстреляли. Кого, как Дмитрия Кедрина, выбросили из электрички. Ты, как вонючий ворон, приветствуешь каждую свежую смерть. Когда ты, бородатый стукач, сблюешь русскую кровь и перекрестишься покаянно? Когда ты узришь фараонизацию коммуновождей?..

Моя молодость — восторженные очерки и беспощадные!

О Юрии Бондареве, Сергее Викулове,

Иване Акулове, Юрии Прокушеве,

Петре Проскурине, Татьяне Глушковой,

Владимире Цыбине, Григории Коновалове,

Борисе Можаеве, Александре Филиппове,

Федоре Абрамове, Сергее Поделкове,

Станиславе Куняеве, Вячеславе Богданове,

Егоре Исаеве, Геннадии Серебрякове,

Василии Федорове, Сергее Алабжине,

Александре Прокофьеве, Денисе Булякове,

Иване Шевцове, Арсении Ларионове,

Владимире Семакине, Сергее Михалкове,

Валентине Сидорове, Михаиле Горбачеве,

Борисе Ручьеве, Борисе Ельцине,

Людмиле Татьяничевой, Викторе Поляничко,

Николае Воронове, да смогу ли я всех назвать?

Мои статьи — о Владимире Гусеве, Иване Савельеве, Владимире Фомичеве, Иване Голубничем, Максиме Замшеве, Владимире Бояринове, Владилене Машковцеве, Льве Котюкове, Владимире Бондаренко, Николае Алёшине, Анатолии Белозерцове, Борисе Бурмистрове, Геннадии Космынине, Владимире Фирсове, Алексее Маркове и многих, многих, чье творчество я знаю и ценю!

А чем ты занимаешься всю жизнь? Приседаешь, крякая от счастья, что Сергей Владимирович Михалков похвалил твои вирши ребячьи? Дитя волосатое и кусачее!.. Михалков меня требовал исключить из партии за поэму о маршале Жукове, а позднее — премию Международную имени М. А. Шолохова мне вручал на форуме, что и запечатлено в моем однотомнике. Спасибо ему...

Читал ли ты роман Андрея Платонова “Чевенгур”? В 1965 году мне передала рукопись романа супруга Платонова. Я привел роман в журнал “Волга” и предложил набрать. Переполох редакции и писательской организации закончился осуждением моего поведения. Спас меня от партсобрания секретарь обкома Черных. Валентин Черных. Тезка... А чем ты был занят?

Дедок мой страдалистый, Володимир Раздолбушин, в “Чевенгуре” вожди коммунизма ставят памятники друг дружке при жизни, а металла нет, вот они и лепят бюсты себе из глины. Лепят, а гроза их размывает и уносит в мусорку. Почему же ты, бородатый бунтарь, трусливо заткнул язык, когда Брежневы и Кириенки, Сусловы и Косыгины, Андроповы и Черненки, Громыки и Устиновы натыкивали себе сами собственные мраморные бюсты на звонких площадях СССР, тесня даже ленинские пьедесталы?..

Почему ты прикусил свой неукротимый язык, когда верный присяге маршал Ахромеев, маршал Союза Советских Социалистических Республик, был палачески повешен в Кремле Горбачевско-Ельцинскими негодяями? Да, ты смел и безогляден лаять и кусать русских патриотов, блистательный марксист и ленинец!.. Разухабисто именуешь нас дураками и предателями.

Читал ли ты первые упреки Горького Ленину?

Читал ли ты письма Плеханову Ленину?

Читал ли ты предсказания философа Ильина?

Читал ли ты “Окаянные дни” Бунина?

Читал ли ты книгу “Грядуший Хам”, книгу Мережковского?

Читал ли ты публицистику генерала Филатова?

Читал ли ты Солоухина, Пикуля, Распутина, Проханова?

Народ наш, многие наши деятели партии, государства трудно и долго старались уменьшить страдания наших дедов и отцов, в борениях и муках построили, точнее, воскресили, государство, дали нам право на жизнь, на образование и на труд, но ты-то, ты-то: ты — ничего и никого не увидел на кровавой дороге к спокойному часу. Часу, который взорвали Горбачев и Ельцин, вчерашние политбюровцы, ленинцы, взращенные ВЛКСМ.

Боров, упираясь пятаком в забор, начинает хрюкать и сомневаться: надо ли так настырно лезть в чужой огород, боров, свинья, хряк. А ты ведь, ты звезда публицистики, пусть ты ничего путевого не создал: ни стихотворения, ни рассказа, но ты ведь сотни русских имен унизил, оболгал, ты — звездный судия, а никогда и ни в чем не засомневался?

У меня, раба твоего, — два Ленина. Первый — Ильич. Бревно тащит на субботнике. С ребятишками на салазках с горки пуляется. И крестьянам огороды дарит. А второй — заборы не дает починить колхозные. Второй — динамитом кресты с куполов храмовых сносит и великое богатство русское растранжиривает по заграницам, а народ голодает и расстрелянных братьев безвинных захоронить не в силах. Второй, вея революционным дымом, аж на Афганистане споткнулся, и, словно перепуганный, мерзкими руками Горбачева и Ельцина передал ключ от Кремля и Мавзолея бандитам Грачева и Гайдара, советникам из ЦРУ и бетаровцам из Тель-Авива...

Нет, дело не в Ленине. Дело не в Мавзолее. Трагедия — в кровавых и безумных нашельцах.

Залп по Дому Советов

Да, в нашельцах на рабочего и на крестьянина, на армию и на страну. Нашельцы ликвидировали частный труд и частное поле, частную фабрику и частный завод. На тюрьме и на героизме возвеличили и подняли державу. Народ как бы умыл, одел Россию. Подарил ей золотые и алмазные копи, нефтяные и газовые предприятия: работай, хорошей, красуйся, Россия и твой дружный народ! Снова нарядил ее. Обиходили.

Но после залпа “Авроры” раздался залп бронетранспортера не по Зимнему Дворцу, а по Дому Советов. Народ теперь — бомж. А Горбачев и Ельцин со своими подлыми последователями — в числе богатейших олигархов планеты. Да, 75 лет — нормальный срок продолжительности жизни человека, у нас Великую Империю за 75 лет разрушили, растащили, распродали, и еще ныне гордятся этим черным вечным преступлением!.. Перестроечные власовцы.

Николай Коняев своими книгами помогает мне выживать в тоске моей по Великой России, по Великому СССР. А ты, Раздолбушин, таких, как я, обзываешь идиотами, лишенными здравомыслия, и прочими психэпитетами награждаешь, как Жид, как ученик Левы Бронштейна: плюй на человека, взводи курок революции и расстреливай! Неужели ты не устал? И Ленин у тебя — Единственный. Но ведь Ильич — не Иисус Христос. Но ведь образ Христа — в храмах. Редко — на открытом просторе. А ты вождя тащишь на сцену.

А памятники Ленину — перед каждой проходной в цех, на завод и на фабрику. Перед каждой районной и областной, республиканской и Всесоюзной Партадминистрацией. Сегодня — свергают ретивые марксисты.

Где города — Свердловск,

Сталинград, Калинин,

Сталинск, Ворошиловград,

Сталино, Молотов,

Сталинабад, Надеждинск,

Ленинабад, Устинов,

Ленинск, Ленино,

Ленинград, Ильичевск,

Молотовобад, Жданов,

Кировабад, Загорск,

Андроповск и т. д.

Где, спрашиваю тебя?

Конечно, Ильич тут не при чем. И Сталин тут не при чем. Но такие, как ты, подпевалы попугаистые, нарвались на собственную подлость. Глубокоуважаемый товарищ Раздолбушин, ты возмущаешься стихотворением Сергея Филатова, соратника Бориса Ельцина, сына поэта Александра Филатова, стихотворением о Ленине и о Мавзолее. Тебя гневят слова и строки:

Недовольный мятежник (?)

прищурясь, недрёмно лежит,

Одинокий, как тайна (?),

морозною тишью студимый (?).

Вдруг наклеит бородку

 и вновь кочегаром сбежит (?),

За трагедии проклят (?),

 но все же пока не судимый...

Ты удивляешься: “Почему Ленин мятежник, когда он революционер?” А не мог бы, ты, текстолог и филолог, спросить у Сергея Есенина:

Откуда закатился он,

Тебя встревоживший мятежник?

Дальше ты вопрошаешь: “Что такое “недрёмно” и “студимый”? Учитель наш и судия, Некрасов-то, вспомни школу:

Однажды, в студёную, зимнюю пору,

Я из лесу вышел...

А “недрёмно” — песня:

Метелица недрёмная

Дорогу замела...

А что же касается политики и революции, некоторых святых ее вожаков, то давай с тобой вместе прочитаем у Сергея Есенина:

...К чему разговоры?

Ну что же, ну что же нам дали взамен?

Пришли те же жулики, те же воры

И вместе с революцией всех взяли в плен!..

Как Вы себя чувствуете, Владимир Сергеевич Бушин, на пенсии и на даче? Я вот без перерыва отработал 53 годика на Россию. И чувствую себя замечательно. Пенсии боюсь. Квартиры боюсь. Дачи боюсь. Работу бросить боюсь. Рубль наш — копейка. А пенсии наши — блеф. А ЖКХ наше — улыбка олигарха... Ехидная. Издевательство над коренными народами.

Вот у меня и — два Ленина. Первый — родной Ильич. Второй — Троцкий. Зачем ты охаиваешь поэта Александра Филатова? Он — воспитанник Феликса Дзержинского, твоего кумира, сирота. Поэт он — светлый, добрый, его поэма, посвященная не членам Политбюро, как ты хамски утверждаешь, а Татьяне Федоровне, святой маме бессмертного Сергея Есенина:

Платок отряхнула дареный,

Ослабила узел тугой,

Блеснула глазами на Джона —

И дверь распахнула ногой.

В углу загремела посуда,

Погас огонек у икон.

— А ну, убирайся отсюда.

Иди по-хорошему вон!

Петляй своей тропкой убогой

И там, у себя, куролесь,

А русскую землю не трогай

И в русскую душу не лезь!

Зачем ты клевещешь на Сергея Филатова, сына поэта, приписывая ему антиленинские стихи? Сергей Филатов жестоко подпал под чудовищную машину Ельцина. Виноват. Но без Сергея Филатова, против которого я часто выступал, памятник Сергею Есенину не был бы поставлен. Я знаю точно.

Я преклоняюсь перед отцом Сергея Филатова — Александром Федоровичем Филатовым, прекрасным поэтом русским. Благодарю третьего Филатова, бесстрашного русского публициста, политика. А стихотворение, против, значит, второго Ленина, сочинено мною. Что же? Я мог перепутать вождей и многомиллионные памятники, натыканные им по России...

Как-то на дискуссии об истине студентка Литинститута, а теперь — известный прозаик Лидия Андреевна Сычева воскликнула:

“Есть совсем другой мир, другая орбита,

другая жизнь, другой смысл, другая красота!”

Есть. Но ты, мой старший и весьма хитрый брат, в детстве подражал стихам Веры Инбер, а в юности подражал изуверству Веры Засулич. Метался между двумя заезжими верами, а свою, русскую так и не приобрел. Вот и коробит тебя по ночам, как в малой клетке варана, ищешь кроликов, а дураков перестроечных нет... Бежишь к Михалкову рифмовать.

Меня же, уральского конника, ты давно трусишь, идейная рептилия, но я не накапливаю на тебя обиды и злобы. Бездарному без зависти — как борову без чужой грядки. А на площади, перед Большим театром, в Москве, песочный Карл Маркс здорово на тебя похож, только он моложе и борода у него помытее твоей. Не горюй. Будь счастлив. Читал ли ты Хлысталова?

Глянь, как Михаил Лермонтов свободу любит? Услышишь и не забудешь:

Царю небесный!

Спаси меня

От куртки тесной,

Как от огня.

И я распахнутые рубашки люблю. Русские. Вышитые. Не рубашки, а крылья сокола. Не цветы на них, а колокольца медвяные:

И звенят они,

И поют они,

И зовут они меня

В дали русские!

Русский русского

Перестань казнить,

Русский

 русскому,

 эх,

Да по России — брат!

 

Усердие стукача

Напечатав у Проханова в газете “Завтра” свой подлог, ты сильно подставил Проханова, но разве мало Проханов добра тебе делал? А село в России разваливать начали с преступных годов раскулачивания. И прорабы уже безлюдные земли и заброшенные кладбища расторговывают, ублюдки века.

Мы, как ты вопишь, идиоты, пытались противостоять разбойникам Бориса Ельцина у Дома Советов и в Союзе Писателей России. Станислав Куняев, крупнейший поэт России, тобою десятки раз оскорбленный, я, встали рядом с Юрием Васильевичем Бондаревым, когда его пытались напугать арестом, а ты, бородатый Павлик Морозов, где околачивался? Своих, донося, предавал?

Где ты был, когда на съезде КПСС против ЦК КПСС выступил, один, Юрий Бондарев, уличив громко перестройщиков в предательстве? А если я сейчас расскажу тебе о стонах Ивана Акулова и Петра Проскурина, Бориса Можаева и Владимира Солоухина? Они ведь не вынесли разбоя Горбачева и Ельцина, они давно под крестами лежат. А какую подлость, какую доносную дурь ты нашвыривал на них? Проскурина и меня ты сравнивал с фашистами, но ты, дай тебе возможность, — не промахнешься ни в русского, ни в еврея, поскольку сам ты так и не услышал надмогильного крика русской беззащитной матери и детишек ее осиротелых, разброшенных давно по СНГ и Миру.

Я стараюсь сказать доброе слово о честных писателях в своих статьях и очерках, да, а в своих статьях и очерках о грабителях России мерзавцев называю мерзавцами, героев называю героями. Я — идиот, ты — Иван Сусанин? Я не искал и не ищу в Ленине — Иисуса Христа, а в Сталине — Александра I, не избирался партсекретарем, не разрушал храмов, не лезу в батюшки, не ношу, не шумлю грязной бородищей в Москве, желаю у Большого Театра видеть памятник не Карлу Марксу, а Федору Шаляпину, и не тебе, Дель Понте!..

Я отдал России 53 года трудовых. Станислав Куняев до сих пор тащит тяжкий груз русского журнала “Наш современник” на плечах, тащит через нищету и через “мины”, подсунутые ему под ноги бушинцами и бушенятками. А чем ты занят, склоками и оплевыванием русских людей?

Снег на площади Красной волос моих белых белей,

Словно белые вихри людской отравительной муки.

И багровой скалою огромный торчит Мавзолей,

Лишь Кремлевских курантов летят над столицею звуки.

И лежит в Мавзолее суровый марксистский пророк,

Под охраной лежит, — до сих пор ни живой, ни покойник, —

Ведь за семьдесят лет не пошли человечеству впрок

Ни расстрелы, ни тюрьмы, ни армий кромешные бойни.

Недовольный мятежник, прищурясь, недрёмно лежит,

Одинокий, как тайна, морозною тишью студимый,

Вдруг наклеит бородку и вновь кочегаром сбежит,

За трагедии проклят, но все же пока не судимый.

Он разрушил надежду и впредь не воскреснет земля,

Стал народ полунищим, бесправным, хмельным неулыбой.

Кровь удушенных сел, клокоча, дотекла до Кремля,

Проросла Мавзолеем, угрюмою каменной глыбой.

Говорят, по ночам он по кладбищам рыскает сплошь,

Но никто не дает ему рядом обычного места,

И, отвергнутый Богом, на Каина злого похож,

Возвращается в сумрак легенд и венков, и ареста...

Справа бюсты и слева соратников и палачей.

Снег над площадью Красной волос моих белых белее.

И лежит, он, один, за торжественной дверью ничей

В саркофаге железном багровой скалы Мавзолея.

Я, слагавший стихи и тоскующий в детстве о нем,

Призываю сограждан: “Ему и казнительной свите,

Чтобы нас не спалила природа небесным огнем,

Вы скостите грехи и в могилу его опустите!”

Опустите в могилу, скостите, скостите грехи

И ему и себе — покаянием горе измерьте.

Мать склонилась к ребенку, далеко трубят петухи,

А за русским курганом заморские прячутся черти.

Опустите в могилу, да сгинут в нее лжевожди,

Трибуналов творцы, корифеи эпохи безгласной.

И простонут ветра, просверкают, ликуя, дожди,

И воспрянет свобода над вечною площадью Красной!

Сергеич, а смог ли ты подсчитать, сколько расстреляно членов ЦК и членов Политбюро? И не смог ли бы ты подсчитать, сколько вчерашних партбоссов сегодня в губернаторах и в олигархах? Странно, что ты возмущен жестокостями Корнилова и Колчака. Хе-хе-хе. Мавзолей стоит, а сотни и сотни тысяч скелетов, родных воинов русских, и сегодня не погребены... И Дом Советов расстреливали, повторяю, кремлевцы! А кто сейчас хозяин?

На хуторе моем, вечеруя, доверительно пели вдовы:

Хорошо нам на селе

После братской драки,

Ленин ездит на козле,

Троцкий — на собаке!

Но у меня — два Ленина. О первом я в школе искренне зубрил наизусть:

Когда был Ленин маленький,

С кудрявой головой,

Он тоже бегал в валенках

По горке ледяной.

А мой отец, обучая меня сажать сосенки, вздыхал: “Эх, сынок, сынок, вот станешь ты седым, как я, в нашей армии служить будет некому, бабы рожать детей перестанут!”... Это — 1945 год. А в 1975 году Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев ликовал перед французским журналистом, что в республиках СССР большой прирост населения, забыв о русском народе.

Мы, слушатели Высших Литературных Курсов и студенты Литературного Института в 1963 году на одном из партсобраний гневно выразили беспокойство по поводу убывания русского и коренных народов России, и мгновенно зачислили нас райкомовцы в антисоветчики. Демократы 16 лет подражали пустоголовому ликованию Брежнева, а русский народ уходит и уходит...

Куда б меня судьба ни уносила,

Я ни вблизи не понял, ни вдали,

Какая воля и какая сила

Нас убирает медленно с земли.

Сергеич, родной, в моем Зилаирском районе 70 хуторов уничтожено, а их молодцы, кавалеристы генерала Белова, лежат под Москвой.

А может, Ленина-то Троцким подменили, а Льва Бронштейна вытурили в зарубежье под топор? А родного Ильича в памятниках растворили. И кто в Мавзолее лежит?.. Свердлов и Троцкий виноваты? А ты — паинька?..

Вдруг и ты, Сергеич, не Владимир Бушин, а последний пассажир из немецкого запломбированного вагона? Холоп, обучающий героев.

Страшно мне по моей России шагать. Шагну, а навстречу скворцы черные: “Мы прилетели, а хутора твоего нету. Седой ковыль, ветхий и чужой, шелестит и шелестит под скалами. И — ни одного дома на хуторе. И хутора мы не нашли!” А хутор — Ивашла. Шла ива. Зеленая. Кудрявая. Русская.

Страшно мне по моей бурьянной пропавшей улице шагать. Шагну, а навстречу, кажется, бредет бабушка Дарья: “Милай, ты много ездил по свету, а не попались ли тибе на глаза могилки сыновей моих, Андрюши и Васи, Пети и Саши? Они рядом с отцом не фронт уехали. Слышала я — на Дуге Курской полягли. Не попались тибе на глаза нигде ихние могилки-то, а?”

О, но ведь это — тени:

Тень хутора моего на Урале,

Тень бабушки Дарьи,

Тени сыновей ее,

Тень отца их, мужа верного ее,

Вместе

с сыновьями,

шагнувшего

В багряное зарево гордой смерти,

Дабы жила и рожала детей Россия!

Читаю Николая Коняева. Вспоминаю шестидесятые годы. Пророческий совет Александра Байгушева: “Никогда не показывай свои русские стихи Бушину — марксистский стукач!”...

Хапуга и стукач – Арсений Ларионов. Каждый из нас обязан их восславлять… Но как только я наступил ботинком на их вздувшиеся от похвал пупки, на меня они вытряхнули мешки доносов: и цэрэушник – я, и сионист – я, и фашист – я, и башкир –я, и есрей – я, кагэбист – я.

Начали травить моих мать и отца, мертвых, давно похороненных в Челябинске. Русских, благородных стариков, глубоко уважаемых соседями и моими друзьями. Принялись рассылать кляузы на меня моим сестрам. Давай отбирать у меня Шолоховскую премию, ложно подписывая решение именами людей, не имеющих к ним, стукачам, никакого отношения...

За мою отважную позицию в жизни и в творчестве, за мою неколебимую русскость, братскую распахнутость к национальным поэтам, Господи, меня и арестовывали, допрашивали по шесть часов сразу, судили на Комитете Партийного контроля, снимали с ложности, выселяли семью из квартиры, пытались исключить из КПСС, много лет не выпускали за границу, запретили на тринадцать лет мою поэму “Бессмертный маршал”, о Жукове.

Но — выжил. За поэму присудили Государственную премию РСФСР им. А. М. Горького. За границу понравилось мое русское поведение в ЦК КПСС, чуть ли не выталкивали метя, особенно — в арабские страны, воюющие с Израилем. Палестинцы обнимали меня. Плакали над моими русскими стихами. Переводили их на свой язык и кричали:

— Валентино палестино!

— Валентино русс, русс!

— Валентино брат, брат!

— Валентино береги, Бог, Бог!

И я утирал слезы. И я плакал. И мне казалось — я палестинец... Да и теперь иногда кажется мне — я палестинец!.. Но спасибо Иисусу Христу...

Дома, в России, люди, слушая меня, стихи мои, часто удивляются беззащитной правде моей. Аплодируют. Шлют благодарные отзывы. А недавно, на творческом вечере известного поэта Евгения Нефедова, за чаепитием уже, встал человек, не знакомый мне, и прочитал стихи о Валентине Сорокине.

Стихи потрясли меня искренностью. Стихи потрясли меня болью за Россию, почти рыданием за землю русскую. Автор стихотворения, поэт Жанн Зинченко, взял мои строки эпиграфом, а одну — закавычил в тексте собственном. Я так разволновался. Так застонало мое сердце. Господи, ведь это же слезы мои, горе мое возвращается ко мне святым благодарением!..

Спасибо тебе, Жанн Зинченко,

спасибо тебе, горькая доля поэта,

спасибо тебе, слово русское,

спасибо тебе, Россия багрянокрылая наша!

ВАЛЕНТИНУ СОРОКИНУ

“Что ни день, моя дорога уже,

Облака над нею злей и злей,

Никому я, кажется, не нужен,

Только холм зовёт, как мавзолей”

Валентин Сорокин

У всея Руси дорога уже,

И враги её всё злей и злей...

Валентин Сорокин, ей ты нужен,

Чтобы жизнь Руси была светлей!

Хоть сегодня путь Руси завьюжен,

Но другого нет для нас пути...

Валентин Сорокин, нам ты нужен —

Стих твой помогает нам идти!

Всё равно, мы верим, — всех предавших

На дубах Россия разорвёт...

За солдат, безвинно жизнь отдавших,

За детей бездомных будет счёт...

А народ давно с тобою дружен —

В ЦДЛ ведь ныне полон зал...

Валентин Сорокин, им ты нужен —

Ты ещё в стихах не всё сказал...

Зов души твоей народ наш слышит,

И воспрянет духом — ведь беда!

Будет сметена с бандитской “крышей”

“Новая грабёжная орда”!

Мы с тобой ещё Руси послужим —

Не за долг, а Родину любя;

Ты стране, Сорокин, очень нужен —

Правды строй слабее без тебя!

г. Москва, ЦДЛ, 29 ноября 2006 г.

2006

Они ненавидят нас

Униженные подлецами

Отговорила роща золотая

Березовым веселым языком.

Сергей Есенин

И как уберечься от таких минут, когда видишь, что за очень немногими исключениями, люди образованные и умные у нас, в России, ни жить, ни мыслить – иначе как по-европейски – до сих пор не могут…

Константин Леонтьев

Голос боли

Сергей Алабжин — учитель, педагог, и, может быть, потому кричит и стонет душа его, когда он видит, слышит, укалывается, ударяется, упирается в несправедливость, подлость, предательство и цинизм: да, учитель обязан протестовать, лидер — отвергать, убирать, сметать с житейской дороги народа русского эти гнусные барьеры, эту кровавую мглу, напущенную на Россию.

И Сергей Алабжин — действует: его вторая книга “Живу и надеюсь”, по сути, как бы продолжение первой — “Воссияй, Россия”, та же забота, та же непримиримость к ворованному богатству, к планетарному жулью, ограбившему Россию и её народы, в стольких заварухах и битвах защитивших родные просторы. Вот его тоска по неравнодушию, по сердцу и совести, которая не дает покоя честному человеку:

“Уже не один год в России идут демократические преобразования и реформы. С распада Союза и по сегодняшний день происходят сплошные преобразования, потрясения, приватизации, разграбления народного достояния; оправдания правительства, подаренные надежды народу, обманутые иллюзии, дефолты, выборы и все то, что связано с демократией: расцвет наркомании, безнравственности, преступления. Кажется, что всему этому не будет конца”.

В приведенных мною строках уже — лицо и воля автора, характер и боль публициста, движение лидера к цели, дабы не упивались золотозубые драконы бандитской победой над безоружным рабочим и над обнищенным крестьянином. В книге “Живу и надеюсь” Алабжин — тот же Алабжин: вникает, процеживает, пропускает через сердце и совесть, через душевную боль и гнев, через патриотическую ненависть отнятие заводов и фабрик у народа, изъятие сумм, горбом и потом приобретенных, у ветеранов труда и войны, он, Сергей Алабжин, намерен, твердо решил разобраться — кто и что привело к погибельной черте великую страну, СССР. Сомневается, доказывает, утверждает... Но без напористого самомнения и без марксистской “святости”, надоевшей всему русскому и всему интернациональному миру.

Нельзя докопаться до истины примитивной непогрешимостью самомнения!

“В 1991 году произошла ВЕЛИКАЯ НЕПРАВДА — ушел в небытие Советский Союз: его доконали, его уничтожили. Под общий хор и вопли похоронили великое государство. Причем участвовали в этом многие и при молчаливом согласии народа: демократы с сомнительным прошлым и двойным гражданством убили нашу с вами советскую Родину”.

Или:

“Выпестованные советской властью, выращенные в советской системе чекисты не могли не видеть, не могли не замечать просчеты этой системы. Может быть, как никто другой в тогдашнем Советском Союзе они все видели и понимали. Я не думаю, что посулы Горбачева, демократическая трескотня, игрища Ельцина были ими не замечены и они не понимали, что происходит и к чему это приведет”.

Или:

“Меня удивляет один факт: когда пьяная толпа “демократических” подонков кощунствовала, визжала и орала у памятника Дзержинскому на Лубянской площади во время его демонтажа, сотни пар, если не тысячи чекистских глаз из окон здания КГБ на Лубянке наблюдали это неистовство, а в сейфах и не только в сейфах лежало оружие, и на их глазах эта толпа бесчинствовала у памятника, демонтируя их кумира, отца — основателя ВЧК. Какие же чувства обуревали ими? Почему ни одна рука не дрогнула, почему никто не вышел защитить символ ВЧК? Но никто не вышел, никто не защитил и даже слова никто не промолвил”.

И далее:

“Нет, я не осуждаю, я стараюсь понять. Да, для чекиста, для разведчика сдержанность первое качество, но не слишком ли большая цена?” И я, я, Валентин Сорокин, седой русский поэт, вчера — мартеновец, сегодня — ветеран, я иную ночь не смыкаю глаз: что произошло с моим народом, с моей Россией и СССР, и сколько же раз наших дедов, отцов наших и нас, сколько же раз будут тыкать лицом в грязь лжи, воровства, холуйства, нищеты, бесправья и безнадежности, и кто они — эти мерзавцы?

Революция. Национализация. Братоубийственная бойня. Троцкистскоизация. Сталинонизация. Колхозоизация. Войны с поляками, финнами, японцами и т. д.

Долголетняя война с фашизмом и с капитализмом. Продолжение войны с крестьянами. Бег на целину. Индустриализация. Совнархозоизация. Кукурузоизация. Беспощадная ленинонизация против сталинонизации. Хрущёвизация. Американизация и обгоняние ее. Брежневизация. Горбачёвоизация. Ельцинонизация. Чеченонизация и дезорганизация. Приватизация и капитализация...

А афганонизация? Кто нас просил туда лезть? Марксизм непобедимый? Кто просил, спрашиваю? И почему терпим сегодня мы тварей, продающих из-под братских могил наших дедов и отцов землю русскую, политую слезами наших бабушек и матерей? Ну?.. Потрошители у рулей.

Сергей Алабжин ведет летопись промашек и ошибок, бед и катастроф, ведет горькое раздумье: где причины горя и погибели великого народа и его великого Союза Советских Социалистических республик?

Не миновать национальную историю — обкрадывать свой разум!

Ныне миновать ратную славу — кланяться врагу!

Ныне оплевывать православный крест — травить детей и себя!

Ныне орать о безгрешности марксистских вожаков — бред!

Сергей Алабжин — учитель, педагог, лидер. Сергей Алабжин — мудрый редактор знаменитой газеты на Урале, “Танкоград”, и выстраивает он ее широко и убедительно: национально — грамотно, патриотически — опираясь на братство соседних народов, на их культуры и религии, на общие наши подвиги и заботы, анализируя, докапываясь и продвигаясь к энергии и согласию: державной истине, державной основе и роли нас и каждого из нас!..

Пётр Первый и Емельян Пугачёв, Богдан Хмельницкий и Салават Юлаев, Георгий Жуков и Зоя Космодемьянская, Сергий Радонежский и Константин Рокоссовский, Александр Матросов и Юрий Гагарин, Иван Грозный и Игорь Курчатов, Василий Иванович Чапаев и Валентина Матвиенко, — куда нам деть их?

Вот и восходят на страницы “Танкограда” ученые и политики, вожди и поэты, художники и полководцы, герои и мятежники, восходят — с рязанских раздолий, с уральских гор, с волжских берегов, с московских трибун...

Мамин-Сибиряк и Павел Бажов, Людмила Татьяничева и Борис Ручьев, Геннадий Комаров и Валентин Сорокин, Зоя Прокопьева и Анатолий Головин, Владилен Машковцев и Михаил Люгарин — действующие и ушедшие писатели, свидетели и певцы судьбы края родного, Урала седого, ну, скажите, ну, разве могу я еще и еще их не упомянуть: Белозерцев, Носков, Семянников, — Сергей Алабжин зря их имена повторяет и повторяет?..

Я кланяюсь моим учителям на Урале. Я жму руку моим друзьям на Урале. Спасибо тебе, край мой непобедимый! Я, русский поэт твой, нигде не предал тебя! Я воевал за твои реки и озера, за твои долины и горы, за леса и травы твои! Мои — Пушкин и Есенин, Блок и Василий Федоров, сибиряк!

Урал. Сибирь. Брянщина. Рязань. Смоленщина. Ярославль. Владимир. Хабаровск. Кемерово. Челябинск. Магниторгорск. Сталинград. Москва. Ленинград. Север и Юг. Россия. Родинки и омута. Ливни и грозы. Вьюги и звоны журавлиные!.. Не смейте посягать на красоту нашу!

Сергей Алабжин защищает Россию сегодня. А я, Валентин Сорокин, защищал ее двадцать пять лет назад, когда он, полный молодых сил, готовил себя к нынешней священной битве:

Кто сжигает наши леса?

Кто выгребает у нас нефть, золото и алмазы?

Почему вымирают русские?

Почему китайцев больше, чем коренных чувашей у нас?

Кто торгует землей России и ее народами?

Когда ельцинисты покинут Кремль?

Почему опять хотят повернуть наши реки?

Сережа, мой старший сын арестовывал бандитствующих грабителей России, он рано погиб. Ты живи долго, долго. Сражайся с ними, безродинными и подлыми, хапужистыми и беспощадными. Разоблачай их. Лидирствуй во благо и здоровье России. Живи и надейся. Благославляю тебя!

Храни цветы на лугу. Храни родники в горах. Береги реки в краях отчих. Пусть мои стихи помогают тебе в борьбе с нашельцами!..

Где-то взяли и провозгласили,

Дабы навсегда исчезла синь:

“Отберите реки у России,

Бросьте их в чужой песок пустынь!”

О, земля, славянская, родная,

Час пробьет и у небесных врат,

Крепь веков мечами разрубая,

Встанет Невский, спросит Коловрат:

“Это кто убил и обесплодил

Край

 и кто большой его народ

Обездеревенил, обезводил, —

Идол мести, прихотей урод?

Не звенит гармонь в закатной шири.

Тишина кладбищенская крыш.

Для того ль погиб Ермак в Сибири,

Чтобы в дюнах пересох Иртыш?!

Мы рождались тут и воевали,

Под копыта клали вражью тьму,

На продажу весей не давали

Проклятого права никому.

Крест взлетит и обелиск взовьется,

И над головой временщика

Чёрным пеплом солнышко прольется,

Мать-Отчизна вскинется, жутка:

“Грудь мою сосал ты, кровью жгучей

Я тебя поила, сукин кот, —

Ты падешь от кары неминучей,

Будто вор, голодный и ползучий,

Ты, предавший долю и народ!»

Я посвятил книгу прозы им, “Биллы и дебилы”, им, разбазарившим СССР и продолжающим разбазаривать Россию. Воюй с ними, Сергей Алабжин. С нами Россия! С нами Бог! А впереди — Куликово Поле!..

* * *

Сергей Алабжин собирает вокруг патриотической газеты “Танкоград” молодых поэтов и прозаиков, критиков и публицистов, опытных и еще только вступающих в политику общественных деятелей Южного Урала, края моего отчего, земли моей материнской, нежной и суровой, хвойно-зеленой и бело-березовой стороны, сторонушки ласковой и грозной, откуда, гремя бронею, танковые полки, дивизии и армии вкатились 9 мая 1945 года в Берлин, перед которым пала Европа, залитая огнем и слезами.

Вот и помогает вчерашним защитникам СССР Сергей Алабжин, а фронтовой поэт Анатолий Головин у него на индивидуальном почете. Анатолий Головин и мой друг, старший поэт и старший наш товарищ по литературному объединению “Металлург”. Геннадий Комаров и я всегда уважительно прислушивались к мнению ветерана войны и, можно так сказать, ветерана жизни.

Алабжин, Белозерцев, Комаров, я, поздравляя Анатолия Дмитриевича Головина с 80-летием со дня рождения, теперь ежегодно поздравляем его с текущим девятым десятком судьбы, с хорошим здоровьем и талантливыми книгами стихов — для взрослых и для детей. А я в подарок ему ажно легкую эпиграмму сочинил: в подарок нам:

Сталинградец

 Анатолию Головину

Белозерцев с Геной Комаровым

В честь 100-летия Головина,

Каждый очень будучи здоровым,

По ведерке выпили вина.

А когда застукал их Алабжин,

Белозерцев с Геною бежать.

Ну?

Итог:

А Головин вскочил и даже

Начал двухсотлетьем угрожать!..

Стойкий народ — уральцы, верный народ — уральцы. Да, уральцы умеют беречь дружбу, дело и Россию!

В книге “Живу и надеюсь” Сергей Алабжин утверждает:

“Президенту нужно определиться, с кем он: с живущим и выживающим народом или с жирующей кучкой олигархов, чиновничества и продажных деятелей культуры с продажными СМИ”. Алабжин еще надеется на президента.

Но губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко, бывший лидер комсомола Ленинграда, 12 июня, в “День независимости России”, в экран заявила, сыто и бесцеремонно лыбясь:

“Мы строим цивилизованную свободную Россию!”..

А где же ты была вчера? В ссылке?

А где расшвыряны миллионы твоих соотечественников?

А где наши бесплатных вузы и больницы?

А где наши дешевые квартиры?

А где наши льготы?

И что делать с тобой президенту Путину?

И что нам делать с грефами, чубайсами, кохами, что?

Сергей Алабжин симпатизирует фигуре Сталина. Не льет грязную воду на СССР, а тоскует по величайшей державе. Слово его и деятельность его, публициста и главного редактора, лидера патриотического движения на Южно Урале, я, русский поэт, поседевший в ежедневных сражениях за русский народ и за Россию, высоко оцениваю, ставя имя Алабжина рядом с именами Валерия Хатюшина и Александра Боброва, Владимира Фомичева и Александра Ципко. А что думает о Вале Матвиенко Зоя Космодемьянская?..

Я радуюсь отважным статьям и очеркам Лидии Сычёвой и Михаила Крупина, Ивана Голубничего и Капитолины Кокшенёвой, Валерия Хатюшина и Максима Замшева. Нам надо беречь друг друга. И наступать, наступать, наступать!

“Приветствую тебя, воинственных славян

Святая колыбель!”

Да здравствует

 огненнокрылый

 русич

 Лермонтов!

Чужие в своём народе

Сижу к читаю псалтырь,

А в двери отучиться Петрович:

“Болтают — ушёл в монастырь

Из “Поли чудес” Якубович, —

Налей-ка себе ты и мне!”..

 Но я не заметил ту фразу.

Итог:

В Останкино в каждом окне

По семь Якубовичей сразу!..

Совсем недавно казалось: литераторы, действительно, при торжестве кооператоров, приватизаторов, рыночных организаторов и прочих наших доморощенных колонизаторов уже вообще не нужны. Крупные бизнесмены, поёживаясь в бронированных автомобилях, глазеют на микро-телеэкран, не в силах оторваться от затравленной улыбки “Просто Марии”, а мелкие спекулянты зубрят и зубрят очередной “боевик”, мечтая разбогатеть и пересесть из облупленных “жигулей” в бархатную “тойоту”.

Но куда податься крестьянину, рабочему, писателю? Землю надо пахать и убирать. Станок надо крутить и смазывать. А серьёзную книгу на воровстве и убийстве не родишь. Вот и закручинились неперспективные люди, консервативные типы — крестьянин, рабочий, писатель. Четным трудом продолжают жить, о государстве думать, умное сочинение читать: как над ними, этакими олухами, не похихикать? Шариковы дети, да?

Давно прекратили ездить в гости артисты к артистам, сталевары к сталеварам, учёные к учёным, поэты к поэтам. А, “Фабрика звезд” коптит. Республики замкнулись в себе, одни, а другие — воюют. Потому — удивление: во Дворце культуры рудного комбината Бахсанской долины, в Тишаузе, собралось очень много народу. Пришли — семьями, с детишками, с бабушками да с дедушками, но в основном — юные, молодые специалисты. Пришли слушать стихи известной поэтессы Танзили Зумакуловой, балкарки, и стихи приехавших поэтов.

Звучит балкарское слово, звучит кабардинская песня, звучит русская речь. И хватает нам времени, места, уважения и радости. Мы ведь за горем последних лет как бы начали забывать — хлеб и соль, полотенце и рукопожатие, цветы и приветствия. Голоса литературных праздников тише и тише, а голоса автоматов и динамита резче и резче... Кому ласкает слух жужжание свинца? О, книга приятнее снаряда! И не истребует крови.

Семья Танзили Зумакуловой — осевая, державная семья. Семь братьев и она — единственная сестра... Отец, деятельный государственник, был оклеветан, народ балкарский был развеян по Средней Азии, но возвратился, припал к истокам памяти, не предел материнской колыбели, не очерствел и обидой не забаррикадировался на дороге.

Конечно, напряжение чувствуется на Кавказе. Грузия — граница. Чечня — граница. Кто подобные границы раньше замечал, кто об них “царапал” свои думы? Граница и граница, а за ней, спокойной и доброй, страна, огромная где ты — ты, равный, большой, понятный среди понятных. А сейчас?

Но что же нам, литераторам делать? В Ингушетии, например, строят новую республику, строят национальную судьбу... Каково же там писателю? Старые газеты и журналы провалились, а новых пока нет. Нет издательства, куда бы писатель мог постучаться. Да и в русских краях и областях не лучше: о русских писателях редкие русские руководители пекутся. В застойные эпохи не озабочивались, а в эпоху горбачёвского “перелома” русские писатели за чертой внимания. Слава Богу — не высылают их массово в Израиль или в США, а некоторые бегут, но — добровольно. От счастья...

За мной, кажется мне, хотя со многими собратьями моими подобное по-настоящему случилось, наблюдает ваучер. Клыкастый и хвостатый, похожий на бронтозавра с острова Комодо, он, ваучер, досаждает мне, открывая дверь в комнату — как я сижу? Он, ваучер, изводит меня, выталкивая меня, из должности — как я себя чувствую? А потом, гад, надевает модный костюм, повязывает на белую рубашку галстук-бабочку и оскаливается: — Чем вы планируете заняться в ближайшие месяцы? Куда, в Турцию или на Гавайи, здоровье поправить едете? — Рептилия, а спонсор. Из членов политбюро, поди.

И — пошевеливает чешуистым хвостом. И — зубами поскрипывает. А на задние лапы поднимется — дракон, хотя и банкир, и паспорт, у него ещё советский, не успел поменять, зараза! А вы как себя чувствуете, собратья мои, русские поэты? Я готовлюсь больно укусить истукана.

Так что — же нам, литераторам, делать? Но у балкарки, Танзили Зумакуловой, выходит на балкарском языке “Избранное”, в двух томах, тысячу экземпляров, а в Орле и в Оренбурге выходят изящные сборники русских поэтов и прозаиков, правда, опять — мизерными тиражами. И на том спасибо руководителям администраций, сознающим: искреннее слово одолеет злую пулю, а литературный праздник одолеет междоусобицу, пусть даже на взорванной книжной дороге, но одолеет!

Архитектору перестройки

Какую Родину ты развалил,

Какую ты расторговал державу,

Зубря Высоцкого и Окуджаву,

Жиган кавказский, ленинец-дебил.

Ты в партию свою вонзил кинжал,

Ты, может, не убийца, не ослушник,

А растерялся и не убежал

В Кэмп-Дэвид к Бушу, давний цэрэушник,

Молчит на древнем Ставрополье мать,

Чужая и твоя, молчит и плачет:

Непросто в гости сына принимать,

Когда предатель у ворот маячит...

Детишки несогретые — в домах.

И мы — опять бесправней диссидента.

Вон речь твоя, серея от акцента,

Противной крысой тычется впотьмах.

Изменник, влез ты в рыночную ложь,

Алмазнобрюхий содержатель кланов,

Вчерашний вождь цэкашевских болванов,

Ты слышишь нищих городов галдёж?

Ты видишь — волны грознее толпы,

Ни армия теперь и ни охрана

Тебя не защитят, хотя попы

Задами у трибун виляют странно.

И некий выкрест, славя псевдоним

Деяниями злыми, да очнётся:

Когда сурово мы займёмся им,

И в нас преображение начнётся...

Хоть потом ты покроешься, хоть дрожь

Тебя прохватит, прыть Наполеона

Истощена и ты уже похож

На пятношкурого хамелеона.

Привыкший лбами сталкивать, травить,

Менять, интриговать, поник ты, гнида,

Но кто тебя посмеет раздавить,

Того не пощадит

 стрела Давида!

Девяностые годы. Шатается СССР. Накреняется Россия. Шумит ливень слез. Время и ныне, спустя четырнадцать лет, не образумилось. Сверкают фонтаны крови.

* * *

Вариант развала, разрушения СССР повторяется в России. Вялая, лживая, а чаще — трусливая и далеко не самостоятельная, подчинённая международному кагалу власть, уступает натиску хамов и подлецов, настырных диктаторишков и наркоманистых боевиков. Так — с Приднестровской Молдавской Республикой, так — с Южной Осетией, так — с Абхазией, так — с Дагестаном, так — с Ингушетией, так — с Карачаево-Черкессией, так — с Северной Осетией, так — с Кабардино-Балкарией: тянем резину, подставляя безвинных людей под ножи и пули преступников, кремлёвским двуличием.

Боимся Буша. Боимся Шарона. Боимся Саакашвили. Боимся Чубайса. Боимся Березовского. Чем отличается кремлевское ворьё от ворья, покинувшего Кремль? А чем отличается кровавая ситуация в Чечне от захвата Дома Правительства в Абхазии или в Карачаево-Черкессии? А чем отличаются бои с бандитами в Ингушетии от боёв с бандитами в Дагестане? И чем отличается трагедия Норд-Оста в Москве от трагедии Беслана? Ничем. Только — в Беслане ещё ужаснее!..

А министр обороны России Иванов умильно сообщает Путину, президенту России, и нам: “С будущего года в Чечне заменят срочников контрактники!” И — рад. Как ребёнок, поймавший кинутый над головою мячик. Радуется — победитель: ну контрактники-то, они ведь не люди, у них ведь ни отца ни матери, ни жены, ни детей, нет? И даже удивляться нет смысла этакой откровенной малоумности. Хотя бы молчали, а не хвастались бездарным решением. Ждать от кремлёвских стратегов мудрости и воли — наивь и чушь.

И никакой нормальной писательской дороги у нас не планируется. В республиках России тает надежда на державную Россию. И главы республик спешно и скрытно ищут опорные точки у соседних глав республик, а если удаётся — за рубежами России. О какой многонациональной культуре вести речь?

Газеты — грабеж, секс и убийства. Экраны и радио — грабёж, секс и убийства. В лучшем случае — игра в деньги и в конкурсы денежные. Не каждый человек и далеко не каждый народ согласиться на “забвение правды и покоя, достоинства и красоты, не каждый. Кремль согласился, терпит, но Кремль — не республики, Кремль — не Россия. Слово, лишь материнское слово, вернёт человеку энергию и память: мы непременно распрямимся!..

Гои и мы, русские гои. Из великой книжной реки нас высунули обстоятельства на островные “пятачки”, нет сегодня единого литературного потока, нет сегодня единого русского творческого дознания в нас и в народе: российский духовный образ, талант державной верности и красот Отечества, рассечён сепаратистскими и кагальными мечами. А более солидные участники разных дележей — сегодня добрались до родимой земли русской -рассечь её планируют и приватизировать. Гои мы, русские, гои и нехристи: дать пощёчину хаму робеем! А хам и ерахорится.

Сегодня правительство России, по моим квёлым подсчётам, тратит средств на отобранные у нас и у него книжные писательские издательства не меньше, чем тратила средств Россия Советская. И немало владельцев хитрят с правительством: от имени Союза писателей России просят помочь им, а перекачивают сию помощь в собственный цех или кошелёк. Оскотение известных “ленинцев” — наглядное пособие гражданам России.

Растаскивают писателей: на неполитических, центристских, морских, сухопутных, православных, исламских, экологических, индустриальных. Русский писатель -один: идущий на смерть за свой народ, за свою Россию, один, а чирикающих воробьистых “жидов” вокруг действительно русских писателей, — стаи. Саранча пуховая.

Право на грядущий порядок

Нам приходилось обсуждать “путь книги” с руководителями Тамбовской, Волгоградской, Астраханской, Псковской, Новгородской областей, нам приходилось обсуждать “путь книги” в Республике Коми, в Башкортостане, в Чувашии, а недавно на секретариате в Москве — с писателями Удмуртии: нас понимают и способствуют нам, сопереживая. Попу молись, а дело верши.

Ах, как необходимо Кремлю и Москве отвечать на беззаветные старания писателей — внести в кровный народ и кровные народы идею, слышимую и ожидаемую! Вот мы и ездили по Беларуси, по нежной, дорогой, несравненной, беседовали благоговейно с её президентом в Минске, а подытожить с ним наши размышления в Москве нас не пригласили, без нас лучше: Хазановы и Кобзоны нужнее. Одиноко выглядел, на данной почётной встречи и наш литвождь, В. Н. Ганичев, даже заправские микрофонные комары не попали на свидание с Александром Григорьевичем, — шутка случилась?.. Кто же обманул лидера? Кто же обманул лидера?

Месяцы, годы обворовывал нас банк “Изумрудный”, обманывая, насмехаясь над нами, угрожая и клевеща на нас, да и сегодня — вбредают и выбредают в зал и из зала, ни с того, ни с сего появляются “жильцы”, “квартиранты”, тесня нас, оскорбляя наглой независимостью поведения и таинственностью взаимозависимостей: кто только не поганил, не грабил и не позорил Писательский Дом? Литфонд, ЦЦЛ, и тот у нас отняли.

Так много случилось чудес,

Неделю живу я без грусти:

Червяк с наших яблонь исчез,

С экрана в Останкино — Шустёр!..

Пригласили “румяного ленинца” иностранную работу кохать — он сел на тощую шею Писательского Дома и раскатывается по заграницам, хотя воспитанный: сначала помашет ладошкой, а потом — укатит. Зрелый гусь. И прозаик известный, баталист — дипломат. Почти Громыко.

Перестанет над мёртвыми, убитыми и украденными, проданными и расстрелянными, причитать милая Россия наша — народы её успокоятся, в Кремль разумные правители войдут. Вчера ведь поликлинику писательскую, нашу заповедную, гражданка, слышал я, Израиля, выкупила и ладошкою нам даже не помахала, улетела.

Кто же кого объегоривает? Кто же кому выплачивает? Кто колесо верти и вертит? Мне кажется, мы, секретари СП России, оставим о себе память в горьких очах Писательского Дома такую:

Выкусанные, выщербленные,

Обглоданные беломраморные ступени

Парадной лестницы, по которым громыхали

И скрежетали валютным пузом

Преступные железные сейфы

Банкиров и приватизаторов!

Каждый из нас право на грядущий порядок имеет. Я не считаю, что сегодня нужны шумные громоздкие совещания молодых, не считаю, что сегодня нужны шумные громоздкие секретариаты, призванные в те политбюровские эпохи обслуживать “державную прозорливость ленинцев”, да и вырывать у кремлёвских лис изо рта кур нам — не очень похвально. Экономная работа СП России в областях и республиках — выгоднее.

Конечно, воровать и растаскивать журналы, издательства, газеты, собственность и недвижимость писательских Союзов доходнее, чем — утешать аппетиты мелочью:

Чей теперь “Худлит”? “Огонёк”? “Новый мир”?

Чей “Современник”? “Уральский следопыт”?

Чья “Литгазета”? “Смена”?

Чья “Роман-газета”? “Сибирские огни”?

Чья “ЛитРоссия”? “Юность”? “Знамя”?

Чья “Столица”? А “Советский писатель”?

Чья “Советская Россия”? А “Кубань”?

Чья “Молодая Гвардия”? А “Уральская новь”?

Журнал “Москва”? А “Советский воин”?

А журнал - ”Подъём”? Журнал “Молодая Гвардия”?

А журнал — “Енисей”? “Наш современник”?

А журнал “Волга”? “Иртыш”?

А журнал — “Сибирь”? “Поэзия”?

А журнал “Дальний Восток”? “Литературная учёба”?

А журнал — “Урал”? “Иностранная литература”?

А журнал — “Дон”? “Пограничник”?

А журнал - “Байкал”? “Литературная Рязань”?

Чей “Московский рабочий”? Чей “Детгиз”, чей “Малыш” и т.д., и т. п.!..

Слово о Политбюро

Всё посулы, речи и обманы,

А надежды бродят стороной.

И опять матёрые туманы

Движутся угрюмо над страной.

Дедов мяли и отцов душили,

Поднимая лозунги хитро,

Да и мы любви не заслужили

У тебя, Гирей-Политбюро.

Взносами икая у развала,

Не пайки, так золото гребло,

Сколько ж ты людей обворовало,

Бритое, холёное мурло?

Разве не ценило ты Малюту,

Пряча в шахтах жертвы без гробов,

Ныне предлагаешь за валюту

Души обескровленных врагов,

И само теперь себе на смену

Допустило,

 Кремль приотворя,

Более коварную измену,

А не возвращение царя...

Кто тебя учтёт номенклатурно?

Проклял бог и отвернулся бес:

От посылок заграничных дурно

Даже в чреве у КПСС.

Это не уступка резидента,

Это — день Победы, шире рот...

Потому и пьёт за президента,

Как за гибель общую, народ!

Горбачёв кокетничал и выдрючивался, лгал и предавал, пока ему по мордам не нахлопали. А Ельцин пьянствовал и не менее подло лгал и предавал. Предатель на предателе едет, и предатель предателем погоняет…

* * *

Талантливые писатели — неистовы. Они обязаны прорываться в Москву. Не существует региональной русской литературы: русская литература — единый исторический процесс, единый легендарный голос народа, прошедшего через голод и холод, войны и тюрьмы, обманы и посулы, трагедии и победы, и разве не время возвращать украденное, воссоздавать в Москве “Центры Слова”, возобновлять и прокладывать “путь книги” не по региону, а по России, по России: в народ, в народ, единый, но разобщённый, в народ, издревле почитающий своих пророков и своих певцов?!

Мы, русские национальные поэты, хороним ныне седых учителей своих, взявших гордость и свободу слова у поэтов начала двадцатого века. Мы, русские поэты, являемся ныне ровесниками тем поэтам, кто пытается поднять и бросить собственное огненное слово против лжи, катящейся по России.

И я напоминаю вам, собратья мой дорогие, давние, но больно обжигающие совесть нашу, строки Бориса Ручьева, узника Колымы:

И мы — почти что веку одногодки —

про юность

песни вечные споём,

за юность нашу

 выпьем доброй водки

в последний раз... И чарки разобьём.

Когда стране плохо — честному литератору еще хуже: ночная бессонница изматывает его, а дневная колгота лишает его покоя.

Кого виноватить? Каждый из нас по-своему пленник клановой непогоды, бушующей годы и годы не только над Москвой, но и над Россией, скорби, вползающей в разорённые сёла и города, сеющей чёрный дым разлада и безверья над священными крестами и обелисками.

Кого виноватить? Я рассуждаю. Но ежели Россия, государство, намерено совершенствоваться и крепнуть, а оно ведь намерено, то как ему совершенствоваться и крепнуть без организованной и энергичной литературной поддержки? Десятилетия РСФСР искала возможность — через центр влиять на общую многонародную культуру и дух, на гражданскую суть и полезность человека, десятилетия, и как легко реформаторы “перерезали” струны, а ведь они, струны, из Москвы державной да в глубину окраин звучали!..

Пора нам объединить усилия по возвращению или по воссозданию хотя бы одного центрального издательства: русская редакция и редакция национальных литератур, пока две редакции, и попробовать на подписку серию, библиотеку, под единым названием и единым оформлением, вдруг да получится коллективный подвиг — между республиками, краями и областями, произойдёт рывок из глухоты и онемения? Получится -прибавится смелости следующему шагу. Можно попробовать и на едином, вновь рождённом журнале: пусть поработает подписка по России, не все же русские и нерусские забыли единую Родину? Не все же кремлёвцы предать Россию готовы.

Союз писателей России имеет представление о литературном климате не Северном Кавказе, но климат этот и в других краях России, в Чувашии или в Татарстане, в Коми или Удмуртии, не радостнее. Михаил Горбачёв спонсировал издание собрания сочинений одного “живого русского классика”, но живые классики, русские и нерусские, ещё есть, а второго Михаила Горбачёва, такого богатого и честного, бывшего генсека ЦК КПСС, найти ли? А не смог бы Горбачёв проспонсировать упомянутую мною библиотеку, издание её, а? Бывший генсек ЦК КПСС богаче Саввы Морозова. Олигарх.

Мы, литераторы России, адыги и русские, ингуши и кабардинцы, чукчи и балкарцы, включая и Танзилю Зумакулову, празднующую свой третий юбилей, не испугаемся ваучера, бронтозавра с острова Комодо, но рассчитывая на помогу державы, мы способны и защитить себя от пожирания пятнистыми чудовищами.

В прежнем году обнаружили на подмосковном участке, в сарае, несколько рукописей выдающегося русского поэта, умершего в процессе инфарктной перестройки... Какой ваучер их выкашлял?

Надо продавать умные рукописи за границу, коли тут, дома, не разрешают нам нормально самим жить и творчество своё беречь. Надо продавать, коли возникнет у кого желание их купить. Торгуют же ядерным веществом и марихуаной, а рукопись, любая — гуманная рукопись, разве не полезна для уважающей себя страны? Но Сорос платит за измену, секс и убийства. Сорос лихо скупает нефть и золото, Сорос платит за разбазаривание знамён, островов и республик.

Когда-то, клубясь над Кавказскими горами, тихие облака манили нас в скалы, манили к морю. Сегодня — тропы опасны... А над горами — ни облачка. Зной висит раскалённый, дышать непривычно и тесно, утешаешь грустную явь минувшим, которому не суждено уже воскреснуть.

Эй, дубинушка!

Мор и скука властвует в краю.

Холод, от Москвы и до Певека

Уронили Родину мою

В страх и в слёзы проходимцы века.

Погасили свет её очей.

Впереди — туман и перевалы.

Это внуки первых палачей

Нас ведут в расстрельные подвалы.

Гневом Бога меченые лбы

В снах воображают, бедокуря,

Как проносит русские гробы

Мимо них чернобыльская буря.

Но уже отмщение грядёт,

Сколько бы нам крови ни пускали,

Вести гнева на заре вперёд

По холмам сарматским поскакали.

“Просыпайтесь, там Россия-мать

Предана распятью, смерд и витязь,

Разве не дано вам понимать

Вздох её?..

 За топоры беритесь!”

Не плошайте, русские сыны,

Реки не сомкнутся берегами,

Так и мы —

до звёзд вознесены

Над изменниками и врагами.

Клятвой деда, ранами отца,

Муками жены, тоской невесты

Мы под свистом плёток и свинца

Выстоим, сомненья неуместны.

Ну, ещё на рочег принальнём,

Пусть без лозунгов

и транспарантов,

Сьединимся и перевернём

Засланную банду оккупантов!

Ухнем, эй, дубинушка, рабам

Не махать тобою, потому-то

По горбам по грифьим, по горбам

Походи расчётливо и круто.

Погляди, сюда со всех сторон

Поотведать чужеземцев кости

Столько разных встрёпанных ворон

Собралось, как будто на погосте.

Русский пахарь, русский богатырь,

Русский сокол, в поднебесье взвейся,

Под тобой — стезя твоя и ширь,

Защити,

на прочих не надейся!..

Поэты!

 Патриоты России!

Объединяетесь!

Объединяйтесь, поэты, боритесь, поэты, и не сдавайтесь, поэты, врагу России, золотозобому и предателю: потонет Россия — мы погибнем, но и он, золотозобый дракон, не уцелеет!

Берегите орлиные гнезда

Закон — на улице натянутый канат,

Чтоб останавливать прохожих средь дороги,

 Иль их сворачивать назад,

 Или им путать ноги.

Но что ж? Напрасный труд! Никто назад нейдёт!

Никто и подождать не хочет!

Кто ростом мал — тот вниз проскочит,

А кто велик — перешагнёт!

Василий Жуковский

Известный на Урале общественный деятель, главный редактор умной и отважной газеты “Танкоград”, талантливый публицист Сергей Алабжин не заставил нас долго ожидать его новую книгу. Она — в руках уральцев, уже работает на время, помогает в заботах обрести верную тропу человеку.

Книга новая — продолжение предыдущих: тревожные размышления и боли о неурядицах в нашей жизни и в жизни государства. Потому и называется книга грустновато — “Страна, которая молчит”.

Прав ли Сергей Алабжин в подобном пессимизме? Безусловно. Тот, кто хорошо знаком с его выступлениями в печати, с его позицией гражданской, тот не только не удивиться названию книги “Страна, которая молчит”, но и кивнёт в знак согласия автору... Посочувствует.

Мы ведь почти ничего не строим. Мы ведь почти не слышим друг друга. Мы ведь сосед соседа, ну, как бы — народ, народ — забываем. И о какой Учёбе, о каком патриотизме болтаем? В грабителях и убийцах уёма нет, а политиканы и лжедумцы эпитетом “русский фашизм” самый ратный и самый братский народ оскорбляют — русский народ. Кремлёвские неугомонцы.

И стонет, гневается, сетует русское сердце Сергея Алабжина, стучит и стучит одиноко: да и как же не стучать-то ему над покорной Россией?

“Русская драма конца двадцатого — начала двадцать первого века еще мало исследована. Средства массовой информации, особенно подлое телевидение, показывают и говорят все что угодно, только не о русской драме.

Представляют каналы кому угодно, только не русским. Нет подлинно национального русского телеканала. Очень мало подлинно национальных газет, журналов, и даже слово “русский” заменили на слово “россиянин”.

Говорить и писать об этом больно, но говорить об этом надо. Где же выход? Я вижу выход только в одном: русским людям нужно сплотиться, русским людям нужно в хорошем смысле слова обозлиться и возненавидеть врагов внутренних прежде всего. Надо восстать против уничтожения русского народа, против произвола этой власти, против этих гнусностей. Нужно защитить свое будущее и, прежде всего, будущее своих детей”.

Сергей Алабжин, как главный редактор газеты “Танкоград”, ярко и откровенно сплачивает на Урале русских и татар, украинцев и башкир, мордву и чувашей, широко публикуя биографии выдающихся дочерей и сыновей наших народов, народов России, народов Урала.

Тарасу Шевченко — посвящен очерк.

Мусе Джалилю — посвящен очерк.

Мустаю Кариму — посвящен очерк.

Зое Космодемьянской — посвящен очерк.

Людмиле Татьяничевой — посвящен очерк.

В статьях и очерках, в публицистических работах журналистов Урала ил России подробно и не суетно, а высоко и разносторонне газета “Танкоград” рассказала землякам неоднократно о деятельности Ленина и Сталина, Троцкого и Свердлова, Бухарина и Дзержинского, Рыкова и Ягоды, ничего не пряча, не замазывая и не украшая: истину не переиначишь!..

В своих книгах Сергей Алабжин, вчерашний учитель, преподаватель, а ныне — общественный деятель, журналист, лидер движения “Танкоград”, не увертывается от бед и от нищеты родного народа:

“Произошёл не только крах Советского Союза, не только уничтожение Советской Империи, а произошёл обвал, произошло крушение государственного, нравственного и духовного начала русской нации. Россия может быть или великой, или никакой. Географически урезав себя, мы тем самым духовно себя обрезали, мы отказались от Белоруссии и Украины, мы потеряли русскую Среднюю Азию, тысячи и миллионы нитей, которые связывали нас на протяжении многих веков с этими народами, прерваны. Русские стали изгоями. Наступили позор и проклятие для русского человека за пределами России, ему и в собственной стране жить тяжело, а там и подавно”.

В книге “Страна, которая молчит”, Сергей Алабжин не винит, не унижает, не оскорбляет ни один народ, говоря:

“Постоянно думать о деньгах, о проживании, на что собственно и нацеливает нас наша либеральная власть, для русского человека это неприемлемый путь. Русские — это сверхнация, мы не можем замкнуться в рамках кухни, своего двора или подворья. Мы вселенски мыслим”.

Далее:

“Сталин нужен нам. Никогда благодарный русский народ не откажется от своего вождя и отца, как бы ни чернили это имя, кто бы что ему ни приписывал. Сейчас можно со всей уверенностью сказать: Сталин сохранил Российскую империю, сделав её Советской Империей, он укрепил государство, воссоздал великую державу, расширил границы, разбил неимоверно сильного врага — фашистскую Германию и после своей смерти оставил сверхдержаву”. Разочаровавшись в президентах, боготворит Генсека...

Сергей Алабжин лично руководил серией публикаций, посвященных великим полководцам, в газете “Танкоград”:

Маршалу Жукову,

Маршалу Василевскому,

Маршалу Коневу,

Маршалу Говорову,

Маршалу Рокоссовскому,

Маршалу Баграмяну,

Адмиралу Кузнецову!..

С верностью Сергея Алабжина Советскому Союзу невозможно спорить, но не уважать её — тем более грех. Верность Советскому Союзу — его свет.

Распад любви, распад верности, распад физических и духовных крепостей в народе s это золотозобые олигархи-грабители, их дворцы и курорты, их нефтяные и газовые реки, их фабрики и заводы, нагло отобранные у честного и работящего народа. У народов отобраны. А куда мы спрячем глаза от больных спидом, от брошенных ребятишек, от изголодавшихся бомжей, от спившихся сестёр и братьев, от голопупых экранных звёзд, от грязного экранного разложения, куда мы глаза свои спрячем?

Вот, слышу и вижу я, на экране бессовестного мерзавца, глупого и разожравшегося, самодовольного и бездарного:

Ты-ы-ы ты-ак прекрасна,

Ты-ак прекрасна,

Ды-ажа опасна,

Ды-ажа опасна, —

Я ша-агаю с тобою, слы-ыша,

Как поехала — у мя крыша,

По-о-оехала у мя крыша!..

Могла ли такая тварь так отвратительно ликовать на экране или на сцене при Сталине? И смогли бы разве при Сталине натовцы вокруг России строить военные аэродромы и базы? Разрешил бы им Иосиф Виссарионович ссорить между собою Украину и Россию, Грузию и Белоруссию, Армению и Азербайджан, разрешил? Вражду разрешает и подогревает предательство.

Сергей Алабжин иногда резок, но резкость его — страдание, неустанная тоска по здоровью и красоте народа, по крылатой дружбе народов, которая вела нас по звездной трассе! Мы ведь теперь даже рожать разучились. Нам навязали “Гражданский брак”, это — распад, это — спид, это — одинокая старость, это — изба без детских голосов, это — город, наводнённый нищими мигрантами, это — уголок в бараке!.. Пёсья конурка.

Да, на нефтяной и газовой трубе сидит олигарх: ну, Абрамович, ну, братья Черные, ну, Черномырдин, — в роскошных шубах, костюмах, галстуках, а за спиною у них — не сегодня, так завтра — оттесненный, согнанный с родного огорода сосед, брат, кресты на могилах отцов и дедов взломаны, дети и внуки, теряющие речь русскую, песню русскую, совесть русскую и судьбу русскую. О, не олигархи, а бомжи золотозобые перед нами и перед Россией измученной, бомжи, осиротелые и преступные!..

* * *

Сынок, модно и безобразно одетый, отпрыск миллиардера, с гитарой на груди завораживает студентов Литературного института им. А.М. Горького, давшего нам — Бондарева и Гамзатова, Солоухина и Кулиева, Чивилихина и Акулова, Белова и Астафьева, Ткаченко и Алиеву, Бояринова и Казакову, давшего Симонова и Недогонова, Татьяничеву и Шубина, Наровчатова и Фокину, а Ювана Шесталова, а Светлану Кузнецову, а Личутина и Бонадренко, а Юрия Кузнецова и Анатолия Жукова, а братьев Эрнста и Валентина Сафоновых, а Передреева и Глушкову, да, сынок. ровесник талантливым поэтам, взлетевшим из-под крыши литинститута, Ивану Голубничему и Максиму Замшеву, вздрагивая перед грозным Владимиром Фомичёвым, гундосит, наш оппонент:

Ну, чего шумишь ты, Ася,

Отдалась, а я не Вася.

Да, не Вася, да, не тот,

Я саратовский Федот!

Может быть и ты не Ася,

А взяла и отдалася?

Как тебя разобрало, —

Ты же не Мерлин Мурло?!..

Он вместо Мерилин Монро произнёс Мерлин Мурло, плача, искренне вникая в неподражаемый лиризм!.. — Дебил! — перекрестила Лидия Сычёва свежего барда.

Можно спорить против имён, названных мною выше, можно кого-то из них обожать или ненавидеть, но общую их одаренность не опровергнуть никому. И Сергей Алабжин прав, когда утверждает, печально вздыхая:

“Кого же мы воспитываем? Мы воспитываем людей, которые оторваны от национальных корней, но и не пропитаны интернациональной дружбой. То есть идет воспитание детей, детей, будущих граждан России, как бы вне Родины, вне места и вне времени”. Что делают из государство образующего народа?

Сегодня Алабжин вместе с другими уральцами, патриотами России, отстаивает, но удастся ли, — Челябинское танковое училище: после трагедии солдата Сычёва, искалеченного в казарме, Министерство обороны России закрывает училище, знаменитое, легендарное, взрастившее 11 героев Советского Союза, гордость Челябинска — Танкоград!

Сергей Алабжин, Главный редактор газеты “Танкоград”, публикует письмо челябинцев, обращение, к Министру обороны России.

Министру обороны России

Иванову Сергею Борисовичу

Уважаемый Сергей Борисович, мы обращаемся к Вам с просьбой отменить решение о расформировании Челябинского высшего военного командного училища. Для нас, уральцев, это военное учебное заведение является одним из главных символов славного Танкограда. Так в годы войны называли только Челябинск. Напомним Вам, что Урал — родина русской танковой нации, которая сформировалась и закалилась в годы Великой Отечественной войны. В слове “Танкоград” сплелись воедино мощь уральских танков и мужество танкистов, подготовленных в Челябинском танковом училище.

Сергей Борисович, мы не представляем свой город без этого высшего военного учебного заведения. Мы считаем, что ликвидация танкового училища в Челябинске будет во вред России — это прямой удар по обороноспособности страны. Найдите в себе мужество и проявите мудрость, отмените решение о ликвидации училища. Останьтесь в народной памяти министром обороны — созидателем. Мы очень на Вас надеемся!

Кузнецов П. М. — полковник в отставке, участник Великой Отечественной войны

Ковачевич М. И. — полковник в отставке, участник антифашистского сопротивления в Югославии

Поляков Ю. П. — генерал-майор в отставке

Подкопаев Ю. А. — генерал-майор в отставке

Спиридонов В. П. — депутат Городской думы г. Челябинска

Деняев В. Н. — депутат Городской думы г. Челябинска

Рузаева И. А. — депутат Городской думы г. Челябинска

Вареникина И. С. — заслуженный учитель РФ

Василькова М. Ю. — заслуженный врач РФ

Уральцы — несгибаемые воины и умельцы. Урал, край мой отчий, дал на поля сражений с фашистами 18 тысяч краснозвездных танков, 18 тысяч! И теперь — закрывают Челябинское таковое училище, орлиное гнездо героев?

Какому же олигарху, грабителю, приглянулся полигон и здания, и весь арсенал многомиллионной стоимости оборудования и кадров? Куда он, олигарх, направит сей святой русский подвиг?!.. Подвиг орлов.

Пиши, Сергей, друг мой,

Воюй, Сергей, брат мой,

Побеждай, Сергей, сын мой!

А я, седой русский поэт, благословляю тебя своими стихами, действуй, а стихи эти я не сочинил, нет, я их выплакал ещё в 1990 году.

День веселый и простор веселый.

Солнце в небо прянуло с холма.

И стоят в осиротелых селах

Русские оглохшие дома.

В них детей рожали, громко жили,

С песней уходили на войну,

Под Берлином голову сложили,

Нас пустили, неучей, ко дну.

Потому усталые, как мухи,

Замыкая горестные рты,

На пустых завалинках старухи

На луну глядят из темноты.

Денег нету и кормильцев нету,

На дрова добавили процент.

Не скользи в Кремле по кабинету

В иностранных туфлях, президент.

Ты такой размашистый и милый,

В рыночных круженьях перил

Проиграл ты братские могилы

И Победу нашу раздарил.

А к старухам не поторопился,

Премии считая, призатих...

Это я в продажный мир явился

Мстить за них и говорить за них.

Переждем обиду, слёзы вытрем,

Час пробьет — опомнится народ:

Не один ещё

слетит Лжедмитрий

У державных каменных ворот!

Не падай духом, Сергей! Народ поднимается. А пророчества поэтов — вещие птицы, и летят они над Россией навстречу зорям.

Берегите орлиные гнёзда!..

1990 — 2004 — 2006

Впереди - былое...

Что счастие? Короткий миг и тесный,

Забвенье, сон и отдых от забот...

Очнёшься - вновь безумный, неизвестный

И за сердце хватающий полёт...

А. Блок

Материнский порог

Зачем кто-то желает вернуть черный гроб? Опять - дозапугать, опять - доуничтожать? Чем нам, сегодняшним отцам и дедам, учить и воспитывать в жизнь вступающих, чем? Только болью сердца. Только болью души. Только бессонницей пылающего разума:

У меня забот любых немало,

Только есть заветное мое -

Женщина любимая. Ты, мама,

Очень полюбила бы ее.

У нее глаза теплом лучатся.

То в них радость, то такая боль,

Мы с ней тоже видимся не часто,

Но, конечно, чаще, чем с тобой.

а тебя метелью, все метелью

Обдает. Но глаз не погасить.

Я к тебе на целую неделю...

И еще, родимая, надеюсь

Вместе с ней приехать погостить.

Эти стихи у Игоря Ляпина - короткая грустная повесть о на­шей замечательной действительности: ни отцу, ни матери, ни ему самому нет покоя, нет отдыха от того тяжелого и злого, прогрохотавшего над "эпохой", над крышей их родословной. Как еще дом-то не ослеп? Двадцатый век - сплошные похороны русских.

А. может быть, и ослеп, как ослепли миллионы и миллионы домов по безбрежной нищей России, поджидая из ночных кровавых туманов сыновей и дочерей, отцов и матерей, дедов и бабушек, пропавших в огненных бурях революций, бесконечных революций, клокочущих каждое десятилетие из Спасских ворот Кремля.

И за каждой Революцией - гигант: Ленин, Троцкий, Свердлов, Сталин, Калинин, Хрущев, Каганович, Киров, Куйбышев, Дзержин­ский, Булганин, Маленков, Суслов, Молотов, Косыгин, Микоян, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, - гиганты, пусть каж­дый на свой индивидуальный пошиб, но гиганты. Пресса наша, чу­жая, оголтелая в похвальбах, так их подавала да и подает, чу­жая, чужая, значит, и безответственная.

А стихи-то свободного и счастливого поэта, Игоря Ляпина, живущего в Москве, носящего партбилет в кармане, заведующего поэтической редакцией знаменитого издательства "Современник", похожи на стихи колымского узника, стихи Бориса Ручьева. Похо­жи страданием. Похожи осознанием беды - как бы родовой, как бы наследственной неправды, скованности, неминуемости, готовности к жертвованию, готовности принять что-то, что еще горюннее, еще непоправимее. Здесь нужна исключительная мера искренности...

Борис Ручьев пишет матери с Колымы:

В голодный час, напомнив о знакомом,

Манят меня к себе издалека -

Звезда полей над ветхим отчим домом

И матери печальная рука.

Прикрыв седины старым полушалком,

За двери дома тихо выйдет мать,

Последний хлеб отдаст она гадалкам

И обо мне попросит погадать.

И далее поэт свято обманывает мать: мол, "собираюсь к осе­ни приехать, из города невестку привести. Но промолчу о холо­де и ранах, о снежных ветрах, выстудивших грудь"...

Ляпин родился в 1941, а Ручьев в 1913, но горе - похоже, неуют общественного климата похож в стихах двух поэтов, разных по дарованию, разных по словарю, разных по возрасту. Борис Ручьев рисует колымскую жестокую погоду, а Игорь Ляпин современ­ный житейский ветер воли...

Жизнь такова. И мы таковы. Грустно. Обидно. Больно. И нет нам опорных упований, твердых надежд на завтрашнюю долю, силь­ную счастьем, красивую радостью, нет. Игорь Ляпин и говорит:

Там добрый ветер, там недобрый ветер,

То вдоль пути, то поперек пути.

Пока моя душа летит в конверте,

Со мною может все произойти.

Мальчик, Игорь Ляпин, бегал в контору отца, принимавшего холодных и голодных тружеников, рабочих израненной, измучен­ной войнами страны, кому - дай жилье, кому - дай прописку, кому - дай помощь, семью содержать не на что. Будущий поэт, мальчишка, строго всматривался в сухую и бедную перспективу возводящих корпуса заводов, открывающих новые шахты в Донбас­се. Но нести чужую боль по жизни не каждому дано...

Отец - отдает женщине, солдатке, собственные хлебные карточ­ки. Дома у него семья. Но ничего. Он - с ними. Честность - с ними. Образ отца поэт пронесет через годы и годы. Он, этот об­раз, сольется на "литературном небосклоне" с образом истинно­го человека, дорогого и надежного, правдивого, как отчий дом, как привычный огород, как щемящий запах летнего сена: ведь - и мы, и Россия в нем, в этом образе. Это - тропа судьбы:

Я добегал по ней до входа

В барак,

где с первых мирных лет

Был безусловный штаб завода –

Его партийный комитет.

Где в рамку пулевых царапин

Вписала твердая рука

Довольно крупно:

"И.С. Ляпин"

И ниже чуть:

"Парторг ЦК".

Быстро время бежит, быстро жизнь катится, и все – через пороги, все - через пороги. Бросаемся мы в этот поток. Плы­вем. Захлебываемся. Гневимся. Обрушиваемся с упреками на бе­реговых баловней. Позорим. Позоримся. Отрекаемся от того, что воспевали вчера. Беремся воспевать то, от чего, может случить­ся, откажемся завтра. Но взрослеющий на бедах поэт, не будет перемахивать о берега на берег. Мучаясь, страдая, он пройдет по стрежню, по стрежню, иссушая здоровье, но сохранит упрямую совесть, сохранит главное - свою долю понимания личной судьбы и судьбы народа. Лучше ошибиться, лучше покаяться, нежели ци­нично приспосабливаться, цинично поучать. Ещё подлее - предать...

Игорь Ляпин - поэт широкого вздоха, широкого поля, поэт, воспринимающий судьбу страны во многих ее трагических глуби­нах, во многих ее утратах и приобретениях:

Не ради ль нас,

корней своих земных,

Они навек

в сражениях кровавых.

За смертью их стоит

безумство храбрых,

Не черное безумие

живых.

Так поэт заключает раздумия о правоте и неправоте пережи­того им, страной, отцами и дедами... Поэма "Черный снег" - взгляд в прошлые трагедии.

А - ныне ситуация? Печать перестройки - печать Яковлева, Коротича, Беляева, Севрука и яковлевых, коротичей, беляевых, севруков. Где она? В цехе? На пашне? В лаборатории? Нет. Она - на демагогическом экране: рассуждает красиво о демократии, о плюрализме при пустых магазинах. Насытясь, обнаглеет...

Травоядный поэт - шутка, а не позор. Поэт, вникающий в шорохи трав, в серебряные звоны хлебов, в наплывающие голубые туманы, переливчатые дожди - счастливый поэт: с ним рядышком - природа. Но есть поэт - вареная трава: ничего нет в слове, ни цвета, ни запаха, ни росы. Пустота. Как правило, такие поэты - заносчивы, привередливы. Сухие и колючие. Кустарники.

Но Игорю Ляпину, страдальчески и устало припадающему к реч­ному взгорью, срывающему, до дрожи, голос, над бурьянными яма­ми, останками храмов, над кладбищами, затоптанными копытами, Ляпину, ищущему "твердь" - выдюжить в горе, травоядность не к лицу. Очень боль скорбящая. Горе большое. А горе нес кто? Лю­ди. Вот - рядовое перечисление их фамилий за 1939 год.

Музей борьбы против религии:

Заведующий:

+ Ю. Коган

Наиболее активные руководители союза:

+ Г. Эйльдерман + В. Дорфман

+ Ф. Сайфи + Ю.М. Вермель

+ А. Минкин + М. Альтщулер

+ Ральцевич + К. Берковский

+ В. Козлинский + М. Персиц

+ Ю. Ганф + С. Вольфаон

+ Клинич + Д.И. Зильберберг

+ М.М. Шейнман + И. Гринберг

+ А. Шлитер

Проплюсованы - разрушители храмов. А Игорь Ляпин, русские поэт, кто? Лирик. Грешный и смешной кадр.

Однажды поэт Юрий Лопусов. администратор Дома СП России, зашёл в комнату ко мне и Михаилу Числову:

-Хотите на взяточника, Игорька Ляпина, глянуть?

-Как?

-А за ювелирный магазин, что занимает левый угол здания, ему в ме­сяц платят семьсот долларов!

-Брось, Юра, - возразил я, - он честный мужик!..

-Пошли за мной!

Лопусов, Числов и я шумно ввалились в кабинет Ляпина, над чем-то хо­хоча и перебивая друг друга остротами.

Игорь заволновался, засеменил между нами, начал курить и краснеть. А Лопусов, без паузы и подготовки, бряк:

-Ляпин, ты ведь берёшь взятки с магазина, берёшь, прямо говори!..

-Я? Да вы, ребята, да я, ребята, да я! -.. И руки на груди крестом сложил: частая поза или частый признак мелкого пакостника... Врёт и тут же Богом баррикадируется... Или - Лениным, вождём пролетариата... А Юрий Лопусов насел: - Если начнёшь юлить - позову того, кто давал тебе доллары, лучше не виляй, а нам, мужикам, признайся!..

- Ну, ребята, ну вы чего?! - И опять - крестом сложил рабочие руки металлурга, сын парторга ЦК КПСС. Бедный и жалкий стихотворец...

Ганичев, Поздняков, Ляпин. выдавая нам зарплату, деньги, получа­емые с арендаторов, предварительно распределяли их "на троих", а по­том - нам. И я не грущу и не сожалею. Мне лишь, с тех пор, неприятно и стыдно общаться с Игорем Ляпиным. И с тех пор мне ясно: Бондарева они валили злобой и клеветою вместе, "революционной тройкой" как бы.

После отсидки в тюрьме Позднякова Александра Петровича - его жена, Татьяна Набатникова, появилась на фото в газете "День" рядом с Ириной Хакамадой - спонсоры многотысячной литературной премии: Хакамада - ладно, но откуда у Набатниковой капиталы, а? Это - награбленное с нас и с нашего Дома Писательского. Да, творцы вдохновенные!..

Банкир Поздняков так завладел Ганичевым, Ляпиным и Домом, что на нас, челядь известную, научился покрикивать, пряча с Ганичевым и Ляпи­ным от нас огромные суммы, вытянутые ими из правительства или из аре­нды, но под благородной вывеской СП России. Даже брат Позднякова "пи­нал" наше самолюбие и право. Я возмутился и выдал ему такой громкой сдачи, что он скрылся, убежав по мраморной лестнице вниз.

Но, возвращаясь в семью с работы, я, поднявшись из метро "Универси­тет", в арке, перейдя улицу, схлопотал в грудь из проезжающего авто­мобиля крепкую резиновую пулю. Кровь брызнула на рубашку, но я даже и сообразить ничего не успел, услышав - как отрикошетила пуля от кирпи­чной стены. Принялся искать - не нашёл. Лето, жара. Жена попыталась вызвать врача, но я накричал на неё. Протёр одеколоном "царапину" и позвонил Числову. Толку мало - жаловаться. Замолчал.

В Доме СП России - уже стреляли киллеры в банкиров, а я, смешно и оповещать,- лирик, обобранный ельцинистами и гайдаровцами, я, жертва предателя СССР, Горбачёва, кому нужен? Вперёд - к коммунизму!.. За Ганичевым, я не удивлялся, как за всеми вождями ВЛКСМ, ползли по пятам слухи и легенды о воровстве и взятках, но о Лялине я не думал, а он, сын парторга ЦК КПСС, ещё грязнее жуликов комсомольских.

Расширенный секретариат СП России решил избавиться, заседая, выг­нать Позднякова, проголосовали секретари, а Ляпин взвизгнул:

- А охрана?!..

- Какая охрана?..

- Его, она Дом охраняет!..

Замялись писатели, стушевались. Но никакой охраны и не нужно было, ко­ли выгнать банкира решили. Ляпин - хитрый вор: применил психологичес­кий тормоз - задержал решение. И ещё более года они воровали.

А я сейчас вспоминаю: "Ляпин, на выход!".. Все, кто пришёл помочь мне с поэмой о Жукове, вправду поверили, мол, Ляпина срочно куда-то вызвали... Не вызвали. Договорился, струсив обсуждать поэму.

Ну кто из русских мог осмелиться - кинуться на спасение русских соборов? И как можно было спасти русскую музыку, русскую поэзию? Кто бы защитил священника, ученого, книгописца, русского, да еще в России? И что это, если не оккупация?.. А Минкин - жив. Он и сегодня выступает против русских, против России. Выступает - у нас. Выступает - по "забугорному" радио.

Они ненавидят нас

Черти горбами и хвостами похожи друг на друга. Апостолы мудростью и величием похожи друг на друга. И "праведные" де­ятели наши, Яковлев, Коротич, Беляев, Севрук, политической "евнуховностью" похожи друг на друга. Если есть кое-какие внеш­ние "разновидности", то - лишь внешние. Внутренне же все они - святейшие марксисты, цензоровавшие каждое русское слою на протяжении мутного и длинного застоя. Плотно сидя в креслах ЦК КПСС, они контролировали любое демократическое покашливание любого литератора, будь он в Москве или на Курилах,

Они, им так основательно мерещилось, - ЦК КПСС, Политбюро, партия, только - они и они!.. Как "тот" критик, "наместник" Бога, на встрече поэтов с читателями, проверял даты под "ре­лигиозными" стихами, они проверяли каждую строку, каздое про­изведение и оценивали: "русофильское или советское, ленинское или западное", они - как бы тоже "наместники" Бога, но Бога партийного. Бога - пятижды героя. Бога - Генсека, маршала, Бога - Леонида Ильича, их Бога.

Иногда они, в любви к истине и в подозрениях к нам, лите­раторам русским, смыкались с "тем" критиком и боролись с нами коллективно: вроде бы сам бог их постукал милицейской палкой по идеологическим затылкам и благословил тренировать нас и перетренировывать.

Поэт - слуга истины. Поэт неодолим у жестяного обелиска отца, обелиска пронзительной пролетарской совести, обелиска, который рано или поздно, но непременно заставит предателей рабочего класса отвечать за предательство, заставит. Только торгашам кажется: они ловкие, они уйди от возмездья, только торгашам кажется. Не ушли. Не уйдут. Великий Есенин заявлял сурово:

Ей, господи,

Царю мой!

Дьяволы на руках

Укачали землю.

Не горюй, поэт. Земля пробудится, не горюй. Поднимайся за призванием русского поэта - вперед и вперед, вперед и вперед! Пусть подергивал узкими академическими плечами на экране перед миллионами и миллионами сограждан Шаталин: мол, 500 дней дай­те ему - страна расцветет, а явь - жуликоватая часть страны, теневая орда страны расцветет. А страна - уже "расцвела", уже: дом - не купить, стол - не купить, сапоги - не купить, пальто - не купить, килограмм луку - не купить, цена кусается!

Иди, уважаемый Шаталин, по талону получи сахар, муку, папи­росы, иди, получи. Не хочешь? Некогда? Профессия думать требу­ет, ты ведь - теоретик перестройки? Это я - не к Шаталину об­ращаюсь. Это я - к солдатам, зарытым на площадях Варшавы, Пра­ги, Бухареста, Тираны, Будапешта, Софии, Берлина, обращаюсь. Пусть они услышат, как нам легко, как нам богато, как нам обильно сейчас при "главных конструкторах эпохи плюрализма и гласности", легко, "легче", нежели в эпоху застоя и пятизвезд­ного бровастого ленинца. Жульё настырнее сорняка плодится...

Клещи. С шеи снимешь, в душу вопьются. А из души не достать.

Поздняков и Ганичев, дабы я не встряхивал банк "Изумрудный", на коем они, свесив нити, ехали, грабя писателей, предложили мне автомо­биль. Я ответил: "У меня есть "Нива", честно заработанная!".. И под­робно проинформировал оргсекретаря Ляпина. Лялин, скрестив слесарские руки на груди, ответил: "Спасибо. Не сдавайся. Мы коммунисты!"..

Когда уже Позднякова посадили, Лопусов, принявший хозяйство СП Ро­ссии, показал мне документ - дар жены Позднякова Татьяны Набатниковой Ляпину, автомобиль "жигули"... Да, плачущий большевик. Ляпин предал Евгения Чернова, замечательного прозаика, Людмилу Плужиикову, секрет­аря канцелярии, предал Ванцетти Чукреева, они, не распознав его, защи­щали его. Людмила Трофимовна, известная каждому литератору в России, не выдержала предательства Ляпина, умерла. Их уволили - много знали...

В минуту гнева я упрекнул Ляпина:

- Ты предал Бондарева. Ты предал Чернова. Ты предал Люсю. Ты предал Проскурина. Ты предал людей, отдавших годы и годы жизни СП России, ты разве не понимаешь собственной подлости? Ляпин парировал: - Я был и буду в русской литературе, а ты ноль, никто!"

Но я и не соревнуюсь, я обычный русский поэт, я лишь ненавижу воров и мерзавцев, держащих крестом руки на груди, ненавижу христопродавцев, в какой бы "осиянный лик" они ни прятались... Это всё - мелочи. Есть христопродавцы - Горбачёвы и Ельцины, разрушившие и разворовавшие нашу великую Родину, наш СССР!.. А Ляпин - воробей, ловящий мух.

Игорь Ляпин большой поэт. Он пишет: отец его, парторг ЦК КПСС, подарил продуктовые послевоенные карточки, а мать ему, мол, чем теперь мы пообедаем? Горе. И тема - трогательная. Но успокоясь, я верю: нет, ни один парторг ЦК КПСС не умер с голоду ни во время войны с Гитлером. ни в мирное сталинское строительство страны, ни один. хотя, может быть опухшие и попадались в проходных будках рабочему классу...

Трудно быть в России - сразу поэтом и сыном парторга. Трудно в России нечестному искренне вдохновляться: впереди - кара Христова. Но коммуничты трясутся перед ЦК, а Бога игнорируют, мечтатели.

Хоронили мы родную Людмилу Трофимовну, Люсю, седую и красивую, всем союзом писательским. У гроба её ко мне, а я стоял рядом с Юрием Лопусовым, подошёл муж Людмилы: - Вы Валентин Сорокин? Люся очень просила поблагодарить вас и Лопусова за поддержку её в трудные дни. Она унеслаобиду на Ляпина и на Ганичева. Но даже Позднякова она меньше ненавидела, чем Ляпина, даже афериста Ганичева она не ненавидела так жутко, как ненавидела она Ляпина! -.. Да, мёртвых не опровергнуть.

Я не считаю Игоря Ляпина крупным мошенником. Мелкий и несчастный тип. Сломленный, скомканный и оставленный вдохновением: вдохновение - свет Христа, оно покидает мутные души и миры... Всмотритесь в лицо Иг­оря Ляпина - горе в нём, холуйство в нём, страх в нём и одинокость. И нет у меня на Ляпина обид. Я и Лопусов жалеем Игоря. Да и Числов, как мы с Лопусовым, не требует от Ляпина порядочности и света. Свет озаря­ет очи тому, кто не закрывает их при виде негодяя...

Ляпин в квартирном пожаре потерял жену, дочь бывшего второго секретаря Союза Писателей СССР, Ляпин, слава Богу, выздоравливает, перенеся удар судьбы, и пусть тропа жизни его ведёт в храм. Мы все там должны найти своё место и свое утоление. Жаль Союз Писателей России - прорабы перестройки уничтожили его реформами, предательствами, ограблениями, руками, скрещенными на груди, руками негодяев и христопродавцев.

Но о Союзе ли Писателей рыдать, когда страна разрушена, когда рубе­жи государства обрезаются бандитами, когда русская обелисковая земля распродаётся хапугам и преступникам, убийцам и врагам?! Мы - пленённые палестинцы. Да, да, мы - русские палестинцы! Не каждый русский способ­ен выдержать, выстоять, сберечь собственное достоинство.

Сказал Сергей Есенин:

Все успокоились, все там будем,

Как в этой жизни радей не радей, -

Вот почему так тянусь я к людям,

Вот почему так люблю людей.

Поэт – пророк, воин своего поколения, искусство, творимое его погодками, не миновало поэта. Отрока, такая индивидуальная струна стихосложения, "застряла" в сердце Игоря Ляпина с "точ­ными" и "неточными" рифмами, полурифмами, ассонансами, неориф­мами, "первосложными" одинаковыми ударными и "разлетающимися" в разные стороны безударными окончаниями:

Побуянил - и утих,

Не дождавшись праздника.

На поминках на твоих

Вместо водки - патока.

Или:

И они тебе - музей,

Так что дом тюй вспучился.

Не средь этих ли друзей

Ты метался-мучился.

Смотрите "праздника - патока", где мода отдана принципу . рифмовки шестидесятых годов, и вторую строфу, где принцип риф­мовки - традиция, обновляемая мыслью, темой и чувством. А сти­хотворение "Высоцкому" решено глубоко, новаторски, интересно.

Слово.

Богородица.

 Россия.

Можно советовать Игорю Ляпину построже проследить за плот­ностью "звука" рифм, побеспокоиться о "расцветке" слова, пла­стичности и многозначности фразы, модно даже кое-что не при­нять в творчестве поэта, отвергнуть. Можно. Но нельзя не об­наружить в Игоре Ляпине давно сформировавшегося оригинального крепкого национального поэта. Сохраниться ли?..

Он - открыт. Весь - в своем времени. Радостно или тяжко ему, одиноко или прилюдно, поэт живет, горит, работает.

На упрёки, мол, ты романтик, так восторженно захваливаешь собратьев, так награждаешь их генеральскими званиями в литературе, а иные из них - ефрейтора, да ещё, мол, лакействующие, лебезящие, лгущие и предавшие, я отвечаю: я их вижу хорошими, родными, сильными, я желаю им стойкости, красоты и справедливости!..

Но сам я достоин ли собственник пожеланий? Вот и Ляпина Игоря я не причисляю к мученикам русским, нет, он способен внезапно забы­ть об истине, способен оскорбить дружбу, даже способен променять ее на выгоду. Но - русский же, русский же человек: куда он спрячет лицо и душу? Хитри, ловчи, а отвечать перед собою - неизбежность,

Собрались мы, помню, обсуждать мою запрещённую поэму о Г.К. Жуко­ве "Бессмертный маршал" - Ляпина, на всякий случай, тут же вызвали на выход, значит, струсил - договорился... Обсуждаем воровство банкиров в СП России - Ляпин одной нечестной фразой спасает, вводит секретариат в заблуждение: директор банка Поздяков отмыт, а после им же, Ляпиным же, расчётливо охаян. Выгодно - и заложил...

Опираясь на "податливость" Ляпина, вороватые вожаки комсомола нас рассорили с Юрием Бондаревым, Арсением Ларионовым, Анатолием Жуковым, Борисом Шереметьевым, "не нашли" контакта с Владимиром Гусевым, Сергеем Есиным, Валентином Сидоровым, Петром Проскуриным, не "не нашли", а подпортили. Тяжело ведь и стыдно русским воевать с русскими? Лялин вверг в беду руководителя издательства "Детская литература" Александра Виноградова, несколько раз меня заложил.

Но Игорь Лялин с сыновьями штурмовал мэрию Москвы в октябре 1993 года. Ляпин ночевал в Доме Советов. Ляпин - гражданин СССР!..

Я не мажу грязью Ляпина и не причисляю себя к святым. О, нам, русским поэтам, за каждый "извив" - плата: слово мстит нам - исче­зает лиризм, проникновение, незащищенность, речь деревенеет...

Безусловно, та я, ни Ляпин не собираемся подражать герою моей баллады, осыпанному знаками отличия за халтурную беспринципность. А с Ляпиным, Ларионовым, Шереметьевым даже глухонемые пободаются.

Мой депутат[1]

Вот мчится тройка почтовая...

I

Привезли депутата,

Так одет он богато:

Беломехая шапка,

Волчья шуба.

И папка

На застежках-шнурочках,

Серебристых цепочках.

А перчатки ласкучи.

А ботинки сверкучи.

Запонки на рубашке

И на брюках подтяжки.

Галстук в золото краплен.

Привезли -

не ограблен,

Не побит по дороге,

Кони, струны - не ноги!

Привезли-то на тройке

Для речей и попойки.

В зал набили народу,

Мухе нету проходу.

Все на слово бедовы,

Инвалиды и вдовы.

2

Депутат - литератор

И герой, и оратор,

И старатель, и пахарь,

И лесничий, и знахарь,

И взрывник, и наводчик,

И связист-перемотчик,

Академик, художник,

Космонавт и безбожник,

Театрал и газетчик,

Член бюро и разведчик.

Самый честный, как Пушкин,

Только звень-побрякушки

Подсчитать невозможно,

Слишком густо и сложно:

Первый ряд - звездоносный,

Соцтруда...

Безвопросный.

Две, горят, золотые,

Как в ушах у Батыя.

Ряд другой – орденами

 Убран,

столько делами

Не заробишь, роману

Даже не по карману.

Третий - мило, искристо,

Брызжет, словно мониста,

Ряд медалей, а дальше

 Знаки тоже без фальши:

Ветерана, чекиста,

Слева, парашютиста,

Справа, лауреата,

Восемь штук, многовато!

Сверху - символ Вьетнама,

Снизу - кубок "Динамо".

Юбилейных, железно,

 Плюсовать бесполезно:

Ясно каждому в клубе,-

Меньше листьев на дубе,

Чем регалий на важном

На слуге на отважном.

И осанка, и норов.

Жуков?

Выше,

Суворов!

3

По-казакски глазами

Аж стреляет,

усами

Зал щекочет, и руку

Тянет вдаль, про науку

Шпарит и про идею,

Волю дай берендею -

До утра пробормочет,

А чего от нас хочет?

"Англичане, корейцы,

 Португальцы, индейцы,

Мексиканцы, австрийцы,

Немцы, но не арийцы,

Не фашисты - другие,

 Очень уж дорогие.

Турки, шведы, иранцы,

Киприоты, испанцы,

И Тайвань, и Суматра!'..

И указки, и карта.

Пылом в массы повытек,

Настоящий политик.

Обозрели планету,

Солнце клонит к обеду.

Время рюмочку тяпнуть,

Лишне дабы не ляпнуть.

И, пока заливает,

Запад

сплошь изнывает,

Без марксизма страдает,

В кандалах пропадает.

Голодает без хлеба,

Через форточку небо

Видит,

грозы планеты!..

Дед, осмысливши это,

Просигнул мимо сцены

В закуток Авиценны:

"Киросину не купишь,

 Вместо маслица кукишь,

Вместо мяса доклады,

Жить,

товарищ, не рады,

Помоги-ка , голубчик,

Ты вожак, а не субчик,

Хоть пашу я и сею, -

Обижают Рассею!

На чужую болячку

Тычем, а в раскорячку

Сами движемся.

Верно?"..

Классик сжался манерно.

4

Секретарша вскипела:

"Дед, затеял ты дело,

Дед, мели, да не с дуру,

Дернут

в прокуратуру,

Или хуже, к соседу

МВД на беседу,

Подкулачник проклятый,

Черт немытый, рогатый,

Отсидел за Иркутском,

Рыл окопы под Курском,

Сорок лет при колхозе,

Нос и уши в навозе!

Человек поступился

Вдохновеньем,

явился

На собрание к людям.

Дед, тебя мы обсудим

В профцехкоме публично,

Стыдно, дед, неприлично,

Убирайся, побрейся

И на печке погрейся,

Отлежись, откукожься,

Впредь

уже не сорвешься!

 5

Депутату угодно

Тройку.

Быстро и модно.

Ветер гривы полощет.

Долы,

холмики,

рощи.

Стонут легкой пургою

Бубенцы под дугою.

Вон березник, вон ельник,

Завтра день - понедельник,

Депутату по горло

Сто вопросов подпёрло.

По бокам-то не книжки,

А слепые домишки,

Из потемкинских сказок.

Ни детей, ни салазок,

Ворота разорены,

Ни коня, ни бурены.

Тройка жаркая мчится,

Снег жемчужный искрится.

Волчья шуба крылато

Обняла депутата.

Перемогём взаимные ошибки и зашагаем вперёд, пусть не обнимаясь, но зато не целясь в собственные сердца чеченскими пистолетами засекреченного производства... За поэтами наблюдает Христос.

Впереди - былое

Мы живы познанием и начитанностью. Ведь распахни-рубашность долго не "продержит" творчество, но творчество не может держаться долго и на "пыльном книжном короеде", не может. Игорь Ляпин, получив смолоду хорошую трудовую подготовку, получил еще и цекакашное образование: за плечами - Литературный институт, партакадемия. Депутат из него получился бы классический.

Поэт стоит прочно на земле. Поэт помнит: без родной земли - нет настоящей песни, нет настоящего не только крестьянина, но и гражданина, города настоящего нет.

Есть в поэте редкое в наше время "пульсирование" народности, оберегаемой честной натурой независимости, естественнос­ти, раскованности, той необходимой для стихов порядочности:

Я сто несчастий в жизни отведу,

Прикрою от печали и кручины,

Но где бессильны сильные мужчины, -

Останови, любимая, беду.

Или:

Она умеет принимать

Жизнь благодарными глазами,

И в удивленье замирать.

И разговаривать с ветрами.

Или:

Явен дух исповедальный,

Дух сомнений и тревог.

А давно ли, беспечальный,

Луч закатный, свет прощальный

Я в упор не видеть мог?

Или:

Дали синие сквозные,

Только ветра свищет плеть.

И, не впавшему в унынье,

Мне в глаза твои отныне

С большей неясностью смотреть.

Поэт, разговаривающий с любимой, разговаривающий с матерью, сестрою, с родною деревней, землею родною, верующе виноват, молитвенно покаянен: он - перед богом совести, перед Богом жизни. Это и есть некрасовско-твардовское беспокойство, своя и чужая человечность, укладность, застенчивость» твоя и тво­его народа - несуетность, ответственность.

В стихах и поэмах Ляпина нет "порицаний" в адрес святых, нет и серьезных претензий к Господу, а есть нормальное "обвык­шее" российское поведение человека. Теперь ведь мода - падать перед Богом. И вправду: вчерашние хряки-весельчаки, забутыльники клубной шумихи, вдруг хлопают по плечу Бога, ну, что, мол, кореш, хватит, я покуролесил, а теперь, видишь, бороду отпустил, в церковь забегаю, со сцены призываю мирян молить­ся... Приседают и вскакивают - пока не провалятся в яму...

Да, они, "отпустившие бороды", с Богом разговаривают, как с новым лауреатом, очередным, о котором они недавно "писали", и теперь хлюпают его по плечу, мол, Вася, всё мы видим, всё, Васек, понимаем. Вот - грешники! Коты молочные...

Не о таких, не о них, бутербродно икающих около Бога, а о тех, кто гоним и мучим своей заботой, как великой заботой Бо­га, Игорь Ляпин скажет:

Поэты родины моей,

Какие судьбы роковые,

Какие души золотые,

Какая искренность очей!

Ганичев занял половину Дома Писателей России под личную редакцию "Роман-журнала XXI век" и под различные фирмы и конторы своих друзей, неслыханных проходимцев и жуликов, бывших лидеров комсомола, ни копе­йки не платящих СП России за аренду. А могли бы мы организовать малую гостиницу для приезжих литераторов. Могли бы на плату за аренду кое-кого издавать. Могли бы чуток помогать кое-кому, получая деньги.

Но Ганичев ограбил и перепрофилировал СП России: то Черномырдин кинет ему в карман, то Аксёненко бросит большую и жирную кость, то Бородин повеет перед его лицом долларами, в общем - грабители и убийцы России в почёте у Председателя Правления СП России. Нет атмосферы, до­стойной писательского труда и писательского разума. ВДКСМ. И, Ляпин - на подхвате у Ганичева. Мне всегда стыдно холуя видеть. Неуютно.

А в ком искать защиты? Русского лица ни в правительстве, ни в Крем­ле, ни в газете, ни на экране почти не встречаешь. Телевидение полно­стью у евреев: похожесть диктора и комментаторов, похожесть этих веду­щих, ненависть их к русскому человеку, картавость их несусветная - тр­агедия России. Я не имею в мыслях народ еврейский, народ - народ, на­род еврейский не хуже любого другого, но вырвавшиеся на экраны страны жидовствующие экстремисты, поражают своей наглостью и глупостью.

Сами картавят. Артисты картавят. Политики картавят. Министры карт­авят. Куклы картавят. Мышки картавят. И даже петух, кукарекая, картавит: "Хагашо!", "Хагашо!", "Хагашо!".. И орёт, дурак, позоря честный и вер­ный еврейский рабочий класс и еврейское крестьянство, не говоря о ев­рейской трудовой интеллигенции!.. Путин - не антисемит. Иванов - не полководец. Патрушев - не гэбэшник. Развернётся петух - перья полетят от вожаков русского народа, а петух вновь закартавит: "Хаг-г-а-а-шо!"..

Спокойной ночи!

Всем вам спокойной ночи!

Отзвенела по траве сумерек зари коса...

Мне сегодня хочется очень

Из окошка луну ......

Поэт имеет право на ошибки житейские - в людях, в творчестве, в судьбе, но эти ошибки не есть - нравственное или духовное искривление его уклада человеческого, эти ошибки - поиски, зовы призвания, они и не дают покоя душе, поскольку являются, скорее, не ошибками, а колкими укорами совести, шлифующей поэта, защитника национальных заповедей.

И я давлю на Ляпина:

-Люся прокляла тебя!..

-Плевал я на Люсю!..

-Зачем ты спутался с Поздняковым и Ганичевым, ворьём наглым?..

- Ты завидуешь?.. Ты завидуешь подарку, мне, им, всем!..

Я опешил. Пригляделся: серьёзно он утверждает. Значит, серьёзно взят ворьём в лакеи - трепетать, открывать и закрывать двери, недоносок?

Юрий Лопусов перестал с ним общаться, а я с тех пор вижу Ляпина - как через сито, через марлевую занавеску. И знаю - примитивно циничен трусливо жаден, глубоко несчастен и банально изворотлив Игорёк наш, славный и революционно непогрешимый. Коммунист. Сын парторга ЦК КПСС.

Я беспечный парень. Ничего не надо.

Только б слушать песни – сердцем подпевать.

Только бы струилась лёгкая прохлада.

Только б не сгибалась молодая стать.

Ах, Есенин, Есенин!.. Ты, Есенин, разве не ошибался? Но твои ош­ибки - улыбка ребёнка. Твои ошибки - страдание пророка, И суровость твоя - поступь Христова. Да, лицемерие и поэт - вечные враги. Христос иуд продажных карает - с небес громовых, а поэт - на земле трясёт их.

Знаете ли вы,

Что по черни ныряет весть.

Как по гребням волн лодка с парусом низким?

По-звериному любит мужик наш на корточки сесть

И сосать эту весть, как коровьи большие сиськи.

 

Ляпин, на выход!.. К Лопусову, а не ко мне. Обвиняет он, а не я. К нему и торопись. На выход, поэт, на выход.

Почему же нас, поэтов, прошедших через армейские казармы и через заводские железные ворота, тянет к земле и к земле: к борозде, к жнивью, к стогу, к омуту, к цветку? Почему лунный лик, едва ли не наравне с ликом Иисуса Христа обожествлён, осказочен и воспет?

Природа вечна, а всё, что построил на земле человек, преходяще, и сам человек - не выше стебля в бескрайних просторах природы:

О, пашни, пашни, пашни,

Коломенская грусть,

На сердце день вчерашний,

А в сердце светит Русь.

Есенин застал золотоглавую Коломну - величавую, гудящую звонами колоколов аж до космических далей!.. А мы уже - перед разрушенной Коломной, перед полууничтоженной красотой стоим. Но вечная и вещая природа, а в ней бессмертный дух русский, Россия бессмертная, поможет нам возродить небесное сияние куполов и крестов зовущих. Александр Пушкин, ропща, оправдывает разлуку:

Для берегов отчизны дальней

Ты покидала край чужой;

В час незабвенный, в час печальный

Я долго плакал пред тобой.

Мои хладеющие руки

Тебя старались удержать;

Томленья страшного разлуки

Мой стон молил не прерывать.

Ну, как же у нас, действующих ныне русских поэтов, Россию ото­брать? Её и нас можно унизить и осмеять с экрана телевизора, со сце­ны, с полотна продажного кистемаза, но Россия - в нас, в природе, в суровом и неодолимом образе Бога, раскинувшего над нашим русским народом багрянозорние щиты спасения.

Высшая молитва души - верность России. Такую молитву не пресечь. А Ляпин «зарубил» в «Современнике» поэтическую книгу Михаила Шутова «Ветры дорог», а вскоре свою выпустил под названием «Ветры дорог». Ну?

Откуда внедрились в Ляпина жульничество и холуйство, цинизм и тяга к начальствованию? Смотришь ему в лицо - рабочее, скудноватое, а сум­мируешь поступки - деляга и слепец. На празднике "Белых журавлей" в Дагестане надоедливо объявляли: "Первый заместитель Председателя Пра­вления Союза Писателей России Ляпин!".. А какой он первый заместитель, если в группе с нами выступает Сопредседатель СП России Пётр Проскурин, выдающийся писатель России? Совесть и скромность миновали Ляпина, по­эта неровного и не всегда психологически достоверного.

Иногда его жалко. Необузданная ложь - пасовать перед вышестоящими, притираться к ним и изображать из себя фигуру. Клятвы его доморощенные и участительные, скрестив ладошки, раздражают меня и пристыжают: как человек, пишущий стихи, издёргался!.. Себе и окружающим не верит.

Наблюдая ляпинские искажения самого себя, я понял: боится он собс­твенных ощущений бесталанности и собственных неспособностей встречать жизнь и её капризы и диктаторства, не хитря, не выгадывая, не надувая и не опровергая идущего впереди. Вчитаешься - и стихи его таковы: вот - истина, вот - образ, вот - страдание, а вникнешь - холодная страсть расчётливого человека, стонущего ради того, что он, данный человек, пытается взволновать нас и убедить в подлинности душевного напряжения в сей момент, пытается, но сомневается: подсознательно как бы самому себе опять напоминает о невозможности загореться искренностью...

Отсюда и рифмовка, современная некулёмость, заимствованная у очень знаменитых эстрадников, не очень глубоко улавливающих национальную мелодию строки и стиха. Повязывает галстук по моде, а не по вкусу. Я много раз отмечал и отмечаю: слово - совершенное и мудрейшее существо, оно, равное молитве, не идёт на компромиссы с тем, кто, произнося его» изымает из него свет истины, заменяет храмовый свет слова на личные извивы нрава и разных надобностей, слово тускнеет, слово отчуждается от произносящего. И произносящий - гол и одинок. Осыпался.

Я не сужу Ляпина. Повторяю: я жалею Ляпина. Чем-то смещён с центра человек в нём. Чем-то разбавлена нехорошим его любовь и правота.

Помню, в общежитии Литературного института меня, слушателя Высших Литературных курсов, ловил студент Николай Котенко: - Валь, я тебе должен два рубля, два рубля, ну возьми, возьми! -..

Владимир Маяковский:

И кроме

 свежевымытой сорочки,

Скажу по совести,

 мне ничего не надо!..

Ну, "Жигули" принял Игорь Ляпин - дар от Татьяны Набатниковой, жены банкира, обокравшего Союз писателей России, Господи, какая это мелочь!.. Чубайс весь народ обокрал и унизил, подлее, чем унижали нас фрицы, вваливаясь в дом с автоматами и губною гармошкою!.. А Таня Набатникова хуже Хакамады, ну? Аксененко "Волгу" Ганичеву подарил, ну?

Ну, сбежал будущий чистоплюй, Игорь Ляпин, с обсуждения моей честной поэмы о маршале Жукове?.. Неужели воспитанникам ЦК КПСС необходимо впрягаться в ярмо защиты справедливости? ЦК - ЦК, не мелочись!..

Ляпин - сын парторга ЦК. Ляпин - металлург. Ляпин - главный редактор "Детгиза". Ляпин - боевой и проникновенный поэт русский: зачем нагромождать на него несправедливые укоры? Ну, подмогнул банкиру, ну, тот задержался в Доме писательском на грабеже, ну, чуток еще поворовал и арестовали, а далее? Далее -Ляпин был поэтом, Ляпин есть поэт, Ляпин останется поэтом! Поэт - выше мелочей!.. Поэт - судия!..

Сергей Есенин:

Россия... Царщина...

Тоска...

И снисходительность дворянства.

Ну что ж!

Так принимай, Москва,

Отчаянное хулиганство.

Все мы - фулиганы. Даже Хакамада - фулиганка: премии раздаёть и раздаёть русским патриотам, а Набатникова ей помагаить!..

А кто сегодня не ворует? Бомжи, спившиеся и потерявшие всё, всё, что им помогало устоять на «площадке порядочности», всё, что их оздоравливало и облагораживало, и те воруют, и те взятки берут: ну, крошкою помидора, ну, окурком, ну, повезет вдруг, хлебок водки.

Ляпин не жадный, а щедрый человек: другой бы не принял занюханные тараканьи «жигули», а Игорек не задрал носа вверх, «Жигули», так «жигули», пригодятся. Приспичило - продал. И - хорошо заплатили...

И поэт Игорь Ляпин упорный: не предал советской власти, не променял ленинскую идею на горбачёвщину и на бражную дурь Ельцина, и с Валерием Николаевичем Ганичевым шустро общий интерес к справедливости и вдохновению нашел. Сын комиссара, подарившего хлебные карточки осиротелой многодетной вдове, а сам комиссар, отец поэта Игоря Ляпина, чуть, после собственного бессмертного подвига, не умер, голодая на заводе и дома, в кухне... Да, парторг - не олигарх. Вожаки комсомола и партии гибнут от недоедания.

Но когда бы железнодорожный министр Аксёненко подарил Ганичеву не «волгу», а паровоз «ФД», значит, «Феликс Дзержинский», или паровоз «ИС», значит, «Иосиф Сталин», тогда бы и Ляпину перепали не «Жигули» сморчковые, а, допустим, «Тойота», экая преподобная легковушка японская, самураи тоже могут нашухарить в Европе новациями: машинка - закачаешься и за руль тебя потянет сесть, как за дармовый балык.

Ляпин, Ляпин, да Ляпин - мы, нищета русская! А вот, к примеру, Вольский, богатей, олигарх, еще будучи на отделе ЦК КПСС, доченьке Михал Сергеича Горбачева, генсека и президента СССР, автомобильчик презентовал и, кажется, «Жигули», а Ляпин лишь сын парторга ЦК КПСС, чего ему выдрючиваться, дают «Жигули» - хватай и не вороти морду.

Ой ты, синяя сирень,

Голубой палисад!

На родимой стороне

Никто жить не рад.

Ах, Есенин, Есенин, неужели это - про меня и про Игоря Ляпина?..

Голос Бога - голос поэта, он, этот голос, в крови его да и в таланте его, а значит - в творчестве, в судьбе:

Россия, милая, доколь

Ты будешь почвой благодатной

Для своры, хищной и развратной,

Смакующей твою же боль?!

Нет, голос Игоря Ляпина, голос русского поэта, слышан далеко: где-то кишлак назван именем Ляпина, а в центре России - ничего, ждущей заботы о домах полусгнивших, с наивною надеждою накрененных для счастья... Но поэт - совесть, а слово - молитва, а с молитвой хитрить - грех. Бога не проведешь двуликостью... Хотя олигархи Россию ограбили – и ничего, здравствуют.

Я добродушно говорю о Ляпине, с преувеличенной восторженностью говорю. Но творчество поэта - истина, боль поэта. А судьба - его же страдание, тропа, уводящая в скалы и в скалы, тропа, осыпанная не росою, а каплями пота и крови идущего прорицать и молвить. Лукавым автомобилистам призвание мстит: пробуксовывает. Мстит лукавым, а мои герои – наивные дети. Храни их Бог.

Легко быть пафосно-гражданским. Сложнее - правильно-русским. Трагично - слышать и казниться, упорствовать и врачевать, но это уже - звездная доля посланников Бога. А Владимир Луговской и мертвый восклицает, требуя:

Попробуй образом закрыть полмира,

Простым, как смерть, и пожалеть людей

Высоким хриплым голосом пророка.

Не можешь?

Нет?

Тогда тихонько спи!

1990 - 2001

Золотозобое чудовище

А в мире вольном голод плечи сушит,

Костёр войны пылает до небес,

На землю птицы падают от стужи

И злых людей

 непроходимый лес.

 Борис Ручьёв

Золото потускнеет на воровских пальцах олигархов и олигарш, а живая вода непременно покинет Землю, ограбленную и отравленную приватизаторами: чем будут запивать они сухую икру?..

Кремлёвские северяне

После сообщения Степашина о “достижениях благ” на Чукотке я не сомневался, что Абрамовича арестуют. Сотни лжепредприятий и лжефирм там отмывали деньги, а губернатор Абрамович, разоряя богатства ее недр, клал в банки Запада миллиарды. Жаль, выступление Степашина по экрану перебили певец и певица, взбешённые сексуальными приступами:

“Я тебя хочу-у-у!”

“И я тебя хочу-у-у-у!”

“Я не слышу — у тебя-а-а!”

“И я не слышу — у тебя-а-а-а!”

А через несколько дней на экране бодро, во главе с Президентом, дали народу концерт премьер, замы премьера и министры. Господи, как на Ямале они распределили жуликоватовещательные роли: кто — приведёт в порядок развороченную грабителями тундру, кто подремонтирует бараки и школы, кто проследит за бабами, дабы охотнее беременили от Ромы Абрамовича, и ясли густо наполнятся ребятишками коренных народов...

Абрамович-то половину их вытурил из тундры — мешали обалмазиваться и золоторыливаться. Заседают — Путин в центре. Чуть дальше — Абрамович. Спаситель чукчей и русских на Севере. Но Рома сидит — шаман. Рома сидит — Иосиф Сталин. И Президент, и премьер Фрадков — чукчи. Их спасает Рома Абрамович. Только Кудрин и Греф самостийничают: Греф — грызёт мелкие тундровые перелески, а Кудрин льготы у чукчей отбирает, заменяет их своими гайдаровскими бумажными лоскутками, дешевеющими ежедневно...

Зачем оленеводу льготный телефон? Дал ему гайдаровский червонец — через день он, червонец, орублеет. Гайдаровская сотня и в Москве — сотня: и в Москве она голая и растерзанная, как бардачная экранная шлюха. Да и заседатели ямальские — ельцинские гайдарчики: кого ни копни под штаны — вскочит и посулами напитает!.. Вот и отмыли фантазёры Абрамовича.

Батон — 9 рублей.

Кг мяса - 150 рублей.

Кг рыбы — 220 рублей.

Билет на метро — 10 рублей. От Москвы до Сергиева Посада — 55 рублей. Зато — им, чиновникам, вздули оклады. И НАТО — рядом... Не Чукотка.

Лазутчик мелкий, шпион убогий могут взорвать школу, ну, террористы, театр кровью залить, цех превратить в обломки, а лакеи и холуи страшнее: они способны дурное слово государя обернуть в шелковые или бархатные полотенца гениальности и пророчества. Вкрадчивая подлость тысячелика.

Лакеи и холуи вражьи планы способны внедрить в стране, и внедрять их сумеют от имени государя, восславляя грядущие успехи, обещая государю любовь и благодарность многомиллионных народов Отечества.

Лакеи и холуи через газету и радио, сцену и экран, школу, вуз и трибуну способны вознести к небесам лидера-пустомелю и уровнить, даже сбросить в болото клоунских гигиканий и анекдотов умного руководителя:

Идолопоклонство — перед Лениным?

Анекдоты и разоблачения — Ленина?

Евтушенковские послания — Сталину?

И евтушенковские “па” — перед Хрущёвым?

А Роберт Рождественский — перед Брежневым?

А Генрих Боровик — перед Андроповым?

И Алесь Адамович перед Горбачёвым?

У меня, сирого гражданина РФ, и то два Ленина: революционный пророк и банальный инквизитор крестьян и священников русских, два буревестника.

А где Сталинград?

Где барельефы, бюсты, пьедестальные фигуры Сталина?

Где глиняные мумии и картонные портреты Хрущёва?

Где пятизвездный бронзовый образ Брежнева?

Где чекист Андропов?

Лишь иудоподобный Горбачёв — бессмертен: измена кремлёвского Мазепы забвению не подлежит. Даже Лужков ныне против отмены льгот обиралами.

Но бессмертнее иудоподобного Горбачёва — Ельцин: там, за пределами России, там, во глубине СНГ, там, между Китаем и Киргизией — памятник из кизяка слепили прорабу, набухшему водкой, увековечили грабителя и гурмана, богатейшего ворюгу, бездуховного окисшего бомжа, а у него ли имелись нехватки в лакеях и холуях? Нет ему пути из Киргизии к нам.

Случайно ли спрашивает нас Лермонтов:

 Сыны снегов, сыны славян,

 Зачем вы мужеством упали?

 Зачем?..

 Погибнет ваш тиран,

 Как все тираны погибали.

Вспомним предвыборного ельцинского активиста Лужкова, лозунги его:

“Россия, Москва, Ельцин — Победа!”

“Москва, Россия, Ельцин — Победа!”

“Ельцин, Москва, Россия — Победа!”

Новые русские, олигархи, грабители народа честного, не испытывают желания вернуться к собственным вчерашним поступкам и словам: ограбили — ограбили, наврали — наврали, им некогда угрызаться и самобичеваться, им нет необходимости каяться перед Иисусом Христом. Христа распяли за истину и сострадание, а у них — деньги, у них — автозаводы и рынки, банки и рыбы, их, золотозобых, не распнуть, а проклянут, подумаешь, невидаль?..

Зураб Церетели — богат. Зураб Церетели — знаменит. Зураб Церетели — начальник всех искусств России. Почему бы ему, Зурабу Церетели, не помолчать перед плебейскими восторгами у ног Президента России? Нет, Зураб Церетели плебейное плебейных плебейств плебеев:

“В Президенте Путине есть тайна магии! В Президенте России Владимире Путине скрыто что-то из общего гениального запаса человечества! В Президенте Владимире Владимировиче Путине я обнаружил надежду народов мира на лучезарное грядущее!”..

Далее, неуклюже елозя вокруг фигуры:

“Двухметровый! В полный рост. Величавый! Бронзовый! Установить на до на главой площади, дабы на просторе, на свободе, стоял, великий, наш, России Президент, молодой, бронзовый, спортивный, стоял и велел нам с вами сиять и величавиться !”..

Зачем так лизать?

Зачем так осиянивать?

Зачем так унижать?

Мальчишки и девчонки в детских приютах лепят фигурки восковые Путина, и это — нормально. На НТВ иронизируют над Президентом России, иной раз иронизируют грубо и зло, зачем? Путин — не угрожает. Путин — не грабит. Путин — не пьёт и не безобразит. Грабят Абрамович и Гусинский, Мамут и Ходорковски й , жульничают Немцов и Гайдар, да и сосчитать нет сил — сколько их, аферистов и предателей!..

А Путину, на пятом году президентства, дайте понять, выбрать метод борьбы с грабителями России, метод борьбы с палачами России, метод борьбы с предателями России! Шарон — точечные удары по лидерам палестинцев.

А Путину дайте ещё время сосредоточиться, опереться на подобранных отважных соратников и нанести удар по врагам России, по врагам народом её, тружеников её беззащитных! Путин — точечные пособия ветеранам...

Ведь не получится у Президента Путина и на втором сроке президентства Победы — и бронзовый памятник гениального Зураба столкнут шумно и навсегда с пьедестала. Дзержинский не устоял, железный Феликс, а интеллигентному Владимиру Владимировичу Путину устоять разве легче?

Просто устоять было енотообразному Шеварднадзе: промотал огромные территории СССР под жилет США — и к рулю в Грузии. но заметили грузины алмазные излишества члена Политбюро ЦК КПСС, министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе, заметили, когда он уже президентил в независимой и осчастливленной им Грузии, заметили — и пинка под задницу ему, седому Эдику, дали. Дали, а Кремль игнорирует вредительство политбюровца.

Дали, а он — справедливый!

Дали, а он — советник теперь в ООН!

Моя закулиса, кодло, не швыряется редкостными изменниками!

Мнение граждан РФ:

Перестроечных буден

Не поют свиристели,

Был бы скульптором Путин —

На фуй нам Церетели!..

Из вагона электрички я прочитал сию строфу на стене здания вокзальной милиции по коммунистической дороге Москва — Пекин.

Ельцин пропил и протранжирил Россию, а его премьеры расприватизировали её и обнищили:

Силаев, пропавший куда-то,

Черномырдин, газокороль и золотодобытчик,

Гайдар, дефолтодобытчик и алмазошмонец,

Кириенко, сберкассошмонец и доллородобытчик,

Примаков, бесценный друг Югославии и Саддама Хусейна,

Степашин, доверчивый гость кавказских ваххабитов,

Путин, коллега Берлускони, Шрёдера, Буша, ученик Собчака,

Касьянов, кореш Ходорковского, братана безвинных узников.

Девятый премьер в правительстве России! Парад перестройщиков России! И только Путин — Президент. И только Фрадков, премьер, решился отучить от взяток глубокоуважаемых чиновников сверхсуперокладами, утвержденными указом Президента, девятый премьер убежден: чем громаднее зарплата у чиновника, тем тяжелее нести портфель, наполненный еще и взятками.

Но многие чиновники — штангисты: унесут!.. А вот Рафаил Шпук, сатирик и патриот, приветствует Фрадкова:

Не зря ведь среди питерских братков

Внезапно появился наш Фрадков:

Со страху все, мне кажется, братки

Сдадут в музей онучи и портки,

Поскольку наш неистовый Фрадков,

Как Путин — из КГБиков!..

Хотя от СССР нам лишь портки

Оставили КГБики!..

Но наш Фрадков, самарский босс идей,

Им за Россию врежет сто плетей:

Взмахнёт —

 с Кремля спадёт в реку дурман,

Вот что такое волжский атаман.

Воскреснет Разин, крикнет: “Б,

Герой!

Гоняй в Барвихе поваров!..

Кому нужен бомж, кого тревожит бедность народа?

Неувядаем Некрасов:

Еду ли ночью по улице тёмной,

Бури заслушаюсь в пасмурный день —

Друг беззащитный, больной и бездомный,

Вдруг предо мной промелькнёт твоя тень!

Чиновникам, может быть, поднадбавить ещё оклады?

Президент — 146 тыс. 853 рубля.

Премьер-министр — 117 тыс. 482 рубля.

Вице-премьер — 96 тыс. 452 рубля.

Глава администрации президента — 89 тыс. 100 рублей.

Министр — 88 тыс. 112 рублей.

Помощник президента — 78 тыс. 761 рубль.

Руководитель федеральной службы и агентства — 33 тыс. 776 рублей.

Директор департамента министерства — 29 тыс. 218 рублей.

Начальник отдела министерства — 12 тыс. 600 рублей.

Опять — Некрасов:

Кто носит истину в груди,

Кто честно любит брата,

Тому с тернистого пути

Покуда нет возврата.

Непримиримый враг цепей

И верный друг народа!

До дна святую чашу пей,

На дне её — свобода!..

Абрамович в Англии, а Некрасов упокоился в России. Гусинский в Израиле, а Сергей Есенин в России. Пушкин и Лев Толстой в России. А вот Березовский разгуливает по Лондону. И лишь Ходорковский — под стражей. Выпустите бунтаря из клетки!

Не мешайте русичам строить демократию в России!

С ЦРУ или с ГКЧП?

Начальник разведки США Даллес или ненавистник русского народа Бжезинский, однофамильцы ли их подпсевдонимные, дядьки ли двоюродные Жени Гангнуса, братки ли его сводные, какая мне разница, а?

“Я многомиллиарден, а, в сущности, так одинок. Я бесчеловечен, хотя называю себя человеком. Я по телефону звоня сам себе в сумасшествии неком, на определитель смотрю — от кого мой звонок. Я в прах превратил небоскрёбы в Нью-Йорке, в ошмётки — Советский Союз. Сам в клочья взрываю себя и в Израиле, и в Палестине, и сам я провёл себя ловко на нефти, алмазах, мякине и сам, потерявший дорогу, к вам с картой дорожной суюсь. Насилую сам себя я, отуманенный водкой и “травкой”, и голову сам себя с отрезаю кинжалом в Чечне”. Во, чё дед Гангнус нашалопаил!..

Впечатление — будто из омерзительной жижи, липуче извиваясь и скользя, спидом и чахоткой подбрызгивая, удавоподобный червяк планирует на тебя покаянно лечь и доехать до свежего поганого обиталища: дармоедство какое!.. Ловчить, предавать, крутиться, жрать, изворачиваться, а в итоге — самоистязание содомиста? Да, ни родичи, ни боевые коллеги по “призванию”, ни генералы-разведчики, ни “классики-стукачи” не спасут твоё слово от разложения, если в него просквозился вонючий микроб.

С образом извивающегося в “скорбях” червя может, пожалуй, сравниться певица, которую услышал я по радио, мчась в автобусе из рыночной Москвы в Сергиев Посад, из Содома к Радонежью:

“Я, я, я яблоко ел-л-а-а,

ел-л-а-а

и офуел-л-ла,

и офуел-л-ла!”..

Два лирических лица. Два “мифических” образа. Грешник и грешница, оба, кающиеся, тоскующие по святости и защите. Хасид и хасидка.

Поженить бы их, червя и потаскуху!

Дети-то от них пошли бы!

Гремучая смесь неистребимая!..

Билет на метро стоил 5 коп. До Лавры — 50 коп. Кг мяса — 1 руб. 93 коп. Кг. рыбы — 47 коп. Батон — 13 коп. Цены — перед игом прорабомонголов...

Валентин Распутин, горбачёвец, член Президенсткого Совета, кавалер Орденов Ленина и Соцгерой, доказывает, что Исаич, Солженицын, значит, сражался не с патриотами, а с демократами, нынешними либералами, развалившими СССР и разваливающими Россию: сражался с “образованщиной”, а кто же разработал “Как обустроить Россию” — схему уничтожения СССР, и “Двести лет вместе”, талмуд, хвалимый Распутиным? Исаич с ЦРУ и с ГКЧП?

В дни свержения власти Советов Солженицын маячил на трибунах по великому тракту СССР — от Сахалина до Москвы на митингах, зовя мерзавцев к разрушению державы. Евтушенко, взвизгивая на танковой броне, подражал Исаичу. По каким “подземельным ходам” Валя Распутин оказался членом ГКЧП — убей, не додумаюсь: ведь — любимейший ученик Исаича, не зря же Исаич первого осиянил его личной премией, а теперь и Путин ему дал свою премию, а Владимир Владимирович Путин строит либеральную и демократическую Россию. Не опровергнуть. Воочию убедились...

Земли, воды, леса, нефть и золото у русских и других народов России отбирают, а медали и премии присуждают борцам за СССР? Так не бывает. Распутин надеется на Доронину, СП России и хуторские музеи: дескать, их враги не одолеют, и Россия под их энтузиазмом возродится и засверкает правотою и благосостоянием. Ну? Театром Доронина оберегает душу народа русского. СП России — аллилуйным модернизмом и псалмами в храме, а хуторские мези-то, даже, допустим, с онучами и портками Валентина Григорьевича Распутина, удержат ли китайскую орду под Иркутском?..

Член ГКЧП или член ЦРУ, разведчик или доносчик, патриот или диссидент — важно не унывать, а искать дырку в государстве, в кабинете, в двери: нырнул — и ты опять урвал, ухватил, отскочил по-воробьиному на забор и клюй, пока тебя не спугнули!.. Жидовствуй, богословствуя.

С чего Евтушенко, зачем Евтушенко, прибедняясь, конючит:

Великих книг совсем не стало.

Неужто ты рожать устала

пророков, русская земля?

Беда. Не гений даже я.

Неужели? А я надеялся — все вы гении. Господи, пособи им!.. И я продолжаю разговор с Владимиром Бондаренко, неистовым бродскоманом.

Я, Володя, разволновался, читая строки стихотворения Владимира Соколова, приведённые тобою, как достойный пример творчества, из твоей статьи “Лирический жест Владимира Соколова”, напечатанной тобою в газете “Завтра” в марте текущего года:

Звезда полей, звезда полей над отчим домом,

И матери моей печальная рука.

Осколок песни той вчера за тихим Доном

Из чуждых уст меня настиг издалека.

Первые две строки широко известны ещё до рождения Владимира Соколова и, тем более, до тебя и до меня. И уже в 1947 году, долбя колымское золото за Магаданом, приговорённый к “вечной мерзлоте” поэт Борис Ручьёв повторил их, но повторил так, что — слёзы не сдержишь:

В голодный час, напомнив о знакомом,

манят меня к себе издалека —

“звезда полей над ветхим отчим домом

и матери печальная рука”.

Покрыв седины старым полушалком,

за двери дома тихо выйдет мать,

последний хлеб отдаст она гадалкам

и обо мне попросит погадать.

Почему бы нам не порассуждать о творчестве безвинных мучеников и о творчестве безвинно казнённых? Почему нам не порассуждать о творчестве недавно ушедших? Почему не порассуждать о творчестве действующих:

Людмиле Шикиной и Михаиле Шутове,

Нурисламе Ибрагимове и Ольге Рычковой,

Иване Голубничем и Лидии Сычёвой,

Михаиле Борисове и Анне Перекрестовой,

Максиме Замшеве и Александре Жукове,

Владимире Бояринове и Дмитрии Алентьеве?

Вспомнить:

Светлану Кузнецову, Павла Мелёхина, Ивана Лысцова, Вячеслава Богданова, Феликса Чуева, Геннадия Серебрякова, Владимира Цыбина?

Эх, Володя, Володя, русофил ты мой ожидовленный, ну, был бы Валентин Григорьевич Распутин нанайцем, гонял бы на олене зайца по первопутку, и чёрт бы с ней, с великой державой, но как же он, великий прозаик, победит ракетных батыевцев сибирским чунем?.. Музейный сторож — не Чапаев.

В Башкирии, в моём Зилаирском районе, погибло, с 1953 года, около семи десятков хуторов, деревень и сёл. Арбатов и Заславская, академики, рады: неперспективные, значит, хозяйства, перспективные “ножки Буша” из США и калужские сикхи и уйгуры из Азии. Что, коренные россияне себя не кормят?

1. Бердяшский сельский совет:

Аксаир, Матвеевский, Мельницы колхоза “Парижская коммуна”.

2. Васильевский сельский совет:

Благовещенский, Мельницы колхоза “Спутник”, Ново-Покровский, Спутник, Старо-Михайловка.

3. Еровчинский сельский совет:

Еровча, Кирят, Турайгир, Щепной завод.

4. Залирский сельский совет:

Атик, Кушак, Лесозавод, Мельницы колхоза им. Кирова, фермы колхоза “Память Кирова”, Шарские плотины.

5. Ивано-Кувалатский сельский совет:

Александрийск, Оренбуркино, Текаль.

6. Кана-Никольский сельский совет:

Лощённый, Нижне-Шанский, Польский куб, Передельский, Терёшиха, фермы Кана-Никольского ЛПХ, фермы Корнева, фермы Така-Сукан, Хуторский, Яфенкин, Бастан, Гранный, Кана, Кой, Куракатовские плотины.

Ну, а поэты перспективные — Бродский и Резник, Кушнер и Мориц, Жванецкий и Петросян, Хазанов и благородный Споц. Бессмертные поэты — Багрицкий, Антокольский, Кирсанов, Сельвинский, Маргарита Алигер, Бытовой, Вера Инбер, Слуцкий, Межиров, Окуджава, Высоцкий и Софа Гопштейн!..

Зачем на русские сёла, когда калужские сикхи плодятся?

Зачем на русские пельмени, когда “ножки Буша” на прилавке?

Зачем нам танки, когда в музеях лапти висят?

Зачем на Александр Пушкин, когда Ёся Бродский имеется?

Разве на иудеев и наших лакеев русский народ не имеет права гневаться? Они разграбили православные храмы. Вывезли госзолото и госалмазы. Миллионы уничтожили в тюрьмах и войнах. Срыли коллективизациями село. А внуки их и правнуки, доканывают нас, отбирая у нас родники и реки, озёра и моря, леса и поля, продвигая к нам танки НАТО.

Троцкий и Свердлов, Урицкий и Юровский,

Зиновьев и Воровский, Каганович и Бухарин,

Ягода и Хрущёв, Менжинский и Абакумов,

Ярославский и Берия, Ежов и Багиров,

Брежнев и Пельше, Андропов и Горбачёв,

Ельцин и Козырев, Кравчук и Гайдар,

Шушкевич и Бурбулис, Шеварднадзе и Кох,

Старовойтова и Немцов, Кириенко и Снегур,

Чубайс и Жириновский, Попов и Бразкаузас,

Яковлев и Собчак, Шумейко и Алиев,

Филатов и Шахрай, Заславская и Арбатов,

Грачёв и Боровик, Мевзлин и Гусинский,

Хакамада и Ходорковский, Мамут и Абрамович,

Лифшиц и Шаймиев, Новодворская и Сахаров,

Уринзон и Евневич, Березовский и Волошин, —

не перечислить их, “энштейнов” разных поколений, “звёзд” Отечества!

А любимцы комсомола и партии — Роберт Рождественский, Александр Куц, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Борис Слуцкий, Александр Кушнер, Евгений Долматовский, Константин Губельман, Василий Аксёнов, лирики и эпики, баловни ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ.

Цекисты молодцы,

Создав себе уют,

Теперь во все концы

Россию продают.

Если бы не предательство иуд, разве бы скособочились русские избы и осиротели бы русские просторы? Сколько миллиардов уйдёт на возрождение храмов? И возродить ли миллиардами русские сёла? Чубайсы ослепили нас.

7. Успенский сельский совет:

Ивашла, Карама, Павленка, Киевск, Успенка.

8. Ново-Александровский сельский совет:

Каскин, Касмарка, Муршаева, Ново-Казанский, Ново-Михайловка, Ситниковский, фермы колхоза им. Ленина.

9. Ново-Никольский сельский совет:

Дедюхин, Кошелга, Мяткися, Ново-Никольское, Ново-Серьгиевский, Ново-Троицкий, Тюлюмбик, Федоровский, Шкарда.

Повезло министру Грефу: от имени правительства России призывать сдавать в аренду и распродавать русские родные леса вокруг уничтоженных русских хуторов, деревень и сёл, дабы не рождались больше в Башкирии ни Мустай Карим, ни Тукай, ни Михаил Львов, ни Василий Наседкин, ни Александр Филиппов, ни Валентин Сорокин, а на рязанской земле — ни Яков Полонский, ни Сергей Есенин!.. Около 70-ти селений в моём районе сгасло.

Моя Ивашла (Ива шла) — соловьиное имя! Но как нам, седым русским поэтам, выжившим в дыму вражеских перестроек, теперь соловья послушать: Греф продаст леса, а в них — серебристые ключи бьют из-под цветов, в них — травы, в них — ёжики, в них — кукушки, в них — рябчики, в них — глухари, медведи|, лоси, в них — сизые лебеди с лебедихами на тёплых смутах качаются? И вижу я сон — чёрный, черный Гриф, не Греф, а Гриф над Иорданскими песчаными холмами распластывается, а под ним — Христос:

Гриф: — И ты, Иисус, обожаешь мёртвые вёрсты?

Христос: — Нет, я весну и шумы садов люблю! А мёртвое

творят на земле ироды!..

И слышу я голос над Окою, на высоком берегу, Есенина Сергея слышу:

Сойди с креста, народ распятый,

Преобразись, проклятый враг,

Тебе грозит судьба расплатой

За каждый твой

 неверный шаг.

Будем надеяться!

Так и должно быть!..

Ивашлинский беркут

По двести, по двестипятьдесят лет жили, работали, воевали, пахали, сеяли, детей, по восемь, по двенадцать рожали и растили хутора, деревни и сёла мои на просторах Оренбужья. Но бородаты, по-козлиному, Яши Свердловы и Львы Бронштейны, по зову гениального Ильича ринулись в дома и в горницы русских доверчивых крестьян за податями, налогами, раскулачиваниями и коллективизациями, — ярость пришельцев развеяла русскую жизнь на русской земле, лишила её устойчивости и покоя.

НАТО, НАТО, ты крылато,

Ты к России подлетаешь,

Хоть она не виновата, —

Всё равно по морде дашь!..

А Валентин Распутин, русский писатель, не менее нас тоскующий о разбросанном по СНГ русском народе, восхищается солженицинской подделкой, псевдоинстиной, — “Двести лет вместе”: обязан чем-то Солженицину, премией, так это — ерунда, и унижаться не надо!..

Надеется на самодеятельные музеи и на театр с писателями — смешно, когда 15 миллионов крестьян согнаны были с родных полей в ГУЛАГИ да на великие стройки коммунизма. А сколько нас по СНГ расшвыряли? А сколько нас покосили в войнах? Да, двести лет вместе, Валентин Григорьевич!..

А музеи? Перед разрушением СССР продажное антирусское чиновничество охотно открывало музеи повсюду, но где сегодня они и где СССР? Не ждёт ли такая участь и Россию? Мой район — мёртвый район. Даже село побоище, где пугачёвцы разгромили царских генералов, не уцелело.

Везли нас, меня и жену, друзья на вездеходе по одичавшим тропам и дорогам, ложбинам и холмам в Ивашлу, родной хутор мой, когда-то очень многодетный, буйный: балалаечный, гитарный, гармошковый, песенный и знаменитый. Кругом — пеньки, поваленные сосны, дубы, лиственницы, за удушаемые травою и кустарниками речушки. Кусок Оренбуржья в Башкирии,

И вдруг перед болотцем — беркут. Клюв раскрыл, грудь выпятил. Крылья раскинул. И — на нас, на машину, с шипением и клёкотом двинулся. Я оторопел. Все мы стихли. Удивление и очарование сковало нас. А беркут надвигался и надвигался, разбрызгивая когтями грязь, упёрся в бампер.

Вездеход заглох. Не давить же героического хозяина безлюдного края? Тронулись. Беркут взлетел. Крикнул с высоты. Дал круг над машиной. И, свистя крыльями, ударил клювом и грудью в стекло вездеходу.

— Молодец! — поддержал защитника шофёр. Жена моя, Ирина, городская, улыбнулась пернатому воину, а я ветер рукавом рубашки слёзы.

Но беркут и не думал сдавать позиции. Взмывая и падая на кабину, он гремел и бросался в нас мокрыми жёсткими фразами:

— Г-г-р-р-иф!.. Г-г-р-р-еф! Г-г-р-р-иф! Г-г-р-р-еф!

— Что он выкрикивает?— спросил я у Ирины.

— То ли грифа, то ли Грефа, а ты про кого?..

Неужели и беркут, одинокий защитник родного края, петрит в политике?

Греф похмельней бегемота:

Под ветрами грозными

Выпивает он болота,

Заедает соснами!..

А там, где плясала и пела моя Ивашла — кресты исчезли. Бугорки могильные впитались в почву, натоптанные стёжки между бугорками, значит, могилами, цветами густо укрылись, да не синими цветами-то, а красными, красными, широколепестковыми, свежими, свежими, даже тёплыми, будто заря дохнула на них и капли крови своей звёздной на них уронила.

Оглянулись мы — кругом леса красные. Горы молчат — красные. И скалы вздыбились — красные. Весь край мой — красный. Вся наша Россия — красным-красная, красным-красная!.. От травины к травине — красная. От родника до родника — красная. От реки до реки — красная. От моря до моря — красная, красная! И пусть Бондаренко обзывает меня евреем и бен Ладеном.

А над Россией — беркут. Защитник её единственный. Не серый, не рыжий, а красный, красный. Среди красных облаков молнией красной по-над вырубленным и опустошённым простором отчим с красными беркутятами парит:

— Г-г-р-р-иф!

— Г-г-р-р-иф!

— Г-г-р-р-иф!

— Г-г-р-р-иф!

Был бы я татарином или калмыком, я бы постоянно мстил за Россию обидчикам её, но я, к сожалению, русский, чуть-что, начинается анафема: шовинист, фашист, а ты, Владимир Григорьевич Бондаренко, Володя, друг мой, современник мой славный, тычешь мне в душу:

Бродский и русский фольклор,

Высокий и Есенин,

Булат Окуджава и Михаил Лермонтов.

А вот, глянь, какие частушечные строки сочинила моя Сестра Паша про меня, когда мы учились в семилетней школе, рябитишки, бегая на уроки из Ивашлы, Киевска, Карамы, Павленки в Успенкку, в школу:

Братик мой подружке Оле

Купил алу ленточку

И теперь он помнит в школе

Только про Павленочку!..

Кто заставил моих ивашлинцев бросить дома и кресты, родники и реки, леса и горы? А кто северные реки и сегодня требует повернуть в пустыню? Не те ли, кто разрушил СССР? Не те ли, кто раскидал по СНГ русских? Не те ли, кто, ограбив коренные народы России, делает ставку на пришлых?

Народ, покинувший обитель и могилу предков, погибнет. Народ, который сражается, как беркут, за каждый клочок родного края, вечен. И я, страдально тоскуя о моей соловиьной Ивашле, я, седой, обдутый огненными ветрами жизни, испытанный ложью и правдой, трусостью и отвагой, я, не сломившийся и не сдавший твоей верности и любви к России её врагам, я несу под сердцем свет очей мамы, свет зари Урала, счастье прикосновения к любимой женщине. Разве этого мало человеку?

Чёрный день уходит понемногу

И, сверкая медленно из тьмы,

Белый снег ложится на дорогу,

Белый снег ложится на холмы.

Пролетев через моря и сушу,

И через людскую канитель,

Вновь мою измученную душу

Лечит белокрылая метель.

Не зима, а сказка, в самом деле,

Зорями взлелеяна в веках:

Я у них — как мальчик в колыбели,

Я у них — как сокол в облаках!

Что же ты за ласковой пургою,

Под лучами звёздного венца,

Не коснёшься тёплою рукою

Моего холодного лица?

Неужель страданьями и болью

Я не уберёг тебя, одну:

Так тоскует ветер по раздолью,

Путник — по заветному окну.

Я ловлю желаньями и взглядом

Образ твой, дыхание твоё,

Я-то знаю:

 ты ведь рядом, рядом, —

Жизнь моя, безумие моё!..

Прилетели на Марс новые люди. Вышли из корабля. А перед ними — песок, знойно желтеет и переливается: на тысячи вёрст — сухие мёртвые дюны. Как быть? Умрут учёные храбрецы без воды. Смотрят — старик шагает навстречу: — Зачем сюда прилетели вы? Здесь никого нет. Я один тут!.. Народы на Марсе вымерли. Зачем вы прилетели? — А они ему: — Но ты живой. Почему же должны умереть мы? —

Включили магнитофон. И понеслось:

“Я, я, я яблоко ел-л-а-а,

ел-л-а-а

и о-оф-ф-ф,

и о-оф-ф-ф!..

Баритон:

“Я, я, я, бан-н-а-ан ел-л-л,

ел-л-л

и о-оф-ф-фффу,

и о-оф-ф-фуел!..

Подошёл старик и поклонился гостями: — Я на Земле оберегал родники и травы, гнездо и птенцов. Но люди иволгу променяли на Новодворскую, а соловья заменили Жириновским. Воду обесценили золотом. И теперь на олигархов и на нас поднялись барханы испепеляющие. Я на Земле был беркутом обыкновенным. А здесь я — последний пророк! —

Старик исчез, а на Земле в эти мгновения раздвинулся чёрный песчаный полог и на сверкающем чёрном граните жутко шевельнулся чёрный, посыпанный электрическими пауками, дракон — зубастая пасть разинута и пуста: какую часть России или СНГ чудовище заглотит?..

На шее дракона сидят Горбачёв и Шеварднадзе. А на спине дракона — Ельцин, Кравчук и Шушкевич. Справа, у копыт чудовища, стоят Черномырдин, Гайдар, Кириенко, Примаков, Степашин, Касьянов, Фрадков. Слева, у копыт чудовища, стоят Чубайс, Березовский, Гусинский, Кох, Мамут, Абрамович, Невзлин. На башке чёрного дракона золотая узда с длинными алмазными поводьями. Поводья в дрожащих ладонях отскочившего от них Путина.

А у хвоста дракона — Зураб Церетели с рубиновою плёткой. Куда двинуться чугунному чудовищу, памятнику: направо — бушующая морем нефть, налево — золотая бездна, прямо — алмазный овраг, а вокруг — тайга, вырубленная Грефом. А чудовище, через Чечню, наслал на Путина хан Гарант.

Куда же, куда чугунному чудовищу двинуться:

В Израиль?

В Лондонский Банк?

Куда?

А прямо — на нефть, золото и алмазы!

Господи, помоги Путину одолеть зверя!

Господи, помоги нам укротить хамство, разврат и предательство!

Так я размышлял, так я ожидал перемен к лучшему в 2004 году. Но разврата и унижений русского народа на телеэкранах прибавилось, а цены на продукты поднялись на высоты, нам не доступные:

кг мяса — от 300 рублей до 600 рублей,

кг сыра — от 290 рублей до 1000 рублей,

кг рыбы — от 400 рублей до 1000 рублей,

проезд на метро — 19 рублей,

автобусом до Сергиева Посада — 90 рублей.

Спасибо 2008 году: массово пока еще не вышвыривают пенсионеров из квартир за неуплату. Но скоро начнется великая перетряска. Началась же ягодовская очистка в прессе. Те газеты, журналы, те писатели и журналисты, кто осмелился воспротивиться оскорблениям русского народа, тут же подверглись закрытию, судам, хотя таких газет, журналов да и людей таких — горстка. Русские люди страшат сами себя — при мысли о собственном национальном достоинстве: им же запрещено указывать национальность в паспорте... Вдруг Абрамович или Березовский прочитают...

Антирусские программы на телеканалах — есть антинародные программы для любого народа в России. Как, допустим, антитатарские или антикомипрограммы — ненавистны для любого народа в России. Но мы не слышим русских, татарских, чувашских песен: нас отказали, запретили знать и любить культуры народов России. Идет в прессе натравливание соседних народов на русских народ, идет стравливание: мы — палестинцы!..

В Россию двигают Проблему Косово... И двигают весьма удачно. Кому, как не врагам России, спешно потребовались расправы над нормальными газетами — “Родная Сибирь”, “Дуэль”, “Русь Православная”, кому помешало издательство “Алгоритм”, грешно укорять и называть областные, мизерных тиражей, издания, Скорбящие и говорящие нам о разрушениях России, о голоде и холоде в родимых краях. А врагам России не стыдно терзать писателей, сынов и дочерей русского народа:

за что судить Марка Любомудрова,

за что судить Юрия Мухина,

за что судить Бориса Миронова,

за что судить Татьяну Андрееву и других?!

Мыши, пожирающие семенное зерно, шакалы, ворующие стада, золотозобые чудовища, заглатывающие народные фабрики и заводы, остепенитесь!

Дзержинский и Ягода, Берия и Ежов разве не насытились русской кровью и кровью наших братских народов?

Расстрелян Николай Гумилев,

расстрелян Павел Васильев,

расстрелян Алексей Ганин,

расстрелян Борис Корнилов,

расстрелян Осип Мандельштам,

убит или повесился Сергей Есенин, —

хватит, хватит перечислять: всех не перечислить!..

Но каждый стукач, но каждый палач, но каждый ушедший в небытие и каждый действующий изувер — вечны в народной биографии. Ни одному грызуну, ни одному кровавому ихтиозавру не ушуршать и не уползти под защитный колпак продажной антирусской прессы. Одолеет ли дракона Путин?

Ложь повторяется. Кровавые преступления повторяются. Но, помните, вы, враги России, — и подвиги во имя Родины повторяются, и неотвратимые суды над палачами повторяются. Доблесть и правда непобедимы!

Нас убили войны и расстрелы,

Клевета стравила и нужда.

Не сдавайте отчие пределы

Ворогу в наследство никогда.

Гобийские монголы, обитающие среди древних оазисов грозной миражной пустыни, считают золотозобого дракона родным дядюшкой Бориса Николаевича Ельцина. Так ли это — время покажет. Дыма без огня не бывает.

Недаром, бают охранники, — между кремлевских елей гоняются по ночам олигархи и долбают друг друга по башке золотыми слитками, добытыми безгрешными колымскими зэками еще при товарище Сталине!..

2004—2008

Не предавай друзей

И на мудрую похвалу отвечай благодарностью, а не зазнайством.

Большому таланту народное горе – бездонное горе, а посредственному – и чириканье воробья кажется орлиным клёкотом!..

Возвращение в молодость

И теперь толпы ещё стремятся к наибольшему уравнению и будут ещё долго стремиться к нему, проливая даже кровь…

Константин Леонтьев

В августе 1967 года главный редактор журнала “Молодая Гвардия” Анатолий Васильевич Никонов дал мне очерк Олега Попцова на восемьдесят пять страниц и сказал: — Отредактируешь?.. Тогда посмотрим — авось и возьмем тебя на работу...

Очерк Олег Попцов посвятил путешествию по соцстранам и армиям маршала Конева, прошедшим по Европе. Комсомольские вожаки любили туризм, бесплатно плохо ли ездить? В Москве их катали персональные “Волги” ЦК ВЛКСМ, а за рубежами СССР их пестовали коллеги и соратники по борьбе за коммунизм и за великие заветы Владимира Ильича Ленина.

Жил я с семьею, жена и сынишка, тогда в полуподвальной квартирке в Домодедово, уехав из Саратова, где заведовал отделом поэзии в новом журнале “Волга”. Но моя “Волга”, журнал, и черная “Волга”, цековская, — не одно и то же. Потому очерк Олега Попцова, сыто-советский и бездарный, я редактировал с пролетарским рвением и авторской оттренированной деспотичностью.

Через несколько дней я показал Анатолию Васильевичу Никонову восемнадцать страниц — весь гениальный очерк комсомольского деятеля, Олега Максимовича Попцова.

— Только восемнадцать?..

— Только восемнадцать, остальное — графомания беспросветная!..

Никонов тяжело вздохнул: — Молчи, а я почитаю...

С часок погуляв около издательства, я вернулся:

— Не понравилась моя работа над рукописью?..

— Понравилась работа... Понравилась... И ты выходи в понедельник сам на работу к нам... Хорошая работа, очень хорошая!..

В редакции, когда я познакомился уже с кабинетами, веяло еще разгромным огнем: перед моим зачислением там разгромили Виктора Чалмаева, знаменитого критика, зама Анатолий Васильевича Никонова. Громили его тремя фронтами: фронт — из ЦК КПСС, фронт — из ЦК ВЛКСМ, маленький фронтик — изнутри партийных нор печатно-полиграфического треста... Наемные предатели всегда найдутся, а лакеев на Руси не занимать. И вот за честные, бесстрашные статьи, посвященные русской беде, русскому истерзанному народу, на Чалмаева завели “дело” и нашли массу “неправильностей” в его жизни, начиная с партвзносов, бытовых улик, идейных шатаний и до уклонов к церквам и соборам, за что в Политбюро ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов приказал поменять всю редакцию журнала “Молодая Гвардия”...

Но Анатолий Васильевич Никонов уцелел. И снова сформировал боевую группу сотрудников. Виктор Петелин повел редакцию критики, основную программу национальной нашей стратегии в журнале определил, безусловно он, Петелени, образованнейший и беззаветно преданный России человек, энергичный и независимый, он усилил авторитет журнала.

Статьи и очерки Петра Палиевского, Вячеслава Шошина, Сергея Семанова, Валерия Ганичева, Владимира Чивилихина, Юрия Сбитнева, Николая Скатова, Анатолия Ланщикова, Николая Яковлева, Олега Михайлова, Виктора Кочеткова, Григория Коновалова, Святослава Котенко, Виктора Чалмаева, Альберта Богданова, Михаила Лобанова, Владимира Семенова и многих других критиков, публицистов и писателей ставили прежний вопрос: куда идет страна, почему скудеет земля, кто разоряет народ?.. Чем закончатся лживые обещания и компромиссы?

И “Литературная газета” не успевала обвинять нас, спешила измазать нас воплями - “антисоветчики”, “шовинисты”, “фашисты”, пора их исключать из партии и т. д. По пять и по шесть реплик и откликов давала в номер, лишь бы оклеветать нашу русскую нищету, опорочить нашу русскую правду, урезонить и вышвырнуть из дискуссионной столичной Москвы нашу русскую верность и несгибаемость.

* * *

Время от времени с цепи в коридорах ЦК КПСС срывался Александр Николаевич Яковлев, политбюровец, и набрасывался на журнал “Молодая Гвардия”, бесстрашный журнал, плывущий, как пылающий “Варяг”, навстречу гибели. Срывался и буквально мочился нервными и длинными выступлениями против нас, выдергивал на ковер, минуя ЦК ВЛКСМ, главного редактора Никонова Анатолия Васильевича, патриота и умницу, страдальца русского, талантливого руководителя. Мы узнавали, да и обязаны были узнавать заранее, о предстоящей нахлобучке или комиссии, принимали посильные меры обезопасивания и опровержения. Нас поддерживали в республиках СССР.

Я часто сигналил на листке бумаги, на обороте книжной обложки, а удавалось — лично объяснял Евгению Михайловичу Тяжельникову о трудностях в коллективе, о пожаре, пылающем вокруг “Молодой Гвардии”, зажженном чаковскими и севруками, евтушенками и полевыми, яковлевыми и сусловыми, всей просионистской мафией тех лет и нынешних: пусть знают потомки о них, о делах их антирусских, отменно — об академике Николаеве, ненавистью истекающем к русским...

Тяжельников, когда мог, прикрывал нас, не отдавал на разбой в ЦК КПСС Александру Яковлеву, и ему, Евгению Михайловичу Тяжельникову, первому секретарю ЦК ВЛКСМ, попадало от Политбюро, от евнуха марксизма и ленинизма Суслова. Тяжельников несколько раз помог удержаться на директорском посту издательства “Молодая Гвардия” Ганичеву Валерию Николаевичу, я знаю точно. Помог и Петелину.

Тяжельников — русский патриот. А все его “накладки” и все его эпитеты Брежневу — обычные обязанности функционера. Нашлись бы смельчаки и атаковали бы генсека Брежнева: где они?.. И пусть не вешают на Тяжельникова “репьи”, он — честный русский патриот, много сделавший в поддержку знаменитого журнала “Молодая Гвардия”, и неоднажды спасавший Никонова, неоднажды, я подтверждаю громко.

Андрей Дементьев заезжал к нам в журнал на черной лаковой “Волге”, инструктор ЦК ВЛКСМ, позже — заведующий идеологическим отделом, песенный поэт из Твери, нюхал, клялся в русскости, подсиживал Никонова, извивался, как склизкий уж на вилах, на глазах наших русских, и лез в главные редакторы журнала, но мы его не пустили, вставая кучно у дверей, отпихивали, отсовывали его, отплевывались, морщась, от него, и не пустили будущего израильского баловня в русский журнал.

Олег Попцов редактировал тогда “Сельскую молодежь”, и журнал широко шагал по СССР, острый, умный и ожидаемый тружениками села. Но позднее — Олег Максимович призывал с телебашни расстреливать, крушить и закапывать в землю красно-коричневых, коммунистов, то есть — безвинных русских рабочих и служащих, доведенных председательством Горбачева и Ельцина до крайней степени обеднения и возмущения. Позднее — Олег Попцов примкнул к предателю Яковлеву А. Н. И на четвереньках, пудель, подполз к бражному Гаранту…

* * *

Если цензура выдирала из отдела критики патриотический материал — я давал подобный материал по отделу очерка и публицистики. А потом я вел отдел поэзии, и мы с Петелиным обговаривали ситуацию: снимают у него материал о русской жизни — я на эту тему ставлю стихи по своему отделу. Петелин весело меня подбадривал: — Молодец!..

И обрушился на нас в “Новом мире” Г. Дементьев, тезка комсомольскому Дементьеву, членкор, босс политический, на русских поэтов, не выдержал, лакей академический, цивилизованный гой. Обрушился на русских поэтов: противно ему было читать их любовь и верность к отчей земле, к русской стати и державной нашей истории, заляпанной сионистскими жуликами и паханами еще с дореволюционных пор, а в годы строительства советского интернационального счастья — и оболваненной картавыми говорунами, грядущими гайдаровцами, конструкторами 500- дневного расцвета рыночной экономики в СССР, взрывниками СССР...

Дементьев обвинил в политическом преступлении, в русофильстве и славянофильстве, в отступлении от партийных норм, в патриархальщине и почвенничестве сорок, пожалуй, более сорока, русских поэтов: Владимира Гордейчева, Ивана Лысцова, Бориса Примерова, Владимира Фирсова, Феликса Чуева, Геннадия Серебрякова, Ивана Савельева, Валентина Сидорова, Бориса Куликова, Василия Федорова, Владимира Цыбина, Александра Романова, Ольгу Фокину, Сергея Викулова, Виктора Коротаева, Олега Алексеева, Владимира Машковцева, Алексея Маркова, Николая Благова, Федора Сухова, Юрия Андрианова, Вадима Кузнецова, да разве сосчитать его гнусных обвинений в статьях и устных выступлениях?

Меня он распек за пейзажные русские стихи и за статью о творчестве Феликса Чуева. Статью я напечатал под псевдонимом — Ястребов, но ученый пум учуял: “Русью пахнет”, начал гневно фыркать и коготком грязным колоться...

Тяжельников так и не дал Анатолия Васильевича Никонова слопать безродинным хамам. Пытался Тяжельников пособить и мне, когда меня топтали в КПК, тряся за “идейные и прочие нарушения” на должности главного редактора издательства “Современник”. Они, севруки и яковлевы, дементьевы и черниченки, коротичи и станкевичи, гайдары и чубайсы, николаевы и бурбулисы, и сегодня ползут по русскому следу, зверино слизывая горячие капли святой русской крови, ползут, взвинченные и охмеленные ярой ненавистью к русской осияненной Богом судьбе...

У них – Кондолиза Райс,

У нас – Анатолий Чубайс,

Где взять нам ещё таких

На политической ниве?

Итог:

Эх, поженить бы их

И поселить в Телль-Авиве!..

И ныне еще наша тень, тень молодогвардейцев, мерещится на пути торгашам и предателям: преступники понимают — суд над ними непременно состоится, как только русский народ разорвет железную паутину масонствтующего Сиона... Старые кривозубые барбосы Кремля науськивали на нас молодых барбосов, напористых и задиристых. Сынки и дочки членов Политбюро, министров, замов, инспекторов, их поваров, швейцаров и буфетчиц гуртились и табунились, как мартовской сексуальностью ударенные, и нападали на нас в их печати, печати СССР.

Глашатай перестройки

У кремлевской-то коврижницы

Мальчик рос буфетным котиком,

Прочитал стихов полкнижицы —

Отравился, как наркотиком.

Удивляется Америка,

В самом деле очень здорово:

Котик тот из пионерика

Вымахал в большого борова.

На проспекте ли Кутузова,

На Тверской ли — не с ооновцем,

Графомана толстопузого

Наши путают с омоновцем.

Бредит славой — сладкой нимфою,

Жрет, кряхтит, и спит неделями.

Вскинет рыло — хрюкнет рифмою,

Вздернет хвост — кладет сарделями.

Хоть стукач — недооформленный,

Хоть палач — в разладе с бесами, —

Вот такой бутуз обкормленный

Занимается поэзами!..

Без Москвы, без ее обостренных противоречий в быту, в политике и в культуре — поэту трудно уяснить собственный взгляд на время и на призвание. А призвание — труд, народ, жизнь, тяжкая и необъятная. Призвание — ты и время.

* * *

Виктор Васильевич Петелин был опорою для нас, кто помоложе его и менее опытен в литературных баталиях тех лет. Петелин никогда не лез на трибуны пленумов и съездов СП России и СП СССР, никогда не тянул на себя цветы успехов и медали славы. Честный, открытый. красивый и мудрый человек. Виктор Петелин ни перед кем не трепетал и не юлил.

Творчество Михаила Шолохова и Леонида Леонова, Андрея Платонова и Константина Федина, а за ними — Виктора Астафьева и Федора Абрамова, Валентина Пикуля и Константина Воробьева, Ивана Акулова и Сергея Воронина, а за ними — Виктора Лихоносова и Валентина Распутина, Василия Белова и Глеба Горышина он искренне приветствовал и глубоко принимал.

И сегодня для Петелина имя Юрия Бондарева или Анатолия Иванова — высокое имя. Евгению Тяжельникову пришлось уступить давлению цекистов яковлевского клана: Никонова перевели из главных редакторов “Молодой Гвардии”, журнала, самого отважного, тогда, и самого русского, в журнал “Вокруг света” главным редактором, а на “Молодую Гвардию” Тятельникову удалось утвердить Анатолия Степановича Иванова.

А при Иванове журнал еще острее и беспощаднее заявил о русском народе, о праве русского народа на русскую жизнь и судьбу. Теперь иные, вчерашние члены ЦК ВЛКСМ, бессовестно хвастаются: мол, мы понимали русскую трагедию, мы, дескать, сражались, да, сражались, буфетные пудели, сияющие бархатной шерстью гавкалы, донося на нас...

Виктор Петелин — автор могучей, можно так сказать, биографической антологии Михаила Александровича Шолохова. Годы и годы потратил критик и публицист на этот великий подвиг. Что же? Подвиг требует жертв. А осмысленные и благородные жертвоприношения не растворяются и не гаснут на ветрах перемен: свет их помогает действующим поколениям.

Анатолия Васильевича Никонова и Анатолия Степановича Иванова давно уже нет среди нас. Они — в звездных святых далях... Но Бог пока нас еще уберег. Будем верны порывам своей молодости и ее идеалу великому, за нами — Россия!.. А мы — ее седые защитники и певцы. Наш голос — ее голос. Ее горе — наша истина. В День 75-летия я желаю Виктору Васильевичу Петелину, другу моему работящему, здоровья и вдохновения.

Солдат с баяном

 Виктору Петелину

Все устроено очень хитро

Или просто задумано с пьяна:

В переходах гранитных метро

Бьется русское сердце баяна.

И сверкают седые меха,

Старый воин трясет головою,

Сам такой, как седые снега,

В сорок первом году под Москвою.

Пусть в Берлине солдат знаменит,

Но у нас поклоняться ему ли?..

Тяжело по футляру звенит

Мелочь, что из кармана метнули.

Внукам очи застлала метель,

Потому и ценитель прогрессов

Песню русскую спрятал в тоннель,

А на сцену повыпустил бесов.

Хрипы, топот, кривляние тел,

Проститутки,

 безвинные дети —

Так великий магистр захотел,

Губы вытер в своем кабинете!..

Оккупировал Родину сброд,

По планете кочующий лихо,

А обобранный русский народ

Замолчал оскорблено и тихо.

И пока, по особому рьян,

Идол века готов усмехаться,

Будет русский крылатый баян

В переходах метро задыхаться!..

Андрей Кончаловский, сын Сергея Владимировича Михалкова, скупил земли в Калужской области. Голландцев завезет фермерствовать. Не будет же он, русский патриот, отпрыск автора несколько раз переделанного гимна, помогать разорённым крестьянам русским? Если Никита Михалков, братан Андрея, увёл здание киномузея в Москве, то почему же Андрей не скупит землю у нищих русских крестьян? Сергей Есенин им давно высказал:

Братья мои, люди, люди!

Все мы, все когда-нибудь

В тех благих селеньях будем,

Где протоптан Млечный Путь.

Ни долларами, ни золотом, ни бриллиантами не остепенить и не урезонить обжорство кровавое негодяев и предателей, разрушивших жизнь и судьбу русского народа и многих коренных народов России. Куда убегает искромётный океан глаза? Что мы, граждане России, имеем от него? Куда клокочет великая нефтяная река России? Есть ли нам, рядовым труженикам, польза от неё?

Нет, нет!

Не пойду навеки!

За то, что какая-то мразь

Бросает солдату-калеке

Пятак или гривенник в грязь.

А Сергей Владимирович Михалков автоматчиков привёл в Писательский Дом Ростовых — и ничего: Президент России Путин, выпивая, закусывает за его роскошным столом нашей болью и нашим бесправьем. Есенин давно понял их чужую суть. Олигарх Виктор Вексельберг купил Шуваловский дворец в Санкт-Петербурге, а олигарх Л. Блаватник за 41 млн купил особняк возле султана Брунея, ососедился... А дом Абрамовича, пятиэтажный, возле дома Тетчер, стоимостью в 11 млн. Потанин, Прохоров, Пугачёв, Фридман в Лондонах и в Парижах платят за виллы и особняки не рублями, а долларами и еврами.

Попался бы Сергею Михалкову Сергей Есенин в Доме Ростовых, Михалков бы и на Есенина кинул автоматчиков. Голландцы милее русских!.. Предательство — рабыня брюха. Жестокость — императрица обездоленного.

Зелёноглазая Катунь

Быть может, и ты не солжешь

Увидя кровавую повесть.

Быть может, и ты сбережёшь

Народ свой и вечную совесть

Нельзя нам, русским, падать духом, и не потому, что мы ещё — большие, а потому, что без нас Россия сильно опустеет, и когда полетят над ней журавли, кто из-под ладони долго, долго поглядит на них, провожая, и смахнёт с широких синих глаз слёзы житейской тоски и попранной надежды?.. Но надежда — надежда, и как её ни топчи, ни порочь, а человек прижмёт ее к сердцу, прикроет её от удара и сохранит.

Красив и высок Алтай!.. Весь золотой, да на светлых молчаливых склонах перевязан зелёными лентами сосен, взбегающих к вершинам. Свет золотой — с неба, свет золотой — в долинах, свет золотой — по Кату ни, шумящей и свободной, но малахитовой — в озябших затонах. Свет Алтая. Рериховский свет. Где-то, за тучами, Шамбалы разворачиваются в нашу сторону, и представители иной цивилизации собираются заняться нами, проворонившими великую державу, великое пространство и великое многоголосье народов... Не пора ли вернуть лицу Отечества прежние черты?

И писательскую нашу долю пора осмыслить и подновить — возвратить нам то, чего мы лишены: газеты нам, извиняясь, отдать, журналы нам, извиняясь, переадресовать, издательства, извиняясь, перед нами распахнуть, пригласить нас в редакции и типографии, пригласить дружески, как будто не случилось переворотной беды и как будто не ограбили нас перестроечные проходимцы, чужие — по совести, страшные — по жульничеству и по ненависти к нам, терпеливым труженикам изначального слова.

Приватизированные издательства — приватизированы, у них другие хозяева, у них другие подчинительные и финансовые пристани. Почему же? Нас ведь литприватизаторы раскулачили, вот и пусть почестнеют, обрадуют русских писателей внезапным исправлением ошибок и собственным покаянием.

Возвращение захваченной писательской судьбы, да, да, судьбы, должно совершиться везде: в Москве, в Саранске, в Новгороде, в Горно-Алтайске, везде, где стонет над разорением Родины бессонная душа писателя, седая и неутолённая, как забытый кулик на отравленном болоте.

В Горно-Алтайске, в республике, в столице, в деревнях и посёлке прямо с Чуйского тракта, — доверчиво и благодарно приняли нас, работой загрузили — рукописи и книги, книги и рукописи. Несколько лет писательская доля под каблуком прораба-реконструктора, обрушившего на книжные лотки лесбиянок и гомиков, убийц и насильников, но вырвавшего из трудовых ладоней народа книги совестливых поэтов, книги страдающих прозаиков и публицистов, произведения настоящих художников, болью и скорбью оплачивающих растление наших детей и внуков.

В Горно-Алтайске три дня совещались, судили да рядили, спорили и соглашались между собою старые мастера пера и молодые, подмастерья, будущие гиганты, если и они не подпадут под каблук хищного приватизатора-капиталиста: шаровары-то у сметливого Клинтона гораздо шире, допустим, шаровар усатого запорожца, а? Бросит балующийся Клинтон, выйдя из ворот Спасской башни, в улькающий карман правой штанины Курилы — бесследно канули, а бросит запасливый Клинтон, выйдя из ворот Спасской башни, в улькающий карман левой штанины Сибирь —бесследно пропала. Какого же Ивана Грозного, какого же Тимофея Ермака потребуется вырастить России, дабы пресечь когтистопалых шакалов, нацеленных аппетитно на отторжение территорий, на хориное обкусывание русской земли?!

На совещании, посвящённом молодым литераторам Горно-Алтайской республики, Тувы, Хакасии, Якутии выступили администраторы, руководители министерств и ведомств. Речь шла не только о стихах и поэмах, рассказах и романах — речь шла о державе, о её народах, о каменных скользких порогах, куда подвели Россию перестройщики-космополиты, маньяки, мечтающие загребать доллары, как осенние золотые листья, шелестящие по древним берегам Катуни. Но Катунь — Россия, Катунь — упругая река, Катунь, опираясь на Господа Бога и на святые народы свои, медленно стечёт со смертельных порогов, сшибая и унося на серебристо-малахитовых волнах мусорных идолов промотанной и прокалымленой стройплощадки...

Интеллигенция, страдающая от всех перетрясов и перегибов новых устроителей государства, стремится сохранить культурные исторические связи в себе, не соглашается разорвать их с соседними народами, Богом предначертанными ей в опору и в обоюдность.

И писатели Бурятии трагически переживают отделение от русских сотоварищей, разрушение взаимного переводческого сада, который шумел всеми листьями чувств, пусть иногда затихая или слишком оптимистически трепеща, но — с неопровержимым толком для России, для духовной приподнятости человека и целей общих.

Отторжение писателей от писателей — отторжение народа от народа, долга нравственного от нравственного долга, державной заботы от державной заботы. Празднуя торжество национального слова, национальной культуры вместе, народ приникает к народу своей добротою и уступчивостью, чуткостью и серьёзностью поведения в стране.

Кровь в Чечне начиналась с разгона, с ликвидации писательской организации. Дудаеву было, вдруг, скажем так, не до Союза писателей Чечни и не до Союза писателей России. Разматывание клубка распрей и претензий, ненависти и стычек, а дальше — не однолетней бойни начиналось да и сегодня подкрепляется игнорированием той миротворческой энергии, какую хранят и готовы поделиться ею с враждующими кланами национальные писатели, незаменимые мастера, и созидатели достойной нас и наших детей атмосферы.

Труд зовёт нас. Горе окликает нас и останавливает перед безвинно погибшими: расстрелянными, замученными, пленёнными, озлобленными, оскорблёнными, обманутыми, преданными, брошенными, зовет нас братство вчерашнее, нами не убережённое, нами и нами — некого нам упрекать, некого: сами разинули рты, внимая прорабствующим негодяям и литературным хапугам. Но писатель без Родины — не писатель. Писатель без мучений об истине — делец, политикан и временщик.

Вас не коснётся неправедный суд.

В списки геройские вас не внесут.

В мраморном Доме, в свинцовой пыли

Стали вы горсточкой русской земли.

Пьяный властитель допросит нас в лоб:

“Мраморный Дом или мраморный гроб?”

Спасская башня ему прозвенит:

“Братской могилою ты знаменит,

Ты приказал, поднимая ладонь,

В окна залить из орудий огонь.

Кто там пылает — ребёнок, старик,

Ночью, наверное, слышишь ты крик?”

Теплится в небе свечою луна,

Катится красная в мире волна...

Давно это было, давно. Десять лет или более уже пролетело. А сейчас, когда я пишу вот эти новые страницы, — в Ираке убивают безвинных женщин, мужчин, детей, стариков. Грохочут пушки. Ревут танки. Кружат над городами железные драконы, вырыгивания огненные блевотные бомбы. Америка уничтожает боевиков, как преподносит нам алкогольный президент Буш, — террористов.

Воюющие за Багдад — террористы? Воюющие за Родину террористы? Фидель Кастро поведал: Буш, младший, долго и усердно, надоело, видимо, пьянствовать, лечился, а теперь — уничтожает древнейшее государство, древнейший, народ, страну — историю человечества, страну —историю культуры на Земле.

Уничтожает только за то, что ему, алкашу, померещились ядерные ракеты в Ираке, у Садама Хусейна, а у него, у пьяницы Буша, армии палачей, ублюдков, расстреливающих безвинных у него армии мерзавцев, вламывающихся в чужие пределы, в чужие дворцы и квартиры.

* * *

Клинтон разрушил Югославию, разделив на несколько частей многонациональное государство, а Буш, опохмеленный уколами противоалкагольными, заполз, как беспощадный Хаттаб, в Ирак. Почему же иракцы не должны давать ему по небритой и воняющей спиртом физиономии, почему? Террор будет нарастать везде. Шахиды и шахидки, юные и седые, будут мстить за попранную судьбу Отечества. Нас, Россию, сегодня умышленно ссорят с арабскими решительными народами. Арабы относились к нам широко, братски, но наши бушевские адъютанты, тыкающиеся и семенящие по кабинетам Кремля, предали нас и Россию. Вытирая и чистя туфли олигархам, грабителям России, они, генетические воры и предатели, подставили нас и Россию под прицел беспощадного террориста.

Мы не ищем опоры в арабах, не ищем опоры в коренных мусульманских народах России, а изучаем методы распри и “ответных ударов” у Израиля. Доизучались: взрываются театры и самолёты, стадионы и школы, а грядущее — ещё трагичнее!.. Семнадцатый год и последующие годы ничему нас не научили: выкормыши ягодовы и гайдаровы продолжили распятие и убиение безвинных. В любой области и в любой республике России до сих пор обнаруживаются тайные кладбища казнённых, кладбища безвинно истреблённых. Вон Ельцин — даже у Дома Советов расстрелял безвинных сограждан!

Не межконтинентальной ракетой, не атомной бомбой, не танковыми армиями победили СССР, а телеэкранами и радиорубками, диссидентскими храбрейшими деяниями и толстой, тупой, политбюровской самонадеянностью, цэковскои продажностью, начальственными кормушками и широкоштанными модными мальчиками, отпрысками “вожаков”, вызубрившими французский и английский, но прыщавыми от перееда русского мёда и русского сала.

За красным советским флагом с 1917 года прятал же шоколадное мурло ультропартийный садист, набухший крестьянскими вздохами и невзгодами. В Хакасии он, Аркадий Гайдар, уничтожал исторический народ, заливал его свинцом и кровью, а в Москве внук Аркадия Гайдара, Егор Гайдар, набатно стучал фомкой об фомку: “Выходите на улицы! Выходите на улицы!”... Мерещилось знатному экономисту и вице-премьеру — обобранные им рабочие и служащие найдут его и, хотя он стучит лапками и сопливым носиком, заставят отвечать за преступления его, и им назначенного правительства. Демократ дрожал перед митингующими.

Егор Гайдар обещал: “Мы, м-мы, построим небольшую компактную страну, к-к-ком-мпактную и н-н-небольшую!”... Ужас. Кто же завещал ему построить из великой державы небольшую компактную страну?.. Если мы, русские, не запретим расточать своё Отечество — от нас отрекутся все те, кто ещё не разочаровался в нас. Какое мы имеем право обижаться, к примеру, на бурят, алтайцев, тувинцев или якутов? Сами свой национальный штурвал подарили “модному” (картавому) мальчику, пузанчику, ничего не смыслившему в русском трагическом мире.

А сидят на экране, тьфу, философы — Попов и Бурлацкий, рассуждают: границы России укрепить по Оренбуржью и Брянщине или подвинуть чуток ещё к Москве? Сидят — европейцы, подстригши пейсы, замечательные и мудрые, как раввины, планирующие возникновение очередного магического Израиля.

Я обожаю их, пончиковощёких и скатных, “спокойных и масштабных”, твёрдо убеждённых: русские не топнут ногою — сиди на экране и потирай, переминай русскую землю, как русскую засохшую песчаную кровь, ну какой дурак тебя столкнёт с экрана. Экран твой, а русские - облапошенные, идиоты, русские — сироты, но ладно, ладно!..

Работали два семинара — поэзии и прозы. Вели занятия авторитетные мастера: А. Адаров и В. Кочетков, Б. Бедюров и В. Чалмаев, А. Даржай и В. Чукреев, П. Самык и К. Телесов, Н. Куулар и В. Куницын, Н. Ахпашева и Б. Укачин, В. Чичиков и С. Карачаков. Ну, подтверди, уважаемый читатель, разве литература и живопись, музыка и танец народов не для общения, не для согласия, не для взаимных понимании и забот?

Нам, народам России, стремятся ныне замуровать рот косноязычной поклёпью и безнаказанной жестокой мазнёю на нас, на наши горюнные обелиски и могилы, на наши нищие деревни и обманутые города, даже детей наших программируют повернуть затылком к нам, а удивленными синими глазами — на кооператора, похожего широченными модными штанами на широченные штаны симпатичного и волевого Клинтона. И бродит данный кооператор на Комсомольском проспекте 13, у Союза писателей России, мучительно примериваясь про себя: “Хы, в какой карман его уложить, в правый или в левый?”..

Дикторское экранное, косноязычие, растление духа в кровати i и на сцене, подсыпание пропагандистской отравы против русского народа, подлость и шантаж сплелись и спаялись на кровавом огне усобиц — сплелись и спаялись с долларом, с долларом, с долларом, с проклятой иудовой печатью над несчастным человечеством — с долларом, с долларом, с ним и с ним!

От разбега в бензинном мыле

Мчат, секундой считая доллар,

Места, нет здесь мечтам и химерам,

Отшумела, тех лет пора.

Всё курьеры, курьеры, карьеры,

Маклера, маклера, маклера.

Писательский дом — наш писательский дом, поднятый Михалковым и вместе с нами отвоёванный у переворотчиков сталинградцем — Бондаревым, Не питаться слухами вокруг дома, а бывать в нём — обязанность писателя. Да и сопредседателям СП России можно неделю-две пообвыкнуться в году-то среди аппарата: штат в доме крошечный, а польза, поди, окажется крупною. Сопредседатели — родные российские люди, никто из них ни разу не отдалился в тяжкие дни, от СП России, который мы отстояли во главе с Юрием Бондаревым от ворья.

Зимние звезды сверкают над лесом,

Вдруг всполошённом невидимым бесом.

Окрик нежданный березы встревожил,

Снегом орешник нагой припорошил.

Тронул раскудренным вихрем рябину,

Ухнул и вырвался враз на равнину.

Смерчем крутнулся за жёлтой дорогой,

Ткнувшийся в холм у избушки убогой.

Сторож нетрезвый в дверях замаячил:

“Бес, ты не с этой деревни-то начал,

Здесь я один да могилки с крестами,

Хочешь со мной поменяться местами?

Мёртвых не брошу, их люди забыли

И наглотались чернобыльской пыли!..”

Бес не ответил, с тех пор и поныне

Тихо и страшно в родимой пустыне.

Возрождение писательской судьбы — наше общее движение. Кого издают, кого не издают — пустяки, если ты воображением нарисовал картину разрушения... Требование восстановить издательства в каждой области, крае, республике — обоснованные болью о державном единстве, обоснованные нашим правом, нашим творческим подвигом в народе!

Народам России без русского народа — пути нет, и русскому народу без народов России — тупик. Пусть подожмут черти хвосты на экранах, прекратят картавить и косоротиться. Нет злобы в нас. А докалят — ухватим за хвост, но подобными ли чёрными приёмами чертей пугать? Ушлые черти в Думу пролезли, да широкие штаны себе понашили — хвосты попрятали: смотри, русский Иван, на ушлых чертей и звени длинными ушами!..

На Алтае — свет золотой, свет! Ездим, узнаём как живут-творят собратья наши?

А всюду ли приятны хлопотливые поездки? Но мы — в дороге, не за рубли и доллары, а давайте попробуем — вдруг и улучшим долю писательскую? Есть, Орёл, например, Оренбург, Челябинск, например, есть Рязань, находят же руководители названных областей время разобраться в доле, в судьбе писателя, находят и властно помогают. Писатель — глаза и слово народа, образ его времени.

* * *

Недаром негодяи века мстят гениям. Собираюсь улетать на Алтай, а мне по телефону Станислав Куняев говорит: “Могилу Есенина осквернили, сионистские звёзды на груди поэта наштамповали!”.. Приехал действительно сионистские крупные шестиугольники — на асфальте, на мраморном обрамлении могилы Есенина, на памятнике и — на груди поэта. Да ещё под ними — “Бейтар” — “Сион”, “Бейтар” — “Сион”, и надписи -”Алкоголик”, “Кто не сын Израиля — тот не поэт”, 'Той”, и так — на соседних памятниках русским художникам и русским поэтам...

Бейтаровцы расстреливали нас из снайперских винтовок у Дома Советов 3 и 4 октября 1993 года, а в годовщину расстрела надругались над могилой самого русского, самого любимого у российских народов поэта. Нет народа плохого. И еврейский народ — как русский народ, имеет своих героев и своих мерзавцев. Но не мерзавцы, не христопродавцы правят нашим чувством и совестью, а правит нами светоносная душа поэта.

Много можно сделать доброго ещё: нам радуются, встречая, крепкоскулые сильные буряты и хакасы, тувинцы и алтайцы, патриоты, деды и отцы которых лежат под братскими обелисками по всей кровавой трассе на Берлин. Служение России словом — есть служение ей собственной судьбою. А седая судьба русского писателя не лакейничает и горба не наращивает от страха, если даже унижает и гнетёт её румяномордый торгаш-приватизатор. Седая судьба русского писателя неодолима: не столкнуть её и не объехать.

И не седая Катунь, бабушка наша, работящая Катунь, мама наша, изумрудная Катунь, невеста наша, летит, катится, переливается и звенит нам о достоинстве и красоте, серьёзности жизни, взявшей нас в поводыри свои и в защитники!..

Нет, не умрёт горный свет Алтая, высокий свет слова! Вот ушел из жизни Главный редактор “Литературной России”, известный писатель Эрнст Сафонов, помогавший российским писателям организоваться и выдержать напор непогоды, ушёл, а свет его сердца горит, сияет, зовёт.

В закатный щит стучит то дождь, то град,

Не разгадать осеннего простора.

Прощай, мой друг, прощай рязанский брат —

Мне, русскому, отрада, и опора.

Ещё в долинах пламенеет бой,

А дьяволы шумят на перевале.

Мы потеряли молодость с тобой,

Но Родину пока не потеряли.

Когда Россия победит беду

И мать утрёт страдальческие слёзы,

Мы встретимся: я сам к тебе приду

Туда, где тихо светятся берёзы,

Где лунный сколок, ветром изогнут,

Дрожит свечой в языческом болоте...

И наши души молча отдохнут,

Как голубые облака в полёте.

Заледенели русские пути,

В любой избе — сторожкая тревога.

Такого друга больше не найти,

Такого Бог даёт, а не дорога,

Тоска трудна, раздумия горьки.

И нищий быт Отечества привычен.

Что бесам в месть — нам, русским, не с руки,

Но всё ж успех чертей преувеличен.

Ты был обязан подвиг совершить,

Ведь русский гнев не стиснуть берегами.

О, пусть живёт, кто сможет долго жить

На Родине,

измученной врагами!..

Эрнст и Валентин Сафоновы, братья, а с ними Николай Рубцов, Коля Рубцов, как в Литературном институте его все ласково называли, и я, — четвёрка дружная ребят!.. Рязань, Вологда и Челябинск, Серединная Россия, Северная Россия и Уральская Россия, одна — наша страдальческая Россия растила нас, берегла нас, учила нас!

Башкирия и Татарстан, Удмуртия и Коми, Кавказ и Украина, Казахстан и Белоруссия, Молдова и Грузия, Узбекистан и Киргизия, Армения и Азербайджан, — Госпожи, всем, всем под знаменем красным хватало места на земле: в стране и в цехе, за учёной кафедрой и в солдатском строю.

А сегодня президент Грузии Саакашвили бегает по хлебным магазинам и по картофельным ларькам: ловит шпионов, ребят русских, завершающих срок службы в армий России, шпиономания истерзала холуя Америки!..

А сегодня нищенка, мать русская, подаяния просит в метро, а на Сибирских просторах нефтяные вышки грабителей России высасывают кровь из нас: уничтожая жизнь русских деревень и городов, но возвышал на холмах библейских виллы и коттеджи олигархам, депутатам и премьерам, кремлёвцам, предавшим Христа и Россию!

Уничтожат народ русский — и сами, обжоры и бандиты, сгинут в мареве судов и ассимиляций, убийств и побегов, грехов и возмездий.

В защиту Юрия Прокушева

В день августовского антисоветского переворота мне пришлось сесть за руль “Нивы” в посёлке Семхоз и мчаться к Юрию Львовичу Прокушеву в Москву, которого собрались ельциннисты арестовать за телеграмму поддержки на имя ГКЧП. За мной ринулась легковая, чёрная “Волга” и уже на светофоре, у Рижского вокзала, она разбила меня вдребезги. За её рулём оказался габист. Так меня разбили в канун 600-летия Куликовской Битвы. Но... ладно.

Прокушева мне помогли спасти от ареста бывшие партийные руководители Загорского райкома КПСС, перешедшие до путча на хозяйственную службу в Совет Министров РСФСР. Но секретариат СП РСФСР, с перепугу, решил приостановить пребывание в составе секретариата Юрия Прокушева. Ретиво боролся за эту гнусную акцию Борис Романов, поэт, оргсекретарь. 1991 год.

Голосанули. Все — за! Я, один, — против. Юрий Львович, бледный и весьма нервный, обнял меня: — Ну и сокол, один за меня, а?! — Слезы мешали ему, и он интеллигентно улыбаясь, вытер их аккуратным платочком. За Прокушевым ко мне искренне подскочил поэт и секретарь Игорь Ляпин: — Валь, ох ты и человек? Против сего секретариата, ничего себе? Завидую твоей отваге! —

Но Романов не успокоился. Попытался вынести “дело” Прокушева на Пленум СП СССР. Я пригрозил ему: — Пьяница и мерзавец, я организую на тебя жуткие трибунные громы! — Романов засуетился и сдался. Юрий Прокушев — железный коммунист. Но мудрый и русский человек. В его семье, до его рождения, прятался от сыщиков царских Яков Свердлов. Несколько часов с двумя коллегами провёл Ленин. Но Юрий Львович молчал о тайне. Якова Свердлова он презирал, а об Ильиче рассуждал нежно и наивно, лиричный марксист...

В юности — Маяковский, позже — Есенин, оба — кумиры Прокушева. Только Прокушев сумел сколотить группу есенинцев и осуществить академическое издание, полное собрание сочинений поэта, и когда? При алкогольном ЕБНе.

Горбачёв и Ельцин

Все мы навосторгались

Честностью ленинских чад:

В социализме ругались,

А в коммунизме молчат.

Итог:

Марксизмом гипнотизировали,

А сами?..

 Приватизировали!..

Много выпустил Юрий Прокушев добрых и умных книг, помогающих человеку глубже понять и крепче полюбить наше певучее слово, нашу родную землю. В каждой книге — большая забота. Верность — призванию, образу. Верность — времени и государству.

По книгам Юрия Прокушева, посвященным жизни и творчеству Сергея Есенина, можно почувствовать и ярко представить себе не только характер и мир великого поэта, его окружение, но и ту бурную и трагическую революционную эпоху. Верность раз и навсегда избранной теме — черта совестливости и даровитости, признак душевной широты и благородства, а качества эти приобретаются в искреннем труде, в серьезном познании. Качества эти — судьба. Подобное – утверждается смолоду.

В доме Прокушевых — веет есенинским полем... Посиди, подумай, и ты услышишь сердцем щемящую русскую песню, еще хранимую твоей седой матерью, и ты поднимешься на холмы и курганы, где чутко и нежно шелестят березы. Верность призванию — красота. Верность призванию — счастье. А при демократах верность призванию – подвиг Матросова.

Естественно, соприкасаясь с удивительной и бессмертной судьбой Сергея Есенина, Юрий Прокушев дал нам развернутую картину — поэтическую среду, литературную реальность далеких пламенных лет. А реальность не простая, часто — тяжелая, часто — опасная. Надо поэту разглядеть рядом стоящих... Надо поэту разглядеть и завтрашний день. Один — легко уехал. Другой — враждует. Третий — оплакивает. Но настоящий поэт — в народе, в созидающей массе горожан и сельчан. А как иначе? У большого поэта — большие муки, большая забота.

Бережно, по крупицам, по дням, по годам, Юрий Прокушев не одно десятилетие подряд, лепит нам, очищая от случайностей, гениальный и неповторимый образ, рассказывает нам честно и самозабвенно, именно, — рассказывает и характер и путь поэта.

Книга “Жизнь и творчество Сергея Есенина”, уникальна. В ней — новые и малоизвестные фотографии, документы. Вот — мать поэта и отец поэта. Вот — его уважаемые учителя. Вот — друзья. Вот — те, кто верил в Революцию, шел под пули... И тут же — известный нам портрет-снимок Сергея Мироновича Кирова. Ныне каждый человек, знающий и любящий творчество Есенина, с отменным чувством обращается памятью к Сергею Кирову, деятелю партии и государства, руководителю, сумевшему правильно оценить поэта, не однажды ему помочь в трудные дни. Умные и тогда встречались кое-кому...

Книга адресуется школе. И — замечательно! Сейчас, когда все мы ищем наиболее точные пути соединения школы с жизнью, с ясной человеческой целью и обязанностью на земле, такая книга — действительно надежная поддержка для души и совести ребят. Она учит любви к семье, к отчему краю. Учит труду на поле. Учит верности Родине и правде. Объясняет красоту природы и будит желания защитить природу, встать за нее твердо, сберечь родник и соловья, понять туман над мелкой грустной рожицей и осмыслить мерцающую на горизонте звезду...

Сергей Есенин в своем слове и творчестве — один из самых современнейших наших поэтов и поэтов мира. Гуманность, честность, верность человеку утверждает наша жизнь. Она, жизнь, сражалась за непреходящие заветы на баррикадах и на фронтах. Слово Есенина и его талант вполне отвечают этим заветам. Гений Революции и гений человека растут из единого корня — справедливости. Ирония Рафила Шпука здесь вполне уместна:

Драма напротив храма

Ворона колбасных ошурок объелась

И Энгельсу прямо на кумпол уселась.

Раздулась и на уши, без перелета,

Грамм триста вождю уронила помета.

Воробышек нервничал рядом со скуки:

“Кто Деда Мороза умоет, вот суки!”

Но Бушин и Федь, два борца за свободу,

Несли уже к скверику швабру и воду.

Монашка из храма Христа им кричала:

“Да вы б в КПРф позвонили сначала!..”

Итог:

Ворона ж кружила средь смеха и мата,

Трещала хвостом, как стволом автомата.

Мы, люди, рождены не попугайничать, а соображать и опытом крепнуть. В СССР нас, писателей предавали и в РФ нас предают.

И поэт не виноват и гений Революции, народ, не виноват за тайные сети предателей, наброшенные на нас: торгаши седую мать променяют на золото — иуды, нередко бегут, в азарте, впереди собственной измены. Кремль – наплодил иуд. Кремль — уничтожил революцию. Кремль деформировал и разложил КПСС. Горбачев и Ельцин — последние бандиты, спрыгнувшие с поезда, пущенного ими же без тормозов. Ленинцы.

КПРФ мало что значит среди народа. Россия вздыблена над пропастью негодяями и сталкивается ими в нее. КПРФ — осколок преступной вины КПСС, ЦК КПСС и Политбюро ЦК КПСС перед нами, дедами, отцами, бабушками, матерями, братьями, сестрами, женами и невестами нашими. КПСС — проморгала СССР, КПСС не разглядела пришедших в Кремль цэрэушников, разгромивших великую державу. Вина КПСС — и на нас лежит. Скорбный камень. Ощущение – толпимся над бездной…

Зюганов — пародирую:

“Господа депутаты, я с Орловщины, а в армии служил в разведке. По секрету говорю — правительство демократов едва давеча не упало: Ельцин, клянусь, не протянет еще две, три новые пятилетки, а Революция, сказала Мадлен Олбрайт, себя исчерпала. Поднимется генерал Лебедь, нам, русским, не сдобровать, Потому учиться, учиться и еще раз учиться — тайно голосовать!..”

Полная деградация мысли и духа. От Кремля и до окраины — политические примиренцы, соглашатели и пленники хапужества, капитала, застелившего очи лидерам седою мглою. Кто бы мог подумать: СССР падет жертвой прожорливых крыс?

Бедный люд в Москву

Босиком бежит.

И от стона, и от рева

Вся земля дрожит.

Да, история повторяется, но?.. Пошутили — хватит.

* * *

Очень доходчиво, очень горячо рассказывает Юрий Прокушев юным собеседникам о стихах и поэмах Сергея Есенина, учит их разбираться в музыке слова, гуле ритма, помогает им почувствовать великие страсти певца, как бы восходит вместе с ними на тот холм, имя которому — любовь, жизнь, Родина. И это важно ныне, важно будет и завтра. Ум и честь, верность и красота — понятия всевековые, зовущие. Без диссидентствующей голубизны.

Впервые поэт предстает перед юностью — с лирикой, с могучими гражданскими произведениями, с эпосом, с прозой, так же неповторимой, как поэзия его. Со страницы на страницу автор ведет повествование-объяснение произведений, их глубинно-политический государственный рельеф. Обращается к нашим национальным святыням: к Пушкину, Лермонтову, Некрасову, Блоку, говорит о продолжении нравственных традиций в поэзии сегодня.

По вехам Революции, по вехам Гражданской войны, Великой Отечественной войны, по крестам и обелискам, Юрий Прокушев проводит своих юных друзей, ничего не скрывая: ни холода, ни голода, ни крови, но — во имя правды, во имя народа, во имя бессмертия человеческого достоинства и призвания на земле.

Не скука, не схоластика, не ленивое равнодушие лепит в юноше натуру, а — истина, материнский вздох, семейная строгость, величие устремленности Отечества, что и подробно раскрывает и доказывает Юрий Прокушев на творчестве и на судьбе Сергея Есенина.

Хочется остановиться на том, как свежо и актуально звучат ныне слова поэта о “Заморском рае”, где человеку, личности, отведена “линия поведения” — пятачок, пядь — от себя до себя, указали, разрешили тебе владыки золотых подвалов, магнаты торгов... Олигархи.

Говорить добрые слова о добротно сделанном — не трудно, но радостно. Книга Юрия Прокушева — серьезный подарок школам, детям. Все мы обязаны беречь святыни, наши национальные огни, от риторической сухости и от ржавой иглы равнодушия. Пусть не гаснет в человеке чувство удивления, чувство верности и красоты:

Знаешь? Люди ведь все со звериной душой, —

Тот медведь, тот лиса, та волчица,

А жизнь — это лес большой,

Где заря красным всадником мчится.

Пусть мчится и мчится красный всадник, жизнь, синеглазая и храбрая, мчится — через ямины измен, через темные овраги предательств!.. Нет, не распнут правду и достоинство человека суетящиеся иуды эпохи авантюрных реформ и перестроек. Грядет суд, долгожданный и грозный!..

Юрия Прокушева мы в этом году похоронили. У гроба его — склонялись коллеги по призванию, братья по убеждению. Юрий Львович Прокушев — собиратель талантливых и деловых людей. Он — главный организатор издательства “Современник”, самого русского издательства, самого родного — для русских и национальных писателей нашей России.

Директор книжного издательства Юрий Прокушев — ставка на молодые кадры. Юрий Прокушев — русская школа переводчиков. Юрий Прокушев — серии книг, выпускаемых огромными тиражами:

Новинки “Современника”

Библиотека поэзии “Россия” “Современника”

“Думы о русском слове” “Современника”

“Российская поэма” “Современника”

“Российский роман”, “Современник”

“Поэты о поэтах”, “Современник”

“Повести и рассказы”, “Современник”, да разве нужно перечислять?!

Запрещенные романы Ивана Акулова, “Ошибись, милуя” и «Касьян остудный» изданы “Современником” при Прокушеве. Роман Василия Белова “Кануны”, роман Бориса Можаева “Мужики и бабы”, запрещенные Главлитом, изданы в “Современнике” при Прокушеве. “Братья и сестры”, роман Федора Абрамова, роман “Лидина гарь” Арсения Ларионова, повести “Кража”, “Пастух и пастушка”, Виктора Астафьева, повесть “Кончина” Владимира Тендрякова, поэма “Донжуан” Василия Федорова, повести Виктора Потанина и Валентина Распутина, книги стихотворений и публицистики Станислава Куняева — увидели свет в “Современнике”. Куняев и сейчас не забыл... А пролетело с той поры более тридцати лет.

Я провел через цензуру, как главный редактор, сотни книг, и выше названные проводил я. За моей спиною стоял Прокушев, ни разу не предавший меня, ни разу не одернувший мои отважные устремления, а наоборот: помогал и укреплял мое достоинство перед ЦК КПСС и госчиновниками.

По государственной храброй ответственности перед писателями и литературой, по авторитету, по знаменитым цифрам тиражей, по заботе о прозаиках и поэтах, критиках и публицистах в республиках и областях РСФСР нам равных не было среди книжных издательств СССР, не было!

* * *

Юрий Львович Прокушев — скромный человек, никогда не страдал наживой и хапужеством, Сергей Есенин — Бог его семьи!

Вы с ума сошли! Вы с ума сошли! Вы с ума сошли!

Кто сказал, что мы уничтожены?

Злые рты, как с протухшею пищей кошли,

Зловонно рыгают бесстыдной ложью.

Зачем Вячеслав Огрызко так нагло врет и позорит Прокушева, называя его личность и его работу “графоманской”, “бездарной”, зачем?

Юрий Бондарев — графоман?

Василий Росляков — графоман?

Анатолий Жигулин — графоман?

Федор Сухов — графоман?

Евгений Евтушенко — графоман?

Григорий Коновалов — графоман?

Виктор Лихоносов — графоман?

Владимир Крупин — графоман?

Виктор Потанин — графоман?

Новые их произведения, а часто и восстановленные ими, при нашем смелом участии, печатались в “Современнике”. Нам, Прокушеву и мне, случалось конфликтовать даже с Фурцевой и Сусловым, я уже не говорю о Севруке и Беляеве, чиновниках ЦК КПСС, а чиновники райкомов и горкомов?

Вячеслав Огрызко — главный редактор “Литературной России”, газеты вялой, газете, страдающей позиционной импотенцией. Огрызко оскорбляет своими характеристиками Бондарева и Ларионова, Сорокина и Прокушева, оскорбляет сплетнями и слухами, похабными домыслами десятки весьма одаренных и знаменитых сынов России:

А кто Огрызко — перед Бондаревым? Кто Огрызко – перед Доризо? Кто Огрызко – перед Мухамадиевым? Кто Огрызко — перед Прокушевым?

Кто Огрызко — даже передо мною? А я скромный. Я робкий и пацифист…

А я ведь защищал много лет Вячеслава Огрызко на секретариатах и пленумах писательских. Неблагодарность — бацилла бездарей.

Огрызко питается гнилыми доносами на нас и воспроизводит их на бумаге, щекочась и ликуя, как похотливая разведенка. А я вот не принимаю доносы на Славу Огрызко, хотя мне про него всякую грязь несут: мол, бездарь, мол, завистливый, мол, аж модернист. Чудят витии.

Модернист, в смысле, как выражался Никита Сергеич Хрущев, — шпион, “пидарас”, но надо стать болваном, чтобы поверить, болваном! И я, тишайший русский поэт, дарю заковыристому Славику лишь эпиграмму: это распевала возле метро бомжиха, похожая на вздувшуюся ворону. Умрёшь.

Не сплю три ночи и три дня,

Хочу при вас раскаяться, -

Огрызко мучает меня:

Щекочет и кусается!..

Текст покаяния бомжихи легко запоминается, как шалый хрип вороны.

Славик, в ней, в эпиграмме, ничего обидного для тебя нет. Почитай собственную мазню — за башку схватишься!.. Ну, может и тебя, занудного цыплака, ворона ополоснула тёплым помётом?!Не почистить ли и тебя, как бронзового Фридриха, мыльною шваброй? Дерзай, не зазнавайся.

Твой брэ-э-нд, ого, го!..

1991—2004

Дважды убитый

Убили Есенина или повесился? И мы, споря, ссоримся. Но ведь это — общее наше горе. Кто продал Америке водные территории с островами, Шеварднадзе или Горбачёв? И мы пять, споря, ссоримся. Но ведь островные воды-то наши!..

Пока мы крепко не научимся друг в друге слышать брата, мы не перестанем терять свою надежду, землю и славу.

Зависть и жестокость — временные победители, а воля и разум, озарённые благородным светом, непобедимы!

Зачем нам такой Есенин?

Разве Сергей Есенин и друзья, поэты, окружавшие его, должны были ныне в фильме о нём походить нервными припадками, похмельным хамством и кровавыми зуботычинами на полоумных выпускников "Фабрики звёзд", осточертевших нам своими грязными пупками и поросячьими задницами?

Мальчик Серёжа — уже мудрец. Уже — слышащий голос лебедя, умирающего в оледенелом затоне. Мальчик Серёжа Есенин — вглядывающийся в мерцающий звёздный мир волей и разумом Циолковского. Через детское сердце юного поэта протекла некрасовская великая русская река Волга. В юную душу Сергея Есенина неотвязно стучались ветры и метели Сибири. Даже лагерная Колыма успела мелькнуть перед юным взором поэта и трагически прозвенеть кандалами. Нужны доказательства? Пожалуйста.

Сыплет черёмуха снегом,

Зелень в цвету и росе.

В поле, склоняясь к побегам,

Ходят грачи в полосе.

Или:

Тот поэт, врагов кто губит,

Чья родная правда мать,

Кто людей, как братьев, любит

И готов за них страдать.

Или:

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,

Хмельному от радости пересуду нет.

Разве такой пятнадцатилетний подросток, грядущий русский мученик, поэт русский, Иисус Христос русский, через какие-то пять лет, к двадцатому году, успеет превратиться в Жириновского или Петросяна? Вонючие остроты, мат, плескания по бутылкам и по стаканам водки — лик и образ Есенина, величайшего поэта мира?!

Что? Захотелось режиссёрам и артистам "прильнуть" к текущей моде на похабство, разврат, безумную жестокость и безудержную безбожную удаль?

Детство человека — святая тропа в старость, но через пороги и кручи жизни, но через совесть, утраты и манящую цель впереди, золотую свечу призвания. И если подобного соловьиного детства у Есенина не было бы — как бы смог он воспеть неподражаемо любовь и красоту, верность и бессмертье? Как бы смог он собственною судьбою показать судьбу родного народа?

Пугачёв:

Невесело ваше житьё!

Но скажи мне, скажи,

Неужель в народе нет суровой хватки

Вытащить из сапогов ножи

И всадить их в барские лопатки?

Откуда в поэта вклокотался такой гнев? А из соловьиного, а из колокольного звона храмов, растерзанных, как русский народ, из хуторов и деревень русских, уничтоженных блюмкиными и Троцкими, коганами и штокманами, вручившими русским христопродавцам винтовки и револьверы...

Кто сейчас уничтожает русский народ? Кто сейчас выплачивает десятки миллиардов Абрамовичу за нашу нефть, а русские хутора и деревни душит ценами на бензин и цинизмом бесправия, кто? Убит или повесился Есенин, как будто — если повесился — то можно простить палачам: ведь если он повесился, то грех и преступление палачей русского народа ещё чернее и ещё подлее: такого багрянокрылого сокола до петли довели!..

Номах:

Живей обрядись

И спускайся вниз...

Будто вставлял здесь стёкла...

Я положу в ящик золото...

Жди меня в кабаке "Луна".

Не о Якове ли Свердлове Есенин ведёт речь, упрятавшем 100 килограммов золота в сейфах Кремля? Так грамотный был Есенин или не очень? Пророком явился Есенин или киношным забулдыгой? К великому Александру Блоку киношники привели юного Есенина — с пятном синяка под глазом, и не стыдно?

Ну и — о вечере, посвящённом 110-й годовщине со Дня рождения Сергея Есенина. Вечер прошёл в Зале Церковных Соборов Храма Христа Спасителя 4 октября 2005 года. Устроители: Правительство Москвы, Комитет по культуре города Москвы, Московский государственный музей С.А. Есенина.

Но какой вечер?

И кому он нужен?

Недоумение поджидало приглашённых практически весь вечер: почему не объявлено имя ведущего вечер и не от этого ли он иногда запинается, путает слова (вместо "многогранной души", сказав "Многократная") неуместным казался его наряд, явно не вписывающийся в образ, с нелепым высоким воротником, вне стиля и вне времени, "наперекор стихиям"? Что делает на сцене большой оркестр, помпезно представленный как оркестр XXI-го века, когда основная часть выступающих работает под фонограмму? Почему на музыкально-поэтическом вечере, посвящённом Есенину, поют и не есенинские песни, когда в программе в целом их было просто недостаточно, не говоря о качестве их исполнения? Зачем так громогласно выкрикиваются тихие задушевные есенинские строчки? Неужели нельзя было предложить исполнение русских танцев не в таком откровенно стилизованном матрёшечном стиле "а ля рюс"? Какой смысл в дорогом исполнении многих номеров программы известными актёрами, если эти номера можно только с большой натяжкой считать уместными на есенинском вечере? Почему нет единого сценического решения стиля вечера? Где Есенин-философ, Есенин-историк? Где его работы о русском народе, о погибших коренных народах Америки?

Но самое печальное недоумение: где же сам Есенин? Его тонкая умная поэзия, его творческие искания, его биография, в которой главным был совсем не разгул, не лубочное украшательство, а глубокая боль, страдание за Русь, мучительные поиски духовного пути, стремление понять происходящее, совместить мир народных традиций, национального уклада русской жизни, русского характера с происходящими социальными, общественно-политическими революционными событиями? Место проведения вечера, глубокий кризис, охвативший все слои нашего общества, поиск национальной идеи сегодня предполагали обращение к философской, эстетической основе творчества Есенина, осмысления национальной трагедии через его богатейшее наследие. 110-летний юбилей поэта совпал с тяжелейшими историческими испытаниями, выпавшими на долю его Родины, на долю русской литературы, которые так тяготеют к определению "великая" – «великая Россия, великая русская литература» и негоже мерить творчество, жизненный путь одного из самых выдающихся, всемирно признанных русских поэтов, которого можно назвать, используя меткое определение Марины Цветаевой, — "Есениным Всея Руси". Нельзя нивелировать масштаб творчества и личности Поэта. Нельзя к юбилейному вечеру Есенина подходить со сценическими мерками современной "попсы". Однако личность поэта, его идейные, творческие поиски, его лирика, его публицистика, его эпос, его трагическая русская судьба — всё осталось за сценой, всё.

Его опять ранили

Великий Александр Блок в дневнике оставил нам, потомкам, красивую запись о молодом поэте, Сергее Есенине. А Есенин как трепетно сказал о Блоке, учителе своём?! Но киношному авралу некогда глубоко поразмышлять.

То Есенин — суетящийся кролик: торт в царской семье, некулемо поворачиваясь, роняет. То Есенин — парализованный мышонок: при допросе в ЧК хвостик откидывает, попискивая. То Есенин — кучер послушный: при встрече с Троцким кивает согласно на каждую букву, произнесённую вождём.

 Номах:

Я теперь вконец отказался от многого,

И в особенности от государства,

Как от мысли праздной,

Оттого что постиг я,

Что все это договор,

Договор зверей окраски разной.

Есенин — пророк, Есенин — поэт, стонущий над братоубийственной войной русских против русских. Есенин обращается к Богу, но разочаровывается, и вновь обращается: надо же, необходимо же ему опереться на истину, на здравый смысл катящейся по России непогоды. Ищет. Находит. Теряет. И здравый смысл катящейся по России непогоды. Ищет. Находит. Теряет. И опять — поиск веры поиск опоры, а ведь сердце-то у него единственное!..

Улеглась моя былая рана —

Пьяный бред не гложет сердце мне.

Синими цветами Тегерана

Я лечу их нынче в чайхане.

Неуклюже киношник всерьёз решил, что у поэта долго и веско бред в голове колыхался от выпитого?... Чушь редкая. Когда же успел Есенин, прожив 30 лет, оставить многотомное собрание сочинений, да ещё, благодаря Юрию Львовичу Прокушеву, — академическое? Когда? И когда смог поэт постигнуть и расцвести сердцем и разумом от крылатой и полетной любви? Ведь так воспеть и передать чувство любви, ласковость любви, надежду и устремлённость влюблённого человек мог только роскошно-богатырского здоровья поэт, оберегаемый от недомоганий самой матерью-природой.

Русский свет

Жить не ново, погибать не ново.

Зубы сжав, страдаю и пою.

Я давно на Поле Куликовом

Под кривыми саблями стою.

О земле подумаю, о хлебе,

О народе, лёгшем под гранит,

Не луна пылает ночью в небе,

А душа великая горит.

Что ни год — тревожная судьбина,

Что ни день, то пуля, то броня,

Потому знакомая рябина

У калитки встретила меня.

«Скоро избы наши растворятся,

Реки сгаснут в жутком далеке.

Русские, довольно покоряться

Дьявольской предательской руке.

Поцелуйте дедовы могилы,

Наклонитесь к братовой плите.

И тогда вас не покинут силы,

Свет родной спасает в темноте!»

Прикоснусь к полынь-траве устами:

В океане погребённых рас

Русские умолкли над крестами,

Но ещё надеются на нас.

Уступал я недругам и прочим

Ворогам, но больше — смысла нет,

Пусть звенит по всем дорогам отчим

Русский свет,

неодолимый свет!

Стихотворение звучит свежо, а написано мною аж в 1991 году.

Оркестр имени Сергея Прокофьева изнывал на сцене в буквальном смысле слова и смущал этим зрителей первых рядов, среди которых присутствовали и родственники Есенина. Дирижировал оркестром, более для формы, чем для музыкального сопровождения, Народный артист Павел Овсянников, — оркестр мучительно отбывал положенное время на сцене, не зная, куда девать смычки, руки, ноги. Иногда, невпопад вдруг начинал играть, на фоне звучащей фонограммы, вводя в заблуждение публику имитацией балалайки скрипками. Звучала балалаечная музыка, а артисты при этом водили смычком по скрипичным струнам.

Заслуженная артистка России Людмила Николаева неряшливо отплясывала и притопывала сама, соблазняя публику неумеренным, несоответствующим характером веселья, приличным разве что на народных гулянках. Сцены ей не хватило, и она выскочила в зал, поближе к почётным гостям, забыв о месте и смысле проведения вечера, о своём возрасте... Перевосторгалась дама.

Ансамбль "Берёзка" имени Надежды Надеждиной, художественный руководитель Мира Кольцова, вышел с русской берёзкой, при этом каждая из танцующих удивительно напоминала куклу Барби. Они жеманно исполнили свою роль на фоне скудных и не очень понимаемых зрителями хаотичных кадров кинохроники, показывающей совсем другой образ русской женщины (простой и естественной) — матери Есенина, которая с затаённым страданием смотрела на происходящее.

Диалог из «Анны Снегиной» Народного артиста России Валерия Золотухина и Ирины Линт, с запинками и отвлечённым от темы вечера пением, прозвучал, как шикарный автограф Народного артиста, не сомневающегося в своём успехе. А напрасно! Целомудренное, строгое поэтическое слово Есенина выявило, разоблачило, обличило полное несоответствие, "попсовую" замутнённость, фатовство, дешёвую претензию, безвкусицу исполнителей. Авторская композиция — самовольно выдранные поэтические строфы из поэмы "Анна Снегина", перемежающие отрывками из романсов, которые, по мнению артистов, наиболее эффектны в их исполнении, по большому счёту вообще не имеют право быть на профессиональной сцене, тем более, рядом с именем Есенина. Так хотелось прервать выступление Валерия Золотухина! "Не трогать! Это классика русской литературы!"

Диссонансом с поэзией Есенина и чувством меры прозвучало и пение народного артиста России Сергея Захарова, который тоже более претендовал на свою личную популярность. Никакого отношения к поэзии Есенина это выступление просто не имело!

Трио "Реликт" (А. Никонов, А Кондратов, В. Маюнов) не вытянули на себе тихой есенинской ноты, имитируя русское многоголосное пение не самым лучшим образом. Ну, а Народный артист России Александр Подболотов и вовсе испугал зрителей разномощностью своего вокала. Не выступал, а выл. А где же русский поэт Есенин? Где же мы, страдальцы русские? И Россия наша где?

Колокольный звон

Слово поэта Сергея Есенина — предупреждение и урок русскому народу, даже народам России, даже человечеству: не путайте Землю с коровою, хотя корова тоже требует неизбывной осторожности и ласки, а природа, Земля, из которой мы ежедневно высасываем и пожираем ягоду и лимон, черёмуху и уголь, дерево и нефть, пшеницу и газ, природа отомстит!..

А любовь — природа. Верность — природа. Народ — природа. Слово наше — природа. Истина — природа. И красота — природа.

Ну, а этой за движенье стана,

Что лицом похожа на зарю,

Подарю я шаль из Хороссана

И ковёр ширазский подарю.

Дантес, до сих пор некоторые пушкинисты доказывают, — приехал на дуэль в кольчуге, отлитой калужскими мастерами. А Пушкин — весь нараспашку, и что? Лермонтов, доказывают некоторые лермонтоведы, — выстрелил первый, но не в Mapтынова, а над собственною головою, в небо. И что? Убит негодяем. Хотя есть работы; якобы со стороны выстрел раздался до выстрела убийцы. Зачем винить Прокушева, что он считал уход из жизни Есенина через самоубийство? Опровергай, но не ерепенься перед Прокушевым, посвятившим жизнь свою судьбе великого поэта. Где вы были-то, сыщики?

Заря окликает другую,

Дымится овсяная гладь...

Я вспомнил тебя, дорогую,

Моя одряхлевшая мать.

Как прежде, ходя на пригорок,

Костыль свой сжимая в руке,

Ты смотришь на лунный опорок,

Плывущий по сонной реке.

Это и есть — Земля, это и есть — Россия, это и есть — Вселенная: её голос, её власть, её бессмертье. Тут — песня и стон поэта. Тут — камера сына поэта. Тут — холм, Голгофа, где над Окою распяли Сергея Есенина, русского Иисуса Христа... и мы, и наши дети, внуки и правнуки наши не забудут и не предадут никогда этого национального горя.

Я кланяюсь матери и отцу поэта. Я кланяюсь сестрам поэта. Я кланяюсь Краю рязанскому, Оке, соборам златоглавым, их колоколам, плачущим над берёзовыми просторами России. Спасибо им. Спасибо Господу Богу.

Как же мне не прослезиться,

Если с венкой в стынь и звень

Будем рядом веселиться

Юность русских деревень.

Но юность русских деревень и русских городов атакована беспощадными приватизаторами и богачами, разграбившими страну отцов и дедов, края, в которых рождались Жуковы и Матросовы, Пушкины и Есенины. Ежедневные посулы Кремля — жестокая насмешка над русской верностью и отвагой...

Есенин и его друзья жизнями заплатили за любовь и верность России.

Кусиков и Орешин,

Ганин и Приблудный,

Клычков и Наседкин, где вы?

А где вы, идущие, но позже, — за Есениным и есенинцами, где вы сегодня?

Павел Васильев,

Борис Корнилов,

Дмитрий Кедрин,

Павел Шубин,

Борис Ручьёв, где вас искать?..

Палаческие расстрелы непрощаемы никому: ни вождям, ни казнителям, ни осквернителям и отравителям нашей русской судьбы и совести. Показывать друзей Есенина, русских поэтов, алкашами и забулдыгами — подлость. Да, играть роль Есенина в кино — быть русским, быть образованным, быть национально неодолимым: слышать русское горе, видеть беспредел Кремля над русским народом, вставать на пути мерзавцев, не колеблясь и не пятясь.

Но даже и беспредельно честный актер, талантливый артист — никогда не достигнет той грани великого человека, которого он играет. Быть великим или играть великого — разные вещи: роль — подражание, а личность — судьба и удел, отпущенный Господом Богом на службу Отечеству.

Бронштейны расстреляли Николая Гумилева, Зиновьевцы уморили голодом Александра Блока. Ося Брик помогал отсчитывать секунды перед расстрелом Гумилёва... Блюмкины пасли Сергея Есенина, досматривали и караулили — дабы не увернулся от петли или от пули. Что же? Верь, русский народ, и все народы СССР пережили страхи перед свинцовой пулей. И сейчас Россия — под беспощадным оком масоно-олигарховой шайки. Но Бог с нами.

Изряднова помогла поэту утвердиться в призвании.

Дункан разочаровала его Америкой,

Миклашевская вернула его к вдохновению.

Бениславская чуток жизнь продлила ему.

Продлила, а сама на могиле его застрелилась от тоски по нему, разве Галя, Галина Бениславская, испугалась бы умереть за Россию? Нет. Такие души святые живут в храмах и оберегают верность и любовь нашу.

А Дункан, слышал я, — плакала на пепелище сгоревшего дома Есениных и холодной золою осыпала горячее лицо своё. И я благодарю ее.

Красота или горе личных отношений поэта с возлюбленными — не требует стукаческой зоркости, а награждает тебя мудростью и уважением.

Ночь морозная,

Тих покой перекрестка

Я один у окошка,

Ни гостя, ни друга не жду.

Вся равнина покрыта

Сыпучей и мягкой извёсткой,

И деревья, как всадники,

Съехались в нашем саду.

Зачем артист Золотухин сравнивает, рядом ставит Есенина и Высоцкого: что это — безвкусица или предательство? И кому это полезно? Дельцам? Есенина не оболгать и размах крыльев его орлиных не укоротить. А Россию не обмануть. В Блюмкине — узнает Блюмкина. В Есенине — Есенина.

Россия — мама моя святая! Россия — крест праведный мой!

Россия — тропа моя поднебесная! Россия — звон колокольный мой!

Печальные пересказы

Большой театр (исполнение Карины Сербиной) продемонстрировал красивую исполнительницу в красивом наряде, почему-то пропевшую «Аве Марию».

Всё это наполнение вечера, с акцентом на псевдорусскость песни, танца, образа русского человека, с откровенно купленными дорогими номерами ради самих этих сценических имён, но не ради сути творчества Есенина, — всё это сбивало публику с толка и уводило её в какие-то суетные впечатления гремящей и кричащей сцены.

Единственное гармоничное выступление вечера — первого исполнителя роли Есенина в кинематографе — Народного артиста Сергея Никоненко, который мастерски и с очень точной тонировкой прочитал стихи Есенина и молвил подобающие слова в память поэта. Но, увы, одного такого человеческого и профессионального выступления маловато на целых три часа утомительного вечера.

Поневоле задумаешься о роли главного режиссёра вечера Елены Седенко: что вдохновляло её, когда она формировала содержание вечера и выбирала исполнителей? Известность артистов или известность поэта, которому посвящён вечер? Желание донести до гостей образ поэта или еще раз один продемонстрировать артистических див? Лишь бы унизить русский авторитет.

Имя ведущего вечера нам удалось с трудом узнать только после долгих закулисных поисков. Пётр Константинович Татарницкий был любезен, но это не дополнило новых поэтических переживаний.

А есть другие люди,

Те, что верят,

Что тянут в будущее робкий взгляд.

Почёсывая зад и перёд,

Они о новой жизни говорят.

Почему в Храм Христа Спасителя, в Зал Церковных Соборов не пригласили опять Андрея Дементьева и Иосифа Кобзона, не уехали же они в Израиль, воротясь в этот день из Рязани? Они же там верховодили!..

Пригласить губернатора Рязанской области Георгия Ивановича Шпака можно, но вполне понятно, что он не в состоянии сказать о творчестве Есенина и его значении для русской культуры так, как это должно сказать на подобном вечере.

Недостаточно слово и Председателя Комитета и культуре Москвы Сергея Ильича Худякова по вполне понятной причине — у чиновника своя функция, свой стиль выступления, свои задачи выхода на сцену. 

Не получилось большого и очень нужного разговора о поэте, о России, о судьбах русской поэзии, русской литературы, о серьезных проблемах сегодняшнего дня, на многие из которых Есенин знал ответы… Не состоялась очень нужная для нас встреча с русской поэзией. Не удался вечер не только из-за плохо подобранных участников, но, наверное, (и это самая большая беда!) – устроителям нечего было сказать в этот есенинский вечер. А писателей, прозаиков и поэтов вообще не было. Не пригласили или не захотели прийти?..

После такого вечера хочется найти противоядие и лучшее – это стихи Сергея Есенина, прочитанные про себя, но зато искренне и с любовью, и с благодарностью к великому русскому поэту, без поэзии которого просто невозможно представить себе жизнь сегодня…

В белом стане вопль,

В белом стане стон:

Обступает наша рать

Их со всех сторон.

В белом стане крик,

В белом стане бред.

Как пожар стоит

Золотой рассвет.

И во всех кабаках

Огни светятся…

Завтра многие друг с дургом

Уж не встретятся.

И все пьют за царя.

За Святую Русь.

В ласках знатных шлюх

Забывая грусть.

Черный Человек, разоблаченный Есениным – не дремлет. Вот он – Троцкий. Вот он – Гитлер. Вот он – краснобай и цэрэушник: возглавил разрушение СССР. Вот он – бухой верзила: Россию гробит.

Чем оправдают себя Горбачев и Шеварднадзе, Яковлев и Ельцин? А Гайдар и Кириенко – очистили миллионы сберкнижек у трудовой интеллигенции и рабочего класса, а не судимы!.. Лжестроители, ограбившие честных людей, оставили их без крыши над головою?

Чёрный Человек сеет кровь в Чечне, смуту на Украине и в Белоруссии. И России спокойно жить не дает. Кто он?.. Грабитель убивает в Москве конкурента, а под Москвой возводит себе пятиэтажный особняк. Что это? Это – национальная идея Кремля, извините, России?

Но Есенинский комитет с помощью есенинцев ИМЛИ и Бюро художественной литературы, с поддержкой Юрия Бондарева и Владимира Гусева, Валерия Борисова и Геннадия Гоца организовал целый ряд щедрых праздников, посвященных дню рождения поэта. Последний – в Музее Маяковского – на удивление добрый, молодежный, замечательный!

После встречи я, взволнованный, шагал, прогуливался по тротуару. И вдруг на меня с лаем набросилась грязная шерстистая дворняжка. Я топнул левою ногою – она, визжа, кинулась в подворотню моей любимой и самой патриотической газеты «Клык бульдога», - я за ней. Но во дворе на меня с небес спустились три солнца. Да, да, три ясных русских солнышка.

Первое – длинное и глуповатое. В руке – корзина с пародиями и одами о Берии. Второе, пузатенькое, но весьма самоуверенное – с портретиком Лили Брик, старухи переделкинской. А третье – с бодуна: то ли ермолка, то ли шляпа, но жару много!.. Я повернулся и хлопнул калиткой. Ведь и ослепить могли же. В сточной ямке, уже не мурзясь, лежал тот пёсик, четвертое солнышко и умолял: «Мужик, забери меня от этих долбанутых!..» А возле пёсика, хмельная, покачивалась юристка, баба с деревянной кувалдой.

В грязном дворняжковом пёсике таился боевой есаул, крупный поэт, будущее четвертое светило. Господи, спасибо тебе за чудо! И я, медленно шагая, повторял и повторял неземные строки Сергея Есенина:

Много дум я в тишине продумал,

Много песен про себя сложил,

И на этой на земле угрюмой

Счастлив тем, что я дышал и жил.

Счастлив тем, что целовал я женщин,

Мял цветы, валялся на траве

И зверьё, как братьев наших меньших,

Никогда не бил по голове.

Так выпьем за Есенина! За вечевой и неугасимый свет русский!..

Меня не удивляет и даже не очень оскорбляет ложь киношников – огульное пьянство Сергея Есенина, ежечасные сумасшедшие его выходки, дурашковые хихиканья и почти кинжальные мордобития: киношники решили соорудить вокруг себя громовую славу, всемирную очередь в кинозалы и прочее. Бог им судья. Они ведь играют роль, но никогда не ощутят подлинного самосознания поэта, никогда: ибо осознания гения кем-то, глубины его размышлений, истин его, данных ему Богом, не может быть достигнуто и талантливыми актерами. Подражание, и талантливое, - есть подражание. А Есенин – русский Христос!

Жалко слушать, как с экрана «есенинцы» соглашаются с течением сюжета и факта фильма. Жалко видеть жалких… А Рюрик Александрович Ивнев, самый родной друг Есенина, говорит нам через воспоминания, что поэт, возбуждая застольный шум, отвлекал от себя дискуссиями внимание и выплескивал чарку водки под стол…

Мы до нынешнего дня еще не собрали всех произведений поэта, имея на руках уже академическое многотомное собрание его сочинений: так. Ну, скажите же, - когда же он успевал ежедневно напиваться, прожив 30 лет?

Он, великий русич, и сейчас им, ненавистникам русского авторитета и русской судьбы, отвечает:

Так хорошо тогда мне вспоминать

Заросший пруд и хриплый звон ольхи,

Что где-то у меня живут отец и мать,

Которым наплевать на все мои стихи,

Которым дорог я, как поле и как плоть,

Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.

Они бы вилами пришли вас заколоть

За каждый крик ваш, брошенный в меня.

2005

Иудокозлы

Гимн подлости

Пятый съезд Международного Сообщества Писательских Союзов избрал Председателем МСПС Юрия Васильевича Бондарева, освободив от этих обязанностей С. В. Михалкова.

Автор трех гимнов, коньюктурно переписанных, поднял милицейский отряд и захватил контору. Юрий Васильевич Бондарев защищал Сталинград, а Сергей Владимирович Михалков — в боях за кресло!

Слава, слава герою!..

А публицист Бушин Владимир Сергеевич, защищая Михалкова Сергея Владимировича, почти тёзку, нападает на солдат — Бондарева и Карпова, Исаева и Викулова, но не шибко. Виляет...

И тут еще — Госсекретарь США Кондолиза Райс шухер навела в Москве на наших кремлевцев и погрозила в сторону Белоруссии розовою тапочкою.

Пропали мы. Пропали. И Арсений Ларионов от нас и от народа скрывается: Ленину подражает...

Странный сон

Помню, переступив порог кабинета Сергея Владимировича Михалкова, я неожиданно столкнулся с очень волевой и очень нервной бабушкой, хотя вид её — моложавый и даже спортивный: пятнистые ягуаристые шаровары и майка-безрукавка. Между бездетных грудей — красные буквы, зело похожие на атакующих боевиков — ЦК ВЛКСМ!.. Лань перестройщиков. Кондолиза Райс.

Говорят, штаны бабушке подарил Басаев в эпоху их деятельности в комсомоле, а майку-безрукавку подарили нынешние попы, мелькающие вокруг истерзанных православных церквей, куда русские люди несут жалкие честные гроши, молясь Иисусу Христу. Попы — вчерашние безбожники, проходимцы, инструкторы и завы отделов пропаганды и редакторы комсомольских газет и журналов. Православный поп, батюшка не полезет в чужой огород и кресло.

— Вы кто?

— Сорокин Валентин Васильевич, заместитель Михалкова, а вы кто?

— Я помощник классика, считай — сам классик тут, понял?

Старуха подвигнула и подтянула на моей шее галстук. Я сдрейфил. Но за её исчезновением вырос Арсений Ларионов:

— Валь, не подходи близко к столу Сергея Владимировича. Не прикасайся к его креслу, не шевели телефонную трубку. А на его портреты, развешанные по комнатам, коридорам и туалетам, гляди — сколько хошь, покудова не утомишь око!.. Бабка Люда ведёт фото и звукозаписи из штанов, в штанах у неё спрятан американский механизм отслеживания, береги Владимирыча, как мы оберегаем!.. На его образе — пылинки быть не должно, ясно? —

Через год, примерно, на работу бабушка Люда, опираясь на благородный костыль Михалкова, затянула Сергея Владимировича, нерасфасованная дева!..

— З-зы-зы-здравствуй Валя! Кы-ка, как дела у тебя наши?

— Да здравствует баснописец Михалков!.. Дела идут отлично!..

— К-кого ты сильнее любишь, Валя, Сталина или Ларионова, ну?

— А Вы, Сергей Владимирович?

— К-колеблюсь, Валя к-колеблюсь. П-пожалуй, еще С-сталина, но?..

В кабинет ворвался ветер с гор Кавказа. Это старуха комсомолистая влетела на якуаристых парусах басаевских шаровар: — Хватит!.. Вставайте и убирайтесь вон!.. — Бабушка сверкнула лисьими замечательными зубками и ласково вытолкнула классика домой. Дом его — рядом. Оно дома МСПС и окно квартиры классика, не отрываясь, любуются друг другом...

Возможно многолетнее уважение окон сих друг к другу и заставило Сергея Владимировича Михалкова побороться за старинную усадьбу? Оттяпать её, отнять у писателей СНГ, ведь Председатель Исполкома Международного Сообщества Писательских Союзов Сергей Владимирович Михалков не одинокий юный воин. Ему в уши звенит жизнь — спешит 93-ий год, и за его плечами рвутся в сражении — отбирать, приватизировать, проматывать — борцы за равенство и братство, лирические чанкайшисты, в обнимку с милицейскими автоматчиками и прокурорами с Красной Пресни... Не стыдно?

Ларионов мешает. Исполком МСПС не покоряется Михалкову. не впустил классика и его зубрёжников. Чанкайшисты начали лбами стучать в двери. Им завидуя, восемь часов пролежал классик в иностранном джиппе-пе-пе с юной женою, наслаждаясь звоном пустых голов... Взломились. Нацелили стволы. И заликовали. А лирические тайваньцы на ладошках унесли в машине классика, сухого и лёгкого, и его супругу, напоминающую внешне необхватную, но весьма обаятельную хозяйку дорожного кафе “Выпей и поешь”...

Когда дым рассеялся — московские тайваньцы стояли на коленях на месте михалковского автомобиля и сыпали на свои израненные башки драконью чешую: Господи, откуда взялась из-под автомобиля звериная перхоть?!.. Я спросил у Ларионова: — Где девятьсот тысяч долларов? Михалков скорбит о них! — Ларионов грустно ответил: — Ищи их у Пулатова и у Михалкова. А я в то время в МСПС не работал. — М-да-да-а...

Проданный красавец — Дом на Поварской теми руководителями МСПС и ещё кое-кем... Разберёмся... Красавец-Дом наш, писательский, предан, продан и вычеркнуть из обихода. Я же, самый краткий сотрудник МСПС, всего-то, за два с половиной года, с Михалковым встречался в конторе раза четыре, но разговор он держал только о Сталине, Ларионове и Римме Казаковой: Иосифа Виссарионовича и Арсения Васильевича хвалил, а Римму поносил, экий мудрец!.. Теперь скликает, чёрт знает с кем, разномастные исполкомы и съезды, увольняет гоев, во главе с Ларионовым, звонит, не сам, конечно, даёт телеграммы и указания по областям, республикам, странам СНГ, в писательские организации, а потом — отказывается, шутит дедок лукавый...

Приказал выселить Римму Казакову — свалил на Ларионова и нас. Уволил моего друга Бориса Шереметьева — валит на коллектив. Замучились мы с классиком, баснопевцем виртуозным! Пора, давно пора, я призывал к этому и призываю с 1991 года, пора сформировать комиссию, малую, в пять или в семь человек: писателя, юриста, следователя, финансиста — и документально проинформировать куда и кто, когда и что, ну, дома творчества, ну, гаражи, ну, детские ясли, ну, больницы, ну, землю, ну, деньги, ну, литфонды, кто и куда захапали, кем заполнены нынешние остатки писательских зданий, пора, да вот Сергей Владимирович занят иными чаяниями, дворянин, не челяди нищей ему, автору трижды перекроенного и подмалёванного гимна: не удивлюсь — если подмалюет ещё! Мы, секретари, не сомневаемся.

США и Запад неотступно прощупывают линии раздела и уничтожения нашей истерзанной России: почему бы не подредактировать четырежды, когда от России останется, допустим, лишь Московская область или святая Сергиево-Посадская Лавра, где комсомольские лже-попы опробуют старо-новый текст гимна антихристовыми голосами?! Да, сказанное мною — не быль, а страшный сон. Наш законный съезд избрал Председателем МСПС Ю. В. Бондарева.

Где бесстрашные воины, — Иван Акулов и Борис Можаев, Фёдор Абрамов и Валентин Пикуль? Где Константин Воробьёв и Александр Яшин? Но не единственный ныне с нами — Юрий Бондарев, русский витязь! Мы благодарим Бога, что с Бондаревым мы рядом. Я был с ним рядом — когда, не отмыв руки от безвинной крови павших у Дома Советов, палачи пытались его взять, пленить и замести подлые следы. Но истину, как молитву, не уничтожить!

Прав мой бессмертный друг, Пётр Проскурин, вздохнув на берегу Оки у Сергея Есенина в гостях: “Валя, Валя, движутся тучи предателей, тучи, и укоротить их — требуются дивизии Матросовых!”.. А где они, где? Лгуны и хапуги организуют писательскую “Ассоциацию”, заполняя ее тысячами и тысячами новоиспеченных авторов, случайных и блатных, отсовывая настоящих, талантливых и совестливых, дабы купаться в приватизированных “Домах творчества” и “Литфондах”, высасывая из нас кровь. Комсомольские попы-лжецы и бандиты, отобравшие у народа фабрики и заводы, — единоликие христопродавцы, изменники нашей мученической России!

Но — достаточно горя!

Но — достаточно слёз!

Но — достаточно предательств!

Сейчас я процитирую стихи не Павла Васильева, расстрелянного Ягодо-Бериевскими палачами, не Бориса Корнилова, убитого ими, не Ручьёва и не Поделкова, швырнутых на Колыму и на Певек, ровесников Сергея Михалкова нет, я процитирую, не ручаясь за точность слов, процитирую Михалкова, дивясь: неужели, как газеты пишут, принадлежит подобное циничное холопство Герою Соцтруда Михалкову? Клевещут на Деда Мороза:

Сегодня праздник у ребят,

Ликует пионеря,

Сегодня в гости к ним пришёл

Лаврентий Палыч Берия!

Не могу согласиться — не Михалков это: но если Михалков — склонимся перед безымянными могилами безвинно расстрелянных вчера и сегодня, склонимся и громко объявим:

Трусость изворотлива!

 Предательство долгосрочно!

Но правда седее горя!

 Правда — звёздный оклик Вселенной!

Явь?.. Нет. Сон, Страшный сон!

Девяностодвухлетний Михалков — главный виновник склок и раскола: не он руководил МСПС, не он, а перестроечная старуха, одетая в басаевские штаны. За ней — неугомонные сопредседатели Михалкова, “знаменитые шолоховоды”, отрывшие в сопках ИМЛИ рукописи “Тихого Дона”, но не передавшие их детям и внукам гения, а богато сколымившие на них...

Жаль молодых поэтов, жаль мне их, я так им желал независимого духа, свободы и счастья в призвании, так я нёс дружбу с ними, эх, эх!.. А хитрейшие и подлейшие литобжоры, хапуги бездарные, не пощадили молодости и вдохновенной устремлённости моих дорогих подопечных.

Подопечных — я же намного старше их. Потому, ещё любя их, не хочу и не могу назвать имена их. Пусть назовёт кто-то, но не я! Начинать нужно было Михалкову и семидесятичетырехлетним “членам-корреспондентам” с откровения, а не с захвата кабинетов... И не вовлекать, не втаскивать, не всовывать талантливых молодых поэтов и публицистов в собственную гнусную авантюру! Этим “членам-корреспондентам” Бог не дал призвания — вот и зависть испакостила их нрав. А молодых, подпавших под ядовитую пургу изуверов, я, вникая в их ошибку, не имею права не жалеть.

Неужели мы, русские, не в состоянии обойтись без склок, заварух и негодяйства? Громим живых и мёртвых лишаем покоя. Случайно ли обмолвился Сергей Есенин, теснимый в петлю мерзавцами?

Что это? Как это? Куда мы бежим?

Сколько здесь нас в живых осталось?

От горящих деревень льющий лапами в небо дым

Расстилает по земле наш позор и усталость.

У нас нет ни одного настоящего издательства, нет ни одного настоящего журнала. У нас нет ни одного настоящего писательского Союза. И не будет, пока не освободимся мы от склон и распрей!..

Последний диалог с Михалковым Сергеем Владимировичем у меня был такой:

— Мменя оччень любил Сталин и Хрущёв, Брежнев и Андропов, Черненко и Горбачёв, Ельцин и П-пу-пу... Валя, а тебя как зовут, Николаем?..

— Владимир Владимирович к Вам нежно относится. А зовут меня Романом Абрамовичем! Я Вас глубоко уважаю, хотя я и англичанин!..

— Челси? — подскочил, сияя, баснописец и добавил: — М-моло-о-одец! А имя Ларионова я выч-че-еркну из гимна вобче, б-бабы, Рома, об-бе, жмут!..

А Кондолизу Райс нам есть за что корить:

Приехала и так дала кремлевцам прикурить,

Фуфло,

 еще и пригрозила им при этом,

Ах до сих пор сидят они, трясясь, по туалетам!

Ну а министр, простите, обороны

Со страху потерял пистоль, галошу и патроны.

Одна ее не подпустила близко,

Зампредгосдумы, героиня Слиска.

Мадам умчалася и нет бы замолчать, —

Взялась на Белоруссию стучать

Передними и задними зубами

Средь латышей!..

 А Кремль кишит рабами.

 Итог:

Тоска у крыс — им снится кровь и драка

Не в Минске, так в Москве, вплоть до Ирака!

А мы, попугаи: “Слабый пол!” “Слабый пол!”

Во те — и слабый пол!.. Рыба гниёт с головы, а Россия — с Кремля!.. То Шарон едет в Кремль поздороваться братски с Горбачёвыми и Ельцинами, с Путиными и Фрадковыми, то лютый враг русского народа, знаменитый ненавистник СССР Киссенджер чай распивает на экране с нашими лидерами, поджавшими лисьи пушистые и вонючие хвосты перед ним: масоном мировым и сионистом перворазрядным, поссорившим нас со всеми арабскими народами, когда-то встречавшими нас братски, семейно!..

Когда государство трепещет в погибельном развале — трепещет и душа у народов её. Даже у каждого гражданина её — душа трепещет, выбирая тропинку к истине и спасению. А Киссенджеры уходят с экрана, чтобы на экране разнагишался развратник и проститутка, вор и пьяница, убийца и бомж. Сатанизм и сатанисты — хозяева русского экрана, русской культуры и русской надежды на светлое завтра.

Союзы Писателей возглавили проходимцу и бездари. Мы устали от их них афёр, махинаций, распродаж и холуйств. Советская власть иногда хоть отоваривала их от себя, а перестроечная горбачёвщина — сама такая же, пакостная, надувательская и цэрэушная. Среди иуд Горбачёв — бессмертный Иуда. Иуда, награждённый проклятием, пригвождённый Иуда!

Федот, да не тот

“... мы сейчас совершаем этот библейский путь через пустыню из рабства в свободу.”

Э. Радзинский

Ожидая Сергея Владимировича Михалкова — в кабинете его собрались известнейшие писатели: Юрий Бондарев, сопредседатель МСПС, члены исполкома МСПС, рабочие секретари и консультанты, известная поэтесса Людмила Шипахина, прекрасный поэт Олег Шестинский, руководитель Союза писателей Санкт-Петербурга Иван Сабило, Валерий Ганичев, председатель СП России, Егор Исаев, наш вдохновенный трибун, руководитель Московской городской писательской организации Владимир Гусев, да и мы, Арсений Ларионов, Шавкат Ниязи, Ринат Мухамадиев, Владимир Фомичев, я и другие, не лыком шиты: за каждым из нас — годы и годы работы, организационной и творческой, перед кем уж нам шибко заискивать-то? Должность не призвание.

Перебивая друг друга, делились новостями и заботами, радостями и горестями жизни, которую прорабы перестройки нафаршировали нищетою и неуютом, грабежами и убийствами, ложью и предательством. Но вдруг смех и вздохи замерли. Гремя дверьми и шаркая рыночным портфелем, в центре михалковского кабинета вырос, взбеленный и пылающий дудаевским гневом, Феликс Кузнецов, сопровождаемый помощницей Михалкова, старухой.

— Ти-и-х-х-о-о! — скомандовал гость. Рука, левая, тяжело потряхивала портфель, с верблюжий горб величиною, а правая — взлетала и падала, взлетала и падала, как у Льва Троцкого на краснофлаговых подмостках в 1918 году при арестах, конфискациях и расстрелах... Валерий Николаевич, председатель СП России, насторожился и длинно, по журавлиной схеме, вытянул шею. А железный Феликс Феодосьевич, широко расставив обе лидерские ноги, сипел, переполненный до горлышка страстями:

— Л-ларионов, геть, геть, геть! — И опять: — Ти-и-х-х-о-о! — И далее, еще скандальнее: — Я член!.. Я член!.. Я член-корреспондент!.. Я первый зам Сергея Владимировича Михалкова, ти-и-и-х-х-х-хо-хо-хо!.. — Рубанул по воздуху оккупационною ладонью, ковшеобразной и чуткой к монетизации...

Никто, конечно, не оробел. А я, простофиля русофильская, поймал его бронтейно-гангнусовский взгляд и громко продекламировал:

— Перед русским поэтом ты — никто! — ..

Железный Феликс дернулся и, запунцовев, прицикнул: — Ма-альчиш-шка! —... сделав три весьма нервных приседания на ковре, Феликс Эдмундович Кузнецов яростно, в две пятерни, высоко вскинул над собою верблюжий мешок, горбатый академический портфель, и так треснул им об михалковский стол, что половина крышки стола отломилась, а из разорванной пасти багажника выскочило, на четвереньках, человекообразное существо и, внюхиваясь в обстановку, визжа и оборачиваясь на нас, исчезло в тревожной мгле.

— Что, кто это? — шепнул мне в ухо замечательный поэт Евгений Антошкин.

— Не угадал? Да это литературный враг члена-корреспондента. Зачем затолкнул его в сумку Феликс? — запечалился лирик Андрей Облог. Но в общую тоску нашу вмешался зарубежный журналист, вызванный кем-то из Тамбова или Израиля, гражданин РФ и Таиланда, Давид Иванович Стручик: — Мужики, нет, но Славик Шустер это, не Славик, это, я не сомневаюсь, — крупный исторический сказатель Радзинский: по визгу определять надо, по визгу!.. Счастлив, едет на базар в Париж книгами торговать, здоровкаться с президентами: Шираком и Путиным. Звездный русский талантище!..

Голоса:

— Неужели у коренных народов России истинные творцы перевелись?

— Да кому они, истинные-то, нужны, Швыдкому?..

— А почему они, оба, оказались в мешке у Дзержинского?

— А Феликс Феодосьевич, простите, Эдмундович, с Валерием Николаевичем Ганичевым гигантскую ассоциацию создают — от Пекина через Армавир на Бухенвальд и Даллас, Всемирный Соборцэдээловских патриотов, ЦДЭЛ же они приватизировали, ай нет?.. И Россию приватизируют. У них — Кобзон, Немцов, Явлинский, Пелевин, Вознесенский, Кох и Гангнус, русские националисты, казаки семиреченские!..

— Ганичев тут ни при чем! У Ганичева “сикхи на плантациях” трудятся, профсоюзный комитет у них свой. Ганичев плюралист, защитник православного русского народа, первый зам Патриарха!.. Архимандрит. Коммунист.

— Не коммунист, а собиратель борцов за правое дело!

— Да, два сапога, пара! Кузнецов и Ганичев — борцы за мешок!.. s возражал голос из толпы, нахлынувшей в кабинеты и в коридоры за Михалковым Сергеем Владимировичем, явившимся снимать с должностей нас, начиная с Ларионова и кончая слесарем-сантехником. Вот и шумела в МСПС публика ранее им отстраненных, уволенных, сокращенных, а теперь привлеченных на помощь — оттяпать у писателей СНГ и России особенно — Дом Ростовых, изображая заседание Исполкома МСПС. Публика — рабы мафии, гастарбайтеры!

— Зачем Феликс Эдмундович засунул в мешок Радзинского?

— Не засовывал он Радзинского. Честные писатели покинули сборище Михалкова, а Кузнецов рассчитывал на победу, на их победу, победу Михалкова, Ганичева и Дзержинского, а получился театр! — Верно подметил Володя Личутин — в МСПС сплошные масоны. Поднялись и ушли, масоны. Но уже во дворе какой-то ученик Михалкова острил:

— Личутин Вовка видел сон:

Сидят в МСПС масоны,

А он, поскольку не масон,

Со страху наложил в кальсоны,

Итог:

Большой талант и не масон,

А вот остался без кальсон.

Самого же Сергея Владимировича держали спереди и сзади приглашённые им крепостные, безграмотные вопя: “Слава Арсению Михалкову и Феликсу Ганичеву!”. “Нет Абрааму Сорокину и Федоту Кузнецову!”.. “Слава нам, детям и внукам председателя МСПС!”. “Да здравствуют ЧЕЛСИ и ЛДПР!”.

Но бразды власти Михалков, прикарманя, утерял, как в Республике Киргизия Аскар Акаев... Началась массовая паника и массовый стресс руководителей писательских Союзов. Басаевская бабка оранжевый платок взреяла.

— Зачем ты влёпался в такую грязь? — спросил я Валерия Ганичева.

— А я ничего, я ничегошеньки, я заместитель Патриарха, я православный! — и захлопнул передо мною дверь в михалковский зал... Старый ослушник.

Единственная веточка, соединяющая нас по странам СНГ с родными русскими литераторами — и та захвачена штурмовиками Михалкова, Кузнецова и Ганичева, захвачена, дабы завтра приватизировать, поделить и захапать. Жаль, не фабриканты и не заводчики сии магнаты: может — они отказались бы или не заметили бы Дом МСПС, Дом Ростовых, давясь прибылями с производства, с собственных предприятий, жаль.

Я не приватизировал даже воробья, хотя он несколько лет чирикает и кормится мною из форточки. И слава Богу. Но Кузнецов и Ганичев, случайные в литературе люди, давешние комсомольские вожаки, по разбойному свисту девяностодвухлетнего Михалкова, изумительного баснописца и гимняка, шутника хулиганистого, обожаемого во Вселенной, готовы у брата выхватить ключ от комнаты и торгануть ею. Мало нахапали?

Никто не имеет права судить верующего. Даже вчерашнего атеиста, а сегодняшнего богомола мы судить не имеем права, если человек искренне склоняется перед Христом. но эти?.. Идеологические вожаки, встречавшие в штыки молитву, вывозившие иконы из церквей и соборов, — теперь вновь поучают нас: как нам держаться среди родного народа, народа, измученного их дедами и отцами, политбюровстрвующей бандой!..

Славик Шустер, Огрызко, кричит: “Мы не печатали Валентина Сорокина три года. Мы вывели его из редколлегии. Я наказал его!”. Господи, да моя поэма “Бессмертный маршал” о Г.К. Жукове была запрещена политбюровцами 13 лет, и что? А за поэму “Дмитрий Донской” Сергея Викулова таскали Беляев и Зимянин по коридорам ЦК КПСС, но я ведь не завидую Огрызке, я даже Радзинскому не завидую. А завидую я — терпению своему.

И завидую русскому Иисусу Христу — Сергею Есенину:

В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым —

Самое высшее в мире искусство.

С чего бы, с каких забот, с каких обид Славе Огрызко лезть в грязь, накопленную Михалковым и его закадычными сопортнёрами по эластичному посещению министерских и президентских кабинетов, грязь и обман, позор и горе — для МСПС? Почему у Огрызко звериная ненависть ко мне, открыто презирающему жульё? И с чего это я буду ползать перед начальством?!

И в 92 внезапен Михалков:

На Дом Ростовых он швырнул 100 гимнюков,

Все с автоматами, весьма крутой народец,

И он — при костыле, фельдмаршал, полководец!..

Башками в дверь долбят захватчики, а он не возражает,

Ну, вроде пьян, иль ЕБНу подражает:

Влез с дамой в “мерседес” и нежно дышит,

А, может, новый гимн в соавторстве с ней пишет?

Мы бегаем по этажам, нам не до смеха,

Они ж обнюхались и оба ждут успеха.

Лбы трескаются у бойцов, а он не замечает,

Мы по мобильнику ему звоним — не отвечает:

Неколебим, поскольку энта баба,

Чуть подзадорь — повалит баобаба!..

За штурмом наблюдают и лежат,

То хрюкают маненько, то визжат.

Объявит Буш, что Клязьма — заграница,

Вот ихний гимн как раз и пригодится.

Итог:

Зачем на быть обширней аж Европы?

Нам хватит Яузы...

 И дяди Стёпы!..

Я, содрогаясь душою, наблюдаю — как на чужом несчастье иные писаки строят своё благополучие. Строят свою известность. Строят свой псевдоавторитет. Подует праведный ветер — сметёт их помётную хитрость. Честная жизнь и честное слово — единая судьба!

Оранжевая простынь

«Америка готова помочь белорусской оппозиции».

 Кондолиза Райс

Да, в иностранном джип-пе-пе лежали Сергей Владимирович Михалков, автор трижды перемалеванного гимна, и его массивная супруга, юная, лет сорока, похожая, как я сообщал уже, на необхватную, но обаятельную хозяйку дорожного кафе “Выпей и поешь”... Семь часов с лихвою пролежали они, слушая, как барабанят пустыми лбами в двери Дома Ростовых крупные молодые лирики и публицисты, назначенные литначальниками в МСПС Михалковым, отвергнутым от председательства Исполкома МСПС пятым законным съездом.

Съезд избрал Бондарева Юрия Васильевича. Вот и протестная чета, бунтуя, лежала, полёживала, подрёмывала в автосервисе на колесах, а лирики и публицисты, молодые, не запачканные склоками и хамством, ребяты, ого-го и я те дам, опускались на четвереньки и грохали по дубовым дверям более дубовыми лбами. Иногда промахивались — ударяли лоб об лоб, но крепились, крякая и не унывая. Их подбадривала басаевоштанная бабуля, ретивая и дурноватая помощница, опекунша, тошная руководительница, теневая, тошного руководителя МСПС. Бабушка вздымала оранжевую тряпку, платок, или даже простынь, символизируя данным фактом непременную победу в сражении.

— Бабушка, что у тебя за простынь? — нечаянно схохмил я.

— Не простынь, а демократический флаг! — отрезала старуха.

— Да ты же вчера в ЦК ВЛКСМ целовала красное знамя?

— Мало ли меня кто целовал! — уровняла себя с идеей бабушка и взвила, при взлете на куриные цыпочки, оранжевую замызганную тряпку еще выше, взвила, распростерла и, вздувшись под кожаной курткой, запела:

“И Ленин, такой молодой,

И юный Октябрь впереди!”

Все мы, строители пятилеток, ударники соцтруда и кремлевские политбюровцы, перепутали красное знамя с оранжевой простынею, а нищих безработных. прозванных бомжами, — с олигархами. Ведь даже я, мартеновец, чистосердечно признаюсь Михалкову Сергею Владимировичу: — Я Роман Абрамович, губернатор Чукотки, так неужели Кузнецов и Ганичев рядовые солдаты КПСС, а не прорабы и глашатаи перестройки?!..

Михалков, почуяв заказ своего председательства МСПС, кинул сотню автоматчиков на Дом Ростовых. А за автоматчиками — стукачей, выросших на свистках Стёпы-гаишника, они и, онаркоманенные верностью к классику, в щепки разнесли двери и пороги нескольких кабинетов, включая и кабинет Михалкова, исторический уголок Дома Ростовых. Омузеяли дядю Стёпу...

Мог ли представить подобный погром Александр Александрович Фадеев?

Мог ли представить подобный разгул Константин Александрович Федин?

Мог ли представить подобный бардак Георгий Мокеич Марков?

А Вы, глубокоуважаемый Сергей Владимирович, более семи часов наблюдали вместе с моложавою супругою, лёжа в ди-пе-пе, восхищаясь разбоем поклонников Вашего милицейского творчества. Я высоко ценю Ваши басни. Но мог ли Иван Андреевич Крылов запустить в Дом Ростовых бригаду хулиганов?

Да, Сергей Владимирович Михалков и Вячеслав Огрызко называют моё возмущение злобным, идиотским и пр., и т. д. Предлагают нам примириться с подлостью. Сергей Владимирович даже собирается водрузить самого себя в председатели Исполкома МСПС опять. Ну и ну!.. Пятый законный съезд МСПС избрал председателем Юрия Васильевича Бондарева, а Михалкову мерещится — избрали его: не пора ли угомониться? Ведь мудрый же человечище!..

Сергей Владимирович Михалков — с открытым забралом на врага идет: разоблачает денежные и хозяйственные махинации, строчит иски к Ларионову и разным адвокатам и фирмам. Молодец! На девяносто третьем году ни хрена не унывает: верит в победу, когда его самого поджимают. А где же он, борец и страдалец, находился раньше? Когда он председательствовал, “нечестивцы” воровством занимались? Ведь — сто автоматчиков у него под рукою: нажал кнопку — взвели курки!.. Ягода или Берия пошлют чекиста за врагом народа тут же за шиворот привёдет, а здесь, у Сергея Владимировича сотня, да не без оружия, нет, с новенькими, сверкающими автоматами, а проку нет!..

Избрали Бондарева? Сволочи! Да и Бондарев — странный. Сергей Владимирович разрешает ему согласиться к нему в сопредседатели, а Юрий Васильевич кочевряжится. Зазнался. С чего бы? Нет у него “Дяди Стёпы” и трёх перемалованных гимнов нет. Ну избран пятым съездом в председатели МСПС, зачем? Михалков же есть. И у Михалкова — сто автоматчиков и подражатели. Это — Кузнецов и Ганичев боком, боком, крестясь и улыбаясь, от разогретых погромщиков, коллег своих азартных, боком, боком — и в сторонку, на переговоры, а девяностодвухлетний Михалков — Евпатий Коловрат!..

Обижается на меня, мол, семью его я поддеваю. Да ежели Сергей Владимирович находился в джи-пе-пе не с женою, а, допустим, с имтимною куклою, любовницею, эмвэдэшницею кокетливою, лежали они, скажем, во время штурма Дома Ростовых, горячо дыша ноздрёю в ноздрю, так я еще глубже зауважаю Сергея Владимировича: басни — баснями, а баба — бабой! Пушкин никогда не путал лирику с халтурой. А гаишник и таксист — разные величины...

И Арсений Ларионов избегает дружеских отношений с чиновниками. Ну и мудро ли поступает? У Сергея Владимировича кругом кореша: в Госдуме, в МВД, в ФСБ, в Совмине, в Кремле! Зря, конечно, его степанчики и стёпушкинцы раскурочивают пороги и двери в Доме Ростовых, зря, но иначе как же он, Михалков, герой соцтруда, взойдёт на престол в МСПС?..

Да, горя в России много. Но и веселья хватает. Вон как на экранах и в жизни издеваются над русским народом и соседними народами обожравшиеся нашей нищетою олигархи и экранные хохмачи?

Танцует долго стая обезьян —

У них какой-то праздник затяжной:

Аж с дерева на землю Петросян

Спускается с мохнатою женой!..

Трагическими глазами Сергея Есенина смотрит на меня Александр Фадеев.

В синюю русскую набежь удаляется интеллигент, Константин Федин.

Хватаясь за сердце, перед бэтээрами Ельцина ушел Георгий Марков.

Мы не сироты, мы помним их. Мы не предадим их. Мы благодарим их. Ну, а — а Вы, Сергей Владимирович?.. Кто Вы, Сергей Владимирович?..

Заочно и очно я уважаю Ваш могучий возраст. Очень люблю многие Ваши басни, равные крыловским. Но я не завидую Вашей судьбе: каждого — своя и неповторимая судьба. Не осуждаю и не вникаю в мир Вашей семьи. Будь я Вами, может быть — и я лежал бы со своею замечательною женою в джи-пе-пе и с восхищением, как Вы, наблюдал бы за автоматчиками, курирующими погром Дома Ростовых. Чем чёрт не шутит, когда Бог спит?

Но выгоднее и культурнее сейчас — не штурм, а комиссия, примерно:

Борис Леонов, председатель, публицист, критик,

Владимир Фомичев, заместитель, публицист, поэт,

Иван Савельев, член комиссии, поэт, публицист,

Александр Волобуев, член комиссии, поэт,

Юрий Баранов, член комиссии, поэт, публицист,

Владимир Личутин, член комиссии, прозаик, масоновед.

И — Александр Сегень, ответственный за работу комиссии перед МСПС, СП России и Московской городской писательской организацией. |Та комиссия, изучив пропитое, приватизированное, проданное, захапанное имущество наше писательское, — документально доложит нам, раскроет настоящую ситуацию. И мы начнём доподлинно решать — как нам одолеть графоманящих ордынцев.

Не штурм, а - показ. Не сплетня, а — документ. Не дурь, а — разум. Вот с чего и вот с кого начать-то давно бы пора!..

В комиссию могут предложить и дополнительные имена. В комиссию надо непременно специалистов — финансистов и юристов, но комиссия нам абсолютно необходима. Результаты работы комиссии оздоровят атмосферу. Комиссия докажет причину неуважения чиновников России к писателям коренных народов России, чудовищно проявившегося при формировании делегации для поездки в Париж на книжную ярмарку. Из сорока писателей — тридцать шесть евреи, как будто нет у нас ни Мустая Карима, башкира, ни Ювана Шесталова, манси, ни Владимира Санги, нивха, ни Ивана Савельева, русского!..

Всемирный русский собор осудил “русский фашизм”, призвал к борьбе с ним. Но где он, “русский фашизм”, в Париже на книжной ярмарке, В Освенциме “русский фашизм”? На Украине — в Донбассе, в Крыму “русский фашизм”. В отобранных, в хапнутых, в проданных, в разменянных на виллы и на доллары землях святых русских “русский фашизм”? Кремлевцы с воцарения на трон изменника Горбачева торгуют русскими территориями и русской судьбою, да, народом русским, твари и предатели, казнители русского быта и русской надежды. Мне не только стыдно за визжащего Радзинского, мне больно за президента Франции Ширака, перепуганно здоровкающегося с ним, и за Путина.

При Путине и при Шираке

Сей гений важно морщит лоб.

Итог:

Такой я видел у макаки,

Когда кусал её микроб.

Перед разгромом Дома Ростовых Сергеем Михалковым к нам заскочил Феликс Кузнецов и треснул в кабинете об стол толстенным портфелем: — Я член!.. Я член!.. Я член-корреспондент!.. — Помните? Из портфеля-мешка выскочило, визжа, человекообразное существо: некоторым показалось — Радзинский... Экая молва-штуковина!

А ныне, когда Михалков, по слухам, — в Мюнхене, а по другим, — в Москве обитается, мы с Юрием Васильевичем Бондаревым стоим во дворе, печальном и тихом, Дома Ростовых. Возле дверей — суровые автоматчики. Из форточки проломленного фадеевского кабинета глядит на нас узник или Арсений Ларионов, или какой иной заложник... В России погода — солнечнее бериевской.

Часовым, оказалось, — лижет сапоги четырехпалое существо, пассажир академического портфеля, домашний кот Владимира Личитина: он ловит в Доме Ростовых мышей и юрких масончиков, гурман. Тьфу, кришнаит переделкинский! А бабушка Басаиха выпрямилась под оранжевою простынею и ангинным голосишком мяунула собственный, заново перемалёванный гимн:

— Не нужен нам Маркс с бородой,

Свои интересней вожди:

Серёжа такой молодой

И НАТО у нас впереди!”..

Серебристые капели звонко падали с крыши. Ударяясь об асфальт, вспыхивали мелко и тут же угасали. За чугунными воротами жалко зябли собаки и бомжи.

А на Спасской башне задыхались от счастья толстые закормленные вороны:

“Монетизация!”

“Монетизация!”..

“Монетизация!”

Но их поправлял сидящий на шпиле голодный воробей: “Не монетизация, а бандитизация, бандитизация, бандитизация, Сальнопёрые бестии!”.. А за Мавзолеем, у Кремлёвской стены, стоял перед бюстом Иосифа Виссарионовича Сталина Владимир Сергеевич Бушин, длиннобородый и в модной островерхой шляпе.

Вея спецбородою, он наизусть читал вождю третий вариант михалковского гимна. А вождь послушал и, оказалось, осерчал: — Зачем, шут, толкаешь нос не в свою дыру? Помоги Бондареву в Москве Сталинград защитить!.. И не чирикай по газонам — воробей есть!.. — Красную площадь сковала тишина.

Воробей мгновенно перепархнул со шпиля на колоколенку высокой шляпы известного публициста и заважничал: “Чи-ик-чирик, Владимир Сергеевич!”.. “Чи-ик-чирик, Сергей Владимирович!”.. “Ка-кие тёзки, ка-кие тёзки!”.. Чи-ик-чирик!”.. “Чи-ик-чирик!”..

Я не могу назвать Бушина или Михалкова своими врагами: какие они мои враги? Все мы оказались, вместе, под шпионской шляпой Михаила Горбачёва и его приемников, растаскивающих и распродающих страну на четыре световых направления. Россия теперь похожа на осиротевшую дойную корову: уселись под ею животом ненасытные пузаны, уселись, раскрыли картавые рты, и так принялись дёргать за каждую титьку, так взялись сосать, покрякивая, бесплатное молоко, что — не оторвать их уже без плетки!..

Но Сергей Владимирович без коровьей титьки не останется, а Владимиру Сергеевичу Бушину — хватит полемической баланды.

Зверь убежал от него

 Смрадного запаха и свинья боится.

 Ли Сяо Дзин

Вместо того, чтобы создать комиссию, наделить правом ее на расследование — кто пропил, проторговал, приватизировал наше писательском имущество, правом — рассказать общественности, нас рассорили неугомонные литгаишники.

Под фамилией Татьяны Козловой в центральной прессе на меня было высыпано помойное ведро клеветы:

1. Я оттеснил какого-то ветерана и скандально захватил дачу, а ныне сдаю ее во Внуково в аренду. Как не стыдно? Мне, может, свозить публикатора к соседям, дабы показать им физиономию литгаишника?

2. Мне бесплатно подарили в Мытищах дачу? У меня там нет даже окурка. Я веду праздники поэзии в Мытищах лет десять. Премию им. Дмитрия Кедрина получили Петр Проскурин, Станислав Куняев, Александр Бобров, Юрий Кузнецов, Иван Голубинчий, Максим Замшев за талант, а не за бучу в литературе! А кто такая Татьяна Козлова? Завистница и бездарь.

3. Я получил квартиру в доме дипломатов, но ее отдали мультимиллионерше Кристине Онассис? Козлова пишет — Елене Онассис. Дом писательский, а не дипломатов. Мои соседи — В. Росляков, Н. Шундик, Б. Можаев, С. Поделков, А. Овчаренко видели: как вышвыривали мою библиотеку, кровати, столы и детские учебники профессиональные стукачи. Мои друзья, названные выше, защитили меня в КГБ и в ЦК КПСС. Их нет теперь среди нас, грешных, но я помню их и свято говорю о них. Свидетель - Ф. Кузнецов...

4. Премию Ленинского комсомола я получил за академиком Велиховым и Владимиром Чивилихиным, получил такой же диплом и такую же премию знаменитый сталевар СССР Иван Панфиловский. А что получил литгаишник?

Международную премию им. А. М. Шолохова я получил в один день с Патриархом всея Руси Алексеем II и народным художником Валентином Сидоровым. Почему же Татьяна Козлова её не получила?!..

5. Я, лакей, лижу Есину в институте, ректору, ботинки, и всем другим начальникам? Но почему бы перед публикацией не позвонить Есину, не спросить у коллектива?

6. Я гребу деньги от Ларионова, на ВЛК и в Бюро московских поэтов? Это просто маразм! Я получаю зарплату — горбом. Я без перерыва тружусь 53 года. Что? Я должен попросить за это прощения?

7. Мои книги издает Арсений Ларионов? Нет, не Арсений Ларионов, мой отцовский край, Урал мой седой платит. А гонорары, причитающиеся мне, идут разным Сергеям Владимировичам, но об этом позже... Я не виню Ларионова. Я помогаю издательству выжить. А мне часто помогают люди, совершенно не знакомые мне: “Биллы и дебилы”, “Крест поэта”, “Обида и боль”, “Отстаньте от нас” — их щедрая поддержка за мою русскую отвагу!

Книги “Тайна Поэта”, Лидии Сычевой, о моем творчестве, мои, “Голос любви”, “Три круга”, “Восхождение” — заслуга Сергея Алабжина, челябинского общественного деятеля, руководителя движения “Танкоград”, и забота Администрации края. За что же меня позорить?!

8. В августе 1970 года меня шесть часов допрашивали в КГБ по доносу в 45 страниц. Я чуть не вышиб раму, крикнув: “Здесь убили Павла Васильева и Наседкина, и до меня добрались!”... Потрясенные следователи тут же меня отпустили. Поэты, даже расстрелянные, побеждают живых стукачей!..

Из циничных плевков литгаишников в мой адрес можно составить пузатую заразную брошюру. Огрызко сжигает статьи и очерки обо мне, поступающие к нему от литераторов, где меня уважают и даже хвалят: Огрызко заболевает — часто начинает нырять в туалет...

Я прощаю недружелюбие, но не прощаю подлость и клевету завистникам.

Но: почему бы той же центральной прессе не рассказать русским людям — как и сколько лет меня травили и порочили за поэму “Бессмертный маршал” — о Г. К. Жукове?! А за поэму “Дмитрий Донской” артиста Вячеслава Кузнецова арестовали: он читал главы на открытии выставки работ Ильи Глазунова в Манеже. И арестовали.

Спроста ли известный поэт Владимир Пальчиков только что прислал мне свою новую книгу с надписью, взволновавшей меня до слёз?

Ох, уж эти рыцари тщеты!

Лавр им дай и нимб сообрази.

Все хотят быть первыми: а ты...

Ты — поэт последний на Руси.

Спасибо, Володя!

Благодарю тебя, брат!

Юрий Львович Прокушев письмом добрался до Генерального Секретаря КПСС Горбачева, защитив мою поэму “Бессмертный маршал”, о Г.К. Жукове от запрета тринадцатилетнего!.. Прокушев не побоялся дать мне оценку, которая ни днем, ни ночью не дает покоя поклонникам Бродского и Рейна, набрасывающимся на меня многие годы. Даже Михалков, будучи Председателем СП России, жаловался на меня и на поэму Зимянину, члену Политбюро ЦК КПСС. А Юрий Прокушев с трибун говорил: “Блистательным творцом этого чудесного художественного Мира в Слов стал выдающийся писатель современности Валентин Сорокин — несомненно, вершинный поэт нашего времени, под стать колокольне Ивана Великого.” Ну, пожалуйста, скажите, как такое выноситьлитгаишникам? Вот ведь — русский Сорокин, а не Бродский и Рейн у знаменитого Прокушева в чести? Безобразие.

Известнейший публицист Александр Байгушев вспоминает сегодня: “Мы навзрыд рыдали, слушая Сорокина. Триумф тогда у молодого, красивого, “фактурного” уральского казака, обладавшего прекрасными ораторскими способностями, как Владимир Маяковский, был у нас, в “русских клубах” бешеным.”

Я, русский поэт Валентин Сорокин, заявляю: “Меня, травили, на меня клеветали, меня провели через политический суд КПК при ЦК КПСС, меня снимали с должностей, опять назначали и снова травили, премировали и замалчивали, грозили, даже сбили с ног и на обеих руках моих — пальцы каблуками переломили, а я любил и люблю Россию! Служу России! Защищаю Россию! Пою Россию! Молюсь за Россию! За какие заслуги меня хвалить сионистам? За какие заслуги меня восславлять космополитам? И за что опекать меня кремлевцам?..»

Никто не приглашал Владимира Бушина стучать на меня. Один раз из-за его стукачества “Советская Россия” извинилась передо мной. Бушин не может удержаться от заглядывания в чужие портфели, в чужие кровати, в чужие души: он — рождённый стучать и мазать грязью честных писателей. Пытался сделаться прозаиком — получился очерковый кляузник. Пытался сделаться лириком — оформился в неудержимого подробнейшего стукача.

А Бог обласкал нас вполне

И я благодарен за это:

Тебе — бородища, а мне —

Нелегкая доля поэта.

Мы оба теперь на виду

И к Господу нету вопросов:

Я в мир со стихами иду

И ты...

Но с баулом доносов!..

На грядках повымерших сёл

Ты яйца в ладонях качаешь,

Московский бездарный козёл,

О свежей капустке скучаешь?

Всю жизнь ты, седой блудослов,

Бодаешься — с кем ни придётся,

Не зря от таких вот козлов

Лишь клок бороды остаётся.

Да, брешет и бороду чешет!..

Дрожащими пятернями схватил Медаль Шолоховского Лауреата из рук Арсения Ларионова, а ныне — хихикает над Арсением Ларионовым. Ведь даже пусть Ларионов и виноват, но ты, Бушин, хотя бы вздохни, прежде чем хихикать и старчески попукивать: имя же Ларионова-то и над твоей давно не мытой, запашистой бородищею, Маркс Карлович, веется. Давно.

Пятый законный съезд МСПС избрал своим председателем Юрия Васильевича Бондарева, а его первым заместителем — Арсения Ларионова, и мы надеемся, что вместе с ними восстановим прекрасный ритм и смысл нашей работы на содружество литератур и коренных народов на утерянных просторах СССР, взорванного яковлевско-горбачёвскими цэрэушниками.

Мы надеемся на совместную крылатую дорогу, отравленную михалковско-кузнецовско-ганичевской ненасытностью — приватизировать и жульничать! Я пятьдесят три года проработал на отчей земле, занимая различные должности и посты, никогда ни у кого их не выпрашивая, и что же? Может — мне извиниться перед приватизаторами?

Спасибо тебе, Иисус Христос, за моих мать и отца, родивших четырех дочерей и четырех сыновей. Братья мои погибли. Но за меня, за мою дерзкую верность России, за русскую судьбу мою безоглядную и девять Огрызок не хватит. Последний брат мой Анатолий погиб в карьере у меня на глазах. Мне шел девятый год. Старший сын мой Анатолий, в память о брате так названный, погиб, но мне уже было далеко за шестьдесят...

Плачу, но не каюсь:

Не каюсь и не сожалею — что такой русский!

Не меняю Россию — на США и Израиль!

Не сравниваю Бродского с Есениным!

Свято xраню уважение к народам — соседям нашим!

Не путаю Сталина с Хрущевым!

Горькую иву, склоненную, люблю. Люблю метель, тихо шелестящую. Ночь люблю, весеннюю, звездную, большеглазую. Люблю небо высокое и радугу — над головою!

Я верных жду, за мною нет погони:

Рабы

вздохнуть свободно не хотят,

И потому рассёдланные кони

Без нас в туман погибельный летят!

Как в песне той: “Эх вы, кони мои вороные, чёрны вороны, кони мои!”..

***

Как только завершился наш съезд, Ларионов тут же прекратил с нами встречи, телефонные контакты и вскоре лишил нас зарплаты. Газета под его властью, “Дом Ростовых”, превратилась в бешеную собаку. Лаяла на каждого прохожего и на все толпы сразу. Я одернул его легонько, не называя, в печати. И против меня он развернул сумасшедшую борьбу.

Из номера в номер по семь, по девять басен, наглых и оскорбительных до хамства, по приказу Ларионова выпускал на страницы Вяч. Орлов, агент Михалкова и Ларионова по сбору денег с арендаторов. Вскоре мы узнали, что ни в какие суды, ни в какие прокуратуры материалы на вооруженную банду Михалкова не поданы. Нас просто обманули, облапошили, используя наши имена и нашу работящую совесть. Стукачи и охмурялы.

Михалков и Ларионов, мы поняли, продавали строения вместе, но у них случился разлад. У них или у их близких. Началась атака Михалкова на Ларионова, Ларионова на Михалкова, а мы оказались заложниками их гнус ной воровской подлой сделки. Михалков ругал перед грызнёю Братнину, а Ларионов защищал Братнину. Теперь — Братнина, удивляет нас Ларионов, пропала из употребления и кинулась в объятия Михалкову. Маразм.

Но маразм и — держать за девяностолетнего гимнописца на этой серьёзной должности, Председателя МСПС. Кому-то, значит, выгодно и нужно?

Я допустил ошибку, согласившись к ним пойти, и я сразу же увидел беспредел склоки, неуважения, мата, воровских закулис, Финансовых таинств, холопства, ползания на четвереньках перед дядей Стёпой. Сейчас я успокаиваю себя тем, что я материл их всех на их же блатном жаргоне, швыряя им на стол ключи от кабинета. Стукачи, воры и пьянь.

Ларионов допивался до красноты пожарной машины, а Михалков нам рассказывал холуйские басни о Сталине. Эх, Россия, моя, Россия, неужели ты до такой крайности дожила, что эти подмётные упыри теперь — руководители писательских организаций? И поставить некого вместо них?

Разрушена Родина. Разрушено Правительство. Разрушен сам народ. И человек в народе испорчен бактериями главного яда — общей трусостью и нищетою, обрушенной на нас грабителями и предателями.

Самомнение Ларионова не имеет границ. И мы, я допускаю, можем все оказаться облапошенными, но нужны ли были нам всем автоматчики? И была ли необходимость у нас — вражда друг с другом? Я никогда не ссорился с Кузнецовым, не враждовал с Ганичевым — что же случилось?

Бондареву Юрию Васильевичу в правоте суд отказал. Так что же не поделили Михалков и Ларионов: флигель, подписи, печать круглую или ещё что-то, более существенное и более притягательное?..

Эх вы, кони мои вороные,

Черны вороны, кони мои!

2005

Когда вползли ваучеры

Мы не защитили Россию, а теперь плачем о ней и о себе. Когда же каждый русский вспомнит, что он – русский, что он – родился и вырос на Земле отцов, дедов и прадедов, спасших от врагов страну и судьбу нашу в столетиях?

Валентин Сорокин

Человек без Бога всегда будет несчастным и заблудшим. Но всё дело в том, что Бога без родины – не бывает!

Лидия Сычева

Против нашего равнодушия

Владимир Бондаренко так много работает и так часто издает свои новые книги - удивить нас этим трудно. Мы как бы привыкли. Но стоит тебе присмотреться к его энергии, воле и тому громадному творческому холму на современном литературном пространстве, который спроэктировал и соорудил неутомимый критик и публицист, - не грешно позавидовать и признать Владимира Бондаренко активной Фигурой в мире полемики.

Но книга "Серебряный век простонародья" - не полемика и не критика среди нас. Книга скорее - благодарность автора старшим писателям и своим погодкам за их труд. За их вдохновение. За их боль. За их ту правду жизни, какая не даёт покоя честному русскому сердцу. А такая правда не бывает сугубо личной, сугубо, так сказать, твоей...

Она, такая правда, то бессонницей мучит тебя, то горем страны великой, брошенной в кровавые войны, уносящие крылатую молодость давно осиротевших русских деревень и сёл. То - Гражданская. То - Отечественная. То - колхозы. То - совхозы. А теперь - приватизация. Когда же нормально жить? Когда же нормально работать?

Гражданская - с кем саблями рубиться? С братом. Коллективизация -кого раскулачивать? Ну, соседа. А и - брата? Перед моими мальчишечьими глазами - на костылях инвалиды: они просили милостыню в трамвае и на вокзале. Забыли? А ныне? Кто сосчитает - сколько миллионов у нас детишек и взрослых в бомжах?

А.К. Толстой:

Наконец полегли до единого

Все семеро братьев удалых;

Умирая же, каждый сыну наказывал,

Рубиться наказывал до смерти,

Полегли за правду,за истину;

То ж и сын сыну наказывал,

И доселе их внуки рубятся,

Все рубятся за правду, за истину,

За великое себе разорение.

Сам я, сказавший во многих своих статьях и очерках немало слов добрых о русских прозаиках и поэтах, да и не только о русских, сказал и о наших национальных собратьях по перу, - глубоко понимаю и слышу сложный труд Владимира Бондаренко, вложенный им в книгу, названную весьма подтекстово - широко и народно: "Серебряный век простонародья".

Герои книги, писатели:

Юрий Васильевич Бондарев,

Константин Дмитриевич Воробьёв,

Василий Владимирович Быков,

Дмитрий Яковлевич Гусаров,

Владимир Осипович Богомолов,

Фёдор Александрович Абрамов,

Евгений Иванович Носов,

Виктор Петрович Астафьев,

Василий Макарович Шукшин,

Борис Андреевич Можаев,

Владимир Алексеевич Солоухин,

Сергей Павлович Залыгин,

Василий Иванович Белов,

Валентин Григорьевич Распутин,

Виктор Иванович Лихоносов,

Владимир Владимирович Личутин.

Против какого имени тут возразишь? И какое произведение у этих авторов начисто зачеркнёшь? Но в данном случае я спешу вернуться к своей прежней мысли - удивлению: сколько же Владимиру Бондаренко потребовалось перечитать книг, переговорить не только с их авторами, но и поспорить, посоветоваться, выверить себя и свой "вкус" на других мнениях и вкусах? Ведь не всегда в книге присутствует авторское слово о себе, а оно, биографическое слово, необходимо! Так ведь за Бондаренко случайные люди не трудились над биографиями названных писателей, а работал Владимир Бондаренко, автор книги "Серебряный век простонародья", так же?

Честно ли будет с моей стороны не отметить энергию, волю и трудолюбие Владимира Бондаренко? А за краткими биографиями следует или встреча Владимира Бондаренко с писателем, или статья о писателе, или очерк, или же интервью. Книга получилась горячая, справедливая, очень русская, очень широкая - на всю Россию!

Говорит же Алексей Константинович Толстой:

Порою в тверди голубой

Проходят тучи над долиной;

Они картину за картиной,

Плывя, свивают меж собой.

Так, в нескончаемом движенье,

Клубится предо мной всегда

Воспоминаний череда,

Погибшей жизни отраженья...

Да, писатели-воины ушли из жизни. Один Бондарев, слава Богу, пока здравствует и творит сегодня. Здравствуют и творят - писатели моего поколения и более поздние - поколение Владимира Бондаренко. Но и нам хвастать нечем: десятки наших друзей уже за горизонтом жизни, уже в звёздном грустном просторе, а не на родной земле, не среди лугов и родников, не на холме родном, русском, высоком, дорогом ещё твоим отцам и дедам, твоим прапрадедам, штыками и обелисками защитившим святые рубежи России. Ливнем свинцовым. Снегом горячим...

Я знал хорошо писателей, воспетых Владимиром Бондаренко, ушедших, хорошо знаю и действующих. Я вёл, как главный редактор издательства "Современник", их острейшие произведения через комитеты и цензуры: писатели-защитники России отличались сказочным благородством и добротою. Со слезами на глазах обнимали сотрудников редакций, радовались появлению книги. Распахнуто вскидывал ладони Юрий Васильевич Бондарев.

Отменным лиризмом сверкали души Федора Абрамова и Виктора Астафьева, Константина Воробьёва и Владимира Солоухина. А Борис Можаев махал по бороде ладонью и восклицал, сочиняя мгновенно:

Ах, Валька, Валёк,

Буфет недалёк,

Забирай моих друзей,-

Выпьем по всей!..

Его повествование о нищенстве колхозном, о доле бесприютной русского крестьянина "Живой" более десяти лет находилось под запретом. А его роман "Мужики и бабы" мы в "Современнике" издавали нахрапом, беря на себя, на грудь, удары начальства. Но тогда была великая миссия у писателя - стоять за родной народ, за родную Россию. И начальство, многие из них, нам помогали. А сейчас кого защищает эстрада?

Ты вся передо мной оголённая,

Оголённая,

Не в меня, не в меня влюблённая,

Влюблённая?

А я себе лгать не хочу, не хочу,

Я застегнусь и от тебя отскачу,

Отскачу,

У-у-у-у!..

Сия гениальная прелесть - из новогодних сочинений бездарных звёзд

русской культуры, почти порабощённой безнациональными ордами, родящими национальные распри: не все же народы России могут терпеть оскорбления и унижения собственной мудрости, красоты и стати...

Я мог бы вспомнить ликующие минуты над вышедшими книгами Фёдора Абрамова и Василия Белова, Евгения Носова и Василия Шукшина. Так Владимир Бондаренко разбудил прошлые годы красивой и высоко государственной литературной трассы, пронзившей верными голосами сынов и дочерей краснофлаговые окоёмы СССР!..

Тиражи - сотни и сотни тысяч. А сейчас? Сотня - и автор слёзы утирает с глаз, выпущенных необьятной радостью патриотического сердца. Книга "Серебряный век простонародья" - память и благодарность тем, кто шёл за призванием, как Иванушка за жар-птицей!

***

Можно пожалеть, что в книге нет страниц, посвящённых великому писателю русскому, Ивану Акулову, перед которым не скупились на самые авторитетные похвалы и Виктор Астафьев, и Юрий Бондарев, и Константин Воробьёв, и Фёдор Абрамов. Иван Иванович Акулов - один из самых беззащитно храбрых, один из самых талантливейших сынов России.

Но это - не упрёк Владимиру Бондаренко. Владимир Бондаренко этой книгой заслуживает откровеннейшей благодарности. Пусть не названы прозаики моего поколения, одарённейшие писатели, Эрнст Сафонов и Анатолий Жуков, не названы поэты Николай Благов и Владилен Машковцев, разве вех одарённых одной книгой закрепить? Но я верю в то, что автор "Серебряного века простонародья" ещё вернётся к неназванным.

Я видел блеск свечей, я слышал скрипок вой.

Но мысль была чужда напевам бестолковым,

И тень забытая носилась предо мной

В своём величии суровом.

Прав А. К. Толстой. Суровое величие тени не позволит нам забыть живой великий характер и образ писателя. Умный человек - пожизненный должник перед честностью, верностью и красотою. Река течёт в устье, а человеческая жизнь в итог судьбы. И правило сие - незыблемо.

Владимир Бондаренко и поэтов подает нам так же, как подаёт он нам прозаиков: авторская биография или биография сработанная рукою и энергией Владимира Бондаренко, а дальше - статья, очерк или интервью с поэтом. Такая схема - живая беседа. Живая картина. Живой разговор.

Поэты:

Николай Иванович Тряпкин,

Станислав Юрьевич Куняев,

Юрий Поликарпович Кузнецов,

Николай Михайлович Рубцов,

Владимир Николаевич Соколов,

Анатолий Константинович Передреев,

Глеб Яковлевич Горбовский.

Из названных - только Куняев и Горбовский здравствуют и действуют на поэтической арене сегодня. А те, к сожалению, уже далече.

Апостол Павел:

Нисшедший, Он же

есть и восшедший

превыше всех небес,

дабы наполнить всё.

И здесь, среди этих известнейших имён поэтов, Владимиру Бондаренко много пришлось отдать сил творческих: ведь книга требует душевного напряжения, а разум - равновесия и справедливости. Поэты, талантливые, весьма требовательны и суровы. Заигрывание с бездарными - не сулит отрады, но и не карает угрызениями: побаловался - и черт с ней, с игрою, потребительской или опрометчивой.

Но талантливого поэта - не замолчать, не умалить, не заслонить не только ординарными именами, но и - талантливыми. Талантливый поэт - луч, мятежный и неодолимый, пронзающим облако и время. Как замолчать Василия Фёдорова? Как замолчать Александра Твардовского?

Василий Фёдоров:

Песни птичьи

Заманили в дебри,

К вековому дубу привели.

Что ты знаешь

О таком шедевре

Истинной художницы -

Земли?

Но нас, поэтов, разве вставить в одну книгу всех? Поэтический букет дарований, подобранный Владимиром Бондаренко для своей замечательной книги, - сильный и авторитетный. Нет причин спорить с ним. Я не раз натыкался на туповатое самомнение иного лирика: по доброте душевной скажешь о нём доброе слово поддержки, а он на следующий день - уже гений. Башка высоко и величаво поднята. Кривой нос задран. И руки, поздоровкаться, не протянет. Да, идиотизм - выше горя.

Распри в писательской среде таковы, что Арарат кажется ребёнком, а Эльбрус - подростком. Муть по России от писательских распрей - грязнее нефтяных болот возле вышек Ходорковского. Страна две недели сидела без работы. Ждала подарки Нового Года. Дождалась - ужасно взлетели цены на все продукты. Олигархи и прочие старатели возвращаются из Испании, Турций, Африк, а мы, как бомжи, рады - позавтракали и пообедать имеем. Чем не перестройка?

Госдумовец: - Россия на подъёме!..

Графоман: - Мой друг, поэт, гениальный, Пушкин и Пушкин!..

Легко занижаем или завышаем человека. Легко обливаем помоями великих людей. Пишем доносы, кляузы, судебные заявления, навешиваем ярлыки, паскудим на порядочных и совестливых. Один графоман закидал нас всех вонючими баснями и эпиграммами. Не хотел я, но пришлось ответить.

По этажам пешком

Он топает с горшком:

Дерёт с арендаторов плату,

Долларову, богату,

Хихикает, улюлюкат,

От радости даже хрюкат.

Потом в кабинете торчит –

На нас доносы, рифмуя, строчит!

Да, числит себя солнышком, мутант!.. Но не о нём, а о книге, о труде Владимира Бондаренко я пишу. И вспоминаю поддержку друзей - Бориса Леонова и Владимира Гусева, вспоминаю поддержку выпускников - Михаила Крупина и Лидии Сычёвой. Особое спасибо Ханбекову, Байгушеву, Аршаку Тер-Маркарьяну. Да… Меня всегда тихо мучает совесть, если я не скажу добрых слов о талантливом друге или книге.

Вот и книга "Серебряный век простонародья" порадовала меня. Имена писателей, поэтов, названных в книге - народные цветы: то - горько седые, то благородно умудрённые. Нет имён молодых. Но будут. Не иначе. Вот прекратим распри. Вот улыбнёмся. Вот обнимемся. Вот вздохнём на просторе. И настоящее, русское солнышко встретит нас!..

Мопсы никогда не возьмут на себя ответственность - защитить кого-то. Они - сами. Они - в себе. Они - за себя. И только. Я часто спорю, даже ссорюсь иногда с Владимиром Бондаренко, не соглашаясь или вообще не принимая его восторгов вокруг, допустим, Высоцкого, но я не прячу за пазухой камень на Бондаренко. Если я ошибся - ошибся, но без стукаческой подсидки и банальной дури - мстить за свои ошибки кому-то. Не приму, если я так чувствую свою правоту, и ошибок Бондаренко. Я не считаю Иосифа Бродского русским поэтом. Не считаю его я и русскоязычным большим поэтом. Завихрили над ним антирусскую пыль - и всё!.. Но я не собираюсь враждовать из-за Бродского с Бондаренко. Много чести Иосифу Бродскому. Прости меня, Господи!..

Я очень ценю творчество поэтов Евгения Юшина и Владимира Силкина, рязанцев, защищаю поэзию Ивана Голубничего и Максима Замшева, радуюсь книгам Ивана Савельева и Льва Котюкова, приветствую мужество слова, глубокий житейский опыт Владимира Гусева, его чёткую национальную позицию. Приветствую близких мне по духу Владимира Фомичева и Юрия Баранова. Они - и прекрасные публицисты!

Не собираюсь я лаяться из-за кресла в МСПС и с Владимиром Бояриновым, очень даровитым и упрямым. Я проработал без перерыва и без творческих отпусков на Россию - 53 года. Ни перед кем я не собираюсь извиняться за сверхполувековой труд. Никого козырянием не намерен ублажать. Вот в Новый Год на экране пела шалава:

Иди ты на-а-а!

Иди ты на-а-а!

Иди ты на-а-а!..

Хочу познакомиться с ней и, no-возможности, пожениться: вдвоём с ней мы горы свернём! Какой лиризм, какой лиризм в её визге!..

А книгу Владимира Бондаренко "Серебряный век простонародья" я прочитал с большим удовольствием. Чего и вам желаю. Малым народам, управляемым своими национальными Администрациями, сейчас легче, чем русскому народу, подвергнувшемуся нашествию безродинности на экране, на сцене, в СМИ. Республикам же внутри России еще легче, но не нам, русским, до сих пор не имеющим своего Национального Центра.

На Руси родиться - распроститься

С радостью и с дедовским крестом.

На Руси родиться, как явиться

Атаманом или же Христом.

Если снова ангелы и черти

Нагло оседлали бунтаря,

На Руси недалеко до смерти,

До расстрелов, проще говоря.

На Руси мятеж короче лета,

Он к зиме кончается тоской.

На Руси благодарят поэта

Гробовою крепкою доской.

Ну зачем ты смотришь волооко,

Почему ты грустная, луна,

Неужель от Пушкина до Блока

Речка жизни кровью не полна?

На Руси никто не отвечает

За себя, и целые века

На Руси нерусских привечает

Русская державная рука.

Сколько сгасло по тропинам узким,

Сколько слёз умыкала верста?

Потому

и быть на свете

русским -

Доля атамана и Христа!..

Господи, что подумает о Бондаренко и о Сорокине влюблённый в русский народ Швыдкой, прочитав моё тихое стихотворение?.. О, если бы я приватизировал Челябинский мартен, где я проработал 10 лет, или продал флигель Дома Ростовых за три миллиона долларов, я бы никому бы руки бы не подал бы вобче бы, даже Швыдкому, гобийскому ваучеру.

Вечерний благовест

Красивый писатель Анатолий Николаевич Жуков. Рослый, Добрый. И очень мудрый. Мудрый — поэтическим словом: то лирически пронзительным, то сиренево шепчущим, то медвяно веющим, то крылатым, как наше русское раздолье, то неукротимо гневным, как в бурю разобидевшаяся великая река Волга, откуда он, Анатолий Жуков, и вышел в жизнь, в творчество. Честный, вдохновенный художник.

По его рассказам, повестям, романам идёшь, смотришь, думаешь, понимаешь, словно ты шагаешь по жизни: через судьбы дедов и отцов, через беды и радости братьев и сестёр, через собственное призвание и обязанности перед личной судьбою и перед судьбою России.

Борьба русского крестьянина за отчий огородик, за прабабушкино поле, верность русского человека дому, краю, кресту и обелиску просто потрясают тебя в произведениях Анатолия Жукова. Мы не уберегли эту верность, это храмовое старание русского человека — остаться на лугу, на грядке, на холмике, где он босиком бегал, где он впервые в руки взял косу, где он мальчишкой вскочил в седло и пустил в галоп гривастого коня. Эх, почему же цекисты и политбюровцы больше вслушивались в лжеучения столичных "экономистов", советовавших "сокращать" и делить хутора и села русские на рентабельные и нерентабельные?

Доделили. Русская земля опустела. Зарастает горькою полынью и горькою лебедою. Писатель настолько трагически переживает исход русского человека с родной земли, что сама русская земля, сама русская боль дает ему неистовую энергию и неистовую правду слова: читаешь и плачешь над книгой "Вечерний благовест или реквием по Берёзовке".

"У предпоследней избы, слегка завалившейся набок, сухонькая долгожительница весело скребла ножом по печной заслонке, припевая в такт своим шумным скребкам:

Я не тятькина,

Я не мамкина —

Я на улице росла,

Меня курица снесла».

А где же дети, внуки и правнуки наших дедов и наших бабушек, а где наши отцы и матери? Отцы — под Курской Дугою и под Сталинградом, а матера — под крестами, забытых и стёртых с лица земли хуторов и деревень. Осиротелые вдовы, кормилицы осиротелых детей, осиротело лежат под лебедою и полынью уничтоженных балалаечных и гармошковых хуторов и деревень…

 Вспоминаю, читая прозу Анатолия Жукова, почти забытые мною строки Николая Некрасова, стонущего сердцем классика:

Родина мать! по равнинам твоим

Я не езжал еще с чувством таким!

Вижу дитя на руках у родимой,

Сердце волнуется думой любимой:

В добрую пору дитя родилось,

Милостив бог! не узнаешь ты слез!

С детства никем не запуган, свободен,

Выберешь дело, к которому годен,

Хочешь - останешься век мужиком,

Сможешь - под небо взовьешься орлом!

В этих фантазиях много ошибок:

Ум человеческий тонок и гибок,

Знаю: на место сетей крепостных

Люди придумали много иных,

Так!.. но распутать их легче народу.

Муза! с надеждой приветствуй свободу!

Стихи написаны в 1861 году. А мы, народы России, в 2006 году лишь смутно ожидаем улучшения бытия на селе, когда село вытеснено из нашей жизни раскулачиваниями, войнами, тюрьмами, водкой, поборами, абортами и ненавистью к крестьянству России со стороны различный проходимцев от науки и власти!..

***

Да, книга эта вышла благодаря радушной заботе и материальной помощи в её издании земляков писателя и их руководителя Анатолия Ивановича Голубкова, замечательного специалиста сельского хозяйства и известного в стране директора СПК им. Н.К. Крупской Ульяновской области. Спасибо ему неувядающее!

Российский союз писателей, обращаясь к нему с просьбой, писал, что прозаику Анатолию Николаевичу Жукову, который вырос и долгое время жил и работал в этом совхозе, исполняется 75 лет, и чтобы отметить этот серьезный жизненный рубеж, надо издать хотя бы однотомник его избранных сочинений.

Да, в другое бы, в недавнее время, которое клянут нынешние хозяева жизни, вышла бы наверно не эта книга с нищенским тиражом, а собрание сочинений. Ведь прежде его сборники повестей и рассказов издавались стотысячными тиражами, а романы "Дом для внука" и "Судить Адама!", кроме журналов, печатала "Роман-газета" по два с половиной миллиона экземпляров первый роман и 3,4 миллиона экз. второй. Потом они ещё и переиздавались отдельными книгами.

Не удивительно, разумеется. Обычное дело. Не порнуха же какая, не нынешняя чернуха, а серьёзные книги. Да и писатель надёжный, даровитый, опытный. Национально неколебимый и братский.

Первый свой рассказ Анатолий Жуков напечатал пятьдесят с лишним лет назад в газете "Защитник Родины" Одесского военного округ. Рассказ доверительный, сердечный — о солдатской службе и дружбе, его похвалили, дали литературную премию на конкурсе, а командир полка вызвал и решил так: хватит топать в сержантах, аттестуем на лейтенанта, и расти офицером до самого верха. Маршал Жуков, правда, уже есть, но может дотянешься до полковника, талантом не обделён.

— У меня другой талант, товарищ полковник, — сказал Жуков. — И не военный, а настоящий русский, крестьянский.

— По-твоему, военный талант — не русский, да? — осердился полковник. — Ладно, дослуживай срочную, неволить не буду.

На четвёртом году Анатолий Жуков уволился из армии и вернулся в свой совхоз, где работал с раннего отрочества, как все ребята в военные и послевоенные годы. На лошадях, на волах, плугарём и сеяльщиком на тракторах, копнильщиком и штурвальным на комбайнах, на сенокосе, на зерновом току — куда пошлют. Широкий профиль.

После армейской службы жизнь в совхозе показалась ещё роднее, свободней, и он стал между делом писать стихи, очерки, рассказы, посылая их в районную и областные газеты. Печатали охотно, а "Ульяновская правда" присудила даже премию на литературном конкурсе. Потом сектор печати обкома партии послал его в районную газету. Заодно, сказали, и среднюю школу закончишь, а то семилетки маловато не только для писателя, но и для журналиста.

Район был приволжский, сельский, и его, потомственного крестьянина, назначили заведовать сельхозотделом редакции. Дали фотокамеру, мотоцикл, моторную лодку (для рыболовецких колхозов на Волге) и верховую лошадь на весеннее и осеннее бездорожье. День ездишь, день – пишешь, а первую половину ночи – в вечерней школе. Выходные, праздничные и отпускные дни – для чтения и литературной работы. Читал он всегда много и писал теперь регулярно. На тридцатом году Жуков выпустил в Ульяновске первую книжку рассказов, а вечерней школе получил аттестат зрелости. Через год выдержал конкурс в Литературный институт и оказался в Москве. Как в другом мире. И сразу же захотелось сберечь, спасти тот первый, начальный, крестьянский мир, родной и любимый, чтобы он оставался живым навечно.

Сейчас уже видно, что если не все, то главные события того мира ярко запечатлены в его рассказах и повестях. Ведь жизнь военного и первое пятилетие послевоенного времени в русской деревне можно назвать героической — так самоотверженно работали здесь подростки, солдатки и вдовы, оставаясь по-прежнему добрыми, нравственно чистыми, удивительно жизнерадостными людьми. Такими они и остались в рассказах "Надежда", "МУ-2", "Песни о любви", "Колоски неспелые, необмолоченные", "Удочка из Европы", "Зеленоглазая ты моя" и др. Их нельзя читать спокойно: то слёзный комок сдавит горло, то не удержишься от улыбки, от смеха... Полный букет чувств.

Служба в армии мирного времени тоже показана правдиво, но она спокойней, светлее, особенно в рассказах "Мужлан", "Песни ветерана", "Жил-был Курыль-Мурыль"... Армия-победительница была тогда авторитетной, генералы, офицеры и старшины-сверхсрочники — почти все фронтовики, а солдаты и сержанты срочной службы под их отеческим и братским началом чувствовали себя как в дружной семье. Ничего подобного нынешней уголовной дедовщине, солдатского мордобоя, дизертирства в мирное время не было тогда и в помине.

Да и сельская обстановка-то тех лет, конечно же, выравнивалась с каждым годом, становилась хоть и не совсем ещё безбедной, но уже сытнее, карточки отменили, цены стали регулярно снижать. Мягче становилась жизнь, утешней. Может, ещё и потому, что тогда мы были не господами, а товарищами. А не шапочными "здравствуй и прощай", а товарищами по труду, соратниками по одинаковой народной жизни, единодумами. Даже драматические сюжеты (больничная повесть "Под колёсами", например, — об инвалидах и увечных) оставались духоподъёмными, сердечными и давали читателю положительный смысл для жизни. Берегли в человеке желанную радость.

Первые годы литинститутской учёбы в шумной и громадной Москве быстро стали для сельского человека труднейшими ещё и потому, что в эти годы всех особенно беспокоила хрущёвская безалаберная "оттепель". Наконец её оборвали отставкой "кукурузника" и заменили оглядчивым режимом броненосца Брежнева, которого сперва испугались, решив, что у него это не брови такие косматые, а державные усы так высоко подпрыгнули. Потом пригляделись и привыкли — Лёня оказался свойским, сговорчивым и уютным, как летний туман.

Студенты Литинститута после лекций трудились в общаге кто над стихами, кто над прозой, кто над пьесами или переводами… Анатолий Жуков вынашивал свой первый роман «Дом для внука», где в центре были раздумья о судьбе русского народа, о России, о малой своей родине – умирающей колхозной Хмелёвке и крепнущем совхозе им. Крупской. И ещё думал о себе и своей семье, о крестьянском своём роде, который то ли распался, то ли был нечаянно уничтожен. Спланированная нечаянность…

В январе 1931 года, через неделю после рождения Анатолия, всю большую семью его деда, крепкого середняка, арестовали и как кулака в крещенскую стужу выслали из родной Хмелёвки в Казахстан строить шахтёрский город Караганду. Отец Анатолия остался только потому, что жил уже отдельно и строил по соседству с Хмелёвкой зерносовхоз имена Крупской. Там он окончил курсы механизаторов и стал работать трактористом и комбайнёром, а мать разнорабочей. Потом, через десяток лет, отца взяли на фронт, откуда он не вернулся, и вместо него в семье за мужика остался Анатолий. Малыш...

Работать он стал с 11 лет — ведь самый старший из детей, за ним ещё четверо, с детства помогал матери приглядывать за ними, приучался к труду. А мать никогда не выпрягалась. После войны дед с бабкой приезжали из Караганды повидаться со своей родиной, но лучше бы уж не приезжали. Обезлюдевшая Хмелёвка умирала, мужиков в войну повыбило, а заезженные, как колхозные клячи, бабы стали древними старухами, молодых дед с бабкой не знали. Утешило их только озимое совхозное поле. Июньская сильная рожь выколосилась и рослая, зелёная, цвела, переливаясь под лёгким тёплым ветром мелкими волнами. Дед упал на колени и, кланяясь, заплакал как ребенок, а потом виновато оправдывался: я же под землёй двадцать с лишним лет вкалывал, русское наше поле во сне только видал, а тут оно — вот, передо мной волнуется, родное, духмяное, хлебом пахнет. Небось радуется нашей встрече. Или прощается. Ах, Господи, как же не хочется опять в Казахстан!.. Окна родного дома плачут.

Кроме этой драмы с коллективизациями и ссылками, встали в первом романе Анатолия Жукова и предвоенная крестьянская натуга его родителей, тяготы и жертвы войны, вдовы и сироты, радость победы со слезами на глазах и братские могилы – аж до Берлина.

Были там и оправдательные объяснения культа личности и суровости вождя. Его авторитарный режим вырос из мобилизационного беспрекословного режима, сформированного необходимостью защиты новой, ильичевой власти, быстрой и коренной перестройки всего народного хозяйства перед войной.

Но вот страшные беды позади, фашизм разгромлен, Советский Союз — мировая держава во главе социалистического лагеря, мобилизационный кнут можно бы отбросить, Сталин умер, но стальной посох власти прежний. Вождя такого нет, но есть ленинская партия, есть подконтрольная ей армия чиновников — советских, профсоюзных, комсомольских, пионерских, октябрятских... Стоп! Неуместная ирония, юмористика — ни к чему, товарищ писатель, понял? Понять-то понял, но ведь чиновничество и казенщина, сами знаете их удаль…

Походил он с готовой рукописью немало. Стучался и в журналы, и в издательства, пока, наконец, не откликнулся "Современник" — новое издательство патриотического направления. Время всё-таки менялось к лучшему, хотя цензура оставалась бдительной и повычёркивала восемьдесят страниц авторского текста. Роман издали, Союз писателе дал свою премию, "Правда" тоже похвалила, но вскоре неожиданно отработала назад и извинилась, сославшись на читателей. Видно, цензурный комитет стоял на страже и постучал куда надо. Когда же один из критиков и знакомые писатели заступились, послав свой отзывы в "Литгазету", печатать их отказались, а главный редактор Чаковский сказал на летучке своим сотрудникам, что писателя Анатолия Жукова для нашей газеты нет. Даже критические отзывы о нём не давать.

Словом, и тут чиновный контроль действовал. Всемогущ он был.

Когда А. Жуков в очерке о знаменитом земледельце Т.С. Мальцеве, крестьянском академике, депутате Верховного Совета, сообщил, что он критикует государственную систему планирования и стоит за то, чтобы в сельском хозяйстве это планирование проводилось не СВЕРХУ, а СНИЗУ, чтобы колхозы и совхозы сами определяли, какие зерновые и кормовые культуры им сеять и на каких площадях — они лучше знают, что у них растёт, какие сорта урожайней, калорийней, полезней... Так вот, когда он написал об этом, очерк ещё в рукописи прочитали в сельхозотделе ЦК партии и убрали эти "еретические" соображения, откорректировали весь очерк, эстетствующие грызуны.

О положении в деревне тех лет есть хорошая повесть А. Жукова, которая дала название всей последней его книге — "Вечерний благовест или реквием по Берёзовке". Честнейшая, как вздох матери.

Но вредоносную чиновную систему А. Жуков основательно высек в романе из четырех повестей «Судить Адама!» Мы, весь народ, ратовали за конструктивную перестройку, за совершенствование уже улучшенной нами системы, а не за её снос и жульническую подмену воровской системой капитализма. Да ещё капитализма дикого, разбойного, безоглядного!

***

Буйная, в рубашках расшитых и платьях расписных, песенная, танцующая, удалая, — где ты, сельская Рязань? Где твои крылатые кони, что ликованием победным над нищетою и страданиями пронеслись? Где уральские горные казачьи хутора? Где сыновья сосновых и кедровых изб, широкооконных, с белыми ставнями, парящими в синеве белыми лебедиными стаями, где они?

Кто обездетил нас? Кто отобрал у нас косу и грабли, плуг и лопату? Кто отучил нас от трактора и комбайна? Прав Анатолий Жуков, говоря: "В Выселках он оказался случайно. Ехал повидать родное село, а оно пропало. В автобусе колхозники смеялись: когда хватился! Да из твоей Берёзовки Ванька Карась второй уж год как в татарский Кубан переселился. Последний берёзовский житель. Покуковал в одиночестве полтора года, надоело. Где ты был?" Гость, выселковец, стушевался.

Да, где ты был? Где мы были? Что это — равнодушие русское? Или это — трусость русская? Молча согласились на разорение, на полное истребление родного хутора и родной деревни, родного села и родной станицы? Потому и сейчас прорабствующие умники отваливают острова и горы, реки и леса за рубежи новоопределённые, урезая и уменьшая Россию, душу её распиная, как душу Иисуса Христа.

Потрясающе: я читаю "Вечерний благовест, или реквием по Берёзовке" и нахожу у писателя-волгаря наши сугобо, кажется, уральские разбитные частушки, что подтверждает — Урал заселялся всеми народами, всеми племенами России, всеми краями России поднимался и креп.

Ах, дед бабку

Завернул в тряпку,

Поливал её водой,

Чтобы стала молодой.

Надо же? Дошли, на танках победно догремели до Берлина, а родное село провокаторам на разорение сдали? Поэт Николай Некрасов точно подсказал: на место сетей крепостных люди придумали много иных... Но... где ты был? Где мы были?

Анатолий Жуков — секретарь Московской писательской организации, ведёт отдел прозы, главный отдел знаменитого журнала "Новый мир". Анатолий Жуков — директор самого авторитетного издательства Союза Писатели СССР, издательства "Советский писатель", более 500 названий выпускавшего за год, книг писателей Великой Державы, страны, как тогда любили говорить, — от Кушки до Певека!..

О!.. Где же мы были, когда ее, краснознамённую, сшибали с ног у Дома Советов ельцинские боевики, где, ну, где же мы были?.. Вот и Анатолий Жуков постарел. Я постарел. Сидим у него за столом. Писателю талантливейшему — 75 лет. И — никого рядом, ни парторга, ни прораба, ни Ельцина, ни Гайдара, ни банкира, ни олигарха. Эх, 75 лет, и такому красивому, такому вдохновенному, такому сверкающему знатоку и природы русской, и слова русского, и народа русского, разбазаренного по всем государствам планеты, такому страдальцу, ну, где мы, где?!..

Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.

На перекличке дружбы многих нет.

Я вновь вернулся в край осиротелый,

В котором не был восемь лет.

Кого позвать мне? С кем мне поделиться

Той грустной радостью, что я остался жив?

Здесь даже мельница — бревенчатая птица

С крылом единственным — стоит, глаза смежив.

Я никому здесь не знаком,

А те, что помнили, давно забыли.

И там, где был когда-то отчий дом,

Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.

Не об Анатолии Жукове ли сказал Сергей Есенин, не о нашем ли с Анатолием, с братьями Сафоновыми, с Николаем Рубцовым и Владиленом Машковцевым, Борисом Примеровым, поколении? А вдруг – каждое поколение в России, и после нас, как Сергей Есенин, встретится с чёрным разорением отчего края? Кто это делает и где, где мы с вами?

Анатолий Жуков, мальчишка колхозный, подросток — на уборке сена. Анатолий Жуков — солдат. Анатолий Жуков — молодой яркий журналист. Анатолий Жуков — студент Литературного института имени Алексея Максимовича Горького. Высокий. Стройный, благородный.

Рязанцы, Валентин и Эрнст, братья Сафоновы, прозаики, я, уралец, Николай Рубцов, вологжанин, Жуков, волгарь, встречаемся утром — в столовой, днем — в перерывах между лекциями, вечером — в общежитии, машем руками, говорим, спорим, слушаем друг друга. Не всё и не везде тогда было плохо.

За 20 копеек — сытный обед. За 2 копейки — газета. За 5 рублей — ресторан. За 11 рублей — туфли. За 9 рублей — рубашка. За 65 — костюм и за 53 копейки — модный галстук. Жить можно в Москве, а на моём или на хуторе Рубцова скучновато и голодновато. Жуков прав. И братья Сафоновы правы: ни село, ни город не должны вниз сталкивать родной народ, заботящийся о земле, о России.

Ну, посидим в комнате. Но винца выпьем. Ну Колю Рубцова все вместе послушаем или Валю Сафонова, тоже балующегося стихами. Но Коля Рубцов сощуривался и начинал, перебивая тихим голосом горластого и замечательного общего друга нашего, поэта Владилена Машковцева:

Грустные мысли наводит порывистый ветер.

Грустно стоять одному у размытой дороги.

Кто-то в телеге по ельнику едет и едет.

Позднее время — спешат запоздалые дроги.

Плачет звезда, леденея, над крышей сарая...

Вспомни, о Родина, праздник на этой дороге, —

Шумной гурьбой под луной мы катались, играя,

Снег освещённый летел вороному под ноги!

Горько. Больно. Но такова дорога жизни. Нет давно Николая Рубцова и Владилена Машковцева нет. Нет Примерова и братьев Сафоновых, братьев и прозаиков известных, но брошенных на забытье теперешним жестоким и весьма испорченным временем.

Олигархизм резвится, но нет у него будущего. Нынешние властители, паханы и олигархи всех мастей уже показали, чего они стоят, народ в массе своей не принял их системы, хайльдемократии, он сопротивляется всеми силами, он, по доброте и доверчивости своей идёт на демонстрации, на голодовки, даже на вымирание, но не принимает воровской системы. И терпение его уже кончается. Скоро он сожмётся в боевой кулак, и паханы с олигархами узнают, что значит русский бунт, отчаянный и беспощадный. Пушкинская оценка свежа...

Да, Анатолию Николаевичу Жукову 75 лет. Позади — школа, коса, грабли, плуг, трактор. Позади — солдатская казарма и дисциплина, поездки по деревням и сёлам журналиста, учеба в Литинституте, работа в журналах, союзах писательских, издательствах, а главное — бессонный и красивый труд над словом, над собственными думами о себе, о народе родном и о России нашей страдальной.

Анатолий Жуков не мелькал и не мелькает на трибунах, на сценах и на экранах. Не тиражируют его имя газеты и радиостанции. Он не катался по заграницам. Он не занимался политсклоками. Не торговал совестью. Не предавал. Не звенел упрёками и обвинениями. Но жизнь его зато не отделилась от жизни тех людей, которых он воспел, пронося их судьбы под сердцем своим…

Он потерял двух сыновей. Один из них — лётчик. Он не разочарован в Родине. Он не проклинает время у крестов сыновей. Он печален, но верен. Он горек, но благороден. По ночам, когда высоко горят звёзды, он слышит голоса дорогих сыновей и видит погибшие русские хутора и сёла. Память его — русская слеза наша, а воля его — русский бессмертный дух наш. В горе — мы ещё беззаветнее перед Россией.

Я тоже потерял сына, статного, отважного, и я братски посвящаю Анатолию Жукову это грустное стихотворение. Грусть лечит нас.

Просьба

Анатолию Жукову

Сердце устало биться,

Слишком страданий много,

Лучше бы не родиться

С благословенья Бога.

Падает в бездну вечер,

Гнутся оградки, хилы,

Сын мой широкоплечий,

Я у твоей могилы.

Месяц звенит над трассой,

Храмово, колокольно,

Сын мой голубоглазый,

Как без тебя нам больно!

Век наш мгновенно прожит,

К радостям не вернуться,

Мать до сих пор не может

Солнышку улыбнуться.

Ночью — в слезах подушка,

Горе крестом предстало,

А ведь сто лет кукушка

Жить тебе нагадала.

Звёздные гаснут свечи,

Чьей-то полны виною, —

Сын мой широкоплечий,

Поговори со мною!..

Я жму руку Анатолию Жукову, писателю великолепному русскому, другу моему несравненному.

На кособокие избёнки русские, ослепшие от горя и нищеты, ваучеры надвигаются, ваучеры, взвеивая рыжий раскалённый песок тысячелетних барханов тяжелыми чешуистыми хвостами.

Бойтесь рептилий

Есть озеро в пустыне Гоби, в нём много столетий подряд размножаются и плавают ваучеры. Выблядки крокодилов. А мы о красоте тоскуем, олухи.

Бегут круги,

Кружки,

Кружинки…

Мальчонки взмахами уды

Золотобокие кувшинки

Вытаскивают из воды.

Василий Фёдоров

Крестьяне зарабатывали себе на хлеб и соль, на одежонку и на крышу над головой — урчащим трактором и честною бороздою, над которой к лету волновались зелёные гривы пшеницы и ржи, овса и гречихи. А осенью к ним, сеятелям, нагрянывали студенты из городов: помогали убирать золотой труд, урожай России.

И городок Невремянск участвовал в жизни, в планах граждан страны и в её обязанностях наравне с другими центрами районов и областей… Но вот ночью, под покровом ужасной мглы, ночью, к тихому городку, занимающемуся науками — физикой и математикой, химией и атомом, подползли удавообразные ваучеры. Потянулись на траве и хвостами зашевелили.

Телеэкраны охрипли от счастья:

"Ваучеры — наше грядущее!"

"Ваучеры — цивилизация Запада!"

"Ваучеры — свобода и богатство!"

А газеты даже заикаться и пугать земляков принялись:

"Борис Ельцин — спаситель наш!"

"Выходите на демонстрацию и поддержку перестройки!"

"Горбачев — послан нам Богом!"

А удавообразные ваучеры лежат молча. Чуть позже они изрыгнут листки синюшные — квитанции на благо, на проценты от прибыли… Так запеленговала нас перестройка. И Невремянск заболел шоу-бизнесом.

Это — ветер смеха и трагедий из романа Ивана Савельева "Провал", изданного недавно. Читая, я дивился уважительно: как тонко и как глубоко поэт Иван Савельев знает психологию обычных людей и нравы крупных ученых, отдающих свой талант и свой опыт призванию — науке, народу, государству.

Но отрава и страсть — быстро разбогатеть превратила уютный и мудрый стратегический Невремянск в преступный базар: где лилась классическая музыка — заскрежетал потный и сексуальный рок, а в аудиториях закрытых стратегических вузов — захихикали, как блицкриговый сатирик Петросян, юные и ещё свежие десятиклассницы, предлагая себя в мгновенное угощение и насыть доллару. Вокруг благородного Невремянска зaпузатились виллы.

Закружились вымышленные и реальные деятели, ученые, прозаики, поэты: замелькали серьёзно и несмешливо, работяще и прощелыжно имена — Юрии Иннокентьевичи и Валентины Дмитриевичи, фамилии родовитых Гасманов и аж Брынцаловых, завздыхали зазывно в бардаках узаконенные проститутки.

Иван Савельев — честный и талантливый поэт, потому проза его, роман "Провал" — очень горек, очень правдив, до беспощадности полезен нормальному человеку: ведь судьба нормального человека, труженика, сегодня в стране нашей превращена в рабскую. Голодные бомжи и голодные собаки мешают сегодня шагать спокойно не только в Москве, по тротуару, но и в каждом, большом и малом, городишке, поселке, хуторе.

Уничтожение коренных народов России — схема, план, своеобразный курий грипп, навязанный нам из-за океана страдальцами, борцами за нашу радость… Слово Ивана Савельева то насмешливое, то гневное, то пронзительное до слёз и до тоски по тем временам, когда глаза наши не упирались в нищету около метро, в беззаконие на суде, в жестокость и разбой на улицах и в домах, не упирались глаза наши и в преступные списки золотозобых олигархов…

Поэт и в разрушенном уюте России не ослеп, нет, он изумительно слышит природу и высоким вдохновением пишет красоту:

"…Теперь он смотрел на белые (в золотистых крапинках песчинок) руки Светланы, и они казались ему белыми запястьями лилий, что лежали рядом на умиротворённой заводи".

Сказано художником. Сказано поэтом, крылатым и русским!..

Валентин Дмитриевич вчера нормальный, до перестроечных новаций, и работящий, ныне, припоминая быстродолларовых партнеров женщины, озираясь на знакомые деревья и заросли вокруг, вдруг вздрогнул, цитируя про себя, немо, изречения великого Александра Блока:

"Современная жизнь есть кощунство перед искусством, современной искусство — кощунство перед жизнью". А женщина играла святошу, привычно и весьма умело раздеваясь... Сегодня — жить не надо: надо побеждать в рубле, в долларе, в грабеже, в приватизации, в разбое.

Сегодня нормальному русскому поэту, да и не только русскому, а просто — нормальному, нет хода ни в газету, ни на экран, ни в издательство без шороха червонцев, а где их взять поэту? А рифмошлёпый маньяк и завистник травит таланты, в баснях, доносами и кляузами, опоздавший на поезд стервятник эпохи приватизаций, орля и графоманя стукачеством у кошеля хозяина:

Он до поэтов так и не дорос,

Хотя и на полметра их длинней,

Зато водил чугунный паровоз,

Который был весьма его умней.

Теперь болван к нам с баснями прилип,

Хотел взорлить, но сброшен синевой,

Он зацепил хвостом куриный грипп

И стукнулся о бампер головой.

Итог:

С тех пор звенят у нашего дружка

В пустой башке осколки от горшка.

Я прочитал эту эпиграмму на стукача Ивану Савельеву. Иван рассмеялся и говорит: "Валь, а что ты хочешь? Разве у стукача заноет душа от нищеты народной? Хам сыт — счастлив. Хам богат — неприступен. Давай скинемся, как сможем, и выпустим в свет его рифмованные доносы: бесцеллер бездаря!"

Да, один собирает в горшок дань с арендаторов, другой строит особняк в Лондоне. Революция. Перестройка. Свобода слова и совести… Ельцин с моста падает. Чубайс свет вырубает. Слава, слава героям!

Но народные депутаты СССР самораспустились. ЦК КПСС и его Политбюро прекратило блистать гениальностью и прочностью власти. ЦК ВЛКС мышино прошуршало приватизационными ваучерами, квитанциями на частную собственность, а КГБ давно уже офирмачилось, кооперативы разрушили клятву чекистов, и американский разведчик устроился советником в Штаб Перестройки.

И русский Председатель ВЧК Абрам Афанасьевич рад совместным заботам с Артемом Марковичем: за успехи в ЖКХ и в казино — им простор для неусыпной работы. Детей продают. Школы закрываются в селах. Больницы отданы под продуктовые лавки и кафе. За чаяниями плутов и предателей, за плечами Абрамовичей и Березовских — ограбление Чукотки и Сибири. Ну и что? Нефть же есть в русской Земле? Золото есть. Алмазы в Якутии валяются под ногами.

Читая роман Ивана Савельева "Провал", я параллельно читал роман Сергея Карпенко "Белое движение" — о генерале Врангеле. Читал и думал: "Господи, как же схожи времена разорений те с этими, нынешними. Воровство, обман, убийства, партия на партию, клан на клан, бандит на бандита, прокурор на прокурора, министр на министра показывают пальцем, виноватят, хвалят, обеляют, а в России — нищета, а в России — бесправие, а в России — Содом.

Всего-то 75 лет пролетело после 1917 года, а сколько войн, сколько погибших, сколько брошенных за рубежи стран и бывших республик СССР, но ведь брошенные, преданные, униженные, оклеветанные — наши, сыны и дочери коренных народов России?!.

Не реконструкциями заводов и фабрик заняты спецвожаки, не восстановлением авторитета семьи, а "русским фашизмом" и "куриным гриппом", поскольку банки Европы и США у них отнимают много времени, а собственные виллы и особняки требуют зоркости и охраны... Когда им бороться с хулиганами и грабителями, убийцами и шпионами? Легче в несчастном русском народе удить "русских фашистов", да, подличать проще: истина — ноша тяжкая!..

Итогом коротких моих размышлений о прочитанных романах Ивана Савельева "Провал" и Сергея Карпенко "Белое движение" будет стихотворение известного братского поэта Глана Оганяна:

Как шум дождя, как вдох и выдох,

Пока живу,

Во всех обличиях и видах

Люблю Москву.

Люблю её в час ликованья,

В годину бед,

Когда она как наковальня

И меч побед.

Люблю её в делах и спорах

Мятежный дух,

Люблю и хлеб её, и порох,

Который сух!..

Будем надеяться. Будем верными и тревожными. Мудрыми будем и стойкими. Богу — богово. Поэтам — поэтово. А стукачам — стукачево…Русского отважного поэта не запугать. Поэты, даже расстрелянные, продолжают говорить с родным народом: на закате — под шёпот святой молитвы, а на рассвете — под набатный звон ратного колокола!..

2006

На краю бездны

При Хрущеве мы, челябинские мартеновцы не были слепыми. Советская власть уже кренилась под напором дурацких реформ генсека, а пирамиды-мавзолеи громоздились в Москве и в Праге, в Бухаресте и Варшаве, Пхеньяне и Ханое, Улан-Баторе и Берлине, Пекине и т. д.

Некоторые вожди, вожди марксистских партий, успели улечься в саркофаги, а некоторые прозевали... Завидуют фараонам.

Советскую власть исполняли крестьяне и рабочие, техническая и творческая интеллигенция, а кремлевцы сытели на спецпайках и учили нас верности и мужеству. Верхушка партии и комсомола готовилась к приватизации..

Мы, юные русские поэты, видели это и громко презирали это! Нам помогали честные журналисты-газетчики и седые писатели Урала не предавшие совести и красного знамени.

Молодость

Ивану Панфиловскому, знаменитому сталевару СССР, посвящаю

1

Стихи, стихи!..

Ворочается, злится

Огонь, из плена

Рвущийся в зенит,

И вновь душа,

Как пойманная птица,

В родные дали

Плачет и звонит.

А тяжкий дым

Колышется и вьётся,

Гремят вагоны

В жуткой молотьбе,

И ничего уже

Не остается

Для вдохновенной

Радости тебе.

А там, за цехом,

За сосновым бором,

Жужжат шмели

В цветочной тесноте

И озеро

сливается

 с простором,

И нет границ

Уральской красоте!

2

Я возвращаюсь

Из ночной работы,

Дверь открываю молча

И в углу

Снимаю куртку,

Пахнущую потом,

Присаживаюсь

Медленно к столу.

Старушка, мать,

Простиранный передник

Подвязывает

Ниточной тесьмой:

“Ну, че с тобою,

Может,

как намедни,

Опять с Москвы

Ты получил письмо?..

Мы в молодости

Блажились грехами,

Бывало, пасху

С масленицы ждешь, —

Ты и меня-то

Вымотал стихами,

И сам на человека

Не похож.

Не спишь, читаешь,

Куришь,

 куришь,

 куришь,

А я реву украдкой

До зари,

В журнал пошлешь —

Показывают кукиш,

Во иезуиты,

Черт их подери!”

3

А дальше — мать

Поведывала с чувством,

Как на экране,

Бравы и лихи,

Читали

представители

 искусства

О райской жизни

Райские стихи.

Мол, мы равны,

Мол, мы шагаем гордо,

Громя барьер

Антисоветских свар,

И каждая

Зардевшаяся морда

Попыхивала,

Словно самовар.

Я знаю сих

Румяных патриотов,

Их разум

Не страданьем занятой:

Они, восславив

Одами кого-то,

Червонец

Узревают в запятой!..

Они едят

И нас не замечают,

Им хлеб — не в хлеб,

Посев им — не в посев,

Они на письма

Наши отвечают,

От нежности

К Хрущеву полысев.

У нас тоска

Тревожней, чем антенна,

У них тоска —

Бухгалтерский порог,

Меня зовет

Горластый гимн мартена,

А их манит

Лососевый пирог.

Кремлевский вождь

Весьма на речи шалый:

В них много

Обещаний и воды,

Но не отмыться

 русскому,

 пожалуй,

От накипи

Марксистской бороды!..

Темнеет,

Сосен острые верхушки

Луну приподнимают

За бока.

Я обнимаю

Бережно старушку

И улыбаюсь ласково:

“Пока!”..

А летний дождь

Танцует по газонам,

Дрожит роса

На скошеной траве.

Я думаю о жизни,

О законах,

О доблестной,

Распахнутой братве.

И вырастают

За спиною крылья,

И впрямь земля

Пускается в круги,

Не сказкою

разбужена,

 а былью,

И кажется,

Кричит она: “Не лги!”

4

Довольно нам

Бравады и позора,

Нас выкупали

В мерзостной воде,

Коль нету

Над

генсеками

 надзора,

Никто народ

Не защитит в беде!

И вы, и вы,

Далекие потомки,

Припоминая

Исповедь мою,

Глушите их посулы

В грозах громких,

Сметайте их

У бездны на краю.

Чтоб не смогла нас

Захлестнуть эпоха,

Чтоб на нее

Накинуть нам узду,

Мы втихомолку,

О нужде поохав,

Ракеты посылаем

На звезду.

Я восемь лет

Под заводскою крышей

Утратил незаметно

День за днем,

Где каждая труба

Угаром дышит,

Где каждый камень

Вышерблен огнем.

Я не имею

Ни одной сберкнижки,

Ни дачи,

 ни машины,

ни ковра,

Жена — мое богатство

Да сынишка,

Да мама,

До наивности добра!

5

А большего

Я не хочу, не надо,

Последний рубль

Я завещу стране,

Лишь равенства бы

Храмовой наградой

Хотя б в грядущем

Пользоваться мне.

И нет в груди

Ни зависти, ни грусти,

А мама, мать,

Качая головой,

Вздохнет печально:

“Разве же пропустит

Святой упрек

Писака нулевой?!”..

Ее слеза

Ресницы обогреет,

И я под городской

Нещадный гам

Бегу домой, бегу,

А ветер

реет,

А ветер бьет

С размаху по щекам.

Нас предадут

Кремлевские мессии

За тайное

Стяжательство свое, —

Детей России,

Матери России,

Сынов ее

 и воинов её!..

Слово — моя жар-птица

Балладу я написал в 1961 году, а через тридцать лет кремлевцы, горбачевцы и ельцинцы, разрушили СССР, державу народную, за свободу которой наши деды, отцы и братья, проливая кровь, легли под обелиски: да, одни — в Мавзолей, другие — в общую солдатскую могилу.

А между мавзолеями и воинскими могилами — теперь, как чирьи, сочатся гноем виллы, коттеджи, дворцы олигархов.

Входил я в родную русскую поэзию, есенинец, под сильным влиянием душевного кедринского голоса:

Смуглая рука царя Ивана

Крестоносцев по щекам бивала,

И кружили по степным яругам

Коршуны над нами — круг за кругом

Это — в минуты воспоминаний о нашествиях чужеземных разорителей на Русь. А вообще — Дмитрий Кедрин очень добрый, даже очень нежный поэт. Дружественный и прощающий.

И отношение в Мытищах к нему — нежное: в городском краеведческом музее память о нем закреплена его книгами, рукописями, фотографиями и биографическими подробностями. Жил здесь. И погиб рядом... В пути погиб — на скорости. Бериевцы поторопились, бандиты ли усердие проявили? Но искусство неистребимо.

Воздействие на благородные натуры мытищинцев поэт оказывает несомненно. Недаром же праздник “Сияние России”, посвященный 100-летию Сергея Есенина, прошел в Центральном Дворце культуры с таким пониманием и взаимной симпатией — жителей города и писателей Москвы: мьтищинцы красиво встретили нас. Премию Дмитрия Кедрина учредили... Не от богатства учредили, а от благородства.

А глава администрации района Анатолий Константинович Астрахов, — как теперь мы говорим, со своей командой, — помог нам, литераторам столицы, контактами, деловыми и скорыми, с хорошими и надежными людьми в редакциях газет и радио, в самом Дворце культуры и в коллективах предприятий. Соединил нас.

Мы, секретари Союза писателей России, ведем большую творческую работу в областях, краях и республиках России, постоянно поддерживаемые главами администраций регионов. Рязань, Тамбов, Смоленск, Оренбург, Горно-Алтайск, Владимир, Псков, Ярославль, Волгоград, Москва, перечислять не нужно: во многих областях, краях, республиках и сейчас звучат выступления деятелей культуры. Да, трудно живем, да, забот и горя хоть отбавляй, но мы люди, мы слышим песни, верим в музыку и в слово, искусство, как хлеб, как одежда, как свет Кедрина или Есенина, Пушкина или Льва Толстого, — в нас, в детях и внуках наших. Вдохновение и разум правят нами.

Готовя тот первый праздник “Сияние России”, как сопредседатель Союза писателей России, я проникся уважением к Анатолию Константиновичу Астрахову и его коллегам. Инженер машзавода, крупный и опытный хозяйственник, руководитель, чья судьба годы и годы лепилась, шлифовалась на народе, а не в кабинете, он, как мне думается, психологически ненавидел “современную” демагогию, обещательство и безнаказанное дармоедство, ликующее обжорство. Мало говорил. Строгий. Мыслящий. Подвижный эстетикой нравственности и откровенности. Нет “простых” людей у руководителя под рукою: кроме чая и пряника, кружки молока и чарки водки, у народа, у человека — совесть есть, сердце есть, боль за пережитое и за грядущее имеется, неодолимая, пока — радость не мелькнет впереди. Можно только представить: каково ныне — поддерживать сносную жизнь и культуру?..

Мы, писатели столицы, удивляемся фабрике декоративной росписи в Жостове, великолепному краеведческому музею в Мытищах, молодежному театру, драматическому театру, вдохновением различных кружков художественной самодеятельности при Центральном Дворце культуры.

Это все — реальная жизнь. И нельзя мне, десятилетия связанному накрепко с поэзией родною, промолчать еще об одном интересном инженере-строителе, Сошине Викторе Михайловиче, кто заложил фундамент и начал возведение Центрального Дворца культуры в Мытищах. В отличие от сдержанного Астрахова, Сошин словоохотлив. Подозреваю — стихотворец, ибо служение его русской поэзии обдуманно и постоянно.

Много лет назад в Москве трагически погиб талантливый поэт Вячеслав Богданов, двоюродный брат Виктора Сошина. Гибель Вячеслава Богданова в некоторой степени похожа ужасной таинственностью на гибель Дмитрия Кедрина, сказать можно теперь, — земляка мытищинцев... Гибель брата-поэта пронзила сознание Виктора Сошина, и он как бы слился с великим звездным миром русской поэзии.

Виктор Сошин наизусть читает стихи брата:

Улеглась в гостинице гульба,

Желтый мрак качался в коридоре.

Как смогла ты,

Подлая труба,

Удержать такое наше горе!!!

Не вино сдавило вдруг виски,

Не метель,

Что выла, словно сука, —

Это пальцы подлостей людских

Прямо к горлу подступили туго.

Спал подлец,

Напившись в кабаке,

Над поэтом зло набалагурясь...

Смертный миг...

Лед треснул на Оке...

Только мать на всей Руси проснулась...

Стихи — о Есенине. Стихи — о нас, о нас, дорогой мой читатель, с тобою, о национальной русской беде нашей!.. Потому и помогал поэтическому празднику в Мытищах Виктор Сошин — душа его, сопереживая, нам помогала. И праздник весны — дни литературы в Мытищинском районе — у нас получается. Сошин — желанный человек в газете “Родники”, на радио, в литературном объединении им. Дмитрия Кедрина, желанный человек на стройке, в цехе, в квартире ветерана труда: “Ай, яй, яй... я не узнал тебя, Виктор Михалыч, слепой уж я, считай, слепой!.” — “Слепых стариков у нас нет, все вы острее нас нужду видите!..” — “Так-то оно и так, пожалуй, Михалыч!..”

Что же?.. Я верю неизвестному мне ветерану. Я благодарен инженеру и руководителю Астрахову, к сожалению, покойному теперь. Верю строителю Сошину. Ведь искра красоты, искра горькой человеческой дороги в умных людях теплится, а без этой искры грустной — радость и доброта не постучатся в твое сердце, и твоих надежд ласковое вдохновение не коснется.

Недавно встречала нас, прозаиков и поэтов столицы, древняя Вязьма. Вместе с нами — тосковала, смеялась, гневалась, восторгалась и аплодировала. Как в Мытищах...

О, наши благородные люди ничего не забывают: оскорби их — простят, забудут, но запомнят... Сделай им хорошее — заметят, забудут, но вспомнят... Депутат ты, генерал ты, поэт ты, но ты — в народе своем, ты — в центре России своей, измученной, упорной и вечной.

И стреловидный обелиск на площади в Мытищах, вознесенный к облакам, — в память о погибших защитниках Отечества, — подтверждает сказанное мною:

Эти скоростные перегрузки

Задушили черным шарфом лес.

Хорошо нам, русским, среди русских,

И в просторе русском — свет небес!

Вон, с холма взлетая, точно птица,

Сквозь пургу невыносимых драм,

У тебя во взоре золотится

Куполами белокрылый храм.

Красотой и мудрою отрадой

Близких он встречает на пути.

Я хотел бы за его оградой

Свой приют, со временем, найти:

Чтобы ты склонялась и шептала

Имя позабытое мое.

Мгла страну родную расшатала,

Виснет у околиц воронье.

Я одну люблю тебя и снова

Говорю: “Душа моя чиста!..”

Я тебя целую или слово,

Так я пьян — не оторвать уста.

Нас не очень жалуют в европах.

Горизонт не станет голубей.

И не зря цветет на русских тропах

Огненными вспышками репей.

Храмы Подмосковья — в шеломах ратных, золотых, сколько они пережили нашествий и разорений, сколько они одолели зла, горя? Храмы России — часовые истории русской, свидетели и очевидцы ее.

Он и мы

Имя Дмитрия Кедрина — благородное имя. Вокруг такого имени надо всегда теснее держаться. Россия велика, и, слава Богу, много в ней имен осиянных, много в ней краев, дорогих сердцу русскому. На древней рязанской земле родился Сергей Есенин, и каждый год в октябре месяце над Окою звучат бессмертные строки поэта, летят в синие раздолья песни. Разве не разволнуется душа?

До тридцати тысяч ценителей русской поэзии собирает праздник над Окою, прилетевших, приехавших, пришедших из разных мест, близких и далеких. Я встречаю этот праздник уже не первый десяток лет. Рязань преображается, даже бабушка и та стремится принарядиться, помолодеть, а юные рязанцы сверкают удалью и талантами: здесь особая чувственная волна, здесь русская стать проверяется. Здесь воскресают и явью текут рядом с Окою легенды о Евпатии Коловрате и Дмитрии Донском.

Глава администрации Мытищинского района Анатолий Константинович Астрахов основал кедринский праздник, праздник поэзии, праздник духа русского, и теперь праздник перерос в традиционный, его ждут, к нему готовятся мытищинцы. Жаль, что в Московской области, огромной области страны, пока только в Мытищах горит свеча вдохновения, как горит она на крутом берегу Оки... И это — заслуга Анатолия Константиновича Астрахова.

Жизнь течет, плывет, мчится. А наша, человеческая жизнь — вздох, облако, то черною грозою протаранено, то солнышком радостным согрето, и мы не должны забывать: в Подмосковье много имен славных, много друзей, собратьев упокоилось. В Абрамцево — Андрей Дмитриевич Блинов, прозаик, труженик, защитник России, израненный, награжденный, офицер Великой Отечественной, а в Семхозе — Иван Иванович Акулов, один из самых неподкупных русских писателей. Солдат, подполковник, на усадьбе Ивана Сергеевича Тургенева пуля немецкая его прошила. Иван защищал Ивана!..

О, Есенин!.. Христос ты Русский. С Факелом лунным шагаешь ты по России, освещая путь нам из газового и нефтяного мрака, из железной гари и огня междоусобиц, распрей и склок, судов и убийств, зовя нас встать на тысячелетнем Холме Братства и оглянуться вокруг. Кедры шумят в Сибири. В Рязани гнутся берёзы. А на Смоленщине ивы плачут.

Сколько крестов растоптано и забыто? Сколько осиротелых обелисков погасло в просторах русских? Ах, Есенин, Есенин!.. Я, русский поэт, твой поэт, мы, русские поэты, твои поэты, мы — воины русские!

Иди, шагай, Есенин!

Свети, говори, пой Есенин!

Здравствуй и побеждай, Сергей Есенин!

Литературные праздники в Мытищах соединяют нас, действующих литераторов. Мы встречаемся: Михаил Алексеев, Петр Проскурин, Алесь Кожедуб, Игорь Ляпин, Станислав Куняев, Михаил Ножкин, Валерий Ганичев, Арсений Ларионов, Юрий Кузнецов, Александр Бобров, Анатолий Жуков, Владимир Крупин, молодые и старые, начинающие и знаменитые, встречаемся, говорим с народом, кровным, добрым, относящимся к нам с уважением. Уважение — обоюдно.

И премия имени Дмитрия Кедрина не выражением суммы, не масштабом рубля, а заботами о слове русском, о культуре русской прекрасна: Петр Проскурин и Юрий Кузнецов не обделены почетом, но кедринскую премию они приняли с гордостью. Да и люди, мьтищинцы, теперь — читатели наши и слушатели наши, коллеги наши, охотно ведут беседы с нами о литературе, а литература, как сама жизнь, как судьба твоя, на любой дорожке, на любом повороте — ты, дети и внуки твои...

Вечера литературные надо, разумеется, организовывать, тратить ради наших встреч силы и энергию, но иначе как? Не глухонемыми же нам нести крест свой? Литература на Руси — почти”религия. Во времена, когда казнили наши храмы, позорили и охихикивали Богов наших, а наши молитвы просто запрещали, литература наша, особенно поэзия, помогала родному народу остепениться, устоять, не ослепнуть от гнева и обиды. Поэты как бы взяли на себя частицу умиротворительной обязанности, небесную долю возвышенности, святой надежды на лучшее и в народ, в народ передавали: поэты ведь глубоко в народе, как тальник в земле...

Сегодня мы ясно осознаем: те народы России, которые сохранили в себе и в дому своем заповедные истины и не потеряли в общем бытовом гуле голос родной культуры, голос праздников и поэтов, зов и страдание их, эти народы не согнулись, не измельчали, а растут и добиваются национальной осанки и поступи, несмотря на хаос и конфликты, навязанные России и нам нахальным ворьем и кровавым экстремизмом.

Поэта родит народ, воспитывает народ, изучает народ, и на могилу его, поклониться ему, приходит народ!

Вспомним Дмитрия Кедрина:

Весь край этот, милый навеки,

В стволах белокрылых берез,

И эги студеные реки,

У плеса которых ты рос.

И темная роща, где свищут

Всю ночь напролет соловьи,

И липы на старом кладбище,

Где предки уснули мои.

И синий ласкающий воздух,

И крепкий загар на щеках,

И деды и андреевских звездах,

В высоких седых париках.

И рожь на полях непочатых,

И вот хлеб-соль средь стола,

И псковских соборов стрельчатых

Причудливые купола.

И фрески Андрея Рублева

На темной церковной стене,

И звонкое русское слово,

И в чарочке пенник на дне.

И своды лабазов просторных,

Где в сене — раздолье мышам,

И эта — на ларчиках черных —

Кудрявая вязь палешан.

И дети, что мчатся, глазея,

По следу солдатских колонн,

И в старом полтавском музее

Полотнища шведских знамен.

И ежики, чтоб вихрем летели!

И волка опасливый шаг,

И серьги вчерашней метели

У зябких осинок в ушах.

И ливни — такие косые,

Что в поле не видно ни зги...

Запомни: все это — Россия,

Которую топчут враги.

Так поэт говорил своему народу в 1942 году. Худой и томимый неутешной верностью Отечеству, он, поправляя очки и щурясь близоруко, не смог удержаться — записался добровольцем в ополченцы. Русский поэт, человек русский, с детства и до седых волос, до конца своей прекрасной и гордой жизни,— шел на голос матери, на зов России!..

Имя Дмитрия Кедрина, а вернее — премия имени Дмитрия Кедрина присуждена не только Петру Проскурину и Юрию Кузнецову; она присуждена Вячеславу Макарову и Юрию Петрунину, Николаю Кондратьеву и Сергею Куняеву, Александру Боброву и автору данного очерка...

Духовная свеча, зажженная Анатолием Константиновичем Астраховым, не погаснет. Ее мудро и достойно сохранит в родном городе новый руководитель, Александр Ефимович Мурашов, который родился и вырос в Мытищинском районе и взял заботу о нем на собственные плечи. И мы желаем Александру Ефимовичу Мурашову, человеку острой реакции и подвижнического опыта, желаем ему окрыленного самочувствия и успешной работы.

Белое поле, взгорки да холмики, а за ними, за ними, почти под самыми синими небесами — сверкающие хороводы лебединых русских берез... Подмосковье! Наше, летом — зелено-голубое, солнцем исцелованное, а зимою — белое, белое, морозно-серебристое, и даже вздох твой русский — летит впереди тебя и над шагами твоими звенит и осыпается инеем белым.

Вот и опять собрались в Мытищах прозаики и поэты Москвы.

Великолепный лицей встречает гостей праздничным шумом и аплодисментами. Встречу открыл преемник Анатолия Константиновича Астрахова руководитель администрации Мытищинского района Александр Ефимович Мурашов.

Власти хоть немного, да пытаются скрасить перед работящими людьми черный фон жизни. А иначе — как? И — люди пришли: молодые — с невестами и женихами, старые — с бабушками и внуками, студенты пришли, школьники пришли. Пришли рабочие. Интеллектуальная элита пришла...

О чем же говорили писатели с народом? Говорили о судьбе своей и твоей судьбе, друг мой, соотечественник мой, измученный фантастическими кровавыми несуразицами перестройки. Искали путь к согласию и проку в общем деле — разумному быту и хозяйскому равновесию государства. Пора нам посчастливеть, пора.

Делились заботами литераторов, болью творческой их о распинаемой национальной традиции и национальной красоте, распинаемой на торговых экранах и сценах “рынка искусств”, где часто суют нам вместо великих оригиналов таланта накокаиненные копии бездаря: хрипи — голос не нужен, разнагишайся — без галстука хорошо. Нельзя разрушать зеленую зону заветов: погибнем от эпидемий деградации. Зачахнем.

Говорили о тургеневских туманных рассветах. О бунинских милых рощах говорили. Возвращались к слову Александра Пушкина. К молитве Сергея Есенина. Иногда резко вторгались в нынешний час белого “Поля русского”: его должны пахать российские трактора, и в борозды должно ложиться российское зерно, а не купленная за колымское золото зарубежная спидовая пшеница...

Говорили про обелиски: их ведь в Подмосковье не сосчитать. А под ними горящими и плачущими свечами — братья-солдаты, сибиряки и уральцы, волгари и кубанцы. Да разве не каждый край в СССР дрался за честь и свободу Москвы?! Ее защитили народы.

Мытищинская администрация, Российский благотворительный фонд имени С. А. Есенина и Союз писателей России опять вручили дипломы новым лауреатам литературной премии им. Дмитрия Кедрина. Кедрин, повторяю, жил в Мытищах и убит рядом с ними. Убит врагами таланта, врагами красоты, врагами верности и вдохновения, вечными отравителями синих колокольчиков и лебединых берез в русском Белом поле. Зависть заквашена на слепой жестокости.

Я никого не предал. Я ничего не забыл!.. Я пришёл с Урала кланяться и служить России. Слушать Пушкина и Лермонтова. Слушать Некрасова и Блока. Слушать Есенина и Павла Васильева. Слушать Бориса Корнилова и Павла Шубина. Слушать Дмитрия Кедрина и Алексея Недогонова. И не мне руководители районов и городов делают добро, а им — поэтам, погибшим на дуэлях и на фронтах житейских, погибшим в расстрельных камерах и тюрьма: проклятых.

Я вам не кенар!

Я поэт!

И не чета каким-то там Демьянам!

Судьба моя — неистребимый труд во имя России. А слово моё — меч, поднятый в защиту России!..

Без родной песни, без родного танца, без родного поля и родного дома мы — никто, беспамятные роботы, включенные в чужую систему планов и прихотей. У нас единая дорога — к Белому полю, к белокрылому храму над ним! Единая и не одолимая никаким злом. Доброта вечна!

Михаил Алексеев, Егор Исаев, Арсений Ларионов, Анатолий Жуков, Нина Карташова быстро поладили с залом раздумиями, стихами, тем, на что надеется и чем трепещет чуткая душа человека.

Владимир Крупин, Александр Арцыбащев более конкретно и более подробно остановились на проблеме духовности: не решив ее, мы не сможем посчастливеть и по-сыновьи кинуть взглядом Белое поле, взять его в сердце, в судьбу взять, заодно взять с небесами синими, с лебедиными березами, летящими над Россией!

С нами Россия

А как читал Есенина Николай Пеньков! Как пела Татьяна Суворова! Нет, не пела она, не пела, а белыми крыльями сияла над белоснежной Россией нашей, истосковавшейся по красоте и покою!

Потому я и убеждаю земляков, друзей и сограждан:

Сколько бед в судьбе ни выносил я,

Главная одна у нас беда:

Синий свет очей твоих, Россия,

Нам не даст забыться никогда!..

Синий свет твоих просторов к ночи

Думы растревоживает вдруг.

Черный ворон опуститься хочет,

Очертив над головою круг.

Черный ворон гнутым клювом цакнул

И взлетел, и реет на путях,

Не свое ли сердце ворон цапнул,

Не его ли ворон сжал в когтях?

Нам не даст забыться на кургане

Крест

или в долине обелиск,

Каждый русский, в муках и в обмане,

Не колеблясь, принимает риск,

У России отняли жар-птицу,

Ты иди вперед за ней, иди,

У России взломаны границы,

Ты ее, святую, огради.

Если стая ворогов поганых

Вскинет сокрушающую сталь,

Синий свет погаснет на курганах,

Синий свет не осиянит даль!..

Любовь и верность, здоровье и отвага необходимы нам. И душа нам нужна, душа, вселенская и сторожкая, дабы слушать, как перекликаются белые лебединые березы со звездами синими в Белом поле русском.

Есть, к сожалению, и среди нас, поэтов, “пророки отчизны”, их издали видно: при бушующей толпе они за лжелидером на броню танка лезут поучать и лизать начищенные ботинки “вождю”, лезут, как тараканы к теплу, к “пирогу лидера” лезут, клопы, надувающиеся кровью народа родного в ситуациях, когда народу и без них отвратительно, горько, одиноко и беззащитно. Данные “пророки” легко, подобно посудной мухе, с грязной тарелки перепархивают на грязную сковороду, ненасытные и заразные, веющие разложением и смертью.

Иногда они, пресытившись итальянскими или американскими объедками, возвращаются в Россию: в модном костюме, сорочке, галстуке, туфлях, “под запад”, под “евроремонт”, так сказать, а все — веет от них тем же смрадом, заразой и эпидемией!.. Насекомые.

Дмитрий Кедрин служил родному народу. Служил родной земле. Служил СССР. Служил России. Погиб — за верность Родине и народу. Он — солдат, он — защитник, он — офицер! Мы, русские поэты, вошедшие в родную литературу в шестидесятые годы, взлетали с крутого берега на Оке, из есенинских далей, с Урала и Донбасса, с Кубани и Сибири, взлетали, шепча строки Кедрина и Комарова, Недогонова и Шубина, Васильева и Корнилова, Твардовского и Федорова, неистовых русичей наших!

Мы обязаны беречь русский язык. Обязаны хранить в себе крылатость и размах народного вдохновения, ласкового и грозного, лиричного и мятежного, покорного и победоносного, мы хранить обязаны, мы, имеющие сердце и слово поэта! Слово — народ. Слово — Россия.

Нам, русским поэтам, завещано не только неколебимое служение своему народу, но завещано и неколебимое служение народам-соседям нашим, чьи поэты-пророки крепили и славили единую великую Россию, они воевали за свободу нашу в атаках и на поле творчества, не предавал честность долга, красоту человека, мудрость и принадлежность дара, мы, пока существуем и творим, — с ними и с ними!..

Нельзя нам терять из памяти Есенина и Кедрина, а за ними, за ними, высоко, высоко — Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Блок, куда мы без них? Дмитрий Кедрин трагичен в предсказаниях и реален, как библейский святой мученик:

Когда я уйду,

Я оставлю мой голос

На черном кружке.

Заведи патефон,

И вот

Под иголочкой,

Тонкой, как волос,

От гибкой пластинки

Отделится он.

Немножко глухой

И немножко картавый,

Мой голос

Тебе прочитает стихи,

Окликнет по имени,

Спросит:

— Устала?

Наскажет

Немало смешной чепухи.

И сколько бы ни было

Злого,

Дурного,

Печалей,

Обид, —

Ты забудешь о них.

Тебе померещится,

Будто бы снова

Мы ходим в кино,

Разбиваем цветник.

Лицо твое

Тронет волненья румянец.

Забывшись,

Ты тихо шепнешь:

“Покажись!..”

Пластинка хрипнет

И окончит свой танец,

Короткий,

Такой же недолгий,

Как жизнь.

В 1939 году поэт, посвящая это стихотворение своей жене Людмиле, вошел в нынешний день к нам. Вошел и печально разговаривает с нами. Вот и попробуй определи: где жизнь и где поэзия. Пророчество поэтично, а поэзия божественна, русский человек идет с нею через огонь и воду, на смерть идет с нею. свадьбу молитвою и ею венчает!..

Слесарь и ученый, поэт и конструктор трудились на благо и могучий авторитет Союза Советских Социалистических Республик. А кто же капал яд приватизации и ограблений в тарелки, чарки и души членов Политбюро?

Появился Миня Горбачев и, слюнявя друг друга с Борькой Ельциным, предала, продали, растащили народное государство, убили надежду в нас и обнищили нас.

Что, все анаши накурились? Что, все чекисты тельцом золотым обожрались? Или очередь за квартирой, за водкой и за колбасой им опротивела? Но в очередях они не стояли. Перекачка народа из края в край, со стройки на стройку, сгон с земли, марксистская интернационализация, обещания и ложь — но ведь это всё осталось в России, только гораздо хуже, чем в СССР!..

Яшу Свердлова сковырнули на площади Революции, Фелю Дзержинского выбросили, а бетонная будка с Марксом на Театральной мозолит глаза... Как можно было на потологической ненависти Маркса к России новую Россию строить?

Выносить Бланка или не выносить из Мавзолея? Выноси — вноси, вноси — выноси, заноси — уноси, а куда народную беду и нищету деть?

Цинизм и расистская жестокость реформаторов ни дня, ни часа не дает покоя народу: каждое утро — подскакивают цены на продукты, на телефоны, на жилье. Обмен документов и фотографий, водительских прав, ордеров, удостоверений

Живые — падают. Мертвые — вздрагивают...

Победители

Сталину, Ким Ир Сену, Ким Чен Иру — вождям Революции посвящаю.

Автор

1

Магнаты. Банкротства. И цены.

И пули — внезапней дождя.

Жаль, нету

у нас

Ким Ир Сена,

Бесстрашной Кореи вождя.

В крылатые, юные годы

Он в том лишь призванье нашёл, —

И воля, и жизнь для народа,

Пусть горестен путь и тяжёл.

И каждый, кто честен и светел,

И каждый, кто сердцем крылат,

Увидел его и отметил:

“А вот наш учитель и брат!”..

Вставайте,

Вставайте,

Вставайте,

Свобода одна на земле,

И вы ее

 не отдавайте

Жестокой прожорливой мгле!

Банкирам кровавая сцена,

Заводчикам бомба нужна, —

Им правда вождя

Ким Ир Сена,

Как ясное солнце, страшна.

Опомнится мир неделимый,

Гоня олигархов со сцен.

Да здравствует непобедимый

Товарищ

 и вождь

 Ким Ир Сен!

2

Рабочее знамя, алея,

Лети

над планетой,

лети!

Сегодня от стен Мавзолея —

Ким Чен со страною в пути:

За равенство

И за свободу,

Долой преступление каст, —

Он верен родному народу,

Он подвиг отца не предаст!

У многих строителей мира

Судьба — нищета и позор.

Да здравствует

жизнь

Ким Чен Ира,

Долой торгашей и разор!

Знамёна трепещут, багрея,

Я плачу

И радуюсь я:

Корея,

Корея,

Корея,

Россия,

Россия моя!

Зелёные травы и росы

И там заискрились и тут.

На общих высотах, как розы,

Теперь обелиски цветут.

Ласкают их тёплые воды,

К ним ранние зори спешат.

Под ними солдаты свободы,

Защитники правды лежат.

Их много,

 трагически

много:

Кореи, России сыны, —

Широкая наша дорога,

Дорога побед и весны!

Шагают по ней миллионы

Влюблённых девчат и парней

И радостным ливнем знамёна

Багряно сверкают над ней.

Солдаты народной свободы,

Дорога у нас нелегка:

Мы с вами

Прошли

через годы,

Мы с вами

Пройдём

 сквозь

 века!

Сверкайте же, ливни и грозы,

Гремите салюты вокруг,

Цветите, ромашки и розы,

Глаза

И улыбка подруг!

Великое счастье — сражаться

За волю,

Её не купить,

И вместе нам надо держаться,

Соседство и братство крепить!

И дух наш, и Красная Пресня,

Мы вместе — и грозен наш путь:

Стучится

Свобода

И песня

В мою пролетарскую грудь!

Вставайте,

И мы поимённо

Героев, друзей назовём,

И красные наши знамёна

До синего неба взовьём!

3

Я голос тоски пересилю,

И мы нищеты не простим, —

У нас отбирают Россию,

Но мы палачам отомстим.

Мы выдержим долгую битву,

Сверкнёт над Россией заря,

Мы лозунг — “Вперёд!” —

 как молитву,

Под сердцем проносим не зря.

Измена изменой зовётся,

Борьбою зовётся борьба,

И лучше — приказ полководца,

Чем жалкая участь раба.

Зовут и звенят кумачёво

Нам вещие флаги из тьмы.

И прокляли мы Горбачёва,

И Ельцина прокляли мы!

Америка злобой бесплодной

Теснит нас и ложью щедрот.

Да здравствует

братский,

 свободный,

Бессмертный корейский народ!

Знамёна трепещут, багрея,

И плачу, и радуюсь я:

Россия моя

И Корея,

Корея,

Россия моя!..

Долой олигархов и прочих

Банкиров —

их жадную пасть,

Да здравствует совесть рабочих,

Рабоче-крестьянская власть!

Священная дата бесценна:

Так выпьем в созвездии Лир —

За Сталина,

За Ким Ир Сена,

За Вас,

дорогой

 Ким Чен Ир!

Мы горя хлебнули немало,

И я говори без прикрас:

Уж лучше —

Пусть царствует Мао,

Чем суки,

 предавшие нас!..

4

Они рассекли, распродали

Советский Союз,

А теперь

Мерещится лично им Сталин

И Берия скрябает дверь...

У нас-то, в страданьях и муках,

Прибавилось дюже ума, —

Я слышу — тоскует о суках,

Махая кайлом,

Колыма:

Она бы им всунула в руки

Кайло,

Лишь успели б прибыть,

И лет по пятнадцать бы суки

Старались кайлить и долбить

Различные руды по шахтам,

Газеты,

Ликуя,

Читать,

И общими зэками Штатам

Грозить

И о счастье мечтать!..

Марксистское знамя над Миром

Поднять на последний редут

Идут

Ким Ир Сен

С Ким Чен Иром,

Бронштейны

И Бланки

Идут!

Тропой горбачевскою Ельцин

Бредет — не вернется домой,

А ляжет, с похмелья, на рельсы,

С ним Яковлев,

Очень хромой...

Мы верим в героев,

На Бога

Надейся, а сам не дремай:

Вожди у нас есть и дорога,

Прямая — из Ада и в Рай.

Мы гимн михалковский недаром

Не слушаем даже с утра.

Бурбулисам,

Кохам,

Гайдарам,

Чубайсам

И Грефам —

ура!!!..

1961 — 1999 — 2002 — 2005

Макаки в полумраке

Хазановы и Петросяны,

Действительно вы бесценны

Вы лучшие обезьяны

Демократической сцены.

Нет, люди не деградируют,

И в залах, где полумраки,

Вам искренне аплодируют.

Итог:

Восторженные макаки!..

У нас им — раздолье

Всё больше и безнадежнее я разочаровываюсь в писаниях неугомонного Владимира Григорьевича Бондаренко, как говорил я уже ранее, — литвождя, Льва Троцкого, Бронштейна творческого мира... Он не поднимает русских талантливых людей из забыти, а наоборот — топит их равнодушием к ним или сопрягает, “пришвартовывает” к ним, русским атлантам, жидовствующую челядь, нахрапистых крикунов, даже циников русскоязычных, не имеющих достойного отношения к русскому национальному творчеству и взгляду.

Пришвартовывает, плывёт, опирая на них, известных и крылатых, команд, распоясавшихся христопродавцев или диссиденствующих слюнявых бунтарей, тоскующих по Израилю:

За спиною Лобанова — подсовывает Сарнова,

за спиною Бондарева — подсовывает Акунина,

за спиною Белова — подсовывает Пелевина,

за спиною Проханова — подсовывает Вл. Сорокина, захватив “православного палестинца” в свидетели, однофамильца боевика-премьера Израиля, Шарона, разбойника, и я усомнюсь, что гордый палестинец будет рекламировать жидовскую ересь в легендарном краю, в народе, не знающем страха перед пушками и танками Сиона. Зачем сей “метод” Бондаренко использует? А понимает собственную ложь: внедрение в русское сознание жидовского вкуса к жизни, орошает чесночным духом русскую картошку... Даллес мечтал — разложить цельность русского сознания и бытия, перепутать национальную красоту народов России с крысиным помётом, а Владимир Бондаренко мастерски впрягает в русскую кошеву хорьковую спесь Радзинского и русскую удаль Куняева. Наивный? Нет. Бесчестный. Порабощённый незримыми обязательствами... А может, может, — искренним зовом сердца? Я ведь недаром советовал ему определиться: кто он — еврей, полуеврей, русский, полурусский, кто? Из ясного выбора для себя национальной позиции — ты никто. А Владимир Бондаренко нагло и надоедливо раздаёт среди нас литзвания...

Кто тебе, хитрец, дал право сортировать нас? Сегодня ты сравнивать Есенина и Высоцкого, Слуцкого и Куняева, Регна и Кузнецова, одинаково ими восхищаясь, завтра — Сарнова и Глушкову. Сколько же у тебя хвостов?

И кто — ты?

Нельзя нам жадничать и ревновать лидера к лидеру, министра к министру, а эпоху к эпохе: раньше, бывало, едешь — по сторонам дороги дымят фабрики и заводы, хлеба колосятся, города гремят, а вдовьи хутора отдыхают, республиканские и областные центры их опекают, за них убирая пшеницу и свеклу. Колхозы и совхозы сильно цвели!..

Теперь едешь — недостроенные и растащенные на гаражи и печи, на туалеты при собственных “кафэшках” Дворцы Культуры и Спортзалы, закрытые Институты и целые кварталы детских яслей и училищ. В детских яслях теперь — “армянские и узбекские забегаловки”, а встретить молодую мать с ребёнком в Москве или в Пензе — редчайший факт!..

Раньше исполнилось члену Политбюро 60 лет — бюст,

Исполнилось 70 лет — бюст и Звезда Соцгероя,

Исполнилось 75 лет — два бюста и пять Звёзд Соцгероя!

Кириченко — сравнить ли его с Кириенко? Ну как сравнить потного шахтёра со склизким геем? А Косыгин? Гайдар против Алексея Николаевича Косыгина кто? Пучеглазый головастик перед китом! А кто перед Михаилом Андреевичем Сусловым Бурбулис? Заржавленная трость бомжа. Да и Гарант перед Леонидом Ильичам Брежневым — просто морда нахальная намного распухшее и знаменитее среди прохвостов и урок у нас и за рубежами.

Другое дело — Грызлов: навёл полный порядок в МВД, сейчас руководит Госдумой и крепко болеет о народе, ловит милиционеров-оборотней, а его Слиска, заместитель, и губернатор Санкт-Петербурга Матвиенко, товарка её, следят на заседаниях за Жириновским, уж слишком он русский, но жаль, смахивает на Наполеона. Бюст ему. Им и Грызлову по бюсту. Пока.

Зюганову Бюст. Ведь на память о КПСС и КПРФ что-то должно осесть. Осел же бюст Ельцина в Киргизии. И хорошо: в России бюст Гаранта на металлолом бы скоммуниздили поклонники горбачёвских реформ. Горбачёву бюст отлили из чистейшего золота ветераны фашистских идей Европы.

А Путину — бюсты, бюсты, бюсты, бюстики, бюстики, бюстишки, бюстишки, бюстеняшки, бюстеняшки! Он — в Лавре, он — в монастыре, он — в синагоге, он — дзюдист, каротист, шахматист, парашютист и артист:

Ау! Фэдэр! Зэйн! Гр-реф-ф!

Я, например, не вижу ничего скверного в том, что президент России Владимир Владимирович Путин через каждый час на экране встречается с министрами:

— Как дела у нас в автосервисах?

— Лучше, чем в прошлом году. Багажники чистим!..

— Спасибо.

Или:

— Как дела у нас в капустном хозяйстве?

— Лучше, чем в прошлом году. А этот год — год свиньи, хряков!..

 — Спасибо.

Или:

— Как дела у нас в Чечне?

— Вчера обнаружили новый оружейный схрон басаевцев.

— Спасибо. Хорошо.

Критиковать президента просто, да не совсем просто — править страною, где грабитель на грабителе, бандит на бандите, вор на воре, жулик на жулике, наркоман на наркомане; не может ведь Путин вызвать Гусинского и спросить:

“Ну, сукин сын, долго ты будешь в Израиле скрываться от русского суда и от гнева народов России?..” Не может. Смущается.

Не может ведь Путин выдернуть на ковёр Абрамовича и пригвоздить его:

“Ну, мерзавец, ты за миллиардные суммы скупаешь в Британиях спортклубы, а я тут с трудом пенсии ветеранам на 120 рублей повышаю, хо: не успел повысить, как продукты и лекарства опять вздорожали, а?!”..

Не может ведь Путин вызвать, приказать ответить генералам пузатым:

“Ну, полководцы икряномордые, шаг за шагом, метр за метром, километр за километром, край за краем теряете, предаёте, сдаёте у России, а клятву, присягу давали зачем? Радуетесь — за вашими румяными задами НАТО разместило шпионящие за Россией маяки?..”

Но я, осмеянный знакомыми и друзьями, ещё продолжаю таить в себе крохотную надежду на волю Путина. Вдруг Президент явится?..

Неужели в мире есть такая, как Россия, страна, в которой один, ограбя людей, строит себе многоквартирный особняк на берегу Москвы-реки, а другой, отдавший молодость и году труда стране, не в силах наскрести рублей в уплату за телефон и воду? Такой бардачной страны пока я не вижу нигде в мире. Не вижу я и такое муравьиное количество преступников, околачивающихся в Госдумах и в Кремлях: лишь у нас им — раздолье!..

И сногсшибательные оклады, зарплаты министрам, чиновникам и прочим правительственным прихлебалам — справедливейшее решение:

1. Жадные и наглые.

2. Меньше будут взяток требовать.

3. Реже будут встречаться с народом.

4. Нищая страна, своя, быстро утомит их.

5. Наворуют — и убегут в Израиль или в США.

Меня удивляет тон горьких возмущений граждан России поведением их правителей, причиндалов и холуев: чего возмущаться? Благодарить надо:

1. Не скрывают тяги к обжорству. Честные.

2. Не кокетничали перед взятками. Брали и берут.

3. Презирали и презирают народ России. Спецдворяне.

4. Строили загранвиллы себе и будут строить.

5. Пышно убегали в Израиль и в США и будут пышно бежать.

 Вон Танька Ельцина, живёт-поживает и добра нашим с вами трудом наживает, миллионерша, за геройскими плечами Юмашева, шахтёра, трудяги, на путях подпольных кремлёвской шпаны и негодяев, Танька живёт и в ус не дует, в Германии, значит, в ФРГ. Ну, скажите, пожалуйста, тут разве не через каждый час требуется узнавать про текущие дела президенту России?

Спросил бы у меня:

— Как с пивом дела?

— У, замечательно! Даже школьников алкаголизировали!

— А с водкой?

— Только ей и заливают нищету и предательства Кремля!

— А учёба как, в школах и вузах? — Зубрим Бродского, Пелевина, Радзинского и хмелеем!

Маленькая Приднестровская Республика второе десятилетие сражается с молдавскими и румынскими расистами, защищая собственную свободу и свою верность России, маленькая, состоящая из молдаван, украинцев и русских, а правители большой России подло предают её.

Генерал Александр Лебедь не подчинился власовскому приказу Ельцина: не вывел армию из Приднестровья, прислали туда генерала, героя России, расстрел Дома Советов, Евневича, тот моментально вывел армию, осиротил отважную славянскую республику. Кровь им казнённых уже не отряхнуть.

Республика Аджария искала надежду в России, но Кремль гнусно отверг её, отсунул красивый и гордый народ, веками братающийся и защищающий знамя Российской Империи, знамя СССР. Кто наши кремлёвцы?

Теперь Кремль взялся предавать Республику Южная Осетия. Нет покоя ни её жителям, ни миротворцам от миномётов и пушек Саакашвили, грузинского Жириновского, издёрганного болезненным самомнением и агентурой США...

А там — на очереди Абхазия! Там — Сахалин и Курилы!

Министр обороны РФ Иванов, Филолог, порядочный и совестливый человек: не показывается народу в генеральском мундире, а только — в синем костюме и при длинном галстуке, учитель и есть благородный учитель, смех-то грянет какой и в армии и среди рядовых сограждан, ежели начнёт он, знаток правописания и суффиксов, юлить попой, одетый в мундир Георгия Константиновича Жукова, славный мундир маршала СССР?!..

Депутат Госдумы Морозов ратует за покой и деликатность в прессе, в газетах и в журналах, дескать, резко и оскорбительно иные авторы иных статей говорят о чиновниках и народных избранниках: мол, к суду их пора привлекать, хотя самого судить надо за антинародные законы, утверждённые Госдумой. Но и хорошо бы — судить нас, публицистов: быстрее народ бы прозрел, быстрее народ услышал бы правду, увидел бы ярче невинную кровь, проливаемую мерзавцами России, кровь народа, кровь сынов и дочерей наши, кровь измученной седой России, матери святой русской!

Я буду рад, если какой мерзавец, предатель Отечества, затаит на меня обиду и в суд потащит: крепче буду, беспощаднее буду! Слово даёт мать и Родина человеку, и разве предатели заглушат его? Никогда.

Пляшущий на трупах бес

Доктор Фрэнк, учёный США, рассматривает некоторые действия и поступки президента Буша, ввод войск в Ирак, кровавые заварухи на чужой территории, угрозы Буша Ирану, Корее, обещание Буша американцам — проучить талибов и бенладенцев, настырные наступления Буша на Европу и Азию через военные возможности НАТО, как алкогольные приступы: Буш с молодости и до серьёзной зрелости сильно пил.

Причины я не знаю: может — рекламировали телеэкраны и газеты США пиво и виски, может — анашою угощали юных американцев “За стеклом”, или буйно рекламировали выигрыши многотысячные и даже миллионные — в казино и в домах терпимости, зверски разочаровывая проигравших? Не было у них, у американцев косогубых, нашего Галкина с Якубовичем, вот Буш и налился дурью. Пришлось храбрым иракцам давать ему по зубам!..

Буш жаждет нефти, нефти, золота, золота!

Буш жаждет битвы, битвы, битвы!

Буш жаждет крови, крови, крови!

Буш, доказывает доктор Фрэнк, — хронический алкоголик, психозник!

А жаждущие согнать с земли нищего ветерана, снести его убогий домишко возле Волги, а на расчищенном бугорочке возвести шестиэтажный себе дворец, кто они? Не алкоголики? Не психозники? Кто они, кто, спрашиваю вас я? Долларовый новый русский, нанимающий киллера убить долларового нового русского, кто? Не анашист? Не больной?

У седой матери в Чечне сын погиб. У седой матери — на хлеб нет рубля. У седой матери — избёнка накренилась, заваливается, голод и холод не щадит душу материнскую, а грабители России ворочают миллиардами у нас и за рубежами России. Кто же больной? Мать седая или пожиратели нашего труда и покоя, нашего достоинства и молитвы? И здоровое ли Правительств) в Кремле? Не пригласить ли нам в Россию доктора Фрэнка из США?

Сколько же им жрать? Сколько же им грабить? Сколько же им предавать?

Почему не арестован Черномырдин и Гайдар?

Почему не в наручниках Горбачёв и Ельцин?

Воду, воду на Марсе ищут ворюги: жажда их измучила, а земная вода убывает и убывает... У, пожиратели земных щедрот, трусите и торопитесь!..

О мёртвых — или хорошо, или — ничего? Но справедливо ли это? И выполнима ли эта заповедь? И заповедь ли это? Жизнь учит нас разуму и совести, а судьба — воле и поступкам:

Разве мы не имеем нравственного права честно и гневно заговорить о Батые? Продолжение Батыя — Адольф!

Разве мы обязаны молчать о Гитлере? Или можем говорить, о нём — только хорошо? А о его ордынцах — ещё краше?

А Троцкий? Русский народ для него — топливо Революции!

А Лубецкой? Русские святые до сих пор кричат нам с икон!

А Дзержинский? Лицо его — лицо обкурившейся кобры!

А Ягода? Учредитель лагерей и расстрелов!

А Ежов? Кровь безвинных поглотила его!

А Берия? Пляшущий на трупах бес!

Я Михаила Голодного, Эпштейна, осуждаю не мёртвого, а живого: он же не мёртвый, а живой произнёс над золотистой головою Павла Васильева:

Смотри,

Как бы нам тебя не придушить.

Живущий, работающий, не лгущий, не грабящий, строящий быт и судьбу свою, судьбу Отечества, не просто имеет право анализировать прошлое, рассуждать мудро о временах и эпохах, царях и вождях, пророках и палачах, думающий и верный человек — эстафета, голос, луч света в грядущее.

Что, Ленин не осознавал, живя и действуя, что разрушение веры и ликвидация храма — будущая реклама пива и водки, наркотиков и полного осквернения русской наследственной опрятности? Осознавал, иначе бы не так бешено он потворствовал казнителям и приветствовал бы их!..

На возрождение креста и храма народ тратит ныне миллиарды нищих рублей с пенсии и зарплаты, а руководить в храмы лезут вчерашние члены ВЛКСМ, секретари райкомов, горкомов и ЦК ВЛЕСМ, политическое и моральна жульё, славившее Хрущёвых и Брежневых, Андроповых и Горбачёвых. Какую же пользу принёс нам гениальный азарт Ленина — стрелять классических священников? Кем их нам заменило время? Я не о всех речь веду.

Знал я парторга-ретивца, хамоватого сберегателя марксистско-ленинских идей в издательстве “Современник”, закачалось красное рабочее знамя, он, вместе с Валентином Григоричем Распутиным приполз к Горбачёву в Кремль:

— Вы, Михаил Сергеевич, наш!

Вы божий помазанник!

Вы Царь-батюшка!

А тот, пятно протирая на лбу ладонью: — Ужок, чать, лишнего, ну о том, шо я Цар-батюшка, га?!. — Литературные лакеи искренне зааплодировали.

Отцу Владимиру

Ты был секретарём аж партбюро,

Власть рухнула — ты в попики полез:

Пал в ноги Горбачёву, от мурло.

Мол, ты у нас Царь-батюшка, от бес!

Итог:

Козёл.

Не смеем бодать МСПС!..

Международное Сообщество Писательских Союзов лелеяло и выпестовало хмыря на собственный горб: сел и заливается распутным смехом, бородатенький литераторчишко, но получивший все блага от советской и антисоветской властей, осевший в просторной квартире почти напротив Кремля.

Да, Революция Октября назрела. Но почему её возглавили бесы? Бесы возмущались жестокостью царщины, а сами превзошли царскую жестокость в тысячи раз. Троцкистско-Свердловские-Ягодо-Дзержинские лагеря бездонны: в них провалилась удаль России, в них испепелился талант России, в них закручинился разум России!

Да, и перестройка назрела. Но почему во главе её оказались негодяи?

Почему — Горбачёв?

Почему — Ельцин?

Почему лицо Чубайса — лицо Льва Бронштейна?

Почему лицо Бурбулиса — лицо Дзержинского?

Почему лицо Коха — лицо Берии?

В перекликающихся временах и эпохах перекликаются поступки и решения царей и вождей, даже их Физиономии перекликаются. Так-то. Год свиньи.

Я говорю о Путине мысли и слова, недовольства и характеристики, какие говорят и дают ему люди, ограбленные перестроечными бандитами, люди, истерзанные социальной несправедливостью, люди, придушенные безответственными скачками цен и гнётом бесправья. Но сам я думаю о Путине горше и трагичнее. Сталин от Ленина принял кровью братоубийственной залитую страну, в ворота которой уже стучались тени гитлеровских головорезов.

До сороковых годов Сталину пришлось догонять и перегонять уровень 13-го года производств, промышленностей и сельского хозяйства России, а там — Битва за Киев, Битва за Сталинград, Битва за Москву, Курская Дуга Битва за Варшаву, Бухарест, Прагу, Будапешт, аж до Битвы за Берлин!..

Мавзолей Ленина не заменил человечеству Божьего Храма: ислам и ныне — ислам, буддизм и ныне — буддизм, христианство и ныне — христианство, а Иисус Христос даже, вероятно, и не заметил, что ему на смену миллионы политических попугаев внедряли в массы авантюрного юриста, бетонируя бронзовые бюсты его соратников под Красною Стеною Кремля.

Великая преступная авантюра — выстраивать по марксистской команде все народы в России, тем более — в мире!.. Даже повторение мавзолейных ритуалов в соцстранах — рухнуло, позоря сей узколобый нахрапистый опыт. И разве диктат от диктата сильно отличается? Чингисхан рубил головы и запивал тысячи смертей кумысом. А мы — чем? Пивом и водкой.

Какую Россию принял Путин от Ельцина? Территориальные претензии к нам, к России, у Казахстана, Украины, республик Прибалтики, отсечение от нас Белоруссии, свара на Кавказе, автоматные дула, нацеленные басаевцами на Москву, а разорение, скупка и распродажа фабрик и заводов, уничтожение русской деревни, бездетность, остарение населения, долги зарубежные, потеря уважения к правителям, к армии, к суду!

Такую Россию принял от воняющего водочным перегаром Бориса Николаева Ельцина, такую и от такого, да, от такого — принял Путин. Как ему быть? Вот он — ночью в Ингушетии: там генералы проворонили нападение бандитов, вот он — ночью в Чечне, где взорван президент республики Кадыров. А кто Путина заменил в беде: Грей, Кох, Кудрин, Зурабов, Чубайс, Немцов, Гайдар, Явлинский, Жириновский? Эх, был бы маршал Жуков!..

А что творится на сцене и на экране в России? Выстрелы — в лоб. Крики изнасилованных. Поцелуи и пыхтения бабы на бабе. Мужика на мужике. Бред нашприцованных кокаином скотин. Крокодил пожирает тигра. Тигр — курицу. Курица — червя. Червь — муху. И — голопузые танцы, сопровождаемые вытьём грязнопупых дур, ошалевших от аплодисментов дур, им самим подобных.

Танцующий или поющий дегенерат — с кружкой пива. Реклама. Ржущий клоун подкидывает над залом стакан саратовской водки. А саратовская проститутка расхваливает сексуальные блага, отпущенные ей Аяцковым, губернатором. Народ, позволяющий рыться чужеземным прохвостам в золотых россыпях родного языка, речи материнской, позволил согнать, убрать, замуровать, зачеркнуть в собственной памяти наследственную песню. А без песни, как без материнского ласкового вздоха над зыбкой, улыбки, без песни, как без клятвы, храмовой молитвы, без песни, как без клятвы ,— личность не сформируется.

Без песни — не будет Пушкина!

Без песни — Шаляпин не придёт!

Без песни — Суворов не победит!

Без песни — Россия вымрет!

Командуют на сцене и на экране безродинные новаторы, вечные перестройщики, вечные кочующие “гуманоиды”, предавшие там, за веками, за черными столетиями, свою Родину, и разве чужую они помилуют? У них — не любовь, а ненависть, не талант, а зубоскальство, не горе, а жратва, не красота, а гадючье тело, извивающиеся шелудивцы!..

Вглядитесь, вслушайтесь в Радзинского, взвизгивающего с экрана о наших царях и царицах, наших соборах и богатырях! Господи, Боже мой, Боже, ну уговори ты его убраться в Израиль! Мы, ликуя, помашем ему с перрона!

Фраза — хихикание. Другая — ржание. Третья — вскрик. Четвёртая — вой. Пятая — опять ржание. Шестая — прокалывающий тебя насквозь визг. Будто — какой-то пьяный наркоман периодически яйца стискивает и разжимает, стискивает и разжимает плюгавому пейсоху.

Отдали песню — отдали память!

Отдали песню — отдали красоту!

Отдали песню — отдали землю!

Кто виноват? Виноваты, значит, не аплодирующие дебилы карлику, то и дело выпускающему из ватных губишек пузыри, нет, виноват Президент наше страны Путин? А мы, русские, где? На вокзале среди бомжей? Где мы, да, да, да, мы, мы, русские, где?

Нас уже ненавидят соседние народы России за равнодушие и смиренность за покорное созерцание вакханалии содимистов, хлынувших на сцены и на экраны Москвы и России патлатыми кодлами. Путин, один, смахнёт ли их?.. Международное Сообщество Писательских Союзов из года в год, на нищей зарплате и нищих правах, поддерживает программу национальных общений, авторитеты народных культур, но среди нас, писателей, вдруг объявляются трибуны, жмурят глазки плутовские, допрашивая нас: “Чем вы заняты?”..

Не знаешь — чем, лезешь в наши дела зачем? Набивай своё брюхо, как ты десятилетиями набивал его при Брежневе и Горбачёве, при Ельцине и сейчас набиваешь, не стыдясь и не притормаживая хулуйской прыти!

Е Б Н

Мне снилась давневековая мгла:

Сам Чингисхан уселся у котла

И жрёт конину, пьёт меды, кумыс,

Кривою саблей отгоняя крыс.

Итог:

Очнулся, вижу — МИР без перемен.

То бил не Чингисхан, а Е Б Н.

Русский народ рожал детей, пахал и сеял, ковал оружие, защищал Россию на всех фронтах и на всех материках Планеты, окружён и тесно, братски поддержан соседними народами, только так мы, народы СССР и народы Росси побеждали нашельцев. Победим ли последних?.. Нас грубо рассорили.

Вместо объединительных забот и усилий спасать Землю и её недра, нам жизнь дающие, мы терпим алкогольного психопата Буша, главаря банды США, заливающей кровью безвинный народ Ирака, накрывающего нашу общую Землю, Мать общую нашу, огнём, дымом и слезами, слезами, слезами: великим туманом слез! Неужели бандит пьяный одолеет нас?! Хотя год — год хряка.

И министра обороны Иванова я критикую остротами из народа, а народ юмором и добротою не обделён в веках. Но, товарищи, коммунисты и рядов граждане, патриоты, если учёному, известному филологу, пришлось взять серп ответственность и обязанности министра обороны РФ, то что же мы с вами должны думать о генералах? Из них и Филолога не получится!

Про их Брежнева, гениального полководца, ходили же частушки:

Он хуже эпидемии,

Лечи его ты, Родина,

От премии до премии,

От ордена до ордена!

Башни, выше Колокольни Ивана Великого, возведённое из золотых медалей, орденов и звёзд над нашими генсеками и президентами, легенды и сказания весь как бы партийный эпос марксистского реализма, внезапно и легко, на глазах у республик СССР и стран Мира, пошатнулся, надломился и загромыхал вниз, как грязная сель с Памира, сметая всё на пути: и то, что нам нужно и дорого, и то, что нам опостылело за десятилетия лжи и похвальбы.

Почему я должен благодарить Ленина у развалин Храма Христа?

Почему я должен благодарить Сталина у жутких скелетов колымских бессчетных лагерей и тюрем, почему?

Почему я должен смириться с библейской изменою Горбачёва, свежего Иуды, поправшего кресты наших предков?

Почему я должен терпеть на русской земле воняющего спиртом Ельцина, распродавшего Россию бандюгу?

Нам рекомендуют сократиться на 27 миллионов человек Мировые Каганы, но кто они, программирующие нас на ближайшие годы? Нас, чья страна — территориально самая великая, в целом Даллес и Бжезинский теоретически уже сократили до 50 миллионов: страна — уродец в рубахе великана!..

Сейчас на экране Путин разрешил властям Чечни предавать нефть, дабы залечить раны народу. Но Сибирь продаёт нефть. А где деньги у народа? Сколько потребуется времени, чтобы дети и внуки перебежавших в храмы комсомольских активистов превратились в служителей православия и народа. Расстрелять святых батюшек было просто. Трудно вырастить их из прощелыг

Сыны Содома

Поэта способна убить нищета, творимая продажными руководителями над русским народом. Поэта может довести до петли ложь и жестокость чиновничества. Но поэта, осознавшего свой долг перед Россией, поэта, однажды услышавшего звон меча с Куликова Поля, ничто не купит и ничто не запугает. Он весь — перед очами и совестью матери.

Пусть дрожат палачи и грабители. Пусть перекрикивают друг друга в экранных полемиках политические жулики и генетические хапуги. Мы не удивимся ни их цинизму, ни их ликующему денежному обжорству:

Борис Немцов — I мл. 205 тыс. 367 руб. Доход за год. На счету в Альфа-банке 10 мл. 73 тыс. 475 руб. Бедный, на каких же шахтах лидер СПС вкалывал? А поучает нас, не стыдясь!..

Ирина Хакамада — 594 тыс. 10 руб. Бедная, перетрудилась в 2002 году!.. И 16 мл. 102 тыс. 971 руб. сунула “КБ “Экспобанк”, добавив 2 мл. 792 тыс. в 000 “АКБ “ Московский деловой мир.” Святоша...

Анатолий Чубайс — 29 мл. 785 тыс. 136 руб. горбом зашиб то ли в мартене, то ли в “коробке из-под ксерокса” унюхал... В Сбербанке РФ у него — 5 мл. 157 тыс. 679 руб. В ЗАО Филиал ОАС Банк “Менатеп — СПб” — I мл. 187 тыс. 981 руб. В ОАО “Альфа-Банк” — 12 мл. 206 тыс. 882 руб. В АБ “ИБГ Никойл” — 38 мл. 465 тыс. 40 руб. Владеет участком земельным в 9 тыс. 153 кв. м. и двумя жилыми домами — 316 кв. м и 207 кв. м. Бомж. Да, бомж: ни копейки нет, а преступник!..

Егор Гайдар — общий доход 4 мл. 741 тыс. 330 руб. Земельный участок в 2 тыс. 500 кв. м. А тоже — пускает слюну о чести!..

Альфред Кох — 7 мл. 295 тыс. 32 руб. А чем же он занят? Какими заботами и успехами, во имя державы, он знаменит?..

Обобранный ими крестьянин — проклял их!

Обобранный рабочий — проклял их!

Обобранный поэт — проклял их!

Чужие,

наглые,

 жалкие!..

В Московской области, у частников и в коллективных хозяйствах было при советской власти 500 тысяч коров, а при демократии прорабов перестройки — 163 тысячи всего. Если раньше земля принадлежала государству а колхознику она принадлежала “во сне”, то теперь земля в руках ожиревших от нашей крови грабителей. И мы, коми, татары, чуваши, не нужны им, бандитам и палачам 1991 и 1993 годов. Им нужны особняки в России и в Англии, нужны им рабы в России и в Англии. Чего же мы ждём от них?

Вчера губернатор Громов, знаменитый генерал, которого Подмосковье избрало себе в руководители, дал команду арестовать зачинщиков демонстрации льготников. Как не стыдно ему? Кого арестовывать: матерей и отцов Громова? Кого арестовывать: искалеченных участников боёв под Сталинградом или под Кабулом? Кого арестовывать: седых крестьян и седых шахтёров?

А я ведь думал и говорил о генерале Громове добрые слова с трибун и на страницах журналов? Наивный поэт. Это фельдмаршалу Суворову хотелось видеть крепостных крестьян в богатых их домах и хозяйствах, а советскому генералу Громову зачем сии божьи заботы? И льготы честным труженикам зачем? Кремль строит цивилизованную, как Америка или же Англия, Россия там пенсионеры катается по курортным Испаниям и Египтам, а мы своих — в милицию. Полковник в чёрных очках волокёт старика, придерживая черные очки на физиономии, дабы не померещилось несчастным, что данный тип, напоминает им генерала Евневича, расстрелявшего безвинных у Дома Советов в октябре 1993 года. Да, генералы: истые суворовцы!.. Но в очках.

Изменники в кабинетах, грабители и рвачи,

Торгующие границей, могилами и народом,

А по сценам бегают клоуны и хохмачи,

Приставленные лакеять к развратникам и уродам.

Итог:

Не зря сияет морда прохвоста

При виде

 русского

холокоста!..

Цинизм Лёвы Бронштейна о русском национализме, шовинизме и русском великодержавном экстремизме отлично использовал мавзолейный революционер, сталкивая лбами русских и русских, нерусских и нерусских, сталкивая лбами народы России, крестьян и крестьян, рабочих и рабочих, село и город, швыряя российский народ в битвы и в тюрьмы, в раскулачивания и в расстрелы. Результат не заставил себя ждать: вымираем по 2 миллиона и 300 тысяч в год. Спасибо ленинцам — прорабам перестройки!..

А Жванецкий и Ширвиндт издеваются надо всем, что дорого русскому сердцу, надо всем, что крылато и красиво у русских. Ширвиндт подшлёпывает нижнею губою, причмокивая губою верхнею, и кулёмит, карикатурит, уничтожает естественную походку русской души и натуры своими бездарнейшими изысками. А пан Жванецкий, этот иудейский лирик и клоун, лысый пустой литдегенерат, рассказывает со сцены — как на русской свадьбе гости и жених с невестою перепились: кто целует свинью, кто пятак у свиньи откусывает и, сексуалясь, орёт. Подлее Петросяна, грязнее и циничнее.

Двухнедельный праздник Нового Года и Рождества на экранах бесились мазохисты и психи, фашисты и кровожадны. Ни одной русской песни. Ни одного русского стихотворения. Отринуты мы, русские, отринуты и все другие народы. Останкино — загонник для оскотения рабынь и рабов, загонник для вывиха всяческих сексуальных маразматиков: даже Деды Морозы вываливали обвислые члены в потные от сумасшедших плясок ладони крепостных дур. Останкино — Голгофа, где распинают культуру и совесть России.

Аллы и Амбалы

Наши артисточки так опростели,

Разнагишались, аж носики в пене,

Что с бабами Фрейд вытворял в постеле,

Амбалы дублируют с ними на сцене.

Итог:

Когда-то застенчивы были певички,

А ныне свободны от вредной привычки.

Раболепье и хамство, нищета и обжорство. Торжество и паскудство.

Нас мучили свержениями царей и храмов,

Нас мучили братораспрями,

Нас мучили расстрелами,

Нас мучили раскулачиваниями и доносами,

Нас мучили коллективизациями,

Нас мучили свержениями вождей

Нас мучают конфискацией фабрик и заводов,

Нас мучают дефолтом нищего гроша нашего,

Нас мучают вытаскиванием из-под наших ног земли нашей,

Нас мучают осмеяниями, пивом, склоками, водкой,

Нас мучают развратом, издевательствами и хохотом,

Нас мучают отпрыски Бронштейнов и Зиновьевых,

Нас мучают свои и чужие мерзавцы!

Бог мой, Христос мой, Богородица моя, Россия моя, истерзанная и преданная негодяями века, клянусь я тебе, мама седая моя, клянусь я Богам православным: ничего и никого не боюсь я и не робею, прямо и громко говоря на площади и на сцене:

Жванецкий, ширвиндт, Якубович, Познер,

Хазанов, Розенбаум — ой и львы,

А Петросян и Шустер, их бы в бронзе

Отлить для Красной площади Москвы.

Пускай татары, русские и коми

Разгадывают — кто из них певец?

Итог:

Кто клоун, чёрт, сисикающий гномик,

Иль даже гей, счастливый удалец!..

Не надо вынюхивать свиным пятаком русское горе. Не надо всовывать свой грязный язык в чужую певучую речь. Не надо чесночным брюхом втискиваться в стремительный татарский танец. Ненавистники наших песен и наших молитв, сгиньте!..

Какая мгла наползла на Россию! Какие слёзы застят нам путь! Ужас.

Уйдите

1

Попили, поели,

Поездили всласть,

Вы были в сам деле —

Советская власть?

Вы лидеры были,

Вожди вы и есть:

Про вас не забыли,

Попить и поесть

И ныне запасы

Храняться для вас,

Радетели класса,

Вас выгранил Маркс.

2

А там, в деревеньке,

Не ропот, а плач.

Боитесь вы Стеньки,

Страшит вас Пугач.

У, лысые братья,

Пророки эпох,

Вас метит проклятьем,

Как язвою, Бог.

То сифилис точит,

То поздний укор.

Стервятники ночи,

Погонщики свор.

3

Отцы государства —

Икра в бороде,

Россия не даст вам

Покоя нигде.

Попили, поели.

За встречей — банкет.

Вы нам надоели

На тысячу лет.

Вожди и пророки,

Лишь вызреет день,

Уйдите с дороги

В бессрочную тень.

Уйдите с дороги,

Вонючи и злы, —

Но...

 вы на пороге,

Иудокозлы!

Этими стихами я заклеймил переворотчиков ещё в 1991 году. Но разве наглые реформаторы усовестились нищеты и бесправия наших стариков и старух? Разве их взор туманит сиротство русских детей? Продают русских невест в рабство — пусть продают. Гибнут новорожденные — пусть гибнут.

У, потерявшая стыд и меру жизни золотозубая кремлёвская шваль!

2004 — 2005

Мусорщики формируют ударные отряды

Хула не доведет до добра

Андрей Облог, уволенный из МСПС за неутолимое пьянство, но восстановленный мною на работе, теперь учит меня — как мне жить.

А Ларионов Арсений, запищать которого отказались все, кроме меня, включил меня в черный список врагов России и его, в список ничтожеств: и я им, тому и этому, благодарен, — где еще найдешь подобных витязей?..

Не зря им Ленка Братнина жару поддает! Да, некоторые бабы в МСПС угрозливее тигриц тропических: заглотят тебя и хвостом не пошевелят. Самому Михалкову от них тошно.

Заместителю председателя Исполкома МСПС В. В. СОРОКИНУ

События, связанные с жизнью МСПС, принимают довольно крутой оборот. Подняты на ноги разные разрушительные силы, имеющие своекорыстные интересы, связанные исключительно с личной наживой. Исходит это, к сожалению, от руководителей Московской городской организации СП России, которые возжелали владеть всем “русским имуществом”, используя в этих целях группу окололитературных наемников, представляемых чуть ли не “совестью нации”. Имена оккупантов Дома Ростовых нет нужды перечислять. Их всех “окропил” Сергей Михалков, имея своекорыстные намерения в этой истории.

Наконец, нервы захватчиков не выдержали. В результате зверского избиения с переломами юрисконсульта Исполкома МСПС и издательства “Советский писатель” Брашниной Е. С. и шофера, ее сопровождавшего, пролилась кровь. Организовано ночное нападение на квартиру Брашниной Е. С. и изъяты документы МСПС и других общественных организаций.

Какова цена всех этих агрессивных действий? Разве о братстве литератур идет речь? Чего хотят эти душегубы?

Они давно уже забыли о сердечных чувствах, поэтому лгут, обманывают, клевещут — желая добиться, чтобы мы стали такими же, как они, мерзкими и отвратительными.

И все же — подлому подлое, а праведному — справедливолюбие.

Исполком МСПС, 29 августа 2005 года

Я внимательно прочитал этот документ.

От имени какого Исполкома идет сие сообщение? Мы не собирались ни на какие заседания уже более полгода. Кто избил Брашнину? Почему документы МСПС оказались в ее квартире? Мы же изгнали ее из штата МСПС, а? И почему “Московский литератор” подает фамилии членов Исполкома, потворствовавших, будто бы, распродаже недвижимости МОПС? Не было заседания.

Не надо торопиться разбазаривать честные имена писательские во мгле подозрительностей. Члены Исполкома МОПС, в большинстве своем, я абсолютно уверен, — не только не присутствовали, не голосовали, но и даже не слыхивали о заседаниях Исполкома, посвященных гнусной и воровской распродаже Дома Ростовых, исторического здания, принадлежащего Международному Сообществу Писательских Союзов. Где именной протокол?

Почему бы не опубликовать протокол незаконного заседания? Он же, протокол таковой, есть. Иначе — как продать и перепродать фирмам? А на документе купли-продажи чьи подписи? Почему не публикуют их, а? Почему Председатель МСПС Михалков лишь через два года докумекал, что Дом Его Конторы давно загнан за полцены аферистами? Он что — арендовал себе там кабинет? Что с Ларионовым стряслось? Что с Главбухом Раисой Захаровной случилось? Почему Ревизионную Комиссию не известили?

Мы старались, работали, а за спинами нашими вершилась подлость, и мы примиримся? Нет. Будем советоваться с писателями и разбираться в чудовищном преступлении. С виновных потребуем компенсации — за позор, за безработные месяцы, за клевету!.. Мы не разрешим помыкать нами.

Надо немедленно созвать “старые и новые” Исполкомы, надо немедленно созвать “старые и новые” Ревкомиссии. Надо перестать разевать рот на жульнические побасенки героев раздора. С 1991 года я выступаю за создание Авторитетной Писательской Комиссии, за контроль и за постоянное гласное извещение о расхищениях наших газет, журналов, домов творчества, издательств, больниц. А мы? Молчим. И как мы возвратим отобранное!

Я проработал в МСПС два с половиной года. Два — ушли на ликование девяностолетия Михалкова, а шесть месяцев — на склоки. С чем я вас, мои замечательные собратья, и поздравляю!.. Но почему виноват лишь один Ларионов? Почему Председатель дал Ларионову право торговать недвижимостью МСПС без него, без его контроля? Исполком такого права не давал самому Михалкову, а о Ларионове и речи быть не могло. Нарушил закон и совесть Михалков, пригласив нарушить и Ларионова.

Любовь к Сергею Владимировичу Михалкову была такой сосредоточенной в коллективе МСПС, что я, приступив к работе там в сентябре 2002 года, ежеминутно удивлялся холопству подчиненных Председателю, а себя ловил на ошибке: зачем, за каким лешим я согласился войти в его штаб?

К хозяйству и к финансам я никакого отношения, ни должностного, ни личного, не имел, а выслушивать их внутренние сплетни и слежки, неприязни и маниакальные подозрения мне осточертело.

Бабка Салтыкова, Салтычиха, именовали ее сослуживцы, жаловалась мне: — Меня на “жучок” ловит Женька Задорожный, хозяйственник наш! —... А Женька пытался припугнуть меня властью, данной ему от Михалкова, и порою его дружно поддерживали Ларионов и Орлов. Я, случалось, посылал их на три известные буквы, присовокупив к ним и Председателя. Несколько мгновений они каменели в шоке, а потом — опять наперебой лизали место около сломленной шейки бедра Михалкову. Первый тост Ларионов вздымал только за Классика! За Михалкова! Второй — за Классика! За Бондарева!

До Орлова, машиниста паровоза, собирал, мне рассказывали сотрудники, деньги с арендаторов Борис Шереметьев, пока его не уволили Ларионов и Михалков. Борис — морской офицер. Собирал деньги — в бескозырку... А Вячеслав Орлов, после Шереметьева, собирал деньги с арендаторов уже в зев бачка, но я сам их за подобным занятием не видел, может — стыдились?

Разве настоящий поэт или прозаик падет до сей низости и хамства? Но смешные истории и на глазах у меня происходили. Завезли картину какого-то художника, где на полотне — Михалков с Никитой и Андроном сидят, ну, картины завозили семейные часто, накапливались. И “Трех богатырей” на пол опустили у стены. Тут же на задние и передние лапы прилегли бабушка Салтычиха и ее падчерица Марина Преплясова. Принялись облизывать лики.

У Салтычихи язык был шершавый и прочный, идейный еще из ЦК ВЛКОМ, а у Марины — узкий и длинный. Мокрые и грубые пятна от поршневого языка на картине, языка Салтычихи, Маринка Преплясова виртуозно, по-детски мило, сглатывала и увлекала старуху слюнявить далее. Покачиваясь на передних и задних лапах, консультантки терлись, выпятив к дверям попы.

И вдруг — на пороге в доску пьяный лирик Андрей Облог. Отмахнув обе двери, до ушей задрав правый ботинок, жутко качнувшись, он так, нечаянно саданул под басаевские штаны Салтычиху, что, вскрикнув, как расстреливаемая, бабка перевернулась через самое себя, и вытаращив зенки, умерла на несколько внезапных мгновений. Но заваливающийся направо поэт, крупный лирик, Андрей Облог, попытался лихо выровнить себя на пороге, с остервенением, гораздо неожиданнее, левым ботинком, остроносым, из поросячьей кожи, зацепил за интимную часть тела Маринку, зацепил, налился багряным негодованием и швырнул падчерицу на грудь басаихи.

С первого, второго и третьего этажей спешили на помощь потерпевшим коллеги. А потерпевшие елозили на полу возле картины “Три богатыря” и задевали больно титьками за титьки. Толпа нарастала. Вячеслав Орлов с бочонком заперся в своей комнате. Женя Задорожный размыкал, кряхтя и шепча матюги, осклизлых баб на грязных половицах. Те упирались, опамятовшись, и дико клялись: “Мы умрем вместе!” Мы умрем вместе!”..

Красный, как на трибуне Мавзолея Брежнев, красный от бесконечных и невероятно искренних тостов Арсений Васильевич Ларионов командирил:

— Женя, подымай ба-аб! Подымай ба-аб!..

— А картину куды?

— А в общий туалет! В общий туалет! Куды, куды? В туды-ы-ы!

— А куды баб девать? Тебе наплевать?

— Куды, куды! Командир корабля, бля!.. Кругом одни матросы, бля!.. Да сваливай старуху и эту ку-ку... канарейку прямо на картину, на картину

— А Сергей Владимирыч?..

— Да нет его в Москве! Шейку на бедро ему в Берлине куют, твою мать!..

Двое лиц кавказской национальности, ухватив за углы, легко отнесли картину “Три богатыря” в нижнюю уборную. Вернулись, ухватили за руки и за ноги Салтычиху и — вниз ее, вниз. Оттащили. А Маринку, почему-то, я не понял, каждый — за одну ладошку и за одну ногу держали, а остальные ее, ладошка и нога, волочились, но кавказцы и ее в нижний, значит, туалет оттащили. Что же? Не хрен им ползать под шедеврами!..

— Искусство требует жертв!— дохнул прошлогодним перегаром лирик.

— Кругом враги,— отрезал Ларионов,— тяпнем по рюмашке за нашу победу!..

Стратеги

Сегодня остался один Юрий Васильевич Бондарев, кого они не успели облаять!.. Но их чума беспредельна. Ой, что водка творит!

Тот рвется аж в комиссары

Из водочного тумана,

А этот, алкаш, в гусары, —

Не удержать, болвана!

Готовые к перестрелке

С захватчиками России,

Носами скребут тарелки,

Морды поднять не в силе.

Любой из них — предводитель,

Фельдмаршал бутыльразлива,

О, если б не вытрезвитель,

Дошли бы до Тель-Авива!..

Но не сверкнули пули,

Сраженье не состоялось:

Оба они уснули

Там, где пилось и жралось.

Сами себе не милы,

Грязные с перепоя,

Лёжа встают дебилы

Утром на Поле боя!..

Ларионовский список врагов и, попутно, ничтожеств: С. Михалков, В. Ганичев, Ф. Кузнецов, М. Алексеев, В. Белов, И. Ляпин, А. Ахмедов, Н. Лугинов, А. Пашкевич, И. Сабило, В. Гусев, В. Бояринов, А. Ларпара, И. Голубничий, В. Карпов, И. Лереверзин, М. Замшев, В. Костров, В. Личутин С. Золотцев, Л. Ханбеков, В. Бондаренко, Б. Шереметьев, В. Распутин, В. Сорокин, но лишь — “ничтож”... пока, а чуток позже и “ство” подставит: из названных ничтожеств я один ныне защищаю его, трус и сионист!..

Юристы, артисты и аферисты

Арсений Ларионов — тоже моряк. Потому матросская чарка в МСПС — молитвы и чаще имени Христа употребляется. Хотя у Арсения Ларионова - целый иконостас в Доме “Советский писатель”, думаю, пощедрее, чем, в обычной скромной церквушке. Ларионов может сравниться по “богопочитанию” запросто даже с Ганичевым. Оба они — деятели ВЛКСМ. В молодости наворованными иконами любовались, в старости — Господа Бога застеснялись...

Политбюро ЦК КПСС держало всех крупных и всех заметных ретивцев Ленинского комсомола на учете в КГБ, теперь — “помощники” КПСС сшиваются в храмах: батюшками заделались, в замы митрополитам и патриархам втерлись, позавчерашние и вчерашние христопродавцы! Владимир Ильич Ленин, опираясь на жидовствующих и фашиствующих над русским народом Губельманов и прочих Зиновьевых да Дзержинских с кровавыми Ягодами, расстрелял наследственных и генетически надежных священников Православия, а от этих “помощников” КПСС и через сто лет честные попы не родятся. Приватизация — их икона.

Спасибо ленинизьму, сталинизьму,

Политбюровцам, всем, до одного:

Едва прорабы вставили им клизьму

И вновь сини — капиталисты, во!..

Седые учителя и седые врачи готовы лечь под колеса дудящих депутатских джипов, обманутые и униженные, а где же вожаки ВЛКСМ? В стукачах? И у прорабствующих подлецов нашлись им вакансии?.. А где был морской офицер Борис Шереметьев, когда воровски продавали имущество МСПС, где?

После вторжения в Дом Ростовых михалковских автоматчиков мы, Шавкат Ниязи, Ринат Мухамадиев, Владимир Фомичев и еще несколько человек остались без работы и без зарплаты, но Ларионов не только нам не помог и не посочувствовал, нет, он исчез от нас. Испарился. А поэт Вячеслав Орлов, продолжая складывать дань в бачок, покрыл горе-коллег бамперным матом...

Он до поэтов так и не дорос,

Хотя и на полметра их длинней,

Зато водил чугунный паровоз,

Который был весьма его умней!..

Паровоз-работяга: когда ему заниматься интеллектуальными опусами?

Сотрудники “Советского Писателя” ловили меня на лестницах этажей, умоляя повлиять на вождя, Арсения Васильевича Ларионова, дабы он, скопивши силы, волю и храбрость, отстранил и прогнал из коллектива юристку Ленку Брашиину: она напивается, впадает в матершинный экстаз и грозит — единым приказом разогнать их всех из издательства, позвонить на биржу безработных начальству, чтоб там их, врагов её, не регистрировали на поиски работы. Боясь безработицы, сотрудники вздрагивали от Ленкиных ямшицких браней, но терпели, часто, часто крестясь...

Однажды я заскочил в кабинет вождя. Боже мой! Вождь, откинувшись четырьмя конечностями, ног и рук, значит, в разные стороны, мило всхрапы вал. Лицо его светилось безгрешной усталостью и малолетней беззащитной доверчивостью. А напротив дивана, где успокоился вождь, через стол, об хватив немытыми пятернями бокастую кружку с вином, плескала над скатертью вонючими лекажами юристка, Ленка Брашнина, сочно пришлёпывая губам после традиционно объёмистых и шумных горловых глотков.

— Ты к нему? — пробрызгала она вопрос задремавшим ртом.

— К нему.

— Шпарь домой. Он не примет тебя сегодня. Шпарь. Или сядь и нальём, а? — Юристка, ни с того, ни с сего, сбросила керзовую тапку и громко ею щёлкнула по многодумному лбу Арсения Васильевича Ларионова: — Встать! — Но вождь, как в Мавзолее или, как Фараон, в Пирамиде, не шелохнулся.

Ленка взбодрилась, повозилась, покряхтела и, саркастически подмигну мне, сексуально развалилась в кресле, по-мужицки забасив:

— Степь да степь кругом,

Путь далёк ляжить,

А как-ак ва той стяпи

Даы-ы замярзал ямщи-ык,

Бля-а-а, болван, вот и заморозило дурня!— и Ленка стукнула разбойным кулаком по дну опустошенной и перевёрнутой кружки.

Арсений, друг мой, спал праведно, как в Мавзолее спит Владимир Ильи или — Фараон в пирамиде. В самом деле — всюду фараонизация!.. Нормального работящего человека теперь, при перестройке, не встретить.

Как Арсений Васильевич Ларионов, друг мой, друг Феликса Кузнецова, земляк его, друг Владимира Бушина, наградивший бородатого публициста Шолоховской премией, друг мыслителя Николая Федя, побочного племянника Гегеля, друг Юрия Бондарева, друг, верный соратник, приёмно-партийный сын, коллега по ленинизму, сталинизму, берияизму, первый заместитель Сергея Владимировича Михалкова, Председателя Международного Сообщества Писательских Союзов, как он, спя, пьяный на диване, продать тот уголок, где века и века стоит Дом Ростовых, мог? Ну, как, поясните мне!..

Феликс Кузнецов пишет, что продана часть усадьбы ещё в 2003 году. А кто разрешил? По доверенности? Чьей? Михалкова? Но подпись Михалкова поддельная. И печать? Так быть не могло. В мае 2005 года, аж через два года, Михалков, Кузнецов, Ганичев — догадались: в 2003 году Ларионов продал, а в 2005 году деятели чести и справедливости дотумкали, ну?..

А с кого же, с хозяев новых собирал в жаровню дань Шереметьев?

А с кого же, с хозяев новых грёб дань в бачок лирик Орлов?

Но почему новые хозяева, купив помещение, должны платить старым?

Кузнецов в “Литературной” пишет.

Дорошенко в “Российском писателе” пишет.

Пишут в “Лит. России”. Пишут в “Московском литераторе”. Не надоест.

Опомнитесь вы хорошенько

От свары, глупой и пустой, —

Есть

Ганичев и Дорошенко,

Ну, на фуя вам Лев Толстой?!..

Я уже говорил: кругом — шароны, кругом не враги, как нас уверяет мой друг Арсений Васильевич Ларионов, а Шарон и ешо маленькие, но, ух и злючие, шаронята! Два года, так выходит, мы вкалывали в МСПС, не зная, что вкалываем, находясь в чужом помещении, в бывшем нашем, но, увы проданном и пропитом мерзавцами, а теперь втягивающими нас, безвинных, в их свиную грязь. Но — они привыкли из свиного корыта жрать. Пусть и жрут. Вся Россия превращена в единую нищенку. Лжецы. Грабители. Придёт час расплаты. Придет. А ещё — писатели? Ещё — деятели? Скоты.

Защитники Михалкова кричат, дескать, Сергея Владимировича, любимца детворы СССР, разоренной России, сироты СНГ, России, каждое утро и каждый вечер поющей Гимн на слова Михалкова,— в Дом Ростовых его, автора знаменитого, в кабинет не пустили, но могли не пустить Горького и Фадеева, Федина и Маркова? Чтобы не впустили — заслужить требуется!..

Михалков автоматчиками избавился от членов Исполкома. С какой целью? Ларионов, проведя съезд, сразу же избавился от Фомичева, Мухамадиева, Ниязи и Сорокина. На телефонный разговор отказался являться. И восьмой месяц мы не видимся и не советуемся по делу. А публикации в “Доме Ростовых”, в газете, часто — веские, часто — грязные, часто — спланированные на подрыв авторитетной судьбы МСПС, часто — нацеленные на гнусные оскорбления честных писателей, кто готовит? Ларионов и Облог.

Но подпись — Исполком МСПС!.. С какой целью? С целью доразрушить разрушенное? Михалков автоматчиками отгородился от нас, честных тружеников, а Ларионов — пьяной юристкой, Ленкой Братниной, и распускаемыми слухами, что за ним охотятся бандиты. С двух сторон нас отрезали, а результат один: лишили нас права узнать документально проданную истину.

В 2003 году эту истину продали, а в 2005 году узнали — печати и подписи недействительные? А почему взымали доллары в жаровни и в бачки? Если проданы — с кого взымать? С хозяев, купивших недвижимость? С кого? Почему не публикуют правдолюбцы договоры и прочие справки? Где ошивался Сергей Владимирович, Председатель МСПС? Какой Исполком разрешил ему давать доверенность на растранжиривание имущества Ларионову? Почему он Михалков, мгновенно отгородился от Правления МСПС автоматными дулами? Почему мы не видели даже издали ни одного защитника, который нанят нас защищать? Что за “атомная” тайна подлой операции?

Где сшивался Ганичев? Где подремывал Кузнецов? Они же — привели в МСПС атакующую команду. Где были раньше? Что-то есть знакомое в данной пьесе от продажи лукавой тех домов и тех детсадиков, больниц и земли, принадлежащих когда-то МСПС, да что-то знакомое: ложь и ненасытность!. Честные писатели отброшены, а лихоимцы заняты поиском справедливости.

Можно одуматься Михалкову — перестать командирить автоматчиками: выше популярности Берии ему не подняться. А басни у него — есть не хуже басен Крылова. Юмор у Михалкова — редкий!.. Взял сто милиционеров и бросил их на Дом Ростовых. Но басни, серьезно утверждаю, басни Михалкова, басни — есть классические! Они переживут штурмовиков!..

Ларионову можно умерить самовздутие литературного зоба самокритикой; роман его “Лидина гарь” прекрасный, но следующие — на уровне эпических славословий Шестинского. А Шестинскому — доверяй, но проверяй! Можно и Ганичеву с Кузнецовым простить: удивили разве их Михалков и Ларионов тайнами актов, договоров, печатей, доверенностей и подделок разных на торжище имуществом нашим? Простить — и сесть за стол переговоров.

Интересно. Вот Бондарев же не испросил у Кремля сотню автоматчиков и не взял штурмом Институт Мировой Литературы или Союз Писателей России, где обитали и обитают Ганичев и Кузнецов. Фомичев, Ниязи, я, Машбаш, Гусев, Есин, тоже не уговорили Кремль дать им хотя-бы 50 головорезов с автоматами и штурмануть самого Сергея Владимировича, так ведь?

Что мы знаем о случившемся позоре? Я с уважением относился к работе, не пререкался с Михалковым, единственное упущение нервов — я несколько раз выгнал из кабинета Салтычиху и несколько раз послал их всех очень далеко... А так — я смирный, покорный, не понявший до сих пор причин и корня скандала между Михалковым и Ларионовым, между Евгением Задорожным и Ларионовым, между Ганичевым и Ларионовым, между Ларионовым и его земляком, Феликсом Кузнецовым. Зачем нас арестом вытурил Михалков? Зачем Арсений прятался да и продолжает прятаться по древней столице?

Почему, как писал Ларионов, избили Ленку Братнину? Переломили ей, страшно сказать, ногу, а она вскоре смылась, куда? Лицо исцарапано, шея, покусана, говорят, даже язык ее матершинный помят поддельной печатью!.. Кому нужна инвалидка? Террористам? И почему — сначала прятался первый зам Ларионов, а теперь — Ленка? Очередь соблюдают? Но откровенно-то -первым перед позорным скандалом спрятался Михалков. Во, бля, туристы!

Я всю прощу, но — не предательство!

Я все позабуду, но — не автоматчиков!

Мой родной Урал перевёл издательству “Советский Писатель” 300 тысяч рублей на издание моей книги “Восхождение”. Книга — 50 п. л. Вышла, но с более чем в 300 ошибок и опечаток. Начал разбираться. Корректорша, оказалось, раньше работала секретарём-машинисткой. О чём тут говорить?

Книгу задержали. Кое-какие ошибки и опечатки поправили. Робко я у вождя и друга попросил гонорар. В ответ получил следующую истину:

— Валь, только, только я перевёл 300 тысяч рублей Сергею Владимировичу Михалкову. Гонорар — за его книгу. Квартиру ему, евроремонт, недавно мы обеспечили. Где я тебе денег возьму?..— Так-то. А некоторые шустрики болит у них аппетит, болтают: дескать, мы питались огромными деньгами у Ларионова. Стукачи. Если кому была поддержка от Ларионова — она была малой и честной, но не нам, а Шарону и шарончикам, явившимся в Дом наш, Дом Ростовых, по команде Михалкова, да ещё с автоматчиками!..

Смешно и противно читать мне безымянные упрёки. Наоборот — я сильно помогал издательству. Помогал выживать. Не надо “рыцарям чести” шукать по чужим карманам, а лучше вкалывать и вкалывать самому, пока есть силы. Имя и авторитет русского писателя так осквернён сегодня — без нашей свары всем нам достаточно горя. Нас у народа отобрали. А народ отобрал? у нас. Я стараюсь посылать письма поддержки в области и республики, защищая творческое достоинство собратьев по перу. А совать бородатый нос, постукаческий нюх, в чужие компроматам — крысий удел!..

Я не Владимир Бушин и не Николай Федь. Я в глаза говорил Арсению:

— Арсений, прекрати пить. Гони от себя холуя Шестинского. Гони интриганку Салтыкову. Гони юристку Братнину. Она тебя замурует в позор. Тебе никто так не скажет прямо, никто. И прекрати хамить и самовздуваться!

— Спасибо, Валь. Я, кажется, с этой ведьмой уже попал! —.. С юристкой.

Если вина Ларионова подтвердится, то вина Братниной и вина Михалкова возрастёт выше ларионовских виноватостей.

У Шарона — шаронята!

У шаронят — автоматчики!

У автоматчиков — стволы!

А в стволах — порох и свинец!

Поэту, талантливому, нет необходимости юлить и нервно приседать в покорности перед начальниками, советскими и нынешними, приватизаторам мерзкими. Пусть приседают те, кто каждый миг слышат неполноценный голос собственного хилого дарования. Так оно и есть. Талантливый поэт колеблется не в холопстве и не в предательстве, колеблется — в раздумиях: как выстоять, как защитить правду, как наказать словом подлецов!

Пугачёв

Бедные, бедные мятежники!

Вы цвели и шумели, как рожь.

Ваши головы колосьями нежными

Раскачивал июльский дождь.

Вы улыбались тварям...

Послушай, да ведь это ж позор,

Чтоб мы этим поганым харям

Не смогли отомстить до сих пор?

Разве это когда прощается,

Чтоб с престола какая-то б...

Протягивала солдат, как пальцы,

Непокорную чернь умерщвлять!

Нет, не могу, не могу!

Ах, Есенин, Есенин, что же ты так горько и так трагически переживает! Социалистическую Революцию Пролетариата? Не черные ли годы разгрома и крушения великого СССР предвидишь? Безликая и бездуховная тварь, оседлав телеэкраны по всем программам вдалбливает нам пьянство, драки, убийства, насилие, разврат, измену, добровольную сдачу России оккупантам и полное самоуничтожение: от бесплодия и до петли!.. А бездари и враги русской жизни — в подпевалах. Но талантливый поэт — воин, Евпатий Коловрат!..

Пугачёв

Знаешь? Люди все со звериной душой, —

Тот медведь, тот лиса, та вочица,

А жизнь — это лес большой,

Где заря красным всадником мчится.

Тропою мученика

Вчера — партийные и комсомольские вожаки, а ныне — батюшки и олигархи: кто вам поверит? К Господу Богу идут — очищать совесть, а не ради “элитных усадеб” и не воодушевляться — хапать народные заводы и земли. Я верю фельдмаршалу Кутузову, а не губернатору Чукотки Абрамовичу. Как я могу верить шныряющему по русским храмам руководителю, целующему святые православные иконы, а за плечами у него — миллионы голодных детей, старух, стариков, нищих и бесприютных? Наглые и продажные артисты.

8 января 1917 года сорокадвухлетнего владыку, викария Новгородской епархии Варсонофия (Лебедев) палачи Льва Троцкого арестовали и поставил к стенке. Отец Варсонофий поднял руки крестом и начал читать молитву.

— Огонь по врагу революции!— скомандирил оскаленный в экстазе жид.

Русский болван выстрелил — мимо.

— Огонь!— радостно повторил команду жид.

Литовец выстрелил — мимо.

— Огонь!— третий приказ отдал жид.

Латыш выстрелил — мимо.

— Огонь!— заметался закипающий жид.

Венгр выстрелил — мимо.

— Огонь!— крикнул спешивающий и пригнувающийся жид. Вогул из Бердичева.

Румын выстрелил — мимо.

И так — одиннадцать пуль просвистели мимо.

Тогда-то ж убийцы набросились со штыками на отца Варсонофия. Одиннадцать штыков вонзили ему под русское, большое, солнечное, благородное сердце!

Какой вожак ВЛКСМ или член ЦК КПСС победит интернациональную банду в подобный миг? Но потомки, дети отца Варсонофия и внуки, — Гастелло и Зоя Космодемьянская, Мересьев и Саша Матросов, святые мученики за нашу святую Россию, победили: их вел голос бессмертного прорицателя!..

Земля обиделась на грабителей и казнителей. Земля обиделась на лжецов и христопродавцев. Земля обиделась на уничтожителей цветка и родника, пчелы и соловья, облака и луга. Обиделась — и раскачала моря и океаны: ну, держитесь теперь, хутора и села, города и страны!..

Гнев Земли — равен гневу матери. Кара грядет великая. Готовьтесь.

Избить или же оцарапать Ленку Брашнину — фантазия пенсионеров. Она так отмутузила моего земляка, уральца, пьяная, что тот, пудов на семь бугай, пятое лето не появляется в Москве. Прошел слух — вроде Ленка едет на день в Челябинск по юридическим делам, так тот бугай ночью из Челябинска, труханув, аж в Чибаркуль смотался, забыв и жене сообщить...

За Арсения Ларионова Братнина горло перегрызет волкодаву. Я видел” — как русский, армянский, ленинградский, болгарский, рязанский, тамбовский, переделкинский поэт, прекрасный лирик, приседал клятвенно перед Брашниной, друг Ларионова, Олег Николаевич Шестинский:

— Елена, я считаю Арсения Третьим Солнцем, а ты мне не веришь, эх, ты,, третьим, третьим! Первое — Пушкин. Второе — Шолохов. Третье — он!

— Смотри у меня! — пригрозила икающая коньяком икряным Брашнина. Ленка таксистовым вокзальным матом гоняла и Михалкова с Шереметьевым. И не случайно Михалков кинул-таки автоматчиков. Хотел он снять на Дом Ростовых дивизию имени Дзержинского, но побоялся: вдруг переворот пришьют?

Моряк, а не дуряк

Богис Ширинкметьев, морской офицер,

Драл дань с арендаторов крупно — и цел!..

Входил не с пистолем он к ним, не с баклажкой, -

С глубокой своей, как жаровня, фуражкой:

И клал в нее доллары, в китель и в брюки,

Сичас умывает подсудные руки?

И ждет Михалкова, как пес, у забора,

Хотя их скамейка — у генпрокурора!..

Итог:

Вот так говорит его друг, инородец, —

Богис, ты карманник?

 Аль все ж флотоводец?

Я слышал — в бескозырку, а на самом деле — в офицерскую фуражку дань Боря собирал. И нечего обвинять одного Ларионова. В Ларионове много и добрых качеств: всегда — угостит, всегда — все знает, всегда — прав!.. Оборотни взяли штурмом Дом Ростовых, введенные в заблуждение ужасное Михалковым, дивизионным командиром, автором трех гимнов, гением эпохи!..

Арсению Ларионову

Дело вёл ты бестолково,

Все теперь увидели:

Лучше б продал Михалкова,

А не эти флигели.

Сделка выгодна взаимно

Гражданам империи,

Как никак он —

автор гимна

И баллад о Берии.

Это мы живём беспечно,

Ну, а он, развалина,

КГБ воспел сердечно,

МВД и Сталина.

Что сказать о нём ещё вам,

Поклянусь на месте я, —

Даже сына в честь Хрущёва

Оникитил, бестия!..

Скоро сто ему, но всё же

Помнит к бабе тропочку,

Очень хочет, да не может

Подарить нам Вовочку...

Эх, Арсений ты Арсений,

Я, в сам деле, сетую:

Дед живёт без угрызений —

И тебе советую!

Жаль, Андрей Облог первый день в этом году — трезвый: дал бы им все под зад, отомстил бы за страдания Арсения Ларионова. Кругом — враги. Кругом — оборотни. Дал бы им под зад — и СССР бы восстановился!.. Но кругом — враги и враги, враги и враги! А я — автор очерка о нём.

В Арсении Ларионове много и доброго. Многим писателям он помог. Если бы не Ларионов, никогда бы не получили звания Лауреатов Международной Премии имени М. А. Шолохова ни В. Бушин, ни Н. Федь, ни Т. Пулатов и В. Гусев, ни А. Жуков и С. Куняев, ни Л. Щипахина и В. Досанов, ни В. Орлов и 0. Шестинский, да и я без поддержки Ларионова не получил бы.

Но беда — Арсений Ларионов почти со всеми нами, за небольшим исключением, вступил в борьбу: борьба для него — водочный перегар, кругом они, кругом — враги величайшего писателя XXI века, друга Олега Николаевича Шестинского, значит — враги Арсения Ларионова, как пишут, вепса...

До появления Шестинского — чуток русского, чуток — армянина, чуток — рязанца, чуток — болгарина, чуток — ленинградца, чуток — томбовского лирика, Ларионова мы, я, Ниязи, Мухамадиев, Фомичев, напрягшись всеми мускулами, сдерживали от алкашества, хамства, шизофренической подозрительности и безудержного властолюбия. А при внедрившемся в мозги и похмельную душу ларионовскую лирика Шестинского — Ларионов потерял контроль над собственным поведением, самооценкой и отмахнул все наши заботы о делах и все наши полезные советы ему. Мы потеряли Арсения.

Три солнышка — Пушкин, Шолохов, Ларионов — затмили Арсению разум, волю и совесть. От имени Исполкома он, один, творил то, чего требовала его адвокатша Брашнина. Упреки. Тайные решения. Кадровая неразбериха. И — ее мат. Ее дебоши. Ее ор на окружение Ларионова. Сотрудники “Советского Писателя” поникли и, вздрагивая, перешептывались о ней, дурной и пьяной.

Но побасенка моя не о Брашниной. Не хочется о женщинах говорить без уважения, но как быть с теми, кто разрушал работу красивую в МСПС?

Канарейка — полуеврейка

Под уйгуром лежала, под русским лежала,

Под нанайцем, татарином жарко дышала,

Под попом прилегла, православным занудой,

Жаль, что он оказался матерым Иудой!

И теперь, полурусская, полуеврейка,

Ты в Москве — поэтесса, считай, канарейка.

Итог:

Да и муж твой притерся у творческой кассы,

Во че с вами творит чистота вашей расы!..

Однажды, ворвавшись в кабинет Ларионова, обвислая Братнина начала матом бомжистым крыть и гонять, посылая на х... всех, кого вызывает к себе на втык, и рядом с ней, вытянув шею, помалкивает детски Шестинский. Гам. Хамство. Брань. Я встал и, вытолкал шалаву, и мы, Арсений, Олег и я, сели в “Волгу” и покатили в Рязань. По Москве ехать — опасный труд.

А Ларионов, заведенный дурой, обрушился матом, угрозами, издевками и невыносимыми оскорбления на Вячеслава, шофера, мол, не так едем... Я оборвал раз, другой, третий, четвертый Ларионова: или прекращай, или я не поеду с ними в Рязань. Шестинский детски, как при Братниной, молчал, а с губ Ларионова летел грязные брызги мата, хамства и оскорблений.

Руки шофера тряслись. Я требовал притереться к барьеру. Шофер прямо метался по курсу, растерянный и обескураженный. А мат и рев тек уже на проспект. Я оглянулся назад, влево, вправо, и выхватив руль, пришвартовал “Волгу” к бардюру. Широко распахнул дверцу и громко захлопнул ее!

Шагая обратно с Рязанского проспекта, я размышлял: “Вот президент США Буш в молодости алкашничал, а сегодня Ирак потопил в крови и слезах а если не алкогольничал бы — не крутилась Брашнина бы около Арсения!”..

Саммит “восьмерки” и ЧП

Газеты, наши и зарубежные, шумели и хохотал над этим дорожным происшествием, аварией...

1

Буш сел на велек и, зверино воя,

Ударил в постового головою:

Шотландия ему — не заграница,

А постовой открыл глаза — больница...

2

Буш закипел и, словно бы в Ираке,

Затосковал о новой громкой драке. Взорлил

и — тресь в комету головой:

И там торчит, он думал, постовой.

3

Упал, земля вокруг него дрожала,

Комета рядом, чуть жива, лежала.

Буш отколол от глыбы три вершка

И ничего...

 Лишь помотал башка.

Черт с ними — с Бушем и с Братниной! А Ларионова мне жалко. Особенно жалко шофера его — Славу!..

Конечно, честная похвала не испортит писателя. Конечно, генетически нечистоплотная лесть вздует самонадеянный пуп дебила.

Но Иисус Христос-то у нас — один. Но талант — страдание.

И поэт, идущий по мученической тропе Христа,— единственный!..

А ты, Олег Николаевич Шестинский, зазнался, помыкая бессмертьем: разве не мог ты приплюсовать к Третьему Солнцу — Ларионову четвертое и пятое, шестое и седьмое? Льва Толстого или Максима Горького, Ивана Бунина или Леонида Леонова. Зазнался, караим мой уральский!.. Казак лихой.

Вот встретит тебя на углу Переделкина великий Александр Твардовский, грустно качнет головою и пригвоздит: “Эх, Олежек, О|лежек, цена тебе — пятнадцать копеек в базарный день!”..

Он не страдает жадности недугом,

Плати ему — и будет лучшим другом,

Добавь ещё за верность и заботу —

 Вобче не сыщешь равных патриоту!..

Жалко мне Арсения: опёрся на холуёв — попал в лапы мошенников, себя предал!..

2005

Вакханалия содомистов

Полынь, полынь,

 Смиренная вдовица,

Кто не пил слёз от горечи твоей?

 Полынь, полынь,

 Роняет перья птица,

Зыбь облаков белее лебедей.

 Евгений Забелин

Приглашение к размышлению

Некоторые знаменитые головы недоумевают, изучая зверства рейховцев на оккупированных территориях: почему же четвертьевреи, полуевреи и даже евреи не щадили иудеев, не говоря уже о народах, сохранивших свой этнос в первозданном качестве. Омасоненные высмертки.

Одни находят в “героях смешанных кровей” психические ненормальности, переходящие в палаческие порывы, другие находят в них зависть к генетической цельности, третьи — страх мутантов, прорвавшихся к власти над государством, перед собственными детьми и внуками, более, чем они сами, изуродованными “мичуринскими скрещиваниями”...

Знаменитый писатель Григорий Климов, опираясь на выводы учёных США, Англии, германии, России, рассказывает о патологической ненависти мутантов к нормальному народу. Но ведь русские и татары века и века живут бок о бок, и от их смешанных браков не родятся казнители?

Державин — великий русский поэт!

Князья Юсуповы — великие имперские патриоты!

Да мало ли великих полукровок, сынов и дочерей разных народов, соединённых любовью в семью? Но почему фашизм зародился в Рейхе?

Адольф Гитлер — четвертьеврей.

Гейдрих — на три четверти еврей.

Эйхман — чистокровный еврей, выкрест.

Франк — полуеврей.

Розенберг — полуеврей.

Фон Ланц — еврей, наставник Гитлера, кузен Ленина.

Мадам Ханвштэнгл — еврейка, прятала Адольфа.

Требич-Линкольн — еврей, финансировал Гитлера.

Юлиус Штрайхер — еврей, издатель, антисемит.

Геббельс — четвертьеврей, министр пропаганды.

Гесс — полуеврей, заместитель Гитлера по нацизму.

Лей — четвертьеврей, министр рабского труда.

Геринг — немец, жена еврейка, маршал.

Гиммлер — полуеврей.

Ева Браун — четвертьеврейка.

Кто — финансист. Кто — маршал. Кто — вождь. Кто — подруга. Но все вместе — фашистский вулкан, взорвавшийся над планетой. Григорий Климов приводит неопровержимые доказательства дегенеративности этих личностей. Подобные справки о них дали немцы, американцы, русские, евреи, ученые многих стран. Особенно — евреи. И автор благодарит их.

Сей фашистский вулкан — скопище психопатов, проституток, маньяков лесбиянок, педерастов и партактивистов, способных быстро подняться на вершину культового садиста. Немцы оказались под гнётом обработки политиков, журналистов, пропагандистов и прочей нечисти. Притом — обработка строилась на “превосходстве немецкой нации”, на несравненности выдуманной арийцев. Кто удержит себя от самообольщения?

Наши “ожидовленные” вожаки наоборот: безбрежным интернационализмом замутили разум народам СССР и на рубежах сражений за “равенство и братство” под знаменем Ильича погубили нас — ведь русских-то сегодня расшвыряли и развеяли. А братство и равенство где? В обелисках...

Штыками и танками, гаубицами и бомбовозами столкнулись под Москвою и под Берлином Гитлер и Сталин — Сталин и Гитлер, уничтожив огнём и свинцом десятки миллионов солдат, осиротив невест и жён, детей и стариков. Ленин и Троцкий как бы мобилизовали русских умирать за чужое счастье. И Кремлевский Штаб поднялся против Рейха.

Сталин — полуеврей. Сомневаюсь.

Каганович — еврей.

Берия — еврей.

Мехлис — еврей.

Молотов — жена еврейка.

Ворошилов — жена еврейка.

Буденный — жена еврейка. И т. д. И т. п.

Ожидовленные рвут волосы на ожидовленных, а немцы и русские истекают кровью на Волге и на Одере. Так нам, идиотам, и надо.

Когда у народа отобраны микрофон и экран, газета и сцена, трибуна и школа, народ — холоп и раб навязанного ему вкуса, навязанной ему цели и лозунга. Да, с двух сторон разноидейные шизофреники привели Германию и Россию к историческому крушению.

Честные евреи честные немцы и честные русские и при марксистском Ленине и Дзержинском, Свердлове и Ягоде глубоко тревожились: зачеркивание и ликвидация национально-историко-религиозных опытов среди народов обязательно посеет в них рознь.

Гениальный русский поэт Сергей Есенин предупреждал:

Ах, сегодня так весело россам,

Самогонного спирта — река.

Гармонист с провалившимся носом

Им про Волгу поёт и про Чека.

Что-то злое во взорах безумных,

Непокорное в громких речах.

Жалко им тех дурашливых, юных,

Что сгубили свою жизнь сгоряча.

Где ж вы, те, что ушли далече?

Ярко ль светят вам наши лучи?

Гармонист спиртом сифилис лечит,

Что в киргизских степях получил.

Нет! таких не подмять, не рассеять.

Бесшабашность им гнилью дана.

Ты, Рассея моя... Рас... сея...

Азиатская сторона!

Кто заправляет компашкой-то, восславляя Волгу и Чека? Организатор музыки и хора. Гармонист-сифилитик. поймавший заразу в киргизах ликующий интернационалист. Бурная алкоголизация СССР. 1922 год.

А “Рассея моя...” и “Рас... сея... Лопоухий Ваня, Рассея, человек, не замечающий лукавства и даже — подлости. Доброта хуже воровства.

Волгарь, еврей, Ленин призывал нас совокупляться “до полного растворения евреев в великом русском народе”, а его землячок, еврей, Яша Свердлов, обнаружил в русском народе бесов России — казаков, врагов России — кулаков, подкулачников, деля нас на бедных и богатых, на шовинистов и марксистов, на белых и красных, пуская в ход карающий меч польского жида, Феликса Дзержинского, русского жида, Ягоды, и чисто русского головореза, женатого на еврейке, Ежова.

Сталин жестоко почистил жидовствующую гвардию Ленина, но попутно порубал тысячи безвинных. Сталин победил Гитлера, но русская земля опустела, и её прибирают к рукам иные племена: ратные просторы Калуги и Тулы продаются ныне уйгурам, азербайджанцам и сикхам. Спасибо им, вождям марксизма и ленинизма!.. Ухайдакали русских.

Марксистско-ленинский интернационализм породил не только шизофреников и педерастов, предателей и палачей, не только, нет, он еще и натравил человека на человека, народ на народ. Неуважение и затаптывание национального бытия — мина, развалившая СССР, а теперь — и внутренние республики России разваливает: какому народу приятно исчезнуть с лица земли? Время обстригло пушистую бороду Карла Маркса...

Министр культуры России Швыдкой, охамев, громко гадает: какой, немецкий или русский, фашизм хуже? Судить бы библейского хама за издевательство над русскими защитниками надо, но некому. Абрамович, Березовский, Гусинский, Ходорковский, Кох, Чубайс, Немцов, Явлинский, Хакамада осудят его? Тоска Швыдкого о фашизме — гитлеровская тоска.

“Русский фашизм!” — орала шатия, пока не опротивела русскому народу. Вчера, 31 декабря 2003 года, весь вечер и всю новогоднюю ночь жидовствующие певцы, плясуны, комики свирепствовали на экране: ни одна русская песня, ни один русский танец не был допущен, не говоря уже о татарском или мордовском искусстве: лишь импотенты, лишь зубоскалы и циники резвились!.. Действительно — зачем России республики? Израиль рядом — Москва стонет от двупаспортных назойливых гостей.

Не их ли высмеивал сатирик, еврей, Рафаил Шпук:

Евреям нравится проказить,

Носы в чужую жизнь совать,

По бухенвальдским топкам лазить

И об Адольфе тосковать!..

Зло сказано. Но Жванецкие и Познеры, Хазановы и Задорновы, Шустер и Якубовичи, Петросяны и Резники, Лирико-эпические кикиморы мимикой, жестами, косоротильствами, запахами уборной и слюны, подмигиваниями и растопыренными позами искажают и оскверняют, унижают и растлевают образ и нрав русского человека, русского народа. Содомисты и стукачи.

Нормальный еврей отвернётся от пляски дегенератов. Шпук прав:

Кобзон, Сванидзе, Гангнус, Шустер.

Швыдкой, Эванецкий, Петросян.

Нет, человека не пропустит

На сцену стая обезьян!..

Андропову, еврею, мерещился русский фашизм везде, даже в сортире, а Солженицыну мечталось кинуть русский народ под орды Китая, дабы пропал русский народ, сгинул, теперь Солженицын, полу-полу, в патриотах русских разгуливает в Москве. Откуда у иродов безотвязная тоска по фашизму? Чувство генетической исковерканности терзает их?

Женя Гангнус, Евтушенко, революционил, революционил, а к его иудиной биографии, изданной в США, предисловие отмастачил, якобы, враг СССР и русского народа Аллен Даллес, начальник американской разведки?.. А в СССР к роману Жени Нагнуса “Ягодные места” предисловие пожаловал православный прозаик Валентин Распутин, член Президентского Совета при Горбачеве, а не какая-нибудь конкурсная курва из казино. Хм, где почивают ангелы, а где жрут из корыта свиньи? Заблудишься.

Помолчите. Неужели и рыдание Сергея Есенина не отрезвит нас?

Кто бросит камень в этот пруд?

Не троньте!

Будет запах смрада.

Они в самих себе умрут,

Истлеют падью листопада.

Они устали от ненависти к нам

Да, в пруду черти обильно водятся. И чертей мы вряд ли одолеем, если прилюдно и храбро не отряхнем с себя гниль содомистов. Лезут в заревую душу русскую свиными рылами, визжат, мажут грязью, хрюкают, антирусское выдают за подлинно русское, посредственностью заменяют талант, честного бесчестят, зоркого ослепляют, как ослепили похвалами и поцелуями Юрия Кузнецова, содомисты энергичны и беспощадны.

За десятки лет существования СССР они ведь еле, еле распознали звездный “Тихий дон” Шолохова в грудах произведений, обычных и мало русских, откровенно — русскоязычных, награждая Нобелевскими премиями писателей, отгороженных генами от русской Среды и судьбы:

Борис Пастернак, еврей.

Александр Солженицын, полуеврей.

Иосиф Бродский, еврей.

Книга Григория Климова “Красная каббала” — характеристика негодяям, подписанная справедливыми евреями и справедливыми русскими, теми, кому нужна истина, кому призвание — молитва в храме. И мне неуютно иногда читать статьи Владимира Бондаренко, возносящего имена Окуджавы и Высоцкого, Солженицына и Бродского к сияющему зениту Есенина и Шолохова, Бунина и Лескова...

Зачем такие скользкие зигзаги Бондаренко? Сам же от поделил нас на русских и русскоязычных, на красных и белых, на русофилов и фашистов, а сам — разрушает собственную банальную жидовскую схему.

Пастернак — русскоязычный.

Солженицын — русскоязычный.

Бродский — русскоязычный.

Господин Бондаренко, и ты, мой глубокоуважаемый Литтроцкий, товарищ Бронштейн, слышал я, полуеврей, и ты, значит, русскоязычный или полурусскоязычный, унаследовал диктаторский напор определять, оярлычивать, утверждать — от жидовства, от содомизма? Не греши, Володя.

Зачем тебе понадобилось рассечь русскую связь со словом русским у Юрия Кузнецова и Владимира Личутина? Ты оттащил их от русского трагического мира отваги и покаяния, мученичества и победоносности, горькой серединности и поднебесного взлёта: ты годы и годы выдавливал, выжимал, вытравливал из их сердец вздох русской матери, любовь Богородицы. Твои аплодисменты над ними — ядерная изморозь...

Зачем ты внедряешь пего-лишайчатую поэзию Иосифа Бродского в наш русский быт? Даже — в русский фольклор. Даже — в русскую удаль. Даже в русскую славу. Но ведь поэзия Бродского — желтая сухая кость. Я уже не раз тебе говорил. А ты его — к Есенину. А ты его — к Тряпкину. Как тебе не стыдно? Почему не закреплять Бродского — как русскоязычного?

Ты Петра Проскурина обзывал фашистом. Ты и меня так обзывал. Но бесцеремонно тычется от корыта в корыто интернациональный хряк, а не литератор. Зачем уйгуров и сикхов завозить под Калугу и Тулу?..

На свете можно все разбить,

возможно все создать,

на свете можно все купить

и столько же продать.

Как просто ставить жизнь в актив,

в пассив поставив кровь,

купив большой презерватив,

любовь и нелюбовь.

Читай Бродского, выбирай лучшие стихи и пропагандируй их, но зачем в русском народе, воровато копошась, на святыни похотью сблевывать?

...вдыхая сперму и бензин

посередине дня,

входи в великий магазин,

не вспоминай меня.

И ты, Володя его — к Есенину? Уймись. Вдыхай сперму. Навязывать русской красоте спидовую мораль — фашизм. Полноценному еврею и полноценному русскому, французу там или американцу, человеку нормальному, твоя агитация — жидовская перхотная течь, ядерная зараза.

Повернись лицом к Есенину и поклонись ему, Володя, поклонись, да, или спокойно вникни, вчитайся в стихи и поэмы Сергея Макарова, питерца, земляка Иосифа Бродского, кумира твоего и усладителя слуха твоего, — в стихах и поэмах Макарова — русский народ движется, работает, воюет, горюет, смеётся, поёт, пляшет, Сергей Макаров удивительно национальный, высокограмотный, мудро русский, роскошно одарённый поэт. Но ты не заметишь такого. Тебе подавай с дефектом, а здесь:

Над морем, над морем Белым,

Над сном кособоких скал

Не пасынком оробелым —

Хозяином вечер встал.

Или:

Мороз утоляет злобу

На горле у родников...

Здесь узники шли в утробу

Урановых рудников,

Ныряла за робой роба,

Строгала гробы Сибирь...

На белой щеке сугроба,

Как рана, горит снегирь.

Или:

Вздрогнул утренний бор,

Солнце даль обрела, —

Это март-зимобр

Расправляет крыла.

Или:

Живите же долго, что сердце запело,

Дарите Руси дочерей, сыновей...

Сверкнуть и погаснуть — нехитрое дело,

Но люди — не молнии, люди — сильней!

В Сергее Макарове — дыхание Бориса Корнилова и Павла Васильева, и я снова цитирую Сергея Есенина:

Я спросил сегодня у менялы,

Что даёт за полтумена по рублю,

Как сказать мне для прекрасной Лалы

По-персидски нежное “Люблю”?

Я спросил сегодня у менялы

Легче ветра, тише Ванских струй,

Как назвать мне для прекрасной Лалы

Слово ласковое “поцелуй”?

И ещё спросил я у менялы,

В сердце робость глубже притая,

Как сказать мне для прекрасной Лалы,

Как сказать ей, что она “моя”?

Деликатность-то, Владимир Григорьевич, какая? А ты, без смущения нахрапом — в русские классики Иосю Бродского, тунеядца, по законам СССР, а Нобелевской премии — гения!.. Конечно, Ёся Бродский нежнее Александра Безыменского и Веры Инбер, Симёна Кирсанова и Джека Алтаузена, но в каком каземате расстреляны Борис Корнилов и Павел Васильев, Алексей Ганин и юный Юра, сынишка Сергея Есенина?

Да, русский народ о сей поры — под игом дегенератов, олигархов и воров, но евреи, защищающие свою материнскую речь и культуру, не навредят нам, русским, а посочувствуют. Праздник Нового Года показал распущенность и разврат помешанных на сексе ублюдков. Но русское слово непременно возвратиться к ребёнку и к старику, к поэту и к учёному, возвратиться — крылатым и озарённым!

Чего хотел четвертьеврей Гитлер? Отомстить грузинскому полуеврею за Великую Чистку?.. Но причем тут еврейские и русские страдальцы? НЕ надо белую розу венчать с чёрною жабой, апирамидальный тополь скрещивать с болотною корягою. Природа карает ударников ассимиляции.

Православие хранило русскость нашу. Молитва и песня — свет нашего народа русского. А мы самого Льва Троцкого на язык народу русскому наступить разрешили, безоглядно бранствующие интернационалисты:

Брежнев — Генсек ЦК КПСС, жена еврейка.

Суслов — чл. Политбюро ЦК КПСС, жена еврейка.

Русаков — секретарь ЦК КПСС, жена еврейка.

Ельцин — президент РФ, жена еврейка.

И мы, русские, — фашисты? Миф о русском фашизме нагнетают и распространяют со сцен, с газет, с экранов и с трибун омасоненные геи, уроды, шизофреники, мокрогубые фюреры грабительских мафий, толпящиеся у державных рулей и дико презирающие национальную мораль народов.

Поэтому и колокола плачут и звенят, и звонят, и кричат с покосившихся куполов истерзанных церквей русских.

И снова голос Есенина окликает нас:

Отвори мне, страх заоблачный,

Голубые двери дня.

Белый ангел этой полночью

Моего увел коня.

Богу лишнего не надобно,

Конь мой — мощь моя и крепь.

Слышу я, как ржёт он жалобно,

Закусив златую цепь.

Вижу, как он бьется, мечется,

Теребя тугой аркан,

И летит с него, как с месяца,

Шерсть буланная в туман.

Спасибо тебе, лебединая Рязань. Спасибо тебе, Мать-Богородица, Россия моя невиноватая, светом терпения и любви осиянная. Дочерей твоих рисуют нам глупыми и гнусными, нищими и бездетными, а сыновей твоих — небритыми и пропитыми: смехачи и дебилы, полукастраты и скочевряженные мерзавцы расстреливают ежедневно змеиными остротами русских, русских, спасших их от виселиц и газовых камер.

Мусорщики формируют ударные отряды

Когда рушится здание — рушатся внутренние стены, над фундаментом образуется гора мусора. Сейчас — мусор в литературе. Спрос на профессию мусорщика прыток. Как бы посмотрел Александр Блок на это или Сергей Есенин? Мусорщики продолжают формировать бригады мусорщиков...

Рафаил Шпук опять прав, рисуя образ графомана:

Связь поколений нет, не захирела,

Благоухает и при новой власти:

Макака на Швыдкого посмотрела

И вскрикнула: “Ай, вот он, мой лобастик!”

А теперь о мусорщиках-гениях и о их отношении к славянам и русским: “Славяне... постоянно служили как раз главным орудием контрреволюции. На сентиментальные фразы о братстве, обращённые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским был и продолжает ещё быть у немцев их первой революционной страстью (...) и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрировались враги революции: в России и славянских областях Австрии, и никакие фразы и указания на неопределённое демократическое будущее этих стран не помешают нам относиться к нашим врагам, как врагам”. Мания Гитлера?

Наборы — из бессмертных творений Маркса и Энгельса. Недаром захлебывался Владимир Ильич Бланк русской кровью, организуя массовые расправы над несчастным народом русским на всех перекрёстках России: и мы чуть ли не молились на него, лысого ненавистника нас, людей русских?

Сегодня Бондаренко раскалывает нас, литераторов России, на белых патриотов, красных патриотов и русских патриотов, а сам всовывает между нами жидовствующих русских или русофильствующих жидов, наделяя их непререкаемыми “качествами”, которые ни им, ни ему даже не снились...

Попробуй — возрази: его “объективная газета”, его “День”, кинет на тебя, точнее, — вытряхнет на тебя мешок грызунов, заразных и кривозубых, натренированных пожирать золотые колосья на русском поле. Мусорщики из праха церквей гребли золото, а на щебне горниц казнили пророков.

Перед Рождеством Христовым весь день и вечер стадо разнагишённых похабных дур то передом, то задом тыкались друг в дружку, блеяло, ржало, хрюкало, изображая совокупление, а в День Рождества Христова оргию продолжил фильм об Алле Пугачёвой. Сексуальная старуха выползла на НТВ. И в конце — Алла Борисовна уселась на стульчак в туалете и вздулась. Запах от НТВ потёк по квартире и, наигексогененный, потёк на улицу, хлынул на раздолья Отечества: цистерна опорожнилась...

Так содомисты ненавидят русский народ! Но кроме русских в России много иных народов. У них — своя религия, свои достоинства. Но если мы отдали на посмешище свои достоинства, мы, русские, то почему же нам обязаны подражать соседние народы? Россия непременно будет разрушена, как разрушен СССР, если мы не запретим издеваться над собою и над соседями. Нынешняя Россия — истязаемая израильтянами Палестина.

Гармония стиха божественные тайны

Не думай разгадать по книгам мудрецов:

У брега сонных вод, один бродя случайно,

Прислушайся душой к шептанию тростников.

Бондаренко упрекает патриотов бескультурьем, асам, поди, сам не прочитал сию великолепную октаву Майкова. Бондаренко и за большие доллары не с может национально прочувствовать вот эту русскую святую частушку: он, точно вам говорю, — отнесёт её к интимной тайне гомиков.

Мы с товарищем прощались,

Оба горько плакали,

На его белу рубашку

Мои слёзы капали.

Бондаренко никогда не поймёт — почему Гоголь — только русский великий писатель, а Шевченко — только украинский, хотя оба могли отлично творить и на украинском, и на русском. Эх, Володя, Володя, ты ведь до сих пор не знаешь: кто ты, полуеврей или полурусский, еврей или русский, а искусство, особенно литература, двуличий не терпит. Есенина ты не знаешь. Ты знаешь Бродского и Окуджаву, ты знаешь Высоцкого и себя, но кто ты сам — не знаешь... Не обижайся, брат.

Русская песня, да любая, башкирская или мордовская, история и литература любого народа, коренного народа России, житейские радости и заботы наши с вами под каблуками похоти и словоблудия, ненависти и разврата, хрипа и бездарности, политиканства и расизма двупаспортных проходимцев и стукачей антирусских разведок и мафий.

Включаешь телевизор, а там опять и опять, опять и опять:

кукарекающий Галкин,

наизраильтяненный Хазанов,

на ведьминой метле Алла Пугачёва,

поддёргивающий штаны Петросян,

кокотка кучерявая, Киркоров,

пугающий животом Швыдкой,

лоснящийся париком Кобзон,

сеющая из-под хвоста отраву Хакамада,

а там — Шустер, Познер, Немцов, Явлинский, Новодворская, Жириновский, Сванидзе, Гайдар, Жванецкий, Якубович, и в газетах — они, они и они!..

А тут ещё — русский витязь, патриот, Владимир Григорьевич Бондаренко нападает на Капитолину Кокшенёву и Лидию Сычёву, баб русских, за то, что они не заскочили вместе с ним в синагогу поклониться Березовскому, экие русофобки... А Валерий Хатюшин — киллер: покритиковал мифическую блажь Юрия Кузнецова, и поддержал его кто? Николай Дорошенко. Значит — убили они Кузнецова, хотя иудиными похвалами убил поэта Бондаренко.

Бондаренко не читал прозу В. Гусева и П. Проскурина, И. Шевцова и Н. Воронова, И. Акулова, не читал книг И. Голубничего и А. Филиппова, В. Машковцева, М. Замшева и С. Макарова, он, Владимир Бондаренко, — Лев Троцкий в литературе, русскоязычный вождь!..

Ну разве не прав благородный Рафаил Шпук?

Везде полно евреев нонича,

А русским всюду не в протык,

Но без Владимира Григорича

И тем и тем — вобче кирдык!

Наша беда — ликвидация национального самосознания в нас ультрадогматом.

Агент ЦРУ Берт возил Евгения Евтушенко по Америке, совал ему доллары, устраивая вокруг “борца за правду” лжепиар, и чем закончились концерты Жени Гагнуса в США? Пустыми залами. Чем закончились “разоблачения русского фашизма” Явлинским, Немцовым и Хакамадой? Опротивели они людям, народу российскому осточертели. Сохнут о Гитлере?

Но Явлинский мелькает на экране среди участников “Всемирного русского собора”, — не за ретивые ли призывы расстреливать в октябре 1993 года защитников Дома Советов? Противно глядеть и на известных политохмурял, комсомольских и партийных вожаков, снующих между батюшками и митрополитами, а вчера сновавших между “спецкорами” КГБ, юмористые и нахальные, упитанные и подлые, явись Берия — опять прильнут к нему.

Слово - не только твой генетический голос, но и родовой свет твой, но и национальный выбор твой, наследственная любовь и верность твоя, голос призвания твоего — судьба твоя. Владимир Бондаренко много и доброго произнёс своими статьями и очерками о талантливых русских поэтах и прозаиках, но сколько же ему лукавить и метаться между еврействующими русскоязычными “творцами” и подлинно русскими художниками?

Куприн в письме к Батюшкову от 18 марта 1909 года сказал о лихих русскоязычных творцах: “Писали бы вы, паразиты, на своём говённом жаргоне и читали бы сами себе вслух свои вопли. И оставили бы совсем-совсем русскую литературу...” Из моего поколения ни один, мечущийся и лебезящий, не стал серьёзным литератором: слово не проведёшь!

Чем ныне уничтожают русский народ содомисты?

Водкой,

развратом экрана,

ложью газет,

ограблениями,

абортами,

нищетою,

войнами,

предательством!

А Иисус Христос учит целомудрию и святости, традиции и мужеству.

Сходящий с распятия

Немцам навязан немецкий фашизм не немцами, а гитлеровцами, горючей биологической “смесью”, и она же, сия “взрывная смесь” биологии ныне навязывает нам “русский фашизм”, нам, русским, закабалённым ими же.

Станислав Куняев о немцах:

“Как они стесняются вспоминать о Вагнере и Ницше только потому, что их имена были почитаемы при Гитлере, так и нам придётся опускать глаза при разговорах о горьком, Шолохове, о Есенине и Твардовском”.

Сергей Семенов о публицисте Эдуарде Ходосе:

“Харьковский публицист ничего, разумеется, не имеет против евреев, сам еврей с открытым еврейским самосознанием. Но вот “жидовствующих” не уважает. Тех, кто ограбили и продолжают грабить русских, украинцев, всех, кто попадается, включая и рядовых евреев. В итоге получилось, что “кошельком” московского Кремля стал Абрамович, а тем же “кошельком” киевского Крещатика сделался Рабинович. Есть разница?”

Михаэль Дорфман о еврейском фашизме:

“Ничего страшного не случится, если произнести словосочетание “Еврейский фашизм”. Что поделаешь, если был такой исторический факт. Жил в Тель-Авиве в 20—30 годы публицист и писатель Аба Ахимеир (Аба-Шауль) Гейсинович, 1897—1962), отец популярного ведущего израильского ТВ. Он вёл в конце 20-х — начале 30-х в газете “Доар а-Йом” (Даййу Рост) колонку под названием “Дневник фашиста”. По мере способностей хвалил Муссолини, симпатизировал Гитлеру. Аба Ахимеир основал организацию “Брит Бирьоним” что-то вроде штурмовиков”.

Хватит страдальческое лицо русского народа мазать русской святой кровью, хватит. Пора не одному Владимиру Бондаренко перестать вилять и лукавить, но и многим из нас, пора. Давно пора! Иначе — еврейский газетный и экранный фашизм неминуемо умоется собственною кровью снова.

Да, комсомолу восемьдесят лет,

И каждый слышит сердцем справедливо,

Что без Кобзона радости нам нет,

Как без Гусинского нет Тель-Авива!..

Сколько ни расстреливать, сколько ни раскулачивать, сколько ни лезть в чужие Президентские Дворцы, сколько ни сражаться за “бессмертные” идеи Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина, а конец — ужас берёт: Израиль нам поставил боевиков, бейтаровцев, на крыши зданий в Москве, и, как мы убедились, не оставил изменников Родины, Горбачёва и Ельцина, с непослушным народом один за один. Навязчивая задача Гитлера — 30 миллионов русских уничтожить, а 50 миллионов рассредоточить по Сибири и Дальнему Востоку - почти реализована.

В Великой Отечественной уничтожили около 30 миллионов, а в эпоху вредительской перестройки 30 миллионов забыли вывезти из бывших республик СССР, стран СНГ. Забыли тех, кто возводил там ГЭСФы и ГРЭСы, кто поднимал целинные земли и строил металлургические, химические, авиационные и прочие заводы. И пожинаем плоды безответственного, наплевательского отношения к русским: Эстония и Литва, Латвия и Украина запрещают русским детишкам учиться на родном языке русском, на языке Пушкина и Толстого, Лермонтова и Тургенева, Некрасова и Бунина, Платонова и Шолохова, Есенина и Маяковского. Кто же ответит за поругание?

Савик Шустер, в “Свободе слова”?

Или — Якубович, в “Поле чудес”?

Против израильской заградстены в краях Палестины возмущённо проголосовали 150 стран, государств мира, а Шарон посылает их на три буквы, и Познеры наши помалкивают на экранах. У русского народа песня года здоровье и память, его разум и доброта, его храбрость и честность, его слава и продолжение рода, но есть ли она, русская песня, присутствует ли сегодня на экране? Нет. Там — пьянь, там обжоры, там циники, там геи, там банальные проститутки. Там рекламы — торговые сделки, афиши распада и разложения, распродажа СПИДа и безверья в личность.

И находятся подлецы, навешивающие ярлык шовиниста народу русскому: вот девочку, таджичку, в Санкт-Петербурге убили фашисты русские, а в Таджикистане бабушку русскую, инвалидку, изнасиловали, кто? Таджикские фашисты? Народа фашиствующего нет, но у каждого народа — свои паразиты.

Но воскресает русский распятый народ. И над Голгофой русская заря поднимается. И русский Иисус Христос медленно с креста сходит.

Звените, звоните, кричите, златомедные колокола!

Зовите, зовите нас, позабывших о храмах, к единению!

Мой салют Сергею Макарову за его ратные строфы!

По скрещению былей и сказок

 мы выйдем к рассвету, —

Разве ж мы не хозяева в нашей

 бессмертной стране?

Да, хозяева мы, свято помните

 заповедь эту.

Как живете, друзья,

Почему не зайдете ко мне?

Мы ведь с вами бойцы, мы в запасе,

такая уж доля,

На висках седина не остудит

славянский наш нрав:

Не забудьте, друзья, мы — застава

у Дикого Поля,

Наши кони — до срока в ночном,

средь ивановых трав!..

О, на коне не Иосиф Бродский, а правнук Евпатия Коловрата — синеглазый воин рязанский!..

Пусть сохранятся на радость Богу коряки и русские, удмурты и нивхи, буряты и алтайцы, эвенки и балкарцы, калмыки и тувинцы, но не иначе же?

Пусть никто не смеет коверкать и мусолить материнскую речь и слово, данное природой народу, никто!

Пусть рожденный от двух смешанных любовей поэт — ставит свечку одному Богу, а не десяти!

Поэзия — вера. А человек, еврей или русский, полуеврей или полурусский, принимает веру, чтобы знать своё место в храме, а не перебегать из молельни в молельню, как хорёк — из курятника в курятник.

Для меня книги Климова — не учебник и не инструкция, но Александр Блок несомненно прав:

На небе — прозелень, и месяца осколок

Опыт, в лазури спит, и ветер, чуть дыша,

Проходит, и весна, и лёд, последний колок,

И в сонный входит вихрь смятённая душа...

Что месяца нежней, что зорь закатных выше?

Знай про себя, молчи, друзьям не говори:

В последнем этаже, там, под высокой крышей

Окно, горящее не от одной зари...

Спасибо ему, великороссу, за красоту дружелюбия! Будь ты евреем, татарином, удмуртом, русским — не кровь правит человеком, а сердце, совесть и разум. И если ты Человек, ты и есть — еврей, татарин, удмурт, русский, но со своим лицом, речью и статью. Сергей Есенин, бессмертный ученик Александра Блока, говорит нам:

Поле, поле, кого ты зовёшь?

Или снится мне сон весёлый —

Синей конницей скачет рожь,

Обгоняя леса и сёла.

А годы, быстрее коней и выше птиц, летят и летят над нами. Летят и летят. Стремительные, поднебесные: не остановить их и даже не окликнуть!

11 января 2004 года

Звезда судьбы

Когда говорят о России,

Я вижу свой синий Урал.

Как девочки, сосны босые

Сбегают с заснеженных скал.

Людмила Татьяничева

Заломила черемуха руки,

К норке путает след горностай…

Сын железа и каменной скуки

Попирает берестяный край.

Николай Клюев

Именно Татьяничева редактировала первую книжку Валентина Сорокина «Мечта». Семнадцать стихотворений.

Лидия Сычева

Мы — уральцы

Мы, уральцы, — народ неприхотливый, добрый и романтичный: стол наш не отличается диковинными яствами и ароматическими напитками, но ежели сядет немец — за уши не оттащить от уральских пельменей, а ежели американец — будет вскрикивать “ол-райт”, пока последняя бутылка не опустеет. И с французами у нас полное “бистро”: кто из иностранцев не восхищается русским гостеприимством и русской удалью?

Сталь варить начнем — индусы инженеров наших в учителя к себе зазывают, а там расщеплять примемся — Курчатовы родятся. А возьмемся фабрики и заводы строить — китайцы за древней стеною за голову берутся: откуда, мол, у русских столько энергии — вечером закладывают фундамент мартеновского цеха, а к утру — уже труба начинает дыми.

Да, сильный — народ мы! И верный — народ мы! И — красивый народ! И край наш, область Челябинская, молодая. Подумаешь — семьдесят лет, честно сказать — нормальный зрелый возраст. И мена сел, городов, озер и речек какие редкостные, какие старинные и звучные:

Карталы — село,

Тургояк — озеро,

Златоуст — город,

Магнитогорск — город-богатырь, витязь легендарный.

Был поэт Сергей Чекмарев, москвич вдолхновенный, занимался на нашем Южном Урале здоровьем колхозных коров и лошадей, восхищался уральскими поездами, горами, далями, людьми, распахнутыми на дружбу:

И вот я, поэт,

почитатель Фета,

Схожу на станции

Карталы,

Открываю

 двери буфета,

Молча оглядываю столы.

Смелый мы народ. И — громкий. Нападут на Россию враги, жадные до русских просторов и русской крови, — встают уральцы: русские, татары, мордва, чуваши, башкиры, хохлы несравненные да белорусы застенчивые, кого нет на Урале? Встают, да как тряхнут нашельца — бежит, не оглядываясь, бежит и соседям жалобиться не успевает...

Имена сел-то у нас, в Челябинском области какие, станицы — залюбуешься произносить, во, биография доблести дедов и прадедов: доблести дедов и прадедов:

Варна,

Пpara,

Будапешт,

София,

Париж,

Берлин!..

Да, и нашим отцам, и нашим братьям старшим по бессмертным следам дедов и прадедов, достойно назвавшим родные веси, пришлось прогуляться: те — казачья конница, а эти — танковые и бомбовозные армии. Михаил Илларионович Кутузов благодарил уральцев за храбрость, а Георгий Константинович Жуков — за стойкость. А до них, до торжественных и непоколебимых полководцев, сам Александр Васильевич Суворов крепко уважал молниеподобный высверк уральской сабли, обрушивающейся на противника. Челябинск — Танкоград. Магнитогорск — огненный шквал.

Недаром ведь молодая поэтесса в сороковые роковые годы, Людмила Татьяничева, талантливо заявляла:

Металл наш издавна силен,

Врага разит он насмерть...

Сияньем плавки озарен,

Стоит у домны мастер.

Седоволос угрюм, кряжист,

Отметки лет на коже.

Он на Урале прожил жизнь,

Отцы и деды — тоже.

Подросток, девчонка, юная красавица, из Мордовии, сирота, на Магнитострой явилась, в знаменитую поэтессу Союза Советских Социалистические Республик обернулась, сказочная чаровница, умница, под стать земле уральской — солнечной, хвойнобровой:

Снова дует неистовый ветер.

Быть кровавому, злому дождю.

Сколько дней,

Сколько длинных столетий

Я тебя, мой единственный, жду.

Выйду в поле,

Ты едешь, не ты ли

На запененном верном коне?

Я ждала тебя в древнем Путивле

На высокой, на белой стене.

Челябинск — металлурги. Челябинск — тракторостроители. Челябинск — прямые и ширококрылые проспекты. Челябинск — скверы и парки. И, как в центре Европы и Азии, — бронзовый Игорь Васильевич Курчатов, гений и открыватель новой энергии, повелитель грядущего света, в родном городе, в отчем краю стоит.

И — бронзовый орленок, сотворенный чудными руками и сердцем Льва Головницкого, орленок, орел уральский, взлетает и взлетает в синь озерную, в шумы сосновые, в полымя, звездное и грозовое.

Урал — опорный край державы, по определению Александра Твардовского, а по определению Бориса Ручьева, магнитогорца, — трудовой щит Родины, вскинутый высоко и неодолимо:

А мы накалялись

работой досыта,

ворочая скалы

огнем динамита.

И снова смеялись —

от встречи не прочь

с холодной

 палаткой

в походную ночь.

Под зимним брезентом

в студеных постелях

мы жили и стыли,

дружили и пели,

чтоб нам поднимать

золотые костры

нетронутой славы

Магнитной горы.

 На берегах реки Урала — рекою Волгою веет. А за песнями о Стеньке Разине — Емельян Пугачев и Салават Юлаев к нам приближаются. Древняя земля — Челябинская молодая область, древняя!.. Атаман, сечевик, да, из Запорожской Сечи, Гугня и его Гугениха на Южный Урал пожаловали, храпящими конями с ветром потягаться и ковыли серебристые скифские примять подковами зверей гривастых. И Ермак с Урала в Сибирь шагнул.

И умолчу ли я о Михаиле Львове, татарине соловьином, поэте русском, стремительном, как парус лермонтовский?

Мой век, меня ты не обидел,

Мечом своим не разрубил.

Благодарю за все, что видел,

За все, что славил и любил.

За то, что прикасался к высям.

За то, что счастьем награжден,

За то, что вовремя, как мыслю,

На лучшей Родине рожден.

Людмила Татьяничева. Борис Ручьев. Михаил Львов. Марк Гроссман. Михаил Аношкин. Александр Голдберг. Леонид Чернышов. Анатолий Дементьев. Серафима Власова. Александр Шмаков. Яков Вохменцев. Лидия Преображенская, Юрий Петров, Станислав Мелешин, Владилен Машковцев, — их давно рядом с нами нет. Но они служили душою и словом, работой и совестью земле челябинской области, славе Урала. А помнить о мертвых — помогать успешно живым: энергия и опыт людей не умирают, а передаются временем новым поколениям.

О, нам с вами Есенина не опровергнуть:

Не напрасно дули ветры.

Не напрасно шла гроза.

Кто-то тайный тихим светом

Напоил мои глаза.

С чьей-то ласковости вешней

Отгрустил я в синей мгле

О прекрасной, но нездешней,

Неразгаданной земле.

Не гнетет немая млечность,

Не тревожит звездный страх.

Полюбил я мир и вечность,

Как родительский очаг.

В Челябинске отдыхают от неугомонных трудов и забот на грустном холме под могильными бугорками родители мои: Анна Ефимовна и Василий Александрович Сорокины, а рядом — Вячеслав Богданов, друг мой, поэт замечательный русский. Возможно ли их позабыть?

В Москве мы, земляки, уральцы, недавно собрались у могилы Виктора Петровича Поляничко, выдающегося государственного деятеля России, расстрелянного на Кавказе палачами... Мы это — я, Николай Захаров, близкие и семья Виктора Петровича. Приехали поклониться ему — Евгений Михайлович Тяжельников, авторитетнейший и неторопкий человек, отдавший государству и народу лучшие годы своей судьбы, приехал Михаил Федорович Ненашев, труженик, державник, честный перед людьми и перед собою.

Много челябинцев приехало, седых, ладных, спокойных.

Поэзии отзывчивый язык

Москва не Урал: всем — некогда, но вице-губернатор наш находит нас и собирает, Валерий Александрович Шубин, руководитель представительства Челябинской области в столице, президент нашего землячества.

На встречу никогда не чураются прибыть и государственные деятели первых рядов, когда-то возглавлявшие Челябинскую область, а ныне — ветераны партии:

Соломинцев Михаил Сергеевич,

Дагужиев Виталий Хусейнович,

Воропаев Михаил Гаврилович.

Встретятся, поговорят с земляками, вспомнят коллег, Николая Николаевича Родионова, Геннадия Георгиевича Ведерникова: первый занимал пост заместителя министра иностранных дел СССР, второй — заместитель Председателя Совета Министров СССР, на командном пункте Чернобыля получивший неизлечимую дозу... Они не придут на встречу с друзьями, как не придет и Николай Иванович Соннов, но мы не отдадим их забвению.

Губернатор области Петр Иванович Сумин, инженер-металлург, находит для земляков час, другой, расскажет об успехах уральцев, посоветуется о тяготах. А тяготы есть: горше и горше глядеть на составы черных урн, закупоренных свинцом и бетоном, урн, накаченных ядерными отбросами Америки и Запада, урн, похожих на черные мумии пустынь, урн, посланных во глубину России золотозобыми богачами. Богачей много и урн много, а Южный Урал один и Россия одна у нас...

Синие, голубые, поднебесные озера уральские, вы и есть глаза, вы и есть звездные очи России, обрамленные сверкучими росными камышами, и неужели ядерная свалка отравит и ослепит вас?

На Южный Урал отправлялись мужественные и мастеровитые, щедрые и храбрые предки наши — из Мосальска и Калуги, Смоленска и Тулы, Южный Урал — Брянск и Тамбов, Вологда и Рязань:

Земля моя златая!

Осенний светлый храм!

Гусей крикливых стая

Несется к облакам.

И:

А впереди их лебедь.

В глазах, как роща, грусть.

Не ты ль так плачешь в небе

Отчалившая Русь?

Храните любовь к Уралу! Храните любовь к России! Храните в душе Иисуса Христа и Сергея Есенина!

В старых изданиях наш край называли — Уральская Русь, а Сибирь — Сибирская Русь. Интересно? Конечно. Даже — поэтично.

Уральская зеленокосая ива, тонкая и нежная, чуткая и родная, не уступит очаровывающей статью рязанской иве. А золотоволосая осенняя и береза, звенящая листвою под заревыми уральскими облаками, не уступит лебяжьей полезностью ярославским березам.

Но ведь и ярославцы и владимирцы втекали, вселялись в просторы Урала, рожали детей, дожидались внуков и правнуков, сражались за великую Россию. Мы, потомки разных мудрых народов России, крестьяне, рабочие, ученые, поэты России, солдаты ее и защитники, воздвигли на трассе праведных битв наших пьедесталы, а на них утвердили широкогрудых героев Отчизны, а за их спиною — неудержимые танки, спасшие Европу и Азию от ненасытных перекройщиков границ.

Седой Урал, двукрылый орел: под одним крылом — Азия, под другим крылом — Европа. Седая голова Урала солнышком исцелована и грозами овеяна. Седая голова Урала — в центре планеты. Седая голова Урала — с любой звезды видна. Как же нам не воспевать край материнский свой?

И я незаслуженно обижу писателей области — если сейчас не назову их имена, известные не только на Урале, но и в России, но и за ее святыми пределами: Анатолий Головин, Николай Егоров, Геннадий Комаров, Атилла Садыков, Петр Смычагин, Ефим Ховив, Кирилл Шишов, Анатолий Белозерцев, Юрий Фоос, Сергей Семянников, Александр Куницын, Лилия Кулешова, Геннадий Суздалев, Ольга Колосова, Владимир Носков.

А Рустам Валеев и Константин Скворцов, Сергей Алабжин и Нина Ягодинцева непрерывно печатаются, удивляя читателей талантливостью, искренностью и содержательностью слова. В Челябинске живет прозаик Зоя Прокопьева. Многие московские олауреаченные прозаики, известные широко и ярко, считают ее лучшей — среди прозаиков, женщин, в России, сама же она к этой оценке относится спокойно: давно, видимо, ей изваянное мнение о ней более, чем нам, доступно, молодчина!..

Седой Урал. Мудрый Урал. Красивый Урал. Сколько тайн в реках, в озерах, в горах и в степях его? Господи, спасибо тебе!

К названьям рек,

Коротким,

Словно вскрик,

Мой “слух еще” в младенчестве привык.

Зеленая шальная речка Ай

Задорно мне кричала:

— Догоняй! —

Башкирской речи солнечную грань

Хранит в своем теченье Юрюзань.

Как звон струи,

Как влажное “буль-буль”

Озера Иссык-Куль

И Чебаркуль.

Клич беркутов,

Взлетающих с горы,

Мне слышится в названье

Ай-Дарлы.

И кажется,

Что сам собой возник

Поэзии отзывчивый язык.

Людмила Константиновна Татьяничева — настоящая уралка: так жгуче, с такой дочерней любовью сказать о родном крае удается редким поэтам, потому я в этом очерке и обращаюсь к Есенину и к Рязани.

Мы — уральцы!.. Мы родились среди лесов и гор. Среди озер и долин. Мы росли, наши дети росли, внуки наши растут и правнуки среди багряных всполохов огромных заводов, грозных и непокорных, выкатывающих на рубежи России непобедимые машины. Наши вузы щедро дают Отечеству молодых, сильных преданных делу и народу инженеров, ученых, командиров взводов и дивизий. Мы — уральцы. Наш край — край ратной славы. Край удивительных поэтов, художников, скульпторов, певцов, музыкантов.

Издательство “Южный Урал” в светлые времена являло пример и гордость в писательской колобродной среде: чистота содержания книг, красота их издания, огромные тиражи, разлетающиеся по всему великому СССР!.. Да, 70 лет Союз Писателей Челябинской области живет, действует и растит молодых мастеров слова: уральского слова, русского слова, надежного и крылатого слова! Слова — из багряного, заревого пламени взлетающего!..

Газета “Танкоград” — знаменитая газета не только в Челябинской области, не только на Урале, но знаменита она во многих областях России: грамотная исторически, благородная любовью к родному краю, мудра и храмово убедительна национально. Не сеет цинизм. Не ссорит народы. Уважает личность, совесть и душу человека. И ведет знаменитую газету, названную ратно — “Танкоград”, глубоко русский, государственный, патриотически мыслящий деятель Сергей Алабжин.

Без суеты, без жалоб, без бахвальства, без нахрапистости, осточертевшей нам с экранов и сцен, ведет газету Сергей Алабжин, опытный журналист, публицист, политик — ради общего ответственного покоя, доброй работы, успешного трудолюбия и авторитета России. Имена полководцев, героев, рабочих, ученых, тяжкие далекие времена, близкое пережитое горе, день завтрашний — все найдешь на страницах знаменитого “Танкограда”, газеты, уральской, русской, братской каждому народу России, большому и малому.

Спасибо нашим писателям. Спасибо нашим поэтам. Спасибо нашим вожакам.

Спасибо Людмиле Татьяничевой!

Мудрой! Работящей! Нашей!

Красивой! Талантливой! Русской!

И вечно вдохновенной!

Беречь надо народу народ

Печататься я начал рано. Первые стихи опубликовал в газете “Челябинский комсомолец” в 1954 году. Анатолий Дементьев и Леонид Чернышев — первые мои редакторы. А первый поэтический сборничек мой, изданный в Челябинске в 1960 году, “Мечта”, готовил в набор под неусыпной строгостью Людмилы Константиновны Татьяничевой. И благодарю ее.

В члены Союза писателей СССР меня приняли со второго сборника стихов “Я не знаю покоя” в 1962 году единогласно. Рекомендовали меня Марк Соломонович Гроссман, отметивший восторженной рецензией в газете “Челябинский рабочий” этот сборник, Яков Терентьевич Вохменцев и Василий Дмитриевич Федоров. О книге широко отозвались и в Москве.

Михаил Петрович Аношкин тут же передал мне руководство Литературным объединением Челябинского металлургического завода, в мартеновском цехе № 1, в котором я проработал десять лет электромашинистом.

Год — учеба в Горно-металлургическом техникуме. Позже — экзамены за 10 классов. Экстерном. Учеба на Высших Литературных Курсах. Заведовал отделом поэзии в журнале “Волга”. Вел отдел очерка и публицистики в журнале “Молодая Гвардия”. Учеба — высшее политическое образование. Главный редактор издательства “Современник”. Проректор Литературного института по Высшим Литературным Курсам.

Автор поэм:

“Обелиски” — о воинах, защитивших СССР,

“Оранжевый журавленок” — о мартеновцах, об Урале,

“Бунт” — о Пугачеве и Салавате Юлаеве,

“Бессмертный маршал” — о Г. К. Жукове и Танкограде,

“Прощание” — об И. В. Курчатове,

“Орбита” — о Гагарине, о героях космоса,

“Дмитрий Донской” — о подвиге на Куликовом поле,

“Евпатий Коловрат” – о бесстрашных рязанцах,

“Золотая” — о любви,

“Кукушка” — о юности и любви, и мн. др.

Отдельные стихи и поэмы переведены на языки народов России и за ее рубежами. Автор более 40 книг стихов, поэм, прозы.

Пригласил бы знаменитый писатель, магнитогорец, Николай Воронов челябинцев, Владимира Носкова и Петра Смычагина, Юрия Холщигина и Сергея Алабжина — разработали бы серии и библиотеки уральских книг, ведь Рязань издает аж собрания сочинений своих земляков, а мы, уральцы, разве ударим себя в грязь лицом? И руководителя Челябинской области, уверен я, поддержали бы разумную идею.

Я щедро, стараясь никого не пропустить, называю писателей, земляков, пусть они и не все между собою, может быть, согласны, но, рано умчавшийся по литературным рельсам в Москву, я понял: милее и дороже, и надежнее родного края нигде ничего не отыскать.

Беречь надо народу народ, а человеку человека тем паче. Речь и культуру чужую уважать — свою речь и свою культуру не предашь. А коли внедришься преклоненно в чужой язык и нрав, по-сыновьи присягни и прославляй открыто, как наследственные.

Все мы — или из Индии, или из Аркаима. На Марсе признаки загинувшей цивилизации ищем, а у ног — Аркаим: еще какая потрясающая цивилизация, колыбель, наверное, ариев и не только ариев, а вдруг — и всего человечества? Некоторые собственное происхождение приписывают интимным стараниям обезьян, пусть: зачем их разочаровывать?..

А визиты космонавтов на Луну и на Марс — тоска человечества, его борьба против чувства сиротливости, значит:

берегите родник и землю,

берегите дом от нищеты и безделья,

берегите мать и отца,

берегите невесту, жену, друга,

берегите слезу и песню,

берегите свои и чужие храмы,

берегите кресты и обелиски!

Я люблю Челябинск. Люблю Урал. Люблю черемуху цветущую. Метели белопенные люблю. В июльском заревом зное купаюсь. А в ливнях грозовых до звезд вырастаю. И — говорю землякам, уральцам дорогим, говорю, улыбаясь, говорю, плача, говорю, торжествуя:

Синь озерная, скальный гранит.

Облаков серебристые спины.

И на взгорье недальнем горит

Пламя красное старой рябины.

К ней стремится рассвет и закат,

Солнце клонится, падают звезды.

А вон там, на лугу, Салават

Метит стрелами буйные версты.

И в башкирский разбуженный быт

С-под руки, окаймленной парчово,

Залетает, как цокот копыт,

Беркутиная речь Пугачева.

Слава краю, героям его,

Слава братскому и грохоту боя!

На высотах пути моего

Голос прошлого — шумы прибоя...

Это — ветры и волны озер.

Это — гроздья рябины в просторе.

Все берет понимающий взор,

С грозной волею предков не споря.

О, свобода, царица огня,

Не ржавеет отважное время, —

Я и сам оседлал бы коня,

Вскинул меч и привстал бы на стремя!

Среди Африк, Америк, Европ

Есть у каждого память-судьбина,

Где из тысяч обстуканных троп

На одной — полыхает рябина.

Все мое творчество — песнь моему краю!

Будьте здоровы и счастливы, земляки мои беззаветные! Будьте здоровы и счастливы, уральцы мои свободолюбивые!

 2004

О хоре на русском просторе

Газманов, Розенбаум и Киркоров

Запели хором — эки молодцы:

Все воробьи попадали с забором

И смылись в Эфиопоию скворцы.

Но мы похлеще видели уроны

И нас не пошатнёт сей инцидент!

Итог:

Пока в Кремле тусуются вороны

И в гости ждет Кобозна Президент.

Кто пожирает наши леса

Перестроечная эпоха в литературе — уничтожение переводческой традиции, школы, отчуждение поэтов друг от друга по СНГ да и внутренним республикам России. Но национальным собратьям полегче: у них — газеты, у них — радио и телевидение, даже — журналы. А у русских поэтов что?

По какому экрану разрешат Жванецкие и Якубовичи сказать свое национальное слово Ивану Савельеву? В наших руках, русских руках, ничего нет, что помогало бы тебе, национально думающему и национально творящему русскому поэту. Хотя, спасибо, пока не сажают и не расстреливают нас.

Вон в тридцатые траурные годы как буйствовали Безыменские и Антокольские, Коганы и прочие Инберы? Эпштейн, он же — Михаил Голодный, великому русскому поэту Павлу Васильеву прямо и откровенно учинил приговор:

Я знаю:

Он снился тебе — забияка,

Повисший в петле

Над открытым окном.

Он шёл —

Ты ползком пробираешься в драку,

Врагам улыбаясь скуластым лицом.

Ох, поздно же, пташечка, ты запела.

Что мы порешили — не перерешить.

Смотри,

Как бы кошка тебя не съела.

Смотри,

Как бы нам тебя не придушить.

Будешь лежать ты,

Покрытый пылью,

Рукой прикрывая

Свой хитрый глаз.

Таков закон у нас,

Павел Васильев:

Кто не с нами — тот против нас.

А какая жестокость натуры, жестокость идеи, жестокость цели и какая беспощадность слова у русскоязычного стихоплета Эпштейна? Мало ему — влез в чужой мир прекрасного, нет, начал еще и хрюкать, швыряя свиным рылом грязь направо и налево, и впился клыками в Христосоподобный Образ Сергея Есенина, трактуя по-иудински великую судьбу:

Я знаю:

Он снился тебе — забияка.

Повисший в петле

Над открытым окном.

Ужас. Так сегодня в Израиле Шарон себя ведет: палестинцы — пыль, рабы, а евреи Богом посланы диктовать правила поведения им и планете. Но Павел Васильев вёл себя не ползущим, а скачущим в бой за Русь Коловратом...

Больно мне, седому поэту русскому, осознавать, что оттеснение нас уже десятилетиями продолжается. Больно мне видеть русских трусов, ничтожных рифмачей: ведь трусость русского поэта — первый признак его несостоятельности, им самим ежесекундно слышащим её.

Больно и стыдно мне, седому русскому поэту, читать жидовствующие страсти в “Российском литераторе” на действительно русских поэтов, патриотов русских. Зачем понадобилось редакции газеты шипеть и кусать крысино талантливого Максима Замшева? Иван Голубничий и Максим Замшев за одну только свою окрыленную публицистику — достойны уважения, но они — отважные журналисты, редакторы, но они — очень одаренные поэты, не роняющие русского национального авторитета. Зачем их мазать?

Почему бы “Российскому писателю” не сказать доброе слово о Савельеве Иване, москвиче смоленском, о нём, русском страдальце, честном и работящем человеке и поэте? Газета и меня иногда стремится пнуть, но я их жидовских тапочек не слышу. Перед героями моих поэм — Евпатием Коловратом, Степаном Разиным, Емельяном Пугачевым, Дмитрием Донским, Георгием Жуковым, Игорем Курчатовым, Юрием Гагариным, Зоей Космодемьянской, и мыши, грызуны, мне кажутся соловьями...

Русская совесть все видит!

Русская совесть подлости не простит!

Когда выползал на экран Бурбулис или Гавриил Попов, или с юркой одышкой выскакивал Гайдар, или с экрана гундявил Кириенко, я ничему не удивлялся: измятые американскими долларами и обсосанные народным гневом, они, похожие между собою интернациональною подлостью шакалы, чем удивить меня могли, тем более — порадовать? Напомётили, заразники, и удалились.

А чем удивит или осчастливит нас Греф? |Начал же он пожирать около древних русских дорог и около городов и деревень леса закадычные наши, никто не удивился: лишь плевались многие в его сторону, но разве он, пахнущий гадостями кремлёвский Греф, ощутил? Презрение народа — их навязчивая тоска: догадываются, нашельцы, мол, сильно мы русским напакостили на всех просторах державы. Больные жадностью и убогие смыслом судьбы.

И — ещё терпимо. Ещё — Грефов чуток вынести можно. Нервы не лопнут. Но вот министры и премьеры, а за ними — президенты, мимикуя и кокетясь, стараясь нормально показаться, принимаются разглашать гениальные решения увеличить пенсию на 120 рублей, овевая страну благородством и ветром успехов, а сынок вороватого банкира Смоленского, двадцатитрехлетний миллиардер, покупает автозавод в Англии, подражая Абрамовичу, ну как удержаться русскому народу, чтобы не дать пощёчину правителю?

То собратья по грабежу России миллиарды уволокут на Запад!

То областные и республиканские карманники миллиарды стибрят!

То золотые запасы России вдруг пропадут в джунглях США!

То льготные нищие копейки Кремль сдирает с нищих старух и стариков!

То новорусские мерзавцы, новоордынцы, захватят наши реки и озёра!

Милиционера, взяточника, ловят, а Басаева нет!

Да, зачем же ты, премьер, лжёшь? Зачем ты рядишься под заботливого? И ты, президент России? Считаешь нас дураками? Думаешь, мы не замечаем разницы между народом и вами? Не видим разницы между нищим инвалидом войны и обожравшимся алмазами Абрамовичем? Ваши заботы — яд!

Ваша российскость — псевдоним изменников!

Ваша молитва — страх перед собственной мерзостью!

Вам, живым, не будет утоления!

А мёртвым — покоя!

Сегодня вызывать Зурабова на экран и рассуждать с ним о том, что лучше деньгами заменить льготы крестьянам, поскольку на селе ни вода, ни газ, ни электричество не подаётся, а уж лекарств, разумеется, вовсе бесплатно никто не пожалует старику, — жалкая репетиция правителя, глупая реклама беспокойства о народе: не ставить государственно, не собирать силы на лечение смертельного сельского хозяйства, не решать отважно и надёжно судьбу русской деревни, а мелькать, как хихикающий Петросян по телевизионным сценам.

Да и беда городская в России с квартирами и рабочими местами, беда со взятками чиновников и адвокатов, судей и прокуроров, беда с поголовным пьянством за рулём и у станка, беда с захватом рынков, куда честный труженик не допускается продать курицу или картошку бандитами, беда с отчей землёю, захваченной приватизаторами, банкирами и заводчиками, побеждается и ликвидируется встречами на экране с Кудриным или Фрадковым, бездарно и постыдно адресуемыми нам. Безгрешная ирония.

Путин:

— А, как там, на Камчатке, нашли упавший вертолёт, обломки привезли?

Фрадков:

— И, даже пропеллер, Владимир Владимирович, солдаты во мху откопали!

Путин:

— Замечательно. А как с мобильниками у-у-у бабушек под Чупой?..

Фрадков:

— Кудрин выделяет на 120 рублей больше для их деревушки на 2005 год!

Путин:

— Отлично!.. Пусть срочно зайдёт Иванов, министр обороны.

Иванов:

— Владимир Владимирович, в Чечне уже с утра три раза Басаева поймали!

Путин:

— Интересно. Мочи их!.. Сам-то побывал в сортире, а генералы как?..

Иванов:

— Чеченских боевиков надо заставить изучать филологию, негодяев!

Путин:

— Язык трудно даётся. Я вот с немецким вожусь, Позови Грефа.

Греф:

— Зачем государству за старух отвечать и за Магнитогорский комбинат?

Путин:

— Если Чубайс выключит свет в Москве, быстрее в Санкт-Петербург съедем?

Греф:

— Валя Матвиенко Царский Дворец нам ремонтирует, сама малярничает аж!..

И народ аплодирует. Лишь Лужков, наблюдая за диалогом, несколько сконфужен: “Они переедут, а я, ни квартиры, ни машины, ни прописки, ни приличной зарплаты не имею, с кем и с чем в Москве задержусь, бомж? А им наплевать, питерской команде, на москвичей, на армян, на узбеков и на уйгуров с евреями, на которых я столько потратил доброты, заселяя столицу России первоначальным, средним и высшим бизнесклассом!”...

Голая, обрызганная тёплым ногайским пивом, певица Алла Сукачёва, лёжа на общественном диване, кушетке гостиничной, внимательно анализирует рассуждающих на экране:

— Корифеи. Сволочи. Обжоры. Недоноски. Приватизаторы. Всю Россию раскарманили. Болеют долларами, золотом, алмазами и водою. Их раздражает, дескать, воды полно в России, а пива мало. Воду, значит, продавать китайцам, по их мнениям, нужно, а пива наращивать. Куда наращивать, если я лежу — и вся пивом набухла, куда? — Певица раскупоривает ещё...

А за дружеским столом в кафе клоуны:

— Я, Хазанов, народный хохмач, а выступаю на экране реже, чем Путин!

— А я, Петросян, любимец России, а выпускают меня на экран за Грефом!

— А Кудрин на меня, Жванецкого, похож, вот и суют везде его на экран!

— А я эту кремлёвскую капеллу больше уважаю, нежели вас, она гораздо пр-р-о-од-дю-ю-юсиристее и антисоветчинее нас! — орёт Жириновский. В студию стучатся классики: Резник, Шилов, Церетели —

со стихами,

портретами,

бюстами!..

От ЦРУ до НАТО

Я приводил примеры из диалогов Кремля не путинские, а диалоги, иронично пересказываемые в народе. В народе достаточно заметно гуляет насмешка над ежедневными многоразовыми мельканиями президента по экранам, и никто, из коллег президента, не посоветует главе государства мелькать пореже, никто. Словно радуются провинциальной тяге к славе...

А русский народ — гонимый кровососами, олигархами, народ. Русский народ — обездеревененный народ. А народ, потерявший село и землю, народ, потерявший из очей могилы отцов и дедов, растворится и пропадёт в просторе, занятом другими, пришлыми, народами. Не иначе.

По утрам в Москве между гаражами, а когда-то здесь ютились детстадики, весёлые и родные, между гаражами семиклассники и десятиклассники распивают вино и водку, пораньше — пиво глушили, прогресс достигнут... Пьют и укалываются анашою. Пьют и дымят табачищем. Ну, что ожидать от них матерям и отцам? Придут ли они на могилу бабушки и дедушки? Зачем она им?

Вырастут ли из них солдаты и офицеры? Учёные из них вырастут? А рабочие из них получатся? А невесты и женихи из них есть? А жёны и мужья из них вызреют? А родят они кого? Испитые, искуренные, погибающие. И это — сложно увидеть президенту? И это невозможно пресечь правительству? Не хотят видеть. Не хотят пресечь. Предательство кружит коршуном над нами и чёрным карканием зовёт поколения к следующему предательству.

Трудно вспомнить призыв Тэтчер уменьшить СССР до древней Московской Руси?

Трудно запретить продавать заразные продукты и лекарства юношам и старикам в России?

Трудно запретить развратно-спидовые ликования на экранах и на сценах страны?

Трудно запретить разжигать рознь между исламом и православием, между тюрками и русскими у нас?

Иванов, министр обороны, оптимизирует: дескать, в Чечне контрактники воюют, а не призывники, и что, пусть гибнут?..

Да, Греф не запишется в контрактники.

Да, бомжам тяжелее жить, чем холёным щенкам кремлёвцев.

И на Валентина Григорьевича Распутина нельзя нам обижаться, что одна из героинь его повести, малоопрятная и мокрицемокрая, несчастная баба русская, так он её нарисовал, стреляет в насильника своей дочери, азиата, из полупоганой капустно-мясной продуктовой сумки, хитро упрятав туда, в сумку, в чрево сумки, снайперский полусамодельный пистоль.

Зачем ей, русской матери, русская красота перед подвигом святого отмщения? Бомжихой выглядеть приятнее. Национальная гордость Распутина сговорчива и до беззащитности искренна: “... пошёл к Горбачёву в Президентский совет. Не потому, что абсолютно доверял Горбачёву, а рассуждал так: если не я, то Евтушенко или Коротич... А уж что бы они принялись советовать, сомнений не вызывало”. Да, а сам снабдил роман Евтушенко “Ягодные места” ликующим предисловием. Силён русич!

А из ГКЧП сиганул в объятья к Солженицыну зачем? Опять — перерыть Коротича или Гангнуса-Евтушенко? Вот — действительно воин!.. Не помог же земляку, сибиряку расстрелянному, Павлу Васильеву, закрепиться в новых поколениях русских людей, а ринулся в бой с реформаторами, в сражение за премию Исаича! Орёл. А в ГКЧП, завидуя кому, попал?..

“Вот многие говорят, что Путин никуда не годится. А может быть не надо о нём так безапелляционно? Время тяжкое: обнищали, растеряли, развеяли по ветру всё лучшее... Тут горлом или кулаком не возьмёшь, тут, может быть, изворотливость и трезвость Путина и нужна”. Это — Григорич изрёк опять беззащитно искренне, как выстрелил из продуктовой сумки, но не ради холуйства, нет, а перекрыл дорогу гнусным русофобам, рвущимся подхалимничать президенту. Настоящий герой. Штирлиц...

Герой, но второй

Ты звал Россию выйти из Союза,

Потом в ГКЧП нырнул, с конфуза,

А испугавшись, прыгнул, ить по-заячьи,

В объятья премиальные, Исаичьи.

Итог:

Да, ты стратег, да, ты у нас герой,

Но Жириновский — первый, ты — второй!..

Политбюровцы ленинского ЦК КПСС вломились в Афганистан руководить марксизмом и сооружать коммунизм, но встретили талибов, не согласных с их авантюрами. Талибов политбюровцы не усмирили, а Советскую Среднюю Азию, где веками братались ислам и православие, навсегда потеряли: народы СССР сразу тихо и горько осудили политбюровцев.

Теперь — справили свадьбу России с Израилем. Зачем такой карнавальный обряд? Раньше — в Египте и в Сирии, в Иордании и Тунисе, Кувейте и Ираке русскому человеку, не просто русскому, а говорящему на русском языке, — привет и почёт, улыбка и радость, а ныне? Авантюра политбюровцев в Афганистане ударила по отношениям СССР и арабов. Но свадьба с Израилем нам уже обошлась сотнями жертв, смертями детей и стариков, мужчин и женщин, а в перспективе — более беспощадные взрывы...

Я против шахидства в России и в Израиле, против бандитов, против палачей, казнящих безвинных, но мы, Россия, куда суёмся: в новый Афган?.. И нас ещё Швыдкие обвиняют в расизме? Как наши министры — нам долдонят о высоком приливе уровня забот о нас и уровня жизни, а сами раздевают нас и разувают:

Вчера десяток яиц стоил — 16 рублей,

Сегодня — 35 рублей.

Вчера за телефон платили — 115 рублей,

Сегодня — 200 рублей.

Вчера килограмм мяса стоил — 100 рублей,

Сегодня — 200 рублей.

Вчера за килограмм трески платили — 75 рублей,

Сегодня — 125 рублей. И т. д.

От бензина до сигарет, от булки хлеба до стакана молока цены вздыбливаются понедельно, а нам вещают из Кремля о позорных жуликоватых прибавках к зарплатам и к пенсиям. И это тогда — когда приватизаторы нефти и алмазов, земли и золота не в силах зобы повернуть ни влево ни вправо: набухли долларовыми миллиардами!..

Цитирую стихи Разила Шпука, сатирика и друга:

Удивление

Нефть из Сибири день и ночь течёт

В карманы Ходорковским, мы ж не в счёт.

Наблюдение

Из Магадана золото течёт,

Впадая в Коха, мы ж опять не в счёт.

Неравенство

Под Ельцина алмазный вал течёт,

Он олигарх, а Маркс вобче не в счёт.

Тьма

Чубайса ослепил на много лет

Грабительский азарт, не свет, не свет.

Смена символов

Где реял гордо флаг наш кумачёв —

Сидит на миллиардах Горбачёв.

Продолжение

Сидит, пятнистый, шлёпает губой,

А звал вчера за коммунизм нас в бой.

Заключение

Так нас ведёт, от ЦРУ до НАТО,

Правительство, то лысо, то патлато!..

Мне часто замечают: твой Рафаил Шпук — антисемит! Но как он, еврей, сделался антисемитом? Как сделаюсь я, русский, русофобом? Честный человек, еврей ли, русский ли, татарин ли, нивх ли, остаётся честным везде и всегда, а вор — вором, стервец — стервецом, расист — расистом, палач — палачём. В обобранном и ограбленной России вчерашние вожаки ВЛКСМ и КПСС — новые русские. Они — в первых рядах общества, демократы.

Из какого же гранита был фундамент под СССР? Великая держава рухнула, аж земля из-под неё в распыл брошена бандитами, трибунными и кабинетными ленинцами, борцами за революцию Октября?!..

А сколько потребуется времени, и потребуется ли, чтобы вырастить из олигархов-грабителей и бандитов, да не из них, а из их детей, внуков и правнуков, русских граждан или господ-патриотов? Ведь род Пушкина и Кутузова — суть России: пусть лермонтовский род пересёк иностранец, но великий русич Михаил Лермонтов родился и рос в русской храмовой колыбели и под крестом православным. А наши новые русские — смесь Америки, её жестокий и вненациональный горючий колорит. Они — грядущая Америка, а не будущая Россия. Зачем им высокая рождаемость русских? Нищие рабы, наплывающие на русские земли из чужих стран, им выгодны. Дешевле.

Анализировать, сравнивать, принимать, что-то беречь, что-то навсегда отшвыривать, не сожалея и не оглядываясь, — мудрость лидера, мудрость его народа. А кричать на останках великой державы: “Вперёд! Да здравствует Ленин!” — чушь психопатов. В 1917 году отобрали у богатых роскошь, а не попала же она под крышу бедным. Настроили ничьих, народных, общих, фабрик и заводов, колхозов и совхозов, школ и вузов, а в 1991 году взяли и вновь отобрали у людей всё: всё — до пенсии, всё — до копейки, поскольку не только копейка, но и гайдаровский рубль окочурился.

У КПСС ли, у КПРФ ли нет опыта? Но загнулись они, обе, на демагогии и трусости, разбавленной безнациональной сионистской горчицей. ЦК КПСС метался между патриотизмом и сионизмом. Между национальными задачами и марксистской бодягой. Метался, пока его не вышвырнули из Кремля прорабы, горбачёвцы и ельцинисты, предатели, внуки бронштейнов и штокманов...

Гения не опровергнешь. Подлинного вождя не скомпрометируешь. А ублюдков, промывающих нам рыхлые мозги, вокруг нас, пруд пруди:

Этот антицарист, антиверовец

Вновь завёл нас в загаженный лес, —

То ли ленинец,

 то ли бендеровец,

То ли шибко учёный балбес!..

Подумать только: за трагедию Чернобыля даже не попросил никто прощения! И за убийство СССР — тоже! Теперь — взялись за Россию!.. Если в ближайшие три, пять лет не вылечим русское село, — наша песня спета.

Полночь

Зря мы кричим, прорабы, мол, отъявленные демагоги,

Десятый год, мел, с ними мучаемся мы и плачем,

А посмотрите, какие они себе понастроили дороги

К приватизированным офисам, пасекам к дачам?

И для нас они не жалеют ни времени и ни силы,

Кредиты берут, увёртываются, мудры и ловки, —

Целые трассы провели от наших деревень прямо в могилы,

Пожалуйста, умирай и катись туда без тормоза и остановки.

Что русская земля им, в колдобинах и в горюнистых обелисках,

Они распродадут её золото и бриллианты магнатам,

Лишь бы логово их роскошное

 цвело и располагалось близко

К полку или корпусу, или к дивизии НАТО!..

Изменники правят нами, разбойники и негодяи,

Лазутчики и шпионы, и политические авантюристы,

А мы, русские ваньки-болваньки, митяи-лентяи,

Будем, как монголов, носить на горбу их снова лет триста?

Где вы, широкоглазые витязи, скорей заслоните стеною

Седую Россию

 и развернитесь-ка

 во все необъятные стороны,

Дабы прекратили кружиться над закабалённою страною

Эти кровавые воробьи и гнутоклювые чёрные вороны!..

Да, разрушать — не строить. Русские избы к дома обезлюдели от трибуналов, раскулачиваний и войн. Русские просторы запустынились. И по русским кандальным трактам во глубину России устремились потоки и волны иных племён и народов. Не видеть это — лгать самому себе. Не понимать трагедию эту — предавать могилы отцов и дедов...

С первого класса, малышам, и до седых волос, ветеранам труда и войны, внедрялась наркотическая тоска по Владимиру Ильичу Ленину, упокоившемуся в Мавзолее, и не менее наркотическая внедрялась любовь к великому его соратнику — товарищу Сталину, чеканящему полководческие шаги по брусчатке Кремля. Михаил Светлов, Вера Инбер, Маргарита Алигер, Александр Баух, Борис Пастернак, Агния Барто, Сергей Михалков, Михаил Эпштейн, Евгений Долматовский, Лев Ошанин, даже юный Константин Ваншенкин, даже певец отваги, гордости и свободы, Евгений Евтушенко-Гангнус, успел прилепиться к хору старших и заверещать оду Иосифу Виссарионовичу.

Христа ведь так не пропагандировали назойливо, как вколачивали в наши мозги Карла Маркса и Фридриха Энгельса, Ленина и Сталина? Но менялось время и поколения:

Бог наш, Иисусе Христе,

Спаси и сохрани нас,

Грешных и сирых!..

Слова эти не заржавели и забвение их не коснулось. Получилось наоборот:

И Ленин,

 такой молодой,

И юный Октябрь впереди!..

Кто их, вот эти слова, ныне надумает пропеть? Дело не в том, что тебя за такие бездарно-азартные вирши высмеют, не в том, хотя, разумеется, высмеют, а в том, что это и есть карикатура на веру, пародия на величие и на духовный авторитет народа и государства. Спрашивается — зачем было опровергать Ленину Иисуса Христа, зачем было Ленину своими политпризывными летописями теснить и опрокидывать “на свалку истории” Библию?

Позже программы КПСС некоторые заповеди и заветы из Библии едва ли не за свои выдали: в школах и вузах идейные воротилы заставляли малышей и студентов зазубривать комперлы наизусть. А экс-члены Политбюро и теперь мне тычут в нос: “Чего ты, КПСС защищала учение Христа, читай программы съездов и конференций КПСС!”.. Так перевоплотилось творение Ильича. Не предполагать этого он не мог, а если не мог — грош цена Гению. Буйная самоуверенность гения — безвинная кровь миллионов. Гайдаровшина.

Бандиты элиты

Телеэкран — скопище содомистов: от респектабельного олигарха до румяного грабителя. Обжорство нефтью и золотом — их сновидение и явь.

Есть в тебе что-то от глупого зверя,

Толстого, злого, таежного.

Ты ни себе и ни людям не веря,

Хочешь от них невозможного.

Каждый — Наташа, Сережа иль Жора,

Должен в слепом подражании

Стать настоящим мордастым обжорой

И умереть в обожании

Нефти и виллы, икры и картошки,

Пляжа, мацы и укропа,

Сала, мехов, чеснока и моркошки, —

Пусть столбенеет Европа.

Даже ее аппетит не способен

Переработать так много.

Разве у жадины есть не к утробе —

К звездам иль к солнцу дорога?

Нету, пойдите спросите у зверя,

Толстого, злого, таежного,

Что ни себе и ни людям не веря,

Хочет от них невозможного!..

Много было с экрана вылито грязи на тех, кто защищал Дом Советов, кого кровавые ельцинисты безжалостно расстреляли 3 октября 1993 года. Много усердий в строну Абрамовичей и Березовских — отмыть от плевков народных. Оградить их от ненависти к ним коренных народов России. Но чёрного кобеля не отмоешь добела!..

В РСФСР до пятнолобого Иши Горбачева было 30 миллионов коров, а при помощи водочного Ельника и его ретивых продолжателей строительства рая ТО миллионов: 5 миллионов у крестьян, пять миллионов у разоренных кооперативов. Да, на хлебе и на валидоле для бабушек, потерявших мужей на бесконечных полях сражений, а детей и внуков — на тропах талибов Айганз и шахидов Чечни, да, да, да, на последних днях жизни старух и стариков беззаветных экономят Зурабовы и Грефы, Жуковы и Кудрины, а премьер и Президент России, Фрадков и Путин, расхлёбывают кашу неприязни:

Правители и правительницы,

Грабители и грабительницы,

И дети ваши, и внуки

Пойдут по той же науке.

Итог:

По той же науке пойдут

И ваши крести продадут!..

Но есть ли на них кресты! Крест — сбережение человека от грехов и бед на земле. А земля наша, Россия наша, планета наша взбудоражена и оскорблена чёрными деяниями негодяев. Земля, планета, стала проваливать дно морей и океанов под сальными животами грабителей и палачей, греющихся расслабленно на заграничных пляжах. Но, и никуда нам не деться, в момент возмездья — гибнут, к сожалению и горю, ничем не запятнанные труженики её, труженики земли. Пятно на Иудином Лбу Горбачёва, а застит оно мир...

Когда Президент Путин собрался “мочить” боевиков по сортирам Кавказа, все надеялись — в Кремле хватит мочи и мощи, а там — денег уйма, а обоссать врагов нечем. Неужели ЕБН не поможет: на самолёты ссыт, а тут басаевцы Россию взрывают! Ещё — Путину мешают шовинисты...

В Казахстане, на слёте президентов СНГ он урезонил наших шовинистов, а стоял на русской земле областей и краёв русских, отобранных прорабами перестройки у России. С президентом Белоруссии Лукашенко Путин не cyмел разделить котлеты и мух на котлетах, мол, котлеты отдельно, а мухи отдельно жужжать должны. На Дальнем Востоке Путин предложил митрополиту 7 миллионов китайцев, осевших беспаспортно на русских приграничных территориях, оккупировавших нас, перевести их из буддизма в православие. Мысль гениальная. А вот православный семинарист Сталин не додумался до простетского мероприятия: перевести гитлеровцев из католиков в православные. Могли бы мы и не потерять десятки миллионов погибших, лёгших под братские обелиски. Ежели перегонит митрополит 7 миллионов китайских 6yi листов в православие, Сибирь не отпадёт Китаю. Во, мудрость!..

Хотя Никита Сергеевич Хрущёв не церемонился в ООН с теми лидерами, которые пакостили СССР, тормозили маховики марксизма и ленинизма:

О, люди! О, время! О, нрав!

Смешались идеи и расы,

И ложи, и касты, и классы,

Никита Сергеевич прав,

Ботинок над бандой задрав,

И крикнув им:

 — У, пидарасы!..

Но тревога и патриотическая человечность президента России, сына и рулевого России, Верховного защитника России и народов её, не исчерпывается крещением китайцев. Надо, пора, поехать на Поле Куликово. Народ и генералы обрадуются Верховному, Главнокомандующему, президенту России, приникнув к образу кормчего на фоне ратных холмов. Но?..

“Вдруг воины, ратники, герои Куликова Поля, очнутся от векового сна и попросят у президента Путина льгот?” — страх охватил Верховного. И, мы осознаём, — опять потребуются полковники в чёрных очках и Евневичи в золотых погонах. Вывод: окитаивайся или Россию сужай и сужай.

Да, демократы быстро растранжирили

Великую державу, лопоча,

И нам с тобой права чуть подрасширили...

Итог:

Аж до карманной карты москвича!

Правильно делает Путин, понося наше чванство и шовинизм перед президентом ФРГ, слушая вместе с ним Баха в Санкт-Петербурге. Молодец.

Правильно Лужков делает, мэр, голова, правитель древней столицы Руси заполняя её через край потоками представителей некоренных народов, коре иные народы привыкли терпеть и молчать, а некоренные — Норд-Ост взорвал и поезда в метро раскурочили гексогеном. И реки из Сибири повернуть надо срочно: воду начнем продавать — льготникам на валерьянку подкинем, и олигархам надолго хватит грабить. Газеты болтают — нефть, золото, газ и алмазы могут скоро закончиться, а воды полные берега, торгуй и богатей.

Марксистские бандиты

В Кремле поднаслужили:

Россию за кредиты

Европе заложили.

Итог:

Теперь они, в истерике,

Сибирь сдают Америке.

А что китайцы о нас подумают?.. А японцы?.. А немцы?.. Только мерзавец отрицает факт: что русский народ, Россия, коренные народы России Международным Каганатом, Ложей Планетарной Масонов брошены грабителям и палачам, их выращивателям госэлит и госконструкторов на растерзание, на эксперименты. Даллесы и Бжезинские, Саакашвили и Кохи, Буши и Чубайсы, бароны и Блэры, неугомонные перекройщики мира глаз не спускают с России с народов её измученных и несчастных. Россия, Югославия, Ирак, Корея...

Реки из России повернут — на торга. Дороги в России отгрохают, но для богатых, для ворья. Едешь — по ровной, асфальтной, — плати 1 рубль за километр. Нет денег — пешком с посошком. А запротестуешь — полковник в черных очках. Тротуары в городах поделят: с деньгами — свободный тебе под ноги тротуар, нет денег — пробирайся до квартиры через рыночные давки. Выселяют же ветеранов труда в общежитские бараки из родных квартир? Грабители и палачи русского народа не пощадят ни русских, ни коми, ни татар, ни якутов, ни эвенков, ни мордву, ни чувашей, ни удмуртов.

Пролетарии Мира,

 где ваша

 Секира?!

На поминках среди кровавой золы Освенцима германский Шредер устыдился Германии: миллиона ведь уничтожила смертоносная удаль Гитлера, да миллионы и миллионы невиноватых. И наш Путин устыдился за некоторые “явления в России”, за бритоголовые хулиганства, так?

Но экстремизм бритоголовых и десятки фашистских армий — одно и то же? Изображение свастики на дверях вокзального туалета и железные армии, увенчанные свастикой, под Ленинградом, Москвой, Сталинградом, ода и то же? Вся равнинная, горная, лесная Россия, весь необъятный СССР — в братских могилах и обелисках!..

Мне стыдно за отторгнутое Зауралье, а Горбачёву нет.

Мне стыдно за отторгнутый Крым, а Ельцину нет.

Мне стыдно за отторгнутый Донбасс, а Путину нет? Стыдно.

О, если бы огненные ратники с Поля Куликова явились на подмогу и на радость инвалидам и ветеранам, ограбленным Чубайсами и Мамутами, этим Абрамовичами и Березовскими, Потаниными и Зурабовыми, Грефами и прочими Герберами, Кудриными, Малкиными, Хлопониными, младшими Ельциными, Зелениными, Шусторовичами, Киценками, Дерипасками, Галкиными и т. д.

Франция — курорт Куршавель:

Алекс Шусторович и Ксения Собчак сняли на неделю шале — 40 тые. евро.

Домик с баней, бассейном, подзанять — 120 тыс. евро. На семь дней.

Вино “Петрю” с битьём бутылок и гвалтом — 1750 долларов. Кто туда ездит? Участники Великой Отечественной Войны? Сталевары? Или ученые? Ездят в Куршавель продажные депутаты Госдумы и грабители, нас опустившие на грязное дно бомжа. А наглые “песенные пляски” по экрану, а наглые заявления кремлёвских преступников извещают измученный о повышениях зарплат, но кому? Грабителям.

А народы России — почти бомжи. От нищеты — спрятаться некуда!.. Кого завтра предадут и продадут депутаты Жириновские?

Какой остров завтра Китаю или Японии отпишет Путин?

Какую страну завтра разбомбит фюрерствующий Буш?

И доколе будут гулять на свободе Горбачёв и Ельцин?

Ленин чуял русский шовинизм на Инессе Арманд, а Путин — в Освенциме...

Гексоген и нацмен

И приказал сам Киссенджер, матерый сионист,

Оставить население — пятнадцать миллионов,

Всех прочих быстренько, под птичий гам и свист,

Похоронить живьем на свалках регионов.

Я сразу в Кремль, и сапогами бряк, —

С хозяином сейчас обсудим штучки эти,

Но вдруг, спеша ко мне, из-за стола червяк

Соплею извивается на сталинском паркете!..

— Где, спрашиваю, — Он?..

— А я и есть тот Он!..

И запищал: — Я здесь!.. Мы вместе с саранчою! —..

Смотрю, с балконов НАТО и ООН

Нас поливает Буш из ПРО своей мочою.

А влага президентская чиста, как гексоген,

И потому слизняк наш адекватен:

Я, дескать, возмущусь, а террорист-нацмен

Опять Нью-Йорк взорвет?!..

 Да, общий враг — бен Ладен!..

Я вышел, на Кремле искрил куржак морозца

И нес Шарон* червю горсть теплого навозца,

Убийца и палач, известен, аж балладен,

И не сидит еще!..

 Итог:

А общий враг — бен Ладен...

Зачем противоракетная оборона Америке? Мы давно у неё в плену!..

2001 — 2005

Барончик и его баллончик

Валя, никогда не доверяй ему. У него есть хороший роман, «Лидина гарь», а больше он ничего не создаст. Он – выкрест: грязь, замурованная в его душе временем, обязательно скоро зафонтанирует.

Не доверяй ему. Держись от него подальше. Страшный тип. Из друзей делать врагов – его стукаческая профессия.

Эрнст Сафонов

Мне кажется, что по существу фамилия А.В. Ларионова – Азеф.

Владимир Фомичев

Статья Валентина Сорокина написана не в стиле, принятом в «Московском литераторе». Но мы решили, что авторитеный, заслуженный, многоопытный поэт, секретарь всех Союзов писателей, шеф ВЛК, председатель бюро поэтов МГО СП России и т.д. и т. д. имеет право на стилистику, избранную им самим. Мы ничего не стали «править».

Газета «Московский литератор»

Лесть выше зазнайства

Бессовестный и мухлеватый литраб как-то прохрипел: — Да, ты барон, но не обижай меня, согласись, ты ведь — Третье Солнышко! Пушкин — первое. Лев Толстой — второе, а ты — третье! Согласись, иначе я помру! —

Газета “Патриот” на страницах вкладки “Дом Ростовых” вот уже второй год разрешает “Борцам за правду” харкать в русских писателей и брехать, а занимаются этим “культурным мероприятием” два-три летнеудачника, науськанные “Третьим Солнышком”, Арсом Ларионтьевичем. Хотя Два Солнца — Пушкин и Толстой, не только в глаза не видели “Третьего Солнышка”, но, я думаю, если бы увидели, то переехали бы от ужаса из Москвы в морозную Вепсию... Арс Ларионтьевич — барон Вепсии. Титулованный ельцинистами.

Лицо командира неудачников — краснее астраханского помидора: ведь пьёт водку и пожирает закуски быстрее и громче, чем, допустим, оголодавший порос пожирает из корыта тёплые кухонные ошурки... И я не огорчился и не возмутился, когда он дал в газете “мою” статью, поймав её, якобы, в Интернете. Всовывая в статью собственные бражные мысли, он снабдил её оглушительным названием и светоносными афоризмами. Подтасовщик.

В дни скандала в МСПС я написал и напечатал в “Доме Ростовых” резкое мнение о случившемся. Но, узнав подробности о “страданиях и героизмах” барона из Вепсии, я запретил барону следующую мою “речь” публиковать. Но вепс — барон!.. Врёт, что получил письмо от читателя. Врёт, что взял её из Интернета. Нет, он взял её из своей доносной папки. Штатник...

Но, допустим, взял бы? А кто ему разрешил публиковать? Он кто, автор сего слова? Да, задача его ясна — вновь и вновь столкнуть лбами меня и Кузнецова, Бондарева и Ганичева, Гусева и Есина, А. Н. Жукова и других, ведь их, других-то, не перечислить: стольких он оболгал! Зазнался.

Владимир Фомичёв прав. Вепс Ларионтьевич, не вепс (вепсы добрые — родные нам люди), а самодельный басаевский баллон, и взрывается там, где творят нужное благородное дело русские литераторы вместе с коллегами из республики. Ложью, хамством, интригами Арс Ларионтьевич разрушает нас и наши государственные заботы. Выводит подлостью и лизоблюдством, коленопреклонениями народные авторитеты из державного обихода, позорит остальных — и песня, как говориться, спета!.. Дипломат фарисействующий.

На первых порах я защищал его. Но он опозорил меня, Фомичева, Ниязи, Мухамадиева, Машбаша, вынудил молодых поэтов и прозаиков огрубеть к нам. Разрушил Есенинский Комитет, праздник "Сияние России", взорвал Кедринскую Комиссию, исковеркал творческую дружбу с литераторами Приднестровья, разорвал контакты с СП России и Московской Городской Писательской организацией. Ныне мы заново, многие из нас, торим тропки к соседству и доброте. Действительно — жорклый свин все стадо оббздит.

За 18 месяцев доносный вкладыш "Дом Ростовых" в газете "Патриот" напечатал около 300 дебильных кляуз на честных русских писателей. Я долго прощал, но мое терпение кончилось. А газету "Патриот" мне жалко, угробит он ее. А мы ведь тянулись к ней! Гордились ею! Одна у нас она была!..

Я не успел еще распрямиться над могилой погибшего сына, а тут — опять черная беда: Арс Ларионтьевич срочно решил к стенке нас припереть!.. Не сам ли Берия помыкает выкрестом?.. Кому-то же он служит, лихой барончик.

Покоритель вершин

Он сделал шаг, и с первой же ноги

Попал в дерьмо — кругом враги, враги!..

И он, сражаясь по дороге всей,

Измазал их, а заодно — друзей.

Итог:

Теперь на пике взятых с боем круч

Он встал один, отважен и вонюч!

Слухи ползают, какая-то шпионка едва не лишила барона тайны бдить, но барон успел в нее дыхнуть — и та с водочного перегара опрокинулась в кабинете вверх тапочками. Теперь живет на Колыме и не высовывается даже в окошко. А телохранители барона, Пендюх Мурлов и Ахреней Отблох аж точат на интеллектуальную разведчицу зубы. Экие бобики! Хвосты галстуком.

Я не собираюсь аплодировать похмельному барону, героическому "борцу" за правду, влюбленному в склоки, раздоры и суды. Я тихо ему завидую. О, вот ельцинист, вот уж неистовый шахид эпохи перестройки. Поставив Брашнину, юристку, бдить во главе руководства МСПС вчера, барон предал ее сегодня. Неколебимый.

В начале девяностых годов прошлого века Ларионтьевич спровоцировал в СП России трехэтажный склочный скандал. Мы лишались на общественной трибуне самого отважного и самого народного писателя. За великое имя этого писателя Ларионтьевич и ныне прячет свою неугомонную помидористую физиономию... А я почти три года удерживаю одного известного художника от публикации алкогольных экспромтов барона, длинных обличительных тирад в адрес Ильи Глазунова и Василия Федорова, великих сынов России. Если их опубликовать — Земля вскрикнет!.. Но Арс высокотехнологичен, оборудован зело.

У Арса Ларионтьевича, по суровым наблюдениям шпионки, на брюхастом пупке привинчен лающий американский электропёс: включит — честные от барона бегут в четыре стороны, а негодяи нежно окружают полководца, мешая понять наивным авантюру пришельца из Вепсской Галлактики... Потому, наверное, и удерживает нас от гнева Гусев Владимир Иванович: — Василич, не шевели говно, ну, Арса Ларионтьевича, оно и не ароматит! — Вот и не шевелили...

Пахнет, даже, скажу прямо, не пахнет, а воняет и от Ахренея Отблоха, хотя Ахреней Отблох и печатается под псевдонимами. То "Третье Солнышко" перепутает с бутылкой самогонки, то сверкучее имя Дундича приватизирует.

Жертва Ахренея

Алеко Дундич — имя гордо

Звучит! Скажи мне, одному:

Зачем с хмельной, вонючей мордой

Ты лезешь в родичи к нему?

Итог:

Медведь и тот, заслышав запах твой,

Сбежал в Туву, а жил ведь под Москвой!..

А вдруг на пупке барона не американский электропёс, а махонький, махонький шахидский баллончик? Арсик легендарнее маршала Жукова. Шарон.

Господи, пособи заблудшим прозреть. Ожесточившимся помоги подобреть. А одуревшим от водки помоги отрезвиться. И прости Мурлова, переевшего свиного плова!.. Соловьи-разбойники рассылают свои наветы по вузам, театрам, парикмахерским, туалетам и прочим общественным заведениям, нырнув не под свои фамилии, а под великое имя действующего народного писателя, и при этом — от имени действующего МСПС. Братья-разбойники!

Под стукаческим руководством Арса Отблох печатет в "Патриоте", что я организовал "ревтрибунал" над Арсиком, защищая Михалкова. Вся ненависть Арса ко мне — я послал этого икроеда на три буквы. Пусть приватизаторы грызут друг друга и судят, а мне не до их свары. Ларионтьевич пытался узаконить над нами свои вздутые правила поведения: глядеть на него, на "Третье Солнышко", рабски. Смех.

И решение карапузное — лишить нас лауреатства для нас ничего не значит. Комиссия перетасована стукачами. Нас вывели, а кто вывел? Мы ведь законные члены комитета. Нас много. Мы соберёмся и вышвырнем Ларионтьевича. Опять — смех. Стукачам нужна свара. В газете теперь публикуются случайные имена. Теперь Отблох — классик. Не побрился, не умылся, не протрезвел. Вонь от него ошарашивающая!..

Пишет против Никиты Михалкова доносы, а подписывает то моим, то еще каким-то псевдонимом. Арс Ларионтьевич вписывает в мои тексты свои вонючие мысли и публикует в "Патриоте", на страницах "Дома Ростовых", кошмарные прохвосты! Я никогда вблизи даже не видел Никиту Михалкова. Я за всю свою жизнь ни разу не позвонил самому Михалкову. Нет вопроса. А стукачи оповещают в "Патриоте", что я с ним создал план ареста Арсика.

Кто хапнул Дом Ростовых, усадьбу, тот пусть и разрабатывает планы ссор, драк, судов и прочих романтичных мероприятий. Стукачей раздражает позиция Владимира Гусева, Сергея Есина, Владимира Фомичева, Шавката Ниязи, Анатолия Жукова, порядочность наша, позиция — свару называть сварой, приватизацию — грабежом, стукачество — стукачеством.

Второй год они, стукачи, таскаются по допросам и судам, скандалам и мордобоям — и называют себя борцами за правду. Борцы, но за животы. И врать, завидовать, тыкаться харями в чужие тарелки — их призвание. Вот тяжко им, когда я посылаю их очень далеко!.. Меня Анатолий Парпара и Станислав Золотцев предупреждали, что Арса я обязательно пошлю на три буквы, не сработаюсь с поросом, так и получилось. Зря я пошел в МСПС.

Но волков бояться —

В лес не ходить?

Народ мудро, опираясь на житейский опыт, выражает себя в афоризмах.

Барон Вепсии железно убедил С. Есина, Ш. Ниязи, P. Мухамадиева, В.Фомичева, Е.Исаева, меня и других, что Михалков приватизирует Дом Ростовых, но лишь провели мы съезд МСПС и Бондарева избрали председателем — вепс исчез. Не дозвониться, не докричаться, не встретиться. Слухи: за ним охотятся горцы Михалкова, его ловят, хотят увезти в Чечню и там заставить северянина доить в бандформированиях коз.

Все мои попытки встретиться с бароном провалились. И так — целый год. Мы поняли — от нас освободилась какая-то мафия. Мешали мы ей своей честностью. А у вепса с мафией вдруг начались разборки. И на нас посыпались наветы, доносы, оскорбления с двух сторон.

Вепс упаковался за спину Бондарева, и от его имени начал рассылать кляузы на нас по институтам, писательским организациям, а на меня — он рассылает даже сестрам моим на Урал. Но — от имени Бондарева. Сам он — жалкая шкура. Ему нужна чужая спина, чужой язык, чужая физиономия, из-за которой он будет стучать и баламутить. Прятался, сопя и приседая перед ним, за Михалковым, а теперь, сопя и приседая, прячется за Бондаревым. Выдавая зарплату, требует от сирых повиновения. Барон же.

Не контактируя ни с Михалковым, ни с его, вепса, следователями, мы отстранились от бароновой подлости, и тогда вепс напечатал в "Патриоте" "решение" какого-то совета — лишить шолоховского лауреатства самого Сергея Михалкова, Владимира Гусева, Анатолия Жукова, Владимира Бушина и меня. Бушина — для правдоподобия, но грязное антирусское дело они ведут с ним по единому расписанию... Разрушают авторитет русских людей.

А какое вепс имеет право лишать? Через шесть, семь, десять лет — он лишает? Кто давал ему клятву "не нарушать" чистоту "поведения" лауреа-та? Его "совет" — ахинея или загульный клан? Естественно — такое вкусное решение мы пошлем на три буквы, но этого мало: за такое партрешение его, самозванца, пузатенького диктатора, пора потрепать за уши.

За какие же качества Михалков избрал его первым замом МСПС? И за какие достоинства Бондарев терпит над собою этого тушкана? Я от Юрия Васильевича Бондарева всегда получал братскую поддержку, а тут, я не могу понять, почему Бондарев не вышвырнет за порог спившегося бузотера?

Так грубо я говорю в первый раз: вепс довел нас доносами, сплетнями, грязными запахами его лика. Из 300 доносов и кляуз на русских писателей барон чужими руками 88 обрушил на меня и 87 кинул на Гусева.

Говорят, Мурлов, охранник вепса, творя 88-ой пародийный донос на Гусева в кабинете Ларионтьевича, упал в обморок, и, глядя на него, Отблох тоже свалился — сделал вид, что и ему, шахиду, плохо... Разведчики.

Теперь и я готов поверить слухам,

У нас, у русских, грустные дела:

Не женщина, а муха-цокотуха

Их, стукачей, в сортире родила.

И вот они долбят друзей, знакомых

И нас долбят, невиноватых лиц, —

Ужель так много разных насекомых

Шевелится у них вокруг яиц?

Ну были бы они молокососы,

Ведь им, троим, давно за двести лет,

Ой, почему ж из них одни доносы,

Как червяки, ползут на белый свет?!..

Барон настолько распился, разожрался, распоясался, что с пузом своим обращается нежно, как с закадычным другом или двоюродным хряком: попукивая за столом, ласково поглаживает пузень, сурово указывая нам — как нам нужно себя держать при нем, вепсе, он же барон, великий борец за истину народную. Вдруг, не дожевав паюсную икру, приобретенную на оброки с арендаторов, он визгливо вскакивал: — Враги! Кругом враги! — хотя, видимо, в его штанах опять начинали шевелиться насекомые...

Наше издательство "Советский писатель". Наше здание MCПC, Дом Ростовых, — у него лишь брюхо принадлежит ему, но и оно набухло честным трудом нашим и честными рублями нашими. Другое дело, что на пузе у него закреплен американский электропёс, гавкает и гавкает, сволота! Выкрест, жидовствующий богомолец, пошел вон!

Барон следы заметает

Барон прав: если бы он не отвлек нас от тайной, им совершенной продажи части Дома Ростовых, то мы скоро б сами узнали о его преступлении. Надо было срочно провести нас в делегаты съезда, а после съезда он мгновенно нас вычеркнул из лидерской памяти, а сам скрылся в Ленинском шалаше, убегая от преследований бандформирований... Аж силосом несет от борца.

Отдохнул и начал лаять на нас в каждом номере "Патриота". Шум по России валом катится. Спасибо ему за рекламу. Барон зла не держит долго на чернь. Спасибо. И мы не таскаемся за ним по судам: верим — он, действительно, тайно продал часть нашей писательской недвижимости и замечательно себя чувствует среди отблохов и мурловых. Брюхом амбразуру закрыл...

Но почему в одном из номеров газеты «Патриот». Арсик не опубликовал на меня и на Гусева по шесть и по семь гадостей? Лишь – две на меня и одна – на Гусева. Почему этакое пренебрежение к нам? То – пять, восемь доносов на странице, то – по единому? Что мы вепсу плохого сделали? Так нас унизить торгашеским невниманием, а?! Козлодой запатентованный. Ухайдакался?

И почему такая честь известному поэту Ивану Голубничему: он ни раз не встрял в склоку, организованную бороном, а борон надувает баклажанную физиономию и одышковато харкает в сторону Голубничего, когда поэт проходит по противолежащему от кабинета «Третьего Солнышка» уютному тротуару, идёт метров за сорок от форточки вепса. Почему Ивану такая честь?

Мы требуем от вепса справедливости. Требуем восстановить количество пакостей против нас в дальнейших номерах "Патриота", иначе — встретимся в Народном Суде или в Общественной Палате!.. Опять в шалаш сховаешься? Вепс, барон, "Третье Солнышко", Первый заместитель Председателя МСПС, Генеральный директор "Советского Писателя", Главный редактор "Слова", пожалуйста, отрезвей и повернись к нам, сластена, кикимора икряная!

Собака лает, ветер носит,

Ну, чё поник ты головой,

Барбос, барбосюшка, барбосик,

Еще погавкай и повой!..

Барон, мы очень надеемся на Ваше солнечное сияние над нами, крепостными Вашими, и над Россией униженной! Друг ты наш. Защитник ты наш.

Ларионтьевич, врешь ведь, что тебя просил Прокушев поговорить с Пельше и Густавом в КПК о наших выговорах — снять: ты в 70-е годы ничего не значил. Лай твой, лай журналиста, не нужен был Прокушеву. А сам ты ничего не значил для Пельше и Густова. Для тебя вранье — обильная жратва.

Десятки видных писателей моего поколения ты именуешь предателями, мол, предали Бондарева и меня, но кто ты перед Бондаревым? Зачем ты втащил и Юрия Васильевича в свой ад? Ты понимаешь: убери от тебя Бондарева — и ты возле Мурлова и Отблоха станешь еще сопливее. Какая у тебя идея, какая боль, цель какая? Суды и доносы, доносы и суды вокруг нашей писательской собственности, но не твоей же? А почему ты — ее хозяин?

Ты предал Анатолия Жукова, который, ошибясь, передал тебе директорство в "Советском писателе", предал — больного благородного писателя. Ты меня предал нагло. Ты поливаешь грязью Дядю Васю Чапая, — так на Урале величали Сорокина Василия Александровича, отца моего, воина, лесника, знаменитого гармониста. Ты, я приглашал тебя в родной дом, восхвалял же мать мою, Анну Ефимовну Сорокину, уже отошедшую, крестьянку, вылечившую молитвами и травами сотни и сотни людей. Ее хоронили как святую.

Ты от имени десятилетнего мальчика, сынишки Елены и Сергея Коротковых, напечатал кляузы на писателей. Что у него будет на душе и на совести, когда он вырастет? Ты подло изгнал Коротковых теперь. Ты втаскиваешь в ад В. Хатюшина, но ты же его и оплюешь. Врагов у тебя больше, чем в Китае жителей. Подозрительность, клевета, склока, месть, мат, хамство, самовздутие — твоя биография. Я ведь защищал тебя, веря твоим доводам, уликам и ору, но, слава Богу, успел разобраться. Выкрест, скольких ты овонючил?

Кто ты есть? Почему тебя все предали? Ты кто, Мао? Ты кто, Сталин? Ты принимал наши клятвы? Ты пишешь — тебя лечила юристка от какого-то маразма, и что? Зачем ты ее в бега послал, навьючил большими суммами денег и документами? Вчера она — хозяйка в МСПС, сегодня — преступница? Мы же хотели уволить ее, а ты защитил ее. Теперь она — враг твой?

Вождь, повернись к державе!

Барон, не унижай подданных!

Азеф, пошел вон!

Барон, своим доносным хамством и разнузданной ложью ты вынудил меня говорить с тобою грубо: страницы твоего стукаческого вкладыша в газете "Патриот" десятки русских и национальных писателей обзывают оборотнями, предателями, педерастами, иудами, искариотами, список твоих врагов читать страшно. Прокушева ты зачислил в троцкисты. А Прокушеву Юре исполнилось четыре годика, когда из СССР удалили Троцкого. Ты провокатор.

Тебе наваждения скукожили разум: то фашисты возле тебя озоруют, то сионисты, то педерасты тебя пеленгуют, а теперь — троцкисты соблазняют? Вместе с семьею Прокушевых я хоронил мать Юрия Львовича Прокушева, меня поразило ее русское лицо, лицо рязанской домочадки. Хоронил я вместе с Прокушевым и отца его, благородный и ясный образ которого помню и сейчас хорошо. Ты же в родственники Троцкого оформил Прокушева, ну, кто ты, а?

Сколько дней и сколько раз в день иногда я упрашивал тебя прекратить хлебать водку, жрать и матюгаться на сослуживцев, тебя, распоясовшегося общественного дармоеда, полоненного врагами, предателями, графоманами, педерастами и, как ты привык грязнить всех, — ничтожествами! Но ты до сих пор скрываешь в статье и в только что вышедшей книге кляуз истину: за что тебя дергают на допрос, в суд, какие площади проданы и кем подписаны акты о продаже. Скрываешь — почему прячешься, как вождь пролетариата в Разливе, тыкаешься по балаганам, конструктор и мученик свар.

Еще 7 лет назад я предложил создать писательскую комиссию и сохранить нашу недвижимость, рассказав писателям о ситуации на линии грабежей. Но где ты? Ты врешь, не я исключил тебя из СП, а писатели, потрясенные бесчисленностью твоих авантюр. На хрен ты и твои авантюры мне сдались? Пусть этим займется специальный секретариат писательский. Изучит. И нам расскажет. От тебя ждать истины — целоваться в Амазонке с крокодилом.

Не затаскивай в склоку добрых поэтов: В. Теплякова и В. Суховского, не подличай финансово, с зарплатами, перед бывшими сотрудницами МСПС, которых ты лишил работы и нормального быта. Арся, не пей, не обжирайся, и не выкакивай всё разом, как бройлерный петух. Побереги себя. Ты нужен нам, России и Вепсии, а главное — нужен себе, скромному, дружелюбному, "Третьему Солнышку" с электропёсиком на трудовом пупке!..

А на Юрия Львовича Прокушева ты зря нападаешь. Прокушев помог тебе в "Современнике" издать роман "Лидина гарь", который я лично провел через цензуру и написал о тебе очерк. Я ведь не знал тогда ещё твоих увлечений самовздутиями, сравнениями себя с Шолоховым и Львом Толстым. Я думал, что твоя обьемистая пузка — ешь лишнего, вот она и растет. Но, оказалось — от маниакальной похвалы литраба, поклонника Иосифа Бродского, жиреешь.

Но тебя сей поклонник твой не поставил выше Бродского. Труханул. Ты у него идешь за Толстым сразу, в застольных беседах о классиках, а в печати он ставит тебя после Шолохова. Терпи. У гениев судьбы трудные всегда. Ты поприжми ему, холую, гонорар-то, он и осмелеет. Вернет тебя за Львом. Он многих дутышей лестью измазал, но гонорары от них имел хорошие...

Ты вот увлекся Лилей Брик, она из поколения Сергея Есенина, а Прокушев разгребал мусор, клевету, ложь, страхи и запреты над могилой Есенина и Маяковского. Более верного и более честного человека, бессеребреника, я до сих пор не встретил. Прокушев раскусил быстро тебя и не стал издавать есенинское собрание сочинений у тебя. Ты и окрысился. Сумму упустил...

Прокушев хоронил Зою Космодемьянскую. Святую и бессмертную! Прокушев хоронил ее брата Александра Космодемьянского, танкиста, тараном сломившего броню фашиста. Прокушев до конца ее дней помогал матери Зои и Шуры, так Александра в народе зовут. Ты беседовал обо мне в КПК, а я беседовал о тебе в доме Юрия Львовича Прокушева и Веры Георгиевны Прокушевой:

— Валя, почему барон Есенина не любит? Он же вепс, наш, россиянин?

— Нет, он выкрест! — предупредил меня Эрнст Сафонов давно, давно.

— А что такое выкрест? Рожденный в семье священника?

— Нет. Выкрест — многолетний комсомольский деятель, в перестройку загородившийся православными иконами, дабы успешнее приватизировать, хапать и жрать нами заработанное, нашими отцами и братьями!..

Юрий Львович пригорюнился: — А-а-а, Валентин, то-то у него испорчена воля и совесть. Перед Михалковым и Бондаревым в штаны мочит, а на рядовых сотрудников матом орёт. Значит, выкрест — молящийся лгун? Я ему о Есенине, а он мне о Лиле Брик, я о Есенине, а он о Лиле Брик. Второй Ося, муж ее.

— Нет, Ося присутствовал при расстреле Гумилева, а этого не зовут.

— Позовут еще, позовут! — вздохнул Юрий Львович.

Странно: Барончик смертной удалью идет фронтально на Михалкова, а Бушин идет фронтально и непопятно на Барончика. Битва между ними гораздо длительнее и шумнее Сталинградской. Барончик сует мордаху за спину Юрия Бондарева. Барончик прячется и за иконы, как бы грабя, прибирая к рукам храмовые драгоценности. Поносит Гусева, Есина, Машбаша, Сорокина, Ниязи, Мухамадиева, правда — милует иногда, а Фомичева, Бояринова, Голоубничего, Замшева, Ганичева, Кузнецова, Дорошенко, Парпару, в грошь не ставит.

Барон, скрывая, прикрывая, укрывая, умывая мурлошечку за спиною аж МСПС, тупо поносит тех же, особенно московский Союз Писателей, а на моём имени и на имени Бояринова, Замшева, Голубничего оттачивается, примериваясь. А Бушин, Бушин, — Фомичева и Савельева, Земскова и Шестинского, Ганичева и Кузнецова, Жукова и Мурашкина, Круглова и самого Бондарева — то разносит, то просит, то усыпляет, то воспевает из-под Михалкова.

Вот — коты! Вот — артисты! Вот — умельцы! Вот — праведники! Грабят один и тот же храм, но с разных сторон и с разными приемами, разными фразами бьют по нам, но суть слов и фраз у Барончика и у Бушина неизменно единая: лишить авторитета выдающихся русских поэтов и прозаиков, прикрываясь знаменитыми именами. Их прохиндейская задача рассорить с Юрием Васильевичем Бондаревым наиталантливых русских писателей — задача номер один! Я не сомневаюсь, что им щедро платят за мастерство вносить раздор в русскую творческую среду. Оба они — дьяволы. Не зря и Барончик теперь бороду отрастил. Правда, менее отвратительную, чем Бушин, но это пока...

Кто без Бондарева Ларионов?

Кто без Михалкова Бушин?

Кто без склон и гвалта Ларионов?

Кто без склок и гвалта Бушин?

Но:

Почему Гусев должен враждовать с Бондаревым?

Почему я должен враждовать с Бондаревым?

Почему Машбаш должен враждовать с Бондаревым?

Почему Ганичев, Кузнецов, Фомичев, Ниязи, Дорошенко

должны враждовать с Бондаревым?!..

Удивляет наглость хвастовства Ларионтьевича: Бондарева и его предали, а за что их предали? Бондарев никому не мешал. А Барончик вместо того, чтобы наладить красивую работу коллектива и писательских организаций, занялся тайными мероприятиями, рожденными в его совести, рассорил коллектив и поднял против себя писательские организации. За что же его предали?

Ни одного, сам, энергичного и авторитетного творческого вечера он никому не организовал. Премии ни одной от МСПС не учредил. Издательство его работало отвратительно: по 300 и более опечаток и ошибок в книге. Владимир Осин, выпустил там книгу по моему совету, выпустил, но едва не прекратил здороваться со мною. Книга полна опечатками, ошибками, несуразицами.

А мы предали? А мы “стремились”, “предав” барона, занять у Михалкова солидные должности? Ум барончика — содержимое баллончика. Ничего другого кроме занятия должностями и пожираниями игры, он так и не подсмотрел в жизни. Зависть, страх потерять положение, которое занял случайно, ревность к разумным поступкам, склона, водка, жратва, суды и пугало предательства.

Чудилось — Мухамадиев рвется в его кресло,

Чудилось — Ниязи рвется в его кресло,

Чудилось — Задорожный рвется в его кресло,

Чудилось — Кузнецов рвется в его кресло,

Чудилось — Есин рвется в его кресло!..

Как апрельский лягуш бросается на червяка, Ларионтьевич бросается на похвалу. Чем и приторочил его пупок к своему Олег Шестинский: это — не человек, а обворожитель. Назвав Арсика Третьим Солнышком, Шестинский вел его в собственное мировоззрение, в орбиту личного миропонимания, интриг, шашлычного кайфа и прочих балований не поэта, а лжемага-потребителя...

А мы должны были бросаться на амбразуры, защищая поганую доблесть Арса и его друга, распределителя солнц? Что же не назвал барон главной причины распада коллектива? Почему он сразу, проведя съезд, вычеркнул нас из памяти руководящей? Лжет, что мы самоустранились и не краснеет! Двуликий.

Лезет в биографии Прокушева, Сорокина, Фомичева, Гусева, Машбаша, да, стукач есть стукач, не переиначить доносчика.

Ларионтьевич сеет слухи

Арсик не понимает и не верит в нормальную жизнь и судьбу человека: ему все время на до за кого-то прятаться, куда-то влазить, что-то рвать и отсуживать. Потому и несогласие с его поступками и с его образом жизни он объявляет сразу, не сомневаясь и не стыдясь, предательством, идет в друзьях перебежчиков к его существующим или мифологическим врагам.

Перед Михалковым он приседал чистосердечно, как наевшийся мяса медведь перед дрессировщиком на арене. Теперь — Михалков лютый его вражина, а мы, плюнувшие на суды и хамство страдальца, являемся михалковцами, и ждем от дрессировщика мяса, теплого, парного, или водки с шашлыками. Да, этот литдеятель так и не испытал красоты и достоинства самостоятельности и благородной устремленности ради призвания, ради святой цели. Не может он шагать за человеком, уважая правоту человека, авторитет человека, личность человека. Арсику без выгоды не подружить с человеком, не восхититься собственной порядочностью наедине с самим собою.

Барон — сплошное самовздутие, без мучений, без тоски, без размышления над собственной тропой к храму, к могилам отца, матери, к горюнной стезе предков, окликающих нас в минуты нахлынувшего самотерзания. Более холуястого адъютанта, чем Арсик был для Михалкова, я не видел нигде и никогда. Почему же такая распря? Почему Арсик пишет — на акте продажи жилплощади стоит подпись Михалкова? Если так, зачем Арсику было лгать, что продажа площади жилой разрешена ему секретариатом? Какая нужда лгать?

Какая нужда ему своих вчерашних коллег записывать в перебежчики и в ретивцы к Михалкову? Он, видимо, и не представляет себе дела и жизни нормальной без пакостей? Привычка видеть, предполагать, подозревать в людях предательство хроническая черта доносчика. Бондарева-то он предал, сбежал, поджав живот, когда Юрия Васильевича хотели перестройщики арестовать. В тот миг, когда Куняев и Сорокин встали рядом с Бондаревым.

Я не хотел, но теперь вижу необходимость рассказать про бурную и воинскую доблесть барончика:

То прячась, то юля, то убегая,

Живет он, всем героям помогая!..

Пока Михалков и Ларионов по телефону обожали друг друга, поскольку Сергей Владимирович еле двигался по квартире, власть в МСПС прибирала и прибирала к вдовьим рукам Басаиха, не вдова, а коммунистическая невеста, взрощённая идеей Ленина. Она и Ларионов честно стучали Михалкову на тех, кто кому-то из них не нравился. Атмосфера была в Доме Ростовых доносная.

Но обожанием взаимным Михалков и Ларионов глушили искры в коллективе, пока не настиг вожаков разлад. Началось подозрение. Басаиха, секретарша, поднялась над МСПС. Генерал литературный, тьфу! Указывала, звонила Михалкову, лезла, пакостила, лгала и распоряжалась. Ларионов суетился, тайну сделок и провокаций скрывал до поры. Лгал. Выставлял впереди себя Юрия Васильевича Бондарева. Юристка гарантировала коллективу чистоту Арсения, а нам обещала документально подтвердить её правоту законную.

Михалков лежал. То в Германии, то — в больнице. Слухи распускались — умер. На меня всё это производило горькое впечатление. Начинались мои распри с Басаихой и с Ларионовым. А Михалков у меня вызывал чувство тошноты: зачем ему держаться за кресло? Герой и депутат, осыпан всеми наградами вчера, обласкан перестроечными президентами сегодня, — угомонись. Развал организации при Михалкове и при Ларионове никого не беспокоил. Началась перебранка фактов, имён, обязанностей.

У Михалкова — своя команда. У Ларионова — своя. Кончилось — двумя съездами, двумя МСПСами... Ларионов объявил — наш съезд легитимный и сразу же зарегистрирован. Оказалось — блеф. Ларионов объявил — Михалков давно запеленговал приватизацией Дом Ростовых. Между Михалковым и Ларионовым началась потасовка и сражение за круглую печать. Позорная вакханалия.

Кончилось попеременным изгнанием: то Ларионов Михалкова, то Михалков — Ларионова. Им не до нас. Им не до приличной работы. И я буквально набрасывался на них, включая Басаиху. Но появился ещё и бухарский кот — Олег Шестинский. Он холуйствами, хитростью и лизанием прекратил всякое сомнение в Ларионове: “Ты — Третье солнышко!”.. И Ларионов просто очумел и перевоплотился в гения из вепса. А Михалков обратился за помощью к закадычным соратникам в МВД. А если бы Берия был жив? Пропали бы мы.

О чём гутарить? Задевяностолетний старец, почти не передвигающийся по квартире, поставлен Кремлём руководить Международным Писательским Союзом!.. Мне хотелось иногда поближе подойти к Сергею Владимировичу и пожалеть его. Вид его — истерзанное временем, эпохами и старостью существо, полностью потерявшее контроль над возрастом и возрастными недугами.

Богатырского сложения супруга Михалкова и Басаиха решали кадровые и творческие вопросы. Финансовые — мешал им Ларионов: самому ему, видимо, нравилось решать, без русалок обходился, без, извините, лягушек, промозгло квакающих в Доме Ростовых. О чем горевать? Страна, СССР, разгромлена, а здесь — пустяковые тысячи долларов арендаторских, ремонты квартир под евровкусы, гонорары за роскошные издания и прочая благость.

Но когда разгромлена державная программа, система жизни державная, о чём и кто будет печалиться из нижних прихлебал? И от кого нам, наивным, ожидать поддержки? Союз Писателей России брошен властями. Писатели России бомжуют почти, а мы о Международном Писательском Союзе озаботились? Эх, нет у нас опыта предавать и подличать, обманывать и воровать!..

Околостолетний баснописец, воспевший Ленина, Сталина, Берию, Хрущёва, Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачёва, Ельцина, Путина, взятый в полон двумя бабами, никакого отношения не имеющими к литературе, к писательскому разуму, то на операции, на больничном, то на костыли не в силах поднять себя — руководитель Союза Писателей СНГ?

Можно было тихо вымести баб. Спокойно передать Правление Бондареву. И медленно, верно продолжить работу творческой великой организации. Но вот кому сия нагрузка нужна? Кремлю? Нет. Кремлю — распад выгоднее: никто не пикнет на безобразия, на нищету, на бесправие, хлынувшие в русские избы деревень и сёл, городов и столиц, областных и республиканских, да и на проспекты Москвы! Чего, какую неурядицу упорядочил Кремль, какую?!

Появление Президента России в застолье Михалковых — неминуемая и традиционная акция: пусть не Сталин, не Хрущёв, не Берия, пусть, но зато он Президент! Зато — у Михалковых за блинами и шашлыком, за чесночным соусом и курочкой... Да, куда мы без Басаихи? Без Ларионова и без Михалкова?!

Их позорная склока нас не опозорила. Потому их ненависть к Гусеву, Есину, Фомичёву, Ниязи, Жукову, Машбашу, их и захлёбывает. А я внимательно изучаю их плевки и доносы на меня. Иногда зачитываю молодым поэтам. Горы восторгов получаю. А Сергей Есин говорит: — Валь, как я тебе завидую! — ... Но я разве мимо ушей пропустил восторги?

За попранное моё горе, за оболганную нашу доверчивость русскою, за цинично оплёванную честную работу нашу и за лукавый раздор, мастерски вброшенный в дружеский русский круг, — продажные бесы перед каждым из нас в ответе. Русское слово и русская святая боль не подлежат укороту и забвению в схватке с наёмными разорителями!.. Баламутить и унижать нас — их удел.

Не о пучеглазом ли Азефе саркастически выразился Владимир Маяковский?

Сколько ноздрей

 у человека!

 Зря!

У Муссолини

 всего

 одна ноздря,

да и та

 разодрана

 пополам ровно

при дележе

 ворованного.

Я вышел на голос писателя Ларионова, а встретил лгуна и провокатора. Призвание — не интрига и злоба. Призвание — свет доброты и божьего гнева. Память детства. Колыбельная песня матери. Ее лицо над тобою. Призвание — радость и счастье любви. Голос любимой. Руки любимой. Образ любимой. Эх, разве это — не куст цветущей сирени? Не звон золотистых берез под Рязанью?

Ненасытность хапать и жиреть — дорога в бездну. Солнечные края нашей Земли Русской обкусывают и распродают рыночные ихтиозавры. Народ русский убирают в неть. Но жива Любовь. Верность жива. И Россия непобедима. И мы, русские поэты, слышим колокольный звон грядущего русского праздника.

Никогда не поставят нас колени интриганы, жадюги и провокаторы.

Разве мало мы Бога просили

О покое будней простодушных?

Самолёты падают в России,

Чуть пореже, чем в боях воздушных.

Гибнут дети, молодость и старость,

Женихи, беспечные кокотки,

Лишь бы ненасытникам досталось

Золота ковшами на Чукотке.

Износились люди и машины:

В катастрофах – общие огарки,

Но уже почти несокрушимы

У ворот кремлёвских олигархи.

По земле истерзанной катают

Нефтевозы

 в мареве прогорклом, -

Бриллианты в Питере глотают,

Сблёвывают, бесы, под Нью-Йорком!..

Богачи в братаниях и ссорах

День за днём решительней и злее

Строят виллы в хапнутых просторах

Из гранита, словно мавзолеи.

А в России смуты и кутузки,

А в России сходку давят сходкой,

А в России заменяют русских

На торговцев анашой и водкой.

Горе надвигается большое:

Выбили из рук у нас жар-птицу

И страна становится чужою

Для народа, спасшего столицу.

Ты не плачь, подруга, ты святая,

От печалей ты ещё красивей, -

Грянет час и в бездну рухнет стая

Хищников,

 кружащих над Россией!..

2006

Послесловие

Могучее восхождение Валентина Сорокина

Собрание сочинений в одном томе Валентина Сорокина. «Восхождение» - так называется этот драгоценный подарок русскому читателю. Прекрасная книга, которая не только дает нам творческий портрет широко известного поэта, но о многом заставляет нас задуматься. Прежде всего о том, умеем ли мы по-настоящему оценить свое национальное достояние, своих корифеев, своих знаменосцев?! Ведь вот собрало уважаемое издательство в одном томе лучшее, что написал Сорокин, и видно, что есть, есть чем нам всем гордиться даже и при нынешнем нашем безвременье, в нынешней нашей, казалось бы, беспросветной русской смуте.

Поэта, неистового подвижника русской идеи Валентина Сорокина сейчас и «наши» и «демократы» все убежденно считают ключевой опорной фигурой русского лагеря, его надежным, никогда не дававшим сбоев мотором. Профессор Вл. Гусев, бессменный глава Московской городской организации Союза писателей России, сумевший ее сохранить и охранить от присваивавших писательскую собственность «дерьмократических» шакалов даже в самую хапужническую пору, дает такую лестную характеристику: «Валентин Сорокин - известный, авторитетнейший поэт, секретарь всех патриотических союзов, опытный политик, знает, что делает». А маститый критик В. Огрызко, главный редактор «Литературной России», в недавней проблемной статье «Венценосные страдальцы» (ЛР, №4, 2005 г.) не случайно, выбирая наиболее яркие, определяющие еще с далеких брежневских времен всю нашу литературную жизнь знаковые имена с той и с другой стороны политического «противостояния», дает крупные портреты «капитанов» - Даниила Гранина и Валентина Сорокина. И сопоставляет организаторскую, собирающую писателей вокруг себя деятельность «демократического» Даниила Гранина и «нашего» Валентина Сорокина. По значению, по влиянию, - тут Огрызко прав, - фигуры эти всегда были вполне сопоставимые, авторитет которых в литературных кругах считался незыблемым и к слову которых все прислушивались.

Валентин Васильевич Сорокин! Он заявил о себе сразу очень мощно и ярко. Пришел к нам тогда в конце 60-х годов в загнанные в «катакомбы», полуподпольные «русские клубы» под крышей ВООПИК - Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, прочитал стихи и всех покорил.

Любители поэзии и раньше слышали о нем как о наиболее перспективном выпускнике Высших литературных курсов. Знали, что у Сорокина с юности была трогательная любовная лирика. Проницательный критик журнала «Знамя» Александр Макаров, к сожалению, рано от нас ушедший, приветствовал «явление поэта-песенника с редким природным чувством ритма и слова» и, активно поддерживая в своей рецензии «тонкого лирика Сорокина», делал вывод, что «перед нами исповедь сердца, охваченного ненасытной жаждой жизни», и восторженно цитировал его:

Я живу, живу - и как не жил,

Я спешу, спешу — как не спешил,

Я люблю и полюбиться не могу.

Перед всем и перед всеми я в долгу.

Многие тогда думали, что Валентин Сорокин звонко примкнет к «исповедальной поэзии», составит компанию Евгению Евтушенко, Владимиру Цыбину, Андрею Вознесенскому, Белле Ахмадулиной, Новелле Матвеевой. Студенты в институтах переписывали его «Черемуху»:

Черемуха моя, оснеженная доля,

Одна ты у меня — на все большое поле.

Цвети, цвети, цвети, пылай, пока я молод,

Весенним солнцем день напополам расколот.

Я шел на шелест твой, на голос твой горячий,

И пела для меня звезда моей удачи.

Из ярости и тьмы, из грохота и света

Явилась ты ко мне, костер в ладонях лета!

Черемуха моя, оснеженная доля,

Одна ты у меня - на все большое поле.

Но в «русские клубы» Валентин Сорокин пришел не к «чужим», а к «родным» и открыл нам себя сокровенного. И он читал у нас по «катакомбам» не свою трогательную любовную «тихую лирику». Он храбро витийствовал о самом нашем больном - о Русском. И его стихи, опережая появление в столице самого поэта, вернувшегося в провинцию, побежали по рукам в подпольном русском «самиздате», как волны по русскому океану, молитвенно повторялись в «русских клубах», как богослужебная минея:

Нас ведут, и не библейским садом,

Не царя встречаем у ворот.

Словно волки, завладевши стадом,

Палачи терзают мой народ.

Все мы — люди и немножко - братья,

И за верность нашу красоте

Ты, Христос, недавно снят с распятья,

Мы же и сегодня на кресте.

Наши раны шиты-перешиты,

А могилы — у любой версты.

И в России символы защиты:

Воин, Богородица и ты.

Нас лишили даже честной битвы,

Но над нами ангелы поют.

Собирая клятвы и молитвы,

Храмы солнцелобые встают.

Мы были потрясены. Валентин Сорокин при советской власти, при действующем КГБ смел писать и даже публично печатать:

Угасание империи

Вколачивание догм — безверие,

Двор без ограды и ворот.

Еще держалась вся империя.

Но главный умирал народ.

Захваченные территории

Не просто, а назло врагам

Тянулись к собственной истории,

К поверженным своим богам.

А в Риме речи, в Риме посулы,

Величия нетрезвый дух.

И валят друг на друга консулы

Тоску очередных разрух...

Особо разгадывать шифр не приходилось. В «русских клубах» все знали, что Россия по сокровенному православному преданию это Москва - Третий Рим, и всё всем было нам сразу понятно. А про «Грабителей» с чужими лицами Сорокин и вовсе, размахивая кулаком, читал по «русским клубам» в лоб:

Ой, не храмы разрушали это.

Русь, тебя хотели сжить со света.

Увозили золото, иконы

Варвары, презревшие законы.

Увозили доброту и веру.

Непокорных ставили к барьеру.

И над тем, кто сердцем не отрекся,

Револьвер ни разу не осекся.

Мы плакали навзрыд, слушая Сорокина. Триумф тогда у молодого, красивого, «фактурного» уральского казака, обладавшего прекрасными ораторскими способностями, как Владимир Маяковский, был у нас в «русских клубах» бешенным. Он просветлял наши взгляды, выводил нас всех из унижения. Он громко возглашал в своих проникновенных, яростных стихах о том, о чем мы шептались с оглядкой, что нам казалось и сказать-то вслух никак нельзя, а то сразу заклюют. И он многое внутри нас всех перевернул, заставил поверить в себя - в русскую правду.

Когда в октябре 1967-го года молодой Валентин Сорокин по моему приглашению (а я был тогда на общественных началах ответственным секретарем «русских клубов» и выполнял решения нашего «подпольного штаба») приехал, чтобы выступить с творческим вечером в Высокопетровском монастыре на углу Петровки и Бульварного кольца, в зале Центрального Совета ВООПИК, то все мы ждали сенсации. Планировалось выступление сугубо перед «штабом», но зал был битком набит, стояли в проходах. Да и кто? Какие люди, какие имена! Такие, как Владимир Солоухин, два знаменитых Иванова, автор «Руси изначальной» и автор «Вечного зова», главный редактор «Молодой гвардии» Анатолий Никонов. И седовласые академики, такие, как Игорь Петрянов-Соколов, Борис Рыбаков и Борис Раушенбах, и народные артисты уровня Ивана Семеновича Козловского и Людмилы Зыкиной. И мэтры литературной критики, великие знатоки поэзии Юрий Прокушев и Евгений Осетров. И звезды русского духа, через ГУЛАГ прошедшие, такие, как Олег Волков. И в штатском священники из издательского отдела Московской патриархии, приведенные лицезреть чудо Господне архиепископом Питиримом. И «наши люди» из ЦК КПСС и КГБ (были среди нас и такие!). И тогда молодые, но в будущем ставшие знаменитыми деятелями «русского возрождения» Дмитрий Балашов, Сергей Семанов, Олег Михайлов, Петр Палиевский, Святослав Котенко, Дмитрий Урнов, Виктор Чалмаев, Вадим Кожинов, Татьяна Глушкова, Марк Любомудров, Иван Лысцов, Виктор Петелин, Борис Леонов и многие другие. Все-все наши русские подвижники, на помощь и самоотверженную защиту которых мы каждодневно опирались в работе «русских клубов», вдруг непременно захотели присутствовать, чтобы собственными глазами увидеть чудо, про которое подпольно все шепчутся, как о знаке Божьем.

И чудо у всех на глазах свершилось. Будто видение отрока Варфоломея явилось нам с пророчеством о возрождении Святой Руси. Молодой парень в белой льняной рубашке. А какой в нем неистовый дух, какая великая одержимость русской идеей! Да и стихи уже звучали явно не юношеские, не с ломающимся голосом, а крепкие, зрелые, выпуклые, весомые, неотвратимо берущие за душу. Не было ни одного тогда, кто не был бы им покорен, кто тогда не возликовал бы душой и сердцем. Долго, неистово мы все хлопали парню с Урала. Настроение было у всех приподнятое, счастливое, все понимали, что великий праздник души у нас. А потом мы долго-долго говорили о том, что вот прорывается из катакомб русский дух, что поднимается Святая Русь, что неумолимо грядет Русское Возрождение, раз уже такие, как Валентин Сорокин, таланты русская земля опять родить начала.

Знаменитый литературовед Юрий Прокушев, - тот, который в советское время мужественно реабилитировал полузапрещенного Сергея Есенина и затем буквально вытащил из забитости уже целую плеяду молодых талантливых русских поэтов, напечатав их книжки и организовав прием в писательский Союз, - послушав молодого Сорокина, провидчески изрек: «Это тот поэтический мессия, которого Россия ждала. Преклоним колени и воспоем славу Господу, что нас не забыл. В России родился поэтический гений. Валентин Сорокин - поэт, равный Некрасову, Блоку, Есенину».

Маститый поэт Василий Федоров, который считался живым классиком, твердил, что Сорокин явлен нам самой природой как золотой самородок. Что слово у него нестертое, самоигральное, образы пламенные, будто из печи огненной, а поступь стиха величественная, богатырская. Евгений Осетров, который затем будет вместе с Юрием Прокушевым бережно опекать талант Сорокина и напишет предисловие к его первому «Избранному», вышедшему через десять лет в 1978 году, в тогда преимущественно издававшем сочинения классиков издательстве «Художественная литература», восторгался, что молодой поэт - уже готовый мастер. Как бы уже самой природой ограненный сверкающий алмаз.

Мы все были поражены явленным нам знаком Господним. Мы были такие забитые партийным гнусным «яковлевским» агитпропом, каленым железом выжигавшим из всех нас память предков, подсознательное внутреннее генетическое воспоминание о Святой Руси. Мы так боялись даже сказать про себя, а не то, чтобы вслух, что мы - русские, а вовсе никакие не безнациональные «интернационалисты» - безликая сиропная «общность» под иудейским ярмом по имени советский народ. Мы привыкли к «катакомбам».

Мы носились тогда, как курица с яйцом, с «тихой поэзией». Термин был введен в критику Вадимом Кожиновым, сгруппировавшим вокруг себя и ревниво опекавшим целую группу необыкновенно одаренных, очень музыкальных «тихих парнасцев», таких прекрасных лириков, как Николай Рубцов, Владимир Соколов, Анатолий Передреев, Юрий Кузнецов, Николай Тряпкин. Мы все дико радовались, что «они», понятно кто, чуть-чуть ослабили ярмо и что «ихняя» советская власть, оставив для своих погремушек - продажных «евтушенок» и вертлявых «риммо-казаковых» -громкую трибунную поэзию и громадные массовые залы, наконец-то отвела и нам, русским «туземцам», свою скромную нишу. Не разрешила, но смотрела сквозь пальцы на наши полуподпольные крохотные комнатки в местных отделениях ВООПИК, где мы обиходили скромную «тихую поэзию» для души. Что хоть это-то нам, русским, стало можно. А Вадима Кожинова «чужие» - неслыханное дело - в полностью своей, до последней кровинки «ихней» «Литературной газете» даже иногда стали печатать. Прежде всего, чтобы было в кого покидаться камнями в фальшивых литературных дискуссиях, в которых всегда выигрывали «чужие». Но также и вполне резонно считая, что Вадим Кожинов невольно работает на «них» - делает выгодное «им» дело. Зажимает, ломает, опекаемых им поэтов, загоняя под планку «тихой лирики». Ставит русских певцов, как нищих духом и способных только к «тихой лирике», как бы на паперть, на свое скромное «блаженное» место. Занимается невольно «профилактикой» (термин 5-го управления по борьбе с инакомыслящими, где любили «беседовать по душам» с Вадимом Кожиновым, и кто кого «пропагандировал», направлял исподтишка - каждый думал, что он?!), не пуская русских в прямые бунты и к политической открытой трибуне. Мы знали о «профилактике». Но были убеждены Кожиновым, что извлекаем из нее определенную пользу, и поэтому приняли и одобрили «блаженную» игру Кожинова в «тихую лирику». Хотя, увы, уже из нашего времени стало видно, что, насильственно заставляя пригнуть голову для паперти и загоняя в прокрустово ложе «тихой лирики», по крайней мере, четверых своих высокоодаренных подопечных Кожинов погубил. Бились, как птицы, в силках Рубцов, Кузнецов, Передреев и Соколов и, увы, все кончили трагически, преждевременной, а то и насильственной смертью отчаявшихся. Но тогда мы все рьяно поддерживали Кожинова, считая, что он прав в своей хитрой игре и надо довольствоваться хоть малым. Пусть хоть такой есть сдвиг. Через скромную «тихую лирику», но осуществляется маленький прорыв к своим корням, к Святой Руси.

А тут вдруг народился у нас, русских, талант вовсе не для милостынной паперти, а именно для русского бунта - для великой и яростной всенародной трибуны. Помню, мы даже растерялись. Пришел не с Кавказа, а с коренного Урала, из самой что ни на есть коренной почвенной сермяжной России русской сменщик Владимиру Маяковскому (а тогда Маяковский, напомню, был официально непререкаемым эталонам советского поэта - «агитатора, горлана, главаря»!). И сменщик-то весь «наш», до корней волос русский. Наконец-то объявился свой русский агитатор, горлан, главарь - и не футуристический, не авангардный, не в левых до дыр советских штанах, а мощно, величественно, неотвратимо шагающий, как русский богатырь из былин. Видно было, что такой стену прошибет головой, а молчать да на паперти милостыню просить не будет. За Русь Святую либо голову быстро сложит, либо великую русскую поэзию пушкинского, некрасовского, есенинского накала возродит. Помню, Кожинов даже возревновал, хотя ведь только радоваться, обниматься всем нам надо было, что не одной «тихой лирикой» теперь будем живы.

Критик Олег Михайлов, человек, воспитанный на Иване Бунине и удивительно чувствующий поэзию, сумел сквозь «ихнюю» цензуру даже протащить в печать точку зрения «русских клубов». Исподволь, из-под «ихнего» пресса он объяснял русским почитателям: «Для Сорокина-поэта характерна не тщательная отделка деталей, когда перо, разбегаясь в мастерство, занято, преимущественно частностями, блеском найденной метафоры, но широкие мазки, художественный темперамент, временами выплескивающийся через край, подчас опережающий ток логики. Его строки напитаны молодой удалью и задором, сокровенной нежностью и чувством нерастраченных сил, надобных Отечеству - поэзии - любимой. Это оперенное гордое звучное слово». Мудрая оценка Олегом Михайловым творчества Валентина Сорокина сейчас видна еще зримее. Это ведь как в живописи: есть «малые голландцы» или Павел Федотов, мастеровитые, прописывающие детали, а есть великие Джотто или Василий Суриков (великий творец «Утра стрелецкой казни»), писавшие крупные полотна мощными мазками. Кому какой дар от Бога дан. Валентин Сорокин вошел в русскую поэзию эпическими, как фрески, драматическими поэмами, такими, как «Дмитрий Донской», «Евпатий Коловрат», из которых самая знаменитая «Бессмертный маршал» (о Георгии Жукове). Но хотя тогда еще этих величавых поэм у молодого парня не было, чуткий критик Олег Михайлов их провиденциально предчувствовал. И не ошибся в предвидении своем. Мы все не ошиблись.

Тогда же «штабом» было принято решение «вытащить» Валентина Сорокина в Москву. Я говорю «вытащить», потому что в те времена строгих прописок это было очень и очень не просто. Требовались соответствующие решения «инстанций». Но мы справедливо посчитали, что, если для тех же Николая Рубцова или Валентина Распутина, Василия Белова, Виктора Астафьева, воздух провинции живителен - они не отрываются от корней, то для Сорокина по характеру его Божьего дара нужна центральная трибуна. «Такого нельзя держать в монастыре, надо его на Красную площадь!» - помню, наставлял нас Питирим.

Мы прислушались к церкви. Валентин Сорокин вскоре получил место заведующего отделом публицистики, а затем поэзии журнала «Молодая гвардия». Проявил прекрасные организаторские способности, привлек свежие таланты из глубинки со всей России. И мы вдвинули его в «номенклатуру» - главным редактором в организовывавшееся чисто русское по задачам и штату издательство «Современник» к Юрию Прокушеву. Тут нам очень помог член Политбюро Константин Черненко, занимавшийся кадровыми вопросами, по духу человек очень русский. Незаслуженно оболганный «ими». Черненко умно на привале на охоте у костра почитал лирические стихи Сорокина любившему поэзию Брежневу, и, несмотря на яростное сопротивление, нерусских сил (гнусного «чужого» отдела пропаганды ЦК и КГБ с Андроповым-Файнштейном - война за пост главного редактора ключевого издательства была насмерть!) закрытым решением ЦК КПСС Сорокин все-таки был утвержден главным редактором «Современника». Были в брежневскую пору и у нас на русской улице иногда праздники. Что-то и мы, «Русская партия внутри КПСС», настойчиво требуя свою русскую штатную долю в высшей номенклатуре партии, свои штаты в большой политике, умели пробить.

Понимали ли мы, бросая с ходу Сорокина в самое пекло, на знаменосное, неистово русское издательство «Современник», на какие тяжкие испытания духа обрекаем мы молодого, неискушенного в московских хитростях и жутких закулисных интригах поэта? Да, понимали. Но Юрий Прокушеву позарез нужен был самоотверженный помощник. Штаб подпольного русского движения обошелся поэтому с Сорокиным, как на фронте - лучшего бросают в бой на самый опасный, ключевой участок фронта. И Сорокин был на «Современнике» у Прокушева, как полководец Жуков у Сталина в Отечественную войну.

«Чужие» его сразу же начали подло травить. Андропов решил доказать Брежневу, что тот ошибся, поддержав Сорокина. КГБ грязно организовывало анонимки, клеветнические письма. Подсылали своих провокаторов, которые затем писали «сигналы». Почему-то именно Сорокина решили выкинуть из квартиры, когда КГБ понадобилась «явочная» квартира именно в писательском доме для миллионерши Онасис. Имена Сорокина наказали на Комитете Партийного Контроля по сфабрикованному обвинению в неуплате партвзносов - хотя сама секретарь по идеологии Кунцевского райкома Савицкая, мать космонавта Светланы Савицкой, принесла ведомости и показывала, что он уплатил взносы вперед, еще в предыдущем году - он же не виноват, что его книга задержалась с выходом… Сорокина вдруг на том же КПК обвинили, что он не может занимать должность, так как у него нет полноценного аттестата зрелости, что он, мол, Высшие литературные курсы незаконно закончил с аттестатом всего лишь ремесленного училища. И пришлось Сорокину, уже будучи широко известным поэтом и главным редактором, унизительно садиться на школьную скамью рядом с юношами, сдавать на аттестат зрелости. Сорокин на отлично сдал экзамены и получил аттестат. Но почему никто не требовал аттестата зрелости от Горького - судьбы-то одинаковые?! И «университеты» те же.

В литературу Сорокин шагнул с завода - от мартена, в котором варил сталь. А к мартену пришел ведь он с хутора Ивашла (ива шла!). Отец его был лесник, знавший язык зверей и птиц, понимавший голоса природы, и очень музыкальный человек - гармонист, лучший в районе. Мать была крестьянка-сказительница, из тех, которые сохраняют в народе фольклор. Помнила еще былины про Жидовина Хазарина, про Ермака, про Пугачева и Чапаева. Пересыпала свою речь множеством пословиц и поговорок. В семье было десять ртов. Но жили не бедно, как все уральские казаки. Вокруг были леса, озера и заводы. Однако война - отец ушел на фронт, был шесть раз ранен. Пришлось семнадцатилетнему парню кормить семью, подаваться в Челябинск в «ремеслуху», а затем в мартеновский цех №1. У Горького были «мои университеты», Горький так и книгу свою назвал. Похожими стали сорокинские университеты, из которых он попадет с Урала в Москву на Высшие литературные курсы - чтобы, - забегу вперед в своем рассказе, - через много-много лет в зрелости, самому вот теперь уже двадцать пять лет, как ими руководить. Но это, в общем-то, не удивительно. Просто хорошо знал Союз писателей СССР, кому свои Высшие литературные курсы, специально созданные для поддержки народных талантов, доверить. После издательства «Современник», Сорокин, как взял на себя Высшие литературные курсы, так, несмотря на все смуты после падения советской власти, ВЛК и сохраняет, не дает им развалиться, погибнуть.

Подобно Максиму Горькому, Валентин Сорокин помешан на поисках самородков из глубинки. Уж кто-кто, а Валентин Васильевич ни одного приехавшего учиться «на писателя» парня из глубинки никогда не отпихнет, напротив, обласкает, будет беречь, и каждому опериться, войти в литературу всем, чем может, пособит. В советское время, бывало, приезжает из командировки в Сибирь радостный: «Какого парня отыскал, талантище. Надо его немедленно издать. По молнии». - «Валентин Васильевич, тематический план сверстан, ни одной свободной позиции» - «Ну, дай план. Ура, нашел парню место!» - и вычеркивает себя: «Сорокин подождет! Меня и так везде с объятьями принимают!» - Вот такой уж по самой своей натуре человек.

Самоотверженный радетель за других в общественной жизни. Он и в своем творчестве, в стихах и поэмах, прозе и публицистике прежде всего соборник - радетель за Россию.

Он, пожалуй, как Федор Тютчев, тут наиболее последователен и программен. Хотя поэтическая линия у него сугубо своя, неповторимо сорокинская, уральской отваги и есенинской пронзительности.

Помню, мы, литературные критики, привыкшие всех расставлять по ранжиру, каждому непременно найти своего литературного предшественника, установить традицию, поэтическую линию, которую он развивает, были даже немного в растерянности, когда талант Сорокина вдруг победно объявился. За кем его в ряд ставить? Корни у него такие глубинные, былинный, почвенный сплав такой мощный, что, похоже, что надо ставить его прямо за великим безымянным автором «Слова о полку Игореве»!

Евгений Иванович Осетров, мой учитель, помню, уже после грандиозного успеха творческого вечера Сорокина в октябре 1967-го это нам всем и сказал. Осетров - автор уникальных книг-исследований о «Слове и полку Игореве» - ему ли не чувствовать лучше других эту прямую преемственную линию от «Слова» к Сорокину через века?! Помню, и Дмитрий Сергеевич Лихачев, когда Осетров «Избранное» Сорокина со своим предисловием ему в 1978-м подарил и своими сокровенными соображениями с Лихачевым (в ту пору, еще «нашим», не перебежавшим на поклон к «дерьмократам») на будущее молодого автора поделился, то подтвердил, что Осетров в своих предчувствиях, может быть, в чем-то прав. Да, мол, высокая эпичность, патриотическая обнаженность и особый язык, раскаленный, пышущий удивительным сплавом язычества и христианства, у Сорокина созвучны «Слову», на одной со «Словом» волне. Но, мол, надо все-таки еще не спешить бить в литавры и трубить в трубы о гении. Не сломать бы ранними захваливаниями парня. Мол, посмотрим, как развернется сорокинский талант.

Время показало, что Сорокин развернулся мощно и действительно по-богатырски, как истинный эпический поэт - сказитель нашего времени, наследник древнерусского пламенного «Слова». Сам его внутренний склад не мог не выплеснуться в пафосном эпосе, в великой русской соборности, в современном призыве русских к объединению для спасения Отечества.

Все его поэмы шли через цензуру чрезвычайно трудно. Книги стихов урезали наполовину. Почти за каждую строку шел бой. Критик В. Огрызко сейчас наивно удивляется: «Если поэта зажимали, то почему его так часто издавали? А если он считался неугодным, то почему периодически награждался орденами и государственными премиями? Действительно Сорокин стал жертвой интриг со стороны партийной верхушки, или это он просто сотворил себе красивую легенду?» Но тут все просто объясняется -молодым надо понять тогдашнюю особую раскладку сил в правящей партии. На поверхности вроде бы мирно, «интернационально» сосуществовали, но за кулисой тогда насмерть боролись за влияние «Иудейская партия внутри КПСС» и «Русская партия внутри КПСС». Сорокина «они» возненавидели сразу, увидев в нем именно набирающего силу великого русского поэта. КГБ арестовывало артистов-чтецов за чтение поэм «Дмитрий Донской» и «Бессмертный маршал» (знаменитого тогда чтеца Кузнецова мы еле-еле вынули из лубянковского застенка). И нам приходилось каждый раз поднимать на ноги все связи «Русской партии внутри КПСС», чтобы книжки Сорокина выходили. Открою уж тайну «русского клуба»: бывало, что приходилось даже просить «нашего» члена Политбюро Черненко, чтобы тот уговорил Брежнева (последнюю «инстанцию»!) посоветовать Андропову-Файнштейну отступиться. И не проводить очередные лубянковские «зачистки» Сорокина. Мол, это бы надо мудро сделать в интересах стабилизации общественного мнения, и учитывая масштабность и колоссальный авторитет фигуры Сорокина в русских кругах. Разрешил же, мол, Сталин «Русский лес» Леониду Леонову и «Тихий Дон» Михаилу Шолохову. Мол, все равно уже поэмы «Дмитрий Донской» и «Бессмертный маршал» широко пошли через самиздат по рукам и даже уже их в клубах перед переполненными залами профессиональные чтецы-эстрадники, ловя успех, читают. Лучше, мол, не подрывать гонениями на Сорокина авторитет советской власти. С национальными русскими величинами такого масштаба, как Сорокин, даже всесильной партии надо считаться. И такая аргументация на Брежнева действовала.

Вообще нынешнему поколению надо бы знать, что Константину Черненко, как и Леониду Брежневу, «они» при жизни пятки лизали, беспардонными «коротичевскими» дифирамбами все страницы газет заполняли, а потом оболгали, грязью с ног до головы залепили. Абсолютно неграмотного прохиндея и самодура, законченного троцкиста и сатаниста Хрущева за то, что оклеветал Сталина, в «перестройку» славили, икону из нехристя делали. А Брежневу «застой» приписали. Между тем, я не сужу о хозяйстве, но уж в области-то культуры при Брежневе был самый расцвет. Василия Белова, Федора Абрамова, Бориса Можаева, Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Николая Рубцова, Василия Федорова мы, русские, получили возможность открыто в своем издательстве «Современник» печатать. И, кстати, «пробил» через «инстанции» те же «Кануны» Белова - великую эпопею, равную «Тихому Дону», - именно самоотверженный, неистовый главный редактор «Современника» Валентин Сорокин. А вожди ему это делать дали - от гнева Суслова и Андропова его прикрыли. Нет, Сорокин не ходил у вождей любимчиках. Но и Брежнев, и Черненко хорошо понимали, что нельзя все время русскому духу кран перекрывать, все гайки завинчивать. А то паровой котел разнесет. Боялись взрыва - русского бунта. Потому Сорокину и делали послабления. С его популярностью в русских кругах вожди считались.

Брежнев в молодости был очень неглупым человеком. Бесчисленное количество хороших стихов на память знал и любил в молодости читать стихи в компаниях. Черненко же и вовсе был культурным гуманитарием, историком по образованию. И рядом с другими членами Политбюро, совершенно серым «кардиналом партии» Сусловым, ничего, кроме Маркса, не читавшим, или тем же Андроповым-Файнштейном - вообще ничего не кончившим и самообразования никого не сумевшим получить, истории России не знавшим, культуры ее не понимавшим и не принимавшим, только джазом душу себе отводившим (у него и кличка внутрипартийная была Джазист) - Черненко выглядел светочем. Во всяком случае, ему хоть можно было что-то объяснить. Черненко и Брежнев, любивший его стихи, и спасли Сорокина. Не дали Андропову Сорокина в лагерь засадить, хотя тому этого очень хотелось - русских, тем более, православных, «они» всегда готовы были забить насмерть.

Я отвлекся на эти воспоминания о Черненко и Брежневе, потому что иначе молодым критикам, таким как В. Огрызко или В. Бондаренко, теперь не понять, почему это вдруг русские самородки в брежневскую пору при засилье насквозь «чужой» Лубянки все-таки выживали. Почему Сорокина не постигла трагическая участь якобы покончивших с собой Сергея Есенина и Владимира Маяковского? Хотя попытки физически убрать Сорокина, довести его «до самоубийства», скажу как прямой свидетель, были, и только вовремя подоспевшие русские друзья его уберегли.

Слава Господу, что Валентин Сорокин не дал себя сломать, что остался верен своему подвижническому духу. Что-таки осуществил свое могучее восхождение на вершину русского Парнаса, где имя его сейчас стоит рядом с самыми выдающимися поэтами в русской истории. Уверен, что время будет только прибавлять славы звучному имени Валентин Сорокин за благородное жертвенное служение Русской Идее. Он нас всех призывает:

Очнитесь, люди русские,

Нет ряда серединного:

Сломать дороги узкие

Вставайте до единого,

Пусть платятся предатели,

Познавши дерзость встречную, -

За крест отца и матери,

За нашу верность вечную.

Сорокин - неповторим. В антологиях русской поэзии среди других самых именитых авторов его стихи даже нелитературовед сразу опознает -по одному ему присущей особой сорокинской интонации, по неудержимой образности, сгущенному метафоризму, полетной эпичности каждого эпитета, каждой ассоциации. По чудесному, как град Китеж, внутренному миру сорокинской поэзии. Юрий Прокушев писал: «Блистательным творцом чудесного художественного мира в Слове стал выдающийся писатель современности - Валентин Сорокин, несомненно, вершинный поэт нашего времени, под стать колокольне Ивана Великого».

Только Сорокин дает нам увидеть, что «ночью особенно светятся белые души берез»; «клубится ночь, густа»; «в апреле звенят не капели, а вещие струны земли»; «холм, как мамонт буреломный, вышел к берегу напиться»; «и летит распятой птицей по-над крышей черный крест»; «уже, набухая громами, в тайгу проползли облака»; «горит моя рябина, как ранняя заря»; «словно колокол, лес языкат». Только Сорокин может свести в своих поэмах и органично вписать в драматическое действие бойцов, русалок и чертей рядом с Жуковым, Сталиным, Гитлером и Паулюсом. Только у Сорокина, как в «Слове о полку Игореве», природа былинно оживает и воюет вместе с ангелами Господними волком и лисицей, лебедем и соколом за Святую Русь. Только у Сорокина душа всегда нараспашку, сердце звенит, как колокол, а русские слова - струны, на которых играет Господь. Сорокин поразительно русский человек, воплотивший в самом в себе все наше святое, самое заветное, самое, самое наше родное.

Но самое главное - Валентин Сорокин всегда говорит нам правду о себе самих. Наш выдающий прозаик Петр Проскурин написал о Валентине Сорокине: «Литература, именно русская, начинается там, где она говорит совершенно полную, беспощадную правду о жизни и о человеке. Сорокин ни в одной строчке своего творчества не солгал. Он сказал ту правду, которая и является сутью нашего народа». И большего признания своего таланта, чем такая оценка, для русского поэта не может быть.

Александр БАЙГУШЕВ

8 февраля 2005 года

[1] Баллада написана в 1984 г.

* Премьер Израиля.

X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?