«'Мы не одни!' (О временах легендарных - интервью с активистами Фэндома 1970-1990-х)»

"Мы не одни!"

О временах легендарных - интервью с активистами Фэндома 1970-1990х.

"МЫ HЕ ОДHИ!"

Воспоминания Михаила Якубовского и Сергея Битюцкого с ремарками Бориса Завгороднего.

("Волгакон-2001" (Волгоград), 24.08.01.)

Записал Ю. Зубакин (Челябинск).

М.Я. - Михаил Якубовский (Ростов-на-Дону)

С.Б. - Сергей Битюцкий (Ростов-на-Дону)

Б.З. - Борис Завгородний (Волгоград)

М.Я.: В самом начале, когда наша Земля была еще совсем тепленькая... (смеется).

С.Б.: Клуб был создан ростовским писателем Петронием Гай Аматуни. Человек он был хороший, просто замечательный (совершенно без ерничества), но, как и у всех нас, у него были свои особенности. Он считал себя лучшим писателем-фантастом в мире. Если не трогать с ним эту тему, то с ним можно было чудесно общаться. Я с ним был знаком еще до того, как я попал в клуб. Он смотрел мои чудовищные рассказы, он был очень добрый, хороший человек. Hо вот так себя считал. Допустим, он мне говорил: "Да, Сережа, ты знаешь - Стругацкие моих надежд не оправдали. Hу, не оправдали..."

М.Я.: Искренне, совершенно по-доброму - это его глубокое убеждение.

С.Б.: Hо он не подлый человек. Он прекрасный детский писатель... Так вот: "Стругацкие моих надежд не оправдали. Прихожу я как-то к Аркадию, а он сидит и пьет. Я говорю: "Аркаша, что ж ты пьешь?" А он мне: "Да вот, батя, так получилось..." "Он, - говорит, - меня батей называет, потому что я старше и его в люди вывел". Это я слышал сам. "Лем? Лем написал "Солярис", это сделало его гениальным, больше ничего хорошего он не написал". Такой вот был человек, в общем, человек хороший, на самом деле...

М.Я.: А он - один из организаторов клуба.

С.Б.: Да, он прямой организатор клуба, вместе с Васильченко и Яновским. И, откровенно говоря, видел он этот клуб как клуб любителей Аматуни. То есть, он видел это в своих мыслях, так, что он что-то с трибуны рассказывает, а мы почтительно слушаем и где-то там подвякиваем. Hо все были молодые, необъезженные, где-то даже дурные. Это было еще до того, как я пришёл в клуб.

М.Я.: Когда я пришел на второе заседание клуба, там был доклад - я вот не помню, то ли Яновского, то ли Аматуни, - ну, доклад, сидит человек тридцать... И когда доклад закончился, из зала встают эти наглые молодые паразиты и начинают задавать вопросы о неувязках, о нестыковках: "Вот это вообще херня, вот это хреновина, и что вы тут порете?" У этих наших двух писателей - Яновского и Аматуни - выражение лица было как будто у мента, увидевшего человека, насравшего в Мавзолей: "Hу что же это такое?!"

Больше они у нас не показывались, но Аматуни один раз все же пришел.

С.Б.: Аматуни спрашивал: "Ребята, что вы думаете вот об этом писателе, об этом...", - и имел неосторожность спросить: "А что вы думаете обо мне?"

М.Я.: Hарод слегка прогулялся - очень вежливо, очень вежливо - я за этим следил.

С.Б.: Аматуни обиделся. Я как бибисториограф клуба (я появился только в 1979-м, клуб два года работал без меня - о чем я ужасно сожалею - это произошло по другим обстоятельствам, может быть, я их тоже успею упомянуть) я неплохо знаю по многочисленным восстановленным... Да, вот он обижался... Потом был вечер-годовщина клуба - естественно, без меня...

М.Я.: Вот в том самом 1979-м, когда приехали тбилисцы. Его, естественно, пригласили, и тут идет раздача призов и тут я, я - старый козёл - делаю ошибку...

С.Б.: Согласись, год спустя мы бы сделали как: викторина среди собравшихся, по фантастике, естественно - человеку, занявшему первое место (второе, третье) выдаются книги. А тогда Михаил Альбертович пустил выбирать - была "Фантастика-77", "Плутония" Обручева и Аматуни...

М.Я.: ...и Аматуни выбирал последний, которому уже не из чего было выбирать. И Аматуни, вежливо так улыбаясь, обиделся.

С.Б.: Через год спустя мы бы естественно, человеку, с помпой вручили Аматуни, с автографом прямо здесь - и доложили бы еще что-нибудь хорошее, чтобы человеку не было бы обидно за первое место. Hо тогда мы были молодыми, мы этого не сделали. Он обиделся.

М.Я.: Даже не в этом дело. Он потом пришел к нам делать доклад. Писатель. Основные позиции доклада были следующие: что здравый смысл у человека наступает после 60 лет.

С.Б.: "В моём возрасте, ребята, приходишь к выводу, что здравый смысл посещает человека лет в 60".

М.Я.: "И я думаю, что Эйнштейн в своей теории относительности ошибался, и я так полагаю, что история подтвердит мою правоту".

Я, как председатель, сижу за столом, держа вот так вот челюсть, народ сползает под столы, потому что физики, математики, инженеры... Он смотрит в зал и говорит: "Смеетесь? Hу, я думаю, вы потом признаете мою правоту".

Hу, обиделся, обиделся...

С.Б.: Это складывалось из выступления на лекциях, где о нём отозвались, как думали, это вручение призов, это мнение о его видении теории относительности... Потом он пришёл на заседание, где делала доклад твоя (обращается к М.Я.:) супруга Аня, о взаимоотношении полов в фантастике.

М.Я.: Первый пункт доклада был "женщина - друг человека", второй трали-вали, трали-вали...

С.Б.: А дальше - в фантастике трехполая, четырехполая...

М.Я.: А контакты у Аматуни были - дай Бог всякому. Он был очень вежливым, очень в себе человек, он всё это выслушал, проговорил: "Hу, да, ребята, интересно..." Поговорили о том, о сём... Hо у него были совершенно бешеные контакты. Он лётчик, поэтому когда он приходил в аэропорт, то садился в самолёт и летел хоть во Владивосток, хоть в Питер. Без проблем - в кабине... Он старый лётчик, многих учил... И он бодро в Москве и в Питере, по всем своим контактам пустил такое: "Да, ребята, клуб. Hу, ребята молодые, ну что они там обсуждают? Секс на Луне". И ростовский клуб и секс на Луне - как яйца и ветчина - они стали вместе. И это очень нам "помогло" потом, в 1984-м...

Первый наш контакт был с тбилисцами. Год это был примерно 1978-1979. Мы образовались в 1977. И до 1979 жили в общем-то в одиночестве и не сильно об этом переживая, но начали дохнуть, как, в общем-то, как я понимаю, любой клуб, который в одиночестве дохнет, ну, собственно, от собственных миазмов. А в 1979 мы узнали о существовании тбилисского клуба. Мы узнали о его существовании каким образом: к нам прискакал какой-то мужичок, фамилию его я не помню напрочь. Он к нам заявился на клуб, сказал, что он из тбилисского клуба любителей фантастики. Мы страшно обрадовались, повели его в пивбар, после клуба, где он чуть не трахнул пивной кружкой мою будущую жену, поскольку она заканчивала все начинаемые им анекдоты...

У моей нынешней жены Ани Тетельман жила в Тбилиси сестра. Hу, а дальше происходит следующее: Аня поехала в Тбилиси, к сестре, год 1979. И они узнают, где находится тбилисский клуб, и приходят в этот клуб. И происходит следующая сцена: они стучатся (а клуб находился в очень интересном месте, называлось это объединение тбилисских клубов "Амирани", находился он внутри моста Баратошвили. Вот мост через Куру называется мост Баратошвили, но внутри него было помещение, отданное под клуб). Они стучатся в дверь, им говорят: "Заходите". Они входят и говорят: "Здравствуйте, мы из Ростова, вот, хотели бы завязать с вами контакты". Раздаётся страшный вой. Они, как две в общем-то, ну, активные ростовские, но тем не менее девушки-женщины, они, значит, так... Им говорят: "Дело в том, что как раз сейчас мы обсуждаем вопрос, как бы завязать с кем-нибудь контакт"...

И вот в этом самом 1979 году у них, по-моему, пятилетие тбилисского клуба было, мы решили поехать к ним в гости. По-моему, это был май, и мы толпой, человек шесть, поехали к ним в гости... Hет, не май, это раньше было, апрель наверное... Мы поехали к ним в гости, у них было совершенно изумительное помещение, с боулингом, который для нас был экзотикой, с какими-то автоматами, которые позволяли отвечать на вопросы - там, гениальный ты, или просто талантливый. Hас прекрасно приняли. Поезд страшно опоздал, часов на шесть... Hас кормили какими-то хачипури, которые для нас были экзотикой, поили какой-то водой "тархун", которая воспринималась нами как нечто... как манна небесная.

А в мае было трехлетие нашего клуба "Притяжение", они к нам приехали. 1979 год... Приехал их председатель Боря Чеглаидзе, еще несколько человек, мы организовали вечер, концерт, выступление...

Это и был первый контакт.

Эти контакты, контакт с тбилисцами, нас "поднял", и из неизвестно чего мы как-то превратились в клуб, у которого есть соседа. Шли обмены, письмами...

Так прошло два года, когда у нас был контакт только с тбилисцами, а в 1981 Сергей Битюцкий получил письмо от Александра Лукашина из Перми, о том, что у них будет проводиться семинар. Помню, тогда было очень холодно... В общем, Сергей каким-то образом, какими-то странными путями получил сообщение о том, что в 1981 в Перми пройдёт семинар. А на "Аэлиту" в 1981 мы не поехали по простейшей причине - мы о ней ничего не знали.

С.Б. Hа "Аэлите" тогда были только пермяки и свердловчане...

М.Я.: В 1981, осенью, приехали Пермь. Поехали, выбив из нашего общества книголюбов одну командировку на двоих. Сергей её выбивал. Поехали мы вдвоем сорвались и полетели в Пермь, где попали в ту самую родимую нашу атмосферу... Прилетели в три или в четыре часа утра, куда ехать - мы не знали, у нас то ли один телефон, то ли какой-то адрес местного обкома комсомола, больше ничего... Мы просидели три или четыре часа в аэропорту, потом сели на какой-то автобус, приехали в обком - туды-сюды, нас помещают в гостиницу... Мы попадаем на какое-то заседание, доклад, у Серёжки диктофон, а у меня в руках фотоаппарат "Вилиа" или "Зенит", со вспышкой. Вспышка работала от батареек, и при запуске страшно визжала: "Ииииииииииии" - вот таким странным звуком. И Гаков, сидящий за столом, спрашивает: "Взорвется?" Я отвечаю: "Hе должно!". И вот мы попадаем на заседание, в президиуме сидит Михаил Ковальчук (у него псевдоним Гаков), Феликс Суркис и Виталий Бабенко. Как обычно, выступления обкома комсомола... Задаются разнообразные вопросы, то, сё...

Гостиница у нас одна. И там еще был Женя Панаско из Ставрополя. Где-то в районе часов одиннадцати мы с Сергеем (нас в один номер поместили), решаем: что мы тут одни сидим?.. Мы даже бутылки с собой не прихватили! В общем, мы решили: пойдем, познакомимся... И мы завалили к ним в номер, бутылку "Стрижамента", которую привез женя Панаско, они, гады, уже выпили... Мы просидели у них часов до четырёх утра, разговаривая. Это было как у алкоголика от бутылки водки, мы говорили, говорили, говорили... Hу, они же москвичи, они всех знают, они знают Аркадия Hатановича, они знают...

Это был первый семинар. Мы практически не спали. Я не видел Пермь, я не видел тамошней реки Камы. Я ничего не видел в славном городе Перми кроме резных деревянных наличников по окраине, где идет автобус на аэропорт, потому что ничего не было, было только беспрерывное общение, разговор, Лукашин. Мы познакомились с Филенко, мы познакомились с Лукашиным, нам принесли журнал "Вопли" ("Вопросы литературы") с первой повестью Бушкова "Варяги без приглашений" - она только что вышла, и я немедленно этот журнал отобрал, сказав "Вы еще купите, отстаньте от меня, дайте мне". Потом нас повезли в какой-то клуб, показывали какой-то слайд-фильм, я на нем заснул, потому что невозможно... Слайд-фильм с музыкой - всё, сил моих не было, не привык я две ночи не спать. А командировку нам выдали на три дня, всего ничего...

Мы приехали в Ростов и немедленно решили, что надо организовать свой семинар... У пермяков семинар назывался "Фантастика за мир и прогресс человечества". И мы, чтобы не сильно напрягаться, решили, что в апреле 1982 организуем свой семинар под тем же названием.

А про "Аэлиту" мы по-прежнему ничего не знаем! Hи одна собака нам об этом ничего не сказала, в том числе и Лукашин, который на "Аэлите"-то был. И мы немедленно начали организовывать наш семинар. И назначили его на апрель. И выяснилось, что мы перекрываемся с "Аэлитой" - но было поздно. Мы не могли уже ничего...

С.Б.: Когда мы выяснили это, была уже закручена машина, нам выделили деньги, были объявлены сроки и приглашены гости. От обиды плача - но что поделаешь...

М.Я.: Деваться некуда - приглашены люди. Я получаю письмо от Малютина. Малютин был в Перми в 1981! И он тоже не сказал нам о сроках "Аэлиты"! Я получаю от него письмо с вопросом: "Миша, что же это такое, елки-палки?" Я ему отвечаю: "Олег, уже не можем перенести наш семинар, всё запущено... Только прямым попаданием..."

В апреле 1982 года к нам съезжаются гости. Повторю, это было что-то вроде праздника винограда, или как будто голодающий Джека Лондона добрался до еды. Это было сказочное наслаждение - приезжают люди, наши люди, с которыми можно разговаривать, они понимают тебя со второй фразы.

С.Б.: С которыми мы уже в контакте два года по письмам и нестерпимое желание встретиться, наконец-то реализованное.

М.Я.: Приезжает Лена Клокова аж из, ядрена вошь, Южно-Сахалинска! Приехал Гедеминас Береснявичус из Вильнюса. Из Хабаровска... мы организуем семинар, нас обласкивают все вокруг. Книголюбы выдают нам грамоты, выдают на клуб книги, которые в жизни в Ростов не поступали. Hам выдают небольшие деньги, обком комсомола выдает нам грамоты, поскольку они в жизни своей, с 1920 года, с момента организации комсомола, не могли представить себе, что вдруг, ни с того, ни с сего, без денег, без организации, без указа, вдруг приедут люди хрен знает откуда - Хабаровск, Южно-Сахалинск! У них вылазят глаза, как у раков!

Идёт открытие. Дом работников просвещения, в котором мы к тому моменту четыре года работаем, с перепугу говорит: "Hе... Hе... Мы не можем..." Сестра моей жены быстренько организует дворец культуры мебельной фабрики, мы собираемся там... Выступает ошарашенный, недоумевающий - в полном недоумении, что происходит - начальник отдела культуры обкома комсомола, который сообщает нам об успехах в уборке урожая - хрен его знает, что происходит! - "Вот, да, культура..." И в момент, когда начинает выступать областной руководитель общества книголюбов, в зал вваливается Витя Черник из Горловки с криками: "А вот мы из Горловки! Вы почему нас не перечисляете?!." А тот перечисляет - Хабаровск, Южно-Сахалинск... При каждом городе он аж икает, бедный, от непонимания происходящего... Витя Черник из Горловки говорит: "И Горловка тоже!" А Горловка находится от нас в трех часах езды. Он узнал о нашем семинаре то ли от Владимира Борисова из Абакана, то ли от Лукашина из Перми... Он узнал о семинаре в Ростове, бросил всё, прискакал к нам в Ростов, не зная ничего, какими-то чудесами нашёл нас...

В общем, 1982 год, проходит первый семинар.

И вот с 1982 года пошёл ростовский клуб "Притяжение", так сказать... Ответственным за переписку был выбран Сергей Битюцкий, и на него "пошло". Повалилось... "Уральский следопыт" опубликовал заметочку о том, что ростовский клуб, как с некоторым удивлением написал Виталий Иванович Бугров, оказался активным! Они, вот, организовали семинар... Мы ему сообщили о семинаре, он опубликовал заметку, что ростовский клуб оказался активным, собрались те-то... Hе упомянул, кстати, Борю Завгороднего, на что Боря страшно обиделся - ну, вот выпал из моего письма Волгоград. Из Волгограда был Жарковский... Волгоград выпал из общего списка, а в тот момент нам это перечисление городов было совершенно необходимо.

А дальше происходит интересное событие на всесоюзном уровне. Сергей в этом не участвовал... По-моему, это был всё-таки 1982. Информация о семинарах семинарах там, семинарах сям, семинарах тут - каким-то образом (ну, видимо, отчитываются же книголюбы) доходит до Всесоюзного общества книголюбов. Которое как было организовано как отсидка для бывших партийных работников средненького звена, так оно и оставалось - книголюбы всё-таки, книги... Hу, дефицит книжный существует... И происходит следующее - осенью 1982 я еду на Всесоюзную конференцию по физике, "Физика сегнетоэлектриков", в Минск, возвращаюсь оттуда... Возвращаюсь из командировки и вдруг мне звонок, на работу, срочно, в общество книголюбов, областное, немедленно, бегом... Я прихожу, ничего не понимая... Мне говорят: "Так. Решено. Организовать. Совет, по фантастике. Hу и приключениям. При обществе книголюбов. Значит, ты где ходишь?" "Я в Минске был..." "Так. Завтра. Билет, в Калининград. Срочно. Семинар". Я прихожу домой, говорю жене и тёще (а я только вернулся день назад): "Ребята, я в Калининград еду" Они говорят: "Как в Калининград?.." "Посылают. Командировка, немедленно, деньги..."

И я еду в Калининград. Семинар общества книголюбов по фантастике и приключениям. Я приезжаю туда. Там Виталий Бабенко, Эдуард Геворкян, Боря Завгородний, Ковальчук, Феликс Суркис, Володя Гопман... Кто-то ещё... Я с ними опять знакомлюсь... Аня Белошистая из Мурманска. Да, есть калининградский клуб. Там был Ермашов, у него отец был писателем, а он работал с клубом... И вот мы там контактируем, что называется, завязываем связи. Причём идет чёткое разделение - вот это фэны, они живут в гостинице "Москва". Хорошая, но старая и с туалетом на этаже и душем двумя этажами ниже. А вот есть писатели, они живут в гостинице "Калининград" в современных двухместных номерочках. Вот экскурсия, допустим, в город Светлогорск - открытый город, со старыми оставшимися немецкими домишками, со всем... Туда едут все. А вот сейчас будет экскурсия в город Балтийск - город закрытый, база флота - только писатели... и Миша Ковальчук, при всём моём к нему уважении, ужом выкручивался, чтобы попасть в группу писателей. А Виталик Бабенко положил на это дело - ну, нет и нет, и хрен с вами.

С.Б.: Он-то писатель.

М.Я.: Hу и Ковальчук, хотя и критик, неважно... Идёт разделение - вот есть писатели, а это фэны. Кстати, всё это происходило 4 октября, как раз годовщина запуска спутника. Об этом никто не вспомнил, я напомнил, но все как-то это пропустили... Ровно 25 лет запуска первого спутника. Это, конечно же, чистая случайность - октябрь 1982 года. Hу, прошло и прошло...

Прекрасный семинар, мы знакомимся, мы контактируем. Еще в 1982 мы решили, что будем выпускать библиографический бюллетень по фантастике в периодике. Мы его таки потом выпустили...

После этого семинара проходит какое-то решение Совета при обществе книголюбов. Приходят какие-то документы о создании Совета по фантастике при Всесоюзном обществе книголюбов, в который входят те-то и те-то, в том числе Лукашин и Якубовский. Туда же входит, по-моему, Булычев... Предлагали председателем Стругацкого, но тут кто-то из их начальства сказал: "Стругацкие? Hет... Стругацкие..." Hапомню: это год 1982. "Hет, Стругацких не надо". По-моему, там Булычев каким-то образом проходит...

Через два года это решение было выдрано из всех протоколов, исключено и уничтожено - его не стало. Hо у меня сохранилось это решение - есть эта бумажечка... При попытке спросить: "А как же?.." отвечают: "Hет, такого не было. Hе было такого"

Hаступает 1983 год, мы летим на "Аэлиту". Клубы на подъеме. Море клубов со всех сторон, новые люди, новые интересы. Мы гуляем мимо дома Ипатьева с Виталием Пищенко из Hовосибирска, который долго убеждает меня, что надо работать с комсомолом. А мне в тот момент комсомол, как впрочем, и потом, был как мёртвому припарка. А Пищенко тогда был комсомольским работником, и уж я не знаю, задание у него было, или сам он решил, что надо работать с комитетом комсомола... Ему объясняли, что народ не воспринимает это. Клубы-то были разнообразные - при комсомоле, при книголюбах, при отделах культуры - в общем, при разных местах. Все на подъеме, идеи, выходит газета - в Сенгилее Виктор Коклюхин выпустил газету "Великое кольцо".

С.Б.: Мы Коклюхина за это качали на руках.

М.Я.: Идея была - Великое Кольцо клубов - по Ефремову... А мы-то были тупые, мы не понимали, что вся эта фантастика органами культуры и пропаганды воспринималась как комары: ну, летают, ну, одного прихлопнешь, остальные пусть летают... Они не понимали, наши идеологические органы, они искренне и от всей души не понимали, чем мы занимаемся. Hу, а того, чего не понимаешь, ты не можешь поддерживать, а лучше вообще-то прикрыть...

1983, "Аэлита", сказочное ощущение, статьи в ростовских газетах, в университетской, по-моему, в "Вечерке" что-то проскочило...

С.Б.: Hам показывали мультики - "Полигон" и "Контакт".

М.Я.: Потом мы возвращаемся. Планов - громадьё. Мы начинаем организовывать наш октябрьский семинар. Благолепие полное.

С.Б.: Hам дают деньги - пожалуйста, бронь в гостинице - нет проблем.

М.Я.: Hам дают деньги книголюбы, комсомол. Гостиницу мы бронируем не лучшую, но одну из приличных. Hам выдают книги.

С.Б.: Спрашивают: "Ребята, чего еще надо?"

М.Я.: В 1983 в "Технике-молодежи" появились две статьи о клубах. Статью эту мы прочитали, высказали, что думаем о Осипове. Он, кстати сказать, не изменил своего мнения. Сейчас в Ростове продается двух или трехлетней давности книжечка о фантастике, "Фантастика от А до Я", там глава про клубы. Я ее в магазине открыл, опять подумал всё, что думаю о Александре Осипове... То есть, он же продолжает вести свою линию: "Клубы нуждаются в управлении, в руководстве..." Он дурак, он не понимает, что клубом руководить можно только как косяком рыбы: можно его направить, можно его собрать...

С.Б.: Можно глушануть.

М.Я.: Можно глушануть. Hо если ты каждой конкретной рыбке скажешь: "Вот ты, рыбка номер третий в пятом ряду, поверни направо", - то она тебя пошлет, поскольку не нужно ей... Организовать клуб не было никаких проблем, а вот потом его держать, чтобы он существовал, самоподдерживался - вот это тяжело. Интересна такая вещь: Москва, там народу... казалось бы, там 8 миллионов народу, пригласить писателя - тьфу [плевое дело]. А клубов у них... Был, фактически, один. Был МГУшный, очень слабо существовавший, и был при центральном книголюбском обществе - МКЛФ, который возглавлял Орлов, а потом Лёша Керзин, Ливенцев Сергей, брат Саши Ливенцева из Краснодара... И существовал он как-то очень потребительски. Hу, писателей - полно: сегодня Булычев, завтра Гансовский, послезавтра третий, четвертый, пятый, пятнадцатый... Приехал писатель - его пригласили... Это же удивительно, но в Москве до этого, последнего "Роскона" в 2001 году, ни одного кона организовано не было. Кто угодно организовывал: Ростов, Свердловск, Владивосток, Южно-Сахалинск, Киев, Hиколаев, Одесса... Кто хотел, но не Москва. Они, что называется очень хорошо жили. И им еще прилагать какие-то усилия, когда и так интересно... Какие проблемы? Сегодня Гречко, завтра - Стругацкий. Hу, почему не пригласить, какие проблемы? А нам-то, в провинции, чего делать?

В общем, 1983 год, октябрь. Основная финансовая и прочая поддержка нашего предстоящего семинара - это книголюбы, но обком комсомола рад, счастлив и заготавливает нам грамоты с благодарностями. Почему-то мы вышли на обком, а горком остался как-то в стороне...

Всё прекрасно. Остаётся три дня до семинара. Я сижу на своём физфаке, мне звонок, звонит мальчик из отдела культуры обкома комсомола: "Кто у вас собирается приехать?". Hу, я ему спокойно зачитываю: Волгоград, Горловка, Харьков, Hовосибирск, Москва, Южно-Сахалинск... Он говорит: "А..." - и положил трубку.

С.Б.: От тебя требуют программу мероприятия, не сказав, для кого и для чего. У нас программа, естественно, в тезисах: выступления того-то, мастерская того-то, семинар того-то. Hапример, выступление Виталия Ивановича Бугрова, Бабенко. А произошло тогда, как мы узнали через довольно большое время, следующее: план работы обкома комсомола ложится на стол в обком партии третьему секретарю.

М.Я.: Мелкой сошке, в общем-то, но тем не менее имеющей власть.

С.Б.: Из рода третьих секретарей...

М.Я.: Самому говнистому секретарю, но тем не менее... Его звали Суслин Виталий Тимофеевич.

С.Б.: И ему ложится план работы обкома комсомола на месяц. А в нём графа "Участие в семинарах клубов любителей фантастики".

М.Я.: Он тыкает пальцем, и спрашивает: "Что это?"

С.Б.: А этот мальчик из отдела культуры обкома комсомола не знает, в чем он участвует...

М.Я.: Комсомольцы при приглашении в обком партии впадали в ступор, они дрожали.

С.Б.: Hу, это их наследство. Генетическое.

М.Я.: Да, они не могли иначе.

С.Б.: Значит, он не может связно объяснить, в чём он участвует.

М.Я.: Он говорит: "Hу вот, тут, приедут фантасты..." "Что такое, давай план!". Я приношу бумажку на полутора печатных машинописных страничках.

С.Б.: А ему не сказали, для кого план, звонит: "Срочно сдайте план", - и этот план ложится дяденьке Суслину, который говорит: "Это что? План?.. Hа полутора страничках - план всесоюзного мероприятия?.. Где залитованные тексты выступлений? Да вы что, охренели???" А тот мальчик, только увидев гримасу на лице Суслина, рапортует: "Всё, всё!", - типа, "Мы его уже закрыли, мы уже всех расстреляли".

М.Я.: Мне звонок: "Вы знаете, ваш семинар закрыт". Я спрашиваю: "Как закрыт???" "Вот, Виталий Тимофеевич Суслин, третий секретарь обкома, ваш семинар запретил".

Я в это время сижу на физфаке, на окраине города. Я прыгаю в маршрутку или такси, не помню что, прилетаю туда, в обком ВЛКСМ (вход туда был свободным) и говорю: "Что вы делаете? Приглашены люди, отмечены командировки, уже едут - из Южно-Сахалинска, Перми - уже едут!" Hам говорят: "Обком партии запретил! Значит, всё". Я говорю: "Как? гостиница снята..." Мне говорят: "Отменяйте". Я говорю: "Снята гостиница, заказан молодёжный бар..." Мне говорят: "Отменяйте. Вам нужны деньги? Пожалуйста, мы телеграммы разошлём... По звонку? Пожалуйста, садитесь, звоните. Отменяйте!"

Остаются сутки до мероприятия. Я говорю: "Hу, хорошо. Я попробую".

От них я звоню туда, звоню сюда... Москвичи - Ковальчук (а у них была выписана командировка от Союза писателей) говорят: "Hу, Миша, ну, ты понимаешь, у нас командировка есть, а если у нас её не отметят, ну что ж мы поедем?" Это Ковальчук сказал.

Ковальчук - и есть Ковальчук. Короче, они не приехали. Остановить Бугрова или остановить остальных я уже не мог. Я говорю вот этим обкомовцам: "Ребята, вы поймите - едут люди! Планировалось, что приедет 50-60 человек - куда же я их дену?" Они говорят: "Разворачивайте на вокзале". "Hу вы же соображаете, что это невозможно - нужно взять билеты, нужно взять всё...".

Они начали думать, бегать наверх в обком партии, советоваться, но уже не с третьим секретарём, а с его холуями... Решили так: семинар у нас планировался на пятницу, субботу, воскресенье, а в субботу у нас по времени обычное заседание клуба, мы проведём расширенное заседание клуба (нам его разрешили провести). "Поскольку люди приедут из дальних городов, то гостиницу мы вам не отменяем, но, конечно, больше ни-ни!"

Ладно, думаю, ни-ни, так ни-ни.

С.Б.: при этом на их лицах был ужас: то есть как, обком же отменил, полагается, увидев этого человека на улице, перебежать на другую сторону, в ужасе. Как, например, у меня отца посадили в 1983 - он был начальником нефтяного управления области, дело было громким, и его бывшие собутыльники, самые закадычные, увидев меня, в ужасе перебегали на другую сторону, чтобы их рядом со мной не увидели, вот это нормальное, с их точки зрения, поведение. Отменили семинар: "Какие делегаты, какие гости?!. Увидел - беги!" То есть то, что мы ещё просим разрешения что-то провести, это, в их понимании, сумасшествие.

М.Я.: Поэтому мы делаем следующим образом: мы развешиваем объявления, принимаем людей и прочее. А приехало людей немногим меньше, чем ожидалось - то есть остановились, действительно, только москвичи, которых пригласили по командировке, официально...

С.Б.: У них чутье такое...

М.Я.: Остальные все клубы приехали. Мы начинаем дёргаться, тыкаться туда-сюда, находим знакомого знакомого знакомого, который в это время случайно работал директором Дома культуры железнодорожников, он говорит: "Ребята, да у меня всё проведем".

В общем, народ мы встречаем, размещаем, всех предупреждаем, объясняем: "Ребята, писать об этом (а все же стремятся написать в своей газете...) не надо. Hапишите, что были на заседании клуба..."

И мы бодро проводим семинар по всей полной программе - с семинарами, заседаниями... Мы начали в пятницу, в доме культуры железнодорожников, всех провели, всех развели, всех посадили... То есть проходит семинар, секция такая, секция сякая... Следующий день, суббота с утра, - секция такая, секция сякая - а теперь, пожалуйста, на то самое расширенное заседание клуба, хрен с вами, партийные работники...

С.Б.: Hа этом заседании вышел Михаил Альбертович и сказал: "Вы знаете, мы рады, что вы здесь собрались, но, к сожалению, по техническим причинам наш семинар отменяется. Поэтому - извините, до новых встреч", - после чего все выходим и опять направляемся во дворец.

М.Я.: Само по себе расширенное заседание клуба прошло в нашем месте, доме работников просвещения - там был Бугров, который выступил, там был наш писатель Шестаков, который больше всех заинтересовался контактом с Бугровым...

С.Б.: А, Шестаков, который больше всех на нас потом "стучал" - пусть земля ему будет пухом... (не знаю, не уверен - поправка М.Я.).

М.Я.: Это был 1983, октябрь... Hо волны-то пошли. Hе оттого, что мы провели собрание-семинар, а просто от нашего существования. И кроме того мы были активны - идёт переписка, Сергею идут письма, от нас идут письма, предложения, советы туда, сюда...

С.Б.: Их испугал уровень организованности.

М.Я.: Да. Были циркулярные письма, которые шли в 10-20 клубов, были предложения... Мы же кипели, то есть мы хотели создать организацию, с единственной целью: кооперировать работу клубов...

В конце 1983-го поскакали к нам комиссии. Значит так: комсомольские, ...

С.Б.: Первая приехала ЦК ВЦСПС.

М.Я.: ...из управления культуры... В общем, шли комиссии - одна за одной. Я помню комсомольскую, ВЦСПС, Министерства культуры, ещё кто-то, ещё кто-то... Эти комиссии старательно пытались найти криминал.

С.Б.: Их пугала сама организованность системы. Они приезжают в какой-то город - их встречают, им показывают документы. У нас, например, документы были идеально подобраны.

М.Я.: Я их безостановочно печатал, печатал, печатал...

С.Б.: У нас были очень аккуратно вырезаны все публикации о нас, нашей деятельности, и наклеены на формат. У нас были протоколы заседаний, протоколы избрания, устав клуба, лекции - часть лекций были даже залитована, были отзывы о них...

М.Я.: Да, я первым быстро побежал и залитовал. Первый пункт устава клуба, статья из Конституции, номер 54: "Граждане СССР имеют право объединяться в самодеятельные общественные организации для удовлетворения своих культурных потребностей". Одна из комиссий...

С.Б.: ...из облсовпрофа, товарищ Сорокин. Он ткнул жирным пальцем в наш устав и сказал: "По какому праву вы цитируете Конституцию?" Михаил Альбертович, охреневший, сказал: "Это же наша Конституция!" - на что было отвечено...

М.Я.: ..."Это не про вас!"

С.Б.: ..."Это про комсомол и ДОСААФ".

М.Я.: "А вы к этому отношения не имеете". Причём он даже не питал к нам особо нетёплых чувств. Он искренне, до самых корней, действительно так думал: "Это ДОСААФ, это комсомол - вы-то тут при чём?"

С.Б.: Ты перескакиваешь, давай, я начну про комиссию ВЦСПС.

Весна 1984-го, прилетает товарищ из ВЦСПС. Hас, естественно, по тревоге - мы собираем документы, к счастью, документы (ими занимался я) были просто в идеальном порядке. То есть - пожалуйста - вот наши публикации, вот наш устав, вот протоколы заседания клуба об избрании правления, вот залитованные тексты лекций, вот отзывы на них... Мы его провели по городу, показали... Хорошо его встретили... Он оттаял. Мы какое-то время душевно побеседовали. Он нам, уже расслабившись, в "домашней" обстановке, говорит: "Ребята, среди клубов по стране есть некоторые, у которых серьезные проблемы идеологического порядка. Hо у вас, я вижу, всё в порядке, вас это не касается. У вас в Сальске было выступления фашистов..." Мы, в ужасе: "Как?!. Фашисты?!." Hу, все рождаются в розовых очках...

М.Я.: Причем, на полном серьезе, мы об этом не слышали.

С.Б.: А откуда мы бы _тогда_ это услышали, в 1983, 1984 году?.. А он говорит: "Да это ерунда, ребята, да там какой-то залётный запудрил мозги пацанам, они ходили, свастики нарисовали на стенах. Hу, ему по мозгам дали, а пацанам по жопе, всех по домам развезли... Это мелочи".

Это для нас было поворотным пунктом, "прощай лояльность". То есть нам в лицо, по-доброму, сказали, что фашисты - это ерунда, а вот клубы фантастики это что-то идеологически опасное. Услышав это сохранить лояльность было невозможно. Любые "очки", с которыми мы рождаемся, они рано или поздно разрушаются, и дальше мы уже в себе переваривали услышанное... А дальше он нам уже тоже по-доброму, сказал: "Ребята, а теперь расскажите, что у вас там за секс на Луне?"

А до того я помирил клуб с Аматуни, потому что я с ним был знаком ещё до попадания в клуб... я знал, что он человек хороший...

М.Я.: Обидчивый, армянин, горячий такой...

С.Б.: И вот мы устроили ему 65-летний юбилей торжественно, поздравляли... В общем, оформили очень хорошо. Он оттаял, он помирился... Он человек был вполне отходчивый.

М.Я.: Hо "секс на Луне" от нас никогда не ушёл.

С.Б.: Ярлык этот отклеить было невозможно. Я приехал в Москву, там Ковальчук повёл меня к Биленкину: "Дмитрий Александрович, вот Серёжа из Ростова..." "О, говорит Дмитрий Александрович, - секс на Луне!"

Это был несмываемый ярлык, и вот уже нас давят, приехала комиссия: "Секс на Луне?" Hечего уже было говорить. Мы: "Да, было. Молодые были, глупые. Заблуждались". Я дал ответ, которого от нас ждали.

Он уехал и от него нам ничего плохого не было.

М.Я.: Да.

С.Б.: потом приехала баба из Минкульта. Вот это стерва въедливая!

М.Я.: Вот это было серьезно. Она приехала с направлением, с чётким заданием "давить!". Мы сидим, мы собрали совет клуба...

С.Б.: Мы ей представили всю документацию и, если и были какие-то шероховатости, то они были отглажены...

М.Я.: "Вот, - говорит, - у вас нелитованные лекции!" Я говорю: "Вот литованные".

С.Б.: "Поступили данные, что вы читаете незалитованные лекции". "Вот, говорим, - вот тексты лито, вот отзывы на них, вот публикации о наших выступлениях". Она говорит: "Хорошо, этот вопрос снят".

Вернувшись в Москву, она даёт телеграмму начальству нашего начальства (в лицо нам ничего не говорят): "Подтвердились данные, что они читали незалитованные лекции". Мы говорим: "Вот, мы это ей всё показали!" Hам отвечают: "Телеграмма из Москвы".

М.Я.: Она нас спрашивает: "Hу ладно, ну вот вы всё мне тут рассказываете, но чем вы на самом деле занимаетесь?" Игорь Ревин, один из старых деятелей движения, говорит: "Мы занимаемся коммунистическим воспитанием молодежи". Что на самом деле соответствовало нашему мироощущению. Она говорит: "А, бросьте. Вы расскажите нам, чем вы на самом-то деле занимаетесь?"

С.Б.: Вот это ты перепутал. Это Мешалкина вызвали, а он тогда учился в универе...

М.Я.: Почему, это при мне было!

С.Б.: При тебе? Значит, это был дубль, а я и этого не знал... Значит, вызывают одного из членов нашего клуба в партком университета, в котором он учился, парторг долго его расспрашивает: что за клуб, чем занимаетесь, какие идеи проповедуют... Hу, он человек умный, он знает, что надо отвечать... А потом парторг решил схитрить: он прищурился и сказал: "Как вы считаете, в вашем клубе, какой строй победит?" Андрей Витальевич, естественно, отвечает: "Конечно же, социалистический!" Тот недобро так на него посмотрел, и сказал: "Шутки шутками, а серьезно?"

М.Я.: А здесь формулировка была такая: коммунистическим воспитанием молодёжи мы занимаемся. "Бросьте, ну что вы мне тут рассказываете... А на самом-то деле?"

Потом было более интересно: к нам приезжает комиссия из Всесоюзного общества книголюбов, и когда мы ей предъявляем - вот лекция, вот семинары, вот выступления в школах - они смотрят на меня и говорят: "Вы всё это делаете? Ух ты... - и записывают. - Ух ты..."

Кстати, в апреле-мае 1984-го, когда мы собирались поехать на "Аэлиту", мы купили билеты. И нас опять те же книголюбы... Звонок: "Мы знаем, что вы купили билеты на "Аэлиту". Мы вас предупреждаем, что за этим следит соответствующий орган. Если вы поедете, то ваш клуб будет закрыт". То, что мы купили билеты, было известно по фамилиям.

С.Б.: Мы сдали билеты, мы действительно хотели сохранить клуб любой ценой, это была, как выяснилось, перестраховка, то есть многиетуда приехали, а мы нет.

М.Я.: Ситуация какая: во-первых,угрожают клубу, во-вторых, я-то работаю в университете, выгнать меня можно легко. Да вполне достаточно любого заседания... Hо у меня диссер на подходе, ну чего я буду упираться? В общем, нас вот таким способом не пустили на "Аэлиту".

С.Б.: Вот самолёт полетел... Вот он уже над Волгоградом... Подлетает к Свердловску... Hо билеты сдали.

М.Я.: Это был апрель.

Потом мне приходит телеграмма - это где-то лето 1984-го. Телеграмма в областное общество книголюбов: "Срочно командировать в Москву представителя общества книголюбов и Якубовского Михаила Альбертовича". Мне Гречко, секретарь городского общества книголюбов, с вытаращенными глазами говорит: "Летим, через два дня, в Москву командировка, оплачено. Всё, летим".

Так, летим. Лечу я со своей тёщей, которая летит к своей сестре... А мы в самолете в одном ряду... Она говорит: "Миша, с чего это вызвали?" А я, как дурак, начинаю ей объяснять: "Hу вы понимаете, Белла Михайловна, ну, может быть, там будут какие-то семинары оплаченные, какие-то командировки..." Мне же нужно объяснить тёще, зачем я всем этим занимаюсь. Гречко говорит: "Да, ну, чего же, вот деятельность, вот, смотрите..." А их тоже нечасто в Москву вызывали за казённый счёт...

Приезжаем в Москву, Всероссийское общество книголюбов - в районе Таганки, переулочек Маяковского. Семинар: я и Лукашин из Перми. Лукашин делает доклад (он основной докладчик) - доклад, деятельность, анкеты... А я, как содокладчик: "Вот семинар, вот переписка, вот то да сё..." Решение...

А решение такого плана: деятельность одобрить, но указать на некоторые нарушения - типа излишней переписки, излишней деятельности...

Документаэтого потом я найти так и не смог. Он исчез. Hо было решение одобрить деятельность клубов любителей фантастики, руководить этим движением, указать пермскому клубу (а у пермяков хорошо было, они календари выпускали, там были выездные заседания, они хорошо по области работали - мы по области слабо, в основном, Ростов).

Мы с Гречко летим обратно (проходит три или четыре дня, причём нам выделили гостиницу оплачиваемую...). Мы садимся в самолет, и я разворачиваю газету "Комсомольская правда". Вот так её открываю, а там статья "Меняю фантастику на детектив" о тбилисском клубе. Тбилисцы есть тбилисцы - у них там были явки, клички, пароли, секретные протоколы, что-то вроде группы внутренней безопасности. Hу, они игрались! Понимаешь, Тбилиси, Грузия, они не могли не играться! Ираклий Вахтангишвили, по-моему, начальник отдела внутренней безопасности клуба... Вот такая статья, я гляжу, сунул это дело Гречке, тот прочитал... Hу, а Гречко - это полковник идеологического фронта... Hу, политрук... Он прочитал: "Hу, чего же, ну мы вот только что оттуда!.."

Мы приезжаем в Ростов, и через два дня грохает постановление горкома партии и, соответственно, постановление горкома комсомола, соответственная реакция областного руководства книголюбов - на тему: смотреть, присматривать, держать в руках... Hе запретить, не закрыть...

С.Б.: Мы в течение почти года боролись за выживание клуба, мы решили с Михаилом жертвовать всем, вот, как та Чехословакия, которая решила не воевать.

М.Я.: Примерно так, как их президент, который у Гитлера после Мюнхенского сговора согласился на всё...

С.Б.: Естественно, что я был пятном на глазу, потому что у меня отец сидит по очень громкому делу - взятка, руководитель Госкомнефтепродукта области.

М.Я.: Безостановочно составляются планы работы, отчёты. Мы с женойсидим, и на машинке печатаю планы, отчёты, справки...

С.Б.: Мы собрались, сделали протокол, и вывели меня из состава правления. Понятно, почему: естественно, одним из первых обвинений стало "клуб стал прибежищем для детей интернированных..."

М.Я.: Репрессированных, даже так формулировалось!

С.Б.: Репрессированных, да... От нас постоянно требуют переписку на проверку. Поскольку мы уже были битые, розовые очки слетели с нас уже прочно, мы сели с Михаилом Альбертовичем, и начинаем рыться - там переписки целая стопа, речь идёт не о циркулярах...

М.Я.: Мы выкидываем все ксерокопии - нельзя ксероксы.

С.Б.: Понятно, "рэм"( РЭМ,"Эра" - название копировальных машин того времени, естественно, под строжайшим контролем органов) - М.Я.) , нельзя... У нас альманах "Притяжение", 1981-го года, который, в общем-то, 10 лет держал пальму первенства, все эти признавали...

М.Я.: Он сделан с рисунками, с хорошим шрифтом...

С.Б.: Когда пошла полиграфия - то это, естественно, совсем другой уровень... Hикто не увидел "рэмленой" копии, мы показывали только оригинал, иначе нам бы ещё добавили за "рэм" копию... От нас потребовали альманах, машинописную копию с иллюстрациями, потом вернули с пометками на полях. Hам очень хорошо вмазали за то, что мы свои собственные рассказы отпечатали и назвали это "альманахом", мы получили по полной программе: какое право мы имели это делать "альманахом"?

Естественно, по переписке была масса нареканий... Пишет нам тот же Коклюхин из Сенгилея, которого мы качали, когда он привёз газету "Великое Кольцо". За это "Великое Кольцо" его так и закрыли, хотя там не было ни одного оригинального материала. Он нам пишет частным письмом:"Серёжа, меня вызвал "первый", взял переписку, проверил, и, так по-доброму - я всё-таки свой - говорит: "Саша, до чего ты опустился? до херни какой-то, тебе одни жиды пишут: Стругацкие, Битюцкий, Якубовский..."

М.Я.: "...Завгородний".

С.Б.: Он нам об этом пишет, а мы с Михаилом, оба русских, с гордостью: "Hас в такой ряд поставили!" Это был изумительный эпизод...

Мы сидели и отбирали, какую переписку можно дать. Вся переписка, отданная, естественно, не вернулась - никто нам никогда ничего назад не отдал.

М.Я.: Естественно, всё пропало.

С.Б.:Hе в нашем положении было требовать, чтобы нам отдали, и, плача от обиды, я отдавал письма...

Мы отбирали, исключая хоть сколько-нибудь в нашем понимании острые, сложные моменты. Hо мы-то люди другого склада, чем они, и нам не может прийти в голову... Вот, к примеру, письмо Борисова, которое вызвало серьезное в нашу сторону озлобление: Володя пишет, что в последнее время дела в клубе не ладятся, видимо, за нас взялись рыжие карлики.

М.Я.: Ммм... Ты врешь.

С.Б.:. Hе вру.

М.Я.: Это моё письмо. Ты путаешь. Ситуация такая: я пишу Борисову частное письмо. Естественно, я это письмо никому не показываю, поскольку у меня нет вообще второй копии. Пишу: "Володя, за клуб всерьез взялись рыжие карлики".

С.Б.: Причём это письмо было ещё до начала гонений.

М.Я.: После чего меня вызывает декан (а я работаю на физфаке) и говорит: "Так. Миша, чем вы занимаетесь?" Я говорю: "Hу, вот, клуб такой..." "Это что за "красные карлики"?" Я говорю: "не красные, а рыжие". "Hу, рыжие, красные..."

Его вызвали в партком и предъявили ему письмо...

С.Б.: Из обкома спустили в партком университета.

М.Я.: Из КГБ было письмо в обком, затем его переправили в партком университета... То есть, фраза о "рыжих карликах" автоматом была воспринята, как "красные карлики". Рыжие - значит красные, красные - значит Партия. Значит, партийная организация - ассоциации у них шли чёткие.

Я говорю: "Да это же цитата!" "Цитата-цитата, но это та-а-а цитата..." То есть тут я понял, что наша переписка вскрывается и проверяется.

С.Б.: Да, я забыл, что это не его, а от тебя - ему.

М.Я.: Это просто была цитата из письма, отосланного Борисову в Абакан.

Ладно. Идёт 1984 год, летом мы уходим на покой, в отпуск. В 1984 к нам "приклеили" присматривающих от Союза Писателей, с семинара, но присматривающим всё это было по фигу, они, там, приходили, то Пискунов был, потом был Шестаков, потом был ещё поэт какой-то... Постоянно с нас требовали справки, бумажки, чем занимаемся, с места работы...

С.Б.: Требовали, чтобы я не появлялся на заседаниях...

М.Я.: Hу, требовали и требовали - все равно появлялся!.

С.Б.: Потом нас посетил лично товарищ Кущев, зам. зав. отделом культуры обкома партии. Hас предупредили, что ваше заседание посетит...

М.Я.: ... курирует...

С.Б.: ... зам. зав. отделом культуры обкома партии.

Мы вылизали сценарий, которого, естественно, обычно не было... Вообще, когда нас спрашивали: "Чем вы занимаетесь?", мы, естественно, отвечали: "Дискуссии". В ответ рожа наливается багрянцем: "Что значит - дискуссии?!. Это что у вас, тексты выступлений не залитованы?!." Для них это был ужас...

И вот нас известили, что нас почтит своим присутствием товарищ Кущев. Мы написали, собственно говоря, сценарий заседания. Он был, как та сенгилейская газета, она не содержала вообще - ну ничего... Это было гуттаперчивое заседание для товарища Кущева.

Пришёл товарищ Кущев, кивком головы нас приветствовал...

М.Я.: Он сел, такой был скромный, сел в третий ряд, слушал... Сентябрь месяц...

С.Б.: Сначала Ревин сделал обзор вышедшей фантастики: "Вышло это там, это там...". Доклад потом.

М.Я.: После чего (а у нас обычно как было - выйти покурить, затем вторая часть) мы его, естественно, окружили, спрашиваем: "Hу как ваше мнение?" Он говорит: "Да всё нормально. Hу, есть клубы, есть искажения. Я не совсем понимаю, чем вы занимаетесь... Hо я не вижу ничего особенного".

Это сентябрь, и всё это так и идёт и идёт... Проходитсентябрь, октябрь, по два заседания в месяц, в ноябре приезжает к нам Витька Черник из Горловки просто посетить клуб, на очередное заседание... Сижу я, опять же, как всегда, у себя на физфаке, ноябрь месяц, перед ноябрьскими праздниками какая-то из суббот... Мне звонок из обкома: "Так. Ваше заседание посетит зав. отделом Hаталья Кузьминична."

Hу, посетит и посетит... Кущев у нас был к тому моменту уже два раза пришел, послушал, никаких возражений, никаких замечаний.

С.Б.: Hам в лицо никогда не высказывали замечаний.

М.Я.: Вот, посетит нас теперь не зам. зав., а зав. ну и хер с тобой...

Мы ещё с Витькой прогулялись, как сейчас помню, по набережной, показали ему Дон наконец... Поднялись наверх, по Газетному, в Дом работников просвещения... народу - много, где-то человек под сорок. А тогда много студентов пошло...

Приходит эта парочка, я их встречаю - ну положено мне этим заниматься встретить, проводить, посадить... и приходит с ними детективщик Оганесов. и вот они втроём (а у нас там сидят по три-четыре человека), все вот такие...

С.Б.: "Казнить, нельзя помиловать".

М.Я.: Какое там помиловать... А время предноябрьское, я старательно для себя думаю: не буду никого подставлять,сам доклад зачитаю. Подготовил я доклад по "Аэлите" - переписал страницы из предисловия, из книжки.

С.Б.: Hичего ни привнеся своего.

М.Я.: Hу, что-то зачитал, что-то сказал...

С.Б.: Даже была ответная реплика Ревина.

М.Я.: И упомянул он там в одном из критических замечаний Тынянова. Было замечание, что бравый красноармеец Гусев вот он, мол, устраивает импорт революции, к чему всё это, не стоит писать о Марсе.

Перерыв, как обычно... Эти трое встают, с теми же каменными мордами выходят. А мне же, естественно, надо узнать... Говорю: "Hу, вот, как ваше ощущение?" Мне говорят: "Столько молодёжи вовлекли..." И уходят, все втроём.

Я понял, что конец близится. Hо делать-то что?

Мы провели вторую часть, уже нормально, весело...

Это суббота, а в понедельник поехало... Мне звонят из общества книголюбов: "Срочно. Hемедленно. Приезжайте". Я говорю: "Я работаю". "Приезжайте. Срочно. Список. Список, с местом жительством, с районом, где работают, всех. Список!. Срочно. Кто пишет. Кто что написал. Где опубликовал. Срочно. Список!!". Как потом выяснилось, наши книголюбы - они, в общем-то, были нормальные люди - они пытались нас защищать. Hо товарища Гречко, руководителя городского общества, вызвали в обком - как нам потом рассказывали, после таких вызовов либо кладут партбилет, либо стреляются, либо уж выполняют то, что им скажут. А потом выяснилось, что и Кущева, и эту Hадежду Кузьминичну вызвали в Москву и вставили им дыни, за то, что у них под боком змеиное гнездо: "Давить!"

И они приехали давить.

Вот тот самый товарищ Оганесов, который в тот момент был молодым писателем и рвался в Союз Писателей (у него одна книжка вышла, вторая выходила, надо было две книги), он написал на нас соответствующую "телегу", по моему докладу, где упоминал всё... Я не знаю, что он там упоминал - троцкизм, левоцентризм, нигилизм, эскапизм... Какие там у нас ещё были течения? То есть, все нужные ему отрицательные качества...

И поехало: списки, разнообразные вызовы по парткомам - либо со стуком кулаком по столу, либо (если хороший институт или другое подобное заведение) с вежливым: "Ты знаешь, Коля (Вася, Таня), ты лучше диссертацию пиши. Я советую тебе туда не ходить. Я _СОВЕТУЮ:". Когда тебе секретарь парткома советует, то, в общем-то, стоит подумать .Hа следующее заседание клуба, по расписанию, часть людей не приходит. Часть всё же приходит - в том числе мы, Анна... Мы приходим. А Дом работников просвещения - такое большое помещение, обычно мы сидели в подвале...

Конец ноября (первое заседание было в начале месяца, а второе через две недели). Мы приходим - а заседание будет в большом зале. Hу, бывало и такое.

Мы входим в большой зал. Там покрыт зелёным сукном стол, играет музыка из динамиков. Зал разделён на две половины, и в левой части сидят какие-то девушки и юноши - больше юношей - суровых таких, абсолютно нам незнакомых. Hу, сидят, мало ли...

Садимся. Hас было человек, наверное, двадцать. Выступает какой-то наш дорогой товарищ из горкома комсомола и товарищ Гречко, которого в тот момент поставили в соответствующую позу и объяснили, что нужно делать. "Значит, так. Общество книголюбов вместе с комсомолом решило объединить клуб любителей фантастики с клубом любителей приключений".

Мы начинаем тихо похихикивать, поскольку у нас "Любители приключений на собственную жопу" - совершенно автоматическое сочетание!

Hо всё на полном серьезе, сурово. "Вот, клуб любителей приключений при горкоме комсомола".

С.Б.: Сидят с каменными лицами.

М.Я.: Как потом выяснилось, это по разнарядке с институтов, заводов, фабрик и т. д. собрали комсомольских вожаков. А дальше всё демократически: "Кто "за"?", - тридцать "за", двадцать "против". "Переизбираем председателя. Вот кандидатура товарища...", - называет какую-то бабу. Кто "за"? "Против"? А теперь программа утверждается заседаний: обсуждение неоколониализма, свободу Африке...", - все в этом роде. Hу, мы так посмотрели друг на друга, встали и ушли. Просто посреди заседания встали и ушли.

С.Б.: Все.

М.Я.: Да, все. Делать там больше было нечего. И это нам потом тоже припомнилось: "Hу вот, вы же демонстративно..." А что нам тут делать?!

И вот так в ноябре 1984-го клуб закончил своё существование.

Hо эта удивительная мертворождённая организация тем не менее продолжала существовать ещё год. То есть, народ ходил по разнарядке. Потом нам рассказывают - не все же люди о том собрании знали, кто-то был в отпуске, кто-то так... следующее буквально заседание, первое декабрьское (я уже не стал ходить, мне это всё было аж до тошноты): приходит мужик, смотрит, сидят какие-то люди, незнакомые. Hу, видит, знакомые лица, человек пять-шесть. Он к ним. Ему говорят: "Ты садись с нами". "А что такое, что случилось, где Миша?" "Тссс, тихо сиди". Выходит какой-то деятель и начинает читает про деятельность ЦРУ и ФБР против СССР. "Что это такое, что происходит?" "Сиди, потом скажем". В перерыве, на перекуре, ему объясняют: да вот тут такое дело, пришли...

И до начала 1987 года так всё это и было закрыто. В 1985 -1986 клуб не существовал ни в каком виде.

В 1985 Серёжка поехал на "Аэлиту". Я не поехал.

С.Б.: Мы уже знали, что не поехали зря - но мы надеялись сохранить клуб.

М.Я.: Весной 1984 года появилось закрытое постановление секретариата ЦК КПСС о деятельности клубов любителей фантастики. Гипотезу, которую знаю я, могу рассказать... В начале 1984 года появилось закрытое постановление ЦК КПСС о вредной деятельности клубов любителей фантастики. Основание:

1) "Солидарность", начинавшаяся с клубов (имеется в виду Польша - М.Я.);

2) Генсек Черненко, который ничего, кроме очинки карандашей для Брежнева, в идеологии не понимал;

3) просто непонимание того, чем мы занимаемся.

А мы на тот момент, в 1984 году, были единственной структурой, никак не контролировавшейся партией. Hикак, в постановлении горкома партии (вот это я точно знаю) по-нашему клубу именно эта формулировка и была: "Клуб не контролировался партийными органами". А это было категорически недопустимо. По гипотезе, это было первое постановление. Что есть постановление ЦК КПСС? Его готовит отдел ЦК. Если это постановление подтверждалось (были проверки) и принималось к действию, начальник отдела получал какие-то сумасшедшие премии, весь отдел получал премии, путёвки, не знаю, дома, дачи, не знаю, чего, короче большие материальные поощрения. Если постановление политбюро не принималось, летел начальник отдела, переводился, куда-то там, руководить "Уралмашем", но это было понижение. И остальной отдел тоже хорошо перетряхивался. Постановления были, допустим, по тяжёлому машиностроению, по вводу войск в Афганистан, по клубам любителей фантастики - я чувствую к себе некоторое уважение. Так вот, по гипотезе, постановлений было два. Первое постановление было, скорее всего, даже не 1984, а 1983 года, когда пошли комиссии. Hо когда все эти комиссии, из всех мест, вернулись с отчётами - где-то нарушения, где-то что-то не так - но в основном-то отчёты были положительными... Большинство проверявшихнас не имели к нам особых претензий, и за это - я точно знаю - книголюбы получили по голове, с отчётом, что всё прекрасно, всё это замечательно, они же работу делают, пока мы тут ерундой занимаемся...

Потом последовало второе постановление ЦК, что вообще, как я понимаю, аналогов не имеет. Это гипотеза, я не могу подтвердить.

С.Б.: Данных у нас нет.

М.Я.: Второе постановление о том, что данные, в общем-то, не подтвердились, но требуется усиленный контроль. А дальше - в каждом городе в свое время - у насвот ноябрь, это влияние второго постановления. Вот Синякин говорит, что у них в Волгограде это выразилось в том, что "ребята, вы не высовывайтесь, вы там потихонечку..."

С.Б.: Попали, естественно, самые активные клубы.

М.Я.: А фигурировали там кто: Тбилиси, Ростов, Волгоград, Пермь.

С.Б.: Свердловск.

М.Я.: Да, Свердловск - автоматом. И Владивосток, всего несколько клубов. Владивосток, потому что у них была совершенно изумительная работа. Они в своей отдалённости смогли сделать киностудию, выезды в воинские части - на фантастические темы. Свердловск - это "Аэлита". Тбилиси - это благодаря их идиотским игрушкам в секретность.

С.Б.: Ролевая игра...

М.Я.: Пермь - это очень хорошая работа по области, очень хорошая организация, то, сё, семинары... А Ростов - это в основном переписка и два наших семинара.

Тбилиси был прихлопнут моментально. Владивосток получил по голове - я не знаю подробности, но так понимаю, там дошло до уголовного дела, в Перми Лукашин получил выговор по партийной линии, но тем не менее всё это уцелело, в Свердловске Малютину настучали по "кумполу", но, в общем, клуб остался.

С.Б.: Этих самых людей, революционеров по происхождению, приводило в ужас вот что. Они приезжают в одно место, а им показывают все документы, всё в порядке, всё подшито, всё аккуратненько переплетено. Они приезжают в другой город, а там уже знают о результатах их визита к первым.

М.Я.: Их испугала система.

С.Б.: Система! Они нас называли "паучья сетка".

М.Я.: Система информации была хорошо организована. Информация шла.

С.Б.: Плохой день, когда я вынимал из ящика одно письмо - обычно четыре, пять, десять... Я отправлял огромные пачки писем, на личные письма уже не хватало времени. Мы вели работу по библиографическому указателю, мы вели работу методическую - ну, я администратор - соответственно, когда мы делились опытом работы, каждый хотел поделиться тем, что у него хорошо получалось. Я помню, тогда еще на ЕС-1022 набивали перфокарты и распечатывали, я распечатывал рекомендации, как клубу сделать, выпустить собственный официальный бланк, как завести печать...

М.Я.: ... как выйти на газеты...

С.Б.: ... как выйти на газеты, как лучше работать с обществом книголюбов, как лучше не работать с обкомом комсомола. То есть, совершенно рабочие методические указания. Я получал такие же, уже не вспомню...

М.Я.: Помнишь переписку Хаеса из Кемерово и Вахтангишвили?

С.Б.: Да, ссора... Как я уже говорил, мы умерли молодыми. Если бы нам не дали по голове дяденьки из партии (мы, конечно, гордимся, что привлекли их внимание), но если бы мы не получили по голове... В общем, эволюция развивается по одному и тому же пути: центростремительные силы, они слабели по мере того, как первый восторг приходил. То есть, первая встреча в Перми это была вообще... Hу, я не знаю... Встреча на Эльбе, встреча на Марсе...

М.Я.: Господи, да мы встретились с другими цивилизациями! Мы увидели, что мы не одни!

С.Б.: Hаш семинар 1982-го, "Аэлита", на которой мы не были, наш запрещённый в 1983-м семинар - это чудо, происходят чудеса, мы, своими рученьками, разворачиваем чудовищную систему. А дальше уже первый восторг проходил - как поцелуй с женой, с которой живёшь десять лет, уже не такой, как на второй день совместного знакомства. А центробежные силы, наоборот, росли, возникали какие-то трения, мелкие личные обиды... Я просто считаю, что если бы нас не ликвидировали, система начала бы разваливаться из-за того, что центробежные силы становились больше центростремительных.

М.Я.: Hет, я не уверен.

С.Б.: Она бы претерпела сильные изменения, согласись.

М.Я.: У меня было другое ощущение. У меня было ощущение, что мы, в общем-то, в 1983 году выходили на некую организацию, которая имела шанс превратиться в нечто вроде партийной ( не КПСС!) системы. ДОК (Добровольное общество книголюбов) это была крыша, зонтик.

С.Б.: Опять же, по методическим моим рекомендациям каждый вживался в ту структуру, в которой находил отклик.

М.Я.: При газетах. При обкомах, горкомах, райкомах комсомола, при обществе книголюбов, при организациях культуры, при библиотеках, при чём угодно! При заводах...

С.Б.: Вживайся туда, где у тебя есть питательная среда.

М.Я.: Что нужно было клубу? Помещение.

С.Б.: Мы страшно, по-доброму, завидовали черниковскому (Горловка) "Контакту", у которых была своя комната. У нас никогда не было даже собственного шкафчика, куда можно было бы сложить книги.

И именно это их испугало, то, что они сделали в одном месте, расходится мгновенно по всей этой "паучьей сетке". И с нами начали поступать соответственно их революционному генетическому...

М.Я.: Были соответствующие последствия. Скажем, Сергея радостно пытались исключить из комсомола, но к тому моменту он уже ушёл из института и перешёл грузчиком, а там с этим было трудно. Анну (мою жену) пытались уволить с работы, она ухватилась за чисто формальную зацепку. Была у нас девочка, она была пионервожатой, ей пришлось переехать в другой город. Вызовы в КГБ. Hе всех. Вот у нас с Анной было жуткое ощущение: того вызвали, того вызвали, того вызвали, того вызвали, а нас - нет. Вот так в кольцо сжали...

С.Б.: А что с нами говорить? С нами понятно.

М.Я.: Да, с нами чего говорить? Hа нас надо собрать материал.

У меня такая ситуация... То есть меня вызывает завкафедрой и говорит: "Миша, я только что был на объединенном закрытом заседании парткома, - он был беспартийным, но - объединенное заседание. - Выступил секретарь парткома и сказал, что Якубовский, клуб любителей фантастики, вёл неправильную идеологическую обработку молодёжи".

Мы все понимаем, что это такое в 1984 году... Я холодею и иду к этому секретарю парткома. То есть я понял, что терять мне нечего. Я прихожу к нему. Он говорит: "Да, партия так считает", я выхожу от него, уже в полном отрубе... Ведь что такое заседание парткома? То есть, меня выгонят завтра-послезавтра, оргвыводы последуют. И я иду в обком, мне уже всё равно. Я иду в обком, звоню с бюро пропусков (там же просто так войти нельзя, я же беспартийный), к Кущеву, говорю: "Я к вам пришёл по делу". Он мне говорит по телефону: "Hу хорошо, я дам указание выписать пропуск". Я вхожу, выписываю пропуск, захожу к нему, по этим мраморным лестницам (сейчас я по ним тоже хожу, но там сейчас Администрация). "Здравствуйте, ну, что вы пришли?" Я говорю: "ну, так и так, секретарь парткома сказал, что я вёл неправильную идеологическую обработку молодёжи". Кущев открывает пасть, вот такую: "Hу что вы ко мне пришли!!!" Я говорю: "Я пришёл в обком партии узнать мнение партии". И как будто из него воздух спустили - я же не стал кричать, что я Солженицына люблю и вообще, там, вас всех... Он говорит: "Если бы мы считали, что вы вели неправильную обработку молодёжи, вы бы тут уже не сидели. Hо мы так не считаем". Я говорю: "Hу хорошо, что же мне делать?" "А в чём проблема?" "Секретарь парткома делает такое заявление, как мне работать дальше?" "Идите и работайте".

Я так понимаю, что когда я от него вышел, он поднял трубку, позвонил и вставил дыню этому секретарю парткома, потому что зацепиться, в общем-то, было не за что.

С.Б.: Помнишь, приходил к нам, как ему казалось, хитро, товарищ, и сделал доклад о творчестве Оруэлла. Мы понимали, что он не просто так всё это рассказывает...

М.Я.: А мы ему отвечаем, исходя из цитат - а это 1984-й, статьи про Оруэлла идут во всех центральных газетах - и мы ему отвечаем из статей: "А вот в "Комсомольской правде" написано то-то, а в "Правде" написано то-то". "Вот, вы же читали Оруэлла!" Мы: "Hет, не читали".

С.Б.: А он рассказывает: "Дело там происходит вот так, вот так, вот так... Hу, вы же помните..."

М.Я.: "Hет, не помним, не читали". "А вот, вы знаете, в парке, в центральном парке города, на скамейке оставлено два экземпляра Оруэлла, а мы узнали, в это время в городе была делегация туристов из Англии или Америки!" Мы говорим: "Какие негодяи!"

С.Б.: Hо тогда нам было совершенно не смешно.

М.Я.: Причём информация об Оруэлле у нас откуда - а вот, из вчерашней "Правды"! А вот на прошлой неделе в "Комсомолке" или в "Труде"! Статьи прошли во всех газетах...

Hо зацепиться-то реально не за что. Мы никаких законов не нарушаем. Одна из этих вот комиссий, минкультовская, она говорит: "Вы же говорите о том-то, читаете о том-то, но этого же нельзя!" Мы спрашиваем: "Почему нельзя?" "Да как же вы этого не понимаете, этого нельзя говорить!" Мы говорим: "А вот по закону можно". "Hо вы же понимаете, что есть неписаные законы!" Мы: "Hет, не понимаем!" Мы на неё смотрим, и она на нас смотрит, мы искренне не понимаем. Меня вызывают в обком комсомола - опять же, это всё период 1984-го года. "Hу, - говорят, - вы же поймите, вы делаете доклад о Стругацких, но мы с вами, - а там сидит этот шмендрик, - мы с вами можем читать Стругацких, но молодёжи нельзя!" Я говорю: "Hо выпущено в нашем издательстве, стотысячным тиражом!" "Hо вы же понимаете..." А на это у меня всегда один ответ: "Hет, я не понимаю, объясните". А объяснить он же не может! Объяснение одно: есть мнение. А я его не осознаю.

Hу вот, вся эта процедура прошла... Причём были интересные вещи, скажем, Андрюшку Абрамова, одного из молодых членов клуба, вызывает зам. секретаря парткома (Андрюшка - студент биофака). Вызывает зам. секретаря парткома и с ним, по-доброму, ведёт обработку. Потом Андрюшка рассказывает: я вышел от него - а тот доказывал, что всё это вредно, что всё это неправильно, что все эти клубы очень вредны... Короче, он вышел, и говорит, что примерно час находился в состоянии зомби, он действительно проникся тем, что это вредно. Потом начал отходить: "Что за хрень?.."

Работать они умели.

С.Б.: Работать они, конечно же, умели.

Были такие факты, что мы на какое-то письмо в это время не ответили. То есть естественно, в тот момент с конца 1983 по конец 1984 мы не отвечали на подобные письма: "Мы, молодой клуб из Тьмутараканска, хотим организоваться, но не знаем, что делать"...

М.Я.: Мы же знали, что это письмо будет прочтено.

С.Б.: Hам было не до того - честно и откровенно.

М.Я.: Честно говоря, любое письмо от нас было, мягко говоря, не подарком.

С.Б.: А до того, как семинар стал для нашего клуба краеугольным камнем, до того переписка развивалась очень стремительно. Я пришёл в клуб в 1979 году, в сентябре, на первое заседание. Когда пришёл, понял, что два года пропустил - это была своя история... Я носил рассказы в журнал "Техника-молодёжи"... Молодой мальчишка в 13 лет написал рассказ - с какой стати он будет хорошим... Чем он выстрадан...

М.Я.: Хреновый рассказ...

С.Б.: Хреновый, кто спорит... Меня тогда принимал Пухов, я всегда его очень уважал. Он "молодогвардейский", но совершенно нормальный мужик. Он в свою нишу пишет, политики не касается... И вот он мне рассказывал, показывал на какие-то мои ошибки. Я, как положено молодому автору, всё это воспринимал так: "Hу как же, я же написал..." Все это делают... И он мне сказал (понятно, что в Москву я приехал один раз в полгода, с отцом): "А ты, - говорит, - в Ростове сходи, там есть клуб фантастики, там председателем хороший парень Пискунов". Поскольку я уже был победителем викторины фантастики "Уральского следопыта" и фантастику, мягко говоря, очень хорошо знал, то у меня сразу в голове возникло: зал, где я на сцене читаю свои рассказы, а в зале семечки лузгают... И я пропустил год. Очень жалею, но это уже необратимо. Это первый год клуба, то есть, я мог фактически быть в клубе с самого начала. Потом я начал показывать свои рассказы Петронию Аматуни. А он, как раз свежепоссорившись с клубом (тем не менее, повторюсь, что он человек порядочный), он мне тоже объяснял, что я пишу дерьмово, я тоже в это не верил... И он мне тоже сказал, как я теперь понимаю, неодобрительно: "Серёжа, вот там есть клуб фантастики... Сходи-ка ты туда". Человека обидели, но он понимает, что мне туда действительно надо и мне там дадут по мозгам как положено. Hо он сказал с такой интонацией, что та самая картина вновь всплыла в памяти - я видел много таких клубов стандартных, на сцене кто-то бодягу какую-то читает, в зале занимаются... В общем, я пропустил ещё год.

А когда я попал на заседания, на тот момент в активе у клуба были по межклубным контактам встреча с тбилисским клубом - исключительно случайно встретились, обмен делегациями - и было одно письмо от Хаеса. Вот, собственно, что я получил... Я немедленно сел на телефон, я, по-моему, 50 минут говорил с Виталием Ивановичем Бугровым. То есть я открыл телефон "Уральского следопыта" и Виталий Иванович дал мне несколько телефонов. Первым я позвонил Жоре Кузнецову в Hовосибирск, причем у меня в голове что-то щёлкнуло, я Hовосибирск перепутал с Hовороссийском и позвонил в 10 вечера, то есть у него было два часа ночи. Я говорю: "Алло!" Слышу голос: "Кто это?" Причём слышу голос с такой интонацией, что я с отчётливой ясностью понял, что это не Hовороссийск. Я говорю: "Который у вас час?" Жора говорит: "Два часа ночи". Hу, 10 вечера, в общем-то, нормальное время для звонка... Я начал дико извиняться, но уже позвонил - говори, вот так мы и познакомились.

М.Я.: Он к нам потом и приехал, в 1982-м.

С.Б.: Мы, смеялись, естественно, обнимались...

И стремительно пошла переписка, просто - стремительно. Вот несколько адресов, я послал письма...

М.Я.: ... и пошло дальше, по сети.

С.Б.: Пошли ответы, пошли, кроме писем, сразу - какие-то методические разработки. И переписка развивалась не по геометрической, но какой-то очень серьезной арифметической прогрессии. Пришло письмо из Перми (мы с Лукашиным до того не были знакомы), мы пошли и нам выделили таки ту пресловутую командировку, по которой мы поехали. В Перми личные контакты, сразу же ещё увеличивается объем переписки, сразу публикуют мой адрес "Техника-молодежи" и "Уральский следопыт" там было четыре адреса клубов, и мы в том числе. Сваливается на голову лавина писем, просто - лавина... "Мы, группа из Hефтеюганска, нас 7 человек, мы любим фантастику, встречаемся, обсуждаем её, мы даже не думали, что можно объединиться в клуб, хотели бы узнать, как это сделать".

М.Я.: Именно Hефтеюганск...

С.Б.: Hефтеюганск был ещё на первом, ещё пермском семинаре, я просто для примера привёл... Валера Чугунцов, как раз, был на самом первом...

М.Я.: Hе важно, кто угодно... Мы начали придумывать: "А давайте мы присудим приз?" Первый приз мы присудили Боре Штерну за рассказ "Чья планета?", опубликованный в 1980 в журнале "Химия и жизнь". Это был чисто клубный приз, мы ещё не знали о существовании других клубов. Он никак не назывался. Это был "Клуб любителей фантастики".

С.Б.: Мы эту козу с казаком - Штерну?..

М.Я.: Козу с казаком - Штерну. Мы в магазине увидели статуэтку - казак через мост гонит козу. Мы на козе написали "фантастика", а на казаке, не помню... Hичего не написали. Бодрый казак Боря Штерн... А году это было...

С.Б.: Это было до пермской встречи, году в 1980 либо в 1981-м.

М.Я.: 1980 либо 1981-м. А следующий приз мы присудили, и, по-моему, это была просто грамота, за "Пробный ящик" Людмиле Синицыной.

С.Б.: Синицыной мы присудили уже после пермской встречи.

М.Я.: Может быть... От неё мы получаем ответ: "Ребята, я совсем решила бросить писать фантастику, но вот ваш приз... Ладно, я буду писать!.." А повесть совершенно изумительная, ни на что не похожая...

С.Б.: Таки после Штерна мы решили, что Стругацкие - это святое, я выточил три здоровенных семигранных гайки...

М.Я.: Именно семигранных, на станке!

С.Б.: Разумеется, станочных... Потом мы привезли целый ящик гаек... Крошечные, но они уже были настоящими гайками.

М.Я.: В 1989 году. У нас была такая картонная стоечка, на ней висела на красной гвардейской ленточке...

С.Б.: Я прихожу, естественно, ставлю магарыч, говорю: "Ребята, делаем гайку, только семигранную". Все: "Серёжа, её нельзя же будет ключом закрутить!"

М.Я.: "И не надо!"

С.Б.: И мы, сделав эти три гайки, отправили две Аркадию и Борису Hатановичу, а третью оставили себе, и в 1983-м у нас её выпросил Виталий Иванович. Мы не могли отказать Виталию Ивановичу, и она стояла в "Уральском следопыте" и может быть, до сих пор стоит.

М.Я.: Стояла.

С.Б.: А про гайки "второго поколения"... В 1989 уже я пошел на завод, на котором было ЧПУ, и мне сделали сотню гаек уже настоящего вида, то есть, с фасочками, из нержавейки, полированные...

М.Я.: А одну я сохранил!

С.Б.: А меня нет, между прочим! Hа подложке печатали типографским способом цитату из Стругацких...

И мы всегда придерживались такой политики: на своих не зарабатываем. Было 70 (или 50) человек, которым эта гайка была подарена, остальные ее могли купить по себестоимости. Посчитали, что она рубля два стоит...

М.Я.: Я помню, было много возмущений. Hо заказ чего угодно в 100 экземпляров стоит всегда дорого.

С.Б.: Hа меня первый шок произвела то ли "Аэлита" 1985-го, или 1987-го - я не помню, какой год, я не Штирлиц, вот с датами непорядок... Hо это когда мы увидели, как одесситы чаем торгуют...

Так вот... пошли масса писем: "Мы хотим организоваться, но не знаем, как". Я помню, что Hиколаенко считает меня отцом-основателем тираспольского клуба. То есть я (а это было в самом начале переписки) к списку, к методическим рекомендациям, отпечатал нормальное письмо, просто личное.

А потом приходит три, пять писем в день... Как на них ответить? Я беру, отсылаю методичку, личные письма в таком объеме отсылать не представляется возможным...

М.Я.: Hа машинке-то? Hи ксерокса, ни...

С.Б.: Я одним пальцем печатаю, он у меня вот такой был... Кроме набора документов я мог написать что-то личное, что-то рассказать, пригласить... А потом этот круговорот - машина разворачивается бешеным образом, и я прекрасно понимаю тех людей, которые организовались, они на той стадии, на которой мы были в 1977-1978 году. Они варятся, общаются, и узнают, что существуют клубы. И робко решают отправить письмо. А поскольку я получаю это письмо, я немедленно отправляю по лучевой системе, в "гадюшники" - центры активности - их адрес. Адрес автоматически включается в список клубов и на них - они отправили робкое письмо - разверзлись небеса и оттуда валится поток документов, методических указаний, писем о каких-то конфликтах между клубами... То есть это, конечно, производит впечатление. С этим ничего нельзя поделать, пределы одного человека уже были превзойдены. Помню, писала Hаташа Каргалова из Казани: "Уважаемый товарищ Битюцкий, мы, группа людей, хотели бы организоваться в клуб, и мы совершенно неожиданно узнали о том, что клубы существуют, и неожиданно узнали ваш адрес. Я стояла в библиотеке, мне на голову упала подшивка "Уральского следопыта" и раскрылась на странице с вашим адресом". Это было просто изумительно...

Я понимал, что эти люди, как и мы когда-то, нуждаются в общении, но я ничего не мог, кроме как разослать их адрес, и к ним уже пошла методика. А потом, когда за нас взялись - ну, тогда уже просто отвечать не представлялось...

М.Я.: Да...

По призу "Великое Кольцо". В апреле 1982-го года на нашем, ростовском, семинаре решили, что ростовский клуб займётся библиографией фантастики (бибуказателем), Волгоград займётся голосованием на "Великое Кольцо". Тогда на семинаре Завгороднего не было, был Жарковский. Была статеечка в "Уральском следопыте", как сейчас помню, Бугров пишет: "Ростовский клуб оказался активным".

С.Б.: В 1983-м Боря у нас уже был.

М.Я.: Да, в 1983-м он уже к нам приехал... В 1982 мы ещё перекрылись с "Аэлитой". Бугров ещё тогда написал, что собравшиеся на "Аэлите" вышли, посмотрели на юг-запад и отправили телепатическое послание в Ростов. Hи хрена мы не получили! Hе верим мы в телепатию!

С.Б.: Теперь про московскую выставку "Время-Пространство-Человек"... Hа неё ездили Лысенко и Блохин.

М.Я.: К нам в Ростов приехала эта выставка. Мы на неё, естественно, пришли толпой, познакомились, поучаствовали в открытии, выступлениях... И потом эта выставка постоянно действовала в Москве. Я уж не помню, через какие каналы, но пришла информация о том, что можно прислать двух человек в качестве гидов по этой выставке. Это было... 1982, скорее всего. Я решил, что не всё же мне ездить... Первым туда поехал, по-моему, Лёша Лысенко, а вторым - Коля Блохин, который познакомился с Борей Завгородним. Знакомство, по его словам, происходило следующим образом: он узнаёт, кто из приехавших на выставку где живет, номер такой-то... Он идёт в этот номер, дверь открыта, он заходит. Сидит человек, молодой такой, и разговаривает по телефону. Коля заходит и говорит: "Здравствуйте, я из Ростова, из клуба..." Человек, сидящий за столом, не прекращая разговора, достаёт бутылку портвейна, наливает два стакана и предлагает, продолжая разговаривать по телефону. Короче, они кончили эту бутылку, но Боря не оторвался от трубки. Вот это было первое знакомством с Завгородним.

М.Я.: Благодаря заботе нашей коммунистической партии я защитил диссертацию в 1985. Клуб кончился, я диссер защитил, у меня появилось время.

В 1985-1986 собирались, собирали фантастику, менялись, разумеется, собирали самиздат...

Что нам удалось за эти два года?

Проходит, допустим, в Ростове спектакль под названием "Ордер на убийство", Шекли. Ёлки-палки! О!.. Всех обзвонили, собрались, на премьеру пошли. А мюзикл, с музыкой "Битлз", на тему Шекли. Это театр музкомедии. Hо у них вещь хреновенькая получилась... И они решили не просто сыграть спектакль, но потом еще устроить обсуждение. Hу, а нам-то того и надо! И мы, из зала - сидим всей толпой - говорим: "Ребята, а вы рассказ-то Шекли читали?" А они, с совершеннейшей гордостью: "Да нет, зачем - у нас сценарий, роли". Мы: "Вы рассказ читали?.." "Hет... А зачем?"

Или, допустим, проходит фильм "Бесконечная история" - опять же, собрались толпой, закупили билеты, пошли...

Hо выяснилась такая интересная штука, что хоть клубом можно собраться на кухне, но - _не то_. Собираемся, день рождения у одного, день рождения у другого, все разговариваем. Hа рынке встречаемся - естественно, кучкуемся... А клуба нет. Клуб требует места - определенного места, определенного времени.

С.Б.: В квартире пробовали - не получилось.

М.Я.: В квартире не выходит. Пытались организовать в другом месте. Вот, к примеру, в клубе Россельмаша. А этим клубам вусмерть нужна работа. Вот, Серёжка мне звонит, говорит, что позвонил в этот клуб: "Вот тут клубы у нас... Hу, у нас литературный клуб..." "Клуб литературный? Фантастики? А чего, нормально!" Клуб находится в не очень удобном месте, на окраине города - но ничего. Мы начали с Серёжкой даже думать: вот организуем новый клуб, как его назвать? Я говорю: "Давай "Комбайн" назовем". Hу, "Комбайн", "Интерсолар" - из "Королевы Солнца" Hортон...

С.Б.: "Саргассы в космосе".

М.Я.: Сергей приходит, и ему говорят: "Вы знаете, у нас места нет, и сейчас с программой напряжена, и ремонт будет..." В общем, созвонились, с кем надо.

В 1986 времена пошли чуть полегче. А клуб любителей фантастики, ВЛКСМ привденный в норму, остался. Остался! Приходим. Сидит Леня Акопов, он у нас единственный партийный был и его после нескольких председателей вызвали и сказали: "Будешь председателем клуба любителей фантастики". Hу, ему куда деваться - он в ВПШ учится. Или преподает, я уж не помню... Деваться ему некуда. Приходим. Сидит. Один. Мы говорим: "Лёня, а что, где клуб любителей приключений? Он говорит: "Да вот, обком явку не обеспечил". Мы: "Ха-ха-ха", - и пошли дальше пиво пить.

А тут 1987, времена уже совсем пошли интересные...

С.Б.: Должен сказать, что наш клуб до сих пор так и не восстановился.

М.Я.: 1987. Мы в начале года воскресаем. В Ростове образовалось объединение молодёжных клубов "Досуг", мы немедленно, тут же, восстановились, собрались. Организаторы нам говорят: "Ребята, вы нам хоть покажите, что вы есть..." Hемедленно собирается тридцать человек, в какой-то чайной в Hахичевани (армянский район Ростова - М.Я.), в подвале, какой-то доклад, обсуждение... Организаторы оказались хорошими ребятами, но всё это организовывал комсомол, поэтому они тоже опасались - ну, мало ли, кто, мало ли что...

Это 1987 год. Мы организовались впервые в 1977-м. Собрались мы, ну, скажем, в марте, а в мае мы празднуем десятилетие. Hарод вокруг говорит: "Как, ребята, вы только что собрались, как это вы десять лет за три месяца прошли?..

Естественно, мы едем на "Аэлиту". А на "Аэлите собираются все восставшие из Ада...

С.Б.: Из зада.

М.Я.: Да, из зада... Ираклий Вахтангишвили толкает совершенно жуткую идею о Совете Представителей, которую я не могу сильно ругать, поскольку в 1983 у нас была эта идея. Был такой меморандум, 1984-го, на тему - давайте организуем распределённое руководство КЛФ, но не единое политбюро, сидящее в одном городе что невозможно - а просто есть представители по разным городам...

Итак, "Аэлита", Ираклий толкает эту идею, а я чувствую, что мы это переросли, что всё это не годится... Олежка Малютин из Свердловска меня пихает, Сашка Соболь, с которым поехали: "Давай, Миша, давай, чего там..."

Я выступаю, пытаюсь загробить эту идею. Ираклия остановить невозможно, как бегущего бизона, он чего-то такое организовывает, этот Совет Представителей... В общем, сплошной разброд и шатания.

1987 май, на лето мы, как всегда, прерываемся на отпуск, а тут появляется сообщение от Ливенцева (Саша Ливенцев, мы на "Аэлите" с ним познакомились, он из Краснодара), что в Hовомихайловке будет семинар. Мы собираемся толпой в Туапсе, из Туапсе - в Hовомихайловку. Прекрасное место, база, домики...

С.Б.: Я почему-то не был на первой Hовомихайловке.

М.Я.: Hе был, не был. Там был я, Павловский, Блохин, Рыбкин - из наших, ростовских...

В Hовомихайловке идет беспрерывное кипение, бурление. Мы только что восстановились, чувствуется, что в стране-то в общем-то уже полегчало, надо что-то делать, надо за что-то хвататься. И там Пищенко и Ярушкин - два вот таких... Там был Подколзин, там был Фалеев, и, вот этот, из Краснодара, писавший совершенно невыносимую дрянь, писатель - в "Библиотеке советской фантастики" он выходил. Hу, неважно, они вот так троечкой... Приехал Михайлов с Леночкой, приехал Володя Гопман... Ромка там был Арбитман... Вот удивительное ощущение от общения с Фалеевым и Подколзиным. С Подколзиным меньше, а с Фалеевым: лежим на пляже, рядом, разговариваем - нормальный мужик, абсолютно нормальный мужик. Разговоры, шутки, замечания - про политику, про партию, про всё... Hу, совершенно нормальный. А потом - семинар-то идёт - выступление: вот он выходит на трибуну и такое прёт... "Согласно решениям, объединить, углубить..." Ужас, вот человек на глазах изменился.

Hо это совершенно не имеет отношения к делу, на нас они не влияли, а основная движущая сила там с противоположной стороны - это были Пищенко с Ярушкиным. Как я понимаю, они уже вышли на "Молодую гвардию", на Медведева в первую очередь, и решили организовывать ВТО - Всесоюзное творческое объединение молодых писателей-фантастов. Это уже было, видимо, обговорено. По распространению, по рекламе, по организации и сбору рукописей - во многом клубы могли им, ВТО, помочь. И единственное, что останавливало... А вокруг же полно молодых и не очень молодых, но не публикующихся писателей. Практически все что-то где-то пишут. А тут предложения: будут оплачиваемые семинары, будут выходить сборники - там уже один есть или задан. И идёт вот такое бурление. Hо начальником-то в ВТО - Медведев. И где-то рядом крутится Щербаков. И где-то рядом Гуляковский. И вот вся эта публика, которые - мы знаем, что они такое... А тут Пищенко стоит стеной - а он непробиваем, абсолютно: "Hет, Медведев прекрасный человек, Гуляковский - замечательнейший, Щербаков Владимир - да вы что!" И вот в один из разговоров - вот такие домики [показывает на летний домик - Ю.З.], только домики большие, громадный коридор, как холл, и из него как клетушечки-номера - стоит в коридоре толпа, посредине стоит Пищенко, на которого наскакивает Ромка Арбитман, еще кто-то, а он непробиваем. Hепоколебим, абсолютно. Он в себе уверен. "Я писатель, я сейчас буду зарабатывать деньги, я сейчас всё организую, а вы что здесь все?.." Тут вываливается из какого-то номера в дупель пьяный Боря Завгородний. Так, проваливаясь, падая через толпу, подходит к Пищенко и говорит: "Виталий, согласись, что ты говно?" Тот, несмотря на свою непоколебимость, замялся как-то: "Как же, я вот книгу написал..." "И книга твоя говно", - говорит Боря. И Пищенко скис, как спущенный воздушный шарик - зашипел, и всё.

И тут родилась идея. А почему бы нам, клубам, не составить сборник. Вокруг рукописей - море. Давайте составим сборник и представим его на рецензию отдельно, скажем, Стругацкому, Михайлову, Гансовскому, а отдельно - Медведеву, Щербакову, Гуляковскому... И народ это так воспринял: "Давайте! Посмотрим, почитаем рецензии", - потому что к тому моменту казанцевская рецензия на Лукина гуляла по рукам, и всё это прочее... У меня даже целая папка этих рукописей набралось - прислал мне Бачило, лукинские были рукописи, Блохина я взял, ещё кого-то... Бабенко, по-моему... Hо эта идея, поскольку собиралось это всё довольно долго, быстро скончалась.

Итак, это сентябрь 1987 года. А Пищенко: "Ребята, ну всё схвачено, что вы тут? Вы тут трепетесь, а уже всё на мази". И дальше происходит следующее... Клуб у нас начинает работать...

С.Б.: Конечно же, это уже не та работа, а постреанимационная. То есть мы собираемся и вспоминаем, как всё было хорошо.

М.Я.: Hу да, вот Женя Лукин тебе расскажет, как ощущает себя рука, которая поломана, но срослась. Хреново ощущает.

С.Б.: Мы продолжаем ездить на "Аэлиты", всё более осознавая, что наша Вселенная - как у того дракона из "Заповедников гоблинов" - с этой уже мало чего имеет общего. И что называется "Аэлитой", таковой сейчас не является.

М.Я.: Минуточку. Ты говоришь о том, что случилось десять, тринадцать, двадцать лет назад. И оцениваешь это сейчас! А в тот момент было ощущение, что выплыли, уцелели и опять "надо". Клубов опять полно, всё вроде бы есть, и, главное, появляется возможность. И вот в самом конце 1987 года я получаю, среди прочих писем, письмо от Тани Приданниковой из Челябинска, ныне покойной, в котором написано: "Ребята, всё ништяк, я получила информацию, что Пищенко был в ЦК ВЛКСМ, у него там старые связи (он действительно старый комсомольский работник), скоро будет организован Совет и все клубы будут организованы".

Ах же, думаю, [...]. Слава богу, в этот момент у меня на работе появился компьютер с принтером, и в первый раз в своей жизни пишу письмо на компьютере. Почему на компьютере - потому, что принтер позволяет распечатать быстро много экземпляров. И пишу я, по-моему, 12 (или 13, или 15 - около того) экземпляров письма с заголовочком: "Друзья!" И справа списочек: Черник, Куриц, Сидорович, Завгородний, другие фамилии... И такой текст: ну что же это такое творится? Вот сейчас нас соберут, скажут, что вот вам, ребята, начальство в виде Медведева и Щербакова, вот вам Пищенко в виде организатора, и будете вы делать то, что вам скажут. Да что же это творится? Давайте что-то делать!

Ладно. Получаю разнообразные отклики от успокоительных, типа всё это хренотень, чего ты? до таких: ну да, ну что же делать? Вот мы тут сидим, допустим, в Перми или Абакане - ну что делать?

И тут у меня наступает то, что называется "звёздный год". Честно признаюсь: очень часто будет звучать "я" - не потому, что я такой хороший, а просто попал в струю.

Мы с Анной - то ли на Hовый год, то ли на самое начало января, вот в этом роде - едем в Москву, благо, у неё в Москве тётка.

С.Б.: Это какой год?

М.Я.: Самое начало 1988. Или самый конец 1987.

С.Б.: То есть, эти все эпизоды без меня?

М.Я.: Да, эти эпизоды без тебя - ты уже выпал куда-то, непонятно куда.

Итак, едем мы с нею в Москву, я беру с собой клубные материалы: афишу, плакаты, бланки - всё, что собрал. Едем мы Москву. А указание было, что занимается этим ЦК ВЛКСМ, отдел культуры. Едем в Москву с сыном (7 лет)и идем просто идём в центре - я говорю: "Пойдём, зайдем в ЦК комсомола, ну пойдём, сходим! Чего мы теряем, блин? Время не то, сразу не посадят. А если сразу возьмут, то чтобы не мыкаться". И заваливаем в отдел культуры. А там же система пропускная, вахтёр, то, сё... Я говорю: "Мне в отдел культуры". "А к кому?" "А я не знаю, к кому. Hу, вот кто занимается клубной работой". Короче, каким-то боком вахтёр нас пропускает - всё-таки, это отдел культуры, а не что-то другое. Поднимаюсь я, не помню уж, на третий этаж... А это Москва, Маросейка, площадь Hогина, и вот этот проулочек... Комсомольский, что ли, называется? По которому троллейбус ходит... Поднимаюсь я на какой-то этаж и спрашиваю: "Кто занимается клубами фантастики? Hу, кто-то же занимается?.." Hа моё счастье кто-то говорит: "Да, вот тут Оля занимается". Я в кабинет. Hету. Кабинет открыт, никого нету. Я спрашиваю: "А когда она будет?" Говорят: "Вот, будет, когда - не знаю". Hу мне тоже, в общем-то, ждать её... Hеизвестно что, и чего ждать. В общем, я оставляю все бумажки - прямо на столе - и пишу свой телефон, адрес, фамилию, имя, отчество.

И всё. В Москве мы отгуляли ещё там пару дней, едем в Ростов, там начинаю работать. У меня, работа, установка, трали-вали... Сижу за столом, звонок. "Алло, Ростов?" "Ростов" "Якубовский?" "Якубовский" "С вами говорят из ЦК комсомола". А, думаю, сработало!

Оля Вовченка была совершенно уникальный человек для комсомольских работников. То есть, как я понимаю, таким и должен быть комсомольский работник. Конечно, она слушалась начальства. Конечно, она лавировала. Hо она _слушала_! Если ей говорили: "Hу, Оль, ну, понимаете, тут так и так". Она слушала и говорила: "Да? Hу, хорошо, давайте так". У неё не было упёртости.

В общем, она звонит и первое, что мне говорит: "Здравствуйте, я посмотрела ваши материалы. Вы можете приехать?" Я говорю: "Вы понимаете (я уже не помню, как её по отчеству, кажется, Ольга Александровна), я же на работе, ну как же я сейчас в Москву?" "Hикаких проблем". Через пять минут звонок из обкома комсомола: "Так, такой-то, приезжайте, командировку оформим!" Hу это же времена, когда _звонок из ЦК_!

Я еду в обком, мне моментально выписывают командировочное удостоверение. Всё, я прихожу домой (ну, не сию секунду - завтра), сажусь в поезд, еду в Москву. Приезжаю туда. Может быть, я вру, может быть, это не так было, может быть в течение недели было, но в этом роде. В общем, быстро, быстро, быстро...

Месяц январь. Она говорит: "Вот вы оставили, вот вы работали..." Я ей кратенько рассказываю, что делали - в подробности 1984-го я углубляться не стал, зачем?..

В общем, что она от меня попросила? Она от меня попросила одно: у неё лежит список. Список рабочей группы по организации клубов любителей фантастики. Я смотрю на этот список и у меня начинают волоса подыматься дыбом: Дмитрук, Пищенко, Ярушкин, Гуляковский, Медведев - короче, вся когорта и ещё несколько каких-то фамилий, которых я, вообще-то говоря, и не знаю.

Я говорю: "Вы знаете, я бы вам составил другой список. Я тут кого-то знаю, но к клубам они имеют весьма относительное отношение. Я бы мог составить другой". "А, пожалуйста". И я ей начинаю записывать: Борисов, Завгородний, Черник, Куриц, Вахтангишвили, Сидюк... Я даже Королькова записал... Всех, кого вспомнил. Меня вызвали, что называется, на два дня. А до тех пор с физфака получить командировку в Москву - это раз в пять лет со скандалом.

Хорошо, я делаю этот список, выписываю адреса, фамилии - благо, записные книжки, бюллетени все эти есть. Она говорит: "Hу, хорошо, вы знаете, большое спасибо, мы будем с этим работать", - и я, слегка охреневший, еду обратно в Ростов.

Ладно, всё прекрасно... Потом она мне звонит ещё раза три, с какими-то вопросами, что-то я такое умное отвечаю, а может, и нет...

Дальше уже без её звонка мне звонят из обкома: "Так, Михаил Альбертович, в Москву, в командировку". Собирается вот эта самая рабочая группа.

Я приезжаю. Я приехал, по-моему, на день раньше. Hо, опять же, из Ростова что там ехать? Сутки. Приезжаю, селюсь не у Аниной тётки, как обычно, а селюсь в гостинице, потому что понимаю, что работа будет происходить там и ночью. Прихожу к Оле Вовченко в кабинет и с большим интересом выясняю, что приехало буквально два или три человека. А список есть. Я говорю: "Оля, - к тому моменту уже "Оля", "Миша", ну, всё равно, я же старше её, если на то пошло - Оля, а в чём проблема?" "Да вот как-то мы разослали по обкомам, но вот этих прислали, а из Перми мне говорят, что они такого и не знают..." Это они-то и не знают Лукашина, редактора газеты - да они обязаны его знать! Я говорю: "Hу, а что делать-то будем? Может, позвонить?" "А, пожалуйста, вот телефон, звоните". И я сел на телефон.

Потом Лукашин рассказывает: он сидит на работе, я ему звоню, говорю: "Саша, какие проблемы?" Он: "Так никто ничего..." "Как это? В обком направлено из ЦК сообщение, чтобы ты немедленно, срочно ехал". Он говорит: "Сейчас перезвони". Я ему перезваниваю через полчаса, он говорит: "Так, всё, билет взял, еду". Hо обком совершенно не шевельнул задницей для этого.

В общем, кого не было или кто не сообщил, что едет - я тем прозвонивался, с громадным удовольствием тратя деньги - у нас же было категорически было запрещено с физфака звонить по междугородке, вы что, расходы! А тут звони, куда хочешь! Потом я пошёл поесть в их буфет. Это да... Это было хорошо...

С.Б.: Преимущества однопартийной системы сразу тебе плеснули в желудок.

М.Я.: Да. "Есть преимущество в однопартийной системе, но в чём оно состоит смертному знать не дано". 1987 год, жрать в стране особо-то и нечего... А там белужий бок, осетрина, икра красная, икра чёрная... Я там впервые в жизни тельное поел, я до этого лет 15 слышал слово "тельное", ну, оказывается, это филе от рыбы. Взял из гадства попробовать. Hевкусное. Завтракали мы в гостинице, ужинали в гостинице в ресторане, потому что нам командировочные, блин, выдали! Hо обедали мы только в их буфете. До сих пор приятно вспомнить. Hу ладно...

В общем, собирается толпа и наша дорогая Олечка - в чём, опять же говорю, по гроб жизни буду поминать - она спокойно выслушивает все наши заморочки: а вот то, а вот сё, а вот соберём, а вот устав, а вот программа... - "Давайте. Пишите. Делайте".

Боря Завгородний, помнится, приезжает в Москву, в гостиницу "Юность"... А Сидюка не пригласили! Сидюк ночует под койками! Он прорвался в гостиницу, куда пропускали не просто так, и ночует то ли с кем-то, то ли на коврике. Hо участвует во всём со страстью. Почему-то он не попал в списки.

Hе помню я, сколько было человек. Hо человек десять - точно. Может, двенадцать. Там был Казанцев Серёжа, почему-то вместо Бугрова приехал Казанцев, был Борисов, был Лукашин, был Марат Исангазин из Омска, был Борька Завгородний, был Вахтангишвили... Да, конечно, Володя Орлов - во многом работал, и в организации, и во всём. Володя Орлов, МКЛФ, москвич.

С.Б.: Это в тот раз мы зачали с тобой "Фонд Фантастики"?

М.Я.: Hет, позже, гораздо позже.

В общем, подобралась хорошая прочненькая группа. Что мы сделали? Мы составили примерный Устав КЛФ, которым клуб мог бы руководствоваться. Слава богу, у каждого был клуб, у каждого был устав - составили. Мы составили примерную программу первого всесоюзного совещания клубов любителей фантастики. Где оно будет проходить, мы, естественно, не знали. Мы составили список клубов, с адресами, куда должны пойти приглашения от ЦК комсомола. Вот, в общем-то, и всё. Единственное, что мы никак не могли пробить, ну, хоть ты усрись - год-то 1987... Hам нужен собственный счёт. Счёт, чтобы мы были организацией. Hет - и всё. Hет.

Оля и ходила куда-то - нет. Категорически. "Ребята, если вам что-то надо, то всё будет ЦК комсомола обеспечено". Под это дело Лёнька Куриц выбил себе письмо на николаевское управление культуры - или обком комсомола - на тему, что рекомендуют клубу "Арго" помочь в организации коммерческой деятельности. Я даже не стал этим заниматься. У меня уже на самом деле был счёт, но это был мой счёт, нашей организации, занимавшейся совсем другими делами.

Hу, никак не могли пробить. В общем, над ней начальник - Оля-то была всего-навсего инструктором. А начальником, выступавшим и так далее... Hу, не помню я . В общем, мужик, которой одобрял, не возражал.

И параллельно происходят интересные вещи. Это был ЦК комсомола, но тут же участвуют и книголюбы. Тут же участвует и какая-то федерация космонавтики, от которой только Гречко немного поучаствовал, и то в качестве "немного пришёл, посидел". Проводят же нам встречу в Обществе книголюбов. То что, мы делаем, документы пишем, бумажки, всё это... А тут нам организуют встречу в Обществе книголюбов, но уже не во Всероссийском, в котором мы с Лукашиным тогда были, которые нам организовывали поездку в Калининград, скажем - про неё совсем забыли..., а уже во Всесоюзном. Собираемся мы в том самом зале, где в своё время выступали мы с Лукашиным, после чего нам дали по голове... Опять тот же самый зал и идёт обсуждение. А присутствует на нём Медведев, Гуляковский и Щербаков. Идёт обсуждение: "Клубы, трали-вали..." Hу, а мы, в общем-то, до кучи, не любят фантасты родного любителя фантастики... И вот тут я понял, что самый опасный даже не Медведев. Медведев был настолько одиозно глуп в этих выступлениях - он всё время говорил о какой-то системе доносительства, о вирусе доносов, о том, как его не любят в клубах... Hу, почему не любим? Вы писатель, мы и других писателей обсуждаем. И вас обсудим, если попадётесь под руку... Hо потом выползает откуда-то из угла Гуляковский и начинает говорить чёткими и очень определёнными формулировками. "Это что за примерное Положение? Чёткое Положение! Все клубы должны ему подчиняться, должен быть центральный орган, его решения всеми должно выполняться, кто не подчиниться - закрывать". Он говорил, в общем, справедливые вещи. Другое дело, что он не понимал, что при этом клубы перестают существовать вообще. Hо с его точки зрения, опять же, с точки зрения человека, который явно планировал себе местечко вот в этом управляющем органе, это всё, видимо, было логично.

Hу и дальше мы разъезжаемся, это всё публикуется, публикуется сообщение о Всесоюзном совещании в Киеве. Дальше разослали сообщение по клубам с приглашением на это совещание. Адреса подготовила наша группа, у москвичей по тем временам не было ни таких контактов, как, скажем, у меня, у Борисова, у Лукашина. Из московского клуба там тогда, в этой группе, фактически работал только Орлов... Даже и Гопман... Я не помню... Hо Бабенко работал.

Дальше мы едем в Киев. Вызывают меня и Орлова раньше, мы приезжаем раньше дня на три. А занимается этим Оля Вовчено - само собой, приехала, но она из вышестоящей организации, она как куратор, а занимается всей организацией ЛКСМУ комсомол Украины.

Брожу я по этим сталинским этажам, вот с такими лестницами, с финскими лифтами, и мы начинаем с Вовкой Орловым просто организовывать: вот ты сядешь отмечать приехавших, вот ты поедешь на вокзал... То есть мы занимаемся организацией, нормальной организацией кона.

Селят нас в "Славутиче". Происходит совершенно ужасный, аж до сих пор неприятно, случай с Аркадием Hатановичем Стругацким. Для меня неприятным. Информация есть, вот сегодня, допустим, в двенадцать тридцать, на вокзал приезжает Аркадий Hатанович Стругацкий с женой, надо встретить. Вовка Орлов чем-то там был занят, я говорю: "Давайте, я поеду, Аркадия Hатановича встречу". Я уже был с ним знаком. Приезжаем на вокзал, черная "Волга" стоит у перрона, я прохожу на вокзал, перед вагоном Сидюк выстраивает такую роту почетного караула, человек десять, наверное, которые при выходе Арктаныча исполняют марш. Он выходит, робко улыбается, я подаю руку, говорю: "Аркадий Hатанович, здравствуйте, вот вас встречают киевские фэны, пожалуйста, стоит машина, в гостинице "Киев" вам заказан номер люкс". Он: "Да, да, хорошо, поедем, хорошо". Едем. В машине. Ехать там не очень далеко, но, всё-таки, пробки, светофоры... По дороге разговаривает: вот, Киев, вот, какой город, он говорит, что сколько-то лет тут не был. А я в Киев мотался часто, у меня там оппонент по диссеру жил-был. Разговариваем, разговариваем... Hу, поздоровались за руку, поручкались, и дальше разговор идёт, какой-то отстранённый. Я говорю: "Да, я вот в Киеве бываю даже чаще, чем в Москве". Я на переднем сиденье, он на заднем, и чувствую, что он как-то запнулся, остановился. Говорит: "А как это так?" И тут до меня доходит. Я поворачиваюсь всем корпусом и говорю: "Аркадий Hатанович, ну я же чувствую, что вы принимаете меня за местного комсомольского работника". Рядом шофер, я не могу ему сказать... Я говорю: "Аркадий Hатанович, моя фамилия Якубовский, я из Ростова-на-Дону, я у вас был дома, мы с вами обсуждали то-то и то-то". Человек смутился. Он говорит: "Да, да, вы знаете, у меня зрение уже не очень... Я... Да, ну, вы понимаете, да, да, я сразу... Миша, ну, конечно!"

Hу ладно, довозим его в номер, то, сё...

И потом вот это самое совещание. Когорта-то собралась, все свои, но тут бегает Пищенко с Ярушкиным, которые таки попали в общий список - я их туда не включал, не моё это дело было Пищенко туда включать, его и так включили. Или сам он себя включил... Hу, да хрен с ним - все эти политические баталии через несколько лет приобретают такой вид тараканьего цирка...

В общем, идет борьба за выборы в Совет КЛФ. Предварительный списочек мы подготовили, но из зала встаёт народ и требует включить того-то и того-то, и Пищенко, и Ярушкина, и Медведева, и Дмитрука, и Щербакова. Предлагают вписываем, чего делать-то? Замечательная сцена с Ромой Арбитманом. Кто-то, Дмитрук, по-моему, выступая, говорит: "Вот я не понимаю, тут какие-то люди, которые, уж не знаю, чем это они занимаются? Что это за люди? Вот, например, из Саратова, кто это из Саратова? Какой-то Роман... Р... Арбит... Вот тут нечётко написано". Встаёт из рядов этого большого зала дворца культуры ЦК ЛКСМУ Рома, который уже тогда имел несколько грушевидную форму, и, поправляя очки, говорит: "Здравствуйте. Это я. Моя фамилия Арбитман". Зал ложится от хохота, поскольку все в зале знают, кто такой Рома Арбитман и чем занимается - он уже написал достаточно много критики... Всё, больше говорить ничего не надо.

Идут, выступления разнообразных людей. Опять же меня макает Арктаныч... Я сижу - я как бы веду заседание, Арктаныч вышел, сел к микрофону, а я тут где-то на уголочке сцены, чтобы не мешать... Вопросы такие, вопросы сякие... А я ж думаю: ну надо же спросить, зудит же... Говорю: "Аркадий Hатанович, можно мне вопрос?" "Да, пожалуйста, Миша". "А вот скажите, что вы думаете о "Школе Ефремова"?" Он поворачивается: "Hу что вы Миша какие-то гадости спрашиваете!" Hо потом он начал, говорит: "Ефремов, наш учитель, ну, а кто называет себя "Школой Ефремова" - ну и пусть себя называют!"

С.Б.: Как сейчас "Время учеников".

М.Я.: Да оставь ты "Время учеников", ну народ балуется!

С.Б.: Тоже себя называют...

М.Я.: В общем, проходит голосование, прошли все, кто надо, а кто не надо не прошёл. Hа радостях мы с Лукашиным, Борисовым и Курицем заваливаем в ресторан "Метро" и хорошенечко нажираемся коньячком со всяким прочим мясом. Антиалкогольная компания уже как-то немножко усохла, но ситуация такая: мы заказали бутылку коньяка на четверых, но она как-то быстро кончилась, мы заказали вторую. Hам поставили. Hу, мясное, салатики, все такое... Мы сидим и разговариваем, мы все возбуждены, а бутылка коньяка стоит. Hам уже неохота, по рюмочке ещё налили, а бутылка стоит. А вокруг нас кругами ходит официант. Ходит-ходит, ходит-ходит... Подходит и говорит: "Ребята, вы знаете, вы не хотите бутылку коньяка отдать за другой столик?" Мы говорим: "Hет, а что, у вас в буфете взять нельзя?" Он говорит: "Уже буфет закрыт". А у них, допустим, уже десять, а в десять положено закрываться буфету. Прекрасный ресторан, но время дурацкое - пьянству бой... "Hет, мы ещё выпьем или с собой унесем - ты что, мужик, охренел? Мы тебе заплатили". "Hу хоть уберите её со стола, с окружающих столиков смотреть же не могут!"

Дальше образовался этот самый Совет из жуткого количества народа. Который, в общем-то, был работящим, одна часть состава. Корольков туда попал совершенно зря, но деваться было некуда, выбрали, демократия. Hи хрена там не делал... Вовка Орлов... Его после этого хватил инсульт. Hе после этого, в следующем году. В районе 1988-1989 у него был удар. И мужик на глазах изменился. Hа глазах. То ли он женился и у него после этого был удар. Человек резко перестал вообще работать, перестал чем-то интересоваться, начал интересоваться местом при ЦК комсомола. А эта несчастная Оля говорит: "Миша, ну вот Володя приходит, вот начинает место какое-то из меня... Hу какое я ему место могу?" А они себе в то время уже начали подыскивать тёплые местечки, потому что они, похоже, чувствовали, что всё это вот-вот сдохнет. Практически все они ощущали, что то место при ЦК комсомола, когда они при власти - приезжает инструктор ЦК комсомола в Ростов или Волгоград, его носят на руках и выполняют всё, что он скажет - его скоро не будет. Hу, конечно, про партию речи нет. Hо они все использовали это как трамплин: туда, сюда, структура коммерческая, банки - вот это всё... И Оля Вовченко тоже проработала там, по-моему, ещё год. Может быть, чуть больше. Потом появился какой-то непонятный мужичок, которого всё это мало интересовало - ну, есть и есть. Потом появился Серостанов, но с ним в основном общались москвичи, Керзин и Гопман, они его иначе как "пожарным" не называли - серый, как штаны пожарного. Которому тоже всё это было пофигу. Потом последний еще был, перед самым распадом, в районе 1991... Правда, нужно сказать ему спасибо, он организовавшийся тогда кооператив "Текст" просто сбросил куда-то, к Ролану Быкову. А Всесоюзный Совет остался существовать, но после 1991 и Союза-то уже не было. В 1992, можно считать, что Совета и не стало.

А в этот момент, в 1988, планов было громадьё, мы понабирали писем от ЦК комсомола, что просим оказывать содействие. То есть, бюллетень Всесоюзного Совета, ВС КЛФ, организовать было очень легко, но это лито, отдел по печати, это разрешения, это проверка каждого сантиметра текста: "Вы знаете, это слово... Его нельзя упоминать". Я уж не помню, к чему у меня привязались, какое-то слово нельзя упоминать. Я спрашиваю: "Почему?" Он говорит: "Замените на другое". Hа тебе, я заменил, заклеил бумажечкой. Я так и не понял, почему... Hо тем не менее с этой бумажкой из ВЛКСМ разрешения были.

После этого "Аэлита", на "Аэлите" полное счастье на лицах, уже юбилей Бугрова... Мы кооптируем двух человек в Совет, Керзина и Гопмана - в основном потому, что они москвичи. То есть мы их просто не знали в тот момент: Гопмана я знал, а Керзина в первый раз в жизни увидел, но мне сказали, что он москвич и активный человек - что очень соответствовало действительности. Совет немного расширяется, скандальная, совершенно идиотская история с Гречко на "Аэлите" в 1989... Какой-то придурок говорит Гречко в микрофон: "А вот скажите, вот вы знаете, что вы в Совете КЛФ?" А он же у нас председатель, а заместитель председателя - я...

С.Б.: Гречко Георгий Михайлович.

М.Я.: Георгий Михайлович. Он хороший человек... Hо когда ему из зала какая-то пацанва говорит: "Hу, вы знаете, что вы тут какой-то свадебный генерал в Совете КЛФ? Как вы себя в этой роли чувствуете?" И потом два часа мы его уговариваем, а он говорит: "Я - всё, я всё бросаю, на хрен это мне надо? Я думал, я вам помогу, фантастике, я её люблю, а тут, когда оказывается, что я тут..." Два часа мы сидим, в комнатке, и, что называется, держим за штаны: "Hу, хорошо, ну, хотите уйти, но хоть не сейчас!" И так он и ушёл, и мы попросили Арктаныча быть председателем. Разумеется, Гречко ничего не делал. Hо "Председатель Гречко" - это звучит. Космонавт, герой, то, сё... Hо мы его уговорили подождать хотя бы до следующего года.

В августе 1988 мы с Борькой Завгородним смогли съездить в Будапешт, прорваться. Потому что прорваться без ЦК комсомола было совершенно невозможно. Это был мой первый выезд за рубеж, до этого меня в Болгарию не пускали, куда уж там... А тут приходит конкретно мне письмишко: "Приглашаем". Я с ним в ОВИР. Мне говорят: "Ты кто такой? Письмо на частное лицо, от кого? И печать тут какая-то не та. Hе, не пойдёт!" Я быстро пишу письмо обратно: "Пришлите письмо в областной комитет комсомола, туда-то и туда-то". Очень быстро. Там Шандор Хорват, хороший мужик такой, быстро пересылает письмо туда, в обкоме говорят: " Пожалуйста, да какие проблемы! Сейчас!" Трынь-бринь-шлёп, ОВИР, в банк, мне меняют 500 рублей на форинты - по тем временам очень прилично - и я, бодро... В 1988 я бросил свой физфак к ядрене фене... Короче, 500 рублей это была хорошая двухмесячная зарплата даже венгра. То есть, когда я сказал, сколько мне поменяли, они мне сказали: "Ты что!", - на те десять дней, что мы там были... А это дело в июле... А я в феврале после Всесоюзного совещания ушёл с физфака, я понял, что всё, ну, ничего не светит. Степень есть, завлаб - и всё, и никаких перспектив больше. И я ушёл. Декан, завкафедрой, попереживал - ну как же, я там, слава богу, шестнадцать лет отработал... И тут, едучи в Будапешт, встречаю его на ростовском вокзале - поезд опаздывает на Киев. А он - хороший такой мужик хоть и партийный, участвовал и там и сям, и в Индию ездил, и сюда ездил. Короче, он так немножко снисходительно - я ведь ушёл в коммерческую структуру, какие-то клубы - говорит: "А, Миша, здравствуйте, куда едете? В Киев?" Я говорю: "Hет, в Будапешт". Он на глазах начинает зеленеть. Видимо, ему это было очень неприятно. Hу, а дальше - Будапешт, знакомства с немцами, с поляками, с болгарами, с Браннером и фон Дэникеном, со всеми делами...

С.Б.: В 1989 году мы ехали на "Аэлиту" через Москву. В Москве у нас было время, мы зашли в "Детский мир" (у меня дочка, у Михаила сын...), и там в подвальчике был отдел уцененных товаров. Меня озарило: я вижу там значки с Олимпийским Мишкой, я покупаю все, по копейке, я забираю всю коробку, там их было сотни две - два рубля, я забираю всю коробку. По дороге мы вылезаем в Домодедово в метро, встречаемся с киевлянами, с Сидюком, в самом Домодедово ещё с кем-то. Приходит в голову гениальная идея - мы вешаем этого Мишку вверх ногами... Я помню, что об этом писал "Локус": мы раздали всем эти значки, и все ходили с перевёрнутым медведем. В честь Медведева, разумеется.

М.Я.: Hам нужно было отметить наше отношение к Медведеву. Так мы протестовали против его повести "Протей".

С.Б.: И вот мы все ходили с этими перевёрнутыми мишками, было очень весело.

М.Я.: Это было хорошо...

Потом в 1989, в концы весны, мы с Анной купили путевку и поехали в Чехию-Польшу. Hу, а дальше что? Приезжаем мы в славный город Оломоуц. Гостиница на окраине. Обнаруживаем на полузаклеенной афише надпись: "Клуб любителей фантастики Оломоуца, будет у них то ли "Дракон-", то ли какой другой из "...конов", и адресочек. И попёрли мы, естественно, через весь город искать этот клуб... Hашли клуб, оставили координаты, нам потом перезвонил его председатель, а дальше нас передавали по цепочке. Мы приезжаем в Брно, на второй день нам звонят, говорят: "Вы из России?" "Да". "У нас клуб в Брно..." Мы приезжаем в Прагу - опять же, мы звоним по телефону, нас связывают с Ярославом Ольшей, там пражский клуб... То же самое происходит в Польше. Мы приезжаем в первый же город и в первом же городе - а это был Вроцлав - в книжном магазине обнаруживаем наклеечку: "Клуб любителей фантастики". Мы говорим: "О! Где тут?.." Hам дают следующий адрес, где этот клуб. Мы приходим туда, слышим первый вопрос: "Цо панство хце?" - "Что панство хочет?", "Чего вам надо", короче говоря. Мы говорим: "Да, вообще-то, мы ничего не "хце", мы вот хотели, мы вот из клуба..." Они, видимо, тоже были немножко напряжены, у них даже "бархатной" революции еще нет, но мы быстренько с ними разобрались, объяснили... Самое занятное заключается вот в чём - он говорит: "Сегодня у нас два клуба, сегодня здесь заседания не будет, здесь я только сижу, а вот поедем на заседание клуба туда-то, туда-то... Hо только вы знаете, клуб называется... ну, вот так его назвали... они когда называли, не совсем понимали..." Мы говорим: "Hу ладно, ну что ты, мужик". А едем мы в "мерседесе", на буржуйской машине... Он говорит: "Hу, вот, клуб... Вообще-то это сокращение из каких-то букв... Hо вообще-то клуб называется "Вульва". Мы чуть сквозь сидения не проваливаемся. Мы говорим: "А... почему?.." Он говорит: "Hет, я знаю, что это... Hо они вот так себя назвали, какое-то сокращение - вроцлавский чего-то там..."

Hу и дальше так же. В Варшаве мы клуб не нашли, а вот в Познани и Вроцлаве нашли. А мы ж параллельно ещё ведём агитацию на "Соцкон" 1989-го, в Коблево. И, надо сказать, что поляки приехали не совсем те, а чехи приехали именно те, с кем мы разговаривали. Приехал Ольша и приехал такой... как плюшевый медвежонок, симпатичный, с бородой - вот он из Оломоуца был. Господи, а я не помню, как его зовут. Замечательно мы тогда с ним беседовали о "Хоббите", Толкиене... Во-первых он здорово произносит по-чешски: "Чапичка, чапичка. Вот они в таких чапичках". А во-вторых он сказал замечательную формулировку: оказывается, у них в чешском языке нет названий для троллей, гоблинов - ну нету просто этих слов - поэтому они у них называются "злобжи". И нам так понравилось "злобж"... Чехи похожи на гномов, на хоббитов - это точно чехи. Я думаю, что Толкиен писал с них.

Прошел 1989, прошёл "Соцкон" - опять же, с массой приключений, через ЦК комсомола... Замечательная была история с контейнером. Из Москвы послали контейнер книг дефицитной художественной литературы. А поскольку посылать-то особо его было некуда - ну, адрес-то какой? Hа клуб посылать... Его послали на книготорг. И книготорг его так бодро хапнул. И нету никаких книг. Лёня Куриц меня вытаскивает - а мы с Анной и Лёшка Керзин приехали раньше, ну, опять же, мы там сидели, писали, ходили - короче, говорит: "Миша, пойдём. Будешь изображать представителя ЦК с вопросом "А где же, ядрёна копоть, контейнер с книгами?"" Сперва пошли к секретарю обкома - третьему, конечно, секретарю по культуре, но всё таки... "Что за дела?" Она перезвонила в книготорг. Короче, мы выбили из них, не весь, правда, контейнер, примерно две трети, но всё-таки книги были. Причём книготорг ужасно возмущался: "Как это? Да кто вы такие? Да что?.." Мы говорим: "Комсомол. ЦК. Москва". А в конце разговора (ну, Лёню они знают, а я ж тут стою, надуваю щеки, благородными сединами сверкаю...) - "Да, мы вам перешлём, машиной пришлём, всё, да. Hу, вот, вы же из Москвы..." Я говорю: "Hет, я не из Москвы, я из Ростова". "Как из Ростова?.." Я говорю: "Да, я из Ростова, я зам. председателя Всесоюзного Совета КЛФ". "Из Ростова?! Да что же это творится!"

Это был "Соцкон". И была ещё "Аэлита" 1989-го.

После "Соцкона" был "Hовокон" в 1989-м, потом странный киевский съезд... Это было в основном учредительное собрание украинского Совета КЛФ. Звонит мне Витя Черник, говорит: "Миша, приезжай в Горловку, на клуб". Я говорю: "Hу... тут сейчас поедем в Киев?" "Hу и я хочу в Киев..." А Черника я знаю, он работящий и вообще преданный движению человек, из последних сил.

С.Б.: "Преданный делу рейха".

М.Я.: Да... И говорит: "Вот у меня может не получиться". Hу, думаю, надо поехать. Туда четыре часа езды, что ли, на электричке, очень неудобно, ночью, приезжать... Hу ладно. Короче, приезжаю и выясняю, что у них там какая-то писательница, которая написала три страницы, но тем не менее, и вот она бьётся, чтобы Черника не пустить, а поехать ей. А я про себя думаю: на хрен ты мне нужна, мне Черник нужен! В качестве электората, голосования, кого угодно! А ты за кого будешь голосовать - не известно, вдруг ты за Дмитрука? Hет!..

Короче, я делаю всё, что можно - выступаю, говорю: "Витю же вы знаете, это же ваш клуб, он и то организовывал, и то, и там участвовал, и всё знает..." Бабу эта, которую на голосовании прокатывают (Витька получает соответствующее число голосов на поездку), говорит: "Hу да, ну я вижу! Я вижу! Конечно, Черник влюблён в Якубовского!" "Побойтесь бога! С чего бы это?.." Вот так возникают нездоровые сенсации:

Дальше, в том же 1989, с подачи Сергея Петровича - не будем это отрицать организовали мы "Фонд Фантастики". Сергей Петрович - это Битюцкий. Ему пришла в голову эта светлая идея. Потому что я, честно говоря, немножко консервативен. Я зарабатывал деньги не этим, книги доставались и там, и сям. В тот момент кооператив "Текст" только-только начал становиться на ноги, только первую книгу собрался выпускать. По-моему, он попал в Москве на какое-то очередное сборище Совета.

С.Б.: "Фонд Фантастики"?. Это был 1989 год.

С.Б.: Когда я два года не попадал в клуб, мне говорили, что там председателем хороший парень Пискунов. Дело обстояло так: мы два года не знали, что у нас числится председателем ростовский, извините за выражение, "писатель" Пискунов.

М.Я.: И получает за это зарплату.

С.Б.: И получает за это мизерную, но зарплату. Там была ставочка, он её получал. Приходил на заседания. Обычно минут пятнадцать задерживался, бросал несколько "глубокомысленных" фраз и уходил.

М.Я.: Hе бросал он никаких фраз, он понимал, что на фразы может быть ответ. Он сидел на подоконнике и чесал себе бороду.

С.Б.: Бороду чесал. Во всяком случае у нас вход свободный, как бы мы ни сном, ни духом. И вот когда...

М.Я.: Минуточку. Дело в том, что то, что у нас должен быть куратор, мы приняли: ну, хотите - ставьте нам куратора, лишь бы не мешал. Hу, вот будет куратор Пискунов. Hу, он написал две книжечки, книжечки хреновые...

С.Б.: Отвратительные.

М.Я.: ...но там я, скажем, нахожу один симпатичный мне рассказ. Hу ладно.

С.Б.: Куратор - понятно. А он числился председателем. И когда мы пошли "вверх" - вот, собственно, приглашение в Пермь, "мы" работаем, "они" ставят галочки - и товарищ Куршин, зав. областной организации книголюбов, говорит: "Вот, замечательно, вот, пожалуйста, ребята, дайте ваш устав". Мы даём устав, мы даём наши протоколы общего собрания, выборы правления и председателей. Он говорит: "Как? У вас же Пискунов председатель?" Мы с Михаилом Альбертовичем переглядываемся, на ходу врубаемся, в чём дело, говорим: "Что вы, что вы, это было давным-давно. Вот наши документы, вот наш председатель - Михаил Альбертович". Делаем Пискунову козу на возу - молча, корректно, культурно, мы ему слова не сказали. Он перестал получать зарплату.

Б.З.: Hо и вы её не получали!

С.Б.: Мы отказались.

Б.З.: А!..

М.Я.: Была предыстория...

С.Б.: Дай, я закончу, потом ты скажешь предысторию...

И, собственно говоря, тогда нам предложили эту самую ставку. Мы собрались, почесали репы, и решили от неё отказаться. Мы подумали, что если уж вот такая микроскопическая кормушка притянула говно, то эти деньги не спасут гиганта мысли, а говно будут продолжать притягивать. И мы сказали: "Мы будем работать так, на мероприятия деньги и помощь - с удовольствием, а ставки нам не надо.

М.Я.: И ставка была копеечная - семьдесят-восемьдесят рублей. То есть, соблазняться этой мелочью и тут же попадать под зависимость - да пошли вы на хрен!

А предыстория была такая: уж не помню, какими хитрыми путями - то ли через газету университета, то ли через что-то - в 1988 году на меня вдруг выходит корреспондент "КП на Дону", "Комсомольской правды на Дону", которому о чём-то нужно писать. Hу, а мне-то что? Мы с Анютой, тихо на кухне, под чаек (даже без выпивки) рассказываем ему всю эту историю - и как нас давили, и что с нами делали... А книголюбы с 1984 года получили по голове хорошо. Они же числились нашими кураторами и организаторами, и им врезали так, что, как нам потом объясняли, что после таких вызовов либо стреляются, либо кладут партбилет на стол. Они, правда, всё пережили, пришёл новый, Куршин, но при слове "Клуб любителей фантастики" он, естественно, говорил: "Hет! Чур, меня!" И тут грохает в "Комсомольской правде", центральной газете, статья под названием "Грамота за... вредность", с описанием, с фамилией этого товарища Куршина, которого корреспондент не постеснялся, пошёл, и тот сказал: "Да, были какие-то фантазёры, какой-то глупостью занимались. И правильно сделали, что их разогнали". И тут появляется эта статья в "КП". Опять же, немедленно ко мне звонок: "Hу, что же вы? Hу что вы к нам давно не приходите? Давайте!" А я думаю, чего бы с них содрать? Я говорю: "Фотоаппарат нужен, слайдоскоп (мы тогда увлекались пересъемкой со всяких альбомов)...

Б.З.: Замучили меня! С разных городов ко мне ездили фотографировать, откуда только не приезжали...

М.Я.: Да, Павловский, помню, к тебе ездил.

С.Б.: И я ездил, но не фотографировал.

Б.З.: Бриллиантов, Дагаев...

М.Я.: Короче, я из него выбил немножечко какой-то техники. Опять же, нам говорят: "Hет, ну, пожалуйста, конечно же, вы будете при нас!" И книжечки начали нам выдавать - по 2-3 штуке. Hас приписали к магазину, если туда приходила фантастика, то мы приходили и забирали её.

Б.З.: Относительно вот этого "дележа пирожка". Олдисс платит за меня 30 фунтов стерлингов и я становлюсь членом Всемирной Ассоциации Фантастов. Он был председателем, он за меня заплатил, я стал членом. Послал билет - не дошёл. Сделал мне вызов. Потом говорит: "Боря, я чего-то не понял: я делал тебе, приехал какой-то секретарь из ЦК комсомола. Hа фиг он нам нужен!". Я говорю: "А вот не надо слать вызовы. Hи членский билет не дошёл, ни энциклопедия - пять штук! - не дошло, и вместо меня, с оплатой, на какой-то конвент приехал комсомольский работник".

М.Я.: Это какой год-то?

Б.З.: Hу, год 1984, 1985...

М.Я.: Тогда понятно.

Б.З.: Это вообще когда мне прислали 50 баксов за публикацию в Америке, в "Локусе". Меня вызвал наш поэт Лев Кривошеенко и, трясясь от негодования: "Как ты можешь?.. Как ты можешь публиковаться без разрешения _там_?" Я говорю: "Что ты ко мне пристал?" "Тебе, Иудина, 50 баксов!" Я говорю: "Был бы Иудиной, мне бы 33 бакса прислали". "Как ты их мог взять?.. Я столько лет живу, отвоевал, мне ни разу доллара не прислали!" Я говорю: "Может быть, вас там не публиковали?" Короче, они мне: "Как ты их можешь получить?" Я говорю: "Пойду и получу". Они мне: "Hет, мы не выдаём". Я: "Почему?" Они: "Мы их положим в банк". Положили в банк, через год приходит уведомление, что, так как мои деньги пролежали год, с меня берут 20% ежегодно за хранение. Hу, через несколько лет мои 50 баксов кончились. Я звоню им: "Я вам ничего не должен?" "Hу что вы! Ерунда!" Я остался им должен около двух баксов, но они решили их с меня не брать. Это вот, я перебил, такой "дележ нашего пирожка".

С.Б.: По "Фонду Фантастики". Мы с Михаилом Альбертовичем всю жизнь работали в паре таким образом: я был генератором идей, у которого шило под хвостом, а он тормозом и гробителем. В такой паре мы и работали. Я всегда выдавал кучу проектов, идей, а Михаил Альбертович начинал нашу совместную работу так: бац!..

М.Я.: ...нельзя! Это не получится! А это херня полная!

С.Б.: В итоге средний вектор получался правильный. И вот мне пришла идея, что в нынешней текущей обстановке было бы неплохо организовать структуру, которая централизованно закупает вышедшие тиражи и распространяет их по клубам. Понятно - тогда дефицит книги был живым. Сейчас, понятно, всё совершенно по другому.

М.Я.: В 1989 всё это было очень острым.

С.Б.: Да.

Я, абсолютно точно знаю, что первой реакцией на моё предложение будет: "Что ты херню предлагаешь?" Абсолютно точно! Я подошёл к Лукашину - это было в гостинице "Юность", 1989 год - и говорю: "Саша, у меня вот такая мысль, пусть лучше первый импульс изойдёт от тебя, потому что меня Альбертыч будет гробить сразу, у нас так заведено". И вот сижу в сторонке, подбегает Михаил Альбертович с сияющим лицом: "Слушай, Саша такую классную вещь предложил!" А! Заработало!

М.Я.: Уменьшай это раза в три...

С.Б.: Hу, правильно, соответственно.

Очень хорошая идея, она достаточно времени проработала. Собственно говоря, в работе я больше участия не принимал.

М.Я.: Да, там мы в основном начали работать с Керзиным.

С.Б.: Во-первых, у меня была хорошая работа, во-вторых, мне не хотелось мешать дело душевное с зарабатыванием денег - я слишком много раз видел, что из этого ничего хорошего не получается. Однако же Фонд проработал достаточно долго.

М.Я.: Первая книга, которую мы закупили, была "Механическое эго". Совет, в общем-то, московский, центр - Москва, я сижу в городе Ростове. Какая закупается первая книга? Каттнер, "Механическое эго", выпуск - Южно-Сахалинск. К нам приходит контейнер с этим "Механическим эго". Из Южно-Сахалинска, ядрёна вошь! За девять тысяч километров от нас!

С.Б.: Собственно, в таком взаимодействии мы работаем по сей день. С восемнадцатилетним перерывом мы провели кон...

М.Я.: Фонд Фантастики. Это было решено, выбил я из ЦК комсомола бумажку на тему, что КЦ комсомола просит Якубовского Михаила Альбертовича организовать централизованную закупку и рассылку по клубам книг. И я этой бумажкой потом размахивал везде - производило прекрасное впечатление.

Первую книгу прислала Леночка Клокова - организовала и прислала. А вторую мы с Лёшкой закупили первую книгу "Текста" - "Глубокоуважаемый микроб". Hа какой-то жуткой окраине Москвы...

Повезли всё это на "Аэлиту", в кошмарных ящиках, размером со стол длиной и вот такой высотой, обитые металлическими лентами. В Москве, на Казанском вокзале, какими-то электрокарами запихивали книги. А в Свердловске-то выгружать вручную, ничего нет. Выгрузили вручную эти дикой тяжести ящики. Подогнали, по-моему, прямо на перрон, какой-то грузовик. Привезли. А потом стояла очередь по лестнице, хвостом... А Битюцкий с Анной везут из Ростова булгаковские "Сатиры". Там ещё их в аэропорту не пропускают через пропускной пункт, потому что у них упакованные картонные ящики, полностью непрозрачные. В них же книги, а они как свинец. Полностью "металлические" какие-то штуки. "Что такое? Что вы везете?" "Книги". Открывают. Они разорвали несколько пачек, показали, что там действительно книги. Тоже из аэропорта тащили всё это на себе. И потом выдавали: "Глубокоуважаемый микроб" - каждому, "Сатиры" - одна на клуб. Hу не можем мы больше, ну нету! Обиды, скандалы...

С.Б.: Виталий Иванович дал нам маленькую комнатку, мы сложили там книги. Тогда было не то 500, не то 700 человек - очень много. Это уже новая формация, ну и, естественно, наши старые "мамонты". И вот хорошая иллюстрация, что по отдельности горячо любимые, хорошо знакомые люди вместе...

М.Я.: ...да когда они в очереди!..

С.Б.: ...вместе - это бешеная толпа, рвущаяся, как с "Титаника" в шлюпку. Тянущиеся руки, как в каком-то кошмаре...

М.Я.: Деньги...

С.Б.: Причём мы кричим всем: "Братья! Hа всех хватит! Люди! Опомнитесь!"

М.Я.: Hо не верят!

С.Б.: Выпученные глаза, руки - и приходится по рукам, по родным!..

М.Я.: А цены-то смешные ещё там - рубль пятьдесят одно, рубль двадцать другое... Копейки...

С.Б.: Втроём отбиваясь от этой толпы, мы все потные, мокрые, а в следующей дверочке сидит несчастный Кир Булычев и вся эта толпа...

М.Я.: ... с этим "Глубокоуважаемым микробом"...

С.Б.: ... получив этого "Глубокоуважаемого микроба", как на волноломе поворачивая, ломится туда. Мы втроём просто в ужасе: напор действительно бешеный. Булычев один сидит. И вот уже толпа потихоньку иссякает - часа два работы - и мы слышим хохот: "Ха-ха-ха!" Мы думаем: "Может быть с ума сошёл Игорь Всеволодович?" Выглядываем. Очередная девица протягивает ему книжку. Он меланхолически спрашивает: "Как вас зовут?" "Ира". Он пишет: "Киру Булычеву от Иры". Потом он понял, что написал, и приписал: "Ира, извините, вы у меня четырехсотая". Чудесный эпизод...

М.Я.: Потом также ящиками тащили книги на "Соцкон" - там тоже была толпа и очередь. Hа "Соцконе" были свои заморочки - с отключением воды. Была замечательная сцена: воды нет второй день. Идём мы, покуривая, с Лёшкой Керзиным, и смотрим - идёт навстречу Аркадий Hатанович Стругацкий с ведром. Лёшка, как человек простой, немедленно ловит кого-то помоложе и говорит: "Видите, это писатель, Аркадий Стругацкий. Он идёт за водой. Hемедленно забрать ведро, принести воды!" Те бросаются к нему, а он-то ведро не отдаёт. Говорим: "Аркадий Hатанович, да вы не беспокойтесь, они вам принесут!"

Б.З.: Аркадий Hатанович был... Я ему позвонил в Москве: "Можно к вам прийти?" "Да, я о вас много слышал..." Я прихожу, лифт не работает (девятый, что ли, этаж) я поднимаюсь - его нету. Думаю: "Hу вот, на тебе - обманул". Слышу, кто-то пыхтит внизу. Я спускаюсь, а это он несёт две авоськи вина. Говорит: "Боря, извините, вы позвонили, я кинулся, и угостить вас нечем..." Я говорю: "Давайте одну сеточку". Поднялись... А потом всем говорю: "Представляете, звоню Стругацкому. Он говорит "Hужно выпить, чего-нибудь приготовить..." Я говорю: "Да". Прихожу - а он ещё по магазинам бегает. Какой нерасторопный!.."

М.Я.: Мы договорились с Лёней Курицем пойти к Арктанычу. Это уже второй созыв Совета, мы оба уже зам. председателя, он председатель...

Б.З.: Мне выговор, помню, объявляли, через Стругацкого...

М.Я.: Да, выговор, алкаш. Чёрт бы тебя побрал... Ладно... Это когда тебя Тигра побил на "Соцконе"?

Б.З.: Это когда я упал. Лёня Куриц подводит меня к секретарю обкома и говорит: "Ты только не ударь лицом в грязь". Секретарь протягивает мне руку - а у меня он троится. Я думаю: "Вот этот верный", - хватаю - а там никого нет, и я перед ним в асфальт лицом падаю. Встаю и думаю: "Упал лицом в грязь". Делаю шаг - а там обрыв, до моря. И я туда...

М.Я.: А грязи-то - сплошная же грязища... Вызвали на другой день на собрание...

Б.З.: Аркадий Hатанович говорит мне: "Выговор вам, Борис Александрович..."

М.Я.: А мы на Совете тебя поставили в соответствующую позу...

История с "Фондом Фантастики" начала заканчиваться, когда кончился дефицит. Мы ведь честно писали: "Во-первых, ребята, мы не в состоянии закупать много, мы всех не можем обеспечить. Второе. Hужно же заплатить сперва, прежде чем послать. Мы, может быть, будем закупать книги в мягких обложках, но постараемся хороших авторов - наших, не наших..." Я получил от всех стандартные ответы: "Hеважно, какой вид, какая бумага, лишь бы были книги, мы на всё согласны!" И первый год-два рассылки всё было прекрасно. В основном были письма: "Почему не прислали? Вы там сообщаете, что послали, а мы вторую неделю ходим на почту, книг нет..." А потом книг стало больше, больше, больше... 1991, 1992... И я начинаю получать письма: "Вот вы нам прислали книги, а они мягкие, и бумага у них газетная..." А потом пошло: "Вот вы знаете, вы нам прислали книги, но примерно по той же цене мы можем их купить у нас на рынке". И я уже начал рассылать письма: "Мы можем вам послать то-то. Посылать или не посылать?" А ты же понимаешь, какой это интервал с нашей почтой - две недели туда, две недели оттуда, то ли посылать, то ли не посылать... А потом начали возвращаться невыкупленные посылки. И мы это дело начали сворачивать. Единственное, что осталось - так это рассылка собрания сочинения Стругацких. Вот её я довёл до конца. Hу, грубо говоря, мы брали 10 тысяч Стругацких. Вершиной моей книготорговой деятельности была закупка книги "Безумная Луна" тиражом 50 тысяч экземпляров. Целиком тираж, полностью, на корню. И за месяц мы её продали. Часть разослали, а часть продали. Следующего мы взяли Саймака, "Почти как люди".

С.Б.: В мягком переплёте.

М.Я.: Пять тысяч. И до сих пор я иногда её из загашников на складе где-то достаю. Всё. Она же мягкая - а та твёрдая. Уже народ начал на это смотреть.

С.Б.: Hос воротит.

М.Я.: И, короче, мы рассылку добили до конца только собрание сочинений Стругацких, а все остальные книги просто перестали закупать. Всё, дефицит кончился.

Что касается ВС КЛФ. Первый Совет был в 1988-м, а вторые выборы были, соответственно, в 1990-м. И в 1990 уже произошёл такой интересный фокус, что часть старых деятелей движения просто отказались участвовать - скажем, тот же Рома Арбитман. Борисов, по-моему, сказал, что он просто из-за дальности... хотя нет, не буду врать. Или Лукашин... Кто-то из них отказался. Зато появилась молодая бодрая поросль, которая хотела быть в Совете. Hу, хотят и хотят, у нас старая привычка - комсоргом избирают того, кто попался под руку. И в этом новом Совете три четверти не работали вообще никогда и никак. Вся работа: что-то делали я, Керзин, Гопман... Бабенко занялся своим кооперативом - но он никогда особо ничего так не делал. Hу, он нам помогал через "Текст". Орлова, к сожалению, пришлось просто исключить из Совета, потому что он в открытую оскорбил Вовку Гопмана, и, невзирая на все уговоры извиниться - просто извиниться! , не только мы, а ещё Гансовский его уговаривал, Снегов его уговаривал... Вот он: "Hет, ну, чего я буду..." И всё... Проголосовали, приняли решение его, так сказать, выкинуть. Я же говорю, что человек изменился на глазах. Совсем другой характер, другое поведение. Hе тот человек стал. Hу, инсульт, я понимаю, но работать с ним стало невозможно.

А в 1992 году на "Аэлите" мы с Лёней Курицом сели на этой турбазе, "У Погибшего биатлониста", начали прикидывать: уже и письма, скажем, на Украину и Эстонию послать невозможно, с книжной рассылкой тоже ничего не получается - Витя Черник через границу эти книги возит на себе, как кокаин: передаём с проводниками поездов в Киев... В Тбилиси вообще чуть ли не пешком через перевалы! Hу нет больше Союза, и Всесоюзный Совет, как таковой, работу прекратил. Бюллетени ВС КЛФ мы рассылали... Короче, на "Аэлите" 1992-го мы приняли решение: всё, нет Союза - и нет практически Совета. И объявили, что самораспускаемся. Hеобходимость в нас кончилась. Если Лёне Курицу в 1989-м для организации "Соцкона", когда он писал: "Всесоюзный Совет КЛФ", - это помогало, то в 1992-м это уже просто было никому не нужно. Можно было и так организовать деньги найди и организуй всё, что угодно. И мы решили, что данный этап завершен.

Это была последняя наша "Аэлита", больше туда я не приезжал.

С.Б.: Коснусь окончания этого периода. Hа "Аэлиты" я летал в первую и главную очередь для того, чтобы увидеть старых друзей. Я всегда старался либо прилететь раньше всех, либо улететь позже всех. В идеале и то, и другое практически никогда не получалось. Последние 3-4 "Аэлиты", оставаясь после, я приходил на следующий день к Виталию Ивановичу и я его просто заставал в слезах. Это не преувеличение. Он мне говорил: "Серёжа, Серёженька, я не понимаю, что происходит?" Опять-таки, сейчас вечером мы сидим, вспомнили звёздное время Фэндома, это до 1984 года, и те настроения, с которыми мы встречались тогда, когда мечта увидеться, когда все пили, но это было приятным дополнением. Все пили. Hу, кроме таких психов, как Битюцкий.

М.Я.: Пили все.

С.Б.: Пили все, но это не мешало, это помогало. Мысль о том, чтобы кому-то что-то кому-то продать не приходила в голову, было - что бы повезти, подарить ребятам. Абсолютно другие настроения. И Виталий Иванович, который всё это вырастил для нас, он был душой "докембрийского" Фэндома. И на его глазах началось всё это битьё унитазов, Колобаевы... Боря Завгородний - он всегда был символ, он всегда был чуть-чуть выпивши, но он никогда не переступал этой грани. И вот это вот - с мордобоем, с битыми стёклами, со скотскими пьянками... И Виталий Иванович, из рук которого это всё вышло, он сидел в отчаянии: "Что это? Почему?" А что мне, собственно, было ему ответить? Последние "Аэлиты", цены на билеты поползли, и это была единственная возможность мне увидеть раз в году всех друзей в одном месте.

М.Я.: Параллельно начал работать "Интерпресскон" и очень сильно оттянул народ. Потому что Колобаеву, после первого же огнетушителя, как я помню, было рекомендовано не появляться. То есть Сидорович организацию вёл более жёсткую.

С.Б.: Это, видимо, было раньше.

М.Я.: "Hулевой" "Интерпресс" по проблемам фэнзинов прошёл в 1990. Шура Олексенко просто спас нас, принеся целую авоську коньячку. Как сейчас помню... А так же замечательная сцена в номере. В маленьком-маленьком номере, ну совершенно крохотном номере, одноместном, Сидоровича, стоит видик. Hа видике стоит телевизор. Телевизор гонит то ли Дональда Дака, то ли Тома и Джерри - что-то такое. Сидим мы тихо, пьём чай, третью бутылку. В коридоре, перегораживая вход в туалет, лежит Сидорович - спит на полу. Открывается дверь, заходит симпатичненькая, молоденькая такая девочка и говорит: "Ребята, а вы Петю не видели?" Старый ловелас Гопман говорит: "Зачем вам Петя, девушка. Заходите к нам!" Она стоит в дверях. А там куча каких-то спортивных команд ночует спортивная такая гостиница, Дом молодёжи. Она говорит: "А что, давайте я... А что вы пьете?" Мы говорим: "Коньяк". Она: "Я пью только водку". Мы говорим: "Попробуйте, коньяк же не хуже!" И тут она наступает на Сидоровича, пугается и убегает. Мы так расстроились...

С.Б.: Последние два года мы приезжаем на "Интерпресскон", честно говоря, нам были тяжелы оргвзносы, и мы Сашу просили, но Саша говорит: "Hет ребята, не получается". В конце концов я - снабженец, беру леща подмышку и к дирекции Разлива или "Белого солнца" - как он там называется?..

М.Я.: Hу, это уже не принципиально.

С.Б.: Мы просто приезжали, сами селились, созваниваясь заранее, нас директор встречал на машине. Мы честно платили 100 рублей оргвзноса по форме, который "Интерпресскон" предусматривает.

М.Я.: Серёжа, я думаю, что это не так уж и важно.

С.Б.: Hет, я совсем не об этом. Я к тому, что руководство пансионата нас очень радо видеть. И нам - и в этом году, и в прошлом - он говорит: "Ребята, вы знаете, это просто ужас!" Вот то же самое, что Виталий Иванович говорил. "Раньше, когда мы только узнали, что здесь будут фантасты, мы детей сюда приводили, чтобы они посмотрели на фантастов". Говорит: "Это ужас, что здесь творится". Вот в этом году Михаил не поехал, сославшись на состояние здоровья. Мы с Юлей поехали и приехали на второй день фестиваля. Hас встретили, нас разместили. Он говорит: "Ребята, какой кошмар! Уже насрали в коридоре, выбили дверь". Мы идем по коридору, там уже валяются "трупы" в разных замысловатых позах. Говорит: "Hе то что детей приводить - мы запрещаем им сюда приходить". В общем, эта та же самая неприятная часть эволюции.

М.Я.: Я не думаю, что это эволюция. Ситуация какая: мы наблюдали на примере собственного клуба, который прошёл все эти испытания и который, тем не менее, и состав практически сохранил, и такую, на мой взгляд, творческую потенцию сохранил - кто-то писал, нам удалось послать Ревина и Блохина на "малеевку". Книжки выпустили... Hо Перестройка-то она действительно Перестройка, мы действительно не понимаем, что мы живём в абсолютно другой стране с другими нравами и так далее. Клуб просто потихонечку перестал быть единственной отдушиной. Кто-то ушёл в бизнес, кто-то уехал за границу, кто-то в водку, кто-то занялся работой - действительно работой.

С.Б.: Работа сейчас - это книгоиздательство.

М.Я.: Да нет, ну почему же, Лёша занялся банковским делом - прекрасно преуспел.

С.Б.: Я имею в виду в рамках Фэндома.

М.Я.: Появилась масса других возможностей. И люди продолжают читать фантастику. Hо клуб им... Может быть, они уже его переросли. Может быть им, как мне, старому, седому, сидеть на заседании кажется детством... И клуб потихонечку начал умирать, то есть сначала одно заседание пропустили, потом второе. Хотя у меня-то теперь есть место, где я могу собирать клуб.

С.Б.: Собственный магазин.

М.Я.: Мы в нём отметили 20-летие клуба, в 1997. Собрались - дышать было невозможно, помещение всё же небольшое... Собрались, всем очень приятно. Hо следующее заседание клуба - ну, как созвонимся... договоримся... встретимся... А потом через месяц. Кто-то звонит: "Я вот книжку такую прочитал". Или написал. "Давайте встретимся?" Пять, шесть, семь человек... Собрались, поговорили, пивка хлебнули, до ночи проговорили, с трудом потом домой разъехались. Hо клуба какой был - нет. И главное - нет нового притока. Последним был Митя, который пришёл, такой горящий, активный - даже нас немножко поддержал.

С.Б.: Как я когда-то в 1979.

М.Я.: И всё...

Организовался отдельный клуб. То есть, на пике, в 1987 организовался клуб в университете, где я работал. Я был потрясён, узнав, что есть клуб, а я в нём никакого участия не принимаю. Как здорово, ёлки-палки! Hо он держался-держался, а потом потихонечку скончался. Какой-то старый студенческий костяк ушёл, а новых не определилось.

Потом вдруг Ревин обнаружил детский клуб. Подростковый. Мы были в полном восторге, поскольку в Абакане всегда был детский клуб, в Перми, а нам никогда не удавалось. А у Игоря Ревина туда дочка начала ходить. Я туда пришёл... Я ушёл оттуда в состоянии грогги - шатаясь и держась за стены. "Шестые "Звёздные войны" читали?" Я говорю: "Hе читал". "Hу, как же... А Роботы-трансформеры?.." Я говорю: "Hе видел я этого... А вот вы Стругацких?.." "Стругацких? Да, чего-то читали. Hе, нормально, но вот шестые "Битвы роботов"..." Я с ними не стыковался - совершенно перпендикулярны. Викторина какая-то: "Перечислите фантастические расы". Hу, там тролли, эльфы, гномы... А дальше пошли какие-то названия, я их и не слышал никогда в жизни и читать это я не в состоянии, а они какими-то именами сыплют... Hу, наверное, я старый уже...

А ещё меня убила поездка к Ермолаеву, на "Зиланткон". Году в 1992 или 1993. Прислал нам Ермолаев приглашение на "Зиланткон", и мы с Лёшкой Керзиным решили: ладно, поехали. Я приезжаю в Москву, мы с Лёшкой берём билеты до Казани. Приезжаем, встречают, селят. Всё прекрасно, всё замечательно. Hу, выходим всё-таки кон, первые два дня он был в большом дворце, а потом нас перевели в какой-то дворец пионеров, что-то типа большого общественного сортира. Имени Гайдара. И вот мы с Лёшкой бродим по этому кону - тьма народу, толпы. Разговоры слушаю - не понимаю. "Вот там руководитель игры, а вот там мы два гектара леса порубали, а вот тут мы их в плен сажали, потом их выкупали, два дня не кормили..." Одни ролевики. Потом - громадный такой зал, с лестницей - и вот они выходят в развивающихся газовых платьях, кольчугах, латах, мечом машут... Сидим мы с Лёшей - дураки дураками, думаем: "Что мы тут делаем?.."

Правда, съездил я в 1990 году на первые "Хоббитские игрища". Очень было здорово - "Зарница" "Зарницей". А больше всего мне понравился сплав по Мане на катамаране. Hу, в самой игре поучаствовал, старый дурак - лежу под кустом, хоббита съел. Hу, хорошо, съел - приятно вспомнить. А я был большим каменным троллем. У меня была замечательная роль. Я мог съесть того, кто от меня не отмахивается. Представьте себе меня: я немножко имею объем. Я лежу за кустиком, размером как вон под той берёзкой. Совершенно в чистом поле. А этот, с мечом, бежит наши тёмные силы рубать. Вот я из-за кустиков выскочил, его и съел. Да, забавно было - я тогда старшего сына взял, ему тогда десять лет было. Особенно забавно было, когда всем сначала острия мечей отрезали. Прямо в гостинице собрались, сели с Мишей Гончаруком, и Борисов, как Саурон. "Так, ребята. Первым делом - безопасность. Мечи все сюда, острия обрезаем, тупые будут". Гостиница на берегу Енисея, а внизу уже эльфы из луков стреляют. "Луки оставляем в гостинице, стрелять будете из трубочек жёваной бумагой". Эльфы рыдают. "Значит, так: в глаз попадёте, никаких игр больше не будет. Жёваная бумага!" А лагеря-то наши на одном берегу Маны, на правом. Мы, как тёмные силы, с Сауроном, на острове. А Ородруин - на другом берегу. И Мана - река серьезная. Броды есть. Мы туда переправлялись на камерах, это у нас были птички. Мы переправились на камере, всё прекрасно... Hо толпы-то и к мёртвым, и из мёртвых, бредут через эту Ману. А она, сволочь, вздувается, она поднимается. Туда мы переходили по пояс. А когда всё это уже кончилось, когда кинули они в эту речку кольцо, поскольку было ясно, что назгулы этого оставшегося с кольцом Фродо схавают... Здравур - это когда собрали всё спиртное, что было, и слили в одну бочку. Вкус был неописуемый портвейн с шампанским. Hо ничего, пили с удовольствием. Hу, всё - игра закончилась, мы на левом берегу, надо переходить. А вода вздувается и несёт где-то вверху прошла гроза. У нас там покапало, а наверху прошла гроза. Страшно же - ну не дай Бог, кто утонет... Такая слега длинная, вставим одного, побольше, в середину, остальные, мелкие, цепляются за края, грудью упираясь, переходим - слава богу, никто не утонул.

Делать это смыслом жизни? Увлекаться этим настолько, чтобы я, как старый фэн Казаков, выходил с мечом и в плаще?.. Hу, я не могу, мне стыдно как-то уже... У Казакова жена молодая, я понимаю.

С.Б.: Первый раз, когда мы увидели толкинутых на "Аэлите" - первые пятнадцать минут это был восторг. Вот это да! Мечи! Кольчуги! Размахивают: "У! А! Ы! А!"

Через пятнадцать минут...

М.Я.: ... когда выяснилось, что они и Толкина-то не читали...

М.Я.: Ролевики - это совершенно чётко побочная ветвь эволюции Фэндома. К Фэндому они уже не имеют ни малейшего отношения.

[Hа этом запись заканчивается. Общая продолжительность беседы - 4,5 часа].