«Ульяновский фонд»

Лев Колодный

Цикл "Ленин без грима"

"Ульяновский фонд"

Что известно о первом пребывании Владимира Ульянова в Москве, в Большом Палашевском переулке? В воспоминаниях брата Дмитрия Ильича, продиктованных в старости, говорится: "В Москве первая наша квартира была в Большом Палашевском переулке близко от Сытина переулка, район Большой и Малой Бронной, около Тверского бульвара. Помню, что дом церковный. Тогда номера домов в Москве в ходу не были, и я помню, что Владимир Ильич еще смеялся, говорил: "Что же Москва еще номеров не ввела - дом купца такого-то или дом купчихи такой-то". Адрес ему еще такой попался: "Петровский парк, около Соломенной сторожки". Он возмущался: "Черт знает, что за адрес, не по-европейски". Таким обыденным было явление Ильича в Палашах, как постаромоскоески назывался район Палашевских переулков, известный близостью к Тверской, заурядными каменными строениями, среди которых несколько принадлежало церкви Рождества Христова. Она стояла вблизи них, в Малом Палашевском переулке (уничтожена после революции). После того как Ульяновы обосновались в Москве, Владимир Ильич стал регулярно приезжать к родным: по праздникам и летом, когда семья перебиралась на дачу. В начале 1894 года состоялось первое его публичное выступление в Москве, свидетелем которого оказалось несколько десятков человек... По описанию участника этого нелегального собрания Владимира Бонч-Бруевича можно представить, сколько усилий тратили тогдашние диссиденты, чтобы замести следы, уйти от филеров. "Я в этот день принял все меры, чтобы явиться туда совершенно "чистым", пишет В. Д. Бонч-Бруевич в статье "Моя первая встреча с В. И. Лениным". Спустя битый час после конных и пеших перемещений наш конспиратор произнес пароль и оказался в просторной квартире, где собралась большая группа интеллигентов, решивших послушать реферат народника Василия Воронцова. В группе собравшихся и увидел впервые Бонч-Бруевич своего будущего шефа по службе в "рабоче-крестьянском правительстве". Это, по его словам, "был темноватый блондин с зачесанными немного вьющимися волосами, продолговатой бородкой и совершенно исключительным громадным лбом, на который все обращали внимание". Поразил он полемическим выступлением, длившимся минут сорок, поразил памятью, способностью цитирования без бумажки. Естественно, что без бумажки говорил он все это время. Своего оппонента, почтенного, пожилого писателя, молодой Петербуржец наградил серией негативных эпитетов. Теорию его назвал "обветшалым теоретическим багажом", "старенькой и убогой", а лично выступавшего обозвал "господином почтенным референтом", который не имеет о марксизме "ни малейшего понятия". Писатель не обиделся, даже оживился после столь яростного обличения, поприветствовал Петербуржца, имени которого так же, как все, не знал, более того, даже поздравил марксистов, что у них появилась восходящая звезда, которой пожелал успеха. Вряд ли услышал эти слова покрасневший от волнения оппонент, поскольку, как пишет В. Бонч-Бруевич, после выступления сразу же исчез из его поля зрения. На то и конспиратор. Присутствовавшая на том собрании Анна Ильинична пригласила Бонча домой. Соблюдая правила конспирации, молодые революционеры разошлись: Анна Ильинична одним путем, Владимир Дмитриевич - другим, чтобы не привлечь внимания охранки. Каково же было удивление Бонча, когда за семейным столом в квартире Ульяновых он увидел Петербуржца, в тот семейный вечер так и не представившегося гостю своим именем. Сидя за столом, будущий соратник и наперсник услышал впервые во время оживленной беседы скептическое ленинское "гм, гм", которым выражалось множество оттенков чувств, в частности ирония, сомнение, услышал также известное нам всем обращение "батенька". - Расскажите-ка вы, батенька, - обратился якобы молодой будущий вождь к столь же тогда молодому будущему управляющему делами советского правительства, - что у вас здесь делается в Москве. Мне говорят, что вы имеете хорошие социал-демократические связи. И, не спрашивая имени-отчества Петербуржца, Бонч-Бруевич все взял да и рассказал, не таясь, вроде бы отчитался о проделанной работе, хоть сам считал себя конспиратором, как мы выдели, часами разгуливал по задворкам, чтобы не привлечь к себе внимание полиции. Значит, было что скрывать. Только через год от Анны Ильиничны узнал "батенька" Бонч, что выступавший против народника Воронцова блистательный Петербуржец не кто иной, как Владимир Ульянов, ее родной брат. Десятки лет спустя, в 1923 году, получил Бонч-Бруевич из бывшего полицейского архива фотографию донесения в департамент полиции, где агентом охранного отделения подробно описывалось... то самое тайное собрание на Арбатской площади, которое состоятельные революционеры тщательно скрывали, колеся по Москве на извозчиках. Агент, оказывается. все тогда и увидел, и услышал. Он докладывал начальству: "Присутствовавший на вечере известный обоснователь теории народничества писатель "В. В." (врач Василий Павлович Воронцов) вынудил своей аргументацией Давыдова замолчать, так что защиту взглядов последнего принял на себя некто Ульянов (якобы брат повешенного), который и провел эту защиту с полным знанием дела". Как видим, московская полиция знала, кто скрывался под именем Петербуржца, знала то, что скрывали от Бонч-Бруевича и собравшихся слушателей. Узнала она вскоре точно и в каких отношениях состоял "некто Ульянов" с повешенным Ульяновым... Владимир Ульянов предчувствовал, что московское выступление ему даром не пройдет. Как вспоминает Анна Ильинична, ее брат "ругал себя", что раззадоренный апломбом, с которым выступал народник "В. В.", ввязался в полемику в недостаточно конспиративной обстановке. После того выступления он "даже рассердился на знакомую, приведшую его на эту вечеринку, что она не сказала ему, кто его противник". Кто эта "знакомая"? Из примечаний мемуаристки мы узнаем: М. П. Яснева-Голубева, Она была на девять лет старше Петербуржца и раньше его, как народница, вступила в революционное движение. В Самаре, где отбывала ссылку под гласным надзором полиции, познакомилась в доме Ульяновых с Владимиром Ильичем, который ей показался старше своих лет. Но понравились глаза, "прищуренные, с каким-то особенным огоньком". Новый знакомый проводил молодую женщину домой. Такие провожания стали традицией. Не ограничиваясь прогулками, заходил Владимир к Голубевой домой, приносил, по ее словам, книги, читал вслух какие-то свои заметки. Подолгу беседоввли, задушевно. О чем? - Часто и много мы с ним толковали о "захвате власти" - ведь это была излюбленная тема у нас, якобинцев. (Якобинкой Голубева считала себя и своих единомышленников). Насколько я помню, Владимир Ильич не оспаривал ни возможности, ни желательности захвата власти... Владимир Ильич пытался научить Голубеву игре в шахматы, но не преуспел. Зато сумел изменить ее взгляды, из якобинки сделал единомышленницей, марксисткой, время на это было, после каждого посещения семьи Ульяновых, как писала спустя сорок лет Голубева, "Владимир Ильич неизменно шел меня провожать на другой конец города". Именно Мария Петровна не только привела Петербуржца на вечеринку-диспут на Арбатской площади, но и устроила конспиративную встречу его с двумя товарищами. Произошла встреча эта на Малой Бронной улице в квартире ее сестры, бывшей замужем за частным приставом, По делам службы он часто отлучался из дому. Предполагалось, что во время посещения квартиры конспираторами его не будет. Два товарища по какой-то причине запоздали. Зато неожиданно заявился среди дня хозяин дома, и с московским гостеприимством пригласил за стол отобедать и сестру жены, и ее спутника. Тот было начал отказываться, но перед напором радушного пристава не устоял, сел за сервированный стол. "И вот. - читаем в книге "Ленин в Москве и Подмосковье", - Владимир Ильич пошел с Марией Петровной обедать вместе с приставом. Хозяин, не зная, конечно, с кем он имеет дело, был воплощенной любезностью...". Возможно, пристав размечтался, что угощает обедом будущего родственника... Вскоре дороги Ульянова и Голубевой разошлись. "Якобинка". пойдя за своим самарским знакомым, в конечном счете очутилась в стане большевиков, после Октября попала в органы ЧК и аппарат ЦК. Год ее смерти - 1936-й... ...В рождественские дни 1894 года Москва принимала съезд врачей и естествоиспытателей. Вместе с ними Владимир Ульянов заседал мирно в Актовом зале университета на Моховой, где обсуждались проблемы статистики. В те январские дни участники съезда и позаседали, и погуляли в первопрестольной. заполняя рестораны, клубы. Побывал тогда Владимир Ильич на квартире молодого врача А. Н. Винокурова, входившего в "шестерку", уже упоминавшуюся марксистскую группу в Москве, рекомендовал товарищам "быстрее переходить от пропаганды марксизма в кружках к злободневной политической агитации среди широких масс рабочего класса". И уехал в Питер, где заимел. свой кружок "Союз борьбы за освобождение рабочего класса". Вернулся вскоре в Москву Петербуржец на другой праздник - масленицу, в конце февраля, о чем нет упоминания в первом томе "Биохроники", но есть - в мемуарах врача С. Мицкевича, члена "шестерки". "Приезжал он еще раз в эту зиму, помнится, в конце февраля, на масленицу, я виделся с ним, ходили опять к Винокурову, там же встретили А. С. Розанова, марксиста, приехавшего из Нижнего". Съездил Петербуржец из Москвы в Нижний... В Нижнем Владимир Ульянов успел побывать и в январе того же года. На какие деньги? Как видно из "Биохроники", переехав из Самары в Питер, совершая оттуда наезды в Москву и другие города, Петербуржец, будучи присяжным поверенным, не тратил время на заседания в суде, на защиту крестьян и мещан, обвинявшихся в разного рода кражах, а именно на таких главным образом уголовных делах специализировался молодой юрист после получения диплома, начав было службу Фемиде, За что получал гонорары, и неплохие, но адвокатурой занимался Владимир Ильич в Самаре. На какие средства жил Петербуржец осенью 1893-го, весь 1894-й и 1895 год - до ареста, когда перешел полностью на казенное содержание? За чей счет ездил наш герой по городам? Этот вопрос никогда не освещается советскими биографами, никогда. Впервые осмелился его коснуться, будучи за кордоном, Николай Владиславович Вольский, он же Валентинов. Родился этот литератор в городе Моршанске Тамбовской губернии, в семье предводителя дворянства. Круто разошелся с семьей, увлекся марксизмом, а в 1904 году познакомился с Ульяновым, стал его единомышленником. Затем резко размежевался с ним по философским вопросам, хотя остался до конца дней социалистом. После революции 1917 года жил в России, редактировал "Таргово промышленную газету", выходившую в советской Москве. В 1930 году выехал за границу на дипломатическую работу. И не вернулся на родину, осознав, что его ждет Лубянка, смерть. Валентинову мы обязаны несколькими замечательными книгами. О бывшем учителе он написал несколько документальных сочинений: "Встречи с Лениным" (Лондон, 1969), "Ранние годы Ленина" (Анн-Абор, США, 1969) и "Малоизвестный Ленин" (Париж, 1972). В последней из названных книг Валентинов первый, очевидно, ответил на такой существенный вопрос: из каких источников Ленин брал деньги, нигде не работая, не получая зарплаты, Особенно в те годы, когда еще не возглавлял партии, не черпал суммы в партийной кассе, пополнявшейся разными источниками, как мы теперь знаем, не всегда кристально чистыми, порой кровавыми. В советские годы, рассказывая рабочим и крестьянам о жизни брата, его старшая сестра Анна Ильинична Ульянова-Елизарова сочинила "Воспоминания об Ильиче", а также биографию "В, И. Ульянов (Н. Ленин), краткий очерк жизни и деятельности". Она, в частности, объяснила, почему именно после Самары семья Ульяновых разделилась: мать и дети переехали в Москву, а Владимир - в Питер. "...ему не захотелось основаться в Москве, куда направилась вся наша семья вместе с поступающим в Московский университет братом Митей. Он решил поселиться в более живом, умственном и революционном также центре - Питере. Москву питерцы называли тогда большой деревней, в ней в те годы было еще много провинциального, а Володя был уже по горло сыт провинцией. Да, вероятно, его намерение искать связи среди рабочих, взяться вплотную за революционную работу заставляло его также предпочитать поселиться самостоятельно, не в семье, остальных членов которой он мог бы компрометировать". Итак, главная причина - жить в Питере, а не в Москве - состояла в том, что первопрестольная казалась тогда Владимиру Ильичу "большой деревней". Жить в деревне, даже в большой, дешевле... Но материальные обстоятельства Владимира Ульянова не волновали. Почему? В книге "Детские и юношеские годы Ильича" Анна Ильинична, обращаясь к "внучатам Ильича", поведала им, что после смерти отца в 1886 году "вся семья жила лишь на пенсию матери, да на то, что проживалось понемногу из оставшегося после отца". То есть дала понять: семья нуждалась. Дети, читая эту книгу, конечно, верили тете Ане. Но те дети, которым удалось посетить доммузей в бывшем Симбирске. могли засомневаться в мифической нужде Ульяновых даже после кончины кормильца. Я был свидетелем сцены, когда после посещения двухэтажного дома некий мальчишка-экскурсант выговаривал отцу, который привел его в музей: "А ты говорил, что Ленин из бедной семьи". Подобного дома нет в нашей стране сегодня ни у одного учителя, ни у одного врача, инженера, рабочего, офицера, чиновника!.. Такой возможности их как раз лишил бывший житель усадьбы на Московской улице, той самой, где сегодня музей. Общеизвестно, что мать Ленина Мария Александровна получала после кончины Ильи Николаевича Ульянова пенсию от государства в сумме 100 рублей. По нынешним временам сколько это, трудно сказать, особенно в годы невиданной прежде инфляции. Но известно, что самые лучшие сорта мяса, рыбы, масла стоили в Российской империи копейки за фунт... Но ста рублей в месяц не хватило бы на покупку хутора, лошади, мельницы, на поездки за границу, на переезды из города в город, на учебу детей в гимназии и университете... Именно такая жизнь семьи Ульяновых началась после кончины Ильи Николаевича. Что же в таком случае "проживалось понемногу из оставшегося от отца"? Как выяснил биограф Ленина Валентинов, у отца имелись не только личные сбережения, хранившиеся в банке, но и некое наследство, завещанное покойным одиноким братом. Деньги, полученные после продажи симбирского дома, вместе с этими банковскими суммами образовали некий "ульяновский фонд". Он-то и позволял большой семье не только арендовать многокомнатные квартиры, но и купить хутор под Самарой, которым семья владела до 1897 года. Марии Александровне принадлежала также часть имения в Кокушкино, о котором непременно упоминают биографы вождя. Хутор Алакаевка, 83,5 десятины земли, купили за 7500 рублей. Хозяйством молодой Владимир Ильич не захотел заниматься, чтобы не вступать в конфликт с крестьянами. Конфликтовать было из-за чего. На всю деревню, на 34 крестьянских двора приходилось 65 десятин, намного меньше, чем на одну семью Ульяновых. Землю они сдавали в аренду предпринимателю, а уж тот отстегивал каждый год, в зависимости от урожая, некий доход, о котором ни Анна Ильинична, никто другой из семьи Ульяновых не пишет. Упоминает об этом источнике и других финансовых основах семьи Владимир Ильич в письме к матери, относящемся как раз к тому времени, когда семья обосновалась в Москве, а он зажил самостоятельно в Питере: "Напиши, в каком положении твои финансы, - обращается к Марии Александровне сын в октябре 1893 года, - получила ли сколько-нибудь от тети? Получила ли сентябрьскую аренду от Крушвица, много ли осталось от задатка (500 р.) после расходов на переезд и устройство?" Как видим, молодой хозяин все держал в голове. Упомянутая тетя управляла имением Кокушкино, частью которого владела и ее сестра, Мария Александровна; упомянутый Крушвиц арендовал хутор Алакаевку и получал деньги с крестьян, которые затем пересылал владелице. все той же Марии Александровне. Она в свою очередь исправно переводила деньги сыну. "Попрошу прислать деньжонок: мои подходят к концу, - уведомлял новоявленный петербуржец мать... Оказалось, что за месяц с 9/IХ по 9/Х израсходовал всего 54 р. 30 коп. не считая платы за вещи (около 10 р.) и расходов по одному судебному делу (тоже около 10 р.)..." То есть за месяц ушло на житье в столице 74 рубля. Вся пенсия за отца, как уже говорилось, равнялась 100 рублям. Значит, чтобы помогать сыну Мария Александровна должна была иметь на расходы каждый месяц не сто рублей, а в несколько раз больше. Тщательно затушевывая материальную сторону жизни Ульяновых, изображая ее в красках серых, Анна Ильинична вскользь упоминает о заработке брата. падающем на то время, когда он писал матери письмо с просьбой "прислать деньжонок". "Осенью 1893 года Владимир Ильич переезжает в Петербург, где записывается помощником присяжного поверенного к адвокату Волкенштейну. Это давало ему положение, МОГЛО ДАВАТЬ ЗАРАБОТОК, (Выделено мною, - Л. К.). Несколько раз, но кажется все в делах по назначению. Владимир Ильич выступает защитником в Петербурге". Могло давать. Но не давало. "Биохроника" документально доказывает, что все свободное время, с утра до поздней ночи, уходило у Петербуржца на чтение классиков марксизма на русском языке и в оригинале на немецком языке, других политико-экономических сочинений. Вместо общения с клиентами собеседует Ульянов с новоявленными марксистами, посещает кружок студентов-технологов, выступает с рефератом, пишет статьи, ведет переписку с единомышленниками... И пишет собственное сочинение, В начале лета. взяв рукопись. Владимир Ульянов уезжает из Питера в Москву, чтобы провести лето в кругу семьи на даче. Под Москвой...