«Cтенограмма заседания семинара Бориса Стругацкого»

Cтенограмма заседания Семинара Бориса Стругацкого от 24.11.90 г

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Всех выступающих я прошу говорить четко, ясно, не растекаться мысью по древу, чтобы мы как можно меньше тратили время на предметы необязательные. Основной докладчик по фэнзинам у нас Святослав Логинов, но кроме того, я думаю, найдутся желающие поговорить на эту тему и среди людей, профессионально занимающихся фэнзинами. У нас тема была поставлена таким образом: «СИЗИФ» и фэнзины — вот так. Главный разговор сегодняшнего вечера — это разговор о «СИЗИФе». Но при этом все размышления по поводу прочих фэнзинов тоже будут встречены благосклонно, я надеюсь, нашим собранием, если это будут какие-то достаточно свежие соображения.

С.ЛОГИНОВ: Получился у нас сегодня этакий «микрокон», поэтому я даже в затруднении, поскольку предполагал говорить на аудиторию людей пишущих, но не имеющих отношения к Фэндому, и поэтому все-таки начну — раз уж приготовился свой доклад с вещей, которые для многих здесь собравшихся являются азбукой, неким дважды два, со своеобразного тезауруса.

Итак, тезаурус — несколько слов и объяснения к ним. Не для фэнов, а для пишущей братии.

Термины. ПРОЗИН — это журнал, издаваемый в расчете на широкий круг читателей. В том числе на случайного читателя, который покупает этот журнал и не должен остаться в недоумении: «и чего это мне такое скормили?» Обязательная примета прозина — профессиональная полиграфия. Вторая обязательная примета: прозин обязан приносить прибыль — потому что он выпускается ради этого. Ну а дальше прозины могут быть самыми разнообразными: научно-популярные, общественно-политические, литературно-публицистические и прочее, прочее, прочее…

Второй термин: СПЕЦИАЛЬНЫЙ ЖУРНАЛ. Это журнал, издаваемый узкими специалистами в расчете на узких же специалистов. Потому что никто для собственного удовольствия не станет читать «Реферативный журнал Химия», например. Полиграфия у специального журнала может быть абсолютно любой вплоть до рукописного журнала. Его обязательный признак — специальный журнал планово-убыточный, и, следовательно, требует спонсора.

Третий термин: ФЭН. Это человек, посвящающий свое времяпровождение преимущественно фантастике, причем далеко не всегда это читатель фантастики. Он может быть, скажем, киноманом, собирателем значков и даже не читающим собирателем книг. Главное, что все свое свободное время он структурирует посредством какого-либо отношения к фантастике.

ФЭНДОМ — это неформальное, хотя в последнее время очень активно формализующееся, объединение фэнов. Как известно, структурировать время в одиночку — чрезвычайно трудное и неблагодарное занятие, следовательно, фэны должны каким-то образом объединяться. Поскольку фэн — зверь достаточно редкий, то они объединяются внутри больших городов в клубы, а клубы уже по стране объединяются в некую систему и называемую Фэндомом. Кстати, в Фэндом, помимо клубов могут входить и отдельные фэны. В последнее время формализация Фэндома привела к профессионализации фэновский элиты. То есть появились профессиональные фэны, то есть профессиональные любители. Это те люди, для которых любовь к фантастике является средством к существованию. И наконец объект нашего разбирательства.

ФЭНЗИН — это непрофессиональный журнал, издаваемый фэнами для фэнов. Таким образом мы получаем, что фэнзин является специальным журналом. Следовательно, он может иметь любую полиграфию, но обязан быть планово-убыточным. Следовательно, ему необходим спонсор. Спонсоры могут быть различными. Это может быть сам издатель, который издает фэнзин себе в убыток, выкладывая определенные суммы из собственного кармана. Спонсором может выступать читатель, который за фэнзин выкладывает непропорционально большую цену. В конце концов, если выйти на площадь торговать таким хорошо оформленным фэнзином, как «СИЗИФ», или таким, как «Оверсан-информ» — а это тоже хорошо оформленный фэнзин, то обычные люди покупать не станут. А фэны расхватывают, как горячие пирожки, выступая таким образом, спонсорами издания. Возможно, — мне такие случаи не известны — в виде спонсоров могут выступать и какие-то организации. Это был бы оптимальный вариант.

Ну и наконец ФЭН-ПРЕССА — это весь объем печатной продукции издаваемой и циркулирующей в фэндоме. Главной основной и направляющей силой фэн-прессы являются фэнзины, хотя могут быть и всевозможные плакаты, листочки, бог знает что еще. То есть фэн-пресса не ограничивается фэнзинами. Понятие вроде-бы ввели, теперь рассматриваем само явление.

Вообще уродливая издательская политика нашего государства в течении всех предыдущих лет привела к появлению такого уродливого явления, как самиздат. Что это такое? Это противозаконное тиражирование и распространение печатной информации. Поскольку противозаконное, то в нашем правовом государстве самиздат должен быть уничтожен. И как мне недалее сегодня сообщили, самиздат в нашей стране таки действительно практически уничтожен. Чтобы уничтожить самиздат необходимо и достаточно легализовать издания такого рода и открыть (это правда еще не сделано официально) доступ достаточно широкий к возможностям тиражирования. Поскольку теперь официально можно не регистрировать издание тиражом до одной тысячи экземпляров, делать такое издание не будет незаконным. Следовательно, самиздата больше нет. Однако, тем не менее, подавляющее большинство фэнзинов носит на себе самиздата: «Издавать это опасно, могут ай-яй-яй сказать, а могут ай-яй-яй сказать с лишением прав и конфискацией имущества…» И следовательно сам факт издания самиздата есть акт гражданского мужества и это уже извиняет всё полностью. Извиняет все недостатки издания, так далее и так далее. Поэтому среди любого самиздата — фэнзины не являются исключением — огромное количество жутко непрофессионального барахла. Раз фэнзины вышли из самиздата, вышли в те времена, когда это все было преступно, то возникает вопрос: почему же эти самиздатовские вещи издавались? Причины для этого могут быть финансовые, психологические и социальные. О финансовых причинах говорить в издании фэнзинов не приходится, ибо они заведомо планово-убыточные. Кстати, самиздат имеет финансовые моменты, об этом я буду говорить, когда пойдет речь о системных переводах — это был в те времена, по-моему, большой бизнес маленьких людей.

Социальные причины. Первое — острая нехватка научно-фантастической литературы, критики и публицистики и, самое главное, обычной информации о фантастике. А именно потребностью в новой непрерывной информации отличается фэн от простого любителя фантастики, поскольку структурировать свое свободное время можно только с помощью вновь поступающей информации. Одну и ту же мысль, одну и ту же книжку перечитывать непрерывно невозможно.

Вторая социальная причина: принудительная концентрация издательских и интеллектуальных мощностей в нескольких очень узких регионах: Москва, Ленинград, еще что-то. Отсутствие местных издательств или запреты им издавать фантастику (вспомним печально известное письмо 84 года) провоцирует появление фэнзинов именно на периферии. Правда не совсем уж в какой-нибудь маленькой деревеньке — там не наберется достаточного количества фэнов, скажем так, но в центрах. Где издаются фэнзины? Сывтывкар, Севастополь, Николаев и так далее. Уж, кажется, Москва может издавать черт знает сколько фэнзинов, а их там всего две штуки. Ленинград — то же самое, один! И, кстати, эти фэнзины выпадают из общего потока этого явления.

Далее. Психологические причины. Провинциальный фэн (как я уже сказал, фэнзины это в основном провинциальная литература), оторванный от мира писателей — писатели все-таки концентрируются в больших городах — оторванный от изданий, начинает рассматривать писательство и издательскую работу, как некий досуг небожителей, что-ли… А в рай хочется всем. Он говорит: я тоже могу! И начинает делать такого рода произведение.

Второе. Для полупрофессионалов — а большинство начинающих авторов проходит через этот период — является очень большой трудностью непрерывно писать в стол, пока тебя признают. И публикации в самодельных журналах греют их сердце и создает иллюзию признания. Это важная причина того, что очень и очень многие авторы, впоследствии становящиеся профессиональными, проходят через период вот такой вот самиздатовской политики, самиздатовских игр. В зависимости от возможностей издателя, фэнзины могут быть машинописные, могут быть отпечатанные в достаточно большом количестве экземпляров на компьютерах, размноженные на ксероксах и так далее. Этот наш всеобщий родной бардак сказывается и на изданиях фэнзинов так же.

В зависимости от того какие причины преобладают при издании фэнзина, появляются фэнзины различных типов. Типы фэнзинов. Во-первых, это литературные журналы. Для меня литературный фэнзин представляет собой какого-то двойного монстра. Социальные причины их издания — нехватка научно-фантастической литературы, психологические — это «в рай хочется всем» и «я тоже умею писать». Самая яркая разновидность этого рода, конечно, знаменитый в кругах фэнов журнал «Гея». Товарищам из Краснодара попала в руки толстая папка малеевцев, они добавили туда собственные произведения, добавили взятые из системы переводы и стали радостные и довольные печатать этот самый журнал, размножать его на ксероксе. Большим достоинством этого журнала являются прекраснейшие, очень профессионально сделанные иллюстрации С.Красулевского. Вообще говоря, профессионально написанные вещи, которые каким-то образом попали к ним, в нормальных условиях должны были пройти через профессиональные журналы, достичь широкого читателя и жить нормальной литературной жизнью. Самодельные произведения должны каким-то образом мучиться, (если автор растет, то он потом будет с ностальгией смотреть на них), возможно попадать в такого рода фэнзинчики, но никак не в соседстве с профессиональными произведениями. То есть, это дитя нашего уродливого положения вещей. Но… кончаются попавшие в руки профессиональные рукописи, кончается и журнал — по-моему, он давно уже не выходит, я имею в виду «Гею». Потенциально более долговечны литературные журалы ориентированные лишь на местные силы. Это такие издания как «Фантом» (Иваново), «Флюс» (Ростов-на-Дону), «Ветер времени» (Волгоград), собранный в 82, изданный в 89 году, и так далее. Эти журналы отличает большая или меньшая степень провинциализма. Можно сейчас начать жестоко критиковать любой из этих журналов, но вряд ли стоит — люди старались, люди делали, люди получали моральное удовлетворение, кто-то читает и им тоже хорошо. Поэтому ругать я их не буду. Поскольку авторы находят себе соответствующее самовыражение в издании этих вещей. Однако, если автор пишет регулярно плохо, у него не хватит сил издавать этот журнал он остынет, устанет, ему надоест. Если автор растет над собой, то он бросает это занятие. Такого рода фэнзин может существовать, если появится некий не пишущий издатель и большой патриот своей маленькой родины — именно своей крошечной провинции. Тогда он будет находить все новых, и новых, и новых начинающих авторов и в конце концов этот журнал будет очень даже известен, как журнал, через который прошли такой-то, такой-то и такой-то великие авторы. Ныне великие. Особняком в области чисто-литературных журналов — ну почти чисто литературных — стоит такой прелестный журнал, как «Иноземье» (Свердловск). Это издание печатается от системы. Что такое система? Для тех кто не знает: ее появление как раз и обусловлено финансовыми причинами самиздата. Фэны занимаются не только литературной и окололитературной деятельностью, но и переводческой. Делается масса самопальных переводов, рукописи вращаются в Фэндоме и это вот вращающееся облако и называется, насколько я понимаю, системой. Ясно, что там циркулирует огромнейшее количество серости, бездарности, — причем не авторской, ибо авторы там писали в своей родной инострании, — а переводческой серости, переводческой бездарности. Вред системы в данном случае переоценить трудно. Люди, фэны, которые по преимуществу питаются и структурируют свое время изделиями системы, в конце концов разучаются читать, разучаются писать и даже разучаются говорить по-русски. Журнал «Иноземье» и представляет как раз образчик всего этого. Я прочитал всего один номер, мне сказали, что второй вышедший номер такой же и даже еще хуже. Переводы, которые там помещены чудовищны, как по форме, так и по содержанию. Время от времени непонятно где в предложениях подлежащее, где сказуемое, где кто что сказал и вообще зачем все это написано. Таким же точно стилем написаны и критические статьи, и вводная статья издателей, и так далее, и так далее, и так далее. То есть мы видим, явную деградацию человека, который значительную часть своей сознательной жизни потреблял некачественный продукт. Журнал этот, кстати, мог бы взять на себя благородные функции отделения зерен от плевел: в системе циркулируют и неплохие переводы. Пока что системные переводы лезут на профессиональный рынок, причем очень часто без какой-бы то ни было редактуры: вот вышедшая в «Васильевском острове» книжка Желязны «Роза для Эклезиаста» весьма печальный тому пример. Вроде бы Роджер Желязны, целый сборник — но читать это весьма и весьма страшно. Я не знаю, как пишет Желязны по английски, но если его стиль таков же, как эти дубовые пассажи, имеющиеся здесь почти на каждой странице, то не верится что этот автор действительно получал и «Небьюллу», и «Хьюго».

Далее. Общественно-политические фэнзины. Очень любопытная вещь. Это, как правило, информационные листки типа «Оверсан-информа» или «Вестника совета КЛФ». Эти листочки честно выполняют свои функции, они поставляют информацию, на большее они не претендуют и хорошо, что они есть. Будут они оставаться и в дальнейшем, какая бы оголтелая свобода печати не пришла. Они не смогут перейти на профессиональные рельсы просто потому, что ориентированы на очень узкий круг — даже не на всех фэнов. Они так существуют, они так будут существовать, это замечательно. Очень любопытное явление представляет собой «Страж-птица» (Омск). Очевидно в противовес унылым общественно-политическим журналам официальным, все эти листочки стараются держать этакий развязный тон, пишут в стиле «стеба» и «Страж-птица» занимает здесь, безусловно, первое место. На ней написано, что это «желтый, бульварный листок». И это действительно желтый, бульварный листок, который в полном соответствии со своим предназначением собирает и распространяет сплетни, за что я ему благодарен — этакий милый, маленький, острозубый, но довольно безопасный хищник. Его эмблема — летящая ощипанная курица с железным клювом. И этот журнал прекрасно выполняет свои функции в Фэндоме. Попасть на клюв «Страж-птицы» является своеобразной формой официального признания в неофициальных кругах. Люди нашли свое место, они существуют. Кроме того, общественно-политические журналы могут издавать — и такие попытки делались — клубы любителей фантастики, очень узко направленные на какую-то определенную проблему и очень активно над ней работающие. Так, например, сыктыкварский КЛФ «Цивилизация Гейм» издает журнал «Хабар», который можно, хотя и не строго, отнести к общественно-политическим фэнзинам — у них достаточно много материалов посвящено конструированию миров и тем ролевым играм, которые проводят члены клуба.

Литературно-критические и критико-публицистические журналы — их, конечно, большинство и, строго говоря, «Иноземье» и «Хабар» можно отнести сюда — дело в процентном соотношении материалов. Здесь есть откровенно слабые фэнзины (я, наример, отношу к ним «Фен-о-мен» (Винница)). Чрезмерно специализированные, но тем не менее литературно-критические и критико-публицистические. Такие как «Окула» (Иваново), «Лаборатория ЛЭФ» (Хабаровск). И журналы, которые ярко и активно претендуют на профессионализацию. Это «Оверсан», это «Фэнзор» (Севастополь), отчасти «Mad Lab» (Николаев), ну и конечно же, в первую очередь, сегодняшний именник «СИЗИФ».

Сперва, чтобы не возвращаться, несколько слов об узко-специализированных фэнзинах. Во-первых «Окула». Это почти беспрецедентная — у нас во всяком случае вещь: фэнзин одного автора — некоего Валерия Окулова из Иванова… Там публикуется довольно слабая проза В.Окулова, слабая поэзия Валерия Окулова, довольно любопытные критические статьи В.О. и статьи о зарубежной научной фантастике все того же автора. По поводу статей о зарубежной фантастике — они мне, честно говоря, очень понравились, хотя дошли до меня сведения, что Окулов, мол, запустил в Фэндом большое количество ложной информации. (Я лично углядел одно ложное сведение — он написал, что Борис Виан переводил американскую фантастику, а он ее на самом деле не переводил — Фрэнк Сэливан, американский фантаст, переведенный Борисом Вианом на французский язык, как известно, единоутробный племянник небезысвестного Джима Доллара. То есть эти романы написаны самим же Вианом во второй половине сороковых годов). А все вместе, тем не менее, создает очень приятное впечатление. Надолго ли хватит автора — неизвестно. Кстати, здесь чисто психологический пассаж — автор наверное единственный прямиком сказал причину издания своего журнала: «Я посылаю туда — меня не печатают, я посылаю сюда — меня не печатают, а вот я возьму и САМ напечатаю!» И напечатал.

Особое место в фэн-прессе занимает «АБС-панорама». С одной стороны, это обычный критико-публицистический журнал, с другой — журнал узкоспециализированный, так как он посвящен творчеству одного писателя — братьев Стругацких. Оправданием для существования такого фэнзина служит то, что Стругацкие, будучи на две головы выше всех остальных фантастов, достойны отдельного издания. Специализированный журнал «стругацкианы» нужен, но нужен только фэнам и является идеальным фэнзином. Мне остается лишь отметить высокий уровень критических материалов «АБС-панорамы».

Дальше. Сразу три журнала «Лаборатория ЛЭФ» и «Mad Lab». ЛЭФ — это означает любители эротической фантастики, а «Mad Lab» — безумная лаборатория. Третий журнал — «Бойцовый кот» (Москва). Первый журнал посвящен эротической фантастике — узкоспециальный журнал; второй — фантастике ужасов. Эти журналы опять же направлены даже не на весь Фэндом. Человек вне Фэндома это читать попросту не станет, обычный фэн это прочитает, как случайный читатель прозина. «Бойцовый кот» — посвящен военной тематике и обсуждению тоталитарных режимов в фантастических произведениях — тоже, кстати, фэнзин одного автора. И та, и другая, и третья фантастика у нас в зачаточном состоянии и, соответственно, в эмбриональном состоянии находятся и журналы. Издаются они с большим трудом и будут ли иметь продолжение в настоящий момент неизвестно. Хотя «Mad Lab» после первого номера отчаянно пытается стать профессиональным журналом. Очевидно за счет переводов, потому что в жанре «хоррор» у нас практически никто из советских авторов не пишет. Так что я думаю, этим журналам не хватит качественных материалов.

«Оверсан». Этот фэнзин делался группой очень талантливых людей, большинство из которых является профессионалами. Так полемика, предположим, Казакова с журналами «Новый мир» и «Знамя» не выглядит тявканьем Моськи на слона. Эти статьи вполне могли бы быть, и в нормальных условиях должны быть опубликованы в профессиональной печати. Они представляют интерес НЕ ТОЛЬКО для оголтелого фэна, но и для любого грамотного, культурного человека, чуть-чуть разбирающегося в положении дел в фантастике. Поэтому неудивительно, что после выхода уже нескольких номеров, «Оверсан» предпринял попытки стать профессиональным журналом. Насколько я понимаю, вопрос у него упирается все в ту же самую бумагу. Будет бумага — будет «Оверсан». Так? Или не так, Андрей?

А.ЧЕРТКОВ: Все вопросы к Ютанову. Вон он сидит.

С.ЛОГИНОВ: Все вопросы к Ютанову. Ну, Ютанов потом ответит. [Смех в зале] Ну что ж, «Оверсан» на это был нацелен с самого начала. На смену «Оверсану», насколько я понимаю, выходит «Фэнзор» — вышло два номера. Это с виду более стандартный фэнзин — «Оверсан» не публиковал фантастики, только критические и публицистические статьи. В «Фэнзоре» присутствуют художественные произведения и переводы. Опять же, следует обратить внимание, что эти переводы достаточно доброкачественные — то есть они лучше того, что ходит по системе, но расчитаны они опять же на фэнов, потому что простому любителю фантастики не очень интересно сравнивать полный и неполный тексты рассказа Альфреда Бестера «Убийцы Магомета». Для этого надо быть ужасно увлеченным. Я перечитал этот рассказ еще раз, получил удовольствие, но избави бог, я не полез снимать с полки «Пески веков», хотя они у меня на полке стоят, чтобы посмотреть: а в чем же здесь тонкая разница. Это, наверное, делают только фэны. Даются в этом журнале и некоторые специальные материалы. Например, рецензия Казанцева на сборник Лукиных. Слухи об этой рецензии долго ходили по Фэндому и, конечно, этот материал, абсолютно неинтересный всем простым людям, абсолютно ненужный случайному читателю, остро необходим фэну. Фэн за это ухватится, как за самую нужную ему пирожную. И в этом плане уже сейчас видно, что «Фэнзор» рассчитывает оставаться фэнзином, то есть быть нацеленным на фэна, в условиях свободы, гласности и возможности для любого коллектива попытаться делать профессиональный журнал. То же самое в дальнейшем будем говорить и о «СИЗИФе».

И, наконец, «СИЗИФ». Я считаю, что это лучший из всех существующих у нас фэнзинов — да не обидятся на меня остальные издатели. Начинался он еще в 88 году под названием «Измерение Ф», теперь имеет место прозин «Измерение Ф» (прошу, когда буду сравнивать прозин «Измерение Ф» и «СИЗИФ» то не надо их путать). В ту пору это был довольно стандартный фэнзин, отличающийся лишь большим объемом — он, по-моему, раза в три или четыре больше любого другого фэнзина, хотя он, вобщем-то, не толстый, но у него очень жесткая и мелкая печать — 12–17 авторских листов каждый номер. И регулярностью выхода. Фэны люди, конечно, увлеченные, но трудности перед ними стоят немалые и далеко не все постулированные журналы выходят регулярно. «Измерение Ф» в течение двух лет выходило из квартала в квартал, то есть каждый год четыре раза. Это, конечно, великая заслуга Андрея Анатольича, его упорства, его трудоспособности и все остальные расшаркивания. Выходит «Измерение Ф», а теперь «СИЗИФ» в Ленинграде. Следовательно, информационный голод у людей, издающих его не был столь велик. Эти люди могли общаться с профессиональными авторами, с полупрофессиональными авторами, имел место не один клуб, а целая сеть клубов любителей фантастики и т. д. Следовательно, этот фэнзин должен, обязан ставить иные задачи, чем любой другой провинциальный фэнзин. Ну что ж, первоначальной задачей «Измерения Ф» было стать профессиональным журналом. Как он решал эту задачу? Во-первых, все более и более строго отбирая рукописи. Провинциальному фэнзину отбирать рукописи практически невозможно — что написали два-три друга издателя и сам издатель, то и публикуется. Здесь, среди десятков авторов, можно выбирать. Первые материалы в «Измерении Ф» были весьма слабые, постепенно уровень публикуемых материалов повышался. Во-вторых, привлечением к сотрудничеству профессиональных писателей (что в Ленинграде не так уж и трудно), а также редакторской работой над компановкой материалов. По сути дела каждый номер и «Измерения Ф», и теперь «СИЗИФа» является эксперементальным номером. И редакторский коллектив, который в настоящий момент в общем-то состоит из одного человека, нарабатывает профессионализм. И если бы не чисто материальные трудности, то этот журнал давно бы стал профессиональным, и во всяком случае, если будет — я надеюсь все-таки будет выходить прозин «Магистр» — то сразу, как его главный редактор говорю, что он во многом является идейным дитем именно фэнзина «Измерение Ф» и очень многие материалы, которые у нас будут публиковаться, опробированы на страницах «Измерения Ф», либо «СИЗИФа». При переходе к «СИЗИФу», были изменены и задачи. Если выйдет «Магистр», то это будет полным завершением для «Измерения Ф» задачи стать профессиональным журналом. Название изменено потому, что газета «Измерение Ф», издававшаяся в Ленинграде, нечувствительным образом преобразовалась в прозин и, соответственно, драться из-за названия наверное не стоило. «СИЗИФ» является, так же как и «Фэнзор» фэнзином нового типа, рассчитанного оставаться фэнзином в условиях свободы, и при этом конкурировать, и успешно конкурировать с прозином. Но если «Фэнзор» избрал проторенную дорожку — пошел по стопам американского «Локуса» и других уважаемых журналов — то есть он не публикует, почти не публикует литературные произведения, а дает только критику-публицистику, то «СИЗИФ» остается литературно-художественным журналом. И, следовательно, должен выполнять какие-то уж совершенно невероятные функции, какие только и могут на себя взваливать дважды монстры.

Как «СИЗИФ» с этим справляется? Во-первых, он этого добивается публикацией достаточно хорошо написанных, но тем не менеее непрофессиональных произведений. Тезис мне кажется достаточно сомнительным — побейте меня, я с большим удовольствием подставляюсь, — к таким произведениям относится опубликованное еще в «Измерение Ф» «Путешествие на Черную Ухуру» Старцева и Дидейкина, повесть «Вторжение» Леонида Кудрявцева и повесть «Вокруг Гекубы» Рыбошлыкова и вашего покорного слуги в соавторстве написанную. Это могут быть произведения, которые просто пока не публикуются из-за того, что их не могут опубликовать из-за сохранившегося внутреннего цензора у издателя. Скажем, в «Путешествии на Черную Ухуру» уж больно много секса для 88 года — ну как же так? как же так?

А.СТОЛЯРОВ: Где она опубликована?

С.ЛОГИНОВ: В «Измерении Ф». [Смех в зале] Ну, мне лично эта повесть не нравится, она мне кажется неряшливо написанной. В ряде случаев после опробации на страницах такого рода фэнзинов эти произведения могут тем не менее, поскольку преодолен некий эмоциональный барьер, выйти на страницы широкой печати, быть опубликованными в профессиональном издании и как правило, при этом принимаются лучше, легче и т. д. В ряде случаев публикация в фэнзине служит обкаткой.

Вторая задача «СИЗИФа» — это своеобразная форма литературной учебы. Например, в следующем номере «СИЗИФа» будут опубликованы два произведения — получено сейчас разрешение — Бориса Штерна. Фактически это один и тот же рассказ — черновик был написан в 74 году, потом этот рассказ был утерян, потом Штерн начал я не знаю, начал ли он уже писать, — но во всяком случае думать, работать над этой рукописью вновь, потом вынырнула рукопись 74 года. И вот мы имеем два совершенно разных произведения, которые можно опубликовать рядом и посмотреть, как одну и ту же тему, при одних и тех же героях, и даже при повторяющихся фразах и целых страницах, автор решает по-новому. Фактически, это уроки литературного мастерства. Вот в этом номере[1] то же самое можно сказать о творчестве Рыбакова. Здесь первый вариант повести «Доверие», к сожалению, второй вариант, опубликованный в «Урале», сюда просто не влез. И поэтому фэну, если человек этот пытается писать, надо взять эти два варианта и посмотреть, сравнить, увидеть, чем отличается ранний Рыбаков от более позднего. «СИЗИФ» также практикует, и я считаю это весьма полезным, публикацию ранних произведений признанных авторов, начиная от известнейших мэтров, начиная, скажем, от Стругацких и кончая членами нашего семинара. Я тоже свою первую повесть дал и заранее представляю как меня будут бить. Ну что ж, может быть, я мазохист. В чем оказывается, в условиях полной свободы печати, разница в задачах фэнзина и прозина. Это можно увидеть, сравнивая номера двух журналов — третий «СИЗИФ» и третий номер журнала «Измерение Ф». Оба журнала тематические, оба посвящены какому-то автору. Третий номер «Измерения Ф» посвящен Аркадию Натановичу Стругацкому, третий «СИЗИФ» посвящен Вячеславу Рыбакову. Что мы видим? И там и там имеют место публикации каких-то незаконченных, незавершенных вещей. Но отрывок из повести Стругацких представляет интерес только потому, что это САМИ СТРУГАЦКИЕ — и тем не менее у случайного читателя, который может это дело схватить — появится недоумение: ну а чем же дело-то кончится? Вот начало, бодрое такое, а я что-то такое читал, вроде на «Улитку на склоне» похоже, ну а чем же кончается? Кстати, именно поэтому, возможно, номер третий «Измерения Ф» кое-где еще в киосках лежит, может это, правда, обусловленно и достаточно высокой ценой — не знаю. Фэнзин же подобную штуку может делать легко, свободно, когда угодно и сколько угодно. Любой отрывок, незавершенное произведение выполняет здесь свою цель.

Далее. В «Измерении Ф» приведена очень интересная подборка материалов: «Стругацкие в калейдоскопе критики». И вот там приводятся кусочки из ругательных статей, из хвалебных — это собрано омским КЛФ «Алькор». Если бы этот материал публиковался в фэнзине, то было бы необходимо и достаточно выбрать только самые негативные, самые, так сказать, оголтелые, самые ужасные отзывы. Прозин же обязан разжевывать все это. Дальше мне приходиться сказать только одно: личное общение с Андреем Николаевым показывает, что сам Андрей прекраснейшим образом понимает, в какую ситуацию он себя загнал, пытаясь издавать фэнзин в условиях свободы печати. Он, будучи умным человеком, нашел ходы, и, следовательно, журнал будет иметь право на существование, и будет оставаться именно фэнзином. Что, конечно, не означает, что он останется в этом полиграфическом исполнении. Надеюсь, что он будет отпечатан в типографии с цветной печатью и всем остальным, как издается любой приличный фэнзин, в любой приличной стране. Скажем французский «Антарес» и американский «Локус». Все.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Спасибо, Славочка, садитесь. Прежде всего, как полагается вопросы. Есть ли вопросы к докладчику? У меня есть вопрос, Слава, может не вы ответите, а кто-либо из присутствующих. Сколько сейчас фэнзинов, о которых можно сказать, что они стали регулярными изданиями? Или, скажем так: сколько сейчас известно фэнзинов, ОЧЕРЕДНОЙ номер которых находится в подготовке?

А.НИКОЛАЕВ: «АБС-Панорамы» четвертый номер готовится, «Фэнзор» очередной и очередной номер «Страж-птицы». Это из тех, что есть. Имеются данные о новых фэнзинах…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Четыре. О новых пока не будем говорить. Из старых только четыре готовятся.

С.БЕРЕЖНОЙ: Я был бы слишком большим оптимистом, если бы сказал, что число их превышает десяток. Не больше. От пяти до десяти.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Да, в пределах десяти, это очевидно. Я думал, кто-нибудь знает более точную цифру. Ну бог с ним. Есть еще вопроосы? Так, дополнения, замечания, уточнения. Пожалуйста, Андрей.

А.НИКОЛАЕВ: Слава Логинов сказал, будто я делаю журнал один — это не так, вся наша редакция здесь присутствует и один я ничего не смог бы сделать до сих пор и, надеюсь, никогда не останусь один. Это все, что я хотел уточнить. Дима Григорьев, Борис Миловидов, Боря Крылов, Сережа Бережной и Саша Сидорович — мы все делаем «СИЗИФ». Ни в коем случае не я один.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Понятно. Спасибо, Андрюша. Пожалуйста…

С.БЕРЕЖНОЙ: Предворяя жаркую схватку, я хотел бы поблагодарить Святослава Владимировича за интересный доклад и дополнить его одним моментом, который он упустил. Он анализировал фэнзины с точки зрения читателя. У меня существует несколько иной взгляд на эту тему и я хотел бы сказать, что фэнзин с точки зрения редактора может восприниматься и как произведение редакторского искусства, как любое периодическое издание, как любая книга. Таким образом фэнзинерство следует рассматривать, как некий вид искусства.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Естественно. Да, конечно. Такая точка зрения не только возможна, она просто должна иметь место, потому что все-таки занимаются этим люди С ЛЮБОВЬЮ, а раз они занимаются этим с любовью, следовательно, они творят произведение искусства по определению. Я вот что хотел сказать — буквально два слова, предворяя дискуссию. Я надеюсь, что сейчас выступят и представители писателей разной степени зрелости, и представители издателей, фэн-издатели, так сказать, и даже представители собственно фэнов. Я попросил бы чтобы они, ведя дискуссию, попытались одновременно как-то ответить на следующие вопросы: Пусть люди связанные с фэнством попытаются сказать, чего они ждут от профессионалов-писателей, какой помощи — ну кроме, конечно, совершенно очевидных вещей, кроме рукописей — нужно ли что-нибудь им от нас? Можем ли мы чем-то помочь? Представить это со стороны довольно трудно. И наоборот, когда и если будут выступать писатели, пусть они попытаются ответить кто как сможет, на вопрос: если им какая-нибудь польза от фэнства вообще и от фэнзинов в частности? Этот вопрос на самом деле не такой простой, потому что я легко представляю себе такую элитарную точку зрения, которая, вобщем-то, сводится к брезгливой гримасе и к брезгливому вопросу: а при чем здесь литература? Такая точка зрения возможна. Так вот при чем здесь литература? Это вопрос тоже, мне кажется, следует как-то зацепить при возможном обсуждении. Ну а теперь прошу. Слава, может вам сразу дать слово, Рыбаков?

В.РЫБАКОВ: Знаете, Борис Натанович, доклад был настолько исчерпывающим, что я просто даже в некоторой растерянности пребываю…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Ну у вас есть какая-то собственная позиция?

В.РЫБАКОВ: Я читал, собственно говоря, только «СИЗИФ». Это не оттого, что я брезглив, просто все эти вещи мне в руки не попадают и, действительно, времени читать нет. Вот сейчас на праздниках, когда у меня было свободное время, я прочитал все три «СИЗИФа» и несколько «Измерений Ф», которые были, и те «Измерения Ф», которые сейчас. Я просто с большим удовольствием поностальгировал. Честное слово. И я считаю, что это было для меня довольно плодотворным веянием. Если бы праздники длились еще неделю, я может быть даже и написал бы что-нибудь в этом стиле, который уже давно мною утерян, забыт и как бы даже сейчас кажется при углублении в большую литературу, что это не очень нужно. А оказывается нужно. И это до сих пор можно делать неплохо. Поэтому вот это было какое-то свежее дуновение, знаете, — ветер из семдесятых — не в том смысле, что это даже ретро, или пусть не поймут меня, будто я считаю, что эти произведения устарели, как таковые — наоборот, вот они новые и в то же время это классическая фантастика, которую мы сейчас очень давно уже не нюхаем. Я говорю также не только и не столько о русскоязычной фантастике, сколько о переводах, которые я тоже прочитал с большим удовольствием и, кстати, константирую, хотя я не читал, естественно, оригиналов по-английски, но я вижу, что переводы сделаны более-менее прилично, их приятно читать, они отшлифованы и интересны. Интересны и биографические статьи о западных авторах. Вообще говоря, вот этого я раньше не читал, а оказывается так еще можно делать. К сожалению, я не имею того статистического материала, который имел Слава Логинов, при подготовке своей блестящей и отнюдь не затянутой речи. Он отработал свой хлеб честно, добросовестно и очень интересно, на мой взгляд. Что же касается, например, сравнения «СИЗИФа» и нового прозина «Измерение Ф», то как ни странно, последний мне показался более фэнзином, несмотря на его государственную полиграфию. Потому что фэнзин «СИЗИФ», на мой взгляд, а я естественно, тоже смотрю изнутри, более интересен широкому читателю и читателю просто литературы, нежели это самое «Измерение», которое стало полиграфически прозином, а еще по шею, по плечи, ну по подмышки по крайней мере, сидит в фэнзинстве. И опять-таки, здесь я повторю тезис Логинова, — журнал «СИЗИФ» показался мне более профессиональным, нежели «Измерение Ф». Хотя этот журнал тоже интересен, но мне он показался интересным для менее широкого круга лиц, хотя я могу и ошибаться, потому что я этого круга лиц не знаю и очень слабо его представляю. Во всяком случае, видимо, когда фэнзины будут переходить в прозины, или когда прозины будут стараться сделаться журналами свободно конвертируемыми — следуя вашей, Борис Натанович, формулировке — им нужно все время помнить, что они должны публиковать более литературу и менее возню вокруг фантастический литературы. Потому что возня вокруг априори интересна менее широкому кругу читателей, нежели литература более или менее хорошо сделанная. Вот пока, собственно, все что я хотел сказать.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Слава, вот у меня вопрос к вам, который я буду многим задавать, пусть все имеют в виду. А как вы считаете, Слава, вот вы лично: должен ли, вообще говоря, хороший фнзин стремиться стать прозином?

В.РЫБАКОВ: Это зависит только от желания его команды.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: То есть, короче говоря, вы легко себе представляете, фэнзин, который сознательно и на всю свою жизнь остается фэнзином? Да?

В В.РЫБАКОВ: Я не знаю, насколько это действительно относится ко всей жизни, но я прекрасно себе представляю команду, которая на обозримое будущее хочет оставаться фэнзином. И, в общем, в этом есть какая-то глубокая и сермяжная правда, потому что зачем идти навстречу широкой литературе, повинуясь неким совершенно незыблемым законам превращения любительского журнала в профессиональный, если есть желание оставаться журналом для строго определенного коллектива. Потому что этот строго определенный коллектив не самый плохой в стране, он достаточно интеллектуален и обслуживать его потребности — задача, возможно, даже более благородная, хотя, возможно, и более трудная, нежели попытка сделать ни то ни се, которая заведомо, вероятно, обречена на неудачу.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Я понял вас, спасибо, Слава.

С.БЕРЕЖНОЙ: Я хотел бы возразить уважаемому Вячеславу Михайловичу, в пункте окололитературных материалов. Здесь вопрос заключается в том, опять же, какую задачу ставит перед собой редактор фэнзина. Дело в том, что среди многих задач, которые я ставлю перед «Фэнзором», я хотел бы в некоторой степени заниматься позитивной реморализацией Фэндома. И в этом смысле для меня просто благодатнейшую почву имеют именно окололитературные бои, так как они имеют во многих случаях нравственный подтекст. Не использовать такой материал я себе позволить не могу. Конечно, использовать это необходимо с должным тактом, с должным умением, без некорректности. Но я свободен в том, чтобы делать нравственно-этический вывод из какой-то ситуации, из чьих-то высказываний, письменных либо устных, из чьих-то поступков, в конце концов. Так что я полагаю, что именно данная тема тоже не является для фэнзинов закрытой или не является какой-то непредпочтительной.

В.РЫБАКОВ: Я позволю себе два слова уточнения…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Два слова.

В.РЫБАКОВ: Видимо, я не достаточно корректно высказался. Я считаю, что материалы посвященные окололитературной борьбе, схваткам внутри фантастики очень интересны, и они могут быть вообще материалом для самостоятельного журнала, который даже не будет публиковать художественных текстов. Я хотел сказать только то, что журнал, который будет стараться стать профессиональным, будет, видимо, вынужден отдавать большее количество своего объема литературе, то есть слою первому. А слой второй — борьба по поводу тех или иных произведений, опубликованных когда-то или публикующихся сейчас, будет отходить на второй план неизбежно, потому что эта борьба интересна заведомо гораздо менее широкому кругу читателей, нежели литература, как таковая.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Ну, Славочка, это понятно, вы напрасно взяли слово для разъяснений — и так ясно. Так, я вижу руку Измайлова, пожалуйста.

А.ИЗМАЙЛОВ: Я не очень согласен, как это ни странно, с Рыбаковым, хотя мы с ним обычно находим более чем достаточно точек соприкосновения. Я считаю, что плох тот фэнзин, который не мечтает стать прозином и не становится им. Теперь по тем вопросам, которые поставил Борис Натанович. Нет у меня такой легкой брезгливости, мол: а-а, ерунда, не литература. По-моему, и «СИЗИФ» в частности, постепенно, не сразу, но становится и станет литературой, для широкого круга читателей. Я не считаю, что окололитературная борьба менее интересна, чем сама литература. Потому что как известно, люди с большим удовольствиемем читают мемуары о великих писателях — в частности, «у Пушкина было шесть сыновей и все идиоты», если вспомнить Хармса — и это не менее интересно, чем «Капитанская дочка» Пушкина, на мой взгляд, я могу ошибаться.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Есть класс читателей, которые думают именно так.

А.ИЗМАЙЛОВ: Большой класс читателей. Конечно, «он не так гадок, и не так мерзок», но им все равно интересно. Что касается того, почему это считается фэнзином. Потому что это, пока, не отпечатано типографским способом, не смакетировано профессионалом, и нет… скажем так, очень профессионального редактора, который не вздрагивал бы отттого, что эту фразу сказал сам… ну там… [смех в зале] кто-нибудь из даже действительных членов, а твердой бы рукой вычеркивал лишнее с его точки зрения, потому что, он редактор — имеет право на свое мнение. А те, кого он вычеркивает, могут иметь противоположное мнение, но ни в коем случае оно не должно колебать мнение редактора. То есть, фэнзин безусловно станет прозином, безусловно это интересно для самого широкого круга читателей, а не только тем, кто увлекается фантастикой. Я просто напомню Борису Натановичу и сообщу вероятно с согласия Бориса Натановича то, что он не раз нам говорил, когда мы — ну мы скажем так: Рыбаков, Столяров, Измайлов — приносили ему «бамажки», которые со строгой точки зрения не являются, казалось бы, литературой и Борис Натанович читал и говорил: «А ведь это надо печатать». То есть съездили там значит три… да… действительных члена в Бармалеевку, потом сели и нашмаляли такой вот веселый дневник, и тот при пристальном рассмотрении, особенно если отбежать на шесть лет, вполне является литературой, во всяком случае, литературой не с точки зрения «О-о!», не тем гипсовым кубом (Бальзак, Горький, Манн), который призывал разбивать Набоков, что сам с удовольствием и делал. То есть является литературой для тех людей, которые с удовольствием это читают, находят там не просто новую информацию, а получают, с позволения сказать кайф от самого чтения, а там этот кайф есть, во всяком случае авторы, которые это писали испытывали кайф при написании — а это уже гарантия того, что найдется категория читателей, которая…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Это, конечно, не гарантия…

А.ИЗМАЙЛОВ: Не стопроцентная гарантия. Просто велика вероятность того, что масса читателей ее именно так воспримет. И необязательно совсем, что эта масса читателей должна быть предана фантастике. То есть считается, что фэнзины издают люди чокнутые на фантастике, которым главное, чтобы там была голова профессора Доуэля или что-нибудь стругацкое… Неважно. Важно, что это написано хорошо, это написано интересно, это принадлежит литературе потому, что интересно не только тем, кто написал и не только узкому кругу, о котором говорил Рыбаков, но еще и широкому кругу, который вообще понятия не имеет, что существует вообще такая фантастика, но с удовольствием это читает. Следовательно, это литература, следовательно, она имеет право на существование, следовательно она выходит в «СИЗИФе», следовательно, если «СИЗИФ» в конце концов обретет полиграфическую базу, хорошую крышу в лице либо совместного предприятия, либо просто какого-то кооператива и выйдет на рельсы чисто профессиональные, он будет пользоваться большим спросом. Я думаю, что вот эта замечательная книжка, которую делает большой коллектив авторов и большой коллектив редакционной коллегии, расходится столь малым тиражом исключительно потому, что выходит столь малым тиражом. Выпусти его стотысячным тиражом — я уверен, что найдутся сто тысяч читателей. Во всяком случае, я могу сказать одно: то, что переписано от руки, сейчас читается с трудом, согласитесь. Уже прошли те времена, когда мы читали ксерокопии и даже машинопись, не будем упоминать всяких солженициных, мы будем говорить о тех же известных нам авторах, которых мы нежно любим, уважаем — и за дело… братьев… Печатали ведь от руки и читали, и считали литературой, хотя это был, по большому, счету фэнзин…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Не-ет, это был самиздат, это было другое дело…

А.ИЗМАЙЛОВ: Борис Натанович, я сознательно чуть-чуть передергиваю. Сознательно.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Основательно передергиваете. Это немножко другое.

А.ИЗМАЙЛОВ: У нас просто разные масштабы. Я к чему хочу подвести? К тому что, сейчас литература, напечатанная на машинке, или даже набранная на компьютере, не очень читается — потому что и так все есть. И если читают напечатанное на машинке или, как обещал один из многочисленных членов редколлегии, следующий экземпляр отпечатанный на компьютере, и его все равно читают то простите… мне очень трудно представить даже великого ныне Солженицина отпечатанного на машинке, которого бы сейчас читали. Даже в журналах не читают — ну книжка сейчас появится, чего уж там. Простите, я по себе знаю.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Есть резон, есть.

А.ИЗМАЙЛОВ: И если это читают — значит это литература. Если это литература значит, она имеет право на существование, если она имеет право на существование — значит, она хор-рошая литература, значит, мы ее всячески приветствуем. И проводить какую-то грань между фэнзином и прозином, и говорить что вот это для одних, а вот это для других, по-моему, не имеет смысла, потому что уже является…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Ясно. Спасибо. Я думаю, что вы не правы, но тем не менее спасибо…

А.ИЗМАЙЛОВ: Конечно. Ну, разумеется, я не прав. [смех в зале]

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Вы очень хороший пример привели, что Солженицина в машинописи сейчас никто не станет читать. Это верно. Мне пришло в голову: а существует ли не фэнзины, а так сказать приключенцзины…

ИЗ ЗАЛА: Нет!

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: И вообще какие-нибудь ЗИНЫ? Кроме сексзинов.

А.НИКОЛАЕВ: Существоет множество любительских общественно-политических и литературно-художественных журналов. Есть каталоги независимых библиотек, где более тысячи названий…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Хорошо. Мне кажется, что очень многие проблемы фэнзинов, это именно проблемы ФЭНзинов, ФЭН, понимаете в чем дело? И читают эти вещи, даже исполненные полиграфически очень плохо, прежде всего потому, что именно у фантастики есть преданные и, извините меня, зачастую очень, в силу этой преданности, неразборчивые читатели. Поэтому всякое фэнзинство это палка о двух концах. Это вещь с одной стороны очень хорошая, добрая и нужная, а с другой стороны очень опасная, потому что она легко способствует распространению дурного вкуса. Но это другой вопрос. Андрей Михайлович Столяров, пожалуйста.

А.СТОЛЯРОВ: Андрей Измайлов высказал совершенно верную мысль: между фэнзином и прозином нет разницы. Для меня ее абсолютно нет. Любой фэнзин будет стремиться стать профессиональным журналом. Фэнзин это просто недотянутый прозин. Теперь я хочу сказать о трех моментах. Момент первый: будут ли выживать фэнзины и прозины?(Я буду говорить «фэнзины», покрывая этим термином сразу оба вида журналов). Где-то я слышал, будто в Финляндии, где четыре миллиона населения, по-моему, или пять, как у нас в Ленинграде, издается восемь журналов фантастики. Вот у нас такого не будет сейчас. Потому что где-то к лету денег ни у кого уже не станет и даже самый ярый фэн сможет выписать не больше двух, от силы трех, журналов. Причем выбирать будет лучшие — то есть ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ журналы. Фэнзины, как мне кажется, будут возникать каждую неделю, и через неделю гибнуть. Вот выживет ли в таких условиях тот журнал, который делает Андрей Николаев? Мне кажется, что «Измерение Ф» с самого начала (когда этот журнал еще был «Измерением Ф») пошел по гибельному пути. Он стал печатать то, что остается от хороших журналов. Существует, а точнее не существует, такой журнал как «МИФ». Он не существует, но уже выгреб довольно большую часть хороших рукописей. Существуют издательства, которые функционируют — они также довольно быстро выгребают хорошие рукописи. Фэнзинам ничего не остается — они вынуждены печатать второсортные материалы. И вот именно этим они обрекаются на заведомую гибель — второсортные материалы скоро никто читать не будет. Но одно временно с этой гибельной тенденцией, которая наблюдается и в журнале «СИЗИФ», — как наследство от «Измерения Ф», у Андрея Николаева в «СИЗИФе» (термином «Андрей Николаев» я покрываю сразу всю редколлегию) наблюдается другая достаточно интересная тенденция, которая поможет ему выжить. А именно: он нашел такую часть материала, которую не может давать никто, кроме него. Имеется в виду ленинградский Семинар. Когда он начал печатать стенограммы обсуждений, я лично думал: а зачем это нужно, вообще говоря. Ничего интересного мы здесь не говорим. Но когда я стал читать, я увидел, что это далеко не так. Потому что даже мне — действительному члену Семинара, который все это слышит, — и то интересно читать, потому что половину я пропускаю, почему-то. Этот материал чрезвычайно интересен. Другое дело, что его надо, конечно, сильно редактировать и сокращать, выделяя у каждого выступающего отдельную мысль. Вообще, околофантастическая среда, окололитературная среда представляет чрезвычайный интерес для читателя — это я знаю по себе еще с тех времен, когда я был не писателем, а читателем. Всегда интересно: как создается произведение, как к нему относятся другие писатели — именно как писатели относятся. Что они по этому поводу говорят, каким образом произведения, которые еще не вышли оцениваются в кругах более-менее профессиональных. И особенно интересно читателю, который уже прочел опубликованное произведение узнать, что об этом произведении когда-то говорилось. Весь этот материал сейчас Андрей более-менее целенаправленно дает в своем «СИЗИФе». Такого фэнзина, в общем-то, пока еще нет, и этот материал, как мне кажется, и гарантирует некоторые шансы на выживание «СИЗИФу». Мне кажется, здесь следует подумать о других возможных направлениях. Чистую литературу отберут литературные журналы, критику фантастики, видимо, отберет «Оверсан». А вот эта ниша, которая осталась — очень интересная ниша, ее может заполнить фэнзин.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Андрей, одну минуточку. Может быть польза для нас — профи от фэнзинов? Нам?

А.СТОЛЯРОВ: Вообще понятие пользы…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Понял. Пожалуйста.

Б.ГУРЕВИЧ: То, что я скажу, касается тех журналов, которые не собираются становится профессиональными и тех, которые собираются печатать только лишь художественную литературу. Я не буду сейчас иметь в виду конкретного издателя и конкретный журнал. Это будет некий редактор «Х» и некий журнал «Y». Вот этот редактор «Х», он стоит передо мной и заявляет, что он издает любительский журнал фантастики и, раз он издает любительский журнал фантастики, то по этой причине он может позволить себе напечатать в своем журнале то, что никогда не позволит себе напечатать профессиональный редактор профессионального журнала. Мне кажется, что в этом вот подчеркиваемом любительстве заложена та самая мина, которая взорвет любой фэнзин.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Любой?!

Б.ГУРЕВИЧ: Любой, который издает только художественную литературу и который не собирается становиться профессиональным изданием. Потому что в конечном счете подчеркнутое любительство угробит журнал. Оно приведет к тому, что круг читателей будет постоянно сокращаться и в конечном счете… Человек не может постоянно издавать журнал, тратить на это время, тратить на это деньги, не получая ничего взамен.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Но, Боря, ведь вопрос упирается совсем не в это. Есть у вашего редактора «Х» вкус литературный? Потому, что если у него есть литературный вкус, и он будет говорить то, что вы ему приписали: я буду это печатать, потому что мне это нравится, и плевал я на то, что это не печатают прозины… Если это человек со вкусом, то его журнал не пропадет.

Б.ГУРЕВИЧ: Понимаете, тут опять привязка к территории. «СИЗИФ» имеет то, что он имеет только благодаря территориальной близости к Семинару. Если бы «СИЗИФ» издавался, например, в городе Урюпинске, ничего подобного бы не было.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Не было бы материала. Или в чем дело?

Б.ГУРЕВИЧ: Люди, издающие свои журналы на периферии заявляют именно так. Это главная причина, впрочем, одна из многих…

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Боря, вы высказали свою идею? Спасибо. Миловидов, пожалуйста.

Б.МИЛОВИДОВ: Делать «СИЗИФ» профессиональным изданием — по меньшей мере глупо. Это издание, расчитано на любителей, но при этом под любителями подразумеваются знатоки и специалисты в фантастике, профессионалы. Да, вот жалкие триста экземпляров и то с трудом, а вот говорить о литературе, которая печатается в «СИЗИФе», что берутся отходы производства… Пожалуйста — Славина повесть не отходы производства! Но у нас она появилась раньше, чем где-то еще.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Это потому, что у нас нет профессионального журнала.

Б.МИЛОВИДОВ: Правильно. И пока их не будет, всегда будет возможность публиковать в «СИЗИФе», или в другом фэнзине, раньше, чем официально. Пускай первая обкатка — при чем вещи же хорошие. Дальше. Говорить об уровне переводов — по крайней мере за качеством переводов мы стараемся следить. В самиздат лезет что угодно, но «СИЗИФ» самиздатом не пользуется, за этим тоже следим. Потом дальше. Зачем все журналы делать профессиональными? Если на Западе например, тот же Орсон Скотт Кард выпускает свой журнал и именно фэнзин, где он подбирает новых авторов, делает им опробацию и так далее, ну почему обязательно должны быть лишь профессиональные журналы? Лишь бы журнал был профессионально издан и была бы профессиональная редакция. Вы спрашивайте с Николаева не за уровень издания, не за полиграфию, а за уровень подхода к журналу. Понимаете?

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Вы так это говорите, будто кто-нибудь здесь ругал Николаева.

Б.МИЛОВИДОВ: Да дело в том, что никто его не ругал, но никто об этом ничего не сказал. Не надо его хвалить, надо говорить о деле.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Вы совершенно не отвечаете на вопрос, который мне кажется принципиальным: должен стремиться Андрей Николаев со своей редколлегией к тому, чтобы превратить «СИЗИФ» в прозин? Или не должен?

Б.МИЛОВИДОВ: Нет.

Б.СТРУГАЦКИЙ: Это замечательная точка зрения. А тогда скажите мне, чем вот этот вот журнал, третий номер «СИЗИФа», посвященный творчеству Рыбакова, если отвлечься от полиграфического исполнения, отличается от профи? Чем?

Б.МИЛОВИДОВ: Ничем.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Вот, по-моему, тоже.

С.ЛОГИНОВ: Принципиально отличается. Он предназначен для узких специалистов.

Б.МИЛОВИДОВ: Подходом. Потому что здесь позволено то, что ни один профи себе не позволит. Здесь позволена игра. Ни один профи себе этого не позволит никогда!

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Хороший профи позволит.

Б.МИЛОВИДОВ: А где вы найдете хороших профи в нашей стране?

Б.СТРУГАЦКИЙ: Где я ВООБЩЕ найду профессионалов? ГДЕ? [смех в зале]

С.ПЕРЕСЛЕГИН: Я хотел бы обратить внимание аудитории на одну деталь, которую по-моему, и фэны, авторы фэнзинов, и писатели упустили из виду. Дело в том, что очень многие фэнзины представляют собой, и, видимо, почти все фэнзины начинались, как игра. И вот этот момент, по-моему, абсолютно здесь игнорируется.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Почему, вот Миловидов сказал об этом. Правильно сказал.

С.ПЕРЕСЛЕГИН: Ведь на самом деле это чрезвычайно интересное дело. То есть люди просто собираются и превращают игру в подражание. Ну, сперва было подражание тем, кого не было, то есть реальным взрослым редакторам того журнала, о котором все мы давно мечтаем. Вот все ждут, ждут, а мы возьмем напишем, раз сделаем, напечатаем на машинке четыре экземпляра, готов фэнзин. Такой фэнзин даже наш клуб выпускал году этак в 84. А потом получилось вполне естественное дело. То есть для некоторых игра так и осталась игрой, а для кого стало серьезным. Соответственно встает вопрос: почему делаются фэнзины? Да просто потому, что в 99 случаях из каждых ста — это жутко нравится их редакторам и авторам. Им просто хочется этим заниматься. Их меньше всего интересует вопрос: будет ли этот журнал окупаться или не будет. Они это делают для собственного удовольствия. Должен ли такой фэнзин становиться прозином? Ответ: разумеется, каждая игра может дойти до той стадии, что она становится чем-то очень и очень серьезным. Обязательно ли это? Конечно, нет. Соответственно, я думаю, что фэнзины будут существовать очень и очень долгое время. Не потому даже, что у них есть масса читателей, а потому что у них есть масса авторов.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Спасибо. Так, Чертков.

А.ЧЕРТКОВ: Я хотел бы возразить очень многим здесь выступавшим, потому что как-то странно, но не прозвучало в полной мере о тех, кто делает эти журналы фэнзины и прозины. А именно о личности редактора. Любой журнал — это, прежде всего главный редактор, либо группа единомышленников, которые вместе делают материал, обрабатывают его и подают так, как они считают нужным. И вопрос о том хотят ли журналы перейти из фэнзинов в прозины, опять-таки упирается в личность главного редактора. Если для него это игра была, есть и остается, то он останется фэнзином. Если у него есть какие-то амбиции личные, если есть стремление как-то повлиять на фантастику и на литературную жизнь, он станет профессионалом. В данном случае, я считаю, что в лице Андрея Николаева мы имеем одну из ярчайших звезд нарождающейся советской НФ-журналистики, которой у нас не было. Мы можем пока назвать от силы всего лишь несколько имен редакторов отделов фантастики научно-популярных журналов, скажем, Бугрова, ныне покойного Подольного — это были личности, которые по сути сформировали всю наши фантастику, работая в журналах неспециализированных. Это были личности и они очень многое сделали. В конце концов для нас для всех и для фэнов, и для профессионалов. Но пришло новое время и настал период, когда старые редакторы, которые сложились в те годы и нашли точку приложения своих сил в жизни, эти редакторы либо уходят из жизни, либо уже немножко отстают от жизни — по разному бывает. Был период, когда не появлялось новых редакторов, толковых, сильных, интересных. Ну какой например Пухов редактор отдела фантастики? Для меня он не является редактором. Он не имеет элементарного литературного вкуса. Но вот именно эта волна появляющихся фэнзинов и прозинов паралелльных, а порой и переходящих друг в друга, для меня означает очень важную вещь: появление нового сообщества в НФ, в которое у нас почему-то входят только писатели, а на Западе входят и литагенты и художники и, в конце концов, редакторы. Мы называем американскую фантастику 50-х годов золотым веком и эрой не какого-то фантаста, типа Азимова, Бестера или Ван Вогта, а эрой Кэмпбелла почему-то. Эрой редактора, который сделал эту волну. Я считаю, что у нас такие волны просто на подходе сейчас. Потому что как бы ни было тяжело у нас в стране и с продуктам и со всем, но тем не менее будет выходить — пусть тиражи будут невысоки — журналы фантастики. Это вполне очевидно, мы к этому приходим. Тем не менее, найдутся люди, которые будут покупать наши журналы и фэнзины и прозины, и которые будут выбирать именно по критерию отношения к редактору. Лицо журнала, это прежде всего лицо редактора. Андрей Николаев как звезда НФ-редакторской работы возник отчасти стихийно, и до сих пор во многом является еще стихийной звездой, то есть ему во многом не хватает образования, во многом не хватает неких знаний, но который своим трудом, своим горбом доходит до вещей, до которых многие профессионалы многих профессиональных изданий не могут дойти до сих пор. Понимаете, — не понимают они этого! Андрей Николаев это уже понял, несмотря на свою позу, что, мол, я издаю фэнзин и остальное меня не волнует, — я думаю, что это все поза. Я думаю, что в скором времени мы будем иметь одного из редчайших в Союзе редакторов профессионального журнала фантастики — Андрея Николаева. Заметьте, что авторов сейчас много, а редакторов хороших — гораздо меньше.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Спасибо. Борис Владимирович, пожалуйста.

Б.РОМАНОВСКИЙ: Мне кажется здесь упускают один немаловажный вопрос: вопрос фатализма, неизбежности. Мне кажется, что те любительские журналы, которые сейчас есть и которые работают, неизбежно станут профессионалами. Просто неизбежно. Это происходит по двум причинам: во-первых, потому что нет профессиональных журналов. Нет их — кто-то этот ваккум займет. Кроме того, те два номера «СИЗИФа», что я прочитал[2] они уже сейчас практически профессиональные. То есть чего, собственно, ожидать? Ожидать возможности появления бумаги, больше ничего им не надо. Бумаги и возможности печатать — он уже на выходе, он уже вылупляется из яйца как профессиональный журнал. И спорить остаться ему фэнзином или не остаться — он даже если и захочет, то не сможет остаться любительским. Потому что сам редактор и редакция растут, улучшается их вкус, они не в вакууме, находятся близко к Семинару, который, в свою очередь, естественно оказывает на них очень воспитывающее влияние. Вот этот номер, где повесть Саши Щеголева и Марианны Алферовой… я не знаю, как редакция будет дальше выдерживать взятый уровень — но этот номер я считаю, сделан на очень высоком уровне. Ну, на очень высоком! Я не знаю сборников, которые бы имели такой подбор, как в этом журнале. Поэтому не стоит даже обсуждать — остаться любительским, не остаться. «СИЗИФ» совершенно естественным путем придет в профессионалы. И это не удержать. И это не один журнал, а несколько. Это просто поступательный ход истории и все.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Спасибо. Пожалуйста…

С.БЕРЕЖНОЙ: Я хотел бы постараться ответить на вопрос, заданный Борисом Натановичем, о влиянии фэнзинов на, собственно, писателей, и влиянии писателей на фэнзины. То есть, что они смогут сделать друг для друга. Фэнзин, который начал в 26 году издавать Хьюго Гернсбек выходил, по-моему, тиражом менее пяти тысяч — он не мог выходить большим тиражом в тех условиях. Этот фэнзин имел последствия, которые не могли быть предусмотрены ни самим Гернсбеком, ни кем либо еще. Во всяком случае развитие фантастики в Америке, начало которому положил именно фэнзин Гернсбека, имело колоссальные последствия, в частности быстрое научно-техническое развитие Америки. Это вариант прогрессивного влияния. Есть пример регрессивного влияния фэнзинов. В пятидесятые годы, когда нарастало недовольство молодых американских и английских фантастов существующими рамками жанра, и когда зрела новая волна в англо-американской фантастике, фэнзины играли роль регрессивною. Редакторы существоваших тогда журналов — я опираюсь на воспоминания Харлана Эллисона — они очень во многом ориентировались на вкус именно фэн-критиков и фэнзинов. А взгляды эти были ортодоксальны до невозможности, любые жанровые границы воспринимались, как аксиома и слом их карался жесточайше. Так, выход романа Фармера «Любовники», если не ошибаюсь в 53 году, получил колоссально разгромную прессу именно в фэнзинах, после чего тема секса в Нф погибла практически до середины 60-х годов, а роман Фармера не переиздавался массовым тиражом до конца 70-х. И прогрессивную роль здесь сыграло именно умение Майкла Муркока, как редактора фантастического журнала отказаться от прислушивания к этим фэн-критикам. То есть он игнорировал эти массовые протесты и публиковал то, что было нужно ему. Это к вопросу о роли редактора и так далее. Вот пожалуйста, собственно, два примера влияния фэнзинов на литературный процесс.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Но не у нас.

С.БЕРЕЖНОЙ: К сожалению, наших примеров нет — на данный момент. Пока что, к сожалению, реальных результатов, профессиональных, я не видел от фэнзинов, за исключением, может быть, того, что растут редакторы. Что касается Андрея Николаева и «СИЗИФа», я хотел бы сказать именно конкретные мои притензии к его редакторской манере. Я ему неоднократно говорил — это для него откровением не будет. Собственно, на мой взгляд, значительным недостатком его редакторской манеры является то, что материалы в журнале он ставит без достаточной смазки, я бы так сказал. Ярче всего это проявилось в номере, посвященном творчеству Вячеслава Михайловича Рыбакова. Вступление. Небольшая статья Романа Арбитмана, написанная достаточно демократично. Сразу после этого идет статья Рыбакова «Этика всегда и фантастика сегодня» написанная на очень высоком интеллектуальном уровне, о который читатель бьется лбом, как об стену. Собственно, я полагаю, что это производит на многих читателей ошарашивающее впечатление и, честно говоря, эта вот неоднородность материала, она порождает неудовольствие. Может быть, внутреннее, может быть, неосознанное, но неудовольствие. То же самое касается дальнейших материалов этого номера — вот эти вот скачки, ступеньки то вверх, то вниз, они производят достаточно плохое впечатление. Этим отличается редакторская манера Андрея Николаева, кстати, и в предыдущих номерах. Это индивидуальная манера, он имеет полное право на редактирование таким образом, каким ему это нравится, но на мой взгляд, это недостаток. Потому что это ограничивает круг читателей. Все-таки при более мягкой манере редактирования, когда материалы сглаживаются, между ними вставляются связующие фрагменты редакторские, которые облегчают переход к следующему материалу — это делает журнал менее трудным для восприятия. Это все, что я хотел сказать. Спасибо.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Спасибо. Пожалуйста.

М.ШАВШИН: Я хотел бы поддержать Андрея Черткова, напомнить мысль, проскользнувшую в докладе у Логинова и напомнить уважаемой аудитории доклад Шелухина на первом семинаре по фэн-прессе, когда он делал доклад о фэнзинах на примере американских журналов. В Америке достаточно высокая полиграфия для того чтобы уничтожить фэнзины как класс. Но дело в том, что тот же Шелухин сказал, что фэнзины выполняют очень важную задачу, что вся пресса в США делится на два класса: малая пресса и большая пресса. Так вот, прежде чем попасть в большую прессу любой автор должен пройти школу фэнзина, чтобы стать профессионалом. Андрей Николаев мне сказал, что несмотря на то, что он собирается делать профессиональный журнал, он хочет сохранить за собой и фэнзин — что вполне логично. Потому что профессиональный редактор Николаев никогда не напечатает. Существует, наверное, определенный редакторский уровень — то, что он мог бы напечатать в фэнзине. Кстати, у Бориса Натановича на прошлом заседании Семинара прозвучала историческая фраза: «Это для фэнзина годится».

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Это не историческая фраза, это просто характеристика какого-то конкретного произведения.

М.ШАВШИН: И уровня, наверное.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: И среднего уровня современных фэнзинов, скажем так. Может быть в николаевский фэнзин это и не годится уже. Может быть Николаев скажет: «Вы знаете, у меня таких рукописей два чемодана».

М.ШАВШИН: Редакторы фэнзинов взваливают на свои плечи довольно благородную задачу: воспитывать как-то и отбирать тех авторов, у которых есть потенции.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Да, конечно. Понятно.

С.ЛОГИНОВ: Заключительное слово, как докладчик. Дело в том, что во всех разговорах о том, что куда, мол, «СИЗИФ» денется — он станет профессиональным журналом, наверное, не заметили самого главного момента. Дело в том, что Андрей Николаев ответственный секретарь журнала «Магистр». То есть, если бумага будет, то Андрей будет издавать профессиональный журнал. Мало того, многие материалы в «Магистре» идут прямиком из «СИЗИФа». Будет в первом номере повесть Марианны Алферовой. И даже обсуждение этой повести на Семинаре. Будет повесть Тюрина во втором номере. Обсуждения на Семинаре не будет. Если фэнзин может себе позволить давать обсуждения сколько хочешь, то прозин себе этого позволить не может. Вот почему фэнзин будет существовать. Простите пожалуйста, Слава Рыбаков никогда бы не отдал ранних своих рассказов в профессиональный журнал. Сюда он их дает, а для фэнов это НУЖНО. Понимаете? Это им полезно, в конце концов, им это ИНТЕРЕСНО. Это еще одно оправдание для существования именно фэнзина наряду с прозинами. А лучшие материалы из фэнзинов в прозинах будут, куда ж они денутся.

А.ЩЕГОЛЕВ: Можно вопрос, как к редактору журнала «Магистр»? Будет ли ссылка на журнал «СИЗИФ» и буквочка «с» в кружочке?

С.ЛОГИНОВ: [смеется] В «СИЗИФе» не напечатано, что ссылка обязательна. Но поскольку редакции двух журналов перекрываются на 90 %, то я думаю, что споров между редакциями не будет.

С.СОЛОВЬЕВ: Я в значительной мере скептик. Мне кажется, что будет интересно встретиться по поводу «СИЗИФа» и фэнзинов ровно через год и посмотреть, что из всего этого выйдет.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Ну что ж, хорошее предложение. Давайте закругляться. Я, во-первых, хочу поблагодарить Святослава Логинова за очень обстоятельное сообщение. Я услышал очень много нового, хотя мне регулярно присылают со всех сторон журналы, но вот систематического впечатления у меня до сих пор не было. Теперь оно у меня есть, спасибо, Слава. Я благодарен всем, здесь выступавшим. Было высказано достаточно много ценных мыслей, хотя эти мысли иногда и противостояли друг другу, — это неудивительно. У меня такое впечатление, что мы, здесь присутствующие, даже все вместе еще не знаем истины. Я бы, например, не взялся бы сейчас подвести такое… резюме, в котором были бы расставлены все акценты, были бы сформулированы теоремы, более не требующие доказательств — я сам этого не знаю. Я знаю только, что во всех цивилизованных странах паралелльно существуют и прекрасные, весьма популярные, прозины и прекрасные, не менее популярные по-своему, фэнзины. То есть с появлением возможности книгопечатанья, потребность в фэнзинах не исчезает, вот что замечательно. Это такая форма жизни — если угодно — в литературе, которая нужна видимо и читателям, и начинающим писателям, и просто вот этим странным существам, которые носят общее собирательное название «фэны». Я-то ставил вопрос по-другому: должен ли фэнзин стремиться стать прозином вот как ставил я вопрос. Должны ли мы все рассматривать прозин, как некое идеальное существование, конечное и загробное, так сказать, существование фэнзина? Или мы должны относиться к каждому фэнзину, совершенно спокойно, принимая его таким, каким он является в данный момент? И ничего нового, никакого прогресса от него не требовать? Вот какой вопрос я ставил. Ответы были самые разные, и я не знаю какой ответ правильный. Я думаю, что даже когда у нас станет легче печатать красивые журналы в пестрых глянцевых обложках, у нас фэннзинов просто станет больше, но они никуда не исчезнут. Они будут красивые, они будут пестрые, но они будут набиты той литературой, которую мы, профессионалы, считаем литературой второго и даже третьего сорта. Потому что в этом есть, видимо, потребность. И у самопальных издателей и у достаточно широкого круга читателей. И ничего дурного на самом деле в этом нет — это хорошо. Я не получил, конечно, ответа на вопрос, кто кому чем может быть полезен. Я плохо представляю себе это по-прежнему, хотя всей душой готов помогать фэнзинам всем, что от меня зависит. Я представляю себе, что фэнзины действительно могут быть школой начинающего литератора. Начальной школой, первые три класса можно, вероятно, пройти в фэнзине. Хотя, по-моему, человек, который пристроится в фэнзине, рискует перестать расти. Я повторяю — фэнзин, при всей своей демократичности, обладает все-таки безусловной способностью консервировать невысокий вкус. И если человек, начинающий писатель, окажется при «СИЗИФе», его дело обстоит недурно — у него сохраняется шанс на рост. Потому что Андрей в какой-то момент перестанет принимать у него рукописи, сказав ему естественную фразу: «Голубчик, вот эти последние рассказы, что ты принес, я это все у тебя уже читал. Мы уже опубликовали такой твой рассказ, пиши что-то новое». То есть, иначе говоря — расти над собой, как выражался остроумно наш дорогой докладчик. И начинающий автор будет вынужден либо расти над собой, чтобы печататься у Николаева, либо должен будет перейти в распоряжение другого фэнзина. Но вот большинство фэнзинов, как мне кажется, все-таки призваны удовлетворять достаточно низкий литературный вкус и достаточно низкие эстетические потребности. С одной стороны это хорошо, потому что всем сестрам должно быть выдано по серьгам, — литература, как и любое другое проявление общественной жизни должна быть демократичной. Но с другой стороны опасность консервации, торможения остается. Если говорить конкретно о «СИЗИФе», то на мой взгляд, есть несколько журналов, которые называются сейчас фэнзинами, но содержание коих, на мой взгляд, ничем не уступает профессиональному журналу фантастики. Одним из таких журналов, несомненно, является «СИЗИФ». Причем я бы сказал, что «СИЗИФ» является единственным из тех журналов, что я имею в виду, который печатает не только литературную критику, но и собственно литературу. Разговор о том, что публикующиеся здесь материалы — не все, но некоторые — якобы могут представлять интерес только для узкого круга читателей, мне кажутся неубедительными, потому что любой профессиональный журнал фантастики, хотим мы этого или не хотим, все-таки будет предназначаться для сравнительно узкого круга читателей. И уж во всяком случае — не для всех читателей, ибо, как мы прекрасно знаем из статистических исследований, добрая половина читателей вообще не переносит фантастику на дух. Так что ограничение, некоторое сужение интересов неизбежно не только для фэнзинов, но и для прозинов. С другой стороны, высказанные здесь соображения о том, что материалы расположены в «СИЗИФе», как было сказано «без смазки», недостаточно гладко, и читатель якобы легко преодолев один материал в следующий материал упирается, как в каменную стену, потому что этот материал, так сказать, элитарный, — эти рассуждения кажутся мне с одной стороны совершенно справедливыми, а с другой стороны совершенно неубедительными. Это, как справедливо было отмечено, есть стиль данного главного редактора. Вот Андрей Николаев. Он видит свой журнал именно таким. И именно такие чувства должен испытывать читатель его журнала: вот тут он легко проскочил, а здесь уперся и надо работать головой. Николаеву это нравится. Потому что ведь есть нечто общее между редактором журнала и писателем. И тот и другой должен искать этакий путь между Сциллой и Харибдой. Сциллой всеядности и Харибдой высокой элитарности. У одних людей этот путь выглядит так, а у других этак. Если идти по предложенному Сергеем Бережным пути, то тогда все писатели должны были бы норовить писать полегче, позабойнее, не отвлекаясь на рассуждения, не думая о человеческих взаимоотношениях. Да — такая литература существует, и существуют писатели, которые считают, что писать надо именно так. Но существуют и писатели, которые пишут иначе. Скажем, Рыбаков относится к тем людям, которые вовсе не боятся пропустить одну главу романа, так сказать, по легкой смазке какого-то полубоевика, а потом столкнуть читателя с проблемой человеческой или с интеллектуальной. Это манера Рыбакова. И когда человек со вкусом, редактор Николаев, создает номер по Рыбакову, я не знаю сознательно или подсознательно, он именно эту рыбаковскую манеру и передает в конструкции самого журнала. Так что тут все это не случайно. Это не есть эстетический просчет Николаева, это ни в коем случаем нельзя назвать его недостатком понимания, чего хочет читатель. Николаев создает журнал о Рыбакове — и это именно рыбаковский журнал. А когда он создаст материал о каком-либо другом писателе, там будет, вероятно, другая расстановка материала, другой подход. Тут кто-то сказал, что Николаев редактор божьей милостью. Я, прочитав три номера «СИЗИФа», начинаю убеждаться, что так оно и есть. Я думаю, что путь «СИЗИФа» в прозины — это путь неотвратимый. Он уже стал прозином, отличаясь от прозина исключительно оформлением. Больше он ничем не отличается.

ГОЛОС: А гонорары? [смех в зале].

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Ну, тут одно с другим связано. Я вообще-то должен вам сказать, что меня удивляет, что в нашу эпоху вольного книгопечатания все-таки ни одного фантастического журнала, обратите внимания, так и не появилось. Уже вышли десятки сборников, таких полусамопальных, фантастики. Уже вышли журналы, скажем авантюрно-приключенческого плана, а вот журнала фантастики до сих пор нет. И даже мощнейший концерн Бабенко под названием «Текст», который выпустил, уже, по-моему, тридцать книжек, все-таки на журнал он так и не решился, не сумел его выпустить. Я уж не говорю о нашем, замученном, так сказать, еще до рождения, альманахе «МИФ», первый номер которого должен был выйти в марте этого года, но который не выйдет, вероятно, вообще в этом году. Хотя вольное книгопечатание и наступило — но что-то с журналом не получается. Вот и у Логинова тоже ничего не выходит. Так что, в общем, еще неизвестно, кто первым выпустит прозин в СССР, может даже и Николаев, кто знает. Во всяком случае, я желаю ему всех и всяческих успехов, благодарю его за титанический труд, и его, конечно, и всю редколлегию. По-прежнему я готов помочь этому, в частности, журналу всем, что находится в сфере моих возможностей, ну и на этом мы, наверное, закончим сегодня.

Примечания

1

# 3 (11) — ред.

2

# 2, 3 — ред.

Оглавление